Киев всегда был шумным и живым городом: в речном порту разгружались ладьи и торговые суда из далеких стран и ближних княжеств, по улицам, шумно переругиваясь между собой, везли свои телеги ямщики и купцы, сновал по делам разный люд. Киев, отец городов русских – именно отсюда пошла держава, когда князь Кий, ставший позднее первым русским царем, назвал этот город столицей своего царства. Все дороги вели сюда, каждый князек сюда ехал, каждый купец свой товар вез, пока не привели те дороги, на беду, Тугарина Змея, да не одного, а с ордой степняков. Но даже и он, взяв город решительным штурмом, огню его не предал, а, восхитившись красотой и взяв богатый выкуп, отошел восвояси.
Иван-царевич любил этот город не меньше, а то и больше иных его жителей. «Когда-нибудь и город, и все эти снующие по улицам люди – все станет моим», – подумал Иван. Основания для таких мыслей у Ивана имелись самые веские, потому как приходился он князю Владимиру старшим сыном и наследником, за что и называли его все Иваном-царевичем.
– Иванушка, ты не видел Царапку? – Младшая сестрица Аленушка отвлекла брата от государственных мыслей. Она вечно подбирала каких-то зверьков, в основном кошек, и носилась с ними как с писаными торбами. Зверьки взаимностью не отвечали и почему-то у Аленушки долго не заживались, хотя она разве что пылинки с них не сдувала.
– Опять небось помер твой зверек, – отмахнулся от сестры Иван и снова начал смотреть в окно.
– Только не Царапка, пожалуйста, – заплакала Аленушка, – Царапка – хорошая кошечка.
– Ну, может, убежала просто и вернется скоро. – Иван, увидев слезы на лице сестры, поспешил ее утешить.
– Не вернется, – обреченно вздохнула Аленушка, – они никогда не возвращаются.
– Есть у меня средство помочь горю твоему, – напустил на себя таинственности Иван.
– Это как? – Аленка вскочила бочком на окно и села рядом с братом.
– А вот сейчас Серый Волк как раз и должен принести, – снова проговорил загадочным голосом Иван.
– Кого, Иванушка? – изнывала от нетерпения Аленка.
– Зверя! – резко вскликнул Иван и, выпучив глаза, схватил сестру за бок, та взвизгнула и засмеялась. – Заморского зверя, который не убежит и которого случайно не раздавишь.
Зверя этого он заказал знакомому купцу давно, да лишь сегодня купеческая ладья прибыла наконец в порт. Приятель Ивана, которого все в шутку называли Серым Волком – соль шутки была в том, что был Волк не серым вовсе, а очень даже рыжим, да еще и страшно конопатым, – уже давно отправился за гостинцем и скоро должен был вернуться. Наконец они увидели Волка, бегущего вприпрыжку по улице и прижимающего к груди плетеное лукошко. Подбегая к терему, тот помахал Ивану в окне – мол, все в порядке.
– Ну что за зверь, Иванушка, ну скажи! – Аленка вся извелась, нетерпеливо ожидая, пока Волк поднимется по лестнице в горницу.
– Зверь заморский прибыл! – весело гаркнул Волк, заходя в комнату.
Иван рукой решительно отстранил сестру, попытавшуюся заглянуть в лукошко раньше положенного срока.
– Зверь заморский, как будто специально богами создан для тебя, Аленка, – начал торжественно декламировать Иван. – Бегать быстро не умеет, ест мало, и то одну траву, да еще его и не раздавишь так просто, потому как в панцире он родился, что рыцарь тевтонский. Да еще и живут они не один век.
– Зверь заморский ЦУРЛЮПАХ! – Волк торжественно достал существо из лукошка и положил перед Аленкой.
Зверь задумчиво постоял немного и медленно пошел вперед. Аленка придирчиво осматривала животное, склонив голову набок и высунув язык.
– Не годится, – наконец вынесла она вердикт.
Иван с Серым Волком переглянулись.
– Он же совсем не пушистый, – пояснила Аленка, – такой зверь – не интересный.
– Это потому, что он после долгого путешествия, – наконец нашелся Волк.
– Точно, – подхватил Иван. – Если его кормить хорошо и заботиться, цурлюпахи – они о-го-го какими пушистыми становятся.
– Что-то не верится мне, – нараспев протянула Аленка недоверчивым тоном.
– Ты разве не слышала поговорку «Пушистый как цурлюпах»? – широко раскрыв глаза, спросил Иван сестру.
– Не слышала я такой. – Аленка всем своим видом выражала крайнюю степень недоверия.
– Потому что маленькая еще, – осадил ее Иван. – Все купцы так говорят, кто в дальних странах бывает. Из цурлюпахов даже шапки меховые шьют, в Шамаханском царстве такая мода, я слышал.
– Не дам цурлюпаха на шапку, – Аленка схватила зверька в руки и прижала к себе, – я его обогрею, и он будет пушистый-пушистый.
– Только не сразу, – поспешил встрять Волк, – он долго плыл, от дома далеко теперь, ему привыкнуть надо – к зиме распушится, не раньше.
Аленка ускакала в обнимку со зверьком, провожаемая озадаченными взглядами брата и его приятеля.
– К слову, раз уж про купцов зашел разговор – какие новости привез Афанасий?
– Есть новость – уж всем новостям новость, – весело глянул на товарища Волк.
– Ну давай уже, не томи.
– Кощей-то на Тривосьмое царство войной пошел!
– Ого, – Иван ахнул от неожиданности, – он же столько лет в своем царстве сидел, носу наружу не казал, а тут – войной! А если степняки ему в спину ударят?
– Говорят, что и степняки с ним.
– Вот это дела, – произнес Иван изумленно, – Кощей и степняки – вместе… Чего только на свете не бывает!
Иван попытался проскочить мимо стоящего в дверях богатыря, но тот легко поймал его одной рукой.
– Не велено пущать никого. – Верный богатырь Колыван, нахмурив брови, загородил дверь в палаты княжеские своей широкой спиной.
– Ну, Колываша, это же я, батюшка меня, поди, ждет не дождется… – попытался умаслить богатыря Иван.
– Не велено пущать никого, – снова пробасил Колыван, – на то личный княжеский был указ.
– Эх ты, служака, – не обидевшись, проворчал царевич, – приказ дадут лоб расшибить, так ты и расшибешь ведь!
– Даст князь указ лоб расшибить – значит, лоб расшибу, – спокойно согласился Колыван, – а коли дал князь указ не пущать никого, так никого и не пропущу.
Поняв, что ничего от богатыря не добьется, царевич вышел из горницы и спустился с крыльца.
– Не пустили, – услышал он насмешливый голос Волка.
– Ну так ведь Колыван, – развел руками Иван, пояснять не было нужды, нрав богатыря Колывана был всем известен. Иван-царевич к Колывану относился хорошо – он со всеми отцовскими богатырями пытался приятельствовать, – но все же той теплоты, что была у него в отношениях с большой тройкой богатырской, как называли Илью, Алешу и Добрыню, от Колывана было не добиться. Шуток тот не понимал и к службе относился уж очень серьезно.
– Думаешь, и у нас война будет? – с сомнением произнес Серый. – У нас с Кощеем порубежья нету.
– Как же можно в стороне оставаться, когда соседнее царство в такой беде? – удивился Иван. – Да и княгиня Тривосьмого царства Василиса – тетка моя единокровная.
– Не знаю, Ваня, то дела ваши княжеские, мое дело – тебе свое плечо всегда подставить. Мое слово всегда за тебя будет, как и меч мой, да только пока немного то слово стоит, да и меч не то чтобы богатырский.
Разговор их был прерван выбравшимся из княжеского терема боярином Полканом, хозяином княжеского тайного двора, что заведовал сыском и разведкой.
– Дядя Полкан, – набросился на него тут же царевич, – ты все в государстве знаешь; скажи, война будет?
У Полкана была одна отличительная черта, собеседников порой раздражающая, но для человека его должности безусловно полезная. Боярин никогда не отвечал сразу, всегда сначала думал и только потом давал ответ. Для того, кто заведовал тайным двором Тридевятого царства, привычка нужная. Полкан всегда знал много, а говорил мало, Иван-царевич справедливо полагал, что ореол таинственности помогает боярину создать впечатление, будто знает он намного больше, чем было в действительности.
– Это мне неведомо, – наконец ответил Полкан.
– Разве вы с отцом не о Кощее говорили? – удивился Иван.
– Не о нем, – снова подумав, ответил Полкан, – о том вечером большой совет будет.
– Что-то занимает и князя, и хозяина тайного двора больше, чем вторжение Кощея? – еще больше удивился царевич.
– Деньги, – опять подумав, ответил Полкан.
– Как скучно, – протянул Иван, – деньги государству нужны, спору нет, но чтобы накануне таких событий…
– Это не скучные деньги, – в этот раз Полкан ответил гораздо быстрей, чем обычно, Иван даже не успел закончить свою фразу, – это… необычные, странные деньги.
Иван хоть и не прожил годов многих, а впервые видел, чтобы Полкан был чем-то озадачен – видно было, что он даже слова правильного подобрать не может.
– Фальшивые, что ли? – попытался встрять в разговор Волк.
– Если бы, – задумчиво протянул Полкан, снова немного подумав, – впрочем, царевич, вас к вечеру батюшка на совете тоже ждет, как раз про Кощея будет разговор.
Откланявшись, Полкан зашагал к себе в терем, что находился на самой окраине города, «дабы худые люди воплями своими во время дыбы да железа каленого не нарушали сна и покоя горожан добрых», – как однажды услышал Иван.
– Стало быть, пойдем походом на Кощея, – Иван-царевич довольно потер руки и потянулся во весь рост, – и уж кому поход возглавить, как не княжескому сыну.
Он был доволен, что, когда наконец завертелись такие дела государственные, он уже совершеннолетний, – даже отец на совет его зовет. Напал бы Кощей на два года раньше, тот же Полкан его бы даже к терему не подпустил, а теперь разговаривает уважительно.
– А не сожжет змей войско? – Волк совсем не выглядел воодушевленным, – Финист – Ясный Сокол тоже не глуп был, и войско с ним шло отменное, а вон как получилось.
Еще до рождения Ивана князь Финист – Ясный Сокол попытался разбить Кощея в открытом бою. Кощей незадолго до того с трудом отразил набег степняков, и всем казалось, что царство его было слабо – только ткни посильней, оно и рассыплется, как снежная крепость. Ткнуть-то дело нехитрое, да Кощей не так прост оказался. Аккурат во время боя над полем Калиновым взмыл в небо Змей Горыныч и огнем обрушился на войско. Много тогда славных воинов полегло, потому как никто не знал, что змей с Кощеем заодно оказались. Горынычи до того в Черной горе жили и оттуда далеко не улетали. Говорят, сам Святогор на ту гору ходил, и даже одного змея убил, но вот тех, кто не вернулся и ничего не рассказал, было намного больше.
– Раньше про змея не знал никто, кто же мог подумать, что они с Кощеем будут вместе? А теперь мы про него знаем. А раз знаем, так не первый год думаем, как его одолеть. – Иван старался выглядеть уверенно.
– И что же за управа у вас на змея? – с интересом спросил Волк.
– По правде если сказать, я и сам не знаю, – немного смешался Иван. – Но я своими ушами слышал, как Алеша говорил Добрыне, что, мол, вот теперь у нас есть на змея управа.
– Раз Алеша с Добрыней считают, что есть, значит, есть точно, – согласился Волк. – Не те это люди, чтобы попусту языками чесать.
Время тянулось нестерпимо долго, Иван буквально изнывал в предвкушении своего первого взрослого военного совета. Нет, ну все же есть на этом свете высшая справедливость, или боги к Ивану благосклонны: зимой наконец справил свои шестнадцатые именины – и вот уже весной началась война, да какая! Судя по всему, Кощей со степняками походом идет на соседнее царство. Дух захватывает от предвкушения! Только бы отец сам не попытался возглавить войско – а тогда кому, как не наследнику, вести войска?
Иван с Серым Волком проталкивались сквозь толпу. Охраны царевич с собой не брал – кого ему бояться, в своей-то столице? Встречались и знакомцы, Иван со всеми здоровался дружелюбно, даже с подметавшим улицы дворником Герасимом – хоть и был тот глухонемым от рождения, а нрав имел добрый, чем и пользовались беззастенчиво все окрестные собаки. Одна здоровая сука как раз лежала возле него, лениво наблюдая, как дворник метет улицу. Пекарь и кузнец, гонец и скорняк, пухлая жена рыбака и старушка, вечно кормящая голубей, – кого только Иван не встречал на своем пути… Князь Владимир всегда заповедовал ему любить свой народ, быть, когда нужно, строгим, но всегда справедливым. «Отец не вечен, однажды князем всех этих людей стану я», – Иван тут же отогнал от себя крамольную мысль, дай бог батюшке здоровья. Он давно решил, что будет самым лучшим князем из тех, что знала земля: добрым и справедливым, верным друзьям и обещаниям, беспощадным к врагам, милостивым к народу.
Вокруг все судачили о предстоящей войне, новости из порта расходились стремительно. Пока Иван с Волком шли от княжьего терема к порту, они успели услышать много чего:
– Кощей со степняками уже сожгли и Рязань, и Муром и теперь стоят прямо под стенами Владимира.
– Кощей давно разбит и бежал в свой Черный замок, где и ожидает смерти неминучей.
– В этот раз с Кощеем не один Змей Горыныч пришел, а трое, один злее другого.
– Микула Селянинович уже убил Кощея в поединке.
– Кощей убил в поединке Микулу и съел его.
– Кощей сам ведет свое войско, а рядом с ним двое его черных богатырей, Идолище Поганое да Лихо Одноглазое, убивают без разбору всех – и старых и малых.
– Василиса Прекрасная бросила свою столицу и бежала в Киев, находились даже те, что уже видели ее там.
– Сам Тугарин Змей возродился и ведет свои тьмы степняков вместе с Кощеем.
Попадались даже совсем необычные слухи: например, что Кощей идет не с войной вовсе, а сватовством, чтобы в жены взять Василису Прекрасную. В общем, было понятно, что никто ничего толком не знает. Иван решил самолично расспросить прибывшего в порт купца Афанасия. Ладья Афанасия стояла в самом конце причала, по ней сновали туда-сюда с мешками работники. Сам купец был рядом и наблюдал за разгрузкой и погрузкой своей ладьи, стоя в окружении трех человек из команды, вида настолько залихватского, что попадись такие кому на дороге вечером, так их и за разбойников принять было бы несложно.
– Доброго здоровья тебе, дядя Афанасий, и в делах успехов, – вежливо поздоровался Иван.
Афанасий обернулся, отвлекшись от наблюдения за работой, и посмотрел на подошедших.
– А, царевич и его верный Серый Волк! – Афанасий улыбнулся сквозь свою окладистую бороду. – И тебе здоровья, и батюшке твоему, да продлятся его дни, как говорят на Востоке.
– Пришел поблагодарить за зверя заморского цурлюпаха.
– Всегда рад угодить, – усмехнулся купец, – а благодарность запросто можно выразить в снижении платы, взимаемой с купца государевыми людьми.
– Ну это пока не в моей власти…
– Пока нет, – снова усмехнулся купец, – ну тогда, пока князем не станешь, будет достаточно и простой благодарности.
– Дядя Афанасий, а скажи, цурлюпахи эти мехом покрываются? – встрял в разговор Волк.
– Мехом? – Купец задумался. – Нет, не слышал о таком; это ящерица такая заморская, только с панцирем.
– А как же они зимой живут? – разочарованно спросил Волк.
– Ну там, где они живут, зим не бывает, там всегда лето, – объяснил купец.
– Хорошо там, наверное, где лето всегда… – мечтательно сказал Иван.
– Жарко, – не согласился купец. – Их зима – как наше лето, а их лето – оно куда хуже нашей зимы, потому как от мороза можно шубой укрыться и печку натопить, а от жары палящей спрятаться непросто.
Волк выглядел разочарованным; было видно – ему не по душе, что они обманули Аленушку. «Уж не питает ли товарищ мой к Аленке чувств каких нежных?» – отметил про себя Иван, но вслух сказал другое:
– Дядя Афанасий, про войну расскажи.
Афанасий задумался и, поглаживая бока богатого кафтана, ответил:
– Ну сам я мало что знаю, купцу под битву попадать без надобности. Но что Кощей походом идет на Тривосьмое государство – уж в это можешь поверить, тут ошибки нету. А больше ничего толком и не знаю; знал бы – рассказал обязательно.
– Совсем-совсем ничего? – разочарованно протянул Иван.
– Степняки еще с ним, – вспомнил купец.
– Понятно, – Иван выглядел страшно разочарованным, – я уж думал, ты все знаешь.
– Прости, царевич, придумать могу, да обманывать не хочется. Ты у боярина Полкана спроси, говорят, он-то все знает. А вот удивить я тебя, царевич, могу, если не испугаешься, конечно.
– Это я-то испугаюсь? – немного обиженно, но с явным интересом ответил царевич.
– В этот раз и правда есть у меня чудо чудное, диво дивное, я его Василисе Премудрой везу, но могу и тебе мельком показать… – По загоревшимся глазам Ивана Афанасий понял, что тот согласен, ну да другого ответа он и не ждал.