Инисс шел по бескрайнему тропическому лесу, восхищаясь его красками, звуками и запахами. Подняв голову, он увидел над собой чистое небо и понял, что его работа еще не закончена. Тогда Инисс протянул правую руку и возложил на голову Гиал, самой прекрасной, брызжущей весельем и искренней богини. И заплакала от счастья Гиал, и там, где слезы ее падали на землю, буйным цветом расцветала новая жизнь. «Этот дар я не мог вручить никому, кроме тебя», — молвил Инисс.
Ауум очнулся после долгого забытья. В лесу царили мир и спокойствие, а в храме — прохлада. Он лежал в покоях жреца. Кровать оказалась мягкой и удобной. Он лежал, не шевелясь, вслушиваясь в звуки, что долетали снаружи, и те, что раздавались внутри. К нему постепенно возвращалась память. Но воспоминания об отступлении после боя все еще оставались смутными. И вот чего он совершенно не помнил, так это того, как попал сюда, и в храм вообще, и в эту комнату в частности.
Он сел на постели. В ногу и плечо тут же клыками вцепилась боль. Ауум отбросил в сторону тонкое одеяло и оглядел себя. На нем была чистая набедренная повязка. Лодыжка забинтована, и тряпица выглядела чистой и свежей. Плечо превратилось в один сплошной синяк, которому, правда, судя по его виду, уже исполнилась, по крайней мере, пара дней. Дотронувшись до живота, он скривился от боли, а потом, прислушавшись к себе, понял, что у него стонет и ноет все тело.
Он опустил ноги на пол и попробовал наступить на левую ногу, ухватившись за столбик кровати и намереваясь допрыгать до двери. Но когда кровь отхлынула от головы, он покачнулся и тяжело опустился обратно на постель, дыша широко открытым ртом, чтобы прогнать тошноту. Окинув взглядом комнату, он коротко рассмеялся. Здесь побывал тот, кто хорошо знал его: у открытой двери стояла тросточка для ходьбы. Он вновь заставил себя подняться и потянулся к ней, как вдруг дверной проем заслонила чья-то фигура. Ауум совершенно не ожидал увидеть здесь это такое знакомое, такое прекрасное лицо и теплые, ласковые глаза.
— Как я рада видеть тебя живым и здоровым, — улыбнулась Лизаэль, протягивая ему тросточку.
— Спасибо, — поблагодарил Ауум.
Взяв тросточку, он для пробы оперся на нее. Вырезанная из темной сосны, она выглядела старой. От прикосновений бесчисленных рук набалдашник стал гладким и круглым. Пальцы Ауума накрыли его, и самыми их кончиками он ощутил едва заметную шероховатость — все, что осталось от резного орнамента из птиц и деревьев, некогда украшавшего набалдашник, которые теперь сохранились лишь на шейке трости.
— Идем со мной, — сказала Лизаэль. — Онелла и ТайГетен собрались снаружи. Сегодня — Праздник Обновления. Ты голоден?
Ауум от неожиданности едва не споткнулся.
— Этого не может быть. До праздника еще три дня.
Лизаэль рассмеялась.
— Есть вещи, в которых я, как Верховная жрица Инисса, разбираюсь лучше прочих. Одна из них — точное знание дат праздников моего бога. Можешь мне поверить.
Сердце Ауума учащенно забилось у него в груди.
— Я не мог проваляться без сознания столько времени, — прошептал он.
Лизаэль не ответила. Они вместе вошли под купол храма. Тросточка Ауума глухо стучала о каменные плиты пола, и гулкое эхо разнеслось под высоким потолком. С каждым шагом он все увереннее опирался на поврежденную лодыжку. Повязка была наложена очень умело, ограничивая боковое смещение, но стоило ему опереться на носок или пятку, как он ощущал тянущую боль в суставе, мышцах и связках.
Под купол проникал дым от костров. В животе у Ауума заурчало, а от восхитительных запахов у него потекли слюнки. На вертелах жарились тапир, пятнистый олень и заяц. Чуть поодаль готовились овощные рагу. Фруктовый суп добавлял сладости витающим ароматам, а завершал общую атмосферу праздника запах свежеиспеченного хлеба. Ауум ускорил шаг, стремясь побыстрее выйти из-под купола на солнце. Гиал благословила день празднества; похоже, дождя не будет еще несколько часов.
На площадке перед входом было людно, и не в самую последнюю очередь оттого, что на мягких подушечках в окружении многочисленных тарелок с едой сидели воины ТайГетен. Походные костры горели с правой стороны, у самого края площадки. Вокруг них суетились храмовые служители, которые резали мясо, добавляли ингредиенты и подавали готовые блюда.
Ауум направился к своим бойцам, пересчитывая их на ходу. Сорок четыре воина присоединились к празднеству. Включая его самого, в его распоряжении насчитывалось пятнадцать звеньев. Три тройки дежурило в поле. Звенья Графирра и Меррат следили за передвижениями армии Исанденета, а тот факт, что он нигде не видел Корсаара, означал, скорее всего, что ветеран вместе со своей тройкой собирал сведения об остальных силах людей в лесу.
Улисан заметил приближающегося Ауума и встал, знаком предлагая остальным последовать его примеру. ТайГетен подняли кубки, салютуя своему архонту, после чего склонили головы в ритуальном приветствии, ожидая разрешения пригубить напитки.
— Гиал наполняет наши реки, а лес дает нам корни. Умения, которыми Инисс наделил эльфов, позволяют нашим губам ощутить радость вкуса, а сердцам — познать сладость свободы. Пейте, чтобы Икс не похитила ваши силы.
— За Ауума. За нашего архонта. За ТайГетен. За лес.
Произнеся слова приветствия, они выпили и вновь вернулись на свои места. Ауум сел рядом с Лизаэль, между Улисаном и Онеллой. Он предпочел воду горячительным напиткам, положив себе на тарелку мясо пятнистого оленя и взяв миску фруктового супа. Угощение выглядело превосходным, но кусок не лез ему в горло.
— Расскажи мне, что было потом, Улисан.
Тот оставил кубок в сторону и вытер губы тыльной стороной ладони.
— Когда мы, наконец, добрались до храма, ты потерял сознание, хотя, честно говоря, большую часть пути ты и так бредил. Мы решили, что ты потерял куда больше крови, чем мы думали изначально, но не могли найти достаточно глубокой раны. Так что жизнь тебе спасла Онелла.
Онелла жарко покраснела, когда он остановил на ней свой взор.
— Я в вечном и неоплатном долгу перед тобой.
— Не говори глупостей, — сказала Онелла. — В конце концов, если бы я говорила такие слова всякий раз, когда кто-нибудь из ТайГетен спасал мне жизнь, то и до сих пор не расплатилась бы. Ты убиваешь. Я лечу. И все это ради одного бога.
— С помощью Иль-Арин?
Онелла улыбнулась и неуверенно пожала плечами.
— Грешно не воспользоваться даром, если он во благо. А тебе была нужна помощь, Ауум. Тот удар, который привел к вывиху плечевого сустава, сломал еще и ребро, а оно пробило тебе внутренности. Ты медленно истекал кровью и мог умереть. А я смогла остановить кровотечение и срастить ребро, вернув его на место.
— Иль-Арин спасла тебе жизнь.
Ауум не понимал, почему осознание этого факта заставляет его испытывать неловкость. Он почесал ребра под мышкой, словно это могло избавить его от магии, которой воспользовалась Онелла.
— Спасибо тебе, — сказал он.
— Ты уверен? — лукаво поинтересовалась она.
— Инисс наделил тебя способностями, которые позволили тебе продлить мою жизнь здесь, на Калайусе.
— Это — не ответ на мой вопрос, — возразила Онелла. — Но пусть это тебя не беспокоит. Со временем ты к этому привыкнешь. Как и все мы.
Ауум наклонил голову, показывая, что услышал ее, и повернулся к Улисану, когда Лизаэль и Онелла заговорили о чем-то своем. Он жестом предложил гиганту говорить.
— Мне очень жаль, Ауум. Но другого выхода у нас не было.
— Я вернусь к этому в своих молитвах, — отозвался Ауум. — Что слышно о наших врагах?
Улисан всмотрелся в лицо Ауума, чтобы понять, не обвиняет ли его архонт, но ничего не увидел.
— Они продолжают наступать вдоль реки, не обращая внимания на этот храм. Они также не предпринимают попыток найти Лошаарен или кого-либо из иниссулов. Их армия уверенно продвигается вперед, к какой-то неведомой нам цели, и, боюсь, им что-то известно.
Ауум понял, о чем он думает, и тоже помрачнел.
— Но они ведь не могут знать туда дорогу, а?
— Конечно, нет, да и Онелла подтвердит, что ни у одного мага не хватит сил долететь до Катура-Фоллз…
— Тем не менее, они наверняка располагают какими-то сведениями. Иначе почему они оставили в покое Аринденет?
— Мы не нашли другого разумного объяснения происходящему.
— Катура не в состоянии защититься от такой армии, — сказал Ауум.
— Жители Катуры не в состоянии прокормить и одеть себя, не говоря о том, чтобы сражаться, — обронила Лизаэль. — Когда ты был там в последний раз?
Ауум пожал плечами.
— По крайней мере, лет пятьдесят назад. Мне незачем было возвращаться туда после того, как последних иниссулов убедили уйти из города. Там распоряжалась Пелин, укрепляя гвардию Аль-Аринаар. Да, я знаю, что в последнее время там возникли некоторые сложности, но…
— Ты слишком долго пренебрегал ими, — заявила Лизаэль. — От того места и людей, которых ты помнишь, не осталось ничего, даже надежды.
— Я не могу быть везде и одновременно, — негромко возразил Ауум. — Я должен доверять остальным. Я доверял Пелин. Или я ошибался?
Лизаэль уткнулась в свою тарелку.
— Когда мы остаемся одни, а наши молитвы не находят ответа, любой из нас может поддаться искушению.
— А где были наблюдатели? Почему мне никто ничего не сказал?
— Потому что в Катуре есть те, кто не хочет, чтобы ТайГетен знали о том, что происходит, — ответила Лизаэль.
Она упорно избегала его взгляда, и это пугало Ауума куда сильнее, чем то, что ему пришлось видеть и слышать после начала вторжения людей в лес.
— Но ты-то могла рассказать мне обо всем, — сказал Ауум, кладя руку ей на плечо. — Мы с тобой разговариваем всегда, где бы ни встретились, здесь или Лошаарене. У нас нет тайн друг от друга.
Когда же Лизаэль, наконец, повернулась к нему, он увидел, что по щекам ее текут слезы. Разговоры вокруг смолкли.
— Я не выполнила свой долг, — срывающимся шепотом проговорила Лизаэль. — Храм Инисса уснул. Сейчас там нет ни одного жреца. Я не возвращалась туда более десяти лет.
— Почему? — осведомился Ауум, не зная, как отнестись к ее откровениям.
— Потому что когда я была там в последний раз, то едва не лишилась жизни.
Ошеломленное молчание, воцарившееся в рядах ТайГетен, накрыло и поваров с обслугой. Он убрал руку с плеча Лизаэль, чтобы охватившая его ярость не заставила его причинить ей боль. Здесь, на паперти самого священного для всех эльфов места, где Инисс неизменно смотрел на них с небес, оберегая ото всех несчастий, его Верховная жрица была вынуждена признаться в своих страхах.
Ауум справился с собой и оглянулся на своих Тай. Затаив дыхание, они ждали его слова.
— Тебе угрожали? — спросил он. — Неужели какой-то эльф действительно посмел угрожать тебе смертью?
Лизаэль долго смотрела на Ауума, крепко сжав губы, чтобы не расплакаться, а потом кивнула.
ТайГетен взорвались гневными криками. Они вскочили на ноги, потрясая кулаками и требуя возмездия и справедливости. Один лишь Ауум остался сидеть. Вот он поднял руку, и его воины умолкли.
— Приберегите свой гнев для людей, — сказал он. — Направьте огонь своих сердец на тех, кто готов надругаться над нашим лесом, а нас всех стереть с лица земли. Верьте мне. Ни один преступник не уйдет от справедливого возмездия. А того, кто осмелился взглянуть в глаза нашей обожаемой Лизаэль и помыслить о том, чтобы оборвать ее жизнь, ждет особенная пытка и боль.
— А теперь давайте праздновать дальше. Не будем омрачать столь торжественную церемонию. Отдыхайте и набирайтесь сил. А завтра мы двинемся в путь.
Джерал наблюдал за Хундом, пока маг общался с Истормуном. Тот побледнел и дрожал всем телом. На лбу у него выступил пот, губы пересохли и кровоточили в тех местах, где он прокусил их. Глазные яблоки его двигались безостановочно за закрытыми веками, а когда Джералу показалось, что маг вот-вот потеряет равновесие, он протянул руку, чтобы поддержать его, хотя тот и так сидел, скрестив ноги, на берегу реки.
Сгущались сумерки. Наступало время суток, которого Джерал боялся больше всего. До того, как походные костры, факелы и лампы создадут иллюзию безопасности охранного периметра, и значительно позже того, как кто-либо из них еще мог разглядеть хоть что-то под сводами леса.
Джерал почесал глубокие царапины на шее и подбородке, оставшиеся после знакомства с Обращенными. От них останутся шрамы. Он не сомневался, что это было сделано намеренно. Всякий раз, когда лицо эльфа, глядящего на него в упор, всплывало у него в памяти, он содрогался. Он до сих пор ощущал его дыхание, пахнущее кровью. А его слова все еще звучали у него в ушах, и он страшился их.
Сумерки были временем Обращенных, и единственный вопрос, на который у него не было ответа, заключался в том, почему, спустя столько дней, они еще ни разу не напали на армию. Все-таки в лесу люди были очень уязвимы, несмотря на охранные заклинания, которые маги щедро рассыпали по ночам. Почти четыре тысячи человек растянулись на много миль вдоль берега, на котором лес был безжалостно вырублен. Разбитые на сводные отряды солдат и магов, они поддерживали связь с соседними подразделениями, и каждое отвечало за безопасность всех трех колонн, равно как и за бригаду шарпов, которых связывали перед тем, как оставить без присмотра на ночлег.
Вдоль всего периметра были выставлены посты, на которых стояли часовые с магическими лампами, освещавшими опушку леса. По лагерю непрерывно курсировали патрули. Между лагерем и периметром размещались группы магов, действующие как команды быстрого реагирования. Все это выглядело здорово, но Джерал прекрасно понимал, что если нападение все-таки состоится, то они дорого заплатят за каждого убитого ими эльфа.
Он оглянулся на баржи, стоявшие на якоре посередине реки.
— Везучие ублюдки.
Хунд вздохнул. Джерал перевел взгляд на него, в который уже раз радуясь в душе тому, что не принадлежит к числу магов Истормуна. Хунд ссутулился и шумно выдохнул. Открыв глаза, он прищурился и уставился на Джерала, который сидел перед ним на корточках, держа его за плечи.
— Ты… — начал Джерал.
Даже в сумерках было видно, что лицо Хунда посерело и что он выглядит больным.
— О господи, — пробормотал он.
Хунд отвернулся, его стошнило. Рвота попала на руку Джералу, и от едкого и вонючего запаха у него заслезились глаза.
— Просто замечательно.
— Извини, — прохрипел Хунд, сплевывая желчь.
— Вот, держи. — Джерал протянул ему бурдюк с водой. — Но смотри, не напусти вовнутрь своих слюней. Я не желаю пробовать на вкус твою блевотину, когда мне захочется напиться.
— Спасибо. — Хунд сделал долгий глоток, прополоскал рот и вновь сплюнул. — Проклятье, какой же он все-таки ублюдок.
— А, так ты тоже это заметил? Поздравляю.
Джерал подошел к воде, чтобы сполоснуть руку. Понюхав рукав своей легкой кожаной куртки, он скривился. Да, пожалуй, такой запашок выветрится еще не скоро.
— Нет. То есть, я хотел сказать «да», — пробормотал Джерал. — В общем, мне надо доложить генералам.
Командующие армией рассредоточились вдоль всей колонны. Самую первую ночь они провели в своей нелепой палатке, а утром обнаружилось, что какой-то шутник грязью нарисовал на ней мишень, а другие обозначили вход в нее стрелами. Хулиганский поступок возымел свое действие.
— Лореб остановился ниже по течению, вон там, позади нескольких подразделений. А Пиндок и Киллит разместились ближе к голове колонны. Выбирай, кто тебе нужен: пьяница, трус или полный придурок.
Хунд покачал головой и понизил голос.
— Не думаю, что наши парни должны слышать такие речи, капитан Джерал.
— Любой, кто решит походным маршем отправить целую армию по этому континенту, который представляет собой одну сплошную западню, не заслуживает ничего, кроме моего презрения и презрения всех нас. Можешь сам спросить у своего босса.
— А ты, конечно, придумал кое-что получше, верно?
Джерал коротко хохотнул.
— Да. Построить. Больше. Барж.
— Подумай о том, сколько времени это займет, — возразил Хунд.
— А ты подумай о тех людях, которые останутся живы, если мы сделаем это, — парировал Джерал. — Подумай о тех, кто все-таки добрался до этого мифического места, каким бы адом оно нам ни представлялось.
— Истормун хочет преподать урок шарпам. И лучший способ для этого — пройти маршем по их землям.
— Нет. Истормун хочет уничтожить их подчистую. Нет смысла делать громкие заявления, если цель в том, чтобы не оставить в живых никого, кого потом можно было бы взять на борт. А вот если подождать пятьдесят дней и построить из этих груд бревен суда для перевозки войск, то это куда лучше поддержит его намерения. И смысл его послания будет ясен всем: мы собираемся уничтожить всех вас, будьте вы прокляты, а вы не сможете помешать нам. А учитывая, как мы движемся сейчас, смысл нашего послания гласит: приходите и угощайтесь свежей человечинкой, поскольку защитить такую колонну решительно невозможно.
Хунд решительно хлопнул в ладоши, подводя итог дискуссии, и встал.
— Слезами горю не поможешь, — заявил он. — А я должен передать послание людям, которые нами командуют.
— Ах да, — съязвил Джерал. — Кстати, что он сказал?
Хунд улыбнулся.
— Помимо всего прочего, кое-что такое, что наверняка тебя обрадует. Он сказал, что мы движемся слишком медленно и что каждый день мы должны идти быстрее и дольше.
У Джерала от изумления отвисла челюсть.
— Ты, наверное, шутишь.
— Я никогда не шучу, капитан. Уж кому, как не тебе, знать об этом.
И вдруг из лесу, откуда-то ниже по течению, донесся чей-то отчаянный крик, на мгновение заглушивший суету и шум большого лагеря. Сработали охранные заклинания, и в лес ударили снопы света. Бивуак замер в недолгом оцепенении, а потом поднялась суматоха. Солдаты обнажали оружие, а маги готовили заклинания.
Джерал вскочил на ноги и помчался вниз по берегу. Хунд следовал за ним по пятам.
— Всем оставаться на местах! — надрывался капитан. — Стоять, кому говорю!
Джерал помчался вдоль позиций своего отряда. Охранные заклинания срабатывали полукругом, растянувшись на сотню ярдов вниз по течению и примерно на пятьдесят ярдов в глубину леса, в самой середине участка, который обороняла его рота.
— Не приближайтесь к лесу. Помните, чему вас учили.
Джерал выругался себе под нос и почесал шею. Он чувствовал, как его все сильнее охватывает страх, а жуткие воспоминания оживают с пугающей четкостью. Между деревьями то и дело вспыхивали пучки света, а звуковые охранные заклинания выли на одной ноте, распугивая спящих птиц и заставляя зверье глубже забиваться в свои норы или карабкаться на самые макушки деревьев.
Джералу очень хотелось, чтобы заклинания срабатывали как-нибудь потише. Он хотел знать, кто противостоит им на сей раз — ТайГетен или Обращенные. Он нырнул в лес вслед за заклинанием, брошенным прямо впереди него. Волна холода окатила деревья, и треск замерзающих стволов и сучьев походил на звон битого стекла.
Он слышал, как за его спиной раздаются приказы. Кто-то по-прежнему кричал от боли. Но вот наконец он услышал рык пантеры. Ноги у Джерала подкосились, и он споткнулся. К горлу подступила тошнота, лицо загорелось, а ладонь, сжимавшая рукоять меча, вспотела. Он уже различал впереди свет ламп и сторожевых костров, вокруг которых метались тени людей и Обращенных.
Джерал с трудом зашагал дальше, прилагая отчаянные усилия, чтобы не повернуть назад, и отказываясь поддаваться животному ужасу. Он обогнул ствол огромного баньяна, и в грудь ему ударили двести фунтов стальных мускулов. Воздух моментально улетучился из легких, а его самого отбросило назад с такой силой, что он рухнул в опавшие листья, проехавшись по грязи лицом.
Джерал быстро перевернулся на спину, выставив перед собой меч, но увидел лишь Хунда, столбом застывшего на месте, прижавшись спиной к дереву, и глядящего на реку. Джерал вскочил на ноги, широко открытым ртом хватая воздух и проталкивая его в ноющую грудь. А пантера даже не сбилась с шага и теперь неслась к реке. Джерал заметил и эльфов, и других пантер — все они атаковали главную колонну.
А вопли позади все не смолкали. Мимо него пробежали часовые, преследуя Обращенных. Вой последнего охранного заклинания смолк, и Джерал оглянулся на лагерь, высматривая, кто же там кричал столь надрывно. Вокруг костра лежали неподвижные тела. Какой-то человек еще стоял, маг, судя по одежде. Он застыл совершенно неподвижно, держа руки по швам.
А вниз по реке катилось эхо громких приказов. Джерал слышал, как солдаты готовятся к отражению атаки. Но вот все заглушил рык пантер, и он понял, что выбора у него нет. Никакого.
— Вот дерьмо, — пробормотал он. — Хунд, займись им.
Джерал развернулся и побежал к реке, где его глазам предстала жуткая картина. Обращенные парами выскакивали из леса, врезаясь в его людей. Прыгали пантеры. Челюсти и когти вгрызались в тела и рвали плоть, сея страх и панику. Он увидел, как какой-то маг крутнулся на месте и рухнул в реку с разорванным лицом. Вот другой солдат нанес мечом удар в пустоту, а пантера перепрыгнула через клинок и сомкнула челюсти у него на затылке, опрокидывая его на землю.
Но эльфов с животными не было. Они атаковали подразделения слева и справа от того, на которое набросились пантеры. Нет, это было не стихийное нападение, только чтобы убить и напугать. Это была тщательно спланированная операция.
— Цельтесь в эльфов! Остановите их!
Джерал перепрыгнул через торчащий из земли корень, продрался сквозь кусты и вырвался из леса. Прямо перед ним на землю с сочным шлепком рухнул труп мага. Пантера играючи перекусила ему шею и, рыча, повернула морду к Джералу.
Джерал отмахнулся от нее мечом и попятился. Его клинок отсек зверю кончик уха, и пантера, которая не привыкла получать отпор, взвыла и отпрыгнула в сторону. Джерал устремился за нею, но тут же лоб в лоб столкнулся с эльфом, который вышел из боя, зажимая ладонью собственное ухо.
В самой гуще битвы Джерал на несколько мгновений застыл с открытым ртом. Вокруг с лязгом скрещивались и сверкали мечи. Люди и Обращенные дрались не на жизнь, а на смерть. Армия наступала с обеих сторон, а посреди всего этого безумия эльф опустился на колени перед пантерой и зажал ладонью ее раненое ухо. Они на краткий миг соприкоснулись головами, а потом повернулись и взглянули на Джерала. В следующую секунду оба стремительно бросились на него.
— О нет, — Джерал беспомощно оглянулся по сторонам. Вокруг шел ожесточенный бой, но рядом не было никого, кто мог бы прийти ему на помощь. — Ко мне! Меня атакуют!
Отступать ему было некуда, разве что в лес, где его ждала одинокая и бесславная смерть. Пара Обращенных гигантскими прыжками неслась к нему. Слева от него один из магов ударил заклинанием. Невидимый конус маны подхватил двух эльфов, оторвал их от земли и зашвырнул обратно в лес. В следующий миг пантера зарычала, словно в агонии. Она прыгнула прямо на мага, и ее когти пробороздили глубокие раны у него на груди, а челюсти сомкнулись у него на плече, разрывая плоть.
Пара Обращенных оказалась перед ним. Джерал выставил перед собой меч, твердо решив, что не станет умирать хнычущим трусом. Но они не стали его атаковать. Вместо этого эльф и пантера разошлись в стороны, тесня его назад. Эльф, словно одичавшая собака, пролаял какую-то команду, и остальные Обращенные тут же вышли из боя, образуя полукольцо, в середине которого оказались освобожденные из рабства шарпы.
— Заклинания! — заорал Джерал. — Бейте закли…
Эльф, наступавший на него, стремительно шагнул вперед и нанес ему сокрушительный удар в подбородок. Джерал понял, что произошло, только оказавшись на земле. Вокруг него послышался топот ног. Затем в воздухе провыло запоздалое заклинание, и он услышал полный боли крик кого-то из эльфов и разъяренный рык пантер.
Джерал попытался встать. Голова у него кружилась. Чьи-то грубые руки подняли его на ноги и всунули ему в руки меч. В пылу погони люди забежали в лес, и Джерал последовал за ними, поначалу неуверенно и пошатываясь, но потом все с большей целеустремленностью. Он бежал на свет дозорных костров, но остановился рядом с Хундом и стал кричать своим людям, чтобы те прекратили погоню. Они уже и так гонялись за тенями.
— Хунд, — сказал он.
Хунд стоял рядом с раненым магом, который так и застыл в одной позе, глядя на лес. Мимо них поспешно проскакивали вышедшие из боя мужчины. Кое-кто бросал взгляды на мага и тут же испуганно отворачивался. Хунд поманил к себе Джерала.
Кровь Джерал заметил раньше, чем увидел раны, и, глядя на несчастного мага, не чувствовал к нему ничего, кроме жалости. У костра лежали погибшие в первые же минуты нападения солдаты и маги, но они, к счастью, уже ничего не могли видеть. Джерал вполне отдавал себе отчет в том, что смерть их была ужасной, но при этом не мог уразуметь жестокости, с которой Обращенные обошлись с единственным уцелевшим человеком.
Джералу показалось, что он узнал в нем Пириана, но ошибиться было очень легко. Порезы, нанесенные когтями пантеры и рукой эльфа, начинались у него на лбу. Длинный разрез тянулся от виска до виска, нанесенный с хирургической точностью. Кровь заливала его лицо, капая с бровей. Нос был отрезан по всей длине, и порез тянулся ниже, рассекая напополам верхнюю губу.
На щеках у Пириана красовались по четыре продольные борозды, тянувшиеся от носа к ушам, которые были наполовину откушены. И, наконец, шея была вспорота от подбородка до воротника рубахи. Ни одна из ран не выглядела достаточно глубокой, чтобы стать смертельной, но они были нанесены с таким расчетом, чтобы оставить шрамы. Джерал машинально потрогал рукой собственное горло и возблагодарил свое относительное везение.
Пириан же пребывал в глубоком шоке. Глаза у него закатились, чтобы не видеть произошедшего кошмара, а лицо заливала кровь. Но пострадали только его смертельно бледное лицо и разум, тогда как в остальном он не получил ни царапины.
— Его можно увести отсюда? — спросил Джерал. — Ты не пробовал?
— Он застыл, как изваяние. Думаю, нам придется нести его, — негромко ответил Хунд. — Почему они так обошлись с ним? Почему бы просто не убить его?
Джерал вздохнул, и для него приоткрылась еще одна маленькая дверца, позволявшая заглянуть в психику эльфов. Его страх и уважение к ним возросли в равной мере, причем очень значительно.
— Это — послание, — медленно проговорил он. — К утру вся армия будет знать о том, что с ним случилось. Рано или поздно, но его увидят все. Эльфы знают, что мы не можем убить его, так что он каждый день будет с нами, как жуткое напоминание о том, что ждет нас в лесу.
— И они проделали такой путь только ради этого? Чтобы доставить нам послание?
— О нет, — ответил Джерал. — Это — всего лишь интермедия. Они только что освободили семьдесят шарпов. При этом не стали убивать всех подряд, без разбору, что с легкостью могло случиться. Но, тем не менее, они нас изрядно ослабили.
— И что нам теперь делать?
— Строить. Больше. Барж.