Время не обманешь

VI. Гленн

Габриэль непривычно многословен, суетится и делает ненужные движения.

Зная его не первый год, предположил, что это — следствие растерянности, желание показать, что у него всё под контролем, снять охватившее присутствующих напряжение. Честно говоря, получается не очень — наигранно, фальшиво. Видимо, Габриэля ситуация застала, что называется, врасплох, да и вообще — не до конца отошёл от анабиоза.

Матиас, в противовес Габриэлю, выглядит собраннее, по-деловому.

— Да, Габриэль, я всё понял, — сказал Матиас и развернулся, чтобы идти.

— Ага, если встретите по пути кого-нибудь из людей Гленна — живо их сюда! — крикнул Габриэль вдогонку.

— Да-да, я помню, — отозвался Матиас уже откуда-то издалека.

— Хорошо, — сказал Габриэль, больше самому себе. Вернулся в кабинет, но тут же спохватился, вышел обратно и скомандовал оставшейся дежурной смене: — Эльдар, я буду у себя. Если что — сразу докладывай!

— Да, шеф!

Габриэль вновь вернулся в свой кабинет. Тщательно задраил матовую стеклянную дверь.

— Ну, вроде бы как всё, — подвёл итог бурной деятельности. — Отослал Матиаса с Эдгарсом будить народ, Эльдар и Ли остались в командном центре — пока вдвоём. Сменю, как только подоспеют свежие силы, — доложился Габриэль. Командору, естественно, не мне же.

Кнопфлер кивнул. Несмотря на экстренность ситуации, командор как всегда элегантен и бодр: даже успел надеть выглаженную рубашку и причесать волосы.

— Господа, вернёмся к главному! — Габриэль сел за стол. — Что же произошло? Гленн, хотелось бы услышать твоё мнение. Особо интересует — где мы находимся? Как ты думаешь?

Я усмехнулся. Ну, Габриэль, вот даёт! Похоже, его талант перекладывать с больной головы на здоровую не имеет пределов к самосовершенствованию.

— Ты меня поражаешь, — без обиняков ответил я. — Прокладывать курс и определять собственное положение в пространстве — обязанность дежурных. Я-то тут при чём?

Габриэль посмотрел на меня исподлобья. Мне даже показалось, что во взгляде мелькнула обида, вполне такая искренняя.

Командор, впрочем, моей позиции тоже не понял.

— Гленн, перестань валять дурака! — довольно резко сказал он. — Габриэль спрашивает, почему не можем сориентироваться относительно маяка? Какие меры к этому принять?

Я внутренне ликовал. По меньшей мере, смог добиться конкретики, они отошли от хождений вокруг да около и поставили вопрос корректно. Эту маленькую победу имею право записать себе в актив.

— Не знаю, — хмуро ответил я. — Мне нужно время. Я вышел из анабиоза всего час назад и ещё не составил себе картину происходящего.

Я задумался на пару минут, во время которых Кнопфлер и Габриэль, давая возможность правильно всё взвесить, оценить известные факты, вполголоса разговаривали на отвлечённые темы. Не стали меня тормошить или торопить с уточнениями. Уважительно они отнеслись к этой паузе, с пониманием.

— Первое, — начал я, когда в голове сложилось что-то более или менее целостное, — чтобы понять, где мы и что там с Мнемозиной, нужно знать, что произошло. По этому поводу у меня нет ни малейших предположений.

На самом деле, ясности в этом вопросе нет ни у кого.

— Вероятно, что-то с фазами червоточины, — взял слово Габриэль. — Считается, что в очень редких случаях они могут друг на друга накладываться. — Он замялся и опустил взгляд. — А может быть, мы попали в тоннельную бурю…

По выражению лица видно, что боится выглядеть глупо, однако что-то же нужно сказать.

Ходит такое поверье в среде космических путешественников. Слышали, знаем.

Понятие подпространственной бури, или тоннельного шторма, введено с тем, чтобы объяснить ряд непонятных феноменов. Нет-нет, да случается чертовщина с проходящими сквозь тоннели кораблями: звездолёты бесследно исчезают, оказываются не в том месте, зачастую сопровождается это гибелью или помешательством экипажа и пассажиров.

Подобные случаи достаточно редки, задокументированы, как правило, не должным образом, посему обрастают слухами и со временем перевоплощаются в легенды, своеобразные страшилки космического эпоса.

Кроме того, за Мнемозиной давно закрепилась дурная слава. Космолётчики, которым довелось побывать тут, описывают червячную дыру крайне капризной — то не могут с ней синхронизироваться, то она совсем пропадает из поля зрения наблюдающего оборудования. За такое поведение Мнемозина в узких кругах именуется Бермудской червоточиной — по аналогии с древним земным артефактом.

Да и сама звёздная система, в которой находится Юлиания, обладает репутацией места непредсказуемого и странного.

— Давайте не будем ударяться в фольклор, — скептически возразил Кнопфлер. — Пока нет доказательств существования этих самых бурь, нет гипотез, объясняющих, что они собой представляют, я отказываюсь принимать такой ответ. Лучше ответьте мне: почему мы не можем поймать сигнал от Мнемозины? Что с маяком?

— Может быть, проблема не в маяке? — с издёвкой спросил Габриэль. — Может, что-то не так с контурами принимающей станции?

Он смотрел на меня с чувством собственного превосходства. Своими словами, надо полагать, отыгрывается за предыдущую реплику, с которой попал впросак. Ну, не может Габриэль без этого, нужно ему самоутвердиться за счёт других.

Как обычно в подобных ситуациях, призвал себя быть спокойным, хотя и чувствую, что на грани, что ещё одно слово — и начну играть по его же правилам.

А Габриэль всё не унимается:

— Помнится, в прошлый раз…

— Перестань паясничать! — взорвался я. — Часть оборудования находится за бортом. Принимающий контур мог быть повреждён, особенно если учесть, что одна из возможных причин аварии — попадание в «Артемиду» инородного тела. И хватит зубоскалить! Вот объясни мне, как я должен делать предположения относительно неисправности антенны, если мы даже не знаем, что произошло с кораблём?

— А я откуда должен это знать? — От напыщенности Габриэля не осталось и следа, кажется, я смог поставить его на место.

— Твои дежурные были в тот момент в командном центре? Что они говорят? Почему вы до сих пор не проанализировали траекторию полёта? А показания остальных приборов наблюдения? Может быть, в этом дело? Может, мы отклонились от курса и попали в другой тоннель? И сейчас находимся в другой звёздной системе, а?

Габриэль смутился и тихо произнёс:

— Дежурные работают над анализом последних часов полёта. Как только закончат, предоставлю отчёт.

— Ну, вы, оба! — небрежно кинул Кнопфлер. — Давайте без ругани! Что это такое? Развели тут ток-шоу! Или сейчас же заткнётесь, или я вас обоих разжалую: тебя — в дежурные, а тебя — в техники.

Мы как-то сразу успокоились. Кнопфлер умеет усмирить буйные головы, обуздать самых вспыльчивых. Как всегда, его голос подействовал отрезвляюще.

— Гленн, я так и не услышал от тебя чего-либо вразумительного, — продолжил Кнопфлер. — Что ты собираешься предпринять? Не будем же болтаться тут, как чёрт знает что. Ты у нас главный по железякам, тебе и карты в руки!

Как ни странно, словесная перепалка пошла мне на пользу. Привела в порядок мысли, придала мозгу необходимый тонус. Кроме того, предоставила время на формулирование кое-каких выводов.

— Знаете, ещё перед отлётом ознакомился с архивными записями, — сказал я. — Всегда так делаю: необходимо иметь представление о системе, куда собираешься, хотя бы — в общих чертах. Так вот, нашёл упоминания о том, что Мнемозина и раньше чудила, если так можно выразиться. То же относится к маяку, который её наблюдает. Скорее всего, дело в неполной совместимости стандартов принимающего и передающего оборудования. Также, сказываются особенности Мнемозины как класса червячных дыр… Короче, не вдаваясь в подробности: Мнемозина то доступна для наблюдения, то не доступна, и с этим приходится мириться.

— А как же остальные маяки? — спросил Габриэль.

— Габриэль, — я осуждающе покачал головой, — с твоей стороны непростительно. В этой системе только один маяк. Как ты можешь не знать об этом?

Говорил я спокойно, без поддёвок. Как коллега, заметивший недочёты в работе товарища и искренне желающий, чтобы он, коллега, эти недочёты как можно скорее исправил. Габриэль учтиво замолчал, схватил карандаш и пометил себе что-то в блокнотике — надо полагать, не забыть изучить особенности устройства данной звёздной системы.

Современная астронавигация построена на ориентации по космическим маякам, коих в системе, как правило, минимум три.

Один из них непременно находится рядом с червоточиной. Маяки следят за собственной диспозицией, учитывают траекторию и скорость своего движения, а также положение относительно звёзд и других космических объектов. Все эти сведения отсылают в окружающее пространство. Любой корабль, приняв сигнал от трёх маяков, безошибочно определит своё место в трёхмерном пространстве.

Таким образом, старый метод навигации, когда звездолёт ориентировался по собственным наблюдениям, постепенно отошёл в прошлое. Сканирование близлежащего пространства применяется лишь на коротких дистанциях, например, при маневрировании в непосредственной близости от планет и космических станций, для поиска астероидов. Дальнее же сканирование практикуется исключительно первопроходцами космоса, которые оказываются в системах, ещё не оснащённых маяками.

Современному путешественнику и в голову не придёт, что где-то есть обжитая система, в которой не найдётся хотя бы парочки маяков.

Но как известно, любое правило подразумевает существование исключений. И таким исключением стала система, в которой находится Юлиания. «Одарённый» установил лишь один маяк, а после этого ни у кого руки не дошли снабдить захолустную и малоперспективную систему дополнительными средствами ориентации.

— Поэтому предлагаю самим найти Юлианию, — продолжил я. — Мне не составит труда рассчитать примерные координаты, после чего просканируем нужный квадрат и выйдем на связь с находящимися на планете терраформирологами. Они помогут проложить курс до пункта назначения, а уж там, на месте, попробуем разобраться, что же произошло.

— Хм, — произнёс Кнопфлер с сомнением, — а разве это возможно? Насколько помню, наше оборудование не рассчитано на прочёсывание столь больших пространств.

— Ты прав. Но если систему дополнить более мощным узлом наблюдения, то сканировать можно хоть всю Галактику.

— Вот как? А он у нас есть — этот самый узел?

— Есть. Как только закончим совещание, примусь за монтажные работы. Думаю, на всё про всё уйдёт часов пять. Ну, может быть, семь.

— Отлично! — засиял Кнопфлер. — Нет смысла ждать: объявляю совещание оконченным, приступай к работе!

— Гленн! — Габриэль дружески хлопнул меня по плечу. — Я верил в тебя! Я знал, что ты нас всех спасёшь!

— Да, ладно, чего уж там… — засмущался я и, кажется, даже покраснел. — Ты преувеличиваешь.

Ну что за чёрт? Как мало нужно — достаточно лишь похвалить, как становлюсь услужливым, покладистым и энергичным.

Кнопфлер поднялся из-за стола, прошёл к выходу и открыл дверь. В проёме возникла озабоченная физиономия Марка.

— Гленн, я… — начал Марк, но я тут же его оборвал:

— Ты как раз вовремя. Сходи-ка за инструментами — предстоит важная работа.