На ней была маска человека, на все лицо. Половина была золотой, искусно отделанной пластинами лазурита и сердолика: ими были выложены бровь, подведенный глаз со зрачком и губы. А вторая половина была белой, словно ее окунули в гипс или же не доделали – забыли раскрасить основу маски, оставили пустой.
Женщина вышла из тьмы там, где они условились встретиться. Шелестя подолом алого платья, она протянула вперед руку и согнула длинные смуглые пальцы, призывая подойти к ней ближе.
Он шагнул. И тьма вокруг точно сгустилась, стала плотнее.
В маске не было прорезей для глаз. Но он был уверен: женщина его видела. Она смотрела на него в упор, не поворачивая головы. И молчала.
– Вы знаете, зачем я здесь, – произнес наконец он.
Без приветствия и без вопросов, сразу переходя к сути дела. Не веря, что заговаривает с ней, и не веря, что все это вообще происходит взаправду.
Женщина в маске склонила голову набок.
– Тот, кому ты служишь, не способен помочь тебе. А я способна.
Ее тон был ядовит и мягок одновременно. Высмеивал дело, из-за которого они встретились здесь, и в то же время сулил решение проблемы.
– Стань тем, кто способен помочь мне. И я помогу тебе.
– Вы знаете, зачем я здесь, – повторил он, чувствуя, как каменеют его губы.
Из-за маски донеслись раскаты смеха. Совсем не женский и совсем не человеческий – и оттого заставляющий его вздрогнуть.
– Пути назад не будет, – предупредила она резко.
«Неправда, – подумал он. – Пути назад уже нет».
– Знаю.
За золотом и гипсом он не видел ее лица, но отчего-то ему показалось, что женщина в ответ улыбнулась. Ее смуглые длинные пальцы протянули ему шарик из камня – красного, точно кровь, и с черными вкраплениями, раскинувшимися поверх подобно сети капилляров.
Вторая ее рука подала на раскрытой ладони нож.
– Ты знаешь, что делать.
Он знал. Со вздохом он стащил с себя рубаху и принялся расстегивать замки на золотых цепях, опутывающих его тело. Снимая с себя реликвию, ставшую ему за столько лет родной.
И собираясь эту реликвию уничтожить.