Времена Хокусая

Ясукуни Такахаси ПЕСНЯ МОРСКИХ ГЛУБИН

День выдался на редкость спокойный, никаких происшествий.

Закончив обход морских глубин, патрульная подводная лодка 108 начала всплытие.

На широком экране наружного телеглаза мелькали темные, тяжелые слои воды, и сквозь них слегка проступал контур острой носовой части.

Глубиномер медленно сбрасывал метры. Вода на экране постепенно светлела, контур носовой части становился все более четким. Лодка казалась теперь густо-синей. Но по мере приближения к поверхности цвет ее менялся. Вот он стал ярко-голубым, потом зеленоватым.

Лодка походила на животное с защитной окраской.

Вода светлела все больше, и лодка, словно по волшебству, из зеленоватой стала темно-желтой, потом лимонной. Глубина теперь не превышала пятнадцати метров. Сюда уже проникал солнечный свет. Где-то наверху он колыхался на волнах и отбрасывал вниз причудливый узор. На корпусе корабля заиграли оранжевые блики.

И наконец, когда сверкающий, колышущийся потолок раскололся на миллион блесток, лодка приобрела свой настоящий цвет: в волнах замелькал ее ярко-красный нос.

На экране телеглаза отразилась прекрасная бухта Наруто. После мрачных глубин, где видимость ограничена, этот светлый мир казался неправдоподобно прозрачным.

— Всплытие! — доложил рулевой Вадзи, сидевший у пульта управления, покрытого циферблатами приборов, телеэкранами и контрольными лампочками.

— Курс триста двадцать, полный вперед! — распорядился командир.

— Есть курс триста двадцать!..

— Есть полный вперед! — отчеканили рулевой Вадзи и механик Хира. Они легли на заданный курс, перевели лодку на автоматическое управление и доложили об исправной работе всех приборов.

Командир Киоки Фукэ был доволен. Он любил эти мгновения, когда лодка, меняя цвет, медленно всплывала, когда все части нее хорошо слаженного механизма работали четко и контрольные лампочки светились ровным светом, словно добрые, ласковые глаза. Киоки слегка улыбался и мысленно давал лодке ласкательные имена.

Приятно было слышать скупые слова рапорта. Его помощники хорошие ребята. Исполнительные и вышколенные. И доложить умеют с блеском. Чувствуется старая, дедовская школа.

И главное, вокруг тишина и покой: ясное небо, прозрачная вода. Даже обидно немного — патрульной подлодке вроде бы и нечего делать.

На экране играли мелкие волны, прозрачно-зеленые, пронизанные лучами солнца. Стояла середина января, но краски напоминали летние. На гребнях стеклянных волн курчавилась легкая белая пена. Изредка набегали более высокие валы и оседали с мягким шумом, рассыпаясь на миллионы сверкающих брызг.

Фукэ на глаз определил высоту волн — не более полуметра. Скорость ветра от трех до пяти метров в секунду.

Командир переключил ручку телеглаза на дальний обзор.

Справа возник светло-коричневый обрывистый берег острова Авадзи с черной пилой соснового бора. Слева — голубые горы, тянущиеся от Сикоку-Токусима до Наруто, а в центре, в глубине узкого коридора, — плотина, выкрашенная в широкую красную и белую полосу.

Экипаж лодки окрестил ее «парадной дверью».

Двадцать первый век проник и сюда и изменил древний облик моря.

Когда была построена плотина, пролив Наруто превратился в бухту, а остров Авадзи слился с островом Сикоку. Теперь возвышенность Авадзи защищала с востока «внутреннее море». Может быть, гармония пейзажа и нарушилась, но зато была решена проблема мелиорации района.

Освещенная прямыми лучами солнца красно-белая плотина высилась в центре экрана.

— Хороша погодка, просто что надо, — сказал рулевой Вадзи.

— Э-э, не торопись хвалить, — отозвался Хира, механик, ведь море капризно, как женщина.

— Только не сегодня. Неужели не видишь? Сегодня этой причуднице лень даже пальцем пошевельнуть. Она отдыхает. Сама мне сказала, честное слово! — засмеялся Вадзи.

Прислушиваясь к их беседе, командир Фукэ задумался.

Интересно, кто первый сравнил море с женщиной? Наверно, какой-нибудь древний человек, глядевший на капризное лицо своей подруги. Прошли столетия, наступил двадцать первый век, а люди до сих пор говорят: море изменчиво, как женщина. Тысячеликая, вздорная, взбалмошная женщина, у которой не один характер, а сотня. И все они отражаются на ее лице. Она удивительная, эта женщина, которую зовут Море. Самая ласковая на свете. Она умеет лучезарно улыбаться и дарить нежнейшие ласки. Умеет плакать так, что сердце разрывается. Но она и самая коварная. Разгневается неизвестно почему — и ты погиб. Наверно, за это ее и любят. Ведь человеческая натура не меняется. И море тоже не меняется. Не увядает, не стареет. И люди относятся к морю так же, как в старину. Разве что внешне отношения стали другими…

Вадзи продолжал развивать свою мысль:

— Ну, согласись, что наша красавица хоть раз в год да бывает в отличном настроении.

— Если бы так! Разве я против? — с улыбкой отвечал Хира.

Нечего им было делать в такой день, вот они и болтали. Оптимист Вадзи совсем заговорил немало повидавшего на своем веку Хиру.

— Да, хороший денек. Метеорологи не подвели. Ведь именно на сегодня назначен старт лунной ракеты.

— Метеорологи, говоришь? При чем тут они? Их наука все еще ходит в детских ботиночках. А сегодняшнее предсказание — случайное совпадение, не больше.

— Да ладно тебе ворчать. Нельзя же отрицать, что сегодняшний день самый подходящий для старта. И нам хорошо — посмотрим телепередачу.

— Ш-ш! — Хира приложил палец к губам.

— Да смотрите, пожалуйста, я не возражаю, — улыбнулся командир.

Они замолчали.

На сегодняшний день был назначен старт ракеты «Кагуя-18», снабжавшей материалами японскую лунную базу. Космодром находился к северу от Цудзендзи, на осушенных землях бухты Бебуура. Все знали, что командир ракеты Кида — давнишний соперник Фукэ.

Вадзи мог бы и промолчать. Но такой уж он был человек, бесшабашный, несдержанный, — что на уме, то и на языке. Вот и ляпнул про старт. Однако Фукэ это не трогало. Пожалуй, его больше раздражала подчеркнутая деликатность Хиры.

Когда-то Фукэ очень завидовал Киде, астронавту. Тот покорял космос, делал блестящую карьеру, о нем много говорили. А Фукэ только с тоской поглядывал на небо, когда его лодка поднималась на поверхность из мрачных морских глубин. Когда он думал о Киде, собственная неполноценность ощущалась особенно остро.

Они вместе учились на факультете космонавтики Объединенного института коммерческой навигации и всегда были соперниками в борьбе за первое место. Потом оба окончили с отличием, стали командирами космических кораблей. Фукэ уже грезились звуки фанфар и приветственные возгласы, но произошло несчастье — авария во время учебного полета. Он лишился ноги и вынужден был перейти в морское ведомство, на подлодку. Работа, конечно, тоже весьма почетная, но за нее никто не награждает аплодисментами.

Да, Киоки Фукэ страдал ужасно. Одно время даже подумывал о самоубийстве. Но потом понял, что освоение моря пока что приносит куда больше пользы человечеству, чем покорение космоса. Для него началась новая жизнь. Но даже и сейчас упоминание о Киде, которого постоянно прославляли, отзывалось в его сердце легким уколом…

И дело тут было уже не в служебной карьере. Между ними встала любовь. Хира знал об этом.

Кида и Фукэ и здесь оказались соперниками. Оба любили Акиру Ран. Теперь она была женой Киды.

В те времена, когда на осушенных землях бухты Бебуура начались мелиоративные работы, Кида и Фукэ еще боролись за первое место на факультете и страстно мечтали о Великом звездном пространстве.

Акира Ран была дочерью начальника департамента электронной техники Мелиорационного центра Внутреннего моря. Мальчишеское имя[8] очень шло этой живой девушке с открытой и ясной душой. С первого дня знакомства она относилась к обоим юношам одинаково приветливо. Нередко они втроем совершали морские прогулки на быстроходном, как птица, судне или отправлялись к берегам соленого озера, образовавшегося после постройки плотины и прозванного оазисом. Они много говорили о будущем.

Акира, очевидно, ни одному не отдавала предпочтения, но оба связывали с ней мечты о будущем.

До знакомства с этой девушкой Фукэ, как и подобает современному молодому человеку, с пренебрежением говорил о любви, описанной в литературе прошлого века. Он называл любовь «хвостом единобрачной системы». Но теперь Акира завладела его сердцем. Она стала той единственной, с которой он хотел бы прожить жизнь.

Однажды Фукэ сидел вдвоем с Акирой на холме, где раскинулся мандариновый сад, оставшийся от старых времен. Они смотрели на огромную равнину; она была залита электрическим светом, который превращал ночь в день. Оттуда доносился грохот стройки. На светлом небе уже вырисовывались очертания нового города. Акира долго смотрела вдаль, потом бросила быстрый взгляд на Фукэ и прошептала:

— Ты хороший парень, Фукэ. Я тебя очень уважаю, очень…

Эти слова запечатлелись в его сердце, как и ночной пейзаж, полный мечты и надежды.

Фукэ решил, что завоевал любовь Акиры. Нет, он не был самоуверенным, просто такая девушка, как Акира, не могла лгать. Но вскоре она объявила, что они с Кидой хотят пожениться.

Судьба зло посмеялась над Фукэ: через месяц после этого он потерял ногу. Что ж, Акира правильно сделала, что выбрала спутником жизни Киду. Если бы она стала женой Фукэ, то никогда не смогла бы по-настоящему гордиться мужем, никогда полностью не удовлетворила бы своего тщеславия.

Правда, теперь велись гигантские работы по осушению новых районов. С перекрытием четырех проливов Внутреннего моря открылись широкие перспективы для развития экономики страны. Здесь, на новых землях, предполагалось создать комплекс городов, которые в будущем должны были стать центром политической и культурной жизни Японии. Грандиозный замысел. Его осуществление плюс разработка морских ресурсов решали проблему перенаселенности. Япония из страны зависимой и, так сказать, неимущей превращалась в богатую державу. И это было куда важнее, чем освоение космоса. Но люди продолжали глядеть в небо и приветствовать восторженными криками каждый полет. Странные существа люди. Не видят земли, словно глаза у них на макушке, как у лягушки.

Разумеется, никто бы и внимания не обратил на жену какого-то там командира патрульной подводной лодки, в обязанности которого входило охранять плотину, удерживавшую воды бухты Наруто.

Люди только досадливо отмахнулись бы, если бы им начали доказывать, что разрушение плотины может привести к неслыханным бедствиям.

Да, ничего не скажешь, Акира поступила умно, соединив свою жизнь с человеком, за которым по пятам шагает слава. А в сердце Фукэ осталась незажившая рана. Видно, теперь уж она так и будет ныть до самой смерти.

Однако он гордился своей работой, сознавая ее важность для Японии и японцев. Фукэ был доволен, что именно ему на долю выпало это скромное и почетное дело. А что другие не замечают его труда, не награждают его аплодисментами, — в конце концов, наплевать.

Став инвалидом, распрощавшись с мечтой юности, потеряв любимую женщину, этот человек все-таки выстоял. Недаром в нем текла кровь отважных капитанов, смешанная с морской солью.

— Старт назначен на 11.58. Интересно, когда начнется передача по телевизору? — сказал Фукэ, глядя на плотину, занимавшую теперь весь экран.

Никто ему не ответил. Слышалось лишь мерное гудение двигателей, похожее на жужжание пчел.

— Пожалуй, пора включить телевизор. Давайте посмотрим, как они будут стартовать, и пожелаем им счастливого пути, — продолжал Фукэ. Он говорил вполне искренне. — Я думаю, запасной телеприемник для наблюдения нам не понадобится, погода ведь о личная. Он принимает трансляцию?

— Конечно, — ответил Вадзи.

— Ну и хорошо. Включайте приемник.

— Есть! — тихо, но с нескрываемой радостью ответил Вадзи.

Хира молчал, очевидно из деликатности.

«У каждого свои достоинства и недостатки», — подумал Фукэ. Недавно ему поручили подыскать двух командиров для подлодок, которые будут нести охрану плотин Канмон и Акэси. Но его ребятки еще должны походить в помощниках, набраться опыта, закалить волю. Такая работа только пойдет им на пользу. Он усмехнулся про себя: узнай они мысли командира, наверно, обиделись бы.

Пассивность и порывистость — большие недостатки для человека, ответственного за целое судно. Такие качества могут привести к гибели корабля и экипажа. В космосе другое дело. Там, как только звездолет ляжет на заданный курс, управление переходит к электронному мозгу. А под водой еще нельзя полностью полагаться на умные приборы. Бывают такие моменты, когда стихия требует от человека сообразительности и моментальных решений.

Фукэ вгляделся в «парадную дверь» плотины. Красно-белые полосы все так же ослепительно сияли, отражая солнечные лучи. Контрольные лампочки приборов горели ровным зеленым светом: все в порядке. Сила и высота прилива, давление воды на подводную часть плотины, давление самой плотины на грунт — все это не внушало ни малейших опасений. Никаких угрожающих отклонений в температуре, в составе и течении воды тоже не было.

В памяти Фукэ всплыли строчки Броунинга: «Все прекрасно на этом свете…»

Однако было одно обстоятельство, которое постоянно тревожило командира. Он считал, что плотина построена не совсем правильно. Ведь через короткий пролив Кий до нее доходили волны Тихого океана. Благоразумнее было бы создать хотя бы в этом месте двойной заслон, то есть просто-напросто возвести два параллельных ряда плотин. Стихийные бедствия — тайфуны, цунами, землетрясения — все еще угрожали Японии. Природа иногда брала верх над человеком.

Но некоторые твердолобые служаки, сидевшие на суше в уютных кабинетах, забывали об этом. Им казалось, что природа давно уже стала ручным котенком, а на самом деле у нее были зубы тигра. Никто не обращал внимания на ежегодные настойчивые рапорты Фукэ о необходимости построить вторую, параллельную плотину. Правительству такое мероприятие казалось пустой тратой средств. Общественное мнение оставляло без внимания этот вопрос, — а с конца двадцатого века общественное мнение приобрело в Японии большую силу.

К словам простого командира подводной лодки никто не хотел прислушаться. К сожалению, в этой области не произошло никаких сдвигов: учитывалось не то, что говорили, а то, кто говорил. Фукэ в высоких кругах считали хорошим командиром, но чересчур склонным к пустому прожектерству. Даже коллеги и начальники Фукэ, в душе соглашавшиеся с ним, делали скучающие лица и в конце концов переводили взгляд на его протез, когда он заводил разговор о двойной плотине. Не повезло человеку в жизни, вот он и придумывает разные штуки.

Фукэ и здесь оказался одиноким. Но он был стойким человеком и умел бороться с одиночеством. Ведь он вырос на пустынном острове Авадзи, среди бурных ветров и шумных волн.

Он рано потерял отца. Мать осталась одна с тремя маленькими детьми — Фукэ и его младшими братом и сестрой. Старшего сына она отдала родственникам, жившим на Авадзи, и вскоре вторично вышла замуж. Теперь-то он понимал, что матери пришлось так поступить: ей было не поднять двоих детей. А в детстве сердился на мать, тосковал по ней и проклинал свою судьбу. Сейчас мать с детьми и мужем, космическим медиком, жила на лунной базе.

Да, у него отняли все: сначала семью, потом любимую и наконец здоровье и мечту о космосе. Он очутился на подводной лодке, в этой своеобразной тюрьме, отрезанной от внешнего мира. Хочешь не хочешь, а приходилось вырабатывать в себе стойкость и умение переносить одиночество.

На старте стоит огромный космический корабль. В его сверкающем стальном корпусе отражается холодная голубизна безоблачного январского неба.

«…В эту минуту внимание всей Японии, или даже, правильнее сказать, всего мира, приковано к нашему кораблю, названному нежным именем „Кагуя-18“.[9] Закончен последний технический осмотр корабля. Он готов к старту. Старт произойдет через пять минут. Всего через пять минут…»

Взволнованный голос диктора. Последние члены наземной команды отъезжают от корабля на машинах. Вот он остается совершенно один на взлетной площадке.

Телекамера показывает огромный космодром Бебуура, покрытый мелким белым песком. Вдали чернеют сосновые рощи.

«…Следите за антенной над зданием главной диспетчерской, расположенной в трехстах метрах от корабля. Она соединена с электронно-счетным мозгом подземного контрольного пункта и передает распоряжения электронно-счетному мозгу корабля. Аппараты отсчитывают секунды, оставшиеся до старта. Траектория полета откорректирована. Простым глазом невозможно уследить за изменениями в положении корабля на взлетной площадке, которые дают ему возможность точно лечь на курс и совершить посадку на Луне в заданном месте.

Такую точность обеспечивают тончайшие приборы — создание человеческих рук и разума. Сам корабль, величественно ожидающий старта, — вершина вдохновенной человеческой мысли. Впрочем, слова здесь неуместны. Я умолкаю. Смотрите сами. Стальной корпус отражает холодную, прозрачную голубизну атмосферы, которая через мгновение будет взорвана. О, смотрите, смотрите! Со стороны диспетчерского пункта мчится открытая машина с сегодняшним нашим героем, командиром корабля Кидой…»

— Ну и наболтал диктор! А сказал, что будет молчать, — усмехнулся Вадзи.

— Ничего не поделаешь, такая у него работа. Здесь важно, каким тоном он говорит, — побольше возбуждения, побольше восторга, а то зрителям будет скучно, — с горькой иронией отозвался Хира.

Фукэ напряженно смотрел на экран. Машина с Кидой приближалась. Давненько он его не видел.

Командир корабля Кида стоял в открытой машине и махал рукой в сторону телекамеры. Он хорошо усвоил, как должен держаться герой. Обаятельная улыбка. Белоснежные зубы великолепно контрастируют со смуглой, обветренной кожей. Волевой лоб, квадратные челюсти. Наверно, ему аплодируют тысячи зрителей, которые сейчас не попали на экран телевизора.

Фукэ увидел Акиру. Она стояла рядом с мужем. Нисколько не изменилась за десять лет. Все так же хороша. Правда, расстояние большое, да и телекамера не может передать всех мелочей. Акира скромно улыбалась и прижимала к груди руку. Время от времени ее пальцы делали слабое, изящное движение — короткий плавный взмах: так она приветствовала восторженных почитателей мужа. Во всей ее фигуре чувствовалась гордость и удовлетворение.

Когда их машина подъехала к кораблю, Кида театрально обнял Акиру, поцеловал ее, улыбнулся прямо в камеру, еще раз помахал рукой и исчез в кабине лифта.

Машина с Акирой отъехала от корабля. Диктор, очевидно, едва дождался этого момента. Из репродуктора снова хлынул поток патетических возгласов.

Кабина лифта вернулась на землю. Теперь на фоне неба рисовался только нос корабля, горделиво и торжественно устремленный ввысь.

«…До старта остается одна минута. Дорогие зрители, мне нечего больше вам сказать. Наконец-то и наша отечественная астронавтика достигла небывалых высот. Теперь мы посылаем корабли в великую звездную пустоту, словно в соседние страны. Все вы видели командира Киду. Он полон уверенности и энергии, полон гордости за порученную ему миссию… Он отважнейший из отважных… Сильнейший из сильнейших… До старта осталось тридцать секунд…»

В это мгновение подводную лодку наполнил гул, словно от землетрясения.

— Черт возьми! — воскликнул Вадзи. — Неужели у них что-то забарахлило? Обидно! В момент старта…

Фукэ прервал его:

— Наблюдать за приборами! Приготовиться к аварийному погружению! Затопить боковые отсеки! Поворот на шестнадцать румбов! Выходим на середину бухты и погружаемся на полную глубину!

Еще не поняв, что произошло, рулевой и механик четко выполнили приказ. Их руки забегали по пульту управления.

Началась сильная бортовая качка.

Патрульная подводная лодка развернулась и, разрезая волны, вышла на середину бухты. Началось погружение.

— Я «Хамелеон», я «Хамелеон»… Вызываю штаб, вызываю штаб… Я «Хамелеон»… Перехожу на прием… — говорил Фукэ в трубку.

— Я штаб, я штаб… Вас слышу. Перехожу на прием…

— Я «Хамелеон». Минуту назад было сильное сотрясение и гул. Осциллограф вычерчивает пляшущие кривые. Предполагаю, что поблизости произошло сильное подводное землетрясение. «Хамелеон» идет на аварийное погружение, чтобы избежать возможного цунами. Жду ваших распоряжений.

— Я штаб, я штаб… Вас понял. Буду выяснять обстановку. Устанавливаю связь с метеостанцией. Желаю удачи. Перехожу на прием.

— Я «Хамелеон». Продолжаю погружение. Веду наблюдение за плотиной. Буду держать связь со штабом. Прошу наблюдать за «Хамелеоном». Все.

— Я штаб. Вас понял.

Море на телеэкране быстро темнело. Исчезла яркая желтизна, потом зелень. И корпус корабля потерял свой алый цвет: стал желтым, потом зеленым.

— Так я и знал! — нервным, хриплым голосом пробормотал механик Хира.

Вадзи молчал.

Приборы показывали рельеф дна, отсчитывали метры. До подводного грунта осталось всего восемь-десять метров. Море здесь было мелким, дно неровным. Погружаться больше чем на пятьдесят метров было опасно.

Удастся ли на малой глубине устоять против сильного цунами? Кто знает? Таких случаев еще не бывало.

Репитер балансомера фиксировал бортовую и килевую качку. Кажется, лодку заносило влево. Это свидетельствовало об изменении в движении воды. Сейчас было время прилива, следовательно, течение должно идти в сторону плотины. А на самом деле начался тот самый отлив, который свидетельствует о приближении большого цунами. Ошибки быть не могло. Надвигался цунами. Страшный цунами!

Эта мысль кольнула Фукэ в самое сердце. Но он ничего не сказал. Его ребята и сами чувствуют серьезность положения. И опасность тоже чувствуют. Но не положено командиру раньше времени бить тревогу.

Фукэ спокойно сказал:

— Цунами такая штука, что только верхние слои воды будоражит. Конечно, для обычных кораблей это большая опасность. А для нас, на подлодке, это все равно что для них легкий ветерок. Остановимся на глубине шестьдесят метров и посмотрим, как и что.

Вообще-то Фукэ был немногословен. А сейчас разговорился. Но прервал поток своего красноречия, чтобы помощники ничего не заподозрили. Чуткий Хира мог уловить, что кроется за его словами.

Фукэ не отрываясь наблюдал за приборами, показывающими состояние плотины.

Схематический экран моментально зафиксировал бы самые незначительные трещинки и обвалы. Но пока он оставался гладким и мутно-желтым. Зеленые контрольные лампочки горели спокойно. В случае опасности по экрану побегут красные линии и на приборах замигают красные огоньки.

Выдержит ли плотина, если цунами обрушится прямо на нее? Для нее это будет первым большим испытанием. Если она рухнет, тогда Инланд, лежащий ниже уровня моря…

Фукэ старался не думать дальше. Конечно, капитан, лишенный воображения, — плохой капитан. Но избыток воображения тоже мешает. Так, пожалуй, можно впасть в панику, а это уж никуда не годится.

Эховолномер пока еще не показывал сильного волнения на поверхности. Однако осциллограф фиксировал высокие гребни волн, возникающие от столкновения прилива и отлива, того отлива, которым сопровождается цунами.

И рулевой Вадзи и механик Хира застыли, уставившись на приборы, и время от времени судорожно глотали слюну.

Экран забортового телеглаза стал совсем темным. Глубина погружения достигла сорока метров.

— Включить свет, — спокойно распорядился Фукэ.

Вадзи забыл это сделать, но Фукэ понимал, что сейчас не время для выговора.

Экран сразу посветлел. Под пучками лучей подводных прожекторов вода стала ярко-синей и корпус корабля почти обрел свой естественный цвет. Косяки плоских рыб мелькнули и исчезли во мраке.

Потянулись долгие, мучительные минуты ожидания. Через тридцать пять минут «Хамелеон», стоявший над самым грунтом, начало заносить на бок.

— Включить двигатели! Курс сто тридцать пять! Малый вперед!

Пока подчиненные выполняли приказ, Фукэ напряженно следил за балансомером. Он решил поставить лодку носом против течения, чтобы устоять при перемещении огромных слоев воды. Однако, несмотря на включенные двигатели, «Хамелеон» относило назад.

— Полный вперед!

Но и это не помогло. Лишь немного снизилась скорость, с которой их тащило назад.

Если так будет продолжаться, лодку занесет в глубину бухты, к острову Сикоку, и швырнет на прибрежные подводные скалы.

— Отдать якоря! Кормовые! — Фукэ чуть повысил голос, видя неуверенные движения Вадзи. — Канат, канат побольше затрави! Смотри, как натянут, может лопнуть.

Что происходило на поверхности — не известно, но в глубине первый удар цунами постепенно начал ослабевать.

Эховолномер показал, что высота волн равна восьми метрам. Скоро последует второй удар цунами, но он будет слабее, чем первый.

— Видите, как легко мы справляемся! — сказал Фукэ. Его глаза улыбались. Но в этот миг в них отразился красный свет замигавшей лампочки.

Плотина!

Приборы показывали, что на плотине, чуть влево от возвышенности Авадзи, образовалась вертикальная трещина. Она извивалась по надводной части и уходила под воду на пятнадцать метров.

— Командир, плотина…

Это был голос Хиры.

— Вижу. Но пока мы еще не можем двигаться.

Фукэ представил себе трагическую картину — пожалуй, ее можно сравнить с последним днем Атлантиды.

Нельзя допустить разрушения плотины. Помочь, помочь во что бы то ни стало!

«Хамелеон» был загружен пласталитом, который составлял почти половину веса лодки — шестьдесят тонн. Это соединение из пластмассы, стали и свинца, сохранившее ценные свойства каждого из компонентов, нагревалось до жидкого состояния и извергалось из носового отсека лодки. Пласталит предназначался для временного срочного ремонта плотины.

Обычно такой ремонт проходил благополучно. Запаса пласталита хватало. И помощь с земли всегда приходила своевременно. Таким образом удавалось избежать дальнейшего увеличения трещин. Недаром в древности говорили: «Самый высокий и крепкий вал разрушается от дырочки, просверленной муравьями».

Никаких признаков второй волны цунами не было. Прошло еще тридцать минут. Фукэ решился.

— Поднять якоря! Курс триста двадцать! Полный вперед! Так держать!

— Командир, а если налетит вторая волна, когда мы окажемся на малой глубине? — чуть дрогнувшим голосом спросил рулевой Вадзи.

— Плотина в опасности.

— Но…

— Только спокойно! Надо быть внимательными, и мы выдержим вторую волну, как выдержали первую. Вторая волна всегда слабее.

— Тем-то она и опасна, что слабее. Ее не сразу распознаешь.

При взгляде на спину механика Хиры, который застыл от напряжения, можно было понять, что он внимательно прислушивается к этому спору.

— Что ж, ведь мы предназначены именно для таких случаев. Не за то нас народ кормит, что мы болтаемся здесь при хорошей погоде, — с улыбкой ответил Фукэ.

Вадзи замолчал. На щеках его проступили красные пятна. Он как будто говорил: как хотите, я подчиняюсь, но умываю руки.

Все свое внимание Фукэ сосредоточил на телеэкране. Вдруг раздался голос Хиры:

— Вадзи, ты куда?

— Рулевое управление что-то барахлит. Пойду погляжу.

Фукэ обернулся и увидел, как захлопнулась тяжелая дверь соседнего отсека.

Вскоре загорелась еще одна красная лампочка. Это было полной неожиданностью.

— Неужели пробоина в спасательном шлюзе? — невольно повысив голос, спросил Фукэ. Но тут же обернулся к Хире. — Нет, никакой пробоины. Мотор работает. Значит… шлюз заполняется водой, чтобы…

— Я сейчас! — Хира рванулся к двери, словно ужаленный.

— Бесполезно.

— Но…

— Не успеешь. Шлюз уже наполнен водой. Или ты забыл, что дверь шлюза герметически закрыта до тех пор, пока он полностью не освободится от воды?

— Можно открыть ее ручным винтом. Подлец! Трус!..

— Ручным винтом? Да ты что?! Хочешь, чтобы вода залила всю лодку? Поздно, ничего не поделаешь. Что ж, он сам выбрал этот путь.

Хира уселся на свое место и, уставившись на экран, застыл.

…Вот из спасательного люка вырвалась фигура в скафандре и, словно воздушный шар с оборванной ниткой, начала уходить вверх. «Сумасшедший, — думал Фукэ, — он сам шагнул навстречу смерти».

— Я «Хамелеон», я «Хамелеон». Вызываю штаб. Перехожу на прием.

— Я штаб. Вас слышу. Перехожу на прием.

— Наша лодка цела и невредима. В плотине обнаружена трещина. Мы идем к плотине для принятия срочных спасательных мер. Просим прислать помощь. Перехожу на прием.

— Вас понял. Послать на помощь подводную лодку не можем, пока не пройдет вторая волна цунами.

— Я «Хамелеон». Разве есть признаки второй волны? Перехожу на прием.

— Был сигнал тревоги. «Хамелеон», будьте осторожны. Как только пройдет вторая волна цунами, вышлем вам на помощь подлодку. Перехожу на прием…

У Фукэ сдавило горло. Лишь через минуту он ответил:

— Я «Хамелеон». Вас понял…

И тут же прервал связь.

— Механик, замени меня, понаблюдай за приборами. Идет вторая волна цунами.

— А вы, командир?

Хира быстро обернулся и странным взглядом посмотрел на Фукэ. Он подумал, что командир собирается последовать примеру Вадзи.

— Я поведу лодку.

Волоча протез, Фукэ подошел и сел на место Вадзи. Хира занял место Фукэ. Оба молчали.

— Работай на вспомогательной контрольной установке и наблюдай за двигателями. Будем защищать плотину, пока не придет помощь…

Вдруг Фукэ заметил, что на экране запасного телевизора, который Вадзи, по-видимому, забыл выключить, показывали Землю с птичьего полета. Передача велась с борта «Кагуи-18». Окутанная белыми, ватными облаками, Земля проглядывалась плохо. И Фукэ пришла в голову мысль, что он ничтожнее песчинки на этой земле.

Не все ли равно — бежать, бросив лодку, или остаться и выполнять свой долг? Ведь это такая мелочь. Ну и пусть прорвет плотину, ну и пусть затопит огромные просторы Инланда! Что из этого? Катастрофа? Она не отразится на экране, показывающем сейчас Землю с птичьего полета.

Если сейчас, вот сию минуту, выскочить из подводной лодки, еще можно спастись: плотина ведь совсем рядом. Фукэ слышал вкрадчивый шепот благоразумия.

Но в тот же момент перед его глазами всплыло лицо Киды и ярче сигнальной лампочки, возвещающей тревогу, вспыхнула горделивая улыбка Акиры. Мгновенная слабость исчезла. Жить во имя долга — разве не в этом его призвание?

— Механик, приготовиться к извержению пласталита!

Теперь Фукэ полностью освободился от страха. Правда, он и раньше не признавался себе, что боится, просто что-то время от времени подкатывало к горлу. А сейчас он спокоен, совершенно спокоен. Ему стало смешно, что был момент, когда он думал о бегстве.

Лодку швыряло взад и вперед. Это утомляло. Резкие толчки болезненно отдавались в теле.

Приходилось почти вслепую искать трещину. На экране отражалась лишь мутная пелена воды, освещенная прожекторами. «Хамелеон» приблизился к плотине с выключенными двигателями. Кое-как удалось ввести трубку извергателя в трещину. Нагретый пласталит остывал от воды, расширялся и заполнял трещину.

Работать было трудно. Две—три минуты — и полный назад. Снова погружение. Снова поиски.

Так удалось залить несколько метров трещины. Но оказалось, что повреждение было значительно серьезнее, чем предполагал Фукэ, Трещина уходила далеко вглубь. А пласталит таял на глазах.

Хира все это время хранил гробовое молчание. Он автоматически выполнял приказы командира.

Не известно, часы или минуты прошли после того, как они обнаружили, что самый нижний конец трещины уже превратился в настоящую брешь, такую огромную, что в ней поместилась бы вся подводная лодка.

Запас пласталита подходил к концу. Если не удастся заштопать эту дыру, вся проделанная работа пойдет насмарку. Сейчас только эта мысль волновала Фукэ.

— Малый вперед…

Напряженно следя за тем, как носовая часть лодки погружается в зияющую дыру, Фукэ не отдал приказа «стоп» и «полный назад».

— Командир… — прозвучал слабый голос Хиры.

Возможно, это был протест. Но Хира больше не добавил ни слова.

Нос лодки медленно вполз в брешь. Но, очевидно, трещина сужалась: по корпусу корабля пробежала дрожь, и он остановился. Вероятно, обшивка получила повреждения. Послышался шум просачивающейся внутрь воды. Тотчас же тревожно замигали десятки красных лампочек на контрольных приборах.

Что ж, это, пожалуй, даже хорошо. Пока подоспеет подкрепление, сама лодка будет затыкать эту проклятую дырку…

— Я штаб, я штаб. Вызываю «Хамелеон». Перехожу на прием.

— Я «Хамелеон». Вас слышу. Перехожу на прием. — Голос Фукэ звучал абсолютно спокойно.

— Спасательные корабли высланы к вам с южной части острова Нусима. Через тридцать минут будут на месте. Постарайтесь продержаться. Перехожу на прием.

— Будем ждать. Наша подводная лодка закрыла брешь своей носовой частью. Давление воды на плотину снизилось. Но мы получили пробоины в обшивке, лодку заливает водой. Тридцать минут постараемся продержаться. Ждем помощи. Перехожу на прием.

— Я штаб. Вас понял. Благодарю за проявленный героизм. Желаю удачи. Все.

— Эй, механик, держись! Помощь идет!

Ответа не последовало. Доносился только равномерный шум двигателей, продолжавших работать на «малый вперед».

— Слышишь? Через тридцать минут они будут здесь. Потерпим, а? Наша посудина выдержит. Обязана выдержать. На всякий случай приготовь кислородные баллоны…

Голос Фукэ все же начал терять обычную уверенность. Очевидно потому, что командир очень уж старался сохранить спокойствие.

К шуму проникающей внутрь воды теперь прибавился скрип корпуса. Давление на ту часть лодки, которая выступала из бреши, было очень велико.

— Ну, давай потерпи, всего тридцать минут. Тридцать минут, понимаешь…

Это Фукэ бормотал уже под нос, словно убеждая себя самого.

Хира молчал.

— Я штаб, я штаб. Вызываю «Хамелеон». Перехожу на прием.

— Я «Хамелеон». Вас слышу. Перехожу на прием.

Теперь в голосе Фукэ чувствовалось напряжение.

— Я штаб. Космический корабль «Кагуя-18» потерпел аварию и превратился в вечный спутник Земли. Экипаж покинул корабль на спасательной ракете. Очевидно, она совершит посадку в открытом море, в районе мыса Сиономисаки полуострова Кий.

— Что-что?!

— Спасательные корабли направляем туда. К вам высылаем другие корабли. Они прибудут ровно через час. Опасность второй волны цунами миновала. Если положение станет критическим, разрешаем экипажу подводной лодки покинуть судно, оставив его в бреши с двигателями, включенными на малую скорость.

— Идиоты! Испугались общественного мнения! Вам наплевать на человеческую жизнь, если это не жизнь знаменитости!..

— Я штаб, я штаб! «Хамелеон», слышу вас плохо. Слышу вас плохо. Перехожу на прием.

— Да, понял, понял, говорю! Все!

— «Хамелеон», «Хамелеон»! Увеличьте мощность! Я вас очень плохо слышу! Перехожу на прием.

Фукэ резко выключил датчик.

— Что ж, если мы погибнем, про нас напечатают в газете. Только на последней странице и мелким шрифтом.

— Командир, идет вторая волна цунами, — слабым, тусклым голосом сказал Хира.

— Что ты болтаешь! Они же сказали — не будет.

— А я говорю, что будет… Интересно, этот спасся? Да нет, где там. Потонул, наверно. Бедняга, поди, забыл, как сосут грудь… — Хира тихонько рассмеялся.

Фукэ обернулся.

— Хира, что с тобой?

— Вот я и говорю, что это мне подарили в деревне? А песня, песня-то старая какая, давнишняя песня…

Хира сидел, уронив голову на приборы. Наверно, в его помутившемся мозгу проносились картины детства. Или эта темная, закрытая со всех сторон мышеловка показалась ему утробой матери…

Шум просачивающейся воды и скрежет обшивки все усиливались.

— Эй, Хира, очнись! Давай выбираться, а то не увидишься со своей мамой. Да, брат, рождаться на свет трудно. Наверху высокие волны. Ну, держись! Будь мужчиной! Встать!

Волоча за собой обессилевшего Хиру, Фукэ прошел в соседний отсек, вытащил из спасательного шкафа два кислородных баллона. Один укрепил на спине Хиры, другой на своей. Сунул трубку в рот обмякшему механику, чтобы тот сразу начал дышать кислородом. Потом нажал на кнопку спасательного люка.

Задраив дверь, Фукэ сам надел маску и включил подачу воды. Морская вода с шипением лизнула ноги, потом начала подниматься выше. Отсек быстро наполнился водой.

Следя, чтобы Хира не выпустил изо рта трубку, Фукэ ощупью искал кнопку выходного люка. Наконец нашел, нажал. Послышался едва уловимый шум мотора. Но люк не открылся. Фукэ нажимал и нажимал на кнопку. Бесполезно. По-видимому, внешняя обшивка подводной лодки деформировалась и люк заело. Мотор работал вхолостую.

Фукэ бросился к внутренней двери. Она тоже не подавалась! Погас свет. Вода проникла в аккумуляторные отсеки!

И тут впервые он почувствовал настоящий ужас. Словно его окатили водой более холодной, чем ледяная вода…

Сколько часов прошло после этого? Да нет, какие там часы! Ведь запас кислорода в баллонах невелик.

Кислород… Если бы еще немного кислорода… Еще немного…

Но что это? Люк плавно открылся… Тело качнулось и понеслось вверх. Как легко, словно на воздушном шаре…

Скафандр больше не нужен. Фукэ шагал по дамбе плотины. Перед его глазами, которые видели теперь особенно ясно, простиралась огромная осушенная равнина. Вон коричневатые горбы возвышенностей. Вон чернеют сосновые рощи. А там зеленеют поля. Между ними поблескивают соленые озера, окаймленные свежей молодой травой. И всюду, всюду строятся города. Работают гигантские краны. Серебрятся ленты транспортеров. Шагают роботы. Вот она, светлая, полная надежд панорама богатой Японии. Японии, у которой есть будущее.

И над всем этим величаво возвышалась плотина, которую он заставил жить своей смертью. Он был удовлетворен. Он почувствовал небывалую гордость.

На берегу озера, в тени деревьев, стояла Акира. Он сейчас же узнал ее.

Фукэ шел к ней широким, уверенным шагом. Она ждала. Ее глаза сияли.

— Смотри, только один раз! — Акира улыбнулась, и он коснулся губами ее прекрасных губ.

— Ты замечательный парень, Фукэ! И я… люблю тебя… сказала Акира и сама поцеловала Фукэ…

Фукэ почувствовал, как сердце наполняется удивительным покоем… Становилось трудно дышать…

— Акира!

Нет, голоса не было, губы беззвучно прошептали эти три слога.

Зазвучала песня — он спасен!

Ничего не осталось. Только чувство удовлетворения, огромное, как небо, о котором он когда-то мечтал…

В тесном, наполненном водой люке, прислонившись к стене, стояли двое. Все было спокойно. Над их головами больше не поднимались пузырьки воздуха.