Всадник рассвета

Глава первая ПОЗНАЙ САМОГО СЕБЯ

Мокрое ночное шоссе. Летящая по нему машина. Почти ослепленный встречными фарами, что есть силы жму педаль газа. Противно визжат тормоза на поворотах. Меня то и дело отчаянно подбрасывает на ухабах, порой я едва успеваю вписаться в поворот, но все равно упрямо держу ногу на педали газа. Справа на сиденье матово и зловеще поблескивает вороненой сталью верный автомат. Вперед, только вперед! Бросаю взгляд на часы и внезапно понимаю, что отчаянно опаздываю. С силой вдавливаю педаль газа. Я знаю, что там, куда убегает черая лента ночного шоссе, меня ждет враг, там скоро должно решиться что-то чрезвычайно важное для меня. Мимо в реве дизелей проносятся огромные рефрижераторы, воздушной волной мои “жигули” почти отбрасывает на обочину. Но я упорно продолжаю мчаться к цели. Мой враг наверняка давно готов к встрече. И пусть обратного пути уже нет, я хочу теперь только одного: забрать его жизнь раньше, чем он заберет мою.

Я еще раз бросаю взгляд на лежащий на сиденье автомат. Кажется, без него сегодня не обойтись. Что ж, пусть он скажет свое веское слово. Правда, у меня всего лишь один магазин. Хватит ли патронов, чтобы поставить все точки над “i”? Но иного варианта все равно нет, так чего ж печалиться и переживать?

Я пытаюсь представить себе того, кого мчался сейчас убивать, но не могу, как ни стараюсь. Я видел лишь черную фигуру. Кто он, человек или зверь? Этого я еще не знаю. Что ж, пусть он и будет для меня просто врагом. Мой самый страшный, смертельный враг. Он стоял ко мне спиной. Обернись, и я узнаю, кто ты есть! Обернись! Я только хочу взглянуть в твои глаза! Я уже почти знаю, кого должен увидеть, и от этого мне не по себе. Вот он обернулся ко мне, и я обмер. На меня смотрят жуткие желтые глаза. Ну вот мы снова встретились! Что ж, ждать осталось уже совсем недолго, и мы наконец-то сойдемся в последней решающей схватке. Пусть же победит справедливость, если она еще есть на этом свете!

Внезапно я почувствовал на себе еще один взгляд, на этот раз любящий. Я скосил глаза в сторону и внезапно за стеклом машины увидел девушку-фантом. В легком сарафане, с ослепительно желтыми волосами, заплетенными в две толстые косы, она не отрываясь смотрела на меня, и взгляд ее молил: будь осторожен! Я был готов поклясться, что никогда раньше не видел ее, но в то же время лицо было до боли родным. Кто ты? Откуда? Зачем? Наверное, я отдал бы сейчас все за то, чтобы узнать о ней хоть что-то. Внезапно виденье исчезло, а я, снова утопив до предела педаль газа, помчался навстречу своей судьбе…

Тело ныло от саднящей боли, будто его кто-то долго и без жалости молотил ногами. Глаза мои были закрыты, и, боясь их открыть, я лишь вслушивался в звенящую тишину вокруг. Что со мной?

Я сел. В спине отдалось резкой болью. Осмотрелся по сторонам. Вдалеке был лес. Сам же я находился посреди заросшей травой и цветами поляны. Вот рядом с жужжанием тяжеловесно пролетел шмель, вот в немыслимой карусели промчались бабочки. Осмотрел себя. Внешний вид оставлял желать лучшего. Старая выцветшая тельняшка и спортивные штаны. Куртка куда-то подевалась, вместе с ней пропала и одна кроссовка. Машины нигде не было видно, как не было видно и шоссе.

Посидев некоторое время в тщетных попытках сообразить, что к чему, я поднялся и сделал несколько шагов, разминая затекшие ноги. Куда идти, да и надо ли? Оставшуюся кроссовку я с силой забросил в кусты. Не ковылять же в одной!

В конце концов надо было что-то делать, к тому же мне безумно хотелось пить. Встав, я побрел к видневшемуся лесу. На краю поляны протекал небольшой ручей. Припав к нему, долго и жадно пил. Вода показалась какой-то особенно вкусной. Я пил, а жажда все никак не проходила. Куда идти дальше, было совершенно все равно. К моей радости, лес оказался сух и редок. Я шел, оглядываясь по сторонам, но нигде не было никаких признаков людей. Спустя некоторое время вышел на какую-то тропинку. Человек ли, зверь проторил ее, мне было не известно, да, честно говоря, и не особенно интересно. Главное, что мне был указан хоть какой-то путь. Рано или поздно тропа сама должна меня куда-нибудь вывести.

Лес расступился, и, оказавшись на его опушке, я увидел вдалеке холм над речкой, а на холме изгородь из заостренных бревен. За изгородью угадывались какие-то приземистые домишки. Скорее всего, это был дачный поселок. Слава богу, значит вышел! Обрадованный, я сделал шаг в сторону увиденного мною селения, и страшный удар в затылок поверг меня на землю. В сознании вспыхнул яркий свет, и все снова погрузилось в непроницаемую тьму.

… Итак, вот уже несколько дней я сижу в какой-то яме. Иногда сверху мне бросают некое подобие хлеба. Хорошо, что еще нет дождей и меня не заливает. Днем над головой видны лишь проносящиеся по небу облака, зато ночью — ослепительные звезды. Смотреть на них мое единственное развлечение. Несколько раз я пытался завести разговор с бросающими мне еду, но всякий раз безрезультатно. Если я заложник, то почему меня об этом не известят, если пленник — почему не допросят? Ну и влип! Было до соплей обидно, что меня так легко взяли. Это с моим-то опытом. Яма весьма похожа на чеченский зиндан, однако люди, находящиеся наверху, были славянской наружности. Вполне возможно, что меня взяла какая-то местная преступная группировка, но на кой ляд я ей нужен? Что ж, как говорится, и на старуху бывает проруха, но все же было очень обидно из-за собственной неосмотрительности.

Времени для обдумывания сложившейся ситуации у меня было предостаточно, однако думать особенно было не о чем, так как я совершенно ничего не знал и еще меньше понимал в происшедшем. Прежде всего я никак не мог понять: куда это я мчался ночью на машине, да еще с автоматом. При этом я готов был поклясться чем угодно, что в действительности ничего подобного со мной не было. А что тогда было? Впрочем, сейчас волновало другое: как выбраться из ямы. А так как мои похитители явно не торопились, то оставалось лишь действовать в соответствии с правилом: слушай, смотри и молчи. Но как я ни успокаивал себя, непонимание происходящего просто изводило. Куда я попал? Кто и почему меня держит в этой проклятой сырой яме? Что меня ждет дальше? “Успокойся, — говорил я себе, — будь терпелив и наблюдателен. Что толку терзать себя домыслами, когда ничего путного все равно не узнаешь!”. Проходило немного времени и я опять, в который уже раз, начинал терзаться этими вопросами.

Впрочем, я был твердо уверен, что когда-нибудь все должно проясниться. Не век же мне прозябать в этой треклятой яме!

Наконец настал день, когда над ямой показалось сразу несколько голов. Они долго разглядывали меня и о чем-то шептались. Я же, в свою очередь, задрав голову, молча смотрел на них со дна своей тюрьмы. Затем один смачно плюнул вниз. Но я исхитрился уклониться от летящего плевка. Наверху дружно загоготали, а затем сбросили веревку в узлах. Отказываться от приглашения было явно не в моих интересах, и я быстренько выбрался наверх, где сразу же очутился в тесном кольце обступивших меня людей. Они с интересом разглядывали меня, а я их. Еще бы! Люди вокруг выглядели более чем странно. Белокурые и сероглазые, в домотканых рубахах и сарафанах, они словно сошли с каких-то сказочных картин. Может, я на съемках какого-то исторического фильма? Но при чем тогда яма? А может, это все же чей-то нелепый и идиотский розыгрыш?

— Здравствуйте! — разлепил я наконец свои губы. — Кто здесь, в конце концов, объяснит мне, что все это значит?

Вопрос мой повис в воздухе. Никто и не подумал на него отвечать. Более того, под лопатку мне тут же уперся острый наконечник копья.

— Эй, полегче, приятель! — попытался было возмутиться я, но копье ткуло меня в спину еще сильнее.

Ободряемый таким образом, я побрел к центру селения. Толпа безмолвно последовала за мной. Мы вышли на поляну с вытоптанной травой, которая, видимо, играла здесь роль главной площади. В центре поляны в землю был воткнут деревянный столб с вырезанной из дерева жутковатой рожей. Подле столба, опершись на посох, стояло несколько седобородых стариков. Очередной толчок копьем в спину был так неожидан и силен, что я упал перед стариками на колени.

— Встань, незнакомец! — сказал один из седобородых. — Негоже валяться в ногах, когда тебе того не велят!

Речь его была весьма странновата и сильно акающая, но в общем-то вполне понимаема. Этому своему открытию я обрадовался несказанно. Поднявшись на ноги, я покосился на преследовавший меня наконечник копья, который, разумеется, снова был рядом.

— Кто ты? — спросил старец.

— Человек! — ответил я с вызовом, хотя понимал, что такой ответ никак не может понравиться спрашивающему. Но не пересказывать же им сейчас всю свою биографию!

Однако вопреки моему предположению никаких эмоций на лицах седобородых я не увидел.

— Откуда ты? — продолжили они свой допрос.

— Из Москвы!

Старики недоуменно переглянулись. Что я им такого удивительного сказал?

— Где это?

Ну не идиоты ли! Я уже начинал заводиться:

— За кудыкиной горой!

— Значит издалека! — покачал головой один из старцев.

— Зачем следил за городищем? — спросил второй.

— Я ни за кем не следил, а искал дорогу, чтобы добраться домой!

Ответ мой был, разумеется, из природы самых идиотских, но что еще я мог ответить?

— Что это за одежды? — ткнул в меня пальцем третий.

— Одежда как одежда! — пожал я плечами. — Тельняшка и штаны. Вот кроссовки потерял!

Старички переглянулись. Мой ответ им явно не понравился. Им вообще, кажется, не нравилось ничего из того, что я говорил.

— Глаза твои черны и власы тоже! — покачал головой один из старцев, который, как мне показалось, был старше всех остальных. — Ты не из нашего племени. Однако хорошо знаешь наш язык и понимаешь речь. И в наших краях ты объявился тоже не зря! И шел ты к нам не с добром, ибо, идя с добрым сердцем, тебе незачем было прятаться в лесу. А потому ты нам враг!

“Этого мне еще не хватало! Теперь меня еще и в шпионаже обвинят! Почему я обязательно должен быть блондином? Чего им вообще от меня надо? Ну идиот, ну вляпался! Ни дать ни взять нарвался на какую-то секту! Вот расплодились, заразы, уже у самой Москвы обосновались и ни черта не боятся!” — подумал я и сразу же почувствовал себя весьма и весьма тоскливо.

— Да какой же я вам враг, когда я ваш друг! — начал я было свой оправдательный монолог, но меня уже никто не слушал.

— Враг! Враг! — вопила толпа, обступая меня все теснее.

— У меня же нет даже оружия! — закричал я в отчаянии.

— За тобой идут орды степей! Перун требует искупительной жертвы, а небо ниспошлет за нее дождь на наши поля! — сердито затопал в ответ ногами один из стариков, чье морщинистое лицо напоминало мне печеную в костре картошку.

— Смерть! Смерть! — вопила толпа, впадая в настоящее неистовство.

Кто-то наиболее усердный сразу же заломил мне руки.

— Эй, поосторожней, не нарывайся! — оттолкнул я его. — Сейчас схлопочешь по соплям, сатанист паршивый!

— Свяжите его и готовьте алтарь! — велел самый древний из старцев. — Нам нужна искупительная жертва!

На меня разом навалилось несколько здоровенных лбов. Скрутив веревками, меня бросили в траву. Краем глаза я видел, как эти дюжие молодцы уже с радостью стаскивают бревна, споро сооружая мой погребальный помост. Обреченно вздохнув, я перевел взгляд на траву, что буквально лезла мне в глаза, и разглядел, как совсем рядом с моим лицом ползет по траве букашка. Как бы я хотел в этот миг быть на ее месте! Вот так бы, как она-сейчас, скрыться под листом, чтобы жить, жить и жить. Но счастливая букашка уползла куда-то по своим букашечьим делам, а я остался лежать и ждать своей незавидной человечьей участи.

От собственного бессилия мне хотелось грызть зубами землю. Что же это происходит? Куда подевалось ночное шоссе и машина, откуда взялись на мою голову эти идиоты-сектанты, которые явно собираются меня жарить? Что же делать? Кричать, что я невиновен? Но им на мои крики явно наплевать. Молить о пощаде? Но, судя по решительным рожам, разжалобить эту публику просто невозможно.

Мимо меня то и дело пробегала босоногая ребятня, весело таская хворост для будущего костра. Несколько умельцев наскоро сбивали столы, вероятно, для будущей пирушки. Да, веселье по поводу моего убиения, а может быть, и последующего поедания, предстояло здесь самое серьезное.

И снова череда липких бесполезных мыслей: что произошло со мной, почему и за что меня собираются убивать, да еще и столь изуверским способом? Кому и для чего все это надо? Какая жертва? Какой алтарь? Какой Перун? Дребедень какая-то! Театр полного абсурда, в котором почему-то именно мне уготованна самая незавидная роль… Куда смотрит милиция, когда рядом с Москвой творятся такие дела? По щекам моим непроизвольно текли слезы. Было безумно жаль себя, идиота, столь бездарно попавшего на костер. Душила обида, что меня, прошедшего огонь и воду, взяли как последнего пацана! Но что я мог сделать: только ждать смерти да еще скрежетать от бессилия зубами!

Меж тем суета по приготовлению к моему убиению, видимо, стала подходить к концу. Не знаю почему, но за устроителей предстоящего действа я даже невольно порадовался. Уж больно у них все было отработано. Наверное, подобные развлечения здесь были не столь уж большой редкостью.

Наконец все, радостно гомоня, снова собрались вокруг деревянного истукана. Женщины расставляли по столам кувшины с каким-то питьем и огромные миски с кусками жареного мяса. Меня подняли с травы и тоже потащили в центр. Толпа расступилась предо мною опять оказались знакомые старички-душегубы. Но теперь вместо старых дерюг на них были чистые белые рубахи. Что ж, гулять так гулять!

— Несите жертвенный нож! — прокашлял старец с лицом, напоминающим печеную картошку.

Ему подали какую-то немыслимую секиру. “Печеный” деловито опробовал ее остроту пальцем, а опробовав, довольно поцокал языком.

— Несите и возложите на алтарь тело! — велел он стоявшим сзади меня молодцам.

Ничего себе! Я для них уже только тело! Ну не мерзавцы ли! Скорее всего, меня хотят вначале зарезать, а уж потом поджаривать! Это все же несколько лучше, чем поджариваться заживо, но хуже, чем остаться в живых!

Только тут я разглядел, что перед деревянным истуканом лежал большой плоский камень темно-бурого цвета. Подхватив под мышки, меня подтащили к нему. Я тоскливо глянул в пустые глазницы деревянного урода. Уж не во имя ли тебя меня собираются кончать? И почему камень такого необычного цвета? Да это же запекшаяся кровь! Это кровь моих предшественников, чью незавидную участь мне тоже предстоит сейчас разделить.

Двое здоровенных детин в одно мгновение завалили меня навзничь на камень. Да это, впрочем, было не так-то и сложно сделать, ведь я был связан по рукам и ногам и даже не пытался сопротивляться. Да и что я мог? Кусаться, что ли?

В высоком небе неторопливо плыли белые облака. Как хорошо и покойно, наверное, сейчас там! Внезапно мне показалось, что я увидел смотрящее на меня с небес женское лицо. Я был готов поклясться, что совсем недавно уже видел его. Девушка пристально и изучающе смотрела на меня. Глаза ее были печальны и полны сострадания. Наши взгляды встретились, и видение, вздрогнув, тут же растворилось в облаках.

Распнув мое тело на камне, детины из рук меня, однако, не выпускали. Ребята были опытные. На площади тем временем приступили к первому действию разыгрывающегося спектакля.

— О Перун, повелитель дождя, грома и молний! О Перун, тучегонитель и победоносец! Будь милостив к нашему скромному дару и ороси водой наши поля и пашни! — заорал во весь голос, воздев руки к небу, старший из старичков.

— О хозяйка нив и хлеба полногрудая Жива, дай нам добрый урожай! Подари нам удачу! — тонко заголосил другой.

— О крылатый страж посевов Симаргл, не побрезгуешь ли и ты нашей скромной жертвой! Остереги поля от напастей! — вторил обоим, поигрывая ножиком, “печеный”.

“Не больно щедры что-то вы, ребята, — подумалось мне злорадно, — одного меня сразу трем предлагаете, а запросы при этом будь здоров! Хрен вам за меня что-то обломится!”

“Печеный” тем временем что-то яростно троекратно прокричал и, бубня себе при этом под нос какие-то заклинания, уже подступал ко мне. Я невольно напрягся. Сердце в ожидании неминуемого билось отчаянно. Я тяжело дышал. Старик занес надо мной свой нож. Безоблачное небо слепило бездонной синевой. Я закрыл глаза. Ну вот, кажется, и все!

— Сдерите с тела рубаху! — рявкнул вдруг в самое ухо мой убивец. — Священный нож не может касаться грязного тряпья!

Подскочивший подручный резким рывком разорвал тельняшку. Я вздохнул полной грудью и снова закрыл глаза. И тут над моим ухом раздался жуткий вопль. Неужели это кричу я, уже пронзенный дурацким ритуальным тесаком? Но нет, кричал нависший надо мной дед-убивец. Отбросив в сторону свою секиру, он тыкал в меня пальцем и голосил не переставая. Что именно он кричал, я разобрать не мог, да, честно говоря, и не пытался. Стыдно признаться, но я был безумно счастлив тому, что судьба подарила мне по какому-то своему капризу еще несколько лишних минут жизни.

Меж тем под вопли старца вся окружавшая меня толпа внезапно разом рухнула на колени. Впечатление было такое, что у всех столпившихся одновременно подкосились ноги. Люди ползли ко мне со всех сторон. Я невольно дернулся, и тут же державшие меня за руки и за ноги молодцы тоже бухнулись в ноги. Происходило нечто невероятное, но что? Над поляной стоял сплошной нескончаемый крик. Теряя остатки рассудка, я боком сполз с лобного места. Напрягая слух, пытался разобрать, о чем столь дружно голосят ползшие на четвереньках ко мне люди. И я расслышал слово. Всего одно лишь слово. Но какое!

— Посланник! Это Посланник! — голосила поляна не переставая.

“Ну, слава богу, — подумалось мне. — Вот и имечко мне подыскали! Надо ж, какая радость! Однако что и кому я должен переслать?”

Мог ли я представить, что случайно задал себе вопрос, ответ на который буду искать долгое время не только в иных землях, но и в иных мирах… Но тогда для меня было куда более важно то, что я пока все еще оставался живым. К тому же было еще непонятно, сколь хорош или плох для ползущих ко мне буду я в образе неведомого посланника. Как знать, может, вся эта свистопляска будет иметь своим продолжением еще более мучительную казнь? От этих субчиков ожидать можно что угодно. У меня отчего-то внезапно заболела грудь. Боль была такая, словно кто-то ткнул туда горящей головешкой. Однако сейчас было не до этого.

А потом внезапно хлынул дождь. Но не обычный. Сплошная стена воды, буквально обрушившаяся на землю и в одно мгновение превратившая ее в сплошную грязевую лужу. При этом я готов был поклясться, что еще минуту назад небо было совершенно безоблачным. Росчерк молнии вновь поверг всех на землю. Оглушительные громовые раскаты добавили сцене драматизма. Прошло еще несколько мгновений, и поток воды исчез так же внезапно, как и появился. Я поднял голову. Небо было таким же безоблачно-голубым, как и минуту назад. Это могло показаться галлюцинацией, если бы не грязь и лужи вокруг, если бы и я сам не был мокрым с головы до ног.

— Посланник! Посланник! — снова закричали люди. — Сварог дал нам знак! Боги не желают великой жертвы!

Я по-прежнему полулежал, прижавшись спиной к своей каменной плахе. По-прежнему горела и пылала огнем грудь, по-прежнему била предательская дрожь от всего пережитого, по-прежнему я был в полном неведении, что же меня ждет теперь.

“Идиоты, — думалось мне тоскливо. — Хоть бы развязали меня!”

Словно поняв мои мысли, один из седовласых убийц, жалобно поскуливая, подполз ко мне и, целуя мои грязные ступни, перерезал ножом все веревки и так же, скуля и заискивающе заглядывая мне в глаза, отполз обратно. Теперь я уже с явным интересом окинул взглядом валявшихся в грязи и воде. Все складывалось не так уж и плохо. По крайней мере, я все еще был жив. Меня наградили именем. Правда, оно достаточно дурацкое, но все же лучше чем вообще никакого. Стыдно признаться, но я поймал себя на мысли, что мне приятен вид валяющихся в грязи людей, которые еще совсем недавно желали моей смерти с той же неистовостью, с какой они сейчас меня боготворили.

В небе засияла радуга.

— Сварог доволен! Боги радуются вместе с нами! — кричали и обнимались люди.

Кто такой этот Сварог и почему он должен быть доволен, я не понял, да, честно говоря, и не пытался. Какое мне до этого дело! Если кто-то чем-то доволен, ради бога!

Наконец, поднявшиеся с колен старцы дали знак покинуть поляну. Сами же старики стали робко приближаться ко мне, не смея поднять глаз. Особенно подобострастно вел себя “печеный”, будто это не он еще несколько минут назад собирался вырвать из моей груди сердце. От этого зрелища мне стало противно, и я поморщился. Увидев это, старики снова разом грохнулись в грязь.

— О великий Посланец! — истошно и с надрывом возопил один из них. — Как вымолить нам у тебя прощение? Как умилостивить тебя?

— Может, Посланник желает хорошей жертвы в честь своего прибытия на нашу землю: юношу, девушку или младенца? — деловито поинтересовался тот, который должен был лишить меня жизни.

Этот старикашка был просто патологическим маньяком!

— Ну уж нет! — выкрикнул я им, отрываясь от камня. — На сегодня убийств хватит!

— Что же ты желаешь, Небесный? — недоуменно спросили седобородые старцы.

— Чтобы меня оставили в покое! — ответил я без раздумий.

Спустя четверть часа я уже был переодет в чистую рубаху и широченные порты, уписывал за обе щеки куски горячего жирного мяса и запивал поедаемое сладкой брагой. В глубине избы два здоровяка, те самые, которые распинала меня на камне, усердно взбивали толстую перину.

— Чистый лебяжий пух! — простодушно улыбнулся, поймав мой взгляд, один из них.

Странно, но к этим простодушным крепышам я не испытывал никакой ненависти. Хотя сложись сегодня ход событий несколько по-иному, они с такой же милой улыбкой сбросили бы сейчас мои обугленные кости в какую-нибудь выгребную яму.

— Да пребудет с вами покой, Небесный! — кланялись, покидая избу, старцы.

— Пребудет, пребудет! — нетерпеливо махнул я им в ответ. — И двери за собой закройте!

Все! Теперь я наконец-то один! Как же я устал от всего происшедшего! Посланник! Небесный! Ну и дела! Рассказать кому, не поверят! Как я от всей этой белиберды устал! Даже думать о чем-то было для меня сейчас выше всяких сил. Опрокинув залпом еще чарку золотисто-сладкой браги, я кое-как добрался до перины и буквально упал в ее мягкое лоно.

Где-то совсем рядом кричали петухи. Я открыл глаза и, глядя в потолок из тесаных бревен, начал восстанавливать в памяти то, что произошло со мной вчера. Я еще не знал, как попал в этот мир, но то, что это был не мой мир и не мое время, до меня уже начало понемногу доходить. Сквозь небольшое оконце, затянутое бычьим вузырем, пробивалось солнце. По тому, что стояло оно высоко, да по отдаленному гаму голосов было ясно, что день уже в самом разгаре. Взгляд невольно упал на запястье. Часов там не было. А жаль, хорошие были часы — наградные “Командирские”. Дотронулся рукой до груди: вспомнил, как болела она вчера. Теперь она лишь немного ныла от небольшого ожога. Опять и опять я вспоминал минувший день, шаг за шагом восстанавливая все со мной происшедшее. Шоссе… автомат… черный враг… девушка-фантом… неведомое селение и весь кошмар вчерашнего жертвоприношения. Стоп! Девушку я, кажется, видел вчера еще и среди облаков! Чертовщина какая-то! Впрочем, пора было вставать и готовиться к новым самым невероятным сюрпризам.

Потянувшись, я выбрался из пуховика. Несмотря на сытный ужин, хотелось есть. Дни голодухи в яме сказывались: организм требовал восполнения сил. В избе было пусто. Позевывая, вышел на крыльцо. Перед крыльцом на траве, видимо, уже давно сидели в ожидании меня три вчерашних деда-убивца. Глаза их лихорадочно блестели, а руки тряслись.

— О великий! — тотчас начали они биться лбами о землю.

Терпеливо подождав, пока старички завершат весь ритуал, я подошел к ним.

— Хочу есть и пить! — сказал кратко.

Злость на моих вчерашних погубителей еще не прошла. Один из ползающих дедков метнулся куда-то, и спустя несколько минут предо мной уже был солидный кувшин с медовухой, каравай свежего, еще горячего хлеба и солидный кусок жареного мяса. Забрав все, я демонстративно хлопнул у них перед носом дверью и вернулся в избу. Сел за стол. Перекусил. Рукавом вытер губы. Что же мне делать теперь?

В это время в избу вполз на карачках мой друг “печеный” и запричитал быстрым полушепотом:

— О великий! Наш род принял тебя и теперь стал самым счастливым из всех родов! Этого прихода ждали еще наши деды и прадеды, но именно нам выпало счастье лицезреть чудо! Каждый твой взгляд и слово, каждый клочок твоей одежды — это величайшая радость для нас, ничтожных! Возжелай…

— Хватит, папаша! — прервал я жестом его бесконечное словоблудие. — Теперь вопросы буду задавать я.

— Как скажешь, великий! — смиренно вздохнул седобородый.

— Прежде всего, где я?

— В земле раксолонов!

— Кто такие раксолоны?

— Мы великое племя!

— Кто вами правит?

— Наши вожди!

— Что вы знаете обо мне?

— Ты Посланник!

— Почему вы так решили?

— У тебя его знак!

— Где?

— На груди!

Еще одна новость! Что у меня за знак на груди? Сразу же возникло непреодолимое желание глянуть на этот знак, но не делать же это перед седобородым!

— Хорошо! Пока говоришь верно! — кивнул я со всей возможной важностью.

Старик обрадованно ощерил беззубый рот, счастливый моей похвалой.

— Хочу видеть вашего самого главного вождя! — совсем обнаглел я. — Пусть явится ко мне сюда!

Но по тому, как мгновенно изменилось лицо деда, как в испуге вытянулся его подбородок, каким стало выражение его глаз, я понял, что переборщил и спорол явную чушь, но отступать было уже поздно. Блефовать так блефовать!

— Я Посланник! — выкрикнул я ему в лицо. — А потому желаю говорить лишь с тем, кто равен мне!

Старики, которые вслед за “печеным” по одному вползли в избу, сразу же задергались. Ага, теперь я точно знал, как себя вести с этими разбойниками!

— Мы уже послали гонца на Небесный Холм! — доверительным полушепотом сообщил мне один из них.

— Это вы сделали правильно! — кивнул я. — Давно бы так!

Что у них там еще за Небесный Холм? Столица? Ставка?

— На Небесном Холме в ожидании тебя скоро соберутся самые достойные. Тебя же мы тоже нижайше просим отправиться туда!

— Далеко ли ваш холм?

— Пять дней конного пути.

— Что ж, поехали сейчас же! — махнул я рукой. Оставаться в этом мрачном месте хотя бы еще на день у меня не было ни малейшего желания.

— У нас все уже готово к поездке! — обрадованно заголосили, перебивая друг друга, седобородые.

— Хорошо! — осадил я ледяным взглядом их не по летам горячий пыл. — Едем, но вначале я хочу умыться! Да, еще верните мне мою тельняшку!

—?!!

— Ну, мою рубашку! — Я ткнул пальцем в одеяние одного из старцев.

Тот торопливо покачал головой.

Старики вышли. Спустя несколько минут мужчины принесли мне берестяные ведра с речной водой, а женщины быстро и бесшумно накрыли стол. Мой затянувшийся пост явно завершился. От запаха и вида пищи у меня вновь пробудился аппетит, и я не отказал себе в удовольствии еще раз порадовать свой отощавший желудок. Когда ланч был завершен и все присутствующие удалились, я снял рубаху и окатил себя двумя ведрами воды. Обмывшись таким образом, я, вперив подбородок в грудь, принялся рассматривать свой спасительный “посланнический” знак. Увы, ничего, кроме старого, еще дедовского, нательного креста, на груди у меня не было. Под крестом, правда, был все тот же небольшой ожог. Где и когда это меня угораздило обжечься? Потрогал пальцем. Ожог еще побаливал. Пора было отправляться в путь.

Безмолвная женщина внесла и положила предо мной выстиранную тельняшку. Надев ее, почувствовал себя сразу же как-то уверенней. Ведь я не какой-то там дурацкий Посланник, а офицер морской пехоты, а это дорогого стоит! Теперь я был готов к любым испытаниям, которые приготовила мне злодейка судьба. За оконцем кто-то деликатно кашлял, давая понять, что все готово и ждут только меня.

На проводы вышло все селение. Дети с завидным воодушевлением сыпали предо мной на дорогу цветы. Это были те самые детишки, которые с таким же воодушевлением еще вчера таскали хворост для костра, на котором мне предстояло поджариваться.

Лошадь, которую мне подвели, была маленькая и косматая. Когда я взгромождался на нее, то не на шутку испугался, выдержит ли? Но лошадка довольно стойко перенесла мое водружение на свой круп. Ни седла, ни стремян, естественно, не было. Присутствовала лишь уздечка и какая-то расшитая попона, так что поездка обещала быть веселой. Вместе со мной в путь собралась целая свита: десяток воинов с копьями и щитами и неутомимый друг — “печеный”, с ними еще несколько бородачей неопределенного возраста на лошадях, с мешками. Итак, вперед в неизвестность из той же неизвестности!

Глава вторая НЕБЕСНЫЙ ХОЛМ

Поездка наша заняла не пять дней, как уверяли меня ревнители кровавых алтарей, а почти вдвое больше. К тому же она была, прямо скажем, не из приятных. Так как на лошадь я сел первый раз в жизни (не считая катания на игрушечных лошадках в детстве), то кавалерист из меня получился, прямо скажем, никудышный. После первых же часов нашего конного пробега вся нижняя часть тела болела у меня немилосердно. И хотя мои спутники подкладывали мне под попону какие-то подушки, помогало это мало. Правда, бородачи с мешками сооружали на привалах весьма обильные трапезы, — это было единственное, что радовало.

Где-то на полпути к неведомому мне Небесному Холму, когда мы проезжали какое-то болото, оттуда внезапно начало вылезать нечто, облепленное тиной и истошно кричащее. Не знаю, чего больше было в этом нечеловеческом крике, злобы или испуга. Больше всего меня поразили глаза — две огромные иссиня-черные плошки. Мои спутники, впрочем, ничуть не удивились. В одно мгновение они выпустили в зеленое чудище несколько десятков стрел. Я даже не успел понять, что произошло, как болотная образина с жутким воплем погрузилась в мутную жижу.

— Что это было? — спросил я чуть погодя ехавшего рядом со мной старца.

— А! — махнул тот в ответ рукой. — Обыкновенный упырь. Не стоит вашего внимания!

Ничего себе! Представляю, что было бы со мной, столкнись я с этакой уродиной один на один! Теперь я уже с интересом оглядел свою охрану. Лица воинов были непроницаемы, а их вид говорил о том, что молниеносная расправа с болотным гадом — дело для них совершенно обыденное.

На привале ночью снова кто-то пытался напасть на нас. По крайней мере, я явственно слышал чей-то вой, но мои охранники дружно бросились во тьму и скоро вернулись, деловито отирая травой окровавленные наконечники своих копий. Сон, однако, был прерван, и до самого восхода солнца я беспокойно проворочался, вслушиваясь в шум ночного леса.

Больше в дороге с нами ничего существенного не произошло. На десятый день пути, миновав несколько сторожевых застав, мы подъехали к высокому холму. Меж деревьев вверх уходила широкая тропа. У подножия холма мы остановились.

— Дальше, Посланник, мы пойдем вдвоем! — сказал, слезая со своей лошади, мой седобородый попутчик.

— Это и есть ваш Небесный Холм? — спросил я.

— Да, это и есть Небесный Холм, Посланник! — ответил он мне.

Воины тоже молча слезли с коней и начали тут же деловито обустраиваться. В обратный путь, судя по всему, они пока не собирались.

Подъем в гору был достаточно крут, а утомленный дорогой старик едва переставлял ноги. Шли мы поэтому довольно медленно. Через каждые полсотни метров встречались воины-охранники. Молча пропуская нас мимо себя, они лишь наклоняли головы в знак приветствия. Впрочем, я особенно никуда и не торопился. Пусть все идет своим чередом, откуда я знаю, что ждет меня там, на вершине! Истерзав себя за время дороги всевозможными предположениями и сомнениями, я уже пришел к гениальному выводу: надо пока просто радоваться каждому дарованному дню и ничего не загадывать наперед.

Но вот за деревьями стала понемногу видна и вершина. Затем показалась большая поляна, заставленная по периметру деревянными столбами с вырезанными на них жутковатыми рожами. Около каждого из столбов были видны следы недавних кострищ. Посреди поляны лежал огромный темно-бурый камень — штука мне уже хорошо знакомая.

— Мы здесь! — внезапно визгливо закричал во всю свою старческую мочь мой спутник.

Не успел я и глазом моргнуть, как напротив меня появился еще один древний старик в белой рубахе. Седая борода его свисала до самых колен. Дед был бос, а в руках держал сучковатый посох.

— Здрав будь, Посланник! — поздоровался со мной старик и протянул руку. — Я Любомудр, верховный жрец Небесного Холма.

— И ты будь здрав, Любомудр! — Я пожал протянутую мне руку и ощутил ее немалую силу.

Старик смотрел прямо, не пряча взгляда. В его выцветших голубых глазах угадывались и ум, и проницательность. Не знаю почему, но в отличие от всех ранее встречавшихся жрецов этот дед показался мне куда более симпатичным.

— Я знал, что ты скоро придешь! — улыбнулся мне тем временем хозяин поляны так, словно знал меня уже тысячу лет, и от этой улыбки мне стало как-то спокойней. — Как добрался?

— Хорошо! — кивнул я и улыбнулся ему в ответ.

— Запомни навсегда — я твой друг, и ты должен верить мне! А теперь пойдем. — Старик взял меня под локоть и повел мимо столбов в глубь своего капища.

Пройдя несколько шагов, он, вдруг вспомнив о чем-то, обернулся к моему спутнику:

— Разожги костер Перуна, соверши все требы и поддерживай огонь!

Мы зашли в полуизбушку-полуземлянку.

— Садись! — сказал старик, показывая на лавку. Я послушно сел.

— Покажи свой знак! — велел главный жрец голосом, не терпящим возражений.

Я молча снял тельняшку и оголил грудь. Но старец даже не стал на нее смотреть. Закрыв глаза, он долго держал в руках мой нательный крест.

— Да, — сказал он, наконец открыв глаза. — Ты истинный Посланник. Я чувствую твою силу! Я рад, что дожил до этого дня и смог дождаться твоего пришествия! Будь ты благословен и ныне, и присно, и от века до века!

После этого Любомудр уже совсем по-отечески положил мне руку на плечо.

— Располагайся! Здесь отныне будет твой дом!

— Что же мне делать дальше? — спросил я его.

— Вначале ты получишь от меня необходимые знания, а затем уже сами боги укажут тебе твой путь!

— Как долго ты будешь меня учить и чему?

— Времени мне отведено мало, придется поторопиться. Ты познаешь наш мир и свое место в нем. Ты научишься владеть оружием и властвовать над собой, творить требы и уничтожать врагов!

— Кто же мои враги? — поинтересовался я.

— Те, кто боятся Посланника! — был весьма туманный ответ.

Затем жрец оставил меня отдыхать, а сам покинул жилище. За что я был ему весьма благодарен.

Значит, все дело в моем нательном кресте! Сняв висевший на тесемке крестик, я принялся внимательно его рассматривать. Крест был самый обыкновенный, только что очень старинный. Нося его уже немало лет, я, казалось бы, знал его до мельчайших царапин, но теперь разглядывал, словно в первый раз. Ничего необычного в кресте не было: на внешней стороне распятие Спасителя с черепом и перекрещенными костями в ногах, на тыльной стороне изображено всевидящее око с исходящими от него солнечными лучами и словами “спаси и сохрани”. Сделан крестик был, судя по всему, из какого-то медного сплава и от старости в углах давным-давно позеленел.

По семейному преданию, этот неказистый с виду нательный крест из века в век передавался по мужской линии нашей семьи и неизменно приносил удачу. Крест передавали тем, кто уходил на войну, и, как гласит семейная легенда, за все времена еще ни один обладатель фамильного креста не пал на поле брани. Сколь давно находился этот крест в нашем роду, никто не знал. Бабушка говорила мне, что этот крест был у нас всегда, а потому на войне моим предкам неизменно сопутствовала удача. Упоминала она и о каком-то древнем пророчестве, связанном с этим крестом, но суть пророчества была утрачена. Если насчет времен отдаленных я ничего конкретного не знал, то что касаемо более близких, все выходило именно так, как говорила бабушка.

Семейная хроника сохранила сведения, что в екатерининские времена один из моих пращуров участвовал в знаменитом штурме Измаила, откуда вышел цел и невредим. Его сын, в свою очередь, защищал родину в Смоленском и Бородинском сражениях, в битве при Березине. Без единой царапины прошел весь заграничный поход 1813-1814 годов, дойдя до Парижа. Мои предки были участниками длиннейшей Кавказской войны, а также Венгерского похода, одиннадцатимесячной обороны Севастополя. Там дрался уже мой прапрапрадед Никанор. На долю прапрадеда Трофима пришлись Среднеазиатские походы и Порт-Артур. Прадед Тимофей честно прошел дорогами Первой империалистической, а Гражданскую войну закончил на врангелевском фронте. Деду Степану выпала уже Великая Отечественная: оборона Одессы, Севастополя и Северного Кавказа, затем их же освобождение и освободительный поход до Вены. Из всех передряг он выходил сухим из воды, что же касается креста, то до конца своей жизни относился к нему как к живому существу и даже разговаривал с ним. О многом, что происходило с ним во время войны, дед не считал нужным говорить со мной по моему малолетству, но однажды проронил такую фразу:

— Наш крест не обычный, а живой. Он хранит какую-то очень большую тайну.

— Какую? — попытался допытаться я у деда.

— Этого я, внучек, не знаю! — погладил он меня по голове. — Впрочем, когда придет твой черед его надеть, то, может быть, крест будет к тебе более добр, чем ко мне!

Особых чинов и наград мои предки никогда не имели. Большинство из них так и закончило службу если не унтер-офицерами, то капитанами, а в лучшем случае — подполковниками. Все они были храбрыми воинами, но спин перед начальством не гнули. Может, потому и карьер особых не сделали.

Отец тоже изрядно помотался по горячим точкам. Он был инженером-электронщиком, работал в оборонном КБ по проектированию ракетных комплексов ПВО. По этой причине командировки во Вьетнам и Египет, Анголу и Алжир были для него делом привычным. Не раз позиции ракетных комплексов, где находился отец, подвергались налетам неприятельской авиации. Но всякий раз судьба уберегала. Будучи убежденным коммунистом, отец фамильный крест никогда на шее не носил, а держал под обложкой партийного билета, тем не менее крест, как оказалось, помогал. Что касается меня, то знаменитый семейный крестик мне передали отец с бабушкой в день окончания училища.

За годы моей офицерской службы я так сроднился со старым крестом, что обращал внимание на него только тогда, когда надо было заменить в очередной раз поистершуюся тесемку. В таинственную суть креста я не особо верил, но относился к фамильному талисману с должным почтением и бережностью. И вот теперь дедовский крест, оказывается, не только спас мне жизнь, но еще обеспечил титул некого неведомого Посланника! Может, в этом и была его главная тайна и именно об этом говорило наше древнее родовое пророчество?

Еще раз оглядев ожог на груди, я пришел к потрясающему выводу: ожог этот мог быть сделан только крестом. Форма и место ожога говорили сами за себя. Значит, в тот самый момент, когда меня распнули на жертвенном камне, нательный крест внезапно сильно раскалился. Именно вид моего полыхающего огнем креста и напугал тогда старичков-вурдалаков. Покопавшись в памяти, я с удивлением обнаружил, что нынешнее спасение меня крестом было, скорее всего, далеко не первым. Как же я был слеп, что не сумел разгадать этого раньше!

И сбывающиеся семейные пророчества, и недавнее собственное спасение были просто невероятными, однако никакого иного объяснения происшедшему я не находил. А если учесть мое не менее непонятное перемещение в древний языческий мир, то чего удивляться всему остальному! Здесь было над чем подумать…

В последующие две недели ничего особенного не произошло. Все было достаточно однообразно. Хотя на обхождение жаловаться было бы грешно. Поили и кормили же как на убой.

Каждое утро перед рассветом ко мне приходил Любомудр, и мы вместе с ним поднимались на вершину Небесного Холма встречать солнце. Едва огненный диск показывался на горизонте, верховный жрец вставал на колени, а я рядом с ним.

— Здравствуй, Пресветлый! — протягивал к солнцу свои иссохшие морщинистые руки Любомудр. — Здравствуй и благослови нас на новый день!

Затем я, сидя у подножия холма, подолгу беседовал с Любомудром о смысле жизни и строении окружающего мира, о богах и обычаях здешних земель.

— Где я нахожусь? — спрашивал я моего седобородого учителя.

— Все мы, и ты тоже, находимся в Яви!

— Что такое Явь?

— Явь — это все текущее и настоящее, все, что сотворено Правью!

— А что же было до Яви?

— До и после Яви есть Навь. А в Прави есть Явь!

— Понятно, — кивнул я Любомудру, хотя, разумеется, все услышанное еще предстояло хорошо обдумать.

— Кроме Яви, Нави и Прави, — продолжал старый волхв, — есть еще и Ирий!

—?!!

— Из Ирия сияют нам души наших пращуров. Там плачет и речет Желя, если мы пренебрегаем Правью, Явью и Навью.

— Но как можно пренебречь сразу прошлым, настоящим и будущим? — уже совсем запутавшись, вопросил я.

— Кто сим пренебрегает и глумится над истиной, тот не достоин быть Дажьбоговым внуком, ибо лишь моля бога и имея чистые души и тела, можно получить духовное единство с праотцами нашими и богами, слившись в единую Правду!

— Спасибо! — искренне пожал я руку старому и мудрому волхву. — Кажется, я что-то понемногу уже начинаю понимать!

— Наша жизнь бренна, — сказал уходя Любомудр. — И мы сами тоже. А потому нам надо трудиться над своей Душой и биться с врагами, не выпуская из рук освященный кровью меч!

Я и вправду не кривил душой перед стариком Любомудром. Может быть, я не до конца еще разобрался во всем сказанном, но общую суть того, что объяснял мне Любомудр, я уже начал чувствовать. Придет время и я непременно разберусь во всем до конца.

Встретив солнце, старец вел меня к себе в землянку, где поил тягучим и сладким напитком.

— Что это? — спросил я его, с удовольствием осушив деревянный ковш впервые.

— Это лучший из напитков: мед-сурья с девясилом и щавелем!

— К чему он мне? — удивился я. — Когда вполне достаточно и простого молока!

— Сурья — это молоко воинов и наш небесный корм! — терпеливо пояснил мне Любомудр. — Дадена же она нам от священной коровы Земун. В сурье мы варим тайные травы и пьем ее для бодрости тела и духа, а также для чистоты душ и помыслов!

— Ну тогда все ясно! — кивнул я, а старик налил мне еще один ковш целебного напитка.

Время до обеда мы проводили в беседах, после обеда я обычно отдыхал (адмиральский час есть адмиральский час!), а затем до темноты упорно осваивал нелегкое дело верховой езды.

Вечером меня, по обыкновению, поили каким-то сладким отваром, и я почти замертво падал на свое ложе из свежескошенного пахучего сена. Что случилось со мной, что происходит теперь и что будет дальше — все по-прежнему оставалось для меня полной загадкой. Впрочем, постепенно что-то в моей непонятной жизни все же менялось.

В один из дней Любомудр повел меня вниз с холма к стоявшей в отдалении кузнице. Краснолицый кузнец-бородач уже поджидал нас. Едва я подошел, он встал на одно колено и, склонив голову, протянул мне двумя руками меч. Я принял его молча и так же молча стал разглядывать. Меч был достаточно тяжел, обоюдоостр, лезвие отливало матовым светом. Судя по рукояти, меч предназначался для удержания двумя руками.

— Зачем два лезвия, когда достаточно и одного? Кроме того, это, наверное, затрудняет изготовление? — поинтересовался я у кузнеца.

Тот поднял на меня глаза. Во взгляде его читался интерес, смешанный с недоумением.

— Куя мечи наши, чтобы поражать врагов с обеих сторон, я передаю им силу божественную!

— В таком случае все ясно! — кивнул я коленопреклоненному кузнецу.

— Бери этот меч, он твой! — велел мне Любомудр. — Однако вначале тебе предстоит еще научиться владеть им! — Старик сделал едва заметный знак рукой, и из-за деревьев выступил здоровенный кряжистый воин. — Это Вакула! — кивнул на здоровяка Любомудр. — Он научит тебя драться!

Вакула без долгих рассуждений отобрал у меня боевой меч и сунул мне в руки не менее тяжеленный, но тупой. Не успел я разобраться что к чему, как мой новый учитель рубанул своим мечом по моему с такой силой, что тот вылетел из рук.

— Не ладно! — пробасил Вакула, кивнув на валявшийся в траве меч. — Подними!

Я беспрекословно поднял меч, и мы продолжили урок. Обучение мое было весьма своеобразным. Вакула рубился со мной своим не менее тупым мечом на полном серьезе и наносил удары что есть силы. Разумеется, мне было нелегко, но я сумел понять: чтобы выжить в этом суровом мире, надо уметь владеть оружием, а потому стоически переносил уроки. К моей радости, дело освоения меча продвигалось достаточно успешно. Даже удивительно, но я столь быстро схватывал все нюансы доселе неведомого мне боя, что даже мой беспощадный и неутомимый учитель вынужден был признать мое мастерство, когда я однажды, неожиданно для себя самого, нанес ему впечатляющий удар по голове. Помимо рубки на мечах, меня столь же безжалостно и усиленно учили стрельбе из лука, владению копьем и щитом. Так что скучать было некогда, а к вечеру тело ломило от усталости и боли.

Вскоре на Холме появилось еще несколько стариков-жрецов. Они палили ночами огромные костры, о чем-то меж собой шептались, затем внезапно исчезали, чтобы спустя некоторое время появиться вновь. И если поначалу действия стариков меня почему-то беспокоили, то затем я к этому привык и относился уже с полнейшим, безразличием, порою меня даже пугавшим.

Однажды мне пришлось стать и свидетелем ритуального жертвоприношения. Убивали какого-то мужчину. Более всего меня поразили тогда его глаза: недвижимые и безразличные. Убиваемый сам не торопясь лег на жертвенный камень и ничуть не сопротивлялся своим убийцам. От всей этой картины мне стало тогда настолько тошно, что я не выдержал и покинул место казни к большому неудовольствию собравшихся там жрецов. Когда же через несколько дней жрецы снова стали приглашать меня на просмотр очередного убийства, я отказался наотрез. Приглашатели были удивлены несказанно и просили объясниться.

— Мне это противно! — ответил я резко. — Убивать невинных могут только отпетые негодяи!

— Ты слишком категоричен, ведь у каждого своя судьба! — ответил мне Любомудр. — Мне тоже далеко не все нравится из наших древних обычаев, но что поделать, если это завещано нам предками, да и боги наши не слишком милосердны к смертным!

— Ваших богов создал только ваш страх! — в запальчивости высказал я жрецу свое мнение, и, как мне тогда показалось, в глубине выцветших голубых глаз Любомудра уловил понимание.

— Возможно, тебе кажется, Посланник, что наш мир излишне жесток! — сказал он мне примирительно. — Но это наш мир, и мы обязаны жить по его законам! У наших богов весьма длинные руки, а души людей так беззащитны и хрупки!

Я попытался было продолжить эту тему, но Любомудр лишь махнул рукой, давая понять, что он и так уже поведал гораздо больше, чем мне надо было знать.

Однако после этого разговора никто с приглашениями поучаствовать в очередном жертвоприношении ко мне больше не приставал, хотя человеческие заклания продолжались и продолжались с какой-то неумолимой последовательностью.

Несколько раз я попытался было покинуть уже порядком осточертевший мне Холм, чтобы оглядеть окрестности, но все мои попытки были пресечены на корню. Впрочем, у подножия Холма я успел рассмотреть самый настоящий военный лагерь. Десятки, а может, и сотни воинов жарили на кострах мясо, о чем-то бранились и ходили дозорами. Завидя меня, все они вскакивали, кланялись и рассматривали как некое чудо. Получалось, что меня даже не столько стерегли (такое количество стражи было явно излишне для одной персоны, пусть даже и весьма ценной), сколько оберегали.

Над трибунами трепетали праздничные флаги. В последний раз мы стояли в развернутых ротных колоннах. Перед трибунами теснились столы, а на них стопами лежали золотые лейтенантские погоны. Взревела медь оркестра, на плац вынесли знамя училища. Легкий ветер развернул шелковое полотнище, к горлу внезапно подкатился ком. Неужели на самом деле все происходящее сегодня присходит с нами в самый последний раз? И этот столь часто проклинаемый, но все же родной плац, наше знамя, подле которого выстояно немало ночных часов в караулах, да и все мы вместе тоже в последний раз?

— Вручить дипломы и погоны! — командует в микрофон начальник Государственной комиссии, старенький, седенький и в общем-то симпатичный старичок-генерал, прозванный нашим братом невесть за что “мойдодыром”. Старичок-генерал выкрикивает Мишкину фамилию.

Мишка строевым шагом выходит из общего строя, подходит к генералу. Лихо прикладывает руку к козырьку еще курсантской фуражки:

— Представляюсь по случаю присвоения мне лейтенантского звания! — докладывает он “мойдодыру”.

Тот вручает Мишке диплом с училищным знаком и погоны. Поверх этого сверкает золотом военно-морской кортик — это значит, что Мишка получил назначение на флот в столь любимую нами морскую пехоту. В последнюю очередь генерал передает ему коробочку с золотой медалью. Мишка — гордость училища и любимец всего преподавательского состава. А потому его золотая медаль — награда вполне заслуженная. Четко развернувшись на месте, Мишка становится в строй.

Я ж, затаив дыхание, вслушиваюсь в фамилии своих однокашников, ожидая, когда прозвучит и моя.

— Веригин!… Коротков!… Маркидонов!… Черемисин!…

Наконец я слышу свою фамилию. С дрожью в сердце выхожу из строя, чеканю шаг. Рука стремительно взлетает к козырьку:

— Представляюсь по случаю присвоения мне лейтенантского звания!

Старичок-генерал смотрит на меня снисходительно и уже устало. Стоящий рядом офицер, заглянув в какие-то бумажки, что-то шепчет генералу на ухо. Тот согласно кивает. Вот он вручает мне диплом, училищный знак, погоны и… кортик! Значит, я так же, как и Мишка, отныне не просто лейтенант, а лейтенант морской пехоты! И хотя о назначении на флот было известно заранее и мы с Мишкой даже сшили себе флотскую форму, до самой последней минуты меня не покидали какие-то сомнения, что все может измениться в самый последний момент, и вот наконец все свершилось!

— Удачи тебе, морячок! — улыбается старичок-генерал.

Держа равнение, мы проходим торжественным маршем мимо трибуны с начальством. И это тоже в последний раз!

В роте творится что-то невообразимое. Все торопливо переодеваются в лейтенантскую форму. Кто-то из наиболее нетерпеливых уже открывает заранее припасенное шампанское, пробки с оглушительным грохотом бьют в потолок.

— Быстрее! Быстрее, ребята! — волнуясь, кричит ротный. — Время! Закончить переодевание! Пора выходить! Рота, построение на улице! Господа лейтенанты, пошевеливайтесь!

Господа лейтенанты! Как непривычно и красиво, как почти сказочно звучат эти слова! И вот мы снова на нашем плацу. Теперь уже в офицерских тужурках. Все в зеленых армейских. Мы с Мишкой в ослепительно белых.

— Для прощания со знаменем училища! — звучит команда.

Бьет барабан. По первому удару мы снимаем фуражки. По второму преклоняем колени. По третьему склоняем головы. Прощай, училище! Здравствуй, флот, и здравствуй, море!

Наконец строй распускают, и мы попадаем в объятия родных и близких. Отец обнимает меня, а мама с бабушкой не скрывают своих счастливых слез. Еще бы, их сын и внук теперь офицер военно-морского флота!

— Как думаешь, наверное, уже пора? — вдруг спрашивает отца бабушка.

Глаза бабушки сразу же становятся озадаченными и строгими.

— По-моему, сейчас как раз самое время! — кивает он. — Отойдем в сторонку!

Мы уходим с училищного плаца и останавливаемся под ближайшим деревом. Отец достает из кармана маленький позеленевший от времени крестик на веревочной тесемочке.

— Помнишь, я рассказывала тебе о нашем родовом кресте? — спрашивает бабушка.

— Помню! — говорю я им. — Мне его еще дедушка показывал!

— Сегодня настал твой черед взять его в дорогу! Целуй и надевай!

Я прикладываюсь губами к кресту и ощущаю его приятный холод. Отец надевает мне его под рубашку на шею.

Бабушка трижды крестит меня, приговаривая:

— Спаси и сохрани! Во имя Отца, Сына и Святого Духа! Аминь!

— Ну вот теперь и ты заступил на службу Родине! — говорит мне отец.

Несмотря на царящее вокруг веселье, мне становится почему-то тревожно, словно с обретением креста у меня начинается какая-то совершенно другая жизнь…

Вечером в снятом нашим классом для выпускного вечера ресторане мы уже вовсю рассуждали с Мишкой о дальних плаваниях и дальних странах. Еще бы, мы уже знали, что нас ждет “солнечный Пиллау” — Балтийск. Отныне мы командиры десантно-штурмовых взводов гвардейской бригады морской пехоты Балтийского флота.

Когда я не утерпел и показал другу только что переданный мне семейный талисман, тот иронично скривил губы.

— Ты что, верующий?

— Да вроде бы нет, — замялся я. — Это просто семейная реликвия, наш оберег от всех напастей!

— Выбрось и забудь! — сплюнул Мишка. — Вот амулет так амулет!

Он запустил руку за ворот рубашки и вытащил оттуда маленького эбонитового чертика на тесемке с желтыми глазками и оскаленной пастью. Выражение рожи у чертика было столь злобное, что меня даже передернуло:

— Зачем тебе эта дрянь?

— Уж защитит получше твоего креста! — усмехнулся Мишка. — Считай, что это мой родовой амулет! Мне его моя бабка передала, а она у нас в поселке всегда первой ведьмой считалась!

Мишкину бабку я уже имел честь лицезреть, а потому сейчас говорить о ней мне совсем не хотелось и я сменил тему, заговорив о нашем недалеком будущем, ведь как морским пехотинцам нам предстояло участие в боевых службах кораблей.

— Сейчас, насколько я знаю, балтийская бригада несет службу в Анголе. Один батальон в готовности в Балтийске, второй — на боевой службе. И так по очереди: полгода одни, полгода другие. Представляешь, что мы скоро без всякой турпутевки попадем в настоящую Африку! Сколько всего там увидим!

— Ну, старикашка! — охладил мой пыл Мишка, явно стремясь деланно важным видом произвести впечатление на свою знакомую. — Скажу тебе, как старый морской волк молодому: главное для тебя — это не вывалиться в иллюминатор в штормовое море!

— А что будет, если все-таки выпадет? — испуганно заморгала Мишкина подружка.

— Что, что! Акула слопает! — добил ее Мишка.

— Неужели и такое бывает? — ужаснулась уже и моя спутница.

Требуемый эффект был достигнут, но Мишке этого было мало.

— У нас на флоте и не такое бывает! — понесло моего друга. — Особенно когда много “шила” проглотишь!

— Зачем же морякам шило-то глотать надо? — в ужасе всплеснула руками одна из девушек.

— Это наша старая пиратская забава! — вновь хохотал Мишка.

— Да не слушайте вы этого болтуна! — успокоил я перепуганных девчонок. — “Шилом” на флоте называют спирт.

Наши спутницы весело посмеялись над Мишкиным остроумием и своей наивностью. Мы пили вино и танцевали до упаду. Боже, как я был счастлив тогда!

В одну из ночей на Небесном Холме я проснулся от далеких криков и железного лязга. Звуки были незнакомы и в то же время очень и очень узнаваемы. В тревоге я выскочил из своего жилища и сразу же наткнулся на стоявшего у порога Любомудра.

— Что случилось? — крикнул я ему.

— Не стоит беспокоиться! — ответил он мне. — Иди и спи. Все идет своим чередом.

— И все же что происходит? — не удовлетворился я ответом.

Любомудр пожал плечами, хотя все же был явно взволнован.

— Наши враги хотят выкрасть тебя! — сказал он нехотя после паузы. — Но все плохое уже позади, и сейчас мы добиваем последних! Спокойной ночи тебе, Посланник!

Ничего себе, спокойной ночи! Надо ли говорить, что я так и не сомкнул глаз?

А под самое утро в моей землянке внезапно оказалась девушка. Как она могла пройти сквозь все заслоны и пикеты, просто удивительно. Лицо незнакомки было озабочено и радостно одновременно.

— Не волнуйся! — сказала она мне. — Никто не посмеет причинить тебе зло, пока я с тобой!

Я еще раз внимательно глянул в ее лицо и обмер, ибо узнал. Именно это лицо я видел тогда в небе, когда лежал распнутый на жертвенном камне, именно эту девушку я видел тогда на ночном шоссе! Та же копна длинных золотых волос, те же огромные голубые глаза. На голове ночной гостьи был венок из полевых цветов.

— Мы, кажется, уже встречались? — неуверенно спросил я, ища ее взгляд.

В ответ незнакомка загадочно улыбнулась:

— Я рада, что ты меня еще не забыл!

Девушка подошла ко мне и несколько раз провела ладонью по голове:

— Я очень долго тебя ждала, ты мне слишком дорог, и поэтому я очень боюсь тебя потерять! — не сказала, а выдохнула она.

— Но кто ты? — спросил я ее, совершенно сбитый с толку происходящим.

— Мы еще не раз встретимся, и ты обязательно узнаешь мое имя! Возьми от меня на память! — Девушка сняла с головы венок из полевых цветов и положила передо мной. — А пока прощай!

Порывисто поцеловав меня в губы, незнакомка так же таинственно исчезла, как и появилась.

Я ошарашенно оглядывался по сторонам: куда делась явившаяся мне девушка и была ли она вообще? Внезапно мой взгляд упал на стол, я увидел оставленный венок полевых цветов. Значит, моя таинственная посетительница не обман и не видение, значит, она на самом деле была! До самого восхода солнца я сидел, неотрывно глядя на венок. Кто ты? Откуда? Почему и зачем вошла в мою жизнь?

Едва рассвело, я поспешил спуститься с холма, чтобы своими глазами удостовериться в сказанном мне ночью жрецом. Вокруг холма были видны явные следы недавней битвы. Воины перевязывали раненых, сносили в разные места тела поверженных врагов и павших товарищей. В воздухе уже кружило воронье. Сзади ко мне незаметно подошел Любомудр.

— Скоро ты будешь знать столько, сколько и я, а затем и многим более! Пока же тебе некогда отвлекаться на подобные мелочи. Иди наверх, тебя ждет твой меч! Не огорчайся, твои битвы еще впереди, поверь мне, их будет у тебя более чем достаточно! Будь же готов к ним!

— Но чей же я все-таки Посланник? — не выдержав, спросил я его.

Старик усмехнулся углом губ:

— Ты — это тот, Кто Открывает Путь! Сегодняшней ночью тебя посетят наши боги! Готовься к великой встрече с ними!

Ничего себе ответ! Что Посланник, что Открывающий Путь, что в лоб, что по лбу! Да еще какая-то встреча с какими-то богами! Час от часу не легче! Я хотел было высказать все, что думаю по этому поводу, но Любомудр уже повернулся ко мне своей согбенной спиной. Этот волхв был мне здесь самым близким человеком. Может, потому, что был стар и мудр, а может, потому, что это был единственный человек, который меня понимал.

В тот день я особенно яростно рубился с добродушно-молчаливым Вакулой. Мой натиск был столь бешеным, что соперник выглядел довольно растерянным и как-то вяло отбивал шквал моих ударов. Общий итог схватки остался в тот раз за мной, и явно не ожидавший от меня такой прыти Вакула счел за лучшее прекратить на сей раз мое обучение раньше времени.

С наступлением вечерней темноты пришедший ко мне Любомудр повел меня на вершину холма, где к тому времени развели большой костер. Встав в круг возле костра, волхвы что-то усиленно шептали, протягивая к небу руки. Затем они бросали в костер какие-то зелья, и огонь вспыхивал с неимоверной силой. Едва же взошла луна, волхвы как по команде удалились.

Я остался у костра один. Подняв голову, я смотрел на небо и думал о том, что, может быть, уже совсем скоро я наконец-то узнаю, зачем я здесь и что меня ждет в будущем. По небу неслись тучи, диск луны то закрывался ими, то, наоборот, ярко блистал в разводьях туч. Ночной ветер шелестел в верхушках деревьев, несмотря на жар огня, мне было весьма неуютно, зябко и одиноко.

— Здравствуй, Открывающий Путь! — раздался внезапно за спиной громкий и резкий голос.

Я обернулся, и спина моя мгновенно покрылась мурашками. Передо мной стояло настоящее чудовище: получеловек-полумастодонт. Ростом более двух метров, с лицом, отливающим золотом, и длинными серебряными усами. Но более всего поразительным было то, что мастодонт имел два лица при одной голове. Это было столь невероятно и жутко, что я обомлел. Незнакомец же смотрел на меня пристально и пронизывающе, не скрывая, что изучает мою особу. Его зеленые, почти кошачьи глаза, казалось, старались забраться в самую глубь моей души, чтобы вывернуть ее наизнанку. Не зверь и не человек, источающий бешеную силу и не менее бешеную злость.

— Кто ты? — спросил я, стараясь сохранить самообладание, понимая, что передо мной стоит кто-то из местных богов, чье изображение я уже не раз видел вырезанным из дерева.

Совсем рядом громко заржал конь. Может быть, это был конь прибывшего бога? Но если это его конь, то откуда он мог сюда приехать?

— Я великий бог этих земель Перун — повелитель храбрых и доблестных! — пророкотал своим громовым голосом явившийся предо мной бог, и мне показалось, что его черные ноздри пыхнули огненными искрами.

— Что ж, — сказал я, стараясь держаться как можно более независимо. — Оригинал много лучше своих деревянных копий.

— Спасибо за комплимент! — ответил Перун. Глаза его сузились в две пронзительные щели: — Ты мне пока нравишься!

— Взаимно! — беспардонно покривил я душой.

— Ну а как тебе здешний прием? — прогрохотал Перун.

Ночной небосвод пронзила острая вспышка молнии. Чуть погодя донеслись и раскаты грома. Я невольно глянул вверх, ожидая дождевых струй.

— Встреча была душевна, особенно поначалу!

Перун мотнул своей двуликой головой, серебряные усы его со скрежетом зашевелились:

— Ты Посланник, а потому у тебя впереди опасный, но славный путь!

— Что и когда я должен сделать? — Честно сказать, мне было несколько не по себе, а потому я был предельно лаконичен.

— Ты должен идти и добыть мне Священный Меч предков!

— С кем идти? Куда? Против кого?

— Против мировой нечисти в северные земли с моей дружиной! Властитель нечисти Коуш захватил Священный Меч, не имея на него никаких прав, и готовит с его помощью уничтожение людского племени!

“Ничего себе масштабы! — подумалось мне с тревогой. — Нет чтобы просто с нечистью, а то сразу с мировой!”

— Когда? — спросил я, стараясь выглядеть как можно спокойней.

— Об этом тебе скажут волхвы, — ухмыльнулись разом оба лика Перуна. — А с тобой мы еще увидимся не раз, пока же прощай, Посланник!

Бог легко вскочил в седло огромного крылатого коня. Скакун бил в землю горящими копытами, в хвосте его вспыхивали и гасли голубые и зеленые искры. Перун натянул поводья. Конь всхрапнул и, легко оттолкнувшись от земли, круто взмыл вверх. В небе было светло от бесчисленного количества молний, в ушах звенело от громовых раскатов. Затем все разом стихло. Дождя я, к своему удивлению, так и не дождался. Возвращаясь, думал о только что состоявшейся встрече. Меня оставили жить, объявили чьим-то посланником, затем привезли сюда и поставили задачу идти воевать. В конце концов, я солдат. Только что я получил приказ, правда, более чем необычный, но зато вполне конкретный. А потому я обязан его выполнить, а по выполнении доложить, как и положено настоящему солдату!

Спускаясь со священной поляны, я наткнулся на волхвов, сидевших кружком и явно ждавших меня. Увидев мою особу, они разом вскочили и начали петь, выкрикивая что есть силы:

Славься Перун — бог огнекудрый!

Ты посылаешь стрелы небесные во врагов,

Ты ведешь верных тебе стезей верной!

Ты нам — честь и суд.

Ибо праведен ты, златорун, милосерд!

Ничего не говоря, я прошел мимо певших. Они, как мне показалось, уже забыли про меня. Запрокинув свои седые головы к небу, они продолжали увлеченно голосить свои гимны.

Так прошла эта памятная для меня ночь. И если кое-что новое для себя я выяснил, то вопросов возникло при этом еще больше.

— Подходим к берегу! Десанту приготовиться к высадке! — голос командира большого десантного корабля по “каштану”[1] сух и лаконичен, но мы невольно переглядываемся. Вот оно, начинается!

Я в последний раз обхожу стоящие на десантной палубе бэтээры и танки. Экипажи и десантники уже заняли свои места. Ребята спокойны, но внутреннее напряжение чувствуется. Еще бы, ведь все они сегодня впервые идут не в учебный, а в настоящий бой. Я, впрочем, тоже. Как могу, подбадриваю их. На десантной палубе невыносимо жарко и душно. Люди буквально купаются в собственном поту. Забираюсь на броню своего “флагманского” танка. Пробегающий мимо корабельный матрос протягивает мне большой алюминиевый чайник с водой. Пью прямо из носика. Вода почти горячая и горькая, не иначе как из опреснителя. Напившись, рукавом камуфляжа вытираю губы. Теперь остается только одно — ждать, когда прозвучит команда “вперед!”

Мы уже больше полугода в составе десантных сил нашей оперативной Индийской эскадры. Наш батальон сменил здесь тихоокеанцев. Им тоже пришлось не сладко. Довелось и пострелять, и повысаживаться, но тогда события еще только начинались. Нам же, судя по всему, придется лезть в самое пекло.

Все сведения о последних драматических событиях в районе так называемого Африканского Рога мы больше черпали из теле— и радиопередач, чем из оперативных сводок. Почему так было, не знаю. Может, наша разведка в этом регионе не слишком владела информацией о происходящих событиях, а может, наше командование просто не считало нужным посвящать нас во все хитросплетения местных дел. Большую часть времени мы сидели на Сакотре, где занимались боевой подготовкой, ибо кроме этого там делать было просто нечего. А пока мы занимались бесконечными стрельбами да рубили разлапистые кораллы на сувениры родным и друзьям, совсем рядом с нами, через Красное море, ситуация стремительно накалялась. В районе Эритреи столкнулись интересы Эфиопии и Сомали. Эфиопы первыми бросили сюда армию, возглавляемую нашими инструкторами. Сомалийцы не остались в долгу и ответили своими силами освобождения Эритреи во главе с инструкторами-американцами. И те и другие имели еще с ветхозаветных времен какие-то права на этот кусок выжженной солнцем пустыни и теперь вдруг разом о них вспомнили. Судя по всему, эритрийцы где-то обскакали своих братьев-эфиопов, а потому кем-то и было решено в поддержку последним позвать и нашего брата россиянина.

И теперь два БДК[2] , “Красная Пресня” и “Донецкий шахтер”, в ордере почти всей Индийской эскадры на полном ходу мчатся через Красное море к песчаным пляжам Эритреи, чтобы, сбросив на берег десант морской пехоты, спасти кого-то от кого-то.

Я командую десантно-штурмовой ротой, размещенной на “Красной Пресне”. Мишка со своей ротой на “Шахтере”. Вместе с ним и комбат со своим штабом.

В динамике “каштана” что-то надрывно скрипнуло. Затем послышался усталый голос командира корабля:

— Десанту приготовиться! Открыть ворота!

— Вот оно! Началось! — Сердце забилось бешеными толчками.

Это моя первая война и первый бой, к которому я готовился столько лет. Я засунул руку под тельняшку и вытащил оттуда крест.

— Ну, как говорила бабушка: спаси и сохрани!

Поцеловал крест и засунул его за ворот тельняшки.

Две половины носовых ворот начали медленно расходиться в стороны. В образовавшуюся щель ворвалось яркое солнце. Вот щель становится все больше и больше. Вот наша дверь в мир уже открылась во всю свою ширь, наполнив десантную палубу ослепительным южным солнцем. До берега еще неблизко, но дальше корабли идти не могут. Прибрежные воды усеяны массой рифов. До берега мы уже будем добираться самостоятельно. Где-то над головой ухают орудийные залпы — это наша корабельная артиллерия начала обработку плацдарма во избежание возможных сюрпризов. Напрягая слух, пытаюсь разобрать в грохоте пушек незнакомые мне нотки. Если так, то это значит, что с берега тоже ведут ответный огонь. Однако ничего незнакомого мои уши не улавливают, и я успокаиваюсь.

— Опустить аппарель[3] ! — раздается по циркуляру голос командира корабля.

Гудя мотором, медленно опустился горизонтально металлический настил-трап, по которому нам предстоит сейчас съезжать прямо в воду.

— Пошел десант! Пошел первый! — кричит голос в динамике. И уже не по-уставному, тоном ниже: — Желаю удачи, ребята! Возвращайтесь живыми!

Первый — это я.

— Давай! — говорю своему механику-водителю. — Обороты держи как можно меньше! Спускаемся с аппарели, сразу отходи влево! Начинаем выстраиваться для движения к берегу! Ну, с богом! Пошли, славяне!

Мой танк, утробно урча двигателем, сползает и плюхается в раскаленную солнцем воду. За ним второй, третий… За танками пошли бэтээры — амфибии. Выстроившись в походный порядок, начинаем движение к желтой полоске пляжа, за которой видны чахлые рощи занесенных песком пальм. В триплекс лихорадочно осматриваю берег, не видно ли где вспышек орудийных залпов, но ничего подобного обнаружить не могу. Зато хорошо видно, как по всему пляжу и дальше встают султаны песка — это уже вовсю работает наша корабельная артиллерия. Справа виден строй танков Мишкиной роты. Его машины идут к берегу на хорошей скорости, четко выдерживая дистанцию. Да иначе и быть не может: Мишка есть Мишка!

Внезапно слышу бешеную дробь по танковой башне. Рядом с плывущим танком встают фонтанчики воды. Еще мгновение, и они почти закрывают мне видимость. Значит, по нам уже начали вести огонь! Значит, впереди бой за высадку! Что ж, теперь только вперед, а там будь что будет!

Проснувшись, я долго не могу прийти в себя, все время возвращаюсь к фрагментам своей прошлой жизни. Тягостные раздумья о загадках собственного бытия прервал стук в дверь.

— Входи! — Я нехотя спустил ноги со своей лежанки. Это Любомудр. Старик выглядел взволнованным и озабоченным.

— Ты говорил с Перуном? — спросил он меня.

— Да! — кивнул я ему.

— Велел ли он тебе следовать в нечистые земли?

— Да! — снова подтвердил я.

— Готов ли ты к этому подвигу!

— Разумеется, готов, — развел я руками. — Что мне еще остается делать?

— Значит, твой час настал! Собирайся в дорогу! Время не ждет! — велел мне верховный жрец и, тяжело опираясь на свой крючковатый посох, куда-то побрел.

День прошел в сборах. Меня посвящали в тонкости предстоящего похода. Уже в сумерках Любомудр снова пришел ко мне.

— Пойдем, я покажу тебе твой путь! — сказал он.

Выйдя из землянки, старец запрокинул голову и что-то долго шептал, а затем показал мне рукой в черное вечернее небо:

— Смотри, это Седован-звезда, она указывает точно на север, пока будешь идти на нее, ты никогда не ошибешься!

Я посмотрел туда, куда указывал старый волхв. Далеко в небе ярко и призывно светила до боли знакомая Полярная звезда! “Здравствуй, старая знакомая! — мысленно сказал я ей. — С тобой мне будет не так одиноко! Сколько раз на полевых занятиях по ориентированию ты указывала мне путь к цели!”

— Следуй со мной! — велел мне Любомудр. — Я покажу тебе твой отряд, тех, кто пойдет с тобой в поход и кто будет оберегать тебя от всех опасностей и напастей! Раньше мы отправляли в землю нечисти большие дружины и толку от этого было мало. Наши воины гибли во множестве, не принося никакой пользы. Однако теперь Перун подсказал нам новый способ одоления врага: послать небольшой, но отборный отряд. Ты же как Посланник должен его возглавить, и тогда обязательно, в силу обещаний Перуна, мы добьемся успеха и уничтожим тех, кто желает нашей погибели!

Что касается “обещаний” Перуна, то, несмотря на пафос в словах верховного жреца, я отнесся к этому весьма скептически. Мое личное общение с богом грома и молнии настроило меня на несколько скептический лад относительно этой самовлюбленной персоны. Наверное, на моем лице при упоминании имени Перуна отразилось мое к нему отношение, потому что Любомудр, внимательно поглядев на меня, заметно помрачнел.

— Кто такой Властитель нечисти Коуш? — спросил я Любомудра.

— Этого точно не знает никто! — помолчав, ответил тот. — Говорят, что Коуш очень стар и выглядит как настоящий скелет, но это только одно из его обличий. Говорят, что когда-то он был казначеем у бога Белеса, но сбежал от него к нечисти и вскоре возглавил ее. Говорят, что его самое любимое занятие — пересыпание драгоценных камней и золота, говорят, что он иногда ворует для себя девиц и может жить вечно.

— Ни дать ни взять наш сказочный Кощей Бессмертный! — вырвалось у меня.

Любомудр как-то странно поглядел на меня:

— Да в стародавние времена Коуша иногда называли и так! Его полное имя Кощей Трепетович.

Теперь уж пришла очередь удивляться и мне.

— Коуш — бог?

— Точно не знаю, но он долгое время был рядом с богами, а потому многое знает и многое может. Возможно, что он происходит из знатного древнего рода, проклятого богами.

— Почему боги сами не разберутся с Коушем?

— То мне неведомо, ибо то дела божественные! — ответил мне Любомудр, и в голосе его была тревога. — Мы же не будем обсуждать наших богов!

— Я же слышал, что смерть Коуша находится в иголке, которая упрятана в яйце, яйцо в утке, а утка в зайце, который сидит в сундуке, висящем в ветвях дуба на каком-то острове! — поразил я верховного волхва своими знаниями.

— Про то мне ничего не известно! — пожал он плечами, но по глазам я понял, что Любомудр просто потрясен моей осведомленностью.

Неподалеку от землянки нас уже ждала группа рослых, облаченных в доспехи воинов. Впереди остальных стоял кряжистый седой крепыш. Лицо его, несколько обезображенное сабельным ударом, было, однако, весьма приятным, хотя и излишне хмурым. Свой островерхий шлем он держал на согнутой руке.

— Это воевода Вышата! Он будет главенствовать над всеми воинами и станет тебе надежной опорой! Вышата лучший из наших воевод. Он вырос в боях и никогда не знал поражений!

Я протянул руку воеводе, и он крепко пожал ее.

— Будем знакомы, Вышата! — сказал я ему.

— Будем знакомы, Посланник! — ответил он мне.

В голосе воеводы я не уловил ни тени того подобострастия, которое неизменно присутствовало в речах окружавших меня волхвов, и это мне сразу, честно говоря, понравилось. Любомудр представил мне следующего из воинов:

— Это Вакула — наш великий витязь и силач! Впрочем, вы уже хорошо знакомы!

Вакулой оказался мой напарник по учебным боям с мечами. Здоровенный детина с добродушным, почти детским лицом. Меня Вакула приветствовал, на правах старого приятеля, обезоруживающей улыбкой. Если бы не присутствие воеводы и верховного жреца, то я почти не сомневаюсь, что силач бы с удовольствием заключил меня в свои объятия. Любомудр тем временем подвел меня к другому воину.

— Рогдай — мастер лазуточных дел и тайных походов во вражьи станы!

Рогдай был высоким голубоглазым белокурым красавцем с точеным лицом и широченными плечами. По этому местному Алену Делону наверняка сохли десятки и десятки девиц. На тонких губах Рогдая играла чуть заметная усмешка. Глаза, внимательно изучавшие меня, были пронзительны и умны. От всего облика Рогдая веяло некой холодностью и даже настороженностью. В противоположность Вакуле Рогдай был не так-то прост. Если первый выглядел этаким силачом-увальнем, то второй смотрелся как настоящий аристократ. Я встретился с ним глазами, и Рогдай едва заметно усмехнулся мне в ответ. Эти двое были, как я понял, помощниками воеводы. Вакула по боевым делам, а Рогдай по тайным. А Любомудр уже представлял мне остальных воинов:

— Местко… Мезислав… Боруслав… Храбр… Ратибор… Межич… Зорич… Зверич… Спира…

— Это лучшие из лучших! — сказал мне верховный жрец, когда знакомство и обмен рукопожатиями были завершены. — Все они не раз и не два вступали в смертельные схватки с врагами и на деле доказали не только свою доблесть, но и преданность нашему делу и нашим богам! Все они воины Небесного Холма и по праву заслужили это великое звание. Все они давно ждут тебя, Посланник, и готовы, не задумываясь, отдать за тебя свои жизни!

— Спасибо на добром слове! — поклонился я своему воинству. — Однако мне хотелось бы, чтобы мы все вернулись обратно целыми и невредимыми!

— Да и мы вроде не против того! — развел руками добродушный Вакула, но тут же осекся под недовольным взглядом воеводы Вышаты.

— Я сверился с небесными часами, и они определили наилучшее время вашего выступления в поход! — повернувшись ко мне, сказал Любомудр.

— Когда же нам надо выступать? — спросил я его.

— Завтра поутру! — ответил мне верховный жрец.

— Завтра так завтра! — кивнул я ему довольно равнодушно, ибо никаких эмоций по этому поводу не испытывал.

В те дни мне все происходящее вокруг было настолько чуждо, что идти куда-то в неведомые края было даже предпочтительнее, чем оставаться на Небесном Холме в окружении ритуальных маньяков-волхвов, ожидая двуликого уродца Перуна.

В тот вечер я пошел пройтись в березовую рощу у подножия Холма, чтобы отвлечься от своих безрадостных дум, и неожиданно наткнулся на весьма обычное в здешних местах шествие. Несколько воинов везли на лошади мальчишку-подростка. Тот, связанный по рукам и ногам, был брошен поперек лошади. Я сразу же догадался, что мальчишку везут на Небесный Холм для жертвоприношения. Вообще-то Любомудр настоятельно не рекомендовал мне соваться в дела волхвов, но тут я просто не мог стерпеть. Зрелище несчастного обреченного мальчишки было столь вызывающе страшным, что я не выдержал и, заступив дорогу едущим, поднял руку:

— Немедленно остановитесь и освободите ребенка!

— Это кто еще такой здесь выискался! — расхохотался один из воинов и, неторопливо вытащив из ножен меч, направил прямо на меня своего коня.

Я был совершенно безоружным и остановился, но не отдавать же им мальчишку! Глядя в бородатое лицо воина я понимал, что и тот шутить не намерен. Не знаю уж чем бы все закончилось для меня на опушке той березовой рощи, если бы внезапно не появился Вакула. Богатырь, мгновенно сориентировавшись в обстановке, выхватил свой огромный меч и бросился наперерез наезжавшему на меня воину. Тот оглянулся на бегущего к нему богатыря и тут же остановился. Когда же Вакула в три прыжка подскочил к нему, воин без всяких разговоров молча бросил свой меч в траву.

— Благодари Перуна, что ты успел это сделать! — гаркнул ему подскочивший Вакула и с силой отшвырнул ногой валявшийся меч в сторону.

Тот, несколько раз перевернувшись в воздухе, отлетел на добрый десяток метров. Остальные воины безмолвно застыли на своих лошадях.

— Может, кто-то из вас желает померяться силой с дружинником Небесного Холма? — обвел всех взглядом Вакула.

Ответом ему было всеобщее молчание.

— Тогда немедленно исполните волю Посланника! — хмуро кивнул обезоруженному всаднику богатырь. — И побыстрее!

Повторять два раза не пришлось. Спешившиеся воины, теперь с опаской поглядывая на меня, быстро развязали мальчишку и, бросив его на землю, тут же развернули своих лошадей. Вакула коротким взмахом меча разрубил веревки. Разминая затекшие руки, мальчишка испуганно поглядывал на нас с Вакулой.

— Не бойся нас, — сказал я ему и, подойдя, положил руку на плечо. — Мы твои друзья!

— Как тебя зовут? — поинтересовался Вакула и протянул мальчишке поясной туесок с водой.

— Всегдр! — ответил тот и с жадностью набросился на воду.

Подождав, пока мальчик напьется и немного придет в себя, я начал расспрашивать его о том, почему его везли на жертвоприношение.

Как выяснилось из расспроса, Всегдр был родом из дальнего лесного селения. Матери он лишился вскоре после рождения. Отец его погиб, охотясь на медведя. Некоторое время его воспитывала сестра матери, но потом умерла и она, малец остался совсем один. И хотя с голоду он не умирал, так как его подкармливали все жители селения, жилось сироте, разумеется, не сладко. Но вот настал момент, когда приехавший в селение гонец возвестил о пришествии Посланника и потребовал от имени волхвов на Небесный Холм человеческую жертву. Мужчины селения вот уже несколько лет ни с кем не воевали, а потому припасаемых обычно для такой цели пленников у них не было. После долгих раздумий решено было остановиться на сироте. И хотя все понимали, что отдача на заклание безродного мальчишки являлась делом недобрым, каждому свои родственники были дороже. А потому, попросив прощения у Сварога за свершаемое дело, старейшины селения повелели вязать мальчишку и везти его на Небесный Холм.

— Теперь тебя никто не тронет! — сказал я Всегдру, когда тот завершил свой печальный рассказ. — Теперь ты мой товарищ и мой друг!

Вакула тоже был доволен исходом дела и, потрепав мальчишке волосы, велел говорить отныне ему обо всех обидчиках. На что мальчишка лишь сверкнул глазами:

— Со своими обидчиками я привык разбираться сам! Главное, чтобы мне руки никто не вязал!

— Каков шалопай! — искренне восхитился Вакула. — Теперь уж точно мы подружимся!

Любомудр, узнав о моем разбое и отбитии жертвы, отнесся к этому с неодобрением, хотя и достаточно спокойно.

— Как знать! — сказал он мне. — Возможно, и спасение этого дитяти также предусмотрено небом!

Ночевал Всегдр на пороге моей землянки. Когда же наутро я сказал ему, что отправляюсь в опасное путешествие и вынужден оставить его здесь, что теперь никто не причинит ему зла, то мальчишка внезапно насупился и объявил, что если я не возьму его с собой, то он предпочтет умереть на жертвенном камне.

— Ты, Посланник, никогда не пожалеешь, что взял меня! — горячо убеждал меня мой новый маленький друг. — Я умею биться мечом, знаю разные приговоры, я ловок и быстро бегаю!

— Пусть будет по-твоему! — сказал я ему голосом, не допускающим никаких возражений. — Ты поедешь со мной!

Любомудр и к этому моему решению внешне остался равнодушен.

— Как решил Посланник, так тому и быть! — сказал он громко при всех. — Может, жертвенное искупление этого мальца поможет тебе в какую-нибудь тяжелую минуту! Хотя в то же время теперь тебя, Посланник, сопровождает тринадцать человек, а это не слишком хорошее число! Один из воинов явно лишний! Но кто?

Сказав это, Любомудр на мгновение задумался, а затем, подойдя ко мне вплотную, зашептал на ухо:

— Сдается мне, Посланник, что это знак свыше! Как знать. Уж не замыслили чего силы Тьмы против тебя! Будь всегда настороже и бойся предательства, особенно смотри за этим безродным мальчишкой! Помни, что тринадцать — число роковое!

Старый и воистину мудрый Любомудр! Как прозорлив он был в большом и как искренне ошибался в малом!

Воевода Вышата новым пополнением остался недоволен, хотя старался не показывать вида. С Всегдром он демонстративно не общался и вообще старался не замечать его присутствия в отряде. К моему удивлению, самую большую неприязнь Всегдру сразу же выказал Рогдай, который буквально испепелял подростка взглядом и, как мне показалось, был готов разорвать мальчишку в клочья. Почему мальчишка вызвал такую неприязнь у начальника нашей разведки, я понял, к глубокому сожалению, намного позднее…

В последний раз зайдя в свою землянку, я остановил взгляд на том, что было мне ближе и роднее всего в этом чужом и враждебном мире — на венке полевых цветов. Он был по-прежнему свеж и благоухал. Удастся ли мне вернуться сюда еще? Увижу ли я когда-нибудь хозяйку этого венка?

Перед самым отъездом ко мне подошел Любомудр.

— Возьми, Посланник! — сказал он мне и протянул большой пучок стрел. — Это стрелы с серебряными наконечниками. Иногда помогают против нечисти, когда все другое оружие уже бессильно!

— Спасибо! — кивнул я ему.

После короткого молебна и напутствия Любомудра мы оседлали своих коней. Выстроившиеся вдоль дороги волхвы затянули длинную песнь:

Где-то высоко в небе волхвам тонко подпевал заливистый жаворонок. Ночью прошел дождь, а потому в воздухе пахло свежестью. Я оглянулся на бывший уже на приличном отдалении Холм:

— Прощай, мое очередное пристанище! Я не горюю особо, покидая тебя, но все же здесь был мой маленький Дом и здесь меня посетила загадочная любовь! А теперь вперед, навстречу неизвестности!

Наш небольшой, в полтора десятка человек, отряд вытянулся цепочкой. Воины были опытны, и все делалось без всяких команд со стороны Вышаты, как бы само по себе. Первым, возглавляя отряд, ехал воевода, за ним Рогдай. Я и Всегдр были помещены в самое безопасное место — в центр. Замыкали наши походные порядки Вакула и Местко.

Глава третья РЕКА СИМВОЛОВ

Несколько дней пути — и возбуждение, которым обычно сопровождаются все проводы и встречи, заметно поубавилось. Весь отряд как-то внутренне подтянулся, все стали серьезны и сосредоточенны. Впрочем, пока мы все еще ехали по землям своих родов, и никакой опасности нам не предвиделось, хотя воевода все же старался объезжать все попадавшиеся на пути селения стороной. Для ночлега обычно подыскивали места у ручьев, сразу же разводили костры. Маленький Всегдр метался как заполошный: он таскал хворост и поил лошадей, готовил пищу и напрашивался в дозор. Отношение к мальчишке постепенно улучшалось. Лишь Вышата и Рогдай все еще относились к нему с подозрением и явным недоверием.

Минуло еще несколько недель однообразной езды, а вокруг все было по-прежнему спокойно. Все так же шелестели над головой бесконечные густые леса. В кронах деревьев веселились беззаботные птицы, и лишь изредка дорогу перебегали стада оленей и лосей. И хотя мне вся эта идиллия очень и очень нравилась, время от времени все же вспоминалось жуткое чудище, внезапно вылезшее из болота во время поездки к Небесному Холму, и скрытое чувство опасности сразу же заставляло проверить готовность к бою.

Но вот настал день, когда мы подъехали к широкой реке. Едва за деревьями мелькнула синяя гладь, как лица моих спутников разом посуровели и напряглись.

— Река Символов! — мрачно сказал, подъезжая кс мне, Вышата.

— А что за ней? — спросил я его, вглядываясь в темный лес на противоположном берегу.

— Там чужой мир! — еще более мрачно ответил мне воевода.

— Бывал ли ты там когда-нибудь?

— Приходилось! — вздохнул Вышата. — Но оттуда мало кто возвращается!

— Там живет враждебное племя? — Наверное, я выглядел сейчас назойливым, но интерес мой был далеко не праздным. — Там какие-то люди, желающие зла твоему народу?

— Нет, — покачал головой воевода. — Там нет людей. Там только нелюдь!

Меня словно током ударило. Значит, мы уже прибыли туда, откуда начнется наша дорога в неизвестность. Теперь я уже с опаской поглядывал на далекий лес, на воду и на шелестящий над ней камыш. Перебираться через реку на другой берег мне как-то сразу расхотелось.

Меж тем солнце уже понемногу начинало клониться к закату. Переправляться вечером Вышата посчитал неуместным, к тому же надо было еще найти речных стражников. У них можно было разузнать кое-что о делах на противоположном берегу, к тому же стражники могли помочь и с переправой. Троих воинов Вышата немедленно послал на поиски стражи, остальные же занялись рубкой деревьев и изготовлением плотов. Работа эта была, видимо, всем хорошо знакома, воины справились с ней достаточно легко. Довольно споро было повалено несколько толстых дубов. Затем их перетащили на прибрежный песок, где связали между собой. Из бревен потоньше сделали весла и рули, укрепив и то и другое на хитрых распорках. В конце концов получилось два больших плота. Несмотря на всю неказистость, они внушали уважение своей явной добротностью.

— Один будет основным, для переправы! — сказал мне Вышата. — А второй на всякий случай, про запас!

Вскоре показались и наши воины, посланные на поиски стражи. Вместе с ними ехала целая группа всадников. Пожилой и бородатый воин, легко соскочив с коня, подошел к Вышате, и они троекратно расцеловались.

— Это воевода речной стражи Бродич! — представил мне прибывшего Вышата.

— Мы уже извещены о тебе, Посланник, и ждем тебя! — приложил Бродич руку к сердцу. Я сделал тот же жест. Поглядев на наши “боевые корабли”, Бродич кивнул.

— Мы тоже заготовили вам загодя несколько надежных плотов.

— Это никогда лишним не будет! — многозначительно заметил Вышата.

За вечерним костром начальник стражи поведал нам последние новости с того берега.

— Уже с полгода, как мы прекратили вылазки на нечистую сторону, — рассказывал он неторопливо, обращаясь больше к Вышате, чем ко мне. — Последний раз потеряли там слишком много людей, чтобы повторять походы. На той стороне последнее время что-то происходит, но что, точно сказать я не берусь. Во время последней вылазки вообще произошло ранее небывалое. Когда мы уже вернулись обратно, то спустя несколько дней на противоположном берегу увидели несколько наших воинов из тех, кого считали погибшими. Они были живы и просили о помощи. Разумеется, я немедленно организовал переправу, она конечно же не обошлась без жертв, но отставших мы вернули. Признаюсь честно, я не заметил в них ничего необычного. Правда, они не могли толком объяснить, что же с ними случилось, но мы посчитали, что сказались перенесенные волнения. А на следующий день в лагере начали происходить страшные вещи. Привезенные стали бросаться на своих же товарищей и впиваться зубами игл в глотки. Укушенные исходили пеной, а спустя несколько минут уже присоединялись к их укусившим. При этом глаза как у привезенных нами с той стороны, так и у укушенных были кроваво-красными и лишенными зрачков. С огромным трудом и немалыми потерями удалось со всеми расправиться.

— Что вы сделали? — спросил я.

— Разумеется, поубивали! — немного помолчав, сказал Бродич. — При этом у тех, кто вернулся с той стороны, были совершенно нечеловечьи зубы, настоящие волчьи клыки. Кстати, среди них был и твой друг Отадр!

— Да, — склонил голову Вышата. — Когда-то Отадр спас мне жизнь. Кто знал, что его ждет такая страшная судьба!

— Я думаю все же, что Отадр и остальные пали в бою, а те, кто пришел к нам, были ожившими мертвецами-оборотнями! — покачал седой головой Бродич. — Помянем же их светлые души!

Мы, не чокаясь, выпили по чаше с крепким медом. Помолчали.

— До каких пределов вам удавалось доходить во время последних вылазок? — продолжил свои расспросы Вышата.

— С тобой когда-то мы отдалялись от реки верст на десять, если помнишь, — ответил начальник стражи. — Но тогда сопротивление было гораздо слабее. Я чувствую, что нечисть крепнет и собирается с силами день ото дня. Добром для всех нас это не кончится. Близок тот час, когда они начнут рваться в наши земли через реку. Что тогда будет, сказать не берусь. Последние недели кто-нибудь оттуда все чаще и чаще пытается прорваться на нашу сторону. Раньше такого почти никогда не было. Теперь же почти каждую ночь. Позавчера они пытались пробиться целым отрядом. Теперь нам уже не до рейдов на ту сторону, впору удержать свой берег. Что касается твоего вопроса, то последние два раза мне удавалось, теряя больше половины людей, углубляться не более чем на пять верст. С каждой верстой сопротивление нарастало так сильно, что нам приходилось отступать.

— Кто сражается против нас на той стороне? — по-интересовался я.

— Однозначно сказать трудно. — Бродич, не отрываясь, смотрел на колеблющиеся языки пламени костра. — Всякий раз там подстерегает что-то новое. То какие-то драконы, то огромные свиноподобные твари, то летающие чудища. Каждый раз их нападение — полная неожиданность. Никогда не знаешь, откуда они ударят, с земли или с неба. Нечисть воистину неисчислима.

— Когда лучше переправляться? — спросил Вышата.

— Лучше всего ближе к полудню. Нечисть не любит яркого солнца и в это время не так агрессивна.

— А что нас ожидает в реке? — поинтересовался я.

Тут уж на меня посмотрели оба — и Вышата, и Бродич. Ответил Вышата:

— В речке тоже полно всякой мерзости, но она больше держится противоположной стороны.

— Значит, река — это граница двух миров?

Оба молча кивнули. Бродич подкинул в начавший гаснуть костер несколько веток.

— С речкой дела тоже стали хуже. Пакость, живущая в ней, стала все чаще подбираться к самому нашему берегу и подстерегать подходящих близко к воде. Так мы потеряли уже несколько человек. Да и в размерах твари прибавили. Помнишь, если раньше самые большие водные твари были с хорошую свинью, то теперь уже попадаются почти с корову. А совсем недавно объявилось вообще огромное создание, перекусывающее человека как тростинку. Мы его прозвали Речным Гадом. Правда, пока Гад этот всего один, а потому попадается на глаза не слишком часто, но, как говорится, лиха беда начало!

Мы помолчали. Костер, затухая, уже тлел. Внезапно с другой стороны реки раздался пронзительный и долгий вой. Кто-то невидимый и неведомый вопил в ночи, оглашая все и вся выворачивающим душу истошным воплем, от которого становилось по-настоящему жутко. Я глянул на Бродича, надеясь получить разъяснения. Тот, изменившись в лице, быстро-быстро шептал одними губами какое-то заклятие.

— Кто это?

Начальник стражи поднял на меня глаза. В них я прочел нескрываемую тревогу.

— Это плачет Кричащий-в-ночи!

— Кто это такой?

— Никто его никогда не видел, но все здесь знают, что плачет Кричащий-в-ночи всегда в предчувствии скорой крови! Он чувствует добычу и воплем созывает нежить на пир плоти. Сколько бы раз мы ни собирались уходить на тот берег и как бы мы ни соблюдали при этом тайну, всякий раз перед выступлением он воет и плачет. Теперь он кричит по вам.

— Нас еще рано хоронить. Пусть лучше поплачет о самом себе! — сказал я с неожиданной для себя злостью.

Оба воеводы промолчали. На небосводе брезжил ранний рассвет.

— Ну,В се! — встал от костра Вышата. — Давайте хоть немного поспим. День нам предстоит не из самых легких.

Укладываясь на конскую попону, я думал, что из-за воя Кричащего-в-ночи и всего того, о чем узнал сегодня, сидя у костра, так и не смогу заснуть, но ошибся. Сон мой был мгновенным, глубоким и на этот раз без всяких сновидений.

С восходом солнца мы начали приготовления к переправе, а перед полуднем приступили и к самой переправе через реку. Все облачались в боевое снаряжение. Из переметной сумы я вытащил тельняшку и надел ее под кольчугу. Что ждет меня на противоположном берегу, я не знал, но то, что в родном тельнике мне будет погибать куда легче, чем без него, — это я знал твердо. Одевавшиеся рядом воины молча, но с удивлением глядели на столь странную для них полосатую рубаху. Вакула, видимо, хотел меня спросить о ней, но не решился.

Первым рейсом на плоту отправилась ударная группа: Вышата с Рогдаем, Местко, Мезислав с пятью речными стражниками. С собой они взяли только оружие и огромное количество стрел. Вышата с людьми должен был добраться до противоположного берега, закрепить там канат и отправить обратно наш плот — паром для последующих рейсов. Затем, заняв круговую оборону на берегу, он должен был обеспечить нам успешную высадку. Насколько я понял, это был старый и испытанный прием здешней переправы.

Вокруг меня кипела работа. К месту переправы речные стражники подтянули свои резервные плоты, сделанные конечно же куда более основательно, чем наши. К урезу воды сносились припасы, сюда же привели и коней.

— Ну, да пребудет с нами Перун и удача! — осенил себя мечом Вышата, и наш авангард бодро отчалил от берега.

Едва плот отошел, как все на нем находившиеся, кроме гребущих, натянув луки, расселись вдоль бортов, всматриваясь в мутные волны. Сам Вышата, расположившись в центре плота, неотрывно глядел вперед. Видно было, что и эта операция отрабатывалась не один раз. Время тянулось до бесконечности медленно. Мы, оставшиеся, тоже до рези в глазах вглядывались в реку и в темнеющий за ней лес. Но все было спокойно и тихо. Вот плот легко ткнулся в прибрежный песок, и воины во главе с Вышатой спрыгнули на берег. Они ловко закрепили канат за росшее у берега дерево и тут же заняли оборону.

Вышата свистнул птицей три раза. Это был условный сигнал, что у него все готово. На нашей стороне сразу несколько десятков воинов налегли на канат, и плот быстро заскользил обратно. Плот снова беспрепятственно пересек реку. Второй рейс, которым перевозили в основном лошадей и припасы, тоже прошел совершенно спокойно. Казалось, что перед нами самая обычная речка, а все давешние рассказы о ее страшных подводных обитателях не более чем выдумка.

Я посмотрел на Бродича. Тот, хмурясь, покусывал свои длинные усы.

— Что-то здесь не так! — сказал он мне. — Все это мне очень не нравится. Обычно драка начинается с первого же броска. Что-то здесь не так!

Третьим рейсом должен был переправляться я с несколькими воинами нашего отряда и десятком лошадей. Прощаясь, речной воевода крепко пожал мне руку:

— Да хранит тебя Перун и да пребудет с тобой удача!

Оттолкнувшись шестами от песчаного дна, воины тут же расселись вокруг меня с готовыми к бою луками. Я разместился, как и Вышата, в самом центре плота. Рядом со мной встал Вакула, а у моих ног примостился маленький Всегдр. Видимо, мое место считалось наиболее безопасным и традиционно отводилось здесь самым оберегаемым лицам.

Уже подплывая к середине реки, я обратил внимание, что в отличие от нашего берега, где вовсю горланили птицы и лес, казалось, был пронизан жизнью, приближающийся берег зловеще тих. Ни птиц, ни каких-либо иных звуков оттуда не доносилось. То был иной мир, мир, где не только человеку, но и зверью места не было.

Когда плот уже пересек середину реки, я несколько успокоился. Возможно, все обстоит здесь не так страшно, как рассказывал Бродич. Но едва я об этом подумал, как прямо передо мной из воды в брызгах пены возникла огромная оскаленная морда. Чешуйчатая шкура блестела на солнце всеми цветами радуги. Чудовище плотоядно вращало тяжелой челюстью и громко шипело. Прежде чем я успел что-то понять, в ее широко раскрытую красную глотку вонзилось с десяток выпущенных в упор стрел. Взвыв, страшилище рухнуло в воду, обдав нас мощным водопадом брызг.

— Речной Гад! Бейте его по глазам! — крикнул бывший с нами на плоту речной стражник. — Так вернее!

“Вот тебе и первое сражение, — подумалось мне. — И сразу морское. Что ж, для морского пехотинца это как раз то, что надо!”

А впереди перед плотом уже вставала целая стена воды. Не одна, не две, а по меньшей мере десяток оскаленных голов на длинных извивающихся шеях жаждало с нами боя.

Кони ржали и в испуге, дрожа всем телом, жались к середине плота. Речные Гады окружили плот со всех сторон. Они безостановочно били извивающимися хвостами по воде, и нам теперь ничего не было видно, кроме фонтанов. Рядом со мной уже вовсю рубились воины. Вакула то и дело обрушивал на врагов свой огромный меч, но одолеть их ему пока не удавалось.

Тем временем одна из голов, на мой взгляд, самая здоровенная, целила явно на меня. Случайностью это быть не могло. За мной охотились! Такое внимание к моей особе льстило. Увы, к схватке я оказался совершенно не готов. Едва я успел выхватить из ножен свой меч, как огромная, покрытая склизкой чешуей и тиной туша взлетела в воздух и, обрушившись на край плота, поползла что было силы ко мне. Мимо меня, едва не задев, полетел в реку не удержавшийся на ногах конь. Но не успел он достичь воды, как был тут же перекушен надвое.

— Спасайте Посланника! — кричал кто-то рядом.

Огромная пасть дышала смрадом прямо в лицо, и помочь мне не мог никто, кроме меня самого. Скользя ногами по накренившемуся плоту, я все быстрее и быстрее съезжал прямо в эту пасть. Все решало мгновение. И тогда, падая, я обхватил меч двумя руками и со всей силы вонзил его прямо в самую середину раскрытой пасти, загнав обоюдоострое лезвие по самую рукоять. Глаза Гада тут же из непроницаемо-черных сделались бесцветно-мутными, а пасть захлопнулась так быстро, что я едва успел выдернуть из нее руку. Несколько раз судорожно дернувшись в конвульсиях, тело соскользнуло с плота и погрузилось в воду. Почти сразу последовал сильнейший удар в днище плота, от которого мы все попадали. За борт вывалилась еще одна лошадь. Больше мы ее уже не видели. Вода вокруг плота по-прежнему кипела. Речные Гады безостановочно атаковали нас, но в последнюю минуту отступали, поражаемые стрелами и мечами. Лучники целили по глазам и, надо признать, в этом весьма преуспели. Неподалеку от плота бились на воде уже несколько ослепших рептилий, чьи окровавленные глазницы были утыканы десятками стрел. Воины Небесного Холма промаха не знали.

Тем временем по плоту из глубины реки было нанесено еще несколько мощных ударов. Кто-то необычайно сильный и умный сосредоточенно и со знанием дела разламывал наше утлое прибежище снизу, понимая, что в случае разрушения плота мы будем уничтожены в несколько мгновений. Скорее, как можно скорее к берегу! Разумом я понимал, что на берегу сейчас Вышата с воинами, — бросив все, из последних сил тянут нас к берегу, но как же медленно шло время!

После пятого или шестого удара бревна плота начали медленно расходиться. Щели между ними становились все шире и шире, а атаки треклятых Гадов все не прекращались. В какой-то момент я увидел, как в наибольшую из щелей снизу пытается протиснуться чья-то отвратительная харя. Впереди нее ползли лапы-щупальца с массой присосок. Щупальца выползали наверх целым клубком, постепенно разматываясь в разные стороны в поисках добычи. Это уже был явно не знакомый нам Гад, а нечто иное. Не теряя времени, я принялся рубить мечом щупальца, но они оказались на удивление прочными, так что перебить их удавалось лишь с третьего-четвертого раза. Расползались же по плоту они столь быстро, что угнаться за ними я не успевал. Еще одна такая же тварь тянула свои бесчисленные лапы к канату, соединявшему нас с обоими берегами. Выбрав наиболее выгодную позицию, я изо всех сил пытался отбить эти атаки, но получалось не слишком удачно. Почуяв, что от меня исходит в данный момент наибольшая опасность, оба страшилища одновременно частью щупалец предприняли атаку уже против меня. Это были какие-то особые щупальца, заканчивающиеся не присосками, как большинство других, а когтями-секирами. Не знаю, чем бы все завершилось для меня и для всех находящихся на плоту, если бы в этот критический момент мне на помощь не подоспели сразу два воина из числа сопровождавших нас речных стражников. Общими усилиями они загнали под воду того, кто пытался атаковать плот сквозь щели. Я продолжал бой с тем, кто пытался перерубить канат. От когтей-секир мне все же досталось. Несколько раз они прошлись буквально по мне, порвав кольчугу. Но и я показал себя молодцом. Выбрав подходящий момент, когда секира пронеслась мимо меня в очередной раз, я успел что есть силы рубануть по ней. Отлетевший обрубок забился в конвульсиях. Но и тогда он, извиваясь, все равно пытался добраться до меня. Это ему не удалось. Поддев обрубок ногой, я вышвырнул его в воду. Затем сам, не теряя времени, атаковал противника и удачно перерубил ему еще несколько щупалец. Испуская смрадную жидкость из перебитых культей, мой враг наконец-то покинул поле боя, скрывшись в волнах. Оглядевшись, я с ужасом понял, что до полного разваливания плота остается какая-то пара минут. Однако было очевидно и то, что и атаки на нас явно ослабли. Огромных Гадов уже не было видно. Правда, вокруг еще кишмя кишели их более мелкие собратья, но с ними пока управлялись. Однако успокоения от всего этого было немного. Развались сейчас плот — и плотоядные присосники расправятся с нами и за себя и за своих павших сотоварищей. В момент, когда плот ткнулся в прибрежный песок, я понял, что родился вторично.

Не теряя времени, я спрыгнул на землю, там меня уже встречал встревоженный всем происшедшим Вышата.

— Горячо вам пришлось на речке! — покачал головой воевода, критически оглядев всех нас, еще не отошедших от лихорадки боя. — Мы все видели, но помочь ничем не могли!

Воины сводили на берег дрожащих от страха коней, сгружали припасы.

— Раньше на реке никогда не было ничего подобного! — сказал Вышата чуть погодя. — Бродич прав, что-то здесь ныне замышляется!

Сгрудившись под берегом, мы держали совет, как быть дальше. О каком-то продолжении переправы не могло быть больше и речи. Вода в реке буквально кипела от обилия подводных Гадов. Опоздав к моменту нашего прорыва, они теперь бесились, в неистовстве выпрыгивая из воды. Было ясно, что помощи ждать уже неоткуда. Дороги назад не было тоже. Большая часть отряда Небесного Холма так и осталась на той стороне. Мы видели, как воины в отчаянии попытались пробиться к нам на запасном плоту, но едва тот отошел от берега, как был тут же разнесен в клочья, а все находившиеся на нем стали добычей обитателей реки. Больше попыток прорваться к нам с противоположного берега уже не предпринимали.

Все мы были, разумеется, удручены столь неудачным началом похода. Перво-наперво подсчитали наши более чем скромные силы. Без меня и Всегдра насчитывалось двадцать семь воинов во главе с Вышатой. Однако воинов Небесного Холма, специально подготовленных для предстоящей миссии, оказалось меньше половины. Остальные были помогавшими нам в переправе речными стражниками, лишенными возможности вернуться обратно Присутствие на чужом берегу Всегдра Вышата воспринял с явным неудовольствием: он, видимо, полагал, что я в последний момент все же оставлю мальчишку на том берегу, но теперь деваться было уже некуда.

Однако нет худа без добра. К нашей радости, лошадей у нас оказалось даже на две больше, чем людей. Изначально планировалось, что каждый из воинов будет иметь по две сменные лошади, да еще по одной для перевозки припасов. Теперь от этой идеи пришлось отказаться. Однако мы все могли ехать верхом. Это была хоть маленькая, но удача, иначе пришлось бы идти пешими. С нами оказались и основные припасы, оружие, весь запас стрел. На том берегу осталось более двух третей продовольствия и запасы ячменя для лошадей. Но горевать было особо некогда. Мы собирались в путь.

Я окинул взглядом стоящий перед нами лес. Он был тих и темен. Казалось, что солнечные лучи вполне осознанно стараются не проникать в него. Впрочем, это, наверно, было лишь плодом моего воспаленного воображения. Итак, что же ждет нас впереди? Ответ на этот вопрос нам предстояло получить очень скоро.

С противоположного берега нам непрерывно махали руками и что-то усиленно кричали, но ветер относил голоса, и ничего не было слышно. Оседлав лошадей и бросив прощальный взгляд на ставший сразу же таким дорогим берег земли людей, мы дружно двинулись вперед.

— Оружие иметь под рукой! — велел выехавший вперед Вышата. — Нападение теперь может последовать в любую минуту и откуда угодно! Ну, да пребудут с нами наши боги! Тронулись!

Глава четвертая ЗЕМЛЯ НЕЛЮДЕЙ

Прежде всего Вышата велел выстроить наиболее приемлемый для наших условий походный порядок. Я и воевода составили своеобразный штаб. Для посылок при нас был Всегдр. Остальные поделились на три группы. Первая во главе с Рогдаем стала нашим авангардом. Вторая, где предводительствовал Вакула, составила как бы мою личную охрану и, наконец, третья с Добровитом и Радигором — арьергард. Оставшиеся при нас воины речной стражи были поделены поровну между всеми тремя группами.

С выбором пути проблемы пока у нас не было. От самой реки вглубь враждебной территории уходила достаточно широкая просека — дорога. Можно только себе представить, какие страшные дела происходили здесь раньше, но совершенно невозможно было предположить, что могло ждать нас за ближайшим поворотом.

Мы медленно углублялись в темный и безмолвный лес. Все то и дело оглядывались, стараясь в последний раз увидеть реку и полоску родной земли за ней. Но вот уже не стало видно и реки, а лица моих воинов сразу же стали сосредоточенно непроницаемыми. Отныне все связанное с прошлым ушло из их жизни, отныне они жили только настоящим.

Я ехал рядом с Вышатой. Кони наши шли голова к голове, но вели себя как-то необычно, то и дело вздрагивая и тревожно всхрапывая. Тишина вокруг не успокаивала, а вызывала чувство опасности. Чтобы немного отогнать мрачные мысли, я обратился к Вышате:

— Когда меня везли на Небесный Холм, то на одном из болот нас пыталась достать какая-то нечисть. Как она могла пробраться в землю людей?

Вышата хмыкнул в усы:

— Раньше, еще при дедах наших, подобного не бывало, но сейчас нежить все чаще и чаще проникает к нам. Причем порой объявляется в совершенно неожиданных местах. Та, что помельче, охотится лишь за малыми детьми, та, что покрупнее, нападает уже на всех без разбора. Пока мы еще в силах выслеживать и уничтожать эту погань, но что будет дальше, неизвестно, наверно, и самому Сварогу!

День меж тем клонился к вечеру. Мы жаждали увидеть врага и сразиться с ним лицом к лицу. Но врага не было. Для ночлега Вышата присмотрел поляну неподалеку от ручья и небольшого озера. Разложили костер, напоили из ручья коней, затем плотно закусили и сами. Спать решено было в две очереди. Для меня и мальчишки Вышата сделал исключение. Однако лежа на конской попоне, я долго не мог заснуть. Рогдай попытался было в одиночку направиться к озеру, но Вышата решительным жестом вернул его обратно. Начальник разведки подчинился воеводе, хотя и с видимым неудовольствием.

Над головой блистала полная луна, находившееся рядом с нами озерцо, казалось, было полито щедрыми россыпями светящегося серебра. Под рукой у меня лежал меч, и я, несмотря на тишину, то и дело прикидывал, откуда на нас сейчас выгодней нападать: со стороны леса или от озера. Однако постепенно усталость взяла свое и я задремал.

…Высадились мы на берег в общем-то удачно, а главное, без потерь. Корабельная артиллерия и установки “Град” без труда отогнали сепаратистов от береговой линии, и мы смогли закрепиться на ней. Но дальше нам пройти не дали. Дальше шли скалы и узкие проходы-дефиле между ними с густыми минными полями. Пришлось окапываться и переходить к обороне. А затем вынуждены были уйти и наши корабли. По словам комбата, местное правительство запросило артиллерийскую поддержку еще в каком-то районе, и Москва без долгих раздумий дала на это согласие. Короче говоря, мы остались одни.

Уход кораблей, ясное дело, не остался без внимания нашего противника, а потому, едва мачты их скрылись за горизонтом, сепаратисты перешли в наступление. Используя господствующие высоты, с которых простреливался весь занятый нами пляж, они обрушили на наши головы шквал огня. Мы, разумеется, в долгу не остались. Непрерывная перестрелка, перемежающаяся периодическими атаками, продолжалась несколько суток. Время шло, кораблей все еще не было, а потому комбат принял решение взять одну из ближайших господствующих высот, чтобы переломить ситуацию в нашу сторону. Командовать штурмом было поручено мне. Мишка же должен был поддержать меня огнем и своими людьми.

Едва стемнело, двинулись вперед. Известняковые скалы оказались круты и высоки, а потому лезть по ним вверх было крайне сложно. Однако почти до самой вершины нам удалось добраться незамеченными. А затем была стремительная атака, и оставшиеся в живых эритрийцы едва спаслись бегством.

— “Десятый!” “Десятый!” Я “второй!” — передал я на КП батальона. — Задача выполнена! Я наверху! Потерь нет! Закрепляюсь! Прием!

— Хорошо, “второй”! — отозвался комбат. — Возможны контратаки! Будь начеку!

“Десятый” как в воду смотрел! Бешеные атаки начались, едва я положил микрофон. В течение оставшейся ночи и всего остального дня мы как могли сдерживали натиск врага. Комбат не мог нам помочь, так как и все остальные роты тоже были втянуты в бой. Противник явно желал скинуть нас в море, не считаясь с потерями, а потому, совершенно не жалея людей, бросал их в одну атаку за другой.

А затем откуда-то из ущелий выползло два десятка танков, которые по разминированным проходам устремились на пляж. Несколько из них были почти сразу же расстреляны ПТУРСами и огнем закопанных танков, но остальные все-таки вклинились в нашу оборону. За танками следовало никак не меньше двух батальонов автоматчиков, которые сразу же залегли в песке и начали вести прицельный огонь. Теперь сражение за пляж кипело по всей линии нашего фронта. Однако, находясь на вершине высоты, я понимал, что и бешеный натиск на пляж, и даже танковая атака не более чем отвлекающий маневр, главный же удар будет направлен на меня, ибо, проворонив высоту, противник лишился господства над всем побережьем. Понимал это и комбат, но, увы, помочь не мог.

А затем на нашей высоте начался настоящий ад. Откуда-то из внутренних районов эритрейцы подтянули артиллерию, которая тут же начала гвоздить и по пляжу, и по нам. Судя по точности и кучности огня, там не обошлось без американских или китайских инструкторов. После артиллерийского шквала последовали волны новых атак. Едва отбились, снова артогонь и снова атаки. К исходу следующего дня мы начали выдыхаться. Пулеметные и автоматные стволы от беспрерывного огня раскалились докрасна. Серьезными были и потери, некуда было девать раненых, которые лежали и стонали здесь же, под каменным навесом скалы. К концу подходили боеприпасы. Однако хуже всего было то, что противник, вклинившись в нашу оборону, отсек нас от главных сил, и теперь мы сражались в полном окружении. Как долго мы сможем здесь держаться, не мог сказать никто. Комбат по рации выяснял наши возможности, призывал продержаться еще немного. Он уже не приказывал, он просто просил. Это был крик души, ибо комбат не мог не понимать, что, лишившись высоты, запертые на пляже, мы будем обречены на быстрое и полное истребление. Разумеется, я ответил, что будем держаться до последнего. Чтобы хоть как-то облегчить наше положение, была проведена контратака оставшимися танками. Сепаратисты несколько убавили свой пыл, но затем принялись методично расстреливать танки, которые были видны на пляже как на ладони. Пришлось их снова отвести почти к самому урезу воды.

Мы держались уже на одних нервах. Матросы, понимая, что дело близится к концу, приставляли к автоматам штыки для последней рукопашной схватки. В этот момент я почувствовал сильный удар в грудь. Меня швырнуло на камни. Поднявшись, оглядел себя: тропическая куртка разорвана на груди, и из-под нее сочится кровь. Я вытащил нательный крест. Он был слегка погнут и поцарапан. Почему? Потому что принял на себя удар летящей в меня пули! Вот и не верь после этого семейному преданию! Рядом одна задругой вжикнули еще несколько пуль. Похоже, по мне пристрелялся снайпер. Спрятавшись за камень, я вставил в автомат новый рожок.

— Товарищ старший лейтенант! — окликнул меня согнувшийся над рацией радист. — Вас комбат!

— Слушаю, я “второй”! — прохрипел я в трубку.

— Держишься? — спросил он меня.

— Пока держусь! — ответил я ему.

— Потери?

— Треть состава!

— Убитых?

— Семнадцать!

— О черт! — В трубке было слышно, как комбат заскрежетал зубами.

— В чем больше всего нуждаешься? — спросил он меня напоследок.

— В боеприпасах и медикаментах! — ответил я ему.

— Прорваться к тебе, сам понимаешь, невозможно! — помолчав в трубку, сказал он мне. — Но есть ребята, которые умеют делать и невозможное! Жди!

А ночью ко мне прорвался с несколькими своими “головорезами” Мишка. Они притащили на себе патроны и гранаты, кое-какие медикаменты.

— Как тебе это удалось, дружище?! — обнимал я Мишку, а тот только отмахивался.

— Для настоящего морпеха не существует преград, тем более когда речь идет о помощи другу!

До настоящего дня я так и не могу себе представить, как же Мишка тогда прорвался к нам. На мой взгляд, это был поистине гениальный рейд через боевые порядки врага, который был под силу только ему.

Утром после очередного артналета противник снова пошел в атаку, и мы уже вместе с Мишкой отбивались от него автоматным огнем, а когда сепаратисты все же сумели добраться до вершины, то внезапным штыковым ударом сбросили вниз. В бой пошли все, кто еще мог держать в руках атомат. Удивительно, но эта наша почти безрассудная атака обошлась без жертв. Воистину храбрецам всегда сопутствует удача!

Уже после рукопашной я, перевязывая разбитую в кровь осколком камня руку, подумал, что, не прорвись Мишка к нам этой ночью, нам ни за что не удалось бы выстоять. Именно Мишка со своими ребятами спас нам жизнь. Когда же я в минуту передышки сказал ему об этом, то в ответ Мишка только улыбнулся.

А после полудня к берегу подошли долгожданные корабли. Вначале заговорили орудия главного калибра показавшегося на линии горизонта крейсера, и десятки песчаных фонтанов разом встали в расположении противника. Танки и бронетранспортеры сепаратистов взлетали в воздух, как картонные игрушки. Затем к крейсеру присоединилось еще несколько кораблей, и от туч поднятого песка исчезло солнце. Спустя час-полтора в поле нашей видимости уже не было ни одного врага.

Затем мы грузили на десантные корабли раненых и убитых, а через день пришел приказ оставить берег и самим грузиться на корабли. Как доходчиво объяснил нам замполит, местное правительство поругалось с нашим, теперь мы уже не поддерживаем столичного президента, а будем вести переговоры с лидерами сепаратистов. От всего этого на душе было тошно, а потому, погрузившись на свои БДК, мы с Мишкой и еще несколькими офицерами, закрывшись в каюте, пили разбавленный спирт, закусывая его армейской тушенкой из НЗ.

— Ты знаешь, нательный крест спас мне жизнь! — сказал я Мишке, когда мы выпили уже по третьей, не чокаясь.

— Покажи! — потребовал он.

Я вытащил из-под тельника свой крест. Мишка долго и пристально рассматривал его:

— Да, крест погнут, но в эти христианские штучки я не верю. Кстати, меня мой амулет тоже спас. Смотри!

Он вытащил из-под своего тельника висящего на цепочке черного чертика с безумными желтыми глазками и оскаленной пастью. Чертик был перебит почти пополам минометным осколком, который прямо в нем и застрял.

— Как видишь, спасают от смерти не только белые силы, но и черные! Так что еще неизвестно, кому надо служить!

Слова друга меня покоробили.

— Служить надо только Родине! — сказал я, наливая еще по стакану.

— Это все так! — кивнул мне Мишка. — Однако кто знает, где кончается добро и начинается зло и чего больше нашей Родине надо!

Тогда я не придал его словам никакого значения.

Спустя месяц мы были уже в Балтийске.

Внезапно я вздрогнул и проснулся, ибо явственно услышал… заливистый женский смех. Я повернул голову и увидел их. Не менее десятка совершенно обнаженных молоденьких девушек с длинными распушенными волосами, весело хохоча, вовсю резвились на озерном мелководье. Несмотря на горящий костер, нас они, судя по всему, пока не видели или просто не хотели видеть. Сон в одно мгновение как рукой сняло. От неожиданности я сел и оторопело глянул на Вышату. Тот лишь недоуменно пожал плечами:

— Ерунда какая-то, откуда они здесь? Ничего не понимаю!

Внезапно одна из девушек, обернувшись, увидела нас. Ойкнув от неожиданности, она прикрыла рукой обнаженную грудь, другой же призывно начала звать нас:

— К нам! К нам, храбрые воины! Мы живем в селении на другой стороне озера! Идите скорее в наш хоровод! Идите, и вам будет хорошо! Идите, мы всех вас ждем!

Сидевшие подле меня Ратибор и Местко как по команде вскочили. Понять этих молодых ребят было можно, ведь смеющиеся купальщицы были на удивление хороши.

— Сидеть! — внезапно рявкнул во всю мочь своего голоса Вышата. — Это не девушки! Людей здесь не может быть! Это ведьмы, скорее всего, какие-нибудь топлянки или русалки! Они завлекают легковерных, а затем топят их! Сидеть! Вспомните, где мы находимся!

На самом деле, какие девушки и какие хороводы, ведь мы на территории врага! И все же, чего не бывает на белом свете…

— Как могут такие хрупкие создания утопить таких здоровяков, как мы! — В голосе Ратибора слышалось негодование. — К тому же девушки только что сказали, что их деревня совсем рядом!

— Нет здесь никаких деревень! Здесь обитает лишь одна нежить! — оборвал его Вышата.

Не знаю почему, но в тот миг мне вспомнилось давнее болотное чудовище, каким-то образом попавшее на землю людей. Может, и эти девушки всего лишь дочери людей, оказавшихся в этих гиблых местах и каким-то образом приспособившихся к здешним условиям? Ведь если это так, то трудно даже представить, какую пользу они могли бы нам оказать. Откуда-то я твердо знал, что у русалок обязательно должны быть рыбьи хвосты. Купающиеся же девушки были самыми что ни на есть нормальными. Наверное, что-то похожее подумал и Вышата. Он несколько подобрел лицом и крикнул ближайшей из купальщиц:

— Иди к нам, красавица!

Рука воеводы, однако, осталась лежать на рукояти меча.

В ответ девушка отрицательно замотала головой:

— Я боюсь вас, ведь вы чужеземцы и вас очень много! Пусть лучше несколько из вас сами подойдут к нам!

— Не бойся нас, если ты человек, а не нелюдь, то мы не причиним тебе никакого зла! Как тебя зовут?

— Я Евна, дочь Татимира!

— Это люди! Это люди! Мы должны им верить! — убежденно заговорил Рогдай мне на ухо. — Пойдем к ним, Посланник, пойдем!

Он взял меня под локоть и слегка подтолкнул вперед. Я никогда не любил фамильярности по отношению к себе.

— В чем дело? — спросил я начальника разведки.

Тот хмыкнул, но руку убрал.

Вышата тревожно глянул на Рогдая, потом на меня:

— Однажды во время одной нашей большой вылазки в эти места с нами был и мой друг Татимир. Обратно он с нами не вернулся, но смерти его сам я не видел. Что с ним сталось, мы тоже так никогда и не узнали.

— Сколько лет прошло с тех пор? — спросил я воеводу скороговоркой.

— Наверное, уже около двадцати! Бросив еще один изучающий взгляд на девушку, Вышата на мгновение задумался:

— Пожалуй, кое-что и впрямь совпадает. И время, и имя, ведь Евной когда-то звали любимую сестру Татимира! Да и внешне она чем-то напоминает мне моего друга.

В голосе воеводы явно чувствовалась неуверенность. Рука его медленно сползла с рукояти меча.

— Это же обычные девушки! Как вы не видите! Пойдем же, Посланник, вместе к ним! — все убеждал и убеждал меня Рогдай.

— Ночью все кошки серы! — буркнул я себе под нос.

— Какие еще кошки? — покосился на меня Вышата.

— Да это я так, к слову!

— Может, и впрямь Татимир сумел здесь выжить? Может, и впрямь здесь как-то живут люди? Но ведь этого просто не может быть, ведь нечисть есть нечисть, она никогда не потерпит рядом с собой человека.

— Ты зря столь категоричен! — прервал я рассуждения воеводы. — Быть может, они исполняют какую-нибудь необходимую для здешних хозяев работу, а потому и оставлены жить.

— Но почему мы никогда не слышали о них? — с недоверием обернулся ко мне Вышата.

— А как они могли нам сообщить о себе? — тут же задал вопрос воеводе Рогдай.

В ответ тот только пожал плечами.

— А много ли ты вообще слышал конкретного об этих местах? — спросил я воеводу, и тот опять не нашелся, что мне ответить.

Пока мы переговаривались, Местко и Ратибор двинулись к девушкам.

— Идите к нам, любимые! Мы хотим быть рядом с вами! — махали те руками.

— Назад! Назад! — внезапно начал кричать Рогдай. — Мы сами сейчас придем к вам! Первыми должны идти к здешним людям только двое: я и Посланник!

Я вновь покосился на начальника нашей разведки: “С какой это радости мне идти вместе с ним к озерным девицам? Что-то здесь не так!”

— Что ты мелешь, Рогдай! — дернулся вперед Ваку-ла. — Посланника нельзя подвергать опасности! Ты что, забыл?

Но воины их спор уже не слышали. Минута — и они были радостно приняты в жаркие объятия. Обхватив шеи воинов руками, девушки буквально впились в них губами.

Окружив обоих, они стали быстро оттеснять воинов к воде. Движения же Местко и Ратибора стали какими-то неуверенными. Явно потеряв разум и волю, они позволяли делать с собой все что угодно. Теперь девушки больше не смеялись. Их действия были умелы и торопливы. На нас они уже не обращали ровным счетом никакого внимания. Несмотря на то что это происходило у нас на глазах, все случилось столь стремительно, что мы пришли в себя только тогда, когда наших воинов уже утаскивали на глубину.

— Это ведьмы! Это топлянки! — закричал что было силы Вышата. — Бейте стрелами!

— Это девушки! Это простые девушки! — закричал Рогдай. — Что вы делаете? Опустите луки! Не берите греха на душу! Не стреля-я-я-яйте!!!

Но было уже поздно. Мгновение, и десяток стрел просвистел мимо меня, и ни одна из них не миновала цели. В ответ раздался истошный нечеловеческий вой. Ведьмы как ни в чем не бывало вытащили из ран наконечники и, отбрасывая их в сторону, с еще большим упорством волокли на глубину свою добычу.

— Вперед! — скомандовал Вышата.

Обнажив сверкающий в лунном свете меч, он первым бросился вдогонку за озерными дивами. Внезапно одна из них, та самая, что еще минуту назад выдавала себя за дочь Татимира, развернулась и, расставив руки, бросилась прямо на Вышату. Голая, с растрепанными волосами и безумно страшными красными глазами, она бежала навстречу воеводе, издавая яростный звериный клекот. Вышата, не останавливаясь, на ходу что было силы наотмашь рубанул ее мечом, но тот лишь просвистел в мгновенно образовавшейся пустоте.

— Проклятые русалки! — закричал Вышата. — Стреляйте серебряными стрелами!

— Не надо! — снова закричал Рогдай. — Это люди-и-и!

Залп серебряных стрел дал эффект совершенно противоположный первому. Теперь уже ведьмы, получившие рану, падали в воду и бились в страшных корчах, оглашая своим ревом окрестности. Оставшиеся невредимыми, не обращая внимания на издыхающих товарок и бросив одного из воинов, упорно утаскивали в озеро второго. Новый залп из луков уложил еще трех ведьм, но оставшиеся две уже скрывались с Местко под водой.

— Добейте Местко! — крикнул Вышата. — Иначе будет плохо!

Сразу несколько стрел разом вонзились в полубесчувственное тело нашего товарища. Издав злобный вопль, ведьмы бросили мертвое тело и скрылись в волнах.

Затем мы притащили к костру ничего не соображавшего Ратибора, а рядом положили и тело мертвого Местко. Что касается мертвых ведьм, выброшенных волнами на прибрежный песок, то, когда я подошел к ним, чтобы разглядеть получше этих первых в моей жизни представителей противного человечеству племени, от увиденного меня чуть не вывернуло наизнанку. Вместо прекрасных девушек на песке валялись жутчайшего вида старухи с седыми космами и оскалами сгнивших зубов. Тела их были уже наполовину разложившимися, а раздутые зеленые лица с черными провалами глазниц выглядели как лица утопленников месячной давности. Вместе со мной был и Рогдай. Вид у него был такой подавленный, что мне стало даже не по себе. Перехватив мой взгляд, он спрятал за спину трясущиеся руки:

— Сегодня я потерял своего лучшего друга и хочу получше разглядеть, кто его убил!

На мое сочувствие Рогдай ответил полным безразличием и, как мне показалось, что-то или кого-то усиленно искал среди погибших русалок.

Тем временем у костра приводили в чувство Ратибора. Ему влили в рот какой-то жидкости, а затем Вышата самолично отвесил ему хорошую оплеуху. После такой шокотерапии взгляд воина начал обретать некоторую осмысленность.

— Где же девушки? — вопросил он, придя в себя. — Куда вы их прогнали?

Ответом на эти вопросы был еще один отеческий удар кулака воеводы, который снова вверг Ратибора в первоначальное состояние. Но теперь он очухался намного скорее. Потирая саднящую челюсть, Ратибор слушал рассказ о только что происшедшем, оторопело глядя на лежащее рядом бездыханное тело своего товарища.

Остаток этой ночи прошел без всяких приключений, но до самого рассвета никто из нас, естественно, уже не смог сомкнуть глаз.

Ранним утром воины наскоро соорудили погребальный помост. На него поместили мертвого Местко, в руки которого Вышата вложил меч.

— Покойся с миром! — сказал он и, взяв горящую головешку, поджег помост.

Огонь взялся сразу, через несколько минут он уже стоял огромным трещащим столбом. Я оглянулся, поискав глазами Рогдая, вот кому сейчас, наверное, особенно тяжело присутствовать на сожжении лучшего друга. Но, к моему удивлению, Рогдай даже не смотрел на разгоревшийся костер, глаза его были устремлены в сторону озера, туда, где на песке валялись убитые нами русалки-топлянки. С чего бы это?

Отъезжая, я бросил последний взгляд на берег озера, где ночью валялись трупы убитых. Тел, как таковых, уже не было. Вместо них на песке виднелись лишь полуистлевшие черепа, да легкий ветер гонял поодаль космы седых волос. Около черепов в одиночестве стоял грустный Рогдай. Мы уже были в седле, когда он нехотя присоединился к нам.

— Может быть, нам не стоило убивать Местко? — спросил я Вышату.

Тот смерил меня сердитым взглядом:

— Случись подобное на обычной войне, никто никогда не допустил бы такого убийства. Но мы в земле нелюдей. Весь этот русалочий шабаш был придуман вовсе не для того, чтобы всех нас перебить. Нет! Коушу для чего-то очень был нужен пленник, а мы лишили его этого удовольствия! Можно только догадываться, как нечисть могла его использовать, ведь додумались же они вспомнить о сгинувшем здесь более двух десятков лет назад Татимире! Разумеется, мне жаль Местко, но мы не можем из-за одного рисковать всем! У нас есть цель, каждый должен быть готов пасть за нее.

— Возможно, наш поход стал для Коуша полной неожиданностью, и он просто не знает, кто мы и что нам надо в его земле? — высказал я свои соображения. — Отсюда и желание иметь пленника, отсюда и относительно спокойное начало самого похода!

— Возможно, все обстоит именно так. Может быть, Коуш и не знает, куда и зачем мы идем, но то, что он знает хотя бы некоторых из нас, это уж точно. История с именем Татимира не выходит у меня из головы, а в случайности я не верю давно.

— Тогда наберемся терпения! — взял я покрепче поводья в руки. — Если все обстоит именно так, как мы думаем, то ждать осталось недолго. Скоро за нас возьмутся основательно.

— Чем раньше, тем лучше! — мрачно ответствовал мне Вышата, застегивая на подбородке шлемный ремень. — Для того мы сюда и приехали!

— Жалко Рогдая! — сказал я Вышате. — На нем просто лица нет. Он так переживает потерю своего друга!

Воевода от неожиданности даже приподнял бровь.

— Рогдай никогда не был другом Местко, наоборот, они всегда не слишком ладили друг с другом! С чего это ему горевать-то?

Тут уж настало время удивляться мне. Что-то во всем происшедшем было для меня непонятно. Что искал Рогдай на песке? Почему соврал мне насчет Местко? Я глянул на едущего впереди Рогдая. Даже со спины было заметно, какое плохое у него настроение. А может, что-то недоговаривает воевода? Ладно, разберемся.

Некоторое время мы ехали молча, а затем я вспомнил еще одну деталь минувшего утра, и все остальное сразу же ушло куда-то, словно этого и не было! Я вспомнил ворона, от этого воспоминания у меня мгновенно пошли мурашки по коже. Когда готовили погребальный костер, я внезапно увидел его. Это был неправдоподобно огромный иссиня-черный ворон, сидевший на придорожной ветке. Склонив набок голову, он внимательно смотрел на меня своим немигающим глазом. Честно говоря, в первое мгновение я даже обрадовался птице. Но вдруг ворон показался мне каким-го ненастоящим. Почему — не могу сказать точно. Может, потому, что он был слишком большим, а может, потому, что он с каким-то осмысленным упорством рассматривал не кого-нибудь, а именно меня. В какой-то миг наши глаза встретились, и я прочел в его взгляде неприкрытую и вполне осмысленную ненависть. Сразу же вспомнилось, что птиц в здешних лесах не бывает, и рука моя медленно потянулась к висящему за спиной луку. Однако ворон, не дожидаясь дальнейшего развития событий, тяжело взмахнул крыльями и, поднявшись в воздух, скрылся из вида. Как оказалось, никто кроме меня ворона не видел, так как все были заняты подготовкой погребения Местко. Теперь же, вспомнив о необычном визитере, я рассказал в двух словах об увиденном Вышате.

— Эта птичка наблюдала за тобой неспроста! — заключил воевода, внимательно меня выслушав. — Надо было все же достать ее стрелой, рядом же сидела!

— Думаю, наша встреча с этим вороном явно не последняя, и шанс потрепать его оперенье у нас еще будет! — ответил я ему.

В это время ехавший впереди всех Рогдай, достигнув очередного поворота дороги, внезапно остановился и поднял вверх правую руку — сигнал внимания и опасности. Обнажив мечи и приготовив луки, мы быстро выстроились плечом к плечу и поскакали к нему.

Глава пятая БИТВА ЗА ДОРОГУ

Их было дюжины три, если не больше. Точно сосчитать время не позволяло. Вид их сразу же показался мне не столько страшен, сколько отвратителен. Внешне эти образины напоминали нечто среднее между огромными хряками и африканскими гориллами, если такое сочетание вообще можно себе представить. Ростом далеко за два метра, со свиными рылами и толстенными волосатыми телами, они сжимали в своих когтистых лапах здоровенные, утыканные шипами дубинки и угрожающе рычали, перегородив всю дорогу. Обойти их просто невозможно. Из полуоткрытых клыкастых пастей то и дело падала на землю пузырящаяся желтая пена. Могу поклясться, что больших уродов в своей жизни я не видел даже в фильмах ужасов.

Заметив нас, хрякогориллы издали торжествующий вопль и дружно двинулись вперед. К моему удивлению, передвигались эти существа весьма резво. Мои спутники с ходу выпустили в них целую тучу стрел. Мастерство есть мастерство, промахов почти не было. Но никакого толка от обстрела тоже не было. Шкура хряков была столь толста, что стрелы отскакивали от нее, как от каменной стенки. Лишь одна из стрел попала в глаз бежавшему впереди всех уродцу. Издав злобный рык, он с силой выдернул стрелу и с еще большей прытью бросился на нас. Да, противник весьма серьезный, но и мы тоже не лыком шиты.

Все решали мгновения. Нам надо было успеть разогнать коней, чтобы сойтись с врагом на всем скаку, имея какое-то превосходство в скорости и маневре. Раскручивая над головой свой огромный меч, Вышата первым бросился в атаку. Мы последовали за ним. Бой сразу же сделался рукопашным и разбился на ряд мелких схваток.

Это был мой первый конный бой, и я, разумеется, волновался, тем более что чувствовал, как все остальные стараются держать меня постоянно в поле зрения и готовы в любой момент прийти на помощь. Ведь я был Посланником, если бы со мной что-нибудь случилось, все наше предприятие сразу же теряло весь смысл. К моему удивлению, хряки тоже выделили меня из общей массы своих врагов и, как могли, пробивались именно ко мне. Так возник эпицентр баталии — вокруг моей особы.

Первым из наших успеха добился здоровяк Вакула. Он на всем скаку так рубанул мечом зазевавшегося на какие-то доли секунды хряка, что буквально распластал его надвое. На меня тем временем кинулось сразу несколько образин, сумевших каким-то образом пробиться ко мне через все преграды. В последний момент подскочившие Сигбор и Храбр связали их боем. Но один, изловчившись, все же выскочил на меня.

От одного удара его дубины я увернулся. Она просвистела рядом со мной, но не задела ни меня, ни коня. Теперь был мой черед. Я попытался дотянуться до “своего” хряка мечом, но не достал и тут же получил сильнейший удар. Щит, который я все же успел подставить под летящую дубину, разлетелся в мелкие куски, а сам я едва удержался на коне. Промахиваться было уже нельзя, ибо еще одного удара я бы просто не выдержал. Не ожидая, пока дубина хряка опишет новый полукруг и снова обрушится на меня, я что было силы вогнал свой меч прямо в морду чудовища. Удар оказался смертельным, но, даже дергаясь в конвульсиях, хряк из последних сил пытался дотянуться до меня цепенеющими лапами. Итак, пока один — ноль в мою пользу! Вырвав глубоко вошедший в голову врага меч, я развернул коня навстречу еще одному приближающемуся противнику. Это был особо “элитный” экземпляр, скорее всего предводитель всей их шайки. С радостным хрюканьем вождь свинорылых бросился на меня. Дубина его была окровавлена. Драться, судя по всему, он умел.

На этот раз я уже не смог повторить свой прошлый прием и поразить своего противника в морду. Хряк без труда разгадал мое намерение и успел уклониться. Меч просвистел в пустоте. Зато мгновенно последовавший ответный удар своей цели достиг. Меня он, к счастью, не достал, но огромная дубина обрушилась на круп коня, перешибла его почти пополам. Бедное животное рухнуло наземь, не успев издать ни звука. Я едва успел соскочить с него. Мотая волосатой головой и разбрасывая во все стороны пену, хряк наступал на меня. Его розоватый нос-пятак противно морщился, а маленькие пронзительные глазки сверкали яростью. Мы снова обменялись ударами. На сей раз я оказался все же ловчее и, уйдя из-под удара, сумел ранить своего противника в лапу. Однако он перебросил дубину из раненой лапы в здоровую и с еще большим ожесточением начал размахивать ею передо мной. Надо было что-то предпринимать, и я совсем уже было решился на контратаку, чтобы, сойдясь вплотную, попытаться поднырнуть под дубину и достать мечом ничем не защищенное подбрюшие, как напиравший на меня хряк внезапно покачнулся, выронил из рук свое жуткое оружие и рухнул замертво. В затылке его торчал боевой топор. За спиной поверженного монстра стоял Вакула.

— Жив, Посланник! — крикнул он мне.

— Вроде того! — прохрипел я в ответ.

На следующего противника мы с ним бросились уже вместе. Рядом отчаянно дрался еще с одним рычащим врагом Вышата. Умело и как бы нехотя уклоняясь от сильных, но неточных ударов, он терпеливо выжидал момента для атаки. Когда же хряк на какой-то миг открылся, тут же был пронзен мечом. Еще одного хряка мы сообща с Вакулой тоже завалили довольно быстро.

Получив некоторую передышку, я смог наконец оглядеться. Даже беглого взгляда было достаточно, чтобы понять: дело сделано. Поле боя однозначно осталось за нами. Воины дружно добивали последних трех-четырех израненных образин, которые, став спина к спине, ожесточенно оборонялись, явно предпочтя смерть бегству. Вся дорога была завалена трупами, среди которых я с содроганием успел заметить и несколько тел наших воинов. Тем временем добили копьями одного из окруженных чудищ, затем другого. Последний из хряков вскинул дубину и обрушил ее на собственную голову, решив таким образом вопрос о своей жизни и смерти. Что ж, среди нечисти их, наверно, будут чтить как героев!

У нас павших было трое. Двое уже не подавали никаких признаков жизни, а один был еще жив. Это был воин речной стражи Олеск. Сойдя с коня, Вышата присел рядом с ним, приподнял разбитую голову боевого товарища и вложил в цепенеющие руки меч. Олеск из последних сил прижал меч к растерзанной груди.

— Я умираю? — разлепил он спекшиеся губы.

— Да, но ты сражался как истинный герой! — ответил ему воевода.

— Значит, на небе меня встретит Перун?

— Бог грома и молнии всегда встречает храбрых из храбрых!

— Тогда я счастлив! — прошептал Олеск, и глаза его закатились.

Тело, дернувшись в последний раз, вытянулось и застыло. Вышата закрыл умершему глаза. Встав с колен, он обратился ко всем и ни к кому в отдельности:

— Надо похоронить павших, и как можно скорее!

Пока часть воинов торопливо собирала хворост для погребального костра, я пошел поглядеть на поверженных врагов. Вблизи при внимательном рассмотрении они показались еще более мерзкими, чем в отдалении и в горячке боя. Вонь от хряков стояла такая, что находиться рядом с ними было просто невозможно. Вокруг их тел были огромные лужи какой-то густой желеобразной жидкости, тоже изрядно смердящей. Из тел целыми легионами ползли какие-то совершенно безобразные черви, сплетавшиеся тут же в извивающиеся клубки. Внезапно я услышал, как над моей головой треснула ветка. Я вскинул голову и краем глаза успел разглядеть тень ворона, скрывшегося в непролазной чаще. Впрочем, возможно, что это мне только показалось.

Вскоре над дорогой запылал наш очередной погребальный костер, и черный, уходящий в небо дым известил Перуна, что нас отныне осталось еще меньше.

— Это были храбрые воины, хотя и сражались они с самым поганым врагом! — задумчиво сказал мне воевода, когда мы снова двинулись дальше.

Я оглянулся на поле нашей недавней брани. Погребальный костер догорал. Сколько еще костров будет на моем пути? Когда и где взовьется к небу дым и от моего? Мы уже раскусили русалочьи хитрости и в честном бою истребили хряков. Когда и кто снова обрушится на нас? Думаю, что такие вопросы возникали не у меня одного.

Меж тем быстро темнело. Я готов и сейчас поклясться, что до вечера в тот момент было еще очень далеко. Но, видимо, чем дальше мы уходили от земли людей, тем больше набирали силу иные, совершенно неведомые нам законы природы К тому же я был уверен, чо недавнее нападение не последнее и скоро надо ждать новых. Битва за дорогу еще только начиналась.

Через некоторое время ко мне подъехал Вышата.

— Как быть с ночлегом? — спросил он, и в голосе его я уловил тревогу.

— Думаю, что с дороги уходить смысла нет. Спать лучше в несколько очередей и не снимая доспехов! — предложил я без долгих раздумий.

Ничего не ответив, Вышата отъехал в сторону. Я так и не понял, понравилось ему мое решение или нет, но все, что я сказал, он исполнил в точности. Солнце уже бросало на черный лес свой последний багрово-красный отблеск, когда мы остановили коней.

— Привал! — объявил Вышата.

Спешившись, все отвели коней к траве и, расстелив попоны, наскоро пожевав вяленого мяса из седельных сум, стали укладываться. Назначенные воеводой в ночной дозор, разойдясь в стороны, начали наблюдение.

Конечно, мы предполагали, что ночью будет нападение, но то, что оно произойдет столь скоро и будет столь стремительным, не предполагал никто. Как я понял уже позже, в этой спешке была большая ошибка наших врагов. Никто еще не успел не то что заснуть, но даже улечься, все были наготове.

Вначале мы услышали тяжелое хлопанье крыльев. Потом чей-то противно подвывающий клекот. А затем на нас сверху обрушилась первая туша. Она не опустилась, не спланировала, а именно упала, словно брошенный камень. Вероятно, в этом был свой резон. Но глазомер тушу все же подвел, она промахнулась, так никого и не придавив. Не знаю, сколько у нашего небесного визитера было душ, но голов он имел никак не меньше десятка.

Огромные оскаленные пасти сразу же потянулись во все стороны, стремясь разорвать каждого попавшегося им на пути. Не успели мы вступить в бой с непрошеным гостем, как рядом с первой тушей грузно упала вторая… третья… пятая…

Вскоре около нас уже вовсю шипела и пыхтела целая стая крылатых мастодонтов. Они довольно энергично взяли нас в кольцо и теперь медленно сужали круг. Грязно-зеленые чешуйчатые тела с длинными змеевидными хвостами, на спинах колыхались сложенные черные перепончатые крылья. Значит, Коуш уже бросил в дело свои военно-воздушные силы! Я обратил внимание, что размеры тварей и количество голов у них было самое разное. У некоторых по три, у большинства пять или семь, а у одного самого здоровенного даже тринадцать. Взошла луна, и ее тусклый свет придавал ползущему на нас скопищу совершенно неправдоподобный, фантастическо-жутковатый вид.

Вышата хотел было уговорить меня спрятаться в середине нашего маленького боевого порядка, но я отказался наотрез. В конце концов я ведь не только какой-то неведомый Посланник, но я еще и солдат, а потому прятаться за спины своих сотоварищей мне не пристало. Обнажив мечи, мы встали в круг, плечом к плечу. Самое обидное, что мы оказались бессильны помочь нашим коням. В середину импровизированного каре Вышата успел убрать всего лишь пять животных. Остальные были на наших глазах в несколько мгновений растерзаны. Зрелище это было не для слабонервных. Толстопузые негодяи очень прытко гигантскими скачками настигали перепуганных коней, их многочисленные головы с утробным воем набрасывались на добычу и в одно мгновение разрывали несчастное животное. Все это делалось с такой жадностью, что головы в ярости даже набрасывались друг на дружку из-за лишнего куска.

“И чего дерутся-то? — подумалось мне. — Брюхо же у них общее на всех!”

Разделавшись с нашими несчастными конями и сыто икая, ящеры обратили свое внимание на нас. Эти летающие крокодилы, наверное, все же не отличались особым умом, иначе они ни за что не дали бы нам сорганизоваться для обороны.

Когда, урча, они все же поползли на нас, Вышата велел целить из луков в глаза тварям.

— С этими мы уже здесь встречались! — объявил он всем. — Главное — выбить в каждой голове хотя бы по глазу, тогда дракон становится беспомощным!

Град стрел со свистом обрушился на наших врагов. Но никакого эффекта это не дало. В последний момент все драконьи глаза, как по команде, разом прикрылись роговыми пластинами, и стрелы, ударяясь о них, бесполезно падали рядом.

— Что удумали, мерзавцы! — в сердцах сплюнул Вы-шата. — Раньше такого не было! Ишь как приспособились! Значит, придется рубиться!

Да, это были явно не дневные хряки. Те были просто храбрые солдаты, а здесь перед нами были настоящие “летающие крепости”. Теперь мы не атаковали. Да это было и невозможно. Вырвись хотя бы один из нас вперед, он был бы тотчас растерзан.

Но вот хищные бронированные морды приблизились к нам вплотную. Первым попытался нас достать один из молодых драконов. Возраст я определил по относительно небольшим головам. “Молодой” неосмотрительно бросился на нас и тотчас за это поплатился. Первую голову ему смахнул Вакула, две другие — стоявшие рядом с ним. Обезглавленная туша повалилась на бок и, фонтанируя черной кровью из обрубков шей, забилась в предсмертных конвульсиях. Остальные не обратили на это ни малейшего внимания. Более того, головы проползавшего рядом с погибшим собратом гада не преминули отхватить от него по хорошему куску. Нравы в этой семейке были явно не сентиментальные.

Спустя какую-то минуту мы уже бились вовсю. В лунном свете мечи сверкали, как вспышки далеких молний. Драконы неторопливо напирали, а мы отбивались как могли. Некоторое время бой шел с переменным успехом. Я видел, как Рогдай и Вакула лихими ударами снесли уже не по одной голове. Нападавшего на меня гада достал и я. Но едва отрубленная голова, скрежеща зубами, упала у моих ног, я увидел такое, от чего мне стало не по себе Из пузырящегося кровью обрубка шеи начало появляться нечто, окутанное пленкой-коконом. Затем пленка слетела, и оказавшаяся под ней новая голова сразу же яростно бросилась в бой. Я скосил глаза на труп первого убитого нами молодого дракона. К моему изумлению, “покойник” уже как ни в чем не бывало находился в общем боевом строю, бешено молотя по земле своим чешуйчатым хвостом. Конечно, я помнил из курса школьной биологии кое-что о регенерации в животном мире, но чтобы до такой степени!

Дравшийся рядом Вышата, заметив происходящее, хмыкнул:

— Дело дрянь! Какие-то неправильные драконы! Их бить — только мечи тупить! Когда мы дрались с этими тварями в прошлый мой поход сюда, головы у них по новой еще не отрастали!

— Все по Дарвину! Эволюция, едри ее корень! — ругнулся я и с новой силой вступил в бой.

Отбивая нападение очередной головы, я с ужасом отметил, что заново вырастающие головы значительно больше и агрессивнее первых. Значит, мы своими руками создавали все более и более могучих врагов. Похоже, что, сколько бы мы ни бились, у нас не было ни одного шанса на победу.

— Вляпались, кажется, крепко! — бросил я Вышате, пронзая острием чье-то горло.

Бой шел уже пару часов, и я начал уставать. Реакция становилась уже не та. Того каскада ударов, которым я отшвыривал нападавших в первые минуты боя, уже не было и в помине. Несколько человек из наших ранены драконьими клыками. В какой-то момент я оглянулся и увидел рядом с собой Рогдая. К моему удивлению, он, казалось, был озабочен не снующими рядом ящерами, а мной. Сжимая в руке меч, он боком подступал ко мне. На драконов он не обращал ни малейшего внимания, но и они не обращали внимания на него! Драконы признавали начальника разведки за своего! Не знаю, но мне кажется, что, не оглянись я тогда на него, Рогдай расколол бы мне голову мечом, настолько решительны были его намерения. Наши глаза встретились, и я увидел, сколько злобы в его взгляде. Так может смотреть только самый заклятый, самый смертельный враг. Глаза Рогдая были почему-то красными и не имели зрачков, они буквально испепеляли меня своею ненавистью.

“Что с ним? — пронеслось у меня в голове. — Может, впал в безумие? Может, что-то препутал?”

Внезапно глаза Рогдая потухли. Он передернул плечами и отступил в сторону. Рядом со мной уже стоял наш силач Вакула, появившийся невесть откуда. Вакулу, кажется, сильно зацепил дравшийся с ним до того семиголовый ящер. Потеряв из поля зрения Рогдая, я крикнул Всегдру. Мальчишка ловко и быстро обмотал нашему силачу руку какой-то тряпицей, и Вакула снова ринулся в бой.

Драконы особо никуда не торопились, утробно урча, они ползали вокруг нас, и головы их, раскачиваясь из стороны в сторону, внимательно следили за нами, чтобы затем внезапно кинуться вперед. Нас явно брали измором. Бесконечно это продолжаться, разумеется, не могло. Надо было что-то срочно менять в нашей тактике, но что? Где у этих птеродактилей слабое место, ведь не могут они быть абсолютно неуязвимы? Мысль работала лихорадочно, но ничего путного сообразить я не мог. Что поделать, но специалистом в криптозоологии я никогда не был!

Справа от меня еще кто-то охнул от боли. В воздухе мелькнуло уже безжизненное тело и навсегда исчезло в огромной пасти. Мы молча сдвинули наши поредевшие ряды. Как хищно клацают перед лицом грязно-желтые клыки… Как отвратительны длинные раздвоенные языки… Сейчас доберусь до шеи… Удар… Удача!… Голова безжизненно повисает. Глаза ее закатываются и чернеют. Еще удар, и она уже катится по земле. Обрубок тут же набухает, точно флюс. Минута-другая, и из него полезет голова больше и злобней предыдущей.

— Хозяин! Хозяин! — треплет меня сзади за рукав Всегдр.

— Отстань! Не до тебя сейчас! — обрываю я его.

— Огонь! Огонь! — кричит мне мальчишка на ухо. — Возьмите огонь!

Какой еще огонь! Ага, вот сразу две головы нацелились на меня… Ну давайте, давайте, голубушки! Я уже вас жду! Милости просим! Удар… Нырок под кинувшуюся на меня вторую пасть и сразу удар из-под низа. Отлично! Эти пока отдыхают! Можно заняться следующими. Огонь, при чем здесь огонь? И тут меня наконец осеняет. Огонь! Может, это как раз то, что мы можем противопоставить летающе-ползающим гадам. Может, огонь это и есть наш единственный шанс?! Посмотрим, как вы дружите с ним!

— Давай! — кричу я Всегдру и, не оборачиваясь, протягиваю назад левую руку.

Всегдр сует в мою руку горящую головешку. Ну что ж, попробуем! Очередная голова летела на меня, изрыгая из своего нутра смрад и вонь. Змеиные глазки, полуприкрытые роговыми щитками, сверкали лютой злобой, а длинный язык выписывал немыслимые восьмерки. Моя попытка сунуть горящую головню в пасть дракону успеха не имела. Клацнули зубы, головешка была в одно мгновение перекушена. Неужели это все? Быстро ж они нас сделали! А что, если попробовать использовать огонь несколько по-другому?

— Еще огня! — крикнул я Всегдру.

Два раза повторять ему было не надо. Спустя несколько секунд в руке у меня был уже новый факел. Это, кажется, наша последняя попытка! Я напряг все силы. Сейчас или никогда!

Тем временем голова, почувствовав мою вялость в движениях, резко рванулась вперед, пытаясь схватить меня за ногу. Это ей не удалось. Реакция у меня все же неплохая. В последний момент я успел отскочить в сторону. Клыки лязгнули в пустоте. А затем я нанес свой ответный удар. Пытаясь достать меня в очередной раз, голова опрометчиво вытянула свою шею слишком далеко, и я этого момента не упустил. Ударом меча сверху вниз я тут же снес ее. Теперь нельзя было терять ни секунды. Горящим факелом я с силой ткнул в срез только что отрубленной шеи. Запахло паленым мясом. Конец шеи мгновенно обуглился и почернел. Начавшийся было образовываться на шее флюс внезапно с треском лопнул, и из него вывалилась еще до конца не оформившаяся отвратительная безжизненная голова. Тут же на меня с небывалым остервенением бросилось сразу несколько рычащих пастей. Ага, значит, это вам не нравится! Кое-как отбившись от них, я тотчас повторил процедуру с прижиганием. Заодно кинул взгляд на своего первого пациента. К моей неописуемой радости, на обожженной мною шее никакой головы так и не возникло, а сама шея безжизненно волочилась за явно озадаченным драконом. Ура, кажется, мы все же нашли ключ к победе!

Дело сразу пошло на лад. Разумеется, не так быстро, как того нам бы хотелось, но чаша весов фортуны начала понемногу склоняться на нашу сторону. Драконы теперь гибли один за другим, а мы все наращивали и наращивали удары. Последние два не стали дожидаться неминуемой развязки и, пряча уцелевшие головы, вначале отползли от нас, а затем с каким-то кряканьем тяжело поднялись в воздух и скрылись за облаками. Проводив взглядом ретировавшегося противника, мы попадали от усталости на землю. Не было сил даже пошевелить рукой. На ногах остался лишь Всегдр. Открыв флягу с хмельным медом, он обошел всех нас и влил каждому в рот по несколько глотков живительной и бодрящей влаги. Затем почти насильно заставил выпить и какого-то горького отвара, от которого, однако, мы почувствовали себя значительно бодрее. Затем мы посчитали свои потери. Убитых четверо. Трое из них были речными стражниками, из воинов Небесного Холма погиб Спира. Тяжела была и потеря почти всех коней. Несмотря на уже вторую победу, потери мы понесли ощутимые, и восполнить их нам будет уже невозможно. А кто знает, сколько таких битв у нас еще впереди?

Тут же соорудили костер, и души павших были вознесены на небо. Но куда-то пропал Рогдай. В бою его в последний раз видели бившимся с самого края, а зател он исчез. Я, разумеется, сразу же вспомнил его попытку напасть на меня, которая не удалась только из-за появления Вакулы. Сразу же вспомнилось и необычное поведение Рогдая при встрече с русалками. Все это наводило на определенные выводы.

— Не зря Любомудр говорил о том, что тринадцать — число несчастливое! Один из нас был явно лишним. По-моему, это и был Рогдай! — высказал я свою мысль.

— Ты утверждаешь, что Рогдай лазутчик нечисти? — с явной угрозой в голосе спросил Вышата.

— Всего лишь высказываю предположение! — таким же тоном ответил я. — Слишком много в его поведении непонятного, не говоря уже об исчезновении.

В общих чертах я поведал воеводе то, что успел заметить в поведении начальника разведки.

— Рогдая я знаю давно и словам твоим не верю! — нахмурился Вышата, но былой уверенности в его словах уже не было.

Вакула высказал предположение, что Рогдая, скорее всего, сожрал один из драконов. Не поленившись, наш силач обошел всех поверженных звероящеров и, вспоров им животы, дотошно и долго ковырялся мечом в требухе. Пропавшего Рогдая, естественно, там не было.

— Наверное, его сожрал кто-то из улетевших! — высказал мнение Вышата.

Более ни у кого никаких версий не было, а потому на том все и порешили. О своих выводах я решил пока никому не говорить. Более всех о Рогдае печалился опять же добродушный и отзывчивый Вакула:

— Как же так получилось, что я не заметил, как его сожрали эти треклятые змии! Как теперь он попадет без костра на застольный пир к Перуну?! Какой позор для всех нас!

Вакулу никто не утешал и не переубеждал. Все были слишком уставшими для этого. Признаюсь, что тогда я, как и все остальные, постарался убедить самого себя в смерти нашего начальника разведки. Впрочем, даже если бы я тогда и начал выстраивать конкретную версию, на ход последующих событий это вряд ли каким-то образом повлияло. Ночь меж тем постепенно подходила к своему неизбежному концу, на востоке уже вставала новая заря.

С рассветом мы решили в путь не трогаться, а остановиться на дневку, чтобы по-настоящему отдохнуть и отоспаться. Отъехав подальше от места очередного побоища, мы выбрали поляну, где к нам нельзя было бы подобраться незаметно. Выставили дозорных и мгновенно провалились в сон.

— Рота, подъем! — Голос дневального, громкий и резкий, в одно мгновение вышвыривает нас из теплых коек.

— Время пошло! — Это уже ротный старшина. — Быстрее! Быстрее! Сейчас думать некогда! Одетые бегом в оружейку! Автоматы, боезапас, противогазы! Через пять минут построение на плацу!

Застегиваясь на ходу, выскакиваем в проход между койками, налетая и толкая друг друга. Разговоров никаких нет. Второй час ночи. Никто еще толком не проснулся.

— Совсем начальники с ума посходили! — возмущается кто-то, отчаянно зевая. — Все ж не пацаны какие-то, а выпускной курс, могли и утром тревоги играть!

— Разговоры!

Это уже командир роты. Сухощавый и подтянутый, он нервно поглядывает на часы.

— Автоматы, боезапас, противогазы! — кричит старшина.

Громыхая прикладами, прыгая через несколько ступенек, сбегаем вниз. На плацу темно и зябко. Противно моросит дождь. Выбегающие роты быстро и привычно строятся в походные колонны по классам и взводам. Где-то сдержанно матерятся. Большинство же молчит, мысленно прощаясь с теплом и уютом казармы.

— Может, снимут нормативы и отпустят досыпать? — спрашивает кто-то сам себя с робкой надеждой в голосе.

— Размечтался! — оборачиваются к нему рядом стоящие. — Видишь, вон все училищное начальство повылезало! Что, они зря ночевать здесь остались? Как пить дать, будет марш-бросок со всеми прибабахами!

Командир роты бросает недокуренную сигарету:

— Рота, за мной, бегом марш!

Срываясь с места в карьер, начинаем свой разбег в неизвестность. Плотные ряды постепенно растягиваются. Наш взвод последний, а потому ритм бега у нас самый рваный. Мы то догоняем оторвавшуюся вперед голову колонны, то, натыкаясь внезапно на нее, наоборот, переходим почти что на шаг. Бежим долго. В небе уже светает. Город кончился. Впереди за обочиной распаханное поле. Бесконечный океан грязи. Может быть, мимо? Ну уж нет, мимо дерьма наше начальство не пройдет! Сворачиваем с дороги и с ходу влетаем по колено в навороты раскисшей земли.

— Вперед! — кричит ротный. — За мной, орелики!

И мы дружно месим за ним хлюпающую грязную жижу.

— Даю вводную: впереди танки! Окапываемся!

— Но это уже слишком! — стонет кто-то в бессилии. — Сейчас вываляемся как свиньи, а после обеда увольнение! Вот жизнь треклятая!

Под саперными лопатками чавкает земля. По каске стучит дождь. В отрытом окопчике по колено воды. Но это уже не важно. Все давно мокрые насквозь. Бросаю осточертевшую лопатку на бруствер. Перевожу дух. Рядом с ненавистью бросает свою лопатку Мишка. Сейчас Мишку не узнать. Лицо его черное от грязи. Он смеется, тыча в меня пальцем:

— Ну и рожа у тебя, старина!

— Ты бы себя сейчас увидел! Фредди Крюгера от твоего взгляда бы сразу кондрашка хватила! — отвечаю ему.

— Если хочешь сказать, что я похож на черта, то я чертей люблю!

— Дурак ты! — говорю я ему. — С такими делами не шутят!

— А я и не шучу! — Лицо Мишки делается серьезным, и он меняет тему разговора. — Сколько мы сегодня отмахали?

— А кто его знает! Теперь уже без разницы!

— Может, хоть теперь передых дадут?

— Держи карман шире!

— Рота! В атаку! — кричит наш неутомимый комроты и первым несется куда-то, выворачивая своими сапогами куски чернозема.

— Вот сволочь так сволочь!

В этот момент я искренне ненавижу своего начальника.

— Ура! — подхватываем мы остервенело и с автоматами наперевес бросаемся за ним.

Грохот холостых очередей заглушает все прочие звуки. Мы атакуем столь яростно, словно на опушке нас ждет настоящий враг.

… Лишь вечером добираемся до казармы. Какие там разговоры в курилке, какой там фильм в клубе! Кое-как моемся и валимся спать. В последний момент кто-то вспоминает, что завтра все-таки воскресенье, а значит, можно будет выбраться в город, где дискотека, пиво и приятные знакомства. Из тумбочки неожиданно вываливается целая стопка тетрадей. Настроение сразу падает. Это конспекты по истмату и военной педагогике. Впереди сессия с ее непредсказуемым сюжетом, а там и вожделенный отпуск.

Летний отпуск мы собирались вместе с Мишкой провести у его бабушки в Крыму. Туда и отправились. Небольшой поселок на берегу Азовского моря. Это, конечно, не ЮБК, но и мы всего лишь курсанты, а не столичные богатеи. Честно говоря, бабушка друга мне не понравилась с первого взгляда. Было в ней что-то злое и недоброе.

Едва приехав, мы бросили вещи и, разумеется, сразу же отправились купаться, благо что море видно прямо из окошек дома. К нашему приходу Мишкина бабушка накрыла стол. От внука она буквально не отходила, а на меня смотрела с подозрением. Как мне показалось, моему приезду хозяйка вообще не слишком обрадовалась.

Вечером, когда мы уже укладывались спать, старуха вошла к нам в комнату и, порывшись в комоде, вытащила оттуда колоду старых карт.

— Спокойной ночи, внучек! — улыбнулась она Мишке, совершенно игнорируя мое присутствие. — А я еще немного погадаю!

Утром, выйдя умываться, я поздоровался с хозяйкой, но та ответила таким злобным взглядом, что у меня мурашки по спине побежали. На пляже я спросил Мишку, с чего его бабушка так меня возненавидела.

— Не знаю! Вечером поинтересуюсь! — недоуменно пожал тот плечами. — Слушай, а слабо наперегонки до того мыса и обратно?

— Почему слабо? — поднялся я с песка. — Ставлю бутылку пива!

— Вызов принимается! — ударил по рукам Мишка. — Отвечаю еще одной! Раз! Два! Три! Пошли!

Вечером старуха явно старалась меня избегать. А потом Мишка, помявшись и пряча глаза, сказал:

— Я спросил у бабушки насчет тебя. Она говорит, что всю ночь гадала и карты сказали ей, что ты желаешь мне смерти и станешь моим самым страшным врагом!

— Что за чушь! — вскочил я. — И ты в эту чушь поверил?

— Я нет, а она да! — вздохнул Мишка. — Короче, она просит, чтобы ты уехал. Ты уж извини, что так получилось. Я и сам, честно говоря, не ожидал от нее такого. Пытался уговорить, а она уперлась: враг, враг! Старая, сам понимаешь, уже ум за разум заходит. Я бы и сам с тобой сбежал, но отпуск-то надо где-то проводить!

— Ничего страшного, старина! — сказал я Мишке. — Утром поеду к родителям, тем более что они и так обижаются, что редко у них бываю!

В ту ночь я долго не мог заснуть. Мишка, по-моему, тоже. Я слышал, как он вздыхал и ворочался на своем старом топчане.

Утром бабка куда-то ушла. Мы попили чаю. Мишка хотел было меня проводить до вокзала, но я отказался. Доберусь и сам. Попрощались. А выйдя за калитку, нос к носу столкнулся с его бабкой.

— До свидания! — буркнул я.

Зло сверкнув глазами, старуха прошипела в ответ:

— Я знаю, что ты хочешь погубить моего любимого внука! Но запомни: у тебя из этого никогда ничего не получится! Я уже приняла для этого все меры! Не ты погубишь его, а он погубит тебя!

— Да в своем ли вы уме, бабушка! — воскликнул я с негодованием. — О чем вы говорите!

— Я-то в своем уме и знаю, о чем говорю! Так что ты на пощаду не надейся! — погрозила мне старуха своей сучковатой палкой. — Изыди, вражья сила!

Под впечатлением этого дурацкого разговора я провел весь остаток отпуска. По возвращении в училище Мишке я о нем ничего говорить не стал. Он и так чувствовал себя неловко. Прошло время, летняя неурядица забылась и мною.

Глава шестая ДЕД ЛЕСОВИК

День отдыха прошел без всяких происшествий. Мы прилично отоспались и теперь выглядели настоящими молодцами. Однако решено было все же не сниматься с места на ночь глядя, а переночевать здесь. Сидя на траве, я сосредоточенно точил куском кремня свой меч и раздумывал, почему во снах все время ко мне приходит мой стародавний друг Мишка, ведь было же немало других дорогих мне людей в той моей жизни? Почему же именно Мишка? Иногда мне казалось, что в тех воспоминаниях, что прокручивал по ночам мой воспаленный мозг, он пытается что-то сказать мне или, наоборот, что-то недосказать? Воспоминания о друге, разумеется, были мне приятны, но почему все же его образ преследует меня столь навязчиво и неотступно? Почему он заслоняет от меня все иные?

С заходом солнца мы приготовились к отражению возможного нападения и не ошиблись. Едва взошла луна, как мы были атакованы мириадами летучих мышей. Впрочем, это были не совсем обычные мыши, а маленькие крылатые вампиры-кровососы. Они пикировали на нас сотнями и стремились достать до живой плоти, в которую тут же вонзались своими клювами-насосами. Опустив личины и выставив перед собой щиты, мы приняли бой, который напоминал бой с тенью. Наши мечи, разумеется, были грозным оружием, но не против этих маленьких и вертких существ, которые всякий раз легко ускользали из-под удара. Впрочем, и нам они причиняли не так уж много вреда, в бессильной злобе царапая когтями щиты и кольчуги.

— Кони! Берегите коней! — внезапно закричал Вышата.

Я оглянулся на наших коней. Они бились и ржали, буквально облепленные со всех сторон сотнями яростно пищащих и охочих до теплой крови маленьких вампиров. Все мы разом бросились на помощь нашим верным животным, и так столько выстрадавшим в этом походе. Мы накрывали их попонами, сбивали неистовых кровососов и безжалостно топтали их сапогами, но на место убитых летели новые и новые отряды врагов. И снова нас выручил Всегдр! Он опять схватил горящую головешку и начал яростно махать ею вокруг наших коней. Вампиры отпрянули. Нет, они не улетели, но приближаться к огню явно опасались. Так мы и промахали головешками до самого рассвета, пока маленькая нечисть не покинула нас. Одного коня мы спасти все же не смогли, от большой потери крови он издох еще ночью. Второго, вконец обессиленного, пришлось прирезать, чтобы создать хотя бы небольшой запас мяса впрок. Конину щедро пересыпали имевшейся у нас солью, чтобы она могла сохраниться. Продовольствия у нас еще было достаточно, но везти его было уже не на ком. Уже перед тем, как покинуть поле нашей самой продолжительной стоянки, я поднял с земли одного из убитых нами ночных кровососов. Размером со среднюю летучую мышь, с точно такими же перепончатыми крыльями, эти создания имели почти человеческие лица: словно скорчившие гримасы младенцы, сморщенные и жалкие. Лишь жуткий оскал маленького, но хищного рта, наполненного множеством мельчайших зубов, да странный то ли язык, то ли клюв-присоска, безжизненно свисавший набок, заставляли усомниться в их человеческой сущности. Было очевидно, что, посылая в бой эти маленькие летающие насосы, Коуш не мог серьезно рассчитывать на победу над нами. Но зачем же тогда он их послал? Вывод напрашивался один — это было сделано только для того, чтобы не дать нам выспаться, чтобы мы были изнурены и усталы. А раз так, значит, он непременно в скором времени приготовит для нас очередной сюрприз.

Еще ночью, несмотря на все вампирьи страсти, я лишний раз подкорректировал направление нашего движения по Полярной звезде. Идти теперь мы решили пешком, погрузив на оставшихся коней только поклажу. Вышата, правда, намекнул, что мне как Посланнику лучше было бы передвигаться верхом. Но я сразу же отверг это предложение, и воевода к нему более не возвращался. Вскоре после того как мы покинули наш лагерь, мы выбрались на перекресток. Одна дорога, самая широкая, шла на восток, две другие на север и на запад.

— Ну вот, — сказал я, обращаясь к своим спутникам. — Прямо пойдешь — коня потеряешь. Направо пойдешь — друзей потеряешь, а налево пойдешь — сам погибнешь! Куда пойдем, други?

— Конечно же налево! — ответили все разом не сговариваясь и рассмеялись.

— Все правильно! Нам как раз туда и надо! Жребий брошен!

В отношениях с Вышатой у нас сам собой сложился некий двуумвират. Хотя воевода, как и все остальные воины, был всецело подчинен мне, я вполне сознательно во многих случаях сам уступал ему первенство. Когда Вышата был рядом, я всегда чувствовал себя спокойно и уверенно. Да и как иначе, ведь воевода обладал огромным опытом, был мудр и хитер. Мне уже начинало казаться, что мы с ним понимаем друг друга с полуслова, а это в нашем отчаянном предприятии было уже само по себе большим делом. Да и чисто по-человечески он был мне очень симпатичен.

Если верить словам Вышаты, то люди никогда еще не забирались так далеко в землю нечисти.

— А ведь посылались отряды куда больше и сильнее нашего! — рассказывал мне шедший рядом воевода. — Но дальше, чем на несколько десятков верст, от реки уйти никогда не удавалось. Я участвовал в двух больших походах. В первом спасся только потому, что был оставлен сторожить переправу. Тогда из сотни ушедших в лес обратно не вернулся ни один. Второй раз мы дрались с драконами и одолели их, хотя бой был тоже тяжелый. Но потом на нас напало огромное стадо человекобыков, почти все наши пали в бою. Меня тогда почти насквозь пропороло рогом, я едва выжил. Странно, что ныне против нас дерется совсем иная нечисть, чем раньше. Похоже, что она никогда не повторяется.

— Да, в этом, видимо, есть свой большой смысл, ибо, не зная, кто тебе будет противостоять на сей раз, ты не можешь приготовиться именно к этой битве. Все приходится узнавать о противнике прямо в бою, тогда как они нас уже изучили очень хорошо! — согласился я с Вышатой.

— Давно хотел спросить тебя, Посланник! Что это у тебя за рубаха такая полосатая?

— Это тельняшка! Такие носят в моем мире воины, которые дерутся на море и на суше!

— Она что, заговоренная? — покосился на меня воевода.

— Да вроде того! — усмехнулся я.

— Если живым вернусь, тоже себе сошью такую. Нравится она мне! И на речках я тоже дрался, а чем река не море? Ты не возражаешь?

— Да нет, — пожал я плечами. — Осталось только вернуться живыми!

Идущие рядом воины внимательно прислушивались к нашему разговору. Внезапно в придорожных кустах что-то зашевелилось. Сейчас же туда, выхватывая на ходу из ножен мечи, бросилось сразу несколько человек. Слышна была недолгая возня, а затем показались наши воины, со смехом тащившие какую-то упиравшуюся образину.

— Ну и страшилище! — скупо рассмеялся Вышата. — Эко его уродило!

Образина, прямо сказать, была весьма живописная. Волосатая и замшелая, на маленьких кривых ножках, с такими же маленькими, почти детскими ручками. Еще умильней выглядела рожица страхолюдины с длинным шмыгающим носом и здоровенными, обвислыми ушами. Глаза образины затравленно бегали.

— Ишь, уши какие! — сказал Вышата. — Ни дать ни взять лазутчик Коуша. Сейчас прикончим, и дело с концом!

Услышав последнюю фразу, плененное существо внезапно разрыдалось.

— Знаем мы эти штучки! — мотнул головой Вышата. — Уже с русалками встречались! Не разжалобишь!

— Я не какая-нибудь поганая топлянка или кикимора болотная! — обиженно ответил пленник. — Я тварь благородная — Леший!

— Этого нам еще не хватало! Тьфу, какая гадость! — брезгливо сплюнул Вышата, вытаскивая меч. — Был Леший и не будет сейчас Лешего!

— Не надо! Не надо! — отчаянно замахал своими ручонками наш пленник. — Я никогда не делал людям большого зла! Я никогда никого не погубил! Не губите и вы меня!

— Может, и впрямь пожалеем, — встрял в разговор и я. — Ведь он на самом деле не сделал нам ничего плохого!

— Просто не успел! У нас здесь нет друзей. У нас здесь одни враги! — зло буркнул Вышата, но вытаскивать свой меч все же повременил.

— Убить Лешего мы успеем всегда, гораздо лучше его допросить. Думаю, от этого пользы будет больше! — назидательно сказал я воеводе и повернулся к пленнику: — Итак, ты кто?

— Я Леший, а по-нашему, лесному, дед-лесовик! — ответил он мне с явным облегчением.

— Ну а что ты здесь делаешь?

— Известно что, обитаю! — удивился Леший.

— Зачем из кустов за нами следил?

— Так любопытно же на вас поглядеть, каковы вы, погубители наши!

— Кто мы такие, знаешь?

— А то! — Леший, как мне показалось, даже обиделся на такой глупый вопрос. — Я человеков от своих сразу отличаю. Да и слух у нас здесь прошел, будто много нашего брата вы на дороге побили. Говорят, кого против вас ни пошлют, все одно что сразу ложись и помирай! Живым никто и не вернулся!

— Это ты верно говоришь! — гордо усмехнулся Вышата. — От нас не уйдешь!

— Что еще у вас говорят? — продолжил я расспрос.

— Говорят и то, что сам Вечный Коуш гонцов всюду рассылает, чтобы противу вас новые рати собирать, но ныне на это дело охотников мало. Все больше спрятаться норовят.

— Это почему ж?

— А кому охота от людей пасть? Это ж позор на весь род! — Леший говорил с видимым удовольствием, чувствовалось, что он соскучился по общению. Затем он понизил голос: — А кроме того, ходит слух, что Коуш не может набрать большое войско против вас, потому что с вами идет какой-то посланник богов, который исполняет волю неба, а потому бороться против него бесполезно. Несколько дней назад, говорят, ушли куда-то на восток человекобыки и гадючьи гамадрилы, упыри с вурдалаками, говорят, тоже куда-то подались подобру-поздорову, а вчера я сам видел племя воинов ночи, которые уходили по западной дороге. Даже эти отказались драться с посланником богов, а уж на что всегда были верны Коушу и непобедимы в сражениях!

Что ж, информация Лешего была для нас более чем ценная. Кто мог подумать, что слух о моем появлении вызовет целую серию мятежей в этом кошмарном подлунном царстве. Дело, разумеется, здесь было вовсе не во мне, а в моем новом имени и в тех, кто за этим именем стоял… Итак, с какой-то долей уверенности можно было констатировать, что в стане врага начался разлад и их правитель начал терять контроль над ситуацией. Наиболее дальновидные нелюди уже ударились в бега. Однако, несмотря на это, силы и средства для борьбы с нами у Коуша, судя по всему, все еще были в достатке.

— Язык человеческий откуда понимаешь? — скороговоркой спросил я Лешего, чтобы тот не расслаблялся.

— Известно откуда, бывал я в вашей земле, да и жил подолгу, там и выучился!

— Пакостил, значит! — опять насторожился Вышата.

— Куда там! — замахал ручонками Леший. — Какой из меня пакостник! Эх, времечко было, любо дорого вспомнить!

— Чем же лес наш лучше вашего? — спросил кто-то из обступивших нас воинов.

— А почитай всем! — топнул своей короткой ножкой старик-лесовик. — У вас и птички поют, и живность разная бегает, да и люди в лес по грибы да по ягоды ходят. Ве-се-е-е-елуха!

— Так людям ты, наверное, и вредил! — подозрительно поглядел на Лешего Вышата, но тот, похоже, уже нисколько воеводу не боялся.

— Окстись! — махнул он на него рукой. — Где же это слыхано, чтоб мы, лешие, погибель кому-нибудь учинили! Из всей нежити мы, почитай, к вам, людям, самые что ни на есть близкие будем! А я вообще… Девок, конечно, бывало, пугал, да и то больше для смеху. Они лукошки с грибами да ягодами побросают и бежать с визгами. Смехота, да и только! А мальчонку одного, что заплутал, я и вовсе как-то к дому вывел. Потом он, бывало, уж и сам ко мне в гости приходил. Мы с ним в прятки играли!

— Ну а потом? — отвлек я Лешего от сладостных воспоминаний. — Что было потом?

— Известно, что… кое-кто во Дворце нашептал, что я с людьми знаюсь, меня сразу оттуда и поперли. Не можешь, говорят, ты за границей себя достойно вести! Теперь я невыездной. Сколько лет минуло, а я все вспоминаю и девок-ягодниц и мальчонку того. Эх, жизнь была не чета нонешней!

Не знаю почему, но Леший мне определенно нравился. Я верил его рассказам и понимал, что его встреча с нами вовсе не запланирована здешними силами. У меня было много важных вопросов к лесному болтуну, но я решил немножко повременить и разговорить его еще больше.

— А может быть, тебя еще вернут к людям? — спросил я старика участливо.

— Куды там! — осклабился остатками зубов наш замшелый гость. — У нас такие провинности не прощают, да и стар я уже, кому нужен! Счас у вас молодые лешаки девок гоняют!

Внезапно глаза Лешего стали строгими, былая мечтательность спала с его волосатой морды.

— Уходить вам надо отсюда! — сказал он полушепотом и со всей возможной серьезностью в голосе. — Слышал я, что Коуш самолично решил с вами расправиться. Быть беде великой! Вы и так уже распугали половину нашего царства, так что пощады от него не ждите! Уходите домой, пока не поздно!

— Это мы всегда успеем! — мотнул я головой. — Ты лучше расскажи нам, кто он, этот ваш Вечный Коуш?

— Как, вы не знаете Вечного Коуша? — Старик-лесовик с отчаянием всплеснул обеими ручонками. — Да ведь и вправду вы, люди, так мало знаете о нас! Вечный Коуш — наш великий правитель. От начала времен он правит нашим миром и сражается с вашим. Он бессмертен и беспощаден, он всезнающ и всевидящ. Он правит из своих недоступных чертогов, одолеть его никто не может!

— Это мы еще посмотрим! — подал реплику Вакула. — Молодняк по осени считают!

Я остановил Вакулу жестом. Времени у нас было не так уж много, а потому надо было побыстрее закончить допрос, не отвлекаясь на лирические отступления.

— Где чертог Коуша?

— Известно где, — хихикнул лесовик. — Во Дворце на острове Буяне!

— Где этот остров?

— На море-окияне!

— Где окиян?

— Там! — Леший достаточно уверенно махнул рукой на нашу уходящую на север дорогу.

— Был ли ты сам на острове?

— Нет, нет! — испуганно захлопал глазами Леший. — Куда мне! Кто из нас, ничтожных, его увидит, тот уж не возрадуется!

— А нет ли на том острове дуба с сундуком на ветвях? — поинтересовался я, думая уже о своем.

— Ни о чем таком не ведаю! — пожал плечами Лешак.

— Но каков он сам, ваш Коуш?

— А кто его знает! — искренне вздохнул наш пленник. — Говорят, что может он принимать самые разные обличья: быть человеком и зверем, чудищем несусветным, а больше всего любит прикинуться черной птицей.

При последних словах я многозначительно поглядел на Вышату, тот понимающе кивнул.

— Кого из приближенных Коуша ты еще знаешь? — продолжил я допрос.

— Видывал его главного воеводу Черноморда!

— Каков он? — сразу же вопросил явно заинтересованный этой личностью Вышата.

— Писаный красавец! — аж причмокнул Леший. — Здоровенный, весь волосатый, а уж лицом прямо покойник!

— Ясно! — удовлетворенно кивнул Вышата и подмигнул мне. — Запомним этого писаного красавца!

— Да и мне теперь ясно, что верны были слухи о посланнике богов! — в свою очередь заулыбался Леший. — Теперь-то я точно знаю, что посланник — это ты!

И лесовик ткнул меня легонько своей грязной рукой.

— Много будешь знать, плохо и рано кончишь! — резко одернул его Вышата и довольно бесцеремонно оттолкнул от меня.

Леший, однако, почти не заметил этого. Все его внимание было теперь приковано только ко мне.

— Знаешь ли ты, где находится обиталище Коуша? — опять приступил я с расспросами.

Вместо ответа Леший отчаянно замотал своей всклокоченной головой.

— Тогда кто это знает?

— Знают, видимо, те, кому знать об этом положено! — мудро заметил мне в ответ мой собеседник. — Но вот беда, я не знаю и этих! Хотя погодите!

Леший немного помолчал, почесал когтями затылок, затем плюнул себе под ноги:

— Эх, была не была! По пути на север в избе на столбах живет старуха Эго. Она-то уж точно знает, где обитает Коуш!

— Откуда такая уверенность? — вопросил Вышата.

— Как откуда? — даже удивился наивности вопроса Леший. — По молодости лет, веков так пять-шесть назад, была старуха Эго у Коуша в полюбовницах, а потому — кому как не ей знать, где обитель ее старого сердешного друга!

— Спасибо тебе, дед лесной! — похлопал я по плечу Лешего. — Может, еще свидимся!

— А чего там! — отмахнулся тот, затем опять почесал лапой затылок. — А могу ли я узнать, по какой такой надобности вы ищете Коуша?

Вышата вопросительно глянул на меня. Я задумался. Врать доверчивому лесовику мне не хотелось, да и зачем? О причине нашего похода Коуш знает не хуже нас.

— Мы идем, чтобы его убить! — сказал я, глядя Лешему прямо в глаза.

— Только не это! Только не это! Зачем вам его жизнь, возьмите лучше все другие! — замахал лесовик руками.

Из-глаз его внезапно брызнули слезы.

“Ничего себе преданность правителю! — подумал я. — Никогда бы не пришло в голову, что у нечисти бывает такая преогромная любовь к своим начальникам!”

Замшелое создание тем временем размазывало слезы по своей волосатой физиономии:

— Со смертью Вечного Коуша изменится и вечное равновесие наших миров, кто знает, какие напасти обрушатся на нашу землю!

— На вашу, может, и обрушатся, зато на нашу уж точно нет! — подал злой голос Вышата.

Наш новый знакомец тем временем вытер свою рожицу и попытался изобразить улыбку, но та получилась вымученной, а потому жалкой.

— Впрочем, я не желаю вашей смерти! — сказал он нам. — Пусть будет все как будет! Прощайте!

С Лешим мы распрощались по-доброму. Он еще долго, пока мы не скрылись за поворотом, стоял на обочине и махал нам вслед лапой.

Остаток дня прошел спокойно. Так же спокойно прошла и ночь. Кто-то, правда, где-то рядом жутко и протяжно завывал, но подойти ближе все же не решился.

— Может, мы уже всех и перебили? — высказал робкую мысль Всегдр.

— Как бы не так! — ухмыльнулся невесело в ответ Вышата. — Главная кровь еще впереди! А пока лишь передышка!

— Что ж, будем радоваться и этому! — встрял в их разговор Вакула.

Передышка, однако, явно затягивалась. Я, вместо того чтобы радоваться, начинал уже не на шутку тревожиться. Что готовит нам наш коварный противник?

Глава седьмая ОБОРОТНИ

Близился к концу второй день нашего марша. Начало смеркаться, когда я понял, что дарованная нам передышка подошла к концу. Внезапно из чащи леса впереди нас показался человек. Не какой-то монстр, а именно человек. За ним появился второй, третий, десятый. Скоро вся обочина была заполнена людьми: мужчинами и женщинами, стариками и детьми. В жалких рубищах и босые, они тянули к нам руки и молили о помощи.

Наверное, в моем взгляде что-то дрогнуло, потому что Вышата, мельком глянув на меня, тут же выкрикнул для всех:

— Помните русалок! Не останавливаться! Держитесь ко мне ближе!

Мы сразу же подтянулись, ускорили шаг и, прикрываясь шитами, двинулись вперед маленькой стойкой фалангой. Толпа нищих-нелюдей тоже не отставала. А из леса к ним присоединялись все новые и новые люди. Не скрою, что хотя я прекрасно понимал, с кем мы имеем дело, мое сердце готово было к состраданию.

— Нечисть и не на такие штуки горазда! — шепнул, поняв мое состояние, Вышата.

Тут же он обернулся к остальным:

— Теснее! И не глазеть по сторонам!

Мне казалось удивительным, что я не слышал ни одного возгласа или слова, а лишь одни всхлипы и какое-то жалобное поскуливание.

В этот момент к Вышаге буквально бросился под ноги малолетний мальчик. Не останавливаясь, воевода пнул его, и малыш отлетел в сторону, корчась от боли. Каюсь, я едва подавил в себе желание броситься на помощь плачущему ребенку. И в этот момент я услышал вой. Державшийся от остальных несколько в стороне древний старец с посохом в руке, которого я почему-то посчитал за местного волхва, внезапно отбросил в сторону посох, скинул с себя свое рубище, совершенно нагой упал на четвереньки и, высоко задрав голову, протяжно завыл на только что показавшуюся на небосклоне луну. Вторя ему, начала срывать свои жалкие одежды и падать на колени остальная толпа. Со всех сторон до нас доносился только жуткий нечеловеческий вой. Мы продирались сквозь темный коридор стоящих на четвереньках и истошно воющих людей-нелюдей.

— Это оборотни! — повернул ко мне голову Вышата. — Я одного однажды видывал, о нескольких слыхивал, но чтобы их было так много — никогда не приходилось наблюдать. Наверное, к нашему приходу пособирали по всему миру!

Да мне и самому было уже ясно, что это оборотни, что нас ожидает нечто весьма страшное. При этом я понимал, что, будь их несколько десятков и даже сотен, мы наверняка бы справились, но их были тысячи и тысячи…

— Смотрите! — внезапно крикнул мне на ухо Всегдр. — Смотрите туда!

Я глянул по направлению его руки и чуть не выронил свой меч. На придорожном пригорке неподалеку от нас стоял в окружении молодых и здоровых оборотней… Рогдай! По тому, как уверенно он держался среди прочих нелюдей, по лихорадочному блеску его красных глаз, по громким крикам, которые он издавал, было понятно, что здесь он свой среди своих, причем один из самых главных. Одновременно со мной Рогдая увидели и остальные.

— Может, они его схватили в плен! — неуверенно произнес пораженный зрелищем Вакула и смолк на полуслове.

— Это моя ошибка! — буквально проскрежетал зубами Вышата. — Ведь я давно должен был догадаться, что в нем что-то не так! Как же я был слеп!

Воевода с силой ударил плашмя мечом по щиту, явно привлекая к себе внимание Рогдая. И когда тот обернулся к нему, громко крикнул:

— Ты мой, Рогдай! Ты мой! Я не успокоюсь до тех пор, пока не возьму твою жизнь!

В ответ Рогдай громко захохотал, и хохот его напоминал более лай, чем человеческий смех:

— Ты мне не нужен, воевода! Тебя растерзают другие! Мне же нужен только Посланник! И моей добычей сегодня станет именно он!

Выкрикнув это, Рогдай спустился с пригорка и исчез в толпе оборотней.

Казалось, что воем наполнен весь чернеющий лес. Затем я увидел такое, от чего волосы на моей голове начали сами собой подниматься. Я увидел, как люди прямо на моих глазах начали превращаться в зверей. Их удлиняющиеся лица все более и более напоминали волчьи морды, тела быстро покрывались густой шерстью, откуда-то появлялись хвосты, а рты уже вовсю ощеривались клыками. Но более всего меня поразили глаза. Из человечьих они в несколько мгновений превратились в желтые прорези, в которых уже не было ничего, кроме жуткой ненависти и жажды крови.

Я оглянулся. Толпы оборотней, мимо которых мы уже прошли ранее, теперь двигались на четвереньках за нами следом. Где-то среди них был сейчас и Рогдай, следящий за мной и нацеленный только на меня. Я искал его глазами и не мог найти среди множества воющих оборотней. А их следовало за нами без счета. Не меньше было по сторонам и впереди. Только теперь я понял, что означала недавняя передышка. Коуш просто собирал против нас великую рать, и, надо отдать ему должное, он ее собрал. Я чувствовал дрожь левой руки. Неужели это я? Однако, скосив глаза, понял, что это дрожит прижавшийся ко мне Всегдр. Мальчишка искал у меня защиты от охватившего его страха.

Мы прибавили шагу. Но оборотни тоже не отставали. Завершая свое превращение, они кружились вокруг нас, пока, правда, не рискуя нападать. Казалось, они сгорали от желания отведать человечины, но что-то их сдерживало или они чего-то ждали. Но чего?

И тут показался он. Я сразу же узнал его, а он, полагаю, меня. Наши глаза встретились, и он, хрипло что-то прокаркав и взмахнув крылами, исчез в ночном лесу. И вот тогда-то началось! На нас обрушилась лавина словно спущенных с цепи нелюдей. В первые мгновения мне показалось, что нас уже смяли и раздавили. Но, слава небу, мы как-то устояли. Вновь, как и в былые схватки, мы быстро образовали круг и, прижавшись спинами друг к другу, приняли бой. Издали, наверное, мы в те минуты напоминали маленькую одинокую скалу среди бушующего океана ненависти.

Что нас спасло в те самые первые минуты бешеного натиска? Наверное, прежде всего виртуозное владение мечом воинов Небесного Холма. Мы все рубились как сумасшедшие. Спустя короткое время вокруг нас уже высились штабеля трупов павших тварей. Поэтому напирающим следом за убитыми приходилось прыгать и взбираться по мертвым телам своих сородичей. Это сразу же несколько ослабило силу напора. Кроме того, наш круг обороны был настолько мал, что большинство беснующихся тварей вынуждено было ждать своей очереди, чтобы принять участие в схватке. Им просто не хватало места. Но это были их проблемы. У нас же хватало своих. Мы были окружены со всех сторон таким плотным кольцом, что прорваться сквозь него было просто невозможно, да и некуда. Мы были обречены лишь отбиваться, ведь малейший разрыв нашего маленького бастиона грозил нам мгновенной смертью. Сколько предстояло так драться, не мог сказать никто. Хуже было другое. Я внезапно понял, что рано или поздно, но мы выбьемся из сил и тогда нас обязательно сомнут. Перебить всех мы не в состоянии. На этом, видимо, и строился весь расчет Коуша. Но я твердо знал и другое: сражаться все мы будем до последнего дыхания, и если все же это будет наша последняя битва, то, по крайней мере, она будет славной.

Тактика оборотней была достаточно примитивна. Вот из груды трупов на меня прыгает очередной оборотень-волк. Я принимаю его на щит и тут же наношу рубящий удар по голове мечом. Тварь падает, а на меня уже летит следующая. Порой, правда, получалось, что одновременно прыгали сразу двое. Тогда приходилось одного отбивать щитом, а второго сразу же встречать ударом меча в морду. В этой кровавой карусели изменить что-либо не могли ни они, ни мы. Будто некий страшный механизм уничтожения. Раз… Отбой щитом… Два… Удар мечом… Снова щитом… Снова мечом… И так до бесконечности. Вскоре наступила ночь, но было удивительно светло. Луна была полной и светила вовсю.

Постепенно горы трупов стали столь высокими, что оборотни, взбираясь на эти жуткие завалы, уже бросались на нас сверху. Отбивать их тяжеленные тела, падающие сверху, оказалось несравненно трудней. Поэтому нам пришлось карабкаться на поверженных врагов и сражаться, стоя по колено в их потрохах. Со стороны, вероятно, все это выглядело просто чудовищно. Но нам до этого не было никакого дела. Как мясники, мы были с ног до головы залиты кровью. Она пропитала нашу одежду, хлюпала в сапогах, заливала лицо и глаза, мешая смотреть. Ее гнусный солено-сладкий вкус стоял даже в горле. Запах самой смерти витал над нами, и наши мечи, словно некие роковые жернова, взлетали ввысь, методично перемалывая волчью плоть. Сколько минуло времени, я не мог сказать, так как давно потерял способность что-либо воспринимать, кроме мчащихся на меня серых теней.

В какой-то миг я все же бросил взгляд на мешавшую драться падаль под нашими ногами, и меня пробил озноб. Мертвые тела оборотней постепенно начинали принимать свое человечье обличье. Зрелище это было поистине кошмарным. Вскоре мы стояли уже не на кучах растерзанных волков, только что нами поверженных, а на грудах растерзанных человеческих тел. И хотя мой разум понимал, что все это совершенно не так, что все это лишь обман зрения и еще один способ сломить нашу волю, сердце отказывалось это понимать.

Вот старцы, чьи седины уже спеклись от крови, вот изрубленные нашими мечами в крошево женщины и девушки, вот почти надвое перерубленный мальчишка, тот самый, что совсем недавно был столь грубо отброшен на обочину сапогом Вышаты. Я вспомнил этого волчонка, что одним из первых бросился на меня и пытался укусить за ногу, когда удар именно моего меча положил конец его недолгой жизни. Но почему я их жалею? Они же нечисть, и мы убиваем их сейчас лишь потому, что вынуждены делать это, ибо они хотят забрать наши жизни. Нет, не смотри, не смотри на мертвых, смотри на живых. Не знаю, что чувствовали в этот момент остальные мои спутники, глядя на всю эту жуть. Возможно, будучи детьми своего времени, они были куда более приспособлены к подобным зрелищам. Я буквально заклинал себя: “Только не смотреть на мертвых, только не смотреть. Я убиваю лишь нелюдь. Все, что я вижу, это только обман!” Как там держится Всегдр, ведь он еще совсем юн, хватит ли ему сил выстоять в этой мясорубке наравне со взрослыми и сильными? Я скосил глаза в его сторону. Всегдр храбро отбивался своим мечом, наполовину прикрытый опекающим его Вакулой. Это меня сразу несколько успокоило. Вакула мальчишку в обиду не даст!

Вот оборотни снова и снова бросаются на нас, скаля клыки и испепеляя своими желтыми ненавидящими глазами. Раз… Отбой щитом… Два… Удар мечом… Щитом… мечом… Щитом… мечом… Может, этот только что пораженный мной оборотень — Рогдай? А может, этот, следующий? Как долго тянется время. Как быстро слабеют руки. Когда же наконец наступит рассвет и наступит ли он вообще? Уберутся ли оборотни с восходом солнца, или в этих краях силы добра столь ничтожны, что не властны и днем? Отбой щитом… Удар мечом… Отбой… Удар… Отбой… Удар… Как же быстро слабеют руки. Хоть бы минуту передышки! Хоть бы возможность перебросить меч из правой руки в левую, ведь правая уже почти не поднимается. Удар… Отбой… Удар… Ну сколько же их там? Сколько?

Настал миг, когда я наконец пропустил атаку. Нет, я видел этого летящего на меня в бешеном исступлении оборотня, но рука уже почти не держала меч и я не успел как следует прикрыться от прыжка. Оборотень кинулся мне на грудь, раздирая огромными когтями кольчугу. Удар был так силен, что кольчуга в одно мгновение была буквально вспорота. Вместе с ней когти разорвали и тельняшку, оставив на груди глубокие кровавые полосы. Последним усилием я все же сделал взмах мечом, и в тот же момент оборотень внезапно рухнул предо мной. Нет, я не успел ничего еще ему сделать. Он был по-прежнему цел и невредим. Он сам упал у моих ног, подставляя мне всего себя. Все произошло столь быстро, что раздумывать над происшедшим было просто некогда и я тут же рубанул по подставленной мне шее. Тем более что уже атаковал следующий. Но и он, так же внезапно подогнув лапы, упал у моих ног в ожидании моего удара.

Затем это невероятное действо повторилось еще и еще. Помню, что вначале я подумал, что оборотни, вероятно, так же смертельно устали, как и мы, а потому, выложившись до конца, они просто падают без сил. Но уже спустя мгновение я отверг эту нелепость. Оборотни были сильны и свежи, сил у них было хоть отбавляй. Уставать им было просто не от чего, ибо они не вели столь долгого боя, а просто ждали своей очереди принять участие в нем. Быстро оглядываюсь по сторонам. Мы по-прежнему стоим нерушимой стеной. Оборотни по-прежнему атакуют. Но ни перед кем они не ведут себя столь непонятно, как передо мной. Почему они теряют весь свой пыл и волю к жизни только передо мной?

Еще один человековолк рухнул у моих сапог. Я рублю ему голову, с нетерпением поджидая следующего самоубийцу. Но почему они так обреченно и безропотно принимают от меня смерть? Почему? И что же это все время так нестерпимо жжет мне грудь? Наверное, тот оборотень, что разодрал мне кольчугу, все же успел зацепить тело когтями. Я опустил подбородок. Мой крест пылал каким-то кроваво-красным пламенем. Языки этого пламени вырывались из-под кольчуги и рассыпались впереди меня жгучими снопами искр. Ничего себе!

Новый оборотень уже летит на меня, скрежеща зубами. Глаза его видят горящий знак на груди, тут же закатываются, лапы подгибаются, он в бессилии рушится мне под ноги. Машинально рублю голову и этому. Так, значит, все дело в моем нательном кресте! Именно он своим горением парализует атакующих меня тварей!

Я оглядываюсь. Наши, кажется, близки уже к полному поражению. Мечи почти не взлетают ввысь. Кто-то весь в крови лежит ничком за моей спиной. Еще какая-то четверть часа, и нас неминуемо раздавят. Времени для долгих раздумий нет. Брызгающий искрами крест на моей груди — это наш последний шанс. И я решаюсь. Резким движением я отбрасываю в сторону щит и раздираю на груди кольчугу. Я поднимаю над головой крест, и он начинает разбрасывать во все стороны искры с утроенной силой. Что есть мочи я кричу:

— Смотрите на меня! Смотрите все! Я ваша смерть!

Сейчас это произойдет или не произойдет! Может быть, я в желании спастись переоценил силу креста и на всех оборотней ее никак не хватит. Но иного выхода у меня все равно нет.

— Смотрите все! Я ваша смерть!

То, что произошло дальше, описать просто невозможно. Все неисчислимое воинство тварей, все многие тысячи еще только ждущих своей очереди принять участие в схватке оборотней в едином порыве послушно опускаются на землю и, вытянув вперед шеи, замирают в смиренном ожидании своей участи.

— Что это значит? — хрипит кто-то рядом.

В залитом кровью человеке с трудом узнаю Вышату.

— Не сейчас! — шепчу ему, с трудом разлепив спекшиеся губы. — Все потом! Сейчас рубите головы, быстрее рубите головы!

Кто знает, сколько времени будет длиться внезапная помощь моего нагрудного фамильного креста? Небосвод начинает понемногу алеть. Значит, мы прорубились целую ночь!

Шатаясь от усталости, воины расходятся по полю, рубя направо и налево ждущих своей очереди на смерть оборотней. Чтобы искры были видны всем нашим врагам, мне приходится почти непрерывно поворачиваться по кругу. Едва я забывал вовремя обратиться в какую-то сторону, как там справившиеся с оцепенением твари начинали вновь быстро обретать сознание. Ну нет, пока мне помогает мой неожиданный союзник, мой таинственный знак, до тех пор я не дам вам ни единого шанса на победу!

Тем временем, войдя во вкус бойни, вся моя маленькая дружина, рассеявшись по одному, с ожесточением творит свою беспощадную расправу. Даже Всегдр не отстает от других. И откуда только силы берутся! Однако меня все же не покидало смутное беспокойство. Перестань сейчас мне помогать нательный крест, то сразу же все мы, разбредшиеся поодиночке, будем мгновенно уничтожены. Но изменить ход событий я уже не мог. Будь что будет! По крайней мере сейчас берет наша!

Внезапно один из оборотней вскочил на ноги и стремглав бросился в ближайшую чащу.

— Это Рогдай! Хватай его! Держи! — раздалось сразу же несколько голосов.

Уничтожавшие оборотней воины застыли как вкопанные, глядя на убегающего полуволка-получеловека. Кто-то даже бросился ему вслед, но было уже поздно: изменник скрылся в густом лесу.

— Назад! Назад! — крикнул кто-то пытавшемуся преследовать Рогдая воину. — Сейчас не время! Рубите головы оборотням! А с Рогдаем мы еще встретимся!

И бойня продолжалась. Мне же по-прежнему оставалось лишь поворачиваться во все стороны и молиться, чтобы крест помогал мне и дальше. И тогда я вновь услышал крик Ворона. Мне показалось, что на этот раз он был особенно злобен. Тень птицы стремительно мелькнула над дорогой. Я не успел и оглянуться, как просвистела стрела и вниз посыпались иссиня-черные перья. Попали! Но Ворон не упал, а, наоборот, ожесточенно взмахнув крылами, скрылся за ближайшими деревьями. И все же меня охватило чувство радости: пусть он еще не повержен, зато уже хорошо проучен!

Но появление черной птицы не прошло даром. На моих глазах все воинство оборотней тотчас стало приобретать вид людей. Нет, они были по-прежнему парализованы (силы Ворона явно не хватило, чтобы перебороть силу моего знака!), однако птица решила нанести нам свой последний удар, на этот раз удар по нашей психике.

… Взошедшее солнце осветило жуткую картину. Перед нами на коленях стояли многие тысячи людей всех возрастов. Особенно много почему-то было детей. Все они плакали, рыдали и всхлипывали. Стоном убиваемых, казалось, был пронизан весь лес. Наверное, никто и никогда не был свидетелем и участником столь массовой и беспощадной казни.

Что ж, Ворон нанес нам в этой битве сильный удар. Вот сейчас воины побросают мечи и забьются в истерике от увиденного. Но ничего этого не произошло. Все так же рыдали убиваемые, все так же сверкали мечи и падали на землю срубленные ими головы: мужские, женские и детские.

Я закрыл глаза, стараясь думать о чем-то другом, но ничего не помогало, плач и стенания вызывали почти физическую боль. Не знаю, сколько минуло времени, но, когда я открыл наконец глаза, Вышата с остальными в большом отдалении рубили последних. Место нашей брани представляло собой картину самого жутчайшего побоища. Груды и груды обезглавленных тел, груды и труды срубленных голов. И дети! Этот кошмар, наверно, будет преследовать меня до скончания дней! Проклятый Ворон, ты знал, какой удар мне нанести!

Однако я не мог не поразиться выдержке Вышаты и остальных. Ладно, воинов Небесного Холма, да и воинов речной стражи готовили к подобному всю их жизнь, но

Всегдр, сам почти ребенок! Нет, я явно не из их времени, я из совершенно иного мира. В тот момент я почему-то почувствовал себя в сравнении со своими спутниками полным ничтожеством, не умеющим столь невозмутимо и хладнокровно творить суд над врагами.

…Когда все было кончено, мы собрались вместе. Наверное, вид окровавленных и вконец уставших людей был совершенно жуток, но нам было не до этого. Мы молча смотрели друг на друга и не узнавали. На лицах, покрытых коркой запекшейся крови, остались лишь глаза. Не хотелось даже говорить, на это уже и не было никаких сил. С Вышатой мы подошли к лежавшему ничком воину. Это был речной стражник по имени Темнич. Оборотень разорвал ему кольчугу и вырвал зубами большую часть живота. Затем снесли в одно место и других погибших. Всего их оказалось пятеро. Из воинов Небесного Холма погиб Зверич, остальные были речными стражниками. Затем мы наскоро обложили наших погибших хворостом и подожгли. Что бы ни случилось, священный обычай расставания с павшими должен быть неукоснительно соблюден. После этого мы обмылись в близлежащем ручье. День был в самом разгаре, но солнце светило в этих краях как-то по-особому: тускло и безрадостно.

— Надо уходить отсюда побыстрее! — резонно заметил воевода. — Кто знает, что еще может вскоре здесь произойти.

Закинув за спину исцарапанные когтями оборотней щиты и бросив мечи в ножны, мы молча побрели вперед, стараясь не оглядываться на сотворенное нами.

Остаток дня прошел относительно спокойно. Никто нас не тревожил. Но далеко отойти от места побоища нам все же не удалось. Сказалась страшная усталость: едва начало смеркаться, мы, не сговариваясь, остановились на ночлег. Кое-как я заштопал разорванную тельняшку. Вакула помог скрутить порванные кольца на кольчуге.

В ту ночь я спал как убитый. Не было ни снов, ни тревог. Это был скорее даже не сон, а какое-то глубокое забытье, когда разум и тело одновременно проваливаются в некую черную дыру. Сколько мы проспали, не знаю. Когда я открыл глаза, солнце было уже в зените. Сев, я огляделся. Наши понемногу очухивались и с явной неохотой, позевывая и потягиваясь, переходили в состояние сознания и бодрости. Рядом со мной, положив под голову кулак, сладко причмокивал во сне Всегдр.

Внезапно я вспомнил Ворона, и меня приятно согрела мысль, что сейчас ему, вероятно, не до нас. Еще бы, вчера мы не только почтили его своей стрелой, но и положили всех его оборотней. Уж не знаю, как обстояло дело на самом деле, но думаю, что этим мы нанесли немалый удар по всему царству нечисти. Если верить нашему давешнему знакомцу Лешему, что и до вчерашнего дня нелюди без особого энтузиазма принимали с нами бой, то теперь, думаю, этого желания у них еще более поубавится.

И хотя, несмотря на достаточно долгий сон, усталость после вчерашнего еще полностью не прошла, мы были снова готовы идти навстречу нашей судьбе. Мы обязаны победить или погибнуть. Это понимали мы, это, несомненно, понимал и наш враг.

Глава восьмая РЫЦАРИ ПУСТОТЫ

Последующие несколько дней обошлись без схваток и сражений. И если в первое затишье я весьма переживал обрушившееся на нас спокойствие, не без основания предполагая за ним последующие козни Коуша, то теперь затянувшейся передышке я был более чем рад. По моему разумению, она говорила о том, что наш враг уже достаточно деморализован и предпринимает некие лихорадочные попытки, чтобы хоть как-то остановить наше движение. То, что Коуш не на шутку напуган, я считал хорошим знаком, ведь недаром говорится: испуган — наполовину побежден. Много думал я и о Вороне. Кто же он такой? Скорее всего, он какое-то особо доверенное лицо Коуша. Однако потом меня внезапно осенило, а что, если Ворон и Коуш — одно и то же лицо, ведь не зря он имел такую власть над обреченными оборотнями. Если это так, то Рогдай был, судя по всему, давним агентом Коуша в наших рядах. Тогда понятным становится его озабоченность после нашей схватки с русалками. Как знать, может, одна из них была его возлюбленной, а мы на его глазах лишили ее жизни. Возможно, что именно это и подвигло Рогдая на необдуманное решение расправиться со мной прямо во время схватки с ящерами. Помешал же Рогдаю Вакула, оказавшийся рядом. Поняв, что он почти раскрыт, Рогдай поспешил тут же спастись бегством, чтобы затем возглавить против нас орды оборотней. Теперь он наверняка в ставке Коуша, где самым подробным образом доложил все, что знал о нас, и они теперь вынашивают новые планы нашего уничтожения.

От этих мыслей у меня даже мурашки побежали по спине. Своими соображениями мне захотелось поделиться с Вышатой. Однако, глядя на его молчаливое и сосредоточенное лицо, я понял, что делать это пока рано. Да и не все ли нам равно. К тому же какая нам разница, кто такой Ворон, кто такой Коуш и кем был среди нас Рогдай? Мы идем вперед, и это пока самое главное! Мы победители, а Коуш-Ворон и его подручный Рогдай пусть попытаются придумать еще что-нибудь, чтобы нас остановить.

Лес меж тем постепенно менялся, переходя из лиственного в хвойный. Погода тоже становилась все более и более прохладной, и, хотя до настоящих холодов было еще далеко, чувствовалось, что зимой здесь жить не просто. Вечерами мы все больше и больше жались к костру, а Вакула как-то даже мрачно пошутил, что надо было бы содрать с оборотней шкуры, тогда бы уж точно никто не мерз. Шутка, однако, повисла в воздухе. Ее никто не поддержал, ибо вспоминать лишний раз о кровавом истреблении людей-волков никому не хотелось.

В одну из ночей произошла встреча, которую мы уж никак не ждали.

В этот раз на нас напали в самое, казалось бы, неудобное для нечисти время — ранним утром, когда последний сон наиболее сладок и крепок. Помню, с каким трудом я разлепил глаза, услышав крики тревоги.

Нападавших насчитывалось около двух десятков. Это были самые настоящие рыцари, такие, каких я когда-то и где-то видел на картинках. Полностью закованные в отливающую черным металлом броню с опущенными забралами, они величаво восседали на своих тяжелых и таких же, как и всадники, неуязвимых лошадях. Всадники приближались шагом. Затем один из них протрубил в рог, и они прибавили ходу. Длинные копья, увенчанные черными флюгерами, одновременно наклонились вперед. В неторопливом беге коней, в том, как мерно и уверенно качались в своих высоких седлах седоки, чувствовалась мощь и уверенность в своих силах.

— Ишь ты! — воскликнул кто-то из наших. — Наверно, это священный отряд Коуша! Вот теперь-то и сразимся на славу!

Сразиться-то сразимся, но вот условия предстоящего боя были уж слишком неравными! Рыцари-нелюди были верхом, а мы пешими, их было раза в три больше нас, кроме того, не мы, а они избрали место и время атаки, имея на это какие-то свои резоны.

Уже гораздо позднее, вспоминая тот тяжелый бой, я понял, что и время, и место атаки нашими врагами были выбраны идеально. В предрассветном тумане черным рыцарям удалось незаметно подобраться к нам достаточно близко. Не хуже было выбрано и место предстоящего боя. Опытный Вышата никогда не определял ночевок ни в самом лесу, ни далеко от него. Это позволяло нам выбирать тактику борьбы в зависимости от особенностей противника. Однако именно в этот раз мы почему-то нарушили свое же правило и заночевали довольно далеко от опушки леса на поляне. Эта ошибка была немедленно замечена и тут же использована, что говорило о том, что за нами неустанно наблюдали и выжидали выгодного момента для атаки.

Первым, как обычно, сообразил, что к чему, Вышата.

— Все в лес! — скомандовал он. — Бегом! Иначе сомнут!

Бросив все, кроме оружия, мы помчались что было сил к видневшемуся поодаль лесу. Наверное, так быстро я никогда ранее не бегал в своей жизни. Да иначе и быть не могло, ведь настигни нас черные рыцари в чистом поле, исход боя мог быть для нас самый плачевный. Яростного удара тяжелой кавалерии мы бы явно не выдержали. Здесь бы не спасло уже никакое мастерство и никакая удача.

Я мчался, перепрыгивая через пни и коряги, более всего боясь в этот момент споткнуться и упасть. А за спиной все ближе и ближе слышался тяжелый и мерный топот настигавших нас преследователей. Боковым зрением увидел, как кто-то, бежаший слева от меня, споткнулся о какую-то кочку и упал. Несколько мгновений спустя сзади раздался короткий предсмертный вскрик. Затем в отдалении коротко вскрикнул еще кто-то из наших, видимо, и его настигла смерть. Но вот наконец и долгожданные деревья. Как любил я в эти минуты этот враждебный нам лес царства нелюдей!

— В чащу! В чащу! — тяжело дыша, кричал Вышата.

За спиной трещали стволы и ветки — это черные рыцари уже вовсю ломились за нами, не прекращая преследования. Однако все же темп их скачки сразу же резко упал, и мы смогли оторваться от погони на несколько десятков метров. Вскоре перед нами возник самый настоящий бурелом, через который и пешему пролезть было не так-то просто.

— Здесь и примем бой! — объявил Вышата.

Я снял шлем, из-под него ручьями тек пот, грудь тяжело вздымалась, а в горле что-то скрипело и скрежетало. Огляделись. Теперь нас было всего пятеро. Забравшись на завалы поверженных деревьев, мы приготовили к бою луки. Бежать дальше не было ни сил, ни особого смысла. За буреломом лес снова сильно редел, там спасения искать нам было уже негде. Нам предстояло принять бой именно в этой случайно попавшейся на глаза засеке. Что ж, для начала это не так уж и плохо. Прежде всего попробуем дать бой на дальней дистанции, и хотя вероятность удачи в стрельбе по закованным в броню всадникам явно не велика, но шанс, пусть даже самый малый, надо использовать непременно.

— Целить в щели для глаз! — велел наш никогда не терявший присутствия духа воевода. — Это их единственное уязвимое место! Повышибаем глаза, возьмем голыми руками!

Увы, в этой проклятой всеми земле все было не так, как везде! Едва рыцари подскакали на убойное расстояние, мы немедленно выпустили в них не менее нескольких десятков стрел. Воины Небесного Холма били отменно, и промахов почти не было. Все стрелы попали именно в смотровые щели. Но, к моему ужасу, после этого ничего не произошло. Я не верил самому себе! Скакавший впереди других рыцарь, тот самый, что трубил в боевой рог, один получил в свои глаза не менее полудюжины стрел. Они торчали у него из забрала, как колючки ежа, но это, казалось, нисколько всадника не беспокоило. Совершенно не обращая на них внимания, он, доехав до завала, повернул в сторону и стал медленно его объезжать, явно выискивая наиболее уязвимые места в нашей импровизированной крепости.

Где же глаза у этих мерзавцев? А может, они им не нужны вовсе? Впрочем, в здешних местах удивляться не стоило ничему, и все же мне безумно хотелось заглянуть под забрало, чтобы увидеть, какая неведомая безобразная рожа прячется под шлемом! Я никак не мог взять в толк, для чего надо прятать лица под шлемом, когда стрелы не приносят им никакого вреда?

Последние из подъехавших к завалу всадников держали на остриях своих пик наших павших товарищей. По тому, как, легко и не напрягаясь, рыцари держали пики с безжизненно висевшими на них телами, можно было догадаться об их силе. Внезапно возникший перед рыцарями бурелом, судя по всему, их озадачил, однако в их движениях я не уловил ни спешки, ни суетливости, ни вообще каких-либо эмоций! Наши неведомые враги все делали размеренно и спокойно, даже с некоторым презрением к нам, спрятавшимся среди поваленных стволов. Да и как, впрочем, могли они еще относиться к противнику, который, едва завидя опасность, стремглав бежит в самую глухую чащу, чтобы спрятаться там от настигшей беды.

Взмахнув копьями, всадники с силой бросили погибших в нашу сторону. Пролетев с десяток метров, безжизненные тела упали среди полусгнивших коряг. Их было шестеро: трое воинов Небесного Холма: Мезислав, Боруслав и Зверич, да трое речных стражников: Тудор, Любич и Горислав. Потери страшные! Мы почти разбиты, бежали с поля боя, а противник по-прежнему атакует и по-прежнему неуязвим! Даст небо, мы еще сможем их достойно погрести! Только каким образом? Неутомимый Вышата сделал еще несколько выстрелов из лука, на этот раз стремясь поразить в смотровые щели глаза бронированных лошадей. Но эффект оказался тот же. Оперения стрел буквально провалились в узкие глазницы, нони одна из пораженных лошадей даже не вздрогнула.

— Заколдованные какие-то! — сплюнул Вышата. — Даже ума не приложу, с какой стороны теперь к ним подступиться?!

— Дай-ка попробую, может, у меня что-нибудь получится! — кивнул я Вышате.

Отложив меч и щит, я снял и положил рядом с собой кольчугу. Затем, взобравшись на один из поваленных стволов, представил взору врага свой нательный крест. А вдруг поможет! Но это не произвело на рыцарей никакого впечатления. Рыцари вовсе не попадали из своих седел, увидев меня, а, напротив, начали неторопливо разъезжаться, стремясь окружить наш бурелом со всех сторон и равномерно распределиться по периметру. Пристыженный, я молча слез с дерева, облачился в кольчугу, взял меч и щит. Мои сотоварищи смотрели на меня с явным огорчением. Я был огорчен не менее их.

Спустя некоторое время рыцари заняли выбранные ими места и, неторопливо подъехав к сваленным деревьям, начали как бы нехотя поддевать их своими длинными копьями и отшвыривать в стороны, расчищая себе дорогу. При этом все проделывалось в полнейшем молчании. Удивительно, но за все время нашего взаимного “общения” ни сами всадники, ни их лошади не издали ни единого звука, если не считать призывного рогового сигнала к атаке, и тот скорее предназначался для нас. Что-то в поведении закованных в броню воинов было очень и очень неестественное, но что, я никак не мог понять.

— Если эти ребята разгребут все дрова, то нам конец! — достаточно равнодушно констатировал воевода, по достоинству оценивая трудолюбие противника.

— Попробую-ка я! — раздался под самым моим ухом бас Вакулы.

— Чем ты их хочешь? — спросил я его, обернувшись.

— А хотя бы вот этим поленом! — подмигнул он мне и продемонстрировал свою увесистую палицу, заимствованную им еще у побитых свинообразных.

— Давай, может, хоть у тебя что-нибудь получится! — кивнул я ему. — Попытка не пытка!

Вышата тоже кивнул в знак согласия, но молча и как-то вяло, явно не веря особо в успех своего подчиненного. Впрочем, тоскливо было не ему одному. И вид мертвых товарищей, столь демонстративно брошенных нам с вражеских копий, и собственная беспомощность, и подозрительная молчаливость вражеского воинства — все это оптимизма не прибавляло. Уже в какой раз нам необходимо было в самый кратчайший срок решить задачу невероятной сложности, от которой зависели не только наши жизни, но и успех всего нашего предприятия: нащупать самое слабое место у очередного противника, уничтожив его раньше, нежели он уничтожит нас! Несколько раз нам уже удалось сделать это, но удастся ли на этот раз, ведь время течет неумолимо, а рыцари как заведенные отшвыривают и отшвыривают в стороны бревна, подходя к нам все ближе и ближе! И все же почему они прячут свои лица под шлемами, ведь стрелы не приносят им никакого вреда? Чего же им тогда бояться? Может, в этом и есть их тайна? Эх, поднять бы забрало, тогда бы многое сразу стало ясно!

Вакула, прячась за поваленными стволами покрытых мохом деревьев, подбирался к одному из рыцарей. Мы, затаив дыхание, следили за ним, стараясь делать это незаметно, чтобы не привлечь внимания врага. Но бронированные всадники, казалось не обращая ни на что внимания, методично продолжали разбор завала. Кони их при этом вообще не шевелились, а стояли недвижимо, как истуканы.

“Если мы все же как-то одолеем этих треклятых рыцарей, — подумалось почему-то мне тогда, — то их лошадей брать себе не станем, уж больно они зловещие”.

А Вакула уже подкрался совсем близко. Теперь от всадника его отделял только вывороченный огромный пень с раскидистыми корнями. Вот рыцарь поддел концом своего копья очередное бревно и, словно шутя, отшвырнул его далеко в сторону. Конь его сделал ни больше и ни меньше, а ровно один шаг вперед и опять встал недвижим, а всадник выверенным движением засунул копье под очередной загораживавший ему дорогу ствол. Теперь рыцарь был в идеальной позиции для атаки на него: всего в полутора метрах впереди Вакулы да еще занятый поднятием здоровенного бревна. Неужели Вакула пропустит этот момент? Но воины Небесного Холма свое дело знали! Не успел я и моргнуть, как наш силач, рванувшись вперед, был уже рядом с врагом. Тотчас последовал замах палицы и на голову всадника обрушился мощнейший удар. Сила его была такова, что шлем седока прогнулся внутрь. Рыцарь качнулся в седле, но удержался. Он как будто пытался сообразить, что произошло. Конь начал медленно разворачиваться в сторону Вакулы. Нетеряя времени, тот нанес свой второй удар, который был еще сильнее первого, ибо на сей раз Вакула бил не на бегу, а стоя во весь рост и с большим замахом. Удар! И сплющенный в лепешку шлем летит прочь. Но рыцарь как ни в чем не бывало твердо сидит в седле. Его конь, как и прежде, продолжает неторопливо поворачиваться. Я смотрю, и мне кажется, что я теряю чувство реальности — у всадника нет головы…

Теперь и соседние рыцари начинают разворачивать своих коней в сторону атакованного сотоварища. А Вакула все крушит и крушит всадника своей тяжелой дубиной. Под градом ударов тот рассыпается буквально на наших глазах. Перед нами поистине невероятное зрелище — нигде нет ни единой капли крови, нигде не видно хотя бы куска поверженного тела. Везде одни лишь доспехи, а под ними одна лишь… пустота! Расправившись в несколько ударов со всадником, Вакула начинает с тем же неистовством крушить и его коня. Повторяется та же картина: рушатся искореженные доспехи, под которыми совершенно ничего нет!

Рыцари с копьями наперевес уже скачут к месту только что произошедшей расправы. Но поздно! Вакула уже перемахнул через завал и находится среди нас, тяжело переводя дух.

— Ну как? — спрашивает он, и в его голосе сквозит нескрываемая гордость за результат своей дерзкой и успешной вылазки.

— Молодцом! — кричим мы ему.

— Но где же всадник и лошадь? — вопрошает чуть погодя Всегдр. — Я так и не увидел ни того ни другого!

— Их там и не было! — вытирает пот Вакула. — Там под доспехами одна пустота!

— Ну и дела! — чешет затылок Вышата. — Такого и в сказках не услышишь, а кому сам расскажешь, ни в жизнь не поверят!

— Действительность лучше всякой сказки! — говорю я воеводе. — А пред нами рыцари Пустоты!

— Это кто еще такие? — разом спрашивают меня мои спутники.

— А шут их знает! — пожимаю я плечами. — Пока мне известно лишь это!

— Ну а что будем делать дальше? — спрашивает меня любознательный Всегдр.

— Будем воевать с Пустотой! — отвечал я ему как можно бодрее.

— Это как? — не понял Всегдр.

— А как Вакула! Будем лупить по одному!

Не теряя времени, мы разделились на две группы. Всегдра, несмотря на все его просьбы, мы оставили в завале наблюдать за рыцарями и подавать нам знаки о всех их перемещениях.

Рыцари после “гибели” своего соратника некоторое время стояли неподвижно, а затем разъехались, разделившись на этот раз на пары. Теперь один из каждой пары охранял другого, который продолжал разбирать завалы. Эти пустотелые ребята на деле оказывались весьма сообразительными. Пробираться к двоим, естественно, было намного труднее, но и мы тоже были не лыком шиты! А потому своими жертвами избрали не работающих, а их напарников-охранников.

В нашем маленьком диверсионном отряде я исполнял роль “живца”, имитируя желание напасть на работающего всадника. Риск, разумеется, был велик, но иного выхода мы не нашли. Работа рыцарей шла весьма продуктивно, совсем скоро наша крепость должна была прекратить существование, так что нам приходилось поторапливаться в своих контрмерах. Пока я отвлекал работающего, а заодно и охраняющего, Вакула под поваленными деревьями подобрался к зазевавшемуся охраннику и, уже имея опыт подобного убиения, несколькими стремительными ударами разнес его в груду металлолома. Покончив с охранником, мы уже сообща принялись за так ничего и не успевшего толком понять работягу. Этого Вакула тоже изничтожил парой сокрушительных ударов. Как оказалось, бронированные всадники не слишком хорошо орентировались среди поваленных деревьев и вывернутых корней. Теряя нас из вида, они начинали методично искать, но делали это столь медленно, что мы к этому времени успевали поменять свою позицию. В лесной чаще они, похоже, испытывали дискомфорт. За какие-то полтора часа избранная нами тактика принесла весьма ощутимые результаты. Мы с Вакулой завалили таким образом две пары “пустышек”, а затем и еще одну. Вышата с Храбром также не отсиживались за деревьями и разбили еще двоих. Теперь мы могли похвалить себя, ведь неприятельские силы уменьшились ровно вполовину! Это, конечно, была еще не победа, но уже успех. Ведь мы теперь не оборонялись, а сами нападали, а это вселяло веру, что теперь-то уж мы сумеем справиться и с этой напастью.

Я поднял голову и оглядел кроны деревьев. Где же ты, наш старый знакомец? Что-то давненько мы не слышали твоего радостного карканья? Но Ворона не было, верхушки деревьев лишь уныло шелестели листвой.

Видя, что вокруг творится что-то неладное, оставшиеся в строю рыцари съехались в одно место и на несколько минут застыли недвижимо.

— Совещаются! — подмигнул мне Вакула.

— Интересно, каким образом? — пожал плечами в ответ я.

Непонятно как, но пустотелые, видимо, и в самом деле совещались. Пока враг пребывал в сомнениях, мы отошли на свои старые позиции, успев при этом забрать с собой тела двух наших павших товарищей и отнести их в завал к Всегдру.

— Смотрите! — крикнул нам Всегдр, показывая рукой на неподвижных по-прежнему всадников.

Зрелище и вправду того стоило! Вдруг сами собой поднялись все рыцарские забрала и оттуда вырвались языки зловещего синего пламени. Вот оно тонкими змейками побежало по копьям и вспыхнуло на их остриях, разбрасывая во все стороны яркие искры. Всадники молчаливо разъехались, взяли копья наперевес, снова окружая нас. Теперь они вовсе не хотели до нас добираться сквозь разбираемые завалы. Теперь они хотели эти завалы сжечь, а заодно и нас вместе с ними.

— Жарить будут! — с неуместным детским восторгом прокомментировал происходящее Всегдр.

Ему никто не ответил. Я повернулся к Вышате:

— Чего боялись, на то и нарвались! Лучше уж нападать самим, чем так пропадать!

Вышата, думая о чем-то своем, рассеянно кивнул:

— Пусть подпаливают! — И добавил: — Лучше всего попробовать прорваться за дымом, ведь ничего иного нам и не остается!

Естественно, я согласился с его планом. А рыцари Пустоты уже вовсю подпаливали наше убежище со всех концов. Огонь принялся сразу, спустя несколько минут все вокруг нас уже пылало и трещало. Мы задыхались в дыму.

— Вперед! За мной! — скомандовал Вышата.

Мы бросились за ним в небольшой коридор, где огонь еще только начинал лизать замшелые полусгнившие стволы. Сбивая с одежды пламя, черные и обгорелые, мы бросились в атаку на увлеченных своим гнусным делом поджигателей. В дыму и отблесках огня им трудно ориентироваться, и уж тут мы отвели свои душеньки! На моем личном счете вскоре было два бравых кавалериста Коуша. Не хуже меня сработали и остальные. Снося своей жертве мечом шлем, я все же надеялся увидеть хоть что-то. Но под доспехами так ничего и не было, кроме зловещей черной пустоты. Наконец настал миг, когда против нас остался всего один рыцарь Пустоты. Поняв, что он проиграл, рыцарь с достоинством отъехал от полыхавшего пожаром завала. Утихло пламя и под его забралом. Мы ждали, что наш последний противник предпримет дальше. Но он ровным счетом ничего не предпринимал, а стоял недвижим. Осмелев, мы стали подбираться к нему. Не видеть нас последний просто не мог, но упорно оставался на своем месте. Когда же Вакула ткнул его не слишком сильно своей знаменитой палицей, последний наш враг тотчас рассыпался на мелкие железки. Грозного воинства рыцарей Пустоты отныне не существовало.

Вернувшись на место ночевки, мы собрали свой нехитрый походный скарб и, не теряя времени, двинулись дальше на север. Несмотря на одержанную победу, настроение у всех было самое подавленное: слишком много ребят мы потеряли. Уходя, Вышата оглянулся на высоко полыхавший пожар завала и, поклонившись ему, сказал:

— Хороший костер ребятам получился! Да возрадуются ему их души, и да примет их к себе небо!

День уже давно перевалил за середину, нам надо было нагонять упущенное время, постаравшись пройти до сумерек как можно большее расстояние.

— Так против кого мы воевали и кого победили? Пустоту! — рассуждал, вышагивая впереди меня, Вакула. — Вот уж до чего подлюча эта нечисть, ни сказать, ни придумать!

Я шел по дороге и тоже думал о том, насколько умен и хитер наш враг. Нападение рыцарей Пустоты именно сейчас вовсе не было случайным. Поняв всю силу моего талисмана после избиения оборотней, Коуш выбрал для нас такого противника, против которого не действуют никакие талисманы. Заметив, видимо, что мы предпочитаем держаться ближе к опушкам, чем к лесным чащам, он выставил против нас таких воинов, которые были наиболее сильны как раз в бою на открытой местности. Теперь, после этого поражения, он, несомненно, сделает должные выводы и придумает какую-нибудь новую пакость с учетом всего происшедшего. Хотелось бы знать только, какую?

Словно читая мои мысли, Вышата повернул ко мне голову:

— Не терзайся напрасными догадками, Посланник! Придет время — все узнаем, если, конечно, останемся в живых!

Ночью нас пытались атаковать какие-то мелкие крылатые твари, чем-то напоминающие уже известных нам летающих вампиров. При свете луны они казались нереальными существами. Впрочем, было ли вообще реальностью все то, что происходило сейчас со мной?

Новые противники были несколько больше, чем их сородичи-вампиры, но количество их оказалось невелико и вели они себя осторожно. Не подлетая слишком близко, они лишь пытались нас напугать, противно вопя. Нескольких вопителей мы все же подстрелили, а перед рассветом вся летающая братия куда-то смылась. Всегдр очень радовался этой маленькой победе, может быть, потому, что одного из вопителей подстрелил именно он.

У остальных эта ночная встреча ничего, кроме мрачных раздумий, не вызвала. Понятно, что Коуш особенно и не пытался нас атаковать. Он ограничился просто беспокойством, постарался, чтобы к утру мы были не слишком отдохнувшими. Так и получилось. Присутствие маленьких летунов, а более всего их непрекращающиеся визгливые вопли не дали нам толком выспаться. Вскоре нас, видимо, ожидали куда более серьезные неприятности. Но особых переживаний по этому поводу я, впрочем, совершенно не испытывал. Что будет, то и будет!

Спать под истошные вопли было невозможно, я сидел, привалившись спиной к пню. Глядя на проносящиеся в ночном небе черные облака, я предался своим раздумьям. Почему нам до сих пор удается одерживать верх над врагом? Ведь все нападавшие были намного сильнее нас! Они нападали в самое удобное для себя время и в самом удобном месте и, в отличие от нас, были всегда прекрасно осведомлены, с кем им предстоит сразиться. Да и сражались все они превосходно. И все же побеждали именно мы! Мы всегда оказывались более ловкими, хитрыми и удачливыми. И тут я понял, в чем секрет нашего успеха. Мы люди, и никто не может действовать так, как действуем мы, не может думать, как мы думаем, все эти бесчисленные легионы нечисти бессильны противопоставить нам что-то, кроме своей ненависти и тупого напора. От этих мыслей почему-то стало удивительно хорошо и спокойно на душе, и я с удовлетворением подумал, что мы непременно должны победить. Ни я, ни оставшиеся в живых воины не представляли себе, что такое Священный Меч и зачем он нужен Перуну. По моим предположениям, этот меч, возможно, является неким символом грядущего процветания земли людей. Ради этого стоит положить свои жизни. Мы — мельчайшая частица человечества, победить во славу его — наш святой долг!

Тем временем довольный Всегдр отрубил птицевидную голову у убитой им твари и, продев сквозь нее шнурок, с самым гордым видом повесил себе на шею. Все это выглядело комично и доставило нам несколько веселых минут.

В то утро пришлось обойтись без завтрака. На всех пришелся всего один сухарь, от которого мы отказались в пользу Всегдра. Тот немного поупрямился, но потом голод все же взял верх и в полминуты сухарь был с треском сгрызен. Остальные ограничились водой из близлежащего ручья. Когда мы выходили на дорогу, мне показалось, что из-под земли доносится какой-то гул. Что-то почувствовал и Вышата. Став на колени, он долго слушал землю. Затем встал.

— Что-то где-то гудит, но как-то непонятно. Это не топот чьих-то ног или копыт. Гул быстро удаляется. Что-то очень странное!

Обнажив мечи и взяв в руки щиты, мы двинулись по дороге, ведущей на север.

Глава девятая ПОДЗЕМНЫЙ ГРОМ

Солнце стояло над лесом, мы бодро шагали по изрядно заросшей травой дороге. Над нашими головами качались верхушки елей. Ветер был пронзительно холоден.

— Не часто они здесь ездят! — многозначительно заметил Вакула. — Наверное, предпочитают по лесам бегать да в болотах нырять! Одно слово, нелюдь!

— Сейчас главное — быть настороже и не пропустить старуху Эго! — объявил я своим спутникам.

Какое странное имя — Эго! Где-то и когда-то я его уже слышал. Но где и когда? И зачем этой бабке жить в доме на столбах? Не легко поди в ее годы по ним забираться!

А затем на нас напал гигантский подземный червь. Произошло это не слишком приятное событие так. Где-то вскоре после полудня вновь, как и рано утром, задрожала земля.

— Смотрите! — закричал Вакула, первым увидевший происходящее.

Мы глянули по направлению его вытянутой руки и увидели, как невдалеке от нас вздымается земля. В толще земли что-то грохотало и ревело, а наверху, словно под огромным невидимым плугом, вспучивалась дорога, валились одно за другим деревья. Невидимый плуг стремительно приближался к нам. Времени для раздумий у нас не было.

— Бежим! — скомандовал Вышата, и мы бросились, как и в прошлый раз, к лесу.

Вот мы уже среди деревьев. А сзади нас настигает грохот разрывающейся тверди.

— Разбегаемся! — на бегу машет рукой Вышата, и мы разбегаемся во все стороны.

Земельный горб на какое-то мгновение застывает, но затем снова начинает движение, однако теперь уже именно в мою сторону. Что это: случайность или закономерность? Я прекрасно понимаю, что главная цель для наших врагов — это я, но когда сталкиваюсь с тем, что на меня охотятся, мне становится не по себе. Что же на этот раз замыслил против нас треклятый Коуш и почему не каркает над ухом не менее любимый Ворон? Я слышу чей-то короткий вскрик, затем еще и еще… Вспучивающаяся земля уже почти меня настигает. Нас разделяет теперь какой-то десяток метров. Выхода у меня не остается, и я с разбегу бросаюсь на ближайшее дерево, дыхание прерывисто. Что-то слишком зачастил я с пробежками!

В этот момент земля рядом с деревом комьями разлетается вверх и из нее наружу высовывается огромная морда столь жуткого вида, что все наши прежние знакомцы в сравнении с ней кажутся теперь вполне симпатичными милашками. Трудно описать явившегося предо мною урода. Это невообразимо гигантский, толщиной метра в три, червяк. Голова урода представляла собой настоящую землеройную машину, снабженную несколькими парами выдвинутых вперед клешней-зубов. Судя по их тоже весьма циклопическим размерам, червяк питался явно не травой с корешками. Часть головы была прикрыта двумя мощными роговыми пластинами. Между ними чернела пасть-дыра. Коушу не очень-то позавидуешь: иметь в подчинении этаких уродов!

Высунувшись наружу, подземный монстр скрежетал на весь лес своими зубами-клешнями, раскачивая при этом головой из стороны в сторону. Странно, но, несмотря на то что я сидел у него на виду, готовый к неравной схватке, червяк не обращал на меня ровным счетом никакого внимания.

“Да он же слепой! — осенила меня внезапная догадка. — В общем, так и должно было быть. Червь — существо подземное, зрение ему совершенно ни к чему!”

Уродливая образина неторопливо раскачивалась так близко от меня, что я мог бы пнуть ее своим сапогом. Не скрою, я с трудом отказался от этого мальчишеского намерения.

Как все же этот неулыбчивый житель Аида обнаружил нас? Если нет глаз, так, может, по запаху? Вряд ли! Лес полон столькими запахами, что определить запах человека, да еще находясь под землей, весьма маловероятно. К тому же, если бы червяк учуял меня, находящегося буквально рядом с ним, то со мной было бы уже все кончено. Но мой противник упорно не подозревал о моем присутствии. Значит, здесь что-то иное! Может, червяк нас слышит? Идя по земле, мы сотрясаем ее, и этот шум четко улавливает стерегущий под землей добычу червяк. Значит, он может улавливать самые малые колебания. Утром мы слышали отдаленный подземный гул. Видимо, червяк кинулся к нам, но затем что-то его отвлекло и он удалился. Сейчас червяк потерял нас и, нервничая, высунулся наверх, чтобы послушать, куда мы подевались.

Вдруг подо мной хрустнула ветка. Червяк отреагировал мгновенно. Его здоровенная голова медленно повернулась ко мне. Клешни-зубы угрожающе раздвинулись. Я замер, стараясь даже не дышать. Вот сейчас червяк бросится на меня и все будет кончено! Но что-то отвлекло монстра, и камнедробильная машина вновь отвернулась от меня.

Однако что-то предпринимать все же надо. Но что? Попытаться поразить этого мастодонта стрелой — гиблое дело. Даже на беглый взгляд видно, что его шкура по прочности не уступает хорошей броне. Если и можно чем-то достать моего червячка, так это только мечом. Причем бить следует, наверное, прежде всего в роговые пластины, которыми этот подземный гад, скорее всего, и улавливает шум. Разбить пластины, тогда червяк наверняка оглохнет. А уж с глухим мы как-нибудь сообща справимся! Я представил, как рублю мечом пластины, и сжимающая меч ладонь даже вспотела от волнения. Пожалуй, стоит рискнуть.

Осторожно взяв в руки висящий за спиной лук, я тщательно прицелился и, не слишком сильно натянув тетиву, пустил стрелу прямо в роговую пластину под достаточно большим углом, чтобы червь не мог понять, откуда прилетела стрела. Как и следовало ожидать, стрела отскочила от пластины, как от камня. Огромное веретенообразное тело вздрогнуло и настороженно начало вращаться над землей. Клешни-зубы зловеще клацнули и замерли, червяк настороженно вслушивался в лесной шум, стремясь уловить движения живых тел. Вот его камнедробильная голова, описывая круг, максимально приблизилась ко мне. Я приготовился и замахнулся мечом, чтобы удар был предельно силен. Где-то в стороне раздался треск. Голова дернулась, и тот же миг я обрушил на нее свой меч. Удар получился на редкость удачный и сильный. Пластина хрустнула и разломилась под лезвием меча. Из-под нее обильно потекла черная булькающая жидкость. Жирное тело червяка дернулось и пошло кольцами: это сокращались мышцы. И в этот момент сидевшие на деревьях мои сотоварищи, разом соскочив наземь, стали сильно топать, явно пытаясь отвлечь червяка на себя.

Ну уж нет, если я начал воевать с этим подземным обормотом, значит, я с ним и довоюю. Лишние жертвы нам сейчас ни к чему!

Чтобы как-то отвлечь червяка от моих прыгающих в отдалении товарищей, я с силой швырнул в пасть-воронку свой щит: надо же напомнить червю о себе. Мгновение — и щит со свистом исчез в ней. Монстр еще раз дернулся, его пасть-воронка захлопнулась, а затем хищно раскрылась. Что ему мой щит, когда он камни переваривает!

Однако щит все же несколько отвлек червяка, пока он вновь поворачивал свою голову ко мне, я, не ожидая развязки, нанес еще один удар: на этот раз уже по второй пластине. Пластина не просто треснула, а отвалилась несколькими кусками. Червяку, видимо, было очень больно, так как его огромное тело стало буквально вывинчиваться из земли. Кольца бежали по его телу, как волны по поверхности моря. На месте пластины оказался какой-то пульсирующий багровый бугор. Следующим ударом я поразил именно его. Снова обильно хлынула черная жидкость — кровь. Меч вошел в бугор по самую рукоятку, и выхватить мне его не удалось. Теперь надо было думать о собственном спасении. Подземный мастодонт буквально обезумел. Он уже весь выбрался на поверхность. Зрелище было ужасное. Несколько десятков метров мускулов и брони бились на земле, сворачиваясь в кольца и тут же с силой разворачиваясь, сметая все вокруг. Я едва успел спрыгнуть со своего убежища-дерева и отбежать в сторону. Дерево было тут же разнесено в щепу.

Агония, а это была именно она, продолжалась не менее часа. Подземный монстр снес вокруг себя лес на огромной площади. Но вот извивы колец стали все менее и менее резкими, а броски тела из стороны в сторону уже не столь яростными. Наконец гигантский червяк сжался в кольцо в последний раз, потом медленно вытянулся и затих. Пасть-воронка закрылась. В последний раз клацнули и безвольно разжались клешни-зубы. Тело подземного исполина было бездыханно.

С разных сторон мы с опаской приближались к поверженному червяку. Ведь достаточно одного его извива, и от всех нас останется лишь мокрое место. Но монстр был мертв и недвижим. Храбр и Вакула снесли в одно место наших погибших товарищей. Подземный червь не сожрал их, видимо, потому, что торопился прежде всего разделаться со мной. Он их только убил. Я подошел к убитым, они лежали в ряд: воины Холма — Ратибор и Межич, стражники — Богумир, Горислав и Любич — наши верные и надежные боевые друзья. Как жестока ваша судьба, но, по крайней мере, теперь с ней вам все ясно, что же касается нас, то что нас ждет впереди, никто не знает!

Подойдя сзади, Вышата молча обнял меня. Надо знать воеводу, чтобы понять, что значил этот жест для него!

— Я видел, Посланник, как ты дрался с этой гадиной. И я теперь могу сказать всем и каждому, что ты величайший из всех воинов! — сказал он мне, выпустив из своих объятий.

Вакула, поплевав на руки, с заметным трудом вытащил из головы червяка мой меч.

— На всякий случай хорошо бы перерубить эту тварь на несколько кусков, а вдруг отлежится и очухается! — кивнул он мне на червяка, передавая меч.

— Резонно! — ответил я. — Начинай!

Несколько ударов Вакулы, однако, не имели никакого эффекта. Кожа червяка была столь толста, что меч лишь отскакивал от нее, высекая снопы искр. Наконец Вакуле все же удалось врубиться в тело, а затем и перерубить его.

— Вот это да! Идите сюда! — позвал он нас.

Разумеется, мы подошли, и удивлению нашему не было предела. Из распоротого брюха подземного убийцы вывалилось наружу несколько полупереваренных, пропитанных желудочным соком и желчью тел.

— Это оборотни! — приглядевшись, брезгливо поддел ближайшее из тел носком сапога Вышата.

— Может, червяк пожрал убитых нами? — спросил Всегдр.

— Наши все с отрубленными головами, а эти при оных! — кивнул на трупы Вышата. — Этих червяк жрал живыми!

Значит, и в царстве нечисти нет единства, а идет своя отчаянная и безжалостная борьба за выживание, когда подданные Коуша не останавливаются и перед взаимным уничтожением.

Для большей гарантии я велел обложить тело дохлого червяка деревьями и поджечь. Едва огонь объял расчлененное тело монстра, как он ожил! Обе его части внезапно начали дергаться и выписывать конвульсивные круги. Из перерубленной части вываливались горящие кишки и какая-то требуха. А тварь, полыхая во все более и более разгорающемся костре, извивалась и извивалась, опять, как и раньше, грозно скрежеща своими клешнями-зубами. Находиться рядом было небезопасно. Отойдя подальше, мы наблюдали поистине фантастическое зрелище.

Но вот наконец огонь сделал свое дело: на месте гигантского хищника остался лишь некий обгорелый остов.

— Как ты узнал, что этот гад еще жив? — спросил меня воевода, когда все было кончено.

— Я это просто почувствовал! — ответил я, не желая продолжать эту тему.

Затем мы занялись погребением наших товарищей, и еще один костер взвился ввысь. Но это был костер очищения и вознесения душ павших воинов. Поклонившись уходящим в небо, мы продолжили наш путь.

Итак, мы оставили позади еще один неприятельский рубеж, сколько их ждет нас впереди и доведется ли кому-то из нас пройти весь путь до конца? Мы снова уходили в неведомое, нас теперь было всего пятеро: я, Вышата, Вакула, Храбр и маленький Всегдр. Всего пятеро посреди земли зла и ненависти!

Сколько времени длится моя невероятная жизнь в земле собственных предков, а затем в земле нелюдей? Месяц? Два? Порой мне кажется, что она длится уже целую вечность! Да что-то и Ворона снова не было сегодня! Может, не очухался еще от вышатовской стрелы? А то прилетел бы, полюбовался, как мы червяка его поджарили. Не понравилось бы, наверное! Но что поделать, иногда надо и погоревать! Ну а мы готовы к новому визиту, ждем! Да пусть еще и Рогдая прихватит, чтобы сразу покончить с обоими!

Привала решили не делать. Время не ждало. К тому же есть было все равно нечего. Теперь бы встретить обещанную Лешим старуху Эго, а там, глядишь, и до резиденции Коуша уже не так далеко будет.

Небо было тускло-серым и казалось нависшим над самым горизонтом. Во всем чувствовалась мрачность. Даже окружавшие нас ели и сосны, похоже, источали враждебность. Мы вновь шагали молча по дороге, ориентируясь на Полярную звезду, сберегая силы и думая каждый о своем или вообще не думая ни о чем. Я смотрел на своих спутников и завидовал им. Они знали свое прошлое, жили настоящим и верили в будущее. У меня же все было не так, и это наводило на размышления.

Глава десятая СТАРУХА ЭГО

Еще несколько часов хода, и дорога оборвалась у небольшой поляны. Дальше в разные стороны расходилось несколько троп, но куда вела какая из них, нам было неизвестно. Посреди поляны стояла довольно ветхая избушка, как мне показалось на первый взгляд, весьма высокая. Приглядевшись, я понял, что это была, судя по всему, описанная нам Лешим избушка на столбах. Однако никаких столбов не оказалось. Вместо них из-под нижней части избушки выглядывали две огромные ноги, похожие на куриные. Дверь в избушку была распахнута. Сама поляна огорожена частоколом с насаженными на нем черепами всевозможных тварей.

— Здесь есть кто-нибудь? — крикнул я, и гулкое эхо было мне ответом.

— Может, вы меня подсадите, я залезу и гляну, есть ли там кто? — предложил Всегдр. Я покачал головой.

— Хозяйки дома нет, лучше подождем ее здесь!

Расположившись на поляне, мы набрались терпения и стали ждать возвращения старухи. Не более чем через час воздух внезапно наполнился свистом, в небе появилось весьма странное сооружение: огромная ступа со стоящей в ней старухой. Седые космы старой ведьмы развевались во все стороны. В руках старуха держала метлу и отчаянно размахивала ею. Как завороженные, мы смотрели на снижавшийся летательный аппарат. Ступа довольно легко и точно приземлилась около избушки, и та, заскрипев, начала разворачиваться к ней дверью на своих колченогих ногах. Сама ведьма, кряхтя, вылезла из ступы. Едва выбравшись оттуда, бабка остановилась и начала громко шмыгать своим длинным крючковатым носом, что-то вынюхивая. По виду она была ни дать ни взять Баба Яга из сказки.

— Тьфу! Тьфу! — закричала ведьма, со злостью топая босыми ногами. — Человеческим духом пахнет!

Тут же бабка увидела и нас, да мы и не пытались от нее скрываться. Мы молча стояли плечом к плечу, а ладони наших рук лежали на рукоятях мечей. Какое-то мгновение старуха безмолвно взирала на нас, а затем завопила противным визгливым голосом:

— Чур меня! Чур меня! И что вам надо от бедной и старенькой бабуси? Шли бы вы себе дальше!

— Мы бы и ушли! — ответил я за всех. — Но не знаем пока, куда!

— А куда вам надо? — прищурилась хитро бабка.

— Мы ищем Коуша! — ответил я. — И нам нужна тропа, что ведет прямо к острову Буяну!

— Зачем вам Вечный Коуш и его остров?

— Мы странники и хотим на него взглянуть! — внезапно по-дурацки соврал Вакула.

Я недобро глянул на него: чего лезешь куда не надо! Вакула виновато пожал плечами и тягостно вздохнул.

— К острову Буяну не ведет ни одна из троп! — злорадно рассмеялась на неловкое вранье Вакулы старуха, широко ощерившись. — Даже за одно желание попасть на Буян ты уже заслуживаешь смерти! Но я узнала тебя, ты не просто человек — ты Посланник, Открывающий Путь! А рядом твои воины, которые натворили во главе с тобой уже немало зла на нашей земле! Я вижу все насквозь, и меня не обманешь.

Старуха была явно не так проста, как могло показаться на первый взгляд.

— Если ты все знаешь, то тогда ты и покажешь нам путь к острову! — сказал я ей.

Бабкино веселье мгновенно прекратилось.

— Этого я не сделаю никогда! — ответила она гордо. — Я не какой-нибудь там болтливый Леший, а сама Эго, а потому вы от меня ничего не добьетесь!

— Если не добьемся, то через час твоя голова будет украшать вот этот кол! — веско заметил Вышата, показав на торчавшую неподалеку пустующую жердь. — Нам на твою жизнь собачью тьфу! Да и время не ждет, пора уж идти дальше!

— А вот и не тьфу! А вот и не тьфу! — сразу забеспокоилась бабка.

Ее маленькие глазки забегали из стороны в сторону.

— Я очень много знаю и могу быть вам весьма полезной, но только при условии, что вы меня не тронете и пальцем!

— Условия здесь ставим мы! — обрезал я старуху. — А трогать тебя особого желания покамест у нас нет, если будешь разговорчивой! Кроме того, мы голодны и было бы неплохо подкрепиться!

— Это можно! — сразу же согласилась старуха.

— Поди сюды, малец! — позвала она к себе Всегдра. — Полезай-ка в избу да принеси скатерть, что лежит на столе!

Спустя минуту Всегдр выпрыгнул из избушки, держа в руках старую дырявую и грязную скатерть. Взяв ее в руки, бабка аккуратно ее расстелила и прошепелявила:

— Скатерть! Скатерть! Не обидь, не забудь, накорми всех, чем не жаль!

Мгновенно откуда-то из воздуха появились блюда мяса, караваи хлеба и кувшины с молоком.

— Откуда у тебя скатерть-самобранка? — спросил я о том, что невольно вынесла на поверхность моя запечатанная память.

— Ты и это знаешь! — то ли с восхищением, то ли с осуждением всплеснула руками старуха Эго. — Скатерть подарена мне самим Коушем, когда он сватался ко мне. Когда скатерть была новой, то чем только она ни угощала: и вина заморские, и плоды краев неведомых. Теперь скатерть старая, дырявая, а потому кроме мяса, хлеба и молока ничего не дает. А раньше-то, раньше! Что ни день, то праздник! Э-э-эх! Я тогда первая красавица во всей нашей земле была!

— Можно только себе представить! — аж поперхнулся очередным куском Вакула. — У вас тут и красавцев хватает, один другого краше!

Поджав губы, Эго сделала вид, что не расслышала язвительной реплики. Как и наш старый знакомец Лешии, она, видимо, испытывала большой недостаток в общении, а потому говорила и говорила не переставая. Пока бабка предавалась воспоминаниям, мы уписывали дары самобранки за обе щеки, стесняться не приходилось. Насытившись, я продолжил разговор. Мои ж товарищи все продолжали и продолжали поглощать пищу в самых, казалось, немыслимых количествах. Первенствовал в этом деле, разумеется, Вакула. Бабка уже трижды просила самобранку накрыть заново, но все даденое почти сразу же сметалось оголодавшими воинами. Теперь уже Эго ворчала, что скатерть может обидеться и отказаться больше накрывать вообще.

— На тебя, проглота, никакой скатерти не хватит! — злилась она, с неприязнью глядя на уписывающего за обе щеки здоровенный кус жареного мяса Вакулу.

— А сколько тебе годов-то будет, бабуся? — поинтересовался я.

Старая ведьма как-то странно поглядела на меня.

— Сколь живу, никто никогда меня об этом не спрашивал! — ответила она чуть погодя. — У нас никто никого ни о чем не спрашивает! Каждый сам по себе. Тоска зеленая! А годов мне, почитай, шестьсот уже стукнуло, а может, и поболе будет. Когда так долго живешь, то поди упомни. Это ты молодой, а потому все помнить о себе должен!

Последние слова ведьмы резанули меня как по-живому. Если бы только я мог вспомнить все, что со мной было! И хотя кое-что для меня уже понемногу прояснялось в темных закоулках моей дремлющей памяти, но до полной ясности было еще очень и очень далеко. Я это чувствовал, и это меня постоянно угнетало больше всего.

— Где хранит Коуш Меч Кладекец? — вопросил я старуху, меняя неприятную для меня тему.

— Этого не знает никто, — ответила мне Эго. — Ибо пользуется он им очень редко. Но думаю, что держит всегда при себе. Чтобы завладеть Мечом, надо убить самого Коуша, а это почти невозможно!

— Почему же невозможно? — изобразил я улыбку, снова вспомнив неясные фрагменты своего позабытого детства. — На острове дуб, на дубе сундук, в сундуке заяц, в зайце утка, в утке рыба, в рыбе яйцо, а в яйце игла.

Старуха Эго пристально поглядела на меня из-под своих свисавших на лоб седых косм:

— Да, яйцо есть, и игла в нем тоже, а остальное чушь собачья! Когда-то Коуш на самом деле хранил свою смерть в сундуке на дубе. Было это давным-давно, когда он со мной женихался и звал стать царицей царства нашего!

— Чего ж ты не пошла, старая? Счас бы не в избе кривой жила, а в палатах богатых! — вновь вставил свое слово Вакула, кажется, окончательно насытившись и вытирая рукавом рот.

Чтобы он больше не лез в разговор, мне пришлось легонько ткнуть его сапогом в бок. Вакула недовольно что-то пробурчал и, зевнув, повалился в траву, явно желая вздремнуть после столь обильной трапезы.

— Не спать! — подал команду Вышата. — Мало ли кто напасть может!

— В моих владениях на вас никто не нападет, пока я сама на то своего согласия не дам! — махнула рукой бабка. — Пусть уж лучше спит, чем мою скатерть обжирает! А не стала я царицей потому, что этот кобель вечный на вашу человеческую девку позарился! — продолжила Эго дальше свой прерванный рассказ. — А та, цыпа такая, поначалу ему, дураку, голову морочила: мол, тебя не люблю, а люблю другого, сама ж потихоньку домой с птицей записку отправила, как ее найти и где смерть Коушева находится. Жених ее, парень не робкий был, сюды и приперся!

— Как же он дойти-то сумел? — невольно вырвалось у меня.

— А! — махнула рукой бабка. — Тогда наше царство не в пример нынешнему было. Нечисть в ту пору была у нас старая да правильная: лешие, водяные, да мы — ведьмы. Это сейчас Коуш таких образин позаводил, что сам порой пугается. Тогда ж мы чинно жили и по-благородному. Так вот этот жених ко мне и заявился. Я тогда на Коуша зла была страшно, что он меня, ведьму потомственную, на девку простую променял. Все жениху о том, как его найти, и рассказала. Молодец этот, как на Буян добрался, так на дуб тот и полез. Но и Коуш-то наш не промах, он яйцо, оказывается, уже загодя подменил на ненастоящее. Когда ж к нему молодец заявился за невестой своей, то уж Коуш повеселился всласть. Тот яйцо разбивает, иголку ломает! А Коуш стоит и хоть бы что! Вот потеха-то была! Когда посмеялись, Коуш его Змею Горынычу и отдал.

— Кого его? — не понял я.

— Да жениха того непутевого! — передернула плечами старуха. — Горыныч, сам знаешь, долго думать не привык, возьми его и сожри.

— А я слышал по-другому, — перебил я бабку. — Что молодец тот с невестой от Коуша убежали и домой благополучно возвратились!

— Так то люди сказки сочиняют! — усмехнулась Эго. — Желаемое за действительное выдают! Сожрал Горыныч жениха вашего-то, еще как сожрал, сама видела! Еще и облизывался потом, да рассказывал всем, что невкусный попался, отощал, наверное, за долгую дорогу.

— А что с невестой его стало? — приподнял голову с травы явно заинтересованный разговором о невестах Храбр.

— Известно что, повыкобенивалась, повыкобенивалась, да за Коуша замуж и вышла!

— Ну а теперь она где?

— Известно где, померла давным-давно от старости! Она же человек, а Коуш — вечный! Потом еще Коуш не раз девок воровал в вашей земле, но уж больно быстро они все старятся да помирают, и века не живут, будто напасть на них какая!

Было заметно, что рассказ о смерти своих давних соперниц доставил бабке большое удовольствие.

— Ну а за измену твою не наказал тебя Коуш-то? — подал голос Вышата.

— Хотел было, а потом говорит: я тебя бросил, а ты моему убивцу дорогу показала — значит, квиты, но ежели еще раз что усмотрю противу себя — сразу смерть!

— Что ж, вполне мужской поступок, — сделал вывод из услышанного Вышата.

— Так ты хочешь занять трон Коуша? — спросила уже меня бабка.

— Да вроде бы нет, — пожал я плечами. — А там как боги велят!

— Всех богов рождает страх, а мы здесь сами себе боги! — зло сверкнула глазами Эго. — А на ваших плюем из оконца! Впрочем, я готова тебе кое в чем помочь!

— Это за что вдруг такая милость? — спросил я с удивлением. — Мы ведь враги тебе!

— Да не в тебе дело вовсе! — отмахнулась от меня старая ведьма. — Обидчику своему старому отомстить через тебя все одно хочу. Пусть перед смертью своей поймет наконец, какое сокровище в свое время потерял!

— Так когда ж это было! — удивился я еще больше. — Сколько ж веков прошло, да и отомстила ты ему тогда-то с женихом тем, девкиным. Да и пожалел он тебя в свое время!

— С женихом как раз тогда ничего не получилось. Какая ж месть, когда его самого сожрали! А я хоть и ведьма, но все же женщина, а потому обид женских своих не прощаю, пусть даже тыща лет пройдет! А что пожалел, то и дурак, потому как я своего часа все равно дождусь. Пусть, пусть поймет, какое сокровище потерял, когда ты пред ним иголку-то ломать будешь!

— Так где он сейчас яйцо с этой иглой держит? — продолжил я расспрос.

— И яйцо и Меч он всегда при себе носит, потому как никому более не доверяет.

Меж тем уже вовсю смеркалось.

— Надо и на покой! — засобиралась бабка в избу. — То вам, молодым, можно всю ночь лясы точить, а мне, старой, уже и на печку пора! Ночуйте здесь на дворе да ничего не бойтесь, никто вас у меня не тронет! Я ведьма особая, со мной никто связываться не любит! А завтра поутру и договорим!

Вместе с собой в избу ведьма утащила и свою летающую ступу, видимо, все же не доверяя нам до конца.

Расположившись на ночлег, мы не отказались от охраны, поделили ночь поровну на всех. Едва ж смерклось, как из леса показался всадник в черном и на черном коне. Не касаясь земли, он вихрем пронесся мимо нас и скрылся в другой стороне леса прежде, чем мы успели что-то сообразить. А затем разом вспыхнули огнями пустые глазницы окружавших нас черепов И хоть вокруг сделалось светло как днем, от этого огня было как-то не по себе.

Над Моздокским аэродромом стоял непрерывный гул. Один за другим садились транспортные самолеты, из них выгружали людей и технику. Тут же неподалеку формировались колонны под прикрытием бронетехники, которые затем уходили куда-то в сторону Чечни. Мой батальон прибыл без своей техники, и это меня сильно тревожило. По задумкам начальства, бронетехнику мне должны были передать в Моздоке, но, разумеется, никто и ничего не передал. Местные начальники, стуча кулаками в грудь, заверили, что все под контролем и мне скоро будут приданы танки и бэтээры, но в это верилось слабо.

Потом был марш на Грозный и тяжелейшие бои за президентский дворец и площадь Минутка. День за днем, квартал за кварталом мы очищали город от бандитов. Днем перевес был на нашей стороне, но наступала ночь, и из каждого подвала вылезали враги. А утром все приходилось начинать сначала. За время боев я только раз побывал в штабе группировки, выбивая самое элементарное — продукты своим матросам. В штабе было полно генералов, не говоря уже о полковниках с внушительными орденскими колодками. Все они куда-то дружно бежали, размахивая какими-то бумажками, причем вид у всех был такой, что именно от их бумажки зависит судьба мира. Ничего толком не добившись, за исключением честного слова пойманного мною подполковника-снабженца, что он нас при случае не забудет, я вернулся обратно. Единственным реальным результатом поездки была новость о том, что только что с Севера прибыл батальон Мишки, который тоже вот-вот должны перебросить в Грозный. Перспектива скорой встречи с другом была столь радостна, что я даже поверил на слово толстощекому снабженцу, который, кстати, сдержал слово и спустя несколько дней прислал машину просроченных, но еще вполне съедобных консервов.

С Мишкой мы встретились уже перед переправой через Сунжу. Мой батальон занимал позиции напротив моста, через который бандиты то и дело пытались нас контратаковать. Тогда-то на усиление подошли и подразделения североморцев. Атаки моджахедов, пытающихся отбить у нас мост, длились несколько дней. Обкурившись анаши и наколовшись наркотиками, с криками: “Аллах акбар!” они бросались на нас, а затем, устилая трупами землю, бежали вспять. Затем следовала новая порция наркотиков и новая атака. Людей на той стороне реки не жалели. Одновременно наш берег обрабатывали и снайперы. Мишка пришел ко мне на КП сам. Мы обнялись, немного поговорили об общих друзьях, вспомнили былое, новости были в основном у Мишки, и самая главная из них — он женился и у него уже есть маленький сын. После этого мы вместе засели за карту обстановки, распределили цели на противоположном берегу, выработали общий план действий. Затем была переправа через Сунжу и бои за южную часть города.

Мишка погиб уже под Шатоем. Наши батальоны сражались рядом, и мы все время поддерживали друг друга. Не раз и не два северяне выручали нас огнем, не раз и не два мы помогали им чем только могли. Взаимопонимание и взаимовыручка у нас были полные.

Встретившись, мы просидели за разговорами в штабном блиндаже несколько часов, вспоминали однокашников и сослуживцев, вспоминали училище и Африканский Рог.

— Ты еще таскаешь на себе свой “фамильный” крест? — с иронией в голосе спросил меня Мишка как бы между прочим.

Его ирония меня покоробила.

— Ношу! — ответил я. — А ты все еще таскаешь своего чертика?

— А куда же я без него! — не без гордости заявил Мишка и тут же вытащил своего маленького черного дьявола из-под тельняшки.

Любовно поглядев на него, поцеловал:

— Он всегда со мной и всегда оберегает меня от всех напастей!

Вид Мишки, целующего с упоением дьявола, был мне так омерзителен, что он, видимо, все понял.

После этого разговор уже не клеился и мы улеглись спать.

Спустя несколько дней, следуя в общей колонне, мы с Мишкой нарвались на засаду. Скорее всего, боевиков навел кто-то из местных чеченцев. Бой был яростный и жестокий. Лежа вдоль обочины, мы отстреливались как могли. Вызвали авиацию, но та не смогла вылететь из-за низкой облачности. Только к концу дня подтянулись танки и мы отогнали бандитов в лес. Тогда я был ранен в руку, оказавшийся рядом Мишка сам перевязывал меня, не доверив эту процедуру санинструктору.

А через день Мишки не стало. Никто так и не видел его тела. Все мои попытки хоть что-то разузнать о последних минутах его жизни тоже не увенчались успехом. Дело в том, что, выйдя в горы во главе одной из разведгрупп, Мишка снова попал в засаду. Говорят, что, раненный в обе ноги, он остался прикрывать отход своих ребят, а когда кончились патроны, подорвал себя гранатой. Взрыв хорошо слышали его матросы. Уцелеть у него не было ни единого шанса. Это всем нам было ясно, как дважды два. Когда спустя несколько дней в район боя отправился отряд спецназа, то я напросился с ними. Осмотр местности ясно показал, что здесь совсем недавно шел яростный бой. Нашли мы и место последнего Мишкиного боя. Здесь он лежал, стреляя по пробирающимся к нему между деревьев врагам. Об этом говорила внушительная груда стреляных автоматных гильз. Нашли даже покореженный Мишкин автомат, который за негодностью душманы не забрали с собой. Но самого Мишки нигде не было. Зато нашли маленького эбонитового чертика. Я долго смотрел в злобную оскаленную рожицу с желтыми глазками, увенчанную кривыми рожками. Черный талисман так и не спас моего друга. Вообще-то его нужно было бы сохранить, но что-то подсказывало мне, что от чертика надо немедленно избавиться.

— Какой же ты амулет, если не уберег моего друга! — сказал я ему.

И, бросив на камень, с силой размозжил в осколки автоматным прикладом.

Как тщательно мы ни обследовали местность недавнего боя, но так и не смогли отыскать даже каких-то фрагментов Мишкиного тела. Это было весьма странно. Возникла робкая надежда, что Мишка был только ранен и взят чеченами в плен. Но ни тогда, ни после, ни войсковая разведка, ни агентурная так и не подтвердили факт пленения североморского комбата. Война, разумеется, жестокая вещь, и все же, даже понимая и принимая это как должное, всегда больно и горько, когда она забирает наиболее близких и родных.

После смерти Мишки я как мог помогал его вдове и сыну — так как тело не было найдено, возникли проблемы с оформлением пенсии. Мишка считался не погибшим, а всего лишь пропавшим без вести.

Затем Мишкина жена уехала к родителям и вскоре, как я слышал, оформив какие-то бумаги, вышла замуж. Это, честно говоря, меня не слишком удивило, так как последнее время они с Мишкой жили врозь. Ну а что касается самого Мишки, то он остался в моем сердце таким, каким я его помнил еще по беззаботным училищным годам: веселым, преданным и надежным. Знал ли я тогда, что в истории Мишкиной гибели все далеко не так-то просто…

Под утро мимо нас проскакал еще один всадник, на этот раз в красном и на красном коне, а с восходом солнца — третий. Последний был уже во всем белом и восседал на ослепительно белом коне.

Проснувшись, мы, в ожидании бабки, коротали время за разными делами. Вышата занялся своим любимым времяпрепровождением — сосредоточенно точил меч, Храбр возился со своей кольчугой, Вакула костяной иглой чинил прохудившуюся обувь, а Всегдр прогуливался вдоль частокола и рассматривал висевшие там причудливые черепа.

Наконец из избы вылезла старуха Эго. Изба наклонилась, слышно было, как подагрически скрипели ее куриные ноги. Бабка, позевывая в кулак, спустилась наземь.

— Вот, возьми! — протянула она мне два клубка ниток. — Это не простые, а особые клубки. Надо бросить наземь и идти за ними, никуда не сворачивая, пока клубок не повернет сам. Первый клубок тебя приведет прямо к острову Буяну, а второй, если жив останешься, обратно, от острова Буяна к моей избушке.

— Спасибо, бабуля! — поблагодарил я ее, засовывая клубки подальше за пазуху.

— Есть будете? — спросила ведьма участливо.

— Ага! — ответил за всех Вакула.

— Вот тебя-то меньше всего кормить мне и хочется! — сварливо принялась старуха за старое.

Как мне показалось, бабка была на редкость прижимиста, и непомерный аппетит здоровяка Вакулы буквально выводил ее из себя. Однако на сей счет я ошибся. Из избы бабка вынесла вместе со скатертью и какой-то кувшин. Когда на скатерти появились традиционные мясо, хлеб и молоко, бабка разлила нам по чаркам содержимое своего кувшина. Всегдр, которого она обошла кувшином, тоже было подставил ей свою чарку.

— А тебе не положено, мал ишшо! — шикнула старуха на мальчишку.

Мы подняли свои чарки и выпили. Напиток был столь крепок, что с ходу ударил в голову.

— Что это? — спросил я, стараясь быстрее залить молоком горевшее огнем горло.

— Настойка мухомора! — со значением промолвила старуха Эго. — Этому меня еще моя бабушка научила! Пробрало небось до самого нутра!

— Пробрало! Пробрало! — морщился я, занюхивая выпитое хлебной корочкой.

— Отравить нас мухоморами хочешь? — подозрительно поглядел на бабку Вышата.

— Дурак! — ответила та кратко. — Отравить я вас могла еще вчера, когда вы все со скатерти без разбору сметали! Я ж говорила вам, что я ведьма правильная, а не какая-нибудь там отравительница безродная! А мухоморовку я и сама люблю по праздничкам стопочку-другую опрокинуть с ведьмами-подружками.

— А кто были всадники, что всю ночь вокруг нас скакали? — не унимался Вышата, занюхивая мухоморовку хлебной коркой.

— И вправду, мисс Эго, кто это тут у вас по ночам скачет? — поинтересовался и я, засовывая свою ложку за голенище сапога.

— Какие еще всадники? — насторожилась бабка. — Никого здесь быть не должно!

— Черный, красный и белый! — подсказал Храбр, уписывая хлеб с молоком.

— А, это! — Старуха рассмеялась. — Так черный всадник — это ночь, красный — утро, а белый — день! Они тут все время мимо меня скачут.

— Тьфу ты, — сплюнул Вышата. — И все тут у вас не как у людей!

— Да уж, — деланно развела руками Эго. — Именно не так, потому что мы и не люди!

Поблагодарив старуху за еду, мы начали собираться в дорогу.

— Кто такая мисс и почему ты величаешь меня столь странным титулом? — спросила бабка.

Но ответить я ей не успел. Над поляной пронеслась черная тень, злобное карканье вернуло нас к реальности нашего бытия. Вышата вскочил за своим луком, но Ворона уже нигде не было видно.

— Значит, очухался! — погрозил куда-то вдаль Вышата. — В следующий раз я заткну твой поганый клюв стрелой навсегда!

Я глянул на старуху Эго. Она стояла белее снега.

— Что с тобой, бабуся? — спросил я ее.

— Знаете ли вы, несчастные, кто это был? — ответила она вопросом на вопрос.

— Это Ворон, предводитель нечисти, какой-то подручный Коуша, все время нам пакостит да нелюдей ваших на нас наводит! — ответил за меня Всегдр.

— Это никакой не подручный! — с трудом произнесла старая ведьма трясущимися губами. — Это сам Вечный Коуш! Он видел меня вместе с вами, а это значит, что теперь мне конец! Этого предательства он мне ни за что не простит! Ой, что делать, что делать!

Словно в ответ на ее слова, внезапно вспыхнула избушка на курьих ножках. Пламя в несколько мгновений взбежало к самой крыше, изба сразу же с шумом завалилась набок. Ноги ее еще некоторое время беспомощно и жалко дрыгались, пока не исчезли в пламени.

— Ой, что мне делать, что делать! — запричитала бабка, обливаясь слезами. — Ой, пришла, настала моя погибель! Не простит мне соколик мой Коуш измены моей подлой!

— Ты, старая, еще всех нас переживешь, да и по избе своей дырявой нечего убиваться-то! — подошел к ведьме Вакула. — Вот ступу твою летающую и впрямь жаль, а изба дрянь! Хорошо, что хоть скатерть-самобранку уберегла!

— Может, нам лучше взять бабку с собой? — предложил я, подойдя к Вышате. — Она много чего знает, пригодится!

— Дело говоришь, Посланник! — сразу же согласился воевода. — Ну-ка, Вакула, давай бабку в мешок!

Не успела старая ведьма опомниться, как уже сидела в мешке за плечами Вакулы, высунув оттуда лишь свою косматую голову. Старуха громко рыдала о своей так рано загубленной жизни, но мы на нее внимания особо не обращали. Прихватив с собой скатерть-самобранку да один из черепов, чтоб осветить себе дорогу ночью, мы продолжили путь. Теперь впереди меня катился волшебный клубок ниток, а мы, растянувшись гуськом, послушно шли за ним.

Клубок резво прыгал по кочкам и лихо скатывался в овраги, и мы, проклиная все на свете, прыгали и скатывались за ним. Честно говоря, первое время я чувствовал себя не слишком уютно. Привыкший к тому, что на войне в лесу на каждом шагу следует ожидать сюрпризов, я опасливо поглядывал под ноги, а вдруг мина-растяжка? Или еще что-нибудь. И хоть разумом понимал, что такого быть не может, былой опыт брал свое.

— И чего ты, милок, ищешь-то под ногами? — вопрошала из своего мешка бабка. — Тута следов никаких нетути!

Остановок мы теперь почти не делали, разве только что на перекус. Благодаря старухе и ее скатерти, проблем с едой у нас теперь не было. Сумасшедший марш-бросок длился уже седьмые сутки. За все это время Коуш нас ничем не потревожил, да и нечисти на пути тоже не было, если не считать пары перепуганных водяных, которые, завидя нас, ошалело ныряли в свои болота.

Судя по всему, к нашему внезапному альянсу со старой ведьмой ее бывший воздыхатель оказался просто не готов. Подручные Коуша ждали нас совершенно с другой стороны, мы же двинулись настоящими партизанскими тропами, перечеркнув этим все расчеты противника.

На все мои расспросы о пути следования нитяного клубка старуха Эго отвечала кратко:

— Кто его знает, каким путем он катится! Я сама уже ничего не понимаю. Но привести он должен обязательно к морю-окияну и острову Буяну.

Стараясь не упускать из вида то и дело скрывающийся в высокой траве клубок, я прикидывал, что коль Коуш нас потерял, то гоняться за нами теперь ему нет никакого смысла, зато есть смысл встретить нас в том месте, куда, по его расчетам, мы обязательно рано или поздно придем. Таким местом должен, видимо, стать берег пресловутого моря-окияна, куда нас ведет этот клубок. В правильности своего вывода я не сомневался, хотя ни в раскладе сил, ни в нашей тактике мои умозаключения ничего изменить не могли.

Мы все так же бежали, высунув языки, не признавая ни дорог, ни троп. Чтобы хоть немного передохнуть, мне приходилось периодически нагонять скачущий нитяной ком и, изловчившись, хватать его, засовывая к себе за пазуху. Только тогда и можно было перекусить да перевести дух. Однако неуемный клубок все время крутился и дергался у меня за пазухой, так и норовя выскочить.

— Ой, держи его, Посланник, окаянного, ой, держи! — причитала бабка, выбираясь из своего мешка, чтобы поразмять ноги. — Ежели упустим и не нагоним, то сгинем навсегда в этих чащобах!

Чащи и впрямь были отменные, продираться сквозь них порой приходилось только при помощи мечей. Чащи эти, однако, как оказалось, были весьма густо населены. То там, то здесь шарахались при нашем появлении какие-то обросшие волосами образины, в болотах испуганно ухали жирные и обляпанные тиной водяные да истошно то ли плакали, то ли вопили в ночи страхолюдные кикиморы. К этому, впрочем, мы привыкли быстро. Более забот доставлял нам, а в первую очередь мне, клубок волшебных ниток. В конце концов, поймав в очередной раз изрядно мне осточертевший своей непоседливостью клубок, я сделал для него хорошую петлю с длинной веревкой и теперь фактически вел на поводке. И хотя веревка то и дело цеплялась за какие-то коряги и пни, все же теперь мы могли двигаться более спокойно и размеренно, да и сам клубок теперь не мог уже никуда деться. Мои спутники отнеслись к этому новаторству спокойно, но старуху Эго оно привело почему-то в настоящий восторг.

— Ну и голова ты, Посланник, ну и голова! — шепелявила она из своего мешка за спиной Вакулы. — У нас из нечисти такого бы никто ни в жисть не придумал! Сам Хитроплюй до такого бы не додумался!

— А это еще кто? — насторожился я.

Знакомство с еще одним противником, к тому же противником, судя по всему, далеко не глупым, мне явно не улыбалось.

— Да жил тут у нас один колдун хитромудрый! — скривилась бабка. — Наши и сожрали его лет двести назад, чтоб не выставлялся шибко!

— Значит, у вас умных не любят?

— А где их любят-то? — искренне изумилась старая ведьма. — От умных одни неприятности! Я вот люблю дураков! Дурак, он жизни радуется, как дите малое, а умник во всем смысл да подвох ищет. А к чему искать? Живешь и живи, пока тебя не сожрали!

Философские изыски ведьмы, видимо, порядком поднадоели тащившему ее в поте лица Вакуле, и он с силой тряхнул мешок. Бабка сразу все поняла, прервав изложение своих концепций на полуслове.

Однажды к нам снова наведался Рогдай. Само его появление мы прозевали. Не знаю уж как, но он подкрался под утро незаметно. В охране стоял Храбр, и он не смог услышать коварного врага. Рогдай ножом бесшумно перерезал ему горло. В ту ночь я почему-то лег спать не в середине наших “спальных порядков”, как обычно, а немного в стороне. В центре спал Вышата. Он-то едва и не стал жертвой ночного убийцы. Во тьме Рогдай принял его за меня и одним ударом хотел пронзить сердце, но предатель не учел того, что воевода лег спать в кольчуге, поверх накинул конскую попону, которую носил с собой. Попона смягчила удар, а кольца кольчуги задержали острие кинжала. Вскочив, воевода увидел только убегавшего Рогдая. Утром мы прощались со своим павшим товарищем. Все погребальные приготовления делали молча. Не хотелось не то что говорить, но даже смотреть друг другу в глаза. На Вышате прямо не было лица. С Храбром они были родом из одного селения и дружны с детства. Как и все мы, он считал виновным за происшедшее ночью именно себя, а потому просто не находил места.

Даже бабка Эго была ошарашена случившимся и сидела в своем мешке тихо, будто мышь.

А затем мы снова пошли вперед, за нашими спинами догорал очередной погребальный костер. Но теперь нас было уже только четверо.

Глава одиннадцатая “БЕССМЕРТНЫЕ” КОУША

Но вот лес начал понемногу редеть, а спустя сутки мы внезапно для себя оказались на берегу то ли моря, толи озера. По крайней мере, противоположного берега видно не было. Над волнами лежала легкая дымка. Только теперь я понял, как соскучился по морю, по запаху йода, по бьющей в берег волне, по крикам носящихся над водной гладью чаек.

Чтобы выяснить, куда мы пришли, я было подошел к воде, попробовать, пресная она или соленая, но внезапно отпрянул. Это была не обычная вода! Уже в нескольких шагах от нее меня обдало столь невыносимым жаром, что я отскочил. Передо мной лениво перекатывалась кипящая и бурлящая черно-красная масса, из которой то и дело вырывались вверх снопы пламени и искр. Да и туман над волнами вовсе не был туманом — это был самый настоящий пар.

— Вот он, конец света белого! — мрачно констатировал Вышата.

— Никакой это не конец свету, а самый что ни на есть наш огненный море-окиян! — снисходительно подала голос из мешка бабка Эго.

— Где тогда ваш остров Буян? — повернулся к ней я.

— А вон слева, вдалеке чуть-чуть виден, ежели прищуриться! — показала куда-то в покрытую паром даль старая ведьма.

Мы принялись пристально вглядываться в указанном направлении. Вначале ничего не было видно, но затем ветер раздернул паровую занавесь и мы разглядели далеко на горизонте крошечный остров, на котором отчетливо виднелась какая-то высокая башня. Что ж, для шестисотлетнего возраста зрение у старушки Эго было весьма приличным!

— А что это за сооружение на Буяне? — снова спросил я нашего заплечного гида. — Это и есть дворец Вечного Коуша?

— Как же мы по этакому кипятку доберемся до твоего треклятого Буяна? — оглянулся на бабку расстроенный Вакула.

— Как, как! По Калину мосту!

— А где этот мост?

— Пойдете вдоль берега к острову и обязательно на него выйдете! — прошамкала старуха. — Ну, какие же вы тугодумные!

— Ничего, бабуся, это мы только с виду такие! — ответил ей за всех Вакула. — А внутрях очень даже смекалистые!

Он с такой силой перекинул мешок с бабкой с одного плеча на другое, что та только ойкнула. И мы пошли вдоль берега в сторону, указанную старухой Эго. Впереди был мост, и я нисколько не сомневался, что именно там Коуш приготовил для нас еще один из своих многочисленных сюрпризов.

Спустя несколько часов быстрого хода мы увидели и мост. Он, казалось, парил высоко в воздухе, перекинутый от берега до далекого острова. Но едва мы приблизились к Калину мосту, как сразу же увидели тех, кто нас, видимо, уже давно здесь поджидал.

Поперек прибрежной тропы, тесно сомкнув ряды, молча стоял отряд воинов Коуша. Их было не больше десятка, но одного взгляда было достаточно, чтобы понять: это не какой-то сброд, это самая что ни на есть гвардия! Прикрывшись огромными щитами и ощетинившись длинными пиками, зло поглядывая на нас из-под низких рогатых шлемов, они терпеливо поджидали нашего приближения. Впереди всех, опершись на топор, стояло вообще нечто огромное и мохнатое. Из-под мощного черного шлема не мигая смотрели маленькие злые глаза.

— “Бессмертные” Коуша! — обреченно вздохнула Эго. — От этих еще никто не уходил!

— А что это за чучело впереди? — не оборачиваясь, спросил я ее.

— Это сам великий воин Черноморд! Его все почитают и все боятся! “Бессмертные” благородны! — возвысила голос старуха. — Они очень любят поединки и ценят настоящую силу! Но никто никогда еще не смог одолеть Черноморда! Он самый великий витязь нашей земли!

— Это мы еще поглядим! — огрызнулся я.

Злорадный тон бабки уже начал меня раздражать.

Мы вытащили свои мечи и приготовились к неизбежной схватке. Я продемонстрировал противникам свой нательный крест. Никакого эффекта! А жаль! Теперь придется драться с этим обормотом Черномордом!

Я глянул на своих ребят — они были спокойны. Притихла даже бабка Эго в заплечном мешке. Вышата посмотрел на меня. Наши глаза встретились.

— Возможно, этот бой будет для нас последним, но он будет славным! — подмигнул мне невесело воевода.

Я посмотрел вперед. Там происходило некоторое движение. “Бессмертные” Коуша выставили вперед свои сверкающие бронзовыми остриями копья. Вот сейчас они двинутся своим сомкнутым строем и втопчут нас в прибрежную грязь. Но “бессмертные” почему-то медлили. Лишь тот, которого звали Черномордом, вдруг тяжело двинулся по направлению к нам. Пройдя половину пути, он остановился и, что-то громко и протяжно то крича, то шипя, принялся бешено лупить концом копья о щит.

— Ну-ка, старая, переводи быстрее, чего он хочет! — прикрикнул я на бабку.

— Чего, чего! — высунула та голову из-за плеча Ва-кулы. — Известно чего, на поединок одного из вас вызывает. Кто одолеет, того и победа сегодня будет!

— Это хоть какой-то шанс! — обрадовался я и сделал было шаг вперед, но меня остановил воевода:

— Погоди, Посланник, не суетись! Твои дела еще впереди!

— Это моя драка! — кивнул мне Вакула.

Я было отрицательно замотал головой, пытаясь убедить товарищей, что и сам вполне способен померяться силой с этим обросшим шерстью гигантом, но Вышата был тверд.

— Так надо! — сказал он мне сурово, и я понял, что должен подчиниться.

Положив наземь мешок с бабкой, Вакула приготовился к бою. Итак, предстоял поединок двух настоящих богатырей, поединок, от которого зависела наша судьба.

Мохнатое страшилище меж тем уже ждало нашего товарища. Едва Вакула успел сделать несколько шагов по направлению к своему противнику, как Черноморд со всей силы запустил в него огромное копье. Вакула успел сориентироваться и выставил вперед свой щит. Но удар копья был столь страшен, что щит буквально разлетелся в мелкие брызги, а Вакулу отбросило в сторону и повалило наземь. А в это время на него уже летел сам Черноморд, яростно размахивая во все стороны здоровущим топором. От упавшего Вакулы его отделяло всего ничего, когда тот все же сумел вскочить на ноги и выставить вперед свою знаменитую дубину. Мгновение, и на Вакулу обрушился настоящий каскад стремительных ударов, от которых он едва успевал уворачиваться. Начало поединка было более чем удручающим. Стоящие против нас нелюди восторженно ревели, поощряя своего предводителя.

К чести Вакулы надо сказать, что он выдержал этот шквал, не пропустив ни одного серьезного удара. Отступая под натиском Черноморда, Вакула умело и расчетливо отходил от него, двигаясь спиной вперед по кругу, успевая то и дело уворачиваться от ударов боевого топора. Силища у этого любимца Коуша так и перла через край, и он, казалось, просто не знал, куда ее девать.

Время шло, а в характере схватки ничего не менялось. Черноморд по-прежнему атаковал, а Вакула по-прежнему оборонялся. Между тем нелюди начали выражать неудовольствие затянувшимся поединком. “Гвардейцы” Коуша что-то яростно кричали и рассерженно топали ногами.

А противники все кружили и кружили по поляне. Вот, издав истошный вопль, Черноморд резко бросился вперед и рубанул топором. Удар был на редкость силен, но Вакула в самый последний момент отскочил в сторону. Лезвие пронеслось совсем рядом с ним и вонзилось в землю по самое топорище. Теперь уже очередь была за Вакулой: прежде чем противник сумел вырвать свой топор из земли, он получил чувствительный удар дубиной по спине. Даже издали был слышен какой-то хруст и сдавленный стон волосатого гиганта. Однако он все же вытащил одним рывком свой топор и бой продолжился.

Приглядываясь к движениям гиганта, я старался уловить хоть какие-нибудь последствия удачного удара Вакулы, но тщетно, видимо, одного попадания для этой туши недостаточно. Да и воином этот Черноморд был, судя по всему, настоящим.

Он вновь и вновь атаковал. Делал Черноморд это яростно и на редкость искусно, не забывая вовремя отбивать и удары Вакулы. Несколько раз он опять чуть было не достал топором нашего витязя, но Вакула как-то исхитрялся в последнюю долю секунды уклониться. Время шло, а чаша весов все еще не склонилась ни на чью сторону.

И все же Вакула сумел подловить дива! Уклонившись в очередной раз от вражеского топора, он сделал ложный выпад, заставив этим Черноморда открыться, и тут же обрушил на него свою всесокрушающую палицу. На этот раз Вакула бил Черноморда по голове. Казалось, что от такого удара та должна была треснуть, как орех! Ничуть не бывало, Черноморд лишь мотнул головою из стороны в сторону и вновь кинулся в атаку. Даже издали было видно, что Вакула потрясен и растерян.

— Не унывай! Лупи дальше! — кричали мы нашему товарищу, пытаясь его приободрить.

— Были б мозги, было бы сотрясение! — зло выкрикнул я, вызвав этим смешок Всегдра и улыбку Вышаты.

— А зачем Черноморду мозги? — не поняв юмора, подала и свой голос наконец-то выбравшаяся из Вакулиного мешка старуха Эго. — Он же див! За него Коуш думает!

И все же удар по голове не прошел для монстра даром. Движения его после этого стали более замедленными и какими-то вялыми. Теперь уже больше атаковал Вакула, а див, рыча и брызгая вокруг себя желтой слюной, едва успевал отражать его удары. Черноморд бросал свирепые взгляды на свое воинство, ища моральной поддержки. Было видно, что он нервничает, а потому следующий пропущенный им удар был вполне закономерен. Теперь палица Вакулы поразила дива в правое плечо. Удар был столь силен, что напрочь отшиб руку, и та упала на землю. Черноморд, впрочем, не растерялся, схватил топор другой рукой и продолжил бой.

А затем произошло почти невероятное. Лежащий на земле обрубок руки внезапно подскочил в воздух и прилепился к кровоточащему плечу. Через несколько минут рука уже начала понемногу двигаться, а затем быстро обрела былую подвижность и хватку. Теперь мне стало понятно, почему эту волосатую банду именовали бессмертными. Еще бы, победить этих образин, когда на них тут же заживают самые страшные раны, было невозможно.

Я повернулся к смиренно сидевшей на траве старой ведьме:

— Есть ли у этих треклятых дивов хоть какое-нибудь слабое место или они и в самом деле неуязвимы?

— Они почти бессмертны! — сообщила мне бабка. — Единственная возможность их одолеть — поразить голову. Запасных голов у них нет!

Так вот почему эти гиганты столь тщательно прикрывают свои головы массивными шлемами!

— Бей в голову! Бей в голову! — кричали мы теперь хором Вакуле.

И он нас понял. Вновь уйдя от летящего на него топора, Вакула нанес удар по голове Черноморда. И хотя удар был не из самых сильных, замедленность движений дива стала сразу же очевидной. В какой-то момент Черноморд снова обрел второе дыхание. Атаки его стали, как и прежде, быстрыми и яростными. Но бешеный каскад ударов (так и не достигших своей цели) продолжался на этот раз весьма недолго. Скоро движения дива вновь замедлились, и теперь уже он ушел в самую что ни на есть глухую оборону. Прерывисто дыша от усталости, див явно не понимал происходящего с ним и вокруг него. Более слабый по силе противник переигрывал его своей ловкостью по всем статьям.

А затем последовало еще несколько удачных ударов Вакулы по голове его соперника. Черноморд зашатался и, потеряв ориентацию, теперь уже на одной силе воли, кинулся вперед, чтобы вновь попасть под разящий удар Вакулы. И голова Черноморда не выдержала! Она треснула и развалилась на части, а обезглавленный Черноморд кулем грохнулся на землю. Некоторое время его толстенные ноги-колонны еще сучили по земле, а затем прекратилось и это. Тело волосатого дива вытянулось и замерло.

Закинув свою окровавленную дубину на плечо, Вакула подошел к нам. От усталости его шатало и он не мог даже говорить. Всегдр протянул нашему победителю туесок с водой, и Вакула жадно осушил его единым глотком.

В это время от неподвижной толпы дивов отделилось несколько фигур, которые стали с опаской приближаться к своему поверженному предводителю. Дивы медленно брели, побросав в стороны боевые топоры, истошно рыдали, рвали на головах свои косматые патлы. Затем, подняв на руки поверженного Черноморда, они, не обращая на нас никакого внимания, потащили своего предводителя куда-то в лесную чащу.

Я был готов клясться чем угодно, что массовый исход дивов с поля боя не входил ни в какие сценарии Коуша. Можно только представить, как сейчас он бесится, видя, что его хваленые “бессмертные” беспрекословно открывают нам путь на заветный остров Буян!

Глава двенадцатая КАЛИН МОСТ

— Так вот он какой, Калин мост! — произнес, задумчиво растягивая слова, Вышата. — Сколь я слышал о нем в былинах, а теперь наконец-то и увидеть сподобился!

— Еще не возрадуешься, что увидел! — подала голос из своего мешка и старуха Эго.

— Почему Коуш не разрушил мост? — спросил я старуху Эго. — Ведь тогда мы бы уж точно никак не добрались до Буяна!

— Не Коуш Калин мост строил, не ему его и разрушать! — важно ответила старуха Эго. — Коуш вечен, а мост еще более вечен, чем сам Коуш!

Эта новость меня обрадовала. По крайней мере, вступив на мост, мы не окажемся в ловушке, если Коушу придет в голову сломать мост.

— Ну, что будем делать? — обвел я взглядом своих товарищей.

Хотя всем нам было совершенно ясно, что надо делать, мне все же хотелось перед решающим броском заручиться словесной поддержкой моих спутников.

— А что еще остается! — хмыкнул себе под нос Вакула. — Пошли, что ли?

Мост принял нас, плавно качнувшись под ногами, словно гигантские качели. Первые шаги мы делали боязливо, осторожно, но, постепенно продвигаясь вперед, быстро обрели былую уверенность. Калин мост, несмотря на свою весьма воздушную конструкцию, оказался сооружением весьма и весьма прочным. Мост мягко покачивался под нашими шагами, и у меня невольно возникла мысль о несоответствии его совершенной конструкции эпохе, в которой он находился. Но забивать себе сейчас голову умными мыслями не хотелось: одной загадкой больше, одной меньше, какая в конце концов разница!

Первым шел воевода, следом за ним я, за мной Всегдр, а замыкал нашу боевую колонну герой последнего боя Вакула. В этом был свой смысл, ибо мои товарищи распределились так, чтобы по возможности прикрыть меня со всех сторон.

— Ой, что сейчас будет, что будет! — занудливо причитала из заплечного мешка старуха Эго. — Тут у Коуша на мосту такие отвратины собраны, что вся остальная нечисть от них шарахается! Здесь и сам Горыныч на зорьке утренней выгуливается! Ой, что будет, что будет!

— Что, что! — не слишком вежливо передразнил старуху Вакула. — Больше выгуливаться не будет! Конец пришел твоему Горынычу! Враз этому старому хрычу его бошки поотрубаю! Отгулялся!

Бабка примолкла. После победы над Черномордом Вакула вызывал у нее уважение. Несколько минут ведьма лишь тихонечко всхлипывала.

— Ой, жалко-то Змея! Ой, жалко! — внезапно завела она снова. — Он, Горыныч, хоть, конечно, и гад порядочный, но ведь сколь веков знаемся! Он ведь из наших, из старых! Его, бедняжку, Коуш к тому же все время в черном теле держит, а теперь еще и вы головы поотрубаете! Лишите меня дружка маво старинного!

Но старуху уже никто не слушал. Упоминание о возможной скорой атаке заставило всех насторожиться.

— Держи дистанцию! Не растягиваться! — велел я шедшему за мной Всегдру.

— Чего? — не понял тот.

Обернулся, удивленно посмотрев на меня, и Вышата:

— Чего ему держать-то?

— Тьфу ты! — в сердцах сплюнул я, поняв, что опять, в какой уже раз, ляпнул не то. Теперь надо было исправляться. — Расстояние держи!

— А-а! — удовлетворенно кивнули разом Вышата и Всегдр.

Мост медленно, но верно поднимался ввысь. Построен он был с царским размахом! Время от времени я поглядывал вниз: там надсадно кипел огненными волнами жутковатый море-окиян. Впереди по-прежнему на самом горизонте чернела скала с мрачной башней Коуша.

Мы шли и шли, а она все, казалось, не приближалась к нам.

При этом с нами, вопреки предсказаниям ведьмы, пока ровным счетом ничего не происходило. Никто не нападал, не атаковал. И небо и окиян были пустынны.

“Чем черт не шутит, может, дуриком и проскочим!” — мелькнула заманчивая мысль, но я ее тут же отогнал, ибо понимал, что Калин мост для Коуша — последний рубеж обороны, на котором он просто обязан дать последний и решительный бой, бросив против нас все, что у него еще осталось, так что обманываться мечтами было глупо.

Мы уже далеко отошли от берега, видна была лишь его тонкая полоска. И хотя это была чужая и враждебная нам земля, мы то и дело оглядывались на нее, словно ища защиты. Странен все-таки человек! Еще вчера там, на этой земле, нас повсюду подстерегала смертельная опасность и мы не чуяли, как оттуда выбраться, но вот выбравшись, сразу же с тоской оглядываемся назад!

— Что-то здесь подозрительно тихо! — обернулся ко мне через пару часов нашего океанского перехода Вышата. — Опять небось подлюга замышляет какую-нибудь пакость!

— Согласен! — кивнул я ему. — Коуш не может нас не видеть и не следить за нами! Из этого следует одно из двух. Первое — он настолько угнетен поражениями, что уже не может что-либо сделать. Второе, что гораздо более вероятно, — он просто выжидает, чтобы нанести свой последний удар наверняка!

— Да пусть бы уж и наносил поскорее, а то думай тут всякое! — в нетерпении подал голос Вакула.

— На то и расчет, по психике ударяет, да и от берега подальше заманивает!

— Не знаю я, Посланник, никакого психика, но пусть только попробует меня ударить, я уж в долгу не останусь! — сказал Вакула.

Мы уходили все дальше и дальше от земной тверди. Четыре человека, заброшенные судьбой и долгом на самый край мироздания.

Так мы прошли большую половину расстояния до острова. Буян уже был виден во всем своем мрачном великолепии. Огненные волны с силой били в его черные скалы, рассыпаясь в искры-брызги. Над самим островом висела огромная черная туча, которая то и дело метала беззвучные молнии. Стоящий над обрывом замок Коуша являл собой зубчатую башню. Не знаю почему, но мне внезапно вспомнился столь любимый мной Гумилев:

Напрягая глаза, теперь можно было даже разглядеть, что в башенных окнах замка светится огонь. Знать бы, кто и что там сейчас замышляет!

И вдруг каким-то шестым чувством я понял, что сейчас все и начнется.

— Внимание! — выкрикнул я своим соратникам. — Приготовиться к бою!

Те недоуменно посмотрели на меня, затем оглянулись по сторонам и, хотя нигде ничего опасного не увидели, все же быстро изготовились к отражению атаки.

Удар обрушился внезапно одновременно с воздуха и из-под моста. Сверху прямо из ниоткуда на нас буквально упал сонм каких-то невероятных тварей с перепончатыми крыльями. Вместо голов эти уроды имели когтистую лапу, сжимавшую меч. Словно “мессершмитты”, с диким воем они пошли на нас в крутом пике.

— Птенцы Коуша! — взвизгнула наша старуха и в одно мгновение спряталась с головой в мешке.

— Ни хрена себе птенцы! — загоготал Вакула, встречая своей дубиной самого первого и резвого. — Это ж целые петухи! Эх, понеслась звезда по кочкам!

Одновременно с “птенцами” из-под опор моста на нас поползли до тошноты мерзкие осьминоги с многочисленными лапами-присосками. Длинные щупальца, извиваясь, летели в нас, как брошенные лассо, грозя схватить, обвить и задушить в своих кошмарных объятиях.

Сгрудившись как можно теснее, мы приняли бой. Надо было драться, и драться отчаянно!

Для того чтобы наиболее эффективно отбиваться от “верхних” и “нижних”, мы быстро разделились: Вакула с Вышатой сосредоточили свое внимание на “птенцах”, мы же с Всегдром занялись “осьминогами”, которых вернее было бы именовать стоногими!

Проклятые слизняки оказались более чем серьезным противником и при своей на первый взгляд неповоротливости и медлительности на самом деле были подвижны и стремительны. Их щупальца в какие-то мгновения обвивали нас с ног до головы, и нам стоило немалого труда перерубать их мечами, к тому же мы должны были прикрывать от слизняков Вышату с Вакулой, которые, в свою очередь, берегли наши головы от истошно визжащих “пикировщиков”.

Было тяжко. Проникая под кольчугу, тончайшие присоски вызывали страшную боль. Отдирать их приходилось вместе с кожей и мясом. Спасение было лишь в бешеной рубке треклятых щупалец. Смотреть, как дерутся наши товарищи, у меня времени не было, однако, судя по тому, как, кувыркаясь, падала в море то одна, то другая тварь, дела у них шли неплохо.

Постепенно лес щупалец начал понемногу ослабевать. Мы брали верх, и пока без всяких потерь. Вот, похоже, партия врагов иссечена сверкающими клинками. Оставшиеся в живых спрятались под мостом, словно их и не было вовсе. Покончив с “осьминогами”, мы сосредоточили свое внимание на “птенцах”. Те, сообразив, что фортуна повернулась к ним спиной, сразу же утратили былую наглость и, отлетев на безопасное расстояние, собрались в круг и принялись выжидать подходящего момента для новой атаки. Лишь некоторые, наиболее дерзкие и злобные, время от времени вдруг ни с того ни с сего внезапно бросались на нас в крутом пике, но почти всегда были беспощадно поражаемы стрелой Вышаты или дубиной Вакулы. Нам с Всегдром работы почти не находилось. Итак, мы, кажется, выиграли еще один бой, бой на Калином мосту. Но была ли то последняя схватка, ведь до острова все еще так далеко?

Пользуясь передышкой, я снял с себя кольчугу. Дело в том, что от кипящих волн моря-окияна шел столь сильный жар, что в кольчуге можно было просто свариться. В том меня наглядно убеждал вид моих товарищей, буквально истекавших потом. Поэтому я просто набросил ее на плечи, оставшись лишь в тельняшке. Вышата неодобрительно покачал головой, но промолчал.

А снизу к нам на мост уже лезло нечто огромное и бесформенное, по виду напоминавшее гигантскую помесь слизняка с жуком. Значительное подкрепление получили и “птенцы”, а получив, с удвоенным остервенением атаковали. Судя по всему, Коуш бросал в бой все свои резервы, стремясь не дать нам ни минуты передышки. Коуша можно было понять.

— Получай! — выкрикнул Вакула и с силой хватил своей дубиной переваливавшегося на мост слизняка. Огромные челюсти громко клацнули, в руках у Вакулы осталась лишь перекушенная рукоять. Из пасти на мост просыпался целый поток перемолотых металлических и деревянных опилок. Слизняк был самой настоящей молотилкой! Этого нам еще не хватало!

Раздумывать, впрочем, было некогда. Отбросив в сторону огрызок своей еще минуту назад грозной палицы, Вакула выхватил из ножен увесистый меч. Теперь он истово поражал своего врага прямо в бесформенное тело. Но и здесь все шло не так, как надо. Меч оказался бессилен против студенистой массы. Пронзая ее, он не наносил ей никакого вреда. Туша меж тем медленно наползала на Вакулу, стремясь прижать его к краю моста, чтобы затем сожрать или сбросить вниз. Помочь нашему товарищу мы, к сожалению, ничем не могли, так как проклятые “птенцы” устроили в воздухе самую настоящую карусель, неистово атакуя. Неба мы не видели, все вокруг было заполнено хлопающими крыльями и крутящимися, как пропеллеры, мечами. Думаю, что нашим врагам мешало их собственное численное преимущество. “Птенцы” буквально толклись в небе, пихая друг друга, порой из-за этого даже злобно схватывались между собой. Через некоторое время кто-то все же навел в этой крылатой орде мало-мальский порядок. Теперь “птенцы” атаковали нас группами по пять-шесть летунов. Выполнив стремительную атаку, группа, не задерживаясь, круто взмывала вверх, а вместо нее неслась на боевой заход следующая.

Всегдр пропустил одного из летающих уродов, и тот поранил нашему мальчишке плечо. Встав с обеих сторон, мы с Вышатой прикрыли Всегдра собой, а “птенцы” все нападали и нападали, словно сорвавшись с цепи. Вскоре и я, и Вышата тоже получили по несколько ран, правда пока достаточно легких. Вышата был даже сбит с ног, когда один из “птенцов”, уже пронзенный моим мечом, взмыл вверх и в последнем порыве бросился всем телом на воеводу, стремясь увлечь его вслед за собой в бездну. Но Вышата все же вывернулся и, сбросив с себя агонизирующее тело, продолжил бой. Было ясно, что сейчас Коуш наносит по нам один из своих решающих ударов. Но сколько мы сможем продержаться в этом безумстве, я не знал. Нам просто надо было выстоять, и мы стояли.

Вакула тем временем как мог отбивался от слизняка. Ценой неимоверных усилий ему удалось все же рассечь его на две части. Но те как ни в чем не бывало уже вдвоем нападали на Вакулу. Оттесненный от нас в сторону, Вакула дрался один, что там происходило, мы толком не видели. Когда же мне удалось бросить взгляд на то место, где только что дрался Вакула, я не увидел на мосту ни нашего витязя, ни слизняка. Это был удар — мы лишились Вакулы! Не стало нашего славного и надежного товарища, прошедшего с нами бок о бок весь путь и геройски павшего на последних подходах к Буяну. Прощай и прости, что не успели и не смогли вовремя прийти к тебе на помощь! Теперь нас осталось только трое, всего три человека посреди океана ненависти и враждебности.

С исчезновением слизняка сразу же поубавилось наглости и у “птенцов”. Они снизили активность, хотя по-прежнему то и дело нападали. Не упуская из вида надоедливых “пикировщиков”, мы не оставляли без присмотра и нижний сектор обороны. Таким образом мы продвигались некоторое время по Калину мосту дальше. Мешок со старухой Эго теперь нес за спиной Вышата. Разумеется, скорость нашего движения замедлилась, но ничего поделать было нельзя. Настроение в связи с гибелью Вакулы также было подавленным. Мы не обмолвились ни одним словом, да и о чем было говорить! Старая ведьма, выбравшись ненадолго из своего мешка, обработала наши раны каким-то своим снадобьем. Мгновенно ушла боль, остановилась кровь, раны начали затягиваться буквально на глазах. Больше всего бабке пришлось повозиться с плечом Всегдра. Его рана была самой серьезной. Пока Эго возилась с мальчишкой, мы прикрывали их от атак с воздуха. Перевязав Всегдра и дав ему попить какой-то настойки, бабка торопливо забралась в свой мешок. Мы двинулись дальше. До острова было еще идти и идти, а день уже начинал клониться к вечеру. Надо было поторапливаться, ибо неизвестно, какие сюрпризы могли подстерегать нас на Калином мосту ночью.

Внезапно шедший впереди Вышата поднял вверх руку. Это означало: внимание! Одновременно резко взмыли вверх и осточертевшие “птенцы”. Со стороны Буяна к нам по мосту приближалось нечто безобразно огромное.

— Это что еще за чудо-юдо? — прищурившись, вопросил Вышата.

За его спиной зашевелился мешок, и оттуда показался длинный старухин нос, а следом за ним и она сама. Ведьме оказалось достаточным всего лишь одного взгляда, чтобы уразуметь, кто спешит к нам на встречу.

— А вот и сам дедушка Горыныч пожаловал! А я думаю-гадаю, куда ж он запропастился, хрыч старый! Неужто Коуша в столь скорбный час покинул? — со всею возможной для нее ласковостью прокомментировала старуха увиденное. — Видать, оголодал бедняжечка, вишь как торопится, аж подпрыгивает от нетерпения!

— Как бороться с твоим торопыгой? — скороговоркой спросил я бабку, ибо времени для долгих расспросов уже не было.

— А я что, дралась с ним, что ль? — резонно заметила Эго. — Мы с Горынычем в мире и согласии вот уж сколь веков прожили! Да и не побеждал его никто никогда. Все ваши сказки о богатырях сплошная брехня! Горыныч уже забыл, когда их всех и жевал в последний раз!

Меж тем Змей Горыныч уже приблизился к нам настолько, что его можно было хорошенько разглядеть. По внешнему виду он напоминал летающих ящеров, с которыми мы встречались в начале путешествия, но крупнее и внушительнее. Голов у Горыныча было всего три, однако каждая была столь велика, что в ее открытую пасть я мог бы войти не пригибаясь. Из черных ноздрей тонкими струйками валил то ли дым, то ли пар. Очень мощным и сильным был хвост, на конце которого имелся довольно забавный плавник в виде лепестка. Огромные перепончатые крылья сложены на спине. Чешуя Змея была замшело-зеленоватой, в довершение всего несло от этого мифического мастодонта какой-то кислой псиной.

Было страшно, точно без брони встретить меч, разящий в упор, увидать нежданно драконий холодный и скользкий взор…

Встречая Змея, мы изменили свой строй. Теперь в первый ряд встали я и Вышата, по центру моста следом за нами Всегдр. Его задачей было отбитие, по возможности, атак “птенцов” и наблюдение за тылом. Обнажив оружие и выставив щиты, мы были готовы к отражению первого удара, и он последовал.

Тяжело отдувась и довольно комично семеня на своих коротких лапках, Горыныч доковылял до нас. Все три его головы, склонившись набок, снисходительно оглядывали противника. Одна из них смачно плюнула через перила моста. Затем головы разом икнули и из их ноздрей повалил быстро густеющий дым.

— Щас жечь вас будет! — с патетикой в голосе провозгласила старуха Эго и юркнула, как обычно, с головой в свой мешок.

И точно. Пасти Змея раскрылись во всю свою необъятную ширь, и в их глубине заплясали сполохи пламени. Может показаться невероятным, но Горыныч в самом прямом смысле раздувал в своих глотках огонь, умело орудуя в качестве кочерги тремя языками. Пламя становилось все сильнее, дым из ноздрей гуще. Наконец огненные языки стали с шумом и треском вырываться из пастей. Это был самый настоящий огнемет, только большой мощности. Огромный хвост нашего могучего противника поднялся вверх и вдруг резко, с силой ударил по мосту, так что тот содрогнулся. Из разинутых пастей пахнуло невыносимым жаром. Не успей мы прикрыться щитами, нам пришлось бы худо.

Мост вновь затрясся, вырвался новый, еще больший сноп пламени. Закрывая лицо и тело щитами, мы невольно сделали несколько шагов назад. Новый удар, и новый сноп огня. Мы снова отступаем, но уже гораздо дальше, чем прежде. Змей, переваливаясь, словно гигантская утка с боку на бок, занимает отвоеванное пространство. Удар, пламя, и мы вновь отходим. Горыныч, не торопясь, обстоятельно занимает новую позицию и сразу же гонит нас дальше. И Вышата, и я пытаемся несколько раз в отчаянии достать Змея мечами, но наши попытки кончались ничем. Стена сплошного огня заставляла нас каждый раз отступать в полном бессилии. В какой-то момент Вышата решился на крайнюю меру. Собравшись с духом, он ринулся прямо в огонь. Пламя и дым скрыли от меня воеводу. Спустя несколько бесконечных мгновений Вышата вырвался обратно. Лицо его было черным и обожженным, кольчуга раскалилась докрасна, а одежда тлела.

— Все бесполезно! — хрипло прокричал он мне. — Эта тварь даже не подпускает к себе! Сквозь огонь не пробиться!

Пытаясь нащупать слабое место страшилища, мы пытались стрелять в движущееся на нас море огня из луков. Но и это было совершенно бесполезно. Большинство стрел тут же сгорало, ну а те, что долетали, не причиняли чудовищу ровным счетом никакого вреда, отскакивая от его толстенной чешуйчатой брони. Неудачей обернулась и попытка попасть Горынычу хотя бы в один из его глаз. К нашему огорчению, выше каждого из глаз находилась роговая пластина, которая чутко реагировала на летящую стрелу и тут же опускалась на глаз, надежно прикрывая его от наших посягательств. В отчаянии я швырнул Змею прямо в пасть свой щит, надеясь, что этот “огнемет” им поперхнется. Ничуть не бывало! Щит исчез в глубине глотки, а пламя все пыхало и пыхало с возрастающей силой.

— Если так пойдет дальше, то эта гадина отгонит нас до самого берега, а то и вовсе поджарит за здорово живешь! — кричал мне, прикрывая лицо боевой рукавицей, Вышата. — Что-то надо срочно делать, Посланник!

Это я прекрасно понимал и без воеводы, но что именно?

— Кидай ко мне мешок с бабкой! — закричал я и отступил назад на несколько шагов.

Позади и выше надсадно кричали “птенцы”. Они тоже опасались пламени Горыныча, а потому держались поодаль, но в то же время не сводили с нас глаз, чтобы воспользоваться первым же подходящим моментом. Вышата одним движением сорвал с плеча мешок и швырнул его мне. Я без всяких церемоний вытряхнул бабку. Эго, кряхтя и шипя, поднялась на свои кривые ноги.

— Гляди, что твой дружок вытворяет! — крикнул я ей. Огонь у Горыныча гудел, как в хорошей печке, и перекричать его было очень трудно.

— Я ж говорила, что жечь будет! — сердито пробормотала бабка, хотя было заметно, что и она опасается своего не в меру огнедышащего дружка.

— Так скажи ему, чтобы прекратил это безобразие! — крикнул я ей с полным отчаянием, ибо понимал, что от старухи, судя по всему, не будет никакого толку.

— Попросить об ентом меня можно было и сразу! — прошепелявила разобиженно бабка. — Зачем же было старую женщину об мост швырять!

— Давай! Давай! — заторопил я ее. — Сейчас ведь и тебя вместе с нами поджарит!

— Ой, и вправду! — заволновалась сразу Эго. — Он ведь такой бестолковый!

Выбрав момент, когда очередной сноп пламени ее дружка несколько иссяк, она отважно просунула свою косматую голову между Вышатой и мною и прокричала что было силы:

— Горыныч! Горыныч! Дурень старый! Чего ты вытворяешь! Это же я, веселушка Эго! Ты что, не признал меня, чурбан шестиглазый?

Несмотря на всю драматичность момента, упоминание о веселушке Эго вызвало у меня невольную улыбку. Вот ведь как бывает: для кого костяная нога, а для кого и веселушка!

Но “чурбан шестиглазый” был, видимо, столь увлечен своими пиротехническими делами, что не обратил на старую ведьму никакого внимания. Он снова что есть силы долбанул хвостом по мосту и в очередной раз обдал нас огнем и дымом. Было очевидно, что внутренняя печка Горыныча еще только начинает раскочегариваться по-настоящему. О том, что будет, когда огнемет заработает в полную мощность, можно было только догадываться!

Вновь и вновь бабка поносила Змея Горыныча последними словами самой ненормативной лексики. Наконец одна из голов мастодонта закрыла пасть и склонилась набок. Судя по всему, это был признак усиленной мозговой деятельности Горыныча. Следом за первой приостановили свою поджигательскую работу и другие две головы. Головы с полным недоумением взирали на старуху, полностью игнорируя при этом нас.

— Ты-то тут откедова? — хрипло обратилась к Эго после некоторой паузы одна из голов.

— Да вот, солнышко мое, к Коушу в гости идем! — кокетливо улыбаясь, ответила старуха.

Расталкивая нас, она пошла к Горынычу.

— Не бойся! Никто тебя здесь ни обидит! — объявила Эго Змею и с силой начала чесать одну из голов за ухом.

Та блаженно закатила глаза и оглушительно замурлыкала от наслаждения. Две другие головы обиженно потянулись к Эго, и она принялась чесать все три головы по очереди. Пораженные происходящим, мы стояли, не в силах что-либо предпринять. Наконец, головы, намурлыкавшись, вперили свой взгляд и в нас.

— Как ты можешь идти с этими людишками, ведь это наши заклятые враги? — с угрозой в голосе проговорила средняя голова. — Они тебя взяли в полон?

Наступил момент истины. Сейчас Эго достаточно лишь молча кивнуть и огнедышащее чудовище бросится поджаривать нас с новой силой. Но старая ведьма почему-то молчала, затем она повернулась к Змею.

— Это не совсем обычные люди! — сказала она ему. — Вернее, один из них!

— Чего же в них необычного-то? — искренне и разом удивились все три головы, презрительно оглядывая нас. — И ноги, и руки, и головы бестолковые — все как у самых обычных! Чего ж в них необычного?

— А могли бы обычные добраться аж до Калина моста, поубивав вначале свинорылых, потом твоих троюродных змиевичей, истребив все великое племя оборотней, погубив рыцарей Пустоты, изрубив Большого Червя и прикончив наконец самого Черноморда, а между делом ранив и Коуша? — скороговоркой перечислила все наши подвиги старуха. — Все это случилось лишь потому, что среди них есть Открывающий Путь! Он Посланник высших сил!

— Откуда ты все это знаешь? — с недоверием спросила у нее средняя голова.

— Я и сама многого не понимаю в происходящем! — вздохнула старая ведьма. — Больно все запутанно, но что есть, то есть!

Головы тем временем подозрительно осматривали нас.

— Кто из них будет Посланником? — поинтересовались они затем.

— Вот этот! — тыкнула в меня не слишком вежливо ведьма.

Все три головы бесцеремонно вытянулись в мою сторону, внимательно лупая коровьими глазами. Рука невольно сжала рукоять меча. Вот сейчас, быть может, самый подходящий момент, чтобы нанести внезапный удар и отрубить хотя бы одну из этих бестолковок. Спутники мои тоже это понимали, а потому напряженно переводили взгляд с меня на Змея, а с него обратно на меня, ожидая одного лишь жеста, чтобы броситься в атаку. Горыныч же, в отличие от нас, настроен был явно философски. И это меня остановило. К ужасу своих сотоварищей, я демонстративно бросил меч в ножны и, затаив дыхание, поднес ладонь к ближайшей из голов, изобразив поглаживание. Мой уверенный жест произвел на Змея должное впечатление. Головы удовлетворенно хмыкнули. В небе, не понимая, что происходит внизу, взволнованно кружили “птенцы”. Отлетев на всякий случай подальше от нас, они что-то гортанно кричали друг дружке и грозили нам своими когтистыми лапами, сжимающими мечи. Но сейчас нам было не до них.

— Докажи, что ты Посланник! — сказал мне огнедышащий.

В логике ему отказать было невозможно! Все правильно, если ты чей-то посланец, то предъяви доказательсто данных тебе полномочий. Что ж, единственное мое доказательство — это мой крест. Я положил на настил моста мечи и вытащил крест. Все три головы разом вперились в него взглядами. В тот же миг я почувствовал, как от креста начинает исходить приятное тепло. Вскоре он начал неярко светиться.

Горыныч глядел и молчал, не отрывая взгляда от моей груди. Пауза затягивалась. Внезапно лапы мастодонта подкосились, а головы рухнули к моим ногам.

— Наконец-то ты пришел, владыка — шепотом произнесла средняя голова, и из ее глаз хлынули слезы. — Как долго! Как бесконечно долго мы тебя ждали! Теперь-то я понимаю, почему отказались драться за Коуша и ушли с Буяна “бессмертные”.

Я стоял не в силах шелохнуться, не говоря уже о том, чтобы что-то произнести. И пусть “черномордовцы” пропустили нас к острову совсем по другой причине, реакция старейшего представителя нечисти на родовой оберег меня поразила. Не менее нашего была потрясена случившимся и старуха Эго. Наконец я собрался с духом.

— Встань и расскажи мне, что движет сейчас твоими помыслами! — сказал я достаточно витиевато, чтобы выведать у Горыныча, почему он ведет себя, как мой раб, и в то же время не зародить у него и тени сомнений относительно моей избранности.

— Как я могу не считать тебя владыкой, когда у тебя священный знак. Выходит, верно говорил мне еще мой дед, что придет в нашу землю Посланец высших сил и одолеть его будет невозможно, принесет он горе всем встающим на его пути! Я вижу в тебе Посланника! — дрожащим голосом поведала мне средняя голова.

Это был уже явный подхалимаж, но, как ни странно, он был мне приятен. Две другие головы рыдали не переставая и утирались поочередно кончиком хвоста с нелепым плавником-листиком. Никогда не думал, что этакое страшилище может быть столь сентиментальным!

— В нашем древнем роду издавна существовало предание о Посланнике, все Горынычи знали и верили, что когда-нибудь ты обязательно явишься и мы, драконы, должны будем служить тебе верой и правдой, ибо ты послан Небом! — продолжал свою исповедь Горыныч.

— Так готов ли ты служить мне верой и правдой? — спросил я как можно строже, переходя к делу.

— Пока бьются наши сердца и горит огонь в наших пастях! — разом, не сговариваясь, ответили мне все три головы.

— Готов ли ты идти с нами против Коуша?

— Готов, наш повелитель! — ответили головы, но уже не так уверенно.

Я отвел в сторону старуху Эго. Всем происшедшим ведьма была поражена не менее нашего. Ее сильно трясло.

— Можно ли доверять твоему дружку? — спросил я ее как можно тише.

— Конечно! — закивала бабка без всяких раздумий. — Я не помню другого случая, чтобы Горыныч кому-либо клялся в своей верности.

— Однако мне кажется, что ему не очень хочется помогать нам! — поделился я с ней своим сомнением.

— Ну, а ты бы сам с большой охотой пошел убивать хозяина, которому служил не один век? — ответила вопросом на вопрос старуха Эго.

Не согласиться с ее доводом было трудно. Кивнув ей, я вновь подошел к Горынычу.

— Я понимаю, что тебе не хочется воевать против Коуша! — сказал я ему. — Поэтому я освобождаю тебя от этой неприятной обязанности. Ты только доставишь меня к нему во дворец, где и будешь ждать окончания нашего поединка.

— Спасибо тебе, о Посланник! — радостно закивали головы. — Клянемся, что это будет единственный раз, когда мы останемся в стороне от твоей битвы!

Я глянул на моих спутников. Они смотрели на меня широко раскрытыми глазами. Еще бы! Вконец усталые и обескровленные, бывшие, казалось, на грани поражения, мы самым невероятным образом не только избежали смерти, но и неожиданно приобрели могучего союзника, о котором нельзя было и мечтать!

Над нашими головами по-прежнему вопили осточертевшие “птенцы”.

— Разгони эту дрянь! — кивнул я Горынычу небрежно.

— Это можно! — кивнула мне средняя голова. Похоже, что она была главной в их троице.

Из ноздрей Змея сразу же повалил густой дым. Внутри у него что-то загудело. На всякий случай мы дружно отступили подальше. Воспоминания о боевых возможностях Горыныча были еще свежи. Головы разом запрокинулись вверх, и из едва приоткрытых пастей вырвались тонкие и длинные струи огня. Точность их была поразительна! В одно мгновение вниз рухнуло не менее десятка заживо сгоревших “птенцов”. Остальные с истошными воплями помчались к Буяну.

— К Коушу поспешают! Жалобиться на Горыныча будут! — откомментировала происшедшее старуха Эго. — То-то он, узнавши, расстроится!

— Думаю, скоро он расстроится еще больше! Не будем, однако, терять времени и мы! — сказал я. — Нам тоже надо поспешать!

— Тогда забирайтесь на меня! — провозгласила средняя голова. — Прокатимся с ветерком!

Выбирать не приходилось. Мы дружно взобрались на Змея. Его спина оказалась весьма широкой и достаточно удобной. Горыныч шумно расправил свои громадные крылья. Покачал ими несколько раз, как бы пробуя собственную мощь, а затем взмахнул с такой силой, что все мы едва не попадали. Мгновение, и мы уже были в воздухе. Взлетев, Горыныч неторопливо развернулся и, с шумом рассекая воздух, взял курс на Буян.

— Как бы не сбросил! — придвинулся ко мне Вышата, так и не спрятавший в ножны своего меча. — Ежли попытается, я хоть одну башку, но срублю!

— Думаю, что это не понадобится!

На Всегдра же было страшно смотреть. Вцепившись намертво в Горыныча, мальчишка, зажмурившись, торопливо шептал какие-то заклинания. Горыныч летел ко дворцу Коуша не вдоль моста, а по кратчайшей прямой над морем-окияном. Глядя вниз на черно-красные волны, я с печалью вспомнил павшего Вакулу. Вышата тоже молча глядел вниз. Думаю, что он думал о том же. Комфортней всех чувствовала себя в воздухе старуха Эго, которая довольно беззаботно расположилась на спине Змея и что-то рассказывала на ухо одной из голов. По обрывкам фраз я понял, что Змей жаловался своей старой подруге на притеснения Коуша, та же, наоборот, его утешала. А мы уже пересекли береговую черту Буяна и теперь летели над черными острыми скалами.

Да, не подвернись этот нежданный воздушный транспорт, нам пришлось бы немало попотеть, карабкаясь по этим скалам и, как знать, какие еще пакости нас бы здесь подстерегали.

Горыныч тем временем уже заходил на посадку, стремясь приземлиться посреди дворцового двора. Сам дворец был тих и, казалось, совершенно пустынен. Приземлившись, Змей повернулся ко мне:

— Прости, что по незнанию пришлось сожрать твой щит! Я, честно говоря, делать этого не хотел, но ты сам засунул его мне в пасть! Если очень хочешь, я попробую отрыгнуть!

— Да ладно, чего уж там, какие счеты между своими! — оборвал я его. — Переваривай уж получше! Главное, чтобы запора не было!

— Ха! — осклабились все три головы. — Сказал тоже! И не такое жрали!

Причисление к “своим” пришлось Горынычу по душе, что выразилось в целой серии сокрушительных ударов хвоста по земле.

— Вы ищите супротивника сами, а я вас туточки дожидаться стану! — обратилась ко мне ведьма.

Я утвердительно кивнул. Свое дело бабка уже сделала, сейчас мы могли обойтись без нее. Вместе с Эго я решил оставить и Всегдра. Несмотря на все снадобья и перевязки, мальчишка выглядел очень ослабевшим. Попытку Всегдра увязаться за нами я пресек на корню. Разобиженный мальчишка поджал губы и отвернулся, но мне было сейчас не до увещеваний. Наступал решительный момент всего рейда. Старуха Эго уже занялась лечением Всегдра, не обращая внимания на все остальное.

— Быть может, Коуша здесь давным-давно и нет? — спросил я у Змея.

— Отсюда ему деться некуда! — грустно ответила мне средняя голова. — Свой последний бой Вечный Коуш должен принять именно здесь!

— Есть ли здесь еще какие-нибудь охранники? — поинтересовался я снова у Горыныча.

Вопрос далеко не праздный. Кто знает, что еще приготовил нам хозяин этого мрачного острова?

— Никого здесь, кроме самого Коуша, быть не может! — решительно заверила меня главная из змеиных голов. — “Птенцов” вы, почитай, всех перебили, Вырви-глаза тоже, ну, а я перед вами!

Кто такой был этот Вырви-глаз, оставалось только догадываться. Скорее всего, столь ласковым именем бы наделен тот отвратный слизняк, который погубил Вакулу.

Дворец-замок был обширен, и куда именно идти, нам было не слишком понятно.

— Где нам лучше искать? — спросил я у Змея.

— Вон дверь! Она и ведет палаты Вечного! — ответила за Горыныча старуха Эго, на минуту отвлекшись от своих лекарских дел.

— Пошли, что ли, в гости! — сказал я Вышате.

— Если приглашают, почему бы и не сходить! — в тон мне ответил воевода.

Мы подошли к закрытой двери. Там, в глубине дворца, мы должны сделать последний шаг на пути, которым столь долго и трудно шли. Итак, вперед!

Глава тринадцатая БАШНЯ КОУША

Но войти в дверь оказалось не так-то просто. Она была заперта. Ситуация складывалась самая идиотская: пройдя столько испытаний, мы в бессилии остановились перед закрытой дверью. Разбить ее возможности не было. Дверь была металлическая, к тому же, видимо, очень массивная, да и сама ее конструкция скорее напоминала мне броневые кремальеры противоядерных бункеров двадцатого века, а не примитивные запоры седой древности.

Вышата с надеждой поглядел на меня, я на него. Встретившись взглядами, мы отвернулись друг от друга, понимая, что реальных шансов попасть за дверь у нас нет. Надо искать какой-то иной путь проникновения во дворец.

Сзади комментировал создавшуюся ситуацию Горыныч:

— Эту дверь не может открыть ни один из смертных! Но тебе, Посланник, это раз плюнуть! Ты же не такой, как все!

“Этого еще мне не хватало! — подумалось с тревогой. — Сейчас и Змей, и Эго вовсю наблюдают за моими действиями. Для них эта треклятая кремальера — символ могущества. Смогу я открыть ее — значит, я истинный Посланник, ну а если мне это не удастся? Что будет тогда? Как знать, не решится ли Горыныч, в надежде на прощение своего бывшего хозяина, вновь переметнуться к нему? Вот было бы весело!”

Правда, можно было, не теряя времени, заставить Змея доставить нас прямо на крышу башни, где угадывалось несколько световых окон. Но это был самый крайний вариант, к которому мне очень не хотелось прибегать.

Вышата, поглядывая на меня, уселся на близлежащий валун, подперев подбородок рукоятью своего меча. Всю инициативу в деле отпирания двери он предоставил мне. Издали за моими действиями следили Горыныч, Эго и Всегдр. Стоять в бездействии не имело никакого смысла. В самом мрачном расположении духа я еще раз внимательным образом принялся осматривать злополучную дверь и… внезапно обмер. Увиденное мной было настолько невероятно, что я несколько раз протер глаза, а затем даже ущипнул себя для верности. Но наваждение не исчезло, наоборот, стало куда более зримо и явственно. И тогда я начал смеяться. Я буквально катался по земле, захлебываясь от хохота. Подбежавший ко мне Вышата растерянно стоял рядом, не в силах что-либо понять в происходящем со мной. Бывшие поодаль Змей и старая ведьма озабоченно переглядывались, соображая, уж не овладел ли Посланником приступ безумия. Наконец я немного успокоился.

— Так вы говорите, что открыть эту поганую дверь не может ни один из смертных? — обернулся я к Горынычу с Эго, вытирая слезы, выступившие от смеха.

Те молча закивали своими головами: Эго одной, а Змей всеми тремя.

— Значит, невозможно! — наслаждался я столь редкой минутой нежданной радости. — Ну тогда посмотрим!

Сняв с себя кольчугу, я оторвал от ее рукава одно из колец, затем разогнул его, придал определенную форму, в результате чего получилось нечто неведомое предкам, зато хорошо известное их дальним потомкам — обыкновенная отмычка. Затем я подошел к запертой двери. Еще раз внимательно поглядел на то, что вызвало у меня только что столь сильный приступ веселья. Никаких сомнений быть не могло — передо мной был порядком проржавевший, но самый заурядный английский замок. Каким образом этот продукт инженерной мысли двадцатого века оказался в столь отдаленном времени, оставалось только догадываться. Вид замка был мне столь приятен, что я даже погладил его пальцем. Здравствуй, товарищ по иной эпохе! Когда и каким образом занесло тебя на этот треклятый остров? Впрочем, если возможным было меня перенести, то почему бы, собственно говоря, не переносить и некоторые вещи, имеющие здесь явно повышенный спрос? Другое дело, кто и как занимается этой загадочной коммерцией? Если удастся поймать и допросить Коуша, то, возможно, именно он откроет мне тайну приобретения этого замка, а значит, у меня появится шанс вернуться обратно в свое время, в столь дорогой мне мир!

Толк в открывании замков я знал. Немного увлекался этим еще в детстве, а затем уже на профессиональном уровне сдавал зачет по этому воровскому искусству в центре “Сатурн”, где стажировался как командир разведвзвода. Однако до этого дня умение орудовать отмычками мне так ни разу и не пришлось применять на практике, если не считать случая, когда пришлось помочь соседке, случайно захлопнувшей дверь и оставшейся на улице. И вот наконец есть возможность воспользоваться, казалось бы, совершенно ненужными навыками. Просунув проволоку внутрь замочной щели, я осторожно начал прощупывать внутреннее строение замка. Как я и ожидал, никаких особых хитростей там не было. Вышата стоял рядом, наблюдал за моими непонятными манипуляциями, раскрывши рот, принимая в этот момент меня, вероятно, за самого настоящего волшебника-чародея.

Пальцы чутко шевелили отмычку. Ага! Вот, кажется, я нащупал то, что мне нужно! Теперь надо лишь осторожно и правильно нажать. Еще одно почти незаметное для постороннего глаза движение, и замок громко и отрывисто щелкнул.

— Вот и все! — отбросил я ненужную мне теперь отмычку в сторону. — Приходи, кума, любоваться! Вход свободен! Двинули!

Ухватив за висевшее на двери тяжелое кольцо, мы с трудом отворили уже покоренную нами преграду. Впереди открылся темный проем с круто уходящими вверх ступенями. Пахнуло сыростью и плесенью. Да уж, не позавидуешь этому Коушу — жить столько веков в этаком склепе! Какое ж здоровье иметь-то надо, чтобы не загнуться здесь от ревматизма и чахотки!

Перед тем как войти внутрь, Вышата, в знак солидарности со мной, демонстративно положил на землю свой щит.

— Возьми, вдруг пригодится! — сказал я ему.

— Обойдусь! — ответил мне воевода таким тоном, что более продолжать тему не имело никакого смысла.

— Хорошо бы факел! — вздохнул Вышата чуть погодя, заглянув в черное нутро за дверью.

— Чего нет, того нет! — ответил я ему. — Пойдем как есть!

И первым вступил на покрытые мохом и слизью ступени.

Итак, мы медленно и настороженно поднимались вверх по башенной лестнице. Над нашими головами в ужасе метались разбуженные летучие мыши. Везде царило запустение и заброшенность. Тошнотворно пахло какой-то гнилью.

— Тоже мне, колдун великий, не мог хотя бы порядок маломальский навести! — ворчал Вышата.

— Может, это у них и есть самая красота-то! — ответил я ему, перешагивая через нагромождения каких-то трухлявых костей и черепов.

— Ага! — согласился со мной Вышата. — В таком случае красот здесь немерено!

Поднимались вверх мы долго. Башня была высокая, а шли мы не торопясь, внимательно оглядываясь вокруг.

“Не удивлюсь теперь, если у этого негодяя здесь имеется и вполне современный лифт! — почему-то подумалось мне. — Вот здорово было бы таковым воспользоваться, а не тащиться вверх почти в полной темноте по склизким вонючим ступеням!”

Но сколько я ни глазел, никаких признаков лифта не обнаружил. Возможно, Коушу не хватило фантазии для приобретения столь полезного механизма, а может, продавец заломил слишком большую цену. Лифт — это ведь не замок какой-то!

Долго, очень долго поднимались мы по лестнице. По моим прикидкам, это был как минимум двадцатый этаж жилого дома.

Наконец добрались до какой-то площадки. На ней располагалось три двери. Две из них были закрыты, зато одна распахнута настежь. Беглым взглядом я оценил ситуацию. По толстому слою пыли перед закрытыми дверями можно было догадаться, что в них давным-давно никто не входил. Перед открытой же пыли почти не было, но хорошо заметны следы чьих-то ног или лап. Вышата, придя, видимо, к тому же выводу, что и я, кивнул мне:

— Заходим в открытую?

— Пошли!

Сердце билось в волнении. Совсем скоро я встречусь со своим главным врагом и, быть может, перед нашей последней схваткой сумею получить у него ответы на массу мучавших меня вопросов, начиная со своего появления в этом мире и заканчивая этим несуразным английским замком. Выставив перед собой обнаженные мечи, мы осторожно двинулись вперед. Помимо меча Вышата приготовил к бою и свой лук. Гулкое эхо наших шагов отдавалось по всему дворцу. Внезапно откуда-то сбоку на нас выскочил кто-то и что есть силы бросился на меня. Прежде чем я успел что-либо понять, Вышата уже перегородил дорогу нападавшему и скрестил свой меч с его мечом. Лязгнуло железо, схватка началась.

Я взглянул на нападавшего. Рот его был оскален, а глаза без зрачков горели огнем злобы.

— Рогдай! — крикнул я Вышате.

— Вижу! — отозвался он, не глядя в мою сторону. — Не трогай его, Посланник! Он мой!

Оба противника принялись ожесточенно рубиться. Рогдай был яростен и неистов. Вышата хладнокровен и расчетлив. Несмотря на умение Рогдая, я чувствовал, что против Вышаты ему все же не выстоять, ибо воевода рубился не только за себя, но за Храбра и Криворога, за всех наших павших на долгом пути товарищей, а потому их силы становились теперь его силой. Спустя минуту понял это, кажется, и Рогдай. Движения его перестали быть такими уверенными, как в начале схватки. Вышата увеличивал и увеличивал скорость своих атак. И вот наконец очередной его удар достиг цели. Левая рука Рогдая, отсеченная мечом, упала. Дергаясь в конвульсиях, она еще сжимала и разжимала пальцы. Прежде чем Рогдай успел понять, что к чему, Вышата следующим ударом отсек ему и вторую руку. На этот раз вместе с рукой полетел на каменный пол и меч. Видя, что все кончено, Рогдай с криком отчаяния и ненависти бросился на воеводу, стараясь в своем последнем броске впиться ему в горло. Но это ему не удалось. Вышата мечом остановил его.

— Будьте вы все, убившие мою ненаглядную Евну, прокляты! Прокляты! — истошно прокричал Рогдай, размахивая окровавленными культями отрубленных рук.

— Будь проклят ты, подлый предатель! — выкрикнул ему в ответ Вышата. — А теперь издохни!

Резким движением он вонзил свой меч в сердце врага и не вытаскивал его до тех пор, пока тот не рухнул на пол. Только тогда, заглянув в уже стекленеющие глаза, он вытащил свой меч из мертвого тела.

— Будь ты проклят, предатель! — еще раз сказал он мертвецу и что есть силы плюнул в мертвеющее лицо.

— Нам нельзя здесь задерживаться! — сказал я Вышате. — Дорога каждая минута! Надо ловить Коуша!

— Тогда вперед, Посланник! — повернулся ко мне воевода, на его измученном лице я увидел затаенную радость человека, только что исполнившего свою клятву.

Небольшой коридор быстро привел нас в довольно обширную залу, освещаемую лишь светом уходящего дня. На зеркальном полу дрожали отблески гаснущего заката. В центре залы стоял огромный мраморный помост с золотым троном посредине. В углу на толстых золотых цепях медленно покачивался серебряный сундук. По стенам тускло сверкали символы смерти: оскаленные черепа, скрещенные кости и прочая сатанинская муть. Сама зала была пуста.

— Эй, Коуш! Выходи, если не трус! — рявкнул во всю силу своих легких Вышата.

— Трус-трус-трус-трус! — ответило нам многоголосое эхо.

— Ладно! — повернулся ко мне воевода. — Надо, кажется, ломать другие двери! Здесь никого нет. Пошли!

Он быстрым шагом двинулся из залы. По всему выходило, что Коуш нас опять обманул. Пока Рогдай сражался с нами, он успел скрыться. Это была моя вина. Вместо того чтобы глазеть, как Вышата разделывается с изменником, надо было бежать в зал и хватать Коуша. А теперь ищи свищи!

Внезапно дверь за вышедшим воеводой со скрежетом захлопнулась. В тот же миг по стене стремительно мелькнула какая-то тень. Я даже не успел понять что к чему, как невыносимая боль пронзила все тело…

А затем было небывалое ощущение легкости и покоя. Я смотрел перед собой и ничего не мог понять. Все тот же зал с троном и сундуком на цепях. Только теперь неподалеку от меня стоял, тяжело переводя дух, какой-то облезлый старикашка. В черном одеянии и черном плаще он здорово смахивал на классического Кащея из фильмов-сказок режиссера Роу. Скрюченными пальцами старикашка сжимал здоровенный меч, который сверкал и полыхал огнем. В захлопнувшуюся дверь кто-то яростно колотил. Думаю, это был Вышата.

А затем я увидел самого себя. Я лежал ничком, уткнувшись лицом в пол. И подо мной медленно расплывалась кровавая лужа.

Старикашка, не скрывая своего торжества, подошел ко мне и, мерзко хохоча, несколько раз пнул меня ногой. Это было уже слишком! Я искренне возмутился и, подскочив к наглецу, что есть силы приложил его кулаком. Однако, к моему несказанному удивлению, кулак пронесся сквозь его голову, как сквозь пустоту. Старикашка повернулся в мою сторону. По тому, как бегали его маленькие бесцветные глазки, я понял, что он меня не видит, хотя и чувствует.

— А, это ты, Посланник! — вновь расхохотался он. — Ну и упрямый же ты малый, все никак не успокоишься' Но теперь все кончено. Ты мертв, и ничего с этим не поделаешь! Хлопот ты мне, признаюсь, доставил много! Такого настырного Посланника я не помню, но все рано или поздно становится на свое место. А потому я буду, как и прежде, царствовать, а ты гнить. Прощай, за тобой, думаю, уже пришли!

Спину мою обдало холодом, я обернулся. Передо мной стояла Смерть. Я никогда не видел ее, но сразу узнал, как сразу понял и то, что она пришла именно за мной. Смерть была точно такой же, какой рисовали: полуженщина-полускелет в белом саване и с косой в руках.

— Ну что, Посланник, — оскалилась она. — Давненько я к тебе приглядываюсь. Парень ты, конечно, хороший, но на этот раз, кажется, вляпался крепко!

Слов у меня не было, я просто мотнул головой.

— Кстати, я и сама весьма разочарована твоей смертью! — клацнула Смерть зубами.

— Это почему же? — невольно вырвалось у меня.

— Почему, почему! — раздраженно скривилась моя собеседница. — Мы с сестрами на тебя спорили, и я на тебя поставила, а теперь вот проиграла!

— И много поставила? — искренне поинтересовался я.

— Достаточно! — хмыкнула смерть. — Здорово тебя обманул этот проходимец!

Смерть кивнула в сторону Коуша. Тот, не видя нас, но, видимо, понимая, что рядом с ним что-то происходит, с беспокойством вертел своей облезлой головой.

Мне теперь торопиться было особо некуда, а потому я решил подольше поболтать со своей собеседницей.

— Дело теперь уж прошлое, — сказал я ей. — Но все же кто и для чего сделал меня Посланником, кого и зачем я должен был спасать?

— Откуда я про то знаю? — искренне удивилась Смерть. — Дела земные не мои дела, а в чужие я не лезу!

Мозг мой лихорадочно работал. Неужели это все? Неужели конец? Неужели все завершилось так обидно и нелепо, а я, как последний мальчишка, попался в засаду этого старого плюгавца? Может, все же есть хоть какой-то выход? Только не молчи, говори, говори со Смертью, тяни время, может быть, есть еще шанс!

— Ты неплохо выглядишь! — неожиданно для себя брякнул я ни с того ни с сего первое, что пришло мне на ум.

— Неужели? — В восклицании собеседницы не было ни грамма иронии.

— В каждой женщине есть своя прелесть, надо лишь уметь ее разглядеть! — кинулся я уж совсем в омут головой.

— Что да, то да, — вздохнула Смерть. — Только где найти настоящего ценителя! Раньше еще были, а теперь все перевелись. Сама всех на тот свет спровадила. Что поделать, работа у меня такая!

— Да, работа у тебя не из легких! — посочувствовал я стоящей рядом даме. — Нельзя ли ее сменить?

— Тут сменишь! — зло щелкнула зубами Смерть. — Вкалываешь, вкалываешь без выходных и проходных, стараешься днем и ночью, а в результате тебя еще все и ненавидят!

— Да, — кивнул я ей. — Не позавидуешь!

— Кстати, чего ты меня все Смерть да Смерть зовешь, у меня и имя есть!

— Какое?

— Марья Моревна, — гордо сообщила мне Смерть. — Но можно и по-домашнему, просто Морена!

— Хорошее имя! — согласился я. — Морское!

— Да какое там морское! — отмахнулась она от меня кокетливо костяшками пальцев. — Это от слова мор! Но какое есть, такое есть!

— Имя — это прежде всего персональный знак человека, определяющий его место в мироздании и социуме! — неожиданно для самого себя выдал я и сам испугался сказанного.

Морена долго молча смотрела на меня своими пустыми глазницами.

— Ну ты и загнул! — восхищенно сказала она минуту спустя. Затем помолчала. — Ты бы только знал, как мне не хочется забирать тебя!

— Так, может, оставишь? — робко поинтересовался я.

— Сама вот думаю! — огрызнулась Морена. — С одной стороны, по всем правилам ты уже мой клиент, но с другой, уж больно ты мне симпатичен, да к тому же еще и просили тут за тебя!

— Кто, если не секрет?

— Много будешь знать, скоро преставишься! — ухмыльнулся череп моей собеседницы. — Скажу лишь, что есть девица, которая уж очень к тебе неровно дышит!

— Кто такая?

— Экий ты нахал! — расхохоталась Морена. — Сам уже обеими ногами на том свете находится, а все о том же! Эх, мужики вы и есть мужики, даже могила вас не исправит!

— Извини! — развел я руками. — Само как-то вырвалось!

— Ладно уж, — махнула опять своими костяшками Смерть. — Извиняю! Мне такие шустрые нравятся! Как же мне все же с тобой быть-то?

— А как сердце подсказывает!

— Да нету у меня никакого сердца. При моей работе никакого сердца не хватит! — вздохнула Смерть. — Ладно, так и быть, Посланник, оставляю пока тебя на белом свете! Живи и люби!

— Спасибо тебе, Морена! — поклонился я Смерти в пояс. — И прощай!

— Ну ты и наглец! — вновь расхохоталась та. — Эко завернул: прощай! Говори уж: до свидания! Придет время, еще свидимся! К тому же я не тороплюсь особо. Вишь, как убивец твой кругами бегает!

Я перевел взгляд на Коуша, он и в самом деле метался по залу, как загнанный зверь, размахивая мечом во все стороны. Все так же трещала под ударами дверь.

— Что это он делает? — вырвалось у меня.

— Твою душу ищет, а может, и меня. Ишь, как Священным Мечом-то размахался! Вконец обнаглел старикан противный! — внезапно озлобилась Морена. — Возомнил себе, что и я ему нипочем! Бессмертным себя объявил! Символами моими без спросу весь дом украсил. Перехитрить меня думает! Ан врешь, от смерти еще никто не уходил! Давно у меня на Коуша этого зуб кривой вырос, да вот добраться все никак не могу. Уж больно хитер! Однако пора и его приструнить малость! Видишь, сундук на цепях?

— Вижу! — ответил я, а сам уже неотрывно смотрел на меч в руках Коуша. — Так вот ты какой, Священный Меч Кладенец!

— Не о том думаешь, Посланник! — резко одернула меня Морена. — Не на Меч, на сундук смотри! В сундуке яйцо, в яйце игла, на конце иглы и смерть Коуша! Понял?

— Понял! — еще раз кивнул я ей. — Но я слышал, что там еще должна быть утка со щукой и зайцем!

— Правильно, раньше были, а теперь сплыли! — весело хохотнула Морена. — Уж слишком много ты, Посланник, знаешь, прямо убивать пора!

Уловив в моих глазах испуг, Смерть заливисто рассмеялась:

— Ладно, ладно, не пугайся, это я так шучу! А теперь давай попытай счастья с Коушем! Ты мечтал о шансе? Вот я его тебе и даю, но учти, второго уже не будет! А я посмотрю, кто кого осилит!

Не теряя времени, я бросился к своему распростертому телу. Какая-то неведомая сила мгновенно втянула меня в него. Мгновение, и мы снова стали с ним единым целым. Я попробовал пошевелить пальцами. Они меня слушались. Рукой. Все нормально. Ногой. Отлично. Я незаметно приоткрыл глаза. Мой меч валялся рядом со мной. С этим понятно. Теперь где Коуш? Ага, вон он, голубчик! Старик размахивал Священным Мечом в дальнем от меня углу, там, где мы только что стояли с Мореной. В чем в чем, а в чутье ему не откажешь! А сейчас попробуем, кто кого! Сейчас все решают секунды.

Стремительным броском я схватил валявшийся меч. Еще бросок, и я уже у висящего на цепях сундука. Коуш, услышав шум, быстро обернулся. Но он был слишком далеко от меня. Удар мечом по цепи. Цепь рвется. Еще удар, еще и еще. На последнем ударе меч переламывается. Но теперь он мне и не нужен. Затылком чувствую, что Коуш уже изо всех сил бежит ко мне. Лишь бы только успеть, ведь Морена говорила, что у меня только один шанс! Обрубком меча взламываю крышку. Вот и яйцо. Хватаю его и оборачиваюсь. В метре от меня застыл Коуш. В его поднятых руках рассыпается искрами Священный Меч. На лице властителя нечисти смертельный страх.

— Ну вот, кажется, и встретились, приятель! — пнул я его в знак приветствия.

Это не слишком этично, но иного способа выразить свои чувства по отношению к негодяю, напавшему на меня со спины, у меня не было.

Переводя дух, старикашка облизывал губы длинным и раздвоенным на конце, как у змеи, языком. Физиономия у него прямо на глазах сделалась пепельно-серой. Под ударами Вышаты стонала дверь, но сейчас мне было не до него.

— Выглядишь ты, прямо скажем, неважно! Но ответ держать все равно будешь! — сказал я Коушу.

Тот ощерился жутким оскалом своих желтых клыков. Глаза повелителя нечеловеческой земли вспыхнули каким-то дьявольским огнем.

— Это обманка! — неестественно пытается расхохотаться Коуш, но это у него не получается. — Настоящее яйцо спрятано далеко и в надежном месте!

— Очень даже может быть! — кивнул я ему. — Но мне хватит и обманки! Сейчас сломаем иглу и узнаем, кто из нас прав!

Рожа у Коуша сразу же вытянулась.

— Может, как-нибудь договоримся? — наконец сдавленно произнес властитель нечисти.

— Вряд ли, — отрицательно качаю я головой. — Ты сам знаешь, что один из нас должен погибнуть!

— Я знал, что ты поздно или рано, но обязательно придешь, Посланник! Я знал, что ты придешь сюда за моей жизнью. Так было предначертано еще в Книге Судеб! Но будешь ли ты счастлив, убив меня? Неужели жажда убийства — это высшее из твоих наслаждений? Во имя чего и кого ты пришел в мою землю?

Не скрою, слова старика меня несколько впечатлили. Демагог он был великолепный, наверное, из него получился бы неплохой политик.

За стенами зала бесилось небо, изрыгая из себя потоки черного дождя и снопы молний.

— Я пришел сюда по велению людей и по воле их богов! Я пришел сюда со своими товарищами, чтобы вернуть Священный Меч, который этот народ именует Кладенцом!

— Но истинны ли те боги, которые послали тебя сюда? — устало усмехнулся Коуш, примирительно опуская Меч к ногам. — Еще не родился такой мудрец, который мог бы отличить бога истинного от бога ложного!

Пройдет время, и эти слова Коуша я еще буду не раз вспоминать, но тогда я не придал им особого значения.

— Зачем же ты дрался против меня, если знал, что я Посланник и все предопределено заранее?

— Не все так просто! Эта все та же история о лже-богах! Кто мог сказать, кто ты такой? Открывающий Путь или очередной лжепосланник, таких ведь тоже было на моем веку немало! К тому же ты шел уничтожить нашу землю и мы сражались за свои жизни. Так в чем же наша вина?

— Отдай мне Священный Меч! — велел я Коушу. Тот устало махнул рукой:

— Ты его получишь, когда не станет меня!

— Мне придется тебя убить! — сказал я, угрожающе поднимая над головой яйцо.

— Ха-ха-ха! — расхохотался Коуш. — Бедняга! Ты еще веришь в эти сказки! На самом деле все гораздо сложнее!

Не скрою, смех старика меня несколько озадачил. Неужели информация Морены была ложной? Что тогда делать?

Я лишь на мгновение расслабился и тут же едва за это не поплатился. Коуш с неожиданной для него резвостью метнулся ко мне и сильным ударом ловко выбил яйцо из моей руки. Никогда бы не мог подумать, что в столь хилом на вид теле сохранилось столько силы и ловкости! Яйцо отлетело далеко в сторону. Мы оба одновременно метнулись за ним. Я все же обогнал старичка. Вернее, на этот раз я просто оказался умнее. Если Коуш сразу же бросился за яйцом, то я метнулся за ним самим. В прыжке я настиг старика и проверенным десантным приемом запрыгнул ему на спину. Обхватил голову и шею, затем резко дернул голову в сторону с такой силой, что развернул ее лицом к спине. Громко хрустнули шейные позвонки, и старик повалился на пол. Не теряя времени, я перепрыгнул через него и, добежав до еще катившегося яйца, подхватил его.

Все произошло в какие-то две-три секунды, так быстро, что я и сам не успел ничего толком понять. В данном случае сработала не голова, а тело. Ощутив яйцо в своей руке, я оглянулся. Коуш медленно поднимался с пола и, морщась, разворачивал голову. По всем человеческим правилам, он должен был быть уже мертвым, но ведь я имел дело с почти бессмертным существом. — Нечего разлеживаться, поднимайся быстрее! — сказал я ему примирительно.

Коуш поднялся и как ни в чем не бывало продолжил свой прерванный нападением монолог:

— Послушай меня, Посланник, ну что тебе даст моя смерть? Одним стариком меньше, одним больше, какая тебе разница! Но знай, что вместе с моей смертью исчезнет и Меч! Не лучше ли нам договориться: я тебе Меч, а ты мне яйцо!

И снова я едва не дал себя обмануть! Поддавшись на предложение Коуша, я уже было собрался совершить обмен, как внезапно за спиной старика увидел Морену. Смерть смотрела на меня и более чем выразительно крутила пальцем у виска.

— Нет! — сказал я Коушу. — Никакого обмена не будет!

— Зря ты не соглашаешься, Посланник! Увидишь сам, что спустя некоторое время о вашем походе будут рассказывать такие небылицы, что вы и сами не узнаете в них себя. Но пройдут века, и об этом забудут, словно вас никогда и не было. Таков, увы, удел всех смертных!

— Еще один вопрос, Коуш, последний! — торопливо спросил я старика, уже приготовившись раздавить яйцо в руке. — Откуда взялся замок на дверях, ведущих в твою башню, ведь он совсем из другого времени? Кто на земле владеет умением переноситься во времени и где мне его отыскать?

И тогда Коуш расхохотался мне в лицо:

— Странно, Посланник, что ты, избранник богов, не знаешь таких простых вещей! Все это очень странно! В мире нет ничего случайного, а потому если ты этого не знаешь, значит, тебе этого и не следует знать! Жизнь, как и смерть, полна тайн! Ты ведь тоже попал к нам совсем из иного мира и времени, что тогда говорить о подобных безделушках! Мир един и неразделим, как едино и неразделимо время, а потому сегодняшний день когда-нибудь уже был и когда-то еще будет. Ты взял мою жизнь, но я не испытываю к тебе зла, ибо и ты сам, и твои действия есть суть чьего-то высшего плана, а ты лишь слепое орудие убийства! Прощай, Посланник, мы встретимся когда-нибудь в царстве мертвых, которого не минует никто. Попробуй узнать смысл своего истинного предназначения, ведь не для того же ты прибыл сюда, чтобы убить меня, жалкого старика! Мое убийство — это лишь малая частица великих тайн, окружающих тебя и твой путь! Научись отличать лжебогов от истинных, познай самого себя!

Говоря это, старичок боком-боком, но все ближе подступал ко мне, явно готовясь повторить свою попытку отбития яйца.

— Хватит! — оборвал я его. — У меня нет больше времени!

Яичная скорлупа хрустнула под моими пальцами, и на ладони оказалась большая, порядком проржавевшая игла.

Внезапно я вздрогнул. Коуш открыто смеялся мне в лицо:

— А тебе иногда везет, майор! Вспомни хотя бы тот остров под Сомали или когда ты вышел сухим из воды под Шали! Тебе везет и в нынешнем походе. Но ведь так было, согласись, далеко не всегда! Помнишь своего друга? Где он теперь, с кем он, а где и кто ты?

Наверное, мое лицо в этот момент перекосила гримаса боли, потому что Коуш тут же противно осклабился:

— Вижу, вижу, что не забыл! Память у тебя хорошая, а потому запомни, что конец твой будет страшен, потому что вслед за тобой уже идет Посланник иных миров и иных богов. Ты уже встречался с ним, но ты его еще не знаешь! Он силен и беспощаден, он хитер и удачлив. Именно он, Гений Тьмы, и будет торжествовать последнюю победу в последнем бою! Это тоже предопределено в Великой Книге Судеб! Нам с тобой предстоит еще одна встреча, на этот раз в аду! А пока попробуй выбраться с Буяна!

В это мгновение Коуш бросился на меня, вытянув вперед свои длинные когтистые руки-лапы. Времени на раздумье у меня больше не было. Резким движением руки я переломил иглу. Лицо Коуша мгновенно скривила гримаса страшной боли. Корчась, он упал на пол у моих ног и забился в предсмертных судорогах, извиваясь и рыча зверем. Внезапно изо рта, ноздрей и ушей Коуша ударил огонь. Спустя какое-то мгновение все тело вождя нечисти было объято зеленым мерцающим пламенем. Еще минута, и на зеркальном полу осталась лишь жалкая горсть пепла.

— Был Коуш, и нет Коуша! — сказал я сам себе, еще не осознав до конца только что услышанное.

Носком сапога я машинально поворошил еще не остывший пепел, не заметив, как ко мне подошла Смерть.

— Я рада, что ты использовал свой шанс! — сказала она. — А пока до свидания, меня уже ждет очередной клиент!

И она показала в угол залы. Там, скорчившись, дрожала душа Коуша, зыбкая и жалкая.

— Те, кто с легкостью лишают жизни других, как правило, больше иных боятся собственной смерти! — философски заключила Морена и, снявши с плеча косу, прикрикнула на Коуша: — А ну-ка, пошли за мной, любезный! Давненько ты от меня увиливал!

— А как же ты оправдаешься перед сестрами за проигранный спор? — крикнул я ей вслед.

— Свои люди, как-нибудь сочтемся! — ответила она мне, не оборачиваясь.

Я взял в руки лежащий на полу Меч. Вопреки моему ожиданию, при всей своей внешней массивности он оказался почти невесомым. Меч был очень горяч и, как мне показалось, немного вибрировал в моих руках. Я поднял его над головой обеими руками и был сразу же ослеплен яркой вспышкой света. Свечение меча сменилось настоящим сиянием. Будто маленькое ослепительное солнце вспыхнуло в моих руках. Я чувствовал, как рукоять Меча изменяет свою форму, становясь наиболее удобной для меня. Меч буквально тянулся к моим ножнам. Я уже знал, что Кладенец признал во мне своего хозяина и отныне до скончания моего века мы будем вместе с ним единым целым! Отныне я становился не только Посланником, но и Владетелем Священного Меча. Подойдя к двери, я размахнулся и с силой ударил Мечом по засовам. Они с легкостью отпали. За дверью стоял испуганный Вышата. С лица воеводы градом катил пот. Меч в его руках весь был в огромных зазубринах, с такой силой рубил он им неподдающуюся дверь.

— Жив, Посланник! — все еще не в силах отдышаться, воскликнул воевода.

— Как видишь, жив! — ответил я ему.

— А Коуш?

— Он уже в объятиях Морены!

— Слава Небу! — обрадовался Вышата, взгляд его остановился на сверкающем Мече. — Это и есть Кладенец?

— Да, это он!

Ноги воеводы сами собой подкосились, и он встал на колени. По его щекам и бороде текли слезы.

Внезапно сорвавшаяся с потолка и рухнувшая рядом с нами балка вернула нас к действительности. В башне происходило нечто странное. На глазах по стенам бежали трещины, со стен валились кирпичи. Замок Коуша погибал со смертью своего хозяина. Надо было убираться отсюда, и чем скорее, тем лучше. Теперь мне стали понятны последние слова Коуша о том, что мне необходимо еще суметь живым и невредимым выбраться с Буяна. Владыка нечисти продолжал нам мстить.

— Бежим отсюда! — крикнул я Вышате.

Но он уже и без моего напоминания сообразил, что к чему. Стремглав мы бросились вниз по бесконечной винтовой лестнице. Сверху летели камни, все трещало и рушилось. Башня разваливалась прямо на глазах. На бегу, сколько это было возможно, я прикрывал своим телом Кладенец. Но все обошлось, мы выскочили из башни целыми и невредимыми. Буквально минуту спустя башня рухнула со страшным грохотом, скрывшись в облаке дыма и пыли.

— К нам! К нам! — кричал Всегдр, восседая на распустившем крылья Горыныче.

Рядом с Всегдром, вцепившись руками в Змея, сидела перепуганная ведьма. Едва мы взобрались на спину Змею, как тот начал взлетать. Минута, и, тяжело оторвавшись от земли, он взмыл вверх.

А внизу огненные волны уже захлестывали Буян, да и сам Калин мост, раскачиваясь все сильней и сильней, тоже, казалось, решил покончить жизнь самоубийством. Не только башня, но и весь мир нечисти бился в страшных конвульсиях, лишившись своего властителя.

— Летим к берегу, а потом прямо к земле людей! — немного отдышавшись, приказал я средней голове.

Та, согласно кивнув, рыкнула на своих соседок, и, сделав последний круг над погружавшимся в пучину Буяном, Змей взял курс к едва видимому вдалеке берегу. Но далеко улететь нам не удалось. Небо прорезал яркий росчерк молнии. Она ударила прямо в Горыныча. Змей, чадя дымом, как подбитый самолет с обгоревшими крыльями, стал быстро снижаться.

— Куда ты! Внизу смерть! Тяни сколько можешь к мосту, а сколько не можешь, все равно тяни! — кричал я на ухо средней голове.

Та согласно кивнула:

— Если сил хватит!

Теперь наше спасение снова зависело от Змея, хватит у него воли и сил — мы будем спасены, не хватит — всем нам предстоит бесславный конец в огненных волнах кипящего моря-окияна.

— Ну давай, Горыныч! Давай, старина! Жми, что можешь, а что не можешь, тоже жми! — кричал я, подбадривая Змея.

— Да жмем мы, жмем! — обернулась ко мне левая голова. — Вон хвост у меня дымится, затушить бы!

Горыныч показал себя настоящим молодцом и на последнем издыхании все же дотянул до моста. К этому моменту его сгоревшие крылья представляли собой уже сплошное решето, в котором гулял ветер. На мост мы уже не спланировали, а просто тяжело бухнулись. Впрочем, и здесь мы оказались далеко не в безопасности. Мост уже не колебался, как вначале, а буквально рвался во все стороны, все с большей и большей силой. Нельзя было терять ни секунды.

— Вперед! — крикнул я. — Быстрее к берегу, иначе будет поздно!

И мы бросились бежать. Последним неуклюже семенил Горыныч, пытась помогать себе остатками своих культяпок-крыльев.

Весь наш бросок по рушащемуся Калину мосту остался в памяти как кошмар непрерывного бега. Я бежал самым первым. Необходимо было любой ценой спасти Священный Меч. Я тащил на себе еще и старуху Эго. Вышата нес выбившегося из сил и не оправившегося после ранения Всегдра. Пот лил с нас градом, застилая глаза, легким не хватало воздуха, затем начала сдавать и дыхалка. Несмотря на всю нашу выносливость, мы с Вышатой буквально падали от перенапряжения и усталости. Но останавливаться нельзя было ни на мгновение. Вперед, только вперед! А Калин мост швыряло все сильней и сильней, так что мы порой почти едва не скатывались с него в беснующуюся бездну.

В какой-то миг мне показалось, что нам уже пришел конец, ибо Калин мост начал в прямом смысле вставать на дыбы и мы кубарем катились по нему вперед. На наше счастье, раскачиваться, а затем и разрушаться он начал не сразу по всей своей длине, а постепенно, начиная от острова. Это, видимо, нас и спасло. Разумеется, что по мере нашего бега колебания настигли, а затем и опередили нас, но все же мы каким-то чудом сумели достичь береговой черты. Память моя напрочь стерла этот момент. Помню лишь красные круги перед глазами и страшную боль в ногах. Дальше был провал. Мы попадали на самом берегу, выложившись до самого донышка. Мы не слышали ни рева бури, ни грохота разваливавшегося на части и поглощаемого морем-окияном моста. В этот момент мы были, наверное, самыми беззащитными существами в мире. С нами мог бы справиться любой, но царства нечисти уже не существовало и мы никому не были нужны. Оставшаяся в живых нелюдь в ужасе разбегалась во все стороны.

Глава четырнадцатая ДОРОГА К ДОМУ

Когда же я открыл глаза, то увидел над собой участливо склоненное лицо… Вакулы. Первая мысль была более чем нерадостная: “Вот я снова на том свете!” В тоске и печали я закрыл глаза, но когда открыл их вновь, то вновь увидел нашего Вакулу. Еще не в силах что-либо говорить и понимать, я приподнялся на локтях. Рука лихорадочно нащупала Кладенец. Он был на месте. Это меня сразу же успокоило. Рядом со мной на пригорке лежал Вышата, чуть подальше Всегдр. Поодаль в лощине горел костер, старуха Эго варила в медном котле какой-то из своих бесчисленных отваров.

Невдалеке ревело море. Да, да, именно море, а не огненный море-окиян! На берег обрушивались валы огромных волн, но они были не жутковатые, искрящиеся пламенем, а обычные, с пеной и оторванными со дна водорослями. Вдали не было видно ни острова Буяна, ни Калина моста. Отныне и остров, и мост станут лишь неизменными атрибутами наших сказок и преданий.

Обнявшись и расцеловавшись с невесть откуда взявшимся Вакулой, мы вместе с ним растолкали Вышату. Воевода тоже долго не мог ничего понять, бессмысленно переводя взгляд с меня на Вакулу. Старуха Эго уже расстелила скатерть-самобранку и пригласила всех отобедать.

— А где Горыныч? — спросил я ее.

— Там, за пригорком отлеживается! — махнула она рукой. — Твой Вакула едва его не пришиб!

— Откуда я знал, что вы на острове и дракона приручили! — пожал плечами Вакула. — Смотрю, вы бежите, а за вами этот Горыныч наяривает, я и решил, что эта образина за вами гонится! Совсем было уже собрался его дубиной пригреть, да старуха вот помешала, кричать начала, что он свой! А какой свой? У этой ведьмы ведь почитай вся нечисть своя!

Эго попыталась рассказать мне свою версию тех же событий, но я ее оборвал. Все уселись за скатерть, и сытный обед примирил спорщиков.

После обеда я пошел проведать Змея. Горыныч лежал под пригорком на траве. Старая ведьма позаботилась уже и о нем. Крылья звероящера были обмазаны какой-то вонючей смесью. Бабка не менее нескольких десятков раз накрывала свою скатерть, пока не накормила своего старого приятеля досыта. При моем появлении приподнялась лишь одна голова, средняя, остальные спали, храпя столь сильно, что с близлежащих деревьев облетала листва.

— Уходить надо отсюда! — сказала мне голова тоном, не допускающим возражений. — Буян исчез, и море-окиян вместе с ним, теперь настанет черед и всей нашей проклятой земли. Я слышу уже, как гудит земля. Послушай и ты, если хочешь!

Я не заставил себя упрашивать, припав ухом к земле, прислушался. Из-под нее действительно доносился далекий, но сильный гул.

— Скоро земля начнет трястись, пойдут трещины и все провалится в бездонные пропасти! Надо уходить отсюда как можно скорее!

— Можешь ли ты лететь? — спросил я Горыныча. Голова отрицательно покачалась из стороны в сторону:

— Сегодня уж точно взлететь не получится, а завтра, пожалуй, попробую, если Эго не соврала, то за ночь дырки в моих крыльях должны затянуться.

— Ну а пешком идти сможешь? — спросил я Горыныча.

— Пешком смогу! — ответила голова, хотя и не очень уверенно. — Это вам, длинноногим, хорошо, а у меня лапы-то коротенькие!

— Ладно, — сказал я примирительно дракону. — Буди остальные головы. Выступаем!

Спустя какую-то четверть часа мы выступили в путь к дому. Впереди шли я, Вышата и Вакула, а за нами семенил Горыныч, на спине которого сидели Эго и Всегдр. Когда мы понемногу вошли в обычный походный ритм, я попросил Вакулу рассказать историю чудесного спасения.

В общих чертах с нашим богатырем произошло следующее. Когда Вакулу атаковал гигантский слизняк (как оказалось, носивший у обитателей Буяна весьма ласковое прозвище Вырви-глаз) и выяснилось, что Меч совершенно бесполезен против его аморфного и студенистого тела, Вакула начал отвлекать слизняка, чтобы увести его подальше от нас и заманить на самый край моста. Когда страшилище наконец приблизилось к краю моста, Вакула рванулся к нему и всей массой своего тренированного тела сбил слизняка в море-окиян. Но и Вырви-глаз в долгу не остался. В последний момент он успел обхватить Вакулу своими щупальцами и увлечь вслед за собой с Калина моста. В горячих волнах слизняк буквально сварился. При этом его мертвое тело обрело достаточную прочность, и волны медленно понесли покойного к берегу. Вакуле же, сидящему верхом на безвременно почившем слизняке, просто некуда было деваться. Вначале он хотел подплыть под какую-либо из мостовых опор, но, к своему удивлению, обнаружил, что у Калина моста таковые отсутствуют. Мост просто висел в воздухе, существуя сам по себе. Вакула попал в сильное течение. Вечный Коуш не был бы собой, если бы не предусмотрел и такую малость, как бурное течение, отгоняющее всех и вся от своего заповедного острова. Так Вакулу через несколько часов и прибило к берегу. Переведя дух и изготовив себе новую дубину, Вакула собрался было уже выступить в поход вслед за нами, как вдруг вокруг начало твориться нечто невообразимое. Над Буяном засверкали огромные молнии, море-окиян заволновался пуще прежнего, а Калин мост начал вставать на дыбы. Вакула догадался, что мы покончили с Коушем и мир властителя нечистых сил стремительно рушится.

А затем Вакула увидел нас, бегущих к берегу на пределе последних сил. Кинувшись навстречу, он помог нам добраться до берега. Вот и вся история Вакулы.

В эти минуты я чувствовал себя самым счастливым человеком на земле. Теперь мне было даже трудно представить, что не так давно я ощущал себя в этом мире совершенно одиноким и беспомощным. Теперь вокруг меня были мои верные, проверенные многими испытаниями и боями соратники, мы возвращались домой после небывалого в истории человечества победного рейда, а на бедре у меня висел Священный Меч Кладенец. Какое счастье, когда рядом с тобой настоящие друзья! Шагая рядом с Вышатой, я спросил его:

— А кто такая Евна?

— Ты разве не помнишь, Посланник, это ведь та самая русалка, которая завлекала в озеро нашего Местко! — с удивлением посмотрел он на меня.

— Так, значит, Рогдай на самом деле любил русалку? — вновь спросил я.

— Значит, любил! — нехотя кивнул мне воевода.

Некоторое время мы шли с ним молча. А затем Вышата начал мне рассказывать историю своего бывшего начальника разведки.

— Дело в том, — в голосе воеводы были слышны сожаление и печаль, — что Рогдай, как и Вакула, был моим самым надежным помощником. Не было такого задания, которое он не мог бы исполнить. Но один раз он был отправлен в разведку через реку. Вернулся Рогдай дней через десять. Все воины, ушедшие с ним, погибли, а на нем не было ни одной царапины! Кое-какие сведения он нам принес, но сейчас я могу сказать, что все рассказанное им было неправдой. А ведь на основе его рассказа мы и готовили свой поход во главе с тобой. Так что предал, получается, нас Рогдай уже тогда, когда переметнулся к нашим врагам и даже стал оборотнем! Видимо, увлекла его русалка Евна и приворожила, за ее красоту и любовь и продал Рогдай свой народ, честь и совесть!

Несколько раз после возвращения Рогдая его поведение казалось мне подозрительным, то от него вдруг пахло волком, то во время рукопашных схваток с кочевниками он вдруг начинал рычать по-звериному и глаза его становились красными. Однако я по-прежнему верил ему, потому что сам его воспитал, не придавал всему увиденному особого значения. Рогдай же на все мои вопросы только отшучивался. Трудно представить, чем бы могло обернуться его предательство для нас, если бы не смерть этой Евны, которая очень сильно потрясла Рогдая. Затем кто-то или что-то вспугнуло его, и Рогдай бежал, воспользовавшись суматохой боя, ну а остальное уже известно…

Выслушав Вышату, я рассказал ему, как мы с Вакулой, сами того не понимая, вспугнули Рогдая зо время сражения с летающими ящерами.

Затем Вышата снова долго молчал.

— Я должен был убить изменника! — сказал он потом сам себе с каким-то особым ожесточением. — На нем была кровь наших воинов! И я убил его!

После этого в течение всего дня воевода вообще не произнес ни единого слова.

На первом же привале я поинтересовался у старухи Эго и Горыныча, что они намерены делать дальше и куда идти. И ведьма и дракон заявили, что идти им теперь просто некуда и они хотят остаться со мной. Особых возражений против этого у меня не было. Вышата и Вакула, тоже успевшие почувствовать полезность усиления нашего маленького отряда перебежчиками со стороны противника, были не против.

— Если вы решили остаться с нами, то прошу выслушать мои условия! — заявил я.

— Мы слушаем! — хором отозвались все три головы Горыныча.

Ведьма выразила свое согласие кивком.

— Что касается Змея, то отныне я запрещаю ему есть людей!

— Но хоть врагов-то иногда можно? — с надеждой вопросила меня средняя голова. — Сам знаешь, Посланник, как иногда вкусненького хочется!

— Нельзя! — ответил я ей твердо.

— Ясно! — горестно ответила средняя голова за всех. — Что поделать, мы согласные! Будем теперь травоядными! Эх, жизнь моя разлюли-малина!

— Тебе же, Эго, отныне я запрещаю творить какое-либо зло людям! — повернулся я к взгрустнувшей бабке.

— Что ж я тогда вообще делать-то стану, ведь я все же потомственная ведьма, а не бабка с печки какая-то! Я больше ничего-то делать и не умею! — всплеснула та изумленно руками.

— Почему же? Будешь лечить людей и оберегать их от других колдунов и ведьм!

— Обещаю! — кивнула ведьма без всякого энтузиазма. — Значит, мне теперь быть простой знахаркой! Ох, довелось же дожить до времечка лихого! Да уж куды деваться убогой бабушке, что ж поделать, буду людей травками да приговорами лечить. Согласная и я на твое условие! Верь мне, Посланник, мое слово кремень!

Подземный гул тем временем все усиливался. Вскоре позади нас опять уже все гремело и рушилось. Пора было задействовать Горыныча.

— Надо — значит надо! — сказал тот. — Залазьте!

Мы не заставили его повторять дважды и вскоре уже были в воздухе. И хотя Горыныч, еще не оправившийся от удара молнии, летел и низко, и медленно, все же мы удалялись от эпицентра землетрясения. Сидя верхом на Змее, я радовался свежему встречному ветру, откровенно любуясь землей и небом. Неожиданно меня дернул за рукав Вышата:

— Что это тебе говорил перед смертью Коуш? Что это за Черный Посланник, который уже идет по твоим пятам, и почему эта сволочь назвала тебя как-то странно — майор?

Слова Вышаты вернули меня к действительности. Я вздрогнул, это не ускользнуло от проницательных глаз воеводы.

— Все это мне тоже хотелось бы знать! — ответил я Вышате и по выражению его лица понял, что он мне не слишком поверил.

Через несколько часов полета под нами блеснула полоса голубой реки.

— Вот и порубежная река Символов! — повернулся ко мне Вышата. — Пора приземляться!

Решив лишний раз не рисковать, мы приземлились на значительном отдалении от местонахождения пограничной стражи. Кто знает, какие мысли вызовет у них летящий по небу дракон. После приземления Вакула, Всегдр и Эго остались при Горыныче, а мы с Вышатой отправились искать стражников. Долго их искать не пришлось. Они уже сами бежали к нам навстречу, обеспокоенные и взволнованные. Затем нас привели в лагерь, где все мы смогли наконец-то по-настоящему отоспаться и отдохнуть от всего пережитого.

Следующим утром мы с воеводой Бродичем пошли прогуляться к берегу реки. Я стоял на песчаном пляже и смотрел на противоположную сторону, вспоминая нашу тяжелую переправу и все то, что было с нами после.

— Появляются ли еще водные чудовища? — спросил я воеводу.

Тот недоуменно пожал плечами:

— Они как-то странно исчезли два дня назад! На той стороне вообще творилось нечто невообразимое: тряслась земля, сверкали молнии. Водные гады повыскакивали из воды на берег и один за другим издохли. Да вон они еще валяются!

Бродич показал мне на отдаленную отмель, где чернело несколько разлагающихся на солнце туш, по которым деловито прохаживалось слетевшееся воронье.

— Мы провели вчера разведывательную вылазку на тот берег! — рассказывал мне воевода стражи. — Удалились от берега довольно далеко, но ни одного нечистого так нигде и не увидели! Куда они все подевались, ума не приложу! Более того, в лесу на противоположном берегу начали петь птицы, чего вообще там никогда не бывало!

— Все так и должно быть! — сказал я Бродичу. — Земля просто стряхнула с себя всю нечисть и начинает жить настоящей жизнью!

Вокруг нас радостно рокотал лес, раздавалось веселое птичье пение.

— Мы уже оповестили гонцом старейших всех родов о гибели погани. Говорят, что они хотят собрать большое вече, чтобы обсудить, как заселять новые места на севере. Так что скоро, видимо, будем сниматься с места и двигаться на север за Надежду! — сказал Бродич.

— За какую еще Надежду? — спросил я.

— Мы реку эту так отныне зовем — Надежда!

— Что ж, — помолчав, я положил ему руку на плечо, — тогда в добрый путь!

На следующий день стражники поклялись на Священном Мече в том, что будут верны заветам предков на земле погани. Они имели на это полное право, ибо их товарищи сложили свои головы в рейде во имя общей цели.

Рядом со мной плечом к плечу стояли Вышата, Вакула и Всегдр. Несколько поодаль седобородый Бродич. Резким движением руки я выхватил Кладенец из ножен и высоко поднял его над головой. Меч сверкнул вспышкой ослепительного солнца, воины разом пали на колени. Рукоять Меча слегка пульсировала в моей руке, я чувствовал, что душа Меча сейчас переливается в души стоящих на коленях людей, тех, кого в северных землях ждет много нелегких испытаний.

— Во имя Священного Меча клянемся! — воздел к небу руки Бродич.

— Клянемся! — ответили ему стоявшие на коленях стражники.

Великий Меч предков был снова вместе с ними, а это значит, что вместе с ними был и дух их праотцов. Вместе со своими товарищами я проложил путь в неведомые ранее края. Теперь настал их черед. Что ждет воинов там, за рекой Надеждой? У них есть главное — у них есть вера. Пусть же будет добрым и удачным их путь!