В полуденной солнечной дымке листья на искусно подрезанных ветвях деревьев королевского дворцового сада сладко светились – будто сами излучали свет, и сад окутывало нежно-зеленое облако. На поляне, уютно окруженной низенькими скамейками, взлетали к светящимся кронам легкие качели. Вверх – и привычно замирает сердце, и трепещут крыльями бабочки в животе. Вниз – и напитанный цветочным благоуханием воздух приятно холодит разгоряченные щеки. А у качелей стоит рыцарь. Золотые волосы, тщательно расчесанные и надушенные, обрамляют прекрасное юное лицо, на боку рыцаря меч, а в руках лютня. И поет рыцарь, наигрывая на лютне, так страстно, что кажется юной деве, вверх-вниз летающей на качелях, – вовсе не деревянное, обшитое мягкой тканью сиденье под ней, а могучая спина доброго грифона, уносящего ее под облака.
Рыцарь сам сочинил песню, и сейчас он впервые исполняет ее той, кому эта песня и посвящена, той, чье имя повторяется в каждой строчке. Вот он умолк, и последний аккорд растаял в солнечных лучах.
– Это было прелестно, сэр Эрл, – ответила принцесса на вопросительный взгляд рыцаря…
И проснулась.
Горький запах дыма ударил ей в ноздри, утренний сырой холод схватил за плечи. Лития вздрогнула; натягивая капюшон плаща на голову, отметила, как дрожат ее руки. Костер уже догорал, затянувшиеся седым пеплом черные головешки немилосердно чадили.
– Доброе утро, ваше высочество, – услышала Лития голос Оттара.
Северянин сидел напротив нее, по другую сторону костра, на месте болотника, и большим кухонным ножом старательно обстругивал длинную прямую ветку.
– А где сэр Кай? – оглянувшись, спросила принцесса.
– А кто ж его знает? – ответил Оттар. – Ушел куда-то, не успело еще рассвести. Я и не спрашивал куда: значит, так надо. Завтракайте, ваше высочество. А то мы вас ждем. Позавтракайте, а уж потом и мы…
Лития посмотрела на лист лопуха, на котором возвышалась горка из слипшихся лепешек. Потемневшие и жесткие даже на вид куски свинины валялись прямо на мху. Принцесса вздохнула и двумя пальцами подняла лепешку с вершины горки – сморщенный округлый кусок теста, пропитанный сгустившейся за ночь сметаной, отделился от горки с отвратительным хлюпающим треском.
– А чем вы заняты, сэр Оттар? – завела разговор принцесса, не решаясь приступить к еде. – Зачем вам эта палка?
– Какая же это палка? – Северянин даже обиделся. – Это рукоять для моего топора.
– А разве старая рукоять недостаточно крепка для вас? – простодушно спросила Лития, кивнув на топор, лежащий у ног рыцаря.
– Как вы не понимаете, ваше высочество! – округлил глаза Оттар. – Не в этом дело, крепка или нет! Эта ж рукоять короткая, в руку всего длиной. И потом, вот гляньте, ваше высочество: где железко крепится, она толстая, а где рукой держать – тоньше и изогнутая. Таким только лес рубить…
– Мне кажется, крестьянский топор именно для этого и предназначен, – улыбнулась принцесса.
Оттар моргнул.
– Ага, ну да, – сообразил. – Только мне-то он не для рубки деревьев нужен. – Северянин поднял обточенную палку над головой и, прищурившись, внимательно посмотрел на нее. – Мне рукоять нужна прямая и длинная – в две руки длиной. Так удар точнее, так железо прочнее сидеть будет, и лезвие нипочем не соскользнет, ежели по щиту угодишь. Только вот… – он вздохнул, – заточить лезвие надо правильно, а тут, в этом лесу, и камней-то подходящих нет. Хуже всего, когда топор скверно заточен.
Принцесса, слушая Оттара, отщипнула от лепешки крохотный кусочек.
– У вас в Гаэлоне, я посмотрю, воины топорами вообще не пользуются, – продолжал рассказывать северянин. Было видно, что эта тема его волновала. – А те, кто пользуется, делать этого вовсе не умеют. У вас так принято: воин правой рукой, мечом вооруженной, сражается, а топор, который он в левой руке держит, вроде как на подхвате: шлем проломить, щит ли, доспех… Тьфу! Простите, ваше высочество. У нас в Утурку не так. У нас топор – оружие особое!
Северянин воодушевился. Он говорил, уже не обращая внимания, слушает его принцесса или нет.
– Топор у нас, в Королевстве Ледяных Островов, называют несущий смерть. Когда воин вооружается боевым топором, это значит: он не намерен брать пленных. Он идет убивать безо всякой пощады. Он намерен уничтожить врагов или умереть. Знаете, ваше высочество, после удара мечом можно выжить. Я помню случаи, когда воины, копьем насквозь пронзенные, через несколько месяцев уже снова брали в руки оружие, но любая рана, нанесенная боевым топором, – смертельна.
– Ваш рассказ, сэр Оттар, мне аппетита не прибавляет, – заметила Лития, но северянина было уже не остановить.
– Простите, ваше высочество, – с готовностью извинился он. – Так ведь я дело говорю! Боевой топор – оружие искушенных воинов. Тут все решается за один-два удара. Не то, что у вас, – по полдня друг вокруг друга с мечами пляшут. Верно ударишь – враг мертвым падает. А чуть ошибешься, считай, труп. Он же тяжелый, топор-то! Пока того… равновесие вернешь, тебя десять раз зарубят.
– Я и представить не могла, – улыбнулась снова принцесса, – что путешествие в сопровождении двух рыцарей Братства Порога окажется таким познавательным.
– Я, между прочим, в воинском мастерстве не хуже брата Кая осведомлен, – похвалился Оттар, опять не заметивший сарказма. – На чем я, бишь, остановился? Ага… Это вот топор лесоруба… был. А ежели я сейчас рукоять заменю, так он вполне за секиру сойдет. Секира у нас – король среди топоров. Есть еще ручной, так он с короткой рукоятью и сам легкий, его на ременной петле носят, к руке подвесив. Он хоть и называется боевым, но… это оружие крестьян: одинаково хорош, чтобы и дров нарубить, и семью защитить, если враг вдруг нападет. Такие топоры в Утурку крестьяне постоянно с собой носят, как вот у вас – ножи. Еще «бородатый» топор есть – у него лезвие снизу оттянуто, прямо как борода. «Бородатый» в морских сражениях просто незаменим! Этой бородкой при абордаже борт вражеской шнеки цепляют, в воду врага скидывают. Зацепишь за доспех, дерг на себя… вражина – плюх и пошел бульки пускать. В доспехах-то не всякий выплывет, особенно если сверху кто-нибудь веслом по маковке саданет. Вот, ваше величество… А уж топор, который мы секирой зовем!.. Это совсем другая песня. Он тяжелый, им двумя руками рубят. И затачивать его надо правильно. Уметь надо! Вот, поглядите, ваше высочество!
Оттар одной рукой легко поднял отвоеванный в доме деревенского старосты топор и покрутил им перед лицом принцессы.
– Видали, ваше высочество? – осведомился он. – Как заточено лезвие-то?
– Наверное, дурно заточено? – предположила Лития.
– Да вообще никак! – возбужденно помотал головой северянин. – Дрова колоть – вот для чего он сгодится. Его еще заточить правильно надо! Но не остро, как меч или кинжал. Тот дурак… простите, ваше высочество, кто так точит топоры? Ежели лезвие остро по всей длине, так топор может в теле врага застрять. Будешь корячиться вынимать, а тебя сзади по черепушке – бац! – Эта ситуация почему-то показалась северянину крайне комичной, и он хохотнул, хлопнув себя по коленке. – Надобно вот как точить – чтоб лезвие клином шло, вот эдак! – Оттар, приставив два пальца друг к другу, изобразил острый угол. – Тогда топор при ударе не впивается в плоть, а разваливает ее. Конечно, чтобы такой топор вогнать глубоко, надобна большая сила, но зато лезвие нипочем не застрянет. Некоторые, вместо того чтобы клином оттачивать, на железо шипы ставят, которые, значит, должны помешать лезвию глубоко вонзиться, но это… – Оттар пренебрежительно цыкнул, – которые мало соображают, так делают. Что за удар-то будет? Царапина! Правильно наточить – вот как надобно-то! И тогда – шарах! – рука прочь отлетела! Шарах – нога вскачь пошла отдельно от тулова! Шарах – и черепушка дзинькнула на две половинки, а из нее мозги фонтаном!.. Вот как надобно-то! – отдуваясь, договорил, наконец, северянин.