Восходящая Тень

Глава 4 Нити

Том Меррилин посыпал песком только что исписанный лист, чтобы просохли чернила, а затем осторожно ссыпал песок обратно в коробочку и задвинул крышку. Переворошив разбросанные по столу бумаги, которые, не ровен час, могли и загореться, поскольку на столе, чтобы было лучше видно, горело сразу шесть сальных свечей, он отыскал скомканный, заляпанный чернильными пятнами лист. Внимательно сравнив его с только что написанным, Том с удовлетворением провел большим пальцем по длинным седым усам, и на лице его появилась довольная улыбка. Сам благородный лорд Карлеон не заподозрил бы, что его почерк подделан.

«Будь осторожна. Твой муж догадывается».

На листке были только эти слова, без подписи. Теперь осталось подложить записочку в такое местечко, где она наверняка попадется на глаза благородному лорду Тедозиану. Пусть решит, что ее по небрежности оставила там его жена, леди Алтейма…

Раздался стук в дверь, и Том подскочил на месте. В такое позднее время он не ждал гостей.

– Минуточку, – крикнул он, поспешно пряча перья, чернильницы и оба листочка в шкатулку, – минуточку, только рубаху надену.

Заперев шкатулку, Том задвинул ее под стол, чтобы не бросалась в глаза, и обвел взглядом свою крохотную каморку без окон, стараясь приметить, не оставил ли он на виду что-нибудь такое, чего посторонним видеть не следует. Обручи и шарики для жонглирования валялись на его узкой неприбранной постели и на единственной полке вперемежку с бритвенными принадлежностями, карнавальными свечами и всевозможными мелочами, предназначенными для демонстрации ловкости рук. С настенного крюка свешивались плащ менестреля со множеством разноцветных заплат, кое-какая запасная одежонка и толстые кожаные футляры, в которых хранились его арфа и флейта. На ремне футляра от арфы был повязан алый женский шарф из полупрозрачного шелка, но такой шарф мог принадлежать кому угодно.

Том и сам уже не был уверен, что помнит, кто была та красавица, что оставила здесь свой шарф. Менестрель старался не обделять вниманием ни одну женщину, не отдавая никому предпочтения, и все это с непринужденностью и весельем. Можно их посмешить, можно даже заставить повздыхать, главное же – избегать серьезных отношений, – отныне он руководствовался именно таким принципом, убеждая себя, что на это у него нет времени.

– Иду, иду.

Том раздраженно захромал к двери. Прежде люди не могли сдержать восторженных восклицаний при виде того, как костлявый седовласый старец проделывал сальто, шпагаты и стойки на руках, причем так проворно и ловко, что не всякий юноша мог бы с ним потягаться. Хромота положила этому конец, и Том ненавидел ее. Чем больше он уставал, тем сильнее болела нога. Распахнув дверь, менестрель удивленно заморгал:

– Это ты, Мэт? Ну заходи. Я-то думал, ты трудишься в поте лица – облегчаешь кошельки здешних молодых лордов.

– Им сегодня расхотелось играть, – кисло отозвался Мэт, падая на колченогий табурет, заменявший второй стул.

Одежда юноши была в беспорядке, волосы всклокочены. Его карие глаза шарили повсюду, ни на чем не задерживаясь, но сегодня в них не было привычного лукавого блеска. Обычно этот парень ухитрялся находить смешное там, где другие не замечали ничего особенного.

Том озабоченно нахмурился. Никогда прежде Мэт не переступал этого порога без того, чтобы не отпустить шуточку насчет убожества комнатушки. Правда, Мэт соглашался, что Том поступил правильно, поселившись рядом со слугами, – так люди поскорее позабудут о том, что он заявился сюда, сопровождая Айз Седай. Соглашаться-то соглашался, однако не упускал случая съязвить на этот счет. Возможно, парень понимал и то, что такая каморка всякого должна убедить: ее обитатель никак не связан с Возрожденным Драконом. Желание Тома скрыть подобную связь Мэт, вероятно, одобрял. В свое время Меррилину потребовалось всего несколько фраз, которыми он поспешно перемолвился с Рандом, улучив момент, когда они остались наедине, чтобы объяснить истинную причину своего решения. Менестрель всегда на виду, но никто, в сущности, не замечает его и не обращает внимания, с кем он встречается и разговаривает, однако только до тех пор, пока в глазах людей он остается всего лишь менестрелем, с его незатейливыми забавами, предназначенными для слуг да деревенского люда, а может, для того, чтобы развлечь скучающих дам. Так на это смотрели в Тире. Будь он бардом, все было бы иначе.

Но что могло заставить паренька притащиться сюда в такой поздний час? Небось запутался с какой-нибудь девчонкой или бабенкой постарше, увлекшейся его лукавой улыбкой. Ну что ж, это дело обычное. Впрочем, нечего гадать, парень сам скажет, в чем дело.

– У меня тут есть доска для игры в камни. Время позднее, но, думаю, разок сыграть можно. – Не удержавшись, Том добавил: – Ты не против сделать ставку?

Он ни за что не стал бы играть с Мэтом в кости, даже на медяк, камни – совсем другое дело, это игра упорядоченная и сложная, а потому вряд ли необъяснимое везение Мэта распространяется на нее.

– Что? О нет! Какие игры, уже слишком поздно. Том, тут у тебя… Здесь что-нибудь… здесь ничего не случилось?

Прислонив доску для игры в камни к ножке стола, Том достал кисет и откопал среди оставшегося на столе сора трубку с длинным мундштуком.

– Что ты имеешь в виду? – спросил он, набивая трубку. Он успел поднести скрученную бумажку к огоньку свечи, раскурить трубку и задуть свою лучину, прежде чем Мэт ответил.

– Ну, скажем, Ранд сошел с ума. Впрочем, нет, случись такое, ты не спросил бы, что я имею в виду.

Предчувствие заставило Тома поежиться, но он, не подавая виду, спокойно выпустил длинную голубоватую струйку дыма и уселся на стул, вытянув больную ногу.

– Что случилось?

Мэт вздохнул и выложил все единым духом:

– Игральные карты пытались меня убить. Амерлин, и благородный лорд, и… Том, это мне не приснилось. Потому-то эти надутые вороны в павлиньих перьях и не хотят больше со мной играть. Они боятся, что это может повториться. Том, я думаю, пора сматываться из Тира.

Предчувствие усилилось – Том нутром чуял недоброе. И почему он сам до сих пор не смотался из Тира? Это было бы самым разумным решением. Сотни селений окрест ждут не дождутся менестреля, который позабавит их жителей. И в каждом селении найдется трактир-другой, где довольно вина, чтобы утопить в нем воспоминания. Но поступи он так, и Ранд останется в одиночестве. Кто, кроме разве что Морейн, может удерживать благородных лордов, которые того и гляди загонят Ранда в угол, а то и перережут ему глотку? Конечно, Морейн в силах справиться с этой задачей, правда используя совсем другие средства. Она ведь кайриэнка и Игру Домов, вероятно, усвоила с молоком матери. Но тогда Морейн еще крепче связала бы Ранда с Белой Башней – к чему она, видимо, и стремилась, – да так, что ему уже никогда не освободиться от пут Айз Седай. Однако, если паренек уже спятил…

«Дурак», – сказал себе Том. Надо быть круглым дураком, чтобы продолжать путаться в такие дела из-за истории, приключившейся пятнадцать лет назад. Что было – то было, и даже если остаться, ничего уже не изменить. Нужно повидаться с Рандом, хотя он сам и предостерегал юношу от подобных встреч. Возможно, никто не усмотрит ничего необычного в том, что менестрель попросит разрешения исполнить для лорда Дракона сложенную в его честь песню. Знал он невесть кем сочиненную кандорскую поэму, где в высокопарных словесах восхвалялись деяния некоего неведомого лорда, причем ни о времени, ни о месте свершения оных ничего не сообщалось. Верно, заказавший ее лорд не имел реальных заслуг, которые стоили бы упоминания. Что ж, на сей случай поэма сгодится. Только вот не покажется ли это странным Морейн? Это ничуть не лучше, чем возбудить подозрения благородных лордов. «Эх, ну и дурак же я! Мне бы убраться отсюда, да сегодня же!»

Внутри у Тома все горело, но на лице его ничего не отражалось. Том научился владеть собой задолго до того, как облачился в плащ менестреля. Он выпустил три колечка дыма, одно сквозь другое, и промолвил:

– Ты ведь помышлял о том, чтобы уехать из Тира, с того дня, как явился в Твердыню.

Мэт, примостившийся на краешке табурета, метнул на него сердитый взгляд:

– И я собираюсь это сделать. Твердо решил. Почему бы и тебе не двинуть со мной, а, Том? Существуют ведь города, где и слыхом не слыхивали о том, что Дракон уже возродился, где люди годами не вспоминают о проклятых пророчествах и ни о каком проклятом Драконе думать не думают. Сколько людей считают Темного бабкиной сказкой, рассказы о троллоках – выдумкой путешественников и уверены, что если мурддраал и ездит на тенях, то лишь затем, чтобы пугать ребятишек. Ты мог бы играть на арфе да рассказывать всякие истории, а уж я всегда найду, с кем бросить кости или перекинуться в картишки. Мы с тобой могли бы жить как лорды – едем, куда хотим, останавливаемся, где приглянется, и не надо вечно опасаться за свою жизнь.

Надо же, Мэт почти точно повторил его мысли, – видать, дело худо. Ну ладно, раз уж таким дураком уродился, надо все же как-то выкручиваться.

– Если ты и впрямь твердо решил, то почему до сих пор не ушел?

– Морейн не спускает с меня глаз, – с горечью ответил Мэт, – а когда не следит сама, то поручает это кому-то другому.

– Я знаю, Айз Седай не любят отпускать на волю тех, кто угодил к ним в руки. – Том был убежден, что это еще мягко сказано; правда, на сей счет ходили только слухи. Мэт, тот вообще в это не верил, а те, кто знал, помалкивали. Морейн, конечно, знала наверняка. Ну да что тут толковать? Тому Мэт нравился, он был даже кое-чем ему обязан, но все заботы Мэта не шли ни в какое сравнение с тревогами Ранда. – Знаешь, мне трудно поверить, что Морейн поручает кому-то следить за тобой.

– Все может быть. Она постоянно расспрашивает людей, где я да что я делаю. Ясно, что до меня это доходит. А ты знаешь кого-нибудь, кто посмел бы не ответить на вопрос Айз Седай? Я таких не встречал. Вот и выходит, что за мной слежка.

– Ты можешь отвести ей глаза, если пораскинешь мозгами. Я в жизни не видел человека, который так умел бы вовремя улизнуть, как ты. Имей в виду – это похвала.

– Всегда что-то мешает, – пробормотал Мэт. – Здесь уйма золота, которое не худо бы прибрать к рукам, и эдакая большеглазая кухарочка – так и тянет ущипнуть ее да поцеловать. И служанка – волосы до пояса, словно шелк, и такая кругленькая… – Мэт замялся – верно, сообразил, что все это звучит по-дурацки.

– А тебе не приходило в голову, что ты остался потому…

– Если ты ляпнешь что-нибудь про та’верена, – оборвал его Мэт, – я тут же уйду.

Том сказал вовсе не то, что собирался вначале:

– …потому, что Ранд твой друг и ты не хочешь бросать его?

– Бросать его! – Мэт подскочил и пнул табурет. – Том, он ведь распроклятый Возрожденный Дракон! Во всяком случае, так они с Морейн говорят, и, возможно, так оно и есть. Он может направлять эту проклятую Силу, и у него есть этот проклятый меч, как будто сделанный из стекла. Ох уж эти пророчества! Я не знаю, Том. Знаю только, что был бы таким же полоумным, как эти тайренские остолопы, если б остался. – Юноша приумолк, а потом спросил: – Так ты не думаешь, что… Морейн удерживает меня здесь при помощи Силы?

– Я не верю, что такое возможно, – медленно произнес Том. Он знал про Айз Седай достаточно, чтобы понимать, как, в сущности, мало ему известно, однако ему казалось, что тут он прав.

Мэт схватился руками за голову:

– Том, я все время только и думаю, как бы отсюда убраться, но… стоит мне решиться… появляется какое-то странное предчувствие. Как будто что-то должно произойти… вот-вот… Минуточку, я нашел слово. Ощущение такое, будто ждешь фейерверка в День солнца, только вот я не знаю, чего именно жду. Как только соберусь уйти, приходит это чувство. И я моментально нахожу какой-нибудь предлог, чтобы задержаться еще на денек. Всего-то на один проклятущий денек – и так всегда. Тебе не кажется, что здесь не обошлось без Айз Седай?

Том проглотил едва не вырвавшееся у него слово «та’верен», вынул трубку изо рта и уставился на тлеющий табачок. Менестрель мало что знал о та’веренах, как, впрочем, и все, кроме Айз Седай и, может быть, кое-кого из огиров.

– Не особо-то я умею людям помогать, когда у них что-то случилось, – сказал Том и подумал: «Да и помощник из меня плохой, мне и со своими-то делами не разобраться». Но вслух он сказал: – Тут же полно Айз Седай, далеко ходить не надо. Почему бы тебе не обратиться за помощью к одной из них? – «Правда, сам я такому своему совету никогда бы следовать не стал».

– Предлагаешь спросить Морейн?

– Нет, об этом, я думаю, и речи быть не может. Но ведь здесь Найнив, а она была Мудрой у себя на родине, в Эмондовом Лугу. Деревенские Мудрые для того и существуют, чтобы помогать людям.

Мэт хрипло рассмеялся:

– Спросить Найнив и нарваться на очередную нотацию насчет пьянства, азартных игр и… Том, она по-прежнему считает меня сопливым мальчишкой. Порой мне кажется, что она всерьез верит, будто я еще женюсь на какой-нибудь славной девушке и вернусь на отцовскую ферму.

– Многие не возражали бы против этого, – тихо произнес Том.

– Только не я. У меня нет охоты пасти скотину и выращивать табак до конца своих дней. Я хочу… – Мэт запнулся и затряс головой: – Все эти провалы в памяти. Иногда мне кажется, что, если бы удалось их заполнить, я бы понял… Чтоб мне сгореть, понятия не имею, что бы понял, но как раз это я и хочу узнать. Путаная задачка, а, Том?

– Я не уверен, что в этом смогла бы помочь даже Айз Седай. Куда уж бедному менестрелю!

– Я же сказал – никаких Айз Седай!

Том вздохнул:

– Да успокойся ты, парень. Я ничего такого и не предлагал.

– Я ухожу. Сразу же, как только соберу вещички и раздобуду коня. И ни минутой позже.

– Посреди ночи? Утро вечера мудренее. – Том удержался от того, чтобы добавить: «Если ты и впрямь уходишь». – Присядь, успокойся. В камни сыграем. У меня, пожалуй, и жбанчик с вином найдется.

Мэт призадумался, уставясь в пол, а потом оправил куртку и сказал:

– Утро, говоришь, вечера мудренее? – Голос его звучал неуверенно, но он поднял опрокинутый табурет и поставил его возле стола. – Но вина не надо, – попросил он, усаживаясь. – Со мной и на трезвую голову чудны́е вещи творятся.

Том достал доску и шкатулку с камнями. Надо же, размышлял он, как легко парень переменил свое решение. И все оттого, что его притягивает более сильный та’верен по имени Ранд ал’Тор. Порой менестрелю приходило в голову, что он и сам угодил в те же силки. Вся прежняя жизнь никак не должна была привести его в Твердыню Тира и в эту каморку, но с первой же встречи с Рандом Том почувствовал, что судьба его оказалась на привязи, точно воздушный змей на веревке. Кто знает, может, если и он вознамерится уйти – когда станет ясно, что Ранд действительно сошел с ума, – у него тоже найдется предлог для отсрочки?

– Что это у тебя, Том? – Мэт ткнул сапогом в стоявшую под столом шкатулку для бумаг и письменных принадлежностей. – Ничего, если я ее отодвину, чтобы под ногами не путалась?

– Само собой, не церемонься. – Внутренне Том содрогнулся, когда Мэт сапогом отпихнул шкатулку в сторону. Одна надежда, что он как следует закупорил бутылочки с чернилами. – Выбирай, – предложил менестрель, протягивая Мэту сжатые кулаки.

Тот хлопнул по левому, и Том разжал его – на ладони лежал плоский округлый черный камушек. Парень довольно хохотнул: ему достался первый ход – и положил камень на расчерченную клетками доску. Видя неподдельный азарт в глазах Мэта, никто бы и не подумал, что совсем недавно он решительно собирался уйти. Мэта удерживали властная сила, которую он отказывался признавать, и намерение Айз Седай не отпускать свою добычу и удержать ее подле себя. Да, парнишка крепко сидел на крючке.

А если на крючке и он сам, решил Том, то, наверное, стоило бы помочь хоть одному человеку освободиться от Айз Седай. И уплатить долг пятнадцатилетней давности.

Том неожиданно почувствовал странное удовлетворение и положил белый камень на доску.

– А рассказывал ли я тебе, – начал он, не выпуская трубки изо рта, – историю про пари, что случилось мне заключить с одной женщиной из Арад Домана? Глаза у нее были такие, что в них можно было запросто утонуть, а еще она имела чудную красную птицу, купленную у Морского народа. Она говорила, что эта птица может предсказывать будущее. У пташки был толстенный желтый клюв длиной чуть ли не с саму птицу, и вот как-то раз…