Все лорды Камелота

Глава 3

Массивные тесовые вороты, окованные железными полосами, захлопнулись, едва отступающий Мавр оказался на территории бастиды, и, приняв гулкий удар раскрашенной толпы, вздрогнули, но остались стоять нерушимо. Четыре тяжеленных засова, вставленных расторопными стражниками в железные скобы, могли некоторое время сдерживать ярость атакующих, но, видя, с каким остервенением эта плохо вооруженная братия рвется в бой, я бы не стал делать на них большую ставку. Уж о чем, о чем, а о боевых качествах кельтов я знал не понаслышке. Неспособные к ведению правильных и регулярных военных действий, с презрением отвергающие тактические хитрости, они демонстрировали великолепную выучку и отвагу, когда дело касалось рукопашной схватки.

– Горим – не горим? – возбужденно поинтересовался Лис, уже спешившийся и теперь поудобнее перетягивающий ремень колчана.

Я втянул воздух. В нем действительно чувствовался запах нефтяного чада. Кажется, до сих пор попыток забрасывать противника горшками с горючей смесью, знаменитым греческим огнем, здешние жители не предпринимали. Должно быть, считали ниже своего достоинства.

– Да нет, все нормально, – усмехнулся я, разглядев взметнувшийся над верхней площадкой квадратной каменной башни бастиды длинный язык пламени. – Это сигнал в Кэрфортин.

– И что дальше? – спросил Лис, изгибая лук и сквозь мрачный зрачок бойницы спуская с тетивы первую стрелу. – Можно ждать подмоги или как?

– Вероятнее всего, «или как». Бастида поставлена для того, чтобы предотвратить внезапное нападение на основные укрепления. С этой ролью, как видишь, она справилась. А посылать сюда подмогу, тем более ночью, – оч-чень сомневаюсь.

Между тем боевая ярость едва видимого в ночной мгле противника продолжала нарастать. Камни и дротики, колотившие по воротам, словно град по пустой бочке, все чаще находили себе жертвы.

– Такими темпами мы рискуем не дожить до утра, – пробормотал Лис, и в тот же миг копейщик, прикрывавший щитом узкую прорезь бойницы в те секунды, когда мой напарник тянулся за новыми стрелами, чуть замешкался и, схватившись за горло, начал заваливаться набок. – Убит, – склонившись над ним, констатировал Лис.

– Выцелили, – сквозь зубы процедил я, загораживая своим щитом гибельный просвет в каменной кладке. Спустя миг еще два дротика вонзились в его лазоревое поле. Уж если каледонцы начинали метать дротики, делали они это с душой.

– На стены! – раздался командный окрик начальника гарнизона.

Приказ был отдан весьма своевременно, поскольку над толстыми заточенными бревнами, венчавшими сложенную из скального камня куртину, одна за другой начали появляться раскрашенные фигуры штурмующих. Несильные в осадном искусстве, они применяли способ простой, но в подобных условиях вполне действенный: вонзив в бревна палисада как можно больше дротиков, они, пользуясь темнотой, собирались у стены и, составив пирамиду, забрасывали на импровизированный турник бойца за бойцом.

Дальнейший путь для этих ночных демонов был так же легок и незатейлив, как прогулка по парку. Схватка на стене вскипела с той стремительной яростью, с какой вырывается из опостылевшего кувшина джинн в персидских сказках. Брабасоны и бургундцы в кожаных куртках, усиленных нашитыми железными кольцами, и кельты, встречавшие врага голой грудью, считая полученные раны высочайшим признаком доблести, рубились молча, в немом остервенении рыча сквозь стиснутые зубы и спеша на последнем вдохе вонзить клыки в тело победителя. Ярость одних была равна несгибаемости вторых, и я, со своим великим мечом, сеявшим гибель направо и налево, пожалуй, был отнюдь не лучшим среди участников боя.

И все же, какую бы стойкость ни демонстрировали воины гарнизона, прекрасно сознававшие, что попадать живыми в руки каледонцев – вероятно, худшая из возможных участей, исход схватки был почти предрешен. Скотты теснили нас к башне, и каждый шаг назад стоил изрядной крови и нам и им.

Но сколько их было, этого не ведал никто. Все новые и новые воины одним движением перемахивали через частокол и, спрыгнув со стены во двор, присоединялись к нападающим. В пылу боя я потерял из виду Лиса и в душе молил бога, чтобы доспех, сработанный, как и мой, в лаборатории Института, помог ему выбраться живым из этого ада.

– Бран! – несся над ущельем воинственный клич атакующих.

Да, победа их была почти предрешена, но это самое «почти»… То, что произошло в следующий момент, повергло в шок меня, да, похоже, и всех оставшихся в живых воинов гарнизона. Но то впечатление, которое произошедшее произвело на каледонцев, было просто неописуемо. Ночная тьма наполнилась уханьем, рокотом, нечеловеческим хохотом, леденящим душу завыванием оголодавших оборотней. Казалось, вся преисподняя в полном составе, бросив котлы с недоваренными грешниками, выбралась полюбоваться своими потенциальными клиентами. Если бы вдруг по Чевиотским горам прокатилась волна цунами, и она бы, пожалуй, не смогла быстрее смести размалеванных воинов со стен едва державшейся бастиды.

– Капитан, шо это было? – с радостью услышал я недоумевающий голос Лиса. – Шо-то я не понял последнего маневра. Кому это мы тут спать помешали?

– Не знаю, – честно признался я, закрывая уши ладонями, чтобы не слышать ужасающей какофонии, разносящейся над ущельем.

– Надо же, и такое бывает! – восхитился мой напарник. – Не, однако этот панк-рок мне положительно нравится. Особенно если учесть, шо эти чертовы колдунцы своими дубинами мне чуть все ребра не растрощили. Ну шо, командир? Блин, как же оно болит! Как ты считаешь, может, сейчас самое время поздороваться с местным начальством?

Я обвел глазами поле боя, засыпанное телами убитых и раненых. Ночь стирала различия между недавними врагами, и оттого картина внезапно наступившего затишья казалась еще более устрашающей.

– Сэр Торвальд, – раздалось за моей спиной.

Я обернулся. У распахнутой двери бастиды, прижимая окровавленную ладонь к голове, стоял юноша лет восемнадцати в добротной кольчуге, опоясанный широким боевым поясом.

– Я Кархэйн, оруженосец сэра Богера Разумного. Простите, я сэр Кархейн. Мой господин только что посвятил меня в рыцари. Сэр Богер просил передать вам, что умирает и вряд ли доживет до рассвета. Он просит вас подняться к нему.

– Я иду, – кивнул я. – Да, сэр Кархейн, велите позаботиться о раненых и сосчитать потери.

– Конечно, сэр. – Юный рыцарь сделал жест одному из воинов выполнять приказ и, поклонившись, попросил меня следовать за ним.

Признаться, я не заметил, когда рядом со мной оказался Лис, но он на правах моего комита – не то оруженосца, не то телохранителя – имел на то вполне законные основания.

– Капитан, как ты думаешь, местные аборигены после этакой психической атаки оставят нас в покое или поутру решат поинтересоваться, что здесь за нечисть колобродит?

– Вероятно, на рассвете надо ждать очередной штурм.

– Вот и мне так почему-то кажется. Тогда ты, как поставленный Ллевелином начальник всего этого безобразия, надеюсь, не будешь возражать, если я тут пошерстю по сусекам? Надо прикинуть, чем поутру отплевываться будем.

– Давай действуй, – коротко кинул я.

– Вот за шо я тебя, Капитан, ценю, так это за поддержку разумной творческой инициативы. Все, – ухмыльнулся он, вытирая пот со лба, – не буду мешать рыцарственной беседе.

На второй этаж, где, по словам юного рыцаря, лежал умирающий сэр Богер, вела приставная лестница, в случае опасности убиравшаяся в прорезанный между толстых потолочных балок люк. Командир гарнизона, еще молодой мужчина, с обширной лысиной, поросшей кое-где редкими пучками волос, лежал на покрытом медвежьей шкурой деревянном топчане, положив одну руку на эфес меча и прижимая вторую к кровавому пятну на белой льняной рубахе.

– Я привел его, сэр Богер, – негромко сказал Кархейн.

– Сэр Торвальд, – прошептал раненый, открывая редкозубый рот, – прошу вас, приблизьтесь. Мне тяжело говорить, ибо последние капли жизни моей утекают в море вечности.

Судя по расположению раны, командир гарнизона говорил правду. Однако ни смертный час, ни боль не могли свернуть его с приличествующего доброму рыцарю куртуазного тона.

– Черная мгла стоит перед моими очами, – продолжал сэр Богер, – и в этой мгле я уже слышу шаги безглазой воительницы, поражающей всякого, рожденного под небесным сводом.

– Не тратьте силы, мой друг. – Я поспешил присесть возле умирающего. – Вы хотели меня видеть?

– Увы, велико мое горе! – простонал он. – Ибо перед смертью своей не суждено мне узреть вас. Мир темен передо мной… – Рыцарь отнял руку от груди и протянул ее в моем направлении. – Возьмите мою руку, и я умру счастливым, ибо какая участь может быть выше признания столь достойного рыцаря!

– Сэр, быть может, вам нужен священник, – начал было я, но осекся, понимая, что во всей округе, пожалуй, не сыщется даже захудалого монаха.

– Пустое. В моем мече заключена часть зуба блаженнейшей Марии Магдалины, и я верю, что, памятуя мое почитание сей святыни, апостол Петр впустит меня в Царствие Божие.

Я глядел на рыцаря, на торчащий из раны обломок дротика, на часто вздымающуюся грудь, понимал, что ему остались считанные минуты, и в то же время тихо радовался, что мой неугомонный напарник занят ревизией поступившего в наше распоряжение имущества. Уж он бы не преминул высказать свое авторитетное мнение по поводу священной стоматологии.

– Слушайте меня, сэр Торвальд, – продолжал раненый, – передайте герцогу Ллевелину, что я виновен, ибо позволил мятежникам незамеченными подобраться к бастиде. Эти дикари прячутся меж камней точно змеи. – Он замолчал, широко открытым ртом хватая воздух. – Передайте, что я честно сражался… – Он вновь умолк.

– Сэр Богер, – спросил я, не отпуская руки рыцаря, – скажите мне, что это были за звуки, кои спасли нам жизнь?

– Органон, – почти прошептал умирающий и, собравшись с силами, позвал своего недавнего оруженосца. – Кархэйн, окажи мне последнюю услугу.

– Я слушаю вас, сэр. – Стоящий за моим плечом юноша склонился над своим господином.

– Выдерни обломок из раны.

– Но это убьет вас!

– Вот и славно. Я и так слишком долго задержался между мирами. Делай, что тебе велят!

– Повинуюсь вам, сэр, – тихо промолвил рыцарь и, ухватив сломанное древко дротика у самой раны, резким рывком вырвал из его груди железное жало.

– Мария Дева, – шевельнулись губы сэра Богера, и рука, из последних сил поднятая им, безвольно упала на пол.

– Умер. – Я повернулся к своему рыцарственному собрату, стаскивая с головы железный колпак шлема.

– Эй, Капитан! – прорезался в моей голове неуместно радостный голос Лиса. – Я понял, почему эти лица скоттской национальности ломились сюда шо те хохлы в пивной ларек. У них тут нехилая заначка верескового меда[3]! Бочек десять.

– Сережа, сэр Богер умер.

– Да? – Рейнар замялся. – Нехорошо, конечно, получилось. Однако, думаю, стоит помянуть его из здешних запасов. Полагаю, он бы одобрил.

Я собрался было что-то ответить моему другу, но тут в люке показалась голова того самого воина, которому Кархэйн поручил счет потерь и заботу о раненых.

– Готово, господа рыцари, – бросил он, взглядом спрашивая разрешения подняться в зал.

– Докладывай, – скомандовал ему я, и коренастый и основательный валлиец, быстро забравшись вверх по лестнице, очутился перед нами целиком.

– С вашего позволения, господа, – начал он. – Три десятка да еще полдесятка наших начисто полегли. Еще десяток, да десяток без двух совсем плохи были. Я им помог. – Валлиец положил руку на висевший у пояса украшенный моржовым клыком кинжал. Я невольно вздрогнул, представляя себе эту помощь, но говорившего, похоже, подобные издержки ремесла ничуть не смущали. – Десяток, да еще четыре, – он поднял вверх указанное количество пальцев, – ранены, но еще держатся.

Памятуя о неумолимом кинжале валлийца, я осознал, что в число этих четырнадцати вполне могут входить и те, кто, как и мы с Лисом, отделался ушибами и царапинами, и те, чья душа еще просто не определилась, через какую дырку в теле вылетать к небесам.

– Стало быть, вот, – флегматично завершил свой доклад старый воин.

– Еще семеро осталось лежать за воротами, – хмуро добавил я.

– Сэр Богер, – негромко напомнил Кархэйн.

– Да, теперь еще и он. Сколько всего воинов было в крепости?

– Шесть дюжин да мы с господином. Три дюжины пришли с вами.

– Стало быть, – я принялся суммировать названные цифры, – мы с тобой, Рейнар, две дюжины бойцов, да чертова дюжина с одним из тех, кто еще на что-то годен. Не густо. Если утром мятежники снова пойдут на приступ, нам несладко придется.

– Слушай, Капитан, – вновь раздался на канале голос Лиса, все это время державшегося на связи, – у меня есть гениальный план, полный элегантности и самоотречения. Надеюсь, ты это оценишь, когда будешь писать отчет о проделанной работе. Давай выкатим крашеным горцам пару-тройку бочек вересковки. Они ужрутся так, шо красно-синий цвет лица станет для них натуральным, а те, кто не ужрется, поубивают друг друга от безысходной тоски и острой алкогольной недостаточности. А мы тем временем валим отсюда тыгыдымским аллюром, ибо чего ради здесь торчать, лично мне абсолютно непонятно.

– Лис, боюсь, двух-трех бочек на эту ораву не хватит, – усомнился я. – Если здесь обещанная Ллевелином армия Горры, то это никак не меньше двадцати тысяч воинов. Но даже если перед нами всего лишь передовой отряд, то и на них меда не хватит. Ну а только пойдет слух, что у бастиды поят даром, – к завтрашнему вечеру здесь будет все мужское население Каледонии, включая стариков и подростков.

– Ну ладно-ладно, уболтал! Выставим пять бочек! Хотя это уже транжирство и прямая растрата казенного имущества. Пока население будет сбегаться, мы уже окажемся за Адриановым валом.

– Сэр Торвальд. – Не слышавший нашей оживленной беседы Кархэйн уже скомандовал своему помощнику выставить стражу на стенах и осмотреть крепление засовов на воротах и теперь, дождавшись, когда мы остались одни, обратился ко мне: – Положение весьма затруднительно, однако в нашем распоряжении имеется органон, свидетелем действия которого вы были, и «адское жерло».

– Что? – непонимающе спросил я.

– О, – улыбнувшийся сэр Кархэйн бросил взгляд на мертвого рыцаря, – мой покойный господин не зря носил сеньяль Разумный. Ему удалось здесь обнаружить давно забытые боевые устройства, которыми во времена Империи легионеры держали в страхе окрестный сброд. Пойдемте, пойдемте скорее, я вам все покажу.

– Ух ты! – Лис, очевидно, осознавший, что в нашей несокрушимой твердыне еще остались неисследованные уголки, устремился к нам. – Шо там у вас еще за лекция о кильте кельта и культе кольта? Я тоже хочу посмотреть на задницу Вельзевула и прочие его органоны.

Едва успели слова напарника отзвучать в моей голове, как он и сам появился на нашем этаже с безапелляционным:

– Короче, бардак во дворе полный. Я распорядился сбрасывать убитых каледонцев со стены с таким расчетом, чтоб, падая, они ломали дротики. А то скотты поутру к нам в бастиду, шо по бульвару, загуляют.

– О, сэр Рейнар, – почтительно приветствовал юноша.

– Да ну, к чему условности! Оставим сэров сэрам. Можно попросту, без чинов – энц Рейнар л’Арсо де Гайрен д’Орбиньяк. Да, кстати, дружище! Я тут хотел у тебя спросить: то, что ночью пыхтело, это не органон случайно? Уж больно звук похож.

Я метнул на друга негодующий взгляд.

– Вы знаете об органоне? – с нескрываемым удивлением расширил глаза Кархэйн.

– Тю?! Да у нас на родине такой штуковиной ворон от полей отгоняют.

– Империя, – восторженно прошептал наш новый боевой товарищ.

– Кстати, Капитан, к слову: ты можешь объяснить мне, шо это за штуковина?

– Сейчас увидим, – заверил я. – Судя по названию, это такой духовой инструмент.

– Знавал я один духовой инструмент. Им, если помнишь, Шерлоку Холмсу чуть было башку не разнесли.

Кархэйн не обманул. Стоило нам подняться этажом выше, под самую боевую галерею бастиды, и мы увидели сооружение, способное вызвать душевный трепет последователя премудрого Архимеда. Хитроумная система колес была связана с кузнечными мехами, такими большими, что, вероятно, некогда они принадлежали самому Виланду[4] – отцу мечей. От мехов к стенам отходило множество труб разной толщины и конфигурации, бесследно исчезавших в скальном граните постройки.

– Вот он, органон, – гордо произнес Кархэйн, словно представляя нам своего закадычного друга. – Кельты отважные бойцы, – пояснил молодой рыцарь, – но весьма боятся злых духов, бродящих по земле в ночное время. Когда-то римляне подметили эту черту своих врагов и стали сооружать такие органоны.

Юноша подошел к колесу и с некоторой натугой начал вращать его. Зубчатая передача сдвинула остальные колеса с места, и меха стали подниматься словно сами собой, вздымая вверх тяжелые каменные пластины прикрепленного сверху груза. Наконец они раздулись, в механизме что-то щелкнуло, и воздух со свистом устремился в невероятно огромный просмоленный кожаный мешок, до того безжизненно лежавший на полу. Каменный груз тянул меха вниз, выдавливая остатки воздуха. Затем все повторилось снова, и так еще несколько раз, пока надувшийся мешок не занял половину зала.

– Теперь слушайте. – Кархэйн устремился к мешку и повернул ему одному известный ворот. Окрестные скалы опять завыли, заголосили, захохотали сумасшедшим хохотом, несомненно, усиливая эффект, произведенный незадолго до того.

– Капитан, шоб я так жил! Я понял, шо это такое. Это же волынка! Обычная шотландская волынка. Римляне срисовали ее у бедных скоттов и довели, сам видишь, до чего.

– Я думаю, все было наоборот. Скорее всего скотты обнаружили в развалинах бастид этот прибор для вызова духов, ну и смастерили себе нечто подобное с той же целью.

– Но это еще не все, – гордо заявил юноша, принимая наше молчание за знак одобрения. – Если сие оружие может лишь отпугнуть дикарей в ночное время, то «адское жерло» воистину способно разить врага не хуже, чем молнии древних богов. Эй, Гир! – Кархэйн кликнул давешнего валлийца, уже вернувшегося и дежурившего у тела погибшего рыцаря в ожидании распоряжений. – Иди сюда, помоги мне переставить меха на «адское жерло».

Валлиец, вероятно, не раз уже проделывавший подобную операцию, споро принялся за дело, с натугой отсоединяя кожаный мешок и свинцовые трубки от нагнетателя.

– На вот, крепи. – Новоиспеченный рыцарь указал своему помощнику на лежащую поодаль емкость для сжатого воздуха диаметром поменьше и стал что-то прилаживать к трубе, торчавшей из потолка. – Слушай меня, Гир, – скомандовал он, закончив свое дело. – Мы идем наверх, к «адскому жерлу», а ты надувай бурдюк. Когда я скомандую, откроешь затвор.

– Я все понял, сэр, – почтительно поклонился валлиец.

По своему внешнему виду «адское жерло» более всего напоминало легкую корабельную пушку конца ХIХ века. Правда, ствол ее, скованный из отдельных железных полос и обхваченный множеством толстых обручей, оставлял желать лучшего, но в целом орудие производило весьма внушительное впечатление.

– Подождем до утра, – глядя на начавшее светлеть небо, сказал Кархэйн. – До рассвета они не нападут.

– Вероятно, ты прав, – кивнул я.

– Одно плохо, – продолжал молодой рыцарь. – «Адское жерло» невозможно повернуть, оно поражает лишь дорогу, выходящую из ущелья. К тому же, – он печально вздохнул, – у нас к нему есть лишь пять зарядов.

– И скорострельность маловата, – глядя вниз с башни, добавил Лис. – Хотя, уж какая тут к, бениной бабушке, скорострельность! Торвальд, может, мы их все же медовухой попотчуем? Потому как если после пятого выстрела этой бандуры войско не разбежится, боюсь, они ее затолкают нам… ну, ты догадываешься куда. Сам посуди: стрел у нас осталось – пшик; бойцов – раз-два и обчелся; смолы – разве что с бурдюков наскоблить. Масла нет, воды чуть-чуть, камней – и тех как кот наплакал. Держаться нечем, а помирать здесь за ради ваших любителей древностей мне отчего-то совсем не улыбается. Дома меня не поймут. Так что давай попробуем с медовухой. Так уж и быть, бери все, – Лис набрал в легкие воздуха, делая в уме какие-то сложные подсчеты, – восемь бочек.

Я рассеянно слушал речь старого друга, вглядываясь туда, где за неприступными крепостными валами, должно быть, так же ждал рассвета отважный герцог Ллевелин и со смешанным чувством внимал радостному щебету первой проснувшейся на равнине птахе.

– Подумай, – не унимался Рейнар. – Медовуха – это наш троянский конь, только навыворот. Так сказать, образчик нашего пламенного радушия.

– Что? Что ты сказал? – Я резко повернулся.

– Выкатить медовуху…

– Да не то! Потом!

– Пламенное радушие…

– Именно! Лис, ты умница! Так. Разводи костры. Все, что может гореть, – в огонь. Не будет дров, бросай в огонь скоттов. Возьми самые большие чаны, какие только найдешь, лей в них вересковый мед и доводи до кипения.

– Ты чего, Капитан, башкой повредился?! Какого рожна! Он же испортится!

– Ничего, зато мы целее будем.

Скотты и союзные им пикты, в общем, вся каледонская рать, не обманули наших ожиданий. Их толпы двинулись на бастиду, едва взошло солнце.

– Блин! И все ж на наш редут! – выругался Лис, старательно выцеливая среди сотен атакующих тех, кто хоть отдаленно мог напоминать командиров. – Притомило меня это народное ополчение! То ли дело регулярная армия: старших перебил – и вся любовь.

– Давай! – скомандовал Кархэйн, и я услышал, как сжатый воздух, вырвавшись из бурдюка, ударил в импровизированную пушку. Нечто кроваво-красное, оставляя огненный след, вылетело из ствола, подгоняемое попутным ветром, и, взлетев над забитым народом ущельем, опало вниз плащом липкого пламени. – Накачивай! – вновь скомандовал Кархэйн.

Выстрел на какое-то мгновение заставил атакующих отшатнуться, но отнюдь не ослабил их наступательного порыва.

– Давай! – спустя несколько минут вновь заорал юноша, и новый снаряд устремился к нескончаемым рядам каледонцев. Мятежники были уже совсем близко, и теперь огненные заряды могли поражать лишь раненых и отставших, не принося особого ущерба атакующим.

– Лейте мед! – скомандовал я, едва полуголая толпа начала скапливаться под стенами. Последних защитников бастиды не надо было упрашивать. Вопли и стоны обожженных казались ответом на мой окрик. Вторая волна накатилась на гранитное основание куртины и вновь отпрянула назад, изведав нашего «пламенного гостеприимства».

– Ну где же, где же они? – цедил я сквозь зубы, наблюдая за поведением раскрашенной толпы. – Я же видел, они тут есть.

«Они» появились минут через десять, может, чуть больше. Я увидел, как один, второй, третий каледонец, начисто забыв о цели атаки, с остервенением отмахиваются от наших мелких, жужжащих союзников, оставивших ради столь изысканного лакомства опыление вересковых пустошей.

– Надеюсь, это их отвадит, – глядя, как, жужжа, кружится рой, как все более захлебывается наступление, совсем недавно казавшееся неудержимым, усмехнулся сэр Кархэйн. – Лишь бы меду хватило.

– Полагаю, до полудня продержимся. А там, возможно, Ллевелин с войском подойдет.

– Возможно, подойдет, – как-то неожиданно мрачно заявил Лис, казалось, начисто не замечающий успеха нашего маневра. – Вопрос только в том, что он здесь застанет. – Он ткнул пальцем в тропу, по которой вчера вечером поднимался наш небольшой корвалант.[5]

Там, ярдах в ста перед воротами, восседая на прекрасных скакунах, привезенных с зеленых берегов Эйрэ, сколь видел глаз, строился рыцарский отряд, окруженный сонмищем прекрасно вооруженных пеших слуг.

– То все шелупонь была, босота местная. Этих-то чем угощать будем?

Я всмотрелся в черное знамя, развевавшееся над строем. На нем золотой ворон клевал глаза сраженному золотому дракону.

– Это Ангус, принц Горры, – негромко кинул я, словно имя стоящего перед нами врага имело сейчас какое-то значение.

– Точно, Ангус из рода Хеттенов, – подтвердил мои слова Лис. – Сын убиенного короля Шнека Хоттена.

– М-да, – вздохнул я. – Теперь, пожалуй, уповать мы можем только на милость небес.