Глава 4. Для чего нужны австрийцы?
- Началось, господа! - в палатку, где временно расположились пилоты Добровольческого авиационного полка Императорского Всероссийского Аэро-Клуба, вошел штабс-капитан Нестеров, размахивающий увенчанной подписью и печатью бумагой. - Завтра в 7:00 нам приказано произвести авиаразведку с целью обнаружения ближайших скоплений сил противника.
- Значит, действительно началось, - даже с каким-то облегчением вздохнул Михаил, просидевший на полевом аэродроме вместе с остальными летчиками его полка уже три дня. - Я, так понимаю, первое время вы справитесь собственными силами?
- А вот и не угадали! - усмехнулся Петр. - Приказано отправить на разведку все наличествующие силы, включая вас. - Как они ни старались попасть под командование Брусилова, судьба в лице великого князя Александра Михайловича, благосклонно отнесшегося к желанию пребывавших на военных сборах пилотов послужить отечеству в тяжелую пору, направила продемонстрировавший во время учений поразительные результаты авиационный полк в распоряжение 3-й армии. Там Михаил и встретил своего старого друга и ученика - Петра Николаевича Нестерова, под чьим командованием находился 11-й корпусной авиационный отряд.
- Ну, насчет всех - это они явно погорячились. У вас в корпусных отрядах, и так по шесть машин наличествует, коего числа для разведки вполне достаточно. Так что со своей стороны добавим еще шестерку с самыми опытными пилотами и хватит, пожалуй. С началом войны ресурс аэропланов начнет утекать, как вода сквозь пальцы, так что будем избегать ненужных трат. А вот как обнаружим лакомую цель - навалимся всем нашим пестрым табором. Посему, если ваши пилоты обнаружат артиллерийские или пулеметные позиции, прошу сразу делиться этой информацией с нами. Сравняем их всех с землей, пока под эти стволы наши доблестные офицеры не принялись гнать солдат во весь рост.
- Это само собой разумеется, Михаил Леонидович, - не стал проявлять солидарность с теми, кто ходит по земле, штабс-капитан. Еще со времен обучения в школе завода "Пегас", он прекрасно знал, что его нынешний собеседник не переносит две вещи - пустую трату ресурсов и откровенных дураков. А в российской армии, к сожалению, и того, и другого имелось в избытке. Потому небольшое пикирование брата-летчика в сторону пехотных офицеров было пропущено мимо ушей.
- Вот и договорились, - радостно потер руки Михаил. - Доставайте карту, господин штабс-капитан, будем разбивать ее на квадраты ответственности по экипажам.
- Чего нет, того нет, - только и смог, что развести руками Нестеров. - С картами у нас даже хуже чем с аэропланами.
- Эх, вы, аника-воины. - тяжело вздохнул Михаил и, покопавшись под своей раскладушкой, извлек на свет добротный деревянный ящик. - Как знали, что пригодятся, - добавил он, и под всеобщими любопытствующими взглядами достал оттуда один за другим три пакета. Стоило же развернуть первый из них, как все буквально ахнули - сделанная с применением аэрофотосъемки точнейшая карта, идущая от границ империи вплоть до Львова, оказалась настоящим сокровищем. Такой, скорее всего, не было даже в штабе армии, а вот у командира добровольческого авиационного полка имелась. И, судя по снисходительным взглядам, градом посыпавшихся на штабс-капитана со всех сторон и говоривших "знай, мол, вояка, какой у нас командир", летчики этого самого полка уже сейчас начали ставить себя выше армейских коллег. - Вот, возьмите, Петр Николаевич. По одной карте вам и в отряд ваших соседей. Только не советую светить ими перед большим начальством - отберут-с, - передал он бывшему ученику два оставшихся пакета.
- Это уж как водится, - хмыкнул Нестеров и, воровато оглянувшись, запихал бумаги за пазуху, не доверившись офицерскому планшету, висевшему на боку. После чего, достав небольшой карандаш с блокнотом, приготовился внимать нависшему над уже расстеленной картой Михаилу. Кого другого в подобной ситуации он, как и большая часть набившихся в палатку летчиков, вряд ли стал бы беспрекословно слушать. Достаточно умными и вполне разумными людьми считали себя абсолютно все присутствующие. Вот только назначенный на должность заместителя командира полка пилот-охотник Дубов, Михаил Леонидович обладал столь колоссальным авторитетом, что даже стоявший от него по правую руку старший лейтенант Яцук не посчитал возможным хоть в какой-либо мере оскорбиться. Полтора месяца сборов наглядно продемонстрировали, кто чего стоит, позволив оставить все дрязги в прошлом, и дать место в настоящем исключительно деловому подходу.
- Какой общий участок ответственности наших отрядов? - убедившись, что штабс-капитан приготовился к общению, поинтересовался Михаил.
- От города Радзехув на севере, до позиций нашей восьмой армии на юге, - быстро очертил границы Нестеров.
- Это, стало быть, почти 75 верст по фронту. А на глубину?
- Пока, не далее 15 верст. Требуется определить наличие защитных сооружений в приграничных областях, а также имеющиеся здесь у противника силы. Особое внимание приказали уделить городам Тернополь, Броды и Радзехув, в которых могут быть расквартированы части противника.
- Ну, это нормально. Для первого вылета - самое то. Экипажи, навострите уши и слушайте внимательно! Вряд ли противник будет прятаться по лесам. Все же воздушная разведка - явление относительно новое. Да и австрияки явно не сильно уважают нашего брата, учитывая их скромный воздушный флот. Так что сразу советую всем ходить только над дорогами и населенными пунктами. Сперва сделайте пробный заход на территорию противника на глубину не более версты и пройдитесь вдоль линии границы выделенного именно вам участка. Если вас никто не обстреляет, и вы ничего не обнаружите, углубляйтесь на три версты и так же пройдитесь вдоль линии границы. Только после этого вам дозволяется уйти глубже. Поскольку идем на разведку, из вооружения возьмете с собой только личное оружие. Встреча с вражеским аэропланом в воздухе будет маловероятна. Но, ежели подобное случится, гоняться за ним запрещаю! И не унывать мне тут! - неожиданно громко рявкнул на слегка взгрустнувших пилотов Михаил. - Пуст вы, большей частью, и пилоты-охотники, но ваши охотничьи угодья простираются исключительно на земле! Так что геройствовать запрещаю! Если по дурости угробите машину, в небо больше не пущу! Всем все ясно? - Прекрасно зная, что двое неуемных лихачей уже получили черную метку от их главного инструктора и вынуждены были покинуть полк еще при проведении сборов, летчики тут же принялись уверять Михаила в своей белизне и пушистости, а также отсутствии дурных мыслей в голове.
- Строго тут у вас, - покачал головой Нестеров, разглядывая честные-пречестные лица пилотов.
- А в авиации по-другому никак нельзя, - пожал плечами Михаил. - Тут ведь как у минеров - одна ошибка, и ты труп. Ладно, Петр Николаевич, давайте раскидаем наших орлов по квадратам и начнем готовиться. Поскольку девятый отряд и так расположился севернее нас, пусть и отрабатывает северный фланг. Вы со своими летчиками возьмите под контроль центр. А уж мы, сирые да убогие, приглядим за югом. Заодно и восьмой армии поможем немного.
- Скромный вы человек, Михаил Леонидович. Прибедняетесь все. Прознай противник, что именно вы для него приготовили, быть вам заранее объявленным врагом их империи.
- Ну, не сегодня, так завтра все в том списке будем, - лишь усмехнулся Михаил в ответ.
- В этом я нисколько не сомневаюсь!
Дальнейшее согласование плана разведывательной работы на следующий день занял еще целый час, после чего штабс-капитан распрощался с новыми знакомым и, запрыгнув в предоставленный ему в личное пользование "Унтер-Мотор", укатил на свой аэродром. А отобранные в полет летчики добровольческого авиационного полка вместе с механиками забегали вокруг своих машин.
В течение первого дня Михаилу удалось прогнать через это задание каждого из своих пилотов, поскольку первые вернувшиеся, вообще не обнаружили противника за исключением совсем небольших отрядов пограничной стражи, улепетывающих от границы вглубь территории. Связавшись с Нестеровым, он узнал, что у армейцев тоже все было тихо, и потому армия потихоньку начала переход к границам, выдвигая вперед кавалерийские дивизии.
Получив эти известия, Михаил тут же распорядился подготовить свою машину и еще две в прикрытие. Он прекрасно осознавал, что сами военные к ним на поклон ни за что не пойдут, - сборище гражданских, находящихся под командованием флотского офицера, еще во время сборов вызывало изжогу у представителей армии. Что уж было говорить про нынешнее положение! Уж кому-кому, а моряку и штафиркам вообще не полагалось знать, как следует вести боевые действия в составе сухопутных армий. Потому налаживание добрых отношений следовало начинать самим. У них даже вышел небольшой спор с командиром добровольческого полка по поводу того, кому следовало лететь на переговоры с командованием авангардных частей для организации взаимодействия. В тот раз верх остался за Михаилом, но с минимальным преимуществом в количестве приведенных аргументов. И это в очередной раз пугало. Ведь каким бы великолепным летчиком, командиром и инструктором Николай Александрович Яцук ни являлся, это не давало старшему лейтенанту РИФ знаний и опыта подполковника ВВС. А ведь в самый ответственный момент навязанный сверху командир вполне мог взбрыкнуть, что имело бы катастрофические последствия для полка. Работа многих лет имела все шансы пойти коту под хвост! И это пугало почище вражеских пуль!
Тем не менее, пока Яцук придерживался рамок, чему немало способствовало их давнее знакомство. Но вечно так продолжаться не могло. В отличие от многих офицеров, Николай Александрович полагал себя одним их виднейших знатоков своего дела вполне заслуженно. Ведь на фоне остальных летчиков мира он таковым действительно являлся. Вот только само развитие авиации еще только делало первые шаги в становлении грозной военной силой. И помочь ей в этом могли лишь двое находящихся в армии, мало того, что на временных, так еще и на птичьих, правах добровольцев. Но пока судьба была на его стороне, Михаил предпочитал пользоваться данным фактом вовсю. Во-первых, именно ради этого они и прибыли на войну, а, во-вторых, требовалось показывать товар лицом и всеми другими привлекательными частями и сторонами. Не даром же полк состоял исключительно из аэропланов марки У-2, за исключением пары куда более грозных машин.
Да, они еще не сдали ИВВФ последние три десятка самолетов из заказа 1913 года. Да, они уже успели получить действительно крупный заказ в этом году. Да, с началом войны к ним, несомненно, придут за новыми аэропланами. Но вот беда, производство того У-2, что приносил им львиную часть доходов, дабы принести наибольшую пользу своей стране, требовалось скинуть на плечи всех прочих заводов, чтобы самим сосредоточиться на более сложных машинах. Вот только желания заниматься альтруизмом при этом не имелось вовсе. Не для того они вкладывали в данный проект столько сил, средств и времени, чтобы в итоге преподнести все чужим дядям на тарелочке с голубой каемочкой.
А чтобы армия заставила остальных поставлять ей аэропланы, как минимум, не хуже У-2, что по факту означало - те самые У-2, и требовалась столь наглядная, что дальше уже некуда, реклама. Желание же единственного крупного заказчика не могло не поспособствовать залезанию в карманы остальных авиапроизводителей. Ведь тому же Блерио, а до того Фарману, что "Дукс", что ПРТВ, без каких-либо пререканий выплачивали лицензионные отчисления за каждую собранную машину их авторства. Чем же "Пегас" был хуже? Вот только лицензия и полная техническая документация с набором лекал, являлись двумя большими разницами. Особенно в плане цены. А деньги нижегородцам были очень нужны. И как можно скорее, дабы успеть обогнать инфляцию, что уже в будущем году обещала изрядно пошатнуть позиции рубля на мировом финансовом рынке, что в свою очередь тут же отразилось бы на его покупательной способности. Но куда важнее было внести ранее оговоренную оплату за те товары, заказ которых уже был сделан еще в июне с началом поставок в сентябре месяце. И никакие форс-мажоры, вроде начала Мировой войны, по условиям заключенных договоров не могли привести к срыву поставок или повышению цен. Печалила только серьезная ограниченность тех заготовок и материалов, что могли быть получены по таким контрактам. Хотя даже их можно было лишиться, не окажись в карманах нужных сумм. Но ныне головная боль об их общих финансах лежала на Алексее, что позволило Михаилу полностью сосредоточиться на военном деле.
Командир 10-й кавалерийской дивизии генерал-лейтенант граф Федор Артурович Келлер, задрав голову вверх, с любопытством рассматривал тройку кружащих над его войсками аэропланов. Сделав несколько кругов, один из них устремился вниз и, выбрав наиболее подходящий для посадки участок дороги, вскоре принялся катиться навстречу передовому дозорному отряду, трясясь на многочисленных кочках. Заинтересованный данным фактом граф сам вскоре подъехал к окруженному казаками аэроплану и с удивлением опознал в дожидавшемся его пилоте Дубова, Михаила Леонидовича собственной персоны, о котором в России не слышал разве что глухой.
- Ваше превосходительство! - Михаил встал по стойке смирно и отдал честь. - Пилот-охотник Дубов! Имею честь предложить вам услуги нашего "Добровольческого авиационного полка Императорского Всероссийского Аэро-Клуба" в деле разведывания войск противника по пути продвижения вашей дивизии.
- Господин Дубов! - отсалютовал в ответ Келлер и, спешившись, вопреки всем воинским правилам пожал руку приравненного к рядовым пилота. - С превеликим удовольствием приму ваше предложение. Вам с небесных высей явно виднее, что там впереди.
- В таком случае, прошу выделить из вашего штаба офицера связи, которому я поведаю об условных знаках, что мы можем подавать при помощи сигнальных ракетниц. А также для демонстрации ему контейнера, который мы сможем сбрасывать с аэроплана вместе с вложенными в него сообщениями.
- Замечательно! Господин штабс-капитан Сливинский, составьте нам компанию! - гаркнул генерал-лейтенант и к нему тут же подлетел средних лет офицер. - Вот, Александр Владимирович, господин Дубов изъявил желание помогать нам путем ведения разведки на своих аэропланах. Так что теперь вы отвечаете за связь с нашей авиационной разведкой, поздравляю! - генерал хлопнул вытянувшегося офицера по плечу. - И жду только самых положительных результатов!
- Будет исполнено, ваше превосходительство! - гаркнул в ответ штабс-капитан.
- Что же, оставляю вас наедине, господа. Господин штабс-капитан, потом доложите мне все, о чем вы договоритесь.
- Будет исполнено!
- Вот и хорошо. Кстати, Михаил Леонидович, нас где-нибудь поблизости не поджидает коварный враг?
- Вплоть до границы - точно нет, ваше превосходительство. И на 15 верст вглубь территории противника никого сильнее малочисленных отрядов пограничной стражи обнаружить не удалось. В городка Заложце, напротив моста у реки Сереет, были замечены возводимые на скорую руку укрепления, но, опять же, серьезных сил там не обнаружилось. Скорее всего, там только пограничники и местное ополчение. По флангам у вас продвигаются полки наших 9-й и 12-й кавалерийских дивизий. Но об этом вы и так прекрасно осведомлены. - Выдвижение 3-й армии к границам империи началось только 19 августа и отнюдь не из ближайших к территории Австро-Венгрии городов и сел. Как того и требовала военная наука, сосредоточение войск производилось не менее чем в одном дневном переходе от пограничных рубежей, потому выдвинувшимся вперед кавалерийским дивизиям еще не менее суток требовалось продвигаться по своей территории. Однако вопрос о наличии противника был задан генерал-лейтенантом не из праздного любопытства - в зоне ответственности других армейских корпусов австрийская конница уже не первые сутки хозяйничала на просторах Российской империи. Потому ухо следовало держать востро!
Удовлетворенно кивнув, Келлер забрался на поданного коня и, собрав вокруг себя штаб вместе с охранным взводом казаков, двинулся дальше по дороге. Дабы не затягивать, Михаил быстро расстелил на коленке имеющуюся карту и принялся оговаривать со штабс-капитаном условия будущего сотрудничества. Сперва тот немного опешил от одного вида столь великолепной карты, чуть ли не залив ту активно выделяющейся слюной. Потом с удивлением узнал, что помогать им будут не три аэроплана, а более трех десятков. Не меньшее удивление вызвала информация о возможности организации массированного бомбового удара. И под конец совсем выпал в осадок, когда пилот передал ему сумку с сигнальными ракетами и ракетницей для наведения авиации на цель с земли.
- А вы что думали, Александр Владимирович, что мы можем только витать в облаках, да смотреть на землю? - усмехнулся Михаил в ответ на высказанное Сливинским удивление.
- Если честно, то пока вы мне не раскрыли все имеющиеся у вас возможности, думал именно так. - Хоть его собеседник и представился званием охотника, штабс-капитан предпочел держаться со столь именитым авиатором, как с вольноопределяющимся, дабы не обидеть того неучтивостью обращения к нижним чинам.
- Ну, с чего вы взяли, что я раскрыл вам все? Вы сейчас обладаете достаточной информацией для организации содействия авиации кавалерийским частям. Но ведь разведка и бомбардировка - это не все, на что мы способны. Вот увидите, будущее покажет, что аэроплан - это сила, с которой придется считаться так же, как и с артиллерией. Ведь, по сути, мы сейчас и являемся летающей артиллерией. Да, у нас не слишком большой боезапас. Да, нам заранее надо сообщать цель для удара. Но зато мы можем прибыть достаточно быстро и нанести прицельный точечный удар даже по закрытым от наблюдения с земли позициям.
- А ведь вы правы, - задумчиво произнес кавалерист.
- Конечно, я прав! - вновь усмехнулся Михаил. - Но, раскидываться словами я все же не буду. Пусть наши дела покажут, чего мы на самом деле стоим. Что же, прошу прощения, но мне пора обратно в небо. Топливо у нас, к сожалению, не безгранично и мои коллеги тактично напоминают, что пора возвращаться назад на аэродром - Михаил кивнул в сторону покачивающего крыльями самолета. - Так что, до скорой встречи. - Отдав честь, он вскочил в самолет и, дождавшись своего наблюдателя, дергавшего винт, довольно легко взмыл в небо, где, приняв в хвост ведомых, ушел на восток.
Как и докладывал летчик, больших сил противника на следующий день повстречать кавалеристам не пришлось. Переправившись вброд через реку южнее Заложце, 10-я кавалерийская дивизия уже к вечеру 20-го августа появилась в тылу оборонявших город от атак 9-й кавалерийской дивизии сил, отчего последние поспешили уйти на запад, бросив оборонительные позиции.
Еще трижды за день генерал-лейтенант, впрочем, как и все остальные, наблюдал пролетающие над головой аэропланы, которые лишь качали крыльями, приветствуя своих. А вот четвертый, возвращающийся с запада уже под вечер, сделал два круга над расположением штаба, что оказался развернут у деревни Биалогловы, и с него вниз полетел пенал, хорошо видимый благодаря длинному хвосту из ткани расшитой в красно-белый квадрат. Метнувшийся за ним казак управился меньше чем за минуту и уже вскоре Келлер, с трудом разбирая выведенные карандашом каракули, узнал, что ему навстречу движется кавалерийская дивизия противника, а также впереди в нескольких селах стоит пехотная часть численностью не менее батальона. Разведчики смогли засечь срочно выдвинувшуюся из района Брод 4-ю кавалерийскую дивизию, но, по неопытности, вместо того, чтобы продолжить полет по назначенному маршруту, поспешили вернуться со столь значимыми новостями. Будь иначе, и помимо этой дивизии они смогли бы обнаружить приближение с запада и юго-запада еще двух австрийских дивизий - одной кавалерийской и одной пехотной, которые должны были войти друг с другом в контакт уже во второй половине дня 21-го августа и общими силами вернуть контроль над приграничным Заложце, одновременно стискивая русские дивизии с трех сторон.
- Вот вам и первая ласточка! - хмыкнул генерал-лейтенант, передавая донесение начальнику штаба дивизии. - Полюбопытствуйте, Владимир Петрович, что для нас разглядели впереди эти зоркие соколы.
- Любопытно, любопытно! - так же с трудом справившись с прочтением записки, полковник Агапеев аккуратно свернул ее и вернул генералу. - Полагаю, что завтра утром мы с ними встретимся в районе тех сел, что удерживает вражеская пехотная часть.
- Вот и я так думаю. Велите собрать командиров бригад и полков. Будем решать, как именно атаковать противника. И обязательно пригласите штабс-капитана Сливинского. Послушаем, чем наши доблестные авиаторы смогут помочь нам в будущем сражении.
К своему величайшему стыду, штабс-капитан не смог ответить в полной мере на вопросы офицеров, по причине отсутствия всех требуемых знаний. Но когда он уже был готов провалиться сквозь землю, в небе послышался уже такой знакомый стрекочущий звук и минут через десять один из казаков охраны штаба, поинтересовался можно ли допустить в шатер господина летчика.
Офицеры встретили Михаила если не как родного, то, как очень хорошего знакомого. Вежливо поздоровались, не забыв при этом представиться, поинтересовались здоровьем гостя и только после этого навалились на него с кучей вопросов.
- По очереди, по очереди, господа! - рассмеялся пилот. - Обещаю, что не улечу, пока не отвечу на все ваши вопросы. Все-таки сегодня исторический момент - первое обсуждение совместных боевых действий авиационных и сухопутных частей. Итак, с чего начнем?...
Улетал он уже чуть ли не в сумерках, но поскольку до аэродрома по прямой было чуть больше тридцати километров, успел приземлиться и даже передать самолет в заботливые руки механиков задолго до того, как на землю опустилась тьма.
- Господа, летчики! - все пилоты собрались в штабной палатке уже через пять минут после его возвращения, - Завтра идем в первый и решительный бой! Поскольку бой первый, идем все вместе и как на параде. То есть, чтобы никаких выкрутасов! Идем колонной звеньев. Мое звено - ведущим. Идем тремя эскадрильями по четыре звена в каждой. Дистанция между эскадрильями - пятьсот метров. Дистанция между звеньями в эскадрилье - сто метров. Дистанция между машинами звена - тридцать метров. Высота - триста метров. - Достав небольшую доску, он принялся чертить на ней схему, указывая, кто и где на ней находится. - На бомбардировку будем заходить разом всей эскадрильей, предварительно сократив расстояние между машинами до десяти метров. Как вы сами уже должны понять, работать будем по площадям и с первого захода. Ведомая мною эскадрилья атакует первой. Остальные две по моему сигналу отходят в сторону и очень осторожно перестраиваются в две колонны, после чего ложатся в круги. Приоритетная цель - артиллерия противника. Если я решу, что атаку надо повторить - махну крылом три раза. В этом случае вторая эскадрилья выходит колонной в атаку и, отбомбившись, отходит в сторону, где вновь встает в круг. В случае надобности еще одной атаки, я опять качну трижды крылом, и тогда в бой пойдет третья эскадрилья. Если атаковать более нечего, я поведу всех оставшихся за собой, а первую эскадрилью примет в хвост спасательный борт номер два и отведет к аэродрому на перезарядку и подготовку к новому вылету. Остальные вспомогательные и охранные борта идут следом за мной. - Сделав паузу и хлебнув чая из кружки, он продолжил, - поскольку идем сравнительно недалеко, пятьдесят километров туда и пятьдесят обратно, в баки заливаем только семьдесят литров. И пулеметы снимаем тоже. Соответственно, не берем и стрелков. Уж лучше по паре лишних бомб каждому подвесим. И возражения не принимаются! - тут же подавил он начавшееся шушуканье. - Все еще успеют навоеваться! Все вернувшиеся после первого вылета машины, тут же должны быть подготовлены для нового вылета. Поскольку во второй раз мы пойдем на поддержку войск непосредственно над полем боя, монтируем обратно пулемет и, соответственно, сажаем стрелка. Естественно, уменьшая бомбовую нагрузку до 6 пудов. Баки заливаем под завязку. И ждем меня. Пойдем так же тремя эскадрильями. Встанем над полем боя тремя кругами, и по моей команде будем атаковать цели, указываемые с помощью сигнальных ракет. Указание будет производиться, как с моего борта, так и с земли. Атаковать только парами, после чего тут же возвращаться в круг. Как только все звено отбомбится, командиры уводят их из круга для штурмовки вражеских позиций. Каждому борту разрешаю расстрелять по три диска. Не больше! Если кто-нибудь получает повреждение - все его звено тут же уходит на аэродром! Если кто ослушается приказа... - Михаил многозначительно посмотрел на притихших пилотов, - Ну, вы меня знаете. Накажу. - Разглядев понимание на лице всех и каждого, он вновь продолжил, - вылет завтра в семь ноль-ноль, идем в квадрат пять, по улитке восемь. Боеприпасы - трехпудовые осколочно-фугасные бомбы. Второй вылет предположительно пойдет в квадрат пять по улитке пять. Боеприпасы - переделанные 107-мм снаряды. А теперь всем спать. Завтра вы должны быть как огурчики - то есть свежие! А не зеленые и в пупырышку, как кто-либо мог подумать, - под дружный смех закончил Михаил. - Все бомбардировщики свободны. Штурмовикам, медикам и спасателям остаться.
- Летят, ваше превосходительство, летят! - заглянув в палатку Келлера, выпалил со смесью страха и благоговения казак из охраны штаба.
- Летят, говоришь?- усмехнулся генерал-лейтенант. - Ну, пойдем, посмотрим, как они летят. - Надев папаху, граф разгладил затесавшуюся на кителе складку и вышел вслед за казаком, поставленным наблюдать за небом.
А зрелище действительно впечатляло. Три отряда аэропланов растянувшиеся по фронту на четверть версты, а в длину на все полторы, довольно ровным строем прошли над расположением штаба, позволяя разглядеть подвешенные под брюхом и крыльями бомбы, отчетливо выделяющиеся черными каплями на небесного цвета поверхности фюзеляжа. Вслед за ними прошла еще одна тройка машин, а где-то на километровой высоте угадывались очертания еще двух.
- Что же, поглядим, чего вы стоите, господа авиаторы. Бог вам в помощь, - тихо произнес Келлер и, дождавшись, когда над ним пройдет последний аэроплан, вернулся в свою палатку. Пора было готовиться к выходу и неизбежному бою.
Атака с воздуха стала настоящим бичом советской армии в начале Великой Отечественно Войны. Сколько бойцов и техники было уничтожено еще на подходе к фронту или непосредственно на поле боя, не успев сделать по противнику ни одного выстрела? Десятки, сотни тысяч? Михаил не знал точных данных. Но знал он одно. Сегодня, 21-го августа 1914 года, нечто подобное, но в более скромных масштабах, его отряду предстояло устроить кавалерийской дивизии противника. То, что они не станут пионерами в бомбардировке вражеских сил, его ничуть не волновало. Судя по телеграммам, присланным Егором из Варшавы, его отряд уже успел изрядно отметиться на данном поприще. Впрочем, ни он, ни Михаил, не были первыми в этом деле. Но они, несомненно, станут первыми, кто подобными действиями нанесет противнику существенный урон. А иного, по его мнению, быть не могло. Более сотни бомб общим весом чуть менее двух тонн должны были через несколько минут обрушиться на ничего не подозревающего врага. Вторая и третья эскадрильи уже перестроившиеся в колонны одна за другой отвернули в сторону, оставив его дюжину машин в одиночестве, и наблюдая со стороны, как отбомбятся их друзья и товарищи.
Австрийская дивизия только начала сниматься с места ночевки и сотни кавалеристов выстраивались в отряды, представляя собой идеальную мишень. Естественно, появление такого количества аэропланов не осталось незамеченным, и бойцы противника с интересом принялись наблюдать за десятками приближающихся крылатых машин. Для многих из них это были вообще первые увиденные в жизни аэропланы.
Прекрасно рассмотрев стоящие особняком орудия с зарядными ящиками, Михаил изменил свое первоначальное решение и вывел первую эскадрилью в атаку на едва выступивший из лагеря авангард. Прибрав газ почти до нуля - набегающий поток воздуха и так раскручивал двигатель практически до максимальных оборотов, и, немного опустив нос самолета вниз, он, изредка поглядывая на приборы, сосредоточил все внимание на расположенном под ногами бомбовом прицеле, и как только в перекрестье начали мелькать всадники, нажал на спуск. Мгновенно полегчавший аэроплан тут же подбросило вверх и, вновь заревев двигателем, он начал забираться на высоту. К тому моменту как последний из его эскадрильи аэроплан сбросил свой смертоносный груз, внизу уже творилась настоящая неразбериха. В разные стороны от лагеря разбегались, как обезумившие кони, так и не менее обезумевшие люди, оставляя за спиной десятки погибших, раненых или просто оглушенных товарищей.
Убедившись, что столь же лакомых целей не осталось - уж больно шустро кавалеристы растеклись по окрестностям, вторую эскадрилью он направил на скученные артиллерийские орудия, брошенные вместе со всем остальным имуществом на произвол судьбы. К сожалению, выучка пилотов в плане бомбардировки все еще оставляла желать лучшего, даже не смотря на тот факт, что конкретно эти люди являлись на сегодняшний день наиболее опытными в данном деле. Потому вслед за второй эскадрильей громить австрийскую артиллерию была направлена и третья.
Любуясь, как на месте их стоянки разрастается пожар от занявшихся снарядов и, убедившись, что здесь им больше делать нечего, Михаил вновь покачал крыльями и повел весь свой отряд обратно на аэродром. Вновь пролетая над расположением 10-й дивизии Келлера, один из бортов замыкающей тройки спустился вниз и с него сбросили очередной контейнер с данными о противнике и результатах бомбардировки.
Приняв из рук казака контейнер и проводив взглядом удаляющийся аэроплан, генерал вскрыл его и принялся вчитываться в слабо разборчивый текст. - Здорово же их там болтает, - покачал головой граф, пытаясь разобрать в корявых закорючках буквы и цифры.
- Позвольте полюбопытствовать, Федор Артурович, чем же нас облагодетельствовали наши новые друзья на сей раз? - к командиру дивизии подошел начальник штаба и принял в руки донесение.
- Извольте, Владимир Петрович. Судя по этим цифрам, нам придется противостоять полнокровной кавалерийской дивизии и двум батальонам пехоты, если они подтянутся из соседних сел. А ведь их кавалерийская дивизия имеет все двадцать четыре эскадрона против оставшихся у нас восемнадцати. - До прибытия на фронт второочередных казачьих полков от каждой из дивизий было отторгнуто по несколько эскадронов и сотен, для применения в качестве корпусной конницы, отчего 10-я дивизия лишилась четверти своих сил еще до начала войны.
- Зато, как минимум двух третей артиллерии они лишились, если господа авиаторы не приписали себе лишних побед. Да и за полторы сотни убитых и раненых они ручаются. А это хоть в какой-то мере уравнивает наши шансы. - Пусть летчики добровольческого полка и разбомбили все обнаруженные орудия, австрийская дивизия не лишилась артиллерии полностью, поскольку 2-я батарея вместе с тремя эскадронами драгун и пехотным батальонам были оставлены в Бродах для защиты города. Но кто об этом мог знать, кроме австрийцев?
- Что же, даже если их достижения не столь велики, как написано на сей бумаге, все равно пользу они принесли немалую. Теперь мы точно знаем, каковы силы противника, а они о нас не знают пока ничего.
Не смотря на варварскую атаку огромного количества русских аэропланов, нанесших очень серьезный урон остававшимся при дивизии эскадронам 9-го драгунского полка и полностью уничтоживших взятую с собой артиллерию, генерал-майор Эдмунд Заремба не собирался отказываться от прежних планов. Ему было поручено нанести поражение авангардным частям русской армии и, судя по информации об овладении русской кавалерией Заложце, а также основываясь на собственных предположениях о дальнейшем продвижении противника, командир 4-й кавалерийской дивизии предполагал очень скорую встречу с авангардом русских войск. Пусть даже его силы сократились еще на два эскадрона, хвала всевышнему, не все солдаты были убиты, и потому та сотня получивших ранения и контузии бойцов после выздоровления вновь могли вступить в строй как раз к моменту, когда они будут бить врага уже на его территории. А в подобном исходе Эдмунд Риттер фон Заремба нисколько не сомневался. Вот только у его визави имелись диаметрально противоположные мысли.
Поскольку авиационный полк действовал в зоне продвижения аж трех кавалерийских дивизий, не только штаб 10-й оказался осведомлен о продвижении противника. Но если для 12-й дивизии путь до австрийцев оказывался слишком большой, то 9-я дивизия должна была встретиться с ним еще ранее войск Келлера. Впрочем, так оно и произошло. Высланные вперед разъезды 9-й дивизии вступили в перестрелку с противником, когда основные силы находились на удалении от них еще в 6 - 7 километров. Примерно на таком же расстоянии находился авангард 10-й дивизии, в составе которого находился и генерал-лейтенант, предпочитавший всегда быть в первых рядах для лучшего управления войсками. Вот только если в иной истории он смог вывести свои войска прямиком на противника заслышав артиллерийскую канонаду, когда австрийцы принялись лупить по разведчикам из пушек, то ныне его направляла рука авиационных наблюдателей.
Аж целое звено было выделено Михаилом для координации действий двух дивизий и проведения дальнейшей разведки, так что, в отличие от противника, в штабах 9-й и 10-й дивизий имели представление кто, где и когда. Что удивительно, в конечном итоге войска противоборствующих сторон сошлись в том же месте - северо-западнее деревни Ярославце. Разве что артиллерию ныне начали применять русские.
Первыми под град шрапнели угодили пехотинцы 35-го ландверного полка. Продвигаясь с запада от деревни Волчковце к Ярославце, они оказались посреди убранных полей, когда заговорили обе батареи 3-го Донского артиллерийского дивизиона. Дюжина скорострельных трехдюймовок обрушили на противника столь сильный огонь, что австрийцы тут же начали откатываться назад к Волчковце, в надежде скрыться за домами от посыпавшегося с неба стального града. Удалось это совсем немногим - стоило смолкнуть раскатам артиллерийского огня, как на поле показалась лава Оренбургского казачьего полка.
Каким бы атавизмом провалившиеся в прошлое авиаторы ни считали кавалерию, в данном конкретном месте она наглядно продемонстрировала, что полностью списывать ее со счетов не стоит. Отступавший по уже убранному полю пехотный батальон оказался настигнут за считанные минуты, после чего в ход пошли пики и шашки. Если еще несколько дней назад здесь целыми пучками срезались серпами пшеничные колосья, то ныне на землю принялись опадать тела людей, срезанных пронесшимися мимо на полном скаку казаками. Естественно, австрийцы не бежали, сломя голову, куда глаза глядят. Прикрываемые со стороны Волчковца пулеметным огнем, они и сами то и дело поворачивались лицом к противнику, дабы выпустить в надвигающуюся смерть очередную пулю. Иные же зарывались в разброшенные по всему полю копны и уже из них вели огонь, надеясь остаться незамеченными хоть какое-то время. Кому-то это даже удавалось. Но, так или иначе, большая часть батальона осталась лежать на поле, вместе с несколькими десятками казаков, которых все же настигли австрийские пули.
Тем временем основные силы 4-й австрийской и 10-й русской кавалерийских дивизий из-за особенностей местности столкнулись едва ли не нос к носу. Многочисленные холмы с пологими скатами и лощины позволяли производить скрытое маневрирование даже большими силами. Но они же полностью лишали обе стороны возможности заранее обнаружить друг друга. И если бы не кружащие над головой аэропланы, с которых то и дело пускали сигнальные ракеты в сторону, где находился противник, полки 10-й дивизии вполне могли начать вступать в бой, пребывая в не организованном виде. Однако аэропланы наличествовали и помогали, чем могли.
Еще раз кинув взгляд на щеголявших парадной формой кавалеристов, выстроившихся на вершине холма, командир 4-й кавалерийской дивизии испытал чувство гордости от той силы, что была дана ему в руки. Да, их успели потрепать. Да, их лишили поддержки артиллерии в грядущем бою. И, тем не менее, под его рукой оставались три полнокровных полка, разбить которые не было по силам никому. Во всяком случае, сам он в это истово верил.
- Господин генерал-майор, взгляните! Русские! - адъютант указал рукой на вершину противоположного холма, где появилась небольшая группа всадников.
- Значит, сейчас все начнется, господа, - спокойно произнес генерал-майор. Вся тактика действий была доведена до подчиненных заранее. А поскольку непосредственно во время встречного кавалерийского боя менять что-либо не представлялось возможным, оставалось лишь полагаться на исполнительность офицеров, да крепкую руку солдат.
Русские действительно не заставили себя долго ждать. Минуты три ушло у них на построение, что уже заставило отдать толику уважения столь умелому противнику, и вскоре он вместе со всем штабом стал свидетелем того, как не менее двух русских полков начали неторопливый разгон. С одной стороны, расстояние в полкилометра являлось достаточным, чтобы вовремя и грамотно отреагировать на действия противника, с другой стороны, мчащийся галопом всадник мог преодолеть его менее чем за минуту. Да и предоставлять противнику возможность набрать большую скорость для более сильного первого удара, не имелось никакого желания. Но сперва свое слово должны были сказать пулеметы, половина которых оказалась установлена на левом фланге австрийского построения. Их огонь мгновенно принялся собирать кровавую жатву, кося русских драгун одного за другим, но тут, перекрывая рык пулеметов, ржание лошадей и звон вынимаемых из ножен сабель, в воздухе послышался до боли знакомый рокот и над русской кавалерией пронеслись четыре аэроплана. Шли они на небольшой высоте, и потому казалось, будто все четверо выскочили из-за холма, как черти из табакерки. Не успел генерал-майор поморщиться, вспоминая, что натворили эти этажерки сегодня утром, как от машин отделились черные капельки бомб, и первые ряды австрийских эскадронов буквально снесло смесью стали, земли и огня. Вдобавок с проскочивших над головами его войска аэропланов неожиданно застучали пулеметы и в стройных, но тесных рядах кавалеристов начали валиться на землю новые убитые и раненые.
Провожая взглядом первую четверку машин, он не увидел, как на сцену вышла вторая, и только взрывы накрывшие расположение пулеметчиков заставили его вернуться к созерцанию поля боя. И увиденное вызвало у него изжогу, сопровождаемую жгучей яростью - сразу три четверки аэропланов пронеслись над головами победно орущей русской конницы и через несколько секунд новые взрывы накрыли и так потерявшие какой-либо строй войска первой линии.
- В атаку! В атаку! - во все горло закричал командир теряющей на его глазах боевую эффективность дивизии, указывая на приблизившихся уже на двести шагов русских. - Смешайтесь с ними и аэропланы не будут нас атаковать!
Было растерявшиеся войска, как будто услышав долгожданный приказ, мгновенно преобразились из гомонящей толпы в доблестное воинство и, засверкав сталью сабель, устремились навстречу противнику.
Первые, и так сильно потрепанные бомбардировкой ряды были буквально сметены русскими, у которых в руках вместо сабель оказались пики. Более всех пострадавшие от авианалетов 13-й уланский и 9-й драгунский полки, были практически полностью уничтожены в течение первых пяти минут разыгравшегося сражения. Но пробившиеся сквозь их ряды уланы 10-го Одесского полка наткнулись на введенные в бой свежие силы и вынуждены были перейти к обороне, растеряв всю скорость и мощь первого удара. И хоть на направлении главного удара положение стабилизировалось, генерал-майор с грустью смотрел в сторону пулеметных позиций, на которых уже вовсю мелькали шашки русских драгун, дорезавших уцелевших после воздушного налета бойцов.
Наблюдавший за ходом боя с вершины холма генерал-лейтенант Келлер не смог сдержать эмоций, когда практически все брошенные в бой войска завязли в схватке с вражеским подкреплением и дернул щекой. Если для первого удара и последующего прорыва вражеской линии сил, храбрости и задора у людей еще хватило, то ныне, что русскими, что австрийцами, овладела натуральная животная паника. Лишь оказавшись в центре живой мясорубки, они смогли осознать, насколько война на самом деле является жутким делом. И потому не было ничего удивительного в том, что от образовавшейся свалки то и дело отделялись кавалеристы или даже группы всадников, что без оглядки неслись подальше от этого ужаса. Один из них даже вылетел на штабную группу и лишь когда его ошалелый взгляд встретился со спокойными глазами Келлера, улан смог взять себя в руки и с трудом выдавливая из себя слова, практически простучал зубами - Ваше Сиятельство! Рублю, рублю этих с ... с ... по голове, но никак не могу разрубить ихней шапки. - Стальные парадные каски австрийских улан попросту отклоняли в стороны удары сабель и шашек.
- Бей их в морду и по шее! - поспешил дать дельный совет Келлер, после чего проводил все тем же спокойным взглядом улана унесшегося обратно к образовавшейся куче-мала претворять умную мысль командира в жизнь.
- Ведь сомнут. Ей богу, сомнут! - покачал головой полковник Агапеев, указывая на очередное вражеское подкрепление, появляющееся из-за холма.
Как это бывало еще во времена рыцарей, удар свежей конницы не пожалел, ни своих, ни чужих. Врезавшиеся в колышущуюся массу свежие эскадроны оказали столь жуткий эффект на рубящихся в общей свалке бойцов, что побежали все. Побежали, не разбирая направления. Побежали сообща и врознь. Даже мимо штабного отряда Келлера куда-то в тыл унеслись с пару десятков всадников, не менее трети которых, судя по форме, состояли на австрийской службе.
- Штаб и конвой - в атаку! За мной! - оценив обстановку и поняв, что действительно сомнут, прикрикнул Келлер пришпоривая своего коня. Эх, если бы только сейчас показавшиеся на правом фланге эскадроны 9-й дивизии прибыли сюда минутами десятью ранее, не пришлось бы вспоминать старые времена и лично идти в очередную рубку. Но образовавшийся в центре прорыв следовало ликвидировать, дабы не допустить полного развала все еще каким-то чудом сохраняющегося на флангах строя. Да и пускать не менее двух эскадронов к себе в тыл, где остались прикрытые от силы полусотней казаков артиллеристы, было никак нельзя.
Встречный ветер бил в лицо, стремена буквально впились в подошвы сапог, а рука ощущала приятную тяжесть клинка. В этот момент генерал был счастлив. Вспомнилась молодость. Точно так же он, будучи еще рядовым бойцом, сходился в бою с турками в войне отгремевшей более тридцати шести лет назад. Быстро кинув взгляд по сторонам, граф с удовлетворением отметил наличие всех до единого штабных офицеров, выстроившихся в одну линию с командиром и вырывающихся вперед казаков из взвода охраны, готовившихся принять первый удар на себя, дабы защитить командира дивизии. Внезапно над головой раздалось жужжание и над ним пронеслись два необычных аэроплана.
Генерал-майор фон Заремба проводил взглядом последние два эскадроны резерва, которые должны были стать той соломинкой, что переломят и так трещащий хребет русского медведя. Если бы не утренние потери, их было бы в два раза больше, но даже этой четверти тысяч всадников, на первый взгляд, было вполне достаточно, поскольку русские и так уже сильно прогнулись в центре и даже принялись отступать. Ему хорошо было видно, как во фланг его последнего резерва выходит полусотня всадников, среди которых глазастый адъютант с удивлением опознал штабных офицеров русской армии.
Командир 4-й кавалерийской дивизии уже даже собирался сказать пару слов в честь храбрости русских офицеров, но вынырнувшие из ниоткуда и пронесшиеся буквально над головами всадников два русских аэроплана заставили его закашляться. Такого ему еще видеть не приходилось. Да, у русских были прекрасные аэропланы. Это было общеизвестно. Но, тем не менее, они не сильно отличались от бипланов, имеющихся на вооружении Австро-Венгрии. Во всяком случае, именно такая информация имелась у него на начало боевых действий. Хотя после устроенного русскими авиаторами побоища, он начал сомневаться в правдивости подобных суждений. Однако, таких аэропланов, что сейчас показались над полем боя, видеть ему доселе не доводилось. И тем единственным словом, которым он мог их описать, являлось слово "Хищник", чему активно способствовали оскалившиеся акульи пасти, нарисованные на носах обоих машин.
Внезапно, эти самые носы обоих аэропланов окрасились столь знакомыми всполохами, и по ровным рядам эскадронов прошлась коса смерти. Фланговый огонь восьми пулеметов, словно паровой каток проделал кровавую просеку в рядах драгун, в мгновение ока расстроив порядок строя, а упавшие следом бомбы скрыли в буйстве пламени и дыма весь центр построения. Те, кто были впереди, тут же пришпорили коней, чтобы побыстрее уйти от огня этих небесных хищников. Те же, кто оказался позади, налетели на своих менее удачливых сослуживцев, попавших под град пуль и осколков, образовав тем самым неуправляемую массу из шевелящихся человеческих и лошадиных тел, во фланг которой с криком "Ура" и влетела русская полусотня, разя запутавшихся или свалившихся с коней всадников налево и направо.
А потом он осознал, что все кончено. На поле боя показался еще один русский полк, заходивший сражающимся с русскими отрядам в тыл и фланг. Дабы не потерять все войска, тут же был отдан приказ на отступление, но те, кто находился на левом фланге так и не успели его получить, русские оказались быстрее гонцов. А потом стало не до спасения остатков дивизии, так как следом за смявшим левый фланг полком показался еще один, явно нацелившийся уже на его штабной отряд.
Чтобы не попасть в окружение, пришлось бросать все и срочно уходить верхом на запад, уводя за собой уцелевших счастливчиков, к фольварку Безодны, где имелась единственная на многие километры переправа через реку Стрыпа. Но и здесь им пришлось натерпеться, раз за разом испытывая на себе атаки русских аэропланов. И если огонь хвостовых стрелков их бипланов не был слишком точным и сильным, то оба летающих хищника в полной мере продемонстрировали, каким может быть истинный ужас, воплощенный в дереве и металле. К тому же по пятам шли русские, то и дело мелькавшие в паре сотен метрах позади. И каково же оказалось разочарование, когда вместо пехоты 35-го ландверного полка их ружейной стрельбой повстречали занявшие фольварк казаки.
Как только переправившийся через реку Оренбургский казачий полк при активной помощи артиллеристов, продолжавших вести огонь со своего берега, захватил Волчковце, первая сотня отправилась на север вдоль реки, туда, где слышались стрельба и взрывы и куда, то и дело устремлялись точки заполонивших небо аэропланов. Не ожидавшие удара с тыла немногочисленные защитники фольварка оказались перебиты или пленены в краткотечной схватке, после чего уже русские войска взяли под охрану мост. Какого же было удивление есаула Полозова, когда прямиком ему в руки сами заявились штабные офицеры вражеской дивизии. Правда столь ценный трофей пришлось поделить с нагнавшими их через минуту гусарами 10-го Ингермарландского полка, но для попавших в плен начавшийся торг двух русских офицеров уже ничего не значил - для них война закончилась здесь, у моста близ небольшого фольварка. А где-то на северо-востоке, за холмами, погибали остатки 4-й кавалерийской дивизии. Из более чем трех тысяч человек, что еще утром выдвинулись навстречу русским, до заболоченных берегов Стрыпы, путь к которым еще не отрезал враг, смогли добраться не более двух сотен изможденных всадников, которых то и дело клевали налетавшие русские аэропланы. Но дальше проход оказался закрыт. Мало того, что пришлось бросить застрявших в болотистых почвах коней, так еще принявшиеся кружить над водной поверхностью крылатые машины, словно ангелы смерти, прочерчивали пулеметными очередями те границы, которые спасающимся кавалеристам не следовало пересекать.
- Полная победа! Поздравляю вас, Федор Артурович! Это было просто незабываемо! Разгромить во встречном бою превосходящие силы противника, да еще и с такими небольшими потерями! - отдал честь командиру начальник штаба дивизии последний час занимавшийся подсчетом потерь, пленных и трофеев.
- Благодарю, вас, Владимир Петрович. Но это такая же моя победа, как и ваша. Впрочем, как и всех бойцов и офицеров нашей славной дивизии, вплоть до самого молодого солдатика. Да и не стоит забывать ту неоценимую помощь, что оказали нам господа авиаторы. Как вспомню их атаку на последний австрийский резерв, так самого дрожь до самых пят пробирает. Жуткие аэропланы построил господин Дубов со товарищами. И нам с вами стоит радоваться, что подобные машины есть только в нашей армии. Кстати, что там с нашими потерями?
- Убито 151 нижних чинов, 7 унтер-офицеров и 9 офицеров. Раненых - 328, из них 13 офицеров.
- А что у противника?
- Подсчет еще ведется. Но, по предварительной информации убитых более тысячи двухсот человек. Раненых - примерно столько же. Сдалось в плен, не будучи ранеными, более восьми сотен. Из них половина - это пехотинцы из состава 35-го ландверного полка, которых принудили к сдаче казаки. В качестве трофеев взято 8 пулеметов. Из них три имеют повреждения и нуждаются в ремонте. Винтовок и карабинов - более трех тысяч штук. Лошадей - свыше двух тысяч и казаки до сих пор отлавливают оставшихся по окрестным полям. Но самое главное - удалось взять абсолютно всю документацию дивизии и знамена полков! Штаб дивизии оказался захвачен столь быстро, что они даже не успели ничего сжечь!
- Что же, неплохо. Очень неплохо! Наших раненых после перевязки немедля отправлять в Заложце. Раненых австрийцев собрать пока на этом поле. И позвольте пленным позаботиться о своих сослуживцах. Также необходимо отправить конные разъезды верст на десять в каждую сторону. Мы здесь в любом случае застрянем до конца дня, разбираясь с пленными и трофеями. И не хотелось бы внезапно оказаться атакованными свежими силами противника.
- Ваше превосходительство! - к офицерам подскочил казак и вытянувшись по стойке смирно, отрапортовал. - На подходе вторая бригада 9-ой кавалерийской дивизии. Один из разъездов встретился с ее арьергардом.
- Благодарю, казак! Добрую весть принес! - генерал хлопнул того по плечу. - Видите, Владимир Петрович, вот и подкрепление подошло. А вдвоем оно куда спокойнее будет.
- И не только они подошли, Федор Артурович, - начальник штаба указал рукой вверх, где уже были хорошо различимы силуэты десятков аэропланов. - Никак наши небесные воины еще не навоевались! Надо бы подать им какой-нибудь сигнал. А то не дай Бог начнут сейчас по пленным бить. Им ведь сверху не видно, что это пленные.
- И то верно. Господин штабс-капитан Сливинский, у вас имеются какие-либо инструкции от господина Дубова на подобный случай?
- Так точно! Нужно подать сигнал зеленой ракетой. Это будет означать, что противника поблизости нет!
- В таком случае извольте исполнять.
- Слушаюсь, ваше превосходительство, - козырнул Сливинский и, придерживая бьющую по ноге саблю, понесся к своему коню, на котором осталась висеть ракетница и сигнальные заряды.
Разглядев впереди взлетевшую зеленую ракету, Михаил выпустил желтую, приказывая остальным пилотам встать в круг и ожидать его, а сам пошел вниз. На сей раз на борту не было, ни вооружения, ни второго члена экипажа, зато на крыльях каждого из двадцати приведенных с собой аэропланов находилось по два закрытых фанерных контейнера, какие применялись во времена Великой Отечественной Войны в санитарной авиации.
Для посадки он в конечном итоге присмотрел неплохое выкошенное поле и после полутора сотен метров тряски, У-2 замер на месте. Тут же достав из кабины ракетницу, Михаил пустил в небо зеленую ракету, указывая, что и остальным можно идти на посадку. А пока следующий аэроплан заканчивал посадочный круг, привлек подлетевших к нему кавалеристов к передвижению своей машины в сторону от импровизированного летного поля.
Вскоре на то, как садятся аэропланы, сбежались посмотреть все не занятые каким-либо делом офицеры и рядовые, так что в конечном итоге генералу пришлось рявкнуть, что он лично сможет подобрать интересное занятие всем и каждому, после чего количество любопытствующих сократилось в разы. Но самые любопытные или же смелые так и не покинули своих зрительских мест. Махнув на таких "героев" рукой, граф Келлер вновь вернулся к разговору с Михаилом.
- Значит, говорите, сможете забрать часть раненых?
- Так точно, Федор Артурович. По два человека в каждый аэроплан, - он указал на закрепленные над крыльями цилиндры. - Эти пеналы специально проектировались, чтобы перевозить раненых. Хотя в них можно доставлять и всевозможные грузы, оказавшимся в окружении частям. Те же продукты или боеприпасы, к примеру.
- Интересное решение! Очень интересное! А почему вы не сможете взять троих? Ведь насколько я вижу, у вас в задней кабине никого нет.
- К сожалению, троих пассажиров аэроплан не потянет. Мы не успели снять бронеплиты, да и установленные контейнеры сильно повысили сопротивляемость встречному потоку воздуха и потому мощности двигателя не хватит. Разве что это будут совсем доходяги, в которых веса, как в девушках. Но у вас-то все богатыри! Так что только двоих.
- Это верно! Доходяг у меня в дивизии нет, - усмехнулся Келлер. - Да и у вас, я смотрю, сплошные орлы! - находившийся в прекрасном расположении духа граф кивнул головой в сторону собравшихся вокруг очередного замершего на месте аэроплана летчиков, что споро принялись извлекать что-то из таких же контейнеров.
- Орлы! - не стал оспаривать слова собеседника Михаил, хотя до сих пор полагал некоторых из своих пилотов пусть и боевитыми, но воробьями. - Правда, и орлицы тоже имеются. - Стоило летчику разгружаемого ныне аэроплана приблизиться к их компании, как командир добровольческого полка расцвел в улыбке. - Позвольте представить вам. Моя прекрасная супруга - Элен Дубова-Дютрие. Так же как и я - пилот-охотник и командир добровольческого санитарного авиационного отряда. А сей достойный воин - генерал-лейтенант граф Келлер, Федор Артурович, командир 10-й кавалерийской дивизии - в свою очередь отрекомендовал он собеседника своей второй половинке.
- Мадам! - припав губами к протянутой ручке, аж прищелкнул каблуками старый кавалерист - Ослеплен вашей красотой и поражен вашим мужеством! Знай я заранее, что спасать мою жизнь явится столь прекрасное создание, ей Богу, подставился бы под удар австрийского улана. Граф Келлер, к вашим услугам!
- Приятно познакомиться, господин граф, - с хорошо заметным акцентом ответила распушившему перья генералу летчица. - Но за подобные действа я бы лично вас штопала без всякого наркоза. Дабы вновь неповадно было совершать глупости! - шутливо погрозила она генерал-лейтенанту пальчиком. - Однако вы целы, и это меня безмерно радует. Ведь мне и моим коллегам нынче забот будем меньше. Как я смогла заметить, у вас и так немало раненых. Потому, чем быстрее мы приступим к делу, чем больше ваших солдат выживут. Не подскажете, где нам следует разворачивать полевой госпиталь?
- Право, мадам! О каком госпитале вы говорите? - даже несколько опешил от подобного напора граф. - Нам следует сворачиваться как можно скорее и отходить, пока не подошли вражеские подкрепления, что столь удачно для нас обнаружили летчики уважаемого Михаила Леонидовича.
- Вам решать, господин генерал-лейтенант. Но пока мы будем с вами дискутировать, что должно, а что нет, самые тяжелораненые могут так и не дождаться квалифицированной помощи. Помощи, что уже прибыла!
- Ваше превосходительство, - тут же поспешил на помощь супруге Михаил, - авангард австрийской пехотной дивизии, пока мы с вами говорим, уже атакуется дюжиной аэропланов. И поверьте мне на слово, им придется сильно притормозить свое продвижение, ведь повторять атаки летчики моего полка будут, пока не зайдет солнце. А что такое атака целой группы аэропланов, вы и сами могли недавно оценить. К тому же мы не собираемся развертывать здесь госпиталь дивизионного или армейского масштаба. Увы, но подобными ресурсами мы похвастать никак не можем. На аэропланах прибыло всего пять хирургов. Это все, кто у нас есть. Потому здесь и сейчас помощь они будут оказывать только тем из солдат и офицеров, для сохранения жизни которых дорога каждая секунда. Всех же прочих следует скорейшим образом перевязать и подготовить к транспортировке в Кременец, где развернуты тыловые госпиталя. В любом случае я буду первым, кто затолкает Элен в аэроплан и отправит подальше отсюда, стоит только возникнуть опасной ситуации. Пока же противник нам подобное позволяет, давайте постараемся спасти как можно больше людей. Ведь опытные рубаки нам еще ой как пригодятся. А за одного битого, как известно, двух не битых дают.
- Коли таково ваше решение, не смею мешать. И благодарю за заботу о моих бойцах, - склонил голову в коротком кивке граф, прекрасно знающий, насколько тяжело обстояло дело с санитарным обеспечением не только его дивизии, но и всей армии в целом. Госпиталь же предполагаю наилучшим обустроить в Ярославце. Это вон та деревушка в полукилометре отсюда, - указал он рукой в сторону виднеющихся домов. - Там, и вода, и какие-никакие удобства, имеются. Я прикажу свозить всех раненых туда.
- Только наших раненых, - тут же весьма твердым голосом уточнил Михаил. - На своих бы времени, сил и медикаментов хватило, - пояснил он на вопросительный взгляд генерал-лейтенанта. - Не мы начали эту войну, но мы должны стать теми, кто ее закончит. А для этого надо беречь своего солдата и уничтожать противника всеми доступными способами.
- Что же, не могу, не согласится, - покивал головой граф. - Но наиболее прочих нуждающихся в медицинской помощи австрийских офицеров я к вам все же пришлю, - не смог не проявить сословную солидарность Келлер.
- Присылайте, господин генерал-лейтенант, - чтобы супруг не успел ляпнуть еще чего-нибудь, поспешила вмешаться в разговор Элен. - Дайте десять минут и мы будем готовы принять всех нуждающихся. - Быстро попрощавшись, она скорой походкой вернулась к своему аэроплану, после чего повела нагруженную многочисленными вьюками группу летчиков к указанной деревне.
- Ваше превосходительство, - проводив взглядом жену, вновь вернулся к своему собеседнику Михаил, - я не имею никакого права требовать и могу лишь просить... Распорядитесь представить к нашему госпиталю охрану. Хотя бы взвод. А то мало ли что может случиться на войне.
- Не извольте беспокоиться, Михаил Леонидович. Выделю. И не взвод, а эскадрон. Коли мы не будем заботиться о наших женщинах, что врачуют наши раны, то кем мы станем?
- Благодарю. Но теперь и мне пора браться за работу. Прикажите свозить сюда тех раненых, что уже были перевязаны, но к дальнейшей службе без должного лечения не пригодны. - Они еще с четверть часа поговорили о результатах боя и возможных дальнейших планах, пока к полю доставляли раненых и грузили их в аэропланы. Причем, не обошлось без эксцессов. Несколько бойцов готовы были поклясться чем угодно, что они вовсе не раненные, лишь бы их не пихали в эти летающие машины. Чтобы не терять времени, таких сразу оттаскивали в сторону и на их место подносили следующих. Так, до конца дня, сделав более семидесяти самолетовылетов, авиаотряд Михаила перевез в Кременец полторы сотни солдат и офицеров, включая тех, кто уже успел пройти через руки врачей авиационных отрядов. Остальных же, как и способных к самостоятельному передвижению пленных, отправили в Заложце, куда ближе к вечеру отошли и прочие силы дивизии в виду выхода к Волчковце полков 11-й пехотной дивизии противника. Сколь бы удачно ни был проведен первый крупный бой, даже двум кавалерийским дивизиям виделось невместным атаковать те силы, что могла выставить пехотная дивизия. Разведка, охранение флангов и тыла, работа на коммуникациях противника - вот в чем состояла основная задача кавалерии. Но никак не в лобовом столкновении с пехотой. Тем более, что отягощенные ранеными, пленными и трофеями 9-я и 10-я дивизии к концу дня больше представляли собой какой-то табор, а не боевые подразделения.
Утром же 22-го числа Михаил вновь встретился с вчерашними знакомыми, прибыв в место их дневки, но уже на совершенно другой технике. Колонна из полусотни грузовых машин пришла в сопровождении всех броневиков, испытать которые в действии на столь неудачно для себя оторвавшемся от основных сил противнике, сам Бог велел.
В то время как летный состав Первого добровольческого летучего санитарного авиационного отряда и половина добровольческого авиаполка наглядно демонстрировали жизнеспособность идеи воздушных медицинских колонн, прочие аэропланы, не принимавшие участия в избиении австрийской пехоты, занимались той самой разведкой, которой столь сильно не хватало всем армиям принимавшим участие в данной войне в несколько иной истории. Лишь благодаря ей удалось определить, что на расстоянии двух дневных переходов русским войскам могли противостоять только одна пехотная и одна кавалерийская дивизии. Во всяком случае, в зоне действия 10-го корпуса 3-й армии. С учетом же возможности полного уничтожения авиационными ударами вражеской дивизионной артиллерии, представлялась уникальная возможность проверить в действии состоятельность бронетанковых войск, не сильно рискуя при этом техникой. Пусть самих танков на поле боя увидеть и не представлялось. Но для первого раза должно было хватить наличествующих бронемашин.
Оставленные вчера на поле боя тяжелораненые бойцы более уже не существующей 4-й кавалерийской дивизии Австро-Венгрии, как то и задумывал Михаил, когда высказывал свой план генерал-лейтенанту Келлеру, повязали подошедшую пехоту по рукам и ногам. Солдаты 11-й пехотной дивизии, сильно обогнавшие свой обоз, оказались попросту неспособны набрать потребное количество транспорта для скорейшей отправки в тыл свыше семи сотен раненых. Более того, задержанные в пути постоянными налетами русских аэропланов, после которых людей приходилось собирать обратно в колонны по полчаса, они были вынуждены стать лагерем на недавнем поле боя, вместо того, чтобы двигаться дальше на восток с целью перекрытия путей наступающим русским, сил которых еще даже никто не знал.
Лишь с первыми лучами солнца нового дня дивизии удалось сняться с места, оставив у Ярославце для оказания помощи и в ожидании обоза 32-й егерский батальон. О том, чтобы приступить к эвакуации раненых имеющимися силами, нечего было и думать. Артиллерийских лошадей для этого дела запретил отряжать командир дивизии, а в случае организации эвакуации раненых в тыл на импровизированных носилках, потребовалось бы выделять целый полк. Естественно, последнее виделось невозможным, учитывая имеющийся приказ о прикрытии границы на весьма протяженном участке. Мало того что дивизия, состоящая большей частью из русинов и поляков, считалась не сильно стойкой в плане противостояния русским, так еще ее кадровая часть составляла всего треть сил, остальные же только-только были призваны из запаса. А тут вдобавок пришлось распылять войска, отправляя 21-ю бригаду с парой батарей полевой артиллерии в Тернопль, а всех прочих уводя за собой в Зборов.
Сам того не подозревая, генерал Покоряй, гнал свою дивизию в самую натуральную мышеловку, к тому же теряя по пути тяжелое вооружение и припасы из-за действий авиации противника. Если весь прежний день русские аэропланы только и делали, что бомбили авангард дивизии, то теперь они совершали налеты на все отряды вытянувшейся на добрых шесть километров колонны, при этом уделяя особое внимание лошадям. Особенно доставалось четвероногим помощникам от пары двухмоторных аэропланов, планомерно расстреливавших из своих многочисленных пулеметов любую животину. Как результат, все двенадцать гаубиц и восемнадцать орудий вместе с сотнями зарядных ящиков оставленных при 22-й бригаде пришлось бросить в пути. Изможденные многими днями форсированного марша люди попросту не смогли тащить их за собой.
Словно хлебные крошки, сдвинутые на обочины орудия и зарядные ящики указывали пройденный войсками путь от Ярославце к Зборову. И по этим самым крошкам, продвигаясь от одного орудия к другому, ближе к концу дня преодолели тот же путь получившие отмашку мотострелки - то есть усаженные в грузовые автомобили бойцы рот охраны аэродрома.
В то время как кавалеристы Келлера обеспечивали фланговое и тыловое охранение, моторизованная колонна, с легкостью сминая сопротивление оставляемых при ценном имуществе расчетов орудий и пехотных отделений, принялась продвигаться к Зборову, параллельно собирая столь богатые трофеи. Более того, все машины, до которых только смог дотянуться Михаил, были взяты с собой исключительно для вывоза австрийских орудий, отчего самолеты полка и не бомбили их в этот день.
Весть об их наглом поведении достигла командования дивизии лишь глубокой ночью, когда ничего поделать было уже невозможно. А утром и вовсе стало не до потерянного столь глупо вооружения. Сначала раскаты артиллерийской канонады раздались на юго-востоке в районе небольшого сельца, где встал на ночевку 1-й батальон 58-го галицийского пехотного полка. Не успели оттуда поступить вести, как над головой прошмыгнули десятки принесших столь много бед русских аэропланов и на западе, в районе села Присовцы, где разбили свой бивак два батальона 95-го галицийско-буковинского пехотного полка, зачастили разрывы десятков бомб. Не было спокойно и на севере. Там еще один батальон 58-го полка активно отстреливался от пока еще неизвестного противника. Впрочем, неизвестным он оставался недолго. Под аккомпанемент пулеметной стрельбы и криков ужаса от разбегающихся во все стороны солдат в город по шоссе тянувшемся от Заложце ворвались полдесятка бронированных автомобилей. Игнорируя ружейный и пулеметный огонь, они за считанные минуты прошли небольшой городок насквозь и вскоре вышли в тыл батальонов державших оборону в Присовцах.
Учитывая ту какофонию звуков войны, что заполонила все пространство вокруг Зборова и факт выхода противника в тыл, было немудрено, что сопротивление в этом селе сошло на нет весьма скоро, чему немало поспособствовали и действия пары штурмовиков, раз за разом клевавших не способную найти какого-либо укрытия пехоту. В результате, уже спустя час после начала стрельбы был выброшен белый флаг и полторы тысячи уцелевших приступили к сдаче оружия.
Примерно такая же картина наблюдалась в селе Тустоголовы. Правда из него к Зборову успело отойти не менее роты, прежде чем дорога оказалась перекрыта неуязвимыми русскими бронемашинами, открывавшими огонь по каждому, кто не задирал руки вверх. Но и судьба войск собравшихся в городе оказалась незавидна. Будучи окруженными рукавами реки Стрипы и многочисленными водоемами с севера и юго-запада, а также учитывая появления русских войск, сбивших все заслоны, с востока и запада, прорыв из блокируемого города оказалось возможным осуществить только в северо-западном направлении. Но из четырех тысяч солдат и офицеров ринувшихся прочь из захлопываемой мышеловки уйти смогли не более четверти. Остальные, либо полегли на полях и холмах простреливаемого русскими с обеих сторон узкого коридора, либо поспешили сдаться.
Куда больше хлопот доставили пара рот, вернувшихся обратно в город и забаррикадировавшихся в добротных кирпичных зданиях. Этих деятелей выкуривали почти до самого вечера, не жалея снарядов и ручных гранат. Зато удалось проверить в настоящем деле тактику штурмовых групп вооруженных самозарядными карабинами и гранатами. Естественно, со стороны, как по мнению Михаила, действия бойцов охранных рот ИВВФ и спешенных казаков выглядели на двойку с минусом из-за лишней суеты и непонимания необходимых действий в той или иной ситуации. Но большим плюсом стало наблюдение за штурмом городка генерал-лейтенантом Келлером, одним из немногих командиров дивизионного уровня, кто всегда и везде выступал за постоянное развитие армии, в том числе в техническом плане. Потому, что бронемашины, что новое вооружение, что применяемая тактика, произвели на старого воина самое лучшее впечатление, ведь он, имея куда больше людей, несколькими днями ранее вынужден был уходить от вражеской пехоты, не принимая боя.
Что же можно было сказать в конечном итоге? Зборов и его ближайшие окрестности все же стали местом разгрома войск Австро-Венгрии. Только теперь это произошло не в 1917, а в 1914 году. Но итог все равно вышел тем же - уступавшие в количестве, но превосходившие в качестве тактической подготовки атакующие силы быстро смяли всякое сопротивление и принудили к сдаче тысячи солдат противника. Так внезапное нападение, неудержимый натиск, невиданное прежде оружие, применяемое со знанием дела, неуязвимость противника и вызванный этими факторами совместно шок позволил одержать еще большую победу, нежели у Ярославце, при заметно меньших потерях в убитых и раненых со своей стороны. Более того, путь в глубину вражеской территории оказался открыт. Бери, не хочу! Однако именно такой результат весьма скоротечного боя не позволил реализовать планы по дальнейшему продвижению. А все дело было в количестве пленных - свыше трех с половиной тысяч солдат и офицеров противника сложили свое оружие. Почти вчетверо больше, чем смогли общими усилиями наскрести для этой операции Михаил и Келлер! И теперь все эти тысячи предстояло каким-то образом отконвоировать на свою территорию, не растеряв никого по дороге. А ведь еще не менее полутора тысяч уже находились близ Заложце под совместной охраной бойцов 9-й и 10-й дивизий! Невероятные результаты! Невероятные результаты, которые поставили крест на возможности кавалерийских дивизий выполнять поставленную командованием задачу, ведь из разведчиков они все были вынуждены переквалифицироваться в охранников вплоть до подхода частей 31-й пехотной дивизии, благо ждать пришлось менее суток.
А 24-го числа, не смотря на начавший накрапывать дождик, авиационный полк в полном составе передислоцировался на новое место в районе городка Олеюв, что раскинулся примерно на полпути от Заложце к Ярославице, куда всем табором переезжал и штаб перешедшего государственную границу основными силами 10-го армейского корпуса. И то, с какой завистью военные косились на автомобильную колонну перевозившую имущество авиационного полка, вызывало у Михаила гордость за хорошо проделанную работу. Причем в этой самой колонне ныне наличествовали лишь машины, принадлежавшие непосредственно авиационному полку, тогда как временно прикомандированная техника автомобильной роты и десятки повозок оказались заняты вывозом в тыл многочисленных трофеев, что перепали непосредственно авиаторам. Воспоминания о том торге, что устроили пилот-охотник, то есть всего лишь рядовой, и целый генерал-лейтенант, каждый раз вызывали у Михаила ироничную усмешку - два великовозрастных мужика, подобно базарным бабам, торговались едва ли не за каждую винтовку. А как было не торговаться, если захваченное вооружение выражалось не столько в деньгах, сколько в высоких наградах и званиях? И ведь дураков отказываться, что от первого, что от второго, что от третьего, не было ни с одной стороны. Причем оба напирали на тот факт, что у оппонента попросту не хватит сил и средств, чтобы сохранить при своем отряде и впоследствии переварить трофейное имущество, не лишившись его указом сверху. И оба были правы, ведь штаты воинских формирований были строго определены и никаких лишних пулеметов или тем более орудий быть в них не могло. А ведь хотелось! Очень хотелось! Особенно учитывая количество того и другого взятого в качестве воинской добычи.
В результате продолжительной дискуссии от тяжелого вооружения и запасов снарядов к нему было принято решение отказаться ради тех самых наград и званий. В тот же список попали винтовки Манлихера, а также все поврежденные карабины, составлявшие от силы сотую часть того, что было собрано на полях сражений. И ведь ничего странного в этом не было, поскольку специализированных трофейных команд в русской армии не существовало. Если войска подбирали то, что валялось по обочинам дорог и отправляли это попутным транспортом в тыл, уже считалось, что командир проявил заслуживающую похвалы инициативу. Потому очень многое оставалось лежать на земле и впоследствии растаскивалось местным населением или присваивалось похоронными командами - в зависимости от того, кто заявлялся первым. В данном же случае роль трофейной команды сыграли бойцы все тех же охранных рот, получавшие по полтине за каждый принесенный карабин и по пятаку за снаряженную патронами обойму, не считая оружия сданного противником лично при разоружении. Впоследствии, утаенные Михаилом карабины и боеприпасы появились на складе киевского аэропорта, где им следовало пролежать до момента начала формирования штурмовых подразделений, случить таковое в принципе. Что же касалось пулеметов, то восемь штук запрятал в своем обозе Келлер. Это стало платой за его молчание по поводу карабинов. А остальные отправили вместе с орудиями в тыл, опять же за будущие звания и награды. Все же прочее имущество, включая уцелевших лошадей и повозки, очень быстро рассосалось по обозам отрядов, как будто его никогда и не существовало, большей частью впоследствии оказавшись в частных руках. Если уж война предоставляла возможность не только погибнуть за свое отечество, но и заработать, то почему бы этим шансом было не воспользоваться? Но все товарно-денежные отношения имели место после, а пока колонна БАО, преодолев более сотни километров, уже вечеру добралась до Олеюва, и летчики с первыми лучами солнца вновь включились в становящуюся привычной работу.
Все так же продолжая действовать в интересах 10-го армейского корпуса, авиаотряд уделял особое внимание левому флангу 3-й армии. Не смотря на принадлежность к Австро-Венгрии, земли Западной Украины ничем не отличались от ее восточной части. Те же небольшие села с домами-мазанками, те же поля и леса, те же немногочисленные и непроходимые в распутицу дороги, окруженные если не полями, то лесами и болотами. Именно по этим узким грунтовым дорогам двигалась на запад русская армия. И по ним же отступали остатки 11-й пехотной дивизии Австо-Венгрии, так что стоило летчикам найти дорогу и пролететь вдоль нее на запад, как они непременно натыкались на очередное воинское формирование противника. Часть из них уже обустраивалась на выбранных позициях, часть все еще двигалась маршевыми колоннами, но, и те, и другие, представляли собой превосходную мишень для авиации.
За четверть часа поднятый в полном составе авиационный полк достиг села Поморяны, в котором собрались прорвавшиеся из окруженного Зборова отряды 22-й пехотной бригады, соединившиеся там со своим 32-ым егерским батальоном и частью обоза. Не обнаружив в нем противника, Михаил повел полк дальше на запад, весьма скоро нагнав отступающую австрийскую колонну, находящуюся на подходе к Дунаюву. Специально подсчитывать количество войск, не было времени, но по первоначальным прикидкам к селу отходило не менее полка, так что можно было даже выбирать, на чью голову высыпать свои "подарки". И что еще порадовало Михаила, они застали колонну на открытой местности. Со всех сторон на несколько километров простирались только-только убранные поля. Успей же эта колонна достичь Дунаюва и укрыться в городе, достать их было бы проблематично.
Покачав крыльями, он повел свой отряд в атаку, благо полк и так выходил в тыл вражеской колонне. К сожалению, выучки летчиков было еще совершенно недостаточно, дабы произвести одновременную атаку столь вкусной цели разом всеми тридцатью шестью машинами полка. Вновь приходилось действовать отдельными эскадрильями, тем самым снижая эффект удара каждой последующей. Но с этим приходилось мириться, ведь иным результатом могло стать столкновение в воздухе, чего допускать он точно не собирался.
Оставив хвост и центральную часть колонны второй и третьей эскадрильям, и проигнорировав обоз, он заставил познать ужас очередного авиационного налета подразделения, затесавшиеся в авангард. К моменту выхода на рубеж атаки все двенадцать У-2Б первой эскадрильи уже шли строго над дорогой строем колонны, сократив дистанцию между машинами до минимальных тридцати метров, и как только с ведущего самолета вниз устремились первые бомбы, следующий за ним тут же освободился от своего груза.
Волна взрывов, прокатившаяся по дороге, сразу накрыла не менее батальона не успевшей разбежаться по полям пехоты. До сих пор не принявшие участия ни в одном из сражений егеря шедшего в арьергарде 32-го батальона, вместо того, чтобы поднять тревогу, лишь задирали головы вверх, стоило над ними промелькнуть крылатой машине, да в изумлении тыкали в те пальцами, начисто позабыв рассказы раненых кавалеристов о жутких русских аэропланах с красными звездами на крыльях. В результате первая же атака дюжины бомбардировщиков оказалась настолько результативной и ошеломительной, что в сводном батальоне 22-й бригады, после окончания налета не досчитались более трехсот человек. А ведь следом за первой эскадрильей в атаку выходила уже вторая, а на подходе маячила и третья.
Следующий вылет удалось сделать уже через час после первой атаки. Вновь поведя полк на ту же колонну, Михаил обнаружил ее части уже в Дунаеве и, сделав круг над поселением, повел своих людей на юг к Жукову, близ которого также наблюдалось большое скопление войск противника. Все же выучка его пилотов являвшихся, по сути, гражданскими лицами, все еще хромала на обе ноги, не позволяя гарантировать безопасность жилых строений и мирных жителей при бомбежке войск находящихся в населенных пунктах.
Пролетев вдоль железнодорожных путей чуть более 20 километров, они застали у Жукова лишь арьергард отступавшей на запад, по шоссе к Нараюву, длиннющей колонны. Судя по всему, это была 21-я бригада все той же 11-й пехотной дивизии. Замыкающий колонну батальон как раз осуществлял переправу через реку, отчего по обе стороны Золотой Липы скопились сотни людей. Именно на них и пролился дождь из бомб и флешетт. Далеко не все звенья, на которые Михаил на сей раз разделил отряд, добились попаданий, но даже на первый взгляд потери у противника были страшными - не менее двух сотен человек.
Следующий, третий по счету, вылет всего отряда состоялся ближе к двум часам дня, после того как вернулись разведчики. Все это время вокруг машин суетились техники, приводя их в порядок. К сожалению, качество бензина, масел, да и самих двигателей оставляло желать лучшего. Как они ни старались, даже лучшие экземпляры З-5 требовали весьма дорогого капитального ремонта уже через 180 - 200 часов работы. Но что было неприятнее всего, все У-2Б добровольческого полка до сих пор находились на балансе завода "Пегас". Тут их командующий ИВВФ обставил по всем статьям, привязав приемку последней партии аэропланов из заказа 1913 года к окончанию военных сборов. Да, при этом военно-воздушный флот получал уже побывавшие в эксплуатации машины, но в случае потерь этих самых машин в авариях, все затраты ложились на плечи производителя. А уж лишиться той или иной машины с началом войны и вовсе стало легче легкого. Зато это позволило Михаилу перетянуть на себя одеяло в деле ежедневного бодания по поводу своих полномочий со старшим лейтенантом Яцуком, являвшимся официальным командиром полка. Потому Николай Александрович скрипел зубами, но вынужденно подчинялся гражданской штафирке, являвшемуся, по сути, владельцем всего вооружения полка. Хотя не мог не отметить высокую эффективность полка действующего по разрабатываемым тем планам. Но обида все равно оставалась и даже потихоньку накапливалась.
Впрочем, убедившись, что боевая отдача каждой отдельной машины при одновременной атаке всем полком ниже ожидаемой, Михаил согласился начать работать звеньями. С одной стороны это позволяло нарабатывать командирам звеньев столь необходимый опыт управления вверенным подразделением, с другой стороны - экономить начавшие подходить к концу дорогостоящие авиационные бомбы. Учеба учебой, но слишком много этих авиационных боеприпасов оказалось потрачено впустую за дни предыдущих боев, потому ныне они подвешивались только под машины наиболее подготовленных летчиков, которым в качестве мишеней назначали артиллерийские батареи противника. Прочих же натравливали на живую силу, выдавая им в качестве боеприпасов контейнеры с флешеттами. Но, и то, и другое, исчезало из арсенала полка с поражающей воображение скоростью. Даже последний, неприкосновенный, запас трехпудовок пришлось пустить в ход, чтобы не потерять столь удачную возможность атаки войск находящихся на марше. В результате, к тому времени, как солнце скрылось за горизонтом, пилоты израсходовали почти все, что снабженцы успели доставить в Олеюв, записав на свой счет еще дюжину артиллерийских орудий, зачастую с расчетами, пренебрегших какой-либо маскировкой, а то и выставлявших орудия на господствующих высотах. Но оставшиеся в наличии три десятка таких бомб наглядно демонстрировали, что подобное избиение повторить удастся не скоро.
Естественно, столь высоких результатов удалось достичь не столько безупречной работой всех пилотов полка, сколько неготовностью противника к встрече с подобным типом вооружения. Хотя, не следовало принижать теоретические знания и опыт нанесения воздушных ударов, что Михаил изо дня в день передавал своим подчиненным. Но царем и богом пилот-охотник был лишь в своем формировании. Потому пилоты корпусных авиационных отрядов все так же продолжали вылетать исключительно на разведку. Один лишь Нестеров отличился, забросав какую-то пехотную часть небольшими самодельными бомбами. Да и только. Об этом командир 11-го корпусного авиационного отряда поведал, прилетев во второй половине дня для повышения своей квалификации у настоящих мастеров бомбардировочного дела, как он выразился сам, тряся руку Михаилу и поздравляя того с ошеломляющими результатами. Келлер по результатам совместных действий с авиационным полком составил столь хвалебную реляцию, подтвержденную тысячами пленных и многочисленными трофеями, что информация весьма быстро распространилась по всей 3-й армии и даже успела уйти вверх по инстанции.
- Что же, Петр Николаевич, принимаю ваши поздравления. И с превеликим удовольствием составлю вам компанию в вылетах. Судя по тем данным, что нам удалось сегодня собрать, уже завтра начнутся серьезные наземные бои, так что работы нам хватит надолго. Будем сегодня летать, пока не стемнеет, или пока не закончатся боеприпасы.
- Да, насчет тех боеприпасов, что вы сбрасывали со своих аэропланов. А с моего У-2Р их применение возможно?
- После небольшой доработки, вполне, - кивнул Михаил. - Вам необходимо установить держатели для бомб, бомбовый прицел и протянуть тросы системы сброса. Все У-2 изначально производились с необходимыми технологическими отверстиями для их быстрого превращения в бомбардировщик. Так что дайте нашим техникам часа полтора и ваша ласточка превратится в настоящего ястреба.
Пока штабс-капитан общался с находящимися на импровизированном аэродроме летчиками в ожидании готовности своего аэроплана, Михаил успел сделать еще один вылет вместе со своей эскадрильей и обнаружить две батареи полевых орудий. Первую они разбомбили сразу же, а на атаку следующей он повел лишь свое звено, взяв в качестве ведомого второй пары штабс-капитана Нестерова.
Вторая батарея за прошедший час так и не сменила своей позиции, но зато от орудий мгновенно во все стороны порскнули артиллеристы, видевшие печальную участь своих сослуживцев. Поскольку спешить Михаилу было некуда, он поставил ведомых в круг и по одному начал выводить их на мишени. Первый слегка поторопился, и разрывы встали метрах в двадцати перед орудием. Второй отбомбился на отлично, так что на месте очередного орудия осталась исковерканная куча железа. А вот Нестеров, не смотря на то, что сбрасывал бомбы вместе с Михаилом, положил свои сильно в стороне от батареи, дав небольшой крен перед самым сбросом. Михаил же не промазал, в очередной раз, уложив бомбы точно в цель.
Надо было видеть, с каким лицом выбрался из своего самолета Нестеров после возвращения с первой бомбардировки. Не смотря на прошедшие с момента атаки полчаса, его глаза все еще были раза в три больше, чем обычно. Второй вылет с таким же грузом и по той же цели он перенес менее эмоционально, но по возвращению чуть ли не прыгал вокруг Михаила, выпрашивая разрешения на еще один рейд, дабы закрепить достигнутый успех. На сей раз он в точности следовал всем советам и наставлениям своего первого инструктора, и одна из бомб легла в стоявший по соседству с орудием зарядный ящик, вызвав его детонацию. Так одну за другой они разбили все обнаруженные пушки, лишив 11-ю дивизию абсолютно всех тяжелых аргументов, что должны были помочь ей при общении с русской пехотой.
- И рад бы, Петр Николаевич, но бомб осталось совсем мало. А не сегодня-завтра наши войска пойдут в атаку, так что необходимо приберечь их для прорыва обороны противника. Мало ли когда снабженцы подвезут новые боеприпасы.
- А меня возьмете с собой? - словно маленький ребенок на родителя, уставился двадцатисемилетний офицер, командир авиационного отряда, на Михаила.
- Если командование не отошлет вас на другой участок фронта, непременно возьму. И даже... - договорить он не успел, так как увидел происходящее в небе безобразие и, нахмурившись, погрозил кому-то кулаком.
Обернувшись, Нестеров увидел как в небе новейший двухмоторный аэроплан, с которым его впервые познакомили всего три месяца назад, выделывает в небе фигуру, названную его инструктором "Бочкой". Крутанув три бочки, аэроплан покачал крыльями и пошел на посадочный круг, а вокруг ничего не понимающего штабс-капитана поднялся возбужденно-радостный гвалт.
- Что это, Михаил Леонидович?
- Похоже, скоро мы с вами будем лицезреть первого в истории пилота одержавшего воздушную победу. Иного обстоятельства, заставившего одного из моих пилотов красоваться таким вот образом, я не вижу. Идемте, Петр Николаевич, узнаем, был ли я прав. - Подошли к остановившейся на поле машине они отнюдь не первыми и, судя по тому, что пилота под громовое "Ура" активно качали на руках, Михаил оказался прав в своих суждениях. - Равняйсь! Смирна! - рявкнул он, и доселе окружавшая самолет толпа довольно споро превратилась в подобие строя. - Господин Янковский, потрудитесь объяснить ваше неподобающее поведение.
- Господин Дубов, Михаил Леонидович,.. Я СБИЛ! Вы понимаете! СБИЛ! - едва сдерживающийся от переполняемых его эмоций летчик трясся всем телом, желая показать, как именно он сбил.
- Кого вы сбили, голубчик? - подражая интонациям старого доброго доктора, поинтересовался Михаил, не забыв нацепить на свое лицо располагающую улыбку.
- Австрийский разведывательный аэроплан! - все же не выдержал летчик и, перестав тянуться, начал размахивать руками, показывая, как именно происходил бой. - Он как раз кружился над расположением какой-то пехотной части, когда я его заметил. Как Алексей Михайлович и учил нас когда-то, я набрал высоту, зашел ему в хвост, а потом поднырнул под него и открыл огонь. - Пусть оборонительного вооружения на вражеских аэропланах еще не имелось, пилотам изначально пытались прививать навыки выхода в атаку из позиции, являвшейся мертвой зоной для хвостового стрелка атакуемого самолета. Потому если сейчас подобный маневр с подныриванием под противника выглядел лишним, в будущем он обещал сохранить немало жизней.
- Австрийский аэроплан был вооружен? - тем временем продолжил задавать уточняющие вопросы негласный комполка.
- Честно говоря, я не успел рассмотреть, - прервав театр одного актера, вынужден был пожат плечами летчик.
- Ладно, потом выясним этот факт, - потер подбородок Михаил. - Помнишь, где упал противник? Сможешь показать на карте?
- Конечно!
- В таком случае, временно объявляю тебе благодарность от лица командования в моем лице, - усмехнулся он получившейся тавтологии. - Но ежели окажется, что австриец не был вооружен и ты вместо того, чтобы принудить его к сдаче, решил исполнить свою давнюю мечту и сбить вражеский аэроплан, быть тебе битым! - в мгновение ока растерял все добродушие Михаил, не забыв повертеть у носа подчиненного кулаком. - Лично всыплю! Или вычту из зарплаты стоимость упущенной выгоды!
- А он и не разбился вовсе, - сильно напрягшись, тут же нашел чем прикрыться пилот. - Я ему двигатель повредил, он и пошел на вынужденную посадку. У него даже шасси не подломились! И там еще наши пехотинцы были. Они в сторону аэроплана по полю неслись, словно кони. Так что снова взлететь ему явно не позволят.
- Во-о-от! - протянул Михаил. - Это уже другое дело! Сейчас все проверим. И как факт подтвердится, выпишем тебе премию за сбитого. Ладно, хватит тянуться. Пойдем, покажешь, где твой трофей искать.
Пропетляв почти час по разбитым сельским дорогам, колонна из двух грузовиков и легкого броневика, наконец, добралась до села Кабаровце, на одном из полей близ которого вовсю шла фотосессия на фоне замершего среди копен аэроплана. Бравые пехотные и кавалерийские офицеры то и дело менялись, подпирая собой со всех сторон двух замученных летчиков. И, судя по количеству людей в форме толпящихся вокруг единственного фотографа, работы последнему было еще не менее чем на несколько часов.
Михаил не горел желанием ссориться со всем этим количеством бравых вояк, но и оставлять им свои законные трофеи и естественно, славу, тоже не собирался, потому приказал всей колонне направляться прямо по полю к замершему на нем биплану. Естественно, появление новых действующих лиц не осталось незамеченным, тем более что столь редкого в войсках зверя, как броневик, многие доселе еще и не видели вживую. Подкатив вплотную к аэроплану, до того как новая группа желающих запечатлеть свой образ на фоне трофейной машины займет свои места, колонна замерла и из кабины грузовика выбрался разодетый в щегольскую летную форму без знаков различия Михаил.
- Ты этого сбил? - не крича, но достаточно громко, чтобы слышали все окружающие, поинтересовался он у выглядывающего из кузова Георгия.
- Так точно, Михаил Леонидович! - играя на публику, вытянулся по стойке смирно пилот.
- Молодец! Орел! - солидно кивнул ему Михаил, принявшись уже хозяйским взглядом осматривать аэроплан и австрийских летчиков, в свою очередь с интересом изучающих вновь прибывших.
- А с чего вы решили, господа, что данный аэроплан был сбит вами? - Естественно, тут же нашлись недовольные тем, что появились новые лица, претендующие на факт захвата вражеского аэроплана, и способные отнять уже было примеряемые к груди ордена. К прохаживающимся вокруг подбитого Альбатроса пилотам протолкался лихого вида офицер. - Штабс-капитан Зверев, Александр Николаевич. 121-й Пензенский пехотный полк - пижонски козырнул он.
- Заместитель командира Добровольческого авиационного полка Императорского Всероссийского Аэро-Клуба, пилот-охотник ДубовT Михаил Леонидович, - представился в свою очередь Михаил, даже не пытаясь показать намерения вытянуться по стойке смирно, а лишь лениво козырнув в ответ. - А это один из моих летчиков. Пилот-охотник Янковский. Именно он автор сей замечательной победы одержанной в воздухе. И чтобы не разводить никому не нужные споры, предлагаю сразу проверить, какие повреждения были нанесены данному аэроплану. Судя по тому, что я могу лицезреть несколько десятков пробоин в радиаторе системы охлаждения двигателя и в масляном баке, данный аэроплан был сбит, либо из пулеметов, либо залповой стрельбой полнокровной роты, все бойцы в которой, как один, великолепные стрелки. Ведь больше в аэроплане не наблюдается ни одной пробоины. Ни в крыльях. Ни в фюзеляже. У вас, господин штабс-капитан, в полку имеются пулеметы оснащенные станком для стрельбы по аэропланам?
- Никак нет, - даже слегка растерялся от такого напора Зверев.
- В таком случае, я полагаю, мы должны искренне поздравить вас с обладанием столь отменными стрелками. Это надо же! Сколько там попаданий вы насчитали, Петр Николаевич?
- Ровно сорок три! - тут же отозвался изучавший подбитую машину Нестеров.
- Сорок три попадания в движущуюся со скоростью 100 верст в час мишень, находящуюся к тому же на высоте в полверсты! Причем попадания все, как одно, в наиболее уязвимые места аэроплана! Здесь есть чем гордиться! Не так ли? Не покажете ли мне тех молодцов, что умеют столь точно стрелять? Я бы с превеликим удовольствием взял их к себе хвостовыми стрелками!
Штабс-капитан сначала покраснел, потом побледнел, потом пошел пятнами и, наконец, рявкнул, чтобы к нему доставили отличившихся стрелков. Уже через полминуты перед ним стояли навытяжку трое увальней успевших присвоить всю славу себе.
- Вот это я понимаю! Настоящие богатыри! Истинные воины земли русской! - покивал головой Михаил. - Это надо же, наделать во вражеском аэроплане за какие-то полминуты сорок три пробоины! Из винтовки Мосина! Орлы! Нет! Беркуты! Ну, так как, дорогие мои, будем сознаваться?
- В чем вашбродь? - вступил в разговор, по-видимому, самый смелый. Или самый наглый.
- Как в чем? - показательно опешил Михаил. - Откуда у вас, голуби сизокрылые, такие таланты в стрельбе! Я бы сказал - это настоящая ювелирная работа! - он махнул рукой в сторону поврежденного аэроплана. - Даже более того! Натуральное волшебство! Как же у вас получилось, имея боевую скорострельность в 10 выстрелов в минуту, произвести, как минимум, сорок три на троих и все буквально в одну точку?
- Быстро стреляли, вашбродь! - вытянулся еще больше все тот же солдат. - Целились и стреляли!
- Мне бы так! - покачал в восхищении головой Михаил. - Может, покажите? Во-о-он там дерево, как раз в полуверсте стоит. Видите, береза раздвоенная? Продемонстрируйте нам свои восхитительные способности. Уважьте старика.
Вполне ожидаемо, вся бравада с лиц стрелков мгновенно сползла, оставив лишь легкое недоумение и обиду. Мгновенно поняв по лицам подчиненных, что те наврали с три короба, штабс-капитан так зыркнул на них, что солдаты мгновенно побледнели. Дабы не продолжать этот спектакль, он под конец поинтересовался совсем вялым голосом.
- Вы хоть раз в аэроплан стреляли?
- Стреляли, вашбродь. Разок, - промямлил все тот же солдат, уперев взгляд в землю.
- Ну-ну, - очень многообещающим тоном закончил разговор штабс-капитан. - Свободны!
От командирского рыка бойцов, как ветром сдуло. Сам же Зверев принес извинения за своих солдат, польстившихся на присвоение себе чужих заслуг, и первым из собравшихся пожал руку истинному победителю. Вслед за ним к зардевшемуся от посыпавшихся поздравлений Янковскому выстроилась целая очередь, которая вскоре вновь вернулась к аэроплану и, прервавшаяся было фотосессия, возобновилась с новой силой. А в качестве фона к подбитому аэроплану добавился броневик, что лишь придало еще больше мужественности и брутальности будущим фотографиям.
В результате, трофей удалось забрать лишь через полтора часа, и то по той простой причине, что у фотографа закончились все материалы, а за новыми надо было ехать чуть ли не за две сотни километров. Австрийских летчиков, слегка пришибленных, но безмерно радостных, что удалось выжить, Михаил с барского плеча презентовал пехотинцам, предварительно вызнав у них все, что было возможно по тонкостям управления и обслуживания их аэроплана, а также о месте дислокации их 11-й авиационной роты. Как итог, все расстались довольные друг другом, обещая на прощание дружить полками.
Первоначально, притащенный на аэродром трофей вызвал настоящий ажиотаж. Все пилоты и механики один за другим облазили немецкий Альбатрос DD, являвшийся лучшей машиной Императорских и Королевских Воздушных войск Австро-Венгрии, но неизменно уходили от него с презрительной ухмылкой на лице, столь отсталой им казалась конструкция, как планера, так и двигателя, по сравнению с их боевыми машинами. Михаил и так знал это, но вот покопаться в двигателе их конструкторскому отделу никак не помешало бы, да и пофорсить перед публикой первым сбитым аэропланом, было очень даже полезно.
Вернувшийся в районе семи часов на свой аэродром Михаил с удовольствием отметил, что все машины были в наличии, но вот чрезмерное копошение техников вокруг четырех из них, ему крайне не понравилось, и, приказав замаскировать трофей на краю поля, он пошел разбираться с причиной подобного сборища. Все оказалось до банального просто - звено У-2Б, в очередной раз вылетевшее для обработки переднего края австрийских позиций стальными стрелами, встретили с земли таким частым и плотным ружейным огнем, что в каждом из бортов механики насчитали по два-три десятка пробоин. И только наличие броневых плит спасло одного из пилотов от верной гибели. Одну машину механики обещали вернуть в строй в течение пары часов - там надо было лишь поставить заплатки на крылья, да подождать пока подсохнет клей. А вот с тремя остальными предстояло повозиться подольше - в каждом из них требовалось заменить по несколько расщепленных пулями деревянных деталей конструкции, благо машины ПАРМа в наличии имелись, как и потребные материалы.
До наступления темноты оставалось пару часов и потому их отряд успел сделать еще один массовый вылет в составе двух эскадрилий, доведя количество высыпанных за этот день на головы вражеской пехоты стальных стрел до семидесяти тысяч, так что даже этих сравнительно простых и дешевых в изготовлении боеприпасов осталось не более половины от имевшегося к началу боевых действий. И это вгоняло в оторопь, ведь запасы бомб и флешетт они начали создавать еще полгода назад, а значительная часть оказалась растрачена менее чем за неделю не самых интенсивных боев.
Как и предсказывал Михаил, с самого утра 26-го августа по всему фронту наступления 10-го армейского корпуса, протянувшегося на немалые 50 километров, начались серьезные бои. Двигавшиеся навстречу друг другу австро-венгерские и русские пехотные полки порой вступали в бой прямо с марша без какой-либо артиллерийской подготовки и потому потери с обеих сторон начали расти с ужасающей скоростью. Особенно большую убыль солдат и офицеров понесли полки, встретившиеся с противником на равнинах или господствующих высотах, где не было никакой возможности найти хоть какое-либо укрытие. В результате, уже к двум часам дня с обеих сторон насчитывались тысячи погибших, раненых и пропавших без вести.
Дабы помочь своим войскам, летчики отряда с раннего утра принялись обрабатывать подтягивающиеся к линии соприкосновения колонны противника сохранившимися в наличии флешеттами. Свободнопадающие стрелы, разбрасываемые с высот до ста метров, порой накрывали целые роты, выводя из строя по несколько десятков человек за раз. Наиболее же опытные пилоты, получая в качестве боеприпасов немногочисленные оставшиеся бомбы, направлялись на борьбу с вражескими артиллерийскими батареями, подтягивающимися вместе с дивизиями к фронту.
Первые несколько вылетов выполняли звеньями, чтобы не мучиться перестроениями перед нанесением удара. Но ближе к полудню пришлось перейти на пары, поскольку механики не успевали обслуживать машины, да и целей оказалось намного больше, чем мог переварить полк. Часам же к трем накал страстей боев авангардных частей поутих и обе стороны смогли отвести в ближайшие тылы особо сильно прореженные подразделения. После этого терроризировать противника продолжила только пара штурмовиков, а все У-2 и грузовики отряда оказались брошены на доставку раненых в уже знакомый авиаторам Кременец, где располагались полевые госпиталя всего 10-го корпуса. Именно там им впервые удалось увидеть санитарные автомобили. Все две штуки, что имелись в русской армии на начало войны. Стоило ли говорить, каким удручающим зрелищем они являлись на фоне необходимости перевезти на многие десятки километров тысячи нуждающихся в немедленной помощи людей? Да весь транспортный состав дивизионных перевязочных пунктов и полевых госпиталей 10-го армейского корпуса мог одновременно поднять не более 544 человек! И это по бумагам! На деле же дела с наличием пароконных повозок и лазаретных линеек обстояли весьма печально. Лишь выделение авиаторами почти двух десятков машин позволило хоть в какой-то мере организовать эвакуацию в тех объемах, в которых люди с остервенением калечили друг друга. А вот все машины автомобильной роты, уже были направлены на формирование транспортных колонн и потому более не были доступны, что самым пагубным образом отразилось на снабжении авиационного полка топливом и боеприпасами. Потому и пришлось вновь задействовать бомбардировщики для санитарных перевозок.
Так до наступления темноты только с помощью авиации удалось вывезти в тыл не менее трехсот человек, а уж грузовики трудились и в течение всей ночи, отчего вскоре весь Кременец превратился в один большой госпиталь. С учетом поступивших в предыдущие дни, более пяти тысяч человек оказались распиханы по палаткам, городским зданиям или просто окрестностям. Доходило до того, что легкораненых после беглого осмотра выставляли на улицу, максимум, выдав пучок сена, чтобы те не сидели на голой земле. О том же, как проводилось лечение, и вовсе не хотелось говорить. Ведь вся действующая доктрина армейской медицины строилась вокруг ошибочного мнения, что пулевое ранение изначально стерильно и потому раненому достаточно сделать перевязку, чтобы он дотянул до ближайшего лечебного учреждения тылового эвакуационного пункта, дислоцировавшегося в каком-нибудь крупном городе.
Учитывая время, потребное для доставки раненого в подобное заведение с передовой, зачастую превышавшее неделю, тяжелораненые не добирались до них вовсе, умирая по пути или на полковых и дивизионных перевязочных пунктах. А те, кто получал ранения средней тяжести, приезжали, уже имея гноеродные и анаэробные инфекционные поражения ран, что тоже не способствовало не только положительно динамике выздоровления, но и вообще выживанию человека.
10-му армейскому корпусу в этом деле еще повезло. Две трети входивших в него дивизий являлись кадровыми, и потому санитарное дело в них оказалось поставлено на порядок лучше, чем во многих других. В Кременце оказались развернуты аж пять полноценных полевых госпиталей, способных общими усилиями принять две тысячи легкораненых и шестьсот тридцать человек требующих скорейшего хирургического вмешательства. Но в одночасье на них свалилось вдвое больше пострадавших, основная часть которых оказалась вынуждена ожидать своей очереди на стол хирургов, не справлявшихся с таким наплывом пациентов, ведь многие из них, особенно тяжелораненные, ранее зачастую не дожидались врачебной помощи и умирали от полученных ран, а сейчас именно их в первую очередь доставляли самолетами и автомобилями. А ведь над каждым из таких солдат, унтеров и офицеров хирургам приходилось работать чуть ли не по несколько часов. Не сильно помогала даже посильная помощь всего медицинского персонала авиационных отрядов, по уши втянувшихся в дело спасения раненых. И если первые пациенты были встречены медицинским персоналом с выражением искреннего восхищения летчикам, то вскоре их кроме как "Ангелами смерти" никто и не называл, ведь доставляли они исключительно тех, кто не мог бы выжить в других обстоятельствах. Зато, пока авиация большей частью перенацелилась на выполнение гуманитарной миссии, приданные авиаполку броневики продолжали свой непростой ратный труд, направленный на перемалывание вражеских сил.
Поскольку в соответствии с данными доставленными разведчиками накал встречных боев обещал быть одинаковым на всем протяжении фронта, отряд бронемашин разделили на три взвода, отправив каждый из них к своим подопечным из 31-й, 60-й и 9-й пехотных дивизий. В данный момент, ни о каком прорыве в тыл противника или обходном маневре нечего было и думать. На первый план выходила потребность остановить наступление десятков тысяч солдат противника. А в силу отсутствия у продолжавших наступление русских войск возможности возвести какие-либо укрепления, роль мобильных ДОТ-ов предстояло играть броневикам.
Так двигавшиеся вместе с авангардом 31-й дивизии восемь бронемашин первыми достигшие высоты Орне, находящейся точно посередине между реками Золотая Липа (западная) и Золотая Липа (восточная) оказались приоритетной целью для вражеской артиллерии. Не менее трех батарей обрушили на них сначала шквал шрапнельного огня, а после перешли на гранаты, когда корректировщики доложили о полнейшей неэффективности шрапнели. К сожалению, артиллерия противника расположилась вне зоны видимости экипажей бронемашин, потому они были вынуждены ограничиться редким обстрелом мелькавшей на противоположном холме, находящемся в паре километрах западнее Орне, пехоты, да выполнением функции лакомой цели, позволяя врагу впустую тратить отнюдь не бесконечный боезапас. А чтобы не позволить австрийцам пристреляться, время от времени меняли свои позиции, сдвигаясь на пару сотен метров вперед или назад. Чуть более часа им пришлось играть в подобные поддавки, пока налетевшая авиация не принудила вражескую артиллерию к молчанию, а там уже и главные силы дивизии, наконец, подтянулись.
Все так же продолжая оставаться при авангарде, броневзвод сопроводил пехотные цепи 123-го полка до низины, образовавшейся меж двух возвышенностей, но оказался вынужден остановить дальнейшее продвижение, уткнувшись в водную преграду. Неглубокая и неширокая речушка Гнилая Липа, не представляла бы никакой проблемы для бронетехники не только конца, но и середины XX века, но для БА-3 она оказалась непреодолимой, о чем свидетельствовал застрявший еще на восточном берегу броневик первым попытавший счастья пройти там, где форсировала реку ближайшая пехотная рота. Впрочем, пехота и сама недолго оставалась на западном берегу Гнилой Липы. Сперва вновь заговорила артиллерия противника, а после на вершине холма показалась цепь вражеской пехоты, принявшаяся спускаться к реке. Следом за первой вышла вторая, третья, четвертая. Да и по фронту они растянулись на добрых два километра, свидетельствуя о том, что в атаку здесь перешла, как минимум, бригада.
Всякий, кто видел эту атаку, впоследствии высмеивал того, кто называл солдат Австро-Венгрии трусами. Наступая под непрекращающимся пулеметным и артиллерийским огнем, в том числе ведшимся батареями 31-й пехотной дивизии, они продолжали идти вперед, не обращая внимания на потери. Поначалу десятки, потом сотни, а после и тысячи солдат усеяли своими телами склон, но и русский 123-й полк оказался на грани уничтожения. Потеряв не менее четверти личного состава, он, под не прекращающимся огнем противника, смог форсировать Гнилую Липу в обратную сторону, где и принялся окапываться. И все это время остававшиеся на своих местах броневики, не прекращали вести огонь по накатывающим цепям вражеской пехоты вплоть до полного израсходования всех боеприпасов.
Несколько иначе провели этот день машины и экипажи 1-го взвода, что убыл поддерживать считавшуюся самой слабой в корпусе 60-ю пехотную дивизию. Более чем на девять десятых состоящая из запасных старших возрастов, она не могла похвастать, ни стойкостью, ни выучкой, своих солдат и командиров. Тем не менее, именно она была определена командованием корпуса в центр, что предопределяло ее столкновение с превосходящими силами противника. Во всяком случае, так должно было быть, если бы у командования 12-го армейского корпуса Австро-Венгрии имелись хоть какие-то разведывательные данные о силах противостоящей стороны. Но, из двух кавалерийских дивизий, что должны были осуществлять разведку, одна уже была истреблена русскими в приграничных сражениях, а вылетевший вчера из Львова разведывательный аэроплан пропал без вести.
Можно сказать, что не только командованию 60-й дивизии, но и двигающему прямо за ней штабу всего 10-го армейского корпуса несказанно повезло. Им предстояло столкнуться с 35-й пехотной дивизией Австро-Венгрии, которая изначально имела на четверть меньше сил, так как все ее полки имели трехбатальонный состав против четырехбатальонного русских. К тому же часть артиллерии и один полк из ее состава пришлось отправить на защиту важнейшего транспортного узла в Нараюве, где засели в обороне остатки 11-й пехотной дивизии потерявшей всю артиллерию и большую часть обоза. В результате, к моменту столкновения количественное превосходство русских войск на этом участке фронта составляло два к одному. Правда, в иной истории это не помогло. Совершенно не желавшие воевать солдаты, что еще месяц назад были крестьянами, рабочими, приказчиками, извозчиками, цирюльниками и много кем еще, бросались бежать в тыл, стоило впереди раздаться выстрелам. И лишь с прибытием столь мощной силы, каковую представлял собой взвод броневиков, ход событий пошел по совершенно иному сценарию. Ведь точно так же, как в русской дивизии, в выдвигавшейся ей навстречу по шоссе Дунаюв - Поможаны 70-й пехотной бригаде 35-ой дивизии начался такой всеобщий драп, стоило впереди начаться ружейной стрельбе, что в мгновение ока брошенные орудия и обоз полностью перекрыли всякую возможность проехать по шоссе. А собирали их впоследствии вплоть до глубокой ночи.
Вообще, при взгляде сверху получалась картина достойная мультика - вот два бряцающих оружием отряда сходятся, звучат выстрелы, и оба войска тут же начинают разбегаться в противоположные стороны. Если бы еще это не было горькой правдой, действительно можно было посмеяться. Но, как уже было сказано, пишущаяся по новой история пошла по несколько иному пути. Так успевший занять оборону на расположенном двумя километрами восточнее Дунаюва западном берегу крутого оврага, через который проходила дорога, авангард 70-й бригады оказался за считанные минуты сбит с позиций и рассеян по окружающему шоссе лесу. Учитывая же, что первая батарея подходившей к оврагу австрийской артиллерии оказалась в каких-то двухстах метрах от выскочившего на гребень головного броневика, имевший в иной истории драп начался еще раньше и на сей раз сопровождался огнем орудий и пулеметов восьми БА-3, один за другим принявшихся спускаться с гребня возвышенности.
Казалось бы - вот он успех! Ведь на плечах отступающей к Дунаюву бесформенной массой солдат австрийской дивизии можно было влететь в город, где в этот момент как раз принялся располагаться штаб 12-го армейского корпуса Австро-Венгри. И будь за плечами броневзвода 31-я или 9-я дивизия, так бы и произошло. Но им выпала честь поддерживать 60-ю, нежелание солдат которой воевать и погибать за чуждые им интересы, не смог побороть даже ор ее командира находящегося в первых рядах авангарда. Единственное, что на сей раз ему удалось, так это загнать 1-й батальон 237-го пехотного полка в лес по обе стороны шоссе, чтобы вытеснить оттуда солдат австрийского авангардного отряда, ведь прошедшие их оборону, как раскаленный нож сквозь масло, бронемашины уничтожили при прорыве менее роты, а все остальные поспешили скрыться в зарослях, после чего принялись постреливать оттуда в подходящую пехоту.
Опять же, отсутствие командира дивизии близ основной массы войск привело к отступлению ряда отрядов и почти всего обоза после того, как выстрелами со стороны домов небольшой деревни Нестюки, через которую также проходило шоссе, было убито несколько солдат разворачивающегося около нее в боевые порядки 238-го Ветлужского пехотного полка. Причем дивизионный обоз драпал с такой скоростью, что впоследствии устроил знатный затор в районе Поможан, столкнувшись там нос к носу с корпусным обозом. Дошло до того, что пройти через эту деревню оказалось попросту невозможно из-за сотен сцепившихся колесами, разбившихся или перевернувшихся повозок.
Тем не менее, бой продолжался. Выдвинутые южнее шоссе прямиком через лес 238-й и 239-й полки встретились там с передовыми дозорами 50-го венгерского пехотного полка 35-й дивизии и устроили такую стрельбу, будто в небольшом лесу сошлись в жесточайшем бою полнокровные дивизии. Причем зачастую стрельба велась по всему, что шевелилось, в результате чего потери от дружественного огня превысили те, что нанес противник. Прекратилась эта вакханалия лишь спустя час, когда основные силы полков смогли таки пройти лес насквозь и уперлись в оборону австрийцев на высотах вокруг села Поточаны. И здесь уже пришлось полегче, поскольку с северо-востока к данному селу подошли две батареи полевых орудий, а также полдюжины бронированных машин, что тут же устремились в атаку.
По той простой причине, что пробраться по буквально заваленному всевозможным добром шоссе до Дунаюва оказалось попросту невозможно, принявший под свое командование 1-й броневзвод полковник Секретев, по договоренности с командующим 60-й дивизией генерал-майором Барановым, оставил две машины охранять начавших растаскивать затор пехотинцев, а остальными силами взвода с парой приданных батарей предпринял обходной маневр, чтобы выйти к Дунаюву с юго-восточного направления. Именно там он и наткнулся на очередные оборонительные позиции австрийцев, во время штурма которых потерял аж два БА-3.
Не имея достаточного опыта применения бронетехники и какого-либо пехотного прикрытия - засевшие на границе леса бойцы 238-го и 239-го полков даже не подумали о том, чтобы двинуться вслед за бронетехникой, Секретев вывел колонну прямиком под огонь двух батарей австрийской полевой артиллерии. Пусть у вражеских артиллеристов и не было опыта борьбы с бронемашинами, они попросту взяли количеством, завалив колонну фугасными снарядами, один из которых прямым попаданием оторвал переднюю ось головного броневика. Вторая же машина оказалась выведена из строя уже в селе, получив снаряд в боевое отделение от выдвинутой на прямую наводку пушки. Но это был последний успех австрийской артиллерии у данного села, так как единственное уцелевшее под шрапнельным обстрелом устроенным русскими визави орудие уже через пять секунд оказалось выведено из строя прямым попаданием 63,5-мм снаряда. Как результат, Поточаны были взяты 239-ым полком, активно подгоняемым примчавшимся на этот участок фронта командиром 60-й дивизии, в связи с чем открылся путь к правому флангу засевших в обороне Дунаюва сил противника. Однако, по причине наступления сумерек, что от преследования отступающего противника, что от немедленного флангового удара на Дунаюв, пришлось отказаться. Победа победой, но как докладывали командиры всех трех участвовавших в боях полков, свыше половины личного состава их подразделений до сих пор плутали по окружающим лесам, а уж о тыловом обеспечении и вовсе можно было забыть. Одним словом, бедлам был полный. Оставленный же с самого утра в резерве 240-й полк по приказу командира 10-го армейского корпуса еще днем убыл на укрепление левого фланга 31-й дивизии с трудом сдерживавшей атаки противника.
Третий же броневзвод, прибывший в 9-ю дивизию, противника в этот день так и не встретил. Спокойно пройдя Урмань, Поручин и Буще, они вышли на западный берег Золотой Липы, после чего в районе Вержбуе, находящегося всего лишь в пяти километрах восточнее Нараюва, встретили авангард 3-й Кавказской казачьей дивизии. И на этот раз отбить город австрийцы не решились - имевшихся в Нараюве сил едва хватало для организации обороны на месте.
Однако как бы ни были болезненны ошибки допущенные батальонными, полковыми и даже дивизионными штабами, они не шли ни в какое сравнение с ошибками в планировании действий целых армий. Так, совершенно не имея сведений о ходе боевых столкновений 12-го и 3-го армейских корпусов, командующий 3-й армии Австро-Венгрии поставил им на 27 августа все те же задачи - наступать в восточном направлении, выдавливая силы противника с территории империи. Лишь ближе к часу ночи до командующего 3-й армией генерала Брудермана дошли сведения о тяжелейших потерях понесенных 3-им корпусом, вынудившие последний отступить на 10-15 километров, и о застревании дивизий 12-го корпуса на западном берегу Золотой Липы. Тут же штаб армии принялся издавать новые указы, но поспеть к началу сражений нового дня они уже не смогли.
Не лучше дела обстояли в русской армии. Лишь благодаря активной работе имеющейся авиации штаб 10-го армейского корпуса имел представление о нахождении не только своих дивизий, но и соседних корпусов. По причине растраты практически всех боеприпасов, десятки аэропланов оказались выделены для вверения разведки и обеспечения связи. Потому факт возможности нанесения флангового удара на Дунаюв оказался известен не только командиру 60-й пехотной дивизии, но и командующему корпусом.
Прекрасно осознавая, что подобный маневр может привести, как к большому успеху - окружение немалых сил противника в городе, так и к большой беде - если в тыл осуществляющим обходной маневр полкам ударят австрийские части из Нараюва, генерал Сиверс отдал приказ 9-й дивизии силами 1-й бригады навалиться на защитников Нараюва, с целью удержания тех на месте, а силами 2-й бригады нанести удар в северном направлении вдоль западного берега Золотой Липы, имея в своем тылу в качестве охранения до половины сил 3-й Кавказской казачьей дивизии. Одновременно с этим 237-му, 238-му и 239-му полкам 60-й дивизии предписывалось начать наступление по всему фронту, а действующей севернее их 31-ой дивизии ставилась задача скорейшего выбивания противника за Золотую Липу (западную) и организация удара по Дунаюву с северного и северо-западного направлений силами левофлангового 121-го полка, которому должен был помогать 240-й полк 60-й дивизии.
Как это зачастую бывало и ранее, гладко все оказалось лишь на бумаге. А в реальности войска столкнулись с множеством оврагов. Еще до того как авангард 1-ой бригады 9-й дивизии покинул Вержбуе, из Нараюва по направлению к деревне Поточаны выдвинулся 51-й полк 35-й дивизии вместе с приданной артиллерией, что должен был совместным ударом с ранее оставившим деревню 50-ым полком опрокинуть противника и вести дальнейшее наступление к деревне Нестюки, то есть прямо в тыл 60-й пехотной дивизии русских. В результате своей задачи не выполнил никто - шедшие в авангарде австрийского полка и русской 2-й бригады 9-й дивизии отряды столкнулись друг с другом в районе села Рекшин, и вскоре на фронте протяженностью в пять километров разыгралось встречное сражение, управлять которым в должной мере не смогло командование ни одной из сторон. Хорошо еще, что 1-я бригада 9-й дивизии в назначенный срок начала свое наступление, тем самым спасая левый фланг своей второй бригады, где выдвинувшиеся из Нараюва на подмогу своим пехотинцы 15-го полка 11-й пехотной дивизии Австро-Венгрии уже успели смять заслоны казаков и почти обратили в бегство солдат 4-го батальона 36-го Орловского пехотного полка. Но сами попали под фланговый удар 33-го Елецкого пехотного полка. Боявшаяся поразить своих артиллерия была вынуждена молчать в течение всего сражения, а вот штыки пускали в ход не единожды. И победу русскому оружию в данном бою принесло не столько грамотное тактическое управление или выучка бойцов, а банальное численное превосходство, ведь, что 50-й полк 35-й дивизии, что остававшиеся в Нараюве остатки 11-й пехотной дивизии, оказались скованы атаками русских сил и не имели возможности помочь товарищам по оружию хоть чем-нибудь. Так на укрепления Нараюва обрушился огонь 10-го мортирного артиллерийского дивизиона, который 9-я дивизия таскала вслед за собой с начала боевых действий, а также полусотни полевых орудий - к батареям 9-й артиллерийской бригады ближе к середине дня подошли конно-артиллерийские батареи казачьей дивизии. А 50-й полк вновь стал объектом атаки русских бронемашин.
В то время как на западном берегу Золотой Липы близ Рекшин еще только прозвучали первые выстрелы, на восточном берегу сражение было уже в самом разгаре. Оседлавшие переправу и часть прилежащего к ней лесного массива батальоны 50-го полка вновь смогли навязать противнику лесной бой, в котором солдаты русского полка в очередной раз принялись палить во все стороны, полностью растеряв всякий строй и управление. Даже учитывая потерю противником в бою предыдущего дня всех орудий и пулеметов, открытый ружейный огонь заставил ротные цепи тут же залечь, а то и отползать назад. И помочь в данном случае своя артиллерия никак не могла - лес надежно скрывал позиции австрийцев, а выезжать на прямую наводку никто не пожелал. Потому основная тяжесть завязки боя вновь легла на плечи экипажей бронемашин. Но нечто подобное и было вчера согласовано с генерал-майором Барановым.
Тогда, уже поздним вечером, Петр Михайлович, после расположения на ночевку своих полков, навестил экипажи бронемашин, что обустроились в хатах на восточной оконечности Поточан, куда с немалым трудом притащили подбитые бронеавтомобили. Находись за плечами положенный им взвод обеспечения, все было бы куда проще. Но грузовики отобрали, направив на вывоз раненных. А вместе с грузовиками убыли и механики со снабженцами. Потому, полковнику Секретеву даже пришлось услать в тыл один из броневиков с наказом не возвращаться без топлива и боеприпасов. В нем же вывозили трех, получивших ранения, членов экипажа подбитого уже непосредственно в деревне БА-3. Им еще крупно повезло, что попавший в борт фугасный снаряд сдетонировал снаружи. Однако сила удара и последующего взрыва оказалось таковой, что экипаж мгновенно контузило, а также посекло тучей осколков от не выдержавшей испытания боем брони. К сожалению, броневая сталь ижорского завода не оказалась достаточно вязкой и на месте попадания снаряда образовалась солидных размеров дыра - кусок брони просто раскололся. Убить никого не убило, благо попадание пришлось аккурат между задних осей и большую часть осколков приняли на себя стеллажи с боеприпасами, но находившиеся ближе остальных к пораженному борту пулеметчик и заряжающий все же получили по несколько осколков, не говоря уже о множественных ссадинах и ушибах от сорвавшихся со стеллажей снарядов, благо последние не сдетонировали. Достаточно сильно пострадали и ноги командира машины. А вот водитель-механик оказался прикрыт телами сослуживцев со всех сторон и потому был оставлен в отряде. Контузило того, конечно, знатно, но полковник надеялся, что, отлежавшись за ночь, он сможет прийти в себя в достаточной мере, чтобы помочь экипажу второй подбитой машины с демонтажем покореженной передней оси, которая сильно мешала буксировке броневика даже на жалкие полверсты. Что уже было говорить об эвакуации его в тыл для последующего восстановительного ремонта.
Обсуждая итоги сражения минувшего дня, полковник и генерал-майор смогли прийти к общему пониманию задач, что были способны выполнить бронемашины, а на что не следовало даже замахиваться. По сути, помимо поддержки пехотных частей в атаке и обороне, БА-3 могли выступить в качестве, подвижного резерва, но только в местах изобилующих дорогами, или как основа отряда прорыва вражеской обороны в каком-то узком месте с целью последующего выхода в тыл противника и разгрома его обоза. Вот только в данном случае пехота никак не могла поспеть за техникой, и потому сопровождение броневиков виделось возможным осуществлять исключительно кавалерией. Плохо было то, что вся немногочисленная кавалерия, приданная корпусом 60-й дивизии, разбежалась еще утром, едва завидев австрийцев. И ее местонахождение оставалось для генерал-майора тайной за семью печатями даже к концу дня. Точно так же, как все солдаты его полков, казаки второочередного призыва не отличались храбростью и желанием идти в бой. Как впоследствии выяснилось, находившиеся в авангарде дивизии разъезды ускакали аж до самого Заложце, попутно вызвав панику, как во всех встречных обозах, так и в самом штабе 10-го армейского корпуса. Но все это было вчера. А новый день готовил им, как и миллионам других солдат и офицеров по всему растянувшемуся на многие сотни километров фронту, новые проблемы.
Прекрасно понимая, что сподвигнуть солдат своих полков на фронтальный удар по Дунаюву у него не выйдет при всем желании, Баранов ограничился выдвижением батальонов 237-го полка к западной оконечности лесного массива, в котором они вчера весь день играли в прятки с австрийцами. Судя по тому, что в течение дня и ночи взять в качестве трофеев из числа брошенного австрийцами на дороге имущества удалось аж 11 полевых орудий и пять пулеметов, не считая прочего военного снаряжения и боеприпасов, возможности защитников города по огневому воздействию на передовые позиции выдвинутого вперед полка должны были оказаться минимальными. Тем не менее, половина дивизионной артиллерии оказалась развернута западнее деревни Нестюки, имея целью вести обстрел шрапнелью восточной оконечности Дунаюва. Если бы при этом артиллеристы, вынужденные работать из-за леса, могли видеть, куда именно они бьют, было бы вообще великолепно. Но поскольку телефон в дивизии был всего один, да и тот установили для связи со штабом корпуса, о корректировке огня не могло быть и речи.
Основной же удар он полагал осуществить силами шести батальонов от Поточан на запад с тем, чтобы, форсировав Золотую Липу, осуществить обходной маневр и уже ко второй половине дня выйти в тыл засевшим в Дунаюве австрийцам. Вот только очень уж не хотелось лишаться в подобном деле показавших себя с самой лучшей стороны бронемашин. Потому направление удара было несколько скорректировано. Если пехота еще как-то могла перебраться через реку вброд, то ее крутые берега начисто лишали подобной возможности броневзвод. Им требовался добротный мост, способный выдержать вес техники. А в ближайшей местности такой имелся лишь недалеко от Рекшина, в направлении которого вчера и отступили австрийцы из Поточан.
Понимая, что основные события будут развиваться именно здесь, и, желая собственными глазами посмотреть на атаку бронированных машин, Баранов встретил утро на западной оконечности Поточан, в одном из домов которой был устроен наблюдательный пост. За что едва не поплатился жизнью. Стоило первой цепи пехоты отойти от деревни на полторы сотни шагов, как со стороны находящегося всего лишь в полукилометре леса застучали частые ружейные выстрелы, поддерживаемые стрекотом пулемета. И все перелеты вполне ожидаемо обрушились на стены крайних домов.
Одновременно с этим сильная стрельба началась в тылу. Лес, протянувшийся с юго-запада на северо-восток на добрые 5 километров, позволил небольшим отрядам австро-венгерских войск, оставаясь незамеченными, пробраться не только вдоль всей деревни, но и на пару километров за нее, где подвергнуть обстрелу развернутые в чистом поле артиллерийские батареи. В результате, вместо организации атаки, свыше двух часов пришлось потратить на приведение в порядок вновь дрогнувшие батальоны, в которых уже начали звучать панические крики о попадании в окружение, и направлении двух из них в лес для выдавливания оттуда противника. Хорошо еще, что артиллеристы не поддались панике и, укрывшись за щитами орудий, буквально засыпали границу леса снарядами, изрядно сократив число нападающих, которых и так было не более роты.
Не остались в стороне и бронемашины. Еще в районе семи утра, пополнив запасы снарядов и бензина с прибывших за новой партией раненых грузовиков, они, пребывая под постоянным обстрелом, смогли подъехать к лесу и с расстояния в сотню метров принялись выбивать огневые точки противника, ведя огонь не столько по замеченным солдатам, сколько по вспышкам выстрелов. Потратив час времени и весь боекомплект, полудюжине БА-3 удалось значительно сократить силы противника, но своя пехота с места так и не сдвинулась.
Естественное, после этого экипажам броневиков потребовалось время не только на очередное пополнение огнеприпасов, но и отдых - та духота и температура, что образовывалась в боевом отделении после столь частой и продолжительно стрельбы, едва не отправляла людей в обморок. Лишь открытие верхнего люка, что являлось строжайшим нарушением написанных для экипажей инструкций, позволяло продолжать вести бой до последнего снаряда. И то после такого члены экипажей более походили на чертей - прорывавшиеся в боевое отделение пороховые газы и дым мгновенно оседали на открытых участках тела, покрывавшихся потом уже минут через пять с начала боя. Потому к очередному раунду они оказались готовы лишь ближе к полудню, когда со стороны позиций 237-го полка началась такая заполошная стрельба, что генерал-майор Баранов, оставив командование на начальника штаба, тут же унесся на предоставленном броневике к деревне Нестюки, опасаясь, что солдаты вновь не выдержат и начнут панически отступать, тем самым оголяя сперва правый фланг, а после и тыл 238-го и 239-го полков. Он даже был вынужден отправить единственный резерв - 4-й батальон 239-го полка на соединение с левофланговым отрядом 237-го полка, оставляя артиллерию без всякого пехотного прикрытия.
Не успела еще улечься пыль за унесшимся на своих максимальных 27 километрах в час броневиком, как из юго-западной части леса появилась цепь вражеских солдат. Стреляя на ходу, они вскоре перешли с шага на бег, а вслед за ними из леса выходила следующая цепь. Теперь уже русским войскам предстояло играть роль обороняющихся.
Вполне ожидаемо, первыми огонь открыла рота, что должна была поддерживать первую атаку бронемашин, но в итоге пролежала на пузе перед западной оконечностью деревни с самого утра. Не забывали им вторить и пара пулеметов, расположенных в крайних хатах как раз на случай атаки противника. Совместными действиями им даже удалось остановить наступление австрийцев, но вот заставить их отступить не вышло.
- Сможете нам поспособствовать, господин полковник? - обернувшись к находящемуся на наблюдательном пункте командиру броневзвода, поинтересовался у него оставленный за главного командир 238-го полка, которому теперь в гордом одиночестве предстояло вести наступление в западном направлении.
- Сможем, - быстро окинув взглядом хорошо просматриваемое поле и чуть не получив пулю в голову, кивнул вовремя пригнувшийся Секретев. - Я проведу машины по дороге до самого края леса, а там поверну в поле и отрежу противнику путь к отступлению. Тогда совместным огнем мы сможем принудить их к сдаче. Вы только передайте своим бойцам, чтобы стреляли прицельно. Пусть броня наших машин не пробивается винтовочной пулей, каждое попадание отдается очень неприятными ощущениями. Потому получать вдобавок еще и от своих, было бы в крайней степени неприятно. Нам австрийцев за глаза хватает.
- Постараемся, - только и смог пообещать в ответ комполка, всем своим видом показывая, что большего от него требовать не стоит - не тот контингент находился под его началом, чтобы надеяться на отсутствие подобных происшествий, учитывая тот факт, что днем ранее батальоны его полка вообще принялись палить друг в друга.
Не прошло и трех минут, как мимо хаты проскочили три ревущих двигателями БА-3, а заскрипевшая тормозами пара артиллерийских бронемашин, замерли на границе деревни, тут же рявкнув своими орудиями. Может пушка Барановского и не имела достаточной дальности стрельбы уже даже во времена Русско-Японской войны, для танкового орудия ее возможность послать снаряд аж на 1800 метров виделась очень даже пригодной. Что тут же прочувствовали на собственной шкуре солдаты 50-го пехотного полка Австро-Венгрии.
Тем временем, пока более тяжеловооруженные коллеги активно сокращали поголовье попавших под обстрел вражеских солдат, тройка покинувших Поточаны броневиков преодолели чуть более полукилометра по не самой лучшей, но все еще проходимой проселочной дороге, после чего два из них свернули влево, выкатившись в поле. Продвинувшись под непрерывным обстрелом аж с трех сторон еще метров на двести, они замерли на месте и тут же принялись выбивать кинжальным пулеметным огнем, не успевших сориентироваться и скрыться в лесу австрийских солдат. А оставшийся на дороге собрат и оба артиллерийских БА-3 перенесли огонь на огрызающийся ружейной стрельбой лес.
Устроенное кровавое представление продолжалось не более четверти часа, в течение которого на малейшее движение в поле следовала, либо пулеметная очередь на десяток патронов, либо фугасная 37-мм граната, выпускаемая из орудия Гочкиса. Количество живых в ближайшей к боевым машинам кромке леса тоже сошло на нет, если судить по вовсе прекратившейся стрельбе с той стороны. Но лишь положенные в изрядно потрепанные пехотные цепи еще с полдюжины фугасных 63,5-мм снарядов сподвигли австрийцев к правильным действам - тут и там с земли начали подниматься люди с задранными в небо руками. Тут же от деревни, крича что-то воодушевленно-матерное, ринулась уже своя пехота. Ее было попытались встретить редким ружейным огнем со стороны леса, но десяток снарядов и несколько сотен пуль, положенных в особо отметившиеся очаги сопротивления, вконец охладили желание австрийцев героически умирать.
Еще час под неусыпной охраной застрявших таки на поле двух броневиков бойцы одной из рот 238-го полка, выносили с поля и из леса раненых, а также все найденное вооружение, стаскивая все и всех в деревню, где под охраной первого взвода этой же роты уже находились более двух сотен сдавшихся в плен румын. Как выяснилось, большая часть личного состава, как 50-го полка, так и всей 35-й пехотной дивизии, составляли именно этнические румыны, лишь немного разбавленные венграми и немцами.
Одновременно с этим остальные силы 238-го полка, действуя без какой-либо связи, но, как впоследствии оказалось, совместно с парой батальонов 239-го полка, полностью вытеснили противника из лесного массива. Но упершись в оборонительные позиции, устроенные по восточному берегу Золотой Липы, вновь остановили наступление, по всей видимости, ожидая, как минимум, предварительной артиллерийской подготовки, потому как пытаться преодолеть аж целую версту простреливаемого пространства, желающих не нашлось.
И в очередной раз первыми в бой оказались вынуждены пойти бронемашины. Буквально сверкая от разбивающихся о броню сотен пуль, они неторопливо продвигались вперед, то и дело делая остановки, чтобы произвести выстрел из орудия. Поскольку командир дивизии убыл, не оставив каких-либо распоряжений развернутым близ Поточан артиллерийским батареям, те все так же продолжали торчать на утренних позициях, отчего роль большой дубины пришлось выполнять двум имеющимся во взводе артиллерийским БА-3. Раз за разом они накрывали шрапнелью или фугасной гранатой окопы противника, в то время как шедший в голове колонны командирский броневик, не останавливаясь, продвигался к мосту.
Что именно стало той соломинкой, переломившей хребет верблюда стойкости бойцов 50-го полка - приближающийся неуязвимый противник, размеренно убивающий их сослуживцев, или раскаты серьезного сражения, что начали раздаваться в тылу еще полтора часа назад, а нынче приблизились к западному берегу Золотой Липы менее чем на километр, так и осталось загадкой. Командир полка, отдавший приказ об оставлении восточного берега погиб вместе со всем штабом, когда особо удачный снаряд угодил в мост, по которому они как раз начали переправляться через реку. Скорее всего, немногие из них погибли сразу, но, будучи ранеными или контужеными, не смогли выплыть. А помогать им было уже некому. Отступление под огнем противника никогда не заканчивалось ничем хорошим. Попытка же уйти по единственному мосту и вовсе превратилась в мышеловку для тех, кто последовал данному приказу. В считанные секунды вся та толпа, что образовалась на подходе к переправе, оказалась посечена огнем пулеметов бронемашин и стрельбой ведшейся со стороны леса. Не были обделены вниманием и те, кто уже успел ступить на настил моста. Разделавшись с наиболее лакомой целью, экипажи БА-3 перенесли огонь на тех, кто уже считал себя счастливчиками. В результате на западный берег успели перебраться едва три десятка человек, тела же остальных впоследствии еще долгое время находили прибитыми к берегам ниже по течению.
Еще не менее тысячи человек смогли перебраться через реку вплавь, и кто-то из них даже умудрился сохранить оружие. Но лишившись командования и видя надвигающиеся цепи русской пехоты - батальоны 238-го полка все же стронулись с места и начали приближаться к переправе, приняли единственное верное для выживания решение и припустили на запад со всей возможной скоростью. Остальные же, постреляв еще с четверть часа и потеряв от ответного огня не менее двухсот человек, в конечном итоге выкинули белый флаг.
С трудом удержавшись от того, чтобы с грацией слона в посудной лавке, вломиться в ведшееся на юго-западе сражение, где, как он смог заметить, противоборствующие стороны уже успели сойтись в штыковой атаке, Секретев повел свой вновь увеличившийся до 5 машин взвод на северо-запад, как того и предписывал план окружения вражеских сил в Дунаюве. Правда на многое нынче рассчитывать не приходилось - не прекращающееся с самого утра сражение заставило растратить практически весь запас снарядов и патронов. И если патронами, худо-бедно, удалось разжиться у пехоты, то с боезапасом к пушкам дела обстояли скверно. То, что было доставлено утром, уже успели расстрелять на две трети, а когда можно было ожидать очередной грузовик снабженцев, оставалось тайной за семью печатями. Потому, поровну распределив между машинами 37-мм гранаты из укладок БА-3, что с помощью пленных удалось таки вытолкать с поля обратно на дорогу, полковник, понадеявшись на великий русский авось, отдал приказ к выдвижению.
Надо было видеть глаза обозников 88-й стрелковой бригады Австро-Венгрии, первые батальоны которой лишь минувшей ночью прибыли в Дунаюв в качестве подкреплений, когда на них выскочила колонна закопченных и покрытых многочисленными сколами пулевых отметин бронированных машин. Наверное, многим они почудились колесницами вырвавшихся из самого Ада грешников. Но лишь на мгновенье, поскольку спустя считанные секунды, головная машина протаранила ближайший к ней фургон, играючи столкнув тот с дороги и перевернув набок, а после с ее башни, развернувшейся точно на дорогу, оказался открыт огонь из самого обычного пулемета. Так что дело им предстояло иметь с такими же простыми смертными, каковыми являлись они сами. Разница состояла лишь в имеющихся под рукой аргументах. И у русских таковые оказались заметно более весомые.
Вот только "пограбить обоз" у экипажей броневзвода не вышло. Во-первых, выдвинулись они без всякого пехотного прикрытия, отчего было их просто-напросто мало, во-вторых, у них не имелось достаточных сил и средств, чтобы тащить вслед за собой десятки телег, в-третьих, следовало срочно продвигаться к мосту через Золотую Липу близ Дунаюва, чтобы намертво закупорить едва ли не единственный путь к отступлению для находившихся в нем сил противника. Потому, потратив минут десять на то, чтобы спихнуть машинами под многоголосое лошадиное ржание на обочину и опрокинуть брошенные возницами повозки, полковник повел свой отряд дальше, благо ехать оставалось всего ничего - не более трех километров, если, конечно, не врала выданная авиаторами карта.
А пока на левом фланге 60-й дивизии происходили все выше описанные события, в центре весьма вовремя примчавшийся генерал-майор Баранов с превеликим трудом сумел пресечь очередное повальное отступление батальонов 237-го Грайворонского пехотного полка. Не смотря на то, что в обороне на сей раз находились именно они, давление австрийцев оказалось достаточным, чтобы зародить в головах солдат панические мысли. Не способствовал борьбе со слабоволием даже огонь своей артиллерии, разрывы шрапнельных снарядов которой то и дело вспухали над городом.
Мало того, что часть артиллерии солдатам 70-ой бригады 35-й пехотной дивизии все же удалось эвакуировать с дороги с наступлением ночи, так еще подошедшее подкрепление прибыло с парой своих батарей. Именно эти орудия и открыли огонь прямой наводкой по окраине леса, откуда раздалась стрельба, стоило пехоте приблизиться к нему на расстояние в полкилометра. И к моменту прибытия командира русской дивизии на передовую, 237-ой полк потерял разбитыми уже все свои пулеметы и не менее двухсот солдат только погибшими. Естественно, видя такое дело, остальные предпочитали отползать поглубже в лес, где деревья позволяли укрыться, как от пуль, так и от осколков, не говоря уже о шрапнели. В какой-то мере это помогло избежать новых потерь от огня австрийской артиллерии, но одновременно позволило ее пехоте достичь кромки леса, не понеся серьезных потерь, после чего опять началась никем не контролируемая перестрелка всех со всеми. Лишь в районе дороги противника удалось откинуть назад, когда высадивший своего пассажира броневик буквально врубился в наступающую по ней роту австрийской пехоты, в считанные секунды положив огнем своих двух пулеметов не менее полусотни человек, а остальных заставив бежать без оглядки.
Преследование отступающего противника длилось недолго - большинство юркнуло в ближайшие заросли, а тех, кто успел преодолеть расстояние в считанные сотни метров и вылететь за пределы лесного массива, прикрыла артиллерия. Стоило БА-3 выскочить с лесной дороги, как он тут же оказался под обстрелом не менее полудюжины пулеметов и вдвое большего количества орудий. Попытавшийся было огрызнуться броневик успел выстрелить всего пару раз из своей короткоствольной 37-мм пушечки, когда вокруг него начали вставать столь частые фонтаны разрывов фугасных гранат, что механик-водитель, не дожидаясь команды, врубил заднюю передачу и на максимально возможной скорости скрылся от губительного огня за деревьями. Все же броня у него была противопульная, и, как показали события вчерашнего дня, попадание в корпус даже 80-мм гранаты могло натворить много дел, а до ремонтных мастерских была не одна сотня километров.
Отойдя на безопасное расстояние, броневик остановился уже в тылу вновь выдвинувшейся вперед своей пехоты и из него выпрыгнул чумазый командир машины. Прихватив бинокль и блокнот, он довольно быстро метнулся к переднему краю и, схоронившись за толстым стволом поваленного попаданием снаряда дерева, принялся высматривать позицию столь мешающих им артиллерийских батарей. Пусть установленное на данном броневике вооружение и не позволяло бороться с таким противником на больших дистанциях, это вовсе не значило, что следовало сидеть сложа руки в ожидании какого-либо чуда. Все же немалой составляющей частью успеха в той или иной операции, являлась предварительная подготовка, что изо дня в день втолковывали им во время военных сборов. А в его ситуации знать, куда следует стрелять в первую очередь, вообще виделось жизненно необходимым. Впрочем, попусту рисковать техникой и жизнями экипажа, бросаясь "грудью на амбразуру", он совершенно точно не собирался, ведь борьба с вражеской артиллерией являлась прерогативой авиации.
Не прошло и четверти часа, как над полем боя появилось материальное воплощение его ожиданий. Дюжина подошедших к Дунаюву аэропланов тут же набросились на орудия австрийской артиллерии и в небеса полетели комья земли, каменная крошка и то, что еще недавно являлось смертельно опасным оружием. Так на его глазах прямое попадание авиационной бомбы подбросило очередную пушку в воздух, где она, бешено кувыркаясь, развалилась на части. А рядом с ней поломанными куклами разлетались в стороны тела неудачливых артиллеристов.
Очередная попытка высунуться из-за прикрытия деревьев ознаменовалась открытием огня из уцелевших после налета орудий, потому пришлось провести в ожидании еще не менее часа, пока над Дунаювом вновь не появятся крылатые хищники. Причем, за это время их вновь успели изрядно потеснить, и даже броневик вынужденно отползал назад, чтобы не оказаться в полном окружении. Лишь с появлением в небе аэропланов машина вновь пошла в бой, играючи сбив тот небольшой заслон, что австрийцы выставили на дороге. Но данный героический порыв оказался уже лишним - в городе уже поднялась паника из-за удара пришедшегося в спину.
К удивлению Секретева столь важный стратегический объект, как едва ли не единственный путь снабжения и отступления охранялся всего одним отделением пехоты. Причем, увидев подходящие из тыла необычные автомобили, те лишь разинули рты и не предпринимали никаких действий, чтобы дать отпор или хотя бы убежать. В отличие от своих сослуживцев, им еще не приходилось сталкиваться с подобной техникой и потому опознать в ней врага, у бойцов не было ни малейшей возможности. Вплоть до тех самых пор, как подошедший на полторы сотни метров к мосту головной бронеавтомобиль открыл огонь на поражение.
Оставив один броневик удерживать мост, полковник повел оставшуюся четверку прямиком в город, из которого тут же принялись отступать солдаты тыловых частей. Поскольку с востока, а теперь еще и запада находились русские, отступление велось всего в двух направлениях. Те, кто ничего не знал о положении на фронте, устремились вдоль Золотой Липы на юг и вскоре попали под огонь бойцов 4-го батальона 239-го полка, что прикрывал правый фланг и тыл 238-го полка. Штабные же офицеры и охрана, бросив все, кинулись на север, где с переменным успехом все еще сражалась 16-я пехотная дивизия. Их даже не остановила необходимость переплыть Гнилую Липу, что впадала в свою более благозвучную товарку. И если бы не запруженность абсолютно всех дорог и площади города брошенным имуществом, у отряда полковника Секретева имелся неплохой шанс пленить штаб не только 35-й дивизии, но и всего 12-го армейского корпуса. Но довольствоваться пришлось лишь взятым городом и сотнями раненых, что впоследствии обнаружились в брошенных персоналом госпиталях. Вот только если вся командная цепь оказалась выведена из игры, то не подозревающие об этом солдаты 70-й пехотной и 88-й стрелковой бригад, вплоть до самого вечера вели упорные бои в лесах восточнее павшего Дунаюва, местами умудрившись даже прорваться в тыл 60-й дивизии и занять деревню Нестюки, откуда впереди собственного визга унесся едва приведенный в относительный порядок обор 237-го пехотного полка. Австрийцам даже удалось захватить одну, не успевшую сняться с позиции артиллерийскую батарею. Однако уже ночью, когда до передовых частей дошла информация о занятии русскими города, деревня была оставлена, и тысячи солдат принялись прорываться через этот трижды проклятый лес в противоположном направлении.
Сказать, что к утру 28-го августа 60-я пехотная дивизия представляла собой жалкое зрелище, значило не сказать ничего. Генерал-майор Баранов, сосредоточивший вокруг себя полтысячи солдат и офицеров из разных батальонов 237-го полка, не мог сказать ровным счетом ничего о месте нахождения прочих сил вверенного ему подразделения. Лишь ко второй половине дня стало известно, что 238-й полк уже перешел на западный берег Золотой Липы в районе Рекшин, в котором и провел всю ночь, приводя себя в порядок. Батальоны же 239-го полка оказались разбросаны по фронту в 10 километров - кто-то отступил с наступлением сумерек к Поточанам, кто-то переждал ночь в лесных массивах, в которых до последнего перестреливался с противником или с тем, кого таковым считал, а один из батальонов, перехвативший драпающих австрийских тыловиков, и вовсе умудрился без единого выстрела занять Дунаюв, соединившись там с отрядом бронеавтомобилей. О судьбе же переданного соседям 240-го полка вестей не было вовсе. И все это усугублялось постоянными стычками с заплутавшими в лесах отрядами австрийской пехоты. Впрочем, те, кто полностью расстрелял носимый с собой запас патронов, предпочитал сдаваться, не пытаясь играть в героев. Так что к проблеме сбора в единую силу своих подразделений, прибавилась еще потребность выделять силы на охрану и конвоирование вылавливаемых тут и там солдат противника. В результате, дальнейшее продвижение на запад, во исполнение приказа командования, удалось начать лишь в третьем часу дня. Примерно в это же время смогла перейти в наступление действовавшая на правом фланге 31-я пехотная дивизия. А вот 9-я дивизия, сумевшая выбить противника из Нараюва еще в середине прошлого дня, продолжила наступление уже в 8 утра, отчего изрядно вырвалась вперед. Но отныне всем им предстояло действовать без ставшей столь полезной поддержки авиации и бронетехники. Первая и вовсе исчезла с небосвода, за исключением редких машин корпусных авиационных отрядов, а вторая убыла в тыл зализывать раны и подводить итоги боевого применения новой техники.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска и скачивания книг
Книжный Бот
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
ВКОНТАКТЕ