Все грани мира

Глава 5 Агрис

Уже через два с половиной месяца после нашего появления на Ланс-Оэли мы с Инной ехали по широкой дороге под небом Грани Агрис. Кроме запаса продуктов, смены одежды и чистого белья, в больших кожаных сумках на крупах наших лошадей, Леопольда и Лауры, было также несколько книг из библиотеки Кэр-Магни, в частности справочник «Основные трактовые пути по состоянию на 1 января 1999 года».

К поискам ускоренного выхода из замкнутого мира Контр-Основы нас подвигло несколько обстоятельств, и далеко не последним из них было элементарное любопытство. Среди множества научных монографий, учебников и справочников мы не нашли ни одной (за исключением предельно лаконичного «Реестра») книги на социальную тематику — по истории, экономике и политическому устройству мира Граней. Нам приходилось довольствоваться художественными книгами, которых в библиотеке насчитывалось свыше двухсот томов; однако получаемые из этого источника сведения были неполными, не очень достоверными, а зачастую противоречивыми. Чем дальше, тем больше мы запутывались, и уже не знали, чему из сказанного верить, а чему — нет. В условиях Граней привычная земная логика то и дело отказывалась срабатывать.

Во-вторых, нам не давали покоя мысли о родителях. Вне всяких сомнений, они давно обнаружили, что мы где-то пропали, и, конечно же, очень переживают за нас.

Третьей причиной были наши опасения за свою жизнь и здоровье. После того как мы оказались на Ланс-Оэли, у нас началось лавинообразное пробуждение колдовских способностей. Мы не вполне контролировали их, и это могло плохо кончиться.

Так, однажды я, углублённый в собственные мысли, не заметил, что дверь закрыта, и прошёл сквозь неё. Собственно, в этом и состояла хитрость — убедить себя, что никакого препятствия нет. Но тогда это случилось со мной впервые, я запаниковал и едва не застрял в двери. К счастью, всё обошлось испугом и испорченным халатом, который намертво сросся с древесиной. А ведь могло быть гораздо хуже.

Потом Инна попробовала разжечь в камине огонь методом пирокинеза[10], но посланный ею воспламеняющий импульс оказался слишком сильным и частично срикошетил от чугунной решётки. Сгусток энергии едва не задел Инну, пролетел лишь в нескольких сантиметрах правее и попал в увешанную гобеленами стену. Благо, в тот момент я был рядом, и совместными усилиями нам удалось погасить огонь, до того как он перекинулся на соседние комнаты.

Я мог бы привести ещё много подобных примеров, но думаю, и этих двух достаточно, чтобы убедится, что наши опасения за свою жизнь и здоровье были небезосновательными.

Кроме того, мы боялись, что в результате наших неумелых опытов могут пострадать посторонние — и это беспокоило нас больше всего. Как бы то ни было, мы обладали кое-какой магической защитой: например, Инна была уверена, что срикошетивший сгусток энергии летел ей прямо в лицо, однако в последний момент ей удалось отклонить его в сторону. Но что было бы, если бы в это самое время за её спиной стояла Суальда?.. А если бы в тот раз я прошёл не сквозь дверь, а сквозь Шако, и оставил в его теле часть своего халата?.. И что, если в будущем, оперируя силами более высокого порядка, мы по неосторожности вызовем какого-нибудь демона преисподней?..

— Так дело не пойдёт, — наконец не выдержала Инна. — Нам нужен учитель, и немедленно.

— Согласен, — сказал я. — Но прежде мы должны найти выход на другие Грани.

— Об этом я и толкую.

— У тебя есть идея?

— Да, есть. Правда, безумная.

— Какая?

— Обратиться за помощью к Леопольду.

Я буквально онемел от изумления и уставился на жену недоверчивым взглядом. Поначалу я решил, что она так неудачно пошутила, желая подчеркнуть безнадёжность нашего положения. Но нет, она говорила совершенно серьёзно — и это потрясло меня вдвойне.

— Однажды кот уже телепортировал нас, — между тем продолжала Инна. — Почему бы не испробовать ещё раз.

— Как? — спросил я, когда ко мне вернулся дар речи. — Ведь мы, кажется, согласились, что Леопольд просто исполнял заложенную в него программу. Или теперь ты думаешь иначе?

— Нет, я по-прежнему так считаю.

— Тогда я не понимаю…

— А здесь и понимать нечего. Программа программой, но чтобы исполнить её, кот должен обладать соответствующими способностями. Разве нет?

— Ну… пожалуй, да, — вынужден был согласиться я.

— Вот тебе и ответ, — сказала Инна. — Кот не осознаёт своих способностей, но для нас это не помеха. Мы просто внушим ему, что́ он должен делать. Думаю, у нас получится. Во всяком случае, попробовать не мешает. Если действовать осторожно, ничего плохого не случится.

— И какой выберем способ? Случайно, не «колодец»?

— Конечно, «колодец». Уж его-то Леопольд точно знает… гм, хоть и не подозревает об этом.

Я поёжился, вспомнив наше жутковатое путешествие с Земли на Ланс-Оэли. Читая справочник по межпространственному сообщению, мы убедились, что кот переместил нас в Кэр-Магни именно по «колодцу» — это название весьма метко характеризовало наши тогдашние ощущения. Объективно «колодец» не был самым быстрым из всех известных методов пересечения Граней, однако в субъективном восприятии путешественника его «падение» занимало лишь считанные минуты. (Кстати говоря, когда мы с Инной только прочитали об этом, то сильно испугались, что пробыли в «колодце» невесть сколько времени; но затем произвели расчёты и немного успокоились: благодаря тому, что Земля и Ланс-Оэли находились на одной оси симметрии Кристалла, наше путешествие по «колодцу» длилось не очень долго — от десяти до пятнадцати дней.)

— Ну что же, — произнёс я после некоторых размышлений. — Боюсь, другого выхода у нас нет. Хотя я не в восторге от перспективы снова связываться с Леопольдом.

— Я тоже, — сказала Инна. — Но у нас действительно нет другого выхода. Так что придётся рискнуть…

Результатом дальнейшего обсуждения был чёткий, продуманный до мелочей план, а также наше твёрдое намерение осуществить его. Оставалось лишь уповать на то, что Леопольд, переместив нас на Ланс-Оэли и выполнив тем самым заложенную в его подсознание программу, не лишился своих скрытых способностей.

Поначалу мы собирались вернуться на Землю, однако затем, немного поразмыслив, пришли к выводу, что это не очень удачная идея. Мы не знали, как часто инквизиторы посещают Основу, но даже если некоторое из них живут там постоянно, то не афишируют своего присутствия, и нам будет непросто их отыскать. А перспектива помещать в газетах объявление типа: «Граф и графиня Ланс-Оэли, наследники верховного короля Граней и хозяева кота-оборотня Леопольда Лансоэльского, желают вступить в контакт с руководством Инквизиции», — такая перспектива нас явно не прельщала. Поэтому мы, смирившись с тем, что родные ещё долго будут считать нас погибшими или пропавшими без вести, решили искать выход на Грани — где магия в порядке вещей и где об Инквизиции знают все, от стара до млада.

Конечной целью нашей попытки телепортации мы избрали Агрис. Во-первых, эта Грань, хоть и не прилегала к Контр-Основе, имела звёздное небо, похожее на небосвод Ланс-Оэли, — а как раз звёзды мы и собирались использовать в качестве ориентиров. Во-вторых, согласно нашим расчётам, время путешествия по «колодцу» с Ланс-Оэли на Агрис не должно было превысить трёх недель. В-третьих же, Агрис был относительно цивилизованным миром, и вблизи Альбины, столицы королевства Лион, пролегал оживлённый тракт, по которому «всего лишь» за месяц можно было попасть на Грань Лемос, где, если верить «Реестру», находилось ближайшее командорство Инквизиции.

Между делом замечу, что мы целых пять дней перебирали разные Грани, бракуя их одну за другой, пока не наткнулись на Агрис. Для нас он был настоящей находкой: если совместить карты Ланс-Оэли и Агриса таким образом, чтобы совпадали их астрономические координаты, то получится, что Кэр-Магни и Альбина расположены совсем рядом, в каких-нибудь пятистах километрах друг от друга. Это было крайне важно для нас, поскольку другими ориентирами, кроме звёздного неба, мы не располагали и не могли произвольно задать точку выхода из «колодца» — её широта и долгота должны были соответствовать нашим, на Ланс-Оэли. По этой причине нам пришлось забраковать две другие Грани, где конечный пункт телепортации располагался за многие тысячи миль от ближайшего трактового пути.

На следующий день за завтраком я приказал Суальде собрать нам вещи в дорогу. Она не проявила никакого интереса к тому, куда мы собрались (идеальная служанка!), только спросила, когда отъезжаем и как долго будем отсутствовать. На первый вопрос я ответил, что сегодня вечером, а на второй — что не знаю, может, на несколько месяцев, а может, завтра утром вернёмся; тем самым я перестраховался на случай неудачи. Получив такой ответ, Суальда молча пошла выполнять распоряжение.

Потом я подписал эдикт, согласно которому на время своего отсутствия поручал управление графством государственному советнику Эрвину Ориарсу, дяде Шако (жаль что я не имею возможности ближе познакомить вас с этим очень достойным и мудрым человеком).

И ещё один эпизод моего последнего дня в Кэр-Магни. Я рассудил, что, отправляясь в длительное путешествие, будет нелишне взять с собой настоящее боевое оружие. Придворная шпага, которая висела у меня в спальне над камином и которую я иногда цеплял к своему поясу для пущей внушительности, явно не годилась для похода; поэтому в поисках более подходящего клинка я в сопровождении Шако спустился в оружейную Кэр-Магни.

Там хранилось множество мечей, шпаг, сабель, кинжалов и прочего холодного оружия, зато не было ни одного пистолета, ружья или, на худой конец, мушкета. Да и быть не могло: как я уже знал из книг, на Гранях даже ученик деревенского ведуна способен играючи воспламенить на расстоянии порох и подорвать любую взрывчатку, что делало ношение огнестрельного оружия весьма рискованным занятием.

Почти сразу я облюбовал лёгкий одноручный меч, который висел на стене между двумя обтянутыми дублёной кожей щитами. Его эфес и ножны были отделаны скромно, без излишней роскоши, но мастерски и со вкусом.

— Лучше не надо, господин граф, — предупредил Шако, поняв моё намерение. — Этот меч принадлежал Мэтру.

— А теперь он принадлежит мне, — сухо ответил я и взялся за рукоять…

Вернее, только прикоснулся к ней. В тот же миг меня будто пронзило электрическим током высокого напряжения; я весь вздрогнул и резко отдёрнул руку.

— Ну вот! — сказал парень. — Я же вам говорил. Этот меч принадлежал Мэтру. Только он мог держать его в руках.

— И больше никто?

— Ну, однажды я видел, как этот меч брал великий инквизитор. Но перед тем он что-то с ним делал — по-моему, творил охранное заклинание. А тот командор, что сообщил нам о смерти Мэтра, хотел забрать меч с собой, ссылаясь на распоряжение регента, но не смог даже снять его со стены. Он промучился добрых два часа, ругался всякими нехорошими словами, а затем ушёл несолоно хлебавши.

Но я был упрям и без боя отступать не хотел. Я перепробовал все известные мне охранные чары, даже против сглаза, — однако меч, несмотря ни на что, наотрез отказывался признавать меня своим хозяином.

В конце концов я признал своё поражение и выбрал себе другой меч — лёгкий эсток[11] с удобной рукоятью и тонким серебряным клинком (особые магические примеси делали этот мягкий металл твёрдым и крепким, как сталь). По своему внешнему виду он ничем не уступал мечу Мэтра, но тем не менее не вызывал у меня того необъяснимого благоговейного восторга и страстного желания им обладать.

Также я взял пару кинжалов для себя и жены, полдюжины метательных ножей и арбалет с запасом стрел — мало ли что может случиться в пути…

Перед самым отъездом я предпринял последнюю попытку уговорить Инну пересесть в мужское седло, но, как и во всех предыдущих случаях, потерпел полное фиаско. Моя жена на признавала брюк ни под каким соусом — якобы из эстетических соображений. Почему-то она вбила себе в голову, что плохо смотрится в них, и мне никак не удавалось убедить её в обратном. На Земле излюбленным нарядом Инны была короткая юбчонка с чёрными колготками, а на Ланс-Оэли она пристрастилась к роскошным длинным платьям с многослойными юбками и даже в пути не хотела расставаться со столь полюбившимся ей образом феодальной принцессы. Когда же я попробовал настоять на чисто утилитарном аспекте смены одежды, выдвинув в качестве главного аргумента соображения быстроты и удобства, Инна рассердилась и напрямик заявила, что ни за какие коврижки не наденет брюки и уж тем более не сядет в мужское седло — дескать, она привыкла раздвигать ноги в другой ситуации. На этом вопрос был исчерпан. Мне пришлось смириться с тем, что из-за нелепой прихоти жены, строившей из себя важную даму, наше путешествие грозит затянуться.

В одиннадцать вечера мы покинули Кэр-Магни и ехали на запад до тех пор, пока усадьба и лес не исчезли за горизонтом; теперь уже ничто не заслоняло нам небосвод. Мы остановили лошадей, спешились и, сняв поклажу, превратили их в котов. Я взял Леопольда на руки и повернулся в противоположном направлении к тому, в котором смотрела Инна. Мы запрокинули головы, стараясь охватить взглядом как можно больший участок неба.

— Ты готов, Владик?

— Да.

Мы установили между собой тесный ментальный контакт. Теперь я видел не только своими глазами, но и глазами жены.

„Начали!“ — сказала Инна.

Часть своего внимания я сосредоточил на колдовском камне, вправленном в мой перстень, «вытащил» оттуда точное изображение небосвода Агриса на долготе и широте, соответствовавших нашим, мысленно наложил его на видимый участок неба Ланс-Оэли и соединил звёзды-аналоги тонкими прямыми линиями красного цвета.

Тем временем Инна осторожно прикоснулась к сознанию Леопольда и принялась внушать ему, что́ он должен делать. Мы уже знали, как пользоваться «колодцем», но одного знания было мало. Способность управлять силами столь высокого порядка у нас ещё не пробудилась; единственная наша надежда была на внедрённую в подсознание кота программу…

— Вперёд! — воскликнула Инна и мысленно, и вслух.

Как и в прошлый раз, мир померк в наших глазах, и мы потеряли ощущение пространства и времени. Мы словно провалились в бездну и полетели вниз. Всё наше естество пронизывал ледяной холод небытия. Ни двинуться, ни откликнуться мы не могли и с умопомрачительной скоростью неслись в Неизвестность.

Правда, на сей раз мы были готовы к этому и сумели продержаться всю дорогу в сознании. Наконец истекли бесконечно долгие минуты мрака и безмолвия, и наш полёт прекратился. «Посадка» получилась на удивление мягкой: мы просто почувствовали твёрдую землю под своими ногами, и нам даже не пришлось прикладывать усилий, чтобы удержать равновесие. Тут же мы услышали испуганное мяуканье Лауры и плаксивые упрёки Леопольда, который распекал нас за очередные, по его выражению, «штучки». Мы снова могли открыть глаза — и открыли их…

И увидели над собой звёздное небо Агриса.

С грехом пополам ориентируясь по карте, мы через полтора часа, уже когда начало светать, добрались до первого человеческого поселения на нашем пути — маленького городка, на окраине которого находился постоялый двор с трактиром. Это было как раз то, что нужно: после «колодца» мы оба смертельно устали и очень хотели спать.

Хозяин постоялого двора оказался вежливым и предупредительным человеком. Его предупредительность ещё больше возросла, когда я без каких-либо заклинаний превратил лошадей в котов и назвал наши имена для записи в книге постояльцев: граф и графиня Ланс-Оэли — мы не видели причин путешествовать инкогнито.

Никаких проблем с общением у нас не возникло. Жители королевства Лион разговаривали на языке, имеющем в основе своей французский, точнее, старофранцузский, со значительной примесью слов и фонем скандинавского происхождения. Этот язык назывался галлийским и был широко распространён во всём Лемосском архипелаге — окраинной обитаемой области, в состав которой входил Агрис. Отправляясь в путешествие, мы с Инной рассчитывали обойтись в дороге коруальским и латынью, а также моим неплохим знанием родственного галлийскому французского языка. Однако при въезде в городок, когда я обратился с вопросом к первому встреченному нами раннему прохожему, мы обнаружили, что не только понимаем всё сказанное нам по-галлийски, но и сами можем свободно изъясняться на этом языке. Особых эмоций это открытие не вызвало, мы уже устали удивляться всему происходящему с нами и без долгих обсуждений списали всё на очередные штучки Леопольда. У нас были все основания так считать — ведь именно после нашего первого путешествия по «колодцу» мы заговорили по-коруальски и по-латыни…

От предложенного нам раннего завтрака мы вежливо отказались. Трактирщик провёл нас в самую лучшую комнату на втором этаже, а сонный слуга в два захода перенёс все наши вещи. Уже засыпая на ходу, я попросил хозяина позаботиться о котах и велел разбудить нас в полдень. Когда трактирщик, пожелав нам приятных снов, удалился, мы с трудом дотащились до кровати, кое-как разделись и немедленно нырнули в постель. Едва наши головы прикоснулись к подушке, мы тотчас заснули как убитые.

Трактирщик был не только вежливым и предупредительным, но и на редкость пунктуальным — он разбудил нас ровно в полдень и справился, что мы будем есть на обед.

— Всё самое лучшее, — сказала Инна. — На ваше усмотрение.

— Обед будет готов через полчаса, ваши светлости. Принести его сюда или вы спуститесь в обеденный зал.

— Мы спустимся вниз, — ответил я, протирая заспанные глаза. — Если, конечно, там не слишком много людей.

— Нет, монсеньор, немного. Семеро загорских рыцарей да ещё странствующий монах — вот и все мои клиенты.

— Хорошо. Только стол накрывайте не через полчаса, а через три четверти, не раньше. Мы хотели бы помыться — это можно устроить?

— Ну, разумеется! — трактирщик указал на небольшую дверцу в углу комнаты. — Наш гостиный двор не какая-то задрипанная ночлежка. К услугам ваших светлостей мыльня с водопроводом… Гм, нижайше прошу прощения, но горячей воды у нас нет — опять что-то забарахлило в водопроводе. Никак не найду толкового ведуна, который бы навёл стойкие чары. Если пожелаете, я немедленно распоряжусь нагреть воду в котле.

— Не стоит, — небрежно отмахнулся я. — Мы с этим быстрее справимся.

Трактирщик с пониманием улыбнулся. Очевидно, он вспомнил, как я без всяких слов превратил лошадей в котов.

— Кстати, хозяин, — спросила Инна. — Что с нашими котами?

— С ними всё в порядке, мадам. Поспали, потом поели, а сейчас побежали гулять. Леопольд просил передать вам, чтобы о них не беспокоились.

— Хорошо, — кивнул я. — Без четверти… нет, ровно в час мы спустимся обедать.

— Будет сделано, ваши светлости. — Трактирщик поклонился и вышел.

Не мешкая, мы выбрались из постели и прошли в мыльню. Я наполнил на две трети большую, похожую на продолговатый чан, лохань и для разогрева воды применил один из 73 способов понижения энтропии, описанных в справочнике «Демоны Максвелла». А Инна по ходу дела выуживала из лохани и бросала в унитаз куски льда, за счёт образования которых нагревалась остальная вода.

Приготовив таким образом тёплую купель, мы всласть попарились, хорошенько вымылись и ровно в час, свежие, взбодрённые и одетые с иголочки, спустились вниз, где нас ожидал обед. На всякий случай я прихватил с собой меч, хоть и не думал, что он мне понадобится. Просто мне понравилось носить при себе оружие.

За время, прошедшее с момента нашего пробуждения, контингент посетителей трактира не изменился.

В углу за продолговатым столом сидело шестеро молодых людей в полном воинском облачении. Самому старшему из них было лет двадцать шесть, а остальным — от восемнадцати до двадцати двух. Они уже закончили обед и сейчас молча пили вино; их лица были хмурыми, а взгляды — утомлёнными и невесёлыми.

Седьмой рыцарь, усатый, но безбородый мужчина чуть старше тридцати, судя по богатой экипировке и властному виду — командир этого маленького отряда, сидел отдельно от своих подчинённых, за одним столом с худощавым, среднего роста человеком лет шестидесяти, в монашеской сутане с откинутым за спину капюшоном. Монах перебирал чётки и вполголоса что-то втолковывал своему молодому собеседнику. Тот внимательно слушал его и утвердительно кивал.

Трактирщик провёл нас к накрытому столу, по соседству с монахом и рыцарем. На вид и на запах все яства были восхитительными; у меня сразу потекли слюнки, и я еле удержался, чтобы тут же не наброситься на еду.

— Приятного аппетита, мадам, монсеньор, — сказал хозяин. — Ежели вам что-то понадобится, зовите меня. Я весь к вашим услугам.

С этими словами он отошёл, а мы устроились за столом и чинно, как подобает знатным господам, приступили к трапезе.

Какое-то время наши соседи молчали, с интересом поглядывая на нас. Наконец их разговор возобновился.

— Да уж, барон, — повёл монах ровным, бесцветным голосом, — смутные времена нынче настали. Теперь и на землях Империи дела обстоят из рук вон плохо. Прорывов, правда, ещё не случалось, Бог миловал, но в последнее время всё больше и больше нечисти стало проникать через тракты, несмотря на ужесточение их охраны. А уж о сатанистах и говорить не приходится. Даже в Вечном Городе можно встретить горе-пророков, предвещающих близкий Конец Света… И добро бы они проповедовали какую-то новую ересь или, хотя бы, маскировали свои взгляды под ересь. Но где там! Они прямо говорят: очень скоро грядёт царство Сатаны — так чтите же своего будущего повелителя.

— А что Инквизиция? — спросил тот, кого называли бароном. Как и монах, он говорил с акцентом, из чего я сделал вывод, что оба они чужестранцы.

— А что Инквизиция, — повторил монах, но уже с другой интонацией, будто бы говоря: «А что она может, эта Инквизиция?» — Сжигать ей дьявольских прихвостней, как в старые добрые времена, что ли?.. А впрочем, если бы от этого был какой-то толк, можно не сомневаться, она возобновила бы практику аутодафе.

— Наш король, — заметил барон, — издал эдикт о немедленном аресте и допросе всех заподозренных в чернокнижии и поклонении дьяволу. У нас, в Загорье, с прислужниками Сатаны не церемонятся — сажают их на кол или четвертуют. А вот у вас, в Империи, слишком уж либеральные порядки.

— Это у вас, господин барон, они слишком жестокие, — возразил монах. — Казнить виновных — это правильно, тут я полностью согласен с вами; мне тоже не по нутру благодушие имперского правительства. Но допросы с пристрастием — это не самый лучший способ установления истины. Под пытками и невиновный сознается в преступлении.

Барон явно смутился.

— А ещё у нас регулярно устраивают ночные облавы, — добавил он, как будто оправдываясь. — Отлавливаем расстриг-монахов, отправляющих чёрные мессы, и их «паству». Вот с ними и впрямь нечего церемониться — сразу же всех на виселицу. А во время одной из облав, в которых я принимал участие, мы застали сатанистов как раз в тот момент, когда им явился Чёрный Эмиссар. Мы порубили это исчадье ада серебряными мечами, и на наших глазах его мерзкая плоть вспыхнула и превратилась в пепел.

— Вот это вы правильно сделали, барон, — с одобрением сказал монах. — У простых людей есть только один способ противостоять Нечистому — искренняя вера, и только одно средство борьбы со слугами его — серебряное оружие.

— Ну, что до оружия, то с этим у нас никаких проблем. — Барон похлопал рукой по эфесу своего меча. — Хотя шестеро моих людей и я — это всё, что я могу предложить к услугам короля Гуннара, все мы экипированы как надо.

Монах кивнул:

— Удачи вам, барон. И да пребудет с вами Господь в вашей борьбе за правое дело. Хотя мы с вами немного по-разному верим в Бога, но Он у нас один, и Он — на нашей стороне. Он не оставит верных чад своих на заклание Нечистому… Да, воистину, смутные нынче времена — но не потому, что много людей попало в объятья Сатаны, скорее наоборот: слуги дьявола обнаглели именно потому, что настали смутные времена. Здесь вы путаете причину со следствием. Ну, а смутные времена… Да что и говорить, вы же сами знаете. Кто сейчас сидит на троне верховного короля? Ференц Карой, великий инквизитор — обычный человек, пусть и самый могущественный из ныне сущих колдунов. А в прошлом году верховным королём был Мэтр — Великий. А во времена моей молодости великим инквизитором тоже был Великий, а триста лет назад семеро высших командоров Инквизиции были Великими. Теперь нет ни одного Великого, некому больше защищать нас в Ничейные Годы — поэтому и настали смутные времена…

Мы с Инной так заинтересовались их разговором, что даже забыли о еде. В конце концов я не вытерпел, встал из-за стола и подошёл к соседям.

— Извините за неуместное любопытство, господа, но мы случайно услышали часть вашей беседы. Вы говорите об очень интересных, хоть и не очень весёлых, вещах.

— Ну и что? — спросил барон не очень приветливо.

— Нельзя ли нам присоединиться к вашему обществу?

Барон вопросительно посмотрел на монаха.

— Я не возражаю, — сказал тот.

— Что же, прошу вас, — нехотя предложил барон.

Без видимых усилий мы с Инной подняли наш тяжелый дубовый стол и придвинули его вплотную к их столу. Монах и барон удивлённо переглянулись, однако промолчали.

— В том, о чём мы говорим, — сказал монах, когда мы вновь сели, — нет ничего интересного, милостивые государи… Простите, я не знаю, как к вам обращаться.

Мы представились. Название Ланс-Оэли наши новые знакомые слышали впервые, но графские титулы произвели на них большое впечатление.

— Так вот, монсеньор, мадам, — продолжал монах, — всё это совсем неинтересно, это чудовищно и апокалиптично. Я думаю, вы согласитесь со мной.

— Возможно, — не стала отрицать Инна. — На нашей родине тоже есть люди, которые поклоняются дьяволу, устраивают шабаши и участвуют в чёрных мессах. Но у нас это не приобрело такого размаха, чтобы драматизировать ситуацию и говорить о смутных временах в том смысле, который вы вкладываете в это выражение.

— И кстати, — добавил я. — О каких Ничейных Годах вы говорите?

Монах мигом насторожился.

— Наверное, вы издалека, — предположил он. — По-галлийски вы говорите довольно бегло, но он для вас не родной.

— Вы не ошиблись, отче, — ответил я.

„Владик, — подсказала Инна, — в галлийском языке есть слово «склавон», что значит — «славянин»“.

„Да, вспомнил… Гм, странно выглядит это «вспомнил», если никогда не учил“.

„Ещё бы!“ — согласилась Инна, а вслух добавила:

— По происхождению мы славяне.

— О?! — удивлённо вскинул брови барон. — Есьте словины, господары мои?

Мы с женой обменялись быстрыми взглядами.

— Вы тоже славянин? — спросил я.

— Так, так, есьм словин, — энергично закивал барон. — Словин-загорян зо владарства Загоре. Штепан мое звиско. Штепан Симич, газда з Иблоничев. А господары, какови есьте словины? — Барон-газда спохватился, сообразив, что монах не понимает его, и спросил уже по-галлийски: — А вы, господа, какие именно славяне?

— Я полька, — ответила Инна. — А мой муж украинец.

Штепан Симич покачал головой:

— Не слышал о таких.

— Мы из Киева, — на всякий случай добавил я. В глубине души я был искренне убеждён, что если даже снобы-американцы слышали о моём родном городе (в основном из-за Чернобыля и котлет по-киевски), то уж на Агрисе и подавно должны о нём знать. Как ни странно, я оказался прав.

Глаза барона тотчас сверкнули.

— Кийов? — переспросил он.

— Ага! — обрадовался я. — Вам знакомо это название?

— Да, знакомо. У нас есть легенды, бувальщизны, о кийовском князе Владесвяте Красне Слончко и о князе Свентославе, ходившем с войском на греческий Владарград.

— Греческий Владарград? — оживился монах.

— Царьгород, Византий, Константинополь, — пояснил я. — Сейчас этот город называется Стамбул. Точнее, Истанбул.

— Но он же на Основе!

Я пожал плечами:

— Ну да, на Основе. И Киев на Основе. И мы родом с Основы. А что тут такого?

С неожиданной для своих лет прытью монах вскочил на ноги, поднял распятие, висевшее у него на груди, и направил его на нас.

— Дьявол хитёр, коварен, но глуп, — угрожающе-торжественно провозгласил он. — Ему не обмануть честных людей.

— Что это значит? — спросил Штепан, вставая из-за стола. — Я ничего не понимаю.

— Потому что вы тугодум, барон! Слышали, что он сказал? — Монах кивнул в мою сторону. — Что они с Основы. А с Основы на Грани могут переходить только настоящие колдуны.

Барон внимательно посмотрел на меня.

— А если они действительно колдуны? Или, может…

— Что «может», идиот?! Если бы они были колдунами, то не говорили бы таких глупостей. И не спрашивали бы о Ничейных Годах.

Во взгляде Штепана мелькнули молнии, не сулившие нам ничего хорошего. С последней надеждой он произнёс:

— А вдруг они попали на Грани случайно? Как предок герцога Бокерского.

— Вздор! — запальчиво возразил монах. — С наступлением Ничейных Годов инквизиторы стерегут Основу, как зеницу ока. Они бы обязательно заметили их.

— В самом деле, — вынужден был согласиться барон. — Если только господин граф и госпожа графиня не выглядят значительно моложе своих лет…

— Никакие они не граф и графиня, — перебил его монах. — Они не славяне и вообще не люди. Это исчадья ада. Убейте их, барон!

Всё ещё сомневаясь, Штепан взялся за меч и отрывисто произнёс, обращаясь к своим подчинённым:

— К зброе!

Мы поспешно отступили к стене. Загорские воины с мечами наготове окружили нас полукругом.

„Я могу поджечь их одежду, — мысленно отозвалась Инна. — Но что-то не хочется“.

„Я тоже не хочу их убивать. Разве они враги нам? Вовсе нет! К тому же братья-славяне… А этот монах — самодур, каких ещё свет не видел“.

„Мы тоже хороши. Нечего было распускать языки… Убежим сквозь стену?“

„Да уж, придётся. Поиграем с ними в кошки-мышки, пока не найдём наших котов, — неудачно скаламбурил я. — Но сперва попробуем договориться“.

Я достал из ножен свой меч и сказал:

— Постойте, господа рыцари, и вы, преподобный отец. Произошло прискорбное недоразумение.

— Его мич зо сребла! — поражённо промолвил один из загорян.

— Это дьявольское наваждение! — исступлённо выкрикнул монах, стоявший слева от барона. — Не дайте им одурачить себя!

К нам подбежал трактирщик.

— Что здесь происходит, господа? — Он встал между нами и Штепаном. — Прекратите немедленно! Законами королевства Лион запрещены поединки на постоялых дворах. Дуэли у нас разрешены только в строго определённых местах, непременно в присутствии секундантов и полномочного представителя местной префектуры. Это вам не Загорье, господин барон.

— Преподобный отец утверждает, — объяснил ему Штепан, — что господин граф и госпожа графиня — дьявольские отродья.

— Это истинная правда, — поддакнул монах.

Трактирщик выпучил глаза от изумления.

— Это же бред собачий! — воскликнул он. — Вы с ума сошли, отче, простите за откровенность. Монсеньор и мадам — уважаемые колдуны, они владеют настоящими котами-оборотнями, один из которых самец…

— Ложь! — закричал монах, брызжа слюной. — И этот продался Нечистому! Забийче их! Трех ушестких забийче! Натимесче!

Барон замахнулся мечом на трактирщика.

„Господи! — ужаснулась Инна. — Он же убьёт невинного человека! Что делать?“

„Не знаю, Инна, не… — Я так и обомлел, встретившись взглядом с глазами монаха, которые сияли дьявольским торжеством. — Боже мой! Неужели…“

Вдруг Штепан резко повернулся влево и нанёс с плеча мощный, прицельный удар, которому наверняка позавидовал бы сам бессмертный горец Дункан МакЛауд. Охваченная ядовито-зелёным пламенем голова монаха перелетела через соседний стол и покатилась по проходу, рассыпая вокруг себя снопы искр. Его обезглавленное тело рухнуло на пол и тоже вспыхнуло зелёным огнём.

Инна вскрикнула и крепко прижалась ко мне, зарывшись лицом на моей груди. Не выпуская из рук меч, я обнял её за талию.

Несколько секунд воины барона простояли в полном оцепенении, затем, повинуясь окрику своего предводителя, гурьбой набросились на «монаха» и стали с ожесточением кромсать серебряными клинками его пылающее тело. От этого зрелища меня затошнило.

Трактирщик и его слуги побежали открывать окна и двери, чтобы выветрить едкий дым, который быстро заполнял помещение. Задыхаясь и кашляя, загоряне, тем не менее, продолжали расчленять «монаха» на мелкие кусочки. Лишь с некоторым опозданием я сообразил, что они делают это не забавы ради, а чтобы избежать пожара в трактире.

Около минуты Штепан, опершись на свой меч, наблюдал за действиями подчинённых, потом повернулся к нам и извиняющимся тоном проговорил:

— Прошу прощения, мадам, монсеньор. Этот слуга Сатаны едва не заставил меня убить вас.

— Ничего страшного, — сказал я. — Вам бы это не удалось.

Инна подняла голову.

— Зато вы запросто могли убить трактирщика. Как вы догадались, барон, что этот… это… брр! — Её передёрнуло от отвращения.

— «Дьявол хитёр, коварен, но глуп», — с усмешкой процитировал Штепан слова «монаха». — Но всё же не настолько глуп, чтобы с первых же своих слов навлекать на себя подозрения. Более логичным было допустить, что вы говорите правду… или лжёте — но так наивно и неумело, что это свидетельствует о полном отсутствии у вас страха перед уличением во лжи.

Я одобрительно хмыкнул.

— Тем не менее, — продолжал барон, — лжемонах настаивал на вашем немедленном уничтожении и чересчур поспешно объявил пришедшего вам на помощь хозяина сатанинским прислужником. Он просто озверел при одном лишь упоминании о котах-оборотнях.

— И вам это показалось подозрительным?

— Ещё бы! Коты-оборотни очень чувствительны к нечисти, и лжемонах испугался, что если вы позовёте их, его обман раскроется. Ну, а потом он окончательно выдал себя, закричав по-загорянски, без малейшего акцента — хотя перед этим говорил мне, что не знает нашего языка. Вот уж воистину: дьявол хитёр, но глуп.

— Однако до этого он играл свою роль блестяще, — заметил я, — Вы очень рисковали, господин Симич. Ведь монах вполне мог оказаться обыкновенным агрессивным параноиком.

— Ваша правда, монсеньор, я рисковал, — согласился Штепан. — Но другого выхода у меня не было. Этой ночью мы мало спали и тронулись в путь ещё до рассвета, чтобы к вечеру успеть в Хасседот. Мы уже порядком устали с дороги, а вдобавок выпили, и лжемонаху не составило бы труда взять нас под свой контроль. По тому, как он суетился и как настойчиво требовал убить вас, я понял, что вы были его главной мишенью. Он бы ни перед чем не остановился, выполняя своё задание.

— Тогда почему он сам не напал на нас? — недоуменно промолвила Инна.

— Потому что это был Чёрный Эмиссар, — объяснил барон, удивлённый нашим невежеством. — А адские создания, способные собственноручно убить человека или нанести ему телесные повреждения, могут появиться на свет либо по вызову чёрных магов, либо во время Прорыва — и никак иначе. Поэтому лжемонаху пришлось искать посредников.

— В таком случае, — заметил я, — ему следовало бы сразу взять вас под контроль.

Штепан кивнул:

— С точки зрения здравого смысла это верно. Но, к счастью, дьявол глуп, и его Эмиссары строго следуют инструкции: сначала попробовать загубить души людей, склонив их к дурным поступкам, и только в случае неудачи подчинять их волю.

К нам подошёл один из загорян, высокий, коренастый юноша восемнадцати лет, лицом очень похожий на Штепана, только безусый. В вытянутой руке он держал цепочку с распятием, которое прежде висело на груди «монаха».

— Поглянь, братче.

Штепан взял крест и внимательно осмотрел его с обеих сторон.

— Странное дело, — произнёс он. — На этом кресте нет никаких каббалистических знаков. А между тем его спокойно носил слуга Сатаны.

— Не думаю, что распятие, как материальный предмет, имеет какую-то силу, — сказал я. — По крайней мере, в учебнике по ритуальной магии сказано, что любой сакральный символ становится действенным лишь в соединении с человеческой волей.

— Понятно, — с серьёзной миной ответил барон, но глаза его улыбались. Я понял, что он, воспользовавшись случаем, решил проверить нас: в самом ли деле мы так невежественны, или только притворяемся. И, похоже, пришёл к выводу, что мы ведём какую-то хитрую игру, изображая из себя наивных простачков.

Я собирался объяснить Штепану, что он ошибается, но Инна опередила меня.

— По-моему, — сказала она, брезгливо морща нос, — нам лучше продолжить разговор в другом месте. От этого запаха меня тошнит.

Мы с бароном согласились, что это разумное предложение.

Попросив хозяина немедленно послать кого-нибудь на поиски Леопольда и Лауры, мы втроём поднялись наверх, в нашу с Инной комнату. По пути Штепан прихватил с собой бутылку вина и три чистых бокала, что после всего пережитого было для нас совсем не лишним. Оказавшись в комнате, мы первым делом немного выпили, чтобы успокоить пошаливавшие нервы, потом я закурил сигарету, а Штепан — с позволения Инны — свою трубку.

— Господин Симич, — заговорил я, — не подумайте, что мы лукавим с вами, изображая невежество в самых элементарных вопросах. Мы действительно не разбираемся во многих вещах, которые вам кажутся очевидными. Как это получилось — долгая история, и если у нас будет время, мы обязательно расскажем её. Честно говоря, мы сами не совсем понимаем, что с нами произошло. Надеюсь, вы хоть немного поможете нам разобраться, во что мы впутались.

Прежде чем продолжить, я сделал короткую паузу. Штепан немедленно воспользовался этим, чтобы задать интересовавший его вопрос:

— И всё же, монсеньор, вы с госпожой графиней колдуны или нет?

— Ну-у… — неуверенно протянул я, бросив на Инну быстрый взгляд. — Это зависит от того, какой смысл вкладывать в слово «колдун». Мы обладаем колдовскими способностями, но очень мало знаем и ещё меньше умеем. Зачастую мы не контролируем свои способности, и это нас пугает. Видите ли, так получилось, что… — Я осёкся, сообразив, что начинаю рассказывать нашу историю, чего в данный момент делать не собирался. Сперва я хотел прояснить ситуацию с «монахом». — Но об этом после. Давайте сначала разберёмся с Чёрным Эмиссаром. Как вы с ним познакомились?

— Он уже был здесь, когда мы приехали, — начал свой рассказ Штепан. — Мне показалось, что он кого-то ждал. Мы сели за стол, заказали еду и выпивку, а «монах» тем временем внимательно присматривался к нам. В конце концов, он подошёл к нашему столу, представился отцом Якобом, странствующим проповедником, и предложил мне разделить с ним трапезу. Из почтения к его сану я не мог отказаться, хотя подозревал, что он, подобно другим своим собратьям, станет убеждать меня перейти в лоно латинской церкви.

— Но он говорил о другом, — скорее не спросил, а констатировал я.

— Да, — кивнул Штепан. — Его интересовало, как обстоят дела с нечистью на моей родине, в Загорье. Теперь я понимаю, что он затеял этот разговор с вполне определённой целью — надлежащим образом подготовить меня к встрече с вами… Гм, надо признать, что у него это получилось. Разговор с этим исчадием здорово расстроил меня, повсюду мне мерещились слуги дьявола, и скажу вам честно: хотя доводы лжемонаха были более чем спорными, я поначалу не нашёл в них никакого изъяна и чуть было не уверовал, что вы действительно сатанинские отродья.

— Неужели у вас в Загорье всё так скверно? — сочувственно спросила Инна.

— У нас такая же ситуация, как и на всём Агрисе, — хмуро ответил барон. — То есть паршивая. И с каждым днём становится всё хуже и хуже. Поклонников дьявола развелось видимо-невидимо, по дорогам шляются Чёрные Эмиссары, совращая с пути истинного честных людей, уже трижды в Загорье случались Прорывы, и на свет появлялась разная нечисть из самых глубин преисподней. Правда, я не присутствовал ни при одном из них, но очевидцы говорят, что это был сущий ужас. Во время последнего, самого сильного Прорыва, что случился в Кралеве, на юге Загорья, погибло свыше трёх сотен человек и примерно столько же получили тяжёлые ранения. Да и два предыдущих унесли немало жизней. — Штепан тяжело вздохнул. — А ведь это были всего лишь локальные, в сущности, незначительные Прорывы.

— Триста погибших, и вы называете Прорыв незначительным! — растерянно произнёс я. — Что же тогда происходит при значительных Прорывах?

— Бывает, что нечисть захватывает целые Грани, — с этими словами Штепан торопливо перекрестился. — Упаси нас Бог от такого Прорыва!

— И давно начались эти безобразия?

— Как и положено, с началом Ничейного Столетия, — ответил барон с таким видом, словно это было само собой разумеющимся. Но, заметив недоуменное выражение наших лиц, он растолковал: — То есть, с конца шестьдесят седьмого года; тогда начался отсчёт Ничейных Годов на стыке тысячелетий. Неужели вы ничего об этом не знаете?

— Да нет, кое-что знаем, — сказала Инна. — У нас тоже много говорят об усилившейся активности тёмных сил. Но, видимо, ситуация с нечистью на Основе не столь критическая, как на Гранях. По крайней мере, мы ни разу не слышали, чтобы где-то случались Прорывы. И Чёрные Эмиссары у нас такая редкость, что до сегодня мы даже понятия не имели об их существовании.

Штепан немного подумал, затем неуверенно кивнул:

— Всё может быть. Судя по всему, инквизиторы добросовестно охраняют Основу, и зря некоторые горячие головы обвиняют их в бездействии.

— А Агрис они не охраняют?

Наш собеседник снова вздохнул и покачал головой:

— Таких окраинных Граней, как наша, тьма-тьмущая. А Основа одна, и её нужно беречь. Если падёт Агрис, то мир всего лишь недосчитается одной незначительной Грани. Если же нечисть захватит Основу, это станет концом всему, Концом Света… Умом люди это понимают, но от понимания им легче не становится. Как ни крути, а своя рубашка ближе к телу. Никто не хочет умирать, а тем более — оказаться во власти Сатаны. Поэтому сейчас так много нареканий на Инквизицию.

„Инночка, — мысленно отозвался я. — Боюсь, мы совершили большую ошибку“.

„Что покинули Ланс-Оэли?“ — мигом сообразила она.

„Да. Не знаю, по какой причине, но Контр-Основа, в отличие от других Граней, оказалась недоступной для не очень дружелюбных созданий, вроде того лжемонаха…“

„Говори прямо: для нечисти. Или ты стесняешься этого слова?“

„Ну… ладно. Нечисть так нечисть, — неохотно согласился я. (Инна верно угадала: слово «нечисть» меня сильно смущало. По моей логике, признать Чёрного Эмиссара и ему подобных существ не просто злобными сверхъестественными созданиями, а исчадиями ада, значило признать существование дьявола, а следовательно, и Бога; я же в душе оставался человеком неверующим… или, по крайней мере, не религиозным.) — Так вот. Теперь я думаю, что у Мэтра был свой резон помещать нас в замкнутый мир Контр-Основы, где мы могли свободно развивать свои способности без риска столкнуться со всяческой нечистью“.

„А здесь ею просто кишмя кишит“.

„Вот именно. В такой ситуации наши неконтролируемые колдовские способности становятся ещё более опасными, чем прежде. Не берусь предсказать, как это может повлиять на происходящее вокруг нас, но сильно подозреваю, что далеко не лучшим образом. Вдобавок, если Штепан не ошибся в предположении, что Чёрный Эмиссар появился здесь из-за нас, то выходит, что буквально с первой минуты нечисть живо заинтересовалась нами“.

„Интересно, почему?“

„Кто знает. Возможно, потому что мы пока необученные колдуны и с нами легко справиться. Судя по всему, эти злобные силы, какой бы природы они ни были, считают нас своими потенциальными врагами и не хотят допустить, чтобы мы обрели власть над своим могуществом и влились в ряды Инквизиции, которая препятствуют их проникновению на Основу… Впрочем, это только моё предположение, но я боюсь, что оно очень близко к действительности. Так или иначе, Мэтр знал, что делает, когда запрограммировал Леопольда переместить нас на Ланс-Оэли“.

„А мы были так глупы и нетерпеливы, что бежали оттуда, — резюмировала Инна. — Из рая в ад. Адам и Ева лишились места в Эдеме по неосторожности, они даже представить не могли что будут так жестоко наказаны из-за одной-единственной ночи любви. Мы же с тобой покинули наш Эдем совершенно добровольно — хоть и не подозревали, что угодим в самое пекло… Ты предлагаешь вернуться обратно?“

„С помощью Леопольда? Нет уж, спасибо! Лучше поищем инквизиторов. В свете всего услышанного от барона, я начинаю думать, что они будут не в восторге от нашего появления, у них и без нас забот полон рот, и для полноты счастья им не хватало ещё нянчиться с колдунами-недоучками. Скорее всего, они просто вернут нас на Ланс-Оэли. Возможно, высшее руководство Инквизиции с самого начала знало о нас и считало, что всё идёт нормально. Может, так было задумано давно: в эти смутные времена использовать Контр-Основу в качестве детского сада для подрастающих колдунов“.

„В любом случае, — заметила жена, — нас нельзя винить в том, что мы оказались непослушными и неблагодарными воспитанниками. И Мэтр, и другие, кто осведомлён о его планах, сами виноваты. Надо было сразу всё объяснить, позволить нам попрощаться с родными… Короче, Владик, не расстраивайся. Мы не напрасно совершим это путешествие. Как бы то ни было, мы добьёмся, чтобы нам устроили встречу с родителями или, в худшем случае, передали им от нас весточку“.

„Безусловно“, — согласился я.

„И между прочим, — добавила Инна. — Наконец-то я начинаю понимать, почему так получилось, что на Гранях все знают об Основе, зато на Земле почти никто не слышал о Гранях“.

„Да? И почему?“

„Всё дело в особом статусе Основы. Мы, впрочем, и раньше знали, что она скрепляет весь Мировой Кристалл, но в свете недавних событий и рассказа Штепана этот чисто научный факт приобретает зловещее звучание. Как видно, те силы, которые стремятся уничтожить мир человеческий, тоже об этом знают. А посему становятся понятными причины, по которым контакты Земли с остальными Гранями сведены к минимуму. Это вовсе не чей-то каприз, а суровая необходимость, вопрос всемирной безопасности. Но если жителям Граней можно сказать: «Вы можете бывать, где вашей душе угодно, только не суйтесь на Основу», — то в отношении наших «земляков» это выглядело бы чистейшим садизмом: «Да, во вселенной есть множество населённых миров, некоторые из них совсем рядом, и попасть туда не так уж трудно. Но ради всеобщего блага вы, жители Основы, должны сидеть в своём родном мире и не рыпаться, иначе мы не сможем уследить за всякой нечистью, которая рвётся на Землю…» Аргумент в целом убедительный, однако не думаю, что он послужил бы утешением для миллиардов людей, вынужденных тесниться на одной, в сущности, крохотной планетке. В нынешней ситуации это привело бы к такому мощному социальному взрыву, по сравнению с которым все мировые и региональные войны вкупе со всеми революциями показались бы детскими шалостями. Впрочем, это не снимает моего прежнего объяснения, что из-за естественной изолированности Основы количество «землян», сумевших побывать на Гранях, ничтожно мало, и их рассказам никто всерьёз не верит. Как мне думается, и то и другое справедливо — очевидцам мало кто верит, а Инквизиция делает всё от неё зависящее, чтобы таковых очевидцев оказалось поменьше“.

„А почему бы вообще не переселить всех жителей Основы на Грани? — спросил я. — Почему этого не сделали давно?“

„Хороший вопрос. Действительно — почему? Возможно, дело в уникальности земной цивилизации. Технологической цивилизации! Нигде на Гранях такая цивилизация не могла бы развиться, и в итоге представление человека о мироздании было бы неполным, однобоким…“

Пока мы с Инной обменивались этими мыслями, Штепан принялся рассказывать о цели своего путешествия. От него мы узнали, что хотя формально король Лиона был всего лишь правителем одного из многих государств Агриса, притом не самого крупного, тем не менее, благодаря контролю над единственным трактовым путём, соединяющим эту Грань с остальным миром, он считался первыми среди равных себе владык Агриса, и остальные вольно иль невольно признавали его превосходство над собой. Когда в конце этой зимы молодой король Гуннар VII, обратился к другим правителям Грани с просьбой прислать в Альбину воинов для охраны тракта от нечисти, никто не посмел ответить ему отказом — важность трактового пути для всего Агриса была очевидна. Сюзерен Штепана, король Загорский, помимо того что предоставил в распоряжение Гуннара отряд из полусотни человек, ещё и разрешил тем своим вассалам, которым не сиделось на месте, поступить на временную службу в лионскую армию — при условии, что эта служба будет связана только с охраной тракта. Барон и шестеро его людей были уже третьим отрядом добровольцев, следовавшим из Загорья в столицу Лиона.

Поскольку мы тоже направлялись в Альбину, Штепан предложил нам ехать вместе. В принципе, мы не имели ничего против, однако Инна заметила, что если наша встреча с Чёрным Эмиссаром была не случайной и нечисть действительно устроила на нас охоту, то мы можем оказаться весьма опасными попутчиками.

В ответ на это барон возразил:

— Я и мои люди не из робкого десятка, мадам, и к опасностям нам не привыкать. К тому же борьба с нечистью — наша обязанность как христиан и просто как честных людей. И ещё напомню вам ваши же собственные слова, что вы не разбираетесь во многих очевидных вещах. Это может доставить вам массу неприятностей не только от нечисти, но и просто от фанатиков, которые в каждом незнакомце подозревают слугу Сатаны.

— Наверное, вы правы, господин Симич, — согласился я. — Только не поймите нас превратно, мы вовсе не имели в виду, что вас может отпугнуть опасность. Просто мы беспокоимся о том, чтобы из-за нас не пострадали другие люди.

— Я всё понял, монсеньор, — кивнул он. — И ещё раз повторяю, что считаю своим долгом помочь вам.

— Вы очень любезны, барон, — вежливо ответила Инна. — Мы с благодарностью принимаем ваше предложение. Когда вы намерены двинуться в путь?

— Как можно скорее. Я и мои люди готовы выехать хоть сейчас. Так что всё зависит от вас.

В этот момент за дверью послышалось громкое мяуканье, а затем раздался обеспокоенный голос Леопольда:

— Инна, Владислав, вы здесь? Откройте. С вами всё в порядке?

Я поднялся с кресла и открыл дверь. Тут же в комнату влетел взъерошенный Леопольд; за ним следовала, как всегда невозмутимая, Лаура. Окинув нас внимательным взглядом и убедившись, что мы целы и невредимы, кот немного успокоился, подошёл к Инне и потёрся о её ноги.

— Ну, слава Богу! — сказал он. — Как я рад, что с вами всё в порядке. А то слуга мне такое наплёл… Я так переживал за вас!

— Не волнуйся, котик, с нами ничего не случилось, — ласково сказала Инна и взяла Леопольда на руки. — Благодаря барону всё обошлось.

Кот понял, что речь идёт о нашем собеседнике, и с интересом взглянул на Штепана.

— Очень мило, барон. Меня зовут Леопольд. А это, — он указал лапой на кошку, — моя подруга Лаура. Жена, можно сказать.

— Рад познакомиться, Леопольд, — вежливо ответил Штепан. — Прежде я не встречал говорящих котов-оборотней. На моей родине, в Загорье, живёт лишь шесть твоих соплеменников, и все они — кошки.

Мы с Инной не стали спрашивать у барона, почему он придаёт такое значение полу котов. Мы уже знали, что только оборотни-самцы обладают человеческим интеллектом и умеют разговаривать, но рождаются они крайне редко — примерно раз на двадцать—тридцать окотов. По словам Шако, нам просто неслыханно повезло, что в первом же выводке Леопольда и Лауры был «мальчик».

— Так что же здесь произошло? — спросил у нас Леопольд. — Из слов слуги я понял только то, что вам угрожала опасность.

Инна вкратце рассказал ему о происшедшем.

— Так я и знал! — сокрушённо констатировал кот. — Вас и на минуту нельзя оставить без присмотра, обязательно куда-нибудь вляпаетесь. Ну, что мне за наказание!

Мы с Инной невольно улыбнулись. Склонность Леопольда ставить себя в центр Вселенной была столь же мила, сколь и наивна. Его огромное самомнение всегда забавляло нас.

— Вы с Лаурой хорошо отдохнули? — спросила Инна.

— Просто отлично. Мы всласть выспались, потом Ларс, хозяйский сынишка, накормил нас всякой вкуснятиной. Я поболтал с ним немного, затем мы побежали гулять… А почему ты спрашиваешь?

— Мы должны ехать, котик. Так что тебе и Лауре снова придётся стать лошадьми.

Леопольд тряхнул головой.

— Без проблем, — ответил он. — Должны так должны. Когда мы отправляемся?

— Прямо сейчас, — сказал я и повернулся к Штепану: — Думаю, барон, через полчаса мы сможем выехать. Вас это устраивает?

— Вполне, — подтвердил Штепан. — Надеюсь, мы ещё поспеем в Хасседот до закрытия городских ворот. Правда, с говорящим котом-оборотнем нас впустят и среди ночи, но лучше избежать длительного выяснения отношений с охраной. — Он поднялся. — А теперь я, с вашего разрешения, пойду предупрежу своих людей, чтобы они были готовы к отъезду.

Барон откланялся и вышел из комнаты. Спустя пару минут к нам поднялся хозяин, которому Штепан сообщил о нашем скором отъезде. Мы поблагодарили его за прием, расплатились и заказали продукты и вино на дорогу. Хозяин рассыпался в извинениях за происшедший инцидент и выразил надежду что мы не имеем к нему претензий. Успокоив его, мы попросили прислать слугу, чтобы он снёс вниз нашу поклажу, а сами принялись собирать вещи.

А менее чем через полчаса наш небольшой отряд покинул гостиный двор и выехал в направлении Хасседота.