ГРЯДУЩИЙ ЗАВЕТ

Звезды — вершины чудесных треугольников! Сколь дальние и сколь непохожие существа из разных вселенских обителей созерцают в одно и то же мгновение одну и ту же звезду! Возможно ли большее чудо, чем мимолетно заглянуть друг другу в глаза?

Генри Дейвид Торо, «Уолден»


Если Ааква есть великий огонь, кружащий по Вселенной, а дети Ааквы — иные огни, полыхающие вдали, то разве нельзя предположить, что они кружат по иным вселенным? И нет ли в тех, иных, вселенных собственных обитателей? Ради ответов на эти вопросы я готов много страдать. Ради встречи с этими обитателями, ради того, чтобы увидеть их и прочесть их мысли, я отдал бы жизнь.

Предание о Шизумаате, Кода Нувида, Талман

Докосмическая литература всех известных нам рас исходила из факта существования иных миров и была полна ожиданий, возлагавшихся на первые встречи с представителями иных рас. Совершенство индивидуума и общества, каковое всякий способен вообразить, но какового никто не в силах достичь, надлежало искать у других.

Потом встречи состоялись, и каждая раса нашла в другой не многим более, нежели искаженный образ самой себя. Ум и глупость, агрессивность и страдание, проницательность и слепая преданность — неизменные постулаты жизни и реальности — цинично приходили на смену надеждам, пока каждая раса боролась за свое торжество, создавая правила, придумывая тактические ходы, выстраивая общественные институты — и все ради того, чтобы не дать восторжествовать тем, кто воспринимался как угроза.

Сталкиваясь с превосходящими силами, отстававшие в технологическом и военном отношении расы создавали коалиции, многократно умножая свои силы. Внутри коалиций плелись интриги и заговоры. Снаружи воевали между собой и расширялись великие военные и экономические державы.

Коалиции быстро приняли форму теперешней системы федераций — Объединенных Секторов. В области Галактики, относящейся к Федерации Девятого Сектора, к ней не примкнули лишь считанные крупные державы. Среди них выделялись численностью населения, богатством и военной силой Соединенные Штаты Земли и Палата драков. Этим двум державам подчинялись три сотни миров.

В конце двадцать первого века ни драки, ни люди не отвлекались на абстрактные рассуждения о чужих цивилизациях. Они были заняты войной.

1

Постигающий игру многое внесет в нее. Однако истинные правила, не подлежащие изменению, прозвучат из уст опытных игроков.

Игроки видели и осязали металл; постигающим он известен только в теории.

Предание о Зинеру, Кода Синувида, Талман

Джоанн Никол сидела в грязи посреди планеты Кетвишну и наблюдала сквозь дымку за отдаленной точкой, превращавшейся у нее на глазах в черную птицу — боевой летательный аппарат драков. Он медленно летел над голым пространством, держась совсем низко, прижимаясь к поверхности, как стервятник, выбирающий себе поживу среди бесчисленных трупов.

Она оглянулась на горстку людей, оставшихся у нее в подчинении. Солдаты привычно сидели в окопах и жались к камням, наплевав на холодный влажный ветер и низкие серые облака. Снова взглянув на приближающийся летательный аппарат, она едва удержалась от улыбки.

Драки обойдутся одной машиной. Сорок с небольшим увязших в грязи и деморализованных представителей человеческой расы, набившись в брюхо корабля драков, заполнят его в лучшем случае на четверть. Сорок с небольшим военнопленных — вот и все, что осталось от двадцатитысячного гарнизона.

Возможно, смерть нашли не только эти тысячи, но и миллионы гражданских, хотя об этом можно было только догадываться. В сообщениях, которые удалось получить обороняющимся, говорилось, что города на всех шести континентах Кетвишну превратились в дымящиеся руины.

Рядом раздалось чавканье. Появилась какая-то фигура.

— Майор Никол! Они приближаются.

— Что?

— Они приближаются. — Палец указал на небо.

— Вижу.

Фигура опустилась на корточки, и Джоанн Никол разглядела, кто перед ней: сержант Зина Лоттнер, шифровальщица.

— Мы все перерыли. Из того, что осталось, дракам ничего не пригодится. — Она извлекла из кармана серебристую открытку. На ее пальцах запеклась кровь.

— Вот что я нашла в вашем кабинете.

Джоанн взяла у сержанта приглашение. Блеск карточки казался абсолютно неуместным среди грязи, нечистот и крови. Женщина прочла затейливую вязь:

Офицерский и сержантский состав штабной роты 181-й дивизии JJJ корпуса гарнизона планеты Кетвишну вооруженных сил Соединенных Штатов Земли имеет честь пригласить МАЙОРА ДЖОАНН НИКОЛ на шестнадцатое ежегодное празднование Нораанка Дима, которое состоится в 19. 30 21 февраля 2072 года

(2651 час 9/9 местного времени) в Главной аудитории «Сторм Маунтейн»


Она закрыла приглашение.

— Зачем вы мне это принесли, Лоттнер?

— Не знаю. Думала, вас заинтересует. — Сержант Лоттнер, поднявшись, уставилась на приближающийся аппарат драков. — Я видела, во что превратилось ваше вечернее платье. Наверное, оно было красивым…

Джоанн бросила открытку в грязь и наступила на нее каблуком сапога… Лоттнер, немного постояв молча, развернулась и стала медленно спускаться по осклизлому склону.

Платье действительно было красивым: сплошь серебро и белоснежные кружева — одним словом, глупость…

— Давно ли солдаты торчат в грязи?

Джоанн обернулась на грубый голос и увидела мужчину, скрестившего ноги посреди красно-бурой лужи. Это был лейтенант Морио Тайзейдо, бывший шифровальщик, ныне — солдат, по уши сидящий в грязи, верный кандидат в военнопленные. Рядом с ним бездействовал сержант-пехотинец Эмос Бенбо, устремивший загадочный взгляд на приближающийся вражеский корабль.

Почти не шевеля губами, сержант ответил вопросом на вопрос:

— Давно ли существуют солдаты?

Сейчас эта старая, как мир, шутка пехотинцев оказалась как нельзя более кстати. Джоанн посмотрела на свои колени и попробовала оттереть с них грязь. Потом внимательно осмотрела ладонь.

Грязь. Цвета крови, перемешанной с испражнениями.

Грязь. С запахом крови и испражнений.

Грязь. Международное косметическое средство военных.

Подняв голову, она обнаружила, что корабль драков успел увеличиться в размерах. Сидит ли в грязи пехота драков, тзиен денведах? Истекают ли драки кровью, хватаются ли за животы, делают ли вообще что-нибудь из того, что полагается делать нормальным солдатам? Начальник разведки полковник Нкрума в этом сильно сомневался.

Нкрума… Она зажмурилась, вспоминая события, происходившие в недрах горы у нее за спиной всего несколько часов назад.


… Круглое, обычно ничего не выражающее лицо Нкрумы было перекошено, как от физического страдания. Его облик передавал его состояние. Обливаясь потом, чернокожий полковник отдавал дрожащим голосом приказание, звучавшее для слуха любого офицера разведки громом с небес.

— Никол, исполняйте команду «шифр двадцать».

«Шифр двадцать» означал уничтожение всех секретных документов и вооружения. По истечении каких-то двух часов сражения гарнизон был готов выбросить белый флаг. Полный разгром!

Какие-то несчастные два часа!

У нее не было времени переодеться из вечернего платья в форму. То, что происходило, не имело названия. Учитывая потери, время, затраченные деньги и материалы, полный разгром гарнизона в течение двух часов противоречил закону высшей целесообразности.

Главное сражение — покорение целой планеты — должно было продлиться несколько дольше.

Не два же часа!

Нкрума смотрел на свои руки — две черные кисти, выглядывавшие из вороха бумаг у него на столе.

— Я уже доложил обо всем генералу Кацузо. Он… он назвал меня лгуном.

Джоанн положила руку полковнику на плечо.

— Я займусь «шифром двадцать», полковник.

Нкрума сжал кулаки, закрыл глаза и произнес тихо, как на смертном одре:

— Что у драков за оружие? Чем они воюют, черт их подери?

Она пожала плечами.

— Я отправила доклад в разведку сектора. Наше дело плохо, но сектор разработает новую тактику. Когда драки нападут на базу в следующий раз…

Нкрума сбросил со своего плеча ее руку и взглянул на нее глазами, полными ужаса; удушливый стыд мешал ему говорить.

— Они разделались со всеми нашими оборонительными порядками так, словно мы… словно нас не существует в природе. — Он уронил голову на руки. — Нет нас, и все тут! — Он несколько раз ударился лбом о костяшки кулаков. — Они что, умеют читать чужие мысли? Неужели эти проклятые желтые дьяволы — телепаты?

Джоанн покинула его кабинет, отдала необходимые распоряжения и отправилась в свой собственный взвод, чтобы заняться стиранием информации. Капитан Тэд Макай, офицер тактического командования из комплекса «Сторм Маунтейн», все еще щеголял в парадном белом мундире. В руке он держал бокал шампанского. При ее появлении он вскинул голову.

— Всего наилучшего, Джоанн!

— Сколько вы выпили?

— Еще не все.

— А вдруг вы могли бы на что-то сгодиться? Все-таки снаружи идет война.

— Так вот откуда эти звуки! — Он шумно задышал. — Нет, я ни на что не гожусь. Весь вред, который я мог причинить, уже причинен. Теперь слово за компьютерами.

Она обошла его стороной и стала вводить в компьютер пароли для уничтожения блоков памяти.

— Знаешь, Джоанн, сто лет тому назад это назвали бы полным разгромом. — Он одним глотком допил шампанское и уронил бокал на пол. — Но побежденные обычно спасаются бегством, а тут и бежать-то некуда.

— Я бы с удовольствием тебя подбодрила, Тэд, но сейчас мне некогда.

— Вечно тебе некогда!

Макай засунул руки в карманы и, выйдя в коридор, стал чеканить парадный шаг, распевая песенку:

«Эй, сержант, — сказал старик, —

Я пришел проведать сына».

«Вон валяется твой сын

Вместе с карабином».

«С карабином, говоришь?

Храбреца мы вам вручили!»

«Джон был крепок, как скала,

Пока не подстрелили».

И пошел старик домой,

Думая, что Джон — герой,

А сержант пробормотал:

«Дурень, что не побежал.

Живым он и гроша не стоил,

А умерев, прослыл героем…»

Вскоре его голос был заглушен воем вражеского штурмовика…

Джоанн открыла глаза и опять посмотрела на приближающийся корабль драков. Стирание информации оказалось напрасной тратой времени: при нападении драков на командный пункт вся память так и так была уничтожена.

Равно как и все остальное. И все остальные.

Она больше не видела Тэда Макай.

Словно сговорившись, все выжившие вылезли встречать драков на поверхность, где и воссоединились с пехотинцами. Шифровальщики, повара, чистильщики обуви, техники, программисты, операторы, штабные офицеры и бумажные крысы — все находились теперь на бессмысленной передовой, которую зачем-то продолжала оборонять пехота.

Сначала оружия на всех не хватало, но спустя час баланс восстановился. Еще через час оружия оказалось раз в пять больше, чем способных из него стрелять. Передовая линия обороны рассыпалась, так и не будучи толком созданной.

Теперь, когда драки ненадолго отошли, здесь не осталось ничего, кроме трупов, грязи и сорока с небольшим пар глаз, устало наблюдающих за противником. Глаза!

Джоанн поймала себя на мысли, что точно такое же выражение спокон веку застывало в глазах всех побежденных воинов; в разведшколе она насмотрелась на изображения забытых солдат, издыхавших на разных оставленных территориях: в Андерсонвилле, Арденнах, Испании, Сталинграде, на Бутаане, Окинаве, Бостоне, в Корее, Вьетнаме, на Синае, в Афганистане, Ливане, Акадии, Кейптауне, на планете Дача, планете Бальфор, на станции Чаддук…

Разной бывала их форма, даже лица: одни были людьми, другие — шиказу, третьи — драками. Не менялись только глаза: в них читалась одна и та же обреченность загнанного в угол, обессиленного зверя, утратившего волю к сопротивлению, к самой жизни.

Корабль немного повисел над горой, а потом резко снизился, опустившись на грязевое поле.

… Она вспоминала снятый на пленку допрос семерых драков, захваченных в сражении на станции Чаддук. Пленные были в заляпанных грязью красных мундирах, свидетельствовавших об их принадлежности к тзиен денведах, элите сухопутных войск драков. И вид у них был высокомерный, заносчивый, когда они стояли перед офицером разведки.

Руки у них были трехпалые, головы и лица — безволосые, темно-желтая кожа удивляла своей гладкостью. Вместо носа — небольшое отверстие над верхней губой. Покатые лбы, маленькие подбородки, желтые бессмысленные глазки под густыми бровями.

Все офицеры разведки уже успели овладеть азами языка драков; офицер в документальном фильме объяснял дракам безнадежность их положения. «Все было бы проще, — говорил он, — если бы драки согласились на сотрудничество».

Один из солдат-драков поднес трехпалую руку к груди, нащупывая что-то под гимнастеркой. Проводивший допрос офицер подскочил к нему, отбросил руку и сам залез к нему за пазуху. Камера зафиксировала небольшой золотистый кубик, висевший на золотой цепочке у драка на шее.

— Что это?

— Мой родовой Талман.

Талман — Библия талманцев. Человек сжал золотой кубик в кулаке.

— Что, если я порву эту цепочку и выкину твой амулет?

Драк какое-то время смотрел на человеческий кулак, потом закрыл глаза.

— Мне придется понести дополнительные расходы и купить новый.

Рука оборвала цепочку, кулак унес амулет. Человек наблюдал за драком, словно ожидая, что тот, лишившись своего Талмана, превратится в студень и растечется по полу. Драк открыл глаза и бессмысленно уставился в пол. Офицер стал крутить разорванной цепочкой у него перед физиономией.

— Видел, гермафродит? Не согласишься сотрудничать, выброшу ее, и дело с концом.

Драк медленно поднял голову и посмотрел прямо в глаза своему мучителю. Глаза его засияли, рот изобразил нечто вроде усмешки, обнажив белые жвалы, исполнявшие у этой породы роль зубов.

— Итак, люди действительно глупы! Это обнадеживает!

Офицер сунул кубик вместе с цепочкой себе в карман.

— Пленные здесь драки, а не люди.

— Это сражение не первое, человек, но последнее, в котором все решается. Ты только что доказал мне, что Палата драков победит в решающем бою.


Допрос продолжался еще очень долго, но у Джоанн не выходила из головы уверенность, с какой драк произнес свое пророчество, а также выражение его глаз.

В них читалось желание сражаться и жить.

Тем временем открылся люк в брюхе дракского корабля. Джоанн задумалась, как она предстанет перед разведчиками драков, сможет ли потом уважать саму себя.

Нащупав в кармане на рукаве маленькую капсулу, она извлекла ее на свет и рассмотрела. Одна половинка капсулы была розовой, другая — голубой. Цвета невинного детства.


Истерика сменилась у Нкрумы зловещим спокойствием. Он горстями раздавал всем желающим ядовитые капсулы. Получив свою, Джоанн крикнула:

— Что вы делаете, Нкрума?

— Всем нам известно то, что желают узнать драки. Дальнейшее вам подскажет чувство долга.

Долг? Командованию вооруженных сил Соединенных Штатов Земли было известно о падении Кетвишну. Еще до завершения сражения компьютеры сменят шифры, тактику, вооружение, приоритеты и все остальное, что могли бы выдать врагу группы людей или отдельные люди.

Предполагалось, что все будут захвачены живыми и расскажут то, что знают. Опыт превращает людей в прагматиков. Необходимости в массовом самоубийстве не существовало.

Джоанн сунула капсулу Нкруме в лицо.

— Что с тобой, Нкрума? Ты что, проповедник, пойманный на подлоге? Хочешь всех угробить и сам предпочитаешь сдохнуть, потому что не в силах смотреть в лицо действительности — разгрому?

Она в ужасе видела, как он кладет капсулу себе в рот, раскусывает ее и проглатывает. Слабый вскрик — и его не стало. Многие из получивших капсулы последовали примеру Нкрумы.

Она наблюдала за человеком в странной синей одежде, появившимся из люка. С нижней ступеньки трапа он оглядел останки защитников «Сторм Маунтейн», лица выживших, повернулся к кому-то внутри корабля и, коротко переговорив, заковылял по грязи к кучке людей.

Джоанн видела, как сосредоточенно он переступает, как подбирает полы своего балахона, чтобы не запачкаться.

Она перевела взгляд на капсулу.

Боль.

Тренировка научила ее превозмогать боль; оставалась боль, которую можно было заглушить только одним — болтовней. Она серьезно относилась к своему занятию, хотя оно состояло всего-то из сочинения отчетов, выуживания информации, решения головоломок и использования известных точек на графиках для определения местонахождения неизвестных.

Сотрудники разведки становились солдатами только в случае крайней необходимости. Боль была уделом бойцов с передовой. Разведка приближалась к любому гражданскому занятию. Однако и здесь существовали оговорки.

Недаром сержант в учебной части орал: «Не важно, что у тебя за профессия, Никол! Если ты служишь в вооруженных силах, то твое дело маленькое — сидеть в грязи с пулеметом и разить врага. Перво-наперво ты — пехота. Когда пехота в тебе не нуждается, можешь заниматься другими делами».

Головоломки… В них она всегда была сильна. Кроме того, ее коньком были иностранные языки и статистический анализ — те же головоломки. В мирное время вооруженные силы СШЗ предлагали сотрудникам интересные загадки: расшифровку языков неземных существ, взлом особо надежных кодов, разработку стратегии по противодействию врагам с других планет…

Подразумевалась чистая, предсказуемая кабинетная работа; на протяжении девяти лет все так и было. Но в 2072 году, через год после начала войны с Палатой драков, Джоанн Никол внезапно очутилась в грязи с пулеметом в руках.

Сержант из учебной части не ошибся, черт бы его побрал! Торчать в болоте, мокнуть под дождем и поджаривать желтых чертей. Никаких загадок — одно голое выживание.


Человек в синем подошел к первому из солдат, наклонился к нему и заговорил. Солдат вяло указал в сторону холма. Джоанн Никол наблюдала за человеком в синем, продолжая держать капсулу большим и указательным пальцами и прикасаясь к ней кончиком языка.

Человек преодолел склон и остановился в трех метрах от нее. Среди складок его одежды блеснул золотой Талман. Он заговорил по-английски.

— Мы подбираем тех, кто сдается. — Ему можно было дать лет сорок с лишним: седеющие волосы, смуглое лицо с наметившимися морщинами.

Джоанн опустила руку с двухцветной капсулой и посмотрела ему в глаза.

— Сколько это стоит в наши дни?

Он смутился.

— Вы о чем?

— О предательстве.

Мужчина засмеялся. Это был заразительный смех, порожденный искренним весельем. Несколько солдат вокруг тоже засмеялись, сами не зная чему. Мужчина покачал головой.

— Вы здесь старшая по званию?

— Да.

— Ваше имя, пожалуйста.

— Никол. Майор Джоанн Никол.

— А мое — Леонид Мицак. Прошу вас, майор, прикажите своим подчиненным подняться по лестнице. У нас мало времени.

— А если я откажусь? Что, если и они откажутся?

— Насколько я понял, подразделение сдается. Или это неправда?

— Вы не допускаете такого варианта?

— Эта игра вас забавляет, майор? — Мицак оглядел солдат и снова посмотрел на Джоанн. — Если вам так больше нравится, сражение может продолжиться. А если вы все-таки сдались, то пускай ваши люди перейдут в корабль.

Она с трудом поднялась на ноги.

— Где охранники-драки?

— Если вы сдаетесь, то охранники ни к чему. — Он опять обвел взглядом солдат. — Или все-таки они нужны?

Джоанн бросила капсулу в грязь.

— Нет, обойдемся.

Она поплелась вниз, к лестнице. Солдаты один за другим вставали из грязи и следовали за ней. Среди них не было раненых. Все раненые приняли яд, чтобы не достаться врагу живыми и не бояться будущего. Все слышали о пытках, которым подвергают драки-террористы из банд Маведах своих врагов на планете Амадин. Именно по этой причине многие из оставшихся невредимыми тоже предпочли яд.

Война убила миллионы драков и миллионы землян, любой землянин знал, как поступить с драком, если таковой окажется в его власти: причинить ему боль, бесконечную, непрекращающуюся боль. Спасением от такой боли был яд под названием пронид, заключенный в капсулах.

Перед лесенкой, ведущей в чрево корабля, Джоанн задержалась. Она различила в темноте у двери драка в красном мундире. Драк помахал рукой.

— Хасу! Бенга ва ну! Хасу, датшаат кизлодд. — Это означало: «Забирайтесь! Пошевеливайтесь! Ты, однополая гадина, башка из дерьма!»

Причем упомянуто было не просто дерьмо, а «киз» — зверек с планеты Драко, до того мерзкий, что и сам он, и его выделения носили одно и то же название — «киз».

Джоанн сумела бы ответить на оскорбление на языке драков, но подавила волну гнева. Вместо того чтобы браниться, она мирно поднялась на корабль. Когда вошел последний солдат-землянин, двери люка захлопнулись, и в отсеке стало темно; единственным источником света была лампочка над запасным выходом.

Человек по фамилии Мицак и драк в красном прошли в кабину, оставив побежденных солдат одних. Негромкий гул свидетельствовал о том, что корабль взмыл в небо Кетвишну.

2

Первая данность — это существование, и не форма его, нето, как оно изменяется, не цели, приписываемые ему чадами его.

Предание о Шизумаате, Кода Нувида, Талман

Джоанн пробудилась от сна без сновидений и уставилась на единственную в отсеке лампочку; в этом тусклом свете приходилось искать тепло, в нем оставалось и черпать силу. Она обернулась и увидела, что пленники либо спят, либо погружены в собственные думы.

Все молчали.

Было известно, что кое-где драки терпят поражение. Однако их война была уже закончена.

Внезапно тусклый свет лампочки отразился в глазах единственного непобежденного. Эти глаза горели ненавистью. Это был сержант Бенбо. Джоанн откинулась и стала наблюдать за ним из-под полуприкрытых век.

… Едва она успела стянуть платье через голову, кашляя и отплевываясь от дыма, заполнившего весь комплекс, как в дверях появилась мужская фигура.

— Вы — майор Никол?

— Да, — выдавила она, откашливаясь.

— В таком случае прикройте вашу грудь, майор. Командование возлагается на вас.

— На меня?!

— Больше не на кого. Все остальные погибли.

Бенбо бросил ей какой-то предмет, который успел отскочить от ее груди, прежде чем она поймала его. Винтовка…

— Выходите на поверхность через восточный люк, майор. Игрушку захватите с собой. Я найду себе еще.

Сержант исчез в дыму.

Она перехватила оружие левой рукой и увидела на правой ладони кровь. В крови был весь приклад.

* * *

Молчание Бенбо было таким устрашающим, что она отвернулась и закрыла глаза. На нее опять навалилась усталость. Во сне ей привиделся комплекс «Сторм Маунтейн»…


Сержант Бенбо. Руганью, пинками, тумаками и воплями он превратил сброд из бумагомарателей и электронщиков в пехотинцев; история, наверное, еще не знала столь стремительного курса молодого бойца.

Шум — пальба вражеского оружия, крик радиста в микрофон, ругательства отстреливающихся, стоны раненых, ее собственный голос, выкрикивающий приказания, — грозил порвать барабанные перепонки Джоанн.

Она не могла разобрать, к какому полу принадлежит залепленное грязью существо, скорчившееся на дне траншеи. Зато глаза его готовы были вылезти из орбит от ужаса. Бенбо наотмашь хлестал напуганное существо по щекам.

— Вставай! Немедленно на линию огня, черт бы тебя побрал! Стреляй! Трус, сукин сын, зелень! Не то распорю тебе брюхо и повешу на твоих же собственных кишках!

В подтверждение серьезности угрозы в руке сержанта блеснуло лезвие кинжала, рука солдата нашарила в грязи винтовку. Раздалось два выстрела: мишенью для солдата служил сам Бенбо. Сержант поставил существо на ноги и швырнул на стенку окопа, лицом к наступающему противнику.

— Туда стреляй, дубина! Вон в тех желтомордых, понял?

Бенбо убежал куда-то под дождь. Солдат принялся стрелять в указанном направлении, целясь, несмотря на заплаканные глаза. Только сейчас Джоанн разобрала, что перед ней лейтенант Морио Тайзейдо, добросердечный Морио…


Ночь «Нораанка Дима»…

Она постаралась как можно быстрее прошмыгнуть из коридора в разведывательный сектор; но разве в длинном бальном платье можно набрать скорость? Слишком велико сопротивление воздуха.

«Нораанка Дима» — это военный праздник в память о пятерых солдатах, на протяжении восьми дней сдерживавших наступление шиказу во время войны Четырех звезд. После гибели этой пятерки было заключено перемирие, чтобы почетный караул из пехотинцев шиказу и землян торжественно захоронил героев. То была первая «Нораанка Дима».

Джоанн нажала сигнальную панель рядом с дверью и подняла глаза на сенсор. Послышалось смущенное покашливание. Оказалось, что камера сверху бесстыдно фиксирует ее грудь.

— И ты туда же, Тайзейдо?

Смущенные извинения — и дверь поползла в сторону. В разведывательном центре несли дежурство лейтенант Морио Тайзейдо и шестеро рядовых. При ее появлении лейтенант вскочил, рядовые, наоборот, сделали вид, что увлечены показаниями приборов.

— Скажи, Морио, почему все вооруженные силы раз в год сходят с ума? — Она вытянула руки. — Ты только взгляни, что за идиотское облачение!

Тайзейдо широко улыбнулся.

— Я уже видел, благодарю, майор. На военном балу это произведет колоссальное впечатление. Генерал Делл будет особенно доволен.

— Лучше сядь и попридержи свой язык. Что-нибудь заметили?

Тайзейдо сел, повернулся к экрану и уперся взглядом в монитор.

— Ничего необычного, майор. — Он оглянулся. — Почему бы тебе не вернуться на бал и не предоставить невольникам самим прощупывать эфир?

«Прощупыватель эфира»… В следующий раз Джоанн увидела Морио уже в роли убийцы…

… Перерыв в стрельбе. Столкнувшись с неожиданной вспышкой сопротивления, жабы при первых проблесках зари отошли. Наступало серое, дождливое утро. Поблизости толпились какие-то тени. Одна из теней отделилась от остальных и превратилась в сержанта Бенбо.

— Пойду проверю позиции. Увидимся позже, Мо.

Бенбо побежал, пригибаясь, и скрылся из виду. Джоанн взглянула на тень, с которой только что разговаривал сержант. Тень оказалась Морио.

— Ты держишься, Морио? — спросила она его.

— Вроде бы. — Он был так же неподвижен, как и камни вокруг. — Майор! Все это… Я о бое…

— Говори.

— Я оказался не готов. У меня не хватило духу.

— Таких, как ты, тут много. Вернее, было много…

— Майор, мне еще не приходилось встречаться с героями. Я даже мысленно не произносил таких слов. — Она увидела в темноте его глаза. — Эмос… сержант Бенбо… Вот это человек! — Глаза пропали. — Спать… Мне надо поспать…


Чья-то рука грубо тряхнула ее за плечо.

— Майор?

Она очнулась в чреве корабля. Еще до того, как она уснула, у нее сильно ныли суставы, теперь же это была невыносимая боль, словно ее подвергли длительной пытке. Открыв глаза, она обнаружила рядом с собой Бенбо.

— Сержант?

— Через несколько минут мы пристыкуемся к… — Он хрипло хохотнул. — Чуть было не сказал «к кораблю-матке».

Она со стоном приняла сидячее положение и протерла глаза. Убрав от лица руки, увидела двоих драков, куда-то волочивших безжизненное тело солдата.

— Что происходит?

— Еще один мертвец. Попробовал, должно быть, прощальный подарочек полковника.

— Кто это?

— Корлисс.

Джоанн не помнила такой фамилии. Заметив недоумевающее выражение ее лица, Бенбо объяснил:

— Один из моих людей.

Джоанн дождалась, пока за драками задвинутся створки люка.

— Откуда ты знаешь, что мы сейчас причалим?

Бенбо показал кивком головы в сторону люка.

— Подслушал.

— Адзе дракон?

— Ни адзе.

— Где ты выучился дракскому?

— На Амадине. Я как раз находился там, когда на смену розыгрышам пришли серьезные вещи. — Он огляделся. — На Амадине все немного говорят по-дракски. Потом маведах стали вправлять мне мозги. — Он показал Джоанн свою правую руку, и она даже в темноте разглядела следы старых уколов. Маведах, драки-террористы с Амадина, питали пристрастие к иголкам. С их помощью они терзали свои жертвы электрическими зарядами и вводили им в организм токсичные вещества; иногда это делалось только для того, чтобы заставить несчастных покричать или оставить на их телах неизгладимые следы. Она отвела взгляд.

— Сколько на борту драков?

— Насколько я знаю, четыре. Пятый — человек по фамилии Мицак. Что скажете, майор?

Она снова посмотрела на Бенбо. Он не сводил с нее глаз.

— Даже не пытайся. И не думай.

— О чем? О захвате этого корабля? Это глупо. Даже если бы мы смогли его захватить, остальной воздушный флот драков живо оставил бы от нас мокрое место. К тому же куда лететь? Кетвишну теперь не наша.

— Хочешь, чтобы они опять поработали над твоей рукой?

— Об этом не беспокойтесь, майор. Маведах здесь не водятся. Клоуны в красных мундирах — это тзиен денведах, регулярные войска. Эти любят одерживать победы, а не причинять боль. — Бенбо опять положил руку на плечо Джоанн. — Ничего, нам еще улыбнется удача, майор. Надо просто подождать.

Корабль покачался в воздухе и замедлил полет. Раздались звуки торможения, потом распахнулся люк. Появился драк в красном мундире и нетерпеливо помахал трехпалой рукой.

— Дасу! Дасу, нуе шаддсаат!

Из-за спины драка вышел человек по фамилии Мицак и заговорил:

— Мы достигли главного корабля. Приготовьтесь к высадке.

Побежденные воины, с трудом поднявшись, потянулись к выходу. Дождавшись Джоанн, Мицак остановил ее. У него был озабоченный вид.

— Вас и ваших подчиненных не отправят на планету Худжиам, как обычно поступают с военнопленными, захваченными в этом секторе. Все вы окажетесь на Дитааре.

— Почему?

— Потому что по пути на Худжиам сейчас идут бои с вашими силами.

— Ничего не поделаешь…

— Мы не могли бы гарантировать вам безопасность, как того требуют соглашения о правилах ведения войны.

Джоанн пристально смотрела на него:

— Вы чем-то озабочены, Мицак?

Он немного помолчал.

— Майор Никол! Население Худжиам привыкло принимать у себя военнопленных, там есть все необходимое для их инструктажа. Что касается населения Дитаар, то оно не умеет ни принимать военнопленных, ни инструктировать их. Меня беспокоит, что «мадах» на Дитааре будет очень тяжким.

— «Мадах»?

Он покосился на других солдат и закрыл глаза.

— Возможно, я устрою так, чтобы о вас позаботились и на Дитааре. Я постараюсь.

Он развернулся и вышел из корабля. Джоанн оглянулась и увидела, как сержант Бенбо помогает встать на ноги лейтенанту Тайзейдо. Чьи-то пальцы сдавили ее плечо. Охранник-драк указывал ей на выход.

— Чова, иркмаан!

Джоанн посмотрела ему прямо в желтые глаза.

— Не иркмаан, кизлодд! Ирквумаан!

3

Когда ваши воины обрушатся на иррведах, вы захватите их живыми, как можно больше. Их дети будут отправлены в Шестой денве, чтобы в будущем тоже стать воинами. Плененным будет рассказано о новом Законе Войны Ааквы и об испытаниях, доказавших правоту этого Закона. Потом вы скажете им, что они могут влиться в новое племя, денведах, ибо только таким способом они могут послужить новому Закону…

Пойманных, отказывающихся служить Закону Войны Ааквы, отправляйте в Мадах. Говорите им, что эта пустыня — их новая обитель. Только там место не желающим сражаться ни за иррведах, ни за денведах.

Предание об Ухе, Кода Овида, Талман

— Люди, вам предоставлен выбор. — Толстый офицер-драк стоял на платформе в заброшенном здании на краю военного полигона Ва-Бутаан на планете Дитаар. — Выбирайте, кем стать: людьми-солдатами, солдатами Палаты драков или ничьими солдатами, мадах. Смерть, борьба, голод. Выбор за вами.

Леонид Мицак молчал, пока офицер-драк не кивнул ему и не ушел с платформы. Тогда Мицак оглядел свою небольшую аудиторию.

— Драки не держат пленных. Командир базы Харудак сделал вам то же предложение, что делается всем, потерпевшим поражение от драков. Вы можете продолжить сражение за свои Соединенные Штаты, то есть погибнуть, совершив необдуманный детский поступок; можете записаться в вооруженные силы Палаты драков, чтобы способствовать делу драков. Если вы не изберете ни того, ни другого, то станете мадах, то есть превратитесь в ничтожества, живущие подачками. — Мицак обвел рукой здание. — Ввиду подписания Палатой драков соглашений о правилах ведения войны, традиционное обращение с пленными включает теперь возможность пользования этими помещениями. Они предназначены для тех из вас, кто изберет мадах: здесь вы найдете крышу над головой, одежду и еду, если у вас не окажется иного способа выжить.

Сержант Бенбо огляделся и недоверчиво спросил Мицака

— Получается, что вы отпускаете нас на все четыре стороны?

— Вы вольны покинуть это здание, но не эту планету. Вы вправе остаться, как я бы вам и советовал поступить. — Он плотнее запахнулся в свой синий балахон, и Джоанн показалось, что его лицо, обращенное к выходу, выражает искреннюю озабоченность. — Там, снаружи, вы уже не будете находиться под охраной соглашений, а должны будете соблюдать традиции драков. Традиции мадах суровы. Население этого города, называемого Ва-Бутаан, не привыкло к людям. Вас ждет враждебное отношение со стороны граждан и самих обитателей мадах.

— Скажи, Мицак, есть ли среди мадах драки?

— Конечно. — Он помолчал. — Прежде чем сделать окончательный выбор, вам следует побольше узнать. Но мы здесь не имеем возможности преподать вам эти знания. Тем не менее я сделаю все, что смогу. Я назначен заместителем Харудака. Если я вам понадоблюсь, вы всегда можете найти меня здесь.

Он спустился с платформы и неспешно покинул помещение.

Бенбо повернулся к Джоанн.

— Как поступим, майор?

Оказалось, что ее решения ждет не только он, но и остальные пленники. Все они выглядели утомленными и растерянными.

— Пока ситуация не прояснится, все остаются здесь. Тайзейдо!

Морио сделал шаг вперед. Она взяла его за руку и подвела к Бенбо. Когда троица оказалась на некотором удалении от остальных, сержант спросил:

— Полагаете, это ловушка, майор?

— Не знаю. Мы и так у них в руках, пожелай они вить из нас веревки. Не пойму, с какой целью они предоставляют нам свободу. Морио!

— Слушаюсь, майор.

— Мы с Бенбо произведем разведку. Ты на это время останешься за главного. Проследи, чтобы люди не разбрелись. Задание понятно?

— Понятно. А как насчет двух других вариантов выбора?

— Конечно, мы продолжим борьбу, но наша задача сильно облегчится, если мы сможем свободно здесь разгуливать. Пусть все держатся кучей, пока мы не разберемся, что к чему.

Бенбо дал лейтенанту нож. Морио удивленно посмотрел на него.

— Как прикажете его применять?

— Предупредишь любого, кому захочется превратиться в драка, что сперва ему придется сделать маленькую хирургическую операцию. И придай своим словам серьезности.

Морио спрятал нож за пазуху и кивнул.

— Будьте осторожнее.

Джоанн и Бенбо зашагали к распахнутым воротам. У самых ворот они остановились. Справа красовался забор, над ним — помост с вооруженным стражником-драком.

Забор отгораживал здание от полигона. Оставалось гадать, для чего по помосту разгуливает стражник: чтобы стеречь полигон или чтобы прикончить любого, кто высунет нос из здания.

Слева тянулась гравийная дорожка, выходящая на мощеную дорогу. По одну сторону дороги виднелись низкорослые кусты и деревца с кривыми стволами. Джоанн еще раз покосилась на стражника и толкнула Бенбо локтем в бок.

— Пошли!

Они медленно двинулись в сторону дороги. Поравнявшись со стражником, они увидели, что его желтые пальцы лежат на спусковом крючке.

— Ей, киз ве мадах.

Они остановились. Стражник поднял оружие и навел его на них.

— Зум! Зум! — Стражник засмеялся и опустил оружие. — Йа, йа! — Он кивнул в сторону дороги. — Бенга! Мадах хасу, дутшаат! Мадах хасу!

Бенбо тепло улыбнулся ему.

— Поцелуй меня в задницу, гермафродит цвета собачьей мочи!

Джоанн потянула сержанта за руку.

— Либо идем, либо все пропало.

— Йа, кизлодд! Мадах хазу! Йа…

— Денведар!

Стражник развернулся. Джоанн и Бенбо увидели по другую сторону забора крупного драка в военном мундире. Узкие золотые полоски на его красных рукавах свидетельствовали, что перед ними офицер девятого разряда, по-земному старший сержант.

Сержант-драк устроил рядовому такой же разнос, какой получал, видимо, еще самый первый на свете рядовой от самого первого на свете старшего по званию. Произносилось все так быстро, что Джоанн улавливала лишь обрывки: угрозы вырвать язык, переломать конечности, взорвать гранатой и обложить нарядами до скончания века.

Сержант Бенбо наслаждался работой своего коллеги. Когда сержант-драк закончил тираду и отправил рядового обратно на пост, Бенбо помахал ему рукой.

— Задал ты ему перцу!

Драк покосился на Бенбо и произнес одно-единственное слово:

— Вемадах!

После этого он скрылся в каком-то бараке. Бенбо проводил его взглядом, сунул руки в карманы и двинулся дальше к дороге, глядя себе под ноги. Словечко «вемадах» означало живущего в мадахе, но имело еще одно значение — «трус».

— Сержант, слова этого драка не относились к нам?

— Нет!

Бенбо не остановился, хотя ему очень хотелось высказаться более пространно. На дороге он покачал головой, посмотрел на Джоанн и повернул направо.

— Вот бы найти кнопку, которой можно взорвать весь этот шар из дерьма!


Три часа быстрой ходьбы ушло у них на то, чтобы обогнуть полигон. Многочисленные драки-охранники провожали их взглядами; драки, проезжавшие мимо в низких бесшумных машинах, молча оглядывались на них. Комментарии звучали только из уст детей; иногда слова сопровождались метанием камней и отбросов. Однако никому не пришло в голову их остановить.

Описав круг, они забрались на поросший лесом холм, чтобы оглядеть окрестности. Присев отдохнуть, они обменялись впечатлениями: оба пришли к выводу, что охрана полигона не превышает двух сотен драков.

Они видели четыре штурмовых летательных аппарата, два из которых как будто ремонтировались. Количество мелких транспортных летательных аппаратов было больше, зато атмосферных перехватчиков не оказалось вообще.

Сержант Бенбо, обхватив руками колени, посмотрел в сторону полигона.

— Вот что, майор: если мы собираемся воевать на баррикадах, то здесь мы только напрасно потеряем время.

— И людей, — поддержала его Джоанн. Растянувшись на облетевших листьях, она созерцала голубое небо. — У Флота драков где-то на планете есть большая база.

— Не то что эта — мелочь пузатая! — Бенбо рывком поднялся и побрел к более высокой точке.

Когда стих шорох его шагов, Джоанн опять уставилась в небо. Ветерок носил в воздухе листочки, формой напоминающие наконечники копий. Ей было не по себе от мысли, что совершенно не хочется носиться по Дитаару, подрывая военные объекты. Точно так же, как здесь сейчас, она могла бы лежать в любом другом месте когда угодно, вдыхая лесную свежесть и не помышляя о войнах. События на Кетвишну казались ей сейчас просто дурным сном.

Джоанн села и посмотрела на летательные аппараты драков, белеющие вдали. Что-то случилось с ее чувством долга — или с чувством мести?

Гражданские погибали на Кетвишну в таких количествах, что превращались просто в цифры; военные погибали потому, что того требовал контракт, который они подписывали, добровольно вступая в вооруженные силы. Никто из военных не был ей по-настоящему близок. У нее вообще не было близких людей после Маллика. Все громкие лозунги казались пустыми словами. Неужели ей действительно было дело до защиты интересов горнодобывающей промышленности Соединенных Штатов Земли на Амадине? Да ни малейшего! Не для того ли она пошла в армию, чтобы отомстить за гибель воинов из Фронта Амадина от рук драков из маведах? Она покачала головой. Вряд ли… И свои, и драки занимались на Амадине неприкрытым террором, служа своим командирам и пытаясь посильнее напугать противника.

Она закрыла глаза. Зачем она здесь?


… На Земле она училась и безрезультатно искала забвения; до этого она была на Байна Я с Малликом.

Маллик был рыбаком, любовником, просто живым человеком. Обоим было по девятнадцать лет; днем они владели всем миром, ночью — всей Вселенной.

Он стоял на носу своего рыбацкого глиссера, вглядываясь карими глазами в ослепительную морскую гладь в поисках одному ему ведомых признаков рыбы; она наблюдала за ним, затаив дыхание. Он кричал рулевому: «Лево руля! Вижу косяк!»

Глиссер послушно поворачивал, и он бежал к борту, чтобы тащить сеть, поглядывая на Джоанн.

Потом он утонул. Как говорили, шторм начался внезапно, никто не успел подготовиться. Его выловили — белого, раздувшегося от воды, объеденного крабами…

И его родня, и ее предлагали Джоанн помочь растить ребенка, но она удрала с Байна Я на Землю еще до родов. Своего ребенка она никогда не видела, не знала, какого он пола, как его имя. Сама мысль о том, чтобы знать это, внушала ей ужас. Она не желала больше рисковать, удивляться, попадать в плен к привязанностям.

Учась, она прогоняла из головы любые мысли, заполняя свободное место цифрами. Через два года на кампус пожаловали вербовщики. Они соблазнили девушку полнейшей предсказуемостью ожидающего ее существования: сюрпризов более не предвиделось. Определенные затраты времени, опыт, образование, тренировка были строго эквивалентны определенным чинам и должностям. При желании можно тратить время на решение приятных уму головоломок. Даже если все кончалось гибелью, то предсказуемой была и смерть, и ее причина, и участь останков.

Контракт предусматривал буквально все.

Точно так же можно было предвидеть гибель Маллика: ежегодно на Байна Я тонут десятки рыбаков. Но в девятнадцать лет все считают себя бессмертными…


— Маллик, черт бы тебя…

— Иркмаан?

Джоанн убрала ладонь от глаз и вскочила. Из-за ветвей выглядывал драк.

— Бенбо! — Она посмотрела по сторонам, но сержанта след простыл.

Драк раздвинул ветви и вышел на поляну. Его белое одеяние было рваным и перепачканным. Не дойдя до нее нескольких шагов, он присел на корточки и сложил длинные руки на коленях.

— Ты — человек? — спросил он на своем языке.

— Да.

— Из мадах? — Джоанн не ответила, но драк кивнул. — Оттуда. Я слыхал о людях, которых привезли в мадах на Дитааре. — Он выжидательно уставился на нее. — У тебя не найдется поесть?

— Нет. Почему ты здесь?

— Ищу еду.

— Я спрашиваю, почему ты в мадах?

Драк устало выпрямился.

— Я ищу только еду, болтовня мне не нужна.

В его глазах появился испуг, когда из-за спины раздался треск ветвей. На поляну вышел Бенбо.

— Вы в порядке, майор?

— Пока что да. — Она посмотрела на драка. — Кто ты такой?

Он опустил свои желтые глаза.

— Так, лицо без имени.

Сержант Бенбо подошел к драку.

— Драться ты не намерен?

— Дрался бы, — прозвучал ответ, — если бы такова была талма. Но она иная.

— Путь? Талма? Куда?

— Просто путь, человек. Талма… — Драк махнул рукой. — У вас не найдется поесть?

Бенбо отрицательно покачал головой.

Драк отвернулся и побрел обратно в заросли. Вскоре затихли его шаги Бенбо потер подбородок, нахмурился и обернулся к Джоанн.

— Интересно, сколько здесь бродит драков? — Он указал на верхушку холма. — На противоположном склоне я кое-что нашел.

— Что именно?

— Проще показать, чем объяснять. — Он оглянулся, но драк уже исчез из виду. — Нам лучше проявлять осторожность. — Он ткнул пальцем. — Туда!


Противоположная сторона холма оказалась голой, хотя раньше тоже была покрыта растительностью, о чем свидетельствовали обугленные пни. У самого подножия холма начинались руины уничтоженного селения. Черные улицы и развалины домов тянулись на добрый километр. Вся пораженная зона простиралась на добрые шесть — восемь километров, сужаясь справа и расширяясь слева — напоминая огромную каплю.

— Такой след могло оставить только одно известное мне оружие, — произнес Бенбо.

— Наша ультразвуковая боеголовка. Площадь поражения невелика, так что это была, наверное, ракета «воздух — земля».

— Взрыв произошел всего один, майор. Летчик, видать, от кого-то улепетывал.

Джоанн козырьком приставила ладонь ко лбу.

— Непонятно, куда он метил. Если в полигон, то ничего себе промах!

Бенбо подобрал с земли камешек и несколько раз подбросил его.

— Не думаю, что летчик промахнулся. — Он отшвырнул камешек. — Куда хотел, туда и залепил. — Сержант стал подниматься на холм.

Неужели такое возможно? Неужели пилот Соединенных Штатов Земли мог ослушаться приказа и уничтожить целое мирное селение? Или приказы, запрещающие поражать мирные объекты, успели измениться? Не исключено, что они наткнулись всего на одно из нескольких таких уничтоженных поселений. Судя по всему, пламя полыхнуло здесь совсем недавно. Возможно, это объясняет, зачем дракам понадобилось сровнять с землей города на Кетвишну. Око за око! Что ответил им драк в грязном рванье? «Дрался бы, если бы такова была талма. Но она иная…»

Джоанн заметила среди руин еще двух драков, тоже рыскавших в поисках еды. Мадах… И поспешила вдогонку за Бенбо.


Еще через час они оказались в уцелевшей части деревни драков и присели на высоком берегу, напротив улицы с домами и хозяйственными постройками.

Дома были большие, вокруг них простирались лужайки, густо рос лес. Расстояния между домами были так велики, что каждый дом казался отдельной деревней. Одна из улиц упиралась в нечто вроде парка.

— Наверное, дорогой райончик! — пробормотал Бенбо. — Посмотрите туда!

Она глянула в указанном направлении и увидела на одной из улиц одинокого драка. На нем был рваный белый балахон, на шее голубая тесемка, спускавшаяся по спине до земли.

— Это не тот, которого мы видели на холме.

— Наверное, еще один из мадах. Чего он там стоит?

Вскоре все разъяснилось. Из-за угла показалась бесшумная машина драков, медленно катившая по улице. Драк в белом опустил глаза и протянул руки к машине. Машина проехала мимо, драк уронил руки и остался неподвижно стоять на обочине. Сержант сплюнул.

— Похоже, мне в мадах не место.

— Пойдем поговорим с драком, сержант. Пора бы разобраться, что это за мадах.

Бенбо нахмурился, уставившись себе под ноги.

— Не хотелось бы мне оказаться драком, притащившимся в человеческий город сразу после того, как его наполовину сжег пилот-драк. — Он приподнял бровь.

— Идем. — Она начала спускаться. Бенбо нехотя последовал за ней.

При их приближении драк обернулся. Сначала он выглядел озадаченным, потом на его лице появилось выражение смирения. Не дав им произнести ни слова, спросил:

— У вас не найдется поесть?

— Еды у нас нет. Как тебя зовут?

Драк некоторое время раздумывал над вопросом, потом задрал голову.

— В мадах… — Он посмотрел на Джоанн. — Можете называть меня Шалда.

Она показала сначала на себя, потом на сержанта.

— Джоанн Никол и Эмос Бенбо. Шалда удивился.

— Вы сохраняете в мадах свои родовые имена?

— Ты о фамилиях? Почему бы и нет?

— Какой стыд! Людям этого не понять. Вы правильно говорите по-дракски, это должно вам помочь.

Рядом с троицей остановилась еще одна машина. Водитель высунул желтую голову из окна и, мельком глянув на Бенбо и Джоанн, выкрикнул:

— Чова, вемадах! Просить милостыню можно, а собираться — нет! Расходитесь! Чова!

Он дождался, пока все трое стали взбираться на холм, и уехал. Шалда шел, не останавливаясь. Джоанн поймала его взгляд.

— Если это такой стыд, Шалда, то почему ты здесь?

— Мне больше некуда идти. Теперь моя земля — мадах.

Бенбо ускорил шаг и зашел с другой стороны.

— На холме мы повстречали другого драка. Он сказал, что война — не талма. Что это значит?

Шалда остановился и зажмурился.

— Война — талма, человек.

— Но другой драк говорит иначе. Что такое талма!

Оба смотрели на драка Шалду, который боролся с каким-то внутренним противоречием.

— Талма… — Он поднес руку к голубой тесемке у себя на шее. — Была ли у того вемадаха такая же петля?

— Не было, — покачала головой Джоанн. — Просто белый балахон, и все.

Шалда прижал тесемку к телу.

— Знайте, люди, это — знак «Джетах ве Талман». Я — джетах, магистр Талмана, знаток путей. Тот, о ком вы говорите, либо очень молод, либо очень невежествен. Следовать талме — значит воевать с Соединенными Штатами Земли. Я сам вычертил все диаграммы. — Шалда обвел жестом своих собеседников. — Кто из вас мужчина, кто женщина? Я никогда не видел живых людей, только на картинках.

— Бенбо — мужчина, я — женщина.

Шалда внимательно оглядел обоих и покачал головой.

— Наверное, это для чего-то нужно. — Он указал на холм. — Мне надо спешить. До наступления ночи я должен найти еды.

Бенбо поймал драка за руку.

— Если ты считаешь, что воевать правильно, то почему ты в мадах?

Драк вырвал у него руку.

— Вас это не касается. — Ответив так, он стал карабкаться вверх.

— Ура! — Бенбо повернулся к Джоанн. — Вот весело! Никогда не думал, что и среди драков бывают трусы.

Она внимательно смотрела на сержанта. Ярость и презрение заставляли его действовать, когда остальные, парализованные страхом, забивались в норы. К тому же он опасался, что его назовут трусом, опасался, что будет вынужден обозвать трусом самого себя.

Полковник Нкрума глотал во имя долга капсулы с ядом, потому что ему было куда легче исполнить долг, чем примириться с унижением… Джоанн заглянула внутрь себя. Она могла долго выдерживать бой, потому что твердо следовала собственным правилам. «Мои драгоценные, предсказуемые правила! Я боюсь утраты этих точек соприкосновения с действительностью больше, чем драков!»

— Трусы бывают разные, сержант. Опозорить свое имя боятся только самые честные.

Джоанн посмотрела вслед удаляющемуся драку, потом обернулась к сержанту и обнаружила, что он таращится в небо. Он вытянул руку.

— Майор, майор! Налет! Черт, это же наши!

Джоанн тоже запрокинула голову и через секунду-другую разглядела черные точки — эскадрилью, нет, целое авиакрыло бомбардировщиков. Ей показалось, что она не уходит с улицы уже несколько часов, хотя речь шла о секундах. И вот уже точки зачернели прямо у нее над головой. Бенбо прыгнул, на лету ударил Джоанн ногой в живот и повалил.

Мгновение — и весь Дитаар превратился в сплошное пекло. Взрывы подбрасывали ее, переворачивали, снова швыряли наземь. Несмотря на адский шум и свист, она услышала, как чертыхается Бенбо. Серия ударов — и онемело тело, а потом сознание. Перед мысленным взором появилось лицо Маллика. Потом исчезло и оно.

4

Токках шел к огням своего народа, слыша за спиной поступь вражеского войска. Токках воздел очи к ночным небесам в безмолвной молитве: «Ааква, Прародитель Всего, порази Ухе и его армию! Порази их огнем и громом!»

Не получив ответа, Токках опустил очи к тропе и продолжил путь, по-прежнему обращаясь к темноте, следовавшей за ним:

«Заметил ли ты, Ухе, что всякий раз, когда Бог оказывается нужен, его нельзя найти?»

«Да, Токках, я заметил это».

Предание об Ухе, Кода Овида, Талман

… Голову сжимали тиски, легкие забил маслянистый войлок, в ушах отчаянно звенело…

Потом она осознала, что, спотыкаясь, куда-то бредет через дым и безмолвие.

Она остановилась, утерла рот и увидела на тыльной стороне ладони кровь. Кровь оказалась густой и темной, почти высохшей. Она еще раз вытерла лицо. Кровь шла из носа, но раньше, теперь кровотечение почти прекратилось.

— Бенбо!

Опустив руку, она стала ждать, когда рядом окажется сержант. Но его нигде не было видно. Она зажмурилась. Голова раскалывалась от боли. Все вокруг застилал дым. Она медленно встала на колени. Она не знала, куда брести, что делать; больше всего сейчас ей хотелось уснуть. Но забыться не давала смутная мысль о какой-то обязанности, которую ей никак не удавалось ухватить.

Она приоткрыла глаза. Дым заполз и в эти щелочки, но в следующее мгновение его отнесло ветром в сторону, и она различила рядом какое-то строение. Она опять закрыла глаза, потерла их кулаками и распахнула пошире.

Крупное здание — вернее, то, что от него осталось. Земля вокруг руин была полностью опустошена и выжжена, не считая нескольких вывороченных с корнем, дымящихся деревьев. У подножия руин желтели размытые пятна, постепенно превращавшиеся в неподвижные тела.

Истерзанные, раздавленные тела. Драки, вернее, дракские дети. К ним уже подбиралось пламя.

— Сержант! Бенбо! Куда ты подевался, черт бы тебя побрал?

От собственного крика тело пронзила боль, заставившая ее скорчиться. Только ударившись лбом о землю, она опомнилась.

До ее слуха доносился слабый плач, напоминающий мяуканье котенка. Она села, упираясь руками в землю, и прислушалась.

Плакали и кричали сразу несколько голосов. За ее спиной раздавались крики, проклятия и шевелились развалины. Прямо перед ней упорно плакали. Звуки доносились из-под рухнувшего здания. Джоанн встала на ноги и, сопротивляясь судорогам подступающей рвоты, поплелась к руинам, заранее зная, какое зрелище ждет ее там.

С той стороны и слышался слабый скулеж. Еще несколько шагов — и она оказалась среди острых камней, оставшихся от рухнувших стен. Представшие ее взору трупы скулить не могли. Она привалилась к камням. Даже драку требуются рот, глотка, легкие, а главное, жизнь, чтобы так плакать…

Новые стоны заставили ее встрепенуться. Она отделилась от камней и проникла в чудом уцелевшую часть здания. Здесь плакали гораздо громче.

— Да где же ты? Что за… — Черт! Она схватилась за голову, чтобы унять боль. Очнись, Джоанн, и говори по-дракски. — Адзе дракон. Гиз… Гиз ну ча? — взвизгнула она что было силы. — Гиз ну ча? Тин, гиз ну ча?

Она упала на колени, корчась от головной боли. Свора демонов лупила молоточками по ее черепной коробке. Развалины заволокло густым горячим дымом, от жара трескался камень и вдребезги разлетались стекла.

— Эчей нуе ча! Эчей вига!

Она чертыхнулась, пытаясь вспомнить дракские слова. У нее определенно отшибло память.

«Эчей вига» означало: «Гляди сюда». Так, уже что-то! Она произнесла вслух:

— «Эчей» — это «сюда», «ча» — «быть». «Я» — «ни», «мы» — «нуе». — Оставалось только спеть детскую песенку: «У Мэри был смешной козел, он бородой дорожки мел…» А глаголы-то, разрази их гром, надо ставить в конец! Есть, правда, исключения: это когда… Когда? — Эчей нуе ча! Бенга ну!

Вот оно, исключение: когда нет времени раздумывать!

Она подалась было к овальному окну, но тут же рухнула ничком. Под бедром шевельнулось что-то мягкое. Она нащупала сначала руку, потом туловище. Она сжалась в комок, потом села на колени и оглядела свою находку.

Ее руки неуверенно двинулись влево.

— Только не умирай, деточка. — Она нащупала ноги, потом стала шарить правее. — Ты меня слышишь? Дасу. Вставай! — Она положила обе руки на узкие плечики. — Дасу. Гавей ну? Пошли! Вставай же! Пожалуйста, вставай!

Она потянулась рукой вправо, к лицу, чтобы разобраться, дышит ли ребенок. Но дыхания не оказалось. Как и лица.

До нее снова донесся голос:

— Бенга! Бенга ну!

Джоанн обернулась на голос.

— Ни бенга! — прошептала она.

За овальным окном полыхнул свет, потом раздалось громче, слышнее:

— Хада! Хада! Талма хаме ча? — «Есть внутри жизнь?» Очень остроумно! Есть ли здесь, внутри, жизнь? Так, мелочь, остатки.

Она покачала головой.

— Откуда мне знать?

— Эсс? Адзе ну!

Тогда Джоанн крикнула в окно:

— Аэ! Талма ча! Тини!

Она встала, пошатнулась, полезла вверх по какому-то трясущемуся настилу и добралась до стены у окна.

— Чаве ну? Эй, там, вы меня слышите? Талма ча! Талма ча!

— Аэ!

Она попыталась пролезть в окно, но ее не пустили прочные решетки. Она стала их трясти, но они не поддавались. Она решилась на обходной маневр, но тут в стену ударил язык пламени, и она поняла, что путь в обход отрезан. Пол был устлан бесчисленными обезображенными детскими трупами. У нее даже не хватило времени, чтобы ужаснуться. Ее внимание привлек голосок:

— Бенга. Эчей бенга…

Голосок раздавался откуда-то снизу. Она увидела на полу, рядом с винтовой лестницей, тяжелую решетку. Раскидав обломки, она прильнула к решетке лицом.

— Тин! Хада, тин!

— Эчей…

Она подергала решетку и, убедившись, что та не поддается, бросилась вниз по лестнице, перепрыгивая через невообразимый мусор. Ее встретила просторная комната, весь потолок которой был охвачен огнем.

Справа от нее на полу громоздились опрокинувшиеся шкафы, из которых высыпались какие-то свитки, огромные книги, просто листы бумаги. За все это кое-где уже принялся огонь. Слева у стены пока еще стояли шкафы с книгами, только один накренился, загородив тяжелую дверь.

Джоанн налегла плечом на преграду, пустила в ход колено — и шкаф встал прямо. Она распахнула дверь, и ей навстречу выбежали двое юных драков. Третий лежал у дальней стены комнатушки без окон и наблюдал за девушкой из-под опущенных век, повторяя:

— Иркмаан…

Джоанн протянула ему руку.

— Бенга, тин. Огонь… ааква, ааква… — Ей не хватало слов. — Поможем друг другу!

Она нагнулась, подхватила одного из найденышей под мышки и подняла. Третий осторожно двинулся к двери, но там остановился.

— Нуе су корум, иркмаан?

Джоанн покачала головой.

— Нет — «не». Я вас не убью. Не корум.

Ребенок попытался самостоятельно приподнять своего лишившегося сознания товарища, но не смог и обессиленно привалился к стене.

Джоанн перенесла одного драка в большую комнату, где уже полыхал почти весь пол. Спустив ребенка вниз, она отправилась за следующим. Подобрав его, она поставила на ноги третьего.

— Идем. Бенга.

Оставив двоих детей рядом с первым, она опять поднялась по лестнице, чтобы взглянуть, не найдется ли там пути к спасению. Ей в глаза бросилась объятая пламенем дверь. Она тут же спустилась вниз и тряхнула за плечи одного из малолетних драков, погружавшегося в бессознательное состояние.

— Очнись! Лоамаак, тин! Здесь есть выход? Эчей? — Она указала на огонь. — Где? Где дверь? Гис истах ча? Эчей?

Ребенок кивнул и указал на горящую стену.

— Истах. — Он снял с пояса тяжелый ключ.

Джоанн вырвала из его рук ключ, подхватила одного из спасенных и стала пробираться вдоль стены. Миновав два окна, забранных решетками, она увидела дверь. Перед дверью валялись пожираемые огнем книги и бумаги. Она сунула ключ в замочную скважину. Огонь подбирался к ее ногам.

— Лучше бы она открывалась наружу… Она крутила ключ то влево, то вправо, но все без толку. Неужели ей дали не тот ключ?

— Куеда, иркмаан!

Среди языков пламени она нашла взглядом драка, отдавшего ей ключ. Он заботливо склонился над другим драком.

— Эсс?

— Кведа! — Он показал жестом, что дверь надо толкнуть. — Истах кведа ну!

Джоанн толкнула ключ вместе с дверью — и дверь распахнулась. Перед нею раскинулся небольшой сад. Она и драк кинулись туда. В отдалении копошились какие-то фигуры. От гари, набившейся в дыхательные пути, она уже не могла произнести ни слова. Она оттащила драка от двери и вернулась за двумя другими.

Комната была теперь похожа на раскаленную топку. Джоанн опалило лицо, и она зажмурилась. Собственные веки показались ей наждачной бумагой.

Заслоняя глаза ладонью, она стала слепо шарить рукой в дыму и нащупала двоих, оставшихся у лестницы. Поставив одного на ноги, она подняла его и устроила у себя на плече, другого попыталась просто тянуть за руку.

— Дасу! Бенга дасу!

Третий драк вскарабкался по ней и стал колотить по голове.

— Ааква!

— Ты спятил? Пурзхаб?

— Су ааква! — Он знай себе лупил ее по голове. — Су лодд ааква!

— Моя голова… — Она поняла, что у нее загорелись волосы. Она сгребла в охапку обоих детей и закрыла глаза.

… Уже у пылающей двери ей показалось, что она бредет по чему-то вязкому и маслянистому; жар высосал у нее из легких остатки воздуха, невидимые предметы падали ей на голову и на плечи. И вдруг произошло чудо: она уткнулась лицом в восхитительно прохладный камень на дороге. Послышались голоса, к ней прикоснулись чьи-то руки — и боли пришел конец.


… Движение, тряска.

Она поняла, что куда-то едет. До слуха доносился гул, чувствовались неровности дороги под колесами. Она попыталась открыть глаза, но это оказалось невозможно.

Она хотела приподнять руку, чтобы провести по лицу, однако рука оказалась прибинтованной к телу и не повиновалась. Онемела не только рука, но и все тело.

— Майор Никол! Вы меня слышите? Майор Никол!

— Слышу. — Собственный голос показался ей сухим и хриплым. Горло обожгло огнем. — Что случилось? Кто вы такой?

— Вы сильно обгорели. Военный хирург считает, что у вас сотрясение мозга.

— Мицак?

— Да, это я.

Она попыталась проглотить слюну, но слюны во рту не оказалось.

— В горле пересохло…

Почувствовав, как ей в рот вставляют трубку, она начала втягивать прохладную жидкость. Потом трубку убрали, и она проглотила жидкость, заполнившую рот.

— Что с детьми, Мицак? С тремя детьми-драками?

— Они живы. — Он надолго замолчал. — Трое выживших из целой школы, из двухсот шестидесяти. — Он кашлянул. — Вас везут в научно-медицинский ковах. В больницу, майор.

Некоторое время они ехали молча. Дорога становилась все более ровной.

— Почему у меня повязка на глазах?

— Ожоги. Военный хирург наложил повязку. Ваш диагноз мне неизвестен. Хирург ничего мне не сказал. — В голосе Мицака зазвучали презрительные нотки. — Много дел, знаете ли… Война все-таки.

— А где… сержант Бенбо?

Мицак еще раз кашлянул.

— Они погибли, майор. Все ваши солдаты мертвы. По полигону Ва-Бутаан было нанесено четыре прямых удара.

Джоанн ухватилась непослушными руками за края носилок. Голос собеседника куда-то уплыл, вся Вселенная покачнулась…

5

Ничто есть инструмент сознания: это тот же ноль, столь важный для математика, строителя, счетовода. Ничто не есть состояние ума или существа. Все сущее будет пребывать вечно; и все сущие будут вечно пребывать. Все изменения суть форма и восприятие ее.

Предание об Иоа и Луррванне, Кода Шада, Талман

Время.

Она перестала воспринимать время.

Ее окружала кромешная тьма.

Мазь, покрывавшая ее лицо, шею и руки, лишила их чувствительности. Она ощущала свое тело, но ей казалось, что голова не связана с телом и парит свободно. Ощущение это было почти приятным. Нестерпимые физические страдания остались в прошлом. Там же, впрочем, осталась и способность отвлекаться, оттачивать чувства, извлекать приятное из обыденности.

Мерное гудение могло быть как звуком, издаваемым насекомым, так и свидетельством работы электрического прибора. Теперь для нее не существовало разницы. Гудение превратилось в волновое колебание, на гребне которого можно беспечно покачиваться.


… Вой компрессоров, затхлый воздух, прошедший множественную обработку, невнятный разговор.

— Вот не думал, что придется мараться на моем корабле с таким грузом…

Шуршание бумажек.

— Если у тебя киз вместо мозгов, прочти это и как следует о ней позаботься.

Сердитое фырканье, тишина, снова шорох бумажек.

— Ничего себе! Ведь это палата для…

— Вот я и говорю: позаботься о ней, как полагается.


Ее бездумное скольжение в беспросветном пространстве прервалось довольно надолго, уступая воспоминанию о сержанте, втолковывавшем ей правила страхования, принятые в вооруженных силах.

Столько-то за руку, столько-то за ногу, столько-то за глаз…

Потом она вспомнила свое первое задание после офицерского училища: сидеть у экрана и отслеживать коммерческие полеты драков. Подготовка к войне велась уже тогда: расшифровка языка, кодов, сленга, изучение правил, организационной структуры, военной мощи…

Неясные голоса вдали, сильные эфирные помехи…

«Анализ ситуации на Амадине.

Люди запрашивают вооруженные силы Соединенных Штатов Земли о защите от террористов-драков. Перехват радиограммы воздушному Флоту драков от маведах с Амадина с просьбой о защите от террористов из Фронта Амадина…»


Офицер, обучавший кадетов организационной системе противника, внушал:

— Для предвидения действий противника вы должны понимать, каким правилам подчиняется его мыслительный процесс, каковы его цели, как он обычно поступает. То, что представляется логичным вам, не обязательно кажется логичным жабе, никогда не слыхивавшей об Аристотеле. То, что кажется логичным ей, скорее всего представляется лишенным всякой логики вам…

— Логика подразумевает соблюдение некоего свода правил. Каждая существующая в галактике раса выработала собственный свод, собственную логику, собственное уникальное представление о Вселенной и о своем месте в ней…

— Сущность Вселенной — это соотношения, правила; то, что мы именуем законами природы, действует почти для всех разумных существ. Все остальное, вся разумная жизнь, подчиняется правилам, изобретаемым ими самими.

— На планете Алурам правосудие отличается от земного. Там не только преступники, но и их родители, родные братья, сестры и дети подвергаются одинаковому наказанию. Если это смертный приговор, то гибнут все вышеперечисленные. С точки зрения человека, это никакое не правосудие, но для жителей Алурама это — именно правосудие, высшая справедливость. Алураминцы определили, что для их расы хорошо, а что плохо, после чего придумали наказания, которым общество подвергает плохих. Чем бы ни объяснялись плохие поступки — средой или наследственностью, — с их точки зрения разумнее исключить плохие экземпляры из генетического набора расы. В итоге на Алураме совершается совсем мало преступлений.

До чего логично!..

Новый день? Неделя? Год? Голоса звучали и стихали, только гул сопровождал ее всегда.

— Мицак?

— Я здесь.

— Почему? Почему вы здесь?

— Это вас не касается.

— Почему вы здесь?

Смех.

— Вы стали талмой, майор. Вы — мой путь из войны, назад в Талман-ковах.

— Не понимаю.

— Где вам понять…


«Раса шиказу с Тенуэта выстроила свою логику на постулате, что шиказу не могут быть побеждены. С этой логикой раса процветала, по-своему понимая сущность Вселенной. Нов конце концов шиказу были завоеваны; теперь они полностью истреблены».


Она снова гуляла по Байна Я, стояла на палубе катера, скользящего вдоль меловых утесов Кидеже, любовалась морем. Ее волосы развевались на прохладном соленом ветру.

Вдали по сине-зеленой воде мчался глиссер Маллика, отражая серебристыми бортами солнечный свет, слепивший ее.

— Как улов, Маллик? — спрашивала она в микрофон.

— Неплохо, Джо, но никакого сравнения с тем, что мне предстоит поймать сегодня ночью.

— Маллик!

— В моих ладонях будут лежать такие круглые, мягкие, теплые…

— Маллик! Ты же в эфире! Ты хочешь оповестить весь мир?..

— Весь мир давно об этом знает, Джоанн.


«Тиманы развивались по соседству с двумя другими разумными расами. И физически, и численно тиманы не могли с ними соперничать, поэтому любое физическое противоборство изначально воспринималось ими как что-то дурное. Однако раса не могла выжить без положительных постулатов. Для тимана логично пытаться взять других под свой контроль, но не силовыми средствами. Далее эта логика требует от тимана, чтобы он своими действиями доводил других до самоуничтожения.

Пока другие расы на планете оттачивали воинское мастерство, тиманы учились, как обращать правила других им же во вред. И вот теперь, несмотря на свою по-прежнему небольшую численность, тиманы превратились в одну из наиболее влиятельных рас в Федерации Девятого Сектора. Обе расы, развивавшиеся параллельно с ними, уже истреблены. Для титанов логичен геноцид…»


Гул прекратился. Голоса зазвучали совсем близко. Кто-то взял ее за руку, кто-то пробормотал вполголоса: «Киз». Шаги. Голос:

— Джетах Пур Сонаан, разберитесь.

Другой голос:

— Кожа должна была бы заживать. Видите эти поврежденные области, красную и желтую жидкость…

— Человеческая кожа реагирует на мазь не так, как наша.

— К такому заключению мог бы прийти и ваш наставник, Вунзелех.

— Я не хотел вас обидеть, джетах…

— Снимите бинты и удалите мазь. — Долгое ошеломленное молчание. — Ее глаза! Глаза, болван! Скорее!


Ей было совсем нетрудно перестать думать о неприятном.

Она приказывала себе: «Смотри на Маллика!» И перед нею представал Маллик.

Она приказывала своему воображению витать среди звезд и наблюдала проносящиеся мимо гигантские сферы.

Она исследовала дно океанов, густые облака вокруг вулканических вершин, душные тропические заросли…


… Пелена из звуков… Восхитительное головокружение… Аромат цветов… Песня драков…

— Джоанн Никол, вы видите этот свет?

Свет? Какой свет? Ее запекшиеся губы с трудом произнесли:

— Я ничего не увижу, если не открою глаза. — Она попыталась разомкнуть веки. — Кажется, у меня не получается их открыть.

— Но они открыты, Джоанн Никол…

Спустя многие часы — или годы? — она позволила себе поразмыслить над тем, что прежде гнала от себя. Слепота? Тот самый кошмар, которого так боятся люди? Не видеть?..

Она витала в наркотических снах и видела то, чего никогда не видела глазами.

Реагировать, чувствовать!

Однако она существовала сейчас вне своей боли, сознания, вне собственных чувств. Темнота несла с собой тепло, была дружелюбна, с ней и в ней было комфортно. Продолжительное безмолвие, сон, восхитительное нечто на границе бытия и небытия… Мыслить, чувствовать, сознавать реальность — что за нелепые банальности? Ей хотелось без конца взлетать и опускаться на черных волнах беспамятства…


… Вспышки света, взрывы, медный привкус во рту. Грязь, разлетающаяся во все стороны вместе с камнями. Синие силуэты штурмовиков в ночном небе.

Перед ней возникает физиономия Бенбо.

— Мы потеряли предгорье, майор. Но жабы дорого за это заплатили.

— А сколько заплатили мы, сержант? Какую цену?.. Белая вспышка — и его смущенная физиономия исчезает, словно на погашенном экране…


Казалось, она бесконечно долго плыла, ничуть не уставая от усилий. Онемение во всем теле — да, но не усталость. Теперь она различала голоса. Звук, как любое физическое ощущение, был сродни драгоценному дару. Голоса становились все громче.

— Джетах, в коридоре ждет врач-человек. Это женщина.

— Позовите ее, Мицак. И будьте с нею вежливы. Она — вемадах с Аккуйя и не обязана с нами церемониться.

Шаги.

— Ваше имя? Как, у вас желтая кожа!

— Как и у тебя, жаба.

— Да, но… Простите, я не хотел… Ваше имя?

— Токийская Роза. А это кто такой?

— Леонид Мицак, капитан.

— Не хочется в мадах, да, Мицак? — Пауза. — Где пациентка?

— Вот здесь. — Голос Пур Сонаана. — Здесь лежит человек женского пола, о котором вам говорили, Токийская Роза.

Снова шаги. Джоанн почувствовала, что рядом кто-то есть. Легкое прикосновение к ее лицу.

— Как ее зовут?

— Джоанн Никол.

— Понятно. Убирайтесь, вонючки, дайте мне спокойно ее осмотреть.

— Желаете, чтобы мы удалились?

Тишина, потом мягкие шажки. Умелые пальцы приподняли сначала левое, потом правое веко.

— Проклятие! — Женщина отдернула руку от лица Джоанн. — Никол! Никол! Вы меня слышите?

Она ответила, еле двигая губами:

— Это вы, Токийская Роза?

— Капитан Тегара, — ответила та с усмешкой. — Я врач. Что они с вами сделали?

Джоанн слышала, как она передвигает по твердой поверхности какие-то предметы.

— Это огонь. Я попала в огонь.

Тегара снова наклонилась к ней и приоткрыла ей правый глаз.

— Вы — важная пациентка, Никол. Жабы привезли меня из мадаха на Аккуйя специально, чтобы я вас осмотрела. Вы что-нибудь видите правым глазом?

— Нет.

Щелчок.

— А теперь?

— Нет. Как там война, Тегара?

Рука врача переместилась на левый глаз больной.

— На момент разгрома моей части мы терпели одно поражение за другим. А левым глазом что-нибудь видите?

— Нет.

— Как вы к ним попали?

Щелчок.

— А сейчас?

— Нет. Я служила на Кетвишну.

— Кетвишну?! — Врач отошла и снова чем-то задвигала на столике. — Мы считали, что там никто не выжил.

— Я тоже практически не выжила. — Джоанн почувствовала, как Тегара приподнимает ее левую руку. — Ну, как вам мои глаза?

Пауза.

— Вашим глазам никто не сможет помочь, Никол, разве что вы окажетесь в нашем нормальном госпитале… У меня нет ни инструментов, ни достаточного опыта. Такое впечатление, что они пытались лечить вас собственной мазью от ожогов. Роговица обоих глаз обгорела дочерна. Полагаю, эта беда поправима, но не здесь. Все зависит от того, как долго они лечили вас своей мазью.

— Какие у меня сейчас… На что похожи мои глаза?

— На черные бельма. — Доктор отпустила левую руку Джоанн, обошла койку и взяла правую руку. — Какое-то время вы вся будете походить на вареную свеклу, но в итоге отделаетесь мало заметными шрамами. Вы испытываете боль?

— Нет. Вообще ничего не испытываю. У меня пропала всякая чувствительность. Такое ощущение, что я сотню лет проплавала в морфии.

— Кетвишну разгромили давным-давно. Так чувствуете?

— Что?

— А так?

Теперь Джоанн кое-что почувствовала.

— Прикосновение, пощипывание на правом предплечье.

— Эй, жаба! — крикнула Тегара. Снова раздались мягкие шаги.

— Слушаю вас, Токийская Роза.

— Уменьшите вдвое количество анестезирующего препарата «днита», которым вы ее накачиваете. Понятно?

Царапание пера, шуршание бумаги.

— Держите! Ясно, что это такое?

— Да. Обычные химические средства.

— Сделаете в точности такой состав, какой я прописала, и будете аккуратно наносить его на обожженную поверхность кожи — всюду, кроме глаз! — каждые четыре часа. Шесть раз в сутки! Вам все понятно?

— Да. Но как быть с ее зрением?

— У вас все равно нет необходимых инструментов. Здесь нужен специалист — специальный медик, магистр здоровья, понимаете? А все, что я могу, — это твердить вам, кизлодды, чтобы вы прекратили лечить людей своей мазью от ожогов.

Джетах молча внимал учиненному разносу.

— Какие нужны инструменты, какой именно специалист?

Тегара засмеялась, не удостоив драка ответом.

— Мне надо идти, Никол.

— Вы не могли бы остаться еще? — Рука Джоанн ухватила воздух и упала на койку.

— Мне очень жаль, но я не могу. Мадах на Аккуйя полон раненых в гораздо более плачевном состоянии, чем вы. Четыре тысячи душ! А я при них — единственный врач. Вот окажетесь в нормальном человеческом госпитале, тогда и… Но окажетесь ли — вот в чем вопрос. Ничего, не вечно же длиться этой войне!

Раздались ее решительные шаги и мягкие шажки сопровождающих драков. Рядом с койкой остался стоять один драк. Он долго молчал, потом вышел было из палаты, но по пути раздумал и вернулся.

— Джоанн Никол. — К ней обращался старший драк, джетах Пур Сонаан. — Джоанн Никол!

— Я вас слушаю.

— Хирург, лечивший вас в Ва-Бутаане, не мог знать, как правильно поступить. С тех пор всех успели предупредить, но тогда… Он не виноват.

Шаги Пур Сонаана стихли.

— Вы здесь, Мицак? Мицак!

— Здесь.

— Значит, я не в Ва-Бутаане?

— Нет. Ближайший к нам город — Помаву. Вы находитесь на главной планете, на Драко.

Драко? С противоположной стороны империи драков по отношению к Дитаару? Почему?

— Почему?

— Вы находитесь теперь под опекой овьетаха Торы Соама, первого магистра Талман-коваха. Талман-ковах находится здесь же, около Помаву.

— Что-то не пойму…

— При пожаре в ковахе в Ва-Бутаане вы спасли третьего ребенка овьетаха, Сина Видака. — Шаги начали удаляться.

— Мицак!

Шаги стихли.

— Я слушаю.

— Что стало с теми, кто был со мной в мадахе на Дитааре?

— Вы не помните? Я уже говорил вам, что все ваши солдаты погибли.

— Это я помню. А Бенбо?

— Не знаю. Я покинул Дитаар вместе с вами.

— Чем вы занимаетесь здесь, Мицак?

— Овьетах настоял, чтобы при вас находился человек. Это и есть я.

— Вам нравится ваша работа?

Мицак подошел к двери.

— Овьетах очень могуществен. Как вам известно, должность дает привилегии.

Мицак вышел. Снова послышалось гудение.

Джоанн улыбалась, погружаясь в безразличную полудремоту. Ее улыбка ровно ничего не выражала, оставаясь на лице по чистому недоразумению.

6

Подобно всем живым существам, мы жаждем удобства и безопасности на надежном пути, направление которого можно найти благодаря вечному знанию и нерушимым истинам. Но для того чтобы стать избранными, мы обязаны отказаться от удобства и безопасности, даруемых инстинктами, ибо все наши знания — это лишь вероятности, а истины являются доктринами, меняющимися при появлении более правдивой правды.

Предание о Шизумаате, Кода Нувида, Талман

Слепота!

При ослаблении анестезии к ней вернулось сознание. Сознание и боль.

Джоанн снова стала ощущать время, его безжалостную замедленность, смертельную монотонность. Ее мир снова скорчился в тесных рамках.

Слепота!

Этой болезнью страдали и в прошлом, слепым полагались собаки-поводыри, бугорчатая бумага, палочки с красными наконечниками. Однако заменить зрение не могло ничто. Она была обречена лежать в ожидании, что кто-нибудь включит свет и пробудит ее от кошмара. Однако свет все не загорался, и никто не прерывал этого кошмара.

Ярость…

Сначала это была такая лютая злоба, что ее хотелось назвать «слепой», если бы сама злобствующая еще раньше не лишилась зрения. Но ее беды не исчерпывались слепотой. Она была совершенно беспомощна и всецело зависела от милости драков. Но что они предпримут? Насколько безгранична протекция, оказанная ей Торой Соамом? И кто он такой в конце-то концов?

Ее, раздавленную слепотой, все сильнее охватывал удушливый страх. О, если бы она могла ВИДЕТЬ тех, кто ее окружает! С тем, что видишь, куда проще бороться, да и вообще иметь дело. Она не знала даже, что представляет собой ее палата, на кого похожа она сама. О, если бы она обрела зрение!


Ей привиделся образовательный центр Кидеже на Байна Я.

Ей было всего тринадцать лет; неуклюжая деревенщина по имени Маллик Никол увязался за ней, когда она направлялась к переходу на Ндугу Воили.

— Джоанн! Джоанн! Подожди!

— Кого мне ждать, Маллик Никол? Тебя?

— Кого же еще? Разве за тобой бежит еще кто-нибудь?

— А зачем за мной бежишь ты? Ну-ка, отвечай.

— Ты красивая, Джоанн. Поэтому я и побежал.

— Лгун!

— Я никогда не вру.

— Ты действительно считаешь меня красивой?

— Разве ты никогда не смотрелась в зеркало? Еще какая красивая! Умом, может, и не блещешь, но красотой — точно.

— Я не дурочка!

— А разве не глупость — спрашивать, считаю ли я тебя красивой?

… В тот вечер, глядя на себя в зеркало, она увидела совершенно другого человека: незнакомую красивую девушку.

… Теперь она обуглилась и ослепла. Слепая!


День проходил за днем, но она не могла вести им счета. Ей мешала собственная сонливость, желудок, даже рутинные шумы в ковахе. Пустое время стало еще более опасным врагом, чем смерть.

Она лежала на спине, слыша только стук собственного сердца, слепо шарила пальцами по краям койки, по губчатому постельному белью, по собственному нагому телу.

Она была в палате одна; замерев, можно было расслышать, как бежит в трубках жидкость. Откуда-то — скорее всего из коридора — доносились шорох одежд, шепот, шаги.

Она открыла для себя, что наяву нет ничего ужаснее, чем мир собственного воображения. Джоанн был предоставлен выбор: размышлять или слушать. Она предпочла слушать.

Она научилась различать походки: у каждого была своя, такая же неповторимая, как отпечатки пальцев. Мицак перемещался медленно, ровными шажками. У Пура Сонаана походка была потяжелее. Был еще один обладатель легких шагов — Вунзелех Хет, регулярно впрыскивавший ей лекарства и снимавший показания мониторов.

Некто, приносивший еду, появлялся и исчезал стремительно и не имел имени.

Уборщик волочил ноги и распространял цветочный аромат.

Еще кто-то выносил ночной горшок: этот передвигался тяжело и имел соответствующий запах…


Медленные, ровные шажки.

— Мицак?

— Слушаю вас.

Он подошел к ее койке и уселся на возвышение рядом.

— Пришло время пообщаться, Никол. О чем вам хочется поговорить?

— Кем вы были, Мицак? До того, как напялили синие одежды.

Мицак, помолчав, откашлялся.

— До войны я проживал на Аккуйя. Когда началась война, я предложил свои услуги Флоту драков.

— Почему?

— Разве так трудно понять, почему человек защищает свой дом? — Стук пальцев по чему-то твердому. Потом стук прекратился. — Я состоял в совете христианской миссии…

— Вы священник?

— Католический. Наша миссия прибыла на Аккуйя по приглашению тамошних джетахов. Обмен философскими концепциями… Мы обучали джетахов, а сами получили за это доступ в Талман-ковах на Аккуйе. Я пробыл там три года, прежде чем вспыхнули события на Амадине, а потом — война. Этого времени нам хватило, чтобы прочесть и понять Талман. Изучив диаграммы, большая часть миссии перешла на сторону драков.

Диаграммы… В пылающей библиотеке коваха в Ва-Бутаане стены были испещрены сложными диаграммами, логическими кругами, графиками…

— Выходит, ради этого вы отказались от своей религии?

— Это упрощенный подход. Но в целом — да. — Он помолчал и вдруг засмеялся: — А вы бы от своей отказались?

— У меня нет религии.

Он встретил ее ответ смехом.


… Стрельба на мгновение стихла, и до ее ушей донесся разговор Тайзейдо с сержантом Бенбо.

— Слыхали: «В окопах не бывает атеистов»? А ведь верно!

Бенбо отвлекся от мушки своей винтовки и глянул на Тайзейдо, приподняв одну бровь. Но смотрел он на него недолго: ему нужно было выискивать драков и убивать их.

— В окопах… чего?

— Вы в Бога верите?

— Я верю в эту винтовку, в то, что вон там маячат желторожие дьяволы, и в Эмоса Бенбо.


Кроме Мицака, с нею разговаривали только Пур и Вунзелех, но на единственную тему — о ее здоровье. Через некоторое время Пур перестал ее навещать. Постепенно боль сменилась пощипыванием лица и рук.

Тишина, темнота, пощипывание делали свое дело: ее сознание начало давать трещины.

В голосе Мицака не было сарказма, хотя тирада имела иронический смысл.

— Священник призвал бы вас сейчас молиться об обретении здоровья и думать о тех, кто пострадал сильнее вас. Возможно, он прибег бы к образу распятого Христа, живописал мучения Спасителя, а потом спросил бы: и вы еще жалуетесь?

— У драков есть лучшие предложения?

— У них есть талма.

— Что такое талма?

Желчный смех.

— Талма для человека — все равно что теория относительности для таракана. Даже если бы вы сумели ее понять, сомневаюсь, чтобы она вам пригодилась.


Она тысячи раз мысленно переиграла во все игры, которые только сумела припомнить. Она ковырялась в собственной памяти, выискивая все, что только могло быть в ней запрятано, однако самые яркие воспоминания — труп Маллика, обгоревшие дети-драки, сокрушительное поражение гарнизона «Сторм Маунтейн» — заставляли ее отворачиваться от прошлого.

Она проваливалась в бездонный колодец жалости к себе самой, но очень скоро выпрыгивала из него наружу с тошнотворной злобой на себя же. Все это лишало ее сил, и она отключалась.

* * *

— Что такое талма, Мицак?

— У меня ушли месяцы на то, чтобы понять это.

— Попробуйте объяснить.

— Вы находитесь сейчас в определенном месте. Существует место, в которое вам бы хотелось попасть. Ваша задача — перебраться отсюда туда.

— Как?

— Необходимо знать, где вы находитесь и где вам хочется находиться; необходимо знать, чем ограничены пути перехода между этими точками…


Когда стихли шаги уборщика, появился Вунзелех.

— Вам дали негодную еду, Джоанн Никол?

— Почему?

— Ваш пищеварительный тракт ее отверг.

— Лучше скажите, Вунзелех, почему те, кто здесь убирает, приносят еду, выносят ночной горшок, не разговаривая со мной.

— Разговаривать?.. Дело в том, что им это запрещено.

— Думаете, я передам секреты ответственного за ночной горшок своему командованию?

Вунзелех не ответил; Джоанн слышала, как он теребит одежду.

— Я вас не понимаю. Они не разговаривают ни с кем из пациентов. Пациентам противопоказано говорить, противопоказаны любые звуки. Выздоравливание — результат спокойной медитации.

— Медитация?

— Джоанн Никол, то, что мы называем лечением, протекает в основном в голове.

— Я уже домедитировалась до тошноты, драк! — Она впервые села в койке, чувствуя бульканье в отвыкшем от движений желудке. — Я хочу говорить! Мне необходимы звуки! — Левой рукой она вцепилась в край койки, чтобы не упасть, правой натягивала губчатую простыню, пытаясь прикрыть грудь. Какие вообще требования имеет право выдвигать подопечная Торы Соама? Отчаяние боролось в ней со стыдливостью. — Я желаю встать, Вунзелех.

— Встать? Ходить?

— Да, Ноги-то у меня пока что есть. Вот я и хочу встать, пройтись. Если я еще немного полежу, то превращусь в растение.

— Это шутка? Конечно! — Вунзелех издал булькающий звук. — К другим пациентам я вас допустить не могу, но я все скажу джетаху. Потребуется разрешение Пура Сонаана.

— Вот и получите его!

Вунзелех поспешно ретировался.

Джоанн сидела до тех пор, пока не перестал колыхаться желудок. Стянув с кровати губчатую простыню, она накинула ее себе на плечи и передвинула ноги на край кровати, кряхтя от напряжения. Сколько же времени она провела в лежачем положении?

Она спустила ноги, нащупав ступнями гладкий прохладный пол. Кровать оказалась очень низкой. Она оттолкнулась и встала.

Голова кружилась, ноги подгибались, желудок посылал тревожные сигналы. Но она стояла прямо, улавливая незажившей спиной движение воздуха.

В палате раздались тяжелые шаги Пура Сонаана.

— Что вы делаете, Джоанн Никол?

— Стою.

— Вам нельзя. Вы еще нездоровы.

— Если я и дальше буду валяться в койке, как кусок мяса на прилавке у мясника, то вообще никогда не выздоровею, а скорее подохну.

Возмущенное молчание, после которого Пур Сонаан проговорил:

— Вунзелех передал мне ваши пожелания. Расхаживать по коридорам вам запрещается: я должен заботиться и о других пациентах. Для вас это тоже было бы небезопасно. Вы же ничего не видите! К тому же вы — человек.

— Подумаешь, пару раз куда-нибудь врежусь. Велика важность — синяк.

— Вы — человек, Джоанн Никол. Некоторые наши пациенты и члены персонала готовы напасть на вас по одной этой причине. Здесь вы находитесь под охраной, и все отделение знает, что вас защищает сам Тора Соам. Придется вам оставаться в палате.

Она была готова упасть на койку, но силой воли удержалась на ногах.

— Я могу перемещаться по палате?

— Да. Но только по палате.

— Еще мне нужны звуки. Любые. Можно мне… — Ей не хватало знания дракского языка. — Хотелось бы узнавать новости. Скажем, по радио.

— Исключено! Пациентам это не положено. — Пур Сонаан подошел к ней ближе. — Ваши требования вот-вот выйдут за рамки влияния Торы Соама.

— Я хочу слушать новости, хоть какие-нибудь!

— Джоанн Никол… Я подумаю, что можно сделать. — Задумчивое молчание. — О приемнике и не мечтайте, но я попрошу Леонида Мицака тихо обсуждать с вами текущие события. Он вам почитает, еще как-нибудь поможет…


— Ваше имя?

— Джоанн Никол.

— Имя отца?

— Маллик Никол.

— Где он проживает?

— Он умер.

— Вы вступали в брак?

— Да.

— По каким законам?

— Планеты Байна Я. Соединенные Штаты Земли.

— Понятно.

Мутные глаза пристально смотрели на экраны, толстые пальцы чертили что-то на стекле.

— Я обязан объяснить вам, каковы, согласно закону, последствия аборта. В этом случае…

— Я не прошу сделать мне аборт. Я хочу, чтобы ребенок родился. Просто я не желаю его видеть. Никогда! Пускай его немедленно усыновят.

— Понятно. Вы собираетесь отказаться от прав на своего ребенка?

— Да.

— Что бы сказал по этому поводу ваш муж?

— Он умер.

— А если бы был жив?

— Он умер…

* * *

… Мицак читал ей вслух новости, время от времени посмеиваясь.

— Что вы там вычитали смешного?

— Комитет планирования Федерации Девятого Сектора скоро проведет голосование по поводу предложения Палате драков и Соединенным Штатам Земли присоединиться к Федерации — как будто те и другие способны ответить согласием! Здесь говорится, что предложение все равно не будет одобрено большинством голосов. Каково? — Он усмехнулся.

Джоанн села в койке и потянулась.

— А вдруг войны можно бы было избежать, если бы мы входили в Сектор? — Она уронила руки на колени.

— Вот именно — если бы! — И Мицак продолжил чтение.


… Она чувствовала себя освободившейся от непосильного груза. Наверное, так же чувствуют себя люди, у которых вырезали опухоль или ампутировали конечность, пораженную гангреной.

Она сидела на траве студенческого городка и смотрела на однокурсниц. Выглядела она точно так же, как они. Однако их манера говорить, темы разговоров, слепая самоуверенность, выдающая смехотворную неопытность, — все это, как непреодолимая пропасть, отделяло ее от них.

Она рискнула, рассказав одной из подруг о том, что пережила.

— Нет, я бы не выдержала! Не знать, кто родился, что будет с ним дальше…

— Ты бы сама удивилась, если бы узнала, что способна это выдержать.

— Иногда ты кажешься такой бессердечной, Джоанн…

Бессердечность? Лично ей казалось, что сердце у нее на месте, чего не скажешь об отваге…

Проснувшись, Джоанн по привычке села и долго возила в кровати ногами, прежде чем спустить их на пол.

Темнота, черт бы ее побрал! Она встала, мужественно поборов тошноту, вытянула вперед левую руку и робко шагнула. Под ногами были все те же знакомые гладкость и прохлада, рука не встретила преграды. Первый шаг — прочь от койки, второй… Слева от себя она нащупала металлический столик.

Джоанн подошла к столику — шажок, поворот налево, еще шажок — и принялась исследовать предметы на нем. Это были маленькие цилиндрики с крышечками. Она открывала все по очереди и нюхала содержимое. Распознать по запаху она сумела только два медикамента: мазь, которой ее лечили после визита Токийской Розы, и хорошо знакомый цветочный запах.

Поворот направо с вытянутыми вперед руками, три шага… Перед ней выросла губчатая, похожая на соты, стена. Такая стена отлично поглощала шумы — неудивительно, что ее слух и мозги так истосковались по звукам.

По-прежнему ощупывая стену, она двинулась вправо; стена постепенно приблизилась к ней — свидетельство того, что у палаты нет углов. Еще дальше она нашарила вертикальный ряд торчащих из стены ручек.

Она потянула за первую ручку и выдвинула ящик, пошарила внутри. Ящик был пуст. Пустовали и два следующих ящика. Она с трудом присела и выдвинула последний ящик.

Этот запах!

Она тотчас распознала вонь и за один миг пережила, как наяву, кошмары, преследующие ее во сне. В нижнем ящике хранилась ее военная форма.

Она дотронулась до знакомой ткани и задохнулась от вихря чувств. Ее обдало запахом ее собственного давно не мытого тела, грязью Кетвишну, дымом спаленной школы, дракской мазью от ожогов, сделавшей ее слепой.

Ей опять стало до одури жаль саму себя; она села на пол и стала раскачиваться. Слезы катились по щекам и падали на колени. Она дотронулась до того места, куда падали слезы, и спохватилась: она совершенно голая! В ту же секунду выяснилось, что ей нет никакого дела до собственной наготы.

Справа от нее послышались шаги Пура Сонаана и Вунзелеха Хета, вошедших в палату. Голос Пура Сонаана, обращавшегося к Вунзелеху, был резок.

— Найди для нее халат, пустая голова!

— Слушаюсь, джетах.

Вунзелех выбежал из палаты. Пур Сонаан какое-то время стоял молча, потом направился к Джоанн. Она почувствовала, как кусок материи, который он держит в руке, скользит по ее коленям, а потом по лицу, утирая слезы.

— Зачем вы сохранили мою форму? Зачем?

— Она принадлежит вам. Для того чтобы ее уничтожить, нам требуется ваше разрешение.

— Выбросьте ее! Выбросьте!

Джоанн резко задвинула нижний ящик и уронила руку на колени.

— Вы ведь драк, Пур Сонаан. Вы должны ненавидеть людей, не так ли?

В следующее мгновение с уст сорвались слова, так и не сложившиеся у нее в голове в связную фразу, ибо она запрещала себе додумывать эту мысль до конца.

— Дайте мне что-нибудь!

— Что именно, Джоанн Никол?

— Что угодно, что убило бы меня!

Она уловила, что джетах резко выпрямился. Он долго ничего не говорил, а только тяжело дышал. Наконец прозвучал его ответ:

— Вы полагаете, что просите о незначительной услуге? А ведь вы просите, чтобы я совершил грязный поступок. Никогда больше не произносите подобных вещей.

Она почувствовала, как он легко приподнимает ее под мышки и ведет к койке. Джоанн села на нее, не переставая плакать.

— Пур Сонаан!

— Да?

— Если я так важна для этого Торы Соама, почему он никогда ко мне не заглядывает? Пур Сонаан усмехнулся.

— Тора Соам — овьетах Талман-коваха. Ему трудно выкроить свободную минутку, особенно в военное время. Но он часто о вас спрашивает, как и Син Видак, тот ребенок, которого вы спасли. Знаете ли вы, что Син Видак уже проходит подготовку как новобранец тзиен денведах?

От удивления Джоанн перестала плакать.

— Он уже в армии? Такой малыш? — Выходит, она вытащила эту желтую задницу из огня только ради того, чтобы подбросить еще мясца в военную мясорубку драков? Теперь и он будет ползать по грязи в красном мундире и убивать людей… — Син Видак для этого слишком мал.

— Вам следует знать, Джоанн Никол, что драки достигают зрелого возраста примерно в пять раз быстрее, чем люди.

— Знаю, и тем не менее…

— Син Видак успел повзрослеть. — Пур Сонаан помолчал. — После Ве-Бутаана прошло много времени. Очень много.

— Сколько? По человеческому счету?


Гораздо позже Мицак ответил ей на этот вопрос. Двадцать месяцев. Двадцать!

Как же она умудрилась проболтаться здесь без малого два года?..

Ей в руки сунули большой ком материи.

— Вот халат. Помочь вам одеться?

— Нет.

Мицак вышел. Его сменил Пур Сонаан. Джоанн стерла правой ладонью влагу с лица.

— Я должен вам кое-что сообщить, — начал драк. — Ваша жизнь принадлежит вам одной, Джоанн Никол, и закончить ее — ваше право и дело вашего выбора. Но если вы решитесь на это, то знайте, что осуществление этого права — задача, которую вам придется решать только самостоятельно. Никогда никого не просите сделать это за вас.

Пур Сонаан тяжело заковылял к двери. Джоанн упала лицом на койку.

Она проклинала себя за плаксивость. Однако желтокожий ребенок, получивший право гордо носить красный мундир тзиен денведах, стоил слез.

7

Проклинайте ошибки, жалуйтесь на них, сожалейте о них, учитесь на них. Только не уповайте, что наступит время совершенства, когда придет конец любым ошибкам, ибо это мы зовем смертью.

Предание о Кохнерете, Кода Тармеда, Талман

На следующий день Джоанн расхаживала по палате и даже пыталась делать зарядку, а Мицак зачитывал ей новости.

— Вот странно!

— Что странно, Мицак?

— Комитет планирования Федерации Девятого Сектора отклонил при голосовании приглашение дракам и землянам вступить в Федерацию.

— Вы предсказывали, что так и будет.

— Странно то, что предложение чуть не было принято. При голосовании воздержался один-единственный член комитета — Хиссиед-до'Тиман, делегат с Тимана.

Мицак надолго умолк.

— О чем вы размышляете?

— Не пойму, почему он воздержался.

— Вы представляете себе тимана, Мицак? Все они так погрязли в своих кознях, что сами чаще всего не знают, что делают.

При очередной попытке приседания Джоанн опрокинулась на спину.

— Есть ли новости о войне, Мицак?

— Есть, как всегда. — Помолчав, он продолжил чтение. — Хет Краакар, первый командующий Флота драков, сообщил через своего представителя, что планета Дитаар перешла в руки Соединенных Штатов Земли. Дальше идут данные о потерях среди военных и мирного населения.

Джоанн услышала, как он поднимается.

— Простите. — Он покинул палату. Она сидела в одиночестве, прислушиваясь к шагам. К ней явился уборщик. Джоанн села.

— Теперь тебе разрешено со мной разговаривать?

— Да, разрешено, — прозвучал голос, выдающий волнение и робость. — Я бы заговорил гораздо раньше, потому что у меня очень много вопросов, но здесь главное правило — молчание.

— Я понимаю. Как тебя зовут?

— Венча Эбан. Джоанн Никол, не могли бы вы на время уборки лечь на койку?

— Конечно. — Она встала, взяла халат, надела его и опять села, подобрав ноги.

— Венча Эбан, где мне можно принять душ? Вымыться?

— При палате есть особая комната. — Шаги, удаляющиеся вправо. — Но дверь заперта. Наверное, вам нельзя мыться, пока не подживет вся кожа.

— Мне бы хотелось отказаться от ночного горшка. Я уже нормально передвигаюсь.

Она услышала, как открывается еще одна дверь.

— Я открыл для вас туалет.

— Хорошо.

Пытаясь исследовать палату в направлении к самому дальнему ее концу, она уже поплатилась несколькими синяками и пришла к единственному выводу: там есть дверь, но она заперта.

— Джетах Пур Сонаан сказал, что разговор с вами — это очень важно. Вы хотите услышать что-то конкретное, Джоанн Никол?

— Нет, все что угодно. — Она вспомнила ханжеское высокомерие Мицака, с которым он реагировал на все ее вопросы насчет талмы.

— Ты знаешь что-нибудь про Талман?

— Конечно. Его пересказ — неотъемлемая часть права на зрелость.

— Пересказ? Всего, целиком?

— Да. Хотите послушать?

— Хочу.

— Какой кусок?

— Любой, Венча Эбан. Выбери на свой вкус. Мне просто необходимы звуки.

— Это не просто звуки!

— Знаю. Я не хотела тебя обидеть. Продолжай.

— Убирая, я буду рассказывать вам «Предание о Шизумаате». Это одно из моих любимых мест. Только учтите, рассказ ведется от имени Намндаса, изложившего историю Шизумаата.

— Понятно.

Под негромкий гул уборочного механизма Венча Эбан начал:


«Я многое расскажу тебе о Шизумаате, ибо я — Намндас, друг Шизумаата, тот, кто стоял и ждал у рубежа.

Вот история моего учителя. Первенцем Синдинеаха Ну был Синдинеах Эй. После ухода его родителя из жрецов, при главенстве Синдинеаха Эя над жрецами Ааквы, был достроен храм Ухе.

Стены храма были сложены из обработанного камня и имели в высоту восемь синди; площадь храма была шестьдесят на девяносто шагов. Крыша из деревянных бревен и плит опиралась на квадратные каменные колонны, расставленные шестью четырехугольниками.

В центре наименьшего четырехугольника находилась накрытая камнем могила с прахом Ухе. Вместо восточной стены храм имел каменные колонны. В центре северной и южной стен было по двери шириной всего в два шага. В стене, обращенной на мадах, двери не было…»


«Опять мадах! — встрепенулась Джоанн. — Что это такое?»


«Днем свет шел от Ааквы, Прародителя Всего, ночью же — от девятисот масляных светильников, свисавших с потолка храма.

Вокруг храма тянулись узкие улицы деревянных и каменных хижин. В одной из них, защищенной после полудня тенью от храма, проживал жестянщик, исполнявший в Бутаане свой долг перед Ааквой. И родил он дитя.

Звали жестянщика Кадуах, а дитя свое назвал он Кадуахом Шизумаатом.

В начале третьего года жизни Шизумаата Кадуах привел его в храм, чтобы выполнить перед жрецами обряды посвящения в зрелость. Шизумаат поведал историю творения, законы, предание об Ухе, а потом перечислил родительский род до Кадуаха от основателя рода, охотника из маведах по имени Лимиш…»


«Снова мадах, — подумала Джоанн. — Только на этот раз говорится не о вемадах, а о маведах. Но так же называется террористическая организация драков на Амадине».


«А после завершения обрядов Кадуах попросил взять Шизумаата в жрецы Ааквы.

Среди жрецов, слушавших Шизумаата, был Эбнех, которому так понравились речи Шизумаата, что он принял его в ковах Ааквы.

Ночевал Шизумаат в родительском доме, а дни проводил в храме, где познавал тайны, знаки, законы, желания и видения Прародителя Всего.

Я, Намндас, поступил в ковах Ааквы за год до Шизумаата и был назначен старшим в его класс. Эта обязанность выпала мне потому, что жрецы храма сочли меня худшим в моем собственном классе. Когда мои одноклассники сидели у ног жрецов и познавали премудрости, я ковырялся в грязи…»


Венча засмеялся. Было нетрудно понять, с кем он себя отождествляет: с эаднескамеечником, второгодником, с теми десятью процентами, которым не дотянуться до звезд.

Джоанн тоже улыбнулась. Таких намндасов было пруд пруди во всей Вселенной, а среди людей — и подавно. Венча Эбан, рассказчик Намндас, продолжал:


«Моим подопечным был выделен темный угол у стены храма, выходившей на мадах, тот самый, где год назад начинал учебу мой класс. Утром первого дня они расселись на гладком каменном полу, чтобы выслушать от меня правила храма.

Я, Намндас, — старший в вашем классе. Вы — самый низший класс в храме, поэтому вам поручено заботиться о порядке и чистоте. Учтите, я как ваш старший не потерплю в храме ни пылинки! Вы будете ловить грязь еще в воздухе, прежде чем она опустится на пол храма; будете смывать грязь с ног тех, кто входит в храм.

Я указал им на закопченный потолок.

— Каждый вечер вы будете чистить храмовые лампы и заново заливать в них масло. При всем этом сами вы должны оставаться чисты.

Тут встал Шизумаат. Он был высок для своего возраста, и глаза его удивительно блестели.

— Когда же нас начнут учить, Намндас? Когда нам учиться? Я почувствовал, как вспыхнуло мое лицо. Какова дерзость!

— Вам будет дозволено начать учебу только тогда, когда я сообщу жрецу Эбнеху, что вы достойны этого. А пока сиди и молчи!

Шизумаат опять уселся на пол, а я свирепо оглядел всех девятерых своих подопечных.

— Говорить будете только тогда, когда я или кто-то из жрецов обратимся к вам с вопросом. Вы находитесь здесь для того, чтобы учиться, и первое, чему вы должны научиться, — это послушание.

Я уставился на Шизумаата и увидел на его лице загадочное выражение. Я обратился к нему со словами:

Мне трудно читать по твоему лицу, новичок. Что оно выражает?

Шизумаат остался сидеть, но обратил на меня свой взор.

— Неужто Ааква судит жрецов своих по тому, насколько хорошо те подражают бессловесным тварям, усердно метущим пол?

— Твои слова предвещают беду.

— Намндас, что ты хотел от меня услышать, задавая свой вопрос, — правду или ложь?

— Здесь храм правды. Как твое имя?

— Меня зовут Шизумаат.

— Что ж, Шизумаат, должен тебе сказать, что я почти не надеюсь на то, что ты продвинешься от стены мадаха к центру храма.

Шизумаат кивнул и обратил взор на могилу Ухе.

— Думаю, тебе еще пригодится правда, Намндас…»


Джоанн услышала тяжелые шаги Пур Сонаана и испуганный вздох Венчи Эбана. Драки ничего не сказали друг другу, но Джоанн кожей почувствовала, как многозначительно они переглянулись.

— Ты продолжаешь уборку?

— Да, джетах, это только маленький перерыв.

— М-м-м…

Звуки уборки стали ожесточенными.

— Есть ли новости насчет моего зрения? — спросила у врача Джоанн. Тот вздохнул.

— Чем больше мы узнаем, тем ближе успех, но чем ближе успех, тем больше предстоит узнать. Анатомия человеческого глаза резко отличается от нашей, а раздобыть человеческие глаза для экспериментов — нелегкая задача…

Она села.

— Что?!

— Помилуйте!.. Уверяю вас, глаза берутся только у мертвых. К тому же нам помогают захваченные медицинские тексты, а также сами Соединенные Штаты Земли — соблюдением соглашений о правилах ведения войны. У нас есть специальное приспособление, с помощью которого мы лечим ослепших пациентов-драков. В тот сектор мозга, который отвечает за зрение, внедряется имплантат, и бывший слепой начинает видеть с помощью желатиновых приемников на глазах.

Джоанн слышала, как Венча Эбан выключил свой аппарат и тихонько покинул палату.

— А со мной вы можете проделать то же самое?

— Только в самую последнюю очередь. Операция отлично освоена и стала обычной, но мы прибегаем к ней только тогда, когда поражены зрительные нервы. У нас нет оснований считать пораженными ваши.

— Ваши имплантаты повредили бы мне зрительный нерв?

— Скорее всего. Сканирование мозга выявило существенные различия между нейронными системами драков и людей на химическом, электронном и структурном уровнях. Наш метод может не только оказаться бесполезным для вас, но и так навредить вашим зрительным центрам, что восстановить их впоследствии будет уже невозможно. Под угрозой может оказаться сама ваша жизнь. Поэтому сейчас мы ничего не планируем; я просто держу вас в курсе дела.

Настало время сменить тему.

— Пур Сонаан, в истории, которую мне рассказывал Венча Эбан, прозвучали слова «мадах» и «маведах».

— И что же?

— «Маведах» и «вемадах» значит «относящееся к мадаху». Есть ли какая-то смысловая нагрузка в местонахождении предлога — перед словом и посередине?

— Это просто современное и старое употребление. Венча рассказывал вам «Нувида», а надо бы начать раньше, с «Кода Синда» — с мифа об Аакве. Беритесь прямиком за Талман.

— Как же мне это сделать? — с улыбкой спросила Джоанн.

— У меня есть плейер. Обещаете включать его тихо, если я вам его принесу? Остальных пациентов ни в коем случае нельзя тревожить.

— Конечно! Я совсем тихонько!


«… И сказано было, что сотворил Ааква в мире особых созданий с желтой кожей и трехпалыми руками и ногами. И сказано было, что сделал он эти создания одинаковыми, чтобы каждое могло приносить следующего, себе подобного. И сказано было, что создал он их прямоходящими, мыслящими, говорящими, дабы славили они Прародителя Всего.

Мир сей именовался Синдие.

И сказано была, что сотворил сей мир Ааква, Бог Дневного Света…»


Джоанн с первого раза поняла, что Талман начинается с древнейших письменных источников, известных расе драков. Миф об Аакве и Предание об Ухе предшествовали системе отсчета лет на планете прадраков; отсчет этот начинался с рождения Шизумаата — одиннадцать тысяч восемьсот семьдесят два года назад, причем в летосчислении Синдие. На вопрос Джоанн Мицак ответил, что Шизумаат родился в 9679 году до нашей эры по земному летосчислению.

Миф представлял собой Книгу Бытия гермафродитов. В нем описывались зарождение расы и причины, по которым Ааква создал ее. Кроме того, он твердо вверял жречеству контроль над всем происходящим.


«… И первый главный жрец звался Рада.

Рада разослал жрецов по всему Синдие изучать знаки и видения. Собрали слуги это знание и передали его Раде.

Двенадцать дней и двенадцать ночей изучал главный жрец знаки и видения, отделяя истинное от ложного, племенные выдумки от подлинных Законов Ааквы.

А на тринадцатый день заговорил Рада со жрецами о том, что познал…»


«И приказал Рада жрецам разойтись по Синдие и учить Законам. И пообещал Рада, что, пока на Синдие будут слушаться жрецов Ааквы и следовать законам Бога Дневного Света, там пребудут мир и достаток.

Синдие слушала жрецов, познавала Законы и следовала им. Жрецы принимали пожертвования Аакве…»


Древняя политическая структура — теократическая деспотия. Плата за препровождение в рай. Смущала лишь грамматическая форма, присущая «Мифу об Аакве»: «И сказано было, что сотворил мир Ааква…», «Сказано было, что назвал Ааква детей своих „Синдие“…»

Это излагалось не как факт, а как теологический постулат, просто отмечающий отправной пункт. Джоанн продолжала слушать. В Мифе оказалось много отдельных историй: о Суммате, о Даулте-неверующем, о проклятии войны, ниспосланном Ааквой на Синдие, о разделении Ааквой Синдие на четыре главных племени.

Она размышляла об универсальности некоторых объяснений, идей, упований. Взяв плейер, она вставала с койки и расхаживала по палате, внимая «Кода Овида», «Преданию об Ухе».

Начиналось оно с разъяснений табу, предохранявших четыре племени от войн, а продолжалось рассказом о событиях в местности под названием Мадах…

Почти двенадцать тысяч лет тому назад, еще до того, как мир Синдие был осознан как таковой, в гористой пустыне существовал Мадах — край засухи и голода.

Племя из Мадаха, маведах, было вынуждено пожирать собственных мертвецов…

До нее донеслись шаги Вунзелеха, и она выключила плейер.

— Прошу вас, Джоанн Никол, не выключайте. Рассказывает Хига Тиданола. Прилягте, я наложу мазь, и мы послушаем вместе.

Она сняла халат и присела на койку. Рассказ продолжался.


«Грелся у огня один из низших жрецов Ааквы, некий Ухе. В ту ночь Ухе сидел и смотрел, как умирает от голода его единственный ребенок, Леуно.

Потом у него на глазах те, кто готовил еду, возложили тельце Леуно на костер.

Ухе воззвал к Богу Дневного Света:

— Это и есть обещанный тобой достаток в награду за соблюдение Закона мира, Ааква? Такова милость и вознаграждение от Прародителя Всего?

В ту ночь ответом Ухе было молчание. Ухе наблюдал, как умирает еще один ребенок, а его родитель, некогда гордый охотник, с тоской смотрит ему в глаза. Подле одного из костров сидели восемь охотников и ждали последнего вздоха ребенка. Когда он испустит дух, его тело будет разделено между ними.

Наблюдая за лицами охотников, Ухе заметил, что один из них шепчет проклятие, приближающее смерть. Проклятие предназначалось ребенку, а проклинавший был его родителем. И в глазах родителя горел один только голод.

От ярости Ухе забыл о боли и о страхе. У первого ночного костра, когда почва еще оставалась теплой от прикосновения Ааквы, Ухе поднялся перед старейшинами племени.

— Бантумех, великий и досточтимый вождь старейшин маведах, этой ночью ты вкусил плоть моего дитя, Леуно. Бантумех закрыл руками лицо.

— Твой стыд — это наш стыд, безутешный Ухе.

Потом Бантумех убрал руки от лица, покрытого морщинами возраста и боли, а также шрамами, напоминающими о сражениях за предводительство в маведах.

— Но за этот год каждый из нас вкушал собственного ребенка, брата, родителя, друга. У нас нет выбора. Единственное наше спасение — это не думать, когда мы насыщаемся, дабы не погибло племя маведах. Горе твое понятно, но напоминание о нем неуместно.

Получив отповедь, Ухе не отошел от старейшин, а указал на восток, на горы Аккуйя.

— Там есть еда для маведах, Бантумех. Бантумех вскочил с перекошенным от гнева лицом.

— Ты говоришь о нарушении племенем маведах табу? Если бы это было возможно, неужто я давно не сделал бы этого?

Старейшина по имени Ииджиа, главный среди жрецов Ааквы, тоже вскочил.

— Ухе, ты — зверь, представший перед старейшинами, а не жрец Ааквы! — Ииджиа восполнял громким криком свой малый рост и худобу. — Закон ясно гласит, что маведах запрещено заходить на земли иррведах, а иррведах запрещено заходить на земли маведах. Для нас табу — даже просить у иррведах пищи. Даже возжелать этого — табу!

Большинство старейшин закивали и согласно загудели. Повиноваться такому закону было нелегко, но мудрость его была понятна всем. Нарушение закона опять принесло бы на Синдие войны. Таково было обещание Ааквы, а войны были слишком страшной расплатой.

Ухе раскинул руки и воздел лик к ночному небу.

— Но Ааква посылает мне новое видение. Прежний закон относился к прежнему времени и прежнему месту. Сейчас Ааква говорит мне: то время прошло. Ааква говорит всем нам, что и место теперь иное. Настало время для другого закона.

Ииджиа смолк, ибо спорить с видением было опасно. Если молодой Ухе солгал, его ждала кара. Но и сам Ииджиа понесет наказание, если восстанет против видения, которое окажется истинным законом.

И еще увидел Ииджиа, как к старейшинам потянулось все племя. Истинен закон или нет, но он обещал пищу, а значит, не мог не получить поддержки у вооруженных охотников.

Ииджиа возвратился на свое место в кругу старейшин и сказал Ухе:

— Расскажи нам свое видение.

Согласно обычаю, Ухе сбросил наземь покрывавшие его шкуры и предстал перед всеми нагим, дабы подтвердить истину своих слов.

— Сейчас моими устами глаголет Ааква. И говорит он о сонных травах на склонах восточных гор, где лениво утоляют жажду из неиссякаемых источников даргаты и суды, где ветви деревьев клонятся до земли под тяжким грузом плодов, где стоят тучные поля спелого зерна.

Каждый вечер Ааква указывает нам в ту сторону огненным перстом. Он показывает мне дируведах и куведах, чьи желудки всегда набиты свежесваренной едой; просторы их полнятся дичью, что сама прыгает на наконечники их копий; дети их крупны и веселы.

Еще Ааква указывает к западу от тех гор, на эти земли, где правит голод. И речет мне Бог Дневного Света: „Ухе, вот мой знак о том, что маведах должны уйти из этих мест. Старейшины маведах должны пойти к своему народу, поведать ему о законах войны Ааквы и собрать его у подножия гор Аккуйя, где горы эти высятся над Желтым морем.

Оттуда я поведу маведах через горы, через земли иррведах, к Дирудах. Маведах обратят в бегство дируведах, прогонят иррведах из Великого Разрыва и с южных Аккуйя в горы севера“.

Ухе смолк, но все так же стоял, раскинув руки. Потом он продолжил тихо и грозно:

— Иррведах попытаются объединиться с куведах, чтобы нанести нам поражение. Но наше наступление будет слишком стремительным. Вдохновляемые Ааквой, озаряющим наши спины, мы ударим в северном направлении, через горы, и опрокинем иррведах. Мы победоносно займем земли куведах! Маведах повсюду станут владыками!

Ухе опустил руки, нагнулся и подобрал шкуры. Прикрыв свое тело, он предстал перед Ииджиа.

— Вот что говорит мне Бог Дневного Света. Бантумех внимательно смотрел на Ухе.

— Воевать? Ты предлагаешь нам поверить, что Бог Дневного Света насылает на нас свою древнюю кару? Чем мы прогневили его?

Ухе поклонился.

— Ты добр и мудр, Бантумех, но доброта твоя чрезмерна, чтобы отвечать потребностям маведах. Прошлое теперь не имеет силы. Старый закон доведет маведах до гибели. Новый закон войны от Ааквы спасет нас и наших детей. Маведах будут жить!

Ухе обратился к старейшинам и к охотникам, столпившимся вокруг костра:

— Я вижу, что грядут события пострашнее войн. Я вижу, как наши славные охотники копошатся в грязи, как маведах пожирают то, что сейчас не может именоваться даже отбросами, как пожирают и то, что сейчас слишком ценно и священно, чтобы идти в пищу. Это означает конец маведах.

Ухе повернулся к вождю маведах:

— Есть вещи пострашнее войн, Бантумех. Ииджиа вскочил и замахал руками.

— Ты не можешь всего этого знать, Ухе. Даже самый старый из нас не пережил войн. И это только благодаря тому, что мы подчиняемся табу.

Ухе повернулся к Ииджиа.

Маведах не сражаются с маведах. Когда на Синдие останутся одни маведах, войны прекратятся. Только так маведах обретут мир и достаток.

Ухе смолк, давая слушателям почувствовать смертельную опасность.

— Ты оспариваешь мое видение, Ииджиа?

Охотники плотно обступили круг старейшин. Наконечники охотничьих копий отражали свет костра. Ночь была безмолвной, одни лишь барабаны смерти выбивали свою неумолчную дробь.

Жрец Ааквы пользовался привилегиями. Племя обеспечивало его едой, шкурами для одежды и для защиты от ночного холода и сырости в обмен на его службу и видения. Оспаривать видение Ухе значило подвергнуться избиению камнями или поджариваниюна костре. Ииджиа дорожил своим положением. Он был стар. И он ответил:

— Я не оспариваю твоего видения, Ухе. Охотники одобрительно закричали, но тут же смолкли, когда поднялся Бантумех.

— А я оспариваю твое видение, Ухе! — Бантумех обратился к Ииджиа: — Да завалит Ааква нечистотами твой трусливый рот. — Вождь маведах повернулся к Ухе: — Посмотрим, кого из нас Ааква обречет на побитие камнями!

Но тут в ночи просвистело копье. Его острый наконечник пронзил грудь Банту меха. Банту мех удивленно опустил глаза, после чего обвел охотников взглядом.

— Один решил за всех.

С этими словами Бантумех упал.

Те, кто стоял вокруг неподвижного тела Бантумеха, ощутили затылками ледяное дыхание табу: Ааква запрещал убийство. Однако никто не осмелился найти оставшегося без копья, никто не вырвал копье из груди Бантумеха, чтобы узнать, чьим знаком оно помечено. Сам Ухе вырвал копье из груди убитого и воздел его над головой.

— Все видят, что Ааква сказал свое слово!

И Ухе бросил копье в костер. Если на древке копья было чье-то личное клеймо, то у всех на глазах оно превратилось в пепел. Среди охотников пробежал ропот, что то было клеймо самого Ааквы.

Кто-то из охотников издал крик торжества, его подхватили остальные, и всеобщий вопль заглушил рокот барабанов смерти. Все поклялись в верности Ухе и новому Закону Войны Ааквы. Старейшины разбрелись от костра в разные стороны, чтобы оповестить о новом Законе свой народ, а охотники ушли готовиться к грядущим нелегким временам.

Ночной воздух снова наполнился рокотом барабанов смерти. Ухе остался у костра один, не считая охотника по имени Консех, присевшего на корточки у огня. Консех сплел пальцы, ибо не держал копья, а лицо его ничего не выражало, ибо скрывало то, чего не следовало предавать огласке.

— Хочу задать тебе один вопрос, Ухе.

— Спрашивай, Консех.

— Когда Ааква обращается к тебе, чем ты его слышишь: головой, сердцем, брюхом?

Ухе посмотрел на охотника. Жрецу Ааквы привиделось, что божьи табу превратились в призраков, зловеще танцующих у охотника над головой.

— Ты дерзишь, Консех.

Охотник встал, и видение исчезло.

— Это не дерзость. Мир в моей душе требует ответа. Новые законы Ааквы все мы слышим сердцем и брюхом.

— Ты оспариваешь новый Закон, Консех? Охотник замахал руками и ответил жрецу Ааквы:

— Я не стану спорить с тобой, ибо Бог Дневного Света обращается ко всем нам, и голос его нельзя заглушить. Но такой закон мог бы предложить любой из нас.

Слуга Ааквы уставился в огонь. Смертоносного копья уже нельзя было различить в куче пылающего хвороста.

— У меня нет для тебя ответа, Консех. Консех проводил взглядом других охотников, шедших готовиться к войне.

Посмотрим, как поступят охотники, когда Ааква перестанет обращаться к их желудкам и голос его снова зазвучит у них в головах.

Охотник ушел от костра, оставив Ухе свой вопрос и свою правду».

Джоанн остановила запись и обернулась к Вунзелеху. Тот вытирал руки.

— Вунзелех, этот Ухе — дикарь. Что делает дикарь в вашем Талмане, на вашем жизненном пути?

Драк убрал медикаменты и долго стоял молча.

— Джоанн Никол, в каждом разделе Талмана, в «Кода», содержится много истин. Через события, описываемые в Преданиях, они раскрываются одна за другой. Постигающий Талман самостоятельно находит истины, наилучшим образом служащие его собственной талме. Для меня Ухе — первый за всю историю моей расы, кто встал и сказал «Бог не прав!» Совершив этот поступок, он взвалил на себя всю тяжесть последствий.

Шаги драка смолкли; Джоанн, надев халат, продолжала слушать историю злополучного жреца из Мадаха — отравленной земли.


«Ухе шел, смотрел на небеса и обращался к свету красных облаков:

— Ааква, если Ты существуешь и если Ты — Бог, то почему Ты так играешь с Тобою созданными?

Ухе пришел к своим воинам, и те приветствовали его в доказательство истинности видения о новом Законе Войны».

«… Почему. Ты так играешь с Тобою созданными?»


Джоанн нажала кнопку «стоп», ощутив смутную тревогу. Страх? Нет, чувство вины, в котором она не могла разобраться.

Как часто люди задавали вопрос Ухе? Когда его в последний раз задавала она сама?


… Тело Маллика на циновке; загорелые лица рыбаков, их глаза, выражающие сострадание, но одновременно требующие не унывать, проявить силу духа.

Ради себя и неродившегося ребенка Маллика…

Ухе был древним, чужеродным существом, гермафродитом, дикарем, полным суеверий, каннибалом. Однако этот образ затронул какие-то струны в душе Джоанн. Она сочувствовала отчаянию Ухе, его гневу, надежде, пожирающему его чувству вины. Что руководило Ухе — беды племени маведах, горе утраты ребенка? И так ли это важно?

Ухе испытывал чувство вины перед архаичным богом солнца. А она? Ведь она так никогда и не узнала, как зовут его… ее…

— У вас несчастный вид, Джоанн Никол. — Голос принадлежал Венче Эбану.

— У тебя есть дети, Венча Эбан?

— Нет. — В ответе драка прозвучала боль, неизжитая печаль. — После рождения моего единственного ребенка, Хируода, у меня удалили… органы размножения. Хируод погиб в битве на станции Чаддук.

— Прости.

Венча Эбан немного помолчал.

— А у вас есть дети, Джоанн Никол?

Она отвернулась и закрыла глаза.

— Больше не хочу разговаривать.


.. Каннибал из Мадаха.

На протяжении нескольких дней подряд Джоанн слушала и слушала «Кода Овида». В снах ей являлся Ухе, и она шла следом за древним инопланетным созданием по его кровавой тропе из Мадаха, по землям, подлежавшим завоеванию и наречению Синдие.

Еще она видела Ухе, взирающего на старейшин Маведах, обгладывающих косточки его Леуно…

Она просыпалась от собственных воплей, а иногда — в слезах.

И снова слушала ту же самую историю, при этом закрывая глаза, и ждала погружения в сон, чтобы снова увидеть лицо Ухе.

И лицо это не было для нее чужим.

8

И сказал Малтак Ди школяру:

— У меня в руке шестнадцать бусин. Если я отдам тебе шесть из них, сколько у меня останется?

— Десять, джетах.

— Протяни руку.

Школяр повиновался. Малтак Ди отсчитал ему шесть бусин и разжал ладонь. Она осталась пустой.

— Ты солгал, джетах!

— Верно. На мой вопрос ты должен был ответить: «Сперва раскрой ладонь, джетах, и дай мне увидеть твои шестнадцать бусин». Твой же ответ основывался на незнании.

— Это несправедливо, джетах!

— А этот ответ основан на глупости.

Предание о Малтаке Ди, Кода Нушада, Талман

Джоанн проснулась, но осталась лежать неподвижно, размышляя обо всем, что ей привиделось во сне. Ухе подверг сомнению бессмертие законов, развязал на Синдие кровавую войну ради спасения маведах, но в качестве расплаты за прегрешение добился только того, что сохранил собственную жизнь.

Ухе махнул рукой на Аакве, своего бога; решил для себя, что бог ошибается; наложил на Синдие клеймо, которое оставалось несмываемым на протяжении двенадцати тысяч лет и до настоящего времени.

Ве-Бутаан на планете Дитаар назван в честь города в горах, где захоронен Ухе. Тзиен денведах, бойцы передовой линии, отправляют трепещущих пленников в мадах. Террористы на Амадине продолжают дело племени маведах и даже нарекли себя тем же именем.

И Джоанн произнесла вслух последние слова Ухе:

— «О Ааква, во имя детей твоих, стань лучшим богом!»

— Тщетная, хоть и древняя, мольба. — Голос был низкий, гулкий, но в нем слышались веселые нотки. Джоанн села.

— Кто ты?

Негромкий смешок.

— Кто я такой? Кто я такой… Глубокий вопрос, Джоанн Никол. Потребовалось бы немало часов, чтобы на него ответить. А зовут меня Тора Соам. Я — главный магистр Талман-коваха. Во время пожара на Дитааре вы спасли моего третьего ребенка, Сина Видака.

— Наконец-то вы пришли!

— Да. Пур Сонаан говорил мне, что вас удивляет мое отсутствие; я прошу за это прощения. Но вы так долго были при смерти! К тому же меня буквально раздирают на части.

Голос звучал таинственно, его обладателя трудно было вообразить.

— Что со мной станет, Тора Соам?

— Еще один глубокий вопрос! — Пауза, смешок. — Хотя вы, наверное, имеете в виду свое ближайшее будущее?

— Естественно.

— Перед вами откроется не так уж много путей. Несмотря на мою протекцию, вы по-прежнему остаетесь в ранге вемадах. Существует достаточно доводов в пользу того, чтобы вы стали вехивида.

«Вехивида»? «Из шести». «И сказал Ухе: „Дети их будут посланы в Шестой денве…“»

— Я не ребенок, Тора Соам.

— Но вы инвалид.

— Я не служу дракам.

— Вы уже послужили нашему делу, Джоанн Никол, поставив в ряды тзиен денведах нового бойца.

Она почувствовала, что заливается краской.

— Я спасла ребенка, только и всего.

— М-м-м… Вы проводите грани между мотивами, поступками и ответственностью. Если бы вы не спасли моего ребенка, он бы не стал солдатом. Разве это не делает вас ответственной за появление нового солдата? — В голосе Торы Соама слышалась добродушная насмешка: он, очевидно, забавлялся.

— Я спасла ребенка, а стать солдатом тзиен денведах — это уже его собственный выбор.

— Понимаю. Если бы вы знали, что, повзрослев, ребенок пойдет в тзиен денведах, вы бы не стали его спасать?

— Игра становится скучной, драк.

— Отвечайте на вопрос, Джоанн Никол. Спасли бы вы его или позволили сгореть?

Она вспомнила тот полный едкого дыма кошмар. Сотни убитых детей, гарь, вонь… Она вытерла глаза и покачала головой.

— Не знаю…

— А по-моему, отлично знаете.

Джоанн хлопнула себя ладонью по ноге.

— Согласна! Спасла бы, спасла! Но я спасала просто жизнь, а не солдата для Палаты драков.

До Джоанн донесся шорох одежды: драк поднялся.

— Прошу меня простить, Джоанн Никол. В мои намерения не входило вас расстраивать. Если вы настаиваете, вы — вемадах.

— Настаиваю!

— Пур Сонаан говорил мне, что скоро вы совсем поправитесь, не считая, конечно, зрения. Как только вы сможете покинуть чирн-ковах, я переведу вас в имение Тора. Мадах — это общественное устройство, а не клочок земли. У меня дома вы сможете оставаться столько, сколько захотите — во всяком случае, до полного выздоровления.

Джоанн засмеялась и поднесла ладони к лицу.

— А мои глаза? Когда я прозрею?

— Пур Сонаан упорно работает над этой задачей…

— Тора Соам! Сейчас в мадахе много солдат-землян.

— И что же?

— Пока вы будете заботиться о моей безопасности, они останутся вемадах. Я предпочла бы положиться на них, а не на милость драка.

Тора Соам некоторое время молчал. Потом Джоанн почувствовала, как он склоняется к ее койке и берет плейер Пур Сонаана. Щелчок, звук перемотки, снова щелчок. Драк положил включенный плейер ей на колени.

— Учите старый урок, Джоанн Никол.

Она услышала его удаляющиеся шаги. Голос из плейера заполнил палату.


Это снова был рассказ Намндаса, молодого наставника Шизумаата из храма Ухе.


«… Шли дни; к тому времени, когда было набрано два новых класса, мои подопечные размещались у южного края стены Мадах. Эбнех стоял перед учениками и слушал, как они рассказывают об Аакве, Раде, Даулте и Ухе.

Когда все выступили, Эбнех развел руками.

— Мы называем предание об Ухе „Кода Овида“; какова же первая истина?

В первой „Кода“ содержится, разумеется, много истин. Задача ученика состоит в том, чтобы извлечь из предания главнейшую истину.

Встал первый ученик и изложил общепризнанную истину из истории:

— Закон Ааквы заключается в том, что жрецы Ааквы высказывают подлинные пожелания Ааквы. Довольный Эбнех кивнул.

Все согласны?

Все ученики кивнули, кроме Шизумаата. Тот смотрел на колонны вокруг могилы Ухе. Наконец Эбнех обратился к нему:

— Ты нас слушаешь, Шизумаат? Шизумаат перевел взгляд на Эбнеха.

— Я слушал.

— Ты согласен с тем, как этот ученик понимает „Кода Овида“?

— Нет. — Шизумаат снова стал смотреть на могилу Ухе. Эбнех подошел к Шизумаату.

— Встань! — Шизумаат встал и перевел взгляд на Эбнеха. — А какую истину видишь в „Кода Овида“ ты?

— Я вижу, Эбнех, что между племенем маведах и выживанием стоял закон; вижу, что это был не священный закон, а правило, придуманное на Синдие; вижу, что Ухе понял это и пренебрег законом ради спасения племени. Поэтому истина, которую я из всего этого вывожу, состоит в том, что законы должны служить синдие, а не синдие — законам.

Эбнех долго смотрел на Шизумаата, а потом проговорил:

— В таком случае скажи, Шизумаат, должны ли мы подчиняться желаниям Ааквы, передаваемым его жрецами?

— Если это добрый закон, то ему нужно следовать, если нет, то он не должен действовать.

Эбнех сузил глаза; соседи Шизумаата отодвинулись от него.

— Не хочешь ли ты сказать, Шизумаат, что законы Ааквы могут быть ложью?

Я зажмурился. Эбнех принуждал Шизумаата к богохульству. Шизумаат был достаточно разумен, чтобы это понять; но он был и слишком упрям, чтобы испугаться боли, которую испытает, принимая наказание за богохульство.

— Если законы исходят от жрецов, — молвил Шизумаат, — это значит, что они порождены смертными, обреченными ошибаться, то есть могут оказаться ложными.

Эбнех выпрямился.

— А если законы исходят от Ааквы?

Тогда Ааква может быть неправ; он даже бывал неправ. Мне подсказывает это Предание об Ухе.

В храме установилась зловещая тишина. Я подбежал к Шизумаату и схватил его за руку.

— Думай, Шизумаат! Думай, что говоришь! Шизумаат вырвал у меня руку.

— Я подумал, Намндас, потому и дал такой ответ. Эбнех оттолкнул меня от ученика.

— Известно ли тебе, как ты поплатишься за свои слова?

— Да, Эбнех, я знаком с правилами, — ответил ему Шизумаат с улыбкой.

— Зная их, ты все равно издеваешься над ними?

— Я ставлю их под сомнение; я сомневаюсь в их происхождении; мне сомнительна их действенность. Знаю, жрецы выпорют меня за мои слова; но вот какой вопрос я вам задаю: докажет ли порка существование Ааквы и истинность его законов?

Эбнех не дал ответа.

Утром, когда Прародитель Всего осветил восточные колонны храма, я поднялся по ступеням и обнаружил Шизумаата стоящим на коленях среди колонн, лицом к Аакве.

Шизумаат прижимался щекой к камням пола. Камни были забрызганы темно-желтой кровью ученика. Глаза Шизумаата были зажмурены, грудь вздымалась. Позади него стояли двое жрецов с розгами. Сбоку стоял Эбнех и повторял:

— Подними голову, Шизумаат. Подними голову!

Шизумаат уперся ладонями в окровавленные камни, оттолкнулся и сел на корточки; утренний свет Ааквы озарил его серое лицо.

— Поднял.

— Что же ты видишь?

Шизумаат поколебался, прищурился, глубоко вздохнул.

— Я вижу прекрасный утренний свет, который мы именуем Ааквой.

Эбнех наклонился над ним и прошипел в самое ухо:

— Является ли свет богом?

— Не знаю. Что вы подразумеваете, говоря „бог“?

— Бог! Бог — это Бог! — Одной рукой Эбнех схватил Шизумаата за плечо, другой указал на Аакву. — Не есть ли это Прародитель Всего? Шизумаат опустил плечи и медленно покачал головой.

— Я не знаю.

— А о чем говорит тебе твоя спина, Шизумаат?

— Моя спина говорит мне о многом, Эбнех. Она говорит, что вы недовольны мною; она говорит, что, если усердно хлестать по живому мясу, из него брызнет кровь; она говорит, что это больно. — Шизумаат поднял глаза на Эбнеха. — Но она не говорит мне, что Ааква — бог; она не говорит мне, что законы жрецов — священная истина.

Эбнех поманил двоих с розгами.

— Секите его до тех пор, пока спина не скажет ему всю правду.

Один из слуг в ответ развернулся и удалился в храм. Другой некоторое время смотрел на Шизумаата, а потом отдал розгу Эбнеху.

— Спина уже рассказала Шизумаату все, чему может научить его розга. Возможно, вы придумаете довод поубедительнее.

И второй слуга тоже развернулся и удалился в храм.

Эбнех смотрел вслед обоим слугам; потом он отбросил розгу и посмотрел на Шизумаата.

— Почему ты восстаешь против Ааквы?

— Я не восстаю. Я только говорю правду, которую вижу, или вы предпочли бы, чтобы я вам лгал? Послужило бы это на благо истине?

Эбнех покачал головой.

Ты позоришь своего родителя.

— Невежество моего родителя не может служить доказательством существования бога.

Шизумаат опустил голову. Эбнех отвернулся и ушел в храм. Тогда Шизумаат взглянул на меня.

— Отведи меня к себе, Намндас. Я поставил ученика на ноги.

— Хочешь, я отведу тебя в твой дом? Шизумаат усмехнулся.

— Одно дело — когда меня бьют за то, что я понимаю правду, и совсем другое — когда родитель побьет меня за то, что я уже побит. Это получится уже не честность, а просто глупость.

Шизумаат закрыл глаза и упал мне на руки. Я потащил ученика из храма в свою келью за площадью…»


Джоанн выключила плейер.

«Это получится уже не честность, а просто глупость».

Послужит ли она своей цели, не приняв предложения Торы Соама? Остановит ли войну? Способна ли она вообще на что-либо, или ее удел — причинять страдания вемадах — таким, как Токийская Роза? Не упрямствует ли она ради призрачной цели?..

— Ну как?

От неожиданности Джоанн подскочила. Голос принадлежал Торе Соаму.

— Я думала, вы ушли.

— Выходит, вы ошибались. Что вы решили?

Джоанн немного поразмыслила и кивнула.

— Я перееду в ваше имение, Тора Соам.

— М-м-м… Есть одна поговорка — кто ее автор, неизвестно. Она гласит: чтобы указать человеку, что загорелась его одежда, требуются острая палка, большое зеркало и громкий голос. — Тора Соам помолчал. — Возможно, палка — это лишнее. Счастливого выздоровления, Джоанн Никол.

Шаги направились к двери и стихли в коридоре. Джоанн посидела неподвижно, потом опять включила плейер и стала слушать «Кода Нувида» с произвольно взятого места.


«В ту ночь я заметил, что не все храмовые светильники подняты на положенную высоту. Потом я увидел Шизумаата: он, запрокинув голову, медленно танцевал на могиле Ухе!

Я бросился в центр храма и остановился, ухватившись руками за каменное надгробие.

— Спустись, Шизумаат! Спустись, не то я накажу тебя прежде, чем до тебя доберутся жрецы со своими розгами! Шизумаат прервал свой танец и глянул на меня сверху.

— Лучше забирайся сюда и присоединяйся ко мне, Намндас. Я покажу тебе чудо из чудес!

— Ты хочешь, чтобы я плясал на могиле Ухе?

— Забирайся сюда, Намндас.

Шизумаат опять закружился, а я ухватился за края надгробия и полез, обещая себе разорвать его на три сотни кусочков. Когда я выпрямился, Шизумаат указал на потолок.

— Посмотри наверх, Намндас.

В его словах была заключена такая сила, что я посмотрел вверх и узрел нечто новое в расположении храмовых светильников. Все они висели таким образом, что, находясь на одинаковом расстоянии от определенной точки над могилой, образовывали полушарие. При этом зажжены были не все светильники.

— За проделки этой ночи нас обоих изгонят из храма, Шизумаат.

— Разве ты не видишь, Намндас? Смотри вверх, Намндас! Видишь?

— Что мне там видеть?

— Пляши, Намндас! Пляши! Повернись направо! Я повернулся и увидел, как кружатся надо мной светильники. Тогда я остановился и посмотрел на своего подопечного.

— От этого у меня всего лишь кружится голова, Шизумаат. Мы должны слезть с…

— А-а-а-а! — Шизумаат спрыгнул с могилы на каменный пол и побежал к восточной стене. Я тоже спрыгнул и последовал за ним.

Со ступеней я увидел Шизумаата: он стоял очень далеко, посередине темной городской площади. Я сбежал со ступеней, пересек площадь, остановился рядом с Шизумаатом и рассерженно схватил его за левую руку.

— Я бы с радостью взял сейчас розгу и выполнил за жрецов их обязанность, безумец!

— Смотри же вверх, Намндас! Что за тупая башка! Смотри!

Не выпуская его руки, я запрокинул голову и увидел, что дети

Ааквы расположены на небе почти так же, как огни в храме, только несколько смещены к синему огню Дитя, Что Никогда Не Движется.

— Ты воспроизвел светильниками вид ночного неба.

— Да.

— Это не спасет твою шкуру, Шизу…

Шизумаат указал на голубой свет.

— Повернись к Дитя, Что Никогда Не Движется. А потом медленно повернись направо.

Я так и сделал — и увидел такое, что у меня подкосились ноги, и я шлепнулся на утоптанную землю площади. Вытянув руки, я пощупал неподатливую почву.

— Не может быть!

Шизумаат присел рядом со мной.

— Значит, ты тоже видел?

С наступлением утра слуги Ааквы застали нас обоих танцующими на могиле Ухе».

9

Мы выпрямились. На руках у нас подсыхал известковый раствор. Шизумаат указал на выстроенную нами пирамиду из камней.

— Жди меня здесь, у этой отметки, Намндас. Если я прав, то снова увижу тебя на этом самом месте.

Я посмотрел на Аккуйя, на Мадах, потом опять на Шизумаата.

— А если ты не вернешься? Что тогда, Шизумаат?

— Одно из двух: либо я ошибся насчет формы этого мира, либо у меня не хватило сил доказать свою правоту.

— Если тебя постигнет неудача, что делать мне? Шизумаат дотронулся до моей руки.

— Бедный Намндас! Тебе, как всегда, предстоит самостоятельный выбор: можешь забыть меня, можешь забыть обо всем, что мы с тобой узнали, а можешь попытаться доказать то, что пытаюсь доказать я.

Предание о Шизумаате, Кода Нувида, Талман

Джоанн впервые принимала душ. Струи воды грозили продырявить ее кожу, казались водопадом из иголок, вонзающихся в нее с чудовищной скоростью. Это было больно и вместе с тем упоительно. Наконец Вунзелех, стоявший у кранов, выключил воду. От пола стал подниматься подогретый воздух, пахнущий цветами.

— Войди в воздушную струю и высушись, Джоанн Никол. Она шагнула в сладкий столб и стала ерошить волосы, чтобы они быстрее подсыхали.

— Что это за запах, Вунзелех?

— Запах? В воздушную струю добавлены масла. Это сделано из эстетических соображений, а также для смягчения кожи.

— Для меня это не опасно? Я ведь помню, как получилось с мазью от ожогов…

— Это не опасно. Люди неоднократно пользовались этим без всяких осложнений.

Струя душистого воздуха оборвалась. Волосы Джоанн остались мокрыми. Она провела руками по телу. Кожа была чуть влажная, что было даже приятно. Жжения от ожогов не ощущалось.

— У вас есть полотенце?

— Полотенце?

— Что-нибудь, какая-нибудь ткань, чтобы вытереть волосы. Рука дотронулась до ее волос и исчезла.

— М-м-м… Повторять сушку до полного выздоровления опасно.

Вунзелех, судя по шагам, покинул палату, но быстро возвратился. Джоанн почувствовала, как ей в руки суют халат.

— Воспользуйтесь вот этим. Я дам вам новый халат. Она набросила халат на голову и стала вытирать волосы.

— Джоанн Никол?

— Да, Вунзелех?

— Волосы зачем-то нужны?

Джоанн задумалась, продолжая вытирание.

— Вряд ли. А что?

— Мы могли бы их удалить. Ваше умывание стало бы благодаря этому эффективнее и занимало бы меньше времени.

Она протянула руку с халатом и стояла так, пока драк не забрал халат. Потом она еще раз взъерошила волосы.

— Благодарю, Вунзелех, но лучше я их сохраню. Сентиментальность!

Он подал ей сухой халат, который она поспешно натянула.

— Мне уже приходилось видеть женщин с волосами. Обычно они симметричнее.

Запахнувшись в халат, Джоанн пощупала свои волосы. Справа они оказались короткими и клочковатыми.

— Это из-за огня, Вунзелех. Мои волосы обгорели на пожаре. Мне бы пригодились… не знаю этого слова. Волосы можно было бы подстричь, подровнять.

— М-м-м… — Вунзелех взял ее за руку и вывел из душевой кабины. — Наверное, это возможно. Требуется ли анестезия?

— Нет. Это обыкновенная косметическая процедура.

— Посмотрим, что можно сделать.

Джоанн почувствовала, как рука Вунзелеха распахивает на ней халат и сдавливает левую грудь. Она отпрянула и запахнулась.

— Что вы себе позволяете?

— Вот эти ваши… Вы должны предстать перед овьетахом в наилучшем виде. Эти части вашего тела портят вид платья спереди.

Джоанн фыркнула.

— Не знаю, что вы собираетесь предложить, но эти части должны остаться на месте. Руки прочь, понятно?

— Может быть, перевязать их? Они как будто достаточно мягкие…

— И думать забудьте! — Джоанн очень сожалела, что не знает по-дракски эквивалентов многих английских словечек. — Забудьте раз и навсегда. Вы меня поняли, Вунзелех?

— Если вы так желаете.

— Желаю.

Вунзелех отвел ее назад к койке. Она легла и повернулась к Вунзелеху, предварительно плотно запахнувшись в халат.

— Нужно ли вам еще что-нибудь, Джоанн Никол?

Она недолго размышляла.

— Нужно. Кто такой, собственно, Тора Соам? Что представляет собой овьетах Талман-коваха?

Вунзелех ответил ей после длительной паузы.

— Учитывая объем ваших познаний, я не знаю, как доступнее вам ответить. — Драк помолчал. — Насколько вы уже знаете Талман?

— Я прослушала «Миф об Аакве», «Предание об Ухе», частично — «Предание о Шизумаате».

— М-м-м… Поймете ли вы меня, если я отвечу, что Тора Соам — самое важное существо на семидесяти двух планетах Палаты драков?

— Тора Соам — ваш политический лидер? Военачальник?

— Не то и не другое.

— Я знаю, что ковах — это что-то вроде школы. Тора Соам — учитель?

— Похоже, но не только это, а гораздо, неизмеримо больше. — Вунзелех опять надолго погрузился в молчание. — Джоанн Никол?

— Да?

— Как насчет того, чтобы послушать Талман целиком?

— Зачем?

— Потому что в нем заключены ответы на ваши вопросы, надо только суметь их понять. Я пришлю к вам Венчу Эбана с резателями. Объясните Венче, как вы предпочитаете поступить со своими волосами.

Шаги Вунзелеха стихли. Джоанн, пошарив по койке, нашла плейер, а на нем — «Кода Нувида», «Предание о Шизумаате». Растянувшись, она приготовилась слушать.


Рада сказал, что Бог есть;

Ухе сказал, что Бог ошибается;

Шизумаат сказал, что Бог не имеет значения…


На протяжении последующих дней Джоанн несколько раз прослушала Талман от начала до конца. То была не просто история расы, но и история эволюции и применения метода — талмы.

У слова «талма» не оказалось английского аналога. По-видимому, им можно было обозначить любую систему: направление, упорядоченный ход событий, жизнь, уравнение, методику, закон, процесс, путь, дорогу, науку, здравомыслие.

В период, совпадающий по времени с концом предыстории человечества, Шизумаат интуитивно нащупал научный метод. Пользуясь этим методом, молодой ученик пришел к теории миров: к вращению и конфигурации Синдие, пониманию того, что Ааква и его дети — это огни, горящие на разном удалении, что вокруг других звезд могут находиться тела, подобные Синдие, — все это сложилось в концепцию Вселенной.

Собирая доказательства в поддержку своей теории, Шизумаат совершил путешествие вдоль экватора планеты, оставив верного Намндаса дожидаться его у монумента, воздвигнутого ими обоими. Много лет спустя, открыв новые океаны, земли и народы, Шизумаат вернулся к монументу с востока.

Намндас встретил Шизумаата восторженно; однако ум Шизумаата уже занимала новая проблема — метод, талма, которой он воспользовался, чтобы понять то, что оставалось недоступно для остальных.

Прежде чем слуги Ааквы казнили Шизумаата, он успел поделиться своими умозаключениями с Намндасом, а тот научил всему, что знал, Вехью.


Венча Эбан безжалостно расправлялся с ее волосами.

— Вам понравились приключения Шизумаата, Джоанн Никол?

Джоанн поразмыслила.

— Да, но… Тебе понятно величие того, что он совершил?

— Чего именно? Лишений, потребовавшихся, чтобы пересечь Мадах? Плавания по ядовитому океану? Как он перехитрил хадиев, как бился с Сеуоркой, вождем омела?

— Я говорю об открытиях Шизумаата: его теории мироздания, открытии талмы.

— Но ведь это всем известно, Джоанн Никол!

Джоанн почувствовала раздражение.

— Знаете теперь, потому что Шизумаат научил вас этому тогда.

Щелканье у нее над головой стихло.

— Не понимаю, что вас рассердило.

— Осознаешь ли ты, Венча Эбан, что открытие Шизумаатом талмы гораздо важнее, чем все его остальные открытия вместе взятые?

Щелканье возобновилось, но через мгновение опять стихло.

— Я не летаю и не сражаюсь среди звезд, Джоанн Никол. Я мою полы.

Щелк-щелк…

В «Кода Айвида» Вехья учил талме Мистаана, который усовершенствовал талму и изобрел письменность. Ученики Мистаана воспроизвели предания об Аакве, Ухе и Шизумаате; талма Шизумаата распространилась по всей Синдие.

В «Кода Шада» рассказывалось о растущем угнетении со стороны жрецов Ааквы и свержении ими Кулубансу; примерно через пять столетий после рождения Шизумаата Иоа основал первый Талман-ковах.

Шада завершалась вторжением на Синдие хадиев, разрушением коваха и рассеиванием талманцев, а также смертью Луррванны при правлении Родаака Варвара. За этим последовали примерно четыре столетия войн, в которых разные расы планеты Синдие оспаривали могущество друг друга.

В «Кода Итеда» рассказывалось об Айдане и Вековой войне. Айдан, тайный магистр Талмана, воспользовался талмой как учением о ведении войн, а потом как способом для заключения и поддержания мира. Ближе к концу военных действий другой магистр Талмана, Тохалла, положил начало движению за объединение талманцев и возрождение Талман-коваха.

В следующих книгах Талмана говорилось о дальнейших шести тысячелетиях прогресса и применения талмы при многочисленных джетахах: Кохнерете, Малтаке Ди, Лите, Фалдааме, Зинеру, Далне.

На протяжении этого периода талма превратилась в стержень унифицированной науки о бытие. К 2000 году до Рождества Христова относились первые попытки жителей Синдие выйти в космос.

Предание о Далне («Кода Сиавида») было последней синдийской книгой Талмана.


Навестив Джоанн, Пур Сонаан сообщил ей, что решение проблемы ее слепоты по-прежнему находится за пределами его талмы.

— Однако я неустанно тружусь над расширением границ.

— Вас называют «джетах», но вы — джетах в чирн-ковахе, больнице, правильно, Пур Сонаан?

— Правильно.

— Но вы говорите о талме, как любой талманец.

— Потому что я талманец. Я применяю талму в целях здравоохранения.

— Когда я была офицером разведки, мне показывали пленку о пленных драках. Это были солдаты, тзиен денведах. Они тоже говорили о талме. Один из них называл себя джетахом.

— Солдат и врач действуют на одном и том же поле. Только у каждого своя специализация, в зависимости от преследуемых целей и болезней, препятствующих их достижению.


Первая из книг, написанных уже на планете Драко, «Кода Шишада» начиналась с описания разделения талманцев. Через двести лет после смерти Далны было доказано, что планета Синдие умирает.

Среди талманцев началось движение за бегство с Синдие в поисках иных планет, пригодных для проживания. Правда, большая часть предпочла остаться на Синдие в надежде на решение проблемы. Как писал древний Мистаан в «Кода Айвида», «талма указывает каждому его путь. Однако будучи существами, имеющими возможность выбора, мы можем в порядке свободного выбора не замечать указаний».


… Мицак знакомил Джоанн с новостями; постепенно она приходила к выводу, что война вступила в стадию собственной инерционности. Поражения несли обе стороны. Потери вооруженных сил составляли миллионы, гражданского населения — миллиарды…

— Что вы будете делать, когда я отсюда уйду, Мицак?

— У меня есть свои планы.

— Возвратитесь с Флотом драков?

— Нет. Благодаря моей службе Торе Соаму мне дозволено продолжить работу в Талман-ковахе. Войны с меня достаточно.


«Кода Шишада» завершалась Преданием об Атаву, овьетахе Талман-коваха, отправившемся вместе с целой армадой межзвездных кораблей в сторону неведомого. Двести сорок лет спустя Пома написал «Кода Сифеда». Пома был одним из основателей Драко и овьетахом Талман-коваха на этой планете. Предания об Эаме, Намвааке и Дитааре, три последние книги Талмана, посвящались развитию Драко и колонизации многих других планет, а также началу и концу Тысячелетнего восстания, в результате которого — за век с лишним до рождения Коперника — появилась Палата драков.


Далее, вплоть до конфликта Соединенных Штатов Земли с Палатой драков из-за судьбы планеты Амадин, драки столетие за столетием наслаждались миром…

* * *

Талма.

Талма состоит из фундаментальных законов оценки ситуаций, постановки целей, следования к осуществлению намеченного; из методов познания собственного места, своих желаний, способов перемещения от одного к другому — как индивидуально, так и коллективно. Она представляет собой основу любой деятельности, от межличностных отношений и общественных взаимосвязей до науки, предпринимательства, законотворчества.

Джетахи, магистры-знатоки Талмана, изучают, изобретают, экспериментируют, применяют эти фундаментальные законы на практике. Талман-ковах — их рабочее место: это и лаборатория, и библиотека, и философский клуб. «Овьетахом» называется Первый магистр Талман-коваха. В данный момент этот титул носил Тора Соам.

Тора Соам был дракским аналогом главного экономиста, политика-теоретика, генерального прокурора, главного военного стратега, президента академии наук и много чего еще — в одном лице.

При всякой остановке военных действий, достаточно продолжительной для объявления перемирия, Тора Соам, как и все его предшественники овьетахи, предлагал противнику мирные переговоры. Джоанн чувствовала, что мир рано или поздно должен наступить, иначе оборвется человеческий род. Драки с неослабевающей решимостью вели межпланетарную войну на протяжении тысячелетия. Токийская Роза говорила, что теперешняя война невечна. Однако драки были готовы воевать столько, что, с точки зрения Джоанн Никол, срок этот равнялся вечности.


Настал день прощания с чирн-ковахом.

На ногах у нее были сандалии. Все, с кем она успела познакомиться, желали ей всего наилучшего. Пур Сонаан пообещал держать ее в курсе своих достижений по части возвращения ей зрения, правда, напоследок произнес таинственные слова:

— Джоанн Никол, если в будущем все будет хорошо, то у вас появится причина меня возненавидеть. Когда это случится, очень вас прошу вспомнить вот этот момент. То, что я сделал… — Врач замялся, не находя слов. — Нет, лучше ничего не говорить. Просыпайтесь с каждым утром все более здоровой.

Джоанн сидела на краю своей койки, наслаждаясь мягкостью нового платья и испытывая страх: ведь ей предстояло покинуть знакомую палату и оказаться в совершенно неведомом мире за ее стенами.

До нее донеслись незнакомые шаги. Шаги замерли довольно далеко от койки. После непродолжительного молчания раздался голос:

— Я — Тора Кия. Меня прислали перевезти вас в имение моего родителя.

Она встала.

— Джоанн Никол.

Твердые шаги по палате, шершавое прикосновение к ее левой руке.

— Нам пора.

До ее ноздрей долетел резкий запах «пастилки счастья». Джоанн нащупала манжет, которым заканчивался рукав, и удивилась: гражданские драки обычно носили платья.

— Кто вы?

— Я назвал себя: Тора Кия. Я — первый в потомстве Торы Соама.

— Судя по вашему рукаву, на вас военный мундир.

— Я служу в тзиен денведах, то есть служил раньше… — прозвучал смех, в котором угадывалась истерика. — Другой мой рукав пуст, землянка.

10

Косясь на свои забинтованные обрубки, Луррванна сказал своим ученикам:

— Для нас талма под запретом. Талман-ковах разрушен, наши друзья убиты или так напуганы, что прячутся. Наши авторы заплатили за свои писания отрубленными руками. Родаак с солдатами искоренит на Синдие Талман.

Но убежище талманцев — память. В ней мы и будем укрывать Талман от Родаака. Держите слова в своей памяти; потом шепотом передавайте их другим — и так Талман перейдет в память других.

Правда вечна, и время — ее помощник. Со временем Родаак сгинет. Со временем к нам вернется таинство талмы. Со временем Талман снова будет написан, а на этих искрошенных камнях поднимутся стены нового Талман-коваха. Придет время, и наступит завтра.

Предание об Иоа и Луррванне, Кода Шада, Талман

Пока Джоанн поспешно вели из чирн-коваха к машине Торы Кия, ей в голову закралась странная мысль: эти создания вызывали у нее любопытство, как, естественно, и ее собственная участь; между тем прозрей она — и все вокруг вызвало бы у нее ужас.

Тора Кия кипел ненавистью, но это было как раз вполне по-человечески. Чуждость неведомого превращалась для нее в обыденность, ибо отсутствовали зрительные образы; благодаря этому она не теряла способности размышлять.

Джоанн усадили на бархатную обивку. Хлопнула дверца, и она ощутила неистребимый запах новой машины. Новые хлопки дверями, движение обивки слева от нее под чьей-то тяжестью, негромкое гудение — и инерция заставила ее откинуться. Машина набирала скорость. Несмотря на звукоизоляцию салона, в него проникали шумы, подсказывающие, что они движутся в потоке транспорта.

— В имение, Баадек! — отдал Тора Кия лающий приказ.

— Ваш родитель велел мне завезти эти записи…

— Вернешься в город и завезешь. Сначала доставишь в поместье этого… нашу гостью.

Оба существа, находившиеся в машине вместе с Джоанн, умолкли. Шум прочего транспорта пропал, у Джоанн заложило уши: не иначе, они ехали куда-то вверх, хотя и по хорошей дороге, если верить мерному звуку. Определенно, их путь лежал в горы.

— Молчишь, землянка?

— Я подумала, Тора Кия, что вы не одобрите, если я буду навязывать вам беседу.

— М-м-м…

Еще какое-то время они ехали молча.

— Ваш родитель, Тора Кия, как будто не так пылает ненавистью, как вы.

— Мой родитель! У него все конечности на месте. Для Торы Соама война — гигантская головоломка, увлекательная задачка. Родитель, по-моему, наслаждается ее масштабами и сложностью. Вы и я — всего лишь два параметра среди триллионов, из которых состоит головоломка.

— Сколько в вас горечи!

— А говорят, что вы незрячая!

Казалось, они забираются все выше; дорога отчаянно петляла. В машине опять повисло удушливое молчание. Потом в ноздри Джоанн ударил запах «пастилки счастья», и драк по имени Баадек не выдержал:

— Кия, ваш родитель…

— Следи за дорогой, Баадек! Вот когда Тора Соам опустит топор мести на наших врагов на Амадине, я приму во внимание его мнение. — В машине по-прежнему так же сильно пахло. — Ну и уродливы же вы, землянка!

— Меня бы это больше заботило, Тора Кия, будь у меня зрение.

Драк засмеялся; запах усилился.

— Что верно, то верно: война поиздевалась над нами обоими. Ваша жизнь зависела от ваших глаз? Мне бы искренне хотелось, чтобы это было так.

— Почему?

— Желаю эквивалентности в страданиях.

— Мне приходилось видеть воинов-драков с искусственными конечностями. Кажется, они воевали не хуже остальных.

— Да, поджарить человека куда легче. Но беда в том, Джоанн Никол, что я — музыкант. Если наш Флот и заплатит за протез, которым можно украсить эту культю, приучить его к струнам тидны все равно не удастся.

Тидна — инструмент вроде арфы…

— Мне очень жаль.

— Заплатить одной жалостью — значит дешево отделаться. — Пауза, еще одна волна резкого запаха. — Баадек! Останови здесь!

— Тора Кия, ваш родитель шкуру с меня спустит, если только узнает…

— Останови здесь, презренная плесень, не то я оторву тебе башку!

Машина остановилась. Джоанн услышала, как открывается дверца со стороны Тора Кия; в салон дохнуло ледяным холодом. Драк потянул ее за левую руку.

— Пойдемте со мной, Джоанн Никол.

Она переползла на его сторону, спустила ноги и оказалась по щиколотку в снегу. Тора Кия поволок ее за собой; в снегу утонула сначала одна сандалия, потом другая — и она осталась босой.

— Баадек! Заглуши мотор.

Как только стихло мерное гудение мотора, ветерок донес до слуха Джоанн причудливую музыку, доносившуюся откуда-то снизу.

— Внизу, в долине, находится мой ковах.

Они молча слушали музыку. Ей казалось, что в ноги вонзаются острые ножи.

— Тора Кия, я замерзла.

— Как и вся Вселенная. — Ветерок донес до нее все тот же знакомый острый запах. — Взять хоть моего родителя. Вы, наверное, воображаете, что он испытывает к вам чувство благодарности за то, что вы вытащили Сина Видака из топки?

— Тора Соам сам мне…

Смех Тора Кия был еще более красноречивым, чем его слова.

— Тора Соам бесчувствен! Овьетах Талман-коваха станет держать вас у себя в имении в качестве диковины и объекта для экспериментов. Син Видак — просто повод, которым воспользовался мой родитель, чтобы приглашение выглядело оправданным в глазах… А-а-а-а!

Сильная рука отвесила ей пощечину, опрокинув на снег. Перед ее незрячими глазами заплясали геометрические фигуры, снег обжег лицо. Где-то вдалеке хлопнула дверца, послышались мягкие шаги. Чья-то рука приподняла ее, извлекла из снега.

Джоанн отбросила сердобольную руку, села и отерла снег с лица. В воздухе все еще висели тоскливые звуки доносящейся снизу музыки, когда она услышала негромкий голос Баадека:

— Позвольте попросить вас об одолжении, землянка. Если вы пойдете мне навстречу, я навсегда останусь у вас в долгу.

Он подхватил ее под мышки и поставил на ноги. У Джоанн по-прежнему от снега и от пощечины горело лицо.

— Многого ли стоит должник-драк?

— Тора Кия — продолжатель рода Тора. Его поведение — позор для его родителя. Я прошу вас хранить молчание о его поступке.

Джоанн махнула рукой в ту сторону, где, по ее мнению, стояла машина.

— Во-первых, выведи меня из снега, во-вторых, найди мои сандалии, в-третьих, я подумаю.

Баадек повел ее к машине, но она вдруг остановилась как вкопанная.

— Но учти одну вещь, драк: если эта куча киз еще раз поднимет на меня руку, я вырву у него последнюю клешню и запихну ее ему в глотку!

— Теперь Кия не надо опасаться. Кия уснул.

— У меня болят ноги. Мне холодно!

Баадек, положив руку девушки себе на шею, взвалил ее на спину. По пути к машине он бормотал:

— Во всем виновата война. Война все изменила.

Джоанн было слишком худо, чтобы отвечать. Ее положили на сиденье машины и захлопнули дверцу. Еще один хлопок — и машина, ожив, запетляла дальше. Прошло немало времени, прежде чем Тора Кия зашевелился.

— Опять вы… Платье мокрое, рожа красная… — Салон в очередной раз наполнился резким запахом.

— Забыли? Это вы меня ударили.

— Ударил? — Запах усилился, голос стал трудно различимым. — Жалко, что не убил.

В следующую секунду Джоанн услышала звук, которого раньше не слышала, — храп драка.

— Баадек?

— Что, землянка?

— Меня зовут Джоанн, фамилия Никол.

— Что, Джоанн Никол?

— Почему Тора Кия принимает наркотик?

— Многие бойцы тзиен денведах, воевавшие на Амадине, делают то же самое. Тора Соам этого не одобряет.

Джоанн подняла ноги на сиденье и потерла ступни. В следующую секунду она почувствовала направленную на нее мощную струю теплого воздуха; совсем скоро ноги стали совершенно сухими и теплыми.

— Спасибо, Баадек.

— Когда мы приедем в имение, то сначала остановимся у ворот, и я принесу вам сухое платье.

Она продолжала растирать ноги.

— Баадек, какая тебе разница, узнает ли Тора Соам, что его ребенок жует «пастилки счастья»?

— Никакой, наверное. Но я всю жизнь прослужил в имении Тора. Это уже традиция. Традиция — очень надежная штука. Но война все портит. Наверное, мне тоже пора изменить традиции.

Джоанн швыряло из стороны в сторону, к горлу подступала тошнота; мотор то ревел, то совсем затихал.

— Я не настаиваю, Баадек, а просто спрашиваю: ты не слишком быстро едешь?

Машина сбавила ход, мотор заработал ровнее.

— Благодарю вас. Примите мои извинения.

Она уперлась затылком в подголовник. Многострадальный, но преданный слуга семьи везет домой накачавшегося наркотиками хозяйского сынка и слушает подсказки с заднего сиденья… Джоанн зевнула от избытка теплого воздуха из обогревателя. Может, снять с поникших плеч старательного слуги очередной груз?

— Баадек!

— Слушаю вас, Джоанн Никол.

— Я ничего не скажу Торе Соаму о сегодняшних событиях.

— Спасибо. Я это запомню.

— Нам еще долго ехать?

— Мы преодолели около трети пути.

От теплого воздуха ею овладела сонливость. Она привалилась плечом к обитому чем-то мягким углу между дверцей и сиденьем и уткнулась лицом во что-то мягкое слева. Движение укачало ее.


Согласно донесениям, большой процент военнослужащих Соединенных Штатов Земли привозил с Амадина привычку жевать «пастилки счастья».

Сколько времени потребовалось Тэду Макай, чтобы от нее избавиться? Впрочем, он так и не избавился от нее до конца, а просто заменял один наркотик другим.

В офицерском клубе гарнизона «Сторм Маунтейн» Тэд неизменно заказывал в баре двойные порции выпивки. Он представлял собой остров мертвой тоски посреди океана веселья. Он упорно умиротворял свою нервную систему, что делало его редким исключением среди других живых организмов во Вселенной, занятых взбадриванием самих себя.

Он заказал очередную порцию.

— Не слишком ли ты разбежался, Тэд?

Он не поднял глаза, а дождался, чтобы ему подали рюмку. Опрокинув содержимое залпом, он немедленно заказал еще и посмотрел на Джоанн.

— Побывайте на Амадине, майор Никол. Посмотрим, будете ли вы после возвращения по-прежнему проповедовать воздержание…

«Когда Тора Соам опустит топор мести на наших врагов на Амадине, я приму во внимание его мнение…»


Амадин… Бои на этой планете были лишь мелкими эпизодами войны, но война была развязана по вине именно этой планеты.

В чирн-ковахе Джоанн пыталась объяснить себе, зачем ввязалась в эту войну. В голове у нее часто звучал голос, преподающий азы недавней истории…

… Планета Амадин была заселена несколькими волнами иммигрантов — как людей, так и драков; тех и других влекли туда огромные залежи полезных ископаемых. В колонизации принимали участие многочисленные частные компании, принадлежавшие представителям обеих рас; самые крупные из них назывались «ИМПЕКС» (земляне) и «ЯЧЕ» (драки).

Хотя некий Низак с планеты Тиман числился третьим среди крупнейших инвесторов на Амадине, иммигрантов с Тимана на планете не было. Низаку принадлежала орбитальная станция, на которой до начала военных действий все главные горно-обогатительные компании перерабатывали добытую на планете руду.

После поражения партии центристов, в которой были и драки, и люди, в политике обеих рас на планете возобладали экстремисты. Появился Фронт Амадина — партия людей и Ка-Маведах — самая влиятельная политическая организация на части планеты, контролируемой драками. После устранения с политической арены центристов обеих рас начались террористические акты.

Терроризм на Амадине… Как его жертвы, так и свидетели предпочитали помалкивать о пережитом и увиденном. Тамошние ужасы превосходили всякое понимание. Людей находили еще живыми, но с рассыпавшимися в труху от удара звуковых волн скелетами. Драков находили со вспоротыми животами, с живыми зародышами на пуповине…


— Джоанн Никол!

Она очнулась. С ее стороны в машину поступал теплый воздух. Дверца была распахнута.

— Баадек?

— Я. Вот вам сухое платье. Я высушил ваши сандалии.

Она дотянулась до платья, забрала сандалии.

— Где мне переодеться?

— Можно прямо здесь, в машине.

— Где я могу уединиться, чтобы переодеться?

— Уединиться? А зачем?

— Потому что я хочу переодеваться без свидетелей.

Озадаченное молчание.

— Можно, наверное, воспользоваться вот этой сторожкой у ворот. — Джоанн почувствовала на своей руке прикосновение драка. — Идемте со мной.

— Что ты собираешься делать с Кия?

Баадек помог ей выбраться из машины. Она почувствовала под ногами мягкую траву, лицо согревали теплые солнечные лучи. Баадек вздохнул.

— Что делать с Кия? Хороший вопрос, Джоанн Никол. Он вечно повторяется и всегда звучит уместно. Сюда, пожалуйста.


Джоанн повели по нескончаемой лестнице. Потом началась вереница залов и коридоров. У каждой двери стояла охрана, с которой Баадек переговаривался шепотом. Наконец Джоанн оказалась в залитой солнцем комнате; солнце она ощущала кожей. Там звучало сразу несколько негромких голосов; постепенно она узнала один из них — голос самого Торы Соама.

— Вот и вы, Джоанн Никол! Наконец-то!

Она кивнула, напрягая слух. Овьетах обратился к Баадеку:

— Где Кия?

— В своих апартаментах, овьетах. Кия нездоровится.

Молчание Торы Соама было многозначительнее любой самой пространной тирады.

— Надеюсь, ваше путешествие из чирн-коваха не вызвало у вас нареканий, Джоанн Никол?

— Оно было очень поучительным.

Она услышала, как Тора Соам отворачивается.

— Коллеги, перед вами человек, Джоанн Никол. Послышалось озадаченное покашливание, зашелестели бумаги, задвигались стулья.

— Пойдем со мной, Баадек. — Тора Соам взял Джоанн за руку и вывел в другое помещение. — Я прошу у вас прощения за моих коллег, Джоанн Никол. Однако примите во внимание, что вы — первый живой человек, которого им доводится лицезреть.

— Понимаю.

— Сегодня вечером я преподнесу вам сюрприз; а пока Баадек покажет вам ваши апартаменты. На территории имения есть всего несколько мест, куда вам не разрешается заходить; об этом позаботится охрана. В остальном же вы свободны перемещаться, где вам вздумается. Баадек временно будет заменять вам глаза, он же позовет вас на вечернюю трапезу. Мне бы хотелось, чтобы вы разделили ее с нами.

Джоанн кивнула.

— Непременно.

— Превосходно. А теперь я вынужден вернуться к делам. Баадек!

— Слушаю, овьетах.

— Когда Кия придет в себя, пришли его ко мне. Я весь вечер проведу в библиотеке.

— Будет исполнено, овьетах.

Шаги Торы Соама стихли. Баадек взял Джоанн за руку и повел по нескончаемым коридорам. По пути Джоанн скользила пальцами левой руки по каменной поверхности стены, пытаясь запомнить все изгибы и повороты.

— Баадек!

— Слушаю, Джоанн Никол.

— Почему все здание сложено из тесаного камня?

— Так пожелал, должно быть, Тора Кия — основатель рода, а не тот, с которым вы знакомы.

— Это здание выросло тогда же, когда была заселена планета Драко?

— Примерно тогда. Оно очень красиво. Камни самых разных пород и цветов.

Идя по очередному коридору, Джоанн напряженно размышляла.

— Ответь, Баадек, почему народ, владеющий металлами, пластмассой, кирпичной кладкой любого вида, строит замок из грубого камня?

Баадек некоторое время шел молча, потом остановил Джоанн и остановился сам.

— Я искал в ваших словах скрытый смысл, но не нашел его. Неужели вам это действительно непонятно?

— Действительно. Это должно было быть очень длительное и дорогое строительство, что просто нерационально, учитывая наличие более эффективных методов и материалов.

— Повторяю, Джоанн Никол: это очень красивое здание. — Баадек шагнул в сторону. Она услышала звук открывающейся двери. — Вот и ваше жилище.

11

Нарисовал Малтак Ди на доске круг и квадрат и соединил фигуры двумя линиями. Первому ученику он задал вопрос:

— Ниат, сколько существует разных путей от круга к квадрату?

— Два пути, джетах.

— Ступай, Ниат. Ты не сможешь учиться. Обращаясь ко второму ученику, Малтак Ди спросил:

— Оура, сколько существует разных путей от круга к квадрату?

— Если по этим двум путям много раз пройти взад-вперед, то их наберется много.

— Можешь остаться, Оура: вероятно, ты сможешь учиться. Обращаясь к третьему ученику, Малтак Ди спросил:

— Ирриса, сколько существует разных путей от круга к квадрату?

— Бесконечное количество, джетах.

— Ты должен остаться, Ирриса: пожалуй, в один прекрасный день ты сам сможешь учить других.

Предание о Малтаке Ди, Кода Нишада, Талман

Заведя Джоанн — по очереди — в комнаты для встреч, развлечений, туалета, омовений, сна и медитации, Баадек оставил ее одну, обещав позвать на ужин. Уходя, он еще раз поблагодарил ее за то, что она не сообщила Торе Соаму о поведении Кия.

Приняв с грехом пополам ванну, Джоанн легла отдыхать. Позже, потянувшись за платьем, она обнаружила на его месте не прежнее, а другое — из легкой и гладкой ткани, которую можно было сравнить разве что с паутиной; на теле оно напоминало пленку, специально приспособленную для массажа. Вместо открытых сандалий она наткнулась на мягкие сапожки с меховым подбоем. При всей своей красоте замок Торы Соама был, судя по всему, довольно прохладным, отсюда и соответствующая одежда.

В ожидании Баадека она стала бродить вдоль стен, пытаясь мысленно нарисовать план апартаментов и расставить мебель.

Все помещение представляло собой круг, разбитый на шесть сегментов; каждый сегмент-комната выходил в центральный холл, тоже круглый. Сегменты походили на дольки апельсина, усеченные с обоих концов. Плоской была только поверхность пола. Посередине каждой комнаты стоял предмет или предметы, соответствующие назначению помещения. В центральном холле насчитывалось шесть дверей.

Только теперь для Джоанн стали приобретать смысл дракские выражения, казавшиеся раньше загадочными: «приветствовать с распахнутыми дверями», «встречать при закрытых дверях» — речь шла о степени доверия хозяина к гостю. Комната для встреч была пустой: здесь можно было разве что побеседовать стоя. В комнате для развлечений стояли глубокие мягкие кресла и диваны. Открыть центральную дверь, в комнату для встреч, и дверь в комнату для развлечений было равносильно предложению остаться подольше. Открыв же дверь в туалетную комнату, хозяин тем более предлагал гостю не торопиться с уходом. Ну а если распахивались двери в ванную, спальню и помещение для медитации, то это предполагало такую глубокую стадию интимности, о содержании которой Джоанн оставалось только гадать.

Завершив первый, беглый обход, она зашла в комнату для медитации, прикрыла дверь и уселась на подушки в центре, чтобы дождаться здесь вызова на вечернюю трапезу.

По прошествии нескольких минут, когда она достаточно расслабилась, ей показалось, что в комнате загорелся мягкий зеленый свет с темными и светлыми прожилками. Она поднесла руки к глазам, но глаза были, конечно, ни при чем: свет зажегся у нее в голове.

Она опять расслабилась, решив не препятствовать свету. Сначала ее охватило полуобморочное состояние, но ненадолго: его сменило чувство небывалого, всеохватного покоя. Один за другим расслаблялись напряженные мускулы, тело становилось податливым…

Ей вспоминались счастливые мгновения с Малликом, к которым на этот раз не примешивалась привычная боль. Она раскрыла себя для неудержимого потока любви.

В чреве Джоанн рос их ребенок.

Маллик прижимался ухом к ее животу, прислушиваясь.

«Ты все равно ничего не расслышишь, Маллик: еще слишком рано».

Ухо все теснее прижималось к ее животу, рука покоилась у нее между ног.

«Если это ребенок Маллика Никола, то ему пора просыпаться».

Она со смехом стала гладить его лицо…

При обороне «Сторм Маунтейн» был незабываемый момент — момент любви, гордости, неистовой радости.

Склоны были завалены трупами, но тзиен денведах обращены в бегство. Ее подчиненные знали, что это не победа, и не возносили благодарственных молитв: им было известно, что при следующей атаке они все равно будут раздавлены и большинство из них не проживет и двух часов.

И все же они обратили в бегство тзиен денведах!

По окопам прокатились крики и улюлюканье. Несколько секунд — и весь остаток гарнизона взорвался оскорбительными воплями в адрес отступивших драков; она уловила и свой голос в шуме всеобщего ликования.

Тзиен денведах отступают!

То была иная, более сильная форма любви, чем любовь мужчины и женщины. То было братство, скрепленное пролитой кровью и непролазной грязью; вместе они преградили путь неприятелю и обратили его в бегство. Они прошли крещение в огненной купели и выжили, чтобы торжествовать при виде отступающей дракской пехоты.

Рядом с Джоанн упал в грязь Морио Тайзейдо. До нее донесся его хриплый голос:

— Если бы сейчас меня настигла смерть, я бы умер счастливым. Мы их опрокинули! Это же надо, черт возьми, опрокинули!

Свет вспыхнул снова, и одна часть сознания Джоанн спросила у другой, не была ли эта радость призывом к сражению, к войне, к смертоубийству; если да, то как быть со здравыми суждениями?

Все правила были попраны, последствия происходящего не принимались в расчет; не учитывалось ничто, кроме одного: драки отступают! В тот крохотный отрезок времени остатки гарнизона торжествовали победу…

Но тут перед ее мысленным взором живо, словно на сцене, разыгралось «Предание о Лите» из «Кода Овсинда».


«Лита придумал для своих учеников игру.

Одному из учеников выпадал жребий начать игру: первый ход состоял в том, чтобы изобрести три первых правила игры. И игра, и правила могли быть любыми.

Следующий игрок мог либо воспользоваться этими тремя правилами, либо изобрести новые. Правила и изменения в них становились известны только по ходу самой игры, их следовало вычислять по действиям изобретателей правил. Даже условия выигрыша менялись ежеминутно. — Успешнее всего действовал тот, кому удавалось в ожидании своего хода понять все правила, после чего изобрести правило или критерий выигрыша, перечеркивающие преимущества, полученные предыдущими игроками в результате их собственных изобретений.

К тому времени, когда Лите наставал черед ходить, игра превращалась в кошмарный клубок правил — как видимых по положению самой игры, так и, по большей части, невидимых. Лита выигрывал, говоря просто:

Я выиграл.

Всегда находился ученик, возражавший:

Вы не можете выиграть, джетах. Система существующих правил этого не позволяет.

— Прекрасно позволяет. Правило, изобретенное мною, гласит: „Когда наступает моя очередь ходить, я выигрываю“.

— Но то же самое мог сделать первый же игрок! Так мог бы поступить любой из нас!

— Мог бы, но первым это сделал я».

Зеленое свечение в голове померкло, сменившись теплой, обволакивающей чернотой. До ее слуха долетел голос — голос Баадека:

— Джоанн Никол! Пора на вечернюю трапезу!

Она продолжала молча вспоминать только что привидевшееся. Потом опомнилась, встала, подошла к двери и распахнула ее.

— Баадек!

— Я здесь. — Голос звучал совсем близко. — Когда вы впредь, воспользовавшись комнатой для медитации, не захотите, чтобы вас беспокоили, будьте добры, закройте входную дверь в апартаменты.

— Благодарю. Что такое сокрыто в комнате для медитации, что позволило мне увидеть столько замечательного?

— Ничего, кроме вас самой. Это древнее устройство, позволяющее заглянуть в себя.

— А этот свет, зеленый свет… Он казался настоящим.

— Обычно он синий, у драков.

Джоанн стала ощупью пробираться в коридор, но по пути ее внезапно задержала рука Баадека.

— В чем дело, Баадек?

— Поймите, Джоанн Никол, я не люблю людей.

— Кто просит тебя о любви?

— Но лично перед вами я в долгу, — продолжил он после короткой паузы. — Будьте очень осторожны во время ужина. Сегодняшние гости Торы Соама — это пять магистров Талмана и один человек. Я не могу догадаться, какая роль отведена им, какая — вам.

— Зачем меня предупреждает тот, кто не любит людей?

Драк усмехнулся.

— Я не знаток путаных правил и игр. Я просто умею быть преданным. Будучи преданным роду Тора, я считаю себя защитником Торы Кия. Вы помогли мне защитить его, поэтому моя преданность распространяется и на вас — до некоторой степени.

— Я ценю твое расположение, Баадек, — молвила она после паузы, — только не понимаю, против чего ты меня, собственно, предостерегаешь.

— На это мне сложно ответить. Не хотелось бы, чтобы вы выдали себя или то, что представляет для вас ценность. Полагаю, этим вечером все будет складываться так, чтобы вы это сделали.


После бесконечного петляния по коридорам Баадек и Джоанн оказались в анфиладе просторных помещений. Об их объемах свидетельствовало эхо, сопровождавшее их шаги и разговор. В одном из помещений раздавались голоса и пахло изысканной едой. Там их поджидал Тора Соам.

— Хорошо ли вы чувствуете себя этим вечером, Джоанн Никол?

— Да, благодарю.

— Превосходно. — Джоанн услышала шорох его одежд, — Я обещал вам сюрприз. Вот он!

Решительные шаги.

— Привет, майор.

— Бенбо? — Джоанн вытянула руки. — Бенбо?

— Он самый, майор. — Мужские руки обняли ее за плечи.

Внутри у нее что-то оборвалось, ноги перестали ее держать. Бенбо успел подхватить Джоанн и не позволил шлепнуться на каменный пол.

Рядом раздался голос Торы Соама, полный озабоченности:

— Вам нездоровится, Джоанн Никол? — Голос сменил адресата. — Ее только что выписали из чирн-коваха.

— Думаю, с ней все, в порядке, овьетах, — ответил ему голос Бенбо. — Просто мы многое пережили вместе и давно не виделись.

— Ты-то как, Бенбо? Проклятие! Как ты, Бенбо, черт?

— Отлично, майор. Лучше не придумаешь. — Теперь адресата сменил его голос. — Через минуту она придет в себя, овьетах. Можно нам немного побыть одним?

— Конечно, Эмос Бенбо. Воспользуйтесь вот этим диваном. Бенбо повел ее через комнату, опустил на мягкие подушки, сел рядом. До нее донесся голос Торы Соама:

— Это только половина моего сюрприза для вас, Джоанн Никол. Другая половина ждет вас среди гостей и зовется Леонидом Мицаком.

— Мицак… Настоящие посиделки в кругу семьи.

— Не уверен, что правильно вас понял. Желаете, чтобы я прислал его сюда?

— Не надо, Тора Соам. Мне бы хотелось немного побыть вдвоем с Бенбо. Пускай Баадек позовет нас, когда ужин будет готов.

— Разумеется. Увидимся. Идем, Баадек.

Их шаги стихли за дверью. Джоанн повернулась к Бенбо.

— Как ты здесь оказался, Эмос?

— Хотелось бы мне это знать, черт возьми! — засмеялся Бенбо. — На Дитааре меня тряхнуло и обожгло, а теперь я — почетный гость овьетаха Торы Соама, самой главной здешней шишки. — Он понизил голос. — Что у вас с глазами, майор?

Джоанн тряхнула головой.

— Временная слепота. Ничего, пройдет. Что с тобой произошло после налета?

— Я отнес вас в безопасное место — так мне тогда казалось, а сам побежал на полигон, посмотреть, что стало с нашими ребятами. Вам что-нибудь о них известно?

Она кивнула.

— От Мицака.

— Что тут вообще происходит, майор?

— Не знаю. После налета я оказалась на попечении у Торы Соама. Что это означает и почему — понятия не имею. А ты?

— Меня подобрали, привезли сюда, выгрузили. Два типа, с которыми не особенно поспоришь. Больше я ничего не знаю. Откуда-то донесся голос Баадека:

— Вечерняя трапеза готова. Желаете присоединиться к остальным?

Джоанн с трудом встала.

— Спасибо, Баадек. Мы сейчас.

Джоанн притянула к себе Бенбо и зашептала ему в ухо:

— Ты спрашиваешь, что здесь происходит? Не знаю. Но мне посоветовали проявлять за ужином осторожность. Так что держи рот на замке, пока тебе не зададут прямой вопрос, а отвечая, будь настороже. Гости Торы Соама — драки, магистры Талмана…

В сознание Джоанн вдруг закралось смутное подозрение, она уловила слабый цветочный запах. Подозрение было немедленно и с возмущением отброшено.

— Что все это значит, майор?

Джоанн покачала головой.

— Ничего. Просто помни, что каждое твое слово дает им массу информации.


Джоанн предоставили место на длинном кольцеобразном диване; справа от нее расположился Бенбо, за Бенбо — Леонид Мицак. Дальше справа было место Торы Соама. Напротив нее расселись пятеро магистров Талмана. В центре кольца стояли блюда. Тора Соам начал ритуал.

— Вот горький сорняк, который мы вкушаем в память о Мадахе. Да будет нам заказан путь туда.

Джоанн услышала, как талманцы берут со столика в центре кольца зерна и кладут их назад. Тора Соам продолжал:

— Вторая наша трапеза — фрукты. Мы говорим: «Вот фрукты из Иррдах, за который сражалось племя маведах».

Все взяли чудные луковицы и клубни, считавшиеся у драков фруктами. Бенбо передал Джоанн ее порцию; у нее свело скулы и заслезились глаза от горечи сырых плодов.

— Третья наша трапеза пуста в память о Миджие, предавшем народ свой огню, лишь бы не покоряться маведах. В воздухе запахло горелым.

— Четвертая же трапеза, вечерняя, прославляет победу Ухе и объединение Синдие. Трапеза эта вкушается вечером; начнем же наш праздник.

Настало время насыщения. Джоанн уписывала непривычные на вкус сорта мяса, салаты, мороженое, сыры, пока желудок не сигнализировал, что пора остановиться. Вскоре, судя по звукам, насытились и остальные; стол очистили от яств. Бенбо сунул ей в руки горячую кружку.

— Держите, майор. На вкус — расплавленная резина, остуженная в тазу с грязными подштанниками.

Пока она потягивала жидкость, Баадек исполнял сложную процедуру представления гостей хозяину дома. Тора Соам, разумеется, всех отлично знал, поэтому в знакомстве больше нуждались гости. Баадек вставал за спиной у представляемого и провозглашал:

— Овьетах, перед вами гость — джетах Зай Каида, первый заместитель председателя Палаты драков. — Короткое перемещение. — Овьетах, перед вами гость…

Все драки оказались важными персонами. Рядом с первым заместителем председателя Палаты, главного органа дракской власти, сидел Рада Кия, начальник связи Флота драков с Палатой, дальше — Ксалта Лов, нуджетах — второй магистр Талман-коваха, Суинат Пива, овьетах фанген-коваха — школы постановки общественных целей, и Викава Минозе — начальник Денве Иркмаан, департамента по людям в Палате драков.

Баадек остановился позади Мицака.

— Овьетах, перед вами гость — Леонид Мицак, ученик Талман-коваха. — Шаги. — Овьетах, перед вами гость — Эмос Бенбо, вемадах. — Баадек остановился позади Джоанн. — Овьетах, перед вами гость — Джоанн Никол, вемадах.

Тора Соам открыл переговоры.

— Коллеги-магистры, я вижу, как вы удивлены тем, что видите за нашей трапезой людей. Я все объясню. В качестве овьетаха фанген-коваха Суинат Пива находится в курсе того, что Талман-ковах, опираясь на свои возможности, ожидает перемирия между нашими силами и Соединенными Штатами Земли.

Драки оживленно заговорили между собой. Всех заставил смолкнуть низкий голос, свидетельствующий о почтенных летах.

— Соам, насколько обоснован этот прогноз?

— Он обоснован всеми средствами, имеющимися в распоряжении коваха, уважаемый Зай.

— Это чрезвычайно важно, — прошипел Зай Каида. — Почему о прогнозе не информирована Палата?

— Просто есть… Тише! — Дракское начальство притихло, и Тора Соам продолжил: — Осуществимость прогноза и польза перемирия зависят от множества параметров. Перемирие последует немедленно после сражения, о котором тоже уже многое известно. Это — вопрос тактики; Палата и Флот скоро получат наши выкладки в свое распоряжение.

— Какое это имеет отношение к людям, Соам? — спросил кто-то.

— Викава Минозе, вы заведуете Денве Иркмаан. Но говорили ли вы когда-нибудь с людьми?

— Нет, — прозвучало после паузы. — Что же из этого следует?

Тора Соам тоже не спешил с ответом.

— Перемирие может продлиться совсем недолго, после чего опять возобновятся бои; а может произойти и так, что установится мир. По случаю перемирия драки и люди встретятся для того, чтобы разрешить свой конфликт мирными средствами. Состоятся переговоры. Согласно прогнозам Талман-коваха, вы пятеро, либо ваши заместители, будете представлять на этих переговорах Палату драков при условии, что упомянутое сражение произойдет на предстоящей неделе.

— Враг есть враг, овьетах, — возразил Викава Минозе. — Мы просили вас объяснить, почему за столом присутствуют эти… люди.

Ответ Торы Соама прозвучал медленно и раздумчиво:

— Начав переговоры с людьми, вы будете располагать возможностью положить конец этой войне. Будет у вас и иной путь — швырнуть три сотни миров, дракские и людские, в пекло взаимного истребления.

— Ответьте нам, Соам, какое это имеет отношение к присутствию здесь этих… других гостей? — не выдержал Зай Каида.

— Все очень просто, уважаемый Зай. Что бы ни воспоследовало — мир или возобновление войны, — здравый смысл диктует, что наилучший способ последовать талме — сделать разумный выбор, а не пойти на поводу у невежества, злобы или случайности. Для того чтобы согласиться с этим утверждением, не обязательно заглядывать в диаграммы. Если у всех вас появится хотя бы минимальный опыт общения с людьми и понимания их мышления, шансы разумного проведения и успешного исхода переговоров резко возрастут…

— Погодите! — раздался вдруг голос Торы Кия.

— Уважаемые гости, перед вами Тора Кия, мой первенец. Почему ты нас прерываешь, Кия?

Приблизились громкие шаги.

— Увы, родитель мой, ты не учел в своей игре двух важнейших участников переговоров. Где Маведах? Где Фронт Амадина?

Рада Кия презрительно фыркнул.

— Я отказываюсь вести переговоры с Фронтом. Или это отвечает замыслу вашей игры? — осведомился он у Торы Соама и снова обратился к Кия: — Интересы Фронта будут представлять Соединенные Штаты Земли, а интересы Маведах — Палата драков.

Тора Кия усмехнулся.

— О нет, уважаемый родительский гость! Интересы Палаты драков и интересы Маведах — не одно и то же.

Сержант Бенбо впервые подал голос:

— Рада Кия, если Фронт не примет участия в переговорах, мира не видать. Если такие переговоры начнутся, Фронт Амадина обязательно захочет послать на них собственного представителя. Фронт желает завершения войны, но на определенных условиях. То же самое можно сказать о Маведах.

— Как твое имя, человек? — обратился Тора Кия к сержанту Бенбо.

— Эмос Бенбо.

— Служил ли ты на Амадине, Эмос Бенбо?

— Да. А ты?

— И я.

— Кия и этот человек правы, — сказал Зай Каида. — На переговорах должно быть четыре стороны. Предлагаю включить Тору Кия как представителя Маведаха и Эмоса Бенбо как представителя Фронта Амадина.

Джоан услышала, как встает Мицак. Голос его звучал взволнованно.

— Я не желаю участвовать в этой игре, овьетах. Я — ученик Талман-коваха. Поэтому мои приоритеты и мой метод мышления не позволят мне полноценно действовать в роли представителя земной стороны.

— Вы — человек, Мицак, — безапелляционно заявил Тора Соам. — Каковы бы ни были ваши взгляды и метод мышления, первое, с чем придется свыкнуться переговорщикам-дракам, — это ваше лицо.

Джоанн услышала, как Мицак снова садится.

— Итак, уважаемый Зай, в заседании участвуют все четыре стороны. Кто начнет?

— Подобными играми предпочтительнее было бы заниматься в стенах коваха, — проворчал Зай. — Что ж, пускай все стороны сформулируют свои цели: чего каждая сторона намерена достичь на переговорах. Когда мы познакомимся с диаграммами…

— Никаких диаграмм не будет, первый заместитель, — прервала его Джоанн. — Люди-переговорщики не знакомы с талмой.

— Но у людей должен существовать какой-то ее эквивалент.

— Ситуационная оценка, формулировка цели, прокладка пути не являются у людей систематизированными дисциплинами.

Первый заместитель председателя Палаты Зай нетерпеливо засопел.

— Так или иначе они ставят перед собой цели.

Мицак не сдержал усмешки.

— Ставят: силой, напыщенностью, сладкозвучными, но полными субъективизма фразами, которые нельзя воспринимать буквально. Истинную цель придется выискивать в словесном тумане, которого они напустят, и в их действиях, которые будут скорее всего противоречить и толике правды, содержащейся в их словах.

На дракской половине стола установилась недоуменная тишина. Наконец овьетах фанген-коваха Суинат Пива не удержался и со смехом проговорил:

— Мне понятен замысел вашей игры, Тора Соам. Очень разумно. Примите мои поздравления.

— Благодарю вас, Пива. Мы можем продолжить.

— Конечно. Но поскольку в основе этой войны лежит Амадин, пускай первыми выскажутся Фронт и Маведах.

Джоанн почувствовала, как Бенбо встает с места.

— Кажется, я могу сэкономить вам время. Позиции Фронта и Маведах схожи. Фронт не успокоится, пока все до одного драки на Амадине не погибнут или не будут удалены с планеты.

Он сел. Слово взял Тора Кия.

— Маведах тоже не согласится на иное решение, кроме полного истребления либо удаления с Амадина всего человеческого населения. Оставляет ли это хоть какую-то надежду на решение задачи, Тора Соам?

— По всей видимости, нет, Кия. Однако ты, надеюсь, уже обратил внимание, насколько ошибочно полагаться в своем ответе на одну видимость. Джоанн Никол, не выступите ли вы от имени Соединенных Штатов Земли?

Она потерла виски, освежая в памяти предания Талмана. Вся талма состояла из правильного выбора целей и ограничения желаемого рамками возможного. Однако ей было трудно мысленно разложить все по полочкам.

— Я бы сперва выслушала позицию Палаты драков.

Драки ответили на это одобрительным бормотанием. Потом слово взял Зай Каида.

— В самых общих чертах, мы бы предложили прекращение боевых действий или по крайней мере ограничение их непосредственно Амадином. Дракский флот оставался бы в полной боевой готовности, как и вооруженные силы Соединенных Штатов. Однако между ними больше не происходило бы столкновений.

— Прекращение огня?

— Совершенно верно.

Джоанн поразмыслила над словами Зая Каиды.

— Если война на Амадине может продолжаться без вмешательства обеих сторон, то зачем мы вообще воюем? Перемирие должно распространяться и на Амадин. Враждующие стороны должны быть разделены охраняемой демилитаризованной зоной.

— Кто будет охранять демилитаризованную зону? — осведомился Зай Каида.

— Третья сторона, приемлемая для вас и для нас, или совместные дракско-земные силы.

— С этим можно бы было согласиться. Но проблемы с Амадином это не решает. Эмос Бенбо?

— Да?

— Какой была бы позиция Фронта, если бы мы заключили перемирие и организовали демилитаризованную зону, как предлагает Джоанн Никол?

— Позиция остается неизменной: Фронт не сложит оружия, пока на Амадине не погибнет последний драк.

— А как же демилитаризованная зона?

— При чем тут она?

Джоанн дернула Бенбо за руку.

— Хватит придуриваться, Эмос!

Она почувствовала, как его мышцы каменеют под ее пальцами.

— Я не придуриваюсь. Тора Кия знает, что я не шучу.

— Тора Кия? — удивился Зай Каида.

— Человек говорит правду. У Маведах с людьми старые счеты. Маведах не согласится ни на что другое, кроме полного очищения Амадина от людей.

— Ваша позиция, Эмос Бенбо, не позволяет заработать механизмам талмы. Ваша сторона должна проявить хоть какую-то гибкость, в противном случае конфликт не будет разрешен.

— Пускай Маведах проявляет гибкость.

Тора Кия засмеялся.

— Родитель мой, твоя слепота кромешнее слепоты Джоанн Никол. Разве ты не видишь, что Фронт и Маведах презирают любые правила?

На них не распространяется ни талма, ни представление о конечной цели. Они даже готовы пойти наперекор собственным интересам. Маведах желает полного уничтожения Фронта, Фронт — полного уничтожения Маведах, и точка!

— Это ни к чему нас не приведет, Кия.

— Родитель мой, пока ты сам не побудешь на Амадине, ты не поймешь, к чему приводит подобная позиция. Но я и так скажу тебе, к чему она приводит. Она приводит к смерти. На Амадине царствует смерть.

Джоанн услышала шаги Кия, покинувшего комнату. Заговорил Бенбо, повторив Торе Соаму примерно то же, что только что вещал Тора Кия. Джоанн тем временем вспоминала короткий, но памятный момент отступления тзиен денведах во время штурма укреплений «Сторм Маунтейн».

Пространство сжалось в тот момент до крайности. Драки обращены в бегство — вот единственное, что принималось тогда во внимание, все остальные соображения перестали существовать. На холодную голову было бы нетрудно сообразить, что сопротивление все равно бессмысленно. Однако на Кетвишну не нашлось людей с холодной головой на плечах. Каждый думал только о сведении счетов с драками и плевать хотел на все остальное.

Голос Торы Соама проник в ее сознание, несмотря на усиливающуюся головную боль.

— Что скажете на это вы, Джоанн Никол?

Она встала.

— Я возвращаюсь к себе. Ваша игра не дала результата, Тора Соам. И дело не в том, что кто-то из нас желал именно такого исхода. Просто провал был неизбежен. Если перемирие заключат, оно вскоре будет нарушено, ибо иного не дано. Война возобновится. Прежде чем появится решение, прольется еще немало крови. — Она вытянула руку. — Баадек!

Драк поймал ее руку.

— К вашим услугам.

— Проводи меня. Хватит с меня этих глупостей!

12

В отсутствие ключа дверь — это часть стены. В отсутствие двери ни к чему ключ. Дверь и ключ к ней вместе представляют собой проход для разума. В отсутствие разума ни ключа, ни двери, ни прохода не существует.

Предание о Лиге, Кода Овсинда, Талман

Среди ночи она очнулась; в голове шевелились обрывки привидевшегося кошмара, губы сами шептали имя Маллика. В коридоре раздались и стихли чьи-то тяжелые шаги. Вспомнив, что все двери плотно закрыты, Джоанн облегченно перевела дух и дала волю мыслям. Подобно Эаму из предания, узнавшего напряжением мысли о скорой гибели планеты Синдие, Джоанн положилась на силу собственных мыслей.

Тело раскалывалось от боли. Поняв, что это томление по Маллику, она заставила себя забыть боль. Ей было о чем поразмыслить, помимо зова плоти.

Званый ужин у Торы Соама… Хороший замысел, завершившийся полным крахом. Человек столь же высокого ранга, как хозяин дома, пригласивший к себе вершителей судеб своей расы, счел бы себя униженным и раздавленным. Гости чувствовали бы себя не лучше. Однако выходя вместе с Баадеком из комнаты, Джоанн услышала, что драки возобновили беседу как ни в чем не бывало — мирно, даже дружески.

Шло обсуждение игры — подобно тому, как люди обсуждают только что законченную карточную партию. В голове тут же прозвучал сигнал тревоги: ведь эти существа — не люди, и речь идет о далеко не шуточных делах.

Между тем она не случайно все чаще забывала, что имеет дело не с людьми. Всех их вполне можно было себе представить и в человеческих ролях.

Баадек оставил Джоанн у ее двери, чтобы вернуться за Бенбо и Мицаком. Казалось бы, она сгорала от желания наговориться с людьми, однако как только ей захотелось побыть одной в комфортабельных апартаментах, она прибегла к помощи Баадека. Почему?

Она села и протерла глаза. С тех пор, как перед ней померк свет, она неустанно обобщала свой опыт общения с драками и находила для них человеческие аналогии.

Венча Эбан, драк, моющий полы в больнице — чирн-ковахе… Это был, конечно, драк, и она отлично это знала, тем не менее называла его про себя «нянечкой-уборщицей». И неспроста: Эбан был простым и симпатичным работягой.

Или Баадек, старый слуга в семье… Джоанн представляла его бывшим рабом из банальной киноистории: вот он бежит, размазывая слезы по черной физиономии, навстречу старому хозяину, возвращающемуся с войны.

А кто же Тора Соам, черт возьми?

Вопрос потонул в окружающей ее темноте, сменившись четким ответом: отец Маллика, Элием Никол! Всегда, насколько она помнила, Элием Никол был единственным знатоком законов и советчиком на все случаи жизни в рыбацкой деревушке Кидеже, спокойным и рассудительным. Любая проблема односельчан рано или поздно находила разрешение благодаря его усилиям.

Чаще всего положительное решение практически ничего не стоило попавшему в переплет. Тем не менее все хорошо знали, что Элием далеко не альтруист: он решал задачки из любви к искусству. Ему удалось заразить этой страстью и Джоанн. Чем сложнее и абстрактнее была задачка, тем сильнее было желание девушки ее решить.

Элиема величали в Кидеже «судьей» задолго до его назначения на эту должность. Тора Соам был таким же, как Элием Никол, мировым судьей, только с другим, чужим голосом; впрочем, даже голос его становился с каждой секундой все менее чужим.

Высокопоставленных драков по другую сторону стола она представляла себе седым и тучным земным начальством. Зай Каида, первый заместитель председателя Палаты, даже был награжден в ее воображении конкретной внешностью, лицом. Она долго ломала голову, откуда взялось это лицо, и в конце концов вспомнила: генерал Делл, начальник штаба в гарнизоне «Сторм Маунтейн»! Старый снисходительный генерал Делл…

Морио часто говорил, что генерал удочерил Джоанн. В некотором смысле так оно и было.

Она покачала головой. Ей представлялось, что она находится в центре громадного лабиринта, что ей навязано участие в игре без правил и без промежуточных и конечных целей. Как тут было не вспомнить Литу, дразнившего своих учеников игрой в «я выиграл!» и ловившего их в сеть непознаваемой логики! И все же она ощущала настоятельную потребность постигнуть конечную цель, понять правила игры.

Одно было ей известно наверняка: эти создания — не люди, а драки. Немедленно подступившая к горлу тошнота способствовала развитию этой мысли: не просто не люди, а недруги, даже смертельные враги.

О, если бы она могла видеть! Только бы прозреть!

Оказавшись на самом краю бездонного колодца жалости к самой себе, она в ужасе отшатнулась. И тут же с ней заговорил Намваак со страниц Талмана:


«… И сказал Намвааку ученик:

— Джетах, Вселенная тонет в кромешной тьме. Зло это так всесильно, а я так мал и беспомощен! По сравнению с ним чернота смерти кажется ярким светом.

Намваак посмотрел на искривленный клинок и отдал его ученику.

— Там, где стоишь сейчас ты, дитя мое, стоял до тебя Тохалла. Он тоже пребывал в полной темноте, у него тоже был нож. Но еще у Тохаллы была талма».


Она резко села и напрягла слух, уловив новые колебания в воздухе. Потом она стала крутить головой в разные стороны, тщетно пытаясь определить направление, откуда доносится звук. Однако из-за нарочитой искривленности стен спальни, поглощающих звуки, ей казалось, что этот звук плывет к ней отовсюду.

Джоанн встала, добралась до двери и распахнула ее. Звуки стали чуть громче; она уже была готова определить их как нечто среднее между хрустальным перезвоном и дрожанием гитарных струн.

Музыка… Ноты, впрочем, не подчинялись привычной последовательности; то были скорее непостижимые метания по нотному стану, внушающие тоску и чувство одиночества.

Она нажала панель, отпиравшую все двери сразу, и ощупью переместилась ко входу в апартаменты. Звуки доносились откуда-то слева. Она колебалась: в эту сторону ей еще не приходилось удаляться.

Уперевшись левой ладонью в каменную стену коридора, она побрела на звук. Пока она шла, музыка несколько раз прерывалась, а потом возобновлялась; непонятная мелодия всякий раз сменялась другой, но не более понятной. Так она двигалась, пока резонанс не подсказал, что она добралась до просторного помещения с высоким потолком. Она оттолкнулась от стены, вошла в дверь и опять привалилась к стене.

Музыка, которой она внимала, звучала все тоскливее. Джоанн позволяла музыке вливаться ей в душу, не проводя сравнений и отбросив все пристрастия. Музыка задела в ее душе болезненные струны, вызвав знакомые, но в то же время не поддающиеся определению чувства.

Музыка стихла, но для Джоанн она еще продолжала звучать.

— Кто здесь? Отзовитесь! — Голос принадлежал Торе Кия.

— Разве вы меня не видите?

— Нет, здесь темно. Чего вам надо?

— Я услышала, как вы играете. Я думала, что из-за руки вы больше не можете играть…

— Я могу играть оставшейся рукой.

Он шагнул к ней. Она напряглась, но Кия всего лишь взял ее за руку и подвел к дивану. Сев, Джоанн услышала, как драк отходит и снова берет инструмент. Поток звуков возобновился.

— Из ваших апартаментов доносился крик.

— Я кричала во сне.

— Баадек сказал мне, что вы не донесли моему родителю о Том, что произошло в машине. Я благодарен вам за это.

— Я промолчала скорее ради Баадека, чем ради вас, Кия.

Он ответил негромким смехом:

— Разумеется. И все же я прошу у вас прощения за свое поведение и благодарю вас за ваше.

Она промолчала, и Кия заиграл снова. Звуки были нечеловеческими, как и сама тидна — арфа со стеклянными струнами. Зато теперь звучала совершенно иная музыка. Джоанн откинула голову на спинку дивана и прислушалась, стараясь понять значение неведомых музыкальных фраз. Музыка все время менялась; наконец зазвучало нечто знакомое.

— Что это, Кия?

Музыка смолкла.

— Мое собственное сочинение. Я написал его на Амадине. Оно вам что-то говорит?

— Здесь слышна человеческая музыка, темы из человеческих произведений. Я их узнала.

— Поймите, Джоанн Никол, сочинение, рожденное среди крови, заливающей Амадин, было бы ложью, если бы в нем звучали чувства одних бойцов Маведах, но не участников Фронта. Ваш композитор, Чайковский, мыслил точно так же, сочиняя музыку о войне: у него звучат мотивы как его собственного народа, так и вражеские.

— А что вы вообще знаете о музыке людей?

Он помолчал. Тидна была без особых церемоний поставлена на пол.

— Этот ваш Мицак сказал кое-что, показавшееся мне правдой. После игры, затеянной моим родителем, он спросил у меня, в чем различие между невежеством и глупостью, и сам же ответил на свой вопрос: невежество — добровольная глупость. Такое впечатление, что Мицак имел в виду всех нас: и людей, и драков.

— Игра вашего родителя? Так вы знали, Кия, что это игра? Ваши речи были частью вашей роли?

— Конечно!

— Зачем? Зачем вы приняли в этом участие?

— Мы живем по талме и потому все время играем. К тому же Тора Соам — мой родитель. Для игры ему потребовалась моя ненависть.

— Но вы знали, что это — игра?

— Все это — игры, Джоанн Никол. Все сущее — игра. Неужели, слушая в чирн-ковахе Талман, вы так ничего и не усвоили?

Джоанн услышала, как он снова берет свой инструмент. Прозвучало несколько аккордов, потом звуки оборвались так же внезапно, как возобновились.

— О Чайковском я знаю по той же причине, по какой мой родитель знает о поведении людей и других рас. Все подробно изучено. Я изучал музыку. Мой родитель изучал жизнь. Ведь перед войной люди изучали нас — разве нет?

— Изучали.

— Наши средства обработки информации благодаря развитию талмы многократно превосходят ваши. — Причудливая мелодия, навеянная пережитым Кия на Амадине, заполнила комнату. — Мой родитель владеет всеми возможными сведениями о людях, включая их знания.

— Но разведка Соединенных Штатов Земли…

— Это несерьезно. Вы подходите ко всему бессистемно и поверхностно, а мы заглядываем вглубь.

— Но все равно не можете избежать войны.

— Не можем, Джоанн Никол. Мы не можем.

Вновь зазвучало амадинское сочинение Кия? Джоанн буквально видела каждую ноту. Но были и провалы — места, где полагалось быть звукам, останься у исполнителя вторая рука.

— На этом можно было бы поставить точку. — Тидна опять была поставлена на пол. — Вы заметили места, которые должна бы была сыграть ампутированная рука?

— Да.

— Сочинение изменило бы духу Амадина, если бы в нем были все положенные ноты. Моя песня — калека, как и ее исполнитель.

Кия еще немного поиграл и опять прервался.

— Как странно, Джоанн Никол… В темноте, как, например, сейчас, я воспринимаю вас не как человека. И у вас перед глазами тьма. Чувствуете ли вы то же самое, что и я?

— Да. Для меня вы и я — просто… одушевленные существа.

— Я услышал ваш крик и отправился на разведку.

— Это был просто страшный сон, Тора Кия. Я в полном порядке.

Помолчав, Кия встал и шагнул к двери.

— Мне тоже снятся сны, Джоанн Никол. — Тора Кия боролся с обуревающими его мыслями и непрошеными речами. — Мне бы… Есть вещи… Мне о многом хотелось бы поговорить.

— Вот и поговорите со своим родителем.

Тора Кия обреченно засмеялся и двинулся к двери.

— Отдыхайте, Джоанн Никол.

— Подождите! — Она села прямо. — Почему со мной? Почему вам хочется говорить со мной?

Ответ драка прозвучал так, словно он исповедовался в величайшем грехе.

— С ними я не могу разговаривать о войне. О моей войне — не могу. Родитель всегда остается беспристрастным исследователем, Баадек никогда не воевал. А вы — солдат.

— Я — человек.

— Человек-солдат. — Тяжелые ботинки потоптались перед ней, и Тора Кия опустился на диван слева от нее. — Вы понимаете, что у меня больше общего с вами, чем с моей собственной расой?

Через мгновение тишина сделалась невыносимой.

— Я вас слушаю.

— Это какое-то извращение: я пришел говорить именно с вами! Но и сама война — извращение.

В ноздри Джоанн ударил резкий запах «пастилки счастья».

Тора Кия молчал так долго, что она уже решила, будто он задремал. Но он нарушил молчание.

— Иногда мне кажется, Джоанн Никол, что я опять в бою: запахи, звуки, крики — все как настоящее! Потом я снова оказываюсь в безопасности, в родительском доме. Я боюсь за свой рассудок. — Тора Кия засмеялся. — Врачи в чирн-ковахе говорят, что из-за этого я не могу родить. Мол, мои мысли не позволяют произойти зачатию. Скоро я состарюсь, и акт зачатия будет грозить моей жизни. Таким образом, прервется род Тора. — Он вздохнул. — Пастилка развязывает язык и мысли, но притупляет чувства.

Одного запаха наркотика хватило, чтобы у нее помутилось в голове. Положив руку на руку Кия, она нащупала коробочку с пахучим наркотиком. Прикоснувшись к нему кончиком пальца, она лизнула палец. Сначала она ощутила во рту горечь, потом ее охватили тепло и нега…

Вспышки света, скрежет металла, кровь, обломки костей, ошметки плоти, лицо с содранной кожей, грязевая топь…

В темноте по-прежнему звучал голос Торы Кия; голос этот свидетельствовал о боли и требовал понимания; это был собеседник, способный понять ее саму.

— Я тоже вижу войну, Кия. И наяву, и в снах. — От наркотика у нее кружилась голова. Она опустила ее на плечо Кия. — Как бы мне хотелось… Если бы мы могли…

Плечо Кия заколебалось от смеха.

— Иногда мне кажется, что Ааква по-прежнему жестоко забавляется со своими тварями.

… Откуда-то издалека звучал рассказ Кия об Амадине и тамошних ужасах; слушая его, Джоанн видела ужасы «Сторм Маунтейн» и кричала от страха. Ее плечи обняла рука, она прижалась лицом к груди Маллика, рука стала гладить ей лицо. Чужая рука, чужое лицо…

— Джоанн… Теперь ты в безопасности, Джоанн.

… Ей показалось, что она падает с головокружительной высоты. По лицу скользнуло что-то мягкое, потом раздался звук поспешно удаляющихся шагов…

— Джоанн Никол! Джоанн Никол!

Она открыла глаза, села прямо, снова закрыла глаза.

— Баадек?

— Баадек. Со мной человек, Мицак. Почему вы спите здесь? Джоанн сжала пальцами виски. Голова отчаянно гудела.

— Что вам обоим от меня понадобилось?

— Я пришел, чтобы пригласить вас на утреннюю трапезу, тщетно осмотрел ваши апартаменты и обратился за помощью к Мицаку. Утренняя трапеза и Тора Соам по-прежнему вас дожидаются.

Она уронила руки на колени.

— Я не голодна. Хочу вернуться к себе.

— К вашему сведению, майор, в утреннюю трапезу входит напиток если и не со вкусом кофе, то хотя бы с теми же свойствами, — вмешался Мицак.

— Сегодня вы еще самодовольнее, чем обычно.

Не дождавшись ответа, она поднялась и позволила драку и землянину отвести ее сначала в апартаменты, потом в столовую. Там ее, Мицака и Зая Каиду опять представили хозяину, Торе Соаму. Усевшись и получив в руки емкость с горячей жидкостью, она услышала с противоположной стороны стола голос Торы Соама:

— Скажите, Джоанн Никол, в чем привлекательность препарата, который принимает Кия?

Едва не падая в обморок от пульсирующей головной боли, она ответила:

— Понятия не имею!

— Прежде запах этого препарата исходил только от моего чада, теперь же он исходит и от вас.

— Я его обычно не употребляю. В этот раз я прибегла к нему, чтобы расслабиться и побороть реакцию отторжения.

— С какой целью?

Она оставила этот вопрос без ответа, попивая горячую жидкость.

— С какой целью, Джоанн Никол? Объясните хоть вы, Мицак.

— Цели могут быть самые разные. Я не могу прочесть ее мыслей.

Голос драка стал угрожающим.

— Вы ходите по тонкому льду, человек!

— И тем не менее ее мыслей я прочесть не могу. Как и мыслей Кия. Обращайтесь за ответами к тем, кто способен их дать.

— Ты смеешь цитировать Талман драку, мне? — После многозначительной паузы Тора Соам спросил: — Вы сами когда-нибудь принимали этот препарат, Мицак?

— Да. Но я способен объяснить вам только то, с какой целью это делал я, но не она.

— С какой же?

— Я могу ответить, но не имею желания. Вас это не касается.

После продолжительного молчания Тора Соам тихо проговорил:

— Все мы находимся под влиянием сегодняшних обстоятельств.

Остаток трапезы прошел в гробовом молчании.


Позже, когда унялась головная боль, Джоанн Никол медленно брела в солнечных лучах по древней, выложенной камнем тропе имения Тора. Ее вели, поддерживая с обеих сторон под локти, Баадек и Мицак. Одна рука принадлежала человеку, но по прикосновению она не могла отличить ее от руки драка.

— Мицак, вы ведете с Торой Соамом опасную игру, — сказал Баадек.

— Не опаснее вашей, Баадек.

— Полагаю, вам понятно, что разница все же есть.

Мицак горько усмехнулся.

— Формально есть, но не по существу. Тора Соам не… сам не свой в эти дни.

— Ты в своем уме, человек?

Джоанн остановилась, заставив остановиться и своих провожатых.

— Если вы намерены и дальше вести столь же загадочную перепалку, то введите меня в курс дела или уйдите прочь.

— Оставить вас здесь мы не можем, — ответил Баадек. — Вы не найдете дорогу назад. Мы можем поговорить о другом.

— Вот и хорошо. — Джоанн двинулась дальше, увлекая их за собой. — Как поживает Тора Кия?

— Вы напомнили мне об одном деле… Придется оставить вас на Мицака.

Баадек поспешно устремился вперед.

— Что происходит, Мицак?

— Все непросто.

— Не беда, я быстро схватываю. Объясните.

Мицак вздохнул и ничего не ответил. Однако через несколько минут раздался его голос:

— Ваша ночная встреча с Кия всех переполошила.

— Вы о чем? О «пастилке счастья»?

— Нет. — Пауза. — Никол, как вас угораздило вступить с Тора Кия в сексуальную связь?

Она почувствовала, что краснеет, и остановилась как вкопанная.

— Вы бредите! Черт, Мицак, вы запамятовали, что мы имеем дело с гермафродитами?

— И тем не менее…

Она вырвала у него свою руку.

— Идите к черту!

— Вы спросили меня, что происходит, чтобы получить ответ или чтобы устроить сцену?

— Почему бы вам не уйти, Мицак, и не заняться своими, уж не знаю какими, делами?

— Вы хотите, чтобы я вас отвел?

— Сама доберусь.

Мицак, поколебавшись, быстро зашагал прочь. Его шаги стихли. Джоанн осталась стоять в раздумьях, подставляя лицо солнцу и ветерку. Сексуальная связь…

Абсурд какой-то! Кроме того, что они гермафродиты, органы размножения запрятаны у них черт знает где!

Она отвернулась от солнца и нащупала ногой в сандалии край тропы. Каким образом человек — не важно, мужчина или женщина — может вступить в сексуальную связь с драком? Достаточно было краткого курса дракской биологии, чтобы развеять любые извращенные фантазии насчет возможности совместных любовных забав драков и людей. Мужские и женские органы размножения были спрятаны у каждой особи драка в нижней части живота, в особой складке.

Согласно древнему Истинному учению Ааквы, Рада сказал, что по закону каждый третий ребенок должен рождаться от слияния жидкостей двух разных особей. Складки могли растягиваться, чтобы позволить совокупление, однако участие в этой гимнастике человека можно было представить только как следствие сложной хирургической операции.

И все же в голову лезло невесть что… Ночью, когда она заплакала, ее плечи обвила рука, она спрятала лицо на груди Маллика, рука которого стала гладить ей лицо. Чужая рука, чужое лицо…

«Джоанн… Теперь ты в безопасности, Джоанн».

Ковыляя назад в апартаменты, она не могла избавиться от этих воспоминаний.

13

Порой вам станет являться ослепительное видение, которое затмит вам взор и ум, провозглашая себя Правдой. Вам остается отпрянуть и без устали разить это видение, словно перед вами чудище, питающееся вашим мозгом.

И только если, лежа перед вами, поверженное и на последнем издыхании, оно будет по-прежнему именовать себя Правдой, вы должны его принять, хотя и с большой оглядкой, памятуя, что самая опасная ложь всегда облачается в самые блистательные латы.

Айдан и Вековая война. Кода Итеда, Талман

После вечерней трапезы она сидела на подушках в комнате для музицирования, держа на коленях тидну и пытаясь наигрывать неумелыми пальцами бледное подобие амадинского сочинения Кия. Услышав знакомые шаги, она не прервала игры, а только спросила:

— Где ты провел сегодняшний день, Кия?

Шаги стихли, и она услышала, как драк опускается на мягкие подушки напротив нее.

— Твоя игра достойна сожаления, землянка.

Она перестала играть и поставила инструмент на пол.

— Кия, прошлой ночью…

— Не хочу об этом говорить.

Она улыбнулась.

— Тогда зачем ты пришел?

— Услышал игру и поспешил на выручку своему инструменту. — Драк долго молчал и все же, с запинкой, задал вопрос: — Что значила прошлая ночь для тебя, Джоанн Никол?

Она положила руки на колени.

— Точно не знаю. На мгновение я отождествила тебя со своим мужем — бывшим мужем, давно погибшим. Я так нуждалась в уверенности и покое…

— И ты обрела все это?

Она медленно кивнула головой.

— Да, обрела. А чем стала прошлая ночь для тебя?

В комнате сильно запахло наркотиком Кия.

— Хочешь?

— Нет. Так чем стала для тебя прошлая ночь?

— Видимо, тем же, чем и для тебя.

— Что-то не верится, Кия. Все имение Тора страшно переполошилось из-за этого события. Никак не пойму почему. Ты все им рассказал?

— В этом не было необходимости. Мы с тобой находимся в капкане тщательно продуманной талмы. Но событие прошлой ночи не было предусмотрено — следовательно, все, знакомые с талмой, отлично о нем осведомлены.

— Ты расскажешь мне обо всем этом подробнее?

— Не могу…

Кия встал и поспешно удалился.

Опершись на локти, она просидела в безмолвном одиночестве не меньше часа, пока какая-то неуловимая перемена в атмосфере не принудила ее вскочить и прислушаться.

Сам воздух пришел в движение; она чувствовала, как под ногами вибрирует пол, слышала легкое подрагивание стекол. То были докатывающиеся издалека ударные волны. Джоанн ощупью добралась до каменной стены, положила на нее ладони и двинулась к окну.

Вибрация усилилась, и вдруг раздались звуки характерных разрывов ультразвуковых боеголовок.

— Черт возьми!

Вооруженные силы Соединенных Штатов Земли атаковали планету Драко.

Она попятилась от окна и выскочила в коридор, неоднократно натыкаясь по пути на острые углы и падая. В коридоре она свернула налево и заскользила пальцами правой руки по стене, нащупывая дорогу к апартаментам. Вбежав к себе, она первым делом закрыла дверь в коридор, проскользнула в спальню и затаилась там.

Грохот атаки становился все оглушительнее. Она зарылась лицом в подушки, набросила на голову простыню, как ребенок, спасающийся от темноты. Увы, от темноты, окружавшей ее, спасения не было.

Зловещий вой и грохот прервались так же внезапно, как начались. Она села на кровати и, вцепившись в угол подушки, приготовилась ждать, когда за ней придут.


… Ей приснился сон. Нет, то был не сон, а калейдоскоп впечатлений, обрывки не умещающегося в воображении целого…

… Они обсуждали игру так, как люди обсуждают состоявшуюся партию в бридж или покер…


В чирн-ковахе ее поместили в палату, где все было приготовлено для лишения ее органов чувств какой-либо информации: она ничего не видела, ничего не могла нащупать, почти ничего не слышала. Потом в виде развлечения ей был пожалован Талман.

Чуждость всего, что ее окружало, полное неведение обо всем превратилось в едва ли не знакомую обстановку — и все благодаря тому, что над другими ее чувствами не могли возобладать зрительные образы.

Из головы не выходила тревожная мысль: ею владеет просто любопытство, но стоит прозреть — и ее охватит животный ужас…


«Для Торы Соама война — гигантская головоломка, которую он стремится разгадать, увлекательная задачка. Родитель, по-моему, наслаждается ее масштабами и сложностью. Вы и я — всего лишь два параметра среди триллионов, из которых состоит головоломка».


… Они прошли крещение в огненной купели и выжили, чтобы торжествовать при виде отступающей дракской пехоты.

Рядом с Джоанн упал в грязь Морио Тайзейдо. До нее донесся его хриплый голос:

— Если бы сейчас меня настигла смерть, я бы умер счастливым. Мы их опрокинули! Это же надо, черт возьми, опрокинули!

… Не была ли эта радость призывом к сражению, к войне, к смертоубийству; если да, то как быть со здравыми суждениями?

Все правила были попраны, последствия происходящего не принимались в расчет, не учитывалось ничто, кроме одного: драки отступают! В тот крохотный отрезок времени остатки гарнизона торжествовали победу…


— … Ты не учел двух важнейших участников переговоров. Где Маведах? Где Фронт Амадина?

Рада Кия презрительно фыркнул.

— Я отказываюсь вести переговоры с Фронтом. Или это соответствует замыслу вашей игры? — осведомился он у Торы Соама и снова обратился к Кия: — Интересы Фронта будут представлять Соединенные Штаты Земли, а Палата драков — интересы Маведах.

Игра?

Тора Кия усмехнулся:

— О нет, уважаемый родительский гость! Интересы Палаты драков и интересы Маведах — не одно и то же. Сержант Бенбо впервые подал голос:

— Рада Кия, если Фронт не примет участия в переговорах, мира не видать. Если такие переговоры начнутся, Фронт Амадина обязательно захочет послать на них собственного представителя. Фронт желает завершения войны, но на определенных условиях. То же самое можно сказать о Маведах.

… Зай проворчал:

— Что ж, пускай стороны сформулируют свои цели: чего каждая сторона намерена достичь на переговорах. Когда мы познакомимся с диаграммами…

— Никаких диаграмм не будет, первый заместитель, — прервала его Джоанн. — Люди-переговорщики не знакомы с талмой.

— Но у людей должен существовать какой-то ее эквивалент.

— Ситуационная оценка, формулировка цели, прокладка пути не являются у людей систематизированными дисциплинами.

Первый заместитель председателя Палаты Зай нетерпеливо засопел:

— Так или иначе они ставят перед собой цели. Мицак не сдержал усмешки…


«… Талман-ковах, опираясь на свои возможности, ожидает перемирия между нашими силами и Соединенными Штатами Земли».

«Осуществимость прогноза и польза от перемирия зависят от множества параметров. Перемирие последует немедленно после сражения, о котором тоже уже многое известно…»

«… Что бы ни воспоследовало — мир или возобновление войны, — здравый смысл диктует, что наилучший способ последовать талме — сделать разумный выбор, а не пойти на поводу у невежества, злобы или случайности. Для того чтобы согласиться с этим утверждением, не обязательно заглядывать в диаграммы…»


… Внезапно перед ее мысленным взором предстали, как персонажи на сцене, герои «Предания о Лите» из «Кода Овсинда».

Лита изобрел для своих учеников игру…

… На дракской половине стола установилась недоуменная тишина. Наконец овьетах фанген-коваха Суинат Пива не удержался и со смехом проговорил:

— Мне понятен замысел вашей игры, Тора Соам. Очень разумно. Примите мои поздравления.


Поздравления?

Игра?

Хороши игрушки…


Ее разбудило собственное прерывистое дыхание. Она лежала на боку, вцепившись в край подушки. Ее окружала мертвая тишина. Налет кончился.

Она выпустила подушку и села. Сны стали стремительно тускнеть, дробиться… Желудок подсказывал, что она пропустила завтрак.

Почему за ней не зашел Баадек?

Она встала, добралась до двери и открыла ее, а также дверь комнаты для встреч. Из коридора не доносилось ни звука, что свидетельствовало о том, что входная дверь заперта, и служило ответом на вопрос о не появлении Баадека. Закрытая входная дверь была равнозначна для драка табличке «Не беспокоить».

Она отперла входную дверь. В коридоре было тихо. Она потратила несколько минут на умывание и натянула чистое платье, после чего двинулась по коридору вправо. Приблизившись к анфиладе просторных помещений для жилья и досуга, она услышала голоса.

Один принадлежал Торе Кия. Джоанн осталась в коридоре, напряженно прислушиваясь.

— Когда ты приступишь к командованию новым денве, Кия? — спрашивал незнакомый Джоанн голос.

— Пока неизвестно. В настоящее время я выполняю особое задание нашего родителя. Как долго это продлится, предугадать невозможно. А ты? Когда ты возвращаешься в распоряжение денве Итеда?

— Всего через несколько дней. Рана пустяковая.

— Офицер третьего разряда! Наверное, ты самый молодой в денведах, добившийся этого чина. Я горжусь тобой. Наш родитель тоже горд тобой, Видак.

Видак?

Син Видак…

Так звали ребенка, которого она вроде бы вытащила из огня…

Офицер третьего разряда? По голосу не похоже: слишком взрослый…

— После сражения на Файрине IV многие получили повышение, Кия.

Джоанн услышала, как один из беседующих встал и заходил по комнате. Молчание, шаги, затишье.

— Что это?! Будь я проклят! Это человек, Кия!

Джоанн слышала, как Кия выходит в коридор, подходит к ней.

— Ты, верно, все позабыл, Видак? Это же женщина, которая спасла тебя от огня на Дитааре.

Томительная пауза. Наконец драк, откликавшийся на имя «Видак», пробормотал:

— Разумеется… Как вы себя чувствуете этим утром?..

— Джоанн Никол, — подсказал Кия.

— Как вы себя чувствуете этим утром, Джоанн Никол?

Джоанн отпрянула к стене, пытаясь постичь правду и ложь. Ей одновременно хотелось бессильно разрыдаться и разразиться богохульственными проклятиями, но на память вовремя пришел ученик из Ааква-коваха.


«И сказал Шизумаат Намндасу, что проверять надлежит как правду, так и ложь.

— Правду проверяй, принуждая ее солгать; ложь проверяй, принуждая ее к правдивости».


Она протянула руку.

— Ты — Син Видак?

— Да. — После некоторого замешательства теплые пальцы драка сжали ее ладонь. — Очень рад с вами познакомиться, Джоанн Никол.

Джоанн облизнула пересохшие губы.

— Возможно, ты ответишь на вопрос, давно мучающий меня.

— Если мне это под силу.

— Что случилось с тремя твоими одноклассниками, которых я вытащила из огня вместе с тобой?

— М-м-м… — Пальцы драка напряглись. — Они живы и здоровы.

— Все трое?

— Да.

Она выпустила трехпалую руку.

— Их было всего двое.

— Видак был тогда совсем юн и страшно напуган, — вмешался Кия. — Кто же запомнит такие частности при подобных обстоятельствах?

В голове Джоанн вились и пересекались миллионы путей талмы; она то оказывалась в тупике, то натыкалась на решение.

— Я слышала, как Кия назвал тебя офицером третьего разряда, Видак.

Смущенно переминаясь с ноги на ногу, Видак ответил:

— Наверное, нам лучше вернуться к этому разговору позже, Джоанн Никол. Вы нехорошо выглядите.

— Находясь на излечении в чирн-ковахе, я слышала, что ты поступил на службу в тзиен денведах.

— Поступил и служу.

— Сколько времени у вас уходит на начальную военную подготовку?

— Это не…

— Видак, — перебил его Кия, — тебе, видимо, следует сообщить нашему родителю, что Джоанн Никол…

— Сколько длится начальная подготовка, Видак? — повторила она свой вопрос, схватив его правой рукой за запястье. — Ничего, я сама отвечу: моя работа в том и состояла, чтобы знать такие вещи. Начальная подготовка занимает в тзиен денведах один квартал. Потом еще полгода, чтобы стать пехотинцем. А ты — офицер третьего разряда! В тзиен денведах не перепрыгивают через звания; промежуток между двумя званиями никак не может быть короче полугода. Сколько же всего времени продолжался твой рост, драк?

— Прошу вас…

— Сколько? — Она выпустила руку Видака. — Как насчет шести лет? И это — минимум.

Тора Кия фыркнул. Син Видак поспешно удалился от них по коридору.

— У тебя было сильное ранение…

— Но шесть лет, Кия! Шесть лет… Неужели ты будешь меня уверять, что я пришла в себя целых шесть лет тому назад? Здорово же бежит время, когда вы развлекаетесь!

— Не понимаю.

— Мне нужны ответы. Немедленно!

— Геджи! — позвал Тора Кия. К спорящим кто-то подбежал.

— К вашим услугам, Тора Кия, — раздался голос.

— Попроси моего родителя прийти в зеленую палату.

— У Торы Соама встреча с первым заместителем Заем.

— Скажи моему родителю, что Джоанн Никол столкнулась с Сином Видаком и что Видак оказался несколько старше, чем запомнилось нашей гостье.

— Будет исполнено, Тора Кия. — Драк по имени Геджи с места набрал скорость и понесся прочь по коридору. Кия взял Джоанн за руку и провел в комнату.

— Не надо ни в чем винить Видака. Просто он не участвует в игре.

Она наткнулась коленями на диван и села.

— Вы рассержены, Джоанн Никол, но это пройдет.

— Я проливала слезы по ребенку по имени Син Видак.

— Знаю.

Опять ее рассудок оказался на распутье: она добралась до нового узла головоломки. Откинувшись, она произнесла:

— Как жаль все-таки, Кия, что драки — гермафродиты!

— Почему?

— Я бы с удовольствием наградила тебя дюжиной разных имен, но ты, ствоим расположением органов, все равно не поймешь, в чем смысл.

— М-м-м…

Из коридора донеслись взволнованные голоса, поспешные шаги. Она услышала, как Тора Соам и Зай Каида по очереди кричат на Сина Видака.

— Бедняга Видак! — грустно проговорил Кия. — Ничего себе, возвращение домой героя тзиен денведах!

14

Произвольная цепочка событий, именуемых нами «случайностью», представляет собой такие же реальные пути, как и те, что спланированы, отражены в диаграммах и осуществлены согласно принципам талмы. Если такая случайность изменяет настоящее в желательном направлении, то данный путь обладает преимуществом: он уже доказал свою действенность.

Предание о Лите, Кода Овсинда, Талман

В зеленой палате долго молчали. Было так тихо, что Джоанн казалось, будто она слышит, как Тора Соам вращает глазами, глядя то на Тору Кия, то на нее, то на Зая Каиду, то снова на Кия. Наконец Тора Соам нарушил молчание.

— Что вам известно, Джоанн Никол?

— Как мне однажды сказали, на такой вопрос пришлось бы отвечать не один час. Было бы куда эффективнее, если бы вы сами объяснили мне, что мне следует знать.

Снова молчание, потом вздох.

— Катастрофа! — Голос Торы Соама изменил направление. — Прямо не знаю, что сказать, Зай Каида…

— Что я слышу, Соам? Паника? Это не катастрофа, а простая случайность. — Зай казался ничуть не встревоженным. Кия рассмеялся.

— Родитель мой, разве овьетаху Талман-коваха так подобает подходить к проблемам? Или на вас столь сильно повлиял ночной налет? Неужели проблемы реальной войны стали для вас важнее забавной головоломки?

Кия не должен бы был проявлять такую неуважительность.

Ответ Торы Соама источал яд.

— Твои речи, Кия, малопродуктивны.

— Примите мои извинения, уважаемый родитель. Вернемся же к вопросу Джоанн Никол.

— Почему никто меня не предупредил, что Видак возвращается домой?

— Видак хотел преподнести всем нам сюрприз, — со смехом ответил Кия.

— Неуместное веселье, Кия. — Джоанн подалась вперед, уперлась локтями в колени. — Я требую, чтобы мне ответили! Отставьте ваши семейные раздоры. Скажите, Тора Соам, действительно ли ночью случился налет или это снова была демонстрация, рассчитанная только на меня?

— Самый настоящий налет.

— Поговорите с ней, родитель мой, поговорите!

— Верно, настало время отвечать. Вы правы, Зай Каида: происшедшее — случайность. Однако действенность избранных путей еще подлежит проверке.

Джоанн услышала, как кто-то из драков поднимается с места.

— Я полагаю, Кия, — раздался голос Зая Каиды, — что Соам лучше разберется с землянкой с глазу на глаз.

— Но мне так хочется при этом присутствовать!

— Я согласен с уважаемым Заем, Кия, — веско проговорил Тора Соам. — Потребность Джоанн Никол в ответах на ее вопросы важнее твоего желания понаблюдать, как будет выкручиваться твой родитель. Что касается твоего вопроса мне, Кия, то головоломка никогда не была забавной, о чем, уверен, еще напомнит тебе некто, весьма для тебя важный.

После непродолжительной паузы Кия встал и покинул вместе с Заем Каидой зеленую палату. Джоанн небрежно откинулась.

— Итак?

— Беседа получится длинной.

— Время — это как раз то, чего у меня пруд пруди.

— Трудно даже определить, с чего начать. У вас есть какие-нибудь конкретные вопросы?

— Хотя бы такой: сколько ваших поганых кизлоддов участвует в этой шараде?

— Точной цифрой не располагаю. Участников сотни. И вы — не единственный человек. На вас указал слепой случай.

— То есть?

— Ваша слепота.

— Разве моя слепота — не часть розыгрыша? Я действительно ослепла?

— Да. У вас с нет оснований верить мне, но это чистая правда.

— Меня, наверное… Ваши люди меня ослепили?

— Нет-нет! — Собеседник завозился, сделал несколько шагов вправо. — Изложите мне главные принципы и структуру талмы, Джоанн Никол.

— Еще чего! И не подумаю, драк. Я не ваша ученица. Я…

— Вам придется меня послушаться, Джоанн Никол, в противном случае я не смогу ничего вам объяснить. Речь идет о многолетнем труде. Главные принципы и структура талмы.

Джоанн пощипала себя за нижнюю губу.

— Хорошо. Назначение — достижение целей. Структура, в общем, заключается в знании настоящего и его вариантов, необходимых для достижения целей в будущем, и в обнаружении, выборе и использовании путей, ведущих от настоящего к желанному будущему.

— Правильно.

— В чирн-ковахе мне все равно больше нечем было заняться. Не такое уж крупное достижение.

Тора Соам усмехнулся.

— Бывают зрячие ученики, которые учатся дольше, чем вы, и все равно преуспевают меньше.

— Так в чем же суть?

— В этом и суть. — Он обошел ее слева. — Позвольте мне рассказать вам о войне кое-что из того, о чем вы не знаете. Война включает огромный набор реальностей и целей, однако она — явление, а следовательно, подчиняется структуре талмы. Мы живем в настоящем и знаем, какого бы будущего нам хотелось; остается лишь найти пути от первого ко второму и воспользоваться ими.

— Дальше.

Шаги, молчание.

— В нашем распоряжении нет пригодных путей. Запомнили ли вы урок первой вечерней трапезы, осознали ли его? Главное — спор между Торой Кия и Эмосом Бенбо.

— Урок прост, Тора Соам. Все стороны не могут получить всего, чего желают. Цели Маведаха и Фронта исключают друг друга.

— А в чем разница между кажущейся и действительной целью?

— Кажущаяся цель воспринимается как таковая и заявляется; действительная цель — суть различие между настоящим и желаемым будущим.

Джоан почувствовала, что Тора Соам опускается на диван с ней рядом.

— Каковы кажущиеся и действительные цели Маведаха и Фронта?

Кажущиеся цели были очевидны: каждая сторона требовала не больше и не меньше, чем уничтожения противоположной стороны. Что же до действительных… Сведение старых счетов? Счастье? Обработка всего населения планеты, чтобы стороны научились сосуществовать?

— Точно не знаю.

— М-м-м… Вот что я вам скажу: при теперешнем соотношении сил Палата драков и Соединенные Штаты Земли проявят склонность вернуть захваченные территории и прекратить военные действия. Но только не на Амадине.

— Имели ли место переговоры?

Тора Соам издал неопределенный звук.

— В некотором смысле. Скорее взаимное информирование и налаживание связей, нежели конкретные результаты.

В зеленой палате повисла близкая к отчаянию тишина. Казалось, драк ждет от Джоанн какого-то ответа. Она потерла виски и задумалась.

— Зай Каида и другие драки, присутствовавшие на трапезе, — это дракские представители на переговорах?

— На бывших переговорах.

… И тут с ней заговорило прошлое.


«И сказал Ухе своим полководцам:

— Пусть никогда больше ни одно племя не голодает из-за границ, запретов или законов…»

«Ученик Шизумаат говорил жрецу Ааквы:

— Я вижу, что между племенем маведах и выживанием стоял закон; вижу, что это был не священный закон, а правило, придуманное на Синдие; вижу, что Ухе понял это и пренебрег законом ради спасения племени. Поэтому истина, которую я из всего этого вывожу, состоит в том, что законы должны служить Синдие, а не Синдие — законам».


В некотором смысле всякий кризис, описанный в Талмане, коренился в «талмаи верухуне» — соблюдении правил, заданности. Разрешение всякого кризиса достигалось выходом за рамки правил. Талма представляла собой упорядоченное учение, описание путей и правил выхода за пределы правил.

Малтак Ди говорил в «Кода Нишада» своим ученикам: «Талма — не сам путь, а путь для поиска путей».

Заданность… Каждая серьезная заминка в прогрессе человечества, каждый крупный кризис в человеческой истории тоже диктовался «талман верухуне». Всюду — в религии, философии, науке — беда заключалась в слепом следовании правилам.

— И Соединенные Штаты Земли, и Палата драков живут по правилам ведения войны.

— Да.

— И вы хотите найти с моей помощью способ выйти за пределы этих правил?

— Да, если он существует.

Слишком многое в одно мгновение встало на свои места, слишком разболелась у нее от прозрения голова. Она не могла, не хотела признаться себе в том, что уже знала, в том, что хотел ей внушить Тора Соам, в том, что дальше предпримет в этой связи овьетах.

… На дракской половине стола установилась недоуменная тишина. Наконец овьетах фанген-коваха Суинат Пива не удержался и со смехом проговорил:

— Мне понятен замысел вашей игры, Тора Соам…

Джоанн встала.

— Я должна удалиться к себе, Тора Соам. Мне нехорошо. Кажется, мне тоже понятен смысл вашей игры.

Она услышала, как Тора Соам поднимается.

— Как же вы поступите, Джоанн Никол? Она ощупью направилась в коридор.

— Как вы поступите? — неслось ей вслед.


Джоанн несколько минут просидела в своей комнате для развлечений, стараясь овладеть собой. Потом с криком: «К чертям!» — принялась крушить все вокруг. Она рвала подушки, толкала предметы и наслаждалась шумом множественных падений.

Ну и хитрецы! Тора Соам! Скотина!

У нее посыпались искры из глаз. Опомнилась она на полу с гигантской шишкой на лбу. Сокрушение каменной стены оказалось нелегкой задачей.

Вот дура!

Она встала, заползла в ванную и стала бороться с шишкой, намочив в холодной воде край полотенца.

Игра… Способ выигрыша Литы: «Я выиграл!»

Хорошенькая игра!

Теперь она понимала, что ее обнесли забором из правил и держат на голодном пайке из специально подобранных обрывков истины. Тора Соам и другие магистры Талмана обнаружили, что не могут вырываться за рамки правил. Какой-то вселенский Лита нагородил вокруг Амадина, Соединенных Штатов Земли, Палаты драков частокол из правил, не позволяющий положить конец войне, не уничтожив сначала обе цивилизации — человеческую и дракскую. Слишком могущественно было оружие, слишком хитроумны тактики.

Требовался луч света, талма, выявляющая сущность структуры, чтобы побороться с последней при помощи иной структуры более высокого порядка.

Она, Джоанн, была частью талмы, призванной пролить этот луч света. Поиск путей ради нахождения путей ради… и так далее.

Колеса внутри окровавленных колес…

Она выпрямилась. Вот почему ей не давали в чирн-ковахе палочку, положенную слепым! Чтобы не набрела на то, на что не следует набредать.

Пур Сонаан со своим проклятым плейером, любимые куски Венчи Эбана…

Испуг Венчи Эбана, когда его застали отлынивающим от уборки… «После рождения моего единственного ребенка, Хируода, мои органы размножения (трогательная пауза, свидетельствующая о неизжитом горе) были удалены. Хируод погиб…»

— Черт бы их всех побрал!

Второстепенные персонажи: Вунзелех, Мицак, Тегара — о, та вообще была безупречна!

«Ваше имя? Как, у вас желтая кожа?»

«Как и у тебя, жаба».

Тора Кия, ударивший ее в приступе гнева, славный старый Баадек, клянущийся в вечной преданности…

Все они молодцы. Боже правый!

Если дело обстоит именно так, то Тора Соам стоит сейчас у нее в дверях, с отчаянием наблюдая, как его сложнейшая талма терпит крах.

Джоанн развернулась и ощупью добралась до комнаты для встреч.

— Тора Соам.

— Да.

— Ну и поработала ваша шайка негодяев! Зачем все это?

— Прекращение войны — не веская причина?

— Почему вы выбрали меня?

— Вы — одна из множества драков и людей, обладающих уникальными достоинствами, отобранных компьютерами Талман-коваха. Непредусмотренное нами сопротивление, оказанное подразделением под вашим командованием при обороне «Сторм Маунтейн», сделало вас участницей группы избранных. Спасение вами детей…

— Неужели тот налет тоже был ненастоящим?

— Налет был всамделишным. Хотя я понимаю, что вы все равно подвергаете сомнению каждое мое слово.

— Тут вы правы, Тора Соам.

Джоанн закрыла лицо руками. Почему при встрече с Бенбо она почувствовала знакомый цветочный запах? Уборка… Венча Эбан!

— Дьявол? Неужто Бенбо — драк?

Тора Соам невольно рассмеялся.

— Примите мои извинения. Ваш Эмос Бенбо по-прежнему находится на Дитааре.

— Кто же тогда?..

— Его зовут Фанда. Один из наших способнейших актеров.

— Драк?

— Да. Было необходимо, чтобы о ненависти, испытываемой людьми из Фронта Амадина, вам напомнил некто, к кому вы испытываете полное доверие. Фанда долго изучал Бенбо. — Тора Соам помолчал. — Ущерб уже нанесен, и я не усугублю его, если сообщу вам, Джоанн Никол, еще кое-что, от чего у вас полегчает на душе: по моему приказу Леонид Мицак сказал вам неправду о потерях, вызванных нападением на полигон в Ве-Бутаане. Все ваши люди остались в живых.

Джоанн привалилась к стене. В голове крутились тысячи мыслей одновременно,

… По пути на Драко она находилась под действием наркотиков, бредила и вспоминала Маллика и свое неродившееся дитя, Морио, Бенбо, отрывки битвы за «Сторм Маунтейн»…

А еще — университет… Но она никогда никому не рассказывала про Маллика и про ребенка, от которого отказалась…

И гул, гул…

— А мои воспоминания… Я вспоминала события, отчасти не происходившие…

— Отчасти это правда.

— Черт побери, куда вы только не сунули свой нос!

— Вы слепы, Джоанн Никол. Война продолжается, остается проблема, требующая решения.

Она услышала шаги: Тора Соам подошел к ней, взял за руку.

— Пойдемте со мной. Вашими усилиями апартаменты более не пригодны для проживания. Я распоряжусь, чтобы здесь прибрали и заменили обстановку.

Они вышли в коридор и свернули направо.

— Поймите, Джоанн Никол, следование данной талме требовало, чтобы вы воспринимали вещи и как человек, и как драк. Возможно, несвоевременное появление Син Видака нарушило эту вашу способность, а возможно, и нет. Если верно последнее, то случайный толчок столь же полезен для ваших мыслей, как и запланированный. Однако все участники этой войны подчиняются заданному своду правил.

— Это ясно и мне.

— Превосходно. Но ясно ли вам, чьими правилами мы связаны — собственными или навязанными извне? Джоанн покачала головой.

— У меня нет на это ответа. Он на Амадине. Но это понятно и вам.

— Да, мы знали, что ответ следует искать на Амадине. Но мы не знаем, как сформулировать вопрос, чтобы получить этот ответ. Наши делегаты снова пытаются начать переговоры с людьми. Вы полетите с нами на Амадин?

— Сперва ответьте: Венча Эбан в чирн-ковахе…

— Эту роль тоже исполнил Фанда.

Мысленные образы, звуковая память — все встало на свои места. Нашли объяснение и непочтительные реплики, и колебания, предшествовавшие слову «родитель».

«Тора Соам не… сам не свой в эти дни».

— Фанда — замечательный актер.

— Я передам ему вашу похвалу.

Джоанн остановилась перед драком.

— Когда кончится вся эта проверка?

— Не понимаю.

— Вы тоже актер. Все это — еще один розыгрыш. Вот я и спрашиваю: когда конец проверке?

Драк помолчал и ответил совсем другим, гораздо более высоким голосом:

— Думаю, ей уже пришел конец.

15

«Выбор» — не пустое слово, которым я пользуюсь просто так, Арлан: в нем заложена сущность нашей расы. Жить — значит иметь возможность ставить цели: конкретная жизнь невозможна без выбора. А любой выбор означает постановку цели… Без цели ты просто занимаешь место в пространстве — не только в этой комнате, в этом ковахе, но и вообще во Вселенной.

Либо найди цель, либо уступи место другому, имеющему цель.

Предание о Малтаке Ди, Кода Нушада, Талман

Джоанн сидела на заднем сиденье. По словам Баадека, управлявшего машиной, он вез ее в Талман-ковах.

«То есть я принимаю это за заднее сиденье машины, я принимаю это за езду, я принимаю это существо за Баадека…»

— Водитель, ты кто?

— Вы меня не узнаете, Джоанн Никол? Я — Баадек.

— Нет, кто ты по-настоящему?

Драк прищелкнул языком.

— Меня зовут Хида My.

— Тоже актер?

— Из одной труппы с Фандой.

Джоанн потерла глаза, от движения машины ее укачивало…

«Я только принимаю это за машину, а движение — за езду…»

Ей на память пришло изречение Шизумаата: «Лучше вот во что поверь: все подвергать сомнению, ничего не принимать за абсолютную истину, никакой путь не считать безусловно верным».

Она нащупала ручку открывания дверцы и надавила на нее. Дверца распахнулась, и она попыталась выбраться наружу…

С места водителя раздалось проклятие, взвизгнули тормоза. Инерцией непредвиденного виража Джоанн потащило в распахнутую дверь. Машина остановилась, сильная рука задержала Джоанн на сиденье. Потом водитель отпустил ее, и она, потеряв опору, вывалилась на дорогу.

— Сумасшедшая!

Вокруг машины испуганно забегали. Драк опустился с ней рядом.

— Вы не пострадали? Овьетах свернет мне шею. Вы только взгляните на свое колено!

— Хотела бы, да никак не могу, драк. — Она с трудом приняла сидячее положение, ощупывая правое колено. — Пустяки, царапина. Даже крови нет.

— Зачем вы так поступили, Джоанн Никол? Зачем так меня подвели?

— Возникла необходимость проверить истину, попытавшись превратить ее в выдумку. Разве не этому вы, кизлодды, все время меня учите? Ничему не доверяй!

— Но ведь вы не станете проверять, остро ли наточен нож, всаживая его себе в лоб?

Ее приподняли под мышки и втащили обратно в машину. Захлопнув дверцу, водитель-драк обошел машину и, ругаясь, залез на свое сиденье. Последовавшие затем металлические звуки свидетельствовали, по разумению Джоанн, о запирании замков.

— Умоляю, досидите спокойно до приезда в ковах!

Машина снова тронулась с места.

— Драк!

Возмущенное молчание.

— Что?

— Откуда мне знать, что это действительно будет Талман-ковах?

— Это… Это не моя проблема, землянка. Не моя!

Джоанн откинула голову, довольствуясь реальностью только что проведенного опыта — саднящей коленкой.

Возможность доверять — вот чего ей не хватало больше всего.

Ее оставили на диване. После ухода водителя-драка она поднялась и стала исследовать помещение. Это была небольшая комната для встреч: два дивана, две двери одна напротив другой, гладкая обивка на полу и на стенах. Она вернулась на диван.

Раздался звук открываемой двери, мягкие незнакомые шаги. И вот шаги затихли.

— Добро пожаловать в Талман-ковах, Джоанн Никол. Я — овьетах Тора Соам.

Это был совсем не тот голос, который она слышала в чирн-ковахе, не тот, что звучал в имении Тора — если, конечно, допустить, что она находилась прежде в имении Тора…

Некто, назвавшийся Торой Соамом, продолжал:

— Судя по вашему виду, у вас накопились вопросы. Я готов ответить кое на какие. Спрашивайте.

— Вы — не тот Тора Соам, с которым я знакома.

— Вас это удивляет?

— Нет. Мой порог удивления поднимается все выше.

— Великолепно.

— Но эта игра смехотворна!

— У нее есть цель. Вы бы не попали сюда, если бы не постигли, в чем она состоит.

Драк — если это был драк — умолк; Джоанн услышала, как он садится на противоположный диван.

— Иногда мне кажется, что цель мне ясна, но иногда появляются сомнения.

— У вас есть вопросы?

Есть ли у нее вопросы? Еще бы! Только получит ли она прямой ответ хотя бы на один?

— Тора Кия.

— Начнем с него.

— Тора Кия — тот, с которым я познакомилась, — ваш первенец?

— Да.

— То, что относилось к Тора Кия, было подлинным?

Существо, назвавшееся Торой Соамом, засмеялось.

— Забавное слово — «подлинный». Полагаю, что да — если что-то вообще может претендовать на подлинность. Кия не одобряет моих игр. То, что он испытал на Амадине, затмило его ощущение талмы. Полагаю, Митра Квим убедительно сыграл мою роль.

— Роль Кия — тоже часть розыгрыша? Опять смешок.

— Отчасти, но мы с вами говорим о разных событиях. Ваша, м-м-м… любовная связь со всеми ее последствиями остается для меня не совсем понятной.

Джоанн почувствовала, что краснеет.

— Как вы узнали о той встрече?

— От самого Кия. Мой первенец достаточно знаком с талмой, чтобы не навредить моим планам. Впрочем, этого не произошло. Ваша встреча с Сином Видаком — другое дело. Здесь пока еще нет определенности.

— Драк…

— Ко мне полагается обращаться — «овьетах» или «Тора Соам».

— Меня об этом уже предупреждали, драк.

— М-м-м.

— У меня даже нет уверенности, что передо мной драк. Ведь ваш Фанда — если это в действительности его имя — вполне убедительно сыграл человека.

Джоанн услышала, как ее собеседник встает и делает три шага по направлению к ней. На ее руку легла чужая рука.

— Можете сосчитать пальцы.

Она ощупала обеими руками трехпалую ладонь, потом занялась локтем драка, плечом, шеей; наконец ее пальцы стали шарить по его физиономии. Гладкая кожа, слабый намек на нос, выпирающий лоб… Рот открылся.

— Вы удовлетворены?

Руки Джоанн скользнули по груди драка, сжались в кулаки и ухватили его за складки одежды.

— Вдруг у вас на лице маска? Мне бы следовало сорвать с вас одежду и пошарить у вас промеж ног.

Сильные руки, сжав ее кисти, оторвали ее руки от одежды драка.

— Сядьте, Джоанн Никол.

Руки не отпускали ее, пока она снова не села на диван. Только после этого драк вернулся на свое место.

— Вы испытали на себе некий процесс и открыли для себя, чему этот процесс служит. Это являлось частью вашего образования. У вас в руках элемент ответа, необходимого для прекращения войны. — Драк поднялся и, судя по шагам, стал расхаживать взад-вперед. — За то короткое время, что ушло у меня на эту фразу, погибли либо получили ранения более двухсот дракских и земных военнослужащих. — Тора Соам еще немного походил и остановился. — У вас был вопрос.

— Почему в этот процесс оказалась вовлечена именно я? Мне говорили, что я — одна из сотен.

— Верно. Но случилось два события: процесс вашего образования ускорился ввиду случайных обстоятельств появления Видака, а Соединенные Штаты Земли и Палата драков тем временем сблизили свои позиции по условиям прекращения огня.

— Условия прекращения огня?

— Эти условия близки к тем, что предлагали все вы в процессе обучения, но с одним исключением: ассамблея Девятого Сектора запросила разрешения прислать на переговоры своих наблюдателей и получила его.

— Девятый Сектор? — Джоанн нахмурилась от смутных ассоциаций. — С какой целью?

— Заявленная цель — наблюдать за ходом переговоров и сообщать о них ассамблее Сектора.

— Вы подозреваете иную цель?

— У меня всегда масса подозрений, а у вас?

Джоанн нехотя кивнула.

— Тора Соам, каковы остальные условия прекращения огня?

— Как я погляжу, я уже стал Торой Соамом.

— На время.

— М-м-м… Условия таковы: силы людей и драков прекращают всякое продвижение и остаются на прежних позициях; на Амадине создается демилитаризованная зона, охраняемая совместно людьми и драками. Между тем вам известно, что ни зона, ни военные, ее охраняющие, не способны остановить бои на Амадине.

Скоро будет создана совместная драко-человеческая комиссия, которая станет наблюдать за возвращением захваченных территорий, а также за колонизацией новых планет. Конечно, как вы справедливо указали, прекращение огня на Амадине не может быть закреплено договором, пока не будет найдено решение конфликта на этой планете. А сделать это невозможно, пока мы не поймем, каким образом оказались в рамках конкретной заданности.

Джоанн села поудобнее.

— Возможно, я могу оказать вам помощь. Но только в случае, если вы перестанете морочить мне голову. Мне надо иметь точку опоры, какие-то отсылки к реальности, что-то, чему можно доверять.

И тут драк повторил изречение Шизумаата:

«Лучше вот во что поверь: все подвергать сомнению, ничего не принимать за абсолютную истину, никакой путь не считать безусловно верным. Пусть это станет твоей догмой, в которой ты найдешь покой и уверенность; ибо в этой догме заключено твое право править низшими тварями во Вселенной; в ней же — твое право избирать себе талму; в ней же — твое право на освобождение от догмы».

— Этот последний совет едва не стоил мне жизни.

— Талма не обещает бессмертия, а лишь повышает ваши шансы на достижение цели. — Судя по голосу, Тора Соам отвернулся. — Никто не требует от вас, землянка, чтобы вы полюбили или одобрили все это. Понять — вот ваша обязанность. Через несколько дней мы отбываем на Амадин. Придется много дней вести переговоры, прежде чем мы добьемся прекращение огня. Вы полетите со мной на Амадин?

— Кто еще полетит с нами?

— Кое-кто из моих советников по Талман-коваху, а также Леонид Мицак и мой первенец, Тора Кия.

— Зачем?

— Оба понимают вашу роль во всей этой затее. Их задача — оказать вам помощь.

— А какова ваша задача, Тора Соам?

— Давать советы нашим парламентерам.

— А моя?

— Давать советы мне.

Джоанн провела ладонями по лицу и уронила руки на колени.

— Вы так и не дали мне ответов.

Драк усмехнулся.

— События не позволяют ждать. Все ответы мы получим на Амадине. Вы полетите?

— Разве у меня есть выбор?

— Конечно. Я не могу заставлять вас искать ответы.

— Зато в этом преуспели ваши люди.

— То, какие сведения оказались в вашем распоряжении, было обусловлено вашей слепотой и мною. Вас никто ни к чему не принуждал. Вы сами пришли к выводам на основании вами же сделанного выбора. Итак, будете ли вы сопровождать меня на Амадин, Джоанн Никол?

— Мне очень хочется ответить вам «нет», потому что вы поступили со мной не…

— Полагаю, вы хотели сказать «нечестно»? Полагаю также, вам уже известно, чего стоит это слово.

Лита со своими проклятыми шестнадцатью бусинами… «— Это несправедливо, джетах.

— Твой ответ зиждется на глупости». Джоанн прикусила нижнюю губу и медленно кивнула. «Страсть обусловлена правилами…»

— Я полечу с вами.

Тора Соам вышел из комнаты. На смену его шагам пришли другие, знакомые шаги.

— Мицак?

— Я буду с вами на Амадине.

— Знаю. Мне кажется, Мицак, что с нами забавляется Лита.

— Игра без правил?

Джоанн села прямо.

— Правила существуют, Мицак. Правила есть всегда. Просто мы пока их не знаем. Нам остается питать безумную надежду, что у нас хватит ума выкрикнуть свое «Я выиграл!» раньше остальных.

День завершился вечерней трапезой в имении Тора. Актер по имени Фанда исполнял короткий отрывок из современной пьесы. Тора Кия сидел молча, бывшее «начальство» — актеры из одной с Фандой театральной труппы — покатывалось со смеху и бурно аплодировало.

Джоанн почти не ела и почти не обращала внимания на веселье и разговоры вокруг нее.

Она находилась в пустыне, состоящей из одних вопросов; лишь считанные песчинки представляли собой ответы.

Дождавшись передышки, Джоанн поманила к себе Фанду.

— Чем могу вам служить, Джоанн Никол?

— Хочу спросить тебя о Бенбо. Ты с ним встречался, наблюдал за ним.

— Вы правы.

— Как он там?

— Когда я его покинул, он оставался вемадах на Дитааре. Потом Соединенные Штаты Земли захватили Дитаар. Дальнейшее мне неизвестно.

— Благодарю.

Фанда вернулся к коллегам и стал вместе с неким Тиоктом изображать сценку из дракской пьесы про любовь. Джоанн покинула столовую и ощупью двинулась в свои апартаменты. В тишине коридора ее испугали догоняющие ее шаги. Она замерла. Шаги тоже стихли. Но она успела их узнать.

— Что тебе надо, Тора Кия? Если ты, конечно, Тора Кия.

Невидимый подошел к ней ближе.

— Я настоящий Тора Кия. Поверь, я участвовал в этой игре без всякого желания.

— Понимаю. Чего ты хочешь?

— Джоанн Никол, я… в замешательстве.

— Судя по Талману, это — естественное состояние драка.

— Такова одна из возможных интерпретаций. — Судя по звукам, Тора Кия было трудно дышать. — Есть одно обстоятельство, о котором тебе следует знать.

— Какое?

— Ночью я играл на тидне, ты пришла в музыкальную комнату, мы сидели рядом…

— Что дальше?

— Ты дотронулась до моей руки, положила голову мне на плечо, слушала мои речи. Я обнял тебя. Было темно…

— Ты на что намекаешь, Кия?

Кия в смущении топтался с ней рядом.

— Сейчас, при свете, это не так легко объяснить.

— Я по-прежнему пребываю в кромешной тьме.

— Мои чувства вышли из-под контроля. Я потерял контроль…

— Над чем?

Топтание стало еще смущеннее.

— Джоанн Никол, у меня произошло… зачатие.

— Зачатие? Ты хочешь сказать?.. Ну и ну! — Джоанн так расхохоталась, что едва не задохнулась. Наконец-то она получила долгожданную разрядку.

— Мне непонятен твой смех, Джоанн Никол. Я сообщил тебе, что у меня будет ребенок. В этом нет ничего смешного.

— Беременность?

— Да!

— Я бы сделала из тебя честного драка, Кия, но что скажет твой родитель?

Она с трудом преодолела остаток пути до апартаментов, чувствуя, как по щекам струятся вызванные хохотом слезы.

— Я честен!

— Не обижайся на мой смех, Кия. Чтобы понять его, тебе пришлось бы превратиться в человека. Поздравляю. Поздравляю и желаю всяческих… Не могу, уморил!

Она заперлась у себя и в изнеможении опустилась на пол, продолжая хохотать.

16

Страсть обусловлена правилами. Это не значит, что ты не постиг любви и ненависти. Однако там, где твоя страсть возводит границы талме, ты обязан выйти за границы правил любви и ненависти, чтобы позволить талме служить тебе.

Предание о Кохнерете, Кода Тармеда, Талман

… Прямой путь в ад. Войска людей и драков поджаривают друг друга на огне — бывшем Амадине. Возможна ли война, при которой никто не желает мира? На Земле древняя ненависть по-прежнему жжет семитов. Соединенное Королевство и Ирландия давным-давно проглочены Соединенными Штатами Земли, однако по ночам все еще звучат выстрелы, раздаются крики, проливаются слезы…

— Джоанн Никол, с вами желает говорить овьетах.

Она вышла из состояния медитации, позволила чувствам, которые продолжало испытывать ее тело, достигнуть ее ума; до ушей долетел мерный гул — свидетельство неустанной работы двигателей дракского межзвездного корабля «Куэх». Оттолкнувшись от подушки, она повернула голову на голос.

— Где овьетах, Аал Тайя?

— У главного дисплея корабля, с Мицаком и Торой Кия.

— Иду.

Бредя ощупью в указанном направлении, она думала о том, заслуживают ли полного доверия Тора Соам, Кия и Мицак; ни на грош не доверяя всему и всем вокруг, она не ставила под сомнение искренность этой троицы. Но правда — это всегда переменная величина, подлежащая проверке через неизменные правила. А правила появляются благодаря выбору, сделанному группой или отдельным лицом; их тоже надлежит проверять, сравнивая с другими правилами…

Малтак Ди сказал об этом такие слова: «Правда растяжима; проверяй ее через растяжимые правила понимания и процедуры».

Вера есть вид умственной блокировки, черпающий устойчивость в убежденности, будто истины, меры или то и другое неизменны, заданы раз и навсегда.

Среди изобретений драков имелся прибор, который Джоанн могла бы повесить себе на спину. Покалывая ее неострыми иголочками, он позволял бы ей воспринимать диаграммы, которые другие изучали глазами. Однако она отказалась от прибора. Не имея глаз, она видела теперь больше, чем когда-то, и не желала рисковать своим внутренним прозрением.

Она вошла в кабину с главным дисплеем. Чувства подсказывали ей, что здесь присутствуют только двое. Все молчали. Она добралась до дивана и присела. Вскоре распахнулась дверь, раздались знакомые шаги Торы Соама. Холодность голоса Торы Соама, лишенного эмоций, только подчеркивала его волнение.

— Могу сообщить вам, что Палата драков дала разъяснения по содержанию нашей миссии на Амадине. Мы получаем официальную аккредитацию на переговорах. Скоро вы узнаете подробности. Но важно понять следующее: главным представителем на амадинских переговорах назначен Хелиот Вант…

— Нет! — Джоанн услышала голос вскочившего с места Торы Кия. — Не может этого быть!

— Но Хелиот Вант стал жертвой убийства, и переговоры прерваны.

Все молчали, переваривая известия. Тора Кия вернулся на свое место и снова сел.

— Ваша задача — нащупать путь, которым надо идти, чтобы добиться мира. Но если окажется, что в ваших силах попутно найти убийцу моего дорогого друга Хелиота Ванта, то моей признательности не будет предела. До нашего прилета на орбитальную станцию остается меньше трех дней. Готовьтесь.

— Но, овьетах, — подал голос Мицак, — ваше желание найти убийцу — если это действительно убийство — выходит за пределы талмы прекращения войны и даже может вступить с ней в противоречие.

— Вероятно. Никто из нас не может судить наверняка. Если наказание убийцы отчасти сработает на нашу талму, то оно принесет только пользу. Если нет, я хотя бы буду знать имя убийцы. Я обладаю всеми возможностями, чтобы выстроить собственную талму, которая никак не ограничит талму мира.

Тора Соам покинул помещение. Мицак встал и заговорил:

— Только что за считанные секунды восприятие овьетаха сузилось от всей Вселенной до одной-единственной жертвы. Вы обязаны поговорить с родителем, Кия.

— Ничего такого, чего бы он еще не знал, я не могу ему сказать, Мицак.

— Понимает ли Тора Соам, насколько такой подход вредит его талме?

Тора Кия долго молчал, прежде чем ответить.

— Судя по вашему личному делу, Мицак, вы ранее принадлежали к религиозной секте, требующей обета безбрачия.

— Ну и что?

— Возможно, вам непонятно, что такое семейные узы. Хелиот Вант и мой родитель соединились, чтобы зачать меня.

— Этого я не знал. — Джоанн слышала, как Мицак отходит к двери и оборачивается. — Тем не менее именно поэтому мне так заметно, Тора Кия, насколько данное происшествие ограничивает для твоего родителя видимость целей и путей. Если бы кто-то вознамерился вывести его из строя, повлияв на правила, управляющие его страстями, то нельзя было бы придумать ничего лучше, чем убийство Хелиота Ванта.

Сказав это, Мицак удалился.

Кия тяжело вздохнул.

— Мицак прав. Однако ему неизвестна способность моего родителя преодолевать собственную враждебность. — Джоанн было слышно, как он ерзает на диване. — Джоанн Никол, судя по твоему личному делу, ты рожала ребенка.

Она почувствовала, что к ее лицу начинает приливать кровь.

— Это тебя не касается.

— Что ты чувствовала?

— Что ты имеешь в виду, Кия?

— Что значит вынашивать ребенка, быть родителем? Что ты при этом чувствовала?

— Меня подолгу тошнило, я подолгу ходила уродиной, подолгу чувствовала себя кругом виноватой. Тебе это хотелось услышать?

— Нет. Думаю, ты не говоришь всей правды. А когда был жив мужчина, Маллик? Что ты чувствовала тогда?

— Это уж… — У Джоанн чуть не хлынули слезы. — Это тем более тебя не касается.

— Мне трудно себе представить, что испытывает мужчина к женщине, женщина — к мужчине, как они оба относятся к своему ребенку, как человеческий ребенок относится к своим родителям… — Кия помолчал. — Мне предстоит стать родителем. Син Видак обязан своим появлением на свет только нашему родителю. Однако ради моего зачатия Хелиот Вант и Тора Соам произвели слияние своих жидкостей. За мое рождение несут ответственность сразу двое.

— Ну и что?

— В некотором смысле то же самое происходит и с моим ребенком. Слияния наших с тобой жидкостей не произошло…

Джоанн словно подбросило пружиной.

— Что ты несешь?!

— … но, если бы не ты, я бы не вынашивал сейчас дитя. Акт зачатия не проходит для родителя даром. Будь я несколькими годами старше, он бы меня убил. Если мой ребенок выживет, то он будет обязан своим рождением тебе.

Джоанн выдавила смешок.

— Точно в такой же степени ты можешь благодарить свой наркотик и темноту. Возможно, их влияние было даже больше, чем мое. Неужели ты и их собираешься произвести в родителей своего ребенка?

Драк поднялся, шагнул к Джоанн и взял ее за руку.

— Что стало с твоим ребенком, Джоанн Никол? С ребенком Джоанн и Маллика Никол?

— Не знаю. — Она вырвала руку, силясь сдержать слезы. Совладав с собой, она подняла голову. — Пока был жив Маллик, все было чудесно. У тебя когда-нибудь умирал близкий друг?

— Не один. На Амадине.

— И как ты поступал?

— Поступал?

— Ты не пытался освободиться от всего, что напоминало тебе о них? Даже от мыслей? Чтобы не было так больно. Не пытался?

Помолчав, Кия ответил:

— Ты права. Но ребенок — это не подарок, не письмо, не память. У него собственная жизнь. Родительская боль — цена рождения ребенка.

Джоанн встала.

— Я даже мысленно не называю его «мой ребенок». Эта часть моей жизни отошла в историю. Она мертва.

Она дошла до двери, но там ее настигли слова Кия, заставив замереть:

— Тебе бы хотелось, чтобы она умерла. Но этого не произошло, Джоанн: твой ребенок жив.

Джоанн выбралась в коридор и поплелась к себе.


Корабль приближался к Амадину. Джоанн Никол не отводила незрячих глаз от иллюминатора капитанской рубки. Дотронувшись до руки Леонида Мицака, она попросила:

— Опишите мне то, что видите.

Ответ последовал не сразу.

— Я не верю своим глазам, какое странное зрелище!

— Что в нем странного?

— С большого расстояния Амадин очень похож на Землю, Аккуйя, Драко: глубокие синие океаны, летящие над ними белые облака… Приближаясь, начинаешь различать сушу. Сейчас планета на свету, и я вижу континенты Дорадо и Шорда. Оба грандиозны: Дорадо занимает почти всю верхнюю левую четверть, Шорда — почти всю нижнюю правую. Благодаря безоблачному небу я вижу разделяющий их Стальной Пролив.

— Но странность остается?

— Да. Зрелище по-прежнему кажется знакомым. Такое впечатление, что здесь собраны вперемежку части суши со всех известных нам планет, с единственной целью — оставить нас в дураках.

— Видна ли демилитаризованная зона?

— Нет. Но огромные территории на обоих континентах выглядят пустынями.

— На Амадине нет пустынь.

— Теперь есть.

Джоанн убрала руку от руки Мицака и по врожденной привычке протерла глаза.

— Изменилось ли поведение Торы Соама после известия о гибели Хелиота Ванта?

— Да. Как нам известно по аудиоинформации компьютера, вскрытие показало наличие в организме убитого большого количества яда — пронида. Такой способ убийства принят среди людей. К тому же ношение капсул с ядом широко распространено среди военных Соединенных Штатов Земли.

Джоанн схватилась за ручки кресла.

— Тора Соам не может не понимать, что эти факты в равной степени указывают как на убийцу из людей, так и на дракскую инсценировку.

— Боюсь, Тора Соам не желает принять очевидного. — Мицак помолчал. — Его отношения с Хелиотом Бантом многое затмили для него.

— Но правду знаете вы, Мицак, Кия и сам Тора Соам — больше, чем кто-либо еще на свете. — Джоанн вздохнула — У меня растет ощущение, что мы находимся в плену у Литы с его правилами игры…

— Тора Соам угодил к Лите в сети?

— Именно! Может, не только он, но и все мы. Это делает наше с вами положение весьма шатким. Для людей мы — предатели, для драков — люди.

— Неужели и для Торы Соама — единственного нашего защитника?

— И для него, — кивнула Джоанн.

Послышались знакомые шаги. Дверь беззвучно затворилась. К ним присоединился Тора Соам.

— Я беседовал по радио с Индевой Бежудой, джетахом дракской делегации на переговорах. Меня назначили представителем делегации для встречи с таким же представителем от делегации Соединенных Штатов Земли. Джоанн Никол…

— Я вас слушаю.

— Мне потребуется ваша помощь. Нам предстоит обсудить с землянами возможности возобновления полномасштабных переговоров. Леонид Мицак…

— Я вас слушаю, овьетах.

— Вы и Кия встретитесь с офицером четвертого разряда Хажжисом Да. Он отвечает за безопасность на орбитальной станции и располагает сведениями о гибели Хелиота. Я уже договорился о вашей встрече. Всем вам выдадут «клинки Ай-дана» — символы принадлежности к дракской дипломатической миссии. Вы что-то хотели спросить, Мицак?

— Какова наша задача, овьетах?

— Выяснить, что известно Хажжису об убийстве Хелиота Ванта. Вам также следует получить исчерпывающую информацию об орбитальной станции и всех до единого ее обитателях. Вам все понятно?

— Да, овье…

Тора Соам резко развернулся и вышел. В наступившей тишине Джоанн услышала, как Мицак нажимает кнопки, управляющие створками иллюминатора.

— Мы на подлете к орбитальной станции…

Она услышала, как он резко наклоняется вперед.

— В чем дело, Мицак?

— Я точно не знаю… — Он откинулся. — Так, смутное ощущение…

— Опишите.

— Орбитальная станция выглядит, как огромный, брошенный, зловещий объект. Спящее существо с сильными челюстями. Я испытал испуг.

— Что вас напугало?

— Мысль, что ставки в этой игре куда выше, чем нам кажется, и что Лита уже произнес свое «Я выиграл!».

17

Я стоял там, где стояли катанцы, и видел Вселенную их глазами. Давным-давно Луррванна научил нас, что логика подчинена контексту и изобретательности. Если это было правдой в отношении жителей одной планеты на протяжении многих тысячелетий, то почему это не может быть правдой в отношении существ из других миров, с других планет?

Предание о Дитааре, Кода Синушада, Талман

Спустя всего несколько часов Джоанн сидела за столом, взволнованно теребя рукоятку церемониального клинка за поясом и слушая, как Тора Соам представляется сам и представляет ее двоим делегатам-землянам. Когда овьетах закончил свою приветственную речь, один из людей кашлянул.

— Не могу не отдать должное вашему английскому, овьетах. Меня зовут Никое. Никое Эклиссия. Человек рядом со мной — мой ассистент, полковник Ричард Мур.

Джоанн услышала, как Тора Соам откинулся в кресле.

— Я тоже отдаю должное вашему английскому, Никое Эклиссия.

Установилось недоуменное молчание. Снова кашлянув, Эклиссия произнес:

— Наша цель, овьетах…

— Цели сторон на переговорах не представляют тайны. Лучше изложите позицию своего правительства.

Эклиссия кашлянул в третий раз.

— Вы больны, Эклиссия?

— Нет.

— Тогда я бы попросил вас не брызгать слюной, а внятно излагать позицию.

— Знаешь что, драк…

На противоположном конце стола пошептались, и человек произнес:

— Прошу извинить меня за нервную вспышку. Однако, Тора Соам, наши препирательства не принесут никакой пользы ни нам, ни нашим правительствам.

— Поймите, Никое Эклиссия, наши расы, миры, вселенные вовсю готовятся возобновить взаимное истребление. В свете миллиардов смертей, которые последуют в случае срыва переговоров, ваши оскорбленные чувства меня не интересуют. Изложите позицию своего правительства.

— Прекрасно. Мое правительство желает ограничить предмет переговоров обсуждением подписания и осуществления соглашений, уже достигнутых послом Рафики и овьетахом Хелиотом.

— Нет.

Человек кашлянул.

— Нет?

— Как вам известно, Никое Эклиссия, со времени составления того документа обстоятельства изменились. Многие погибли, в частности, убит мой друг Хелиот Вант. Ограничений на предмет переговоров более не будет.

— Это невозможно, Тора Соам.

— Вы не располагаете полномочиями изменить представленную позицию?

— Я должен проконсультироваться с послом Рафики и нашим пра…

— В таком случае нам нечего больше обсуждать, — услышала Джоанн голос Торы Соама. — Моя помощница договорится с вами о следующей встрече, которая состоится тогда, когда появится тема для обсуждения.

Тора Соам решительно поднялся из-за стола и покинул комнату. После продолжительного молчания один из людей тоже встал.

— Будь я проклят, если… Поговорите с ней, полковник, и наметьте время встречи.

Никое Эклиссия удалился. Полковник Мур посидел молча, прежде чем заговорить:

— Ваш шеф — крепкий орешек, Никол.

Джоанн разжала потные ладони, стискивавшие рукоятку «клинка Айдана», и утвердительно кивнула.

— А ваш — тряпка.

— Как я погляжу, мы с вами споемся. Удовлетворите мое любопытство: зачем вы работаете на драков?

— Я работаю не на них, а ради мира. А вы ради чего работаете, Мур?

Собеседник побарабанил пальцами по столу.

— Вы слепая.

— Незрячая, но не слепая.

— Гм-м… Надеюсь, вам понятны простейшие вещи. Две делегации долго корпели над условиями договора. Он бы уже был подписан и действовал, если бы драки не взбеленились из-за смерти Хелиота. Мы не хотим начинать все заново.

— Полковник Мур, я не сумею объяснить вам, что означает смерть Хелиота Ванта. Скажу лишь, что неудачнее момента для его гибели нельзя было придумать. Могу вас заверить, что Палата драков полна рвения возобновить войну и в силах это сделать. Кроме того, Палата и дракская делегация на переговорах последуют рекомендациям Торы Соама.

— Когда устроим следующую встречу?

— Как только ваша делегация получит полномочия принимать решения и согласится не обставлять переговоры ограничениями.

Полковник опять забарабанил пальцами по столу.

— Сколько это стоит в наши дни, Никол?

— Вы о чем?

— О предательстве.

Она ждала этого вопроса; о том же самом она сама спрашивала Мицака тысячу лет тому назад. На кончике ее языка вертелись бесчисленные ответы, однако она поступила точно так же, как тогда Мицак: ее ответом стал искренний смех.


Позже, сидя в каюте Торы Соама рядом с Кия, она слушала Мицака, знакомившего овьетаха со своими выводами:

— По словам командира службы безопасности тзиен денведах на орбитальной станции Хажжиса Да, вечером накануне церемонии подписания Хелиот Вант и посол Ана Рафики встречались в неформальной обстановке у Хелиота. Рафики прихватила с собой бутылочку бурбона.

— Объясните.

— Спиртной напиток, напоминающий по действию наркотик. Анализ показал, что в порции, выпитой Хелиотом, был яд. Однако ни в бутылке, ни в бурбоне, выпитом Рафики, яда не оказалось.

— Вы хотели задать вопрос, Никол?

— Скажите, Мицак, кто и где разливал бурбон по рюмкам?

— На Чанжи, охранник, находившийся при Хелиоте в тот вечер, дал Хажжису Да показания, согласно которым бурбон разливал охранник Рафики в кухонном помещении рядом с каютой дракского посла. Охранник-землянин делал это под надзором охранника-драка. Затем сам На Чанжи отнес полные бокалы в каюту.

Джоанн нахмурилась.

— Откуда взялись бокалы, то есть емкости?

— Из кухни Хелиота Ванта.

— Продолжайте.

— Хажжис Да полагает, что яд мог дать Хелиоту Ванту один из четырех людей и драков. Первая подозреваемая — сама посол Рафики.

— Как только стало известно о смерти Хелиота, Рафики отозвали, — пробормотал Тора Соам. — Кто следующий?

— Дежурный охранник-драк, На Чанжи. Но его больше нет в живых: он покончил жизнь самоубийством вскоре после того, как дал показания своему начальнику.

Джоанн повернула голову туда, где должен был находиться Тора Соам.

— Это может указывать на чувство вины, угрызения совести…

— Или на горе. Продолжайте, Мицак.

— Третий — дежурный охранник из числа людей, Айвор Крог, рядовой военной полиции Соединенных Штатов Земли. — Мицак сделал паузу. — За неделю до нашего прибытия Крога отослали в распоряжение вооруженных сил на Амадине. Три дня назад он погиб в перестрелке в демилитаризованной зоне.

— Кто же четвертый?

— Четвертый — сам Хелиот Вант, овьетах. Версия самоубийства.

— Вероятность этого до смешного мала, Мицак, — заметил Тора Кия.

— Согласен, Тора Кия. Но вероятность и возможность — разные вещи.

Все смолкли. Тора Соам поднялся, походил по каюте, остановился.

— Есть ли противоречия в показаниях охранника-драка и охранника-землянина?

— Этого я не знаю, — ответил Мицак. — Сотрудников дракской службы безопасности не подпускали к Крогу. Точно так же глава подразделения военной полиции Соединенных Штатов Земли на орбитальной станции так и не был допущен к На Чанжи.

Тора Соам возобновил хождение по каюте.

— Участники игры прячут друг от друга свои кусочки головоломки. Любопытно: поведение обеих сторон позволяет предположить обоюдную вину.

— Параллелизм служб безопасности на станции препятствует расследованию, овьетах.

— Безусловно. Что ж, давайте положим начало талме, которая сдвинула бы расследование с мертвой точки. — Шаги прекратились. — Никол.

— Да?

— Вы договорились о следующей встрече?

— Мы с Муром предлагаем провести ее через три дня, если будут удовлетворены выдвинутые вами условиями.

— Хорошо. Но появятся еще два дополнительных условия. В ответ на аналогичное сотрудничество со стороны дракской группы безопасности военная полиция землян предоставит в распоряжение офицера четвертого разряда Хажжиса Да свои материалы касательно гибели Хелиота Ванта.

— Понятно. Каково второе условие?

— Отмена решения об отзыве посла Рафики. Пускай Рафики и дальше представляет на переговорах Соединенные Штаты Земли. Что-нибудь еще? Вы, Мицак?

— Вот список лиц, находившихся на станции в момент гибели Хелиота, а также их личные дела — в той степени, в какой их удалось собрать Хажжису Да.

— Вы ввели эти данные в центральный компьютер миссии?

— Да.

— А информацию о станции, которую я требовал?

— Тоже.

— Дайте мне коды доступа. Я займусь всем этим позже. Сообщите также коды Никол. У вас есть что добавить, Никол?

Она сжала виски кончиками пальцев.

— Кажется, да. По вашим словам, Мицак, анализ указал на присутствие в напитке Хелиота Ванта пронида.

— Да.

— Кто брал анализы?

— Лонду Пег, личный врач Хелиота.

— Тот же самый Лонду Пег произвел вскрытие и выявил причину смерти Хелиота?

— Да. Вы предлагаете пятого подозреваемого?

— Все наши рассуждения опираются на слова этого Лонду — и по поводу причины смерти, и по поводу улик, указывающих на способ отравления.

— Зачем Лонду искажать правду?

— Разве есть закон Вселенной, который помешал бы Лонду исказить правду, а то и вообще самому убить Хелиота? Если мы подвергаем сомнению слова Лонду о причине смерти, то круг подозреваемых перестает ограничиваться упомянутыми лицами. Приходится усомниться даже в самом факте убийства. — Она повернулась к Торе Соаму. — Где тело Хелиота?

— В настоящее время оно находится на Драко, в Синдиеву. Сразу после вскрытия его отправили домой. — Овьетах помолчал. — М-м-м… Понимаю. Немедленно распоряжусь, чтобы в чирн-ковахе Синдиеву произвели повторное вскрытие трупа. Теперь вы оба можете идти. А тебя, Кия, я попрошу остаться. Нам надо поговорить.

— О чем, родитель?

— О личном.

Джоанн встала.

— У меня есть еще одно соображение, Тора Соам.

— Прошу.

— Мы знаем, что у этой войны свои правила. По вашим собственным словам, моя задача состоит в том, чтобы выяснить, как работает эта заданность. Если я буду продолжать расследовать смерть вашего друга, то у меня не хватит времени на решение более важных задач.

— Разве есть закон Вселенной, который воспрепятствовал бы превращению знания об обстоятельствах смерти Хелиота в путь к достижению более обширной цели?

Джоанн вытянула руку.

— Прошу вас, Мицак, отведите меня в мою каюту. Я не была там с самого прилета и чувствую себя уставшей.

Тора Соам первым дотронулся до ее руки.

— Я смотрю на вещи не так узко, как вы подозреваете, Никол. Не отвергайте возможные пути только потому, что их хочет исследовать другой. Для этого у вас должны быть более веские причины.

— У вас тоже должны быть более веские причины, чем смерть друга, чтобы бросить все наши силы на прохождение одного-единственного пути.

— Желаю вам радостно встретить утро, Джоанн Никол.

Она кивнула. Тора Соам убрал руку, и Мицак вывел ее из каюты овьетаха.


Очутившись в своей охраняемой каюте, она поспешно ощупала стены, запоминая расположение каждого выключателя, каждого предмета обстановки, а потом опустилась на возвышение для сна, вытянула ноги и заложила руки за голову. Сделав два глубоких вдоха и расслабив мышцы, она попыталась прогнать из головы все мысли и уснуть.

Однако сну мешало смутное беспокойство: многие ее вопросы оставались без ответов, и ее преследовал страх. Мысли не подчинялись рассудку: стоило ей попытаться изгнать из головы какую-то особенно назойливую и тревожную мысль, как ее место занимала другая, еще более назойливая и тревожная.

Джетах Лита находил удовольствие в изобретении трудных ситуаций для своих учеников; каждая такая ситуация ставила цель — внушить им ко всему здоровое недоверие, позволяющее углядеть кончик истины. «Вечные ценности», в которых он заставлял их усомниться — благородство, право, честь, мораль, добро, любовь, долг, справедливость, свобода, — представляли собой гибкие понятия, зависящие от непостоянных правил…

Изобретатель…

«… И сказал ученик:

— Джетах, любовь не подчиняется правилам, ею руководят чувства.

— Разве ты не видишь, Фа Ней, — молвил Лита с улыбкой, — что и чувства подчиняются правилам?

— Не вижу, джетах.

— Ты любишь меня, Фа Ней?

— Конечно, джетах.

— Почему?

— Просто люблю.

— А если бы все, чему я тебя учил, оказалось ложью, если бы я нещадно бил тебя, поносил и унижал, ты бы все равно меня любил?

Ученик подумал и ответил:

— Нет.

— Итак, Фа Ней, твои чувства требуют неких условий: они оживают только тогда, когда я проявляю некие качества и совершаю некие поступки. Твоя любовь требует от меня соответствия определенным правилам, изобретателем которых выступаешь ты сам.

Фа Ней заплакал.

— Это значит, что я не люблю вас, джетах?

— Я соответствую твоим правилам, дитя мое, следовательно, ты меня любишь, а я люблю тебя. Но ты должен научиться понимать события и факты, управляющие чувствами, Фа Ней. Пойми свои чувства и правила, которым они подчиняются. Доверься такому пониманию, потому что оно позволит тебе понимать свои чувства.

Но никогда не верь словам».


Джоанн села, скрестила ноги, закрыла лицо ладонями. «Мир» — просто слово, за которым стоит понятие, определяемое гибким сводом правил. То же самое — «война». Когда бьются вооруженные силы Соединенных Штатов Земли и тзиен денведах — это именуется «войной», когда дерутся Фронт Амадина и Маведах — то это уже «терроризм», «гражданская война»…

Память подсказывала другие слова из прошлого: «полицейские акции», «беспорядки», «бунт»…

«Убийство» — тоже слово. Дети-драки, погибшие в ковахе в Ве-Бутаане, не были «жертвами убийства» — они числились среди «потерь». Их смерть подчинялась иным правилам, нежели смерть Хелиота Ванта.

Джоанн со вздохом свесила ноги, встала и подошла к терминалу. Как говорил Лита? «Все правила направлены на цели, а все цели — это правила, направленные на дальнейшие цели».

Круг, цепочка…

Как говорил Дитаар? «Дабы понять круг, разорви его и пропутешествуй в обоих направлениях вплоть до встречи с самим собой. Дабы понять цепочку, пойми ближайшее звено, а потом пропутешествуй в обоих направлениях, пока не кончатся звенья».

Она отошла от терминала. Какой цели послужила смерть Хелиота Ванта?

— Она предотвратила подписание Хелиотом и Рафики договора, — произнесла она вслух, — привела к возобновлению военных действий на Амадине и открыла возможность для выдвижения новых условий при возобновлении переговоров.

Все цели — это правила, направленные на дальнейшие цели…

Чему служит изменение условий договора?

Ее рука забегала по клавиатуре. Найдя нужную клавишу, она нажала на нее и произнесла:

— Джоанн Никол, прием голоса.

Компьютер издал писк, и Джоанн дала команду:

— Воспроизведение текста «Договор на орбите Амадина: первоначальный проект».

Она прослушала весь документ. В момент, когда вооруженные силы Соединенных Штатов Земли и дракский Флот стояли на пороге взаимного уничтожения, а Фронт Амадина и Маведах наводили друг на друга ужас и причиняли неописуемые страдания, Хелиот Вант и Ана Рафики достигли согласия.

Согласно договору, прекращался главный конфликт; учреждались постоянные совместные дракско-земные институты с задачей обеспечить возврат захваченных территорий, колонизацию новых планет, решение территориальных споров на Амадине, наказание за военные преступления, выплату репараций, патрулирование демилитаризованной зоны на Амадине между территориями, принадлежавшими людям и дракам до начала войны…

Джоанн выключила компьютер. Договор не отвечал целям Фронта и Маведаха. Она уронила голову на грудь. Тора Кия изрек: «На Амадине царствует одна смерть».

Независимо от подписания такого договора на Амадине продолжились бы боевые действия. Договор всего лишь превратил бы в реальность — на какое-то время — прекращение главного конфликта между основными силами Соединенных Штатов и дракского Флота. С Амадина были бы выведены регулярные войска, но война все равно продолжалась бы.

Ни Фронту, ни Маведаху ничего не давала ни смерть Хелиота, ни провал переговоров, ни их возобновление. Обе организации давно махнули рукой на дипломатию.

Тогда кто? Кому выгоден провал прежнего договора и успех другого? Ни Соединенные Штаты Земли, ни Палата драков ничего не приобретали от продолжения войны. Вся мощь, вся наука обеих рас служили перемалыванию друг друга и грозили взаимным уничтожением.

Успех договора служил дипломатическим целям Рафики и Хелиота, карьере обоих. Хелиот Вант не сам покончил счеты с жизнью, а Рафики его не убивала. Тут другое…

Как насчет экономических интересов на Амадине? ИМПЕКС землян, ЯЧЕ драков, тиман Назак, дюжина других компаний…

Джоанн покачала головой. Война никому из них не сулила прибылей. Окончание войны отвечало экономическим интересам Амадина, хотя предстояло еще замирение на самой планете. Получалось, что в смерти Хелиота Ванта не был заинтересован никто.

Вдруг это дело рук дежурного охранника Рафики: он — человек, а Хелиот — драк…

… Лита говорил: «Первым делом ищите ответ не на дальней горе и не в небе; сперва расчистите землю у себя под носом».

После смерти дракского посла Айвор Крог был переведен на планету…

Человек только разливал напитки, относил и подавал их драк, Чанжи. Если это дело рук Крога, то это были немыслимо ловкие руки: откуда ему было знать, что отравленное питье попадет именно к намеченной жертве? Или ему было все равно, кто погибнет? Кто бы из двух послов ни погиб, это так или иначе прервало бы мирный процесс.

Чанжи? Но ради чего? К тому же, будь это его рук дело, он бы торжествовал, а не накладывал на себя руки. Драки не кончают жизнь самоубийством из-за поражения, вины, позора. Самоубийство для драка — это талма, позволяющая покончить с нестерпимой болью.

А если это не самоубийство? Если в преступлении замешаны оба — и Крог, и Чанжи? Но как? Зачем?

Она покачала головой. Амадинские террористы не обращали внимания ни на какие переговоры. Всем остальным успех переговоров был только выгоден; следовательно, выгодно было и сохранить Хелиота Ванта живым.

Она стала нащупывать рядом с терминалом блок связи.

— Черт!

Она отдернула руку и облизнула указательный палец правой руки. Кровь… Она снова стала шарить в том же месте. Рабочая пластмассовая поверхность оказалась шершавой от длительной эксплуатации. Она даже нашла заусенец, о который поцарапалась. Панель управления блоком связи находилась рядом.

Она застыла, чувствуя замешательство. Ей показалось, что в ее распоряжение поступил последний ингредиент сложного рецепта, недостающее звено, закрывавшее последнюю брешь сложнейшей головоломки…

Что это за рецепт, что за головоломка?

Она решила не копаться в себе и нажала на клавишу.

— Узел связи дракской миссии, — раздался голос. — Чем могу служить?

— Соедините меня с оператором земной миссии.

— Ваше имя?

— Джоанн Никол из группы овьетаха Торы Соама.

— Оператор миссии Соединенных Штатов Земли, — раздался новый голос, уже человеческий.

— Я хочу поговорить с полковником Ричардом Муром. Он выходит на связь?

— Ждите.

Щелчки, помехи. Мужской голос:

— Мур слушает.

— Полковник, с вами говорит Джоанн Никол.

Собеседник усмехнулся в микрофон.

— Чем могу быть вам полезен, майор?

Майор?!

— Вы не теряли времени даром, полковник.

— Если этой войне суждено окончиться, вам придется иметь дело с кучей неприятных бумаг. Так что готовьтесь. Чем могу быть вам полезен?

— Тора Соам велел мне передать вам два дополнительных условия, предшествующих новой встрече наших с вами шефов для обсуждения возобновления переговоров.

— Что это за требования?

— Первое — свободный обмен информацией о гибели Хелиота Ванта между Хажжисом Да и командиром службы безопасности землян на станции.

— Майором Харидаши? Так… А второе требование?

— Отмена отзыва посла Рафики.

— Так… Я передам ваши условия господину Эклиссия. Чем еще могу вам служить?

— Я бы хотела переговорить с майором Харидаши.

— Единственная разрешенная линия связи между двумя миссиями — та, которой мы с вами в данный момент пользуемся. Что вы хотели у него спросить?

— Почему после смерти Хелиота охранник Крог был переведен со станции на планету?

Мур поразмыслил.

— Думаю, на это могу ответить и я. Нам дали совет: если оставить Крога на станции, это только усилит враждебность со стороны драков. По этой же причине была отозвана посол Рафики. Мы стараемся не раздражать наших партнеров по переговорам.

— Вы только что сказали: «Нам дали совет».

— Именно.

— Кто был советчиком? — Задавая вопрос, Джоанн слизывала кровь с порезанного пальца.

— Совет дала окольными путями группа наблюдателей от Девятого Сектора. Совет показался дельным, и мы им воспользовались.

Порез! Она уставилась на свой кровоточащий палец и представила себе, как от него отходят в разные стороны нити пу-тей-талм, образуя паутину, которая…

— Спасибо, полковник.

Джоанн отключила связь и некоторое время сидела неподвижно. Потом она снова включила компьютерный терминал, задействовала звуковое общение и стала слушать предоставленную Мицаком информацию об орбитальном комплексе.

Станция являла собой комплекс по приему железной руды с планеты, обслуживаемый командой тиман. Ни драки, ни люди с Амадина никогда прежде здесь не бывали. Жилища для членов обеих делегаций то ли существовали изначально, то ли были оборудованы специально.

Джоанн выслушала информацию по составу делегаций Палаты драков, Соединенных Штатов Земли, Фронта Амадина и Маведаха, их служб охраны и обслуживания; настал черед группы наблюдателей от Федерации Девятого Сектора.

Ботоам Ру Сигаду с планеты Моаг.

Черрисин Хе Таам, представитель планеты Алурам.

Дарласс Ита, представитель планеты Аус.

Хиссиед-до'Тиман, представитель планеты Тиман.

Джеррият-а-до Тиман, помощник Хиссиеда-до.

Она остановила воспроизведение. Тиман… Орбитальный рудосборник принадлежал тиману Низаку. А «специальные жилые помещения для членов делегации» оказались видавшей виды гостиницей — об этом ярко свидетельствовал ее окровавленный палец.

Она вспомнила, как удивился однажды Мицак, читая новости у нее в палате чирн-коваха.


— Вот странно!

— Что странно, Мицак?

— Комитет планирования Федерации Девятого Сектора отклонил при голосовании приглашение дракам и землянам вступить в Федерацию.

— Вы предсказывали, что так и будет.

— Странно то, что предложение чуть не было принято. При голосовании воздержался один-единственный член комитета — Хиссиед-до'Тиман, делегат с Тимана.

Мицак надолго умолк.

— О чем вы размышляете?

Мицак поерзал в кресле.

— Не пойму, почему он воздержался.

— Вы представляете себе тимана, Мицак? Все они так погрязли в разных кознях, что сами чаще всего не ведают, что творят.


… Они были одной из трех разумных рас с планеты Тиман. Тиманами их звали потому, что две другие расы, несмотря на большую численность и физическое превосходство, были истреблены.

Несмотря на свою по-прежнему небольшую численность, тиманы превратились в одну из наиболее влиятельных рас в Федерации Девятого Сектора.

Тиманам было совершенно чуждо насилие; однако тиманы умели использовать себе во благо чужие правила…

Правила!

Джоанн еще раз ощупала рабочую поверхность вокруг терминала. Истертость и царапины говорили о длительной службе. До открытия переговоров дракам и людям было совершенно нечего делать на орбитальной станции. Здесь обитали только члены команды, составленной из одних тиманов. Тем не менее каюта была оборудована на дракский манер.

Джоанн постигала окружающую ее кромешную тьму.

Неужели мы настолько предсказуемы?

Каюта ждала пассажира очень долго, но пассажира-драка, а не человека. Она улыбнулась. Тем более здесь не должна была появиться женщина, мысли которой нельзя назвать ни дракскими, ни человеческими. Тора Соам разорвал прочно сплетенную причинно-следственную связь, привезя с собой землянку вместо драка.

Однако в сети зияла еще одна дыра. Джоанн усматривала в смерти Хелиота ошибку, а возможно, несчастный случай.

Чего достигнет Девятый Сектор, сорвав мирные переговоры? Война подобна заразной болезни. В Девятом Секторе нет желающих подхватить болезнь. Главная цель Девятого Сектора, как и всей Федерации Галактических Секторов, — мир.

Но «мир» — всего лишь слово, а слову доверять нельзя. Девятый Сектор жаждет мира, но еще больше он жаждет видеть Соединенные Штаты Земли и Палату драков среди своих членов…

Тем не менее едва дело дошло до голосования, комитет высказался против направления обеим державам приглашения о вступлении. Воздержавшегося звали Хиссиед-до'Тиман. Тот же самый Хиссиед-до'Тиман был сейчас членом группы наблюдателей от Девятого Сектора. Был в группе и другой тиман — Джеррият-а-до Тиман. Двое из пятерых наблюдателей…

Джоанн замерла; в ее голове постепенно вырисовывались контуры всеохватной талмы.

Какой размах, какая безжалостная целеустремленность, сколько бессмысленных смертей и разрушений, что за ужас…

Джоанн отмахнулась от своей догадки, как от причудливого, совершенно противоестественного порождения параноидального сознания, с каким впору очутиться в сумасшедшем доме. Но тут из глубины веков, с расстояния в девять с половиной тысячелетий, с ней заговорил Айдан, магистр запрещенного в эпоху Вековой войны Талмана:


«Если талма указывает на ответ, который ты отвергаешь потому, что он кажется тебе слишком ужасным, то и цель твоя, и инструмент ее достижения носят одно и то же имя — слепота. Любое величие — теории, плана, ужаса — не охватить ограниченным умом. Чтобы все понять, надо обладать способностью все принять».


Джоанн схватилась обеими руками за рукоятку своего «клинка Айдана» и стала размышлять о древнем магистре Талмана, превратившем войну в науку. Потом она включила блок связи и попросила соединить ее с Торой Соамом. Ей ответил Аал Тайя, слуга Торы Соама.

— Овьетах медитирует.

— Оторви его от медитации, Тайя! Кажется, я знаю кое-какие из ответов, которые ищет овьетах.

— Подождите, пожалуйста.

Недолгую тишину разорвал голос Торы Соама.

— Джоанн Никол?

— Да, овьетах. Вы должны кое о чем распорядиться. Первое: наш корабль «Куэх» по-прежнему находится на орбитальной станции?

— Да.

— В таком случае посол Рафики, джетах Индева, Тора Кия, Мицак, вы и я должны собраться на «Куэхе».

— Было бы проще устроить такое совещание здесь, на орбитальной станции, на нейтральной территории.

— Нейтральной территории не существует, овьетах.

— Не существует?!

— Нет. Далее. Соедините корабль с главными историческими и коммерческими компьютерами Талман-коваха. Люди должны предоставить аналогичное информационное обеспечение.

— Рафики наверняка этому воспротивится. Тем не менее я попытаюсь все устроить. Вам уже известны причины гибели Хелиота Ванта?

— У меня есть гипотезы. Настал момент их проверить.

После паузы Джоанн услышала:

— Понятно… Желаю вам долгого благополучия, Джоанн Никол.

Тора Соам все знает!

— Это тоже гипотеза, подлежащая проверке, — сказала она напоследок и прервала связь. Выключив терминал, она погрузилась в раздумья.

Разговоры можно подслушивать, не боясь разоблачения. Следовательно, все, что произносится в каюте, все, что поступает на терминал и проходит по линиям связи, становится известно. Однако для визуального наблюдения требуется камера. Специалисты по безопасности из дракской команды обнаружили бы приспособления для визуального наблюдения, будь они установлены.

Джоанн встала, подошла к ближней стене и стала ее ощупывать. Наткнувшись на горячую осветительную трубку, она вскрикнула и вырвала ее из цоколя. Аккуратно положив трубку на пол, она двинулась к следующей.

Когда в каюте не осталось источников света, она передвинула платформу для сна так, чтобы она оказалась между ней и дверью в каюту, и взбила одеяла, кое-как изобразив спящую фигуру. Потом, спрятавшись за платформой, она вынула из ножен «клинок Айдана» и проверила кончиком пальца, остро ли он заточен.


«Будь в готовности все принять. Но правду проверяй, принуждая ее солгать; ложь проверяй, принуждая ее к правдивости».


За дверью каюты раздались голоса, потом ожил блок связи.

— Джоанн Никол! Говорит офицер девятого разряда Еаатна, ваш дежурный охранник.

Джоанн дотянулась до кнопки.

— В чем дело?

— Я получил приказ явиться с докладом к командиру охраны. В коридоре есть другие охранники, ваша дверь заперта, а я скоро вернусь.

Джоанн облизнула губы.

— Хорошо.

Как только стихли шаги охранника, Джоанн отключила связь, присела за платформой и приготовилась ждать.

Слух, обоняние, осязание, память.

Час проходил за часом; Джоанн методично оценивала свои возможности: слышит ли она шорох тонкой материи, может ли уловить нюхом чье-то присутствие, способна ли видеть в темноте мысленным взглядом острее, чем другие видят глазами при свете. Кто окажется сильнее в потемках?

В каюте почувствовалось какое-то движение. Джоанн уже знала, что происходит. Слух снабжал рассудок исчерпывающей информацией, правая рука сжимала рукоятку клинка. Чужая рука шарила по стене в поисках выключателя. Потом послышались мягкие шаги, словно обувь незваного гостя была обернута тканью.

Скафандр! К тому же она не уловила, чтобы гость открывал дверь.

Раздалось шипение, в каюте запахло озоном. Над головой Джоанн полыхнуло жаром. Шаги двинулись к возвышению для сна; Джоанн почувствовала запах горелой материи.

— Эй!

Руки пришельца ворошили пепел, оставшийся от одеял.

Джоанн неслышно сместилась влево, обогнула платформу и замерла, очутившись совсем рядом с незнакомцем. Несильно обхватив его ногу левой рукой, она правой кольнула его острием клинка.

— Положи оружие, иначе я вспорю твой защитный костюм.

Через мгновение, показавшееся Джоанн вечностью, ее правое плечо пронзила горячая сталь. Теряя сознание от боли, она успела всадить свой клинок в ногу недруга.

Раздался крик, поток энергии разодрал ей плечо. Потом пахнуло аммиаком — и ее поглотила чернота.

18

Каковы цели? Что таков намеченные цели? Каковы цели, ради которых происходит событие? Какие цели ставятся, когда готовится событие?

Чем больше истин ты познаешь, отвечая на эти вопросы, тем ближе подойдешь к пониманию ситуаций, возникающих между одушевленными существами. Понимать же ситуацию — это почти то же самое, что управлять ее природой и последствиями.

Предание о Дитааре, Кода Синушада, Талман

Верхняя правая половина ее туловища потеряла чувствительность. Ей представлялась алая кровь, лицо горело огнем.

— Свет, Натуэх, — раздался где-то над ней голос Торы Соама.

Лицо перестало гореть.

— Тора Соам?

— Да.

— Кто это был? Кто пытался меня убить?

— М-м-м… — Смущенное молчание. — Этого мы не знаем. Как только я понял, что у вас на уме, я удалил вашего охранника и выслал целый взвод для поимки того, кто попытается к вам проникнуть. Однако к вам никто не входил, от вас никто не выходил.

Джоанн нахмурилась.

— На нем был изолирующий от атмосферы скафандр. Я его проткнула. Кто бы это ни был, он должен лежать в моей каюте мертвый.

— Там никого нет.

Джоанн напрягла память.

— Из коридора никто не входил. Значит, в каюте есть как минимум еще одна дверь. Через нее, наверное, и вытащили труп. — Она стала шарить в воздухе рукой, чтобы поймать руку Торы Соама. Добившись своего, она проговорила: — Когда я проколола скафандр, запахло аммиаком.

— М-м-м… — Тора Соам помолчал. — В группе наблюдателей от Девятого Сектора есть всего один участник, чья родная атмосфера содержит много аммиака: Дарласс Ита с планеты Аус.

Джоанн покачала головой.

— Бессмыслица! Орбитальную станцию сконструировал и построил тиман Низак. Это был тиман!

— Всем на станции хорошо известно, что вы слепы, Джоанн Никол. Тот, кто попытался вас убить, мог быть как тиманом, так и человеком или драком, изображавшим посланца Ауса. Цель посещения могла состоять в том, чтобы бросить тень подозрения на тиманов.

— Или это сами тиманы пытались изобразить, будто кто-то пытается подставить тиманов. — Джоан опять покачала головой. — Кто здесь сейчас находится, кроме вас, Тора Соам?

— Натуэх Ги, чирн-джетах корабля «Куэх».

— А где посол Рафики и джетах Индева?

— Сначала они оба отказывались появляться здесь без ассистентов, однако сейчас они уже должны прибыть на корабль со своей охраной.

Джоанн кивнула.

— Всем нам необходимо собраться в каюте с главным дисплеем. — Она повернула голову туда, где находился Натуэх Ги. — Я могу встать?

— Нет, вам необходимо лежать. Вы сильно пострадали.

Она нахмурилась и пощупала левой рукой правое плечо, которое вместе с правой рукой было закрыто гладкой пластмассой.

— Думаю, мне удалось спасти вам руку.

Джоанн уронила голову на подушку.

— Перевезите меня в каюту с главным дисплеем, Натуэх Ги.

— Вам необходим покой.

— Перевезите ее! — распорядился овьетах. — Она знает, что делает.

Койка пришла в движение.

— Овьетах! — позвала она.

— Я слушаю, Джоанн Никол.

— Вы вывели туда компьютеры Талман-коваха и Соединенных Штатов Земли?

— Информацией из Талман-коваха можно пользоваться, однако посол Рафики не дает разрешения на связь с центральной компьютерной системой землян.

Джоанн больше не двигалась, позволяя катить ее койку в обозначенном направлении.

Торопись, Натуэх Ги! Дискуссия будет долгой.

Ее мысли путались. Ей вспомнились плацдарм «Сторм Маунтейн» и разговор с Тэдом Макай в офицерском клубе за много месяцев до атаки драков.


— Расскажи мне про Амадин, Тэд.

— Ты относишься к тем, кого влечет гротеск?

— Просто хочу понять.

Тэд Макай поерзал на табурете, допил рюмку и заказал еще. У него не было намерения откровенничать.

— Ни Карвер, ни Шпидель, ни Гади не рассказывают про Амадин. Все, кто там служил, молчат.

— Тебе когда-нибудь снились ужасные, кошмарные сны, Джоанн?

— Снились.

— Пыталась ли ты когда-нибудь передать такой сон словами, чтобы слушатель понял весь твой ужас?

— Пыталась.

— Ну и понял ли кто-нибудь из слушателей всю бездну испытанного тобой кошмара?

Кошмары… Она то и дело просыпалась в темноте, разбуженная собственным воплем, тряслась и орошала потом постельное белье. В детстве она пыталась поделиться увиденным с матерью, старавшейся успокоить ее в своих объятиях; спустя много лет Маллик внимал вполуха ее истерическому потоку слов, а потом разражался хохотом…

— Нет, этого не мог понять никто. Ведь они не видели моего сна.

Макай кивнул.

— Вот так! А теперь угости меня рюмочкой.


Койка свернула за угол, и Джоанн догадалась, что уже находится в большой каюте с огромным дисплеем. Койка остановилась; врач нажал на кнопку, и передняя часть койки приподнялась, позволяя присутствующим видеть лицо Джоанн.

Ей предстояло поделиться с ними подробностями своего кошмара…

Она выпустила руку Торы Соама.

— Здесь никого не должно быть, кроме нас четверых: вас, Рафики, Индевы и меня.

Она услышала, как покидает помещение врач Натуэх Ги. Потом овьетах обратился к послу Рафики и джетаху Индеве.

— Уважаемые гости, нашей охране тоже придется дожидаться нас снаружи. — Направление голоса Торы Соама поменялось: его слова адресовались теперь одному из драков за пультом управления компьютерной системой. — Прошу меня извинить, но вам и членам вашей смены тоже придется подождать снаружи.

— Следует ли нам отключить перед уходом аппаратуру? — осведомился старший смены.

— Нет, она нам понадобится. Оставьте все в режиме «временная пауза».

— Будет исполнено, овьетах.

После того как удалились операторы, помещение одновременно покинули земная и дракская охрана, дружно бранясь себе под нос.

Наконец раздалось шипение, свидетельствующее о герметизации двери. Посол Рафики обошла стол и остановилась в ногах у Джоанн.

— Вы, значит, и есть та изменница, о которой рассказывал мне Мур.

— Я не изменница. Тора Соам может подтвердить, что я — вемадах. Вам ясно значение этого понятия?

— Я читала Талман, — ответила Рафики. — Только я не уверена, что так уж важно, каким прикрытием следует воспользоваться, чтобы совершить измену. Зачем меня сюда позвали, Никол?

— Чтобы засвидетельствовать кошмар, госпожа посол. Этот кошмар расскажет вам о причинах войны и о том, почему все продолжают воевать. Однако для этого Тора Соам должен получить доступ к земной информации коммерческого и исторического свойства.

— Это невозможно.

— Посол Рафики, требуемая информация не относится к категории секретной.

Джетах Индева встал и подошел к Торе Соаму.

— Имеет ли Талман-ковах выход на этот ваш информационный комплекс, овьетах?

— Имеет.

— Значит, эта женщина увидит на дисплее нашу информацию?

— В той степени, в какой это потребуется.

— Я не могу этого позволить! — заявил Индева.

— Решение по данному вопросу принимаете не вы, джетах Индева. Я — овьетах Талман-коваха. Даже сама Палата драков не может мне диктовать, как использовать мою информацию.

— Тора Соам, вы не имеете права заставить меня дать санкцию на такое подсоединение, — сказала посол Рафики.

— Не имеет, — вмешалась Джоанн. — Но для начала хватит и информации из коваха. Возможно, начав просмотр, госпожа посол захочет узнать больше. — Дождавшись, когда Тора Соам усядется на одно из операторских мест, она сказала: — Дайте на экран часть космического пространства, находящуюся во владении у Соединенных Штатов Земли и у Палаты драков.

— Вид с планеты Драко, — прокомментировал через некоторое время Тора Соам.

Джоанн покачала головой.

— Дайте нам объемную картину с центром посередине между Землей и Драко, достаточно мелкомасштабную, чтобы можно было охватить взглядом всю территорию.

— Что теперь?

— Выделите планеты Земля и Драко.

— Готово.

Джоанн указала левой рукой на экран.

— Так обстояли дела примерно две тысячи сто земных лет назад. Люди еще не отрывались от своей планеты, а жители Синдие под водительством Помы возродили свою расу на планете Драко. А теперь, Тора Соам, ускорьте продвижение во времени и покажите результаты колонизаторских усилий обеих наций к две тысячи пятидесятому земному году.

Джоанн представляла себе ореол точек вокруг обеих планет. Через некоторое время посол Рафики не вытерпела.

— Что все это призвано проиллюстрировать?

— Так выглядели тенденции колонизации миров до официального образования Федерации Девятого Сектора. — Она обернулась к Торе Соаму. — Теперь медленно подходим к настоящему времени. Начиная с две тысячи пятидесятого года тенденции изменились. Обратите внимание, как зоны тянутся навстречу друг другу. — Мысленно она представляла себе несущиеся перекрестными курсами стрелы, сталкивающиеся у планеты под названием Амадин.

— А теперь? — спросил Тора Соам.

— Теперь появилась планета, колонизованная обеими расами сразу, — Амадин. Все вроде бы шло гладко, пока не образовались без предуведомления Фронт и Маведах. Никто не успел и глазом моргнуть, как вспыхнула война, в которую вовлечены теперь три сотни миров. В такой войне, как эта, не может быть победителя; главная ее проблема заключается в том, что ни одна сторона не способна взять и прекратить военные действия. Остается как будто единственный путь — взаимное уничтожение. Межпланетная битва завершится тогда, когда биться станет нечем и некому.

— Не вижу проку в лекциях по истории, — нетерпеливо отмахнулась посол Рафики. — К тому же существует еще один путь: договор, выработанный мною и Хелиотом Бантом.

— Если этот договор вступит в силу, госпожа посол, бои на Амадине не стихнут. Не существует мощной полиции, способной сдержать все население, обуреваемое жаждой убивать. К тому же Палата драков обязуется поддерживать и защищать Маведах, а Соединенные Штаты Земли — Фронт Амадина.

Каждый солдат, прошедший через пекло Амадина, уносит заразу с этой планеты к себе домой.

— Это так, — сказал Тора Соам послу землян. — Пока не будет решена проблема Амадина, обе стороны сохранят готовность снова завязать драку. Все большее число солдат, наблюдающих за событиями через прицел, будет созерцать тамошние ужасные события. Возобновление межпланетной войны, случайное или преднамеренное, — всего лишь дело времени. — Тора Соам подождал ответа землянки и, не дождавшись, обратился к Джоанн:

— Мы понимаем, что несвободны в своих решениях. Но поняли ли вы, почему, как это происходит?

— Найдите основные коммерческие интересы, вовлеченные в колонизацию планет после две тысячи пятидесятого года.

Овьетах поразмыслил и возразил:

— Но ведь их сотни, Никол, компании, профессиональные союзы, организации по иммиграции.

— Компании создают побудительные мотивы для деятельности профессиональных и иммиграционных организаций, овьетах. Ищите связующее звено между компаниями.

Пока Тора Соам послушно выполнял задание своей помощницы, джетах Индева подошел к Джоанн и сказал:

— Почему бы вам не выражаться проще?

Джоанн выдавила улыбку, мучаясь от боли в плече: действие анестезии заканчивалось.

— Вспомните, джетах: Шизумаат не говорил Намндасу, что Синдие — круг, а показывал ему это.

— Я вам не школьник-молокосос, глядящий в рот наставнику! — возмущенно вскричал Индева, хлопнув себя трехпалой рукой по груди. — Мне нужны ответы, а не театральное представление!

От пульта управления до них долетел голос Торы Соама:

— Если ваши слова искренни, Индева Бежуда, то вы не станете возражать против того, чтобы по-взрослому дождаться доказательств и сделать собственные выводы. — Не дав ему ответить на отповедь, Тора Соам продолжил: — Четкой системы не вырисовывается, Никол. Однако почти семьдесят процентов капиталовложений в колонизацию делается пулом из одиннадцати холдинговых компаний. Все это — компании с других планет, ни одна из них не принадлежит гражданам Палаты драков. Мы не располагаем о них коммерческой информацией.

Джоанн кивнула.

— Зато все они с планет — членов Федерации Девятого Сектора.

Овьетах, выверявший информацию, ответил ей не сразу:

— Вы правы.

Джоанн обернулась к послу Рафики:

— Вы организуете поступление сведений?

— Вы хоть представляете себе, Никол, на что замахиваетесь?

— Значит, вы тоже прозреваете, госпожа посол?

Рафики, подумав, подошла к Торе Соаму.

— Соедините меня с моей миссией.

После того как посол дала разрешение на компьютерную связь с банком данных землян, Тора Соам взялся обрабатывать новую информацию. Справившись с этой задачей, он отошел от пульта управления и остановился рядом с Джоанн.

— Итак, Никол, восемьдесят процентов капиталовложений в колонии Соединенных Штатов Земли принадлежат после две тысячи пятидесятого года четырнадцати холдинговым компаниям, ни одна из которых не зарегистрирована на планетах Соединенных Штатов.

— Все до одной — на планетах Девятого Сектора?

— Да… Неужели тут и кроется некто или нечто, развязавшее конфликт между Палатой драков и Соединенными Штатами Земли?

— Да.

— Но ведь для этого надо располагать квадриллионами, невообразимыми капиталами и ресурсами. — Теперь Тора Соам обращался к послу Рафики: — Все указывает на Федерацию Девятого Сектора как таковую.

— Людям повсюду мерещатся заговоры, — с отвращением проговорил джетах Индева. — Это безумие, Тора Соам! Неужели Никол заразила вас собственными призраками? — Индева перенес свой гнев на Джоанн. — Скажите, землянка, какой членам Федерации прок от того, что половина их сектора пылает в огне?

— Никакого.

— Совершенно верно. А как можно бы было держать в секрете столь крупномасштабный заговор сотни правительств, да еще десятилетиями, что предполагает ваша теория?

— Никак.

Индева помолчал.

— В таком случае, Никол, то, что открыто вашему зрению, для моего закрыто.

— В разработке условий договора принимались во внимание предложения наблюдателей от Девятого Сектора?

— Да.

Джоанн удовлетворенно кивнула.

— Эти предложения наверняка касались организации на Амадине охраняемой демилитаризованной зоны.

Индева тяжело перевел дух.

— Это — ключевая проблема войны. Прежде всего необходимо потушить конфликт на Амадине.

— Нет, джетах Индева. Вы ошибаетесь. Ошибок у вас две. — Джоанн, стиснув зубы, приняла сидячее положение. — Заговор — из тех, что, по вашим словам, мерещатся мне повсюду, — существует. Однако он фрагментарен, состоит из множества планов небольшого масштаба, которые в целом сулят нам уничтожение. ИМПЕКС землян действует по определенным правилам. Если ИМПЕКС получает надежную информацию, согласно которой действия сулят компании прибыль, и если к тому же сразу несколько крупных инвесторов получают ту же информацию и побуждают ИМПЕКС не медлить, то разве трудно сориентировать таким способом ИМПЕКС на изучение и дальнейшую эксплуатацию определенной планеты?

— Вы говорите об одной планете.

— Да. Но если по другим планетам продолжить выдавать информацию, которая всякий раз оказывается достоверной, то поставщики этой информации входят в доверие, тем более когда они располагают большими инвестиционными капиталами. Другие компании, видя, куда земляне из ИМПЕКСа и драки из ЯЧЕ вкладывают средства, знают по собственному опыту, что не в их интересах отставать от первопроходцев. — Джоанн покачала головой. — Все было до крайности просто! Довести Палату драков и Соединенные Штаты Земли до войны было все равно что раз плюнуть. Пользуясь нашими же правилами, нас буквально за руку подвели к взаимному уничтожению. А манипулировал всем этим Хиссиед-до'Тиман, наиболее влиятельный член Ассамблеи Девятого Сектора.

Рафики вздохнула.

— Слишком многое указывает на Девятый Сектор. Хиссиед-до'Тиман даже навлек на себя подозрение тем, как он исполнял роль члена комитета по приему в Федерацию новых членов. Если бы этот тиман был умнее, он бы тщательнее заметал следы.

— Более того, госпожа посол: Хиссиед-до'Тиман очень постарался, чтобы подозрение пало именно на него вместе со всей Федерацией Девятого Сектора. Какова цель Хиссиеда-до'Тимана? — спросила Джоанн у Торы Соама. — На что направлена его деятельность?

— План прост. Такими, как мы есть, Хиссиед-до'Тиман предпочел бы держать нас за пределами Федерации. У Соединенных Штатов Земли и Палаты драков достаточно большое население, чтобы покончить с влиянием Тимана в Федерации. Для того чтобы тиманы допустили нас в Федерацию, мы должны первым делом сократить свое население. В теперешнем количестве мы — слишком влиятельный электорат. — Овьетах зашагал взад-вперед. — Но это еще не все. Нам нельзя обронить ни словечка о том, что мы узнали. Если мы проговоримся, люди и драки узнают, что эту войну спровоцировал Девятый Сектор. Нападем мы в итоге на Федерацию или нет, результат будет один и тот же: ни Палата, ни Соединенные Штаты не станут членами Девятого Сектора. Никол!

— Я вас слушаю, овьетах.

— Именно этого и хочет Хиссиед-до'Тиман — не допустить нас до членства?

— Да. Они усматривают в нас угрозу могуществу Тимана.

Рафики вздохнула.

— Если все это — правда, то я начинаю понимать, что вы имеете в виду под «заданностью», Тора Соам. Если истина станет известна, ярость людей и драков будет такова, что мы либо объявим Федерации войну, либо думать забудем о вступлении в нее.

— И то, и другое устраивает Хиссиеда-до'Тимана, — сказал Тора Соам. — Даже выступив объединенными силами, мы не сможем выиграть войну у объединенных сил Федерации. А если просто воздержимся от членства — что ж, этого Тиману и надо:

— Но как быть с теперешней войной, Тора Соам? Продолжать ее мы не можем, но и остановить не в силах, если верно все здесь сказанное.

— Вы правильно оцениваете ситуацию, посол. Вы хотели что-то спросить, джетах Индева?

— Да. — Джетах обращался к Джоанн. — Если истина найдена, то почему мы не можем отдать Хиссиеда-до'Тимана под межпланетный суд самой Федерации? Разоблачим его с его подлыми планами и обрушим на него гнев всей Вселенной!

Джоанн улыбнулась.

— И поставим таким образом в известность Землю и Драко? Никаких доказательств связи между Хиссиед-до'Тиманом и этим планом вы не найдете. Полагаю, что изучение его финансового состояния выявит скромное существование на жалованье члена Ассамблеи. Сомневаюсь, чтобы хоть какое-то из капиталовложений компании можно бы было объявить его работой. Его деятельность — не столько деньги, сколько советы и рекомендации. Даже когда дело дошло до голосования в его комитете, Хиссиед-до'Тиман просто воздержался. Образец беспристрастности, да и только! Тиманы — мастаки по части сокрытия истинных трасс и ложных следов. К тому же заметать следы никогда не составляло для него труда. Видите ли, Хиссиед-до'Тиман не преследовал денежного интереса, а по-своему заботился о выживании своей расы. Он — патриот. Госпожа посол!

— Да, Никол?

— Все, что я здесь вам говорю, — чистая правда. Проверяйте мои слова любыми способами, только держите все в тайне. Если план Хиссиеда-до'Тимана станет достоянием прессы, то это приведет к столь же губительным последствиям, что и осуществление самого плана.

— Кто, по-вашему, покушался на вашу жизнь, Никол?

— Не имеет значения. Вселенная кишит благонамеренными созданиями, готовыми пойти на подобный риск, полагая, что этим они послужат «справедливости».

— Как же быть с договором?

— Госпожа посол Рафики и джетах Индева, как только вы возобновите ваши переговоры в присутствии троих наблюдателей — Торы Соама, Хиссиеда-до'Тимана и меня, все сразу прояснится. Никакой охраны, помощников и ассистентов, позаботьтесь об удалении любых подслушивающих и подглядывающих устройств. Вы оба должны явиться на такие переговоры уполномоченными своих правительств с самыми широкими правами, в том числе и с возможностью отдавать приказы вооруженным силам.

— Я располагаю именно таким объемом полномочий от имени Палаты драков и могу их вам делегировать, — заявил Тора Соам. — Посол Рафики?

— Мне придется обсудить это с моим правительством. Но зачем мне такие полномочия, Никол?

— Вам потребуется максимальная власть и свобода действий, иначе проблема разрешена не будет. — Джоанн вытянула руку. — Тора Соам, действие введенного мне анестезирующего средства почти на исходе. Приготовлено ли для меня место на этом корабле?

— Разумеется.

— Тогда передайте меня Натуэху Ги.

Койка опять пришла в движение. Тора Соам зашептал ей в самое ухо:

— Неужели Хиссиед-до'Тиман несет ответственность и за смерть Хелиота?

Джоанн обессиленно покачала головой.

— Нет. Смерть Хелиота Ванта, напротив, противоречит его планам. Ведь благодаря ей переговоры возобновляются.

Койка остановилась.

— Тогда кто?

Джоанн помахала рукой.

— Соблаговолите задержаться, госпожа посол Рафики.

— Хорошо.

Джоанн дотронулась до руки Торы Соама.

— Пошлите за вашим первенцем. Вместе Ана Рафики и Тора Кия ответят на ваш вопрос.

Прошло всего несколько минут. Джоанн уже успели ввести новую дозу препаратов, и она слушала с койки, как Тора Соам, Кия и посол Рафики рассаживаются вокруг нее.

— Что ж, Никол, начинайте, — предложил Тора Соам. Джоанн кивнула.

— Госпожа посол.

— Да?

— Расскажите о своих отношениях с Хелиотом Бантом.

— В каком смысле?

— Как вы к нему относились? Что чувствовали?

Посол Рафики долго молчала, но все же решилась.

— Сначала мы вообще не могли общаться. Слишком велика была враждебность, слишком толста короста ложных проблем. Но по мере того, как мы расправлялись с препятствиями, враждебность постепенно сменялась взаимным уважением. Я очень уважала Хелиота.

— Опишите, что произошло в тот вечер, когда он погиб.

— Я передала информацию об этом майору Харидаши и разрешила требуемый вами информационный обмен через майора Мура.

— Все равно опишите. Меня больше интересуют ощущения, нежели сами события.

— Хорошо. Выработка условий договора была очень нелегким и долгим делом. В конце концов Хелиот предложил, чтобы мы с ним встретились с глазу на глаз в неформальной обстановке, без делегаций, постоянно обменивающихся обвинениями. Эта встреча оказалась очень полезной.

— Потом последовали новые подобные встречи?

— Да. Это позволяло работать гораздо эффективнее!

— Ваша привязанность к Хелиоту неуклонно росла?

— Я бы не называла это привязанностью. Это было восхищение, уважение. — В голосе женщины-посла зазвучали горестные нотки. — А хотя бы и привязанность! Полагаю, чувство было взаимным. Перед самой смертью Хелиот успел признаться, что уважает меня. Хелиот был очень горд — не только тем, чего мы достигли, но и тем, что мы достигли этого совместно — человек и драк. Хелиот… гордился нами.

Джоанн услышала, как Тора Соам встал и шагнул к послу.

— Вы плачете? Вы оплакиваете Хелиота Ванта?

— Неужели это так странно?

— Да, странно.

Джоанн повернулась к Кия:

— Кия, объясни им, что произошло.

— Откуда мне это знать?

— Ты знаешь.

После длительного смущенного молчания Кия молвил:

— Видимо, это действительно так. Должен вам сказать, посол Рафики, что непосредственно перед смертью Хелиот Вант находился во власти сильных чувств.

— Возможно. Я уже сказала, что Хелиот очень гордился нашими с ним достижениями. — Она грустно усмехнулась. — Хелиот… Он даже научился краснеть.

Направление голоса Кия изменилось.

— Объясни, родитель, возможна ли любовь, сексуальное влечение к человеку?

— Какая нелепость! — фыркнул джетах Индева.

— И тем не менее это возможно, джетах.

— Продолжай, Кия, — раздался голос Торы Соама.

— Хелиот Вант полюбил ее, хотя сам называл это по-другому. В конце концов посол Рафики — человек. Хелиоту не приходило в голову, что у него есть основания скрывать свои чувства.

— Уж не намекаешь ли ты, Кия, что чувства, которые испытывал Хелиот к этой женщине, помогли ему… зачать?

— Именно на это я и намекаю.

— Как такое могло случиться? В его-то возрасте…

— В возрасте Хелиота акт зачатия неминуемо вел к смерти. А что касается любви, сексуального влечения, то драк вполне может испытать их к землянке.

— Откуда ты знаешь?

— Так уже бывало…

— Откуда ты знаешь?!

— Так произошло и со мной.

— Кия!.. — Овьетах был ошеломлен. — Никол? Ты и Никол?..

— Это было очень странно… Темнота… Я не видел причины скрывать свои чувства. Мой рассудок был отягощен кошмарами, а это существо, которого я не различал в темноте, было готово меня выслушать, позволило мне облегчить душу. Потом она вообразила, что я — ее партнер, она тоже нуждалась в утешении…

— И ты зачал?

— Да. Род Тора получит продолжение.

Посол Рафики вскочила.

— Вы утверждаете, Никол, что это я убила Хелиота?

— Нет, госпожа посол. Обстоятельства, недопонимание, возраст — все это вместе и погубило Хелиота Ванта.

— А как же яд? — напомнил Тора Соам.

— Смерть Хелиота Ванта произошла по трагической случайности. Но это несчастье вносило в тщательно сбалансированное уравнение Хиссиеда-до'Тимана огромную степень случайности и неопределенности. Полагаю, яд стал отчаянной попыткой спасти уравнение от краха. Не исключено, что Лонду Пег был агентом тимана, но более вероятно, что яд попал в труп позднее. На орбитальной станции хватает потайных ходов, чтобы тиманы при желании смогли подбросить улики. Новое вскрытие, которое вы уже приказали произвести, подтвердит слова Кия.

Посол Рафики подошла к Джоанн.

— Но почему договор, подготовленный нами с Хелиотом, играет на руку Хиссиеду-до'Тиману?

— Потому что он накрепко привязывает обе стороны конфликта к проблеме Амадина, а саму эту проблему никак не решает. Здесь заложена обреченность на возобновление войны; более того, в будущем обе стороны будут отвергать саму идею переговоров как совершенно непродуктивную. Продолжение полномасштабной войны между Соединенными Штатами Земли и Палатой драков жизненно необходимо для успеха плана Хиссиеда-до'Тимана.

Посол Рафики долго размышляла стоя, прежде чем обратиться к Торе Соаму.

— Я все-таки многого не понимаю. Тем не менее теперь я стану добиваться полномочий, о которых говорит Никол. Я буду держать вас в курсе дела, джетах Индева.

Джоанн слышала, как посол удалилась. За ней с ворчанием последовал джетах.

— По-моему, я должен высказаться, Никол, — проговорил Тора Соам.

— Насчет чего?

— Тем хватает. Во-первых, вы и Кия…

— Это чистая правда, — раздался голос Кия.

— В таком случае тебя надо отправить обратно на Драко. Оставаться здесь слишком рискованно, если правда то, о чем говорит Никол. Наш род…

— Если кто-то и рискует, то не я, а Джоанн Никол. Теперь совершенно ясно, что тиман понимает, зачем мы ее привезли. Я останусь здесь, чтобы уменьшить риск.

— Неужели ты… полюбил человека?

Тора Кия долго молчал.

— Нет. При свете многое меняется. Однако я, то есть мы обязаны ей продолжением рода Тора. Для нас с тобой она должна быть большим, нежели просто талмой для решение некой задачи.

С этими словами Кия вышел. Постояв молча, Тора Соам проговорил:

— Джоанн Никол.

— Да, овьетах?

— То, о чем толкует Кия… Как могут человек и драк?..

— Любить друг друга?

— Да. Даже одно мгновение.

— В «Кода Тормеда» Кохнерет спрашивает, что сильнее: любовь к форме или любовь к существу?

— Вы читаете лекцию овьетаху Талман-коваха?

— Помните, овьетах: одно дело — правда вашего рассудка и совсем другое — правда, о которой говорят ваши чувства.

— М-м-м…

Она закрыла глаза и улеглась поудобнее.

— «О, если бы уснуть я мог с клубком гадюк у самых ног! А коли я умру во сне — о Боже, снизойди ко мне!»

— Джоанн Никол!

— Что, овьетах?

— Я не обладаю вашей проницательностью, но простейшие вещи понятны и мне. То, что мы знаем о плане тимана, ему только на руку. Как же нам добиться молчания самого Хиссиеда-до'Тимана? — Голос Тора Соама звучал зловеще — И это еще не все. Если план тимана так изощрен, как вы считаете, то орбитальная станция — летающая бомба. Какое бы решение здесь ни было выработано, можно воспрепятствовать его претворению в жизнь, просто-напросто взорвав станцию вместе со всеми, кто на ней находится, а вину взвалить хоть на Маведах, хоть на Фронт или войска Соединенных Штатов и дракский Флот, и Девятый Сектор.

— Да, ситуация именно такова, овьетах. Остается надеяться, что Хиссиед-до'Тиман видит ее в таком же свете. — Джоанн натянула одеяло до подбородка. — А теперь я буду спать. Многих вам бодрых пробуждений, Тора Соам!

Помявшись, Тора Соам откликнулся:

— И вам того же, Джоанн Никол.

Она слышала, как он медленно выходит из ее каюты. Когда дверь закрылась, она прошептала:

— Боже, благослови всех нас!

19

— Айдан, — изрек Ниагат, — я стану служить Герааку; я положу конец войне; я буду одним из твоих полководцев.

— Готов ли ты убивать, чтобы этого достичь, Ниагат?

— Готов.

— Убьешь ли ты Гераака, чтобы этого достичь?

— Убить. Гераака, моего господина? — Ниагат помедлил, размышляя. — Если то и другое одновременно невозможно, я бы предпочел смерть Гераака и прекращение войны.

— Я спрашивал не об этом.

— Да, Айдан, я не остановлюсь перед убийством.

— Умрешь ли ты сам, чтобы этого достичь?

— Я готов рисковать своей жизнью, как любой из моих воинов

— Опять я спрашиваю не об этом, Ниагат. Если конец войны возможен только ценой твоей жизни, наложишь ли ты на себя руки ради достижения мира?

Ниагат задумался над сказанным Айданом.

— Я готов к случайностям, которые сулит битва. В битве у меня есть шанс достичь моей цели и увидеть своими глазами ее торжество. Но верная смерть, да еще от своей собственной руки, лишает меня надежды увидеть мою цель достигнутой. Нет, я не стану жертвовать жизнью. Это было бы глупо. Прошел ли я проверку?

— Нет, не прошел, Ниагат. Твоя цель — не мир, а жизнь при мире. Возвращайся, когда твоей целью будет мир, и только он, и когда ты будешь готов перерезать себе горло ради его достижения. Такова цена Почетного оружия полководца.

Айдан и Вековая воина, Кода Итеда, Талман

В следующие несколько дней гипотеза Джоанн о причине смерти Хелиота Ванта подтвердилась. Хелиот умер потому, что зачал. При вскрытии на Синдиеву были найдены следы яда, однако тканей он не пропитал. Яд попал в труп позже. Лонду Пег был подвергнут допросу. Подозрения в его вовлеченности в преступление не подтвердились.

За пределами орбитальной станции военная полиция землян нашла мертвого тимана в скафандре. Тиман оказался сотрудником тимана Назака. Причиной смерти была дыра в штанине скафандра и вакуум космического пространства. Тиман Назак не потребовал расследования.

На планете Амадин Хита Зан, сменивший на посту первого военачальника Маведаха недавно погибшего Акаама Джааду, объявил, что Фронт берет курс на полное уничтожение. В то же самое время Шарлотта Раза повела части Фронта Амадина в наступление на восточный континент Шорда.

На орбитальной станции была созвана новая конференция.

* * *

Хиссиед-до'Тиман смотрел на экран. На экране застыло изображение маленькой каюты на станции, где умещалось только четыре стула и четырехугольный стол. Два стула стояли у стола друг напротив друга, остальные два — вместе, с противоположной стороны. Тиман отвернулся от экрана. Рядом с ним маячила фигура в скафандре

— Вы странное создание, Леонид Мицак.

— Что кажется вам таким странным, Хиссиед-до'Тиман?

Тиман поднял глаза на экран.

— Человек, работавший на Палату драков, теперь — мой личный осведомитель. Почему вы здесь, со мной, Леонид Мицак?

— Я преследую собственные интересы.

— Я ничего вам не плачу. Если вы говорите от чистого сердца, то, значит, согласны помогать мне в деле уничтожения расы, которой вы восхищены, и расы, которая дала вам жизнь. Какие же еще интересы вы можете преследовать?

— Думаю, тиману это должно быть понятно

— Объясните.

— Вам знакома человеческая игра — шахматы?

— Конечно. Очень популярная на нашей планете игра для маленьких детей. Вы собираетесь что-то проиллюстрировать с ее помощью?

— Представьте себе шахматную доску. Шахматист-человек отлично знаком с правилами игры и стратегиями, опирающимися на эти правила. Однако драк, противник человека, все равно выиграет, потому что он — специалист по части несоблюдения установленных правил. Первым же ходом драк смахнет с доски фигуры противника.

— А каков будет первый ход шахматиста-тимана?

— Если тиману будет предложено спасти положение, он развернет доску.

— Ну и что?

— В моих интересах быть на стороне победителя.

Тиман закивал и снова стал смотреть на экран. В каюте со столом и стульями появились люди и один драк. Посол Рафики заняла место справа, джетах Индева — слева, слепая женщина по фамилии Никол уселась на один из стульев в центре, глядя прямо на тимана. Одно ее плечо закрывал пластмассовой лубок. Вскоре появился Тора Соам и сел слева от Никол.

Хиссиед-до'Тиман весь подобрался.

— Как же так, Мицак? Они не оставили места для Фронта и Маведаха. Вы говорили, что они понимают, что проблему Амадина придется так или иначе решать.

— Еще я говорил, что они понимают, что проблема Амадина не поддается решению. Они знают, что это заколдованный круг, и знают имя колдуна.

Тора Соам встал, наклонился и включил блок связи.

— Хиссиед-до'Тиман?

Тиман тоже нажал кнопку.

— Да.

— Мы начинаем.

— Ответьте, Тора Соам, почему на этом заседании я — единственный наблюдатель от Девятого Сектора?

— Это заседание особенное, а вы — единственный официальный представитель Девятого Сектора, для которого представляет интерес его тема.

Тора Соам дотронулся до плеча Джоанн. Слепая женщина встала, а Тора Соам снова сел. Слепая женщина заговорила:

— Палата драков и Соединенные Штаты Земли достигли соглашения. Мы собрались для подписания исправленного варианта договора Хелиота Ванта — Аны Рафики.

— Превосходно! — закивал тиман. — Но в чем состоят исправления?

— С Амадина полностью выводятся все регулярные войска СШЗ и драков. Демилитаризованная зона упраздняется. На Амадине вводится режим карантина. Пускай планета решает свои проблемы самостоятельно. — Джоанн улыбнулась. — Мы больше не прикованы к драчунам на Амадине.

Тиман внимательно посмотрел на посла с Земли.

— Как мне известно, посол Рафики, Соединенные Штаты Земли поклялись защищать людей на Амадине. Существуют определенные обязательства…

Рафики кивнула и, глядя прямо в камеру, заявила:

— Обязательства будут нарушены.

— Нарушены?! — Тиман перевел взгляд на джетаха Индеву. — А что будет с обещаниями, данными Флотом драков Маведаху?

Драк покачал головой, не отрывая взгляда от стола.

— Обещания пересмотрены. Амадин оставлен без поддержки.

— Это… с трудом поддается пониманию. — Тиман некоторое время рассматривал слепую землянку. — Как я понимаю, все уже и так решено, Никол. Какова же цель этого заседания?

— Поставить в известность вас, Хиссиед-до'Тиман.

— Джетах Индева и посол Рафики! Вам обоим должно быть известно, что этот договор, бросающий оба народа Амадина на произвол судьбы, вызовет ярость обеих ваших рас.

Ему ответила посол Рафики:

— Джетах Индева и я получили в отношении Амадина абсолютные полномочия. Обе расы в большинстве своем согласятся с договором, поскольку большинство всегда склонно к согласию. Правительства тоже согласятся — по двум причинам: во-первых, закон обязывает их выполнять наше решение, во-вторых, нарушение договора означает возобновление войны. Договор не будет популярен, однако он предпочтительнее, чем имеющаяся альтернатива.

— Учтите, вам не удастся оправдаться.

Индева посмотрел в камеру.

— Мы учитываем и другое: огласка причин будет тебе на руку, тиман. Но талма должна быть соблюдена. Меня это может погубить, зато война будет прекращена. Не такая уж высокая цена.

— Оба правительства просто не могут себе позволить претворить такой договор в жизнь. И Палата драков, и Соединенные Штаты Земли не смеют пренебрегать отношением населения. Что скажете, посол Рафики?

— Вы правы. Очень возможно, что наше решение приведет к свержению обоих правительств. Но и это весьма скромная цена. К тому же обоим правительствам проще нарушить соглашение с друзьями, чем с врагами. Цена нарушения соглашения будет такой ужасной, что ни у того, ни у другого правительства просто не поднимется рука это сделать, как бы того ни требовали внутриполитические соображения.

Слово взяла Джоанн:

— При всей непопулярности договора он остается договором — официальным соглашением двух правительств. Оба правительства будут соблюдать его условия, ибо отказаться от этого значило бы нарушить законы, поступиться честью, гордостью, последовательностью, доверием… — Джоанн рассмеялась. — Как видишь, тиман, мы не можем не соблюдать этот договор. Ты и сам это понимаешь.

Тиман покосился на Мицака и опять уставился на экран.

— Вы упускаете из виду, Никол, что мой план продолжает действовать ничуть не хуже, даже если о нем становится известно. — Он снова покосился на Мицака. — С планом ничего не случится даже в том случае, если от всех нас через минуту останется мокрое место. Я могу устроить это, прежде чем ваш Мицак сделает хотя бы шаг в мою сторону. Или вы полагаете, что я побоюсь принять смерть ради своей расы?

— Почему же, мы как раз на это и рассчитываем, — ответила Джоанн. — Ты — патриот, Хиссиед-до'Тиман. Я не сомневаюсь, что ты с радостью погибнешь ради выживания своей расы.

— Тогда зачем все это? Вас все равно переиграли по всем статьям. Ваш договор ничего не меняет.

— К твоему сведению, тиман, в настоящий момент корабли Флота драков и вооруженных сил СШЗ взяли курс на Тиман, имея приказ превратить твою планету в пепел, а всю твою расу — в одно воспоминание. Эти корабли находятся под непосредственным командованием джетаха Индевы и посла Рафики. Приказ будет выполнен, если они не получат нового. Если ты нас убьешь, нового приказа не последует. Теперь ты знаешь цену своего молчания.

Мицак подошел к тиману и протянул ему что-то на ладони, обтянутой перчаткой. Это была розово-голубая капсула. Взяв капсулу, тиман посмотрел на человека.

— Переходите на сторону победителей, Мицак?

— Совершенно верно. Будьте добры, подождите, я позову охрану.

Мицак вышел из каюты. Хиссиед-до'Тиман перевел взгляд с капсулы на экран.

— Тиман — планета Девятого Сектора. Если вы на нее нападете, то будете воевать с целым Сектором, а не просто друг с другом.

— Тиман все равно превратится в пепел.

— А что, если с планом знаком кто-то еще, то есть мои сообщники?

— Они будут держать язык за зубами, чтобы не предстать дураками. Не существует ровно никаких улик, позволяющих связать тебя, Девятый Сектор или планету Тиман с твоим планом; нет вообще никаких доказательств существования плана. Вся коммерческая информация подвергнута… правке.

— А если я сообщу о ваших намерениях вашим правительствам? Разве они не отзовут ваши полномочия и не прикажут вернуться отряду, высланному вами к Тиману?

Рафики устало протерла глаза.

— Штурмовой отряд достигнет Тимана и испепелит его задолго до того, как до него долетит приказ, отменяющий атаку. — Посол откинулась в кресле. — Между прочим, НАШ приказ об отмене атаки тоже не долетит до отряда вовремя, если мы не отдадим его незамедлительно.

Хиссиед-до'Тиман сел прямо. В каюту вошли два охранника-тимана. Один из них сказал:

— Ваше превосходительство, некто по имени Мицак сообщил, что вы желаете иметь нас свидетелями чего-то.

— Да. Стойте здесь и молчите. Вы там! Вы будете объявлены изменниками своих народов. Предатели!

Не получив ответа, тиман отключил связь и погасил экран. Не отрывая взгляда от безжизненного экрана, он обратился к охранникам:

— Вы сообщите о том, что сейчас увидите, миссиям Соединенных Штатов Земли и Палаты драков.

— Будет исполнено.

— А женщине по имени Джоанн Никол передайте, что игра еще не сыграна. Вам все понятно?

— Да, ваше превосходительство.

Тиман еще раз взглянул на капсулу, сунул ее себе в рот и раздавил жвалами.

«Всем им придется хранить гробовое молчание, — думал он, пока перед его глазами постепенно угасал свет жизни. — Хватит ли у них силы воли?..»


«Тремстам одиннадцати джетахам Талман-коваха, Помаву, планета Драко.

Могу довести до сведения высокочтимых джетахов вышеизложенное, ибо тайна соблюдалась достаточно долго — до тех пор, пока ее разглашение не перестало представлять опасность. Однако молчание потребовало цены, предсказанной Айданом. Тиман был прав, сказав, что игра еще не была сыграна.

После возвращения на Драко джетах Индева Бежуда был подвергнут осуждению и изгнан из Палаты драков. Удалившись в свое имение опозоренным, Индева год спустя наложил на себя руки.

Джетахи Талман-коваха потребовали отставки Торы Соама с должности овьетаха. Тора Соам и его первенец Тора Кия поселились в имении Тора, чтобы воспитывать ребенка Кия, Тору Бое. Через три года Тора Соам был убит сторонником амадинского Маведаха.

Тора Кия улетел с ребенком на планету Лита и назвался там другим именем. Ребенка он определил в Талман-ковах на Лите, а сам давал уроки игры на тидне. Через четыре года после завершения его ребенком учебы в Талман-ковахе Тора Кия умер. Тора Бое является в настоящий момент джетахом Талман-коваха в Помаву; вам он известен под именем Хадсис Жия. Данное письмо возвращает Торе Бое его подлинное законное имя.

Ана Рафики возвратилась на Землю, где была уволена с дипломатической службы Соединенных Штатов. За год жизни на Земле она дважды едва не стала жертвой покушений, предпринимавшихся сторонниками Фронта Амадина; покинув родную планету, она исчезла из виду.

Джоанн Никол возвратилась на Землю, была отдана под трибунал за содействие противнику, признана виновной, уволена из вооруженных сил и приговорена к пятнадцатилетнему заключению. По прошествии трех лет она была помилована и выпущена на свободу. Начался поиск ребенка, от которого она отказалась при его рождении. Ведя поиск, Джоанн Никол параллельно основала земной Талман-ковах.

Леонид Мицак, заменив верой талму, прокладыванию которой он в свое время содействовал, отправился на Амадин в попытке способствовать примирению между Фронтом и Маведахом, но уже через два дня был там казнен. С тех пор минуло тридцать лет, а войне на Амадине не видно конца.

Через двадцать лет после гибели Мицака Палата драков вступила в Федерацию Девятого Сектора. Год спустя Соединенные Штаты Земли, покончив с внутренним сопротивлением вступлению, тоже присоединили все свои планеты к Девятому Сектору.

Именно тогда, незадолго до своей кончины, Джоанн Никол рассказала мне историю, которую я и представила вашему вниманию. Я вручаю ее Талман-коваху на правах „Кода Нусинда“, восемнадцатой книги Талмана. Я поступаю так, будучи овьетахом земного Талман-коваха Тессией Льюис, дочерью Маллика и Джоанн Никол».


Истинная правда и сокровенный смысл не достигаются согласием. Если кто-то один понимает смысл, смысл уже понят. Если кто-то один видит истину, истина уже на виду.

Предание об Атаву, Кода Сишада, Талман

Загрузка...