Возвращение

Глава пятнадцатая

Староста, наверное, влез в окно. Во всяком случае вчера, прежде чем забраться на ложе к Листице, я лично подпирал дверь лавкой. Не дом, а проходной двор. В казарме хоть дневальный предупреждал… А тут — заикой стать можно.

«Не понял?! У меня что дежавю? Сцена вторая, дубль третий? Мы же все это уже проходили. Сейчас я повернусь к нему спиной».

— Кх-кх…

— Ну до чего же ты, Титыч, назойлив… — проворчал я, разворачиваясь обратно. Мучительно пытаясь понять, где сон, а где явь… И что случилось на самом деле. — Прям, как муха. Не видишь разве, люди почивают?..

— Кто рано встает, тому Бог подает, — назидательно произнес Ярополк.

— Ты б хоть отвернулся, дядька Ярополк, — возмутилась Листица, вскакивая с кровати и торопливо одеваясь. — Глаза твои бесстыжие. Седой весь, а туда же…

— Вот еще, — фыркнул староста, но голову наклонил. — Голой девки я не видел. Помню, однажды лагерь орков разгромили да обоз с пленными отбили… Такого насмотрелся… Не только без одежды, но и совсем без кожи… Так-то, красавица. А потому ты не ругайся и нам не мешай. Я ведь не на блины пожаловал. Не забыл, Влад, что Гырдрым вчера сказал? Две недели мигом пролетят. И охнуть не успеем, как он воротится. Только теперь, боюсь, клан Лупоглазых постарается наемника посильнее гхнола отыскать. Так что отлеживаться некогда.

— Ага, — кивнул я, не столько вслушиваясь в его слова, как пытаясь сосредоточиться на собственных ощущениях. При этом ответ слетал с языка сам, как будто в нужный момент кто-то прокручивал записанный заранее звуковой файл.

— Прямо горит и полыхает все вокруг. Признайся лучше, что тебе не дает покоя наш неоконченный разговор. Любопытство разбирает…

— Это тоже. Я ведь и к великану нашему сходил. Спит сердешный… Совсем обессилел. Ну и пусть себе… Я пару хлопцев возле него оставил…

Голос Титыча то становился громче, то опускался почти до шепота и исчезал. Но тем не менее, я знал каждое произнесенное им слово. Да и ответы, похоже, выучил назубок.

— Вот уж к чему я точно не стремлюсь… — Подниматься не хотелось, но разве ж от такой пиявки отцепишься. Да и со странностями этими надо разобраться. — И вообще, лучше объясни, как ты в запертую дверь войти умудрился?

— Почему в запертую? — удивился Титыч.

— Ой, — подала голос Листица. — А я еще, когда ночью во двор выходила, подумала: чего это скамейка к двери прислонена?..

— Понятно, — проворчал я. Сплю как убитый и ничего не слышу. Неспроста все это. Ох, неспроста. Явно колдовством отдает. Может и упреждающая события память от этого?

— Ладно, забыли… Но только, ты уж будь добра в следующий раз спрашивать сперва…

— Спали вы, Владислав Твердилыч, уж больно сладко, — потупилась… девушка.

Вот именно — девушка! Мне так больше нравится. И, похоже, это решение я уже тоже принимал. Да что за ерунда такая.

Я осторожно потряс головою, как будто проверял, не исчезло ли ее содержимое. Не, по ощущениям тяжести — все на месте.

— Садись к столу, Влад, — пригласил Ярополк. — Тут брынза еще осталась, блинов целая горка. Яблоко… Замори червяка, да и давай уж поговорим. Не тяни, а?

Если б кто знал, как мне хотелось рассказать всю правду — о себе, о своем мире. А уж потом делиться планами и сомнениями. Но такие знания преждевременные и бесполезные. Как попытка объяснять маленьким детям, откуда они берутся. В нужное время все и так всё узнают, а до этого — пусть лучше высматривают аиста в капусте.

Я подошел к столу. Взял кувшин. Пустой… Поставил обратно. Отобрал у Титыча кружку и допил в два глотка, даже не разобрав, что именно в ней плескалось. Потом замотал сыр в два блина и указал старосте на дверь.

— Раз уж ты меня поднял, то пойдем, на сторожевую башню посмотрим. Заодно и побеседуем. Чтоб время зря не терять. А ты, Листица, не торопись… Готовь спокойно. К обеду вернусь.

— И то правда. — Ярополк полез из-за стола.

Они еще перебросились с Листицей парой шутливых фраз, но я к ним не прислушивался. Потому что все это уже один раз было, а даже самый интересный фильм смотреть в повторе не то удовольствие, что присутствовать на премьерном показе. Более важным было понять, с какой целью мне крутят этот повтор? Просто так? Бессмысленно и нецелесообразно. Тогда зачем?! Ну думай же, Влад, думай…

«Думай голова, картуз куплю…»

Это не второе Я ехидничает, это я сам себя критикую. Потому как ежели человек идиот, то это надолго. Ну зачем же еще может понадобиться дубль, если не для исправления ошибок, допущенных в первом случае?!

А что это значит? Да только то, что надо еще раз прожить пройденный этап, но не спонтанно, а с оглядкой. И в нужном месте, надеюсь, я пойму в каком, перевести стрелки на правильные рельсы. Чтоб не начинать то же самое заново еще и третий раз. Фильм «День сурка» мне в свое время понравился, но самому переживать нечто подобное до бесконечности и еще особого желания нет.

Дверь в башню сделали на совесть. Толстую, крепкую. Из вяленой акации. В такой доске любой клин увязнет, нипочем не расколоть, если к торцу не подступиться… А как это сделать, если дверь внутрь открывается, а коробка запущена в стену на добрую пядь и полосами стальными окована.

— Ну как тебе наш донжон? — с оттенком гордости поинтересовался Титыч, после того как я закончил вторичный осмотр фортификационного сооружения. Кстати, не без удовольствия. Все-таки на отличную работу можно глядеть до бесконечности. А эта башня на подсознательном уровне внушала уверенность и надежду. — Как меня старостой избрали, так я в первую голову и решил обеспечить нашу деревню сторожевой башней.

— Разумно.

— Знаешь, — продолжил Ярополк. — Пришлось мне повидать вырезанные подчистую не то что села — целые городки. Где люди, считая мир вечным и не желая тратиться, не озаботились о защите. Против серьезного войска, даже без тарана, ей, конечно, не устоять, зато никаким Лупоглазым, соберись гоблины хоть десятью кланами вместе, нас отсюда и за недельку не выкурить. А почтовый голубь до столицы три часа летит. И гиппеи[11] императора уже через сутки прискачут, взглянуть на творимое бесчинство.

— Это ты, Титыч, очень правильно сделал, — повторил я похвалу. — И вскоре мы всем миром за твою предусмотрительность спасибо сказать сможем. Ибо лозунг «свобода или смерть» как раз про нас. Если только односельчане поддержат.

— Вот как? — Ярополк отвязал кисет и стал набивать трубку. — Значит, если я тебя верно понял, десятник, спокойная жизнь для Выселок закончилась? Повоевать решил?

— Верно, староста. Только давай еще на самый верх поднимемся. Это я не капризничаю…

— Можешь не объяснять, — пожал плечами тот, но продолжил с отчетливой насмешливостью в голосе. — Каждый военачальник старается на место предстоящего сражения с высоты взглянуть. Куда передовой полк мужиков с косами и цепами поставить? Где баб с вилами да макогонами определить? Опять-таки засадный полк из ребятни с рогатками по уму надо куда-то спрятать… Верно кумекаю?

— Верно, Титыч… — приобнял я за плечи насупившегося старосту. — Только знаешь: хорошо ведь смеется тот, кому смешно после боя, а не до этого… И я тебе обещаю, что как бы все ни сложилось, плакать нам точно не придется. Уж я об этом позабочусь. Чем хочешь поклянусь!

— Гляди, десятник, — не принял тот шутейного тона. — Ты сказал, а я услышал…

— Можешь даже записать, — я чуть подтолкнул Титыча к лестнице. — Ну чего застыл, как снулый тролль? Сам же поговорить торопился. Да и Листица, небось, уже и борщ доваривает. Пошли, мыслитель. Сейчас я тебе все подробно и растолкую.

Глиняный пол на втором этаже мне тоже понравился. Доски теплее, но и горят жарче… А еще — большие передвижные щиты, два на два метра, сплетенные из ивняка. Наверняка еще одна придумка Титыча. Вон как посматривает, ждет либо вопроса, либо похвалы.

— Узнаю легионерскую смекалку…

— Ну так… — расправил грудь Ярополк.

— Умно… Установил перед бойницей и, даже если влетит какой гостинец, никого не покалечит…

Третий этаж оказался точным повторением второго, и я не стал тут задерживаться, сразу поднялся на последний, четвертый. Совершенно такой же, как и предыдущие два по интерьеру, но с учетом высоты бойницы здесь были чуть пошире и позволяли более удобно оглядеть окрестности. Чем я тут же и занялся. Хотя, как только сунулся в проем, уже знал, что увижу. Как будто не только вырос в здешних местах, а и на башню лазил не единожды…

Километрах в семи-восьми строго на запад, куда указывала голубая лента Быстрицы, я заметил именно то, что и хотел увидеть. Крыши строений. Домов!

— Это что там? — спросил не задумываясь.

Но староста, не заметил еще одной моей оплошности, с головой выдающей пришлого человека.

— Приозерное… Ну налюбовался уже?

— Уже, — кивнул я, отходя от амбразуры и поворачиваясь к Ярополку. — Красиво… Есть за что повоевать с Лупоглазыми.

— Было бы кому, — вернул меня на грешную землю Титыч. — Аль не видел вчера? Одни бабы с ребятишками… Ой, зря ты все это затеял, Влад. Боюсь, как бы хуже не вышло.

— Погоди, Титыч. Во-первых, между бабами и детишками я заметил человек тридцать парней и мужиков, кстати, не слишком дружелюбно глядевших на гоблинов. А во-вторых, скажи мне, только честно: неужто веришь, что после того как я убью второго наемника, Лупоглазые оставят Выселки в покое?

— Больше всего, Влад, мне в твоих словах нравится, как ты с уверенностью произносишь: «после того», а не «если»… — пожал плечами староста. — Но ты уже спрашивал об этом. Нет, конечно. Но по уговору в третий раз потребовать поединок гоблины смогут не раньше чем через месяц. А это такая прорва времени, что и загадывать нет смысла. И главное — все это уже после жатвы будет.

— Вот-вот, — согласился я. — Гоблины как раз на все готовое и придут.

— Да ты меня не агитируй, Владислав Твердилыч, — вздохнул Ярополк. — Будь я моложе и чуток глупее, давно плясал бы вокруг тебя от радости. Но я-то битый гусь и знаю, чем все может обернуться. Вот потому и мнусь, как красна девица. Понимаешь?

— Понимаю. И хочется, и колется, и мамка не велит…

Что тут возразишь, коли староста по вечному рабско-крестьянскому разумению прав. Даже на моей родине во все века демократы и пацифисты постоянно поговаривали, что худой мир лучше доброй войны. А потому пядь за пядью уступали более наглым соседям и землю, и свободу. Добро бы только свою, так нет же — предавая и обрекая целые поколения потомков на рабство и чужбину. Крестьянин или иной обыватель, как овца. Все надеется, что резать не будут, а только остригут. А если и зарежут, то не сегодня. А если и сегодня — так не его, а вон того, белобрысого или чумазого… Который не такой, как все, и выделяется из отары. И потому его ни чуточки не жалко. Тьфу… Терпеть ненавижу!

Но прежде чем начать излагать свой план, надо было сбить Ярополка свет Титыча с упаднического настроения. Самым простым и эффективным способом — незамысловатой, грубой солдатской шуткой…

— Ничего, староста, не боись. Легионеры знают, что делают. И юбка не помнется, и мамка не узнает…

Возможно, Титыч представил себе, как я задираю юбки гоблинам или еще что похлеще, но уже в следующий миг сдавленно хрюкнул, точь-в-точь как в лесу с троллем, а потом, не сдерживаясь, громко расхохотался.

— Прах тебя побери, десятник. Рассказывай уже, что удумал.

Вдохнув дым от трубки Ярополка, я вдруг осознал, что ни разу, с того первого перекура на пороге «родного» дома, не потянулся за сигаретами. Интересный эффект от переноса. Надо будет запатентовать, в плане борьбы со сверхприбылью табачных магнатов. А то интересная тенденция просматривается: чем больше курение запрещают, тем дороже становятся сигареты.

Увлекся. Слава богу, лично меня все эти инфляционные вопросы больше не касаются. Как и недоумение: почему бутылка обычной воды с растворенной в ней углекислотой стоит дороже литра молока? Всегда и везде люди сами превращают свою жизнь в ад, в меру собственных желаний и разумения. К примеру, никто ведь не заставлял аборигенов менять золото на стеклянные бусы. Понятно, что потом, более сильные пришельцы вытряхнули бы с них все до крупицы, но поначалу — сами несли.

Так что отринем философию и вернемся к баранам. Поскольку отрабатывать все блага мне придется по-взрослому. Без скидок на возраст, опыт и городскую прописку.

— Вот что я думаю, дядька Ярополк, — присел я рядом с дымящим, как небольшой винокуренный завод, старостой, на одну из лежанок, сколоченных из толстых досок. — За те две недели, что у нас остались, надо хорошенько проверить все добро, что здесь хранится, и максимально пополнить запасы. А еще лучше превратить башню во временное хранилище вообще всего — что только ценного есть в деревне. Чтоб в домах у жителей оставались только самые необходимые в быту вещи. Да и то — из тех, что поплоше. Такое, что можно ухватить в руки и убежать, а коли пропадет, так и не жалко…

— Это можно, — кивнул староста. — Какое имущество у крестьянина? Только то, что на нем. Главное добро — скот, птицы, свиньи… Их куда деть? Вырезать? Жалко… Особенно коров. Пока с телушки хорошая дойная буренка вырастет, года четыре ждать надо. Да и то, не всегда угадаешь…

— Зачем резать. Скот отгоним подальше и спрячем.

— Влад, — чуточку недоуменно поглядел на меня Титыч. — Я понимаю, что «пантеры» многому такому обучены, что мне и не снилось. Но объясни ты: как можно затереть следы от стада в сотню голов, да еще так, чтоб их даже хог-гоблины не заметили? Я уж не говорю, о том, что шаман клана всегда скот отследить сможет, если хоть одну лепешку найдет, недельной свежести.

— Да хоть две, — ухмыльнулся я. — Представь себе, дядька Ярополк, что ты тот самый следопыт гоблинов, которого послали пропавших коров отыскать. Представил?

— Влад, какой следопыт? — возмущенно фыркнул староста. — Бабка Немига, по вытоптанной и изгаженной земле место, где стадо в сотню голов проходило, на ощупь найдет.

— Бабка Немига, говоришь? Угу… Тогда скажи мне, Зоркий Сокол, а что подумает бабуся, узрев или нащупав поверх земли, взрыхленной коровьими ратицами, следы, оставленные троллем?

— Поверх… — Титыч призадумался. — Ты, хочешь сказать?..

— Ну ну… — поощрил я мыслительный процесс.

— Гоблины должны решить, что наших коров угнал тролль?

— Угнал не угнал, но успел найти буренок раньше, — кивнул я. — И теперь им придется отнимать стадо у пещерного великана. Рискнут?

Староста какое-то время рассматривал чубук трубки, да так пристально, словно на нем был выцарапан ответ.

— Если в деревне останется еще хоть какая-то живность, то вряд ли. Убить тролля не так просто, да и связываться с ними — себе дороже. Они хоть и не злопамятны… Вернее — забывают все быстро. Но кто его знает. А увидеть однажды у своих костров пару дюжин разъяренных пещерных великанов никто не мечтает. Гоблины умом не блещут, но и не безумцы. Факт… Гм, а что, Влад Твердилыч, хорошая придумка. Но как мы потом сами с… Хозяином столкуемся?

— Если честно, то пока я над этим не задумывался, но вариантов много. Начиная с того, что, как ты сказал, они быстро обо всем забывают. Не бери в голову, Титыч. Как обхитрить мальца я придумаю, давай о деле…

— Давай… — Староста был сама покладистость и внимательность. Только что в рот не заглядывал.

— А придумка моя такая. Еще до поединка объявить гоблинам, что деревня теперь принадлежит троллям. И если они хотят это оспорить, то все вопросы и претензии к Хозяину деревни.

— Думаешь, один тролль с целым кланом справится? — покрутил головой Титыч. — Сомневаюсь. А если великан сородичей позовет свое имущество отстаивать, то лучше Выселкам еще один клан кормить.

— Никто никого звать не будет, — поспешил я успокоить старосту. — Скажи, вот вы дань Лупоглазым платите только потому, что сами отбиться не можете или по какой иной причине?

— Отбиться, пожалуй, мы бы смогли, — потащил потухшую трубку в рот староста. Затянулся, даже не заметив, что дыма нет, и продолжил:

— В деревне сорок восемь дворов. Мужиков, умеющих держать оружие, правда, всего шестнадцать. Ты же их почти всех видел. Когда к Одноглазой пещере ходили… Да дюжины две подростков постарше наберется. Только какие из них бойцы? Копье, стрелу подать. Камень на голову сбросить, пожар потушить… Ну и баб с полсотни. Тех, кто смерть позору предпочтет. Эти с вилами и косами хоть на тролля пойду. Выучки, понятное дело, никакой, — полягут быстро. Но зато ярости у них на троих мужиков хватит. Так что с сотней, а то и более зеленых недомерков, Выселки бы справились. Но только потом, если я в бою не погибну, меня казнят. Как бунтовщика и смутьяна. Вполне возможно, что и со всей деревней вместе… Вот тебе, Влад, и вся причина.

Староста еще раз попытался затянуться. Естественно, из этого ничего не получилось, и он удивленно уставился на потухшую трубку. Только вряд ли видел то, на что смотрел. Мысли его были слишком далеки от обыденности.

— Любое вооруженное столкновение запрещено Указом императора, под страхом смерти. И там же предписано — все споры решать поединком. А до твоего появления у нас Защитника не было. Впрочем, это я уже говорил… Поэтому и платили гоблинам. А что поделаешь? В Приозерном мужиков раза в два больше, чем у нас, а и те покорились. Сперва ерепенились, собрали деньгу, наняли Защитника… из ветеранов. А потом еще и дань отдали, когда того наемник Лупоглазых убил…

Титыч в третий раз попробовал затянуться и только теперь понял, что табак давно выгорел. Перевернул трубку и постучал чубуком о колено, выбивая пепел.

— Так-то…

Собственно, это я и хотел от него услышать. Люди не силы вражеской боятся, а закона. Который, как всегда, несправедлив и гораздо беспощаднее любого супостата. Потому что неумолим!.. А на подкуп у крестьян денег нет. Дань заплатить — и проще, и дешевле, и понятнее…

— Ясно… Ну ничего, не горюй, дядька Ярополк. Обещаю, если все пойдет как надо, ты вскоре не Выселками распоряжаться будешь, а в городе наместником сядешь.

— На кол бы не сесть, Влад… — проворчал тот. — Палачи императора в этом деле толк знают…

— Будя тоску нагонять, ветеран… Я ж не зря расспрашиваю. Смотри, как все красиво у нас с тобою получается. Гоблины вернутся свои требования предъявлять людям, а Выселки уже тролль занял. Это — раз. Самому Хозяину недосуг поединками баловаться — для этого он меня нанял. Это — два. И самое главное, оцени — если придется турнуть зелененьких в шею всем миром, то проделаем мы это уже не как взбунтовавшиеся крестьяне, а как наемники троллей. То есть ни одной запятой не нарушая императорского указа. Теперь понятна моя задумка?

Ответить Ярополк Титыч не смог. Зато вытянувшееся лицо старосты и раззявленный рот были достойной оценкой моим выдающимся, да что там скромничать — гениальным, умственным способностям.

— Варежку закрой — кишки просквозит, — пошутил я грубовато, как и принято между легионерами, озорно подмигивая. — Все, Титыч, совет командиров закрыт на переучет. Пошли борщи трескать. А если уж совсем невмоготу станет, так и быть, за столом я тебе еще на пару вопросов отвечу. Я, когда поем, жутко добрый становлюсь. И — общительный…

Листица не выставила старосту за двери. Даже слова плохого не сказала. Наоборот — накрыла стол, насыпала в миски (я угадал!) густого, наваристого борща, на сметане. Но ставила посуду на стол так акцентированно, что у ни в чем не повинного предмета мебели все доски поскрипывали, а ножки казалось, вот-вот подломятся. От такого потчевания Титыч пару раз едва не подавился, а потом в сердцах кинул ложку, пробормотал себе под нос, что-то о взбесившихся бабах, которых только вожжами и урезонишь, и ушел. Но не просто так, а — думать!.. Пообещав дать мне окончательный ответ, понимай — благословение, ближе к вечеру.

Ну а по мне, ложки и миски — не мины и шрапнель, можно не отвлекаться. Тем более что борщ был изумительно вкусный, а я ко всему еще и проголодался изрядно. Жизнь на свежем воздухе? Или это последствие отказа от табака? Слышал, что люди, резко бросившие курить, начинают стремительно набирать вес. Если второе, то пара лишних килограммов, особенно в области талии, мне совершенно ни к чему. Чай не бронник — и толку никакого, и когда надо не снимешь…

Выдержав примерно пятиминутную паузу, Листица демонстративно уронила передник на пол и встала прямо передо мной, картинно подбоченясь.

— Зачем?!

Листица произнесла всего одно слово, но таким тоном, что я обязан был ответить правду. Если хотел сохранить в целости еще не распустившийся, но уже завязавшийся бутон наших отношений.

— Наверное, потому что, как и Титыч, превыше всего ценю свободу. А еще — я не хочу, чтобы ты второй раз осталась одна…

— Ты… ты… — До сих пор мне не приходилось видеть настоящих слез на ее глазах, и от этого сделалось так тошно, что я вскочил на ноги и бросился к Листице.

— Прости… Я не подумав брякнул… Но поверь, иначе нельзя… Гоблины не отстанут, пока не найдут наемника, который сможет меня одолеть… И хоть мне лично уже будет все равно, жизнь в Выселках станет только хуже…

В общем, какую еще околесицу я нес, глядя в эти, широко распахнутые зеленые омуты, неважно, но говорил, пока Листица не закрыла мне рот поцелуем. А когда мы, едва не задохнувшись, разомкнули губы, девушка очень тихо прошептала:

— Спасибо…

Если я когда-нибудь стану врать, что хоть что-то понял, не верьте. Мужчинам это не дано. Никогда и ни одному. Проще было поцеловать ее еще раз. И еще…

Примерно через час Листица поцеловала меня в щеку и стала одеваться.

— Куда это ты? — поинтересовался я, пробуя на вкус права хозяина.

— С бабами за жизнь посудачу… И вообще, надо ж помочь Титычу верное решение принять. А то он, как все мужики, не о деле думать будет, а о том, как баб с ребятней сберечь, того не понимая, что иной раз лучше сразу умереть, чем… — Листица не договорила, запутавшись то ли в словах, то ли в эмоциях и мыслях. Умолкла, потом махнула рукой и выбежала за дверь.

Так, а вот этой сцены, насколько мне удается сопоставить воспоминания и реал, в прошлой интерпретации не было! И что это значит? Я уже перевел стрелку? Жизнь покатилась по новому маршруту? Жаль, не могу вспомнить, что осталось за скобками. Ну да ладно, сыграем по новым правилам. Авось на этот раз выпадет решка…

Глава шестнадцатая

Титыч пришел раньше. Угрюмо уселся за стол, привычно вытащил трубку, но набивать не стал, так вертел в руках, напоминая пародию на одного исторического персонажа, знакомого мне по советским военным фильмам, естественно. Только кителя не хватало.

— Я согласен, Владислав Твердилыч, — произнес негромко, но вполне отчетливо. — Принимай командование над Выселками. Двум смертям не бывать, а одной… Люди мы, али скот бессловесный.

— Да будет тебе, дядька Ярополк, — присел я напротив. — Чего ты, как перед новобранцами? Ни тебя, ни меня агитировать не надо, а больше никого в доме нет. Поговорим о деле.

— И правда, — хмыкнул тот, взглянул на пустую трубку, подумал и сунул ее за пояс. — Что-то я… Старею…

— Успеешь еще состариться, — отмахнулся я. — Давай попробуем дожить, сначала.

Ярополк, услышав нетерпение в моем тоне, смолчал и только сделал внимательное лицо.

— Теперь о командовании. Извини, Ярополк Титыч, но руководить сопротивлением Выселок придется тебе лично. Поскольку я — всего лишь наемник, а ты — староста деревни, которая принадлежит троллю по имени Хозяин. Запомни это так крепко, чтоб даже, тьфу-тьфу-тьфу, на дыбе не смог отречься!.. И всем вдолби в голову. Чтоб никакого сомнения не возникало. Особенно у соседей и гоблинов. Потому как в этом… — я поднес указующий перст и дал возможность старосте полюбоваться им какое-то время, — успех всего дела нашего дела. А самое главное — прощение и одобрение императора.

— Это я как раз усвоил, — кивнул староста. — Иначе ни о каком согласии и разговора б не было. Но делать-то что?

— Ну ты и спросил. Ровно дитя малое. Очнись, Титыч! Совсем службу забыл? Какие тебе еще дополнительные распоряжения нужны? Ополчение собирать!.. Амуницию глядеть!.. Добро прятать!.. Скот на дальнее пастбище перегонять!.. К соседям в гости наведаться… Может, они тоже захотят по нашему примеру под власть тролля перейти? Как считаешь?

Ответить Титыч не успел. На улице послышались торопливые шаги, а спустя пару секунд в дом влетела Листица. Раскрасневшаяся, взъерошенная. Словом: живая иллюстрация к сценке «Пожар!».

— Что случилось?

— Гоблины нападут на Выселки через день, утром!..

О как? У крестьян в клане «тайнус агентус» имеется? Что-то не срастается в таком раскладе. Слишком сложная комбинация.

— Это точно?

Вопрос мы со старостой задали почти одновременно. Ага, значит, известие и для него полная неожиданность.

— Засекина дочь матери весточку передала.

А вот это многое объясняет. Мое предположение не слишком ошибочное. Всего лишь надо было вспомнить рассказ Листицы о том, что исстрадавшиеся от одиночества женщины порой уходят жить к нелюдям. А дочерние чувства не у всех атрофируются из-за смены места проживания.

— И что ж им так приспичило-то? — продолжил допрос Титыч.

— Теша сказывала, что завтра здесь будут воины клана Ушастых.

— Вон оно что, — кивнул староста и объяснил мне: — Вожди решили нам за своего воина отомстить.

Логика присутствует. Отвыкли, видать, гоблины, что можно и огрести по загребущим зеленым лапкам. Осталось прояснить два небольших, но существенных вопроса.

— И откуда ей это известно? Одна баба говорила?

— Теша — третья жена шамана племени.

Еще интереснее.

— И ты ей доверяешь?

— Теша не сама ушла… — И хоть спрашивал я старосту, ответила по-прежнему Листица. А Титыч угрюмо промолчал. — В тот год неурожай был…

Ясно. Извините, что спросил. Коль денег и продуктов для погашения задолженности нет, почему б не расплатиться с супостатом лишней девкой. Ладно, проехали. Спишем на суровые будни тутошней жизни. Ответ будем считать исчерпывающим, хотя я бы не рискнул столь безоглядно верить словам девушки, тобою же отданной в рабство. Но в чужой монастырь со своим уставом не ходят, а потому вернемся к предыдущей теме.

— Но она и не возражала… — словно прочитав мои мысли, продолжила Листица. — Теша страшненькая уродилась…

Угу. Черт ногу сломит с этими бабскими заморочками. «Любит не любит, плюнет — поцелует…»

— Худо, Влад… — Это Титыч.

— Не понял? — пришла моя очередь делать удивленную морду лица. — Известие неприятное, согласен. Но что от этого изменилось? Да, мы не рассчитывали на пополнение в рядах врагов и не ждали их к нам так быстро, но о том, что драки не избежать, — знали. Поэтому не вижу повода для паники. Всего лишь придется немного быстрее пошевеливаться.

— Сделать за одни сутки то, что планировали на две недели? — покрутил головой староста.

— Ничего, Титыч, — усмехнулся я, старательно демонстрируя свою уверенность. — Глазам страшно, а руки делают. Вот увидишь, все у нас получится. А что неожиданно все, так в этом и плюс имеется. Сомнения одолевать не будут. Люди испугаться не успеют… Знаешь ведь, что нет ничего хуже, чем ожидать начало боя. Семь потов сойдет, пока…

— Это еще не все, — Листица присела на кровать. — Искра сказала, что Выселки накрыты «Тенью ястреба».

— Вот теперь можно не сомневаться: гоблины всерьез за нас принялись… — Помрачнел еще больше староста. — А мы даже голубя в столицу с известием о нападении отправить не сможем.

— А куда сможем? — спросил я на автопилоте. Хорошо, никто не расслышал.

«Никуда. Заклятие действует не на территорию, а на птиц, находящихся на данной территории, когда накладывается заклятие. Их можно хоть за десять километров отвезти, все равно ни одна не поднимется в воздух. Если слабый шаман — то сутки. А если сильный или работали несколько, объединив старания, то и на недельку».

«Спасибо».

— Знаешь, Влад, — вдруг очень серьезно произнес Титыч. — Ты прав, оно даже к лучшему получилось.

— В смысле?

— Гоблины сами за нас все решили. А когда нет выбора, даже мышь на кота бросается. Но мы-то не мыши, верно?

— Еще те пасюки… — засмеялась Листица. Чуточку наигранно, но очень вовремя. Ведь ничто так не приводит в чувства, не окрыляет и не раздражает мужчин, как женская насмешливость.

— Ну значит, так и решим, — усмехнулся я и подмигнул, показывая, что шутку оценил. — Поднимай, староста, людей, а я пойду к троллю — о совместных действиях договариваться.

— Я с тобой, — вскочила Листица.

— Нет, — вроде и не сурово сказал, а получилось внушительно. Во всяком случае, спорить она не стала. — Помоги лучше Титычу. В деревне сейчас каждая пара рук на счету. Работы непочатый край, а времени, что воды в решете.

— Верно, — поддержал меня староста. — Пойдем, девонька, общество собирать. О-хо-хо, — вздохнул он еще раз. — Не успеть нам, Влад, никак не успеть… — и встретив мой взгляд, поспешил оправдаться: — Не, ты не думай. Это я только здесь, перед тобою. За дверь выйду, виду не подам, что сомневаюсь.

— Не боись, старый, Бог не выдаст, свинья не съест… Наше дело правое, победа будет за нами! Вот так, братья и сестры!

Тролль уже бодрствовал. Треск валежника и тяжелую поступь великана было хорошо слышно даже отсюда, с дороги. Видно, приставленные к нему хлопцы кинулись в деревню напрямки, через лес, — вот мы и разминулись. А тот, проснувшись, первым делом пропитание искать стал. Странно, что сам в деревню не пошел. Видно, и впрямь молод очень, послушный. Сказали старшие ждать, вот и терпит…

— Эй, Хозяин! Покажись!

Хворост затрещал громче и быстрее, и на опушку вышел тролль. Надо заметить, что в полный рост он смотрелся гораздо впечатляюще, нежели сидя. Я вообще-то и сам не маленький. Почти два метра ростом и пиджачок ношу пять иксов и больше, но встань я рядом с горным великаном, то смотрелся бы примерно как БРДМ рядом с «Уралом».

— Кто здесь? — он чуть пригнулся и громко засопел, принюхиваясь.

У троллей отличное обоняние, но зрение неважное, как у собак.

— Это ты, Давший мне имя?

— Да, Хозяин, это я.

— Ты принес мне еду? — тролль ступнул дважды и оказался на дороге. Мне, чтоб преодолеть опушку, вроде бы понадобилось не меньше пяти шагов. — Не чувствую запаха…

— Извини, но столько еды, сколько может съесть большой и сильный тролль, вроде тебя, мне не донести. Пошли в деревню. Заколем кабанчика или барана зарежем. А по дороге и поговорим.

— Пошли. Поем и домой пойду.

— Уже? — Это в мои планы не входило. — Ты торопишься?

— А чего ждать? — великан брел по дороге совсем неспешно, но, тем не менее, предоставил мне возможность понять: почему все девушки так стремительно забирались ко мне на колени, стоило только предложить пойти прогуляться. Чтоб удержаться рядом с ним, мне приходилось почти бежать…

— Я совсем здоров… Хочу новым именем похвастать… Матушку обрадовать… Невесту себе выбрать…

— Вот хорошо, что напомнил, — хлопнул я себя по лбу, будто только что вспомнил. — У меня для тебя хорошая новость.

Великан заинтересованно остановился.

— Скажи, Хозяин, а ты хочешь получить имя еще красивее?

— Еще красивее? — недоверчиво переспросил тролль, умственно морща лоб. — Да, хочу… А какое?

— Хозяин Двух Человеческих Деревень, Отобранных В Бою У Гоблинов… Нравится?

— Красиво… — восхитился пещерный великан. — Звучно… Отобранных… В бою… Я согласен… Показывай дорогу.

— Куда? — Стремительно растущий показатель умственного развития подростка сбил меня с толку.

— Где отбирать? — стукнул кулаком о ладонь тролль. Хлопок раздался такой, будто сваи заколачивали.

— А, конечно, конечно… Обязательно пойдем. Но всему свое время. Сперва еда. Хозяин Двух Деревень должен быть большим и сильным. А для этого нужно много кушать.

— Матушка тоже так говорит, — согласился юный тролль. — Хорошо. Сначала — есть, а потом — отбирать…

Положительно, молодой представитель семейства пещерных великанов нравился мне все больше и больше. Похоже, придется менять первоначальную задумку на более гуманную. Ну как такого симпатягу обижать? Все равно, что у ребенка игрушку или конфетку отнимать.

Глядя на эвакуацию Выселок, организованную Титычем, изобретатель конвейера, изобрел бы его вторично. А Генри Форд удавился бы от зависти, наблюдая за такой слаженностью действий.

Уже предупрежденный прибежавшими в деревню хлопцами о пробуждении великана, староста резво заковылял нам навстречу.

— Проснулись уже, гм… Хозяин? Как отдохнули? — поинтересовался еще издали.

— Благодарю тебя, Вытащивший клык из моей задницы, — узнав Титыча, гулко произнес тролль. — Я хорошо спал. Хочу есть.

— Угу… — Староста даже глазом не сморгнул, на такую тираду, заставившую на пару мгновений замереть всю округу. Да и потом еще шорох голосов не смолкал довольно долго, словно под ремень передачи конвейера попала горсть песка. — Ты очень вежлив, Хозяин, но можешь обращаться ко мне проще. Например, Спасший мне жизнь. Или — староста. А то и попросту — Титыч.

— Хорошо, Спасший мне жизнь… староста… Титыч, — покладисто согласился великан и тут же вернулся к прежнему, более важному для него вопросу. — Я проголодался.

— Конечно, — кивнул Ярополк. — Все готово. Как только меня оповестили, что Хозяин проснулся, я велел накрыть стол. Идите за мной…

Ущербная всего лишь на четверть луна давала вполне достаточно света, чтоб не спотыкаться о собственные ноги, а ползающий по ее лику месяц, с периодичностью примерно в полтора часа, еще и улучшал ночное освещение. С его появлением не становилось светлее, но многие тени отступали, а размытые предметы виделись четче. Как от свечи, поставленной на камин.

Не знаю, какой из Титыча был вояка, но на гражданке он явно обрел свое призвание. Когда только и успевал все? В паре десятков шагов от башни, на поставленных на попа бочках, настелили доски и сервировали походный стол. До свадебного пиршества не дотянули, но юбилейные именины или какой иной День борьбы с пьянством за ним можно было отметить вполне.

Для начала, даже не садясь, тролль сцапал каплуна и целиком отправил в пасть. Потом, как пыжом, придавил его там четвертинкой капусты и смачно захрустел. Кочерыжкой и перемалываемыми куриными косточками… Довольно урча, обошел импровизированный стол и тяжело опустился на специально приготовленный цельный пень. Глотнул воды, так что ведро сразу опустело наполовину, и потащил в пасть ковригу с салом. Видимо, вкус ему понравился, потому что долго не глотал, задумчиво жуя, а после взял еще один бутерброд.

Вторую порцию пережевывал еще дольше. Знамо, не зря утверждают, что от сала развивается склероз. Как съешь утром кусок, так потом весь день пообедать забываешь. Похоже, у Хозяина эта болезнь прогрессировала взрывообразно. Запихнув в себя третий кусок, он сонно похлопал глазоньками и протяжно зевнул. Вылил в себя остатки воды из ведра и, обняв руками столешницу, как заправский гуляка, улегся мордой в салат. А еще минуту спустя богатырское храпение великана уведомило всех о том, что Хозяин доволен и изволят почивать.

— И что дальше? — поинтересовался Титыч. — Каков твой дальнейший план, Владислав Твердилыч? Он, когда проснется, будет помнить: зачем здесь?

— Скажи, Титыч, — я сделал вид, что не обратил внимания на подначку. Волнуется человек, переживает. Чего попусту обижаться?.. — Где-то в округе найдется озерцо с большой поляной, а рядышком несколько пещер? Верстах в восьми или десяти от Выселок?

— Ну озер тут хватает, сам знаешь… — почесал переносицу загубником трубки староста. — Но если тебе с пещерами надо, то это токмо в ту сторону… — он ткнул на восток. — Других гор вблизи нету. А чтоб вот так, все вместе… и озеро, и пещеры?.. — Титыч призадумался. — Гм, а ведь и в самом деле, есть такое место, Влад, — вдруг просветлел он весь, довольный, что вспомнил и поманил к себе одного из парней, как раз выходившего из башни. — Ясь, ты не забыл то место, где вы с батькой в позапрошлом году шатуна прибили?

— Это вы, Ярополк Титыч, не о Глупом ли озере спрашиваете? — солидно уточнил парень.

— О нем самом, — согласно кивнул староста и тут же подтвердил свою смекалистость. — Как думаешь, Ясь, стадо туда перегнать можно? Ты ведь это хотел узнать, Влад? Верно?

Я утвердительно прикрыл глаза, давая понять Титычу, что он все правильно понял. А парень призадумался чуток, наверное, пытался вспомнить путь к озеру, а потом кивнул.

— А чего ж, можно… Если не торопясь…

— Вот и добре, — перехватил я нить разговора. — Титыч, коли ты уже и сам обо всем догадался, скажешь пастухам, пусть утром гонят скот не на старый выпас, а на восточную окраину. Ну а Ясь, как бывалый охотник и знающий те места, поможет им с коровами. Попасом или как, но чтоб до темноты они успели к озеру добраться. Успеете? — это к парню.

— Успеем, — уверенно подтвердил Ясь. — Да буренки, как к вечеру воду учуют, сами галопом побегут. И подгонять не придется. Следы заметать?

— Нет, ваша забота — перегнать скот и обустроиться на месте. Придется там пожить немного, пока тут все уладится… Так что в дорогу с запасом собирайтесь.

— До утра еще далеко, не стой пнем. Когда надо будет, позову… — Отправил Титыч парня и, подождав пока тот отойдет, повернулся снова ко мне: — А теперь, объясни мне, как ты гоблинов обманешь? Не, я помню, что ты о следах тролля поверх коровьих упоминал, но как этого добиться?

— Это, Титыч, в моих планах самое простое. Хозяин, когда проснется, пить захочет — сало-то вы ему пересоленное подсунули, из старых запасов. Вот тогда ему молочка и предложи испить. Ведерка такому богатырю маловато будет. Обязательно попросит еще. А ты и укажи: куда остальное молочко ушло. А потом предложи сходить напиться, а заодно и другим принести. Он еще молодой, привык старших слушаться, да и не трудно это, сходит…

— Хитро… — Титыч опять стал набивать трубку. — А ты, Влад Твердилыч, что тем временем сам делать станешь? Только не говори, что еще не придумал, все равно не поверю…

— Хочу, Титыч, в Приозерное сходить. С соседями поближе познакомиться. Выделишь мне кого в провожатые? Чтоб старосте тамошнему представил, чин по чину…

— Ну да. К словам своего веры больше, чем незнамо кого, — понятливо согласился староста. — Об этом не беспокойся.

Глава семнадцатая

Выделенный мне в провожатые паренек, гордый оказанным доверием, а потому важный, как индюк, чинно шествовал впереди, героически сшибая гибким прутом фиолетовые головки с придорожных кустов татарского колючника. Примерно каждые пятнадцать-двадцать шагов пострел оглядывался и, увидев, что я нагоняю, убегал вперед, чтоб еще немного повоевать со злым ворогом.

Выбор Титыча пал именно на этого мальчишку сразу по многим причинам. Во-первых, в деревне каждая пара рук была на счету и никого из взрослых староста от работы отрывать не хотел, а во-вторых, Щек приходился Дорофею, старосте Приозерного, родным племянником. Что хоть и не придавало миссии солидности, но зато переводило ее в доверительную плоскость.

В моей прошлой жизни, в той стороне, куда так бойко вышагивал Щек, начинались обширные болотистые леса, — и только небольшой хуторок в пять хат с соответствующим названием Выспа, что по-польски значит Остров, доживал там последние дни. Словно древний форпост цивилизации. Наглядно демонстрируя, что человек залезет куда угодно: в любые дебри и на любые кручи, но по-настоящему приживается только там, где ему вольготно.

Над головой серыми точками зависла пара жаворонков, весело и беззаботно оглашая окрестности перезвоном колокольчиков, сменив влюбленных соловьев, притомившихся в воспевании ежедневной оды солнцу. А оно, еще только едва выглянув из-за горизонта, уже ощутимо нагревало затылок, обещая еще один жаркий летний день.

До чего ж я люблю дорогу. Никаких забот, кроме самых насущных, потому как в точке «А» тебя уже нет, а в точке «Б» — еще нет. И значит, от тебя ровным счетом ничего не зависит. Идеальное время для раздумий или размышлений, прошу не путать одно с другим. Ибо думы — они обо всем мире и общем благе, а мысли — нечто более четко сформулированное, так сказать, для личного пользования и корысти. Конечно, этому достойному занятию гораздо удобнее предаваться, скажем, лежа на мягкой полке купейного вагона, чем передвигаясь на своих двоих, но и так неплохо. Летним утром, в сопровождении легкого, еще несущего прохладу, попутного ветерка, семь километров — это не расстояние, а прогулка. Моцион. Даже с полной выкладкой. Но тут уж ничего не поделать — издержки профессии. Да и насчет «полной» я сильно преувеличил. Кольчугу сменил кожаный кафтан, на спине и груди усиленный двойным слоем. Ну а без меча выходить из дому, что без мобильника в прежние времена.

Вообще-то вполне можно было устроиться с комфортом и сейчас.

Взять, к примеру, телегу, застелить ее мягким сеном и путешествовать, глядя в небо. Но лошадей в деревне отродясь не водилось, а запрягать пару волов, для транспортировки одной зад… в смысле одного человека, на расстояние в одну милю[12] смешно. Тем более что при крейсерской скорости круторогой упряжки я добрался бы в Приозерное в лучшем случае аккурат к полудню…

Кстати о временах тех и этих. Пока колесо снова не завертелось, стоит прикинуть варианты и возможности. Реальные, а не надуманные. Героизм и прочие «души прекрасные порывы» никто не отменяет, но надо же и с будущим определяться. Хотя бы с самым ближайшим.

Вряд ли роль Защитника пары деревень — предел мечтаний молодого и амбициозного выходца из третьего тысячелетия! Ясен пень, я не Конан и империи себе в ожерелье нанизывать мечом не стану. Жизнь — не книга. Тут призов чуть поменьше, а желающих напялить корону (или обруч), сняв ее перед этим с предыдущего владельца вместе с головой, — гораздо больше. И самозванцев бьют не только подсвечниками. Но при всем при этом кое-какой неправильно лежащий кусочек с общего блюда утащить не грех. А вполне даже закономерное и осуществимое желание. В пределах местного уголовного кодекса, чтить который нам завещал еще Остап Сулейман Берта Мария Бендер-бей.

Вот уж действительно: знал бы прикуп — жил бы в Сочи…

Ведь, как я ни хорохорился для виду, на самом деле совсем не был уверен, что императорские дознаватели признают права крестьян Выселок на свободу и самоопределение, несмотря на соблюдение законности и наличие тролля.

Любому цивилизованному человеку прекрасно известна поговорка: «Закон, что дышло…»

Поднимут визг сторонники гоблинов, преподнесут информацию о наших действиях в своей интерпретации, и совсем не факт, что император вступится за крестьян. Достаточно вспомнить ситуацию в последние предвоенные месяцы в Союзе, когда, желая выиграть время на подготовку, власть закрывала глаза на все провокации, до последнего придерживалась буквы пакта и беспощадно, только б не спустить преждевременно крючок, пресекала все проявления так называемого «паникерства». Трудно принимать решения, не владея информацией. Вот если б знать наверняка, что император уже перевел дыхание и созрел для продолжения правого дела — победы одного отдельно взятого человечества над всеми прочими расами и народами…

Согласитесь, мир на позорных для себя условиях победитель может подписать с единственной целью — избежать бессмысленных потерь. Чуть-чуть отступить, отдохнуть, перегруппировать силы. Излишними уступками как бы продемонстрировать свою мнимую слабость и тем самым усыпить бдительность противника. Так сказать, отойти на дистанцию разбега. А потом, дождавшись подходящего случая, решительным, молниеносным и непременно упреждающим ударом добить расслабившегося и ничего не подозревающего врага.

Эх, если б знать наверняка, что этот момент настал! Тогда наша партизанщина была бы императору в масть. И нелюдь в ответ на свое требование «строго проучить бунтовщиков» получила бы не показательную порку крестьян, а полную и окончательную победу сил Империи над всеми вынужденными союзниками. Зато, если мы высунемся заблаговременно, Выселки не только сравняют с землей, но и пепелище солью засыплют. Те же «леопарды», только с настоящими значками на доспехе, и подсуетятся…

Вот и думай, Влад Твердилыч, как между этим молотом и наковальней не только уцелеть, но и с наваром остаться. И слава Всевышнему, что Лупоглазые, сами того не подозревая, облегчили мне эту задачу. Совсем чуть-чуть, но все же…

Ведь теперь, если спросят, как следует, уже без единственной фальшивой ноты проходит ария «Они первые начали». В исполнении, естественно, Хозяина. А голос тролля прозвучит для ушей императора не в пример громче, чем целый хор крестьян. Если паче чаяния события все-таки по второму сценарию покатятся…

А что до прибытка, то почему бы мне, под шумок, самому в землевладельцы не пролезть? И хоть я не силен в феодальных отношениях, но здраво рассуждая, если Выселки и Приозерное платят дань гоблинам, то вряд ли они занесены еще и в имперский кадастр. То есть поселения эти, как и земельные наделы, в данный момент, с точки зрения закона, ничьи. И на карте Империи не значатся. Такой вот расклад у меня получается, с перспективой на самое ближайшее будущее.

Дело за малым…

Первое: в течение одного дня организовать оборону Выселок.

Второе: создать из мужиков двух деревень мало-мальски боеспособное подразделение.

Третье: победить объединенные силы двух кланов гоблинов.

А потом, на десерт — убедить Хозяина подарить мне в вечное владение эти деревни. Что вопреки моим прежним расчетам, в виду возрастающих умственных способностей тролля, может стать самой сложной задачей из всех перечисленных.

Ну и вместо сигары с коньяком утвердить свой лен в имперской канцелярии. Правда, с этим как раз можно не торопиться. Все будет зависеть — куда кости покатятся. Игральные…

«Эй, духи? Чего молчите? Правильно я рассуждаю, али как?»

«Извини, Владислав, — вроде тезка мой отозвался. — Но мы, как и уговаривались, в твои мысли не заглядываем, без особой надобности. Пока сам не позовешь. Поэтому, затрудняемся ответить. Разве что ты еще раз подумаешь о том же самом?»

«Ну а вообще: как вы оцениваете мои действия?»

«Оцениваем, оцениваем. Ты не волнуйся».

Что ж, отсутствие негатива — тоже позитив. А посему выше нос и хвост трубой. Тем более что вот уже и крайние дома Приозерного, показались. Правда, на противоположном берегу…

Теперь понятно, почему соседи не озаботились возведением хоть какого-то защитного сооружения. Потому как деревню с полным на то основанием стоило назвать Заозерной. Причем — со всех сторон. А часть суши, на которой выросло поселение, вполне можно было приписать к островам. Гм, еще один пас в сторону ворот моей прошлой жизни. Не зря я о Выспе вспомнил.

Не обращая внимания на уже видимый мост, Щек уверенно подвел меня к просвету в камышах.

— Тут завсегда «долбанка» припрятана. Для своих… — объяснил парнишка, не дожидаясь расспросов. — О, а я что говорил… — прибавил оживленно, указывая пальцем на торчащий из очеретов нос какого-то плавсредства. Наверное, той самой, мягко говоря, «долбанки».

У меня с этим туго. То есть я знаю много разных слов, типа — байдарка, ялик, баркас, каноэ, плоскодонка и т. д. Но вот с визуальной классификацией все сводится к трем видам. То, что приводится в движении при помощи весел и мускульной силой, — это лодки. Все имеющее мотор — катера, а с парусом — значит, яхта. Прочее — суда и корабли… Поэтому не стал переспрашивать, как на мой вкус, чуть странноватое название лодки, а столкнул ее с отмели и с неожиданной ловкостью запрыгнул внутрь. Видимо, опять подключилась моторика покойного тезки.

Да, память предков великая сила. Жаль, что человечество так до сих пор и не научилось использовать ее. Несмотря на то, что ученые не первое столетие утверждают, будто бы в мозгу человека заархивирован опыт всех предыдущих поколений.

Умно и удобно придумали островитяне с лодочной переправой-то. Особенно, если с вестью срочной спешишь или просто налегке путешествуешь.

На то, чтоб пересечь примерно сто метров озера, у меня ушло около минуты. Даже мысль никакая образоваться не успела. С чем садился, с тем и приплыл. Берег левый, берег правый — встречайте гостя, дорогие хозяева… А передвигаясь по суше к тому месту, где в самой узкой части озера мост перебросили, я еще и трети расстояния не прошел бы.

— Дядька Дорофей! Дядька Дорофей! — заорал вдруг парнишка, усиленно размахивая руками. Хорошо, причалили уже, а то б кувыркнул меня в воду, чего доброго. Навыки Влада — это здорово, но и челнок этот долбаный, вертляв больно. — Это я, Щек! — продолжал надрываться хлопец.

На его вопли оглянулось несколько баб в огороде и на подворье тех хат, что были ближе. Мужик, ведущий пару волов, остановился, глянул из-под ладони, — солнце уже поднялось достаточно, чтоб пускать блики по воде. Но не заинтересовался и пошел дальше. Зато другой, стоящий на крыльце дома, повернулся лицом, — пригляделся и неторопливо направился в нашу сторону.

— Племяш? Ты чего тут? — пробасил метров с десяти.

Приозерный староста был справный физически, но годами, вопреки впечатлению от гулкого голоса, мог поспорить с самим пророком Мафусаилом, буде такой имелся в этом мире. Но в то же время держался прямо, расправив плечи, а волосы, усы и бороду стриг коротко, от чего казался немного моложе.

— И кто это с тобой?

— Защитник наш, дядька Дорофей, — с гордостью произнес Щек. — Победу праздновать завтра будем, вот дядька Ярополк и велел…

Насчет празднования, это мы вместе со старостой придумали. Если гоблины присматривали за Выселками, что вполне вероятно, то могли насторожиться, заметив излишнюю суету в деревне. А так — все нормально. Предпраздничное настроение у человеков. Заодно не требовалось объяснять: зачем крестьяне так массово кур и свиней режут. Радуются люди, решили: гулять, так гулять. По тому же случаю и к соседям делегацию отправили.

— Защитник? Скажи, пожалуйста, — проворчал староста Приозерного, все еще не торопясь встретится со мной взглядом. — Значит, не зря Титыч в прошлом годе императорского мытаря почитай неделю медком поил. Ой, не зря!.. Если Выселкам удалось на Защитника денежку собрать. Молодец…

— Доброго здравия, староста… — Я решил, что пора и мне из статиста в персонажи переходить и реплику вставить. — Как прикажешь величать тебя?

— А Дорофеем и величай, — старик таки соизволил поднять глаза. Умные, колючие. — Мне уже столько годков, что можно и без отчества, — моложе я от этого не стану. Самого-то как зовут?

— Владислав, сын Твердилы.

— А-а-а… — вроде как немного разочарованно протянул тот. — Тогда понятно… Я думал: Титыч хитер, а он — всего лишь умен. Да и ума тут особенного не надо, чтоб уговорить бывшего легионера стать Защитником родной деревни. Чем еще ветерану заняться-то? Не за сохой же ходить. Поди уж и запамятовал, как за чепиги[13] держаться? — и не дав мне ответить, продолжил без паузы: — Чего там малец сказал: победу празднуете?

— Да. — Щек был быстрее. — Наш Защитник вчера наемника Лупоглазых убил. Гхнола!

— Вот оно как… — старик с большим уважением и тактом взглянул мне в лицо. Но все еще пытливо. — Ты, племяш, ступай к тетке Виринее. Она нынче вареников с вишнями и сливами налепила. А мы с Владиславом Твердилычем поговорим, немного… Тебе не интересно.

И хоть по глазам Щека видно было, что ему еще как интересно, — спорить парнишка не стал.

— Ну сказывай, Твердилыч, с чем к нам пожаловал? — сразу взял меня в оборот Дорофей. Вот же цепкий дедушка. Папа Мюллер отдыхает. — Только не говори, что на пир пригласить. Для этого и одного хлопца хватило бы. Выкладывай: чего вы там с Ярополком учудить задумали?

— Учудить? — Я пожал плечами. Что ж, старик, можно это и так сказать. Если к освобождению людей от власти гоблинов столь пренебрежительно относиться.

— Угу, — кивнул тот. — Почему-то именно так я и подумал. Впрочем, чего еще ждать от двух ветеранов. Тот, кто свою жизнь не привык щадить, разве о чужой судьбе станет печалиться? Гордость легионерская взыграла? Бунтовать решили? Всю деревню на плаху положить вздумали? И ни баб, ни детишек вам не жаль?

— Да ты, дед, погоди лаяться, — остановил я разошедшегося Дорофея. — С чего ты решил, что мы с Ярополком глупее тебя будем и об императорском указе позабыли? В том и смысл всей затеи, чтобы закон на свою пользу повернуть…

— Вот как? — староста остыл так же быстро, как вскипел. — В таком разе можно и послушать. Извини, Влад Твердилыч, за неприветливые слова. Терпеть не могу глупцов, особенно тех, которые другим могилы роют.

— Можно и рассказать, — кивнул я, мол, согласен с таким подходом. — Вот только присядем, что ли? Чего зря ноги томить?

— Так вот тут прямо и садись… — указал рукой на землю Дорофей. — Лето, земля теплая. Роса с травы сошла уже. Чем не место для разговора?

Интересно, это я так здешнему старосте не приглянулся, или хлебосольство в Приозерном вообще не в чести?

— Не убедил ты меня еще ни в чем, Защитник, — спокойно объяснил тот, усаживаясь первым. — Вот и не спешу в гости звать. Чтоб не выгонять потом… С позором…

Логично. Умен старик. Даже не обидно.

— Что ж, поговорим тут. Мне, собственно, без разницы. — Я присел рядом. — Скажи, Дорофей, самим-то гоблины не надоели? — И, увидев, как насупились седые брови, поспешил добавить: — Ладно, не отвечай. Это я так спросил, к слову. А задумали мы с Титычем вот что…

— Складно сказываешь, Владислав Твердилыч. — Очень складно. Но вот что я во всем этом уже сейчас вижу: сладится у тебя дело или нет, а крови прольется много. Не боишься, что напрасно?

— Не боюсь, староста…

— Иного ответа от легионера я и не ожидал, — осуждающе проворчал тот.

— Да полно тебе, старый, — чуть повысил я голос. — Ты же не ребенок, должен понимать: всему есть своя цена. А свобода особенной оплаты требует. Тут одним золотом да серебром не обойтись. И план наш с Титычем в том и состоит, чтоб как можно дешевле выкупиться. И это я, как ты понял, не о деньгах говорю. А если и вы нам поможете, то тогда уж наверняка все сладится. Малой кровью…

— На какую же помощь вы рассчитываете? — прищурился Дорофей.

— Коровами да козами… — не сдержался я. — Староста, не разочаровывай меня. Ты же битый, умный. Зачем глупости спрашиваешь? А боишься — так и скажи. Сам по избам пойду!

— Я тебе пойду, — сверкнул взглядом Дорофей. — Может, Титыч тебе и дал волю в Выселках, того не знаю, но в моей деревне один староста. И никакой чужак тут распоряжаться не будет!

— Дед, ты меня на горло не бери, охрипнешь. И в гляделки я тоже умею играть… — Я поймал взгляд старосты и вперился в него со всей убедительностью. — Даже не сомневайся, если понадобится, я через дюжину таких, как ты, рассудительных, переступлю.

— Ишь, какой воевода… — Похоже, староста проникся, но отступать не спешил. — Что ж тогда со службы императорской ушел? Командовал бы себе дальше. Небось, до десятника дослужился, судя по замашкам?

— Дослужился, — кивнул я. — Но ты мне зубы не заговаривай…

— Чего их заговаривать-то, беззубому? Где я тебе бойцов возьму? Ты, Влад Твердилыч, сам рассуди. В деревне мужиков всего ничего. А тех, которые ратное дело знают, — и того меньше. Или думаешь, что мы из доброты душевной клану оброк платим? Да будь в Приозерном хоть пара таких умельцев, как ты, давно бы Лупоглазых на поединок вызвали. Ан нет — терпим…

— Что, совсем ни одного? — опешил я от такого известия. Честно говоря: не ожидал.

— Я не сказал «совсем», — вернулся к привычному, чуть ворчливому тону Дорофей. — Семеро мужиков, что в боях побывали, найдутся. И охотников более дюжины в деревне проживает. Да токмо даже самый хороший охотник — еще не воин, верно?

— Верно, — согласился я.

Тут старик на все сто прав. Между охотником и воином разница в одну жизнь существа себе подобного. Выйти с рогатиной на вепря или медведя — и выучка, и мужество надобны. Но это совсем не то, что в бой с врагом двуногим вступить. И уж тем более, иная закалка нужна, чтобы не дрогнувшей рукой снять часового или хладнокровно прирезать спящего…

— Вот. И сильно вам такая подмога пригодится? Может, лучше голубя с уведомлением послать?

Да думал я об этом, думал.

Наложив «Тень ястреба» на Выселки, гоблины не озаботились — или попросту силенок у шамана не хватило — навести заклятие и на соседнюю деревню. Поэтому здешние птицы летали и дальше. Но призвать на помощь «длинные ножи» не вполне укладывалось в мои планы покорения мира. Кто бы ни прислал помощь, он и в социальном плане и во всех иных категориях окажется гораздо могущественнее вымышленного десятника «пантер». И кто сможет поручиться, что ему не придут в голову мысли, схожие с моими замыслами? В том плане, что две бесхозные деревеньки никакому лендлорду лишними не станут. А к поединкам в той весовой категории я еще не готов. Совсем. Не зная броду, и так далее… Поэтому предпочитаю обходиться собственными силами. Немного самоуверенно и рискованно, согласен, — но кто не блефует, тот не пьет шампанского. Тем более что риск, особенно для других, минимален. Не зря же я их всех в башню прячу…

— И что мы напишем полковнику? Что гоблины собираются разорить какую-то деревню? Думаешь, это его сильно впечатлит? Особенно, если Выселки, судя по твоим же словам, еще с прошлого года забывают платить в казну. Нет, Дорофей, придется нам самим вольную грамоту добывать. А возьму я всех, кого отпустишь. Охотников в башню посадим. Пусть отстреливаются — этому их обучать не понадобится. Там от них толк будет. Кроме того, зеленые их не смогут посчитать и не узнают, что в Выселках народу прибавилось. Ну а что до использования остальных инвалидов,[14] то на них сперва надо посмотреть. В деревню пойдем или сюда позовешь?

— Чего их звать-то, — хитро усмехнулся старик и указал рукой чуть вбок и мне за спину. — Вон они все семеро. Ждут, чем наш разговор окончится…

— Так ты все заранее знал? — возмутился я. — Зачем же голову морочил?

— Знать не знал, а догадывался. Давно живу, разное повидал. А понять, что гоблины от своего так просто не отступятся, хоть проиграй трижды три поединка к ряду, — особого ума не надо. Да и сообразить, что более некуда вам за помощью податься, как к нам, не сложно. Вот только придумку вашу о Хозяине ты мне сам поведал. Как на духу говорю, не ожидал… Хитро. А что погуторили немного острее, чем следовало, тут секрет прост: должен я был понять, что ты за человек? Как считаешь? Ведь именно от тебя почти вся затея зависит.

— И как, гожусь?

— За неимением лучшего… — Пожал плечами старик. — Всем ты, десятник, хорош, но горяч больно. А значит, можешь по молодости лет и глупость сотворить. Потом пожалеешь, а уже не вернешь содеянного. Этого опасайся…

— Семь раз отмерь — один отрежь? Так, что ли?

— Слова, как я погляжу, ты умные знаешь, — кивнул Дорофей. — Силен, воинскому делу обучен. Прибавь к ним умные поступки, и лучшего хозяина для здешних мест даже искать не придется. Первый под твою руку пойду.

— Хорошо, — я попытался не выдать удивление. — На том и порешим. А теперь, Дорофей, зови своих бойцов. Время не стоит на месте.

Староста поманил мужиков к нам, а я поднялся им навстречу. Это не из вежливости: не люблю, когда на меня сверху смотрят. Задрав голову, трудно сохранять командирский тон. Особенно если на темени нет короны или на брюках — лампасов…

«Великолепная семерка» состояла из четырех мужиков средних лет и комплекции, одного отчетливо прихрамывающего крепыша и двух парней примерно моего возраста. Один из парней носил повязку, закрывающую правый глаз.

— Вот, десятник, — громко, явно для рекрутов именуя меня по артикулу, промолвил Дорофей. — Принимай воинство.

— Здорово, командир, — прогудел крепыш. — Точно, что ли, гоблинов бить пойдем?

— Здорово, воины. Не терпится?

— А то, — одноглазый парень непроизвольно, а может, и демонстративно, коснулся рукой повязки. — Счет еще не уплачен…

— Понятно. И кто из вас что умеет? Вот ты, к примеру… — Ткнул пальцем в крепыша. — Имя, звание, должность!

— Васей. Подносчик. При катапульте состоял, господин десятник, — подтянулся тот.

— Почему хромаешь?

— Так это… когда маги эльфов орудие разрушили… коромыслом мне колено и перебило, господин десятник.

— Понятно… Катапульты у меня нет. А из оружия чем владеешь… помимо совни? — спасибо Владу, вовремя подсказал, что все обозники и «артиллеристы» легиона пользовались именно этим самым привычным для крестьянина видом оружия. Эдакая помесь рогатины и насаженной торчком косы.

— Кистенем помахать могу. Цепом…

Все ясно, мог и не спрашивать. Один плюс — в боях побывал, не заробеет. Где поставлю, там и умрет, если придется.

— А ты? — перенес свое внимание на одного из четверых мужиков, держащихся рядом. Этот, с густой сединой в волосах, стоял чуть впереди группы.

— Обозники мы, господин десятник, — ответил он за всех сразу. — Служили вместе. Пятнадцатый легион. Уволены после подписания мира. Я — Устий, рядчик артели. Можем и совней помахать, но бичом — привычнее. С десяти шагов глаз вышибу. А добить и ножом можно. Верно, мужики? — он оглянулся на своих подручных. Те одобрительно закивали.

М-да, вот только артели имени «Смерть супостатам» мне для окончательной и сокрушительной победы над гоблинами и не хватало. Хотя, по уже названной причине, и эта четверка лучше дюжины «героев», рвущихся в бой, но — с невысохшим молоком на губах.

Парень с повязкой представился сам. Как только мой взгляд сместился в его сторону, он шагнул вперед, словно из строя, и отрапортовал.

— Родь, господин десятник. Копейщик первой шеренги. Участвовал в одиннадцати боях. Комиссован по ранению после битвы у Гремящего ручья. Меч, щит, гаста, пилум, дротики.

Вот как? Я посмотрел на Дорофея. А говорил: некого супротив гоблинов выставить. Неужели отсутствие глаза так радикально повлияло на боевые качества принципа?

Судя по тому, как у старика дернулось веко, мой взгляд он истолковал правильно, но промолчал… Ладно, спросим позже еще раз.

— Как с амуницией, Родя? В порядке?

Одноглазый ветеран потупился.

— Только гасту сохранил… Я ж, когда увольнялся, не знал, что дело так обернется. Думал: калеке оружие без надобности, а в хозяйстве много чего иного надобно. Вот и распродал все.

Что тут скажешь? Парень кругом прав. Разве ж кто из моих бывших сослуживцев, уезжая домой, рассчитывал на то, что война не останется в горах, а переберется вместе с ними в их дома? Став еще беспощаднее и бессмысленнее и окончательно озверев по пути от голода и жажды. А они, возвращаясь в мирную жизнь, беззаботно сдавали и оружие, и броню. Этот гастат и копье-то сохранил скорее по традиции, нежели из необходимости.[15]

Печально… И ветеранов жаль, и себя. Да уж, с такой «гвардией» много не навоюешь.

— А ты чем порадуешь, братец? — уже ни на что, особенно не надеясь, поинтересовался я у последнего из семерки.

— Даже и не знаю, десятник, как тебе угодить, — неожиданно усмехнулся тот. — Разве что мяукнуть? — и подмигнул. Сперва дважды левым глазом, а потом — двумя одновременно. Один раз.

«Отряд „Рысь!“», — подсуетилась справочная.

«Спецназ легиона, в основном работающий против гоблинов? Ну тогда я уже совсем ничего не понимаю».

А глаза мои тем временем, управляемые одним из духов, просемафорили в ответ. Что-то типа: «Перед тобой старший по званию и опыту». Я так думаю. Потому что чуть нагловато державший себя парень (стандартное поведение рядового бойца десантника, морпеха или спецназовца перед общевойсковым сержантом и даже офицером) мгновенно подобрался.

— Виноват, командир.

— Пока не очень… — Неужели мне так крупно повезло?.. Два «диких кота» в партизанском движении стоят куда больше полусотни линейных бойцов. — Доложись по форме.

— Свист. Особый отряд. Удостоен ношения «двойной тетивы». Списан… вчистую…

— Причина? — спросил скорее по инерции.

М-да, блин!.. Что такое не везет и как с ним бороться? Вчистую — это во много раз хуже, чем калека. Вчистую — это одна видимость человека. Оболочка, так сказать. Применительно к технике означает: «изделие ремонту не подлежит, металлолом на переплавку».

— Магическим ударом нашу цепочку накрыло. «Прахом». Из всей группы только первый и последний выжили. Я шел замыкающим, — словно извиняясь, объяснил тот.

Угу. Если принцип боевого построения тождествен известному мне, то Свист у нас «замком» был.

— А что с «комодом»?

— С кем?

Вот болван. Это я о себе. Если в легионе нет взводов и отделений, то и сленг другой.

— Впереди был командир группы?

— Нет. Следопыт…

Еще один прокол. Что-то теряю сноровку. Конечно же сапер…

«Подожди, Влад, — впервые за все время нашего общения в голосе vip-духа звучала требовательность. — Прикажи ему присесть раз десять…»

«Зачем?»

«Если по ним только „прахом“ ударили, то есть шанс… Но я убедиться должен. И за руки его возьми… Чтоб пульс чувствовать».

«Понял!»

— Ты как, Свист, совсем плох или раз десять присесть все-таки сумеешь?

Парень удивленно вскинул взгляд, вроде с обидой. Задержал его на мгновение на моем, надеюсь, невозмутимом лице и вроде что-то понял для себя. Потому как побледнел неимоверно и ответил чуть заикаясь.

— Смогу, д-думаю…

— Тогда, давай сюда лапы и начинай приседать. Темп выбирай сам, считать не надо. Когда будет достаточно — скажу. Ну или — когда силы иссякнут.

Я шагнул ближе, взял в ладони вздрогнувшие при соприкосновении пальцы парня и повторил.

— Чего ждешь, боец?

Свист стал приседать. Первые два-три раза неуверенно, надсадно, с хрипом втягивая воздух, словно после десятикилометрового марш-броска. А потом — задышал ровнее. Обильно проступившие вначале на его лице крупные капли пота исчезли, уступив место здоровому румянцу. Зато плохеть потихоньку стало мне.

«Эй, вы чего творите? — забеспокоился я такой сменой ощущений. — Хотите вместо одного здорового и одного калеки двух подранков сделать? Я, конечно, не против того, чтоб дать парню толику силы или крови, приходилось бывать донором. Но в меру! Не переусердствуйте!»

«Не волнуйся, Влад, — уверенно ответил Эммануил. — Все будет отлично. Это действительно только „прах“. Вернее — его эхо. Тебе с часик-полтора придется помучиться, как с сильного похмелья, зато бойца себе в лучшем виде восстановишь. Настоящего „боевого кота!“ Еще чуть-чуть потерпи… Потом молочка парного попроси и меду… лучше гречичного. Но и липовый тоже сойдет… Все! Отпускай руки!»

Команда была отдана так категорично, что я разжал пальцы раньше чем осознал. И, не удержавшись, на подкосившихся ногах, тяжело рухнул на землю. Выздоровевший Свист едва успел меня подхватить.

— Это ж как? — Он глядел на меня восторженно и влюбленно. — Это невозможно. Мне же говорили в лазарете… Лучшие лекари…

— Вот и ты говори, — вспомнил я не совсем к месту старый анекдот о восьмидесятилетием старике, который просил сексопатолога вернуть ему эрекцию на том основании, что его девяностолетний друг говорит, что у него до сих пор стоит. Ответ врача я как раз и процитировал изумленному Свисту. — Молока бы мне попить… и меду…

— Сейчас, командир! Сейчас! — Исцеленный боец с легкостью подхватил мои сто килограммов на руки и, провожаемый изумленным взглядом всех остальных, бегом помчался в деревню. — Сейчас… Все будет… И мед, и молоко, и все что хочешь… Я же для тебя теперь…

По всей вероятности, столь нежные комплименты из уст мужчины оказались для моего утомленного тела и сознания запредельной нагрузкой. А потому я благополучно скользнул в беспамятство.

Интермеццо

Мудрецы в шутку утверждают, что женщины счастливее мужчин, потому что чаще видят звезды. Изречение скорее пошлое, чем умное, но рациональное зерно в нем содержится. Именно там — в сверкающей звездами, невообразимой дали — определяется судьба не только отдельных людей, но и всего человечества. И очень даже возможно, что милость богов могла быть гораздо щедрее, а козни куда милосерднее, если б небожители постоянно ощущали на себе наш изучающий и пристальный взгляд.

Вот и сейчас, там — куда, как многие верят, отправляются праведные души, в месте, где нет ни зла, ни насилия, где не имеет физического измерения время и едино пространство… Одним словом, где-то в обители богов происходят события, в результате которых, как надеются те же мудрецы, должна родиться истина. Хотя скептически настроенные и отягощенные жизненным опытом предыдущих поколений историки доказывают, что более вероятным итогом окажется — драка. А что? Боги созданы по нашему образу и подобию, а значит — ничто человеческое им не чуждо.

В комнате, до мелочей повторявшей своим видом традиционную горницу в типовом охотничьем домике (если не обращать внимания на то, что дальние стены и потолок исчезают в пространстве), в удобном мягком кресле, своими габаритами вплотную приближающемся к семейству диванов, придвинув ноги к решётке камина, сидел осанистый, крупный господин. Того расплывчатого возраста, когда с первого взгляда ясно, что мужчине уже далеко за пятьдесят, но, как ни приглядывайся, определить насколько далеко, практически нереально. Слишком много противоречий вызывал его облик. Всё ещё пышная, но совершенно седая шевелюра указывала на вполне почтенный возраст, но аккуратно подстриженные, густые рыжеватые усы и короткая борода сразу отнимали у этой цифры пяток-другой лет. Печальные и умные глаза говорили о большом жизненном опыте, зато рельефа упругих мышц, отчетливо бугрившихся под свободной рубахой, не постыдился бы и молодой атлет.

Из-под прикрытых век господин неотрывно глядел на весело играющий огонь в камине и внимательно слушал своего собеседника.

В отличие от него, второй мужчина выглядел молодо. Высокий, худощавый. Даже слишком… Но это не была худоба человека, изможденного болезнью или телесной немощью, благоприобретенной с годами длительного освоения перечня проб и ошибок предков, именуемого наукой, а скорее — изящество танцовщика или легкоатлета. А длинные тёмные волосы придавали его бледному лицу черты благородного аскетизма.

— Извини, отец, но я не понимаю тебя, — горячился он. — Сколько тысячелетий прошло с тех пор, как им буквально на пальцах объяснили: что и как нужно делать, чтобы достичь необходимого результата — и каков итог? — Он красноречиво развел руками. — За это время люди научились летать в космос, опускаться на дно океана, убивать миллионами себе подобных, а в ожидаемом направлении не продвинулись даже на шаг. Больше того — сегодня человечество оказалось значительно дальше от зафиксированной лично мною исходной точки. Ты понимаешь, отец, что это значит? Развитие людей движется по отрицательному вектору! А вы с дедом спокойно созерцаете эту картину всеобщей деградации и морального разложения и ничего не предпринимаете. Извини, но я с вами не согласен… — Молодой мужчина сделал быстрое движение рукой и вынул из воздуха полный фужер, к которому тотчас припал губами. — Еще раз прошу прощения, но такое бездействие преступно! Мы не вправе рисковать всем Мирозданием, потакая прихотям всего лишь одного из видов. Пусть и разумного…

— Наверное… — Седой мужчина, именуемый отцом, отвечал медленно, будто каждое слово он сперва взвешивал, рассматривал со всех сторон и только окончательно оценив нехотя отпускал на волю. — Ты молод, а следовательно, логичен, безапелляционен и… прав. Но как всякое совершенство, Эммануил, твоя речь не имеет ничего общего с реальной жизнью. Знаешь, в чем различие между умом и мудростью?

Сын удивленно приподнял брови.

— А разве это не синонимы?

Отец слегка улыбнулся.

— Ум можно развивать и тренировать, опираясь на знания, позаимствованные у других, а мудрость приходит только с опытом. Заметь — лично приобретённым.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ты умён, Эммануил. Возможно, даже умнее меня в твои годы, ибо изучил еще и мои ошибки. И всё же собираешься совершить ту же глупость, что и мы с дедом. Где же тут мудрость? Какой смысл еще и в третий раз делать то, что дважды не приносило ожидаемого результата. Разве не целесообразнее и умнее попытаться найти иной путь?

— Но ведь вы даже не ищете! Вы просто ждёте, чем всё закончится?

— Вариант спонтанности уже отличается от внесения корректировок. Но ты не прав — я думаю…

— Третье тысячелетие?!

— Для Мироздания, время не имеет значения. Важно найти просчет, понять — где засбоило… А исправить её — чего уж проще?

Рядом с первым креслом в воздухе свилось и загустело туманное облако, уютно укутывающее старенькое плетеное кресло-качалку, и восседавшего на нем благообразного и совершенно прозрачного старика.

— Благословенны будьте, дети мои, — торжественно прогудел призрак, окутываясь при этом в дым, как в пелерину, благоухая традиционной лавандой. — Все бунтуешь, Эммануил?

— А ты опять подслушиваешь, дедуля? — Сын плюхнулся на ближайший стул. — Ни один разговор без тебя не обойдется!

— Очень надо, — фыркнул Святой Дух. — Не забывай, что боги, по определению, всеведущи и вездесущи. Поэтому, естественно, что я в курсе вашей дискуссии, и так же естественно — принимаю в ней непосредственное участие. Тем более что первая ошибка, о которой упоминал твой отец, была совершена мной. В опровержение, так сказать, тезиса о непогрешимости…

При этом Дух столь неподдельно опечалился, что даже окутывающая его дымка уплотнилась и запахла хризантемами.

— Кто ж мог предположить, — промолвил Отец, — что люди, изгнанные из Рая, так обрадуются своей неограниченной свободе и столь интенсивно станут плодиться и осваивать новые блага, что совершенно забудут о своём главном предназначении.

— Никто не мог, — согласился с ним Святой Дух, разгоняя руками перед лицом дымок, от чего запах цветов сделался почти удушливым. — Потому что кроме меня никого больше не было. А я увлёкся. Сначала хотел просто попугать строптивую парочку, а потом пошёл на принцип…

— Не оправдывайся. — Отец потянулся к камину и протянул к огню руки. — Я тоже был хорош со своим Потопом. А вроде ж правильное казалось решение: убрать лишний балласт, оставив на воспроизведение наиболее удачную особь, и уже с её потомством строить царствие всеобщего счастья и благоденствия. И что? Наследники праведника выродились до уровня неуправляемости буквально за несколько поколений. Вот и выходит, что ни угрозой, ни лаской ничего от человечества добиться не удалось. Хаос только возрос.

— А как же мои деяния?! — Сын, протестуя, вскочил на ноги. — Разве подброшенная людям философия христианского всепрощения не улучшила показатели шестого тысячелетия?

— К сожалению, нет, — ответил Дух. — Всё, чего ты достиг, Эммануил, — это частичная и кратковременная стабилизация морально-этического континуума. Последние стагнации регресс проходит с устрашающей скоростью. А во что учение о всеобщей любви превратилось со временем, даже упоминать омерзительно. Собственно, ты и сам всё прекрасно видишь, иначе не требовал бы от отца немедленного вмешательства. Но только на этот раз спешить будем медленно. Потому что, если так и не поймём, в чём концептуальная ошибка, проект «Человечество» придётся свернуть как не оправдавший вложений и бесперспективный. Причем в самом ближайшем будущем…

— То есть как это — свернуть? — переспросил Эммануил. — Коллапсом?

— Нет, землетрясениями и эпидемиями баловаться станем, — буркнул Святой Дух.

— Но это же!.. — Сын задохнулся. — Безнравственно…

— Скажи еще — негуманно, неполиткорректно и, вообще, бесчеловечно, — хмыкнул Отец. — Понахватался жаргона… А что прикажешь? Тем более они сами вскоре ввергнут себя в бездну небытия, а заодно увлекут в Хаос и остальные миры Порядка? При этом, заметь, разговор ты начал. И действовать потребовал… А я всего лишь сидел и размышлял.

— Ну вот, а кто-то считал, что жить вечно — уныло и скучно. — Эммануил даже прохаживаться перестал. — Имея таких родичей?.. Подожди, ты сказал — и остальные миры? Значит, не везде так плохо?

— Не везде, — подтвердил Святой Дух. — Но уловить хоть какую-то закономерность, причину, по которой одни миры развиваются более-менее стабильно, а другие начинают куролесить, пока так и не удалось.

— Сидя у камина? — насмешливо хмыкнул Эммануил. — Эдак вам еще не одно тысячелетие понадобится… Для того, чтоб понять душу человека, надо позволить ей раскрыться. Во всей красе… или — неприглядности.

— А вот это мысль. — Отец от удовольствия даже губами причмокнул. — Это надо попробовать. И ведь на поверхности лежало… Молодец, Эммануил!

— Думаешь? — засомневался Святой Дух, тоже придавая себе задумчивое выражение. Он-то хорошо знал, что разговор затевается с единственной целью: подтолкнуть Сына к этой идее. — Вполне, вполне… Берем отдельного индивидуума, самых средних параметров, переносим его в экстремальные условия и…

— Эй-эй! — забеспокоился Эммануил, видя, что головы старших богов повернулись в его сторону. — В прошлый раз, когда вы корчили такие же умные лица, мне пришлось взойти на Голгофу. Надеюсь, не забыли?

— Не волнуйся, — успокоил его Святой Дух, — на этот раз обойдется, чтоб мне снова одному во тьме скитаться. Просто посмотришь вблизи… Проконтролируешь. Ну как?

Сын немного помолчал, размышляя. Потом кивнул:

— Хорошо. Почему бы и не попробовать? Несмотря ни на что, люди заслуживают последний шанс.

— И всё-таки, Эммануил, ты излишне импульсивен, — неодобрительно проворчал Отец. — То ты, как Тень, предлагаешь рубить с плеча, то ратуешь за милосердие и всепрощение. Мечешь молнии — и тут же готов на самопожертвование. Видимо, слишком много человеческого передалось тебе от матери.

— Кстати, — оживился Эммануил. — А что вещает мамина интуиция? С ней вы уже говорили? Или сочли вопрос слишком сложным для женского ума?

Святой Дух сразу стал более прозрачным, а Отец поскучнел и притворно зевнул.

— Будто мы не знаем, что Мария скажет. Твоя мать давно обвинила нас во всем и потребовала оставить людей в покое. Кстати — это еще одна из причин, почему мы с дедом воздерживаемся от практики. Ну так что? Ты готов?

— Как? — непроизвольно оглянулся Сын и шагнул назад. — Прямо сейчас?

— А чего тянуть? — заблагоухал черемухой Святой Дух. — Главное начать, а там покатится потихоньку… С Божьей-то помощью…

Сумерки только ложились на землю, но для непривычного глаза даже этот полумрак казался чем-то неестественным и зловещим. Придорожная корчма, на две трети прячущаяся в густых зарослях, и при дневном свете не вызывала особого доверия и чувства беспечности, несмотря на то, что из окон, выходящих на проезжий тракт, лился достаточно яркий свет, а изнутри доносился женский смех и мужской хохот. Будь у Эммануила возможность выбирать, он с удовольствием прошел бы мимо, невзирая на сгущающуюся тьму. Но выбора не было. Он не имел ни малейшего понятия: куда попал в результате совместных усилий отца и деда. Точнее — он знал, куда те планировали его отправить, а вот насколько действительность соответствовала ожидаемому результату, еще предстояло выяснить.

Свет из окон явно не электрический, поэтому вполне возможно — средневековье. А если это всего лишь временные затруднения или перебои в подаче электроэнергии? Почему нет? Какой-нибудь, с недавних пор так полюбившийся людям, кризис? Хорошо, допустим, со временем боги угадали. А как насчет пространства? Где гарантии, что попал в одно из княжеств русинов? И какое именно? И даже если принять за должное, что мощенная булыжником дорога обязательно ведет к человеческому жилью, то в какую сторону ближе? И почему-то становилось все устойчивее ощущение, что попал в земли франков или какого другого народа, близкого по развитию и культуре к латинянам. Уж в этом Эммануил разбирался больше иных экспериментаторов. Так что расхождение между желаемым и реальностью определенно просматривалось. Что было неприятно скорее морально, поскольку передвигаться из пункта «А» в пункт «Б» можно не только порталом, но и пеше-гужевым транспортом, собирая при этом в пути различную информацию. А вот, если окажется, что промахнулись и во времени, то тогда не останется ничего иного, как ожидать, что наверху спохватятся и исправят ошибку.

Но в целом Эммануил был доволен и не жалел, что согласился на эксперимент. Ведь он отлично помнил и запах леса, и шелест ветвей над головой, и разнообразие человеческих голосов. Пока еще слишком невнятных, чтобы определиться с языком. Конечно, здесь не родная Палестина, и мокрая трава гораздо прохладнее нагретого солнцем песка, но как приятно ощущать всем телом эту сырость, вдыхать на полную грудь пьянящий аромат прелых листьев…

Эммануил так задумался, что не обратил внимания на двух здоровяков, которые вышли из корчмы освежиться или по какой-либо иной, не менее важной надобности, и уже какое-то время внимательно приглядывались к одинокому путнику, что нерешительно остановился в двух шагах от «Щербатой чаши». Растерянность молодого, не по-здешнему одетого мужчины была столь очевидна и притягательна, что они забыли на время о своих делах, быстро переглянулись и двинулись в его сторону. Причем более крепкий двигался прямо, а второй обходил Эммануила сзади.

— Хм… — произнес здоровяк, подойдя вплотную, практически дыша перегаром от дешевой выпивки в лицо Эммануилу.

И только теперь тот опомнился.

— Мир вам, люди добрые, — произнес он мягко, пытаясь изобразить одну из своих самых добрых и искренних улыбок. Но в этот миг резкая боль обожгла ему голову, и ночь стремительно упала на землю, окутывая все непроницаемым покрывалом.

— И ты покойся с миром… — произнес второй разбойник, подхватив обмякшее тело и насмешливо скаля длинные клыки. — Если орка от людя отличить не можешь…

— И как это понимать? — Голос матери журчал тихо и ласково, словно ручей, вытекающий из трещины в плотине. — Что на этот раз затеяли?

— Не волнуйся, Мария, все нормально… — Отец отвечал на удивление спокойно. — Слишком молод наш сын для вечности. Совсем измучился в Эмпиреях. Вот мы ему небольшое приключение и подстроили. Шутка ли — третье тысячелетие парень разменял, а ничего кроме христианства не видел.

— А весь этот балаган зачем устроили? Нельзя было как-то по-другому? Объяснить, предупредить…

— Нет, эффект не тот. — Святой Дух попытался воспроизвести запах лужайки цветущих ландышей, но под негодующим взглядом Матери сконфузился и выдал нечто напоминающее ароматы машинно-тракторного стана. — Эммануил не просто бог — он, прежде всего, Сын Человеческий. А людям, пока по лбу не треснешь, они и не почешутся. Заодно, может, и философию свою пересмотрит… Смешно сказать, но Эммануил до сих пор убежден, что добро в состоянии победить зло тупой покорностью и непротивлением насилию…

— Подожди, дай я, — взял Марию за руку Бог-Отец. — Понимаешь, только так можно дать Эммануилу еще один шанс и избежать Конца Света, который повсеместно повязан со вторым пришествием Спасителя. Зато теперь мы аккуратно подсадим частичку его души в тело реципиента, и пусть глядит на жизнь смертных их глазами. Так сказать — изнутри. Может, и поймет нечто важное…

— Хорошо, — кивнула Мария. — Эммануилу и в самом деле не помешает сменить обстановку. А реципиента зачем из одного мира в другой переносите? На Земле уже все так плохо, что и посмотреть не на что?

— Осталось еще… — заблагоухал сиренью Дух. — Тут другое. Эммануил на мир глазами человека смотреть будет. А для реципиента все вокруг знакомо, привычно и… как бы правильно. И что в этой ситуации Сын нового увидит? Какие выводы сделает? Нет! Исключительно в ситуации повышенного риска, когда для выживания требуется напряжение всех сил и умений, окружающий мир воспринимается особенно ярко и четко!..

— Выживания?! — Как и любая женщина, из всей патетической тирады Святого Духа Мария услышала только самое главное для матери.

Отец сделал большие глаза и деликатно погладил ее по руке.

— Могу только повторить: причин для беспокойства нет. Носитель выбран достойный. Так что наш сын гарантированно получит множество впечатлений — всяких и разных, но до психологического срыва или травмы дело не дойдет.

«Очень на это надеюсь…»

Последнюю фразу Бог-Отец произнес мысленно, пользуясь тем, что кроме Создателя их никто не мог услышать. Ну а Святой Дух и так все знал…

Глава восемнадцатая

Глаза открываться не хотели. Им так хорошо и покойно было находиться в прежнем состоянии, что попытка шевельнуть веками казалась почти кощунственной. Вот так бы и лежал до скончания времен. Кстати… Интересно: и долго я так валяюсь? Если сразу не спрашивать: почему?

«Меньше полутора часов… Извини, Влад, не учел, что ты и сам недавно был ранен, а случай у Свиста очень запущенный. Вот и зачерпнул энергии чуть больше, чем рассчитывал. Но волноваться не стоит, всего пара минут, и ты окончательно придешь в себя».

«Ладно, я не в претензии… — Я не только имя вспомнил, но и почти все события, предшествующие переходу в бессознательное состояние. И даже больше. О чем тут же не преминул спросить: — А весь этот сон зачем?»

«Не до бесконечности ж тебя в неведении держать. А случай выдался вполне подходящий. Отец прав — когда человек в беспамятстве пребывает, с его сознанием гораздо проще работать. Словами-то мне все это гораздо дольше пришлось бы объяснять… Верно?»

«Но если так, то значит Ты… и по воде, аки посуху… И проказу лечить, и мертвых воскрешать?..»

«Я — да. Но не забывай, что ты, не я, а всего лишь человек… Даже с моими знаниями и умением. Банально жизненной силы не хватит. В чем ты только что имел возможность убедиться. Запомни этот урок крепко и не пытайся кудесничать. Особенно, после того, как мы уйдем».

«А вы уходите?»

«Ну не так быстро, — вроде как рассмеялся Эммануил. — Побудем еще немного, с твоего позволения, конечно…»

«Да развлекайтесь, мне не жалко… Тем более — выгода обоюдная. А о перемещении моем ничего не прибавишь? Только честно?»

«Ложь не нужна и неуместна, — посуровел vip-дух. — В частности и вообще. Твое перемещение — игра иных сущностей. Несмотря на то что христианская церковь это отрицает, почему-то считая, что наличие других богов каким-то образом может преуменьшить влияние Создателя, — они есть. И оказывают вполне заметное воздействие на структуру Мироздания. А поскольку тоже не являются совершенством, а только стремятся к этому состоянию, то и поступки их порой так же далеки от него. Я мог бы проследить: кто именно и с какой целью все это затеял, но тем самым произведу прямое и грубейшее вмешательство в твою судьбу. Что, в свою очередь, отразится на судьбе множества людей, так или иначе уже связанных с тобой».

«А то, что ты сидишь в моей голове или еще где и мы запросто рассуждаем о законах Мироздания, — это не считается? Как и восстановление кондиций полуживого рейнджера?»

«Всенепременно считается… Но не совсем. Поскольку ты принял нас добровольно, значит, это событие уже было предопределено. А что до выздоровления Свиста… Упрощенный пример: человек, пойдя за дровами, находит в лесу топор. Вероятность того, что он после этого станет найденным инструментом срубать ветки гораздо выше, чем предположение, что топор он попросту сунет за пояс, а ветки продолжит ломать руками? Логично?.. Вот и у тебя сходная ситуация. Находка была случайной, а ее дальнейшее использование, в меру разумения, вполне закономерно. И совсем иная ситуация, если тот же человек, не имея должных знаний и навыков, изменит качество орудия, превратит его, к примеру, в огниво, и — разожжет костер».

«Намекаешь, что я могу по глупости весь лес сжечь?»

«Скорее, по незнанию… Но суть примера ты уловил верно…»

«Угу. Кстати, раз уж мы о богах заговорили, не объяснишь мне принципы здешней теологии? А то сам я ничего не пойму, а спросить неудобно. Как, кому и где они молятся?»

«Нигде и никому… — как бы сомневаясь, стоит ли посвящать меня в такое кощунство, Эммануил замешкался с ответом. — Влад, мы опять вторгаемся в запретную зону. Я уверен, что ты все узнаешь, когда придет твое время. А сейчас прими примерно такое объяснение… Жители этого мира сделали вполне логически обоснованный вывод из постулата о всемогуществе Создателя. И решили, если Он все знает и все видит, какой прок обсуждать с ним это еще раз? Ведь каждый поступок, каждое намерение Создателя и так ведомо. Как и то, закоренел ты в грехе или искренне раскаялся и пытаешься искупить поступок. К чему лишние слова?.. Не делай, не замышляй чего не следует, вот и не придется сожалеть о содеянном. Как-то так… И остановимся на этом. Философские споры и изыскания, Влад, суть бесконечны, а тебя уже ждут».

«Но я еще хотел…»

— Очнулся наконец-то. — Судя по голосу, кто-то, еще невидимый из-за закрытых глаз, был этому несказанно рад. И чтоб сделать хорошему человеку приятно, я с некоторым усилием разлепил веки.

Как оказалось, я лежал на кровати, с мокрым полотенцем на лбу, а рядом, заботливо подавшись ко мне, сидел староста Дорофей.

— Заставил ты нас поволноваться, Владислав Твердилыч… Уж и не знали, что думать-то?

— Да, не рассчитал чуток, — не стал я ничего выдумывать, а попросту использовал объяснения Эммануила.

— Зато Свист до сих пор не угомонится… Никак поверить не может. То за водой бежит, то дрова колоть принимается. А то и вовсе — вприсядку пойдет. Я его во двор выставил, чтоб не беспокоил… Ведь ты его, без преувеличения можно сказать, с того свету вернул, господин… ммм, десятник. Али все-таки вашество?

«Ни одно доброе дело не остается безнаказанным». Не я придумал, не мне и оспаривать. Как и то, что чаще всего «горе именно от ума». Превысил чуток полномочия сверх необходимого и уже взлетел в глазах старосты в заоблачную высь. Это ж кем он меня теперь считает?

«Дворянином империи. Только им подвластна магия исцеления. В основном…» — не слишком охотно объяснили духи. Видимо, и в этот раз им пришлось нарушить какое-то табу.

— Да, десятник я, десятник… Не придумывай ничего лишнего, староста. — Я досадливо поморщился и сел, свесив ноги на пол. — Пользы от того никакой не будет, один лишь вред.

— Не извольте сомневаться, господин… десятник, — с готовностью кивнул тот, преданно заглядывая в глаза. — Неужто я без понятия. Могила. Все будет так, как вашество прикажете.

— Ну что ты будешь делать, — вздохнул я. — Пойми, старый. Нет у меня никого тайного медальона, да и не тот ты человек, чтоб предъявлять…

— Так «нет» или «не тот»? — хитро сощурил глазки Дорофей, довольно улыбаясь, что сумел подловить меня.

— М-да… — Я встал, на всякий случай придерживаясь за изголовье кровати. Но вопреки опасению, голова больше не кружилась. Силы вернулись полностью. — Эдак мы с тобой, весь день проканителим. Хочешь — верь, не хочешь — не верь, а я самый обыкновенный десятник, коих в Легионе тысяча и более. Нет, это я слишком. «Пантер» чуть поменьше будет.

— Конечно, конечно… — Старик вцепился в рукав моего камзола словно утопающий за соломинку. — Я все понимаю, но надеяться можно?

— Нужно, Дорофей! Как же можно жить без надежды-то? Разве ты никогда раньше не слышал, что надежда умирает последней?

— Слава императору! — староста произнес здравницу шепотом, но глаза его при этом блестели от восторга. — Спасибо, что не оставили, не бросили на произвол… Я знал, я верил…

— Отставить сопли! — Суровый окрик — самое лучшее средство супротив истерики. В том числе и мужской. — Где отобранные мною люди? Надеюсь, отряд охотников уже направлен в Выселки?

— Собираются… — вытянулся староста. — Им же незаметно пробраться надо? Вот и не торопятся. Но как стемнеет, все до одного в башне будут. Можете не сомневаться. С ними Карп, мой младший сын, пойдет. А это такая проныра, что к лисе в нору залезет и не побеспокоит рыжую.

Ну если он в отца уродился, то таки да, пролезет.

А староста, шельмец, понятное дело и не почесался, пока не прояснил для себя все то, в чем имел сомнения, но поди, проверь. Зато теперь можно не сомневаться — к вечеру охотники выступят и в Выселки прибудут вовремя.

— А что остальным прикажете, ваше… господин десятник?

— Мне, Дорофей, нужны только двое, Родя и Свист. Остальными, староста, распоряжайся по своему усмотрению. Вас не должно зацепить, но мало ли? Вдруг все же сунутся и в Приозерное какие-то недобитки. Лодки с того берега перегоните, на дамбе завал соорудите… А главное — громко кричите, что деревня принадлежит троллю по имени Хозяин и что он велел вам чужаков к себе не пускать. Дюжину-другую такие меры остановят, а большим числом я им собраться не дам.

— Может, все-таки послать голубя, вашество… простите, господин десятник? На всякий случай.

— Никакого случая не будет, — посуровел я лицом и взглядом. — Ты же умный старик, зачем дураком прикидываешься? Неужто не соображаешь, что Севаст[16] благосклонно отнесется к победителю, снисходительно проявит покровительство людям, пострадавшим в распре между гоблинами и троллями, но ни за что не окажет поддержки бунтовщикам? За свободу бороться надо. Или хочешь, чтоб другие все за тебя сделали, а сам собираешься на печи отсидеться? Дожидаясь, когда вожделенную волю тебе в дом принесут да на стол положат?..

— Ты на меня голос не повышай… десятник! — сверкнув глазами, вскинулся Дорофей. — У меня два сына с войны не вернулись. И зять…

— Вот таким ты мне больше нравишься, староста, — начальственно и одобрительно похлопал я его по плечу. — Извини, Дорофей, коль рану разбередил, но потерями потом считаться будем. После победы. Война-то еще не закончена… — и без паузы, чтоб не дать старику затеять ненужный разговор по душам, попросил: — Молочка бы мне испить? Совсем в горле пересохло. Только, чтоб непременно холодного. Не люблю парное…

Предоставив охотникам самим решать, как им незаметнее пробраться в Выселки, я избрал кратчайший путь для возвращения. Стоя на берегу, — над водой звуки далеко разносятся, может, и достигнут нужной пары… зеленых ушей, — я громко попрощался со старостой Дорофеем и условился, что мы, всей деревней, ждем их завтра, опять-таки всей деревней, к себе на праздник. Ровно в полдень…

Потом мы с Родей и Свистом погрузились в лодку и почти сразу уронили в озеро перевозчика. Ненароком. А пытаясь помочь ему выбраться — заодно и сами перевернулись. Хохот поднялся такой, что даже живность всполошилась. Куры обеспокоенно кудахтали, овцы блеяли, свиньи насмешливо хрюкали… В общем, проводы удались на славу, и если кто-то еще сомневался, что человеки уже начали веселиться, смог воочию убедиться, что таки начали и останавливаться не намерены.

Выбравшись на берег, мы кое-как отряхнулись и, поддерживая друг дружку, побрели на восток, хохоча и горланя при этом что-то бравурно-походное и не совсем пристойное. Я бы даже сказал: совершенно непристойное. Кстати, вопреки расхожему мнению: «мол, куда бы ты ни шел — это всегда в гору и против ветра, а солнце слепит глаза», — двигались мы едва холмистой равниной, ветра не было вообще, а клонящееся к закату светило опять грело в затылок.

— Не перестарались? — Родя ни к кому конкретно не обращался, но отвечать взялся Свист.

— В сам раз, боец… Ты их просто не знаешь так хорошо, как мы с командиром. Мы же для гоблинов быдло. Хоть и разумное. А значит, и вести себя должны соответственно. Кстати, чтоб ты знал, зеленые никогда меньше двух суток кряду не гуляют. Поэтому и от нас ожидают того же. Верно, командир?

— Верно. Тем более повод какой… Шутка ли — человеки в поединке победили… Так что все натурально, — ответил я полушепотом, а потом заорал во все горло. — Эх, во поле береза стояла! Во поле кудрявая стояла!

— А не зря мы всю эту канитель затеяли? Может, и не следит никто за нами? И не видит. Мы тут скоморошничаем, как нанятые, а толку никакого…

М-да, линейный боец тяжелой пехоты — это не рейнджер. Не те навыки… Ему б, сомкнув щиты и выставив копье или гладиус, шагать в ногу с боевыми товарищами. Чувствуя их локоть и плечо. И зная, что щит соседа в строю прикрывает твой бок так же надежно, как собственный.

— Не боись, Родь.

Свист явно метил на место моего пресс-секретаря. Надо пресечь, пока он в пиар-менеджеры не выбился и избирательной кампанией не увлекся. Потом ведь за уши не оттащишь, как во вкус войдет…

— Я уже пятерых зелененьких насчитал… Извини, командир, — посмотрел на меня виновато «рысь». — Зазевался — шестерых.

Вот это сюрприз. Не зря говорят: помолчи — за умного сойдешь. Я, к примеру, за все время только двоих соглядатаев заприметить смог. Да и то — второго заметил почти случайно и все еще пребывал в раздумье, а не померещилось ли мне?.. Потому как со сто процентной уверенностью мог утверждать лишь то, что камыши против ветра не клонятся… А уж что там ими шебаршит, поди угадай.

— Да не вертись ты, — шикнул на товарища Свист. — Всю затею испортишь. Знал бы, что ты такой пуганый, промолчал бы.

— И ничего я не пуганый, — проворчал в ответ Родя. — Не ожидал просто. И что теперь делать будем, господин десятник?

— Вон до той лощинки дойдем и свалимся в нее… Мы же пьяные, не забывайте об этом… — и завопил во всю мощь: — Эх, братцы! Хорошо-то как! Там где клен шумел, над речной волной…

— А если гоблины нападут? Вы же нам даже оружия с собой взять не разрешили? Что тогда? — не успокоился Родя.

— Потому и велел… Чтоб наверняка напали. Кумекаешь?

— Нет.

Мои хитрости для копейщика были как китайская грамота. Значит, надо объяснить. Солдат должен знать свой маневр.

— Свист, пой громче… Пока я объяснять стану.

— Как два лебедя лебе-едушку провожали!.. — старательно затянул местный фольклор рейнджер.

— Понимаешь, Родя, гоблины ведь не зря ко мне такую компанию приставили. Значит, интересуются: чем я заниматься стану? Не помешает ли это их планам? Вот ты, что на месте их вождя стал бы делать?

— Я!.. Вместо вождя?!

Так, с тобой, парень, все ясно. Служи, воин. Чем больше в армии дубов, тем крепче наша оборона.

— Это шутка такая… Не бери в голову, Родя. Потом поймешь. Все, бойцы, приготовились. Сейчас будем дружно падать.

— Как?

— Примерно так… — Я развернулся спиной к небольшому овражку и ухватил обоих парней за грудки. — Кто сказал на дядьку рашпиль? А?! — потом пятясь, потащил их за собой. Шаг, другой — земля ушла из-под ног, и мы втроем, громко матерясь (я понарошку, а кое-кто и всерьез), покатились под откос.

— Замри, матерь вашу! — мой свистящий шепот перекрыл все неуставные звуки. — Лежать!.. Кто не понял, объясняю. Вряд ли следить отправили кого-то шибко умного. Задача ведь простенькая. Время от времени отправлять с гонцом известие вождю: где я нахожусь и что делаю. А потому опытному воину тут делать нечего, отрядили каких-то щенков во главе с таким же сопляком. Значит, старший группы захочет упрочить свое положение в клане. А для этого проявит инициативу и попытается перевыполнить план…

Судя по расширяющимся глазам обоих бойцов, я чуток сбился с общечеловеческого языка. Наверное, так удивились бы труженики стройки, если бы прораб произнес в рабочее время фразу: «Прошу прощения, милостивые судари, не были бы вы так любезны, чтобы перенести вон те…» Самому жутковато стало.

— Чего вылупились? Взять в плен он нас захочет. Пьяненьких и беспамятных? Смекаете?

— А мы, значит, его самого? — проявил чудеса сообразительности Родя, от чего его единственный глаз мрачно полыхнул чернотой ненависти.

— Именно. И тебе, Родя, я поручаю самое важное и опасное задание. Схватить своего противника и не выпускать до тех пор, пока мы со Свистом (каламбурчик, однако!) не уделаем остальных. Защищаться всерьез разрешаю, только если они на тебя вдвоем навалятся и совсем туго станет. Но лучше зови на помощь. Нам нужен живой гоблин, Родя. Очень нужен! Я на тебя надеюсь…

— Не сомневайся, командир. Двоих удержать не обещаю, а одного получишь. Чтоб мне больше ни одной дивчины не обнять.

Я его правильно просчитал. В смысле — старшего группы наблюдателей.

Примерно минут через двадцать над краем овражка показалась настороженно принюхивающаяся оливковая морда. Молодой гоблин старательно соблюдал осторожность, но у всех потомков приматов есть одна неприятная для неопытных диверсантов и разведчиков особенность — часть черепа, находящаяся выше глаз. В простонародье именуемая лбом. И каким бы узким он не был, все равно высовывается раньше органов зрения. А если над ним еще и торчащий, будто зацементированный, пук волос, то и вовсе прятаться бессмысленно. С таким же успехом, можно «подкрадываться» в полный рост. Кстати, более опытные бойцы, если нет иной маскировки, наблюдают за врагом, склонив голову набок. Одним глазом.

Хотя лично меня больше удивило не появление гоблина, а тот факт, что я начал различать нелюдей. Раньше-то они мне все на одно лицо были, как китайцы.

Разведчик оценил обстановку, в виде трёх живописно дрыхнущих тел (Свист даже похрапывал для пущей правдоподобности), и, по-видимому, остался доволен результатом. Потому что совершенно беззаботно встал на ноги и достаточно громко произнес:

— Идите все сюда. Спят, пьяные свиньи.

К нему подошли еще четверо.

Отлично. Что и требовалось доказать. Прежде чем сунуться к нам, старшой группы наблюдения, выполняя полученные наставления, услал шестого бойца с очередным донесением вождю. И ближайшие пару часов Гырдрым будет уверен, что Выселки остались без Защитника. А кроме того, и наблюдателей никто не хватится. Те же самые пару часов. Да и после… Сильно сомневаюсь, что в клане Лупоглазых дисциплина поддерживается на уровне семьи дона Карлеоне.

— А может, не надо, Рырыг? — проявил осмотрительность кто-то из гоблинов. — Нам этого не велели.

— Не сюсяй в муку, не делай пыли! — насмешливо оборвал его старшой. — Вы трое хватайте Защитника. Ты, Жздым, убей того, что справа. А я прирежу одноглазого. Вперед, парни! Сегодня мы будем сидеть за одним костром с вождем!..

Улюлюкая и визжа, гоблины дружно посыпались вниз.

Трое кривоногих недомерков поспешили в мою сторону, четвертый, по-видимому, тот самый Жздым, — к Свисту, а старшой неторопливо заковылял к Роду. Как по заказу. Хорошо, тот ближе всех разлегся. Может, потому командир его и выбрал, чтоб далеко не бегать?

Пора и мне оживать.

В тот самый миг, когда гоблины, бросив наземь дротики, уже намерились прижать меня к земле, я откатился в сторону, разрывая дистанцию. Совсем чуть-чуть. Но выигрывая то самое мгновение, которое решает исход поединка и сражения.

Дальнейшее происходило почти одновременно. Как только Рырыг нагнулся над Родом, тот ухватил его за руки и дернул на себя.

— Есть! Держу!

Тот гоблин, что уже замахнулся тесаком на Свиста, непроизвольно оглянулся на крик и поплатился за это жизнью. Рейнджер не вставая, полоснул его кинжалом по ноге, а потом, когда Жздым потянулся рукой к ране, воткнул лезвие в глазницу.

Самого шустрого из троих, ухватившего меня за щиколотки, я сперва подтянул ближе, сгибая ноги в коленях, а потом резким толчком отбросил в сторону Свиста. «Рысь» не возражал против такого паса и уверенно принял взвизгнувшего от неожиданности гоблина на клинок.

Оставшаяся в живых парочка проявила завидную сообразительность и бросилась наутек. Совершенно позабыв, что в беге шансов больше у тех, кто выше ростом и ноги имеет длиннее… Впрочем, это неважно. В любом случае, никто в догонялки с Лупоглазыми играть не собирался.

— Твой левый… — сообщил я Свисту. А мгновением позже два дротика уменьшили поголовье Лупоглазых еще на одну пару.

Вся стычка заняла по времени не больше минуты. Так что и барахтающийся в объятиях Рода Рырыг, да и сам копейщик сильно удивились, услышав над собой мой голос:

— Ну будя, будя обниматься…

Свист завернул гоблину руки за спину и сноровисто обмотал запястья бечевой.

— Родя, отпусти своего дружка. Он нам тоже нужен… Для разговору… Мужского. Не жалей, потом вернем.

— Жить хочешь?

Стандартная ситуация, стандартный вопрос.

— Жить хорошо… — чуть более философски, чем в данный момент требовалось, ответил Рырыг, хмуро переводя взгляд с нас на тела погибших товарищей. Удерживаемый Свистом за волосы, он даже не пытался вырваться.

«А хорошо жить еще лучше!» — всплыла в памяти крылатая реплика Никулина из «Кавказской пленницы». И я чуть не расхохотался. Во всяком случае, улыбки не сдержал.

Гоблин опасливо покосился на меня и сделал попытку отодвинуться. Но Свист был начеку и немедленно встряхнул пленника, одновременно поддавая тому коленом под зад.

— Не дергайся, головастик.

— Я не из Жабоядов, я — из семьи Лупоглазых, — обидчиво заметил гоблин. — И я вам ничего не скажу.

— А говоришь: жить хочешь. Будешь молчать — убью! — моя улыбка сделалась еще шире.

— Убить ты меня можешь, Защитник человеков, — ухмыльнулся Рырыг. — Но жизни лишить — не в твоей власти.

Ясное дело, пленный гоблин изъяснялся куда проще, но мой синхронный переводчик почему-то выбрал именно такой высокопарный стиль.

— Ну-ка, ну-ка? — заинтересовался Свист. — Это ж как? Сколько гоблинов перебил, а такую песню впервые слышу. Неужели ваш клан умеет что-то необычное, иным кланам и народам неведомое? Не верю… — Рейнджер незаметно для пленника подмигнул нам с Родом. — А вот мне кажется, что ты всего лишь обычный хвастунишка, щенок лупоглазый…

— Я… Я… — возмущенно задергался Рырыг. — Так знай же, глупый ты человек, что ни одному воину клана Лупоглазых, а со вчерашнего вечера и семьи Ушастых, больше не страшна смерть. Мы сдали свои души на хранение шаману. И каждого погибшего Великий Уруш-хаш вернет к жизни, поместив его дух в тело новорожденного. Теперь ты понял? Мы — бессмертные!

— Большего вздора никогда не слышал… — небрежно отмахнулся Свист. — Каждому известно, что у гоблинов нет души.

— Нет души?! — взбешенно вскричал Рырыг. — А что же шаман носит в ладанке на шее? И я сам видел, что с тех пор, как к сотне и еще половине сотни наших бойцов прибавились души сотни Ушастых, мешочек стал вдвое больше.

Души всего племени в ладанке шамана? Бред какой-то! Или не бред? Поди, пойми, что в этом мире правда, а что — вымысел. Особенно, учитывая некую парочку, обживающую мой собственный чердак. У-у-у, ненавижу магию и прочие чародейские происки супротив законов физики…

— Ну хорошо, с бессмертием мы разобрались. Даже завидно стало. А как с болевыми ощущениями? Их тоже Великий Уруш-хаш себе возьмет? — поинтересовался я и как бы невзначай кольнул пленника кинжалом в плечо.

Лицо юного гоблина мгновенно покрылось испариной и сильно побледнело, словно его припудрили.

— А ты утверждал, что нам не о чем поговорить. Не спеши, Рырыг. Сделай милость. Думаю, что у тебя найдутся кое-какие сведения, интересные мне… Но не бойся, если ты честно ответишь всего на один вопрос, обещаю: умрешь быстро и без мучений.

— Согласен… — пролепетал гоблин, не отрывая взгляда от кончика моего кинжала, которым я небрежно поигрывал прямо перед его посеревшей мордой. — А не обманешь? Шаман сказывал: человек лжив и верить ему нельзя!

— Да, я человек, но все же не Головастик…

Это подействовало. Видимо, упомянутый клан совершенно не пользовался авторитетом среди сородичей.

— Верю. Спрашивай.

— Когда Гырдрым собирается напасть на Выселки?

Гоблин извернулся так, чтоб увидеть солнце, словно хотел попрощаться с его последними лучами.

— Как только у края земли души предков разожгут погребальные костры, наши воины войдут в деревню. И все мужчины в Выселках будут убиты… А сейчас умру я… Больше мне нечего прибавить. Ты обещал…

Рырыг взглянул на меня, я кивнул Свисту, и тот одним движением проткнул гоблину сердце.

Численность объединенных сил двух кланов мы выяснили, время нападения — уточнили, о магической уловке пленник проговорился сам, а большего гоблин и в самом деле знать не мог. Слишком юн… был.

Глава девятнадцатая

Множество низкорослых существ заполнили дворы и переулки Выселок плотной волной, словно саранча. Или — полчище крыс, дорвавшееся до заброшенного амбара. Желая застать жителей деревни врасплох, они шли без факелов, молча, придерживая оружие, чтоб не бряцало. А когда каждый дом, хлев, сарай, овин были окружены, дремоту ночи рассек троекратный громкий свист. И по этому сигналу воины одновременно вышибли все двери и ворвались внутрь…

Свист, грохот и… тишина. Очень короткая, но такая зловещая в своей неожиданности. А мгновением позже она взорвалась негодующим птичьим гвалтом, возмущенным визжанием свиней, обиженным блеянием овец, но во всем этом бедламе так и не прозвучало ни одного вопля или крика, изданного человеком.

Еще не понимая, что произошло, но уже недовольные встретившей их пустотой в домах и прочих постройках, гоблины позабыли о приказе соблюдать тишину. Более того, самые рьяные, считая, что хитрые человеки всего лишь куда-то спрятались, стали зажигать факелы и костры. Разламывая для них плетни и сараи. А то и, чтоб не терять время, используя их самих вместо костров.

Не минуло и десяти минут с момента нападения, как яркое пламя пожарищ осветило Выселки со всех концов.

— Их нет в домах! Вождь, челов нет нигде!

— Они ушли! Они убежали!

— Нас обманули! Громи! Круши!

Обозленные гоблины, не слыша в возникшем хаосе голоса вождей, охотно принялись изливать злость на самой деревне. Треск и грохот поднялся такой, что наверняка доносился не только до Приозерного, но и до Глупого озера.

— Их предупредили, — скрежетнул зубами военный вождь Ушастых, обращаясь к Гырдрыму.

— Может, да, а может, и нет… — глубокомысленно ответил тот. — Ты, Ачхырз, не знаешь здешнего старосту. Это такая хитрющая тварь. Как хорек… Вполне мог и сам сообразить.

— Когда убьем, непременно съедим его мозг… — хохотнул Ачхырз. — Сейчас что делать станем? Примемся челов искать или до утра подождем?

— А чего их искать? — хмыкнул Гырдрым. — Думаю, они в своей башне спрятались.

Гырдрым посмотрел в сторону чернеющей на фоне ночного неба сторожевой башни. Оттуда не доносилось ни звука, но тем не менее вождь буквально чувствовал устремленные на него десятки ненавидящих глаз.

— Сами себя в ловушке захлопнули. Ну и пускай сидят… Долго не выдержат. Помощи им ждать неоткуда. А мы никуда не торопимся… Пусть воины режут скот и птицу, разжигают побольше костров. Станем лагерем вокруг, будем ужинать и ждать, пока людишки сами пощады не запросят. Не сдадутся сегодня, выйдут завтра… Или послезавтра.

— Хороший план, Гырдрым, умный… — одобрил слова вождя молчавший до сих пор Великий Уруш-хаш, довольно потирая ладони. — Еще и не воевали, а уже победили. Эй, кто там? — оглянулся на телохранителей. — Приготовить костер для нас. И свинку заколоть, потолще…

— А пока она будет жариться, мы курятиной перекусим… — поддержал собрата шаман Ушастых, похлопывая себя по изрядному пузу. — Шевелитесь!.. Я уже проголодался.

Тьфу-тьфу-тьфу, но пока все происходящее укладывалось в придуманный нами с Титычем план.

Дорвавшись до «бесплатного» угощения, гоблины не интересовались больше ничем, кроме еды и обильной выпивки, которую крестьяне тоже «позабыли» спрятать. Торопились, наверное… И это обстоятельство многократно приумножило наслаждение Лупоглазых и Ушастых, полученное от первой победы.

Мы с парнями спрятались неподалеку от моего дома. И как оказалось, весьма удачно. Я шел сюда ведомый тем, что лучше других мест в Выселках знаю собственный сад-огород, а оказался совсем рядом с костром вождей. Буквально метрах в двадцати… Правда, в крыжовнике, но легионеры — не привередливы. Особенно, если облачены в доспех. Зато отсюда нам все видно, слышно и никто на ноги не наступает.

Хотя, если пиршество пойдет и дальше такими темпами, то спустя час-другой, по деревне можно будет разгуливать в полный рост, распевая частушки и играя на гармошке. Если не присаживаться к кострам и держаться на достаточном расстоянии от башни. Потому что даже при таком повальном разгильдяйстве у стратегического объекта вожди не забыли выставить усиленную охрану. Из особо злобных гоблинов! Поскольку — трезвых…

— Командир, — зашептал Свист. — Может, продолжим веселье? Глянь, зелененькие стали поодиночке бродить? И заходят далеко от костров.

— Можно. Только отлавливай самых крайних. И чтоб ни звука! А ты, Родя, тушки в реку спускай. Пускай плывут к морю.

— Будет сделано… — Дисциплина у принципа легиона оставалась на уровне. Как ни хотелось отомстить Роде за увечье, полученный приказ он воспринял без возражений. Понимал, что от рейнджера, специально обученного способам ведения «тихой войны», толку будет куда больше.

Бойцы уползли развлекаться.

Вовремя…

Шаман Ушастых вдруг подхватился на ноги и настороженно замер, повернувшись лицом и вытянув руки к башне.

— Опасность! Там волшба творится…

Великий Уруш-хаш, шаман клана Лупоглазых, небрежно отмахнулся зажатой в кулаке костью.

— Чую… Это Искра выдумывает что-то… Травница и ведунья здешняя. Беспокойства нет, Гррахх. Она боевым заклинаниям не обучена. Да и не осмелятся челы. Мы, даже если очень сильно осерчаем, все равно кого-то в живых оставим, а от императора бунтовщикам пощады не будет… Сам знаешь.

— Знаю. Но зачем же она тогда…

Ответ на неоконченный вопрос получили все одновременно.

— Ты нарушил свое слово, Гырдрым! — многократно усиленный магией голос Титыча был едва узнаваем.

— Вот еще глупость, — вождь Лупоглазых отвечал негромко, но судя по всему был уверен, что староста Выселок его слышит. — Разве люди держат свои обещания перед свиньями или баранами? А как ваши женщины сладко приговаривают, когда наполняют кормушку? Я сам видел, как ты чесал за ухом кабана, прежде чем заколоть его… Разве не так?

— Ты сам свинья, бесчестный гоблин!

Гырдрым только усмехнулся.

— Нет, ты не свинья, ты жалкая, ничтожная крыса! Как и весь твой клан.

Оскорбление подействовало. Вождь Лупоглазых вскочил с земли и угрожающе показал кулак башне.

— Ты зря это сказал, чел! Теперь я тебя точно убью. А хотел всего лишь дань взять да пару людишек высечь кнутом. За непослушание.

— Хотел яиц набрать, да ненароком курицу прирезал… — насмешливо ответил Титыч. — Заодно и курятник сжег…

«Хорошая магия, надо запомнить. Голос звучит в десятки раз громче, чем в мегафон, и каждый оттенок сохранился».

— Мой курятник. Захочу — сожгу. Захочу — новый построю… — проворчал Гырдрым. — А за оскорбление спрошу отдельно. С тебя лично.

— А вот тут ты, вождь, сильно ошибаешься. О чем вскоре очень пожалеешь! Выселки больше не подвластны гоблинам…

— Что он там кукарекает? — хохотнул Ачхырз. — Эй, петушок! Слезай с насеста и иди сюда. Тогда и поглядим: кто и о чем пожалеет! Кстати, прихвати с собой Защитника. Где ты там его прячешь?

— С Ушастой собакой мне и вовсе не о чем разговаривать. А тебя, Гырдрым, предупреждаю в последний раз — убирайся, покуда цел!

Вряд ли вождя Лупоглазых могли испугать какие-то угрозы, но шорох стрел и вопли раненых гоблинов, раздавшиеся вслед за словами Титыча, удивили его очень сильно. До полного изумления.

— Вы смеете нарушить указ своего императора?..

Стрелы прошелестели второй раз. Количество вопящих гоблинов удвоилось. Не считая умолкших…

— Вождь! У нас шестеро убитых!

— Отойти от костров! Потушить лишний огонь! — распорядился Гырдрым. — Безумцы! Теперь даже мое заступничество не спасет Выселки от уничтожения! Вы все покойники… Вместе с бабами и детьми.

— Ты плохо меня слушал, Гырдрым, вождь клана Лупоглазых. Выселки гоблинам больше не подвластны.

— Думаешь, одна победа в поединке освободила вас? — засмеялся Великий Уруш-хаш. — Глупец. Кто подтвердит твои слова? И вообще — кто тебя слушать станет, если два вождя объявят тебя бунтовщиком? А мы с самого утра пошлем гонца к префекту. Даже не сомневайся. Лучше прекращай бессмысленное сопротивление и выходите из башни. Лесом клянусь, что пострадают только мужчины. И то — не все…

— Ты очень добр, шаман, но намерен распоряжаться тем, что тебе не принадлежит. Для особо глупых гоблинов и их еще более тупого вождя повторяю еще раз. У Выселок теперь другой хозяин. Тролль!

— Какой еще тролль, чел? Что ты брешешь? — возмущенно воскликнул Гырдрым. — Откуда он взялся?

— Утром Хозяин вернется с пастбища, сам и спросишь, если осмелишься его дожидаться… А пока бегите или прячьтесь. Хозяин велел нам защищать собственность троллей от любого посягательства. И мы всего лишь выполняем распоряжение нового Хозяина. Кстати, очень охотно… Парни, стреляйте во все, что шевелится! Этой ночью в деревне своих нет!..

Если кто-то из гоблинов еще не поверил услышанному или посчитал слова старосты очередной хитростью и поэтому не торопился выполнять приказ вождя, то хлынувший на лагерь ливень стрел оказался гораздо убедительнее. И вот теперь окончательно стала понятна избирательная забывчивость крестьян, предоставившая в распоряжение врага такое количество хмельных напитков. Пьяные гоблины, даже сохранившие способность передвигаться, становились прекрасными мишенями для засевших у бойниц башни охотников. А имевшие неосторожность уснуть вблизи костров вообще погибали, так и не придя в себя…

И все же их было слишком много, а погибало слишком мало. Потому что стрельба велась только из бойниц, смотрящих на лагерь, и удвоенное количество лучников не слишком сказывалось на огневой мощи защитников Выселок. Да и не все гоблины грелись у костров. Большинство продолжало грабить деревню, упорно выискивая все, что могло им пригодиться.

Потеряв примерно пятнадцать-двадцать бойцов, гоблины пришли в себя. Протрезвели, успокоились, оценили обстановку… Сперва отодвинулись в тень, а потом — попросту вышли за пределы дальнобойности луков. Что, даже с учетом стрельбы сверху вниз, составляло примерно полторы сотни шагов. Как для охотничьих луков — даже с запасом.

— Врет или нет? — обеспокоенно спросил Ачхырз. — С троллями я не хотел бы затевать вражду.

Фортуна по-прежнему оставалась ко мне благосклонной. Вожди и шаманы переместились как раз в сторону кустов крыжовника и продолжили разговор, стоя фактически прямо передо мной. Спасибо Свисту, только благодаря его мази обладающие поистине собачьим нюхом гоблины не учуяли человека. Кстати о собаках. Как-то не задумывался над этим, но ни в Выселках, ни в Приозерном я ни одного пса не видел. И не только сторожевого овчара, а даже обыкновенного кабыздоха.

«Это риторичный вопрос, Влад, или ты и в самом деле именно сейчас хочешь услышать ответ?»

«А почему нет? Время активных действий еще не наступило, так отчего не заняться самообразованием, в свободное, мягко выражаясь, время? И потом — мне действительно интересно. Практически вся живность, известная мне с Земли, включая котов, в наличии, а пса — ни одного. Непорядок…»

«Так нет их тут. Изъясняясь твоим языком — не выдержали конкуренции».

«Не понял…»

«И тем не менее — все просто, как щи. У представителей семейства псовых и гомо один ареал обитания. В том смысле, что плавают и летают они одинаково плохо. И на Земле они выжили только потому, что продуктовую корзину людей разнообразила растительная пища. Но даже в твоем мире волки плодились исключительно в тех местах, где люди предпочитали охоте земледелие или еще не расплодились толком. Думаю, если бы твои предки, кроманьонцы, смогли ужиться с неандертальцами, то последние тоже извели бы волков и псов, как нежелательных конкурентов. А здесь нишу первобытных охотников заняли гоблины… О чем как нельзя лучше свидетельствует удивившее тебя ругательство. Потому что в языках всех иных гуманоидных рас этого мира слово „собака“ не несет конкретной смысловой нагрузки».

«То есть гоблины истребили псов? Вообще?!»

«Ну это не совсем так. Кое-какие виды сохранились. К примеру, в орочьих степях довольно вольготно себя чувствует несколько разновидностей шакалов и лисицы, но волков и собак — ты и в самом деле здесь не встретишь».

«Чем больше узнаешь собак, тем больше ненавидишь гоблинов… — перефразировал я мысленно известную поговорку. — Что ж, еще один вполне пристойный казус белли».[17]

— Конечно, врет, — тем временем успокаивал союзника Гырдрым. — Я ж тебе говорил — хитрая бестия. Время тянет.

— Не похоже, — помотал головой вождь Ушастых. — Если только время, чел стрелять не стал бы. Сам говоришь, здешний староста не дурак. А потому должен понимать, чем нарушение императорского указа пахнет…

— Ну ладно, — поддался Гырдрым. — Тогда объясни мне: откуда тут троллю взяться? И куда он подевался, Хозяин этот?

— Чел сказал, что Хозяин на пастбище пошел, — напомнил Ачхырз. — А скота в хлевах нет. И в башню люди его загнать не могли, не поместились бы… Надо искать следы стада. И если староста деревни не солгал, возле коров мы и тролля найдем.

— Хорошая мысль. Эй, кто-нибудь, коровью лепешку сюда. Быстро!

— Не надо, — остановил вождя Уруш-хаш. — Я совсем недавно вступил в нее.

Он нагнулся, поковырялся между пальцами ноги и поднес содержимое к глазам. Видимо, остался доволен, потому что плюнул на ладонь другой руки и стал елозить по ней изгвазданным в навозе пальцем. Еще раз понюхал и поднял палец над головой, точно так, как мы делаем сами, когда хотим определить направление ветра. Подождал уверенно, а потом указал на восток.

— Стадо там.

— А о тролле можешь хоть что-то сказать? — заинтересованно спросил вождь.

— Боюсь, Гырдрым, — хохотнул Ачхырз, — что наши шаманы не возьмут след пещерного великана, даже если вступят в его лепешку обеими ногами. Для этого нам придется подождать рассвета.

— А что твои наблюдатели говорят, вождь? Тролля не заметить они не могли? — отомстил Уруш-хаш. — Давай у них спросим. Ты же посылал наблюдателей следить за деревней. Я сам слышал…

— Вообще-то я приказывал не спускать глаз с Защитника, — ответил Гырдрым. — А о деревне ничего не говорил. Кстати, что-то давненько гонца от Рырыга не было. Как сообщили, что Защитник вместе с двумя челами спит в овраге пьяный, так с тех пор молчат. Ладно, пусть сторожат. Хоть этой заботой меньше…

И вот тут я понял, что должен сделать. Причем немедленно, второго такого шанса у меня может больше не оказаться…

Не знаю, что ошеломило гоблинов больше — мое внезапное появление или великолепная песня в чрезвычайно эмоциональном исполнении. Но необходимые для задуманной авантюры секунды я выиграл.

А дальнейшее происходило так.

Вот я выскакиваю прямо у них из-под ног, как чертик из табакерки.

Раз!

Хватаю левой рукой мешочек на груди у стоящего ко мне лицом шамана Уруш-хаша и тяну его к себе.

Два!

Кинжалом в правой руке перерезаю кожаный шнурок, на котором висит ладанка, и, продолжая движение, наношу неглубокую, но болезненную рану в шею Великому и Ужасному. Достаточно, чтобы он какое-то время не мог внятно изъясняться.

Три!

Кулаком с зажатым в нем мешочком наношу удар стоящему справа Гррахху в челюсть, отчего тот валится наземь.

Четыре!

Перепрыгиваю через тело шамана Ушастых и в несколько огромных прыжков оказываюсь у ближайшего костра.

Пять!

Протягиваю руку над пламенем и, едва не срываясь на крик, объясняю всем свою затею. Надеюсь, внятно и доходчиво.

— Если хоть кто-то сдвинется с места, я уроню мешочек с вашими душами в огонь, и вы все сдохнете!

Шесть!

Дальше можно не считать. Аут! Момент истины. Я поставил все на кон, принимая за правду слова упокоенного Свистом Рырыга. Раненный в горло шаман из дискуссии выбыл, но если трюк с душами всего лишь туфта, придуманная для поднятия боевого духа воинов, то вождь клана не может этого не знать. Гррахх, шаман Ушастых, встрепенулся, глядя на меня, и что-то быстро забормотал обоим вождям.

Гырдрым взглянул на меня, пожал плечами и громко захохотал.

«Зеро», господа…

Глава двадцатая

Цирк уехал, но циркули остались…

Или из того же репертуара, но больше в тему: «Факир был пьян и фокус не удался».

Возмущенные зрители в количестве двух сотен разозленных гоблинов готовятся требовать возвращения денег, а также — забрасывать несостоявшегося артиста различными предметами… Исключительно тяжелыми и колюще-режущего действия. Вот только вождь отсмеется всласть и даст команду: «фас!»

Но каков молодец Рырыг? Так развести! Уважаю. Незаурядное мужество и самообладание. Понимая, что живым от нас не уйдет, сплел такую байку!.. А главное, так убедительно изложил, что даже Свист купился. Заодно и отомстил за себя. Если б я, пользуясь замешательством, сразу бросился наутек — шанс, пусть и не слишком небольшой, но все же был. А сейчас, когда все гоблины уставились на меня, нипочем не вырваться. Да и куда тут бежать? Костер не круча, с которой даже с риском сломать ноги или свернуть шею можно спрыгнуть, испытывая удачу. А добровольное аутодафе в мои планы не входит…

Стоп? Почему собственно аутодафе? Я ведь уже ходил сквозь огонь? Неужели фортуна и на этот раз протянула мне руку помощи? И, добавляя изумления гоблинам, я шагнул в костер.

— Ч-черт!

Обратно выскочил гораздо быстрее. Жжется, зараза! Увы, этот портал не работал. Не судьба. Значит, будем прощаться. Вон и Гырдрым успокоился. Сейчас начнется веселуха. Только б мои бойцы в кашу не полезли, командира спасать. И сами почем зря погибнут, и мне не помогут. Обидно больше всего то, что своей спонтанностью, не обдуманным до конца действием я Титыча подвел. Туго теперь Выселкам придется… Сами они с Хозяином вряд ли договориться сумеют.

Гырдрым поднял руку, и оживившиеся гоблины опять замерли. Как не хочется умирать…

— Ну и чего же ты хочешь взамен, Защитник?

Он что-то спросил или мне послышалось? Братцы, ущипните! Нет, я и мои сто сорок восемь слонов еще не спели свою последнюю песню! Спасибо тебе, Рырыг, за трусость и длинный язык. Будем жить…

— А почему ты думаешь, вождь, что я чего-то хочу?

Гырдрым улыбнулся. Если я правильно понял гримасу, раздвинувшую его губы и продемонстрировавшую белизну клыков.

— Ты хороший враг, человек. Я давно так не веселился. Наверное, с тех пор как воины моего клана перебили из засады три манипулы гастатов вместе с велитами. Мне будет очень грустно, когда мы тебя убьем. Но я велю женщинам петь и танцевать три дня кряду, и печаль уйдет. А вопрос твой глуп. Если бы Защитник действительно хотел нашей гибели, то не оставил бы в живых Уруш-хаша, — неторопливо объяснил вождь, при этом почему-то поглаживая себя по животу. — Единственного шамана, который может переселить в тела младенцев души воинов. Да и ладанку с ними давно уже бросил бы в огонь. Разве я не прав?

Конечно же прав. Вот только подтверждать твою догадливость я не собираюсь. Тем более что условия, которые Гырдрым от меня ждет, я еще не придумал. Не успел. Брезжит что-то, но пока слишком невнятно. А песочек сыплется, соображай голова — картуз куплю.

— Я предлагаю поединок!

Ну да. На большее у меня все равно нет полномочий. Любые иные пожелания незаконны и подлежат обжалованию в императорском суде. Стоило тогда огород городить? Видимо, вождь клана Лупоглазых ожидал чего-то похожего, потому что ответил без раздумий. Вернее — уточнил.

— По какому поводу и от чьего имени?

— От имени Хозяина.

— Опять этот Хозяин, — поморщился Гырдрым и недовольно зарычал. — А где он сам? Я хочу с ним говорить!

— Хозяин сейчас занят. Он считает свое стадо. Но если ты хочешь…

Наверное, дожидаться результатов счета тролля в этом мире было созвучно идиоме «после дождичка в четверг» или «когда рак на горе свистнет». Вожди переглянулись и согласились.

— Ладно, чел, говори от его имени.

— Первое, вы должны признать Выселки его собственностью, — для убедительности я качнул мешочком с хранящимися там душами. — Не забывайте, что Выселки перешли в собственность троллей, после того как клан Лупоглазых проиграл свой лен. А значит, деревня была ничья.

Мои слова Гырдрыму очень не понравились, но возразить вождю было нечего. Застать челов врасплох и силой вернуть утраченное имущество ему не удалось, а в имперском суде слово тролля имело не меньший вес, чем слово гоблина. А если еще и людишки подтвердят справедливость его требований…

— Зачем же тогда поединок?

— Хозяину мало одних Выселок. Он хочет еще и Приозерное.

— Что?! Приозерное?

— Тебе не послышалось, Гырдрым. Но погоди скалить клыки. Хозяин мудр и справедлив…

Заинтересовавшиеся вожди даже это проглотили. Хотя все познается в сравнении. Возможно, по их меркам, тролль и в самом деле мудр.

— Он предлагает поставить на кон Выселки против Приозерного. Победитель получит обе деревни.

А вот этого они явно не ожидали. Наверное, тотализатор здесь еще не изобрели. Учтем на будущее.

— То есть, — тяжело пережевывая слова и мысли, подвел черту Гырдрым. — Если ты победишь моего наемника, то… — Он опять призадумался. — Скажи, человек, как тебя зовут?

— Владислав. А какая разница?

— Тролль много тебе платит?

— Хочешь меня нанять? — засмеялся я от одной лишь мысли: стать Защитником гоблинов.

— Что тут смешного? — не понял Гырдрым. — Знаешь, Владислав, в молодости мне пришлось несколько лет прожить в плену у гномов, потом я долго воевал с людьми и эльфами. И кое-чему научился… — говоря все это, вождь даже преобразился.

На какое-то мгновение показалось, что передо мной не настоящий гоблин, а артист, загримированный под нелюдь.

— Так вот, Владислав, я не берусь тягаться умом с магами или шаманами, но вполне способен понять: что если тролль, для которого драка лучше любого веселья, решил тебя нанять, — значит, ты не просто хороший боец, а очень хороший. Настолько, что выходить против тебя в Круг крайне глупо… Тем более — связывать с результатом поединка что-то важное. Нет, на это я никогда не соглашусь.

— И что же ты предлагаешь?

— Я отдам деревню Приозерное, но не троллю, а тебе.

— Мне?!

Я не был удивлен, нет. Я был сражен. Наповал… Потому что на шутку слова вождя клана Лупоглазых совершенно не походили.

— Да. Тебе… — Гырдрым ухмыльнулся во все, сколько там у гоблинов, зубы и клыки. — Это и будет платой за наем. Сделаешь кое-что для моей семьи, и мы в расчете. А уж как ты станешь с троллем договариваться — не мои проблемы… Согласен, Защитник?

Круто замесил. Дать бы в глаз тому, кто первый обозвал гоблинов недотепами и недоумками, а заодно хорошенько попинать хор, подхвативших эту глупость.

— У меня есть выбор?

— Конечно. — Гырдрым словно в радостном приветствии протянул ко мне руки. — Ты можешь принять мое предложение, а можешь — отказаться.

— Звучит не слишком приятно… Как поступишь ты в случае моего отказа?

— Сожгу дотла деревню, вырежу всех жителей и скажу, что так оно и было. Может, орки на Выселки напали, а может, злобная эльфийская магия? Пусть потом Хозяин доказывает в суде, что это не так. А зная троллей, я уверен: он позабудет обо всем раньше, чем второй раз позавтракает… Или ты думаешь иначе?

Да что ж такое? Тролли и гоблины умнеют прямо на глазах. М-да, а ведь еще древние полководцы учили, что нет губительней ошибки, чем недооценивать противника. Помнится, примерно так же я был удивлен в свои последние школьные каникулы. Когда в разговоре с дядей Федей, местным забулдыгой, работавшим на коровнике выгребателем навоза, услышал очень разумное суждение обо всем, происходящем в мире и стране.

— А о душах своих воинов, да и собственной, кстати, ты не позабыл? — я попытался снова разыграть прежний козырь.

— Помню. Но если мы не договоримся, а обе деревни перейдут к Хозяину, моя семья все равно умрет. От голода… И в бесчестье.

— Не о Мрачной ли чаще ты сейчас думаешь, брат? — неожиданно встрял в разговор Ачхырз.

— Да, — кивнул Гырдрым. — О ней…

— Тогда, Защитник Владислав, у меня к тебе тоже будет предложение, — обратился вождь Ушастых ко мне. — Если мы договоримся, то за выполнение контракта ты получишь не только Приозерное, но также принадлежащее моей семье Подборье.

Ого! Ставки растут. Если так пойдет дальше, то вскоре я смогу именовать себя не иначе как «Его королевское величество Мелиот, король Перадора, высокий повелитель Бергамота, Марралора и Парлота, властелин Лансингтона, Нижних Мхов и Трех Мостов». Но шутки шутками, а деревеньками просто так не разбрасываются. Что же такое я должен для этого совершить?

— Млея от такой неожиданной щедрости, я уже почти готов согласиться. Но прежде хотелось бы чуть больше узнать о той чаще со столь мрачным названием.

— Конечно, Владислав, мы обо всем расскажем, — без тени насмешливости заверил меня вождь Лупоглазых, а Ачхырз при этом веско кивнул. — Но… если мы почти договорились… у тебя не затечет рука? Досадно будет…

— Хорошо, — приятно иметь дело с разумным… гоблином. — Я даю предварительное согласие на сделку и верну шаману его ладанку, но все дальнейшие переговоры продолжу только после того, как ваши бойцы уберутся из деревни. Остаться могут только вожди, шаманы и… если в этом есть надобность, часть охраны. Остальные должны покинуть Выселки незамедлительно. А в знак примирения разрешаю часть добычи взять с собой. Оставшимся в лесу старикам и детям. Кроме того, в разговоре примут участие как советчики и свидетели — староста Выселок и пара жителей из Приозерного.

— Согласны, — ответил за всех Гырдрым. — Наши воины сейчас уйдут, жители деревни могут выходить из башни — их никто не тронет. Против старосты тоже нет возражений. Но жители Приозерного… Даже если сейчас послать кого, все равно пару часов ждать придется.

— Не придется, — я выдержал небольшую паузу. — Эй, люди. Кто там? Позовите Свиста! И… Родю!

Узрев двоих парней, идущих от реки, то есть с той стороны, где как считали вожди гоблинов, никого чужого нет, Гырдрым крепко выругался, поминая потомство болотной крысы, а Ачхырз только сплюнул.

— И много там твоих воинов прячется?

— Какая теперь разница, вождь? — широко улыбнулся я, протягивая заветную ладанку. — После боя кулаками не машут. Я пойду, позову старосту Выселок, а ты распорядись и подходи вон к тому дому. Кстати, это мое жилище. Спасибо, что не сожгли… Если я задержусь немного, входите смело, не стесняйтесь.

— Эгей! Титыч! Спускайся вниз. Гоблины уходят!

— Влад? — донесся сверху недоверчивый голос старосты.

— А вы кого-то другого ждали? Ну извини…

Свист и Родя засмеялись.

— Влад! — Ярополк каким-то образом сумел просунуть голову в амбразуру и глядел на меня с высоты четвертого этажа. — Это ты?

Я отставил факел чуть в сторону, чтобы пламя освещало, а не загораживало мое лицо.

— Но как?

— Если долго орать, можно охрипнуть. Ты, смотри, не застрянь… — засмеялся я. — И давай, выходи уже. Битва закончена — факт, но мир еще не подписан. И тут мне без тебя никак не обойтись.

— Понял… — Голова исчезла, а мгновением позже изнутри донеслись четкие распоряжения: — Эй, уснули, что ли? Гоблины уходят из деревни! Открывайте двери! Старики и детишки пусть остаются в башне, а остальные — бегом наружу! Дома тушить надо! Пошевеливайтесь!

Десятка полтора крестьян успело выбежать, прежде чем показался староста. Удивительно, но даже при столь низкой двери Титыч ухитрился выйти с высоко поднятой головой. Всем видом демонстрируя гордость за себя, за меня и вообще — за весь род человеков.

— Молодец, Влад! Дай-ка я тебя обниму… — Ярополк заключил меня в объятия и попытался расцеловать.

В общем-то, ничего особенного в этом не было. И до недавних пор, буквально лет тридцать тому, вообще считалось нормой, но я-то уже был воспитан на других стереотипах. А потому процедура лобзания получилась весьма скомканной и небрежной. К счастью, Титыч был слишком счастлив, чтоб обращать внимания на такие мелочи. Да и Свист с Родей вовремя отвлекли его внимание.

— Спасибо, спасибо вам, хлопцы… Век благодарен буду…

И снова ко мне:

— Ну рассказывай!.. Как тебе удалось гоблинов спровадить?

— Расскажу. Если ты, в свою очередь, объяснишь мне: почему для них так важна Мрачная роща. И почему она мрачная?..

О-о! Судя по лицам Титыча и моих бойцов, я опять во что-то крепко вляпался. По самое, так сказать. В общем, понятно. И вполне возможно, что, согласившись оказать кланам Лупоглазых и Ушастых означенную услугу всего за две деревеньки, я сильно продешевил. Ладно, еще не вечер, и на ладони мы не плевали…

— А ты, Влад, зачем интересуешься?

Понятно. Тому, что вопросом на вопрос отвечать некультурно, их не учили. А мы прогрессоры или где?

Я неторопливо взял старосту двумя пальцами за грудки и столь же неспешно притянул к себе.

— Не зли меня.

— Что ты, что ты… — попытался высвободиться Ярополк из моих рук. — Вот бешенный. Я ж для чего спрашиваю? Чтоб внятнее объяснить.

— Ну как знаешь… — я демонстративно пожал плечами и отвернулся. — Парни, вы тут помогите соседям, чем сможете, а я пойду с Гырдрымом и Ачхырзом о своих деревнях договариваться. Пока гоблины не передумали мне Приозерное и Подборье отдавать. Жаль такой случай упускать…

— С Гырдрымом… о своих… — Титыч от чрезмерного возбуждения громко… Нет, показалось. Это он так выдохнул. — Стой! Не пущу! Жить надоело?!

— Командир, — притронулся к моему локтю Свист. — Староста прав. Туда нельзя… Ты не спрашивал, и я не говорил раньше. Мою группу именно в той роще накрыло… Верная смерть.

Угу. Собственно, нечто подобное и следовало ожидать. Иначе откуда у гоблинов могла проклюнуться такая безудержная щедрость. Обидно. Мертвому деревеньки не нужны. И все-таки, если вожди не пытаются столь заковыристым образом меня попросту устранить, на что-то же они рассчитывают? А насколько я понимаю в физиогномике — они затеяли весь этот торг неспроста. И значит, шанс не только уцелеть, но и выполнить заказ, у меня имеется. Хотя бы с их точки зрения.

— А подробнее? Выкладывай, что знаешь.

— Хорошо, хорошо, — подсуетился Титыч. — В общем, если верить слухам и глашатаям императора, именно с этого места и началась Война. А то, что называют Мрачной рощей, на самом деле огромный лесной массив. На много дней пути — хоть вдоль, хоть поперек. Если хочешь, Влад, можем подняться на башню. Его отсюда не видно, но если хорошенько присмотреться — более темную линию, как бы обводящую горизонт, можно заметить.

— Это потом. Рассказывай дальше…

— Так я рассказываю… Те земли принадлежали гоблинам, но… граничили с Большим Лесом эльфов… — староста потер подбородок. — Может, присядем?

— Некогда, Титыч. Не тяни кота за хвост. Нас вожди дожидаются. Или ты хочешь, чтоб они обиделись и все началось сначала?

— За это можешь не волноваться, командир, — то ли чтоб успокоить меня, то ли в поддержку старосты, заметил Свист. — Если ты пообещал им что-то в Мрачной роще сделать, то можешь даже плюнуть каждому из них в рожу. Увидишь — сделают вид, что не заметили.

— Прах вас побери, что же там такое, в этой роще?

— Я наверняка не знаю, Влад… И наверное, никто кроме эльфов этого не знает. В общем, долгоживущие однажды решили, что гоблины должны уйти из тех мест. Естественно, кланы были против. Ведь они при этом теряли почти треть охотничьих угодий. Произошло несколько стычек с переменным успехом. Но ты же, Влад, лучше меня знаешь, как длинноухие ценят свою жизнь. Потеряв нескольких сородичей, эльфы прибегли к магии.

— Еще бы, — презрительно хмыкнул Родь. — Только в спину, только из засады. Чтоб наверняка… И никогда лицом к лицу. Разве что тикать некуда.

— Ну если б нам было отпущено не пара десятков, а пара сотен лет, может, и мы были бы не столь безрассудны, — ни к кому не обращаясь, задумчиво произнес Свист. — Заглянув в бездну, совсем не хочется туда свалиться…

— Возможно. Мы еще вернемся к этому разговору, а сейчас, будь добр, не мешай. Иначе Титыч никогда не закончит. А мы уже почти пришли…

— Ну так я сам закончу, — пожал плечами рейнджер. — Эльфы изгнали гоблинов, те начали теснить людей, и заварилась вся каша. Вот и весь сказ…

— Да, — кивнул староста. — Только ты, Свист, забыл сказать, что в тот раз длинноухие прибегли не к обычной своей магии, что безвредна для растений и зверей, а к какой-то иной. И с тех пор эта часть леса не просто губительна для всех существ. Она — ненавидит разумных!

— Это правда, — воин непроизвольно коснулся рукой сердца. — Ненавидит… И соваться туда я бы никому не советовал.

— Погодите, — я помотал головой. — Если все так, как вы рассказываете, то чем я могу помочь гоблинам? В одиночку перебить всех эльфов и расколдовать рощу?

— Не думаю, что такое задание под силу даже «пантере», — мимоходом заметил староста. За что был награжден недовольным взглядом от меня. А я, в свою очередь, — удивленным и уважительным от Роди и всепонимающим — от Свиста. — Да и нет в том надобности. Ведь длинноухие, по условиям мира, отказались от своих притязаний. А вот что касаемо «расколдовать»… гм?

— Брось, Титыч! Я же не маг…

— Значит, Владислав Твердилыч, для снятия заклятия маг и не нужен. Иначе их шаманы уже давно что-нибудь придумали бы. А требуется боец и именно человек, — уверенно произнес староста и прибавил с заметным интересом: — Но ты прав. Пойдем, послушаем вождей. Может, чего и прояснится?..

— А мы что делаем?

— Тоже верно…

Глава двадцать первая

Оставленные без пищи, костры догорели сами. Подожженные постройки потушили жители, снующие по деревне, как растревоженные муравьи. Но темнее от этого не стало. Просыпающееся солнце, хотя и не выбралось еще на ежедневную прогулку, тем не менее света давало вполне достаточно, чтоб издали увидеть на подворье небольшую группу гоблинов. Голов двадцать. Почему-то деликатно дожидающихся хозяина снаружи. Может, они, как древние монголы, которые считали, будто в постройках живут злые мангусы?[18] А потому, даже в покоренных городах, если приходилось оставаться на ночлег внутри домов, посреди комнаты обязательно разбивали свой шатер.

Но как только мы подошли ближе к моему дому, причина вежливости гоблинов стала более понятна. Вернее — очевидна. И заключалась она в Листице, стоящей на пороге с ухватом в руках.

— Ух ты! — восхитился Родя. — Одна супротив всех вышла! Молодец, девка… Так и расцеловал бы…

— А ты и одним глазом неплохо видишь, Родя… — хохотнул Свист. — Да только в этом месте лучше в другую сторону поглядывай. Для здоровья полезнее. Это ж нашего командира дом. И хозяйка…

— Да я… — смутился тот. — Совсем не об этом…

— Кстати, Владислав Твердилыч, чего спросить хотел? — меняя тему разговора, поинтересовался староста, покосившись на парня, а потом на меня. — Неужто совсем без крови обошлось? Кроме тех, кого лучники подстрелили?

— Это ты у парней спроси, Титыч. Они ответ лучше меня знают.

— Шестерых не досчитаются, точно, — ухмыльнулся Свист.

— Восьмерых… — уточнил Родя.

— Я что, по-твоему, считать не умею? — возмутился рейнджер.

— А ты думаешь, что я только твоих покойников топить таскал? — хоть и вопросом на вопрос, но вполне понятно объяснил бывший принцип. — Мы, хоть и всяким премудростям не обучены, но тоже не макогоном деланы и кое-чего можем!.. Кстати, ты еще тех пятерых, что мы с командиром уделали, не посчитал.

— Точно, не посчитал. Это сколько ж вместе получается? Восемь плюс пять? Двенадцать… Нет вроде тринадцать! Командир, точно тринадцать… Гы, и не вспотели даже…

— Молодцы, молодцы. А теперь все, ша… Услышат зелененькие. Неудобно получится.

— А может, мы свиней или баранов считаем? — засмеялся Свист.

— Точно, баранов! — поддержал товарища Родь.

Заметив нас, от кучки гоблинов отделились трое. Видимо, шамана Лупоглазых, Великого и Ужасного Уруш-хаша, я ранил чуть сильнее, чем хотел. Или он добровольно и предусмотрительно решил убраться вместе с душами куда от греха подальше? Тоже верно. Такая ладанка куда ценнее боевого знамени. И то, за утерю последнего часть беспощадно расформировывали. А тут! Еще один такой прокол, и вообще некого будет в строй ставить.

— Мы ждем тебя, Влад. Наши воины ушли, как ты и хотел. Можем говорить дальше?

— Конечно, прошу в дом. Там нам будет удобнее.

Листица с недовольным лицом отступила в сторону и как бы невзначай удобнее перехватила ухват. Посмотрев на нее, Гырдрым одобрительно оскалился, а потом, по следам Титыча, старательно вытер ноги о половик и прошел в дверь. Ачхырз и шаман клана Ушастых последовали за ним.

— Все хорошо. — Я приобнял Листицу и чмокнул ее в щеку. — Не волнуйся. Лучше сообрази нам чего-нибудь выпить. Еда в горло не пролезет, а вина или медку с удовольствием глотнул бы.

— Интересно где его взять? — достаточно громко, чтоб ее ответ услышали в доме, проворчала хозяйка. — Они же все до капли вылакали, выродки лупоглазые… Может, воды из колодца зачерпнуть?

— А ты, девонька, в кружало сбегай, — подал голос староста. Вроде мягко так, вкрадчиво. Но ослушаться его без веской причины даже я бы не рискнул. — У Вереса обязательно найдется захоронка. Передай: я велел ему прихватить бочонок побольше и топать сюда. Да, пусть поторопится, а то на самую интересную часть разговора не успеет. Потом жалеть будет, а я пересказывать не стану. Задаром…

— Хорошо, дядька Ярополк. Как скажете… — громко ответила девушка. Потом на мгновение прижалась ко мне. — Слава Создателю, живой… — И, прежде чем я успел как-то среагировать или ответить, убежала прочь.

Войдя внутрь, я тут же понял, как сильно сглупил, приглашая гоблинов под свой кров. И почему Листица так упорно защищала двери. На самом запущенном скотном дворе воздух был куда более ароматен. Аж в глазах защипало. И не важно, природный это запах лесных жителей или благоприобретенный. Кстати, те же псы, которых они истребили, не зря в навозе и падали поваляться любят. От блох помогает. И было очень похоже, что мои гости проделали такую же операцию, прежде чем войти в дом.

— Ты чего как не родной, Владислав Твердилыч? — это опять староста. — Проходи. Присаживайся… Вообще-то такой важный разговор стоило в кружале вести, но платить за гоблинов, извините. Они, конечно, — в голосе Титыча и капли насмешливости не прозвучало, — гости дорогие, но все равно, боюсь, этого общество никак не одобрило бы. Да и Хозяин вот-вот воротиться может… А у себя дома Владислав Твердилыч волен кого хошь принимать. Верно, смекаю?

Спасибо, Титыч, догадался ты или просто к слову пришлось, но очень вовремя. А то еще секунда, и я мог позорно бежать. Ух, как трудно жить без противогаза.

«Хорошо в деревне летом, пристает навоз к штиблетам. Хорошо в краю родном, пахнет сеном и г**ном», — насмешливо проинформировала меня моя же память. Что ж, все верно, назвался этим самым, так и полезай в это самое…

— Именно так, дядька Ярополк. Прям в корень зришь… Зачем нам лишние расспросы и пересуды?.. Преждевременные. Пока мы еще и сами ни о чем толком не договорились. Вот как ударим по рукам. Совсем другое дело будет.

Правильно подмечено, что человек не свинья и ко всему на свете привыкает. Вернее — приспосабливается. Всего пара минут в дверях, переключение внимания на разговор, и вот уже воняет не так сильно. Удовольствие, естественно, ниже среднего, но и на рвоту не тянет. Вполне терпимо.

Меблировка комнаты за время моего неуверенного топтания на пороге претерпела некоторые изменения. Гоблины уселись на скамейку под стенкой, Титыч с бойцами примостились на краю лежанки, а стол оказался выдвинутым на середину, словно веха нейтральной полосы. Недолго думая, я пододвинул к нему табурет и сел в торце, положив руки на столешницу. Ну что, всем понятно: кто здесь хозяин и банкомет?

— Итак, — я повернул лицо к гоблинам. — Наш разговор закончился на том, что если я соглашусь вам помочь…

— Подожди, Защитник! — приподнял руку в сдерживающем жесте Гырдрым. — Многое из того, что нам придется с тобой обсуждать, огромная тайна. И мне бы не хотелось, чтоб ее узнало больше челов, чем это необходимо.

— Мне тоже… Но в этой комнате нет лишних.

Я выдержал небольшую паузу.

— Старосту Выселок вы знаете. А эти два воина станут моими управителями в Приозерном и Подборье. Соответственно…

Сдавленный вздох, грохот роняемой тяжести и удивленное восклицание донеслось из сеней одновременно.

— А корчмаря Вереса, он же глаза и уши фискальной службы императора, мы пригласили, чтоб позже никто не смог отказаться от своих слов, если договор будет заключен.

В сенях охнуло еще раз. Потом дверь распахнулась, и в комнату вкатился шестиведерный бочонок. А вслед за ним показалась красная, то ли от натуги, то ли от стыда разоблачения, физиономия Вереса.

— Здрасьте вашей хате, Владислав Твердилыч, — изобразил поклон в мою сторону. — Титыч, Листица сказывала: ты звал?.. Вот я вам пивка принес… — все еще не придя в себя от подслушанной новости, не слишком внятно пробормотал корчмарь. — Разливать?

— Нет, сейчас обратно все понесешь, — проворчал староста, явно имеющий с агентом префекта давние счеты и не пропускающий ни одного случая, дабы продемонстрировать свое отношение. — Ясен пень, раскупоривай…

— А, это… — пожевал губами Верес. — На чей счет записывать, Ярополк Титыч? Общество уже и так казне задолжало. Может, Защитник оплатит?

— Даже не мечтай. Я думаю, за ту депешу, что ты сегодня легату отправишь, префектура тебе не один бочонок спишет… — все так же ворчливо и чуть насмешливо ответствовал Титыч. — Вот и не умничай. Укажи, что израсходовал напиток на то, чтоб у собеседников языки развязались. Слышал, небось, что скупой дважды платит? Так что имей в виду. И это… наливай уже, не томи.

Третий раз корчмарь не заставил себя упрашивать. Видимо, уже и сам смекнул, что за важную новость простится многое, а не только пара ведер пива.

Установил бочонок, сноровисто выбил чоп, и золотистый напиток, пенясь и шипя, хлынул в ведро, мигом наполнив его до краев. Верес передал посудину Роде, сидевшему ближе всех, и сунул под струю второе ведро. Так сказать, чтоб дважды не бегать…

К наполненным кружкам потянулись все дружно. Похоже, не так уж и много различий между гуманоидами. Несмотря на цвет кожи…

Великолепно. То, что доктор прописал. Пошло, как в щебенку. Не зря опытный корчмарь сразу два ведра наполнил.

— Уф… — Довольно выдохнул Гырдрым, отрываясь от опустевшей кружки. — Хороший эль… Забористый…

— Какой такой эль, нелюдь? — возмутился Верес. — Понимал бы! Это же пиво! Настоящее «Пенное»!

— А какая разница? — недоуменно спросил Ачхырз.

Корчмарь буквально задохнулся от негодования, но дальнейшие пререкания были остановлены. Мной… Я и сам люблю потрепаться в приятной компании, но не следовало забывать, с какой целью мы тут собрались. И что мир у нас временный, то есть — перемирие.

— Тихо! О достоинствах напитков поговорим позже. А сейчас я хочу, чтобы вожди кланов Лупоглазых и Ушастых при свидетелях повторили свое предложение найма. И отдельно — уточнили о вознаграждении.

— Лжив, как гоблин, и глуп, как тролль, жаден, как гном, жесток, как орк, и ленив, как человек… — негромко, но вполне отчетливо произнес шаман Ушастых. — Скажи, Владислав, кто, по-твоему, сложил этот перечень пороков?

— Зачем спрашиваешь, Гррахх? — ответил вместо меня староста. — Этой поговорке сотня лет. И понятно, что придумали ее те, кого в списке нет. Эльфы…

— Погоди, Титыч. Я понял твой намек, шаман. Но вам не стоит обижаться. Согласитесь, не каждый день кланы нанимают человека и при этом расплачиваются с ним целыми деревнями. О недоверии нет разговора. Просто нужно еще раз все спокойно обговорить и утвердить. А то ведь мало ли кто и что сгоряча брякнул? К примеру, тому, кто удерживал бы меня за руку над пропастью, я с удовольствием бы посулил даже то, чего и не имел никогда… Потом всегда можно извиниться и предложить компенсацию.

Улыбнулись. Вот и добре… Закрепим успех.

— Есть такая старая притча о легионере, что с кручи сорвался. Падает и взывает к Создателю: «Не дай разбиться насмерть, и я начну иную жизнь. Брошу пить, по блудницам шататься, обзаведусь семьей и стану добывать хлеб в праведных трудах». И не успел он додумать эту мысль, как свалился в стог сена. Выбрался из него, отряхнулся и говорит:

— Какие только человеку иной раз глупости в голову лезут…

Теперь уже все смеялись.

— Пусть будет так, согласен. А то ведь, и в самом деле, всякое бывает. На то они и глупости… — подтвердил Гырдрым. А когда хохот утих, вождь встал и шагнул к столу.

— Я, Гырдрым, вождь семьи Лупоглазых, при всех, кто сейчас находится в этой комнате, предлагаю наём человеку по имени Владислав, Защитнику деревни Выселки. И в оплату обещаю лен на принадлежащую моей семье деревню Приозерное. А также, кроме этого, окончательно отказываюсь от претензий на деревню Выселки. Я сказал.

Следом со скамейки поднялся Ачхырз. За ним вскочил и шаман. Видимо, не полагалось сидеть, когда старший по званию стоит.

— Я, Ачхырз, вождь семьи Ушастых, в присутствии свидетелей, заявляю, что готов прибавить от себя к оплате найма человека Владислава принадлежащую моей семье деревеньку Подборье. Но с одним условием… О том, что наемник разведает в Мрачной роще, мы с Гырдрымом узнаем первыми. Я сказал.

Вожди гоблинов молчали и смотрели на меня.

— Я понял вас, достойные… — Я жестом предложил всем садиться. — В той части договора, которая относится к оплате найма. И заинтересовался. Но ни ты, Гырдрым, ни ты, Ачхырз, пока еще ни одного слова не сказали о самом задании. Как же я могу дать вам ответ, если не знаю, что предстоит сделать? Прежде хоть намекал, а теперь? Может, вы пожелаете, чтоб я императора убил? Тогда я требую заплатить больше…

Верес уронил ведро. К счастью — пустое. Но вздрогнули все. Похоже, шутку не оценили. Надо будет аккуратнее с хохмами. Не третье тысячелетие. Тут народ попроще. И понимает все не только буквально, но и дословно.

Спешно натянув на лицо самую обаятельную улыбку, я громко рассмеялся. Чересчур громко. Станиславский мне бы не поверил, но тут сработало. И через минуту все уже дружно хохотали. Даже корчмарь…

Переждав, пока высокие договаривающиеся стороны отсмеются, я повторил вопрос. В самых конкретных словах.

— Итак, что именно я должен сделать для ваших семей, чтоб получить вознаграждение?

— Сходить в Мрачную рощу… — как старший и теряющий больше, ответил за обоих вождей Гырдрым.

— И?

— И вернуться… — все-таки не удержался от нетерпеливого восклицания Ачхырз. Потом немного подумал и уточнил, видимо, согласно своему представлению об интеллекте челов. Или — опыту общения с подчиненными. — Вернуться живым.

Мне так и захотелось воскликнуть: а вот с этого места поподробнее! «Вернуться живым» — гениальный оборот речи или все не так просто, и на самом деле известны случаи, когда из Мрачной рощи возвращались мертвыми? Бред!

— Только и всего? — Я сделал вид, что не замечаю оживления, возникшего среди моих советчиков. — Сходить и вернуться, а вы мне за это отвалите лен на две деревни?

— Видишь ли, Владислав, — теперь нить разговора стал сучить шаман. — Дело в том, что никому из гоблинов до сих пор не удалось войти в Мрачную рощу безнаказанно. Всякий смельчак либо погибал сразу, либо спустя несколько дней от странной болезни. Казалось, что его душа попросту не хочет оставаться в стремительно стареющем теле. Поэтому задание не такое простое, как тебе кажется. Зато, когда ты расскажешь обо всем, что видел, мы наверняка сможем придумать, как обезвредить заклятие эльфов.

— Да и деревеньки те не такие уж и большие… — неожиданно пробило на честность Гырдрыма.

— Особенно, если учесть, что и человеку в рощу дороги нет!

Это Свист поторопился открыть наши карты. Ладно, я сам виноват, следовало заранее проинструктировать парней. Знал же, что у них нет опыта закулисных игр и подковерной борьбы.

— С чего ты взял? — делаю круглые глаза.

— Так ведь моя группа… — Тут до парня начинает доходить, но поздно — масть высвечена, надо разыгрывать.

— Ну ну, продолжай. Рассказывай дальше. Не тушуйся. Война-то уж закончилась. Чего теперь секретничать.

— Мы должны были пробраться в тыл клана… — Свист поглядел на меня, на гоблинов и все-таки решил не уточнять. — Одним словом, всем известно, что гоблины стараются держаться подальше от этих гибельных мест. Вот командир и решил, что более безопасного и скрытного маршрута, чем вдоль Мрачной рощи, и не придумать. Никаких секретов или постов там попросту быть не может. А мы — осторожно, краешком… — Рейнджер вздохнул. Видимо, воспоминания давались ему нелегко. — И все бы хорошо, но мы наткнулись на овраг. Настоящая бездна. Дна не видно… Если обходить со стороны нормального леса — далеко и рискованно. Там уже гоблины могли выставить дозор. А в рощу всего на полсотни шагов зайти требовалось. Командир решил рискнуть…

— Ущелье Демонов, — кивнул Ачхырз. — Значит, это вы к Беззубым шли… И что?

— Все, кроме меня и следопыта, погибли. Заклятие ударило, когда идущий впереди группы уже покидал зону, а я только первый шаг сделал.

— Это невозможно! — вскочил Гррахх. — Если твоя история правдива, ты сейчас напоминал бы дряхлого старца! И дни твои были бы сочтены…

— Со следопытом все так и произошло, — не обратил внимания на обвинение во лжи Свист. — А я, как видишь, уцелел…

— Кх, кх… — У меня запершило в горле.

— Здоровье, конечно, не то, что прежде, — тут же поправился рейнджер. — Лет на десять постарел, но еще держусь.

— Вполне возможно, Свист, — я поспешил перевести стрелки на себя. — Что тебе только показалось, будто ты вошел в опасную зону, а на самом деле — оставался за ее пределами. Вот заклятие и не сработало.

— Скорее всего, — кивнул шаман. — А я уж было подумал, что «Прах» эльфов действует не на всех.

— Так вам известно, что именно губит все живое в роще? Зачем же еще один доброволец?

— «Прах» только с краю… — вздохнул гоблин. — А дальше никто не смог пройти. Воины, защищенные амулетами, гибли от какой-то другой пакости. Но от чего именно, мы уже не знаем. Они больше не возвращались…

— Тогда, уважаемый Гррахх, если уж ты все равно занят столь достойным делом, подумай заодно и попытайся объяснить: почему вы считаете, что у меня шансов больше, чем у кого-либо другого?

— Очень просто, Владислав… — не задумываясь и, как мне показалось, очень искренне ответил шаман. — Ты сможешь. Обязательно. Потому что тебя много…

— Это как?

Наверняка кто-то более рассудительный сумел бы задать вопрос и поумнее, но я же не штабной, — хорошо хоть на такой сподобился.

— Вот он, — охотно стал разъяснять Гррахх, тыкая при этом пальцем в Гырдрыма, — один. И вождь Ачхырз один. И староста Выселок тоже один. И твои помощники — один и один. А тебя — четыре.

При этом шаман продемонстрировал мне растопыренную пятерню. Посмотрел на меня сквозь нее еще раз и с некоторой неохотой спрятал за ладошкой большой палец.

— Да, четыре. Человек. Два сильных Духа и Нечто…

Вот как? Интересно девки пляшут, по четыре штуки в ряд!.. Ну о себе самом и паре поселенцев я, положим, уведомлен и без зеленого провидца, а вот — обитающее во мне инкогнито, Нечто — это уже интересно. Прямо не человек, а матрешка ходячая.

— Точно четверо? Не ошибаешься?

— Точно, — отрицательно помотал головой Гррахх.

Твою дивизию! Это он прикалывается или под болгарина косит? Все, шифер уже шуршит… Спасайся, кто может!..

«А кто не может?»

Его проблемы. А мне надо срочно выпить! А потом не забыть бы дать ответ работодателям. Положительный…

— Верес! Дружище! — Взглядом, мутнеющим от невесть откуда взявшейся головной боли, я нащупал корчмаря. — Наливай! Очень тебя прошу…

Глава двадцать вторая

«Если душевно ранен, если с тобой беда, ты ведь пойдешь не в баню…»

Одним словом, губит людей не пиво, но лично мне холодный душ сейчас совсем не помешал бы. С устатку и общего обалдения… А вот это правильное решение.

— Прошу простить, я отлучусь на минуточку. Не стесняйтесь, продолжайте…

— Погоди, Владислав. — Гырдрым, успел встать раньше. И судя по всему, он был другого мнения. — Это мы уходим. Все, что нужно, сказано. Ты не торопись. Отдохни как следует… Подумай. А, скажем, послезавтра — я жду тебя в лесу. Думаю, провожатых не надо? Дорогу к лагерю сам найдешь?

— А если я не соглашусь?

— Согласишься… — осклабился гоблин. — Для таких, как ты, чем сложнее и рискованнее задание, тем оно интереснее. Поэтому не будем мешать… Перемирие, перемирием — но ни наш вид у вас, ни ваш у нас особо добрых чувств не вызывает. Верно, староста?

— Куда уж вернее, вождь, — проворчал тот. — Я согласен хоть и до конца жизни больше ваши зеленые рожи не видеть.

— Договорились, — хохотнул Ачхырз, двигаясь к выходу. — Если сунешься в лес, бледная поганка, мы убьем тебя незаметно…

— А вот я тебе этого обещать не буду, — сверкнул глазами Родя. — Предпочту дать помучиться…

— Вот и договорились. — Гырдрым по-прежнему улыбался, подтверждая недавнее предположение рейнджера, что гоблины любое оскорбление проглотят, лишь бы меня в рощу отправить. — Увидимся послезавтра, Защитник Владислав…

— До встречи…

Почему я так сказал? Неужели вождь прав, и я подсознательно уже все для себя решил.

— Более того, — забил последний гвоздь Гырдрым, — я настолько уверен, что у нас все сладится, что передаю тебе правление оговоренными деревеньками прямо сейчас. Не дожидаясь результата.

Вождь изобразил нечто напоминающее почтительный поклон и вышел.

— Ты что, Влад?! — Все советчики бросились ко мне, как только гоблин переступил порог. Корчмарь при этом усиленно делал вид, что он всего лишь приложение к пивному бочонку. — Это же верная смерть!..

— Я бы не был столь категоричен, парни… — Я даже не пытался освободиться из их рук. Похоже, все трое считали, что Владислав Твердилыч, то бишь — я, настолько безрассуден, что может прямо сейчас вскочить из-за стола и прямиком помчаться в Мрачную рощу. — Не забывайте, что меня много. Целых четыре…

— Верно, — потер подбородок Титыч. — Что бы это могло значить? Слушай, Влад, ты не будешь возражать, если я Искру кликну. Пусть тоже на тебя взглянет, а?

— Зови. Хуже не станет…

Лично меня интересовал только Некто, но пусть эта деталь останется моей маленькой тайной.

«Кстати, а что по этому поводу скажет товарищ Жуков? Сколько вас там на самом деле? Двое? Или протащили еще кого-то? Контрабандой…»

«Шаман и нас удивил, Влад. Правда, мы сейчас видим мир твоими глазами. Поэтому, давай дождемся ночи и, когда ты уснешь, оглядимся внимательнее».

«Я не возражаю… Послушаем еще, что Выселковая ведунья скажет?»

Пока искали Искру, пиво закончилось окончательно. И как только Титыч не намекал, что не худо бы еще хоть по одной кружке, Верес был неумолим. Последний, мол, бочонок выкатил, и теперь, пока новое не поспеет, ни капли не осталось. А вот послезавтра, к вечеру — добро пожаловать. Хоть снова с ведром.

Деревенская ведунья вошла в дом, тихо поздоровалась и сразу приступила к делу. Видимо, Листица ей по пути все объяснила. Поглядела на меня внимательно, прищурив правый глаз, а потом — наоборот. Повернулась спиной, словно хотела уйти, и резво зыркнула через левое плечо. Хмыкнула, зачерпнула ладошкой воды из ведра и плеснула в мою сторону…

— Ничего окромя огненной печати Симаргла не вижу… — призналась чуть погодя. — Правда и силенок-то у меня куда меньше, чем у шамана гоблинского. Иначе чего б мы от них в башне прятались. А вот тут, — Искра ткнула пальцем в мой пояс. — Что там у тебя, Владислав Твердилыч? Странная аура, не здешняя. Другие сочетания…

Ведунья сделала колечко из большого и указательного пальцев, пригляделась внимательнее.

— Очень сильная… Но тебя вроде своим признает. И нити не сминает.

Я послушно сунул руку за пояс и нащупал пальцами давно забытый камешек. Тот самый, который довелось найти в пепле, оставшемся от Пса Ада. Или, как его тут называли, Огненного Зверя.

— Ты об этом? — протянул голыш ведунье.

— Да. Что это, Владислав Твердилыч?

— Никак тот кругляш, что ты в Одноглазой пещере взял? — не преминул вставить свои две копейки Титыч. — Точно он. Помнишь, я еще тогда советовал не выбрасывать его, а показать при случае магу. И что оно такое, Искра?

— Я не знаю… — пожала плечами женщина. — Никогда раньше самой не приходилось видеть… — Она так неловко замялась, что не заметить ее оговорку мог только слепой и глухой. Ни я, ни тем более Титыч к таковым не относились.

— Не видела, ну и нехай, — кивнул староста покладисто, беря в руки камешек и внимательно разглядывая его на свету. Я и не заметил, как день наступил. — Тогда поведай нам, что от других слышала.

— От других?.. — как бы сомневаясь, пожевала губами Искра. — Сказывали, что когда Симарглу становится скучно, он превращается в огне-камень и дается кому-то в руки. И если этот камень бросить в огонь, то Держащий дверь сам явится к человеку. В виде огненного… зверя…

— Гм, — недоверчиво хмыкнул староста. — Проверим?

— Э, нет! — Я решительно отобрал у Титыча огнекамень и сунул обратно за пояс, рассудив, коль он до сих пор там смирно лежал, то и еще пару часов потерпит. — На сегодня приключений достаточно. Тем более, прямо в хате. Ну как полыхнет все тут? Мало гоблины домов пожгли, так мы собственными руками в деревне пепелищ прибавим? Успею еще…

— Как знаешь, — немного разочарованно произнес староста, но спорить не стал.

— Вот именно. А если и не знаю, то чувствую… — Я помолчал мгновение и продолжил: —…что в первую очередь надо мне к Хозяину нашему сходить. Пока он и в самом деле о Выселках не запамятовал и домой не двинулся.

— Да пусть себе идет. Нам же лучше…

— Не узнаю я тебя, Титыч… Видимо, и тебе отдохнуть надо. Неужто не понимаешь, что тролль как забудет, так и вспомнить может. И вспомнит он не в лесу, а у себя дома. Как только похвастается новым именем. Оно тебе надобно? Чтобы к нам в Выселки вся его семейка заявилась? С проверкой своего имущества… и — голодная?..

От такой перспективы староста даже вздрогнул.

— То-то же. А значит, надо поторопиться… Так что ты, Ярополк Титыч, тут порядок наводи. Свист, тебе в Приозерном править. Хочешь сам старостой становись, хочешь — Дорофею помогай. А станет кочевряжиться старик — к Титычу отправь. Ну а тебе, Родион, — в Подборье отправляться. Я там никого не знаю, но ведь и ты не простой велит, а — принцип. Уверен — справишься. Понадобится помощь — опять-таки к Титычу или Свисту обращайся. А я, как управлюсь, так и покажусь народу. Добро? — и не давая им ответить, добавил знаменитейшую в свое время цитату, чуть-чуть изменив окончание: — Вот и хорошо. Цели определены, задачи поставлены — за работу, друзья…

— Провожатого дать? — только и сообразил староста, отступая к двери под моим прессингом.

— Нет, Титыч, тебе точно отдохнуть надо. Я что, по-твоему, не в состоянии в белый день найти следы от стада? Искра, пригляди за немощным… Рано ему еще на покой.

Выпроводив всех, я опять сел к столу и задумался. Даже при всей фантастичности ситуации концентрация божественности на один квадратный «Я» конкретно зашкаливала. Попросту говоря: превышала любые (три ха-ха!) разумные пределы. Фрэвардин — раз. Эммануил — два. Его попутчик Дух — три. Я, как свалившийся в этот мир из «прекрасного далека», — четыре. И Огненный крылатый пес Симаргл — пять!.. Это, если не считать красавицу цыганку, явно работающую на одну из потусторонних и пока еще не проявивших себя фирм. Шесть… Интересно: какова критическая масса такого компота? И как скоро ждать грандиозного «бум»?

— Есть будешь, Влад? А то у тебя уже аж глаза ввалились…

Голос Листицы доносился словно из другого мира.

— Что? Есть?.. — я ответил, не задумываясь, и забормотал в такт мыслям. — А что есть? А что есть, то и будем есть… Будем есть и будем… А почему будем, если уже есть?..

Хорошо Листица не вслушивалась в мое бессмысленное бормотание, больше всего походившее на заклинание.

Хозяйка поставила передо мной полумисок с малиновым вареньем. В одну руку сунула запотевший гарнец с молоком (где только хранила?), а в другую — толстую краюху хлеба. Я зачерпнул краюхой варенья, надкусил, запил. Зачерпнул, надкусил, запил… Хлеб закончился, я допил молоко и неожиданно понял, что охватившее меня наваждение спало. Мир по-прежнему обрел звуки и краски. Да, мне и дальше многое было странно и непонятно, — нашел чему удивляться в чужом мире, — но, как я уже сказал раньше другим, цели определены. Во всяком случае — ближайшие.

— Спасибо, — встал из-за стола. — Пойду я.

Одежда на мне. Меч на боку. Немного призадумался, выбирая между шлемом и беретом, но остановил свой выбор на последнем. Даже без кокарды он придавал мне боевого духа и уверенности в себе больше, чем металлический горшок.

— Конечно. — Листица протянула мне пухлую котомку. — Я вот тут собрала… в дорогу. Огниво, дорожный плащ, чистая рубаха, немного снеди. Так — пару раз червячка заморить. Вода заговоренная. Можно пить, а можно и рану промыть…

— Зачем? Я же только к озеру, с троллем поговорить — и сразу обратно.

— Никто не знает своего пути, Владислав Твердилыч, — словно умудренная жизнью бабка, наставительно произнесла молодица. — В нашей воле сделать первый шаг, выбирая тропинку, а куда она нас заведет, можем только предполагать…

— Тоже верно, — улыбнулся я, притягивая Листицу к себе и целуя, сперва в макушку, а потом и в губы. — Но я постараюсь не заблудиться… Уверен, коровы оставили для меня много меток… Больших и пахучих.

Наверное, следовало проститься более нежно. Права ведь… Кто его знает, как судьба распорядится, но я никогда не был силен в печально-торжественных мероприятиях, справедливо полагая вслед за песней: что «долгие проводы — лишние слезы». И все-таки уйти по-англицки не получилось. Во дворе, виновато переминаясь, меня дожидались остальные. Похоже, дальше порога мне не удалось их выпроводить.

— Это еще что такое? Бунтовать понравилось? Или я невнятно объяснил, кому и что делать?

— Не горячись, командир, — паче чаяния вперед высунулся не Титыч, а Свист. — Ты в своем праве распоряжаться, никто и не спорит… Но мы тут подумали… все вместе…

— Да? И что родилось в результате коллективных потуг? — попытался я придать голосу максимум раздраженности и насмешливости.

— Возьми меня с собой, Владислав Твердилыч! Очень прошу. Не дело самому… Ты же рейнджер, командир. Наше правило лучше меня знаешь.

— Считаете: один ум хорошо, а два сапога пара? — Я по-прежнему пытался супить брови, но на душе потеплело. Это ж они обо мне заботятся.

— А то, — смысл прибаутки понятен без перевода. — Родя не хуже меня Дорофею все объяснит. Старик понятливый. Да и зауважал он тебя сильно, так что возражать не будет. Как с благородным держался, мы же видели. И с Подборьем ничего не случится, если они еще пару деньков побудут в неведении, что власть сменилась.

— Скажи лучше: самому на месте не сидится?

— Это тоже… — согласился Свист. — Ты меня, когда исцелял, словно сил прибавил. Так бы и…

— Ладно, пусть будет по-вашему. Пойдем, Свист, прогуляемся к озеру вместе. Только, уверяю вас, други, пустая это затея. Никаких подвигов и приключений не предвидится. Ты как, готов? Или взять чего хочешь?

— Готов, командир, — рейнджер указал на такую же котомку, как и у меня, лежавшую чуть поодаль. И сам того не подозревая, процитировал мудреца Бианта. — Я все свое всегда ношу с собой.

— Тогда вперед. Ярополк Титыч, ты в любом случае остаешься за старшего на всей вверенной мне территории. И чтоб больше никакой само… Без глупостей, одним словом.

— Можешь не сомневаться, Влад, — с каким-то особым почтением поклонился староста. — Все сделаем чин по чину. Будешь себе доволен.

Вот так и воздвигают людям при жизни памятники, а потом удивляются, почему у тех такие чугунные души и бронзовые сердца. Как воротимся, надо будет обязательно провести воспитательную работу среди населения по вопросам чинопочитания и о вреде культа личности. Сказано ж: не придумывайте себе идолов и кумиров. Но сейчас не до этого. Я многозначительно пожал руки Титычу и Роде. Похлопал принципа по плечу, показал всем кулак. Не угрожающе, а в смысле «No pasaran». Но если поняли иначе — тоже ничего страшного. Потом круто повернулся и бодренько затопал, как в книгах пишут, в сторону восходящего солнца.

Буренки и в самом деле расстарались. Оставили сразу за деревней такой след, что сбиться с пути было практически невозможно. Пастухи не торопились, поэтому стадо, что называется, прогрызло себе дорогу в густом разнотравье, уже успевшем подняться после последнего сенокоса.

Примерно час мы со Свистом шли молча. Я собирался с мыслями, а он, наверное, не решался потревожить погруженного в размышления командира. Но то ли мысли мои категорически отказывались собираться вместе, то ли их было слишком много, и они выталкивали друг дружку из головы, но я никак не мог сосредоточиться на чем-то одном. Калейдоскоп из разнообразных картинок так и мельтешил перед глазами. То боги начинали играть в чехарду, наперебой выгораживая себя и обвиняя во всем других. То гоблины коварно отбирали у меня честно заработанные деревни… То я мгновенно старился, едва ступал за запретную черту Мрачной рощи. Даже студентки, с которыми я ехал в том роковом автобусе, ни с того ни с сего начали упрекать меня, что я их бросил одних в чужом мире, а сам пристроился под боком у Листицы. При этом сама Листица сидела рядом со своей белокурой копией, мяла передник и загадочно улыбалась а-ля Мона Лиза.

— Слышишь, командир, — Свист держал меня за плечи, почему-то стоя спереди. — Тебе бы вздремнуть чуток. На ходу ведь засыпаешь. Ну какой из тебя боец? Тем более — переговорщик. С троллем говорить начнешь, язык заплетаться станет. Он же ничего не поймет. А? Давай прямо здесь остановимся. Спи и ни о чем не тревожься. Я покараулю. А как солнце на два пальца за полдень свернет, разбужу.

Он говорил что-то еще, но я уже не прислушивался. Теплый, нагретый солнцем и костром, мелкий речной песок так мягко уложился под щеку, как не всякой подушке удастся. Я еще попытался удивиться, почему песок, а не трава, но потом решил не привередничать и крепко уснул…

Проснулся от того, что какой-то твердый предмет надавил бок. Не открывая глаз, я попытался нашарить под собой помеху здоровому отдыху, но не тут-то было. Во-первых, нарушитель сна оказался не подо мной, а — на мне. В том смысле, что находился где-то в моей одежде, в районе пояса. А во-вторых, он непонятным образом так ухитрился запутаться в складках ткани, что достать его оттуда, не просыпаясь, мимолетным движением руки не представлялось возможным. Тогда я схитрил — взял и перевернулся на другой бок. Раздражающее ощущение исчезло, но вместе с вращательным движением тела с «паузы» снялись и мои мысли.

«Мои мысли, мои скакуны! Словно искры зажгут эту ночь…»

Я спешно хлопнул себя ладонью по боку и окончательно уверился, что рекомый нарушитель внутреннего распорядка — не что иное, как огне-камень из почки, в смысле — отпочковавшийся от Пса Ада. А с учетом последних происшествий и особенно того обстоятельства, что из сна я вывалился не где-нибудь, а прямо у личной Неопалимой Купины, следовало предположить, что это «ж-ж-ж» неспроста.

Повинуясь наитию и логике, я все-таки добыл беспокойный голыш из-за пояса и осторожно катнул его в сторону костра. Совсем легонько. Но камушек покатился к огню так ровно и уверенно, словно был бильярдным шаром, спешащим в лузу. Не оставляя мне времени передумать и схватить его. Мгновение — и голыш нырнул в пламя костра…

Я даже зажмурился, на всякий случай. Инстинктивно… Прекрасно понимая, что если рванет, то…

Пламя загудело чуть громче, басовитее, словно кто-то шире приоткрыл заслонку на подаче топлива, и все. Никаких других звуковых изменений не произошло. Я еще посидел так немного, прекрасно понимая, насколько глупо подобное поведение для взрослого мужчины. А потом открыл глаза.

Не знаю, что именно я готов был узреть, но уж точно не подобную личность. В хламиде, с большими гусиными, они же — ангельские, крыльями за спиной и головой пса. Это существо стояло, чуть подавшись вперед, сложив руки на груди и глядя на меня собачьими, традиционно все понимающими и от этого чуточку грустными глазами. Настоящий песиголовец! Как те, что в самых старых сказках…

Ну и что дальше? Привечать, бить или — драпать?

— Здравствуй, сын человеческий… — Голос у чуда был как у дьякона. Басовитый, гулкий. К такому голосу полагалась бочкообразная грудь, окладистая борода и косая… в смысле, пиджак никак не меньше шестидесятого размера. Тогда как незнакомец не производил впечатления богатыря, а был весьма тщедушен и наверняка сутулился бы — если бы не выпрямляла осанку тяжесть крыльев за спиной.

— Здравствуй и ты, незнакомец… — А чего? Вежливость еще никогда и никому не повредила. Нахамить или в ухо заехать завсегда успеется. Ведь наш бронепоезд, как известно… — Как тебя величать?

— А кого я тебе больше всего напоминаю? — не слишком традиционно ответствовал тот.

«Белую горячку!»

Вот так бы и брякнул, если б не обезоруживающая улыбка, которую он как-то исхитрился изобразить на песьей морде.

Пригляделся. Гм, а ведь и в самом деле — напоминает. Бурого… Верного сторожа бабушкиного подворья. Коричневого щенка от соседской овчарки и залетного ухажера ей подарили, когда я учился в шестом классе. И с тех пор каждое лето выросший в огромного пса и сменивший окрас на «темный асфальт» Бурый был моим неизменным спутником во всех путешествиях по окрестным лесам.

— Вот так и зови, — согласился песиголовец. — Слишком уж далеко ушла ваша нынешняя речь от языка предков. Полное мое имя — ты внятно не выговоришь, а упрощенный Симаргл мне не нравится.

— Симаргл? — теперь я точно удивился. — Подожди, но ведь ты…

— Крылатый огненный пес? — снова улыбнулось божество.

«Как же, божество!.. Один из главных богов Владимирского пантеона. Хранитель Врат, соединяющих Миры в Древе Жизни. Вечный антагонист Велеса и Перуна, поскольку два последних бога хранят прочность своей части Мира, а Симаргл препятствует его застою, обеспечивая течение силы сквозь миры. Таким образом, Симаргл — бог связи миров, бог процесса жизни, бог Мировой Тайны и, вместе с тем, нарушитель любых границ».

Ну ни фига себе фига! Лучше промолчу, может, сойду за умного.

— Так, все граничные условия соблюдены, — продолжил Симаргл. — Крылья и песья морда при мне. Костер, тоже рядом… А что я на задние лапы встал и одежку на плечи набросил — это исключительно для удобства общения. Чтоб не отвлекало. Но если ты хочешь… — Он качнулся вперед.

— Нет! — как-то даже слишком темпераментно воскликнул я. Наверное, воспоминания о звере Огненном до сих пор не вызывали у меня положительных эмоций. — Не надо… Бурый. Все нормально. Остановимся на этом варианте… — и поспешил отвлечь его внимание: — А почему хламида зеленая? Если огненный?..

— Дань Древу Жизни… Поговорим?

— Присядете или позволите мне подняться? — И, не дожидаясь ответа, я вскочил на ноги.

— Не на…

Глава двадцать третья

Никакого костра не было и в помине, как и высокого гостя, зато в поле зрения находилась заботливо протянутая баклага.

— Я тоже во сне все время воюю… — участливо произнес Свист. Дождался, пока я приподнимусь, сам откупорил посудину и сунул мне в руку. — Хлебни, командир. Быстрее отпустит. Проверено…

Я и не собирался отказываться. Приложился основательно. Холодная родниковая вода — именно то, что надо человеку, систематически проводящему сны у костра. А теперь еще и в разговорах с древним огненным богом. Кстати!.. Пощупал пояс… Увы, камешек исчез. И что это значит? Скорее всего, только одно: Симаргла я вызвать умудрился взаправду, но опрометчивым поступком оставил бога в том, промежуточном оазисе. Это плохо или хорошо? Кто ж его знает. Но если инфа была точной, то крылатому псу не привыкать между мирами шастать. И если я ему зачем-то нужен, нарисуется повторно.

— Друзья или враги?..

Свист задал вопрос как бы невзначай, небрежно. Предоставляя мне возможность выбора: отвечать или сделать вид, что не понял.

— По-разному… Чаще — друзья…

Ответ был под стать вопросу. Но это только так кажется. Нет ужаснее кошмара, чем вновь и вновь переживать уход товарищей. Осознавая, что ничего уже изменить нельзя. И тот, кому знакомо это ощущение, в лишних словах не нуждается.

— Спасибо… — Я вернул баклагу Свисту и поднялся. — Пойдем, что ли?

— Пойдем, командир… Только я тут огляделся вокруг, немного… Надыбал кое-что интересное. Надо бы и тебе взглянуть.

— Надо — посмотрим. А что такое?

— Я не вполне уверен, командир, следы тщательно затирали… Но, кажется, тут совсем недавно побывали орки.

— Орки?

— Да. Я не стал тебя тревожить, поскольку они все равно уже ушли. И потом, большой отряд не вел бы себя так осторожно… Я не следопыт, но уверен — прошло не больше полудюжины воинов.

— Думаешь, разведчики? В этой глуши? Зачем? А главное: они еще куда-то идут или уже откуда-то возвращаются?

В ответ рейнджер только выразительно пожал плечами, вполне обоснованно перекладывая процедуру думания на меня. Мол, ты отец-командир, тебе и выводы строить. А солдатское дело — обо всем замеченном и подозрительном вовремя докладывать. И ждать дальнейших приказов.

— Вон у того кустарника лучше всего заметно, — указал Свист на небольшой островок терна. Шагов двадцать пять — тридцать по видимому краю. — Колючий. Даже с их шкурами там не пролезть. Сунулись было, но пришлось отступить. Вот и натоптали зря…

«Эй, господа и товарищи!.. — шагая к указанному месту, я благоразумно запросил помощь зала. — Твердилыч, оставайся на связи. Я все-таки не охотник. Без тебя могу и опростоволоситься. Потеряю таким трудом заработанный авторитет. Так что, подключайся, Влад… Подключайся. Орков мне еще только не хватало, для общего счастья и полноты ощущений».

«Не вопрос, глянем…»

На это вся надежда. Поскольку для цивилизованного человека, кроме примятой мною же травы, — темным пунктиром соединяющий след протоптанный стадом и кустарник, — больше ничего не указывало, что здесь вообще ступала чья-то нога. И не только группы орков, но и Свиста. Причем — дважды. Другое время, другие навыки. Ну не Соколиный Глаз я — и даже не Дерсу Узала.

«Да, действительно орки. Прошли здесь около часа тому. Семеро. Четверо мужчин и три самки. Идут налегке. Уверенно. Не торопятся. Все вооружены копьями. Один из мужчин слегка хромает на левую ногу. Он же, опирается на посох. Но не шаман. Если пройдешь по следу до их стоянки, попытаюсь определить, из какого они племени».

Все это я слово в слово произнес вслух. А потом задал всем сразу самый главный вопрос:

— И что же им тут понадобилось?

Свист опять промолчал. Решив, что я просто думаю вслух.

«Ответ напрашивается один, — отвечать взялся Эммануил. — Орки возвращаются домой от гномов. Вопрос в ином: зачем им делать такой крюк? Почему не пошли напрямик?»

«Спасибо. Мне все сразу стало ясно».

«Чем могу…»

Я еще для приличия погладил рукой стебли и ветки кустарника, густо усеянные темно-синими, похожими на мелкие сливы плодами. Один даже сорвал, понюхал и пожевал с умным видом. Перестарался… Во рту сразу все занемело. А голоса в голове противно захихикали.

— Ладно, воин… — с трудом ворочая одеревеневшим языком, я, будто в раздумье, веско ронял отдельные слова. — Прошли, ну и пусть себе идут дальше. У нас к ним дела нет, да и они, судя по всему, на огонек завернуть не собирались. Значит, продолжаем движение. А то мы с такими передремами да перекурами засветло до Глупого озера не доберемся. Все, пошли… Дранг нах остен… В смысле, погоняй ямщик на восток…

Рейнджер и на этот раз переспрашивать не стал. Мало ли какие там командир себе ругательства бормочет. Образованный. Как со следом управился. Любо-дорого… Часть из увиденного Свист и сам разглядел, при вторичном осмотре. Но то, что хромающий орк опирается не на древко копья, а на посох, не заметил. Одним словом, повезло бойцу. Ведь любому известно: с умелым командиром больше шансов уцелеть.

А я тем временем принял окончательное решение.

— Будем надеяться, что орки не свернут с пути. Но для спокойствия, как управимся с троллем и станем возвращаться в деревню, пройдемся немного за ними следом. Полюбопытствуем…

К водоему с глупым названием мы подошли еще задолго до сумерек. В основном благодаря тому, что летние вечера не торопятся сменять день. Коровы так напетляли, выбирая удобный путь и травы слаще, что иной раз едва не полный круг приходилось делать, прежде чем продвинутся вперед. Но мы со Свистом даже не пытались сократить путь и не перли напролом, по буеракам да кустарникам. Не знаю, чем для себя мотивировал выбор столь щадящего маршрута рейнджер, а мне хватило вспомнить истину: что «когда идешь по шпалам — никогда не заблудишься». И хоть коровы не паровоз, а продукт их жизнедеятельности не столь прямолинеен и красив, как рельсы, упомянутое Чебурашкой, утверждение не теряло смысла. Особенно, когда деревья стали собираться в рощицы, а там и вовсе встали поперек пути. Не так чтоб сплошной стеной, но и не проходным двором. Местами даже буренкам приходилось идти не вольготнее, чем по две в ряд.

Зато, когда чаща закончилась, местность разительно изменилась. Словно в другой мир попал.

Мы вышли к подножию невысокого, трехступенчатого холма, отдаленно напоминающего перуанские пирамиды, поросшего редким лесом и увенчанного каменистым утесом. Небольшое озерцо располагалось на втором карнизе. Наполняясь подземными источниками, оно хоть и неторопливо, но весьма шумно, пенясь и брызгая, извергало избыток воды игривым водопадом, над которым даже сейчас, в предвечернюю пору, еще виднелась радуга. Уже чуть поблеклая, но все еще очень симпатичная.

Воистину, Создатель понимал толк в красоте. И тем более непонятно, зачем ему понадобились существа, так и норовящие все испоганить? Я о людях…

Стадо паслось и жевало, десяток пастухов и подпасков ютились у костра, готовя ужин, а Хозяин занимался излюбленным делом всех троллей — спал.

— А ты переживал, командир… — хмыкнул Свист. — Теперь нам еще и ждать придется. Разбудить тролля — задача не из легких. Как-то на привале парни травили байку, что однажды вокруг уснувшего горного великана в шутку разложили костер. Так он не только не проснулся, но еще и на раскаленные угли погреться улегся.

— Ничего, я попытаю счастья.

— Мы торопимся?

— Даже не знаю. Вроде и спешить некуда. Мрачная роща простояла без меня пару лет, подождет и еще несколько деньков, а как-то беспокойно на душе.

— Из-за орков?

— Может быть… А ты ступай к пастухам. Они ведь тоже волнуются, как там дома? Расскажи им новости. Успокой… Еще скажи: обратно пусть не торопятся. Место тут хорошее. Тихое… Как все окончательно уляжется — пришлем за ними.

— А что с молоком делать?

— Я думаю, Титыч пришлет им кого-то. Масло сбивать да творог варить… Да и сами не маленькие. Сообразят что-нибудь.

— Хорошо, скажу…

Свист зашагал к кострам, а я — к разлегшемуся возле водопада Хозяину. Видимо, шум низвергающихся струй водопада напоминал великану о доме и дополнительно убаюкивал производимым грохотом.

Мой метод побудки был подл и совершенно не гуманен. И если б не те, невесть откуда и куда идущие орки, я наверняка не стал бы к нему прибегать. А скорее всего, пользуясь подходящим случаем, сам с удовольствием прикорнул бы минут на шестьсот. Чуть поодаль… Чтоб не слушать его храпа, пробивающегося даже сквозь шум воды. Но увы!.. Как говорится: человек предполагает, а судьба — располагает. Ну а если откровенно, то вся хитрость заключалась в том, что я знал одно уязвимое место. Правда, в организме только конкретного этого тролля. Куда и пнул сапогом со всей бесцеремонностью. Благо Хозяин лежал на боку, любезно предоставив мне доступ к точке приложения силы.

Тролль заворочался, пробормотал ругательство и, не открывая глаз, глубоко втянул ноздрями воздух. После чего довольно прытко уселся, совершенно позабыв о потревоженной ране.

— Это ты, Дающий имя?

— Здравствуй, Хозяин. — На всякий случай, вдруг великану тоже взбредет в голову обниматься, я отступил на безопасное расстояние. — Как отдыхаешь?

— Хорошо, — бесхитростно ответил тот. — Я сыт… — В подтверждение сказанному, великан довольно рыгнул. — От сока, который выдавливают из коровы, немного пучит живот, но вкусно. А еще — от него в сон клонит. Только соберусь уходить, выпью пару ведер и опять спать охота… Вот и задержался.

— Это очень здорово, что ты не ушел.

— Да? А почему?

— Потому, что я для тебя лучше прежнего имя придумал. И как раз хотел об этом рассказать.

— Еще лучше? — озадаченно почесал затылок великан.

Блин, ну где же тот Серко, у которого я бы мог одолжить глаза. Завидую дикторам телевидения, врут на весь мир и хоть бы поморщились. Или это они такие тупые, что заведомую ложь от правды не отличают? Вот, оторвался мысленно на других, — так сразу легче стало на душе. Если все вокруг грязные, то и самому немного испачкаться не зазорно. Тем более во имя… Чего? Неважно, летописцы потом придумают, если дело выгорит.

— Гораздо лучше…

— И какое?

— Дарящий Деревни…

Тролль призадумался. Это был самый опасный момент во всей затее, и следовало немедленно сбить его с мысли, но тут активизировалась моя совесть. Как всегда, в самый неподходящий момент. Увы, и в этот раз пришлось сунуть ее куда-то поглубже.

— Дарррящий Деррревни… — усиленно грассируя в каждом слове, с чувством повторил великан. — Ты прав, Дающий имя. Это звучит красивее, чем Хозяин… — И опять почесал затылок. — А где ж мне его искать?

— Кого? — не уловил я ход мыслей тролля.

— Того, которому подарить их… Чтоб согласился принять… О! — радостно воскликнул великан и довольно живо вскочил на ноги. — Сейчас первого, кого поймаю, поколочу немного, и он согласится. Здорово придумал?!

— Ты умный, — не стал я разубеждать великана. — Только бегать никуда не надо. Так и быть — я их сам у тебя возьму.

— Правда? — изумился тролль. — Все, обе?

— Да… — кивнул я, едва сдерживая смех, отчего моя физиономия немного перекосилась. Что, наверное, было воспринято как гримаса и тут же оценено по достоинству. — Для чего же еще нужны друзья…

— Спасибо, Дающий имя. Ты — настоящий друг. И если у тебя когда-нибудь будет что-то лишнее… — Тут великан призадумался на мгновение, так как душевный порыв требовал широты, и продолжил вдохновленно: — Лес, озеро или целый город — я тоже возьму их у тебя, друг… Просто так.

Тут он опять призадумался, а мгновение позже прямо засиял от счастья.

— Я буду звать себя Дарррящий Деррревни Дррругу. А тебя — Друг, который забрал у меня две деревни. Красиво?

— Очень… — Я наверняка покраснел, но этого никто не увидел.

— Спасибо!

Предусмотрительность не помешала. Молодой тролль от переизбытка чувств все-таки попытался меня обнять, и, если б не фора, вполне возможно, моя карьера феодала на этом бы и закончилась. Поняв, что поймать меня не удастся, пещерный великан в третий раз почесал мыслительный аппарат.

— Тогда, прощай, Друг… Я больше не буду пить сок из коровы… Чтобы снова не уснуть… Я иду домой.

— Прощай, Дарящий Деревни… И знай, что, когда бы ты ни пришел к Другу, тебе всегда будут рады во всех его деревнях. Тебя вкусно и досыта накормят. Вдоволь напоят соком из коровы, который мы называем молоком. И вообще… Ты всегда будешь самым лучшим и желанным гостем.

— Ты тоже заходи… — Тролль замялся, подбирая слова. — Вы не едите наших грибов и не любите жирную воду, но я знаю место, где растет много разноцветных камушков. Человекам они нравится. Я выломаю для тебя их из скалы.

— Желаю тебе выбрать себе самую красивую невесту… Наверное, многие захотят стать женой парня с таким славным именем.

— Да, Друг, — ухмыльнулся тот. — Дарррящему Деррревни придется трудно. Но он справится… Обещаю, что выберу самую юную и толстую…

С этими словами тролль последний раз махнул на прощание лапищей и скрылся между деревьями. Только подлесок затрещал…

Уж не знаю, что наплел обо мне пастухам Свист, но размеру их глаз позавидовали бы и буренки. Правда, с расспросами не только парни, но даже девушки не лезли, а держались весьма почтительно. Освободили место у костра, угостили запеченной на углях рыбой и гороховым кулешом на сале, обильно приправленным грибами. Я видел, что ребятам страх как хочется услышать что-то еще и от меня, но напряжение и усталость по-прежнему не отпускали. Того часа, что я урвал на отдых в пути, явно было не достаточно для восстановления сил. И теперь, когда сытость приглушила тревогу, сон предъявил свои права совершенно безапелляционно.

— Ложись и ты, Свист. Засветло к орочьему следу нам все равно не поспеть. Обратно двинемся, как только забрезжит. Распорядись, чтоб разбудили, и отдыхай. Только чтоб обязательно разбудили.

— Не волнуйся, командир. Поднимут до рассвета.

Собственно, я и не волновался. В конце концов — главная из промежуточных задач была выполнена. И если судьба Приозерного и Подборья еще зависела от миссии в таинственной Мрачной роще, то о Выселках можно было больше не думать. Хозяин у деревеньки определился окончательно. Во всяком случае, де факто… А значит, небольшой отдых я таки заслужил по праву. И еще — я очень надеялся, что близость пастушьей ватры[19] поможет мне продолжить давешний разговор с Симарглом. Прерванный так не вовремя.

Благими намерениями вымощена дорога в…

Нет, к Вечному огню я дорогу нашел. Как и заказывал. Едва уснув. Вот только крылатого пса там уже не оказалось. А значит, зря напрягался, мог спокойно поспать и в обыкновенном мире. Экономя энергию переноса для более подходящего случая. Или, учитывая неоднородность времени и теорему Эмми Нетер, об этом аспекте бытия можно больше не заботиться?

Ух, как умно подумал, даже самому приятно стало. Вот только объяснили б еще мне: кто такая Эмми и что за теорему она доказала? М-да, как говаривали классики, безумие порою приобретает весьма забавные формы. Даже у прапорщиков и сержантов.

Ерничая и подтрунивая, я не забывал оглядеться. Привычка… Сотни раз хоженная тропа гораздо опаснее новой, потому что сюрпризов не ждешь. А он был. Небольшой такой. В тон песчаному фону и пурпурному отблеску пламени.

Перстень. Мужской. Из золота. С большим рубином. Очень большим. Так что переставал быть перстнем, а переходил в иную весовую категорию.

Даже на мой неискушенный в драгоценностях взгляд, ориентировочная стоимость соразмерная цене небольшого острова. Фиг его знает, сколько там и чего в каратах, но верхняя грань камешка была с почтовую марку. А я где-то слышал, что цена драгоценных камней с увеличением размера возрастает в геометрической прогрессии. Значит, вывод напрашивается самый банальный — такими ценностями просто так не разбрасываются, и вот эта вещица — здесь оставлена специально. Угадайте с трех раз для кого?

Я осторожно поднял с песка таинственное ювелирное изделие и повертел перед глазами, хоть и с опасением, любуясь игрой света. Великолепная работа. Впечатляющая. Я бы даже сказал: монументальная, властная…

Черт! Черт! Черт! И еще раз черт!..

От понимания того, что находится в моих руках, я едва не выронил перстень. Вернее — выронил, но чисто на автомате — подхватил… Вечное горе от ума и избыточного, хоть и несистематичного, образования. Видел я его в каком-то фолианте, за очередным спором родителей о несоответствии изложенных там автором идей с историческими фактами. Красивый был рисунок, вот и запомнился. Перстень Тиберия! Рубиновая печать императора…

И как прикажете это понимать? Невероятное совпадение или тонкий намек на очень толстые обстоятельства? Типа, ты рожден, чтоб сказку сделать былью!.. И вообще, все, главным образом, непечатные пророчества буквально изобилуют текстами о твоем, в смысле — моем, неизбежном восхождении. Полнейшая клиника! Особенно, если не забывать, что взойти можно не только на рабочее место императора. А тот же эшафот — с умелым и гостеприимным палачом — гораздо ближе. Ох, не нравятся мне такие авансы. Совершенно, то есть!.. «Вперед, парни, всем медали будут!» Вот только дырок на камуфляже обычно бывает куда больше, чем обещанных наград.

Все, все, брек!.. Не суетись под клиентом. Давай, Влад, соберись… Чего раскудахтался? Ищи ошибки!

Да легко…

Во-первых, я ни разу не ювелир, а посему подлинность камня, и уж тем более — чистоту воды, на глазок определить не могу. Соответственно — ценность тоже. Вполне возможно, в моих руках полудрагоценная поделка из забракованного материала. Вполне доступная по цене, да еще не абы кому, а владельцу аж трех деревень. Правда, и не стекляшка — железо царапает. Так что не полное фуфло. И неведомые дарители уважение ко мне по-любому проявили.

Второе. Обычно, насколько мне известно, опять-таки из проштудированной беллетристики, столь знаковые подарки преподносят с соответствующими указаниями и пожеланиями. Короче, инструкциями по применению. Чтоб не напорол глупостей или — не запорол изделие. А не подбрасывают, как кукушка яйца.

Третье. Чего я вскинулся? Перстень с картинки узнал? Так оно когда и где было? Может, в здешних краях императоры зелень изумрудов или желтизну хризолитов предпочитают. Чтоб заодно уж от пожаров и наводнений державу уберечь. Да и сулимая камнями дружба правителю тоже лишней не будет.

А не логичней ли предположить, что данное колечко всего лишь аварийный маячок? Как там в сказке? «Ты катись, катись, колечко, на весеннее крылечко, в летние сени, в теремок…» Логично? А почему нет? Симаргла я в прошлый раз как вызвал? Сунул камешек в костер и усе, Сивка-бурка прискакал!..

Рука сама потянулась к огню.

Пламя вежливо облизало перстень, но никаких оргвыводов для себя не сделало. Перстень — тоже. Небеса не загремели, земля не затряслась, Огненный пес на экспериментальный зов не явился. Либо я еще не все понял, либо у перстня тугой спуск. А то и совсем другой предохранитель. Зато враждебности он ко мне не таит, это уж точно. Иначе и песок бы его не принял, да и костер, скорее всего, бы дал знать. Ладно, будем думать. А пока сунем его за пояс. Туда, где огне-камень уже примял местечко. Тем более что по Уставу перстни на пальцах носить военнослужащим не полагается. Даже обручальные…

Глава двадцать четвертая

Спустя сутки трава поднялась, выпрямилась, и даже самый пристальный взгляд едва ли смог бы что-то обнаружить, если не знаешь, где и что искать. Но передо мной и Свистом эта проблема не стояла. Мы точно знали: где, чего и скока. Поэтому все значительно упрощалось, если бы не туман. Предрассветная мгла и сама по себе не способствует розыскным мероприятиям, ну а о влажной и плотной, как молоко, пелене серпанков,[20] вступивших в свои права и зависших аккурат на уровне глаз, даже упоминать не приходится. Помню, как-то в юности, возвращаясь домой из соседней деревни вот точно в такое же утреннее время, я, идя по берегу реки, умудрился проглядеть мост. Из-за чего отмахал еще добрых три километра, пока не вышел на большак.

Одним словом, не зная броду, в туман не суйся. Да и пробираться высокими травами, буквально пропитанными влагой, щедро оседающей на стеблях и листве, то же самое, что перебредать неглубокий водоем. И пары минут не пройдет, как вся одежда от пояса и ниже промокнет насквозь. С той лишь разницей, что летние водоемы приятны «на ощупь», а от росы — зубы ломит. А значит, снять штаны и двигаться «налегке» не получится. Очень быстро окоченеешь так, словно в прорубь ухнул. Замерзнуть, ясен пень, не замерзнешь, но на будущее — ревматизм обеспечен с гарантией.

И потому, хоть профессия воина и не обещает старости, накликать на свою голову, а точнее на нижние конечности, всякие болячки мы не стали. А дойдя до терновника, на небольшом пятачке, чуть в сторонке от помеченного стадом пути, сбили ножнами росу, примяли растительность и уселись дожидаться полного восхода. Окончательной, так сказать, победы тепла над холодом, дня над ночью, света над тьмой и вообще — всего хорошего над тем, что не очень хорошо по-нашему разумению. Потому как человеку нравится только то, что отвечает его пожеланиям или востребовано на данном отрезке бытия. Прочее — суета сует и томление духа.

А что самое пакостное, сколько человеков — столько и мнений. Пардон, это я еще запамятовал обо всех иных видах, обитающих в этом мире, прямоходящих гуманоидах. О чем кое-кто, еще не видимый, но вполне отчетливо слышимый, тут же поторопился мне напомнить. И слышал его не только я.

Свист чуть приподнялся, повернулся лицом по направлению Выселок и зажмурился, прислушиваясь. Потом чуть растерянно пробормотал:

— Девка заблудилась, что ли?

Поскольку переносное справочное бюро в такую рань наверняка еще спало, я лишь кивнул и с умным видом пожал плечами. Предоставив рейнджеру самому выбирать наиболее подходящий вариант ответа из набора: да, похоже и — какая разница?..

Разницы и в самом деле никакой. Даже я отчетливо слышал шаги одного человека. Идет неторопливо, значит — не убегает и не за помощью. Мало ли, какая у кого в деревне надобность образовалась? К примеру, к пастухам или стаду.

Ничего не видящая из-за низко стелящегося тумана, Милка выскочила на нас так неожиданно для себя, что от испугу даже поскользнулась и вполне могла упасть, если б Свист не подсуетился. Слабо трепыхнувшись в его руках и увидев меня, девушка только охнула. А после прибавила с укоризной:

— Чего набрасываетесь, как нелюдь? Так и заикой стать можно.

— Под ноги, красавица, глядеть надо, — засмеялся Свист, прижимая девушку чуть крепче необходимого. — А то, как наступила бы кому-то из нас ненароком на нечто важное в хозяйстве…

Эта Милка, по сравнению с той валькирией, какой я ее смутно помнил из предыдущего варианта действительности, была куда скромнее и женственнее. Начиная от более приличествующей девушке одежды и до махровой хризантемы в забранных под широкую тесьму волосах. Под моим пристальным взглядом курносая пигалица засмущалась, потупилась и решительно высвободилась из объятий рейнджера.

— Чего вы?

Трудно быть богом и оставаться при этом человеком, вынужденным все время напоминать себе, что эти люди не знают даже малой части того, что мне ведомо. А в частности — вот это прелестное создание даже не подозревает, что в иной жизни была очень не прочь стать моей второй женой. И в том, что я не успел воспользоваться ее беззастенчиво предлагаемыми прелестями, а ограничился исключительно визуальными наблюдениями и минимумом контактов, нет ни моей, ни уж тем более — ее заслуги. О чем, если откровенно, я сейчас весьма сожалею. Мог же! А теперь и вспомнить было бы что, и никаких последствий для организма девушки. М-да, знал бы прикуп, жил бы в Сочи…

— А ты чего? — брякнул я, отгоняя видение прошлого и запоздало глотая слюни.

Учись, студент, одна фраза, а сразу видно человека образованного и хорошо воспитанного.

— Меня Ярополк Титыч послал… — Девушка оправила на груди платье, пришедшее усилиями Свиста в легкий беспорядок, и заново перевязала поясок. — Вам навстречу…

Все фривольное настроение улетучилось мгновенно. Староста Выселок не из тех, кто суетится по пустякам. И уж во всяком случае не стал бы посылать девчонку в лес — ночью, одну — без веской на то причины.

— Что случилось? Гоблины вернулись?

— Нет, — мотнула головой Милка. — Гоблины не возвращались…

— Орки?! — воскликнул Свист. — Не может быть! Они же мимо шли.

Блин, неужели мы так лопухнулись, неверно оценив количество и намерения степняков?

— Орки? — девушка удивилась больше нашего.

Ф-фу… слава богу!..

— Так что ж там у вас приключилось, в конце-то концов? Ты можешь объяснить?

— Я же пытаюсь, — насупилась пигалица. — А вы все время перебиваете и не даете мне даже слово вставить.

Я демонстративно прижал ладонь к губам, одновременно продемонстрировав кулак Свисту.

— Дядька Ярополк велел передать, что в Выселки прискакал есаул с десятком воинов. Показал грамоту и спрашивал Защитника. Сказал — префект к себе требует!

— Меня?

— Да… — кивнула девушка. — Староста ответил ему, что вы скоро будете, и повел в кружало. А меня послал вам навстречу.

— Почему тебя?

— Не знаю. Может, потому что рядом не оказалось никого другого? — пожала плечиками Милка. — И еще Титыч сказал: «Обязательно передай Владу Твердилычу, что это цена выпитого пива». — Девушка чуть насмешливо улыбнулась. — Вот… А после прибавил, чтоб вы не торопились, а хорошенько над всем этим подумали, прежде чем решить, что надлежит делать дальше. Чтоб обществу от этого польза была…

Молодец Титыч, мигом просек ситуацию и предоставил мне возможность самому отделить зерна от плевел и агнцев от козлищ. Нет, я не против того, чтоб предаться в руки своему, уже почти горячо любимому, сюзерену, но!.. Не зря умные люди неустанно напоминают себе и другим: «Поспешишь — прокурора насмешишь». Ясен пень, раньше или позже, придется как-то легитимировать свое дальнейшее бытие в этом мире, и все же — пока на руках мелочишка и нет ни одного козыря, лучше не высовываться. А вдруг здешние правители, как и классики марксизма, хорошо знают, что во главе благоденствия державы заложен контроль и учет? Буквально краеугольным камнем. Предъявить смогут по-взрослому. А чем отвечать? То-то…

Нет, мы торопиться не будем. Мы пойдем другим путем!

— Я понял. Спасибо, красавица… Ты нам всем очень помогла. А теперь возвращайся в деревню и скажи старосте, что негоже в новые хоромы старое барахло тащить. Он поймет.

— Хорошо. — Ничего больше не переспрашивая, Милка развернулась и потопала обратно. Гм, может, я поторопился в прошлый раз, прыгая в костер, одновременно удерживая в охапке двух валькирий. Хорошая ведь жена из девчонки могла получиться.

— Это я не совсем понял, командир?.. — Свист попытался заполнить брешь, образовавшуюся в результате покладистости пигалицы. В том смысле, что она ушла, не возражая, а ему мой ответ не совсем понравился. Явно пережитки вколоченной в подсознание дисциплины. — Тебя же префект к себе…

— Я понял. И задерживаться не стану. Но ты кое о чем забыл, боец.

Рейнджер уточняющего вопроса не задал, но взгляд упрямо не отвел.

— Если я не выполню условие договора с кланами Лупоглазых и Ушастых, жители всех трех деревень опять станут их ленниками. Ты сильно этого хочешь?

— Нет, но…

— А во-вторых, я больше не служу, и поэтому префект может меня только пригласить к себе, но не приказать явиться немедленно. Разницу чувствуешь?

— Да, — кивнул Свист. — Вижу, что не зря Дорофей все норовил тебя вашеством назвать… Кто ты, Влад Твердилыч? Ведь не простой же десятник. Я их достаточно повидал в легионе. И могу точно сказать, что ни один из них не знает и половины из тех слов, что ты произносишь. Особенно, когда задумаешься или считаешь, что тебя никто не слышит.

— В данный момент — я твой боевой товарищ и командир. Как считаешь, этого достаточно?

— Вполне.

— Вот и славно. Тогда об орках, как бы нам того не хотелось, пока забудем, а отправимся сразу в гости к гоблинам. Очень мне захотелось их еще раз проведать, прежде чем в Мрачную рощу податься. Ты как, не возражаешь?

Свист молча стукнул себя в грудь кулаком.

Господи, а в его глазах я на какие вершины вознесся благодаря банальному волюнтаризму? Уж не переодетым ли императором он меня считает?

«Почему нет? Кстати, нынешний император очень молод. Примерно твоего возраста. Так что, учти!»

Только этого мне и не хватало для полного счастья. О tempora! О mores!

«А он случайно не покинул тайно дворец после подписания мира? Чтоб, значит, оглядеть свою Империю на манер Гарун-аль-Рашида? И до сих пор не вернулся? Я что, в мультик „Тысяча и одна сказка“ попал?»

«Извини, Влад, информация закрытая. А у тебя еще не тот уровень допуска».

— Охренеть!..

Болото постепенно перешло в обильно поросшие тростником плавни. А те, в свою очередь, превратившись в заросли ивняка и таволги, поползли к самому лесу, сливаясь с кустами на опушке. К счастью, вода нигде не поднималась выше шеи, так что на земную твердь, щедро устланную травой и опавшей листвой, выбрались почти сухими. В том смысле, что сам я пропитался влагой практически насквозь, зато одежда и то скудное снаряжение, с которым мы выбрались поговорить с троллем, не намокло, поскольку путешествовало на голове.

Сняв с себя добрую дюжину пиявок и надеясь, что они не пробрались также и в более труднодоступные места, я с удовольствием облачился в сухое. Свист не отставал. Первая часть моего плана перешла в завершающую стадию. Оставалось подобраться поближе к лагерю. Что тоже было вполне выполнимо. Во всяком случае, шум и гам, долетающие от табора клана Лупоглазых, свидетельствовали о том, что гоблины чувствуют себя абсолютно беззаботно. И вряд ли выставили вокруг лагеря усиленную стражу. И уж тем более не приходилось опасаться разных охранных сюрпризов, типа растяжек с сигнальными ракетами. Хотя, учитывая присутствие в лагере как минимум одного боеспособного шамана, совсем пренебрегать такой вероятностью тоже нельзя. Береженого, как известно…

Попрыгал на месте, на предмет бряцанья и прочих шумовых эффектов, потом приказал проделать то же самое Свисту, чем очень озадачил парня. В общем-то, верно: когда вся снаряга из полотна и кожи, а оружие — пара кинжалов, греметь и звенеть нечему, но привычка — пуще неволи…

И чего интересно не спится нелюдям? Уже и утро скоро, а судя по производимым звукам, как минимум к нескольким десяткам индивидуумов сон так и не пришел. Отсюда мне не была видна причина их бессонницы, но кучковались гоблины около чего-то большого и темного. Хотя вполне могла сказаться игра теней и не слишком яркого света от нескольких оставленных без присмотра костров.

Деревья в лесу росли достаточно густо, чтоб мы случайно не попались кому-нибудь из не вовремя оглянувшихся гоблинов на глаза, но не настолько, чтобы продираться сквозь подлесок при помощи мачете и такой-то матери. Очень даже комфортная для партизанства «зеленка». Резвись диверсант как хочешь…

Из бросаемых время от времени Свистом взглядов было очевидно, что бойцу очень хочется понять, за каким лешим нас сюда занесло? Повторно пересчитать неприятеля по ногам и головам? И что это изменит? Взорвать склад боеприпасов? Хм… Даже если б и было у нас некое взрывное устройство, то вряд ли копья, луки и стрелы могут детонировать при взрыве. Так что же я тут делаю, усиленно изображая из себя Чингачгука Большого Змея и Зоркого Сокола в одном флаконе? У вас есть план, мистер Фикс? А как же… Он есть у меня, и хороший план. Иначе я б сюда не полез. Правда, совсем чуть-чуть, на одну затяжку… Но — убойный! Даже десятиметровый удав станет совершенно безопасен, если вовремя отрубить от него совсем маленькую, в процентном соотношении, частицу. Зато — по самую шею…

Надеюсь, вывод ясен: укоротить за то, что был опасен. Прости Владимир Семенович, это у меня нервное…

Вот, блин! Под ноги смотреть надо, поэт недоделанный, а не стихи перевирать, когда к «окультуренной» территории приближаешься. Создатели и Вседержители, это ж какой гадостью надо питаться, чтоб потревоженная сапогом субстанция так завоняла?.. Ужас! Боевые ОВ отдыхают… Хорошо, хоть ползком по этому «минному» полю передвигаться не надо. Толпящиеся у большого казана гоблины обратили бы на нас внимание только в том случае, если б мне или Свисту вздумалось отнять у них ковш, которым они упорно скребли по дну огромной емкости.

О свойствах содержащегося там варева не сложно было догадаться, взирая на стойбище, один в один напоминающее панораму боя на многострадальном Ипрском плацдарме.[21] Когда примерно две трети личного состава уже почили с миром на лбу, а остальные еще мучаются, оглашая пространство стонами и конвульсивными попытками исторгнуть яд из организма.

Хорошо оторвались!.. Интересно, это у них перманентно такое веселье или воссоединение двух братских кланов решили отпраздновать? Присовокупив поминки и радужные перспективы избавления от напасти, оккупировавшей Мрачную рощу? Ну никакого уважения к людям, в смысле — врагам. Это же мы, белые и пушистые по натуре, а потому знаем: что перемирие нарушать нехорошо, а они, лживые гоблины, с чего так решили? Нет, надо наказывать. Со всей строгостью и доходчивостью примера. Вон у Свиста аж глазки заблестели. Явно прикидывает, с какого краю начинать. И не зря прикидывает. Разойдясь в разные стороны и закручивая спираль к центру, мы за час, в два ножа, упокоили бы всех. Вот только жизнь, не детская считалка. «Вышел месяц из тумана, вынул ножик из кармана. Буду резать, буду бить, — с кем останешься дружить?» Даже если предположить, чисто теоретически, что два бойца могут вырезать примерно четыре сотни особей обоего полу и разного возраста, то каким же надо быть бесчувственным мясником или до какой степени ненавидеть врага, чтоб не уехать крышей от такой «работы»?

Ну не воспринимаю я этих фэнтезийных персонажей всерьез. Умом понимаю, что гоблины наши враги и попадись я им в лапы — либо прикончат, не задумываясь, либо запытают до смерти, а ненависти все равно нет. Тому, кто не воевал, хоть сто раз повтори: «фашист», «дух», «чех» — адекватной реакции не будет. Посмотрит товарищ на тебя задумчивым взглядом, покивает, состроив серьезное лицо, а в душе у него ничего не екнет. Ненависть к врагу словами не взрастишь, ее воочию увидеть надо…

Не понимая моей нерешительности, Свист наглядно чиркнул ладонью по горлу.

— Нельзя…

Слишком мало мы с ним соли съели, чтоб понадеяться на действенность запрета в приказном порядке, поэтому пришлось немного нарушить устав.

— Глупо. Допустим, мы их всех прикончим, — прошептал я ему прямо в ухо. — Ну и что? Эти два клана не последние в мире гоблины. Придут другие, разбираться и мстить за сородичей. И опять польется кровь… А с Лупоглазыми и Ушастыми у нас хотя бы договоренность есть. Так что возьми себя в руки, не суетись и делай как я!

Свист кивнул. С секундной задержкой. То есть — осознанно.

Вот и хорошо, отработаем план «минимум», то бишь — устрашение командного состава. Тут у меня рука точно не дрогнет. Ущерба минимум, а польза существенная. И как бы потом дело не обернулось, жителям моих деревень будет гораздо легче.

Только где же его искать? Шамана этого… Великого и ужасного?

Пиршественная поляна — это не место жительства. Более того, я сомневаюсь, что Гырдрым и шаман Уруш-хаш, вместе с двумя другими высокопоставленными особями из дружеского клана, лакали бурду из одного котла вместе со всеми. А табличек типа «К сортиру» или «К дому вождя» гоблины выставить не озаботились. Наверное, тоже считали, что язык и до Киева доведет. «Язык» бы довел, да где ж его взять, когда вокруг одни «немцы»? Не по паспорту, а по состоянию…

Желая проверить это предположение, я довольно бесцеремонно ткнул носком сапога в бок одного из культурно отдыхающих оливково-зеленых субъектов. Реакции не последовало. Тогда я наступил ему на руку и, не спеша, готовый в любую секунду прервать эксперимент, перенес вес тела на эту ногу. Бесполезно… Полная и глубокая анестезия. А значит, наши шансы обзавестись проводником, окончательно скатились к нулю.

А с другой стороны, почему я решил, что во время всенародного гуляния аксакалы кланов будут отсиживаться в хижинах? Жрать мухоморную ханку из одного котла, ясен пень, чересчур демократично, даже для гоблинов, а вот велеть накрыть себе поляну, где-то неподалеку, — вполне реально. Чтоб и самим держать процесс под контролем, и ликующим массам позволить любоваться на себя любимых и уважаемых. Логично? Абсолютно… И главное — вполне либерально.

Значит — ищем индивидуальный котел, а рядом свалку из тел, общим количеством, на порядок меньше, чем везде. Это, с очень высокой степенью достоверности, и будут патриархи обоих кланов. С дамами, приближенными лицами и охраной. «Ох, рано встает охрана… А вот тут, мы как раз и не возражаем. Спите крепче, господа разбойнички. В Багдаде все спокойно…»

Пропустив попытавшегося пройти сквозь меня молодца, зеленовато-серого оттенка, не столько от перепоя, как по замыслу Создателя, я оглядел территорию более внимательно.

Природой или трудолюбивыми руками гоблинов пиршественная поляна обрела грушевидную форму с некоторым подъемом в сторону «хвостика». Что, собственно, и требовалось доказать. Где подиум, там и президиум. В мое время господа заседатели больше предпочитали колонные залы, но ведь и Беловежской пущей не побрезговали, когда сильно приспичило. Кстати о колоннах. А чего это у них там такое торчит, как последний зуб? Тотем? А ведь похоже…

Незаметный в предрассветной мгле, по мере того как дневное светило вскарабкивалось на небосклон, тотемный столб клана предстал передо мной во всей первобытной красе и величии. По замыслу дизайнера, тотем был вполне способен довести до икоты любого человека, наделенного толикой воображения и чью психику не закалили разработчики компьютерных игр.

Тотем гоблинов представлял собой охватный, тщательно ошкуренный ствол, метра три высотой, топырящийся двумя десятками суков разной длины, в свою очередь украшенных множеством черепов. Клыкастых, рогатых и вполне похожих на человеческие…

Почему-то так сразу и подумал. Не «точно» человеческих, а именно — «вполне похожих». Наверное, начинаю привыкать к множественности не слишком гуманных, но тем не менее гуманоидных видов. И если в прошлой жизни маленький череп вызывал во мне злость и желание убивать, то сейчас наводил на размышления: а кем был при жизни этот «бедный Йорик» — гномом или эльфом? Хотя, если честно, желание убивать все же присутствовало.

Переступая через тела или обходя зигзагами более плотно устланные лежбища, я потихоньку приближался к месту отдохновения искомого Уруш-хаша. Или, если быть точнее, к индивидууму в запомнившемся мне еще с поединка стильном прикиде. Я очень надеялся, что за это время шаману не пришло в голову одарить кого-нибудь из соплеменников «шубой с царского плеча». Потому как по морде лица я его личность вряд ли опознаю. А это не есть «гут». Не в том смысле, что могу зарезать невиновного, а что среди оливковых «агнцев» означенного «козлища» не окажется. Хотя вряд ли вся фантастическая, в смысле руководящая, четверка отличалась не только парадной формой, но и упитанностью. А вот эту примету никому другому поносить не дашь, даже если очень захочется. Высокая должность и широкая, усидчивая задница — близнецы-сестры. Доказано эмпирическим путем…

Исключения присущи только тем, кто и в самом деле управляет или пытается хоть что-то сделать. Полезного… Для других…

Vip-участок отличался от территории массового гуляния не только местоположением, но даже видом находящихся в бессознательном состоянии статистов.

Четыре бесчувственных тела располагались в центре малого круга, составленного исключительно из приближенных лиц. То есть особей женского полу, допущенных к членам руководящего звена в самом прямом смысле этого слова. Кстати, человеческих самок среди них было не меньше, чем оливковых гоблинок. Благодаря господствующей тут скромности в одежде, они выделялись из общей свалки более светлым оттенком кожи. Не грязно-зеленой, как у других «красоток», а просто грязной. Между прочим, первые леди, которые и в Африке остаются женщинами, перед тем как отключиться, подсознательно пытались принимать соответствующие позы. Мало ли, вдруг какой папарацци в кустах засел, а они не в фокусе? Не зря патологоанатомы утверждают, что, избирая способ самоубийства, прекрасная половина рода в первую очередь думает над тем, как будет выглядеть в гробу? И потому, за редким исключением, они не стреляют себе в голову…

Второй круг, он же — оцепление, состоял из бодигардов, сиречь — личной охраны.

Эти здоровяки соответствующую выправку сохраняли даже в полной отключке. Лежали головами внутрь круга и на определенном расстоянии. Вне сомнения, зеленый змий поборол их прямо на боевом посту. И бравые парни не отступили ни на шаг, даже проиграв вчистую… Что ж, верность долгу и в гоблиновской вариации заслуживает уважения. Живите, пока…

Я прошел сквозь оцепление, перешагнул через двух красавиц и оказался рядом с Уруш-хашем. Свист — следом.

Шаман клана Лупоглазых крепко спал, удобно пристроив голову на поясницу одного из вождей. Кажется, Ачхырза. Точнее идентифицировать вполне либерально уткнувшегося мордой вниз вождя с ходу не удалось. Заветная ладанка по-прежнему красовалась у него на груди. Как видно, прежний опыт так ничему его и не научил. Придется повторить…

Чирк, и шнурок уступил лезвию моего ножа почти без сопротивления.

Я выпрямился и протянул хранилище душ рейнджеру.

— Это передай Титычу. Береги мешочек больше жизни. Пока он в наших руках, гоблины не посмеют нарушить перемирие.

— А ты?

— А мне все-таки придется идти в рощу… Уговор дороже денег. Думал, еще кое о чем расспросить, но — сам видишь, говорить не с кем. А ждать мне недосуг. Коль префект на горизонте объявился. Все, Свист, шагай обратно… Обойдемся без объятий. Тем более все равно никто не видит… — Последние слова я прошептал уже в спину стремительно удаляющемуся товарищу. Да, дисциплина в легионе серьезная.

Потом я схватил за грудки Гырдрыма, крепко встряхнул и для быстрейшего достижения необходимого результата отвесил вождю хлесткую оплеуху. Увы — болезнь была сильнее лекарства. Пришлось прибегнуть к самым решительным мерам. Я ухватил гоблина за уши и стал их тереть со всей пролетарской яростью. С трудом, но подействовало.

Вождь замычал и приоткрыл глаза:

— Убью…

— Успеешь. Сейчас слушай и запоминай, что скажу… если сможешь.

— А ты кто такой?

Гырдрым честно таращился на меня, но в его глазах стояла такая муть, что даже зрачки спрятались. От стыда, наверное.

От очередной затрещины аж ладонь заныла. Зато и в мозгах у вождя прояснилось.

— Защитник? Ты чего? Разве уже послезавтра?

— Да… — Объяснять истинное положение вещей пришлось бы слишком долго. — И я иду в рощу! Ждите моего возвращения! А чтоб вам ничего лишнего в голову не взбрело — я ваши души спрятал в надежном месте! Ты меня понял?

— Да…

— Вот и хорошо… Только не наделайте глупостей, а я свое слово сдержу.

Гырдрым уже пришел в себя достаточно, чтоб принять более осмысленное участие в диалоге, но ему мешала тяжесть женского тела, придавившего ноги. Вождь бесцеремонно отпихнул свою леди, да так интенсивно, что бедняжка откатилась к кострищу, угодив при этом жирными волосами прямо в тлеющие угли. Умирающий огонь в тот же миг благодарно и жадно набросился на нечаянную пищу.

Вопли зеленокожей красотки, самым радикальным методом оболваненной под Котовского, не обладали силой Трубного гласа в Судный День, но полумертвых соплеменников подняли на ноги враз. И лагерь гоблинов буквально воспрянул!.. Пока напоминая классических компьютерных зомби, но оживающих буквально на глазах.

Что ж, видимо, и в самом деле пришла пора прощаться с негостеприимным табором. И поскольку он сам никоим образом не спешил «уходить в небо», я совершенно по-англицки бросился к ближайшим кустам.

А чего? Я не настолько жаден к славе, чтобы дожидаться аплодисментов, переходящих в бурные овации или, что гораздо больнее, — в конструктивную критику. Тем более когда впереди у меня еще столько интересных и важных дел.

Раздайся, Мрачная роща, я иду!..