Через час после рассвета служба безопасности позволила пяти членам Тайного Совета выйти из своих бронированных бункеров на окутанную туманом землю. Они уставились на воронки, оставшиеся от нападения, на два ряда укрытых трупов погибших охранников, на порванную колючую проволоку и поцарапанные шрапнелью здания. Они не могли видеть вершины холма, где тянулся вверх дымок от пусковой установки н’ранья. Не видели и такшипа Алекса, обрушившего радиоактивный след вслепую запущенных «Гоблинов» на поверхность Земли.
Четверо из них были в бешенстве — как такое могло произойти?
Пятый, Кайс, силился разобраться в своих чувствах. За все эти годы никто не пытался уничтожить его физически. Поломать карьеру и жизнь — сколько угодно.
Но — бескровно, в залах заседаний…
Они все были оскорблены. Кто и за что?
За яростью Краа, очень близко знакомых с физическим насилием, скрывалось коварство.
— Нам нужны главари. Ведь это заговор, а не забастовка какая-нибудь!
— Я согласен, — вставил Кайс.
— Настоящие главари подождут, — сказала тощая Краа. Она в точности поняла, на что намекала ее сестра. — До понедельника подождут, во всяком случае. Сперва надо расправиться с негодяями, совершившими это злодеяние. Хондзо!
— К черту наш маленький кораблик, — проговорила толстая. — Сейчас у нас отличная причина для праведного гнева.
Ловетт, как всегда, подвел итог:
— Вот уж действительно заговор. Это намного хуже, чем любое нарушение границ каким‑то там кораблем!
— Я отдаю приказ флоту, — заявила Мэлприн и скрылась в помещении.
— Правильно — кивнула одна из Краа. — Сначала захватим АМ‑2. А потом передавим потихоньку всех, кто на самом деле пошел против нас.
— И их, — согласилась ее сестра, — и кое‑кого еще. Хороший повод для генеральной уборки в доме.
Любопытное явление — получается, как будто некоторые формы и организации начинают жить своей жизнью, совершенно независимой от тех, кто дал им жизнь первоначально. Причем как уж сложилась их судьба с самого начала, так и не изменить ее до самого конца. Это же относится и к армейским подразделениям.
Прекрасный пример — Седьмая кавалерийская бригада. Бездарное командование сразу после образования части привело к колоссальным потерям в первом же бою. Затем на протяжении столетий Седьмую пополняли людьми и модернизировали — поставили на колеса, оснастили летательными аппаратами, — и все равно бригада была постоянно обречена на бездарное командование и регулярные поражения.
В качестве более современного примера можно привести имперский 23‑й флот, коему надлежало атаковать миры хондзо и захватить их запасы АМ‑2. Когда начались Таанские войны, 23‑й потерпел сокрушительное поражение, в основном из‑за некомпетентности своего адмирала, которому, правда, хватило благородства пасть смертью храбрых на поле боя.
Был сформирован новый флот. Он воевал весь остаток войны, укомплектованный, в лучшем случае, весьма посредственно, и был известен в имперских службах лишь как любопытный пример возрождения.
По совершенно непонятной причине 23‑й оставался в действии и после окончания войны, когда намного лучшие, более известные и удачливые подразделения были расформированы, а их боевые знамена пылились на складах.
Его адмиралом — в недавнем прошлом вице-адмиралом флота — был некто Грегор, сменивший на посту своего предшественника Масона, когда тот отказался выполнить приказ Тайного Совета и был смещен с должности.
Как ни странно, оба командира, и новый, и старый, сталкивались раньше со Стэном. Масон встречался с ним и в летной школе, и в особенности когда был командиром штурмовиков во время Таанских войн. Удивительный человек: без жалости и сострадания ни к врагам, ни к своим собственным бойцам, но один из лучших руководителей, которых когда-либо имела Империя.
Грегор начал свою военную карьеру с неудачи. Он обучался в школе Гвардии вместе со Стэном, однако был признан негодным к службе, когда на посту командира тренировочной роты отдал приказ — строго по учебнику и совершенно неверно. Грегор вернулся в один из туристских миров, где его отец был далеко не последней шишкой. Старик повздыхал, а потом поставил очередную галочку в списке провалов сына и постарался подыскать ему такое место, где испортить что‑либо просто невозможно.
Папаша Грегора оказался оптимистом. К началу Таанских войн Грегору было совсем невмоготу. Организацию, где работал, он развалил, семью разрушил… Банкротство на всех фронтах.
Но в военную пору Империя принимала почти любого. Приняла она и Грегора — и даже присвоила ему звание.
В это время Грегор обнаружил путь к успеху: в первую очередь думай о приказах, которые получаешь. Если они не откровенно дурацкие, выполняй их беспрекословно. Пусть тебя считают твердым, непреклонным, даже жестоким. Никто во время войны не будет интересоваться обращением с военнопленными.
Вскоре Грегор стал продвигаться по службе. Он решил, что государственная служба — в особенности с его политическими связями, которые он старательно завязывал — это то, что ему надо. И в особенности в условиях недостатка АМ‑2.
Он получил назначение в 23‑й флот.
Масону, в действительности сильному человеку, хватило двух недель, чтобы догадаться, что Грегор не только некомпетентен, но и предназначен в будущем исполнить роль Кортеса, когда тот уничтожил ацтеков.
Он оказался прав. К сожалению.
Тайный Совет тщательно выбирал, кому из адмиралов командовать атакой на Хондзо. В известном смысле выбор был сделан правильно. Масон выполнил бы приказ и использовал достаточно силы, чтобы убедить хондзо, что превосходят их и по численности, и по оружию.
Но близнецы Краа вдруг решили, что, в дополнение к другим талантам, у них открылись способности военачальников. Их концепция «хорошей тактики» была столь же искусной, как и путь, которым они разрешали трудовые споры в шахтах.
Масон подал в отставку. Чувствуя отвращение ко всему, он решил на длительный срок исчезнуть и помогал своим старым друзьям-отставникам ремонтировать древние военные космические корабли для музея. Этим он спас себе жизнь.
Секунды спустя после приказа Тайного Совета Грегор послал 23‑й флот в атаку.
Флот выглядел довольно внушительно, хотя часть вооружения была в нерабочем состоянии, ожидая запасных частей, которые никак не подвозили. Сами корабли были укомплектованы процентов на семьдесят или того меньше.
Наступивший мир нанес тяжелый удар по вооруженным силам, в особенности по их персоналу. Тайный Совет никого ни принимал на службу, но поощрял каждого, кто хотел бы уйти. А хотели этого многие. Оставалась лишь небольшая горстка искренне преданных космическому флоту.
С другой стороны, трудные времена на гражданке заставили пойти во флот отбросы общества — тех, кто не мог выжить самостоятельно. К тому же люди были доведены до крайности. Жалование им платили от случая к случаю, часто накладывались взыскания, а привилегии то назначались, то отбирались совершенно случайным образом. Мораль стала лишь словом в словаре между словам «мор» и «морда».
Для первой атаки были избраны десять миров — как пример политики устрашения. Два из этих миров служили «складами» АМ‑2; на остальных восьми планетах стояли столичные города системы. Для обоих видов целей оружие и порядок боевого развертывания были одинаковыми.
Сначала «ковровая» бомбежка нейтронными бомбами центральных районов городов и пунктов управления «складами». Мгновенно ничего живого — и взрывами не будут повреждены запасы АМ‑2.
Ни Грегору, ни членам Тайного Совета в голову не приходило, что перед началом боевых действий не мешало бы объявить войну. Или хотя бы предупредить мирное население.
Грегор нанес массированный удар, чтобы вынудить врага сдаться. Тут и была первая его ошибка: он испепелил всех лидеров хондзо, способных вести переговоры с Империей. Вторая ошибка: ему показалось, что он напугал хондзо до паралича. Неистовый гнев часто может быть поначалу принят за ужас.
Флот Грегора вышел на стационарные орбиты и расставил патрули вокруг складов с АМ‑2. Затем они подвели захваченные корабли, которым надлежало образовать «космический поезд».
Совет недооценил запасы топлива. Конвой должен был растянуться по крайней мере на двадцать километров от головного «вагона» до «хвоста».
Кошмар начался, когда хондзо не смогли более терпеть.
Казалось, у них не было ни лидеров, ни генералов, а сопротивление ширилось. Рабочие, выписанные для погрузки АМ‑2, похоже, все были заодно и готовы скорее умереть, чем работать. Они ломали все подъемные механизмы и транспортеры, саботировали роботов и компьютеры.
Грегор в отместку попытался взять заложников. Увы, на хондзо это не действовало.
Император смог бы объяснить Тайному Совету, почему это происходит. Хондзо были практичными торговцами, но, прежде чем они поняли, что выгодно подписанная сделка может быть острее меча, им очень по сердцу приходились режущие предметы как средство разрешения спора.
В качестве рабочей силы на планетах-складах использовали ссаженных с кораблей хондзо. То есть практически высадили небольшие ударные силы — отряды, взводы, роты, нерегулярные подразделения. Началась односторонняя партизанская война. Имперские солдаты не могли вести огонь в лабиринте зданий — каждое здание представляло собой чудовищную бомбу. Хондзо не испытывали ни жалости, ни страха.
Сам флот был атакован теми патрульными силами, что были у хондзо, — легкими корабликами, управляемыми тремя отважными мужчинами или женщинами, с бомбой в грузовом отсеке. Камикадзе — «священный ветер» — начали действовать.
Казалось, все хондзо как один затаили дыхание и услышали из туманного прошлого слова: «Погибаю, но не сдаюсь…»
Это была осада… и в то же время не осада. Осаждающие прибывали — и гибли.
Битва… и в то же время не битва, а бесконечная серия убийств в темных переулках. Казалось, что способа остановить врага нет. Послать истребители, чтобы обуздать «нехороших ребят»? Хондзо атакуют и истребителей. Паршивой космической яхты с кабиной, набитой взрывчаткой, достаточно, чтобы вывести из строя истребитель. Три, шесть, десять таких посудин…
Грегор взмолился о подкреплении. Однако подкрепления ему дать не могли.
Корабли были, и люди тоже. Они стояли в системе Аль‑Суфи. Не хватало топлива. Лишь заправившись, они могли поддержать Грегора. А у Грегора топливо было — только не вывезти.
Кроме того, даже до системы Хондзо стали доходить слухи. Слухи из самой Империи. Что‑то там происходило. Хорошо всем известных руководителей вдруг снимали с должностей и отдавали под суд. Приходили слухи и о казнях.
Все, что могли делать палубные команды 23‑го флота, — это вкалывать как бешеные и молить Бога, чтобы последний транспорт был загружен, пока они еще живы.
Мэвис Симс не ожидала награды за предательство своих бывших коллег-офицеров; просто выполняла свою присягу на верность Империи.
Она понимала, что в лучшем случае ее карьера завершена, а друзья от нее отвернутся.
На деле было хуже. Цареубийство, даже попытка цареубийства имеет свои собственные законы, от следствия до наказания, законы, ограниченные только тем, сколько гуманности может себе позволить правитель. Ребер Франсуа Дамьен, замученный и разорванный на четыре части лошадьми, был тому ярким примером.
Сам Вечный Император мало обращал внимания на состояние расследования после неудавшегося заговора Хаконе. А члены Тайного Совета были куда менее святыми в этом вопросе, чем покойный Правитель или, если уж на то пошло, стареющий Людовик XV.
Когда Симс решила раскрыть заговор Махони, она связалась с самым высокопоставленным офицером контрразведки, которого знала, и поведала ему о плане покушения. Где и когда. И не более того.
Что же случится потом… Она не могла себе представить. И не задумывалась об этом.
А случилось то, что Симс была арестована, а мозг ее систематически сканирован. Экспертам-«следователям» было неважно, выживет Симс или нет.
…ТАК… ДЕСЯТЬ ОФИЦЕРОВ ЗА СТОЛОМ. ЗАПИСАТЬ ЛИЦА. ЗНАЕТ ЛИ СИМС ИХ ИМЕНА? ЗАПИСАТЬ ИМЕНА. СЛЕДУЮЩАЯ ВСТРЕЧА. ТАК. КТО‑ТО ВЫСТУПАЕТ. КТО?..
Один из следователей узнал его.
— Черт побери, Махони! Но он же умер!..
ПРОДОЛЖАЕМ СКАНИРОВАНИЕ… ВЕЧЕРИНКА… ЧЕРТ! ТА ГРУППА В УГЛУ НЕ СМОТРИТ НА НЕЕ. ЛИЦ НЕ ВИДНО.
— Вот дьявольщина! Это же опять Махони!
— А что там за коротышка в штатском за ним?
— Не знаю. Гляди‑ка, он говорит, а Махони слушает.
— Запись звука есть?
— Нет. Симс только проходила мимо этой комнаты.
— Узнать все о коротышке. Всякий, кого слушает Махони, непременно должен попасть в поле зрения Тайного Совета.
Когда все было кончено, около восьмисот из примерно тысячи заговорщиков и их помощников, присутствовавших на военной игре, были опознаны. Среди них Махони и Стэн.
И, когда все было кончено, тело Мэвис Симс кремировали. Ее досье исчезло из имперских архивов. Оборвалась цепочка из пяти поколений верноподданных — в ночи и тумане.
Таково, между прочим, было условное название операции — «Ночной Туман». Составили и размножили списки разыскиваемых. Заговорщиков надлежало взять силами не только сотрудников корпуса «Меркурий», но также и частными вооруженными отрядами членов Тайного Совета.
Некоторые из заговорщиков уже были арестованы и публично допрошены. Некоторые из них под угрозой расправы с их близкими, а чаще просто напичканные наркотиками, признали, что заговор действительно организовали хондзо под предводительством генерала по имени Махони. Затем им позволили умереть.
Другие просто исчезали. Невинные или виноватые, все офицеры Империи были запуганы до безумия. Все они знали, что может начаться операция «Ночной Туман‑2». Или «Ночной Туман‑3»…
В списке, составленном на основе сканирования памяти Симс, значилось восемь сотен имен. Позднее выяснилось, что убито было по меньшей меры семь тысяч.
У кого же нет врагов? Каждый из членов Тайного Совета, кроме Кайса, решал свои собственные проблемы, когда список проходил через него, и число имен в списке росло.
Когда списки легли на столы сотрудников службы безопасности, которым было поручено заниматься поиском преступников, любому офицеру ничего не стоило добавить еще одно имя. Или два. Или шесть.
Конечно, случались и ошибки.
Детский писатель по имени Уайт, любимый и уважаемый, к сожалению, проживал в том же пригородном районе, что и отставной генерал Уэйт. В полночь в дом писателя ворвались. Писателя выволокли из постели и расстреляли. Жена писателя попыталась остановить убийц и тоже была застрелена.
Когда обнаружилась ошибка, командир отряда убийц, оперативник корпуса «Меркурий» Клейн долго смеялся и с удовольствием потом рассказывал о недоразумении друзьям.
Алекс увидел, как чудище подняло свою голову от подноса с мясом и налитыми кровью глазами уставилось на Стэна. Над кровожадным лицом нависли гигантские брови. Существо вытерло запекшуюся кровь с губ длинной щетинистой бородой и ухмыльнулось каким‑то своим грязным мыслям, обнажив при этом широкие желтые зубы.
Потом неуклюже поднялось на ноги, и доспехи заскрипели под весом многочисленного оружия. Чудище сделало три шага вперед, касаясь пола бугорчатыми волосатыми лапами. Оно было метровой толщины и весило не менее 130 килограммов. В торсе высотой всего полтора метра таилась могучая сила. Мускулы этого создания, несомненно, были такими же твердыми, как у Килгура, несмотря на то, что Алекс вырос в мире с необычайно большой силой тяжести. Позвоночник чудища был искривлен, и туловище держалось на ногах, словно кривой древесный ствол.
Существо поднялось во весь рост, держа огромный рог, наполненный стреггом. Его рычание заполнило зал, словно взрыв небольшой бомбы.
— Клянусь бородой моей матушки! — прогрохотало оно. — Не могу поверить!
Существо проковыляло к столу и нависло над Стэном. Хмельные слезы брызнули из зияющих дыр, которые бхоры называли глазами. Заплакав, словно лохматый ребенок, Ото прижался к Стэну. Его дыхание, разбавленное стреггом, казалось, могло содрать кожу с лица самого закоренелого космического волка.
— Я тебя люблю, как брата! — прорыдал Ото.
Вождь бхоров повернулся к пирующим подданным и взмахнул своим рогом, выплеснув целую лужу, которая могла бы утопить маленького человека.
— Мы все любим его как брата! — громогласно всхлипнул он. — Скажите ему, братья и сестры. Или мы не бхоры? И будем скрывать гордые чувства?
— Нет! — раздался единый вопль более чем сотни собравшихся здесь воинов.
— Поклянитесь в этом, братья и сестры, — прогремел Ото, обращаясь к остальным. — Клянемся отмороженными задницами наших отцов — мы тебя любим, Стэн!
— Клянемся… — раздался ответный рев.
Ото бросился к Стэну и зарыдал.
Алекс вздрогнул. Он не завидовал такой популярности Стэна у этих существ.
В огромном зале было и несколько воинов-людей, разбросанных среди бхоров. Из всех пар восхищенных глаз, уставленных на Стэна — возвратившегося героя, — одна пара глядела на него с особым интересом.
Девушку звали Синд. Она была очень-очень юной и очень-очень красивой. Она была просто чертовски привлекательна. А кроме того, слыла мастерицей в наивысшем искусстве — искусстве убивать. Она была снайпером.
Ее личное оружие начинало свою жизнь обыкновенной имперской снайперской винтовкой, теперь уже ставшей редкостью. Винтовка стреляла стандартными пулями с АМ‑2, но пули выталкивались не лазерным лучом, а линейным ускорителем. Автоматически выбиравший мишень прицел переменной мощности определял расстояние до цели. Затем его можно было подстроить вручную, например, если выбранная цель прикрыта каким‑то предметом. Такое оружие могло стрелять даже из‑за угла. Винтовка никогда не поступала в продажу и не шла на вооружение союзников Империи. Синд приобрела ее на черном рынке, а затем усовершенствовала по своему вкусу — приклад был переделан под ее руку, вес ствола увеличен для лучшего баланса и меньшей отдачи, установлен двойной спусковой крючок, добавлена сошка и так далее.
Винтовка и сама по себе была тяжелой; усовершенствования Синд сделали ее еще тяжелее. Но, несмотря на свою изящную фигурку, Синд могла час за часом тащить ее по холмам и горам без видимых усилий. Невозможная, казалось бы, для обычного женского организма сила достигалась введением особых гормонов.
Основная проблема этой винтовки заключалась в том, что ее снаряжение, как и всякая другая форма АМ‑2, было в настоящее время большим дефицитом. Поэтому Синд тренировалась с любым другим оружием, которое попадалось ей под руку, и могла выследить и уложить любого чем угодно, от арбалета до лучемета.
Как и большинство воинов-бхоров, она прошла тренировки по всем видам боевых искусств. На корабле, например, она была вахтенным офицером и испытала себя в нескольких боевых стычках.
Молодая женщина была из дженнисаров, точнее, из экс‑дженнисаров. Дженны подчинялись строжайшим военным законам и служили ударной силой теократической монархии Таламейна, которая некогда с невероятной жестокостью правила планетами в созвездии Волка. Волчьи миры, теперь контролируемые бхорами, всегда являлись маленьким источником постоянных неприятностей Вечного Императора. Маленьким только потому, что эта система находилась на самых задворках Империи. Впрочем, с точки зрения бхоров, они были не так малы. Их культуру быстро сводили на нет кровожадные дженны. Бхоры оказались на грани вымирания.
За много лет до рождения Синд далеко за пределами Волчьих миров было сделано важное открытие. Обнаружили новое месторождение империума‑X — вещества, которое могло экранировать АМ‑2, а значит, и управлять этим стратегическим материалом. Однако пути грузовых караванов пролегали вблизи оживленных маршрутов людей Таламейна и его боевого отряда — дженнисаров. Одурманенные навязываемой им жестокой религией — поклонением Таламейну, — дженны стали затычкой в исключительно важной бутылке.
Стэн и Алекс руководили тогда командой «Богомолов», посланной, чтобы вытащить эту затычку. В последовавшей кровавой разборке Стэну в конце концов удалось воспользоваться брешью в геополитике, столкнув друг с другом двух конкурирующих первосвященников. Погибли оба.
К ужасу Стэна, в результате объявился третий религиозный лидер, настолько же сильный, насколько и вероломный. Он был еще и знаменитым героем — воином, аскетом, философом, что притягивало фанатиков даже больше, чем преклонение перед Таламейном.
И вдруг этот новоявленный лидер объявил последователям, что он сам и есть Таламейн, затем разоблачил свою собственную религию как погрязшую в грехах, призвал народ к миру… и потом покончил с собой!
Весьма удачный поворот событий. Впрочем, удача в этом случае была обеспечена жестокой атакой на оплот «пророка», за которой последовала тщательно продуманная Стэном беседа с глазу на глаз, а также инъекция гипнотического препарата в вену, после которой «пророк» был запрограммирован на покаянную речь и последующее самоубийство.
С неохотного благословения Вечного Императора, Ото и его бхоры были признаны новыми хозяевами Волчьих миров.
Многие историки до сих пор согласны, что это было проделано просто блестяще. Бхоры позволили другим существам думать и говорить все, что они захотят, лишь бы это не мешало жизни созвездия Волка и не разжигало новой вражды.
Как ни странно, несмотря на свои древние корни, религия Таламейна потерпела крах, когда пала власть пророка. Помогло тут и то, что зрелище двух дерущихся «богов» было настолько смехотворным, что это поняли даже крестьяне, возделывающие дальние земли.
Дженнисары же стали крестоносцами без креста. Они пришли к новому, мирному образу жизни, но одновременно и стыдились, и гордились своими древними традициями.
В такой семье и выросла Синд. Предания старины ей рассказывали тихонько, в семейном кругу, среди старинного оружия, украшавшего стены, а временами и громко, на сборах всего клана, которые проводились в уединенных местах.
Синд выросла на старых традициях, она была из тех прежних дженнов, у которых в крови кипела любовь к оружию. С детства девочка презирала обычные игры других маленьких дженнов. Игрушечное оружие было ее любимой забавой. Видеокниги о великих битвах и героических подвигах волновали ее куда больше, чем волшебные сказки.
Так что не удивительно, что, когда Синд выросла, она пошла добровольцем в армию бхоров. Да, к старым врагам своего народа… но ничего лучшего просто не было.
Ее инстинктивное умение обращаться с оружием быстро завоевало симпатии бхоров. Теперь, как только где‑нибудь разгорался конфликт, требующий вмешательства вооруженных сил, Синд была среди первых добровольцев — и брали ее тоже среди первых. На ее молодость скидок не делали. Скорее всего, это даже было плюсом, поскольку Синд любила схватки больше, чем стрегг, то могучее и злое зелье, к которому давно пристрастился Стэн, а затем, с его «подачи» и Вечный Император. Бхоры поощряли увлечение юной Синд и хвалили ее на своих грандиозных пирушках и пьянках.
Когда бхоры пьяно плакали и поглаживали своего явно смущенного друга, Синд с обожанием глядела на великого Стэна. Ведь подвиги именно этого человека восхвалялись на попойках бхоров более, чем чьи‑нибудь еще. Не было такого бхора, который прошел бы мимо Стэна, не бросив восхищенного взгляда или замечания, даже если он и не имел к тем событиям прямого отношения. Истории о великих свершениях пересказывались вновь и вновь, и каждый раз Стэн и Алекс озарялись все большей и большей славой. Особенно Стэн.
Он оказался моложе, чем представляла себе Синд; она ожидала увидеть седого бородача, полного степенного достоинства. Правда, он оказался и более красивым.
Ото отошел в сторону и беседовал с Алексом Килгуром. Синд заметила, как Стэн рассеянно оглядел комнату, и подумала, что никогда не встречала такого одинокого человека. Девушка всем сердцем почувствовала те воображаемые ужасы, что были у него на душе. Ей захотелось поговорить со Стэном, успокоить его.
Взгляд Стэна скользнул мимо нее… а затем… О Боже! Он взглянул на нее!
Лицо Синд вспыхнуло. Как жаль, что взгляд его не задержался!.. Смог бы он понять, чего она стоит? Понял бы, что единственная ее страсть — верная подруга, дальнобойная винтовка? Наверняка понял бы. Великие воины, подобные Стэну, прекрасно разбираются в таких делах. Синд решила, что им каким‑то образом обязательно надо встретиться. Она вернулась к еде, не подозревая еще, каким ужасным недостатком может быть молодость.
Алекс осушил свой рог и позволил Ото вновь его наполнить. Вожак бхоров отвел его в сторонку и начал пьяно расспрашивать. Сильно беспокоит его настроение Стэна, сказал Ото; печаль Стэна так глубока, что Ото бессилен развеять ее. Он сказал Алексу, что, напомнив Стэну их первую встречу, получил в ответ лишь слабую улыбку. Бхоры тогда раздали пленных дженнов по всем кораблям и казнили их древней затейливой казнью бхоров.
— Помнишь лицо того дженна, когда мы запихивали его в пусковую трубу? — спросил Ото. Алекс помнил. — Клянусь косматой бородой моей матушки, это была забавная картинка! Его рожа так и перекосилась от страха! Ну и помучали мы его тогда здорово! А потом кишки наружу выпустили и душу на небеса отправили. Эх, славные денечки были!
Он хлопнул Алекса по спине своей лапищей, словно полутонной дубиной. Даже Килгур чуточку рассердился. Но прежде чем Ото подумал, что и Алекс разделяет мрачные мысли Стэна, тот расхохотался во все горло, вспоминая эти кровавые времена.
— Так что же с нашим Стэном‑то, а? — спросил Ото. — Огня в нем прежнего что‑то нету. Покажи мне существо, которое обидело нашего брата, и клянусь тебе, мы прикончим его!
Алекс был бы счастлив, если бы все было так просто и проблемы Стэна разрешались бы с помощью старинного бхорского Благословения. На самом деле приятнее было думать о кишках, плавающих в космосе, чем разделить хотя бы наименее мрачные из мыслей, мучавших Стэна с тех пор, как они улетели с Земли.
Килгур мчался так, словно врата в рай закрывались, а за ним по пятам гналась толпа демонов.
Это не слишком большое преувеличение. Если бы Алекс не действовал так быстро, их не только бы нашли, но и схватили.
Килгур наплевал на осторожность и законы физики. Его такшип закладывал такие виражи, что каждый сустав отзывался мучительной болью. Он использовал все свои уловки и по пути изобрел несколько новых, чтобы избежать обнаружения. Ускользнув, он передал Махони быстрое «Рви когти!» и затаился, растаяв, словно призрак. Махони должен был сам о себе позаботиться.
«Этот мужик привык и не к таким переделкам!» — подумал Алекс, хотя и не без симпатии. Махони ему нравился. Впрочем, кроме надежды, он ничем не мог помочь маршалу. Если все они останутся живы — а это, надо сказать, очень проблематичное «если», — у них было куда отступать, точка встречи на случай опасности. Не на Поппаджо. Они согласились, что если их миссия будет провалена, то не стоит испытывать судьбу дважды в одном и том же месте. Но пока очень сомнительно, что все это может пригодиться.
Килгур полагал, что ярость Тайного Совета будет так велика, что они не пожалеют средств и пойдут на все, чтобы загнать их в угол. И он был прав. Так где же им спрятаться, куда приткнуться? Для подобного укрытия требовалось два важнейших элемента. Во‑первых, их там никто не должен искать. И, во‑вторых, что еще важнее, — если кому-нибудь и взбредет в голову искать, их со Стэном не должны выдать.
Чтобы вычислить такое место, много времени не понадобилось. Стэн тут был не помощник. Что поделаешь, парень совсем раскис. Алекс пристегнул его ремнями к койке в крошечном лазарете корабля и запустил программу «Травма». Медицинские приборы тут же зажужжали и засвистели. Звуки были ужасно назойливыми и мешали сосредоточиться. Но в конце концов, пока такшип метался туда-сюда, скрываясь от погони, приборы стихли. Килгур заглянул в лазарет. Бледность Стэна несколько спала, но он все еще был без сознания — бедный парень.
Наконец Алексу пришло в голову замечательное укрытие. Вряд ли на свете нашлись бы другие существа, которые были бы в большем долгу перед Стэном. И он взял курс на созвездие Волка — к бхорам.
Где‑то на полпути Стэн уже мог встать на ноги. Собеседником он, конечно, был тем еще. Каменное лицо. Не говорит ни слова. Иногда Стэн будто бредил — невнятно бормотал.
Поначалу Алекс думал, что все это потому, что Стэн еще только на пути к выздоровлению. Но затем компьютер лазарета сообщил ему, что дальнейшего лечения не требуется. В конце концов Алексу пришлось признать, что душевная рана, которую получил его друг, гораздо сильнее физических. Она‑то и вывела его из строя.
У него не было ни малейшего представления, что с этим делать и даже как заговорить со Стэном на эту тему. Он просто стиснул зубы и оставил все как есть.
Затем однажды Стэн сам заговорил. Они тогда обедали — в полной тишине. В последнее время у Стэна появилась привычка за едой взглядом утыкаться в свою тарелку. Не говоря ни слова, не глядя по сторонам. Пища для него потеряла свой вкус и была лишь топливом, необходимым организму. Краешком глаза Килгур наблюдал за товарищем.
Стэн сунул в рот какой‑то кусок. Пожевал. Проглотил. Еще кусок. Механический процесс. Вдруг он прекратил жевать, его лицо потемнело от ярости. Стэн выплюнул пищу, словно это был яд, вскочил на ноги и выбежал прочь, громко хлопнув дверью.
Алекс решил не обращать на это внимания. Он выждал некоторое время, а потом прошел в каюту товарища. Дверь была распахнута, и Стэн расхаживал взад и вперед, растрачивая энергию злости. Алекс подождал за дверью, пока он немного успокоится. Стэн увидел его, остановился, затем встряхнул головой.
— Прости меня, Алекс, — сказал он.
Килгур решил клюнуть на приманку и встряхнуть Стэна по мере сил.
— Давно пора! — воскликнул Алекс с притворным раздражением в голосе. — Он, видите ли, прощения просит, черт!
И продолжал раззадоривать Стэна.
Оказывается, тот испортил ему, Алексу, обед. И вообще такой ужасный компаньон, что довел бедного Алекса до мыслей об убийстве. Или самоубийстве. Он ведет себя как мальчишка, заявил Алекс, и пора бы уже взяться за ум, который еще остался, задуматься, как он измучил других, например своего самого давнего и дорогого друга Алекса Килгура.
В начале своей затеи Алекс чувствовал себя распоследним дерьмом — кусая парня, которому и без того тяжело. Но потом его вдруг осенило. Ведь Стэн обратился к нему, черт возьми! Значит, ему надо поговорить.
Впрочем, Стэн и не слушал. Его голова склонилась вниз, а кулаки сжались так, что побелели костяшки пальцев.
— Я провалил дело, — просипел Стэн. — Из‑за меня они все погибли!
— Ага! — кивнул Алекс. — Но ведь всякое бывает. Не первый раз. И не последний.
Килгур понимал, что не давало Стэну покоя. Теперь, когда товарища наконец прорвало, Алекс попытался представить их действия в перспективе. Он говорил о других заданиях, которые провалились, оставив после себя горы трупов. Он напоминал о куда худших временах, когда они были свидетелями, а зачастую и инициаторами намного большего количества смертей.
Алекс понимал, что говорить все это Стэну — все равно что плевать против ветра. Но должен был попытаться.
Конечно, не в том дело, кто виноват. Более чем шесть лет тому назад Стэн принял решение оставить карьеру военного. Таанский конфликт обошелся неслыханно дорого — как по жизням, так и по деньгам; вообще, по всему. Даже на их собственном совершенно незначительном уровне. Стэну и Алексу пришлось пожертвовать столькими жизнями, что отвратительный вкус крови будет всегда их преследовать. Стэну настолько опротивела роль мясника, что он не только решил подать в отставку, но и порвал отношения с единственной семьей, которую он знал, — армией.
Примерно те же соображения определили и решение Килгура. Но у него был Эдинбург, была семья и старинные друзья.
Усугубляющим фактором явилась добровольная ссылка Стэна. Неважно, что и там он продолжал упорные тренировки; он не мог не связывать вину за провал операции с тем, что вышел из формы. Следовало отговорить Махони от идеи поставить его во главе штурмовой группы, помочь Яну найти кого-нибудь еще — не такого усталого и ожесточенного.
Алекс выложил все ото Стэну. Он его уговаривал. Он проклинал его. Ничего хорошего не выходило. Да и как могло выйти? Алекс понимал, что в подобном положении и он чувствовал себя так же.
Молчание продолжалось. Продолжалось всю оставшуюся часть полета. И потом тоже.
Синд исправно посещала многочисленные пиры, которые бхоры устраивали в честь вернувшихся героев войны с дженнами. Она не знала, что главной причиной этих банкетов была неуклюжая попытка Ото развеять тоску Стэна и положить конец его самобичеванию. И все же девушка не могла не заметить, каким мрачным выглядел Стэн, каким безразличным ко всему окружающему, словно в глубине души постоянно терзался такими муками, которые нормальному существу и представить‑то трудно. Ей это казалось ужасно трагичным — и романтичным.
Наконец она набралась смелости разделить возвышенное одиночество Стэна. Поразмыслив, как лучше подать себя, Синд купила новый костюм — настолько откровенный, что ей становилось не по себе от одной мысли, что он будет висеть в ее шкафу. Когда она все же надела его и взглянула в зеркало, то готова была загородиться простыней, чтобы не видеть себя в нем. Она приукрасила свое и без того безукоризненное лицо самой дорогой и экзотической косметикой, какую только смогла достать, и в довершение всего побрызгалась духами; как гарантировала ей продавщица, мужчины просто падают к ногам женщины, лишь только почувствуют этот изысканный запах.
Синд снова осмелилась предстать перед зеркалом. Господи, просто дешевая уличная шлюха!.. Если это и есть то, что нужно мужчинам, то они… они должны… Она так и не придумала, что же они должны, но была уверена, что с такими мыслями можно дойти до чего‑то действительно ужасного.
Ну и черт с ним! Пусть принимает ее такой, какая она есть.
Синд долго стояла под душем и соскребла всю эту оскорбительную краску. Затем выбросила пошлую вещь, которая так позорила ее гардероб. Вместо этого выбрала одну из своих лучших униформ; пошитая из материала, похожего на кожу, она выглядела так, будто чудище, которое прежде носило эту кожу, было выведено специально для юного и прекрасного тела Синд.
Ее лицо было свежим и блестящим после душа, а щеки пылали от дерзких мыслей, которые проносились в голове.
И снова Синд поглядела на себя в зеркало. О, хорошо! Вот это должно подействовать.
На самом деле она и не могла прийти к более верному решению. У Стэна однажды уже была любовница из этой части Империи. Ее звали София. Прекрасная девушка стремилась любой ценой попасть в столицу, ко двору. Стэн помог ей добиться цели. Прошло довольно долгое время, пока он и София не встретились вновь во время приема, устроенного Марром и Сенном.
Косметика и парфюмерия, которыми пользовалась Софи, не сильно отличались о тех, которыми пользовалась Синд, разве что были намного дороже. Что касается платья, то София не носила вообще ничего, кроме разбросанных кое‑где золотистых блесток. Увидев такую красотищу, Стэн сделал то, чего она менее всего ожидала, — сломя голову помчался в объятья лейтенанта полиции, некоей Лайзы Хейнз, женщины, которая была намного больше ему по душе.
Синд знала, что этот пир будет полуофициальным, то есть перед обычной обжираловкой выстроится торжественная линия встречающих для приветствия почетных гостей. Использовав все свои связи, вымолив одолжение у знакомого бхора, она добилась места в конце строя.
Ото пригласил Килгура и Стэна в зал и повел вдаль строя. Поработав начальником личной охраны Императора, Стэн отлично разбирался во всех тонкостях дипломатических приемов. Он жал каждому руку, заглядывал в глаза и мило улыбался — улыбкой слабой, но вполне удовлетворительной. Затем переходил к следующему встречающему.
К тому времени, когда очередь дошла до Синд, Стэн уже торопился к столу. Он одарил девушку небрежным рукопожатием, улыбнулся и приготовился двигаться дальше.
Синд задержала его руку. Только лишь на мгновение, которого оказалось достаточно, чтобы привлечь внимание Стэна, но не рассердить его. Он неожиданно заметил, что смотрит на необыкновенно милую девушку в военной форме, с лицом, свежим, как сама природа, глазами ясными и невинными и трезвым серьезным взглядом, свойственным лишь наивной юности.
Синд второпях заговорила, чтобы успеть высказать Стэну все, пока он не двинулся дальше:
— Адмирал Стэн, знакомство с вами — величайшая честь для меня. Я изучила в подробностях ваши действия во время войны с дженнисарами и должна признать, что в восторге от вашего военного гения и личного мужества. Вы для меня непререкаемый авторитет и пример для подражания.
Стэн не сразу нашелся.
— Спасибо, — наконец проговорил он. И собрался идти дальше.
Но Синд еще не закончила.
— Вдруг у вас найдется свободная минутка, — продолжала она. — Я буду очень признательна, если вы сумеете долю ее уделить мне. У меня столько вопросов, которые надо вам задать. Да их на моем месте задал бы любой воин. Впрочем…
Затем она улыбнулась своей лучшей улыбкой — той, что никак нельзя назвать жалкой, а, напротив, озаряет все комнаты. Не нужно было пристально присматриваться, чтобы понять, что тут подразумевалось нечто большее. На месте Стэна только мертвец не сообразил бы, что эта юная леди считает его весьма привлекательным и очень даже не против разделить с ним постель.
Теперь он уже не улыбался. Напротив, он от всего сердца поблагодарил ее и спросил имя. А получив ответ, пообещал, что обязательно вспомнит ее и будет счастлив с ней встретиться — конечно, если будет время. Напоследок он вновь улыбнулся девушке слабой грустной улыбкой. Этим он хотел сказать: увы, откуда ему, времени, взяться?..
Только потом он двинулся дальше. Пока Стэн дошел до своего стола, он уже почти позабыл ее — но не совсем. Хотя девушка и была очень юной, Стэн‑то был не каменный. Он был польщен. Казалось, даже походка его изменилась и шаги стали легче.
Синд наблюдала за уходящим Стэном. На ее взгляд, встреча прошла прекрасно. Все получилось, как ей хотелось. Миссия выполнена. Приглашение сделано — и принято.
Теперь главное — сделать так, чтобы у Стэна нашлось время.
Стэн метался во сне, тонкая простыня опутала ему ноги.
Во сне он возвратился на Вулкан, когда семнадцатилетним дэлинком прятался от социопатрулей барона Торесена. Стэн прятался с Ороном, вождем малолетних преступников. Он страшно устал от долгого и напряженного бега.
И вдруг почувствовал, как стройное тело скользнуло на мягкий матрас… Бэт! Ей тоже семнадцать. Нагая и очаровательная, стремящаяся к нему. Прелестная. Такая прелестная!..
Стэн задохнулся в глубинах своего сна и вдруг ощутил в руках податливое извивающееся тело. Что за черт? Он пристально вгляделся. Конечно, это не Бэт… Но она очаровательна!
Девушка застонала и прижалась к нему. В какой‑то момент Стэн почти ответил ей. Он все еще был погружен в свои сны. А сны вдруг стали явью — поэтому он и не сопротивлялся.
«Кто же это, в конце‑то концов?» Он вдруг припомнил юную наивную девушку в строю встречающих. «Как там ее?.. Синд? Э, парень! Берегись, адмирал. Она не из тех, с которыми переспал и забыл. Такую в постель только затащи, начнет права потом качать. Красивая, ласковая… Да, но… Никаких „но“, болван! Дело‑то серьезное. Зачем тебе лишние обязательства?»
И Стэн отстранил-таки Синд. Она начала было возражать, но он мягко прикрыл ее рот ладонью.
Путь, который она выбрала, не самый лучший. Он, конечно, польщен и уверен, что Синд — самая прекрасная из женщин в Империи, но он сейчас не в том положении, чтобы начинать какую бы то ни было связь. Так что хотя он не забудет этого момента до конца своих дней, Синд все же придется забрать свою одежду и уйти.
Не сразу, но Синд подчинилась. Когда она ушла, Стэн в сердцах трахнул кулаком по подушке. Этой ночью он так и не смог заснуть. Только терзали его уже не кошмары проваленной операции.
Что же касается Синд, она, безусловно, была задета. Да что там, оскорблена в лучших чувствах! Однако влюбилась еще сильнее, как никогда. Он так уважительно относится к ней, что нашел в себе силы отказаться от ее ласк!.. В мечтаниях девушки Стэн перешел из ранга героя в ранг божества.
«Ничего, еще придет мое время, и результат будет совсем иным», — утешала себя Синд.
Килгур не присутствовал на этой встрече, но подготовил ее он. Ото был проинструктирован и почти трезв.
Вождь бхоров попросил Стэна прогуляться с ним возле небольшого озера в красивой долине неподалеку от его резиденции. Место было выбрано не случайно — озеро являлось памятником жертвам бхоров в войне против дженнов.
Прогуливаясь вокруг озера, Ото вроде бы хотел попросить совета Стэна, как ему быть дальше с созвездием Волка. И так же не случайно, что все планы на будущее он связывал с изобилием АМ‑2. Его собственной идеей было напомнить — с безжалостными подробностями — о тех невзгодах, которые испытывали жители Волчьих миров во время правления «этих придурков из Тайного Совета». Чрезвычайные лишения вызваны не только сокращением запасов АМ‑2 (как полагал Ото, подстроенным умышленно Тайным Советом), — но и всеми бедами, связанными с прекращением добычи и экспорта империума‑X. Ото также не преувеличивал, говоря, что предвидит время, когда Волчьи миры как культура перестанут существовать, и это может произойти через год или около того, не позже. Планетные системы будут отпадать одна за другой, пока все они не станут одиноки, как в Древние Времена, когда никто не мог наверняка сказать, есть ли еще где‑нибудь жизнь за пределами атмосферы.
Стэн слушал внимательно — и не только из вежливости. Все, что говорил Ото, было правдой. Хотя Стэн и не знал, что тут можно поделать.
Когда они обошли вокруг озера, Стэн заметил, что его поверхность странно мерцает. Такого он еще никогда не видел. Дно озера словно состояло из гигантских черных плит, отполированных до зеркального блеска. На поверхности плит заметны были какие‑то оспины. Поначалу Стэн даже не разобрался, в чем дело, и решил, что это водоросли. А потом вдруг понял — имена! Имена погибших бхоров, увековеченные здесь их братьями и сестрами, отцами и матерями, любимыми и друзьями.
Когда Стэн осознал, что означает это озеро, он почувствовал, как к глазам подкатывают слезы.
Ото сделал вид, будто ничего не замечает.
— Буду откровенней, друг мой, — проговорил вождь бхоров и, не дожидаясь ответа, продолжал: — Для меня не секрет, как ты страдаешь. Сказать тебе, что это обычное страдание старого солдата, — не поможет. Сказать, что это не более чем честолюбивая обида за прошлые операции, которые многие годы проходили без сучка и задоринки, — тоже бесполезно.
Вот еще одно глупое сравнение. Должен тебе признаться: к сожалению, не все бхоры избирают славный… гм‑м… Путь Воина.
Стэн приподнял бровь, но удержал свои мысли при себе.
— Был у меня дядя. Портной. Только не улыбайся! Клянусь отмороженной задницей моего папаши, не было на свете живого существа, которое любило бы так работать с одеждой, как тот самый дядя, о котором я говорю. Прошло много лет. Приятных и полезных лет. А потом у него стали болеть руки. Суставы пальцев покрылись большими нарывами. Такими толстыми и болезненными, что работать он уже не мог. Ты понимаешь, какой трагедией было это для моего дяди?
Стэн кивнул. Он понимал.
— Что ему следовало делать? Прекратить работу, которая доставляла ему столько радости? Или залить глаза проклятым стреггом и пить до тех пор, пока не отступит боль — и только тогда продолжать свою работу?
Стэн ответил, что дядя наверняка выбрал последнее. Он знал, что стрегг, названный в честь древнего врага бхоров, имеет свойство заглушать боль.
— Тогда ты ошибся! — проревел Ото. — Он этого не сделал. Он все бросил. И умер — ожесточенным и разбитым. Это проклятие и стыд нашей семьи. Клянусь, никому и никогда я в этом не признавался!.. Ну разве что по пьянке. Но трезвым, клянусь тебе, я никому этого не говорил. Никогда!
Стэн начал чувствовать себя дураком. Его друзья разговаривают с ним, как с малым ребенком! Что ж, может, они и правы. Может, он действительно нуждается в хорошей встряске. Бедняга Ото так старается.
— Так чего же тебе надо? — в упор спросил Ото.
— Что? — растерялся Стэн.
— Чего ты хочешь? Эти… твари, которые сидят теперь на месте Императора. За ними должок. Или они не враги тебе? Или они не заслужили твоей ненависти? За что ты их жалеешь‑то? Убей их!
— Уже пробовал, — нерешительно проговорил Стэн.
— Ну так попробуй еще! Не будь таким, как мой дядюшка.
Стэн хотел сказать, что убийство, по сути, ничего не изменит. И не решит — по крайней мере, для него. Но он не знал, как объяснить это своему грубому и неотесанному другу.
— Ты хочешь больше, чем просто смерти? Так, что ли? — спросил неожиданно его грубый и неотесанный друг.
Стэн задумался. Чем глубже он задумывался, тем больше злился.
— Они убийцы, — прошипел он. — Больше чем убийцы. Когда они убивали Императора, они же убивали всех нас. Скоро мы все будем жить, как скоты. Будем сидеть у пещеры и колотить камнем о камень, чтобы добыть огонь.
— Хорошо. Ты разозлился. А теперь подумай, как свести счеты.
— Свести счеты — это не то, что я хочу.
— Клянусь бородой моей мамы, мы к этому еще вернемся. Но чего же ты хочешь, скажи! А потом погрузимся на мои корабли и посмотрим, как их души полетят к дьяволу в ад!
— Я хочу… справедливости, — в конце концов промолвил Стэн. — Я хочу, черт побери, чтобы каждое существо в Империи знало о преступлениях Тайного Совета. Их руки в крови. Справедливости я хочу, черт возьми. Справедливости!
— Лично я в справедливость не верю, — мягко произнес Ото. — И ни один настоящий бхор не верит. Эта красивая сказочка создана для других, более слабых существ, которые ищут высшей правды, потому что их собственная участь ничтожна. Но у меня широкие и терпимые взгляды. Если справедливость — твое лакомство, наложи и мне тарелочку, поедим вместе. Давай решай. В каком виде ты представляешь эту твою справедливость? И клянусь отмороженным задом папаши, если ты опять полезешь в кучу эмоционального навоза, я лично тебе ноги выдерну. Одну за другой.
Стэн не нуждался в такого рода уговорах. Внезапно он вдруг осознал, какой же справедливости ему хочется.
— Готовь корабли, дружище! — сказал он.
Ото восхищенно заревел:
— Клянусь длинной косматой бородой моей матушки, это для нас счастье. Выпьем за их души в аду!
Компьютер был мечтой бюрократа. Как центру хранения информации, ему не было равных на общедоступном рынке. Но самое выдающееся его качество заключалось в методе поиска информации.
Руководитель исследовательской группы пришел к Кайсу с предложениями еще десять лет тому назад. Кайс провел тогда с группой четыре месяца, выдав все мыслимые возражения и целый шквал «но» касательно теоретических пределов машины. Однако он не нашел ни одного изъяна.
Тогда Кайс отдал приказ запустить проект в производство. Он был настолько дорогим, что в другое время Кайсу пришлось бы искать компаньонов, чтобы разделить риск. Конечно, такая идея какое‑то время у него была. Но новый компьютер в случае успеха принес бы такую громадную прибыль, что Кайс отбросил мысль о партнерах.
Еще более важным, чем прибыль, было потенциальное влияние. Компьютер был единственным в своем роде устройством и так основательно запатентованным, что ни одно юридическое лицо даже мысли не могло допустить о его копировании без риска — нет, без полной гарантии — проиграть состояние, репутацию и благополучие армии юристов Кайса.
С самого первого момента Кайс знал, что новая машина сможет заменить целую систему, которую обычно использует каждое правительство в Империи. А условия продажи будет диктовать он и только он.
Как только компьютер запустят в производство, его, Кайса, влияние будет расти так же быстро, как и его богатство. В конце концов, только одной компании — его компании! — будет позволено производить обслуживание и периодическое усовершенствование. Короче говоря, посмей стать на пути Кайса — и твоя бюрократическая система рухнет. Само государство пойдет у него на поводу!
Почти каждое действие любого общественного существа порождает запись. Вопрос: что делать с этой записью, чтобы другие смогли ее просмотреть в случае нужды. Если запись — одна-единственная, никаких проблем — положи ее под камешек, пометь его, и тот, кому дадут указания, сможет ее найти.
Но документы плодятся быстрее, чем тараканы. Первобытные люди быстро исчерпали наскальное пространство для рисунков и вышли из пещер, пергаменты с записями заполонили библиотеки, клерки так набивали архивы, что лопались ящики картотек, и даже теперь, в современной Империи, данные переполняли память самых больших компьютеров.
Но и это еще не самая сложная проблема. Всегда можно добавить новые банки данных. К тому же современные системы ушли далеко вперед от волоконной оптики, так что быстродействие машин тоже не помеха.
Однако есть еще одно препятствие, преодолеть которое не смог никто: как найти один маленький байт информации, скрытый в такой ее массе? По слухам, в легендарной Александрийской библиотеке работало несколько сотен служителей, чтобы находить в шкафах свитки, которые заказывали ученые посетители. Проходили дни и даже недели, пока находился нужный свиток. Ученым это явно не нравилось, так как приезжали они, как правило, с нищенским бюджетом. Их многочисленные горькие жалобы пережили даже пожар, который уничтожил библиотеку. А ведь это было в далеком прошлом, когда люди знали не так уж много.
Во времена Стэна эта проблема выросла в таких пропорциях, что могла привести в замешательство математиков-теоретиков, размышлявших об основах Вселенной.
Рассмотрим вот такой маленький пример: проклинаемый всеми интендантский сержант получил приказ улучшить рацион команды новобранцев. Их моральный дух упал до такого уровня, что сержант сам попал под пристальное внимание командиров. Были даны рекомендации — много-много рекомендаций, и все их надлежало выполнить. Одна из таких рекомендаций касалась наркопива. Но не просто любого наркопива. Его командир припомнил одну марку — имя которой уже стерлось из памяти, — с каким удовольствием они глотали это пойло перед победоносным сражением сотню лет назад или даже раньше!
Вот такой был намек. И ничего больше.
Сержантик бросился действовать. Запустил свой верный компьютер. И дал задание найти проклятое пиво. Список, который он получил, наверняка содержал и марку, любимую его командиром — захороненную в миллионе или даже больше вариантов, и не было никакого способа ограничить поиск. Не давать же командиру пробовать каждое из них на вкус, проведя за этим занятием несколько жизней. Хотя и приятное, это решение, очевидно, было невыполнимо.
У компьютера Кайса здесь вообще не возникло бы проблем. Ведь его проектировали с учетом того, что человеческий разум имеет свои пределы. Компьютер действовал очень запутанным путем, с большими и малыми скачками логики… Впрочем, любое простое объяснение принципа его действия заранее обречено на неудачу.
В основном он был обучен действовать как шахматный мастер в игре против талантливого новичка. Мастер, готовя ходы вперед, просчитывает тысячи вариантов ответа оппонента. Но в единственной игре вполне вероятно, что победит дилетант. Его ограниченные способности в данных обстоятельствах могут стать для него плюсом. Мастеру с тем же успехом стоит бросать кости, чтобы определить, на какую дурацкую уловку собирается пойти этот тупица.
Детище Кайса вызвало бы командира или по крайней мере затребовало бы все документы на него. Была бы задана целая серия вопросов: краткая биография, некоторые подробности той давнишней пьянки, например, и обязательно медицинская экспертиза для определения реакции вкусовых рецепторов. Вуаля! Марка наркопива установлена, боевой дух поднят. Сержант вернул к себе прежнюю благосклонность начальства. Счастливый конец благодаря современным электронным средствам.
Когда Кайс продемонстрировал сэру Лаггуту, председателю комиссии по АМ‑2, свое детище, тот был счастлив. С такой машиной можно отследить даже путь блуждающего электрона в полете сквозь звездный шторм.
Следующее сообщение, однако, так же быстро ввергло Лаггута в пучину отчаяния.
— Забудьте про АМ‑2, — сказал Кайс. — Меня это не интересует.
Лаггут возразил: мол, задачу поставил перед ним Тайный Совет! Более того, все будущее Империи зависит от запрятанного Вечным Императором золотого запаса АМ‑2! Даже когда рейд на Хондзо будет завершен, трофейное топливо только отсрочит неизбежный кризис максимум на семь месяцев — не считая расходов топлива, которые неминуемо потребует осуществление кражи само по себе.
— Вы что, еще не выучили урок? — спросил Кайс. — Секрет Императора умер вместе с ним. Нам никогда не удастся раскрыть его. По крайней мере, тем путем, которым мы идем.
Затем он поведал Лаггуту, какое он принял решение.
Лаггут отчаянно протестовал. Он подумал, что Кайс сошел с ума, хотя вслух ничего подобного предположить не осмелился. Однако заявил, что немедленно должен доложить остальным членам Тайного Совета и получить их разрешение на прекращение поисков и начало новой работы.
Кайс не взорвался, не стал угрожать Лаггуту или ругать его. Вместо этого он просто вызвал служительницу. Через мгновение та появилась, толкая перед собой тележку, нагруженную бумагами. Это была копия доклада, который не так давно Лаггут делал перед Тайным Советом. Доклада, в котором он сообщил, что АМ‑2 будет обнаружена в течение тринадцати месяцев.
Кайс прохаживался по комнате, пока Лаггут глазел на свой доклад и обдумывал свои многочисленные грехи.
— Вам не хотелось бы изменить выводы в этом докладе? — спросил в конце концов Кайс.
Лаггут промолчал.
— Есть у меня команда моих собственных людей, чтобы заняться этим. Они найдут все это… интересным, — добавил Кайс.
Губы Лаггута дрогнули. Он хотел что‑то ответить, но снова промолчал. Да и что он мог сказать? Каждая страница доклада была выдумкой. Он мог тогда назвать срок и два месяца, и шесть… Или вообще — никогда.
— Так попробуем поработать вместе? — промурлыкал Кайс.
Безупречная логика! Сэру Лаггуту пришлось изменить свое мнение.
Старушка была восхитительна. Длинные волосы спадали до самой талии. Она просто излучала здоровье. Ее высокий пронзительный смех особенно очаровывал Кайса, потому что звучал даже после самых слабых его шуток. Причем звучал совершенно без фальши.
Несмотря на почтенный возраст, который исследователи оценивали лет в сто пятьдесят, фигура ее была хороша и оранжевые одеяния отнюдь не висели на ней, как на вешалке. Если бы Кайс происходил из рода людей, то, наверное, нашел бы ее очень привлекательной. Впрочем, откуда ему знать о таких вещах?
Звали главу секты Вечного Императора Зоран.
Зоран и ее группу уже довольно давно разыскивали люди Кайса. Это была нелегкая задача. Большинство сектантов жили обычной жизнью и занимались обыкновенной работой, одевались и в основном вели себя, как и все остальные. Единственное их постоянное отличие — настроение: они всегда были веселыми и жизнерадостными. Казалось, нет таких препятствий и неприятностей, которые в состоянии их расстроить. Шеф маленькой частной армии Кайса утверждал, что если будет вдруг объявлен немедленный конец света, сектанты беззаботно рассмеются и отправятся по делам: натянут оранжевые одеяния, скинут башмаки и отправятся по улицам, в последний раз проповедуя свою чудную веру.
Зоран разъясняла Кайсу некоторые тонкости святого учения, не переставая все время улыбаться:
— О, мы, конечно же, не считаем, что Вечный Император — Бог. (УСМЕШКА.) Или, по крайней мере, подобие Бога. (УСМЕШКА ЕЩЕ ШИРЕ.) Скорее он эмиссар, понимаете? (ОПЯТЬ УСМЕШКА.) ПРЕДСТАВИТЕЛЬ ВЫСШИХ СФЕР.
Кайс поинтересовался, что это за Высшие Сферы.
— Очень хороший вопрос. Они везде, я так полагаю. (СМЕШОК.) И они священны. (ТРИДЦАТЬ СЕКУНД НЕПРЕРЫВНОГО СМЕХА.) Конечно, это общее представление. Его можно принимать, а можно и не принимать. Если вы принимаете его — можете их увидеть. В вашем разуме. А если нет… (СНОВА ДОЛГОЕ ХИХИКАНЬЕ.) …тогда вы, конечно, вообще ничего не увидите.
Кайс улыбнулся — первая его настоящая улыбка за целую вечность.
— Похоже, я один из тех слепых, — сказал он.
— О нет. Не совсем. По крайней мере, не полностью, — промолвила Зоран. — Иначе мы бы с вами не разговаривали.
Кайс был этим озадачен. Откуда в ней такая уверенность?
Его убеждения пошатнулись. В какой‑то опрометчивый момент он почти что поверил ей.
И все же не поверил.
— Конечно, могут найтись такие, кто скажет, что вы собираетесь нас использовать. — Во время очередного смешка Кайс вздрогнул. — Но как вы бы это сделали? Все, что у меня есть, — это бренное тело. — Зоран драматически скользнула руками вниз по своим одеждам, подчеркивая отличную фигуру. — И оно заполнено восхищением Высшими Сферами. (СЛАБАЯ УЛЫБКА.) Пользуйтесь, если хотите. (УЛЫБКА ПОШИРЕ.) Более чем достаточное удовольствие для каждого.
— А не станет ли удовольствие еще больше, — спросил Кайс, пытаясь не быть слишком льстивым, — если, подобно вам, станут верить многие?
В этот момент Зоран не усмехнулась. Она изучала собеседника взглядом острым и ясным.
Кайс почувствовал себя подопытным кроликом.
— Вы правы в своих предположениях, что мои чувства не так уж далеки от ваших, — продолжал он. — Я ничего не знаю о Высших Сферах. И о богах или божьих посланниках. Но я действительно верю в одну вещь. Очень твердо верю. В то, что Вечный Император все еще с нами.
Наступила тишина. Затем Зоран быстро проговорила:
— А почему вам так необходимо верить в это?
Кайс не ответил. По крайней мере, не ответил прямо. Он приготовился завершить разговор с женщиной.
— Вы перестали смеяться, — все, что он сказал ей.
— А что у вас было на уме, когда вы хотели помочь другим услышать наши мысли? — поинтересовалась старуха. — Деньги?
Кайс сказал, что это могли бы быть деньги и на ее счету.
— Временное пособие?
Кайс ответил, что, как член Тайного Совета, он действительно в состоянии оказать такую помощь.
— Чего же вы хотите взамен? — спросила женщина.
— Только того, что вы дали бы мне и без этой поддержки, — сказал Кайс. — Мне нужна информация. Я бы хотел, чтобы меня извещали, когда любой из ваших членов — неважно, в каком месте Империи он находится, — встречается с Императором.
— Вы правы, — кивнула Зоран. — Никто из нас не будет скрывать такого рода информацию. Это ведь то, в чем мы пытаемся убедить других, не так ли?
Вопрос ответа не требовал.
— Вы будете завалены информацией, — промолвила она через некоторое время. — Наша религия, если можно так выразиться, зачастую привлекает многих индивидуумов с… скажем так, с буйной фантазией.
— Я понимаю, — сказал Кайс.
Зоран посмотрела на него долгим взглядом. Затем позволила себе разразиться своим диким, звонким хихиканием.
Сделка была заключена.
Кайс продолжал раскидывать свои сети в мутных водах — и вглядывался во тьму, все еще надеясь уловить хоть отблеск большой серебристой тени Вечного Императора, мелькнувшей в пучине. Занятие было мучительным и бесцельным.
Он очень напоминал теперь умирающего от голода, покупающего на последние гроши лотерейный билет. Надежда на успех операции казалась вполне безвредной. По крайней мере, хоть на время можно было забыться в мечтах. Но эта надежда являлась лишь тоненькой оболочкой горькой пилюли.
Кайсу было не привыкать контролировать себя. Он прекрасно понимал причины своего подавленного настроения и поэтому спешил. Пока его коллеги неистово занимались кровопусканием у себя дома и в мирах Хондзо, он все фишки поставил на другую, секретную игру.
Лишь единственную фишку он оставил для подкупа некой личности, потенциально самой сложной и опасной изо всех: полковника Пойндекса, шефа корпуса «Меркурий». Но в конце концов определив, какова будет цена, Кайс ни секунды не колебался.
Лицо полковника застыло в холодной маске, как и тогда на экране, когда он объявлял о раскрытом заговоре. Пойндекс напряженно вслушивался в каждое слово Кайса. Он не моргал, не улыбался и даже не сдвинулся со своего места.
Кайс осторожно коснулся своих личных надежд, а затем подкрепил их логическими выводами. Император, как известно, уже исчезал — он не сказал «умирал» — ранее. И всегда возвращался. Аналогичная история с АМ‑2: подача прекращалась, когда властитель погружался в небытие, и возобновлялась, когда он появлялся вновь. Этот факт отмечен в документах, и отмечен как группой Лаггута, так и компьютером Кайса. Крупные исторические изменения в подаче АМ‑2 точно соответствовали по времени легендам и мифам о смерти Императора.
Кайс закончил и вернулся на свое место. Выражение его лица было таким же неприступным, как и у шефа разведки.
— А я‑то думал: зачем вы встречались с этой Зоран? — сказал Пойндекс. — Сейчас мне понятно.
Кайс сделал вид, будто не удивлен тем, что Пойндекс, видимо, постоянно следит за каждым членом Тайного Совета. Он был в курсе, что подобные реплики — одна из любимых уловок полковника: нанести решающий удар, казалось бы, самой обычной фразой.
— Вот и мне показалось, что вас это озадачило, — парировал Кайс. — Поэтому я решил с вами побеседовать.
Он намекал, что знает о такой «опеке» и за опекунами в свою очередь следят. Ложь, но ложь искусная.
Полковник понимающе кивнул.
— К сожалению, — нарочито разочарованно начал Пойндекс, — я не вижу, как бы я смог вам помочь. Возможности моего департамента… — И снова показное разочарование. — Боюсь, вы их переоцениваете.
Пойндексу не было необходимости вдаваться в подробности о страшной ответственности его ведомства и о дополнительных трудностях, возникших в результате таких вещей, как обернувшееся катастрофой предсказание, что хондзо будут безопасными противниками.
Ловетт незамедлительно подвел бы итог словам Пойндекса. Сделка — если она будет совершена — потребует дополнительных расходов и привлечения большого числа специалистов. Кайс же собирался пригласить к сотрудничеству одного, и только одного. Он надеялся, что цена будет столь высока, что никто, даже шеф разведки, не сможет устоять.
— Я со своими коллегами долгое время обсуждал это, — сказал он. — Мы согласились единодушно в том, что некоторые взгляды и мнения совершенно не представлены в Тайном Совете. Короче говоря, мы ощущаем недостаточно полную осведомленность.
Пойндекс приподнял бровь — первое проявление его эмоций. Видимо, потому, что глава разведки понятия не имел, куда клонит Кайс. Он немного раздраженно заставил свою бровь встать на место, словно кот, расправляющий сердито вздыбленную шерсть.
Кайс остался доволен. Пойндекс подвластен контролю. Все в порядке.
— А что бы вы сказали, — произнес Кайс, — если бы я предложил вам стать шестым членом Тайного Совета?
И с удовольствием наблюдал, как мастер шпионажа, разинув рот, стал похож на вытащенную из воды рыбу!
Сэр Эку парил над кромкой озера. Солнце было жарким, и восходящие потоки влажного воздуха от мемориала бхоров позволяли ему летать без особых усилий: легкое подрагивание крылышками для устойчивости, взмахи кончиком трехметрового хвоста для того, чтобы не терять из вида маленькое существо, прогуливающееся перед ним по траве.
В большинстве других случаев манаби в аналогичной ситуации был бы счастлив. Теплый воздух и солнце очень приятны, вид кругом — великолепный. Он оценил — как это может только манаби — контраст своего темного тела с красными крыльями и снежно-белыми чувствительными усиками на фоне зеркальной поверхности озера с берегом из мелких камешков и густыми сине-зелеными лужайками.
Сэр Эку весьма неохотно согласился на эту встречу. По его мнению, дальнейшее сотрудничество с любым из выживших заговорщиков не только бессмысленно — быть свидетелем трагического провала маршала Махони, — но и чрезвычайно опасно. Однако отказаться от приглашения было так же, если не более, рискованно.
Одно неосторожное слово от заговорщиков, умышленно или совершенно случайно оброненное, может впутать в это дело и манаби, независимо от их роли в предыдущем заговоре. Нетрудно вообразить, какова будет реакция Тайного Совета. А именно воображение приносило манаби самую большую радость — и самые крупные неприятности.
Стэн прилагал все силы, чтобы выглядеть невозмутимым и ни в коем случае не показать собственной неуверенности, хотя чего-чего, а этого было предостаточно. Он уже угрохал неделю на предварительные переговоры с сэром Эку. Дипломатия — безумно сложное искусство. Все, что знал и умел Стэн, пришлось пустить в дело. Первые дни они без конца прощупывали друг друга, ходили кругами, осторожно пытаясь сблизиться. Уйма дискуссий — и ни одна из них не затрагивала существа вопроса.
Уверенности в своих силах не способствовал и тот факт, что Стэн имел дело с самым выдающимся и опытным дипломатом из расы эфирных существ, которые, даже еще не выйдя из детского возраста, считаются виртуозами по уклонению от прямых вопросов.
Перед приездом сэра Эку Стэн много советовался с Килгуром и Махони. Даже теперь два его друга прикладывали все усилия, чтобы запустить основную часть плана в действие. Оружие, амуниция, топливо и запасы были давно собраны. Бхоры все знали назубок, а терпение Ото подходило к концу. Когда Стэн произнес «готовь корабли», то вкладывал во фразу довольно символический смысл. К тому времени, когда он объяснил это понимавшему все буквально вождю бхоров, Ото уже был готов срываться с места с горсткой бесшабашных головорезов и на первом попавшемся кораблике мчаться в бой.
Самоубийство — это больно, убеждал его Стэн. В конце концов до воинственных бхоров что‑то дошло, и они чуть-чуть успокоились.
Стэн почувствовал большое облегчение, когда удалось разыскать Махони. После семидесяти пяти лет работы шефом корпуса «Меркурий» Яну не составляло большого труда на много шагов опережать своих преследователей.
Махони не сидел на месте. На несколько дней он «ложился на дно» в тщательно выбранном укрытии, затем выныривал, чтобы оглядеться и узнать, что происходит, и снова переезжал, пока не возникли подозрения. Когда наконец Стэн и Алекс нашли его с помощью старого приятеля-контрабандиста Ена Вайлда, их бывший шеф сменил уже больше десятка укрытий и легенд. «Чем чаще передвигаешься, — всегда говорил Ян, — тем меньше подлинности требуется от фальшивых документов».
Бывший командир Стэна тотчас увидел ценность его плана. Ключевыми фигурами здесь были манаби с их незапятнанной репутацией и честностью. Без их согласия план будет иметь намного меньше шансов на успех. Однако, в свете предыдущего катастрофического поражения, Махони убедил Стэна самому вести переговоры; он, мм, может вступить в игру позже. Стэн согласился — скрепя сердце. В одном он не сомневался: каков бы ни был результат, он не откажется от своего плана. И все же сэр Эку отчаянно нужен.
Сегодня настал решающий день. Все или ничего. Цель его была проста и не требовала абсолютной победы. Достаточно вбить клин и открыть такую щель, чтобы проблеснул лучик удачи.
Для решения поставленной задачи Стэн видел только один путь. Во‑первых, надо привлечь внимание манаби.
Еще подходя, он сделал приветственный жест и опустился на колени в траву. Затем разместил на земле маленький черный кубик, аккуратно сдавил его грани и отодвинулся назад.
Кубик начал раскрываться. При этом воздух всколыхнулся — сэр Эку подлетел поближе, невольно заинтригованный.
Стэн не поднял глаз. Вместо этого он продолжал увлеченно следить за разворачивающимся кубом. Представление начинается, господа!
Куб превратился в небольшой голографический дисплей: очень близкая к реальной жизни форма искусства, которой Стэн увлекался большую часть жизни. То, что он выбрал в качестве подарка для дипломата манаби, не являлось в полном смысле слова шедевром. В свое время Стэн воспроизводил целые древние города и заводы, с движущимися рабочими и жителями, проживавшими свои запрограммированные жизни. На создание же этой голограммы ушло не более шести часов, хотя, конечно, Стэн был уже большим мастером в своем хобби.
Нельзя сказать, что самая сильная сторона голодисплеев — изощренность или точное копирование действительности. Иногда они привлекают формами и красками, гармоничностью движений, потаенным смыслом…
В подарке для сэра Эку не было ни первого, ни второго, ни третьего.
Кубик исчез, и на его месте появилась лужайка — своеобразная арена, окруженная деревянными скамьями, на которых сидели толпы аплодирующих зрителей. Они были одеты в земные костюмы начала двадцатого века, и, если прислушаться, можно было услышать их комментарии. По толпе туда и сюда сновали торговцы, предлагавшие самые разнообразные угощения и напитки. Тут и там проказничали компании маленьких оборванцев. Но все это было пустяком по сравнению с маленьким странным предметом, который возник в центре.
Внезапно предмет вздрогнул и выплюнул облачко дыма. Последовало отрывистое «Трах‑тах‑тах».
Стэн почувствовал, что манаби еще приблизился. Чувствительные усики пощекотали его плечи, когда сэр Эку почти уселся на него, чтобы лучше видеть происходящее.
Услышав первые звуки, подростки перестали безобразничать и помчались к заборчику, окружавшему поле.
Еще одно «Трах‑тах‑тах», и все стало понятнее. Старинный летательный аппарат готовился подняться в воздух. Спаренные крылья были соединены стойками, короткими и толстыми. Прочный маленький пропеллер спереди. Крошечный пилот сидел в открытой кабине. Такой же маленький механик в комбинезоне крутанул руками пропеллер. Когда раздался очередной грохочущий звук, механик отскочил в сторону. Пропеллер продолжал вращаться, а двигатель вначале чихал и распространял запах касторового масла. Затем звук мотора стал ровнее, механик выдернул из‑под колес «башмаки», и самолетик двинулся по полю.
Внезапно раздался рев, и аппарат рванулся вперед. Взлетной полосы машине, чтобы покинуть стадион, явно не хватало. Стэн почувствовал напряжение крылатого существа за его спиной. Пилот дернул штурвал на себя, и самолет резко взмыл. Толпа облегченно вздохнула.
Стэну показалось, что нечто похожее он услышал и за своей спиной.
«Давай-давай, сэр Эку! — подумал Стэн. — Ты же еще ничего не видел. Самое интересное впереди».
Пилот биплана начал свое бесстрашное действо с серии виражей, петель и бочек.
— Это же невозможно на такой машине! — услышал Стэн шепот сэра Эку. Он ничего не сказал в ответ.
Затем самолет вошел в длинное пике — прямо к самой земле. Толпа зевак пронзительно завизжала от ужаса. Сэр Эку, которому о гравитации было известно буквально все, помочь ничем не мог, но затрепетал крылышками. Он подал свое тело еще на несколько сантиметров вперед. А биплан все падал и падал. В последний момент, когда сэр Эку уже просто не мог безучастно наблюдать, пилот вышел из пике, почти чиркнув крыльями аппарата по земле.
Толпа облегченно загудела, затем гул перешел в бурную овацию.
— Замечательно! — выдохнул манаби.
Пилот приветствовал своих поклонников очередной продолжительной серией переворотов, петель и виражей. Затем полет стабилизировался, и звук мотора изменился. Самолет прочертил по небу грациозную дугу. За ним струился белый дым. Постепенно хвост дыма превратился в четкую картину. Надпись на небе!
— Что он говорит? — Сэр Эку уже был эмоциональным пленником Стэна — по крайней мере, в конце представления. Стэн опять промолчал.
В конце концов пилот сделал свое дело. Дымовые буквы висели над полем, подобно высоко летящему стягу. И вот что было на нем начертано:
ЛЕТАТЬ МОЖЕТ КАЖДЫЙ В ВОЗДУШНОМ ЦИРКЕ
Стэн быстро шагнул вперед и сдавил бока дисплея; он снова стал черным кубиком.
— Ну, что скажете?
— Они действительно это делали? — спросил сэр Эку. Ответа он не ждал. — Вы знаете, я никогда раньше не задумывался — какой трагизм — из‑за ошибки генов быть прикованным к земле!.. Боже, как отчаянно они хотели летать!
— Существа всегда готовы идти на большой риск, — сказал Стэн, — ради глотка свободы.
Манаби долго молчал. Взмах крыльев, и сэр Эку отправился в долгое, медленное скольжение над водой. Стэн знал, что он всматривается в имена на блестящем дне озера, имена навечно приземленных бхорами. Еще один взмах, и дипломат пустился в обратный путь.
— Где вы это взяли? — спросил Манаби.
— Сделал, — ответил Стэн. — Это всего лишь кино. Но забавное.
— Когда?
— Прошлой ночью.
— То есть вы действительно сделали это для меня… — Это был не вопрос, а констатация факта.
— Да.
Манаби помолчал.
— Ах… — проговорил он наконец. — Что ж, приступим. Отличное начало, адмирал.
— Спасибо. И вы правы, приступим. Но прежде позвольте сделать маленькую преамбулу. Честно говоря, я приготовил целую речь — в духе лучших дипломатических традиций. А потом решил: к черту! Я должен говорить только то, что думаю.
— Продолжайте.
— Между нами существует некая двусмысленность. Вот уже неделю я пытаюсь сообразить, как бы иносказательно донести до вас свой план. А вы пытаетесь сообразить, как найти наилучший способ отказать мне. Другими словами, мы оба прикованы к земле и ни один не делает ни малейшего движения вперед, не говоря уже о том, чтобы взлететь над стадионом.
— Совершенно точно.
— Но дело в том, — медленно произнес Стэн, — что вы более приземлены, чем я.
Манаби сделал удивленный жест.
— Видите ли, с моей точки зрения, вам не дает покоя наша предыдущая акция. Вы не можете избавиться от мысли о ней. Что если мы собираемся вас шантажировать? Занесем, так сказать, дубинку, чтобы добиться вашего согласия?
— А вы… собираетесь?
Стэн не спешил отвечать на вопрос сэра Эку.
— Нет, — сказал он наконец решительно.
— Вы говорите за всех?
— Да.
— Почему вы так… великодушны? Или это временно?
— Если мы проиграем, в дерьме будет каждый. Включая даже сторонников Тайного Совета… Нет, решение не временное. Но главный мой довод — это преданность. Однажды вы уже оставили свою нейтральную позицию, чтобы поддержать Императора. Вот почему вы вообще не уклонились от встречи с Махони, когда он к вам пришел. Из той же преданности. В самом деле, сейчас для нас самое лучшее — это логика. Та самая логика, которая однажды уже привела вас на сторону Императора. Понимание того, что любое будущее без него невозможно, позволило вам поддаться на уговоры Яна. Разве не так?
— Согласен.
— Теперь вы увидели, что план Махони рухнул. Печально. Между тем по всей Империи устраиваются облавы — для сканирования мозгов и последующей бойни. Не удивительно, что вы боитесь иметь дело с нами. Я бы тоже боялся.
— Вы приводите гораздо лучшие аргументы в мою пользу, чем в вашу, — заметил сэр Эку. — В моем понимании это означает: вам есть что сказать.
— Вы правильно поняли, — кивнул Стэн. — Начнем с того, что последние события — это мое поражение. Мое, а не Махони. Да, он осуществлял общее руководство, но именно я, как дурак, вовремя не отступил. Провалил план я, а не маршал Ян Махони.
— Замечательно, что вы взваливаете вину на свои плечи, но это только усиливает мои сомнения; похоже, и встреча с вами — большая ошибка. Есть ли у вас — как это вы любите выражаться — туз в рукаве?
— Может быть. А может, и нет. Все, что у меня сейчас в действительности есть, — это ваше внимание. Позвольте сказать вам, что произойдет дальше, если вы будете продолжать сидеть за вашим забором. Мы‑то обо всем забудем. А вот Тайный Совет? Сколько времени пройдет, пока их параноидальная месть не доберется до манаби? Кроме того, ситуация с АМ‑2 становится все хуже и хуже. Скоро они станут искать новые возможности. Хондзо — это только начало, за ними последуют другие. Как много АМ‑2 хранится на складах в вашей системе? Достаточно, чтобы соблазнить Совет?
Сэру Эку отвечать было необязательно. Они оба прекрасно знали, что топлива у манаби более чем достаточно.
— Сумеете вы остановить их? Есть у вас для этого необходимые средства, не говоря уже о духе? Подчеркиваю: я говорю не о смелости, а именно о духе. Сможете ли вы уйти в подполье все до единого, зарыться в землю, умирать за каждый квадратный сантиметр родной территории? Способны ли вы на это? Готовы ли?
И опять ответа не требовалось. Манаби были дипломатами, а не воинами.
— Что же вы предлагаете? — спросил сэр Эку.
Это не означало, что он уже готов на все, он просто хотел выслушать Стэна. Но теперь, когда Стэн видел, как манаби потянулся за приманкой, он решил немного подразнить его, не торопиться снимать с крючка крупную рыбу.
— Я хочу, чтобы вы только наблюдали и ждали. Мне надо кое‑что сделать. Потом я смогу доказать вам, что у нас есть и средства, и дух. А взамен…
— Ну, говорите!
Клюет! Сэр Эку попался.
— А взамен я хочу, чтобы вы нашли возможность встретиться со мной еще раз. Или с Махони. Возможно, я буду занят. Тогда вместо меня придет Ян. Если вы не против. Хотя бы на это вы согласны?
Ну как мог сэр Эку отказать? Не мог.
Вместо этого он попросил еще раз включить голодисплей. Ему не терпелось посетить воздушный цирк, где летать мог каждый.
Все получилось в точности так, как предсказывал Стэн. Не успел сэр Эку возвратиться домой, как нашел там просьбу встретиться с членом Тайного Совета. В действительности даже не просьбу, а ультиматум.
Члены Тайного Совета пространно обсуждали, как им договориться с манаби. Они до сих пор ни в чем их не подозревали. Но идущие чистки и затянувшееся вторжение на суверенную территорию хондзо произвели шум по всей Империи. Совету позарез нужно было привести все в порядок, успокоить общественность, по крайней мере хоть на время. А чтобы сделать это, им нужна была поддержка Манаби. Очень нужна.
Разгорелся небольшой спор, кого послать на встречу. Сперва оптимальной казалась кандидатура Мэлприн, поскольку у нее были удивительные дипломатические способности — по крайней мере, удивительные для промышленника. Но даже она видела здесь большие трудности. Если сэр Эку почувствует хоть малейшую их слабость, дело пропало, сказала Мэлприн. Выступать необходимо с позиции силы. Тут им пригодится мастер подводить итоги.
И они послали Ловетта.
Ловетт преднамеренно избрал для встречи маленький запущенный парк. Здесь было мало места для маневров грациозного манаби, и дипломат с трудом преодолел забор; тут же частицы пыли и грязи стали оседать на его чувствительных усиках.
Ловетт выжидал, пока сэру Эку действительно станет не по себе. Здоровый черный блеск тела манаби стал серым, приятный красноватый оттенок перешел в болезненно-оранжевый. Только тогда Ловетт обратился к нему.
— Мы хотим получить от вас заявление, — начал он. — У меня с собой копия того, о чем идет речь. Подпишите документы прямо сейчас. Прочитать можете их позже, на досуге.
— Очень заботливо с вашей стороны, — сказал сэр Эку. — Но хотелось бы знать, что именно мы должны одобрить.
— Дело касается убийства и заговора. Сами понимаете. Вы должны осудить это. Ну и так далее.
— Это мы действительно осуждаем, — согласился сэр Эку. — Тревожит как раз «и так далее».
— О, там сущая ерунда. Список виновных. Призыв к их осуждению. Вот так. Да, и еще… Хондзо. Мы надеемся, что все здравомыслящие существа поддержат наши усилия по захвату АМ‑2. И не позволят дикарям иметь такие запасы топлива, чтобы делать с ними что угодно и когда угодно. Я считаю, что наши действия вполне законны. Нам принадлежат права на АМ‑2. Поэтому мы имеем право следить, чтобы запасы его использовались правильно.
— Понимаю, — сказал манаби. Конечно, он и в самом деле все понял.
— Теперь все ясно? Вопросы будут? — Тон Ловетта был угрожающим намеренно. Он безошибочно давал понять, что произойдет, если сэр Эку откажется. — Мои друзья по Тайному Совету должны точно знать, кто на чьей стороне находится. Времена сейчас крутые. И действия тоже потребуются крутые. Вы либо с нами, либо с хондзо. Договорились?
Сэр Эку не считал, что они договорились. Однако было бы достаточно глупо признаться в этом. Поэтому он предпочел объяснить. К сожалению, торопясь на встречу, он позабыл захватить с собой официальную санкцию его собственного правительства. Это ужасная промашка с его стороны. Но такая формальность необходима. Он ведь пока не может официально говорить от имени всех манаби. А разве не этого хочет Ловетт?
— Да. Я хочу, чтобы все было законно. Чтоб не осталось ни одной лазейки, которой могли бы потом воспользоваться подлые законники! Хорошо. Доставайте все бумаги, которые вам необходимы, делайте все, как положено. Только быстро. Я ясно выражаюсь?
Сэр Эку ответил, что Ловетт формулирует свои мысли совершенно недвусмысленно.
Ультиматум Тайного Совета поставил Махони в положение, как выразился Килгур, «дрозда на ветке». Если Ян еще смутно догадывался, что такое «дрозд», то уж не имел совершенно никакого представления, на каких ветках любит сидеть эта птичка. Впрочем, кое‑что стало ясно, когда на встрече с манаби обошлось без недельных предварительных преамбул.
Сэр Эку прибыл точно в назначенное место. Без предисловий он заявил, что требования Ловетта зажали народ манаби между скалой и твердой поверхностью. Оба выбора были неприемлемы.
Ян не сказал: «Мы вас предупреждали». Не стал он и занимать время сэра Эку соответствующими утешениями. Вместо этого он был так же прям, как и манаби. И сразу обрисовал в общих чертах главный план Стэна.
Молодой адмирал задумал суд над убийцами. Суд этот надлежало провести независимому трибуналу, состоящему из наиболее уважаемых существ в Империи. Благонадежность в прошлом каждого из представителей должна быть вне всяких сомнений. Для того, чтобы гарантировать правомочность всех действий суда, Стэн предложил сэру Эку выступить в роли независимого эксперта. Ему одному позволялось профессионально оценивать, что улики и свидетельские показания безупречны. Во время работы суда Стэн и Махони приложат все усилия, чтобы обеспечить безопасность каждого из членов трибунала.
— Насколько возможно это сделать? — спросил сэр Эку.
— Полной безопасности гарантировать нельзя. Поэтому я и сказал: приложим все усилия. Не более того.
— Что ж, понятно, — сказал сэр Эку. — И справедливо.
Махони не удивился ответу. Он предлагал намного более надежные гарантии, чем та, что дана Тайным Советом.
Затем Махони сказал, что они со Стэном позаботятся о том, чтобы все детали процесса освещались настолько широко, как это только возможно. Именно Стэн предложил, чтобы каждый — неважно, далеко или близко он находится — имел бы возможность ознакомиться с беспристрастными подробностями судебного разбирательства. Ну и, разумеется, Тайный Совет также сделает все возможное, чтобы воспрепятствовать такой открытости.
— Вы дадите им возможность защищаться? — спросил сэр Эку.
— Да, конечно.
— А если они откажутся?
— Что с того?
Сэр Эку на мгновение задумался.
— Да, действительно.
Разумеется, что если трибунал объявит обвинительный вердикт, это еще не будет означать, что члены Тайного Совета смиренно отдадутся в руки своих тюремщиков. Здесь Стэн стремился добиться морального перевеса. Корректно проведенное решение суда пробьет так много дыр во власти Тайного Совета, что все союзники от них отвернутся. Что им мог предложить Совет, кроме АМ‑2? Да и это добыть ему оказалось не по силу.
— А кто будет выбирать членов суда? — спросил затем сэр Эку.
Махони ответил, что только манаби обладают достаточным авторитетом. То же самое касается и механики встреч с потенциальными членами суда. Сэр Эку должен попытаться тайно облететь одну систему за другой и при этом не оставить никаких следов. Ему предоставляется полная свобода действий, не только из соображений справедливости и секретности, но еще и по чисто практическим причинам. Кто еще, в отсутствие Вечного Императора, обладает опытом в делах подобного рода?
У сэра Эку были свои соображения по поводу Вечного Императора, но он не стал делиться ими с Махони. Как бы он был удивлен, если б узнал, что и Махони думает о том же.
Когда манаби был склонен согласиться, Махони мысленно прошелся по второй части плана Стэна. Он не стал объяснять, почему на встрече отсутствует Стэн. И хранил молчание не из‑за недоверия, а руководствуясь старинным непререкаемым правилом корпуса «Меркурий»: «Знать только необходимое». Кроме того, Махони не был уверен, что сэр Эку согласится с ними, знай он о миссии Стэна. Если Стэн и на сей раз проиграет, шансов не будет никаких, а независимый трибунал станет пустым звуком.
— И последний вопрос, — промолвил сэр Эку. — Какова юридическая основа этого трибунала? Что делать, если мы не сможем найти подходящие законы?
— Ничего, — сказал Махони. — Стэн знал, что вы спросите об этом. И попросил передать вам, что и понятия не имеет, что тогда делать. В нашей команде нет имперских ученых-юристов.
— В самом деле, нет, — согласился сэр Эку. — Мои трудности сейчас в том, что я не могу представить себе обстоятельств, в которых Император позволил бы такому случиться. Он никому бы не разрешил править таким образом. И трудность в том, что Совет правит именем Императора. С теми же самыми законами.
— Ну, не знаю, — сказал Махони. — Наша Империя так стара, что нечто подобное наверняка хотя бы раз уже происходило.
— Думаю, вы правы, — кивнул сэр Эку. — Тогда все, что нам нужно… Очень хорошо. Так и сделаем.
Маршал флота Ян Махони почувствовал огромное облегчение, словно большой груз упал с души.
Они с манаби обдумали еще кое‑какие детали, и настало время расходиться. На прощание сэр Эку произнес фразу, которая озадачила и сперва встревожила Махони.
— Да… Вот еще что. У меня есть просьба для вашего молодого адмирала.
— Какая?
— Передайте ему, что мне бы хотелось встретиться с ним еще раз. Независимо от результатов его миссии. И я надеюсь, что есть все‑таки место, где все могут летать.
— Он поймет? — удивленно спросил Махони.
— О да… Он поймет.
Человек, который называл себя Рашидом, всматривался в объявление: «Нужен опытный повар. Работы много, плата низкая, работа тяжелая, еды навалом».
Рашид слабо улыбнулся. По крайней мере, написано честно.
Вывеска над ветхим зданием сияла разными цветами, и каждый из них до боли бросался в глаза: «ЧАЙНАЯ-СТОЛОВАЯ „Последний выхлоп“. Владелец — ДИНГИСВАЙО ПЭТТИПОНГ».
Троица крепко поддавших космоплавателей вывалилась из двери соседнего бара и побрела, шатаясь, по разбитому пластиковому тротуару. Рашид вежливо улыбнулся и уступил дорогу. Один из троих виновато взглянул на него, но прошел мимо.
Его улыбка стала шире, когда донесся знакомый вой драйва Юкавы с корабля, поднимавшегося над полем прямо за изгородью. Водитель продуктовых саней был прав — космопорт полон кораблей, которые долгое время не взлетали и похоже, никогда уже не взлетят. Но транзитные корабли все же проходили.
Рашид вошел в забегаловку. Кроме десятка столов, стойки бара и очень маленького смуглого человечка, в зале ничего не было.
— Сэр Пэттипонг?
— Ты из полиции?
— Нет. Я ищу работу.
— Повар?
— Да.
— Нет. Ты не повар. Разве может быть повар, где никто не может ножом пользоваться! Слишком здорово для этой глуши повара иметь.
Рашид не отвечал.
— Где ты работал раньше?
Рашид пробормотал в ответ что‑то неразборчивое. Пэттипонг кивнул.
— Может, и повар. Повар никогда не говорит, где работал. Мало ли… Жена… Дети… Выпивка… Полиция… Ладно, пошли. Посмотрим.
Владелец провел Рашида на кухню, пристально наблюдая за его реакцией.
— Да. Я все это построил для хоро‑о‑о‑ошего повара. Книдариана. Работал тут два… Нет, почти три года. Ушел потом. Оставил меня тут с ванной на кухне.
Книдарианцы были разумными водными полипами, похожими на кораллы. Поэтому Пэттипонг и выстроил специальную кухню в виде пустовавшей теперь огромной ванны, окруженной всеми необходимыми приспособлениями.
— Нехорошо. Взять хорошего повара знаешь как трудно!
Рашид вскарабкался по лесенке в бассейн.
— Жарь пару яиц. Совсем просто, — приказал Пэттипонг.
Рашид включил плиту и поставил сковородку на огонь. Смазал сковороду рафинированным маслом из горшочка, стоявшего по соседству, выхватил — одной рукой! — два яйца из другого горшочка и неуловимым движением разбил их на сковородку, отбросив скорлупки.
Пэттипонг невольно одобрительно кивнул.
Рашид убавил огонь и подождал, пока яйца на сковородке зашипят. Хозяин пристально следил за его руками. В нужный момент Рашид резко взмахнул сковородкой. Яйца плавно перевернулись незажаренной стороной вниз.
Пэттипонг улыбнулся.
— Ты повар! Никто так правильно теперь не умеет!
— Желаете что‑нибудь, кроме яиц?
— Нет. И яиц не хочу. Терпеть не могу яйца. От яиц я постоянно… — Он неопределенно похлопал руками по заднице. — Все их любят. А я только подаю. Все, у тебя есть работа. Ты теперь повар.
Рашид оглядел грязноватую кухню.
— Готовить потом. Завтрак через час. Чистить сперва. — Он, казалось уже перенял обороты речи Пэттипонга.
Пэттипонг задумался, затем тряхнул головой.
— Теперь чистить. Готовить потом. Я помогу.
Так зародилась легенда о «яйцах по‑пэттипонгски».
Пэттипонг назвал это блюдо в меню яйцами по‑императорски. По какой‑то причине название взволновало Рашида. Он мягко возразил. Пэттипонг приказал ему возвращаться на кухню.
— «Императорские»… хорошее название… Таиланд… Император… Императорские слоны…
Началось все со скуки. На завтрак посетителей почти не было, а до обеда оставалось несколько часов. Рашиду не настолько хотелось спать, чтобы возвращаться в крошечную комнатушку для отдыха, к выпивке его не тянуло, гулять тоже было лень. И тогда он стал заниматься выпечкой.
Рашид к выпечке относился примерно так же, как Пэттипонг к яйцам. Чертовски непредсказуемая штука! Никогда точно не сообразишь, какие ингредиенты нужно изменить, чтобы приспособиться к температуре, влажности и атмосферному давлению, и почему вдруг караваи получаются пресными и безвкусными.
Но во всем бывают исключения; так получилось и на этот раз.
Еще за неделю или около того он замесил тесто — теплая вода, мука, немного сахару и дрожжей — и оставил подходить в неметаллической посуде.
Это было основой того, что называлось английскими булочками. Делать их совсем несложно. Примерно на каждые восемь булочек доводишь чашку молока до кипения, добавляешь щепотку соли, чайную ложку сахара и две чашки бисквитной муки. Взбив все это как следует, Рашид дожидался, пока объем не увеличится вдвое, потом добавлял еще одну чашку муки и позволял тесту снова подняться.
Открытые с обоих концов цилиндры наполнялись тестом примерно до половины. Рашид предпочитал не упоминать, что эти короткие цилиндры были использованными консервными банками с едой для домашних животных; даже в этой дикой глуши кто‑то мог бы брезгливо скривиться.
Он смазывал маслом нагретый противень и ставил на него цилиндры. Как только тесто в открытом конце цилиндра подрумянивалось, переворачивал цилиндры и, когда тесто поджаривалось с другого конца, вынимал формы из печи, обжигая при этом пальцы.
Рашид еще добавлял масла и ждал, пока булочки почти почернеют, прежде чем выложить их на стеллаж и остудить.
Следующим его изобретением была прекрасная копченая ветчина, нарезанная тоненькими ломтиками и вымоченная в винно-масляном соусе.
— Самое лучшее — это ветчина с Земли. Из Вирджинии. Или из Кэрри.
Пэттипонг изумленно выпучил глаза.
— Вот уж не знал, что ты и на Земле бывал!
Рашид запнулся.
— А я… собственно, и не был. Просто так думаю.
Потом вдруг сам выпучил глаза.
— Как же так, Дингисвайо? Ты сейчас говорил…
— Нормально, да? Случайно сорвалось. Столько тут трудностей. Как с яйцами. Обстановка сложная. Кроме того… меньше говоришь, люди думают, ты не понимаешь. Сами говорят больше.
— Здесь, — сказал Пэттипонг, жестом показывая вокруг и вновь переходя на обычный язык, — не помешает любое, пусть самое маленькое, преимущество.
Это было правдой. Хотя движение в космопорте почти замерло, оставались еще портовые грузчики, пилоты, проститутки…
И каждый день всякие негодяи искали приключений. Приключения же часто состояли в том, чтобы выпустить кому-нибудь кишки в сточной канаве. Пэттипонг всегда держал длинный, остро наточенный нож без ножен под кассовым аппаратом.
Рашид вернулся к своему творчеству. Вымоченная ветчина кладется в горячую печь. У него был лимонный сок, красный перец, щепотка соли и три яичных желтка, ждущие своей очереди в миксере. Рашид растопил в маленькой кастрюльке масло, а затем будто включил какой‑то таймер в голове. Поджарить булочки. Яйца — в кипящую воду. Булочки — готовы. Ветчину положить на булочку. Ровно две с половиной минуты — и яйца шлепнуть на ветчину.
Он включил миксер и влил растопленное масло в приготовленную смесь. Сосчитал до двадцати, выключил миксер и готовый голландский соус вылил поверх яиц.
— Вуаля!
Пэттипонг осторожно попробовал.
— Неплохо, — неохотно признал он. — Но все равно яйца!
Рашид испытал свое блюдо на посетителе — пилоте, который был достаточно пьян, чтобы стать подопытным кроликом. Мужчина попробовал, удивился, мигом умял тарелку и заказал вторую. Он клялся, что это сразу отрезвило его, и готов был все начать сначала.
— Прямо как пилюли от похмелья! Великое открытие. Лекарство новое. Ты это… продавай наложенным платежом.
— Ладно, будет тебе, — фыркнул Рашид.
Пилот пришел на следующий день — с шестью товарищами.
Потом в столовую повадилась ходить портовая полиция. Рашид почему‑то чувствовал себя неуютно, сам не мог понять почему. Ели они, конечно, «на халяву».
Рашид приступил и к другим блюдам, которые он называл «Чили» и «цыпленок-табака». Он убеждал Пэттипонга, что посетителям нужно больше, чем стандартные блюда космопортовской забегаловки.
— Ты говоришь. Я слушаю. Я делаю кэрри. Как моя мама делала. Посетитель пробует — я радуюсь. Месть за трепотню.
Кэрри Пэттипонга могло бы и не быть таким жгучим, но все же и его оценили по заслугам.
— Знаешь, почему я тебя послушал? — спросил Пэттипонг. И показал рукой за раздаточное окошко.
Рашид выглянул. Зал был полон. Пэттипонг выставил столы и стулья даже на тротуар. Рашид и раньше замечал, что работы у них прибавилось, но и представить себе не мог, что до такой степени. Изменился и контингент. По‑прежнему заходили драчуны и скандалисты, но появились и костюмы, а также роскошная униформа портового начальства. Были здесь даже оранжевые робы членов секты Вечного Императора. Почему‑то Рашид опять почувствовал себя неловко, как и с полицейскими, и тоже по совершенно непонятной причине.
— Наш «Последний выхлоп» — теперь бойкое местечко. Пока. Потом они найдут новое место. И раньше было так. И опять будет. Надо придумать что‑то еще. Знаешь… Эти люди хотят… Такие насекомые, что ли… Над цветочками летают. Пропадают потом.
— Может, бабочки?
— Ты что, бабушки не летают!.. Хватит шуток. За работу.
И Рашид вернулся к плите. Очередной заказ на проклятые «яйца по‑императорски». Похоже, он начинал разделять отвращение Пэттипонга.
Рашид был доволен, что Пэттипонг богатеет, но его самого деньги нисколько не интересовали. Он… словно чего‑то ждал.
Кого? С какой целью? Кабы знать…
Процветание их предприятия заметили и другие.
Был поздний вечер. «Последний взрыв» открывался рано и закрывался поздно — но это было уже слишком: посетители в полночь!
Рашид чертовски устал. Он только что закончил возиться с печкой, сейчас надо все хорошенько почистить, убрать — и к себе в комнатушку, умыться, хлопнуть стаканчик да и рухнуть на постель без сил. У них появился новый работник — пекарь, один из бесчисленных родственников Пэттипонга, — однако Рашид считал, что выучить его печь труднее, чем безногого научить танцевать.
Из зала донесся шум спора. Наверное, снова ограбление. На такой случай Пэттипонг держал на виду фиктивную кассу; на самом деле почти все деньги немедленно поступали в надежно запрятанный сейф. Проще добровольно отдать несколько долларов из кассы, чем вступать в драку. И значительно безопаснее. На следующее утро Пэттипонг обратился бы в портовую полицию, и та без труда нашла бы грабителей и возместила бы ему убытки. Или хотя поотбивала бедолагам руки-ноги.
Но тут ситуация была иной.
Рашид прихватил здоровенный тесак, положил его на полку у выхода и заглянул в зал. Он мигом понял — сам не зная, почему — что произошло. Четверо громил. Фальшивые улыбки и явные угрозы.
Он шагнул к Пэттипонгу.
— Пошел вон, поваришка. Это не твое дело, — буркнул один из грабителей.
— Защитнички? — спросил Рашид, не обращая внимания на угрозу.
Пэттипонг кивнул.
— Мы платим. Нас не трогают. Мебель не ломают. Посетителей защищают.
— Связаны с серьезным рэкетом? — спросил Рашид.
— Эй, ты! Тебе же сказано: уматывай отсюда!
— Я их раньше не видел. Нет, не связаны. Старый босс в тюрягу залетел. Новые между собой грызутся.
— Хорош болтать! Мы тебе предложили. Умные люди соглашаются.
Пэттипонг взглянул на Рашида.
— Как думаешь, заплатить?
Рашид медленно покачал головой. Он неожиданно схватил тяжелый стеклянный горшок с кипятком и выплеснул его в лицо ближайшему громиле. Пэттипонг приложил второго — здоровенного двухметрового детину — по зубам. Тот грохнулся плашмя.
Третий грабитель схватил стул. Стул взлетел верх… Рашид поднырнул под него, ударив противника головой. Тот бросил стул и согнулся. Рашид двойным ударом по шее свалил его.
Пэттипонг наполовину вытащил свой длинный нож — и тут правили игры изменились. Рука четвертого грабителя скользнула за пояс. Пистолет.
Рашид резко повернулся вправо. Два шага назад по направлению к кухне. Дотянулся рукой до полки. Повернулся… Ствол пистолета поднимался, палец тронул спусковой крючок. Рашид взмахнул тесаком.
Нож вошел в голову бандита с тупым звуком, похожим на удар по трухлявой деревяшке.
Пэттипонг кинулся к двери.
— Только не в полицию! — предостерег его Рашид.
Пэттипонг вернулся в зал. Голова его нервно подергивалась.
— Это нехорошо.
— Они ведь тоже…
— Ты не понял. Не то плохо, что он убит. Плохо, что неаккуратно. Грязно. Тебе два‑три часа на уборку. День долгий был. Я спать. — Пэттипонг шагнул к видеофону. — Позвоню брату. Возьмет тела. Оставит где‑нибудь у полиции под носом. Пусть эти трое потом объясняют наличие четвертого.
Он пробежал пальцами по клавишам видеофона.
— А ты неплохой боец. Для повара.
Рашид уставился на стонущих людей и на то, что только что было человеком. Он снова почувствовал… почувствовал в себе словно постороннего наблюдателя. Он уловил… Оставь, какая разница.
Рашид взялся за уборку.
Два человека сидели у стойки Пэттипонга, оба одетые в то, что после чистки, штопки и глажения можно было бы с натяжкой назвать формой.
Один из них, судя по всему, — бывший капитан со следами золотой ленточки на фуражке. Рашид заметил, что от времени ленточка позеленела, даже почернела и выглядела так, будто обросла ракушками. Этакое маленькое существо, похожее на кролика, с дергающимися кроличьими повадками.
Другой тип, большой и неуклюжий, с потертыми нашивками корабельного офицера на рукаве. На плече у него Рашид разглядел еще одну нашивку: «Гороховые линии».
Оба пили кофе и спорили. «Капитан», если он и в самом деле был капитаном, с нежностью вглядывался в батарею бутылок со спиртным за стойкой бара. Его напарник тряс головой. «Кролик» вздыхал и жалобно что‑то бормотал. Рашид смог разобрать лишь крохи из того, что он говорил.
— Команда неполная… проклятый агент… реактор протекает… груз арестован… о клиенте вообще никогда не слыхал. Нехорошо, старший помощник. Все нехорошо.
Рашид, будто бы намереваясь протереть стойку, подошел поближе.
— Контракт надежный? — спросил старший помощник.
— Утром получил аванс, — неохотно проговорил «кролик».
— Тогда чего волноваться? Грузовики с гарантированным топливом придут, кэп. И какая разница, что мы перевозим?
— Ни к чему, чтобы в конце карьеры меня взяли на перевозке контрабанды.
Помощник вгляделся в шефа.
— Карьеры? Какой карьеры?.. Пэттипонг! Еще кофе!
Пэттипонг наполнил чашки.
— Где тут у вас лучше всего найти работников, если что?
— Для вас? Для вашей компании? Наверное, в портовой тюрьме.
— Спасибо, Пэтти. Ты мне тоже нравишься.
— А какие вакансии у вас есть? — спросил Рашид.
Помощник внимательно всмотрелся в Рашида.
— Механик. Повар-связист. Второй инженер. Если у тебя есть документы.
— А какой связью вы пользуетесь?
— Да самой древней в мире: «Вэ‑Икс 314». Твой дедушка такой уже не застал. Мы зовем аппарат «Заика Сузи».
— А жалование каково?
— Стандартное. Три сотни в месяц.
— Три сотни — зарплата зеленого мальчишки.
— Больше не дам. Твое дело.
Пэттипонг махал ему рукой из кухни.
— Извините, — сказал Рашид.
Капитан что‑то промычал. Старшина остановил его.
— А повар‑то ты хороший?
— Закажите что‑нибудь.
— А как насчет связи?
— Проверяйте, — сказал Рашид. — А вашу Векси просто надо заземлить хорошенько — мигом заиканье пройдет.
Он вернулся на кухню.
— Ты что, пьяный? Колес наглотался? Чем тебе здесь‑то плохо? — спросил его Пэттипонг.
— Ничем, Дингисвайо. Просто… пора уходить.
— Подумай. Я тебе повышу жалованье. Дам тебе… четверть пая. Нет, восьмую часть… Оставайся!
Офицеры опять негромко спорили.
— Эти двое… Джарвис, Моран. Плохие. Слабаки. Пьяницы. Морана разжаловали из шкиперов за убийство. Корабль… Типа «Сантана». Утиль. Сертификаты подделаны. Даты просрочены давно. Какой груз берут, им плевать. Плевать на команду.
— Похоже, меня ждут приключения.
— Ты болван! Приключения в кино. А на деле — попадешь в дерьмо.
— Эй, повар! — прорычал Моран. — Ладно. На четыреста пятьдесят согласен?
Ожидание закончилось.
Ужасы и бедствия остались позади. В конце концов весь захваченный АМ‑2 был погружен на грузовые корабли, и 23‑й флот смог взять курс на Аль‑Суфи, а потом домой.
Но даже вырвавшись из предательской системы, люди продолжали погибать. Хондзо установили на одном из грузовиков мину-ловушку с датчиком забортного давления. Она сработала, когда грузовик взлетал, и взрывом вывело из строя еще два грузовых корабля и один из истребителей, обеспечивающих прикрытие.
Уже за пределами атмосферы был поражен имперский корвет. Космический лихтер хондзо с единственной ракетой в своем грузовом отсеке просочился сквозь защиту флота и выжидал. Ракета поразила корвет, и только тогда один из крейсеров Грегора уничтожил лихтер и его команду. Правда, к этому времени хондзо сражались и убивали, уже не думая о победе, а просто для того, чтобы отсрочить хотя бы на несколько часов чью‑то смерть. А может, и приблизить…
Адмирал Грегор приказал флоту идти стандартным конвойным строем — по хрестоматии, тактически правильно. Флот образовал трехмерную фигуру в виде гриба с широким основанием. Ножкой гриба служили грузовики, окруженные лучевой защитой. Шляпку образовывали тяжелые корабли, крейсеры и эсминцы прикрывали флот спереди. Основание составляли два эскадрона тяжелых крейсеров, обеспечивавших безопасность с тыла. Они пока не использовались, но потенциально были необходимы.
Настроение Грегора омрачали данные, поступающие с монитора боевого компьютера. На его взгляд, все новости были плохими, за одним исключением: топливо.
Основные и резервные баки кораблей флота были наполнены под завязку — вероятно, единственные в космосе с таким запасом топлива в эти дни. Теоретически Грегору, вероятно, следовало пренебречь требованием Совета экономить АМ‑2 и развить на пути к Аль‑Суфи полную боевую скорость. Ну хорошо, идти пусть и не с полной боевой, но хотя бы с максимальной крейсерской, на которую были способны транспортные корабли.
Все же адмирал этого не сделал. Его флот понес слишком большие потери от партизан хондзо. Потери варьировали от простого нарушения целостности корпуса, покоробленных камер сгорания и пробитых баков до всего, чего достигла изощренная изобретательность хондзо, чтобы разрушить или покалечить имперские корабли. Два крейсера пришлось даже состыковать вместе и снабдить внешним двигателем от одного из вспомогательных судов Грегора.
Флот еле тащился — тащился со скоростью, всего в пятьдесят раз превышавшей скорость света. А это означало, что 23‑й флот уязвим для звездной атаки.
Грегор уже подумывал бросить все корабли, которые не могли двигаться с предельной для транспортов скоростью, но подумав, содрогнулся и отказался от такого решения.
Адмирал решил, что единственным спасением его карьеры будет возвращение на Аль‑Суфи с АМ‑2 — со всем запасом АМ‑2. Это ему поможет. Скорее всего.
Нахмурившись, он подводил итоги.
Захват системы Хондзо дался ему невероятно дорого.
Потери в людском составе всех категорий — двадцать семь процентов. Потери кораблей всех категорий — тридцать пять процентов. Если принять во внимание его и так ослабленную боеготовность еще до операции… Грегору расхотелось заниматься такой арифметикой.
Второму адмиралу было не легче. Фрэйзер со штабом расположилась на трех из миров Аль‑Суфи, получив четкий приказ: оставаться на месте до прибытия 23‑го флота. Заправиться из транспортов с АМ‑2. Объединить силы с 23‑м флотом. Продолжить следование в сектор Прайм-Уорлда. Дальнейшие приказы будут отданы позже.
Она прекрасно представляла себе, в каком состоянии находится 23‑й флот. Грегор, конечно, пытался придать своим докладам видимость благополучия. Но так как полная ложь была здесь недопустима, Фрэйзер ожидала прибытия честной компании инвалидов.
Фрэйзер, напористый лидер, верила в высказывание Нельсона: направляй корабль прямо на звук выстрелов, и найдешь выход из любого трудного положения. Она охотно нарушила бы приказ, подняла бы корабли и пошла на помощь израненному флоту Грегора.
Но сделать этого не могла. Общие запасы АМ‑2 — не более чем на полдня пути для всех ее кораблей.
Нельзя сказать, что Фрэйзер была счастливым адмиралом.
А 23‑й флот возвращался домой. Навигационный отдел Грегора предложил окольную извилистую трассу от сектора Хондзо к Аль‑Суфи. Грегор отклонил это предложение.
Причины были достаточно весомыми: состояние его кораблей, слишком несовершенные навигационные приборы, чтобы следовать по предполагаемому сложному маршруту, и, наконец, его страх, что недостаточно опытные офицеры не сумеют удержать строй конвоя. Нет, решил он. Ему ни к чему дополнительные обвинения, если вдруг, к примеру, два его боевых корабля столкнутся.
Кроме того, Грегор начал возвращаться к своей привычной уравновешенности. Он называл это уверенностью в собственных силах, но его персонал предпочитал слово «самонадеянность».
Да и кто в нынешние времена может бросить вызов имперскому флоту? Даже при подобном состоянии «полубоеготовности». Практически никто. У кого хватит топлива, чтобы рискнуть сражаться? Чтобы украсть энергию, нужна энергия.
Курс будет прямым или настолько прямым, насколько позволят навигационные траектории при использовании двигателей на АМ‑2.
Проходили вахта за вахтой. Грегор чувствовал себя правым. Негативные контакты: всего два. Об одном было доложено как о небольшой эскадрильи легких атакующих кораблей.
Патруль? Рейдеры? Даже не зная этого, Грегор не беспокоился. Двадцать третий флот слишком силен, чтобы нападать на него.
А второй контакт был забавным. На пути случайно попался торговый корабль. К незнакомцу приблизился эсминец. Волноваться было нечего — простой торговец из какой‑то неизвестной культуры по имени бхор. Корабельному разведчику — он же по совместительству офицер по почте, цензуре, спорту и отдыху — понадобилось немало времени, чтобы проверить документы. Бхоры? Он удивленно присвистнул. Ох и далеко же занесло бедолаг от дома в поисках удачного бизнеса!
Стэн внимательно вглядывался в проекцию гриба с массивным основанием. Он повернул ее на триста шестьдесят градусов, пробормотал что‑то, затем поймал в фокус свой «торговый» корабль-разведчик. Стэн не обратил внимания на то, что со второго экрана немедленно пропала вычисленная раскладка сил. Он уже ее запомнил.
На третьем экране горела надпись: «Анализ боя готов». Ее он тоже проигнорировал. Стэн поднялся и начал расхаживать взад и вперед. Четыре дня понадобятся имперскому флоту, чтобы с текущей скоростью достичь расположения его отрядов, готовых к атаке.
Килгур и Ото сидели рядом. Алекс был занят своим собственным компьютером; Ото поглаживал бороду и тоже всматривался в этот гриб.
— Прямо идут. По прямой. Ничего не ожидают, — сказал вождь бхоров.
— Не ожидают, — согласился Стэн. — Я тоже.
Он взглянул на экран Килгура. Алекс прокручивал ежечасную сводку от флота Стэна.
Флот. Восемьдесят три корабля. Большинство из них военные, но девять кораблей легче, чем соответствующие по классу имперские крейсера, и все предназначены для обороны и заграждения. Остальные же были вооруженными торговыми и вспомогательными кораблями. Вооружение, электроника и навигационное оборудование по крайней мере на целое поколение, а то и на все пять отставало от имперских кораблей. Это нехорошо.
Еще хуже положение с топливом: максимальный радиус действия на полном ходу — одиннадцать земных дней. Заправка флота почти опустошила запасы созвездия Волка. В настоящее время флот был «запаркован», отключив все несущественные системы, и прятался от обнаружения имперским флотом за «черной дырой» — сколлапсировавшей звездой.
Экран погас, затем выплюнул ненужное предупреждение: «Максимальное время движения… при существующих условиях… в запаркованном состоянии — два земных столетия. В нормальном режиме двигателей — одиннадцать часов. В боевом режиме…»
Стэн не смотрел на эти цифры. Он сосредоточил свое внимание на «грибе». Это был не его стиль построения конвоя — тяжелые корабли расположены спереди. Лучше вести их снаружи строя, неподалеку от центра, чтобы в любом направлении ответить на ложный удар. Ложный. Хм‑м‑м. Так, адмирал. А с чем ты собираешься проворачивать свои уловки? Восемьдесят три корабля, не забыл? Против… Против слишком многих.
А на экране шляпка «гриба» вдруг начала взад и вперед скользить на ножке, словно вращающийся волчок. Килгур просиял.
— Алекс, черт побери! Прекрати эти шуточки!
— Насчет этих шуточек, как ты сказал, у меня другое предложение. Или предложения мне тоже прекратить?
Ото поднялся.
— Клянусь засиженной мухами бородой моей матушки, нам надо избавиться от этих мелочных пререканий. — Он выпучил глаза на соседний экран. — До контакта — полжизни. У нас уйма времени. Хватит и чтобы выпить, и даже чтоб опохмелиться. Я пошел за бутылкой.
Он толкнул ладонью массивную дверь и выскользнул прочь.
— Прости, Алекс, — сказал Стэн.
— Не бери в голову. Так хочешь знать, что я думаю‑то? Есть такая мыслишка, босс. Даже план есть.
Вращение «гриба», продолжал Алекс, произошло из‑за того, что он имитировал почти одновременную атаку со всех сторон на имперский флот. Они стали крутиться, крутиться, и в конце концов потеряли управление.
— Все, что мне теперь нужно для моего плана, просто пустячок: еще две… ну, может, три сотни кораблей.
Вернулся Ото с бутылкой стрегга.
В голове Стэна бродил какой‑то замысел. Он опустил нетронутый рог.
— Теперь моя очередь, — проговорил Стэн. — Во‑первых, я знаю, куда ударить. Сюда. — Он ткнул пальцем в изображение флота на экране.
— Здорово. Здесь они неповоротливы.
— И даже знаю как. К черту корабли. К черту оружие. К черту весь этот паршивый АМ‑2, который они захватили. Подумай о людях — против кого мы идем?
— У тебя крыша поехала. Мы идем против Империи, — сказал Ото. — Лучше выпей стрегга, дружище!
Стэн пропустил реплику мимо ушей и продолжал:
— Что же за воины сейчас перед нами? Скорее всего, и офицеры, и команда представляют собой странную смесь из опытных ветеранов войны, карьеристов и совсем зеленых добровольцев.
— Были в истории факты, которые свидетельствуют в твою пользу, — медленно промолвил Алекс.
— Второе. Их адмирал, кто бы он ни был. Приказы и распоряжения. Верные или неверные, это военные приказы. Торговый кораблик? Реакция — тяжелые корабли приближаются к району угрозы, один идет на сближение с неизвестным, два других выдвигаются вперед для прикрытия. Все, как учили в школе летного персонала. Теперь дальше, Алекс. Если я дам тебе… четыре корабля, сможешь устроить две инсценировки?
Алекс задумался.
— Я‑то смогу. Но это будет не высший класс. Мало времени, мало приборов для хорошей иллюзии.
— Повторяю: вспомни, с кем мы имеем дело. Разве этот гриб не станет скользить и крутиться?
— Пожалуй. — Килгур осушил свой стакан и встал. — Только надо ударить сильно и быстро… Так, кажется, у меня срочное свидание с техниками — свежие данные получить. Прошу прощения.
Он вышел.
Ото покачал головой. «Сильно и быстро»… Это означало, что они израсходуют все топливо и зависнут в пространстве, если не смогут захватить груз.
Стэн уловил его мысль.
— Не волнуйся. Если мы проиграем, вытолкнем Алекса за борт, дадим ему весла, и пусть гребет домой.
Ото усмехнулся и причмокнул губами. Предстоящая битва обещала быть быстрой и жестокой. У него родилось дополнение к плану Алекса. Есть ли у флота связь с адмиралом? Вполне возможно. А можно ли ее быстро засечь? Почти наверняка. А проанализировать, влезть в нее и заглушить? Если есть передатчики достаточной мощности, то можно. Так.
— По крайней мере четыре из моих кораблей способны крикнуть как следует и послать их к черту… шепотом, — вслух сказал Ото.
Крикнуть… шепотом? Стэн был поставлен в тупик аналогиями Ото и спросил, что он имеет в виду.
Ото объяснил. Когда он закончил объяснения, Стэн допил свой стрегг и прокрутил в мозгу идею — жестокую, кровавую, практичную. А чего еще ожидать от воина-бхора — или от бойца отряда «Богомолов»?
— Кадровые солдаты, — размышлял Стэн вслух, — наверняка захотят реванша. Новобранцы… пожалуй, тоже, особенно, если им здорово досталось от хондзо, как я слышал. Наполни‑ка рог, дружище. Кажется, моя голова начинает наконец работать. Позволь одно маленькое дополнение к твоему великолепному плану. Нам понадобятся шесть, может быть, восемь твоих лучших…
Спустя наносекунду после получения приказа Синд взвилась на дыбы. Ее непосредственный командир сообщил, что она отобрана для выполнения особого задания. Ей надлежит оставить себе лишь нож и пистолет и взять специальное оружие для последующей битвы — битвы, которой будет командовать сам адмирал Стэн.
А оружием ее оказалась маленькая камера с передатчиком. Шутка? Нет, не шутка. Должно быть, чертовы бхоры… Только она была среди них человеком. Остальные семеро в специальном подразделении были бхорами — все такие же головорезы, как и Синд.
Она отказалась подчиниться приказу. Офицер пожал плечами и приказал ей оставаться под домашним арестом.
— Этот номер не пройдет, женщина.
— Почему нет? Я имею право!
— Ну так подавай протест, если хочешь. Мне приказано отобрать восемь самых лучших бойцов. Восьмерых, которые, наверное, будут посланы в самое сердце битвы. Восьмерых, которые должны выжить в этой драке. Вот почему я выбрал тебя.
— К черту комплименты! Я буду протестовать!
— Сколько угодно. Приказы исходят от самих Великого Ото и адмирала Стэна.
Синд низко опустила голову. Стэн? К чему эта комедия?
Нет! Не будь ребенком. Стэн — это Стэн. Значит, должна быть причина.
Когда сумеешь понять ход мысли Стэна, вот тогда ты точно станешь на Путь Воина.
Двадцать третий имперский флот был атакован всего за один корабельный день до входа в безопасное пространство.
О приближении сообщили на Аль‑Суфи, и, ожидая встречи, Грегор расслабился. Он объявил состояние повышенной готовности — для трети состава флота. Остальным было приказано заниматься уборкой и наведением порядка. Грегор считал себя гуманным командиром и знал, что его солдатам не хотелось бы прийти в порт оборванцами.
К тому же, если здесь установлены видеокамеры, то грязь и бардак на кораблях не добавят чести и самому Грегору.
Первая атака застала адмирала, когда он наслаждался наведенной чистотой.
— Все наверх… По боевому расписанию… Рейдеры атакуют!
Грегор стоял на мостике, одетый в белый парадный мундир, и отдавал приказы. Он быстро анализировал сообщения на экранах.
— Сэр! Я уже приказал выдвинуть строй вперед в направлении угла атаки противника согласно вашим текущим инструкциям.
Грегор обругал дежурного по кораблю и вызвал на мостик офицера службы оповещения.
— Просканируйте атакующих.
Офицер выглядел озадаченным. Он медленно жал на клавиши, словно припоминая забытые команды, которые должен был знать назубок. Ничего не произошло. Атакующие продолжали приближаться, двигаясь откуда‑то сверху. Он запустил другую программу… Рейдеры исчезли! На экране остались только два корабля.
Грегор накричал на капитана флагмана и прервал офицера службы оповещения, когда завыл очередной сигнал тревоги. Еще один строй атакующих двигался снизу. Грегор взял командование на себя и приказал выдвинуть боевое подразделение вниз навстречу неприятелю.
Казалось, что шляпка «гриба» вращается, так как боевые корабли изменили свой строй, выдвинув вперед крейсеры и эсминцы. При этом произошло два столкновения — крейсер чиркнул по эсминцу, а два других эсминца врезались друг в друга. Правда, на крейсере кое‑кто выжил.
В центре оповещения офицер, продолжая выполнять приказ, наблюдал за атакующими. На четвертой попытке сканирования, когда он уже поверил, что атака реальна, второй ряд рейдеров растворился с экрана. И опять остались только два корабля-приманки.
На мостике воцарилось напряженное молчание. Затем снова завыл сигнал тревоги, и началась третья атака. По масштабам она была больше предыдущих, похоже, нападал целый флот.
— Флагман!
— Да, сэр.
— Что с вашими электронными средствами опознавания? Есть, черт возьми, уверенность, что нас снова не дурачат?
Офицер бросился выполнять распоряжение. Грегор предпочел выждать несколько секунд, прежде чем начать новый маневр. А между тем двойной ряд приказов и их последующая отмена продолжал раскачивать шляпку «гриба», так как капитаны кораблей и командиры эскадронов все еще пытались определить направление атаки.
Третья атака оказалась реальной.
Стэн пропускал мимо ушей трескотню боевых команд и сосредоточил внимание но главном экране капитанского мостика. Он атаковал строем в виде серпа. Ему бы очень не помешали еще несколько сотен кораблей — полумесяц был чересчур тонким.
Стэн, в надежде, что имперские воины окажутся достаточно глупы, чтобы решить, что он планирует охват, хотел растянуть концы полумесяца за пределы силового защитного экрана флота.
«Гриб» флота выглядел несколько потрепанным. Часть его шляпки сдвинулась навстречу нападавшим. Один сегмент, словно не услышав приказа, перестроился в нормальное конвойное положение. Крейсеры в задней части ножки действовали достаточно умело, прикрывая транспорты, и основание раскачивалось.
— Связь! Все меня слышат? — спросил Стэн.
— Все корабли на приеме.
— Стэн — всем кораблям! Оставаться на местах, как приказано.
— Ждем… ждем… Все корабли готовы, сэр.
— Связь! — обратился он к другому офицеру. — Что они там делают?
— Их детекторы нас засекли. Два… шесть залпов. Пять — мимо, одно попадание.
— Килгур! Ответь мне.
— Расстояние сокращается… Семь секунд… Три… Есть!
— Всем кораблям! Пуск!
Флот бхоров выплюнул ракеты — но не одновременно. Стэн приказал вести последовательный огонь — сначала из наиболее удаленных кораблей, затем из передних. Когда ракеты покинули самые передовые корабли бхоров, офицеры-ракетчики задних уже перезарядили и нацелили свои установки. Запустили не слишком много ракет — по крайней мере, для решающей битвы, — но все они должны были достичь цели одновременно.
— Алекс! Я хочу использовать тот клин между тяжелыми кораблями. Первая секция… В самостоятельном режиме… Когда будете готовы — пуск!.. Связь! Что они делают?
— Да ни черта, клянусь бородой матери!
— Докладывай нормально!
Бхор изо всех сил пытался войти в роль бывалого хладнокровного имперского офицера.
— Незначительные запуски… В основном направлены против приближающихся ракет. Поправка. Массовый залп! Центральный пункт электронного слежения перегружен.
На экране были видны вспышки между двумя сближающимися флотами: управляемые вручную противокорабельные ракеты. Скорее всего, типа «Кали». Их надо перехватить, иначе они попадут в цель.
Впрочем, это не занимало даже часть внимания Стэна. Он отбросил мысль: «А что если не повезет именно мне?» — и вглядывался за пределы вспышек.
Потом он вдруг ухмыльнулся и произнес комментарий, который бы не одобрили в среде высшего кадрового офицерства.
— Килгур! С тебя бутылка. Этот мерзавец действует по учебнику!
Грегор так и действовал. Существовало много возможных вариантов развития событий. Наилучшей возможностью для него было превратить передовой купол в подобие острия копья или даже в линейный строй и атаковать неприятеля по центру: разорвать полумесяц толщиной не более двух кораблей и расчленить флот Стэна на части.
Но это означало бы оставить транспортные корабли под охраной только одного крейсера. Несомненно, Грегор читал о битве при Каннах. Ситуация складывалась аналогичная — с одной разницей: Стэн был не Ганнибал, и у него не было тяжелых кораблей, чтобы сомкнуть рога полумесяца и поймать нападающих в капкан.
Вместо этого адмирал выстроил свой флот в линию, очевидно, готовя встречный охват, такой, как турки применили у Лепанто. Неплохо. Правда, со временем это должно было разрушить флот бхоров. Но — именно со временем.
Брешь, которая возникла, еще когда строй имперского флота образовывал купол, до сих пор сохранилась, пока корабли перестраивались, приглашая Стэна для удара.
— Всем кораблям! — приказал Стэн. Он передавал открытым текстом, не имея времени ни на кодирование, ни на переводчиков для бхоров. Он надеялся, что реакция имперского адмирала будет такой же замедленной, как и прежде.
— Есть, сэр!
— Дайте‑ка изображение этой дыры в имперском флоте, — приказал он офицеру связи, — на экраны всех кораблей.
— Передано, сэр!
— Хорошо… Всем кораблям, примите точку назначения… Доложить о готовности.
— Все готовы, сэр.
— Маневр… начали!
Капитаны бхоров, каждый из которых мог бы провести транспорт с единственным двигателем над садовой аллеей, мигом выполнили приказ. Полумесяц Стэна перегнулся и превратился в клин. Это походило на выступление команды акробатов, но на экране была видна большая разница — по флоту наносили удары. Огоньки, отображавшие отдельные корабли противника, меняли цвета. ПОПАДАНИЕ — ПОТЕРЯНО УПРАВЛЕНИЕ… ПОПАДАНИЕ — ПОВРЕЖДЕНИЕ ДВИГАТЕЛЯ… Или вовсе тухли и исчезали с экрана.
Стэн не обращал на это внимания. Так же не обращал он внимания и на бормотание младшего офицера по вооружению на его собственном корабле.
— Мы атакованы… До попадания девять секунд… Выпускаю противоракету…
Все же он почувствовал дьявольское облегчение, когда услышал:
— Есть! Ракета уничтожена.
Имперский флот выплевывал ракету за ракетой во все стороны. Не хотелось бы Стэну оказаться в центре этого калейдоскопа, который постоянно изменял свою форму и рассыпался на кусочки.
— Состояние флота! — потребовал он.
— Пятьдесят одна единица докладывает о полной боевой готовности.
— Этого достаточно. — Позже еще будет время спасать уцелевших и оплакивать потери.
— Ото! Ты вышел на их командную частоту?
— Точно. Готовы работать.
В стороне от основной зоны контроля установили большой экран. На нем возникло изображение имперского адмирала, отдающего приказания. Ото заглушил звук. Стэну померещилось, что он узнает адмирала. Впрочем, нет… Невозможно.
— Команда Сарла… Вперед! — приказал он.
— Есть!
— Команда Дженкидд… Вперед!
— Атакуем.
— Всем кораблям. Индивидуальное управление. Определять мишени и действовать самостоятельно.
И началось настоящее сражение. Бхоры завертелись в ближнем бою, как шайка пиратов Дрейка против целой армады. Это было наилучшее применение их талантам. Большинство из этих торговцев имели громадный опыт сражаться в одиночку против троих бандитов. Сражаться и побеждать, всегда неожиданно набрасываясь на врага по всем направлениям с помощью ракет и электроники, так же бесстрашно и свирепо, как делали их предки.
Благодаря постоянным приказам Грегора и опыту, полученному во время Таанских войн, большинство имперских кораблей ожидали обычного боя с противником, выстроенным в обычный боевой порядок. У этой же битвы симметрии, логики и ясности было столько, сколько в безумной пьяной оргии.
Стэна не занимал ход сражения. Бхоры не могли победить — рано или поздно количественное преимущество противника даст о себе знать, — но на это они и не рассчитывали.
У него были две боевые команды. Сарла — два крейсера, наспех переоборудованные в штурмовые транспорты, и Дженкидд — одиннадцать легких сторожевиков-корветов и патрульный корабль. Как высчитал Стэн, как раз столько кораблей нужно было, чтобы управлять пленными транспортами. Уж Стэн‑то знал, как Империя проводит свои конвои, поэтому все сторожевики были оборудованы электроникой и приборами для этого.
Имена ударным командам Стэн дал в честь древних почитаемых богов бхоров — для поднятия боевого духа. Если победа только возможна, эти две команды добьются ее.
Теперь он выжидал — если выжиданием можно назвать попытку удержаться прямо на хаотично болтающемся мостике корабля, носящегося в самой гуще дикой драки.
КОМАНДА САРЛА. Два штурмовика приближаются к поврежденному боевому кораблю ровно настолько, насколько позволяют инструкции по безопасности. Ракета бхоров взрывает большую часть кормы корабля, и люки штурмовиков распахиваются. Разведчики вытягивают тросы, и все три корабля связываются вместе. Бхоры в скафандрах берут на абордаж имперский корабль.
— Первая волна прошла, — послышалось донесение.
— Ото!
Изображение имперского адмирала на экране погасло и было заменено блестящим произведением искусства, которое обмануло бы даже многоопытного изготовителя видеофильмов.
Имперский корабль был уже превращен в месиво попаданием ракеты. Большая часть команды погибла, когда ракета штурмовика оставила корабль без атмосферы. Экипаж был в скафандрах, но многие не успели опустить забрала шлемов и натянуть рукавицы. В полном снаряжении сражаться нелегко.
Затем бхоры разорили корабль. У них был четкий приказ: пленных не брать. Снимать все на камеру.
Офицеры и команда имперского корабля погибли до последнего. Синд и другие операторы засняли их смерть, фильмы смонтировали с целью усиления эффекта в рубке управления Стэна, а затем пустили по имперскому каналу связи.
Отчасти это было сделано для воздействия на боевой дух молодых бойцов, когда экраны на кораблях показали воинов, так похожих на них самих, сдающихся с поднятыми руками. Их закалывали, словно стадо свиней. Некоторые корабли сразу отключили этот канал и на много секунд остались без связи и управления, пока не была задействована аварийная частота. Другие корабли оставались на связи, позволяя каждому убийству навсегда врезаться в память членов их экипажей.
КОМАНДА ДЖЕНКИДД. Корабли для управления транспортами были легко вооружены и оснащены. Они не могли оказать большого сопротивления оружию бхоровских сторожевиков. Шесть из одиннадцати прекратили огонь после того, как были атакованы. Еще два были поражены, но продолжали сражаться тем оружием, которое имели. Три оставшихся были разбиты в щепки. Бхоры потеряли один корабль.
Техи поднялись на борт шести кораблей и приняли управление транспортами с АМ‑2. Сторожевики приблизились к грузовым судам. Однако этого было недостаточно. Если не «выкрасть» остальные транспорты — весь груз АМ‑2, — то операция Стэна будет очень близка к провалу. Но бойцы команды Дженкидд были находчивы.
Два все еще ведущих огонь корабля в конце концов были вынуждены сдаться. Их взяли на абордаж и захватили. Каким‑то образом электронные кудесники бхоров вышли на командные частоты двух поврежденных кораблей.
Командир группы Дженкидд отдал приказ. Конвой — ножка «гриба» — медленно оторвался, так как корабли бхоров увели транспорты в сторону.
Эскадрилья тяжелых крейсеров поздно отреагировала на удар, но все же отреагировала. Они перестроились для ответной атаки. Стэн увидел приготовления к контратаке на своем экране и вышел в эфир.
— Всем единицам флота! — приказал он. — Цели указаны. Цель первой очереди. В автономном режиме. Вперед!
Он не стал дожидаться подтверждения.
— Ото! Вторая фаза!
Ото щелкнул переключателем. Предварительно записанный сигнал забил командную волну противника. На экране возник суровый, до зубов вооруженный Ото, окруженный другими грозными бхорами. Тут могло быть и изображение Стэна, но он знал, что выглядит далеко не так страшно, как Ото.
Голос вождя бхоров прогремел:
— Всем имперским кораблям! Продолжать сопротивление бесполезно. Предлагаем вам сдаться. Просигнальте сине-желтыми ракетами, если хотите спасти свою жизнь. Сдавшиеся в плен корабли будут оставлены невредимыми.
Стэн не был настолько глуп, чтобы вообразить, что эта дешевая уловка сразу заставит имперский флот выбросить белые флаги. Он добивался лишь дальнейшего замешательства.
И своего добился. Несколько кораблей подчинились. Некоторые из них тут же были обстреляны другими имперскими кораблями. На других запаниковавшие экипажи подняли мини-бунты, что создало их офицерам не меньшие трудности, чем опасность извне.
Тридцать девять кораблей бхоров врезались в строй крейсеров, создав еще одну неразбериху. Тем временем украденные транспорты были выведены из зоны боевых действий и шли полным ходом.
«Пора», — решил Стэн.
— Всем кораблям! Выйти из связи!
«Наступил переломный момент. Я украл их паршивое золото. Теперь у Империи два выхода. Как же там этих чертовых бхорских богов зовут‑то? Ну, неважно… Любой бог, который обратит на меня внимание… Доставь мне счастье, прошу тебя! Пусть этот паршивый адмирал останется верен учебникам до конца!»
И Грегор не подвел. Восстановив в конце концов вторую резервную систему связи со своим флотом, он должен был отдать приказ преследовать нападавших, индивидуально либо эскадрильями. Но он не отдал его. Возможно, он слышал о Хаттине, где Саладин заманил армию крестоносцев в пустыню и там порубил ее в капусту. Кто знает, вдруг где‑то поблизости устроена на него засада?
Он приказал всем единицам своего флота перегруппироваться — по элементам, по эскадрильям и затем в основной строй флота. Но такая перегруппировка требовала хотя бы минимального руководства. В этом же сражении указаний явно не хватало. Корабли искали своих лидеров. Все линии связи отвечали жалким блеянием. Еще больше сумятицы добавляли неисполнимые, а то и противоречивые приказы Грегора.
Силы Стэна пошли в отрыв. Команда Сарла, не потеряв ни одного бойца, уже отступила на свои штурмовые корабли. Синд стояла в тишине на главной палубе. В этот день она действительно кое‑чему научилась у Стэна. С сего момента она решила ходить перед ним на задних лапках, прислуживать ему. Чтобы изучить как следует, а потом… Она улыбнулась сама себе.
Казалось, бегство Стэна удалось. Он проявил немного гуманности и приказал десяти кораблям взять на борт выживших с покалеченных кораблей бхоров. Когда смогут… если смогут.
Наступил самый щекотливый момент. Разогнавшись до полного хода, его корабли скоро начнут двигаться без энергии.
Он отдал новые приказания. Корабли бхоров приблизились к захваченному конвою. На каждом из них ожидали лучшие специалисты по топливу. Только у двух кораблей опустели баки, и у Стэна были полностью заправленные суда, чтобы состыковаться с ними и передать топливо.
— Ну, адмирал! И дельце же мы с тобой провернули, закачаешься!
Стэн усмехнулся, затем заставил себя переключиться на другой лад.
— Потери?
От такой победы было не много радости. Он потерял почти половину своих сил.
К нему подошел Ото.
— Лучше, чем я ожидал. Хуже, чем я надеялся. Но так распорядились боги.
Стэн кивнул. Возможно. Вот только какого дьявола им быть такими жестокими?
— Не забывай о добыче, Стэн.
Стэн не забывал. Теперь у него было топливо, чтобы продолжать войну.