Возвращение воина

Глава 1. ЦАРСТВО ЛЬДА

Вы знаете меня как Рали Эмили Антеро. В первой жизни я была воином. Во второй — волшебницей. После этого я спала в течение пятидесяти лет до тех пор, пока моя хозяйка Маранония не пришла и не разбудила меня, прервав сладкие грезы в объятиях моей возлюбленной. Несмотря на то что она — богиня, которую я почитаю выше всех остальных, пробуждение не было легким.

Моя могила была ледяной. Крепость, в которой хранилась могила, тоже была ледяной, она приросла к границе холодных камней, омываемых Северным морем. Но в своих мечтах, во сне, я жила в стране вечного лета, где правила моя возлюбленная Салимар. Мы жили в хрустальном дворце с радостно сияющими фонтанами, садами, утопающими в белых, алых и желтых розах. В эти дни не смолкал смех, в эти ночи не смолкали томные вздохи, и мне не хотелось, чтобы все это исчезло.

Но богиня сказала, что разлука неизбежна.

Я рассердилась.

— О моя богиня, — воскликнула я, — так это и есть вознаграждение за все страдания, которые я перенесла, служа тебе?

Маранония улыбнулась, ее улыбка осветила огромное помещение, мой корабль заиграл серебряными бликами, заискрились раскрытые сундучки с алмазами, сверкнула сталь оружия. Я невольно потерла свой видящий глаз, который заслезился от всего этого великолепия. Лежащая рядом в одной сорочке Салимар поежилась и прошептала мое имя.

В моей отрубленной левой руке запульсировала боль, и я невольно застонала. Такая боль-призрак хорошо известна многим воинам… Боль еще больше усилила мою злость. Я пожертвовала глазом и рукой ради богини и ради моего народа. Правую глазницу закрывала золотая латка, ниже на щеке виднелся небольшой шрам. Вместо руки, потерянной в рудниках Короноса, у меня была теперь волшебная золотая рука.

Несмотря на то что она действовала значительно лучше, чем та рука, с которой я родилась, она все-таки постоянно напоминала о тех страданиях, которые перенесла я прежде, чем заслужила долгий сон.

Теснее прижавшись к Салимар, я осмелилась повернуться спиной к богине. Я собиралась снова погрузиться вместе с ней в страну сладких грез. В этой стране у меня не было ран и увечий. Здесь я была молода. Здесь меня ни в чем не обвиняли. В стране грез моей единственной заботой был выбор подарков возлюбленной. Будет ли это венок луговых цветов, который украсит ее волосы? Или певчая птица, которую мы выпустили из клетки, благословит наши объятия своим пением?

Раздался настойчивый голос Маранонии.

— Вставай, Рали, — требовала она, — твои сестры нуждаются в тебе.

— Защитница в опасности? — резко спросила я и, спрятав смятение за грубостью, продолжала: — Скажи им, чтобы нашли другую.

— Другой быть не может! — ответила богиня.

— Я сделала достаточно, дайте мне отдохнуть.

Но я все-таки перекинула свои обнаженные ноги через кромку могилы, сделанной из чистого голубого льда.

Сзади я услышала всхлип. Это плакала во сне Салимар.

Маранония была высока, ее заостренный шлем почти касался высокого свода ледяной пещеры, длинные распущенные волосы струились по плечам. В одной руке она держала факел правды. В другой — копье справедливости. Ее обувь была золотой, ее платье сверкало белизной под легкой кольчугой. Ее глаза светились, как горн для закалки брони. Казалось, воздух потрескивает от мощи ее биополя. Но я ее не боялась.

Я и раньше бросала вызов богам.

Богиня вздохнула, ее дыхание наполнило пещеру запахом фиалок. Потом она засмеялась, и ее смех был похож на далекий набат.

Я тронула латку, прикрывающую пустую глазницу, искусственной рукой и сказала:

— Я доверила тебе всю свою жизнь без остатка. Ради служения тебе я позволила расчленить мое тело. — Я повернулась, показывая на беспокойно спящую Салимар. Из-под ее сомкнутых век скатывались серебристые слезинки. Ее ресницы казались темными веерами на фоне нежных оливковых щек. Сорочка распахнулась, подставив холоду нежную грудь.

Прикрыв Салимар, я спросила:

— Почему ты не можешь позволить нам быть вместе?

— Твои сестры умрут, — ответила богиня. Мои слова прозвучали как обвинение:

— Смерть знакома стражницам Маранон. Сколько душ я доставила тебе? Тысячи? Десятки тысяч? Когда же ты насытишься?

Не слыша обвинений, Маранония настаивала:

— Орисса в опасности, Рали.

Я пожала плечами:

— Тогда пригласи моего брата. Амальрик никогда не отказывался от выполнения общественного долга.

Мы обе знали, что мои жесткие слова на самом деле не являются правдой. Никого на свете я не любила больше, чем Амальрика. Даже Салимар не могла сравниться с ним. Наша мать умерла, когда он был еще очень мал, и вся моя любовь досталась этому рыжеволосому ребенку. Воспоминания об этом заставили меня криво усмехнуться. Несмотря на возраст и достижения, Амальрик всегда будет для меня малышом.

— Твой брат мертв, — ответила богиня.

Ее ответ вскрыл старую рану, которая, как я думала, давно зарубцевалась. Видение подсказало, что мой брат и Янила Серый Плащ покончили жизнь самоубийством. Хотя они совершили этот шаг без сожаления, уверенные в том, что найдут другую, более радостную жизнь в великолепном потустороннем мире, мое сердце все еще кровоточило при воспоминаниях об этом событии.

Я старалась спрятать свою боль от богини.

— Тогда найди другого Антеро, — сказала я, — выбор практически неограничен. Я родом из плодовитой семьи.

«Только мне не повезло, — подумала я. — Я люблю детей спокойной любовью. Ведь они — чужие. Материнские чувства мне незнакомы».

Но сейчас я стояла обнаженная и дрожащая рядом с могилой посреди большой ледяной пещеры.

— Все Антеро мертвы, — продолжала Маранония, — кроме тебя и еще одного человека…

Я отшатнулась, услышав эту страшную новость. Какая же катастрофа могла погубить всю мою семью?

Богиня взмахнула рукой, и мне вдруг стало тепло. Я огляделась и увидела, что на мне рубашка, леггинсы и верхняя одежда стражника Маранонии. На плече красуется капитанский знак отличия. Я почувствовала, как в мочках ушей появились сережки. Мне не требовалось щупать их, чтобы точно узнать, какие подвески выбрала богиня. Одна должна быть миниатюрной копией золотого факела Маранонии, а другая — копья. Я вздохнула и попросила:

— Покажи мне.

Богиня снова взмахнула рукой.

Взметнулось облако ярко-красного дыма и разошлось, как занавес. Перед моим взором предстала комната. В кроватке лежал маленький ребенок. Две вооруженные женщины в форме стражниц стояли по сторонам кроватки.

Обе женщины были седыми — как старые солдаты.

Неподалеку я услышала крики и бряцание оружия.

У ребенка были рыжие волосы Амальрика. Локоны обрамляли нежное лицо с фарфоровой кожей и глазами цвета моря, долго целовавшегося с солнцем.

Спокойным тоном Маранония сказала:

— Она дочь твоего убитого племянника. Ее назвали Эмили в память о твоей матери.

Я снова поежилась, но теперь уже не от холода.

Раздался электрический треск волшебного грома, и ребенок вскрикнул, выставляя маленькую дрожащую руку, как будто бы хотел защититься от удара. Инстинктивно я шагнула вперед, чтобы отогнать угрозу, нависшую над ним.

Снова заклубился алый дым, и видение исчезло.

В моей голове роились вопросы. Кому потребовалось причинять зло такому прелестному младенцу? И почему? Как будто бы прочитав мои мысли, богиня сказала:

— В Эмили скрыты задатки огромных сил, Рали. Значительно более мощных, чем твои. В ней последняя надежда Ориссы. Если Эмили будет убита, то все те жертвы, которые принесли ты и твой брат, будут напрасны. И, по всей вероятности, надежда будет потеряна. Где же я тогда найду Антеро, когда не будет ни тебя, ни Эмили?

— Так кто же сотворил все это зло? — спросила я.

Пока я ожидала ответа на вопрос, мои глаза исследовали оружие; во мне возродились воспоминания о былом мастерстве воина.

— Ты знаешь ее, — сказала наконец богиня, — как Птицу Лиру.

Удар был таким, как будто бы я попала между двух столкнувшихся рыцарей в доспехах.

— Новари? Но я же убила ее!

Богиня сделала вид, что не слышит.

— Когда в очередной раз в Ориссе выпадет снег, — сказала она, — Эмили достигнет первого уровня своего могущества. Наши враги намерены не допустить этого.

Я была поражена:

— У меня есть только год? И это все? Почему так мало, ведь года едва хватит, чтобы добраться до дома! — Но я уже приняла решение.

— Тем не менее, — ответила Маранония, — мне разрешили предоставить тебе лишь этот срок.

— Кто устанавливает ограничения? — настаивала я. — Какой дурак командует небесными делами? Покажи мне это неприкосновенное лицо, чтобы я смогла плюнуть в него!

Мои эмоции выплеснулись в пустоту. Богиня исчезла.

Применив ряд заклинаний, я пополнила запасы и загрузила трюмы корабля. Мой корабль был небольшим и быстроходным, с одной мачтой и легким управлением. Паруса, как и корпус корабля, были серебряными. Я назвала корабль ласковым именем «Сияние».

Я старательно собрала оружие, завернула его в промасленную материю, произнесла заклинания, защищающие от ржавчины, положила в сундук и заперла его на ключ.

Закончив подготовку к отплытию, я подошла к могиле. Она была прозрачна, как голубое стекло. Салимар казалась маленькой на огромном ложе, которое еще недавно мы делили. Ее золотисто-каштановые волосы разметались на подушке, и, когда мои пальцы коснулись их, я испытала ощущение, похожее на боль. Наши руки соединились, и мы снова погрузились в мир грез и сновидений, без счета времени… Но хмурая тень пробежала по прекрасному лицу Салимар, и я поцеловала морщинки, чтобы разгладить их.

Салимар произнесла мое имя и потянулась ко мне.

Но я не могла больше оставаться.

Я прошептала обещание, но не была уверена, что выполню его. После этого я снова поцеловала Салимар, закрыла резную ледяную крышку, чтобы предохранить ее от возможных неприятностей.

Я взошла на палубу корабля, взялась за румпель и произнесла заклинание.

Сверкнула молния, и грянул гром, раскат которого поглотил мои прощальные слова.

После этого я поплыла под серебряными парусами по ледяному морю. Попутный ветер помогал мне.

Я никогда не думала, что буду вести дневник. Дневник, который я вела, — история, полная приключений, и доставила мне много трудных моментов. Я не так грамотна, как мой брат, поэтому я прибегла к услугам переписчика, чтобы скрыть свою неотесанность. Это, похоже, было целесообразно, потому что продавцы книг на развалах по многу раз в день восхваляли мои произведения, но, без сомнения, только благодаря веселому звону и шелесту поступающих в их кошельки денег.

На этот раз я обошлась без переписчиков. Они — желчное и ограниченное племя, буквально сводившее меня с ума своим романтическим бредом. К тому же мой стиль, вероятнее всего, улучшился в результате пятидесяти лет тренировки. Он не огранен окончательно, но все-таки, я надеюсь, что мои слова — не мышиный помет.

Читатель, имей в виду: эта книга — не для благодушных. Если вы испытываете отвращение, если вы раздражены и оскорблены моим интересом к женщине, — закройте эту книгу. История, рассказанная в ней, полна не только любовных переживаний и эротических сцен.

Поэтому я бы настоятельно посоветовала вам обязать кого-нибудь из ваших близких прочитать эту книгу и рассказать остальным о тех предупреждениях, которые она содержит.

Я шла под парусами по направлению к Южному морю, но с трудом продвигалась вперед. Я уклонялась от шквалов, пробивалась сквозь огромные ледяные поля, а однажды несколько дней маневрировала вблизи айсберга размером с остров, пытаясь обогнуть его. Лед айсберга был розового цвета, с голубыми полосками, и когда я бросала кусочки этого льда в мой бокал с теплым вином, оно бурлило и пенилось.

Хотя мне предстоял дальний путь — пять тысяч или более лиг [Лига — морская мера длины, равная 5,56 километра], — хорошо, что я задержалась именно в первые дни. На дне мира, где сезонные изменения противоположны климату Ориссы, все еще было лето. Здесь было только два времени года: зима и лето. В течение шести циклов солнце никогда не поднимается над горизонтом, стоит непрерывная ночь с невообразимо яростными штормами, которые внезапно налетают с гор и смешивают лед и камень. Холод настолько свиреп, что очень немногие существа могут выжить. Те, кто построил здесь жилища, наиболее стойки и упорны из всех обитателей Земли.

В течение следующих шести циклов луны солнце не заходит. Шторма налетают реже, хотя иногда дует ветер, способный так разогнать летящее копье, что оно пробивает самую крепкую броню.

Холод в этот период переносится легче.

Слезинка, катящаяся по щеке, все так же замерзает, но она не взрывается с резким звуком, как капли расплавленного железа, падающие в воду, или масло, когда кузнец закаливает поковку.

Я использовала первые дни путешествия в Ориссу для того, чтобы окончательно стряхнуть оцепенение после удивительного сна. Когда я легла в могилу вместе с Салимар, мне было около сорока лет. За пределами нашего ложа прошло пятьдесят лет. В королевстве Салимар пять десятилетий равны по продолжительности пяти месяцам, поэтому, когда я проснулась, мне все еще не хватало нескольких месяцев до сорока лет.

Мое тело затекло, мои движения были неуверенны, поэтому несколько раз я не сумела удержать в руке канат, с помощью которого регулируется площадь парусов. Беспокоило также и то, что мое воинское мастерство также могло сойти на нет, поэтому я не имела права спокойно ждать, когда появится неизвестный враг и проверит его.

Пока позволяли погодные условия, я следовала за стаей дельфинов, плывущей по направлению к большому айсбергу с плоской вершиной, около которого скопились многочисленные косяки жирной рыбы, явно искушавшие дельфиний аппетит.

Я поднялась на этот айсберг с самым тяжелым боевым снаряжением. Я упражнялась в боевом искусстве, повторяя приемы до полного изнеможения. Я пыхтела, как старая морская львица, неожиданно попавшая под полуденное летнее солнце. И я уже не могла шевельнуть и пальцем, а мне предстояло раздеться догола, растереть тело снегом и пуститься в сумасшедшую пляску, чтобы согреться. Я устроила великолепный спектакль тюленям и пингвинам, которые собрались посмотреть на странное существо с розовой кожей, которое громко кричало, гикало, подпрыгивало и кувыркалось, совершенно не стесняясь своих движений.

Мне не пришлось жалеть о времени и силах, затраченных на упражнения. Каждый день, вглядываясь в зеркало, я видела, как нарастают мускулы. Моя кожа приобрела здоровый цвет, и я поддерживала ее эластичность путем массажирования с теплым ароматным маслом. Для того чтобы сделать Салимар приятное, я отрастила волосы — однажды она сказала, что ей нравится ласкать их. Салимар называла их золотыми полями любви. Длинные волосы могут доставить удовольствие возлюбленной, но и у врага есть причины обрадоваться им. За косу можно схватить, когда хочешь перерезать горло. Поэтому я подрезала волосы с помощью бритвы так, чтобы их можно было скрыть шлемом. Думаю, это придало мне мальчишеский вид, хотя до сих пор никто не впадал в заблуждения, глядя на мою фигуру. Вряд ли найдется много желающих дразнить меня, если я войду в таверну в мужской одежде, не скрывающей пиратскую повязку на глазу, шрам на щеке и золотую руку.

Когда мои ноги приобрели былую сноровку и я смогла более уверенно ходить по качающейся палубе, отчаянно цепляясь за ускользающий парусный канат, в попытках сделать необходимую на судне работу, я приступила к следующему этапу тренировок.

В дело пошло оружие — меч, лук, кинжал и топор. Моя подруга Полилло была большим мастером боя на топорах. Она была могуча, хотя ее фигура сохранила девические формы: вообразите себе красавицу ростом более двух метров, которая может без усилий поднять каменный блок из фундамента крепости. Я видела однажды, как она одним ударом сбила щиты у шеренги нападавших на нее воинов, а потом сокрушила нападавших, превратив их в бесформенное месиво доспехов и тел.

«Боже мой, — подумала я, — если бы Полилло была со мной, то исполнить задуманное оказалось бы значительно проще». Но она мертва. Для того чтобы убить Полилло, потребовались усилия одного из самых мощных колдунов — последнего Архонта Ликантии.

Я с грустью вспоминала свою подругу, пока затачивала боевой топор и устанавливала мишень — запасную крышку люка, приблизительно равную по площади фигуре мужчины. Мой первый бросок был неточным, топор расщепил поручни и едва не вылетел за борт. Я привязала длинную кожаную веревку к рукоятке топора, другой конец которой обмотала вокруг талии, надеясь, что это поможет мне вернуть топор в том случае, если я промахнусь еще раз. Бросив топор второй раз, я попала в люк, но в полете топор очень быстро кувыркался, поэтому ударился обухом.

Я начала думать об ошибках, которые совершила при этих бросках. И снова вспомнила Полилло и то, как она учила наших новобранцев метать топор.

«Так что же придумать, чтобы ты сконцентрировался? — изумлялась, бывало, она на незадачливого новичка. — Вынь сиську из уха и слушай. Видишь вон ту цель? — Испуганный новобранец охотно кивал головой. — Оцени расстояние до цели. Далеко? — Голова новобранца истово качалась из стороны в сторону. — Ты хочешь мне сказать, что метала эту проклятую штуку целый день, а теперь не знаешь, на какое расстояние она улетит в очередной раз? — Пристыженный кивок. — Хорошо, тогда измерь расстояние шагами».

Ученица старательно измеряла дистанцию до мишени шагами, потом трусцой возвращалась к Полилло, чтобы сообщить результат.

«Двадцать шагов, говоришь? Очень хорошо. Теперь смотри внимательно».

Полилло не спеша отходила подальше от мишени, давая при этом наставления:

«Думай о своей руке, бросающей топор, как о бруске железа.

Не сгибай ее в локте и, ради всех святых, ни в коем случае, я настаиваю, не сгибай руку в запястье. Теперь о ноге. Она продолжение руки, руки, сделанной из цельного куска железа. Так, дальше: перед тем как бросить, сделай шаг вперед другой ногой. Не совсем полный шаг. Держи всю эту сторону тела в напряжении. Не старайся применить физическую силу, силу руки и плеча. Бросок получится слабым, как у недоноска, который моет туалеты в забегаловке. Используй всю мощь тела, направляя бросок… и отпускай топор… вот так!»

И Полилло бросала. Медленно повернувшись в полете только один раз, топор обрушивался на голову мишени, войдя в нее так глубоко, что только сама Полилло могла вытащить его.

«Ты видела, сколько раз топор перевернулся?» — спрашивала она.

Ученица охотно кивала и показывала один палец.

«Именно так — только один раз. Правильно брошенный топор поворачивается один раз на расстоянии двадцати шагов. Если до мишени сорок шагов — то два раза. Если десять — делает пол-оборота. Тридцать — полтора. Уловила?»

Следовало энергичное кивание, так как теперь ученице казалось, что она узнала главный секрет, и, естественно, она спешила проверить, как тот работает. Если будущая стражница Маранонии добросовестно выполняла указания Полилло, она редко ошибалась вновь.

Я вспомнила грубые инструкции Полилло после третьей неудачной попытки. Сколько до мишени? Десять шагов. Тогда пол-оборота. Рука-железо. Приварена к ноге. Не сгибай локоть, не сгибай запястье. Короткий шаг вперед левой ногой. Бросок.

Топор глубоко вошел в крышку люка.

Я никогда не выбирала топор в качестве боевого оружия. На мой взгляд, метнуть его во врага — последнее средство. Но он может быть полезен для отражения атаки превосходящих сил противника; тогда ничто не может улучшить настроение так, как мощные, повторяющиеся удары, которые заставляют напряженно работать все тело.

Моя левая, искусственная, рука очень сильна. Поэтому я всякий раз должна быть уверена, что правая не оставлена без внимания, хотя я думаю, что она никогда не сравняется по силе и ловкости с левой, не только потому, что левая сделана из металла, но и потому, что это — волшебный металл, содержащий вещества, которые я добыла у Новари. Я называю ее «божественная рука».

Она может выдержать очень сильный жар и предельный холод. Сила захвата искусственной руки такова, что в ней крошится камень. Но самым замечательным ее качеством является то, что она действует как настоящая: я могу сгибать ее пальцы, вращать большим пальцем — делать все, что угодно, только не скрипеть суставами. Божественная рука действительно бесподобна. Но я потеряла ее младшую и более слабую сестру — живую руку. Она хорошо послужила мне. Призрачные нервы вновь напомнили о себе, как будто бы требуя вернуть утраченное.

Я тренировалась до тех пор, пока промахи не стали минимальными. Пришлось немало потрудиться, потому что с одним глазом часто бывает довольно трудно правильно оценить расстояние. Неудобство было уменьшено в моем случае благодаря тому, что латка, которую я носила, чтобы прикрывать глазницу, была сделана из того же материала, что и рука. С ее помощью я могу заглядывать в Другие Миры по своему желанию, не прибегая к заклинаниям. Я называю ее «божественный глаз».

После упражнений с топором настал черед взяться за меч.

Так как моя физическая сила изо дня в день нарастала, я должна была позаботиться о сохранении ловкости и быстроты движений. Меч всегда был для меня любимым видом оружия, и я не хвастаюсь, когда говорю, что ни разу не встречала ни мужчины, ни женщины, которые могли бы превзойти меня в искусстве владения клинком. Но я знаю, что на самом деле такой человек существует. Такова природа наших возможностей. Не имеет значения, насколько хорошо вы овладели тем или иным мастерством, всегда найдется тот, кто превосходит вас. Будучи молодым воином, — а юность моя прошла в частых дружеских попойках, — я мечтала встретиться с человеком, который заставил бы меня испытать мои возможности. Это доказывает только то, что недостаточно иметь внешние отличительные признаки и гордиться ими, для того чтобы быть мужчиной. Конечно же, моя юношеская «мечта» — каприз.

Несмотря на то что я продолжала, стеная и испытывая физическую боль, оставаться в человеческом теле, очень важно было не забывать мою неземную сущность. Поэтому я достала волшебный сундучок и распаковала волшебные свитки и манускрипты, мази, пудры и другие принадлежности заклинателя духов.

Сначала я вызвала с помощью заклинаний мелкие предметы — стеклянную бусинку, клочок красного пергамента, каплю духов, обладавших мощным и устойчивым запахом, наполнившим всю каюту, большого жука с крылышками, окрашенного в зеленый и черный цвета, жужжание которого в полете напоминало мне пение сладкоголосой птицы. Потом я превратила этого жука в предназначенное Салимар сверкающее бриллиантовое ожерелье в форме жука-скарабея, которое могло издавать музыкальные звуки и источать аромат.

Я овладела искусством заклинателя будучи не первой молодости и без особого желания. Жестокая нужда и злая воля старой слепой колдуньи заставили меня преодолеть нежелание. Случайно я узнала, что необыкновенные способности передались мне по наследству от матери. Именно по ее линии некоторые члены семьи Антеро наследуют талант волшебника. Я применила этот талант на то, чтобы уничтожить Архонтов Ликантии и положить конец древней угрозе, нависшей над Ориссой.

Амальрику не было даровано необыкновенное наследие — божественное или дьявольское, кто знает, но его присутствие, казалось, всегда увеличивало напряженность волшебного поля, в особенности когда Амальрик был в сопровождении двоих из семьи Серого Плаща — Яноша или Янилы. С Яношем он обнаружил Далекие Королевства — это стало величайшим достижением в истории нашего народа. С Янилой он превзошел этот подвиг, совершив путешествие в Королевство Ночи, чтобы присоединиться к Старейшинам и сокрушить демонического короля, Бааленда, который ввергнул человечество в тысячелетний период мрака и забвения. А в качестве небольшого прощального подарка всем Амальрик помог Яниле Серый Плащ открыть закономерности, действующие в сфере как физических сил, так и магических.

Амальрик совершил свое последнее, наиболее трудное путешествие, будучи старым человеком. Опасности, с которыми он столкнулся, активизировали мой спящий мозг до такой степени, что видения о них четко отпечатались в моем подсознании. Это был единственный случай такого сильного возмущения за все пятьдесят лет блаженного сна. Поначалу я не видела никакой возможности помочь Амальрику. Потом я сформулировала заклинания, благодаря которым брат становился моложе по мере продвижения к цели до тех пор, пока он не приобрел силу и выносливость мужчины в расцвете лет. Амальрик так и не понял, кто вызвал изменения его биологического возраста. Его настолько не интересовало, как он выглядит, что я иногда сомневалась в том, что он задумывался об этих изменениях.

Когда он обрел покой, а я вернулась в свою обитель, я подумала, что в том мире, который мы оба оставили, все сложится наилучшим образом. Грядущее представлялось веком великого духовного просветления.

По мере того как я тренировалась для достойного выполнения предстоящих обязанностей, нарастало ощущение, что что-то неладно. Позже я вспомнила прощальные слова Амальрика. Так как он записал эти слова в бортовом журнале, они стали настолько могущественными, что преодолели огромные расстояния, разделявшие нас. Я услышала их, находясь в ледяной пещере, так ясно, как будто бы Амальрик сидел рядом со мной:

«… Я заключил соглашение с королем Солярисом. Все знания, которые получила Янила, будут переданы жителям Ориссы. Для этого в путь скоро отправится несколько колдуний, и я прошу тебя оказать им достойный прием. Они принесут правду о том, что именно двое из семьи Серый Плащ украли у богов. Если правда о краже будет дарована всем обитателям Ориссы, то мы наконец освободимся от наших хозяев, которые так ревностно оберегают этот секрет. Совершая предначертанное, ты не должна ничего бояться. Но если эта тайна будет спрятана от людей за семью ржавыми замками в старом пыльном чулане, обязательно наступит роковой день, когда все проклянут тех, кто убил Бааленда, и назовут мучения, на которые он обрек народ, суровой добротой отца».

Предупреждение, которое сделал брат, было совершенно ясным. Но прислушались ли к нему? Не явилось ли молчание народа причиной угрозы, нависшей над Ориссой? Не потому ли моим сестрам из войска Маранонии грозит смертельная опасность? Не в этом ли причина того, что все Антеро, кроме моей маленькой племянницы Эмили, убиты?

Маранония ничего мне не рассказала. Я почувствовала, как при воспоминании о богине во мне вновь разгорается гнев. Почему она не могла быть до конца откровенной со мной? Почему она сохранила практически все главные события в тайне и даже не намекнула, что я должна сделать?

Я нервно перебирала отполированные косточки, необходимые для заклинаний. Своим безразличием боги способны свести с ума. Они восседают на тронах в небесных дворцах, время от времени вставая и вновь садясь, оправдывая одних и наказывая других, поощряя одно и запрещая второе, — людская жизнь проходит мимо них. И горе тому простому смертному, который осмелится вызвать у правителя искренние чувства.

Однако богиня была откровенна, по крайней мере относительно трех вещей.

Первое — у меня есть только год на то, чтобы во всем разобраться и устранить угрозу Ориссе.

Второе — моя неудача обернется огромной катастрофой.

Третье — за всеми злодеяниями стоит Птица Лира.

Новари — внешне прекрасный и злодейски могущественный дьявол в образе женщины, любящий приходить ночью к спящим мужчинам, — дьявол, который однажды чуть не уничтожил меня. Именно в битве с Новари я потеряла руку и глаз.

Так как Новари снова мой враг, мне потребуется гораздо больше мужества и изворотливости, чем в битве против последнего Архонта из Ликантии.

Я вернулась к напряженным тренировкам, удвоив усилия. Ключ к победе над Новари, подумала я, — в анализе событий, которые привели к нашей первой встрече.

Я начала вспоминать.

Глава 2. АМАЛЬРИК

Из тех, кто знал моего брата, в живых осталось всего несколько человек. Память о нем осталась по большей части в книгах. Некоторые из тех сокровищ, которые он добыл во время путешествий, до сих пор выставлены в музеях, а его облик запечатлен на портретах, в бюстах, статуях, которые так привлекают птиц… У Амальрика нет ни могилы, ни гробницы, чтобы, по обычаю, отметить заслуги выдающегося жителя Ориссы, потому что его пепел был смешан с пеплом Янилы Серый Плащ и, в соответствии с последним желанием обоих, развеян над водой его любимой реки, протекающей через столицу к морю.

Я сомневаюсь, что простые люди часто упоминают его имя; многие из этих людей — дети и внуки рабов, отпущенных на свободу. Но, с другой стороны, вы то и дело убеждаетесь в том, что наша семья стала притчей во языцех.

«Счастлив, как Амальрик Антеро» — одна из расхожих фраз. А если вы говорите: «Я вам обязан честью Амальрика», это означает не подтвержденную по вашей вине гарантию или неоплаченную долговую расписку. Большая часть людей, по-видимому, и не догадывается об истинном происхождении таких поговорок. Один из моих любимых сарказмов звучит так: «Видать, он думает, что знает больше, чем Амальрик Антеро». Мой брат тут же учуял бы двойную иронию, скрытую в этой фразе. Амальрик более, чем кто-либо из тех, кого я знала, любил иронию.

Он повидал в жизни гораздо больше вещей и мест, чем кто-либо еще. Он столкнулся с огромным количеством препятствий и опасностей и преодолел их. Амальрик испытал больше всех печали в жизни, включая предательство лучшего друга в юности, а в более зрелом возрасте — измену единственного из оставшихся в живых ребенка. Но ему довелось пережить и большую любовь.

Амальрик часто поговаривал, что Янош Серый Плащ — самый мудрый человек из всех, кого он встречал. Думаю, что Серый Плащ знал, насколько Амальрик в действительности небезразличен к нему. Такая похвала — это нечто совершенно не похожее на моего брата, который в зрелом возрасте знал гораздо больше, чем Янош.

Итак, я сестра легендарной личности, Амальрика Антеро, величайшего путешественника, искателя приключений, первооткрывателя новых торговых путей, ученого.

Для меня он всегда оставался мальчуганом с огненно-рыжей шевелюрой и такой нежной кожей, что она отражала малейшие движения его души. В детстве он был озорником, в юности — щедрым и непрактичным, а в зрелом возрасте — наидобрейшим из всех людей, кого я знала.

Будучи ребенком, Амальрик без конца оказывал небольшие тайные услуги как простым работягам, кухонным работникам, занятым на мытье посуды, так и детям обеспеченных родителей. Делал он это так, что никто не догадывался о его участии и принимал все за везение, игру случая. Повзрослев, преодолев все соблазны лени и праздности, которые порождает богатство, он пренебрег всем ради дружбы. Амальрик был предан Яношем Серый Плащ столь низменным образом, что, по моему разумению, имя Яноша должно было стать нарицательным для обозначения предательства. Несмотря на это, мой брат остался самым яростным защитником Серого Плаща. После того как они поссорились, Амальрик стремился понять причины поступка Яноша, а в конце жизни простил его, придя к выводу, что добрые дела друга перевесили причиненное им зло.

Несмотря на то что я на несколько лет старше Амальрика, мы были всегда очень дружны и полностью доверяли друг другу. Будучи ребенком, он считал меня героиней — и действительно, должна честно признать, когда я стала молодым воином, мое самочувствие значительно улучшалось, если я замечала гордый блеск в его глазах. Помню, однажды я собиралась на каникулы после нескончаемых недель учений, когда надоедливые сержанты продалбливали мне череп и просверливали уши обвинениями в тупости и неуклюжести, Амальрик тихо вошел в мою комнату и попросил показать ему новые приемы боя на мечах.

Он никогда не считал странным, что его сестра — воин. Он был уверен, что мой интерес к женщинам — больший, чем к мужчинам, — в порядке вещей. На самом же деле Амальрик использовал это обстоятельство к немалой выгоде для себя в период необузданных и беспорядочных юношеских связей, настойчиво выспрашивая у меня об особенностях женского поведения в тех или иных ситуациях, полагая, что в этих делах я должна быть вдвойне более опытна.

Инстинктивно Амальрик догадывался, что женщинам в Ориссе были отведены только четыре роли: дочери, матери, жены и представительницы древнейшей профессии. Некоторым, включая меня, была дозволена пятая роль — одной из стражниц Маранонии, которые на протяжении многих лет обороняли столицу государства, заплатив за эту честь отречением от мужчин. Для большинства из нас последнее вовсе не являлось жертвой.

В более поздние годы своей жизни Амальрик открыл мне путь к шестой роли. После моего возвращения из путешествия по Западному морю я вдруг обнаружила, что моя карьера солдата близится к концу. Я видела потоки крови, во многих случаях сама ее проливала. А кроме недавно открывшихся магических способностей, у меня появилась страсть к путешествиям, которая является сущим проклятием всего рода Антеро. Знакомое окружение быстро утомляло меня. Я стремилась познать неизведанное, спрятанное под покровом жгучей тайны, там, где свежие ветры вздымают волны на пустынных морях, а лучи солнца освещают далекие горы, на которых не бывала ни одна живая душа.

Амальрик добыл для меня назначение в качестве заклинателя, мне предстояло руководить очередной экспедицией. На меня произвела очень сильное впечатление не сама по себе оказанная мне услуга, а то, что Амальрик сумел такое придумать. Сама я толком не знала, чего хочу… и это меня очень сильно тревожило. Говоря откровенно, я и поныне являюсь единственной женщиной, когда-либо занимавшей должность заклинателя, — и это обстоятельство исчерпывающе характеризует нравы Ориссы.

Чем Амальрик запомнился мне больше всего — так это своей улыбкой. Клянусь богами, он умел улыбаться! Улыбка казалась необыкновенно широкой и светлой на безбородом лице моего брата, его губы и щеки так краснели, что затмевали его огненно-рыжие волосы.

Последний раз я видела улыбку Амальрика пятьдесят лет назад.

Я шла морем в Ориссу, ведя четыре корабля, нагруженных ценным товаром. У меня были все основания быть довольной собой. Эта торговая экспедиция складывалась наиболее успешно из всех, совершенных ранее. В моем жизненном багаже было уже четыре подобных путешествия, в трех из которых я была заклинателем духов, а сейчас, в четвертом, — главой торговой миссии. В мои обязанности входила не только защита экипажа, кораблей и товара с помощью магии, но и руководство всеми коммерческими операциями. В соответствии с устоявшимися традициями ориссианских торговых мероприятий капитан и его военные инструкторы технически обеспечивали безопасность плавания и оборону от нападений. Несмотря на то что единственная цель подобных путешествий состояла в получении прибыли, мое слово имело вес практически во всех случаях.

Так повелось, что раз флот идет под флагом одного из Антеро, то его слово — закон. У меня наступила счастливая полоса в жизни, мои корабельные апартаменты ломились от всевозможных редкостей — ковров ручной работы, лечебных трав, парфюмерии, пряностей, самоцветов, драгоценных металлов, тяжелых связок хорошо выделанных кож и бесценных мехов.

Все это было честно заработано, и я знаю, что Амальрику было бы приятно услышать о том, как все в Ориссе воочию убедились, насколько все-таки был прав мой брат, сделав меня заклинателем духов флота и создав немыслимый ранее прецедент. Радость от встречи могла превзойти все ожидания, потому что я возвращалась в разгар праздника, который следует за месяцем сбора урожая.

Вино, веселье вперемежку с хмельными забавами и откровенным распутством, всеобщее воодушевление и, конечно же, деньги растекались во все стороны широкими потоками, переполняя столицу. Первый же встречный купец рассказал бы вам, насколько превосходен этот момент для получения небывалой прибыли. Самое удивительное состоит в том, что и это обстоятельство также могло бы упрочить мою репутацию.

Но, когда мы входили в гавань, мой эмоциональный настрой предвещал жесточайшую бурю. Я быстренько поменяла костюм заклинателя на неприметную одежду простой горожанки и незаметно ускользнула с корабля, едва он пришвартовался вблизи принадлежащих Антеро пакгаузов, оставив заботу о разгрузке добытого и портовых формальностей Карале — капитану нашей маленькой флотилии.

Стоял жаркий солнечный полдень, улицы и таверны уже звенели гомоном. Я пробиралась через Чипсайд и Центральный рынок.

Подвыпившие фермеры сбили наземь и ударами своей грубой обуви пинали яркую вывеску с изображением двух встречных струй — вина и звонких монет. Надо отдать должное трудягам от сохи — каждый год в это время они в поте лица собирают немало пшеницы и другого зерна.

Воздух был пропитан горячим, опьяняющим фимиамом, похожим на дым жертвенного костра индейцев, запахом жареного мяса и орехов, мускатным ароматом, исходившим от женщин в масках, для многих являвшихся чуть ли не единственным одеянием, — как нимфы они вышли из темных загадочных аллей, оставив позади запряженные экипажи с занавешенными окошками. Я видела, как нарядно одетые бедняки играли в популярную игру «найди горошину» с прожорливыми фермерами. Из таверн раздавались возбужденные голоса празднующего люда, то и дело превозносившие удачу, выпавшую на долю кого-нибудь из игроков в кости. Играли в распространенную в Ориссе игру «Заклинатели и Дьяволы» картами, которые, как они уверяли, были совершенно некраплеными. Карманные воришки усиленно трудились в местах заметного скопления народа, со всего маху налетая на ничего не подозревающего прохожего или же занимая его незначительными разговорами, пока их напарники спокойно вытаскивали кошельки и опустошали сумки.

Со всех сторон доносилась музыка. Уличная толпа обжимала меня, пока я пробиралась сквозь нее. Многочисленные зрители собрались посмотреть на аттракционы, развернутые цирком-шапито: фокусников-шпагоглотателей, жонглеров, необычно одетых, с раскрашенными лицами артистов, канатоходцев, балансирующих на стальных тросах, туго натянутых между крышами домов. Маленькие озорники мальчишки то и дело бросали дымовые шашки куда попало; маленькие девочки, с торжественными лицами восседающие на плечах родителей либо прилепившиеся к отцам сбоку, непрерывно щебетали и радостно размахивали руками. Вальяжные ухажеры с важным видом демонстрировали мускулы хихикающим девицам, одетым в пестрые, праздничные платья и украсившим хорошо уложенные волосы цветами и бусами.

Главная магистраль города была заранее перегорожена канатами, чтобы хоть как-то направить движение ночного шествия и не дать ему выйти из берегов, в особенности когда начнутся праздничные фейерверки и волшебные представления. Вершиной праздника должен был стать большой костюмированный карнавал.

Я заплатила совершенно невероятную сумму, чтобы нанять лошадь, страдающую костным шпатом [Костный шпат — одно из распространенных заболеваний лошадей], и отправилась на виллу моего брата, расположенную приблизительно в часе пути от Ориссы. Не успели мы проехать и половины расстояния, как лошадь захромала, и я была вынуждена вести ее под уздцы вдоль пыльной дороги. Мы представляли собой жалкое зрелище: лошадь хромала, я обливалась потом под палящим полуденным солнцем, с усилием продвигаясь вперед качающейся морской походкой, выработанной за многие месяцы странствий.

Когда я приблизилась к длинному низкому забору, ограждавшему бескрайние владения моего брата, я услышала, как Омери играет на флейте. Мелодия была приятна, и я вдруг почувствовала, как улетучивается моя усталость. Казалось, ветер с моря принес прохладу и воздух приобрел запах цветущих фруктовых деревьев и молодого вина.

Похоже, Омери ощутила мое присутствие, так как сладкая мелодия неожиданно перешла в традиционное приветствие, которым обычно встречают возвращающихся из дальних странствий моряков. Мое сердце невольно защемило, пульс участился, а руки уже сами обнимали дорогих мне людей. Амальрик приветствовал меня на пороге, и его радость от встречи со мной была настолько велика, что я на какое-то время позабыла истинную цель своего поспешного визита.

Смыв с лица дорожную пыль и облачившись в чистые одежды, предоставленные Омери, я последовала за братом и его женой в сад, к могиле матери.

Цветущие деревья всегда были одним из самых сильных увлечений матери, доставляли ей непередаваемую радость; и после того как она умерла, сначала отец, а потом Амальрик затратили очень много усилий для того, чтобы в саду все оставалось так, как любила мама. Вместо того великолепия, которое вы встречаете в большинстве богатых домов, в нашем саду присутствовала некоторая приятная неухоженность, которая давала ощущение того, что вы находитесь в диких зарослях, не тронутых рукой садовода. Тропинки были узки, клумбы — без цветов, а деревьям, кустарникам и другим (уже по большей части одичавшим) растениям была предоставлена полная свобода, некоторым было даже дозволено в беспорядке расти среди посаженных ранее, нарушая симметрию.

Я отвечала за состояние маминой могилы, простого каменного надгробия, стоящего под небольшим розовым деревом. Несложное заклинание, мысленно произнесенное мной, вызвало небольшую струйку воды, омывшую камень и мох, растущий у его подножия.

Амальрик хорошо знал, насколько сильно я привязана к этому месту, поэтому он приказал слугам накрыть стол неподалеку от него. На кустах роз, в изобилии растущих вокруг, лениво копошились и негромко жужжали пчелы; а осы, совершенно пьяные от винограда, который сушился на шестах, неистово бились о камень и как будто бы изумлялись, что он не поддается их усилиям и не реагирует на яростные жала.

Хозяева накормили и напоили меня досыта, поделившись при этом последними слухами. Омери была, как всегда, прекрасна: длинные красивые руки, шелковистая кожа, почти такие же рыжие, как у Амальрика, длинные волосы. Она была одета в короткое белое платье с вырезом, узость талии была подчеркнута простым зеленым поясом.

Потом я увидела в ее глазах огонек, который всегда загорался, когда она хотела посекретничать, и я была почти уверена, что и сейчас Омери готова сообщить мне новости, не предназначенные для посторонних ушей. Несмотря на то что ее живот был плоским, как у девушки, я заметила, что ее груди казались набухшими под легким платьем. А когда она поворачивалась или поднимала руки, она делала это так осторожно, как будто бы ее грудь была предметом особой заботы. Для того чтобы окончательно убедиться в своей догадке, я склонила голову, сделала незаметное магическое движение пальцами и прислушалась.

Я смогла услышать биение маленького сердца. Я выпрямилась, улыбнулась, и Омери всплеснула руками.

— Смотрю, тебе уже известен наш маленький секрет, Рали, — сказала она.

Я рассмеялась:

— В противном случае я не имела бы права называться волшебницей, Омери, хотя яркий румянец на твоих щеках и особый блеск твоих глаз и так все рассказали мне.

Амальрик улыбнулся и сказал:

— Тебе, дорогая сестра, вскоре предстоит стать тетушкой. Если родится девочка, мы назовем ее Рали в твою честь.

— Если ты мечтаешь о девочке, то тебе, братец, придется как можно быстрее позаботиться о следующем ребенке, — ответила я, — или я ничего не стою как колдунья, или тот, кто созревает в Омери, будет мальчиком.

Омери была в восторге.

— Тогда мы назовем его Клайгиусом в честь деда, — сказала она. — К сожалению, я никогда его не знала, он умер вскоре после моего рождения, но оставил мне на память вот эти трубы. — Омери показала на изящные инструменты, лежащие рядом. — Ты знаешь, он был музыкантом в суде. И все мы надеялись, что тот ребенок, которого носила моя мать под сердцем, с рождения будет следовать традициям.

Омери была дочерью Ирайи — земли, которая была известна нам как Дальние Королевства. Мой брат встретил ее и влюбился в то время, когда вместе с Яношем Серый Плащ был в тех краях.

— Клайгиус, — повторила я, — что ж, это имя звучит достаточно твердо.

— На вашем языке оно означает «навеки верный», — сказала Омери.

— Теперь у тебя есть сын, которого необходимо растить, для того чтобы в будущем он взял на себя заботы о семейном бизнесе, — сказала я Амальрику, — думаю, что мало-помалу ты перестанешь надолго отлучаться из дома.

Амальрик кашлянул и сказал:

— Ты что же, уже запланировала мою отставку? Все-таки малышу придется довольно долго обходиться без меня, так как я намерен путешествовать до тех пор, пока есть силы.

— О Великий заклинатель духов, расскажи нам, — нараспев, но далеко не в шутку произнесла Омери, вступая в разговор, — будут ли боги благоприятствовать Клайгиусу? Не погадаешь ли ты ему на счастье, Рали, сделай милость!

Я ворчливо отвечала, что мне надо было заранее приготовиться к такому ответственному мероприятию, но втайне я была польщена просьбой. На самом деле я считала за большую честь быть первой, кто сумеет предсказать судьбу наследника моего брата. Я выудила из кармана свой любимый набор гадальных костей, который много лет назад подарил мне магистр заклинателей лорд Гэмелен. Кости так потерлись за длительное время их использования, что магические символы, нанесенные на них, почти нельзя было различить. Из кармана, вшитого в рукав моей одежды, я достала складной стаканчик для бросания игральных костей, который всегда ношу с собой, и приготовила его к действию. Гэмелен учил меня, что искусство заклинателя является в действительности не только волшебством, но и умением создать маленький спектакль. Поэтому я постаралась не подкачать и блеснула сценическим мастерством.

Серьезно сосредоточившись, я подула на кости, прошептала волшебные слова, бросила их в стаканчик. Немного погремев костями, как сухими горошинами, я широким жестом, с размаху бросила их на каменный стол.

Захваченные действием, Амальрик и Омери быстро наклонились, чтобы посмотреть на выпавшие комбинации символов, несмотря на то что никто, кроме самой колдуньи или очень опытной гадалки, не сможет сразу прочитать послание судьбы. Через несколько мгновений они оба подняли ко мне виновато-вопросительные лица с одинаковыми, едва тронувшими губы улыбками ожидания.

Как хорошо, что я отточила умение сохранять непроницаемое выражение лица! Это умение выручило меня… Так как мой брат и его любимая жена впали бы в отчаяние, если бы они увидели в моих глазах то, что я наверняка почувствовала своим сердцем.

Плохо различимые символы, беспощадно выставленные судьбой напоказ, не предвещали ничего хорошего. Все символы относились к печати дьявола.

Я улыбнулась хорошо отрепетированной, широкой улыбкой и собрала кости.

— Ваш сын доставит вам великое удовлетворение жизнью, — солгала я, — этот парень будет достоин носить имя Антеро.

Как теперь известно всем и каждому, Клайгиусу предстояло вырасти и превратиться в более изощренного предателя моего брата, чем до него был Янош Серый Плащ. Но разве я могла тогда сказать правду дорогим мне людям? И что они смогли бы сделать, если бы узнали ее? Утопили бы своего первенца — будущего негодяя — сразу после его рождения?

Думаю, вряд ли.

Моля Тедейта о том, чтобы мое искусство заклинателя на этот раз подвело, я быстро закопала страхи в дальний угол подсознания и молча наблюдала за тем, как дорогие мне люди ласково воркуют и щебечут, обсуждая волнующую их проблему, как это часто делают все молодые родители, подробно рассказывая мне о планах и надеждах, связанных с будущим ребенком.

Когда приблизилось время обеда, Омери извинилась и ушла, сказав, что ей необходимо посмотреть, все ли в порядке на кухне, и проследить за слугами, накрывающими на стол. Амальрик налил нам обоим по большому бокалу того исключительно ароматного вина, которым славились погреба нашей семьи. Мы расслабились, и я в общих чертах поведала брату о том, как происходило мое последнее путешествие.

Когда я закончила, Амальрик сказал:

— Ты действовала совершенно правильно, но я чувствую, что ты не настолько довольна, как того хотелось бы.

Я тряхнула головой и сказала:

— В конце нашего путешествия с нами произошло кое-что, что меня беспокоит.

Брови Амальрика удивленно поднялись, и он умоляющим тоном попросил меня продолжать. Что я и сделала.

— На нас неожиданно напали пираты, — сообщила я, снова возвращаясь к теме рассказа, — сразу после того, как мы прошли мыс Демона. Недалеко от бухты Антеро…

Во время предыдущего путешествия мне удалось проникнуть гораздо южнее, куда еще ни разу не доходила ни одна экспедиция. Мне удалось преодолеть границы Айофры, где опаленные солнцем пески пустыни встречаются с безжизненным, устланным отшлифованной галькой побережьем. Я прошла гораздо дальше того места, до которого удалось добраться в юности моему отцу. Мой отец был первым, кто встретился с аборигенами Заполярья. Более того, мне удалось пересечь тот мистический круг, который, как представляется, опоясывает весь мир, где всеми делами и человеческими судьбами управляют странные созвездия.

Выполняя это поручение, я сосредоточилась более на организации будущих торговых связей, нежели на получении конкретной единовременной прибыли. Поэтому я занималась тем, что очаровывала, морочила головы и запугивала многих, даже самых яростных вождей местных племен для того, чтобы прочно запутать их в торговых сетях Антеро. Я организовала торговые представительства, безопасность которых обеспечивали всего несколько человек из нашей службы охраны.

Мои усилия с лихвой окупились во время четвертого торгового путешествия, когда мы приблизились к мысу Демона, расположенному вблизи самого северного из ледяных полей Южного полушария, а трюмы наших кораблей ломились от товаров. Предстояло побывать еще в двух наших торговых представительствах, наиболее удаленных из всех, мною открытых. Первое из них размещалось в заливе Антеро, который я назвала так в честь моей семьи.

После того как мы проложили курс вокруг скалистых мелководных участков моря, которые окружают мыс Демона, я снова оказалась в неопределенном положении, надеясь все-таки, что торговля в этих двух представительствах идет не так хорошо, как во всех остальных, которые мы уже посетили.

— Нам бы надо догадаться взять пятый корабль, — почти жалобным голосом сказала я капитану Карале.

Карале был темноволосым человеком небольшого роста с густыми усами и угрюмым характером, который всегда видел тину там, где другие — золото. Капитан разговаривал специфически небрежным языком старого морского волка, который усиливал впечатление от его мрачной натуры. Когда Карале говорил, вместо «да» слышалось «айда» или «ада», вместо «к тому же» — «омут же», а когда Карале говорил «для» — слышалось — …

— Да, госпожа, но это может привести к тому, что мы потеряем на один корабль больше, — сказал он. — Эти чертовы боги, должно быть, совершенно пьяны в своих небесных тавернах, только поэтому они позволили нам забраться так далеко и сохранить наши шкуры в целости, а мясо — на костях.

— О мой бедный, славный Карале, — ответила я, — мой брат потратил целое состояние на пожертвования, прежде чем я смогла отправиться в путешествие. Кроме того, я без конца потакала многочисленным местным шаманам, каждый из которых чувствовал себя хозяином положения, сидя в покосившемся «дворце», обмазанном для «красоты» глиной, смешанной с соломой. И за все это время единственный плохой период — когда мы попали в штиль продолжительностью в неделю около острова Кораблекрушений.

— Запомните мои слова, госпожа, запомните их хорошенько, — пробурчал Карале, при этом его черные брови как маленькие, но грозные мечи скрестились у переносицы, — впереди у нас очень тяжелое время, нас будут преследовать неудачи. Мы еще не раз пожалеем о том, что не остались дома, сразу после того как боги протрезвеют.

В ответ я рассмеялась:

— Ты хочешь сказать, Карале, что наша удача была чрезмерной?

— Смейтесь, сколько вам будет угодно, госпожа, — сказал Карале, — но в таких случаях обстоятельства неумолимы, и это хорошо известно всем, кто решает испытать судьбу, плавая под парусами по соленым водам. Когда в начале путешествия случается поломка, это оборачивается безоблачным небом в конце.

— Следуя этой логике, — ответила я, — самая прибыльная экспедиция должна была бы начаться со смерти твоей матери.

— Так то была моя сестра, миледи, — ответил Карале, — истинно сучьей дочерью она являлась, простите великодушно за выражение. Я был искренне рад увидеть ее в гробу. Но в конце концов она стала лучше воспринимать интересы семьи, и, видимо, ее смерть позволила мне увидеть самые светлые дни жизни.

Несмотря на сумрачность натуры, Карале был одним из лучших капитанов моего брата. Действительно, на Карале стоило посмотреть в сражении, когда он становился неукротимым и дрался, как лев.

Мне снова захотелось рассмеяться, но я боялась, что это вызовет еще более мрачные комментарии. Вместо этого я придала лицу жесткое выражение и, вздохнув, сказала:

— Хорошо, но согласись, у нас нет другого выбора, мы должны двигаться дальше. Нас ждут. Мы должны привезти письма, продовольствие, товары.

— Да, госпожа, это наша прямая обязанность, — подтвердил Карале со скорбным выражением лица. — Никто не посмеет сказать, что капитан Карале когда-то отлынивал от выполнения долга. Кроме всего прочего, я хорошо понимаю, что нашим представителям, должно быть, очень одиноко и тоскливо так долго жить вдали от дома. Когда они встретят нас, их жизнь станет немного веселее.

Произнеся это, Карале лихо закрутил усы, как бы удостоверяясь в том, что их концы смотрят вниз, как и полагалось, после чего отправился с важным видом восвояси, чтобы сделать несносной еще чью-нибудь жизнь. Наблюдая за тем, как капитан неуклюжей походкой, сутулясь и раскачиваясь, идет по палубе, я вдруг подумала, что обитатели наших представительств, по всей видимости, придут к выводу о необходимости покончить счеты с жизнью, если они очень долго будут созерцать невероятно мрачное лицо капитана. Я решила сделать визит как можно более, коротким. Может быть, мне удастся убедить жителей отдаленного поселения сделать склад для хранения провианта и оружия, чтобы другая экспедиция в случае нужды могла бы воспользоваться им. Там можно было бы спрятать приобретенные в результате торговых операций товары, пригодные для длительного хранения, тогда я смогла бы как-нибудь разместить оставшееся на четырех кораблях.

Первое, что пришло мне в голову, — использовать собственную каюту, которая была достаточно вместительной. Я поручила корабельному плотнику соорудить небольшую нишу недалеко от входа в каюту, где я разместила сундучки заклинателя. Я устроила подвесную койку прямо над ними, так чтобы мне достаточно удобно было спать на обратном пути.

… Раздался крик впередсмотрящего, и из моря поднялся и предстал перед нашими глазами мыс Демона.

Это был лишенный растительности, унылый, совершенно не защищенный от ветра участок земли, часть гряды несколько отдаленных от моря, необитаемых гор. Две пещеры, точно черные пустые глазницы, отмечали верхнюю часть возвышенности. Разделял их дугообразный скалистый хребет, похожий на крючковатый нос. Глубокий разлом с рваными краями образовал рот, искривленный в мрачной ухмылке, а завершали картину два острых камня, похожие издалека на рога дьявола.

Мыс Демона оправдывал свое название, хотя я не знаю, кто впервые увидел его. Может быть, это был абориген Заполярья, который проплывал однажды мимо на своем пути из отдаленного небольшого поселения. Представляю, как застучали зубы того парня со спутанной бородой и длинными волосами, когда вид этой причудливо искореженной земли заставил его сердце дрогнуть и сжаться, как от удара.

Местные мореплаватели рассказывали мне, что в этих местах небо редко бывает свободно от низких облаков, полностью скрывающих мыс Демона. Облака эти то и дело резко освещаются молниями, бьющими, если верить рассказам одного морского волка, не как обычно, а вверх из земли. Жестокие, злые цунами, поднимающиеся на море в районе мыса Демона, пользуются такой же дурной славой, как и штормы, и люди говорят, что однажды целый рыболовецкий флот был поглощен морской пучиной. Тогда волны поднимались на высоту, сравнимую с высотой Столбов Тедейта, которые стоят у границы Южного моря.

Такие штормы делали мыс почти полностью недосягаемым во время трех моих предыдущих походов; однако тогда штормы не были столь яростны, как в легендах. А день, когда мы приблизились к мысу Демона в четвертый раз, был прозрачен и тих, как лицо только что принявшей постриг молодой монахини. Бледное солнце зависло над мысом, и в его лучах слегка вились невесомые белые облака, витающие высоко-высоко, как девичьи грезы. Море было необыкновенно чистого голубого цвета, и, когда мы огибали мыс, стайка дельфинов приблизилась к нам, как будто приветствуя. Дельфины прыгали и кувыркались, взлетая над поверхностью воды, и явно выражали радость, издавая звуки при виде компании в столь безлюдном месте.

Я пребывала в миролюбивом расположении духа и именно поэтому была застигнута врасплох.

Ветер слегка утих, и я услышала, как Карале приказывает экипажу поменять паруса. Повторяющаяся команда капитана, которая передавалась по цепочке моряков, показалась мне эхом; звуки, постепенно затухающие в снастях корабля, преобладали над медленным, однообразным плеском морских волн. Я почувствовала запах живой, свежей, влажной зелени, который донес вдруг ветер, и осознала, что довольно безучастно размышляю о том, откуда мог взяться этот замечательный аромат.

На протяжении нескольких дней мне не удавалось увидеть никаких признаков растительности. Перед глазами непрерывно тянулась холодная, неуютная, черная береговая линия, так густо усыпанная галькой, обкатанной солеными волнами, что ни одно уважающее себя дерево или кустарник не стало бы даже пытаться пустить корни в таком месте. Кроме того, я знала, что в небольшом удалении от моря простирается пустыня. За ней росли пальмы, которые образовали небольшой оазис, где аборигены пытались обработать наделы деревянными мотыгами в надежде, что клубни, воткнутые в грядки, дадут хоть какой-нибудь урожай.

Если верить случайным сведениям, прибрежная полоса остается такой же безжизненной на протяжении многих десятков километров. Позже я обнаружила, что эти сведения по большей части правдивы. Кроме того, я узнала, что в конце необитаемой полосы расположен пролив, который ведет в необозримое Восточное море, о существовании которого до меня не знал никто.

Стоя на палубе корабля и восхищаясь бесподобным ароматом трав, пропитавшим легкий бриз, я неожиданно услышала звуки музыки.

Деликатный мелодичный перезвон чудесных струн волшебным маревом поднимался в воздух. Этот напев согревал душу, напоминал о родных очагах.

Неожиданно и необъяснимо стало вдруг очень важно увидеть, кто именно извлекает из струн столь сладкие звуки. Я повернулась, чтобы попросить Карале изменить курс корабля и направить его поближе к источнику музыки, и в этот момент я услышала, как капитан приказывает команде выполнить именно тот маневр, о котором я только что подумала.

Его крик усилил возникшее у меня ощущение, но я все еще пребывала в экстазе и в течение довольно продолжительного времени не реагировала на настойчиво повторяющиеся импульсы из подсознания, требующие принять меры предосторожности против угрозы, притаившейся впереди.

Это всего лишь музыка, говорило мне сердце, очень приятная музыка. Только люди, имеющие добрые намерения, могут так владеть инструментами. Только цивилизованные и гуманные люди, чьи сердца преисполнены любви и миролюбия.

Мои чувства заклинателя внезапно обрушились на меня всего за несколько мгновений до того, как я увидела первый корабль.

Это был широкий, высокий галеон очень древней конструкции. Но ничего древнего и примитивного не олицетворяла его угрожающая скорость. Тройные ряды весел с каждого борта галеона ритмично и согласованно устремляли вражеский корабль навстречу нам. Расстояние быстро уменьшалось. Теперь я услышала барабанный бой надсмотрщика, заглушивший мелодию, лившуюся из-под загадочных струн. Я даже представила себе, как хлестко бьют по спинам гребцов кнуты его помощников, пока они не спеша ходят между скамеек и «просят» прибавить скорости.

Все это я увидела как будто бы во сне. Должна признать, что это был очень живой сон. Наполненный лучниками, стоящими на изготовку в передней части вражеского корабля, и обнаженными воинами с мечами, толпящимися вдоль его бортов.

Над кораблем развевалось огромное знамя. На черном фоне был изображен огромный серый медведь, вставший на дыбы, с обнаженными клыками, когтистыми лапами, готовыми схватить добычу.

Я освободилась от вражеских заклятий как раз в тот момент, когда в поле зрения появились еще два галеона. Я наконец криком предупредила Карале об опасности. Но еще до этого я знала, что мой голос не будет слышен, так как команда оглушена злыми чарами.

Дико озираясь, я принялась лихорадочно соображать, что можно предпринять, чтобы противостоять нападению, готовящемуся под прикрытием магии. Первый галеон был почти рядом с нами, и я смогла услышать, как моя команда радостно приветствует врагов, не обращая никакого внимания на грязные ругательства пиратов, готовых броситься на абордаж.

Видение битвы вихрем налетело на меня — я отчетливо увидела все так, как будто бы движения замедлились до черепашьей скорости. Но мои мысли уже мчались вперед, как боевая колесница в отчаянной надежде пробить брешь в рядах противника.

Упал смертельный дождь стрел, каким-то чудом минувший всех, кроме юнги, который стоял на палубе, держа в руке ведро с помоями. Стрела пронзила его шею, и юнга коротко вскрикнул, падая на палубу. По иронии судьбы ведро с помоями шлепнулось вертикально, и содержимое почти не расплескалось.

В этот момент я находилась в состоянии высокого энергетического и волевого напряжения, поэтому отвратительное зловоние кухонных отбросов, которое я почувствовала во влажном воздухе, заставило мои ноздри трепетать, и неожиданно сумасшедшее решение сверкнуло в моем мозгу.

Я бросилась к умирающему юнге и к ведру, изо всех сил стараясь увернуться от стрел второго залпа. Это мне удалось, я догадалась сделать резкий шаг в сторону, и как только нога соприкоснулась с палубой, стрела со свистом пронзила рукав моей одежды.

Схватившись за ручку ведра, я раскрутила его, как обычно вращает стальной снаряд спортсмен-молотобоец, и изо всех сил запустила его как можно выше в сторону пиратского галеона.

Пока ведро поднималось все выше и выше, толкаемое теперь только благодаря моей воле, я произнесла волшебные слова:

Я допускаю, что это был не очень элегантный стих. Иногда мои казарменные привычки и грубый лексикон проглядывают сквозь наработанные манеры колдуньи. Но это было лучшим, на что я оказалась способной в чрезвычайных обстоятельствах.

Гораздо важнее было то, что… мое заклятие сработало!

Удар холодного влажного ветра отрезвил всех нас, и я увидела, как помойное ведро распухает, как желчный пузырь дикого кабана. Через мгновение оно взорвалось, и ветер швырнул бурую и коричневую дрянь в лицо врага.

Нас обволокла настолько тошнотворная вонь, что я чуть не упала на колени, скрюченная спазмами. Вокруг меня корчилась и ругалась вся команда. Но более всего досталось пиратам, я слышала, как они стонут и визжат от боли и призывают своих богов избавить их от такой напасти.

Я набрала в легкие побольше воздуху, стараясь превозмочь вдыхаемый с ним яд. Затем я с силой выдохнула, посылая вслед не заклинание, но мольбу тому богу, который случайно может услышать и спасти нас от моей бесконечной глупости.

Я сомневаюсь в том, что когда-либо смогу повторить то, что за этим последовало.

В тот самый момент, когда я резко выдохнула, ветер снова ударил меня в спину. Наш корабль чуть-чуть не опрокинулся, когда на него обрушился внезапный шквал.

Ураганной силы ветер уже унесся, когда мы все уже пришли в себя и приготовились к отражению атаки, но когда я вскочила на ноги, то увидела, что галеон отброшен далеко назад.

Смятение улеглось на всех наших кораблях, и команды полностью осознали то, что с ними только что произошло. Офицеры отдали приказы, и ориссийские воины бросились исполнять их, организуя сначала оборону, а уж потом думая о своей собственной безопасности.

Произойди нечто подобное в прошлом, я бы поспешила навстречу врагу с мечом в руках и огнем ярости в глазах. Мои руки и ноги заломило от желания броситься на врага. Но теперь я должна была предоставить право руководить боем другим.

Я собрала воедино все свои силы и привела в порядок чувства. Вскоре мне удалось отыскать противника. Это было отвратительное, колючее существо с острыми зубами и когтями. От него исходил удушливый запах серы, как от подпорченных яиц.

Когда я приблизилась к нему, существо пыталось отворить дверь в Другие Миры и поскорее юркнуть в образовавшуюся щель. Но я опередила его, преградив путь. Демон огрызнулся, и мое астральное тело почувствовало укус. Через мгновение я поняла, что этот странный демон — маленькое одутловатое создание.

С помощью конкретного изображения я вызвала большую метлу и уничтожила его.

Сразу после того, как демон взвизгнул в агонии, я вернулась к действительности. Я увидела, что моя команда берет верх, а пиратские галеоны отступают. Карале склонялся к тому, чтобы начать преследование и полностью уничтожить врага. Он замер в ожидании моего приказа.

Но я качнула головой в знак несогласия и скомандовала отбой. Наши корабли были слишком перегружены для того, чтобы пускаться в погоню. Так как наш враг оказался достаточно хитер, использовав только маленького демона, который едва не победил нас, мне не хотелось подвергать своих людей новым опасностям.

К тому же выяснилось, что в схватке один из наших кораблей был серьезно поврежден. Булыжник, выпущенный катапультой с одного из пиратских галеонов, начисто снес главную мачту. Поэтому мы вынуждены были заняться ремонтом. В связи с тем что вражеский флот затаился неподалеку, нам предстояло найти безопасное убежище. А это, в свою очередь, означало, что мы должны прервать плавание к нашей основной цели и укрыться в безопасном месте для латания пробоины в одном из наших однотипных кораблей.

Как только главная мачта корабля была отремонтирована, мы незамедлительно вернулись домой.

— Ты верно назвала это происшествие незначительным, — сказал брат, комментируя мой рассказ. — Ты успешно справилась с задачей, и, насколько я могу судить, ты действовала совершенно правильно. — Амальрик пристально посмотрел на меня и спросил: — Так почему же, дорогая моя сестра, это тебя все еще беспокоит?

Вздохнув, я ответила:

— Если подумать, для этого есть несколько причин чисто личного характера. Первое — меня укусили. Это задевает мою гордость. Вторая причина — тоже личная. Магическое нападение было организовано столь ничтожным существом, что непонятно, почему оно чуть-чуть не добилось успеха? Немного поразмыслив в спокойной обстановке, я пришла к выводу, что демон, с которым я столкнулась, мог быть только помощником, действующим по воле более мощного колдуна.

— Так ты думаешь, что именно здесь собака зарыта? — спросил брат.

— Да, — ответила я, — и теперь я понимаю, что я чувствовала это как слабый след чего-то большего. Более опасного, имеющего мышление и цели, абсолютно чуждые маленькому демону.

— Флаг, который ты видела, — продолжал Амальрик, — будит во мне воспоминания, похожие на тихий звон отдаленных колоколов. Но я все еще не могу восстановить, когда именно я слышал об этом.

— Вот видишь. Более того, на обратном пути я еще раз повидалась со старым шаманом, с которым познакомилась во время последнего путешествия. Когда я описала ему знамя, он необыкновенно разволновался. Старик сказал, что оно принадлежит королю по имени Белый Медведь. Владыке ледяных просторов, известному только по легендам. Пирату и захватчику, который в давние времена держал в страхе те земли. Белый Медведь мертв уже более ста лет. Шаман сказал, что какой-нибудь предприимчивый негодяй мог присвоить себе герб и имя знаменитого пирата Белого Медведя для того, чтобы угрозами заставить несведущих людей подчиняться ему.

— Я думаю, что шаман, по всей вероятности, прав, не так ли, Рали? — спросил брат.

Я кивнула в знак согласия.

— Это наиболее вероятное объяснение. Но думаю, что пиратское происхождение ничуть не принижает его возможностей. Самозванец обладает не только крутым нравом, но и, как мы совершенно определенно узнали, — искусством колдуна.

— Тебя еще волнует судьба наших торговых представительств, не правда ли, Рали? — спросил Амальрик.

— Меня не оставляет чувство, что я бросила их на произвол судьбы, повернув корабли, — ответила я.

— И это несмотря на то, что там более чем достаточно воинов и вооружения для того, чтобы защитить себя?

— Да.

— Разве нет с ними двух самых опытных орисских заклинателей для защиты от магических атак, вроде той, с которой столкнулась ты, — лорда Серано и лорда Сирби, если я правильно запомнил их имена?

— Тем не менее, — настаивала я, — беспокойство не оставляет меня. В особенности за обитателей залива Антеро, где служит лорд Сирби. Залив Антеро расположен неподалеку от того места, где я видела пиратов.

— Если предпринять незапланированное путешествие в такую даль, это влетит нам в копеечку, — сказал Амальрик, — в особенности если посылать в экспедицию вооруженные силы, достаточные для победы над самозваным Белым Медведем, независимо от того, кто скрывается под этим именем.

— Нет, у меня нет достаточных доказательств, чтобы заставить тебя пойти на такой риск.

Амальрик на минуту задумался. Потом произнес:

— Вот что я тебе должен сказать — я пошлю быстроходный разведывательный корабль. Настолько маленький, что он сможет проскочить незамеченным, но и способный отразить внезапное нападение. Произведя разведку, кораблик смог бы быстро отправиться к нашим двум торговым представительствам, чтобы убедиться, что у них все в порядке.

Предложение моего брата должно было бы принести мне облегчение, но этого не произошло. Голова и плечи болели от нервного напряжения.

Амальрик, как всегда почувствовав мое настроение, нахмурился и спросил:

— Ты хотела бы стать во главе предстоящего плавания, не так ли, Рали?

Он угадал.

— Я должна быть там, Амальрик. Ответственность за жизнь оставшихся там людей лежит на мне.

— Снова слышу голос капитана стражи Маранонии, — усмехнувшись, сказал брат. — Видимо, это в твоей крови, не правда ли?

— Думаю, так и есть, — ответила я. — Кроме того, это мой долг. Посуди сам: кто открыл новые земли, кто заставил людей жить и работать там? Кто обещал вернуться?

— Но ты же не обещала им полной безопасности, — возразил Амальрик. — К тому же они все очень опытные люди. Каждый из них прекрасно сознает риск и опасности, которым подвергается в районе, населенном дикими племенами.

— Тогда давай рассуждать так, — настаивала я. — Будь ты на моем месте, что бы ты предпринял?

Амальрик ответил без колебаний:

— Я бы отправился незамедлительно.

— Именно так я и собиралась поступить, — подтвердила я, — отправиться незамедлительно.

— Тогда непременно иди, дорогая моя сестра. Иди.

Разведывательный корабль был снаряжен и подготовлен к отплытию через несколько недель. Но перед тем, как отправиться в опасное путешествие, я совершила небольшое паломничество.

Ордену сестер стражи Маранонии принадлежал небольшой замок в Галане, расположенный на расстоянии в три полных световых дня пути с максимальной скоростью от Ориссы. Замок представлял собой простой каменный дом небольшого размера, поставленный в живописном лесу, который был на самом деле не более чем лесистым участком земли. Вокруг, на покатой, сглаженной череде холмов и в низинах, простирались фермерские угодья. Хозяйством на фермах управляли стражницы Маранонии, которые были по тем или иным причинам не способны принимать участие в боевых действиях. У некоторых из них были телесные раны, у других — духовные, у третьих — и те и другие. Кроме того, очень пожилые стражницы коротали в Галане свои дни, а те, кто помоложе и посильнее, — ухаживали за своими менее удачливыми сестрами и трудились на фермах.

В тот день, когда меня сопровождали через ворота замка Галаны, было очень тепло и так сухо, что шуршала листва под ногами, а кожа становилась шершавой.

Женщины, обитавшие в Галане, жили в нескольких уютных домиках. Меня заинтересовало, что владения включали и невысокий холм, на склонах которого виднелись пещеры. Вдоль границ владения располагались более высокие холмы, а дальше — горы, поэтому мне пришло в голову, что место для замка выбрано очень удачно, что позволит отразить любую угрозу.

Вежливости ради я немного поговорила с седовласой начальницей, управляющей делами Галаны, похвалив ферму и осмотрев небольшой отряд, который она держала наготове на случай непредвиденной опасности. Я одобрила выправку воинов и вооружение, хотя, говоря откровенно, совершенно не замечала ни конкретных предметов, ни лиц. Главной моей заботой было как можно быстрее попасть в замок и посоветоваться с провидицей моей богини.

В замок я вошла одна, положив короткую записку в ящичек, стоящий около входа. В ней я обещала пожертвовать на нужды замка хорошо откормленного буйвола. Потом направилась к алтарю.

В замке было прохладно; крупные пылинки вились в единственном луче света, который проникал сверху, через прикрытое стеклом круглое отверстие в остроконечной крыше. Это был путь, по которому богиня приходила в замок и возвращалась на небо.

Стены замка украшали старые, выцветшие фрески, на которых очень эмоционально были запечатлены все те поражения и победы, которые познала стража Маранонии на протяжении многих веков. Справа от статуи богини виднелась недавно нарисованная картина, напоминающая о моей битве с Архонтом, которая произошла несколько лет назад.

Я невольно поморщилась, когда увидела свое излишне идеализированное изображение с окровавленным мечом в одной руке и с головой Архонта, которую я держала за волосы, в другой. На самом деле все произошло по-другому. К тому же я могла бы только мечтать выглядеть так хорошо, как на этой картине, — с такой тонкой талией и с такой высокой грудью, что многие женщины должны были бы почувствовать приступы отчаяния при виде такого ослепительного совершенства. Я знаю, что в то время так и было. Подумав еще мгновение, я признала, что на картине было действительно мое изображение.

По пути к алтарю я остановилась около небольшого бассейна, устроенного на возвышении. Край бассейна представлял собой невысокую мраморную стенку, и я наклонилась, слегка перегнувшись через камень, чтобы погрузить пальцы в воду. Мое лицо отразилось на ровной серебристой поверхности воды, и я невольно усмехнулась, когда слегка зарябившее зеркало напомнило мне, насколько я теперь далека от героического совершенства, изображенного на фризе замка.

Изображение разлетелось, брызнув осколками, когда я зачерпнула и поднесла к лицу душистую святую воду. Слегка омыв лицо, я почувствовала прохладу и свежесть, после чего поспешила к алтарю, где ждала меня каменная фигура Маранонии.

Преклонив колени на ступенях и подняв глаза на статую богини, которая стояла в незыблемо-проникновенной позе человека, знающего правду, я молилась, чтобы предстоящее путешествие прошло благополучно.

Я не совсем уверена в том, что достаточно почтительно относилась к богам в то время. Не исключено, что я стала немного циничной, что происходит со многими заклинателями, когда со временем они становятся способными сами творить чудеса. Так или иначе, мне запомнилось, что я чувствовала себя немного глупо, пока я молила богиню о благословении. В моей голове мелькнуло секундное изумление тем, что мольба и обязательства с моей стороны предлагаются не более чем красивому скульптурному изображению, сделанному хорошим мастером из мертвого камня, изображению не более реальному, чем мое — на стене замка.

Но в тот момент, когда я опустилась на колени и они едва только успели почувствовать холод твердого, гладкого камня, луч света, идущий сверху, внезапно расширился и загустел. Пронеслось легкое дуновение ветра, послышался шорох одежды и клацанье оружия.

В следующее мгновение я увидела, что статуя шевельнулась. Сначала поднялась рука, потом вперед двинулась нога, обутая в сандалии. Статуя осветилась сиянием и полностью ожила.

Богиня взмахнула рукой.

Радужный дождь сверкающих искр упал на ее плечи, одеяние воина и оружие исчезли, и теперь богиня была одета в шелковые одежды из полупрозрачной алой ткани, которая мягко облегала тело цвета слоновой кости, подчеркивая его естественную красоту. С левой стороны платье богини имело глубокий разрез, и, когда она шла, время от времени мелькала изящная ножка, дразня ложными надеждами.

Я стояла, ошеломленная красотой богини. Должно быть, я судорожно глотала воздух, как мелкая рыбешка, застигнутая врасплох отливом и оказавшаяся на суше.

Увидев меня, Маранония засмеялась, и воздух наполнился запахом фиалок.

Я была испугана, поэтому низко поклонилась богине, при этом мое сердце как будто бы состязалось с головой, стремясь приложиться к полу. До этого богиня не являлась ко мне. В будущем мой благоговейный трепет сменится, как вы увидите, на менее уважительные чувства.

— У тебя есть просьба ко мне, Рали? — спросила богиня.

— Да, миледи, если вас не затруднит, — произнесла я дрожащим голосом.

— Что заставило тебя предположить, что я ее исполню? — продолжала Маранония.

Без сомнения, я выглядела весьма комично, в откровенном изумлении взирая на богиню, как маленький ребенок, которому только что сообщили, что его родители не являются бесконечным источником силы и мудрости. Мне никогда в голову не приходило, что богиня не сможет сделать все, что пожелает. Она ведь богиня, не правда ли? Я думала, что единственный вопрос — захочет ли богиня, но чтобы ставить под сомнение ее возможности…

Почувствовав мою растерянность, Маранония снова рассмеялась, и именно в этот момент мне пришло в голову сравнение ее смеха с тревожным набатом.

Смех богини разозлил меня. Колени заболели, и я почувствовала, что едва сдерживаюсь.

— Прошу прощения за то, что причинила вам так много беспокойства, госпожа, — сказала я ледяным тоном.

В ответ прозвучал жестокий смех. Я стиснула зубы и постаралась переждать бурю, вызванную во мне «божественным» юмором.

Потом богиня сказала:

— Тебе следовало бы последить за своим поведением, Рали. Твой характер может в будущем осложнить наши отношения.

Несмотря на то что Маранония все еще улыбалась, ее взгляд обрел стальную твердость, поэтому я внутренне затрепетала.

— Да, госпожа, — ответила я.

Богиня слегка согнула указательный палец, и часовня завертелась у меня перед глазами, сразу стало темно, только фигура Маранонии освещалась легким пульсирующим светом. Она заговорила, и мне показалось, что голос богини исходит как бы изнутри меня.

— Я могу сообщить тебе только следующее, Рали Эмили Антеро, — начала богиня, — ты обязательно должна совершить это путешествие. Оно жизненно важно для будущего Ориссы — того народа, который избран мной для опеки. Я не имею права открыто встать на твою сторону, но постараюсь сделать все, что в моих силах. Среди моих двоюродных братьев, имеющих влияние в божественных дворцах, есть те, кто не любит Антеро.

Поэтому я должна предупредить тебя со всей серьезностью — никогда никому не говорить о моей встрече с тобой сегодня и о том, что я тебе скажу. В первую очередь это относится к твоему брату. Его сила должна быть сохранена до поры до времени. Она понадобится, если наступит час решающего сражения.

Вот почему от тебя одной, Рали, целиком и полностью зависит, сумеет ли твой народ пережить кризис.

Фигура Маранонии начала таять в воздухе.

— И это все, что ты можешь рассказать мне, богиня? — вскричала я. — Пожалуйста, объясни мне все, что можно, не нарушая безопасности. Я никому не скажу ни слова.

Изображение Маранонии снова проявилось.

— Твое путешествие будет преисполнено опасностей, — сказала богиня, — некоторые из твоих спутников могут погибнуть.

Некоторые дезертируют. Твой успех или неудача целиком и полностью зависят от тебя, Рали. Но не от богов.

И вот еще что…

Твоя удача напрямую связана с тремя кораблями. Три корабля знаменуют твою судьбу. Три корабля, на которых ты будешь плавать… Первый — серебряный, второй — медный, третий — золотой.

Богиня исчезла, а я упала без сознания на каменный пол.

К тому времени, когда нам предстояло отправиться в путь, я полностью восстановила свое душевное равновесие. Когда Амальрик пришел проводить нас, я уже могла довольно достоверно разыграть веселье. Я уже подумывала о том, что видение, которое посетило меня в замке, было следствием того, что я выпила немного кислого вина, заглянув в таверну, расположенную недалеко от Галаны.

Чем больше я думала об этом случае, тем более нереальным и неестественным он мне казался.

На прощание Амальрик обнял меня и сказал:

— Пусть попутные ветры и удачная торговля всегда сопровождают тебя, дорогая моя сестра.

Я поцеловала его, потом отошла на шаг, чтобы повнимательнее присмотреться к его лицу. В этот момент мой брат выглядел как очаровательный маленький мальчик, которого я знала много лет назад и вынуждена была покинуть, отправившись воевать. Поэтому я попросила у него то, о чем не раз и не два умоляла в прошлом, в нашем давнем прошлом.

— Улыбнись мне, мой маленький брат, — произнесла я, — твою улыбку я пронесу через все расстояния.

И Амальрик подарил мне самую яркую, самую чудесную из своих улыбок.

Я долго смотрела в лицо брата, стараясь запомнить его получше. Думаю, что он делал то же самое, пристально глядя на меня. Вдруг я заметила, что в его глазах зреет вопрос. И этот вопрос звучал так: увидимся ли мы когда-нибудь вновь? Боже мой! Если бы я тогда знала ответ, то поцеловала бы Амальрика еще раз.

Глава 3. ПРОВИДИЦА ПИСИДИИ

До того, как родились я и мой брат, наша земля была маленьким мрачным местом с устрашающим окружением. Мы были похожи на мышей, притаившихся в норке, сооруженной за стенкой сарая, и испуганно высовывающих носы наружу только тогда, когда голод становится нестерпимым. Тогда мыши дерзко, пренебрегая опасностью, исходящей от всемогущей совы, сидящей на стропилах, бросаются схватить не переваренное до конца зернышко в курином помете.

Открытия, которые совершил Амальрик во время своих путешествий, проложили путь далеко на восток, до самых остроконечных Тиренийских гор, которые возвышаются над пустынными землями, где Старейшины в течение бесконечных эпох воюют с демонами. Мой поход против последнего Архонта Ликантии снял покров тайны с загадочного запада — а это тысячи и тысячи километров за яростными рифами, которые отмечали границу освоенного мира.

Мы всегда торговали с людьми, обитающими в теплых землях Северного полушария, поэтому мы хорошо их изучили. Несмотря на то что очень немногие из нас побывали на севере, у нас имелись подробные карты, на которых достаточно точно были изображены районы, населенные дикими племенами.

Мой отец, Пафос Антеро, исследовал полярные области Южного полушария в юности, но он был слишком перегружен работой, сопряженной с приумножением достояния нашей семьи, для того чтобы найти достойное применение своим открытиям.

Он был воспитан в старых традициях, настоящим джентльменом с благородными манерами, добродушной внешностью, за которой прятался весьма проницательный ум. Он никогда не скупился на похвалу, в особенности для меня. Однажды я оказала ему мелкую, на мой взгляд, услугу, обновив его любимую чашу, которая потрескалась и покрылась пятнами от времени, так что теперь отец снова мог наливать в нее любимое медовое вино и ужинать, медленно погружая в него ломоть хлеба. После того как я осторожно поставила чашу на его рабочий стол, он крепко обнял меня и поблагодарил, как будто бы я только что пересекла неизвестные горы и штормовые моря в стремлении сделать ему приятное.

— Спасибо тебе, дочка, — сказал он, — и добавь еще десять тысяч самых сердечных «спасибо».

Вы представляете, о чем идет речь? Одной простой благодарности недостаточно… А вот десять тысяч и один — в самый раз.

Несмотря на то что моя мать имела на меня определяющее влияние — ведь именно благодаря ей я унаследовала магические способности, — отец вызвал к жизни наиболее благородные из моих эмоций, сформировав и закрепив во мне четкие понятия о добре и зле и, самое главное, о чести. Именно через него я заразилась страстью исследовать новые земли и узнавать новые вещи, отличавшей семью Антеро. И когда мать заговорила с отцом о планах на будущее, опережая самые сокровенные мои мысли, и сообщила, что больше всего на свете я хочу быть солдатом, отец подтвердил, что у меня есть шансы достичь желаемого.

Я всегда была его любимицей, невзирая на то что мои игры носили подчас довольно грубый характер. Будучи ребенком, я обожала сидеть у отца на коленях, запустив пальцы в бороду, пока он рассказывал свои бесконечные истории о приключениях, пережитых в юности, когда он путешествовал по южным землям.

Отец рассказывал мне об устричных отмелях, расположенных вдоль берегов пролива Мадакар, где жемчужины вырастали до очень больших размеров, обладали необыкновенной округлостью и блеском. Он показал мне одну из редких жемчужин, которую нашел в тех местах. Она была размером с детский кулачок и черна, как глубины моря. У отца была статуэтка богини плодородия, маленькой полной женщины с большой грудью и развитыми половыми органами, — ее он ценил выше прочих сокровищ. Отец рассказывал, что прежде, чем попасть к нему, статуэтка прошла через множество рук. Ей поклонялся народ, обитавший на дне мира. Заветной мечтой отца было добраться до тех мест, но жизнь не предоставила ему возможности совершить такое путешествие.

Выйдя из возраста косичек и оцарапанных коленок, я побывала в той стране. Мне удалось увидеть то, о чем рассказывал отец. Я навсегда запомнила первый взгляд, брошенный на эту прекрасную, но дикую землю, и мысли о том, что, если бы не определенные обстоятельства, мой отец Пафос Антеро, а не брат Амальрик был бы первым великим землепроходцем Ориссы. Кто знает, как был бы устроен мир, случись такое в прошлом?

И насколько шире были бы его границы в настоящем…

Думаю, что именно благодаря мечтам и мыслям отца вскоре после того, как я оставила службу в Страже Маранонии и пустилась в путешествия вместе с братом, я начала осваивать южное направление и проложила новые торговые пути. Не исключено, что угроза, исходившая от самозваного короля Белого Медведя, которую я интуитивно чувствовала, заставила меня позаботиться о безопасности именно южных районов. К этому меня подталкивало убеждение, что любой удар, нанесенный пиратами отцу, я бы восприняла как кровную обиду.

Поэтому, когда я решила более внимательно изучить реальные масштабы угрозы, если она вообще существовала, то приступила к выполнению задачи, будучи более подготовленной, чем любой другой торговец. Будь я проклята, если позволю какому-то варвару мешать мне. Если в придачу ему удастся убить или ранить хоть одного из моих людей, я буду охотиться за ним, пока не избавлю землю от этой суетливой блохи. Нельзя было забывать, что я — воин и волшебница, поэтому я поклялась прекрасными глазами Маранонии, что воля к завершению предназначенного судьбой дела никогда не ослабеет.

Мы совершили быстрый рейд на юг. Шли без флага, паруса перекрасили в голубой цвет, так чтобы совершенно не выделяться на фоне неба. И мы избегали даже самых незначительных встреч вблизи морских трасс.

Мой корабль назывался «Тройная удача». Это было одномачтовое судно с малой осадкой, построенное специально для скоростного плавания как в штормовых морях, так и в спокойных широких реках. Я набрала команду из десяти человек, что было более чем достаточно для обеспечения плавания, но все моряки были, кроме того, опытными воинами, поэтому мы представляли собой довольно грозную силу, сталкиваться с которой не стоило. На нашем корабле было по ряду весел с каждого борта, что позволяло передвигаться в штиль. Кроме того, я оборудовала «Тройную удачу» самыми современными приборами, например маленьким насосом, только что купленным в магазине для заклинателей, способным быстро выкачать воду из трюмов в шторм.

Насос приводится в действие с помощью легкого заклинания бесконечного движения, поэтому он никогда не нуждается в наладке и обслуживании, за исключением тех случаев, когда необходимо очистить всасывающий шланг, если пакля или какой-нибудь другой мусор забьет его. Этот насос является одним из множества полезных приборов, изобретенных орисситами в прежние годы, в нем соединялась магия, которую брат вывез из Дальних Королевств, с высокими достижениями отечественных механиков.

Карале снова был капитаном, и я искренне радовалась возможности еще раз отправиться в плавание вместе с ним. Старпомом был Донариус, крупный парень с очень плохим характером, но обладавший исключительно острым зрением. Он отличался еще и тем, что владел двуручным мечом с устрашающей легкостью. А что касается его темпераментности — что ж, поворчав немного, Донариус всегда точно исполнял приказы.

Сотрудничая с Амальриком, я организовала подготовку мужчин и женщин, обучая их морскому делу и воинскому искусству. Во время похода против Архонта я не раз убеждалась в необходимости совмещения навыков. Матросам приходится время от времени принимать участие в сражениях. Однако их способность обеспечить нормальное плавание ценится выше боевого мастерства. Тот, кто хоть однажды попал в шторм, не станет возражать против такой практики.

Мне представлялось, что достаточно высокого мастерства в обеих областях можно достичь в том случае, если команда не будет многочисленна. Это казалось наиболее приемлемым решением для такого предприятия, как наше путешествие, совершаемое под прикрытием коммерческого. Мой брат всегда предусматривал также первоклассные ударные отряды, состоявшие из отставных военных или офицеров элитных частей. Благодаря поддержке Амальрика мне удалось осуществить план подготовки к отплытию и подобрать лучших людей, независимо от того, насколько далеко от нас они проживали.

Команде были обещаны жесткий режим тренировок, высокие заработки и жизнь, целиком посвященная одному делу, жизнь, которая могла оказаться весьма короткой. На этот случай я основала довольно значительный фонд, — для тех, кто будет ранен, состарится или же погибнет за время нашего похода, оставив семью без обеспечения. С самого начала на меня обрушился шквал добровольцев, поэтому я смогла выбирать. К моему удовольствию, среди желающих пуститься в опасное плавание было много женщин, хотя я должна была проявить в этом случае особую осторожность, чтобы ни в коем случае не препятствовать восстановлению Стражи Маранонии, которая потеряла каждого десятого воина в битве против Ликантии.

Всех отобранных добровольцев инструктировали лучшие капитаны, которых пригласил мой брат, а ратному искусству обучала их я. По мере приближения срока отплытия меня все больше занимали организационные вопросы, поэтому я вынуждена была поручить подготовку воинов стражнице, сержанту со стальными мускулами, ногами, которые могли дать ощутимого пинка, и с нюхом, обостренным на любителей прохлаждаться. Некоторые из будущей команды получили также специальные навыки, как, например, умение вести караван вьючных животных и сражаться в условиях пустыни.

Когда я отправилась с особым поручением, данным богиней, значительная часть этих мужчин и женщин была приглашена для других дел семьи Антеро. Эти люди получили хорошую подготовку, потому что, несмотря на большое количество желающих путешествовать, с которым я столкнулась вначале, на самом деле возможность выбора была невелика. Но в конце концов мы укомплектовали команду, и, к сожалению, только мужчинами.

Среди тех, кто был отобран для похода, была пара близнецов, Талу и Талай. Симпатичные блондины, настолько похожие внешне, поведением и манерой говорить, что их было совершенно невозможно различить. По этой причине мы звали их вместе Талуталай. Или Талут для краткости. Их поначалу готовили для элитных частей Стражи, но потом, в полном соответствии с армейскими традициями, братьям было отказано в возможности служить вместе. Они покинули армию, как только истек первый срок службы, а мне посчастливилось перехватить их прежде, чем они сумели достичь ближайшей пивной, чтобы залить свои печали вином.

Другим членом нашей команды, о котором стоит рассказать, был корабельный повар. Он был необыкновенно высок и оставался тонким, как рангоутное дерево, независимо от того, сколько съедал. У него была длинная шея и маленькая голова, лысая, как головка сыра. Кок обладал странной привычкой — то и дело облизывать губы быстрым движением языка. Несмотря на то что он был довольно забавным малым, его кулинарное искусство было вне конкуренции; к тому же никто не метал дротики дальше, чем он. Он родился и вырос в семье рыбака и заразился вирусом странствий.

Я забыла его настоящее имя; это произошло, видимо, потому, что мы все звали его Ящерица — именно так он представлялся, и, несомненно, он был очень похож на ящерицу. Представьте себе ящерицу с повадками новорожденного щенка.

Я не рассказывала нашей команде об истинной цели путешествия до тех пор, пока мы не отчалили, хотя предупредила, что оно может быть опасным. Несмотря на то что уверенности мне добавляло тройное жалованье, я все-таки постаралась скрыть истинные цели и подчеркнула опасности, которые подстерегают впереди. Мне бы не хотелось, чтобы кто-то решил пуститься в плавание из нужды или жадности.

Как раз перед тем как мы достигли Столбов Тедейта, я созвала всех вместе и рассказала им, каковы истинные цели похода.

Карале, единственный из всех, кто был со мной во время предыдущего плавания, тяжело вздохнул. Его лицо, обычно хмурое и суровое, заметно посветлело, если можно назвать просветлением тяжелый шторм, сменившийся проливным дождем.

— Эти убогие зануды в нашей колонии будут просто в восторге, когда мы приплывем к ним, ей-богу! — воскликнул Карале.

Остальные закивали головами в знак согласия. Действительно, мы с Амальриком рассчитывали показать людям, которых мы наняли на работу, что их поддерживают Антеро, независимо от того, как далеко от дома забросили их деловые обязательства.

— Хотела бы подчеркнуть, — сказала я, — что мы должны внимательно следить за тем, что говорим, всякий раз, когда прибываем в очередной порт. Мне не хотелось бы, чтобы наш пират что-нибудь учуял.

— А если и учует, так он же всего-навсего кучка дерьма. Чего нам бояться, госпожа Антеро? — возразил Донариус. — Нам не составит особого труда пришпилить его шкуру к стенке сарая. Думаю, что не успеет растаять снег, как мы вернемся домой. — Донариус даже слегка причмокнул губами и продолжал: — И я бы с радостью зацвел и зазеленел, допьяна напившись в весенних потоках!

— С женщинами, не так ли, Донариус? — пошутила я.

Хорошо было известно, что у увальня старпома дрожали коленки при виде любой портовой шлюхи и он готов достать луну, чтобы заслужить ее одобряющий смешок.

Команда дружно рассмеялась, может быть, даже немного громче, чем требовалось. В действительности мне хотелось, чтобы экипаж «Тройной удачи» подчинялся моим приказам. Осуществить это было бы гораздо проще, если бы я носила мундир с капитанскими знаками отличия: в такой ситуации многие мужчины волей-неволей вскоре позабыли бы, что я женщина, и воспринимали бы меня как воина. Но в эти дни я была еще и заклинателем, к которому то и дело обращались как к госпоже Антеро, так часто срывая бескозырки с голов, что я начала опасаться, что наша команда вскоре облысеет.

Смех, раздавшийся на палубе, вызвал еще несколько шуток в адрес старпома. Он покраснел, как юноша, впервые в жизни услышавший непристойность, и я наконец подняла руку, чтобы разрядить обстановку, так как знала, что безобидный юмор Донариуса вскоре может незаметно перерасти в гнев.

Я вернулась к обсуждению проблем, порожденных самозваным Белым Медведем.

— У меня нет полной уверенности в том, что этот пират — простой бандит с развитым воображением, — продолжала я. — Он может представлять реальную угрозу. Если исходить только из того, что на сей день известно, то он не более чем ловкий мошенник, который ухитрился с помощью шантажа, угроз и обмана закабалить известного вам демона. Убив этого демона, я стерла также и его небольшую защитную оболочку, созданную с помощью магии.

— Я думаю, госпожа, что на самом деле все обстоит гораздо хуже, — произнес Карале с унылым выражением лица. — Ведь известно, что там, где водится один демон, обязательно появляются и другие.

Это была неправда. Мне приходилось ранее сталкиваться с демонами-одиночками — к примеру, с лордом Иламом, который едва не победил меня и моих спутников. Но я хорошо понимала, что бессмысленно возражать, когда рассказывают мифы, рожденные в тавернах, поэтому я решила согласиться с Карале. Если уж на то пошло, мне гораздо больше импонирует осмотрительность капитана, нежели самонадеянность старпома.

— Отличная идея, Карале, — сказала я. — Думаю, что будет безопаснее, если мы примем идею, что пиратский вождь является воплощением настоящего Белого Медведя. И что у него в запасе целые стада демонов, подчиняющихся мановению его руки. И наконец, этот пират так же беспощаден, как и любой другой, с которыми мы сталкивались. Нужно быть осторожным, чтобы не попасть в беду. А это действительно может произойти, если мы недооценим разбойника.

Вот еще что. Каждый мало-мальски уважающий себя пират держит в крупнейших портах платных осведомителей, которые выискивают потенциальную жертву. Этот бандит делает то же самое.

— Вам нет необходимости беспокоиться насчет длинных языков, госпожа Антеро, — заверил Донариус. Он грозно посмотрел на команду, при этом его грудь и плечи вздулись, как у самца тропической жабы. Старпом имел довольно угрожающий вид, как бы возвращая должок тем, кто только что издевался над ним. — Мы будем немы как рыбы, — продолжал Донариус, — не так ли, парни?

В ответ послышалось невнятное бормотание, означающее согласие.

— Но на самом деле, — вернулась я к своей мысли, — мне очень хотелось бы, чтобы вы как можно больше трепали языками. Дело в том, что, чем больше вы будете болтать, тем лучше для нас.

Мои спутники растерялись. После продолжительного молчания на их лицах стали появляться улыбки конспираторов.

— Мое предложение состоит в том, что мы должны казаться легкой добычей. Мы будем слегка покачивать купеческой кормой, перемещаясь от одного порта к другому, и мы обязательно выманим пирата из его логова.

Карале скорчил кислую мину и произнес:

— С какой целью, позвольте вас спросить, госпожа? Нас всего одиннадцать человек, считая вас, на этом маленьком корабле. И я не могу позволить себе вообразить, что мы способны противостоять целому пиратскому флоту, не важно — волшебному или нет. Я слишком хорошо вас знаю, чтобы предположить, что вы предложите выйти в море для открытого боя с пиратом. Но…

— Но какой еще вариант действий у нас остался, — закончила я за Карале, — если мы собираемся сообщить Белому Медведю, где нас искать?

Карале кивнул и произнес:

— Похоже на то, госпожа.

— Я настаиваю на том, что мы должны лгать, — сказала я. Карале с облегчением вздохнул.

Я продолжала:

— Мы будем говорить, что ищем перспективные районы для расширения бизнеса и более всего нас интересуют драгоценные камни. Эта легенда может принести нам немалую пользу. Мы все будем неустанно повторять, что держим путь на юго-восток, а на самом деле отправимся на юго-запад. К нашим торговым представительствам.

Мои слова вызвали улыбки. Большинство людей склонно считать себя хитрецами, что и демонстрируют при каждом удобном случае. Вот почему они становятся легкой добычей для настоящих мошенников. Воры играют на этом, и простаки становятся жертвой. Однако история, которую я сочинила, была настолько проста, что любой из членов экипажа мог без затруднения рассказывать ее во время запланированных стоянок.

Если все пройдет гладко, команда «Тройной удачи» вернется домой, будучи необыкновенно довольна собой. У каждого из ее членов будет толстый кошелек и основательная причина для непрерывного хвастовства.

Первой остановкой на нашем пути была Писидия, большой торговый центр, расположенный за Столбами Тедейта и занимавший господствующее положение перед входом в пролив Мадакар.

Писидия полностью оправдывала свое название. Вы могли бы почувствовать это за добрый десяток километров от города.

Я первой увидела Столбы Тедейта однажды ясным солнечным утром, когда море лениво плескалось между огромных каменных колонн, которые были настолько велики, что казалось, будто они поддерживают небосвод. Я знала, что сразу за каменным проливом расположена Писидия, естественная гавань которой сделала этот порт перекрестком торговых путей, ведущих на юг. Но впечатление было испорчено задолго до того, как показались Столбы Тедейта, когда ветер донес нестерпимую вонь от огромных дубильных чанов Писидии.

Именно эту вонь я имела в виду, когда готовила контратаку на пиратов, — настолько непереносимый дух, что только злая магия могла бы ухудшить его.

После зловония второе, на что обращаешь внимание, приближаясь к Писидии, — это густые, темные, клубящиеся тучи, которыми постоянно закрыт город. А третьим было низкое жужжание, которое как будто пропитало воздух и из-за которого тучи казались живыми.

К своему отвращению, я узнала, что это действительно так. Тучи представляли собой огромные скопления мух, которые непрестанно кружились над городом, как будто бы Писидия была гигантским ребенком, перепачкавшим лицо в варенье.

Писидия была еще молодым поселением, дома в котором строились из необработанных сосновых бревен. Густые сосновые леса покрывали склоны гор, окружавших город, разделенный на четыре не равные по площади части. Среди них — район гавани, вокруг которого громоздились доки, пакгаузы, рахитичные многоквартирные дома, в которых проживало большинство простых работяг. Местами эти дома совершенно невероятным образом нависали над проезжей частью дороги, почти не оставляя просвета, поэтому на улицах было темно. Слева от гавани располагались дубильни — похожие на башни высокие строения из бревен, где в котлах размером с фермерскую телегу кипело дни и ночи напролет дьявольское варево. На двориках, окружающих каждую из дубилен, имелись площадки, где обрабатывались сырые шкуры, сортировались и связывались в тюки готовые. Справа от гавани на базальтовых столбах виднелись роскошные загородные виллы людей, наживших состояния на всех этих зловонных шкурах.

Эти люди предъявляли довольно высокие требования к жизни и в то же время имели плохой вкус недавно разбогатевших выскочек. Я всегда считала их стремление к дешевой роскоши возмутительным и неразумным, хотя бы потому, что, когда ветер изменял свое направление, над всеми домами кричащей расцветки и безвкусного дизайна с их декоративными цветниками воцарялось то же зловоние, в котором обитали и люди попроще. Однако нувориши ничего не замечали. По-видимому, живя в отравленной атмосфере, все местные жители так привыкли к отвратительному запаху, что не воспринимали его.

Миловидная девушка из одной богатой семьи однажды влюбилась в меня. Она предусмотрела все для того, чтобы наши встречи в саду их семейного дома происходили совершенно «случайно». Будучи одетой в самые вызывающие костюмы, она садилась среди многочисленных цветов ошеломляющей окраски. У нее были такие влажные, призывные глаза, она вся так излучала желание, что я не помню, чтобы я встречала нечто похожее в своей жизни. Она преподнесла мне большой бокал вина, попросила присесть рядом с ней, говоря о том, что вся ее семья уехала на рынок торговать и мы остались одни на целый день, если не считать, конечно, слуг.

Потом она игриво предложила мне цветок, нежные белые и розовые лепестки которого вызывали недвусмысленные ассоциации. Девушка покраснела, но почти сразу начала кокетливо хихикать и отдала цветок мне, при этом она позволила платью сползти с плеча так, что я смогла бросить быстрый взгляд на ее округлые девические груди. Мы флиртовали еще некоторое время, но воздух быстро становился горячим, гораздо быстрее моих ласк, и тепло пробудило мух Писидии, и они поднялись из своих укрытий, где пережидали ночной холод.

Моя предполагаемая возлюбленная, должно быть, пришла в ужас, потому что мой нос непроизвольно дернулся от запаха гнилого мяса. Но совершенно смертельно она была ранена тогда, когда закрыла глаза и вытянула губы в ожидании поцелуя. Потому что в этот момент я не выдержала и отвернулась, увидев нескольких мух, усевшихся в уголках ее нежного ротика.

Единственное, о чем я была способна думать сразу после этого, — были горы личинок, которые писидийцы применяют для очистки от сгнивших остатков мяса на необработанных шкурах. Именно в этом и состояла причина того, что над городом вились мириады назойливых насекомых. Личинка мухи, как мне думается, совершенно бесподобное создание. Их ценят не только дубильщики шкур, но и лекари. Эти маленькие прожорливые насекомые уничтожают гнилую ткань и предохраняют раны от дальнейшего заражения. По этой причине я готова скорее благодарить, а не ругать богов за то, что они создали нечто подобное.

Так или иначе, образ личинки не вызывает романтического настроения. Это огромные пухлые кучи червей, копошащиеся на шкуре несчастного животного, убитого по прихоти человека. Мой желудок взбунтовался, и я быстро встала, невнятно произнесла тихим голосом извинения и… бежала. Подобные случаи могут привести к тому, что здоровая женщина начнет волей-неволей вести более целомудренный образ жизни, чем ей поначалу хотелось. Не исключено, что при определенных условиях это может служить для укрепления воли, но ведет также и к бесконечным бессонным ночам, наполненным горькими воспоминаниями.

Преодолев неприятные ощущения, связанные со зловонием и плохими манерами писидийцев, вы выясняете, что они — довольно крепкий народ, значительно более благородный, чем многие другие, и имеющий абсолютно независимый характер. Их предками были первобытные скотоводы, которым удалось с большой пользой использовать традиционное мастерство выделки шкур. Писидия отличалась еще и тем, что любой ее житель, независимо от происхождения, мог при желании стать значительной личностью.

Городской порт был идеальной стартовой точкой для осуществления моего плана.

Как только мы пришвартовались, я оставила двоих матросов охранять корабль, а остальных отпустила, выдав им достаточно денег, чтобы они смогли посидеть в тавернах и пустить слух о поиске драгоценных камней, а также собрать какие-нибудь сведения о пирате.

Что касается меня, то я намеревалась посетить провидицу Писидии.

В то время она не была еще широко известна. Большой храм, который возвышается на сглаженном ветрами холме за пределами столицы, только начали строить. Ему предстояло стать единственным каменным зданием в округе. Для того чтобы осуществить финансирование строительства, потребовалось продать бесчисленное множество шкур. Только благодаря благотворительности и, возможно, чувству вины местных нуворишей этот храм стал одним из самых известных культовых сооружений: он был построен в честь Тедейта. Паломники из южных областей стекались непрерывными потоками к святому месту, поэтому в казне скапливались горы золотых монет.

Но в тот день, когда я приближалась к будущему храму, он представлял собой строительную площадку с обычной грязью, беспорядком и горами необработанных булыжников. Строители только начинали готовить раствор и думать о том, как воплотить замысел архитектора.

Рабочий день уже заканчивался, и на площадках перед храмом я увидела нескольких каменщиков. Пройдя мимо этих плотных, физически сильных мужчин, я направилась к деревянному дому из рассохшихся от старости бревен, который и служил храмом и обителью матери провидицы и ее служительниц.

Когда я вошла в храм, пятеро паломников ожидали очереди перед покоями провидицы. Среди них были три молодые женщины с раздавшимися талиями — они, без сомнения, собирались задать провидице несколько вопросов о судьбе еще не родившихся младенцев. Двое других просителей были стары и нетверды в движениях. К алтарю их провожали молодые жрицы. Алтарь представлял собой простой черный камень, расположенный в центре храма. Это был священный Камень Откровения Писидии, внешний вид которого разочаровывал практически каждого, кто видел его впервые. Решивший обратиться к оракулу ожидает увидеть огромный черный, отполированный до блеска монолит, а не простой темный камень высотой с колесо телеги.

Красивая женщина средних лет в желтом одеянии с широкими рукавами и алмазной диадемой в волосах — очевидно, мать провидица — занималась с паломниками. После того как очередной паломник приближался к ней и шепотом излагал просьбу, провидица кивала или задавала несколько вопросов, если ей что-либо было неясно или же от просителя требовалось так перефразировать свой вопрос, чтобы она могла ответить «нет» или «да».

Паломники возблагодарили провидицу за услуги. Размеры пожертвований были соразмерны реальным возможностям просителя, и, пока молодая жрица считала деньги, мать провидица готовилась читать заклинания. Когда все было готово, паломнице вручили тонкую металлическую пластинку, окрашенную в черный цвет с одной стороны и белый с другой.

Я наблюдала за тем, как одна из беременных женщин — почти девочка, недавно игравшая в куклы, — судорожно сжала пластинку и стояла, дрожа от ожидания.

Мать провидица бросила сушеные волшебные травы на камень. Камень ожил и засветился изнутри; магические стебли вспыхнули. Взвился розоватый дымок с приятным запахом. Жрица медленно подняла руку ладонью вверх, как будто бы собирая в нее волшебные испарения, потом несколько раз махнула в сторону молодой женщины, при этом быстро шепча молитву. Потом мать провидица сделала знак просительнице, и та глубоко вздохнула и после секундной паузы изо всех сил подбросила пластинку.

Молодая паломница явно нервничала, так как пластинка едва не ударилась о стропила. Потом она, медленно вращаясь, упала на пол. Я увидела, как мать провидица широко улыбнулась, после того как молодая женщина, убедившись, что пластинка упала белым вверх, захлопала в ладоши и радостно вскрикнула. Одобряющая улыбка провидицы исчезла, она грозно нахмурилась, так, как будто бы разгневалась непристойным поведением в святом месте. Молодая женщина, заикаясь, произнесла извинения и постаралась поскорее исчезнуть. Однако, проходя мимо меня, она широко улыбалась, и я видела, что будущая мать спешит рассказать хорошие новости своей семье и друзьям.

Я была последней. Жрица подошла ко мне, все еще полная бодрости и энергии после многих часов общения со страждущими.

— Пожалуйста, сюда, — сказала она. — Мать Дасиар ждет вас.

Жрица была довольно миловидна, с очаровательными черными глазами и игривой улыбкой. Я поймала ее взгляд с хитрецой, явно оценивающий, и знала, что она заинтригована.

Должна признать, что в те дни я выглядела довольно привлекательно. На мне было темно-синее платье без рукавов, прикрывающее колени, такие же по цвету колготки. Платье было надето поверх тонкой серебристой рубашки. Талию стягивал широкий пояс, на котором с одной стороны висел богато украшенный кинжал, а с другой — ножны меча. Я оставила меч у стражника, скучающего около храма. Мои ноги были обуты в высокие облегающие сапожки. Я тешу себя надеждой, что мои ноги достаточно длинны и элегантны. Венчал мой наряд плащ, который я обычно надевала во время путешествий; он был наброшен на одно плечо и крепился застежкой с эмблемой дома Антеро. Я знала, что выгляжу как молодой купец, недавно начавший познавать мир, открытый новым друзьям и новым приключениям… но с украшениями и излишествами в одежде, характеризующими мой пол.

Пока жрица собиралась проводить меня в покои Дасиар, я увидела, как она поправляет одежду, явно для того, чтобы подчеркнуть достоинства фигуры, и аккуратно укладывает волосы, так чтобы красивая темная волна оттеняла обворожительные глаза.

Когда я увидела Дасиар, в моей душе потеплело. И я не смогла удержаться и подмигнула жрице, когда она произнесла приглашение войти и поприветствовать мать провидицу. В ответ на подмигивание молодая женщина мило покраснела и ладошкой прикрыла рот, чтобы сдержать удивленный смешок.

— Надеюсь, что мать Дасиар будет снисходительна ко мне, — сказала я приглушенным голосом, — потому что при первом взгляде на вас вопрос моментально вылетел у меня из головы.

Нос провидицы дернулся, выражая неудовольствие услышанным.

— Тсс, госпожа, не забывайтесь. Помните, где вы находитесь!

Я поклонилась и пробормотала извинения, которых она, похоже, не заметила.

Дасиар положила легкую ладонь на мою руку и твердо, как и полагается в таких случаях, повела меня в нужном направлении. Но как раз в этот момент, когда мы приблизились к Камню Откровения, она быстро, почти неуловимым одобряющим движением пожала ее.

Мать Дасиар все еще стояла ко мне спиной. Прежде чем провидица повернулась, чтобы утешить последнего за день просителя, я увидела, как она усталым движением поправила складку одежды на плече. До меня донесся ее вздох, потом она сказала:

— Тедейт приветствует тебя, странница. Если твое дело справедливо, мысли чисты, он сможет тебя сегодня благословить, ответить на вопросы, которые тебя беспокоят.

Быстро, еще до того, как Дасиар подняла глаза, я ответила:

— Спроси его, Дасиар, можно ли тебе сегодня пораньше закрыть заведение, так чтобы я успела вместе с тобой выпить.

Она отпрыгнула, как от удара. Потом разглядела меня, и ее рот открылся в изумлении. Потом он резко закрылся, и радостная улыбка осветила ее лицо.

— Гореть мне синим пламенем в аду, — пророкотала она низким бархатным голосом, — если это не Рали Антеро! — Бросив виноватый взгляд на Камень Откровения, она поморщилась, а потом пожала плечами и произнесла: — Извини, о Тедейт. — Потом, обращаясь уже ко мне, продолжила: — Ну, бог с ним, я-то знаю, что он стал гораздо хуже слышать.

— Если это не так, то обещаю, что скоро будет так, если ты сейчас же не помчишься со мной в какое-нибудь укромное местечко, где крепкое вино помогает отключиться. Разве ты не знала, что это оговорено кодексом гильдии предсказателей. Каждые сто лет полагается находить время для греха, хочешь ты того либо нет.

Дасиар рассмеялась и обняла меня.

— Ты действительно дьявол, Рали, — сказала она. — И клянусь богами, которых мы всуе поминаем, я очень рада тебя видеть.

К сожалению, совершенно очевидно, мать провидица Писидии не могла захаживать в увеселительные заведения. Поэтому мы поднялись на несколько пролетов вверх по лестнице, ведущей в покои Дасиар, где имелись достаточные запасы крепких напитков.

Дасиар была дочерью хозяина постоялого двора, но была избрана для ее нынешних обязанностей еще ребенком. Писидийцы верили, что, когда мать провидица умрет, ее дух будет существовать до тех пор, пока не родится подходящий ребенок, после чего дух провидицы переселится в его тело.

Дасиар была «открыта» старейшинами храма, когда ей исполнилось десять лет; ее полностью ввели в курс дела после двух лет испытаний и обучения. К тому времени, когда мы с ней встретились, она уже довольно долго занимала этот духовный пост и так крепко стояла на ногах, что только чума или стихийное бедствие могли помешать ей править духовным миром писидийцев еще очень долго. Ее прихожане всегда имели максимальную выгоду во всех делах, в особенности связанных с торговлей, потому что Дасиар доказала не только то, что может быть хорошей предсказательницей, но и то, что она искусна в колдовстве. Кроме всего прочего, она создала заклинания защиты города от злых деяний. Когда мы виделись с ней в последний раз, мы вместе работали над тем, чтобы улучшить эти заклинания, и стали близкими друзьями

— Я думаю, что это большая честь — быть матерью провидицей, — исповедовалась Дасиар в те дни. — Но я все же еще тоскую по обычной человеческой жизни, которую я вела в семье, будучи ребенком. Я была всеобщей любимицей. Меня без конца качали на коленях, дарили мне сладости и подарки и совершенно избаловали. Я люблю людей, Рали, действительно люблю. И мне не хватает общения с ними на равных, вне всяких условностей. Ведь сейчас люди видят во мне только мать Дасиар. Хотя, положа руку на сердце, я хочу быть девкой в кабаке, которая подливает вино из кувшина завсегдатаям.

Возможность сделать нечто похожее ей представилась вскоре после того, как мы уединились в личных покоях Дасиар и я утонула в гостеприимном старом диване.

Маленькие комнаты, составлявшие частные покои Дасиар, были несколько убогими, но все-таки удобными. На стенах висели незатейливые украшения, свидетельствовавшие о происхождении Дасиар из простой семьи: маленькие, несколько идеализированные портреты ее родителей, которые обычно делают рисовальщики на базарах; лоскутки незаконченного рукоделия, лежащие, видимо, с того времени, когда Дасиар вдруг показалось, что она потеряла женственность, и ей вдруг потребовалось немедленно заняться «чем-нибудь полезным, чтобы скоротать время», что, как однажды ей сказала мать, было неотъемлемой женской обязанностью.

Забавно выглядевший металлический инструмент лежал поверх книги провидицы, прижимая раскрытые страницы. С его помощью можно было бы в случае необходимости уничтожать небольших демонов. Он служил открывашкой кегавинного бочонка объемом в четыре ведра, принадлежавшего ее отцу. Дасиар сказала, что хранит инструмент в память о нем. Жилище провидицы было наполнено сушеными цветами и травами, как обычными, так и волшебными; они повсюду стояли в горшках, свисали со стропил. На каждом шагу попадались курительницы благовоний разнообразных форм; в каждой из них уже была заготовлена небольшая порция волшебного порошка, подходящая для того или иного случая. На одной из стен висела картина, немного скособоченная, явно написанная самой Дасиар.

Несколько необычного покроя платьев желтого цвета свисали с крючков на расстоянии протянутой руки от старой керамической сидячей ванны. Над ванной располагалась полка, густо заставленная пузырьками, бутылочками, баночками с ароматизированными банными маслами. Рядом с бадьей, наполненной водой, стоял стул, развернутый к стойке с зеркалом, где Дасиар причесывалась и приводила в порядок лицо. В другом конце комнаты размещался большой камин, выложенный широкой плиткой: на нем стояли несколько старых набивных кукол с потертыми лицами из детства хозяйки жилища и маленькая заводная игрушка, которая приводилась в действие с помощью опущенной в щель медной монеты.

Каждый раз, когда игрушка начинала работать, я непроизвольно смеялась. Обычно я опускала в прорезь орисскую медную монету, на одной стороне которой был отчеканен корабль, а на другой — символ дома Антеро. После того как монета с легким щелчком попадала в механизм, дородная хозяйка фермы выскакивала из маленького домика, гоняясь с топором за визжащим поросенком. У основания игрушки была сделана надпись, гласившая «Дорогой, до обеда осталась всего минута».

Тогда это рассмешило меня, но теперь я думаю, что была слишком впечатлительна.

Все остальное пространство на каменной полке занимали разнообразные книги: романтические истории и приключенческие романы, поэзия, историческая литература, книги по философии, а также руководства с описаниями волшебных символов и процедур.

Рядом с уютно потрескивающим камином виднелась штора из яркой ткани, скрывающая альков, целиком занятый кроватью.

Рядом со спальней размещалась приемная Дасиар, где она обычно принимала важных гостей и решала официальные вопросы. Но только близким друзьям было дозволено видеть провидицу в неофициальной обстановке

После того как Дасиар приготовила для нас напитки, она сняла с головы диадему, распустила волосы, позволив им рассыпаться серебряными волнами по плечам, и плюхнулась в кресло, я устроилась напротив нее на диване.

После этого Дасиар подняла бокал и произнесла тост:

— За нас! Отныне и до веку, чтобы завтраки были легки, а ужины беззаботны.

Первый глоток вина после такого тоста показался истинным наслаждением. Тем более что это был первый глоток за много дней. Я раскинулась на диване и почувствовала, как постепенно улетучивается обычное для меня напряжение.

Некоторое время мы поболтали о всяких пустяках, не забывая при этом подливать вина в бокалы. Потом я рассказала Дасиар о цели своего визита. Она очень внимательно слушала, когда я описывала встречу с пиратами и то, как заколдованная музыка чуть-чуть не привела нас к гибели.

— Если не считать доисторических легенд, дорогая Рали, мне ничего не известно об этом пройдохе Белом Медведе, — сказала Дасиар, когда я закончила рассказ. — Более того, я не слышала о том, чтобы участились нападения пиратов на купеческие корабли. Не исключено, что этот пират терроризирует всех только в районе, мимо которого вы проплывали. Если это так, то он должен быть всего-навсего местным разбойником, который при всем своем желании не сможет доставить тебе много неприятностей.

Мне хотелось верить в это. Мне очень хотелось быть уверенной в том, что, когда мы шли к бухте Антеро и собирались потом заглянуть и во второе торговое представительство, не произошло бы ничего плохого. В случае необходимости я смогла бы набрать достаточно воинов из жителей колоний, организовать преследование самозваного Белого Медведя и заставить его заплатить за непомерные притязания. Но если этот пират — небольшая помеха на нашем пути, которая может быть устранена столь просто, тогда почему же богиня Маранония явилась ко мне и предостерегла, что Орисса находится в смертельной опасности?

Дасиар, которая с легкостью читала эмоции, поняла, что меня тревожит.

— Есть еще что-то, Рали, дорогая, — забеспокоилась она, — чем ты не поделилась со мной?

— Да, — призналась я, — но я поклялась, что буду молчать.

— Тем не менее, — настаивала Дасиар, — я тешу себя надеждой, что ты все-таки нуждаешься в моем совете. Насколько я понимаю, ты не можешь прийти к определенному решению.

— Это, дорогая моя подруга, — ответила я, — исключительно моя дилемма.

Дасиар нахмурилась, размышляя. Через мгновения ее лицо посветлело. Она подошла к камину и, что-то бормоча под нос, стала двигать и перебирать игрушки, книги, цветочные вазы, стоящие на полке, пока наконец не остановилась на большом хрустальном кубке, поверхность которого была покрыта пентаграммами и другими магическими символами. Дасиар сдула с него пыль, протерла поверхность рукавом и поставила кубок на прежнее место.

Остановившись на полпути, как будто бы вспомнив что-то, она произнесла:

— Сейчас… мне нужно еще немного святой воды. Знаешь, Рали, дорогая, иногда по утрам я не знаю, куда девалась моя голова, когда я пытаюсь надеть на нее диадему.

Наконец Дасиар нашла глиняный кувшин. Понюхав его содержимое, поморщилась и объявила, что оно «достаточно свято». В конце концов Дасиар вернулась, села в кресло и сказала:

— Давай посмотрим, что я смогу узнать, не заставляя тебя нарушить данное обещание.

Она поставила хрустальный кубок и кувшин со святой водой на стол, накрытый старой скатертью с полустертым орнаментом. После этого Дасиар попросила меня взять в рот немного красного вина и потом выплюнуть в кубок, который она быстро заполнила святой водой.

Немного приподняв руки над поверхностью стекла, Дасиар закрыла глаза и произнесла волшебные слова:

Розовая жидкость вскипела. Возникли какие-то изображения, и я наклонилась, чтобы лучше разобрать их. Однако Дасиар, глаза которой все еще были закрыты, почувствовала движение воздуха и сделала отстраняющее движение рукой.

Не успела я поднять лицо от кубка, как жидкость выплеснулась и закружилась в яростном вихре, как морской смерч. Комната наполнилась запахом цветущих роз. Я ощутила покалывание магического поля на висках, как будто к ним прикоснулись пальцы призрака.

Я услышала, как Дасиар негромко застонала и судорожно вздохнула.

Неожиданно водяной вихрь испарился, и вместе с ним исчезло магическое поле.

Дасиар открыла глаза.

— Ну что ж, — сказала она, — должно быть, все получилось как надо.

Быстро допив содержимое своего бокала, Дасиар потерла ладони и улыбнулась.

— Без сомнения, Рали, голубушка, тебе крупно повезло. К тебе явился бог.

Я уже почти успела нахмуриться и дать отрицательный ответ, но Дасиар подняла руку, как бы предостерегая меня от опрометчивого шага.

— Не реагируй на мои слова, Рали, — строго посоветовала она. — В противном случае ты нарушишь данное тобой обещание. Я видела очень немногое. Путь к видению был закрыт именно той святой персоной, которая приходила к тебе. Я знаю, что это был бог или богиня. По всей видимости, не Тедейт, иначе я бы его обязательно почувствовала. Я общалась с ним значительную часть своей жизни и хорошо знаю его божественный след. Скорее интуиция, чем точное знание, полученное путем волшебства, подсказывает мне, что тебе являлась богиня… вероятно, которую ты почитаешь больше всего, — Маранония.

Пока я восхищалась результатами этой великолепной комбинации таланта предсказателя и долгого опыта, Дасиар снова закрыла глаза, чтобы получше сосредоточиться. Через несколько мгновений она открыла их. На этот раз, однако, Дасиар не улыбалась, но выглядела слишком обеспокоенной.

— Я увидела смертельную опасность, — сообщила она, — и мне представляется, что она грозит не только тебе и твоему экипажу. Не знаю, в чем именно состоит и откуда исходит эта опасность. Хорошей новостью, как мне кажется, является то, что я увидела три корабля, которые могут стать твоим спасением. Один корабль — медный, второй — золотой, третий, последний, — серебряный.

Маранония перечислила корабли в другой последовательности — она назвала сначала серебряный, потом медный и в заключение — золотой, но в этот момент я подумала, что это всего-навсего небольшой сдвиг в сознании Дасиар, приведший к погрешности предсказания, в остальном безукоризненного.

— Кроме того, я вижу очень своеобразную птицу, — тем временем продолжала Дасиар. — Я не знаю, почему эта птица имеет важное значение, но это — так.

Вот это новость! Маранония не упоминала ни птиц, ни каких-либо других животных.

— И еще я вижу женщину, — рассказывала Дасиар, — очень красивую женщину. Нет, двух. Одна королевской крови… а вторая — нет. Не вижу, какая угроза таится в этом для тебя, но имей в виду, что обе женщины из других миров.

Дасиар закончила. Она сидела молча в течение длительного времени, внимательно вглядываясь в мое лицо. Потом поморщилась, как от боли, и побледнела. Она вытянула дрожащую руку и дотронулась до моей правой щеки. Я сидела не шелохнувшись, пока Дасиар гладила ее, неуверенными движениями приближаясь к глазу. Потом ее рука медленно опустилась, и пальцы коснулись левого запястья, потом она медленно убрала руку.

В ее глазах стояли слезы.

— Боюсь, что ты будешь ранена. — Голос Дасиар звучал надтреснуто от избытка эмоций. — Мне так жаль, Рали.

Внешне я старалась показать безразличие, хотя на самом деле мое сердце сжалось от страха.

— Я и раньше не раз получала раны, — ответила я подруге. — Какое это имеет значение?

— Рали, ведь ты же знаешь, — сказала Дасиар, — хотелось бы… хотелось бы заглянуть поглубже, но тропа провидения закрыта.

— Ну и бог с ним, будь что будет, — ответила я.

Время от времени я вспоминаю эти свои слова — глупое смертное создание!

— Двум смертям не бывать, а одной — не миновать. Я примирюсь со Смотрителем Мрака, когда присоединюсь к сестрам из Стражи Маранонии.

— Будь моя воля, я бы посоветовала тебе повернуть корабли назад, дорогая моя Рали, — сказала Дасиар, — и предотвратила бы любую боль, которую тебе суждено пережить. Но думаю, у тебя нет выбора.

Я пожала плечами.

— Да. Но скажи мне вот что: будет ли Белый Медведь моим главным врагом? Или же он — только один из тех, с кем мне придется иметь дело?

— Я не знаю, — ответила Дасиар. — Некоторые мои предсказания общего характера, сделанные недавно, показывают, что время, о котором идет речь, очень беспокойно, связано со всевозможными странными возмущениями в других мирах.

Мои брови полезли вверх от изумления.

— Неужели? Странными в каком смысле? Сейчас в Ориссе все нормально. К тому же я нередко обращаюсь к магии, и ни один из моих коллег не упоминал ни о каких трудностях.

Дасиар слегка кашлянула.

— Твоя экстрасенсорная сила настолько велика, Рали, что иногда я совершенно забываю, насколько ты новичок в этих делах. Конечно же, твои коллеги не скажут тебе ни слова. Мы — подозрительное и завистливое племя, положа руку на сердце, надо признать, что мы неохотно раскрываем свои тайны другим магам.

Что касается твоего опыта — так это только благодаря тому, что ты — Антеро. И, если мне окончательно не изменили мои скромные возможности предсказателя, то именно Антеро являются причиной будущих потрясений. После того как ты и твой брат начали путешествовать, из спиритических чанов стали выплескиваться всевозможные химеры. Это можно сравнить с ситуацией, когда внезапно из тысячи личинок на свободу вырываются мириады зловредных насекомых.

— Как тот демон, который был рабом пирата? — спросила я.

— Подозреваю, что это так, — ответила Дасиар.

— Мне искренне жаль, что наша семья стала источником стольких неприятностей.

— Не сожалей ни о чем, — сказала подруга, — во всем мире не найдется ни одной колдуньи, которая не была бы хоть чем-нибудь обязана тебе и твоему брату. Сейчас нам известно во много раз больше, чем всего несколько лет назад. Это можно сравнить с тем, как если бы мы внезапно проснулись и обнаружили, что были раньше слепы и глупы. Это сравнимо с внезапным озарением, внезапным узнаванием ребенком жизненной правды.

Дасиар произнесла это настолько искренне, что я невольно почувствовала себя лучше.

После этого мы еще некоторое время обсуждали менее значительные проблемы, заменив по ходу дела вино на превосходный коньяк, который освобождал сознание от тревог и разжигал огонь желания в теле, сметая все преграды.

— Скажи-ка мне, Рали, — спросила Дасиар, когда огонь уже начинал гореть в ее глазах, — как обстоят у тебя дела на любовном фронте? Не увенчались ли успехом твои долгие поиски?

Я поморщилась.

— Для этого у меня не было даже подходящей карты, — ответила я. — По правде говоря, — я уже была готова окончательно отступить, — в любви у меня было сплошное невезение с той поры, как…

Я внезапно замолчала, так как не хотела ворошить болезненную память об Отаре. В течение многих лет она была моей любовницей, и я так и не смогла примириться с ее смертью.

Дасиар, которая хорошо меня знала, постаралась сделать вид, что не замечает моего смятения.

— Рали, ведь у тебя бывали интересные приключения, — попросила она. — Будь добра, расскажи. Мне пригодилась бы парочка соленых историй.

Я рассмеялась и признала:

— Ну что ж, парочка историй найдется, врать не стану.

— Только две? — игриво спросила Дасиар. — Где же ты тогда прятала свою сущность, женщина? Ведь должно было бы быть на самом деле неограниченное количество озабоченных юношей, стремящихся во что бы то ни стало разделить с тобой ложе.

И Дасиар засмеялась. Это был замечательный, циничный, вызывающий смех.

— Я заметила, что моя помощница поглядывала на тебя. Илана бы посчитала, что ее благословила своей милостью сама богиня любви, если ты ответила бы на ее авансы. Кстати, почему бы мне не пригласить ее к нам выпить? И тогда мы посмотрим, на что вы способны.

— Пожалуйста, прекрати, — оборвала я, — действительно, я считаю ее привлекательной. Я даже немного пофлиртовала с ней. В этом нет ничего предосудительного. Но у меня и в мыслях не было связывать себя сейчас дополнительными трудностями.

К тому же, если я не очень сильно ошибаюсь, Илана будет удовлетворена только абсолютной победой.

Кроме того, — продолжила я, — она выглядит такой активной! Я бы этого не перенесла. Я бы, наверное, начала бы смеяться.

На самом деле настроение у меня было далеко не веселое. Внезапно я ощутила одиночество, но продолжала улыбаться, чтобы не испортить радость от общения с Дасиар.

Однако Дасиар трудно было обмануть. Она тряхнула головой и сказала слегка приглушенным голосом:

— Бедная Рали. Все, чего она ждет, — немного нежности.

Я не ответила. Одновременно я обнаружила, что смотрю на Дасиар совсем другими глазами. Она приблизительно на пятнадцать лет старше меня. Ее кожа выглядела превосходно, белая и гладкая, как пергамент. У нее большие глаза почти фиолетового цвета, которые, казалось, горели мягким огнем, как угли в костре. Дасиар распустила волосы — они лежали длинными серебристыми волнами. На ней все еще было желтое шелковое платье провидицы, красиво облегающее мягкое округлое тело, которое мне вдруг нестерпимо захотелось ласкать.

У меня стало сухо во рту. Я боялась произнести и слово, так как мои мысли были далеки от приличия.

Дасиар посмотрела на занавешенный альков, потом снова на меня. Огонь, который я заметила недавно в ее глазах, разгорелся ярче. Она поднялась и стала не спеша приближаться ко мне, как облако, взяла меня за руку и мягко заставила встать. Я почувствовала запах ее духов — горячий лимонный аромат, как от подогретого вина с пряностями.

— Пойдем, дорогая Рали, — сказала она.

И она повела меня к своей пуховой постели.

Это была ночь-мечта, ночь тихой магии.

Дасиар долгой и терпеливой лаской сняла напряжение моего тела, массируя каждый палец на ноге, потом медленно и осторожно поднимаясь все выше и выше, обращая внимание на каждый изгиб, на каждый узелок. В руках Дасиар я стала податлива, как нагретый воск, совершенно беспомощна в том блаженном состоянии, в котором находилась, и была способна только на то, чтобы постанывать время от времени и поворачиваться то на одну сторону, то на другую по ее команде.

Потом мы любили друг друга; нас унесло на тенистые поляны в краях вечного лета. Потом мы еще долго нежились в объятиях, свернувшись калачиком, и, когда вернулась страсть, мы снова отдались ей без остатка. Думаю, в какой-то момент я произнесла имя Отары, но Дасиар только крепче обняла меня и прошептала мне слова нежности и утешения, поэтому я была уверена, что она не обиделась. Когда мы устали и успокоились, я заснула на ее руках.

Дасиар преподнесла мне дар, который был дороже всего золота богов.

Я была разбужена почти на рассвете приятными звуками музыки; казалось, что кто-то играл на лире. Лежа, убаюканная волнами этой музыки, я вдруг поняла, что раньше много раз слышала ее.

Мелодия была очень хорошо мне знакома.

А потом я услышала взрывной звук большой трубы, несущий весть о войне. Услышав крики, я вскочила.

Город подвергся нападению.

Глава 4. ВОИНЫ-ВЕЛИКАНЫ

Обнаженная, я вскочила с постели, яростными движениями расшвыривая вещи, отыскала кинжал — единственное оружие, которое имела, и бросилась к окну.

Комната располагалась на несколько этажей выше основного помещения храма, поэтому из окна открывался хороший обзор гавани и дороги, которая извилисто поднималась от берега к храму. Порыв холодного ветра влетел через окно, и в этот момент я невольно поежилась. Но не от внезапного холода.

В гавани стоял корабль таких размеров, что в первый момент я растерялась, когда увидела его, и подумала с изумлением, как столь удаленный предмет может казаться столь большим. Страх парализовал меня, когда до меня дошло, что только гиганты могут управлять им. Голова закружилась, но внезапно звуки сражения приковали мой взгляд к порту. Три огромных воина возвышались над серой массой, которая, судя по всему, была сотней писидийских солдат. Великаны носили шлемы, были одеты в тяжелые доспехи, а в руках держали мечи шириной с человека и длиной в два его роста. Писидийцы храбро пытались окружить гигантов.

Три огромных воина неожиданно сделали резкий одновременный выпад мечами, и много писидийских солдат полегло в этой яростной, но умело организованной атаке. Однако, несмотря на достигнутое преимущество, гиганты, казалось, не спешили закрепить успех и вскоре отошли на прежние позиции.

Затем я заметила баркас размером с обычный корабль, который был пришвартован на некотором отдалении от берега. На баркасе держали оборону еще четверо воинов-великанов. Я быстро сообразила сосчитать весла — десять двойных рядов — и поняла, что предстоит встретиться еще не менее чем с тринадцатью вражескими воинами.

Вдруг я почувствовала, что Дасиар стоит рядом. Она подошла, чтобы узнать, что происходит. В течение нескольких минут мы молча наблюдали за сражением, пытаясь собраться с мыслями. Подул более холодный ветер. Дасиар принесла мне платье, и я неловко и торопливо оделась. И тут я увидела на вражеском корабле флаг, который, казалось, затвердел на холодном ветру.

На флаге была эмблема Белого Медведя.

Холод и вид этого флага неожиданно прояснили мои мысли. Тут же возникли вопросы.

Как великаны прорвались сквозь волшебную защиту, установленную Дасиар? Звуки лиры были ответом. А это означало, как я и опасалась, что за пиратским вождем стояло более мощное колдовство, чем то, которым обладал так легко уничтоженный мной маленький демон.

Тогда почему же мы не спали, как безвольные рабы, околдованные магическими звуками? Ответ был прост. Заклинания, сформулированные Дасиар, ослабили силу воздействия звуков лиры. А это означало, что с такого рода магией я смогла бы сразиться, имея надежду победить.

Следующий вопрос: какова цель великанов? Взять город? Судя по тому, что я видела, маловероятно. С десантом в двадцать человек, баркасом наготове и кораблем под парусами и с поднятым якорем им скорее нужно быстро ретироваться. Так каково же их намерение? Ответ не заставил себя ждать.

Я услышала пронзительные крики, которые раздавались как раз под нами, а потом приказы, похожие на рев дикого буйвола, доносящиеся со стороны дороги. Там, где дорога выходила на плоскую вершину ближайшего пригорка, показались огромные воины в доспехах, быстро приближающиеся неуклюжей трусцой. Гиганты атаковали храм.

Их было тринадцать. Один из них отстал, чтобы блокировать дорогу со стороны гавани. Он перегородил путь, встав как огромная стальная надолба. Его колоннообразные ноги устроились по обе стороны от дороги. Щит воин поднял до уровня подбородка, меч держал на изготовку. Он непрерывно извергал громоподобным голосом грубые оскорбления в адрес писидийских солдат, которые преследовали нападавших.

Остальные писидийские воины окружили храм. Когда началось нападение, они развернулись веером в сторону врага.

За безопасность храма отвечали только два охранника. Кому могло прийти в голову нападать на святое место? Оба охранника были в возрасте; одному могло показаться, что они — герои, другому — что они дураки, но, несмотря на явно превосходящие силы противника, они оба немедленно вышли навстречу великанам.

Они сражались изо всех сил. И оба умерли как солдаты. Иногда я вспоминаю их. Сцена битвы ярко встает перед моим внутренним зрением. Два человека лет шестидесяти с наспех надетыми доспехами быстро бегут по направлению к вражескому авангарду. Чувство долга, привитое им, заставило сразиться с многократно превосходящим в силе противником. И они не колебались ни секунды. Не дрогнули в тот момент, когда мне все казалось безнадежным, когда превосходство врага казалось подавляющим. Когда я мысленно воскрешаю эту картину, двух невзрачных с виду мужчин, бросивших кости, чтобы узнать свою судьбу, то думаю, что судьба безжалостно посмеялась над ними, смешала кубики из слоновой кости и выдала смертельный расклад. Происходи все в детской сказке, благородство и храбрость этих воинов были бы вознаграждены. Какими-то неведомыми силами гиганты были бы опрокинуты, старики остались бы невредимы, храм спасен.

На самом деле все произошло по-другому.

Герои быстро погибли, и это не потребовало особенных усилий со стороны нападавших. Единственной наградой, которую получили старые солдаты, была светлая жизнь их душ.

После того как храбрецы пали, дверь в моей комнате резко распахнулась и испуганные жрицы заполнили ее, умоляя Дасиар о спасении.

Дасиар стояла босиком, на ней было надето только желтое платье, похожее на одно из тех, которое она дала мне, а ее серебряные волосы все еще не были причесаны после сна. Но я никогда больше не видела у нее такого ясного взгляда и царственной осанки, как в тот момент, когда умоляющие женщины окружили провидицу плотным кольцом.

Она освободилась, выпрямилась и громовым голосом крикнула:

— Молчать!

И воцарилась тишина.

Протянув руку, она сказала Илане:

— Диадему!

Илана бросилась исполнять приказ, жрицы расступились, пропуская ее.

Дасиар высоко подняла алмазную диадему, как бы предлагая ее в дар небесам. Я почувствовала, как пронесся сгусток энергии, пока она собирала воедино свою магическую мощь, чтобы снова стать матерью провидицей. Затем она осторожно надела диадему: поток энергии стал равномернее, потом полностью окутал фигуру Дасиар, которая казалась теперь неуязвимой.

Ее руки взметнулись, формируя заклинание. Я почувствовала, что в пространстве происходит движение, напоминающее ход голубого кита, и мое астральное тело задрожало от воздействия упругого, все ускоряющегося потока.

За секунду до того, как Дасиар была готова послать заклинание, я почувствовала удар прозрения.

— Дасиар, подожди! — закричала я.

Дасиар была мягкой колдуньей, чье искусство служило людям на протяжении долгих лет. Она была кладезем теоретических знаний о магии, но ее практические навыки были ограничены актами милосердия для страждущих. Она напоминала одаренного знахаря, посвятившего жизнь проблемам семьи, обычным людям с их обычными болезнями. Такой знахарь, как правило, хорошо представляет себе, какие смертельные эпидемии могут время от времени поражать нашу землю. Более того, он может изучить приемы защиты от таких эпидемий, тактику и стратегию поведения знахарей, столкнувшихся с экстремальными ситуациями в прошлом. Однако одно дело — знать что-то в теории, другое — столкнуться с этим в реальной жизни. И получится, что у вас — кухонный нож, а у врага — двуручный меч.

Дасиар не приходилось участвовать в войне. Она никогда не произносила заклинания в гневе, не отражала контратак, не учитывала возможности удара со стороны хитрого врага, пришедшего убивать. У меня же был такой опыт. И в последний момент я почувствовала опасность — как раз перед тем, как Дасиар заканчивала произносить заклинание. Она метнула его во врага изо всех сил, как обычно бывает в реальных сражениях. Это было классическое заклинание, я испытала трепет при виде его чистых граней и восхитительных углов. Ни один магистр магии, ни даже Янош Серый Плащ, не смог бы сделать это лучше. Но мое восхищение разлетелось вдребезги, когда я увидела, какова будет контратака.

Мое предупреждение прозвучало слишком поздно.

Великаны заревели от боли, когда заклинание Дасиар поразило их. Но затем оно с такой яростью и удвоенной силой отразилось назад, что мои чувства чуть не расплавились от перегрева.

Дасиар вскрикнула и упала на пол.

Жрицы заплакали, и я увидела, как тонкая струйка крови вытекла из угла рта Дасиар. Она лежала без движения.

За окном раздался громоподобный голос гиганта:

— Эй, вы, там! В храме! Мы не причиним вам зла. Нам нужна мать провидица. Выдайте нам ее побыстрее! Выдайте, и вы будете свободны!

Приказания злодея вызвали легкий шорох в комнате. Жрицы быстро переглянулись. Я чувствовала, как нарастает их гнев, крепнет решимость. Эти женщины не предали провидицу. Они не отдали бы ее даже в том случае, если бы Дасиар умерла.

Я должна была действовать очень быстро.

Поспешив к Дасиар, я опустилась перед ней на колени.

Никто не издал ни звука. Казалось, женщины понимали, чем я занята, поэтому они не возражали, когда я сняла диадему с головы провидицы. Прежде чем надеть ее, я поцеловала Дасиар в губы. Они были теплыми, и я надеялась, я молилась, чтобы то, что я почувствовала, когда наши губы соприкоснулись, оказалось дыханием.

Гигант снова угрожающе закричал:

— Повторяю, выдайте ее! Выдайте Дасиар. Или вы все умрете!

Я подошла к окну.

Негодяи тем временем подошли ближе. Наши глаза оказались почти на одинаковом уровне. На меня пристально уставился их капитан.

— Я Дасиар, — сказала я, — я мать провидица. — И сразу после этого я отошла от окна и приступила к приготовлениям.

Я почувствовала себя как ягненок, которого ведут на рынок, когда гиганты гнали меня вниз по склону. На мне было платье и диадема матери провидицы Писидии.

Больше с нами никого не было. Именем Дасиар я приказала писидийским солдатам отойти, предупредив, что буду убита, если они сделают малейшее движение, чтобы освободить меня. Дорога была пустынна, но я слышала, как время от времени скрипят ставни, и чувствовала, как люди выглядывают, чтобы посмотреть на процессию.

Идя среди гигантов, захвативших меня, я чувствовала собственную беспомощность. Вы не можете себе представить, насколько огромными мне показались воины. Они были высоки, широки в плечах и, видимо, очень тяжелы. Но к тому же от них исходил тяжелый дух. Более отвратительный, чем вонь дубилен Писидии. Их животы урчали от непереваренной пищи, и я могла слышать, что полужидкое содержимое желудков булькает и плещется, как мясной суп в железном котле. Их дыхание напоминало морской ветер, рвущий скалы. Когда они скребли в немытых и нечесаных бородах, доходивших до пояса, мне казалось, что из них выпрыгивают вши угрожающих размеров.

Капитану удалось поймать одно такое создание, и он сжал его своими мясистыми пальцами. Раздался внятно слышимый хруст, когда он раздавил насекомое грязными ногтями, и я увидела, как брызнула кровь. Капитан вытер пальцы о свисающие усы и обсосал, чтобы окончательно избавиться от остатков. Потом он громко рыгнул и произнес:

— Мне нравится смотреть, как ты идешь, малышка провидица. Держу пари, что под твоим желтым платьем есть кое-что, способное вызвать аппетит.

Остальные заржали. Впечатление было такое, что в океане сталкиваются айсберги.

— А почему бы не глянуть, а? — спросил кто-то второй. — Не такая уж она недотрога, это золотко, чтобы не сделать приятное простым воякам.

— Ей-богу, она и там блондинка! — предположил третий.

— Когда она начнет раздеваться, будет интересно, не сомневайтесь, парни, плохо то, что очень мала. Не выдержит более четырех, от силы пяти из нас.

Я не обращала на все это ровно никакого внимания, сконцентрировавшись на том, чтобы идти как можно ровнее. Грубые намеки вражеских солдат становились все более отвратительными, откровенными, изощренными. Но я не могла позволить им вывести меня из равновесия. Они хотели унизить меня. Обесчестить. Полностью подчинить своей воле.

Более всего я хотела стать Полилло. Она была сильной.

Она умела ненавидеть. В ответ на сальные грубости она врезала бы так, что то, что торчало, повисло бы навек. А когда они брякнулись бы на задницы, она оторвала бы яйца и приготовила из них завтрак.

«Ах, друг мой Полилло, — подумала я еще раз с горечью, — как мне не хватает тебя. Как бы я хотела, чтобы ты была со мной».

И я негромко произнесла волшебные слова:

Видение. Любимое видение. Приди. И мною стань ты вновь. Оставь астральное парение. Войди в меня — и в плоть, и в кровь… Переполняй меня, Полилло. И гнев и силу приготовь.

И она вошла в меня. Я почувствовала, как благодаря духу Полилло вздуваются мои вены, становятся толще кости, мышцы превращаются в стальные канаты. Я засмеялась, и прозвучал смех моей подруги. Грубый и громкий. Я повращала плечами и почувствовала пульсацию силы Полилло. Я топнула ногой с дикой радостью. Земля вздрогнула от веса Полилло.

— Эй, ты что там затеяла? — спросил капитан.

Его массивная лапа схватила меня за плечо и развернула. Я заставила себя разыграть застенчивость.

— Нет, ничего особенного, — жалобным голосом произнесла я, заставив себя задрожать и уронить слезу, — я споткнулась.

— Мы слишком разволновали ее, — сказал один из его сообщников, — ее коленки начинают дрожать, когда она представляет себе, как мы все побываем между ними.

Капитан грубо захохотал, отпустил меня и произнес:

— Тебе не придется долго ждать, малышка провидица. — Он показал на разрушенную дамбу, где их ожидал баркас и его гигантские охранники. До баркаса оставалось шагов сто, не более.

— Совсем недолго, — повторил капитан, — обещаю тебе. Дух Полилло зарычал, но я сдержала ее гнев. Я оценила профессиональным взглядом разрушенную дамбу. Она изгибалась, повторяя очертания береговой линии, иногда так далеко вдаваясь в море, что значительные участки берега были невидимы из баркаса. Будь у меня время, я бы заранее спрятала солдат в одной из таких излучин. Оценив, как меняется высота дамбы, я обнаружила места, где можно было с легкостью взобраться наверх.

Я не теряла хладнокровия — как и подобает женщине-воину при обдумывании предстоящей операции. Теперь эти громилы не страшили меня. Несмотря на грязные намеки, они не могут причинить мне вреда. Потому что у них приказ — доставить меня в определенное место, к кому-то, кого я еще не знаю. Нет, не меня. Не Рали Антеро. Но Дасиар. Мать провидицу.

Но почему?

По чьему приказу?

И как долго я смогу скрываться под маской Дасиар?

Дух Полилло предупредил: «Рали, не ходи дальше».

Подруга была права.

Капитан подтолкнул меня по направлению к баркасу, и я сделала вид, что опять споткнулась. Но, падая вперед, кувыркнулась через голову, вскочила и помчалась на самую высокую площадку разрушенной дамбы. Я услышала, как гиганты встревожено зарычали и бросились вдогонку, их доспехи неистово забренчали.

Сила Полилло наполнила мои мышцы, поэтому я без усилий взлетела на вершину дамбы. Там, на самой верхней площадке, остановилась как вкопанная.

Я уловила изумленный взгляд знакомого мне лица. Это было как моментальный снимок, изображение, замороженное на мгновение: Лицо было очень уродливо. Лысая голова в складках кожи. Мелькнул длинный розовый язык…

Ящерица!

Потом я увидела силуэты остальных — моя команда спешила ко мне на помощь.

Однако я уже полностью подготовилась к задуманному. Как только пальцы ног коснулись камней дамбы, сила инерции бросила мое тело вперед. Я резко выбросила руки, чтобы усилить движение и управлять им. Дух Полилло крякнул от напряжения, и мои ноги стали упругими пружинами, которые поглотили инерцию. После этого я сделала обратное сальто. Поворачиваясь в воздухе, я напрягла ноги, пока они не стали твердыми, как багры. Я угодила точно в грудь капитана, и мы оба покатились кубарем. Его доспехи гремели, как сложная металлическая машина, спущенная с горы.

Капитан заревел от ярости и боли. Дух Полилло подсказал мне, чтобы я остановилась, заткнула орущую пасть и сломала эту проклятую шею. Но я почувствовала, что приближаются другие гиганты, и продолжала двигаться. Я вскочила на ноги как раз перед атакующим великаном. Он отпрянул в изумлении, как дикий кабан, который искал корень, чтобы полакомиться, но вдруг учуял мышку и испугался, что она укусит его в пятачок.

Дух Полилло засмеялся и заставил меня резко опустить ногу на пальцы его ноги. Гигант вскрикнул. Я подпрыгнула, ухватилась за его бороду и стремительно качнулась в сторону, как матрос, который спускается по канату.

Моя нога с режущим звуком скользнула по броне, которая имела сочленение в паху и была неполной, и глубоко вошла в не прикрытую ею плоть.

Клянусь богами, это был неплохой удар. Достойный Полилло! Приятно было послушать вой великана, дорогие мои сестры! Он начал с очень низких тонов, а закончился таким пронзительным фальцетом, что, будь небеса стеклянными, они непременно бы раскололись.

Воспоминание об этом и сейчас веселит меня.

Но не время смаковать вкус победы. Приближались остальные великаны. К тому же их капитан пришел в себя и, размахивая огромным мечом с широким лезвием, громовым голосом приказал своим воинам расступиться, чтобы позволить ему рассечь меня пополам.

Тогда у меня был шанс погибнуть. Последовать за двумя пожилыми охранниками храма. Я была бы наказана за неспособность завершить свой план. И за то, что подставилась под смертельный удар.

Мимо меня пронеслось темное облачко — туча стрел ударила капитану в лицо.

Он вскрикнул и рефлекторно вздернул руки, но тут же вскрикнул еще раз и резко отстранил ладони. Из каждого глаза торчало по нескольку стрел. Когда капитан грохнулся оземь, моя команда бросилась врукопашную. Я не смогла сдержать чувства гордости за них. Мои воины издали боевой клич, от которого кровь стыла в жилах. Но в предпринятой атаке не было ничего дикого и тем более несправедливого. Их было всего семеро. Близнецы и Ящерица окружили одного великана, увертываясь от его страшного оружия, нанося ответные удары и старательно прикрывая друг друга. Донариус и двое других взяли на себя еще одного бронированного громилу. Капитан Карале прикончил гиганта, сбитого с ног, быстро подбежал, встал рядом со мной и вступил в бой. Со стороны берега доносились звуки сражения, и я знала, что остальные члены моей команды помогают одолеть охрану баркаса.

Несмотря на чувство гордости за храбрость людей, которым я доверилась, было ясно, что великаны скоро опомнятся и уничтожат нас.

Я крикнула Сарале:

— Помогите остальным!

Капитан быстро огляделся и помчался к сражающимся у баркаса.

Мне была необходима передышка… совсем немного времени.

Опустившись на колени, я положила на землю диадему Дасиар. После этого я вытащила из кармана в рукаве ее заводную игрушку и окружила ее алмазным кольцом, замкнув украшение провидицы.

Маленькая ферма с закрытыми дверями казалась слишком жалкой и беспомощной. Особенно сейчас, когда вокруг гремела яростная битва. Но это было все, что я успела приготовить, когда меня захватили в храме.

Из того же кармана я достала монету. Это была монета Антеро, сделанная из хорошей орисской меди. Я поцеловала изображение корабля, на одном дыхании прошептала молитву Маранонии, затем поставила монету на край щели.

И начала лихорадочно искать подходящее заклинание. Но в голове было удручающе пусто. Мне предстояло незаметно проскользнуть мимо магической защиты, построенной врагом, иначе, независимо от того, какое заклинание я сформулирую, оно вернется ко мне и я разделю участь Дасиар.

Заклятие, которое мне предстояло бросить во врага, должно было звучать совершенно невинно, так, чтобы он не заметил его до момента удара. Мне в голову пришел детский стишок. Особо не рассуждая, не вдумываясь в его содержание, я начала быстро шептать слова, возникшие в сознании:

Я отпустила монету.

Механизм игрушки заработал. Я вскочила на ноги, как только рывком открылась дверь и из нее выскочила хозяйка фермы, занося над головой игрушечный топорик.

Вместо того чтобы помчаться за поросенком, она бросилась к краю неестественно раскрашенной подставки. На границе игрушки фермерша не колебалась ни одной секунды, перемахнув через нее. Маленькие ноги понесли ее по направлению к сражающимся.

Я сделала небольшое волшебное движение, и фермерша немного выросла. Я повторила движение, и она начала увеличиваться до тех пор, пока не достигла размера великанов.

Она яростно закричала на негодяев, и ее крик напоминал гром небесный, несмотря на то что это был не боевой клич, а мой детский стишок:

— Ах ты чертов поросенок, что ж, стервец, ты натворил? Великаны мгновенно замерли, как будто увидели привидение. Огромная игрушечная фермерша маниакально засмеялась и подняла топор размером с лопасть ветряной мельницы. Ее широкие юбки неестественно громко зашуршали, когда она помчалась на врага. На раскрашенном лице сияли огромные круглые глаза, а застывшая усмешка была настолько радостной, что вызывала ужас.

— Что ж опять ты натворил, — взревела фермерша. Через мгновение она оказалась среди великанов, разя направо и налево.

Казалось, нет такой силы, которая могла бы остановить ее неотступную, неумолимую, безжалостную механическую ярость. Великаны верещали в страхе, как недорезанные свиньи. Одного фермерша разрубила пополам. Второму отсекла руку… Я увидела, как с широких плеч третьего слетела большая чубастая и бородатая голова.

Хозяйка игрушечной фермы преследовала свои жертвы с поразительной скоростью, оставляя за собой горы окровавленного мяса. Она продолжала избиение великанов до самого баркаса, и вскоре в живых не остался ни один из них.

Пока мы стояли, ошеломленные страшной картиной и реками пролитой крови, фермерша прыгнула в море и, вспенивая воду, быстро поплыла к гигантскому кораблю.

— Будешь гнуть свое копыто, — кричала она, набирая скорость и устремляясь навстречу врагу, как торпедоносец, — так получишь по башке!

Я не могу даже вообразить, какие мысли кружились в головах великанов, оставшихся на борту, когда они увидели, что их атакует огромная игрушка. Клянусь, независимо от того, что они подумали, ими овладел ужас. Услышав потрескивание магического поля, я поняла, что достигла цели.

С палубы вражеского корабля вверх ударил огромный шар магического пламени. Я смогла с большого расстояния почувствовать запах серы, подтверждающий дьявольские намерения. Я произнесла волшебные слова:

И крикнула:

— Будет так!

Огненный шар ударил в громадную игрушку, и, когда море закипело и забурлило, все исчезло в смеси воды и пара.

Поверхность моря неожиданно стала такой спокойной и ровной, что сейчас уже никто бы не догадался о том, что только что произошло. А тот, кто все видел, подумал бы, что это было порождением воспаленного воображения.

Затем поверхность моря вспучилась, впечатление было такое, как будто из глубин всплыл подводный корабль. Однако это был не корабль, но волшебное зеркальное отражение того огненного шара, которым выстрелили в нас великаны. Вокруг шара кипела вода, он шипел и брызгал во все стороны огненными искрами.

В течение нескольких бесконечных секунд шар неподвижно парил над поверхностью моря, потом ударил в том направлении, откуда появился. Я услышала резкие взволнованные крики гигантов, которые только сейчас поняли, что происходит. И как эхо прозвучали их истерические вопли, когда до остатков команды наконец дошло, что все пропало. До того мгновения, пока огненный шар не ударил во вражеский корабль, взорвавшийся с грохотом, я слышала все те звуки, которые издает живое существо, отчаянно стремящееся остаться в живых.

Из-под палубы вырвался упругий и яростный столб пламени, в мгновение ока охвативший мачты, затем вспыхнули паруса. Кто-то попытался бороться с пламенем. Большинство бросилось к бортам.

Воздух наполнился последними короткими вскриками, и ад поглотил их.

Когда вскрики стихли, мы вдруг отчетливо услышали, как неистово бушует пламя. Столб дыма поднимался до самого неба. Корабль быстро выгорел до ватерлинии. С продолжительным пронзительным шипением, которое было слышно на противоположных берегах моря, остов корабля гигантов канул в пучину. Стало необыкновенно тихо. Только слегка посвистывал ветер да негромко плескались волны.

Через несколько дней я заглянула к Дасиар, которая все еще лежала в постели. Она выглядела необыкновенно хрупкой и болезненной под одеялом, до сих пор не оправившись от удара злой магии. Но яркий блеск ее глаз подсказал мне, что она поправляется.

Дасиар отослала сиделку, и мы остались вдвоем. Мы обнялись, быстро и невнятно говоря друг другу все то, что обычно говорят люди, когда они искренне рады видеть близкого человека, каким-то чудом оставшегося в живых после катастрофы.

Когда прошел первый эмоциональный порыв, я смочила губы Дасиар губкой, пропитанной вином. Я смешала это вино с препаратами, восстанавливающими силы, а также с волшебными травами и была вознаграждена румянцем, вернувшимся на щеки Дасиар.

— Ты знаешь, Рали, почему все это произошло? — спросила она.

Я покачала головой и призналась:

— Не имею понятия. Пока ты вынуждена была лежать в постели, я долго думала об этом. Но вернулась к тебе, имея гораздо больше вопросов, чем до нашей первой встречи. Мы знаем, что гиганты шли под флагом Белого Медведя, поэтому это может быть его рук делом. Кроме того, мы знаем, что гиганты прибыли специально за тобой. Им был отдан приказ доставить тебя кому-то. Не исключено, тебя должны были привезти самому Белому Медведю. Мы можем только гадать на этот счет. Оснований для точного суждения нет.

— Вероятно, враг надеялся, что без меня Писидия станет беспомощной, — предположила Дасиар, — после чего большая армия сможет спокойно занять город, не встретив сопротивления.

— Думала и об этом. Похоже, что это наиболее правдоподобное объяснение. Для меня не является откровением, что пирату пришла в голову великолепная идея объявить себя королем, а после этого предпринять усилия для захвата королевства, которым он смог бы править.

— Это настолько очевидно, — сказала Дасиар с улыбкой, — что ты в действительности не считаешь это главным мотивом действий Медведя.

— Да, должно быть еще что-то, — подтвердила я, — иначе пираты постарались бы убить тебя, а не взять в плен.

— Но с какой целью, для чего я могла бы им быть полезной? — спросила Дасиар.

— Единственное, что приходит мне в голову, — предположила я, — пираты хотели воспользоваться нашей силой заклинателей. Каким-то образом они получили возможность (или им это только кажется) применить наши способности к волшебству для достижения своих целей.

Дасиар иронически усмехнулась и сказала:

— Практически это недостижимо. В истории магии и колдовства такие попытки предпринимались неоднократно. Можно даже создать заклинание, которое отражает другое заклинание, поражая атакующего. Именно так, как случилось со мной. Я до сих пор чувствую себя полной идиоткой. Но украсть, отнять силой магические способности невозможно. Более того, их невозможно получить по доброй воле волшебника, как подарок.

— Насколько мне известно, — согласилась я, — дело обстоит именно так. Но можно ли быть уверенной до конца? Магия древнее законов. Только благодаря Серому Плащу эта идея стала подвергаться проверке.

Дасиар кивнула в знак согласия. Она прочувствовала мою точку зрения. До Яноша Серый Плащ все заклинания и тем более способность к магии передавались по наследству из поколения в поколение. Никто не задавал вопросов «что?», «как?» и «почему?». Предначертания судьбы были законом, принимаемым без рассуждений.

— Руководители Писидии и военачальники сейчас собираются, — продолжала Дасиар, — чтобы решить, что можно предпринять. Завтра, если здоровье мне позволит, я присоединю свой голос к тем, кто стремится унять растерянность и истерию, которая овладела частью населения. Рали, скажи, пожалуйста, что, на твой взгляд, можно было бы сделать?

— У меня нет права голоса, — ответила я, — нападению подверглась твоя родина. Только ты сама и жители Писидии должны определить, на какой риск вы способны ради спасения. Насколько необходима немедленная месть агрессору? Если да, то какую цену вы способны заплатить за эту месть или, по крайней мере, за то, чтобы уверить противника в том, что вы достаточно сильны, чтобы отразить нападение?

Дасиар молчала в течение нескольких мгновений, обдумывая мои слова, потом сказала:

— Я бы посоветовала не спешить и проследить за развитием событий. Позаботиться о вооружении и предусмотреть все, что возможно, для отражения еще одного вторжения. И собрать как можно больше информации, прежде чем начнем действовать.

— Думаю, что это наиболее мудрое решение.

— А что собираешься делать ты, дорогая Рали?

— Смотри, — сказала я, — целью моего плавания на сей раз было узнать, насколько велика опасность, исходящая от Белого Медведя. Теперь я знаю. Она исключительно велика.

Мне не надо долго и упорно плавать по Южному морю, чтобы доказать это. Но настолько ли велика эта опасность, чтобы оправдать превентивные действия со стороны Ориссы? С нашей точки зрения, угроза слишком далека. Поэтому я думаю, что последую твоему совету и предложу брату не спешить и последить за развитием событий.

— И поэтому ты немедленно возвращаешься домой? — спросила Дасиар.

— Нет, не сразу, — ответила я, — сначала нужно быстро попасть в торговые представительства. Я не имею права оставить наших людей в беде. Возьму их на борт, оставлю торговые представительства Медведю, если возникнет такая необходимость, и как можно быстрее и с максимальной осторожностью вернусь в Ориссу.

Дасиар улыбнулась.

— Такая предусмотрительная женщина, — сказала она. Я засмеялась:

— Пожилой сержант, которая учила меня, не была склонна считать так. Она доводила меня до бешенства, непрестанно повторяя, что если я и впредь буду столь отчаянно бросаться вперед по малейшему поводу, то рано или поздно враг обязательно этим воспользуется. Тогда я не слушала ее. Может быть, потому, что на кону была только моя голова.

Потом Дасиар задала мне несколько менее значительных вопросов о моем сражении с гигантами и о заклинаниях, которые я применяла для того, чтобы победить.

— Когда мне рассказали, что ты использовала одну из моих детских игрушек, — произнесла Дасиар, — я поначалу подумала, что жрицы снова забрались в наш винный погребок. Но теперь я убедилась, что это правда. Эти звери получили как раз по заслугам.

Дасиар радостно всплеснула руками и спросила:

— А какую монету ты использовала для оживления игрушки?

— Я уже говорила тебе. Медная монета Антеро.

— С изображением корабля? — спросила она.

— Да, конечно, — ответила я, — с изображением корабля.

Я немного растерялась, не понимая, почему Дасиар настойчиво обращает мое внимание именно на это.

Потом до меня дошло… Маранония видела три корабля в моем будущем. Один золотой, второй серебряный, а третий… медный! Медный корабль. Похожий на тот, который изображен на монете.

Дасиар улыбнулась, но больше не настаивала, не желая подвергнуть меня опасности нарушить обет молчания, данный богине. Ничто не мешало мне ответить ей тем же. В этой моей улыбке Дасиар могла прочитать все, что ей захочется. А она была способна сделать правильные выводы. В этом я никогда не сомневалась.

Мы еще некоторое время поговорили о всяких пустяках, но вскоре я стала замечать, что моя подруга устала и нуждается в отдыхе. Я предложила ей одну порцию укрепляющего питья и поставила бутылочку с настоем рядом с ложем на будущее.

Потом мы поцеловались на прощание, прошептав друг другу слова нежности и пожелав быть предельно осторожными.

На следующий день я покинула Писидию.

Я никогда больше не видела Дасиар.

Глава 5. БУХТА АНТЕРО

Мы быстро шли на юг, подгоняемые попутным ветром. Небо над нами сияло такой ослепительной голубизной, что трудно было себе представить, что под ним кто-то может быть несчастлив.

Но меня терзало сильное беспокойство, и не последнее место занимали мысли о друзьях, оставленных в торговых представительствах. Мой мозг кипел при одной только мысли о том, что могло ждать нас впереди. Но с течением времени свежий попутный ветер и безоблачное небо уберегли меня от угрюмости и уныния.

Однако было и то, что наводило на приятные размышления. В схватке с великанами мы получили только несколько царапин и незначительных ранений, моя команда была настроена по-боевому, с такой охотой занималась делом, что заражала энергией.

Такой перемене настроения я была даже рада. У меня нет привычки долго пребывать в мрачных раздумьях. Я воспринимаю жизнь в динамике — рассчитывая на худшее, молюсь о лучшем, при этом жду, как упадут кости, по которым я загадала судьбу. Ведь никто не знает, что у судьбы есть в запасе для каждого из нас. Опасайтесь того заклинателя, который утверждает обратное.

Как сказала одна мудрая женщина, если вы хотите услышать, как боги смеются над вами, расскажите им о своих планах. На море жизнь может быть очень хороша. Большая часть невзгод и забот человека обитает вместе с ним на суше: ненадежные друзья, непослушные дети, назойливые родственники и беспросветные долги. Когда вы на море, все эти проблемы отодвигаются на второй план, так как вы все равно ничего не сможете поделать с ними до тех пор, пока на горизонте не покажется следующий порт. Так зачем же зря переживать?

Из всего того путешествия мне более всего запомнился один день, когда море и небо были почти одинакового цвета. Впечатление было такое, как будто бы мы плывем по воздуху. Только рыбы, мелькавшие иногда вблизи бортов корабля, и птицы над головой давали некоторое представление о пространстве.

Постепенно из нас улетучились сухопутные замашки. Мы стали готовить то, что могло быть приготовлено, и научились получать настоящее удовольствие от рыбных блюд, подаваемых ежедневно.

Я достала из закромов грог — прелестную жидкость, изготовленную на островах Сахарного Тростника, находящихся на западе, и щедро угостила команду.

Отведав грога, люди развеселились. Донариус достал флейту, извлек из нее веселую мелодию, и близнецы потешили нас пляской. Я отбивала такт вместе с остальными, обрадовавшись возможности побыть с ними на равных.

Но наибольший сюрприз ждал всех, когда Ящерица запел. Теперь, вспоминая прошлые дни, я думаю о том, что Ящерица не был самым приятным созданием Тедейта. Я каждый раз думаю о том, что внимание Всевышнего было чем-то отвлечено, когда он выдавливал Ящерицу из первородной глины. Он продолжал давить, давить, пока не получилось что-то настолько длинное и узкое, что почти не осталось места для того, чтобы приделать ноги и руки, и настолько гладкое и скользкое, что волосы не держались. Поэтому показалось необыкновенно странным, что этот столь необычно выглядевший человек вдруг запел баритоном, мелодичнее которого я в жизни не слышала.

Мне хорошо запомнились слова грубой матросской песни, которую исполнил Ящерица:

Не успели мы оправиться от изумления, вызванного красивым голосом Ящерицы, как нас развеселила эта песня. Не желая оставаться в тени, Донариус затянул свою любимую морскую балладу высоким волнующим голосом:

Баллада продолжалась в том же духе еще некоторое время, постепенно становясь все более и более непристойной. Во время пения Донариуса я стала замечать, что некоторые из присутствующих бросают на меня быстрые вопросительные взгляды, спрашивая, без сомнения, не оскорблена ли заклинательница. Но мне приходилось слышать и более отвратительные вещи от моих сестер, когда мы вместе были в казармах, и даже во время двух-трех попоек я сама пела кабацкие песни о похождениях, пережитых в юности. Поэтому сейчас я хлопала ладонями, следуя ритму песни Донариуса, как и все остальные, но втайне наслаждалась.

Оказалось, что у Ящерицы есть в запасе еще более впечатляющее представление. Пока Донариус пел, он промочил горло грогом, а когда старпом закончил, поднял руку, призывая к вниманию.

Прочистив горло, Ящерица запел чудесную старинную балладу, запел голосом глубоким, как море, и чистым, как небо над головой:

Баллада далее рассказывала о том, что девушка все-таки испытала горестные сожаления о судьбе парня. Осознав глубину и силу любви, которую она отвергла, девушка сошла с ума и обитала еще некоторое время на земле, прежде чем навсегда ее покинуть.

Когда пение закончилось, я немного поплакала. Мы все немного поплакали. Это было так утешительно.

Это была очень старая, печальная песня, знакомая до боли мелодия которой унесла нас в дни юности, в тот прекрасный для каждого человека возраст, когда самым страшным несчастьем кажется неразделенная любовь. Песня очистила наши души лучше любого заклинания, которое я могла бы создать для обновления памяти о выигранных нами сражениях и о тех праздниках, которые последовали за победами.

Пока я сидела среди команды моего корабля, хлопая в ладоши и время от времени вытирая слезы, мною овладело необычное чувство, как будто бы я нахожусь на пороге важного открытия.

Я попыталась удержать возникшее ощущение, но это было все равно что попытаться достать небольшой предмет со дна бассейна. Как только рука пересекает поверхность раздела воды и воздуха, предмет перемещается в другое место и оказывается совсем не там, где первоначально его зафиксировал взгляд.

Потом это чувство исчезло, и я осталась с неприятным чувством потери и разочарования.

В ту ночь ко мне приходил Гэмелен. Мне снилось, что я сижу на палубе «Тройной удачи» и не спеша затачиваю меч. Рядом никого из команды не было, но это по каким-то неясным мне причинам казалось естественным. Не удивилась я и тогда, когда услышала голос Гэмелена, приветствующий меня. Я подняла взгляд, улыбнулась и произнесла обычный в таких случаях ответ.

Не исключено, что не все слышали о магистре магии. Лорд Гэмелен был главным заклинателем Ориссы в течение того времени, когда мой брат совершал открытия, а также сопровождал меня, когда я отправилась в длительную погоню за последним Архонтом Ликантии. Именно он заставил меня понять и принять как должное магическую сторону моей натуры. Именно он был моим учителем, посвятившим меня в искусство волшебницы. Гэмелен погиб, совершив один из выдающихся подвигов в истории нашего города.

В моем сне Гэмелен выглядел так, как он выглядел до того, как его ослепил Архонт. Румяное лицо обрамляла пышная седая борода, а в глазах живо играл ум. Он наклонился, тронул мое колено. Сон был настолько реален, что я ощутила тепло от прикосновения хрупкой старческой ладони. Когда учитель заговорил, впечатление было такое, как будто бы до этого мы остановились на середине беседы, во время которой обсуждали события прошедшего дня.

— Так что это было — неясный образ в подсознании, который ты не смогла удержать, Рали? — спросил Гэмелен, после того как Ящерица закончил петь.

В течение мгновения, пока я вспоминала тот момент, ощущение снова стало возвращаться.

— Вероятно, не было ничего, — ответила я, — но вероятно и то, что неожиданно пришедший мне на ум подсознательный образ был следствием еще большей магии, чем допускал великий Янош Серый Плащ.

— Это вполне возможно, дорогая моя Рали, — сказал Гэмелен. — Серый Плащ открыл совершенно новый подход к магии, не сомневайся. Но до сих пор многое неизвестно. Что конкретно он мог упустить, как ты думаешь?

После непродолжительного колебания я ответила:

— Я думаю, что содержание того, что Янош Серый Плащ называл естественным миром, должно быть в действительности гораздо глубже. Я имею в виду, что количество природных стихий, которые его составляют, должно быть больше, чем нам известно. Представьте себе картину сегодняшнего полудня. Я шла под парусами при такой погоде, о которой только можно молить богов. И я была занята делом на равных со своей командой. Я пренебрегла своим классовым положением, чином, полом и присоединилась к ним. И в этот самый момент самый уродливый член нашей команды, как никто, тронул наши души. Не чем-нибудь, а песней. Хотя то, что он спел, не было песней в полном смысле слова, но голос этого человека захватил нас, унес в заоблачные дали. Этот музыкальный инструмент передал малейшие оттенки всего того опыта, который мы приобрели в течение жизни, при этом едва уловимые нюансы звучания, чувство меры исполнителя, выражение его лица точно отражали содержание. И это содержание заставило всех нас дружно заплакать.

— Я счастлив, что у тебя было такое удачное время, Рали, — сказал Гэмелен, — но трудно допустить, что в этом было что-то необычное. Люди часто собираются вместе, чтобы повеселиться. Либо это грандиозные концерты и фестивали, либо просто пьяные компании в тавернах. Так какое же может иметь отношение такое рядовое событие к миру волшебства?

Во сне я вздохнула, как растерявшийся студент, загнанный в тупик исключительно простым вопросом.

— Честное слово, не знаю, — ответила я, — если не считать того, что чувство, которое я разделила с командой, было настолько сильным, что в какой-то момент времени оно показалось мне реальным физическим воздействием. Воздействием одной из тех сил, которые описал Янош Серый Плащ.

— Давай рассмотрим их, — предложил воображаемый Гэмелен. — Янош Серый Плащ заявлял, что силы, которые участвуют в создании мира, — это свет, тепло, притяжение, движение, а также движение в состоянии покоя. Он также заявлял, что магия, способность вызывать превращения, является такой же природной силой, как и все остальные. Но самое важное, по мысли Яноша, состоит в том, что все силы, включая магию, — одна и та же природная сущность. Одна и та же сила, которая проявляется разными способами. — Брови старого заклинателя изогнулись дугами. Он повторил: — Я еще раз спрашиваю тебя, Рали, скажи мне, как ты думаешь, что упустил Серый Плащ? Что он не включил в перечень сил?

— Ту силу, о которой я вам говорила, — ответила я, все больше убеждаясь в правильности своей догадки, — слагаемое духовных сущностей отдельных личностей, которые вместе радуются, горюют или борются за выживание. Оно образует общую духовную сущность. Общую волю. — И первое, о чем я подумала, сказав это, — о всех тех мужчинах и женщинах, которых я победила в течение долгих лег. Мои эмоции, казалось, вскипели, а слова стали горячими: — Клянусь богами, которые вечно сбивают нас с толку, — я искренне верю, что воля может быть такой же силой, как молния, яростный шторм или любое заклинание, которое может создать колдунья. Эта сила является порождением самой жизни, а наиболее острое желание любого живого существа состоит в том, чтобы выжить и… жить.

Неожиданно Гэмелен, пришедший ко мне во сне, стал очень оживленным и возбужденным.

— Да, да, я вижу, что ты ухватила суть дела. Ты рассказала как раз о том, что Серый Плащ не включил в перечень сил. Именно жизнь и желание живого существа оставаться в живых как можно дольше. Ты сказала, что это — сила, род энергии, похожий на другие ее виды.

Гэмелен радостно хлопнул ладонью по колену и одобрительно закончил:

— Продолжай, Рали, я уверен, что ты на пороге большого откровения. Давай продвинемся еще немного вперед и…

Как раз в этот момент в моем сне неожиданно появились Ящерица, Донариус и другие члены команды. Они смеялись и передавали от одного к другому большой черпак с грогом. Гэмелен засмеялся вместе с ними, отпил из ковша и протянул его мне. Мой образ во сне неумело взял ковш и жадно отпил, проливая содержимое на палубу. Послышались веселые шутки в мой адрес, и я не могла не присоединиться к веселью.

Засмеявшись, я проснулась.

Я с некоторым изумлением глазела по сторонам, не понимая, почему нахожусь одна в своей каюте, подвесная койка, на которой я спала, мерно покачивалась вслед за движением корабля.

Мое сердце дрогнуло, когда я вдруг вспомнила содержание сна. Неистово ухватившись за это воспоминание, я попыталась вернуться к моменту, когда сон прервался, и досмотреть конец, получить ответ на мучивший вопрос, который, казалось, вот-вот сорвется с губ.

Но все исчезло… впечатление было такое, что ничто никогда и не снилось.

Дни проходили за днями, а я все пыталась вернуться к тому сновидению, чтобы еще раз внимательно изучить его и постараться заметить пропущенное ранее и представляющее ценность.

Однажды я увидела группу дельфинов, играющих впереди нашего корабля, и почти приблизилась к разгадке. В тот же или в какой-то другой день я сделала еще одну попытку, когда смотрела на акул за кормой, пожирающих отбросы, которые Ящерица сбросил за борт после уборки камбуза.

Но всякий раз, когда я стальным неводом воли пыталась притянуть ускользающую идею, она проходила сквозь сетчатые ячейки и исчезала.

Мы плыли уже много-много дней, и временами казалось, что нас заколдовали.

Море было совершенно пустынно — никаких следов человека и тем более каких-либо сражений. Горизонт притягивал и манил все дальше. Каждый рассвет становился чудом в золотых лучах солнца. Каждый закат приносил наслаждение нежными розовыми оттенками вечернего неба. Высоко в небе парили легкие облачка, похожие на играющих ягнят. Большие косяки серебристой рыбы кружились, распадались и соединялись вновь недалеко от бортов нашего корабля.

Во сне я сказала Гэмелену, что воды южных морей весьма богаты. Здесь так редко ловят рыбу, что обитатели этих спокойных вод не боятся других живых существ, которые не имеют плавников. Казалось, они смотрят на нас как на каких-то чудаков и только из чувства любопытства изменили свой обычный курс, чтобы подплыть к кораблю и получше нас рассмотреть. Я уже не помню, сколько раз задумчиво смотрела на воду, заблудившись в собственных мыслях. Время от времени я выходила из оцепенения и обнаруживала, что на меня смотрят рыбьи глаза. Казалось, меня внимательно изучают. Я отвечала тем же, но, клянусь, в глазах обитателей моря я видела изумление.

Однажды мы встретились со стаей китов — огромных морских животных, каждый из которых был гораздо длиннее нашего корабля. Киты величественно бороздили море, извергая время от времени из дыхательных отверстий пенистые фонтанирующие струи воды. День был очень спокойный, но казалось, что где-то в отдалении зреет шторм. Море лежало перед нами как отполированный синевато-серый сланец. То здесь, то там толстые льдины медленно колыхались на его поверхности. Птицы с очень большим размахом крыльев непрерывно летали над китами, стремительно бросаясь вниз и подхватывая с поверхности воды какой-нибудь лакомый кусочек.

Я довольно долго наблюдала за китами, искренне восхищаясь тем, насколько грациозны эти огромные морские животные. Внезапно налетевший порыв ветра обдал меня дождем соленых брызг, и я начала поворачиваться, чтобы найти укрытие. Но что-то удержало меня на месте — необычное покалывание нервных окончаний. Оно не доставляло удовольствия, но и не было неприятным.

Потом я увидела, как самый большой кит отделился от стаи и направился к кораблю. Когда животное приблизилось, я внезапно почувствовала мощное биополе женского существа. От него струились и захлестывали меня волны печали.

— Что случилось, сестра, — спросила я, — что тебя беспокоит? Ответом мне была еще одна волна сожаления, настолько мощная, что чуть не поглотила меня. Казалось, что я погрузилась в кромешный мрак, вокруг меня кружились, стремительно сменяя друг друга, потоки тепла и холода. Ногами я ощущала палубу, руки держались за поручни. Я даже слышала, как где-то поблизости ходит кто-то из команды. Но в то же время мне казалось, что только какая-то часть меня по-прежнему находится на корабле. А другая пробивается сквозь непроходимые дебри эмоций, которые излучает животное.

Приложив усилия, я как будто бы вынырнула на поверхность со смертельной глубины.

Потом я почувствовала рядом присутствие Карале и услышала его взволнованный голос:

— Госпожа, что с вами, что-то неладно?

— Уходите, — ответила я, — уходите.

Я не уверена в том, что Карале подчинился. Более того, я вовсе не уверена в том, что говорила что-нибудь. Слова превратились в спутанный клубок. Потом одна четкая мысль все-таки пришла мне в голову.

— Как я могу помочь тебе, сестра, — обратилась я к самке кита, — пожалуйста, скажи, что я должна сделать?

На меня снова обрушились волны эмоций. Она пыталась ответить.

Вдруг меня пронзила такая острая боль, что я, должно быть, невольно вскрикнула, — точно не помню. Столь интенсивную боль я испытала впервые в жизни. Очнувшись от шока, я почувствовала, что меня крепко держат за плечи. Сквозь полуобморочное состояние я увидела, что рядом Карале и остальная команда. И я очень хотела, чтобы меня побыстрее увели отсюда, мне хотелось избежать этой боли.

В то мгновение, когда я почувствовала, что не могу больше терпеть, боль исчезла.

Потом я ощутила мягкие бесплотные прикосновения и поняла, что это снова китиха. Она сообщила, что сожалеет, что она не знала, что ей помочь нельзя, и — она немедленно уходит.

Но я попросила ее остаться и рассказать, в чем дело.

Вдруг я поняла.

Превратив свое биополе в щупы в виде пальцев, я осторожно двинулась вперед, сквозь ту огромную боль, которую она испытывала. И я почувствовала присутствие еще одной жизни. Эта жизнь была почти неуловима, как призрак, она едва теплилась, едва пульсировала внутри ее.

— Ах, бедняга, — сказала я, — у тебя детеныш.

— Помоги мне, — мысленно попросила меня она на уровне подсознания, — пожалуйста.

Мне не потребовалось много времени, чтобы выяснить, что внутри ее сидит сломанное копье. Мысленно я увидела, как зазубренное лезвие пронзило тот проход, по которому должен был появиться на свет китенок.

Я создала заклинание, которое придало моим волшебным пальцам способность к врачеванию, и постаралась как можно мягче высвободить копье. Когда я приступила к работе, китиха дернулась, но осталась на прежнем месте. Похоже, я тоже причинила ей нестерпимую боль.

Копье медленно сдвинулось.

Соленая вода быстро окрасилась кровью.

Я почувствовала, как пошевелилось еще не рожденное существо, но слабо… так слабо. Маленькое сердце дрогнуло. Остановилось. Потом дрогнуло опять.

Потом я почувствовала, что детеныш умер.

Я убрала пальцы и отошла.

Рассерженная неудачей. Ругая себя.

— Мне жаль, сестра, — сказала я, — так жаль…

Я почувствовала, как печаль этого большого существа стала глубже, когда оно поняло, что произошло, но потом ко мне мягко прикоснулись щупы, выражающие прощение. И я знала, что, по крайней мере, ушла жгучая боль. Ушла, чтобы вместо нее осталась совсем другая рана…

И я спросила:

— Кто сотворил это с тобой? Кто убил твоего детеныша?

— Опасайся охотников, — был ответ.

— Охотников? Каких?

Перед моим внутренним взором появилось изображение. Это был флаг Белого Медведя.

Потом она отпустила меня. Я очнулась, стоя на палубе корабля и взволнованно наблюдая за тем, как огромное создание медленно отплывает и приближается к стае.

Ее след был окрашен кровью.

Карале взял меня за плечи и с силой несколько раз тряхнул. Его лицо побледнело, в огромных глазах светился ужас.

— Что случилось, — спросил он, — с вами все в порядке?

Я разжала его пальцы, стряхнула их с плеч и отступила. Нетвердой рукой я вытерла пот с лица. И только потом пришла в себя.

— Нам бы лучше подготовиться к встрече с неприятелем, и побыстрее. Я не уверена, что у нас осталось много времени.

Я вкратце рассказала команде о том, что произошло.

Колдовство и видения чаще всего пугают людей, но мужчины становятся особенно испуганными, когда дело доходит до беременности, тем более тяжелой. Несмотря на то что я старалась не напирать на некоторые детали своего рассказа об агонии неродившегося китенка, я все-таки заметила, что некоторые из моих людей буквально позеленели от страха.

Когда я закончила, Карале прокашлялся, как будто бы неприятные позывы сжали его желудок.

— Вы считаете, что пираты будут ждать нас в засаде? — прокаркал он.

Я ответила:

— Не знаю. Но зато я точно знаю, что они были в этом районе совсем недавно.

— Прошу прощения, — вступил в разговор Донариус, — но это вовсе не означает, что пираты знают, где мы находимся.

— Правильно, — сказала я, — но нам лучше не испытывать судьбу.

Я приказала им очистить палубу и подготовиться к возможным действиям, а сама спустилась в каюту, чтобы продолжить обдумывание ситуации.

После встречи с китихой я чувствовала себя слабой. Поэтому с помощью волшебной жаровни я изготовила настой из хорошо разваренных рыбьих костей и добавила к трапезе большую порцию грога. Пока смесь нагревалась, я разделась и натерлась средством, восстанавливающим силы, похожим на то, которым я лечила Дасиар. Прошло совсем немного времени, и я почувствовала себя значительно лучше. Ощущение было такое, будто бы я слегка светилась.

Я облачилась в свободное платье, украшенное символами заклинателя, и пододвинула свой волшебный сундук к жаровне. Открыв его, я быстро исследовала содержимое встроенных ящичков, полочек, отделений. Вскоре я нашла все необходимое.

К тому моменту, когда я полностью подготовилась, была середина ночи. Присев перед небольшой латунной стойкой, я дула на угли до тех пор, пока они снова не разгорелись.

Потом брызнула на них немного волшебной жидкости, и поднялся желтоватый дымок. Я глубоко вдохнула его, ощутив аромат цветов, потом выдохнула. Стенки каюты растаяли, и мое астральное тело поднялось и улетело в звездную ночь.

Я приготовилась к тому, что будет ветрено и холодно, хотя сейчас не ощущала ничего, кроме чувства быстрого полета. Внизу стремительно уменьшались огоньки «Тройной удачи» и белые буруны разрезаемых кораблем волн. Стояла полная луна, и я постоянно чувствовала притягивающее воздействие холодного ночного светила на мою астральную сущность. Но я почти не оказывала сопротивления, приближаясь к ряду облаков. Теперь «Тройная удача» казалась мерцающей точкой внизу. На границе неба и моря я увидела высокие, покрытые льдом вершины, которые ярко отражали лунный свет. Я как можно осторожнее направила свои ощущения к ним. Это было похоже на продвижение по густо заросшему кустами оврагу, шаг за шагом, в опасении, что из-за ближайшего куста неожиданно выскочит враг.

Я почувствовала призрачное прикосновение щупальца и мгновенно замерла. Но мое движение должно было выдать меня, поэтому сейчас я оставалась совершенно неподвижной, сделав сознание полностью пустым. Щупальце немного поискало, ощупало мое астральное тело в нескольких местах. Потом поскучнело и удалилось.

Я начала медленно отходить, зная теперь, что малейшее явное движение с моей стороны будет сигналом врагу о том, что против него ведут разведку.

Но обошлось. Мне удалось сбить противника с толку, и я медленно опустилась к кораблю. Стены каюты вновь сомкнулись вокруг меня, мое астральное и физическое тела соединились. Я вновь сидела около латунной печурки и наблюдала, как пляшет огонь.

Я улыбнулась.

Враг ждал нас. Но ждал именно там, где я и хотела.

Следующее утро застало нас вместе с капитаном Карале. Мы стояли чуть ли не в обнимку и сосредоточенно разглядывали навигационные карты. Пальцем я обозначила границы ближайшей суши, до которой была приблизительно неделя пути в юго-западном направлении. Получилась большая выпуклость полуострова, форма которого, как пошутил Карале, напоминала брюшко толстяка. Пониже этого «брюшка» береговая линия устремлялась еще дальше вниз на многие лиги и в конце концов растворялась, переходя в точки, которые проставил картограф, реальные знания которого заканчивались и начиналось гадание.

До моего последнего путешествия почти вся эта карта была не чем иным, как линиями и точками, проведенными и поставленными в соответствии с игрой воображения картографа. Например, полуостров, который удостоился шутки Карале, был неизвестен орисситам до моего похода на юг. А вся береговая линия за полуостровом была положена на карту после моих последующих путешествий.

Я вонзила ноготь в точку, расположенную несколькими лигами восточнее полуострова.

— Вот здесь я их видела, — сказала я.

Карале более пристально вгляделся в карту. Вокруг точки, которую я обозначила ногтем, располагался ряд маленьких островов, но нам было известно, что они настолько невысоки, что полностью скрываются под водой во время штормов.

— Да, — подтвердил Карале, — все в точности так, как вы и предсказали, госпожа. Похоже, они заглотили наживку.

Наживкой, о которой говорил Карале, была та самая история, что я попросила команду распространять. История о том, что мы охотимся за бриллиантами. Острова лежали сразу за устьем реки, которая пересекала полуостров в западном направлении. В это время года река должна быть большей частью свободна от льда, и если мы будем идти вдоль нее, как рассказали мне вожди местных племен, с которыми я познакомилась раньше, то река может привести нас к очень красивым водопадам, которые грохочут среди гор, буквально напичканных драгоценными камнями.

Карале почесал подбородок и спросил:

— Вы действительно предполагаете, госпожа, что те горы настолько богаты?

— Не знаю, — ответила я, — но вы помните те изумруды, которые они показывали? Без малейшего изъяна и размером с кулак. Один вождь сказал мне, что он выменял изумруды на товары у диких племен, живущих там.

Карале засмеялся и сказал:

— Я хорошо помню это, миледи. Вождь сказал, что нам лучше всего держаться подальше от того места, где есть камни. С дикарями опасно иметь дело. Свирепое отродье. На пришельцев смотрят, оценивая, достаточно ли они упитанны, чтобы наполнить большой котел, где варят мясо.

Память об этом до сих пор заставляет меня смеяться. Вождь, который порицал обычаи диких племен водопада, имел красную татуировку над губами в виде клыков и рога на бритом черепе, а когда мы приветствовали его под навесом из шкур, он был совершенно обнажен и выставлял напоказ большую золотую булавку, каким-то образом продетую сквозь крайнюю плоть его мужского достоинства.

— Мой брат предупреждал меня, что первое впечатление часто бывает обманчиво и надо быть очень осторожным со словами, — сказала я Карале. — Амальрик говорил, что каждый купец быстро убеждается в том, что независимо от того, насколько угрожающе выглядит потенциальный торговый партнер, он обязательно предостережет, что настоящие дикари обитают вверх по течению реки или по ту сторону ближайшей пустыни.

Карале подтверждающе кивнул. Потом сказал:

— Хорошо бы все-таки убедиться в том, что они не людоеды. И потом только иметь с ними дело, если вы считаете, что это может быть полезным для нас.

— Может быть, в следующий раз мы посмотрим на эти водопады. Тогда мы убедимся воочию, что в действительности представляют собой эти люди, насколько они злонамеренны и враждебны по отношению к чужакам. Я почти уверена, что нас будут принимать как королей и они преднамеренно станут преувеличивать свое богатство. Но для того, чтобы получить потом от нас побольше прибыли, а не для того, чтобы поплотнее наполнить мясом котел.

Лицо Карале стало серьезным, и он задумался. Затем спросил:

— Вы в самом деле уверены, миледи, что следующий раз представится? Забыли о том, что наш любимый пират околачивается поблизости в компании с гигантами? Забыли все остальное? Боюсь, что это может помешать осуществлению наших планов.

— Думаю, что вскоре мы должным образом позаботимся о пирате, — ответила я. Тогда я искренне верила, что так и будет. И продолжала: — Меня не особенно тревожит, какими силами обладает пират, людскими или магическими. Суть в том, что весь этот район получил немалую пользу от торговли, которую мы организовали. Так как мы только что потеряли торговцев, брат получил возможность облачиться в дипломатическую тогу и поговорить с нашими друзьями о совместных действиях против так называемого Белого Медведя. И это не будет ни первым опытом подобного рода, ни последним, как я подозреваю, — брату приходилось и придется сталкиваться с самозванцами. И раньше совместные действия всегда приводили к желаемому результату.

— Все это правильно и правдиво, миледи, как сердце моей дорогой жены, — сказал Карале, — но, как вы справедливо отметили, сначала мы должны избавить наших друзей от вероятной опасности.

— Несмотря на то что пираты клюнули на мою уловку, это не означает, что нам удастся легко проскочить мимо них. Если мы направимся прямым курсом к бухте Антеро, к первому нашему торговому представительству, пираты тут же сядут нам на хвост. Думаю, что гораздо лучше было бы обогнуть пиратов, быстро проведать наши торговые посты, а потом вернуться, следуя тем же маршрутом в обратном направлении.

Карале отреагировал немедленно, обнажив скрытую проблему, препятствовавшую осуществлению плана.

— Миледи, сейчас уже поздняя осень. Слишком поздняя, чтобы совершать широкие маневры, пытаясь обмануть пиратов. Хотите, чтобы зимние штормы накрыли нас? Чем дольше мы будем маневрировать, тем очевиднее вероятность того, что нам грозят неприятности. Мы должны благодарить богов, что до сих пор нам пришлось опасаться только пиратов. Пока мы находились в зоне с относительно мягким климатом. Если мы продолжим движение на запад, то земля, которую мы встретим, будет значительно отличаться от Ориссы. Продолжительность зимы — значительно больше. Особенность той земли — деревья и растения, всю зиму спящие под снегом в ожидании весенней оттепели. Еще южнее растут только колючие травы, там я никогда не встречал ни одного растения, распускающего весной зеленые листья. Еще южнее — и эта жесткая трава тоже исчезает, оставляя только голые замерзающие скалы. Единственное растение, которое может здесь выжить, — водоросли, да и то в наиболее защищенных от ударов стихии мелких прибрежных озерцах, наполняемых приливной волной.

Над этой землей царствует вечная зима. Не обычная зима, но самая лютая из всех, которые только можно себе представить. Жесточайшие штормы будят воспоминания о страшных легендах прошлого, которые обычно рассказывают друг другу путешественники, собравшиеся на ночь у костра. Как мне однажды рассказали, демоны, которые появляются вместе со штормами, самые злые и могущественные из всех демонов.

Тогда мне было недосуг расспросить поподробнее, чтобы узнать, насколько достоверны легенды о заполярных штормах. А они были достоверны.

И у меня, и у Карале не было иного выбора, кроме как проложить курс корабля в опасной близости от поджидавших нас пиратов. Но главная задача состояла не в том, чтобы незаметно проскочить мимо противника, природа которого и намерения были хорошо известны. Такой опытный капитан, как Карале, без труда провел бы «Тройную удачу» нужным курсом. Более всего меня тревожили союзники пиратов, обладающие магическими способностями.

Обнаруженная мной раскинутая противником волшебная сеть была настолько мощной, что я не помню, когда встречала нечто подобное. Та сила, которую я ощутила прошлой ночью, была грубой. В ней не присутствовало ни грани того изящества, которое отличает волшебство орисских заклинателей.

Несмотря на то что эта сеть выглядела грубой и примитивной, я знала, что нам будет трудно проскочить сквозь ее ячейки.

Когда мы приблизились к пиратам, был серый день. Серый, как сплав олова со свинцом, давно застывший в изложнице. И море и небо казались одной твердой поверхностью, которая полностью рассеивала взгляд, давая ощущение бесплотности и невесомости, лишала ориентации в пространстве. Единственными звуками были шелест волн о борта корабля и хлопающие удары парусов. Туман был настолько густым, что казалось, он проглатывает и эти звуки, приглушая их до призрачного шороха. Я чувствовала заостренные кромки волшебной сети, растянутой противником, и говорила Карале, в каком направлении он должен двигать корабль, чтобы осторожно пройти вдоль кромки опасной зоны.

Я вызвала эту влажную мглу с помощью элементарного заклинания, настолько простого, что я была уверена — враг его не заметит. Под это заклинание я поместила второй тонкий слой колдовства, который притупляет любопытство. Если внимание пиратской колдуньи случайно будет обострено в результате нашей оплошности, как произошло однажды, когда близнецы уронили на палубу рангоут, — мое заклинание предлагало простое объяснение. До этого я создавала видимость того, что удар дерева о дерево — внезапный удар волн о скалистую отмель.

Большим недостатком заклинаний подобного рода, из-за которого они редко применяются, является то, что они ослепляют колдунью, которая их создает.

Поэтому я была такой же незрячей волшебницей, как и мой враг.

В тот день мы не только уклонялись от пиратов, но и осторожно пробирались среди непрерывной череды маленьких безжизненных островов, расположенных вблизи побережья. Пока мы ползли сквозь туман, возможности команды были ограничены до предела; во все глаза мы смотрели по бортам вперед, чтобы вовремя заметить острую черную скалу, торчащую над поверхностью моря.

Когда я посчитала, что мы находимся напротив устья реки, которая вела к выдуманным залежам изумрудов, я достала маленькую модель корабля, которую Донариус вырезал из дерева в течение недели нашего путешествия. Это было грубое подобие «Тройной удачи» длиной с копье и шириной в две ладони. На палубе была закреплена изумрудная подвеска из моего ящичка с драгоценностями. Для той цели, которую я наметила, это была незначительная жертва. К тому же я потеряла сережки, подходящие к этой подвеске, много лет назад.

Я крепко взялась за поручни, держа в руке модель корабля, и произнесла волшебные слова:

Я бросила модель корабля в воду. Волна подхватила ее, стараясь перевернуть кверху килем, и я следила затаив дыхание, как она выравнивалась. Когда это наконец произошло, небольшой кораблик начал медленно разворачиваться, пока его нос не стал указывать верное направление.

Я прошептала второе заклинание, и миниатюрная модель «Тройной удачи», слегка покачиваясь на волнах, исчезла во мраке.

Мы ждали час или чуть дольше. Тихое шипение морских волн, негромкий скрежет льдин, трущихся о корпус нашего корабля, отдаленный крик чаек делали ожидание утомительным. Казалось, время растянулось.

Внезапно я отшатнулась, почувствовав удар волшебных волн радости, который расколол тишину, царившую до сих пор в экстрасенсорном поле. Модель корабля попала в ловушку, расставленную вражеским колдуном. Потом я услышала возбужденные крики, прорвавшиеся сквозь туман. Пираты поднялись по тревоге. Последовали резкие, отрывистые команды вражеских офицеров, и снова все стихло.

Мне было теперь несомненно ясно, что главная цель пиратов — следовать за тем, что они считали нашим кораблем «Тройная удача», до самых изумрудных полей, о которых моя команда широко похвалялась в Писидии.

Вскоре волшебная сеть, сотканная вражеским колдуном, исчезла. Через небольшой промежуток времени мы услышали приглушенные звуки: пираты пустились в погоню.

Мой трюк сработал. Врага удалось пустить по ложному следу.

Негромким голосом я отдала приказы, и мы подняли паруса, чтобы отправиться к первому торговому представительству. Если боги не оставят нас, мы будем там через несколько дней.

Мы приплыли в бухту Антеро на рассвете. Только что взошло солнце, его лучи заставили все побережье засиять, приветствуя нас. Входя в бухту, мы были полны радужных мыслей. Мы стремились увидеть наших товарищей, и все, кто не был занят делами на корабле, столпились около поручней и жадно всматривались вперед.

Я надеялась увидеть заросли высокой желтой травы, простирающиеся по берегам. В центре должен быть док. Вокруг дока должно было быть десятка три домов, где обычно ночевали наши друзья. Когда я в последний раз видела их, наши колонисты только что завершали строительство. Они очень гордились яркими крышами, выкрашенными в зеленый, красный и синий цвета, которые так напоминали о родине. В тот момент я была уверена, что увижу еще несколько новых построек.

Мой нос приятно защекотало в предвкушении хорошего орисского завтрака, приготовленного на раскаленных камнях.

Но на этот раз боги не были благосклонны к нам.

Когда мы приблизились к поселению, мое сердце едва не разорвалось. Нашим взорам предстали дымящиеся руины.

Торговое представительство в бухте Антеро было разрушено и сожжено.

Ужасное зрелище… То обстоятельство, что мы не увидели следов крови, делало ощущение катастрофы еще более нестерпимым. Руины были все еще теплыми от воздействия огня, который стер наш пост с лица земли. Мы не увидели тел, но обнаружили сероватый пепел в тех местах, где когда-то лежали наши друзья. Сохранились только печные трубы, голые обожженные камни, как персты, указующие в небо сквозь дымящиеся развалины. Внутри жилища мы обнаружили осколки взорвавшихся глиняных кувшинов, застывшие ручейки расплавившейся от сильного жара жести, которой были обиты сундуки жителей представительства, крупицы золота и серебра, разбросанные по всему помещению, — это было все, что осталось от украшений и драгоценностей, а также обломки цветной черепицы.

Мы молча ковыляли по руинам в надежде отыскать хоть какие-нибудь следы, которые позволили бы разобраться в том, что же произошло с нашими друзьями.

Сначала мы выяснили, что огонь не мог быть вызван естественными причинами. Я довольно быстро почувствовала, а чуть позже получила подтверждение догадки, что огонь, уничтоживший наше торговое представительство, имел магическую природу. Повсюду встречались следы сапог. Их было так много, что невозможно было установить, кому конкретно они принадлежат. Одно не вызывало сомнения — по развалинам прошли сапоги противника.

Когда мы осматривали то, что осталось от поселения, жившего кипучей деловой жизнью, я заметила, что в глазах членов моей команды закипают слезы. А однажды я услышала, как Ящерица всхлипнул. В этот момент он держал в руках смятый котел, в котором находились превратившиеся в камень остатки пищи. Приглядевшись, мы выяснили, что это была традиционная овсяная каша, сваренная на воде. Никто из нас не считал унизительным это неуправляемое проявление эмоций, потому что здесь, на этих обугленных развалинах, каждый почувствовал, что предательский удар был нанесен прямо по Ориссе. Была осквернена небольшая частица нашего дома, по воле судьбы отделенная от него, а жители застигнуты врасплох и уничтожены.

В воздухе чувствовалась прохлада, свидетельствующая о приближении зимы, небо было совершенно прозрачным, что делало зрелище еще более безрадостным.

Мы спустились с корабля одетые в расчете на холод. На нас были меховые парки и утепленные непромокаемые сапоги.

Тихий ветер то и дело раздувал дымки, которые медленно поднимались в небо над грудами развалин.

Карале и я пытались что-нибудь отыскать посреди дымящихся руин главного торгового центра, где обычно спала охрана. Как и в других местах, здесь мы не увидели никаких следов борьбы, только страшные кучки пепла — все, что осталось от мужчин и женщин, которые сгорели, не успев проснуться.

Рядом с казармой располагался арсенал. Он был построен из камня и имел общий с казармами камин. От воздействия магического пламени каменные стены взорвались. Взрывом их разбросало в разные стороны, а хранящееся в арсенале оружие расплавилось и застыло бесформенной массой на полу. Дымовая труба и камин устояли. Их размеры приблизительно в два раза превышали размеры очагов, стоявших в сожженных жилых домах. Зрелище навело на сравнение с огромной органной трубой, в которой вздыхал ветер.

Единственным живым существом из всех обитателей бухты Антеро оказалась собака, явно лишившаяся рассудка. Она выползла из ближайших развалин и принялась выть и истерически лаять. Донариус, который всегда очень любил животных и при случае старался облегчить их участь, принялся было утешать ее, но тут же поплатился прокушенной почти до кости рукой. Собака была настолько шокирована тем, что произошло в бухте Антеро, что ее невозможно было утешить. Она ничего не ела и не пила, только непрерывно выла. Когда у нее иссякли силы, собака легла в пепел.

Донариус из чувства сострадания в конце концов убил бедное животное. После этого прошло несколько часов, прежде чем старпом вновь заговорил.

Под обугленными развалинами того, что раньше было доком, мы обнаружили множество следов. Отпечатки сапог на прибрежном иле свидетельствовали о том, что именно в этом месте напавшие на наше торговое представительство высадились на берег. Эти следы были видны гораздо яснее, чем все остальные. Пройдя немного вдоль кромки воды, мы нашли отпечатки, оставленные семью остроносыми баркасами, на которых, по всей видимости, приплыли атаковавшие. Враг подкрался со стороны моря.

Карале приложил свою ногу, обутую в сапог, к одному из следов, оставленных вражеским солдатом. Размеры почти совпадали.

— На этот раз это были не великаны, миледи, — сказал Карале, — если только нападавшие не были великанами с очень маленькими ступнями.

— Меня это не удивляет, — сказала я. — Посудите сами, капитан, сколько всего может быть великанов в ограниченной части мира? Когда боги создали их такими большими, то позаботились о том, чтобы ограничить их численность. Я почти уверена, что во всем известном мире не найдется достаточно великанов, чтобы населить город, сравнимый с Ориссой.

— Не выдаете ли вы, миледи, желаемое за действительное? — спросил Карале голосом, в котором слышался протест. — Ваши логические рассуждения часто бывают очень убедительными, основанными на здравом смысле. Но вспомните — здравый смысл не дал нам никаких намеков на то, что и в первый раз появятся великаны, которые чуть-чуть не захватили вас и Дасиар.

А что касается второго… это было бы совершенно безрассудно со стороны создателей. Безрассудно!

— Если бы вы, мой друг, сами побывали великаном по воле богов, то быстро бы изменили свое мнение, — пробормотала я.

Карале меня не слышал. В этот момент он, склонившись почти до земли, внимательно всматривался в следы.

— Как вы думаете, что это такое? — спросил вдруг капитан, показывая на участок прибрежной полосы.

Присмотревшись, я разглядела множество отпечатавшихся в полном беспорядке обычных следов и начала было поворачиваться, чтобы с удивлением спросить, что именно имел в виду капитан. Но в последнее мгновение я заметила в иле четкий отпечаток большого пальца босой ноги. В следующий момент я увидела, что на пятке, след которой также рельефно сохранился, изображена эмблема Гильдии Заклинателей. Я склонилась поближе, провела рукой вдоль точечной наколки, с помощью которой обычно делают изображение эмблемы, и почувствовала очень слабое покалывание в пальцах, убедившее меня в том, что след оставлен человеком, обладающим магическими способностями. Более того, характер этого магического покалывания был мне хорошо знаком.

— Так это же следы ног заклинателя, — произнес Карале, — или я ослеп и поглупел, как наши любимые боги!

— Вы правы, капитан, — подтвердила я, — к тому же по магическому запаху, по тому экстрасенсорному воздействию, которое оказывают эти следы на мои чувства, я делаю заключение, что они оставлены лордом Сирби, заклинателем одного из наших торговых представительств.

— Не похоже, миледи, что он оказал врагам хоть какое-то сопротивление, — поделился со мной Карале своими наблюдениями. Затем быстро прибавил: — Конечно, к его горлу могло быть приставлено острие меча…

Я кивнула в знак согласия, хотя про себя подумала, что, по всей видимости, угрозы и принуждения на сей раз не понадобились.

Сирби был полностью растерян.

Так же как и я, он поздно познал секреты колдовства. Так же как и я, Сирби начал взрослую жизнь, поступив на военную службу. Он был большим человеком — громкий густой голос, довольно грубые манеры и привычка всегда давать прямые ответы на любые вопросы. Жить по чести было основным принципом Сирби. Я всегда симпатизировала ему. На меня удивительно освежающе действовало полное отсутствие стремления к интригам, столь свойственное многим из тех, кто долгое время общается с лидерами общества, а также его привычка всегда говорить откровенно. В этом он поразительно отличался от всех тех надменных типов, которые почему-то становились заклинателями.

Поэтому, когда Сирби проявил добровольное желание возглавить одно из наших удаленных торговых представительств, я с немалым удовольствием согласилась и одобрила его кандидатуру. Однако, когда я высадила его в бухте Антеро, он моментально приобрел столь самодовольный и значительный вид и стал настолько надменным в отношениях с простыми обитателями, что я почувствовала необходимость предостеречь его. Он долго и многословно извинялся, уверял, что не понимает, что на него нашло. Тогда, помня о его честности, я приняла извинения Сирби за чистую монету. Но с тех пор как я оставила его в бухте Антеро, время от времени в мою душу закрадывались сомнения. Я часто размышляла о том, не совершила ли я ошибку. Ведь Сирби был не настолько прост, как казалось на первый, неискушенный взгляд. Иногда он становился напыщенным и колючим! Поразмыслив, я пришла к выводу, что Сирби, судя по всему, эгоцентричная натура. В условиях изолированного от внешнего мира представительства в бухте Антеро это могло создать дополнительные проблемы его обитателям.

Сомнения вновь овладели мной именно в тот момент, когда я пристально всматривалась в следы ног Сирби, оставленные им на берегу бухты.

Если я все-таки ошиблась, то это ошибка, способная привести к серьезным последствиям. Если такой человек, как Сирби, помешанный на чести и справедливости, вдруг резко обрывает взаимоотношения, то в результате на его месте оказывается крайне озлобленный зверь. Зверь, обладающий в придачу очень тонким чутьем, настороженный, как куница.

А хуже всего было то, что этот зверь находился теперь во вражеских руках.

Отпечатки босых ног Сирби, сопровождаемые вмятинами от сапог четырех стражников, вскоре отделились от остальных следов и повели нас вдоль берега бухты. По обе стороны от Сирби неизменно следовали по два вражеских солдата. Однако, судя по расстоянию между пленником и вражескими солдатами, охрана была условной. Сапоги проставили глубоко вдавленные отметины. Металлические скобки их подошв вонзались в прибрежный ил, кое-где поцарапали зеленый мох, наросший на валунах, как обычно царапает кошачий коготь.

Прибрежная линия, а вслед за ней и следы сделали крутой поворот, и мы увидели широкое поле, заросшее высокой желтой осокой. Казалось, что она не только успешно противостоит ударам зимних морозов, но и буйно разрастается в теплое время. В этой траве гнездились мелкие животные и большие нелетающие птицы.

Когда мы приблизились к полю, я увидела, что во многих местах трава помята и выжжена все еще дымящимися кострами.

Многочисленные навозные кучи свидетельствовали о том, что здесь совсем недавно стоял караван вьючных животных. Поделившись своими наблюдениями, я сказала Карале:

— Похоже, капитан, что здесь разбил лагерь довольно большой караван.

Карале почесал в затылке и подтвердил:

— Да, госпожа, похоже, что так.

Затем капитан посмотрел в сторону пристани, где мы нашли отпечатки, оставленные килями вражеских баркасов, и добавил:

— Судя по всему, нападавших было две группы. Одна атаковала с моря. Другая пришла сюда по суше, с караваном, чтобы встретиться с первой после уничтожения нашего представительства в бухте Антеро.

— И та группа, которая появилась со стороны моря, — продолжила я мысль Карале, — передала нашего захваченного в плен заклинателя той, которая пришла с караваном. Я видела, как следы Сирби ведут прямо к этому полю, но, черт побери, капитан, я не вижу, чтобы они возвращались.

Посмотрев еще раз на поле, заросшее желтой травой, я заметила тропу, которой ушел караван. Тропа вела к безжизненной каменистой равнине, окружавшей бухту Антеро.

Я повернулась и быстрым шагом направилась к нашим лодкам. Карале поспешил за мной.

— Думаю, что нам нужно как можно скорее добраться до второго представительства! — крикнула я капитану, не поворачивая головы. — Отправляемся немедленно!

К тому времени, когда мы вернулись на берег, небо потемнело. Над нами нависли черные грозовые тучи.

Внезапно со стороны бухты поднялся ветер, который крепчал с каждой минутой. Я попыталась крикнуть остальным, чтобы поспешили на корабль, но опоздала, мой голос стал уже почти не слышен в нараставшем штормовом вихре.

Глава 6. ШТОРМ

Шторм обрушился на нас, как черный стальной занавес, мгновенно окружил и прижал к земле. Мы не успели укрыться.

Впечатление такое, будто из глубин ада на нас напали ледяные демоны. Ураганный ветер нес с собой брызги морской воды, превратив их в мириады ледяных игл, которые впивались в тело, принося нестерпимые мучения. Затем холод усилился еще больше. Морская вода, которую неистово швырял в нас ветер, сначала превратилась в обжигающую лицо влажную соленую крупу, а затем — в тяжелый, бьющий до крови град.

«Тройная удача» разбилась в щепы после первого удара стихии.

Я помню момент катастрофы так, как будто бы все произошло не далее как вчера. Он навсегда врезался в память, потому что в этот страшный момент рухнули все надежды. Вместе с кораблем погибли три человека команды.

Распластавшись на земле, мы ползком начали искать какое-нибудь укрытие. Мне удалось доползти до группы невысоких скальных обломков, я вжалась в землю, чтобы избежать ударов шторма.

Едва я приподняла голову, чтобы получше осмотреться, как щеки мгновенно онемели. Я почти ничего не смогла рассмотреть сквозь жалящий рой острых градин, поэтому мне пришлось заслониться рукой со слегка растопыренными пальцами, чтобы хоть немного защитить лицо и уберечь глаза. Сначала пальцы перестали что-либо чувствовать. Вслед за этим они начали гореть так, как будто бы я опустила их в кипящую смолу.

Мне не удалось обнаружить ничего, что могло бы в той или иной мере прояснить наше положение. До боли стиснув зубы, я пыталась рассмотреть, что происходит вокруг.

Я поднимала глаза все выше и выше, пытаясь различить границу, где берег переходит в море. Там, где должна была находиться эта граница, я увидела кипящий адский котел, в котором бурлила смесь серо-черных штормовых облаков, скал и прибрежного песка.

Похолодев на сей раз от ужаса, я увидела, как штормовой прибой разбивает о берег остатки баркасов. Волна уносила с собой то, что являлось нашей последней надеждой на спасение.

Все произошло так быстро, что в первое мгновение я подумала, что это плод воспаленного воображения. Но мой внутренний голос подсказал, что зрение не обмануло. Я поняла, что это — только начало и все худшее нас ожидает впереди.

Вслед за этим, не в силах выдерживать удары стихии, я без сил опустилась на землю, растирая онемевшие пальцы и лицо. Придя немного в себя, я шепотом произнесла молитву, хотя не сомневалась в том, что боги на этот раз меня не услышат.

Затем я еще раз приподняла голову.

Мои глаза, как чайки, застигнутые врасплох ураганом, пытались пробиться вперед, за его невидимые пределы.

Вдалеке, как будто бы вырастая из моря, сияла яркая полоска почти белого чистого неба. Мне она показалась циничной гримасой дьявола.

На фоне этой дьявольской усмешки я увидела, как «Тройная удача», которую крепко удерживали якоря, опрокидывается кверху килем.

Внезапно по моей щеке хлестнул заледенелый конец выбившегося из-под капюшона парки локона, и я почувствовала, как по щеке потекла, быстро остывая, кровь. Выступили слезы, которые на мгновение ослепили меня, поэтому я должна была вновь опустить голову, чтобы восстановить зрение, а заодно и дыхание. Когда я снова приподнялась, в поле зрения осталась только гримаса дьявола. «Тройная удача» исчезла.

Я рухнула на землю, почувствовав мгновенную слабость в теле. Потеря была настолько огромна, что я почти не владела собой.

Вместе со мной нас оставалось восемь человек. До ближайшего торгового поста было много дней пути морем. Теперь у нас не было корабля. Но даже если бы корабль не погиб, мы наверняка приплыли бы к сожженному, как и в бухте Антеро, поселению. На чью-либо помощь рассчитывать не приходилось.

Захвативший нас шторм мог быть только ранним предвестником надвигающихся морозов. Но я знала, что вскоре наступит настоящая зима, и тогда пройдет много месяцев, прежде чем экспедиция из Ориссы сможет отправиться на поиски.

Другими словами, мы попали в безвыходное положение.

И надо было благодарить богов за то, что мы пока остались живы.

Я постаралась вытеснить из сознания все мысли, кроме одной. Мысли о выживании. Моя главная задача состояла в том, чтобы помочь оставшимся пережить шторм. Поэтому я начала критически оценивать сложившееся положение.

Оно было настолько угрожающим, что я испугалась. Если не предпринять решительных действий, то все мы вскоре умрем.

Я попыталась вызвать свои магические чувства в надежде, что они помогут принять разумное решение. Но они, казалось, так же окоченели, как и мои пальцы. Я не смогла прощупать даже небольшое пространство прямо перед собой. Достаточно неуклюже я проникла в эфир. На первый взгляд шторм выглядел как слепое буйство природной стихии. Но затем я уловила спрятанное под ним слабое магическое течение. Сразу в след за этим холод естественного происхождения и холод магический сомкнулись, усилив и без того яростный натиск. Мне пришлось быстро отдернуть волшебное щупальце. Я попыталась разобраться в том, что только что узнала, но неистовый двенадцатибальный шторм лишил меня возможности рассуждать здраво. Я поняла, что теперь моя способность будет в значительной степени зависеть от моей физической формы.

Ну что ж, чему быть, того не миновать.

Но что я все-таки смогла бы сделать?

Я сосредоточилась… В первую очередь я должна отыскать надежное укрытие.

Напрягшись, я вспомнила, что самой большой преградой на пути штормового ветра являлась дымовая труба с камином, возвышавшаяся посреди разрушенного торгового центра. Напрягшись еще больше, я смогла экстрасенсорно привлечь внимание остальных членов команды, и мы все медленно начали отползать в сторону предполагаемого укрытия.

Нам потребовалось очень много времени и сил, чтобы добраться до него. В пути мы испытали адские муки. Приходилось все делать на ощупь. Тем временем жесткие недобрые руки штормового ветра рвали одежду, били и хлестали по лицам, встряхивали и пытались оторвать от земли. Ураганный вихрь бросал в нас мелкие камни, поливал соленой водой, смешанной со льдом и песком. Мороз усилился. Клянусь Маранонией и всеми остальными богами — стало по-настоящему холодно. Никому из нас не приходилось когда-либо испытывать подобный холод. Даже Карале и мне, двум морским волкам, не раз плававшим в этих местах, не доводилось встречаться с таким натиском стихии.

Шторм налетел так внезапно — здесь явно не обошлось без злых заклинаний.

Меховые парки не спасали от ледяного ветра. Мне показалось, что вместо теплой зимней одежды, усиленной заклинанием на удержание тепла, на мне легкое летнее платье.

Мы почувствовали некоторое облегчение, когда наконец доползли до камина с большой дымовой трубой и спрятались за ней.

Штормовой ветер неистово завывал в этой огромной органной трубе. Мне чудилось, что он вот-вот разорвет ее на мелкие части своими ледяными пальцами.

Не стоило и пытаться перекричать гул ветра, поэтому я подавала команде знаки руками, показывая, куда необходимо положить камни, чтобы немного уменьшить напор стихии.

Я не помню, сколько времени мы затратили на то, чтобы сложить из скальных обломков и больших валунов преграду для штормового ветра. Может быть, потребовалось несколько дней, а может быть — и недель. Хотя я уверена в том, что не смогла бы потом написать эту книгу, если мы потратили на сооружение каменной стены более четырех-пяти часов. В конце концов мы закрыли каминное отверстие грубой кладкой из камней различного размера. Сквозь щели свистел ветер, пробивался град, но все равно мы почувствовали себя гораздо лучше.

Вслед за этим мы сложили дополнительные боковые, относительно невысокие стенки, которые еще больше ослабили уколы ледяного шторма.

К тому времени мы остались без сил, но я была уверена, что никто не посмеет и подумать об отдыхе. Время для отдыха еще не наступило. Я сильно замерзла. Мною настолько овладела слабость, что я с большим трудом воспринимала происходящее вокруг. В голове стоял туман, детали стерлись и исчезли. С каждой минутой я все больше слабела. В какой-то момент я подумала, что вскоре моя душа замерзнет, и я потеряю волю к жизни. Остальным приходилось не лучше, они должны были чувствовать нечто похожее.

Я должна была заставить себя непрерывно двигаться. И заставить двигаться остальных.

Поэтому я предложила команде разбиться на группы, которые должны были по очереди выползать из нашего укрытия под жесткие удары шторма и собирать остатки не сгоревших до конца бревен, досок и щепок, которые можно было отыскать на развалинах. Приходилось вести поиск в несколько этапов. Сначала первая группа — близнецы — проводили разведку на дымящихся развалинах центра. Они возвращались, волоча за собой все, что им удавалось обнаружить и стараясь не потерять находки. Возможности разговаривать все так же не было. Неистовый рев шторма проглатывал все звуки. Поэтому при необходимости общения — если вдруг возникала опасность, о которой необходимо было предупредить следующую группу, — те, кто искал топливо для костра, делали знаки руками.

Но иногда они замерзали так, что были не способны пошевелить и пальцем. Нам приходилось долго отогревать их, что приводило к дополнительным затратам драгоценного топлива и не менее ценного времени.

Вслед за близнецами вторая пара отправлялась на поиски, подставляя себя ледяному вихрю. Потом третья…

Оставшиеся от костра угли мы выложили слоем, достаточно широким, чтобы сверху на нем смогли разместиться, тесно прижавшись друг к другу, восемь человек. Сверху мы насыпали слой гальки и растянулись в полный рост на этом каменном матраце. Поднимающееся от углей тепло доставило нам райское блаженство. Однако вскоре мы заметили, что часто поворачиваемся с боку на бок, потому что сторона тела, подставленная холоду, быстро замерзала.

Я наметила сделать многое, что могло бы помочь нам выжить на пустынном берегу бухты Антеро, но увидела крайнюю усталость на изможденных, осунувшихся лицах моей команды и поняла, что не имею права заставлять их, да и себя, работать на пределе возможного. Необходимо было поесть и отдохнуть.

Мы не рассчитывали надолго задерживаться в бухте Антеро, поэтому захватили с собой запас продовольствия только на один день. По сути дела, этой еды должно было хватить только на то, чтобы один раз утолить голод. Вот почему мне предстояло принять важное решение. Или мы до минимума сокращаем разовый рацион и пытаемся растянуть на максимально доступный срок имеющиеся у нас незначительные запасы еды, или съедаем всю имеющуюся пищу, пока наши ослабевшие организмы способны усваивать содержащиеся в ней питательные вещества. Я выбрала второе. После еды мы заснули как убитые. Яростный шторм, завывавший морозным ветром, от которого шевелились сложенные нами камни, не смог нас потревожить.

Для каждого из нас это был первый глубокий сон за много дней.

Я проснулась в тот момент, когда шторм еще сильнее обрушился на нас. Из щелей в стенке текли грязные ручейки соленой, почти замерзшей воды, смешанной со льдом, песком и мелкими щепками.

Я разбудила Карале, который тут же принялся расталкивать остальных, и мы принялись за работу, стараясь заделать пробоины в корпусе нашего сухопутного корабля.

Я не имела ни малейшего представления о том, как долго будет продолжаться этот неистовый шторм. Но как-то раз мой старый знакомый, живший неподалеку от бухты Антеро, шаман племени, рассказывал мне, что единственным способом борьбы со стихией является глубокая внутренняя убежденность в том, что весь остаток жизни, независимо от того, насколько долгой она окажется, вы проведете в тех условиях, в которых оказались благодаря этой стихии. Шаман считал, что ничто не может быть временным. Кроме того, удача не приходит сама — ее нужно завоевать.

Я убедила мужчин в том, что стены должны быть немного повыше и потолще. Мы соорудили крышу из плоских камней, подпорками которым служили небольшие каменные колонны, разделившие наше временное жилище на несколько комнат. Хотя я думаю, что нужно было обладать достаточно развитым воображением, чтобы представить себе жилище, напоминающее скорее загон для коз, высотой приблизительно по пояс человеку высокого роста. Для того чтобы войти внутрь этого жилища, необходимо было встать на колени и осторожно, почти на ощупь, продвигаться вперед, стараясь при этом не потревожить кратковременный отдых остальных членов команды.

Мы заделали щели между крупными камнями с помощью замазки, состоящей из земли и того мусора, который нанесло ветром внутрь укрытия. Вскоре мы поняли, что нам придется заниматься этим беспрерывно, потому что ураганный ветер упорно находил все новые и новые лазейки, через которые внезапно начинал свистеть ледяной вихрь, едва мы успевали заделать замеченную ранее пробоину.

В крыше мы оставили небольшое отверстие, через которое вытягивался дым от костра. Нам пришлось сделать костер не очень большим. Основная причина состояла в том, что у нас не было достаточно дров для того, чтобы непрерывно поддерживать его интенсивное горение, а также тепло нашего каменного ложа. Каждый выход в поисках дополнительного топлива был суровым испытанием, которое доводило многих из нас почти до обморочного состояния.

Постепенно мы были вынуждены уменьшить размеры костра. Теперь только четверо могли одновременно отогреваться вблизи него. При этом стоявший около огня мог рассчитывать на то, что только одна сторона его тела будет мало-мальски отогрета, а другая будет холодной как лед. Рядом нетерпеливо ожидали своей очереди остальные, непрерывно переминаясь с ноги на ногу и стараясь занять друг друга разговорами. Я заметила, что они с удовольствием вдыхают едкий дым костра и стараются прижаться как можно ближе, чтобы не упустить ни капли тепла.

После того как мы соорудили достаточно надежный костер, возникла проблема питания оставшихся в живых членов команды «Тройной удачи». Это оказалось более сложной задачей, чем поиск дров. Мы достаточно быстро выяснили, что магический огонь уничтожил все запасы продовольствия, имевшиеся в торговом представительстве, поэтому мы могли рассчитывать в лучшем случае на какие-то жалкие остатки, преимущественно обугленные, от последних трапез несчастных обитателей бухты Антеро. Это было, по-видимому, самое жестокое из всех возможных унижений, которое только может выпасть на долю живого существа: ползать по руинам сожженного поселения во время шторма в поисках остатков чего-нибудь съестного в остывших очагах и каминах.

Каждый раз оказывалось, что те остатки, которые нам удавалось обнаружить, настолько обгорели и затвердели, что нам приходилось смешивать их с водой, вытопленной изо льда над огнем. Только после этого нам удавалось получить некое подобие похлебки, пригодной в пищу. В другое время и при других обстоятельствах эта похлебка вряд ли могла бы вызвать аппетит у нормального человека. Поэтому, несмотря на смертельный голод, мне пришлось создать специальное заклинание, чтобы преодолеть отвратительное ощущение, возникшее во рту сразу после того, как я попробовала первую ее порцию. Единственным утешением служило то, что найденные нами остатки еды не были испорчены. Даже если не принимать во внимание шторм — поздней осенью в этих местах всегда устанавливается холодная погода, сопровождаемая заморозками на почве, что препятствует процессам распада и гниения.

Думаю, что прошла по крайней мере неделя, — неделя все возрастающего ощущения ничтожности и безвыходности нашего положения, прежде чем Ящерица решился подойти ко мне и заговорить.

— Прошу прощения, госпожа, — произнес он слабым голосом, с трудом различимым на фоне штормового ветра, — но я тут подумал насчет кухонных отбросов.

Несмотря на то что я замерзла до мозга костей, мой рассудок все еще не помутился, поэтому я непроизвольно спросила себя, о чем это, черт побери, говорит Ящерица?!

— Ящерица, здесь нет кухонных отбросов, — сказала я, — если бы они и были — то мы давно бы их съели. Так стоит ли напрасно беспокоиться насчет того, что мы не выбрасывали? Друг мой, если бы у нас были хоть какие-нибудь излишки, то не надо было бы беспокоиться насчет их свежести — здесь чертовски холодно. Поверь мне, Ящерица. Они сохранились бы в первозданном виде.

Капюшон его парки заходил ходуном. Я предполагаю, что это означало согласие, которое выразил Ящерица в ответ на мои слова. Я подозреваю, что в этот момент он иронически усмехался, но кто может теперь сказать наверняка?

— Именно об этом я и подумал, госпожа, — произнес Ящерица в ответ на мои слова, — здесь ничто не портится. А это означает, что любые остатки еды, выброшенные незадолго до начала шторма, должны были надежно сохраниться в выгребной яме. Они должны остаться такими же свежими, какими были тогда, когда повар в последний раз приготовил еду для обитателей бухты Антеро.

Мысль о том, что предстоит доедать остатки последней трапезы жителей нашего торгового представительства, меня не возмутила. Произошло нечто обратное. Мой рот наполнился слюной в предвкушении обильной еды.

Одно меня заботило — как отыскать эту выгребную яму? Раньше я ни разу не интересовалась тем, где устраивают место для сбора бытовых отходов. Теперь же этот вопрос становился совершенно бессмысленным, потому что наш пост лежал в руинах. Не будь шторма, мы запросто отыскали бы это место, которое должно располагаться где-то на окраине поселения:

Но сейчас каждый выход из укрытия становился испытанием жизненной стойкости.

В придачу ко всему, мои возможности заклинателя были почти полностью подавлены. Огромная естественная сила шторма в сочетании с заклинанием растерянности и смятения, которое было умело замаскировано под ним, одурманила меня. Мои возможности ограничивались примитивными бытовыми заклинаниями. К примеру, я могла бы с помощью несложного заклинания разжечь новый костер в том случае, если бы наш внезапно задуло ветром либо он по недосмотру выгорел бы дотла. Но все равно я не смогла бы извлечь из эфира достаточно энергии, чтобы длительное время поддерживать его горение. Ведь и мое заклинание на удержание тепла, которым я пыталась дополнительно защитить от мороза нашу меховую одежду, растаяло без следа. Я с горечью подумала, что это заклинание было специально для нас сформулировано и создано очень опытными заклинателями, работавшими с Гильдией оптовой торговли.

Мой сундучок, в котором я хранила все необходимые волшебные принадлежности заклинателя, покоился на дне моря вместе с «Тройной удачей», поэтому у меня не было никакой возможности проверить, повлиял ли на них шторм, усиленный заклинанием растерянности и смятения. Я почти не сомневалась, что повлиял и мои волшебные предметы стали бы теперь совершенно бесполезными, поэтому мне не стоило печалиться по поводу их утраты.

В результате вот каких длительных размышлений я вновь вернулась в исходную точку, и вновь передо мной встала почти неразрешимая задача: как обнаружить выгребную яму? Поиск с помощью сменных групп, как тогда, когда мы запасались дровами, полностью исключался. Выручить могло только мое искусство заклинателя. Я должна была прибегнуть к этому последнему средству. Однако я сначала растерялась, потому что не представляла себе, как в сложившихся обстоятельствах смогла бы воспользоваться оставшимися в моем распоряжении магическими возможностями. Внезапно я ощутила ничтожность своих сил по сравнению с ураганной мощью шторма.

И вдруг мне пришло в голову, что именно в малости и ничтожности может содержаться подсказка. Ухватившись за эту мысль, я начала напряженно размышлять. И чем больше я об этом думала, тем больше убеждалась в том, что для успеха я должна превратиться в нечто с очень маленькой магической поверхностью.

Очередная наша группа, которая выходила в поисках чего-нибудь съедобного, вернулась с богатой добычей. Под камнями одного из очагов ей удалось обнаружить замерзшую корабельную крысу. Донариус случайно схватил ее, в очередной раз ощупывая смешанные с золой и снегом угли в надежде наткнуться на почерневшую корочку хлеба или кость с остатками мяса. Мы были готовы носить старпома на руках — так нас обрадовала его неожиданная находка. Все мы с нетерпением ожидали, когда крыса будет разделана, а ее мясо разварено до студенистого состояния. А получившийся наваристый бульон вместе с разделенными приблизительно поровну костями будет добавлен к полагающейся каждому очередной порции похлебки. Многие уже предвкушали настоящее пиршество.

Когда я попросила, чтобы крысу отдали мне, веселье мгновенно погасло. Я понимала, что даже у таких тренированных людей, как члены моей команды, непроизвольно возникло подозрение, что я могу потребовать дополнительную порцию еды, превышающую обычную норму. Я сознательно не обратила никакого внимания на хмурые лица и решила положиться на профессионализм тех, с кем отважилась предпринять путешествие, в надежде, что он поможет моим людям сохранить ясность рассудка.

Я уединилась в углу нашего жилища, а остальные вернулись к костру, четверо разместились рядом с ним, трое неподалеку в ожидании своей очереди. Мужчины изо всех сил делали вид, что не замечают меня, поэтому я смогла сосредоточиться для выполнения обязанностей заклинателя. Оказалось, что это не так трудно, как я поначалу себе представляла. Вокруг все так же неистово ревел шторм. Поэтому даже вблизи говорящего не было слышно. Сейчас я испытала почти такое же отрешение от всего, что окружало нас, как и в те непродолжительные, но блаженные минуты, когда я скрючивалась на корточках около нашего костра, стараясь отогреться. В эти минуты сквозь дремоту мне казалось, что весь окружающий мир проглочен ревущим чудовищем, которое умчалось далеко-далеко, за горизонт.

Я положила прямо перед собой серое тельце крысы. Из своего кисета, который всегда ношу с собой, я извлекла хрустальные бусы и разместила их поперек лежащего на земле зверька. Мне не пришлось на сей раз беспокоиться о том, чтобы вспоминать надлежащие волшебные слова, с помощью которых обычно заставляют бусы ярко светиться. Раньше я уже пыталась оживить бусы и быстро убедилась в том, что даже это простое заклинание, которое знает каждый ребенок в Ориссе, здесь не работает. Однако я надеялась, что мне удастся использовать мои хрустальные бусы в качестве фокусирующей линзы для слабого заклинания. Но это была теория. Оставалось на практике проверить ее справедливость.

Я сконцентрировала все свое внимание на бусах, лежащих поперек тела крысы. Поток магического биополя я превратила в очень узкий пучок, прямой и заостренный, как игла. Удерживая в сознании созданный образ, я сделала иглу еще более тонкой и острой, с широким ушком для нити. В это ушко как можно осторожнее я вдела почти невесомую нить.

И сразу почувствовала, как в эфире возник неясный шум. Кто-то был настороже! Я ощутила, как в мою сторону двинулись любопытные до назойливости мельчайшие частицы магического поля. К счастью, интерес на сей раз был вялым, магических частиц было немного — они напоминали мне рыхлые, влажные снежинки, предвестники настоящей метели. Я замерла, и снежинки вскоре исчезли.

Когда опасность миновала, я вновь вернулась к своим хрустальным бусам. Продев иглу сквозь одну из бусинок, я сразу ощутила микроскопическую, но все-таки достаточно отчетливую вспышку волшебной энергии. Нажав на иглу немного сильнее, я вонзила ее в тело крысы. Оставив иглу на прежнем месте, я постепенно стала отходить, медленно вытягивая из ушка иглы волшебную нить.

Обостренным магическим зрением заклинателя я смогла увидеть, как по мере разматывания нити возникает серебристая паутинка, которая медленно плавает на волнах волшебного эфира. Мысленно я приказала своим магическим щупальцам схватить конец нити и прошептала волшебные слова:

Крыса шевельнулась. Сначала слегка дрогнули ее усы, затем дернулся нос, и вслед за тем открылись маленькие розовые глаза. Глаза быстро метнулись из стороны в сторону. Внезапно крыса быстро вскочила на ноги. Она не медлила ни одной секунды, не ждала никаких дополнительных приказов с моей стороны, а бросилась к основанию одного из каменных блоков, из которых мы сложили стены нашего жилища. Там виднелось небольшое отверстие, образованное понижением уровня плотно утрамбованной гальки. Один камешек слегка не доставал до нижней грани лежавшего на ней камня. Крепко держась за нить, я быстро уменьшилась в размерах и позволила крысе увлечь меня за собой. Дернув изо всех сил за конец нити, я превратилась в крысу, которая стремительно ныряла в замеченное мной отверстие. Мои лапы быстро замелькали, наше жилище мгновенно исчезло где-то сзади, и прямо передо мной возник лаз под каменную стену. Он оказался маленьким, слишком маленьким! Однако я не растерялась. Мое и без того ничтожное крысиное сознание начало сжиматься и сжиматься — и вот я уже мчалась по каменному туннелю, забираясь все глубже и глубже, быстро перебирая лапами, как будто бы плывя по воде, старательно огибая встречающиеся на моем пути камни и песчаные наносы. Затем и эти преграды внезапно остались позади, и я обнаружила, что стремительно выскакиваю из-под последнего песчаного обвала, пытавшегося меня засыпать, и мчусь по ровному туннелю.

С помощью магического поля заклинателя я ощутила, что сеть, сотканная неизвестным вражеским колдуном, осталась далеко позади. Я оказалась слишком маленькой. Мой неизвестный противник ничего не заметил. Но я не позволила себе расслабиться и потерять бдительность: одна неосторожная мысль — и он вновь забьет тревогу. Поэтому я в мыслях старалась максимально быть похожей на крысу.

Я непрерывно думала: «Еда. Еда. Ищу еду».

И я мчалась вперед, подхлестываемая неукротимой крысиной энергией. Каждое нервное окончание пульсировало от возбуждения — настолько обострилось мое восприятие всего происходящего. Над собой я услышала гул шторма, но это не имело для меня ровно никакого значения. Я была разгорячена, голодна и быстро мчалась к цели. Внезапно я поняла, что знаю, каким путем должна следовать дальше, поэтому мгновенно повернула влево и стрелой бросилась в ближайший боковой проход. Теперь я уже могла ощущать запах еды. Более того, я почувствовала, что многие другие похожие на меня существа так же неотступно о ней думают. Ищут еду. И так же стремительно мчатся к цели по другим туннелям. От этих существ исходил неприкрытый вызов. Я была настроена на яростное сражение, поэтому превратилась в самую агрессивную из всех крыс. От меня исходил угрожающий запах, как дым от костра; который вот-вот вспыхнет и загорится. Я почувствовала, что те крысы, которые только что бросали мне вызов, поспешно отступили, юркнув в боковые проходы.

Кроме одной. Она неожиданно возникла из входа в высокий боковой туннель и бросилась прямо в мою сторону, проворная, как атакующая голодная кошка, гибкая и стремительная, как змея.

У нее был один глаз, драное ухо и длинные острые зубы, способные прокусить лист металла. Это была Королева Крыс, которая на своем долгом веку не раз отстаивала принадлежавшую ее клану территорию, обороняла драгоценные запасы еды и интересы своих подопечных. Она имела право сама выбирать лучших представителей другой половины крысиного племени, ей доставались самые жирные куски из выгребной ямы, запах которой я учуяла как раз за крысиной королевой. Я не сомневалась в том, что она уничтожила немало соперников, еще большее число изувечила и сейчас собиралась разделаться со мной.

Я сделала обманный выпад вправо, в сторону, которая была слепой у нападавшей крысы, и ударила влево. Мои зубы вонзились сначала в мех, затем проникли глубже. Рванув горло противницы, я переместилась пониже, разрывая клыками ее живот. Я почувствовала, как острые зубы впились в мою заднюю правую лапу, но не обратила на это никакого внимания и начала постепенно переползать на спину соперницы, пока не нащупала ее позвоночник. Я резко сомкнула челюсти. Королева Крыс издала пронзительный вопль и затихла.

Я быстро нырнула мимо ее тела в туннель, который она охраняла. И там я обнаружила сокровище — гору пищевых отбросов.

Дернув за волшебную нить, я прекратила действие заклинания. Мое астральное тело, только что бывшее крысой, соединилось с физическим, и я вновь стала Рали Антеро.

Каждая частица моего тела болела так, как будто я только что завершила выполнение самого величайшего и требующего огромных затрат энергии магического дела. Я с досадой подумала: «Так много сил потрачено только для того, чтобы немного побыть корабельной крысой».

Затем я поспешила сообщить команде приятные новости: пора было подумать о настоящем пиршестве. Еда была совсем рядом. Там лежала старая картофельная шелуха, черствые корки хлеба, долго остававшиеся без употребления обрезки мяса, сыра и целые горы превратившегося в замерзшую зернистую массу жира.

Когда я рассказывала о своей находке, рты у всех наполнились обильной слюной.

Путь до выгребной ямы был не менее тяжелым, чем любой выход за дровами, но зато потом мы долгое время питались, старательно подъедая каждую крошку, смакуя каждый ломтик. И горько сожалели о былом великолепии, когда пришел час последней трапезы.

Вслед за этим наступил момент, когда мы вынуждены были начать экономить топливо. Запасы дров сокращались непрерывно, пока их не осталось только на то, чтобы приготовить каждому на завтрак и ужин по чашке горячей воды.

В течение всего этого времени шторм не затихал ни на мгновение. Иногда поднимался снежный буран, который заносил наше жилище глубокими сугробами. Затем ветер в считанные минуты сметал снег. Этот ветер был настолько сухим, что напоминал пустынный самум, который способен высосать из вас всю влагу.

Я до сих пор не знаю, каким чудом мы выжили в бухте Антеро. Раньше мне приходилось не раз слышать истории о тех, кто попадал в подобные переделки. Некоторые из этих людей становились в результате ближе к богам и восхваляли их имена до своего смертного часа. Я никогда не могла понять, почему эти люди унижались перед богами. Я твердо убеждена в том, что боги заслуживают самых страшных проклятий за то, что они заставили меня так страдать.

Сейчас я уже не могу описать, насколько холодным был этот шторм. Первое пришедшее на ум сравнение — с ледяными ножами, но потом я подумала, что более точно будет представить себе пиявок, которые непрерывно высасывают остатки сил, лишают воли к жизни. Не могу я объяснить, какой голод мы испытывали. Снова на ум пришло сравнение с ножами. Но нет — скорее это было нечто, что поедало нас. Преобладали чувство голода и ощущение холода. Они даже в некоторой степени притупляли боль.

В конце концов мы стали напоминать механических кукол, завод которых близился к концу. Каждое движение было тщательно отмерено, выполнялось медленно и причиняло мучение. Ни разу за все время не было вспышек гнева, никто не демонстрировал дурные стороны своего характера, не впадал в истерику. Так было не потому, что мы все являлись храбрецами или людьми со стальной волей, а только потому, что ни у кого не оставалось сил, чтобы выяснять отношения. Обычно дело кончалось невнятным ропотом или стыдливо спрятанной слезой.

Однажды мы проснулись и обнаружили, что нас осталось меньше. Приам умер. Он был хорошим моряком, уравновешенным человеком, но, попав в шторм, очень быстро истощил запас жизненных сил. Никто не мог вспомнить, когда в последний раз слышал его голос. Еще вчера он так же, как все остальные, протягивал чашку за порцией теплой воды, а сегодня никто не мог понять, куда он девался. Сначала мы растерянно смотрели друг на друга, стараясь отогнать неприятные предчувствия.

Затем мы догадались, что с Приамом что-то случилось.

Когда мы нашли Приама, он лежал в своей парке, скрючившись, как окоченевшая собачонка. Он был давно мертв.

Я не сомневаюсь, что у каждого из нас возникли чувства сожаления и скорби о случившемся, но весьма быстро я ощутила изменение в настроениях моей команды. Мужчины стали все чаще и чаще смотреть в сторону безжизненного тела Приама. Мне не составило труда догадаться, что было у них на уме.

Поэтому я собрала всех вместе. К счастью, в этот момент наступил один из редких спадов в силе шторма. Я могла рассчитывать на то, что буду услышана.

— Я буду предельно откровенна, — начала я. — Нет необходимости в уклончивой вежливости и недомолвках. Дело слишком серьезное. — Я показала на тело Приама. Затем продолжала: — Один из нас умер. Думаю, что все искренне об этом сожалеют. Однако остальные очень хотят и дальше оставаться в живых. Приаму его тело больше не понадобится. Но мы смогли бы найти ему достойное применение. Это позволило бы нам прожить еще немного.

Я обвела взглядом собравшуюся вокруг меня команду, но каждый старательно прятал глаза. Опускал голову, как будто бы был резко пристыжен. Я увидела, как на скулах людей ходят желваки.

Карале прокашлялся и сказал:

— Думаю, что все мы думали об одном и том же, госпожа… и хотели бы узнать, каково будет ваше мнение.

— О чем? — спросила я. — О каннибализме? Давайте называть вещи своими именами. Мы не сможем избежать проблемы, даже если начнем произносить красивые слова.

— Вы правы, госпожа, — вступил в разговор Донариус, — я тоже считаю, что перед нами лежит мясо, если вы это имели в виду. Раньше это было стариной Приамом. А теперь это мясо.

Я пожала плечами и произнесла:

— Я согласна. У меня нет никаких сомнений по поводу его дальнейшей судьбы.

Все заулыбались, и я почувствовала, как они непроизвольно подались немного вперед и вот-вот достанут ножи… Я подняла руку. Команда застыла на месте.

— Но я все-таки думаю, — предостерегла я, — что нам следует более внимательно отнестись к тому, что мы сейчас собираемся сделать. Если мы съедим бедного Приама, это даст нам возможность утолить голод в лучшем случае два раза. Вслед за этим мы вновь останемся без еды. Однако тогда мы уже хорошо будем знать, где и как можно достать пищу. И мы незаметно для себя начнем с нетерпением ожидать, когда умрет следующий. Не исключено, что рано или поздно мы начнем подталкивать наиболее ослабевшего из нас к самоубийству.

— Мы не убийцы, госпожа, — произнес Карале протестующе.

— Но кто может сказать наверняка? — спросила я. — А что, если, переступив черту один раз, мы станем повторять это с легкостью? Смею предположить, что в следующий раз дело может дойти до вытягивания соломинок. И вытянувший самую короткую должен будет пожертвовать собой ради спасения остальных. Затем мы убьем и съедим его. Раньше, как вы все хорошо знаете, такие случаи бывали. Иногда даже выживали один или двое…

Донариус слегка вздрогнул. Затем сказал:

— Мне и всем остальным приходилось слышать рассказы об этом, госпожа Антеро. Вспоминать их не хочется.

Я продолжала:

— Ведь не все из… добровольцев, назовем их так… проявили чудеса храбрости, не так ли, Донариус? Они и кричали, и умоляли о пощаде. Но это не остановило топор мясника. Потому что они были всего лишь… мясом.

Я взяла кружку и подняла горсть мелких камней.

— Вместо соломинок для нашей лотереи мы можем использовать гальку. На каждом камне я могу написать номер. И каждый опустит в кружку свою судьбу.

Сказано — сделано. Когда очередной камень звонко ударялся о дно, бросавший его вздрагивал. Обойдя всех по кругу, я с силой встряхнула кружку. Камни громко загремели.

— Теперь осталось только, — сказала я, протягивая руку вперед, — вытягивать жребий.

Все разом отшатнулись от кружки, как будто бы мы в действительности делали жестокий выбор и мерой жизни стал мелкий камешек, поднятый мной на берегу.

— Так вот я думаю, — произнесла я, — что теперь мы все вместе должны решить, что делать дальше. Мы и вправду должны проголосовать — за тот курс, который в дальнейшем выберем.

Я смотрела прямо перед собой, давая возможность напряжению достигнуть наивысшей точки.

— Так что же решим? — спросила я. — Съедим Приама или нет?

Близнецы ответили в один голос:

— Нет!

Вслед за ними Донариус и Карале произнесли слово «нет».

Немного поразмыслив, к ним присоединились остальные. Кто-то вздохнул, но я увидела, что все расслабились, как будто бы с плеч упал огромный груз. Кто-то даже пошутил; я не помню, о чем шла речь, не уверена, что это было очень смешно, но мы все дружно засмеялись так, как будто бы изволил пошутить сам придворный шут короля.

Относительное затишье продолжалось, поэтому мы поспешили отправиться в поисках чего-нибудь съедобного. После того как тело Приама было отнесено подальше для погребения сразу после окончания шторма, я вновь созвала команду, чтобы поговорить о других, не менее важных делах.

— Мы уже не раз обсуждали то положение, в котором оказались, — начала я, — но необходимо из отдельных обрывков сложить целостную картину. Сейчас я не уверена, что все знают одно и то же, потому что приходилось действовать небольшими группами.

— Мы с удовольствием вас выслушаем, миледи, — сказал Карале.

— Так вот, — произнесла я, — мы ничего не сможем сделать для собственного спасения до тех пор, пока шторм не кончится. Но, когда это произойдет, мы все равно будем оставаться в западне. Ближайшее место, куда мы могли бы направиться, — это наш второй торговый пост. Но нам лучше всего считать, что он также уничтожен.

— Выходит, парни, — вступил в разговор Карале, — что нам предстоит довольно долгий путь домой.

Попытка Карале выглядеть веселым не имела никакого успеха.

— Не только долгий, но и чертовски холодный, — сказал один из близнецов.

Остальные невнятно поддакивали в знак согласия. Донариус спросил:

— Как вы думаете, миледи, когда закончится этот проклятый шторм?

Отвечая, я постаралась выбирать слова. Будучи не только лидером экспедиции, но и заклинателем, я должна быть уверена в том, что меня поймут. Я не собиралась нагонять страху. Ведь иногда и у того, кто творит заклинания, мурашки по спине бегают…

— По некоторым признакам я могу предположить, что шторм может прекратиться со дня на день. Есть признаки того, что натиск слабеет. Например, это затишье. Затем шторм разгуляется еще сильнее, чем прежде. Но интервал между затишьями сокращается. Это вселяет надежду.

— Надежда — это все, на что мы можем рассчитывать? — спросил старпом ворчливо.

— Ты имеешь в виду, почему бы мне просто-напросто не остановить шторм или, по крайней мере, немного его ослабить? — обиженно спросила я.

Донариус кивнул:

— Я не имел намерения поставить под сомнение вашу репутацию, госпожа. Но время от времени… закрадывались всякие мысли…

— Шторм, судя по всему, необычайно ранний. Но он вызван естественными причинами. Создание такого шторма не под силу даже всем заклинателям Ориссы, колдунам Далеких Королевств, вместе взятым. Он настолько свиреп, что мои магические способности… ограниченны. Я ощутила, что они стали как будто бы плоскими… — И тут я пробормотала про себя, постаравшись, чтобы никто меня не услышал: — Как та полоска светлого неба у горизонта…

— Что такое, госпожа Антеро? — встревожено спросил Донариус. — Вы что-то сказали о горизонте? Так что же там было?

— Ничего особенного, Донариус, — ответила я, — есть много загадок, которые предстоит разгадать нашим ученым. Вернемся к делу. Шторм значительно ограничил мои возможности как заклинателя. Я могу только гадать, почему это произошло. Но мне удалось почувствовать, что этот шторм несет в себе кое-что не совсем обычное.

— За этим стоит какой-то колдун, миледи? — спросил Карале.

— Почти уверена в этом, — ответила я, — но то магическое присутствие, которое я ощутила, напоминает скорее всего… хоровой припев… очень слабый подголосок. И тот, кто создал магический рефрен, каким-то образом сумел воспользоваться штормовым ветром, чтобы усилить свое влияние.

— Обычно хором поют хорошо знакомые люди, которые встают рядом взявшись за руки, — сказал Карале, — а вы, миледи, об этом рассказываете без дружеских чувств.

Я тряхнула головой и произнесла:

— Подголосок и отдаленно не напоминает доброжелателя. Совсем напротив. Он старательно что-то ищет. А именно — присутствие носителей магического биополя. И как только он их обнаруживает, то мгновенно… испепеляет. Ближе аналогию я пока представить себе не могу.

Мне приходилось испытывать нечто похожее, но сейчас я инстинктивно почувствовала, как скорчилось бы мое астральное тело при таком воздействии со стороны вражеского колдуна.

— Вот почему, — сказала я, — мои магические способности в сложившихся условиях могли бы принести только вред. — Немного помолчав, я продолжала: — Любое волшебство, для которого потребовались бы более значительные затраты энергии, чем для трюка с крысой, моментально привлекло бы внимание противника. И он испепелил бы меня. Затем он быстро обнаружил бы и остальных. И узнал бы, с какой целью мы оказались в бухте Антеро. Смею вас уверить, ему бы все это не понравилось.

Донариус даже крякнул. Затем сказал:

— Да, госпожа Антеро, до меня наконец дошло. Я все понял.

— Прошу прощения, миледи, — послышался голос Ящерицы. — Так что же мы все-таки будем делать, когда шторм кончится? После того, как к вам вернутся магические способности? Что же нам предстоит?

— Вызвать хороший бочонок грога, — ответила я, — и попросить тебя спеть нам веселую кабацкую песню.

Все засмеялись. В каменной каморке стало теплее и уютнее. Кто-то начал рассказывать интересную историю. Я устроилась поближе и стала внимательно слушать.

Но вскоре шторм снова обрушился на нас с прежней силой, и каждый волей-неволей погрузился в сугробы уединения.

Мне приснилось, что я стою на ровном песчаном берегу лазурного моря. Внезапно из белого облака возник серебряный корабль. Во сне он не показался мне прекрасным. Меня это удивило. Тем более что я с нескрываемым любопытством смотрела на вздувшиеся паруса, хотя день был совершенно безветренным. Затем я отчетливо увидела за штурвалом корабля женщину. Ее кожа была цвета слоновой кости. На ней было облегающее платье такого же цвета. Оно подчеркивало естественную красоту ее тела. У женщины были длинные развевающиеся золотисто-медные волосы. Она выглядела как настоящий герой, который уверенно ведет корабль сквозь магический шторм.

Затем я увидела, как женщина повернула голову. Одна ее рука все еще держала штурвал. Женщина посмотрела в сторону берега. Наши взгляды встретились. Мне показалось, что мы находимся на расстоянии вытянутой руки друг от друга. Я вздрогнула, как от удара молнии. Ее глаза были похожи на бездонные озера, которые завлекли меня и в которых я едва не утонула. Внезапно эти волшебные глаза расширились от страха. Через мгновение женщина вновь оказалась на серебряном корабле, а я осталась на берегу. Я услышала, как откуда-то сверху доносится мелодия, исполняемая на лире. Увидела, как фигура в платье слоновой кости приникла к штурвалу и серебряный корабль, отчаянно сопротивляясь, исчезает среди облаков. Я наблюдала за ним, пока он не пропал за горизонтом.

Мелодия оборвалась, и я проснулась.

С удивлением я протерла глаза. Оглядевшись, я подумала, что продолжаю спать и во сне попала в какое-то незнакомое место. Я растерялась. Затем разозлилась. Что-то было не так, как всегда.

Внезапно я поняла, в чем состояло это отличие.

Шторм кончился.

Глава 7. СМЕРТЬ ЗАКЛИНАТЕЛЯ

Растерянно моргая, мы выбрались на яркое солнце. Было очень тихо. Над головой сияло ослепительно голубое небо. Благодаря последнему ночному снегопаду земля была покрыта сверкающей белой пудрой. Море было спокойным и гладким. Кое-где виднелись льдины, издали напоминающие серые керамические плитки. Вдоль линии берега играли мелкие пенистые барашки легкого прибоя и нерастаявший лед.

Я судорожно вздохнула и почувствовала себя как никогда свободной. Я долго страдала от голода и жгучего мороза, но — хвала богам — я осталась жива!

Три раза глубоко вздохнув, я вызвала свои волшебные чувства. Сначала осторожно, потом все настойчивее, я взлетала в эфир и нигде не встретила ни сопротивления, ни ловушек.

Я предложила:

— Давайте сделаем костер, хороший костер.

Мужчины заметно обрадовались и собрались вокруг меня. Я широко взмахнула руками и образовала с их помощью незамкнутое кольцо, которым ограничила пространство размером с большой походный костер. Команда немного расступилась.

Я произнесла волшебные слова:

Напомни о доме, Огонь очага. Согреешь хоромы В четыре шага.

Я постаралась превратить свои действия в маленький спектакль, как и надлежало настоящему заклинателю. Мне необходимо было увлечь зрителей, чтобы они следили за мной затаив дыхание. Я взмахнула руками, а вслед за этим стремительно выбросила кулак вперед, открыв его в точно выверенный момент. Все было исполнено так, как будто в этот момент мне предстояло бросить кости, предвещающие судьбу. Возник маленький огненный шар. Мужчины так изумились, что разом отпрыгнули. Шар упал на землю, с шипением прожигая снег и поднимая облако водяного пара. Я широко раскинула руки, и сияние захватило большое пространство.

Я быстро соединила ладони. Сияние превратилось в большой, радостно потрескивающий на снегу костер. От него исходил аромат горящей осенней листвы — листвы с деревьев, растущих в Ориссе.

Команда оживилась. Мы все собрались вблизи волшебного костра. Впервые за много недель мы по-настоящему почувствовали тепло. Я поймала себя на том, что мне надо быть осторожней, чтобы не опалить одежду и волосы. А так хотелось быть поближе! Ласковый огонь манил и привлекал.

Вскоре я заметила, что восстановилось заклинание на удержание тепла, созданное заклинателями из Гильдии оптовой торговли, в которой мы приобрели нашу меховую одежду. Стало гораздо теплее и уютнее.

Мне не требовалось значительных усилий для того, чтобы в полной мере задействовать это заклинание.

Вскоре мы ощущали себя так же уверенно, как и в тот день, когда приближались к бухте Антеро.

Следующая задача, которая стояла перед нами, — пополнить запасы продовольствия. Дело в том, что я не имела возможности произвести пищу с помощью заклинаний — по крайней мере, обычным щелчком пальцами. Безусловно, я могла бы приказать — и тут же явилось бы мясо, более ароматное и аппетитно благоухающее, чем кто-либо мог бы себе вообразить. Если уж на то пошло, я могла бы вызвать целый банкетный стол. Но вся эта еда будет бесплотна. Она не будет обладать каким-либо вкусом, питательными качествами и, независимо от того, сколько ее поглотят, все равно не даст ощущения сытости. Если вы съедите обед, перенесенный в наш материальный мир из мира духовного, то вы встанете из-за стола, оставшись таким же голодным, как и до обеда.

Я нашла тихую бухту, с трех сторон защищенную скалами, развела небольшой огонь и склонилась над ним. Мысленно я представила себе ястреба, хищную птицу, обитающую по берегам морей. Охотящегося ястреба с хохолком на голове. Я мысленно вцепилась в этот хохолок и позволила своему астральному телу парить вместе с ястребом высоко в небе.

Сверху я увидела шестерых людей, собравшихся около большого костра. Никто из них не видел меня, хотя мой дух в образе ястреба пролетел так низко, что поднятый крыльями вихрь должен был растрепать волосы, освобожденные от капюшона парки. Я пронеслась над снежными барханами, которые еще контрастнее подчеркивали мрачный вид развалин нашего торгового представительства, заскользила вдоль береговой линии по направлению к равнине, на которой стоял караван. Размеренно взмахивая крыльями, я пролетела над небольшой лощиной, которая выглядела сверху как низкое плоскогорье, поросшее высокой желтой травой, покрытой высоким волнистым снежным ковром.

Уловив внизу признаки движения, я инстинктивно сложила крылья и камнем упала вниз. Впечатление было такое, будто неясное облачко, очень маленькое, изо всех сил спешило прочь всего в метре от заснеженной поверхности поля. Потом снег словно взорвался перед самым моим клювом, и я услышала писк.

Я взлетела и сделала круг, чтобы получше рассмотреть, какая жертва мне досталась. Сначала я увидела лисицу, облезлую, с некрасивым мехом грязно-серого цвета, которая яростно щелкала зубами у входа в большую нору. Нелетающая птица, почти такая же большая, как и лисица, и вооруженная длинным увесистым клювом, старалась побольнее ударить нападавшую разбойницу. Птица совершенно не боялась лисы, к ее явному немалому изумлению. Вместо того чтобы побыстрее удрать, птица била рыжую хищницу короткими крыльями и колола грозным клювом. Лисица дрогнула и отступила, оставив птицу непрерывно издающей какие-то негромкие звуки, отчасти напоминающие бормотание, и, как казалось, недовольно вышвыривающей попавший в гнездо мусор.

Я неторопливо, осторожно вернула своего ястреба назад, чтобы не было эффекта внезапности перехода от одного состояния к другому ни у меня, ни у реально существующей птицы. Через несколько мгновений мое астральное тело соединилось с физическим, и я снова стояла над костром, отогревая руки. Мой желудок заурчал.

Еда нам была обеспечена.

Мясо нелетающих птиц таяло во рту. Не исключено, что оно было немного жилисто и отдавало рыбой, даже после того, как его хорошо поджарили на костре, но я думаю, что никогда, ни до этого, ни после, не пробовала ничего более вкусного. В особенности запомнился первый кусок…

Этому поначалу восхитительному, а позже просто приемлемому мясу Ящерица придал новое звучание, приготовив к нему соус из внутренних органов этих птиц. Я подозреваю, что за короткий срок мы истребили почти всех птиц, обитающих вблизи бухты Антеро. Мы вгрызались в поля, поросшие высокой желтой травой, и вытаскивали их из гнезд. Мы отрубали им головы, снимали кожу, густо поросшую жесткими перьями, наедались до отвала. Потом разделали большое количество этих птиц, чтобы заготовить мясо впрок.

После того как вопрос о пропитании был окончательно решен, Ящерица подошел ко мне со скромным видом и спросил:

— Вы не забыли о своем обещании, госпожа Антеро? О первой вещи, которую сделаете после того, как стихнет шторм?

Я не забыла. Я обещала хорошую порцию грога в обмен на песню.

Совсем другой вопрос, однако, состоял в том, как создать этот грог. Поэтому я изложила Ящерице суть проблемы и попросила у него помощи.

— Можно достать грог, — сказала я, — но это будет воображаемый напиток. Его можно будет увидеть, почувствовать влагу… но это — все. Однако, если бы у меня было хоть что-нибудь отдаленно напоминающее желаемое, на основе чего я смогла бы построить необходимые заклинания… Тогда я смогла бы вызвать и настоящий грог.

— Вы имеете в виду, что можно получить грог в обмен на грог? — спросил Ящерица. Он почесал затылок и произнес: — Вот уж действительно — ехали и приехали. Если бы он у нас был, то мы, естественно, не нуждались бы в нем. Или я в чем-то не прав, госпожа?

— Совершенно необязательно, чтобы первоначально была маленькая порция именно конечного продукта, — возразила я, — это должно быть вещество, слегка забродившее или подкисшее, хоть чем-нибудь похожее на вино. Любое такое вещество подойдет. Будь у нас, к примеру, уксус, я бы смогла обеспечить приличные количества вина.

Ящерица просиял и оживленно сообщил:

— Так-так… Уксус, говорите? Где вы были раньше, госпожа?

— Прекрасно, — усмехнулась я в ответ, — тогда считай, что я здесь, Ящерица, и говорю тебе: достань уксус! Но не могу и представить себе, ей-богу, где его взять. Как ты лучше меня знаешь, у нас нет никаких запасов, кроме птичьего мяса.

— Вот тут-то вы и ошибаетесь, миледи, — возразил Ящерица, — есть, но не старые, а новые запасы.

Он бросился прочь и через некоторое время вернулся, зажав в кулаке небольшой, блестящий на солнце, окровавленный предмет. Ящерица торжествующе потряс им передо мной. На его необычно веселом лице играла широкая улыбка. Ящерица сообщил:

— Вот ваш уксус, миледи!

Окровавленный лоскут, который Ящерица показывал мне, был, наиболее вероятно, мочевым пузырем одной из тех нелетающих птиц, мясо которых спасло нас от голодной смерти. Ящерица пронзил его ножом, сжал и выдавил струйку прозрачной жидкости. Поставив под струю пальцы, я попробовала ее на вкус.

— Это мочевой пузырь одной из наших птичек, миледи, — подтвердил Ящерица мою догадку.

— Вкус его содержимого практически не отличается от вкуса уксуса, — сказала я.

К тому времени, когда стали сгущаться сумерки, мы вдвоем с Ящерицей выдавили приблизительно галлон [Британский галлон — 4, 546 литра, галлон США — 3, 785 литра] этого «птичьего» вещества. Вскоре после этого я сформулировала необходимое заклинание, и мы все вместе уселись вокруг костра и поднимали в честь друг друга чашки с наиболее приятным и в то же время крепким и опьяняющим из всех вин, которые только можно было себе вообразить.

Хотя, если быть до конца откровенной, вино слегка отдавало рыбой…

На следующий день мы все с утра пораньше озаботились планами нового путешествия.

— Ситуация следующая, — доложила я команде, — мы можем сделать попытку добраться до нашего второго торгового представительства, моля в пути богов о том, чтобы там все остались в живых.

— Это маловероятно, — пробормотал Карале.

— И мы попадем в еще более безвыходное положение, чем теперь, — косвенно подтвердила я мысль капитана. — Если мы поднатужимся и положим все оставшиеся у нас силы на то, чтобы добраться до второго поселения, а наши друзья каким-то чудом не избежали гибели, то мы будем обречены на неминуемую гибель, так как там уже никто не будет нас ждать с предложениями пополнить запасы еды и дров.

— А куда еще мы могли бы отправиться, госпожа Антеро? — спросил Донариус. — Ближайшее обжитое место, которое нам известно, расположено вдвое дальше, чем наш торговый пост. Но это — стоянка кочевого племени, которое время от времени разбивает там лагерь. Сейчас там, по всей вероятности, никого нет.

— К несчастью, — сказала я, — ближайшие обжитые земли управляются нашим врагом. Мы до сих пор точно не знаем, где расположена его берлога, но мы видели следы, оставленные караваном, который прошел через бухту Антеро. И мы смогли определить, в каком направлении караван двинулся дальше. Понятно, что когда-нибудь след каравана должен кончиться. Я почти уверена в том, что конечным пунктом каравана как раз и будет место, где обосновался наш противник… только я не знаю, хорошо это или плохо.

— Думаю, что плохо, — пробормотал Донариус. Потом он оглянулся и посмотрел на местность, полностью лишенную растительности. Затем его взгляд вернулся к замерзшим птичьим тушкам, сложенным как дрова для костра. Поежившись, заметил: — Но может быть, и нет.

— Так к чему мы окончательно придем, парни, — спросила я, — направимся ли мы прямиком в пасть к врагу или попробуем использовать шанс завладеть кораблем, чтобы отправиться домой, сохранив головы на плечах?

Потом я показала на безжизненную равнину, расстилающуюся перед нами, вид которой заставил содрогнуться старпома, и продолжила:

— Или же мы останемся здесь? Здесь, где скоро начнутся зимние шторма, в чем я не сомневаюсь ни секунды, и нам предстоит столкнуться лицом к лицу с настоящими холодами.

После этого я протянула руку в сторону костра, теплом которого мы все наслаждались, и сказала:

— Я не смогу поддерживать горение до бесконечности, он потребляет волшебную энергию, которую я извлекаю из других мест, а также — мою собственную. Более того, если я по каким-либо причинам использую больше энергии, чем смогу быстро восстановить, то в случае опасности может случиться так, что у меня не будет средств для организации достойного отпора врагу.

— Я не против, госпожа, чтобы время от времени выскакивали вконец одичавшие ведьмы, — сказал Карале с присущим ему запредельно мрачным юмором, — но меня достала перспектива остаться без огня. Даже если здесь, в этом кромешном холоде, есть малейший шанс прожить на шесть месяцев дольше, нежели преследуя караван, я бы предпочел все-таки двинуться в путь, а не сидеть сиднем… не знаю, к чему именно пришли вы…

— Вы правильно это ухватили, капитан, — согласился старпом. — Мы обязательно должны посмотреть, как далеко нас заведет караванная тропа. Может быть, сломаем пару хребтов для разминки, а там видно будет… Все равно лучше, чем мерзнуть тут, на ветру.

Все согласились, и с немалым воодушевлением.

Людей полностью раскрепостила необъятность того, что предстояло сделать, и сложность подготовки к преследованию вражеского каравана, и местность, которую предстояло пересечь, имея с собой достаточно запасов провизии, топлива, вооружения. У каждого сразу образовалось множество больших и малых дел… Все происходило, как в старое доброе время. Как будто бы снова я была солдатом, в казармах, и готовилась к длительному походу, который мог окончиться неизбежным столкновением с противником и даже гибелью.

Но это придало мне сил.

Потребовалось немногим более недели, чтобы подготовиться к преследованию каравана. После того как удалось наладить нормальное питание, мы с каждым днем становились все сильнее. Погода оставалась мягкой, и у нас, обретших суровый опыт сохранения жизни в условиях шторма, появилось много времени, и его теперь с избытком хватало на то, чтобы учесть как можно больше предстоящих неожиданностей. Из всей оставшейся команды только Карале и я не раз бывали в условиях полярной зимы, а другие — владели только теоретическими основами выживания в экстремальных ситуациях.

У меня не возникало приступов малодушия, когда я мысленно представляла себе заснеженную каменистую пустыню, лежащую перед нами. Утешало то, что там не было ила. Однажды мне пришлось сражаться по колено в иле. Смею вас уверить, жидкая грязь хуже снега.

Из шкурок птиц мы соорудили снегоходы, использовав их в качестве полозьев, а крупные кости — как каркасы. Такие снегоходы достаточно хорошо скользили. Если вы хоть однажды видели, как раскрашенные в черный и белый цвета птицы стремительно несутся по равнине, едва касаясь килем поверхности снежного покрова, то вам нетрудно будет представить, с какой легкостью мы перемещались на наших снегоходах. Это было похоже скорее на катание на коньках — гораздо лучше, чем изо всех сил неуклюже карабкаться в не приспособленной для этого обуви.

Кожу птиц мы использовали также для того, чтобы сделать сумки для наших вещей. Для этого мы сшивали шкурки вместе жилами, применяя иглы, сделанные из мелких костей. Нам удалось найти две небольшие дощечки, случайно просмотренные, когда мы искали дрова во время шторма. Мы соорудили из них салазки для наших вещей и запасов, которые состояли в основном из мяса птиц и шкурок, не нашедших пока применения. Дощечки мы крепко стянули шнуром, связанным из сухожилий, сверху в виде импровизированного ложа закрепили эти шкуры — и повозка была готова. Качество нашей одежды тоже в значительной степени зависело теперь от этого природного материала. Прорехи в парках мы заделали перьями. Кроме того, мы набили перьев между слоями одежды. Потом мы сделали себе зимние шапки. Они смотрелись на макушках как гнезда из черно-белых перьев. Поверх шапок мы надевали капюшоны, стягивали их концы, так что любой холод становился не страшен.

Нашими умами полностью завладели вопросы борьбы с холодом. Мы стали чрезвычайно требовательны и разборчивы, придирчиво подходя к малейшей детали, как старые солдаты в винном погребке. То и дело я слушала рассуждения о том, что целесообразно, чтобы носки были немного выше ботинок, и если сверху заправить концы штанов, то станет удобно и тепло… Иногда создавалось впечатление, что эти мелочи — самые интересные и захватывающие темы ежедневных разговоров.

Наше вооружение не вызвало у меня отрицательных эмоций. У каждого был меч и кинжал. Имелись также луки, пращи и боевые топоры. Были также и некоторые другие ратные приспособления, дающие в бою дополнительные преимущества, но — немного. Ведь мы планировали, отправляясь из Ориссы, провести здесь только день. А сейчас нам предстояло подготовиться к предстоящим сражениям. И я думаю, что мы не подкачали. К моменту старта мы были во всеоружии.

Когда мы выбрались из бухты Антеро, то выглядели довольно необычно: странные фигуры, спешащие куда-то по снегу на коротких лыжах, сделанных из остатков птичьих шкур и костей, с черными и белыми перьями, торчащими из одежды. Никто из нас не оглядывался назад, не смотрел на то место, которое чуть-чуть не стало нашим последним пристанищем.

Найти след, протоптанный караваном, и идти вдоль него оказалось не столь трудным делом. С одной стороны, прошел месяц, над этой землей бушевал шторм, который должен был уничтожить следы, засыпав напоследок их снегом. Но каждый из нас был опытным следопытом. В особенности умелы были близнецы. Они расчищали снег в тех местах, где наиболее вероятно должны были находиться отпечатки обуви и копыт, и определяли направление движения. В дополнение к материальным свидетельствам того, что здесь прошел караван, за ним остался и легкий магический след.

Местность, по которой мы шли, была странной. С высоты очередного холма она выглядела как белая волнистая равнина. Эти волны напоминали кружевные облака, прицепившиеся к зазубренным скалам серого, коричневого, черного оттенков, похожим на остроконечные пики. Они были сильно искорежены ветрами и иногда напоминали когти дьявола. Небо над нами не сияло голубизной, а клубилось густыми облаками, цвет которых непрерывно менялся от белого до черного. Время от времени сквозь эту мглу пробивалось озерцо чистого неба, и струя солнечного света ударяла в снег, с необыкновенной контрастностью выхватывая освещенный участок из общего серого однообразия.

Такова была панорама, открывающаяся взору с высоты холма. Но совсем другая картина представала перед глазами внизу. Начать с того, что снег не лежал сплошным ковром. Отдельные участки поверхности были действительно покрыты снегом, и мы достаточно легко продвигались вперед, стремительно катились на лыжах. Но другие участки были полны предательских и вероломных сюрпризов, как моря, отличающиеся коварными прибрежными рифами.

Я могу припомнить только день или два, когда мы находились на местности, достаточно удобной для передвижения. Мы мчались вдоль караванного следа с максимальной скоростью. Команда шла рассредоточено: сзади — близнецы, охраняя нас с тыла, Карале и Донариус — параллельным курсом, с двух сторон прикрывая фланги.

Материальные следы — отпечатки, оставленные караваном на земле, были слабыми, поэтому я приняла эстафету лидерства от близнецов и вела людей по незримому следу волшебного поля. Мне удалось уловить довольно сильный магический след Сирби, нашего плененного заклинателя. Это излучение вызвало смешанные чувства. С одной стороны, я радовалась, что заклинатель был жив, когда караван проходил по этому месту, но с другой — меня беспокоил вопрос, почему он все-таки был пленен, до какой степени предательства интересов Ориссы дошел и с какой целью. Не имея пока ответов на мучившие меня вопросы, я тем не менее хорошо чувствовала энергетические волны, которые позволяли мне уверенно двигаться по следу каравана

Потом я начала уставать. Как раз в это время отпечатки на земле вновь стали более отчетливыми, и я подала близнецам знак, чтобы они сменили меня и возглавили преследование.

Когда Талуталай заняли лидирующее место в строю, я перешла в арьергард, чтобы некоторое время отдохнуть от постоянного напряжения чувств, которого требовало искусство заклинателя. Близнецы дружно засмеялись, пролетая мимо и в шутку поднимая большие пальцы, как бы показывая мне, что и они хорошо отслеживают магический шлейф Сирби.

Потом они пустились наперегонки, как шаловливые мальчишки, причем Талу постоянно обходил брата и неизменно оказывался в нескольких метрах впереди. Я наблюдала за их состязанием с улыбкой умудренного опытом вожака, готовая в любой момент вернуть их к действительности, так как знала, что возбуждение вскоре пройдет и останется мало сил, чтобы продолжать преследование каравана.

Талу в очередной раз бросился вперед, направляясь к большому валуну, который близнецы выбрали, по-видимому, в качестве финишной отметки. Приблизившись к камню, Талу начал изящным движением огибать его и выстрелил целой очередью снежных струй в момент остановки. Потом он поднял руки и издал победный клич.

Внезапно снег под Талу провалился, и радостный крик мгновенно перешел в вопль страха. Он пытался схватиться за воздух, отчаянно взмахивая руками, но затем стал быстро исчезать из поля зрения. Я бросилась к нему, но у меня не было почти никаких шансов успеть.

В этот момент как вихрь налетел Талай, выкрикивая имя брата в броске, достал его, схватил за запястья и сумел удержать.

Но не успела я вздохнуть с облегчением, как вновь испытала чувство страха. Талу все-таки перевесил, и оба брата заскользили в ловушку. Талу призывал Талая отпустить его, чтоб хоть один сумел спастись, но Талай не слушал, а только еще крепче сжимал руки брата.

Теперь уже я бросилась вперед и схватилась за ноги Талая. Я вцепилась в его лодыжки, изо всех сил стараясь ступнями, с которых слетели снегоходы, хоть как-нибудь уцепиться за снег. Мы медленно, но неуклонно скользили по заледенелой земле.

Теперь уже и я чувствовала, как вес обоих братьев влечет нас троих к гибели. Но в этот момент я ощутила, как сильные руки Донариуса ухватились за икры моих ног, и его большой вес сработал наконец как стопорный якорь, и мы вчетвером остановились.

Мы оставались в таком положении довольно продолжительное время. Наконец подошли остальные и осторожно оттянули нас от волчьей ямы. Вскоре мы были уже на ногах, с изумлением взирая на скрытую ловушку, в которую чуть было не провалились, и удивлялись, насколько быстро все произошло. Только сейчас до нас начало доходить, что мы были на волосок от гибели.

После этого случая мы шли вперед, приняв все меры предосторожности. Может быть, и не плохо, что этот случай произошел в самом начале путешествия. Это позволило нам быстро прозреть и обнаружить, что вся местность вокруг усеяна ловушками, умело спрятанными под толстым слоем снега.

След каравана служил нам путеводной нитью. Естественно, что проводники выбирали самый легкий и безопасный путь. К сожалению, погода внесла существенные коррективы уже после того, как караван прошел по этим местам. Иногда мы видели, что хорошо протоптанная тропа вела в ущелье, а там упиралась в нагромождение скальных обломков. Мы не раз убеждались в том, что проходы, казавшиеся наиболее привлекательными и безопасными, на самом деле оказывались ловушками. Даже на ровном и открытом месте, когда дорога выглядела гладкой и притягательной, зовущей вперед, можно было неожиданно провалиться в глубокую расщелину, через которую был перекинут тонкий ледяной мостик, присыпанный для маскировки снегом. Как только нога неосторожного путника касалась поверхности такой западни, лед трескался и западня проглатывала жертву.

Мы торопились, поэтому в силу обстоятельств время от времени должны были полагаться на волю случая. Конечно, помогал накопленный опыт. Наиболее подозрительные участки мы проверяли мечами и копьями, как обычно пробуют шестами дно болота. В остальных случаях мы мчались вдоль караванного следа, полагаясь только на милость богов.

За все время нашего пути я видела десятки лавин, низвергающихся со скал. К счастью, все они обошли нас стороной.

Обычно происходило так: я смотрела на вершину горы, покрытую блестящим слоем льда и снега, и неожиданно слышала гул. На моих глазах участок сверкающей поверхности раскалывался, и лавина устремлялась вниз по горным склонам, похожая на белый, пенный водопад, поднимавший облака радужной снежной метели, падая на поверхность обледеневшей земли.

Окружающая местность иногда казалась странной до нереальности под переменчивым небом. Иногда караванный след воспринимался как река, непрерывный поток, образованный тенями, отбрасываемыми облаками на землю. Облака так быстро сменяли друг друга, что мы неизбежно теряли ориентировку и начинали бешено молотить по воздуху руками, чтобы восстановить равновесие. Но уже в следующее мгновение мы снова мчались под пятном чистого голубого неба, и нас заливал настолько ослепительный свет, что мы снова терялись от неожиданности и замирали, моргая глазами, как какое-нибудь онемевшее от страха животное, внезапно попавшее в другой мир. Действительно, цвета становились насыщеннее, предметы очерчены контрастнее — но только на лоскутке поверхности земли, освещенной солнцем. Все остальное казалось размытым и нереальным.

Добыча была скудна. Я часто ощущала присутствие мелких животных, обитающих, как правило, в норах. Крупного зверя в этих местах не было. Время от времени мы встречали на своем пути замерзшие реки и небольшие озера. Всякий раз в таких случаях я применяла трюк, почерпнутый из опыта одного кочевника. Этот трюк помогал нам регулярно питаться. Для исполнения его не требовалось искусства заклинателя. И без этого чудеса природы способны изумить кого угодно. Однако в данном случае потребовалось изрядное напряжение интуиции.

Суть дела в том, что в отдаленных южных районах обитают пресноводные рыбы, которые зимой намертво вмораживаются в лед. Когда наступает весна, эти рыбы оттаивают и уплывают. Кочевник рассказал мне, что эта удивительная рыба способна на протяжении многих лет без заметного вреда для себя замерзать, а потом вновь оттаивать.

Трюк состоял в том, чтобы угадать, в каком месте находится рыба, а потом обколоть лед и извлечь ее. Кочевник советовал представить себе, что ты сама — рыба, и отыскивать удобные расщелины под крутыми берегами реки или пруда, уютные изгибы дна на мелководье, чтобы устроиться для летаргического сна. Первые несколько попыток оказались неудачными. Наши усилия пропали даром. К тому же я заслужила хмурые взгляды членов команды, которые уже стали подумывать, не потеряла ли госпожа Антеро свои магические способности.

Но я упорно продолжала поиски, подогреваемая воспоминаниями о Гэмелене, который был умелым рыболовом и хорошо изучил повадки жертв, чтобы еще успешнее заниматься промыслом.

Когда мы наконец-то пробили лед в нужном месте, хмурые взгляды и насмешки моих друзей сменились широкими улыбками и комплиментами. Первая удачная находка принесла нам около тридцати рыбин. И почти столько же — вторая. А потом уже и все члены команды уловили суть дела. Теперь они уверенно находили рыбу — так, как будто бы здесь раньше был сделан секретный запас продовольствия для обеспечения предстоящих путешествий.

По-прежнему постоянной заботой оставалось топливо для костра, хотя мы вовремя догадались подбирать встречающиеся по дороге стебли сухой травы, мелкие щепки, ветки. Растительность встречалась редко, и, бывало, к концу дня нам приходилось устраиваться на ночлег прямо на заледенелых камнях. Несколько раз, когда ночь настигала нас среди безжизненных скал, я прибегала к помощи волшебства, чтобы мы окончательно не окоченели. В остальных случаях мы вынуждены были подбирать замерзшие лепешки животных каравана и использовать их в качестве топлива. Так мы смогли отогреваться и готовить еду.

Проблему воды тоже не просто было решить. Все водоемы замерзли, поэтому нам приходилось растапливать лед или снег. Для этого требовалось много времени, а его у нас почти не оставалось, к тому же мы каждый раз удивлялись, что в котелке, наполненном горкой снега, оставалось после нагрева так мало жидкости.

Магический ландшафт был так же суров, как и природный. Волкодавы злого колдуна, спущенные с цепей вместе со штормом, убивали беспощадно. Все существа, обладавшие хоть малейшими экстрасенсорными способностями, были безжалостно разорваны на куски или раздавлены, независимо от того, насколько малы они были. Не исключено, что для некоторых будет новостью, что некоторые растения и даже отдельные виды земляных червей обладают в незначительной степени способностями, которые позволяют им прислушиваться к шороху эфира и выуживать из него все необходимое для поддержания нормального жизненного процесса. Любой волшебник постоянно ощущает присутствие и таких растений, и примитивных организмов; создаваемый ими звук напоминает легкое гудение и жужжание насекомых в июльском саду. Однако, когда мы быстро двигались по этой промерзшей земле, эфир казался молчаливым и безжизненным, какой обычно с первого взгляда кажется пустыня. Ощущался только волшебный след каравана, слабо мерцала магическая шелуха, оставшаяся после его прохождения.

Мало-помалу волшебный ландшафт начал изменяться. Я почувствовала, как возвращаются к жизни души растений и животных. Так обычно расцветают цветы в иле, который приносит жесточайшее весеннее половодье. Я догадалась, что эти мои низкорослые родственники по миру сверхчувствительного восприятия получили некоторое время назад предупреждение об опасности, мгновенно спрятались в земле и оставались там до тех пор, пока опасность не миновала.

Несмотря на то что след каравана вилял и извивался, он шел, как правило, в южном направлении, где в отдалении виднелись горы.

В начале пути на нас несколько раз налетали шквалы, но ни один из них и близко не напоминал тот шторм, который чуть было не погубил нас в бухте Антеро. Всякий раз, когда погода резко ухудшалась, мне поначалу казалось, что возвращается наш враг. Мы прятались в ближайшем овраге или в расщелине скалы, хорошо прикрытой толстым слоем снега. Это помогало защититься от шквала и переждать его. Как правило, в течение нескольких часов штормовой фронт проходил, не причинив нам никакого вреда. Ситуация настолько изменилась, что иногда я даже начинала сомневаться в справедливости своего предположения о магической природе того шторма, который больше чем на месяц приковал нас к бухте Антеро. Не исключено, что в действительности это был необычайно сильный ранний зимний шторм, первая ласточка грядущих морозов.

— Вы ни разу не ошиблись на этот счет, госпожа, — заметил Карале, когда мы вернулись с ним к обсуждению некоторых моих сомнений.

— Тем не менее, — ответила я, — в нашем положении гораздо благоразумнее думать, что я ошиблась. Если за этим штормом стоял враг, то где он теперь? Почему он не нападает еще раз? Почему не обрушит на нас еще что-нибудь поновее и пострашнее?

Карале пожал плечами, немного подумал, потом сказал:

— Может быть, он думает, что ему удалось исполнить задуманное, — вы сами узнали, что даже мелкие твари пострадали от шторма. Так что вражеский колдун, похоже, уверен, что прикончил нас.

— Вопрос в том, Карале, что у него было на уме, кроме убийства.

— Вы уверены в том, что враг не знал, что мы находились в бухте Антеро? — спросил Карале.

Немного подумав, я кивнула в знак подтверждения и произнесла:

— Да. Это была атака вслепую. У атакующего не было какой-либо цели.

— Не думаете ли вы, что за этим стоит именно тот «ледяной» пират, которого мы преследуем? — спросил Карале.

— У меня нет в этом уверенности, — ответила я, — враг не оставил никаких характерных следов, по которым можно было бы установить их владельца.

Карале не унимался и продолжал задавать вопросы, мучившие меня на протяжении многих дней после шторма:

— Но вы все-таки склонны подозревать, что к этому причастен пират?

— Да, — ответила я и поняла, что мой голос прозвучал гораздо увереннее, чем следовало.

— Тогда, по всей вероятности, он и есть главный виновник наших бед, — изрек Карале. — Вот вам мой совет: всегда держитесь первой догадки, миледи, ищите доказательства — и они обязательно найдутся. Обязательно!

— Пусть так, — подтвердила я и тут же спросила: — Но почему пират не вернулся?

— Кто знает, миледи, — ответил Карале, — но ведь это не имеет особенного значения, не так ли? Со временем мы все узнаем.

— Но есть еще кое-что, капитан, — продолжала я, — время близится к зиме, а погода слишком мягкая для этих широт. — Я горько рассмеялась и пояснила: — Эта прохлада совершенно неестественна для этого времени года. Больше похожа на весну.

Карале поморщился и спросил:

— Так почему же вас тревожит погода? Зачем зря беспокоить богов вопросами? Зима нагрянет скоро. Если она по каким-то причинам задержалась, поблагодарим богов за то, что они благосклонны к нам.

— Видите ли, капитан, — довольно грубо возразила я, — думаю, что это не имеет никакого отношения к благосклонности богов.

Брови Карале взметнулись вверх, и он обеспокоено спросил:

— Так вы считаете, госпожа, что за штормом стоит волшебство?

Карале удалось довести меня до белого каления, поэтому я раздраженно тряхнула головой и ответила:

— Не знаю, капитан. И именно это беспокоит меня больше всего. Я просто-напросто ничего не знаю.

Карале дружески похлопал меня по плечу и произнес успокаивающим тоном:

— Не горюйте, госпожа Антеро. Очень скоро мы все узнаем… — Он рассеянно поковырял веткой в костре и неожиданно помрачнел. — И все-таки я бы чувствовал себя гораздо увереннее, будь под ногами палуба. Думаю, что не открою секрета, госпожа, говоря, что мне не по душе длительные пешие переходы.

Я улыбнулась. Это была прелюдия старого и бесконечного спора между моряками и пехотой. Но поддалась соблазну продолжить и сказала:

— Готова признать, что духовно выросла и полюбила море. Но я слишком долго была солдатом, воевавшим на суше. Теперь я уже не способна полностью доверить судьбу замкнутому пространству.

— Да, госпожа, вы уже говорили мне об этом раньше, — возразил Карале, — но мы должны признать, что не сумеем добраться до дома пешком.

— Вы правы, капитан. Но представьте себе на секунду, что произошло бы с нами, если бы мы остались на «Тройной удаче». Мы давно были бы мертвы, как те трое несчастных, которых мы оставили охранять корабль. Ни одно судно не способно противостоять такому шторму.

Карале поджал губу, обдумывая ответ. Потом сказал:

— Могло быть и так. Но этого мы наверняка никогда не узнаем, не правда ли? Лично я никогда не сомневался в собственных навыках мореплавания, и они меня не подводили ни разу.

Он пощупал ступню, поморщившись от боли, когда тронул натертое место. Потом пожаловался:

— Боги, по-видимому, зло пошутили, госпожа, когда они дали нам вот это. — Капитан презрительно кивнул на свои ноги. — Какие-то уродцы, похожие на обрубки. Я не знаю ничего более некрасивого, чем ступня, — думайте, что хотите, госпожа. Кроме того, пальцы хрупки, как тонкие стебли сухой травы. Вы можете в любой момент сломать их. Вы рискуете обморозить их. Я не говорю о том, что вы то и дело натираете мозоли. Если палуба под ногами прогнила, вы запросто можете залатать ее. Но если что-то случается с пальцами ног, то это — неисправимо.

— Да, капитан, в данном случае вы правы, — согласилась я. — Но многого из того, что вас беспокоит, можно избежать, если надеть хорошую обувь, которая позволит вам чертовски быстро перемещаться.

Карале кивнул в знак согласия.

— Вы правы, госпожа, но далеко убежать все равно не удастся. Когда ты на своих двоих — черти всякий раз быстро тебя догоняют.

Через несколько недель мы приблизились к оазису.

Поначалу ничто не предвещало его появления. Казалось, шторм снова зреет где-то за горизонтом, поэтому небо представляло собой хмурое, мрачное, сверхъестественное сочетание вихревых облаков серого и черного цвета, что очень сильно затрудняло восприятие окружающей действительности и заставляло нас чувствовать себя насекомыми, ползущими по пергаменту, заляпанному чернилами. Мы шли в течение многих часов и уже начинали присматривать местечко, где в очередной раз можно было бы дать отдых усталым мышцам.

Мы. приближались к лощине, относительно защищенной от ударов стихии возвышающимися с двух сторон высокими холмами, склоны которых были усыпаны обломками вулканических пород. След каравана вел в проход между двумя такими холмами, и мы шли вдоль этого прохода до того момента, пока его не пересекла и не слилась с ним еще одна тропа. Судя по всему, вторая тропа была протоптана вьючными животными другого каравана. Этот след был более свежим, чем первый, но не намного. Выработанная привычка к осторожности в незнакомых местах заставила нас быть предельно внимательными. На этот раз опасения были напрасны. Лощина была пустынна.

Если бы не караванный след, то мы не обратили бы внимания на строение, расположенное почти в центре лощины. Крыша строения была покрыта снегом, поэтому оно выглядело как очередной высокий холм, множество похожих на который мы не раз встречали на пути от бухты Антеро. След каравана тянулся прямиком к этому зданию, огибал его с южной стороны, где мы обнаружили вход. Арка была выложена из вытесанных вручную темных каменных блоков. Мы скололи лед, отбросили снег вокруг арки и обнаружили, что остальная часть строения сложена, по-видимому, из того же материала. Мы вошли, продвигаясь вперед по сводчатому туннелю. Чем глубже мы забирались, тем сильнее становился затхлый запах стойла с примесью кислого аромата немытых человеческих тел.

Приблизительно на половине пути по прямолинейному проходу мы заметили мерцание тусклых огней. Свет исходил от небольших кучек кристаллического горного хрусталя, насыпанных в маленькие каменные чаши, которые были расставлены по нишам в стенах туннеля. Осмотрев один из таких светильников, я убедилась в том, что кристаллы состоят из вещества, аналогичного тому, из которого мы делаем бусы. Для того чтобы кристаллы засветились, требовалось присутствие человека. Способ освещения был очень похож на тот, который мы в Ориссе применяем для освещения глухих, темных закоулков.

Когда мы вошли в центральный зал с довольно низким сводом, сверху заструился свет. Помещение оказалось размером с портовый склад. Пол и стены были выложены темным камнем, но камень стерся за долгие годы. Я прикинула, что его построили несколько веков назад. В верхней части сводчатый потолок плавно переходил в дымоход, который, судя по всему, не позволял ни ветру, ни дождю, ни снегу попадать внутрь.

Около одной из стен виднелся большой загон для скота, огороженный невысоким каменным забором. Там содержались вьючные животные каравана. Я обратила внимание на то, что пол загона довольно густо покрыт пометом. Мы были обеспечены запасом топлива для костра. Рядом с загоном возвышалось не менее сотни каменных лож. Многие из них имели небольшие встроенные очажки, которые служили для обогрева спящих. Когда вы собираетесь спать в таком месте, все, что требуется, — повесить у изголовья одежду, пополнить запас топлива в очажке, подождать, пока ложе не нагреется, и — забраться под одеяло.

Нас притягивало к лежанкам, как магнитом, но мы продолжили дальнейшее исследование этого загадочного сооружения. Однако теперь вся команда так часто зевала, что Донариус сравнил нас со стадом обленившихся верблюдов.

В центральное помещение выходил ряд ниш, похожих на альковы различного размера. Внутри их находились слегка приподнятые над землей ровные каменные платформы. Мы догадались, что эти помещения использовались для того, чтобы хранить товары, которые вез караван. Там валялось несколько порванных кожаных поводков от упряжи и ремней без пряжек. В одном из помещений мы наткнулись на порванный мешок с зерном. Ящерица тут же принялся собирать зерно, зачерпывая его ладонью, а остальным в это время уже грезилась теплая ароматная овсяная каша, приготовленная им на обед.

Мы продолжали идти по кругу, образованному постройкой, высматривая, что еще полезного можно было бы обнаружить в его закоулках. В тот момент, когда мы почти замкнули кольцо, я внезапно уловила присутствие волшебного поля. Взмахом руки остановила остальных и двинулась вперед, приведя все свои чувства волшебницы в полную боевую готовность.

Вход в помещение, в котором я оказалась, был в два раза выше и шире, чем требовалось для обычного человека. На несколько мгновений задержалась в дверях. Потом до меня дошло, что проем достаточно удобен для медведя, поднявшегося на задние лапы.

Я чувствовала сильное беспокойство и старалась учуять ловушку вражеского колдуна.

Помещение оказалось пустым.

Затем на дальней стене я заметила цепи. На цепях висел труп. Я старалась всмотреться повнимательнее, не обращая внимания на многочисленные увечья, причиненные пленнику при жизни. Слезы непроизвольно заструились по моему лицу, когда я поняла, что он мне знаком.

Судя по одежде, это был Сирби.

Я опечалилась, но нельзя сказать, что испытала потрясение. Более всего меня беспокоило, что мы снова столкнулись с колдовством впервые с того времени, как мы были в ледяной ловушке бухты Антеро.

Откровенным сюрпризом для меня явилось то, что Сирби, похоже, не сдался без борьбы, он сражался, прежде чем был убит. Я рассердилась на себя за то, что посмела усомниться в честности заклинателя. Его пытали, но стало совершенно ясно, что он отказался сотрудничать с врагами.

Члены команды помогли мне снять тело и осторожно, с должным уважением к памяти погибшего, положить на каменный пол. Послышался невольный ропот, когда люди увидели, что враг сделал с Сирби, и я не сомневалась, что, поймай мы виновных в этом злодеянии, они получили бы по заслугам в честном бою. Я отослала всех, кроме Карале, чтобы они разбили лагерь. Карале был нужен, чтобы подготовить тело заклинателя к погребению.

Занимаясь этим прискорбным делом, мы с капитаном долго молчали. Потом Карале почесал затылок и пробормотал:

— Похоже, бедняга малость усох…

— Что вы сказали, капитан? — спросила я. Карале показал на тело и произнес:

— А не был ли лорд Сирби повыше, миледи? Помню, у него было довольно округлое брюшко. Он, бывало, любил влить в него немалую порцию пива. Не подумайте, что непочтительно отзываюсь о погибшем, но он довольно часто опрокидывал по маленькой и был похож скорее на завсегдатая таверн, чем на колдуна.

Я грустно улыбнулась капитану, как будто бы прощая его, и сказала:

— По-видимому, он слишком сдал в результате плохого питания и пыток.

— Это так, миледи, — продолжал Карале, — но ведь не мог он ни с того ни с сего стать короче?

Я еще раз внимательно вгляделась в очертания тела заклинателя. Его изуродованное лицо показалось мне знакомым. Потом я проверила догадку, осмотрев остальное. Постепенно до меня стало доходить, что Карале был прав. Сирби был ростом немного выше шести футов [около 183 см], хотя имел обыкновение слегка привирать и добавлял к своему росту еще немного. Особенностью тела Сирби был длинный корпус и короткие, как обрубки, ноги с такими маленькими ступнями, что казалось — он вот-вот упадет. Он передвигался семенящей походкой. Иногда колдун напоминал толстую краснощекую прачку, которая пыталась выдать себя за девицу на выданье.

Тело, лежащее перед нами, было на добрых две ладони короче, с длинными ногами и большими ступнями.

Тело этого человека не было телом Сирби, но тем не менее мне оно было знакомо. Точно так же были знакомы и слабые излучения волшебной энергии, исходящие от него. Одно несомненно — тело принадлежало орисскому заклинателю.

Следующее мое ощущение можно сравнить с ударом молнии.

— Это не лорд Сирби, не так ли, миледи? — пророкотал голос Карале.

— Да, это не он, — очень тихо ответила я.

— Это заклинатель со второго нашего поста, не правда ли? — спросил Карале. — Его звали лорд Серано. Маленький такой. Но смелый. Сердце льва.

— Да, — подтвердила я, — это точно он, Серано.

— Теперь мы уже точно знаем, — продолжал Карале, — что нападению подверглось и второе наше торговое представительство. И наиболее вероятно — оно также уничтожено. Кроме того, вероятнее всего, там тоже никого не оставили в живых, кроме заклинателя. Все в точности так, как и в бухте Антеро. Заклинателя взяли в плен.

Я слушала молча. Потом Карале бережно набросил одно из наших старых одеял на изувеченное тело Серано, прикрыв его лицо.

— Тяпа-растяпа, — произнес капитан, — бедный сукин сын, он был, ей-богу, храбрым малым.

Мы отдали последние почести заклинателю, выдержав ритуал, насколько это было возможным в наших условиях. Я постаралась уверить остальных в том, что душа Серано найдет мир и покой в последующей жизни. А потом мы сложили над телом курган из обломков скал, так как в это время года было невозможно выкопать могилу в земле.

Покончив с печальной обязанностью, мы вернулись к костру, который Ящерица развел недалеко от спален. Он готовил обед, и воздух наполнялся густым запахом овсяной каши. В зерне содержалось много отрубей и шелухи, оно предназначалось, по всей видимости, для кормления животных, но каша из него показалась нам манной небесной. Во время обеда я поговорила с каждым. Потом, как бы обобщая полученные сведения, сказала:

— Я готова рассказать вам о том, что здесь, по моему мнению, произошло. Пожалуйста, не стесняйтесь остановить или поправить меня, если вы сочтете, что я в чем-то не права.

Команда дружно кивнула, и я приступила к рассказу:

— Оба наших торговых представительства подверглись нападению и были уничтожены. В обоих случаях нападавшие пришли со стороны моря. И мы теперь точно знаем, что обе эти атаки были разделены во времени, потому что вскоре на сцене появились два каравана. Напавшие на наши посты захватили и потом передали владельцам караванов обоих заклинателей — лорда Сирби и лорда Серано. После этого оба каравана поспешно отправились к зимнему оазису, где мы сейчас и находимся. Судя по всему, тот караван, с которым находился лорд Сирби, прибыл сюда первым, а второй появился не позже чем через день-два. — Обращаясь к близнецам, я спросила: — Именно вы первыми обнаружили след второго каравана, не так ли?

Они согласились, добавив, что, по их мнению, две группы вместе стояли здесь лагерем в течение довольно длительного времени. По крайней мере, в течение месяца.

— А это означает, — продолжала я, — что они переждали шторм. Будь это только один караван, я бы предположила, что им просто случайно повезло и они добрались сюда до начала шторма. Но так как их было два — при этом время начала атак на наши посты и сроки караванных переходов четко согласованы, — я почти уверена в том, что они знали заранее о стихии и поэтому изо всех сил поспешили сюда. Если я права, то речь идет именно о заранее спланированной встрече в точно назначенное время.

Когда шторм кончился, обе группы вместе двинулись вперед. Я могу только предположить, что этот большой караван отправился к тому пункту, из которого вышли караваны перед началом операции, но думаю, что эта догадка ближе к истине.

Карале вклинился в ход моих рассуждений:

— Госпожа, мне непонятно, почему, потратив столько усилий и преодолев столько трудностей для захвата наших заклинателей, они кончили тем, что убили одного из них?

— Не знаю. Но я бы посмела предположить, что они потребовали от лорда Серано выполнения некоторых магических действий.

— И лорд Серано отказался? — спросил Карале.

— Да, — ответила я, — он отказался.

И все согласились, что лорд Сирби подчинился требованиям врага. Иначе мы обнаружили бы и его тело.

— Но почему они все-таки пошли на риск, госпожа Антеро? — спросил Донариус. — Я могу представить себе желание пиратского главаря разрушить и разграбить наши торговые представительства. Но зачем навлекать на себя серьезные неприятности захватом заклинателей?

— По той же причине, по которой гиганты напали на Писидию, — ответила я. — Единственной целью нападения, если я не ошибаюсь, был захват Дасиар.

— Но, миледи, извините великодушно, все это не дает ответа на вопрос «почему», — произнес Карале.

— Да, действительно не дает, — согласилась я, — но указывает путь к разгадке. Напавшие на нас пираты не имели цель награбить добычу. Кто-то стоящий за ними поставил задачу руками пиратов пленить как можно больше волшебников. Зачем — не могу сказать. Если это было предпринято с единственной целью ослабить противников, то они должны были бы просто-напросто убить заклинателей. Как раз напротив — каждый раз захватчики стремятся во что бы то ни стало оставить заклинателя в живых.

Все, как по команде, разом взглянули на отдаленный угол помещения, где под камнями лежало тело Серано.

— Они что-то не шибко старались оставить его в живых, — пробормотал Ящерица.

— Вероятно, произошла какая-то ошибка, — предположила я, — похоже, взыграла кровь, когда Серано отказался подчиниться нажиму и сформулировать заклинания, которые от него требовали, — не знаю, к сожалению, какие именно. Если я не ошибаюсь, они дорого заплатят, когда прибудут на место назначения с одним заклинателем вместо двух.

— Судя по следу и некоторым признакам, — сказал Донариус, — мы идем за настоящими дикарями. Они умеют сражаться. Этого у них не отнять. Но их слабость в том, что они плохо подчиняются приказам.

— Эту слабость мы могли бы использовать.

— Не сомневайтесь, госпожа Антеро, мы обязательно этим воспользуемся, — прорычал Донариус, — говоря по правде, я не питаю особых иллюзий по поводу возможности вернуться домой. И если дело дойдет до рукопашной, я не против напоследок хорошенько поработать мечом.

— Давайте все-таки не будем безрассудно храбрыми, — охладила я пыл старпома, — мы и раньше попадали в ловушки. Думаю, сумеем выбраться и из этой.

— Однако мне не приходилось попадать в такой переплет, — пробормотал Ящерица.

— А мне приходилось, — сказала я. — Однажды мы заблудились на Диком Западе и плутали в течение двух лет. Те люди, с которыми я путешествовала в тот раз, если не считать стражниц Маранонии, были очень плохо обучены и не умели действовать в экстремальной ситуации. Если быть откровенной, думаю, они перерезали бы мне горло, не будь я единственной надеждой на возвращение домой. Более того, это чуть не удалось, когда стало ясно, что можно и без меня добраться до Ориссы.

Наше положение здесь несравненно лучше. Мы знаем, в каком направлении дом. Каждый из нас пустился в опасное путешествие по доброй воле, предварительно пройдя хорошую подготовку. Единственное, что от нас требуется, — не останавливаться в пути, упорно идти к цели. Если мы обнаружим порт, то найдем корабль. Тогда единственная проблема будет состоять в том, как овладеть кораблем. Поэтому я предлагаю не зацикливаться на мести. У нас еще будет для этого время.

Карале повел рукой, показывая на каменные стены, и сказал:

— Если они и дикари, то у них больше мозгов, чем у прочих дикарей.

— Все это не было построено при нынешнем поколении, — подтвердила я. — Вы правильно догадались, сооружение появилось в доисторические времена. Судя по очертаниям входной двери в помещение, где мы обнаружили несчастного лорда Серано, это укрытие было построено во времена правления первого короля Белого Медведя. — Я подняла с пола осколок темного камня и продолжала: — Когда это строили, в работе принимали участие колдуны. Я чувствую очень древнее колдовство. Я думаю, наш нынешний враг способен на нечто похожее. Я говорю о том, друзья мои, что ему не потребовалось бы много времени для того, чтобы осуществить аналогичный грандиозный проект.

Готова спорить на большой бочонок с золотом, что во время путешествия мы еще не раз встретим похожие апартаменты.

Но скорее всего мы имеем дело с начинающим колдуном, одержимым жаждой власти. С кем-то, кто пожелал облачиться в мантию легендарного короля, который всю свою жизнь увеличивал богатство и могущество, накопленные его предшественником.

Перед нами лежат остатки империи, друзья мои. Империи, которой кто-то хочет вернуть былое величие.

Глава 8. ЖИТЕЛИ ЗАПОЛЯРЬЯ

Первый раз мы увидели жителей Заполярья сквозь клубящийся туман, зависший над покрытым льдом озером.

Мгла окружила нас со всех сторон, как только мы шагнули на лед. До этого мы четыре дня шли от зимнего оазиса. След каравана исчез на берегу озера, и мы потратили долгие часы на поиски, прежде чем убедились в том, что наши противники двинулись по льду. Несмотря на то что впереди прошла большая группа с тяжело груженными животными, мы чувствовали себя неуверенно, делая первые робкие шаги по замерзшей поверхности водоема.

Она казалась твердой как камень, но осознание того, что каждый из нас может провалиться в ледяную воду, случайно наступив на какое-нибудь слабое место, заставляло нервничать. Побывав в ледяной воде зимой, человек может умереть от переохлаждения в считанные минуты. Точно так же и наша группа могла бы исчезнуть с лица земли, провались мы в трещину.

Более правильно было бы растянуться цепочкой, привязавшись друг к другу прочной веревкой, потом не спеша продвигаться вперед, сохраняя как можно большее расстояние между людьми. Если вдруг один провалится под лед, остальные смогут быстро вытащить его. А если веревка оборвется и человек утонет — что ж, утешением послужит то, что погиб только один.

У нас не хватило веревок для того, чтобы предусмотреть такую меру предосторожности. Собрали все отрезки, которые нашлись, и этого с трудом хватило на то, чтобы прочно привязать друг к другу троих, расставив их не более чем на три метра. Именно эти трое составили лидирующую группу, которая непрерывно проверяла надежность льда и давала добро на проход остальным. Однако туман вскоре стал настолько густым, что это оказалось бесполезно. Отсутствие видимости заставило нас держаться на расстоянии вытянутой руки друг от друга, иначе мы разбрелись бы в разные стороны. В самом начале путешествия по льду мы, по-видимому, отклонились от проложенной местными жителями тропы, потому что однажды все вместе попали на участок с тонким льдом.

Первым предупреждением явились треск и хлопки, напоминающие звук ломающейся кости. Лед под нами так неожиданно пришел в движение, что никто не успел и глазом моргнуть.

Мы стояли не шелохнувшись в течение времени, которое показалось нам целой вечностью, пока поверхность льда выгибалась под ногами, неестественно раскачиваясь. Наиболее пугающим было то, что мы не видели источника опасности. Я услышала где-то впереди плеск воды и почувствовала илистый запах.

Внезапно все успокоилось. Лед перестал вибрировать и скрипеть.

Мы выждали как можно дольше, потом осторожно продолжили путь в обход того места, где, по нашему предположению, должна была быть полынья.

К нашему облегчению, приблизительно через час я уловила магический шлейф Сирби. Потом близнецы обнаружили кое-какие отбросы, оставшиеся от каравана. Будучи теперь уверенными в выборе направления, мы стали двигаться с гораздо большей скоростью, держась следа каравана.

Густой туман клубился вокруг, как будто бы мы находились в мире призрачных грез и беспокойных сновидений. Волны тумана то и дело принимали очертания, напоминающие страшных животных, которые внезапно распадались, потом вновь воскресали уже в другом, более неприятном обличье. Мы не имели ни малейшего представления о том, как далеко ушли от берега и сколько нам еще двигаться вперед, чтобы добраться до суши. От непрерывного напряжения мы покрылись потом под меховыми парками. И были готовы к тому, что в любую секунду может внезапно возникнуть опасность, на которую не успеешь среагировать.

В тот момент, когда мы увидели дикарей, я была наготове.

Сначала я их почувствовала — за счет резкого возрастания давления воздуха в результате движения большой массы. Затем туман на мгновение расступился, и я увидела, что сквозь мглу пробивается кто-то или что-то. Темное пятно то приближалось, то отдалялось.

Я услышала странно звучащий голос, выкрикивающий команды. Мы мигом распластались на льду. Потом я услышала другой приказ, отданный громким голосом, вслед за чем послышался скрежет полозьев по льду — как будто бы волочили на них что-то тяжелое.

Внезапно туман на миг растаял, и, к своему изумлению, я увидела буквально в нескольких шагах от меня корабль. Корабль накренился на один борт, на мгновение замер, потом выпрямился и исчез в серой мгле.

Я выждала, пока снова все стихнет. После этого я два раза с силой дернула за веревку, давая остальным знак оставаться на местах. Отвязав веревку, крадучись двинулась вперед. Помня о корабле, я была готова к тому, что в любой момент окажусь у кромки льда и увижу открытую поверхность воды. Вместо этого подо мной лежал толстый слой твердого, намерзавшего длительное время льда.

Неожиданно рука ушла в трещину. Я остановилась, встала на колени, чтобы получше рассмотреть новое препятствие, возникшее на пути.

Трещина оказалась довольно широкой — ладони в три. Некоторое время я двигалась вдоль нее и вскоре убедилась, что это скорее всего след одного из санных полозьев.

Постаравшись запомнить, где расположен след, я не спеша двинулась вперед и немного наискосок, в том направлении, куда аборигены уволокли корабль. Приблизительно в трех метрах от первой колеи я наткнулась на точно такую же вторую. Вернувшись к концу веревки, я просигналила, и остальные приблизились ко мне.

Как только мы собрались все вместе, до меня донеслась волна, вызванная изменением давления; впечатление было такое, как будто бы меня вдавили в надувной матрац. И я вновь — теперь уже с раздражением — почувствовала присутствие неподалеку большого скопления людей и движение какого-то большого предмета.

Нам пришлось быстро и тихо отойти в сторону на лед, когда туман вновь неожиданно поредел и прямо на нас надвинулась неясная тень.

Когда второй корабль проходил мимо, двигаясь по льду на больших деревянных лыжах, я приподняла голову. Корабль казался бесплотным, нереальным. Густые клубы тумана то и дело скрывали его очертания. На мачтах светились огни святого Эльма [хорошо известная морякам форма разряда]. Силуэт корабля напоминал след, который оставляет в ясную звездную ночь мелькнувший в небе болид, — глаз едва успевает уследить за тем, как этот небесный странник одним росчерком пера рисует быстро тающий эскиз… а через пару секунд уже кажется, что все привиделось… Вокруг корпуса мерцали и потухали льдинки, поэтому корабль казался еще более нереальным.

У штурвала я увидела тень большого человека, услышала исходившие от него отрывистые команды, заметила других людей, которые суетливо бросились исполнять приказ. Никто и не думал смотреть на нас, к тому же я сомневаюсь, что нас можно было бы разглядеть из-за тумана. Через мгновение густой туман снова надвинулся на борт корабля-призрака, из поля зрения исчезло все, кроме рулевого.

Неизвестно откуда взявшийся тонкий луч света внезапно выхватил его лицо из сумрака, и оно стало видно с ошеломляющей контрастностью. Лицо было продолговатым и бледным, как первый лед на реке поздней осенью, а под глазами красовались концентрические круги черного, голубого и белого цветов. Четкие полоски голубого цвета подчеркивали высокие скулы, подбородок оттеняли черные мазки. Губы были неестественно синего цвета, а над ними были изображены клыки.

Я непроизвольно напряглась, когда рулевой посмотрел в мою сторону, и постаралась как можно быстрее отвести взгляд, чтобы случайно не привлечь внимания. Но он смотрел мимо, не заметив меня; а в следующее мгновение корабль исчез…

Ящерица находился ближе всех ко мне, поэтому я дернула его за рукав, давая понять, что он должен передать остальным сигнал об отступлении и перегруппировке. Через несколько секунд Ящерица в ответ дернул мой рукав. Все были готовы.

Мы начали медленно отходить, но внезапно раздался тревожный набат колокола, доносившийся именно оттуда, куда мы держали путь. Звон накатывался неровными волнами сквозь морозный влажный воздух. Мы снова остановились, замерев на льду, и я пребывала в нерешительности, не зная, какое направление выбрать.

Бой колокола стал равномерным, приблизительно один удар на два вздоха. Затем я услышала другие звуки. На этот раз я сумела различить голоса, лай собак. Было похоже, что на нас надвигается толпа людей и множество животных. Как можно быстрее я сформулировала заклинание смятения, чтобы сгустить туман, потом подала Ящерице сигнал рассеяться.

Сразу после того как Ящерица исчез в сгустившейся мгле, вокруг нас замелькали огни, похожие на чудовищных огненных мух.

Две тени быстро приближались ко мне. Я повернулась на бок, чтобы вытянуться в направлении их движения или подставить меньшую поверхность тела.

Тени превратились в двух мужчин в меховой одежде с капюшонами, довольно быстро скользивших по льду. Они были всего в двух-трех шагах от меня, поэтому я невольно напряглась, а пальцы сжали рукоятку ножа. Я была готова всадить нож в одного из дикарей, если он случайно наткнется на меня в тумане.

Я увидела прямо перед собой деревянные лыжи, потом с двух сторон проскользили лыжники.

Один из них наехал на кончик подола моей парки, даже не заметив этого. Я услышала, как в этот момент он что-то рассказывает спутнику. Должно быть, это была смешная история, потому что тот весело смеялся.

Лаяли собаки, свистели хлысты погонщиков, и вскоре перед моим взором появилась цепочка неопрятно одетых людей. Собаки влекли сани прямо на меня, и я с упавшим сердцем подумала, что животные обязательно учуют меня и лаем поднимут тревогу. Однако вновь резко просвистел кнут погонщика, и в этот момент я быстро откатилась, как бы разрешая собакам и саням проскочить мимо.

Большая группа людей устремилась вслед за санями. Я лежала ни жива ни мертва до тех пор, пока мимо не прокатилась на лыжах толпа дикарей в меховых одеждах. Их разговоры на не знакомом мне языке казались обычными и не предвещали опасности. Я слышала, по-видимому, обрывки сплетен, рассуждения по поводу рыночных цен, жалобы на мужей, жен, любовников и любовниц.

Мы пролежали на льду не менее двух часов. Холод прочно сковал руки и ноги и добрался до самой души, болезненно щипал едва зажившие ссадины и только что зарубцевавшиеся раны — следы нашего приключения в бухте Антеро.

За это бесконечное время мимо нас промчалось десятка два саней, запряженных собаками, прошло более сотни людей — как группами, так и поодиночке. Мимо нас пронеслось еще два корабля-ледохода. Каким-то чудом никто из этих людей не заметил нас и даже не заподозрил нашего присутствия.

Если бы туман вдруг растаял, нас обнаружили бы немедленно. Мы чувствовали себя так, как будто бы спрятались посреди огромного поля, на котором созрел уэт [Хлебный злак, дающий прекрасную белую муку; является основным пищевым злаком для зон с умеренным климатом; важен также как корм для животных; соцветия — длинноостистый колос, зерна имеют окраску от белого до темно-красного цвета], ожидающий сборщиков урожая. Пока мы ждали, надеясь, что все-таки пронесет, — появилась последняя большая группа людей — как мы боялись, наших врагов, — которые шли через озеро, прочесывая лед. Только невероятная игра случая могла так широко и умело расставить эти зубцы, чтобы ни один из них не наткнулся ни на кого из нас. Именно так и произошло на сей раз. Вражеские «грабли» проследовали дальше, не причинив нам вреда. На ледяном поле осталось всего несколько дикарей, которые в спешке прошли стороной. Затем колокол замер.

Я попыталась угадать, в каком направлении было бы безопаснее двигаться, и мы отошли как можно быстрее и тише.

Как только мы добрались до скалистого берега, поднялся ветер, который быстро превратил клубящиеся грозовые влажные пряди тумана в длинные клочки, поэтому нам пришлось бегом укрываться за ближайшим холмом, склоны которого были густо усыпаны валунами. Я взлетела к вершине холма, на ходу развернулась и упала на землю. После того как остальные перемахнули за вершину, я приподнялась на локтях и начала внимательно осматривать замерзшее озеро, с которого мы только что отступили. Окружающая местность напоминала сиену из ночного кошмара, навеянного дьяволом. Внизу довольно широко раскинулось озеро. В лед вцепились, как алчные клещи чудовища, уродливые пальцы хаоса. Почти до горизонта южный и северный берега озера выглядели так, как будто их долго и настойчиво царапали и долбили огромные когти. Все холмы, пригорки и возвышенности были изрыты, искорежены и срезаны; склоны более высоких скал и гор — опалены огнем и оплавлены. Вокруг этих ран, как гной, скопились массы грязного льда и снега. То здесь, то там я видела извилистые дороги и тропинки, пробитые в скалистом грунте. Они вели ко входам в огромные пещеры, которые были укреплены каменными блоками, вытесанными вручную. Ни на дорогах, ни у входов в пещеры не было заметно следов деятельности, однако мне показалось, что я смогла различить и узнать оборудование и принадлежности, разбросанные вокруг. Я обратила внимание на скопление больших каменных строений с широкими трубами, покрытыми слоем сажи и копоти. Из некоторых труб то и дело мелькали языки пламени, но дыма почти не было.

Внезапно я услышала свист ветра, и из-за не очень отдаленной излучины высокого берега, едва касаясь поверхности льда, выплыла изящная шхуна. Она была построена явно не для военных целей; впереди, на носу, красовался мощный таран, а борта были покрыты щитами. Я увидела на палубе одетых в меха воинов, вооруженных копьями, мечами и кинжалами.

На мачте развевался флагманский стяг Белого Медведя. Корабль лег на другой галс, направившись к тому месту, где озеро образовывало залив, глубоко вдававшийся в берег. Там виднелся порт с грязными черно-коричневыми доками и в беспорядке нагроможденными пакгаузами. В доках были пришвартованы несколько мелких шхун-ледоходок. Я увидела, как вблизи самого длинного причала суетливо столпились фигурки людей, ожидавших прибытия большой шхуны.

Вдоль порта теснились домики, напоминавшие кроличьи клетки на зверофермах. Виднелись также и более солидные здания, создававшие впечатление, что перед нами лежит небольшой город. Городок теснили некрасиво очерченные горы, окрашенные преимущественно в серые тона, сквозь которые кое-где прорывались черные пальцы голых скал.

Жилые дома и другие строения были довольно узки, казалось, что они построены из плохо обработанной древесины. У большинства домов были высокие остроконечные крыши, на которых не нарастал снег. Если не считать нескольких человек на пристани, вокруг не было ни души.

Внезапно вновь заговорил большой колокол. Я непроизвольно поискала глазами и вскоре обнаружила источник звука.

В дальнем конце городка возвышался неуклюжий силуэт, превосходивший по размерам самые большие здания в городе, по крайней мере, вдвое.

Разглядев его, я едва не подпрыгнула, как от удара.

Это был медведь. Медведь-великан, вставший на задние лапы и широко разинувший пасть.

Вновь ударил колокол, и я внезапно поняла, что звук исходит из оскаленной медвежьей пасти, настолько большой, что она смогла бы, наверное, поглотить одну из шхун, стоявших у причала. К этому моменту я преодолела шок от увиденного, выровняла дыхание и сфокусировала зрение на зловещей фигуре зверя.

Медведь был вытесан из камня. От его ног поднималась широкая лестница, ведущая к большим воротам, расположенным в брюхе. Ворота были открыты, и я увидела, как через них, толкая друг друга, проходит множество людей.

— Это что еще за чертовщина? — спросил Карале, незаметно оказавшийся рядом.

— Думаю, что это своего рода храм, — бездумно пробормотала я. Мои мысли были заняты совсем другим. Я была сосредоточена на том, чтобы привести в полную боевую готовность чувства заклинателя. Дав Карале знак, чтобы он помолчал, я осторожно послала вперед, к храму, волшебное щупальце. Оно не спеша заскользило вперед — так, как обычно выплывает из укрытия проголодавшийся угорь, который по вкусу воды определяет, не проплывала ли рядом добыча. Я уловила несколько волшебных частиц, медленно дрейфующих по волнам эфира, обратив внимание на то, что они исходят от Сирби — нашего похищенного заклинателя, — и стала держаться этого следа. По мере моего приближения к городу отдельные частицы все чаще сменялись сгустками магических отметин.

Я вернулась, соединив астральное и физическое тела, сделала несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться, и, повернувшись к Карале, сказала:

— Он все еще здесь. — И показала в сторону города.

— Вы имеете в виду лорда Сирби, госпожа? — спросил капитан.

Я кивнула.

— Так мы идем в город, чтобы попытаться освободить его? — спросил Карале.

Немного помедлив с ответом, я произнесла:

— Не вижу, чтобы у нас был выбор.

Карале с мрачным видом кивнул и подтвердил:

— Да, боюсь, вы правы.

Капитан бросил взгляд на город и на отталкивающе безжизненную местность, окружавшую нас. Потом заметил:

— С виду напоминает селение рудокопов. Владельцы рудников — самые грязные, отвратительные люди на свете. Похоже, они тут вгрызались в землю с тех дней, когда Тедейт был еще младенцем.

Оглядевшись еще раз, я убедилась в том, что капитан прав. Пещеры служили, по всей вероятности, входами в рудники. Приспособления, разбросанные по округе, предназначались для того, чтобы копать, дробить, насыпать и отвозить горную породу и руду. Я различила вагонетки и ручные тележки, с помощью которых руду перевозили по деревянным направляющим, встроенным в дороги. Как мне показалось, некоторые из сооружений предназначались для дробления руды и отделения от нее пустой породы. Другие — с большими дымовыми трубами — выглядели как плавильные цеха, где руда превращалась в слитки металла.

Теперь уже можно было точно представить себе, ради чего изуродовали местный ландшафт. Людьми двигала цель. Разрушительная — но цель.

Единственное, что меня все еще ставило в тупик, — полное отсутствие следов активности у входа в рудники и вблизи плавилен. То, что я увидела, свидетельствовало о том, что практически все население городка рудокопов собралось внутри огромного каменного сооружения, похожего на медведя.

Не исключено, что сегодня у них был праздник в честь одного из богов. Что бы там ни было, событие, невольными свидетелями которого мы стали, должно было иметь очень большое значение. Известно, что владельцы рудников не склонны к столь неслыханной щедрости, как закрытие шахт и плавилен для того, чтобы дать рабочим время для отправления религиозных обрядов.

Внезапно откуда-то из эфира на меня обрушился удар волшебной энергии, который опалил поверхность моего астрального тела. Боль была чудовищной. Я ощутила привкус крови и обнаружила, что почти насквозь прокусила нижнюю губу, пытаясь удержать крик. Я быстро подавила все свои магические чувства, втянула все щупальца, как кальмар, который готовится к нападению морской ящерицы.

Потом почувствовала, как руки Карале крепко сжали мои плечи, и, прозрев, увидела, что в результате неожиданного нападения согнулась почти пополам. Слабым движением я убрала пальцы капитана и снова приподняла голову, чтобы еще раз взглянуть на город.

Вслед за этим я услышала рев множества голосов, звучащих в унисон, и моя голова непроизвольно дернулась вправо, глаза остановились на крутой излучине берега озера, из-за которой появился корабль.

Послышался рокот больших барабанов, ритмические гулкие удары мечами плашмя по стальным щитам, а потом из туманной мглы стали появляться одетые в меха воины — когорта за когортой.

Они снова дружно закричали, и их крик был подобен раскату грома. Сотни устрашающего вида дикарей лавиной огибали мыс, быстро перемещаясь на лыжах к гавани. Они мчались длинным, непривычно замедленным шагом, который переносил их на удивительно большое расстояние за очень короткие промежутки времени. Видно, что их густые бороды покрылись инеем от усиленного дыхания. На воинах были остроконечные шлемы, украшенные шкурками каких-то мелких хищных животных, головы которых устремляли на противника звериный оскал. Плечи воинов закрывали попоны, сшитые из грубо выделанных шкур, которые вздувались за их спинами, приоткрывая время от времени броневые доспехи из светлого металла, металлические нарукавные щитки и широкие рукавицы. Стремительно продвигаясь вперед, воины ритмично стучали короткими мечами по щитам, отбивая таким образом такт своей звериной песни:

— Мэгон в походе — Враг дрожит! Мэгон в походе — Враг бежит! Мэгон в походе — Радость спешит!

Вражеские воины развернулись в фалангу. К ним вскоре присоединились другие вооруженные люди, мечи которых находились в ножнах, а щиты были переброшены за спины. Они начали бить в тяжелые барабаны, напоминающие большие котлы, битами с меховыми набалдашниками, и присоединились к общему реву:

— Мэгон в походе — Враг дрожит! Мэгон в походе..

И вдруг в поле зрения появился один корабль, потом второй, третий… Эти корабли были значительно больше, чем тот, первый, с которым мы столкнулись в густом тумане. Они были раскрашены в ослепительно яркие цвета и отделаны разноцветными мехами. На палубах стояли воины, боевое снаряжение которых казалось более богатым, чем у лыжников, они потрясали искусно выкованным оружием. Все корабли шли под флагом Белого Медведя.

Вслед за кораблями стремительно выплыла ладья, заполненная воинами, вооруженными копьями и луками. Она двигалась благодаря усилиям плотных мужчин в лохмотьях с мрачными, отталкивающими лицами, лишенными осмысленного выражения. Эти люди двигали ладью, толкая балки на кожаных ремнях, выступавшие с бортов. Рядом катились надсмотрщики с хлыстами, которые мгновенно реагировали ударом и проклятиями на малейшее отклонение от заданного порядка движения.

Наконец появился удивительный корабль. Это был галеон с двумя палубами, высоким капитанским мостиком, заметно выступающим над их поверхностью.

Ветер к этому времени заметно посвежел и окреп, паруса галеона надулись и легко понесли его по льду на массивных полозьях. На высокой палубе замер огромный бородатый воин без шлема. Его длинные волосы свободно развевались на ветру. На нем была большая шкура белого медведя, наброшенная поверх сверкающей брони доспехов черного цвета с золотой отделкой. В левой руке воин сжимал длинное черное копье, торец которого прочно упирался в палубу. Справа, прильнув к великану, стояла женщина.

Я была ошеломлена, когда впервые увидела ее. Несмотря на зимний холод, на ней красовались всего несколько лоскутков цветного шелка, едва прикрывающих золотисто-медового оттенка бедра и грудь. Ветер слегка шевелил одеяние. Женщина была небольшого роста и очень изящно сложена. Ее волосы, как и мои, отливали золотом. Обнаженные руки были удивительно красиво очерчены. В одной из них она держала жезл, увенчанный хрустальным шаром. Этот шар излучал магическую энергию. Настолько мощную — казалось, что он светится и вибрирует. У меня уже не оставалось сомнений в том, что бородатый воин, стоящий на палубе загадочного корабля, — это Мэгон, король по имени Белый Медведь.

Но я недоумевала, кто же эта женщина? Еще одно обстоятельство заставило меня встревожиться. Галеон был сделан из золота.

Последнее до меня дошло не сразу. Я была оглушена ударом магического поля, и это отбило на некоторое время мою способность к рассуждению. Но теперь я вспомнила пророчество Маранонии о трех кораблях, сделанных из трех разных металлов. Однако моя мысль не задержалась на пророчестве. Я запомнила впечатление от него и отложила в дальние закрома подсознания. Следующей моей реакцией на увиденное было искреннее восхищение.

Казалось, что галеон сделан целиком из золота. Металл призывно светился и мерцал от форштевня до кормы. Удивительно, но и паруса были из того же материала: тонкая золотая пленка, которая трепетала и надувалась бризом так, как будто бы была соткана из обычной парусины. Но вовсе не эта демонстрация немыслимого богатства изумила меня. Многие вожди варварских племен часто делают нечто подобное. В их дворцах можно не только встретить богато инкрустированные троны, но и наткнуться на такие комические предметы, как тюремные ночные горшки, старательно скопированные местными умельцами в золоте и украшенные драгоценными камнями.

Мои глаза полезли на лоб, когда я увидела, как перемещается золотой корабль. Даже если допустить, что он был не монолитным, а деревянным и покрыт сусальным золотом, то все равно он должен был мгновенно провалиться под лед, не выдержав собственного веса. А если бы каким-то чудом галеон уцелел, то даже тот шторм, который терзал нас в течение месяца в бухте Антеро, не смог бы сдвинуть такое тяжелое сооружение ни на шаг.

Снова прозвучал удар большого колокола, привлекая мое внимание к городу и храму Медведя. Из его ворот выливалась толпа людей, которые спешили к берегу озера. Они несли знамена, флажки, били в барабаны и дули в фанфары. Толпа направилась к причалам в неестественно строгом порядке, ровными шеренгами. Во главе виднелась небольшая группа хорошо одетых людей. Я решила, что это городское руководство.

Мы наблюдали за происходящим у озера приблизительно два часа. Толпа приветствовала короля Мэгона и загадочную женщину, которой я мысленно отвела роль королевы. Было очевидно, что время от времени произносились речи, но мы их не слышали. Когда толпа начинала выкрикивать приветствия — их отзвук доносился до холма, на котором мы притаились.

Потом подожгли связки сухой травы, густые клубы дыма поднялись в небо, и вскоре мы отчетливо ощутили аромат фимиама, который расплылся над всей окрестностью. Петарды, как воздушные змеи с взрывающимися хвостами, то и дело взмывали ввысь, за ними поднимались сверкающие воздушные шары, играл нестройный городской оркестр — смесь барабанного боя, визга рожков и стрекотания костяных погремушек.

Карале пытался привлечь мое внимание, чтобы обсудить сложившуюся ситуацию. Но я жестом приказала ему молчать и потом дала знать остальным, чтобы они тоже ничего не говорили.

Несмотря на непрерывный шум празднества, я сумела почувствовать незримое присутствие рядом с нами наблюдателя, который внимательно прислушивался к эфиру.

Церемония у причала завершилась, и толпа двинулась обратно, к храму Медведя. Теперь возглавляли шествие король Мэгон и его королева. Воины оставались у кораблей, некоторые присели отдохнуть, другие катались по льду — как поодиночке, так и небольшими группами. Через мгновение из носа каменного медведя вырвалось облако пара, и его каменные глаза засветились ярким красным светом. Внезапно я ощутила чувство тревоги и дала знак, чтобы все сошли с холма как можно быстрее.

Прежде чем соскользнуть вниз и присоединиться к команде, я еще раз взглянула на город и увидела, как, со стороны доков идут вражеские солдаты. Они двигались в нашем направлении.

Я стремглав скатилась по склону холма и вскочила на ноги. Молчать больше не имело смысла.

— Они приближаются! — крикнула я и после этого постаралась увести людей от опасности в отчаянном до безрассудства броске по снегу — дальше, как можно дальше от проклятого озера. Враги охотились за нами в течение многих часов. Мы использовали все известные нам хитрости для того, чтобы замести следы. Мы прятались в усыпанных валунами глубоких оврагах и лощинах; передвигались, перепрыгивая с одного скального обломка на другой; стремглав проскальзывали поперек гладкой, отшлифованной поверхности льда, покрывшего безымянные реки, впадающие в озеро; внезапно меняли направление движения, петляли; возвращались иногда к своим следам или пропускали вражеские патрули вперед, а потом шли некоторое время след в след, чтобы окончательно сбить врага с толку.

В конце концов нас приперли к отвесному скальному хребту. В этот момент мы находились на льду, выискивая путь наверх, через перевал. Внезапно на лед выкатились двадцать вражеских солдат. Вслед за этим еще двадцать присоединились к ним, а потом — еще и еще… вражеские фланги быстро разрастались, на ходу перестраиваясь для атаки… Я потеряла счет врагам и поняла, что мы попались.

Прозвучал боевой клич, и они помчались по льду навстречу нам, не переставая бить о щиты мечами. Для применения волшебства времени у меня не оставалось, поэтому я обнажила меч и встала рядом со своими людьми.

Нас было ничтожно мало по сравнению с вражеской армадой, но мы сражались долго. Первыми были убиты близнецы. Они врезались в одну из вражеских когорт, смешали ее ряды и в течение нескольких мгновений оставили на льду не менее дюжины убитых или смертельно раненных воинов Мэгона. Но потом варвары сомкнули ряды и одолели двоих смельчаков.

Я не видела, как погиб Ящерица. Но я видела его мертвым на льду, с перерезанным горлом. Прекрасный голос навеки замолк. Остались трое — Карале, Донариус и я. Мы были измучены до предела, но продолжали сражаться — локоть к локтю, и только клинки наших мечей, делающих кровавую работу, вздымались и опускались перед глазами.

Враг нанес последний удар. Твердая волна вооруженной и закованной в латы плоти захлестнула нас. Не выдержав натиска, я упала на спину, меч был выбит и отлетел в сторону. Надо мной в напряженной позе на секунду застыл вражеский воин. Он занес свой меч…

Послышалась музыка. Прекрасная музыка. Звуки божественной лиры.

И я провалилась во мрак.

Глава 9. КОРОЛЬ БЕЛЫЙ МЕДВЕДЬ

Я очнулась в темноте столь непроницаемой, что в какое-то мгновение подумала, что меня ослепили. Тут же вспомнила, каким беспомощным стал Гэмелен, когда возможности заклинателя угасли вместе со зрением.

Я поднесла руку к лицу, но не смогла ничего различить, независимо от того, насколько близко от глаз ее держала. Потрогав веки, почувствовала, как под кончиками пальцев трепещут ресницы, но не обнаружила никаких ран. Однако на щеке нашла запекшуюся корку, кожа под которой онемела. Немного погодя я решила, что это кровь. В голове пульсировала боль, болели все суставы и мускулы. Когда я передвигалась, порезы и царапины начинали колоть и жалить, жечь и щипать. Все ранения оказались незначительными.

Я была боса, меховая одежда исчезла. На мне остались только туника и леггинсы. Я вся была мокрой, одежда неприятно прилипала к телу. Утешением служило то, что мне не было холодно. Скорее наоборот — воздух был нагретым и влажным, поэтому я обливалась потом.

Не питая особых надежд, я прошептала:

— Карале?

Ответом была тишина.

Я осталась одна.

Каменный пол и стены были теплыми на ощупь. Я услышала звук падающей на гладкую поверхность воды и, вытянув руки, не спеша двинулась в том направлении. Медленно нащупывая дорогу, я долго ползла вдоль стены, пока не наткнулась на маленькую лужицу, которая оказалась не чем иным, как тонким слоем воды над слегка засорившимся стоком. Я довольно долго шарила руками по сторонам, пока не обнаружила источник воды, — это был мелкий ручеек, неслышно струившийся по одной из стен, по-видимому более холодной, и негромкой капелью падающей на пол. Я зачерпнула немного этой воды и понюхала. Жидкость казалась слегка затхлой, но чистой. Я попробовала ее на вкус. У нее был слегка илистый привкус — неприятный, но терпимый. Внезапно жажда стала столь сильна, что желудок свело судорогой. Я зачерпнула побольше воды и вдоволь напилась, не боясь побочных эффектов.

После этого я попыталась сосредоточиться. Все мое оружие и другие необходимые вещи исчезли. Но мне удалось обнаружить платок, спрятанный в рукаве туники. Погружая платок в воду, я смогла умыться и стереть кровь.

Покончив с «баней», я внимательно изучила каменный мешок, в котором оказалась, передвигаясь медленно и осторожно, пядь за пядью. Камера была мала, стены сложены из старых каменных блоков с многочисленными зазорами, образовавшимися в тех местах, где от длительного пребывания во влажности утратил цементирующие свойства известковый раствор.

В одной из стен была устроена маленькая дверь, сделанная из толстых досок, обитых широкими полосами металла. Я подумала, что с другой стороны этой двери должен быть коридор, хотя из-за нее не доносилось ни звука; я слышала только собственное дыхание и монотонную капель. В нижней части двери было расположено зарешеченное отверстие. Его размеры позволяли просунуть ведро.

Я встала на колени, потом опустилась на локти и попыталась посмотреть сквозь решетку. Ничего. Только мрак. Непроницаемый, подавляющий волю мрак. Я просунула растопыренные пальцы сквозь решетку. Они сразу уперлись в дерево. Зарешеченное отверстие было перегорожено доской.

Я продолжала осмотр, внимательно изучая каждую мелкую расщелину или мало-мальски заметную шероховатость.

В камере не нашлось даже деревянных нар, никаких одеял, никакой мебели и утвари. В углу я обнаружила два пустых ведра. Их предназначение было очевидным. Одно отдавало отходами жизнедеятельности человеческого организма. Второе — затхлым душком старых, заплесневевших объедков.

Я знала, что делать дальше, — мне и раньше приходилось бывать взаперти. Поставила ведро для еды рядом с решеткой, чтобы его заменили на полное, если когда-нибудь надзиратель придет, чтобы покормить меня. Другое ведро отнесла в наиболее удаленный угол, чтобы использовать его по мере необходимости. Я сделала несколько несложных упражнений, чтобы размять затекшие мускулы. Они болели, но, похоже, достаточно хорошо действовали, поэтому я несколько минут бежала на месте, вдыхая и выдыхая как можно глубже, пока нервы не успокоились, а сердце не начало биться в устойчивом ритме.

После этого я присела на корточки, опершись спиной о стену, мысленно произнесла волшебные слова:

Помнишь утро? Помнишь ночь? И в ней — луну? Помнишь день? И яркий свет? И без края синеву?

Я энергично потерла друг о друга сложенные ладони, раскрыла их.

Появилось слабое свечение.

Я видела.

С помощью тусклого света, который мне удалось создать, я отыскала большой выступающий из стены камень высотой приблизительно до пояса. Потерев его поверхность ладонями, я оставила на ней устойчивые мазки света. Я продолжала растирать поверхность монолита до тех пор, пока вся она не засветилась, а на моих ладонях не осталось всего несколько волшебных частиц света. Я щелкнула пальцами, и свет стал более ярким. Не намного, но теперь освещения хватило, чтобы вызвать из небытия беспощадную серую пустоту моей тюремной камеры. Я щелкнула пальцами еще раз, и свет исчез. Третий — снова замерцал. Хорошо. Если кто-нибудь начнет открывать дверь камеры, я смогу быстро отключить освещение.

До сих пор я не знала, сколько времени находилась без сознания. Часы? Дни? Думаю, что все-таки не дольше одного дня.

Я погрузила кончик указательного пальца в светящиеся частицы на поверхности выступающего блока и провела небольшую черту на темном камне под ним, отметив день, когда попала сюда. Потом точно так же пометила день сегодняшний.

Затем я снова присела, опершись спиной о стену, чтобы все хорошенько обдумать, дождаться своего часа и быть к нему подготовленной.

В конце концов кто-то должен был прийти.

Я должна быть во всеоружии.

Прежде чем обо мне вспомнили, к первым двум светящимся отметкам добавились еще шесть. По моим подсчетам, с момента моего пленения должно было пройти восемь дней, хотя в действительности не представлялось возможным определить, когда кончался один день и начинался следующий. Для отсчета времени я вынуждена была взять за основу интервал между визитами надзирателя, когда открывалось зарешеченное окошко, расположенное внизу двери, пустое ведро для еды заменялось на полное, а второе — на пустое. Мне казалось, что между этими двумя визитами проходило так много времени, что каждый из них означал начало нового дня. Еда была типичной тюремной дрянью, даже вспоминать о ней неохота. Единственным положительным ее свойством было изобилие.

Как мне кажется, первый раз меня покормили через несколько часов после того, как я пришла в сознание, хотя это лишь предположение. Иногда минуты могут показаться часами, в особенности когда находишься в одиночестве да еще заключенной во влажную, душную камеру.

Здесь ничто не предвещало опасности до последнего мгновения, не было слышно ни стука кованых сапог надзирателя, гулким эхом отдающегося в коридоре, ни позвякивания ключей. Внезапно раздался легкий скрип решетки, которая слегка задела за каменный пол, когда ее стали сдвигать в сторону, поэтому я едва успела как можно тише щелкнуть пальцами, чтобы вовремя убрать свет.

Светящийся камень уже успел почти окончательно погаснуть, когда я увидела мерцающий отблеск тусклого света в том месте, где только что была решетка.

Я продолжала молча сидеть в углу камеры, который выбрала для сна. Стоящий за дверью довольно шумно дышал. И тоже молчал. Я чувствовала кожей, что кто-то буравит темноту глазами. Затем в камеру просунули длинный, светящийся шест. Пошуровали туда-сюда. С торца этого шеста шел довольно яркий луч света. Наконец луч уперся в меня и замер. Некоторое время за мной наблюдали.

Я продолжала сидеть молча и без движений. Шест вытянули из камеры.

— Есть хочешь? — прорычал грубый голос.

— Да, — ответила я.

— Дай ведро, — произнес надзиратель.

Я повиновалась, поудобнее перехватив ведерко для еды и протолкнув его в отверстие. Мой нос непроизвольно дернулся, ощутив вонь тухлого мяса, и в следующее мгновение передо мной появилось ведро, наполненное едой. Я отставила его в сторону.

— Нужду справила?

— Да, — ответила я, — все в порядке.

— Давай ведро, — скомандовал тот же голос.

Тем же путем я отправила и второе ведро. Его заменили на пустое.

Вслед за этим решетка была задвинута на прежнее место, и стражник исчез.

Имея за плечами опыт каменных застенков Конии, я быстро смекнула, что должна съесть эту гадость независимо от того, насколько дрянной она окажется. Но в данном случае еда откровенно отдавала тухлятиной, а мне совершенно не хотелось заболеть. Много лет назад от своего отца я узнала, что в необжитых местах лучше всего употреблять как можно более горячую пищу, если хочешь избежать отравления. Поэтому я сформулировала заклинание, чтобы разжечь небольшой костер, и довела до температуры кипения содержимое ведра. Вскоре моя каменная клетка наполнилась густым духом испорченной капусты и слегка подгнивших мясных обрезков.

Я постаралась думать о чем-нибудь приятном и заставила себя проглотить как можно больше баланды. У меня не было ни ложки, ни даже маленькой дощечки, поэтому я была вынуждена есть руками. Когда мне показалось, что я насытилась, то обнаружила, что в ведре осталось достаточно для того, чтобы поесть еще раз, поэтому я поставила его вблизи светящегося камня, чтобы случайно не опрокинуть.

Напоследок я запустила в ведро пальцы в надежде выудить хоть что-нибудь полезное. В жирном мясном вареве я обнаружила плоскую кость. Я попыталась определить, какому животному она могла принадлежать. Явно не птичья — ручаюсь головой. Не могла она принадлежать ни свинье, ни корове. Немного погодя я пришла к выводу, что такие кости бывают у ящериц. Я припрятала ее в рукаве туники в надежде, что она может пригодиться в будущем. Поев второй раз, я внимательно осмотрела опустевшее металлическое ведро. Оно было местами ржавым и имело примитивную ручку. Я знала, что не смогу воспользоваться даже самой маленькой частицей ведра или его ручки для того, чтобы сделать себе оружие, потому что те, кто держит меня под стражей, сразу обратят внимание на поломку. Поэтому я ограничилась тем, что соскребла с поверхности ведра немного ржавчины — получилась совсем небольшая щепотка — и завернула ее в лоскут, который оторвала от своего платка. Я спрятала получившийся маленький сверток в рукаве, устроив его рядом с косточкой ящерицы.

Сделав несколько расслабляющих упражнений, я выключила свет и вскоре уснула. Проснувшись, почти сразу приступила к зарядке, потом снова присела в излюбленной позе у стены и начала обдумывать сложившуюся ситуацию.

Немного погодя я привела астральное тело в соприкосновение со стеной, вошла внутрь камня, но почти сразу была остановлена. Заклинание, блокирующее камеру, показалось мне толстой, вязкой и очень упругой губкой. Я усилила нажим, но эта, как оказалось, бесконечная губка поглотила мои усилия. Пришлось отступить. Я находилась на территории, контролируемой вражеским колдуном, которого при любом, самом благоприятном для меня раскладе будет трудно победить, даже если он — невежественный шаман. Поэтому я сформулировала заклинания самозащиты, обеспечив наиболее надежную защиту от внезапной охоты.

Враг не заставил долго себя ждать и напал вскоре после того, как я заснула.

Снова вернулись дни далекого прошлого, когда я преследовала Архонта и заблудилась в просторах Западного моря. Я размышляла в своей каюте, качаясь на подвесной койке, убаюканная равномерным дыханием поверхности палубы, пока корабль мягко качался на волнах.

Внезапно в мой тихий сон вклинился Гэмелен, стуча по палубе посохом.

— Пришло время для очередного урока, друг мой, — произнес учитель.

Он бросил палку в меня, в полете она превратилась в большую крылатую змею, которая отвратительно шипела, с ее острых зубов на палубу капал яд.

Я дернулась убежать. Каждый нерв тела болел, давал команду отпрыгнуть в сторону, скатиться кубарем с подвесной койки и бежать сломя голову от смертельно опасных отравленных клыков. Вместо этого я поймала змею чуть пониже головы, за то место, где с двух сторон располагались небольшие углубления Надавив на эти углубления с двух сторон большим и указательным пальцами, я вызвала струю зеленого яда.

Отрава расплескалась на сверкающей поверхности палубы у самых ног Гэмелена. Он вскрикнул, и крик его боли заставил мое сердце защемить, потому что я сотворила это с наставником и другом.

Затем изображение Гэмелена расплылось, стекло по мерцающей поверхности дьявольского фантома, как обычно стекает нагретая краска по висящему на стене зеркалу.

Я проснулась, как от удара, сердце кувалдой било по ребрам, поджилки тряслись, как будто кто-то сильно дергал за натянутые струны. Рот был сух, как пергамент, губы запеклись. Я испытывала невероятную жажду. Щелкнув пальцами, я включила свет и направилась в тот угол, где в маленькую лужицу со стены капала вода. Зачерпнув воды, жадно выпила. Язык обволокло илистой жидкостью, но жажда исчезла. Вернувшись в спальный угол, я присела и попыталась сосредоточиться, на что потратила довольно много времени. Как только я снова полностью овладела собой, то сразу заснула.

Пришел стражник. Заменил ведро. Я оставила еще одну световую отметку на стене, потом тренировалась до полного изнеможения и снова погрузилась в сон.

На этот раз мне приснилось, что я нахожусь в саду Амальрика. Омери играла на флейте. Брат наливал в мой большой хрустальный бокал вино.

— Я люблю тебя, дорогая моя сестра, — произнес Амальрик, — и ты это хорошо знаешь. Более всего меня восхищала твоя храбрость. Но я думаю, что на сей раз ты проиграла. Признай это. Мы поднимем бокалы, и потом ты сможешь вернуться домой.

Я взяла бокал из рук брата. Его Амальрик наполнил вином Антеро, сделанным из лучших сортов винограда, из садов, от сбора в наиболее удачные и урожайные годы. Аромат вина заставил меня снова тосковать по родине. Невольно вскипели слезы, и мне доставило много труда отогнать их.

Амальрик широко раскинул объятия и сказал:

— Обними меня, Рали, я так по тебе соскучился!

Я с размаху разбила бокал о садовую скамейку и увидела, что в моей руке осталось зажатым острое, зазубренное хрустальное оружие. Амальрик поднял руки, как бы защищаясь от меня.

Я рассекла его ладонь рваными кромками разбитого бокала. Амальрик вскрикнул, из раны обильно потекла кровь. Я приблизилась к нему. Брат попытался убежать, но я настигла его прежде, чем он успел сделать несколько шагов. И я начала наносить удар за ударом своим хрустальным кинжалом.

Амальрик упал замертво у ног рыдающей Омери.

По моему лицу струились слезы, когда я вновь вернулась к действительности. Уняв всхлипы и осушив слезы, я снова направилась к лужице, чтобы утолить возникшую так же, как и после первого страшного сновидения, нестерпимую жажду. Я подавила все чувственные ощущения, все эмоции и сделала мой мозг пустым, как головка симпатичной, но ленивой школьницы.

Шло время. Появлялся и исчезал стражник. На камне появлялось все больше отметок. В сновидения никто не вмешивался. Но я знала, что противник вернется.

Перед тем как он атаковал еще раз, я успела нанести на стену еще несколько светящихся штрихов.

Я снова была в саду Амальрика. Омери рыдала над телом брата. Мои руки и туника были запачканы его кровью.

Неожиданно появилась моя мать, а я стала маленькой девочкой. Кровь, капающая с рук на садовую дорожку, до такой степени усилила чувство вины, что мне захотелось умереть.

— Что же ты наделала, Рали? — закричала мать. — Как же ты посмела убить родного брата?

Я все еще сжимала в руке разбитый хрустальный бокал.

И я сделала то, что должна была сделать.

Быстро.

Когда мать была мертва, я убила Омери. Кровь залила тропинку сада, забрызгала розы.

Меня рывком выдернуло из сна. Я едва успела подбежать к ведру с нечистотами, как меня стошнило.

Для полного восстановления потребовалось несколько часов. Когда мне удалось, я поняла, что отразила последнюю атаку невидимого врага.

И подготовилась к тому, что должно произойти дальше. Я извлекла косточку ящерицы и заточила ее о камень, доведя кончик до остроты швейной иглы. Затем использовала немного жира из ведра для еды, чтобы густо смазать косточку и сделать ее поверхность клейкой. Потом осторожно обсыпала ее ржавчиной, пока вся косточка не покрылась сплошным слоем. Произнеся заклинание, я спрятала оружие в рукаве.

Перед тем как отойти ко сну, я тщательно обмылась. Распутала космы, в которые превратились некогда красивые волосы, и, расчесав их пятерней, постаралась уложить получше.

Плохо, когда приходится оставаться наедине с тенями прошлого. Все старые грехи и неудачи собираются, чтобы унижать вас. Все случаи, когда поддались по принуждению слабости, все то из содеянного ранее, что достойно сожаления, — как и то прощение, которое вы отказались даровать. Вы поочередно рассматриваете их. Внимательно изучаете, плачетесь в жилетку, занимаетесь самоистязанием, потом бережно прячете их подальше — все нерешенные проблемы. Скрючившись в углу камеры, я погрузилась в пучину воспоминаний и боролась с нравственными мучениями до тех пор, пока мои глаза не превратились в ледышки, а сердце окончательно не зачерствело.

Еще раз приходил тюремщик. Я сделала новую отметку на стене и как-то отрешенно подумала, сколько еще светящихся полосок добавится за время моего пленения.

В тот момент, когда дверь камеры распахнулась, я ела, стараясь не думать о еде. Камеру залил яркий свет, и, когда я подняла ладони, защищая от него глаза, в нее ворвались две большие тени и бросились ко мне. У стражников была мерцающая золотом сеть.

У меня уже сложился определенный план действий, поэтому я не оказала сопротивления. Стражники набросили на меня сеть, и я оказалась завернутой в ячеистую блестящую ткань. Она прилипла к телу, как паутина, так туго спеленав руки и ноги, что все мои попытки сорвать ее с себя оказались бы безуспешными. Пока стражники закатывали меня в сеть, точно в ковер, я незаметно вытащила косточку ящерицы из рукава. Не совершив ни одного лишнего движения, крепко зажала ее в кулаке — и продолжала лежать совершенно спокойно.

Потом стражники взялись за концы сети, довольно бесцеремонно подняли меня и понесли.

Путешествие по тюремным коридорам и лестницам проходило в полной тишине. Я видела по дороге наглухо закрытые двери камер, громадных охранников, похожих из-за неопрятного вида на водяных; заключенных, прикованных цепями к стенам коридора; извергающую снопы искр печь, в которой палач добела накалял орудия пыток; слышала леденящие душу крики истязаемых. Я почувствовала облегчение, когда меня пронесли мимо камеры пыток, но именно в этот момент в груди снова защемило, так как до меня донесся пронзительный крик. Я не смогла определить, кому принадлежал этот вопль — мужчине или женщине…

Наконец мы остановились на площадке лестничного пролета. Пока мы взбирались по лестнице, я непроизвольно считала ступени. Их оказалось сто семнадцать. До сих пор помню это бесполезное и бессмысленное число, мне не раз приходилось пересчитывать ступени в ночных кошмарах.

Когда стражники подняли меня на верхнюю площадку, я увидела, что каменные стены закончились и вместо них в поле зрения появилась отесанная поверхность скалы. Я немного повернула голову, чтобы получше рассмотреть, где нахожусь, и увидела, что стражники влекут меня к деревянным воротам, за которыми оказался ствол шахты. Они перехватили меня так, как будто бы несли бревно, и стали на деревянную платформу, с невысокими, также деревянными бортами и без крыши. Я отклонила голову назад, чтобы посмотреть наверх, и увидела механизм передачи. Цепи уходили далеко наверх, в неуловимую даль, в темноту, в самом конце которой виднелась точечная искра света.

Жар был почти нестерпимым. Казалось, что где-то рядом, за гранью деревянной клети, затопили баню. Пот градом катил по лицу, ел глаза и обжигал потрескавшиеся губы.

Один из стражников дернул за канат, и я услышала, как звякнул отдаленный колокол. Платформа дернулась, а потом с натужным скрежетом и скрипом, издаваемым цепным механизмом, медленно поползла наверх. Подъем начался как-то неуверенно, платформа то и дело чиркала о стены, но немного погодя ритм движения стабилизировался, клеть перестала раскачиваться и вращаться, подъем ускорился.

В углу, в одной из деревянных стоек, на которых держалась платформа, свисали маленькие прозрачные лампадки, сделанные из хрусталя, мерцавшие в полумраке шахты. Свет лампад падал на неровные каменные стены шахтного ствола, довольно быстро мелькавшие за бортом, отражался от подземных ручейков, струившихся по скалам, рассеивался во влажном воздухе и на мелких металлических предметах.

Вдруг шахта ушла в глубину, и появились боковые штреки, в которых в ожидании подъемника столпились люди, изумленно заморгавшие, увидев, как мы пронеслись мимо, вместо того чтобы остановиться. Немного погодя я догадалась, что штреки ведут к рудным залежам. Кроме того, я поняла, насколько глубоко была спрятана моя камера под рудником, который, как я впоследствии выяснила, был самым глубоким из рудников Короноса.

Пока клеть поднималась, быстро проплывая мимо выходов в боковые штреки, я слышала рев пламени, стук и лязг металлических инструментов, удары кирок, с помощью которых крушили породу, грохот колес деревянных тачек, грубую брань надсмотрщиков, стоны и крики тех, кого силой принуждали к рабской повинности.

Подъем продолжался несколько часов, и в течение всего этого времени стражники не обменялись друг с другом и парой слов.

Через некоторое время я ненадолго отключилась, разморенная духотой, царившей в шахте.

Очнувшись, я почувствовала порыв холодного ветра; платформа внезапно остановилась.

Мои веки, слегка моргнув, поднялись, но я моментально зажмурилась от яркого света. Стражники рывком открыли ворота, и меня вынесли на холодный серый день. Прежде чем я успела осмотреться, на голову мне нахлобучили черный мешок. Тяжелый удушливый запах наполнил легкие, ошеломив меня. Я начала судорожно дышать, поглощая все больше этого вызывающего тошноту газа.

И мрак снова овладел мной.

Во сне мне привиделось, что я лежу в заросшей беседке в объятиях любовницы. Она была чужой и знакомой одновременно, черты ее лица и очертания фигуры менялись всякий раз, как только я вглядывалась в них. Она была приятна и добра, и единственное желание, которое владело нами, быть вместе, любить друг друга, а когда желание и страсть улеглись и на смену пришли успокоение и нежность, я погрузилась в томную и радостную негу. Во сне я задремала, положив голову на колени моей возлюбленной.

Я проснулась от едва различимых звуков флейты, на которой невидимый музыкант выводил спокойную мелодию. В воздухе медленно разливался запах фимиама, а под собой я ощутила блаженную мягкость подушек.

Когда сознание полностью вернулось, я поняла, что мои пальцы все еще крепко сжимают косточку ящерицы. Меня омыло дождем облегчения. Мое оружие не нашли!

Кто-то произнес мое имя, и я открыла глаза, чтобы увидеть двух молодых служанок, склонившихся надо мной.

Они были симпатичными созданиями с кожей цвета свеже-взбитого сливочного крема, одетыми в короткие прозрачные платьица с узкими золотыми поясами, повязанными вокруг осиных талий.

В руках у служанок были губки, с помощью которых они старательно обтерли мое лицо, используя для этого ароматизированную воду, и кувшин с легким вином, которое помогло утолить жажду. Служанки осторожно подняли меня с великолепной постели с глубокими, отделанными парчой подушками и альковными занавесками розового цвета, которые можно было при желании задернуть.

Служанки обращались ко мне как к госпоже Антеро и объяснили, что я должна быть готова к тому, что буду представлена королю. Я позволила им увести меня от волшебного ложа, при этом я не обращала никакого внимания на болтовню.

Будучи совершенно обнаженной, бесшумно ступая по толстым ворсистым коврам, я с любопытством разглядывала все, что меня окружало. Стены комнаты были увешаны невероятно дорогими гобеленами, на которых искусные руки мастеров выткали картины с изображением полей, лесов, рек. Встречались сцены с изображением игр красивых молодых людей. Преследование оленя, мчащегося через луг. Нежные объятия в тени деревьев. Несмотря на то что все изображенные юноши и девушки были нагими, а некоторые из любовных сцен имели слишком откровенный характер, гобелены были выполнены с большим вкусом.

Служанки привели меня к каменной ванне размером с небольшой бассейн, наполненной горячей водой, над которой стоял ароматный пар. Я спустилась по ступеням и вошла в воду по пояс. Служанки взяли меня под локоть и помогли сесть; затем хлопнули в ладоши, и из-за занавесок появилось еще несколько девушек — одна другой краше. Все они были юны, и у меня заметно посветлело на душе, когда я услышала их детское повизгивание от удовольствия после того, как они сбросили одежды и окунулись рядом со мной в воду бассейна.

Потом меня выкупали самым замечательным образом. То там, то здесь я ощущала прикосновение мягких пальчиков, меня терли губкой, массировали, обливали горячей водой. Девушки вымыли мою голову, аккуратно обращаясь с волосами, и приложили лечебные масла к ссадинам.

Впечатление было такое, как будто бы я продолжала спать и видеть сладкий сон, в котором попала в рай, где мгновенно выполнялись мои самые заветные мечтания. Раем, где на самом деле опасности подстерегают на каждом углу.

Я плыла по течению, смеясь над маленькими шутками, щекоча прелестных банщиц и умело используя их действия, чтобы так переложить косточку ящерицы, чтобы ее не обнаружили.

Служанки не заметили моих обманных движений. Они хвалили мою внешность, плакали и горевали над боевыми шрамами, приговаривая: ах, ах, бедняжка, — но ни на мгновение не прекращали нежно обрабатывать мое ослабевшее тело.

Потом меня терли полотенцем так долго, что кожа начала светиться, затем завернули в большое махровое полотенце и усадили рядом с маленьким столиком, на котором располагались изысканные блюда, предназначенные для того, чтобы утолить голод. Там был прозрачный бульон, гренки, хлеб с маслом и медом, тонкие ломтики бекона, яйца в вине и дольки разнообразных замороженных фруктов. Я наелась досыта, непрерывно улыбаясь и рассеянно отвечая служанкам, когда они спрашивали меня о том, что еще моя душа желает, но не говоря ничего, кроме «пожалуйста» и «огромное спасибо».

Наконец наступило время одеваться. Служанки отодвинули одну из занавесок, и моему взору открылся платяной шкаф размером в жилую комнату. В нем можно было найти любой наряд, который только можно себе представить, сандалии, туфли, сапожки, способные удовлетворить самую разборчивую модницу. Я бегло просмотрела почти весь гардероб, время от времени коротко отмечая качество какой-нибудь вещицы. Мне не надо было ни о чем спрашивать и тем более пытаться примерять все эти наряды, для того чтобы убедиться в том, что каждый из них будет мне впору.

Обстановка была естественной и даже слегка расслабляющей. Мы ощущали себя сестрами, которые готовятся к королевскому балу. Я не произнесла ни одного лишнего слова и не сделала ничего, что могло бы испортить настроение, и предоставила череде событий возможность увлечь меня навстречу судьбе, не забывая при этом непрерывно пополнять запасы энергии и укреплять волю.

Я выбрала простую тунику и подходящие к ней леггинсы, а под тунику надела блузку с широкими рукавами. Надев блузку, я сразу спрятала в рукаве косточку ящерицы.

Ноги я обула в сапожки из оленьей кожи, в качестве пояса выбрала серебряную цепочку. Служанки открыли шкатулку со множеством ящичков, каждый из которых имел секретный замок. Ящички были наполнены разнообразными ювелирными украшениями — от тиары до браслеток и сережек из золота.

Я поскромничала, заявив, что не люблю драгоценности. На самом деле все обстояло как раз наоборот. Но я предпочитала сделать более благоразумный выбор, нежели носить украшения из металла или драгоценных камней на территории, контролируемой вражеским колдуном.

Служанки были настолько безразличны к моему решению, что я засомневалась, глядя на закрытый только что ими сундук, — может, я ошибалась, и драгоценности безопасны. Я тронула защелку на крышке сундука, имитируя стремление помочь набросить ее на петлю, почувствовала предупреждающее жужжание волшебного поля и поняла, что не зря отказалась от побрякушек.

Наконец я была готова. Глянула в зеркало, пока служанки хлопотали рядом, без конца поправляя складки моей одежды и заправляя непослушные локоны под изящную шляпку.

В дверь комнаты грубо постучали. Одна из девушек открыла ее, и вошли два солдата в доспехах.

Наступило время встречи с королем.

Мы прошли по коридорам, преодолели множество лестниц, ведущих и вверх, и вниз, пересекли гораздо больше комнат и залов, чем я была в состоянии запомнить, и в конце концов остановились около высоких деревянных дверей, которые охраняла стража с копьями.

Из-за них доносились неистовая музыка, необузданный смех, громкие голоса пьяных спорщиков; все это сливалось в какой-то нестройный, хриплый шум. Затем двери раскрылись, и меня ввели в тронный зал короля Мэгона.

Зал был длинным и узким, со столами и скамейками из дерева, которые стояли по обе стороны от широкого прохода. В зале пировали плотные, неуклюжие воины, которые то и дело отрубали кинжалами или короткими мечами увесистые ломти жареного мяса, заглатывали их и жадно заливали элем из больших кувшинов — пенистый напиток струился по их бородам, а потом долго скандалили из-за лакомых кусков, которые им не достались.

Слуги непрерывно сновали по проходу, поднося блюда с грубо наваленным мясом или кувшины с вином, убирая опустевшую посуду.

Циркачи и шуты шатались среди участников застолья — от стола к столу и вдоль прохода, — по дороге прихватывая, как бы случайно, то нож, то ломоть мяса или пирога, то и дело спотыкаясь, падая, кувыркаясь и создавая полнейшую неразбериху.

В зале стоял непрерывный гул, поэтому музыка, которую исполняли страдальческого вида музыканты, разместившиеся в одном из углов, была практически не слышна.

Стражники довольно грубо подтолкнули меня, и я прошла вперед по длинному проходу между столами, привлекая к себе все больше и больше внимания со стороны застолья. Меня обдала волна похотливых и даже злобных замечаний по поводу моей внешности, которые, по-видимому, казались самим «шутникам» комплиментами. Будь это в другом месте и в другое время, я бы немного задержалась, чтобы преподать им урок хороших манер. Но сейчас я сосредоточилась на том, чтобы идти вперед, не замедляя шага, вовремя уворачиваясь от подвыпивших воинов Мэгона, — но так, чтобы у стражников не возникало никаких опасений насчет моих намерений.

Моя сущность заклинателя оставалась невозмутимой. Я тщательно спрятала магические чувства, вплоть до последней частички астрального тела. Над всем этим шумом и гамом, которые издавали веселившиеся люди Мэгона, я различила легкое жужжание волшебного поля вражеского колдуна.

Чем дальше я продвигалась по проходу, тем сильнее и отчетливее становилось это ощущение.

Недалеко от конца зала толпа поредела, и я увидела короля.

Даже глубоко утонув в подушках трона, перед которым был отдельный стол, король Мэгон казался великаном — меня не обмануло впечатление, когда я впервые увидела его с высоты холма. Он был одет в свободную белую сорочку, залитую красным вином, а на его плечи была небрежно наброшена королевская мантия. Тяжелая, украшенная драгоценными камнями корона так сильно съехала набок, что, казалось, вот-вот упадет. На самом верху высокой спинки красовалась вырезанная из дерева голова белого медведя.

Около Мэгона собралась небольшая группа людей, которая издавала довольно громкие крики, но голос короля звучал настолько мощно, что я хорошо его слышала. Разговаривая, Мэгон ритмично постукивал мясистым пальцем по столу, чтобы лишний раз подчеркнуть, насколько глубокое значение имеет его мнение.

Потом я увидела, как к Мэгону склонился тщедушный человечек и что-то прошептал ему на ухо. Король кивнул и, пока искал глазами то, о чем ему сообщил человечек, обтер испачканные жирной едой пальцы о бороду. Наконец глаза Мэгона нашли меня, как раз в тот момент, когда я подошла к лестнице, ведущей к возвышению, где был установлен стол короля.

Один из стражников дернул меня за рукав, и я остановилась.

Король громким голосом приказал всем замолчать, но думаю, что в нескольких шагах за моей спиной никто на разобрал его слов. Мэгон покраснел от негодования, поднялся на ноги и с размаху ударил кувшином о поверхность стола.

— Молчать! — проревел он.

Кувшин разлетелся на мелкие осколки, вино залило все вокруг. Однако король добился требуемой тишины. Все повернулись, чтобы посмотреть на Мэгона.

— Ребята, — сказал он голосом, хриплым, как у пьяницы, но и полным озорства, — сегодня у нас необыкновенный гость. Пожаловал к нам, невзирая на все тяготы путешествия, из северной страны.

Король указал на меня, и все разом зашевелились, чтобы получше рассмотреть гостя. Пока Мэгон говорил, я искала источник магического поля. Легкое жужжание, покалывание исходило не от него. Король не был волшебником. Не обладал магическим даром ни его помощник — тщедушный человечек, ни кто-либо из окружавших короля людей.

Пока я продолжала поиски, король говорил:

— Кроме того, ребята, она происходит из по-настоящему богатой семьи. Насколько мне известно, это наиболее влиятельная семья на севере. Ее брат — тоже «король», крупный торговец. И в придачу — путешественник. По крайней мере, мне так рассказали. — Мэгон улыбнулся мне и спросил: — Я все правильно излагаю, ни в чем не ошибся?

Я слегка поклонилась и ответила:

— Все совершенно точно, ваше величество.

— Мне говорили, что вы еще и ведьма, — сказал король так громко, чтобы все слышали.

— На самом деле я — заклинательница, ваше величество, — вежливо возразила я, — это официальная должность в моем городе.

— Не имеет значения, как вы это трактуете, — отрубил Мэгон, — смысл от этого не меняется.

Я улыбнулась, принимая эту поправку, и произнесла:

— Да, ваше величество.

Король кивнул, рассеянно ища чашу с вином. Вблизи не оказалось ни одной, но слуга мгновенно зачерпнул из бочки, наполнив чашу почти до краев, и ловким движением вложил ее в руку его величества. Мэгон как ни в чем не бывало сжал ее своей лапой и медленно выпил вино. Осушив чашу, Мэгон перевернул ее, как бы показывая, что не оставил ни капли, а потом отпустил. Чаша покачнулась. Тот же слуга поймал ее, так чтобы звон посуды не нарушил хода мыслей короля.

Мэгон рыгнул и обтер бороду. Потом он слегка наклонился вперед и оглядел меня, ожидая, по-видимому, какого-нибудь ответного слова или действия. С моей стороны ничего не последовало. Хотя я успела заметить, что действие, которое разворачивалось перед моими глазами, было, по всей вероятности, позерством.

Затем Мэгон обвел взглядом своих воинов и спросил:

— Что привело тебя в наше королевство? Конечно, это большая честь для нас. Разве не впечатляет, ребята?

Люди Мэгона начали выкрикивать сальности, презрительные насмешки, язвительные замечания и иронические комплименты.

Король посмотрел на меня, сардонически улыбнулся и произнес:

— Убедилась, что мы польщены?

Вопрос вызвал еще один всплеск смеха и издевательств. Я позволила всей этой грязи стечь с меня, сохраняя на лице спокойную улыбку, — вела себя так, как будто бы все шло нормально.

Когда дикари успокоились, я сказала:

— Надеюсь, ваше величество, что вы не воспримете то, что я скажу, как неуважение с моей стороны, но до этого путешествия я никогда не слышала вашего божественного имени.

Мэгон нахмурился, его тяжелые брови заходили и начали сближаться, как два плывущих рядом баркаса в штормовом море.

— Никогда не слышала о короле Мэгоне? — громовым голосом спросил он.

— Никогда, ваше величество, — ответила я. — Как вы сами сказали, я прибыла издалека.

— Тогда я полагаю, что ты никогда не слышала и о короле по имени Белый Медведь?

Мой взгляд непроизвольно упал на вырезанную из дерева голову медведя, венчающую трон, и, пожав плечами, я ответила:

— До сегодняшнего дня — никогда, ваше величество. Однако мне рассказали, что в этих местах жил легендарный правитель. Сотни лет назад.

Вместо того чтобы рассердиться, услышав мой ответ, Мэгон улыбнулся.

— Вы видите, ребята, как все повернулось, — произнес он, обращаясь к своим воинам, — вы убедились в том, как эти разодетые в пух и прах богатеи из дальних стран распространяют о нас небылицы? Оказывается, мы — легенда, а? И сотни лет как исчезли с лица земли, не слабо?

В ответ воины Мэгона заорали пьяными голосами отвратительные оскорбления в адрес «разодетых в пух и прах богатеев».

Мэгон снова повернулся ко мне.

— Король Мэгон и Белый Медведь — одно и то же лицо. — Он гулко ударил себя в грудь. — И ты стоишь перед ним.

Я слегка наклонила голову, как бы кланяясь, и произнесла:

— Премного польщена, ваше величество. Благодарю вас за то, что просветили меня.

— Но ты не удивлена? — спросил король.

— Удивлена, ваше величество? — спросила я в ответ. — С чего бы мне вдруг удивляться?

Мэгон снова нахмурился. Потом сказал:

— Ведь перед тобой легенда во плоти!

Я еще раз пожала плечами. Мэгон еще больше помрачнел. Видимо, при этом дворе пожатие плечами являлось привилегией королей.

— Сожалею, если я каким-то образом оскорбила ваше величество, — извинилась я, хотя мой голос при этом совершенно не выражал сожаления. — Если бы я изобразила изумление, то это была бы ложь, единственной целью которой было бы польстить вам, получить какую-нибудь выгоду от власть предержащего. На самом деле я только что узнала о вашем существовании. Точно так же, как вы совсем недавно услышали обо мне. Поэтому получается, что на эту встречу мы пришли, будучи равными в своем неведении.

К королю вернулось чувство юмора. Он шутливо погрозил мне пальцем и произнес:

— Не совсем так. Я кое-что о вас знаю, госпожа Антеро.

— Вы сняли большой груз с моих плеч, ваше величество, — сказала я, — потому что, если вам известно, кто я такая на самом деле, то вам должна быть понятна и полнейшая невинность моих целей.

Король Мэгон гулко рассмеялся.

— Невинность? — прорычал он. — Вы слышите, ребята? Вы слышали, что сказала эта ведьма?

Послышался гул голосов. Воины Мэгона как бы подтверждали правоту вождя.

— Так ты отрицаешь, что предприняла это путешествие, чтобы поработить мое королевство? — загремел голос Мэгона. — Так ты отрицаешь, что этот твой город — как его, Орисса — вошел в сговор с моими врагами? И вашими союзниками?

— У меня нет союзников, ваше величество, — ответила я. — Как нет их и у моего брата. Мы купцы, а не официальные лица государства. Наша цель — торговать, а не устраивать заговоры.

— Если твоим желанием была торговля, — продолжал король, — тогда почему ты не пришла прямо ко мне? Для того, чтобы спросить разрешение на торговлю, уплатить полагающиеся пошлины и уладить прочие формальности?

— Так как же я могла это сделать, ваше величество, если я раньше никогда не слышала о вас? А что касается поднятого вами вопроса о разрешениях и пошлинах, то теперь все обстоит гораздо проще. Мы можем приступить к переговорам немедленно. Выработать своего рода соглашение, которое я смогу взять с собой домой, в Ориссу, и получить одобрительное заключение брата.

— Немного поздновато спохватились, не так ли? — спросил король.

— Как же так, ваше величество?

— Между нами кровь, — ответил он.

— Трагическая ошибка, ответственность за которую лежит на обеих сторонах, ваше величество, — сказала я, — и уверена в том, что мы смогли бы достичь взаимоприемлемого соглашения о компенсациях, которое смогло бы помочь вдовам и сиротам моих людей. Кроме того, было бы уместно услышать с вашей стороны соответствующим образом сформулированные извинения за то, что такой ужасный, но неотвратимый случай произошел. В конце концов, мы все не хотели бы, чтобы этот случай отравлял наши будущие отношения. Поэтому, если вы тут же вернете мне моих людей, ваше величество, мы оставим это печальное недоразумение позади. Заключим небольшое по объему торговое соглашение между вами и семьей Антеро. И мы отправимся домой. Конечно, для этого нам потребуется кредит. Тогда мы сможем купить у вас корабль для возвращения в Ориссу. Как правило, взаимное доверие является непременным условием любого торгового соглашения. И я уверена, что если вы действительно что-то узнали об Антеро, так это то, что их кредит доверия, их слово — весомы.

— Вот как. — Король щелкнул пальцами. — И все прощено и забыто?

— Почему же нет, ваше величество? — спросила я. — Это путь, которому обычно следуют цивилизованные люди.

— Ты имеешь в виду, что мы — нецивилизованны? — грозно спросил король.

Мои брови выгнулись арками, когда я изобразила изумление и спросила:

— Я, ваше величество? Никогда не говорила ничего подобного!

— Но подразумевала, что если я не соглашаюсь, то становлюсь не более чем дикарем. — Король посмотрел на своих людей. — Разве не так она сказала, парни?

Послышались подтверждающие крики воинов Мэгона.

— Слышишь? — продолжал Мэгон, вновь обращаясь ко мне. — Здесь нет дикарей.

— Хорошо, — произнесла я, умышленно смещая акценты и нарочно искажая смысл диалога. — Теперь, когда мы с вами уладили это дело, ваше величество, я была бы весьма польщена, если бы вы как можно быстрее дали мне увидеть команду. Тогда мои люди смогли бы вместе с нами порадоваться хорошим новостям и осознать, что находятся в заботливых руках столь мудрого и образованного короля.

Король покраснел. Когда я более пристально взглянула на Мэгона, то подумала, что он гораздо моложе, чем кажется. Кожа его лица была грубой, на ней оставили неизгладимый след стихия и длительное пьянство. Но в то же время на лице Мэгона почти не было морщин, а гусиные лапки в углах глаз — едва заметны.

После небольшой паузы король сказал:

— Сначала нам предстоит обсудить другие дела. Затем мы поговорим о твоей команде.

Я изобразила изумление и произнесла:

— Я была бы никудышным командиром, ваше величество, если бы не ценила своих людей выше всего остального. — И внимательно посмотрела на воинов Мэгона, на лицах которых стало появляться выражение растерянности. Я продолжала: — Из преданности и почитания, которые демонстрируют ваши люди по отношению к вам, ваше величество, видно, что вы согласны с моим пониманием воинской чести.

Король готов был уже вспылить, но совладал с гневом, залпом осушив еще одну чашу вина.

— А после того как я увижу своих людей, ваше величество, — продолжала я как ни в чем не бывало, — осмелюсь затронуть одно важное обстоятельство — то обстоятельство, что нам обоим угрожает опасность.

— Опасность? — спросил король. — Что может угрожать мне?

— В ваших владениях орудует банда, ваше величество, — твердо сказала я.

Реакция моего собеседника была мгновенной:

— Бандиты? Какие такие бандиты?

— А те, которые напали на мои торговые представительства, — ответила я. — Они беспощадные убийцы. Чудовища в самом худшем смысле этого слова. Наши люди были убиты во сне.

По залу пронесся шелест изумления. Король в ярости посмотрел на меня. Но по каким-то причинам он был намерен и дальше продолжать эту игру.

— Я только что вернулся сюда, — сказал он, — и еще не успел ознакомиться с последними новостями. Моя столица расположена на берегу моря, на расстоянии многих лиг отсюда.

Тебе еще повезло, что я именно сейчас объезжаю свои владения. Не будь так, никто бы не смог остановить моих людей и они бы тебя убили. Я сожалею, что так получилось, но мы не доверяем чужакам. Вы все вооружены и следили за нами из укрытия. Выглядит довольно подозрительно, если вдуматься. Чертовски подозрительно, не так ли, парни?

Воины мрачно забормотали. Мэгон снова повернулся ко мне. Теперь у короля было жесткое, неодобрительное выражение лица. Он спросил:

— Почему ты не пришла к нам и не изложила суть твоего дела?

Я подняла руку, как бы ссылаясь на неведение, и произнесла:

— Мы заблудились в тумане, ваше величество. Кроме того, я до сих пор не представляю, где нахожусь. Что за город? Как называется ваше королевство?

— Город называется Коронос, — ответил Мэгон. — Здесь мои люди добывают редкие металлы. Королевство — Лофткуэстина. Что означает на нашем языке «Земля, где обитают Медведи».

— Спасибо, ваше величество, за то, что так подробно все рассказали, — поблагодарила я короля. — Когда вернусь домой, я буду повсюду и всем восхвалять ваше имя и ваше королевство. Теперь что касается того, как я очутилась в пределах ваших владений. Моя семья основала два торговых представительства в прибрежных поселениях, которые расположены в нескольких неделях пути отсюда. Мы имели дело только с местным населением, занимаясь торговлей мехами и предметами обихода.

Если мы оказались на вашей территории — я приношу свои извинения. Местное население в тех местах, где мы торговали, — дикие люди, и им, по всей вероятности, и в голову не приходило рассказать мне, кто их король. Но мы были первопроходцами, и я уверена, что мы вскоре обязательно узнали бы о той неосмотрительной оплошности, которую допустили местные коммерсанты, и пришли бы к вам с соответствующими дарами и учтивостью, чтобы попросить разрешения на продолжение торговли.

— Ты говоришь, что ваши два торговых поста были атакованы? — спросил король. Он разыграл крайнее изумление. А я силилась понять, почему король продолжает лгать.

— Да, ваше величество, — ответила я, — они действовали как профессиональные убийцы, чьей единственной целью было уничтожить моих людей. — Я презрительно сплюнула и продолжала: — Пираты и убийцы. Честный противник, который был бы возмущен нашим присутствием на его территории, скорее всего потребовал бы, чтобы мы убрались. А если бы мы были столь неразумны, что отказались бы подчиниться, то тогда между нами произошло бы сражение. Но в таком случае это было бы честным выяснением отношений. В таких действиях не содержалось бы ничего постыдного, хотя нам всем вместе пришлось бы потом оплакивать павших.

— Что же произошло после того, как ты посетила торговые посты и обнаружила, что они уничтожены? — спросил король.

— Я успела побывать только в одном из них, ваше величество, — ответила я, — могу только догадываться о том, что нечто похожее произошло и со вторым. Я видела свидетельство, подтверждающее эту догадку. Но полной уверенности у меня нет.

— Продолжай, — произнес Мэгон.

— Мы были застигнуты врасплох невероятно сильным штормом, который, безусловно, принес много неприятностей и вашему величеству.

Король кивнул и произнес:

— Да, я знаю, какой шторм ты имеешь в виду.

— Один из наших людей, оставленных здесь, был захвачен в плен. Такой же заклинатель, как и я. Его увел караван. Когда шторм закончился, мы пошли по следу каравана. По пути мы обнаружили тело заклинателя со второго нашего торгового поста. Заклинатель был зверски убит. Сначала его пытали. Это я просто обязана подчеркнуть. В преступлении может быть замешана та же самая шайка бандитов, ваше величество. Кто же, как не они, мог бы замучить до смерти беспомощного человека?

Король сердито посмотрел на меня, но промолчал.

— Именно тогда мы решили не отступать, ваше величество, — продолжала я, — а, наоборот, приступить к преследованию каравана. В надежде спасти нашего второго заклинателя. Мы увлеклись погоней и вдруг оказались в густом тумане, в котором заблудились и наткнулись на ваших людей. К несчастью, мы растревожили их. Может быть, ваше величество, вы сможете помочь мне что-нибудь узнать о судьбе второго заклинателя. Все следы, которые я видела перед тем, как мы заблудились, свидетельствуют о том, что он должен быть где-то поблизости. Его зовут Сирби, лорд Сирби.

Король наклонился в сторону своего помощника и что-то прошептал ему на ухо. Помощник быстро зашептал что-то Мэгону в ответ. Король, пока слушал, неотрывно смотрел на меня.

Именно в этот момент я обнаружила, откуда исходит легкое жужжание волшебного поля. Как раз за королем — на подставке из слоновой кости лежал изящный музыкальный инструмент. Это была чудесная, красиво сработанная лира, ее струны нежно мерцали в свете факелов.

Наконец король снова заговорил, и мне пришлось оторвать глаза от волшебной лиры.

— Похоже, твой друг действительно у нас, он жив и здоров.

— Очень рада услышать эту замечательную новость, ваше величество, — сказала я. — Теперь я смогу вновь увидеться с дорогим лордом Сирби сразу после того, как вы приведете ко мне остальных моих людей. Или расскажете мне, где они находятся, ваше величество. Я тотчас отправлюсь к ним. Вам не придется беспокоиться на этот счет и отдавать какие-либо утомительные приказы.

Король резко отклонился назад, кожа над его бородой постепенно начала приобретать багровый оттенок. Слегка запинаясь, он произнес:

— Хм… ты… ты не сможешь сделать этого…

— Я сама приведу их сюда, в этот зал, — настойчиво повторила я, — и мы все вместе сможем присоединиться к празднику по случаю визита короля Мэгона. Воистину — день, достойный того, чтобы его хорошо отметить. Нас спас от гибели такой великий король. Среди моих людей есть трубадур. Исполнитель превосходных баллад, ваше величество. Я уверена, что он сочтет за честь исполнить песню об этом замечательном событии.

Я повернулась в сторону лиры, широко раскрыла в изумлении глаза, делая вид, что заметила инструмент только что, и воскликнула:

— Вот это да! И он сможет сыграть вот на этой замечательной лире, ваше величество.

Произнеся эти слова, я вытянула руку и пальцем показала в ту сторону, где стояла подставка с лирой. В это мгновение маленькая искра волшебного поля, которую я послала вперед, чтобы узнать правду, невидимой пулей сорвалась с его конца. Искра ударила в лиру, и тут же я почувствовала характерное жжение от возвратного импульса магического поля, поэтому я быстро вернула искру и спрятала ее.

Я улыбнулась королю как можно мягче и спросила:

— Вы предпочитаете слушать мелодии, исполненные на лире, не правда ли, ваше величество?

Не успел король Мэгон что-либо ответить, как лира внезапно начала издавать звуки. Струны вздрагивали, как будто бы невидимые пальцы искушенного, но бесплотного духа бегали по ним, и чудесная музыка стала наполнять торжественный зал короля.

Затем от лиры ударила настолько сильная ослепительная вспышка света, что все вокруг поблекло и на мгновение исчезло.

Музыка звучала все громче и настойчивее, казалось, она разрасталась, а я в это время заставила себя посмотреть в сторону лиры, как можно лучше защитив глаза от ее сияния.

Теперь лира казалась огромным фонтаном света, струны вздрагивали, создавалось впечатление, что музыка и свет не только заливают все вокруг, но и проникают в плоть и кровь.

Вслед за этим лира превратилась в птицу с ярко сверкающими крыльями и очень широким хвостом, отливающим всеми цветами радуги. Птица мерно колыхалась в такт музыке, ее крылья то вздымались, то опускались в медленном, ровном ритме.

Внезапно музыка оборвалась, и тронный зал короля Мэгона, только что шумевший вокруг меня, растаял, и теперь я уже стояла в комнате, украшенной со вкусом подобранными коврами, подушками и гобеленами.

Король Мэгон лежал в расслабленной позе, утопая в глубоких подушках на невысоком диване. Как бы подчеркивая фигуру короля, на стене за диваном висела большая шкура белого медведя.

Я огляделась. В комнате больше никого не было. Но я ощутила чье-то присутствие и поэтому посмотрела на занавешенный альков, расположенный недалеко от шкуры медведя. Не успела я как следует разглядеть его, как занавески раздвинулись и появилась женщина.

На какое-то мгновение она задержалась, слегка позируя, ухватившись за край полога, так чтобы ее красота могла быть оценена по достоинству.

Это была та женщина, которую я видела рядом с Мэгоном на палубе золотого корабля. Она сменила разноцветные лоскутки шелка на обрывки паутинки, которая мерцала, подчеркивая естественную красоту ее обнаженного тела. Женщина была небольшого роста и обладала точеными формами, как мне и показалось в первый раз, но теперь я увидела, что она настолько изящна, что ее нагота выглядела похожей на костюм артиста и не воспринималась как откровенная демонстрация женского могущества.

Ее кожа была слегка загорелой, как будто бы она прожила всю жизнь именно в таком одеянии, свободно и подолгу передвигаясь под жарким южным солнцем. Груди были полными, высокими и очень красиво очерченными. Талия была столь узкой, что я смогла бы обхватить ее пальцами двух рук [две пяди, приблизительно 34,5 см], бедра столь выпуклы, что напоминали изгибы волшебной лиры. Несмотря на ее небольшой рост, ноги были длинными и стройными.

Женщина улыбнулась мне, потом легкой походкой вышла из-за полога, обе половинки которого бесшумно сомкнулись за ней.

Король застонал, смахнул с головы корону и начал растирать лицо толстыми пальцами, поросшими густыми волосами.

— Слава богу, ты пришла, Новари, — произнес он, — голова раскалывается.

Она коротко взглянула на меня бледными, прозрачными и ничего не выражающими глазами и пожала плечами, как будто бы прося прощения у своей сестры за то, что ей приходится тратить время на этого мужчину.

— Ах ты бедняжка, — пробормотала Новари, склонившись над Мэгоном, при этом мне показалось, что воздух слегка задрожал, наполняясь слегка различимым ароматом духов, который до звона в ушах обострил все чувства, — это было похоже на очень приятное мягкое прикосновение.

Новари встала за Мэгоном, взяла его голову в руки и начала массировать виски. Король закрыл глаза и слегка замычал от удовольствия.

Потом произнес:

— Новари от меня без ума.

Она поцеловала его в голову, и как звон небольшого колокольчика прозвучал ее смех. Новари сказала:

— Но ты снова был гадким, непослушным мальчиком, радость моя. — Она скривила губы и слегка передернулась. Потом продолжала: — Заставил бедную Рали долго ждать в этой отвратительной тюрьме. Очень грубо и непочтительно с твоей стороны, сладкий мой. Признай это. Ты был груб. И я думаю, что тебе следует немедленно извиниться.

Король поднял голову, повращал глазами, нашел Новари, пока она, не переставая, массировала его виски.

— А я-то думал, что нам следует побыстрее убить ее, Новари, — пожаловался он, — с ней не оберешься хлопот.

Новари крепко прижала короля к своим грудям.

Король заскулил от наслаждения. Новари негромко спросила:

— Я когда-нибудь давала тебе неправильные советы, радость моя?

Мэгон непрерывно поворачивал голову из стороны в сторону, стараясь поуютнее устроиться в золотисто-медовой прелести ее грудей.

— Никогда, — произнес он.

— Тогда сделай мне одно маленькое одолжение, ведь ты сделаешь, добрый мой, — промурлыкала Новари.

Король снова приподнял голову. Хитро усмехнулся.

— Ты хочешь получить ее в качестве подарка? — пробормотал он.

— Да, дорогой, — ответила Новари, — в качестве подарка. Вместо ответа король стал увлекать Новари вокруг дивана до тех пор, пока она не оказалась перед ним.

— Тогда она твоя, — сказал он.

Мэгон зарылся лицом в ее животе и начал его целовать и ласкать, слегка покусывая, постепенно спускаясь к маленькой золотистой долине.

Новари потрепала его по голове, повернулась и взглянула на меня.

— Тебе лучше уйти, — сказала она, показав в сторону двери, расположенной в другом конце комнаты, — там ты найдешь тех, кто ждет, чтобы проводить тебя в твои комнаты.

Король действовал все решительнее, и я оставила их наедине.

В точности как и говорила Новари, снаружи меня поджидали два стражника, стоявшие по обеим сторонам двери.

Как только они затворили за мной эту дверь, я вновь услышала звуки лиры.

И еще я услышала, как король издал громкий стон наслаждения, как будто попал в рай.

Когда я вспоминаю время, проведенное в Короносе, то удивляюсь, насколько была холодной, как прочно замкнулась, глубоко спрятав под ледяным панцирем все эмоции и магические ощущения. Я с абсолютным безразличием взирала на происходящее, всячески избегала каких-либо мыслей о будущем, полностью сосредоточившись на ближайших проблемах. Мне устроили засаду в виде шторма, отключили мое магическое зрение с помощью колдовской атаки, предпринятой врагом, поэтому у меня не было ни малейшего шанса для полного восстановления.

Я была свидетелем того, что случилось с Дасиар, и твердо усвоила, что любое мало-мальски значительное заклинание, которое мне захочется послать на врага, немедленно вернется и произведет непоправимые разрушения.

Теперь же, когда я полностью находилась во власти врага, мне следовало бы проявлять еще большую осмотрительность.

Точно так же не могла я и подумать о том, чтобы раскрыть пределы своей магической силы, так как это могло стать единственным фактором внезапности, если только судьба предоставит подходящий случай.

А пока единственное, что я могла сделать, — искать трещину во вражеской защите, а потом использовать эту трещину, изо всех сил ударяя по ней, пока защита не расколется.

В течение двух последующих недель я праздно проводила время в роскошной тюрьме, обосновавшись в шикарных апартаментах. Меня кормили отборной пищей, подавали изысканные вина и коньяки, молодые служанки без конца баловали и нежили меня. Я восстанавливала силы, заботливо сохраняя каждую их крупинку, изо дня в день спокойно наращивая свое могущество. Но я ни одного мгновения не сомневалась, что враг делает паузу сознательно, а не по недосмотру.

Я была уверена, что меня откармливают для того, чтобы потом убить. Но с какой целью — это было для меня полнейшей загадкой.

В этот период практически не удавалось выкроить времени на личные дела. Может быть, минуту-две каждый раз. Но этих минут было достаточно для того, чтобы постепенно складывать то заклинание, которое я смогла окончательно сформулировать втайне даже от самого настороженного и чувствительного вражеского колдуна.

Применив это заклинание, я превратила косточку ящерицы в длинную золотую булавку для волос. Я спрятала булавку глубоко в сундуке с драгоценностями, который открывали передо мной молодые служанки в первые дни после рудников Короноса, а потом, вроде бы случайно, нашла ее. Я долго любовалась этой булавкой, а потом объявила, что хочу носить ее в прическе.

Служанки охотно согласились, а одна из них даже сама заколола мои волосы и держала зеркало, показывая мне, что получилось.

Я оценила результат как бы неуверенно. Служанки в один голос объявили, что я выгляжу превосходно. Они старательно хлопотали вокруг булавки, лепеча, как она хороша и как идет мне. Я окончательно убедилась в том, что была права, когда отказалась от украшений, которые мне были предложены ранее.

Я немного подразнила служанок, еще раз изобразив неуверенность, но потом смягчилась.

Начиная с этого момента я непрерывно носила в волосах эту булавку — ночью и днем.

Однажды после обеда, ближе к вечеру, служанки неожиданно лихорадочно засуетились. Пока одно симпатичное трио лестью и обманом пыталось во внеочередной раз заманить меня в ванну, щедро добавляя в воду ароматные эссенции и нагретые смеси, содержащие мед и вино, другие хлопотали по всему помещению, приводя покои в порядок.

Они одели меня в простые, но очень элегантные одежды; мои волосы расчесывали до тех пор, пока они не засияли; несколько служанок приготовили подносы с легкими закусками и напитками, поставив их около камина, где они взбили подушки и раздули огонь. Потом девушки закрепили мои волосы любимой золотой булавкой.

Я не спрашивала, чем были вызваны спешные приготовления, но обратила внимание на то, что служанки поставили на один из подносов два богато украшенных бокала и собирались принести вино или коньяк, чтобы наполнить их. Потом они притушили свет и отодвинули в сторону занавес, закрывающий часть одной из стен, — это они проделали впервые, и моему взору открылось большое окно с видом на замерзшее озеро. Ночное небо было совершенно прозрачно, на нем ярко светились мириады звезд, но от поверхности замерзшего озера отражалась полная луна.

Звуки лиры, негромкие и идущие как бы издалека, привлекли меня к окну и заставили внимательно вглядываться в суровую красоту зимней ночи.

Я услышала шорох шелковых одежд и заметила, что служанки молча покидают комнату.

Музыка зазвучала громче, но и приятнее, так что наплыв чудесных звуков полностью захватил меня.

Я увидела, как на некотором отдалении, на фоне светлого лика луны дрейфует неясное облачко. Затем оно превратилось в птицу, которая стремглав пронеслась по ледяным просторам, опускаясь все ниже и ниже, до тех пор пока не заскользила над самой поверхностью белого, сверкающего в лунном свете льда и не подлетела наконец к окну.

Птица быстро налетала на поверхность стекла — но в последний момент перед неминуемым столкновением широко раскинула крылья и замерла, паря в воздухе.

Музыка все больше усиливалась, когда хвост этого необычного создания раскрылся веером, демонстрируя все великолепные цвета оперения, которое мерцало в такт музыке, — как будто бы перья были струнами волшебной арфы.

То была Птица Лира.

Именно ее я и ждала.

Птица Лира начала извергать фонтанирующий свет, и, когда я заслонила от него глаза, она медленно прошла сквозь оконное стекло. Музыка прекратилась. Свет погас.

А передо мной стояла Новари.

Она замерла на некоторое время, позволяя сердцу успокоиться, а ее проникновенной красоте распространиться вокруг, как ароматам необыкновенно редкого мускуса.

Тонкие, почти невесомые, разноцветные шелковые одежды трепетали вокруг ее превосходных форм. Тонкая тиара, богато украшенная бриллиантами, венчала голову с длинными, чудесными волосами. Она мило улыбнулась; улыбка на мгновение обнажила белые крепкие зубы, на фоне которых ее губы показались мне лепестками только что распустившейся розы. Плавным и в то же время летящим шагом Новари шагнула, поднимая изящную руку и прикасаясь к моей руке в знак приветствия. Пока Новари приближалась, ее шелковые одежды разошлись, обнажая участки тела золотисто-медового цвета.

Я непроизвольно поежилась, когда ее пальцы скользнули по внешней поверхности кисти моей руки. Это вызвало еще одну улыбку Новари, после чего она очень пристально и глубоко взглянула в мои глаза, как бы окончательно признавая факт взаимного притяжения. Ее глаза были похожи на бледные зеркала, которые вызвали непреодолимое желание увидеть в них отражение моих самых заветных мыслей.

Я вернула ей улыбку, щедро сдобренную заклинаниями страсти и желания. Позволила моим чреслам запульсировать от того жаркого прилива, которого она добивалась. Почувствовала, как покрылась гусиной кожей от воздействия возбуждающего биополя Новари. Но на самом деле все мои средства самозащиты были приведены в полную боевую готовность, позволяя обострившейся ситуации вести меня к цели сквозь толстое облако ароматного дурмана, которое создала Новари.

Новари напряглась, и я уловила своего рода гримаску разочарования, потому что сочла, что я недостаточно податлива под влиянием ее чар.

— Как любезно с вашей стороны, что вы пришли навестить меня, — произнесла я, показывая на яства и напитки, расставленные служанками на подносах, расположенных вблизи камина, — хотя теперь мне кажется, что я вас ждала.

Я почувствовала сгусток неукротимой жизненной энергии после того, как Птица Лира полностью превратилась в Новари. Она откинула назад свою красивую голову и рассмеялась. Звук был сильный, глубокий, бархатный. Ее дыхание пахло маком.

— Ты хочешь услышать правду, Рали? — спросила она. — Так в этом мое призвание. Я не могу говорить ничего, кроме правды. Даже пожелай я обратное, — не могу ничего с собой поделать.

Сказав это, Новари подмигнула мне с таинственным и одновременно циничным видом.

— Давай, дорогая Рали, не стесняйся, спрашивай все, что пожелаешь. Я думаю, что у нас впереди столько, — она остановилась, вздрогнула так, как будто бы только что пережила острый оргазм, — столько времени для изысканных способов самоотдачи…

Новари прижала мое запястье к своей груди и повела меня к очагу, где нас дожидались закуски и мягкие подушки.

Волшебница долго хлопотала, чтобы ублажить меня, и я наконец смогла опуститься на уютное ложе. Новари взбивала, перекладывая, поправляя, подушки, а потом, как какая-нибудь служанка, подала мне маленькую тарелку с деликатесами и наполнила мой бокал коньяком.

Я позволила ей суетиться. Заставила ее суетиться все больше и больше. Я играла в ее собственную игру — буквально швырнула ей в ответ требование льстить моей женственности и непрерывно преувеличивала это требование.

Я жаловалась и капризничала по мелочам, говоря, например, что бутерброды с печенкой, а я больше всего на свете не люблю печенку.

В то же время я исповедовалась Новари доверительным, сестринским тоном, что, когда у меня наступают месячные, меня неудержимо тянет на хороший кусок жареного сердца.

Я решительно отодвинула от себя бокал с коньяком, заявив, что предпочла бы чай. Однако, убирая бокал, я позволила верхней части моего платья сползти с плеча и увидела голод в глазах Новари. Я покраснела и быстро прикрылась, стыдливо опустив глаза, позволив моим длинным ресницам трепетать, как крылья колибри.

И все это время я втайне потешалась над волшебницей — если бы я дала волю своим эмоциям, то это был бы громогласный солдатский хохот.

Новари возбудилась, ее лицо покраснело от нетерпения и похоти.

— Ты знаешь, — сказала я, когда она подала мне чашку чаю, который сама заварила, вскипятив воду над очагом, — пожалуй, я все-таки выпила бы немножко коньяку, — я поежилась, — что-то сегодня мне кажется холодно.

В крепкий чай, поданный Новари, я добавила изрядную порцию коньяку, посмаковала аромат получившегося напитка, потом залпом выпила. Затем я посмотрела прямо в глаза Новари ничего не выражающим солдатским взглядом.

— Я буду принцессой, — спросила я хриплым голосом, — или ты будешь принцессой? По мне — все равно, так как мы обе знаем, что и так и эдак — только игра.

Блеклые глаза Новари моргнули. Несмотря на то, что ее лицо оставалось вежливой маской, я смогла распознать, что мой маленький дротик, брошенный почти наугад, попал точно в цель.

Новари пришла в себя и, звонко рассмеявшись, произнесла:

— Ты поразительная женщина, Рали Антеро.

— Я точно такая же женщина, как все те, которых ты встречала на своем веку, моя дорогая Новари.

Подцепив кувшин согнутым пальцем, я вновь наполнила чашу. Расслабившись на подушках, я скрестила локти, поставив их под грудь.

После этого я посмотрела на Новари, слегка скривив губы в презрительном недоумении.

— Ты заявила, что твердо намерена говорить только правду?

— Да, — ответила Новари.

— Не могу твердо сказать, что окончательно поверила тебе, — продолжала я, — обсуждение этого вопроса может завести нас в непроходимые дебри длительных и абсолютно бесполезных дискуссий о нравах и множествах философских терминов, как то: когда правда может стать ложью, а ложь — правдой.

— Давай, Рали, я расскажу тебе свою историю, — полупросительно сказала Новари, — а потом ты сама решишь, где правда, а где — ложь.

Я пожала плечами.

— Если тебе так охота, я ведь нахожусь в твоей власти и не смею командовать. Тем не менее я все равно не смогу узнать, насколько правдива твоя история, не так ли?

— Так или иначе, поведаю тебе, Рали, свою историю, и посмотрим, что ты скажешь, когда я закончу.

Костер постепенно угас. Я сделала магический жест, и он снова вернулся к жизни и весело затрещал.

Новари засмеялась, звук ее голоса напоминал музыку, струнную музыку лиры.

— Я принимаю это как приглашение к рассказу, — сказала она.

Птица Лира нахмурилась, черты ее прекрасного лица стали серьезными. Потом лицо Новари прояснилось, и она начала говорить.

Глава 10. РАССКАЗ ПТИЦЫ ЛИРЫ

— Я единственная в своем роде, — сказала Новари, — насколько мне известно, больше нет… созданий… похожих на меня.

Я возникла задолго до того, как начал править первый король Белый Медведь, может быть, тысячу лет назад… или больше. Я была создана могущественным колдуном для того, чтобы стать рабыней его принца. С моей помощью этот колдун намеревался подчинить себе своего хозяина и его королевство.

Для того чтобы создать меня, колдун долго рыскал по всей стране в поисках подходящего сырья. Он высматривал наиболее красивых и интеллигентных девственниц. Я не знаю, сколько именно девушек похитили его охотники. Две тысячи или даже больше.

Новари выпила. На этот раз она почти полностью осушила бокал. Я увидела, как ее щеки совершенной формы непроизвольно дернулись при болезненном воспоминании. И это не являлось лицедейством: те воспоминания, которые Новари сейчас поднимала из самых затаенных уголков подсознания, не были приятными.

— Когда колдун получил уверенность в том, что имеет достаточно материала, он принес девушек в жертву в храме, который построил специально для этих целей на территории королевского дворца. Кровь текла рекой. Крики умирающих девушек можно было услышать на таком удалении, что жители деревень вынуждены были плотно затворять ставни и дополнительно закрывать двери, думая, что вдали зреет шторм невероятной силы.

Потом колдун, используя тела и души убитых им девушек, а также их муки и все, что могло их составлять, — создал одно-единственное существо. Рабу любви, которая была без ума от своего рабства. — Новари опустила глаза. — Меня.

Я спросила:

— Так что же, этот колдун сделал все это для себя?

— Нет, — ответила Новари, — он заключил сделку с демоном. Со злым демоном, мошенником и негодяем, который был изгнан даже из демонической среды.

Я, похоже, догадалась, о ком идет речь. «Злой демон» звучало почти как лорд Элам, который был могущественным, но диким демоном, с которым я столкнулась в Западном море.

— А что произошло с демоном? — спросила я.

Новари рассмеялась. И на этот раз в ее голосе не было музыки — только грубый цинизм.

— А ты как думала? Колдун убил его. Он обманул демона, украл все его магические способности и присоединил к своим.

— А теперь этот колдун не только обладает огромным могуществом, но у него есть еще и ты, — сказала я.

— Да, — подтвердила Новари, — у него есть я. Но для того чтобы завладеть мною, ему пришлось трансформировать мою сущность. Сначала он создал волшебную лиру, потому что лира является самым благозвучным и самым чувствительным из всех музыкальных инструментов. Даже морской бриз может заставить звучать ее струны. Даже мягкое дыхание. А мелодии, которые можно извлечь из лиры, трогают самые зачерствелые души, будят давно спящие воспоминания и воскрешают яркие эмоции. Более того, в умелых руках она способна управлять воспоминаниями, эмоциями и душами.

Потом колдун применил лиру для того, чтобы создать волшебную птицу. Птицу Лиру. Он выбрал именно эту птицу благодаря ее красоте. И благодаря ее способности точно подражать крику любого живого существа, обитающего на земле. Будучи в магическом образе, птица способна понять самые глубинные мотивы мыслей и действий, забот и печалей тех, рядом с кем она находится.

В конце концов колдун использовал Птицу Лиру, чтобы создать меня. Дух, первичной формой которого было обличье женщины. Несмотря ни на что, я по желанию могу выбрать между тремя образами — лиры, птицы и женщины.

— Таким образом ты была создана для того, чтобы обслуживать интересы принца? — вклинилась я с вопросом. Новари ответила:

— Да, ублажать его. Но моей самой главной обязанностью было служить колдуну.

Новари голосом выделила ключевое слово, подчеркнув, что речь идет о совершенно разных услугах. Она продолжала:

— После того как принц сделал меня своей рабыней, он поработил и себя. Я могла — и я в действительности доставляла ему все мыслимые и немыслимые удовольствия. Для принца я явилась тем, что и обещал колдун, но, может быть, и чем-то большим. Не существует и, по-видимому, нельзя вообразить себе такого способа сексуального контакта, который я не предлагала бы принцу. С момента первого проникновения в меня, когда я кусала губы от боли дефлорации, — я становилась все более изощренной и искушенной с каждым последующим часом. И к концу дня я без скованности и стеснения участвовала в самых разнузданных актах. А на следующее утро вновь становилась девственницей. Невинной и чистой. Готовой к тому, чтобы меня вновь соблазнили и лишили девственности.

Будучи превосходной куртизанкой, я поощряла его гордость. Я без конца хвалила его воображаемую силу, не замечала или же упорно отрицала его многочисленные неудачи. Он полностью мне доверял, так как я всецело завладела его душой и телом.

Часть заклинания, которое было применено для того, чтобы создать меня, требовала, чтобы я всегда оставалась правдивой, поэтому принц верил мне буквально во всем. Конечно, правда может облачаться в разные одеяния, некоторые из них могут быть более приятными, чем остальные. Вот почему мой истинный хозяин — колдун — позаботился о том, чтобы я приобрела достаточно опыта в искусстве приукрашивания правды с целью угодить желаниям принца.

По указаниям колдуна я зажгла в принце искру амбиций. Я раздувала огонь до тех пор, пока не загорелось неукротимое пламя жажды власти. Принц вообразил себя великим завоевателем. Армии устремлялись в чужие земли. Создавались заклинания, поощряющие войну. И многие королевства были принуждены склонить свои знамена под нами.

Все это принцу удалось совершить, даже не покидая пределов дворца. Я поддерживала его в состоянии перманентного счастья, пока колдун лично руководил военными действиями и управлял разросшимся королевством.

— А потом все пошло наперекосяк? — спросила я.

— Да, конечно, — ответила Новари, — и довольно быстро. Колдун слишком растянул фронты армий, в результате чего королевство потерпело унижающее поражение. Несколько вражеских правителей объединили свои усилия, ворвались в пределы королевства и захватили принца и его колдуна.

— А тебя? — спросила я. — Им удалось поймать тебя? Новари помрачнела от страшного воспоминания.

— Конечно, — промолвила она, — я ж была рабыней, как же я могла скрыться?

— И что же сделали короли? — спросила я. Новари продолжала:

— Они устроили суд и предъявили принцу и колдуну обвинения в преступлении против самой природы, естества и богов. Я была заметным участником этого суда, меня представили как злую ведьму, которая соблазняет невинные жертвы и которая завладела сознанием принца и склонила его подчиниться колдуну.

Народ открыто ненавидел каждого из нас. Но люди сосредоточили свой гнев на мне как на воплощении зла. Я была обвинена во всех грехах, которыми страдали мои монаршие негодяи.

Каждый из нас был признан виновным и осужден.

Принцу повезло более всех других. Он был убит быстро и безболезненно.

Колдуна пытали в течение многих недель. Потом было создано заклинание, которое позволило поддерживать жизнь в колдуне, пока его расчленяли на куски и заставляли меня поедать их — один за другим.

Новари замолчала. Ее грудь высоко вздымалась от волнения. По ее щеке скатилась слезинка. Потом она вздохнула, и ее вздох прозвучал как скорбная музыка — похожей я никогда не слышала. От этой мелодии защемило сердце, обострились эмоции, как будто бы и они вдруг стали чувствительными струнами лиры.

Я поставила защитное заклинание, и тоска Птицы Лиры иссякла.

И я спросила:

— А что случилось потом?

Новари, похоже, не обратила никакого внимания на ледяной тон моего голоса.

— А потом они без конца насиловали меня, — произнесла она без какого-либо выражения, — долго и упорно. И я становилась девственницей для каждого нового мужчины, который овладевал мной.

Наступила еще одна длительная пауза. Тишина нарушалась только потрескиванием огня в очаге.

Я молчала. Мой мозг отказывался воспринимать то унижение и боль, которые пережила Новари. Но в то же время я отдавала себе отчет в том, что она говорит правду. И это последнее откровение было настолько мощным, как будто бы Новари специально создала заклинание, чтобы до основания потрясти меня.

Мой рот внезапно пересох, я произнесла:

— Но они не убили тебя. Каким-то чудом ты выжила.

Новари мрачно улыбнулась и сказала:

— До этого я постоянно находилась во власти чар колдуна. Я не была способна совершить ни одного магического действия, которое не исходило бы от него. Я была не в состоянии контролировать ни свои действия, ни окружающую действительность… — Новари тронула грудь. — Ни свое тело… — Прикоснулась к голове. — Ни свое сознание… — Она ласкающим движением провела ладонью по воздуху. Я услышала мягкий звон лиры. — Ни свою магию.

Новари позволила звукам лиры постепенно угаснуть и продолжала:

— Но пока меня… истязали… я сумела зажечь в себе искру самосознания. И из этой искры я выковала волю. Я начала брать по чуть-чуть — совсем помалу — от каждого мужчины, который насиловал меня. И я постепенно копила силы, преследуя единственную цель. Я создала заклинание, которое вызывает чувство большого сожаления. Постепенно я делала это заклинание все мощнее и мощнее, до тех пор пока сожаление не стало таким огромным, что оно гарантировало — каждый, кто осмелился бы убить меня, потом переживал бы нестерпимые страдания из-за того, что уничтожил столь красивое существо, как я.

Несмотря на это, я постоянно ощущала очень сильную неприязнь к себе, которую мне не удавалось преодолеть. Поэтому колдуны собрались для того, чтобы найти приемлемое решение. Они не могли убить меня. Но необходимо было сделать так, чтобы я не представляла больше опасности.

Поэтому колдуны привезли меня на маленький скалистый остров. Они посоветовали мне принять форму духа, чтобы я не умерла от ударов стихии, голода и болезней.

И с этим островом я распрощалась всего несколько лет назад. Я была духом, едва заметно шепчущим одной мне понятные молитвы, пока я без конца пролетала над безжизненной поверхностью острова, такого маленького, что простой смертный мог бы за десять минут пройти из одного его конца в другой. Я изучила каждую пядь этого острова так, что знание стало для меня болезненным наваждением. Много раз мое отчаяние достигало таких пределов, что я едва удерживалась от того, чтобы принять материальную форму, стать смертной и умереть. Но я знала, что даже это не прекратит моего изгнания. Слишком много зла было мне причинено. Поэтому мне предстояло стать злым привидением, ведущим бесконечную яростную борьбу с пустотой. — Новари посмотрела на меня и спросила: — Ты можешь представить себе что-нибудь более ужасное?

Я молча замотала головой. Конечно же, не могла…

Новари продолжала:

— Так как этот мир отверг меня, я сосредоточила все усилия на магических способностях. И в этом деле преуспела. Я стала достаточно могущественной. — Она хихикнула и пояснила: — В конце концов, у меня было достаточно времени для того, чтобы отточить мастерство.

— А также для размышлений, — сказала я. Новари задумчиво кивнула и произнесла:

— О, именно этим я занималась. Я размышляла на протяжении веков.

— И ты поклялась отомстить?

— Да, — ответила она бесцветным голосом.

— Те, кто причинил тебе зло, давным-давно мертвы, — возразила я.

Новари пожала плечами.

— Теперь у меня есть другие цели, кроме мести.

— И ты используешь короля Мэгона для того, чтобы осуществить свои честолюбивые замыслы?

— Да, — ответила Новари.

— Играешь роль оборотня в облике женщины, не так ли? — спросила я. — Ведь именно за это ты и была осуждена много лет назад. И именно этим ты и являешься, не правда ли?

— В большей или меньшей степени, — ответила она, — ответ более сложен, чем «да» или «нет».

— Как ты вышла на короля Мэгона? — спросила я. Новари усмехнулась и произнесла:

— На самом деле он вышел на меня. Он был мелким военачальником, который пытался завоевать себе имя. Однажды он оказался на моем острове во время одного из пиратских набегов, которым руководил.

— И ты вошла в его мечты и завладела им? — спросила я. Новари хихикнула, как девочка, и сказала:

— Для него это не так уж плохо.

— И он только по счастливой для тебя случайности набрел на остров? — спросила я, едва сдерживаясь.

Новари качнула головой и ответила:

— Нет, я его заставила сделать это. Не его именно, а кого-то, похожего на него.

— Как тебе это удалось? — спросила я. — Ведь ты рассказала, что остров расположен в стороне от всего живого. Слишком далеко даже для того, чтобы твое заклинание достигло цели.

— Я наслала на него шторм, — ответила Новари, при этом на ее лице засветилось какое-то подобие гордой улыбки, — я научилась использовать штормы для таких вещей.

Теперь я поняла, что произошло, когда ледяной шторм захватил нас врасплох в бухте Антеро. Однако надо признать, что заклинание, использованное, чтобы привлечь дурака из дальних стран, должно значительно отличаться от заклинания, позволившего вызвать магический шторм. Я была уверена, что ни один колдун не способен осуществить такое в одиночку.

— Ну вот ты и услышала мою историю, — произнесла Новари. Я не ответила. Я неотрывно смотрела на пламя в очаге и ждала. Бесконечные секунды тянулись и тянулись… Новари была разочарована.

— Ты ни о чем больше не хочешь меня спросить? — резко бросила она.

— Нет, — ответила я. И снова я молча ждала.

Ее буквально корчило от нетерпения. Наконец она выпалила:

— Что за несносная женщина! Спроси же меня о чем-нибудь! Спроси что хочешь!

— Где мои люди? — требовательным голосом произнесла я. Новари вздохнула и спросила:

— И это все, о чем ты способна думать? О своих драгоценных людях?

— Они и есть драгоценные. По крайней мере — для меня.

— Подумала бы лучше о себе, Рали, — посоветовала Новари, — неужели тебе не интересно, что ждет тебя?

Я пожала плечами.

— Задумаюсь об этом после того, как увижу, что мои люди живы и здоровы.

Новари иронически подняла бровь и сказала:

— Такая верность солдатскому долгу меня трогает. Одно жаль, что не все из твоих людей столь же верны тебе. Один из них уже успел тебя предать.

Как бы горько ни было мне услышать эту новость, я не стала переспрашивать Новари о правдивости ее заявления. Я презрительно сказала:

— Всегда найдется один… думаю, ты имеешь в виду лорда Сирби, моего заклинателя. Именно его ты назвала предателем, не так ли?

— Да, это именно он, — ответила Новари, блестя глазами.

— В действительности я удивлена, что предал только один, — сказала я. — В конце концов, ты же дьявол в облике развратной женщины. И ты немало преуспела в мастерстве соблазнения. Ты умело порабощаешь с помощью магии мужчин… или женщин..

Губы Новари раскрылись, влажные, вызывающие. Она лукаво произнесла:

— Ты хорошо меня знаешь, сестра…

— Лучше, чем хотелось бы.

Новари поморщилась и сказала:

— Тебе не стоит быть жестокой. Кстати, твой драгоценный заклинатель вовсе не нуждался в совращении. Он заявил о согласии сотрудничать сразу после того, как мои капитаны захватили его.

Я буквально подпрыгнула, когда Новари допустила такой прокол.

— Ты признала это! — крикнула я. — Ты признала, что преднамеренно атаковала моих людей. Убила их. Пытала одного из них до тех пор, пока он не умер. И похитила другого. — Я презрительно усмехнулась и произнесла: — И после этого ты толкуешь мне о жестоких колдунах и королях!

Вместо того чтобы разгневаться, Новари казалась ошеломленной, она покраснела.

— Мне очень жаль. Я сделала это не из жестокости. Это была необходимость.

— Пытки — необходимость? — яростно спросила я.

— Это не моя вина, — отрезала она. — Предполагалось, что его доставят ко мне в целости и сохранности. Захватившие его были дикарями. Они вышли из-под контроля. Если это доставит тебе хоть какое-нибудь удовлетворение, это стоило им жизни. Так что твой заклинатель отомщен.

Пока нарастающий гнев опалял мне горло, я почувствовала, как Новари напряглась, ощутила завихрение эфира, когда она начала аккумулировать энергию, чтобы ударить меня первой, если я буду столь неразумна, что попытаюсь атаковать ее. Я обрела контроль над эмоциями. И сразу почувствовала, как растаяло напряжение биополя Новари. Как можно мягче я спросила:

— Что сказал тебе лорд Сирби? Если он рассказал о цели моего путешествия, что ж, она в том, чтобы разобраться на месте, какую угрозу представляет для нас король, превращенный тобой в безвольную марионетку. Если уж быть до конца откровенной — это не столь невинная цель, как я объявила вначале, но моя откровенность принципиально ничего не меняет.

Новари рассмеялась, неопределенно взмахнув рукой.

— Будь уверена, он быстро выболтал все, что касается этой стороны дела, — иронически произнесла она, — а остальные подробности твоей экспедиции меня совершенно не интересуют.

— А что тебя интересует? — спросила я.

— Конечно же, ты, — ответила она, — Рали Эмили Антеро. Солдат. Колдунья. И, что наиболее важно, женщина. — Новари резко подалась вперед. Она, казалось, светилась от возбуждения, но продолжала: — Я должна была когда-нибудь встретить такую женщину. Которая нашла в себе смелость столько сделать в жизни. Сделать, будучи простой смертной, а не духом. Можешь не поверить, когда я впервые узнала о тебе, то сразу же поняла, что ты именно та, которую я ждала.

Легкая рука прикоснулась к моему колену.

— Вместе мы могли бы совершить великие дела, Рали!

Я смахнула ее руку с колена и хрипло рассмеялась.

— Если ты видишь меня спутницей твоей жизни, — презрительным тоном произнесла я, — то ты выбрала неверный способ добиться моего расположения. Думаю, что это от бога, и тут уж ничем не поможешь. Тебя запрограммировали соблазнять, поэтому сейчас твои слова и действия, когда ты претендуешь на то, чтобы добиваться любви, как простая смертная, выглядят как чудовищная комедия. — Я скривила губы. — Но сначала ты все-таки попробовала магию, не так ли? Ты попыталась завладеть моими сновидениями. Сначала ты являлась ко мне в облике моего брата. Потом — в облике жены моего брата, которая является моим самым близким другом. А после этого у тебя хватило наглости, чтобы попытаться использовать против меня давно умершую мать. Но ты потерпела неудачу! Во всех трех попытках.

Новари кивнула и сказала:

— Это порадовало меня. Все было бы испорчено в самом начале, если бы мне удалось так легко и просто победить тебя с помощью колдовства.

— И поэтому теперь ты используешь в качестве последнего средства такие приемы, как угроза и устрашение? — с издевкой спросила я.

— Рали, постарайся посмотреть благосклонно на мои неуклюжие действия, — взмолилась Новари. — В таких делах я как была, так и осталась наивным ребенком. Ведь у меня не было никакого опыта грамотного общения, меня только готовили к службе при дворе. Во мне сосредоточены сотни и сотни тех юных девушек с дурными манерами и без образования, которые потом были принесены в жертву, чтобы создать меня. Мое могущество столь огромно, что ты могла бы, вроде бы по ошибке, принять меня за равную во всех людских делах. В действительности же я не равна тебе в этом. Но способна научиться. Я могу расти. Дай мне этот шанс!

Лицо Новари засияло юношеской открытостью, но «нежное сердце» демонстрировалось слишком легко и чересчур невинно.

Я пригубила коньяку и молча посмотрела на огонь.

Новари сидела тихо в течение некоторого времени. Ее красивые руки изящно легли на колени. Затем она сказала:

— Я открыла великую тайну.

Я продолжала молчать. Новари продолжала:

— У меня были сотни лет на проведение экспериментов и на обучение с помощью этих экспериментов. У меня не было ни книг, ни учителей. Остров, где я находилась в бессрочной ссылке, был абсолютно безжизнен, за исключением, может быть, моллюсков в лужицах, оставляемых приливом. Иногда к острову подплывали крупные рыбы. Одним словом, я могла работать с нетронутой природой.

Передо мной были свет, тепло, холод, воздух, земля, вода и силы, созданные из них… движение. У меня нет уверенности в том, что это слово правильно отображает суть понятия. Но именно о движении я могу думать как о понятии, наиболее близко подходящем для описания частиц эфира, потоки которых я чувствую то здесь, то там — во всех перечисленных стихиях.

Мои глаза совершенно независимо от моей воли снова повернулись к Новари. То, что она говорила, свидетельствовало о том, что Новари нащупала нить в те запредельные области познания, которые открыл Янош Серый Плащ. Колдун, который думал, что все естественные и магические силы на самом деле — различные проявления одной силы, которая трансформируется разными путями в зависимости от обстоятельств.

Как Новари оказалась на пороге такого невероятного открытия, о котором до Серого Плаща никто даже и не помышлял? И в придачу будучи в полной изоляции от остального мира?

— Ты ведь знаешь, о чем я говорю, Рали, не правда ли? — спросила она.

— Да, — ответила я.

— Твой исключительно преданный заклинатель рассказал мне, что ты осведомлена о проблеме, — сказала Новари. — Он рассказал мне все о Яноше Серый Плащ. О твоем брате, матери и семье. О Дальних Королевствах. О твоей битве с Архонтом. Все-все. В мельчайших подробностях. Это была очень трогательная и захватывающая история. И вдохновляющая.

Лорд Сирби, подумала я, был в эти последние несколько дней трусливым мерзавцем.

Новари сместила акценты в обсуждаемой теме.

— Ты знаешь, что существуют Другие Миры, не правда ли? — спросила она.

— Да, — ответила я.

— Лорд Сирби поведал мне, что ты посещала некоторые из них, когда воевала против Архонта.

— Если ты знаешь, тогда зачем тебе спрашивать? — произнесла я в ответ.

— Я могу притягивать к себе эти миры и черпать из них энергию, — сказала Новари.

— Это достаточно обычно для магии, — заметила я, пожав плечами. — Мы обычно достигаем Других Миров и извлекаем из них энергию для создания заклинаний.

— Нет, я имею в виду настоящую энергию. Энергию, с помощью которой можно взорвать гору.

— Ты не сможешь взорвать гору. Ты же сама сказала, что для переноса на значительные расстояния заклинаний тебе приходится использовать естественные стихии, такие, как уже зародившийся где-то шторм. И ты не способна сфокусировать свое заклинание. Это похоже на бросание обрывков бумаги по ветру. Тебе приходится создавать пургу из этих заклинаний-обрывков, чтобы быть уверенной, что ты поразила цель. Более точна, по-видимому, аналогия с залпом лучников в наступающего врага.

— Да, сейчас я не готова к решительным действиям, — признала Новари, — но я приобрету к ним способность довольно скоро. Мне необходимо сначала кое-что доделать. Тогда мои возможности будут гораздо больше. Рассуди сама — энергия безгранична. Я смогу стереть в порошок целые горные хребты.

— Не торопись… Да и с какой целью? С чего бы это вдруг тебе потребовалось уничтожить эти ни в чем не виноватые горы?

Новари засмеялась.

— Не прикидывайся глупой, — сказала она. — Ты хочешь знать, какое мне дело до заоблачных вершин? Суть дела в могуществе. В беспредельном могуществе. Ведь именно об этом и мечтают все колдуны, не так ли?

— Но не я, — ответила я.

— Кто б говорил, — сказала Новари. — Как ты можешь говорить это и утверждать, что правдива? Посмотри, сколько сил тебе пришлось потратить на то, чтобы оказаться там, где ты сейчас!

Посмотри, как над тобой издевался человек, который правит этим миром, который принуждает всех женщин твердо усвоить, где их место, и заниматься унизительным делом.

— Да-да, конечно, — произнесла я, — все, что ты делаешь, ты делаешь во имя своей сестринской любви. Ты нападаешь на соседей, с помощью пиратских кораблей берешь на абордаж хитростью и из засад торговые караваны, убиваешь моих друзей или принуждаешь их к предательству, возмущаешь мои сны — и все это во имя наших дорогих сестер, принесенных когда-то в жертву в замке маньяка?

Новари рассердилась, ее прекрасные черты исказил гнев.

— Почему ты так настойчиво испытываешь мое терпение? — требовательно спросила она. — Я ведь уже все объяснила тебе. Каждое слово, произнесенное мной, — чистая правда! И ты знаешь, что это правда. Тем не менее ты продолжаешь напрашиваться на неприятности. Тем не менее ты продолжаешь издеваться надо мной. И увиливать от прямых ответов. Почему?

— Где мои люди? — жестко спросила я. Новари раздраженно дернула головой:

— Ты все то же!

— Да, — подтвердила я, — все то же. Где они?

— Мертвы, — ответила Новари.

— Все? — спросила я, изо всех сил стараясь сдержать вскипающий гнев.

— Кроме твоего заклинателя, — ответила Новари, — он мне нужен.

— А если я с презрением отвергну все твои предложения, — спросила я, — так ты и меня убьешь тоже?

— Нет, этому не суждено случиться, — ответила она, — ты мне нужна живой. Хочешь ты того или нет.

— Для той же самой цели, что и лорд Сирби? — спросила я. — И Дасиар, и другой мой заклинатель лорд Серано?

— Частично, — ответила Новари, — хотя я больше нуждаюсь именно в тебе, чем во всех остальных, которых я захватила. Я уже успела собрать любопытную коллекцию колдунов с тех пор, когда Белый Медведь начал свои набеги.

Это я пропустила мимо ушей.

— Так ты не хочешь знать, почему я пустилась во все тяжкие, чтобы собрать эту коллекцию? — настаивала Новари.

Я продолжала молчать. Она должна была рассказать мне об этом без принуждения. Только тогда можно будет считать, что знание пришло ко мне без инициации, усиленной заклинаниями.

Наконец Новари сказала:

— Я делаю с ними то, что колдун сделал со всеми похищенными девушками. Отличие состоит в том, что создание, которое я готовлю, будет подчиняться только мне!

Теперь я точно узнала, каким способом Новари смогла послать столь убийственное заклинание вместе со штормом, захватившим нас в бухте Антеро. Каким-то образом она сумела отобрать магические способности у всех захваченных ею колдунов и сплавить их в порождение своей злобной воли.

Я ничем не показала, что догадалась.

С рассеянным видом я осушила бокал, после чего добавила в него еще немного коньяку. В этот момент я вспоминала свой диалог с Дасиар, когда я объявила, что ни один колдун не способен украсть магические способности другого. Новари, похоже, доказала, что это утверждение неверно.

— Сдается мне, что передо мной две возможности: присоединиться ко всем этим колдунам, независимо от того, какую чертовщину ты для них заготовила, или же присоединиться к тебе.

Новари слегка наклонила голову, на ее губах была игривая улыбка.

— На этот счет у меня на уме были более тонкие моменты, — произнесла она.

Я с преувеличенной женственностью поправила прическу, удостоверившись, что золотая булавка на месте. Это было мое единственное оружие, которое я могла пустить в ход.

Я изобразила на лице улыбку, почти такую же игривую, как улыбка Новари, и спросила:

— Почему же нет?

После этого я превратила улыбку в широкую усмешку, залпом допила остатки коньяка и поставила бокал на поднос. Сделав свой голос грубым, я сказала:

— Я бы трахнула сейчас симпатяшку, которая рядом со мной.

Новари изумленно моргнула в ответ на мою прямолинейную грубость и произнесла слегка дрожащим голосом:

— Я готова.

— Так не медли.

Она скользнула ко мне, ее тело отсвечивало в огне очага. Я лежала на подушках без движений, ожидая ее. Она резко опустилась рядом со мной. Глубоко посмотрела мне в глаза, и я смогла увидеть, как в ней бурлят эмоции. Ее губы, казалось, внезапно распухли, они были теплыми и мягкими. Запах ее тела напоминал горячий, крепкий, опьяняющий мускусный напиток, который согревал все внутри, пока я вдыхала воздух.

Новари тронула мою руку.

— Пожалуйста, — произнесла она. Голос был умоляющий и настойчивый.

Я не шелохнулась. Она тронула мою грудь.

— Пожалуйста. — Теперь голос звучал гораздо мягче, почти как шепот.

Она склонилась надо мной, ее волосы ласкали мне щеки, отчего моя кожа буквально зазвенела. Ее губы были совсем рядом с моими. Ее дыхание было похоже на сладкий аромат июльского леса.

— Не могу дать тебе того, что я не чувствую, — прошептала я. Новари кивнула и прошептала в ответ:

— Дай я тебе помогу.

Ее лицо все еще находилось рядом с моим, она едва ощутимым движением пальцев поласкала мои виски и еще глубже заглянула в мои глаза. Магия ее аромата еще больше усилилась, впечатление было такое, как будто бы я медленно плыву в нагретом меде. Еще жарче мне стало, когда тело Новари прижалось к моему.

Звуки лиры были все настойчивее, и в то же время как бы мягко омывали меня, словно спокойные волны теплого Южного моря. Струны волшебной лиры говорили мне о прошедшей любви, печальных воспоминаниях, с ней связанных.

Я не чувствовала себя испуганной и позволила этой гипнотизирующей песне унести меня в Другие Миры. Я чуть не вскрикнула от изумления, когда там обнаружила Отару.

Мою любимую Отару. Единственную любовь. Женщину, которая была для меня всем в жизни и утрата которой стала для меня незаживающей раной.

— О Рали, — вскрикнула Отара, — мне так тебя не хватало! Она бросилась в мои объятия, и пропасть бесконечных лет разлуки исчезла.

Мы обнялись.

Мы поцеловались.

И мы заплакали.

Слезы текли, как широкие речные потоки, и чем дольше мы плакали, тем веселее я себя чувствовала, а вскоре мы уже смеялись и искренне, как школьницы, радовались встрече после долгой разлуки. Вспыхнула страсть, и мы буквально вцепились друг в друга, неистово ласкали друг друга, и я почувствовала именно то страстное желание, разжечь которое во мне могла только Отара.

Затем мы двинулись в сторону постели, нашей огромной, мягкой, такой знакомой нам обеим постели, которую мы разделяли с Отарой на протяжении долгих лет.

Как только мы вплотную приблизились к ней, я остановилась. Я расколола волосы, давая им возможность упасть свободными волнами и рассыпаться по моим плечам.

— Ты всегда любила, чтобы мои волосы были распущены, — сказала я.

Отара рассмеялась. Ее голос был низким и гортанным. Мне так нравился этот смех… Потом она завлекла меня в постель и начала раздевать меня, целуя каждый участок тела, который освобождала от одежды.

Мое сердце стучало столь неистово, что ребра могли в любой момент треснуть. Тело стало ватным, мягким, податливым и восприимчивым к каждому, даже самому легкому прикосновению. К каждой ее ласке.

Но в моем кулаке была зажата, как кинжал, золотая булавка.

Отара обняла меня, сомкнув свои объятия, и я почувствовала своими бедрами нестерпимо жгучий жар ее чресел.

Я в мельчайших подробностях вспомнила нашу большую любовь с Отарой, присоединила к этому воспоминанию те эмоции, которые Новари вызвала во мне с помощью заклинания соблазнения, и превратила все это в свою силу.

И я вонзила золотую булавку в спину Новари.

Она вскрикнула, и ее крик был подобен пронзительной молнии, которая опалила мой слух. Она выгнула спину, изо всех сил стараясь избежать агонии от удара волшебной булавки. Я держала крепко, стараясь вдавить булавку все глубже и глубже.

Внезапно я ощутила, что зажата огромными крыльями. Они хлестали меня по голове и бокам, как большие дубинки с перьевыми набалдашниками. Птица Лира пронзительно вскрикивала, билась, царапала и рвала меня своими когтями.

Я пыталась удержать ее, но вдруг, как взрыв, вспыхнул яркий свет, ударивший мне прямо в лицо. Я почувствовала, как на меня накатывается огромная сила, и мои руки рывком были отброшены в разные стороны. Птица Лира освободилась, я услышала громоподобное движение крыльев и почувствовала дуновение ветра, который они вызвали.

Я вскочила на ноги, наполовину ослепленная, обнаженная и задыхающаяся, держа перед собой золотую булавку.

Смутно, как будто бы сквозь туманное марево, на фоне стены я увидела мерцающие очертания Птицы Лиры. Свет запульсировал, и мой взгляд прояснился, дух Птицы Лиры превратился в Новари.

Она слабым движением коснулась стены, но потом отшатнулась, оставляя густые следы крови на стене и на полу. Кровь сильно текла из раны, струилась по ее спине и ногам, образуя внизу небольшую, но быстро увеличивающуюся лужицу.

Я вошла в облако пульсирующего света, в ускользающую тень Других Миров, и в отчаянии пыталась ухватить там хотя бы кончик моего былого могущества. Имея над головой защитные заклинания Новари, прикрывшие, как куполом, весь дворец, это было все равно что искать иголку в стоге сена.

Занимаясь поисками, я смогла увидеть, что шок на лице Новари сменился ненавистью. От ее обнаженного тела во все стороны стремительно летели магические искры гнева. Она собиралась отомстить, а я тем временем старалась захватить хоть сколько-нибудь магической силы и была готова отступить, как только Новари попытается поймать меня в волшебную ловушку.

Птица Лира подняла руку, и зажглась искра. Искра превратилась в шаровую молнию, которая устремилась ко мне так быстро, как будто бы была выпущена из корабельной катапульты.

С помощью золотой булавки я поставила мощное заклинание, и шаровая молния взорвалась, наткнувшись на острие. Раскаленные добела капли расплавленного металла забрызгали стены, заставили камень кое-где растрескаться, а ударная волна заклинания вернулась и поразила Новари.

Я опустила защиту, метнула в Новари огненное копье и мгновенно восстановила ее.

Но она была начеку и успела поставить свою защиту, рассеивая силу моего удара и отклоняя мое энергетическое копье.

Я не давала ей ни малейшей возможности полностью прийти в себя и двинулась вперед, швырнув магическую защиту прямо ей в глаза, точно раскаленный плазменный жгут, но Новари парировала удар.

Я приблизилась к ней, проскользнув под ее защитой, увидела, как ее глаза пылают от избытка энергии, и ударила по ним.

Новари рывком откинула голову назад, и магическая игла чиркнула по ее щеке, оставляя длинный кровавый след на прекрасной коже.

Новари вскрикнула, и я ударила еще раз, стараясь точно попасть прямо в источник ее могущества.

Но мое нападение было ослаблено, так как сильные руки грубо схватили меня сзади и резко оттащили от Новари. На меня посыпались тяжелые удары, я упала на колени. Охранников было трое или четверо. Первому из нападавших я быстро разбила коленную чашечку, но остальные сбили меня с ног.

Отбиваясь от стражников, я с отчаянием пыталась сформулировать еще одно заклинание против Новари. Я должна была ударить до того, как она восстановит силы.

Я успела наполовину создать заклинание, когда взрыв подбросил меня и швырнул на стену. Несколько тяжелых предметов больно ударили меня. Я была оглушена. Попыталась подняться, но почувствовала головокружение, дурноту и слабость. Рядом со мной валялись трупы стражников.

Новари возвышалась надо мной. Я беспомощно моргнула, глядя на нее. Ее атака полностью опустошила меня.

Новари молчала, и я услышала звук тяжело топающих сапог — это приближались другие стражники. Жест Новари — и стража подняла меня на ноги. Я безвольно свисала с рук поддерживающих меня двух охранников, ноги меня совсем не держали.

Я увидела, как мои хорошенькие служанки бросились к Новари, навзрыд плача и причитая по поводу раны на ее щеке и вытирая струящуюся кровь. Новари молча стояла, пристально смотря на меня, пока служанки пытались остановить кровь и надевали на Новари платье.

Потом она так же молча, одним движением руки отогнала девушек в сторону и неуверенной походкой двинулась вперед. Ее шаги были широкими и медленными. Новари остановилась прямо передо мной.

— Подумать только, мне показалось, что ты мне нужна, — произнесла она.

Я не ответила. Я не смогла бы проронить ни слова, даже если бы сильно захотела.

Новари тронула рану на щеке. Ее глаза наполнились слезами. Она смахнула их движением руки. Затем сказала:

— Ты целилась мне в глаза.

Она на секунду замолкла — и я сумела различить какую-то искру в ее глазах и поняла, что Новари приняла решение. Она прошипела мне в лицо:

— Сука! — Потом повернулась к страже и сказала: — Отправьте ее в рудники. Для нее там найдется полезная работа.

Стражники повернулись и поволокли меня к выходу. Но Новари вдруг добавила:

— Да, вот еще что…

Стража замерла на месте. И превратилась в слух. Новари произнесла:

— Принесите мне ее глаз.

Новари снова потрогала правую щеку, на которую пришелся мой удар.

— Принесите мне ее правый глаз, — приказала она голосом, хриплым от ярости, — смотрите не ошибитесь. Мне нужен только правый глаз.

Глава 11. РУДНИКИ КОРОНОСА

Я не в состоянии подробно и связно рассказать о том, что произошло вслед за проигранным сражением с Новари. Те дни и недели, которые последовали, были мутной пеленой непрерывной муки и боли. Иногда мне казалось, что я лечу на какой-то сумасшедшей колеснице сквозь кошмар, которому нет ни начала, ни конца.

Я не помню, когда и как у меня вырвали глаз. Сквозь густое марево дурноты и тумана я помню только тот момент, когда осознала, что осталась с одним глазом.

Ощущение было такое, как будто я всплывала со дна илистого болота боли, отчаяния и ничтожества. Я всплыла, кашляя и судорожно глотая горячий, насыщенный пылью воздух, обжигавший легкие. Я обнаружила, что согнувшись тащусь впереди цепочки похожих на меня существ, одетых в грязные, отвратительные лохмотья. Я ощутила, что о мою шершавую кожу трется что-то жесткое, и поняла, что одета так же, как и все остальные.

Услышав рев пламени и дыхание кузнечных мехов, я попыталась повернуть голову, чтобы посмотреть, что это за кузница. Все завертелось, и я с размаху врезалась в кого-то. Неизвестный обругал меня, и я почувствовала сильный рывок и услышала звон цепей. Я пробормотала извинения, и до меня как-то не сразу дошло, что вокруг моей талии опоясана цепь и я скована ею с остальными членами моей группы. Однако ноги и руки были свободны.

Я слышала стук молотка по наковальне — медленный, размеренный звук. Снова попыталась посмотреть, что там происходит. Все окружающее казалось странным, искаженным и плоским. Мне было очень трудно определить границы предметов и прийти к заключению, близко или далеко они расположены. Я осторожно потрогала лицо. Поперек лба шла повязка, закрывающая правый глаз. Под ней я почувствовала болезненную пульсацию пустой глазницы.

Мои мысли представляли собой несвязный поток обрывков образов, порождаемых затуманенным сознанием. Про себя я забормотала:

— Мой глаз? Ага, правильно. Его забрала Новари. Она приказала, чтобы глаз вытащили.

По отношению к своему увечью я не испытывала других эмоций, кроме вялого любопытства. Я была слишком подавленна. Находилась в шоке в результате бесчеловечного обращения.

Кто-то зарычал, как от боли. Тяжелая рука ударила меня в плечо. Я неуверенной походкой двинулась вперед, едва волоча болящие ноги. Гремя цепями, остальные последовали за мной. Еще один удар чуть не свалил меня на землю. Автоматически я огрызнулась, посылая проклятия обидчику, и в ответ услышала извинения, произнесенные невнятной скороговоркой. Я не могу объяснить, как и почему я знала, что должна действовать именно так. Но до меня уже дошло, что я нахожусь в данных условиях в течение достаточно продолжительного времени. Каким-то образом я узнала, что должна делать, чтобы выжить.

Я обливалась потом и с трудом дышала. Мой рот пересох от сильного обезвоживания организма. Я наклонила голову и осторожно осмотрелась с помощью единственного глаза. Я находилась в большой кузнице. Стены были увешаны связками гнутого железа, цепями, инструментом. Я слышала шипение металла, который опускали в ведра с маслом для закаливания, и чувствовала запах влажных маслянистых испарений.

Кузнечные мехи возобновили работу, и мне удалось установить, где расположены горн и наковальня. Кузнец с фартуком, прожженным горячим железом и пламенем, который был надет прямо на его голое тело, раздувал мехи. По одну сторону от горна располагалась наковальня. А по другую стоял человек, одетый в чистые и дорогие одежды. Он стоял около маленького столика, где лежало несколько медицинских инструментов и грязные бинты. Это был своего рода лекарь. Когда я его увидела, я так не думала. Мое сознание в тот момент было слишком затуманено и не могло воспринять столь простую вещь. Каким-то образом я знала, что это — лекарь.

Кто-то сказал мне об этом. Я не помнила, кто и когда.

Стражник с физиономией перекормленной свиньи отомкнул замок моей цепи. Он грубо подтолкнул меня вперед, и я неуверенной походкой засеменила к горну. Меня резко одернули и заставили остановиться перед лекарем.

— Давай посмотрим твою руку, — произнес он со скучным видом.

Мне не пришлось спрашивать, какую именно руку он хочет осмотреть. Непроизвольно я подняла левую.

И ахнула. Рука заканчивалась на запястье. Вокруг обрубка на культю был намотан ком грязного тряпья, пропитанного кровью. Лекарь снял повязку, удерживавшую это тряпье, слегка размотал и, совершенно не думая о той боли, которую причиняет, резким движением сорвал его с культи.

Очнувшись, я поняла, что пристально смотрю на обрубок на месте кисти левой руки. Из обрубка торчали два металлических болта с резьбой, пропущенных насквозь, так что они заметно выступали с двух сторон.

Лекарь взял мою руку за болты, повернул туда-сюда, чтобы получше рассмотреть. Он понюхал плоть, видимо, не почувствовал никаких признаков разложения и удовлетворенно кивнул.

— Готово, — сказал он кузнецу, — на сей раз мне удалась очень трудная работа, поверьте, я знаю, о чем говорю.

Кузнец насмешливо посмотрел на него.

— Не нужно обладать особым талантом, чтобы отрубать их, — сказал он, — это доступно любому мяснику. Приделать новую руку — вот настоящая работа.

— Не прикидывайся тупицей, — запыхтел лекарь, — она будет совершенно бесполезна для вас, если ее конечность загниет, я не прав?

Лекарь отпустил руку. Я некоторое время подержала ее на весу, стараясь получше рассмотреть единственным глазом. Все мои эмоции находились в этот момент где-то далеко. Единственное, что меня удивило, — мне показалось, что я все еще могу чувствовать кисть. Как-то рассеянно я попыталась пошевелить пальцами. Но не ощутила ничего, кроме жгучей боли.

Кузнец крепко сжал руку и, дернув за нее, заставил меня приблизиться. Я попыталась отстраниться. Стражник отвесил мне тяжелую затрещину.

— Стой смирно, сука, с тобой еще не закончили. И я подчинилась.

Кузнец внимательно осмотрел обрубок, обратив особое внимание на болты. Он смазал резьбу промасленной тряпкой, потом крикнул через плечо своему подмастерью:

— Пожалуй, седьмой размер подойдет!

Я увидела, как к стеллажам вперевалку идет хорошо упитанный молодой человек. На стеллажах виднелось множество черных металлических кистей. Перекормленный ученик кузнеца лениво перебирал их, затем нашел одну, которая, как ему казалось, могла бы удовлетворить его хозяина. Он отдал протез кузнецу, который круглым напильником снял невидимую фаску, слегка обработал кромку кисти, потом приказал ученику крепко держать мою руку так, чтобы обрубок был расположен надлежащим образом.

— Теперь замри, — распорядился мастер, — прошлый раз ты отклонился и испортил исключительно удачный протез. — Потом кузнец показал на меня и сказал, давая последние наставления ученику: — Не думай о том, что причиняешь ей боль, она — животное. У нее нет чувств, о которых нам стоит волноваться.

Ученик крепко взял за мою культю, кузнец смазал внутреннюю поверхность металлической кисти, потом с силой надвинул на обрубок, поворачивая туда-сюда и слегка покачивая. Боль была нестерпимой. Думаю, я застонала.

— Села хорошо, — одобряюще сказал кузнец, — даже не надо поправлять.

Он сильно ударил молотком по железной кисти, и она слетела с культи. Я чуть-чуть не потеряла сознание, настолько чудовищная боль пронзила меня. Должно быть, я покачнулась, потому что стражник снова ударил меня по затылку и грубо приказал выпрямиться.

Кузнец зажал кисть щипцами и, сунув ее в огонь, начал раздувать мехи до тех пор, пока в горне не заревело яркое белое пламя. Когда кисть раскалилась докрасна, он вытащил ее, положил на наковальню и с помощью небольшого молоточка подправил — объясняя при этом ученику, что делает.

Когда кузнец наконец остался доволен результатом, он снова накалил кисть докрасна и сунул ее в ведро с маслом. С резким шипением взлетело облако пара. Кузнец вытащил кисть; она была темной и блестящей.

Снова ученик крепко держал мою руку, пока кузнец наворачивал железку на обрубок. После термической обработки она была все еще очень горячей, и сквозь сильную боль я смутно осознавала, что чувствую запах паленого мяса. Я услышала, как лекарь сказал что-то насчет того, что теперь заражение практически невозможно.

Болты с винтовой нарезкой выступали из отверстий в металлической кисти. Сверху на выступающие концы наложили тяжелую железную скобку с круглыми отверстиями, и две гайки завинтили до упора и приварили по резьбе так, чтобы их нельзя было снять.

Тут я потеряла сознание.

Мне кажется, что вскоре после этого я полностью пришла в сознание и вернулась в мир реальности. Но оказалось, что мозг был затуманен. Хоть я и осознавала унизительность своего положения и двигалась как хронический наркоман.

В следующий раз, когда я приобрела способность смутно различать окружающие предметы, оказалось, что я работала вблизи очень полной женщины невысокого роста. Я помогала ей вытаскивать увесистый золотой прут из прокатного стана. Прут был настолько горячим, что еще дымился, казался мягким на ощупь. Его длина достигала трех метров. Для того чтобы удержать этот стержень, мы использовали наши металлические руки, и я была изумлена, когда обнаружила, что схватила этот предмет так, как будто бы металлическая рука была не искусственной, а настоящей. Ощущение было такое, как будто это чужая рука, которой кто-то управляет, подавая сигналы с большого расстояния.

Женщина и я перенесли стержень через широкое помещение, которое, похоже, было вырублено прямо в скалах. Стены, пол и неровный, в зазубринах, потолок были сильно испачканы машинным маслом, жиром и копотью. В цеху было очень жарко, гораздо жарче, чем в любом другом месте, где мне приходилось бывать. Кроме того, слышался непрерывный грохот работающих тяжелых машин. Я увидела других рабов, как мужчин, так и женщин, которые передвигались по комнате, едва волоча ноги, переходили от одной странного вида машины к другой и не обращали внимания на то, что эти машины время от времени извергают струи огня и облака перегретого пара.

У всех этих людей были такие же металлические руки, как и моя.

Полная женщина и я бросили стержень на довольно большую кучу таких же стержней. Мы остановились, часто и тяжело дыша, чтобы немного прийти в себя.

Я посмотрела на металлическую руку. Согнула и разогнула пальцы, потом повела большим пальцем. Рука двигалась медленно, но очень плавно, суставы поворачивались на хорошо смазанных подшипниках. В ладони я почувствовала присутствие маленького теплого, но невидимого обычным зрением пятна и сразу поняла, что это сгусток магической энергии.

Вскоре после того, как я уловила ореол поля, излучаемого заклинанием, мои чувства стали более разнообразными, диапазон восприятия расширился — но пока чуть-чуть, — и я смогла ощутить резкий неприятный запах озона, который возникал в результате непрерывного действия мощного магического поля. Очень неприятный запах исходил от машин. Очень сильно нагретый воздух, который я вдыхала, имел отвратительный привкус.

Где-то громыхнул тяжелый гонг, и машины замерли. Окружающие меня рабы начали неуклюже собираться в длинные цепочки, которые протянулись через нашу огромную пещеру, и двинулись к закрытым дверям. Я растерялась. Теперь я не знала, что нужно делать.

— Нам нужно идти, Рали, — сказала женщина, беря меня за руку.

Вдруг мне показалось, что женщина мне знакома. Ее имя внезапно возникло у меня в голове, выскочив, как чертик из табакерки. Я кивнула и пошла вслед за ней, спрашивая на ходу:

— Куда мы идем, Залия?

— Туда, куда мы отправляемся каждую ночь, дорогая, — ответила она. Ее голос был приятен и мягок. Таким голосом обычно взрослые разговаривают с детьми. Залия продолжала: — В наши камеры.

— Понятно, — произнесла я, хотя очень смутно представляла, о чем в действительности идет речь.

Мы присоединились к колонне рабов. Прозвучали отрывистые команды. Все — несколько сотен человек — двинулись вперед, едва переставляя ноги, — засвистели и защелкали по спинам хлысты, раздались крики рабов.

— Где мы? — спросила я.

— Я уже рассказывала тебе, дорогая, — ответила Залия, — но я расскажу еще раз. Мы находимся в рудниках Короноса.

Вскипели эмоции и прорвались сквозь наркотический дурман, который окутал меня по воле злого колдуна. Я почувствовала, как по щекам струятся слезы, и подумала — мне никогда не выбраться отсюда.

Должно быть, я всхлипнула, потому что Залия ласково потрепала меня по плечу, пытаясь успокоить. Вслед за этим все то, что казалось мне совершенно новым, все увиденное и услышанное как будто бы впервые, новые чувства и ощущения, — все обрушилось с полной тяжестью и безжалостностью, и я поняла, что меня ведут по руднику на цепи, как собаку.

Окружающая действительность представляла собой ошеломляющую череду ужасов. Молоты били по скальной породе, расплавленное золото непрерывно выливалось из труб в большие чаны, машины долбили и сверлили камень, невероятно при этом грохоча, и выплевывали из чрева огонь. Повсюду я видела работающих людей, многие из которых стонали от боли. Иногда нам приходилось ждать, пока проходила другая колонна рабов. Однажды большая повозка, везущая руду, перегородила нам путь. Я увидела, что в нее, как вьючные животные, запряжены рабы, которые тянут груз по деревянному настилу.

Наконец мы вышли в коридор, по обеим сторонам которого равномерно располагались закрытые двери. Залия проводила меня в камеру, и я без сил опустилась на каменную скамейку.

Залия пошла к ведру с водой. Где-то взяла тряпку, которую намочила в воде. Вернулась, присела рядом со мной и осторожно подняла повязку, которая закрывала пустую глазницу. Залия не спеша обмыла грязь и запекшуюся кровь вокруг раны.

Несмотря на то что я ничего не помнила, даже того, как я встретила ее, нежные прикосновения Залии показались мне знакомыми. Я почувствовала, что могу доверять ей. Каким-то образом она стала моей напарницей и, вероятно, другом.

Омыв рану, Залия аккуратно вернула бандаж на прежнее место, приговаривая при этом: — Ну, вот и порядок, дорогая.

После этого она снова пошла к ведру, на этот раз для того, чтобы привести себя в порядок.

Я внимательно рассмотрела ее, когда она приподняла свою рваную одежду, чтобы смыть с ног сажу и грязь. Способность осознавать то, что происходит вокруг, медленно, но неуклонно возвращалась, и это заставило меня еще более пристально вглядеться в Залию. Я знала, кто эта женщина. Но до этого момента мне казалось, что она была только нежным голосом, исходящим из облаков.

Залия оказалась плотной и приземистой, ее икры были толщиной с мою талию. Ее спутанные волосы отливали медью, а на круглом лице красовались маленький курносый нос и красиво очерченные губы. Вокруг Залии я увидела необычную ауру, и это обстоятельство еще больше вернуло меня к действительности.

Я попыталась скользящим движением послать щупальце магического поля, чтобы исследовать границы ее ауры. И была чрезвычайно обеспокоена, когда ничего не произошло.

Я сделала еще одну попытку. И почувствовала сопротивление, потом неизвестное заклинание, которое сдерживало мое волшебное поле, стало постепенно отступать. ,

Я усилила нажим и услышала, что рвется что-то напоминающее материю, при этом ощутила легкое дуновение — и затем меня вдруг пронзила боль. Болевой импульс выстрелил из металлической руки, ударил по локтю так, как будто бы это был удар ломом, а вслед за этим мое плечо, шея и спина были захвачены такой мучительной болью, что мой желудок взбунтовался. Меня вырвало прямо на пол камеры.

Залия быстро подошла ко мне, мягко подхватила и начала успокаивающе гладить по спине, пока мои внутренности выворачивались наружу.

— Бедняжка, — повторяла она, — бедняжка.

Через некоторое время боль и ощущение отвратительной слабости исчезли. Залия отвела меня к каменной койке и уложила на спину. Она обтерла меня, положила на лоб холодную мокрую тряпку, а потом прибрала за мной.

Я лежала молча, единственная боль, которая докучала в этот момент, была дергающая пульсация в пустой глазнице. Я закрыла здоровый глаз.

Сквозь мрак медленно дрейфовали искры и светящиеся силуэты.

Я заснула.

Послышался удар палкой по бруску железа. Я проснулась и увидела, как Залия вносит в камеру ведро с едой. Сбоку ведра болталась большая деревянная ложка с крючком на ручке.

Внезапно я почувствовала голод. Села, облизывая губы, и смотрела, как Залия зачерпнула густую желтоватую похлебку и опрокинула содержимое большой ложки в деревянную миску. Неприятного вида куски мяса зелено-серого цвета стали всплывать на поверхность, пока она мешала похлебку оловянной ложкой.

Запах похлебки был невероятно вкусным. Мой рот наполнился слюной, и я встала, чтобы найти свою миску.

— Ты не можешь есть это, дорогая, — сказала Залия, — я уже предупреждала тебя.

Пока Залия говорила это, она подносила ко рту порцию еды.

— Почему нет? — спросила я.

— Это не пойдет тебе на пользу, Рали, дорогая, — ответила она.

— Так ты же ешь это — и ничего, — довольно грубо произнесла я, дрожа, как ребенок, которому явно несправедливо не досталось то, чем наслаждается каждый.

— От этого ты станешь толстой и уродливой, — предупредила Залия, — как я.

— Мне наплевать, очень хочу есть.

— Пожалуйста, Рали, потерпи немного, — сказала Залия, — я обязательно покормлю тебя сегодня поздно вечером. Я всегда так делала.

Я лихорадочно попыталась что-либо вспомнить, но тщетно. Я вернулась к скамейке и села.

Мной овладели раздражение, обида, негодование, которые, казалось, вот-вот выплеснутся через край. Разобравшись в своих чувствах, я ощутила себя глубоко несчастной. И подумала при этом: в чем дело? Это совершенно на меня не похоже.

Дурман еще больше рассеялся, и я получила более отчетливые представления о том, что меня окружает. Дверь в камеру была открыта. С того места, на котором я сидела, я могла видеть часть коридора. Двери других камер также были открыты, и я разглядела человеческие существа, которые были заняты своими жалкими рабскими делами. Они ели, ссорились или играли в кости. Я увидела, как мужчина и женщина занимались любовью, издавая звериные звуки, они напоминали мне двух собак.

Ошеломленная, я отвернулась. Голод напомнил о себе острой резью в желудке, и я почувствовала слабость.

Я услышала шлепки босых ног по каменному полу и снова повернула голову к выходу, чтобы увидеть, как в камеру входят несколько человек и во главе их, приволакивая ноги, — неуклюжий, грубый, неприятный тип.

Залия быстро взглянула на них и продолжала есть как ни в чем не бывало. Казалось, что ее большое тело полностью расслаблено и отдыхает. Но я почувствовала, как внезапно в воздухе сгустилось напряжение.

— Я пришел, чтобы услышать твой ответ, — произнес волочивший ноги густым голосом.

Брови Залии взлетели, она изобразила изумление.

— А в чем, — спросила она, — состоял вопрос?

— Ты знаешь, — пророкотал гость и ткнул толстым крючковатым пальцем в мою сторону. — Что просишь за нее? — продолжал он.

— А, так ты об этом!

Глаза Залии расширились, как будто бы она что-то внезапно вспомнила. Потом она пожала плечами.

— Мне казалось, что это дело мы давно уладили, — сказала Залия. — Рали не продается. Я не отказала тебе в первый раз только для того, чтобы набросить цену. Теперь цены нет вообще, друг мой. Если ты поймешь это, тебе легче будет спать.

Залия показала на дверь камеры:

— До свидания. Было приятно поболтать с тобой.

Она мягко улыбнулась и продолжала есть.

Но гость не успокоился — он двинулся вперед, напрягаясь и вытягивая вперед железную руку.

Прежде чем ему удалось схватить Залию, она взлетела со скамейки, со всего маху ударила миской по лицу незваного пришельца, схватила его за шею своей железной рукой. Затем резко пригнула его голову, так же быстро поднимая в этот момент колено, которым ударила его в подбородок. Залия отпустила нападавшего, и он рухнул на пол.

Теперь остальные приближались к Залии, и она подняла им навстречу свое лицо.

Гнев сорвал последние обрывки туманного марева с моего сознания, я вскочила на ноги и бросилась на одного из нападавших. Мне казалось, что железная рука обладает огромной силой, как будто бы была рукой гиганта, и я схватила его за горло, сжимала до тех пор, пока обидчик не начал издавать булькающие звуки, а потом изо всех сил ударила кулаком другой руки ему под дых.

Я услышала, как Залия избавилась еще от одного пришельца, и в этот момент мой противник обмяк. Переполненная гневом, я продолжала сжимать его горло, а потом очень сильные руки стали оттаскивать меня назад, и я позволила врагу упасть.

Я резко обернулась, по моему лицу катились слезы ненависти, и, ослепленная ими, я попыталась схватиться с Залией. Она взяла меня в объятия и так крепко сжала, что я уже ничего не смогла сделать, и мне оставалось только молотить кулаками по ее сильной спине.

— Полегче, Рали, — сказала она, — полегче, дорогая.

Гнев иссяк, и я расслабилась. Залия подняла меня и снова посадила на скамейку.

— Подожди здесь, Рали, дорогая, — сказала она, — я скоро вернусь.

Она по одному оттащила непрошеных гостей в коридор и снова подошла ко мне. Пока она устраивалась рядом со мной, я увидела, как мужчины оглянулись и заковыляли прочь.

Залия гладила меня и приговаривала:

— Вот так сюрприз, дорогая. Я никогда не видела тебя столь агрессивной.

— Агрессивной? — переспросила я. — Эти дети сифилитичных шлюшек не знают, что это такое!

Залия вздохнула.

— Хотелось бы верить, что это признак того, что тебе становится лучше.

С этими словами Залия поднялась и направилась в свою часть камеры, присела на корточки и собрала с пола разбрызганную похлебку. Закончив с этим, она села на свое ложе и закрыла глаза. Она не спала, но я постаралась тем не менее не тревожить ее.

Так прошло около часа. Я пыталась сосредоточиться, но мне это не удалось… Так неохотно приходят в движение приржавевшие друг к другу детали долго бездействовавшего механизма. Я продолжала попытки, и чем упорнее я пробивалась вперед сквозь дурман, тем легче мне становилось. Я никак не могла разобраться в том, как попала в столь бедственное положение, но у меня уже появилось смутное ощущение, что призрачные очертания постепенно начинают вставать на свои места и приобретают четкие контуры. Я почувствовала усталость, поэтому оставила свои попытки. Впервые заметила, что свет потускнел и только несколько лампадок светилось на стенах коридора. Было тихо. Тишину нарушал храп некоторых рабов.

Голод сжигал меня изнутри, поэтому я снова посмотрела на Залию. Как раз в этот момент она начала подниматься со своего ложа. Залия довольно долго ковырялась в ведре с едой, пока наконец не выловила большой кусок зелено-серого мяса. Она пришлепнула этот кусок к стене рядом с небольшим отверстием. Затем снова присела на корточки, смешно расставив круглые колени, и надолго замерла без движений, как будто бы сама превратилась в камень.

В конце концов из отверстия в стене показались подрагивающие усики. Вслед за ними высунулся острый носик. Этот носик дернулся, не учуял опасности, и через мгновение ока появилась большая жирная крыса, которая осторожно двинулась к приманке.

Железная рука Залии метнулась вперед, схватила крысу и сломала ей шею.

В этот момент я вспомнила, что очень много лет назад делала нечто подобное. Там, где это происходило, было холодно: снаружи ревел шторм, а я ловила крыс так, чтобы мои друзья и я могли выжить и не умереть с голоду.

Неясный образ, возникший в памяти, растаял.

Тем временем Залия вытаскивала из стены свободно ходящий каменный блок, показывая мне довольно вместительное секретное хранилище. Внутри его я увидела несколько небольших свертков. Залия вынула их, по очереди развернула и начала колдовать над их содержимым. Вскоре под котелком горел небольшой костер, а Залия тем временем сняла с крысы шкуру, выпотрошила ее и разрезала на несколько частей.

После того как Залия приготовила похлебку, она подала ее мне в деревянной миске, и я, голодная как волк, набросилась на нее и быстро проглотила, наслаждаясь каждой каплей, после чего до блеска выскребла миску и высосала костный мозг из крысиных костей. Покончив с едой, я почувствовала себя замечательно, теплая сытость и сила растеклись по телу.

— Что случилось с моей рукой? — спросила я. — Она у Новари, как и мой глаз?

Залия устало поморщилась и произнесла:

— Я уже отвечала тебе на этот вопрос, дорогая.

— Скажи мне еще раз, — настаивала я, — не помню.

— Ты никогда ничего не помнишь, — сказала Залия.

— Скажи, прошу тебя.

— Они отрубают руку каждому попавшему в рудники, — сказала Залия.

Кивнув, я сказала:

— Я видела остальных.

— Вместо отрубленных нам приделали вот эти, — продолжала Залия, поднимая свою железную руку.

— Хорошо, продолжай.

— Кости и все остальное, что они берут от нас, попадает к колдунам Новари. Эти вещества потом используются для того, чтобы создать заклинания, помогающие приводить в действие металлические руки. Руки рабов.

Я обдумала сказанное Залией. И пришла к заключению:

— Получается, что у Новари нет моей руки.

— Да, Рали, твоя рука не у нее. В противном случае твоя железная рука бездействовала бы. И ты была бы совершенно бесполезна в рудниках.

Мне в голову пришла свежая идея.

— Почему эта рука причинила боль, — спросила я, — когда я попыталась создать заклинание?

Залия тряхнула головой. Было похоже, что ей уже много раз приходилось объяснять мне одно и то же. Но когда она отвечала мне, ее голос был ровным и терпеливым.

— Эта рука управляет каждым из нас, — сказала она, — если ты попытаешься убежать отсюда, рука сразу почувствует, в чем дело. Она причинит тебе боль с целью заставить остановиться. Она убьет тебя, если ты не подчинишься. То же самое касается и магии, Рали. Если ты попытаешься создать заклинание, эта рука станет твоим злейшим врагом.

— Хорошо, — произнесла я, — теперь мне многое стало понятным.

— Хотелось бы верить, что это так, — заметила Залия, — все это я рассказываю тебе каждую ночь. И ты каждый раз говоришь, что понимаешь. Но к утру ты абсолютно ничего не помнишь. И вслед за этим мне опять приходится наблюдать за тем, как ты причиняешь себе боль, пытаясь создать заклинание.

— Не беспокойся, Залия, — заверила я, — на этот раз я все запомню.

Внезапно я почувствовала, что меня клонит ко сну. Я зевнула и вытянулась на скамейке.

— Конечно же, дорогая, ты все запомнишь, — успокаивающим голосом произнесла Залия. Но я была уверена, что она сомневалась.

— Честное слово, — настаивала я, — обязательно все запомню.

— Ох, Рали, — сокрушалась Залия, — хотелось бы верить, что это правда. Хотела бы, чтобы ты завтра поднялась утром и рассказала мне обо всем. , что ты сегодня узнала. Но я знаю, что этого не произойдет. Не произойдет еще достаточно долго.

Несмотря на то что я уже засыпала, сквозь дремоту меня пронзила мысль о том, что голос Залии выдает высокий уровень культуры и отличается музыкальностью. Он казался необычным и совершенно не к месту в этой камере и в придачу исходил из такого неуклюжего тела.

Затем эта мысль потерялась в глубинах сонного сознания, и я пробормотала:

— Вот увидишь…

И закрыла глаза.

Я заснула. Мне ничего не снилось; раз я проснулась, чтобы прогуляться в угол камеры, справить нужду. Я услышала, как тяжело дышит во сне Залия, мне поначалу показалось, что ей плохо, но я не стала беспокоить ее, вернулась на свое ложе и снова погрузилась в сон.

Прошло еще довольно много времени, прежде чем послышался удар гонга, и я быстро приподнялась и села на скамейке. Пытаясь оглядеться, я повернула свой единственный глаз в сторону Залии, которая медленно просыпалась, позевывая.

Я спросила строгим голосом:

— Думаю, будет лучше, если ты расскажешь мне, кто ты на самом деле.

Залия моргнула, окончательно разбуженная моим неожиданным выпадом.

— Я Залия, — сказала она, — так ты не помнишь даже этого?

Я ответила:

— По крайней мере, я помню то, что было вчера. Тогда ты действовала как друг. Но я не знаю этого наверняка, не так ли? Потому что из моей памяти начисто стерто все, начиная с того самого момента, когда я была приговорена к рудникам — и до вчерашнего дня, когда я очутилась в кузнице.

Залия в восторге просияла. По крайней мере, изобразила восторг. Но в тот момент я не верила никому.

— Хвала богам! — произнесла она. — Ты возвращаешься в нормальное состояние.

Женщина начала подниматься, но я подняла железную руку и остановила ее.

— Не торопись вставать, — сказала я.

Залия подчинилась, но мне показалось, что ее глаза излучают скорее интерес, чем разочарование.

— Послушай, — продолжала я, — ты очень сильная. Я хорошо это видела. Но вряд ли найдется что-либо, что я не знала бы об убийстве, поэтому твоя сила не даст тебе особых преимуществ. Делай, как я тебе говорю, а если выяснится, что я была грубой или ошибалась, — извинения не заставят долго ждать.

— Замечательно, Рали, — сказала Залия, — сделаю все, что ты пожелаешь. И с радостью.

— Отлично.

— Не думаю, что у нас достаточно времени для выяснения всех обстоятельств, так как примерно через час за нами снова придут и поведут в шахту.

— Для начала расскажи, каким образом я оказалась в твоей компании, — попросила я. — Если к концу первого часа ты все еще будешь живой, то у тебя появится надежда на то, что я позволю тебе благополучно дожить до вечера. А вечером ты расскажешь мне все остальное.

Залия пожала плечами.

— Может быть, я почувствовала жалость по отношению к тебе, — сказала она, — ты бессмысленно блуждала, то и дело натыкаясь на стены. Впечатление было такое, как будто бы тебя накачали наркотиками. Стража ставила тебя то на одно дело, то на другое. Однажды ты чуть-чуть не упала в печь. Потом у некоторых рабов стали появляться определенные идеи насчет тебя. Думается, мне стало тебя жаль, и поэтому я взяла тебя под свою опеку.

Залия посмотрела на меня.

— Если это имеет какое-либо значение — сейчас мне жестоко мстят за симпатии к тебе.

— Так это имеет значение? — требовательно спросила я. Залия рассердилась.

— Может быть, это и не имело никакого значения. Может быть, у меня были свои собственные идеи насчет тебя. Не исключено, что я хотела сделать тебя рабыней, чтобы заставить работать на меня днем и доставлять мне удовольствия ночью. А драка, в которой ты приняла участие, произошла потому, что я защищала свою собственность.

— Это не самый худший вариант для оправдания твоих действий, — сказала я.

Глаза Залии широко раскрылись от изумления. Но потом ее изумление сменилось цинизмом.

— Так ты считаешь, что я могу быть шпионом? Что я могу работать на Новари и замышляю завоевать твое доверие, чтобы в нужный момент предать тебя?

— Это только одна из возможностей, — ответила я, — еще ты можешь быть самой Новари, я знаю, на что она способна.

— Это глупость, — отрезала Залия. Она повела своей мясистой рукой вокруг, как бы показывая мне, что нас окружает. И спросила: — Ты допускаешь, что Новари может добровольно обречь себя на подобное существование?

— Мне приходилось видеть людей, попавших в беду, — ответила я, — из-за того, что они игнорировали совершенно глупые возможности.

— Хорошо, — сказала Залия, — это не может быть проверено тем или иным способом. Для этого потребуется волшебство. А железная рука убьет тебя, если ты попытаешься воспользоваться магией.

— Тогда нам останется уповать на твои способности убеждать, — продолжала я, — еще раз спрашиваю тебя: зачем я тебе?

— Сделать все, чтобы ты поправилась, — ответила Залия, — так, чтобы мы вдвоем смогли потом отсюда убежать.

Сказав это, женщина долго и пристально смотрела на меня. Я ответила ей таким же долгим и тяжелым взглядом. Потом заявила:

— Пока достаточно. Остальное ты расскажешь мне вечером.

— А пошла ты… — прорычала Залия, — думай что хочешь. Мне все равно. Уходи. Поищи место, где тебе будет лучше. Мне с тобой больше нечего делать!

— Мы поговорим вечером, — повторила я, — а там видно будет.

День, который последовал за этим, был одним из самых странных дней в моей жизни. Меня не оставляло ощущение, что я проснулась после кошмарного сна и обнаружила, что в действительности живу в этом кошмаре. Ощущения, которые нахлынули на меня, казались одновременно знакомыми и чужими.

Начать с того, что я могла видеть только одним глазом, который искажал действительность, пока я не приспособилась и не научилась компенсировать нехватку второго глаза. Пока я была в шоке, я каким-то образом выработала привычку резко наклонять голову в одну сторону, когда мне требовалось посмотреть на что-нибудь. Потом я очень быстро вздергивала ее снова вверх, что поначалу очень сильно нервировало стражников, а вскоре они стали смеяться над моими ужимками. Их издевательства надо мной способствовали тому, что я избавилась от этой привычки.

На этом странности не кончались. Была еще искусственная кисть. Она представляла собой нечувствительный предмет, прикрепленный к культе левой руки. Металлическая рука действовала как живая: она устремлялась к предметам, когда я желала этого, брала их и отпускала по моей команде. Но время от времени рука двигалась со значительной задержкой, как будто бы мои мысли замедленно проплывали сквозь воду. Поначалу чувствовалось легкое колебание, а потом рука дергалась вперед, как если бы мои мысленные команды только что достигли цели. Иногда мне действительно хотелось, чтобы это устройство двигалось помедленнее, так чтобы я не опрокидывала предмет, который хотела взять.

Кроме того, металлическая рука была значительно сильнее, чем живая, поэтому мне приходилось быть очень осторожной, чтобы по ошибке не сломать какую-нибудь хрупкую вещь. Металлическая рука была совершенно нечувствительна к теплу, поэтому само собой разумелось, что это ее качество может быть использовано в практических целях, например, при необходимости опускать ее в чаны с расплавленным металлом или поднимать раскаленные добела заготовки. Всякий раз, когда я сталкивалась с подобными делами, я усилием воли должна была подавлять в себе страх. Я сознавала, что боли не будет, но одно — знать, а другое — делать. Стражники заставили меня настрадаться, прежде чем я научилась преодолевать естественный страх.

Наиболее необычным было то, что все испытываемое мной сейчас я уже испытала раньше, но не сохранила в памяти. Хотя и была во всем окружающем какая-то призрачно-знакомая тень, напоминавшая мне о том, что когда-то я была привидением в этих местах.

В то время я и была привидением.

Когда пришли стражники, чтобы отвести нас к месту работы, все эти воспоминания не оставили меня, и поэтому я автоматически последовала за Залией из камеры, а потом по коридору. Мы выстроились в колонну с тридцатью другими рабами, выползшими из «кроличьих садков», как они сами называют каждую группу камер. Присоединившись, я без рассуждений приняла тот факт, что Залия встала позади меня. Каким-то образом мне это оказалось знакомо.

Осознав это, я сильно расстроилась. Как же долго я находилась в рудниках и что еще могло со мной произойти за это время?

Потом на меня обрушилось осознание той дикой и жестокой несправедливости, которую со мной сотворили, и сердце взбунтовалось, застучало по ребрам, как отбойный молоток, так что стало трудно дышать. Я чуть-чуть не потеряла сознание и вслед за этим почувствовала, как руки Залии поддержали меня — до тех пор, пока я не смогла нормально дышать. Ритм сердца стабилизировался… паническое чувство исчезло.

В этот момент стражники выкрикнули отрывистые команды, несколько раз щелкнули кнутами, и мы не спеша двинулись вперед, едва переставляя ноги, и направились прочь от нашего «кроличьего садка».

Вместо того чтобы вернуть в кузницу, где я впервые очнулась от болезненного дурмана, колонну погнали в другое место, где находилась огромная клеть подъемника, в которую нас всех и затолкали. Мы опускались в течение, наверное, десяти минут, после чего клеть со стоном остановилась.

Дверь клети со скрежетом отворилась, и нас всех вытолкали на подземную площадь, где, выстроившись в линию вдоль по колеям, стояли тележки, предназначенные для перевозки руды. Кувалды, длинные железные ломы и другие инструменты рудокопов были прикреплены сбоку каждой тележки. Нас разбили на группы, каждой из которых предназначалась одна тележка.

Залия помогла мне надеть кожаную ленту, к которой был прикреплен рефлектор с располагавшейся в центре лампочкой. Все остальные рудокопы были экипированы аналогичным образом.

Потом нас подогнали к тележкам, усердно работая длинными хлыстами, которые свистели и щелкали не переставая, и таким же способом заставили двигаться, волоча их вперед по грубому настилу.

Я работала приблизительно в течение часа. От нагрузки заболели ноги и плечи, дыхание было похоже на конвульсии утопающего — так сильно врезалась упряжь в мою грудь. Когда наконец был дан приказ отдыхать, мне показалось, что силы полностью иссякли. Но на самом деле это было только начало трудового дня.

Сначала нам предстояло наполнить тележки золотоносной рудой.

Вслед за этим мы должны были оттащить их к подземной площади и выгрузить в дробилку.

Потом процесс повторялся — и так до бесконечности.

Наполнение тележки рудой отнимало все силы. С помощью кувалд и остро заточенных ломов нам предстояло откалывать от скальной поверхности туннеля, где мы работали, крупные куски. Их необходимо было разбить кувалдами на мелкие части. Эти осколки надлежало насыпать в тележку.

Каждая из перечисленных операций требовала огромных затрат энергии.

Залия сунула мне в руки лом, взяла кувалду и подвела меня к поверхности скалы. Золотоносная жила была хорошо видна даже в тусклом свете факелов и ламп. Это была широкая блестящая лента шириной почти в человеческий рост. Залия показала мне, где находится трещина в жиле, куда я должна была направить острие лома, и приказала держать лом без движений.

Я сделала, как она мне приказала, имея весьма смутное представление о том, что произойдет в следующие мгновения. Я оглянулась и увидела, что Залия отходит назад, держа кувалду на изготовку. Потом я увидела, что кувалда полетела вперед, прямо в меня, причем она казалась мне расплывчатым неясным пятном — настолько стремительным было ее движение. У меня не было времени ни на то, чтобы отскочить в сторону, ни на то, чтобы хотя бы отклониться. Вместо того чтобы ударить в меня, кувалда обрушилась на торец лома. Лом глубоко вошел в трещину рудной жилы, от нее откололся большой кусок и с грохотом упал на пол.

Залия усмехнулась.

— Видела бы ты свое лицо, — произнесла она с самодовольным видом. — Теперь ты твердо усвоила, что я могла бы убить тебя в любой подходящий момент.

Я облизнула внезапно пересохшие губы.

— Твои слова ничего не доказывают, — возразила я.

Залия рассмеялась.

— Ты права. Но они заставят тебя думать. Это был достаточно подходящий момент… Ну, хватит! Стой смирно.

И Залия отошла назад, чтобы ударить еще раз.

— Смотри не двигайся, — сказала она, — а то произойдет несчастный случай.

Она подняла кувалду.

Я не шелохнулась.

Когда день кончился, мы, спотыкаясь от усталости, вернулись на подземную площадь, где вынуждены были стоять в глубоких лотках, пока другие рабы поливали нас такой холодной водой, что казалось, она вот-вот превратится в лед. Нас окатили ледяным душем не для нашей пользы. Цель состояла в том, чтобы смыть золотой налет, который накопился на одежде и на теле в течение долгих часов добывания и дробления руды. К концу дня наши лица и одежды были покрыты сверкающими блестками. Глаза и зубы казались неестественно яркими и представляли собой довольно жуткое зрелище на фоне золотистого покрова. Промывочные лотки, в которых нас окатили ледяной водой, уносили этот сверкающий грим к мелким лужицам, где другие рабы промывали золотоносный песок, поэтому потери драгоценного металла были минимальны.

Когда я наконец добралась до нашей камеры, она показалась мне милым и почти забытым домом. Опустившись без сил на каменную скамейку, я вздохнула с облегчением и легла на спину, как будто бы подо мной был не жесткий холодный камень, а пуховая постель. Почти мгновенно я провалилась в сон. Проснулась очень поздно, похоже, что меня разбудил запах поджариваемого крысиного мяса, и когда я открыла глаз, то увидела, как Залия хлопочет над приготовлением ужина.

Несмотря на то что я до сих пор не доверяла ей, я взяла миску без колебаний, съела все до последней крошки и обсосала косточки. Поглощая приготовленную Залией еду, я внимательно изучала соседку, которая в этот момент лежала на своем каменном ложе с закрытыми глазами, сложив руки на животе. Я знала, что Залия не спит. В тот момент я подумала, что если она намеревается постепенно размягчить меня, то ей предстоит еще очень и очень многое узнать о Рали Антеро.

Покончив с едой, я спросила:

— Теперь ты расскажешь мне свою историю?

Все так же лежа с закрытыми глазами, Залия заговорила:

— Я здесь уже семь месяцев. На один месяц дольше, чем ты. Из этого срока ты находишься рядом со мной около трех.

Я была ошеломлена и спросила:

— Так долго?

Залия поднялась и села.

— Да, Рали, — подтвердила она голосом, в котором слышалось искреннее сочувствие. — Ты здесь уже шесть месяцев. Полгода, в течение которых ты была беспомощной, как ребенок.

Я смогла бы быстрее тебе помочь, но мне предстояло получше узнать рудники Короноса, чтобы не совершить ложного шага и умело организовать помощь. Как оказалось, здесь много неписаных законов, которые раб должен соблюдать, чтобы выжить. И еще он должен ублажать тех, кто сильнее. Залия повела рукой и продолжала:

— Ты знаешь, я ведь отдала свой недельный паек в обмен на то, чтобы нас вдвоем поселили в этом дворце.

— Это ты хорошо сделала, — сухо сказала я. Залия презрительно скривила губы:

— Если ты думаешь, что я лгу, то спроси кого хочешь — и ты убедишься, что я говорю чистую правду.

— Будь уверена, я так и сделаю.

— Хорошо, ты получишь подтверждение. Она слегка потерла глаза.

— Как ты очутилась здесь? — спросила я.

— Меня захватили в плен, — ответила Залия. — Я выполняла поручение, данное мне моей королевой. Новари и ее марионетка, король Мэгон, доставляли нам много неприятностей. Но получилось так, что я была захвачена штормом. Только я одна выжила.

Залия снова потерла глаза. Воспоминания вызвали непроизвольные слезы. По крайней мере, создалось такое впечатление.

— Воины Мэгона обнаружили меня и захватили в плен.

— Ты видела Новари? — спросила я.

— Да, — ответила Залия.

— О чем она попросила тебя?

— Она хотела узнать, в чем именно состоит поручение, данное мне королевой, — ответила Залия, — а также подробности, касающиеся королевы.

— И каков же был твой ответ? Залия криво усмехнулась.

— Как ты видишь, — ответила она, — что бы я ни говорила, это не принесло мне добра.

Я игнорировала сарказм и очень пристально на нее смотрела, ожидая, что же она все-таки скажет. Наконец Залия вздохнула и ответила:

— Я ничего ей не сказала. Новари с помощью магии пыталась заставить меня предать королеву, но королева окружила меня защитным заклинанием. Я могла создать видимость того, что абсолютно случайно забрела во владения Мэгона и поэтому невиновна. Но оказалось, что в этом королевстве невиновность такого рода влечет за собой пожизненную каторгу на золотых рудниках Мэгона. Единственным утешением для того, кто сюда попал, может служить то, что в рудниках Короноса он долго не протянет.

Я задумалась на некоторое время, пытаясь найти способ проверить Залию. Потом я попросила:

— Скажи мне заведомую ложь.

Ее тяжелые брови ощетинились от изумления:

— Ложь? Что ты имеешь в виду?

— Новари не может лгать, — сказала я, — если ты замаскированная Новари…

Залия резко оборвала меня:

— Так ты опять!

— Да, я опять, — ответила я, — глупо или нет, это способ, с помощью которого я могу проверить тебя. Теперь скажи мне что-нибудь ложное и хорошо известное нам обеим.

— Я могу представить более убедительные доказательства, рассказав тебе правду.

— Это как?

Залия слегка наклонилась вперед и произнесла:

— Мне было сказано, что, когда я встречу тебя, мне следует упомянуть… серебряный корабль.

Меня как ветром сдуло со скамейки. Никто, кроме богини и Дасиар, не знал, что это обстоятельство может иметь ко мне хоть малейшее отношение.

— Кто тебе сказал, что ты должна упомянуть это? — жестко спросила я.

— В моем королевстве, — ответила Залия, — мы почитаем богиню Маранонию. Прежде чем я отправилась по поручению королевы, я советовалась с ее оракулом. — После некоторого колебания Залия продолжала: — Есть то, о чем мне запрещено говорить. Но я могу тебе сказать, что мне являлась Маранония. Она предсказала, что я встречу тебя и должна буду произнести слова «серебряный корабль», чтобы представиться надлежащим образом. После чего мы сможем действовать сообща.

— С какой целью? — спросила я.

— Для того чтобы победить Новари, — удивленно ответила Залия. — Какая же еще может быть цель?

Я едва не выкрикнула: «Почему же Маранония мне не сообщила всего этого?» — но вовремя сдержалась. Богиня дала мне строгое указание, что я ни в коем случае не должна рассказывать о том, что она являлась мне. Но все-таки было чертовски обидно узнать, что она предстала перед чьими-то еще взорами и, похоже, рассказала гораздо больше.

Залия спросила:

— Маранония ведь являлась тебе, не правда ли? Я тряхнула головой и сказала:

— Не могу ответить на этот вопрос. Залия кивнула.

— Это говорит мне о том, что так и было на самом деле. В противном случае ты должна была просто ответить «нет».

Последние слова Залии я пропустила мимо ушей и произнесла:

— Теперь расскажи о побеге.

— Так ты мне поверила?

— Пока не знаю, да или нет, — ответила я, — пока что я только двинулась навстречу вере, но есть очень серьезные сомнения.

— И на том спасибо.

— Мне очень жаль, но на большее я пока не способна. Я очень подозрительна.

Рассерженное лицо Залии смягчилось. Она слегка наморщила нос и сказала:

— Думаю, что мне не следует порицать тебя. Ты так много страдала.

— Хотелось бы услышать план побега, а не слова жалости, — жестко повторила я.

— Очень хорошо. Если тебя больше устраивают факты, а не мои симпатии, — ты получишь эти факты. Учти только, что если бы не моя симпатия, то ты представляла бы зрелище, достойное жалости. Можешь в этом не сомневаться.

— Говори, что задумала, — произнесла я.

— Ну что ж, — начала Залия. — Еще до того, как меня пленили, я знала, что вояки Мэгона идут по следу. Поэтому я спрятала свой корабль. Если нам удастся выбраться из рудников и добраться до корабля, то мы без труда сможем вырваться из владений Новари. — Когда Залия продолжила, в ее голосе зазвучали нотки гордости: — Это быстроходный корабль. В открытом море никто не в состоянии догнать его. По крайней мере если я стою у штурвала.

— Далеко ли до твоего корабля? — спросила я.

— Три дня пути, — ответила Залия, — может быть, четыре. Мы должны будем двигаться на запад, пересечь озеро и достичь гор. Как только мы доберемся туда, считай, что корабль найден.

— Гладко стелешь, — возразила я, — но сначала надо выбраться из рудников. Как насчет этого?

Залия помедлила, потом неохотно произнесла:

— Я еще не сумела придумать ничего подходящего. Боюсь, что я презрительно усмехнулась, услышав это.

— И на кой черт сдался нам тогда твой корабль? Залия покраснела.

— Я была занята тем, что старалась сохранить в живых нас обеих, — огорченно заметила она. Но Залии удалось сдержать гнев, и она со вздохом произнесла: — Ты права. Я долго ломала над этим голову, но мне не пришло ни одной стоящей идеи. Иногда мне начинало казаться, что побег отсюда невозможен.

Ее признание произвело на меня необычное воздействие — во мне шевельнулась надежда.

— Должен, обязательно должен быть путь на волю, — сказала я, — если есть достаточно времени, то можно выбраться из любого переплета. Залия рассмеялась:

— Уж времени-то у нас достаточно!

— У меня нет уверенности, что у нас осталось много времени, — возразила я. — Новари может послать за мной в любую минуту. Она может вдруг прийти к заключению, что наказание, которому она меня подвергла, недостаточно. Или же она может вдруг открыть новый и более интересный способ сломить мою волю.

— Тогда имеет смысл не мешкая приступать к делу, — заметила Залия.

Я поддразнила ее:

— Что я слышу? А где же симпатия? Залия пожала плечами.

— Ты вновь заслужишь ее в тот день, когда научишься верить мне.

— Этот день может и не настать, — парировала я. Залия снова легла на спину и закрыла глаза.

— Отныне и до веку, — произнесла она, — ты можешь сама готовить себе обед.

Женщина посчитала эти слова заключительной стрелой иронии в мой адрес, пущенной на сон грядущий, но вскоре она резко поднялась.

— Я забыла рассказать тебе кое-что насчет еды, — сообщила она озабоченно. — Похлебка, которой кормят нас всех, магически обработана. Хотя на самом деле это отвратительное пойло, которое ты постеснялась бы скормить и свиньям, — колдовством его заставили приобрести вкус и запах изысканного блюда. В результате такой обработки похлебка получила свойства наркотика, к которому быстро привыкают, и те, кто хоть раз ее попробовал, не могут есть ничего больше. Она делает тебя сильной, даже упитанной. Но эта еда привязывает пленников, употребляющих ее, к рудникам. Даже сама мысль о возможности остаться без похлебки вызывает страх, который парализует волю.

Залия кивнула на металлическую руку и продолжала:

— Эта штука тоже каким-то образом влияет на нас. Делает заклинание подчинения более сильным. Непреодолимым.

— Так вот почему ты не позволяла мне есть эту похлебку? — сказала я.

Залия кивнула.

— Я взяла тебя к себе, — продолжала она, — когда ты уже привыкла к этой гадости. Мне страшно вспоминать то время, когда я помогала тебе побороть эту привычку. Думаю, именно из-за этой еды ты была беспомощна в течение столь длительного времени. И я наблюдала, что, по мере того как мне удавалось ослабить твою зависимость от нее, твое сознание постепенно возвращалось.

— А как же ты? — спросила я. — Ты ведь все это время ела похлебку без видимого страха.

— Заклинание, которое создала моя королева для того, чтобы оградить меня от опасности, — ответила Залия, — предотвращает привыкание. И еще кое-что. Если бы мы обе избегали этой еды, питаясь крысиным мясом, то стражники вскоре заметили бы, что мы не едим, как все, и обмениваем похлебку на какие-нибудь вещи. Даже одной трудно создавать видимость, что не происходит ничего необычного. Откажись от тюремной еды мы вдвоем — это стало бы невозможным.

Залия рассмеялась.

— Кстати, я не против того, чтобы немного пополнеть. Я хотела бы стать сильной. Настолько сильной, насколько это вообще возможно в данных условиях. Сила потребуется, когда мы устроим побег.

Я посмотрела на свою искусственную руку с ее уродливо торчащими болтами, выступающими с двух сторон запястья. Я припомнила ту боль, которую причинила мне эта рука, когда я попыталась создать очень маленькое заклинание. И это несмотря на то что колдовство, управляющее рукой, если верить рассказу Залии, было ослаблено моей «крысиной» диетой.

Я невольно содрогнулась, когда до меня дошло, что могло произойти, если бы Залия вовремя не разгадала загадку, связанную с баландой.

Я взглянула на Залию с восхищением, хотя внешне сохраняла ворчливость.

— Спасибо тебе, — сказала я.

Залия кивнула. Она была явно удовлетворена.

— Совсем неплохо для начала, и, кто знает, может быть, к тому времени, когда мы выберемся отсюда, мы станем друзьями.

— Поживем — увидим, — произнесла я.

— Да, — подтвердила она, — увидим, не так ли?

И с этими словами Залия отвернулась и мгновенно заснула. Несколькими мгновениями позже я последовала ее примеру и провалилась во мрак. Пока что это был единственный способ бежать из рудников Короноса.

Утром мы посмотрим, есть ли другая возможность.

Глава 12. ПОБЕГ

Когда замышляешь побег, время может стать как злейшим врагом, так и лучшим другом.

Мне приходилось разговаривать с орисситами, попавшими в плен, после того как армии удавалось освободить их, и все в один голос клялись, что пытались совершить побег с момента пленения. Однако они говорят, что, когда вы начинаете обдумывать подробности, чтобы приблизиться к идеальному плану, дни могут постепенно сложиться в месяцы, а месяцы — в годы. Освобожденные пленники в один голос утверждали, что возникает какая-то особенная летаргия, сознанием овладевает растерянность, теряется уверенность в своих силах, поэтому все идеи отвергаются слишком быстро.

Другими словами, чем дольше вы ждете удобного момента для побега, тем менее вероятность того, что у вас хватит воли его совершить.

С другой стороны, тот, кто захватил вас в плен, наиболее насторожен именно в первые дни. Попытки выбраться на волю, предпринятые в первые недели плена, почти во всех случаях обречены на провал. Дело обычно кончается гибелью беглеца-неудачника, потому что захватчик в таких случаях склонен применить жестокую кару как предупреждение остальным.

С течением времени, однако, бдительность врага притупляется. Создается впечатление, что он впадает в состояние самогипноза и приобретает уверенность, что вы ни за что не решитесь и помышлять о побеге.

Когда я очнулась от шока и обнаружила, что являюсь рабыней в рудниках Короноса, несмотря на то что я пробыла здесь долгие месяцы, воля к побегу не ослабела.

Время стало моим союзником и в результате других обстоятельств.

В течение тех месяцев, когда я прозябала в бессознательном состоянии, ежесекундно рискуя расстаться с жизнью, я не смогла в полной мере оценить тот эффект защиты от окружающего, который оно создавало. Мой эмоциональный шок в результате полученного увечья был приглушен, потому что у меня не осталось никаких воспоминаний о том, что со мной сотворили. Этот провал в памяти, кроме того, дал мне возможность преодолеть горечь и скорбь, избежать болезненных воспоминаний о погибшей команде.

Они были моими друзьями, храбрыми воинами и положили головы, служа мне. Это оставило глубокий след в душе. Но эта рана, по-видимому, частично зарубцевалась.

Думаю, что мне было дано уникальное преимущество. Теперь я не сомневаюсь в том, что Новари сознательно опустила свою магическую защиту. Конечно, такое преимущество было слишком ненадежным, но я намеревалась использовать его в полной мере.

Прошло много дней, прежде чем замаячили первые неясные контуры плана побега. В течение рабочего дня я была безвольным животным, которое могло пригодиться только для того, чтобы добывать золото в рудниках Короноса.

К концу дня мы, спотыкаясь, возвращались в камеры и падали в полном изнеможении. Мне потребовалось огромное усилие воли для того, чтобы постепенно приближаться к ясному восприятию действительности. Единственным желанием было стремление как можно быстрее погрузиться в сон. Иногда я так уставала, что возникало обостренное чувство жалости к себе, и слезы непроизвольно струились по щекам.

Я в конце концов осознала, насколько сильна была воля Залии на протяжении тех долгих месяцев, когда она ухаживала за мной. Это совсем не означало, что я стала полностью ей доверять. Несмотря ни на что, она вполне могла быть шпионом Новари. Поразмыслив, я признала, что подвергаю себя опасности, доверяясь Залии. Но, так как первый шаг к доверию был сделан, уже невозможно было сдерживать естественные эмоции — и все возрастающее восхищение Залией стало одним из доминирующих чувств. Моей главной задачей было постараться удержать эмоциональный прилив в жестких рамках, поэтому я не полагалась абсолютно во всем на женщину, которую недостаточно знала.

Независимо от этого почти сразу стало очевидно, что воля Залии столь же тверда, сколь работоспособно ее большое и сильное тело.

Однажды я была свидетелем того, как Залия спасла жизнь одной женщине, когда мы работали в плавильной камере. По какой-то неизвестной причине высокий штабель золотых стержней вдруг упал на рабыню. Несколько довольно сильных рабов попытались растащить эту сверкающую, но и смертоносную массу, освободить пронзительно кричавшую женщину, но их попытки были тщетны. Залия бросилась вперед, одним движением отстранила рабов и подняла стержни, снимая с женщины непомерный груз. Все мышцы и суставы богатырши скрипели от невероятного напряжения. К сожалению, рабыню так сильно покалечило, что она стала практически бесполезна в рудниках; несколькими днями позже стражники уволокли ее прочь, чтобы добить, как сломавшее ноги вьючное животное.

Когда мы работали в качестве рудокопов, я видела, как Залия отбивала одним ударом большой кусок породы, в результате чего обнажались новые золотые жилы толщиной с ногу. Когда мы тянули тележки, нагруженные рудой, вверх по чрезвычайно крутым подземным проходам, именно Залия помогала нам с наименьшими потерями добираться до верхней части выработки, а потом служила своего рода противовесом, чтобы снова спустить нас вниз. Я потеряла счет случаям, когда кто-нибудь спотыкался, выпадал из общей связки, а Залия спасала всех от неизбежного падения вслед за несчастным в глубокую яму с отвалами.

Кроме того, Залия могла быть исключительно нежной. Например, в тех случаях, когда она промывала мою рану, каждую ночь, перед сном, мягко снимая пыль и грязь, попавшие за день под повязку, и очищая пустую глазницу такими легкими прикосновениями, что я не всегда их чувствовала. Но что было более важным, так это то, что Залия не проявляла никаких признаков страха, который наверняка могли внушать мои раны. Она занималась врачеванием так, как будто бы это было самое обычное и простое занятие на свете.

Однажды мне захотелось самой посмотреть, насколько велика моя рана, и я начала лихорадочно искать какую-нибудь гладкую отражающую поверхность, чтобы воспользоваться ею как зеркалом и не спеша изучить причиненное мне увечье. Оказалось, что в рудниках практически нет блестящих предметов с гладкой поверхностью, — все, кроме золота, было изборождено. Но и слиток золота не подходил. Ровная, гладкая поверхность золота отражает слабо.

И вот однажды я нашла большую блестящую ложку и попыталась разглядеть себя в ее внешней поверхности, снимая при этом с головы повязку. Но Залия помешала мне, мягко, но настойчиво отбирая у меня ложку и возвращая бандаж на место.

— Ты еще не готова к этому, — сказала она.

— Я так уродлива? — спросила я. Мой голос дрожал, что меня сильно удивило.

— В этой камере только одна уродливая женщина, Рали, — это я, — ответила Залия. — Пожалуйста, потерпи еще немного. Пусть рана немного заживет.

Потом Залия спрятала ложку в тайнике, расположенном за выходящим из стены камнем.

— Немного погодя мы обязательно ее достанем, — пообещала мне Залия, — когда придет срок.

Я почувствовала себя немного спокойнее, как будто бы с плеч упал груз. Поначалу мне очень хотелось увидеть свое лицо, но оказалось, что под тонким покрывалом этого желания прячется испуг. Мне действительно было очень страшно заставить себя посмотреть в зеркало, но почти так же я боялась и неизвестности. Залия мягко, но так настойчиво, как умела только она, запретила это до того времени, когда я, может быть, стану храбрее.

И это время вскоре наступило.

Однажды ночью Залия закончила обмывать мои раны и произнесла:

— Ну вот, наши дела заметно улучшаются, Рали. Теперь ты можешь сама все увидеть. И сама во всем убедишься.

Мое сердце подпрыгнуло, когда я услышала, что говорит Залия. Но прежде чем я смогла пролепетать ответ, Залия сорвала с моей головы надоевшую повязку. Потом она подошла к тайнику и вытащила из него ложку и маленький сверток. Вернувшись ко мне, Залия развернула его и показала мне содержимое.

Это была золотая латка для глаза, которая была прикреплена к золотому ремешку.

Приладив ремешок, Залия не спеша надела латку на мой глаз, так чтобы мне было удобно. Латка была мягкой и легкой, как шелк самой тонкой выделки. Вскоре болезненная пульсация и ощущение пустой глазницы исчезли, и ко мне вернулось давно забытое ощущение полноценности.

Залия протерла ложку рукавом туники и поднесла ее к моему лицу так, чтобы я смогла поглядеться в нее. Мгновенно покрывшись холодным потом, я инстинктивно попыталась отстраниться. Мое сердце трепетало, как крылья колибри.

Но я взглянула.

Сначала лицо показалось мне незнакомым. Оно было значительно более худым, озабоченным и тревожным, чем я его помнила, а волосы превратились в спутанный колтун, похожий на грязную швабру. Потом я стала узнавать эти удлиненные черты, все еще нежную кожу и единственный голубой глаз, пристально смотревший на меня с ложки. У этого глаза был тот внимательный вдумчивый взгляд, который отличает Антеро.

Я увидела золотую латку, которая закрывала то место, где раньше был второй глаз. Пониже латки шел маленький крючковатый шрам.

— Ты напоминаешь мне пирата, — улыбнулась Залия.

Я нервно посмотрела на нее и снова вернулась к отражению на поверхности ложки.

То, что я увидела, не было столь пугающим, как я боялась.

— Очень недурно. И даже романтично, — произнесла Залия, все еще пытаясь ободрить меня.

Но я и в самом деле подумала, в последний раз внимательно вглядываясь в поверхность ложки, что женщина права. Но я была слишком застенчивой, чтобы признать это.

— Не знаю, — сказала я. И сразу попыталась превратить все в шутку. — Я выгляжу достаточно жутко, чтобы заставить добрую половину девушек в Ориссе истерически кричать при виде меня.

Залия рассмеялась.

— А другую половину, наиболее привлекательную, заставить кокетничать с тобой. Чтобы выяснить, настолько ли заманчива ты в постели.

— Ты, безусловно, права, — сказала я, — кстати, веришь или нет, у меня тут, в Короносе, есть рудник, который я хотела бы тебе продать.

Втайне я почувствовала облегчение. Я зашла столь далеко, что даже обняла Залию и поблагодарила. Это был довольно неприятный для нас обеих момент, поэтому мы быстро отстранились.

Я потрогала латку на глазу, не переставая удивляться тому действию, которое она на меня оказывала.

— Где ты ухитрилась найти это? — спросила я.

— Я сделала ее, — ответила Залия, — в течение того времени, когда ты ходила, непрерывно тыкаясь в стены. Мне оставалось только… подождать, когда заживут раны на лице. Теперь ты смогла ее надеть.

— Сделала? — удивленно переспросила я, слегка пощупав материал. — Каким образом? И из чего? Похоже на золото. На ощупь напоминает шелк, но такого качества материала я никогда не встречала. Моя семья занималась торговлей шелком в течение многих лет. И я знаю на ощупь все сорта шелка.

— Я сделала ее из того золота, которое мы добываем, — ответила Залия.

Я была изумлена.

— Из золота? Но это совсем не похоже на золото!

— Но тем не менее это так, — подтвердила Залия. — Ты рассказала мне, что видела золотой корабль короля Мэгона, до того как тебя захватили в плен, не так ли?

— Да, — ответила я, — тогда я удивилась, как этот корабль мог так легко держаться на поверхности. Еще меня очень удивили золотые паруса, которые надувались ветром, как шелковые.

Залия показала на латку.

— Латка в точности из такого же материала. В один из ближайших дней ты обязательно увидишь, как изготавливают такое золото, — богатырша передернулась, — это самое худшее, что есть в рудниках. Скоро подойдет наша очередь. — Немного помолчав, она продолжала: — Если судить по тем сведениям, которые мне удалось собрать, технология получения этого материала была разработана в те времена, когда правил первый король Белый Медведь. Она была утрачена после того, как королевство пало.

— До того момента, пока через много веков не явилась Новари и не открыла секрет повторно, — пробормотала я.

Залия кивнула.

— Новари сделала это открытие, когда король Мэгон возобновил работы в рудниках, чтобы поддерживать военные действия, оплачивать услуги союзников и наемных армий, воевавших под его знаменем. Но оказалось, что магический процесс получения этого материала гораздо дороже, чем рассчитывали поначалу. Стоимость конечного продукта значительно превышала стоимость сырья. Сейчас же все то золото, которое мы выкапываем из земли, поступает в те древние машины, которые Новари вернула к жизни. — Залия слегка наклонилась вперед и добавила: — А для производства всего одной унции [тройская унция — основная мера веса золота, равна 31,1 г] волшебного материала требуется много-много тележек, доверху нагруженных чистым золотом.

— Еще для этого требуется огромное количество энергии, — подчеркнула я. — Мне не известен ни один колдун в мире, который на такое способен.

— Так не один же колдун… — напомнила Залия.

— Ах да, — спохватилась я, вспомнив захватнические рейды Новари, которые коснулись и моих заклинателей.

— Вещи, которые изготавливают из этого материала, — продолжала Залия, — обладают настолько необыкновенными свойствами, насколько это вообще возможно в материальном мире. Оружие никогда не ломается, и его не требуется затачивать. Щиты отражают любой удар. Огромные корабли легки, как если бы они были построены из хорошо высушенной сосны, и при этом прочны, как стальные.

— Если судить по тем количествам волшебного материала, которые мы получаем в рудниках Короноса, Новари собирается вооружить самую большую армию в истории. У нее есть пустоголовая марионетка Мэгон, которой предстоит возглавить эту орду.

Залия произнесла:

— Как твоя, так и моя родина находится в смертельной опасности, Рали. Именно поэтому я здесь.

— Ты имеешь в виду, что именно поэтому тебя сюда послали? — спросила я.

Чуть-чуть помедлив, Залия ответила:

— Да. Истинная причина в том, что… моя королева… приказала мне исполнить это поручение.

— А не пришло ли время рассказать мне о твоем королевстве? Я даже не представляю, где оно расположено. Не знаю ни имени твоей королевы, ни ее взглядов на жизнь, ни ее целей. Неизвестно мне и то, почему твой народ почитает богиню Маранонию. Она богиня войны. А война имеет поддержку в народе только на начальной стадии. Потом проливаются потоки крови, и только солдаты и садисты могут найти в себе достаточно желания славить Маранонию.

— Я должна тебя разочаровать, — отвечала Залия. — Я не скажу тебе ни слова до того дня, когда ты поклянешься, что полностью доверяешь мне.

— Думаю, что сама богиня приказала тебе получить от меня уверения в честности, ты же рассказала мне, что Маранония являлась тебе и приказала найти меня.

Залия презрительно усмехнулась и произнесла:

— Прежде всего ты хорошо понимаешь, что я больше ничего не могу рассказать тебе о видении. Кроме того, ты знаешь, что мне запрещено говорить о том, приказала ли Маранония доверять тебе или же просто хотела, чтобы я встретилась с тобой и произнесла определенные слова, то есть «серебряный корабль».

Маранония приказала: «Когда ты встретишься с Рали, упомяни серебряный корабль. Она знает, что я имею в виду».

— Ты старательно избегаешь острых углов, как придворный политик, — сказала я, — это так, это эдак. Ты говоришь мне то, что доставляет тебе удовлетворение. А раз к тебе явилась Маранония, то она обязала тебя доверять мне.

Залия презрительно скривила губы.

— Так это именно ты рассуждаешь, как придворный политик, — заметила она. — Ты говоришь о доверии, но мне не доверяешь. Рали, доверие должно быть взаимным. В противном случае я могу поставить мою королеву и мое королевство под угрозу.

— Нет, Залия, мое слово надежно. Ты узнала мое имя, воинский ранг. Новари знает ровно столько же, сколько и ты. В подходящий момент я снабжу тебя точно дозированной информацией. И это все, мой недоверчивый друг.

Я дотронулась до латки на глазу и решила как можно мягче и быстрее ускользнуть от назревающей ссоры, хотя бы в знак благодарности за этот чудесный подарок.

— Что бы там ни было, большое спасибо тебе за это, — добавила я.

Потом я сняла латку и протянула Залии со словами:

— Ты можешь быть уверена, что, когда я буду надевать ее каждую ночь, я снова и снова буду благодарить тебя.

Удивленная моим жестом, Залия сказала:

— Оставь ее себе, и почему ты собираешься использовать ее только ночью? Я сделала ее не только для косметических целей. По большей части для того, чтобы ускорить заживление раны, предотвратить попадание грязи и инфекции. Ты поймешь, что латка обладает волшебными свойствами, она не пропускает грязь, рудную пыль и прочие вредные частицы. Ради этой латки я пошла на многие лишения и испытала бесчисленные тяготы. Кроме того, я сильно рисковала, когда добывала этот материал для тебя.

— Но ты не учитываешь, что стража моментально обратит внимание на латку, — пыталась протестовать я, — даже самый тупой охранник не пропустит ее. В конце концов, это же золото. Более того, это волшебное золото!

— Тебе стоит беспокоиться только по поводу цвета, — успокоила меня Залия, — а это очень просто уладить. Все, что тебе необходимо сделать, — так это выбрать цвет, который тебе нравится, удержать его в памяти на мгновение — и латка приобретет такой цвет. Подумаешь о черном — она станет черной. О красном — красной. Такова волшебная природа этого материала. А так как его производят здесь с применением волшебных машин Новари, то даже наиболее чувствительный колдун ничего не заметит. Получается, что часть магической силы была не украдена, а… взята взаймы… и возвращена в другом обличье.

Я была заинтригована, поэтому спросила:

— Любой цвет, какой пожелаю?

— Попробуй, — ответила Залия.

Я сняла латку с глаза и, держась за золотой ремешок, подняла на уровень глаз. Я представила себе, что латка стала черной, и она мгновенно почернела. Я попыталась представить себе красный, зеленый и другие чистые цвета — и каждый раз окраска латки изменялась и становилась такой, как я приказывала. Потом я снова сделала латку черной — угольно-черной, что лучше всего соответствовало условиям в рудниках, и снова ее надела.

Она показалась мне более гладкой и даже более удобной, чем раньше. И я не чувствовала более потребности рывком опускать голову к плечу, чтобы получше рассмотреть предмет здоровым глазом.

— Я всегда мечтала быть пиратом, — сообщила я Залии, — теперь, по крайней мере, вид у меня пиратский.

Залия оценивающе меня оглядела. И в конце концов сказала:

— Вот чего тебе действительно не хватает, так это пары больших сережек. Это полностью отвлечет внимание от латки. Поверь, такие сережки носят только самые проницательные пираты.

Благодаря латке из волшебного золота изменилась не только моя внешность. С течением времени я стала замечать, что стала более отчетливо и объемно видеть окружающие предметы. Я больше не страдала от головокружения, если мне приходилось смотреть на что-нибудь вскользь.

Несмотря на то что у меня был только один глаз, — тот, который я потеряла, похоже, тоже служил мне. Казалось, что он непрерывно устремлен в эфир, чтобы помочь здоровому глазу сфокусироваться на предметах материального мира и представить изображение, соответствующее бинокулярному зрению.

Вскоре я дополнительно обнаружила, что способна более четко «видеть» и то, что происходит в Других Мирах.

Это произошло ночью, сразу после очередной порции крысиного мяса, когда я счищала грязь с металлической руки. В этот момент Залия уже спала. Случайно в здоровый глаз мне попала соринка, и я несколько раз моргнула.

Однако, когда я закрыла глаз, в сознании всплыло странное изображение.

Я открыла глаз — и изображение исчезло. Было ли это только плодом воображения?

Я снова закрыла здоровый глаз, и вновь возникло туманное видение. Мне удалось различить неясные линии, напоминающие часть человеческого скелета, — это была кисть руки. Я пошевелила пальцами искусственной руки и увидела, как это призрачное изображение также пошевелило пальцами.

Открыв глаза, я увидела перед собой все ту же металлическую руку. Но теперь я все-таки могла со всей определенностью почувствовать тень своей живой руки — той руки, которая недавно была частью моего тела и которая была отсечена для того, чтобы попасть в колдовское варево Новари.

Я еще раз закрыла глаз и стала поворачивать голову из стороны в сторону. Мне показалось, что вокруг меня замелькали всевозможные сверкающие силуэты. Я выяснила, что могу видеть сквозь эфир без каких-либо усилий. Для этого мне надо всего-навсего закрыть здоровый глаз, мысленно сдвинуть центр зрения, и волшебный мир тут же предстанет передо мной.

— Залия, — сказала я, — проснись!

Она резко села на своей каменной постели.

— В чем дело? — взволнованно спросила она.

— Все в порядке, — ответила я. — Мне необходимо поговорить с тобой.

Залия застонала. Она намучилась, целый день с помощью кувалды и лома добывая золотоносную руду.

— Нельзя было подождать до утра?

— Ни секунды, — ответила я.

— Так чего же ты хочешь? — спросила Залия зевая.

— Пожалуйста, расскажи мне снова, как ты сделала золотую латку, — попросила я. — В мельчайших подробностях. А пока ты будешь рассказывать, попрошу тебя крепко подумать.

— О чем?

Я показала пальцем на латку.

— Как бы нам попасть на такую работу, которая позволила бы раздобыть побольше этого материала.

Залии потребовалось потрясающе мало времени для того, чтобы выполнить мою просьбу. И это пугало.

Два раба, с которыми мы вели переговоры, с радостью схватили маленькую взятку, которую им предложила Залия. Они с готовностью согласились поменяться с нами участком работы. При этом они поклялись, что не проронят ни слова и будут по мере сил помогать нам скрывать нашу маленькую сделку. Они заверили, что будут хранить молчание, и у меня не было сомнения в том, что они сдержат слово. Грозным голосом я произнесла несколько подобающих ситуации угроз, предупредив их на тот случай, если они вдруг вздумают предать нас, но думаю, что реальной необходимости в этом не было. Этих двоих рабов мы так осчастливили…

Для меня эта сделка явилась первым шагом в понимании того, что Залия вовсе не преувеличивала, когда говорила, что предстоящая нам работа — наиболее тяжелая из всех в рудниках Короноса.

А полное подтверждение я получила на следующий день, когда стражник просунул голову в нашу камеру и крикнул:

— Двое в Чрево Ада! Антеро! Залия! Поднимайтесь! Поднимайте свои зады — и побыстрее!

Собравшись на скорую руку, мы вышли из камеры, и я, быстро взглянув на Залию, прошептала:

— Чрево Ада?

Она поморщилась.

— Это была твоя идея, — прошептала она мне в ответ, — и, пожалуйста, не забудь об этом!

Я не забыла.

Шепот Залии взметнулся надо мной, как смех дьявола, безжалостный, унижающий… А потом нас кнутами и тумаками загнали в скорбную вереницу рабов. Когда цепь присоединяли к металлическому обручу на поясе очередного раба, я слышала щелчок закрываемого замка с невероятной четкостью.

Снова засвистели кнуты стражников, и колонна медленно двинулась вперед. Рабы в других цепочках смотрели на нас, когда мы проходили мимо, с сожалением, качали головами или издевались над нашим ничтожеством.

Нас гнали приблизительно в течение часа, заставляя пробираться по замысловатым туннелям, коридорам, проходам. Несколько раз мы спускались и поднимались в клетях рудничных лифтов. Наконец, когда раскрылись двери последнего из этих лифтов, мы вышли под яркое дневное солнце. Свет был сравним с шоком от молнии.

Впервые за много месяцев я не была замурована в туннелях под многотонной громадой скал. Воздух был морозен и свеж, и я непроизвольно задрожала от запаха призрачной свободы, который принес полярный ветер.

Я услышала, как многие рабы бормочут проклятия, и почти начала ругаться от избытка эмоций, но прикусила губу, когда почувствовала предостерегающее пожатие Залии.

Охрана ответила громким ревом, бросилась к тем, кто так неосторожно подал голос, и быстро выбила из них мольбы о пощаде. Причем это было проделано с таким мастерством, что я поняла, что происшествие является довольно обычным на пути в Чрево Ада.

Для тех, кто отведал кнута, это был только первый глоток того, что предстояло нам всем впереди.

Нас погнали, как стадо баранов, через большую площадку, которая упиралась в почти отвесные скалы, вздымавшиеся над нашими головами. Площадка была вся испещрена деревянными настилами, и по этим настилам рабы непрерывно катили тачки.

Наш путь лежал через всю площадку к усыпанной булыжниками дороге, которая извилисто спускалась к подножию скал.

Когда мы вступили на эту дорогу, на некотором удалении я увидела храм Медведя, доки, хорошо видные на фоне замерзшего озера, а также корабли со вздымающимися парусами, которые неслись по льду. Небо над головой было искрометно-прозрачным и ярко-голубым.

Эта панорама вызвала во мне почти непреодолимое желание вырваться из плена, даже если для этого потребуется перепрыгнуть через окружающие нас невероятно высокие скалы.

Залия вцепилась в мою руку, и я постаралась как можно глубже и равномернее дышать, чтобы успокоиться.

Приводя в порядок эмоции, я вспомнила, что уже видела эту площадку и скалы, но с другого направления. Взглянув на озеро, вдали я увидела знакомый скалистый берег, на котором когда-то пряталась с командой и впервые наблюдала за рудниками и плавильнями Короноса.

Снова взглянув на доки, я заметила, что там нет золотого корабля короля Мэгона. Я догадалась, что он отправился дальше, и подумала о том, не вернулась ли Новари вместе с королем в столицу.

Размышления о Новари позволили мне немного успокоиться, и вскоре я была в состоянии плестись с остальными. Внешне я ничем не отличалась от обычного отупевшего раба, бредущего по воле погонщика, однако внутри меня все кипело от любопытства, я внимательно смотрела по сторонам, стараясь запомнить каждую полезную деталь, которая впоследствии может понадобиться.

Когда мы прошли один из поворотов дороги, я увидела, как над городом возвышается храм Медведя. Казалось, город спит. Более того, казалось, что он пуст. Вслед за этим я почувствовала жужжание магического поля и поняла, что колдуны снова приступили к работе. Однако Новари с ними не было. Я бы моментально ее почувствовала. Я удивилась: где же она? Что замышляет?

До подножия скал была приблизительно миля пути, столько же — до цели нашего скорбного путешествия.

Фабрика, куда нас гнали, была сооружена из простых, грубо обработанных каменных блоков. Нас направили к большим двустворчатым воротам. Строение было длинным и исключительно низким, но, как только мы вошли внутрь, я заметила, что основная часть сооружения располагается под землей. Я насчитала всего шесть этажей, пока мы спускались пролет за пролетом под землю, чтобы попасть наконец в главный цех.

Это было страшное место. Тусклый свет и неестественные, наводящие суеверный ужас оранжевые отблески, благодаря которым казалось, что все здание ритмично пульсирует, будто бы за его стенами бьется гигантское сердце. Непрерывно доносился звук, напоминающий то рокот огромного барабана, то резкий треск раскаленного металла, падающего в воду, — такие удаленные, что казались исходящими из Других Миров.

Мы брели по огромным помещениям дьявольской фабрики, в которых стояли связки золотых мечей, копий и щитов. Я могла чувствовать излучение магического поля, исходящее от оружия, и быстро догадалась, что оно изготовлено из того же материала, что и латка. Однажды мы подошли очень близко к куче волшебных мечей, и я метнула быстрый завистливый взгляд на острые лезвия. Импульс, побуждавший меня броситься к куче, схватить оружие и лечь костьми в бою со стражей, был настолько силен, что я испытала физическую боль.

Этот импульс внезапно сменился тревожным предчувствием, что все это волшебное оружие может вскоре быть направлено против моего народа. Тревога заставила меня идти быстрее. Пора действовать, и не мешкая.

Задумавшись, я врезалась в раба, идущего впереди меня, и он огрызнулся:

— Куда спешишь, сестренка? Не ведала, знать, Чрева Ада? Там нет похлебки, усекла?

Я сбавила темп, но продолжала, осторожно поворачивая голову, изучать военный потенциал противника, и моя тревога возрастала.

На шестом, последнем, уровне мы приблизились к огромным золотым воротам в скале. От ворот исходило такое ослепительное сияние, они выглядели столь чистыми и отполированными, что я быстро догадалась — они были сделаны из волшебного материала Новари.

Мы остановились перед воротами, стражники отмыкали замки и освобождали рабов из общей связки.

— Рали, — донесся до меня свистящий шепот Залии, — пока мы здесь, ты будешь делать только то, что я тебе скажу.

Я кивнула. Два огромных, обнаженных по пояс раба, которые обливались потом, с усилием открыли ворота.

Удар горячего воздуха чуть не сбил меня с ног. Я поперхнулась, почувствовав отвратительную кислотную вонь. Горло быстро начало гореть, губы пересохли.

Прежде чем я успела собраться с духом, нас пинками и тумаками затолкали внутрь. Вне себя от ярости, я увидела, как стража быстро вышла наружу. Охранники крикнули, чтобы мы приступали к работе, и с размаху захлопнули ворота. Мы оказались взаперти.

В Чреве Ада было настолько жарко, что работать, тем более с напряжением, там было возможно не более часа. По истечении часа рабов меняли. Они отдыхали в течение часа, пока другая команда страдала внутри. Затем их снова загоняли обратно в адскую кузницу. Рабы трудились до полного изнеможения. За сменой команд следили специально обученные охранники, которые меняли людей. Потом другие рабы отводили нас туда, где мы могли немного восстановить силы, пока вторая группа не приступала к работе. Во время отдыха нам давали обильное питье. Вода была холодной. Мы могли утолить жажду и умыться. Это не являлось благородным жестом со стороны хозяев. Это была жестокая необходимость. Если бы не отдых и не холодная вода, мы быстро бы поумирали. Кто бы тогда выполнял адскую работу?

Помещение, где мы работали, было огромным, наполненным машинами, изрыгающими огонь и дым. То и дело мимо нас ковыляли рабы, с усилием тащившие деревянные платформы на роликовых катках. Платформы доверху были нагружены длинными, толстыми стержнями, сделанными из обычного золота.

Эти стержни потом перетаскивали к огромным машинам, которые занимали почти половину кузницы. Стержни загружались на широкий, грохочущий цепями конвейер, формой напоминающий лоток для промывания золотоносного песка; конвейер уносил стержни прямо в огнедышащую утробу машины.

На выходе вместо золотых стержней на конвейере лежала тонкая пленка блестящей пыли.

Именно из этой пыли, как позже рассказала мне Залия, и производился волшебный материал Новари. Из него и был построен золотой корабль Мэгона, сделано его оружие и моя замечательная латка.

Рабы двигались вдоль конечного звена конвейера, волоча на катках большие, но складные мехи, создающие обратный поток воздуха. Гибкими шлангами рабы отсасывали с конвейера золотую пыль. Она попадала в большие кувшины серого цвета, которые были сделаны, как мне позже рассказала Залия, из сахара. Эти кувшины направлялись в другой цех, где сахар испарялся, а пыль превращалась в тонкий золотой лист, который можно было шить и кроить так, как будто это была обычная материя, а также обрабатывать, придавая ему любую форму, как обычному металлу. Мечи, к примеру, были сделаны из множества слоев путем последовательного наворачивания одного слоя на другой, до тех пор пока лезвие не становилось прочным и упругим.

Помещение, в котором мы находились, я рассматривала урывками, на миг отрываясь от однообразной и мучительно тяжелой работы, которую боги, похоже, специально создали для осужденных. Под присмотром Залии я нагружала и сгружала золотые стержни. Помогала отсасывать пыль и относить наполненные сахарные кувшины, которые оказались удивительно легкими.

Нестерпимый жар и грохот машин отбирали всю энергию до последней капли, и очень скоро мне начало казаться, что я плаваю в горячей овсяной каше. Требовалось значительное усилие даже для того, чтобы поднять руку, не говоря уже о предельном напряжении, которое было необходимо, чтобы приподнять смертельно тяжелые стержни. Мне доставалось вдвойне по сравнению с остальными, потому что волшебная пыль, изготовленная машинами Новари, опалила мои чувства, иссушила их непрерывными энергетическими ударами магического поля.

Каким-то неведомым мне самой способом я сумела преодолеть это мучительное ощущение. К концу дня один из рабов не выдержал. Это был тот самый парень, который обругал меня за то, что я так неразумно спешила в ад. С ним случился апоплексический удар перед самым концом заключительной смены. Раб шлепнулся на пол и оставался там до тех пор, пока один из стражников нехотя не приблизился и не оттащил его прочь. Когда я попыталась пожать на прощание его руку, он испустил дух. Это был очень длинный вздох. Мне показалось, что в нем слышалось облегчение.

Когда я услышала его, то подумала: «Может быть, боги не оставят тебя, брат. Независимо от того, куда попадет твоя душа, там не может быть хуже, чем здесь».

Нас обработали химическим препаратом, от которого щипало в носу, а кожа покраснела так, будто мы неделю находились под солнцем пустыни.

Последний вздох умершего раба еще долго отдавался в моем сознании после окончания рабочего дня, когда я, едва волоча ноги, добралась до камеры и без сил рухнула на каменную скамейку.

Я услышала, как Залия слегка застонала, опускаясь на каменное ложе.

— Теперь скажи мне, ради всех святых, которые прокляли нас и забыли, — простонала она, — ты придумала копать наши могилы все глубже и глубже?

Я вскочила с постели, стараясь размять совершенно одеревеневшие мускулы, о существовании которых я забыла, переступив порог Чрева Ада. Но душевное равновесие быстро возвращалось, поэтому вместо ответа на причитания я ухитрилась изобразить улыбку и произнесла:

— Глянь-ка сюда, друг мой.

И протянула Залии кисть здоровой руки. Глаза Залии расширились, когда она увидела золотую пыль, набившуюся под ногтями.

— Получится симпатичная маленькая кучка, когда я почищу их, — сказала я.

— Мне казалось, что ты хочешь раздобыть кусочек конечного продукта, — озадаченно произнесла Залия.

— Хотела, — сказала я, — но я вовремя сообразила, что он не сможет послужить мне так, как я задумала. Кроме того, для моей цели потребовалось бы очень много готового волшебного металла. Новари или один из ее фаворитов обязательно заметили бы пропажу.

— Ты собираешься пустить в дело именно пыль? — спросила Залия, как-то очень недоверчиво глядя на меня.

— Да, — ответила я, — но предстоит совершить не менее дюжины походов в Чрево Ада, чтобы набрать достаточное количество пыли.

Залия ошеломленно спросила:

— Двенадцать?

— Может быть, и больше, хотя надеюсь, что этого не потребуется.

— Ради богов — нет, — умоляюще выдохнула Залия, — ради всех богов прошлого, настоящего и будущего, если у нас вообще будет какое-либо будущее.

Я рассмеялась, пытаясь перевести спор в шутку, но мой смех прозвучал в тишине.

Позже, когда я извлекла золотую пыль из-под ногтей, кучка получилась удручающе маленькая.

Как и опасалась Залия, нам потребовалось спускаться в Чрево Ада более двенадцати раз, для того чтобы наконец получить желаемое. Думаю, что мы отработали там вдвое больше смен, а каждый час, проведенный у горнов, был пыткой, которую я не люблю вспоминать.

Я утешала себя тем, что осталась жива, хотя нынешний мой опыт был достоин только проклятий. Одно меня удивляло — почему Новари оставила меня в живых.

Может быть, она чувствовала себя в большей мере отомщенной, обрекши меня на это жалкое существование? Сколько еще времени она будет наслаждаться моим унижением? Кроме того, если Новари решила использовать рудники Короноса для того, чтобы сделать меня податливее, так чтобы я в конце концов подчинилась ее воле, то когда же она наконец явится ко мне? Роилось много вопросов, каждый из которых был, по сути дела, вариацией на тему: удивление тем обстоятельством, что я до сих пор жива.

У Залии до сих пор была иная версия происходящего.

— Не исключено, что Новари не может убить тебя, — предположила она, — по крайней мере, не причинив вреда самой себе.

Поначалу я восприняла такое предположение с иронией.

— Не думаю, что ты права, друг мой. Новари в состоянии в любой момент и без особенного труда прикончить меня. Ведь однажды она чуть-чуть это не сделала, после того как я неудачно атаковала ее. В результате ответного удара Новари были убиты несколько ее слуг. Новари послала в меня смертельное заклинание, а так как я в тот момент находилась на воспринимающей стороне, то я могу поклясться на любом святом предмете, который ты выберешь, что это было разящее заклинание, нацеленное точно в меня.

— Да, понимаю, — произнесла Залия, — но сначала ты атаковала ее, — и это доказывает только то, что Новари в состоянии защититься от твоих ударов. Но я все-таки не исключаю, что ей запрещено — может быть, над ней довлеет какое-либо проклятие — действовать прямолинейно. Она не может приказать тебе умереть. Но она способна создать такие условия, которые гарантированно приведут тебя к гибели.

— Такое возможно, — признала я, — но маловероятно.

— Думаю, что этот довод ничуть не хуже всех твоих предположений, — возразила Залия. — У меня было гораздо больше времени, чтобы изучить Новари. Если уж на то пошло, именно моему королевству угрожает непосредственная опасность.

Я вскинула свой здоровый глаз на Залию.

— Твоему королевству? — спросила я.

— … Я имела в виду — моей родине, — немного невпопад ответила Залия и тут же уточнила: — Владениям королевы Салимар.

— Ага! — торжествующе произнесла я. — Вот как, оказывается, зовут твою королеву. Черт бы тебя побрал, Залия, наконец-то я умудрилась из тебя что-то вытянуть!

Она покраснела.

— Так что из этого, я и так собиралась тебе все рассказать. Я возликовала:

— Пра-виль-но!

Залия замолчала и больше не проронила ни слова.

Я знала, что моя победа была детской забавой. Но в рудниках Короноса она показалась мне очень приятной, почти как те победы на полях сражений, которые я знавала в прежние времена. И я испытала настоящую детскую радость, когда поняла, насколько Залия была инфантильна, когда жалобно захныкала, что все равно собиралась все рассказать.

Ну что ж, женщина, теперь моя очередь посмеяться над тобой.

Моя очередь посмеяться.

Накапливая золотую пыль, я собирала также информацию о рудниках Короноса.

Почти сразу я обратила внимание на то, что охрана рудников организована из рук вон плохо. Конечно, повсюду стояла стража. Нас часто сковывали цепями, в особенности когда мы выходили из рудников на поверхность, подгоняемые в Чрево Ада.

Тем не менее мне казалось, что причина, по которой нас приковывали друг к другу, не имела никакого отношения к возможности побега. Искусственная рука моментально остановит любого раба, даже самого одержимого. В дополнение к этому была еще заколдованная похлебка, к которой все рабы, кроме Залии и меня, имели необоримую привычку. Нет, цепи предназначались в первую очередь для того, чтобы предотвратить нападение на охрану, а также любые попытки причинить вред себе, когда перед глазами замаячит мираж свободы и начнется бунт.

По большей части мы были предоставлены самим себе, в особенности тогда, когда находились в камерах, где нам было позволено без свидетелей питаться и спать. Кроме того, было довольно просто пройти в соседние камеры. Для этого требовалось всего-навсего миновать нескольких стражников, охраняющих наш «кроличий садок», которые обычно едва удостаивали раба сонным взглядом и вялым жестом разрешали пройти. Много раз на протяжении суток эти охранники отлучались на короткие промежутки времени по своим делам, часто спали. Никому до этого не было дела. Металлическая рука, намертво привернутая к запястью раба, предотвратит любое мало-мальски серьезное неподчинение.

Никто из охранников вовсе не собирался обращать внимание на «старожилов». Отбор был столь жестким, что выжившие в течение года отличались, по-видимому, необыкновенной приспосабливаемостью. Старожил мог говорить уголком рта так, чтобы не быть услышанным и увиденным никем, кроме собеседника. Старожил знал, как принимать удары кулаком и кнутом, чтобы последствия были минимальными. Старожил знал, как урвать несколько секунд для отдыха, как отслеживать настроение охраны, и точно знал, когда можно «закосить», то есть демонстративно уклониться от работы. Он знал систему. И система работала лучше всего, если раб уворачивался от ударов, внимательно выжидал удобного момента для того, чтобы урвать побольше еды, получить более удобные условия для работы и отдыха, улучшить качество рабской жизни. И все это в конце концов сводится к тому, что раб обеспечивает себе дополнительный срок жизни, секунда за секундой.

Точно так же — крупинка за крупинкой — я отбирала у Новари волшебное золото.

Собирая волшебную пыль, я сделала небольшое приспособление. Это была обычная крысиная кость, длинная, тонкая и довольно прямая. Я вычистила костный мозг, поэтому кость стала полностью пустой. Затем я отполировала ее внутреннюю поверхность с помощью грубой нитки, которую вытащила из своей робы. Много ночей подряд я неутомимо стачивала кость изнутри, пока ее стенки не стали тонкими, как бумага. Залия с любопытством наблюдала за мной. Но вопросов не задавала, так как знала, что я не отвечу ни на один из них. Вскоре она потеряла интерес к моему однообразному занятию.

Дасиар была права. Настоящему колдуну секреты раскрываются так же просто и естественно, как и эфир, которым он управляет.

Однажды ночью я вернулась из Чрева Ада такой изможденной, что даже не имела сил поесть. Удары магического поля со стороны дьявольской кузницы в тот день были особенно интенсивными, и мои мозги к концу дня стали похожи на раздробленную руду, которую мы нагружали на желоб.

Я заснула, не успев даже вычистить из-под ногтей драгоценную пыль. Не успела я вытянуться на каменном ложе, как надвинулся мрак и унес меня в неизвестные дали.

Я покачивалась на волнах сна, но без сновидений, в течение довольно длительного времени.

Потом в мирную дрему ворвался заглушённый крик. Он был слабым, как отдаленное эхо, в нем чувствовалась боль, как в криках, которые мы слышали, входя в Чрево Ада. Во сне у меня возникло внезапное желание разобраться, в чем дело, найти того, кто кричал, и успокоить. Я протянула вперед здоровую руку — руку с золотым налетом под ногтями — и почувствовала, как меня захватило мощной силой притяжения, как обычно луна подхватывает воды морей и создает приливы и отливы.

Я позволила этой силе завладеть мной, мое астральное тело свободно взлетело и зависло над дремлющим телом.

Снова я услышала слабый крик. Астральное тело двинулось в ту сторону, откуда он доносился, проплыло сквозь каменные стены. Его движение напоминало свободный подъем со дна глубокого пруда.

Рывком я выбралась на поверхность и очутилась под полной луной. Почувствовала, как луна упруго тянет меня за руку, вытянула ее и увидела, что все пальцы светятся. Я с восхищением посмотрела на яркий свет, исходящий от них, и ощутила, что нарастает энергия.

Будучи совершенно невидимой для спящей охраны, я поплыла по направлению к скалам и достигла Чрева Ада. В ярком лунном свете Чрево Ада казалось черным, оно выглядело как какой-нибудь айсберг, оторванный штормом от огромного ледника. Адская кузница притягивала меня значительно сильнее, чем луна. Я плавно спустилась, как призрак прошла сквозь каменные стены и металлические двери и наконец добралась до огромной машины Новари.

Помещение, в котором она находилась, было пустым, конвейер замер. Но магическое пламя продолжало реветь, притягивая меня к мерцающей границе, которая отделяла материальный мир от эфирного.

Тут я остановилась. Меня отталкивал почти непреодолимый поток магической энергии.

В который раз я услышала вскрик. На этот раз мне показалось, что кричали ближе. К первому голосу присоединился второй, потом третий, четвертый… пока не возник целый хор истязаемых душ, взывающих из ада.

Я закрыла здоровый глаз и обнаружила, что способна видеть сквозь магический занавес. Это напоминало взгляд через телескоп в Другие Миры.

Сначала я увидела сплошной шторм пламени, потом видимость стала более контрастной.

Там оказалось множество, может быть, даже сотни душ, извивающихся в агонии. Их лизали желтые, зеленые и голубые языки пламени. Несчастные были намертво прикованы к месту длинными волшебными цепями, которые бесполезно было пытаться разорвать. Некоторые из попавших в адскую машину боролись с кольцами цепей, как Лаоокон с удавами, но жалобно хныкали и просили, чтобы их освободили. Там находились души мужчин и женщин, а также волшебных существ. Все они кричали и стонали от непереносимой боли.

Я быстро догадалась, что раньше все эти люди были колдунами или обладали магическим биополем. Цепи представляли собой те заклинания, которые создала Новари, чтобы удерживать плененные души.

Сейчас все эти обладающие магическим даром души являлись рабами Новари. Они работали в созданном с ее помощью аду. Точно так же, как я работала в ее рудниках. Но, клянусь богами, здесь было хуже. Хуже, чем я способна выразить словами.

Одна из жертв Новари увидела меня и стала кричать громче. Я более пристально взглянула на нее с помощью божественного глаза и с изумлением увидела лицо Сирби.

Потерянный заклинатель нашелся!

Он сделал попытку приблизиться ко мне, непрерывно выкрикивая мое имя. Я хотела помочь ему, но не могла допустить, чтобы и меня затянул и поглотил этот личный ад Новари. Сирби до предела натянул цепь, изо всех сил пытаясь подойти как можно ближе.

Потом он вскрикнул и из последних сил бросился ко мне, но вскоре туго натянувшаяся магическая цепь остановила его. Сирби, похоже, свисал с нее перед самой мерцающей границей миров. Он был теперь так близко от меня, что, будь это в реальном мире, я могла бы протянуть руку и дотронуться до него.

— Спасите меня, госпожа Антеро! — закричал он. — Спасите меня!

— Я бы обязательно это сделала, если бы могла, друг мой, — сказала я как можно мягче. — Но не буду причинять тебе дополнительную боль, давая невыполнимые обещания. Я не уверена даже в том, что смогу спастись сама.

Несмотря на страдания, которые испытывал Сирби, лицо его внезапно приобрело хитрое выражение.

— Я могу быть очень полезен для вас, госпожа Антеро, — произнес он, — мне известен план Новари.

Я уже стала забывать, насколько болтлив может быть Сирби. И немало удивилась тому, что когда-то доверяла ему.

— Тогда расскажи мне, в чем состоит этот план, — попросила я, — это знание поможет мне освободить тебя.

— Нет, на этот раз вы не сможете так легко обвести меня вокруг пальца, — ответил Сирби.

— Зачем мне это делать? — удивилась я. — Ты же один из моей команды.

— Потому что я предал вас, — произнес он с едва заметной краской стыда на щеках, — и я предал Ориссу.

— Тебя заставили это сделать. Я не буду использовать против тебя твое предательство.

Сирби опустил голову.

— Я был слаб, — сказал он, — и испуган. А она обещала… обещала…

— Ты не обязан рассказывать мне о том, какие обещания дает дьявол в облике женщины, Сирби. Хотела бы я, чтобы тебя нельзя было так просто соблазнить. Но большинство из нас не так сильны, как представляется поначалу. Я, к примеру, вовсе не берусь судить, какое испытание может выдержать кто-нибудь, кроме меня.

— Я не трус! — запротестовал Сирби. — Вы не можете так думать обо мне.

— Не имеет особенного значения, трус ты или нет. Поведай мне план Новари, и все твои грехи будут стерты. По крайней мере для меня.

Сирби помедлил, призрачно покачиваясь на волнах магического биополя сразу за мерцающей границей. Вслед за этим адское пламя взметнулось выше, крики стали более пронзительными, за цепь, удерживающую Сирби, кто-то изо всех сил дернул. Он выгнул спину, пытаясь сопротивляться и стараясь остаться на прежнем месте.

— Я расскажу вам! — визгливо прокричал Сирби. — Но вы должны будете освободить меня… после этого.

— Быстро, — приказала я, — а то будет слишком поздно.

— Эта машина является основным источником могущества Новари, — бормочущей скороговоркой начал Сирби, — вся ее магическая сила исходит именно из этого ада. В него Новари отправляет каждого колдуна, каждую ведьму, любое живое существо с магическим биополем, которое удается захватить. Новари может почерпнуть энергию из этой машины по своему желанию, в любой момент и независимо от того, где она находится Каждый день все новые и новые души присоединяются к нам и становятся топливом для этой адской машины, делая Новари все сильнее и сильнее.

Мне не надо было гадать, для чего Новари понадобилась столь большая энергия. Все те, кто встает на подобный путь, являются сумасшедшими или параноиками. Чем больше возможностей они получают, тем жаднее становятся. В сочетании с непрекращающимся зудом дьявольского соблазна, который поглощает все эмоции и превращает их в чувство самоудовлетворения, все это породило экстраординарного из всех правителей — Новари, Птицу Лиру.

— Она не знала о существовании… Ориссы до тех пор, пока… я не рассказал ей, — продолжал Сирби. Мне показалось, что ему стыдно, он говорил неуверенно, запинаясь, как будто бы это было очень мучительное признание. — Ничего важного… Но Новари заинтересовалась… когда услышала обо всех тех… тех… открытиях, которые были сделаны в Ориссе.

— Орисса очень далеко, — сказала я, — Новари предстоит сразиться еще с очень многими другими королевствами, прежде чем нашему народу придется столкнуться с ней лицом к лицу.

— Нет, нет и еще раз нет, — взвыл Сирби, — это совсем не так! Новари замыслила другое — сразу напасть на Ориссу. Для этого она собирается создать портал, что-то вроде ворот в пространстве. Я точно не знаю, не уверен. Задумано так, что проход должен привести прямо в Ориссу.

— Так почему же Новари до сих пор не сделала того, что задумала? — спросила я.

— Она не может, — ответил Сирби, — есть другое… королевство или другое препятствие… на ее пути… Могущественная королева. Она заблокировала усилия Новари. Новари показалось, что ей удалось победить эту королеву, но она исчезла. Новари не знает, где теперь эта королева. И поэтому боится атаковать — до тех пор, пока не найдет ее или же не соберет достаточно душ для того, чтобы ударить напрямик и захватить Ориссу.

Немного помолчав, Сирби продолжал:

— Я попал сюда… хм… совсем недавно. Может быть, неделю назад. Но, боже мой, я чувствую себя так, как будто нахожусь «здесь тысячи лет!

— Вот как? — спросила я, почувствовав, что жалкое подобие нарождавшейся было симпатии улетучивается, — только неделю, я правильно поняла? И что же ты сделал, друг мой, чтобы навлечь на себя гнев Новари?

— Она просто не… она сказала, что больше не… Я имею в виду, что стал ей бесполезен. Поэтому она швырнула меня в ад. Протянула указательный палец, и я молниеносно оказался здесь. Но я думаю, что Новари постепенно овладевает отчаяние, госпожа Антеро. Королю приходится без конца совершать набеги и захватывать колдунов и ведьм то вблизи от его владений, то вдалеке, чтобы насытить утробу адской машины. По этой причине Новари и бросила меня сюда. Ей необходимы и мои способности заклинателя. А живой я не очень нужен.

— Скажи мне вот что, друг мой, — попросила я, — почему меня нет тут, рядом с тобой?

— Потому что вы — Антеро, — ответил Сирби, скрипя зубами не от боли, а от плохо замаскированной ненависти. — На самом деле именно вы должны были в числе первых попасть сюда. Новари сказала мне, что у вас есть некоторые возможности, с помощью которых вы не допустили этого. Некоторая очень древняя сила, которая может передаваться только через кровные узы, от родственника к родственнику, из поколения в поколение. Новари призналась… что она была… ранена… в первый раз, когда она по-настоящему столкнулась с вами.

Я припомнила атаку Новари, которую она предприняла на мои сны, пока я находилась в подземной тюрьме, вооруженная лишь косточкой ящерицы. Теперь я знала наверняка, что, когда наотмашь била осколком бокала по изображениям моего брата и Омери, я ранила Новари.

Я представила, как ей было больно. И это доставило мне удовольствие.

— Это все, что я знаю, — закончил Сирби, — теперь вытащите меня отсюда. Вы обещали.

— Как только у меня появится такая возможность, друг мой, — сказала я.

В этот момент за магическую цепь Сирби еще раз очень сильно дернули, и его отшвырнуло назад, туда, где неистовствовало адское пламя.

Заклинатель вскрикнул, пытаясь из последних сил вернуться к границе.

— Пожалуйста, госпожа Антеро! — взвыл он. — Спасите меня. Скорее!

— Не могу! — прокричала я. — Не могу!

Волшебное пламя разгорелось яростнее, чем раньше, и Сирби силой втащили в него. Когда его бросило в массу корчившихся в адском пламени колдунов, он завизжал от боли и страха.

— Я попытаюсь! — еще успела крикнуть я. — Попытаюсь! Вслед за этим я проснулась и увидела, что Залия сжимает меня в своих могучих объятиях, а я неудержимо плачу, уткнувшись лицом в ее плечо.

Полностью придя в себя, я рассказала Залии о том, что произошло. Она выслушала меня, не задав ни одного вопроса, как бы принимая, что все это являлось реальным, хотя и произошло во сне. Закончив рассказ, я спросила как можно мягче:

— Ведь это о твоем королевстве говорил Сирби, не так ли? Именно поэтому твоя королева — королева Салимар — послала тебя сюда.

— Да, Рали, это так, более того, я не из этого мира, если именно это ты хочешь услышать. Мое королевство находится в другом… измерении — мне на ум приходит только такое слово. Давление на нас уже было практически непереносимым, когда Новари услышала об Ориссе. Теперь нам должно быть совсем худо.

— Твоя королева исчезла, что может быть хуже этого? Залия пожала плечами, не проявляя видимого интереса, и сказала весело и почти шутливо:

— Думаю, что хуже — вовсе не найти ее.

Затем Залия нахмурилась и произнесла серьезным тоном:

— Мы обязаны выбраться отсюда, Рали!

— Знаю, — сказала я.

— Новари может напасть в любой момент.

— Это я тоже знаю.

Залия изо всех сил ударила по камню скамейки, на которой сидела. Камень раскрошился.

— Я чувствую себя совершенно слепой здесь, — произнесла Залия, — не знаю, что творится вокруг! Что замышляет Новари! О чем она думает!

Теперь наступила очередь Залии плакать. Это были злые слезы. Такие горькие, что они могли бы сделать соленым озеро.

Я утешала ее, обнимала ее, пока Залия не успокоилась. Она затихла в моих объятиях, необычайно легкая, несмотря на свои большие размеры.

Тихим голосом я попросила:

— Расскажи мне о своем королевстве, Залия. Что это за страна? И Залия пробормотала:

— Она называется Халилоу. Там постоянно лето. Куда бы ты ни посмотрела — повсюду цветы и цветущие деревья. Люди и животные свободно живут рядом. Небо всегда голубое. Солнце всегда яркое.

— А твоя королева? — спросила я. — Она красива? Мудра?

— Может быть, ты сама когда-нибудь увидишь ее, — пробормотала Залия, — но должна сказать вот что: она живет в хрустальном дворце с прекрасными фонтанами и фруктовыми деревьями и с библиотекой. Больше всего мне запомнилась библиотека. В ней столько книг — больше, чем женщина может прочитать за тысячу жизней.

— Я уже люблю твою королеву, — произнесла я, — хрустальные дворцы — это прелестно! Фонтаны и фруктовые деревья — тоже хорошо. Но книги? Ради такого сокровища я бы отдала мой левый…

Я внезапно замолчала. Потом со смехом продолжала:

— Теперь я уже точно знаю, какую часть своего тела я бы смогла пожертвовать. Всякий раз придется вспоминать, с какой стороны что осталось.

Залия усмехнулась.

— О Рали, дорогая моя! — сказала она со вздохом. — Если бы мы встретились с тобой… в другое время.

Вслед за этим Залия закрыла глаза и быстро уснула. На ее губах блуждала легкая улыбка. Она выглядела почти хорошенькой.

И я еще подумала о том, какая жалость, что больше не смогу сосредоточенно думать о предстоящем побеге.

Было бы так приятно побывать в стране, где живет Залия. Увидеть дворцы, сады, книги и великолепную Салимар. И, может быть, даже получше узнать Залию в более приятных обстоятельствах.

Но побег теперь не занимал самую верхнюю позицию в перечне моих ближайших планов.

Каким-то образом я должна остановить Новари.

Я должна уничтожить ее машину.

Залии я об этом ничего не сказала. У меня осталось чувство вины перед ней. Потому что теперь я была уверена, что могу полностью ей доверять.

Но что, если я все-таки ошиблась? Моя ошибка может стоить жизней многим орисситам. Поэтому я похоронила чувство вины. В очень большой общей могиле, которая была почти полной, но я нашла все-таки маленький уголок, в который сумела затолкать очередной свой грех.

Первое, что мне предстояло сделать, — решить проблему уродливых металлических болванок, которые делали меня и Залию рабами, — проблему искусственных рук.

Для того чтобы осуществить задуманное, у меня уже имелось достаточно волшебной пыли Новари, но заклинание, которое я держала в голове, было настолько сильным, что оно наверняка бы насторожило колдунов Новари.

Для того чтобы не раскрывать планов врагу, необходимо было прибегнуть к помощи Залии. Я была еще больше пристыжена, когда посвятила ее в часть своего плана.

После того как я закончила, Залия радостно захлопала в ладоши, приговаривая:

— Наконец-то! Ты решила довериться мне.

Она слегка шмыгнула носом, засопела, вытерла слезы и произнесла, заставляя меня с каждым новым словом чувствовать себя все более гадкой:

— Я знаю, ты все эти дни ходила вокруг да около, Рали. Я продолжала повторять себе, что ты все еще страдаешь от пережитого. И если я буду такой терпеливой, какой только я умею быть, то ты в конце концов убедишься, что мы просто обязаны доверять друг другу. — Залия усмехнулась, на мгновение став похожей на ягненка, и продолжала: — Я должна честно признать, что не всегда была достаточно терпелива, Рали. Я оскорбляла тебя. Надеюсь, что ты примешь мои извинения. Я опустила голову и невнятно забормотала:

— В этом нет необходимости. — И вернулась к обсуждению основного предмета: — Проблема состоит в том, что нам может потребоваться больше времени, чем час смены в адской кузнице Новари. Сначала мы должны будем отработать смену. Поэтому мой вопрос звучит так: сможем ли мы выдержать два часа?

Залия нахмурилась и сказала:

— Не могу представить, что возможно находиться там так долго. Каждый раз, покидая эту камеру пыток, я думала, что наверняка бы умерла, если бы задержалась там еще хоть на одну минуту.

— Ты не ответила на мой вопрос, — настаивала я, — вопрос был в том, возможно ли это? Найдешь ли ты в себе силы сделать это?

— Я не узнаю ничего об этом, пока не попробую, — ответила Залия.

— Но есть ли в тебе желание?

— Да, клянусь богами! — ответила Залия, и ее глаза заблестели. — Сделаю все, чтобы выбраться отсюда!

Так я заручилась ее словом. Были сделаны необходимые приготовления, и несколькими днями позже мы присоединились к команде рабов, которую гнали в Чрево Ада.

Когда мы на этот раз поднялись из рудников на поверхность, воздух показался мне особенно сладким, а солнечный свет особенно ярким. Как никогда ранее. Со стороны озера я услышала крики. Мы все повернули головы, чтобы посмотреть, в чем дело.

Я увидела, как по озеру плывет, приближаясь к докам Короноса, золотой корабль. Впереди корабля неслись на лыжах воины Мэгона, которые молотили по щитам и пели знакомую мне песню:

Расстояние было очень большим для того, чтобы рассмотреть фигуры, стоящие на высокой палубе корабля, но я знала, что Новари там. Я смогла почувствовать эманации ее волшебного поля. Моя память среагировала на них, и я ощутила, как мягкая ласка демона-соблазнителя коснулась моих бедер и груди. Я невольно передернулась. Отвращение росло, отдалось болью в низу живота, я отвернулась, подавив раздражение.

На своем плече я почувствовала руку Залии.

— Что-нибудь не так, Рали? — спросила она. Я тряхнула головой, не в силах ответить.

Наконец неприятный миг прошел. Я восстановила душевное равновесие и вытерла лицо рукавом рабочей одежды. Как раз в этот момент охрана стала беспокоиться, что мы слишком сильно отклонились в сторону, и нас кнутами загнали вновь в строй и поторопили вниз, к Чреву Ада.

Когда мы вновь прошли поворот, за которым открывался вид на храм Медведя, внезапно заговорил его огромный колокол, призывно звеня в честь прибытия короля Мэгона и его супруги Новари. Золотой корабль уже причаливал, и я увидела первых лиц города, выходящих из храма и спешащих к пристани, чтобы поприветствовать короля. По-видимому, они не знали, что правители вернутся так скоро. Но колокол уже звучал в честь прибытия Мэгона и Новари.

Залия подергала меня за рукав и прошептала:

— Это меняет наши планы?

Я покачала головой. Наоборот, хотелось ускорить выполнение задуманного. Но неизвестно, как это сделать.

Когда двери дьявольской кузницы с грохотом раскрылись и горячий зловонный воздух вновь стал заполнять легкие, я позабыла о Новари. Я собрала в кулак всю свою волю. Двери ада закрылись. Мы оказались запертыми внутри.

Теперь мне предстояло пробыть два часа в Чреве Ада.

Охранник хлестнул меня по спине и грубым голосом приказал приступить к работе.

Неуверенной походкой я направилась к штабелю золотых стержней. Каждый новый шаг являлся испытанием решимости. В течение нескольких первых минут я усомнилась, что смогу выдержать даже час, не говоря уже о двух.

Залия помогла мне уложить стержни на тележку. Мы подтянули ее к конвейеру, подающему стержни в машину Новари.

Раньше я заметила, что все находящиеся в помещении, включая охранников, стараются держаться как можно дальше от машины. Чем ближе к машине, тем сильнее жар и тем тяжелее становилось работать. Мы приспособились отвозить тележку в самый дальний конец конвейера, как можно быстрее сгружать на него стержни, а потом стремглав отскакивать с пустой тележкой как можно дальше от зоны действия магического поля.

Только в эти краткие миги и можно было наблюдать в кузнице быстрое движение. Между конвейером и стеной был узкий проход. Никто не пытался ходить по нему. Однако я внимательно присмотрелась и увидела, что занавес, отделяющий машину от цеха, отбрасывает жутковатую пляшущую тень, захватывающую ближайшую часть прохода.

В один из последних подходов к машине я попробовала оценить глубину этой тени. Выбрав момент, когда никто не смотрел в мою сторону, я с силой толкнула тележку вдоль узкого прохода; она помчалась вперед и резко остановилась у стены.

Мое сердце забилось от радости, когда я увидела, что тележка полностью скрыта пляшущими призраками, которых порождал светящийся занавес. Если бы мы с Залией смогли бы незаметно пробраться по проходу и спрятаться там, то никто бы нас не заметил. Оставаясь там в течение неопределенно долгого времени, мы могли бы делать все, что угодно.

Однако это была только первая проба. В действительности все произошло совсем иначе — войти в область волшебной тени оказалось гораздо труднее.

Смертельное излучение из машины ударило в нас, как только мы приблизились к конвейеру. Я огляделась — никого рядом не увидела и подала знак Залии. Вместо того чтобы остановиться и приступить к разгрузке тележки, мы быстро толкнули ее вдоль по узкому проходу, и она вкатилась в тень.

Скрипя зубами от боли, я все-таки посмотрела, не заметил ли кто-нибудь наших действий. Я увидела, как взгляд охранника скользит мимо, и поняла, что мы прикрыты дьявольской тенью.

Я чувствовала себя так, как будто бы с меня только что одним рывком магического поля содрали кожу, а в ушах неистовым завыванием отдавалась песня вскипающей крови. Дышать было почти невозможно. Я с усилием заставляла ребра сжиматься и разжиматься, чтобы вдыхать и выдыхать отвратительный воздух. Руки и ноги показались мне ватными, а сердце — открытой раной, в которую воткнули горячую кочергу.

Я услышала, как Залия застонала, увидела, что ее лицо побледнело так, что она стала похожа на бескровное порождение ночи. Я жестом приказала ей присесть около меня. Она кивнула, жадно глотая воздух, как рыба, и опустилась на пол.

Из рукава своей рабочей одежды я извлекла сверток и, положив прямо на пол, раскатала. В нем лежала трубочка из обработанной косточки крысы и небольшая горсть волшебной золотой пыли. Залия слегка похлопала меня по плечу, привлекая внимание, и протянула мне довольно тупую пилу, которую мы прихватили в одном из туннелей рудника.

Я схватилась железной рукой за одно из звеньев цепной тяги конвейера — левой, стараясь удержать его мертвой хваткой. Правой рукой я начала подпиливать болты, которыми к культе была прикреплена железная рука. Каждое движение доставляло мучительную боль, иногда мне казалось, что я медленно умираю. Но я продолжала бесконечные однообразные движения, как примитивная заводная игрушка.

Я поразительно быстро устала. Залия сменила меня и, кряхтя от усилий, начала пилить. Вскоре она отстранилась, будучи не в состоянии продолжать. Я возобновила работу, хотя в этот момент была близка к отчаянию, когда увидела, как мало мы продвинулись вперед.

Но я продолжала работу. Единственным местом, где можно в полной безопасности снять железную руку, являлась волшебная тень от огромной кузницы. Ни один колдун либо группа колдунов, независимо от того, насколько она многочисленна и могущественна, не смогли бы почувствовать то, что я делала, спрятавшись под смертельно опасным покрывалом.

Мне удалось полностью спилить один болт, и я почти справилась со вторым, когда пришла следующая смена. Мы видели, как все остальные рабы выходят из Чрева Ада и другую группу загоняют вовнутрь.

Первый час прошел. У нас впереди был еще один час.

Я проклинала время, проклинала себя, Новари и всех остальных. И из этого гнева я сумела извлечь силу, достаточную для того, чтобы продолжать.

Никто нас не хватится. Охрана уставала, поэтому никогда не производилось подсчета рабов до конца рабочего дня, перед тем как нас отводили назад, в «кроличьи садки».

Если уж на то пошло — кто, будучи в здравом уме, захотел бы остаться в дьявольской кузнице дольше, чем необходимо? Не было никаких оснований подозревать, что кто-либо добровольно попросится на вторую смену подряд, пренебрегая периодом отдыха, помогающим выжить.

Я с силой вырвала культю из металлической руки, которая осталась на прежнем месте, сжимая звено цепи, я поглядела на культю. Неприятное зрелище, но от непрерывных ударов магического поля я стала уже достаточно бесчувственной, чтобы сокрушаться по поводу того, что со мной сотворили в рудниках.

Я закрыла здоровый глаз, сдвинула внутреннее зрение в сторону латки, которую называю теперь «божественным глазом», и увидела, как в поле зрения появляются призрачные пальцы. Пальцы казались более плотными, чем раньше. Мощное магическое поле сделало их более сильными. Я мысленно приказала им распрямиться и пошевелиться; и призрачные пальцы исполнили все, что я им приказывала. Точно так же, как и тогда, когда они были живыми.

Я открыла живой глаз, взяла трубочку из крысиной косточки и склонилась над горстью золотой пыли. Осторожно всосала небольшое количество пыли в трубочку, снова закрыла живой глаз, чтобы увидеть призрачные пальцы. В Других Мирах трубочка была прозрачной, и я могла хорошо видеть, как блестит волшебная золотая пыль, сделанная в адской кузнице Новари.

Я слегка дунула, и пальцы покрылись этим золотым налетом.

Пыль прилипла к ним, образуя золотистую тень кисти.

Когда я вновь наполнила трубочку, то заметила, что и в реальном мире рука начинает приобретать определенные очертания. Сначала появилось туманное облачко, из которого, казалось, постепенно образуются пальцы, ногти и даже ладонь со знакомой линией жизни.

Я попыталась пошевелить рукой.

Рука осталась неподвижной.

Но я уже вошла в азарт и продолжала начатое. Я наполняла трубочку и выдувала золотую пыль три раза, прежде чем достигла результата, покрыв и живую плоть, которая входила внутрь призрачной кисти, так чтобы захватить и отверстия от болтов, в результате чего граница исчезла и призрачная кисть плавно и красиво переходила в живое запястье; и практически нельзя было определить, где кончается тело и начинается металл.

Однако при взгляде живым глазом оказалось, что дело обстоит не столь благополучно. Вместо того чтобы блестеть золотом, левая кисть выглядела как обшарпанная, потертая пятнистая перчатка. Кисть все еще отказывалась подчиняться мне в реальном мире, хотя и подчинялась в Других Мирах. Там она двигалась, но в реальном мире она представляла собой мертвый кусок металла, прикрепленный к культе. Утешало то, что этот кусок металла был настолько легок, что я почти не чувствовала его веса.

У меня было отлично отработанное элегантное заклинание, полные артистизма слова, что-то о светлых далях за пределами зла и греха… Но когда я начала было нашептывать их, то почувствовала, что мой мозг стал совершенно неповоротливым в результате перенесенных невзгод, и поэтому эти высокие слова сами собой растаяли.

Вместо этого я грубо крикнула:

— Стань рукой, черт тебя подери! Будь живой рукой!

И этого оказалось достаточно.

Я ощутила пульсацию энергии, и магические удары со стороны дьявольского горнила стали потише. Всей левой стороной тела я ощутила необыкновенный прилив энергии, и когда вновь посмотрела на руку, она показалась мне такой великолепной, вызывающей восторг изящной формой и красотой, что возникшее изумление вывело меня из бесчувственного состояния.

Я попыталась сжать пальцы в кулак, и пальцы мягко, без промедления подчинились. Я распрямила их, потом сгибала и разгибала, шевелила и скрещивала, и если бы не сила новой руки и не ее золотой блеск, я бы не смогла отличить ее от той, которую потеряла.

Я взглянула на Залию. Залия кивнула и, насколько позволяли силы, улыбнулась.

С моих плеч упал тяжелый груз, и я почувствовала себя свободной, как будто бы впервые за много веков. Несмотря на то что адская печь все еще доставляла мучение, все еще по капле отсасывала мою жизнь. Но теперь я не обращала на это никакого внимания. Клянусь богами, если мне суждено сейчас умереть, то я умру свободной — по крайней мере от рабского заклятия Новари.

Я крепко обхватила железную руку Залии и начала спиливать с нее болты.

Теперь у меня было достаточно сил, чтобы создать заклинание среза, помогающее действиям пилы, поэтому я спилила эти болты за короткое время, после чего я нанесла золотой слой на призрачную кисть Залии.

На сей раз мне не пришлось беспокоиться о том, чтобы точно вспомнить слова заклинания, я просто скомандовала призрачной руке стать живой кистью, черт побери, и мгновением позже и Залия стала свободной.

Вслед за этим я услышала, как с грохотом открываются большие ворота дьявольской кузницы.

Прошел второй час.

А мы не только остались в живых, но и стали сильнее, чем раньше.

Залия быстро достала тряпку, которую прятала в рукаве своей рабочей одежды. В ней оказался комок сажи, смешанной с дегтем.

В соответствии с планом, по крайней мере, в той его части, которую я открыла Залии, мы должны были замаскировать наши волшебные руки, покрыв их слоем этого черного вещества. Маловероятно, чтобы кто-нибудь обратил внимание на обычные грязные руки рабов, которые много раз проплывали мимо.

Потом мы присоединимся к группе рабов, которые уходят на отдых, и будем молить богов, чтобы часа хватило на восстановление сил для следующей смены. Мы будем продолжать работу до конца дня, насколько это будет возможно. После этого мы сможем спланировать остальные этапы побега, оставшись без свидетелей в камере.

Залия бросила мне тряпку и вскочила на ноги. Она сказала мне, чтобы я поторапливалась. Вместо этого я швырнула тряпку на пол и встала, повернувшись лицом к машине Новари, и направила на нее мой божественный глаз.

Я смогла увидеть адское пламя, горящее за мерцающим покровом у входа. Я смогла различить корчившиеся от боли души и услышала их страшные крики.

Потом прыгнула на конвейер. Он дернулся и пополз вперед.

Я крикнула Залии:

— Нам туда! Новари ждет!

Я увидела, что Залия медлит. Почувствовала, как ее мысли в шоке мечутся от решительного отказа до согласия. Затем она с боевым кличем взлетела на конвейер рядом со мной.

Мы крепко стиснули наши живые руки. Высоко подняли сжатые золотые кулаки волшебных рук.

И въехали через горящую границу в ад, созданный Новари.

Глава 13. ЦАРСТВО ГРЕЗ

Взметнулось пламя. Ударил гром. Со всех сторон ревели дымные торнадо. Воздух наполнился зловонным дыханием демона, смрадом разлагающихся трупов и горящей плоти. Все цвета свелись к двум неестественно ярким и контрастным — красному и черному. Стоны проклятых душ, как мрачный потусторонний прилив горя и отчаяния, захлестывали и затягивали все глубже и глубже в адскую машину Новари.

Конвейер нес нас навстречу неукротимому вихрю энергии. Вокруг непрерывно кричали и дергались в конвульсиях сотни порабощенных душ. Они были прикованы магическими цепями к тяжелым решеткам, которые служили настилом пола, и я увидела, что многие из них до крови ободрали руки и сорвали ногти, пытаясь избавиться от невидимых колдовских пут.

Тут же я заметила Сирби, услышала его истошные вскрики, увидела, как пламя обугливает его тело, уже прожженное местами до костей. И тут же, прямо на моих глазах, оно приняло прежний вид, страшные раны исчезли… и муки возобновились.

Перекрывая все эти страшные звуки и неестественное зрелище, звучала песня Птицы Лиры. Однако на этот раз струны говорили совсем не о желанных наслаждениях и соблазнительных грезах. Музыка представляла собой отвратительную какофонию, набор звуков, хаотически складывающихся, разлетающихся и вновь сгущающихся до пронзительного, визгливого крещендо.

Души плененных Новари колдунов корчились, извивались, дергались в сумасшедшем танце в такт этой музыке; их мучения подпитывали упругий огненный вихрь.

Впереди я увидела связку золотых стержней, двигающуюся по конвейеру. Во все стороны с треском сыпались огненные искры. На выходе из машины на конвейере, в емкостях, напоминающих формой лотки для промывания золотоносного песка, блестел тонкий слой волшебной пыли Новари.

Я крепко схватила руку Залии, почувствовала, как наполняюсь магической силой по мере продвижения вперед. Я ощутила себя волшебной губкой, непрерывно впитывающей энергию эфира, пока и душа не пропиталась до отказа.

В этот миг энергетический сгусток, посланный Залией, вошел в меня, и новый прилив энергии, казавшийся уже невозможным, захлестнул мою сущность. Изумление и радость по поводу способа прибавления силы были настолько велики, что мне в голову не пришло задавать какие-либо вопросы, удивляться тому, что Залия вдруг стала моей сестрой-колдуньей.

Вскинув голову, я громко выкрикнула прямо в огненный вихрь Чрева Ада волшебные слова:

Та, что выводит мелодию муки, Та, что играет на струнах измены, Та, что страстям предается из скуки, Та, что пленяется видами тлена, Та, что крадет беззастенчиво нежность, Та, что и жизни себе забирает, — Знай, Новари, я твой враг, как и прежде, Вижу, как ты от меча погибаешь. Ведьма, колдунья, злодейка лихая! Зло насаждаешь, не ведая края, Травишь мечты, убиваешь любовь, «Выйди на суд!» — повторяю я вновь.

Я с силой послала заклинание в эфир. Из наших сжатых в кулаки золотых пальцев ударили молнии. Небо раскололось, а наши волшебные руки светились и потрескивали от избытка энергии.

Я почувствовала, как сила буквально распирает меня и в Залии пульсирует немалая энергия, которая превращается, по всей вероятности, в ее магическое биополе. Подруга присоединилась к моему вызову Новари. Великолепный аромат вдруг сменил отвратительную вонь преисподней. А толстые, мягкие пальцы, которыми Залия держала мою руку, как будто бы превратились в стальные стержни.

Но я не ощутила какой-либо угрозы. Сила Залии была и моей силой. А моя сила — принадлежала Залии.

Как раз в тот момент, когда мы ворвались в огненный вихрь, Сирби заметил нас и вновь стал криками умолять о помощи. Он толчками продвигался вперед, пытаясь преодолеть сопротивление магической цепи, и я протянула золотую руку и без особых усилий подняла его на конвейер. Потом сломала магическую цепь одним ударом божественной руки и освободила Сирби.

И конвейер понес нас дальше…

Затем я ощутила, что проплываю сквозь пустоту, наполненную ярким белым сиянием. Шум стих. Раздавались только слабые звуки лиры, напоминающее отдаленное эхо. Теперь музыка казалась значительно мягче, очаровывала, соблазняла. Но это не имело для меня никакого значения.

Я была одна, несмотря на то что чувствовала пальцы Залии, сплетенные с моими пальцами. Я огляделась, но никого не увидела. Вслед за этим призрачный захват Залии стал крепче, как бы предупреждая меня об опасности, и в это мгновение в поле зрения появился огромный краб.

Краб был в два раза выше меня. У него была единственная, но мощная клешня, которая то открывалась, то защелкивалась с устрашающей скоростью. Панцирь краба был окрашен в грязно-зеленый цвет, зазубренные лапы — в желтоватый.

Выпуклые шарообразные глаза краба дрогнули и закачались из стороны в сторону в такт музыке. Потом они резко повернулись и уставились на меня.

Струны лиры дернулись, издав глубокий режущий слух аккорд. Краб заработал лапами, стремительно приближаясь ко мне, при этом его мощная клешня угрожающе клацала.

Я протянула свою волшебную руку в Другие Миры. Представила себе вооружение Новари, все эти бесконечные связки мечей из заколдованного золота. Затем схватила один из мечей и постаралась вытянуть его из Других Миров. Я ощутила сопротивление, как будто бы мне пришлось пробиваться сквозь песок. Вслед за этим раздался громкий хлопок, и меч пошел свободнее.

Я нанесла удар как раз в тот момент, когда краб бросился на меня. Волшебное лезвие вонзилось очень глубоко, разрубив броню. Я услышала крик смертельно раненного человека. Из раны брызнули ил и кровь, и краб стремительно отскочил.

Между выпученных глаз краба, точно какой-то жуткий нарост, вздувающийся, готовый вот-вот лопнуть нарыв, проклюнулись человеческая голова и туловище.

Это был Сирби; частично краб, частично человек — и частично заклинатель, но на самом деле — полностью раб Новари.

— Я убью тебя, Антеро, — прохрипел Сирби, в бешенстве щелкая клешней.

— Дай я попробую помочь тебе, друг мой, — обратилась я к нему, — Новари держит тебя в колдовских объятиях. Но, если ты предоставишь мне возможность, я смогу освободить тебя раз и навсегда.

— Ты не друг мне, Антеро, — грубо ответил Сирби, — ты обманула меня!

— Когда? — спросила я. — Когда же я обманула тебя? Я назначила тебя на высокую должность. Ты являлся главным заклинателем важного торгового представительства. Твое будущее было обеспечено. Возможности безграничны.

— Ты всегда считала, что я — невоспитанный человек, — повысил голос Сирби, находясь на грани истерики, — пустой хвастун.

— У тебя были недостатки, — возразила я, — но я сознательно не замечала их. Хотелось верить, что твой талант их перевесит.

— Ты поднаторела в том, чтобы переписывать историю, Антеро, — бубнил Сирби, — ты отправила меня в это представительство и бросила на произвол судьбы, совершенно незащищенным от зла и стихии. Ты отказалась поделиться со мной магическими знаниями, чтобы я смог хоть как-нибудь защитить себя.

— Я никогда ни в чем тебе не отказывала, — заметила я.

— Это ложь! — вскричал Сирби. — И ты заплатишь мне за всю свою ложь!

— Послушай меня, — настойчиво убеждала я, — ведь я уже однажды спасла тебя в одном из миров. Могу сделать то же самое и здесь. Не старайся причинить мне зла. Мы же коллеги. Друзья. Граждане Ориссы. Мы смогли бы работать вместе и все уладить. Сирби внезапно успокоился. Однако он злобно посмотрел на меня и бросил:

— Некоторое время назад я начал работать в своих собственных интересах. В точности как и ты. Точно так же, как делали все Антеро.

Звуки лиры вновь усилились, казалось, что они распухают и заполняют белую сияющую пустоту мелодией, полной злой иронии.

Сирби поднял клешню и прокаркал:

— Ты слышишь, о чем скорбит лира? Новари говорит, что она сожалеет. Она любит меня. Она всегда меня любила. Она вовсе не желала причинить мне боль. Но у нее не оставалось выбора. Ты заставила ее, Антеро! Ты заставила Новари искалечить меня!

Я собралась возражать. Хотела предоставить Сирби еще один шанс, прежде чем он попытается перейти от слов к действиям.

Огромная клешня вдруг взметнулась, чтобы сокрушить меня.

Ожидая ее приближения, я стояла не шелохнувшись.

И в последнее мгновение ударила. Золотой меч рассек клешню так, как будто бы это была не прочная броня, а тонкий холст.

Сирби взвыл, отдергивая обрубок.

Я нанесла хлесткий удар сплеча, и вой Сирби оборвался, послышался булькающий звук, кровь хлынула из перерубленных артерий.

Я замахнулась рубануть еще раз, чтобы быть уверенной в том, что Сирби мертв, но не успел мой меч пролететь и половины расстояния, как мерцающая пустота растворилась во внезапной вспышке света.

Я обнаружила, что стою на равнине, густо усыпанной валунами. Предсмертные крики Сирби эхом отдавались в ушах, а его кровь капала с меча.

Рука Залии была вырвана из моего захвата. Я обернулась, чтобы найти подругу. Я увидела тень женщины, протянувшуюся под небесами, излучающими холодный белый свет.

Я окликнула:

— Залия?

Мне показалось, что я услышала ответ. Почудилось, что ответ пришел от тени, имевшей очертания женщины. Тут вновь зазвучала лира, и тень исчезла.

Я повернулась навстречу звуку. Далеко на равнине я увидела горбатый силуэт черной машины. Из ее центра фонтанировало пламя, а сквозь мелодию лиры пробивался тихий, повторяемый до бесконечности лязг цепной передачи конвейера.

Новари позвала меня:

— Приди ко мне, Антеро. Приди, моя любимая. Я жду, Рали. Я жду твоих объятий.

Я крепче сжала меч и двинулась в сторону машины.

Впереди вспыхнул ослепительный свет. Из этого сияния выступила богиня Маранония с высоко поднятым сверкающим копьем.

Я вздохнула, устало оперлась о валун и произнесла:

— Итак, вы в конце концов решили помочь.

Богиня рассмеялась. Ее смех напоминал звон бьющегося стекла.

— В такие моменты, — сказала Маранония, — большинство смертных обычно падают ниц, забывая, как их зовут. Превозносят мое имя и молят о пощаде и прощении всех грехов, действительных и воображаемых.

— Посмотри на меня, — возразила я, — разве не достаточно потерь для того, чтобы простить любые прегрешения? Или ты потребуешь вторую руку, захочешь полностью ослепить меня?

Богиня снова рассмеялась. Смех был холодным, сардоническим, и я почувствовала порыв зимнего ветра.

— Я дарую тебе право сердиться на меня, Рали, — сказала богиня, — и я прощаю твой гнев. Я буду плохой богиней, если позволю себе поступить иначе.

Мне захотелось посоветовать, что сделать со своим прощением. Но у меня были дела поважнее.

— Что же ты хочешь теперь предложить мне сделать, моя богиня? — спросила я, показывая на приземистый силуэт машины Новари. — Моя цель состояла в том, чтобы уничтожить этот адский агрегат.

— Это наиболее мудрое решение, Рали, — ответила Маранония, — уничтожь ее, и Орисса будет спасена.

— Если ты не против, я попросила помочь. Может быть, ты изведешь эту чертову машину мановением руки, а я затем сумею расправиться с Новари.

— Я не могу непосредственно помочь тебе в этом, Рали, — сказала Маранония. — Если поступлю так, то отраженным ударом будет уничтожена не только Орисса. Мои враги только и ждут момента, когда я вмешаюсь.

— Это великолепно, — иронично произнесла я. — Тогда зачем ты здесь, о великая богиня? Божественное явление с напутственной речью, чтобы поднять боевой дух? После которой ты изящно удалишься в свой дворец и будешь наблюдать за сражением с бокалом выдержанного вина из ваших небесных виноградников?

Маранония игнорировала сарказм.

— Моя цель, Рали, состоит в том, чтобы предостеречь тебя. Справедливости ради я должна предложить тебе возможность выбора наименьшего из двух зол.

— Каких именно? — спросила я.

— Сначала разреши мне пригласить нашу сестру.

Маранония взмахнула копьем, и я почувствовала удар теплого ветра. Передо мной возник ярко сияющий воздушный зазор. Оттуда вышла женщина и приблизилась к нам.

Несмотря на то что я устала от борьбы с порождением Новари и не полностью восстановила душевную энергию, я не могла сдержать искреннего восхищения красотой этой женщины. Она была высокой и стройной, с кожей цвета слоновой кости, лицом, сужающимся книзу и напоминающим по форме сердце. Ее глаза были широкими, темными и загадочными, как звездная ночь. Золотисто-медовые волосы развевались на теплом ветру. Платье плотно облегало тело, подчеркивая его естественную красоту.

Это была женщина, которую я видела в своих снах много лет назад. Женщина, которая плыла на серебряном корабле по небу над бухтой Антеро, преследуемая жестоким неприятелем.

Женщина протянула вперед золотую руку. И когда она заговорила, я услышала голос Залии:

— Разве ты не узнаешь меня, Рали? Я задохнулась от волнения:

— Залия! Быть этого не может! Маранония усмехнулась:

— Королева Салимар столь же хороша в искусстве маскировки, сколь ты, Рали, умела в обращении с оружием.

Мой рот так широко раскрылся от изумления, что, боюсь, я была похожа в тот момент на дряхлого карася, которого вытащили на берег.

— Королева Салимар? — переспросила я. — Ты имеешь в виду, что Залия в действительности…

— Мне очень жаль, — сказала Салимар, — но, думаю, обман был необходим. — Она холодно посмотрела на Маранонию и заметила: — Ты едва не сделала нас врагами, богиня, а мы с самого начала должны были подружиться.

Вместо того чтобы обидеться, Маранония казалась польщенной.

— Столь эмоциональная женщина! — произнесла она. — Не сомневайтесь, сражение пойдет так, как я задумала. Какой другой бог может похвастаться тем, что у него есть две такие помощницы, как вы?

— Я слышала, как Рали попросила у тебя помощи, богиня, — сказала Салимар, — и я услышала твой ответ. О каком выборе из двух возможностей ты говорила? Какая ставка на кону?

Мелодичный голос Салимар, звучавший слишком необычно, когда она приняла облик Залии, теперь казался естественным. Не могло быть никакого сомнения в том, что к Маранонии обращалась королева.

Богиня дважды взмахнула копьем, как бы пронзая воздух, и появились два мерцающих портала. Это были два соприкасающихся окна, открытых в два различных мира.

Через портал, расположенный ближе к нам, была видна с очень большой высоты Орисса. Сердце заныло от боли, когда я увидела любимую реку, несущую воды мимо города. Я различила доки и корабли, идущие под флагом Антеро. Увидела огромный амфитеатр, где я сражалась и завоевала награду. Рассмотрела Дворец Заклинателей, расположенный на холме, возвышающемся над столицей, и легкое сияние магического поля, свидетельствующее о том, что заклинатели работали не покладая рук. А за пределами города, где простирались леса, продуваемые свежими ветрами, я увидела очертания виллы Амальрика. Почувствовала аромат расцветающих роз, которые всегда украшали могилу мамы. Услышала легкое журчание фонтана. И мягкие звуки чудесной флейты Омери.

Я увидела, как мой брат и Омери играют на соседней лужайке, смеясь и подбрасывая на руках маленького ребенка. Это их сын, тот самый, которого Омери носила под сердцем, когда я отправлялась в путь. Я восхитилась тому, как он вырос. Подумала о том, как назвали малыша, ведь Омери собиралась наречь его Клайгиусом. Вспомнила свое предсказание. Тоска по дому усилилась, мне захотелось побыть с ними, помочь этому невинному ребенку преодолеть рифы и отмели, с которыми в один прекрасный день непременно столкнется его душа.

Я ощутила влагу на щеках и вытерла лицо. Рядом тихо плакала Салимар — наверняка увидела похожие картины с ее родными. Я подошла к ней и успокаивающе положила руку на плечо. Ощущение было совершенно незнакомое. Моей плотной неуклюжей подруги как не бывало, вместо нее передо мной стояла стройная и очень красивая женщина. Салимар прижалась ко мне спиной, и я еще крепче сжала ее плечо.

Я взглянула сквозь ее портал на Халилоу. Ее мир выглядел именно так, как она рассказывала, — там были хрустальные дворцы, утопающие в прекрасных фруктовых садах, и голубые небеса с молочно-белыми облаками. Страна вечного лета.

Затем Маранония прошептала:

— Исчезни. — И оба портала растаяли в воздухе.

Я почувствовала себя так, как будто бы долго висела на нитке, которую внезапно оборвали, и я полетела в пропасть. Салимар меня успокоила. Я посмотрела ей в глаза. Они были влажными и полными страстной тоски по дому.

— Боюсь, что это был наш последний взгляд на родные места, — сокрушалась она.

Я повернулась к богине. Маранония выглядела печальной, и это пугало, так как я хорошо знала, что эта печаль может означать для нас с Салимар.

— Чего же ты требуешь от нас, госпожа? — спросила я. Теперь я была более уважительна. Печаль Маранонии заставила меня пожалеть ее, хотя я твердо усвоила, что глупо испытывать подобные чувства. Ведь именно нам предначертано время от времени испытывать боль и мучения, а не богине.

— Я хотела бы, чтобы вы исполнили то, что вы собирались довести до конца, Рали, — сказала Маранония, — я хочу, чтобы вы уничтожили машину Новари.

— Ты сказала что-то насчет необходимости выбора, — напомнила я богине, — что за выбор, не томи нас?

— Первая возможность состоит в том, что я тотчас же отправляю вас обеих по домам. Вы самостоятельно соберете армии, и я надеюсь, что кому-то из вас улыбнется счастье и вы сможете победить Новари, когда она нападет. В настоящее время шансы победы или поражения приблизительно равны. Но это не означает, что вероятности не изменятся в будущем. Птица Лира представляет собой примитивную, дикую и необузданную силу. Но она становится опытнее и сильнее с каждым днем.

Выбрав первую возможность, вы будете постоянно со своими близкими, многие из которых смогут разделить с вами радость победы или горечь поражения.

— В чем состоит вторая возможность? — спросила я внезапно охрипшим голосом.

— Вы можете выбрать бой, — ответила богиня, — если удастся уничтожить машину, угроза обеим вашим столицам исчезнет. А проход сквозь эфир, который связал Халилоу и Ориссу, будет надолго разрушен.

Маранония секунду помолчала. Потом продолжила:

— Дело в том, что в результате разрушения машины вы обе, по всей вероятности, погибнете.

В ответ я только пожала плечами.

Насколько я себе представляла, выбирать было не из чего. Но мне было интересно узнать, что скажет Салимар. Примирится ли королева так же просто, как и я, с судьбой солдата?

Я услышала, как Салимар отчеканила:

— Двум смертям не бывать. Речь о жизни моего народа. Я не могу рисковать этим. А королевство сможет прожить и без меня.

Маранония кивнула и улыбнулась:

— Я не ошиблась, когда остановила свой выбор на вас обеих. Я очень довольна.

Богиня щелкнула пальцами, и появилась бронированная колесница, запряженная четверкой вороных коней. Они храпели от нетерпения и били копытами. Маранония бросила мне копье.

Я неуклюже поймала его правой рукой. Копье пульсировало от избытка питающей его энергии, и я вдруг почувствовала, что моя кровь вскипела от неистовой ярости.

— Вперед, — скомандовала Маранония, — в бой!

Я отдала Салимар волшебный меч, перебросила копье в левую, золотую, руку и прыгнула в колесницу. Салимар устроилась рядом со мной. Я взяла в руки поводья, и квадрига рванулась вперед.

Мы полетели по равнине с фантастической скоростью, едва касаясь вершин валунов, как будто бы неслись по хорошо утрамбованной проселочной дороге. С каждым мгновением машина Новари становилась все больше и больше, пламя, бьющее в небо из ее центра, — все яростнее и жарче. Затем из этого пламени внезапно возникла армия вражеских воинов.

Они шли под флагом Белого Медведя. Это были воины Мэгона. Ад извергал их навстречу нам, точно волны броневых лат, мечей и копий.

Мы ударили в первую волну. Я услышала крики, начала колоть копьем и все подгоняла коней. С острия копья струей вылетало пламя, мгновенно испепелявшее все, что встречалось на пути. Плавилась броня, горели тела.

Салимар рубила и колола, и кровь врага густым дождем оросила землю.

Вскоре мы прорвались сквозь вражеские ряды, сокрушая воинов Мэгона колесами волшебной повозки и копытами коней. И вот перед нами оказались мерцающие ворота дьявольской кузницы, в ненасытную пасть которой до сих пор со скрежетом вползал конвейер.

Я сформулировала заклинание и метнула копье. В кузнице раздался сильный взрыв, разорвавший в клочья конвейер и во все стороны разбрызгавший раскаленный металл.

Мы мчались в горнило, возвращаясь в созданный Новари ад, — и вновь на нас обрушилось неистовое пламя, клубы дыма и стоны мучеников.

Я громко позвала Новари. Издалека я услышала ее ответный призыв, в котором угадывалось удивление:

— Рали?

Вслед за этим до меня донесся еще один изумленный возглас существа, освобожденного от телесной оболочки:

— Салимар? Откуда ты взялась?

— Из-под твоего носа, сука! — крикнула в ответ королева. Новари неистово заверещала — так обычно кричит стервятник, рвущий добычу.

Внезапно стены адской кузницы растаяли, затем исчезла колесница и четверка коней… внутри у меня все оборвалось, и я почувствовала, что мы стремительно падаем. Мое дыхание чуть-чуть не отлетело вместе с моей душой, когда я больно ударилась о твердую поверхность.

Я вскочила на ноги. Рядом со мной поднималась Салимар. Мы стояли в арсенале Новари, расположенном в самом сердце Чрева Ада. Со стен свисали связки оружия. Тишину разрезал нестерпимый, доходящий до визга звук лиры, и через дверь в арсенал ворвался король Мэгон. Он показался мне великаном. Латы гремели, как осадная машина, которую разогнали в сторону вражеских стен.

Я взмахнула копьем Маранонии. В сторону приближающегося Мэгона помчалась шаровая молния. Его броня и щит поглотили большую часть энергии. Но нанесенные повреждения были столь серьезны, что Мэгон покачнулся и чуть-чуть не упал на пол. Некоторое время он с изумлением взирал на то, как от его расплавленной брони поднимается дымок.

Но когда я приготовилась нанести второй удар, Мэгон поднял голову и взмолился:

— Новари! Если ты любишь меня, помоги! Послышался циничный смех Новари. В нем не было ни намека на взаимность.

Вслед за этим струны лиры резко взвизгнули, как будто бы их дернула когтистая лапа. Все оружие в арсенале поднялось в воздух. Магия Новари метнула в нас сделанные из волшебного материала мечи и копья.

Но я была начеку, и наступил мой черед посмеяться.

Все это оружие было отражено моей магической защитой, а затем нанесло ответный удар.

Мэгон издал ужасный предсмертный крик, когда не менее дюжины мечей и копий прошило его тело. Он рухнул замертво.

Я внезапно почувствовала себя опустошенной, обессилевшей — более беспомощной, чем когда-либо раньше. Я дрогнула и опустилась на одно колено, стараясь выровнять дыхание и восстановить силы.

Тут же на плечо легла рука Салимар. Откуда-то со стороны показался яркий свет, и пожатие Салимар стало тверже.

Перед нами стояла Новари, демонстрируя белым девическим платьем абсолютную невинность. Однако ее лицо искажала злобная гримаса. Волшебница обратилась к Салимар:

— Свиньей ты была, свиньей ты и останешься.

Новари подняла свой изящный пальчик, и Салимар отшатнулась от магического удара. Сраженная, она упала на пол.

И в довершение, тело Салимар стало изменяться. Вскоре на полу оказалась Залия, моя бедная, некрасивая Залия. Неуклюжая телом. Великая душой.

Новари повернулась ко мне:

— Теперь твой черед, Рали.

Я призвала все свои силы и почувствовала, как энергетические нити зазмеились ко мне. Однако было слишком поздно.

Новари бросила в меня смертельное заклинание.

Ко мне стремительно приближалась волна холодного голубого пламени.

Прежде чем она ударила, Залия внезапно вскочила на ноги, закрывая меня своим телом.

Она приняла на себя всю силу удара, вскрикнула и упала на спину. Вздрогнула. И замерла.

Я посмотрела на Новари и почувствовала, что непроизвольно улыбаюсь. Я ощутила абсолютную опустошенность Новари. Я поняла, что, попытавшись убить меня, она полностью израсходовала запас энергии. Теперь уже Птице Лире пришлось лихорадочно искать источники волшебной силы в последней попытке обогнать меня. Я тем временем собирала свои силы.

И воспользовалась последним шансом. Собрав воедино последние капли энергии, я бросила в Новари копье Маранонии.

Копье отделилось от моей руки, но, вместо того чтобы поразить цель, оно начало, казалось, всплывать. Медленно. Нестерпимо медленно продавливать вражескую защиту.

А Новари накапливала силы. Она превратилась в Птицу Лиру, ее огромные крылья быстро захлопали и вызвали настоящую бурю. Копье, все еще в замедленном полете, слегка изменило направление движения и продолжало преследовать поднимающуюся к потолку Птицу Лиру.

Я увидела, как огромную птицу окружило яркое сияние.

Музыка достигла крещендо.

Копье ударило как раз в то мгновение, когда колдунья бросила в меня смертельное заклинание. Обе силы встретились, как две энергетические волны, пытающиеся погасить друг друга.

Казалось, мир залил свет. Обрушилась тишина. Все чувства исчезли.

Затем белизна рассеялась. Я обнаружила, что стою на льду замерзшего озера недалеко от рудников Короноса. Огромный храм Медведя превратился в дымящиеся руины. От города остались обугленные груды дерева и камня. Золотой корабль Мэгона полыхал ярким пламенем. Кузницы и плавильни, включая и само Чрево Ада, лежали в развалинах. Рудники обрушились, из многочисленных расщелин в скалах сочился дым. Я не увидела ни одной живой души, хотя среди развалин заметила несколько обугленных трупов.

Рядом со мной на льду неподвижно лежала Залия.

Я услышала вскрик Птицы Лиры. Взглянув в небо, я увидела, как вниз стремительно падает огромное крылатое существо, судорожно взмахивая крыльями. Птица превратилась в Новари. Она непрерывно выкрикивала мое имя и продолжала падать, а ее белое платье развевалось, как оборвавшийся воздушный змей.

— Рали, — кричала она, — Рали!

Затем волшебница исчезла. Испарилась. Растаяла в воздухе.

Я склонилась над Залией. Она все еще слабо дышала. Ее ресницы дрожали, но веки не поднимались. Я взяла ее руку. Пальцы дрогнули — это было похоже на легкое пожатие.

Она попыталась сказать что-то, ее губы едва двигались. Я склонилась к ее лицу, чтобы расслышать.

— Я люблю тебя, — прошептала Залия, — всегда любила. И потеряла сознание.

Схватка так меня вымотала, что у меня не было слез, чтобы хоть немного утешиться.

Вслед за этим из-за горизонта возник серебряный корабль. Это был корабль моей мечты, корабль, на котором в моих видениях плавала Салимар. У штурвала стояла Маранония.

Богиня махнула мне рукой и приказала:

— Подойди. И принеси Салимар.

Я посмотрела вниз и увидала, что вместо застывшего тела Залии рядом со мной лежит Салимар. Я подняла ее на руки, и она показалась мне легкой и теплой.

Я понесла ее к кораблю, но мои ноги заплетались, я спотыкалась. Маранония взмахнула рукой, и мы вместе с Салимар перенеслись на палубу. Я опустила Салимар так нежно, как только могла.

Богиня протянула длинную изящную руку и дотронулась до Салимар — глаза богини сузились от напряжения. Она тряхнула головой.

— Королева никогда не очнется от заклятия Новари, — сказала Маранония, — она будет спать до тех пор, пока ее организм не исчерпает запас жизненных сил. А затем ее душа погрузится в вечный сон.

Салимар застонала, ее лицо исказилось от боли, я почувствовала, как она страдает.

— Сон не приносит ей радости, Рали, — продолжала богиня, — боюсь, что он будет для нее мучением.

— Что же можно сделать? — тупо спросила я. Маранония посмотрела на меня, и я вновь увидела, что ее глаза наполнены печалью.

— Я могу вернуть Салимар в ее королевство, — сказала богиня, — хотя это будет существовать только в ее снах. Но эти сны всегда будут радостными, полными лета, которое никогда не кончается.

— Тогда сделай это, раз уж она не заслужила большего за то, что сделала для тебя.

— И для тебя, Рали, — произнесла богиня, — ведь она спасла тебе жизнь.

— Только не знаю зачем, — устало сказала я, — я ослабла от бесконечных сражений и боли. От смерти и злой магии. — Подняв руку, показала на заледенелую безжизненную землю и сказала: — Я больна от всего этого.

Маранония мягко улыбнулась и спросила:

— Ты хотела бы присоединиться к Салимар? Присоединиться к ее долгому сну? Для меня это единственная возможность отблагодарить ее. Это хоть немного умиротворит королеву. Она смягчится только в том случае, если рядом с ней будешь ты. Соглашайся, я твердо обещаю: это будет рай. По крайней мере, у вас будут общие грезы.

Я снова взглянула на Салимар, на какое-то мгновение усомнившись в чувствах по отношению к этой прекрасной королеве. Была ли она в действительности той женщиной, рядом с которой я бы хотела провести вечность?

Вслед за этим сомнением я вдруг вспомнила все и увидела Залию без прекрасной маски любви. Память воскресила грубые черты, маленький нос, пухлые губы и сильные, ласковые руки.

— Так что же ты решила, Рали? — настаивала Маранония.

— Пожалуйста, сделай нам этот подарок.

Я увидела, как в глазах богини блеснули слезы. Она кивнула и отвернулась, чтобы снова встать к штурвалу.

Паруса наполнились волшебным ветром, и серебряный корабль взлетел с ледяной поверхности озера и взмыл в небо. Мы полетели над пустынными землями и замерзшими морями. Мы летели бесконечно, мы летели одно мгновение. И вскоре приблизились к ледяной крепости, сверкавшей под бледным солнцем.

Ворота крепости с грохотом распахнулись, и мы влетели внутрь.

Мы оказались в большом ледяном зале и вышли из корабля. Я несла Салимар на руках.

На стенах зала виднелись связки золотого оружия из волшебного материала Новари. Теперь оно стало моим. Боевым трофеем, доставшимся в результате победы.

В центре зала была расположена большая могила с полукруглой крышкой, сделанной из чистого льда. Могила была открыта.

Я поднесла Салимар к могиле и бережно уложила ее на мягкие подушки. Она вздохнула и улыбнулась, сонно произнеся мое имя.

Я устроилась рядом с ней, и Салимар слегка подвинулась, чтобы я смогла заключить ее в свои объятия. Ей было удобно. Я это видела.

Потом над нами встала Маранония и положила руку на крышку могилы.

Она улыбнулась.

— Наконец, Рали, ты получишь долгожданное вознаграждение.

Перед тем как закрыть могилу, богиня прошептала:

— Сладких снов вам, мои стражницы. Сладких снов.

Быстро спустился мрак. И так же быстро растворился и превратился в свет.

Мы вместе с Салимар вошли в царство ее грез. В ту страну, где постоянно светит солнце, дуют легкие, ароматные ветры! Там мы долго искали взаимности и в конце концов полюбили друг друга.

А затем богиня Маранония вернулась, разбудила меня и лишила сладких грез. Она сказала, что Новари жива.

Она рассказала, что Новари убила всех Антеро, кроме одного ребенка.

И что она сейчас охотится за этим ребенком.

За девочкой по имени Эмили.