Все говорящие

Грузовик из Маллена

Алые лучи низкого рассветного солнца косо падали на поверхность придорожного камня, делая выбитую на нем надпись настолько четкой и рельефной, как будто она была сделана вчера.

— «До Крихены семь лиг», — вслух прочитал остановившийся у камня человек в серопегом плаще. — К вечеру дойдем. И будет у нас с тобой настоящий ужин. А, дружище?

«Дружище» мотнул остроухой мохнатой головой и что-то не слишком одобрительно проворчал. Почти как собака.

Но длинные, сильные и почти лишенные шерсти задние ноги в сочетании с толстым меховым «воротником» на загривке неопровержимо доказывали любому сколько-нибудь опытному взгляду, что это не собака, а волк.

Да и человек в сером плаще вовсе не был охотником. Торчащая из-под полы рукоять полуторного меча, и еще более — длинные волосы, схваченные ярко-синей лентой, безошибочно указывали род его занятий.

Это был странствующий рыцарь Ордена Двойной Звезды — единственной военной организации в мире. А цвет ленты говорил о принадлежности к Синей провинции Ордена.

— Ну ладно, — кивнул странник. — Пойдем.

Солнце медленно поднималось вверх, склоняясь к югу. Становилось жарко. Но человек и зверь все так же равномерно шагали по дороге, оставляя в пыли две цепочки следов — тупоносых сапог странник и трефовых лап волка.

К полудню их обогнал грузовик — самая, пожалуй, сложная машина из сохранившихся после Катастрофы. Странник первым услышал характерное пыхтение парового двигателя и отошел на обочину. Однако громадный фургон, занимающий всю ширину дороги, промчался мимо, не пожелав отвернуть ни на стопу и едва не раздавив обоих.

— А, чтоб тебе ехать и не доехать, — выругался рыцарь, глядя вслед. Волк наклонил морду вниз и, зажав ее передними лапами, громко фыркнул, освобождая чуткий нос от запаха зловонного дыма и отработанного пара.

Странник еще некоторое время смотрел вдоль дороги, затем безнадежно махнул рукой и скомандовал: — Привал!

Разделив на двоих скромный обед и запив его водой из фляги, человек и зверь продолжили свой путь.

Солнце уже клонилось к закату, когда обступавший дорогу лес внезапно расступился. Дорога вышла на песчаный берег неширокой реки. А на противоположном, высоком, поднимались к синему небу крепостные белокаменные стены.

— Крихена, — подытожил странник. — Ну вот, мы и пришли.

Перейдя через реку по мосту, он постучал в ворота. Ясно было, что делает он это скорее по обязанности: узкая калитка в левой створке ворот была распахнута настежь.

— Стой! К кому идешь? — остановил его окрик часового.

— Этого, надеюсь, достаточно?! — странник обнажил меч и, держа его за лезвие, рукоятью вверх, показал часовому надпись, выбитую на гарде.

— «Крихена», — прочел тот. — Так ты отсюда?

— Отсюда. А что такого случилось, что крихенского странника уже и в Крихену не впускают?

— Тсс! — прошептал часовой. — Сюда вчера сам магистр прибыл.

— Ну?! — недоверчиво произнес странник.

— Да вот сейчас умереть…

— А Змей у себя?

— У себя, — недоуменно ответил часовой.

Странник кивнул и, нагнув голову, вошел в калитку.

Первым, что бросилось ему в глаза, был тот самый, едва не сбивший его несколько часов назад грузовик. Он стоял чуть в стороне от ворот, прямо под широкими окнами мастерской. Уголь, что ли, привезли? Тогда почему его никто не разгружает?

— Послушай, друг, — дернул его за плащ молодой рыцарь с такой же синей лентой. — Ты не знаешь, что это за грузовик?

— Еще бы не знать, он меня сегодня в полдень чуть не сбил. А в чем дело?

— Это «Зеленый луч» из Маллена.

— Ну и что же?

— А то, что на нем вместе с шофером приехали двое рыцарей из Оранжевой. И еще двое странников из Зеленой под командованием гроссмейстера.

— Как гроссмейстера? Странники уже сколько лет отрядами не ходят!

— А я говорю: отряд под командованием гроссмейстера. С бляхой. И все пятеро сразу пошли к командору.

— К нашему?

— Да, к здешнему. И карха оставили.

— Карха?!

Теперь и он видел сидящую на крыше мастерской птицу. С виду в ней не было ничего особенного, кроме разве что странного сочетания роскошного пестрого оперения с хищно изогнутым клювом и острыми кривыми когтями. Но все, что видит эта тварь, видит и ее хозяин — если только их не разделяет расстояние минимум в четверть лиги…

— Ладно, — задумчиво произнес странник. — Для начала давай познакомимся. Меня зовут Марон. Я из Крихены.

— Рэн из Карса, — представился молодой.

— Ну так слушай, Рэн. Мне все это очень не нравится, но тревогу, наверное, поднимать пока преждевременно. Давай-ка лучше мы с тобой заглянем в библиотеку к Змею. Я, кстати, год его не видел. Через него и выясним, что это за грузовик, почему он под охраной и с какой стати охрана тайная. Про Зеленую Провинцию разные слухи ходят… — задумчиво проговорил Марон.

— А если они уедут? Что тогда?

— Не уедут, — усмехнулся странник. Обнажив меч, он некоторое время разглядывал клинок в багровых лучах закатного солнца. Затем с сомнением покачал головой и направился в мастерскую.

— Рэн, — подожди, крикнул он с порога, надеясь, что карх его видит и слышит. — Я сейчас.

Некоторое время из окна мастерской доносился характерный звук оттачиваемой стали. Затем все смолкло. Марон вышел наружу, держа все еще обнаженный меч клинком вниз, и, проходя мимо грузовика, незаметно для карха вонзил острие в покрышку.

— Совсем другое дело, — удовлетворенно произнес он, пробуя пальцем лезвие. — Ну, пошли.

Они оставили в специальном помещении своих зверей — волка Марона и большую лесную кошку Рэна — и, пройдя по тускло освещенному коридору, оказались в библиотеке.

На стене висела карта звездного неба, украшенная замысловатыми символическими фигурами созвездий. Шутник, рисовавший карту, зачем-то изобразил Змееносца с острым очкастым лицом. Впрочем, при первом же взгляде на библиотекаря замысел становился очевидным: Змееносец на карте был его точной копией. Только оригинал с тех пор успел стать старше.

Библиотекарь и свернувшийся кольцами на столе громадный удав пили молоко. Змея — из блюдечка, человек — из чашки.

— Привет, Змей, — обратился к нему Марон.

— Ба! Думал ли я тебя видеть? — очки библиотекаря блеснули самой неподдельной радостью.

— Погоди. Молоко пить потом будем. Дай-ка мне поглядеть сегодняшнюю постовую ведомость, — попросил Марон нарочито будничным тоном.

— Зачем это тебе? — удивился библиотекарь.

— Там под окнами мастерской странный грузовик. «Зеленый луч» из Маллена. Меня интересует, кто стоял на посту у ворот, когда эта машина сюда приехала.

— Вот. Только что завтрашнюю принесли, — все еще недоумевающим тоном произнес библиотекарь, протягивая Марону толстую папку с надписью: «Постовые ведомости крепости Крихена за 9825 год».

Развязав тесемки, Марон, не читая, перевернул верхний лист и впился глазами в следующий.

— Вот она. Сегодняшняя. Рэн, ты помнишь, когда он сюда пришел?

— Около часа пополудни.

— С двенадцати до четырех на посту у ворот стоял Кин, — заключил Марон. — Змей, ты Кина знаешь? Где его можно найти?

— В трапезной, конечно, — ответил Змей. — Сейчас начнут ужин раздавать.

— В трапезной так в трапезной. Заодно и поужинаю.

— Постой, а ты что, к командору не пойдешь?

— Знаешь, неохота что-то, — полусерьезно ответил Марон. — Говорят, сегодня в Крихене сам магистр, ему и доложусь.

— Магистру? Так ведь магистр… э… отдыхает, — неуверенно попытался соврать Змей.

— Магистр ранен. Правда, слегка, в руку, — произнес молчавший до того Рэн.

— Что?! — ахнул Марон.

— Тсс! — прошипел Змей. — Об этом болтать не велено.

И, оглянувшись на дверь, добавил:

— На него в лесу возле Крихены трое набросились.

— Та-ак, — произнес Марон. — Ну что ж, пойдем в трапезную…

Трапезная ничем не отличалась от подобных ей учреждений где-нибудь в ближайшем селе, разве что была гораздо чище большинства из них. Да и посетители вели себя куда благопристойнее, чем обычно ведет себя всякая теребень из грязного деревенского кабака. Оно и неудивительно: там, где оскорбителя могут запросто попросить прогуляться вдвоем за ворота, вежливость у всех в крови.

Кина удалось разыскать быстро: его в Крихене хорошо знали.

— А что? А я ничего, — говорил он с большими паузами, во время которых уминал за обе щеки гречневую кашу с грибами. — А я ничего. Какие еще документы? А, грузовые. Ну, проверил. Ум-гм, в Маллен. Медная руда из Оранжевой. Сгрузили с корабля в Лахусте.

— В Лахусте? — удивился Марон. — Почему не в Меттене?

— А кто его знает. В документах указан Лахуст, — безразлично заметил Кин. — В Меттене, это конечно, выгружаться было бы удобнее, да и в Маллен везти быстрее. Привилегии какие-нибудь ихние. Зеленый магистр ведь все Лахуст большим городом сделать пытается. Недавно вот указ сочинил, что рыцарь Зеленой и отдыхать должен в Зеленой. А что это значит — отдыхать в Зеленой?

— Это значит, что если кто захочет искупаться, пусть едет в Лахуст, — усмехнулся Марон. — Или с меттенского причала в холодную воду прыгает.

— Во-во. К тому же до Лахуста и фрахт дешевле, потому что ближе.

Марон согласно кивнул. Казалось, странный грузовик его больше не интересует. Однако, доев ужин и выйдя вместе с Рэном из трапезной, он задумчиво произнес:

— Не нравится мне все это. Чем дальше, тем сильнее. Вот смотри: В Маллен везут медную руду из Оранжевой. Чего проще доставить ее в Меттен. Огромный портовый город, не чета какому-то заштатному Лахусту. Там, небось, даже таможенной службы нет… Болван! — Марон с внезапной силой ударил себя в лоб. — Конечно, нет! Потому и в Лахуст, а не в Меттен! Слушай, Рэн, по-моему, мы с тобой должны посмотреть на эту руду.

— Думаешь, это не она? — спросил Рэн.

— Нет, конечно. Или там еще что-то есть, кроме руды. Что-то такое, про что меттенскому командору знать совсем не обязательно.

— Но в Маллене же резиденция Зеленого магистра! — возразил Рэн. — Что он, не мог издать указ о дозволении ввоза в Зеленую… ну чего он там ввозит, не знаю! Если только… — Рэн внезапно замолчал. Мысль, возникшая в его голове, была настолько невероятной, что он не решался произнести ее вслух.

— Если только такое приказание не противоречит букве и духу Устава, — помог ему Марон.

— Слушай, нам надо срочно посмотреть на эту руду! = теперь уже горячился Рэн.

— А я что говорю? Надо, — твердо ответил Марон. — Только ведь у меня волк, он на крышу не залезет. Сделаешь?

Рэн кивнул. Меньше чем через четверть часа он вслед за Мароном вышел во двор. Рядом с ним, то и дело прижимаясь к левому сапогу, мягко ступала большая лесная кошка. Остановившись у странного грузовика, Рэн и Марон сделали вид, что продолжают прерванный разговор.

— Да подожди ты пару деньков, — убеждал Марон. — Не случится же ничего. Завтра в Крихене праздник Посвящения, посмотришь.

— А что Посвящение? — возражал Рэн. — Я что, ни разу Посвящения не видел? Я его даже принимал. В Карсе. Тем более, завтра никакого Посвящения, скорее всего, и не будет. Оно же еще неделю назад должно было быть.

Кошка бесшумно спрыгнула с крыши, держа в зубах мертвого карха.

— А теперь скорее в грузовик! — без перехода скомандовал Рэн.

Марон и сам понимал, что теперь действовать надо как можно быстрее. Задушенного карха еще можно было списать на внезапно проснувшиеся у кошки охотничьи инстинкты. Но даже и в этом случае Рэн заслуживал как минимум порицания, ибо не досмотрел за зверем. И к тому же не отучил его охотиться без разрешения, что гораздо хуже.

Однако если бы их застали за самочинным обыском грузовика из чужой провинции — одним порицанием дело уж точно не обошлось бы.

Фургон внутри был плотно заставлен ящиками. Они были не слишком большими, но Марон, сняв самый верхний, едва смог удержать его в руках.

— Ничего себе! Там что, золото? — проговорил он, отдирая крышку кинжалом.

Внутри был песок. Черный, как смола, и невероятно тяжелый.

— Если это и руда, то уж точно не медная, — задумчиво произнес Марон, взвешивая на ладони пригоршню.

Но Рэн глядел на смолистый песок с непередаваемым, почти паническим ужасом.

— Это же… — прошептал он, но, справившись со страхом, осторожно выглянул в полуприкрытую дверь фургона. И сразу же отскочил назад.

— Сюда идут двое из Зеленой, — быстро сказал он. — Их надо взять живыми. Они вне закона.

Брови Марона стремительно поползли вверх. Но, обнажив меч, он прижался к стене фургона у самой двери. Зеленый гроссмейстер, первым сунувшийся внутрь, тут же рухнул назад, получив удар плашмя в лоб тяжелым стальным клинком. Второй рыцарь упал рядом с ним, оглушенный ударом сапога в лицо.

— Тревога! Тревога! — отчаянно кричал Рэн.

— Бамм! — откликнулся набатный колокол на дозорной башне. — Бамм! Бамм!

К мастерской уже бежали люди. Некоторые выпрыгивали прямо в окна, держа в руках мечи. Рэн и Марон стояли над задержанными, не давая им подняться.

— Да вы хоть понимаете, что вы сделали? — напустился на них кто-то из подоспевших. — Они же из Зеленой! А ну, отпустите их немедленно!

— Я не крихенский, я карсский, — твердо ответил Рэн. — И в своих действиях буду отчитываться только перед командором Карса или перед магистром Синей провинции!

— Я — магистр Синей провинции, — отозвался мужчина с проседью в волосах и висящей на перевязи левой рукой. — Что случилось?

— Вот этот грузовик, — четко, чтобы все слышали, произнес Рэн, — до самого верху набит окисью урана!

Меч крови солнца

Третий странник из Маллена был найден мертвым. Умер он, скорее всего, одновременно с кархом — слишком сильна была их связь. Но те двое, которых оглушил Марон, к ночи пришли в себя и дали показания.

Кое-что, впрочем, было ясно и без них. Окись урана применяется в очень ограниченном количестве — ее добавляют в глину, чтобы делать красивую ярко-желтую керамику. Целого грузовика хватило бы всем землям Ордена Двойной Звезды на несколько лет, и то, скорее всего, еще бы осталось.

А сто веков назад уран использовался для производства ядерного оружия. Оружия, убивающего все живое и потому поставленного вне закона. Оружия, девять тысяч восемьсот двадцать четыре года назад вызвавшего Катастрофу…

И именно его тайное производство пытался сейчас наладить в Маллене Зеленый магистр. Именно для этого ему требовалась во все больших количествах урановая руда. И, поскольку ее ввоз через Меттен скрыть было бы невозможно, был выбран кружный путь через Лахуст и Крихену. Естественно не без ведома крихенского командора. Он должен был засвидетельствовать официальную передачу груза от Оранжевой провинции Зеленой. Попросту как нейтральный наблюдатель — ведь Крихена не принадлежала ни той, ни этой.

Двое рыцарей из Оранжевой, схваченные тут же, эти показания подтвердили.

Расследование покушения на Синего магистра тоже принесло свои плоды. Нападавших было трое, но все, что им удалось — это проткнуть ему кинжалом левую руку. Зато магистр смертельно ранил одного и искалечил другого.

Третьему, правда, удалось скрыться. Но искалеченного нашли очень быстро. И он тоже начал давать показания…

Той же ночью раненый магистр в сопровождении четверых рыцарей постучался в дверь командора крепости Крихена.

— Пожалуйте ваш меч, командор, и следуйте за нами, — сказал он вместо приветствия.

Неудивительно, что на следующее утро вся крепость гудела, как растревоженный улей. Если бы двое рядовых бойцов были уличены в мужеложстве, и то это было бы чрезвычайным происшествием. А тут Устав был нарушен главой Зеленой провинции и как минимум еще двумя командорами. И нарушен в параграфе первом, с самого основания Ордена вот уже десять тысячелетий неизменно гласящем:

Этот параграф в Ордене нарушать не осмеливался еще никто и никогда. И, конечно, за завтраком в трапезной говорили только об этом. Небывалая новость затмила даже праздник Посвящения, посмотреть на который специально пришло немало странников — не только из других крепостей, но даже из других провинций.

— Да, не повезло им, — усмехнулся Марон, переходя у чаю. — Если б они приехали, дозаправились и уехали, вряд ли бы кто-то что-то заметил.

— А они и не могли уехать, — ответил Рэн. — Если бы попытались, это сразу же вызвало бы подозрения. Сегодня же в полдень Посвящение, а они уезжают.

— Угу, — согласился Марон. — А что это ты вчера говорил, что Посвящение перенесли на неделю?

— Все правда, так оно и есть. Было вот что. Четверо ребят пошли в лес, в Поиск. Неделю назад двое из них — Морант и Хургин — вернулись обратно. Оба с волчатами. А двое других исчезли. Ну, ты же знаешь, что по Уставу Посвящение откладывать нельзя. Командор им двоим и назначил следующий день. А наутро выяснилось, что оба зверя пропали.

— Сбежали, наверное, — предположил Марон.

— Погоди, самое интересное только начинается. Через три дня к воротам приходит волчонок, садится на задние лапы и начинает выть. Пытались поймать — в руки не дается. Только Моранту. Естественно, это же его зверь был.

— Так. А Хургин?

— Слушай дальше. Позавчера в Крихену приходит магистр. Раненый. Начинают по всем окрестным горам искать, кто на него напал. И знаешь, кого находят прежде всего? Хургинова волчонка. И тоже раненого. Ножом.

— Та-ак, — протянул Марон. — По-моему, тут как раз особой тайны нет. Просто кому-то очень не хочется, чтобы Морант и Хургин были посвящены.

— Подожди, история этим не кончилась, — продолжил Рэн. — Вчера утром вернулись те два парня, что пропали — Линн и Рамман. — Привели с собой рысь. Одну на двоих. Они, оказывается, решили стать побратимами.

— Ну?! — Марон уже не скрывал своей заинтересованности.

— И тут же командор принимает решение: все четверо должны принять Посвящение сегодня в полдень. А ночью его арестовали. Так что Посвящения, скорее всего, опять не будет.

В этот момент в трапезную вошел Синий магистр. Оглядев собравшихся и прокашлявшись, он громко и отчетливо, так, чтобы заведомо слышали все, произнес:

— Люди Ордена, бойцы и странники! Я, магистр Синей провинции, сим официально объявляю, что назначенное на сегодня Посвящение состоится, как и предполагалось, в полдень. Обряд совершу я сам. Марона из Крихены и Рэна из Карса прошу следовать за мной.

Полчаса спустя, выйдя от магистра, Марон и Рэн направились прямо в оружейную.

— Магистр поручил нам проверить, все ли готово к сегодняшнему Посвящению, — сказал Марон, показывая часовому бумагу.

Тот молча кивнул и отпер дверь.

— Ну вот. Сейчас окажется, что у мечей нет клинков, — мрачно усмехнулся Марон, подходя к столу, на котором лежало четыре приготовленных меча в ножнах.

Он протянул руку к тому, рядом с которым лежал кусок бересты с надписью «Линн» и обнажил его.

Древняя голубоватая сталь тихо мерцала в свете свечи, и на ее фоне змеились темные руны.

— Позволь-ка… — Рэн взял меч у Марона и поднес к глазам. — Вот это да…

— Славное оружие, — задумчиво произнес Марон. — И очень старое. Я даже не могу прочесть надпись. Это, наверное, кто-то из Древних делал.

— Не можешь, — полувопросительно-полуутвердительно отозвался Рэн. — Зато я могу. Про Древних ты угадал, кстати, точно, это их язык. А написано здесь вот что: «Меч крови солнца. Да сольется рукоять с десницею».

— Солнечный Меч?! — ахнул Марон.

— Да. Это он. А что ты о нем знаешь?

— Только одно. Тот, кто завладеет и Лунным Мечом, и Солнечным, станет властелином всего мира. «И он сокрушит и темных богов, и светлых, и навек установит на земле Мир, Справедливость и Равновесие», — нараспев продекламировал Марон. — По правде сказать, не верю я в сказочки про светлые острова.

— Тут другое, — нетерпеливо прервал его Рэн. — Надеюсь, ты понимаешь, что этот меч ни в коем случае не должен достаться Линну?

— Еще бы.

— Тогда мы поступим вот так.

Рэн вернул Солнечный Меч в ножны и, засунув его за пояс сзади, прикрыл плащом. Марон кивнул, подошел к стене, снял с нее другой меч — тоже старый, но не настолько — и положил его на стол вместо украденного.

— Все. Пошли к магистру, сказал Рэн.

— Подожди, — остановил его Марон. — А откуда ты знаешь эльнарин? Его даже библиотекари не все знают!

Рэн долго молчал.

— Хорошо, — сказал он, — на этот вопрос я отвечу. Тебе и магистру.

— Да, я принадлежу к народу эльнар, которых вы, люди, зовете Древними, — начал свой рассказ Рэн.

Магистр и Марон внимательно слушали его.

— Имя мое действительно Рэн — Луч Звезды. Лет мне более десяти тысяч, и за это время Посвящение я принимал много раз. Кстати, на самом деле в Карсе я посвящен не был, и Рэном из Карса именуюсь лишь потому, что после пожара, уничтожившего семь лет назад все карсские архивы, никто и никогда уже не сможет установить, принимал ли я там посвящение, и если да, то когда.

Рэн из Тильта, Рэн из Гвальта, Рэн из Киралонга — это все я. Я имею право называться этими именами, равно как и многими другими. Пусть я не принимал Посвящение в Карсе, но мое право носить оружие несомненно и оспорено быть не может.

— Рэн из Гвальта? — ахнул магистр. — Тот самый Рэн из Гвальта, который пять тысяч лет назад восстановил в Оранжевой провинции заброшенные шахты гномов?

— Да, — ответил Рэн. — Многие из этих месторождений не выработаны и по сей день. Я знаю, что вы сейчас вспомнили: Рэн из Гвальта, согласно легенде, погиб при взрыве газа, и тело его так и не было найдено. Нет, все было не так. Я просто исчез. Иначе в конце концов, кто-нибудь непременно поинтересовался бы, почему это Рэн не стареет? Почему он до сих пор выглядит безусым юнцом, хотя его ровесники уже носят седые бороды?

Рэн из Тильта был отчаянным мореходом Его корабль пропал без следа возле Стада Быков — гряды страшных рифов у западного побережья. Рэн из Киралонга умер в Карантинной Гавани от чумы, и труп его был предан огню. А потом в одной из крепостей Ордена вновь принимал Посвящение рыцарь по имени Рэн.

Все эти годы я искал Солнечный Меч. Вот он, — Рэн вынул магическое оружие из-под плаща и положил на стол перед магистром. — И еще пару к нему — Лунный Меч.

— Зачем они тебе? — резко спросил магистр. — Власти хочешь?

— Нет, — спокойно ответил Рэн. — Я хочу их уничтожить.

— Пожалуй, ты прав, — задумчиво произнес Марон. — Эта игрушка едва ли не опаснее грузовика с ураном. Мир, Справедливость и Равновесие! Как же! Слыхали мы такое!

— Слыхали, — кивнул магистр. — Мы — не бессмертные, мы — всего лишь люди, однако же и нам кое что ведомо из преданий, — добавил он с нескрываемым сарказмом. — Сколько раз этот девиз писали на знаменах! А конец был всегда один и тот же: те, кто громче всех вопил про Мир, Справедливость и Равновесие — именно они заливали землю кровью и освещали ее заревом пожаров.

— Если бы только это! — воскликнул Рэн. — Само существование Двух Мечей искажает мир. Лунный Меч равнозначен Солнечному — и тем самым провозглашается, что темные боги равнозначны светлым.

— Бывший крихенский командор спросил бы: «А разве это не так?» — хмыкнул Марон.

— А разве добро и зло — это одно и то же? — ответил ему магистр. — Однако пойдемте. Полдень уже скоро. Кстати, ты не согласишься ли исполнить роль чашедержателя? А то, сказать по правде, не слишком я доверяю здешним рыцарям.

Марон молча кивнул. Недоверие магистра к крихенскому гарнизону было более чем понятным.

Посвящение

Все рыцари — и крихенцы, и гости — уже построились во дворе крепости гигантским четырехугольником. Ворота, по Уставу и обычаю, были распахнуты настежь — двери Ордена открыты для всех.

Четверо юношей с тремя зверями стояли перед магистром в центре каре, и теплый июньский ветер шевелил их длинные волосы. Левая, перевязанная рука главы Синей провинции покоилась на загривке матерого медведя, а в правой сверкал обнаженный меч. Сбоку, у ног Марона, тускло поблескивала огромная — на несколько ведер — серебряная чаша, покрытая белой скатертью. На ней покоились четыре меча в ножнах.

— Есть ли здесь кто-то, противящийся посвящению сих четверых в рыцари? — громко произнес магистр ритуальную фразу.

Четырежды он повторил ее, обращаясь на четыре стороны света, но ответом ему было только молчание.

— Линн, Рамман, Морант и Хургин! — обратился магистр к юношам. — Преклоните колени, ибо я прочту вам первый параграф Устава.

Громко и четко, так, чтобы слышали все, магистр произнес:

— Да не уничтожит более никогда и никто жизни на земле, и во исполнение сего всякому рыцарю Ордена вменяется в первейшую обязанность беречь и охранять все живое в живом мире и пресекать все, направленное на погубление живого!

Тишина воцарилась такая, что можно было расслышать падение булавки.

— Морант! — продолжал магистр. — Ответь мне и рыцарям Ордена: не женат ли ты?

— Нет! — ответил Морант.

— Не обременен ли ты долгами?

— Нет!

— Не имеешь ли ты каких-либо сокрытых болезней?

— Нет!

— Не обещался ли служить другому господину?

— Нет!

— Согласен ли ты, Морант, принести клятву на верность Ордену и миру?

— Да. Я, Морант из Крихены, клянусь беречь и охранять все живое в живом мире и пресекать все, направленное на погубление живого, как повелевает мне Устав и рыцарская честь. Отныне мой дом — моя крепость, и Орден — моя семья!

— Встань, Морант из Крихены, отныне рыцарь Ордена! — провозгласил Магистр, ударяя юношу плашмя клинком по плечу. — Возьми свой меч и носи его с честью!

Морант встал. Меч, предназначенный ему, уже лежал на вытянутых руках Марона. Шагнув к нему, Морант принял свое — теперь уже свое оружие.

Может быть, впереди его ждет бляха офицера, цепь командора или жезл магистра. Может быть, он примет обет странничества и вдвоем со своим зверем измерит своими ногами дороги Земель Ордена Двойной Звезды — от Меттена на западе до Ангнора на востоке, от Гвальта на юге до ледяных пустынь севера… А, может быть, он так и останется до конца дней рядовым бойцом крихенского гарнизона. Но меч вручается один раз на всю жизнь, и никакого другого оружия рыцарю не положено. Ибо честь у воина одна, и достоинство — тоже одно.

А магистр тем временем спрашивал Хургина:

— Не женат ли ты? Не обременен ли долгами? Не имеешь каких-либо сокрытых болезней? Не обещался ли служить другому господину?

— Нет. Нет. Нет. Нет, — отвечал Хургин.

— Согласен ли ты, Хургин, принести клятву на верность Ордену и миру?

— Да. Я, Хургин из Крихены, клянусь… — произнес уставную формулу второй юноша. — Отныне мой дом — моя крепость и Орден — моя семья!

— Встань Хургин из Крихены, отныне рыцарь Ордена! Возьми свой меч и носи его с честью!

Марон уже протягивал оружие Хургину. Тот принял его, и еще одним рыцарем стало больше в Ордене.

— Согласен ли ты, Линн, пронести клятву на верность Ордену и миру?

— Да. Я, Линн из Крихены, клянусь беречь и охранять все живое… — Линн произнес клятву, но ритуального удара плашмя обнаженным клинком не последовало. Юноша по-прежнему стоял на одном колене, а магистр обратился к последнему из оставшихся:

— Ответь мне и рыцарям Ордена: не женат ли ты? Не обременен ли долгами? Не имеешь ли каких-либо скрытых болезней? Не обещался ли служить другому господину?

— Нет. Нет. Нет. Нет.

— Согласен ли ты, Рамман, принести клятву?

— Да. Я, Рамман из Крихены, клянусь беречь и охранять все живое в живом мире, и пресекать все, направленное на погубление живого, как повелевает мне Устав Ордена и рыцарская честь. Отныне мой дом — моя крепость, и Орден — моя семья!

— По доброй ли воле решили вы стать побратимами? Пусть ответит Линн из Крихены.

— Да! — почти выкрикнул Линн.

— А ты, Рамман из Крихены, по доброй ли воле хочешь стать побратимом Линна?

— Да, — кивнул Рамман.

Магистр ударил клинком по плечу сначала Линна, потом Раммана и провозгласил:

— Сим объявляю вас братьями, ибо путь ваш один для двоих, и зверь ваш — один для двоих! Встаньте же, Линн из Крихены и Рамман из Крихены, отныне побратимы и рыцари Ордена! Возьмите свое оружие и носите его с честью!

Марон протянул Линну и Рамману их мечи. Но обряд еще не был закончен. Магистр, печатая шаг, встал в строй вместе с остальными бойцами, не занимая никакого особого или почетного места. Марон перекинул через левую руку скатерть, только что покрывавшую чашу — в ней плескалось великолепное, рубинового цвета вино со склонов Вэдонга — и, подойдя к магистру, дал ему отхлебнуть глоток.

Первый среди равных, магистр отпил из чаши, и Марон понес ее дольше по кругу. С каждым шагом она становилась все легче и легче — сначала почти незаметно, потом уже довольно явственно. Ободряюще блеснули очки библиотекаря; с жадностью прильнул к чаше Кин; а вон и Хургин со своим волчонком; и Морант, Рэн, Лин, с Рамманом…

Оставалось уже совсем немного, когда со стороны трапезной донесся отчаянный крик:

— Коллин! Коллин!

Женщина в белом фартуке, яростно работая локтями, продиралась через строй рыцарей к Синему магистру.

— Да ведь это же Ливи, наша повариха! — ахнул кто-то рядом с Мароном. — Ну точно, она. Магистр из-за нее все время сюда приезжает. А я и не знал, что его Коллином зовут.

— Беда! — кричала запыхавшаяся женщина. — Чан… с молоком для зверей… в него кошка забралась!

— И ты прервала обряд только для того, чтобы это сообщить? — магистр произнес это с такой яростью, что даже у Марона потемнело в глазах.

Ливи с трудом перевела дыхание.

— Да… потому что она тут же подохла, — ответила она.

— Кухню на замок! — распорядился магистр. — Ворота закрыть! Ключи — мне в руки! И от кухни — тоже! Марон, живей завершай обряд.

— Что, и пиршества не будет? — уныло поинтересовался Кин.

— Фруктами обойдешься! — отпарировал магистр.

Рыцари торопливо по очереди допивали вино. Проклятье, как же их еще много! Ф-фу, наконец-то, круг завершен.

По праву чашедержателя Марон допил последний глоток и поставил чашу на землю.

— Обряд завершен, — объявил магистр. — Целитель и библиотекарь — ко мне. Остальным — разойтись!

Большинство рыцарей тут же ринулись к дверям кухни. Большинство, но не Марон. Ему еще надо было возвратить чашу в сокровищницу. Конечно, больше всего на свете ему хотелось поглазеть на место происшествия, но слово рыцаря, обещавшего вернуть взятое сразу же по окончании обряда, должно быть нерушимо.

Впрочем, много времени это у него не заняло, так что, вновь возвратившись на двор, Марон застал толпу зевак на прежнем месте.

— Да я чем угодно готов поклясться, что это была синильная кислота! — кипятился в самой гуще Рэн. — Я же видел эту кошку! Глаза вытаращены, зрачки расширены, лапы сведены судорогой, и запах, запах! Горький миндаль! Да вон целитель идет, он сейчас то же самое скажет!

— Синильная кислота или цианид, — громко произнес подошедший целитель. — Примерно тысяча смертельных доз для человека.

Воцарилось унылое молчание. Слова Рэна были лишь словами странника из Карса. Но целители в таких вещах, как правило, не ошибаются. Синильная кислота или цианид…

— Измерители… — выразил кто-то всеобщее мнение.

Легенду об Измерителях знали все. В темные году первых веков Ордена, не имея возможности действовать открыто, они карали посягающих на живое тайно — чаще всего синильной кислотой, ядом мгновенного действия. И, если легенды не врут (а легенды не врут практически никогда — надо только уметь их читать), от Измерителей пошла Зеленая провинция.

Зеленая провинция…

— Да ведь рядом со мной стояли двое из Зеленой! — ахнул странник с синей лентой.

— Это точно, из Зеленой? Дигет, постарайся вспомнить, когда это было — до закрытия ворот или после? — спросил у него магистр.

— Точно. До закрытия, — ответил Дигет. — Когда повариха подняла тревогу, они были рядом со мной. А потом исчезли.

— Ты у каких ворот стоял? У западных? Так… — магистр задумался на мгновение. — Открыть западные ворота. Обследовать всю землю вокруг них. Есть в крепости машина под парами?

— Есть! — крикнул приземистый плотный мужчина в черном комбинезоне.

— Подгони ее к воротам и доведи давление до полного!

Западные ворота со скрипом открылись. Не меньше двух десятков рыцарей — среди них был и Марон — выбежали из крепости с собаками, волками и шакалами.

Рэн подозвал к себе свою лесную кошку и что-то прошептал ей на ухо.

Погоня

Погоня.

Усталое солнце, садящееся за горы, небо, охваченное кровавым пламенем заката, крики вечно голодных грифов, эхом разносящиеся по пустынному ущелью, виртуозный автослалом и глухо колотящиеся сердца…

Да нет, все было гораздо проще и скучнее. Равномерно пыхтел вырывающийся из клапанов пар, мирно шумело в топке пламя форсунки, машину периодически потряхивало на неровностях дороги — словом, обстановка в кабине была самая успокаивающая.

И только белые от напряжения пальцы Саттона — шофера «Синей звезды» — выдавали всю серьезность момента. Громадное рулевое колесо металось то влево, то вправо, следуя поворотам горной дороги. А черный подпружиненный поршенек в стеклянной трубке — указатель давления — подрагивал у самой красной черты.

Внезапно Саттон рванул на себя рычаг тормоза. Прямо посередине между скалой и пропастью лежало колесо. Покрышка на нем была разорвана когтями и зубами какого-то хищного зверя.

Марон и Рэн, выскочив на дорогу, с усилием подняли препятствие и сбросили его вниз, освобождая путь.

Пар снова засвистел в клапанах. «Синяя звезда» была одной из самых быстроходных машин Ордена. Но, как бы она ни была хороша — остановившись, она потеряла время. Оставалось надеяться лишь на то, что отравители из Зеленой, меняя колесо, потеряли больше.

Но «Синяя звезда» останавливалась еще и еще. Второй раз от падения в пропасть ее спасло только то, что Саттон, приближаясь к закрытому повороту, сбросил скорость — колесо с разодранной покрышкой лежало поперек дороги прямо за выступающей скалой.

— Проклятье! — выругался Рэн. — Сколько же у них запасок?!

В третий раз Саттон затормозил у живописной рощи, окруженной острыми лезвиями скал.

— Та-ак, — произнес Дигет. — Они еще и стреляют…

И точно: в стволе ясеня торчала короткая арбалетная стрела.

— Да еще, чего доброго, отравленными, — выразил общее мнение магистр. — Только бы успеть их догнать до тоннеля…

Но они не успели. Четвертое колесо лежало прямо у входного портала. Рядом, обвив лапы хвостом, сидела лесная кошка. Рэн подбежал к ней, быстро осмотрел шерсть, ища следы крови, и внезапно весело рассмеялся.

— Чему радуешься? — сплюнув на землю, поинтересовался Марон.

— Она говорит: «Резина невкусная. Не едят».

— Так это твой зверь порвал им все четыре колеса? — внезапно спросил магистр.

— Ну да. А что толку? Кто ж знал, что у них столько запасных! — Рэн безнадежно махнул рукой.

— Так мы едем дальше или возвращаемся? — вмешался Саттон. — У меня давление на красной черте, я долго стоять не могу!

— Стравливай пар, — распорядился магистр. И, немного подумав, произнес:

— Преследовать их дальше в открытую мы не можем. За тоннелем — уже Зеленая. Но и оставлять это дело просто так я не собираюсь. Если бы не та кухонная кошка, мы бы все лишились своих зверей.

Рыцарь, потерявший своего зверя, карается исключением из Ордена. Это необсуждаемое требование Устава было известно каждому из присутствовавших.

— Поэтому мы поступим вот так, — продолжил магистр. — Как вы все, конечно, знаете, в день Средлетья в Маллене открываются Орденские игры. Команду Синей провинции я первоначально планировал сформировать сразу после обряда Посвящения, однако из-за ряда чрезвычайных происшествий сделать мне это не удалось. Так что мы сделаем это сейчас. Саттон, дай-ка, пожалуйста мне бумагу, перо и чернила. И еще доску от какого-нибудь ящика.

— В кузове есть скамейки, — откликнулся Дигет.

— Отлично. Принеси-ка сюда одну.

Составление заявки заняло несколько больше времени, чем отпустил его уже догоравший закат. Но, по счастью, эта трудность обходилась легко: все тот же Саттон, намотав обтирочное тряпье на большой гаечный ключ, обмакнул его в топливо — раствор сосновой смолы в спирте — и поджег.

— Так, — произнес магистр, стоя на одном колене возле вытащенной из фургона скамьи. — Рэн из Карса. Если ты, Рэн, сможешь так же работать со зверем на состязаниях, почетный кубок Карсу обеспечен. Света! Побольше света! Фехтование на мечах. Ну, в этом Синяя провинция сильна традиционно. Осторожнее, не накапай тут смолу. Записываю: Марон и Дигет, оба из Крихены. Света, больше света! От юношей кто выступит? Ага, Морант и Хургин. Ну куда ты своим факелом прямо в бумагу тычешь! Стрельба из арбалета. Ливи, я же тебя учил! Записать? Пишу. Света, побольше света! Саттон, сколько раз повторять, не держи факел над бумагой! Это же официальная заявка! Сам-то ты выступать будешь? В рукопашной? Отлично. Света больше, не вижу!

Закончив составлять документ, магистр неловко — одной рукой — отвязал от пояса кожаный мешочек и достал оттуда печать.

— Вот и все, — подытожил он, аккуратно приложив ее к бумаге. — Все записавшиеся отправляются в Маллен на игры. А на самом деле вы должны выяснить два вопроса. Во-первых, отравители. Кто они и кто за ними стоит? Во-вторых, грузовик с ураном. Действительно ли он шел в Маллен? Если нет, то куда? Действительно ли там производят атомное оружие?

Магистр обвел взглядом рыцарей.

— И если это в самом деле так, — подытожил он, — то ваша третья и самая главная задача — представить Совету Семи доказательства запрещенного производства. Гроссмейстером отряда странников назначаю Марона. Бляха будет вручена ему по возвращении в Крихену. Всем, кто не записался для участия в играх — за мной в Крихену шагом марш!

— Отряд, внимание! Слушай боевой приказ! — скомандовал Марон. — Направление движения — Маллен. Дигету забрать факел у Саттона и до конца тоннеля идти впереди машины головным дозорным. Саттону вести машину вслед за ним. Я нахожусь в кабине рядом с Саттоном. Своим заместителем назначаю Рэна. Ему и всем остальным занять место в кузове. По местам!

И через несколько минут уже ничто, кроме легкого запаха смолы, не напоминало о людях, только что стоявших перед порталом тоннеля. Безмолвие гор возвращалось в свои владения.

А водитель той, другой машины уже видел зубчатые башни Маллена, черные на фоне светлого летнего неба. Здесь, в Зеленой провинции, отравители могли ничего не опасаться. По крайней мере, им очень хотелось так думать.

Но чудес не бывает. Тем более таких. В этом отношении Устав беспощаден.

Мелочи страннической жизни

— Отпирай ворота! — крикнул Саттон, высовывая голову из кабины. — К вам из Синей приехали!

— Что же вы посреди ночи-то? — участливо поинтересовался часовой.

— Да что! — раздраженно сплюнул шофер. — Форсунка засорилась. Четыре часа ковырялся. А тут еще впридачу какой-то болван на дороге колеса набросал. Не знаешь, тут никто не приезжал с вечера?

— Нет, с вечера — никто, — быстро ответил часовой.

— Значит, в Меттен поехал. Чтоб ему! Чуть полуось не сломал из-за дурака, — продолжал ворчать Саттон, осторожно въезжая в ворота.

Машину он поставил рядом с другой, поменьше, с надписью «Малахит» на дверце кабины. Но до этого, сдавая назад, он высунулся наружу чуть ли не по пояс, едва не коснувшись щекой обшивки чужого котла.

— Котел горячий, как огонь, — шепнул он Марону. И, затормозив, добавил уже вслух:

— Приехали, вылезаем.

— Оставайтесь пока здесь, — распорядился Марон. — А я с Рэном и Дигетом попробую выбить для нас хоть какое-нибудь помещение. Хотя сомневаюсь, что нам его так просто дадут. Видите, что творится?

И он указал на росшее неподалеку дерево, между толстых ветвей которого был наподобие гамака растянут пестрый плащ странника.

— Гнездо у него там, — сострил Дигет. — Ладно, пошли.

— Пошли, — кивнул Марон. И шепотом прибавил на ухо Саттону:

— Покажи всем. Чем больше свидетелей, тем лучше.

Заезжие комнаты, как и следовало ожидать, были забиты до последнего предела. Но Марон все же решил попытать счастья и разыскать кастеляншу.

Он нашел ее на втором этаже возле раскрытых настежь дверей, за которыми с криком сражались в карты сильно пьяные гости Маллена.

— Нет, я понимаю, что комната четырехместная, — говорил ей рыцарь из Оранжевой с большой пестрой птицей на плече. Пусть будет четырехместная, хотя я, как странник, мог бы себе потребовать келью в странноприимном. Хорошо, пусть будет четырехместная, я все понимаю. Но я не понимаю, почему игроков семеро?

— Играют только шестеро, а один и вовсе спит, — парировала кастелянша.

— Спит? — не унимался странник. — А почему он спит на моей кровати? И ноги прямо в сапогах на подушку положил.

— Вам в Оранжевой не угодишь, — сыронизировал Дигет. — Ну, снял бы он сапоги, ну, положил бы на подушку босые ноги…

Странник возмущенно обернулся… и вдруг его брови удивленно взлетели вверх.

— Рэн?! — ахнул он.

— Привет, Тырнат, — ответил Рэн. — Ты тоже на игры?

— Как видишь. В следующий раз такое удовольствие через семь лет будет, отчего бы и не сходить, хотя бы на людей посмотреть?

— А мы даже участвовать будем. Кстати, разреши представить: это Дигет, а вот это — Марон. Оба из Крихены.

— Тырнат из Сархи, — кивнул странник.

— Из Сархи? — заинтересовался Дигет. — Как там ваш командор? Все еще собирает подать с моря?

— Если бы! — саркастически усмехнулся Тырнат.

— Так вы все — странники? — вмешалась кастелянша. — Давайте я тогда вас поселю в четырехместную комнату.

— А что, есть свободная? — заинтересовался Марон.

— А я попрошу этих картежников переселиться сюда, и пускай играют. А вас — вместо них.

— Вообще-то нас семеро, да Тырнат — восьмой.

— Тем лучше, — кивнула кастелянша. — Этих семеро в четырехместной, да вас будет восемь в такой же. Поместитесь, ничего не случится.

И, не дожидаясь согласия Марона, она вошла в комнату и решительно потребовала:

— Господа картежники! Если вы хотите продолжать игру, то будьте любезны освободить соседнюю комнату и переселиться всем сюда. Тут странники приехали, ругаются.

— Спать надо ночью, а не в карты дуться, — поддержал ее Тырнат.

— Да какая ночь в канун Средлетья? Светло, как днем, — проворчал один из картежников. — Ладно, пошли, заберем вещи сюда, пускай люди спят.

Четырехместная комната для восьмерых была, пожалуй, тесновата, но все-таки это была крыша над головой.

— Так что там ваш командор опять натворил? — спросил Марон Тырната, как только входная дверь, наконец, закрылась и можно было отдыхать.

— Совсем впал в маразм, — хмыкнул тот. — По причине преклонного возраста. А телесное здоровье у него отменное, не придерешься. Иначе давно бы спровадили в почетную отставку.

Началось это у него года три назад. Устроил учения: условных врагов из леса выковыривать. Ладно, взяли мы этот лес штурмом, а он нам деревья пилить приказывает. Это, мол, будут трофеи. Перли мы эти трофеи на себе в Сарху всю ночь до утра. Ну, по крайней мере, дровами себя обеспечили, хоть это и свинство — под видом учений посылать рыцарей лес заготавливать.

Позапрошлый год кончился без приключений. Думали — пронесло. Ан нет, не проходит. Прошлым летом у него опять обострение случилось: погнал всех походной колонной на побережье, выстроил там в шеренгу, достал бумагу и начал читать ультиматум.

— Морю?! — расхохотался Марон.

— Ну да. А потом велел раковины в плащи собирать: он, дескать, с моря дань взимает.

— Командор дурак! Дурак! Дур-рак! — отчаянно завопила внезапно проснувшаяся птица на плече Тырната.

— Уймись, без тебя знаю, — отмахнулся тот. — Вот тоже мне головная боль: кто-то моего попугая выучил кричать: «Тырната в командоры». А командор об этом узнал.

Дигет заразительно расхохотался, представив себе начальственную реакцию на подобное к себе отношение.

— Ага, вам смешно, — хмыкнул Тырнат. — А этот маразматик отловил рыцаря из молодых, велел ему поймать самого большого попугая, посадить в клетку и научить говорить: «Слава командору!». Тот его учит час, другой, третий — все без толку. Солнце, заметьте себе, уже садится. А попугай все молчит и молчит. В конце концов рыцарь не выдержал да как заорет: «А, чтоб тебя таран по лбу ударил!» Тут попугай раскрывает клюв и говорит: «Слава командору, чтоб его таран по лбу ударил».

— К весне наш доблестный полководец тронулся окончательно, — продолжил Тырнат после того, как хохот немного поутих. Три месяца назад, на самое равноденствие, погнал он нас к Золотому мосту. Это, если кто не знает, против рудников.

— Знаю, — кивнул Марон. — Мост через Хорос. От него еще дорога через пустыню на Киралонг.

— Ну да, через Хорос, — подтвердил Тырнат. — На Киралонг он нас, правда, не повел, на это у него ума еще хватило. Приходим к Золотому мосту. Там к перилам доска прибита, на ней с одной стороны написано: «Оранжевая провинция», а с другой — «Желтая». И вот этот идиот достает откуда-то из-под рубахи кусок мела, зачеркивает ту надпись, что с другой стороны, и, невзирая на протесты часового, пишет сверху — «Оранжевая». Взял так одним движением руки и завоевал сопредельную провинцию. Магистр потом из-за него в Желтую извиняться ездил.

— Еще бы он не ездил, — мрачно прокомментировал Марон. Это же не два рыцаря повздорили, это — покушение на Киралонгский договор!

В комнате повисло унылое молчание. Договор, четыре тысячелетия назад подписанный в столице Желтой провинции, прекратил бушевавшую в то время постыдную войну Ордена с Орденом и объявил границы между всеми его провинциями навеки нерушимыми.

— И, похоже, эта идея носится в воздухе, — неожиданно сказал Рэн. — Ты знаешь, что у нас в Крихене произошло? Нет? Ну так слушай.

Он рассказал все, чему был свидетелем. Тырнат слушал внимательно, не перебивая его ни единым словом, и только все больше и больше мрачнел.

— Опять война. Опять то же самое в третий раз, — произнес он с отвращением, как только Рэн замолчал. — С периодом в пять тысячелетий. Это Кольцо Событий, вы это понимаете или нет? Проклятье!

Тырнат с размаху ударил кулаком по столу.

— Атта макилу Роллона, — внезапно на странном языке произнес Рэн.

— Что? Роллона? — вздрогнул Тырнат. — Так вот почему…

— Об этом — после, прервал его Рэн. — Сейчас для нас главное — поймать Зеленого за руку.

— Кое-что можно сделать уже сейчас, — задумчиво произнес Тырнат. — Пожалуй, я именно это и сделаю. Так вы говорите, уран?

Он снял с плеча попугая и что-то долго шептал ему, почти касаясь губами хохлатой головы. Потом подошел к раскрытому окну и вытолкнул птицу в голубеющее предутреннее небо.

— Вот и все, подытожил он. — Теперь только ждать.

Ждать пришлось довольно долго. Ало-багровое солнце уже выглянуло из-за Малленских гор, когда попугай Тырната влетел в комнату и сел на плечо своего хозяина.

— Уран, — сказал он. — Резерв ограничен. Времени в обрез. Работать.

— Работать? — спросил Тырнат, осторожно снимая птицу с плеча и глядя ей прямо в глаза.

— Круглосуточно. Приходится подтормаживать. Расплавит внутренности.

— Расплавит внутренности, — повторил Дигет. — Интересно, что у них тут? Печи?

— Да нет, — задумчиво произнес Рэн, — о печах так не говорят.

— Попробуем еще одно слово, — решил Тырнат. — Подтормаживать?

— Расплавит внутренности, — грассируя, произнес попугай и, немного подумав, добавил: — Реактор работает круглосуточно.

— Реактор! — ахнул Рэн.

— Реактор? — переспросил Тырнат.

— Убрался наконец. Глуши совсем, — ответил попугай.

— Кто убрался? Магистр?

— Магистр дурак! Дурак! — не на шутку разозлилась птица. — Берет дерьмо! Будешь руководителем!

И попугай прибавил несколько таких слов, что Дигет, несмотря на всю серьезность момента, сложился от смеха пополам, а Рэн густо покраснел и захихикал, как девушка. Ливи демонстративно зажала уши.

— Руководитель? — продолжал допрашивать Тырнат.

— Дерьмо! — выругался еще раз попугай. — Другой не пойдет! Запретное производство! Плутоний! Плутоний! Плутоний!

— Понятно, — подытожил Тырнат. — Рэн, ведь это ты тогда с Красным? Плутоний как производили? В реакторе?

— Да. Загружали уран, и он там превращался в плутоний.

— Алхимия какая-то, — недоумевающе произнес Марон.

— Однако это так, — развел руками Рэн. — Я, правда, не знаю всех подробностей, но до Катастрофы его именно так и делали. Кстати, при этом образуется огромное количество очень опасных отходов. Одного этого было бы достаточно, чтобы запретить подобное производство на вечные времена. А во-вторых, и в главных, плутоний использовался в атомном оружии и больше нигде.

За окном прозвучал сигнал трубы, призывающий всех находящихся в крепости в трапезную.

— Пойдемте, — поднялся с места Дигет. — А то еще, чего доброго, гостеприимные хозяева помогут нам съесть наш завтрак.

Состязания

Седобородый кузнец в кожаном фартуке стоял в дверях мастерской и в его руке уже полыхал неяркий в свете летнего солнца факел.

Этот факел был зажжен от раскаленного горна точно по сигналу полуденного колокола. А вот с другим вышла заминка.

Зеленый магистр уже несколько минут пытался сфокусировать на просмоленной ткани солнечные лучи. Но то ли его рука нервно дрожала, то ли вогнутое зеркало было установлено не так, как надо — только пламя никак не хотело загораться.

— Совсем допился, — проворчал Марон, презрительно сплюнув на землю.

Традиция требовала поручать возжигание небесного огня лучшему бойцу крепости. Магистр таковым явно не был: его неуверенные движения свидетельствовали по меньшей мере о неловкости. А то и неумении обращаться с оружием — хватку опытного фехтовальщика не спутаешь ни с чем, даже если в его руке не меч, а веник. Или факел, который, кстати, по-прежнему продолжал плясать вокруг фокуса, не в силах попасть точно.

Наконец это произошло. Смола затрещала, вспыхнула, и небесный огонь снизошел на землю. Теперь его предстояло воплотить в огне земном.

Старый кузнец шагнул вперед, к сложенному из тяжелых сосновых бревен костру. Зеленый магистр сделал то же самое, правда, сильно пошатнувшись на повороте.

Бревна, проложенные сухим хворостом и облитые жиром, весело затрещали сразу с двух сторон. Дымное пламя взметнулось к солнцу. Игры были открыты.

Марон невольно поискал глазами командира своего отряда. И тут же память подсказала: он — гроссмейстер. Ему поручено командовать. А, значит, и на параде вести отряд Синей провинции должен он. Именно он, и никто другой.

— К торжественному маршу! — надрывая легкие, выкрикнул Зеленый магистр.

Семь клинков сверкнули на солнце одновременно, салютуя костру — эмблеме Орденских игр. — Поотрядно!

Рукояти семи мечей опустились к поясам, но острия по-прежнему смотрели вверх.

— На одного линейного дистанция!

Линейные с копьями, украшенными радужным разноцветьем лент, уже заняли свои места.

— Отряд Красной провинции — прямо, остальные — налево!

В чем заключается магическая сила этих слов?

Быть может в том, что за последним из них приходит в движение сила, гарантирующая жизнь мира завтра?

— Шагом… марш!

Раз-два, три-четыре… Марон взмахивал клинком, задавая ритм всему отряду, не забывая при этом незаметно поглядывать по сторонам. Ритуал требовал обойти всю крепость по кругу, и не воспользоваться этим было бы глупо.

Проплыл мимо барбакан — широкий коридор между двух стен, ведущий от распахнутых ворот в самую глубь крепости, где уже были установлены мишени. Чуть подальше, за аркой, желтела свеженасыпанным песком площадка, на которой предстояло меряться силами безоружным бойцам. А вон те узкие дорожки, конечно же, предназначены для фехтовальщиков.

Но у Марона не было времени разглядывать места будущих состязаний. У него было другое дело. Более важное.

«Где же может быть этот проклятый реактор? — думал он. — Ясное дело: под землей. Рэн говорит, так всегда делали. В глубоких подвалах с очень толстыми стенами. Еще и стальными плитами покрывали.

Гм. Даже если нам удастся обшарить все малленские подземелья, вряд ли мы его там найдем. Да к нему и нельзя близко подходить. Рэн точно знает, он же мало того, что эльна, он Катастрофу пережил.

Но реактор — это не более чем топка под котлом. Там нагревается вода. До кипения, как вон у Саттона в грузовике. Только этот пар использовать нельзя, он… как это Рэн говорит? очень радиоактивен.

Поэтому пар из атомного котла охлаждают водой. То есть нагревают им другой котел. И вот его пар уже можно использовать. Он ничего, нормальный.

Значит, выход пара. Или горячей воды. Это скрыть уже труднее. Эх, кабы не лето, а зима — тогда вообще было бы невозможно.

Баня. Говорят, в Маллене бани роскошные, надо будет сходить, попариться. Вон, труба дымит в конце июня. Для гостей топят. Эй, а почему дымом не пахнет?

А потому, что это не дым, а пар. От атомного реактора. Вот почему.

Проклятье! Неужели так глупо — в баню?

А нет, виноват. Тут еще и прачечная. И тоже без печей. Паром отапливают, сволочи».

— Рэн! — чуть слышно одними губами произнес Марон.

— Я, — так же тихо откликнулся идущий сзади Рэн.

— Смотри на трубу над баней. Это выход отработанного пара из реактора. Вечером начнем искать оттуда.

— Понял, — кивнул Рэн.

Отряд Красной провинции уже входил на площадь с костром — ту самую, где начался парад и где он должен был окончиться. Оранжевая… Желтая… Зеленая… Вот уже и Голубая остановилась. Пора.

— Стой! — скомандовал Марон. — Напра-во!

И сразу же скосил глаза на отряд Фиолетовой, по давней традиции замыкавший колонну.

Но вот, наконец, и он занял свое место. Зеленый магистр поздравил всех участников игр с их открытием, произнес положенное напутствие «вести борьбу честно и по всем правилам» и, наконец, громко выкрикнул:

— По местам состязаний… разойдись!

Первый поединок Марон выиграл без труда. Его противник — гарнизонный боец из Зеленой — фехтовать почти не умел. Да с гарнизонных это никогда толком и не требуют. Вот моряки, те действительно очень ловко орудуют своими абордажными палашами. У них ведь не условные противники, а настоящие. Пираты. Они тоже бьются неплохо.

Но у матроса есть фальшборт, закрывающий его почти по грудь. Есть товарищи по команде — они прикроют и слева, и справа. А странник может рассчитывать только на себя. Больше, как правило, не на кого.

А врагов у странников предостаточно. Ведь их служба — фельдъегерско-почтовая лишь формально, по букве Устава. Фактически это служба разведывательная. А случается, что и тайные операции.

Поэтому не стоит удивляться, что Марон вышел в финал без особого труда. Повозиться пришлось только с моряком из Тильта — он отлично владел своим палашом, но привык биться из-за фальшборта. А на фехтовальной дорожке подобные привычки кончаются всегда плохо. Коснувшись клинком его бедра, Марон выиграл поединок.

И, оглянувшись, удовлетворенно улыбнулся: рядом с ним салютовал своему противнику Хургин.

Меч, правду сказать, у него в руке был деревянный, специально предназначенный для упражнений в фехтовании. Нет, конечно, у него был и свой, но выйти с ним на дорожку он не мог. Рыцарям, не достигшим совершеннолетия, то есть двадцати одного года, Устав запрещает участвовать в поединках на боевом оружии даже в качестве секундантов. То же самое относится и к соревнованиям. Но никто не запрещает им состязаться между собой на деревяшках — и говорят, что в этом тоже есть своя прелесть.

Строго говоря, Марону следовало бы остаться и поболеть за крихенца. Но ему очень хотелось посмотреть хоть что-нибудь еще. И заодно оказаться неподалеку от прославленных малленских бань и прачечных. Поэтому, проигнорировав Хургина, Марон отправился туда, где должен был защищать честь Синей провинции Рэн из Карса.

А Рэн тем временем стоял в строю вместе с другими участниками состязаний, и лесная кошка сидела возле его левой ноги, обвив хвостом лапы. Казалось, происходящее совершенно ее не интересует. Но полуприкрытые глаза с вертикальными зрачками внимательно следили за человеком в ярко-зеленом плаще гарнизонного бойца, шедшим сейчас мимо них. Сегодня утром он спрятал на площади некий предмет. Где и какой — соревнующиеся не должны были знать ни в коем случае. Их задача состояла в том, чтобы этот предмет найти. И найти как можно быстрее.

А человек в зеленом повернул голову к другому — одетому в точно такой же плащ — и что-то произнес.

— Видел?! — ткнул Рэна в бок стоявший рядом странник с фиолетовой лентой. — Ты видел?

— Да, видел, — кивнул Рэн. — Он ему сказал, где искать.

— Найдешь сразу? — спросил странник. — Если да, то я его собаку задержу.

— Найду, — кивнул Рэн.

Странник из Фиолетовой провинции добровольно перечеркивал все свои шансы на победу. Единственно ради того, чтобы эта победа была завоевана в честной борьбе. Потому что сообщать участнику, где находится разыскиваемый предмет — это не просто нарушение правил. Это такое нарушение, которое делает все состязание попросту бессмысленным.

Прозвучала команда. Все рыцари остались на своих местах, зато их звери рванулись вперед серыми молниями. Пегий пес малленца метнулся было к подвальному окну у здания прачечной, но тут же упал наземь, сбитый с ног матерым волком. Два зверя мгновенно сцепились, превратившись в рычащий клубок шерсти, зубов и блестящих глаз. Кошка Рэна, чуть-чуть замешкавшись, бесшумно перепрыгнула через дерущихся и исчезла в темной дыре у стены, чтобы сейчас же вынырнуть обратно — с небольшой металлической чашей в зубах. Подбежав к своему хозяину, она передала ему найденное.

В чаше лежал небольшой кусок пергамента. Рэн наклонился, принимая искомый предмет, но его левая рука незаметно вытащила записку и так же незаметно сунула ее в сапог.

— Победил Рэн из Карса! — с явной неохотой провозгласил распорядитель соревнований. — Ундор из Маллена и Аларон из Хорсена снимаются за неподготовленность!

— Победил Хургин из Крихены! — донеслось со стороны фехтовальных дорожек. — Приготовиться Марону из Крихены!

Имени своего соперника Марон не расслышал. Все равно, кто бы он ни был, надо было спешить. Иначе попросту запишут поражение как неявившемуся после третьего предупреждения. И притом жаловаться будет некуда и бессмысленно. Всю сцену с розыском спрятанной чаши Марон видел от начала до конца и прекрасно понимал, что если уж малленцы средь бела дня пошли на такое явное жульничество, то три раза подряд выкрикнуть его имя они даже и не задумаются.

Однако, вопреки собственным ожиданиям, он успел не только до третьего, но даже до второго. И каково же было его удивление, когда он увидел своего противника. Им оказался Дигет.

Болельщики уныло расходились. Кто бы ни победил в финальном поединке — почетный кубок оставался за Крихеной. Так что эта схватка не интересовала никого, кроме ее участников.

Они были одного возраста (Дигет чуть постарше), приняли Посвящение в один и тот же день, владеть оружием их обоих учил сам Аргил, знаменитый на все Земли Ордена мастер фехтовального искусства — так что их соперничество было давнишним и непримиримым.

— Ну так что же? — без тени обычного юмора поинтересовался Дигет. — Кто победит на этот раз?

Марон не ответил ничего — только отсалютовал своему противнику. И сразу же отскочил назад, полусогнув ноги.

Не было ни эффектных выпадов, ни красивых комбинаций, ни описываемых клинками в воздухе сверкающих восьмерок — словом, всего того, что ни один опытный фехтовальщик никогда не пустит в ход на поединке с равным себе. Так что здесь, наверное, можно сказать только одно: долго шла борьба, но Марон все-таки одолел. Чисто случайно. Только потому, что Дигет допустил маленькую ошибку в защите, и Марон ею немедленно воспользовался.

Случай есть случай. Но удача помогает лишь тем, кто к ней подготовлен.

— Ну ладно, ладно… Тебе проиграть не постыдно, — улыбнулся побежденный, салютуя победителю.

— Победил Марон из Крихены! — провозгласил распорядитель состязаний.

Марон убрал меч в ножны и шагнул в сторону немногих оставшихся зрителей.

— Пошли рукопашную смотреть! — крикнул ему Рэн.

И, как только они отошли немного в сторону, вынул из сапога записку.

— Вот. Посмотри, что мне передали вместе с той самой чашей, — сказал он.

— «Сразу после закрытия возле этого окна. Плутоний». — прочел вслух Марон.

Без оружия

— Саттон! Это он! Он в кухню заходил!

Саттон обернулся на крик — и тут же медленно осел на покрывающий площадку песок, сраженный страшным ударом в левое подреберье.

Странник из Зеленой перепрыгнул через ограждение, отпихнул в сторону какого-то стоявшего на пути гостя и исчез в толпе.

Преследовать его в крепости, которую он заведомо знал лучше, было бессмысленно. Оставалось делать то, что можно было сделать. И нужно было сделать немедленно.

— Рэн! — распорядился Марон. — Окажи помощь Саттону!

И тут же, одним прыжком перемахнув через загородку, оказался на площадке.

— Я заявляю протест! — громко, чтобы слышали все, произнес он, обращаясь к распорядителю. — Противник Саттона из Крихены нанес ему запрещенный удар и причинил травму.

— Опасную травму, — добавил Рэн.

Только что он попытался уложить Саттона на спину, но тот, как детская игрушка-неваляшка, снова принял прежнюю позу. Скрестив ноги на манер портного, он сидел на песке, и его серые глаза отстраненно глядели куда-то поверх стены.

Меньше всего на свете распорядителю хотелось принимать протест, заявленный Мароном — но протест этот был более чем обоснован. В бою, конечно, все приемы разрешены. Но только в бою. А на соревнованиях удары дозволено только обозначать. Наносить — нельзя.

— Победил Саттон из Крихены! — прозвучало над площадкой. — Салмат из Маллена с состязаний снимается!

«Салмат из Маллена, — подумал Марон. — Сразу же, как только вернемся в Крихену, непременно доложу нашему магистру».

Саттона отнесли в ту самую комнату, где они коротали предыдущую ночь. Рэн все время шептал ему что-то на ухо, не то ободряя, не то успокаивая.

В конце концов шофера удалось положить на кровать, и он заснул. Рэн еще некоторое время гладил его ладонью по левому боку, потом внезапно выпрямился и, едва не падая от усталости, произнес:

— Все. Если ничего не случится, он останется жив. Только выздоравливать будет долго. Недели две, не меньше.

— Это все из-за меня! — всхлипывала Ливи. — У меня с четырех стрел сорок восемь очков было. Смотрю, он на стене стоит. Он, точно. Тот, что на празднике Посвящения в кухню ввалился пьяный. Ну, сорвала я. За спуск дернула и сорвала. Если бы я его раньше заметила, я бы и все пять сорвала. Да что стрелы!

Марон понимал: проигранное из-за промаха состязание волновало ее меньше всего. Выйдя из барбакана, Ливи тут же бросилась искать отравителя — и нашла его. Вот только крикнула она совершенно зря. Салмата из Маллена следовало брать без крика, как только он сойдет с площадки. И сразу же, не мешкая, предъявить ему обвинение в попытке отравления крихенских зверей. А за свидетелями далеко ехать не требовалось — кроме Ливи, Салмата видел Дигет.

Но, по крайней мере, Марон теперь знал его имя.

— Ладно, не реви, — сказал он вслух. — Лучше посиди около Саттона, пока он не проснется. А я Рэна наружу выведу. А то ему сейчас совсем худо станет.

— Вот это да! — восхищенно покачал головой Марон, как только они с Рэном вышли из комнаты. — Эльнарская магия! Видывал я целителей, но таких, как ты — не доводилось. Я же знаю, что с ним было.

— Разрыв селезенки, — бесцветным усталым голосом произнес Рэн. И немного спустя добавил:

— А ты, оказывается, в ранах разбираешься?

— Конечно, я же странник, — пожал плечами Марон. — Если б не ты, Саттон бы точно умер.

— Я давно этим не занимался, — признался Рэн. — Ты извини, пожалуйста, но я истратил все силы. Мне бы сейчас где-нибудь прилечь. Или присесть.

— Да где ж тут присесть? — Марон безнадежно махнул рукой. — Разве что в библиотеке. Только ведь и она занята. В знании оружия соревнуются. Если хочешь, пойдем туда. Там хоть публика тихая.

Но, вопреки ожиданиям, в библиотеке было довольно шумно.

— Рахан из Румпаты и Шикандар из Маллена, — сообщил вошедшим кто-то из болельщиков. — По-моему…

Марон жестом попросил его замолчать. Все было более или менее понятно и так. Двое рыцарей — странник из Красной и гарнизонный боец из Зеленой — оказались равны по силам и распорядитель никак не мог решить, кому присудить победу.

Страсти публики между тем накалялись. Глаза метали искры. Кулаки сжимались. Для полного счастья не хватало только одного — чтобы кто-нибудь из малленцев крикнул: «Ура Шикандару!» Или кто-нибудь из Красной — «Ура Рахану!» Со всеми вытекающими из этого последствиями в обоих случаях.

Рэн, мгновенно оценив обстановку, быстро прошел вперед и обнажил меч. Держа его левой рукой за клинок, он встал посередине зала и громко произнес:

— Пусть померяются знаниями вот на этом!

И положил меч на стол посередине между Шикандаром и Раханом.

Распорядитель склонил голову к малорослому Рэну, и тот что-то быстро и горячо зашептал ему на ухо.

Но Марон этого уже не видел. Он вообще не видел ничего, кроме лежавшего на столе клинка. Та же самая листообразная форма. Та же голубоватая сталь…

Лунный меч?!

Да нет же! Нет! На Лунном мече должны быть руны! Такие же, как на Солнечном! Или нет, другие, потому что надпись другая — но она должна быть, а ее нет!

Но тогда…

Тогда этот меч вышел из той же самой кузницы. Возможно, из рук того же мастера, что и те два. И Рэн наверняка его знает. Наверняка.

— Оружие выдано в Карсе, — с невероятно глубокомысленным видом произнес Шикандар.

Напряжение мгновенно спало. Послышались тихие смешки. Чтобы узнать, в какой крепости выдан меч, требовалось всего лишь прочесть надпись, выбитую на гарде.

— А, может, он еще и писать умеет? — предположил кто-то за спиной Марона.

И весь зал, исключая разве что Шикандара, захохотал. Смеялся Рахан, смеялся Марон, смеялся распорядитель. Наконец, вспомнив о своих обязанностях, он с трудом восстановил порядок и поинтересовался у незадачливого знатока оружия, может ли он сказать что-нибудь еще.

— Меч изготовлен… э… гномами Гвальтских гор, — произнес тот. — Клинки такой формы чрезвычайно редки на Севере, но иногда завозятся с Юга моряками…

— Достаточно, прервал его распорядитель. — А что скажет Рахан из Румпаты?

Седоватый странник с ярко-алой лентой в волосах встал, обвел спокойным взглядом зрителей и, зная уже, что победа осталась за ним, с расстановкой произнес:

— Это изделие Древних. Меч изготовлен, по крайней мере, до Гражданской войны, и не на Юге, а здесь, на Севере — вероятнее всего, на Вэдонге!

— На самом деле — на Аладонге, — уточнил распорядитель. — А в остальном все правильно. Победил Рахан из Румпаты!

Рахан, не обращая внимания на поздравления болельщиков, взял меч и подошел к Рэну.

— Твой? — спросил он.

Рэн кивнул, принимая оружие.

— Я тут еще кое-что разглядел, да не стал говорить вслух, — тихо прибавил Рахан. И, внимательно глядя в глаза Рэна, признался:

— Столько лет живу, а никогда еще не видел живого эльна!

— Ну так смотри, — улыбнулся Рэн. — А откуда ты взял, что меч с Вэдонга?

— Очень просто, — отозвался Рахан. — Точно такой же хранится в Румпате.

Рэн вздрогнул и побледнел. Рахан не понял, отчего. Но Марон — понял.

Закрытие и открытие

Костер догорал, и пятеро победителей стояли вокруг него, сжимая в руках добытые в честной борьбе почетные кубки. Строго говоря, победителей должно было быть шестеро, но Саттон лежал сейчас на кровати под присмотром Ливи и Дигета, и его кубок стоял на земле между Мароном и Рэном.

Отпив немного вина, Рахан выплеснул остальное в кучу ало-оранжевых углей. То же самое вслед за ним сделал Марон, потом — Рэн, Хургин… Угли потухали, и к светлому беззвездному небу взметались столбы пепла, дыма и пара, пронизанные синими язычками вспыхивающего спирта.

Это значило, что игры закончены, и им желают светлого и чистого, как спиртовое пламя, пути. Но не допит еще последний глоток, и семь лет спустя вновь соберутся в другой крепости новые участники, чтобы в полночь шестеро победителей встали в круг у потухающего костра.

Сердце кровью обливается, когда видишь, как пропадает хорошее вино. Но что поделать — таков обычай, установленный еще во глубине седых веков…

Костер погас. Марон повернулся через плечо, забрал кубок Саттона и, не оглядываясь, пошел прочь. Рэн и Рахан присоединились к нему.

— Послушай-ка, Рахан, — сказал Марон, когда они отошли достаточно далеко и смешались с толпой расходящихся зрителей. — Ты вроде говорил, что ты шофер? Да? Тогда почему же ты носишь плащ странника?

— Ногу раздробил, — ответил Рахан. — Странствовать пешком уже больше не получается. Хромаю. А в отставку уходить не захотел. Выучился машину водить, теперь на ней странствую с попутными грузами. Сейчас вот команду из Румпаты в Маллен отвез. Хотя, честно говоря, во мне там особой нужды не было, у нас еще шофер есть.

— Вот как? — обрадовался Марон. — А с такой машиной ты справиться сможешь?

И он указал на «Синюю звезду», по-прежнему стоявшую рядом с «Малахитом».

— Смогу, наверное. А что? Ах да, у вас же одного чуть насмерть не убили. Так это ваш шофер был? — догадался Рахан.

— Ну да. И притом единственный, больше никто водить не умеет. Так ты поможешь нам выбраться?

— Помогу, конечно. Только мне надо на вашу машину посмотреть.

— Смотри. Мы сейчас Саттона приведем, он тебе поможет. А зверей, с твоего позволения, оставим тут. И кубки тоже.

Рахан согласно кивнул. Некоторое время он, сидя в кабине, разглядывал рычаги управления. Потом появились Ливи и Дигет, ведя под руки Саттона.

— Ты поведешь? — спросил он. — Давай, я тебе покажу, как разжигать форсунку. А Рэн с Мароном потом подойдут, у них там еще какое-то дело объявилось.

Дело, конечно же, было то самое, о котором говорилось в записке.

— Это? — спросил Марон, указывая на подвальное окно. И вдруг неожиданно с протестующим «Мм!» опустился прямо на землю.

В первое мгновение Рэну показалось, что Марон пьян до невообразимого свинства. Но, заметив двоих вышедших из-за угла малленцев, он понял, в чем дело.

— Н-не пойду! — коснеющим языком бормотал Марон, сидя на земле и водя вокруг себя непослушными руками.

— А ну, вставай! Пошли! — Рэн решил немного подыграть. — Пошли, говорю! Там тебя люди ждут! И машина!

— Ба, да это же крихенский мечник, — расхохотался боец. — Что, дружище? Ослаб?

— Да брось ты его, — распорядился второй, с офицерской бляхой. — Ну подумаешь, надрался. Нам же ясно сказали: никого не трогать, к утру сами все разъедутся.

— Кубок он выиграл, — хмуро пояснил Рэн. — Вот и гудит, в Крихену ехать не хочет.

— И б-буду гудеть, — подтвердил Марон и звучно дыхнул прямо в морду офицерской собаке. — Им-мею право.

Собака, зажав нос передними лапами, вытирала его о траву.

— Пошли, пусть валяется, — проворчал офицер. И, не удержавшись, выругался:

— У, пьянь горчайшая! Не хватало мне еще странников из-под двери убирать!

Как только шаги патрульных затихли вдали, пьяный протрезвел и поднялся на ноги.

— Талант в тебе пропадает, — неожиданно сказал кто-то из-под земли. — Я, на вас глядя, чуть со смеху не помер.

Неприметная обшарпанная дверь в стене внезапно открылась. На пороге стояли два человека, одетые в комбинезоны вроде тех, что обычно носят шоферы. Но, в отличие от шоферских, — угольно-черных от въевшейся сажи, дегтя и жира, эти были белесыми от многократной стирки.

— Заходите оба, — кивнул старший из двоих. — И быстро. Если вас здесь найдут, и вам, и нам крышка.

Марон вошел внутрь и огляделся.

Большая — примерно четыре на четыре шага — была чисто выметена и, похоже, даже вымыта. Черный штурвал, похожий на рулевое колесо, торчал из противоположной стены. А между ним и белой дверью, перечеркнутой крест-накрест двумя ярко-алыми полосами, светилось голубоватым светом небольшое окошечко.

— Что это?

— Если угодно — реактор изнутри. Естественно, через несколько зеркал. Вон тот черный куб внизу — это активная зона.

Пожилой ученый подошел к штурвалу и крутанул его на один оборот вправо. Голубой свет стал ярче, и, приглядевшись, Марон увидел поднимающиеся снизу пузырьки пара.

— А если… вправо до конца? — неожиданно для самого себя спросил он.

— Тогда самое большее через четверть часа от всего Маллена не останется камня на камне.

— А по направлению ветра на двадцать лиг будет безлюдная земля, — прибавил Рэн. — Если только не мертвая, вроде Железных песков в Красной провинции.

— Примерно год назад, — неожиданно произнес молчавший до того второй ученый, — мы вывалили в канаву отходы плутониевого производства. Так их овцы подлизали, потом корова их отогнала, тоже принялась лизать…

— Зачем? — не понял Марон.

— Не знаю. Соленые, наверное. Так вот, корова через две недели почернела и сдохла.

— А овцы?

— Овцы остались живы. Потом, через полтора года, мы их зарезали. Все ноги были в опухолях.

— Рак костей, — пояснил Рэн.

— Там еще береза росла, — добавил пожилой. — На ней все листья побурели, засохли и опали. Это в начале лета. Но на следующий год…

— Что? — спросил Марон.

— На следующий год дерево как ни в чем ни бывало начало зеленеть вновь.

Несколько минут все молчали, пораженные одной и той же мыслью.

— Все-таки деревья сильнее нас, — выразил ее пожилой ученый. — Сильнее и лучше.

— Одного я все-таки себе никак не уясню, — внезапно признался Марон. — Что же такое эта радиация? Как ее понять?

Но ответа на свой вопрос он так и не дождался. В дверь забарабанили.

— Эй, отпирайте! Вы что там, с бабами? — послышалось снаружи.

— Быстро сюда! Оба! — прошептал пожилой, с натугой открывая тяжелую красно-белую дверь. — Только вглубь не ходите!

Молодой тем временем лил на пол из большой стеклянной бутыли что-то едко пахнущее.

Дверь бесшумно закрылась. Узкий коленчатый коридор погрузился в абсолютную темноту. А снаружи доносилось чихание собаки и возмущенный голос ученого:

— Идите вы все к Червю! У меня и без вас беда: азотную кислоту на пол разлил!

Разоблачение

Марон возмущенно ходил по комнате Синего магистра.

— Значит, формальный суд? Да? — говорил он. — А ведь суд может и оправдать! И что тогда? А? Не было никакого реактора? А я в него лазил. Я там внутри был, ясно вам это или нет? И Рэн был. И потроха реакторные мы видели, правда, через зеркало. Но это неважно, я это все хоть сейчас нарисовать могу.

— Ну, что до рисунка, так я и не то еще могу нарисовать. Если только Совет Семи сочтет рисунок за доказательство, — горько усмехнулся магистр.

— Водно-графитовый реактор, — бесцветным голосом произнес Рэн. — Самая опасная конструкция. В Красной провинции в дни Катастрофы взорвалась точно такая же. Марон этого знать не может.

— А из Семи кто-нибудь это знает? — резко возразил Марон. — Это вообще кто-нибудь в Землях Ордена знает, кроме тебя? Вот тот парень из Фиолетовой, который своего волка на собаку натравил, чтоб ты победил — он знает?

— Аларон из Хорсена? — Рэн неожиданно улыбнулся. — Конечно, знает. Он — единственный взрослый эльна, переживший Катастрофу. Я имею в виду — взрослый тогда.

Марон смущенно замолчал.

— Хорошо. Аларон знает, — внезапно нашелся он. — Но ты же сам сказал: он — единственный. А ты еще имей в виду, что для большинства людей эльнар — это существа из сказок. Я и сам в них не особенно верил, пока тебя не встретил.

— Меня, Тырната, да вот еще Аларона, — еще шире улыбнулся Рэн.

— Ну и что? — снова завелся Марон. — Что вы предлагаете? Всех эльнар в свидетели привести, что ли? Так вы еще будете доказывать, что вы — эльнар. А я вам дело предлагаю. Я — странник, я в своих походах никому отчет давать не обязан. Кроме командора Крихены, а он сейчас сидит под арестом. Так вот, я прямо с утра иду обратно в Маллен, пробираюсь туда внутрь и кручу штурвал вправо до отказа. И еще подберу день, чтоб был сильный северный ветер. Угадайте-ка, что тогда будет с двумя третями Зеленой провинции и всеми их планами? А? Меттен не в счет, он не замешан ни в чем. И, кстати, он гораздо севернее Маллена.

— Хорошо. Меттен севернее, — возразил Рэн. — А Лахуст — южнее. Лахуст тоже не в счет? А деревни от Маллена до Лахуста — тоже не в счет?

— В Лахусте сделали свой выбор, — твердо произнес Марон. — Да, прямого нарушения первого параграфа там не было. Формально перед Уставом никто не виноват. А те, кто видел все и все равно молчал — они первый параграф своим молчанием не нарушали?

— А те, кто не видел? — хладнокровно ответил магистр. — А те, кто, может быть, и видел, да не верил своим глазам, что магистр провинции вкупе с малленским командором этим параграфом уже подтирались? — натренированный на плацу голос магистра звучал все громче и громче. — А Оранжевая провинция? Уран-то шел из Оранжевой, его больше нигде нет! Ну, взорвешь ты Маллен вместе с реактором. А рудник-то останется! Значит, новый реактор будет. Не в Малленских горах, так в Гвальтских. И что тогда толку…

— Разрешите войти? — во внезапно открывшуюся дверь просунулась голова Кина. — Час тому назад через западные ворота в Крихену въехал «Малахит» с грузом соли из Маллена. Шофера с грузовыми документами я направил к вам. Сменившись с поста, я счел нужным проверить…

— Направил ко мне? — удивился магистр. — Он не приходил.

— С грузом соли? — недоумевающе произнес Рэн. — Какая же соль в Маллене?

— Соленая… которую овцы лижут… — медленно произнес резко побледневший Марон. И вдруг, сорвавшись с места, крикнул во весь голос:

— О боги! Котел! Рэн, зови Рахана!

Первое, что необходимо знать о паровых котлах: они взрываются.

Орденские библиотекари помнят историю о человеке, который был предан суду Семи магистров только за то, что изобрел паровую машину высокого давления. Впрочем, у магистров для этого были веские основания: в то время избыточное давление в десять стоп водяного столба уже угрожало разнести в клочья и машину, и людей — а злосчастный изобретатель говорил о пятидесяти саженях!

Кстати, тут он и вправду хватил через край: такие давления техника Ордена смогла освоить только через сто пятьдесят лет. Для этого — ни много ни мало — ей пришлось поместить огонь там, где должна быть вода, а воду — на место огня. Не огонь, а пар должен находиться в трубах котла. Иначе их сплющит. Да еще не всякие трубы годятся для этой цели.

Полтора столетия ушли на то, чтобы создать паровой котел, способный работать под высоким давлением.

И все же…

И все же он остается своеобразной взрывчаткой. Особенно, если уровень воды падает ниже разрешенного минимума. Тогда достаточно малейшей трещины или даже неплотности, чтобы оставшаяся вода мгновенно обратилась в пар, и…

Первое, что необходимо знать о паровых котлах — они взрываются!

Марон уже выламывал заднюю дверь фургона.

— Капюшон! Надень капюшон! — крикнул ему Рэн.

Рахан, забравшись в кабину, отчаянно манипулировал рычагами, пытаясь предотвратить взрыв.

Но Марон этого не видел. Он видел только грязную соль, наполнявшую бочки, с одной из которых он только что сорвал крышку. Она светилась тем же самым мертвенно-голубоватым светом, что и вода в малленском реакторе!

Все в этих бочках было радиацией. И, если Рахану не удастся справиться с котлом — Крихена будет засыпана ею до самых верхушек башен. Пыль, как и воздух, проникает везде, и нет никакого способа избавиться от нее.

Пыль… Так вот почему Рэн крикнул: «Надень капюшон»! Она же осядет на волосы!

А воздух, которым дышит Марон — он ведь тоже насыщен этой пылью!

Нет. Все. Надо убираться отсюда. Только сначала…

Марон рванул у горла завязки плаща и сбросил его с себя. Потом вышел из фургона и плотно закрыл дверь.

— Рахан! — крикнул он. — Гони машину к Малленским горам! Там есть заброшенные шахты, скинь ее туда вместе с грузом!

«Малахит» шумно выдохнул отработанный пар, вздрогнул и, медленно набирая скорость, выкатился в ворота.

— Ты… оставил там плащ? — спросил Рэн.

— Конечно, — ответил Марон. — Он же пыльный.

Рэн кивнул. Что было в кузове — он спрашивать не стал. Это было ясно и так.

— Тебе нужно вымыться, — сказал он. — И выстирать всю одежду. Особенно сапоги.

Уже стемнело, и Рахан вернулся в Крихену с известием о том, что «Малахит» надежно упокоился навсегда в старой шахте у подножия недалеких отсюда Малленских гор, а Марон все еще не выходил из бани. Одежду ему удалось отстирать, а сапоги — отскрести ножом. Но его длинные темные волосы промыть не удавалось никак. Они казались совсем чистыми, но Рэн, проведя по ним ладонью, снова и снова отправлял его мыться.

— Ладно, хватит, — не выдержал Марон в конце концов. — Будь другом, сбегай, пожалуйста, в мою келью и принеси бритву.

Когда Рэн исполнил эту просьбу, он сказал ему:

— А теперь раздевайся и ступай сюда. А то я затылок побрить сам не смогу, у меня, понимаешь ли, сзади глаз нету. Тьфу, да куда же ты в рубашке лезешь! Боишься, что ли? Не бойся, я не гомик.

Рэн, однако же, снимать рубашку не стал.

— Ну ладно, — махнул рукой Марон. — Твоя задача такова: я сажусь на пол и намыливаю волосы, а ты мне их все сбриваешь. Эй, ты что делаешь?! — внезапно вздрогнул он при первом же прикосновении лезвия. — Ты же мне так последнюю голову отрежешь! Бритву, что ли, никогда в руке не держал?

И, внезапно догадавшись, в чем дело, он резко вскочил на ноги и одним движением сорвал с Рэна рубашку.

Под рубашкой не было ничего, кроме нагого тела.

Женского.

…Рэн лежала на узкой койке в страннической келье Марона, прикрытая до пояса тонким одеялом. В ее ушах еще звучали те слова, что он шептал ей за полночь, едва касаясь губами тонких волос за ухом. Тогда, в бане, она едва уговорила Марона сначала все-таки побрить голову…

А он сидел рядом и любовался ее телом. Странники редко доживают до старости, и его ничуть не волновало, будет ли бессмертная эльна любить его через пятьдесят лет. Он хорошо помнил слова молодого ученого: корова почернела и сдохла через две недели.

Этих двух недель хватило бы с лихвой, чтобы добраться до Маллена. Только теперь почему-то ему этого делать не хотелось.

— Я буду сильно мучиться? — неожиданно спросил он.

— Я не знаю, — ответила Рэн, и, подумав, все-таки решила сказать правду:

— Если доза достаточно велика, то да. Сильно.

— Послушай, Рэн. Можешь ты выполнить мою просьбу? — и, не дожидаясь согласия, Марон быстро, на одном дыхании, произнес:

— Я хочу, чтобы мы с тобой были вместе. До конца.

Рэн несколько мгновений молчала, обдумывая это слишком серьезное для рыцаря Ордена предложение, а потом ответила:

— Я иду в Румпату, Марон. Лунный Меч хранится там.

— Все равно. Я с тобой.

Рэн улыбнулась. И, уже зная, что она победила, что Марон пойдет не в Маллен, а в Румпату, полупритворно вздохнула:

— Да куда ж ты отправишься с бритой головой?

— Плевать, ответил Марон. — Перевяжу бинтом, и пусть думают, что меня ранили.

— А что? Это мысль, — Рэн приподнялась на локтях и вдруг, откинув голову назад, весело засмеялась:

— Вот будет, если нас с тобой обвинят в мужеложстве!

Марон и сам понимал, что это им очень даже грозит. Подобные действия в Ордене караются наряду с изнасилованием, за это можно запросто вылететь вон вообще из рыцарского сословия. Отвертеться от такого обвинения было, конечно, несложно — все, что происходит между мужчиной и женщиной по их обоюдному согласию, не заслуживает даже порицания. Но Рэн из Карса при этом вынужден был бы публично признать, что он — женщина, и ее тайна тут же накрылась бы банной шайкой…

— Хорошо, — улыбнулась Рэн. — Я согласна.

Книга Двух Мечей

«Синяя звезда» мягко катилась по Великому Северному тракту. Пар ритмично посвистывал в клапанах. Магистр сидел в кабине вместе с шофером и Раханом. Марон и Рэн разместились в кузове вместе со зверями, так что разговаривать можно было совершенно спокойно и о чем угодно.

— Я, собственно, так и не понял: почему все-таки Солнечный меч должен был достаться именно Линну, а не, скажем, Хургину или Моранту? — спросил Марон. — И почему ты его искала именно в Крихене?

— Да очень просто, — улыбнулась Рэн. — Линн — не крихенец. Он — сын бывшего карсского командора.

— Которого убили во время мятежа?

— Да. Так что из всех четверых он был бы самым лояльным. В отношении командора Крихены, естественно. А он потом разыскал бы Лунный меч, сунул бы его в левую руку тому же Линну…

Что было бы дальше — Марон прекрасно понимал и сам. Взявший в руки эти мечи — не один, а именно оба — становится машиной разрушения. Сами боги не способны противостоять ему. И он будет сеять вокруг себя мир и справедливость, превращая цветущие страны в смиренные кладбища — если только силы его духа не хватит на то, чтобы удержаться и не делать это. А способен ли на такое четырнадцатилетний мальчишка, да еще безгранично преданный командору, приютившему его в чужой крепости?

— А что до Крихены, то это история достаточно долгая, — вздохнула Рэн. — Начать с того, что я сначала даже не знала, что ищу. Знала только, что где-то есть какой-то предмет, который искажает мир уже самим своим существованием. Я это поняла еще тогда. В год Катастрофы. Во время Малого Обряда. Доводилось о нем слышать?

— Нет. Не доводилось, — покачал головой Марон. — Хотя постой, был какой-то Эльнарский обряд в старом Городе, одновременно с первым Советом Семи. Но это же не год Катастрофы, это за четырнадцать лет до нее было!

— Ну да, — кивнула Рэн. — Великий Обряд. А в год Катастрофы был еще Малый. Я в нем участвовала. И как-то сразу поняла, в чем дело. Ну… дальше ты знаешь, я тебе еще в Крихене рассказывала. Я искала на необитаемых островах, лазила в заброшенные шахты, рылась в старых библиотеках…

— И так все это время? — изумился Марон.

— Почти десять тысяч лет. Пока в Карантинной Гавани мне не попалась одна книга. Я ее тебе обязательно покажу, когда будем в Карсе. Очень странная и очень интересная. А, главное, в ней упоминается «Книга двух мечей», она тоже хранится в Карсе. Так вот, в «Книге двух мечей» сказано, как сделать оружие, не знающее поражений — два меча, один для правой руки и один — для левой. Причем эта пара является, как там написано, знаком и образом Двух Изначальных Мечей, изготовленных кем-то из Древних еще на заре времен. Правда, в отличие от автора, я теперь знаю, кем и когда, — внезапно улыбнулась Рэн.

— Угу, — кивнул Марон. — Я, кажется, тоже знаю. Тот же мастер, что делал твой меч.

— Откуда? — ахнула Рэн. И, внезапно догадавшись, ответила сама себе:

— Ну да. Ты же их видел. Все правильно, это был Роллон. Мой родной дядя, — грустно добавила она. — Серая Тень. Так переводится его имя с эльнарина.

— И что же с ним случилось? — спросил Марон.

— Не знаю. За тридцать лет до Катастрофы он пришел на Великий Совет — не Орденский, а наш, эльнарский — опоясанный двумя мечами. И с тех пор его больше никто и никогда не видел.

— Погиб, наверное, — предположил Марон.

— Скорее всего, да. Иначе я никак не могу объяснить, почему один клинок оказался в Румпате, а другой — в Крихене.

Машина плавно остановилась. Раздался громкий гудок: шофер требовал открыть ворота.

— Ну вот, мы и приехали, — поднимаясь со своего места, произнес Марон. — Это уже Карс.

И, несколько раз шумно вдохнув и выдохнув, смущенно признался:

— Укачало меня, наверное. Подташнивает что-то.

— Пойдем сразу в библиотеку, — тоном, не терпящим возражений, произнесла Рэн. — Я тебе покажу эти книги.

Войдя в просторный читальный зал, Марон невольно залюбовался большой медной доской, висевшей на глухой стене. Почти десять тысячелетий назад на ней был выбит текст Устава, принятого первым Советом Семи за четырнадцать лет до Катастрофы.

Семь магистров единогласно приняли Устав, и досок с его текстом было изготовлено — по числу провинций — тоже семь. Уцелело только две: в Карсе и в Киралонге. Конечно, в остальных пяти провинциях хранились точные копии утраченных оригиналов. Да и списки их имелись в любой библиотеке в достаточном количестве.

Но эта доска была особенной: ее касались Первые…

— Мне нужны «Книга странствующих над бездною» и «Книга двух мечей», — произнесла Рэн.

Седоватый библиотекарь кивнул и исчез за полками. Получив через несколько минут свой заказ, Рэн жестом пригласила Марона за стол у окна.

— Смотри, — произнесла она, открывая «Книгу странствующих над бездной». — Вот это место.

— Видел? — спросила Рэн, отодвигая фолиант в сторону. — «Атта макилу» — это именно и значит «два меча». А вот тот самый черномагический манускрипт, о котором шла речь.

Марон наугад перевернул несколько страниц.

— Эльнарин? — спросил он, увидев уже немного знакомые руны.

— Да. Вернее, то, что автор считал эльнарином. Читать эту мерзость мы не будем, нас тут интересует другое.

Из специального кармашка на внутренней стороне переплета Рэн извлекла небольшой листок пергамента.

— Здесь написано, кто эту книгу брал, — сказала она, протягивая листок Марону. — Причем не полистать здесь, а всерьез и надолго. Вот смотри: «Рэн из Карса». Это я читала. А теперь погляди, кто ее читал после меня.

— О боги! — ахнул Марон. — Крихенский командор!

— Понял? Он прочитал эту книгу, нашел в ней описание Двух Изначальных Мечей…

— Вспомнил, что один из них он видел в крихенской оружейной, — продолжил Марон.

— Ну да. Сдал книгу и торопливо исчез. Я бы даже сказала — до неприличия торопливо.

— И что же?

— А я отправилась за ним. В Крихену. И, между прочим, мне повезло даже больше, чем я надеялась. В харчевне недалеко от Крихены он договаривался с тремя типами самого разбойничьего вида об убийстве магистра. Деньги обещал. И немаленькие.

— А ты?

— А я подслушала.

— Да это ясно! Что ты сделала?

— Перехватила магистра на дороге и предупредила. Остальное ты знаешь.

Дверь библиотеки внезапно отворилась. На пороге стоял мальчишка лет четырнадцати с собакой на поводке.

— Рэна из Карса и Марона из Крихены магистр просит прибыть к нему, — нарочито громко объявил он, явно гордясь возложенной на него обязанностью.

— Сейчас будем, только книги сдадим, — ответил ему Марон.

«Плывущее бревно»

Из Карса они вышли еще на рассвете. В заплечной сумке Марона лежало запечатанное письмо, официально извещающее магистра Красной провинции о произошедшем в Крихене и Маллене и предлагающее ему прибыть на Совет Семи. А на груди в такт шагам покачивалась офицерская бляха, точнее гроссмейстерская, ибо командир отряда странников зовется не офицером, как в крепости гарнизона, а гроссмейстером. Но странники уже давно перестали ходить отрядами, и гроссмейстерская бляха у странника сейчас — это уже больше чем редкость. Да и по крепостям офицеры существуют в основном в силу Устава и традиции. Им поручается командование отрядами рыцарей, например, организация обороны определенного участка стены. А поскольку серьезных военных конфликтов не было со времен Киралонгского договора, то эта должность является чистейшей синекурой. Как и практически любая другая офицерская должность.

К гроссмейстерам все сказанное относится в полной мере. И даже больше того: гроссмейстеры попросту исчезли за ненадобностью. Но видимо, не совсем. По крайней мере, сейчас по Великому Северному тракту шагал отряд странников под командованием гроссмейстера — Марона из Крихены.

Матерый волк трусил рядом с ним мелкой рысцой. Рэн шла чуть в стороне. А позади, чуть прихрамывая на ходу, но не отставая, шел Рахан, и рядом с ним бесшумно ступал благородный белый с черными пятнами ирбис. Такие великолепные звери встречаются только в одном месте — в вечных снегах Вэдонгских гор, да и там немало труда надо положить лишь на то, чтобы просто их найти. Тем более — уговорить спуститься вниз. Слишком жарок для ирбиса климат равнины. Слишком привычны они к горам…

Солнце уже перевалило за полдень, когда отряд вышел к небольшой деревне на берегу широкой реки. На противоположном берегу виднелась другая деревня, побольше. Река эта была Ксорева, и по ней проходила граница Синей провинции с Голубой.

Мост, соединяющий два берега, был единственным мостом через Ксореву, так что жители обеих деревень извлекали из своего положения немалую прибыль. Чуть ли не над каждым из домов красовался либо громадный сапог, либо таких же невероятных размеров жестяные ножницы и бритва из того же материала, либо изображение ступки, в которой растирают лекарства, либо что-то еще. Здесь можно было сытно и вкусно пообедать, выпить кружку пива или стакан вина, и даже посетить общественную баню, по совместительству исполняющую функции притона разврата.

Впрочем, на последнее ни у Марона, ни у Рахана не было ни денег, ни желания. Так что все трое прошли по мосту мимо часовых, изумленно воззрившихся на гроссмейстерскую бляху, и несколько минут спустя ступили на землю Голубой провинции.

— Между прочим, в «Плывущем бревне» очень прилично готовят, — как бы про себя заметила Рэн, указывая на другую сторону улицы.

Дверь под вывеской, изображающей плотогона верхом на толстом сосновом кряже, была гостеприимно распахнута. Внутри было более или менее чисто — то есть настолько, насколько вообще может быть чистым придорожный трактир. В открытом со всех сторон очаге горели ало-оранжевые угли и жарилось что-то аппетитно пахнущее. Свисающий сверху на трех цепях жестяной колпак собирал весь дым, чад и испарения, вытягивая их в трубу. Если бы не это, в трактире было бы не продохнуть.

Марон уже было открыл рот, чтобы позвать хозяина, но в этот момент ему махнул рукой сидевший за столом у окна бородатый и плечистый мужик.

— А что, господин рыцарь, — поинтересовался он, — правду говорят, что в Синей провинции самые лучшие мечники?

— Правду, — хладнокровно ответил Марон, пристально глядя на прислоненный к стене топор с огромной — в шесть стоп — рукояткой. И конфиденциальным тоном заговорщически прибавил:

— Только, во имя всех богов, никогда не связывайся с плотогонами…

Мужик удовлетворенно расхохотался, оценив ответ по достоинству. Ибо его похожий на алебарду топор вовсе не был оружием. Такими топорами валят лес. А длинная рукоятка используется по-разному. На нее можно опираться, как на посох. На нее кладут свежесрубленные бревна, чтобы нести их к реке. Тем же топором орудуют как багром или шестом, сплавляя плоты вниз, к морю. И, если понадобится, им же отбиваются от любителей поживиться чужим добром.

Уж кому-кому, а Марону это было хорошо известно. В свое время плотогоны перекрыли тот самый мост, по которому он только что перешел через Ксореву, и ни сталь мечей, ни мастерство рыцарей Синей провинции так и не помогли им ступить на этот берег.

Опасно задирать воинов. Еще опаснее — вооруженный народ.

— Обед на троих, — распорядился Марон, садясь за стол рядом с плотогоном. — И кувшин пива.

Дверь трактира открывалась внутрь, и потому странников от входа видно не было. Зато сами они прекрасно видели всех входящих, так что троих мужчин, закутанных в плащи по самые глаза (это в конце июня-то) они заметили гораздо раньше, чем те — их.

Марон уже хотел было пригласить за стол странника с торчащим из-под полы длинным мечом, и рука его почти поднялась в приветственном жесте, но вдруг метнулась вниз, к поясу.

На волосах странника не было ленты. Он не принадлежал ни к какой провинции!

И, чтобы ни у кого больше не осталось сомнений в том, кем же на самом деле является этот лжестранник, он достал из-под плаща полупустой мешок, а его спутники выхватили взведенные арбалеты.

— Не двигаться! Выручку сюда!

Он еще не успел произнести это, когда Рэн метнула в ближайшего к ней арбалетчика нож. Плотогон с яростным ревом взмахнул своим огромным топором. Марон, перепрыгнув через стол, выхватил меч и, видя, что второй арбалетчик уже отлетел к противоположной стене, отброшенный страшным ударом плотогона, крикнул:

— Прикончи его! Главарь — мой!

И это действительно было бы так, если бы лжестранник вздумал состязаться в фехтовании с первым мечником Ордена. Но он сунул руку за пазуху и, вытащив оттуда огромную — в два пальца толщиной — змею, швырнул ее Марону в лицо.

Марона спасла только мгновенная реакция и острота клинка. Одним быстрым движением он рассек ядовитого гада надвое и придавил сапогом отрубленную голову.

Этого мгновения лжестраннику хватило бы, чтобы выхватить оружие. Но именно в этот момент на его затылок обрушился меч Рахана…

— Мда, — хмуро произнес Марон, внимательно разглядывая убитого. — Кто-нибудь знает этих людей?

Опознать грабителей не смог никто. Тем более, что лицо одного из них было настолько изуродовано ударом лесорубного топора, что, наверное, опознать его не смогла бы и родная мать. Надписи на гарде меча, указывающей, в какой крепости выдано оружие, также не оказалось.

— И в одежде тоже ничего особенного, — заключил Марон, обыскав убитых. — Вот только мешок с деньгами. Но Рэн заметила, что за минуту до этого он, удовлетворенно кивнув, прикрыл что-то ладонью и незаметно сунул в сапог.

— Так что же мне с этими-то делать? — спросил хозяин. — Похоронить или как?

Если рыцарь погиб на поединке, то победитель должен распорядиться о погребении. Таково необсуждаемое требование Устава, и трактирщик, похоже, об этом знал.

— Отнесите их подальше в лес и там закопайте, — по праву старшего ответил Марон. — И могилы заровняйте, чтоб и следа от них не осталось. А что до денег… — Марон поднял мешок за два угла и перевернул его над столом. — Давайте-ка разделим их на четыре части, и все тут.

— А меч в Аралт отнесем, — предложила Рэн.

Марон кивнул.

— Только заверни его во что-нибудь, — сказал он ей. — Вон хотя бы плащ с него сними, он как будто не очень запачкался. Хозяин! Сколько с нас!

— Да какие там деньги! — замахал руками трактирщик.

Защитники Устава

— На диво радостное место этот Аралт, — мрачно усмехнулась Рэн, глядя на недалекую отсюда зубчатую стену.

— Альта не хуже, — возразил Рахан. — И не лучше.

— Да ладно вам, — прервал их Марон. — Мы же не отсюда, чего нам бояться!

Соперничество Альты и Аралта — двух самых больших крепостей Голубой провинции — восходило ко временам незапамятным. А сейчас к нему прибавилось еще и соперничество их командоров. Точно так же, как Марон и Дигет, они были одних лет, оба приняли Посвящение в один и тот же день, оба долгое время числились в одном и том же заштатном гарнизоне, и ко всему (тут сравнение с Мароном и Дигетом уже становится неуместным) оба считали себя достойными занять пост магистра. Причем обоих ничуть не волновало то, что сам магистр уходить в отставку отнюдь не собирался.

С упорством, достойным лучшего применения, два командора делали друг другу гадости. Если в Аралт заходил странник из Альты, ему запросто могли всыпать в еду горькую соль, чтобы бедняга всю ночь потом мотался как угорелый между кроватью и уборной. Точно так же поступали с аралтскими рыцарями в Альте. Ходили слухи и пострашнее: несколько лет назад странник, шедший из Альты в Крихену, сразу же после ухода из Аралта почувствовал себя плохо и через три дня умер в Карсе. По официальной версии, он отравился ядовитыми грибами. Только мало кто этому верил.

Впрочем, справедливости ради надо сказать, что рыцарям из других крепостей дурацких шуток все-таки не устраивали. Тем более — из сопредельных провинций. Но все равно и Альта, и Аралт пользовались в Ордене не слишком доброй репутацией. Два идиота явно не понимали, что бесчестят прежде всего самих себя. Но это, в конце концов, было их личным делом.

— Хуже другое: к ужину мы, скорее всего уже не успели, — вздохнул Марон.

— Да брось ты, — махнула рукой Рэн. — Чтоб для странников не нашлось еды? Когда ж такое бывает?

Но Марон, успевший уже изрядно проголодаться, продолжал недовольно ворчать:

— Ага, выдадут на троих одно блюдо с позавчерашними объедками. Да еще, чего доброго, холодными. И вертихвостку какую-нибудь с кухни с этим блюдом пришлют, чтоб потом не жаловались.

— Марон! — укоряюще произнесла Рэн.

— А Рэну, чтоб он не смущался, будет прислуживать сама главная повариха, — съязвил Рахан. — Она тут молодая, пятьдесят только-только исполнилось…

Марон заразительно расхохотался. Рэн смутилась еще больше.

— Да будет вам, — произнесла, наконец, она. — Мы уже пришли.

Объяснения по поводу позднего визита много времени не заняли. Впущенный в крепость, Марон сразу же направился к колодцу. Зачерпнув воды ведром, он поставил его на край, зачем-то поддернул сапоги и только после этого с жадностью начал пить.

«Бульк!» — послышалось из колодца.

— Марон! — забеспокоилась Рэн. — Ты что-то уронил?

— Ничего, — быстро ответил он.

— Что-то определенно упало в воду.

— Не знаю. Камешек, наверное. Хочешь? — Марон протянул ей почти полное ведро. Рэн пожала плечами. В камешек ей почему-то не слишком верилось. Напившись, она поставила ведро на землю, и к нему тут же наклонился Рахан.

— Уфф… хорошо! — удовлетворенно вздохнул он, утирая губы рукавом. — Возьмите ужин и на меня. Ладно? А то мне сейчас надо идти к магистру, письмо ему вручить.

— Угу, — кивнул Марон. — С официальной просьбой прибыть на Совет Семи, который состоится в Крихене.

— А ты откуда знаешь? — недоверчиво спросил Рахан.

— А у меня точно такое же. Только не к здешнему магистру, а к вашему, в Румпату.

— Интересно! — удивленно произнес Рахан. — С какой это стати письмо в Румпату вручают вам, а в Аралт — мне?

— После расскажу, — пообещал Марон. — А сейчас иди. Насчет ужина я договорюсь, чтобы принесли прямо в странноприимное. А то трапезная, наверное, уже закрылась.

— Вручил? — спросил он полчаса спустя, когда Рахан появился на пороге кельи. — Садись, сейчас поесть принесут. В кои-то веки Совет опять соберется… Между прочим, это прямое нарушение Устава.

— Что? — не понял Рахан. — То, что ваш магистр потребовал созыва? Так это как раз не нарушение.

— Это — не нарушение, — согласился Марон. — Созыва внеочередного Совета любой из Семи вправе требовать в любое время. А то, что Советы созываются нерегулярно — это нарушение. В Уставе прямо сказано: не реже одного раза в год. Я специально смотрел в Карсе, там подлинная доска хранится, да ты же знаешь. И только в следующем пункте написано, что каждый магистр вправе единолично потребовать созыва внеочередного совета в любой момент и по любому вопросу. Причем Устав требует только одного: чтобы этот вопрос он не мог разрешить собственной властью.

Дверь кельи неожиданно распахнулась. На пороге стояла девушка лет двадцати трех с подносом в руках. На подносе дымились три маленькие сковородки с запеканкой, исходили паром два чайника — большой с кипятком и маленький с заваркой — и возвышались уложенные внушительной горкой ломти хлеба. Короче говоря, вожделенный ужин наконец был доставлен.

Марон, вежливо поблагодарив ее, аккуратно поставил все на стол. Но девушка продолжала стоять в дверях, словно не решаясь задать какой-то давно мучающий ее вопрос.

— Вот вы об Уставе сейчас говорили… — внезапно выдавила она из себя. И продолжала уже гораздо решительнее:

— А вы можете мне ответить на один вопрос? Это для меня очень важно.

— Это к Марону, — улыбнулся Рахан, — указывая глазами, кто из троих Марон. — Он у нас главный защитник буквы и духа Устава. Числится при крепости Крихена, — добавил он после небольшой паузы.

— Кели, — представилась девушка. — Дочь поварихи. И… и командора. Аралтского. Так что здесь мне на этот вопрос никто не ответит. А для меня это очень важно, — повторила она.

— Да какой вопрос-то? — улыбнулся Марон.

— Я хочу знать, — неожиданно твердо произнесла Кели, — есть ли в Уставе положение, формально запрещающее женщине принимать Посвящение.

— Такого положения не существует, — так же твердо ответил Марон. — И даже более того: в Уставе прямо сказано, что двери Ордена открыты для всех. Стало быть, Посвящение может принять и женщина. Если верить легендам — а я им верю — то в древности это случалось многократно. Как я понимаю, речь идет о тебе?

— Да.

— И, конечно, гарнизонная служба тебя не интересует. Только в странники. Я угадал?

— Да, — еще раз утвердительно кивнула Кели.

— Ну и, естественно, командор этого хочет меньше всего, — усмехнулся Марон. — Так что здесь тебе Посвящения не видать, как своих ушей. В Поиск-то ты ходила?

— Официально — нет. Но зверь у меня есть. Лесная кошка, как вот у Рэна. Я даже не знаю, как это получилось, но получилось. Теперь держу ее тайно в лесу возле крепости.

— Понятно, — Марон задумался. — Собственно, мы могли б тебя переодеть и вывести за ворота уже сейчас. Только это очень рискованно. Вошло трое странников, а вышло четверо. Часовой сразу же заподозрит неладное. И, чего доброго, вышлют погоню.

— Ну, поймать-то нас не поймают, — возразил Рахан.

— Поймать-то, может, и не поймают, а вот в Альту сообщат непременно. Пошлют гонца с машиной, и все. А нам мимо Альты не пройти никак. Есть один способ. Рэн, ты вроде по росту подходишь. Можешь натянуть на себя двое штанов?

— Конечно.

— Тогда мы поступим вот как. Ты, Кели, надеваешь на себя рубашку и куртку. Естественно, без всяких вышивок, самую обыкновенную. И юбку. А ты, Рэн, надеваешь вторые штаны и берешь с собой меч, тот, что мы захватили в «Плывущем бревне». Ты ведь его не сдавал?

— Нет. Я хотел это утром сделать.

— Ну и хорошо. Прячешь его под одежду и демонстративно выводишь ее за ворота погулять, — Марон кивнул в сторону Кели. — А зверя своего с собой не бери. Он тебя завтра на рассвете сам разыщет.

— Понимаю, — рассмеялась Рэн. — А до утра она переодеться десять раз успеет. Только ведь ее же все равно будут искать?

— А вот это я уже беру на себя, — хладнокровно отозвался Марон. — Кели, ты писать умеешь? Да? Тогда вот тебе перо, чернила и береста. Пиши коротко. Примерно так: «Командору Аралта. Ухожу в странники. Посвящение приму в любой из крепостей Ордена. Кели».

— И что? — спросила Кели, окончив письмо. — Мне это положить на стол?

— Нет. На стол нельзя, слишком быстро найдут. Дай мне, я переправлю.

Четверть часа спустя она вышла за ворота, ведя за собой Рэн.

— Куда идешь с нашей Кели? — окликнул их часовой.

— А тебе что за дело? — ответила Рэн. — Ты же видишь, что она со мной пошла добровольно!

— А сам куда?

— Так я же зверя своего оставил!

Сказать: «Я еще вернусь» Рэн не могла, потому что это было бы ложью, непозволительной для рыцаря. Возвращаться она, конечно же, не собиралась.

Три часа спустя, перед самым рассветом, к тем же самым воротам подошли Марон и Рахан. Лесная кошка была с ними.

— Запиши, — кивнул Марон часовому, — Трое странников ушли в Румпату.

— А где же третий-то? — поинтересовался часовой.

— Да с бабой куда-то умотал, — Марон выразился нарочито грубо. — Паршивец! Знает ведь, что до Альты дорога глухая. Слушай, Рахан, подожди у ворот четверть часа, я сейчас Рэна разыщу.

— Ладно, идите, — махнул рукой часовой. — А это не он ли?

У поворота дороги стоял низкорослый странник и призывно махал рукой.

— Точно, он, — заключил Марон. — Ну все, мы пошли.

Кели ждала их в лесу, так, чтобы ее не было видно из Аралта — в мужской одежде, пестром плаще странника, с мечом на левом боку и лесной кошкой у правого сапога. Кошка была такая же, как у Рэн, только помоложе и помельче.

— Нормально, — одобрил Марон. — А теперь давайте-ка поскорее уберемся подальше от крепости.

И он достал из-под плаща белого голубя с аккуратно обвязанными платком крыльями.

— Взял в крепости, — пояснил он. — Из клетки. Лиги полторы я его и в руках пронесу, ничего с ним не сделается.

Впрочем, остановился он только возле придорожного камня с надписью «Две лиги до Аралта». Осторожно освободив птицу, он протянул ее Рахану.

— На, подержи. Только осторожно, чтобы не улетел.

Достав письмо Кели, Марон свернул его в маленькую трубочку и привязал тонким шнурком к лапке голубя.

— Все, отпускай, — распорядился он, закончив свое дело.

Голубь взмыл в небо и через несколько мгновений исчез.

— Через четверть часа письмо будет в Аралте, — подытожил Марон, глядя ему вслед.

— Только не думай, — повернулся он к Кели, — что я это сделал ради тебя. Если бы ты самостоятельно не провела Поиск, я бы и пальцем не шевельнул.

И он кивнул на лесного котенка, сидевшего у ее правого сапога.

Без мистики

Четверо странников (хотя, строго говоря, Кели можно было назвать так лишь условно) и их звери сидели вокруг горящего костра. Кошки бесстыдно спали. Волк, не отрываясь, глядел в огонь, и в его глазах полыхало зеленое пламя. Звери отдыхали.

А вот странники были заняты делом.

— Смысл обряда Поиска состоит в заключении договора между зверем и рыцарем, каковой договор есть знак и образ договора между Орденом и миром, — говорила Кели. — Во исполнение же сего последнего всякому рыцарю Ордена вменяется в первейшую обязанность беречь и охранять все живое в живом мире и пресекать все, направленное на погубление живого.

— Так, — произнес Марон после небольшой паузы. — Нормально. Только ты мне вот что скажи: ты весь Устав наизусть знаешь или только первый параграф?

— Я его только урывками читала, — призналась Кели.

— Но понимаешь неплохо. Теперь скажи-ка мне: почему Посвящение никогда не проводится тайно, но всегда днем, на крепостном дворе и при открытых настежь воротах?

— А, это я знаю, — кивнула Кели. — Это знак того, что в Орден может вступить любой, лишь бы он был здоров и свободен.

— И не имел бы долгов, — добавил Рахан. — И еще семьи.

— А свободен ли человек, который кому-то должен? — возразил Марон. И тут же сам себе ответил:

— Нет, конечно. Он связан обязательством перед своим кредитором. Это, я полагаю…

— Наверное, этот запрет, — подхватила Кели, — идет еще от тех времен, когда… ну… я хочу сказать…

— Короче, — прервал Марон, — когда за долги могли продать в рабство.

Слово прозвучало, как площадная брань. Сама мысль о том, что человека можно продать на базаре, как курицу, не умещалась в голове — настолько она была дикой и омерзительной. Хотя все четверо знали, что это было. Когда-то, давным-давно, но было. И отмене сей факт не поддавался.

— Ладно, — кивнула Кели. — Но мне непонятно вот что: почему рыцарь Ордена дает обет безбрачия? По-моему…

Кели немного помолчала, затем, внезапно решившись, продолжила:

— По-моему, это противоречит главной цели Ордена — защищать жизнь во всех ее проявлениях.

— А по-моему, — возразил Марон, — ты просто путаешь обет безбрачия с обетом целомудрия. Вот это действительно было бы противоречие. Но мы же не даем обета целомудрия, вот ведь и твой отец — рыцарь! И не из худших, если он назначен командором Аралта.

— Хорошо, — вмешался Рахан. — Устав ты как будто знаешь. А скажи-ка мне, пожалуйста, каков путь к Большой Медведице? И кто зовется поводырем Большой Медведицы?

— Путь к Большой Медведице, — ответила Кели, — это прежде всего путь от себя к себе истинному. Человек есть образ мира, и, познавая себя, мы познаем мир, а вместе с миром и Того, кто некогда сказал…

Кели не мгновение запнулась, припоминая слова, затем, закрыв глаза, продолжала:

— Ого, что, оказывается, читают в Аралте! — восхитился Рахан. — А почему у Великого Червя раздвоен язык?

— Великий Червь, чье истинное имя неназываемо, есть отец всякой лжи, и потому обладает двумя языками, — ответила Кели. — И более того: маги древности учили, что он обладает также и двумя сердцами, ибо стремится разделить мир в самом себе. И от Червя исходит ложь, гласящая, что якобы мир уже разделен на непримиримые начала, каковы тьма и свет, тепло и холод, вещественное и духовное, мужское и женское…

— Достаточно, — прервал ее Рэн. — А теперь взгляни-ка вот на это. И имей в виду: на последних Орденских Играх сказать о нем что-то дельное удалось одному Рахану. Больше никому.

И, вынув меч из ножен, она протянула его Кели рукояткой вперед.

— Древние, — произнесла та, — осторожно проведя пальцами по узорчатой гарде. И вдруг, неожиданно для самой себя, нажала небольшой граненый выступ и сдвинула в сторону стальную пластину с надписью «Карс».

А под пластиной, в углублении, выложенном кусочками морской губки, лежал багряно-алый в раскаленном свете огня рубин. В самой сердцевине его, казалось, светилась шестиконечная звезда.

Кели, положив камень на ладонь, с интересом разглядывала его.

— А у меня есть точно такой же, — внезапно сказала она, доставая из своей сумки небольшой кожаный мешочек. — Сама сделала.

— Вот это да… — прошептала Рэн, увидев то, что находилось внутри. — Малое зеркало… А ну-ка, смотри сюда внимательно!

И, взяв с ладони Кели свой камень, она подняла его на уровень ее глаз.

— Вот так… да… — говорила она. — Не отводи взгляда, смотри на самую звездочку.

Кели глядела на рубин, как околдованная.

— Айя, — внезапно произнесла Рэн. — Майтэ хованнэн, эльна.

Кели ответила ей длинной фразой на том же языке. На эльнарине — понял Марон. А Рэн задавала все новые и новые вопросы…

— Равини, — внезапно оторвав свой взгляд от камня, произнесла Кели. — Я — Равини.

И, закрыв глаза, она рухнула прямо на землю и заснула.

— Все всё поняли? — бесцветным усталым голосом спросила Рэн. — Это эльна. Хоть она и дочь людей, но хранит в себе сущность Древней. Ее имя — Равини. Она умерла после Малого Обряда. Истратила все силы. Вот теперь — вернулась… — говорила она, пряча рубин в тайник на гарде меча.

— А камень? — спросил Марон. — Что он такое?

— Про Двойную Звезду слышать доводилось?

— Еще бы! Но ведь это же легенда?

— Это не легенда. Двойная Звезда была и есть. Аларон мог бы рассказать больше, он ее даже когда-то видел. До того еще, как она пропала.

Рэн ненадолго замолчала, помогая уснувшей Кели устроиться поудобнее, и продолжила:

— Двойная Звезда — это Зеркало Мира. В ней отражается все, что было, все, что есть, и все, что будет.

— Мистика какая-то, — недоверчиво произнес Рахан.

— Эльнарская магия, — гораздо более уважительным тоном отозвался Марон. — Только ведь я…

— Послушайте! — возмутилась Рэн. — Ведь вы же сами только что говорили об обряде Посвящения! Почему он проводится именно так и никак иначе? Для нас с вами это ясно, а для какой-нибудь девушки с кухни — загадочная и мистическая тайна. Ведь вы же для того и начали ее расспрашивать, чтобы выяснить, насколько она все это понимает!

— Ну конечно! — согласился Рахан. — Только ведь в обрядах никакой мистики нет…

— А есть очень и очень глубокая символика. Так? — возразила Рэн. — И в магии точно так же: нет мистики, есть символика.

— Нет, это все, конечно же, очень интересно, но я ведь спрашивал не про Двойную Звезду, а про твой камень, — продолжал настаивать Марон.

— А мой камень — это Малое зеркало. Образ Двойной Звезды. И тот, что у Кели — тоже. Точнее — у Равини, — поправилась Рэн. — Большой магической силой они не обладают, с их помощью можно только видеть друг друга. И говорить. Зато практически любой, в ком есть кровь Древних, может сделать такой для себя. А вот Двойная Звезда…

— Понятно, — произнес Марон. — Раз она смогла сделать Малое зеркало, то, значит, она происходит от Древних.

— Ну да, — кивнула Рэн. — А оказалось, что она — Равини.

— Уауф! — внезапно раздалось с края поляны.

Странники обернулись одновременно. На самом краю освещенного костром круга стоял волчонок и умоляюще глядел на них.

— Ну чего уставился? — спросил Рахан, не слишком хорошо знакомый с волчьими повадками. — Голодный, что ли? Жрать просишь? Не дам, самому мало.

— Постой-ка… — Марон внимательно смотрел на зверя. — Нет, по-моему, тут другое.

Волчонок отбежал в сторону, но тут же вернулся.

— Скорей! — внезапно крикнул Марон. — За ним! Рэн, останешься здесь с Равини!

Зверь привел их к самому краю оврага. Обрыв был настолько крут и высок, что спускаться по нему вниз ночью и думать не стоило. А не спускаться было нельзя: внизу неподвижно лежал человек. Луна, конечно, светила не очень ярко, но достаточно для того, чтобы не ошибиться. И недостаточно — для того, чтобы при попытке его спасти не свалиться туда же самим.

— Рыцарь, заключил Марон, — хотя это было ясно и так. — Оступился, наверное. Бедняга…

— Э, нет, он не оступился, — возразил Рахан. — Его толкнули. Видишь? — он указал на примятую траву за кустами чуть в стороне от тропинки.

— Ну, точно, — еще больше помрачнел Марон. — Засада. Мм! Если бы мы только могли его оттуда достать! Он ведь, может быть, еще жив!

— Подожди, сейчас попробую, — отозвался Рахан.

Опустившись на одно колено возле своего зверя, он что-то прошептал ему на ухо. Бело-пятнистый ирбис послушно скользнул вниз.

Рахан лег на самый край обрыва и протянул руки, помогая своему зверю.

— Нет, ты только погляди! — возмутился он небольшое время спустя, когда пострадавшего удалось вытащить из оврага. — Совсем еще мальчишка! И без оружия! Он же в Поиск ходил!

— Живой, — заключил Марон, приложив ухо к груди юноши. — Срочно несем его в лагерь.

— А Рэн сможет что-то сделать? — засомневался Рахан.

— Если Рэн не сможет — тогда не сможет вообще никто и ничего, — уверенно ответил ему Марон.

Травмы у парня оказались достаточно скверные: перелом бедра и трещина в позвоночнике. Вдобавок он был без сознания — похоже, сильно ударился головой. Мелкие повреждения, вроде десятка-другого кровоподтеков, в счет не шли.

Так что в Альту — по счастью, недалекую отсюда — Марону с Раханом пришлось нести его на самодельных носилках. Волчонок все время бежал рядом и казался беспредельно счастливым. А вот о Мароне этого сказать было нельзя.

Он то ворчал, то обидно ругался, не смущаясь присутствием Равини и Рэн, и в конце концов, когда до альтских ворот оставалось не более двухсот шагов, обреченно выдохнул:

— Все. Не могу больше. Рэн, смени.

И, переведя дыхание, добавил:

— Проклятье! И почему мне все кажется тяжелее?

Рэн промолчала, беспрекословно перехватив ручки носилок. Хотя она отлично знала, почему. От облучения разрушается и гибнет костный мозг — а он вырабатывает кровь.

«И лечить надо, видимо, так же, как и при потере крови, — думала она. — Хорошо, что он голову побрил и перевязал, лишних вопросов не будет заведомо. Ой, а что я все время про Марона? Мне же не о нем думать надо, а об этом мальчишке!

Хотя нет, мальчишка-то как раз более или менее в порядке. Месяца полтора полежит на койке под присмотром альтского целителя, и все. Я боялась, что будет хуже».

Честно говоря, если бы несколько часов назад ей не удалось вернуть на место треснувший и смещенный позвонок, хуже было бы уже сейчас. Попросту у парня могли отняться ноги, и тогда заодно с Посвящением он получил бы костыли и почетную отставку. И то только потому, что волчонок его не бросил. Если бы бросил — то вообще не могло быть речи ни о каком Посвящении.

Да и насчет того, чтобы передать раненого на попечение целителя из Альты, Рэн тоже была не совсем права.

Целитель из Альты

— Торран! — ахнул часовой у альтских ворот, увидев раненого парня. — Где вы его нашли?

— Где нашли? — переспросил Марон. — Там же, где он упал. К целителю как пройти, не подскажешь?

— К целителю? — часовой задумчиво почесал затылок. — Вы лучше к его помощнику идите, он там же, при госпитале, это вон в ту дверь, видите, где свет горит?

— А что, целитель болен? — встревожился Марон.

— А! — махнул рукой рыцарь. — Его болезнь всей Альте известна. Я же говорю, идите лучше к помощнику.

В приемном покое на столе горела свеча, и при ее свете читал толстую книгу молодой — лет двадцати пяти — рыцарь. Увидев носилки, он тут же вскочил.

— Ты целитель? — обратился к нему Марон.

— Я помощник, — ответил он. — Что случилось?

— А где целитель?

— Ну, если он вам непременно нужен, возьмите, — помощник с нескрываемым презрением указал на дверь в конце коридора. — Только не забудьте потом на место положить.

Целитель был именно там. Его голова и плечи покоились на узкой кровати. А другая, противоположная часть тела смотрела в сторону дверей самым непристойным и вызывающим образом.

В первый момент Марону даже показалось, что перед ним мертвый. Но, приглядевшись и принюхавшись, он понял, что нет, не мертвый, просто мертвецки пьяный.

— Хор-рош, — процедил сквозь зубы Рахан. И с саркастической ухмылкой добавил:

— По-моему, это уже не лечится.

— Ну, как он вам? Понравился? — поинтересовался помощник. И вдруг, не в силах больше сдерживаться, разразился длинной, запутанной и циничной фразой по адресу своего начальника и всех его предков.

— Вот скажите на милость: что мне теперь делать? Он же лечить не способен, а я права не имею. А он от всех болезней водкой пользует. Горло болит — рюмочку, живот заболел — рюмочку с перчиком, насморк — сам лечись двумя пальцами… А мне экзамен на целителя сдать не дает. Знает ведь, мразь пьяная, что как только ему будет замена, так его тут же выкинут за ворота. И правильно сделают, между прочим.

— А тебе и не надо ничего делать, мы уже все сделали, — откликнулась Рэн. — Только его нужно на доску положить, у него в позвоночнике трещина. И на бедро шину нормальную вместо жердей.

— Доска сейчас будет, — кивнул Марон. И, толкнув вверх раскрытую настежь дверь, аккуратно снял ее с петель.

— Вот вам и доска, — удовлетворенно произнес он. — А на этого, с позволения сказать, целителя пусть теперь хоть вся крепость смотрит. Или хотя бы те, кто этого парня навещать придет. Как его? Торран, что ли?

— Торран, — кивнул помощник, помогая перекладывать раненого с носилок на койку. — Сын нашего командора. Очень хотел быть странником, только не знаю, как теперь.

— А точно так же, — откликнулась Рэн. — Поиск он провел. Посвящение будет. Кстати, тут у нас есть еще один кандидат на Посвящение, — она указала на Равини. — Так что завтра готовься нести его во двор.

— Что с тобой? Тебе плохо? — внезапно встревожился помощник.

Марон, закрыв глаза, привалился к стене с видом человека, изможденного до последнего предела.

— Ранен он, — пояснила Рэн, кивнув на его перебинтованную голову. — Крови много потерял. Есть у вас что-нибудь? Крапива, шиповник?

— Вина бы ему красного дать, да вряд ли оно здесь найдется, — вздохнул помощник. — И накормить как следует. А что до лекарств, то они на складе под замком. А ключ вон у этого.

— Обойдемся и без ключа, — решительно произнес Рахан. — Веди и показывай. Тебе ведь еще гипс потребуется, правда? А в случае чего вали на нас, как на покойников.

Замок на дверях сарая, где по идее должно было бы храниться госпитальное имущество, он сорвал без особых затруднений. Но ничего, кроме пустых полок, там не было. Только на земляном полу валялась ржавая проволочная шина, которой фиксируют сломанное предплечье, да в углу под самым потолком пылилась какая-то книга. Ее, очевидно, просто сочли не представляющей никакой ценности. А все, что имело смысл красть, было украдено и пропито еще давным-давно. И уж конечно, в том, кто это сделал, сомневаться не приходилось.

Рэн, привстав на цыпочки, протянула руку и взяла с полки то немногое, что еще там оставалось.

— Ого! — внезапно воскликнула она. — Да ведь это же настоящее сокровище!

— Где? — заинтересовался помощник. И, заглянув через ее плечо, разочарованно протянул:

— А-а, так это вообще не по-людски…

— Угадал, — кивнула Рэн. — Это эльнарин. «Целительская магия с присовокуплением новейшего и полного травника земель Ордена Двойной Звезды». Подари ее мне, а? Все равно она здесь никому не нужна.

— Не могу, — ответил тот. — Это же единственное, что здесь осталось.

— Ты же все равно не сможешь ее прочесть, — настаивала Рэн. — А я могу. Ну, что хочешь проси, только отдай. Хочешь, экзамен у тебя приму? А? На целителя?

— Хочу! — почти выкрикнул парень. — А ты можешь его принять?

— Могу, — кивнула Рэн. — Пошли обратно в госпиталь.

Торран уже пришел в себя и приветствовал помощника альтского целителя радостной улыбкой. Волчонок, по-прежнему сидевший возле койки (отогнать его так и не удалось), тоже улыбался во все свои сорок с лишним зубов.

— Итак, — подытожила Рэн. — Перед тобой раненый с переломом бедра. — Гипса нет, шины — сам знаешь какие. Твои действия?

…Несколько часов спустя она постучалась в дверь комнаты альтского командора. Марон и Рахан вошли вслед за ней.

— Прошу официально скрепить печатью. — Рэн положила на стол подписанную лицензию на право заниматься целительством. — И еще: о том безобразии, которое представляет собой здешняя медицинская служба, станет известно всему Ордену. Я об этом позабочусь.

— Гипса на сломанную ногу — и то не нашлось, — подлил масла в огонь Марон. — То есть я просто не нахожу подходящего приличного слова.

— Так. А у вас самих есть у кого-нибудь подобная лицензия? — лицо командора от гнева стало темно-лиловым, но, несмотря на это, он понимал, что для отказа нужны законные основания.

— Пожалуйста, — Рэн достала из сумки свою. — Сам магистр Фиолетовой провинции заверил.

— Ого! — удивился командор, проглядев бумагу. — Высшее посвящение! А почему выдано не в Карсе и даже не в Синей?

— А этот вопрос, — твердо ответила Рэн, — имел бы смысл по отношению к гарнизонному целителю, но никак не к страннику, которым я являюсь.

— Странник на то и странник, — примирительно произнес Рахан. — У меня у самого целительская лицензия выдана в Киралонге. Правда, у меня посвящение не высшее, я могу только неотложную помощь оказывать.

— Как и я, — кивнул Марон. — Рану перевязать, кровь остановить, зуб гнилой вырвать, нарыв вскрыть, в общем, необходимый страннический минимум. Правда, у меня как раз бумага выдана в Крихене.

— Так, — командор медленно успокаивался. — Значит, Рэн из Карса, Марон из Крихены и Рахан из Румпаты своими подписями сие удостоверяют.

Он приложил к лицензии печать, потом взял перо, обмакнул его в чернильницу и вывел на документе несколько слов.

— Сего ж числа… командором крепости Альта заверено… с приложением гербовой печати, — сказал он. — У вас все?

— Нет, — ответил Марон. — Четвертый странник, который пришел с нами, — вовсе не странник и даже не рыцарь, но очень хочет принять Посвящение. Поиск им проведен самостоятельно.

— Зверь у него какой? — осведомился командор.

— Лесная кошка. Как вот у Рэна.

— Имя?

— Равини.

— Лет сколько?

— Двадцать три. Вполне совершеннолетний. Меч для него есть, отобрали по дороге у какого-то разбойника, — пояснил Марон.

— Вам известно, что меч рыцаря принадлежит Ордену и должен быть возвращен в ту же крепость, где был выдан? — холодно произнес командор.

— Положенная надпись отсутствует, ее придется выбить, — ответил Марон. — И, кроме того, я не уверен, что прежний владелец этого меча был достоин звания рыцаря.

Фразу эту при желании можно было толковать двояко. Но командор в такие тонкости вникать не стал.

— Хорошо, — согласился он, — обряд Посвящения будет проведен сегодня в полдень. Официальное объявление об этом я сделаю во время завтрака. Который, кстати, уже начинается, — добавил он после прозвучавшего за окном сигнала трубы.

— Разрешите идти? — спросил Марон по праву старшего.

— Идите.

— Не нравится мне все это, — озабоченно произнес он, как только трое странников оказались в коридоре.

— Так что же, сбегать с Посвящения? — спросила Рэн.

Вопрос, конечно же, был риторическим. Но Марон ответил спокойно и твердо:

— Сбегать с Посвящения нельзя. Но мы все четверо должны держаться вместе. Есть только из общего котла. Ничьего угощения не принимать. Ясно?

И чуть не расхохотался: на лицах Рэн и Рахана без всяких затруднений читалось, что им как раз это очень даже ясно.

— Ну что ж, — подытожил он. — Тогда пошли за Равини.

Завтрак прошел без всяких приключений. Ничего не произошло и после завтрака. До самого полудня, когда все собрались во дворе крепости, и с последним ударом колокола альтский командор произнес ритуальную фразу:

— Есть ли здесь кто-либо, противящийся посвящению сих двоих в рыцари?

— Я против посвящения Торрана! — крикнул внезапно какой-то рыцарь в голубом плаще. — Вы же все видите, что он искалечен!

— Хорошо оплаченный вздор, — шепнул Марон стоявшей рядом с ним Рэн. — Сейчас посмотрим, какой теперь в Альте целитель: смелый или нет?

Бывший помощник вышел из строя.

— Заявляю возражение, — сказал он. — Вопрос о том, искалечен ли Торран навсегда, должен решаться не раньше, чем через полтора месяца. За меньший срок переломы не успеют срастись. Кроме того, речь идет не о тайных болезнях, а о травме, полученной во время Поиска. Мне неизвестно положение Устава, приравнивающее подобную травму к хроническим болезням.

— И даже напротив того, — тихо прокомментировал Марон. — Если бы Торран разбился насмерть, и то его следовало бы похоронить, как рыцаря. Зверь-то его не бросил!

— Протест не принимается, — подытожил командор. — Итак, преклоните же колени, ибо я прочту вам первый параграф Устава.

Преклонить колени Торран не мог при всем желании: он лежал навзничь на носилках, аккуратно установленных на четырех табуретках. Но Равини исполнила требуемое.

— Да не уничтожит более никогда и никто жизни на земле, громко произнес командор, — и во исполнение сего всякому рыцарю Ордена вменяется в первейшую обязанность беречь и охранять все живое в живом мире и пресекать все, направленное на погубление живого!

Домовенок

— Ах-ха-ха! — весело хохотал подвыпивший во время пиршества Рахан. — Знал бы он, кого посвятил!

— Если бы не Торран, он, может быть, и насторожился бы, — возразила Рэн. — Его тоже можно понять. Ну что такое посвящение в рыцари никому не известного парня из деревни по сравнением с Торраном?

— И по сравнению со спившимся целителем, — добавил трезвый, как иней, Марон. — Достаточно скверно уже то, что мы это безобразие видели. Не думаю, что нас теперь отсюда так просто выпустят.

— Думаешь, нас могут убить? Прямо в крепости средь бела дня? — с сомнением покачала головой Равини.

— Средь бела дня — вряд ли. А вот ночью могут запросто, — хладнокровно отозвался Марон. — Поэтому давайте-ка сначала запрем эту дверь изнутри и до утра никуда высовываться не будем. Спать по очереди, свет не гасить. А утром попытаемся выбраться во двор. Прилюдно убить нас уже не посмеют.

— А на дороге? — поинтересовалась Рэн.

— А на дороге мы еще посмотрим, кто кого. Не пошлют же за нами в погоню половину гарнизона!

— Тихо! — внезапно прошептала Рэн. — Вы слышите?

— Не бойтесь, — пискнул из угла чей-то тоненький голосок. — Это я.

Существо, выползшее из-под койки, было ростом меньше трех стоп. Его голова не доставала до плеча Марона, несмотря даже на то, что он сидел, а оно стояло. Босые ноги были покрыты густой курчавой шерстью. Но на лице его не было ни малейшего следа растительности, и живые синие глаза смотрели весело и дружелюбно.

— Ведь это же домовой, правда? — немного растерянно произнесла Равини. — Я думала, они в крепостях не заводятся.

— Я тиг, — несколько обиженно произнесло существо. — И попрошу вас выбирать выражения поаккуратнее. Заводятся, к вашему сведению, только мыши и тараканы.

Да, действительно, выражение было не слишком удачным. Хотя тиги и предпочитают использовать для жилья дома людей, они ни в коем случае не паразиты. Хозяину, если он не пытается выжить их вон, тиги платят удачей. Скотина у такого хозяина не разбегается, урожай не гибнет, пиво не киснет, стропила не проваливаются. Но если у незваного гостя ни с того ни с сего прокисает в кружке молоко, или если он потом всю ночь до утра обчесывается, едомый клопами, или что-нибудь и того похлеще — то уж будьте уверены, это работа домовых. Или тигов, как они сами себя называют.

Но вот чтобы тиг сам по своей доброй воле показался людям — это событие почти небывалое. Для этого нужно что-то из ряда вон выходящее.

— Однако к делу, — продолжал домовой, или, скорее, домовенок, ибо взрослые тиги обычно бородаты. — Моя родня прислала меня к вам, чтобы предупредить. Здешний командор собирается вас убить этой ночью. Мы слышали, как он договаривался об этом с двумя подростками. Конечно, мы перепутаем им коридоры, но, боюсь, надолго это его не задержит.

— Ты явился к нам только для того, чтобы ему помешать? — удивленно спросила Рэн. — Вы его настолько не любите?

— Мой народ знает тебя, — ответил тиг. — Того, кто рядом с тобой, хорошо знают наши лесные братья — фиги. А что до командора, мы не питаем к нему любви. Он все время травит насекомых, и мы из-за этого болеем.

— Насекомых? — еще больше удивилась Рэн. — Здесь же нет никаких насекомых.

— А их, кроме него, никто и не видит, — с ядовитым презрением пояснил домовой. — Разве что лекарь. Правда, у этого уже и собаки шмыгают.

— Ах, так вот почему командор покрывает все его безобразия! — воскликнул Марон. — Придворный собутыльник!

— Как это называется у людей, я не знаю, — отозвался тиг. — Но меня просили передать вам еще вот что. В этой комнате есть ход в подземелье. Он заделан, но он есть. И он достаточно широкий для вас. А из подземелья уже можно выбраться за пределы крепости.

— Понятно. Где это? — спросил Рахан.

— Вот эта стена. За кроватью.

Рахан рывком отодвинул койку и выхватил кинжал. Старая штукатурка легко отваливалась под ударами стального острия, освобождая мало-помалу небольшую каменную дверь.

— Быстрее! — внезапно прошептал Марон, обнажив меч.

Он первый заметил то, чего не могли видеть остальные, занятые расковыриванием штукатурки: в щель между дверью и косяком кто-то просовывал снаружи изогнутую проволоку.

Еще чуть-чуть, и ему удастся отодвинуть засов…

— Немного терпения, гроссмейстер, — откликнулся Рахан. — Сейчас я ее открою.

Две двери распахнулись одновременно. Марон, не глядя, ударил мечом первого сунувшегося в комнату. Это был альтский командор, и страшный удар пронзил его насквозь — он не успел не то что защититься, но даже шевельнуть рукой. Клинок пропорол ему легкое и вышел из спины.

Второй рыцарь, совсем еще мальчишка, успел взмахнуть своим оружием. Но и только. Марон, перехватив руку за кисть, с силой ударил его рукоятью по лицу. Тот медленно осел на пол рядом со своим предводителем.

Не давая третьему нападавшему подойти ближе, чем на длину клинка, Марон прикрывал отход.

— Равини! Свечи! — крикнул он.

Равини, держа в руках две свечи в подсвечниках, исчезла в подземелье. Комната погрузилась во тьму. Лишь небольшой прямоугольник света оставался еще за спиной Марона. И этот свет падал на угол отодвинутой койки…

Марон разжал пальцы, и его меч упал на пол. С точки зрения фехтовального искусства это был самоубийственный бред. Парнишка удивленно замер. Но мгновение. А потом пущенная сильными руками узкая кровать ударила его по ногам.

Каменная дверь захлопнулась. Марон стоял на верхней площадке винтовой лестницы, вновь сжимая в руке окровавленный меч.

— Скорее вниз! — торопила его Рэн.

Тусклые огоньки с трудом высвечивали из подземной тьмы покрытые мхом и плесенью колонны, подпиравшие низкий свод. Бесконечные залы ничем, казалось бы, не отличались один от другого, но тиг уверенно вел странников по какому-то лишь ему известному пути, пока, наконец, не остановился у входа в узкий тоннель.

— Этот ход ведет за стены, в овраг, — сказал он. — Там сплошные кусты. Идите вверх по течению ручья. Наткнетесь на тропинку. Она ведет к дороге, а дорога — в Красную провинцию.

— Спасибо, друг, — с чувством ответил Марон.

…Рассвет застал четверых странников у кирпичной стены старого амбара, известного всем, кто хотя бы раз проходил по Великому Северному тракту. Здесь они могли уже не опасаться погони из Альты — это была другая провинция. А, главное, здесь дорога разделялась надвое. Меньшая уходила на север, в Фиолетовую, а основная — на восток, в Румпату.

— Теперь нам с тобой придется расстаться, — обратилась Рэн к Равини. — Тебе — по этой дороге, а нам — туда.

— Видишь ли, — добавила она после небольшой, но очень грустной паузы, — магистр Фиолетовой провинции стоит за союз всех разумных рас. Всех говорящих, как это называют эльнар. В других провинциях об этом просто не знают. Так вот, в Фиолетовой, на Аладонге, есть замок Хорсен. Там живут в основном Древние. Может быть, тебе повезет и ты застанешь там Аларона. Запомни: Аларон из Хорсена. Назови ему свое имя и скажи, что тебя к нему послал Рэн из Карса. Он все поймет, как надо. А если его не будет — к любому из эльнар. Ним'авайо!

— Ним'авайо! — ответила Равини.

Рэн смотрела ей вслед, пока пестрый страннический плащ не превратился в точку.

— Ну, вот и все, — печально произнесла она. И вдруг, внезапно охнув, схватилась за голову.

— Что с тобой? — испугался Марон.

— Мы же у того домовенка даже имени не спросили…

Мастерская обожженного кузнеца

Магистр Красной провинции, закончив чтение письма, долго и потрясенно молчал.

— Это все правда? — спросил он наконец. Хотя, наверное, мог бы и не спрашивать.

— Правда, — ответил Марон. — Все правда. От первого и до последнего слова. Я сам был свидетелем большинства этих событий.

— Хорошо, — кивнул магистр. — Я прибуду в Крихену в указанный в письме срок.

Он выпрямился и еще раз коротко кивнул, показывая Марону, что аудиенция окончена.

Рэн тем временем рассказывала Рахану историю двух мечей Роллона.

— Вот почему наш магистр дал нам письмо в Румпату, а тебе — в Аралт, — произнесла она в тот момент, когда Марон появился на пороге. — Мне, правда, не совсем понятно, как Лунный меч оказался здесь, а Солнечный — в Крихене, но, наверное, это и не важно.

— Да, наверное, — согласился Рахан. — Меч этот я видел в нашей оружейной. Не знаю только, смогу ли я его снова найти. Но знаю человека, который сможет. Идемте.

Он привел их в библиотеку.

— Нам нужен Лунный меч, — произнес он таким тоном, как будто заказывал книгу. — Ну, что молчишь? Я же видел, как ты его подменил.

Марон до того даже не подозревал, что люди могут так быстро и так сильно бледнеть.

— Я знал, что этого нельзя скрыть совсем, — выдавил наконец из себя библиотекарь. — Я только надеялся, что это произойдет не при моей жизни. Если бы я знал, как его уничтожить, я бы это сделал.

— Рэн знает, — откликнулся Марон. — И сделает. А как ты понял, что это такое?

— Сейчас покажу, — кивнул тот. — Дальше решайте сами.

С этими словами он удалился за полки. Марон начал уже беспокоиться, не выпил ли библиотекарь заготовленный заранее яд, как вдруг он появился снова, держа в руках книгу.

— Вот, — сказал он. — Только читайте осторожно, она очень древняя.

Внешне книга выглядела вовсе не такой уж старой. Но, открыв ее, Марон ахнул. Относительно новый переплет скрывал пожелтелую и почернелую пергаментную тетрадь. Первые листы были уничтожены огнем. Последние — водой. Но середина сохранилась…

— Чудовище… наука… — Марон с трудом разбирал черные буквы на обгорелой странице. — Ага, вот почти целая фраза: «Однако же греховные деяния тех, кто впал в эти заблуждения…» Нет, дальше опять не видно.

Он перевернул лист.

— Смотрите-ка, а эта сторона сохранилась куда лучше. Я, например, читаю почти свободно: «Но тем паче должны мы быть бдительны и отвергать Неназываемого каждым своим дыханием, ибо пути его бессчетны. Аз же, грешный, не соблюдя сего, едва не оставил душу свою во тьме Гхойского ущелья, где обитает Великий Червь и с ним — почитающие того, чье имя непроизносимо. И не от праздности написана мной повесть сия, но дабы неосторожного предостеречь».

…Скогул родился в Коре — там, где встречаются скалистые отроги Вэдонга, раскаленные ветра Железных песков и зеленоватые волны Восточного океана. Бестолков и чуден этот маленький городок на самом юге Красной провинции, и виноградная лоза обступает его со всех сторон, подходя к самым стенам. Темным пурпуром наливаются тяжелые грозди, чтобы осенью, слегка подвялившись на последнем солнце, отдать накопленное большим дубовым бочкам. Не год и не два зреет оно там, пока не превратится в крепкое и ароматное, веселящее сердце, знаменитое на все земли Ордена вэдонгское вино.

Но не прельщала Скогула слава корских виноделов, и, когда ему исполнилось четырнадцать лет, он убежал из дома, прихватив с собой собаку. Убежал, чтобы принять Посвящение в столице Желтой провинции — в Киралонге.

Дорога из Кора в Киралонг занимает три дня: день на то, чтобы выбраться на тракт и подняться к Тойскому перевалу, и еще два — на то, чтобы, пройдя по краю Гхойского ущелья, достичь берегов Внутреннего моря.

Но не было Скогулу суждено узреть их. Ибо, желая как можно скорее дойти до Киралонга, он не остановился у перевала на ночлег.

Стемнело, и дорога уже не была различима под ногами. Но чуть в стороне брезжил слабый огонек. Почему Скогул решил, что это огни города, он и сам не знал, хотя, по его же собственным расчетам, они должны были появиться позже и не там.

Но он пошел туда, и это была его вторая ошибка. Первая заключалась в том, что он вообще пошел ночью по горной дороге, которую к тому же толком не знал.

Несколько раз он падал. Один раз скатился кубарем по крутому склону — на его счастье, не в Гхойское ущелье. А когда начало светать, он увидел, что стоит перед дверью небольшого, но очень крепко выстроенного каменного дома. Хозяин сидел на пороге, и лицо его было так изуродовано огнем, что Скогул пришел в ужас.

— Войди, — сказал хозяин таким тоном, что ослушаться было невозможно. И после небольшой паузы прибавил:

— Я потребовал у богов, чтобы они послали мне ученика. Ты пришел. Войди.

Скогул начал догадываться, что перед ним сумасшедший. Богов и просить-то многие за грех почитают, а уж требовать… Но бежать было некуда, и он вошел.

В ближайшем к двери углу дышал пламенем кузнечный горн. Чуть в стороне возвышалась наковальня. На стене висели инструменты. И лишь каменное ложе у дальней стены, похожее на детскую колыбель, только гораздо больших размеров, указывало на то, что это не мастерская, а жилье.

— Войди, — в третий раз повторил хозяин. — Умеешь ли ты раздувать огонь мехами?

Семь долгих лет провел Скогул в доме обожженного кузнеца. И каждый следующий день был непохож на предыдущий. Поначалу он не находил себе места от ужаса, когда каменное ложе хозяина взлетало вместе с ним под потолок и мерно покачивалось там — но потом привык и даже находил это занятным. А уж когда он увидел, как под ударами молота обретает форму кусок раскаленного железа — ликованию его не было предела.

Он выучился делать ножи и топоры, кольца и браслеты, покрывать щиты золотом и эмалью. Учил его хозяин и обращению с камнем, и до конца своих дней Скогул вспоминал его глуховатый голос:

— Камень, именуемый бирюза, хорош от дурного глаза и неудачной любви. Носящего изумруд не ужалит змея. Похож на него аквамарин, он охраняет от опасностей на море. Рыцарю, уходящему на войну, надень на палец стальное кольцо с рубином. Добрый камень и сапфир, его любят проницающие. Очень немногим дано носить обсидиан — камень бога смерти, рожденный в огне глубин. Но ты принесешь мне халцедон, хотя и не можешь пока постичь его значения. Итак, иди же и принеси мне халцедон.

Наконец, настал день, когда Скогул с начало до конца самостоятельно сделал меч. Кузнец долго разглядывал его работу и в конце концов одобрительно кивнул.

— Ты научился многому, — сказал он. — Взгляни же теперь на величайшее мое сокровище. Ибо недалек тот день, когда в твоих руках сокрушит оно всех богов, и вовек воцарятся Мир, Справедливость и Равновесие!

Он произнес заклинание, и из каменной стены выпала плита, прикрывавшая незаметную до того нишу. А в нише покоились на специальных крючьях два меча, прекраснее которых Скогулу до того не приходилось видеть ни разу.

Он описывал их во всех мыслимых подробностях, так что сомневаться не приходилось: один из них Марон и Рэн видели в Крихене. А второй — Рахан в Румпате.

— Подобных им нет в мире, — словно прочитав мысли Скогула, сказал кузнец. — Наслади же свой взор их созерцанием, ибо ты заслужил это и заслужишь неизмеримо большее.

Скогул схватил первый попавшийся под руку молоток и с силой ударил своего учителя по затылку.

Дальнейшее он помнил смутно. Трудно понять, как он смог найти обратную дорогу к Тойскому перевалу. Зато очень даже понятно, почему он пошел оттуда не в Киралонг, а в Кор — по дороге на запад до самого Киралонга не было ни одной деревни.

Кровь и огонь полыхали перед его глазами. Свист клинков заглушал крики умирающих. А за спиной оставались дымящиеся развалины и смердящая трупным запахом земля. И молчание…

Он очнулся только в Коре. Крыша дома, где он родился и вырос, уже рухнула, и ревущее пламя беспрепятственно поднималось вверх, замазывая черной копотью небо и солнце. А у его ног лежал разрубленный пополам труп собаки — той самой, с которой он уходил отсюда семь лет назад и которая беспрекословно разделила с ним все… Все, кроме одного.

Последние страницы были безнадежно испорчены водой. С трудом удавалось прочесть только обрывки фраз: «Жаль бедной души… всяческого презрения достоин… и решил лучше погибнуть, чем снова взять их в руки. И потому, от второго навек отъединив, Ордену жертвую…»

— От второго навек отъединив, Ордену жертвую, — повторил Рахан последнюю фразу. — Ясно что: Лунный меч.

— Да, — кивнула Рэн. — И кто был тот кузнец, тоже яснее ясного. Роллон Серая Тень.

— Мне непонятно только одно, — сказал Марон. — Я ведь Солнечный меч в руках держал, и Рэн тоже. Почему же с нами ничего не случилось?

— Потому что ты не брал в руки оба сразу, ответила Рэн. — Они проявляют свою магическую силу только вместе, — добавила она.

— Теперь вы поняли, почему я его подменил? — спросил библиотекарь. — Он не должен попадать ни в чьи руки. Он очень опасен.

— Клянусь тебе честью рыцаря, что я беру его только для того, чтобы уничтожить! — произнесла Рэн.

Библиотекарь кивнул.

Через проломы в стенах

— Он? — спросил Марон.

— «Меч крови Луны. Да сольется рукоять с шуйцею», — прочла вслух Рэн. И после небольшой паузы добавила:

— Да. Это он. Теперь надо решать, как нам его отсюда вынести.

— Как вошли, так и выйдем, — ответил Марон.

В румпатскую оружейную они проникли, разогнув поленом решетку подвального окна.

— А утром уйдем, — продолжал он. — Мы тут все сделали, чего нам здесь еще оставаться?

— Рахан хочет ночью в Киралонг ехать, — возразила Рэн. — Может, и мы с ним? У него машина уже под парами.

— Эй, кто в оружейной?! — раздалось на улице. — Выйдите по одному!

— Та-ак, — пробормотал Марон. — Нас уже и выследили.

— Подождите, — поднялся библиотекарь. — Я их отвлеку.

— Не надо, — возразила Рэн. — Отойдем в дальний угол.

— Хотя да, — кивнул Марон. — Это тоже нужно.

Подойдя к самому дальнему от взломанного окну, он коротко и тихо свистнул. Через несколько мгновений сквозь прутья просунулась мохнатая морда, украшенная влажным носом.

Марон аккуратно примотал ремнем к ножнам гарду Лунного меча и протянул его волку. Тот аккуратно взял оружие зубами за середину.

— Неси Рахану. Понимаешь? Рахану, — шепнул зверю Марон. Просто принеси и отдай. Он поймет.

Волк, осторожно пятясь, отошел от окна и растаял в ночной темноте.

А в оружейную уже влезло человек десять, и все со свечами. Сейчас они начнут обшаривать все углы, и, конечно же, наткнутся на двух странников из чужой провинции. И на румпатского библиотекаря впридачу. И никаких шансов отвертеться у них уже не будет.

— Подождите… — прошептала Рэн. — Я сейчас… сейчас…

И вдруг басовый подземный гул потряс всю крепость от фундамента до шпилей. С потолка оружейной посыпалась пыль и штукатурка. Страшный удар проломил стену как раз против того места, где стояла Рэн — в эту дыру можно было, даже не нагибаясь, выйти наружу. Наружу!

— Землетрясение! — отчаянно завопил кто-то.

— Землетрясение! — подхватил Марон, выбегая через пролом во двор. — Землетрясение! Спасайтесь!

— От стен подальше, от стен! — кричала Рэн громче всех. — Сейчас опять ударит!

— У тебя Лунный Меч? — спросил Марон, как только ему удалось добежать до Рахана и его машины с надписью «Красный вихрь» на борту.

— У меня.

— Живо трогай. Мы едем за помощью.

— Но ведь ворота… — Рахан не успел договорить.

Зловещий гул раздался вновь — и на этот раз с такой силой, что даже Марон, готовый к чему-то подобному, невольно присел от ужаса. Ему показалось, что земля распрямилась, как древко лука, и ударила его по ногам. В воздухе взвилось облако известковой пыли.

Второй толчок обрушил часть стены — как раз против того места, где стояла машина Рахана.

— Ну что стоишь?! — крикнул Марон. — Поехали! Рэн, полезай в кабину! Зверей — в кузов!

Машина дернулась и медленно переползла через кучу щебня, в который обратился кусок стены. Только продольные железные балки на самом верху продолжали еще удерживать несколько крупных камней, образующих что-то вроде арки.

— Эгей! — высунулся наружу Рахан. — Мы едем за помощью!

— Куда?! Стой! — раздался сзади чей-то голос.

Но «Красный вихрь» уже выполз через пролом на дорогу и, набрав скорость, скрылся из виду.

Раз-два-три-четыре-пять-шесть — пар бешеными толчками вырывался из цилиндров. Рулевое колесо в руках Рахана дергалось так, что он с трудом удерживал его, заставляя мчаться по дороге все остальные.

— Ушли! Ах-ха-ха! Ушли! — хохотал Марон.

Рэн, откинувшись на спинку сиденья, закрыла глаза. Лунный Меч — цель ее похода — лежал поперек ее коленей. Десять тысяч лет она искала клинки Серой Тени, не зная даже поначалу, что ищет. Но теперь, кажется, ее странствия близились к концу. Оставалось только доставить его в Крихену и потом…

— А куда мы едем? — внезапно спросила она.

— В Киралонг, конечно, — ответил Рахан. — Там сядете на корабль, доберетесь до Лахуста или до Меттена… Проклятье! — внезапно выругался он, ударив кулаком по рулю.

— В Зеленую нам нельзя, — подтвердила Рэн.

— А, может, высадиться в устье Ксоревы? — предложил Марон, хотя и знал, что говорит глупость: дельта Ксоревы со стороны Синей провинции представляла собой громадное болото, труднопроходимое даже в середине июля. А в Голубой высаживаться тоже было нельзя: там Марона ждало обвинение в убийстве альтского командора.

— Тогда уж лучше сразу в Фиолетовую… — задумчиво произнесла Рэн.

— А что, это мысль, — согласился Рахан. — Мы же не сказали, куда едем. А помощь для Румпаты и в Фиолетовой попросить можно.

— Да брось ты, — отмахнулся Марон. — Я говорю глупость, а ты мне назло вдесятеро. Как мы с Аладонга-то спустимся?

Но тут резкий порыв ветра чуть не сбросил машину с дороги. Рахану удалось ее удержать, только навалившись на руль всем своим весом.

— Рэн? Твоя работа?! — крикнул Марон.

— Нет! Это не я! — ответила она.

— Белый ветер! — крикнул Рахан.

И точно: над снежными склонами Вэдонгских гор, казалось, развевались белые знамена, медленно вздымаясь и опадая в такт еще не докатившимся сюда яростным порывам.

Марон понял все. До самого Альтского прохода погода была прекрасной — и сразу же испортилась, как только они перевалили через Вэдонг. Рано или поздно ветер должен был перехлестнуть через хребет. Пока еще первой, отдельной волной. Растревожило ее вызванное эльнарской магией землетрясение или что-то еще — но это случилось. Еще несколько часов — и ветер начнет бить всеми массами…

— Вот тебе и приехали в Киралонг, — мрачно прокомментировал Марон.

Но Рахан без единого слова опять налег на руль. Машина развернулась и, съехав с дороги, мягко покатилась по волнистому песку.

— Ты что?! Там же… пустыня! — ахнула Рэн.

— Знаю, крикнул Рахан. — Там есть одно место, где можно укрыться.

Рэн промолчала. Где в Железных песках можно отыскать укрытие — она не представляла себе даже приблизительно. Но Рахан, похоже, знал эти места лучше нее.

Теперь машина шла медленнее, и двигатель вздыхал тяжелее. Но широкие колеса по-прежнему катились вперед, то поднимаясь на каменистые бугры, то спускаясь с них.

— Успеть бы только до бури… — хмуро бормотал Рахан, оглядываясь назад.

И вдруг… Рэн не поверила своим глазам: впереди, за барханом, виднелись зубцы крепостных стен!

Откуда? Здесь же нет ни одной крепости!

Нет! Это не зубцы. Они никогда не бывают такими неровными. Это развалины! Развалины большого города, побольше даже, чем Киралонг!

Но тогда…

Тогда это может быть только одно место.

Чегерол!

«…Сужден тебе путь по кругу на много лет, — повторяла Рэн снова и снова те последние слова, которые она слышала от Роллона. — Когда круг замкнется, мы с тобой встретимся».

— Ломаешь голову над тем, откуда прежние жители Железных Песков знали море и корабли? — неожиданно спросил ее Рахан.

Рэн подняла голову. Стена, за которой они спрятались от бури, была украшена мозаикой: желтое солнце, синяя вода, белые яхты… Почему-то сразу вспомнился Красный магистр. Нет, не тот, что из Румпаты, а другой. Самый первый…

Он уже давно умер. Как и чегерольский мэр, демонстративно выполнивший указание властей «найти воду где угодно, хоть нарисовать». А нарисованная вода живет. И долго еще случайно попавших сюда странников будет мучить один и тот же вопрос: откуда жители пустыни знали море и корабли?

— Что до меня, то я в этих местах привык уже ничему не удивляться, — продолжал Рахан. — Вот, например, здесь иногда попадаются вещи с надписями. Причем никто прочесть не может, я специально показывал библиотекарям. И это при том, что у нас уже десять тысяч лет как единый язык. Да ты же из Карса, там у вас медная доска еще времен Первого Совета хранится. Так вот: то, что на ней написано, я, например, читаю без затруднений. А эти надписи — не могу. Либо им не десять тысяч лет, а, самое малое, сто…

— Десять, — отреагировала Рэн, все еще погруженная в свои мысли.

— Либо до Катастрофы было много языков, и они все время менялись. Так менялись, что через тысячу лет никто уже не мог прочесть ни слова. А почему у нас по-другому?

— Наверное, потому, что мы — человечество, а не народ, — Марон нарочно употребил редкое старинное слово. — А тогда были народы. Много народов и много языков. Так ведь, Рэн?

— Так, — кивнула Рэн. — Именно так.

— Постойте… — Рахан задумался. — А ведь это, наверно, и есть та самая «разобщенность»? Помните, в Протоколах Первого Совета?

— Ну да, конечно, — кивнула Рэн. — И даже более того. В то время были люди, называвшиеся политиками. Знаете, чем они занимались? Стравливали народы друг с другом. Якобы политик заботился о том, чтобы его народу было хорошо, а на самом деле чаще всего — чтобы было хуже соседу. Отношения, скажем, Зеленой провинции с Синей — это по тогдашним меркам образец трогательного согласия.

Существовало, правда, еще нечто, именуемое экологией. Это такая наука, которая утверждает, что земля у нас одна на всех и другой больше не будет. Но тем не менее… ну, вы же понимаете, что при такой обстановке местные интересы были куда важнее общего блага. Вон в Ксореву, по которой сейчас граница Синей провинции проходит, семь городов сливали всякую дрянь.

— Да они хоть соображали, что делали? — возмутился Марон. Она же во Внутреннее море течет!

— И тогда текла, — согласилась Рэн. — И знаете, как они свои действия оправдывали? Мы-де это делаем на своей собственной территории, а если кому не нравится, пусть смотрит в другую сторону. А Внутреннее море — оно, мол, вообще ничье.

— Как то есть ничье? — Марон возмутился еще больше. — Оно же рыбой кормит и Север и Юг!

— И тем не менее, — вновь произнесла Рэн. — А что касается других наук — там было еще хлеще. Вы же оба целительское посвящение имеете, да? Ну так вот, тогдашняя медицина была в точно таком же состоянии. Вы можете себе представить, чтобы глаза лечить посылали к одному врачу, горло — к другому, а зубы — к третьему? А тогда именно это и делалось.

— Интересно, тогдашние медики знали, что горло может болеть оттого, что зубы плохие? — ядовито поинтересовался Рахан. — А то, может, еще были специалисты по лечению задницы?

— Если я скажу, что были, вы все равно не поверите, — усмехнулась Рэн. — Между тем это правда.

— Ну, знаете ли! — Марон даже сплюнул от отвращения. — Это что же, человек состоит из глаз, ушей, живота и сапог?

— Угу, — кивнула Рэн. — Хотя тогдашняя медицина формально так далеко не заходила. В общем, было нечто, именуемое медицинской наукой. Но тем не менее в этой науке существовал такой термин: лекарственные болезни.

— Лекарственные болезни? То есть… как же это? — мысль была настолько дикой, что мозг Марона отказывался ее вместить. — Тогдашние целители что, лечили последствия лечения?

— Именно, — кивнула Рэн. — До лечения последствий лечения последствий лечения дело, правда, не дошло.

— Просто не успело дойти, — предположил Рахан.

— Скорее всего, — кивнула Рэн. — Мне вот тоже было поначалу смешно. А потом довелось побеседовать с одним человеком. Да вы про него слышали, это был первый магистр Красной провинции. Он, кстати, в этом городе жил.

— Серьезно? — ахнул Рахан.

— Куда уж серьезнее. Так вот, он тогда такое рассказывал, что мне стало не смешно, а страшно. И показал еще много чего.

Рэн немного помолчала, стараясь справиться с нахлынувшими воспоминаниями, а затем продолжила:

— И вот как раз в тот год должен был быть Великий Обряд. Не знаю уж, как мне в голову пришла такая бредовая мысль, что он тоже должен в нем участвовать, но мы с ним в Старый Город приехали вдвоем. На казенной машине. И знаете, что выяснилось? Оказывается, не только я, но еще шестеро эльнар привели на Обряд людей.

— Шестеро… и еще ты? — медленно произнес Марон. Он только теперь начал догадываться, о чем говорит Рэн. — Так ты… помнишь Первый Совет?

— Помню, — кивнула Рэн. — Людей, правда, на Обряд не допустили. Нас тоже. Сказали, что мы еще маленькие. Даже к центральной площади близко подходить не разрешили. Ни нам, ни им. Ну вот они и собрались тогда все семеро в доме на окраине. И мы там тоже были. Кстати, нас тогда и посвятили в рыцари. Всех. Это было мое первое и самое главное Посвящение, — улыбнулась она. — Остальные — только подтверждали тогдашнее.

— Рэн, а можно тебя спросить… — нерешительно произнес Рахан. — Вот есть такая легенда, что на Первый Совет каждый из Семи принес свой вариант Устава, и оказалось, что эти варианты не отличаются не одной запятой.

— Ты хочешь знать, правда ли это? — улыбнулась Рэн. — Не совсем. Правда только то, что окончательный вариант был принят всеми Семью магистрами единогласно. Но этот вариант они обсуждали несколько часов, пока не пришли к согласию. Послушайте, а ведь ветер стихает, — внезапно сказала она, подняв глаза к небу. — А давайте поедем отсюда в Старый Город. Вы ведь, наверное, там никогда не бывали? А помощь для Румпаты мы можем и в Фиолетовой попросить.

…В три часа пополуночи, когда даже часовые дремлют с открытыми глазами, в непроглядной темноте и тучах пыли, все еще гонимой слабеющим ветром на восток, «Красный вихрь» незаметно переполз через дорогу, ведущую из Румпаты в Ангнор, и еще до рассвета его широкие колеса пересекли границу провинции.

Дозорная башня

Фиолетовая провинция — это горы. Прежде всего — горы. Пять хребтов простираются через ее землю с запада на восток: Олений, Сосновый, Каменный, Боковой и Водораздельный.

Но все эти названия придуманы людьми. Ни эльнар, ни гномы — а в этих горах их живет немало — так не говорят. Да и сами люди чаще всего пишут на картах просто и без затей: «Аладонг».

Это страна грохочущих рек, льдистых пиков, темных ущелий и крутых перевалов с мрачными именами: Алансолон — Подпирающий Небеса, Хайн-Гхой — Тень Преисподней, Ворний — Отчаяние, Эгле — Забудь…

Вот таковы дороги Аладонга. Да и нет там дорог, подходящих для машины, кроме разве только Бромионского тракта, идущего чуть ли не самым краем моря из Меттена в Ангнор. По нему, кстати, и катились сейчас колеса «Красного вихря».

Нет в Фиолетовой провинции и крепостей. Кроме опять же самого Бромиона — морской цитадели на северном побережье, господствующей над всеми путями вдоль него.

А остальные… Полноте, да разве это крепости? Это скорее крохотные замки с небольшими гарнизонами, прилепившиеся наподобие ласточкиных гнезд к плечам неприступных скал. Однако попробуйте-ка пройти мимо, и чтоб вас из этой крепости не заметили. Вот вам и дорога, действуйте. Да-да-да, вот именно эта тропа в три стопы шириной. Это дорога, и притом другой здесь нет. Так что, хотите вы этого или не хотите, а придется обращаться в этот замок. И, пожалуйста, извольте называть его, как и положено, крепостью. Кстати, резиденция магистра находится как раз не в Бромионе, а в Илорте — вот в таком «ласточкином гнезде» близ Бромионского тракта. Так что проявляйте уважение к крохотным горным замкам — на самом деле это неприступные твердыни!

Многие из них известны любому страннику — как хотя бы тот же Илорт. Но есть и такие, о которых ходят лишь разноречивые слухи. И больше всего ими окружен Старый Город — тот самый, где некогда состоялся Первый Совет. Говорят даже, что никому и никогда не удавалось дважды найти его на одном и том же месте. Но так говорят большей частью те, кто не бывал там никогда.

А бывали в Старом Городе немногие, даром что он расположен не так уж далеко от границы с Красной провинцией…

— Сейчас налево, — сказала Рэн.

— Туда? — удивился Рахан.

Действительно, на скале у развилки виднелась аккуратно выбитая надпись: «Не та дорога, поворачивай обратно».

— Все правильно, туда, — кивнула Рэн. — Мы же не в Бромион едем.

Рахан недоверчиво пожал плечами, но повернул.

Дорога, вначале по ширине не уступавшая Бромионскому тракту, поднимаясь вверх, делалась все уже и уже. Снова промелькнула скала с надписью — теперь уже на эльнарине. Его округлые руны Марон уже научился узнавать безошибочно.

— Что там написано? — спросил он.

— «Путник, ты здесь подобен росе на камнях», — перевела Рэн и пояснила: — Красные ворота. Самое опасное место на этом пути.

Кроваво-алые скалы так сдавили течение небольшой реки, что, вздумай кто-нибудь перекинуть поверх ущелья мост, пролет его не превысил бы и десяти саженей. Но, говорят, это еще не предел — где-то есть и Двухсаженный Мост, а под ним все двадцать… Да мало ли чего иногда говорят о Фиолетовой провинции!

Горы между тем внезапно раздвинулись в разные стороны, как завеса. Открылась широкая долина. А посередине ее, чуть в стороне, возвышался большой холм, или, скорее, отрог одного из окрестных пиков, обтекаемый тонкой речной петлей. И весь он сверху донизу был усыпан маленькими домишками — немногим больше деревенской бани, только каменными. Единственным в этом странном городе крупным строением была взметнувшаяся к небу с самой вершины полуразрушенная башня.

— Вот на ней и была установлена Двойная Звезда, — показала рукой Рэн. — Нам, кстати, туда. Только по дороге надо будет еще на минуту остановиться.

Рахан затормозил там, где она попросила — у большого, в полтора человеческих роста, камня с высеченной на трех языках надписью. В самом верху Марон безошибочно опознал эльнарин. Знаки в нижней части не говорили ему ничего. Но в середине… Это был язык людей, и написано было вот что:

Ноги сами вынесли Марона из кабины. Рэн стала слева от него. Рахан — рядом с нею. Три клинка вылетели из ножен, как живые, и взметнулись к небу в приветственном жесте. Это был и салют, и реквием. Трое рыцарей отдавали честь месту, где был рожден Устав. Они славили тех, кто составлял его — и кого уже десять тысячелетий как не было в живых.

Но так ли это? Ведь недаром же говорят, что нет смерти, пока жива память…

— А теперь поехали к Дозорной Башне, — сказала Рэн несколько минут спустя Рахану. — И, если не трудно, давай все время сигнал тревоги. Мы же сказали, что едем за помощью, так ведь?

Рахан молча кивнул.

«Красный вихрь» медленно двигался по узким и крутым улочкам Старого Города. Пар с оглушительным ревом вырывался из отверстий гудка. Ту-ту-ту-тууу… ту-ту-ту-туу… — звучал он. Распахивались ворота бесчисленных мастерских. Выходили наружу хозяева — бородатые, носатые, с крупными узловатыми руками. Правда, самый рослый из них едва достал бы головой до пояса Марону.

— Да ведь это же гномы! — внезапно ахнул Рахан, глядя в зеркало.

— А ты только сейчас это заметил? — съязвил Марон. — Я, еще когда их дома увидел, начал догадываться. Люди в таких будках не живут.

Действительно, дома в городе не превышали сажени в высоту — как будто жуликоватый строитель, пытаясь увеличить свой доход, решил сэкономить три четверти материала. Но гномам вполне хватало места для жилья и не только — в распахиваемых дверях и окнах виднелись то горн и наковальня, то висящие на стене кирки и лопаты, то выстроившиеся в ряд пивные бочки… И так же, как у людей, окна мастерский выходили на улицу, а жилых комнат — во двор.

Встречались иногда и здания, полностью отданные под магазин или кузницу — дела у хозяев, очевидно, шли хорошо. Настолько хорошо, что они могли позволить себе расширить производство и нанять работников.

Рэн неожиданно вспомнила Чегерол. Там все было наоборот. Сначала отгрохали в голой степи гигант металлургии — кажется, тогда это называлось так? — да еще при нем крупнейшую в мире атомную электростанцию, а потом навезли отовсюду рабочую силу. В основном такую, которой на прежних местах терять было нечего. Она и наработала…

Толпа, шедшая за машиной, между тем росла. У многих на плечах матово поблескивали ломы, кирки, топоры, еще какие-то инструменты. Не так уж сложно догадаться, зачем приехала машина из соседней провинции, если позапрошлой ночью было землетрясение. Правда, как потом узнала Рэн, здесь оно было несильным — только в нескольких домах с полок посыпалась посуда, да еще неподалеку с тяжелым гулом сошла лавина, перебудив всех, кто не проснулся от толчка.

Все свершилось очень просто и естественно, без нудных переговоров, согласований и подписаний. Гномы собрались на центральной площади, у самого подножия башни. Рахан, как представитель пострадавшей крепости, обратился к ним с речью, и несколько часов спустя отряд строителей уже покидал Старый Город.

Они шли на юг, в Румпату, тайными горными тропами, по которым — в Фиолетовой провинции это знает каждый — пройти можно только пешком, да и то не всегда. Шли, чтобы помочь попавшим в беду людям.

Казалось бы, что им, гномам, за дело до людей? А они шли, даже не думая о том, что, может быть, завтра люди точно также выручат их. Просто терпящему бедствие, кто бы он ни был, нельзя отказывать в помощи. Нельзя, потому что нельзя. И в горах, и в море этот неписаный закон одинаков. И ни изменению, ни отмене он не подлежит.

— Ну что ж, — нарушил молчание Рахан, — слово мы сдержали. Завтра они уже будут там.

— Наверное, так даже и к лучшему, — согласился Марон. — Из Киралонга помощь пришла бы только дня через три. Из Альты, понятное дело, быстрее, но нам туда нельзя.

— Собственно, я об этом и хотел спросить, — повернулся к нему Рахан. — Куда дальше поедем?

— Честно? — усмехнулся Марон. — Не знаю. Вот, может, Рэн что-нибудь придумает?

— Есть один способ… — задумчиво произнесла Рэн. — Подождите, я сейчас.

С этими словами она скрылась внутри башни и спустя небольшое время появилась на верхней площадке. Немного постояв там, Рэн спустилась вниз.

— Разводи пары, — сказала она шоферу. — Я знаю, куда надо ехать. В Хорсен.

— А что, с нее так далеко видно? — спросил заинтригованный Рахан.

— Это Дозорная Башня, — ответила Рэн. — С нее, как говорят, виден весь мир. Все, что было, что есть и что будет. Потому, кстати, и Двойная Звезда была установлена именно там. И Башню тоже мы возвели. Во времена незапамятные даже для нас, — печально вздохнула она. — Может быть, Роллон помнил. Но его Скогул убил.

— Постой… — задумчиво произнес Марон. — Так ты говоришь: все, что было, что есть и что будет?

— Ты что это затеял? — насторожилась Рэн.

Но Марон уже поднимался наверх.

То, что он увидел, едва коснувшись камней верхней площадки, запомнилось ему навсегда. Казалось, он находится на дне гигантской чаши — настолько огромной, что в ней уместился весь материк. И каждую самую маленькую деталь можно было разглядеть почти без усилий: вон там, на севере, видна кромка торосистых льдов; вон дрожит в воздухе марево над горнами ангнорских кузниц; а там, на западе, все еще работает проклятый малленский реактор… Марон даже не удивился тому, что видит на таком расстоянии пузырьки пара — да еще сквозь непроницаемую, казалось бы, толщу камня.

«Стоп, — сказал он сам себе. — Я хотел видеть другое».

Сосредоточившись, он попытался вызвать в своей памяти рисунок, памятный ему еще с тех времен, когда он принимал Посвящение в Крихене.

«Посмотри под ноги», — казалось, прошептал кто-то над ухом.

Марон глянул вниз и обмер…

— Слово рыцаря, — это они! — повторял Марон уже пятый час подряд, бережно, как ребенка, прижимая к себе холщовый мешок. — Сокровище Последнего Магистра!

— Да остановись же ты наконец! — почти выкрикнула Рэн, видя, что Марон в двенадцатый раз собирается рассказывать одну и ту же бессвязную историю. — Давай по порядку. Ты говоришь, это жезлы магистров провинций. Так? А почему их тогда не семь, а восемь?

— Восьмой принадлежал Великому Магистру, — отозвался Рахан, неотрывно следивший за дорогой. — Последнему Великому Магистру, который погиб пятьдесят веков назад во время Гражданской Войны.

— И остальные жезлы припрятал тоже, скорее всего, он, — возбужденно продолжил Марон. — В подземельях Дозорной Башни. Я только посмотрел под ноги, а они там…

— Но мне непонятно вот что, — задумчиво проговорил Рахан. — Если это так просто, то почему никто из Древних не попытался разыскать…

Он некоторое время молчал, не решаясь назвать по имени то, о чем уже много веков ходили самые разноречивые легенды. Потом все-таки спросил:

— …Не попытался разыскать Двойную Звезду?

— А ты спроси у Аларона, если мы его застанем в Хорсене. Он однажды попробовал, — мрачно пояснила Рэн. — Он и еще двое. Так вот, один из тех двоих умер сразу, а второй покончил с собой. Бросился с Башни.

— А… отчего? — возбуждение Марона мгновенно прошло. Похоже, только сейчас он понял, какой опасности подвергался. — Аларон тебе что, об этом не рассказывал?

— Он говорил, что видел Великого Червя, — нехотя произнесла Рэн. — И больше эту тему не обсуждал никогда и ни с кем.

— Кажется, мы подъезжаем, нарушил Рахан воцарившееся молчание. — Эй! А по какому случаю в замке освещение? Словно в большой праздник!

Действительно, на всех четырех этажах дозорной башни замка, возвышающегося на самом перевале, горел свет. Смолистые факелы полыхали и на стенах.

— Не знаю, — удивленно произнесла Рэн. — Хотя постойте… Да ведь это же они для магистра расстарались!

— Как для магистра? — удивился Рахан. — Вроде же его резиденция в Илорте, а не в Хорсене? Что он там делает?

— Направляется в Крихену на Совет Семи, вот что, — ответил Марон. — И наверняка Дигет там же. Это ведь он должен был в Илорт письмо отнести.

— Хорошо, если так, — озабоченно произнес Рахан. — Если магистр Фиолетовой идет в Крихену через Хорсен, то, наверное, и мы сможем.

— Будем надеяться, — кивнула Рэн. — Во всяком случае, Дозорная Башня показала мне именно этот путь.

Ночь в Хорсене

— Да, это так, — согласился магистр Фиолетовой. — Земля нашей провинции хранит очень много тайн. И, наверное, будет лучше, если Сокровище по-прежнему останется одной из них.

— Почему же? — удивился Марон.

— Устав нарушен в первом параграфе. И ладно бы еще рядовым бойцом. Первый параграф нарушали командоры и магистры. Не думаю, что такому магистру можно вручить жезл. Я имею в виду — такой жезл. Те, что у них сейчас — это даже не копии, это не более чем резные палки по сравнению с ними, — собеседник Марона кивнул на аккуратно разложенное на столе Сокровище Последнего Магистра.

— Двести поколений держали их в руках, — продолжал он. — Да еще с тех пор, как они были спрятаны, столько же времени прошло. И все равно как новенькие. А нынешние больше пятидесяти-семидесяти лет не выдерживают.

— Эльнарская магия, — уважительно произнес Марон.

— Не только эльнарская. Гхолдарская также.

— Гхолдарская?

— Гномская. Гхолдар — это гномы. И людская. Последний Великий Магистр был сто семьдесят первым. Иными словами, за ним стояли сто семьдесят поколений. Представляешь, от имени каких сил может говорить тот, кто держит в руках этот жезл? И все-таки Сокровище надо спрятать, — повторил магистр, хотя Марон и не думал с ним спорить. — Хотя бы в Хорсене. Но это ты сделаешь сам. Найдешь подходящее место для тайника и спрячешь. И никому не рассказывай. Никому и ни при каких обстоятельствах. Понятно?

— А если я умру? — возразил Марон. — Или если меня убьют?

— Видишь ли… — Фиолетовый магистр задумался, ища предельно ясные слова. — Видишь ли, я не думаю, что подобные вещи могут пропадать и вновь находиться просто так. Если жезлы нашлись — значит, для этого есть очень веская причина. Как это сказано в Завещании Последнего: «они найдутся, если и когда Ордену будет вновь суждено стать тем, чем он был в древности».

— Хорошо. Я сделаю это, — пообещал Марон.

— А что до дороги в Синюю через Хорсен, — продолжал магистр, — то я ее выбрал тоже не просто так. Есть, конечно, Бромионский тракт, но я по нему идти не хотел. Через Румпату, Альту и Аралт — слишком долго, а через Меттен и Маллен — слишком рискованно. Зеленый сейчас пойдет на все, что угодно, лишь бы Совет не состоялся. Остаются только два пути.

Магистр некоторое время молчал.

— Есть только два более или менее проходимых перевала в этой части Аладонга, — наконец произнес он. — Я слышал о них и от людей, и от эльнар, и от гхолдар. Это Хайн-Гхой в верховьях Лойревы и Алансолон близ Хорсена. Оба пути ведут прямо в Синюю провинцию. Алансолон покруче и, пожалуй, повыше. Но зато, если удастся с него благополучно спуститься, больше никаких опасностей до самой Крихены не будет. А Хайн-Гхой… с него пришлось бы спускаться в Лойское ущелье. А оно дурной славой уступает разве что Гхойскому. Гхолдар говорят, что сам Бхадуил, владыка времени и создатель гномов, в пору своего отступничества именно там построил свою кузницу. И создавал в ней пустые формы. И поныне каждая из них готова отнять душу у неосторожного путника. А то, что я с собой несу из Илорта, не должно пропасть ни в коем случае. Потому и иду в сопровождении того крихенского странника, что мне письмо принес.

— Дигета из Крихены? — спросил Марон.

— Да. А вы разве знакомы?

— Еще бы, ведь я и сам крихенец.

— Крихенец? Постой-постой! Марон из Крихены? Так это тебя Дигет всю дорогу расхваливал, какой ты замечательный мечник?

— Он и сам не хуже, — немного смутился Марон. — Он на малленских Играх до финального поединка дошел, это что-нибудь да значит.

— А выиграл-то у него кто? — рассмеялся магистр. — Не волнуйся, он мне и об этом рассказывал.

— А о том, что Дигет — ученик Аргила, он не говорил? — Марон смутился еще больше, но решил защищать друга до конца.

— Говорил, — кивнул магистр. — И о том, что вы с ним у Аргила учились вместе, тоже говорил. Так что за свою ношу я спокоен абсолютно. А ты свою спрячь и не рассказывай никому.

— Хорошо, я сделаю это, — ответил Марон и поднялся со стула. Но от этого, такого обычного, движения у него внезапно закружилась голова и потемнело в глазах.

— Постой… — внезапно произнес магистр. Его голос, казалось, доносился откуда-то из другого мира. Марон сделал над собой отчаянное усилие, чтобы не показать, насколько ему плохо. Но магистр думал о своем.

— Я вот о чем хочу спросить… — он глядел в пол, словно пытаясь найти там решение мучившего его вопроса. — Что у тебя с ней?

Марон изумленно посмотрел на магистра.

— Да нет, я прекрасно знаю, кто такая Рэн, — улыбнулся тот. — Я только хочу, чтоб ты понял, что я на вашей стороне. Всецело. Я вот что вам предлагаю: почему бы вам не пожениться? То есть не по людскому обряду, это для вас, сам знаешь, невозможно, а по эльнарскому. Здесь, в Фиолетовой, вам никто слова не скажет. Я ведь давно ношусь с идеей союза всех говорящих. Просто потому, что сам очень хорошо знаю, что такое нечистая кровь. Изгой обеих рас… — горько произнес магистр.

Марон долго смотрел на него. Потом ответил — тихо, но так, что магистр вздрогнул и побледнел от первых же слов:

— Мы с ней никогда не поженимся. Ни по людскому обряду, ни по эльнарскому. Потому что я болен и скоро умру.

И добавил уже более спокойно:

— Когда будет суд, спросите у малленских ученых про корову, которая сдохла через две недели. Так вот: у меня прошло уже три. И я с каждым днем чувствую себя все хуже и хуже.

… Выйдя от магистра, Марон еще долго бродил по замку, оглядывая самые потаенные закоулки. Во двор, где стоял «Красный вихрь», он спустился только под утро — уже без холщового мешка, который он так бережно прижимал к себе всю дорогу от Старого Города до Хорсена.

Звери неожиданно насторожились, втягивая влажными носами воздух. Волк, выбежавший навстречу, внезапно остановился и заскулил.

— Что случилось? — спросила Рэн. — Ты что, порезался?

— Ладони ободрал, — отозвался Марон. — До крови. Вот они и чуют.

Он отошел в сторону, где из небольшого оправленного в камень бассейна — источника питьевой воды — вытекал узкий ручеек, и тщательно вымыл руки.

— Давай, я хоть посмотрю, предложила Рэн.

— Да ну, пустое, — поморщился Марон. И, не желая показывать, что на самом деле руки у него болят гораздо сильнее, чем он пытается представить, перевел разговор на другое:

— А с кем это ты сейчас беседовала на эльнарине?

— Ты не узнал? — удивилась Рэн. — Это же Аларон. Который в Маллене своего волка на собаку натравил, помнишь?

— Тьфу ты… Ну точно, Аларон из Хорсена! — смущение Марона, впрочем, было притворным, Аларона он узнал сразу. — Ба, да там с ним еще и Равини! А о чем вы говорили, если не секрет?

— Все больше о давно минувших временах, — отозвалась Рэн.

Она не сказала прямой лжи, но не сказала и всей правды. Разговор действительно шел о событиях десятитысячелетней давности. Но слишком уж они переплетались с современностью…

— Смотри, — говорил Аларон. — Там реактор и здесь реактор. Там производили плутоний и здесь тоже. А если ты еще сомневаешься, так я тебе скажу, что на моей памяти с Алансолона машина спустилась только один раз. Только тогда это сделал Великий магистр, а теперь это будет Фиолетовый.

— Ну и что? Отозвалась Рэн.

— Это Кольцо Событий.

— Знаю. Для меня оно замкнулось в Старом Городе.

— В Старом Городе?

— Да. Когда Роллон вручал этот клинок моему отцу, — Рэн положила левую руку на рукоять, — он сказал мне так: «Ты возьмешь его, когда станешь взрослой. Но с тех пор тебе сужден путь по кругу на много лет. И, когда круг замкнется, мы встретимся». Это было в Старом Городе. Помнишь, он пришел на эльнарский Совет, опоясанный двумя мечами?

— Помню. Ну и что же?

— А то, что один из этих мечей лежит сейчас в кузове «Красного вихря». А второй — в Крихене. Тот, что здесь, выкован против темных богов, а тот, что в Крихене — против Светлых.

— Лунный и Солнечный?!

— Да. Это они. И сделал их не кто иной, как Роллон.

Рэн некоторое время молчала.

— Я как-то слышала от одного человека — безбожника такое рассуждение, — внезапно произнесла она. — Якобы люди, зная, что они умрут, из страха перед смертью выдумали Бога и бессмертие. И вот мне очень хотелось спросить: а что рождается из страха перед бессмертием? Даже так: что рождается из страха перед смыслом, который по определению не воплотим ни в чем конечном? При том, что и мы ведь — конечные! Ну, пусть мы не знаем старости, но ведь и мы умираем!

— Ну да, — усмехнулся Аларон. — Поди-ка, вбери в себя мир, чтоб не кончаться!

— А не идея ли Кольца Событий из него рождается? — продолжала Рэн. — Страх бессмертия заставляет бегать по кругу. И от вечного возвращения одного и того же возникает иллюзия конечности. Но жизнь при этом подменяется псевдожизнью.

— Это почему же?

— А потому, что Два Меча закрывают мир от всех богов, — ответила Рэн. — Я подчеркиваю: ОТ ВСЕХ. В том числе и от Хранителя Высшего Источника. Даже в первую очередь — от Него. И получается псевдожизнь. Потому что настоящая жизнь порождает только себя. То есть тоже жизнь, только еще большую. И так определяется. Для нас. А у Творца он — вся. Высший Источник — это ведь Суть жизни Мира. И в каждом из нас есть Его частица. Собственно, это и есть то самое, что отличает живое от неживого. И чего нет ни у одной машины. Машина может носить имя, но духа в ней нет.

— А, кстати, о машинах, — прервал ее Аларон. — Вам не пора уже ехать в Крихену? Вон, гляди, уже и Марон сюда идет. Эй, а что это звери к нему принюхиваются? Кровь, что ли, почуяли?

«Красный вихрь» перевалил через горы с первыми лучами июльского солнца. Строгая темно-серая вертикаль хорсенской дозорной башни все еще виднелась позади на фоне ярко-голубого неба, как последнее напоминание о суровой красоте Аладонга. А внизу, там, куда почти неудержимо сползала машина, зеленели леса, струились ручьи, курились дымки над деревенскими кухнями… Это была уже Синяя провинция.

Но у Рахана не было ни времени, ни сил на то, чтобы восхищаться пейзажем. Слишком крут был спуск. И слишком опасен.

Железная громадина почти не повиновалась, постоянно угрожая перевернуться и закувыркаться по склону. Пар не вращал колеса, а, наоборот, сжимаемый ими до последнего мыслимого предела, вырывался из клапанов раскаленными прозрачными струями. От этих струй превращалась в буровато-зеленоватую кашу трава. Покрышки, скользя, раздирали почву, оставляя за грузовиком мертвый след.

Громкий протяжный свист резанул уши.

— Прокладка! — ахнул магистр.

И точно: снизу, с правой стороны, пар выходил не толчками, а непрерывно, белыми клубами. Машина резко вильнула влево, но Рахан отчаянным усилием удержал ее.

— Ну, все, — почти спокойно произнес Дигет. — Если он не справится, мы опрокинемся.

— Откройте дверь! — распорядился магистр. — И будьте готовы прыгать. Рэн — первый.

Дигет не знал, что Рэн — женщина. Но он не возразил ни единым словом: безусых юнцов надо спасать первыми. Опытный боец спасется сам.

Марон тоже не сказал ничего. Только, освобождая проход, он сел позади магистра.

Дигет понимающе кивнул. Фиолетовый, конечно, умен, но, не распорядившись, кто будет прыгать вторым, он допустил ошибку. А после того, как прыгнет Рэн, командовать будет уже поздно. В конце концов, главу провинции тоже надо беречь. Как и всякого старшего по званию. И потому, как только Марон вытолкнет магистра за дверь — он, Дигет, поступит точно так же с самим Мароном.

А там, в кабине, отчаянными усилиями удерживал машину Рахан. Работало все — вцепившиеся в руль руки, ноги, крепко упирающиеся в пол, спина, живот… И сердце, настоящее отважное сердце. Все было подчинено одной-единственной цели: уберечь тех, кто сейчас находится в кузове.

И он их уберег. «Красный вихрь» замер на берегу неширокого ручья. А в нескольких шагах ниже по течению уже виднелась дорога. Неровная, ухабистая, вдребезги разбитая тележными колесами — но, несомненно, проезжая.

— Гм-да. Поездочка… — произнес Дигет, глядя на изодранный покрышками горный склон, с которого они только что спустились.

Рэн молчала. Люди часто хвастаются своим умением делать машины. Только кто на ком в результате ездит? И почему там, где один раз проехала компания механизированных двуногих, потом три года не должна расти трава?

— Ну что ж, — нарушил молчание Рахан, закручивая внутри сложного механизма какой-то кран. — Хоть на одном цилиндре, а надо выползать на Северный тракт.

— А там уже и до Крихены недалеко, — мечтательно вздохнул Дигет.

Магия в действии

— Та-ак. «Красный вихрь» из Румпаты. Прибыл магистр Фиолетовой провинции на Совет Семи, — с расстановкой произнес Сатто, записывая данные в тетрадь.

— А что это ты на воротах стоишь? — поинтересовался Марон. — С машины, что ли, сняли?

— Сняли, — кивнул Саттон. — До полного выздоровления. Ничего, поездим еще! — полуутвердительно-полуугрожающе произнес он. — Да, кстати, а того шофера, что соль-то эту из Маллена привез, поймали. Только он умер позавчера. Его, еще когда только нашли, все время рвало. Потом он весь язвами гнойными покрылся, паршой какой-то, во рту у него тоже все воспалилось, есть ничего не мог. Потом облысел, волосы повыпадали, а позавчера умер.

— Как та корова… — глухо пробормотал Марон, непроизвольно пряча руки под плащ.

— Ладно. Нам пора, — прервала Саттона Рэн.

— Прямо сейчас? — спросил магистр.

— Да, прямо сейчас.

— Ты знаешь, чем это грозит?

— Знаю, — ответила Рэн. — Только этого все равно никому не избежать. Ни тебе, ни мне.

И, отойдя в сторону, так, чтобы, кроме магистра, ее никто не слышал никто, она тихо спросила:

— Помнишь, я как-то тебе рассказывала про Роллона. Как он мне этот вот меч вручил? Помнишь? И что он при этом сказал, тоже помнишь? Так вот: я думала, что, когда круг замкнется, я должна буду искать его, а его нет. Убили. Так что это не я буду его искать, а моя душа будет искать его душу. Я понимаю, — грустно улыбнулась она, — тебе очень хочется нас поженить. Только круг уже замкнулся, и предсказанное сбудется. Хотим мы этого или не хотим. Ладно, пошли в оружейную, — громко добавила она.

— Постой! Нас туда так не пустят, — заметил Дигет. — Вы лучше подождите меня здесь, я за разрешением сбегаю.

— А я пока машину к мастерской отгоню, — откликнулся Рахан. — У меня в правом цилиндре прокладку пробило, чиниться надо.

Рэн кивнула.

— Хорошо. Мы тебя подождем, — сказала она.

Спустя небольшое время все пятеро собрались в оружейной. Мечи Роллона лежали на столе. Рэн не только не позволила к ним никому прикоснуться, но и сама брала их в руки только по очереди.

— Теперь — самое важное, — сказала она. — Марон, ты станешь к восточной стене и обратишься к Стражу Востока. Слова не имеют особого значения. Просто попробуй представить себе ветер, понимаешь?. И призови его имя. Ты, Дигет, стань у западной. Страж Запада — он же и Владыка Моря, ты же знаешь. Ты, Рахан, решил все дело, поэтому пройди к южной. И почувствуй жар пламени. Самого сильного, какое можешь себе представить. А тебе, обратилась она к магистру Фиолетовой, — остается только север. Надо увидеть льды. Сможешь? Ну… начинаем, — как-то совсем просто произнесла она слово, итожащее десять тысячелетий ее скитаний.

Поначалу, казалось, не изменилось ничего. Но Рэн чувствовала — не сознавала, не понимала, а именно чувствовала кожей, — как над столом, на котором лежали клинки Серой Тени, схлестнулись все силы мира. И навстречу им поднялась воля безумного мастера.

Рэн шагнула вперед и положила ладони на рукояти. Но по какому-то непонятному ей самой наитию Лунный меч оказался в ее правой руке, а Солнечный — в левой.

Клинки скрестились. Между ними вспыхнула яркая искра. И медленно, с расстановкой, как смертный приговор, прозвучало под сводом заклятие.

Несколько мгновений не происходило ничего. Затем что-то заскрежетало, затрещало, задымилось. Солнечный Меч обвился раскаленной спиралью вокруг Лунного, и оба они превратились в бесформенную и безопасную груду изуродованного металла.

— Ну, вот и все, — устало и немного разочарованно произнесла Рэн. — Ой! Что с тобой?

Марон, привалившись к восточной стене, медленно оседал на пол, закрыв глаза.

Рэн бросилась к нему и схватила за руку, пытаясь прощупать пульс.

И тут же ахнула: на обеих его ладонях темнели кровавые пузыри размером со зрелую вишню. Некоторые уже лопнули, и в их середине виднелись черные пятна омертвевшей кожи.

Марона перенесли в келью, уложили на кровать и укрыли плащом поверх одеяла. Никто не произносил ни слова — все было ясно и так. Никто не договаривался ни о чем — все его спутники остались с ним по общему молчаливому согласию. Но страшное нервное напряжение последнего дня сделало свое: менее чем через полчаса все четверо заснули тут же. Впрочем, дверь они все-таки заперли изнутри на засов. На это у них сил и ума еще хватило.

Настала полночь. Над Великим Северным трактом медленно поднялся полукруг стареющей луны, заливая крихенский двор неверным тускло-серебристым светом.

Узкий ледяной луч упал на лицо Марона, и он проснулся.

Голова болела невыносимо. К горлу подкатывало что-то противное. В довершение всего на дворе выл чей-то волк. Улучшению самочувствия эти звуки отнюдь не способствовали.

Рэн лежала на разостланном плаще, из под которого высовывалась рукоять меча Марона. Взять его, не разбудив Рэн, было невозможно. К тому же для этого пришлось бы сначала нагибаться, а потом выпрямляться, и Марон нисколько не сомневался, что при этом движении его сразу вырвет желчью. Для жизни это, конечно, не опасно, но все же ощущение не из приятных, лучше его избежать.

«Да и что для меня теперь может быть опасно?» — горько усмехнулся он.

Выйдя во двор, Марон коротко свистнул. Черная неподвижная тень с обращенной к луне остроухой мордой радостно взвизгнула и бросилась к хозяину, явно намереваясь его куда-то вести. Но хозяин только отрицательно покачал головой.

Землевладельцы умирают на кровати с балдахином, в окружении детей, целителей, знахарок и плаксивых баб. Звери, чувствуя приближение смерти, убегают в лес, чтобы при уходе не присутствовал никто. Рыцарь Ордена — не то и не это. Родни, в обычном людском понимании, у него нет. Его семья — Орден, и никто в этой семье не станет оплакивать умершего дольше, чем этого требует приличие. Но и уйти из крепости умирать не может себе позволить даже странник. Тем более — из той самой, где он некогда принимал Посвящение.

И к тому же у Марона оставалось еще одно недоделанное дело.

Еще раз свистнув своему зверю, он прошел вместе с ним в центральное здание крепости и быстро отыскал в длинном коридоре нужную дверь.

Бывший крихенский командор был там. Дверь была не заперта, окно — тоже, этаж был первый, но слово рыцаря, поклявшегося не выходить из комнаты, пока его не позовут, должно быть крепче и нерушимее любых замков и решеток.

— Я хочу у тебя спросить только об одном, — заявил Марон без всяких предисловий. — Зачем ты это сделал?

Командор молчал.

— Ну объясни: для чего? — вновь спросил Марон. — Для чего ты встрял в эту авантюру с запретным оружием? Ну хорошо, помешали тебе. И Зеленому помешают в самое ближайшее время. А если бы вас не остановили? Ну скажи, чего вам нужно было? Власти? Так ведь ее не съешь и не выпьешь. И с нею не переспишь. Да и над кем? Послушай, ты хотя бы помнишь, сколько людей погибло в дни Катастрофы? Я еще пока не говорю о том, что ты ребятам в души наплевал…

— А ты смог бы убить человека во имя того, во что ты веришь? — внезапно спросил командор. — Если да, то чего стоят все твои слова? А если нет, то веришь ли ты вообще во что-нибудь?

— Я верю в Мир и Жизнь как неотъемлемую его часть, — твердо ответил Марон. — Во имя этой веры я уже обрек на медленную и мучительную смерть одного человека. Себя.

Он поднял ладони вверх, как бы сдаваясь на милость победителя. Но командор вздрогнул и отшатнулся.

— А! Ты видишь эти кровавые волдыри? Это излучение. И это тоже оно. На, смотри! — Марон, взяв со стола правой рукой свечу, левой потянул себя за нижнюю губу вниз, показывая изъязвленную слизистую оболочку. — Вот так-то, командор…

— Бывший командор, так вернее, — добавил он после долгой паузы. — Ты еще месяц назад был командором. Без всяких прилагательных. А на самом деле ты уже тогда перестал быть не только командором, но и рыцарем. Потому что сам попрал свое звание.

— Меня исключат из Ордена?

— Это как решит суд и как скажет Устав, — ответил Марон.

Он поднялся, оперся костяшками пальцев о стол, чтобы не выдать свою слабость, и, отчаянным усилием воли справившись с нею, вышел за дверь.

Волк ждал его в коридоре, положив голову на лапы. Но увидев Марона, он сразу же вскочил и, постукивая когтями по каменному полу, повел его куда-то вглубь здания.

Марон не очень удивился, когда они оба оказались на кухне. И когда морда зверя осторожно легла на самый край корзины с яйцами.

— Ты что, голодный? Тебя не кормили? А, понимаю! Ты хочешь, чтобы я это съел!

Марон взял валявшийся тут же большой нож и, надбивая им одно яйцо за другим, проглотил подряд несколько штук сырыми.

Боль во рту вроде бы попритихла. Да и тошнило теперь как будто меньше.

Он встал и шагнул к бочке с пивом. Но волк заслонил ему дорогу. Потом повернулся и посмотрел на стоявшие в стороне бутылки с красным вином, как бы желая сказать: «Ну, если тебе так уж хочется выпить — бери лучше это».

После яиц был творог, после творога — крапивный салат, и все это обильно запивалось вэдонгским. Тримальхионово пиршество продолжалось до тех самых пор, пока восточный край неба не начал алеть уже довольно явственно. Тогда Марон вышел во двор, вылил на гудящую голову несколько ведер колодезной воды и отправился в свою келью — спать.

Но за полчаса до сигнала к подъему рассветную тишину разорвал в клочья чей-то истошный крик:

— Командор повесился!

День поминовения

Черная, как скала, пантера командора, вывезенная им откуда-то с Юга, еще около двух недель бродила по двору. Хищники, как правило, живут недолго — лет десять-пятнадцать. Потом слепнут глаза, разлаживается координация движений, выпадают зубы, и, если зверь не погибнет от голода, его добьют образующиеся к этому времени во всех внутренних органах опухоли.

Но, видимо, есть в Поиске и Посвящении какая-то своя, особая магия. Союз зверя и человека — это одна дорога на двоих, и конец ее — тоже один на двоих. И если суждено рыцарю дожить до преклонных лет, зверь состарится только вместе с ним.

Покончив с собой, командор своими руками разорвал союз. Пантера дряхлела стремительно. Ее нефритово-зеленые глаза подернулись белесой мутья, потускнела лаково-черная шерсть, одрябли еще недавно упругие мышцы…

Короче говоря, в день Завершения Лета ее похоронили рядом с крихенским командором. Покойный, не тем он будь помянут, был порядочная сволочь, но все же умер рыцарем, и его зверь не пережил его. Так всегда бывает, когда умирает настоящий рыцарь.

Малленским заговорщикам повезло куда меньше. Магистр провинции был обезглавлен ударом меча. Точно так же было поступлено с командором Маллена. Остальных схваченных за руку попросту изгнали из Ордена. Решающей уликой послужили подробнейшие чертежи атомного реактора, выполненные тушью на тончайшем батисте — именно их привез из Илорта глава Фиолетовой.

А вот магистр Оранжевой — отвертелся. Отвертелся самым элементарным способом: попросту заявил, что он ничего не видел и не слышал. Разумеется, ему никто не поверил. Но против него улик не было, да и рудник разыскать не удалось. Бессильной оказалась даже память Рэн — некогда Рэна из Гвальта, излазившего все заброшенные шахты Гвальтских гор.

— Да брось ты, не переживай, говорил ей Тырнат. — Никуда тот рудник не денется. Будем искать. Тебе сейчас другое важнее, тебе Марона надо вылечить!

А Марон проболел почти всю осень. Ему становилось то лучше, то опять хуже. Однако в день Равноденствия он потребовал горячей воды и бритву и, ругаясь обидными словами, сбрил отросшую бороду. С этого момента, как отметила Рэн, его состояние начало понемногу улучшаться.

И вот в дождливое и пасмурное утро последнего дня октября из-за дверей кельи Марона раздался звучный хохот.

При появлении Рэн произошло некоторое замешательство: Марон быстро спрятал под одеяло какую-то книгу. Но Рэн успела разглядеть надпись на обложке. Не обращая внимание на протесты, она отобрала спрятанное и раскрыла на заложенной странице.

— Та-ак. «Похождения импотента», стало быть, наслаждаешься? «Напихала ему в зад жгучую крапиву и, пока несчастный извивался, подобно мартовской кошке, принялась перед ним раздеваться. Но даже если бы то, что должно быть твердым, было бы таковым, то от созерцания тощего и кособокого тела колдуньи оно все равно сделалось бы мягким», — с выражением прочла она. — Да ты не смущайся, там в следующей главе три мудрых отшельника с ним еще и не то сделали. А если серьезно, то патологией у целителей считается не интерес к подобным сюжетам, а как раз его отсутствие. Так что я очень рада. Ты уже выздоравливаешь. Это во-первых. А во вторых, — Рэн сделала паузу. — А во-вторых, тебе сегодня вечером разрешается встать и принять участие в празднике.

Марон не сказал ни слова. Только улыбнулся. Хотя последний день октября вовсе не располагает к улыбкам.

Вообще говоря, все дни и ночи в крепостях похожи один на другой. Но есть ночь, когда меркнут даже огни на башнях, ибо ярче них начинает пылать дорога от ворот к кладбищу, словно превращаясь в поток раскаленных углей. Рыцари, офицеры, странники, люди Ордена — от командора до самого юного воспитанника — зажигают свечи от факела и идут с ними к могилам, чтобы оставить их там в знак вечной и светлой памяти. И каждый из них съедает кусок лепешки и пьет пиво. И первый глоток — всегда на землю, для ушедших…

Таким обрядом издревле отмечается День Поминовения — последний в октябре. Горят свечи. И будут гореть до тех пор, пока не сгорят совсем. Гасить их нельзя — это означает проклятие.

А наутро останутся только маленькие лужицы застывшего сала, смешанного с воском. Их склюют синицы и растаскают мыши. Мертвые вернутся к мертвым, а живые — к живым. Осень сменится зимой. Но и она не будет длиться вечно: тронется лед на реках, почернеет и растает снег, вспыхнут костры весеннего праздника, наступит и пройдет лето, пожелтеют и опадут листья кленов, берез и рябин, и вновь загорятся огоньки на кладбищах…

Жизнь не умрет никогда, что бы ни случилось.

— Привет тебе, Аргил! — произнес Марон, останавливаясь перед могилой, на которой теплилось не менее десятка свеч. — Вот и я.

Он воткнул свою свечу в землю, расстелил серопегий плащ на пожухлой траве и сел.

— Нехорошо, конечно, что я здесь за все десять лет не был ни разу, — сказал он, обращаясь то ли к Рэн, то ли к могиле. — Да что же делать, я ведь странник. Эх, где я только не был за это время! Мечтательно вздохнул Марон. — Даже в Старом Городе побывал.

— Твой учитель? — спросила Рэн.

Марон кивнул.

— Знаешь, он мог бы тобой гордиться, — улыбнулась она, ставя рядом с остальными свечами и свою. — Если бы не ты, нам бы точно не дойти до Румпаты.

— Это ты про Альту, да? А по-моему, этого стыдиться надо, — возразил Марон. — Таких делов наделал, что не знаю, почему магистр Голубой до сих пор не потребовал моей выдачи. Не знал, наверное, что я здесь.

— Да нет, знал, — еще раз улыбнулась Рэн. — И даже просил передать тебе, когда ты поправишься, что обвинение в убийстве альтского командора тебе предъявлено не будет. Тем более что он жив.

— Как жив? — Марон вздрогнул и поперхнулся пивом. — Я же его насквозь проткнул!

— Угу, — кивнула Рэн. — Пропорол легкое и сломал позвоночник. Однако выжил. Как — не знаю, но выжил. Ноги у него, правда, отнялись, так что ему пришлось уйти в отставку. Но рассказать он рассказал обо всем. Терять-то ему было уже нечего.

— Вот как… — задумчиво произнес Марон. — Ну что ж, это, пожалуй, к лучшему. Теперь можно спокойно жить.

— Спокойно — не получится, — возразила Рэн. — Ну, отрубили головы главарям, ну и что? Оранжевый-то отвертелся. И пока мы не найдем рудник, предъявить ему нечего.

— Найдем, — ответил Марон. — Обязательно найдем.

— И еще мне нужно найти Салмата из Маллена. Помнишь? Он еще Саттона чуть не убил.

— Хочешь покарать за подлость?

— Хочу, чтобы он был убит в честном поединке.

— Не получится.

— Почему?

— А ты его лицо как следует разглядела?

— Не успела.

— А я успел. И запомнил.

— И что же?

— А помнишь того грабителя из «Плывущего бревна»? Ну так вот: Салмата из Маллена ты уже никогда не вызовешь на поединок. Потому что это именно и был Салмат из Маллена. Кстати, у него в поясе лежала пластина с надписью «Маллен». Как у тебя на гарде, только она у него была не на пружине, а на винтах. Открутил, ленту снял и пошел грабить.

— Так вот что ты бросил в колодец… — догадалась Рэн.

— Какой колодец? — с видом невинного младенца поинтересовался Марон.

— Колодец в Аралте.

— Да нет же, я эту пластину на краешек положил, когда воду пил, да там и забыл. А что такое в колодце булькнуло — я не видел. Понятно? Не видел. Камешек, наверное. И довольно об этом. Салмат из Маллена честного поединка не стоил.

Марон одним глотком прикончил свою кружку.

— Допивай пиво и пойдем, — подытожил он. — Ну, все? Пребудь в мире, Аргил! — он поклонился могиле, подобрал с земли плащ и вместе с Рэн направился обратно в крепость.

Рассвет над Алансолоном

Долгая Ночь — самая длинная в году. По крайней мере, на Севере. В Гвальте она хоть и зовется Долгой, но там она как раз самая короткая. А в Тильте, Морской крепости в дельте Хороса, все ночи одинаковы, и каждая длится ровно двенадцать часов — как и день.

Но на широте Бромиона Долгая Ночь оправдывает свое имя с избытком. Там она длится круглосуточно. Так, посереет немного небо на юге, когда часы показывают полдень, выступят на нем, словно наведенные тушью, черные зубцы Аладонга, и снова — темнота. Только звезды мерцают, когда погода ясная, да иногда полыхнет северное сияние.

Крепость Хорсен на вершине перевала Алансолон — не то и не это. Коротки дни в конце декабря. Но они есть. И, когда низкое зимнее солнце согревает крутой южный склон Аладонга, снег, не прихваченный еще как следует морозом, подтаивает и обрушивается вниз со страшным грохотом, хороня под собой каждого, кто осмелится в это время года идти из Крихены в Хорсен.

Но ночью холоднее. И безопаснее. А из всех ночей, сколько их есть в году, Долгая Ночь — самая длинная. И ее более чем достаточно, чтобы одолеть перевал до рассвета. Даже если один из идущих только что оправился от болезни, уложившей его в постель на полгода.

Марон и Рэн начали подъем почти сразу после заката. Узкая тропа была еле видна, и, если бы не кошка, они бы точно с нее сбились. Что же до волка — ему приходилось едва ли не тяжелее, чем хозяину. Ведь собаки не умеют лазить…

Взошла луна. Стало немного легче. Но подъем, казалось, стал еще круче. Вдобавок вскорости начал сыпать мелкий снег. Не то чтобы он очень мешал, но раздражал сильно.

— Как козлы, в горы лезем. И красоты-то никакой не увидишь… — выругался Марон, утирая пот со лба.

— Увидишь еще, — пообещала Рэн.

Больше не было произнесено ни одного слова. Оба берегли дыхание. На середине подъема сделали привал и, немного подкрепившись, снова двинулись вверх — туда, где возвышалась призрачно-серая в тусклом серебристом свете дозорная башня крепости Хорсен.

Но вот, наконец, она обрела плоть и форму, а вместе с ней — и сама крепость, такая небольшая с виду и такая неприступная на деле. Ибо сурова и грозна красота Аладонга, и пики его подобны острым клинкам воздетых мечей, о которые чиркают искрящиеся звезды… А ближе к рассвету восточные склоны гор становятся сначала малиновыми, потом оранжевыми, желтыми и, наконец, вспыхивают белым ослепительным огнем.

Но сейчас до рассвета было еще далеко. Так что Рэн и Марон вошли в хорсенские ворота еще в полной темноте. В Долгую Ночь ничто не должно быть ярче луны и звезд, и в Фиолетовой провинции этот обычай соблюдается очень строго. Тем более — среди Древних. А в Хорсене их живет немало.

— Айя, имаало, — обратилась Рэн к часовому у ворот.

«Привет, дружище», — понял Марон. Эту фразу он уже знал.

— Аларон странствовать не ушел еще? — поинтересовалась Рэн уже на языке людей.

— Уходил. И Равини с ним, — ответил часовой. Позавчера вернулись. Оба. Говорят, в Оранжевую ходили.

— А, ну это хорошо, — кивнула Рэн. И, словно продолжая давным-давно начатый разговор, спросила у Марона:

— Ты книгу-то дочитать успел? Ну, ту, которую тебе в келью крихенский библиотекарь притащил?

— Какую? А, «Похождения импотента». Успел. А что тебя интересует? Та чушь, которая там написана про эльнар? «Древние же по самой природе своей порочны, ленивы, трусливы, меланхоличны и лживы. Их главная забота — придаваться разврату и пьянству. Брак их лишен таинства и подобен животному бесстыдству. Ибо чего еще ждать от существ столь извращенных, что и сама земля не принимает их?» — процитировал он по памяти. — Да мало ли что еще напишут! Особенно если о том не знают.

Он равнодушно махнул рукой.

— А по-моему, боги создали вас без пороков и хитрости. Вы не драчливы, не мстительны, не злопамятны, не мелочны. А что ваших обрядов не признают люди… — Марон замолк, не решаясь повторить то, о чем полгода назад говорил ему магистр Фиолетовой провинции.

— Ты хочешь сказать, что это даже к лучшему? — спросила Рэн.

— Да, хочу! — почти выкрикнул Марон. — А ты? Ты согласна?

— Согласна, — кивнула Рэн. — Уже давно согласна. Потому мы с тобой и пришли в Хорсен. Здешние эльнар сделают все как надо. А для людей мы по-прежнему останемся друзьями.

Марон молча обнял Рэн и поцеловал ее — раз, другой, третий…

Звезды в разрывах облаков побледнели, и снежные вершины уже полыхнули алым пламенем, а они все стояли во дворе.

— Смотри, светает, — сказала наконец Рэн.

Марон обернулся. Желтый краешек солнца уже осторожно выглядывал из-под черной горы в ярко-синее небо.

— Солнце каждый день восходит, — сказал он почему-то.

— И каждый раз по-новому, — возразила Рэн. Так что давай посмотрим. Ладно?

Марон кивнул. Но, правду сказать, он глядел не на солнце, а в противоположную сторону — на свою любимую.

— Ух ты! — внезапно вскрикнул он, заметив, как в мельчайших снежинках внезапно вспыхнула семицветная радуга. А над ней — еще одна, пока тусклая, но в нижней своей части уже видимая довольно явственно.

— Да… — восхищенно выдохнула Рэн. — Такое и вправду не часто увидишь. Я же тебе говорила, что каждый рассвет — единственный… И каждый закат. Каждое мгновение, если угодно. И в этом — спасение от Кольца Событий. Понимаешь?