Война меча и сковородки (СИ)

Глава 30

— Я чувствую себя, как переваренная креветка, — призналась Эмер, когда дверь за Сесилией закрылась. — Пригаси свет, сделай одолжение. Как там Хуфрин?

— Жить будет, — ответил Годрик, гася свечи одну за другой. — Его осмотрел лекарь. Говорит, через неделю-другую поправится.

— Хоть Хуфрин и подлец, я рада, что он выжил, — Эмер зарылась в подушки, устраиваясь поудобнее. — Завтра мы обо всем поговорим, у меня есть кое-какие соображения.

Она закрыла глаза, ощущая во всем теле приятную слабость, какая бывает от сытости и тепла, когда устал и долго не ел досыта. Кровать скрипнула, когда Годрик лег рядом. Он коснулся девушки плечом, и Эмер поняла, что он даже не снял рубашку. «Удивительно, — подумала она сквозь дремоту, — как это он не положил меч между нами».

Вдруг горячая и твердая рука легла на ее плечо, сжала и погладила. Сон мигом соскочил, и Эмер открыла глаза и замерла, как зверек, которого лиса нашарила в норке.

— Повернись ко мне, — попросил Годрик.

Эмер повернулась рывком. Лицо его было совсем рядом, и он придвинулся еще ближе, обняв ее за талию.

— Что это с тобой, Годрик Фламбар, — спросила Эмер вызывающе. — После всех злоключений ты понял, что никому кроме меня не нужен и решил снизойти? Не забудь меня спросить, мечтаю ли я еще припасть к твоему дражайшему телу.

— Речь не об этом, — сказал он.

Лицо Эмер выразило разочарование так явно, что Годрик чуть не расхохотался.

— Устроим ночь откровений? — предложил он.

— Что?! — Эмер сразу представила тысячу и один способ, как предлагалось провести эту ночь.

— Сейчас я хочу услышать всю правду о том, что произошло при королевском дворе, и о чем ты узнала в Дареме. Расскажи все подробно, не упуская ни одной мелочи, даже если она покажется тебе совсем незначительной.

— Вот так-так, — проворчала Эмер, безуспешно пытаясь скрыть досаду. — А ты тоже будешь откровенен? Или эта твоя ночь предусматривает лишь мой допрос с пристрастием?

— Откровенность за откровенность, — пообещал он.

— Ну хорошо, — она легла на спину, отодвинувшись от Годрика, чтобы успокоить мысли, сложила руки на животе и уставилась в потолок, — это было перед тем, как я по ошибке прошла тайным ходом в покои королевы…

— Что?! — Годрик на секунду потерял самообладание.

— Ты слушаешь или перебиваешь? — строго спросила Эмер.

И она припомнила все, что произошло с того самого момента, как убежала от жениха и оказалась в тайных коридорах королевского замка. Разумеется, некоторые моменты она упустила — как, например, поручение королевы следить за племянником. Это было не слишком разумно, но Эмер не нашла в себе сил признаться, что шпионила по поручению лорда Саби. Годрик слушал внимательно, иногда задавая короткие вопросы. Беседа затянулась до полуночи, но спать молодым людям ничуть не хотелось.

— Мой рассказ чем-нибудь помог? — спросила Эмер, закончив с воспоминаниями, переворачиваясь на бок и подпирая голову рукой. — А откровенность в ответ будет?

— Я же обещал.

— Так я жду.

— Да, конечно, — пробормотал он, явно находясь под впечатлением от услышанного.

Эмер подождала, но терпение ее истощилось по истечении двух минут.

— Ты ведь был связан с Кютерейей, — сказала она обвиняющее, и Годрик очнулся от размышлений.

— Ах, Кютерейя…

— Что-то подсказывает мне, что ты наведывался к ней, — сказала Эмер со значением, — в Нижний город.

— Твоя правда, — он кивнул. — Кютерейя была вхожа во многие знатные дома. И умела слушать. Я несколько раз обращался к ней по просьбе Ее Величества.

— И каков был характер обращения? — спросила Эмер подозрительно.

— Это ревность? — спросил Годрик и вдруг широко улыбнулся.

— А чего это ты так обрадовался?! — возмутилась она. — И причем тут ревность? Ты — мой муж. И меня беспокоит, что мой муж шатается по уличным девкам!

— С Кютерейей меня ничто не связывало. Только разговоры, клянусь тебе в этом.

— Прицепи свои клятвы на шляпу, — она сердито засопела и закрыла глаза, делая вид, что собирается спать.

— И еще я хочу еще раз попросить у тебя прощения.

— Да, это будет нелишним, — признала Эмер, мигом открывая глаза. — Ты вел себя, как…

— За то, что так легко отказался от титула графа Дарем.

Это было не совсем то, что ожидала услышать Эмер, но на худой конец сошло и такое извинение.

— Что это значит? — спросила она. — Ты решил требовать возвращения титула?

— И титула, и Дарема.

— А как же свобода?.. Та свобода, о которой ты говорил?

— О какой свободе может быть речь, если твоя жизнь подвергается опасности? — Годрик погладил Эмер по голове, и она затаилась под его рукой. — Сейчас я смотрю на тебя — ты сыта, приняла ванну, лежишь в мягкой постели, как и положено благородной леди. Тебе не место в деревне вилланов. Эти кудри должны развеваться по ветру, а не быть упрятаными под платок.

— Разве я не доказала тебе, что смогу жить и среди вилланов? — запротестовала Эмер, но он приложил палец к ее губам, словно запирая возражения на замок.

— Можешь. Теперь я не сомневаюсь, что ты сможешь выжить даже в преисподней. Но нам еще рано туда. Я должен сделать все возможное, чтобы восстановить свое имя и вернуть моей жене ту жизнь, которая будет ее достойна.

— Годрик, ты и вправду сказал — нам? Мне не послышалось?

— Нет, не послышалось, — он легко поцеловал ее в губы, но пресек, когда она потянулась с ответным поцелуем.

— Яркое пламя! — почти простонала Эмер. — Просто скажи, что ты любишь меня, и давай займемся делом! Ну ты понимаешь, о чем я… — она поднырнула под одеяло, обвивая Годрика руками.

— Если ты помнишь, королева признала наш брак недействительным, — сказал он тихо, но непреклонно, и разжал ее объятия. — Прояви благоразумие. Еще не известно, смогу ли я вернуть то, что потерял. А поставить под удар тебя или нашего ребенка — этого я не хочу.

— Почему ты хоть раз не спросишь, чего я хочу, Годрик Фламбар! — вскипела Эмер и ущипнула его за предплечье так крепко, что он зашипел от боли.

— Ты прекратишь когда-нибудь меня избивать, дикая женщина?!

— Святые небеса! — она вскочила, пылая от гнева. — Когда я стану, наконец, женщиной, я пожертвую в храм святой Меданы золотую болванку размером с… — и она в запале выразительно ударила себя ребром ладони по локтю.

Годрик потерял дар речи, а Эмер застыдилась.

— Большую болванку пожертвую, я хотела сказать, — пробормотала она. Вот такую, по локоть от кончиков пальцев…

— Это немыслимо, — произнес Годрик и закрыл лицо руками.

Эмер виновато кусала губы, пытаясь определить — слишком ли он сердится, и вдруг с удивлением обнаружила, что он смеется.

— С тобой не заскучаешь, Эмер из Роренброка, — сказал он, вдосталь посмеявшись. — Что же мне делать с такой невоспитанной женой?..

— Непослушной, — вздохнула Эмер, приникая к нему с нарочитой покорностью.

— Драчливой.

— Совсем не утонченной.

— И дерзкой, — он обнял ее и накручивал на палец распущенные кудри.

— Но я ведь тебе все равно нравлюсь? — спросила она голосом монашки.

— По-моему, я потерял рассудок, когда впервые увидел тебя.

— Там, под лестницей? Ты разрешил Острюдке влепить мне две пощечины…

— Мне не следовало идти у нее на поводу. Но слишком уж я разозлился тогда. Какая-то девица смеет избивать мою сестру! Характер у Острюд, конечно, не мед…

— Скорее — желчь, — не удержалась Эмер.

— У тебя не лучше, — рука его скользнула по ее плечу и ниже, сжала запястье, пальцы его переплелись с ее пальцами.

— Но я тебе нравлюсь?..

— Безумно…

Они перешли на шепот, и все более сближались устами, но в последний момент Годрик остановился. Эмер схватила его за грудки и жарко зашептала:

— Если ты сейчас же не возьмешь меня, Годрик Фламбар, я тебя придушу, а потом сама тебя возьму, хоть беги потом жаловаться в королевский суд!

— Неразумная, — он взял ее лицо в ладони, и руки Эмер разжались сами собой. — Я же объяснил, в чем причина.

— Почему ты меня не хочешь?

Он легко поцеловал ее, едва коснувшись губами губ, и отпустил. Потом лег на спину, заложив руки под голову, и закрыл глаза. Лицо его стало мечтательным.

— Как тебя можно не пожелать?

— За чем же дело стало?!

Эмер распустила вязки на своем вороте и в одно мгновенье стащила рубашку до пояса. Попутно она перекинула висевшую на шейном шнурке монетку-талисман на спину. Можно было бы и признаться — в свете последних событий Годрика посмешили бы похождения в Нижнем городе, но момент был неподходящий. Сейчас Эмер желала, чтобы его внимание было направлено лишь на нее. А не отвлекалось по пустякам.

— Посмотри на меня!

Годрик лениво приподнял ресницы, и заметно вздрогнул. Мечтательность сменилась беспокойством, а глаза вспыхнули, как у лесного кота. Но заговорил он опять в стиле древних рыцарских баллад:

— Ты опять за свое. Я ведь сказал, что ради минутной слабости не желаю сломать тебе жизнь. Прикройся.

— И не подумаю, — заявила Эмер и тут же положила руку ему пониже живота, ощутив волнительную упругость. — Да он у тебя уже на взводе, как арбалетный болт! Так что хватит мучить и себя и меня.

— Вообще-то, благовоспитанной женщине полагается ждать, пока мужчина не обратит на нее внимания, — сказал Годрик, перехватывая ее руку. — И не предлагаться, как торговке!

— А мне плевать, что полагается благовоспитанным! Требую положенного мне по праву.

— Мы не муж и жена, — наставительно заговорил Годрик, стараясь удержать ее на расстоянии, хотя она так и льнула к нему, поводя грудью. Помимо воли, он глаз не мог оторвать от этой груди, и сколько ни пытался, не мог заставить себя посмотреть в сторону. — Вспомни, королева признала наш брак недействительным. Я забочусь о тебе, как ты не можешь понять?

— Это как ты не можешь понять, что мне плевать на королеву и на то, разрешила она наш брак или запретила! Спрашиваю еще раз: ты снова отказываешь мне?

— Взываю к твоему здравомыслию, — ответил он сквозь зубы. — Веди себя скромно, как пристойно благородной даме.

— Да ты сам, может, благородная дама? — выпалила Эмер. — Так вроде нет — я же держалась за что-то. Или ты дал обет целибата, как добрый епископ Ларгель? Или…

— Просто замолчи, — предостерег ее Годрик.

— А чего так испугался?

— Ты мне вызов бросаешь? Глупо.

— Какой вызов! Мне в мужья достался монах! — она прищурила глаза и с подозрением спросила: — А ты, часом, не девственник?

— Девственник?!

Годрик все еще держал Эмер за запястья, и сдавил ей руки так сильно, что она вскрикнула. Он тут же разжал пальцы.

— То, что ты сильный, как медведь, ничего не значит, — сказала девушка сердито. — Настоящий мужчина проявляет силу в другом.

— В чем же? — спросил Годрик ледяным тоном.

— Тебе лучше не знать, а то расстроишься, — отрезала Эмер.

Она улеглась на край кровати, повернувшись к Годрику спиной, и укрылась одеялом по макушку. Но долго молчать не смогла. Откинула край одеяла и изрекла:

— Я слышала, что в восточных краях мужчины предпочитают мальчиков, а не женщин. Ты там жил, на востоке. Может и тебе теперь больше нравятся мальчики?

Для Годрика это оказалось последней каплей:

— Мальчики?! — взревел он и мигом стащил с Эмер одеяло, швырнув его на пол. — Ты в чем меня обвиняешь? В том, что я…

Эмер повернулась и смотрела невинными глазами, положив ладони под щеку.

— А как я еще должна это понимать? Мы рядом столько времени, а ты чаще дышать не начинаешь, даже увидев меня голой. Вот и опасаюсь, что…

Годрик набросился на нее так стремительно, что Эмер не успела пискнуть. Теперь он целовал ее без легкости и без нежности — жадно и крепко, и даже прикусил ей нижнюю губу. От этой грубой ласки Эмер коротко всхлипнула, но в долгу не осталась, и повторила с ним то же самое. На Годрика это произвело такое же впечатление, как если бы его прижгли горящей головней к открытой ране.

— Ты доигралась, женщина, — пробормотал он, задирая подол рубашки Эмер.

— С чего это ты так распалился? — поддела Эмер, помогая ему движениями бедер. — Неужели, вспомнил про мальчиков?..

— Сейчас я тебе покажу… мальчиков!

Дальше все происходило стремительно и совершенно так, как представлялось Эмер в мечтах.

Обоих охватило безумие — когда забыты были правила приличия и условности, когда не стало благородной графини Поэль и еще более благородного милорда Фламбара, а появились два существа, которые стремились слиться воедино. Стремились к единению страстно, не размениваясь на куртуазные разговоры.

Эмер помогла Годрику снять рубашку и брэйлы, и сама освободилась от ночной рубашки. Они поборолись, безмолвно решая, кто будет сверху, и ни один не желал уступать другому, но потом Годрик, все-таки, подмял Эмер под себя, завалив в пуховые подушки.

Она сдалась сразу, и обхватила его за шею, и выгнулась всем телом, пока он проник в нее в первый раз, а потом вцепилась ему в плечи и приглушенно вскрикивала всякий раз, когда он ударял ее все глубже и глубже. И не отводила глаз, только подгоняла: еще!.. еще!..

И Годрик, утонувший в ее глазах, ставших вдруг бездонными, как зачарованный, повторял: «Еще… еще…», — а когда она запрокинула голову, застонав, и судорожно дернулась всем телом, позволил и себе достичь того же наслаждения, что только что испытала его строптивая возлюбленная.

Удовольствие от обладания этой женщиной было во стократ сильнее удовольствия, которое доставляли утонченные женщины востока, искусные в любовных ласках. Но оказывается, не искусность важна в любовном деле. Если раньше, с другими, по окончании ему не терпелось сразу же покинуть любовницу, чье тело уже не было ни волнительным, ни желанным, то от этой он долго не хотел отрываться, и лежал на ней, переживая совсем незнакомое чувство единения — телесного и душевного.

«Она такая же, как я, — подумал он, уже теряя власть над мыслями. — Она создана только для меня».

Эмер завозилась под ним, уперлась ладонями в его грудь и коротко зевнула, отвернувшись к плечу. Годрик понял и с сожалением скатился с нее. Глаза слипались, но он гнал сон и дождался того момента, когда его рыжеволосое наказание устроилось в перинах поудобнее, свернувшись клубочком и зажав ладони между коленями, и сладко уснуло, посапывая невинно, как ребенок.

Очень хотелось обнять ее, но Годрик побоялся потревожить ее сон, и только погладил рыжие кудри, льющиеся по подушкам пушистой волной, а потом уснул, и спал так крепко и безмятежно, как никогда в детстве.

Утром Эмер проснулась оттого, что солнечный луч, прокравшийся сквозь неплотно притворенный ставень, уютно устроился на ее лице. Она чихнула два раза и открыла глаза.

Годрик уже встал, а она и не услышала. Мышцы сладко ныли, как если бы накануне она слишком увлеклась тренировочным боем на мечах.

— Доброго утра, муж мой, — сказала она.

На сердце было легко и хорошо, и хотелось смеяться невесть отчего.

— И тебе доброго утра, — сказал Годрик без намека на сердечность.

Будто и не было безумства прошедшей ночи.

— Судя по тону, ты считаешь его не слишком добрым, — мгновенно разозлилась Эмер. — Чем опять недоволен?

— Из-за собственной слабости я нарушил кодекс рыцарской чести, — сказал он, одеваясь. — Поступил, как подлец.

— Что уж теперь жалеть об этом, — ответила Эмер, наблюдая, как он натягивает штаны, набрасывает рубашку, котту и перетягивает талию поясом — и все это четкими, скупыми движениями. Как Годрик сегодняшний отличался от Годрика вчерашнего — пылкого любовника, потерявшего от страсти разум и забывшего все приличия.

— А ты довольна… — пробормотал он, избегая смотреть на нее.

— Подойди, — сказала Эмер, и он вдруг послушно подчинился.

Сел на край кровати, не поднимая глаз, и приготовился слушать.

— Посмотри на меня, — последовала новая просьба. Или приказ?

Годрик подчинился и здесь, и перевел взгляд на Эмер.

— Не просто довольна, — сказала она. — Я счастлива, Годрик Фламбар. Теперь ты — мой муж по-настоящему. И я счастлива, и горда.

— Я тебя помял, — сказал он, касаясь кончиками пальцев синяка на ее плече.

Вчера он слишком сильно сжал это плечо, когда потерял голову от страсти.

— Даже не заметила, — сказала Эмер ласково. — Мне было очень хорошо с тобой. И я мечтаю, что следующая ночь не заставит ждать. Или мне снова заговорить с тобой о мальчиках?

— Ты!.. — вскинулся Годрик, и вдруг засмеялся. — Поймала меня, как мальчишку. Что мне с тобой делать, женщина?

— Любить, — ответила Эмер, беря его за руку и прижимаясь щекой к ладони. — Яркое пламя! Неужели ты не понял, что сделал меня самой счастливой женщиной на свете?

— Правда, счастливой? — он наклонился над ней, всматриваясь в лицо жадно и пытливо.

Она кивнула, улыбаясь.

— Ты очень красивая, — шепнул Годрик, касаясь рассыпавшихся по подушке рыжих прядей. — Я хочу запомнить тебя именно такой, когда отправлюсь в Дарем.

Благость немедленно исчезла с лица Эмер.

— Когда мы отправимся в Дарем, хотел ты сказать? — начала она угрожающе.

— Ты не поедешь, — Годрик поднялся с кровати и накинул квезот.

— Почему это?!

— Потому что ты останешься здесь, с леди Ишем, — спокойно сказал Годрик.

— С чего решил?! Я не останусь с Сесилией, пока ты будешь геройствовать против злоумышленников.

— Но ведь в Дареме ты была согласна уехать.

— Но тогда я знала, что оставляю тебя под охраной верных солдат! А теперь ты рвешься в бой один против всех. Нет, или мы начинаем войну вместе, или возвращаемся в Заячьи Хвосты и с бараньей покорностью ждем, пока нас придут убивать.

— Надеюсь, к тому времени, когда я вернусь, ты одумаешься, — сказал Годрик и вышел.

— Одумаюсь! Скорее поцелую кобылу в зад! — крикнула ему вслед Эмер и за неимением тяжелого предмета под рукой, бросила подушкой, попав уже в закрытую дверь.

Продолжая ругать упрямого Годрика, Эмер встала и прошлась по комнате до огромного зеркала. Она рассматривала свое отражение впервые, чтобы оглядывать себя вот так — без одежд. Раньше ее не слишком волновало, как она выглядит без рубашек, платьев или мужских штанов. Но теперь ее тело принадлежало не только ей, а еще и некому мужчине. И этот мужчина нашел его красивым, и желанным. Эмер повернулась спиной и изогнулась, пытаясь рассмотреть себя сзади. На бедрах тоже красовались синяки. Поистине, пальцы у Годрика были железными. Вспомнив, как он вчера ласкал ее, Эмер покраснела и поспешила одеться.

Набросив на голову рубашку и стараясь попасть руками в рукава, она услышала, как скрипнула дверь, и проворчала, думая, что вернулся Годрик:

— Что так скоро? Мое желание не ослабло, а только укрепилось. Прогуляйся еще пару часов, но я и тогда не передумаю.

Годрик не ответил, и Эмер, взбешенная молчанием, резко одернула рубашку, просовывая голову в ворот.

Это был вовсе не он, а служанка, которая принесла кувшин с горячей водой для умывания.

— Поставь на стол и уходи, — велела Эмер, усаживаясь на кровать.

Служанка послушно двинулась к столу. Она была невысокого роста, русоволосая, с бледным личиком-сердечком. Обыкновенная служанка, не стоящая внимания, но Эмер почему-то проследила ее взглядом.

— Леди Сесилия послала тебя? — спросила она, хотя это и так было понятно.

— Да миледи, — ответила служанка, кланяясь и засовывая руки под передник.

Эмер успела заметить, что у нее не было переднего зуба. И в памяти шевельнулось какое-то неприятное воспоминание. Она еще пристальнее уставилась на служанку, и только это спасло ей жизнь, потому что скромная служаночка выхватила из-под передника два метательных кинжала. Рыцарские тренировки и в этот раз послужили Эмер хорошую службу. Ум еще не успел осознать, а тело уже осознало и ответило. Эмер повалилась спиной на постель, и смертоносные лезвия рассекли воздух над самым ее носом. Кинжалы пролетели через спальню и намертво застряли в дубовой стене. Перекатившись на другую сторону кровати, Эмер укрылась за пологом и грозно крикнула:

— Кто ты? И что тебе нужно?

Ответов она не ждала, но надеялась потянуть время, да и дать знак Годрику, буде он решил вернуться в самый неподходящий момент. Одновременно она на цыпочках прокралась несколько шагов, и резко выглянула из-за полога с другой стороны.

И чуть не получила в лицо еще один кинжал, но успела вовремя отшатнуться.

«Если девчонка не носит с собой оружейный склад, — подумала Эмер с неожиданной резвостью, — у нее остался только один нож».

— Сейчас ты снова промахнешься, — сказала она громко, — я доберусь до тебя и выбью оставшиеся зубы. Думала, не узнаю тебя? Разбойники там, в лесу, возле Дарема. Это ведь ты отвлекала, пока твои дружки нападали?

Замолчав, Эмер опустилась на четвереньки, проползла обратно и легко пошевелила полог, а потом так же осторожно вернулась, готовая сделать отчаянный рывок.

Едва слышный шорох подсказал ей, что хитрость должна удаться. Разбойница заметила колыхание ткани и изготовилась для броска.

Эмер взвилась с пола, как пружина, выскочила из укрытия, успела схватить резной стульчик возле зеркала, и отбить им последний, четвертый нож.

— Вот и все, маленькая сучка, — сказала она, перехватывая стульчик за ножку поудобнее.

Разбойница поняла, что проиграла, попятилась и обратилась в бегство. Справиться с Эмер, превосходившей ее и ростом, и силой, в открытом бою было просто невозможно. Но добежать до двери ей не удалось. Резной стульчик, пущенный вслед, сбил разбойницу с ног, а в следующую секунду Эмер уже схватила ее за волосы и поволокла к кровати.

— Сдохни! — завизжала разбойница и попыталась достать Эмер кинжалом, который выхватила из-за голенища сапога, удар пропал без пользы, мнимая служанка получила кулаком в живот, а кинжал словно сам собой улетел в дальний угол.

— Полежи тихонько, — посоветовала ей Эмер, опуская на пол.

Кашляя и держась за живот, разбойница пыталась подняться, но ноги не слушались.

— Почему это я должна сдохнуть? — деловито спросила Эмер, проверяя на крепость собственный поясок.

— Из-за тебя все погибли! — сказала разбойница с ненавистью.

— Так уж из-за меня… — Эмер скрутила ее, немилосердно заламывая руки, и уселась рядом, утерев лоб. — Кто погиб-то?

Но разбойница упрямо сжала губы, показывая, что не скажет ни слова.

— Если ты про своих головорезов, которых мы уложили с мужем, то сами виноваты, — сказала Эмер. — Нечего нападать на честных людей. Хотя я должна быть тебе благодарна. Не напади вы на кузницу, Годрик так и стучал бы молотом по наковальне, и радовался свободе, — она фыркнула. — Жаль, что прибили Бодеруну, я многое хотела вызнать у старухи… Это же твои дружки прикончили старуху в деревне? Кто велел? Тебя тоже нанял богатый человек? Ты хоть лицо его видела? Или пошла на смерть за пару медяков?

— Что ты со мной сделаешь? — спросила разбойница, не отвечая на вопросы. — Почему не зовешь стражу?

— А зачем нам стража? — искренне удивилась Эмер. — Ты и без стражи все расскажешь.

— Расскажу?! — взвизгнула разбойница. — Хоть на куски режь, буду молчать!

— Неплохая мысль! — порадовалась идее Эмер. — Только крови будет много. Не хочу пачкать дом Сесилии, она такая чистюля… Лучше суну тебя пятками в жаровню — и чище, и толку больше.

Не отделяя слов от дела, она схватила разбойницу за шиворот и потащила к жаровне, в которой алели угли. На подступах пришлось повозиться, потому что разбойница сопротивлялась, норовя укусить. Эмер схватила ее поперек шеи, чтобы вела себя поспокойнее.

— Какая несговорчивая, — попеняла Эмер, словно говорила не с женщиной, только что размахивавшей кинжалом, а с лучшей подругой. — Ведь была бы целее, — и она почти любовно уложила ее на пол, придавив коленом, а потом схватила за лодыжки и сунула пятками прямо в жаровню.

— Ты что это делаешь?! — раздался крик, но голос был вовсе не женский.

От неожиданности Эмер выпустила жертву, и та проворно, насколько позволили связанные руки, уползла к противоположной стене, заливаясь слезами и подстанывая от боли.

— Что тут творится? — в спальню вошел Годрик.

Он во все глаза смотрел на происходящее, не забыв между тем закрыть за собой двери.

— Кто это?

— Помнишь несчастную лань, которая попалась нам, когда мы ловили разбойников? — сказала Эмер, деловито отряхивая руки и снова направляясь к связанной женщине. — Я еще выбила ей зубик, красоту попортила. Так вот, это она и есть. Пришла меня убивать, мстит за дружков. Да убивалка оказалась маленькая. Сейчас я ее…

— Убивать?! — Годрик заступил дорогу жене. — А что ты собиралась с ней сделать?

— Хотела порасспросить кое о чем, да ведь молчит, проклятая! Но я ее разговорю, вот увидишь.

— Ты ее пытала! Женщину!

— Эй! Вообще-то, она пришла меня убить, — помахала Эмер рукой перед его лицом. — Меня — женщину.

— Убить? Она? — Годрик оглянулся, посмотрев на щуплое тельце, свернувшееся у стены. — Да она же маленькая…

— А кинжалом чуть не пырнула! — разозлилась Эмер. — Дай потолковать с ней, и она все выложит.

Разбойница забилась, как в силках, когда Эмер шагнула вперед, но Годрик снова заступил жене путь.

— Подожди, сгоряча это не делается. Зачем тебе пытать ее? Она и так все расскажет.

— Да-да, в подробностях, — закивала Эмер. — Ты в уме ли? Не хочешь помочь — не мешай.

— Защитите меня от нее, добрый господин! — взмолилась разбойница плаксивым голосом.

— Не пытайся разжалобить моего мужа!

— Тише, тише, — Годрик приобнял Эмер за плечи и увел в сторону. — Не надо шуметь, не надо кричать и угрожать. Эта милая девушка сейчас очень напугана…

— Эта милая девушка — отчаянный головорез! — завопила Эмер. — Это они хотели убить тебя отравленной стрелой, и они напали на нашу деревню, чтобы избавиться от тебя! И я уверена, что это она хотела убить меня тогда, в церкви!

— Нет! Отравленные стрелы — это твоя ловушка! — разбойница мигом оставила жалобный тон. — Почти весь мой отряд погиб там, на лесной дороге!

— Лгунья! — Эмер бросилась к ней, но Годрик перехватил ее и оттащил. — Но ведь лжет же! — не унималась Эмер, пытаясь вырваться. — Я чуть не умерла от яда! А сколько наших рыцарей погибло от ничтожных царапин! Только за это ее надо колесовать!

— Спокойно, жена! — прикрикнул Годрик, и Эмер мигом утихла. Слово «жена» действовало на нее волшебным образом. — Я сам с ней поговорю, ясно? А ты сидишь и не вмешиваешься.

— Да-да, так я и послушалась, — огрызнулась она, но села в кресло, перебросив ноги через подлокотник, и мрачно смотрела, как Годрик подходит к разбойнице и распутывает ей руки. Ему пришлось повозиться с узлами — уж что-что, а затягивать узлы Эмер умела.

— Не бойся, — подбодрил он разбойницу. — Если будешь честной, я не позволю тебя наказать. И отпущу тут же.

— Отпустите? — спросила разбойница недоверчиво.

— Конечно, — сказал Годрик. — Я же вижу, что ты — всего лишь несчастная девушка, которая вынуждена выживать в жестоком мире. Моя жена — она всю жизнь прожила в богатстве и неге, ей не понять твоих страданий. А мне пришлось побыть вилланом, и я прекрасно знаю, что это — когда хочется есть, и нечего, и когда твои родные берегут последний медяк, чтобы хватило похоронить их честно. Ты ведь не от хорошей жизни стала разбойничать, дитя?

Эмер фыркнула, когда беззубая девица начала скулить и жаловаться на жизнь, рассказывая, как рано осталась без отца, а потом и без матери, и обитала в Нижнем городе в столице, а потом спуталась с бандитами и начала промышлять на дорогах.

— Полгода назад нас поймал начальник стражи из Дарема. Меня и моих людей, нас было восемь, — поверяла она, размазывая слезы по щекам. — Мы сидели в подземелье, и нас должны были казнить. И вдруг пришел он — человек в маске. Он сказал, что мы сможем спастись, если будем верны. Мы согласились, и он отпустил нас.

— Вот так, просто? — поразился Годрик. — Почему ты не убежала после этого? Зачем служила ему?

— Он хорошо платил, — ответила разбойница, но взгляд у нее стал затравленный.

— И только в этом дело? В хорошей плате? — продолжал допытываться Годрик.

— Подожди-ка, — Эмер внезапно поняла, в чем была причина покорности разбойницы.

Она загасила фитиль в масляном светильнике и взяла чашку с маслом, чтобы не расплескать. Разбойница засучила ногами, пытаясь отползти, когда Эмер направилась к ней. Годрик не успел остановить жену, как она схватила разбойницу за руку и вылила на ладони масло.

Почти сразу после того, как тайный лорд Саби поставил ей на руку шпионскую метку, она точно также вылила масло на собственную ладонь. И сейчас на коже разбойницы проступил точно такой же знак — две руки, соединившиеся указательными и большими пальцами, и корона над ними.

— Её заклеймили королевские шпионы. Вот и вся верность.

Годрик внимательно осмотрел шпионский знак и спросил:

— А ты откуда об этом знаешь?

— Чего только не услышишь в королевском замке! — сказала Эмер, честно глядя ему в глаза.

Он поверил и нахмурился.

— Я не хотела этого, — угрюмо сказала разбойница. — Но он сказал, что так призовет меня, когда я буду нужна.

— И призывал? — поинтересовался Годрик.

Разбойница засопела.

— Попробуй ослушайся, — ответила вместо нее Эмер. — Зажжет так, что побежишь вприпрыжку, — и добавила для убедительности: — так мне рассказывали сплетницы при дворе.

— Зачем ты пыталась убить мою жену в церкви? — спросил Годрик, пропуская болтовню Эмер мимо ушей. — Это тоже приказал тот богатый человек?

— Нет, умереть должна была не она, — процедила разбойница, глядя на Эмер с ненавистью.

— Кто? — пошел Годрик напрямик. — Королева или я?

— Вы, милорд.

— Вот как…

— Не умереть, — быстро поправилась разбойница. — Сказано было только обездвижить ядом, а потом я должна была подать сигнал и уйти.

— А кинжал зачем прихватила? — насмешливо спросила Эмер. — В зубах ковырять?

— Только дура пойдет к врагу без кинжала, — не осталась та в долгу.

— Ах ты, маленькая дрянь! — Эмер замахнулась, но Годрик не позволил ударить.

— Значит, они не хотели проливать кровь в церкви? Или просто решили избавиться от меня не вызывая подозрений? Дескать, удрал от строптивой супруги…

— Я не знаю! — взгляд разбойницы стал затравленным. — Я ничего не знаю, мне просто…

Она внезапно закашлялась, по подбородку потекла кровь, и через пару минут на полу перед Годриком и Эмер лежал труп.

— Небеса святые, — Эмер набожно осенила себя святым знаком. — И такое бывает в этом мире. Она сделала много зла, вот и поплатилась. Даже страшно становится. Я ведь тоже не ягненок, вдруг и…

— Не говори глупостей, — сказал Годрик, пытаясь нащупать живчик на шее разбойницы, а потом снял накидку с ближайшего кресла и укрыл покойную. — Так убивают предателей служители яркого пламени. Эта метка как удавка на шее. В нужный момент достаточно затянуть. Бедняга вряд ли знала об этом. Эй, что с тобой? — он с беспокойством посмотрел на Эмер. — Побледнела, как снег.

— Просто немного душно, — для пущей убедительности Эмер оттянула ворот рубашки и принялась обмахиваться ладонью. — А ты откуда об этом знаешь? О том, что метка — как удавка?

Он усмехнулся:

— Чего только не услышишь от сплетников при королевском дворе.