Восхождение Примарха - 4

Глава 9

Я посмотрел на друга совсем под другим углом. А вдруг?..

Да нет, я несколько раз видел Валерия Чернышёва, и, если я что-то понимаю в родстве, то Олег на него очень похож.

— Это на самом деле круто! — проговорил я, испытывая неловкость из-за внезапной фразы Штопора. — Я очень надеюсь на то, что учитель тебе сильно поможет. Возможно, даже сильнее, чем мне.

— Да мне второй уровень бы! — глаза у Олега заблестели. — Да я бы! Да просто это было бы!.. — Он не мог подобрать слов, чтобы выразить все эмоции.

А у меня в голове звучали совсем другие слова, сказанные совсем другим голосом, но столь похожие по интонации: «Я тебя защитю! Я всех победю». Настрой у этих двоих был одинаковый.

Мне тем временем пришло сообщение от деда.

«Я уже у своего дома, приезжай, жду».

— Дед меня ждёт, — сказал я Олегу, зачем-то показывая экран смартфона с сообщением. — Буду рад зайти к тебе на тренировку.

— Отлично! — улыбнулся мне друг. — Я тебя обязательно позову.

Уже в машине, которая везла меня к небоскрёбу деда, я решил подробнее расспросить Штопора.

«Скажи мне, пожалуйста, что ты имел в виду, когда сказал, что мой друг приёмный? — поинтересовался я. — Насколько я знаю, он — сын своего отца и живёт в его доме».

«Тогда это ещё более странно, — откликнулся фамильяр. — Он же, как и я, отрезан от рода».

«Что ты имеешь ввиду? — спросил я, подозревая, что наткнулся на нечто очень-очень важное, что не замечали в отношении Олега раньше. — Что значит, отрезан?»

«Он — вне, — ответил на это Штопор, затем подумал ещё и добавил. — Его нет в роду, он от него отрезан, как и я. Только я не в роду, потому что потерялся, а если он не терялся, то я не знаю, почему он не в роду».

«Архос, — позвал я. — Ты что-нибудь понимаешь?»

«Если честно, — отозвался мой ментальный наставник. — То не особо. Единственное, что я понял из бормотания нашего малыша, что твой друг Олег Чернышёв не введён в род».

Я впервые за долгое время попытался обратиться к памяти Никиты Державина образца дотруселёвого периода. Но она не особо смогла мне помочь, выдав какие-то смутные образы в виде небольших смерчей. Зато помогла память из другого мира. Действительно, когда малыш вставал на ноги, его принимали в род. Но у нас это было, скорее, красивой традицией. А тут…

«То есть, ты хочешь сказать, — снова обратился я к Штопору, — что Олег Чернышёв не входит в свой собственный род?»

«Да, да! — горячо подтвердил фамильяр. — Он носит фамилию, но его связи с родом висят, как оборванная паутина на осеннем ветру».

И неожиданно поэтическое сравнение моментально дало мне образ. Я кое-что начал сопоставлять. У абсолютов редко бывают дети ниже восьмого уровня. Так сказать, от осинки не родятся апельсинки. Но чтобы прям нулевик — это нонсенс. Впору действительно задуматься о родстве. Хм, нужно будет обязательно узнать об этом больше.

«А что можно сделать, чтобы это исправить, ты знаешь? — спросил я, в самом своём вопросе видя ответ. — Принять в род, так?»

«Я очень хотел бы, чтобы ты принял меня в свой род, — застенчиво пробормотал Штопор. — Но не знаю, поможет ли это Олегу. Я просто вижу, что он ничей. Поэтому и подумал, что его усыновили».

Ничей. Ещё одно колкое слово. Интересно, а он сильно изменится, если станет чьим-то? Закончится у него эта сплошная череда неудач?

«Спасибо, Штопор, — проговорил я. — Ты мне дал очень хорошую пищу для размышлений. Ну и насчёт тебя я тоже понял».

«Хорошо, что я помогаю! — восхитился фамильяр. — Я же хороший? Ты мною доволен, да?»

«Конечно, доволен, — произнёс я с улыбкой. — И да, ты очень хороший, но громкий».

«Вот же, — подумал я, — кому-то, оказывается, постоянно требуется одобрение. А кому-то необходимо быть принятым в род». Я решил, что обязательно уточню этот вопрос и наведу справки. Да вот хотя бы у деда.

Глядя на Кшиштофа, плюгавого учёного в халате и очках, который суетился вокруг артефакта, постоянно что-то проверяя и перепроверяя, Стивен думал о том, кто вообще в здравом уме додумался заставить его отчитываться перед комиссией. Кшиштоф — стопроцентный ботаник-интроверт, которому любое общение с людьми, даже пусть они будут изображены в виде простых смайлов — нож по горлу.

Впрочем, ладно. К счастью, подготовительный этап прошёл, артефакт доказал свою работоспособность, а с Кшиштофа сняли обязательство отчитываться за ход эксперимента.

А ведь он единственный, кроме самого Стивена, кто верил в успех с того самого момента, как узнал об эксперименте. Надо будет его потом наградить. Но это чуть позже, когда все цели будут достигнуты.

К Стивену подошёл Певер и откашлялся.

— Господин директор, — проговорил он максимально услужливым голосом. — Только что звонил начальник спецгруппы Гнедой и доложил, что магические паразиты нового образца внедрены в тело объекта и уже начали свою деятельность.

— Отличные новости, — едва оглянувшись на заместителя, проговорил Стивен. — Сейчас мы проверим, из чего состоит этот самый Скуратов.

Артефакт, как и обычное эфирное сердце имел два контура и целый ряд различных возможностей для преобразования магии. Грубо говоря, он служил Стивену дополнением к собственному эфирному сердцу, в которое он в своё время смог привлечь всего лишь одну-единственную магию.

Зато в артефакт он хотел собрать всё, что только возможно.

На данный момент искусственное эфирное сердце было под завязку заполнено эфиром, переработанным из других магий, но этого было мало. Нужна была сама сила конкретных проявлений, чтобы артефакт их «узнал» и мог бы воспроизводить, как обычный эфирник.

Стивен некоторое время размышлял, с кого начать эксперимент, и его выбор пал на Сергея Скуратова. Было тому несколько причин. Основная — Разумовский очень сильно подкачал, сорвав планы по освоению Российской империи. Соответственно, за ним должок. А раз сам он его отдать не может, пусть отдаёт его сын.

Вторая причина крылась в достаточно большом расстоянии между местом, где находился Скуратов, и лабораторией. А Стивен очень хотел опробовать дальнюю переброску магии. Расчёты показывали, что потери при переброске будут колоссальными, но вдруг нет? Вдруг есть смысл подсаживать паразитов в дальних уголках планеты?

Ведь уникумы иногда прячутся далеко от цивилизации.

Например, как он сам.

— Кшиштоф, — сказал Стивен, подойдя к учёному, и положил руку ему на плечо, от чего мужичонка вздрогнул. — Наши новые паразиты подсажены, принимай поток.

— Какая будет первой? — сверкнув очками, поинтересовался учёный.

— Ментальная, — ответил Стивен и вспомнил, как в своё время боялся менталистов, думая, что они сильнее всех. Как оказалось, нет. — И сразу доложи мне, какая потеря будет. Расстояние всё-таки несколько тысяч километров, так что надо понять процент эффективности.

— Будет сделано, — сказал учёный и пошёл к панели с суперкомпьютером.

Магический поток они уловили практически мгновенно. Кем бы ни был тот самый Гнедой, но паразитов он смог настроить отменно. Вот только интенсивность этого самого потока оставляла желать лучшего.

Кшиштоф бился с различными параметрами, пытаясь усилить приём ментальной энергии, но так особо в этом и не преуспел. Магические паразиты, которые были скорее магическими биоботами, буквально сжигали объект, в который их подсадили, выкачивая из него всё до капли, но до лаборатории добиралось от пятнадцати до восемнадцати процентов.

Представив Стивену расчёты по полученной энергии, учёный склонил голову, а руки его откровенно подрагивали.

— Не переживай ты так, — сказал ему директор. — Ты ни в чём не виноват.

— Я обещал потери не больше пятидесяти процентов, — качая головой, ответил Кшиштоф. — А тут все восемьдесят пять.

— Так это ты обещал в том случае, если объект в лаборатории. А у нас объект аж в Москве. Так что брось. Попробовали, учли, сделали выводы, и всё.

— И что же? — учёный поднял глаза на директора и принялся теребить рукав халата. — Нужно будет остановить эту часть эксперимента? — кажется, он боялся, что Стивен ответит на это утвердительно.

— Ни в коем случае! — сказал директор. — Певер, подойди, пожалуйста.

Певер, который всегда держал нос по ветру в присутствии хозяина, через тридцать секунд уже стоял подле него.

— Певер, — Стивен посмотрел на него исподлобья, но лишь потому, что полностью был поглощён собственными мыслями. — Подготовьте, пожалуйста, вип-камеры для наших будущих гостей.

— Так точно, — Певер вытянулся во фрунт.

— А, и нужно пригласить их всех к нам, — проговорил директор. — Распорядитесь, чтобы доставили уникумов среднего и высшего ранга прямо к нам сюда. Чтобы не расплёскивать особо.

— Будет сделано, — заместитель уже развернулся, но затем у него возник вопрос, и он повернулся обратно. — А сколько уникумов надо?

— А сколько получится захватить, — Стивен пожал плечами, показывая, что это не имеет решающего значения. — Всё равно скоро им всем конец.

Державин-старший встречал меня на улице. Порывы ледяного ветра трепали полы его тёмно-синего пальто и седые волосы на голове и в бороде, но он, казалось, не замечал этого. Словно изваяние, стоял он на своей земле и оглядывал восстанавливаемую башню.

— Привет, дед, — сказал я, выбравшись из машины и пожимая ему руку. — Как идёт ремонт?

— Привет, Никит, — ответил он, всем своим видом показывая, что не особо воодушевлён. — Честно говоря, могло бы быть и лучше. Говорят, что из-за специфических погодных условий очень сложно работать.

Я понимал, о чём он говорит. Да, основное завихрение воздуха висело над дедовым небоскрёбом, но даже тут — внизу — ветер дул постоянно. И сейчас он был ледяной, пронизывающий до костей. Нам он казался ласковым бризом, а вот рабочих, наверняка, вынуждал работать короткими сменами, после которых они отогревались где-то в тепле.

— Но я смотрю, уже почти ничего не напоминает о взрыве, — проговорил я на это, оглядывая окрестности.

И действительно, на месте разлетевшегося на куски крематория уже зиял котлован, в который надлежало залить бетон, как только позволят погодные условия. Огромные куски, вырванные из башни, были заменены новыми, современными конструкциями, усиленными строительной магией. Лопнувшие от взрыва стёкла уже практически все заменили. Сейчас бригада трудилась в районе пятидесятого этажа, где оказалось несколько треснувших стёкол, которые не заметили раньше.

Отсюда с земли бригада рабочих выглядела маленькой, словно игрушечной.

— Это да, — согласился дед. — Вообще я зря дал волю Славику. Надо было уменьшить до минимума заряд взрывчатки. Тогда бы только крематорий разворотило, и то не весь. Нет, блин, давай шандарахнем! С детства он — любитель всяческих фейерверков. Его из академии-то чуть не отчислили за то, что он учебный корпус чуть не сжёг.

Оказывается, я многого не знал о своём дяде Славе. Мне он казался серьёзным и собранным человеком, который родился уже с армейским уставом в руках, а тут вон что выясняется.

— А когда обещают закончить-то? — поинтересовался я и тут же спохватился, что мои слова можно трактовать по-разному. — Это совсем не значит, что ты мне надоел, просто понимаю, как ты беспокоишься.

Дед повернулся ко мне и внимательно всмотрелся в мои глаза.

— До того, как ты решил поправиться, было лучше, — проговорил он и лишь после этого улыбнулся. — Говорят, ещё месяц-два. Но это полностью восстановить, как было и даже лучше. А жить можно и сейчас. Но я надеюсь, что вы пока меня не погоните, — и он хохотнул.

Видимо, мысль о том, что мы сможем его попросить вон, показалась ему забавной.

— Спим и видим, как бы тебя выпроводить, — в тон ему ответил я. — Кстати, я сдал практику в академии. И, судя по продолжительным овациям, на отлично.

— Я почему-то даже не сомневался, — дед стоял на одном месте, овеваемый ледяным ветром, словно получая удовольствие от одного лишь факта, что находится возле родного дома. — В последнее время ты сильно возмужал, и это бросается в глаза. Думаешь, я просто так на тебя вертолётный завод переписал?

— А я думал, чтобы налоги не платить, — ехидно заметил я и удостоился взгляда исподлобья, в котором всё равно искрился задор.

— Вот же ты — заноза какая, — проговорил дед, глядя на меня. — Молодец. Но нет, спешу тебя разочаровать. О налогах я в тот момент вообще не думал.

— А мне пришлось, — продолжая гнуть свою линию, заявил я. — Впрочем, я на этом фронте учусь, так что проблем возникнуть не должно. Кстати, я подписал нашего преподавателя по налогам, Никифора Владимировича на полный внутренний аудит предприятия. Так что думаю, он мне и с последующим расчётом налогов поможет.

— Помнишь, я говорил тебе, что ты везучий? — спросил меня Державин-старший. — И окружаешь себя исключительно полезными людьми?

Я был готов с ним поспорить, но не стал. Однако какая может быть польза от того же Олега? Да и не искал я никогда выгоды из общения с другими. Если уж она сама плыла мне в руки, то тут грех было отказываться.

— Помню, — кивнул я, запрокидывая голову.

Рабочие в люльке на уровне пятидесятого этажа как раз пытались снять очередной осколок стекла высотой в целый этаж. «Интересно, — подумал я, а как они это делают? Присосками? А на таком морозе присоски эти эффективны, или нет?»

— Так вот, — продолжил тем временем дед, — могу теперь сказать, что ты не только везучий, но и хитрый, как Чернобог. — Как получить «отлично» на предмете «Налогообложение»? Найми преподавателя сделать себе аудит! Ты просто молодчина! Горжусь!

Мне было приятно, и даже кровь прилила к мочкам ушей. Ведь положительная оценка твоих действий со стороны значимых для тебя людей всегда непосредственным образом влияет на работоспособность. Похвалили, сделаешь ещё и даже лучше, чем раньше. А как же тогда было у Олега?

— Ну, — сказал я, потирая ладони, — я надеюсь не только «отлично» по налогообложению получить, но и сделать так, чтобы Никифор мне все налоги и посчитал. Где-то, к слову, их снизив по возможности.

— Ты просто гений! — сказал мне дед и похлопал по плечу. — Браво!

— Послушай, я вот тут спросить хотел, — решил я сменить тему. — А как у нас вообще в род принимают. И это обязательное условие, или как? Что будет, если этого не сделать?

Дед задумался. Он явно анализировал мои вопросы, чтобы понять, как лучше мне ответить.

— Что касается самого ритуала, то у всех он разный, — ответил он мне после недолгого размышления. — Например, вас мы на смерчах таких вот — метровых, — он показал руками, — катали. Как у других — не знаю. Но, наверняка, это напрямую связано со стихией, которой владеет род. Что же до необходимости этого. Не знаю, вроде бы это просто ритуал, дань традициям, но ни у кого даже мысли не бывает его не проводить. Это, знаешь, вроде как и формальность, но без неё не обходятся. Я, конечно, слышал, что есть те, кто не выполняет ритуал, и у них потом дети болеют, но документальных подтверждений этому я дать не могу.

— Понятно, — сказал я и задумался сам.

А что если Олега не приняли в род, не исполнили эту формальность, и теперь он, выражаясь словами Штопора, как паутинка на осеннем ветру? Очень даже может быть, не так ли?

— А к чему ты это спросил, если не секрет? — поинтересовался дед. — Если что, тебя принимали по всем правилам, так что ты — наш, — он снова хохотнул.

— В этом-то я как раз не сомневаюсь, — проговорил я, зная, что никогда не был отрезан от родовой магии, моя проблема заключалась в разрушенном источнике. — Но мне сегодня фамильяр сказал, что Олег Чернышёв отрезан от рода. Вот я и пытаюсь выяснить, что это такое и почему могло случиться и как вообще возможно.

— Чернышёв, — задумчиво проговорил дед и обернулся ко мне, чтобы ветер не особо уносил слова и можно было бы говорить тише. — Видишь ли, с Чернышёвыми не всё так просто. Около двадцати лет назад случилось сразу несколько событий. Так сказать, череда различных случайностей. Сначала Валерий стал абсолютом. И хоть это было вполне ожидаемо, но радость-то никуда не денешь. Валерий перебрал, стал приставать к жене, а она его отшила. Ну, потому что пьяный. Вроде бы обычное происшествие, но нет, Валерий затаил обиду.

Дед говорил, а я воочию представлял события, которые он описывал. Почему-то они собирались в моей голове в законченные кадры кинофильма. Уж не знаю, как так вышло.

— На этом фоне Валерий вдруг становится императорским абсолютом — одним из четвёрки. А я тебе уже говорил, что это значит. Вместо своей семьи он обязывается защищать семью императора. И сразу же после этого он уехал в Питер, а после с императором в европейскую поездку. Когда же вернулся, оказалось, что жена его беременна. И как-то он так всё посчитал, что ребёнок, мол, не от него, хотя та клялась и божилась, что никогда не изменяла.

Мне было противно от одного только факта, что всё это вышло наружу. Но, с другой стороны, я понимал чувства Валерия, который считал себя обманутым.

— Так, а как на самом-то деле было? — спросил я, почему-то решив, что дед точно в курсе.

— А я-то откуда знаю? — дед развёл руками. — Это же всё только слухи были. Сам Валерий предпочитал об этой истории не распространяться. Но, что все знали точно, что к Олегу он относился пренебрежительно с самого рождения и обряд принятия в род не проводил. Мол, буду я ещё всяких чужаков привечать. Ситуацию усугубляло то, что к двум годам, когда проводится ритуал, ребёнок уже худо-бедно владеет азами какой-нибудь родительской стихии, а тут, насколько я помню, он вообще был полный ноль. Зная Валерия, представляю, что пришлось выслушивать его жене. Что-нибудь в духе: «И как тебе этот конюх?» было бы лишь лёгкой разминкой.

— Жуть, — резюмировал я. — Но Олег же похож на Валерия. Разве нет?

— Я не знаю, — ответил Державин-старший. — Олега-то я точно не помню. Но то, что способности у него всё-таки проявились, но ближе уже к четырём — это факт. И то, что он в той же стихии, что и Валерий, тоже. Поэтому, полагаю, всё там нормально с родством. Тем более жена Валерия никогда даже в лёгком флирте на сторону замечена не была. А женщине такое скрыть сложно, уж поверь мне, если есть в характере, то так и прёт. Им бы не париться да тест сделать. Но кто я такой, чтобы лезть в чужие семьи?

— А если принимать в род не в два года, а вот сейчас, есть какая-нибудь разница? — спросил я, уже намечая себе действия по поводу Олега.

— Я, правда, ничего не могу тебе сказать на этот счёт, — дед пожал плечами. — Просто в моей памяти нет ничего подобного. Уж извини.

— Да я просто думаю, если Олега примут в род, как полагается, то, может быть, и магия у него появится, и спотыкаться он везде перестанет… — я хотел сказать что-то ещё, но меня перебили.

Рабочие наверху громко закричали, но мы с дедом их не услышали. Как не услышали и хруст оторвавшегося трёхметрового осколка, устремившегося с высоты пятидесятого этажа прямо нам на головы.

Я бы и не посмотрел наверх, если бы не мгновенно взвывшее паучье чутьё. Опасность! И когда я поднял взгляд, кусок стекла был уже совсем близко. Никакая человеческая реакция не позволила бы ничего предпринять. Слава богам, я был не в полной мере человеком. Я был Примархом с паучьей реакцией.

Кусок стекла казался огромным, но по сравнению с теми осколками, что запускал на Патриарших прудах абсолют, это было сущее баловство.

Я моментально выпустил несколько нитей энергетической паутины, зафиксировал их на ледяном стекле, используя острые грани углов, и отшвырнул на несколько десятков метров от нас.

Фигурки рабочих сгрудились, глядя на нас.

А в глазах деда, сначала проводившего взглядом кусок стекла, резко изменивший траекторию движения, а затем уставившегося на меня, смешались: шок, удивление, непонимание и облегчение.

— А ну-ка, пойдём, — не своим голосом сказал он мне и направился к небоскрёбу.

Внутри гуляли сквозняки, но нам было всё равно. А дед, кажется, не замечал вообще ничего вокруг. Его голову занимали совершенно иные мысли.

Когда мы поднялись на его рабочий этаж, он сначала закрыл все двери и окна. Затем врубил несколько глушилок от прослушки. Они вряд ли помогли бы от направленного прослушивания, но от случайной записи телефоном или другим гаджетом — вполне.

Затем Игорь Всеволодович открыл бар, достал два бокала и наполнил их коллекционным виски. Но мне в руку не дал, а поставил оба на столик с гербом Державиных, изображённым на крышке.

— Никита, — сказал он, излучая невероятную серьёзность, которой я в нём раньше никогда не видел. — Я живу достаточно долго. Я знаю такие виды магии, которые неизвестны многим начинающим магам. Я даже знаю техники, которыми можно было бы провернуть подобное тому, что сделал ты. Но я точно знаю, что ты пользовался не ими. И я понятия не имею, как ты отбросил то чёртово стекло, которое меня чуть не убило. И я обязан тебе жизнью, всё так. Но при всей моей благодарности, я хочу спросить, кто ты такой, черти тебя задери?