Алишер Арсланович Таксанов
Возвращение на Землю

Светлой памяти моего отца Таксанова

Арслана Касымовича

Часть первая. МОНСТРЫ ЗЕМЛИ

ОСТРОВОК РОБИНЗОНА КРУЗО

Марсианское утро 15 июня 2011 года ничем не отличалось по погодным условиям от предыдущих, и вряд ли будущие рассветы будут иными. Поднимавшееся из-за горизонта солнце, которое на Земле считалось символом жизни и расцвета, на Марсе казалось небольшим и тусклым шариком в мире красного безумия. А с точки зрения прагматика — даже бесполезной штукой, ибо света это небесное тело давало мало, а тепла — тем более. Почему-то складывалось впечатление, что светило — это на самом деле мрачный фонарь у катафалка.

Я стоял на космодроме «Каракатица» и смотрел вверх — на основную взлетную площадку. Там на стартовых стапелях покоилась гигантская ракетно-космическая система, состоящая из трех реактивных ускорителей, бака с горючим и укрепленного на нем сорокаметрового космоплана «Центурион». Вся эта махина вызывала уважение даже у видавшего виды техника или инженера. А что касается таких простых смертных космонавтов как я, то для нас она представлялась самым настоящим божественным творением.

На Марсе всегда стояла одинаковая погода, и практически всегда было холодно. Но человек никогда не ощущал его, благо терморегуляторы, встроенные в систему жизнеобеспечения скафандра, никогда не подводили и всегда поддерживали оптимальную температуру. Нужно признать, что марсианский скафандр — это фактически миниатюрная подводная лодка, способная существовать в автономном режиме. Ведь земные ученые хотели предусмотреть все неожиданности, которые могли появиться на Марсе. И каких только эпитетов мог удостоиться миниатюрный компьютер, следящий за состоянием как внутри скафандра, так и за окружающей средой, и способный принять все меры предосторожности и защиты в случае угрозы жизни космонавта. Меня не застали бы врасплох ни пылевая буря, которая, являлась единственной природной хозяйкой планеты, ни мощные, хотя и редкие, тектонические сдвиги. Конструкторы предусмотрели все, даже систему самозащиты: две безоткатные орудия на плечах, боевой прицел и датчики слежения за мишенями. Самое смешное заключалось в том, что вся эта дорогостоящая штука была по своей сути самой бесполезной на Марсе, ведь воевать здесь не с кем, негде и главное — незачем!

Но марсиане — практичный народ. Они использовали оружие в несколько иной плоскости — более созидательной, например, для расчистки местности, когда вели строительные работы. Если мешал какой-нибудь валун, то кто-нибудь нацеливал пушку и производил выстрел. Ядерный заряд мгновенно расплавлял камень в пыль. Но и стреляли мы редко, если честно признаться, ибо миниатюрное атомное оружие — одно из дорогих удовольствий человечества.

Марс оказался более мрачной планетой, чем думали люди, когда впервые вступали на поверхность. За эйфорией первых полетов и посадок они не видели скукоту и однообразие марсианской жизни. Ведь за сотни миллионов лет здесь не произошло никаких изменений. Археологи, биологи, геологи, картографы и топографы, а также прочая научная братия, едва спрыгнув с первых космических шлюпок на поверхность, начинали усиленные поиски полезных ископаемых, органическую деятельность и даже разумную цивилизацию. С той поры прошло не меньше десятка лет, а энтузиазма у этих исследователей не убавилось. Правда, я замечал, как мрачнели их лица, когда на своих картах они ставили крестики, означающие бесперспективность дальнейших изучений в этом квадрате. А таких крестиков становилось все больше. Каждый из ученых жаждал славы и открытий, а они отодвигались все дальше и дальше, и для некоторых уже скрывались за горизонтом.

Не знаю, кому пришла мысль построить станцию «Arslan» на северной широте Марса, и какими критериями руководствовались в ООН, когда разрабатывали международную программу освоения Марса. Равнина Утопия с высоты орбитальных спутников и в красках фотопленки «Полароид», обработанной к тому же компьютером, казалась идеальной и прекрасной для марсианской колонии. Но на самом деле это кошмарное для строителей и унылое для романтиков место. Ландшафт нисколько не предрасполагал к уюту. Зато здесь, среди трещин и каменистых холмов расположился гигантский комплекс, стоивший мировому сообществу свыше девятисот миллиардов долларов. Мне трудно оценить, зачем были вбуханы такие колоссальные деньги, если отдача от станции даже после пяти лет эксплуатации не поступила. Иногда я думал, может, стоило эти средства направить на освоение пустынь на Земле, например, Сахары или Гоби? Эффекта для человечества было бы больше. Впрочем, не мне судить о глобальных планах ООН.

Марсианская станция ежедневно «съедала» огромные средства, фактически это был пылесос по высасыванию денег у мирового сообщества. На красной планете постоянно велись работы по строительству и расширению станции.

Я даже не могу оценить общую площадь, занимаемую этим сооружением, но могу сказать, что основная часть комплекса располагалась под землей, на глубине сорока метров. Именно здесь в марсианских пластах на шести ярусах расположились научно-исследовательские лаборатории, жилые и бытовые отсеки, рабочие кабинеты, спортплощадки и бассейны, оранжереи, а также библиотека, кинотеатр и лекционные залы. На поверхности находились в основном научные приборы, датчики, а также гаражи с пескоходами, вертолетная площадка и три космодрома — основной «Муравей», грузовой — «Тарантул» и аварийно-вспомогательный — «Каракатица» (наш космоплан, например, располагался на последнем, ибо он больше всех был приспособлен к нештатным ситуациям.

В одном километре от станции, согласно генеральной программе освоения Марса, тоже под землей были построены многофункциональные и многоотраслевые фабрики и заводы, работающие в автоматическом и автономном режиме. Правда, они еще были законсервированы из-за отсутствия энергии.

Марс начали осваивать в 2000 году и люди здесь жили уже более десяти лет. Колонисты называли свою станцию "островком Робинзона Крузо". В нем был заключен печальный смысл. Ведь на Марсе не было жизни, на тысячи километров распростерлись мертвая равнина и грозные горы. По мнению многих марсиан, человечество, вероятно, было одиноко, по крайней мере, в солнечной системе. Единственное, что нас связывали с Землей, так это космопланы-тягачи, которые два раза в месяц привозили новых колонистов, а также груз для освоения планеты. Фактически они тянули гигантские пятитысячетонные платформы с необходимой аппаратурой, механизмами, агрегатами. Сами космопланы редко садились на Марс (если, конечно, они не были пассажирским кораблями). Что касается платформ, то они приземлялись самостоятельно в парашютно-ракетном режиме. Конструкции платформ затем разбирались и использовались как строительные элементы для расширяющейся марсианской станции.

Благодаря этим постоянным поставкам на Марсе удалось перейти почти на самообеспечение. Наши оранжереи давали овощи и плоды, вплоть до тропических фруктов, таких как бананы, манго, киви и ананасы. Местная биофабрика синтезировала искусственные протеины и белки, которые по всем параметрам не уступали настоящему мясу и мясным продуктам. Кроме того, наличие огромных запасов сухих концентратов позволяли самим приготовлять молочные продукты. Надежные рекуператоры полностью очищали воздух от углекислоты и обогащали кислородом атмосферу станции. С водой тоже не было проблем — удалось протянуть скважины глубоко под землю и обнаружить там запасы ископаемого льда. В кинозале и библиотеке было достаточно видеофильмов и книг, а что касается музыки, то фонотека станции пополнялась не только СD и аудиокассетами, доставляемых с Земли, но и собственным репертуаром, благо среди колонистов было немало музыкально одаренных людей. К началу 2011 года здесь жило более тысячи человек. Планировалось, что через четверть века число колонистов увеличится до пятидесяти тысяч мужчин и женщин.

Но при всех этих благоприятных условиях я говорю слово «почти», поскольку полностью перейти на самообеспечение мы не сумели. Загвоздка была в одном — в энергии. Ее не хватало на многое — на расконсервацию станции, запуск технологичного оборудования, проведения экспериментов и научных исследований. В последние полгода объем строительных работ значительно уменьшился и тоже из-за отсутствия энергии. Бульдозера, роботы-землероиды, башенные краны были приспособлены к работе в суровых условиях Марса, но не могли функционировать без элементарных аккумуляторов.

Энергией нас снабжали светобатареи. Они должны были использоваться только в первый этапы эксплуатации станции. Ведь солнце давало мало света, а фоточувствительные панели могли обеспечить работу только жизненно необходимых механизмов и устройств. К тому же светобатареи стали постоянной головной болью техников, ибо пылевые бури часто выводили их из строя и этим самым усложняли нам жизнь. Большую надежду колонисты возлагали на мощный атомный реактор «Мурэйкер», доставленный полгода назад американской платформой «Аляска-12». Согласно техническому паспорту, реактор мог бесперебойно эксплуатироваться в течение сорока лет и обеспечить энергией пять таких станций, как «Arslan». Плутониевое топливо к реактору должна была направить французская космическая экспедиция "Жак-Ив Кусто", однако корабль не прибыл. Сама станция на Марсе еще не способна была добывать урановые руды из грунта и перерабатывать в ядерное топливо.

Срыв графика доставки топлива вначале не встревожило колонистов — мало ли какие причины могли задержать космоплан. Но это была прелюдия к большой трагической пьесе: с января 2011 года внезапно прекратились все радио — и телеконтакты с Землей, перестали прилетать космопланы и платформы. На все запросы станции земные центры не отвечали.

Шесть месяцев для колонистов прошли слишком тяжело, чтобы об этом можно было говорить в веселых нотках. Многие посчитали это испытанием коллектива на человеческую стойкость духа и мужества. Хотя мы продолжали вести кое-какие строительные и научные работы, но делали это без огонька и энтузиазма. Всех тревожило странное молчание Земли.

Я как врач понимал, что психологическая напряженность будет нарастать — людей угнетает не только прекращение космической навигации и связи, но и неизвестность того, что же могло произойти на Земле. Конечно, то, что оборвались контакты практически со всеми центрами мира, говорило о внезапности развернувшихся событий. Колонисты, обдумывая это, предлагали различные гипотезы, среди которых основными считались: ядерная война (вообще-то шло всемирное разоружение и вероятность ракетно-ядерной войны была ничтожной), природный катаклизм — мировое землетрясение и исчезновение суши под водой, падение астероида на планету, а также страшное излучение вследствие потери атмосферой озонового слоя. Один даже доказывал возможность заражения людей вирусом сумасшествия, который мог быть создан в военных лабораториях третьих стран.

Но дальнейшее молчание Земли не могло не сказаться на жизни станции. Теоретически ресурс марсианского комплекса был неограничен, практически мы зависели от светобатарей, запчастей к которым осталось на складах на два-два с половиной года. А дальше люди могли вымереть точно так же, как когда-то на Земле мамонты.

Поэтому такое тяжелое положение вынудило нас снарядить в полет единственный шаттл «Центурион», который был оставлен колонистам для экстремальных случаев. Он был заправлен остродефицитным горючим, кроме того техники заменили вышедшие из строя некоторые блоки и узлы, использовав не менее дефицитные детали. Потом математики рассчитали самую короткую траекторию к Земле.

Старт был назначен на сегодня. Космодром «Каракатица» располагался в десяти километрах от станции «Arslan». Но с высоты я видел колонистов, которые вышли провожать нас, словно они были рядом — разреженная атмосфера искажала расстояния. Хотя я не видел их лиц, зато прекрасно понимал чувства, с которыми люди прощались с нами. Все было перемешано — и тревога, и надежда, и страх, и зависть. Ведь многие колонисты понимали, какая тяжелая ответственность ложиться на пилотов космоплана. Нам предстояло вернуться домой, но не в отпуск, а ради спасения станции и живущих в ней. Как сказал на прощальном вечере директор станции доктор Тагасима Юнаки: "Вы сейчас единственная нить, которая должна соединить нас с родиной. Если оборвется она, то жизнь оборвется здесь. Помните, мы ждем вас со щитом, а не на щите!". Хотя античная фраза в устах самурая выглядела несколько неуклюже, однако в последствии она для нас стала девизом.

Вечер был скромным — только спиртное и холодная закуска. А до этого были долгие заседания штаба по обеспечению полета, бесконечные совещания техников и специалистов, которые готовили корабль в космос. А потом — постоянная возня на космодроме, где инженеры старались, что бы старт был проведен без каких-либо проблем. Даже и сегодня они бегали по кораблю и площадке, проверяя каждый блок, узел, конструкцию или крепление.

— Центр, все в порядке! — прокричал по радиотелефону кто-то, сообщая на станцию о техническом состоянии шаттла. По голосу и по цвету скафандра я узнал бортинженера Тода Алленса, техасца. Он был известен как шутник, лихач, остряк и сорвиголова. Его гонки по Ржавой пустыне на пескоходе, словно он объезжал дикого мустанга, приводила в трепет женщин станций, а автомехаников скрипеть зубами от злости. Ведь после таких гонок машина выглядела, будто проехала тысячу миль. Но выступать против Тода никто никогда не решался — американец умел быстро заткнуть, а если и надо продемонстрировать умение кулачного боя.

Но больше всего Алленс прославился как писатель-юморист. Его литературные «шедевры», посвященные скучной и однообразной марсианской жизни, совсем иначе освещали трудодни. Они были полны юмора, смеха и интриговали колонистов своими продолжениями. Плодовитость бортинженера поражала многих, и у руководства станции даже была идея на основе коротких рассказов создать собственный телесериал, который затем стоило отправить на Землю. Все были уверены, что эта "мыльная опера" придется по вкусу многих землянам. Но идею пришлось отложить из-за проблем потери связи с родиной.

Нужно отметить, что Тод никогда не писал во время рабочего дня. Он садился за клавиатуру компьютера только в свободное время, когда его жена освобождала от домашней рутины, и начинал строчить очередные юморески. Его творение появлялось фактически каждое утро по сводке теленовостей Марса. Неизвестно, чего было больше в банке данных станции — научной информации или творений Тода. Правда, техасец иногда перебарщивал, например, было время, когда он запрограммировал все терминалы так, что вначале человек должен был прочитать "свежую новость" из-под пера Алленса, прежде чем компьютер давал необходимую информацию. А один раз дело дошло до скандала — Тагасима случайно вместо годового отчета отправил на Землю полное собрание сочинений Алленса. И в ответ, естественно, получил не менее объемный файл замечаний и наставлений по использованию дорогостоящей аппаратуры не по назначению.

Правда, Тагасиме удалось замять скандал. Тод был вызван "на ковер", но от директора вышел на удивление спокойным и невозмутимым. Оказывается, Юнаки был поклонником таланта американца и поэтому не стал делать разнос бортинженеру, а только попросил больше не путать дискеты и файлы, и не перегружать информационную систему станции. Между этим он высказал несколько критических оценок по произведениям Алленса. Тот в свою очередь на литературную критику не обиделся, а еще с большим упоением принялся штамповать "книги".

— Внешняя проверка закончилась! — прокричал Тод уже техникам, которые копошились внизу словно жуки, дозаправляя баки горючим, проверяя состояние бортовых систем.

Когда электроника протестировала все основные схемы шаттла и ракетоносителей и просигналила «норма», то по команде компьютера космодрома гибкие шланги с механизмами контроля вышли из информационных розеток, установленных по корпусу корабля, и спрятались в специальных защитных гнездах стартовой площадки. В этот момент на площадке появился командир экипажа Андрей Колько.

В какой-то степени он походил на Тагасиму. Колько был также как и японец, всегда сосредоточенным, спокойным и уравновешенным, никогда не спешил с выводами и — самое главное качество пилота — не терял бодрое присутствие духа, даже в самые критические моменты жизни. Это не раз выручало его. Среди летчиков-космонавтов он прославился как профессионал высочайшего класса. Не будет нескромностью сказать, что Колько лично установил около двадцати мировых рекордов в пилотировании космопланами в экстремальных ситуациях.

Что интересно, Колько очутился на Марсе чисто случайно. Будучи пилотом грузовозов, он осуществлял только космические чартерные рейсы, доставляя платформы на Марс, но редко посещал станцию «Arslan». Просто в последний раз Андрей доставил новых колонистов, среди которых была и его жена Светлана, геофизик. Желая удостовериться, что она хорошо разместилась и приспособилась, он остался на короткий срок. По графику, очередной транспортный корабль должен был достичь красной планеты через пятнадцать дней. На нем Колько и собирался вернуться на Землю. Но следующий так и не прибыл…

— Экипаж в сборе, это хорошо! — сказал он, увидев нас, когда вышел из лифта. Он чувствовал себя увереннее только среди космических аппаратов, которые хорошо знал и на которые мог положиться. Но и команда, которую ему дали, способна была поддержать его и готова была следовать беспрекословно любым его приказам. Я это говорю, нисколько не хвастаясь.

След за Колько на площадке появились два сотрудника охраны. Именно у последних хранился ключ, который открывал вход на корабль и позволял загружать взлетную систему.

Один из них достал дискету и засунул в миниатюрную щель на корпусе корабля. Электронный замок проглотил информацию и раскрыл люк тамбура. Внутри сразу зажглось освещение.

— Можете входить, — пригласил охранник, рукой указывая путь. Он достал дискету и передал ее командиру экипажа. — Желаю счастливого полета.

— Спасибо, Ли, — поблагодарил Колько. Охранники, махая нам руками, зашли обратно в лифт и стали спускаться вниз.

А тем временем в наших ушах раздалась грозная команда:

— Экипажу — на корабль!

И мы, а именно — Андрей Колько, подполковник ВВС России, командир экипажа и первый пилот; Тод Алленс — лейтенант ВМФ США, бортинженер и второй пилот, и я — Тимур Каримов, лейтенант медицинской службы ВС Узбекистана и пилот-навигатор, ваш покорный слуга, от имени которого и ведется данная повесть, — вступили на борт четырехсот тонного корабля. Мои товарищи быстро прошли в пилотскую кабину, где сразу уткнулись в свои приборы, а я задержался возле внешнего люка.

Мне еще раз захотелось запечатлеть в памяти свой "островок Робинзона Крузо", где провел столько лет жизни. Ведь было неизвестно, вернусь ли я обратно на Марс.

С большой высоты марсианское плато казалась унылой и в тоже время величественной. Такое противоречие было трудно понять, но на Марсе все можно было считать противоречиво. Над красной равниной, по которому гулял пока легкий песчаный ветер, мерцали подобно ночным светлячкам полупрозрачные купола — это были верхние ярусы станции. Именно здесь располагались приборы и датчики за слежением окружающего пространства. Главные этажи станции уходили под землю, и это было сделано с целью безопасности — ведь фантастические по силе и масштабам пылевые бури могли вырвать с корнем любые здания, а переносимые природной стихией многотонные камни пробивали бетонные покрытия лучше дальнобойной гаубицы — от такого удара ничего не могло спасти. Кроме того, слабая атмосферная пленка часто пропускала метеориты: они огненными трассами прошивали воздух и, не сгорев до конца, падали на марсианскую почву. Такая бомбардировка иногда оказывалась похлещи ракетно-пушечного залпа. Поэтому конструкторы, учитывая капризы местной природы, проектировали станцию с максимальной безопасностью и живучестью. А именно — на поверхности оставляли минимум построек, а что вынуждены были строители выносить — пытались защитить. Даже основной локатор, связывающий марсианскую колонию с Землей, был облачен в защитный бронепластик.

— Тимур! — послышался недовольный голос Колько, который возился у командирского компьютера. — Неужели тебе за столько лет жизни не надоел этот ландшафт? — и, даже не дав мне возможности ответить, приказал: — Быстро на борт! Займи свое место! Мы должны уложиться в график взлета!

Это он специально напоминал мне о графике. Ведь я любил спорить. А если взять за правило, что спорить с командиром — преступление, то на Марсе я — преступник номер один. Причем рецидивист. Но при этом хочу отметить, что спорил со всеми руководителями станции не из-за того, что был социалистом или революционером, или вообще во мне жило чувство протеста и нигилизма ко всему окружающему. Просто этим нехитрым способом я познавал внутренний мир человека. А мне, как космическому врачу, нужно было поддерживать нормальную психологическую атмосферу в коллективе, помогать уставшим и сломленным. Поэтому я всегда вызывал собеседника на спор и этим самым заставлял раскрываться.

Но сейчас спорить было бессмысленно. Я быстро прошмыгнул внутрь корабля, не забыв закрыть за собой люк. Когда я усаживался на место пилота-навигатора, Колько уже загружал бортовой компьютер программой взлета. На экранах мониторов мелькали цифры, значки и символы машинного языка — дисковод считывал гигабайты информации.

— Ну, как, док? — спросил меня Тод. Он всегда меня так называл. Как я знал, в Америке всех врачей называли коротко — "док".

— Пока терпимо! — ответил я. — А ты памперсы взял? Во время взлета тебя ускорением так может сильно прижать к креслу, что мочевой пузырь в свою очередь выдавит всю жидкость. Тут без подгузников никак не обойтись!

— Не хватило на складе, — весело произнес Тод. Он радовался, что я тоже любил побалагурить. — Пришлось горшком довольствоваться! Правда, думал, может быть, стоило женские прокладки взять. Или тампоны "O.B", а?

— Стоило, — кивнул я, но в это время загорелся видеомонитор, который обеспечивал телеизображение со станцией «Arslan». На нем появились лица Тагасимы Юнаки и радиста Холмана Эрика, педантичного до невозможности немца. Они были чем-то встревожены.

— Метеорологи через орбитальный спутник «Мисат» засекли приближающуюся бурю, — сообщил директор. — По их расчетам, она будет в нашем районе через десять минут. Вам необходимо ускорить запуск системы и стартовать точно в срок, или придется отложить взлет на три недели, когда закончится буря и осядет песок.

— Не беспокойтесь, шеф, — будничным голосом произнес Андрей: пилотировать корабли в нештатных условиях ему приходилось не впервые. Но я, честно признаться, сжался, и внутри меня все похолодело: песчаный буран на Марсе пострашнее всех вместе взятых торнадо на Земле. Природная стихия без особого труда могла оторвать ракетные ускорители от бака с горючим, а сам космоплан смять в кулек и закинуть километров за сто от космодрома. И все похоронить под многометровым слоем песка. Такие случаи уже бывали в самый первый период освоения красной планеты. Причем с трагическим исходом — в семи километрах от станции уже имелось кладбище первопроходцев.

Да и конструкция взлетной площадки не предусматривала работу в подобных ситуациях. Поэтому техники предусмотрели все так, что при появлении бури все механизмы автоматически уходили под землю. Вот и сейчас компьютер мог отменить старт и ракетно-космическую систему спрятать в подземном бункере.

— Отключите компьютер, управляющий "Каракатицей", — попросил Колько директора станции. — Он только помешает нам. Обещаю вам нормальный взлет еще до появления бури.

Тагасима кивнул. Конечно, вся ответственность полностью ложилась на него, но японец не боялся рисковать, и к тому же был полностью уверен в действиях Колько. По его команде главный техник

— Мы готовы, сэр, — доложил Тод командиру, быстро пробегая пальцами по клавиатуре компьютерного терминала, отвечающего за техническое и энергетическое состояние корабля. Электронная машина с нечеловеческой скоростью считывала данные с датчиков и приборов и передавала сжатую и конечную информацию на командирскую панель. Судя по ним, все системы шаттла находились в режиме «норма» — вторая проверка еще раз доказала, что «Центурион» готов к взлету.

— Двигатели готовы? — спросил Колько.

— Осталось их немного прогреть, сэр, — ответил бортинженер.

— Поторопитесь, командир! — подал голос из экрана радист Холман, который с тревогой смотрел за информацией метеоспутника. — Буря уже почти здесь.

— Я об этом всегда помню, Эрик, — недовольно поморщился Колько. Он в эту минуту не хотел отвлекаться на посторонние замечания. — Лучше предупредите колонистов, чтобы спрятались в защитных бункерах — мы будем взлетать с тройным ускорением. Да и от бури им нужно вовремя уйти.

— Вас понял, командир, даю команду! — сказал Эрик и передал приказ обслуживающему персоналу.

Тод решил добавить:

— Зевакам и репортерам покинуть взлетную площадку! — при этом техасец даже нисколько не улыбнулся.

Через экраны внешнего обзора было видно, как разбегались люди по подземным бункерам, откуда могли через перископы без опаски наблюдать за стартом корабля. Громоздкий скафандр (а весит он без малого девяносто килограмм) сковывал движения, поэтому шаги колонистов мало походили на порхающую походку балерины. Казалось, что в скафандрах ходят медведи. В иное время и при иных обстоятельствах этот «цирк» вызвал бы море шуток со стороны Тода, но сейчас ему было не до этого — наступающая буря угрожала сорвать все наши замыслы.

Я быстро закрепил лямки и поудобнее расселся в кресле. Перед глазами запрыгали цифры и значки — это начала отсчет стартовая система. Согласно программе, мощные планетарные ракетные ускорители должны были вывести «Центурион» за пределы Марса, а затем, отстрелившись, вновь упасть на поверхность, причем на заранее определенный квадрат, где бы колонисты могли их отыскать и запустить на нужды станции. Сам космоплан по инерции направился бы к Земле. Баллистики обещали нам безмятежный тридцатидневный полет. В случае неблагоприятных обстоятельств, которые в космосе нередки, мы могли растянуть это «удовольствие» еще на неизвестное нам время. Например, поток астероидов или вспышки смертельной радиации на Солнце заставили бы нас изменить траекторию и уйти из опасной зоны. Конечно, это не могло не сказаться на сроках полета. А этого никто, естественно, не желал.

— Осталось три минуты до взлета! — сообщил Тод, не отрываясь от приборов. — Вполне можно успеть сходить в туалет или на свидание! А можно и хот-дог сварганить в камбузе… Кстати, а кто сегодня дежурный?

— Шуточки! — гаркнул Колько, недовольный, что в этот ответственный момент Алленс не может не удержаться от приколов.

В это время на экране вновь возник Тагасима. Он был невозмутим и сообщение, которое он сделал, казалось, касалось вопроса, какое блюда подавать на стол, а не о проблемах климата на Марсе:

— Буря на подходе, командир!

— Знаю, — коротко ответил Андрей.

Тут в разговор встрял Эрик:

— Даю полную информацию о метеорологической ситуации в районе космодрома на ваш бортовой компьютер, — взволнованным голосом произнес он.

На мониторе возникли данные. Одного взгляда было достаточно, чтобы я убедился, к нам летит не веселый ветерок.

Но это нисколько не смутило командира.

— Успеем, — процедил он, окинув взглядом информацию. Конечно, он осознавал, какая тревожная ситуация складывается: ведь корабль еще не был готов к взлету, на это требовалось еще минуты полторы. За это время буря, конечно, не могла войти в полную силу в районе. Но если бы в этот момент борткомпьютер вдруг сообщил о неполадках в системе шаттла или неисправностях механизмов космодрома, то в наших ушах это прозвучало бы погребальным колоколом. Даже автоматика ракетной площадки не успела бы втянуть всю ракетно-космическую систему в подземный ангар, а буран превратил бы земную чудо-технику в металлический гроб для тех космонавтов.

Но, слава богу, ничего это не предвещало.

— Осталось меньше минуты! — Тод внимательно следил за цифрами.

И тут первый, пока еще легкий порыв обрушился на корабль. Корпус задрожал от огромной массы песка. На Земле его хватило бы, что бы похоронить пятиэтажный дом. У меня сжалось сердце, а мысль "О боже!" заплясало в мозгу, как заяц. Но выразить эту естественную мысль я не решился. И тут всплыл самый простой способ борьбы со страхом, который усвоил еще в детстве. Нужно закрыть глаза. Когда ничего не видишь, то не имеешь представление об опасности, а значит, тебя не одолевают всякие глупые мысли. Правда, этот верный способ сейчас почему-то не сработал. В голове возникло видение падающего корабля.

— Бр-р, — передернулся я, словно проглотил лимон. Пришлось открыть свои «амбразуры» и смотреть правде в глаза. Корабль раскачивало под давлением песочного ветра.

— Внимание! Начинаю обратный отсчет! Пять, четыре, три, два, один, ноль! Пуск! — по команде Андрея бортовой компьютер включил тягу. На полную мощь заработали двигатели, борясь с гравитацией Марса. Яростное пламя стало лизать обшивку, то термостойкие плитки шаттла даже не нагрелись — они были рассчитаны и на более высокую температуру. Рев, которые издавали ракетные ускорители, могли легко заглушить одновременный взлет десяти авиалайнеров.

— Поехали, — произнес историческую фразу Колько. Несколько секунд «Центурион» висел в воздухе, как бы собираясь силами для мощного броска, а затем все быстрее и быстрее начал подъем. Перегрузка тяжелой лапой навалилась на мою грудь. Казалось, какой-то невидимый монстр пытается раздавить ребра и выдавить наружу органы. Кровь отхлынула от лица. Конечно, стартовать с Марса значительно легче, чем с Земли. Ведь чтобы преодолеть тяготение планеты требовалось меньшее ускорение.

В последнее мгновение у меня возникло противное ощущение, что кровь кипит в жилах, нервы готовы разорваться, а глаза вылезут из орбит и лопнут как воздушный детский шарик. Долго не летал в космос, отвык от перегрузок, подумал я и сам себе сделал замечание. Как врач понимал, что это может означать: если мне придется вступить ногой на землю, то банальное тяготение матушки-планеты просто сломает меня. Нужно будет поколоться анаболиками, это позволит нарастить мышечную ткань и укрепить организм, пришло гениальное решение.

В этот момент корабль вздрогнул — это пиропатроны отстрелили ракетные ускорители. Через две минуты корабль опять вздрогнул — это отделился гигантский бак, внутри которого не осталось ни капли горючего.

Стало легко. Мы поняли, что уже находимся за пределами Марса. Судя по показаниям бортового хронометра, на взлет ушло около семи минут. Теперь, получив направление и скорость, «Центурион» направлялся к цели.

— Счастливого полета! Помните о… — голос Тагасимы был неожиданным, но закончить свою мысль директор станции не успел, так как связь прервалась — шаттл находился в "мертвой зоне".

— Включить внешний локатовизор! — приказал Андрей.

Тод молниеносно исполнил его. Три экрана вспыхнули, и мы увидели уменьшающийся в размерах красный шарик — Марс с каждой минутой удалялся все дальше и дальше. Нам стало тоскливо и тревожно. Ведь там, среди безбрежного моря песка остались наши товарищи. Почему-то из памяти всплыли выражения лиц друзей, с которыми они провожали меня в последние предстартовые часы. В них были отражены все человеческие чувства.

Но поскольку, первый этап был выполнен, то я спросил:

— Командир, можно покинуть кресло? Или мне до самой Земли сидеть пристегнутым?

— Хорошая мысль, — произнес Колько, поворачиваясь ко мне. Судя по его веселым глазам, он был доволен успешным взлетом. — Тебя за твою вечную и дурную привычку спорить стоит так наказать. Но я великодушен — можешь вылезать из берлоги!

В кабине царила невесомость. В первые полеты я давал себе волю побеситься в этом состоянии, но сейчас как-то ситуация не предрасполагала к этим прежним шалостям. Я только проследил, как плохо закрепленные вещи покинули свои места "постоянной прописки" и стали путешествовать по шаттлу. Видеокассета и записная книжка ручка не вызвали у меня никаких мыслей, а вот термос заставил приготовиться к смеху. Дело в том, что случайно включился самонагреватель, кофе вскипело, и под воздействием внутреннего давления жидкость выбила крышку, обрызгав весь пульт и попав на костюм командира. Тоду повезло меньше — у него обоженным оказался нос.

— Что за безобразие! — вскричал Колько, смотря то на меня, то на американца — он не знал, кого винить. Но поскольку жертвой оказался Тод, то виноватым стал я.

— Твои шуточки, Тимур?

Я обиделся:

— Да что вы, шеф! Такой чепухой занимается только Лэр (был у нас на станции один типчик, который все время пытался подшутить над товарищами, но его постигали неудачи, и он сам становился объектом насмешек). Я бы сморозил какую-нибудь более эффектную хохму, например, с нервно-паралитическим или веселящим газом. Или взорвал бы унитаз! Это было бы в моем стиле! Чисто и красиво!

Андрей хмуро посмотрел на меня и произнес:

— Если ты такой чистюля, то назначаю тебя вечным дежурным по санитарии на корабле! Итак! — провозгласил он. — Сегодня в камбузе будет поварствовать Тимур Каримов, об этом я сделаю специальную запись в бортовом журнале!

— Не стоило ради этого тратить чернила и бумагу, — проворчал я. — И тем более оставлять для истории свидетельство о моем труде на кухне!

— Не волнуйся, завтра тебя сменит Тод. Мы испробуем его кулинарное техасское искусство. Сейчас он может отдыхать. Я же все время буду дежурить в кабине управления. Вопросы есть?

— А мне можно сразу выйти в отпуск и не пыхтеть на кухне? — предложил я, поскольку возиться с продуктами мне не очень-то хотелось. Хотя на Марсе я прославился не столько как врач, сколько кулинар восточных блюд.

— Через месяц — можно, — согласился Андрей. — А теперь живо за дело!

Тода второй раз упрашивать не пришлось. Он молнией пролетел мимо меня и исчез в жилом отсеке. Через минуту оттуда раздался могучий храп. Я же ворча, последовал в камбуз. Сначала приготовил для себя две сосиски, слопал их, а потом начал готовить плов в герметичном специальном котле. Это было одно из самых любимых блюд колонистов Марса. А Андрей тем пачее любил его.

ЧЕРЕЗ ТЕРНИИ К ЗВЕЗДАМ

Если просмотреть бортовой журнал, то можно увидеть, что запись о 5 июле ничем не отличается от предыдущих. Обычные сообщения о текущих делах на шаттле, выполнении экипажем своих функциональных обязанностей. Только цифра постоянно уменьшается на определенное количество. 5 июля счетчик выбил 30 миллионов километров — это расстояние корабля до Земли.

Между тем, однообразие полета затемняют все кажущиеся прелести невесомости и возможный интерес к космическому пространству. Движение планет, звезд незаметно при черепашьей по Вселенским меркам скорости «Центуриона». У любого философа в данных обстоятельствах возникло бы сомнение в верности теории о бесконечном движении материи и процессе постоянного изменения. У меня, например, завтрак, ленч, обед, полдник и ужин — все слилось в одно понятие "принятие пищи". Время определяется не заходом-восходом Солнца, а движением стрелок обычного хронометра.

Тоскливо. Но мы не унываем. Тод, шутник и весельчак, желая скрасить наш полет, проделал пару манипуляцией со звуковыми синтезаторами у некоторых устройств. Теперь, когда наступает время "приема пищи", камбуз издает сигнал, который похож на петушиный крик, а затем произносит вкрадчиво-сладким голосом Тагасимы: "Пора кушать, Андрей-сан, Тимур-сан и Тод-сан!". Окрыленный успехом, когда наши лица вытянулись при первых же звуках разговорившегося камбуза, Алленс начал экспериментировать дальше. Вскоре туалет начал давать нам наставления, как пользоваться космическим вакуумным унитазом. Причем говорил он голосом Энни Кетли, планетолога, первой красавицы Марса. Думаю, если бы красотка Энни узнала о выходке техасца, то она сделала все возможное, чтобы оторвать наглецу уши. Ведь однажды он напугал ее, когда смоделировал голограмму динозавра и с помощью компьютера оживил. Этот монстр гулял по комнате планетолога и щелкал зубами, ища жертву. Кетли не поняла, что он ненастоящий и издала такой крик, что, говорят, его слышали аж монтажники на аварийном космодроме. После этого Тод целый месяц прятался от нее в мастерских гаража.

5 июля дежурил на кухне я. Камбуз, запрограммированный кроме приготовления пищи еще на болтовню, выдал мне порцию бородатых анекдотов, но я быстро выключил динамик, чтобы не слышать чепухи. Но электроника не успокоилась и выдавала мне глупые истории по телемонитору.

— А вместо сердца — пламенный мотор, — пел я, готовя в скороварке картофельное пюре с котлетами (из искусственных протеинов), китайскую приправу (от которой горело все во рту). Когда кулинарное колдовство закончилось, я разложил свое искусство на небольшом столе с магнитной поверхностью — она не позволяла посуде двигаться с места даже при встряске. Тод, конечно, прискакал первым и смотрел на блюда, как первобытный человек на жареного мамонта. Урчание его желудка наверняка уловили все земные радиотелескопы.

Алленс смотрел на меня молящими глазами. Но я был не приклонен и не позволял начинать процесс чревоугодия.

— Ну, когда все это можно будет съесть? — не выдержал он и произнес затем пару фраз по-английски относительно моих инквизиторских черт. — У меня кишки судорогой сводит от голода! Мы так до Земли не дотянем!

— Ты еще не истратил калории с завтрака, — возмущенно сказал я. — У тебя итак скопилась жировая клетчатка в области живота.

— Неправда, — возразил Тод. — Я сейчас истратил слишком много энергии, разбираясь в навигационных блоках корабля. Шаттл чуть не сбился с курса, но я успел предотвратить катастрофу и починил аппаратуру. А знаешь, каких нечеловеческих сил потребовалось для этого? Ты не имеешь права мучить меня голодом!

— Есть будем тогда, когда придет командир! — обрубил я, хотя, если честно признаться, у меня самого слюнки текли, причем пообильнее, чем у крокодила возле жертвы.

— А почему он опаздывает? — вознегодовал Тод, указывая на циферблат хронометра. Я нахмурился. Действительно, командир опаздывал, а это было несвойственно ему. Он никогда не пренебрегал правилами, установленных для всего экипажа космического корабля, а, будучи первым человеком на корабле, сам подавал пример в аккуратности.

— Может, что-то случилось? — нерешительно произнес я. Ведь иной причины, из-за которой командир отсутствовал в камбузе, я не видел.

— Что? Метеоритная атака? Или зеленые человечки? — съехидничал Тод.

— Ладно, ладно, не язви, можешь начинать без нас! — милостиво разрешил я и направился к выходу.

— А ты куда? — пытался остановить меня техасец. — Разве не составишь кампанию?

— Пойду — посмотрю, чем занят командир!

Тод ничего не ответил, так как его рот уже был забит.

Я, минуя промежуточные отсеки, шел, а точнее летел в невесомости в сторону пилотской кабины. По пути в голове прокручивал речь, посвященную правилам космической диеты и необходимости соблюдать режим питания всеми космонавтами, в особенности командирам экипажей. Конечно, речь изобиловала цифрами и статистическими данными, от которых у Колько должна была вспухнуть голова и благодаря которым он мог удостовериться, к чему приводит несоблюдение санитарно-гигиенических норм.

Командир находился на своем месте. И его не трудно было увидеть даже за спинкой массивного кресла, поскольку его собственная фигура атлета выпирала, словно была резиновой. Мышцы так и играли на руках. Я тихо подошел и увидел, как задумчиво и озабоченно он смотрит на приборы. Судя по тем цифрам, которые бегали по дисплею дешифратора, он работал над информационным пакетом, которые относились к банку данных по непонятным и нерасшифрованным сигналам.

— Командир, прошу прощения, однако сейчас время чревоугодия, то есть питания, — оторвал я его от этого скучного, на мой взгляд, занятия. — Уверен, что сегодняшнее меню значительно подымет ваше настроение.

Колько поднял на меня глаза и посмотрел каким-то отсутствующим взглядом. Это меня сбило с толку. Я в нерешительности остановился. Видимо, не стоило отвлекать шефа от этого дела.

Возникла пауза. Не зная, стоит ли продолжать дальше разговор, я стал тихо-тихо уползать назад. Но когда мои ноги уже очутились за люком, а я собирался закрыть за собой ребристую крышку, как в этот момент лицо Андрея прояснилось и он остановил меня:

— Подожди, Тимур…

В его голосе я уловил виноватые нотки.

— Спасибо за напоминание. Что-то я сегодня увлекся работой и совсем забылся…

— Я вижу, что вы решаете какую-то сложную проблему, — сказал я, показывая на светящиеся мониторы. Цифры и иероглифы давали общий итог — информационный пакет не поддается дешифровке.

— Попробую догадаться, с чем это связано, — продолжал я, вползая обратно в кабину. — Наверное, это позывные сигналы летающей тарелки с Плутона. Инопланетяне пишут стихами оду о пользе вегетарианской пищи или о своей любви к землянам…

Андрей улыбнулся:

— Ты как всегда шутишь, Тимур…

— Ага, значит, не угадал… Тогда это наш тайный агент на Сатурне сообщает нам, почем нынче цены на картошку…

Колько покачал головой. Я предпринял последнюю попытку:

— Тогда может это реклама по вкусовые качества квашеного поросенка в маринаде из тараканьих усиков, приготовленного лунным рестораном "Квазимода"?

— Это совсем не связано с едой или инопланетянами, — печально произнес Андрей.

— Наверное, мы сбились с курса! — ляпнул я и тот час пожалел о сказанном. Подобные заявления пилотами такого класса, каким являлся Колько, воспринимались хуже, чем просто оскорбление. Летчики грузовых космопланов ни на йоту не отходили от заранее рассчитанного маршрута. На мое счастье, командир нисколько не обиделся. Он просто с интересом взглянул на меня, желая узнать, как я вывернусь из этого неловкого положения.

— Я имею в виду курса на кухню, — нашелся я. — Ведь уже двадцать минут, как идет время ужина.

Андрей продолжал молчать.

— Обед стынет… — вновь растерялся я. — Тод хрустит челюстями в камбузе, наверное, все сожрал…

Наконец, командир проявил реакцию:

— Садись, — он указал на место рядом с собой. Я понял, что сейчас меня посветят в какую-то важную тайну, и поэтому быстро уселся в кресло второго пилота.

— Понимаешь, Тимур, — тихо начал Андрей, вертя в пальцах авторучку, — меня гложет одна проблема. Она важна для всех нас, я имею в виду марсиан. Тагасима просил меня, а также радиста Эрика, который первый стал носителем этой информации, никому из колонистов не сообщать ее, так как не хотел, чтобы люди впали в уныние, в отчаяние и замкнулись. Но поскольку мы летим на Землю, то тебе я сообщу.

— Я вас слушаю, командир, — произнес я, почувствовав охватившее меня волнение. Даже пальцы задрожали.

— Странности стали появляться полгода назад. Вначале пропала связь с Землей, причем со всеми космическими центрами. А потом перестали приходить транспортеры. На наши запросы, как ты знаешь, никто не отвечал. Эрик перешел даже на военные частоты, вызывал командные базы ВМС и ВВС, только все оказалось напрасным.

Мы не могли понять причину такого неожиданного молчания. Тагасима посадил Холмана на круглосуточную вахту. Он не высовывал носа из рубки телерадиометрической связи, пытаясь всеми возможными способами наладить разговор с Землей. В ход были пущены даже топографические и метеоспутники, которые вращались вокруг Марса, а также навигационные маяки.

И только тропосферному аэрозонду «Магеллан-2», запущенному месяца три назад для изучения ионизации и солнечной радиации, удалось случайно поймать направленный радиолуч с Земли. Правда, сигнал был страшно искажен атмосферными разрядами, и значительная часть информации была утеряна.

— Но, — подняв палец вверх, сказал Колько, — мы получили важную весточку. О нас не забыли. Но события на Земле были до того ужасающими, что людям стало не до марсианской колонии…

— И что же там произошло? — спросил я, вцепившись в подлокотники.

— Сейчас сам услышишь, вот запись этого сообщения, — командир включил видеомагнитофон, перемотал кассету вперед, а затем перевел в режим "воспроизведение".

По телемонитору пошли рябь и помехи, динамик захрюкал и завизжал — сложилось впечатление, что шел рок-концерт из зоопарка или сумасшедшего дома. Я поморщился — мои уши не могли долго воспринимать эту «музыку». Секунд двадцать на экране бегали цветные пятна, а затем возникло размытое изображение человека. Было трудно определить его национальность и возраст, так как компьютер, стараясь расшифровать сигнал, отделить его от помех, постоянно уродовал лицо. Но то, что оно принадлежало мужчине, было вне всякого сомнения.

— Кто это? Откуда шла передача? — поинтересовался я, стараясь понять сквозь какофонию разумную речь. Но это было бесполезно.

— Не знаю, — пожал плечами Колько. — Наверное, кто-то из диспетчеров. Текст шел на английском. Эрик предположил, что связь шла их Хьюстонского центра космических полетов.

Динамик продолжал издавать звериную симфонию, а на экране человек что-то говорил, отчаянно жестикулируя руками. Я уже потерял надежду что-либо разобрать, как вдруг посторонний шум исчез, и послышалась нормальная речь:

— …биологическая катастрофа. Это не просто безобидные создания, а настоящие монстры… война продолжается… ужас… но мы… человечеству, судя по всему, осталось недолго существовать. Правительства не способны принять защитные меры… — дальше пошел непонятный лепет (именно эту часть Колько пытался всяческими методами расшифровать, уловить хотя бы лишнюю каплю информации, способной осветить ситуацию на Земле).

Минуты через две человек вновь заговорил:

— Бесполезно им сопротивляться. Мы гибнем… в центре идет стрельба, они до нас сейчас доберутся…

И опять долгие помехи. Изображение мужчины исчезло.

— Это все? — спросил я, когда мое терпение лопнуло смотреть в бесконечную рябь и прыжки цветных пятен.

— Смотри дальше!

Экран вновь вспыхнул. Изображение стало более четким, чем в первый раз. Симпатичная женщина с перекошенным от страха лицом кричала прямо в эфир:

— Они до нас почти добрались. Охрана перебита! Мэт забаррикадировал двери, но это не остановит их. Сообщаю вам, что… — к моему сожалению дальше пошли помехи, и что говорила женщина, было непонятно. Но следующая минута дала нам более четкую речь:

— …там находится плутоний для атомного реактора «Мурейкер». Но платформу необходимо отбуксировать… Французская экспедиция «Жак-Ив»… ась, все поги… Русские обещали запустить «Бумеранг»… Байконур, наверное, еще может это сделать. Если… нет! нет! нет! — далее динамик издал дикий крик, а женщина с неожиданной силой и скоростью была вытянута из поля зрения телекамеры. Несколько секунд мы слышали предсмертные крики, затем объектив залился кровью и ничего не стало видно. Потом картина вообще исчезла — связь была прекращена.

Несколько минут я сидел, полностью ошарашенный этими событиями. Было понятно, что на Земле произошла глобальная катастрофа? Но что именно? Ведь можно было предположить всякое, например, второе пришествие Христа или начало войны Сатаны против человечества.

Конечно, было жаль, что значительная часть информации не дошла до нас. Именно ее не хватало для полной ясности картины. Ведь по обрывкам двух сообщений было трудно понять сути происшедшего.

— Это для меня тоже загадка, — печально вздохнул Колько. — Тагасима не хотел будоражить колонистов этим сообщением, и поэтому никто из вас об этом не узнал. Наша же истинная цель — выяснить причину этой трагедии и — самое важное — постараться оказать помощь Марсу.

— Это не ядерная война и не ледниковый потоп, — твердо произнес я.

— Это и нам стало ясно. Но что же именно? Ожили мертвецы?

— Мужчина говорил что-то о биологической катастрофе…

— А ожившие мертвецы — это не биологическая катастрофа? — вяло сказал Колько.

— Это чушь собачья, командир! Какие еще мертвецы! — выпалил я, поскольку мои медицинские знания не могли позволить принять на веру подобную гипотезу. — Скорее всего, это связано с экологической обстановкой… А вдруг это крупномасштабная бактериологическая война? — предположил я, но Колько в свою очередь отверг мои предположения:

— Абсурд! Еще в 2005 году была принята всеми странами Всеобщая Декларация о запрещении производства, хранении и испытании бактериологического оружия, а в 2007 году под наблюдением Специальной комиссии ООН на Земле были уничтожены все имеющиеся биологические боезапасы. Кстати, это транслировали и на Марс, ты должен был сам это видеть…

— Тогда это, наверное, экологический дисбаланс. Накопилась критическая масса, например, парниковый эффект, мутация из-за катастрофы на Чернобыльской и Мацарельской АЭСах, саранча стала размножаться со страшной скоростью, появились новые болезни — все это смешалось и в один прекрасный — точнее не прекрасный — день отозвалось мощным взрывом. Господи, командир, да причин для биологической катастрофы на нашей Земле-матушке сколько угодно, и, причем все созданы человеком!

— Но там человек говорил о каких-то монстрах!

Я задумался.

— А вдруг это образное понятие? Садиста-убийцу тоже можно назвать монстром. Им же может оказаться и обычный квартирный таракан, если особенно смотреть на него через микроскоп! У страха глаза велики, и этот мужчина мог наплести все что угодно!

— Не знаю, не знаю, — покачал головой Колько.

Я попросил его еще раз прокрутить запись. Андрей сделал это, правда, без особой охоты, видимо, ему уже надоело изучать одно и тоже.

И когда экран вновь погас, я повернулся к командиру.

— Что-то смог обнаружить?

— Нет. Я имею в виду катастрофу. Но для нас есть другая, не менее важная информация. Женщина сообщила, что плутоний для наших реакторов запакован и готов к отправке. Он находится в специальном контейнере на платформе. Может быть, эта платформа укреплена на российском шаттле «Бумеранг»? Тогда космодром Байконур — это место запуска космоплана!

— Но «Бумеранг» не долетел до Марса, — возразил Андрей.

— Конечно. Он и не стартовал. Видимо какие-то причины не позволили осуществить его запуск. А другие космодромы были в таком состоянии, что никакой другой шаттл не покинул Землю.

Колько с этим согласился.

Мы задумались и совсем забыли о еде. В таком состоянии нас застал спустившийся с камбуза Тод, который «нечаянно», как оказалось, умял и наши порции без остатка. Об этом правдиво свидетельствовал надувшийся подобно мячу живот техасца. Нам это не показалось большой бедой — мы с Андреем довольствовались чаем и холодной закуской, которую быстро извлекли из холодильника.

Тем временем «Центурион» продолжал мчаться к Земле, с каждой секундой приближая нас к страшной тайне.

ВОЗДУШНАЯ КАТАСТРОФА

20 июля мы уже достигли цели. Под крыльями космоплана простиралась голубая поверхность планеты. Даже сквозь белесую пелену облаков она казалось девственно чистой и, в отличие от ржаво-красного Марса, радовала своей жизненной силой. Солнечные блики прыгали в атмосфере словно зайчики. Через иллюминаторы мы без труда угадывали айсберги в северных широтах. Острова казались чернильными размытыми пятнами, размазанными по холсту невидимого художника, а континенты напоминали зелено-коричнево-желтые панцири черепах.

Обычно космонавты с умеренных высот видели проплывающие по океану лайнеры, которые оставляли за собой пенистые хвосты, прочеркнувшие небо самолеты, а также дымящиеся трубы заводов и фабрик. С помощью специальной аппаратуры можно было разглядеть людей и автомобили. У «Центуриона» оптические устройства не обладали значительной разрешающей способностью (поскольку он был грузовым кораблем, а не научным), и как мы не мозолили глаза в перископы, ничего путного увидеть не смогли. Города казались вымершими. Никакого движения. Ни какой технической деятельности.

— Здания и сооружения вроде бы стоят, — сказал Тод, отрываясь от окуляров. — Может там люди.

— Но не все здания целы. Я, например, вижу много разрушений, — произнес Колько.

— А я через иллюминатор ничего не вижу, — с обидой произнес я, поскольку товарищи не допустили меня к перископу. Уловив эти нотки в моем голосе, Колько усмехнулся и подключил к перископу электронику. Теперь сигналы внешних датчиков и телекамер поступали также на видеомонитор, чтобы я мог разглядеть поверхность планеты, а бортовой компьютер — обработать все данные.

Нужно признаться, что это не внесло никакой ясности.

— Что показывает радиоперехват? — спросил Колько.

— Локаторы не регистрируют каких-либо радиопередач, только естественный фон.

Ответ Тода еще больше смутило нас.

— Странно, Земля раньше была зоной повышенного радиоизлучения, — сказал я. — А на наши сигналы вообще не реагирует никто, словно все радиопередатчики вышли из строя!

— А ты, наверное, хотел увидеть рекламу шоколада «Сатурн» или услышать песенку о Винни-Пухе? — съехидничал Алленс. — Кто может ответить нам, если ни одна приемная станция не работает?

— А система ПВО? Неужели с ними невозможна связь? — простонал я. — Не вериться, что вооруженные силы, всегда готовые к экстремальным ситуациям, не проявляют себя в это непонятное и ужасное время!

Терпение Тода лопнуло.

— Слушай, Тимур, не скули, — вскипел он. — Уже час, как бортовой компьютер посылает на всех частотах — от гражданских до военных — наши позывные. И какой итог? Даже комар ответить не желает! А знаешь почему? Потому что некому на Земле послать ответный сигнал!… Слушай, не вой в душу и не действуй на нервы, пожалуйста!

Это меня задело. Я вроде бы и не распускал нюни, а вот у Алленса самого нервишки пошаливали. Думаю, он тревожился из-за этого странного молчания и не мог найти себе места.

— А вы что скажете, кэп? — обратился к нему бортинженер.

Колько несколько секунд обдумывал ответ. А затем сказал:

— Для начала свяжемся с Марсом и передадим информацию о первых наблюдениях. Тагасима ждет новостей.

— Но мы ничего не увидели, — вставил Тод, но командир, сердито взглянув на него, гаркнул:

— То, что сейчас мы увидели на планете — и есть первые симптомы трагедии. Конкретности узнаем, когда приземлимся!

— Куда? — разом спросили мы с американцем. Последняя фраза ошеломила нас, ибо совершить посадку в подобных условиях мог только или сумасшедший, или тот, кто не разбирался в космических кораблях, или… профессионал высокого класса.

Я промолчал, так как понимал необходимость разобраться в случившемся непосредственно на самой планете. Однако Тод впервые проявил признаки смятения и даже страха. Он признавал мастерство Колько, но, будучи всего лишь вторым пилотом и, по сути, больше земным бортинженером, не мог представить себе подобную посадку и опасался за последствия. И, естественно, начал сопротивляться решению командира, только не бунтарскими методами, а с помощью убеждения и доказательств:

— Кэп, системы наземного и космического телерадионаведения не функционируют. Нам ничего неизвестно о техническом состоянии космодромов. А вдруг там повреждены взлетно-посадочные площадки? Кто нам даст сводку о метеоусловиях? Как вы думаете в таких условиях приземлить шаттл? — завалил он вопросами. В принципе техасец был прав, инструкции запрещали пилоту принимать активные действия в подобных нештатных ситуациях. Дело в том, что космоплан типа нашего совершал посадку при скорости свыше трехсот километров в час и только при идеальной погоде и при технически нормальном состоянии космодрома. Постоянная корректировка радиомаяков как с космоса, так и с Земли позволяла шаттлу не отклоняться от курса. Кроме того, бортовой компьютер ежесекундно получал в полном объеме информацию о скорости ветра, магнитных аномалиях, давлении атмосферы, температуре, ионизации, турбулентности и многих других параметрах, которые позволяли пилоту и автоматике удерживать корабль в необходимом направлении и избегать опасностей.

Конечно, компьютер был способен самостоятельно посадить «Центурион» на Землю. Только здесь требуется уточнение: при поддержке наземных и космических навигационных систем. А поскольку они не работали, то пилот брал риск на себя, переключаясь на ручное управление. Это было сложным делом. Ведь шаттл весил значительно больше, чем знаменитый «Джамбо» — тяжелый аэробус «Боинг-747». А удержать такую махину в полете человеку трудно.

— Алленс, ты можешь предложить другой вариант? — спросил Андрей, повернувшись к бортинженеру. — С парашютом не хочешь выпрыгнуть, а? Или катапультироваться? Давай, действуй!

Но Тод молчал. Ему было стыдно за свой страх, впрочем, вполне естественный. Ведь не для этого он преодолел более ста миллионов километров, чтобы бабахнуться на землю расплавленным железом.

— Вы правы, командир, — нарушил молчание я. — Чего без толку вращаться вокруг Земли, если ничего нового не узнаем. Только там, на поверхности, — для убедительности я ткнул пальцем вниз, где располагалась Земля, — мы можем понять все.

Увидев поддержку командиру, Тод сдался.

— У меня только один вопрос, если можно, конечно, — произнес он.

— Да, Алленс, я слушаю!

— Вы уверены в успехе?

Колько усмехнулся:

— Можешь на меня положиться. А много налетал на своем веку. Бывал в различных передрягах, но всегда выползал на свет божий, может быть, и с мокрыми штанами, зато целым и невредимым. На пилотировании в нештатных условиях я собаку съел. Так что обещаю посадить шаттл так, что вода в стакане не прольется! Тебя это устраивает?

Тоду ничего не оставалось, как ответить:

— Да… А какой космодром выберем? — вдруг оживился он и стал проявлять бурную деятельность. Он включил карту на дисплее. Там возникли изображения островов и континентов. Где загорались красные огни — это означало местоположение земных космодромов, где зеленые — это стартовые комплексы морского базирования (могли запускать космические корабли или принимать шаттлы с вертикальной посадкой — а таких аппаратов в мире насчитывается единицы), желтые — это аэродромы, способные принять тяжелые авиалайнеры и космопланы. Синие огоньки указывали на расположение систем радио — и телеслежения, а фиолетовые — на радиомаяки посадки.

Бортовой компьютер проглотил эту информацию и через секунду дал ответ, отметя в сторону практически все космодромы и аэропорты, поскольку без механизмов наведения туда было нечего соваться. Только две взлетно-посадочные полосы могли принять «Центурион» — это космодром «Байконур», расположенный на территории Казахстана, и база ВВС США Эдвардс.

— Эдвардс — это прекрасная база, — как бы невзначай произнес Алленс. Но Андрей сразу раскусил его:

— Будем сажаться туда, где больше шансов не свернуть себе шею. Я визуально рассмотрю взлетно-посадочные полосы и только потом вынесу свое решение.

Тод пожал плечами.

Колько прильнул к перископу. Применение метода оптико-электронного анализа позволило выявить состояние двух аэрокосмодромов. Фотосъемка, теплограмма, топография, магнитное сканирование подтвердили первое впечатление, которое возникло у командира, когда он визуально рассматривал базу Эдвардс. Посадочная полоса американского аэродрома напоминала полигон и еще больше — лунный ландшафт. Дело в том, что бетонное покрытие было в кратерах и воронках. Вероятно, здесь произошел хороший артобстрел.

— Кажется, это ковровое бомбометание, — произнес Колько. — Бетон аж в пыль искрошился… Так что извини, Тод, твоя страна отпадает.

— А как Байконур? — спросил я.

— Сейчас изучим состояние казахстанского космодрома.

Он оказался в отличном состоянии. С высоты было видно, что ни одно из сооружений не пострадало. Приборы зафиксировали только одну трещину, да и то — возле складов, а не на посадочной полосе. Космический комплекс мог принять «Центурион», таково было мнение борткомпьютера и, естественно, командира.

— Итак, наша цель — Байконур! — сказал Колько, а затем тихо добавил: — Там же находится и наш плутоний!

Компьютер выбил шанс благополучной посадки: сорок девять процентов. Для такого мастера высшего пилотажа, каким являлся Андрей, это было больше, чем требовалось. Командиру осталось только рассчитать траекторию посадки с наименьшими затратами топлива (горючего должно было хватить для взлета в космос) и перевел управление на «ручник», доверив автоматике только контроль за состоянием бортовых систем. Тод со своего пульта незаметно включил программу, по которой компьютер частично подстраховывал действия пилота и в случае чего мог исправить ошибки пилотажа. Знай бы об этом Колько, то он воспринял бы действия бортинженера как страшное оскорбление.

— По местам! — скомандовал Андрей. Вообще-то это относилось ко мне, поскольку командир и техасец уже сидели в креслах, пристегнувшись. Я прыгнул в свое и щелкнул замками крепежных ремней.

Включились двигатели и космоплан, фыркнув, нырнул вниз. Навстречу нам устремились рев атмосферы, треск защитной пленки аллотропного кислорода и короткие разряды насыщенного электрического пояса ионосферы. Термостойкие плитки предохраняли корабль от перегрева, но при продолжительном стремительном полете температура могла достичь критической точки, и термозащита долго не протянула бы. В этом случае «Центурион» вспыхнул бы подобно огненному метеору. Применять для гашения скорости парашюты решился бы только человек с мозговой недостаточностью.

Но Андрей не зря считался ассом, и диплом пилота ему выдали не за успехи на тренажерах. Он, нисколько не изменившись в лице, спокойно потянул на себя штурвал. Нос космоплана автоматически приподнялся и корабль днищем и крыльями стал тормозить: созданная, таким образом, воздушная подушка значительно снизила скорость и уменьшила опасность перегрева корпуса. Командир поочередно включал двигатели маневра и этим самым удерживал летящую махину в нужном курсе и в необходимом положении. Через несколько минут мы уложились в рассчитанный график полета — об этом свидетельствовал безукоризненный дисплей, на котором две разноцветные линии слились воедино.

— Спуск будет длиться два часа в режиме планирования, — сказал нам Колько. — Попутные ветры позволят нам долететь до космодрома без лишней траты горючего.

— О" кей, — сказал Тод.

— Разрешаю немного расслабиться, дальше шаттл поведет автопилот, — добавил командир и снял управление с «ручника». Он не догадывался, что бортовой компьютер уже давно уже «сидел» в системе посадки.

Однако он поторопился. Его слова, наверное, не понравились господу богу, а, может быть, и самому сатане, поскольку дальнейшие несколько минут прошли не очень приятно. Сглазил, в этот момент подумал я.

Космоплан шел на высоте сорока километров, когда в стратосфере начался ураган. Мощный воздушный поток подхватил нас и понес в совершенно другую сторону. Судя по всему, шаттл направлялся к Антарктиде. Ни у кого из нас не было желания устанавливать контакты с пингвинами, и поэтому мы бросились к пульту.

— А-а, черт! — процедил Колько и вновь переключил управление с автопилота на «ручник». Он пытался вернуть «Центурион» на прежний курс, используя аэродинамические характеристики космоплана. Это особого эффекта не дало. Датчик продолжал отчаянно пищать, как не вскормленный птенец, сигнализируя нам, что дистанция между расчетной и новой линией полета с каждой секундой увеличивается.

Крякнув от досады, командир пошел на последний шаг — воспользовался стартовыми двигателями. Их мощности хватило, чтобы вырваться из зоны действия урагана и вновь очутиться в более спокойной воздушной среде. Постепенно красная линия стала сливаться с синей.

— Не беспокойтесь, ребята, — сказал Колько, шумно вздохнув. — Я ведь обещал мягкую посадку!

— А где мы? — поинтересовался я.

Электронный штурман указал на карте, что мы летели над Ираном. Через локатовизор я всматривался на поверхность, восхищаясь ее красотой. В который раз мне приходилось восхвалять конструкторов, сумевших построить систему электронно-оптического изображения. Экран давал более ясную и четкую картину, чем простая аэрофотосъемка.

— Высота — тридцать пять километров, расстояние до цели — полторы тысячи километров, скоро будем проходить над Республикой Узбекистан, — сообщил Андрей, прочитав эти данные с информатора.

— А жалюзи открыть можно? — спросил я. — Что-то хочется взглянуть на Землю своими глазами, а не через телекамеры.

Можно, можно, — проворчал командир. Он и сам хотел посмотреть на поверхность планеты непосредственно через собственное восприятие. Щиты, которые автоматически закрыли иллюминаторы в момент вхождения в атмосферу с целью предохранения стекол от перегрева, по команде Колько втянулись в пазы. В ту же секунду живой солнечный свет ударил нам в глаза.

О-о, это были совсем иные ощущения. Как красивы были зеленые массивы, коричневые каменные гряды, курчавые облака, желтое солнце и ярко-голубое небо. Конечно, иллюминатор не давал той четкости, что локатовизор, однако естественное изображение было более реальным и давало вкус окружающего мира. Например, я видел, как кое-где петлявшиеся змеей речки и блестевшие голубые глади озер, которые на дисплее выглядели бы как цветные графические контуры.

— Фантастично! — прошептал Тод. Конечно, после ржаво-красных песков Марса здешняя, пусть даже самая куцая и бедная на флору и фауну, поверхность казалась для нас настоящим Эдемом. Лучше жить в Сахаре, чем в пустынях красной планеты, подумали мы в этот момент.

— Внимание, начинаю спуск до пятнадцати километров, чтобы попасть под попутный ветер, иначе нас опять начнет сносить на юг, — произнес Колько.

— А когда моя родина? — спросил я, подразумевая Узбекистан (для многих колонистов Марс фактически стал настоящей родиной). Рассказами о своей солнечной стране, богатой вкусными фруктами и овощами, гостеприимными людьми и древними городами, мне пришлось поморочить души не одному колонисту. И буквально каждый (даже сам Тагасима) мечтал при возможности вернуться на Землю посетить эту республику.

— Скоро будем, не беспокойся. Сможешь разглядеть свою страну до мельчайшей подробности… А сейчас приготовьтесь, я начинаю! — предупредил Колько.

— Давайте, кэп! — произнес Тод.

Спуск оказался таким быстрым, что у меня первой мыслью была фраза "Корабль вошел в штопор". Желудок почему-то очутился у горла, а душа, наоборот, ушла в пятки, где она заприметила тепленькое и безопасное место. Перед глазами возникло неприятное видение, как шаттл врезается в гору, взрыв, части корпуса разлетаются на десятки километров, а санитары природы — грифы и гиены с удовольствием поедают наши останки, жалея, что такая вкуснятина редко падает с неба.

Слава богу, сбыться этим дурным мыслям не пришлось, так как Колько и не думал терять управление. На необходимой высоте он вывел космоплан из стремительного спуска и перевел в плавное планирование.

— Испугался? — насмешливо спросил он меня, когда я соизволил открыть глаза.

Я чуть не испепелил его своей яростью.

— Успокойся, — произнес Андрей, почувствовав вину.

— Сейчас штаны поменяю и успокоюсь, — недовольно пробормотал я. — К чему этот сверхпилотаж?

— Ну, хотел немного пощекотать вам нервишки, да заодно посмотреть, как поведете себя в такой ситуации! Тод, а ты что скажешь?

Тод испугался не меньше моего, но вида не показывал.

— Весело, кэп. Когда-то с ребятами из базы ВМС я на «Ф-144» выделывал такие же штучки. Правда, это было давно, и за штурвалом был я…

— Вы, наверное, сговори… — закончить свою мысль я не успел, как вдруг замигала система радиоперехвата. Приборы сообщали нам, что шаттл попал под радиолуч.

— Кто-то нас засек! — быстро сказал командир. — Мы прошли Туркменистан и сейчас находимся над Узбекистаном. Скорее всего, это службы ПВО нас прощупывают!

— Первый контакт! — вскричал я. — Нужно связаться с ними!

Но контакт оказался более быстрым, чем можно было ожидать. Причем инициаторами явились не мы. Через несколько секунд отчаянно запищала система противометеоритного оповещения и резкий взрыв, который потряс корабль до основания.

Я и Колько были пристегнутыми, а Тод уже успел отпустить крепежные ремни. В итоге он вылетел из кресла и носом чуть не пропечатался о приборную панель. Благо я успел его хватить за ногу, а техасец сам уцепился за подлокотник. Таким образом, Алленс сумел предохраниться от сильного ушиба.

— А-а, твою мать! — выругался Колько, что я впервые услышал из уст командира. Но видимо, ситуация была настоль сложная и опасная, что он позволил себе сквернословить.

Но что случилось? Рев аварийной сирены только действовал на нервы и не позволял сосредоточиться на причинах катастрофы. Я почему-то подумал, что при таких ситуациях лучше всего снабжать аварийную систему музыкой Баха или Моцарта, по крайней мере, она заставляла бы космонавта собраться.

Поэтому я первым делом отключил эту ужасную какофонию. Тод с благодарностью взглянул на меня — его тоже нервировала сирена. Бортовой компьютер, потеряв возможность выдать информацию о состоянии корабля с помощью звуковой сигнализации, перешел на визорную и выдал на дисплей целую плеяду сообщений. Но у Колько не было времени ее читать, он пытался выровнять воздушную машину, которая плясала рок-н-ролл и бугги-вугги одновременно. Корабль заваливало в штопор.

— Что произошло? — спросил я, чувствуя, как душа собирается опять транзитом последовать в привычное убежище, оставляя тело на произвол судьбы.

— Не мешай! — рявкнул на меня Колько. — Тод! Информацию о состоянии корабля!

Бортинженер стал читать сообщения с дисплея. Я своим ушам не поверил. Вышли из строя все двигатели. Взрыв произошел именно там. Кроме того, поврежденными оказались рулевые тяги, а также ряд не менее важных электронных узлов и механизмов космоплана. Ситуация точно подходила к некогда популярной песенке "Мы летим на последнем крыле…"

— Не понимаю, что произошло! — простонал Тод. И я старался из океана данных выудить рыбку первопричины нашего сегодняшнего состояния. Как прошептал техасец, это все равно, что искать червяка в густом и глубоком иле.

Тут произошло еще три взрыва, и шаттл окончательно перестал слушаться рулей. Автоматика отключилась, приказав нам долго жить. Приборы обесточились, видимо, были где-то перебиты энергокабели, а может разлетелись в клочья аккумуляторы и генератор. В любом случае дисплеи и экраны потемнели, стрелки на приборах замерли, индикаторы лопнули, а компьютер не отвечал на запросы Тода.

— Иногда и машины умирают! — тихо произнес я.

Колько, видя, что его попытки стабилизировать полет безуспешны, решил принять окончательное решение:

— Внимание, всем катапультироваться!

Мы с Тодом одновременно нажали на кнопки экстренного запуска кресел, на которых собственно и сидели. Ведь это была система аварийного спасения космонавтов. В фюзеляже корабля должны были открыться люки, а мощные пиропатроны должны были выстрелить нас из корабля. Так всегда происходило во время испытаний шаттла.

Но сейчас люки не открылись. Естественно, катапульты не запустились, и мы остались на "Центурионе".

— Вы еще здесь?! - взревел Колько, повернувшись к нам. — Я же приказал покинуть корабль!

— Катапульты не сработали, — заикаясь, произнес Тод.

Колько помрачнел.

— Нас сбили! Это я вам точно говорю! — прохрипел он, наконец. Его лицо было краснее, чем у самого спелого помидора.

— Это ракеты класса «земля-воздух» с инфракрасным наведением. Ручная система, иначе от более мощной боеголовки шаттл разлетелся бы вдребезги!

— Вдребезги мы можем разлететься, если шмякнемся на землю! — сказал я.

Кэп, а вы обещали нам мягкую посадку! — вдруг вставил Тод.

— Извини, браток, но я тебя обманул, — процедил Колько. — Нельзя же быть таким доверчивым… Ракеты нас нашли по теплу, и попали прямо в двигатели…

— Очень интересная информация, — язвительно произнес я. — Можно еще раз поприсутствовать на ваших лекциях о системах ПВО, а?

Андрей только яростно прорычал в ответ, а затем вообще от нас отключился. Теперь все его внимание было сосредоточено на управлении. Он пытался удержать корабль в горизонтальном положении. Пот градом катился по его лицу, которое превратилось от напряжения в маску.

В данной ситуации от меня лично ничего не зависело. Хотелось бы, конечно, посмотреть на эти головокружительные приключения со стороны, как, например, в кино. Поболеть там за героев, поахать, когда он попадает в ужасные переделки, и радоваться тому, как он выходит из них целым и невредимым. Однако именно я сейчас участвовал в таких действиях.

Я закрыл глаза. Попытался сосредоточиться на том, кому понадобилось сбивать «Центурион». Корабль летел на высоте семи километров. В любой электронный бинокль можно было увидеть, что это космический корабль, а не стратегический бомбардировщик. А согласно международным договорам, любой космоплан имеет право беспрепятственного пролета над любой территорией.

Но этот договор действовал в обществе, где царил порядок и закон. А если в стране беспорядки? Власть захватили террористы? А может, военные группировки ведут разборки между собой и приняли шаттл за боевую единицу противника? Или наоборот, тоталитарный режим, который изолировал народ от общения с другими и установил "железный занавес"? Тогда, конечно, любому воздушному судну запрещено залетать на территорию.

В общем, трудно было разобраться в этом.

— Ребята, держитесь! Сейчас будет весело, как на американских горках! В случае чего посмеемся вместе на том свете!

— Ох, кэп, хотелось бы на этом! — прошептал Алленс.

Поверхность приближалась с необыкновенной быстротой. Наклонившись набок, космоплан мчался к земле, готовясь к шумному поцелую с землей. После такого бурного контакта наверняка наши мозги могли найти в Индии, а части корабля — в Австралии.

— Тод, вылей топливо из баков! Быстро! — прохрипел Колько.

Тод сразу понял, что имел в виду командир. Ведь горючего на корабле имелось довольно много. Именно на нем мы собирались вернуться на Марс. А теперь оно превращалось в мощный боезапас. Удар о землю мог детонировать жидкость, находящуюся под огромным давлением. Тогда взрыв уже точно обеспечен.

Тод нырнул под пульт и стал дергать рычажки. Система ручного слива находилась именно там и — слава богу — не вышла из строя. Тотчас крышки отлетели в сторону, и кипящая жидкость фонтаном вырвалась наружу. Нужно было успеть слить несколько десятков тонн топлива до того, как мы упадем на землю.

— Шасси! — вновь выкрикнул Андрей. Эту команду Тод не сразу осознал, несколько секунд он бестолково смотрел на Колько и лишь затем опять бросился под пульт. Там тоже находился рычажок ручного запуска шасси. Сразу выполнить, казалось бы, простую операцию, ему не удалось. Видимо, где-то были разорваны гидроприводы. И лишь с шестой попытки телескопические шасси выдвинулись из днища корабля.

— Готово, кэп, — отрапортовал он.

— Молодец! Запустить парашютную систему сможешь?

— Сейчас? — растерялся Тод.

— Нет, только когда скажу!

— Смогу!

Это была неплохая идея — выпустить купола, когда колеса коснуться земли. Таким образом, можно будет уменьшить тормозной путь.

Но где садиться? Может быть, радар и выявил подходящий участок местности, однако мы видели только каменистые площадки и холмы с редкими деревьями. Корабль все больше приближался к земле, маленькие зеленые точки увеличивались в размерах и превращались в кроны чинар и тополей, а коричневы пятна — опухали до валунов и огромных булыжников. Где-то вдали мелькнул город.

— Нам труба, садиться некуда, — прошептал Тод.

Но я был оптимистом. И за это был вознагражден.

— Что это? — вскричал я, указывая в сторону.

Слева змеилась серая лента — автомагистраль. С высоты она казалась совершенно заброшенной. Ни одного человека, ни машины заметить не удалось. И это было даже лучше, так как при посадке мы могли принести им много проблем.

— Не дотянем! — покачал головой Тод.

— А, по-моему, дотянем! — не согласился я. — Это бетон. Крепкий и — самое главное — ровный!

Тод настаивал на своем мнении:

— Не дотянем!

— Типун тебе на язык! — разозлился я. Тут люди хватаются за каждую соломинку, а техасец уперся как баран — и все!

Андрей ничего не сказал. Он не отвлекался на нашу перебранку. Неизвестно, как ему удалось развернуть корабль (может всевышние силы вмешались), только «Центурион» вскоре завис над автомагистралью. Но, к сожалению, мы больше падали, чем безмятежно планировали, и, когда до поверхности остались последние метры, я вновь воспользовался старым приемом против страха — закрыл глаза и сжался, в предвкушении неизбежной катастрофы.

ЧУДОМ УЦЕЛЕВШИЕ

Жуткие ощущения не заставили себя долго ждать. Я всем нутром почувствовал такую встряску и грохот, что, казалось, мои органы вылетят наружу, а кости рассыпятся. Было удивительно, что этого не произошло: кости каким-то чудом сохранились, внутренности остались на месте, но растяжение мышц я все-таки получил.

Шасси, естественно, не выдержали подобной нагрузки. Они лопнули, когда космоплан свалился на автомагистраль. Корпус треснул, и этот звук прозвучал подобно мощному орудийному выстрелу. Визг раздираемого металла оглушил нас. У меня, например, уши отключились на некоторое время.

Космоплан юзом проехался по бетонному покрытию, снося на своем пути перегородки своим четырехсот тонным весом, и остановился только за несколько метров от автобусной остановки. Обшивка лопнула подобно перезревшей кожуре банана. Во все стороны полетели приборы, механизмы, двигатели корабля. Благо топлива в баках не оставалось, иначе мог вспыхнуть пожар, а последовавший взрыв вернуть нас в небо, откуда только что с грохотом упали.

А затем наступила тишина. С момента катастрофы прошло несколько минут, хотя в моем сознании время растянулось как жевательная резинка не нескольких часов. Я пошевелился. Вроде бы цел, но глаза открыть боялся. А вдруг я лишился какой-то части тела?

Постепенно слух стал возвращаться: до меня долетели хлопки парашютов, которые раскачивались на ветру, а затем шум каких-то механизмов и журчание жидкостей из пробитых масло- и гидроприводов.

— О господи, за какие грехи ты нас наказываешь? — голос Тода вернул меня к реальности. Я открыл глаза. Везде царил полный разгром. Космоплан не подлежал восстановлению, и мне стало жаль "Центуриона".

Зато корабль свою миссию выполнил, — прошептал я, никак не понимая, каким образом мы уцелели в этой ужасной аварии. В истории космонавтики было много различных катастроф и трагедий, но подобные нашей не оставляли в живых экипаж. Неужели здесь приложена рука Всевышнего, мелькнула мысль.

Аварийное освещение не работало. В принципе, здесь ничего не могло работать. Но света было достаточно — солнечные лучи проникали сквозь уцелевшие иллюминаторы.

Мои товарищи находились на своих креслах. Алленс уже очнулся и осторожно встал. Колько, навалившись на останки штурвала, тихо постанывал.

— Ребята, вы закончили свою работу. Спасибо вам. А теперь наступила моя очередь засучить рукава, — произнес я и приступил к исполнению своих прямых функциональных обязанностей. Среди искореженного металла мне удалось обнаружить аптечку с сохранившимися в упаковке препаратами и инструментами.

Первым делом я подошел к командиру. Осторожно откинув его на спинку кресла, я осмотрел его внутренности с помощью миниатюрного видеоскопа. Повреждений там я не обнаружил. Внешний осмотр выявил несколько сильных ушибов на лице и теле. Из носа тоненькой струйкой стекала кровь. Состояние пациента не вызывает опасений, подумал я.

Для начала воспользовался традиционным нашатырным спиртом. Аммиачный запах сразу ударил в голову, вернув сознание командира к "месту прописки".

— Сели? — слабым голосом спросил Андрей, открывая глаза.

— Угу, только не двигайся, я еще не закончил, — ответил я.

Автоматический шприц хранился в самом дальнем уголке аптечки, и мне пришлось повозиться, чтобы извлечь его. Быстро вставив ампулу с активатором, я впрыснул командиру под кожу препарат. Колько дернулся, словно через него пропустили электрический разряд. Впрочем, лекарство можно было назвать молнией по своему эффекту воздействия. Мне было известно, какие колоссальные изменения оно вызывало в организме: усиливался процесс метаболизма, ускорялся обмен веществ, срастались поврежденные ткани, а органы восстанавливали утраченные функции. В медицинской среде этот препарат называли эликсиром жизни и, честно говоря, так оно и было. Только высокая себестоимость не позволяла его продавать в аптеках. Фактически эликсир использовался для космонавтики.

По моим расчетам, уже через несколько минут Колько должен был прийти в себя.

— Тебе помощь требуется? — спросил я Тода, который стоял посреди кабины и ощупывал себя. Он поднял голову и коротко ответил:

— Нет.

Вообще-то я и сам видел, что с техасцем было все в порядке.

— Коллеги, — тогда обратился я к своим друзьям. — Вы превзошли самих себя. Сама старушка смерть дышала в иллюминатор, но вы сумели отвести «Центурион» от ее косы.

— Что-то ты запел поэтическим фразами, — произнес Андрей, еще не полностью придя в себя, однако вполне хорошо услышав меня. — Раньше я за тобой не наблюдал подобного!

— На Марсе мы занимались разными делами, командир, — ответил я, — и поэтому вы не могли знать обо всех моих интересах. Только я хотел бы выразить свою признательность вам, командир! Я лично убедился в вашем сверхмастерстве!

— Лесть оставь для моей жены, она любит, когда хвалят ее супруга, — поморщился Андрей. — Я же терпеть не могу подобных козлиных излияний.

— Какие же это козлиные излияния? — обиделся я. — Это элементарные чувства человека, который рад, что остался в живых и только с помощью профессионализма другого!

— Я тоже поддерживаю мнение Тимура, вы, кэп, совершили чудо! — пробурчал Тод. Он встал на обломки пульта и оттуда взглянул в иллюминатор.

— Ба! — выдохнул он, когда его взгляду предстала картина окружающей местности. — Мы в дерьме!

— В Узбекистане нет такого количества дерьма, в котором мог бы утонуть шаттл! — во второй раз обиделся я, только уже за свою державу. — Ты, наверное, преувеличил, увидев обычный туалет!

— Извини, Тимур, но я имел в виду совсем иное, — произнес Алленс. — Наш космоплан разбит, как банковский сейф с деньгами после прямого попадания кумулятивного снаряда грабителей!

— Хорошее сравнение, но это можно было понять, не смотря в иллюминатор! — громко сказал Колько. Судя по его бодрому голосу, препарат оказал положительное влияние. Командир окончательно вышел из «коматозного» состояния. Без посторонней помощи и особых усилий он встал и сделал несколько шагов.

— Части корпуса разбросаны на добрые десятки миль, — продолжал Тод, нисколько не обидевшись. — И ни одной души. Тимур, в Узбекистане так часто происходят катастрофы космических кораблей, что никто не проявил к нам интереса?… Кстати, а что за город мы видели перед самой посадкой?

Колько задумался.

— Это Северный Узбекистан, — произнес он, наконец, видимо, вспомнив какие-то последние навигационные данные. — Если судить по карте, которую я видел перед аварией, мы приближались к Ташкенту.

— Тогда это мой родной город, — тихо произнес я и в один миг вспоминания об отчем доме, родных и близких хлынули из памяти. Я одиннадцать лет сдерживал естественные чувства и тоску по родине. Ностальгия взяла свое сейчас.

— Эй, очнись, не время сейчас до воспоминаний, — вернул меня в реальный мир Алленс, тряся за плечо. — Нам нужно выбираться отсюда, а то нам, как видно, никто помогать не собирается!

— Тебе что, трап подать нужно, — пошутил я. — Выйдем через дверь, как всегда.

— Не думаю, — не согласился бортинженер.

Действительно, хотя шаттл был полностью разбит, однако наша кабина оказалась замурованной. Гидроприводы были разрушены при попадании ракет, а все люки заклинило при ударе об землю. Вышибить проход можно было только с помощью ракетомета.

— М-да, — протянул Колько, осматривая люки, один из которых выводил в другие отсеки, второй — наружу, три остальных использовались при запуске катапульт. Последние, как было известно, не сработали.

— Я бы сказал следующее: все мы мумии, а корабль — наш саркофаг! — мрачно пошутил Колько.

— А что если попробовать через иллюминаторы? — предложил я. — Попытка, как говориться, не пытка! — и, захватив по пути какой-то обломок рычага, взобрался на покореженный пульт и встал рядом с Тодом.

То, что космоплан строили на совесть, я убедился сразу, когда ударил по стеклу изо всех сил. Иллюминатор загудел, как тромбон, но не сломался. Зато мое импровизированное оружие с легкостью отскочило, словно резиновая полицейская дубинка от батута и чуть не въехала в нос бортинженера.

— Эгей, полегче ты! — вскричал тот: в испуге отпрыгнув в сторону. — Махаешь как дровосек топором — не в лесу же!

— Тогда нечего стоять под рукой, отойди! — посоветовал я. И, глубоко вздохнув, начал яростно бить. Моему упорству позавидовал бы самый упрямый осел. Стекло гудело на высокой ноте, вибрировало, однако и не собиралось ломаться. Через пять минут, когда я стал похож на выжатую тряпку, командир с сочувствием произнес:

— Тебе, Тимур, лучше в опере петь или больных лечить — это у тебя лучше получается. А вот в дровосеки ты никак не годишься! На стекле — ни царапины!

Я вытер пот со лба и, тяжело дыша, проговорил:

— Это не стекло — это броня. Конструкторы немножко ошиблись. Лучше бы они склепали панцирь космоплана из стекла, прочнее было бы!

Алленс, который тоже с интересом наблюдал за моими геркулесовскими подвигами, ехидно сказал:

— Есть очень мудрая пословица, она тебе, наверное, неизвестна! Умный сначала думает, а потом делает, а вот кое-кто — наоборот!…

— Ты что этим хочешь сказать? — с возмущением обратил я взоры на техасца. — Тогда предложи что-нибудь дельное, умник!

Тод захихикал и пальцем указал на небольшой щиток сбоку от меня. Я уставился на надпись на крышке "Озоновые резаки. Осторожно!"

— И что?

— Ну, если до тебя это не дошло…

— А-а, — тут я понял, что имел в виду ехидный американец. До чего я отупел, мелькнула мысль. Ведь эти миниатюрные устройства, предназначенные для сварочных работ в условиях космического холода, выделяли огромную температуру на двадцатисантиметровом плазменном луче, которое могло с легкостью перерезать не только стекло, но и титановый корпус.

Тод подошел к щитку, открыл его и вынул красный баллон, по форме напоминающий больше женский дезодорант, чем космический автоген.

— Заряда хватит? — с сомнением спросил Колько. Ему не приходилось работать с этим устройством, зато я имел знакомство: когда-то ремонтировал отсек станции, в который попал метеорит.

— На несколько сложных операций, — ответил Алленс. — На крайний случай здесь имеется еще шесть зарядов… Ты сам сможешь или мне разобраться со стеклом? — спросил он меня.

— Сам, сам, — проворчал я.

— Тогда держи, — и Тод кинул мне баллон.

Я ловко поймал и быстрым движением снял колпачок. Приставив сопло к иллюминатору, нажал на кнопку. Ярко-голубое пламя вырвалось из баллона и ударило в стекло. Прозрачная поверхность начала темнеть, краснея, а затем, шипя, стала плавиться и большими каплями стекать вниз.

Стараясь, чтобы горячее бронестекло не попало на меня, я баллоном провел круг. Тод и Андрей внимательно следили за моими действиями, иногда наставляя соответствующими словами, которые я не стану приводить в данном повествовании. Алленс критически высказался относительно круга, который я вырезал в иллюминаторе, мол, это больше параллелепипед. Нужно сказать, что стекло оказалось довольно термостойким и с трудом поддавалось полтора тысячной температуре.

Вскоре все было закончено. Я ногой вышиб кусок. Края еще дымились и, стараясь их не задеть, я осторожно вылез наружу. Моя нога вступила на корпус разбитого космоплана. Вслед за мной, вылезли командир и бортинженер.

То, что мы в Узбекистане, я убедился сразу, едва окинул окрестности. Она была мне знакома и здесь, если быть откровенным, ничего не изменилось за одиннадцать лет моего отсутствия на родине.

Нам, привыкшим к холоду и полутемному небу Марса, адаптироваться к земным условиям оказалось делом нелегким. Солнце в это время года палило нещадно, и если над городом смог спасал от жестких лучей, то здесь можно было свариться в собственном соку за полчаса.

Конечно, Тоду и Андрею после Марса подобная обстановка показалась раем, но через час первый энтузиазм и восторг у них прошел. Они потели как паровозы, и первые солнечные ожоги выступили на их обнаженных лицах и руках.

Вокруг нас простиралась безжизненная равнина. Редкими пучками торчали кустарники и полусухие деревья. Они больше напоминали волосинки на проплешине. От этой скучной картины становилось тоскливо на душе.

— У вас везде такая природа? — поморщившись, спросил Тод.

Я возмущенно взглянул на него:

— Нет, конечно. Ты еще не видел наши зеленые массивы. Эти земли просто предназначены для сельскохозяйственной деятельности и поэтому здесь не сажают деревья.

— Шаттлу конец, — подвел итог своих наблюдений Колько. ему было больно за свой корабль. Любой пилот понял бы его чувства.

Космоплан действительно развалился на куски, подобно взорванной консервной банке. Я еще раз поразился необъяснимому случаю, который позволил нам всем уцелеть в этой кошмарной авиакатастрофе. Представьте себе, крылья находились где-то далеко за небольшими холмами. Три мощных двигателя раскололись на части и были оторваны от основного корпуса. Сам корпус был похож на выпотрошенную рыбу.

— М-да, — протянул я. — Наш подвиг тянет на рекорды, отмеченные в книге Гиннеса.

Колько никак не мог оторваться от своего погибшего корабля. Тод тоже задумчиво рассматривал останки.

Я повернулся к ним спиной и зашагал к автобусной остановке. Она была повреждена, но не нашим падением, а, скорее всего взрывом гранаты — навес и площадка были изрешечены осколками. На сломанной скамейке толстым слоем лежала пыль. Это доказывало, что давно ничей зад не устраивался здесь. Табличка с информацией о движении автобусов была сорвана со столбика и валялась в углу площадки.

— Ждешь рейсового? — ехидно спросил меня Тод, подходя ко мне. Он тоже изучил автобусную остановку, и на его лице возникло выражение тревоги. Увиденное не внушало спокойствия.

— Это мне не нравиться, ой как не нравиться, — произнес он.

— Что именно? — подал голос Андрей.

— Безмолвие. Не вижу никакой жизни. Ведь даже в Сахаре ползают змеи и бегают жуки и вараны. А здесь даже насекомые не стрекочут!

Я нахмурился. В словах американца была истинна. Вездесущие мухи и комары, которые для многих жителей страны становились кошмаром, отсутствовали. А веселые воробьи? Птицы словно вымерли.

— А может это такая природа в Узбекистане? — предположил Тод.

— Не говори глупостей, — сердито сказал я ему. — В моей стране жизни полно. Но то, что случилось, не поддается объяснению.

— А может это не Узбекистан, а какая-нибудь другая территория, например, Гоби или Каракумы…

— С каких это пор города строят в пустынях, — произнес я, чуть не сожрав техасца глазами. Хотя, если честно признаться, меня самого смущала окружающая обстановка. Какая-то смутная тревога витала в воздухе. Казалось, здесь все было пропитано опасностью и страхом.

Колько видимо уловил это, потому что он вдруг встрепенулся, быстрыми шагами направился обратно к кораблю и исчез в иллюминаторе. Мы с удивлением посмотрели ему вслед.

— Чего это он? — произнес Алленс.

Я пожал плечами.

Через несколько минут Колько вновь предстал перед нашими взорами. А в его руке сверкал никелем бластер. У Тода аж дыхание перехватило. Он, как потом оказалось, был специалистом стрелкового оружия, и жить не мог без этих штучек. В Техасе семья Алленсов, владевших несколькими ранчо, постоянно ходила вооруженной, а сам Тод имел хорошую коллекцию ружей, пистолетов и даже двух автоматов. Конечно, на вполне законных основаниях.

Бортинженер сразу оценил достоинства этой «хлопушки». Да и я понял, что у Андрея не игрушка. Это был двуствольный двадцатизарядный пистолет, который мог быть использован как для боя, так и для горных и исследовательских работ. Оружие было напичкано электроникой: лазерным прицелом, тепловизором, средством для определения ложных и настоящих целей, системой самонаведения боезапаса до мишени. Основу боеприпасов составляли кумулятивные, зажигательные, дымовые, газовые и трассирующие пули, а также миниатюрные ракетные снаряды с калифорниевой начинкой, которые выпускались из второго нижнего ствола. Фактически это было карманное атомное оружие.

Я знал, что подобные средства входили в арсенал спецподразделений НАТО, а также особых бригад Вооруженных Сил России. Но при моей жизни на Земле они не продавались свободно в оружейных магазинах. Сейчас нас удивило то, что бластер находился на шаттле, а мы с Тодом об этом и не знали.

— Воевать собрались, кэп? — Алленс буквально съедал глазами это оружие. — Интересно, а на «Центурионе» случайно охотничье ружье не завалялось?

— О наличии на борту шаттла оружия должен был знать только командир экипажа, — несколько виновато произнес Колько.

— А для нашего брата найдется еще парочка таких штучек? — поинтересовался Тод. — Я, например, не прочь обзавестись бластером!

— Извините, ребята, но ядерный пистолет — прерогатива только моя, — тут Колько твердо стоял на своем. — А этот бластер будет стрелять только в моих руках, поскольку электроника снимает оружие с предохранителя, когда постоянно считывает информацию о моей дактилоскопии с ладони и пальцев. Посторонний не сможет им воспользоваться.

Тоду оставалось только пожать плечами, хотя в глазах я прочитал желание пальнуть куда-нибудь и посмотреть на эффект. Но вид оружия вызвал у него и другие мысли.

— Кэп, раз вы вооружились, значит, есть на это причина. Может, вы объясните нам, кого опасаться? — спросил он. — У меня такое ощущение, что вы знаете больше, чем я. Было бы справедливым поделиться, ведь я все-таки член вашего экипажа, а не постороннее лицо!

Я сразу подумал о видеокассете, которую просматривал вместе с Колько во время космического полета. Рассказ мужчины и женщины с Хьюстонского центра о биологической катастрофе на планете, неизвестных монстрах, покоривших все континенты Земли, разом вспыли из памяти. И сразу стало понятным, почему Андрей решил вооружиться.

— Ты прав, Тод, я действительно кое-что знаю. И теперь не считаю нужным держать это от тебя в тайне… — и Андрей коротко сообщил содержание видеокассеты.

— Теперь ты видишь, к чему привела эта биологическая катастрофа, — командир указал на мертвое пространство вокруг нас.

— О боже, — выдохнул Алленс, когда Колько закончил. Лицо бортинженера было напряженным и хмурым. — Значит, теперь планету населяют монстры?

— Не знаю, поскольку мы еще их не видели, но быть начеку должны… А теперь берем курс на город! Тимур, можешь не глазеть на табличку, автобуса не будет! А ты, Тод, подтяни штаны — и вперед!

— Эй, а я забыл, как называется этот город! — воскликнул Тод.

— Ташкент! — ответил я. Признаюсь сразу, мне ужасно хотелось скорее попасть туда. Ведь там я родился, учился, там мои друзья, родные и близкие. Там, в конце концов, мой дом. Встреча с Ташкентом вызывало мне два противоречивых чувства — страх и тревогу, и нетерпение и радость.

Мы в последний раз окинули взглядом космоплан — единственное связывающее звено с Марсом, запечатлели в памяти его останки, тяжело вздохнули и тронулись в путь. Упавший на дорогу бетонный столбик нас информировал, что до города ровно десять километров. Фактически это расстояние мы могли преодолеть за час. Космонавты хотя и не являлись профессиональными спортсменами, однако, на тренировках выкладывались вовсю и нередко устанавливали мировые или олимпийские рекорды. Экипаж «Центуриона», замечу без ложной скромности, не был исключением.

ПЕРВЫЙ КОНТАКТ

Мы шли по серой растрескавшейся дороге и внимательно рассматривали унылый пейзаж. Встречавшиеся автобусные остановки были повреждены взрывами, а большинство столбов ЛЭП оказались снесенными с фундаментов, словно здесь прошелся смерч. Сельскохозяйственные постройки и глинобитные дома тоже были серьезно повреждены. Оттуда к нам никто не вышел, хотя я несколько раз по-узбекски звал людей.

Через несколько километров нам встретился проржавевший автобус, у которого были выбиты все стекла и отсутствовали колеса. На борту сквозь облупившуюся краску выделялись маленькие дырочки — результат автоматной очереди. Из кабины водителя торчала, словно приветствуя в салюте, обглоданная человеческая рука. При виде ее Тоду стало не по себе. Колько достал бластер и снял его с предохранителя. Затем он приказал нам оставаться на месте, а сам двинулся к автобусу. Командир поднялся в салон, и вскоре мы услышали его возглас:

— Ба, один скелет остался!… Ого, здесь еще три трупа!

— Что с ними? — спросил Тод.

Колько ответил длиной тирадой, смысл которой сводился к тому, что он, мол, не судмедэксперт и нечего ему задавать такие глупые вопросы. Для этого есть профессиональный врач, к тому же космический.

— Иди, там тебе есть работа, — толкнул меня Алленс.

— Я привык лечить живых людей, а не заниматься мертвыми, — проворчал я, стараясь не показывать свое нежелание разбираться с трупами.

— Это ситуация ближе по твоей специальности, чем нашей, — хмыкнул Тод. — Я, например, привык оживлять механизмы…

— Так ты долго будешь там стоять? — нетерпеливо крикнул из автобуса командир. Я не стал злить его и быстро влетел в салон.

Медицину я изучал в Ташкенте, а специализацию получал уже в Университете штата Айова — именно там располагался факультет, который готовил космических врачей. Но там больше мы осваивали азы хирургии, терапии, психиатрии и эндокринологии, чем, скажем судебную медицину. Да и на станции «Arslan» кроме меня была довольно-таки крупная бригада врачей, и участвовать на вскрытии трупов колонистов, погибших на Марсе, мне ни разу не приходилось, хотя отчеты патологоанатома всегда читал. Но сейчас я должен был показать своим товарищам, что универсален и могу заняться даже и этой работой. Андрей, конечно, прав, ведь среди них только я обладаю соответствующими знаниями.

— Приступаю, — пробурчал я и, отодвинув в сторону командира, чтобы не мешал, стал рассматривать четыре скелета. Ни на одном из них не было одежды. На полу, правда, валялись чьи-то ботинки, но ясности в картину смерти они не вносили.

Первый скелет располагался на кресле водителя, причем сидел в такой позе, словно собирался управлять автобусом: его руки лежали на баранке, а ноги упирались в педали. Три остальных скелета просто лежали на сиденьях, словно они были обычными пассажирами и спокойно следовали к месту назначения.

При их осмотре мне не удалось обнаружить никаких признаков насильственной смерти. Кости были белыми, отполированными до зеркального блеска. Одна деталь — в некоторых местах я заметил глубокие царапины. Отсюда я сделал вывод, что это сделал какой-нибудь хищник, скажем, одичавшая собака. Ни кожи, ни мышц, ни волос, ни других элементов человеческой субстанции не было. Складывалось впечатление, что трупы просто препарировали в какой-нибудь анатомичке и очищенные от плоти скелеты собирались передать в учебное заведение в качестве экспонатов.

— Ну что скажешь? — спросил Колько.

Я сделал глубоко задумчивое лицо и произнес спокойным и равномерным голосом, словно читал лекцию студентам:

— Исходя из различных обстоятельств, а также возможного влияния определенных факторов, можно предположить, что скелеты явно принадлежали человеку…

— Не умничай, мы это и сами видим! — проявил недовольство Андрей. Он явно ждал от меня результатов исследования, которые у меня отсутствовали. А что я мог сказать? Скелеты как скелеты. И я продолжил валять дурака:

— Процесус артикулярис постериор и криста… — перешел я на латынь, но Колько понял мои уловки и прерывал:

— А если быть короче и яснее, Тимур?

И тут я сознался:

— Ребята, можете смело мне ставить двойку. Без приборов я не могу установить причину смерти. Их вполне могли принести из музея или из школы какие-нибудь проказники и ради хохмы усадить в автобус. Я только с уверенностью могу сказать, что два скелета явно женские, а два — мужские. Это видно по тазобедренным…

— Ладно, — махнул рукой Колько, не показывая виду, что недоволен отсутствием необходимой информации и моими «пролетами» в судебной медицине, — можешь не мучить себя…

— Итак, — сказал он. — Скелеты, может быть, свидетельствуют, что катастрофа на Земле все-таки произошла, а с другой стороны — это может быть рядовым убийством.

Я не согласился:

— Следы криминала можно всегда найти, а скелеты чисты.

— Автобус обстреливали, — заметил Тод. — Значит, заварушка была…

— Есть только одно предположение — это монстры, о которых говорили нам с Земли. Но какие эти монстры?

— Могу предположить, что они любят пожрать, — сказал я. — На скелетах — ни одного клочка мяса.

На этом наши догадки прекратились.

— Что будем делать теперь, кэп? — спросил Тод, смотря по сторонам, словно из холма ожидал ответа.

— Тоже что и раньше — пойдем к городу. Не будем здесь останавливаться…

Мы зашагали дальше, только на этот раз Колько не стал прятать бластер в карман. Он его держал в правой руке, готовый сразу и быстро применить в случае необходимости. Честно говоря, из каждого холма мы ожидали нападения.

— Странно, сейчас около шести вечера, а не видно даже наступления вечера, — сказал Алленс.

— На Марсе ты разучился жить по земному, — сказал я. — А к тому же в Узбекистане в этот период времени темнота наступает после десяти часов вечера.

— Нам нужно успеть добраться до Ташкента до наступления темноты и найти себе убежище, — озабоченно произнес Колько. Он уже тогда чувствовал, какая опасность может быть. Его тревога перешла и нам, и мы ускорили шаги.

Пройдя от автобуса метров сто, я обернулся. Торчащая человеческая рука, казалось, прощалась с нами, а, может быть, намекала, мол, ничего и вы скоро присоединитесь ко мне. У меня возникли дурные предчувствия.

Вскоре мы уже находились в черте города. Об этом свидетельствовал дорожный знак с надписью "Тошкент шахри", а также когда-то роскошное здание поста Госавтоинспекции, а теперь больше похожий на развалины Колизея. У бордюров валялись автоматные гильзы, одна длинная неиспользованная пулеметная лента, милицейская фуражка со спекшейся кровью, обрывки форменной одежды и отполированный человеческий череп.

— Ого! — воскликнул Тод, изумленно разглядывая окружающую обстановку. — Здесь, по-моему, хорошо повоевали!

Я тоже рассматривал местность, не в силах что-либо произнести. Уже отсюда я видел многоэтажные здания, которые в большей части были повреждены.

Колько подошел к разрушенному посту ГАИ и внимательно осмотрел выбоины от прямого попадания стрелкового оружия и пальцем провел по саже, видимо, от напалма. Действительно, здесь бой происходил серьезно и с применением страшных средств.

— Это полицейский пост? — спросил Тод. Он попытался прочитать по-русски табличку "Давлат автомобил назорати", которая была написана на кириллице. — Абракадабра получается…

— Потому что написано по-узбекски, а не по-русски, — сказал я и перевел американцу значение слов.

— А у вашей дорожной полиции имеется оружие? — вдруг спохватился Тод.

Я задумался. Конечно, как любая силовая структура государства дорожная милиция имела оружие. Помниться, сотрудники ГАИ носили табельные пистолеты, а иногда и автоматы. Но в Узбекистане, если честно признаться, всегда был порядок с криминальной ситуацией, местные милиционеры носили в основном дубинки или ходили без какого-либо оружия. А когда я улетал на Марс, то обстановка в Ташкенте вообще не внушала опасений.

Однако гильзы от АКМ говорили, что автоматами явно пользовались.

— Ты думаешь, что здесь мы сможем найти себе оружие? — спросил я Тода.

— Ты правильно мыслишь, — ехидно произнес техасец.

Мы вошли в руины. Пост ГАИ оказался зданием в три этажа и с двумя подвальными ярусами. Картина, которая предстала перед нами, конечно, была безрадостной: двери вышиблены, письменные столы сломаны, а специальная аппаратура приведена в негодность. Из стенных обломков торчала арматура. Под ногами крошился кирпич, и звякали осколки стекла. Все стены были в бурых пятнах, в которых я признал человеческую кровь.

— Оружейное хранилище, скорее всего в подвале, — предположил я, указывая на темный проем. Оттуда потянуло такой тревогой и угрозой, что я сделал шаг назад. Почему-то мне не хотелось самому спускаться в подвал. Тод тоже испытывал сомнения. Функцию пионера на себя взвалил командир, который неожиданно появился за нашими спинами.

— А ну-ка, ребята, посторонитесь, — буркнул он, проходя вперед. — Кто знает, что или точнее кто нас там ожидает. Лучше я с оружием осмотрю помещение, — и он, передернув затвор бластера, спустился по лестнице в подвал. Там вспыхнул миниатюрный фонарик, и пятно света забегало в темноте. Вскоре мы услышали скрежет и визг металла.

— Все о" кей, ребята, — раздался из мрака голос Андрея. — Тут специальный сейф, по-моему, там хранится оружие. Сейчас попробую вскрыть с помощью озонового резака…

Вдруг ярким взрывом вспыхнул резак, осветив командира и окружающее помещение, а затем искорки металла брызнули во все стороны. Сейф не был рассчитан на действие космического автогена и поэтому Колько быстро смог расплавить замок.

— Ого! — послышалось его восклицание. — Здесь полицейские миниавтоматы «Узи-6» и один «Калашников»… Боекомплекта, правда, маловато…

— Мне хватит одного автомата и даже одного магазина, — лицо у Тода от радости прояснилось. Мне показалось, что любовь к оружию у американцев сильнее, чем к женщине, и оно вскормлено с молоком матери. И тут понял, почему Алленс на Марсе часто просился на строительные работы, ведь там иногда приходилось пускать в дело пушки, вмонтированные в скафандр.

Колько возник из темноты подобно демону — быстро и неожиданно. В его руках бряцали автоматы. Миниатюрные пистолеты-пулеметы «Узи» израильского производства взял себе Тод, я же предпочел старому «Калашникову», которого знал еще со школьных времен. Алленс надел пояс патронташ. У меня было всего лишь четыре рожка.

— Армия готова, — окинув нас серьезным взглядом, произнес Колько.

Тод уже хотел было сказать какую-то шутку, как вдруг из подвала послышался шум. Казалось, кто-то с последнего подвального яруса пытался отодвинуть канализационный люк.

Я замер. Встали как вскопанные и мои друзья.

— Что это такое? — встревожился командир.

— Наверное, сантехники или слесаря из аварийной службы проверяют свое хозяйство, — пытался снять напряжение я, однако вызвал обратную реакцию. Колько гневно сверкнул на меня глазами, мол, нечего ерунду городить в такой момент, а Тод снял с плеча один автомат и быстро вставил обойму.

— Оставайтесь здесь, а я еще раз спущусь, — принял решение командир.

— А может лучше все мы вместе, подстрахуем друг друга, — предложил я.

— Страхуйте меня здесь, — огрызнулся Андрей и исчез в темноте.

Меня охватило нехорошее предчувствие. И когда я хотел высказать вновь свои опасения, странный звук повторился, только отчетливее. Объект шума был рядом.

Мой нос уловил резкий запах.

— Ты чуешь? — повернулся ко мне Алленс. — Похоже на аммиак…

— А ты ожидал из канализации аромат французских духов, типа "Шанель номер пять"? — съязвил я, поднимая АК и спускаясь вслед за командиром. Тод нерешительно последовал за мной.

— Если это существо говорит только по-узбекски, ты будешь переводчиком, — сказал техасец.

— Тихо вы, не шумите, мешаете определить направление звука, — шикнул на нас Колько.

Мы замолчали.

Несколько секунд было тихо. Затем раздалась какая-то возня, неразборчивый возглас и грохот падавшего сейфа известил о начале стремительных событий. Этот шум плеткой стегнул по нашим напряженным нервам, вызывая различные реакции у нас с Тодом. Американец побледнел и нерешительно стал спускаться вниз. Я же, оттолкнув его в сторону, бросился на помощь, так как был уверен, что с командиром произошла беда.

Подвал встретил меня кислым и острым запахом, а также сплошной темнотой. Свет от фонарика, который держал в руках Колько, дергался во все стороны, а потом потух. Поскольку в этой ситуации собственное зрение ничего не давало, я навострил уши, стараясь по звуку определить ситуацию. Судя по всему, происходила борьба. Но меня смущало другое — невозможно было определить, кто есть кто. Сложилось впечатление, что кто-то огромный, тяжелый и скользкий пытался схватить Андрея, а тот отчаянно отбивался, издавая от бессилия хрип и свист. Почему командир не применил свой мощный бластер для меня оставалось загадкой. Но времени для размышления не было. Требовалось выручать друга. И я, подняв автомат и нацелив его туда, где, по-моему, мнению находился противник, дал короткую очередь.

Яркая вспышка выстрелов на мгновение осветила все вокруг. И нельзя сказать, что мне удалось рассмотреть все до деталей. Какая-то серая масса, взвыв нечеловеческим голосом, отпрыгнула в сторону и исчезла в проеме канализации. Через секунду оттуда послышался шум упавшего тела и быстрые перебирающие шаги, словно в действие пришло множество ног.

Колько, упавший на бетонный пол во время выстрелов, очнулся, резво вскочил и стрелой промчался мимо меня. Он стремился к свету, где ощущал себя более уверено. А может, не желал больше оставаться в кромешной тьме с призраками. Я тоже захотел побыстрее покинуть подвал и последовал вслед за командиром. Тод, который так и не спустился в подвал, растерянно посмотрел, как мы проскочили рядом с ним, а затем, подумав, что угроза из подвала сейчас последует, тоже выбежал из здания.

Возле шлагбаума мы остановились и перевели дух.

Вид у командира был если не жалкий, то далеко и не бравый. Комбинезон был разорван в нескольких местах, что явилось для нас неожиданностью. Ведь конструкторы, изготавливая одежду для космонавтов, уверяли нас о высокой прочности, термоустойчивости пластоткани на основании длинных химических формул и математических расчетов. Кроме того, там, где образовались дыры, на коже темнели синие пятна, словно это были гематомы или чернильные кляксы. Колько пытался сохранить на лице выражение спокойствия и суровости, но в глазах мы прочитали удивление и страх. Видимо, то, что он увидел, вызвало даже у неустрашимого космонавта чувства ужаса и паники.

— Ну, как вы, командир? — спросил я. — Вам нужна помощь врача? Давайте я осмотрю ваши кровоподтеки…

— К черту! — коротко ответил Андрей и вздрогнул. Видимо, он заново переживал свою встречу с какой-то тварью.

А где ваш бластер, командир? — тут я заметил, что не вижу штатного оружия пилота космоплана.

— Эта мерзость первым делом выбила у меня фонарик, а затем выхватила оружия, я даже ничего не успел предпринять! — рявкнул Андрей, но затем совладел собой и заговорил более спокойным голосом. — Когда я вошел, то держал бластер в левой руке, а в правой — фонарик. И что-то липкое, влажное и противное неожиданно отобрало у меня их. Потом самого стали скручивать то ли толстые канаты, то ли щупальца. Вы знаете, ребята, я не из трусливых. В каких только ситуациях не бывал. Один раз даже оказался перед бешеным слоном, когда путешествовал по Азии, — и то устоял! Но эта тварь не поддается никаким описаниям! Даже в кошмарном сне не увидишь!… - впрочем, Колько попытался найти слова, чтобы мы могли представить это создание, но кроме жестов у него ничего не получилось.

— Так что я понял, что сообщение, которое мы получили на Марсе, полностью соответствует реальности. Здесь произошла биологическая катастрофа, — закончил свою мысль Колько.

Тод, который стоял и терзал себя за свою нерешительность и растерянность, наконец, произнес:

— Простите меня, кэп, за то, что не оказал вам поддержки… Я… как бы сказать…

Колько посмотрел на него и улыбнулся:

— Не переживай! Все мы теряемся в нужную минуту, а затем до конца дней клянем себя за это. Сейчас растерялся, зато в другой раз придешь на помощь…

— Спасибо, кэп, — горячо прошептал бортинженер, готовый расплакаться. — Я докажу, что не трус.

Андрей обернулся ко мне:

— Я благодарен тебе, Тимур, ты спас мне жизнь. С этого дня я в виде исключения разрешаю тебе спорить со мной… Эта тварь могла утащить меня как волк цыпленка. У меня даже не было сил сопротивляться ее могучей хватке.

— Может, это мутант? — предположил Тод.

— Может быть. Но кто бы это ни был, нам нужно сматываться с этого места, — сказал Колько. — Тод, подай мне один автомат. За новым оружием не стоит спускаться в подвал. Один раз мы попались на крючок. Второй раз попадаться — глупость в квадрате.

Алленс передал ему второй автомат и две обоймы. Теперь командир вновь был вооружен. Только на этот раз он не стал держать «Узи» на предохранителе. Случай в подвале было хорошим уроком.

— А почему тварь не последовала за нами на улицу? — спросил я. — Наверняка она была не одна. Здесь с нами расправиться им было бы несложно.

— А ты заметил, что эта мерзость напала на меня в темноте, — немного подумав, сказал Колько. — Может быть это ночные животные, а днем они сидят там, где мрак! — как потом оказалось наш командир попал в саму точку.

— А теперь вперед! — громко сказал Андрей. — Смотрите внимательнее по сторонам… Твари, может быть, и днем охотятся!

Мы тронулись дальше.

МЕРТВЫЙ ГОРОД

По дороге нам попадалось множество скелетов, как человеческих, так и животных. Они были чисто обглоданы, как и те, что нам попались в автобусе. На этот раз мы уже не столь сильно пугались и более спокойно воспринимали этот мертвый мир. Хотя внутри нас страх остался, он притаился, ожидая своего часа.

— Ты знаешь этот район города? — спросил меня Колько, когда мы пересекли черту города и уже шли по основной магистрали.

— Узнаю, — ответил я. — Это Чиланзарский район, один из крупных административно-территориальных единиц города. Он, правда, сильно изменился за время моего отсутствия на Земле. Много построено двадцатиэтажек, даже проведена монорельсовая дорога… Кстати, сейчас мы идем мимо ипподрома. Дальше пойдет метрополитен, станция имени Сабира Рахимова, узбекского генерала. Подземка соединяет практически все районы города.

— Но воспользоваться метрополитеном, наверное, невозможно, — грустно произнес Колько. — Раз нет людей, то некому ездить на электропоездах. Да и кто знает, какая пакость там может поджидать…

— Жаль, что мы не можем взять на прокат эти машины, — сказал я, указывая на беспризорные автомобили, которые находились, где попало. Некоторые из них были перевернуты, словно здесь кто-то пытался возвести баррикаду, а часть были разбиты после прямого попадания гранаты. Были машины, которые оказались разобранными, будто здесь поработали преступники. Но нам удалось увидеть и более-менее сохранившиеся. Снаружи, по крайней мере.

— Если нам нужна машина, то попробуем подыскать, — сказал Тод, который горел желанием исправить свою прошлую нерешительность. Он вошел во двор, и вскоре мы услышали оттуда его голос:

— Я, кажется, нашел подходящий экземплярчик!

Мы заглянули. Это был новенький, сверкавший никелем «Форд» из семейства «джипов». Я всегда увлекался автомобилями и даже на Марсе гонял пескоходы. Выбор Тода я оценил по достоинству. Шестиколесный, наверное, с высокой проходимостью, снабженный мощным мотором, мягкой подвеской, радиостанцией, бортовым компьютером и параболической антенной, вездеход больше походил на космический аппарат, чем на автомашину. Приборная доска напоминала пульт космоплана, а кресла — спасательные капсулы. Видимо, конструкторы последнего десятилетия старались воплощать в своих детищах элементы аэрокосмической техники и технологий.

Тод попытался открыть дверь, но она не поддалась грубой физической силе. Замка обнаружить не удалось, скорее всего, его вообще не было. Американец вначале растерялся. За десять лет жизни на Марсе мы отвыкли от чудес земного технического прогресса, и перед элементарной, с точки зрения современного жителя планеты, автомашиной стояли как питекантропы.

— Может здесь звуковой замок? — предположил я. — Который открывается при произнесении пароля. Или специальный детектор, который различает дактилоскопический рисунок на пальце хозяина.

— А ты что, будешь среди них искать хозяина? — Алленс кивнул в сторону скелетов, которые были разбросаны по всему двору. — Хотел бы я знать, кто был владельцем этой ракеты.

— Ну что, Тод, есть шанс проникнуть внутрь? — спросил Колько у американца.

— Шанс всегда есть, кэп, — в голосе бортинженера мы уже уловили привычные нотки, видимо, он отошел от пережитого и теперь действовал в привычном ритме. — Мои земляки строят хорошие машины и систему защиты тоже предусматривают…

— Какую еще систему защиты? — удивился я.

— От угонщиков и воров, — пояснил Тод. — Например, при попытке взлома тебя бьет ток напряжением в тысячу вольт, или брызгается специальная не смывающая краска, по которой полиция сразу может понять, что собой представляет этот человек. А может просто взорваться…

— Не может этого быть, — не поверил я.

— Может. Некоторые американцы считают, что если ты, мол, хочешь лишить меня автомашины, то я лишу тебя жизни. Такие штучки любят ставить жители Чикаго, Бронкса.

— А я думал, что антиугон включает в себя только звуковую сирену или радиосообщение на пульт полиции о попытке взлома, — произнес Колько.

— Это устарело, кэп. Но думаю, в Ташкенте не устанавливают такие же системы, как в Чикаго… Да вы не беспокойтесь, кэп, я вскрою машину, — и Тод занялся «своим» делом.

Пока он возился, мы с Колько осмотрели двор.

— Страшно, — сказал Колько. — Сплошные трупы. И ни одной живой души.

— Если бы вы знали, командир, какой жизнерадостный был раньше город Ташкент, — печально произнес я. Конечно, я мог рассказать друзьям, что здесь жило около трех миллионов человек. Несчетное количество птиц летало над крышами домов, по ночам устраивали концерты кошки, собаки лаяли в подворотнях, ну а такие противные создания как мухи, комары и тараканы вообще не подавались учету. Теперь — гробовая тишина. Деревья — и те казались высохшими, словно какой-то вампир высосал из них всю жизненную энергию.

Большинство людей, наверное, покинуло город. А те, кто не успел, теперь сушились на солнце или в своих квартирах. Мы знали причину их смерти — монстры, одним из которых успели столкнуться. Но откуда они взялись, кто они такие и где они сейчас — нам предстояло еще выяснить.

Было непривычно тихо. Нас эта обстановка угнетала. Шаги казались громче грома, а голоса эхом отражались от домов и возвращались к нам в искаженном виде. Создавалась иллюзия, что мы находились внутри пустой бочки.

Я внимательно всматривался в высотные здания, стараясь в каждом окне выискать силуэт человека. Но в кое-каких чудом сохранившихся стеклах матовым светом отображалось вечернее солнце, превращая мои попытки в бесполезное занятие.

— Ну, ты как? — вновь повернулся к бортинженеру Колько.

Тот поднял на нас измученное лицо. Его задевало то обстоятельство, что профессиональный техник не мог вскрыть машину.

— Ты пробовал разбить окно? — спросил я, намекая на самый примитивный способ, до которого мог додуматься любой мальчишка.

Но, оказывается, этот способ был уже опробован и в первую очередь.

— Здесь установлены бронестекла, — пожаловался Алленс, показывая на раскрасневшую ладонь. Он как каратист пытался сломать ветровое стекло, но ничего не получилось.

— Умный сначала подумает, а дурак… — усмехнулся я, доставая из-за пазухи "дезодорант".

— Озоновый резак, — произнес Тод, покраснев как вареный рак. Бумеранг ехидства вернулся ему обратно, и теперь техасец знал, что такое подкол.

Взяв у меня баллончик, он стал резать в боковом стекле дыру. Как и предполагалось, космическая технология активно использовалась в автомобилестроении. Едва высокотемпературное пламя ударило в стекло, как мы почувствовали едкий химический запах. Это был пластигласс с вкрапленными прозрачными стержнями, которые укрепляли молекулярную структуру и делали стекло фактически бронебойными. Но устоять против плазмы оно, естественно, не могло.

Когда кусок был вырезан и упал внутрь кабины, Тод просунул руку в дырку, что-то там сделал и дверь бесшумно отъехала назад, открывая нам просторный салон. Аккумулятор машины еще, видимо, не разрядился, так как автоматически зажглись некоторые индикаторы на пульте.

— Вот и все! — довольным голосом произнес Тод, словно это его идея была использовать метод автогенного взлома. Хотя, в принципе, так оно и было.

Но он ошибся. Если влезть внутрь оказалось делом все-таки простым, то завести машину стало проблемой на минут двадцать. Дело в том, что бортовой компьютер никак не хотел запускать двигатель, пока не будет введен пароль. Какие ухищрения не применял Тод, стараясь обмануть электронику. В конце концов, он плюнул, открыл капот, повозился там немного, а вскоре «Форд» завелся.

— Я отключил компьютер от управления, — объяснил он нам, когда удивленные мы с Колько потребовали подробностей такого фокуса. — Теперь это элементарный автомобиль, а не электронная сковорода на колесах.

Мы залезли внутрь. Колько увидел лежащие на сиденье документы. Судя по ним, машина принадлежала какому-то Ширинову Фаруху, частному предпринимателю.

— Наверное, бизнес у него хорошо шел, раз приобрел такую тачку, — произнес я. Друзья ничего не ответили.

Машина была легка в управлении. Гидропривод позволял поворачивать все шесть колес одновременно, что делало «Форд» практически неуязвимым на дорогах. А дороги, нужно сказать, были здесь превращены практически в кашу. Любой другой транспорт просто бы спасовал, а этот мчался со скоростью шестьдесят километров в час по широким проспектам Ташкента. Широкие покрышки обеспечивали хорошее сцепление с поверхностью и компенсировали энергию удара о рытвины и ямы. Мы не ощущали даже легкой качки.

За рулем находился Алленс. Командир сидел справа, а я примостился позади них.

— Гляди, в машине есть телевизор и радиоприемник, — сказал я, изучив салон. — Может, поймаем местные сигналы.

Тод включил самонастраивающийся радиотелеприемник. В ту же секунду на крыше автомобиля выдвинулась тарелка и электроника начала поиск передающей волны. За короткое время ею был изучен весь спектр каналов и частот, но ничего кроме треска и естественного шума атмосферы уловить не удалось. Автоматика, видимо, работающая в режиме «реверс», опять начала прослушивать радиофон.

— Ничего, — сказал Тод, отключив радиотелеприемник.

Но я не отказался от попытки связаться с кем-нибудь. Я вынул из радиотелефона трубку и набрал номер своего домашнего телефона. Абонент не отвечал, хотя с замиранием сердца слушал позывные гудки. Скорее всего, вся АТС в городе была вырублена.

С тяжелым сердцем я положил трубку обратно.

— Твоя попытка была обречена на провал, — заметив мою грусть на лице, сказал Андрей. — В мертвом городе не могут работать системы, если они даже автономны. Ведь здесь нет людей… Эти жуткие твари разделались с ними, — и тут Колько передернуло, видимо, он опять вспомнил свою стычку с монстром.

— А куда мы едем? — спросил Тод.

— Поищем какое-нибудь приспособленное здание, — ответил командир. — Нам нужно где-то переночевать. Чувствую, с наступлением темноты твари выйдут из своих укрытий.

Я молча смотрел на проплывающие мимо полуразрушенные здания, рухнувшие конструкции, запруженные неработающим транспортом дороги, и вдруг мое внимание привлекло какое-то движение на одной из улиц. Несколько секунд я тупо смотрел на происходящее, а затем вскричал:

— Командир, там человек!

Тод ударил по тормозам. «Форд», взвизгнув, остановился.

— Где?

Я указал влево. В полутемном переулке можно было увидеть извивающееся тело. В ту же секунду в уши ударил женский захлебывающийся крик.

— Ей нужна помощь! — крикнул я и, схватив автомат, выпрыгнул из машины. Друзья, тоже не медля ни минуты, кинулись за мной.

Когда я вбежал в переулок, то увидел ужасную картину. Талия молодой девушки оказалась опутана каким-то канатом, тянувшимся из канализационного люка. Чугунная крышка валялась рядом. В тот момент я не сразу заметил, что массивный металл подвергся деформации, словно по нему ударил двухтонный пресс.

В течение нескольких секунд я пытался осознать, почему эта девушка обвязалась канатом, дергается, пытается опереться о бордюр и при этом отчаянно кричит.

— О боже! — понял я. Ведь это не канат и щупальце какого-то существа, наверняка, такого же монстра, которое совсем недавно напало на командира. В подтверждении мой нос уловил запах аммиака. Эта тварь тянула девушку в канализационный люк, чтобы там спокойно разделаться с жертвой.

— Держись! — крикнул я ей. И только сейчас девушка заметила меня. В ее глазах читалась мольба и страх.

Приблизившись еще на два шага, я навел автомат на щупальце, которое вблизи имело еще более отвратительный вид: розовые присоски, покрытая слизью шершавая коша, шипы и прожилки. «Калашников» выпустил короткую очередь. Я целился в щупальце, стараясь при этом не попасть в девушку.

Пули насквозь прошили ткань, отрекошетировали от асфальта и ушли в небо. Во все стороны брызнула зеленовато-коричневая жидкость, скорее всего, кровь этого существа, а из люка послышался рев раненного животного. Обрубок щупальца судорожно затрепыхал и исчез в шахте. Вскоре там что-то загромыхало, затем все стихло. Однако я еще некоторое время стоял в напряжении, не сводя взгляда с черного провала канализации.

— Все в порядке? — послышался за моей спиной голос Тода.

— Не знаю…

Девушка была без сознания и лежала на тротуаре в судорожном состоянии. Видимо, борьба с монстром лишила ее сил и чувств. Я подошел к ней и присел. Тод бросился к машине — за аптечкой.

Девушка, судя по очертаниям лица, была восточного происхождения и весьма привлекательна. Хотя ее волосы, руки и ноги оказались измазаны кровью и слизью, однако это нисколько не умаляло ее красоты. Пепельного цвета волосы, маленький ротик, симпатичный носик, стройное гибкое тело и аппетитные ножки. Ростом она сравнялась бы со мной, а я сам тянул на метр восемьдесят.

— Ты можешь привести ее в чувство? — спросил Колько, тоже разглядывая девушку.

— Конечно, командир, это ведь моя профессиональная обязанность! — и я воспользовался примитивным методом, применяемым с древних времен, а именно, несколько раз ударил по щекам. Девушка застонала, и я понял причину боли — талию продолжал сжимать оставшийся обрубок щупальца. Он, видимо, так давил, что мешал дышать. Я как врач не обладал чувством брезгливости, но сейчас не смог скрыть отвращение на лице, когда ухватился за влажную пупырчатую кожу и потянул щупальце на себя.

На мое удивление, это оказалось делом непростым. Даже мертвый отросток не хотел отпускать жертву.

— Эта штука тоже пыталась меня уволокнуть, — поморщившись, произнес Андрей и помог мне стянуть от девушки "назойливого приятеля". Щупальце, выбросив пузырящую жидкость из раны, отошло от тела. Но как только мы отбросили в сторону, как оно хищно свернулось, подобно питону.

Колько передернуло.

— Где аптечка? — громко спросил я.

Тод ковырялся в машине.

— Она красивая, я тоже заметил, — сказал мне Колько.

— Кто — тварь? — не понял я.

— Девушка, дурак! — рассвирепел командир.

Я почему-то засмущался. Впрочем, никакого повода к подобному проявлению чувств не было. А может, это была естественная реакция холостого мужчины среди женатых коллег.

Наконец-то появился Тод, несся аптечку, и я смог скрыть свою реакцию на слова Андрея работой. В аптечке ничего существенного обнаружить не удалось, из-за чего я сделал вывод: или люди на Земле стали более здоровыми, или хозяин автомашины оказался растяпой, позабывший все лекарства дома. Исключением стала ампула с нашатыркой.

Открыв колпачок, я подставил горлышко ампулы под нос девушки. Та вздохнула и закашляла. Запах аммиака вызвало в ней обостренную реакцию, скорее всего на присутствие монстра, так как она резво вскочила и стала дико озираться. Ее рот уже открылся, чтобы издать соответствующий крик, децибелы которого зависели от степени и объема угрозы.

Но поскольку мы не были чудовищами и не собирались нападать, то девушка успокоилась и с интересом взглянула на нас.

Повисла тишина. Первым нарушила молчание она:

— Ким сиз?

— Что она говорит? — обратился ко мне Андрей.

— Спрашивает по-узбекски, кто мы, — ответил я.

Девушка, услышав русскую речь, сразу сориентировалась и произнесла на русском:

— Вы, наверное, не здешние…

— Ну-у, как бы это сказать, — замялся я. — Вообще-то я родом отсюда, а вот мои друзья впервые в Ташкенте.

— Вы свободные охотники?

— М-м, как бы сказать, — вопрос застал нас врасплох. — Вообще-то мы свободные люди. А к охоте имеем самое отдаленное отношение…

— Раз вы не свободные охотники, как вы можете без страха гулять по городу? — в свою очередь удивилась она. — Неужели ничего не боитесь?… Хотя это и ежу понятно, ведь вы ловко обработали сцерцепа…

— Кого-кого? — изумились мы.

— Ну, чудовища, которое хотело меня сожрать… Эй, вы что, впервые слышите это название?

— Впервые, — мрачно сказал Колько.

— Случаем, вы не с Луны свалились? — с явным подозрением спросила девушка.

— Бери выше, — еще мрачнее произнес Колько. — С Марса!

Девушка возмущенно фыркнула:

— Мне не до шуток! Я должна знать, вы или охотники, или люди Тиграна!

— Мы не те, и не другие, мы действительно с Марса, — устало сказал Андрей. — С марсианской колонии. Наш корабль потерпел аварию и рухнул под Ташкентом. Какой-то гад сбил шаттл из ручного ракетного оружия. А разве по нас не видно?

Девушка внимательно осмотрела наши униформы и только сейчас разглядела нашивки и специфические устройства комбинезона. Эмблема марсианской экспедиции убедили ее в правдивости слов Колько.

— Я командир экипажа Андрей Колько, этот лихой американец — бортинженер Тод Алленс, а рядом с вами стоящий парень — бортврач Тимур Каримов, — представил нас командир.

— Если это не провокация Тиграна, то вы напрасно вернулись на Землю, — прошептала она и вдруг заплакала.

Мы остолбенели. Андрей хотел было ее о чем-то спросить, но захлопнул рот. Тод насупился. Я же начал успокаивать девушку, делая вначале это робко, а затем более решительно. В конце концов, мне пришлось ее даже обнять. Близость прекрасного пола вызвали во мне доселе подавляемые чувства, и я даже испугался, как бы не позволил себе лишнего. Работа на Марсе отвлекала меня от личных проблем, но сейчас почему-то мне стало хорошо рядом с этой девушкой. Внутри меня даже возникло желание стать ее защитником и быть всегда рядом.

Девушка вскоре успокоилась и, вытерев слезы, произнесла:

— Меня зовут Малика Турсунова, я студентка… точнее, была студенткой биологического факультета Ташкентского государственного университета. Отделение генной инженерии. Уже заканчивала последний курс, когда все это началось…

— А что именно?

— Никто не может сказать точно, с чего это началось. Просто в течение недели по всему миру стали пропадать люди. Неведомо откуда взявшие монстры расползлись по всем континентам и пожирали все живое. Человечество отчаянно защищалось, пустив в ход различные средства уничтожения. Но бестолку! Оружие не помогало. Попытка применения атомной бомбы в Северной Корее привело к исчезновению самой страны, но не сцерцепов! С каждым днем людей становилось все меньше, а этих тварей больше.

— А они что, с неба свалились или из ада вышли? — Тода интересовала первопричина.

В это время из люка послышался скрип. Малика взвизгнула и в одно мгновение очутилась за моей спиной. Я же встал в боевую позицию. Два моих товарища нацелили автоматы на колодец, ожидая появление монстра.

Прошло несколько минут. Из люка никто не показался. Я шумно вздохнул и опустил оружие.

— Наверное, крыса пробежала, — предположил я.

Малика с изумлением взглянула на меня:

— Какие там крысы? Крыс уже давно нет на Земле — их всех слопали сцерцепы… Это хитрые твари. Они умеют маскироваться, приспосабливаться под окружающий фон и обладают завидным терпением, поджидая жертву. Сейчас монстр почуял, что мы здесь и знаем о его присутствии и поэтому не желает пока проявлять себя. Надеется, что любопытство пересилит, и страх и вы допустите ошибку. Многие так попадались…

— А они что, живут в колодцах и канализациях?

— Они живут везде, где есть темнота. Твари не переносят солнечного света и поэтому стремятся держаться темных мест. Их полно в метрополитене (Колько локтем стукнул меня), подземных инженерно-коммуникационных системах, домах. Практически суньтесь в любую квартиру и там застанете сцерцепа.

— Тогда уходим! — приказал Колько, и мы побежали к машине.

Тварь, сидевшая в канализационной шахте, поняла, что теряет нас, и с воем выкинула из люка щупальца в надежде все-таки схватить кого-то из нерасторопных. И действительно, попытка удалась. Одно из щупалец зацепило командира за ногу, да так резко дернуло, что Колько не удержался, взмахнул руками, от чего автомат отлетел к противоположной стене, и упал на асфальт. В ту же секунду его поволокло к колодцу.

Это был день сплошного невезения для Андрея. Он во второй раз испытал «братские» объятия чуждого организма. И конечно, командир им не обрадовался.

Тод, не теряя времени, прыгнул и схватил Андрея за руку. Но удержать Андрея ему одному было трудно, ибо тварь превосходила всех нас своей физической силой. Алленс превратился в сгусток напряженных мышц, его лицо покраснело, а по лбу ручьем полился горячий пот. Ему удалось на мгновение сдержать движение Андрея, но следующим резким рывком чудовище возвратило к себе перевес.

— Стреляй! — истошно закричал мне Тод.

Я, даже не прицеливаясь, выстрелил в паразита. Эффект был тот же самый, что и пять минут назад с другой тварью. Фонтан едкой крови и истошные вопли монстра вырвались из люка. От этих звуков у меня по коже прошелся мороз, а лицо Малики посерело.

Изрыгая проклятия, два космонавта встали и кинулись прочь от люка. Колько уже не сдерживал себя в присутствии дамы и высказывал в самой нелексической форме свое отношение к монстрам. Малику это, похоже, не смутило, она прекрасно понимала состояние командира.

Вслед за ними неслись недовольное хрюканье и визг сцерцепа. Монстр на своем языке обещал, видимо, разобраться с обидчиками в следующий, более благоприятный момент.

Форд завелся с пол-оборота, и мы вскоре кружились по Мирзо-Улугбекскому району, приближая к кварталу Ц-1, где находился мой дом. Направляться именно туда требовал я и никто не стал спорить со мной, поскольку понимали мое стремление узнать о судьбе родных.

ЧТО ЖЕ ПРОИЗОШЛО?

Тод молча вертел баранку, Андрей с мрачным видом сидел рядом, высунув ствол алленского автомата (свой он оставил возле канализации), а мы с Маликой расположились на задних сидениях. Девушка рассказывала нам страшную историю о последних событиях на Земле:

— …Это было ужасно. Мой брат Ровшан, честно говоря, гуляка и болтун, часто пропадал на вечеринках. Но что можно взять с первокурсника? В ту январскую ночь он не пришел. Моих родителей это не взволновало, так как они решили, что сын продолжил новогодний праздник у кого-то из друзей. Впрочем, Ровшан и раньше оставался ночевать у однокурсников.

Но на следующий день по городу стали ходить тревожные слухи. А когда к нам стали звонить взволнованные родители ровшанова друзей, то сами испугались не на шутку. Исчезновение брата заставило нас приступить к активному поиску. Первым делом мы обратились в отделение милиции, однако, там ничем помочь не могли. Сами сотрудники правоохранительных органов были в шоке. Дело в том, что поступили заявления об исчезновении более десяти тысяч человек. Это были те люди, кто работал в ночную смену, гулял вечером или ночевал на улице, в подвалах, подъездах.

Милиция приступила к расследованию. Они в тот же день обнаружили огромное количество скелетов! Странность заключалось в том, что скелеты были отполированными до зеркального блеска!

Затем через средства массовой информации мы узнали, что подобная трагедия произошла и в других городах страны и Содружества Независимых Государств. Интервидение показало ряд репортажей с других точек планеты. Ситуация была везде одинаковой!

— Началась паника среди населения, — продолжала Малика. — Возникало много версий, среди которых — диверсия спецслужб, терроризм, геноцид. Но на проверку ни одна из них не подтвердилась. Правда, с первого же дня пошли слухи, что ночью видели каких-то существ, которые похищали людей. Одни умники считали, что это инопланетяне, другие — в основном это религиозные сектанты — доказывали, что это демоны вышли из ада и забирают грешников. Правительство подняло вооруженные силы, но с кем воевать никто не знал.

Враг объявился следующей ночью. Ровно в семь часов вечера возле моего дома послышался первый крик. Я бросилась к окну и при свете луны увидела, как что-то схватило мою соседку и раздирает на части…

Малика замолчала.

— И что было дальше? — осмелился нарушить молчание я.

— О боже, — Малика пальцами сжала виски, чтобы привести в порядок свои мысли. Успокоившись, она продолжила:

— Я никогда не забуду этот ужасный крик! Конечно, в последующем мне не раз приходилось слышать предсмертные вопли несчастных. Но этот, первый, надолго врезался в мою память…

— И что вы сделали?

— Ничего! — пожала плечами девушка. — Никто не решился выйти на улицу и спасти бедняжку, до чего все были напуганы! Правда, говорили, что видели трех смельчаков, которые проходили мимо. Они услышали позывы о помощи, кинулись туда. Но после их никто в живых не видел. Скелеты — это единственное, что от них осталось.

— А милиция, армия? — поразился Тод. — Они не смогли уничтожить этих существ?

Девушка удивленно взглянула на техасца:

— Бог с вами, какая армия? В ту ночь в городе поднялась страшная стрельба! Солдаты и милиционеры палили в сцерцепов, но те все равно одолели их. Из жителей спаслись лишь те, кто догадался включить свет в квартире. Твари туда не сунулись.

— А много ли этих существ в городе? — спросил я.

Малика теперь меня наградила яростным взглядом:

— Бессмысленный вопрос! Вы когда-нибудь пытались сосчитать количество тараканов или клопов на планете, а? Или микробов в своем организме? Этих чудовищ столько, сколько было живых организмов на Земле. И никакая армия не смогла противостоять натиску неведомых доселе существ. За три недели в трехмиллионном Ташкенте осталась жалкая кучка народа, которая при наступлении ночи прячется в скрытых герметизированных зданиях.

— И вы одна из них?

В вопросе Колько не было ехидства. Малика сначала гневно посмотрела на него, но, увидев, что командир на самом деле взволнован историей, кивнула:

— Да. Я и еще около тридцати тысяч человек прячется в противоатомном бункере. Конечно, еще есть где-то в городе или областях люди, которых мы называем свободными охотниками. Но как они выживают — нам неизвестно. Дело в том, что банда Тиграна Айрапетова уничтожает их, едва встретит на пути!

— Почему? — удивились мы.

— В городе есть места, куда не смогли пробраться сцерцепы. Это в основном объекты гражданской обороны — подземные противоатомные убежища, некоторые укрепленные подвалы, станции метрополитена, а также отдельные дома-крепости. Мне по случайности удалось попасть во Дворец Президента — это многоярусное убежище, построенное в прошлом веке. Типичный объект эпохи холодной войны. Но именно он дал спасение для тридцати тысяч человек. Правда, там оборудовано все для автономной жизни десяти тысяч человек.

Убежище не может всех обеспечить водой, пищей. Это вынуждает нас днем выходить на поверхность и искать провиант. Естественно, мы не одни. В городе есть другие такие же люди, как мы, которые ищут еду. Вот именно их отстреливает Тигран?

— Но почему?

— Он не хочет делиться драгоценной пищей с другими несчастными… И не хочет принимать их во Дворец. Ведь больше источника пропитания нет, а лишние рты не нужны?

Тод по приказу командира остановил машину. Малика удивленно взглянула на него. Но Андрей хотел ясности. Ведь в городе хозяйничали не только сцерцепы, но и другие хищники, только в человеческом обличии.

— Кто он такой, этот Тигран? — спросил командир.

— Бандит! — выпалила Малика. — Когда-то он был командиром ташкентского ОМОНа, лихим бойцом, но жестоким и коварным. Говорят, во время операций по обезвреживанию бандитов, он не жалел как жизни своих коллег, так преступников и заложников. После него всегда оставались трупы… Сейчас Айрапетов возглавляет охрану Дворца и руководит продотрядами — это бригады, которые ежедневно выходят наружу и ищут еду в магазинах, продовольственных базах, в квартирах.

— Это подлец убивает любого, кто перечит ему или не подчиняется гнусным приказам! — продолжала Малика. — Особенно он любит охотиться за другими людьми. Его банда ловит несчастных, привязывают к столбу, а ночью наблюдают, как твари пожирают их… Это всего лишь часть их веселой жизни, — печально произнесла девушка. Ее лицо было суровым и полно гнева.

Колько интересовала и другая сторона проблемы:

— А кто с вами остался во Дворце?

— В основном, это "шишки"…

— Кто?

— Мафиозная часть правительства. Когда началась заварушка, то руководящая каста первым делом спряталась во Дворце. К ним примкнула охрана, которая не пускала в убежище других обезумевших людей и защищала элиту. Но даже в этой среде произошла дифференциация. Есть простые, и есть вожди.

— Ужас! — покачал головой Колько.

— К вождям относятся бандиты Тигран, Муратхон Джураев и еще ряд бывших правительственных чиновников. Их семьи живут в наиболее приспособленных этажах убежищах и в лучших условиях. Простые работают на них.

— Значит, фактически власть в городе у Тиграна?

— Номинально Президентом Узбекистана является Зиед Усманов, бывший министр просвещения. Это добропорядочный и честный человек. Он всячески старается изменить жизнь во Дворце. Но на самом деле власти у него нет. Реальной обладает только Айрапетов. При помощи своей вооруженной банды из бывшего ОМОНа он может делать все что хочет. И Усманов не может ему противостоять. Но это не все. Есть еще силы, которые оказывают свое влияние на ситуацию во Дворце…

— Какие?

Малика не стала подробно отвечать. Она только сказала:

— Если Тигран будет отстранен от власти, то через два часа боевые вертолеты Центра скинут термические бомбы на Дворец.

— Круто! — хмыкнул Тод. — Это в стиле большевиков!

— А где находится Центр?

Девушка сжала губы, явно не желая болтать лишнего. Хотя, если посмотреть, то она сказала итак много.

Тогда Колько, который хотел знать политическую обстановку и, видимо, считал, что это такая же важная задача, как и борьба с тварями, решил изменить тактику.

— Хорошо, а вы как попали во Дворец? Вы, наверное, дочь "шишки"? — спросил он.

— Нет. Я из простых. Просто мой отец — Турсунов Карим Ахмедович, профессор биологии оказался нужным для власти.

— Для Тиграна?

— Не совсем. Айрапетов, если честно признаться, хоть сегодня готов скормить отца тварям. Просто исследования, которые проводит папа, жизненно важны и нужны Центру! И с этим Тигран вынужден считаться. Иначе Центр его самого может ликвидировать.

— А вы чего делали на улице?

— Тигран домогался меня. Я ему, естественно, отказала, — Малика тут густо покраснела. — Разъяренный мужлан, желая меня наказать, вывез в Чиланзарский район и оставил там одну. Он надеялся, что я, испугавшись, буду просить прощения. Но этот гад так и не дождался. Тогда он приказал мне найти провизию и вечером вернуться, но не с пустыми руками. Конечно, никакого оружия мне не дали… И я чуть не угодила в лапы сцерцепа. Если бы не вы, то меня ожидала бы страшная участь… Наверное, сам всевышний послал вас ко мне.

— Случайность, — буркнул Колько.

— Я так не считаю! — горячо возразил я.

Командир исподлобья посмотрел на меня. Затем он вновь вернулся к своим вопросам:

— Малика, вам не кажется страшным, что человеческое общество находится на грани физического исчезновения, а в это время некоторые люди борются за власть, уничтожают себе подобных. Почему люди, забыв склоки, какую-то вражду, не смогли объединиться?

— Все очень просто. Ведь существа, подобные Тиграну, ничем не отличаются от сцерцепов… — услышал он в ответ. Просто и лаконично. Наверное, Малика сама иногда задумывалась над подобными вопросами.

— У меня к вам вопрос, — вдруг сказал Тод. — А разве твари не едят концентраты или другие сухопродукты? Почему они не пользуются продуктами из магазинов?

Малика словно спотыкнулась. Она, естественно, ожидала вопросы иной направленности. Ей потребовалось несколько секунд, чтобы сориентироваться.

— Сцерцепы — хищники и едят только живую, двигающуюся дичь. Они никогда не подойдут к сырому мясу или растительным продуктам. Просто они видят живых существ в инфракрасном спектре, а мясопродукты не излучают тепла.

— Значит, падаль они тоже не едят?

Малика помотала головой.

— Кстати, уже темнеет, нам нужно ехать?

— Куда вы предлагаете? — спросил Колько.

— В Президентский Дворец!…

— Так ваш Тигран сразу же расстреляет нас или отдаст на съедение тварям, — удивленно произнес Андрей. — Вы же сами говорили, что он терпеть не может чужаков.

— Любых других людей — да. Но космонавтов он не тронет. Если в Центре узнают, как он поступил с космонавтами, то его самого отдадут сцерцепам. Не знаю, почему Центру нужны космонавты… Может это связано со спецификой их деятельности.

— Кстати, а где расположен этот всесильный Центр?

— Говорят, что в Новосибирске… Так мы едем?

— Едем. Иного убежища у нас пока нет.

Но тут в разговор встрял я.

— Командир, я хотел бы все-таки осмотреть свой дом.

— Но скоро стемнеет, а сцерцепы с первыми же сумерками вылезут на улицы, — запротестовала девушка.

— Я жил рядом с Дворцом, — ответил я. — И поэтому успеем добраться до убежища.

— Давай, — скомандовал Андрей Тоду. Тот завел двигатель, и мы отправились дальше.

Уже сгущались сумерки, когда мы подъехали к моему дому. Алленс включил галогеновые фары, чтобы дать мне возможность лучше рассмотреть разрушения. При виде знакомого четырехэтажного здания у меня защемило в сердце. Старые, ветхие стены были во многих местах разрушены прямым попаданием артиллерийского снаряда. Левая часть здания подверглась пожару, и целых два подъезда практически выгорели. Зато два остальных были целыми. Хотя здесь не сохранилось ни одного стекла, а рамы напоминали прутики деревьев, однако при свете фар я разглядел в окнах мебель и ковры.

Я вышел из машины. Автомат взял с собой. Тод развернул машину так, чтобы фары освещали мне путь к дому и самому следить за обстановкой. Колько, крякнув, последовал за мной. Видимо, он решил не оставлять меня одного с печальным зрелищем и тяжелыми думами.

— Здесь произошел страшный бой, — покачал головой Андрей, показывая на скелеты, сжимавшие охотничьи ружья и пистолеты. К сожалению, при первом осмотре оружия мы увидели, что оно негодно для использования.

— Твари сожрали всех, — сказал я, ощущая камень в душе. Даже на лестничной площадке я увидел «обработанные» сцерцепами кости людей и животных.

Моя квартира располагалась на первом этаже. Я сразу узнал железную дверь, выкрашенную в коричневый цвет. Она была выворочена из петель и свисала над полом на одной скобе. Облезлая краска шелушилась под пальцами. Когда я осторожно вошел в квартиру, то сердце непроизвольно сжалось. Электричества, естественно, не было и разглядывать комнаты мне приходилось при свете автомобильных фар, мощности которых хватало, чтобы увидеть, какой хаос творился здесь: сломанная мебель, прожженные ковры, разбитая посуда и четыре скелета, лежавших на распоротом диване. Мне оставалось только догадываться, кто это мог быть.

Склонив перед ними колени, я заплакал. И совсем не стыдился слез, ибо на этой планете теперь у меня никого не было из родных. Колько подошел ко мне и положил руку на плечо. Он понимал меня. Но в то же торопил, поскольку темнота уже начинала властвовать в этом мире.

Я встал и вытер слезы. Меня душила мысль, что не могу даже по человечески похоронить останки. Тут мой взгляд упал на стену, где висела чудом сохранившаяся в рамке фотография семьи Каримовых. Там были изображены мои родители, братишки и сестренки, а также я — пятнадцатилетний паренек, еще даже серьезно не думающий о космической карьере.

Оставлять эту фотографию среди погрома мне казалось кощунством и, одним ударом разбив стекло, я вынул из рамки листок, сложил вчетверо и засунул во внутренний карман комбинезона. Это было единственное, что я мог оставить себе на память.

Вдруг мой нос стал щекотать еще бледный и далекий запах аммиака. Это был знак того, что твари приближаются.

— Они здесь, — произнес я, стараясь внешне показать свое спокойствие, хотя на самом деле во мне поднималась лютая ненависть к этим существам, лишивших меня самого родного.

— Выходим! — жестко сказал Колько. Я не стал перечить и последовал за ним.

Малика стояла возле «Форда» и тревожно смотрела по сторонам.

— Скорее, они уже рядом! — ее голос чуть не сорвался в крик.

— Я знаю, что они рядом, но не чувствую, — Колько сознался в слабости своего обоняния. Слабые запахи он не мог уловить.

— Они сейчас появятся здесь. Не забывайте, твари прекрасно видят вас в темноте! Поэтому нам нужно скорее уходить отсюда.

Едва Малика произнесла последнюю фразу, как мои глаза узрели какое-то движение среди руин в метрах двадцати от нас. В ту же секунду запах усилился и его уловил даже носонепробиваемый Андрей.

— Эй, эти твари близко! — вскричал Алленс, заводя двигатель.

— Быстрее в кабину! — приказал командир, и повторять ему не пришлось. Мы в мгновение ока влетели в "Форд".

Тод переключил передачу. Автомобиль, взревев, двинулся задним ходом к большой дороге. Как техасец умудрялся лавировать среди камней и обломков бетона, поваленных столбов и киосков, при этом не повредив корпус, для нас оставалось загадкой. Но его мастерство в вождении автомашины было таким же высоким, как у Колько — пилотирование шаттла. Наверное, в экстремальной ситуации ему удалось сконцентрироваться и фактически слиться воедино с машиной.

Даже сквозь стекло и бешеный рев мотора мы услышали неистовый вой сцерцепов, которые, не желая нас отпускать, кинулись в погоню.

Как только машина вышла из второстепенной дороги на главную магистраль, Тод развернул «Форд» и переключил скорость. В тот же момент тварь прыгнула на крышу автомобиля. Малика взвизгнула. Тод нажал на тормоз.

Машина встала как вскопанная, а сцерцеп по инерции продолжил свой полет. До нас донесся мокрый шлепок — видимо тварь ударилась о стену дома, потом — вопль о боли.

Алленс не стал ожидать нового нападения и вдавил на педаль до упора. Нужно отдать должное американским конструкторам, создавшим это чудо техники. Любая другая машина просто-напросто сломалась бы от такой перегрузки на вал. Но «Форд», видимо, был рассчитан на подобные «испытания» и поэтому без особого труда развил за несколько секунд скорость километров в сто в час. Ночью, при свете фар, на плохой дороге, среди руин — подобная езда было бы безумием. Однако и единственным шансом уцелеть.

Не известно, сколько тварей обитало в городе, но, по моим представлениям, не менее половины преследовали нас. Видимо, место обитанием им служили все щели, поскольку они возникали практически отовсюду и сразу переключали свое внимание на машину.

Я же открыл окно и, высунув автомат, начал посылать короткие очереди в темные массы, двигавшиеся рядом. Меня поражало то, что твари могли развивать адекватную нам скорость. Это говорило о неограниченных возможностях чудовищ.

Они мчались мягко и плавно, в то время как машину трясло и бросало в стороны. Конечно, угрозы слома подвесок не было, зато я мог спокойно вылететь из кабины. Но, слава богу (и это было, кстати, приятно), Малика держала меня за талию, таким образом, предохраняя от несчастного случая.

Колько со своей стороны начал вести прицельный огонь из «Узи». В ту минуту было трудно сказать, попали ли мы в кого-нибудь в этой бешеной погоне, а если даже и попали, то не были уверены в эффекте. Ибо тварей не становилось меньше. Честно говоря, я детально не рассмотрел сцерцепа, перед глазами мелькала только серая однообразная масса и свистящие в воздухе щупальца.

— Президентский дворец за поворотом! Там есть узкая аллея! Она ведет в шлюзы бомбоубежища! — крикнула Малика водителю.

— Если нас раньше не сожрут твари, то сможем доехать до Дворца! — процедил Колько. У него кончились патроны в магазине, и он срочно менял на новый.

— Если будем попросту гонять по городу, то, в конце концов, попадем им на ужин! — рассердилась девушка. — Поворачивай давай! — рявкнула она на Тода.

Тот кинул на нее изумленно взгляд. В этот момент мы услышали громкий свист, и боковое окно покрылось каким-то фиолетовым пятном, который, шипя и пузырясь, стал стекать по корпусу. Колько дернулся от форточки, но не успел избежать следующего плевка сцерцепа.

Жидкость, видимо, была ядовитой и едкой, поскольку Андрей ойкнул и через мгновение стал сползать вниз. Автомат выпал из его ослабевших пальцев, но ремнем зацепился за зеркало и повис, при каждом толчке ударяясь стволом о корпус машины.

— Что с вами, командир?! - встревожился я. Малика включила внутреннее освещение, и при свете плафонов мы увидели большую чернильную кляксу на его лице.

— О господи, это «захар» — парализующая жидкость! — вскричала девушка. — Не пытайтесь прикоснуться к ней! При попадании на кожу, она вызывает временный паралич мышц и органов. У некоторых людей может быть аллергическая реакция, приводящая к смерти! — Малика выкладывала нам все это, одновременно ища что-то в кабине. Потом, видимо не найдя, задумалась на секунду и рванула подол юбки. Ткань затрещала и разошлась по швам. Лоскутком девушка стала осторожно и старательно стирать яд, который быстро впитывался в кожу. Делать эту медицинскую операцию при бешеной погоне было тоже проявлением профессионализма.

— Насколько он опасен? — тревожно спросил я, когда увидел вздувшееся лицо Колько. Хотя я относился к почетной гильдии врачей, однако, ничего не слышал о «захаре» и его токсичном действии на живой организм. То, что оно эффективно, стало понятно уже в первые минуты, когда командира стало дергаться и изворачиваться. Я тогда поразился, насколько может скрутиться человек, словно был без костей.

— Я вам говорила, что сцерцепы не едят падаль или трупы, только свежее мясо. Поэтому они стараются парализовать жертву, чтобы та не могла сопротивляться. Каждая тварь плюется своим специфическим ядом, и я не знаю, какой именно «захар» попал в вашего капитана!

В это время Тод вскричал:

— Это тот поворот?

Малика оторвалась от Колько и сказала:

— Да! Включите звуковую сирену, чтобы нас заметили дежурные на сторожевом пункте Дворца!

Алленс нажал на клаксон, и длинный гудок прорезал ночь. По силе он мог напугать мертвецов, но не сцерцепов, у которых отсутствовали органы слуха.

Эти существа с еще больше яростью стали набрасываться на машину, стараясь опрокинуть. Тоду стоило больших усилий удерживать «Форд» в нужном направлении.

Впереди показалось многоэтажное здание, которое было наполовину разрушено. Даже при свете луны мы видели величественные колоны и пирамидообразный дом в окружении деревьев.

— Там никого нет! — сказал Тод, прекращая гудеть сигналом, поскольку клаксон больше нервировал нас, чем тварей.

И в этот момент яркий свет прожектора озарил ночную мглу. Луч больше напоминал острую рапиру. Он стал бегать по пространству, пугая сцерцепов и, наконец, уперся в автомобиль. Мощность прожектора была настолько велика, что свет практически ослепил нас. У меня возникло впечатление, что я пролетаю мимо гигантской звезды Бетальгейзе.

Тод зажмурил глаза и инстинктивно нажал на тормоз. Машина увернулась от неожиданно возникшего столбика, но Алленс не заметил открытого канализационного люка и въехал в него. Правое колесо застряло, мотор заглох. Сцерцеп, которого придавило в шахте, стал визжать, судорожно махать щупальцами.

Покрывшись холодным потом, бортинженер пытался завести двигатель, но что-то там замкнуло, и стартер только издавал издыхающие звуки.

Сцерцепы тем временем окружили "Форд".

— Всем выходить! — приказала Малика. Эта девушка могла командовать не хуже Колько, удивленно подумал я в тот момент. — Тод, вы помогите мне вытащить Андрея из машины, а вы, Тимур, прикрывайте наш отход. Идем к источнику света!

— Есть, — машинально ответил Тод и чуть не вскинул руку, чтобы отдать честь, однако вовремя спохватился. Он выскочил из машины, и в этот момент сцерцепы прыгнули в воздух, как гигантские лягушки. Траектория их полета заканчивалась на том месте, где находились мы.

В это мгновения я не успел бы даже поднять автомат.

Нас спас луч. Он осветил тварей и те, дергаясь и съеживаясь в воздухе, упали на землю, так и не достав нас своими мерзкими щупальцами. До нас долетел их гневный лай.

Они боялись света и поэтому не подступали к нам, окруженным пятном прожектора. В свою очередь я смог лучше рассмотреть их. Вид сцерцепа был и ужасен и безобразен, и в то же время ощущалась гибкость и пропорциональность тела. Тварь по форме напоминала спрута, скорпиона и крысу одновременно, только обладала громадной головой, похожей на военную каску. Взрослая особь, как мне потом сказали, достигала величины с корову, а массой — до пятисот килограмм.

Гибкие щупальца, которые в нашем воображении воспринимались толстыми канатами, на самом деле были костяными лапами, просто многосуставчатыми. Присоски на шершавой коже позволяли удерживать жертву в объятиях, а острые шипы вводить внутрь парализующую жидкость. Челюсти — это сплошные циркульные пилы — могли перегрызть дубовые доски, перекрошить кирпич и даже перекусить металлические провода. Желудок твари был способен переварить такую несъедобную вещь как пластмасса или резина. Это никак не поддавалось объяснению учеными Президентского дворца, которые, как потом оказалось, занимались физиологией сцерцепов. Что касается физических сил сцерцепов, то их пределов никто не знал.

По мнению Малики, эти кошмарные твари уже обладали проторазумом и могли совершать вполне целенаправленные и логически объяснимые поступки. Конечно, назвать их совсем разумными никто не решался, однако это не говорило о том, что сцерцепы не способны к созданию собственной цивилизации…

— Эй, приятель, очнись! — ткнул меня в бок Тод, выводя из оцепенения. — Нечего рассматривать эту мерзость как музейный экспонат!

Я поднял автомат и начал вести прицельную стрельбу по двигающимся мишеням.

Пробираться сквозь обломки было очень трудно. То я дело я натыкался на торчащую арматуру или спотыкался о бетонные блоки. Расквасить нос здесь было плевым делом. Бедные Малика и Тод несли на себе грузное тело командира. Для них это было хуже, чем пробежка по пересеченной местности с ношей. Для сцерцепов разрушенный город представлялся территорией для охоты.

Нас спасал только свет. Некоторые твари пытались протянуть щупальца к нам. Острые клешни щелкали у наших голов, но я вовремя по ним стрелял. Малика, которая, как оказалось, сняла андреевский «Узи» с зеркала автомобиля, тоже вела прицельный огонь. Оттуда, куда направлялись пули, слышался захлебывающийся рык и вопль.

К месту спасения мы приближались со скоростью микроба. Преодолевать преграды становилось все трудней, а мы уже страшно устали и удерживали себя в вертикальном положении благодаря сверхнапряжению и концентрацией силы воли.

— Я не могу! — прохрипел Тод. Малика тоже тяжело дышала. Колько в их руках тихо постанывал. Ситуация осложнялась.

— У меня кончились патроны, — сказала девушка.

— У меня тоже, — докончил похоронные слова я.

Монстры оказались в такой близи, что нам пришелся бы конец. Выручил мощный залп со стороны здания. Словно горящие пчелы вспороли темноту трассирующие пули. Это кто-то пустил в ход крупнокалиберный пулемет. За нашими спинами послышались более громкие крики, видимо, тварям не нравилось "угощение".

— Быстрее сюда! — крикнул какой-то человек, возникая из тьмы. Это был симпатичный и титанически сложенный парень. От него веяло смелостью, добротой и справедливостью. Я почему-то подумал, что он не занимается охотой на людей.

— Шамиль, как хорошо, что это ты! — выдохнула Малика.

— Малика? — удивился тот. — А разве вы не в лаборатории?

— Тигран отправил меня сегодня на улицу! Помоги этим людям, Шамиль, это космонавты!

Не знаю, может слово «космонавты» оказалось волшебным, или Шамиль был на самом деле более гуманным человеком, только помощь нам оказали сразу. Шамиль крикнул своим товарищам, и вскоре появилось еще четыре человека, которые дежурили в это время на сторожевом пункте. Они взяли Колько на руки, и сами понесли к шлюзу.

Атака тварей захлебнулась. Где не брал пулемет, в ход пускались ручные фонарики, по мощности хотя и уступавшие прожектору «Луна», но тоже оказывающие воздействие на сцерцепов. Малика впоследствии объяснила нам, что расположенные на коже рецепторы очень чувствительны к свету, и при сильном излучении нервные ткани парализуются, а мозг заклинивает. Даже фонарь вызывал у них типа ожога. Поэтому сцерцепы были ночными существами, и не зря люди прозвали их "кошмарами тьмы", "темные дьяволы", "посланники мрака", с одной стороны, отмечая образ жизни, с другой — хищнический характер существования.

— В машине никого не осталось? — спросил Шамиль, стреляя по тварям.

— Нет! — ответил я.

— Я должен доложить Тиграну, что на базу прибыли новые люди! — произнес Шамиль, доставая радиопередатчик. — Правда не думаю, что этот гад обрадуется вам. Попробую убедить, что вас нужно впустить во дворец.

— Если он не пустит космонавтов, то Центр оторвет ему голову, — сказала Малика.

— Это верно, — согласился Шамиль.

В ПРЕЗИДЕНТСКОМ ДВОРЦЕ

Малика взяла меня за руку и повела к шлюзу. Тод последовал за нами. Прикрывавшие нас люди зашли следом. Я увидел большое помещение, тускло освещаемое плафонами. Оно напоминало среднее между шлюзовой камерой подводной лодки и пулеметной лентой. В цилиндрической комнате как в барабане револьвера располагались баллоны. Это были специальные устройства, которые предназначались для защиты Дворца от нападения тварей. Как я понял из объяснений Малики, внутри баллонов хранилась жидкость для огнеметов, а в некоторых емкостях даже нервно-паралитический газ.

Это был земной островок жизни человека на фоне безраздельно властвующего мира тварей. В этот момент мне показалось, что мой марсианский островок Робинзона Крузо был более приятным и уютным.

Охрана сразу увела Колько куда-то вниз, а нам приказали оставаться на месте. У люка и перископов остались дежурить три человека в камуфляжной форме.

— Куда вы отвели нашего командира? — спросил я у Шамиля, который стоял возле лестничной площадки, ведущей глубоко вниз.

— В нашу клинику. Ваш друг получил «захар» в лицо. Доктор Чакра поможет ему, — лицо у Шамиля казалось озабоченным. Он нервно сжимал рацию. Причину его волнения мы не знали, но, скорее всего, это было связано с предстоящим разговором с Тиграном.

— Слушай, а почему Шамиль нам помог? Он ведь мог расстрелять нас! — тихо спросил я у девушки.

— Шамиль — человек Зиеда Усманова. Он кадровый военный, когда-то служил в танковой бригаде. Честный и порядочный. Ненавидит Айрапетова, хотя находится в его подчинении, — пояснила Малика. — Если бы сегодня дежурили люди Тиграна, то вас даже не подпустили бы к Дворцу. Этими огнеметами сжигали не только тварей, — она указала на баллоны. — Там на улице можно обнаружить обгоревшие трупы…

— Мрачная у вас квартирка, — пошутил Тод, прислонившись к стене. Он еще не отошел от пережитой погони, а уже выкидывал свои приколы.

— Если не нравиться, то можешь проваливать на улицу! — вдруг раздался холодный и жесткий голос. Говоривший в сопровождении двух телохранителей вышел из лифта и подошел к нам. Это был физически крепкий человек под два метра. От него так и разило угрюмостью, жестокостью и алчностью. Глаза больше напоминали рентгеновские установки, ибо под его пристальным колючим взглядом мы с Алленсом почувствовали себя голыми. Жесткий голос, волевое лицо, шрамы на лице, презрительная улыбка выдавали в нем властолюбца и эгоиста. Нам он сразу не понравился. Было видно, что этот тип ни перед чем не остановится, если захочет достигнуть своей цели. Он пройдет даже по трупам. "Сцерцеп: — подумал я, — только в человеческом обличии".

— Это Тигран, — прошептала мне Малика.

— Я это понял, — также тихо ответил я.

— Так, — протянул Айрапетов, когда перестал изучать нас. — Бекмухамедов, чем объясните присутствие этих людей на базе? Почему вы их приняли?

— Им требовалась помощь! За ними гнались твари!

— Если попали в переплет, то сами должны выпутываться! — рявкнул на Шамиля Тигран. — Мы не Приют для бездомных!

— С ними была Малика!

— А-а, значит, это она привела их? Что скажешь, красотка? — обратился он к ней, совершенно игнорируя нас.

— Я тебе не красотка, подлец! Ты оставил меня одну, зная, что сцерцепы нападут на меня.

— Но не напали же, — усмехнулся Тигран. — Раз ты цела.

— Если бы не они, — Малика кивнула на нас, — то меня здесь не было бы! Впрочем, тебе плевать!

— Ну-у, зачем же так, если бы я плохо к тебе относился, то не делал бы предложения!

— Грязные предложения оставь при себе! Я не собираюсь с тобой спать! — выкрикнула девушка прямо в лицо Тиграна. Тот даже не повел носом.

— Как хочешь! Только условия здесь диктую я. Первым уроком послужит тебе то, что я сделаю с твоими новыми друзьями! Их сейчас отправят обратно к тварям, — спокойно произнес негодяй.

— Попробуй, только тебе Центр голову открутит!

— Из-за двух… точнее трех идиотов?

— Эй, — не выдержал Тод. — Если ты имеешь себя в виду, то претензий к тебе нет. Но в свой адрес я не потерплю оскорблений!

Тут Тигран соизволил заняться нами. Видимо, его заинтересовал иностранный акцент, который ощущался в произношении техасца.

— Откуда ты, умник? — хрипло спросил он, ткнув пальцем в грудь Алленса.

— С Марса! — лаконично ответил бортинженер.

Тигран подумал, что это шутка, и стал багроветь. Это было заметно даже при тусклом освещении.

— Я спросил, с какой ты страны, ублюдок! А свои приколы засунь в зад своей мамочки, понял?

Алленс, который в отличии меня никогда не перечил начальству и всегда соблюдал субординацию, сейчас был взбешен и вначале, казалось, был готов на драку. Конечно, дипломатом он себя не считал, однако всегда, насколько я помню, разговаривал даже с недругами без повышения температуры и звука.

Даже Малика поняла, что в данный момент он готов был взорваться и нанести несколько оплеух подлецу. Но Тод сумел совладать собой. Он глубоко вздохнул, а затем спокойно взял Тиграна за грудки и потянул к себе. При этом рядом стоявшие охранники схватились за оружия.

Тигран не испугался. Он насмешливо смотрел в глаза Алленсу.

— Слушай, страус, я — гражданин Соединенных Штатов Америки! — прошипел техасец. — Прилетел с Марса, поскольку являюсь членом космической экспедиции. В следующий раз, когда будешь интересоваться моими био- или географическими данными, в правильной форме подготовь вопрос, ясно? Что касается задницы моей мамочки, то будем считать, что я ослышался!

И не глядя на готовых ринуться в бой охранников, Алленс отпустил Тиграна и сделал шаг назад.

— Тигран, они действительно с Марса! — вставила слово Малика. — Центру, как ты сам знаешь, нужны пилоты шаттлов!

Айрапетов внимательно оглядел наши комбинезоны. Знаки космических различий и регалии убедили его в правдивости наших слов. Конечно, он знал о существовании космических станций на Луне и Марсе, но это его мало волновало. В тоже время Центр — его непосредственное руководство — почему-то нуждалось в космонавтах, и с этим боевик вынужден был считаться.

Что-то пробурчав, он кивнул охране. Те открыли многоместный лифт.

— Следуйте за мной, — приказал он голосом, не терпящим никакого возражения. — Шамиль, ты продолжаешь дежурить!

Я, Малика, Тод, а также Тигран со своими двумя истуканами вошли в лифт. Кабина нас быстро доставила в один из ярусов подземного бомбоубежища. Затем повели по длинному коридору в одну из отдаленных комнат. Это мог быть карцер, или камера предварительного заключения. Двухъярусная железная кровать, старые матрасы, грязные подушки. И все. Типичная камера. Здесь было холодно. Мрачно становилось и при двадцати ваттной лампы.

— Здесь пока поживете, — насмешливо сказал Тигран.

— Это хуже, чем тюрьма! — сказал Тод, осмотрев комнату.

— Это лучше, чем тюрьма, — возразил Айрапетов. — Остальные двадцать с половиной тысяч жителей Дворца живут в одном, хотя и большом помещении. Какой там воздух и какая обстановка вы еще увидите! Так что радуйтесь отдельному номеру!

— А может, они останутся у нас? — робко спросила Малика. — Папа разрешит!

— У тебя может жить только я, крошка! — просипел Тигран. — И твой папочка должен разрешить мне сделать кое-что, гы-гы-гы! А они побудут здесь! Так я сказал!… А ты, Малика, ступай к себе! Батюшка, наверное, уже давно заждался тебя!

Охранники бесцеремонно затолкали нас в комнату и закрыли на замок дверь. Я слышал, как гневно разговаривала Малика с Тиграном, но ничего поделать она не могла.

— Я устал и хочу прилечь, — сказал в полутемноте Тод. Он, не дожидаясь моего ответа, рухнул на кровать — та аж застонала под его тяжестью. Я тоже ужасно хотел спать и полез на второй ярус. Матрас был жестким, словно был забит опилками, а подушка страшно воняла, однако это не помещало мне быстро уснуть.

Впрочем, спать нам долго не дали.

Уже часа через два рослых гориллоподобных охранника молча подняли нас и куда-то повели. Шли мы долго, я аж удивился, каких размеров достигает подземное бомбоубежище. Фактически, это был город, со своими улицами, отдельными комнатами, отсеками. Освещение здесь было не столь яркое, как днем на поверхности, однако мы различали детали окружающего пространства.

— Куда нас ведут? На расстрел? — спросил я у "горилл".

— Не хватало тратить на вас пули, — мрачно произнес один из них. — Если Тигран скажет, то вас могут просто отдать тварям на закуску, гы-гы, а они любят человечину, гы-гы, — вдруг развеселился он.

— А если серьезно? — процедил я.

— А если серьезно, то иди и не вякай. Сам все узнаешь! — грубо рявкнул охранник.

Навстречу нам попадались изможденные и исхудавшие люди. Многие из них были в оборванных одеждах. На их лице я не видел даже признаков радости или самодовольства. Озабоченные своими проблемами, прохожие даже не смотрели на нас, а только рылись в мусоросборниках или ходили бестолку по коридорам. Здесь они, наверное, потеряли счет времени и не знали, что наверху глубокая ночь.

— Каста простых людей, — по-английски сказал мне Тод.

— Я понял, — ответил я.

Охранники не знали английского и поэтому стукнули нам в спины прикладами автоматов:

— Эй, разговаривайте по-нашему!

Вскоре нас завели в большое помещение. Как оказалось, это был кабинет Президента. Сейчас здесь шло заседание Совета Выживания — руководящего состава Дворца. Их было человек двадцать, не считая охраны, причем большая часть из них пожилого возраста. Среди сидевших за овальным столом я увидел Тиграна, ехидно ухмылявшего и смотревшего на нас злыми глазами. Слева от него сидело еще два молодых человека, которые всем видом показывали свое высокомерие к окружающим соседям и независимость.

Когда нас ввели, то все отвлеклись от шедшего разговора и подняли взгляд на нас. У некоторых членов Совета возникли дружелюбные огоньки в глазах. А председательствовавший Зиед Усманов вскочил и подошел к нам.

Президент страны был шестидесятилетним человеком, на лице которого читались мудрость, эрудиция и понимание. Груз судьбы за людей и постоянная борьба с мафиозной кастой закалили его, но не сделали черствым и жестоким.

— Здравствуйте, — произнес он на русском с чуть заметным восточным акцентом. Он пожал нам руки (Тигран при этом громко фыркнул), а затем жестом пригласил присесть на стулья.

— К нам редко попадают гости, — начал он, но я перебил его:

— А как они к вам попадут, если Тигран их расстреливает?

Усманов кинул на нас удивленный взгляд и повернулся к Тиграну. Тот пожал плечами, мол, ерунду городят эти люди.

— В этом я постараюсь разобраться. Но я имел в виду, что с космоса к нам еще никто не прилетал! С Марса — тем более! Это правда?

— Что к вам с Марса никто не прилетал? — съязвил Тод.

Но Усманов не обиделся.

— Нет, то, что вы с марсианской станции?

— Да, — подтвердил я. — Мы трое — члены экипажа космического корабля «Центурион», входившего в состав марсианской колонии. Я — Тимур Каримов. Это — Тод Алленс, американец, бортинженер. А нашего командира — Андрея Колько — увели ваши люди, якобы в клинику…

— Почему "якобы"? — презрительно спросил Айрапетов, демонстративно доставая пилочку и начиная чистить ногти. — Он действительно находится там. Им занимается наш доктор Рам Чакра… Господин Колько получил порцию «захара» в мор… то есть лицо!

— Яд сцерцепа — опасная штука, — покачал головой Президент. — Но наш доктор — золотые руки — сможет помочь вашему другу.

— Что заставило вас покинуть Марс? — вдруг спросил один из молодых людей. Это был Муратхон Джураев, заместитель Усманова, но сторонник мафии. Фактически он вместе с Тиграном осуществлял связь с Центром и защищал интересы касты вождей.

— Тяжелое положение, связанное с энергоснабжением станции, это основная причина нашего полета на Землю. В свое время нам обещали доставить атомное горючее для марсианского реактора «Мурейкер». Но обещание не выполнили, — сказал я. — Тогда мы сами снарядили экспедицию и прилетели.

— И вы думаете, что сейчас кто-то будет искать для вас ядерное горючее? — подозрительно спросил Джураев. — Кстати, а где ваш корабль? Вы же не могли достичь Земли пешком.

— Мы летели к Байконуру. По нашим сведениям, атомное горючее находилось там. Но космоплан сбили, когда мы пересекали территорию Узбекистана. В этой катастрофе мы еле уцелели. Но кто это сделал, зачем и за что — это установить не смогли…

— Что вы можете предположить? — спросил Усманов у Тиграна.

Тот скорчил недовольную мину:

— Скорее всего, это дело рук Джахангира Ильясова…

— А-а, тогда понятно, — протянул кто-то из членов Совета.

— Кто это? — спросил я.

— Ильясов — это полевой командир. Моджахед. Ярый фанатик. Проповедует исламский фундаментализм в самых реакционных формах. Причем с уклоном на антинауку и антитехнику, — начал рассказ Президент. — Его идеология сводится к тому, что на все воля Аллаха. Всевышний наказал людей за то, что те отошли от сур пророка Мухаммеда, погрязли в западном технократизме, пытались с помощью науки и техники вторгнуться в основы мироздания. И этим самым, естественно, совершили богохульство.

По мнению Ильясова и его сторонников — так называемого движения джахангиризма, что создал бог — то свято, и никто из смертных не должен изменять окружающий мир. Человек это начал делать и поэтому Аллах наказал нас. Сцерцепы — это посланники Сатаны, которые вышли из ада, чтобы покарать неверных…

— А причем тут наш шаттл? — не понял я. — Мы не представляли никакой угрозы движению джахангиризма и тем более не являлись посланниками ада!

— Мне трудно объяснить религиозно-философские воззрения Ильясова, — промычал Усманов. — В них много противоречий и бессмыслицы. Одно только могу сказать — джахангирцы уничтожали любой предмет, связанный с наукой, будь то самолет или простой велосипед, который оказывался на контролируемой ими территории.

— Но нас они сбили не из рогатки, а с помощью тепловых ракет! — воскликнул Тод. — А это разве не творение науки и техники?

— Я вам говорил, что теория Ильясова полна противоречий, — терпеливо стал объяснять Усманов. — Мы как-то предлагали им присоединиться к нам и организовать совместный отпор сцерцепам. Однако джахангиристы отказались, гордо заявив, что их путь указан Аллахом, который даст им шанс выжить, и покажет, как нужно бороться с сатанинскими порождениями. И они не собираются иметь общие дела с неверными…

— До нас доходили сведения, что Ильясову удавалось успешно отражать нашествия сцерцепов, — сказал человек с узкими глазами и желтым лицом. Это был кореец Ли Аркадий, отвечавший за техническое состояние Президентского Дворца. Говорят, он был умелый техник и инженер, и здесь функционировало только благодаря его способностям и упорству. — Последняя информация, полученная две недели назад, свидетельствовала, что движение погибло. Однако, судя по вашему рассказу, джахангиристы живы и продолжают свои дела во имя Аллаха!

— Причем весьма шустро, — заметил Тод. — Четыре ракеты в космоплан — Аллах будет доволен подвигами джахангиристов!

— Извините, но мы не несем ответственность за действия Ильясова, — с сарказмом произнес Тигран. — Не надо было соваться туда…

— В следующий раз у тебя спросим, — хмуро буркнул Тод.

Айрапетов со злостью посмотрел на него. Я понял, что Алленс вошел в "черный список" Тиграна.

ГИПОТЕЗЫ ПРОФЕССОРА ТУРСУНОВА

— У меня есть вопрос к вам! — сказал я, обращаясь к членам Совета.

— Да-да, мы вас слушаем! — быстро произнес Усманов.

— Откуда взялись эти твари? Ведь ничего не предвещало появление подобных существ на нашей планете? Может они из космоса?

— А вы сами видели инопланетян?

— Нет, — признался я. — Но идея распространения в космосе живых белковых молекул была выдвинута еще в прошлом столетии. Предполагалось, что клетки могут преодолевать глубины космоса под давлением солнечных лучей, двигаться вместе с кометами и метеоритами, выбрасываться с планеты под действием вулканов, а также из-за магнитных или гравитационных аномалий. Может быть, эта гипотеза не столь абсурдна.

— У нас, в свою очередь, много гипотез на сей счет, — покачал головой Усманов. — Ваша — одна из них, которая, кстати, уже выдвигалась некоторыми учеными. Здесь присутствует профессор Турсунов, доктор биологических наук, который занимается проблемой сцерцепов. Он имеет свои предположения… Карим Ахмедович, может, вы просветите гостей относительно возникновения на Земле этих существ? — обратился он к сидящему слева.

— С удовольствием, — ответил профессор. Он оказался приятным и безобидным. Вполне добродушное лицо, мягкие движения и умный взгляд выдавали в нем увлеченного наукой человеком. Я сразу понял, что это и есть отец Малики.

Карим Ахмедович кашлянул, надел очки, а потом вновь их снял, чем вызвал в памяти студенческие годы, когда мне читали лекции такие же почтенные профессора. Сжав пальцы в замок и подавив волнение, профессор начал свой рассказ:

— Вы люди ученые и поэтому мою теорию разберете сразу. Причина происшедшего лежит на поверхности — это экология. Человек своим активным воздействием на окружающую среду и хаотичным и бесконтрольным размножением сформировал условия, которые привели к экологическому взрыву. Согласно расчетам ученых, на Земле людей должно быть в двадцать пять раз меньше, чем было зафиксировано Всемирной переписью 2010 года. То есть всего двести миллионов человек на всю планету. Именно на эту цифру рассчитана биосфера!

— Почему так мало? — удивились мы с Тодом.

Профессор приступил к объяснению:

— Вы понимаете, что биосфера — это область активной жизни на планете, в которой живые организмы и среда их обитания органически взаимосвязаны и взаимодействуют друг с другом. Существам, потребляющим органическую пищу, здесь отведено свое место и своя порция. По мнению известных экологов, человек вместе с домашними животными превысил «квоту», выделенную ему природой, и тем самым нарушил экологическое равновесие. А экосистема, нужно признаться, очень чуткая вещь, она сразу реагирует на процесс изменения и всячески пытается восстановить баланс, вернув численность человечества к допустимому пределу.

— И как же она это делает? — усмехнулся Тод, еще толком не осмыслив важность сообщенной информации. Но я уже понял, о чем говорит Турсунов.

— Существует много способов, уважаемый господин Алленс. Например, свою борьбу с нами биосфера ведет такими специфическими методами, как обрекает на вымирание нужные человеку виды животных и растений, отказывается включать в биосферные круговороты и тем самым очищать производимые нами загрязнения, снижает продуктивность ценных для человечества экологических систем.

До поры до времени общество могло противостоять натиску природы, будучи вооруженной ископаемыми источниками энергии. Но, как известно, не все на свете безгранично, а запасы минеральных ресурсов — тем более. К сегодняшнему дню на Земле были на девяноста три процента исчерпаны уголь, нефть, газ, горючие сланцы, торф. У человечества осталась только атомная энергетика, но катастрофа на Чернобыльской АЭС и другие ужасные аварии на подобных объектах показали, к каким экологическим последствиям они привели.

— Но без атомной энергетики на Марсе людям не выжить, док, — заметил Тод. — Только запустив атомный реактор «Мурейкер» мы можем надеяться, что колония продолжит свое существование, как минимум, еще лет пятьдесят.

— На Марсе нет такой активной биосферы, как на Земле, — сказал Турсунов. — Жизнь там есть только в пределах вашей станции, не правда ли?

— Вы правы, Карим Ахмедович, — согласился я. — Понятие экологии у нас там пока не сформировавшееся.

— Поэтому человек до начала двадцать первого века жил уверенно и устойчиво развивался, а население продолжало увеличиваться. Но могло ли человечество само содержать себя? Ведь, по подсчетам демографов, около пятисот миллионов человек имели пищу в избытке, а более двух миллиардов питалось плохо или голодало. В течение года от двадцати до тридцати миллионов человек умирало от голода. Обратите внимание, природа как бы заранее подготавливалось к тому моменту, когда люди, исчерпав полезные ископаемые, не смогут противостоять натиску биосферы…

— Все это интересно, док, — перебил Алленс, — но, по-моему, это еще не объяснение происшедшего на Земле.

— А вы бы, господин Алленс, лучше дали мне высказаться до конца, прежде чем делать выводы, — назидательно произнес профессор. В его голосе мы не почувствовали злости или сарказма. Видимо, Турсунов не обиделся и тем более не собирался задевать самолюбие американца.

— Итак, перенаселение увеличивает нагрузку на среду обитания. Последняя не успевает восстанавливаться, становится менее пригодной не только для человека, но и для других полезных видов. Поэтому биосфера начинает как бы осаживать избыточное количество людей.

Первый способ, которое часто пускала в ход природа, это болезни. Нужно заметить, что болезни играют исключительную роль жизненного регулятора. Так, например, эпидемия чумы в Европе четырнадцатого века за два года скосила население в два раза. А вы знаете, сколько умерло от оспы, холеры, тифа, сибирской язвы и других ужасных болезней? А от «простых» инфекционных заболеваний, типа грипп, корь? Конечно, человек научился бороться с ними, для этого развив медицину. Последние болезни века как СПИД или РАСУЛ, которыми биосфера пыталась бороться с человечеством, были побеждены и не дали требуемого результата. Таким образом, данный способ регулирования численности людей в наше время оказался неэффективным!

— Гм, это как посмотреть, — пробормотал я, не совсем согласный с мнением профессора, но открыто спорить не стал — не было сил на дискуссию.

— Следующий способ — это войны!…

Тут я не выдержал:

— Ого! А мне казалось, что войны вызываются социальными проблемами!

— Будем реалистами, коллега — я обращаюсь к вам так, поскольку вы специалист в области естественных наук. Ведь человек — составная часть биосферы и подчиняется тем же естественным законам природы, что и весь органический мир. Война — это борьба за жизненное пространство, за лучшие источники питания, полезные ископаемые, возможность размножения. У низших видов это происходит через естественный отбор, и оно не приобретает такой масштабный и социальный характер. Согласитесь, и у нас — людей, и у животных — существует наследственная изменчивость, мутация, каннибализм, борьба за самку, за дичь, за воду, за территорию.

Мы живем по биологическим законам, а социальные — это уже ограничители или политическая надстройка человеческого общества, которое придумало различные названия, типа мораль или этика, закон или право, для сокрытия истинных мотивов и причин.

— Мне эта концепция не нравится, — поморщился я. Со мной согласился и Тод.

Сидевшие в помещении люди ничем не выдали своих эмоций. Они молча наблюдали за нами, позволяя общаться с профессором один на один. Только Джураев и Айрапетов крутили головами и усмехались.

— Пахнет цинично и неомальтузианством, — добавил я.

Профессор всполошился, словно его обвинили в безграмотности и невежестве.

— Это в вас живут предрассудки! Оставьте подобный консерватизм и догматизм! — гневно сверкнул очками Турсунов. — Подобные пуританские измышления только сбивают науку с истинного пути! Посмотрите на эту проблему другими глазами…

— Какими?

— Моими! Человечество сумело обойти законы биологии, разрешая межлюдские конфликты — мотивы которых лежат в биологических факторах существования — с помощью международного и внутреннего права, дипломатии и политики. Конечно, избежать локальный войн и межличностных противоречий полностью не удалось, однако подавить подобный способ регулирования численности людей не удалось природе.

Тогда возник третий способ — это санитары-одиночки…

— То есть? — не понял Тод.

— Садисты, маньяки, убийцы. Эта категория людей своей деятельностью уменьшают численность населения… Да-да, не смотрите на меня такими взглядами! Многие судмедэксперты, исследовав убийц, приходили к выводу, что в большинстве случаев это вполне вменяемые и психически дееспособные люди. Просто они, сами того не подозревая, становились регуляторами природы. Конечно, совершенствование методов розыска и следствия позволяли следственным органам быстро отыскивать и обезвреживать подобных "санитаров"…

Пока Турсунов говорил, я наблюдал, как воспринимали эту теорию присутствующие. Видимо, всем членам Совета она была известна, поскольку они больше следили за нашей реакцией. Сам Усманов чертил что-то на листке, Тигран продолжал чистить пилочкой ногти, а Джураев стучал карандашом по столу, выбивая какую-то мелодию. Казалось, что лекция читалась исключительно для нас.

Но стоило ли ради этого вести нас сюда? Тут что-то было не так…

— …Следующий фактор — это вредители сельского хозяйства и сорняки, которые способны изменить демографическую обстановку, лишив нас пищи. С одной стороны человек развил аграрную науку и тем самым увеличил урожайность, с другой — ядохимикаты, гербициды, применяемые в сельском хозяйстве, стали накапливаться в организме и отрицательно влиять на генофонд. Возникает мутация, которая ведет к вырождению человека.

Наследственной изменчивости подвергается не только сам человек, но и другие представители органического мира. Особенно этот процесс усиливается в связи с загрязнением окружающей среды радионуклидами и реагентами. Это ослабляет здоровье и выносливость значительной части флоры и фауны. В итоге возрастает смертность, снижается плодовитость, падает численность. До катастрофы ежедневно в мире исчезало до двух видов животных. Их биологические ниши заполняли другие, более устойчивые или новые эволюционировавшие существа, которые вступают в смертельную схватку с человеком…

— Карим Ахмедович, все это интересно, однако так мы не услышали, откуда взялись твари? — сказал я. В течение получаса шла подробная, но в тоже время перегруженная информация, которая в тоже время не доказывала, как на Земле появились "посланники ада", "слуги дьявола".

— А они всегда были на Земле?

— А? — удивились мы с Тодом.

— Вы знаете, Тимур, — тут профессор склонился ко мне, и я увидел зеркальное изображение своего лица в его очках, — как вымерли динозавры миллионы лет назад?

— Есть много гипотез, — с удивлением произнес я. — Например, динозавры вымерли в результате падения гигантского астероида на Землю более ста миллионов лет назад. Или наступил резкое глобальное похолодание, из-за чего теплолюбивые динозавры не смогли выдержать низких температур. Есть гипотеза, согласно которой произошла магнитная инверсия Земли, на некоторое время планета оказалась без защитного магнитного поля и жесткая космическая радиация уничтожила ящеров. О боже, на сей счет можно привести массу всяких предположений…

— Эти глупые мнения мне известны. Но правда в другом. Динозавры размножились до таких пределов, что не осталось пищи на планете. Тогда на свет вышли существа-регуляторы. Они были как бы в анабиозном состоянии. Когда природа дала им сигнал, они вывелись и приступили к очищению биосферы от излишнего количества существ… Вспомните, что не все динозавры и представители юрского периода вымерли, хотя по вами приведенным гипотезам все животные должны были вымереть.

— А кто же остался после динозавров? — спросил Тод.

— Как кто? Черепахи, змеи, вараны, крокодилы, тритоны, ящерицы, акулы…

— Вы считаете, что твари существовали все эти миллионы лет на Земле? — с сомнением спросил я.

Карим Ахмедович закивал:

— Совершенно верно.

— Но почему их раньше не видели? Ученые перекопали почти всю поверхность планеты, а сцерцепов ни разу не обнаружили? А вдруг в один прекрасный… то есть не прекрасный день твари выпрыгнули из нор и стали пожирать лишних людей, — говорил я, не замечая, как скривились лица у членов Совета.

— Уважаемый Тимур, — делая успокаивающий жест, произнес Турсунов. — Мы в лабораториях занимаемся проблемой сцерцепов. Хочу заметить, что многое стало нам известно о физиологии и морфологии сцерцепов. Так вот, они были раньше в виде микроскопических зародышей и находились в верхних слоях атмосферы. Просто никто толком не изучал биосферу на околокосмических высотах. Находясь на границе космоса и воздушной оболочки Земли, эти зародыши находились, с одной стороны, в спячке, а с другой — в процессе мутации — не забывайте, что космическое излучение оказывало громадное воздействие на их гены.

Поэтому, когда наступило время, то они, рассеянные в атмосфере, спокойно и равномерно опустились на поверхность, стали быстро развиваться, поглощая двигающуюся пищу, и, в конце концов, достигли таких крупных размеров…

— А что послужило толчком к такому "пришествию"?

— Трудно сказать, — пожевал губами Турсунов. — Это слабое место в моей гипотезе. Может быть нарушение озонового слоя, как в результате негативного воздействия человеческой деятельности, или глобальное потепление, так называемый парниковый эффект… Не знаю, честно говоря, не знаю…

— А потом они исчезнут? — поинтересовался Тод.

Но ответить Турсунов не успел, так как я, уставший от этой лекции и больше ничего не воспринимавший, перебил профессора и спросил напрямик у Усманова:

— Что теперь будет с нами?

Усманов растерялся. Он посмотрел на Тиграна и Муратхона, как бы ища у них поддержки. Я сделал вывод, что Малика права — власть принадлежит совсем другим людям. Айрапетов перестал «работать» пилочкой и произнес:

— Это решит Совет. Пока вы остаетесь здесь.

— А нашу судьбу будет решать Центр? — спросил я, смотря прямо в глаза Тиграну.

— Вы неплохо осведомлены, Тимур, — ухмыльнулся тот. — Хочу подтвердить: да, космонавты нужны Центру. Но, прежде всего мы должны удостовериться, что вы — это вы, то есть действительно члены марсианской экспедиции, а не самозванцы…

— А если там подтвердят?

— Тогда вас доставят туда… А пока вы здесь, то будете работать как все жители Президентского Дворца… Вас включат в продотряд…

— Надеюсь, это не истребительный батальон? — нахмурился я, вспомнив, что у Тиграна есть группы, занимающиеся ловлей и уничтожением людей.

— О нет, вы слишком нежны для подобных операций. Продотряд занимается поиском продовольствия на складах, в магазинах, торговых и плодоовощных базах…

— Мы согласны, а сейчас вы позволите нам отдохнуть? — спросил я. — Сегодня слишком много событий — авария, встреча с тварями, погоня…

— Хорошо, хорошо, — закивал Усманов. — Разговор, если хотите, мы продолжим в следующий раз… Тигран, может, вы выделите им другое помещение?

Тигран покачал головой и произнес жестким голосом:

— Других нет, и вы это прекрасно знаете!

— Нет-нет, — остановил я. — Нам достаточно и нашей клетушки.

— Но я не закончил, — вдруг опомнился Турсунов. — Американский друг задал вопрос…

— Сейчас поздно для дискуссии, уважаемый Карим Ахмедович. Потом вы обсудите эту гипотезу…

— Это не гипотеза! Это теория, которая близка к истине! — запищал тоненьким голосом профессор, негодуя неосторожно брошенной фразой Президента.

— Хорошо, хорошо, — поспешно согласился тот, не желая вступать в пустой спор. Он повернулся к нам и произнес, протягивая каждому руку: — До свидания.

Мы с Тодом попрощались с членами Совета, а затем под сопровождением "почетного эскорта" направились обратно в свою комнату. Я так устал, что даже не смотрел на лежавших и бродивших в коридорах людей. Нужно отметить, что день был полон всяких событий. Не каждый человек бы выдержал их. Едва мы доползли до кровати, как брыкнулись на матрас и мгновенно заснули. В эту первую ночь на Земле мне снилась Малика.

ПЕРВЫЕ ДНИ В ТАШКЕНТЕ

Первые четыре дня пролетели для нас быстро. Мне казалось дурным сном, что вместо цветущего города я видел развалины и пустые кварталы, а единственным местом, где еще сохранилась жизнь — это бомбоубежище. Конечно, мы чувствовали подозрительность охраны и отчужденность большинства людей, но это было вполне объяснимо. Ведь жизнь под землей была сущим адом.

Этот бункер был построен во второй половине двадцатого столетия (в разгар холодной войны) и представлял собой мощный жилой комплекс на глубине сорока метров. В тот тревожный период правительство намеревалось спрятаться от ядерного удара в случае глобального конфликта и, если надо, провести время до конца жизни в комфортабельных условиях.

Здесь было семь ярусов, несколько коридоров-улиц, жилые, бытовые отсеки и комнаты для досуга, а также помещения, где находились энергетические машины и силовые установки, холодильники, системы воздухоочистки и воздухоснабжения, резервуары с водой, продуктовые и вещевые склады, оружие, гаражи и лаборатории. Фактически, это был своеобразный прототип марсианской станции, только не настолько оснащенный электронными приборами и компьютерами.

Трудно описывать жизнь людей в таких сложных условиях. Продуктов не хватало, машины часто ломались и не подавали воздух в помещения. Иногда система воздухоочистки давала сбои, и процент углекислоты резко поднимался, приводя к отравлению жителей — уже были смертельные исходы. Вода подавалась скупыми порциями.

Бомбоубежище было рассчитано максимум на десять тысяч человек, но как здесь уместилось более трех десятков тысяч — для меня было загадкой. Жуткая теснота, отсутствие свежего воздуха и солнечного света, нормальной пищи сильно сказывалось на здоровье людей и психологической атмосфере. Были случаи самоубийства и умопомешательства, а среди родившихся практически все страдали недугами и болезнями, в частности, рахитом. В помещениях, битком набитых народом, стоял страшный смрад и долго продержаться я, например, не смог. Приходилось удивляться человеческой способности приспосабливаться к такой жизни. Условия на Марсе мне казались теперь райскими.

Люди здесь не бездельничали. Были сформированы строительные отряды из мужчин и женщин низшего социального слоя Дворца, которые работали под землей, расширяя территорию бункера. В основном орудия труда были примитивными, условия и режим производства не соблюдался, были часты обвалы, приводившие к человеческим жертвам. Но правящую касту это мало тревожило.

Говорят, что где-то был расположен завод, который производил какие-то приборы и механизмы. Назначения этих устройств никто не знал, поскольку территория сборочного цеха усиленно охранялась. Зато там работали специалисты и инженеры, которых смогли найти и сохранить. Для них были созданы лучшие условия и щадящий режим.

А элита жила, конечно, в более шикарных условиях. Охрана, руководители и их семьи имели отдельные помещения с душем, санузлами, видео проекторами и отличной мебелью. Недостатка в еде они явно не испытывали, так как мне часто приходилось видеть грузных и полных людей.

Естественно, живя в таких неравных условиях, люди могли взбунтоваться. Но любое сопротивление снизу жестоко подавлялось. За две недели до нас Тигран отдал на съедение тварям пятерых «бунтовщиков», вина которых состояла в том, что они несколько раз высказали свое отрицательное мнение о правящей элите. Другим способом снижения напряженности был "выпуск пара", то есть людей группами выпускали на поверхность в дневное время суток, чтобы они могли успокоить свои нервы, отдохнуть и набрать силы для дальнейшего подземного труда. Этих людей охраны ехидно называла «мамонты» или "дети подземелья".

Что касается детей, то с ними проблемы были большие. Было несколько случаев: когда дети, играя на развалинах, заходили далеко и попадали в темные места. Там их поджидали твари. Резкий детский крик и выброшенный на свет обглоданный скелет свидетельствовали о трагедии. И чтобы впредь предотвратить подобные ситуации, Тигран под давлением Усманова вынужден был выставлять ежедневно охрану на площадку для игр перед Дворцом.

Продотряды днем ездили на бронемашинах в поисках пищи, одежды, напитков, инструментов и приборов, которые находились на разрушенных заводах и фабриках, продовольственных и промышленных складах, базах и магазинах. Этого добра на первое время в принципе хватало. Однако проблема голода имела уже более четкие контуры. Дело в том, что из всего продовольствия в сохранности были те, которые были упакованы под вакуумом в специальные целлофановые пакеты или запечатаны в жестяные емкости, или были сухими концентратами. Но срок хранения даже этих продуктов был ограничен несколькими годами, а то и месяцами.

Случаи отравления ботулином уже имелись, часто с летальным исходом. Но Зиед Усманов как-то сказал, что проблемой продовольствия занимается и сам профессор, мол, это его основная задача. Но насколько она была связана со сцерцепами, мне никто не ответил.

Может, Турсунов хотел на основе клонирования вырастить рогатый скот и домашнюю птицу, которые исчезли в первые дни «царствования» сцерцепов? Или старался из субпродуктов синтезировать более-менее пригодные к употреблению человеком пищу?

Ответа я на эти вопросы не нашел. С того вечера я больше не встречал ни Малику, ни профессора. Нам разрешалось передвигаться по подземному бункеру (за исключением, правда, четвертого яруса, туда нас не пускала охрана — думаю, там жила знать Дворца), беседовать с людьми, но честно признаться, те не выражали особого стремления к душевному разговору. Причин могло быть много: и боязнь, что мы провокаторы, и усталость от подобных условий жизни, и сломленная психика, и даже непонимание, чего от них хотят два космонавта. Их уже не тревожила судьба марсианской колонии или всего человечества. Единственное, чего желали эти искалеченные трагедией и своим рабским положением люди, так это получить свой кусок хлеба, воды, воздуха и света, и быть защищенным от тварей. Политические проблемы во Дворце совсем не касались сферы их жизненных интересов.

А этим и пользовались Тигран и Муратхон. Усманов не имел реальной поддержки среди населения, хотя люди ему сочувствовали. У кого сила — у того и власть, как-то прошептал мне один старик, боязливо осмотревшись. — Зиед Халилович хороший человек, но разве он может противостоять автомату? Конечно, нет.

На четвертый день ко мне подошел Шамиль. Я обрадовался ему как старому другу. Этот парень, как мне казалось, был честным и порядочным. И на него можно было положиться.

— Как вы себя чувствуете? — спросил он, пожимая нам руки.

— Спасибо, так себе, — ответил Тод. — Странная жизнь здесь твориться…

— Т-с-с, — приложил палец к губам Бекмухамедов. — Не нужно болтать лишнего. В демократию здесь играют, но ею не живут. Даже Центр не сможет за вас заступиться, не смотря на острую нужду в космонавтах, если вы будете протестовать против Тиграна…

— Кстати, — зачем мы нужны этому Центру? — заметил я.

— Не знаю, — пожал плечами парень. — Только помню, к нам приходили шифровки с просьбой выяснить, если среди населения Дворца люди, умеющие пилотировать космические корабли. Может это связано с полетами за пределы Земли?…

— Неужели сейчас у людей есть возможность осуществлять пилотируемые полеты? — спросил я, чувствуя, что это важно для нашего будущего.

— Не знаю. Это больше известно Айрапетову… Но пришел по другому поводу. Дело в том, что вы включены в мой продотряд. Поэтому завтра утром, в восемь часов вы должны быть готовы к походу.

— Мы всегда готовы, — хмыкнул Тод. — Только у меня вопрос, а когда наступит завтра? У меня, например, нет часов — мои хронометры разбились во время аварии, и поэтому я совсем потерял счет времени.

— Завтра наступит через десять часов, — улыбнулся Шамиль.

В это время дверь открылась и в комнату вошла Малика. На ней был спортивный комбинезон.

— О-о, — протянул я, хотя сам в душе обрадовался появлению девушки. — Сколько лет, сколько зим. Мы уже соскучились по вас.

— Спасибо, Тимур, — смущенно произнесла Малика. — А я пришла проведать вас. Вы хотите видеть командира?

— Конечно! — воскликнули мы с Алленсом. До сегодняшнего дня нам мягко отказывали встретиться с Колько, объясняя это тем, что доктор Чакра не любит, когда посетители посещают больных до их хотя бы частичного выздоровления.

— Тогда идемте! — и Малика повела нас в клинику доктора Чакры.

Госпиталь, медотсек или санитарный изолятор — по-разному называли жители Дворца помещение, которое располагалось на третьем этаже в конце главного коридора. Там находилось медицинское оборудование и свыше двадцати коек. Все они были заняты пациентами. Колько находился под стеклянным колпаком. Внутри прозрачного саркофага были установлены датчики и приборы, которые чутко реагировали на любое изменение в человеческом организме. Когда мы вошли, то в это время доктор Чакра собирал в шприц кровь из вены, чтобы затем пропустить через анализаторы.

Единственный врач на все бомбоубежище оказался индусом. Невысокого роста, нескладная фигура, темная кожа, белозубая улыбка, густая борода и чалма на голове — это первые черты, которые бросились мне при первой встрече. Говорят, что Рам Чакра прибыл в Ташкент год назад по контракту с местной частной клиникой, но после всей этой заварушки не смог вылететь в Индию, и в итоге вынужден был остаться в городе. Кроме него в клинике были три медсестры и два студента медицинского факультета, которые, как и Малика, не успели завершить образование.

— А-а, я вижу, товарищи прибыли, — широко улыбнулся Рам Чакра, поворачиваясь к нам. Он тоже был добрым и честным человеком, это было сразу видно. — Ну что ж, можете проведать своего командира, правда, хочу заметить, он не может пока покинуть свой кокон.

— И надолго он там? — спросил Тод. Мы подошли к саркофагу. Лежавший внутри Андрей был похож на древнеегипетскую мумию: мраморное лицо, бледно-розовые ожоги от яда на щеке и шее. Он открыл глаза и, увидев нас, улыбнулся и помахал рукой. С его ладоней чуть не слетели датчики. Замигали приборы, сигнализируя, что сдвинуты элементы с кожи и необходимо постороннее вмешательство. Сидевшая у пульта медсестра встала, не торопясь, подошла, открыла колпак и поправила присоски с датчиками. Индикаторы успокоились и потухли.

— Прошу вас не беспокоить его, лечение еще не закончено, — строго произнесла медсестра и также грациозно и неторопливо вернулась к месту дежурства.

— Кэп, у нас все в порядке, завтра выходим в город на дежурство! — крикнул Алленс.

— Хорошо, — услышали мы приглушенный стеклом голос командира. — Держитесь вместе. Со мной будет все в порядке, так обещал доктор Чакра.

— Так надолго он там? — вновь спросил техасец.

— Все зависит от того, какую дозу «захара» он получил. По моим расчетам, около трех "дээд", — ответил Чакра.

— Чего-чего? — удивился я, стараясь вытащить из памяти подобный медицинский термин.

Доктор с интересом взглянул на меня:

— Мне говорили, что среди космонавтов есть врач и им, как я вижу, являетесь вы?… Но не пытайтесь вспомнить это название. Данный термин ввели в практику мы с профессором Турсуновым, изучая физиологию и морфологию сцерцепов. С английского dead это означает смерть, мы ввели как единицу измерения концентрации яда и воздействия на человека. Ваш друг получил порцию «захара», соответствующего трем единицам. Это средняя степень концентрации. При высокой — в шесть «дээд» — может наступить паралич нервной системы, остановка дыхания, сердца, отказ работы печени, поджелудочной железы и даже отравления мозга.

— Но мне говорили, что тварь только парализует жертву, но не убивает, поскольку не может питаться мертвечиной, — сказал Тод, с тревогой взглянув на командира.

— Я вам сказал, можете не беспокоиться за жизнь командира, — заметив тревогу на лице бортинженера, сказал Чакра. Говорил он с заметным акцентом. — Действительно, сцерцепы только парализуют жертву и едят ее, пока видят своим «зрением». Мертвое тело имеет температуру окружающей среды и не излучает инфракрасные лучи, которые воспринимаются нервными окончаниями кожи сцерцепа. Трупов он как бы не видит.

Но живые организмы по-разному воспринимают этот яд. Мелкие животные сразу погибают при дозе в один «дээд», а бык может выдержать и шесть «дээд». Господину Колько повезло, его «укусил» молодой монстр, у которого железы не способны выработать высокотоксичное вещество. И поэтому жизнь вашего товарища вне опасности.

— И скоро он выйдет отсюда? — поинтересовался я.

— Недели через полторы. Наш президент дал мне установку, выпустить Андрея в полном здравии. Поэтому я его немного продержу дольше обычного на два-три дня.

— А что вы ввели в него? Я интересуюсь как врач.

— О-о, — протянул индус. — Это собственная разработка. Человек, в которого попал яд, навсегда остается парализованный, если ему не ввести мой препарат — он выводит «захар» из организма. Признаюсь перед вами, что свое противоядие я создавал не без помощи профессора Турсунова и его талантливой дочери Малики, которая имеет честь стоять рядом с вами, — тут он сделал поклон в сторону девушки. Малика густо покраснела.

— Оказывается, ты уже профессиональный биолог, — с уважением произнес я.

— Да какой там профессионал, — смущенно произнесла она.

— Мое лекарство называется «Рамий», я его назвал своим именем, извините за нескромность, — продолжал доктор Чакра. — Но это мощная вакцина, она способна изменить гормональный фон и обмен веществ. Поэтому необходимо контролировать процесс усвоения лекарства организмом и выведение «захара» через поры кожи, мочу и кал… Признаюсь, здесь возможны побочные эффекты, иногда они проявляются в ужасной форме… — тут индус словно спотыкнулся. Он не знал, стоит ли сообщать эту информацию.

— Не останавливайтесь, доктор, — поторопил его я. — Мы его друзья и должны знать правду. Ведь я врач, а Колько член экипажа. Я отвечаю за его здоровье.

— Препарат иногда становится сильным катализатором окислительных процессов, происходящих в организме. Выделяемая при этом энергия способна заживо сжечь человека. А это мучительная смерть, ее невозможно заглушить даже наркотиками… Но это бывает редко и только при неправильной дозировке, — успокоил Чакра, заметив испуг в наших глазах.

— Среди сцерцепов бывают различия, — сказала Малика. — Как бы расы. Одни твари не имеют никаких экзотических свойств, видимо, это самые первые организмы. Другие уже эволюционировали в себе различного рода оружие, например, яд или электричество. С ядовитым сцерцепом мы часто встречаемся. Однажды нам попался и электрический монстр: он искрил током как испорченная розетка.

— Как электрические угри или скаты? — воскликнул Тод.

— Да. Они способны выделять смертельное напряжение…

— Наш продотряд один раз столкнулся с такой тварью, — заметил Шамиль, до этого молча стоявший рядом с нами. — Останкул Мирзаев — довольно неприятный тип, впрочем, доктор Чакра, вы его знаете…

— О-да, — согласился врач. — Помню этого наглеца и нахала. Много крови он мне попортил…

— Больше не будет, — усмехнулся Бекмухамедов. — Когда Останкул засунул свой нос в подвал, тварь так шандарахнула его своими молниями, что даже запылала одежда на этом ублюдке. Спасти его мы даже не пытались. А сцерцеп уволок его на обед…

— Так ему и надо, скотина, — тихо процедила Малика, сжав кулаки. Видимо, она уже имела дело с ним.

— В Австралии

Я подошел к саркофагу. Колько уже спал. Как потом объяснил доктор Чакра, он дал ему демидрол. В этот момент к нам подошла медсестра:

— Доктор Чакра, звонил господин Айрапетов. Он приказал космонавтам подняться в его кабинет.

— Что ему от нас надо? — нахмурился Тод. Он не переваривал этого подлеца.

— Извините, это мне не известно, — отвернувшись от нас, ответила медсестра и направилась обратно к пульту.

— Идемте, — сказал Шамиль. — Тигран не любит, когда к нему не торопятся.

Попрощавшись с доктором Чакра и еще раз взглянув на спящего командиры, мы поспешили на пятый ярус подземного бункера. Возле кабинета нас уже ожидали мрачные верзилы с бычьими шеями. Типичные танки, — подумал я.

— Шеф, космики прибыли, — сказал по рации один из них, окинув нас колючим взглядом.

— Запускай, — послышался ответ Тиграна.

— С ними Бекмухамедов и Турсунова, — добавил охранник.

— А они что здесь делают? Пусть Шамиль идет к себе — ему через несколько часов выступать наружу. Что касается Малики, то отведите ее к отцу, нечего в ночное время шляться по мужчинам (Малика вспыхнула от этих слов)…

— Гад, — только смогла произнести она, с трудом подавив гнев.

Тигран, наверное, это услышал, потому что засмеялся:

— Я им всегда был, красотка!

Мы с Тодом вошли в кабинет Тиграна.

Мне почему-то казалось, что помещение должно напоминать камеру гестапо. К моему удивлению, это было не так. Перед моим взором предстала шикарно обставленная комната: хрустальные люстры, стеллажи с книгами, макеты парусников. Совсем не вписывались в интерьер автомат М-16 на столе и две цинковые коробки с патронами, находившиеся у ног Тиграна.

— По ночам не спиться? — хмыкнул хозяин помещения. Впрочем, на самом деле он был хозяином всего Президентского Дворца.

Мы промолчали.

— Хождение в народ делал Гарун-аль-Рашид, — продолжал Тигран. — А вам зачем? К чему тесаться среди простого люда? Что вам даст лишняя информация о Дворце? Переворот осуществить не сможете — кишка тонка, да и я не дам! Кстати, того старика, что вы допрашивали, я отправил на улицу. Теперь, благодаря вам, его душа летает где-нибудь в раю, а мясо пережевывают твари…

— Ты негодяй! — прошипел я.

— Я этого хорошо знаю, — криво усмехнувшись, произнес Айрапетов. — Но подлец всегда найдет общий язык с умными, а вы умные ребята. Конечно, Центр вцепится в вас, поскольку космонавты нам нужны. Что они там задумали, я не знаю, однако сумею узнать. А если в этом есть хорошая выгода, то я, — тут он склонился к нам, — предлагаю вам союз. Вы без меня не сможете добиться того положения, которое смогли бы занять в Центре.

— А мы, вообще-то, не стремимся занять какое-то кастовое положение ни в Центре, ни здесь, — сказал я.

— Советую подумать, — Тигран откинулся на спинку кресла, достал сигареты и закурил. Он предложил и нам, но мы отказались, поскольку не курили и к тому же не хотели получать подачки от первого негодяя Дворца. — Сегодня утром вы идете за продовольствием. А там всякое может случиться. Если вы погибнете, то я смогу отвертеться, сказав, что сами полезли к тварям. Если примете правила моей игры, то я постараюсь перевести вас в лучшие апартаменты, не буду отправлять бестолку на поверхность, дам женщин, спиртное, все что душа пожелает… Ну, как?

— Мы подумаем, — холодно ответил я.

— Думайте, думайте, — хмыкнул Тигран и помахал нам зажженной сигаретой. — Старайтесь, чтобы сцерцепы раньше не съели вас вместе с вашими думами.

Когда мы вышли, то Тод спросил меня:

— А почему ты не послал его подальше с союзом?

— Это я всегда успею. Считаю, не стоит накалять напряжение между нами. К тому же, нам нужно узнать, для чего космонавты требуются Центру, — пояснил я. — А Тигран сможет раздобыть эту информацию. Не забывай, что он пойдет на все, чтобы добиться своего.

Мой друг согласился. Тихо переговариваясь, отправились в свою «квартиру». Спать в последующие часы мы не смогли — что-то не шел сон. Мы просто молча лежали и думали о жизни на этом островке Робинзона Крузо.

Утром за нами зашел Шамиль. Он сказал, что наверху нам вернут наше оружие — для защиты от тварей.

— После работы автоматы нужно сдать тиграновской охране, — добавил Бекмухамедов. — Тигран боится, как бы люди не повернули оружие против него.

— Значит, чует подлец, что почва под задницей горячая, — усмехнулся я. — Так он может и параноиком стать.

В шлюзовой камере, кроме нас стояло еще человек семь. Каждому тиграновцы раздали автоматы. Мы с Тодом получили «Калашников» и "Узи".

— Готовы? — спросил, подойдя к нам, Шамиль.

— Как говорили советские пионеры: "Всегда готовы!" — ответил я.

— Тогда выходим наружу.

Когда группа по поиску продовольствия вышла из Дворца, то на улице стояла жара. Солнце раскалило бетонные блоки и железо, а также воздух до такого состояния, что у нас через минуту потек пот. Я несколько минут стоял с закрытыми глазами, привыкая к яркому свету. После нескольких дней проведения под землей мое зрение приспособилось к плохому освещению, и резкий переход сильно ударил по глазам.

Да и свежий воздух чуть не опьянил меня. Я вдыхал его полной грудью, думая, что вечером мне придется вновь окунуться в спертую атмосферу Дворца.

Тут фыркая, вслед за нами выехал грязно-зеленый бэтээр. На его броне сидели командир группы Шамиль и его помощник — Мансур Убайдуллаев.

— Всем в машину! — коротко скомандовал Шамиль, и все прыгнули на корпус. Мы с Тодом примостились возле пушки.

Бронетранспортер двинулся в сторону Акмаль-Икрамовского района. По информации разведки, здесь должны были сохраниться склады с продовольствием. Это был один из густонаселенных районов города, где проживало в основном коренное население. А местные жители всегда уважительно относились к продуктам питания и делали хорошие запасы. Говорят, что здесь складов и магазинов было больше, чем административных зданий.

— А если нам встретятся свободные охотники? — сквозь рев мотора прокричал я Шамилю. — Устроим перестрелку?

— Да ты что! — удивленно сказал Бекмухамедов. — Я не убийца! Это Тигран любит устраивать охоту на людей!

— Так все-таки, что будем делать? — продолжал я.

— Если встретим, то не будем мешать им брать продукты — они тоже хотят есть!

Я был рад за Шамиля.

В этот день мы целый день лазили по кварталам, выискивая из квартир и частных домов все необходимое для базы. Мне неприятно было заниматься подобным мародерством в жилых зданиях погибших, особенно, когда обнаруживал скелеты. Мне почему-то казалось, что духи этих умерших людей еще здесь, и они укоризненно смотрят на нас.

Но продукты нужны были еще живущим во Дворце, и поэтому приходилось чувства прятать глубоко внутри себя. Несколько раз мы встречались с тварями — они обычно находились в темных квартирах. Их мы сразу определяли по аммиачному запаху и, прежде чем сцерцепы успевали напасть, сами убивали их.

И я, и Тод, и другие бойцы с ожесточением стреляли в этих ненавистных существ. Даже когда от них оставалось кровавое месиво, мы продолжали опустошать в них обоймы.

В этом районе жило много моих друзей. Но их квартиры, как и моя, были пустыми. С болью в сердце я входил туда и осматривал разрушения и трупы, представляя, как здесь происходила трагедия.

Этот первый день вымотал меня, причем не столько физически, сколько душевно. И спал в ту ночь я плохо — снились кошмары.

ОПЕРАЦИЯ "МЕДУЗА ГОРГОНА"

27 июля мы вышли на поиск в девять часов утра. И как обычно направились в Акмаль-Икрамовский район. Еще вчера наша группа обнаружила там небольшой магазин, в котором в тоже время было много продуктов, бытовой техники и инструментов.

Сегодня мы собирались полностью «обчистить» его.

Едва бэтээр остановился у двухэтажного магазинчика с обвалившейся крышей, как мы почувствовали резкий запах.

— Твари, наверное, в подвале, — сказал Бекмухамедов. — Мансур, Дурбек, спуститесь вниз и уберите их. Не забудьте взять мощные фонари.

Два боевика спрыгнули с машины и исчезли в магазине. Через несколько секунд оттуда раздались автоматные очереди и дикие крики тварей.

— Готово! — крикнул, появившись из проема двери, Мансур. Его лицо было измазано зеленовато-бурой жидкостью, видимо, обрызгала кровью раненая тварь.

Группа последовала к магазину. Я остался стоять у входа, внимательно следя за окружающим пространством. Это не столько от сцерцепов — те сейчас дрыхнули в темных уголках, — сколько от свободных охотников, которые, зная, что мы из Дворца, могли напасть. Ведь они вполне могли принять нас за тиграновцев. А в перестрелке трудно доказывать, что мы не относимся к банде Айрапетова.

Бекмухамедов рассказывал, что такое уже случалось.

— Было убито трое моих людей, — печально произнес Шамиль. — И страшно то, что мы понимаем ненависть и страх охотников к нам.

Квартал, в котором сейчас мы находись, в отличие от других неплохо сохранился. Здесь было меньше развалин, и дома имели меньше разрушений. У магазина крыша была вывернута в результате взрыва противотанковой гранаты. Наверное, кто-то не умеючи дернул за чеку и разнес стойки, на которых держался шифер. Зато продукты оказались целыми. «Грабителям» было чему радоваться, да и у меня слюнки потекли, когда ребята стали выносить ящики с консервированными крабами и креветками, красную и черную икру, тушенку, рыбу валенную и копченную, а также в масле и томате. В стеклянных банках были маринованные огурцы, помидоры, капуста, фрукты. Шоколадные плитки «Марс», "Сникерс", «Топик», "Баунти" и другие вызвали у меня восторг. Сознаюсь, еще с детства за мной закрепилась дурная слава сладкоежки. Кроме того, в подвале обнаружили картонные коробки с мылом, шампунем, спичками, мешки сахара, соли, муки и канистры с растительным маслом.

— Этого хватит надолго, — сказал я, смотря, как ребята таскают провиант на тележку, закрепленную к бронетранспортеру.

— Простому народу не хватит, а проклятая знать ужрется до отвала, — хмуро заметил Мансур. Он так же, как и Шамиль, плохо относился к мафиозной касте Дворца.

Через час тележка, на которой раньше с поля вывозили хлопок-сырец, был забит. Ребята достали фляжки с водой и утолили жажду.

Шамиль залез на горячую броню, удобно уселся на пулеметную башню и открыл одну бутылку «пепси», а мне протянул шоколад "Сказки Пушкина". Я с благодарностью принял эту вкуснятину. Мансур нашел пачку сигарет и закурил. Тод, как мне сказали, обнаружил видеотехнику и теперь что-то делал в подвале: как бортинженер он не мог оставить ее просто так. Все молчали и думали о чем-то своем. Стало тихо. В воздухе нависло напряжение.

— О чем мозгуете, братцы? — спросил я, щурясь от солнца.

— Да о всяком, — вздохнул Убайдуллаев. — Разные мысли в голову лезут. Обо всем и не расскажешь…

— Эй, кинь мне сигаретку! — попросил Шамиль и Мансур бросил ему пачку «Мальборо». Вскоре от бронетранспортера поднялся дымок, казалось, что это работает паровая топка.

— О чем твой товарищ задумался? — перенаправил свой запрос я в адрес Бекмухамедова.

Тот глубоко затянулся и, выпустив струю дыма из носа, произнес несколько гнусавым голосом:

— О прошлой жизни. Все мы думаем об этом.

— А чем ты раньше занимался, Шамиль?

— Я военнослужащий. Закончил Чирчикское танковое военное училище, затем Академию бронетанковых войск в России. До последнего момента проходил стажировку со специальной бригаде, созданной тремя государствами — Узбекистаном, Кыргызстаном и Казахстаном, — так называемый миротворческий батальон ООН «Центразбат». Но не успел принять участие в миротворческой операции, которая планировалась в Африке. Тут начались эти страшные события…

— А я был участковым инспектором, — вставил слово Мансур Убайдуллаев. — Лейтенант милиции. Отдел внутренних дел Мирзо-Улугбекского района города Ташкента… Тут мои друзья, — он указал на рядом сидевших боевиков, — тоже сотрудники милиции. Служба у нас, сам понимаешь, почетная, но сложная и трудная. Всякое случалось: и на нож шли, и от пули не уберегались, от уголовников угрозы слышали. Но то, что все человечество погибнет от животных, пускай умных, но все-таки животных, я не предполагал…

— У тебя кто-нибудь остался?

И тут же пожалел, что задал этот вопрос, поскольку не только лицо у Мансура посерело, но и остальные сразу осунулись и нахмурились. Видимо, на эту тему было наложено табу. Но я не знал об этом, и поэтому с моей стороны это было вполне уместным вопросом.

Однако Мансур ответил:

— Нет, никого… В тот вечер я ушел на дежурство в райотдел. Время было тревожное и страшное. По неизвестным причинам исчезло несколько десятков тысяч человек. Со всех районов поступала тревожная и часто противоречивая информация. Никто сначала не верил россказням очевидцев о тварях… А ночью эти существа пришли ко мне домой… Всех сожрали, даже моего малютку не пожалели…

— У меня погибли все в первую ночь, — продолжил рассказ друга уже Шамиль. — Моя жена успела позвонить по сотовому телефону и сообщить о каких-то чудовищах. Я дежурил по батальону под казахстанским городом Чимкент. Примчался домой на танке. Фактически угнал Т-189 из гаража, но потом никто мне влепить выговор или судить не успел… Как, впрочем, не успел и я… В моем доме остались только скелеты супруги, дочки и матери…

Тут другие стали рассказывать о своих трагических часах. Может быть, мой вопрос все-таки прорубил в них желание поделиться друг с другом о наболевшем в душе. Где-то я был даже рад этому, ведь откровения и общая боль часто сближала людей.

— А я никого из своих не нашел, — произнес я, когда последний боевик не окончил свою печальную повесть. — Моя квартира оказалась разрушенной… Только эта фотография осталась, — и я, достав карточку из внутреннего кармана, показал своим друзьям. Те с интересом стали рассматривать.

— Это ты? — удивился Шамиль, разглядывая мою физиономию многолетней давности. — Сколько тебе тогда было?

— Пятнадцать лет, — улыбнулся я.

— Пацан еще там, — сказал Шамиль, — а сейчас ученый, медик, космонавт, — в голосе его я уловил уважительные нотки.

— Как я понял, — произнес Мансур. — Ты свой, я имею в виду, ташкентский?

— Да.

— А как в космонавты попал?

— После окончания медицинского института в Ташкенте, я получил направление в магистратуру Университета штата Айова, где продолжил обучение на космического врача, — сообщил я. — Там же прошел курсы пилота шаттлов по линии НАСА — это Национальное агентство США по аэронавтике и исследованию космического пространства. После возвращения в Узбекистане служил военным врачом и одновременно вторым пилотом тактического бомбардировщика ЯК-2001 в составе Ташкентской авиаэскадрильи. В 2001 году меня включили в список колонистов Марса, и в сентябре я уже покинул Землю на одном из первых транспортных космопланов. Вот так я прожил десять лет на Марсе, — закончил я свой рассказ.

— Ты не женат?

— Нет еще, — смутился я. — На Марсе было как-то не до этого, к тому же хотел невесту из своего города… Но было не суждено…

— Но почему же так, — ухмыльнулся Мансур. — Девушки еще остались у нас, взять хотя бы Малику… Смотри, смотри, а ведь Тимур краснеет-то!

Я еще больше смутился, а ребята заулыбались.

— Значит, на Марсе вел исследовательскую работу? — вдруг спросил боевик по имени Дурбек. Он был замкнутым и молчаливым парнем. Говорят, он плохо пережил гибель родных и сейчас кричит во сне, явно переживая заново те моменты. А тварей он убивал без сожаления при первой же встрече. Я сам видел, с какой патологической ненавистью он рубил им щупальца саблей-мачете и выл от восторга, когда сцерцепы дергались в конвульсиях. Но его поступки и отношение к ним было вполне понятным и естественным.

— Да не совсем исследовательскую, — задумался я. — Скорее всего, проводил обычную профилактическую медицину. Правда, были в моей деятельности и сложные хирургические операции, и физиотерапия, и гипноз, реанимация с того света… В общем, больше лечил, а наукой занимались другие…

— Вот эти ученые и довели весь мир до гибели, — со злостью проговорил Дурбек, сжав кулаки до такой степени, что аж костяшки побелели. — Гады, думали, что все им сойдет с рук, а в итоге и сами сгинули, и других отправили в иной мир…

Я был в шоке.

В этот момент из подвала вылетел радостный Тод. В руках он держал какой-то прибор.

— Господа! — закричал он. — Из этой штучки я могу сотворить прекрасный… — тут он заметил мое растерянное состояние и ненависть, написанное на лице Дурбека. Он по своему оценил эту обстановку и поэтому, бросив в сторону прибор, подскочил ко мне и встал рядом. Но драться никто и не собирался.

— Не пугайся, Тод, — успокоил я его. — Здесь разговор совсем на иную тему. Я вижу, что эти ребята знают больше, чем можно предположить… Может, просветите нас, а? Все-таки мы все в одной упряжке!

— А что тут рассказывать, Тимур, — ответил за товарища Шамиль. — Биологическая катастрофа произошла из-за ученых!

"О боже, — мысленно вздохнул я. — Кажется, наш «Центурион» забросил нас в эпоху средневековья, причем в самое мрачное время. Здешняя «инквизиция» вбила в головы людям мысль о богохульной деятельности ученых…"

— Ребята, неужели вы думаете, что ученые только и занимались тем, как бы вывести человеческую породу? — спросил с издевкой Алленс.

— То, что мы имели — ракеты, подлодки, автомобили, видео — это появилось разве не при помощи ученых? — закончил мысль я. — Наука разве ставила перед собой цель уничтожить цивилизацию?

Мои слова, наоборот, взбудоражили их. Дурбек аз взбеленился, словно на него налили кипящее масло.

— А военные исследования? А атомная бомба? А крылатые ракеты? Это не штучки ученых? — прошипел он, покрываясь от злости холодным потом.

Я растерялся. Такой реакции я никак не ожидал. Видимо, здесь причинно-следственные связи лежали более глубоко, чем можно было объяснить простыми словами.

— Успокойся, братишка! — крикнул ему Мансур. — Эти ребята ни в чем не виноваты!

— Косвенно — виноваты, — буркнул тот и отошел.

— В теории Турсунова… — начал было я, решив, что информирую их о гипотезе, которую сам услышал от Карима Ахмедовича.

— Да плюнь ты на эту дрянную теорию, — разозлился вдруг Шамиль. — Тебе, как я вижу, уже поведали сказку о нарушении экологического равновесия на Земле и появление санитаров-сцерцепов?

— Как и всякая гипотеза, она имеет право на существование, — несколько неуверенно произнес я, поскольку сам не совсем верил в нее. — А у вас есть иная версия происшедшего на Земле?

— Конечно, есть! Только это не гипотеза, а факт. И о ней знают некоторые господа в Президентском Дворце, в том числе и сам профессор Турсунов!… - проговорил Шамиль. — Как думаешь, зачем природе искать помощников в виде сцерцепов, чтобы устранить людей, когда они сами себя уничтожают? Ты думал, что Землю постигла биоэкологическая катастрофа?

— Вообще-то, да…

— На нашей планете произошла биологическая война, которая была объявлена еще тридцать лет назад, была забыта, но не была прекращена!

Я почувствовал озноб.

— Доказательства! — прохрипел Алленс. Он тоже был возбужден.

— У нас нет вещественных доказательств, — сказал Шамиль, — но нам случайно попались кое-какие любопытные документы. Из них мы узнали, что твари — это продукт биологического оружия. А оружие, как известно, создают только разумные существа…

— Точнее, неразумные, — вставил Мансур.

— Но кто и как конкретно создавал сцерцепов?

— Если быть точными, то конкретно сцерцепов в таком виде, какие они есть сейчас, никто не создавал. Они возникли в результате неконтролируемого биохимического процесса… В начале восьмидесятых годов прошлого века в бывшем Советском Союзе разрабатывали оружие массового уничтожения на основе использования мутагенов. То есть брали клетки тараканов, крыс, ящериц, спрута, подвергали их ДНК генетическому изменению и добивались достижения определенных свойств, которые могли позволить мутантам нанести серьезный урон потенциальному противнику…

— Моей стране, наверное? — прервал его Алленс.

— Конечно, Соединенным Штатам. Тогда ведь между СССР и США была холодная война…

— Но как подвергали клетки этих организмов мутации? — спросил я.

— С помощью космического излучения, — пояснил Бекмухамедов. — Ты же врач, должен знать… Согласно программе исследования, мутацию вышеперечисленных клеток требовалось ускорить, а также усилить их поражающие характеристики. Чтобы достигнуть необходимых параметров, их было решено подвергнуть космическому излучению и сильному геомагнитному воздействию. Для этого с борта атомной подводной лодки «Тайфун», которая была приписана к Северному флоту СССР, была запущена баллистическая ракета с однотонным контейнером, где хранились эти клетки. На высокой околоземной орбите органика в течение пяти лет должна была подвергнуться требуемому воздействию. Контроль и управление за всеми проходящими биохимическими процессами и генетическими изменениями вели с земного центра — Новосибирского института физиологии и паразитологии, чисто военного ведомства.

— И что же? — спросил нетерпеливо я, когда Шамиль замолчал.

— А ничего. Ты же знаешь, что в середине восьмидесятых годов последовала политика перестройки социалистической системы, между бывшими противниками наступила оттепель. Программа по созданию биологического оружия была свернута. Дальше произошел распад Советской империи. Начался экономический кризис, и всем стало не до космоса. Вернуть на Землю спутник не смогли — то ли не хотели всемирно признаваться, что создавали биологическое оружие, то ли решили, что надежнее хранить мутантов в космическом пространстве, чем на Земле, а может просто не хватило финансов. Только в итоге органика пробыла там, — Шамиль указал пальцем в небо, — более тридцати лет. Судя по всему, все клетки смешались, в результате мутации сформировался новый организм, чуждый земной биосфере.

— Сцерцепы? — полувопросительно, полуутвердительно произнес Тод.

— В космосе было около одной тонны клеток! Этого было достаточно, чтобы покрыть всю Землю тонким слоем органики!… Но долгое время человечеству ничего не угрожало. Может быть, и сейчас этот спутник мог вращаться по земной орбите, если бы не наступил редчайший случай, о котором упоминается в учебниках по теории вероятностей! Пролетавший мимо Земли небольшой метеорит разрушил корпус контейнера и изменил его орбиту. Возможно, поврежденная автоматика перепрограммировалась и с помощью миниатюрных ракетных двигателей направила спутник на Землю…

— Но спутник должен был сгореть, проходя через плотные слои атмосферы, — заметил Тод.

— Спутник сильно обгорел, но не полностью разрушился: его части упали на территорию Китая. На этом контейнере были установлены парашюты. Однако, все клетки-мутанты, подхваченные воздушными потоками, развеялись еще в тропосфере и поэтому равномерно осели по всей поверхности Земли. Попав в благоприятные условия, клетки стали развиваться. Сначала они паразитировали внутри живых земных организмов, а когда достигли определенных размеров, то стали нападать и поедать более крупные виды. В итоге они доросли до современных сцерцепов.

— Сначала не сразу связали спутник с появлением монстров, — сказал Мансур, потушив сигарету о борт бэтээра. — А когда поняли, то было поздно. Хочу заметить, что об этом общественность не была информирована. Люди погибали, так и не поняв, откуда пришли монстры. Знали только правительства некоторых государств…

— А вы как узнали? — мрачно спросил я.

— Когда пошла эта кутерьма, то всех военных включили в состав охраны важнейших государственных объектов. Мне пришлось перевозить дипломатическую переписку в Президентский Дворец. Мне случайно попались записи об этой информации. Если не верите, попробуйте отыскать ее в архивах подземного бункера.

— Значит, профессор прекрасно знал об этом? А нам навешал лапшу на уши?

— А что вы хотели? — удивился Мансур. — Кто будет признаваться, что приложил руку в создании сцерцепов?…

— Турсунов создавал этих тварей? — поразился я. Никак не верилось, что этот добрый на вид ученый способен был «родить» ужасное оружие.

— Он принимал участие в проведении исследований по проекту "Медуза Горгона" — это военный заказ Министерства обороны СССР по биологическому оружию. Руководителем проекта был академик Шувалов — крупнейший специалист по физиологии организмов и генетической инженерии. Когда стало известно, что причиной появления сцерцепов стали исследования Шувалова, то срочно стали искать ученых, которые были когда-то включены в состав программы. Среди них был и профессор Турсунов.

— Тогда я еще не знал, что наш милейший старичок является одним из «отцов» тварей-мутантов! — грустно сказал Шамиль. — Даже когда наши военные нашли и доставили его в Президентский Дворец, то я не думал, что он как-то относиться к проекту "Медуза Горгона". И лишь когда по приказу Президента из Центра и других научно-исследовательских институтов СНГ стали доставлять приборы биологического назначения, то понял, с кем мы имеем дело…

— Значит, в бункере есть лаборатория? — удивился я.

— Да. И там профессор проводит свои исследования. Для него особая группа Тиграна изготавливает ловушки и вылавливает сцерцепов. Но все это делается в тайне от жителей Дворца!

— Зачем ему твари?

— Не знаем… — пожал плечами Шамиль.

— А Зиед Усманов знает о настоящих причинах катастрофы?

— Конечно. Он, как приемник Президента, все знает о профессоре. Тем более чем занимается Карим Ахмедович в своей лаборатории…

— Вы говорите, преемник? — спохватился я. — А что стало с Президентом страны?

Шамиль с Мансуром переглянулись.

— М-м, трудно сказать, — осторожно произнес Бекмухамедов. — Официальная версия — его сожрал сцерцеп, когда он по неосторожности зашел в опасную зону. Но наш следователь, — он кивнул на Мансура, — заметил на скелете несколько повреждений, которые не могли сделать твари. Например, на черепе зияли две дырки. Это можно было сделать только из огнестрельного оружия…

— Значит, Президента убили? Но за что?

— Скорее всего, это сделал Тигран или Муратхон. А им мог приказать Центр, — заметил Дурбек, который немного успокоился.

— Кстати, я часто слышу про этот Центр. Что это такое? Тайная организация, наподобие масонской ложи или ордена? — поинтересовался я.

Шамиль сплюнул и нехотя произнес:

— Центр — это военно-политическая верхушка, или как мы называем хунта, которая практически взяла всю власть на громадной территории — от Балтии до Китая. Находится она на самой крупной военной базе России «Сибирь-2». Фактически там расположен гигантский подземный город-завод. С помощью истребителей-штурмовиков и дальних бомбардировщиков хунта подчинила себе разрозненные поселения людей, оставшихся в живых после массового нашествия тварей… Те, кто отказывался, немедленно уничтожались. Тигран — ставленник Центра.

— А что Центру нужно от подобных островков жизни? — недоумевал я. — Ведь не думаю, что хунта заботилась о продолжении человеческого рода…

— Конечно, нет, — хмыкнул Дурбек. — Для нее мы — черная кость, которую можно не жалеть.

— Могу только догадываться, зачем Ташкент понадобился Центру, — произнес Шамиль. — По моей версии, хунте нужны позитивные итоги в исследованиях профессора Турсунова. Во вторых, население Президентского Дворца собирает какие-то приборы, которые затем увозят специальные экспедиционные машины Центра.

— Куда? — вскочили мы с Тодом.

— Не знаю… Охрана Центра, которая сопровождает караваны машин, с нами не разговаривает. Все знает Тигран.

— Ах, этот Тигран, — яростно процедил Тод, у которого все больше усиливалась неприязнь к этому негодяю.

— А что производится в сборочном цехе Дворца? — спросил я.

— Этого мы не знаем. Но именно из-за этого лишился жизни наш Президент…

— То есть?

— Он стал протестовать против режима, навязываемого хунтой. Центр не интересовался судьбой и условиями жизни оставшихся в Ташкенте людей. От нас требовались только вовремя приготовленные приборы и все! А как это будет достигнуто — это вне забот хунты. Назревал социально-политический кризис. К следующему приходу экспедиции готовился отпор.

Президент готов был дать бой. Но Тигран, по нашему мнению, опередил и сделал свое черное дело, — закончил Шамиль. — Теперь власть у Совета Выживания, хотя это фикция. Никакой власти у этого органа управления нет. Просто свадебные генералы…

— А Зиед Усманов? Его какая роль?

— Никакая. Это просто беспомощный человек, который старается создать более лучшие условия для жителей Дворца, но не имеет никакой возможности. Кстати, он живет среди простых людей, а не где мафиозная каста. Этим он мне и импонирует, — ответ Бекмухамедова породил во мне еще несколько дополнительных вопросов о некоторых личностях.

— А Муратхон Джураев, кто он?

— Политический интриган! Властолюбец, эгоист и трус! За свою жизнь он ни разу не сразился с тварями. Всегда сидит во Дворце. Примазывается к Тиграну и всячески поддерживает его на Совете Выживания. Хотя Айрапетов не нуждается в подобном, однако, любит, когда его боготворят, — усмехнулся Шамиль.

— И вы терпите их? — с презрением спросил Алленс, которому претила всякая мысль о подавлении прав и свобод людей.

— Пока терпим. Но придет время, когда мы разберемся и с Центром и с его ставленниками, — закончил Бекмухамедов, а потом рявкнул: — Ну, поговорили — и хватит. Пора возвращаться во Дворец!

И мы взобрались на бэтээр. Настроение у всех было препоганое.

РАЗГОВОР С ПРОФЕССОРОМ

Мои часы «Ситизен», которые я нашел на складе магазина, сверкнули в темноте яркими циферками "01.15. 28 июля. 2011". Было, конечно, поздно, но мне не спалось в это время. Просто я лежал на нижней койке и заново прогонял в голове дневной разговор с ребятами.

Программа "Медуза Горгона", которая была направлена против одного материка, превратилась в бумеранг и вернулась гибелью для всей Земли. И то, что здесь сыграли свою зловещую и неприглядную роль профессор Турсунов и академик Шувалов (о котором я столько много слышал и по учебникам которого изучал генетику), для меня стало неприятным открытием. Я вспоминал, что в нашей беседе на Совете Выживания Карим Ахмедович говорил о своей лаборатории, а Шамиль подтвердил, что там ведутся какие-то научные исследования, цель и значение которых никто не знает.

Чем больше я задумывался, тем меньше мне нравилась ситуация во Дворце. К этому приходили и тревожные думы о нашей дальнейшей судьбе. Что нам было уготовано в планах Тиграна? Чего хотел от нас Центр? Я ощущал, что здесь происходит нечистое.

Об этом, наверное, размышлял и Тод, так как сверху я слышал его кряхтение и ворчание, а также невнятная ругань на английском.

— Чего не спишь? — не выдержал я, когда звуки сверху стали более громкими и частыми. — Всех тараканов распугал!

Тод ответил с сарказмом:

— А ты питаешься насекомыми? Кстати, а в национальную кухню входят блюда из жуков и тараканов?

— Не пори чепуху! — прервал я может быть несколько грубо. — Твой бы язык сварить и съесть бы!

— В нем витаминов мало, Тимур, — хмыкнул мой товарищ. — Он горький и ядовитый. Русские в таких случаях говорят, мол, как у злой бабы…

— Верно подмечено, — заметил я. И тут надо мной угрожающе заскрипела кровать. — Эй, эй, полегче, это не бронетанк тебе! Чего ворочаешься!

— Кровать слабоватая, видно сразу, что некачественная… У вас первоклассным можно считать только оружие, — хмуро сказал Алленс, намекая на проект "Медузу Горгону". Ему было обидно.

— Брось, Тод, неужели ты меня считаешь своим потенциальным противником? Ни я, ни мои сородичи, ни граждане Узбекистана не виноваты, что тридцать лет назад Советский Союз и Соединенные Штаты противостояли друг другу. Так что давай, не будем создавать напряженность, и переводить тот старый конфликт на межличностные отношения, — предложил я миролюбивое решение.

— Согласен!

— Пострадали все, — продолжал я. — И здесь, и в Америке жизнь оставшихся в живых людей ужасна!

— У нас, может быть, не так, как в СНГ! — заметил Тод.

— Может быть, — согласился я. — Но у нас сейчас другие проблемы. Прежде всего, нам нужно определиться, что будем делать?

— Нужно посоветоваться с командиром! — поддал мысль техасец.

Я немного подумал, а потом отбросил ее:

— Не сейчас. Что мы можем сообщить Андрею? Что власть у Тиграна и военного Центра? Это не раскрывает картины. Я считаю, что нужно узнать, во-первых, что производится на заводе Дворца, во-вторых, куда везут готовую продукцию, в-третьих, чем занимается профессор, в-четвертых, зачем нужны космонавты хунте. Вот только тогда мы можем прийти к Колько.

Тод признал правоту моей мысли.

— Тогда идем? — сказал я, вскакивая с кровати.

— Куда?

— К Малике?

— Почему к ней? — вяло поинтересовался Тод, видимо решив, что я хочу проявить к этой девушке свои любовные чувства. — Именно сейчас ты хочешь признаться ей в своих сердечных муках?

— Дурак, — беззлобно ответил я. — Она дочь профессора. И она поможет нам узнать правду.

— Да она тоже начнет нам свистеть байку о мести природы… — начал было Алленс, но я, не выдержав его болтовни, схватил за шкирку и рывком вытащил из кровати. Бортинженер едва носом не спикировал на пол, благо успел ухватиться за железные ножки кровати.

— Ты с ума сошел! — в негодовании прошипел он.

— Конечно! Здесь нельзя не быть психопатом! А теперь не болтай, пожалуйста, а иди за мной! — и я, не дожидаясь его ответа, открыл дверь. В коридоре было тихо, и стоял полумрак. Плафоны освещали пространство так тускло, что напоминали далекие звезды. Откуда-то шло мерное и тихое гудение — возможно, там работали цеха, выпуская неизвестную продукцию, а может, просто функционировали механизмы жизнеобеспечения Дворца.

Мы зашагали в сторону лестничных площадок. На пути мы встречали людей, которые брели по своим делам или просто спали на "улице".

— Куда мы?

— К Малике!

— А ты знаешь, где она живет? — этот вопрос Тода остановил меня. Действительно, я не имел представления, а где собственно находится Турсунова. Впрочем, она как-то упоминала, что им выделена квартира среди знати. Но туда нас не впустит охрана…

— Тогда идем в лабораторию. Посмотрим записи, может, разберемся, что к чему, — предложил я.

— А ты знаешь, где лаборатория?

Я задумался. Седьмой ярус — это завод и системы жизнеобеспечения. Шестой, пятый и четвертый предназначены для жизни простого населения, на четвертом также находились госпиталь, комната заседания Совета Выживания и наша «квартирка». Третий ярус — это складские помещения. На втором расположились отсеки для высшей элиты Дворца. Первый, как я понял, отдавался для сотрудников охраны, боевых машин, оружия и тоже складских помещений. Так, где же лаборатория? "Жаль, что я не спросил об этом раньше Малику", — подумал я.

— Кстати, Малика как-то сказала, что на третьем ярусе плохо работает вентиляция, — вдруг произнес Тод.

— Там склады, — машинально ответил я и вдруг понял. — Конечно! Там находится лаборатория. Без работающих вентиляторов профессор просто-напросто задохнулся бы от запаха организмов и экскрементов.

— А сможем там найти лабораторию? — с сомнением спросил Алленс. — Ведь третий ярус такой огромный и плюс там всегда охрана.

— Это еще раз свидетельствует, что там расположена лаборатория! — твердо сказал я и пошел наверх по лестничной площадке.

Третий ярус действительно был огромным. Мы долго шли по коридорам, сворачивая в разные стороны. По пути нам попадались только закрытые двери. Иногда мы слышали шаги и приглушенные голоса — это делала обход охрана. Но мы вовремя прятались от них в противопожарных ящиках, которые спокойно могли вместить человека.

Наконец мы добрались до двери, которая больше напоминала люк банковского сейфа. Там же стояли два человека в камуфляжной форме. О недружелюбии говорили их автоматы и недоверчивые лица. Увидев нас, охранники несколько удивились. Они никак не ожидали встретить любопытных на этом ярусе Дворца. Видимо, простому люду сюда вход был категорически воспрещен.

Один типа из них — Бахтияр Урдашев, в котором я признал самого принеприятнейшего и подлого типа (известного своими издевательствами над простыми людьми), предостерегающе поднял руку и отрывисто сказал по-узбекски:

— Космики, чего вам надо? Сюда вход воспрещен! Возвращайтесь к себе! — в его голосе так и сквозило пренебрежение и высокомерие.

— Мы просто хотели узнать, это лаборатория профессора Турсунова? — миролюбивым тоном сказал я.

— Вам нельзя знать того, чего не положено! — грубо ответил Урдашев. Он не хотел вступать с нами в разговор и поэтому добавил:

— Поворачивайте оглобли назад!

— Но профессор Турсунов хотел поговорить… — начал было Тод, но разозленный охранник рявкнул:

— Назад! Или буду стрелять!

— Да что здесь находится такое, из-за чего вы готовы убить людей? — поразился Алленс. По-моему, он просто тянул время, стараясь сориентироваться и принять решение. Об этом говорили его глаза, рыскающие вокруг таинственной двери.

Но охранники, видимо, не хотели давать ему такой возможности. К тому же их разозлили наши пререкания. Ведь во Дворце люди сразу подчинялись их требованиям, а мы начали спор.

— Считаю до трех, — раздраженно сказал Урдашев. — Раз… два… — автоматы нацелились на нас — это было самым весомым и значительным аргументом нашего скорейшего выметания отсюда.

— О" кей, о" кей, ребята! Мы уходим! — поспешно произнес американец, поднимая руки. — Успокойтесь, мы уже уходим! Какие горячие у вас в Узбекистане люди, — сказал он, оборачиваясь ко мне.

— Они просто выполняют приказ Тиграна, — подыграл я ему.

Автоматы опустились. Охранники поверили, что мы собираемся покинуть это место. Но Тод уже все рассчитал. Он сделал вид, что поворачивается к выходу, однако резко подскочил к Урдашеву и мощным апперкотом в подбородок свалил его на пол. Второй охранник просто не успел отреагировать на нападение космонавта: ботинок Алленса со всего размаха въехал ему в живот. До моих ушей дошел звук лопнувшего воздушного шарика.

Первый еще пытался подняться и оказать сопротивление. Но на его беду в драку ввязался я. Тремя молниеносными ударами мне удалось отправить его сознание гулять по неизведанным просторам, откуда оно, по моим расчетам, должно было вернуться не столь скоро.

Тем временем Тод до конца уложил второго охранника, ударив ребром ладони под ухо.

— Будут знать, гады, как нужно вежливо разговаривать, — заметил я. — Ишь, придумали нам кличку «космики»! Космонавты мы, подлец, а не какие-то там "космики"! — я не сдержался и пнул Урдашева по ноге. Меня удивляло, как нам легко удалось одолеть их. Ведь Тигран брал к себе хорошо обученных бойцов. А может, сила айрапетовских ребят была в напыщенности и наглости, а также в обладании оружием? Фактически, они не смогли оказать нам реального сопротивления. Конечно, это еще не означало, что в дальнейшем мы не встретимся с настоящими головорезами и убийцами.

— Чисто сработанно, — с гордостью произнес Алленс, рассматривая охранников, которые лежали на полу не в самых привлекательных позах. — В стиле диверсионной группы. Думаю, что даже в спецподразделении «Дельта» не смогли бы так ловко уложить охрану!

— Ладно, ладно, будет тебе хвастаться, — хлопнул я его по плечу, а сам подумал: "Теперь все, Рубикон перейден, мосты сожжены, обратной дороги нет". Конечно, Тигран явно не обрадуется нашей «террористической» вылазке, если узнает. Наказание будет суровым, не смотря, что мы космонавты.

В коридоре было тихо. Видимо, мы не наделали столько шума, чтобы привлечь внимание другую группу охраны.

— Чего стоишь? — спросил меня Алленс. — Давай, открывай дверь!

И мы стали с двух сторон крутить ручку. Через минуту замок щелкнул с таким звуком, словно выстрелил. Мы замерли.

Никто не среагировал на этот шум.

— Продолжай, — сказал я Алленсу, и мы потянули на себя люк. Хотя петли были густо смазаны саледолом, однако раскрыть стальную крышку оказалось делом не из легких. Теперь стало понятно, почему сюда ставились охранники с куриными мозгами, но с обратно пропорциональными мускулами.

Как только появилась щель, как нам в нос ударил едкий аммиачный запах. В уши ворвался вой, издаваемый тварями.

В лаборатории горел свет. И судя по приглушенному гудению механизмов, работа шла здесь и ночью. Среди моря электроники, приборов химического и биологического назначения, а также датчиков, сосудов, штативов, банок с реактивами находились огромные виварии, внутри которых бегали сцерцепы. Им явно были не по нутру эксперименты, проводимые профессором Турсуновым. Его я сразу увидел у компьютера. С другой стороны находилась какая-то девушка в белоснежном халате, которая мешала что-то в пробирке.

Когда она повернула голову в нашу сторону, то мое сердце сжалось. Это была Малика. О боже, подумал я в этот момент, значит и она знает правду. А мне вешала лапшу. Неужели и она в сговоре?

Тод тоже узнал ее и поэтому тихо присвистнул:

— О-го-го, во те и раз! Значит, в одной упряжке она…

— Я этому не верю, — процедил я и решительно подошел к ней. Малика чуть не вскрикнула, когда я неожиданно возник перед ее взором. Пробирка вылетела из рук и вдребезги разбилась. Брызнувшая во все стороны жидкость оказалась противной на запах.

— Извините, я, наверное, не вовремя? — ехидно спросил я.

Девушка, уловив мою интонацию в голосе, нахмурилась. Она никак не ожидала посторонних в лаборатории.

— Что вы здесь делаете, Тимур? — оправившись после минутного замешательства, сказала она.

— Хочу пригласить вас на свидание, — стараясь выглядеть галантным, произнес я. Но меня в этот момент, если честно, раздирало всего от гнева. — Сегодня чудная ночь на поверхности! Гарантирую яркую луну и страстную поэзию! Как вы на это смотрите?

— Вообще-то положительно. Люблю поэзию, особенно восточную, — серьезным тоном ответила Малика. — А у нас будут проблемы с тварями?

Я уже хотел ответить, мол, какие там проблемы, если здесь в лаборатории человек на «ты» с ними, поэтому опасаться не стоит, но тут из-за монитора показалась взъерошенная голова профессора.

— Кто здесь, дочка? — спросил он, видимо, в слабые линзы не разобрав, кто стоит рядом. — Это вы, Тигра… О боже! Господа, что вы тут делаете?

В его голосе прозвучали нотки страха, изумления и нетерпения. Он тоже не ожидал появления «незваных» гостей в "каморке папы Карло".

— Профессор, — начал я, — мне и моему товарищу так по вкусу пришлась ваша теория о неоэволюции, что мы пришли узнать подробности, — тут я заметил, с каким напряжением Карим Ахмедович смотрел наставленный в его сторону автомат.

— Ой, извините, вас пугает моя игрушка! Поэтому я спрячу ее!… Итак, профессор, что вы еще можете рассказать нам о происшедшем на Земле, а? Может еще нераскрытые аспекты проблемы?

— Я вас не понимаю, Тимур, — дрожащим голосом произнес профессор. — О каких аспектах вы ведете речь? Я же все вам изложил в первый день и мне сейчас нечего добавить… К тому же вы выбрали неудачное время для беседы — мы заняты, и я просил бы вас не отвлекать меня в такой важный момент…

— А-а, понятно, господин Турсунов, — протянул Тод, хищно улыбнувшись. Карим Ахмедович отшатнулся в испуге. — Наверное, вы продолжаете работать над биологическим оружием? И против кого направлена цель ваших исследований? Кто выступает потенциальным врагом? США как государства нет уже, Западная Европа тоже под властью тварей! Может Марс угрожает вам, а? Или кто?

— Какую чушь вы несете! — рванулась к нам Малика, прожигая техасца яростным взглядом. От подобного гнева мог расплавиться самый жароупорный сплав, но Тод спокойно перенес это чувство. — Как вы смеете разговаривать так с отцом?

— Малика, а вы разве не в курсе? Или вы тоже участвуете в проекте "Медуза Горгона"?

— Какой еще проект? — не поняла девушка.

— Проект по созданию биологического оружия, в котором принимал самое активное участие ваш отец! — спокойным голосом, словно сообщал сводку о погоде, произнес Тод. Краем глаза он наблюдал за реакцией Турсунова. И оно проявилось: лицо профессора побледнело, а ноги подкосились, и он чуть не грохнулся на пол, если бы Малика вовремя не успела его поддержать.

— Что с вами, папа! — встревожилась Малика. — О чем говорят они? Или вы от меня что-то скрываете? Я хочу, нет, я должна это знать!

Профессор отсторонился от дочери, тяжело сел на стул и закрыл лицо руками. Несколько минут он молчал, собираясь мыслями. А мы с Тодом не тревожили его, поскольку понимали, что Карим Ахмедович сам расскажет обо всем.

— Папа, может вам дать валидол? — участливо спросила Малика.

— От этого никакой валидол не спасет, дочка, — хрипло ответил профессор. — Откуда вы знаете о проекте, господа? — спросил он у нас.

— Неважно, Карим Ахмедович, — ответил я. — В народе много правдивых слухов ходит. Сейчас мы ждем от вас раскрытия многих закулисных игр и тайн! Вы же скажете нам, чем тут занимались?

Вместо профессора ответила Малика:

— В этом нет никакой тайны! Я вам еще в первую встречу сообщила, что во Дворце есть лаборатория по изучению тварей. Я помогала отцу во многих его экспериментах. Например, изучала физиологические процессы, происходящие в организме сцерцепов. Сама проводила биохимические и биофизические анализы. Вместе с доктором Чакрой мы изучили состав ядовитой жидкости, которой, кстати, был ранен ваш командир, и разработали противоядие. Что касается моего отца, то он больше занимался генетическими данными тварей, стараясь разобраться в информации, записанной непосредственно в ДНК и РНК.

— Но какая цель этих исследований? — тихо спросил я, смотря прямо в глаза девушки. Та с честью выдержала мой взгляд и спокойно произнесла:

— Победить голод!

— Что-что? — не понял Тод.

— На Земле не осталось больше живых организмов, может только в океанах и морях. На суше все сожрали твари. Продуктов у человечества немного. Поэтому мы сейчас изучаем, как может человек усваивать белок твари, — пояснила Малика. — Очень много проблем стоит перед нами. У меня, например, сложилось впечатление, что сцерцеп — неземное существо, хотя по некоторым признакам мы находим сходство с земными организмами…

— Случаем не с тараканами, осьминогами и скорпионами? — ехидно спросил Алленс.

— Верно, — удивилась девушка, но тут же спохватилась. — Наверное, вам внешний вид сцерцепа дал такое предположение?

— Внешний вид не только говорит об этом… Профессор, почему в проект "Медуза Горгона" были включены живые клетки этих существ? — спросил я у Турсунова.

Тот ответил:

— Моллюски и насекомые живут на Земле более трехсот миллионов лет и за это время практически не изменились. Природа решила остановить их эволюцию. Мы же решили подвергнуть их мутации и достичь необходимых результатов. Если смешать гены этих существ, то мог получиться совершенно новый организм. Но мы не предполагали, что это будет монстр…

— Папа, кто это "мы"? — потребовала ясности Малика.

— Слушай меня, дочка. Тимур с Тодом правы, я виноват в случившемся на Земле. Сцерцепы — это результат безответственного эксперимента человека. А для меня все начиналось еще сорок лет назад, когда я закончил биологический факультет Московского государственного университета, и по распределению был направлен в Новосибирский институт физиологии и паразитологии. Это был тогда самый обеспеченный аппаратурой и профинансированный институт в Союзе. Я, конечно, знал, что это военное учреждение и задачи здесь решаются только оборонные. Но в то время ученых мало затрагивали морально-этические аспекты наших разработок, ведь перед нами была поставлена цель — обеспечить военно-стратегический перевес путем создания нового совершенного оружия. Нам угрожали НАТО, Запад и США — тогда такая была пропаганда…

— Ага, мы всегда вам угрожали, — усмехнулся Алленс. — Делать только нечего нам не было…

— Академик Шувалов был известной тогда личностью, я бы назвал его гением биологии, — продолжал Турсунов, не ответив на сарказм техасца. — Он пригласил меня в свою лабораторию, предложил тему кандидатской диссертации по генетике и выращиванию новых организмов. Я согласился, поскольку был охвачен идеями академика и возможностями реализовать свои силы и способности. Министерство обороны не ограничивало нас в возможностях и средствах.

По моей методике был рассчитан метод скрещивания клеток от разных организмов, в результате чего был выращен совершенно уникальный вид со сложной нервной системой, приближенной к человеческому. Это был триумф в биологии. Мне автоматически присвоили степень кандидата наук.

Но организм, конечно, был еще примитивный по своей структуре, требовалась эволюция в десятки, а может и сотни тысяч лет, чтобы добиться нужных результатов. Такого мы позволить себе не могли. Министерство обороны требовало скорейшего окончания исследований и демонстрации нового биологического оружия.

Тогда академик решил ускорить эволюцию путем мутации. Тогда новые клетки были помещены в специальный контейнер и запущены в космос. Там они должны были пробыть пять лет. Невесомость, радиация, магнитное излучение, гравитация сыграли свое влияние: они изменили генетические характеристики организма и приблизили к требуемому. Оружие было готово.

Но тут нашу «лавочку» прикрыли. И спутник остался на орбите. Я не знаю, почему контейнер не вернули на Землю. Скорее всего, из цели безопасности — ведь никто не мог гарантировать полные условиях сохранности мутантов даже на военных объектах. А может из-за политических соображений — никто из советских руководителей не хотел признаваться, что в СССР разрабатывались страшные виды оружия…

— И что же вы делали?

— Институт сначала сократили, а затем и вовсе закрыли. СССР распал, появились новые независимые государства. Политическая обстановка изменилась. Я получил ученую степень доктора наук и звание профессора и вернулся в Узбекистан, где преподавал до последнего времени в университете… А через тридцать лет спутник упал на Землю, и кошмарные мутанты вылезли наружу. Но это были не те организмы, которые мы проектировали. Это уже совсем иные, как сказала моя дочь, неземные…

Малика с ужасом слушала рассказ отца.

— Как вы очутились здесь, Карим Ахмедович? — продолжил свой допрос я.

— После катастрофы, когда военные поняли, в чем дело, то стали собирать всех ученых, когда-то занятых в проекте "Медуза Горгона". Президент Узбекистана вызвал меня к себе и сказал, что знает мою роль в создании тварей. Поэтому он потребовал от меня создания противоядия от них или способа их уничтожения… Но выполнить наказ Президента я не успел…

— Почему?

— Твари заполонили Землю. И мои планы изменил Центр!

— Да, кстати! А хунте что надо от ваших исследований?

— Как вам сказала моя дочь — вырастить из тварей организм, который по своим свойствам не уступал бы говядине, баранине, козлятине, птице и другому мясу. Дело в том, что на Земле проблема пищи стоит сейчас остро, а в будущем она станет номером один… Уже сейчас в некоторых странах люди едят друг друга… Конечно, мысль разводить тварей, как кроликов, претит всем. Однако жить надо. Человек не может быть только вегетарианцем, ему нужен животный протеин. Я уверен, что смогу добиться успеха в ближайшие месяцы. Мы сами сможем питаться тварями. Вы даже не представляете, какая энергетическая ценность заключена в их мясе!

Я посмотрел на Тода. Тот пожал плечами.

— Оставьте при себе восторженные возгласы относительно тварей. Меня тревожит другое. Трудно ожидать от Центра заботы о людях, — сказал я. — Видимо, это связано с какими-то планами. Но какими? Победить голод они хотят, но, скорее всего, для себя…

— А почему хунта не хочет просто уничтожить сцерцепов? — спросил Тод.

— Так ведь раньше пытались их уничтожить, а что вышло? В Северной Корее взорвали атомную бомбу. В результате исчезла страна и ее народ. А твари? Они выжили и смогли восстановить свою численность. Физические методы уничтожения бесперспективны. Поодиночке тварей не уничтожить. Это все равно, что давить блох в шерсти собаки. Легче воспользоваться дихлофосом. Вот этот дихлофос и разрабатывают в других центрах.

— А почему их просто не отравить, скажем, нервно-паралитическим газом? — спросил я. — Представляете, как можно было бы быстро освобождать огромные территории…

— Это бесполезно. Метаболизм у сцерцепов практически отличается от известных на Земле организмов, а значит реакция на химическую агрессию тоже. Смертельные для нас газы не оказывают на них никакого воздействия. Они ими дышат как мы элементарным кислородом. Нужные другие методы уничтожения!

— Надеюсь в центрах, о которых вы вели речь, действительно разрабатывают средства полного уничтожения тварей?

— Мне трудно судить о них, поскольку я там не бывал, — философски ответил Турсунов. — Я только знаю, что они расположены в других городах или странах. Ведь там тоже есть подземные убежища или базы, куда еще не проникли твари. Например, мне известно, что в Минске ученые пытаются вырастить вирус, который действует избирательно и способен уничтожить только тварей. Идея биологического врага сцерцепов, кстати, впервые возникла у меня, но ее на разработку передали в Белоруссию. В Бишкеке специалисты думают над проблемой трансплантации в организм сцерцепов радиоуправляемых устройств, которые позволили бы контролировать этих существ. Севастопольские биологи хотят на генетическом уровне выработать в мозгу тварей страх перед человеком, но об успехах говорить не приходится. Мне известны попытки ученых Бирмы вообще остановить умственное развитие тварей, оставив на уровне дебилов: для этого предлагаются психотропные препараты. В Будапеште стараются остановить процесс размножения, хотя, по-моему, этот процесс сам уже почти приостановился…

— Как это? — удивились мы с Тодом.

— Сцерцепы размножаются путем деления, как элементарные клетки, — начал объяснять Турсунов. — И как это происходит у высокоорганизованных существ нам не понятно. Только нам известно, что твари — бесполы. Так вот, чтобы разделиться, сцерцепу необходимо набрать массу. А для этого нужно поглощать живые организмы. А поскольку больше животных на планете не осталось, то процесс размножения приостановился… Правда, отмечаются случаи каннибализма среди них, но это пока нетипично…

Сообщение профессора не внушало оптимизма. Тод так и сказал:

— Все равно от человека они не отстанут!

Но меня смутило другая информация профессора.

— Вы говорили, что в Бирме хотят остановить их умственное развитие? Они что, умные как люди?

Профессор невесело усмехнулся:

— К сожалению, да. Их коэффициент "Ай кью" сейчас достигает уровня неандертальца. Причем мозг постоянно совершенствуется и развивается. По моим расчетам, при сохранении такого темпа, лет через двадцать твари создадут вполне осознанное общество, а через пятьдесят, может быть, выйдут в космос!

— Эка вы хватили! — недоверчиво произнес Алленс. Но я был склонен верить Кариму Ахмедовичу.

— Значит, у них тоже будет рабовладельчество, феодализм, капитализм и, может быть, коммунизм? — с горечью сказал я. — А мы, люди, исчезнем подобно динозаврам, а, профессор? Как это больно осознавать…

— Им не обязательно повторять наш путь, — заметил профессор. — Я не силен в социальной философии и не могу прогнозировать их будущий социальный строй, однако уже сейчас видны родоплеменные отношения между ними. В их повседневной жизни все больше осознанных действий… Что касается нас, то вы правы, мы обречены… Если, конечно, не найдем пути их уничтожения или… не установим с ними контакт!

— Не говорите ерунды, профессор! — фыркнул Алленс. — Я не собираюсь дружить с этими гадами!

— А я не предлагаю дружить, — заметил профессор. — Достаточно сосуществовать.

— Отец, — произнесла Малика. — Вы же знаете, что сцерцепы не будут сосуществовать с нами. Мы для них такие же чуждые организмы, как они для нас!

Карим Ахмедович не ответил.

Но я не забыл о цели нашего визита.

— Профессор, насколько ваши исследования соприкасаются с работами, которые проводятся в подземном заводе? — спросил я.

Тот удивленно посмотрел на меня:

— О каком заводе вы ведете речь? — впрочем, было видно, что он действительно ничего не знает. Но я снова не удержался от сарказма:

— Вы думаете, что люди во Дворце бездельничают и едят хлеб просто так? Они работают как волы на каких-то закрытых объектах, где производят что-то для Центра. Ежемесячно сюда прибывают экспедиционные машины и забирают готовую продукцию… Но вы не знаете, что там делают?

— Нет, это мне не известно, — покачал головой Турсунов. — Я занимаюсь только тварями…

Закончить свою мысль профессор не успел, так как за моей спиной раздался голос, от которого у всех присутствующих в лаборатории засосало под ложечкой:

— Ба! Какая милая компашка собралась! О чем толкуете, господа?

Едва я развернулся, как мне в живот уперся ствол гранатомета. Это было штурмовое бронебойное оружие С-12 немецкого образца, которым, как мне рассказывали, часто любил обращаться Тигран, когда подавлял мятеж во Дворце или охотился за людьми в городе.

ПЛАНЫ ТИГРАНА

Больше всего, кого я не хотел видеть в данный момент, был Айрапетов. И как назло именно он стоял рядом с нами, нацелив оружие. Одного залпа было бы достаточно, чтобы наши куски достались на ужин тварям.

— Бросайте автоматы на пол! — приказал Тигран. — А теперь шаг назад!

Мы с Тодом выполнили это.

— Опусти гранатомет, — стараясь не выдать страх, произнес я. Мой голос, вроде бы, казался спокойным. — А то по ошибке нажмешь на курок…

— Ошибок я не делаю, — презрительно ответил Тигран, даже не думая убирать оружие. — А вот вы их наделали много. Я могу застрелить вас, не испытав при этом никакого угрызения совести…

— У тебя, подонок, есть совесть? — изумилась Малика. — Ты убил столько невинных людей и после этого говоришь о со…

— Заткнись, дура! — зло оборвал ее Айрапетов. — До тебя очередь еще дойдет.

— О каких ошибках вы говорите? — взволновался профессор.

— Не будьте ребенком, Карим Ахмедович! — усмехнулся Тигран. — Прежде всего, ваши друзья напали на часовых при выполнении ими своих служебных обязанностей! Далее — они проникли на запрещенную территорию! Третье — космики пытались получить секретную информацию, то бишь просто шпионили! Согласитесь, что в мирное время за это полагались большие неприятности. В сейчас это карается смертью!

— Я могу урегулировать эти проблемы с Зиедом Усмановым, — пытался заступиться за нас профессор. — Он понимает ситуацию, и думаю, сможет уладить это недоразумение…

Ему ответом стала кривая ухмылка на лице Тиграна:

— Поздно, Карим Ахмедович, поздно! Боюсь, что Усманов ничего не сможет уладить. Потому что полчаса назад он вышел гулять на улицу, и его сожрали твари! Вы ведь знали, профессор, что наш Президент всегда страдал паранойей и клаустрофобией — то есть боязнью замкнутых пространств! Жаль нашего руководителя!

В лаборатории нависла тягостная тишина. Все были ошеломлены новостью Айрапетова.

— Это ты его убил его, негодяй! — процедила сквозь слезы Малика. — Я давно заметила, что ты стремишься прибрать власть в свои руки. Но я не могу понять, зачем тебе власть над тридцатью тысячами людей?

— Остынь, милашка, — хохотнул Тигран. — Почему ты решила, что теперь Президентом стал я. Теперь эти функции возложены на заместителя Усманова…

— Муратхона Джураева?! - выдохнули мы разом.

— Конечно. А он может сильно расстроиться, если узнает о выходках космиков…

— Муратхон — пешка, — сказала Малика, не в силах сдержать текущие слезы. — Вся власть у тебя! В этом безумном мире только безумный человек может хотеть стать Наполеоном!

— Любой Наполеон здесь обречен на вымирание! — произнес серьезным тоном Тигран. — А мне нужна власть навсегда!… Что касается Усманова, то я выполнял задание Центра. Наш Президент не хотел подчиняться установкам и приказам Центра, мотивируя жалкими идеями о возрождении человечества и глупой моралью! Вот за это и поплатился! Нельзя перечить высоко находящимся, — Тигран пальцем указал на потолок.

— Так что ты хочешь? — я еле сдерживал гнев.

— Власти! И спокойной жизни!

— Так ты только что отбрыкивался от власти!

— На Земле власть мне не нужна! Давайте будем откровенными: наша планета достанется только тварям и мы, как бы не старались, не сможем их одолеть! Эпоха человечества на Земле окончилась, как когда-то окончилась эра динозавров!

— Почему ты так решил? Ведь Центр проводит исследования по уничтожению тварей! И наверняка есть какие-то результаты!

Тигран усмехнулся:

— Все это ерунда. Центр давно понял, что Землю не вернуть людям. И поэтому вся верховная братия решила поскорее покинуть планету!

— Куда? — удивились мы.

Айрапетов хитро взглянул на нас. Видимо, он ожидал подобной реакции.

— Сейчас на Байконуре идет строительство гигантского космического корабля "Птица Феникс", способного вместить более десяти тысяч человек! Только своими силами Центр создать это не может, и поэтому привлечена рабочая сила со стороны: то есть в подземных городках в других странах, в том числе и в нашем Дворце! Вы, наверное, знаете, что здесь есть цех, где производят электронную аппаратуру и некоторые механизмы для планетолета. Я осуществляю контроль над этими работами. Ежедневно отчитываюсь Центру о выполнении нормы и текущей ситуации во Дворце. Я же и доложил, что в Ташкент прибыли космонавты с Марса.

— О-о, если бы вы знали, как они ухватились за вас, — продолжал Тигран. — Я понял, что вы можете сыграть не последнюю скрипку в их планах. Дело в том, что на Байконуре и вообще на пространстве, подвластном Центру, не осталось в живых космонавтов!

— Как?

— Все погибли во время последних трагических событий на Земле. Так что только вы умеете управлять космическими кораблями и знаете практику пилотируемых полетов! Для Центра вы — клад! Как я представляю, вы будете должны обучить дополнительный экипаж и направить планетолет "Птица Феникс" к Сатурну…

— К Сатурну?! - мы никак не могли не отделаться от восклицаний. Уж больно необычной была информация.

— Да. Там на спутнике Япет ученые обнаружили атмосферу, состоящую из кислорода, а также воду. Еще есть фотоснимки с межпланетной станции «Вояджер-3», где видна активная вулканическая деятельность, а значит, высокая или может быть сносная для человека температура. Специалисты считают, что там можно жить! И поэтому планируется полет колонистов туда.

— Карим Ахмедович, — обратился тут Тигран к профессору, — а ваша работа непосредственно связана с их планами. Дело в том, что они собираются использовать в пищу тварей. Поэтому ваши разработки очень важны для Центра. Не брать же консервы в полет! И что кушать, когда колонисты прибудут туда? Только ваш одомашненный скот из тварей!

— И ты полетишь с ними? — презрительно спросила Малика.

— Меня могли бы взять с собой, — сказал Айрапетов, — но это не входит в мои планы! Дело в том, что я там был и буду только пешкой. В правители мне не выбиться, поскольку там своих монстров хватает! Такой расклад меня никак не устраивает! Ведь как говорили древние римляне, лучше быть первым в селе, чем вторым в городе!

— И что же? — задался вопросом Алленс.

— Я собираюсь на Марс!

— На Марс? — выдохнул я. Малика и профессор, которые все это время были свидетелями нашего разговора, тоже изумленно переглянулись.

— Именно туда, приятель…

— Я тебе не приятель, — огрызнулся я.

— Пока, может быть, и не приятель. Хотя напрасно отказываешься от моей дружбы.

— Так почему же именно на Марс? — повторил вопрос техасец, напряженно смотря на разговорившегося ставленника хунты.

— Там нет Центра! И только там я могу иметь власть, не ограниченную тварями и некоторыми придурками…

— Если ты думаешь, что на Марсе рай, то глубоко ошибаешься! — пытался образумить я его. Меня никак не устраивало желание этого подонка подчинить себе марсианских колонистов. Там своих проблем доставало, не хватало только еще диктатора в придачу.

— Я имею представление, что там творится, — заметил Айрапетов. — Скажу вам честно, едва вы появились тут, как у меня сначала смутно, а затем все более четко стал вырисовываться план дальнейших действий и жизни. Я связался с Байконуром и через своего друга узнал, что груз, за которым вы прилетели на Землю, давно уже болтается на орбите! Французская экспедиция "Жак-Ив Кусто" доставила в космос атомное горючее для марсианского реактора «Мурейкер» за несколько дней до биологической катастрофы. Однако в это время на Земле стали твориться ужасные вещи, и экипаж шаттла решил вернуться домой, оставив на орбите платформу. Кстати, больше французские корабли в космос не поднялись…

— Ах, черт! — вскричал я, вспомнив телесообщение женщины, которое просмотрел еще во время полета на Землю. Ведь тогда диспетчер сказала, что плутоний находится на платформе, а мы почему-то решили, что на космическом корабле. Из-за этой роковой ошибки мы приземлились на планету.

Тигран понял меня и поэтому завершил сказанное:

— Вам, честно говоря, не следовало спускаться на поверхность. Достаточно было просканировать околоземное пространство и засечь платформу. А на ней добра предостаточно, французы не скупились для снаряжения своей марсианской экспедиции.

— У тебя сначала надо было спросить совета, — процедил Тод, но замолчал, поскольку ствол гранатомета теперь уперся ему в живот. Оружие намекало, что лучше закрыть рот.

— Французский шаттл не подымется в космос, но это не значит, что на Земле не осталось больше космический тягачей, — произнес Тигран. — Я знаю, что на Байконуре находится российский шаттл «Бумеранг». По сведениям, полученным от моего товарища, он уже в течение нескольких месяцев находится в состоянии "готовность к взлету". Но его никто не запускает — нет пилотов, нет необходимости куда-то лететь. Сейчас все силы космодрома направлены на строительство нового планетолета.

— А он когда взлетит?

— По расчетам конструкторов, если все будет идти прежними темпами, то лет через три корабль будет готов. И тогда "Птица Феникс" направится к Сатурну. Я же направлюсь на Марс на «Бумеранге». Я уже успел переговорить с Колько, вашим командиром, и он мне сказал, что управление «Бумеранга» мало чем отличается от "Центуриона".

— Вы думаете, что Андрей согласится взять на борт будущего диктатора Марса?

— А почему бы и нет? Только я могу помочь ему угнать корабль — сами понимаете, что Центр добровольно не захочет отдать даже этот бесхозный шаттл. Я и мои ребятки быстро провернут операцию по захвату, а Колько выведет «Бумеранг» на орбиту. Ведь ему нужно выполнить свой долг — обеспечить колонистов Марса атомным горючим! И он согласится ради этого взять меня с собой!

Конечно, Андрей ради спасения колонистов не пожалеет своей жизни, но согласится ли ради этого пожертвовать свободой марсиан? Вряд ли он пойдет на это.

— Не думаю, что колонисты будут терпеть тебя, — произнес я. — Даже твое оружие не испугает их. Кстати, там своих пушек достаточно, чтобы дать тебе от ворот поворот!

— Ты плохо знаешь меня и моих ребят, — с презрением сказал Тигран, явно недовольный, что его низко оценили. — Мы брали штурмом не один укрепрайон, а какую-то космическую станцию тем более легко захватим!

— Ты больной человек! — сказал Тод.

— А мне кажется, что у тебя плохо с пищеварением и снаряд гранатомета может помочь с этой проблемой… Вы, идиоты, лучше прислушайтесь к моим словам! Я предлагаю вам союз!

Мы с Тодом переглянулись и практически одновременно ответили:

— Да пошел ты знаешь куда…

Тигран не изменился в лице, когда Алленс указал ему направление по-английски с бронксовским сленгом. Таких терминов не знал даже я, хотя проучился в США достаточно долгое время.

— Напрасно, ой как напрасно… В принципе, я могу обойтись и без вас. Колько один сможет поднять «Бумеранг» в космос!

— Он этого не сделает!

— Сделает, милый, сделает! Он же не будет знать правды. Андрей и меня с ребятами возьмет на борт корабля, и платформу в космосе подцепит, и на Марс отправит… А вы будете гнить здесь, в карцере!

— За что ты их хочешь посадить в карцер? — заступилась за нас Малика. Видимо, она знала, что это за место во Дворце (впрочем, я тоже слышал о нем). - Они же просто отказали тебе помогать, а не выступили против тебя!

Тигран и бровью не повел. Он жил принципом "кто не со мной, тот против меня".

— За преступление, — ответил он. — Формально я задерживаю космиков за подозрение в убийстве Президента Узбекистана Зиеда Усманова, а также в попытке захвата власти путем сговора и организации подпольного движения!

— Что за чушь! — воскликнул Турсунов. — Ведь это вы сами убили Усманова!

— Кто? Я? Откуда вы это взяли! Впрочем, профессор, я вам советую вернуться к сцерцепам и заняться исследованиями, завтра очередной отчет о ваших экспериментах! И постарайтесь больше не вмешиваться в политику! — сказал Тигран и сделал шаг к двери. Он постучал два раза по крышке и крикнул: "Махмуд!". Тот час в проеме появился бугай. Это был двухметровый здоровяк, который, казалось, мог спрятаться за своими собственными мускулами. Ручной пулемет «Калашникова» с подствольным гранатометом был больше похож на игрушку, чем на серьезное оружие. Для такого охранника нужно было подобрать более существенное и громоздкое, например, гаубицу или зенитную установку.

— Эти придурки очнулись? — спросил Тигран у него, явно намекая на двух охранников, которых мы с Тодом уложили.

— Да! — коротко ответил Махмуд. Его интеллект, ярко написанный на лице, ограничивался максимумом десятком слов.

— Втроем отведите этих космиков в карцер! — приказал Айрапетов. — Там пускай пошевелят мозгами над смыслом жизни! А сюда пришли новую охрану, только поумнее, чем этот болван Урдашев! Понял?

— Понял, хозяин! — раболепно произнес Махмуд, приложив правую руку к сердцу и поклонившись.

— Надеюсь, вам там придут более светлые мысли, — с издевкой сказал нам Тигран.

— А вы продолжайте работать, господа! — затем обратился он к замершим Кариму Ахмедовичу и Малике. Те молча побрели к вивариям, не смея поднять головы. Но я чувствовал, какая волна ненависти и гнева исходит от них. Тигран давно должен был сгореть от подобной энергии.

Махмуд грубо вытолкал меня с Тодом в коридор. Там уже стояли, держась за отбитые места два охранника. Урдашев яростно сверкнул глазами, готовый наброситься на нас и преподнести урок. Второй охранник только проскрежетал зубами. Видимо, они понимали, какой разговор им предстоит с Тиграном за их головотяпство.

— Как дела, ребята! — вдруг приветствовал их Тод, желая еще больше разозлить охранников. — Больно, наверное? Вавочек, случайно, мы не много вам наставили? Уж больно не презентабельно вы шмякнулись на пол, аж жалко стало ваших косточек…

— Иди, иди! — злясь, прошипел Бахтияр. — Отольются мышке кошкины слезки!

— Поэтично говоришь! — продолжал Тод. — С юмором!

— Сейчас и тебе будет смешно, когда попадешь в карцер! — Урдашев с трудом сдерживал себя. Он понимал, что Алленс провоцировал его на драку, но боялся еще раз опозориться перед шефом своим неумением владеть чувствами.

Карцером был элементарный холодильник, в котором висели мороженые туши. Говядина, свинина и баранина наверняка предназначались для знати, поскольку ни мы, ни простое население не питались настоящим мясом. А этого добра, нужно признаться, было предостаточно, даже для всех жителей Дворца хватило бы на два-три года при умеренном потреблении.

Когда нас затолкали внутрь, то мы сразу почувствовали, какой холод здесь стоит. Термометр показывал минус пятнадцать по Цельсию. Долго не протянем, подумал я, уже через час околеем. Наверное, Тигран решил все-таки нас убить. О чем подумал Тод, мне было неизвестно — техасец предпочел молчать. Стало тоскливо.

Едва за нами закрылся люк, как свет в холодильной камере потух, только луч плафона проникал внутрь сквозь замочную скважину. Из-за стальной крышки до нас дошли разговоры охранников. Больше всего бесился Урдашев.

— Может просто зубы выбить этим козлам! — орал он. — У меня дубинка резиновая есть!

— Молчать! — рявкнул Махмуд. — Только попробуйте их тронуть, сам вам зубы пересчитаю! Ты, Бахтияр, заруби себе на носу, нам не нужны болваны, а ты уже проявил себя как элементарный болван! Если пленники сбегут, то Тигран тебя сначала кастрирует, а потом отправит к сцерцепам… Ты знаешь, как это быстро у нас делается!

Урдашев только в ярости проскрежетал зубами.

— А тебе, Расулов Рахмон, все ясно? — обратился Махмуд к другому охраннику.

— Да!

— То-то, — затем до нас дошли звуки отдаляемых шагов, видимо, помощник Айрапетова покинул зону карцера.

— Все равно я с ними рассчитаюсь, — прошипел Бахтияр.

— Потом, — ответил Рахмон. Он не хотел получать взбучку от «монстра» Махмуда. — Может, в картишки перекинемся? Скоротаем время за игрой? Еще неизвестно, сколько этими червякам торчать в морозильнике.

— Скоро превратятся в снежные мумии, — хрюкнул от удовольствия Урдашев. — А там уже пару ударов по черепушке я им нанесу. Пусть потом доказывают Тиграну, что сами не свалились головой на пол от холода…

— Это ты хорошо придумал, — одобрил второй охранник. — Слушай, у меня есть небольшая бутылочка водки, я ее из склада стырил. Может, вмажем?

— Давай, — согласился Бахтияр. — Предлагаю тост!…

Тод прильнул к замочной скважине, а потом мне прошептал:

— Пьют, гады, за упокой нашей души! Это так принято здесь?

— Посмотрим, кто из нас раньше отправиться на тот свет, — процедил я. — Мы отсюда выберемся, вот увидишь!

— Как?

— Пока не знаю, но нам помогут! — я был почему-то уверен в этом. И словно в воду глядел.

За дверью послышался странный шум, и Тод быстро прильнул к замочной скважине. Через секунду он сообщил:

— По-моему, там колотят друг друга!

— Чего они там не поделили? — равнодушно спросил я.

— Да нет, не между собой. Охрана дерется с кем-то!

Это меня взволновало, что я тоже прыгнул к двери, чтобы посмотреть сквозь замочную скважину. Однако в это время люк открылся и мне в глаза ударил свет.

Я так и остался стоять в нелепой позе буквы "г".

ПОБЕГ

"Форд" в руках Тода фактически превратился в космоплан. Нужно отдать должное этой машине: благодаря ней мы сумели сбежать от тиграновцев. Сейчас автомобиль, покореженный и с пулевыми отверстиями на корпусе, на огромной скорости уходил от Ташкента в направлении Казахстана по Чимкентскому тракту.

Нас никто уже не преследовал, хотя за чертой города напоследок пальнули из гранатомета, распугав сцерцепов в ближайших руинах. Хорошо, что снаряды не попали в нас, а то наши души могли бы прямиком направится в ту страну, откуда, как известно, возврата нет.

"Форд" был просторной машиной, и поэтому нам четверым было совсем не тесно. Тод крутил баранку, Колько, как обычно, сидел справа от него, высунув дуло автомата наружу, а я и Малика расположились на задних сидениях. Мы тоже были вооружены, но больше всего наша жизнь зависела от количества боезапаса, топлива в баках и… небольших термоизоляционных костюмов, которые по рекомендации Малики мы захватили со склада Дворца.

Сейчас, откинувшись на спинку сидения, я мысленно прокручивал сложившуюся ситуацию раннего утра. А тогда все произошло так стремительно, что события фактически слились в сплошную полосу драк, перестрелок, разговора, смертей друзей и погони. Когда дверь неожиданно открылась, то я несколько секунд стоял в растерянности и не мог разглядеть рядом стоящих людей: мои глаза еще не привыкли к яркому свету.

— Весьма занимательно, — произнес знакомый голос. — В такой пикантной позе можно отморозить зад или получить удар в глаз!

— Шамиль! — воскликнул я, обрадовавшись своему товарищу.

— Он самый, — подтвердил мою «догадку» Бекмухамедов. Позади него стояли улыбающиеся Мансур и Дурбек.

— А охрана где? — недоуменно спросил Тод.

— Спит, — ответил Бекмухамедов. Только сейчас я заметил в его руке маленький парализатор. Это оружие, внешне напоминающее гаечный ключ, стреляло молекулами сонного газа и усыпляло практически мгновенно.

Мансур склонился над храпевшими охранниками. Урдашеву и Расулову опять не повезло, мы сматывались отсюда, оставив их в дураках. Думаю, и Махмуду могло теперь влететь от Тиграна.

— C вами все в порядке? — спросил у нас Шамиль.

— Угу, пока да, — буркнул я.

— Какие ваши планы?

— Поднять переполох в этом осином гнезде, — ответил Тод.

Бекмухамедов не одобрил этого решения:

— Бесполезно. Восстание против Муратхона и Тиграна организовать не удастся! Население слишком напугано и задавлено, чтобы решиться на открытое выступление! Кроме того, не забывайте, что хунта быстро расправится с нами!

— Так что же нам делать? — обречено произнес Алленс.

— Бежать!

— Но куда? — воскликнул я. — Где нас ждут?

— Только на Марсе!… - с горечью произнес Тод. Но его мысль вдруг натолкнула меня на решение.

— Ты прав, Тод! Конечно, на Марсе! Мы туда и отправимся! Почему бы нам ни воспользоваться идеей Айрапетова?

— То есть?

— Нам нужно добраться до Байконура и угнать «Бумеранг». Подцепим платформу на орбите — и домой, на Марс!

— Все это смахивает на авантюру! — неуверенно сказал техасец.

— А жить здесь не авантюра? — вскипел я, разозленный нерешительностью Тода. — Чего нам терять? Мы должны выполнить свой долг перед друзьями на Марсе! И единственный способ — это воспользоваться, как говорил Тигран, бесхозным шаттлом.

— А вы нас можете взять с собой? — вдруг как-то робко попросил Дурбек. Бекмухамедов и Убайдуллаев с тревогой ожидали нашего решения.

— Конечно! — обрадовался я. — Нам нужны смелые и отважные ребята! На Марсе будут рады новым колонистам, я в этом уверен!

Тод подтвердил мои слова. Все трое радостно заулыбались.

— А на чем мы доберемся до Байконура? — озаботился Алленс. — Вся поверхность кишит тварями! У нас нет оружия, еды, машины и многое другого.

Обеспечить этим на себя взял Шамиль:

— Не беспокойтесь! Ваш «Форд» находится в гараже на первом ярусе. Мы заправим его бензином, загрузим оружием и пищей. С этими запасами мы дотянем до казахстанского космодрома!

Я мысленно пересчитал количество людей и сравнил с вместимостью "Форда":

— Разве мы все поместимся на ней?

Дурбек тоже произвел расчеты и сказал:

— Тогда мы возьмем вездеход!

— Нам нужно взять из клиники Андрея! — сказал Алленс.

— А также Малику и профессора! — добавил я.

Ребята с ужасом посмотрели на нас:

— Да как только вы появитесь в лаборатории или в больнице, как тотчас подымится тревога! И тогда вырваться из Дворца будет сложно!

— Но без командира и друзей мы не можем уйти! — развел руками я. — С нашей стороны это было бы больше, чем просто предательство!

Шамиль одобрительно крякнул:

— Я знал, что вы честные ребята! На вас можно положиться! Бросить товарищей в последнюю минуту — что может быть хуже для мужчины?

Мы запихали охранников в морозильную камеру и закрыли за ними дверь.

— Пускай прохлаждаются, — свирепо произнес Тод. — Поймут, может быть, на своей шкуре, что такое карцер (лишь потом я узнал, что Муратхон в знак наказания приказал не выпускать их оттуда, и охранники погибли, превратившись в мороженые туши).

— Сейчас семь часов утра, нужно торопиться, — заметил Бекмухамедов. — В восемь наружу выходит поисковая группа. Нам не нужны лишние свидетели и тем более противники!

Соблюдая все меры предосторожности, мы поднялись на третий ярус и вошли в медотсек. Там было много больных, у которых дежурило четыре медсестры. Они на нас не обратили никакого внимания, больше занимаясь своим делом. Доктора Чакры не было видно, наверное, он отдыхал.

— Мы пришли проведать своего товарища, — сказал я одной из дежурных сестер.

— Можете проходить к нему, — спокойно произнесла та.

Мы поспешили к Колько. Андрей не спал. Он сидел на кровати и просматривал старые журналы. Увидев нас, он радостно вскочил. На его лице не осталось и следа от ожогов яда.

— Эй, ребята, давно вы не захаживали ко мне! — произнес он довольным голосом. — Мне аж скучно стало здесь! Впрочем, Чакра обещал сегодня завтра уже выписать! Как дела?

Командир еще не заметил наших хмурых лиц.

— Плохо, командир! — ответил я. — Президента Усманова убили. Власть захватил Муратхон Джураев! Но фактически правит во Дворце Тигран! Нас обвинили в причастности к организации антиправительственного движения! А сцерцепы появились на Земле благодаря катастрофе спутника с биологическим оружием!

Улыбка медленно сползла с лица Колько. Видимо я слишком быстро выпалил ему все новости. Он потребовал объяснений. Стараясь экономить время, я кратко изложил суть последних событий в бункере.

— Вот оно что! — протянул Колько, посуровев. — Вот почему Тигран так настойчиво расспрашивал меня принципам пилотовождения космическими аппаратами! Вздумал отправиться на Марс?

— Но туда отправимся мы, командир, — и я изложил свой план действий.

— Хорошая мысль, — согласился Колько. — Не знаю, как у нас это получится, но рвать когти отсюда нам все равно придется!

— Теперь нам нужно незаметно вывести вас отсюда, — сказал я. — Иначе медсестры подымут тревогу.

— Я отвлеку их разговором, а вы тем временем окружите командира и выведите из клиники, — предложил Дурбек.

Мы так и поступили. Пока наш товарищ заговаривал зубы суровой медсестре, сидевшей у входа за столиком, мы толпой вышли из клиники. Полураздетого Колько она даже не заметила, поскольку Дурбек чуть ли не прилип к ней.

Уже в коридоре ко мне пришла мысль:

— Нам нужно еще захватить профессора Турсунова и его дочь. Не будем всей оравой туда идти. Лучше сделаем так: командир, Тод и Шамиль подымаются на первый ярус и там готовят все к побегу. А мы с Дурбеком и Мансуром посетим лабораторию. Наверное, они там сейчас.

Андрей не стал возражать.

Мы втроем направились на третий ярус. И успели вовремя, так как в это время двое часовых открывали люк, чтобы дать возможность выйти из лаборатории Карим Ахмедовичу и Малике. Они, наверное, направлялись к себе на отдых. Можно было, конечно, дождаться их за углом и тихо незаметно увести наверх, но тут один из охранников увидел меня. Он сразу понял, что пленники сбежали из карцера, и потянулся к кнопке у стены, видимо, желая поднять тревогу. Мансур и Дурбек кинулись к нему, желая предотвратить шум. Второй охранник выстрелил из пистолета, и Дурбек замертво упал на пол.

— Ах ты, гад! — вскричал Мансур и метнул нож. Лезвие вошло в горло охранника, и тот сполз по стене с лицом, полным выражения изумления и ненависти.

Но первый часовой, так и не дотянувшийся до кнопки, поднял свой автомат и короткой очередью сразил Убайдуллаева.

В течение двух секунд я увидел, как погибли мои товарищи. Это страшно взбеленило меня. Каким-то чудом я за доли секунды покрыл значительное расстояние, отделявшее меня от охранника, и нанес ему удары по болевым точкам. Если мои друзья умерли молча, то этот охранник взревел дурным голосом, способным поднять на ноги все население Дворца.

Тогда я еще врезал ему, что он отлетел к стене и треснулся головой. Судя по звуку, его мозг испытал «землетрясение» баллов в сорок: после этого любой врач засомневался бы в способности «котелка» варить какие-либо мысли.

Убедившись, что враг повержен, я повернулся к двум стоящим людям, которые со страхом следили за событиями:

— Малика! Профессор! Как вы?

— Тимур! — плача, бросилась ко мне девушка и стала целовать мое лицо. Она нисколько не стыдилась своих чувств и тем более присутствие отца. Впрочем, и сам профессор был не против наших взаимоотношений.

Я почувствовал, как у меня потеплело в груди. В этот момент у меня возникло желание выступить в одиночку против всей армии Тиграна, новоявленного Президента Джураева и даже Центра.

Обняв девушку, я произнес:

— Все нормально! Успокойся!

— Жаль ребят, — склонившись над мертвыми Дурбеком и Мансуром, произнес профессор. — Это были замечательные люди!

— Вы правы, Карим Ахмедович, — согласился с ним я. — Но мы ничем не сможем им помочь теперь! Хочу сказать только, вам пора покинуть Дворец! Мы решили вернуться на Марс! Предлагаем и вам с дочерью отправиться в космический полет!

— Я согласна! — воскликнула Малика, но Турсунов устало посмотрел на меня и печально покачал головой:

— Спасибо за предложение, Тимур, но я вынужден отказаться…

— Но, отец… — пыталась было сказать дочь, но профессор перебил ее:

— Все не так-то просто, Малика. Из-за меня на Земле произошла страшная трагедия! И кто если не я должен исправить ту старую ошибку? Если я трусливо сбегу с планеты, то меня до смерти замучит совесть, а также проклятия тех миллиардов, которые погибли от сцерцепов!

— И что вы хотите, профессор?

— Я продолжу эксперименты и найду способ избавить Землю от тварей! И к тому же, Тимур, я слишком стар для космических перелетов!

— Тогда я тоже останусь, папа, — тихо произнесла Малика.

— Ни в коем случае! — воскликнул профессор. — Ты можешь лететь с Тимуром, я доверяю ему! И может быть, на Марсе ты будешь жить более счастливо, чем на родной планете!

— Но… — вновь пыталась протестовать Малика.

— Спешите, дети мои! У вас мало времени!

И тут раздался голос, от которого у нас похолодело в груди:

— У вас, к сожалению, совсем нет времени!

Малика смотрела на Тиграна широко раскрытыми от испуга глазами. Профессор схватился за сердце. Только я, стараясь не терять самообладания, повернулся к врагу.

— Жаль, Тимур, что вы не вняли моим предложениям и советам! Очень жаль!… Но сбежать вам не удастся! Хотя было придумано все ловко!

— И как же вы поняли, что мы сбегаем?

— Чакра делал обход и заметил отсутствие Колько. Он, встревоженный вполне естественными мыслями, а куда делся пациент, сообщил охране. И я понял, что космики решили сами смотаться на Марс! Это уже не по правилам!

— О каких правилах идет речь? — недоуменно спросил я. — Был разве подобный договор между нами?

— Не было, конечно! Но правила игры здесь устанавливаю я! Поэтому мне придется наказать вас! — подвел итог Айрапетов. — Хотя мне, честно говоря, этого не хочется делать!

Его взгляд был устремлен на меня, и он не обращал внимания на рядом стоявшего старика. Впрочем, и я не мог ожидать от профессора той прыти, которую он проявил, неожиданно напав на Тиграна. Конечно, Карим Ахмедович был никудышным бойцом и серьезной угрозы бывшему омоновцу не представлял, зато он отвлек на себя внимание и позволил мне приблизиться к Тиграну

Стряхнув с себя Турсунова, Айрапетов выстрелил в него из автомата. Короткая очередь прошила насквозь старика. Две пули попали в сердце. Теперь никто не мог спасти его.

— Папа! — вскричала Малика, кинувшись к упавшему на пол профессору.

Я не спортсмен в полном понимании слова, однако, в тот момент совершил мировой рекорд, прыгнув в высоту. Налету попытался нанести удар ногой, метя в голову Тиграна. Однако промазал — Айрапетов успел отскочить. Правда, при этом потерял автомат.

Зато его кулак мне в живот оказался более точным. Я отлетел к стене как мячик от ракетки. Моя голова соприкоснулась с дверью, раздался неприятный звук, и среди боли и пелены в глазах я понял, что мог ощутить охранник, когда мной был отправлен точно таким же способом к стене.

На мое счастье, я потерял сознание ненадолго — всего на десять секунд. За это время Малика бросилась в бой и не позволила Тиграну добить меня.

Усилием воли вернув ясность мысли, я сконцентрировался, напряг мышцы и вскочил. Мое тело было готово к продолжению боя.

Заметив, что я очухался, Айрапетов легко отбросил от себя девушку и развернулся в мою сторону. На его лице заиграла улыбка, видимо, он предпочитал рукопашный бой словесному и был рад встретить достойного противника. Он, будучи кадровый офицером милиции и служа в ОМОН, имел хорошую практику усмирять врага без оружия. Его принятая стойка каратэ свидетельствовала, что он чувствует себя уверенно и готов проучить меня.

Но и я не лыком был шит. Ведь не зря инструктора, желая увеличить физическую нагрузку космонавтам и добиться необходимой реакции, преподавали нам китайскую гимнастику у-шу и приемы корейской борьбы тэквон-до, а на Марсе сам директор станции Тагасима обучал некоторых колонистов азам айки-до.

И теперь стоял вопрос: кто кого?

Тигран первым пошел в атаку, нанеся удар ногой. Я пригнулся и в свою очередь провел подсечку. Этот прием удался — Тигран упал на пол. Но тут же вскочил. Улыбка исчезла с лица, теперь он был сосредоточен на бое.

Его удар кулаком предназначался явно мне в нос. Только моего носа на том месте не оказалось, и кулак попал в пустоту. Зато мой захват и бросок оказался эффективнее. Айрапетов вновь оказался на полу. Чертыхаясь, он вскочил, и тут Малика оглушила его резиновой дубинкой, которую отцепила от пояса охранника.

Удар был солидным, так как Тигран издал вопль и мешком рухнул на пол.

— Вот тебе, подонок! — прохрипела Малика, и я понял, что в удар она вложила всю ярость, злость и боль. Ее взгляд, полный огненной ненависти, мог испепелить любого человека.

— Спасибо, Малика, ты помогла мне справиться с этим негодяем, — произнес я, восстанавливая дыхание. Но она, казалось, не слышала меня. Отбросив в сторону дубинку, она припала на колени перед мертвым отцом и зарыдала.

— Папочка, дорогой, — смогла выдавить она из гортани, давясь слезами.

Из коридора послышался какой-то шум. Это напомнило мне, что нельзя расслабляться. Наверняка, тревога уже поднята по всем направлениям. Тигран мог заранее расставить везде посты и ловушки, чтобы не допустить нашего побега.

— Малика, мои соболезнования, но нам нельзя больше здесь оставаться! — и рывком подняв ее на ноги, я поволок за собой. Малика не сопротивлялась. По пути прихватил тиграновский автомат и пару рожков с патронами.

На ярусах уже стоял переполох. Было слышно, как по этажу разъезжали электрокары с охранниками, бегали солдаты. Их иногда заглушали крики испуганных женщин и плачь детей.

— Проверить все отсеки! Поймать мне их живыми! — донесся до нас усиленный мегафоном крик Муратхона Джураева. Он, окруженный солдатами, руководил операцией по нашему захвату. Правда, он не разобрал, что к чему, и это обстоятельство пока нам играло на руку.

Мы незаметно доползли до грузового лифта, когда Малика вдруг встрепенулась, быстро вытерла слезы и, вырвавшись из моих рук, помчалась обратно в лабораторию.

— Стой! Ты куда? — вскричал я, кинувшись за ней. — Мы ничем не сможем помочь отцу!

Но девушка, не оборачиваясь, ответила:

— Вызови лучше лифт! А я прихвачу дискеты с научными результатами отца! Я не хочу оставлять это Центру!

Я уже хотел было сказать, мол, брось ты эти дискеты к черту, но не посмел. Раз Малика посчитала нужным их прихватить, то нужно было соглашаться с этим.

Я вернулся к лифту и нажал на кнопку вызова. Где-то заурчали механизмы, направляя кабину на наш этаж. Этим лифтом мало кто пользовался, поскольку он соединял не все ярусы.

Через пять минут двери распахнулись, я поставил одну ногу в проем, чтобы заблокировать автоматическое закрывание. Солдаты еще не поняли, что мы находимся у лаборатории, однако кое-кто уже направлялся сюда — до меня донеслись торопливые шаги.

Я терпеливо ждал. Секунды для меня растянулись как жевательная резинка. Автомат был взведен и готов к стрельбе — требовалась только цель. А она уже должна была появиться из коридора.

"Ну, где же Малика?" — нервно думал я, и в этот момент она возникла перед моими очами. В ее руках была кассета, полная дискет и компакт-дисками.

— Я все! — сообщила Малика.

— Тогда быстрее в кабину! — поторопил я и буквально затолкал ее в лифт. И вовремя. Так как из лаборатории выполз Тигран. Из его рта тоненькой струйкой стекала кровь.

— Ублюдки, они здесь! — заорал он, привлекая внимание солдат. — Держите их, иначе всех перережу! — в этот момент его глаза напоминали горящие зрачки демона. Он действительно был готов на все, лишь бы остановить нас.

— О боже! — выдохнула Малика. Я поднял автомат, целясь в Айрапетова. Но нажать на гашетку не смог.

Тут двери закрылись, и кабина отправилась вверх. До нас дошел звук автоматной очереди это подбежавшие охранники стрелял в шахту, надеясь достать беглецов.

Только мы уже к этому моменту находились на первом ярусе. Я выстрелил в приборную панель, чтобы вывести из строя управление лифтом. Теперь тиграновцам нужно было подниматься за нами по лестнице.

Потом хотел было потянуть Малику в сторону гаражей, где находились наши друзья, но моя спутница вдруг остановилась:

— Подожди, нам не туда!

— Как не туда? — оторопел я. — Ведь там машины!

— Нам нужно на склад!

— Зачем? Ребята возьмут все необходимое!

— И даже термоизоляционные костюмы? — жестко спросила девушка. Увидев недоумение на моем лице, она немного смягчилась и произнесла:

— Подробности позже! Но без них мы не доберемся до Байконура!

Тяжело вздохнув, я поплелся за ней в совершенно противоположную сторону. Теперь время работало против нас. Счет шел на секунды. Я не знал причину в такой необходимости в костюмах, но понимал, что Малика не стала бы рисковать ради чепухи.

Необходимую дверь мы обнаружили в метрах ста от лифта. Пока она ковырялась с замком, стараясь открыть, я тревожно смотрел по сторонам. Тиграновцы уже разбегались по всему первому ярусу.

— Ну что у тебя? — повернулся я к девушке.

— Замок открыть не могу, наверное, шифр поменяли! — простонала она, дергая за ручку.

— Отойди! — приказал я. И, когда она это сделала, два раза выстрелил по врезному в дверь механизму. Пули разворотили замок в клочья. Сломанные пружины вылетели наружу, едва не попав мне в глаза. Дверь от мощной отдачи открылась.

В складе было темно. Малика не стала искать включатель света, а прямо направилась в глубину. Она знала, где что искать, потому что вскоре вернулась, неся на руках десять легких прорезиновых костюма, внешне напоминающих скафандры.

— Вот костюмы! — сообщила она, показывая мне добытый груз.

— Не будем терять время! — и мы двинулись обратно. На первом ярусе было много проходов и коридоров и первые секунды нам удалось избежать встречи с тиграновцами. Но возле лестничной площадки, откуда шла дорога к гаражу, мы столкнулись с охранниками.

Когда в поле моего зрения появился первый человек, то какие-то доли секунды я не мог заставить себя нажать на курок. Это было тяжело. Но команда на огонь пришла из глубин подсознания, видимо на этом уровне сработал инстинкт самосохранения. Пальцы помимо моей внешней воли выполнили приказ.

Автомат выплюнул горячий металл, который явно не понравился тиграновцу. Он сначала скривил физиономию, затем согнулся, схватившись рукой за живот, и упал назад. Катясь по лестнице, охранник увлек за собой еще несколько человек. Гневный крик Джураева, которого сбили с ног, свидетельствовал о панике среди вояк.

"Я убил человека!" — мелькнула безумная мысль. Для любого врача, борющегося за жизнь, это было хуже всего. Но была ли у меня альтернатива данному решению? В данный момент — нет! И мой поступок имел моральное право на самозащиту.

— Ты чего застыл? — вывела меня из оцепенения Малика.

Мы устремились вперед. Этот выстрел снял с души ответственность за души негодяев. Теперь я мог убивать их без всякой жалости.

В гараже уже заканчивались сборы. Колько с автоматом стоял у входа и следил за происходящим на первом ярусе сквозь стекло в двери. Он-то и впустил нас внутрь. Тод загружал последние ящики в грузовой отсек нашего «Форда», а Шамиль пытался вскрыть дверь рядом находящегося коричневого бронетранспортера. Это был восьмиколесный БТР с крупнокалиберным пулеметом на башне.

— Бесполезно! — сказал он, отойдя от люка БТР. — Замок электронный. Код, конечно, у Тиграна. Без него нам не запустить бортовую систему, а значит, и двигатель!

— Едем на "Форде"! — крикнул я, подбегая к нашему автомобилю. — Всем места хватит!

— А где Мансур и Дурбек? — спросил Бекмухамедов, видя, что я вернулся только с Маликой.

— Убиты… Турсунов тоже!

Мы увидели, как резко изменилось лицо у Шамиля. Но только я понял, каких больших трудов ему стоило подавить в себе чувства боли, утраты и гнева.

— Шамиль, открывай внешние двери! — приказал Колько.

Бекмухамедов подбежал к приборному щитку и нажал на красную кнопку. Электрические сигналы запустили механизмы, которые стали раздвигать створки. С улицы в полутемноту гаража ворвался яркий солнечный свет: с каждой секундой он ширился, а мы все сильнее закрывали глаза. Нам нужно было время, чтобы привыкнуть.

Сцерцепов в эти часы можно было не опасаться. Но во внутреннюю дверь гаража стали пробиваться охранники. А они были ничем не лучше тварей.

— Все в машину! — последовала новая команда. Никто не стал оспаривать ее. Шамиль дал возможность всем нам залезть в салон, однако сам не успел. Его нога уже была на подножке «Форда», когда раздался выстрел и крик:

— Предатель!

Фонтанчик крови, возникший в спине и на груди Бекмухамедова, брызнул в стороны и окропил наши лица. Тело разом обмякло и подалось назад.

— Нет! — крикнула Малика, пытаясь схватить Шамиля. Она не смогла удержать его тяжелое тело. В этот момент пуля просвистела над моей головой и разворотила обшивку в салоне. Тиграновцы целились теперь в нас.

Наш друг рухнул к колесам БТР.

Разъяренный Андрей открыл бешеный огонь, а потом, когда обойма опустела, шарахнул из гранатомета, укрепленного на стволе автомата. В проеме двери рвануло, во все стороны полетели осколки бетона и железа. Затянуло дымом и запахом прогоревшего пороха.

— Ах, маму твою! — крикнул кто-то из тиграновцев.

Тод запустил двигатель и до упора нажал на педаль.

Наверное, даже ковбои так не объезжают дикого мустанга, как техасец испытывал качества «Форда». Двигатель чуть не лопнул от перегрузки. Мы ощущали стон каждого амортизатора. Машина в моем представлении не ехала, а летела. Естественно, при такой гонке в стиле «суперформула-один» нам ничего не стоило перевернуться или врезаться в руины. Тогда за наши души никто бы не дал и ломаного гроша. Однако благодаря прекрасным ходовым характеристикам автомобиля мы сумели преодолеть все преграды, которые вставали на пути, прежде чем сумели выехать на более-менее ровную дорогу.

Три бронетранспортера бросились в погоню. Там, видимо, были мастера не столь высочайшего класса, как наш Тод, а может не такие же сумасшедшие, только догнать они нас не смогли. Стрелки на БТР никак не могли взять верный прицел: их очереди взрыхляли дорогу, выбивали кирпичи из стен, а два ракетных снаряда, выпущенных из базук, разворотили чайхану далеко впереди нас.

За бетонным автомобильным кольцом, который опоясывал город, они безнадежно отстали и прекратили преследование. А может, их смутило прямое попадание Колько из гранатомета в башню одного из бэтээр?

НА ПУТИ К БАЙКОНУРУ

На моих часах было 22.45 ночи.

Ровно гудел мотор, машина, мягко покачиваясь на ходу, мчалась сквозь ночную мглу. Мощные галогеновые фары пронизывали пространство подобно лазерам. В салоне все дремали. Только я крутил баранку и смотрел вперед.

В казахстанской степи было бы трудно сориентироваться и взять верное направление, но нас выручил бортовой компьютер. Дело в том, что прежний хозяин вложил в его память всю имеющуюся информацию о дорогах на территории Евразии. Это позволило нам отследить все магистрали и дороги, ведущие к знаменитому космодрому. Стоило мне незначительно отклониться от курса, как датчик на панели начинал отчаянно пищать.

Здесь я увидел море сцерцепов. Они буквально кишели как тараканы на помойке. Лунный свет нисколько не смущал их, может быть, он был недостаточно силен для нежных рецепторов тварей. Зато мои фары оглушали их. Одни сразу отпрыгивали в сторону, а другие, парализованные, оставались стоять на месте. И тогда, испытывая лютую ненависть к этим созданиям, я направлял на них машину и давил. После себя «Форд» оставлял кровавое месиво.

Правда, уже утром я получил взбучку от Малики, которая ясно и доступно объяснила мне, как легкомысленно я поступал.

— Это было слишком рискованно, Тимур, — укоряла она меня. — Вы подвергли своих товарищей опасности: ведь раненный сцерцеп мог в порыве ярости перевернуть машину. А если бы попалась электрическая тварь, которая могла бы своим разрядом вызвать короткое замыкание в электронной цепи автомобиля, вы представляете, что могло произойти?

— Верно мыслишь, Малика, — заметил бортинженер. — Здесь на сто километров нет ни одного центра техобслуживания. Если бы перегорели все цепи, то нам пришлось бы до Байконура топать пешком.

Я ничего не ответил, осознавая правильность доводов девушки. Она сидела позади меня и смотрела в окно, но зато я мог ее рассматривать с помощью зеркала. Ее взгляд был задумчивым и тревожным. В руках она вертела дискету, которую она, рискуя жизнью, вынесла из лаборатории. Это был полный банк данных по исследованиям профессора Турсунова. Малика надеялась продолжить дело отца уже на Марсе. Конечно, для этого ей требовалась только небольшая живая ткань с тела сцерцепа, и я обещал содрать шкуру с первой твари, которая попадется на космодроме.

Не знаю, к чему приведут ее исследования на марсианской станции, может, она сумеет найти способ вывести этих существ с Земли, но то что ее голова хорошо «варит» я убедился, когда испробовал на себе эффект термоизоляционного костюма. Одев его, я мог без опаски ходить возле тварей, и они меня не могли увидеть.

Дело в том, что у сцерцепов отсутствуют зрение и слух, а обоняние находится в зачаточно-рудиментном состоянии. Мир они воспринимают только через нервные волокна, расположенные на бронированной коже. Инфракрасные лучи раздражают рецепторы, сигналы доходят до мозга и после подсознательного анализа у твари имеется представление об объекте. Все живые организмы на Земле излучают тепло, и биологические теплодетекторы позволяют сцерцепам отличать их от неживой материи, например, солнцем разогретого камня или растения.

Но только стоит человеку изолировать собственное тепло, как монстры перестают замечать его. Теплодетекторы не позволяют различить «невидимку» на фоне естественной природы.

— Это не моя идея, — правда потом призналась Малика. — Еще отец предложил использовать термоизоляционные костюмы, когда изучал тварей. Эти костюмы мы использовали при работе в холодильных устройствах: фактически организм согревался собственным теплом, ведь ни одна калория энергии не уходила за ткань. Мне же в последнюю минуту пришла мысль захватить их, чтобы стать невидимым для тварей.

Хотя мы действительно стали невидимками, однако было тяжело находиться в этих костюмах даже непродолжительное время. Дело в том, что мы ужасно потели в них от собственного тепла. Мне, например, казалось, что нахожусь во влажных тропиках, хотя ночью в степи Казахстана нельзя было похвастаться жарой даже в летний период.

Едва ночь прошла, и твари исчезли в норах, как мы сразу же стянули с себя эти костюмы. Одежда у всех намокла, что можно было выжимать бочку воды. Пришлось нам ехать дальше в нижнем белье. Наш спартанский вид нисколько не смущал Малику, которая сама выглядела как амазонка. Правда, через час взошедшее солнце так раскалило автомобиль и окружающее пространство, что мы вынуждены были натянуть на себя высохшую, но в тоже время горячую одежду и включить кондиционер в машине.

Я заснул часов в одиннадцать утра, через час после того, как меня сменил за рулем Аркадий. Но выспаться мне не дали. Уже в час дня меня разбудила Малика.

— Тимур, проснись, — тормошила она меня за плечо. Мне так было приятно ее прикосновение, что не хотелось даже открывать глаза.

— Кто так будит? — послышалось шипение командира, а затем крепкие пальцы вцепились в меня и хорошенько встряхнули. Я мгновенно проснулся.

— Что случилось? — встрепенулся я. Яркое солнце ударило мне в глаза, из-за чего я на несколько секунд ослеп. Но когда Малика натянула мне на нос дымчатые очки, зрение восстановилось, и я смог нормально оценивать ситуацию.

Через окна машины я видел бескрайнюю серую степь с редкими обглоданными кустарниками. Кое-где, накренившись подобно пизанской башне, стояли телеграфные и высоковольтные столбы. Одна вышка ЛЭП была просто вывернута из-под своего бетонного фундамента.

— На горизонте вертолет! — коротко информировал меня Колько, указывая вперед. Сначала я ничего не увидел. Тогда мне командир протянул полевой бинокль. Это была классная штучка, полная электронной начинки: оптика позволяет увидеть даже сквозь ночь и туман, погашает световые помехи, если такие применяются с целью искажения видимости. Прототипом данной системы мы пользовались на Марсе. Принцип использования бинокля прост: нацеливаешь его на объект, миниатюрный компьютер, встроенный в корпус, считывает информацию и анализирует, и в итоге ответ поступает на экранчик. Только в руках у меня была система военного значения.

По достоинству оценив «игрушку», я навел электронно-оптические датчики на далекую точку, которая уже показалась из облаков. Пред мной предстало изображение пятнистого вертолета, увешанного оружием. Компьютер сразу определил тип и марку вертолета и высветил данные в окуляр. "Так, — подумал я, читая бегущую строку, — это штурмовой тактические геликоптер Ка-631М российского производства, предназначен для ведения полицейских операций в горячих точках. Эффективен в борьбе с бандформированиями, полевыми отрядами и террористами в условиях равнин, гор и моря. Вооружение: четыре крупнокалиберных пулемета, одна авиапушка, шесть осколочных ракет, пять противотанковых телеуправляемых снаряда, две системы для запуска дымовых шашек, слезоточивого газа и боевых отравляющих веществ. Приборы: инфракрасные детекторы, система лазерного наведения, радары для обнаружения целей. Скорость: пятьсот километров в час, при установке дополнительных ракетных ускорителей скорость может быть доведена до семисот… О-го-го, вот это да! Наш марсианский геликоптер «Шорт» не годится ни в какое сравнение с этим летающим монстром… Так, что там еще… Экипаж — три человека. Возможен десант из шести человек… Вертолет может управляться дистанционно или в автоматическом режиме… Фантастика"!

— Хорошая машина, — похвалил я, возвращая бинокль командиру. — Нам бы такую…

— Мечтать не вредно, — хмуро ответил Колько. — Вопрос в том, кто это? Они летят навстречу нам! Если это ребятки, которые действуют и поступают с людьми также шустро, как Тигран со свободными охотниками в Ташкенте, то боя нам не избежать…

— А может, они просто пролетают здесь, — несмело предположила Малика. — Чистая случайность.

— Случайность — это осознанная необходимость. Вертолеты зря здесь не ушиваются. На крайний случай всем приготовить оружие! — приказал Андрей.

Вертолет стремительно приближался. Уйти от него было делом безнадежным. Да и с воздуха нас легко было подбить. Поэтому мы, не меняя курса, шли навстречу.

Вскоре до нас дошел усиливающийся стрекот его мотора. Конечно, внешний вид машины вызвал у нас полное восхищение, этакая летающая барракуда (кстати, ее действительно называли "Черная барракуда", имея в виду потенциальные и технические возможности в поиске и уничтожении преступников). Но у меня лично сразу заныло под ложечкой, поскольку воевать с этой штучкой мне не хотелось.

— А если это Центр? — предположил Тод.

— Все может быть…

Когда геликоптер завис над нами, мы увидели, как на грязно-зеленом фюзеляже открылся люк и оттуда вылезла голова в бронекаске. В руках человек держал мегафон со шнуром.

— Эй, вы, на машине! Остановитесь! — прогрохотал трехсотваттный динамик, установленный на корпусе вертолета. — Иначе откроем огонь на поражение!

Тод с тревогой посмотрел на командира, ожидая его реакции. Тот, прищурив глаза, немного подумал и кивнул:

— Тормози! Если бы они хотели уничтожить нас, то сделали бы сразу!

Тод нажал на тормоз. Машина по инерции проехала еще несколько метров и остановилась. В багажнике загрохотали незакрепленные вещи.

В туже минуту вертолет, совершив крутой вираж, сел рядом с нами. У нас — летчиков-космонавтов — мастерство неизвестного пилота геликоптера вызвало восхищение, и мы мысленно поаплодировали ему. Хотя «Барракуда» приземлилась в двадцати метрах от «Форда», однако многоствольные пулеметы развернулись и встали в боевую фазу. При малейшем подозрении это крупнокалиберное оружие могло разнести автомобиль на куски.

Человек выпрыгнул из кабины вертолета и не спеша пошел к нам: судя по выправке, он был профессиональным военным. Вслед за ним двинулся второй пилот, вооруженный автоматом «Кедр», который обычно использовался в ВВС.

Офицер оказался мужчиной русской национальности, лет сорока, в форме майора. На его петлицах стояли значки, свидетельствующие о принадлежности к ракетным войскам. Было трудно с первого взгляда определить его личность. Во всяком случае, раздражения и ненависти, что я испытал, впервые увидев Тиграна, он у меня не вызвал. Того же мнения придерживались и мои товарищи.

— Я майор Виктор Дюгаев, из Службы внешнего наблюдения!

— Не знаком с такой организацией, — парировал Колько.

— А вы кто такие?

— Бродячие артисты. Разъезжаем по странам, даем концерты. А что, Служба решила получить культурный досуг?

— Шутник, я вижу, — ухмыльнулся Дюгаев. — Но вы не представились.

— Я — Колько, это _Алленс, Каримов и Турсунова, — представил нас по фамилии Андрей. — Еще есть вопросы?

— Есть. Откуда вы?

— Сложно ответить… Если судить по библейским сказаниям, то мы все из Эдема, то есть того места, где жил первый человек — Адам, — вдруг схохмил бортинженер. — Но современная наука доказывает, что первый человек возник где-то в Африке…

— Отвечайте, как есть! — рявкнул Дюгаев, разозленный шуткой. — Шутки засуньте себе… сами знаете куда!

— Нечего с нами грубо разговаривать, — вдруг обозлился Колько и щелкнул пальцами. Мы поняли его мысль и мгновенно навели на Дюгаева и его напарника пистолеты. Те, видимо, никак не ожидали наличия такого арсенала у нас. Особенно по достоинству был оценен гранатомет в моих руках.

Оставшийся пилот понял, что здесь не все в порядке и поэтому снял бортовое оружие с предохранителя: мы услышали, как механизм послал в ствол пулеметную ленту.

В течение нескольких минут мы держали друг друга в напряжении, пока Дюгаев не поднял руку, делая знак летчику, что бы тот ни вздумал стрелять, а затем сказал нам:

— Вы случайно не из Ташкента?

— Оттуда!

— А до этого не с Марса прилетели?

— Верно мыслишь, приятель, — удивленно ответил Колько. — И что из этого?

— А то, что я из Байконура и вылетел навстречу вам…

— Спасибо, но с чего это к нам такие почести?

— По двум причинам: во-первых, вы космонавты и прямо относитесь к Байконуру, откуда вы летали в космос. Здесь вас знают. Во-вторых, мы нуждаемся в вас…

— Вы или Центр? — хитро спросил Тод.

— Не будем дискутировать на эту тему, пожалуйста, — попросил Дюгаев. — Я простой офицер, а не политик. Всегда служил в ракетных частях, а не на политической бирже… В-третьих, к сожалению, я должен вас информировать, что правительство Ташкента обвинило вас в организации переворота во Дворце, убийстве Президента Усманова и профессора Турсунова, нанесении материального ущерба и угоне транспортного средства!

— А в гибели «Титаника» нас случайно не обвиняют? Или во взрыве «Челленджера», а? — ехидно спросил я. — Тогда давайте сразу все нераскрытые преступления, которые известны мировой цивилизации, навешайте на нас. Будет весело!

— Кто сказал вам эту чушь? — строго спросил Колько.

— Мы получили сообщение из Ташкентского Дворца. Новый Президент Узбекистана Джураев информировал о вашей причастности к вышеуказанным событиям!

— Я заявляю вам, это чушь собачья!

Дюгаев внимательно посмотрел на нас и сказал:

— Я не следователь и мне трудно судить о том, чего я не видел лично. Могу предложить вам следующий вариант действий. Вы вместе с нами направляетесь на Байконур, где выложите свою версию военной прокуратуре. Будет следствие…

— А потом суд и тюрьма, — закончил я. — Нетужки! Тигран договорится с вами, Центр окажет необходимое давление и с нами быстро разделаются!

— Поймите, — стал уговаривать майор. — У меня есть задание доставить вас на космодром любой ценой. Я не желаю применять оружие! Кстати, вы наверняка сами стремились на Байконур!

— А кто даст гарантию, что это не ловушка? — подозрительно спросил я.

— Естественно, никто! Мы не знаем друг друга, а посредников-миротворцев здесь нет. Вы, конечно, можете уничтожить вертолет и меня, но все равно вас выследят и тогда вам не избежать печальной участи! Церемониться с вами не станут, не смотря, что вы космонавты!

— Это нас и смущает!

— Тогда предлагаю вам еще один вариант. Вы берете с собой оружие. Это уравновесит наши силы. Согласны?

Колько поочередно взглянул на нас и, получив согласие нашими кивками, ответил:

— Хорошо, нас это предложение устраивает!

— Вот и отлично! — крякнул от удовольствия Дюгаев.

Мы взяли свои автоматы, и перешли в вертолет. Через минуту геликоптер поднял нас в воздух. В иллюминатор я разглядел уменьшающийся «Форд», который с высоты казался детской игрушкой. Вскоре он исчез, оставив в душе печаль.

"Черная барракуда", рассекая винтами воздух, несла нас в неизвестность.

НА КОСМОДРОМЕ

После всемирной катастрофы не на всей планете сохранилось человечество. На первых порах люди применяли все средства уничтожения, чтобы победить свалившихся с космоса тварей, но силы были неравны. В итоге исчезали сами люди, разрушалась их цивилизация. Города превращались в руины, горели сельские поселки, рушилась система коммуникаций.

Лишь незначительная часть населения Земли оставалась жить в небольших "островках Робинзона Крузо" среди сцерцеповского океана. И одним из таких островов был космодром Байконур. Фактически это была военная база с заводами, жилыми и научными комплексами, способная существовать в автономном режиме долгое время. Здесь обитало около ста тысяч человек. Разросшийся по периметру на несколько тысяч гектар, Байконур превратился в мощный оплот человечества. Но, к сожалению, здесь не думали о спасении цивилизации, а все силы направляли на обеспечение безмятежного существования Центра. Ведь именно здесь, как сообщил нам Тигран, шло строительство гигантского планетолета, способного доставить на спутник Сатурна более десяти тысяч человек.

"Интересно, — подумал я, — ведь только одна десятая часть полетит в космос. А что будет с остальными? Их, наверное, бросят на произвол судьбы, мол, живите, как хотите, точнее, как можете. Это мерзко".

Конечно, меня, в сущности, тоже можно было назвать беглецом, который стремится покинуть Землю. Но меня толкало в космос не желание спасти свою шкуру, а необходимость выполнения миссии, той задачи, которая была возложена на экипаж «Центуриона». Я был готов после доставки плутониевого топлива на станцию вернуться на свою родную планету и продолжить войну с тварями и подонками от человечества.

Центр же думал о себе. Его мало смущало, какими способами создавались детали к планетолету, как жили люди в городках. Хунте нужен был лишь итог. И это бесчеловечное отношение делало меня ее непримиримым врагом.

— Мы уже прибыли! — сообщил нам Дюгаев, хотя и мы сами поняли это, когда увидели раскинувшийся космический комплекс. В последний раз я был на Байконуре десять лет назад и теперь убедился, насколько он изменился. Здесь было множество многоэтажных зданий, транспортных коммуникаций, промышленных цехов, гигантских локаторов, несколько подземных стартовых комплексов. Сюда было вбухано не меньше средств, чем в марсианскую станцию.

Вертолет опустился на посадочную полосу, когда солнце уже начинало заходить. Горизонт покрылся красным светом, и это чем-то напомнило мне марсианский ландшафт.

Едва стих двигатель, как к нам подбежало несколько солдат внутренней охраны. Они закрепили шасси машины в специальные пазы, а также подали трап.

— Выходите! — приказал нам майор, и мы послушно покинули кабину. Геликоптер стоял рядом со своими собратьями: я насчитал пять военных МИ-891, два самолета-истребителя с вертикальным взлетом ЯК-267. Здесь же были несколько бэтээров и одна легкая танкетка.

Здесь кипела своя жизнь: сновали военные и гражданские, ремонтировали и заправляли технику специалисты, переговаривались по рации охранники. Казалось, что этот космодром не затронула сцерцеповская напасть, хотя это было не так. Я увидел множество прожекторов, направленных на освещение пространства вокруг Байконура, а также ряды колючей проволоки, по которой был пропущен электрический ток.

— Куда нас поведете? — поинтересовался Колько, внимательно оглядывая космодром. Раньше он здесь часто бывал, но и он заметил значительные изменения, которые произошли на Байконуре.

— Сначала вам нужно пройти проверку на идентификацию. Вы же знаете, что у нас храниться полный банк данных на космонавтов! Наши руководители хотят убедиться, что вы — это вы!

Колько нахмурился:

— Я знаю лично многих из руководителей космодрома, которые могут удостоверить наши личности. Это генерал-лейтенант Ли Виктор, генерал ВВС Дмитрий Журбас, полковник Ха…

Дюгаев перебил его:

— Бывшее руководство космодрома низложено Центром. А многие из вами перечисленных погибли в первые дни сцерцеповской смуты! На космодроме, вы мне можете поверить, не осталось ни одного космонавта! Поэтому требуется идентификация! Впрочем, это не утомительная и вполне безболезненная процедура…

— Это мы и без вас знаем, — буркнул Андрей.

Дюгаев переговорил по рации, а затем сказал нам:

— Сейчас подкатит электрокар, и мы направимся в лабораторию.

— Вы не боитесь тварей? — спросила Малика, с интересом рассматривая космодром. Это было понятно, ведь она впервые попала на ранее самый секретный объект.

— Боимся! — ответил майор. — Но нашли способ отпугивать их! Вы, наверное, знаете об их светобоязни…

— Знаем, — кивнула девушка.

— Откуда у вас столько энергии, чтобы освещать космодром, да и к тому же снабжать цеха и квартиры? — поинтересовался Тод.

— Атомные реакторы. Раньше их готовили для лунной экспедиции. Да не успели запустить. Теперь они снабжают космодром всем необходимым — электричеством и теплом.

— Значит, людей на Луне вы оставили без реакторов? — гневно спросил Колько. — Неужели о них не подумали?

Дюгаев пожал плечами:

— Это не мое решение. Так приказал Центр. Ваши друзья из прежнего руководства пытались запустить две ракеты «Энергия» на Луну, но поплатились за это жизнью…

— Сволочи! — выругался Андрей.

— Прошу без лишних эмоций! — сверкнул глазами Дюгаев. — Я понимаю ваши чувства, однако Центр где-то прав. Например, для марсианской экспедиции была запущена космическая платформа с плутониевым горючим. И каков итог. Она до сих пор болтается на орбите Земли. Некому отправить ее на Марс — я вам сказал, что космонавтов для подобной операции у нас просто нет…

Нам оставалось только проскрежетать зубами.

— А вот и машина, — сказал Дюгаев.

К нам подъехал многоместный электрокар. Мы молча сели в кабину. Майор устроился рядом с водителем и сказал:

— В зону "Зэт"!

— Есть, — козырнул водитель и повез нас мимо зданий в подземный ангар. Там мы въехали в грузовой лифт, который быстро спустил нас на четвертый ярус. Затем уже продолжили путь по широкому коридору, освещаемому плафонами. Это место разительно отличалось от Президентского Дворца: там было всегда полутемно, сыро и не хватало воздуха.

Возле отсека, где стояла охрана, мы увидели большую латинскую букву «Z». Видимо, здесь намеревались проверить наши личности. Впрочем, я когда-то бывал здесь и поэтому знал процедуру идентификации.

В большом кабинете, полностью обставленном аппаратурой, двое бородатых специалистов в халате попросили нас каждого приложить правую руку на светочувствительный индикатор. За исключением Малики, мы трое выполнили это. В течение секунды компьютер считал дактилоскопию с пальцев, а также снял данные по температуре, биополю и провел биохимический анализ крови и ткани кожи. Потом мы просмотрели в специальный окуляр, где нам проверили радужку глаз и сравнили с имеющимся банком данных. Последним испытанием стал анализ нашего голоса.

Когда все закончилось, один из бородачей просмотрел итог на дисплее и произнес:

— Все верно, это они!

Удовлетворенный проверкой, Дюгаев кивнул и повел нас наверх. Мы шли долго по коридорам. На нас никто не обращал внимания. Может быть, принимали за таких же сотрудников, как и они сами.

В кабинете, куда нас завел майор, нас уже ждали три человека. Один из них — грузный, с ярко выраженной кавказской внешностью, имел звание полковника. Другой, который сидел слева от него, был, судя по чертам лица, казах. На нем была гражданская одежда. Третий — в звании капитана — казался моложе всех, зато его сивые усы и жесткие глаза делали его человеком, который прошел через многие испытания.

Когда мы вошли, они уже вели какую-то беседу. Но при виде нас прекратили разговаривать и стали нас разглядывать. Особенно пристально ощупывал капитан. Дюгаев стал представлять обе стороны:

— Это космонавты — Андрей Колько, Тимур Каримов и Тод Алленс. А это их спутница Малика Турсунова… Разрешите представить вам заместителя командующего Байконуром полковника Теймурада Кератишвилли. Рядом — заместитель директора программы космических пилотируемых полетов государств Содружества Жалил Еркезов. Евгений Бурков — капитан контрразведки.

— Как быстро время летит, — вздохнул Колько. — Никого не знал раньше из здесь находящихся. Или они получили такие должности при помощи Центра.

— Это неважно, Андрей Владимирович, — жестко произнес Бурков. — Главное, космодром продолжает действовать.

— Это как смотреть-то, — зло процедил Колько. — Если вы строите планетолет для избранных — это одно дело. Если думаете помочь колонистам на Марсе и Луне — это другое.

— Слушай, дарагой, — с заметным грузинским акцентом произнес полковник. — Зачем так говоришь, а? Как мы можем помочь Марсу, а? У нас нет больше пилотов!

— А для полета на Сатурн у вас, конечно, они найдутся?

— Вы хорошо знаете о наших планах, — заметил Еркезов. — Но даже для полета на спутник Сатурна у нас нет пилотов. Мы сейчас готовим несколько человек из числа авиалетчиков. Но занятия носят больше теоретический характер. Ведь никто из них раньше не был в космосе, и не знает специфику управления космического корабля.

— Вы знаете, почему вас силой доставили на Байконур? И в чем вас обвиняют? — вдруг спросил Бурков.

— Да, — кивнул я. — Ваш майор нам сообщил. Но могу заверить вас, это все бред Тиграна.

— Правительство Узбекистана в лице Совета Выживания обвинил вас в тяжких преступлениях, в том числе и убийствах. Такими заявлениями не бросаются!

Тут Малика не выдержала и произнесла:

— Все это ложные обвинения. Мой отец — профессор Турсунов был убит Тиграном Айрапетовым. Переворот совершил Муратхон Джураев. Мы получились как нежелательные свидетели этих махинаций!

— Уверяю вас, господа, мы космонавты, а не киллеры, — спокойно произнес Алленс. — Никакого захвата власти мы не совершали. Зачем нам власть в умирающем царстве?

— Я вынужден начать расследование, — заявил Бурков. — Так что все ваши доводы будут учтены. Кстати, сам Айрапетов хочет участвовать в разборе дел.

— Как это? — вскочили мы.

— Успокойтесь, успокойтесь, — нервно произнес Еркезов, заметив, как мы схватились за оружие. Впрочем, всех в кабинете смущало наличие автоматов у нас, ведь это не позволяло им оказывать на нас необходимое давление. — Никто не собирается огульно обвинять вас во всех смертных грехах. Наше расследование будет объективным.

— Канечно, — согласился Кератишвилли. — Если вы говорите правду, то мы снимем все обвинения.

— И что тогда с нами будет?

— Мы хотим предложить вам принять участие в подготовке полета на Сатурн. Нам нужны опытные пилоты!

— Полет состоится не раньше, чем через два года, — заметил Колько. — Если мы докажем свою невиновность, вы позволите нам воспользоваться вашим шаттлом и доставить платформу, которая сейчас в космосе, на Марс?

Кератишвилли и Еркезов переглянулись. Они никак не ожидали такого предложения.

— Э-э. дарагой, сразу трудно сказать ответ, — протянул полковник. — Нам нужно посоветоваться…

— С кем? С Центром?

— И с ним тоже! — кивнул Еркезов, не желая скрывать это. — В принципе, мы намеревались захватить марсианскую платформу с собой. Ведь на Япете нам может пригодиться и плутониевое горючее, и оборудование, которое имеется там. Ваше предложение необходимо обдумать.

— Вы собираетесь на Япет, даже не удостоверившись, а пригодна ли эта планета к жизни человека, — сказал я. — Мы живем на Марсе и чувствуем, как сложно нам приспосабливаться к местным условиям. А вы сразу готовите чудовищных размеров космолет и огромный экипаж. Как вы там будете жить?

— Все зависит от того, что мы собираемся делать на спутнике Сатурна, — произнес Еркезов. — Хочу немного посвятить вас в наши планы. Дело в том, что по информации американских и российских автоматических межпланетных станций «Вояджер», "Пионер" и «Москва» наши специалисты пришли к выводу, что на Япете есть необходимые условия для жизни человека, а именно: атмосфера, богатая кислородом, относительно высокая температура — около плюс двадцати пяти по Цельсию, гравитация в ноль девяносто три процента от земного. Солнечный свет заменит сияние Сатурна. Что касается возможности обитания, то космолет проектируют так, чтобы он мог в последствии стать жильем для колонистов, то есть каждый отсек разбирается на отдельные блоки и превращается в квартиру.

— А чем питаться будете? Местной дичью? — усмехнулась Малика.

— Мы не отрицаем наличие какой-либо жизни на Япете, — произнес Еркезов. — Никаких данных, которые опровергали или доказывали это, у нас нет. Но мы не собираемся использовать, как вы выразились, "местную дичь" в качестве основной пищи. Дело в том, что на Байконуре когда-то содержали свино- и птицефермы. Так что домашний скот у нас остался даже после биологической катастрофы. Мы возьмем с бой замороженные клетки и там, на Япете будем клонировать животных.

— А тогда зачем мой отец занимался исследованиями для Центра? — изумилась Малика. — Вместо того чтобы бросить все силы на поиск средств уничтожения сцерцепов, он тратил время, силы и средства на решение проблемы обеспечения питания для вас. И все его труды оказались напрасными?

— Ничего подобного, — нахмурился Кератишвилли. — Работа профессора Турсунова оказало необходимое влияние на выбор способа питания колонистов. Наши специалисты намерены использовать результаты Ташкента для альтернативного решения продовольственной проблемы. Сцерцепы будут разводиться и на Япете, только в качестве бездумного домашнего скота.

— Зачем вам Япет? — недоумевал Тод. — Не лучше ли вернуть Землю?

— Это бесполезно! — сказал Еркезов. — Центр имеет все доводы, что тварей нам не одолеть! Поэтому есть решение основать человечество на другой планете!

— А оставшиеся на Земле? Что с ними будет?

Казах пожал плечами:

— Это уже не наши проблемы! Мы не можем взять больше того, что имеем! Может быть, нам удастся построить еще один планетолет…

— Это еще для десяти тысяч человек, — заметил я. — А как же остальные восемь десятых населения Байконура и других городов?

— Морально-этическими проблемами занимается Центр, а мы лишь обеспечиваем решение технических задач, — жестко произнес Кератишвилли. Но его позиция была зыбкой, и он сам чувствовал это. — Впрочем, чего зря спорить, дарагой, все равно мы ничего не сможем изменить в этой жизни!

— Мы так не считаем! — прошипел Колько.

Бурков, который, видимо, считал, что меньше всего участвует в разговоре и ему необходимо увеличить значимость своей личности, произнес:

— Прежде всего, вам нужно сдать оружие!

— Это еще зачем! — встрепенулся Тод.

— На Байконуре оружие носят только охранники!

— Но наличие оружие у нас было одним из условий, когда мы дали согласие вашему майору прилететь на космодром! — твердо сказал Колько. Его не устраивало желание капитана разоружить нас.

— Давайте не будем осложнять ситуацию, — сказал Бурков. — Предлагаю вам следующее. Вы сдаете оружие. Презумпция невиновности распространяется на вас и никто не будет обвинять вас в преступлениях, пока не будет доказана ваша вина. Пока будет вестись расследование, вы можете свободно ходить по космодрому, за исключением, правда, некоторых зон, куда доступ имеют только некоторые люди.

— Это может нас устроить! — прикинул Колько.

— Правда, в целях вашей же безопасности мы приставляем к вам одного охранника, — добавил Бурков.

Я быстро взглянул на командира. Охранник был фактически цепью, который ограничивал нашу свободу. Я ожидал резкой реакции со стороны Колько, но тот спокойно ответил:

— Хорошо, мы согласны.

По лицу Тода и Малики я увидел, что это не так.

— А вы нас не расстреляете, когда мы выйдем за дверь? — гневно сверкнула глазами девушка. — Я чувствую подвох!

— Не смотря на катастрофу на Земле, мы продолжаем соблюдать законы!…

Мы многозначительно хмыкнули. Центр казался нам далеко не законопослушной организаций. Всякая хунта не может опираться на правовые нормы. Разве деяния ставленника Тиграна и Муратхона, гибель бывшего руководства космодрома — разве это не доказательство антиконституционной деятельности Центра.

— Сдать оружие! — все равно сказал Колько. Мы не стали спорить с командиром, полагая, что он знает, что говорит.

Под пристальные взгляды четверых байконуровцев мы положили на стол автоматы и боеприпасы. Кератишвилли нажал на кнопку на столе и в кабинет вошел охранник.

— Собери и сдай в камеру хранения! — приказал Теймурад. Тот молча взял наше оружие и вынес из комнаты.

— Надеюсь, наручников не будет?

— Никаких наручников! — торжественно произнес Бурков. — Я же сказал вам, что вы пока невиновны.

— Спасибо за "пока"! — презрительно произнес Колько.

— Надеюсь, вы не забудете нашу просьбу относительно полета на Марс! — сказал я.

— Конечно, конечно! — заулыбался Кератишвилли. В это время на его столе ожил селектор:

— Внимание! Говорит отдел связи. Сержант Иванов. Вертолет Ка-631М "Черная барракуда" уже отправилась за представителями Ташкента. Возвращения на Байконур ожидаем через шесть часов!

— Отлично, — произнес полковник, отключая селектор. — Надеюсь, вашу проблему мы разрешим быстро!

— Мы тоже надеемся, — мрачно сказал Андрей. — У меня вопрос: Тигран тоже прибудет?

— Да, конечно, — кивнул Бурков. — Он как глава охраны Президентского Дворца имеет права следствия и поэтому хочет принять участие в расследовании.

— Понятно, — еще мрачнее произнес Колько.

— Вы извините нас, — сказал Кератишвилли. — У нас еще есть свои внутренние проблемы, которые мы должны закончить к сегодняшнему дню. Вас проводят в жилой комплекс, где живут наши специалисты. Уверяю вас, там вам понравится!

— До свидания, — Колько встал с кресла и направился к двери. Мы в сопровождении Дюгаева направились за ним.

Помещение, которое нам предоставили, действительно было с удобствами. После нашей тюряги в Президентском Дворце это помещение нам казалось номером люкс в пятизвездочном отеле. Здесь была ванная, санузел, четыре кровати, открывающие из стены, телевизор и небольшой терминал, который связывал с центральным компьютером космодрома.

— А отдельного номера нет? — спросила Малика.

— Увы, — развел руками Дюгаев. — Придется вам тесниться с космонавтами… Охранник будет всегда дежурить за дверью. Если что-то понадобится, можете заказывать через него!

Попрощавшись, он вышел из комнаты. Когда дверь захлопнулась и щелкнул электронный замок, Малика мрачно констатировала:

— Итак, мы под колпаком!

— Хорош колпак! — заметил я. — В Ташкенте у нас были более худшие условия.

— Андрей, зачем вы согласились сдать оружие? — спросила Малика у Колько. — Ведь теперь мы не сможем им оказать сопротивление!

— Если бы мы имели оружие, то вряд ли могли рассчитывать на что-либо, — спокойно произнес Колько. — Центру бы это не понравилось, и нас все равно бы разоружили. А так мы добровольно сдали автоматы и успокоили их. Они и не подозревают о наших истинных планах.

— О каких планах вы говорите, командир? — удивился я. — Тигран соберет сотню свидетелей во Дворце, которые заявят, что мы подбивали их выступить против руководства, хотели сами стать во главе правительства и жить припеваючи. Айрапетов также подкинет пару вещественных «доказательств», что мы убили Усманова и Турсунова! Это несложно сфабриковать! И никакой адвокат не станет защищать нас!

Но Колько не смутили мои доводы. Он спокойно выслушал меня и ровным голосом, словно читал лекцию нерадивому студенту, произнес:

— Не забывай, Тимур, что этот фарс проводится только с одной единственной целью — заставить нас сотрудничать с Центром! Хунте остро нужны пилоты! Они не могут доверять планетолет летчикам, которые ни разу не были в космосе! И нас никто не думает уничтожать! А Тигран хочет добиться своего! Но и он тоже не станет «топить» нас, ведь тогда никто не поможет ему отправиться на Марс!

— Вы думаете, что нас начнут шантажировать событиями в Ташкенте и заставят выполнять волю Центра? — процедила Малика.

— Это очевидно!

— Я на это не пойду! — заявила Малика.

— А ты им и не нужна! Им нужны мы — космонавты!

— Я согласен с Маликой! — произнес я. — Я не буду сотрудничать с бандитской организацией!

— И я тоже! — подал голос Алленс.

Колько обвел нас взглядом и улыбнулся:

— А ничего иного я от вас и не ждал! Я специально усыпил все подозрения у Буркова и Кератишвилли, что бы мы могли без осложнения выполнить нашу миссию!

— Как?

— Угоним «Бумеранг»! В космосе подцепим платформу — и адью! Пускай нас Центр ищет на Марсе!

— Но как это сделать? — растерялся Тод.

Малика сказала:

— Нам нужно это сделать до прилета Тиграна. Ведь он знает, что мы хотели сбежать на Марс. Поэтому он заставит усилить охрану! Мы не сможем добраться до шаттла!

— Ты права, Малика, — согласился Колько.

— Но мы так и не решили, как сбежим отсюда и угоним космоплан, — напомнил я им нашу задачу.

Все сразу нахмурились. Но Малика первым нашла выход:

— В нашей комнате находится терминал, который наверняка подключен к общей информационной сети Байконура. Может, через компьютер можно будет узнать о шаттле?

— А это идея! — оживился бортинженер. — Наверняка, космодром автоматизирован и управляется с помощью базового компьютера. Может нам удастся дать команду стартовому комплексу подготовить «Бумеранг» к взлету без участия людей?

— Ух, ты, — подхватил я, ошеломленный предложениями товарищей. — Правильно мыслите, господа! Готовим отсюда космоплан, убираем охранника и сматываемся к стартовой площадке. А оттуда — гуд бай! — в космос!

— А у тебя, оказывается, есть что-то в голове, — с уважением произнес Андрей, посмотрев на Малику. — Назначаю тебя членом экипажа!

— Спасибо, командир, — просияла та.

Тем временем Тод занялся терминалом. Он несколько минут изучал его, а затем сказал:

— Обычная локальная сеть. Попробую оживить терминал, — и его пальцы уверено забегали по клавиатуре пульта. Ощущалось, что он соскучился по своей работе.

Экран монитора вспыхнул, и по нему забегали значки и символы машинного языка. Когда терминал подсоединился к общей сети, то компьютер первым делом сделал запрос: "Прошу дать код доступа!"

— Ах, черт! — вскричал Тод. — Так все хорошо начиналось. Какая отличная была идея! И на тебе — код подавай!

— Можно попробовать что-нибудь! — сказала Малика.

Тод хмуро посмотрел на нее и стал стучать по клавиатуре, предлагая машине свои варианты. Через полчаса, взмокнув, он произнес:

— Бесполезно! Можно гадать тысячу лет, так и не узнав правильный ответ!

— А вы раньше пользовались электронными системами Байконура? — поинтересовалась девушка. — Может, сохранились старые файлы, которые обеспечивали доступ ко всей информации!

— Верно! — у Колько изумленно взметнулись брови. — Я сам когда-то имел личный код доступа. Попробую его запустить!

Тод освободил место. Андрей сел и стал набирать цифры.

— Все космонавты-пилоты работали с базой данных космодрома. Естественно, каждому давали индивидуальный шифр, с помощью которого можно было войти в общую сеть и получить любую информацию, — рассказывал он. — Хотя прошло много лет, но я не думаю, что мой код стерли… Ого, правильно!

На дисплее появились слова:

"В доступе разрешено! Входите в систему "Байконур"!"

— Ура-а! — радостно воскликнули мы и тот час замолчали, напуганные мыслью, что охранник за дверью мог услышать наш крик и понять в чем дело.

Дальше у нас пошло все как по маслу. Тод влез в секретные файлы космодрома и вытащил много интересного. Мы узнали даже технические характеристики строящегося планетолета "Птица «Феникс» и даже состав экипажа. По фамилиям мы могли понять, кто входит в состав Центра. Мы не удивились, когда встретили в списке знакомые лица. Это «товарищи» и раньше проявили себя далеко не с положительной стороны, а теперь на новом месте они собирались возглавить миссию человечества.

Но больше всего нас поразила конструкция планетолета, который больше походил на колесо велосипеда. Это был настоящий космический монстр. Было страшно себе вообразить его размеры: диаметр около полутора километров, диаметр «колеса» больше пятидесяти метров, а «спицы» и «втулка» могли пропустить через себя целый железнодорожный состав. Я даже не мог предположить, какие необходимо иметь двигатели, чтобы поднять всю эту махину в космос. Я бы, например, спасовал перед управлением таким кораблем. Даже опытный Колько наверняка бы смутился в пилотировании.

— Это интересно, но нам не нужно, — сказал Колько. — Ищи, где находится "Бумеранг".

Вскоре и эта информация появилась на экране. Компьютер свидетельствовал, что шаттл расположен в ангаре номер шесть, рядом со стартовой площадкой для запуска челноков. Последняя проверка проводилась несколько месяцев назад, перед неосуществленным стартом. С тех пор шаттл стоит там, где его и оставили.

— Нужно еще раз проверить бортовую систему корабля! — произнес Колько.

— Есть, кэп, — отчеканил Тод. И дал команду базовому компьютеру. Тот час где-то там, в ангаре послушные механизмы выдвинулись из пазов и пристыковались к информационным розеткам, расположенным по корпусу «Бумеранга». По проводам побежали электрические сигналы, которые поэтапно сообщали на дисплей терминала о техническом, энергетическом состоянии шаттла, а также о функционировании бортовой электроники.

— Сколько времени займет проверка технического состояния космоплана? — командир хотел знать, на какое время можно рассчитать побег.

— Компьютер управится за два часа!

— А заправка топливом и установка на стартовую площадку?

— Тоже два часа! — ответил Тод, взглянув на график поэтапных действий по запуску шаттла.

— Через четыре часа Тигран будет здесь! А нам нужно взлететь до его прибытия!… Можно как-то ускорить все эти технологические процессы?

— Теоретически можно, но практически никто никогда не делал этого! Да и опасно! Например, можно не проверять бортовую систему, а просто заправить и установить на взлет. А вдруг разладился какой-нибудь важный блок, без которого полет может закончиться плачевно для нас? Ведь компьютер при проверке одновременно устраняет неисправность… Не забывайте командир, некоторые приборы имеют тенденцию к дерегулированию, а за полгода это вполне могло произойти. И нет уверенности, что не было стрельбы в ангаре: пули вполне могли повредить обшивку.

— Это я знаю, — мрачно сказал Колько. — Ладно, все равно этого не избежать нам! А можно совместить три процесса в одном — проверять бортовое состояние, заправлять топливом и устанавливать шаттл на площадку одновременно?

— Гм, кэп, — промямлил техасец. — Подобные операции запрещены инструкциями. Я даже не знаю, что и сказать…

— Ты думай, думай! — сказал я ему. — Командир хочет ускорить наш побег. Возможно ли это сделать?

— Сейчас попробую, — буркнул тот и стал нажимать на кнопки. На запрос машина долго не отвечала. Наконец на экране возник ответ, который огорчил всех нас. По расчетам компьютера, совместить разом все три процесса подготовки корабля к старту было нарушением технологического режима, который мог повлечь нежелательные последствия.

— Делать нечего, — пожал плечами Колько. — Не будем терять времени, запускай всей три процесса.

По команде Тода базовый компьютер космодрома приступил к выполнению задания: подготовки к взлету корабля. В подземном ангаре заработали насосы, выкачивая из резервуаров топливо для шаттла. Одновременно готовилась стартовая площадка, с которой должен был взлететь «Бумеранг». Все это делалось в абсолютной темноте и при отсутствии людей. Мы беспокоились, как бы кто не сунул нос в богом забытый шестой ангар и не увидел предстартовые операции. Тогда мог бы подняться страшный переполох. Однако нас тешила надежда, что никому нет дела, что творится под землей.

Конечно, опасность быть выявленным появилась бы в те минуты, когда открылись бы внешние люки шахты. Платформа с кораблем автоматически поднялась бы на поверхность. Сразу бы сработала звуковая сигнализация, оповещая персонал космодрома, что предстоит старт шаттла. Тогда командование Байконура или Центр это сразу бы усек и предпринял попытку остановить запуск.

УГОНЩИКИ

— Дело пошло, — сказал Алленс. Едва он успел это произнести, как дверь неожиданно открылась, и в помещение вошел Дюгаев. Он был не один. За ним следовал молодой военнослужащий в белом поварском халате, который толкал тележку с едой. Из кастрюль поднимался такой аромат, что у меня, например, закружилась голова, а рот быстро заполнился слюнками. Ведь уже более полусуток мы не держали и крошки во рту. К тому же нам давно не приходилось питаться нормальным горячим блюдом.

— Это ваш ужин, — произнес майор. — Если вы хотите, то вам могут доставить крепкое спиртное. Я тут принес вам, правда, послабее — шампанское, — и он указал на три большие зеленые бутылки, на котором были этикетки с надписью "Советское шампанское". — А может, хотите коньячок? Могу заказать для вас «Мартини» или "Наполеон", — скорее всего, он хотел заказать это для себя за нас, разумеется, счет.

— Нет, спасибо, мы не употребляем алкоголь, — поспешно сказал Колько, хотя это было враньем. Просто мы не могли позволить себе расслабиться перед угоном шаттла, да и управлять нетрезвым было безумием в нашем деле.

— Напрасно, — фыркнул Дюгаев, явно недовольный нашим решением. — Это хороший стимулятор! — и он выразительно посмотрел на единственную даму в комнате.

— Смотря для чего, — заметила Малика. Она поняла смысл сказанного.

Дюгаев хитро подмигнул ей:

— Хотя сама женщина есть самый лучший стимулятор!

— Вы чего себе вообразили! — вспыхнула девушка.

— О, о, о! — попятился майор, не убирая ухмылку с лица. — Пардон! Я, наверное, сморозил глупость…

— Причем большую, — процедила яростно Малика.

Дюгаев повернулся к Тоду, чтобы сказать какую-то гадкую фразу о прекрасном поле, как вдруг его внимание привлек светящийся экран терминала: Алленс забыл выключить дисплей при появлении посторонних. Это было непростительной ошибкой.

— А это что? — удивился майор, подходя к терминалу. — Как вы умудрились включить компьютер?

— Мы просто игры запускали, — попытался обмануть Тод.

— Какие там видеоигры? — возмутился майор, подозрительно посмотрев на нас. — В базовом процессоре космодрома нет ни одного файла компьютерных игр… Так, посмотрим, что вы тут искали, — и он стал поднимать запрашиваемые директории. — Ого, да вы влезли в секретные материалы Байконура! Как вам это удалось?

— Да просто гадали, — ответил бортинженер.

— Зачем вам устройство планетолета? — продолжал допрос Дюгаев, смотря на экран. — А информация о "Бумеранге"?… Подожди-ка, да ведь вы готовите его запуску! Сбежать вздумали?! - взревел он.

Мы поняли, что попались. Все наши планы рухнули. Этот майор совсем некстати влез к нам и по иронии судьбы стал свидетелем нашего предстоящего побега.

— Рядовой! — рявкнул майор, обращаясь к повару. Тот вскочил. — Немедленно сообщи…

Договорить Дюгаев фразу не успел, так как Малика схватила с тележки бутылку шампанского и трахнула по голове майора. Тот ахнул и свалился на пол. Повар широко открыл глаза от изумления, но рядом стоявший командир оглушил его ребром ладони в шею. Рядовой также бесшумно "приземлился".

— Пружина начала раскручиваться, — прошептал я. — Что дальше?

— Нужно связать их. Если Дюгаев очнется и подымет крик, то нашей затее каюк!

Мы так и сделали. В качестве уз мы использовали толстый и крепкий скотч, который обнаружили в стенном шкафу. Одного рулона хватило, чтобы спеленать двоих мужиков в мумии.

— Их могут хватиться! — сказал я.

— Навряд ли, — ответил Колько. — Он шел сюда с намерением уговорить нас принять предложение Центра, но больше всего с желанием напиться. А пьяный офицер не нужен для какой-нибудь оперативной работы. Командование Байконура поручило ему дело относительно нас, и теперь будет ждать итога. Значит, в течение нескольких часов никого не будут тревожить! Этого нам хватит для побега!

— Может не все так плохо идет, как мне показалось, — перевел дух Тод. Малика тоже старалась отдышаться. Был бледным и я. Все действительно перепугались, когда Дюгаев разгадал наши намерения.

— Ты молодец, Малика, — похвалил девушку Андрей. — Вовремя сориентировалась!

— Я здорово испугалась, — призналась та.

— Все мы испугались, — заметил командир. — Но только ты первой нашла выход из положения.

Мы затолкали пленников в стенной шкаф и закрыли двери. Чтобы они не задохнулись, я оставил небольшую щель.

— Нужно теперь покинуть комнату и пробраться в шестой ангар… Тод, выключи терминал! Компьютер сделает все сам и без нашего контроля! Тимур, постучи в дверь! Нужно пригласить внутрь охранника и тоже оглушить!

Я подошел к двери и три раза стукнул костяшками кулака. Через несколько секунд дверь медленно поехала в пазы. Из коридора на нас взглянула хмурая морда охранника. По телосложению он уступал только бегемоту.

— Че надо? — недовольно вякнул он.

— Тебя и надо! — нагло ответил я. — Заходи, составь компанию! Тут у нас спиртяга есть…

Охранник заколебался. Видимо, он был большой любитель «поквасить», однако сейчас персоналу космодрома редко выдавали алкоголь. Поэтому от данного предложения было грех отказываться. С другой стороны, он был на службе, и за пьянку на посту ему могло здорово влететь. Какие муки возникли на лице здоровяка, мы сразу узрели.

— Да заходи поскорее, — поторопил я его. — Мы никому не скажем! — снял я его неуверенность. — Нам нужна хорошая компашка! Мы давно не пили!

Отбросив все колебания, охранник зашел внутрь комнаты. В ту же секунду я задвинул дверь, а Колько въехал мордовороту в солнечное сплетение. C таким же успехом он мог покушаться на бетонную стену. Если первых двоих мы уложили быстро, то этот громила даже глазом не моргнул, словно это был не удар каратиста, а укус комара.

Мозгов у охранника было маловато, ибо он несколько секунд тупо стоял и ничего не мог понять. За это время Андрей попытался провести еще несколько приемов, которые, впрочем, были безрезультатными. Зато в «котелке» громилы, наконец, сварились мысли, как нужно действовать при нападении. Ответным ударом он отбросил нашего командира к стене. Подобный полет я видел только в классическом американском мультфильме "Том и Джерри": именно там шкодливый кот выделывал кульбиты и сальто, когда получал подзатыльник.

Мы с Тодом ринулись в атаку. Требовалось срочным образом обезвредить охранника, пока мы не наделали столько шума, способного привлечь внимание людей с коридора. С первых же секунд я понял, что победить противника не так просто. Мои попытки использовать болевые приемы к успеху не привели, казалось, что у громилы вообще отсутствовали болевые точки. То, что Центр продуманно подходил к вопросу кадров, мы убедились сразу же. Охранник неплохо владел навыками рукопашного боя и на нас пер как танк. Его кулаки-гири мелькали в воздухе, выбивая из наших носов сопли и кровь. Все попытки контратаки не удались и мы с Тодом вынуждены были перейти в глухую оборону, которые выдержать долго вряд ли смогли. "Это тебе не Тигран, это настоящий буйвол", — возникла мысль в голове, которая мгновенно исчезла после очередного удара.

Но и на этот раз исход битвы разрешила Малика. Она не владела джиу-джитсу и не могла похвастаться атлетической фигурой. Ей пришлось только пошевелить мозгами и родить интересную мысль. Быстро сорвав электропровод с телевизора, она оголенные концы ткнула в руки громилы. Тот инстинктивно схватился за них и на наших изумленных глазах начал исполнять замысловатый танец, нечто среднее между рэпом, ча-ча-ча и брэйк-дансом. При своей взбитой фигуре охранник выделывал очень ловкие «па», а из его ладоней вылетали яркие искры. В конце своего номера он совершил сальто и лицом шмякнулся на пол. Провода опасливо полетели в нашу сторону, но в тот же миг Малика выдернула штепсель из розетки.

Даже получив мощный электрический разряд, громила остался в живых. В этом я убедился, пощупав его пульс.

— Такой организм выдержит и удар молнии! — покачал головой я.

— Здорово ты его, Малика, — восхищенно произнес Тод, вытирая кровь с носа. — Я бы никогда не додумался до такого хитрого приема.

— А надолго он вышел из строя? — поинтересовалась в свою очередь девушка.

— М-м, сложно сказать, — произнес я. — Может на час, а может на десять минут.

— Тогда его тоже нужно связать, — предложил Алленс, с уважением посмотрев на поверженного противника: его умение драться было выше всяких похвал.

У нас еще оставалось немного скотча, и мы аккуратно связали руки и ноги охраннику. В завершении Андрей засунул ему в рот кляп, чтобы тот не имел возможности позвать на помощь.

— Может вырваться, — с сомнением сказал Тод, осмотрев путы. — Скотч его не удержит.

— Ничего иного у нас и нет! — парировал Колько. — Теперь нам нужно выходить.

— Подождите, — остановила нас Малика. — Вам нужно привести себя в порядок. Иначе у любого встречного возникнет подозрение, едва увидит ваши разбитые физиономии.

— Верно, — сказал я, глядя на товарищей. — Вид у нас неважнецкий!

Около получаса мы гримировали себя. Волосы расчесали быстро, но с большим трудом нам удалось спрятать синяки и ушибы под многослойной пудрой и кремами. Даже после упорного старания Малики наш вид был жалкий.

— Сойдет, — наконец сказал Колько. — Мы, в конце концов, не женщины. Мало ли где могли заработать гематомы.

— Действительно, — ехидно поддакнул ему я. Уж мои синяки вызывали во мне ноющую боль. — Может мы клоуны! Ха-ха-ха! Здрасьте!… Мне сегодня на голову упала табуретка! Ха-ха-ха!… Или предположим, что на Байконуре преступность имеется! Нам бандюги вмазали по первое число…

— Хватит зубы скалить, пора уходить! — Колько подошел к двери и, решительно открыв ее, вышел в коридор. Мы последовали за ним. В принципе, мы знали местоположение нужного нам ангара, ибо были когда-то здесь, да и заранее просмотрели карту-схему космодрома, на котором определили безопасный и короткий путь.

Слава богу, люди на космодроме занимались своим делом даже в эти поздние часы, и никто на нас не обращал внимания. Мы незамеченными вышли из жилого комплекса и направились в сторону ангаров. Там людей было поменьше, наверное, все силы были брошены на строительство планетолета.

На космодроме стояла ночь. Тепло медленно покидало нагретый бетон, а ветер приносил прохладу. Через несколько часов здесь было бы холодно. Таков характер казахстанских степей.

Но на Байконуре было светло. Вовсю горели прожектора и лампы. Туда-сюда сновали электрокары и машины. В очередной поход собирался экспедиционный корпус, наверное, снимать «дань» с какого-нибудь городка, может быть даже и Ташкентского Дворца. Уточнять это мы не стали.

Ангар располагался в самом конце космодрома. Вообще, это был практически заброшенный участок Байконура. О том, что здесь давно не были люди свидетельствовали пыль на воротах, дороге и различного назначения устройствах, а также перегоревшие кое-где лампочки. Мы даже не заметили следов от ботинок.

— Отлично, здесь никого нет! — сказал Колько. — Видимо, это пока невостребованная часть космодрома… А вот и люк-вход в ангар. Идемте.

Он подвел нас к небольшому бункеру. Набрав личный шифр, которым когда-то открывал все двери на космодроме, командир с удовольствием крякнул, когда электронный замок щелкнул. Мы мышью юркнули внутрь бункера и по штормтрапу стали спускаться вниз.

Здесь было полутемно — просто включились некоторые плафоны, когда автоматика почуяла тепло людей. А так механизмы могли заправлять топливом баки корабля, проверять его системы и устанавливать на стартовую площадку в абсолютной темноте. Казалось, что машины жили здесь своей, отдельной от людей жизнью.

Мы прошли мимо шустрых и гибких манипуляторов, которые рыскали по всему шаттлу, проверяя каждый шуруп и болт на корпусе, затем переступили через шланги, по которому насосы перегоняли ворованное горючее, прежде чем достигли пилотской кабины. Одновременно с другой стороны к «Бумерангу» медленно приближалась мобильная стартовая платформа. Именно на нее мощные рычаги должны были установить шаттл, и именно с нее предполагался взлет.

Колько открыл люк на днище космоплана и вытянул трап. По нему мы взобрались на борт. Как приятен был характерный запах приборов и машин. Бортинженер чуть не взвыл от восторга, ведь он чувствовал себя в своей тарелке.

Малика с любопытством разглядывала шаттл. Ее поразили его размеры. Он был в два раза больше любого аэробуса.

— Тод, загружай компьютер корабля взлетной программой! — приказал Колько, садясь за штурвал. — Проверь, чтобы машина не зациклилась на второстепенных деталях — ведь мы будем взлетать без наводки радиомаяков и с тройным ускорением!

— Есть, кэп, — ответил Алленс и принялся за работу.

— Малика, садись на любое из этих кресел, — указал командир девушке на свободные места в салоне. Та повиновалась.

— Тимур, — повернулся ко мне Андрей. — Нам нужно обмозговать ситуацию, как отвлечь персонал базы в момент открытия внешних люков ангара. Едва шаттл появится на поверхности, как Центр поймет, что мы драпанули! Тогда пару ракет нам в бок будут обеспечены! Есть какие-нибудь идеи?

И как бы в ответ у меня в голове мелькнул интересный план. Обмозговав ее несколько секунд, я затем изложил ее командиру.

— Рискованно, — произнес Колько, выслушав меня. — Можно свернуть шею!

— Да, — честно согласился я. — А ничего иного придумать не могу!

Командир помолчал, а затем, положив руку мне на плечо, дал добро:

— Ладно, иди! Но помни, мы ждем тебя со щитом, а не на щите! Понял?

И я отправился на поверхность.

Поднявшись по штормтрапу наверх, я проскользнул к ближайшему охраняемому периметру. Это было в трехстах метрах от ангара номер шесть. У меня не было оружия, но работать я предполагал с помощью головы.

Прежде всего, меня интересовала вышка, откуда велся визуальный и телеконтроль за окружающим пространством на территории ангаров и, в основном, за колючей проволокой — там бесновались твари. Сцерцепы чувствовали пищу за оградой, но не могли проникнуть через полосу света и электричества. Это их и раздражало. Даже я слышал злые вопли.

Часовой — молоденький ефрейтор — стоял один на вышке и разглядывал сцерцепов через электронный бинокль. Иногда он ради потехи направлял один из прожекторов на тварей и радостно хихикал, наблюдая, как корчатся хищники под мощным светом, а затем как сумасшедшие бегают по степи.

План был прост. Мне требовалось только отключить ряд прожекторов на вышке, чтобы создать темный коридор. Это позволил бы сцерцепам проникнуть на первую линию охраняемой зоны. На военном языке это называется диверсией, но у меня в мыслях не было, чтобы твари захватили космодром. Передо мной стояла одна задача: инсценировать небольшой переполох и отвлечь основные силы от внимания за предстартовой операцией.

Я осторожно подкрался к часовому по всем правилам шпионо-диверсантской науки. Но, видимо, я плохо владел этой наукой, так как под моими ногами прогнулся металл лестничной ступеньки. Раздался тонкий певучий звук. Эффект неожиданности, естественно, уже не мог сработать. Пришлось мне напрячься и быстро преодолеть расстояние до часового.

Тот не сразу отреагировал на меня. Может быть, он ожидал своего коллегу, так как не поднял автомата. Но, увидев чужого, уже ничего сделать не смог. Я быстро и в тоже время легонько нанес удар в пах. Часовой согнулся. Еще один удар в область шеи — и он отключился на несколько минут от внешнего мира. А большее и не требовалось.

Я быстро перешагнул через безвольно лежащее тело и подкрался к щитку. Там я обнаружил необходимый мне рубильник. Несколько движений — и десять мощных прожекторов погасло. Затем я нажал на кнопку, который управлял внешними воротами — через них когда-то проходила железная дорога, по которой на космодром доставлялись ракеты и космические корабли, а также топливо. Двери стали медленно открываться.

Такие действия не могли оставаться бесконтрольными. Я был уверен, что дежурный космодрома уже знает об этом безумном поступке. Как бы в подтверждение завыли сирены, сигнализируя персонал об опасности.

А опасаться действительно было чего: сцерцепы, ощутив неосвещенный проход, ринулись на территорию Байконура. Биодетекторы, закрепленные на заборах, регистрировали тварей по их теплу и сообщали общее количество компьютеру базы. Видимо, проникло столько много, так как в нашу сторону направлялась целая рота солдат.

— Эй, Фарух, ты чего вытворяешь, идиот! — услышал я разъяренный голос, который раздавался из наушников поверженного часового. — Совсем крыша поехала после вчерашней разборки? Ганиходжаев, ты меня слышишь?

Поскольку данный вопрос адресовался не мне, то я, естественно, не стал отвечать. Но и молчание Фаруха вызвало подозрение у запрашивающего. Он выкрикивал еще что-то, пока моя нога не раздавила микрофон. Затем я поднял автомат. Это был "Калашников".

"Пора сматываться", — подумал я, смотря с высоты, как сюда уже направлялись бронемашины. Но едва я спустился вниз, то услышал крик подбежавшего солдата:

— Придурок, ты чего с поста уходишь?! Фарух, ты со… Эй, ты кто такой? — изумился солдат. — А ну стой, руки вверх!

— Эй, эй, я свой! — испуганным голосом завопил я. — Совсем очумел что ли? Опусти автомат!

Солдат растерянно опустил оружие, и я воспользовался секундным замешательством противника. Подпрыгнув в воздух, ногой нанес удар в грудь. Тот оказался не из числа громил и поэтому свалился на пол. Кулак в переносицу — и солдат в отключке! Аккуратно уложив его на бетон, я кинулся в сторону ангара, стараясь оказаться незамеченным для прибывших подразделений.

Позади меня метались сцерцепы. Некоторые из них уже проникали во вторую охраняемую зону. Поскольку при открытых воротах отключился ток на колючей проволоке, то они могли вскоре оказаться на самом космодроме. Перестарался, мелькнула у меня мысль.

До меня доносились крики людей:

— На вышке никого нет!… Фарух без сознания! Эй, и Хамид оглушен!… Кто это сделал! Осторожно, тварь за твоей спиной! — и беспорядочные автоматные очереди, а также взрывы ручных гранат заглушили переговоры солдат. Там, судя по звукам, становилось жарковато. У меня желания погреться у этого огня, конечно, не было, и я ускорил свое движение к ангару.

Только меня выследили. И сделали это не солдаты.

Едва я покрыл половину расстояния от вышки, как услышал стрекот в небе. Шум мотора был знакомым.

— Что это? — подумал я и поднял глаза наверх и тот час узрел вертолет. Его позиционные огни напоминали залитые кровью светящиеся глаза дракона. Я сразу признал "Черную барракуду". Прожектор геликоптера включился, и яркий луч стал прошаривать место возле меня. Скорее всего, экипаж выискивал не тварей, которых ловила специальная бригада, а того, кто это натворил, то есть меня.

— Ух, черт, Этого еще не хватало! — выкрикнул я, когда луч выхватил меня из блоков. Тот час из динамиков послушался возглас:

— Вот он, ребята, я держу его на луче! Диверсант приближается к шестому ангару!

Через секунду динамик заголосил другим, но уже более знакомым голосом:

— Ба, да это Тимур! Я так и знал, что это дело рук космиков!

— Тигран? — удивился я. Ведь по нашим расчетам, он должен был прибыть на Байконур не раньше, чем через два-два с половиной часа. Как он раньше оказался здесь? Ах, да, ведь на "Черной барракуде" были установлены ракетные ускорители, которые значительно сэкономили время. Значит, Айрапетов знал, что мы решимся на побег с Земли, и приложил все силы, чтобы поскорее добраться до космодрома.

— Хитрый дьявол, — процедил я. — Но меня ты не возьмешь.

Превозмогая боль в глазах от яркого света, я прицелился в прожектор вертолета и несколькими выстрелами разнес вдребезги. Пилот резко поднял машину, стараясь предохранить ее от огня. Это была перестраховка, ведь автоматные пули не могли пробить броню «Барракуды». Впрочем, экипаж, наверное, не был уверен в отсутствии у меня более мощных средств, например, базуки с кумулятивным снарядом.

Некоторое время я был освобожден от преследования вертолета, однако обозленные охранники, узнав, кто виноват в беспорядке, начали на меня охоту. Бурунчики взрывов прошлись по бетонным перегородкам, за которыми я прятался. Несколько пуль едва не задели меня.

Ситуация складывалась скверной. Ведь я не мог убивать людей, которые выполняли свой долг. Но и умирать просто так не хотел. Лучшим выходом стало бегство с поля боя. Я сразу переключил свои ноги на вторую космическую скорость и направился прямо к взлетной площадке. По моим расчетам, внешние люки уже должны были открыться, а корабль занять стартовую позицию. Не меньше семи человек кинулись за мной на перехват.

Мои преследователи, необходимо отметить, били на поражение. Трассирующие пули так и свистели у головы, а один раз даже прошили левый рукав, к счастью, не задев самой руки. Было удивительно в том, что я не погиб, а также то, как эти олухи не могли попасть в меня. Ведь наверняка среди них были специалисты ночного боя.

Пока мы приближались к ангару, шаттл уже был готов к взлету. До последней минуты персонал космодрома не знал об этом. Но едва люки раскрылись, как по всему периметру загорелись сигнальные огни и тревожно загудела сирена, предупреждая людей срочно покинуть опасную зону. Это сбило с толку моих охотников.

Они растерянно забегали по территории, не зная, что предпринять: или бежать отсюда, чтобы не изжариться живьем, или все же догнать и уничтожить вредителя. Может быть, солдаты все-таки решились бы на последнее, но тут их все намерения сломал грозный окрик Колько, который прозвучал из внешних динамиков шаттла:

— Внимание! Всем покинуть стартовую площадку! Я буду взлетать с тройным ускорением!

Даже сантехники на Байконуре знали, что такое подниматься в космос с этими параметрами. При таком взлете во много больше тратилось горючее, однако, и на околоземную орбиту корабль выходил быстрее, и возможность сбить ракетой значительно уменьшалась. Правда, столб огня мог испепелить все на ближайшем расстоянии от стартовой площадки. Разрушения в этом случае были неизбежными. Но это нас мало волновало.

— Эй, братва, даем деру отсюда! — раздались истеричные вопли, и я услышал удаляющийся топот. В свою очередь я направился к шаттлу. Он уже показался из ангара. Нос корабля был нацелен в зенит.

Тод, который наблюдал за космодромом через экраны телемониторов, заметил меня и открыл люк. Я влетел внутрь так шустро, будто ракетный двигатель был в моей заднице.

Центр был бессилен нам помешать. Я представлял, какой бедлам стоял в кабинете Кератишвилли. Еркезов и Бурков наверняка проклинали нас. Однако единственным человеком, который не хотел оставлять свою мечту и желания и не хотел свыкнуться с мыслью остаться с носом, был Тигран. В ярости он въехал в ухо пилоту, который с целью безопасности начал уводить «Барракуду» в сторону, а когда тот от боли скорчился, вытолкнул из кабины. Мы увидели, как тело, упав с тридцатиметровой высоты, размазалось по бетону.

Едва место пилота освободилось, как Айрапетов сам сел за штурвал. Геликоптер изменил направление полета и устремился на нас, поливая платформу из крупнокалиберных пулеметов. Это было опасно. Ведь броня космоплана могла противостоять микрометеоритам, но никак не пулям с тефлоновым покрытием. Любая дырка на борту могла означать гибель корабля и нашу смерть.

— Вы от меня не уйдете! — орал в микрофон Тигран. Пока он стрелял не по самому кораблю, видимо, рассчитывая устрашить нас и заставить изменить планы.

Когда я влетел в кабину управления, то весь пульт был усыпан огнями приборов и индикаторов. Компьютер уже запускал в дело программу взлета и ожидал только окончательного прогрева двигателей. На это требовалось не менее трех минут.

Колько и Тод сидели, бледные и взмокшие. Малика пристроилась позади них. Ей тоже было не по себе.

— Ты здесь? — вскричал командир, увидев меня. — Садись и приготовься к взлету! Я закрываю люк.

Космоплан не мог взлететь, пока открыт внешний люк. Сервомоторы заурчали, задвигая проход ребристой крышкой. Но механизмы опоздали на несколько секунд, так как сквозь уменьшающую щель вдруг проник сцерцеп, неизвестно как пробравшийся вглубь космодрома. Теплодетекторы сразу уловили постороннего на корабле, да и мы с Маликой увидели через мониторы.

— О боже, тварь на корабле! — вскричала встревоженная Малика. Ее крик как бич хлестнул по нашим напряженным нервам. Обстановка была не из приятных: за бортом летал Тигран, угрожая отправить нас к чертовой матери, командование космодрома могло приготовить к бою зенитные противовоздушные ракеты, чтобы сбить нас, как только мы подымимся в космос, а теперь еще внутри шаттла бегало чудовище, ища чем бы закусить.

— Выхода нет, командир, — сказал я, принимая решение. — Я выпустил их внутрь Байконура, я и выведу сцерцепа из "Бумеранга".

— Давай, Тимур, — кивнул Колько, не спуская глаз с дисплея: он ждал окончания отсчета компьютера, после чего можно было запустить двигатели на полную мощь.

На нижней палубе, куда я спустился с оружием, было темно. Сцерцеп сразу учуял меня и, протянув щупальце, прыгнул. Наверняка он изголодался по вкусной пище, которым был человек. В этот момент я щелкнул кнопкой, включив плафоны в отсеке. Яркий свет ударил сцерцепа по его нежной коже, ввергнув организм в состояние паралича. Тварь яростно кричала, но не могла никуда спрятаться. Щупальца слепо тыкались в переборки.

Я всадил в нее пол-обоймы, разбрызгав кровью весь отсек. Затем схватил мертвую тушу за конечности и быстро выволок из корабля, благо Колько вновь открыл люк. Выбросив труп за борт, я хотел было сразу вернуться обратно. Но тут, вспомнив свое обещание Малике, вытащил нож, который висел за поясом, и отрезал кусочек щупальца. Живых клеток в ней было предостаточно, чтобы Турсунова могла продолжить эксперименты с тварями уже на Марсе.

Когда я вернулся в кабину, Тод тревожно смотрел на вертолет, который завис прямо перед носом "Бумеранга".

— Что будем делать, кэп? — спросил он.

Колько молчал. Он не собирался вступать в контакт с негодяем.

Но и Тигран не хотел отпускать нас. Его голос вновь прозвучал из динамиков:

— Эй вы, космики! Видите ракеты на крыльях "Черной барракуды"? Уверяю вас, одного залпа будет достаточно, чтобы превратить вас в металлолом! Лучше откройте люк и впустите меня с ребятами на борт!

Колько молчал, желая протянуть время.

— Тварь убита, — сообщил я командиру. Тот кивнул. Тогда я протянул Малике банку, в которой слабо шевелилось щупальце сцерцепа. Девушка с благодарностью посмотрела на меня.

— Начинаю отсчет! — вновь начал говорить Тигран, не дождавшись ответа с нашей стороны и потеряв всякое терпение. — Три, два…

"…один, ноль!" — в свою очередь закончил отсчет компьютер. Двигатели были готовы. Андрей ударил по клавишам. По команде «старт» на полную мощь заработали маршевые двигатели, выбросив океан огня. Платформа не была рассчитана на взлет с тройным ускорением и развалилась под давлением и температурой газов. Ослепленный до боли Айрапетов пытался увести вертолет от опасности, но пламя достало его раньше, чем он дернул на себя штурвал.

Телекамеры проследили, как "Черная барракуда" взмыла вверх, а затем, пылая, камнем упала на бетонную площадку космодрома. Раздался взрыв. С негодяем было покончено. "Ты, гад, получил все сполна", — подумал я.

В этот момент вспыхнул экран срочной связи, и мы увидели разъяренные лица Кератишвилли, Буркова и Еркезова. Позади них виднелась окровавленная физиономия Дюгаева.

— Кто вам разрешил взлет? — взревел Теймурад, потрясая руками. Грузин был в ярости. — Вы ответите за похищение корабля!

— Согласны предстать перед вашим трибуналом, но после того, как мы вернемся на Землю! — ответил Колько.

— Мы вас достанем и на Марсе! — вопил капитан Бурков, злясь, что не проявил свои наклонности следователя. — У Центра руки длинные!

— Я в этом не сомневаюсь. А теперь, господа, прошу не мешать нам! — и командир вырубил монитор, чтобы не отвлекаться ненужным разговором, а сосредоточить свое внимание на навигационных приборах и состоянии бортовых систем.

Дюзы, удерживающие корабль в воздухе после разрушения платформы, развернулись и стали по касательной поднимать шаттл в космос. С каждой секундой ускорение возрастало. Навалившуюся тяжесть мы не могли выдержать долгое время. Малика отключилась сразу, я потерял сознание на двадцатой секунде.

На околоземную орбиту «Бумеранг», как оказалось, вывел бортовой компьютер, ибо Колько успел отключить ручное управление и перевести шаттл на автопилот, прежде чем потерял сознание на семидесятой секунде. Тод тоже недолго находился в сознании.

Когда мы очнулись, то первым делом увидели голубой шар в иллюминаторах.

— Мы уже в космосе? — слабым голосом спросила Малика. Из ее носа тонкой струйкой текла кровь. В руках она продолжала сжимать банку, где на мое удивление, еще трепыхалось щупальце.

— Уже там, дорогая, — ответил я.

Колько посмотрел на нас и улыбнулся.

ОБРАТНАЯ ДОРОГА К МАРСУ

Мы возвращались на Марс. «Бумеранг», выполняя обычную роль космического тягача, тащил за собой гигантскую платформу с драгоценным для марсианской колонии грузом. После того, как мы угнали шаттл с Байконура и вышли за пределы Земли, то первым делом Тод и Андрей тщательно просканировали ближайшее пространство и обнаружили на геостационарной орбите платформу. Дальше мы стали готовиться к выходу в открытый космос.

В течение нескольких дней мы проводили ревизию имеющихся контейнеров, проверяли состояние груза: они не пострадали, хотя недавно около Земли проходил рой метеоритов. Колько превратился в Плюшкина, дотошно пересчитывая все. Ведь здесь было много необходимого для станции вещей, но самое главное, на платформе был укреплен свинцовый специальный вагон, в котором хранилось плутониевое горючее.

После ревизии мы потратили еще два дня на то, что бы аккуратно подвести космоплан к платформе и состыковаться. Мы хотели исключить всякую неприятность во время долгого полета и поэтому перепроверили все крепления, а особенно систему автоматической посадки платформы, которая должна была обеспечить мягкое примарсивание. Ящики, вызывавшие сомнение, Тод надежно упаковал с помощью дистанционно управляемого манипулятора.

7 августа 2011 года в 12.25 часов Колько закончил расчеты полета к Марсу и дал команду борткомпьютеру следовать новой навигационной программе. Шаттл начал свой полет к красной планете.

Мы возвращались с чувством достоинства и гордости. Миссия была нами выполнена.

Загрузка...