Воспитание ангела. Сборник повести и рассказов

Один раз, когда какой-то принципиальный пятиклассник, заметив курившего в туалете на третьем этаже Юрика Трофимова, пообещал доложить об этом вопиющем проступке директору, отрядом бойцов восьмого «Б»: Юриком Трофимовым, Авдеем, Чапой с примкнувшими к ним кунаками Чапы, семиклашками Шторцем, Ляпустиным и Мещерей, было принято решение устроить показательную экзекуцию.

В большую перемену ребята спустились с «Олимпа», собрали без половых различий всю безумно носившуюся по этажу мелочь и заперли вопящую от несправедливости и страха толпу в туалете для мальчиков на висячий замок.

Конечно потом вызывали родителей, грозили выгнать из комсомола и вообще из школы. Всё как обычно. Но был момент, который больно задел Илью. Это когда всех мальчиков его класса построили в актовом зале и вдоль шеренги, внимательно вглядываясь в лица, прошли директор, завуч и пионервожатая Ирина Щёлкина.

Выявляли зачинщиков и непосредственных участников. Поначалу никто, конечно, не сознался. Трофимов ухмылялся во весь рот и, выворачивая шею, внимательно следил, кто что скажет.

Это было первое, что не понравилось Илье. Получалось так, что из-за их выходки могли пострадать и невиновные, те кто не принимал участие в операции.

Когда директор остановился перед Васей Комиссаровым, за два человека до Ильи, и задал ему вопрос, Илья решил, что признается. Было немного страшно. Рядом сопел и переминался Мещеря. Илья толкнул его локтем в бок и вопросительно посмотрел в глаза. Мещеря всё понял, но отрицательно замотал головой. Но директор до них не дошёл.

Фёдору Ивановичу самому была неприятна вся эта процедура. Он пошёл на поводу у завуча и пионервожатой и теперь жалел об этом. На память пришла похожая сцена, когда вдоль строя оставившего боевые позиции его взвода проходил особист, выявляя паникёров.

Он отошёл от шеренги и объявил:

– Раз никто не хочет признаваться, тогда каждый из присутствующих будет обязан отработать в школьном саду три дня в осенние каникулы. Евдокия Петровна, —обратился он к завучу, – прошу проследить.

Он уже собирался уходить, когда его схватила за руку пионервожатая.

– Нет, Фёдор Иванович, – сказала Щёлкина, – это не правильно и не справедливо.

– Да? – поморщился директор. – А что вы предлагаете, уважаемая?

– Есть свидетель, – храбро заявила девушка.

И тогда в зал вошла Мила Шурыгина…

Сейчас, в этот солнечный летний день, глядя, на стройную, немного полную, почти одного роста с Ильёй девушку в платье в горошек, с круглым в веснушках лицом, небольшим курносым носом и карими с разноцветной радужкой глазами Илья с трудом признал в ней ту маленькую худенькую девчонку, с бледным от волнения лицом и горящими глазами, которая тогда, в школе, бесстрашно, прямиком направилась сначала к Трофимову, потом вытащила из строя сопротивлявшихся Авдея и Женьку Ляпустина.

Не дожидаясь очной ставки, из строя вышел Сергей Чаплыгин, за ним ещё один зачинщик.

– Ну, я пошёл, – прошептал Мещеря и тоже сделал шаг вперёд.

Илья немного замешкался, поражённый происходящим, и поэтому не успел выйти вслед за другом, хотя только что сам агитировал его сдаться. Но теперь он не мог этого сделать, так как перед ним вплотную стояла Шурыгина.

Она посмотрела ему прямо в глаза и почему-то резко отвернулась и прошла мимо.

Илья от неожиданности даже закашлялся.

– Эй, ты куда? – чувствуя, что выглядит ужасно глупо, крикнул он девчонке в спину.

Но Шурыгина будто не услышала, прошла до конца шеренги и встала у окна спиной к залу.

Мещеря возмущённо фыркнул, Трофимов громко заржал.

– Во даёт, девка!

– Молчать, Чаплыгин, – строго прикрикнул Фёдор Иванович.

– И так, Ирина Николаевна, – сказал он, обращаясь к пионервожатой, – теперь, кажется, всем всё ясно.

– Ничего не ясно, – раздражённо крикнул Илья. – Эй, ты, – грубо окликнул он девчонку, – скажешь, меня там не было?

Шурыгина вздрогнула и обернулась. Яркий свет от окна мешал разглядеть её лицо, но Илья видел, что она вся дрожит.

– Я не знаю, – голос её сорвался. – И… Идите вы все к чёрту, – вдруг крикнула она, громко всхлипнула и бросилась вон из зала.

***

С чувством исполненного долга, чрезвычайно довольный собой, Илья навернул картошки с мясом, выпил стакан молока.

– Накось, съешь солёненького огурчика, – сказал Матрёна и любовно погладила внука по голове.

– Солёное, с молоком? – вяло возмутился разомлевший от пищи Илья, но благосклонно с хрустом всё же надкусил огурец.

– Пока деда нет, – таинственно зашептала Матрёна, – я тебе тут подарочек припасла.

Перед лицом Илья что-то повисло на тонкой бечёвке.

– Что это, ба?

– Я тут подумала, – продолжала шептать бабка, – коли ты комсомолец, то в церковь тебе нельзя. Да и дед наш… вон дрова колет. Но Господь тебя бережёт. Так я тебе вместо крестика вот это хочу на шею повесить.

Илья ощутил в руке шершавую деревянную поверхность. Это была та самая щепка, что застряла у него в руке.

– Ты присмотрись, – попросила Матрёна и голос её слегка задрожал, – видишь вот это пятнышко. А вот ещё. Это твоя кровь.

От неожиданности Илья поперхнулся огурцом. Бабка сильно ударила его по спине.

– А ты думаешь, мы с дедом ничего не видели, не понимаем? Только объяснить это нельзя. Ты сам-то, как думаешь?

Ещё бы он не думал… А когда ему было думать? Ночь провалялся почти без сознания. Потом этот Сиротин. Деда надо было спасать. Голова другим была занята…

Ещё как думал, и только как чудом всё произошедшее с ним назвать не мог. Это факт. И чудеса эти происходят с ним с того момента, как они с Чапой чуть не погибли там, под землёй, на кладбище.

Допустим, что Аратрон и Хи-хаак в метро, этот толстяк с щупальцами и его похожий на девушку помощник здесь под потолком – это всего лишь фантазии его больной головы, призраки. Но фигуры у могилы видел не только он, но и Чапа. Только тогда они решили никому об этом не рассказывать. Их бы засмеяли все. И больше не говорили об этом, потому что Илья решил бежать к деду с бабкой… Интересно, как там Чапа?

Рука – это чудо для бабки с дедом, а для него – абсолютная реальность. Он же видел паука с ножками, уж он-то совсем живой. Вон и паутина до сих пор в углу висит. А то, что паук перебрался к боксёру Холину в рукав, а тот сделал вид, что так и надо… Другой бы заорал от страха. А то, что этот товарищ Холин похож на… Ну и что? Ведь Холин живой, он же Илье руку жал. И всем жал! И этому гаду Сиротину. И не будь Холина, ещё неизвестно, остался бы дедушка на свободе. А чёрный человек в машине…

Илья помотал головой, останавливая обрушившийся шквал мыслей.

– Ну, не хочешь, не говори, – по-своему истолковала реакцию внука Матрёна, – только ты береги себя, Илька, а я на тебя записочку напишу и свечку поставлю.

– Согласен, ба, – улыбнулся Илья, – и лучше будет, если обо всём этом больше никто не узнает. Мне же ещё в партию вступать, – пошутил он.

– И даже батюшка?

– Ба, ты что, издеваешься? – возмутился Илья. – Ты мне лучше скажи, где здесь пионерский лагерь?

–… и Виктор, и мама твоя? – продолжала вопрошать бабка.

– Никому, – твёрдо сказал Илья. – Дед, ну скажи ты ей.

Вошедший в комнату дед хмуро уставился на бабку с внуком.

– В субботу родители твои приедут. Матрёна, ты сноху знаешь. Ей нельзя волноваться, она в ЦК работает. А Виктор, если узнает обо всём, Илью обязательно выпорет. Тебе это нужно? Да и этот лейтенант… Сиротин, кажется… Он это так не оставит. Они нынче злые все на народ. А всё Хрущ этот проклятый с его секретным докладом. Хорошо я на пенсии – я бы тоже, наверное, поубивал всех.

Чапа

Два года назад, ученик восьмого класса 711-ой школы по Кутузовскому проспекту Чаплыгин Сергей Иванович влюбился в Ирину Николаевну Щелкину.

Это событие никак не вписывалось в размеренную и несчастную жизнь Сергея, который с первых дней учёбы в школе получил обидное прозвище «толстый», а начиная с шестого класса, с лёгкой руки его друга, Лёхи Агафонова, маленького худющего мальчика с длинной головой на тонкой шее и в очках с толстыми стёклами, он обрёл кличку Чапа, созвучную фамилии и в точности соответствующую неказистой фигуре и тяжёлой плоскостопой походке.

Хрен редьки не слаще! – и Сергей продолжал страдать, особенно когда приходилось выходить в спортзал в одних трусах и майке. В то время как тот же Лёха под восторженные крики девчонок лихо крутился на перекладине, Сергей в сторонке безуспешно пытался оторвать своё грузное тело от земли, подтягиваясь на канате.

Учитель физкультуры Александр Иванович Пахомов, бывший баскетболист, не скрывал своего презрения к таким недотёпам как Сергей или Светка Сазонова, которая тоже выделялась ростом и своими пышными формами среди в основном худеньких и стройных девочек, и к тому же была огненно рыжей с веснушками по всему лицу и плечам.

Но в отличие от Светки, которая надавила на жалость и выпросила у физрука с помощью своих родителей и липовой медицинской справки освобождение от физкультуры, Сергей на каждом уроке вынужден был бороться с канатом, в то время как ребята играли в баскетбол, а девчонки занимались гимнастикой.

В конце концов у Сергея незаметно для него самого сформировался -как он случайно услышал в очереди в поликлинике и тут же впечатал в свою судьбу этот термин – комплекс неполноценности. Когда пришло время по другому глядеть на девчонок и не удовлетворяться только дёрганьем их за косички и задиранием юбок, Сергей и вовсе почувствовал себя изгоем. Даже Светка Сазонова удивлённо хмыкнула и презрительно отвернулась, когда он, набравшись храбрости, предложил ей вместе готовить домашнее задание. Чего уж говорить о Ленке Елиной, высокой блондинке, с белыми ногами – бутылочками, или о красавице Катьке Шестак, которая, каждый раз нарочно, как бы удивлённо вскидывала брови, когда слышала, как на уроке учительница называла фамилию Чаплыгин. Мол: «Кто такой?»

***

Всё изменилось внезапно.

В один из дней физрука посредине урока вызвали к директору и ребята остались в спортзале одни. К Сергею подошёл Лёха и на полном серьёзе предложил помочь взобраться по канату. Он показал как надо делать хват, чтобы руки не скользили и как зажимать канат ногами, создавая упор для отталкивания.

Сергей попробовал и у него получилось. На радостях, что он сможет наконец как все ребята дотронуться до пятиметрового потолка рукой, Сергей пополз вверх. Но достигнув середины каната, вдруг почувствовал, что начинает раскачиваться. Глянул вниз: Лёха и ещё пара ребят ухватились на конец каната и начали раскачивать его с угрожающей амплитудой.

Сергей судорожно вцепился в витое тело каната, но старался не подавать виду, что ему страшно, и сначала даже заулыбался проделке товарищей. Но когда при очередном качке его тело оказалось на высоте трёх метров и вне спасительного четырёхугольника разложенных на полу матов, Сергеем овладел жуткий страх.

В этот момент вернулся физрук.

Александр Иванович только что получил нагоняй от директора за то, что разрешил Сазоновой не появляться на уроках, и был страшно зол на этих проклятых толстяков, которые портили ему все показатели при сдаче норм ГТО. Стоявший «на стрёме» Пашка Комиссаров ещё на лестнице «засёк» физрука, и когда тот появился в зале, ребята уже сидели на лавочке вдоль стены, а Сергей в одиночестве продолжал исполнять роль маятника под потолком.

Ни слова не говоря, Пахомов размахнулся и запустил в его сторону тяжёлую связку ключей, которую всегда держал в руках. Снаряд нашёл цель как раз в самой высокой – «мёртвой» – точке раската маятника.

Сергей почувствовал резкую боль в спине, разжал руки и с коротким сдавленным криком спиной плашмя рухнул на пол рядом с матами.

Завизжали девчонки, ребята кинулись к Сергею, а он лежал, уставившись в потолок, в полном сознании, но совершенно не чувствуя тела.

Перед ним возникло красное, с бледными тонкими губами лицо Александра Ивановича. За ним сначала удивлённые, с каким-то странным интересом, а затем полные ужаса глаза Лёхи.

– Серёжа, – спросил физрук, – ты как?

Сергей увидел, как взлетела вверх его собственная рука и ухватилась за ворот олимпийки Пахомова.

– Ты чего это? – удивился Пахомов.

– Нормально, – с трудом выдавил Сергей из груди воздух и с ужасом подумал, что может больше никогда не вздохнуть.

– А…а! – закричал он, наполняясь счастьем, как только воздух вновь наполнил лёгкие.

Физрук под мышки, а ребята за ноги схватили Сергея, собираясь поднять.

– Стойте, – вдруг раздался голос Ленки Елиной, – его нельзя трогать. Мне мама говорила, что если человек упал с высоты, то должен оставаться неподвижным. Надо вызвать скорую.

– Какую скорую, девочка! – грубо оборвал её физрук и тут же добавил, – Леночка, мы же не знаем, что с ним?

– Вот именно, – продолжала гнуть своё Ленка, – поэтому нужен врач.

Тут Сергей увидел, с какой мольбой глядят на него глаза Александра Ивановича, и тут же сообразил, что для физрука этот день может стать последним в его пребывании в школе, а то и на свободе.

– Не надо скорую, – как можно твёрже сказал он, – со мной, вроде, всё в порядке.

Может быть от такого неожиданного общего внимания и сочувствия, от осознания внезапно возникшей собственной значимости в судьбе физрука, от Ленкиного голоса, в котором слышались настоящая забота и страх за его жизнь, он и вправду почувствовал неожиданный прилив сил и неожиданно присел.

– Ну, слава Богу! – сказал физрук, – живой.

Ребята подхватили Сергея и отвели в раздевалку. Физрук отпустил девчонок, попросив никому ничего не говорить. Увидев, как Сергей, поддерживаемый ребятами, но всё же своими ногами добрался до раздевалки, они, кроме Ленки Елиной дружно пообещали молчать. Только Мирошкины воспользовались моментом и потребовали вернуть в строй Сазонову и всем девчонкам поставить зачёт по ГТО.

Лена осталась в раздевалке. Она, как учила её мать, попросила Сергея несколько раз мотнуть головой и спросила, есть ли головокружение. Внимательно посмотрела зрачки, попросила несколько раз шевельнуть руками и ногами. Сергей с удовольствием сделал всё, что она просит. Девочка, кажется успокоилась и напоследок погладила его по щеке. Сергей покраснел и счастливо заулыбался.