Возлюбленная варвара

Часть 1

Снова в двух пещерах я слышу слащавые звуки секса и хныканье женщины.

— О, Боже, да, именно так, — стонет Нора. — Шлепни меня именно так.

Слабый шум шлепка отзывается эхом в моем переводчике, и я, издав стон, накрываю ненавистную штуковину обеими руками. Я пытаюсь перевернуться на бок и толкнуться им в подушку, которую сделала из остатков шкур, но от этого переводчик лишь сильнее проходит внутрь моего уха, посылая ослепительную боль в голову. Так что я переворачиваюсь на спину и пялюсь в скалистый потолок девичьей пещеры.

— Именно так, мой большой, сильный, сексуальный зверь, — снова вскрикивает Нора.

— Ннннггггхххх, — произносит ее большой, сильный, сексуальный зверь (также известный как Дагеш). И тогда, чтобы все стало еще хуже, до меня доносится еще одно хихикание, Стейси с Пашовом — которые из-за тесноты делят пещеру с Норой и ее парой — тоже занялись этим.

Черт.

Я ненавижу этот переводчик. Ненавижу его, ненавижу его, ненавижу его. Я прижимаю подушку к своему лицу, не обращая внимания на шерсть шкуры, которая липнет к моему рту. Было бы не плохо, если бы каждый переводимый им разговор преобразовывался лишь в стерео. О, нет. Он также усиливает громкость звуков. Поэтому я слышу каждый шлепок по заднице, каждый стон, каждое хныканье, каждый поцелуй, одним словом, — …все.

Иначе говоря, племенные пещеры битком набиты совсем недавно спарившимися парами. Инопланетянами и нами, людьми, которые потерпели здесь крушение корабля. Нам так же пришлось принять то, что инопланетяне называют «кхай». Это — симбионт, который позволяет нам выживать на этой планете, чтобы здешняя атмосфера не прикончила нас. Правда, один из побочных эффектов кхай — именно он решает, с кем и когда ты спариваешься, и пути назад уже не будет.

Учитывая, что в этом инопланетном племени — известному как ша-кхай — мужчины превосходят численностью инопланетных женщин четыре к одному, удивляться нечему, что спаривания следуют один за другим. Из двенадцати человек, выживших здесь после крушения, шестеро уже в паре.

Я — …не одна из них.

Время от времени очень тяжело не чувствовать себя отверженной из-за того, что мой кхай молчит. Когда он находит тебе идеальную пару, он начинает вибрировать. Это что-то вроде мурлыканья, но более похожее на песню. Инопланетяне называют это «резонированием», и мужчина будет резонировать лишь своей женщине и наоборот. К тому же, несмотря на принудительное спаривание, всякий, кто подцепил себе пару, блаженно счастлив. Джорджи обожает своего пришельца, Вэктала, который является вождем племени. Моя подруга Лиз яростно защищает свою пару, Рахоша. Стейси и Марлен, и даже вечно рыдающая, испуганная Ариана, все они любят своих мужчин. И мне совершенно ясно, что Нора влюблена в свою пару, если звуки сексуальных шлепков хоть что-то да значат.

Все «оставшиеся» девушки — так же известные как «неспаренные» — осели вместе в одной пещере. Мне посчастливилось заполучить укромное место в уголке с занавесом для уединения. Не то, чтобы он сильно приглушал звуки. Я до сих пор слышу все…, а еще я слышу, когда кто-то крадется, чтобы встретиться с парнем, чем в данный момент занимается Клэр.

Клэр — девушка из капсул, поэтому я ее не особо-то знаю, как и некоторых других. Когда нас похитили инопланетяне, несколько человек в состоянии стазиса содержались внутри встроенных в стену капсул, в полном забвении об окружающем их мире. Остальным из нас — Лиз, Джорджи, мне и еще нескольким людям — приходилось, как скотине, тесниться в грязном, переполненном трюме, и выживать там несколько недель. Когда оказываешься в подобной ситуации, то привязываешься к окружающим тебя людям, и я постоянно по ним скучаю.

Клэр я не знаю так хорошо, как девочек, которые находились в сознии вместе со мной. У меня не было с ней такой близости, как выживание в плену, неделями напролет обнимая друг друга, чтобы делиться теплом, и плавя снег для того, чтобы было что-то, чем утолить жажду. В каком-то смысле я едва ли не в обиде на девочек из капсул, потому что у них все прошло слишком легко, в то время как остальным из нас пришлось влачить жалкое существование, чтобы выжить. Это не их вина, и они столь же шокированы и травмированы из-за похищения инопланетянами, как и мы. Просто нам пришлось терпеть тяжелее и дольше.

Я представляю себе мысленный образ Клэр. Она красавица с мягкой, пушистой копной платиново-белых волос, постриженных в стиле эльфа, которая столь идеально подходит для ее маленького личика. Она чрезвычайно тихая и не подвержена чрезмерным рыданиям, как Ариана. И она не резонирует.

Так почему же она тайком пробирается, чтобы трахнуться с один из инопланетян, ума не приложу. А также я не знаю, с кем именно, и это меня беспокоит. Ее вынудили? Убедили, что она должна пожертвовать своим телом ради обеспечения безопасности? Неужели одинокие мужчины здесь, в пещере, рубят с плеча, а девочки боятся им отказывать?

Я делаю себе мысленную заметку поговорить с ней утром. Я чувствую себя ответственной за всех находящихся здесь девочек. Я была первой, кого не заключили в капсулу стазиса, поэтому чувствую себя самой старшей. Я превратилась в наставницу наших человеческих девочек, даже при том, что нашим неофициальным лидером стала Джорджи. И я беспокоюсь, что ими могут воспользоваться. Дело в том, что, несмотря на то, что люди Вэктала приняли нас с распростертыми объятиями, нам все еще не знаком их образ жизни и их мир. Нет ничего страшного в том, чтобы быть настороже.

Когда звуки от занятий сексом снова возобновляются, я прижимаю подушку к своему переводчику, чтобы приглушить звуки, и начинаю ждать, когда все наконец-то заснут.

На самом деле, я не могу заснуть до поздней ночи, и поэтому, когда просыпаюсь, у меня затуманенный взгляд, и я постоянно зеваю. Переводчик, хирургически прикрепленный к моему уху, болит, так как он всю ночь вжимался в ухо, и я измучена. Еле волоча ноги, я выбираюсь из постели и направляюсь, чтобы сесть возле очага костра в центре девичьей пещеры. Меган тыкает палкой в огонь, в то время как Клэр обжаривает кусочки сырого мяса. На этой ледяной планете овощей не так уж много, поэтому наши блюда состоят из мяса, рыбы, ну а потом опять мясо. Единственные ягоды, которые мы знаем, используются для купанья. В хранилище есть толченная жидкая кашица, отложенная для дорожных пайков, а также травы для чая. Помимо этого — мясо, мясо, мясо. Иногда сырое, иногда приготовленное, в зависимости от желания порадовать свои вкусовые рецепторы. Лиз ест его в сыром виде, как это делают охотники, но я не могу заставить себя даже попробовать его в таком виде. Я просто слабачка.

Я сажусь рядом с Клэр, скрещивая свои ноги.

— Доброе утро.

— Вообще-то я уверена, что уже начало первой половины дня, — отмечает Меган. Она проверяет горящий кончик своей палки, а затем снова засовывает ее в огонь. Меган обычно очень приятная в общении, она тот тип людей, кто говорит ободряющие слова, насколько бы безнадежная ситуация не была. Но с тех пор, как мы попали в пещеры инопланетян, она… ушла в себя. Молчит.

Я очень за нее переживаю.

Клэр безмолвно дает мне палку, а потом большую каменную тарелку, покрытую кусками сырого мяса. Я осторожно насаживаю несколько кусочков себе на завтрак и держу их над огнем.

— Ты не голодна, Мэг? — спрашиваю я.

— Меган съела его сырым, — шепчет Клэр.

Меган лишь улыбается мне краешком губ.

— У тебя желудок покрепче, чем у меня, — говорю я. У меня не так уж и хорошо получается быть девушкой из команды поддержки.

— Когда оно приготовлено, вообще никакого вкуса не чувствую, — говорит Меган и снова смотрит на огонь.

В каком-то смысле она права. С кхай внутри наших тел произошли определенные изменения в нашей физиологии. Запахи ощущаются менее сильно — не плохо, учитывая, что пещера построена вокруг горячего источника, который пахнет серой. Вкус также менее сильный. Все ша-кхай едят мясо сырым, а их дорожные пайки крайне острые от специй. Некоторые люди уже приспособились. Некоторые из нас — нет.

Я держу свой шашлык над огнем.

— Этим утром приходил Аехако, — сообщает Меган, копаясь в углях своей палкой.

— Я не интересуюсь Аехако, — говорю я, подчеркивая сказанное, а затем откусываю кусок от своего завтрака.

— Он интересуется тобой, — она смотрит на меня. — Если бы ты спарилась с ним, то, по крайней мере, получила бы свою собственную пещеру.

Я чувствую, как хмурая тень накрывает мое лицо.

— Я не резонирую ему.

— Это ведь не означает, что ты не можешь спать с ним, — Меган совершенно серьезна.

Я потрясена.

— Я не стану спать с парнем только потому, что это поможет мне получить пещеру. Кроме того, куда мы денемся? Здесь больше не осталось пещер! — я жестом указываю вокруг нас. — Люди уже спят даже в складских помещениях, как в этой.

Меган пожимает плечами.

— Может это не такая уж и плохая идея иметь такого парня, который присматривает здесь за тобой, как Вэктал за Джорджи. К тому же Аехако милый.

Чувствую, как краска смущения заливает мне лицо. Аехако очень милый. А еще и красив, для инопланетянина. К тому же пофлиртовать любит. И… я не резонирую ему, поэтому все это не важно.

Она считает, что Вэктал защищает Джорджи, но Джорджи способна сама за себя чертовски неплохо постоять.

И это тоже неважно, потому что они резонируют друг другу. Теперь они — пара и словно клеем склеились, а Джорджи беременна.

Клэр при этом разговоре хранит молчание, но разговор о мужчинах, дает мне ту возможность, в которой я нуждаюсь. Я с трудом проглатываю еще один приготовленный кусок безвкусного мяса и окидываю Меган многозначительным взглядом, прося ее пойти к остальным. Она встает и направляется к своей постели, закутывается шкурами и поворачивается к стене. Кажется, мне придется разобраться и с этим. В самое ближайшее время.

Вместо этого я касаюсь руки Клэр.

— Мы можем поговорить?

Настороженный взгляд появляется на ее эльфо-подобном личике. Она кивает головой.

Я жестом указываю на переводчик, выступающий из моего уха. Он немного похож на спиральную раковину, сделанную из металла, торчащую прямо из одной стороны моей головы.

— Я рассказала тебе, как он действует, верно?

Клэр снова кивает головой.

— Я упоминала, что из-за этого устройства я много чего слышу? Больше, чем обычный человек хотел бы?

— Наподобие…? — ее голос раздается тихим, едва слышимым шепотом.

Я наклоняюсь вперед.

— Как девочки, которые не спаренны, посреди ночи идут встречаться с мужчинами.

Ее лицо покрывается красным румянцем, и она вскакивает на ноги.

— Ты считаешь себя моей матерью?

— Что? Я… нет! Я лишь…

— Я уже выросла, — говорит она, ее руки сжались в кулаки, и на мгновение мне кажется, что она сейчас меня ударит. Я так удивлена ее гневом, что могу лишь пялиться на нее. — Знаешь что, я могу заниматься сексом просто ради секса. Я могу делать все, что захочу. И ты уж извини, если я пытаюсь себя хоть немного утешить в этой скверной ситуации.

— Клэр, прошу тебя. Я просто хотела убедиться, что с тобой все в порядке. Что никто тебя не принуждает…

— Не все из нас такие заносчивые ханжи, как ты, — выдает она в гневе. Девушка швыряет свое приготовленное, но несъеденное мясо в огонь, а затем ураганом вылетает из пещеры.

Я остаюсь совершенно одна, у меня челюсть слегка отвисла от этой вспышки ярости. Боже. Сейчас я чувствую себя слегка уязвленной, но в основном я просто потрясена услышать такую бурную вспышку ярости от такого маленького, робкого человека.

«Не все из нас такие заносчивые ханжи, как ты».

Ауч.

— Хорошо поговорили, — комментирует Меган, переворачиваясь в постели, чтобы посмотреть на меня.

— Что с ней случилось?

— То же самое, что случилось со всеми нами, отверженными, — отвечает Меган. — Она просто пытается найти свое место в жизни.

Из-за ее слов я начинаю немного сердиться.

— Мы не отверженные.

Она только пожимает плечами.

— Мы не резонируем. И из-за этого все равно невольно чувствуешь себя немного отверженной.

Знаю…, но еще я знаю, почему я не резонирую.

— Не стоит расстраиваться, — заверяю я ее. — Я совершенно уверена, что, если вам хочется иметь семью, в какой-то момент вы начнете кому-то резонировать. Целительница говорила, что такие вещи иногда требуют времени.

Это также объясняет, почему я не резонирую, но я держу эту мысль при себе.

Она легонько фыркает.

— Я знаю, почему я не резонирую, Кайра. Тебе не нужно пытаться подбадривать меня.

— Что ты имеешь в виду?

Она сидит в своем гнезде из шкур, и на мгновение ее лицо накрывает невероятная печаль.

— Я была беременной, помнишь? — она дотрагивается до своего живота. — Они высосали его из меня, будто он пустое место. И без разницы, что это было незапланированно. Просто дурацкая ночь в клубе, которая перешла в секс по-пьяни. Я даже не знала имени того парня.

Я ничего не говорю. Как я могу ее осуждать? Кажется, что та жизнь, которой мы жили, была очень много лет назад.

— Но я все еще вспоминаю об этом, — говорит она слабым голосом. — Я все еще задаюсь вопросом, — она на мгновение отводит взгляд, потом быстро моргает. — И мне кажется, что мой кхай знает, что мое тело еще не готово к другому ребенку. Как будто он дает мне время, прежде чем вернет меня обратно в строй.

— Ооо, — не знаю, что еще тут можно добавить.

— А у Джоси установлена внутриматочная спираль, — говорит Меган. — Думаю, она поэтому не резонирует. Другие девочки тоже могут быть под действием какого-то контроля над рождаемостью. Я начинаю подозревать, что все мы, кто не резонирует, просто не способны зачать, — она смотрит на меня. — Ты под уколом?

Я мотаю головой.

— Ясно, — она пожимает плечами. — Ну, тогда ладно. Джоси не говорила, но она боится, что кто-то поймет, что у нее спираль и она не в состоянии забеременеть, и она понятия не имеет, как они могут отреагировать. Ее нельзя винить за стремление к тому, чтобы быть принятой в эту среду.

Я ничего не говорю. Джоси надрывалась до крайности, пытаясь научиться, как выделывать шкуры, плести, готовить и всему прочему, что только приходит ей в голову. Мне казалось, что этим она просто выпускает переизбыток своей энергии и снимает нервозность. Бог ты мой. Я и правда бестолковая. Конечно же, она напугана. Как и все мы.

Эти инопланетные мужчины заинтересованы в нас из-за того, что мы из себя представляем. Мы — утробы. Мы — их шанс на семью. Если мы не можем им это дать,… в какой момент они прекратят нас кормить? Прекратят предоставлять нам крышу над головой?

Вдруг стены пещеры становятся слишком тесными и начинают давить. Мне тяжело дышать.

— Я… думаю, мне нужно прогуляться, — говорю я Меган. Я должна выбраться отсюда. Меня снова начинает накрывать чувство безысходности. Стены будто надвигаются на меня. Не поменяли ли мы один плен на другой?

И что они сделают со мной, когда узнают, что я бесплодна? Что, еще будучи ребенком, у меня лопнул аппендицит, а инфекция поразила мои яичники, и у меня вообще никогда не будет детей?

Что тогда будет со мной?

Я вижу, как маленькая фигурка Кайры в спешке вылетает из пещер, и я непроизвольно следую за ней, словно хищник, преследующий свою добычу.

Кайра очаровала меня с самого начала. С тех пор, как мы спасли их из той черной пещеры, в которой они прятались, меня потянуло к человеку с печальными глазами и странным устройством, выступающим из ее уха. Вот я и подумал, что буду резонировать ей, но мой кхай остается безмолвным.

В то же время, когда она рядом, мой член уделяет ей должное внимание. Он оживет, когда она зачесывает пряди своих каштановых волос за свое маленькое, совершенное, неукрашенное ушко. Он судорожно дергается в ответ всякий раз, когда она улыбается одной из своих редких улыбок другим человеческим женщинам. А когда она краснеет и в спешке убегает от меня? Это разжигает внутри меня хищника.

Я хочу найти ее и, схватив, сжать в тисках своих объятий. Вдавить ее в снег и трахать до тех пор, пока не услышу свое имя из ее уст.

Но она не уступает мне. Наверное, это ее человеческий образ поведения. Я дал ясно понять, что заинтересован в этом конкретном человеке, но она игнорирует любые мои попытки привлечь ее внимание. Она редко бывает одна, всегда окружает себя другими человеческими девушками. Это может оказаться моим единственным шансом передать ей тот человеческий подарок в знак ухаживания, который предложила ее подруга Лииз.

Я мчусь обратно к своей постели, чтобы забрать предмет, который я выстрогал. Я отдам его ей, и она узнает о моей заинтересованности. Я хочу увидеть выражение ее лица, когда она осознает это. Хочу видеть, как ее нежные, маленькие человеческие губки раскрываются от удивления. Я хочу прикоснуться к ее гладкому лбу и узнать, в каких местечках еще она гладкая.

Я хочу прикоснуться к тому третьему соску у нее между ног, о котором упоминал Вэктал и который имеет его пара. Он рассказывал, что тот заставляет ее визжать. Я хочу заставить Кайру визжать и потерять то свое осторожное, спокойное внутреннее состояние, которое всегда отражается на ее лице. Я очень хорош в постели. Я знаю, что могу ублажить ее.

Мысли о том, что серьезная Кайра раскинувшись кончает в моих руках, заставляет мой член напрячься в моих штанах, и я сквозь ткань потираю его рукой, облегчая боль. У меня уже долгое время не было женщины, и мой член с готовностью откликается на мысль о том, чтобы снова погрузиться в теплое, гостеприимными складками прикрытое влагалище женщины.

— Вот ты где, — мурлычет голос.

Я сдерживаю стон раздражения, когда Айша неторопливой походкой входит в пещеру моей семьи. Моя постель ближе всего ко входу и весьма ограничивает возможность уединиться. Уж точно не для того, что у Айши на уме.

— Я сейчас очень занят, Айша, — говорю я грубым голосом в надежде, что она поймет. Я скрываю подарок для Кайры на поясе моих штанов, потому что последнее, чего хочу, чтобы кто-то вроде Айши видел, что у меня, прежде чем это увидел мой желанный адресат.

— Химало показывает одной из уродливых человеческих девушек, как красит кожу, — говорит она, а затем движется вперед, чтобы положить руку мне на грудь. — Не хочешь пойти со мной в мою пещеру?

Я убираю ее руку со своей туники. Некогда я приветствовал пристальное внимание Айши. Она была не спаренной и кокетливой, и я охотно занимался с ней постельными утехами.

До тех пор, пока она не стала резонировать скромному Химало, одному из дубильщиков племени (прим. имеется в виду выделка шкур). Айша была недовольна — в то время она прыгала из постели одного несвязанного охотника в другую, переполненная страстным желанием порезвиться и получать удовольствие. «Резонирование» означало, что она приобретает пару и семью… к тому же в лице того, кого она просто не хотела. Их спаривание было не самым радостным событием, но я искренне пожелал ей счастья.

Впрочем, я вздохнул с облегчением, потому что Айша может быть раздражающе-приставучей, когда ей надо, чтобы все было так, как она хочет. Я просто счастлив, что она не моя пара.

Но ее комплект умер через несколько дней после того, как появился на свет, и она со своей парой постоянно грызется, а теперь она стремится опять взяться за старое…, вот только я не заинтересован в паре другого мужчины. К тому же Айша больше не единственная молодая женщина в племени.

Она цепляется мне в руку.

— Аехако, постой.

— Я занят, Айша. Найди свою пару, если тебе хочется секса.

Она в раздражении фыркает и хлопает меня по руке.

— Мне он не нужен. У нас нет общих детей. Почему я должна оставаться связана с ним? — она следует за мной, когда я, выйдя из уединения пещеры своих родителей, направляюсь в главное помещение племени. — Насколько я помню, раньше тебе нравилось делить со мной шкуры.

— Меня интересует другая, — отвечаю я ей.

Айша задыхается и, вцепившись в мою руку, тянет меня назад, чтобы повернуть лицом к себе.

— Надеюсь, она не одна из тех людей?

— Кем же еще она может быть? — я издаю сдавленный смешок.

— Но они ведь страшно… уродливые.

Я закатываю глаза.

— Разве это имеет значение?

Я не считаю их уродливыми. Отличающимися, да. Интригующими? Несомненно. Они могли бы быть столь же красивыми, как рыба-кас с ее переливающийся чешуей, но Айша все ровно посчитает их уродливыми, потому что они — соперницы. Бедняжка Айша столкнулась с угрозой — раньше все молодые охотники в племени были в полном ее распоряжении. Теперь она вынуждена наблюдать, как они спариваются со своими собственными парами, и испытывает крайнее недовольство из-за своего ущемленного положения.

Она надувает губки.

— Я истосковалась по тебе, — говорит она, пробуя другую тактику. — Аехако, прошу тебя.

Я окидываю ее сокрушительным взглядом. Она зря тратит мое время, ведь все это время Кайра снаружи одна. Это крайне редкий случай, когда я могу провести время с ней и никто не стоит у меня над душой.

— Мне нужно идти, — говорю ей твердым голосом и поправляю подарок, который прячу под своей одеждой. Айша окидывает меня любопытным взглядом, но отходит в сторону. Я трусцой бегу ко входу из пещеры, высматривая маленькую фигурку Кайры. Люди ростом едва достигают до моей груди, а я даже не самый высокий из мужчин в нашем племени. Они — хрупкие существа, и меня беспокоит, что снаружи Кайра подвергает себя опасности.

В снегу я вижу следы и, выйдя из пещеры, следую за ними к находившемуся неподалеку холму, где в изобилии растут целебные растения Мэйлак. Они вклинились в небольшую долину, оградившись от самых пагубных ветров. Кайра здесь и с хмурым выражением на лице с яростью срывает с растения листья.

Когда я приближаюсь, она поворачивается и впивается в меня взглядом. Я — тот, кто вызвал у нее гнев? Я усмехаюсь про себя. Щеки у нее покраснели в тот необычный розовый цвет, который некоторые находят в людях уродливым. Я считаю его очаровательно-восхитительным. В ней — целый ряд занятных цветов — розовый и каштановый, а ее яркие глаза, благодаря симбионту, цвета кхай-синевы.

— Привет, моя маленькая подружка, — приветствую я ее.

— Я тебе не подружка, — бормочет она. — И я не маленькая.

В ответ на это я лишь усмехаюсь.

— Тебе следует попить немного тех интисарских растений, — указываю я ей. — Они полезны для зрения.

Она бросает на меня еще один свирепый взгляд.

Я вовсе не против. Я предпочитаю проявление у нее гнева, чем печаль в ее глазах, которая у нее столь часто отражается на лице.

— Я не нуждаюсь в травах для зрения, — заявляет она мне.

— Нет? — поддразниваю я и направляюсь в ее сторону, и тогда указываю на другой куст. — А вот этот — для мужской потенции.

Она окидывает меня потрясенным взглядом, а ее щеки снова заливает розовый румянец.

— Я в нем, разумеется, не нуждаюсь, — говорю я ей. — Мой член многие часы может оставаться стоячим и не повиснуть. Это растение в основном предназначено для старшего поколения или мужчин, которые долгое время болели и желают спариваться со своими парами.

Шум, который она издает, — удушье.

— Даже слышать не хочу про твой… пенис, — она бросает на меня еще один злобный взгляд. — Может, тебе стоит пойти и поговорить об этом с той своей подружкой поподробнее. Она, кажется, заинтересована в тебе.

— Ты что, ревнуешь? — спрашиваю я, будучи этому счастлив. Я пытался дать понять Кайре, что заинтересован ухаживать за ней, но она отвергала меня на каждом шагу. Она передумала? Я восхищаюсь ее прекрасными каштановыми волосами, когда они развиваются на ветру, и представляю, как они рассыпаются у меня на груди.

И тогда мне снова приходится поправлять свои штаны.

— Ревную? Ха! С чего бы мне ревновать? Я уродлива, помнишь? — она постукивает по блестящей металлической раковине, прикрепленной к ее уху. — Я слышала каждое слово из вашего разговора!

Я не в силах убрать восторженную улыбку со своего лица. Она слышала мой разговор с Айшей. А она ревнивая. Меня это весьма радует.

Может быть, Кайра все-таки не такая уж и равнодушная. Самое время подарить ей подарок в знак моего ухаживания.

«Но они ведь страшно уродливые».

«Разве это имеет значение?»

Эти слова звенят у меня в ушах, когда я срываю листья с одного из зимних растений. Дурак. Дурак. Дурак. Будто мне без разницы, что ему плевать, как я выгляжу, главное, чтобы он меня трахал.

— Почему бы тебе просто не вернуться обратно внутрь и оставить меня одну?

— Как я могу оставить тебя одну? — у Аехако до сих пор есть та поддразнивающая нотка в голосе, от которой у меня в животе все трепещет… и в это же время хочется ему врезать. Он кладет свою ладонь мне на руку. — Ты вырвешь все листья с этого растения. Если оставлю тебя, то найду весь холм голым, — шутит он. — Мэйлак будет очень недовольна.

Я снова свирепо смотрю на него, но перестаю обнажать куст, на который я накинулась. Он совершенно прав — я собрала листьев намного больше, чем следовало, но этот мужчина меня так чертовски расстроил.

— Я закончила с растением. Теперь ты свободен и можешь идти.

Однако он не уходит. Вместо этого он протягивает руку и прикасается к переводчику, торчащему из моего уха. Мужчина пальцами проводит по раковине моего уха, где он прикреплен, и мне приходиться сдержать дрожь, которая меня пробрала от его прикосновения.

— Эта штука причиняет тебе боль?

— Это не очень-то приятно, — а вот его прикосновение очень даже приятно. Его палец на моей коже чувствуется невероятно теплым, и покалывания от осознания этого распространяются по моим рукам. — Он тяжелый, и мне неудобно спать. К тому же он ужасно холодит.

А еще я слышу все разговоры на мили вокруг…

— Может, просто вытащить его оттуда? Хочешь, чтобы я попробовал?

Я отстраняюсь от него. В моей голове взрываются всплески ужасных воспоминаний, и я еще крепче натягиваю шкуры вокруг своего тела.

— Они хирургически его имплантировали. Я сама пыталась его вытащить, но он находится слишком глубоко. Мне просто приходится смириться и жить с ним.

Ну, могло быть и намного хуже. Они могли изнасиловать меня так же, как Джоси. Они могли лишить меня моего малыша так же, как Меган.

— Я хочу тебе помочь, — тихо говорит Аехако, и нотки всякого поддразнивания исчезли из его голоса.

Я смотрю на него, и слабый намек на улыбку появляется на моих губах.

— Это так мило с твоей стороны, но мне и так хорошо. Я серьезно.

Я бросаю смятые листья в кожаный мешочек. Хотя он и прав, я сдавливаю их чуть ли не до уничтожения. Я даже не уверена, стоит ли мне отдавать их Мэйлак. Они выглядят сильно помятыми.

— Ты на меня злишься, Печальные Глаза, не так ли? Я что-то не так сказал или сделал? — он наклоняется ближе, и я улавливаю дуновение его запаха. Он пахнет ягодами, которые они используют для мыла, и совсем чуть-чуть потом, который отчего-то на нем пахнет замечательно. — Моя цель — заставить тебя улыбнуться, а не омрачить твое лицо еще большей печалью.

— Я в полном порядке, — утверждаю я, пусть даже его недавний разговор с женщиной ша-кхай все еще причиняет боль. Для меня очень важно, считает ли он меня привлекательной. Я всего лишь человек — смех, да и только!

— Нет, ты не в порядке.

— Ну да, а тебе нравится посыпать соль на рану, — отвечаю я непроизвольно, а потом меня мысленно передергивает от отвращения. Тьфу. Ну почему же меня так заносит?

— Что это за высказывание? Я не понимаю, — он наклоняет голову. — А разве слова «в порядке» в данном случае это уместные слова?

Рахош говорит, что он не понимает половину того, что говорит Лиз, поэтому я переживаю, что наш языковой барьер серьезнее, чем мы думали.

— Не бери в голову, — отвечаю я быстро и отхожу в сторону, так как он подошел очень уж близко, и от этого я начинаю трепетать от волнения. — Думаю, Мэйлак нужно побольше чайных листьев.

Я торопливо направляюсь к следующему растению.

— «В порядке»[1] означает… аааа, — он начинает хихикать и следует за мной. — Ты слышала мой разговор.

Я пожимаю плечами, уклоняясь от ответа на вопрос.

— Ты слышала, и твои чувства задеты, потому что считаешь, что я не нахожу тебя привлекательной.

— Вовсе нет, — вру я, отворачиваясь от него. Но у меня такое чувство, будто мои эмоции у меня на лбу написаны, а он может видеть меня насквозь.

— Хмм. Разве? Тогда посмотри мне в глаза, Печальные Глаза, и скажи еще раз.

Я не смотрю. Я срываю несколько листьев с нового куста, потому что это отличная возможность, чтобы отвлечься.

— Посмотри на меня, Кайра, — снова велит он.

Я украдкой поднимаю на него глаза. Я в недоумении, отчего меня так сильно влечет к этому инопланетянину. В прошлом, на Земле, отношения для меня не существовали. Я из того типа девушек, которые словно… невидимки для парней. Я не одеваюсь в сексуальную одежду, не флиртую и редко пользуюсь косметикой. Мои волосы банально каштановые и скучно прямые, лицо у меня чуточку удлиненное, чтобы считалось красивым. Даже собеседник из меня никудышный. Я не девственница, надеющаяся выйти замуж.

Я девственница, потому что я скучная и несексуальная. Обычно мне было бы наплевать. Но Аехако? Он очень мужественный и настолько потрясающий, что аж дух захватывает. Он — один из немногих ша-кхай, который стрижет свои волосы коротко. Стрижка у него чуть ли не под корень, и она лишь привлекает внимание к его широкой, обаятельной улыбке и огромным рогам, которые выступают от линии роста его волос. Защитные, бугристые наросты у него на лице более заметны, и это делает его лицо — особенно его нос — бледнее, чем остальное. Но у него настолько привлекательная улыбка, что не можешь не найти этого мужчину красивым. Он высокий и мускулистый, плотного, а не худощавого, как у пары Лиз Рахоша, строения, и все его тело синевато-серого цвета, который я нахожу интригующим.

Сказать, что он вызывает отклик у меня в душе — это еще преуменьшение. И мне ненавистно, что он не реагирует так же и на меня. Я снова отвожу взгляд.

— Мне абсолютно наплевать, считаешь ли ты меня уродливой.

— Но я вовсе так не считаю, — шепчет он, и я чувствую жар его большого тела, когда он снова приближается ко мне. — Я попросту не стал поправлять Айшу, чтобы отделаться от нее, так как мне не хотелось продолжать тот разговор.

Так значит, он считает меня хорошенькой? Счастливая дрожь пробегает сквозь меня.

Я рублю на корню в себе ход подобных мыслей. Не имеет значения, находит ли он меня привлекательной. Флиртовать с ним — точно ошибка, я не могу допустить, чтобы потом я страдала от разбитого сердца.

Я бесплодна. Вряд ли он когда-нибудь будет мне резонировать. Он может флиртовать, сколько хочет, но, вступив со мной в серьезные отношения, мы можем оказаться в тупике.

— Мы просто друзья, — говорю я, когда он наклоняется ближе.

— Если мы просто друзья, почему тогда ты так переживаешь?

— Я не переживаю, — снова возражаю я. Затем оглядываюсь на его лицо, которое в нескольких дюймах от моего. От этого у меня снова начинает странно трепетать в животе, словно там порхают бабочки. — Почему… почему ты стоишь так близко?

Однобокая, чересчур сексуальная усмешка растягивает его губы.

— Потому что ты все время продолжаешь пятиться назад, — он наклоняется вперед, — и мне нравится, как ты пахнешь.

— Аехако, — говорю я нежным голосом. Я не могу давать ему надежду. Он должен понимать, что флирт со мной ни к чему его не приведет. Он должен приберечь свое внимание для женщины, которая когда-нибудь сможет стать его официальной парой. — Послушай…, — я прерываюсь, потому что он что-то вытаскивает из-под своей туники. — Что ты делаешь?

— Я отдаю тебе подарок в знак моего ухаживания, — он вытаскивает из-под туники что-то длинное, толстое и завернутое в кожу и протягивает его мне.

— Подарок? — я принимаю это, глубоко тронутая вниманием. Мы, люди, владеем столь немногим, что я и так уже чувствую себя страшной нахлебницей из-за всего того необходимого, что добрые инопланетяне ша-кхай предоставили нам. А сейчас он делает мне подарок?

— Подарок в знак моего ухаживания, — подчеркивает он. — Я очень усердно над ним трудился.

Подарок… в знак ухаживания? Это у ша-кхай такие обычаи?

— Ясно, — мне не стоит принимать его, но должна признаться, мне любопытно, что это такое. Он заполняет мои руки, и где-то с фут длинной (прим. ок. 30 см), к тому же толстый, как бейсбольная бита. Я медленно разворачиваю его… А потом, вытаращив глаза, пялюсь. Не может быть, это ведь не… — Это твой, эээ, пенис?

Он гордо кивает головой.

— Он имеет довольно точное сходство. Я упорно трудился, чтобы он выглядел точь-в-точь. Правда, из-за того, что я часами пялюсь на свой собственный член, пока строгаю ножом, остальные посчитали, что я спятил, — он пожимает плечами. — Разве он тебе не нравится?

Это же дилдо! Я пялюсь на него в смеси ужаса и неверия собственным глазам. Он сделан из кости, и мне становится немного страшновато от того, какого рода тварь может иметь кости вот такой… толщины. О, Боже, я краснею. Он и правда очень-очень толстый. И длинный. Это ведь не может быть реальным размером его пениса. Уж ни с чем не спутаешь тяжелую головку на конце, и вены, прослеживающие длину его, кхм, оборудования. Это однозначно пенис. Вдоль верхушки даже имеются выпуклости, похожие на наросты, что у него на бровях и больших, мускулистых руках. Причем на нем имеются даже яйца, а над членом выпирает нечто, что подозрительно похоже на мизинец.

Господи всемогущий, да это, должно быть, и есть та самая «шпора», о которой упомянула Лиз. А я-то думала, что она насмехается над нами.

Как оказывается, это совсем не так.

Я толкаю эту… штуковину… обратно ему.

— Я не могу принять это!

На мгновение он выглядит подавленным. Его смеющаяся улыбка исчезает, а лицо накрывает свирепое выражение.

— Ты делаешь это из-за другого? На твое сердце кто-то уже заявил свои права?

Я легонько покачиваю головой.

— О чем ты говоришь?

Я совершенно сбита столку, но продолжаю толкать дилдо обратно ему.

Он сводит брови, а руки упирает в боки.

— Разве это не надлежащий подарок, чтобы подтвердить серьезное намерение ухаживать за девушкой?

— Люди не преподносят подарки, чтобы подтверждать намерение ухаживать!

— Но Лиз… — он прерывается, когда полное осознание произошедшего накрывает его с головой.

— Я ее прикончу, — говорю я зловещим голосом.

Вместо того, чтобы разозлиться, Аехако откидывает назад свою большую, рогатую голову и взрывается от ревущего хохота. Хватаясь за живот, он разрывается от безудержного смеха. Хорошо, что хотя бы одному из нас весело от этой маленькой шутки. Понятия не имею, что мне теперь делать.

— Забери это, — говорю я, толкая вещицу ему в руки.

Он, все еще посмеиваясь, вскидывает руку и качает головой.

— Ну нет, это предназначалось в знак ухаживания, а я в самом деле намерен за тобой ухаживать, мой человек с печальными глазами. Так что, оставь его себе, — он задорно шевелит бровями. — До тех пор, пока тебе не захочется увидеть оригинал?

— Я… что? Нет! — шиплю я. — Не собираюсь я смотреть на твой пенис!

— Ты уверена? Он очень даже хорош. Ты только посмотри, насколько внушителен мой подарок! — он жестом показывает на костяной дилдо. — С ним я доставил бы тебе огромное удовольствие. В постели я весьма хорош.

— Даже слышать не хочу о твоих сексуальных подвигах, — я шиплю. Потом снова заворачиваю вещицу в кожу, потому что, будь я проклята, если стану размахивать огромным дилдо, проходя через всю пещеру, а он, судя по всему, не собирается забирать его обратно.

— Нет? — на какой-то миг он выглядит весьма расстроенным. — Как тогда человеческие мужчины ухаживают за женщинами, которые им нравятся?

— Ну, не дарят же им искусственный возбужденный пенис. Они дарят им цветы, шоколад, поцелуи и всякое такое.

Он скрещивает руки на груди.

— Мне казалось, ты говорила, что они не дарят подарки.

— Поцелуи — это не подарки!

— А что это?

Совершенно озадаченная я пялюсь на него, хлопая глазами. Он не знает, что такое поцелуй? Он, должно быть, подшучивает надо мной?

— Это уловка с подвохом, да? — говорю я, с подозрением глядя на него. — Я, как предполагается, рассказываю тебе, что такое поцелуй, после чего ты настаиваешь наглядно продемонстрировать, а в следующий миг — наши миндалины уже вовсю играют в хоккей.

Когда я говорю, он сильно хмурит брови, и очевидно, что он понятия не имеет, о чем я толкую.

— Миндалин… хо-ки?

— Может, хватит уже, — я вне себя от гнева и на него, и на Лиз, так как они оба, похоже, сговорились против меня. — Поверить не могу, что Лиз стала бы рассказывать тебе про дилдо, но ни слова о поцелуях.

— Так значит, они похожи? — в его глазах отражается хитрый блеск.

— Хватит уже с меня этого разговора, — я ухожу, направляясь поближе к кустам. — Тебе лучше уйти.

— Почему тебе так сложно поверить, что я хочу быть с тобой, Кайра? — он приближается ко мне, настроен решительно как никогда, и своей большой рукой прикасается к моему плечу. Вся моя выдержка уходит на то, чтобы не потянуться к этому легкому контакту между нами. Я так изголодалась по любви и взаимной близости, что не доверяю самой себе, но попросту не сброшу свои трусики лишь потому, что он представляет собой кое-какую стабильность в этой странной новой жизни.

— Потому что мы не резонируем друг другу, — говорю я усталым голосом. И не будем резонировать, потому что мое тело лишилось способности рожать детей, и неважно, как сильно мне бы этого хотелось. Или же парню, стоящему рядом со мной.

— Неужели мы не можем наслаждаться тем невероятным удовольствием, что предлагают нам наши тела? — он наклоняется ближе, и я чувствую жар его тела напротив моего, хотя я даже не смотрю на него. — Разве мы не можем познать радость прикасаний друг к другу?

— А дальше что? — спрашиваю я. — Что произойдет, когда ты начнешь резонировать кому-то другому, или же я?

Он пожимает плечами, а его большое тело совершенно расслабилось.

— Тогда жизнь продолжается, а мы празднуем создание нового союза.

И никто не испытывает хоть каких бы то ни было глубоких чувств? По-моему, в такое трудно поверить, но я держу свои мысли при себе. Никакой ревности? Никакой жгучей испепеляющей обиды? Никакой зависти, что кто-то другой завладел твоим возлюбленным?

Возможно, он может отключить свои чувства с помощью выключателя, но я-то знаю, что создана не такой. Я знаю, что, когда соглашусь на роман, я захочу реальный роман. Чтобы между нами были серьезные отношения, а не быть просто секс-приятелями. Я хочу быть любимой и любить в ответ.

Но, к моему сожалению, все, что Аехако может предложить, — быть просто секс-приятелями.

— Не интересует, — лгу я и окидываю его своим самым серьезным «Серьезная-Кайра-Говорит-Совершенно-Серьезно» выражением лица. — Так что можешь бросить это дело прямо сейчас.

Он вздыхает и слегка качает своей большой головой.

— Мы еще поговорим, Печальные Глаза. Я не собираюсь тебя бросать, даже если ты сама махнула на себя рукой.

Он протягивает руку и проводит пальцем по моей щеке, а потом уходит.

От этого легкого прикосновения у меня на коже остается ощущения покалывания, я переполнена ноющей потребностью. Почему я? Ну почему именно я должна быть самой невезучей девушкой на всем свете?

Потому что знаю, что, как только я уступлю своему желанию и заведу отношения с Аехако, в тот же момент он может начать резонировать другой женщине.

И я останусь одна. Опять.

Только тогда, когда он уже на полпути вниз по холму, я осознаю, что у меня в руках все еще завернутый в кожу дилдо.

— Постой, — кричу я. — Забери это!

Он игнорирует меня.

Я остаюсь на открытом воздухе до тех пор, пока больше ни секунды не могу выносить холода. Тогда, когда мои пальцы озябли от мороза, губы потрескались на ветру, а моя сумка полна трав, я наконец-то возвращаюсь в пещеры. Дилдо я запихнула в сумку с травами, так как не знаю, что еще с ним делать, однако он неприлично выпирает. Дело в том, что он просто огромен. Быть такого не может, чтобы у какого-нибудь парня был такой здоровенный член. Не то, чтобы я была экспертом по членам, разумеется. На мгновение я задумывалась даже о том, чтобы закопать его где-то в снегу, но после всего того времени и усилий, что Аехако вложил в него, это кажется неправильным.

К тому же, оставшись одна, я могу и захотеть поизучать его чуточку поподробнее.

Направляясь внутрь, я дую себе на пальцы, пытаясь согреть их. Перчатки имеют первостепенное значение, равно как и снегоступы. Если честно, то на самом деле мы нуждаемся во всем понемногу. Лифчики, трусики — и я содрогаюсь при мысли, каково будет, когда у меня в очередной раз начнутся месячные. В прошлом месяце их у меня не было, но они у меня никогда и не были регулярными. Хвала богам за это, потому что эти люди носят одежду из кожи, а из нее получается не лучшая пара трусов. Пусть у нас возможности весьма ограничены, все же нищим выбирать не приходится. Нам еще повезло, что мы живем в тепле и сытости.

В главной пещере довольно тихо, пусть даже я и наблюдаю нескольких людей, проводящих время в центральном бассейне. Днем многие из мужчин выходят неподалеку охотиться на мелкую дичь или занимаются всевозможными ремесленническими работами. Джоси говорила мне, что у мужа Мэйлак, Кэшрема, всего в нескольких шагах есть пещера, которую он использует для дубления и выделки кожи, и там всегда так ужасно воняет, что может вызвать раздражение даже у нашего притупленного обоняния.

Я направляюсь к пещере целителя и стучу по стене снаружи, потому что над входом затянут кожаный занавес.

— Мэйлак?

— Кэй-ша, — она кричит.

«Входи», — произносит переводчик мне в ухо.

Я вхожу внутрь, но она не одна. Меган лежит на циновке перед целителем, а трехпалые руки Мэйлак трогают ее живот. Ее глаза неистово светятся, что, как я узнала, происходит, когда она глубоко погружается в целительство. В углу Эша, маленькая дочка Мэйлак, играет с несколькими костяными игрушками.

— Ооо! Я не вовремя? — я говорю это на английском, потому что мы все еще не знаем их инопланетный язык.

— Ничего страшного, — говорит Меган, нежно улыбаясь. — Я просто зашла, чтобы Мэйлак осмотрела меня и все такое. Хочу убедиться, ну, понимаешь,… все ли органы у меня функционируют исправно или маленькие зеленые человечки навредили кое-чему.

Когда они делали ей аборт? Ооо! Я даже не подумала об этом. Я сажусь в конце циновки, тогда как Мэйлак окидывает меня застенчивой улыбкой, а потом продолжает свое дело, мягко прижимая руки к животу Меган. Ребенок — ей должно быть годика два, минимум — смотрит на меня и, счастливо лепеча, ковыляет ко мне.

«Перевод отсутствует», — передает переводчик. Это — детский лепет. Я улыбаюсь и протягиваю руки Эше, и она бесстрашно залезает мне на колени. Ее маленькая синяя ручка тут же тянется к моему лбу и потирает его, исследуя различие между ее наростами и моей гладкой кожей.

— Я собрала травы и решила их занести, — говорю я, чтобы объяснить причину своего прихода. — Ей удалось найти что-нибудь плохое?

Меган пожимает плечами, но не встает.

— У нас тут что-то вроде языкового барьера, но до сих пор в ужас она не приходила.

— Это же хорошо, — говорю я, а потом подавляю смех, когда Эша отгибает мне губу и исследует мои прямые зубы. У нее самой острые маленькие клыки.

— Эша, — Мэйлак окликает ее и легонько трясет головой.

— Все в порядке, — говорю я и немного отворачиваюсь от ребенка. — Я не жалуюсь.

Я люблю детей. Знаю, Лиз жаловалась на то, что еще не готова стать мамой, да и Джорджи говорила, что никогда не задумывалась о детях, а я думала. Я постоянно думаю о них. Может, потому что у меня их не может быть.

Мэйлак похлопывает по животу Меган, и неистовый свет в ее глазах немного смягчается.

— Закончила, — говорит Мэйлак на своем языке, а переводчик непроизвольно оживает словами.

— Она закончила, — говорю я Меган, которая, выжидающе, смотрит на меня.

— Со мной все в порядке? — Меган, усаживаясь, спрашивает у Мэйлак. Она кладет руку на свой живот, а затем двигает руками в ритмичные укачивающие движения, означающее убаюкивание ребенка. — Все у меня нормально функционирует?

Целитель кивает головой и издает поток инопланетной речи, жестами указывая на живот Меган, а потом смотрит на меня. Они все знают, что я могу перевести. «Недавно твоей утробе нанесли рану, — говорит Мэйлак. — Когда-то там был младенец, но больше его там нет. Твой кхай сейчас занимается восстановлением повреждений. Он уже почти закончил, и когда это произойдет, не должно быть никаких препятствий, из-за которых ты не могла бы вынашивать ребенка, как любая другая женщина. Просто подожди еще один оборот Маленькой Луны и сама увидишь».

Я перевожу для Меган и морщусь, когда маленькие, хваткие ручонки Эши натыкаются на мой переводчик и дергают за него. Немного завидуя улыбке облегчения, которая все шире растягивает губы Меган, я осторожно оттягиваю маленькие пальчики Эши, чтобы высвободиться.

— Я так рада это слышать, — она жестом указывает на целителя, которая смотрит на меня. — Если хочешь, она и тебя посмотрит? Ну, чтобы узнать причину, по которой ты не резонируешь.

Я прикусываю губу, а затем мотаю головой.

— Я и так знаю, почему я не резонирую.

— Ну и в чем же дело? — ее глаза широко распахнуты.

Я колеблюсь. Я так боюсь кому-нибудь об этом рассказывать, но еще я испытываю необходимость с кем-то разделить свое бремя. Я хочу, чтобы хоть кто-то понимал, почему со мной настолько непросто иметь дело.

— Когда мне было тринадцать, у меня лопнул аппендицит. Я едва не умерла и много времени провела в больнице. По этой причине несколько из моих внутренних органов заразились, а когда мне стало лучше, врачи сказали мне, что я никогда не смогу иметь детей, — я пожимаю плечами. — Я знаю, что не резонирую, потому что бесплодна.

Выражение сочувствия в ее глазах причиняет мне боль. Она бросает взгляд на Мэйлак, которая не в состоянии понимать наш разговор.

— Послушай, может, она все же взглянет. Может быть…

Я качаю головой и устраиваю поуютнее Эшу, остерегаясь ее маленьких рожков, выступающих из ее детской головки. На данный момент они завернулись, прилегая к ее голове, но они вырастут и будут больше выступать.

— Что будет, то будет. Я ужасно боюсь, что получу от них пинка под зад, как только они узнают правду.

— Я буду молчать и никому ничего не скажу, — горячо заверяет меня Меган. — Клянусь тебе.

— Спасибо тебе, — я улыбаюсь ей теплой улыбкой.

Она улыбается мне в ответ, но тут выражение ее лица меняется и становится таким причудливым. С ее губ срывается хихиканье.

— Эээ, у тебя есть еще кое-что, о чем тебе хочется рассказать?

Я слегка растеряна ее вопросом, но тут и Мэйлак начинает хихикать.

— Эша!

Я опускаю взгляд и вижу, что малышка нашла мой подарок в знак ухаживания… и очень сосредоточенно разглядывает его.

— О, господи, — бормочу я и, забрав его у нее, снова заворачиваю его в кожу. — Мне это подарил Аехако.

— А, ну да, — произносит Меган подтрунивающим голосовом.

— Вини в этом Лиз. Она уверила его, что именно так человеческие мужчины ухаживают за женщинами.

— Ooo, проклюнулись ростки романчика? — она складывает вместе ладошки. — Это же потрясающе!

Я качаю головой.

— Из этого ничего не получится. Я никогда не буду резонировать. Откуда мне знать, что завтра он не станет резонировать тебе? Или Джоси? Или Клэр?

А меня тогда в очередной раз бросят. Это — история моей жизни. Каждый раз, когда я встречаю парня — что само по себе очень редкое явление — и у нас начинаются отношения, я чувствую себя обязанной указать на то, что у меня не может быть детей. И поскольку я никому не отдаюсь, их интерес умирает. Я подружка не для длительных отношений. Я — краткосрочное, своего рода «не-очень-интересное» временное увлечение до тех пор, пока они не встречают ту единственную, с которой они хотят провести всю оставшуюся жизнь.

И ею никогда, вообще никогда не бываю я.

На этот раз сочувствующий взгляд Меган, полный жалости, меня действительно беспокоит.

— Будь, как будет. Вот, — говорю я, открывая свою сумку, чтобы свернуть тему разговора. — Я принесла тебе травы, Мэйлак.

В течение нескольких дней все спокойно. Люди по-прежнему загружены своими делами. Джоси решила, что хочет научиться готовить, а Тиффани все еще настойчиво пытается превратить шерсть двисти в своего рода пряжу. Меган проводит время с Мэйлак и около пещер ухаживает за лечебными травами, а Харлоу соскабливает шкуры. Клэр таится вместе со своим инопланетным ухажером, а, когда родители малышей заняты делами, присматривает за ними.

Все остаются чем-то занятыми, включая меня. Здесь была измельченная соль из «большого соленого озера», расположенного в нескольких днях пути отсюда, и она бесценна для всех, поэтому я пытаюсь выяснить, как засолить и закоптить мясо, чтобы сохранить его подольше. Однако, еда очень ценна, поэтому я беру самые неприятные кусочки, вкус которых людям не нравится, и экспериментирую на них. Хотя и это кажется расточительным. Один из тайных складов замороженного мяса был похоронен под лавиной, и племя было обеспокоено тем, что, когда станет «действительно холодно», будет недостаточно продовольствия, чтобы накормить всех, поэтому все мы постоянно в рабочем режиме. Здесь появились «новые рты», беременные женщины, много тех, кого необходимо обеспечить столь нужной одеждой, поэтому нет времени сидеть сложа руки.

Последнее время я совсем не вижу Аехако. Он тоже уходит охотиться, и странно, но я истосковалась по его заигрываниям и смеху. Я убеждаю себя, что не должна, в то же время все остальные, похоже, просто отлично вписались на новом месте с этим племенем… за исключением меня.

Не удивительно, что я чувствую себя одинокой. Может, потому, что все мои самые ближайшие подруги, кажется, обрели любовь. Мне ненавистно, что я испытываю зависть, когда вижу, как Вэктал кормит Джорджи кусочками мяса, или что Лиз с Рахошем предпочитают проводить свое время в охотничьих угодьях, потому что это означает очень много времени оставаться наедине. Я завидую даже Ариане, потому что ее пара Золай изо всех сил старается заставить ее улыбнуться.

Единственный человек, который у меня остался, это Аехако, а я прогнала его.

Охотники находились в охотничьих угодьях всю неделю, и от этого в пещерах было тихо. И все же, когда, вернувшись с охоты с новыми шкурами, Аехако мне подмигивает, и очень трудно скрыть, что я краснею от волнения. Особенно, когда он утверждает, что сберегал шкуры для меня, чтобы из них изготовить плащ. Какой же он заботливый.

Ну, разумеется, тогда мне на ум приходит образ дилдо во всей своей полноте — вплоть до отдельных вен, и я снова заливаюсь краской смущения.

В тот же день приходят Лиз и Рахошем, притащив сани, полные мяса для племени, и собираются остаться здесь на ночь. Они входят одновременно с Кэшолом, одним из многих одиноких охотников в племени ша-кхай. Я обнимаю Лиз, радуясь встрече с ней. Она вся светится от счастья, пылает крепким здоровьем и любовью к своей паре.

— Ну, как охота? — спрашиваю я, лучезарно ей улыбаясь. — Твоя пара до сих пор продолжает тебя кормить?

Она заливается смехом и отступает в сторону, когда Кэшол, перебросив через плечо тушу двисти, заносит ее в пещеры племени на обед. Кто-то направляет его в девичью пещеру, наверное, потому что Тиффани пытается сделать нечто загадочное, чтобы сотворить что-то со всей этой шерстью двисти. Лиз все заливается смехом, снова привлекая мое внимание.

— Боже, ну конечно. Когда мы не трахаемся как кролики, мы едим. У нас так много еды, — она похлопывает себя по животу. — Рахош полон решимости поскорее увеличить меня в объеме.

Покрытый шрамами инопланетянин наклоняется и целует свою пару в макушку.

— Я должен пойти поприветствовать вождя, — он уходит в ту сторону, куда направлялся Вэктал.

С собственнической улыбкой на губах Лиз наблюдает, как он уходит, а затем она поворачивается ко мне.

— Как ты? Как жизнь в переполненных пещерах?

— Переполнена, — соглашаюсь я. — Мы все тут переступаем друг через друга. Они поговаривают, чтобы снова, через несколько лет, открыть вторую пещеру, как только родятся все детки.

— А она у них есть?

Я киваю головой.

— Судя по всему, когда-то недалеко от сюда у них была вторая, поменьше, но после болезни все перешли в одну.

— Так почему бы ее снова не открыть? — Лиз обнимает меня за талию, когда мы направляемся в девичьи пещеры, чтобы присесть и немного перевести дух.

— Потому что они не уверены, достаточно ли у нас запасов, чтобы накормить две пещеры, — говорю я ей. В последнее время это было самым обсуждаемым предметом серьезных разговоров. — Пещеры занимают полдня пути отсюда в хорошую погоду, а во время плохой погоды добраться до нее практически невозможно. Они опасаются, что зимой люди будут жить впроголодь. Пока что мы продолжаем оставаться здесь и смотрим, что из этого получится.

Не знаю даже, восхищаться ли мне, когда подумываю о еще одной пещере. Было бы не плохо иметь немного уединения…, но вместе с тем, я беспокоюсь, что это приведет к ситуации «отправка всех „отверженных“ в другое место», а я не хочу, чтобы это произошло.

— Я не возражаю против толкотни, — добавляю я спустя миг. — Я…

В пещере эхом отзывается пронзительный визг. Мы с Лиз обмениваемся взглядом, ну а потом обе мчимся к девичьей пещере, так как именно там раздался этот визг.

Когда мы оказываемся на месте, видим Меган, обернувшую свои руки вокруг шеи Кэшола. Он держит ее в объятиях, своим лицом мужчина прижимается к ее лицу, а ее ноги не касаются земли. Она снова начинает хихикать и визжать, и тогда мы слышим это — чудесную гармонию легкого мурлыканья.

— Вот дерьмо! — говорит Лиз и радостно хлопает в ладоши. — Вы двое только что стали резонировать?

— Так и есть, — отвечает Меган и целует в щеку ошеломленного Кэшола. — С тобой все хорошо?

— Моя пара, — молвит он благоговейно, а потом снова кружит Меган вокруг себя. — Моя пара!

Она снова и снова покрывает его лицо поцелуями и тут чмокает его в губы, приводя Кэшола в замешательство.

К этому моменту у входа в пещеру уже сформировалась толпа, однако Меган с Кэшолом были настолько увлечены друг другом, что даже не обратили на это внимание. Переполненная счастьем, она смотрит ему в глаза, а он не может перестать прикасаться к ней. С тем же успехом нас могло и вовсе тут не существовать. Мурлыканье в пещере было достаточно громким, чтобы я ощущала собственную безмловную грудь сверхтихой.

— Сегодня прекрасный день, — заявляет Вэктал позади нас. — Наше племя продолжает расти и процветать.

— Эй, — произносит Лиз, когда Кэшол начинает расшнуровывать тесемки на своих штанах. В таком же забвении Меган теперь с огромным увлечением целует его глубоким поцелуем, что нам становится неприлично смотреть на них. — Думаю, мы должны оставить их одних.

Джорджи шагает вперед, проталкиваясь мимо всех зрителей, и опускает занавес над входом в девичью пещеру.

— Давайте оставим их наедине, — говорит она весело. — Большинство охотников вернулись, к тому же у нас хорошие новости. По-моему, это надо отметить.

Несколько радостных приветствий эхом отдаются под сводами пещеры, и начинается непрестанная болтовня, заглушающая мурлыканье счастливой парочки. Я ухожу, чувствуя себя немного потерянной и одинокой. Я должна быть счастлива за Меган. Должна. Почему-то я оглядываюсь по сторонам пещеры и вижу Аехако.

Он наблюдает за мной.

И душа у меня начинает болеть еще больше, потому что мне его не получить.

У нас есть перебродивший чай, называемый сах-сах, в изготовке которого Кэшрем, муж Мэйлак, настоящий мастер. От него вонь как от задницы серпоклювов [2] , но вкус на языке ощущается приятно теплым, к тому же способствует избавлению от запретов. Во время праздника племя распечатывает один кожаный мешок сах-сах за другим, и все пируют, смеются и радуются. Старая Кемли и ее пара вытаскивают свои барабаны и флейты, и пещеру заполняет радостная музыка, перекрывающая любые шумы, которые может издать теперь уже резонирующая пара, поддающаяся требованиям кхай.

Фарли, дочка Кемли, — пока еще настолько молоденькая, чтобы считаться лишь подростком — вытащила свои краски и раскрашивает декоративными символами кожу любого, кто в силах усидеть достаточно долго, чтобы дать ей это сделать. В моем сердце Фарли занимает свой прочный уголок, поэтому я один из первых, павший жертвой ее детской мольбы, и когда я сажусь, она разрисовывает мои рога спиралями, а мои лицо и грудь — размашистыми символами. Старейшины этому улыбаются — в свое время наши предки, как правило, украшали свои тела в честь спаривания, и они рады видеть, что обычай возрождается.

Кроме того, люди очень восторженно идут на раскраску, и я наблюдаю, как бледную кожу Джо-си разукрашивают синими фигурами. Неподалеку сидит Кайра с печалью в глазах и наблюдает. У нее улыбка на лице, но эта улыбка не достигает ее глаз. Такое случается редко. Время от времени она поглядывает на меня, но затем столь же быстро отворачивается.

Даже посреди торжества она кажется очень одинокой.

— Можно я возьму это? — спрашиваю я у Фарли, протягивая руку к горшочку с красноватого цвета краской. Они с Джо-си хихикают, глядя на разноцветную раскраску в «зебру», которую она разрисовывает, но красный в ней не используется.

— Разумеется, — отвечает Фарли на ша-кхай. — Собираешься кого-то раскрасить?

Я киваю головой и жестом указываю на Кайру.

— Похоже, ей не помешало бы принять большее участие в празднике.

Джо-си одаривает меня улыбкой. Она ни слова не понимает из нашего разговора, но догадывается, о ком я говорю.

— Будь добр, заставь ее улыбнуться? Она меня обламывает.

— Что это она обламывает у тебя?

Джо-си лишь снова начинает хихикать.

— Неважно.

Все-таки странные эти люди. Я беру краску и кожаный мешок сах-сах, и прежде чем направиться в сторону Кайры, я наклоняюсь к Джо-си еще раз.

— Ты знаешь, что такое поцелуй?

Она кокетливо мне подмигивает.

— Ты что, здоровяк, клеишься ко мне?

Я посмеиваюсь.

— Ты меня слишком быстро доконаешь.

Она хихикает, и совершенно очевидно, что уже какое-то время она прикладывается к сах-сах. Она вручает Фарли краску другого цвета, а затем закатывает один из своих меховых рукавов.

— И мои руки тоже!

Я выжидаю, пока Фарли в жесте двигает рукой, а затем начинает разрисовывать красочные круги на коже Джо-си.

— Поцелуй, — говорит Джо-си, погрузившись в раздумья. — По-моему, Джорджи с Вэкталом называют его спариванием губами.

Ааа! Я видел его собственными глазами. Когда Вэктал думает, что другие не смотрят на них, он прикладывается своим ртом к губам своей пары, и они сливаются вместе. Мне даже показалось, что он засовывал свой язык ей в рот, что довольно-таки интересно. В прежнее времена языком я лизал влагалище, но рот — никогда, и мне не терпится попробовать.

Я высматриваю в толпе Кайру. Она, отойдя в сторону от шумных членов племени, скрывается в углу, чтобы не путаться под ногами у людей, которые начинают танцевать под ритм барабанов. Ожидание еще одного ребенка и еще один счастливый резонанс всегда является поводом для праздника. Не имеет значения, что тут не хватает места, где новая пара может устроить свой дом. Всегда найдется местечко, даже если придется спать сваленными в кучу поверх друг друга.

Я бы не возражал лежать на Кайре.

Когда я пересекаю оживленную пещеру, медленной, расслабленной походкой, виляя бедрами, прямо передо мной выходит Айша.

— Это для меня? — спрашивает она, увидев в моей руке кожаный мешок сах-сах.

— Нет, — я прохожу мимо нее, игнорируя раздраженный звук, который она издает. Я направляюсь прямо к Кайре, которая скрывается в углу. Она сидит на набитой подушке, а рядом с ней еще одна, пустая. Отлично.

Человек окидывает меня недовольным взглядом, когда я опускаюсь на подушку рядом с ней.

— Мне не нужна компания.

— Ничего не поделаешь, Печальные Глаза, — я предлагаю ей кожаный мешок с чаем. — К счастью для тебя, меня не так легко отговорить.

Кайра нюхает напиток и морщит свой забавный, крошечный человеческий носик.

— Что это?

— Это…, — я подыскиваю правильные слова. — Он прожигает глотку и заставляет чувствовать себя лучше. Ты будешь?

— Алкоголь, — исправляет она. Она снова нюхает его и предлагает его мне. — Сначала ты.

Я делаю большой глоток из кожаного мешка и морщусь от резкого вкуса, но через мгновение меня заливает теплом.

— Крепкое.

Она забирает у меня кожаный мешок и чуть-чуть отпивает из него. Я наблюдаю, как ее маленькие губки огибают место, где всего лишь миг назад находились мои, и меня тут же пронзает похоть. За Кайрой очень даже непросто ухаживать, но я полон решимости добиться своего.

Она морщится от вкуса, но делает второй глоток.

— Он ужасен.

— Выпей еще. Его вкус начнет казаться значительно лучше.

Она отпивает еще один большой глоток, а затем откашливается, вытирая рот.

— Думаю, ты меня обманываешь.

— Может, я немного преувеличиваю, — говорю я, и когда она пытается вернуть его мне, я отказываюсь брать. — Продолжай. Тебе явно не помешает легкое влияние алкоголя.

— Опьянение, — поправляет она меня.

— Ваш язык сбивает с толку, — говорю я ей и пальцем черпаю легкий мазок из маленького горшочка с красной краской. — В большинстве случаев ваши слова не имеют смысла.

— Ты не далек от истины. Нам, наверное, следует поскорее научиться вашему языку. Вернуться обратно к космическому кораблю и получить «загрузку мозгов», о чем раньше упоминала Джорджи.

Под «космическим кораблем», я полагаю, она имеет в виду пещеру старейшин, которая, как люди клянутся, является еще одним кораблем, на котором сюда приземлились наши предки. Может, они и не ошибаются, но мне все же странно думать о нем, как о корабле. Когда она в очередной раз отпивает, ее взгляд обращен к группе танцующих в центре пещеры. Несколько недавно спаренных человеческих женщин со своими мужчинами танцуют вокруг теплого бассейна и замечательно проводят время. Остальные устроились неподалеку и просто отдыхают. Мой друг Золай кормит лакомыми кусочками свою пару, которую он любит до безумия.

— Все они выглядят такими счастливыми, — говорит Кайра тихим голосом. — Мне следует радоваться за них, не так ли?

Перебродивший чай, должно быть, действует на нее очень быстро; она даже разговаривает со мной по своей собственной инициативе. Я оглядываюсь и смотрю на остальных.

— Разве они не должны быть счастливы?

— Нет, конечно, должны, — она снова смотрит на меня глазами, полными грусти и печали. — Вся проблема во мне.

Я провожу кончиком пальца, который обмакнул в краску, вниз по ее маленькому носику, образовывая линию.

— Потому что тебя не радует, что они счастливы?

Она косит глаза к носу, приглядываясь к линии.

— Зачем ты меня разрисовываешь?

— Ну, это обычай у нас такой, когда отмечаем праздники. Раскрашивая себя, мы выражаем свою радость.

Ее глаза снова излучают печаль.

— Тогда, может, тебе стоит приберечь свою краску для кого-то другого.

— Глупости, — я наношу легкий мазок на ее подбородок, а затем добавляю еще две красочные линии на ее изящных скулах. Она хранит молчание, в то время как я это делаю, и наблюдает за мной. Мне так и хочется высказать ей кокетливые шутки, пофлиртовать, вызвать улыбку на ее маленьком личике, но она выглядит такой несчастной, будто оказалась в тяжелой и безысходной ситуации, что любые шутки, которые я произнесу, могут показаться явно глупыми. Я заканчиваю с ее лицом, изучая творение своих рук, а затем снова обмакиваю палец в горшочек с краской и начинаю выводить линии на утонченных изгибах мышц ее шеи. Ее кожа под моими прикосновениями ощущается такой мягкой, что у меня тут же начинает болезненно ныть член. — Ты приносишь радость в мое сердце. Разве это ничего не значит?

Я ожидаю, что она закатит глаза в знак одобрения, но вместо этого, она становится еще более печальной.

— Тебе уже пора отказаться от любой мысли обо мне, Аехако. Направь свое внимание на девушку, с которой у тебя может что-то выйти.

— Что-то… выйти? — еще одна человеческая фраза, сбивающая с толку. Мы слышим слова, но то, как эти люди их используют, не имеет никакого смысла.

Кайра лишь издает вздох и пытается отвести взгляд.

Я ловлю ее за подбородок, прежде чем ей это удается.

— Я узнал, что такое поцелуй, — говорю я ей, довольный собой. Это вполне отвлечет Кайру и унесет печаль из ее глаз. Я ожидаю, что она станет увиливать, отступит и снова упрекнет меня за то, что флиртую с ней.

Вместо этого ее пристальный взгляд направляется к моим губам. Ее губы слегка приоткрываются, и она наклоняется вперед.

— Ооо?

Я узнаю приглашение с первого взгляда, когда вижу его. Я наклоняюсь вперед и прижимаюсь своим ртом к ее губам. Я не имею четкого представления о нюансах, связанных с поцелуями, но я вполне уверен, что смогу в этом разобраться. Если это что-то наподобие облизывания влагалища, я просто буду следить за ее намеками.

Губы у Кайры мягкие и податливые, и в своих мыслях я тут же непроизвольно представляю их на своей коже. Мой член ощущается, словно камень, внутри штанов. Она прижимается своими маленькими губками к моим, а я нахожусь в нерешительности, не будучи уверенным, как мне надо отвечать. Вэктал всегда выглядит так, будто он пожирает свою женщину.

Но когда Кайра проводит языком между моих губ, я приоткрываю их, чтобы впустить ее. Инициативу в поцелуе она берет на себя, и я очарован — и возбужден. Она зажимает в кулачки мою тунику, и я прижимаю ее к себе, ощущая, насколько хрупок человек по сравнению с моим коренастым, мускулистым телом. У нее нет рогов, нет бугристых наростов, защищающих мягкие части ее тела, и ее уязвимость страшно пугает меня.

Тут ее язычок касается моего, и я напрочь забываю все о ее хрупкости. Внутри меня бушует похоть, и я осторожно потираю своим языком ее. На вкус она как перебродивший чай, только более сладкая, более восхитительная его версия. К тому же язычок у нее идеально гладкий и скользкий в отличие от моего, у которого есть бугорки и шершавости, как у всех ша-кхай. Кайра осознает это, и слабый звук, полный удивления, срывается с ее губ.

Тем не менее, она не отстраняется. Она, потянувшись рукой к моей щеке, ласкает мою челюсть, и мы по-прежнему целуемся. Я слегка наклоняюсь над ее ртом и лижу ее в ответ, подражая движениям, которые она начала. Когда Кайра не начинает этому мешать, я продолжаю, и мои движения становятся все сильнее и смелее, выискивающе. Снова и снова я трахаю ее своим языком. Это, как я понимаю, и есть то, что нравиться людям. Это — попытка раздразнить губами, обещание того, на что будет похоже само спаривание. Такое невероятно сумасшедшее ощущение.

А еще эти ощущения просто потрясающие.

Я не могу прекратить целовать ее. Теперь понимаю, почему люди так сильно этим увлекаются.

Через секунду она отстраняется и смотрит на меня. В ее глазах тоже полыхает ошеломляющая похоть, а руками она цепляется за меня.

— Пойдем, — шепчу я, наклоняясь вперед и снова проводя языком по ее губам. — Остальные заняты праздником. Моя пещера должна быть свободна. У нас будет время побыть наедине.

И мне не терпится исследовать ее человеческое тело и выяснить, что ей нравится.

Она начинает нервно моргать и затем мотает головой.

— Нет, еще нет. Я…

Голос у нее прерывается, а глаза стекленеют. Ее рука подлетает к серебристой раковине, которая выступает из одного ее уха.

И тут ее лицо накрывает выражение полного дикого, животного ужаса.