Война. Часть 1

Глава 12

2 декабря 1938 года, 18:00.

В лаборатории противно «захрюкал» местный телефон.

«Чёрт, как я не люблю прерываться… особенно во время решительного эксперимента. Но придётся, „Грымза“ без толку не звонит».

— Алексей Сергеевич, — в голосе секретаря послышалась непривычная теплота, — Анечка звонила, попросила ваш ЗИС на час-другой ей нужно на «Мосфильм» по срочному делу…

«Не понял, сотрудники аппарата ЦК по служебной надобности могут легко вызвать дежурный автомобиль из спецгаража… А, ну да, там же „эмку“ пришлют… значит солидности добирает».

— … вы ведь всё равно до одиннадцати работаете в лаборатории.

«Надеюсь, это не войдёт у неё в привычку».

— Да, конечно, — делаю значительную паузу, — предупреждаю вас, товарищ Бланк, меня в ближайшие два часа ни для кого нет.

«Так, надо в последний раз пробежаться по основным элементам установки, от печки»… Мой замечательный источник для питания ксеноновой лампы-вспышки сгорел час назад: высоким напряжением пробило ограничительный резистор, в итоге — короткое замыкание. Поэтому аккуратную коробочку источника и сгоревшее сопротивление сейчас заменяет огромный стеклянный ртутный выпрямитель (у печки), ему любые замыкания нипочём.

Дальше на монтажном столе — лампа накачки и рубиновый цилиндр. Они расположены параллельно друг другу и заключены в стальную коробочку, в которой находится зеркальный отражатель из листовой меди. Его цилиндрическая форма образует в сечении эллипс. Лампа и рубин находятся в фокусах эллипса: здесь работает его свойство, что все лучи, исходящие из одного фокуса почти в любом направлении, после отражения пройдут через другой.

Последнее устройство — мишень, на которую направлено выходное отверстие коробочки (из него будет бить «луч Лазаря»), состоящая из фотодиодного датчика. Визуальное наблюдение меня не устраивает, хочу увидеть на экране осциллографа тонкую организацию луча, который будет излучать оптический квантовый генератор.

«„Луч Лазаря“… кхм, „как вы яхту назовёте“… к тому же люди могут подумать, что в честь товарища Кагановича… хватит с него того, что уже носит его имя… пора увековечить имя парня, чью жизнь я разрушил, одной „бутсы“ недостаточно… „лучи Чаганова“ или сокращённо — „Че-лучи“… звучит неплохо».

Решительно щёлкаю тумблером питания, появился высокий шипящий шумок от высоковольтного источника. На тыльной стороне стальной коробки, в длинных узких отверстиях для вентиляции устройства затрепетал зелёный огонёк ксеноновый лампы-накачки, на дульной — никакого луча нет, но на экране — блюдце осциллографа появились небольшие импульсы с заваленными фронтами.

«Как и ожидалось, длительность импульса — одна миллисекунда, частота — сто герц, — потихоньку начинаю крутить ручку автотрансформатора, — что ж добавим напряжения на лампу»… Засмотревшись на экран, пропускаю исторический момент, когда лёгкие клубы дыма от сгоревшего блока питания ещё витающие в воздехе разрезает кровавым шилом долгожданный, мощный «Че-луч». Он в мгновение ока выводит из строя бескорпусной германиевый диод, служащий мне фотодатчиком, импульс пропадает, я рывком поворачиваюсь к установке и, заметив лазерный луч, медленно опускаюсь на стоящий сзади стул.

«Почему я начал с рубинового лазера? Казалось бы с самого бесполезного в использовании»…

Всё началось с недавнего разговора на собрании Опытного завода, посвящённого большому проценту брака на полупроводниковом производстве, где я хвастливо пообещал: «Рубиновые пробки с меня». Получить сам кристалл рубина действительно не трудно, а вот просверлить в нём отверстие… На одно отверстие диаметром в десятки микрон уходит у одного ювелира высочайшей квалификации… шестьдесят часов рабочего времени!

Если быстро не решить эту проблему, а кассет с рубиновыми пробками нужны сотни, то выход годных на производстве диодов не поднять. Без них невозможно нарастить объём Диод-Ферритной логики, без неё вычислительной техники…

«Зря я наверное выбрал ДФ ячейки, — закрадывалась мне в голову предательская мысль, — надо было делать ставку на индуктивные параметроны… Хотя и сейчас не поздно, придется, конечно, заменить в ферритах материал, но линии по намотки катушек и формовке колец останутся теми же… Заманчиво, но нет, нельзя пасовать перед трудностями, ведь диоды нужны не только для ДФЛ. Пусть индуктивные параметроны и не требуют диодов, но на надёжность работы ЭВМ будет сильно влиять точность настройки параметрона. По самым скромным оценкам допуски на параметры ферритовых колец должны укладываться в два процента. К тому же для параметрона понадобятся точные резисторы связи и сверхстабильные конденсаторы… Японцы в конце пятидесятых смогли наладить штучное производство компьютеров из них, но сейчас в России конец тридцатых».

Единственным устройством, способным кардинально решить этот вопрос является лазер, а самый простой для реализации в полукустарной мастерской — оптический. Пусть он и не такой мощный как лазер на неодимовом стекле, но нам не вольфрам плавить и не сталь гравировать, а вот просверлить небольшое отверстие в рубине или точно отрезать фанеру, ему вполне по силам. В этом он ещё последнему фору даст, длина волны у рубинового лазера меньше, поэтому точнее профиль отверстия удастся сделать.

Завороженно гляжу на мерцающий в потоке поднимающегося от приборов горячего воздуха луч, на стене передо мной быстро возникает и тут же исчезает изящный силуэт Оли.

— Лёшик, у нас что будет эпилятор? — вздрагиваю и покрываюсь «гусиной кожей» от горячего дыхания подруги.

— Представляешь кого я встретила на «Мосфильме»? — Оля легко прыгает через две ступеньки чтобы поспеть за мой, — Алексея Толстого! Интересный дядечка, быстро узнал кто я такая…

«Как не спросить, что это за штучка рассекает на ЗИСе»?

— …рассыпался в комплиментах мне, не смотря на стоящую рядом то ли жену, то ли секретаршу, много моложе его, кстати, лет тридцати…

— И жена, и секретарша, — киваю я.

— … Я подумала, каков нахал…. но оказалось, что ему нужен ты, — подруга с скашивает любопытный взгляд на меня.

— Встречался с ними три года на даче у Тухачевского, — у спускающегося по лестнице навстречу нам какого-то мужчины от моих слов вытягивается лицо.

— М-м… Толстого пригласили на «Мосфильм» для заключения договора на экранизацию «Гиперболоида инженера Гарина», представляешь? А тут я захожу в лабораторию, а у тебя он самый на столе.

— Бывает, а что ему надо? — отрываю перед подругой дверь в свою приёмную, — здравствуйте, товарищи.

«Грымза» взмахом руки усаживает обратно подскочивших с мест при виде меня посетителей.

— Он написал продолжение «Гиперболоида», — в кабинете Оля по привычке спешит к окну открывать форточку, а я включаю генератор белого шума, — хочет посоветоваться с тобой по техническим вопросам. А ещё я там встретила Шпанова…

— Знакомая фамилия, — становлюсь рядом с Олей.

— … ну, помнишь в прошлом году ходили на фильм «Глубокий рейд», про лётчиков, по его сценарию снималось.

— А-а, это как три наших эскадрильи в ответ на нападение враждебного государства одним налётом разбомбили весь их тыл и мы победили… Как это твоему Шпанову удалось после ареста Тухачевского такой сценарий протолкнуть?

— Значит не один Тухачевский у нас «доктрину Дуэ» продвигал.

— Вспомнил, Шпанов — заместитель редактора журнала «Техника воздушного флота», прослышал, видно, об испытаниях нашего истребителя. Не иначе, будет проситься к Лавочкину в КБ на экскурсию.

— А вот и не угадал, — Оля кивает на две пухлые картонные папки, лежащих на моём столе, — писатели-фантасты рецензию хотят получить на свои произведения от наркома, отвечающего за «чародейство и волшебство». Я серьёзно. Не знаю уж как на Гиммлера повлияли предсказания, которыми Барченко поделился со Свеном Гединым, а тот в свою очередь с Вейстхором, но на наш «бомонд», особенно на писателей, его откровения производят неизгладимое впечатление.

— А как же социалистический реализм?

— Пользуются этим методом, чтобы кормить свои семьи…

«Грымза» с опаской приоткрывает дверь, но увидев нас стоящих у окна в приличных позах, быстро заходит внутрь.

— Вот, Алексей Сергеевич, объективки на посетителей.

— Да ладно, ни за что не поверю, что ты всё прочёл, — Оля привстаёт с плюшевого дивана с прибитым к его ножке железным инвентарным номером.

— Не хочешь, не верь, — равнодушно пожимаю я плечами, — просто сегодня у меня было полтора часа свободного времени.

— Обе книги за полтора часа? Это невозможно.

— Очень даже возможно. Хочешь я тебя научу?

— Хочу. У меня эти книги заняли два вечера, — глаза подруги загораются.

— Тогда пошли в кабинет. Нет, лёжа читать нельзя, — задёргиваю штору, усаживаю Олю на стул и, вдобавок к верхнему свету, включаю настольную лампу, — так, ты ни в коем случае не должна проговаривать про себя прочитываемые слова, это сильно замедляет чтение. Кроме того, надо расфокусировать взгляд, так чтобы ты в каждый момент видела не одно слово, а сразу всю строчку. Это трудно, можешь начать не со строчки, а с трёх слов, это в три раза увеличит скорость чтения. И ни в коем случае не возвращайся, чтобы вновь прочитать предыдущее слово. Чтобы этого не происходило, веди по строке пальцем…

— Как малограмотная?

— Именно так.

— Ладно, я потом поучусь, когда время будет. Ну что скажешь о «Первом ударе»?

— Ясно всё с тобой, — снимаю пиджак и подхожу к платяному шкафу, — ну продолжай как первоклассница шевелить губами при чтении, а времени у тебя никогда не будет…

— Нет-нет, не раздевайся, у нас скоро будет гость, — тоже подлетает к шкафу подруга, — так всё же, как тебе роман Шпанова?

— Роман? Без романтической линии. Это как? И, кстати, автор называет своё произведение повестью о будущей войне. Слушай, в ней с нашей стороны нет ни одного отрицательного персонажа. Да даже и с немецкой, там фашистские лётчики идут на таран наших стратегических бомберов. Мы штурмуем мирно бодрствующие германские аэродромы, где самолёты находятся в ангарах и это всё через несколько часов после начала боевых действий. Сюр, какой-то…

Оля начинает рыться в своих платьях, моя единственный парадно-гуляльная тройка оказвается прижатой к стенке.

— … Польша у него союзница Германии, а Франция принимает военную помощь от СССР. Галицийские крестьяне спасают сбитых советских пилотов, а немецкие рабочие поют на заводе «Интернационал», радуются, что наши разбомбили их завод и расположенное рядом хранилище отравляющих веществ, а в итоге поднимают восстание против Гитлера, мне продолжать?…

— … Угу, — Оля вытаскивает из плотного ряда висящих платьев очередное, обтягивающее чёрное и прикидывает на себя, критически глядя в гардеробное зеркало.

— … Хорошо, слушай, мне предыдущее больше нравится, — пытаюсь помочь в трудном выборе, подруга презрительно кривится, — Наша воздушно-десантная бригада успешно высаживается в тылу германских войск и вырезает весь штаб армейской группы, который защищает почему-то только кавалерийский полк. Наш истребитель таранит аэростат, который несёт бактериологическое оружие. И всё вышеперечисленное происходит в первые двенадцать часов войны. Я даже не говорю о технике: у Шпанова немецкие автожиры в количестве ста штук сбрасывают мелкие бомбы с высоты 8000 метров, на строй наших стратегов, идущих на тысячу метров ниже со скоростью 500 километров в час. Пусть даже его фантастическая паровая турбина по недоразумению и разогнала бомбер до таких скоростей, формально это законов физики не нарушает, но винт автожира на восьми тысячах не работает…

— Это, — счастливо улыбается подруга, — ну, нет так нет, значит будем исправлять. Мне не всё равно, что будет написано в книге из серии «Библиотека командира».

— … И ведь технически грамотный человек, учился в Петроградском политехе, — не могу остановиться я, — и всё пальцем в небо. Вот взять Алексея Николаевича Толстого, чистый гуманитарий, а какая проработка технических деталей. Какой дар предвидения. Манцев перед смертью оказывается работал над рентгеновским гиперболоидом с ядерной накачкой! Потрясающе, мне вообще нечего добавить или исправить… Удалась у него третья книга.

— А как тебе линия с Хлыновым? — перебивает Оля, — студент-химик, кто бы мог подумать, что он из органов… а как он мастерски обрабатывает Зою Монроз… Впрочем, это было не трудно, она безумно в него влюблена…

«Разве»?

— Пропустил? — смеётся подруга, видя моё недоумение, — эх ты, скорочей.

— Ты же сказала, чтобы я проконсультировал Толстого по техническим вопросам…

— Тебе образ студента, оказавшегося сотрудником госбезопасности и крупным учёным, ничего не напоминает? — ядовито улыбается Оля, — нет, а как они с Зоей ликвидируют Гарина, как уничтожают гиперболоид, похищают его чертежи, взрывают шахту на «золотом острове», оставляют с носом иностранных агентов?

— Немного странным показалось, что они с Зоей на родину через Париж полетели, где шёл матч за первенство мира по шахматам между Алехиным и Левенфишем…

— Он же нас с тобой в романе вывел!

«А ведь точно, в Париже, очень кстати революция нарисовалась…. и в Германии, и в Чехословакии… Роллинга взорвали, значит и в Америке она не за горами… Хорошо хоть не Гитлера, но всё равно жирный троллинг… и вишенка на тортике — Хлынову с Зоей в Кремле ордена Ленина вручает Киров… На фоне Мировой революции, картин мирной, роскошной жизни, царства труда, науки и грандиозного искусства».

— А вот в конце граф напортачил, — довольно хлопаю в ладоши, — Мировая революция не в тренде…

— Напортачил, исправим… — подруга картинно водружает на нос очки консервы с дымчатыми стёклами.

— Это у тебя откуда? Дай глянуть…

— В Женеве купила — неофановые стёкла, — гордо протягивает мне очки, — спортивные, противобликовые, с улучшенной цветопередачей…

— Любопытно, — поворачиваю голову к хрустально люстре, жёлтый свет от лампы накаливания становится белым, а остальные цвета в комнате более насыщенными и контрастными, — они что, вообще не пропускают жёлтую часть спектра? Для лётчиков самое то, солнце меньше слепить будет. Конфискую данной мне властью, футляр дай, пусть спектрометристы поколдуют над ними, надо определить состав покрытия. Стучат?

— Точно, — Оля срывается с места, во входную дверь снова негромко постучали.

— Проходите, — в гостиную входят невысокий мужчина лет сорока с бутылкой шампанского и подруга с букетом красных роз.

— Николай Николаевич Шпанов.

«Зима на дворе, где достал? Не иначе, как в Ботаническом саду по знакомству».

— Я, Николай Николаевич, совершенно с вами не согласен. Польша никогда не будет союзником Германии. И причиной тому будет не столько её «гонор», сколько то, что Франция и Англия этого не допустят, они и дальше будут разжигать германо-польский территориальный спор. Франции нужен сильный союзник в её противостоянии с Германией, способный вынудить последнюю к войне на два фронта.

— Но вооружение Польши ведётся на английские деньги, — возражает Шпанов, хлопая себя по карманам в поисках папирос, — и Англия очень заинтересована в войне между Германией и СССР!

— Согласен, заинтересована. Но также ни в коем случае не допустит союза Польши и Германии. Это её давняя стратегия: не допустить усиления одной страны в Европе, будь то Франция, Германия или СССР, способной бросить ей вызов на континенте, а тем более создания союза таких государств…

— Тогда будет война Германии и Польши, но Франции это зачем? — кривится писатель, не найдя табака.

— Англия убедит союзницу, в самом деле, какая разница, кто откроет против Германии второй фронт на Востоке, Польша или СССР?

— Помяните моё слово, — вступает в разговор, молчавшая до сих пор Оля, — будут полякам давать гарантии военной помощи в случае нападения Германии, а немцев убеждать, что вмешаются только если на Польшу нападёт СССР, англичане мастера на такие фокусы…

— В итоге, — поддакиваю я, — через две недели после начала войны немецкие войска выйдут к нашим границам.

— Две недели, сомневаюсь. Польская армия, всё-таки миллион человек. Ну допустим, за два месяца. А дальше что, на нас нападут?

— Нет, на Францию, — как о чём-то само собой разумеющемся замечает подруга.

— «Линию Мажино» штурмовать будут? — недоверчиво щурится Шпанов.

— Нет, обойдут её через Бельгию, Голландию и Люксембург…

— «План Шлиффена»? Разгром Франции за сорок два дня? Что за чудо-оружие поможет германцам в его реализации, — глаза писателя указывают на томик Алексея Толстого, лежащий на журнальном столике у дивана, — гиперболоид инженера Гарина?

— К гиперболоиду вернёмся позже, — начинаю злиться я, — а меч-кладенец у них скоро будет, он сейчас выковывается на заводах Круппа и оттачивается в генеральном штабе сухопутных войск вермахта. Это — немецкие танковые дивизии нового типа.

— А как же бомбардировочная авиация? — Шпанов растерянно переводит с меня на Олю и обратно.

— Ну и авиация, конечно, — сбавляю я напор, — но не такая как у вас в книге описана, — это будет авиация фронтовая, истребительная, бомбардировочная и штурмовая. В общем, авиация поля боя.

— Всё равно не понимаю, — потупился писатель, — откуда у вас такая уверенность, как и что произойдёт? Этого никто знать не может.

— Информации у товарища Чаганова побольше вашего, товарищ Шпанов, — раздался разочарованный голос подруги, — в самых разных областях…

— Сильная стратегическая авиация ни нам, ни немцам в ближайшие десять лет не по силам. Быть может лишь американцы, вложив астрономические средства, могли бы добиться успеха на этом пути. Короче, всё что вы описали в вашей повести если и произойдёт, то не в будущей войне…

— Вы же не хотите краснеть перед военными людьми через несколько лет, когда все ваши прогнозы окажутся неверными? — подхватывает Оля, — ведь ваша книга разойдётся по стране миллионным тиражом.

— По договору я должен сдать рукопись в ВоенГИз на следующей неделе, — Шпанов опускает голову.

— То есть время ещё есть, — мой голос сочится оптимизмом, — в крайнем случае попросите отсрочку до конца года.

— Но, товарищи, это же будет совершенно другая книга! — обхватывает голову руками писатель.

— Это будет гениальная книга! — добавляет пафоса подруга, — Война начнётся с неожиданного массированного удара по нашим аэродромам, танковые клинья взломают нашу оборону наших УРов, сомкнуться в глубоком тылу, окружив целые армии. Но наше командование умело маневрируя вверенными войсками, выведет их из окружения, на второй рубеж обороны, навяжет свою волю агрессорам, обеспечит мобилизацию и эвакуацию мирного населения. И все образы из вашей книги можно оставить, вот только неплохо бы лучше раскрыть образ Олеси Богульной, усилить романтическую линию. Я — без пяти минут врач, помогу вам добавить фактуры по медицинской части…

— Хорошая мысль, — не даю писателю вставить слова, — чтобы ускорить работу надо взять соавтора, какого-нибудь студента или выпускника Литературного института. Прочёл недавно в «Октябре»…

— Точно, — перебивает меня Оля, — Симонов! Думаю, он мне не откажет, любовная линия будет на нём…

— А я обеспечу вам, Николай Николаевич консультанта — танкиста, соглашайтесь! Ошарашенный Шпанов едва успевает крутить головой.

— Мне надо подумать, — наконец выдавливает он.

— … Хорошо, думайте, — легко соглашаюсь я, — только не долго. Ваша книга востребована уже сейчас, ведь война на пороге. Надо подготовить людей к тяжёлой, кровопролитной схватке, которая будет проходить и на нашей территории.

— Но это же идёт в разрез генеральной линией, — писатель залпом выпивает бокал шампанского, — а как быть с «… и на вражьей земле мы врага разгромим малой кровью, могучим ударом»?

— Странный вопрос, товарищ Шпанов, — чеканит слова подруга, — вы же боец идеологического фронта и должны понимать, что ваше произведение предназначено в первую голову для командиров Красной армии…

— Фильм же «Если завтра война» для широкой аудитории, в том числе и для детей, — мой голос звучит по-товарищески, — поэтому он несёт на себе печать пропаганды…

— Да, я… ик… понимаю, — смущается гость, пузырьки выпитого шампанского находят выход.

— … Думаю также, что паровую турбину придётся из книги убрать. Бывает так в истории техники, когда какое-то изобретение появляется на свет слишком поздно. На смену поршневому мотору придёт реактивный двигатель…

— Вы… ик… так считаете?

— Абсолютно уверен, но в будущей войне хватит работы для обоих… Так что думайте, а пока не хотите ли взглянуть на гиперболоид? Алексей Николаевич и не догадывается о его существовании.

Глаза Шпанова становятся круглыми, он согласно кивает.

«Как мы его перевербовали, — незаметно подмигиваю Оле, — за пять минут и без всяких фокусов»…

8 декабря 1938 года, 18:00.

— Алексей, давненько я тебя не видал… в гражданском, — встрепенулся, дремавший в своём кресле Власик.

Краем глаза замечаю, что несколько посетителей в военной форме повернули в нашу сторону свои головы.

«Ну да, не видались уже больше месяца… раньше я тут бывал почаще… думал, что мой „карантин“ продлится дольше… по большому счёту покушение на Гитлера — крупный залёт… не смог обеспечить выполнение приказа Сталина… хотя, похоже, подписана полная амнистия». Сидящий на диване Ян Берзин приветливо кивает мне головой. Дверь в кабинет вождя распахивается и в прихожую выходит раскрасневшийся Рокоссовский. К нему бросаются военные с танками в чёрных петлицах.

«Ба-а, да это, Штеменко, Катуков, ещё один майор со знакомым лицом… Алымов, под перекрещенными молотком и штангенциркулем с нашей последней встречи добавилась шпала, военинженер второго ранга»!

— Ребята, вы здесь какими судьбами? — спешу к ним, раскрывая объятия.

— Быстро в кабинет, — шикает на нас Поскрёбышев, — товарищ Чаганов, вам особое приглашение?

Вождь в центре кабинета за руку приветствует военных, для которых референты вносят дополнительные стулья. Я вместе с незнакомыми штатскими занимаю место за столом для заседаний рядом с недавно назначенным начальником АБТУ Федоренко. Рядом ближе к столу Сталина расположились Будённый, Мехлис и Шапошников и Берзин, последним — запыхавшийся Голованов. С противоположной стороны столы — штатские.

— Давайте, товарищи, установим такой порядок, — Сталин возвращается к своему письменному столу, — пусть наши танкисты изложат своё впечатление относительно материальной части. Как наша материальная часть проявила себя в Испании и на Хасане. Например, товарищ Катуков успел побывать и там, и там…

«Катуков был на Хасане? Не знал».

— … Затем пусть расскажут о материальной части противника, с которым приходилось сталкиваться. Ну а затем мы им зададим вопросы. Товарищи конструкторы готовьтесь. Кто из танкистов хочет начать?

«Конструкторы».

— Разрешите мне, товарищ Сталин? — подаёт голос плотный майор с орденами Ленина и Красного Знамени на груди.

— Пожалуйста, товарищ Павлов, нет не вставайте.

«Павлов, точно. Мы с ним в Испании не встречались, он был сменщиком Катукова, который вернулся в Союз после меня».

— Замечательная у нас материальная часть, товарищи, — начал с воодушевлением Павлов, — признаюсь, я до Испании не любил Т-26 из-за его маленькой скорости, но уже по опыту боёв могу точно сказать, это не так уж и важно: все остальные технические данные Т-26 — выше всяких похвал. Пробивная сила 45 миллиметровой пушки отличная, пробивает любую броню. Наши осколочные снаряды колют её как орех…

Сидящие напротив заскучали.

«Их можно понять, пробивная способность осколочно-фугасного снаряда известна им по результатам испытаний на полигоне. Так, теперь пошли бытовые сценки из цикла рассказы путешественника… Мехлис неудачно спросил о троцкистах в республиканской армии, всё „Остапа понесло“».

— Теперь послушаем товарища Штеменко, — вскоре не выдерживает Сталин.

«Не видать Павлову генеральских звёзд, что наверно и к лучшему для него». Все взгляды устремились на крепкого майора в гимнастёрке с чёрным бархатным воротником с розовыми петлицами и белым кантом.

«Чудная форма у слушателей Академии Генерального штаба».

— Хотел бы дополнить товарища Павлова, — прокашлялся Штеменко, — к пушке действительно претензий нет, а к пулемётам есть, особенно Дегтярёва. В самый решительный момент отказывались работать и это происходило из-за дисков: их нужно очень аккуратно набивать, возможно тут виновата смазка…

— Диски надо было керосином промывать.

— Промывали, товарищ Сталин, но неуверенность осталась, иногда приходилось вместо пулемётов пушками действовать. Ещё один важный вопрос — управление в бою, радио у нас отказывалось работать. Пробовали производить управление флажками, но не смогли применить эту систему. Если высунешь жёлтый и белый флажок, то пехота начинает нас бить с тыла: думают, что танк сдаётся, а если высунешь красный флажок, то противник усиливает огонь по этому танку, значит это танк командира и его следует в первую очередь вывести из строя.

— Не получилось, значит, организовать взаимодействие с пехотой, — расстроенно крякает Будённый, — а с авиацией не пробовали?

— Пробовали, товарищ маршал, с товарищем Голованов несколько раз уговаривались, что после его налёта мы атаковали противника, только не получалось это.

— Это почему такое? — спросил Шапошников простуженным голосом.

— Обстановка на поле боя быстро меняется, а держать постоянную связь с авиацией нет никакой возможности.

Собравшиеся, как по команде, повернули головы в нашу с Головановым сторону.

— К сожалению, — вызываю огонь на себя, — до тех пор, пока в армию не начнёт поступать новая радиотехника ситуация не изменится. На старых рациях поддерживать радиосвязь в бою с несколькими абонентами практически невозможно. С новой радиостанцией командир, например, танковой роты простым щелчком тумблера сможет переключаться между радиосетями пехотного командира, авиа-наводчика и своего подразделения.

— Когда эти чудо-рации начнут к нам поступать? — оживляется Федоренко.

— С нового года начнут, — Будённый раздражённо дёрнул усом, видя неосведомлённость своего подчинённого, — ты мне, товарищ Чаганов, вот что скажи, как ты свои рации будешь в танке размещать? А то танкисты жалуются, что они места много занимают, боекомплект приходится сокращать.

Танкисты и конструкторы согласно закивали.

— Что-то сказать хотели, товарищ Катуков? — вождь угадывает желание танкиста задать вопрос.

— Я тоже по поводу рации, нежная она очень, тряски и сырости боится: двадцать минут работает, двадцать — остывает, летом и того меньше, а шум в наушниках такой, что ничего на ходу не слышно. И антенна сильно демаскирует, без флажком сразу видно какой танк командирский — у которого поручень вокруг башни.

— Новая рация для линейного танка будет легче и меньше чем 71-ТК-2, — обвожу взглядом собравшихся, — примерно в два раза, то есть весь комплект вместе с умформером весит около тридцати килограмм. Работать она будет на ультракоротких волнах, антенна — штыревого типа. Дальность связи — пять — десять километров. Что ещё, да у рации будет такой режим связи внутри экипажа танка, поэтому перекрикивать мотор и толкать соседа не надо будет. А вот на командирский танк будет устанавливаться дополнительный ящик для дальней связи. Пока планируем выпуск только приёмо-передатчиков, но имеется возможность перехода на выпуск приёмников для линейных танков. Насчёт сырости — все детали радиостанции будут иметь влагонепроницаемый корпус, а на старой — конденсаторы были открытого типа, поэтому быстро отсыревали и часто выходили из строя.

— Это хорошо, — улыбается Будённый, — только во я не услышал ничего про связь с артиллерией.

— На командирской танковой радиостанции будет переключатель на пять положений, на четыре разных частоты и одно для внутренней связи. Эти четыре волны можно распределить так: танки, самолёты, пехота и артиллерия. Понятное дело, что для линейной машины достаточно двух положений — внутренняя связь и командир подразделения.

Снова инициативу взял Мехлис, забросавший «испанцев» вопросами о бытовых условиях советских танкистов и моральном духе противника.

— Спасибо, товарищи танкисты, — Сталин провожает майоров до двери, пропускает в кабинет опоздавшего командарма первого ранга Кулика и продолжает, — продолжим, пожалуйста, товарищ Берзин.

Начальник Разведупра развязывает тесёмки картонной папки, лежащей перед ним, достаёт оттуда несколько листков бумаги, сшитых между собой.

— Товарищи, наша разведка добыла очень важные сведения, относительно новых видов, уже разрабатываемых и только запланированных, вооружений, — неспеша начинает он, — начнём с германской пятисантиметровой противотанковой пушки ПАК-38, способной пробивать лобовую броню перспективного французского танка толщиной сорок миллиметров с семисот метров…

Скучающие до того конструкторы оживились.

— … нет, товарищ Зальцман, ничего записывать не надо, вы сегодня же получите весь материал с фельдъегерем…

«Как же „наша разведка“… хотя и так можно сказать, это мы с Олей „обнаружили“ в тайнике на квартире английского резидента его аналитический отчёт, в который мы аккуратно перенесли ТТХ некоторых видов вооружений вермахта, в основном артиллерии и бронетехники, из иллюстрированных справочников двадцать первого века. ПАК-38, согласно этим сведениям, уже практически обрела свой окончательный вид, а на 75 миллиметровую ПАК-40 только выдано техническое задание, но мы включили и её, чтобы явственнее обозначить ход немецкой военной мысли. Наше с подругой мнение по поводу перспективного оружия вряд ли кого здесь заинтересует, так может быть к сведениям, добытым у врага с риском для жизни советской разведкой будет большее уважение»?

— Средний танк Т-3, — звучит монотонный голос Берзина.

«Посмотрим какие выводы сделают наши военные с учётом приготовлений врага… а что если никаких? Почему я так уверен, что в этой истории эти сведения не лежали на их столах? По виду флегматичного Шапошникова ничего не возможно сказать. А Будённый, насколько хорошо он ориентируется в танковой тематике? Не знаю, хотя, судя по тому, что по делу спросил о радиосвязи танкового командира с артиллерией, проблемы общевойскового боя он чувствует».

— Повлияют ли эти разведданные на наши планы по танку Т-100, А-20 и А-32? — Сталин в мягких кожаных сапожках неслышно ступает по паркету, — потребуют ли изменений ТТТ? Может так статься, что потребуется перенести намеченное на завтра заседание Совета Труда и Обороны? прошу высказываться по этому поводу.

«Была, не была… может первый и последний раз выпадает возможность выступить на таком совещании».

— Можно мне слово, товарищ Сталин?

— Пожалуйста, товарищ Чаганов.

— Я вот о чём подумал, товарищи. Вы все помните вопрос товарища Будённого о радиосвязи танка с артиллерией? Важный вопрос. Я стал вспоминать структуру нашего мехкорпуса и никакой артиллерии там не обнаружил… Есть две мехбригады, почти пятьсот танков и больше сотни бронеавтомобилей, одна стрелковая бригада, батальон связи, а артиллерии нет…

— При выполнении боевого задания артиллерия мехкорпусу будет придаваться, — усмехнулся Шапошников.

— А в германской танковой дивизии, — киваю я, — имеется артиллерийский полк из двух дивизионов, одна танковая и одна мотопехотная бригада. Я это к чему, то, что командир германской танковой дивизии общевойсковой командир на поле боя, у него в руках танки, мотопехота и буксируемая или самоходная артиллерия, все его войска движутся в походе с одной скоростью. Наш мехкорпус впервые с приданной артиллерией встретится уже на поле боя, это в лучшем случае, так как неясно поспеет ли она вообще за ним ведь скорости быстроходного колёсного танка и гаубицы на конной тяге слишком разные…

«Как-то круто я забираю, — лица Будённого, Шапошникова и Кулика насупились, — полощу их перед Сталиным, нажить врагов нетрудно».

— Я прекрасно понимаю, — меняю тон с прокурорского на адвокатский, — что штаты мехкорпуса и его вооружение утверждены Тухачевским…

«Впрочем, уже два года прошло с его расстрела, но никто не поторопился эту ошибку исправить».

— … и именно он принял решение заменить артиллерию в мехкорпусе танками. Формально Тухачевский был прав, если принять за правду его выражение: «танк — это повозка для пушки», «а по сути издевательство». Калибр пушечки на танке с полевой гаубицей ни в какое сравнение не идёт. Что делать? Увеличить калибр, добавить брони, так возник танк прорыва Т-35, но беда в том, с таким весом он не может взобраться на маленькую горку и самостоятельно вылезти из лужи, не всякий мост ему подойдёт, а стоящая сейчас на вооружении германской армии 37-миллиметровая пушка пробивает его лобовую броню с пятисот метров. Не получается совместить большую пушку, крепкую броню и подвижность в одном танке. Германцы пошли по другому пути: уничтожение противотанковых пушек противника они поручают гаубицам, стреляющим с закрытых позиций или самоходным дальнобойным пушкам большого калибра, которым не нужна толстая броня, как и их танкам, ведь бой они будут вести не против пушек, а против пулемётов противника.

— Да, посалил он нас в лужу, — Федоренко оглядывается по сторонам в поисках поддержки.

«Раз никто не перебивает, то можно продолжить».

— Также понятно почему Тухачевский сократил количество пехоты вдвое по сравнению с немецкой танковой дивизией. Не хватало автотранспорта, его грузоподъёмность мала, требовалось большое количество топливозаправщиков, в общем колонна на шоссе растягивалась бы на десятки километров. Без мощных грузовиков тут делу не поможешь. Вот и выходит: тут чуть подправил, там чуть изменил, а результат получается прямо противоположный…

Застывший Сталин сжимает в кулаке потухшую трубку.

«Опять молчание, ну что ж, продолжу выборочное цитирование воспоминаний Гудериана и Меллетина».

— Откуда вы знаете, что германцы будут действовать так? — разлепляет он побелевшие губы.

— Выводы делаю из структуры и штатного состава немецкой танковой дивизии и вооружения, которое они имеют. Ещё книгу их генерал Гудериан написал, называется «Внимание, танки», много чего интересного из неё можно почерпнуть…

«И не надо смотреть на меня внимательным взглядом, товарищ Шапошников, у товарища Берзина книгу взял, уже с переводом».

— Я двумя руками за, — прихлопывает ладонью по столу начальник ГАУ, — сколько раз просил в АБТУ: «Дайте мне мощный скоростной артиллерийский тягач»…

— А зачем вам такой тягач, товарищ Кулик? — багровеет Федоренко, — ваши гаубицы развалятся, ведь у них наибольшая скорость на шоссе 12 километров в час?

— Подрессорим, переобуем, за нами дело не станет, вы лучше, товарищ Федоренко, подумайте на чём мне боеприпасы подвозить мне будете.

— И много чего еще, — опережаю готового осадить спорщиков вождя, — стрелки, ремонтники, сапёры, медики, связисты с их вооружением, боеприпасами и оборудованием тоже должны быть на колёсах, зенитчики, штабисты — все должны двигаться с одной скоростью. Нужны сотни, если не тысячи большегрузных автомобилей, причём своих, а не получаемых из народного хозяйства по мобилизации. Если хоть чего-то из перечисленного не будет, то мехкорпус превратится в обычную дивизию, которая не сможет быстро взломать оборону противника и к исходу того же дня оказаться в сотне километров от фронта в его тылу. Немцы специально создают технику для таких подвижных войск, а мы приспосабливаем ту, что есть в наличии.

«Фу-ух, всё сказал, а теперь — сами решайте, у вас ведь большие звёзды в петлицах. Главное, что мои слова услышали все и никто не сможет от них отмахнуться».

— И всё-таки, — начальник Генерального штаба зашёлся в кашле, — положим о германской танковой дивизии вы, товарищ Чаганов, узнали в Разведупре, но откуда вам известна структура нашего мехкорпуса?

— Кх-м, — подкручивает ус Будённый, — это я распорядился допустить Чаганова и его инженеров в 5-й мехкорпус, чтоб на живом танке они могли испытать их связь, да и сам за ними следом прокатился в Кубинку.

— И в башню танка сами полезли, товарищ маршал? — спросил кто-то из конструкторов.

— Представьте себе, в Т-35, — приосанился Будённый, — чин-чином, на место командира, поездил на нём даже из пушки пострелял на полигоне и хочу вам доложить, товарищ конструктор, что тому, кто этот танк построил, я бы руки оторвал. Этот человек пороха не нюхал: командир танка должен крутить головой на все стороны, чтобы указать цели для всех своих пяти башен, так как в них сидят бойцы, которые смотрят наружу через замочную скважину. После каждого толчка танка или выстрела из пушки цель убегает, её снова надо искать в прицел. Наводчик не видит куда попал его снаряд и не может дать поправку. Командир, значит ему должен подсказывать, при этом стрелять из пулемёта и заряжать свою трёхдюймовую пушку. Это мыслимо?

— Вместо того, чтобы членовредительством заниматься, — хмурится вождь, — вы бы, товарищ Будённый, в своей епархии разобрались: на вооружение танк принимали всё же военные. А ещё лучше межведомственную комиссию создать, вдруг и с другими танками та же история…

Краем глаза замечаю, как Алымов, помощник Федоренко, переведённый из Горького в Москву, делает мне знаки. С постановкой дизеля Ендрашика на валовое производство у него снова задержка: с тем оборудованием и на тех площадях в Рыбинске, что передали товарищам из Барселоны, особо не развернёшься. К сегодняшнему дню успели собрать из испанского задела только пару десятков дизелей. Нужно расширяться. Алымов предложил начальнику АБТУ организовать их производство в Уфе, но тот никак не решится — на него давят специалисты из НАТИ, пытающиеся протолкнуть в производство свой двигатель «Коджу-Нати».

— … Поступим так, товарищи, — Сталин возвращается к своему столу, — с завтрашнего заседания Совета Труда и Обороны танковый вопрос снимается, приглашённые специалисты возвращаются по домам. В месячный срок Генштаб, ГАУ и АБТУ проведут анализ текущего состояния танковых частей, перспектив их развития и применения. Через месяц соберём расширенное совещание Совета, где заслушаем доклады наркома обороны, начальника генштаба и наркомата оборонной промышленности. Все свободны.

— Товарищ Федоренко, — придерживаю за локоть, поднявшегося начальника АБТУ, — надо что-то решать с Уфимским заводом и решать быстро, если будете медлить, то завод у наркомата оборонной промышленности отнимут авиаторы, такие разговоры уже идут. Товарищ Климов им очень интересуется…

— Это точно? — взмокший Федоренко тянется за носовым платком.

— Сам слышал, — делаю честные глаза, — организуйте сравнительные испытание на стенде, проведите, в конце концов, автопробег, хотя нет, это долго. Да и проводили уже четыре года назад такой пробег Москва-Тифлис-Москва, в нём участвовали оба дизеля, оба успешно прошли испытания. Уверен, что через месяц вопрос станет только острее, стране нужны большегрузные автомобили.

— Это вы о каком испытании? — к нам, мягко ступая по паркету, подходит вождь.

— Об испытании дизеля, товарищ Сталин, того самого, что товарищ Алымов вывез из Барселоны, — подталкиваю вперёд сконфузившегося инженера, — помните, в начале года я передавал вам записку по этому поводу?

— Мой помощник по двигателям, — мгновенно ориентируется Федоренко.

— Припоминаю, — вождь испытывающе смотрит Алымову в глаза, — как успехи у испанских товарищей? Устроились на новом месте в Рыбинске?

Поскрёбышев с новыми посетителями за спиной озабоченно заглядывает в кабинет, замечает нас и быстро закрывает дверь.

— Да всё хорошо, товарищ Сталин, собрали первые дизели компании «Ганц» из привезённых из Барселоны деталей.

— Скажите, товарищ Алымов, — вождь жестом приглашает нас садиться, — что случилось с нашим дизелем, над которым работал товарищ Брилинг? Пять лет уже прошло, а «воз и ныне там».

— Тут такая история, товарищ Сталин, — загорячился Алымов, — в 1935-ом году руководством наркомата тяжёлой промышленности было принято решение доработать дизель «Коджу» с целью замены дорогого алюминия на сталь и чугун. Кроме того, в это же время немецкая компания «Бош» прекратила поставки свечей зажигания, форсунок и насосов высокого давления. Пришлось налаживать их производство у себя, но очень они сложны оказались в изготовлении, особенно форсунка, до сих пор толком не можем отладить техпроцесс.

— Понимаю, — в глазах вождя заиграли озорные огоньки, — «Коджу» оказался только снаружи русским, а изнутри немец немцем…

У Федоренко нервно дёрнулся кадык.

— … Ну а ваш «Ганц» чем тогда лучше?

— Дизель инженера Ендрашика нам больше подходит, товарищ Сталин, — глаза Алымова горят, он не замечает волнений своего шефа, — форсунка полуоткрытая с клапаном, без всяких прецизионных частей, насос не бошевский, а тоже свой простейший. Поршни чугунные, почти весь из стали и чугуна, без дорогих материалов. Тяжёлый, свыше девятисот килограмм, но новый «Коджу»-то из стали не намного легче…

— А для грузовика не слишком тяжёлый?

— … Не слишком. Отличный семитонник выйдет. «Испано-Сюиза» делала на нём прекрасные грузовики Т-69 делала, тоже сначала хотела бошевское оборудование повторить, но не смогли и стали выпускать на дизеле Ендрашика. Мы потом Т-69 в «тизнаос» на этом самом заводе в Барселоне переделывали…

— … Не слишком. Отличный семитонник выйдет. «Испано-Сюиза» делала на нём прекрасные грузовики Т-69, тоже сначала хотела бошевское оборудование повторить, но не смогли и стали выпускать на дизеле Ендрашика. Мы потом Т-69 в «тизнаос» на этом самом заводе в Барселоне переделывали…

— «Тизнаос», это что за зверь?

— Любые грузовики, товарищ Сталин, на которые навешивалась броня. На наш мы ставили четыре «Гочкиса», а сверху башню от танка Т-26. Чтобы уменьшить нагрузку на грунт ставили вместо одного два колеса пакетом. На заводе производили также и меньшие дизеля той же конструкции — мощностью 75 и 50 лошадиных сил, их ставил на и Додж, и на Форд.

— Народное творчество, ну хорошо, товарищ Федоренко, за этот месяц организуйте сравнительные испытания двух дизелей…

— Коджу-1 и Коджу-2, — вставляю я свои пять копеек, — чтоб не вздумали подыгрывать одному из них из политических соображений…

— … правильно, товарищ Чаганов, — одобрительно засмеялся вождь, — пятисотчасовые успеете провести?

— Так точно, товарищ Сталин успеем, — обливается потом начальник АБТУ.

— Здравствуйте, Николай Петрович, это вас Чаганов беспокоит.

— Здравствуйте — здравствуйте, Алексей Сергеевич, — в трубке зазвучал добродушный голос профессора Сажина, — только что закончили спектрографирование стекла ваших очков. Вскрылась тайна вашего «неофана» — никакой это не новый элемент, а хорошо известный неодим…

«Неодим! Гранат, легированный ионами неодима — активная среда лазера, работающего в ближней инфракрасной области, его кпд в двадцать раз выше рубинового. Вот им уже можно резать и сваривать и сверлить всё что угодно, а дальномеры, прицелы»…

— Точнее, это стекло с оксидом неодима, редкоземельного металла из группы лантаноидов.

— Скажите, Николай Петрович, у нас в стране имеются месторождения неодима?

— Хм, слышал, что есть в Швеции и на юге Германии… вот Вениамин Аркадьевич подсказывает, передаю ему трубку.

— Здравствуйте, Алексей Сергеевич, — в трубке послышалось взволнованное дыхание профессора Зильберминца, — в Китае есть, в тридцати километрах от границы с Монголией, район Баян-Обо, это примерно 110-й градус восточной долготы и 42-ой северной широты. Я в конце двадцатых бывал в тех краях, богатейшее месторождение, и неодим там есть, у меня до сих пор сохранились образцы. Хотите, чтобы я сделал повторный анализ?

— Здравствуйте, Вениамин Аркадьевич, — подхожу к стене с огромной картой СССР, — нет ничего не вижу, пустыня правда неподалёку дорога к монгольской границе…

— Так и есть, там даже посёлка нет, имеются выходы руды на поверхность, можно добывать открытым способом.

— … да, пожалуйста сделайте, ещё хотелось бы получить сколько-нибудь неодима, — заметив в дверях кабинета Рокоссовского, машу ему рукой чтобы заходил, — неплохо было бы также составить список с подробным описанием всех известных месторождений, я договор пришлю.

— Сколько лет, сколько зим, рад вас видеть, Константин Константинович, — попадаю в крепкие объятия комкора, — куда получили назначение в Москву, Ленинград?

— Нет, в Сибирь, — засмеялся он, кивая на карту, — в Забайкальский округ, вместо Конева, места знакомые в двадцатых служил там, в Монголии. А вы почему моими местами интересуетесь?

«Дошли, значит, до руководства несколько дешифровок от Кима с предупреждением, что японские генералы из Маньчжоу-Го не оставили мыслей о реванше за Хасан. Решили усилить командование в Забайкалье „испанским“ героем».

— А это, просто очень богатое месторождение очень редкого минерала, — тыкаю пальцем в точку на карте, — вот здесь, очень ценного.

— Бывал в этих местах, — Рокоссовский внимательно рассматривает обозначения на карте, — почитай всю границу проинспектировал, на конях с разъездами Монгольской кавдивизии. В этом районе сплошные пески, редко встретишь маньчжурских пограничников. Я сейчас прямо из Генштаба, встречался с направленцем, так, судя по его карте, части Китайской Красной Армии находятся примерно в ста километрах южнее на правом берегу Хуанхэ.

— Удалось хоть поесть сегодня? — меняю пока тему.

— Только что из-за стола, но от чая не откажусь.

— Организуем, — хватаюсь за телефонную трубку, попутно включаю «глушилку».

— Такие дела, — прихлёбываю чай из своей кружки, — попали, как говорится, из огня, да в полымя. Конечно, радиоперехваты стопроцентной точности не дают, но по моим оценкам следует от японцев ждать крупной провокации уже в мае. Они начали подготовку к ней полгода назад со строительства ветки от КВЖД…

— Да я слышал об этом от направленца, — комкор понимающе кивает головой, — выходит по всему, что японцы хотят границу подправить, по крайней мере, перенести её на рубеж реки Халхин-Гол. Если это так, то трудно нам придётся.

— Почему?

— С дорогами у нас швах, — Рокоссовский с чашкой в руке подходит к карте, — от Соловьёвска до Керулена километров двести, просёлочная дорога, скорее даже направление на карте. Оттуда до Тамцак-Булака около двухсот пятидесяти, но уже шоссе… хотя когда я там был просёлок просёлком. Приличное шоссе по меркам Монголии имеется между Троицкосавском — Уланбатором и Тамцак-Булаком, но это больше тысячи километров, а железная дорога аж в Верхнеудинске, это ещё добавить двести километров.

— Проще нормальную дорогу построить от Соловьёвска до Керулена, а ещё лучше узкоколейку, что скажете, Константин Константинович?

— Может быть, может быть, от Соловьёвска до станции Борзя на КВЖД восемьдесят вёрст… — на минуту задумывается он, — но, пожалуй, всё же лучше узкоколейку от Борзи до Соловьёвска, её я могу сделать своими силами, а оттуда шоссе до Керулена силами местных с помощью нашего 57-го корпуса.

— А что если, пользуясь моментом, что японцы напали, ударить по ним и на юге Монголии? — выдаю мысли вслух, — а китайская Красная Армия ударит нам навстречу. Так получим сухопутный коридор с ними. Китайские товарищи будут поставлять нам руду, мы им оружие…

— Это вопрос политический, — удивлённо смотрит на меня комкор, — будет приказ — ударим, тем более что наступать придётся вдоль шоссе.

— Понимаю, буду работать над этим. Вы с Головановым уже встречались?

— Не успел.

— Обязательно надо увидеться, он ведь к вам в Читу собрался с инспекцией авиации округа. А что если завтра? Мы с ним затеяли на Софринском полигоне показ нашей новой техники для армейского и флотского руководства. Хотите, поедем вместе? Отлично, звоню Семёну Михайловичу.

9 декабря 1938 года, 09:00.

Скучающий часовой на въезде в полигон, издали заметив мой ЗИС, принимает бравый вид.

«Как изменилось всё вокруг с 1935-года… добротный КПП, аккуратно почищенная от снега асфальтированная дорога, изгородь… наверное всё же только со стороны шоссе». Костя притормаживает, начкар скользит намётанным взглядом по нашим с Рокоссовским лицам, даёт знак подчинённому и тот распахтвает ворота. Через десять минут мощный мотор выносит машину на вершину плоского холма.

«А где бревенчатые блиндажи наблюдательного пункта»?

Их место заняли бетонные капониры с бронеколпаками на крыше. У открытой железной двери сооружения, в специально отведённом месте курят несколько человек в военной форме и гражданке. Водитель подруливает к пустому автобусу, стоящему на большой, посыпанной гравием площадке. Рядом с ним устроена импровизированная выставка достижений отечественного ВПК. «Интересно будет посмотреть что новенького появилось у наших конкурентов из НИИ-3 наркомата боеприпасов (бывшего Ракетного НИИ)».

Не успеваем остановиться как неподалёку паркуется ЗИС Будённого, а за ним ещё несколько машин сопровождающих. Маршал принимает рапорт начальника полигона и проходит к экспозиции. Курильщики бегом занимают свои места у своих стендов, Рокоссовский обнимается с Головановым, а я спешу к своим.

«Подкузьмил нас Хруничев… одна молодёжь осталась в нашей, бывшей „звёздной“, ракетной лаборатории, как бы не опростоволоситься перед военными».

— Начнём с вас, товарищ Слонимер, — слышится рядом зычный голос Будённого.

— Докладывать будет инженер Победоносцев, — высокий дородный мужчина в гражданском с чёрной повязкой на левом глазу отвечает на рукопожатие маршала.

— Бронебойная бомба калибра 203 миллиметра БРАБ-203, — худощавый молодой человек начинает заученную речь, поворачиваясь к чертежу, висящему у него за спиной, а все слушатели смотрят на уменьшенный макет бомбы перед ним, — предназначена для поражения тяжёлых бронированных кораблей с бронёй толщиной до ста миллиметров. По конструкции схожа с бетонобойной авиабомбой того же калибра, но отличается тем, что в её боевой части имеется бронебойный наконечник конструкции адмирала Макарова с противорикошетной воронкой…

«Что там за устройство? — вытягиваю шею, чтобы рассмотреть чертёж, — на носу бомбы нашлёпка, это наверное и есть воронка Макарова, дальше боевая часть, в хвосте семь пороховых шашек и оперение точно как у РС-ов. И всё? Вообще никакой системы наведения и стабилизации? Нет, ни за что в корабль такой с высоты не попасть. Это надо снижаться сильно. За этим и сделали пороховой ускоритель для разгона бомбы, какой прирост скорости хотят получить? 200 метров в секунду… По идее нормально, но ПВО корабля прицелиться не даст».

— …Ракетно-зенитный снаряд калибра 132 миллиметра, — Победоносцев переходит к соседнему стенду, — предназначен для создания завесы на пути летящих строем бомбардировщиков… «Вместо боевой части — груз, подвешенный на парашюте на длинном шнуре. Когда бомбер задевает шнур, по нему сверху вниз к цели начинает скользить осколочная граната с мгновенным взрывателем. Чего только не придумают».

— … для пуска РЗС-132 используется зенитная установка по два снаряда на каждой. Позиция состоит из 24 установок, высота постановки завесы 800 и 4000 метров.

Дальше последовало представление РСа в виде ракеты воздух-земля и воздух-воздух.

«А „Катюшу“ ещё не успели сделать, жаль».

— Ну давай, товарищ Чаганов, — к нашему стенду подходит Будённый, — показывай, что у тебя в загашнике…

«Пожалуй так будет лучше, — замечаю, как облегчённо вздохнул Челомей, наш докладчик».

— Наш НИИ-48, товарищ маршал, недавно занялся этой тематикой, — наши конкуренты снисходительно улыбаются, — но мы тоже стараемся…

Раздвигаю шторки, закрывающие чертёжную доску с чертежом, Челомей снимает покрывало с макета бомбы, лежащей на столике. Раздаются удивлённые возгласы, кто-то присвистнул.

— … Самонаводящаяся бронебойная авиационная бомба, — торжественным голосом объявляю я, — СБРАБ-400, длина — 4 метра, диаметр — 40 сантиметров, размах крыльев около 2 метров, вес боевой части 250 кэгэ. Предназначена для поражения крупных кораблей с толщиной брони до 130 миллиметров или, с другой боевой частью, бетонированных огневых точек толщиной до трёх метров…

— Самонаводящаяся, это как? — подкручивает ус маршал, — сама гоняется за супостатом?

— Работает она так: штурман самолёта с большой высоты от трёх до десяти тысяч метров, пользуясь штатным прицелом, сбрасывает нашу бомбу на цель. Недолёт, перелёт или боковое отклонение может составлять до полукилометра. На высоте примерно двух тысяч метров у бомбы включается её «глаз», — покалываю на макете носовую часть, закрытую чёрным обтекателем, — который находит цель, а управляющее устройство выдаёт команды на закрылки крыльев на поворот в одну из четырёх сторон. Бомба, как самолёт, меняет курс в сторону цели…

— Про устройство «глаза» расскажите подробнее, — перебивает меня кто-то из ракетчиков.

— … Всё расскажем, ничего не скроем, но это разговор долгий. Сейчас только скажу, что «глаз» очень зоркий, может увидеть человеческое лицо с расстояния сто метров.

«Дезинформация… это могли японцы на никелевом болометре своей „Ке-Го“, наш же фотоприёмник на сернистом свинце в сто раз чувствительнее. Казалось бы что хорошего? Будет реагировать на всё подряд. Ан нет, если никелевый болометр не разбирает температуру цели, важна лишь интенсивность излучения, то сернистый свинец в нормальных условиях температуру ниже двухсот градусов не „видит“ вообще, зато раскалённые трубы завода или крупного корабля заметит с расстояния в десять раз больше. А вообще удачная у японцев получилась конструкция, грех не воспользоваться, тем более, что гироскоп, всю пневматику и органы управления взяты от нашего аналога ФАУ-1».

— Зачем задние крылья? — спрашивает Победоносцев.

— Парирует крен.

— А на хвосте что такое с кучей отверстий? — вопросы посыпались со всех сторон.

— Воздушный тормоз, — играть в блиц мне не трудно, — бомба деревянная, на скорости больше 500 метров в секунду развалится. Ну ещё также он препятствует закрутке вокруг своей оси.

— Отставить вопросы, — не выдерживает Будённый, — сказано, получите ответы под подписку. Так, а что это ещё у тебя, товарищ Чаганов, под простынкой?

— А это, товарищ маршал, — перехожу к следующему столику и отбрасываю покрывало, — ручная пусковая зенитно-ракетная установка, так сказать оборонительное оружие пехоты от низколетящих самолётов.

— Не заряжено? Макет в натуральную величину, понятно, — Будённый с интересом рассматривает связку из восьми гладких труб, перехваченных на концах двумя железными обручами, затем берёт установку за ручки и сразу правильно прилаживает её к себе на плечо, прицеливается.

— К стандартному двадцатимиллиметровому снаряду, — продолжаю я, — методом закатки присоединяется камера сгорания из тонкостенной трубы длиной 17 сантиметров, в неё вкладывается топливная шашка…

— Где пороховую шашку взяли на двадцать миллиметров? — выкрикивает кто-то из «ракетчиков».

— Сами изготовили в мастерской из подручных материалов, — послышался недоверчивый гул, — а шашка, кстати, не пороховая, уступает, правда, по удельному импульсу баллиститным порохам процентов на 30, но, как говорится, за неимением гербовой… Камера сгорания завльцовывается сопловым дном из технического фарфора, сопла обеспечивают закрутку снаряда для стабилизации его полёта.

— На какую высоту стреляет? — не удерживается и маршал от вопроса.

— До четырёхсот метров. Вес снаряжённой пусковой установки шесть килограмм, предусмотрена быстрая перезарядка с помощью сменной кассеты.

— Лёгкая, хорошо, — одобрительно крякнул Будённый, возвращая ПЗРК на стол, — ну а по танкам не пробовали стрелять?

— Не пробовали, товарищ маршал, начальная скорость не велика всего 250 метров в секунду, хотя по бронемашинам накоротке попытаться можно.

— Вот, товарищ Слонимер, возьмите на заметку, — маршал легко на каблуках поворачивается к начальнику НИИ-3, — может использовать, как вы её назвали?… «Колос»… для удара по моторизованной пехоте. А, кстати, где М-1, почему не вижу?

— В Шиханах, товарищ маршал, — смутился он, оглядываясь по сторонам, — там же РСы со спецснаряжением.

«Шиханы… выходит они будущую „Катюшу“ на химическом полигоне испытывают».

— Ах, да, мне докладывали, — хмурится Будённый, — что-то у вас с кучностью совсем плохо…

— Работаем над этим, товарищ маршал, — покраснел Слонимер.

— С кучностью? — влезаю в чужой разговор, — товарищ Слонимер, вы знакомы с работой товарища Лангемака у нас в НИИ по улучшению кучности стрельбы РСами? Нет, мы же у вас на полигоне их проводили…

— Что такое? — заинтересовался маршал.

— Я недавно вступил в руководство…

— … так вот, товарищ Лангемак предложил слегка закручивать снаряд, — вижу начальник «ракетчиков» готов возразить, — слегка, всего пара оборотов в секунду, на дальность практически не влияет, а вот на кучность значительно. У вас есть в институте наш отчёт, посмотрите… и ещё он там критикует компоновку установки М-1, говорит, что при залпах её сильно раскачивать будет, предлагает продольное расположение направляющих вместо поперечного.

— Где сейчас Лангемак? — пытается сдерживаться Будённый.

— Всех моих ракетчиков перевели в ЦАГИ.

— Немедленно командировать Лангемака в НИИ-3, назначить главным по этому делу, — рубит слова маршал, — у нас на М-1 большие надежды…

«Подмигнул мне… неужели дивизион „Катюш“ в штат мехкорпуса собрались включать».

— … Ладно, соловья баснями не кормят, — спокойным голосом продолжает он, — как говорил мой коновод Лёшка Жидов: «Будем посмотреть». Веди, товарищ Захарченко.

— Сюда, товарищ маршал, — начальник полигона показывает дорогу военным к главному бункеру, — а вас, товарищи инженера, попрошу в боковой капонир.

— Опять мимо, — расстроенный Будённый отрывается от бинокля, — плохо, товарищ Слонимер.

Третий БРАБ, как и два предыдущих, оставив в небе дымный след, зарылся в снег в полукилометре от цели, невысокого круглого деревянного помоста (диаметром десять метров), обитого кровельным железом с небольшим костерком посередине. Невидимый отсюда ТБ-3, с которого сбрасывались бомбы, пошёл на посадку на полигонный аэродром.

— Баллистика у бомбы с реактивным ускорителем меняется, товарищ маршал, — сбивчиво оправдывается тот, — при пользовании штатным прицелом нужно вносить поправки…

— Кто же вам не давал, — раздражённо отвечает Кулик, повернувшись спиной к длинной узкой смотровой щели бункера, вдоль которой выстроились военные и, примкнувшие к ним, мы с начальником НИИ-3.

— Мы вносили, но видимо этот прицел отличается от нашего, на котором работали мы…

— Это как ты себе понимаешь, — легко взрывается начальник ГАУ, — пристрелку этими дурами на каждом прицеле проводить? Не напасёшься их…

— Четвертый, зона свободна, работу разрешаю, — слышу негромкий голос авиадиспетчера местного аэродрома, расположившегося неподалёку с рацией на столе.

— Это Михеев? — подхожу к нему, показывая на наушник, — разрешите поговорить с ним.

— Пожалуйста, товарищ Чаганов, — диспетчер снимает с себя и передаёт мне гарнитуру.

— Иван Васильевич, здесь Чаганов.

— Здорово, Лёша, — послышался хрипловатый голос бывшего пилота «Максима Горького».

— Привет, пусть твой штурман проговаривает всё, что делает и видит.

— Сделаем, он вас слышит…

— Принято, это Иванов говорит….освобождаю крылья бомбы… все распрямились полностью, встали на защёлки…. открываю клапан гидросистемы…. есть давление масла….

«Хороший мы сварганили пульт управления, всё есть манометры, датчики, индикационные лампы»…

— … гироскоп раскрутился, — продолжает штурман, — включаю накал ламп…. высотомер установлен на 1000 метров…. высота шесть тысяч, скорость 340…. вижу цель…. сброс!

— Пошла родимая, — послышался голос Галлая, третьего члена экипажа нашего ДБ-3, лежащего на месте стрелка, — вытяжной шнур сработал…. тормоза расправились….

— Сброс, — крикнул я, все поспешно примкнули к смотровой щели.

Пошли тягучие секунды ожидания.

— Задёргалась! — торжествующе закричал Галлай.

Задёргалась или пошла зигзагами, означает, что головка самонаведения захватила цель и заработала система управления перекладывая закрылки и включая элероны.

Не успеваю освободится от гарнитуры, как послышался многоголосый вздох.

— Точно в колышек! С шести тысяч… — Будённый, Кулик и другие двинулись на меня раскрыв объятия.

— Страусов не пугать, — срывается с языка, — пол бетонный.

Остановившиеся военные удивлённо смотрят себе по ноги и в этот противно задребезжал полевой телефон, связист срывает трубку. Самые сообразительные уже готовы были рассмеяться, но осеклись…

— Да, здесь, товарищ Поскрёбышев, передаю трубку… вас, товарищ Чаганов.

— Слушаю.

— Вы на колёсах? — послышался искажённый помехами голос сталинского секретаря, — срочно в Кремль, вас вызывает товарищ Сталин.

«Какой убогий аппарат, — отпускаю кнопку связи и рассматриваю крашеный фанерный ящик, — как-то проводную связь я упустил, а она ведь пока основная в армии».

9 декабря 1938 года, 11:00.

«Необычный сегодня состав участников, — Поскрёбышев мягко без стука закрывает за мной дверь, — Молотов, Берия и Микоян… похоже выволочку мне собрались устроить, вот только за что? Микоян… речь скорее всего пойдёт о внешней торговле… хочет контакты с госпожой Пост переключить на себя? Хотеть не вредно, сама Мэрджори вряд ли захочет… Берия. Что-то случилось с МакГи? Не хотелось бы… Молотов в хорошем настроении, что-то улыбаясь шепчет на ухо, сидящему рядом с непроницаемым лицом, Микояну… со времени второй поездки в Штаты я у него не в фаворе. Чую, будет разбор персонального дела»…

— Здравствуйте, товарищ Чаганов, — вождь прерывает мои мысли, встречая в центре кабинета, — присаживайтесь.

«Или даже суд», — приветливо машу головой, усаживаясь напротив сразу насупившейся «тройки».

— Расскажите как идут дела с поставками оборудования и руд по вашей линии, — Сталин по звуку пускается в прогулку по кабинету.

«Мне нетрудно повторить, что я написал в докладной записке».

— В общем поставки идут примерно по графику. Возникшее препятствие по закупке «бельгийской руды» устранено. Посол Дэвис встречался с королём Леопольдом и получил согласие на вывоз её с территории Бельгии. Наш контрагент сейчас занимается, как он говорит смазкой нужных людей в кабинете правительства, чтобы осуществить сделку без задержек. Поставки оборудования для цеха по производству карбида титана на Соликамском магниевом заводе завершены, последний пароход разгружается в Мурманске. Председатель Спецкомитета цветных металлов товарищ Завенягин уверяет, что до конца года строители закончат строительство цеха. Несколько хуже со строительством в Березниках. Там запланировано строительство трёх заводов: титанового, магниевого и алюминиевого и ещё крупной тепловой электростанции. Наилучшее положение с алюминиевым заводом: поставки оборудования из-за океана на уровне пятидесяти процентов, по титановому — ещё не начались, начало ожидается во втором квартале 1939 года, по магниевому — начало поставок во втором полугодии…

— Кхм, по поводу титанового завода, у меня тут набралась целая пачка сигналов от уважаемых учёных, — Берия прихлопывает ладонью по тощей папочке, лежащей перед ним на столе, — они все в один голос утверждают, что нигде в мире задача получения в промышленном масштабе чистого металлического титана не решена. Что вы там закупили в Америке, товарищ Чаганов? И главное, для чего?

«Законный вопрос… ну и въедливый у нас глава НКВД, немудрено что нажил к концу жизни столько врагов. Ведь никто из товарищей в ЦК и правительстве не встал на защиту заслуженного человека, ни один… Что буду отвечать? Я пришелец из будущего»?

Три пары глаз вонзились в меня спереди, один в спину.

Тянусь за водой к графину, не торопясь наливаю воду и медленно пью из стакана, собираясь с мыслями.

— Начну с последнего вопроса, — прерываю затянувшуюся паузу, — титан нужен для вакуумной промышленности, он — составная часть геттера, газопоглотителя в вакуумной лампе, в Германии в составе ферротитана применяется для раскисления стали для уменьшения её зернистости…

— Ферротитаном занимаются в ВИМСе и в Институте Металлов в Свердловске, — перебивает меня Берия, — я справлялся, металлический титан для этого не нужен.

— … Согласен, для ферротитана не нужен, но очень нужен двигателистам и авиастроителям. Титан в шесть раз прочнее алюминия, в двенадцать раз твёрже и имеет в восемнадцать раз более высокий предел текучести…

— Вы меня за Советскую власть не агитируйте, — раздражается Генеральный комиссар госбезопасности, — лучше ответьте, что вы собрались покупать в САСШ, если промышленной технологии не существует?

— Летом этого года в САСШ запатентован очень перспективный магниевый процесс: хлорирование оксида титана и затем его восстановление хлорида магнием. Конечно, в них не указаны конкретные температуры и другие параметры техпроцесса, но он выгодно отличается от английского процесса, в котором участвует жидкий натрий тем, что производство магния у нас будет под боком. А оборудование я покупаю универсальное для металлургического производства цветных металлов: герметичные из нержавеющей стали реакторы, электропечи, вакуумные насосы, водоохлаждаемые конденсаторы…

«Выкрутился»?

— Это называется технический авантюризм! — стучит кулаком по столу Молотов.

— Согласен, но у нас нет времени на раскачку, — смотрю прямо в глаза Берии, — если не выйдет ничего, то оборудование можно использовать на магниевом или алюминиевом заводе, а выйдет — весь мир окажется у нас в хвосте. Состав оборудования мне помогали подбирать, наверное, те самые учёные, что написали эти сигналы.

— «Если не выйдет ничего»… — кривится Предсовнаркома, — миллионы рублей народных денег псу под хвост.

— Если каждый руководитель, без согласования с наркоматом внешней торговли, станет покупать за границей всё, что ему захочется, — подключается Микоян, лицо его повёрнуто ко мне, но глаза неотрывно следует за вышагивающим за моей спиной вождём, — это будет подрыв монополии внешней торговли…

«За что боролись»?

— … одного из главных завоеваний революции!

— И это не единичный факт, — нагнетает Молотов, переворачивая лист бумаги, — вот перевод передовицы вчерашней «Вашингтон пост»… Правительство Мексики объявляет о полной национализации нефтяной отрасли страны. Вы понимаете, что за этим последует? САСШ в ответ наверняка объявит об эмбарго, то есть запрете на всякую торговлю с Мексикой. Вы не напомните мне, кто убеждал руководство, что из Мексики, как из рога изобилия, на нас посыпятся горы нефтехимического оборудования, надо лишь организовать совместную советско-американскую компанию внести учредительный взнос…

«Твою же мать, неприятно…. но не смертельно»…

— Три дня назад мы внесли нашу часть в уставной капитал компании пятьсот тысяч долларов САСШ, — трагическим тоном вторит Микоян.

— Это просто вредительство! — восклицает его шеф, при молчаливой поддержке наркома внутренних дел.

«Опять полмиллиона долларов, символично»…

— Никакого вредительства нет, — поднимаю глаза выше голов оппонентов, — и ничего страшного не произошло.

— Ну да, полмиллиона долларов для него не деньги, — патетически взмахивает руками Молотов.

— Продолжайте, товарищ Чаганов, — послышался голос сзади.

— Я согласен с оценкой товарища Молотова, очень вероятно, что Америка и некоторые другие страны введут эмбарго на торговлю с Мексикой. Из-за этого цена на неё упадёт и наша компания сможет покупать её для производства полиэтилена дешевле. Уверен также что полное эмбарго продлится не долго, в конце концов, нефтедобыча не главная статья торговли между САСШ и Мексикой, вмешаются банановые компании и через полгода-год полное эмбарго отменят или ограничатся только нефтью. В течении этого времени можно начать торговать с Америкой через посредника, например, через испанских товарищей организовать экспортно-импортную компанию на Кубе. Батиста, насколько мне известно, не брезгует взятками, поэтому компания может заручиться государственной поддержкой.

— Ну по вопросу дачи взяток нам с вами тягаться трудно, — пробормотал Предсовнаркома себе под нос, Микоян удивлённо переводит взгляд с Молотова на меня и обратно.

«А ведь благодарен быть мне должен… от такого пятна не отмылся бы перед „товарищами“ из Политбюро».

— Так как быть с титановым заводом? — прерывает Берия внезапно возникшую паузу, — оборудование заказано, но ни проекта завода нет, ни даже технологического процесса. Кто за это будет отвечать?

— Мы все будем отвечать, — Сталин встаёт справа от меня, — этот вопрос обсуждался на Политбюро, вам ли, ну за исключением товарища Берии, об этом не знать? Вопрос надо ставить по другому: как помочь товарищу Завенягину в кратчайшие сроки организовать промышленную выплавку столь необходимого народному хозяйству металла? Раз вы вчетвером уже изучили сложившуюся ситуацию, то вы войдёте в состав комиссии по этому вопросу, подключите Академию Наук научные и проектные институты. Председателем предлагаю товарища Молотова, заместителем будет Завенягин, товарищи Берия и Микоян займутся организацией посреднических компаний в Испании и на Кубе, товарища Чаганова следует привлекать по отдельным вопросам, касающимся переговоров с американцами и техники. Н а этом закончим. Товарищ Чаганов, вы свободны… хотя знаете что, оставайтесь, вам будет полезно послушать.

«Как вытянулось лицо у Молотова»…

— Приглашайте… — вождь опускает трубку.

«Шапошников с неизвестным комдивом, — уступаю им место напротив „тройки“ и сдвигаюсь в конец стола, — Берзин… двери не закрывают, ждут кого-то ещё».

Через пять минут появляется Киров (садится напротив меня) со Ждановым, Андреев, Вознесенский устраивается рядом, Маленков с противоположной стороны. Сталин откладывает трубку, рукой разгоняет дым и идёт к противоположной глухой стене кабинета, отдёргивает занавеску закрывающую карту.

«Испания».

— Начинайте, Борис Михайлович.

— Кхм-кхм, — прочищает горло Шапошников, — докладывает комдив Захаров.

Дверь открывается, на пороге появляется раскрасневшийся нарком обороны.

— И Будённый… твою мать, — громко шепчет Ворошилов на ухо Кирову, в кабинете раздаётся взрыв смеха, поддержанный самим вошедшим.

«О чём-то о своём смеются старейшие члены Политбюро, не всё ж у них совещания, наверное и корпоративы бывают и тимбилдинг»…

Будущий маршал, дождавшись тишины, начинает чётко по карте на память с севера на юг показывать расположение республиканской армии и войск путчистов.

«Что они делали там два года после моего отъезда? Линия фронт ведь совсем не изменилась».

Войска республиканцев продолжают нависать над противником с севера. Образовалась выпуклая дуга: Эль-Ферроль — Вальядолид — Саламанка, твёрдо удерживаемая армией Хосе Антонио Примо де Ривера, ориентированного на итальянцев. К ней примыкает вогнутая дуга южной группировки: западные окрестности Малаги — Севилья — Касерес, под командой генерала Мола, ставленника Германии.

«Куда же делся пьяница и сквернослов генерал Кейпо де Льяно? Похоже, Гитлер не смог его вынести».

Эта полоска земли, в самом узком месте сужающаяся до ста километров, на своем протяжении с севера раз посередине пересекается с запада на восток горным хребтом, что практически исключает взаимодействие двух группировок и делает само их существование имеющим смысл. Активные боевые действия на суше в течение последнего года практически не ведутся. Несколько месяцев назад неожиданно с новой силой вспыхнули сражения в воздухе, немцы впервые применили в бою новейшие истребители бф-109 «Эмиль», но это никак не повлияло на сухопутную линию фронта, а с наступлением зимы, нелётной погоды, всё окончательно затихло и в небе.

Налицо значительные трудности в снабжении войск с обеих сторон. Поставки военной техники и боеприпасов из СССР, наталкиваются на значительное противодействие со стороны флотов путчистов и Италии, одновременно с этим по каким-то причинам снизили поставки своим клиентам и страны Оси.

Берзину, готовящемуся сменить Захарова у карты, приходится отдуваться за последнюю фразу, неосторожно брошенную комдивом.

— Как это понимать «по каким-то причинам», — Сталин останавливается напротив начальника Разведупра, — мы здесь собрались чтобы принять важнейшие решения по Испании. Мы должны знать всё о причинах тех или иных действий противников, нас не устраивают туманные формулировки.

— Военная разведка действительно отмечает снижение снабжения путчистов, товарищ Сталин, — бледнеет Берзин, — быть может это связано с ранением Гитлера и вынужденным его отходом от управления страной, возможно глядя на поведение старшего брата и Муссолини решил сэкономить…

— «Быть может», «возможно», — раздражается вождь, впиваясь гневным взглядом в Берзина, — разве это ответ начальника Разведывательного Управления Красной Армии? Хорошо, согласно последним статьям в германских и английских газетах, Гитлер пошёл на поправку, стоит ли нам ожидать увеличения военных поставок путчистам со стороны Германии и Италии в ближайшие месяцы?

— Разрешите мне ответить, товарищ Сталин, — мой голос прозвучал очень громко в наступившей тишине.

— Пожалуйста, товарищ Чаганов, — удивлённо вскидывает брови вождь.

— На мой взгляд увеличения ждать не следует. Если кратко, в последнее время занимаясь систематизацией старых дешифровок, перехваченных в Испании радиограмм, я отметил что эта тенденция, хроническая нехватка у путчистов артиллерии, снарядов, амуниции, стала заметной примерно год назад. Потерпев ряд поражений под Теруэлем, Сарагосой и Гранадой, командиры передовых частей путчистов стали жаловаться на сокращение снабжения по сравнению с 1936-м годом и началом 1937-го. Я заинтересовался этим вопросом и стал изучать германские экономические данные. Конечно, все сведения о выполнении четырёхлетнего плана немцами строго засекречены, но кое-что в печать всё-таки просачивается, помогли также аналитические отчёты Разведупра по экономике Германии…

«Приходится присваивать результаты Олиной работы, но ведь не скажешь, что подруга поделилась информацией из закромов личной разведки вождя».

— … В течение последних двух лет, с конца 1936-го года, то есть со времени реализации четырёхлетнего плана, германская промышленность достигла больших успехов, особенно в области нефтепродуктов. Если три-четыре года назад Германия на 80–90 % процентов зависела от импорта, причем импорта по морю, то сейчас лишь на 40 %. Положение, при котором Германия потерпит поражение в войне просто потому, что ей перестанут отгружать сырьё — устарело. Создаются большие запасы сырья, с их учётом в режиме строгой экономии и рационального использования Германия уже в ближайшее время сможет продержаться без импорта в течении от полугода до года. В 1937 году за счёт экономии на импорте, немецкая экономика получила дополнительные средства в размере 400 миллионов рейхсмарок, а в этом году ожидается почти миллиард. Отсюда можно сделать вывод, что в скором времени Германия получит экономическую возможность ведения быстротечной войны со своими соседями на своих условиях, не оглядываясь на Англию, Америку и Францию.

— А почему тогда Германия не станет поставлять оружие путчистам, — удивляется Вознесенский, — если у них сейчас стало денег больше, чем было раньше?

— И деньги, и оружие, и сырьё нужны внутри страны, а Испания использовалась германцами как полигон для испытания своего новейшего оружия перед своей войной, ну если не считать обратных поставок цветных металлов, в первую очередь вольфрама, — отвечаю я, — ведь путчисты в данный момент контролируют все основные его месторождения в стране. Это означает, что Германия не заинтересована в обострении ситуации на испанском фронте, не заинтересована в наступлении на республиканцев и поэтому увеличения поставок не предвидится.

— Что скажет на это Генеральный штаб? — Сталин всем телом поворачивается к Шапошникову.

— Хотелось бы получить соображения товарища Чаганова в письменном виде с указанием источников, на основании которых делались далеко идущие выводы, — голос начальника Генштаба как обычно не выражает никаких эмоций, — товарищ Захаров займётся проверкой.

— Сколько времени, товарищ Чаганов, вам понадобится на составление доклада? — немного успокаивается вождь.

— Он уже готов, осталось перепечатать на машинке, сегодня вечером пошлю его с фельдъегерской связью на имя товарища Шапошникова.

— Хорошо, — кивает Сталин, — один экземпляр, отправьте мне… нет, лучше всем членам Политбюро.

— С какими же соседями начнёт войну Германия через полгода, товарищ Чаганов? — Молотов не скрывает свой ехидный тон.

— С Польшей, — быстро отвечаю я, — считаю, что нападение произойдет либо осенью 1939 года, либо весной 1940-го.

— У Германии с Польшей пакт о ненападении, — менторским тоном возражает Предсовнаркома, — но даже не это главное, — Англия и Франция дали гарантии полякам, что в случае нападения они вступят в войну против агрессора. Или про нападение на Польше тоже сказано в ваших расшифровках?

— Нет, ничего такого в радиоперехватах нет, — ни один мускул не дрогнул у меня на лице, — но поскольку экономика Германии не сбалансирована, такие затраты на армию она не может себе позволить, без периодического ограбления соседей она просто развалится…

— Как же так, — трясёт головой Молотов, — вы же только что говорили, что у Германии большие успехи в экономике?

— Успехи показывают отрасли, связанные с военной промышленностью, а сельское хозяйство, например, в загоне. Страна балансирует на грани голода, имеется также дефицит промышленного сырья. За счёт каких соседей Германия может поправить ситуацию с продовольствием? Напрашивается очевидный ответ, это Франция или Польша, в перспективе — СССР. Чехословакия, окончательный захват которой вопрос ближайшего времени, делу не поможет, у неё самой трудности с продовольствием. Франция пока Германии не по зубам, остаётся нападение на Польшу, в результате Германия получит общую границу с СССР. Англии с Францией такой поворот событий выгоден и вполне может случится так, что войну-то Германии они формально объявят, но сами на неё не явятся…

«Шапошников скептически поглядывает на меня, что ж его можно понять, ведь имеется и куча других вариантов, таких как совместное нападение на СССР Польши и Германии, да и румыны с венграми могут подтянуться…. не забывает он и о японцах. Что ж, Генштаб должен быть готов к наихудшему варианту…. Многие собравшиеся тоже смотрят в мою сторону с недоверием»…

— … Товарищ Сталин, — упреждаю град обвинений в некомпетентности, готовый обрушится мне на голову, — пользуясь случаем, разрешите мне одно предложение сделать, тем более тут товарищ Андреев присутствует?…

— Что у вас? — кивает вождь.

— … Предложение касается организации центрального вычислительного центра в Народном комиссариате путей сообщения. Математики из Ленинграда предложили интересный алгоритм… последовательность шагов, которая приводит к нужному результату, чтобы перевозить грузы по стране наименьшим количеством вагонов за минимальное время. Эту задачу будет решать быстродействующая вычислительная машина, которую предоставит мой Спецкомитет. Может быть военные железнодорожники также заинтересуются…

— Вы что-то спросили, молодой человек, — тугой на ухо нарком путей сообщения, после толчка в плечо со стороны Ворошилова, поворачивается ко мне.

— Оформите ваши предложения в письменном виде, товарищ Чаганов, — Сталин поднимает руку, пресекая возникшие смешки, — приглашённые товарищи свободны, остаются только члены Политбюро.