Восход над деревом гинкго

Глава 18. Туман

– Утэнгу, кицунэ, инугами и некоторых других ёкаев зародыш развивается до состояния девятимесячного человеческого детёныша всего за три. Но, например, у вымерших обезьян-великанов срок вынашивания равнялся пяти годам! – воодушевлённо делился знаниями Такая, осматривая слегка округлившийся живот Мико.

– Кошмар! Пять лет ходить беременной – хуже не придумаешь, – воскликнула Кёко, открывая сёдзи, чтобы впустить в комнату рассвет. – Как думаешь, будет мальчик или девочка?

– Не знаю, – отрешённо ответила Мико. Она всё ещё не могла поверить в то, что происходило с ней и с её телом. Разрывалась надвое от радости и ужаса. В голове сами собой возникали картинки о том, как они с Райдэном – уже втроём – спят на одном футоне, обнимая крохотное дитя, так похожее на своего отца. Видела, как Райдэн учит малыша летать, когда крылья немного окрепнут. Как они проводят дни в собственном доме, в котором будет пахнуть деревом и новеньким татами… Но мысли эти меркли, стоило Мико вернуться в реальность. Реальность, которая могла обернуться месяцами или даже годами сражений, крови и смертей. В реальности у Мико не было места, куда она могла бы привести своего ребёнка. И осознание этого пугало её настолько, что становилось трудно дышать.

– Это будет крупный малыш. – Пальцы Такаи легонько надавили. – Живот больше, чем обычно на таком сроке. Но я не один раз принимал сложные роды в деревне, где жил, так что не беспокойся.

– Сложные? – Мико приподнялась, обеспокоенно глядя на него. Только новых сложностей ей не хватало.

– Пока переживать не о чем. – Такая улыбнулся и запахнул на Мико юкату. – Возможно, просто из-за того, что ты перестала пить отвар гинкго, плод обрадовался и резко начал расти, – пошутил он, а Мико улыбнулась одними губами. Ещё одна проблема, которую принесла беременность, – так как Мико носила под сердцем ёкая, плоды гинкго могли ему навредить. Такая не знал, насколько отвар опасен и опасен ли вообще, но предложил не рисковать. Мико решила, что пару месяцев кошмаров как-нибудь вытерпеть сумеет.

– Райдэн будет счастлив! – хихикала Кёко, которую, кажется, беременность радовала больше, чем саму Мико. – Я уже представляю лицо этого засранца.

Имя Райдэна заставило Мико вздрогнуть, и она по новой привычке потянулась к эху его души у себя в груди. Уже четыре дня Райдэна не было «слышно». Ночью Мико мучил кошмар, она не помнила, что именно ей снилось, а когда проснулась, разбуженная солнцем, продрогшая, в мокрой от пота юкате, ощутила сосущую пустоту в груди. Испугалась, схватилась за сердце, но тут же с облегчением выдохнула, – Райдэн не исчез, просто затих, превратившись из весеннего солнца в маленькую бусинку тепла. Мико не знала, что это значит и что теперь делать. Кёко предложила не паниковать раньше времени – Райдэн жив, это главное, возможно, он просто отгородился от Мико, чтобы сосредоточиться на деле. На третий день Мико не выдержала и попыталась пробраться в голову к Райдэну. Она чувствовала себя отвратительно от того, что делала, но обнаружила только подтверждение словам Кёко – молочный туман, точно такой же, каким сама отгораживалась от Акиры. Это немного уняло тревогу, значит, Райдэн и правда хочет побыть наедине с собой. Мико оставалось только ждать его возвращения.

«Ты потерял крылья, потому что не был достоин их носить».

«Ты не смог уберечь собственные крылья, Райдэн, не смог уберечь принцессу Эйко и не сможешь уберечь никого из тех, кого любишь».

Голос отца не стихал. Звучал так громко, что Райдэн не слышалсобственных мыслей. Хотя, возможно, эти мысли всегда были частью его. Возможно, отец во всём был прав. Райдэн всех подвёл. Он был недостоин носить крылья, недостоин звания Хранителя, недостоин быть главой клана. Он не был достоин Мико, которую хотел погубить и которую привязал к себе ложью и сделками, малодушно боясь потерять.

Он лгал, юлил, гримасничал, изворачивался ужом. Он был трусом и слабаком. И если бы мать только видела, во что он превратилдело, которое она передала ему перед смертью… Что ж, она бы умерла от разочарования.

Райдэн съёжился в углу маленькой комнатки захолустного рёкана у подножия гор, на которые Райдэн боялся смотреть. Рука – вернее то, что от неё осталось, – болела. Райдэн старался не смотреть на неё, отрешённо сжимал и разжимал здоровую ладонь, жалея, что отец не отсёк и эту руку, а вместе с ней и голову – так всем было бы лучше. И ему – Райдэну – в первую очередь.

Ему казалось, что вместе с рукой он лишился всего. Способности сражаться, мыслить, чувствовать. Лишился даже того жалкого подобия полёта, которым сумел овладеть, – по какой-то причине веер больше не слушался его. Даже ветер, будто стыдясь такого хозяина, покинул Райдэна.

В комнату вошёл Макото и поставил перед Райдэном поднос с горячим супом и рисом.

– Тебе нужно поесть хотя бы что-то, – сказал он, но Райдэн продолжал молча смотреть на свою ладонь. – И помыться. – Он сделал паузу, как будто чего-то ждал. – Серьёзно, от тебя воняет. – Райдэн с трудом разбирал, что он говорит, и не находил сил ответить. – Хотя бы дай осмотреть рану, она может загноиться.

Макото потянулся к плечу Райдэна, но тот отпрянул.

– Не трогай, – угрожающе прорычал он.

Макото вскинул руки, сдаваясь.

– Ладно-ладно, только не кусайся. – Он вздохнул, помялся и попробовал зайти с другой стороны. А Райдэн отрешённо отметил, что пропустил момент, когда рассвет, с которым Макото зашёл в комнату, успел смениться закатом. – Мы сидим в этом рёкане уже неделю. Нужно выдвигаться домой. Нас ждут дела, помнишь? Война и всё такое.

Райдэну было плевать на войну.

– И Мико тебя наверняка заждалась.

От звука её имени Райдэн вздрогнул и плотнее вжался в угол. Он не мог показаться ей таким. Не мог прийти ни с чем. Он не вынесет, если увидит разочарование и в её глазах.

– Ты меня пугаешь, Райдэн. Прошу, состри что-нибудь и начни вести себя как придурок, чтобы я понял, что всё в порядке. – Макото попробовал зайти с третьей стороны, но Райдэн отвернулся и спрятал взгляд в окне, за которым поднималось холодное солнце. Ему очень хотелось спать, казалось, он провел без сна уже целую вечность.

– Так, мне надоело, вставай. – Лицо Макото освещали яркие лучи полуденного солнца. – Не хочешь мыться сам, придётся тебя заставить.

На этот раз Райдэн не сопротивлялся. Позволил Макото поднять себя с пола и куда-то повести. Они как-то оказались в бане – Райдэн не помнил, как он сюда пришёл. Макото стащил с него одежду и разделся сам. Провёл в купальню, усадил на стульчик для мытья и облил водой. Обошёл сзади, чтобы намылить спину.

– Демоны Бездны, что за… – Он осёкся, но Райдэну было неинтересно, что он там увидел. – У тебя… ничего не болит?

– Нет. – Райдэн сам не знал, правда это или нет. Он просто… был.

Макото спрашивал что-то ещё, но очень скоро исчез в тумане. В нём Райдэн прятался от Мико, а теперь нырнул ещё глубже, чтобы не слышать раздражающего голоса Макото, который всё никак не хотел оставить его в покое. И просто… дать поспать…

Райдэн вынырнул из тумана из-за боли в отсутствующей руке. Он лежал на футоне, но комната была другой. Кажется, чей-то дом. Сколько дней прошло с тех пор, как они ушли из рёкана? Впрочем, какая разница…

– Неужели в округе нет ни одного лекаря?! – откуда-то издалека, будто скрытый под толщей воды, рычал Макото. – Я вырву вам глотки, если вы не!..

Райдэн хотел заставить его замолчать, но не смог встать. Рана болела всё сильнее и странно пахла. Или этот странный запах источал он сам? Сладковато-кислый, маслянисто-тягучий, похожий на запах фруктов, слишком долго пролежавших на солнце. Может, Макото оказался прав и рана всё же загноилась? Хотя тогда, наверно, запах был бы другой. Райдэн попытался вспомнить, как пахнут мертвецы, но не смог. Ну и пусть. Райдэну до этого не было никакого дела. Он просто очень… хотел… спать…

Туман гостеприимно протянул к нему свои ленивые вихри, становясь избавлением. Туман наполнял лёгкие, в нём растворялись мысли, в нём исчезала боль, в нём наконец стихал голос отца. В нём не было Мико, которой он не мог посмотреть в глаза. Трепещущее, полное безотчётной любви тепло которой заставляло его чувствовать себя ещё более ничтожным и жалким.

«Ты слаб, и мне искренне тебя жаль. И жаль, что наши с матерью надежды на твой счёт рассыпались в прах».

Отец ушёл сразу после боя. Фуюми умывала его рану и плакала. Райдэн не смог оставаться там дольше. Он не смог…

В тумане не было ничего, и Райдэн хотел в нём раствориться. Впрочем, нет, он просто ничего не хотел.

Туман понимал его и послушно погружал в тихое ничто. Туман предлагал Райдэну остаться насовсем.

И Райдэн остался.

Глава 19. Там, где живут чудовища

Когда Макото появился на пороге замка один, у Мико оборвалось сердце. Он открыл дверь в разгар ужина и остановился, глядя в пол. Все молча уставились на него. В ушах зазвенело от жуткой, рухнувшей на голову тишины. Не отдавая себе отчёта в том, что делает, Мико выхватила из ножен Ханзо вакидзаси и, перевернув поднос с едой, подлетела к Макото. Сгребла за грудки и со всей силы впечатала в стену.

– Где он?! Что ты с ним сделал?! – Клинок нашёл его горло и дрожал, жаждав впиться в плоть. Ей с трудом удавалось его удержать. – Где Райдэн?!!

– На улице! Он на улице! – закричал напуганный до смерти Макото. – Кто-нибудь, уберите её от меня!

Зарычав, Мико оттолкнула Макото и стрелой вылетела из комнаты. Поскользнулась и врезалась плечом в стену, но, едва ли заметив это, помчалась дальше. Сердце выпрыгивало из груди, а коридор казался бесконечным. Случилось что-то ужасное – Мико поняла это, едва взглянув на Макото. Райдэн не просто так прятался от неё, не просто так она не находила себе места. Оназнала, что что-то не так, чувствовала, но уговаривала себя не переживать, отгоняла подальше страшные мысли, убеждала себя в том, что это всё пустое беспокойство, что если Райдэну понадобится её помощь, он даст знать, он ведь сам учил её просить о помощи, он бы… он…

Мико выскочила во двор и замерла. Ноги ослабли и подогнулись – пришлось ухватиться за дверь, чтобы не упасть.

Райдэн лежал на связанной из бамбука циновке, привязанной к седлу рогатой ёкайской лошади. Он был белым как снег и сперва показался Мико мёртвым. Только тепло их связанных душ подсказывало, что его сердце всё ещё бьётся. Левой руки не было – пустой рукав кимоно выглядел странно, неестественно, неправильно. Мико зачем-то оглядывала циновку и лошадь, будто пропавшая рука могла найтись где-то там. Вторая рука была перебинтована от плеча до самых пальцев. Райдэн застонал. Тихо, на грани слышимости, и Мико вздрогнула. Ступор наконец спал, и она со всех ног бросилась к нему.

– Райдэн. – Она упала на колени перед ним, потянулась к руке, но тут же отпрянула, прижимая дрожащие ладони к груди, не зная, можно ли к нему прикасаться, не причинив боль. – Райдэн, пожалуйста, посмотри на меня.

Райдэн не отзывался. Мико обхватила его лицо ладонями и позвала снова. Кожа была холодной, сухой и странной на ощупь, будто сделанной из воска.

– Такая, скорее, давай занесём его внутрь, – это был голос Кёко. Она взяла Мико под руки и заставила оторваться от Райдэна. – Всё хорошо, Мико, дыши, мы разберёмся, слышишь? Слышишь меня?

Мико не понимала, почему Кёко так с ней разговаривает, до тех пор, пока та не стала зачем-то тереть ей щёки рукавом. Оказалось, что Мико рыдала. Ревела в голос и даже этого не замечала.

– Я его почти не чувствую, – всхлипнула Мико. – Он же так близко, разве я не должна чувствовать его сильнее?

– Мы со всем разберёмся, – уверенно повторила Кёко, заглядывая Мико в глаза. – Вместе мы со всем справимся, волчонок.

Пока Такая заносил Райдэна в дом, Макото торопливо рассказывал о том, что случилось.

– Всё было нормально, – он прервался, чтобы помочь Такае уложить Райдэна на татами, – ну, если не считать руки. Фуюми напоила его травами, предложила остаться, пока рука не заживёт, но Райдэн не захотел. Мы ушли тем же вечером, как он очнулся. Он всё время молчал, отказывался есть и пить, много спал. Я думал, что он просто расстроен, но потом увидел вот это.

Макото с помощью Такаи усадил Райдэна, стянул с него кимоно и снял повязки, которые скрывали большую часть туловища. Мико не сдержала испуганный вздох. По спине Райдэна расползались тёмные фиолетовые пятна, похожие на обширные синяки, сквозь которые, будто чёрные щупальца, проступала сеть вен. Шрамы там, где раньше у Райдэна были крылья, вздулись и сочились чем-то вязким и тёмным. Когда Макото снял повязки с руки, Мико увидела, что пятна покрывали и её.

– Сначала было всего несколько пятен и только на спине, а теперь вот, – хриплым голосом сказал Макото, отвёл взгляд от Райдэна, стиснул зубы и продолжил: – Дня три назад он перестал просыпаться совсем.

– Никогда прежде такого не видел. – Такая осторожно ощупывал спину Райдэна. Коснулся шрамов, и до Мико долетел странный сладковато-кислый запах. – Они же должны ужасно болеть.

– Ты сказал, что эта… Фуюми давала ему травы, – Мико перевела взгляд на Макото, потому что больше не могла смотреть на Райдэна. – Она не могла его отравить?

– Нет, – покачал головой он. – То есть не думаю, что она желала ему зла. Наоборот, она очень переживала и без конца извинялась за то, что Ранмару… сделал с ним.

– А ты? – Мико кольнула взглядом Такаю. – Вылечишь его?

Такая поджал губы, вытирая руки о тэнугуи и с сожалением глядя на Райдэна.

– Я могу попробовать разные отвары, но…

– Нам нужен Шин. – Мико резко развернулась, пересекла комнату и распахнула сёдзи, которые разделяли их с Райдэном спальни. Схватила с комода меч и стала спешно привязывать к поясу.

– Дай мне немного времени, чтобы собраться, – встрепенулась Кёко, которая, в отличие от Мико, была в домашней юкате.

– Я сама, – отрезала Мико. – Пешком будем добираться долго, а двоих Юри не унесёт. Юри!

Акасягума тут же возникла посреди комнаты.

– С ума сошла? Одну к Акире я тебя не пущу! – Кёко ухватила рванувшую было к Мико Юри за воротник, удерживая на месте. – Даже не мечтай. Он тебя убьёт.

– Пусть попробует, – огрызнулась Мико и проверила, легко ли вынимается меч из ножен. Она вся дрожала и звенела, будто натянутая струна. – Кёко, отпусти Юри, пожалуйста. – И, заметив испуганный взгляд подруги, добавила: – Я справлюсь.

Помедлив, Кёко всё же разжала пальцы, Юри подбежала к Мико и обняла за ноги.

– Госпожа звала Юри! – радостно воскликнула она.

– Юри, – Мико потрепала её по макушке. – Ты можешь отнести нас в замок Акиры? Помнишь, как ты переносила нас в дом к Райдэну?

– Если госпожа просит, Юри будет стараться изо всех сил! – просияла она и протянула маленькую ладошку. Мико улыбнулась, взяла ее за руку, и Юри зажмурилась, напыжилась, краснея и раздувая щёки. А в следующий миг комната исчезла.

Пол больно ударил Мико в пятки, колени подогнулись, и она упала на четвереньки, пытаясь отдышаться. С прошлого раза перемещения не стали легче. И Мико пришлось несколько мгновений постоять так, ожидая, пока стены и желудок перестанут вращаться, будто безумные.

Выдохнув, она выпрямилась и увидела знакомую картину с принцессой Эйко, гордо возвышающейся над склонившим головы народом. Только вот половина картины исчезла – кто-то сорвал бумагу с двери, оставив неаккуратные ошмётки и вывернутые внутренности деревянного каркаса. Похоже, Акира был очень зол.

Покачнувшись, Мико поднялась на ноги и огляделась, пытаясь понять, в какую сторону двигаться. Так и не выбрав направление, распахнула ближайшие сёдзи и крикнула.

– Шин! – Метнулась к следующей двери. – Шин! – И дальше. – Шин!!!

– Как ты посмела сюда явиться?

От тихого голоса Акиры по спине Мико пробежали мурашки, но она отмахнулась от них и решительно развернулась, встречаясь лицом к лицу с тем, кого мечтала забыть.

– Мне нужна помощь…

– Помощь? – Акира, всё такой же ослепительно прекрасный и величественный, сдержанно улыбнулся. – Да я скорее насажу тебя на копьё.

Повинуясь воле хозяина, сверкающее яри тут же возникло в его ладони. Юри заслонила собой Мико и зарычала, скаля зубы. Мико положила ладонь на рукоять меча.

– Я пришла увидеть Шина, отойди.

– Убирайся, – зарычал в ответ Акира. Мико и не знала, что цуру умеют рычать.

– Акира, хватит.

Шин вошёл в комнату, опираясь на клюку. Кажется, он стал выглядеть ещё немощнее, чем в последнюю их встречу. Время продолжало забирать своё. Но сейчас Мико было некогда об этом думать.

– Шин, пожалуйста, Райдэн умирает. Нам нужна твоя помощь! – затараторила она прежде, чем Акира успел вмешаться. Лицо Шина вытянулось в испуге.

– Райдэн заслужил смерть, – сказал Акира, опираясь на копьё. – Шин не будет вам помогать. Ему нужен покой.

– Не тебе решать, кто и что заслужил, Акира! – выплюнула Мико. – И я прошу о помощи Шина, а не тебя. Ты похитил его, принёс сюда, запер, спрятал от всего мира, даже не спросив, чего он хочет! Позволь ему самому решать. И если он не захочет помогать, я уйду.

Шин шагнул навстречу Мико, но Акира заслонил ему путь собой и грозно взглянул на неё.

– Я буду достаточно снисходителен, чтобы позволить тебе уйти, – сказал он. – Убирайся из моего дома и больше никогда не возвращайся, Мико, ты уже натворила достаточно.

Натворила? Мико стиснула зубы, но проглотила упрёк, неважно, что Акира себе думает, сейчас ничего, кроме Райдэна, неважно.

– Акира, послушай…

– Я не буду повторять дважды, Мико.

– Просто позволь…

Акира взмахнул копьём и вспорол лезвием стену ровно в том месте, где стояла Мико. Но Юри с диким визгом успела обхватить её ноги, и они с громким «пуф» переместились обратно в Небесный город.

Мико упала на татами.

– Юри, верни меня!

– Юри больше никогда не поведёт госпожу в это ужасное место! – причитала она, помогая Мико подняться.

– Юри!

– Госпоже там опасно!

– Что случилось? – Кёко влетела в комнату. – Ты не ранена?

– Акира не пустил его. Он ему даже слова не даёт сказать! – Мико со злостью стукнула по татами. – Ненавижу его!

– Поняла, значит, будем вытаскивать Шина силой. Я соберу Инугами. Давно хотела выщипать перья и оторвать голову этому надменному цуру.

Мико выворачивало от злости. На Акиру, который не пожелал её слушать, на Шина, который не стал ему перечить, на Юри, которая отказывалась её возвращать, как бы Мико ни просила. Кёко ушла к Нагамасу, но, должно быть, затея пришлась ему не по душе, потому что Кёко долго не возвращалась. Такая смазывал спину Райдэна знакомой золотой мазью и накладывал новые повязки. Судя по озабоченному выражению лица, чудес от мази Такая не ждал. Макото заснул прямо тут, на полу, вымотанный настолько, что даже не потрудился смыть с себя дорожную пыль. Где остальные – Мико не знала, да и не хотела знать. Она сидела в углу комнаты и смотрела на Райдэна, совершенно не понимая, что ей теперь делать.

Нужно было собраться и составить план, но мысли упорно не хотели слушаться, метались в ужасе, словно потревоженные мухи, и ни одну не получалось ни схватить, ни прихлопнуть. Она должна придумать, как помочь Райдэну, должна. Мико закрыла глаза и снова попыталась достучаться до него по их связи, но встретила один только белый, непроглядный, удушающе плотный туман. Зажмурилась и попыталась мысленно позвать Райдэна, но голос поглотил туман, не оставив даже эха. Мико даже не сумела расслышать жужжание собственных мыслей. Выдохнув, она попыталась нырнуть глубже, отыскать Райдэна во мгле, но туман заметил её. Он окутал Мико своей дымкой, забрался в нос, рот, наполнил лёгкие тяжестью, потянул веки вниз.

Всё бесполезно. Она не справится. Она останется одна, бесполезная и никому не нужная. Как это было всегда. Она никогда не выберется из этого порочного круга, в котором любимые исчезают, растворяются, отказываются от неё. Как бы сильно она ни старалась, скольким бы ни жертвовала, это ничего не стоит. Она ничего не стоит. И даже дитя, которое она носит под сердцем, не будет с ней, потому что оно погибнет раньше, чем сумеет родиться, потому что Мико никто и никогда не будет любить. Потому что и сама она неспособна на любовь…

Мико распахнула глаза и, задыхаясь, упала на спину, стараясь отползти от Райдэна подальше, впивалась ногтями в татами. Туман рассеялся, оставив колотиться напуганное сердце, которое отчаянно пыталось стряхнуть навалившуюся снежной лавиной сонливость.

– Что это, демоны Бездны, было? – воскликнула она, но в комнате никого не было, кроме спящего Райдэна. За окном занимался рассвет. Сколько же она просидела тут? Не заметила, как заснула? Мико села и помассировала виски, постепенно приходя в себя. Туман. Всё дело в тумане. Что бы это ни было – оно опутало Райдэна, захватило и не желало отпускать.

Мико вышла, хотя скорее вывалилась, в тёмный коридор и побрела в сторону кухонь – ей безумно хотелось пить. А ещё умыться, чтобы стряхнуть с себя наваждение. Напольные фонари не горели, вокруг стояла абсолютная тишина, такая плотная, что тихие шаги Мико напоминали удары в барабаны. Должно быть, все уже разошлись по спальням.

За нужным поворотом вместо кухни оказался ещё один бесконечно длинный коридор, который – Мико оглянулась – совершенно не отличался от того, из которого она пришла. Странно. Она не там свернула? Мико двинулась дальше, но каждый новый поворот выводил её в новый тёмный коридор. Сердце заработало быстрее, кровь зашумела в ушах, а собственное дыхание показалось Мико оглушительным. Что происходит? Оперевшись о стену, Мико несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула, стараясь успокоиться. Ладно. Ладно… Если не получается вперёд, попробуем обратно.

Она развернулась, чтобы вернуться в спальню Райдэна. Но история повторялась – новые и новые, бесконечно одинаковые коридоры, тонущие в темноте. Паника подобралась к горлу, стало трудно дышать, и Мико пришлось сесть на корточки, спрятать лицо в коленях и начать шёпотом считать вслух, чтобы вернуть себе подобие самообладания. Досчитав до ста, она подняла голову. Вокруг ничего не изменилось, но хотя бы дышать стало легче.

Замок Кёко, подобно замку госпожи Рэй, менялся и не желал её выпускать. Тогда Мико стала открывать двери. За первой оказалась тёмная комната, маленькая и совершенно пустая. То же её ждало и за соседней дверью. И за пятью следующими.

Когда Мико остановилась возле последней двери, увидела, что из щели между створками льётся свет.

– Должно быть, мне сюда, – пробормотала она себе под нос и отодвинула створку.

Яркое солнце и влажные ароматы лета обрушились на Мико, заставив сощуриться и сделать несколько шагов назад. Но коридора за её спиной больше не было – она стояла посреди сада. И сразу узнала его.

Под большим древним деревом гинкго сидел мальчик лет восьми и что-то усердно чертил углём в альбоме. С вихрами чёрных волос игрался ветер, на сосредоточенном лице темнели пятна угля – должно быть, забывшись, он чесал то нос, то щёку перепачканными пальцами. За спиной у мальчика были маленькие крылья, они-то и подсказали Мико, кто перед ней.

– Райдэн? – позвала она, и мальчик вскинул на неё огромные чёрные глаза.

– Ты кто? – спросил он.

– Мико.

На лице Райдэна не появилось понимания, и Мико зачем-то решила добавить:

– Твоя… твоя жена.

Губы маленького Райдэна изогнулись в до боли знакомой усмешке.

– Ты глупенькая? У меня нет жены. Папа говорит, что в ближайшие пятьдесят лет мне нельзя думать о девочках. Девочки отвлекают от важных дел.

Мико растерянно огляделась по сторонам. Что это? Прошлое? Воспоминание? Сон, созданный её уставшим сознанием? Пока она думала, что делать дальше и стоит ли делать что-нибудь вообще, в саду появилась женщина. Высокая, статная и такая красивая, что у Мико перехватило дыхание от восхищения. Чёрные шёлковые волосы идеальной волной лежали на спине, и даже ветер не смел тревожить их.

– Солнце моё, – голос нежнее звука флейты. – Довольно попусту тратить время, учитель ждёт тебя на занятия каллиграфией.

– Смотри, я тебя нарисовал, мамочка. – Он развернул альбом, и Мико удивлённо вскинула брови. Для восьмилетки нарисовано было очень даже неплохо и удивительно узнаваемо.

– Очень красиво, милый. – Мегуми снисходительно улыбнулась и погладила его по голове. – Не заставляй учителя ждать.

– Акира скучный! – надулся Райдэн, попытался снова показать матери рисунок, но она закрыла альбом, взгляд стал строгим, изящные брови нахмурились.

– Прекрати капризничать, Райдэн. Веди себя как подобает главе клана.

– Но я устал! Мы всё утро тренировались с папой, у меня болят руки от меча, и крылья…

– Хватит!

Райдэн скрестил руки на груди и отвернулся, пряча выступившие на глаза слёзы. Мегуми тяжело вздохнула, села на корточки и, отложив рисунки в сторону, заглянула ему в глаза.

– Райдэн, на тебе лежит огромная ответственность, ты же понимаешь? Ты мой наследник, будущий Глава клана и Хранитель земель Истока. – Она нежно погладила его по щеке, а Райдэн посмотрел на неё исподлобья, всё ещё с обидой, но, невольно откликаясь на материнскую ласку, подался вперёд. – Поэтому ты должен хорошо учиться и стараться изо всех сил, чтобы исполнить свой долг перед народом и кланом. Не подведи мамочку, хорошо?

Подумав, Райдэн кивнул, а Мегуми, нежно улыбнувшись, вытерла ему слёзы.

– Вот и умница, солнце моё. Пойдём на урок. – Она взяла Райдэна за руку, и они вместе исчезли из сада.

Альбом с рисунками так и остался лежать на земле.

Мико хотела последовать за Мегуми и Райдэном, но, сделав шаг, снова оказалась в коридоре. И это уже не был замок Кёко – это был дом Райдэна, каким она его помнила, погружённый в ночь точно так же, как и в ту, когда она впервые оказалась здесь. Только теперь по полу стелился туман. Из-за двери в конце коридора послышался дикий, душераздирающий крик, и Мико резко обернулась на звук.

Она увидела Райдэна. Он был старше, лет шестнадцати. Стоял, привалившись спиной к стене и глядя себе под ноги. Крик раздавался из-за двери комнаты, возле которой Райдэн стоял.

Мико подошла ближе.

– Кто ты? – Райдэн вскинул на неё заплаканные глаза. На щеке алел след от удара. – Уходи, пока он тебя не увидел.

– Кто? – не поняла Мико.

– Отец.

Мико посмотрела на дверь, но Райдэн покачал головой.

– Не смотри.

– Но ведь это же ты меня сюда привёл? – Она как будто наконец начала понимать происходящее, проснувшееся тепло в груди подсказывало верный ответ. – Чтобы я увидела.

– О чём ты?

– Если бы я знала, – выдохнула Мико и приоткрыла сёдзи.

Мегуми лежала на футоне. Бледная, худая настолько, что кожа наголо обтягивала кости. Шёлк волос потускнел, алые губы стали синими, глаза были слегка приоткрыты, но уже ничего не могли увидеть. Ранмару обнимал её, плакал и кричал так, будто его резали заживо. Звал по имени и выл, не слыша ответа. С растерзанных запястий капала кровь, но он не обращал на это внимания. Такие же надрезы были и на запястьях Мегуми, но кровь из них не текла.

– Она отказывалась принимать его половину жизни, пока была жива. Боялась, что болезнь перекинется и на него, – голос Райдэна звучал затравленно и глухо. – А потом, когда она не могла сказать «нет», было уже слишком поздно.

– Это всё ты! – взревел Ранмару, прижимая Мегуми к себе и укачивая, будто ребёнка. – И ваши заговоры! Она не жалела себя, а ты ей потакал! Вы двое!.. Кому нужно было это геройство? У неё была семья! Зачем, Мегуми, зачем…

Райдэн заглянул в комнату.

– Позволь с ней проститься…

Ранмару вскинул на него полный гнева взгляд.

– Нет! Не приближайся к ней! Это должен был быть ты! Но не она, только не она! Убирайся с моих глаз!

Мико разозлилась. Что он несёт? Как он смеет не дать сыну проститься с матерью? Как только язык поворачивается говорить такое родному ребёнку? Она решительно шагнула в комнату, но снова оказалась в пустом коридоре.

Пахло кровью и травами, а туман поднялся до колен, Мико приходилось идти к единственной двери и вязнуть в нём, словно в киселе. Дверь привела её в спальню. Райдэн стоял перед Ранмару, на спине темнели две свежие раны.

– Ты не можешь забрать их! – Райдэн с трудом стоял на ногах, было видно, что каждое движение причиняло ему страшную боль.

– Прости, сын, но всё уже решено. Ты больше не можешь называться тэнгу и клан вести не можешь. Ты и сам это понимаешь. Клан – наследство Мегуми, она лелеяла и любила его, оберегала и желала тэнгу процветания. Я не могу оставить клан в руках того, кто даже собственные крылья сохранить не сумел. – Ранмару говорил сухо, почти равнодушно, только во взгляде его читалась тень сожаления.

– Прекратите! – Мико не желала это больше слушать. – Не смейте так говорить, вы себе даже представить не можете, что Райдэн вытерпел ради…

– Нет! – Райдэн испуганно сжался и обхватил голову руками. – Нет, не смотри! Ты не должна, только не ты! Пожалуйста, только не ты!

– Райдэн, подожди, всё хорошо, я с тобой! – Она попыталась схватить его за руки, но комнату заволок туман, и Мико буквально вышвырнуло из комнаты, втянуло в молочный морок и куда-то поволокло. Она захлёбывалась туманом, будто водой, хваталась за горло, но не чувствовала собственного тела, не видела ничего, кроме бесконечной мглы. Мглы, которая и её хотела сделать своей.

Всё бесполезно. Она не справится. Лучше умереть, чем влачить такое жалкое существование. Она никому не нужна. Как бы сильно она ни старалась, скольким бы ни жертвовала, это ничего не стоит. Она ничего не стоит. Даже Райдэн отказался от неё, предпочёл сгинуть в тумане, чем вернуться к ней. Она недостойна любви…

Мико вдохнула, судорожно хватая ртом воздух, и села, ошалело осматриваясь по сторонам. Она была в своей спальне, лежала на футоне – кто-то принёс её сюда и уложил под одеяло прямо в одежде. Ощущение реальности вернулось вместе с лучами солнца, которые забрались в окно. Боясь снова оказаться в тёмном коридоре, Мико поднялась на дрожащие ноги и вышла на балкон. Внизу раскинулся Небесный город. Никакого тумана. Обычное осеннее утро. Мико набрала полную грудь свежего воздуха. Села и облокотилась на перила.

Что хотел показать ей Райдэн? От его воспоминаний по коже бежали мурашки, а волосы на затылке начинали шевелиться. Но какая разница? Мико всё равно не сможет ему помочь. Она слабая, бесполезная… Мико тряхнула головой и резко выдохнула, ощущение собственной никчёмности давило на грудь.

– Это неправда, Мико, неправда, – твёрдо сказала она себе. – Ты не одна. И ты со всем справишься. Ты вытащишь Райдэна, чего бы тебе это ни стоило. – Она поднялась на ноги. – И начнёшь с того, что надерёшь задницу Акире.

Но Мико так и не сдвинулась с места, замерла, глядя на землю.

К замку приближалась крылатая тень. Она скользила по крышам домов, окутывала дорожки и, замерев над двором замка, стала уменьшаться. Сердце Мико ёкнуло.

У ворот приземлился Акира с Шином на руках.

Глава 20. О-Бороми

Акира стоял у стены, скрестив на груди руки, и с недовольным видом смотрел в окно. Такая и Шин разматывали бинты на безвольном теле Райдэна. Мико мерила шагами комнату, а Кёко, Ханзо, Сацуки и Ицуки ждали в другой – в основном для того, чтобы держать Кёко подальше от Акиры. Она норовила спустить на того свору Инугами или хотя бы просто хорошенько треснуть, но Шин очень просил её держать себя в руках.

«Только из уважения к старикам», – прорычала Кёко, не уточнив, кого именно имела в виду, и ушла. Акиру её угрозы не впечатлили, но на рожон он лезть не стал, ограничившись мрачным молчанием. Мико такой расклад устраивал.

Как только бинты слетели на пол, Шин издал тихий, сдавленный вздох. И Мико с Такаей тут же повернулись к нему.

– Что? – спросили они разом.

Шин привалился к стене и задумчиво погладил подбородок, подбирая слова. Ему тяжело было сидеть ровно, худые руки подрагивали, брови хмурились.

– Шин, не томи! – поторопила Мико, а Акира тихо зарычал у неё за спиной.

– О-Бороми.

– Не может быть, – замотал головой Такая. – Это же…

– Что это? – перебила его Мико, которая ничего не поняла.

– Ёкаи сотканы из магии, – после короткой паузы сказал Шин, глядя на Райдэна. – Кровь, мышцы, кости, душа – всё пропитано ею. Ёкаи творят магию силой мысли, созидают и… разрушают. Если говорить простыми словами, то мысли Райдэна отравляют его тело. Его душевная боль стала настолько сильной, что он не сумел с ней справиться.

– Это из-за того, что он лишился руки? – спросила Мико, хотя, кажется, уже знала ответ.

– Отчасти. Возможно, это потрясение стало последней каплей или началом. О-Бороми может «зреть» годами, капля за каплей, а может возникнуть спонтанно, после сильного потрясения…

– Всё это неважно, – отмахнулась Мико от Шина и ужасающих картин прошлого Райдэна, которые вспыхнули перед глазами. – Как его вылечить? Его же можно вылечить?

– Я слышал, что существует заклинание, но не знаю его, и я не справлюсь один. – Шин задумался и перевёл усталый взгляд на Акиру. – Но я знаю ведьму, которая может нам помочь.

– Не смотри на меня так, – покачал головой Акира.

– Прошу тебя.

– Мы так не договаривались.

– У тебя доброе сердце, Акира, не бросай Райдэна в беде. Приведи её.

– Кого? – Мико жутко раздражали эти недомолвки, и она встала между Акирой и Шином, чтобы отвлечь их друг от друга.

– Бунко, – ответил Акира, не отрывая взгляда от Шина. – Он хочет, чтобы я привёл Бунко.

– У неё есть и знания, и сила, – кивнул тот. – И должок передо мной. Скажи ей, что пришла пора платить по счетам.

Несколько бесконечно долгих мгновений они смотрели друг на друга, а потом Акира вздохнул, сдаваясь. Быстрым шагом вышел на балкон, расправил крылья и улетел.

На этот раз в комнате собрались все. И все напряжённо наблюдали за тем, как голова Бунко летает над телом Райдэна, а длинные пальцы ощупывают его шею. Алые губы изгибались в улыбке – Бунко посмеивалась, будто ребёнок, захваченная происходящим.

– Интересно… Очень интересно! – Она облизнулась. – Мне надо взглянуть на кости.

Она шустро перебралась к мешку, с которым пришла. Достала свиток, зеркало и мешочек. Потрясла мешочек, запустила в него руку и высыпала на поверхность зеркала. Долго молча вглядывалась в отражения, продолжая посмеиваться и что-то бормотать себе под нос.

– Потрясающе! – охнула она, развернула его и повела длинным ногтем по столбцам.

– Ну и что там? – не выдержала Кёко.

– Помолчи, нетерпеливая девчонка! – щёлкнула пальцами Бунко. – Твоё нетерпение уже погубило многих. Пора бы начинать учиться на своих ошибках.

Лицо Кёко окаменело, волчьи уши прижались к голове, но она смолчала, отступив в тень комнаты. Такая взял её за руку. Остальные прерывать Бунко не решились. Из мешка появилась книга, потом ещё одна и ещё. Они никак не могли все туда поместиться, но всё же Бунко доставала их одну за другой.

– Ох! Я бы на это посмотрела! – восклицала она. – А это будет забавно! Хитро, очень хитро…

Наконец она захлопнула книгу, и её голова обернулась к собравшимся.

– Вылечить его нельзя!

Мико обожгло грудь, а ноги затряслись так, что если бы она не сидела, то точно рухнула бы на пол. Дождавшись, пока её слова произведут нужное впечатление, Бунко воздела указательный палец к потолку и снова облизала губы.

– Заклинание лишь очистит тело, но, если наш маленький тэнгу снова впадёт в уныние или не захочет возвращаться, всё повторится снова. Но это ещё не всё! Для того чтобы можно было применить заклинание, он должен быть целым. – Она весело помахала комнате пустым рукавом кимоно Райдэна.

– Но мы не можем отрастить ему руку обратно, – нахмурился Такая.

– А вот тут начинается самое интересное! – Бунко постучала по косточкам на зеркале и вернулась к свитку. – Для заклятия нужны особые ингредиенты: кость белой обезьяны-великана, металл из крови демона, закалённый в огне Бездны, и нить жизни прямиком из Ёми. Я немного подправила рецептик, чтобы совместить приятное с полезным…

– Ты хочешь, чтобы мы выковали ему новую руку? – встрепенулся Шин, который до этого момента дремал в объятиях Акиры.

– Решила, что не пропадать же дочери кузнеца здесь зазря, – захихикала Бунко и посмотрела на Мико с весёлым прищуром. – Так что будет и тебе развлечение, красавица.

– И как это всё добыть? – Мико её веселья не разделяла, хотя сердце уже успело воодушевленно затрепетать, коснувшись новой надежды. Выковать руку из металла? Да раз плюнуть. Только вот опыт подсказывал ей, что так просто всё не будет.

– Это вы сами думайте, – пожала плечами Бунко.

– Это, получается, – впервые за вечер подала голос Сацуки, – это вам надо убить обезьяну-великана, спуститься к демонам в Бездну и… – она сглотнула, – в Ёми?

– Только вот мы не знаем ни где находится Бездна, ни как попасть в Ёми, ни как найти и убить обезьяну, – сокрушённо выдохнула Кёко.

– И снова ты торопишься, ушастая, – цыкнула Бунко. – Зеркало говорит, что кое-что вам известно.

Её голова сделала половину полного оборота и уставилась в дальний угол комнаты, где Ицуки вдали от всех неторопливо ел палочками рис. Мико и забыла, что он тоже тут. Скромно улыбаясь, он отставил на пол пиалу и принялся складывать знаки руками.

– Ицуки говорит, что убивать обезьяну необязательно, – перевела Кёко. – Он знает, где находится кладбище. Костей там столько, что хватит на тысячу тэнгу. Он готов нас туда проводить.

– Похоже, вас ждёт лёгкое начало. – Бунко вернула голову в естественное положение и заулыбалась. – Интересно, что будет в конце.

– Ладно, хорошо, – кивнула Мико, стараясь не обращать внимания на её комментарии. – Значит, будем решать по делу зараз. Разберёмся с костью обезьяны и будем думать дальше. Я пойду с Ицуки. Кёко, ты с нами. А остальные… ищите, пожалуйста, информацию про Бездну и Ёми. Должен быть способ туда попасть.

– Ох ты, раскомандовалась, – опять захихикала Бунко и хлопнула в ладоши, недовольная тем, что никто не обратил на неё внимания. Завладев им, она плотоядно улыбнулась. – И в этот раз вам лучше поторапливаться. Боюсь, у вашего тэнгу остались считаные недели. Потом скверна О-Бороми заберёт его навсегда.

Глава 21. По тропе, заросшей цветами вьюнка

Когда все разошлись по комнатам, Мико легла рядом с Райдэном. И наконец, когда появились первые намётки плана, мысли замедлились, и она уже могла их расслышать. Забралась под одеяло, положила голову Райдэну на грудь и закрыла глаза. Сердце его билось медленно и глухо, грудь едва вздымалась. Весь он был тихий и холодный, и Мико становилось страшно от этой близости, но она надеялась, что Райдэн почувствует её присутствие, поймёт, что не один, и это хотя бы немного его поддержит, хотя бы немного разгонит туман О-Бороми.

Мико вспомнила, как туман набросился на неё и как вместе с ним её стали посещать ужасные, жуткие мысли, которые, кажется, одолевали Райдэна. Мико задумалась, вспоминая всё то, что сумела увидеть, пробравшись сквозь туман в его голове. Отчего-то ей казалось, что маленький Райдэн нуждался в помощи, вёл её по своим воспоминаниям, а взрослый Райдэн хотел их спрятать, остаться наедине со своей болью, со страхом, которые пожирали его изнутри.

Мико вздохнула. Она так мало знала о том, кого любит, даже не представляла, сколько боли хранит в себе его сердце. Она думала, что Райдэн сильный, непобедимый, что ничто не способно выбить его из колеи. Но оказывается, всё это время в его душе кровоточила незаживающая рана, которую Мико не замечала. Она вспомнила, как Райдэн сидел на крыльце храма, боясь войти внутрь и взглянуть на тех, кто умирал так же, как умирала его родная мать. Она не расспросила его об этом ни тогда, ни после. У них были более важные дела. У нихвсегда были более важные дела. И всё это время Райдэн находил силы, чтобы заботиться о ней, вытаскивать из передряг, забирать боль, убаюкивать ночные кошмары, хотя ему самому забота нужна была не меньше.

Потерявший мать, покинутый отцом мальчик, на него с самого детства взвалили груз, который и не каждому взрослому хватит сил унести. Дорога, которую перед ним выстелили, отняла у него крылья, клан, а теперь ещё и руку. Все – включая и саму Мико – все ждали, что он будет сильным, уверенным, что поведёт за собой, защитит и принесёт победу. Никто не ждал слабости. Никто не спрашивал его о том, что болит. Неудивительно, что он сломался. Мико бы тоже сломалась.

– Держись, слышишь? – Она прижалась к нему крепче и погладила по щеке. – Мы тебя вытащим. Я, Кёко, Макото, Такая, Шин, Ханзо, Ицуки, даже придурок Акира – мы не бросим тебя, слышишь? Пожалуйста, только дождись. А ещё… у меня есть новости. Очень важные новости, которые я хочу рассказать, глядя тебе в глаза. Так что не смей умирать.

Мико обняла Райдэна и вскоре уснула. Нити, сплетённые Духом Истока, тут же опутали её и понесли прочь из Небесного города.

Кацуми лежала в постели и дрожала в лихорадке. Оберегая клан, слишком мало жертв она принесла мёбу Ису и слишком много собственных сил отдала, чтобы великая лиса защитила замок. Сгоревшие дотла девять хвостов восстанавливались медленно, с тех пор отрос обратно только один. С ним вернулась и часть утраченных сил. Ей понадобилось восемьсот лет, чтобы достичь пика своей силы, отрастить девять хвостов – по одному в сто лет. И несколько мгновений, чтобы эту силу растратить. Радовало только то, что возвращались хвосты быстрее, чем росли в первый раз. Первый вернулся к ней уже спустя пару недель. Только вот пока у неё не хватало сил даже на то, чтобы восстановить защитные заклинания вокруг замка.

Служанка по имени Ханако – молодая кицунэ с одним хвостом – протирала тело Кацуми влажной тряпицей, чтобы охладить кожу. Кацуми рассеянно гладила Ханако по бедру, обводя острым ногтем контуры цветов на её юкате. Это были сиреневые вьюнки, Кацуми любила их, а потому выбрала для юкаты Ханако именно этот узор.

– Они и вправду красивые, госпожа, – смущённо сказала Ханако, наблюдая за направлением ее взгляда. – Но я не думала, что вам может нравиться что-то настолько… простое. Мне всегда было любопытно, что именно привлекает вас в этом цветке?

Кацуми усмехнулась и накрыла бедро Ханако ладонью, продолжая задумчиво поглаживать большим пальцем.

– Они росли на могиле мужчины, которого я убила.

Ханако вздрогнула, затаив дыхание. Кацуми читала в её глазах любопытство и страх. Она желала узнать, что кроется за этой простой фразой, но боялась спросить. Подумав, Кацуми решила удовлетворить её любопытство.

– Когда-то давным-давно я была такой же молодой лисой, как и ты. Я верой и правдой служила Кормящей Матери, любила её так сильно и безотчётно, ела с её рук и спала у её ног, как и подобает верной слуге. Я жила с ней в Небесных Чертогах и была её любимицей. Было это больше тысячи лет назад, да, Ханако, я немного старше, чем все думают, потому что решила разделить свою жизнь надвое, вычеркнуть ту её часть, о которой тебе расскажу.

Однажды Кормящая Мать отправила меня на землю, к молодому генералу Зэнтаро, который много и усердно молился в её храме. Приносил подношения и просил о помощи в битвах, чтобы мог он принести славу и процветание своей стране и своему императору. Я спустилась к нему по тонкому лучу луны, коснулась его прекрасного лица, прогоняя сон, и сказала, что пришла, чтобы исполнить его мечты. Очарованный моей красотой, он возжелал меня той же ночью, а я, не знавшая прежде ни одного мужчины, подчинилась, ведь богиня наказала служить ему верой и правдой.

Я провела Зэнтаро через битвы и помогла выиграть войну. Я полюбила его всем сердцем, почти так же, как любила свою богиню. И не было предела моему счастью, когда Зэнтаро пожелал взять меня в жёны. Он холил и лелеял меня, осыпал подарками и посвящал мне стихи. Боги, какие он писал стихи! Когда войны закончились, Зэнтаро начал мечтать о сыне, и я всем сердцем желала исполнить его мечту. Потому что так завещала богиня и потому что я сама хотела видеть счастье на лице возлюбленного Зэнтаро.

Но шли годы, а я всё не могла подарить ему сына. Семь раз я мучилась в родах, и семь раз я приносила в этот мир мертвецов. Отношения с Зэнтаро портились, он стал отдаляться от меня, а будучи беременной в восьмой раз, я узнала, что он спит с моей служанкой. И я бы закрыла на это глаза и продолжила его любить – слишком тяжёлым грузом лежала на мне вина из-за того, что я не могла исполнить его мечту. Но Зэнтаро мало оказалось простой интрижки, он захотел сделать служанку своей женой. Но нельзя привести в дом новую жену, не избавившись от старой.

Я молила его одуматься, клялась, что в этот раз обязательно рожу сына, но он был непреклонен. Он давно разлюбил меня. Выгнать меня из дома он не мог, как и запятнать свою честь, но он нашёл выход. Обвинил меня в измене, раскрыл всем мою истинную сущность, заявив, что я околдовала его и силой заставила на себе жениться, чтобы заполучить власть и богатство. Разумеется, все ему поверили, особенно после того, как свидетелями выступили слуги, которые не раз видели мои уши и хвост. А ещё сказал, что моё нутро проклято и черно настолько, что я рожала чудовищ и всех – от разных мужчин.

Моих оправданий никто не слушал. Меня назвали демоном, схватили и отправили в темницу. Император вынес мне смертный приговор, но его отложили, чтобы дать родиться ребёнку и собственными глазами взглянуть на чудовище из моей утробы – им, видишь ли, было любопытно. Каждую ночь я молила Кормящую Мать спасти меня, но она не отвечала.

Знакомый лис, случайно оказавшийся тогда при дворе, помог мне сбежать и приютил в храме Кормящей Матери на горе, неподалёку от столицы.

Не знаю, когда именно моя любовь превратилась в ненависть. Когда Зэнтаро предал меня или когда я родила совершенно здорового сына.

Кацуми замолчала, глядя в пустоту. На лице её не отражалось ничего, бледной маской оно скрывало бурю, что выла и стонала у неё в душе.

– Я вернулась в его дом, убила слуг, суку, которую он теперь называл своей женой. А из нашего сына я приготовила жаркое, – продолжила она бесцветным голосом. – Подала ему на стол и заставила съесть всё до последней крошки. Он плакал, словно дитя, и молил пощадить его, но я не слушала его мольбы, так же как и он не слушал моих. Я утащила его в лес и закопала живьём, до последнего наслаждаясь криками, а потом стояла и слушала, как затихает его гнилое сердце.

А потом эта сука-богиня послала ко мне одну из своих кицунэ – даже не потрудилась спуститься сама, старая стерва. Сказала, что за содеянное дорога в Небесные Чертоги мне теперь закрыта навсегда. Но разве я виновата? – Кацуми вскинула ощетинившийся взгляд на Ханако, которая, заслушавшись, перестала омывать её тело. – Разве не делала я всё ради неё и ради Зэнтаро, как она и велела? Разве не была я верной слугой и женой? Они были для меня всем! И оба покинули меня, предали, отказались, как только я стала неудобна и нежеланна. Неужели я должна была умереть, чтобы сделать их счастливыми? Этого они от меня хотели?

– Это ужасно, – прошептала Ханако. – Они были так несправедливы.

– В ту ночь я отреклась от своей богини и ушла от людей, – продолжила Кацуми, будто не слышала её. – Отыскала лиса, который спас меня, и узнала, что не все кицунэ служат Кормящей Матери. Он отвёл меня в клан, в глубину земель Истока. Они никому не служили и никого не ублажали, покинутые Кормящей Матерью, они заботились только друг о друге. Я наконец обрела дом. Настоящий, а не то мерзкое его подобие, что навязал мне Зэнтаро.

– Когда остров окружили печатями, а я возглавила клан, – она прикрыла глаза, – когда закончилась война и Хранители принесли в земли спокойствие, я была счастлива. Наконец-то я обрела настоящий дом, возвысила клан и одарила его своей заботой, чтобы отблагодарить за ту, которую они подарили мне, когда приняли в семью.

Кацуми взглянула в полные слёз глаза Ханако, взяла её за руку и нежно потянула на себя. Но тут дверь в комнату распахнулась и в комнату влетел встревоженный стражник.

– Люди приближаются!

Кацуми оттолкнула Ханако и села, натягивая на плечи кимоно.

– Почему их никто не заметил?!

Стражник потупил взор и выдохнул.

– С ними госпожа Рэй. Она провела их через брешь.

– Демоны Бездны. – Кацуми тяжело поднялась на ноги и едва не упала, но Ханако вовремя подхватила её под руку. – Что значит «с ними госпожа Рэй»? Ты умом тронулся?

– Это правда! Она ведёт за собой сотню воинов.

– Собери всех, кто способен сражаться.

– Госпожа, вы ещё слабы, – заикнулась Ханако, но Кацуми снова её оттолкнула.

– Я не буду сидеть в стороне.

Кицунэ готовили оборону замка. Рэй показалась на опушке леса, когда Кацуми поднялась на стену, чтобы встретить её. Госпожа Рэй, облачённая в чёрное с золотом кимоно, прикрывала рот веером и снисходительно щурилась, глядя на Кацуми снизу вверх. На левой половине лица, будто глубокая трещина на чашке, алел ветвистый шрам. Левый глаз был подёрнут голубоватой плёнкой и явно ничего не видел.

Воины за её спиной выстроились в ровные шеренги.

– Давай закончим это быстро, Кацуми. Сдайся, и я пощажу тебя и твой клан, – сказала Рэй, опуская приветствия.

– Значит, ты перекинулась на сторону этих крыс? – Кацуми стиснула в ладони свой железный веер, ища в нём опору. – Пошла против Хранителей? Против своего рода?

Рэй расхохоталась.

– У меня с вашей породой нет ничего общего, Кацуми, я вылеплена совсем из другого теста. Мир, из которого я пришла, тебе неведом и незнаком. Я древнее этого мира, и тебе, ослабшей, с одним-единственным хвостом, со мной не совладать.

Кацуми стыдливо спрятала хвост за спиной. Она не понимала, о чём толкует эта рёкановская шлюха, но сдаваться не собиралась. Она больше никому и никогда не покорится. Ни перед кем не склонит голову. И какая-то жалкая сотня людишек не сумеет её заставить. Она убьёт их всех и с одним хвостом, а её лисы сожрут их потроха.

Кацуми гордо расправила плечи, раскрыла веер над головой, призывая кицунэ готовиться к битве.

– Что ж, – улыбнулась госпожа Рэй. – Я хотела по-хорошему.

Кацуми не сдержала испуганного вскрика, когда Рэй в мгновение ока обратилась в огромную змею, возвысившись над Кацуми и её замком. Стражники выпустили в неё тучу стрел, но те даже не поцарапали блестящую чёрную чешую. Рэй оттянула голову и бросилась на Кацуми.

Выдохнув, Кацуми перепрыгнула на крышу замка, а морда змеи разрушила стену. Камни полетели вниз, погребая под собой тех, кто не успел убежать. Резко развернувшись, Кацуми разбежалась и, оттолкнувшись от черепицы, прыгнула на Рэй. Со всей силы ударила веером по змеиной морде, в трещину ещё не зажившего шрама.

Брызнула кровь. Змея отпрянула, но Кацуми успела заскочить ей на нос и помчалась к здоровому глазу, чтобы ослепить и его. Рэй замотала головой, и Кацуми, не удержавшись, полетела вниз. Приземлилась на ноги, но колени подогнулись – силы покидали её. Но отдохнуть возможности не было – люди бросились на Кацуми и пришлось отбиваться уже от них. Кицунэ и бушизару прыгали со стен замка, торопясь на помощь своей госпоже.

Кацуми тонула в криках и крови, отсекала головы веером, когтями вырывала сердца, зубами перегрызала глотки. Она никому не позволит отнять у неё дом!

Хвост Рэй появился из ниоткуда, смёл Кацуми вместе с людьми, беспощадно перемалывая последних.

Кацуми распласталась на земле, пытаясь совладать с болью, – кажется, рёбра всё же не выдержали и переломались под гигантским весом. Змея нависла над ней, и Кацуми, переборов себя, поднялась на ноги, утёрла тыльной стороной ладони вытекающую изо рта кровь и выпрямилась. Порванное кимоно сползло с плеча, волосы разметал ветер, но Кацуми гордо вскинула подбородок и выставила перед собой лезвие веера.

– Иди сюда, мерзкая су…

Змеиная голова обрушилась на неё, забрызгав землю алой кровью. Веер выпал из ослабевших пальцев. Кости смялись, сердце, не выдержав, смолкло. Рэй подбросила Кацуми в воздух и заглотила вместе с хвостом.

Глава 22. Кость белой обезьяны, кость чёрной обезьяны

– Поверить не могу, что старуха померла! – воскликнула Кёко.

Они с Мико шли за Ицуки по бамбуковой роще. Бамбук гнулся и шумел, подчиняясь разыгравшемуся ветру. Ицуки бодро шагал впереди, заложив руки за спину и разглядывая что-то в вышине ветвей.

– Ты уверена?

Мико кивнула. Ночью ей показалось, что её сердце остановилось вместе с сердцем Кацуми. Она ещё долго лежала, глядя в потолок и пытаясь понять, где находится.

– Рэй её съела. А перед этим раздавила. Кровь была повсюду.

– Уф. – Кёко поёжилась. – Ну не могу сказать, что мне её жаль.

Мико снова кивнула. Но всё же где-то в глубине души она жалела Кацуми – лису, которую любовь превратила в чудовище. Она жалела ту Кацуми, которая тысячу лет назад спустилась с небес и отдала всю себя тому, кому оказалась не нужна. Одно чудовище породило другое. А то, сначала поглотив первое, в конце концов и само сгинуло – в пасти чудовища третьего. Интересно, какая судьба ждёт Рэй? И успеют ли они остановить её прежде, чем она поглотит всех. А если успеют, не превратятся ли в чудовище, подобное ей? Или – Мико взглянула на прожилки голубого неба среди трепещущих ветвей бамбука – может, уже стали?

Мико вспоминала, как бросилась на Макото, когда он появился на пороге, полная решимости отнять его жизнь, если то, что он скажет, ей не понравится. Нож в её руке не был пустой угрозой – она удерживала его силой, чтобы не позволить лезвию вспороть беззащитное горло того, кто даже не представлял опасности. Макото был на её стороне, он протащил на себе Райдэна от убежища тэнгу до Небесного города, и одной Сияющей Богине известно, что стало бы с Райдэном, не будь Макото рядом. А она готова была его убить, не сомневаясь.

Это пугало Мико. Она боялась однажды не узнать себя.

Ицуки уводил их на юг. Находил укромно спрятанные бреши и даже ни разу не заглянул в карту. Интересно, – подумала Мико, – за свою долгую жизнь он исходил пешком весь остров? Она бы не удивилась, знай Ицуки каждый камешек и каждую брешь.

На рассвете нового дня Ицуки остановился у такой высокой скалы, что Мико, запрокинув голову, не могла разглядеть вершину. Он улыбнулся, стащил с ног дзори, повязал их на пояс и жестом показал, что нужно лезть наверх. Не дожидаясь ответа, развернулся и ухватился за ближайший выступ. Он двигался ловко и быстро, безошибочно выбирая выступы и иногда принимая такие безумные позы, что у Мико перехватывало дыхание от страха за него.

– А он в отличной форме для старика, которому пара тысяч лет, – пробубнила Мико, пытаясь запомнить, какие камни выбирает Ицуки для опоры. Приметила несколько больших уступов, на которых можно будет передохнуть. Надежд на то, что она взберётся наверх так же играючи, как Ицуки, Мико не питала. Если вообще взберётся.

– Красуется, – фыркнула Кёко и прочертила в воздухе изломанную линию. – Есть путь полегче. Держись за мной, волчонок, и мы быстренько вскарабкаемся.

Ицуки выглянул откуда-то из середины скалы, помахал им рукой, а потом сложил несколько замысловатых знаков. Кёко в ответ скривилась и закатила глаза.

– Что он сказал? – спросила Мико.

– «Поднимайте задницы, лентяйки».

Кёко проверила, надежно ли прикреплены к спине лук и дорожный мешок, поправила колчан на поясе и поползла вверх. Она то и дело останавливалась и оглядывалась, проверяя, поспевает ли Мико.

Мико не поспевала. Плечи и пальцы заболели почти сразу, меч мешался, спина и ладони вспотели, ноги тоже быстро устали. Мико выдыхала, когда могла ухватиться за крепкую ветку, не боясь соскользнуть вниз, или немного размять ноги, усевшись на достаточно большой уступ. Восхождение, кажется, длилось целую вечность, Мико умудрилась ободрать костяшки пальцев и ушибить коленку, но наконец Кёко схватила её под мышки и вытянула наверх.

Мико упёрлась ладонями в колени, пытаясь отдышаться. Отряхнув хакаму от пыли, она выпрямилась.

Ицуки стоял возле узкого входа в пещеру, над которой висел скрученный соломенный жгут с кисточками, намекая на то, что место принадлежит священным землям. Поклонившись, Ицуки вошёл внутрь. Кёко и Мико поспешили за ним.

Стены пещеры светились бледным зелёным светом, усыпанные крошкой мелких кристаллов. Пахло грибами и влажным деревом.

– И где-то тут похоронены обезьяны-великаны? – Будь Кёко повыше, ей пришлось бы пригибаться, чтобы не биться головой о потолок.

Ицуки кивнул и ответил. Мико в ожидании посмотрела на Кёко.

– Говорит, что их не хоронили, они сами приходили сюда умирать, когда чувствовали, что их время подходит к концу.

– А они не были бессмертными? – спросила Мико.

– «Были. Но не всем по душе жить вечно. Когда они уставали от существования, приходили сюда, чтобы завершить свой путь». – А как ты нашёл это место? – Ицуки пожал плечами. – «Я всегда знал, но никогда раньше тут не был».

Шаги эхом разлетались по пещере, а по стенам то и дело пробегали, прячась в тенях, ящерицы и мелкие жучки. Кристаллы становились больше, росли, делая проход ещё уже, – копьями подпирали с боков, свисали с потолка, угрожая оцарапать макушку. На полу блестела кристальная крошка, похрустывая под ногами.

Скоро проход начал расширяться, и наконец Ицуки остановился на широкой площадке и обернулся, ожидая, пока Мико и Кёко его догонят.

Поравнявшись с Ицуки, Мико замерла, затаив дыхание. Площадка заканчивалась резким обрывом. Пещера стала огромным, залитым зелёным светом залом, своды которого поддерживали неровные кристальные колонны, а пол был усыпан огромными костями. Их было так много, что не было видно камня под ними. Кое-где можно было разглядеть гигантские обезьяньи черепа с большими клыками.

– Хах. Я понимаю обезьян, в таком местечке любому захочется помереть, – хмыкнула Кёко. – Вопрос, как мы утащим такую громадину? Поищем мизинчик?

Ицуки покачал головой и показал перечень быстрых знаков.

– Говорит, белых обезьян здесь нет. Их кости очень ценные, поэтому они должны быть в другом месте. Ещё говорит, что кость нельзя будет забрать просто так, нужно будет спросить разрешения. У кого? У духов? А, ты сам справишься? Замечательно!

Спрятав ладони в рукавах, Ицуки начал спускаться по камням, которые образовывали своеобразную лестницу. Добравшись вниз, они пошли вдоль стены, стараясь обходить стороной кости. Голые рёбра высились над Мико, подобно цунами, готовому вот-вот опрокинуться и утащить её в океан мертвецов. Словно боясь, что кости вот-вот оживут и вправду погребут её под собой, Мико отступила в сторону, почти вплотную придвинувшись к стене. Ицуки и Кёко, кажется, чувствовали себя гораздо более спокойно. «Ну да, – подумала Мико, – бояться стоит живых».

Ицуки внимательно оглядывал стену, будто что-то выискивая, причмокивал губами и щупал камни, упорно двигаясь дальше. Остановившись у совершенно непримечательного участка, он приложил ладонь к стене, а после – просиял и, поклонившись, постучал.

Стены задрожали, застучали друг о друга кости, посыпались крошкой кристаллы, а в следующий миг в стене появилась дверь, такая большая, что Ицуки занимал меньше четверти её высоты. Поклонившись снова, он переступил порог.

Новый зал, те же кристальные колонны, округлые своды и круглое отверстие в высоком потолке, из которого лился яркий солнечный свет. Посреди зала лежало три огромных скелета, ещё больше тех, что Мико увидела раньше. Аккуратно, отдельно друг от друга, сохранив подобие позы, в которой когда-то лежали – на боку, подтянув колени к груди, а ладони подложив под голову. Жестом попросив Мико и Кёко опуститься в сейдза, Ицуки подошёл к скелетам, положил на пол дорожный мешок и развязал шнурок. Достал из деревянной коробочки фарфоровую пиалу, маленькую бутылочку саке, бережно сложил пирамидку из мандаринов. Налил саке в пиалу, поджёг пучок шалфея и, положив его перед собой, дважды хлопнул в ладоши, дважды поклонился, снова хлопнул и замер в молитве. Мико и Кёко, не сговариваясь, повторили за ним.

Они просидели так до тех пор, пока не догорел шалфей. Тогда Ицуки поклонился в третий раз, поднялся на ноги и повернулся к Мико.

– Говорит, что ему нельзя трогать кости. Предлагает тебе выбрать одну.

Мико кивнула, поднялась и постучала себя кулаками по бёдрам, разминая затёкшие ноги. Подошла к ближайшему скелету, примеряясь к кости, которую они смогли бы унести. Кёко предлагала мизинец – это звучало логично, и Мико направилась к черепу. Он лежал на боку и смотрел на неё провалами глазниц, один клык не уступал в длине всей её руке, и толщиной – ноге, а другой – был обломан у самого корня. Нижняя челюсть опрокинулась и смотрела в потолок двумя клыками поменьше. Мико остановилась у раскрытой, рассыпавшейся ладони и выбрала кость, которая легко поместилась в дорожный мешок. Это была верхняя фаланга указательного пальца.

Что ж, их путь и правда начался легко. Оставалось надеяться, что и дальше будет так же. Поклонившись скелету обезьяны, Мико побежала к выходу из зала, на пороге которого её уже ждали Ицуки и Кёко.

Снова задрожала земля и зазвенели кости – это закрывалась за ними огромная дверь. Но вот дверь закрылась, а дрожь никуда не исчезла, кости пошли волнами, подобно морю, зазвенели громче, закружились, отрываясь от земли. Кёко выругалась, Мико отпрянула назад, ударившись спиной о холодную стену. Сердце забилось чаще, а ладони похолодели, когда она поняла, что происходит.

Посреди костяного моря вырос невероятных размеров скелет обезьяны, в черных провалах глазниц которой горели зелёные огоньки. Медленно, словно боясь снова рассыпаться, скелет развернулся к ним и уставился на Мико. Челюсти угрожающе щёлкнули.

– Кажется, разрешения нам всё же не дали, – пискнула Кёко и схватила Мико за руку. – Бежим!

Они сорвались с места, а скелет в ответ оглушительно взревел. Мико зажала свободной ладонью ухо, рассеянно отмечая, что, вообще-то, скелетам реветь не положено, но их врага это нисколько не смущало. Подняв с земли огромную кость, скелет ударил ею по стене над головой Мико, сбивая кристаллы и засыпая её каменной крошкой. Они побежали быстрее настолько, насколько позволяла сила человеческих ног. Но до лестницы они так и не добрались – костяное море всколыхнулось и рухнуло, погребя под собой незваных гостей.

Воров в гробнице обезьян не любили.

Глава 23. За спиной демона

В тот день выпал первый в году снег. Семнадцатая зима в жизни Ханзо. По крайней мере, именно так утром сказал господин Хидэо. Императорская семья отбыла в храм, чтобы помолиться о благополучном завершении года. Шинокаге на священную землю не допускались, поэтому Ханзо оставили во дворце. Снег хрустел под ногами, когда Ханзо шагал в сад, а солнце светило так ярко, что сделалось больно глазам. На ровном белом ковре вилась одинокая цепочка маленьких следов. Ханзо коротко выдохнул – господин оказался прав. Несносная принцесса снова решила обвести всех вокруг пальца. Ханзо надеялся, что, когда ей подарят собственного Шинокаге, ему и господину Хидэо больше не придётся приглядывать за ней.

Ханзо остановился в тени гинкго, наблюдая, как Сацуки карабкается по изогнутому стволу сосны, намереваясь сбежать из дворца. Утром она жаловалась на боли в животе и слёзно просила разрешения остаться. Теперь ясно почему.

Сацуки кряхтела, перебираясь с ветки на ветку в неудобном кимоно. Ей пришлось подвернуть подол, и Ханзо мог видеть её тонкие белые лодыжки. Щёки под маской потеплели, и он отвернулся, недовольно нахмурившись. Вот глупая, замёрзнет ведь.

Когда Сацуки перебралась через стену и тихо выругалась, дав понять, что приземлилась не очень удачно, Ханзо выждал десять ударов сердца и перемахнул через стену следом. Они проделывали этот ритуал почти каждый месяц. Сацуки сбегала из дворца, полностью уверенная, что осталась незамеченной, а Ханзо тенью следовал за ней, приглядывая издалека. Сацуки было запрещено покидать дворец, но господин Хидэо обо всём позаботился. Ханзо не знал, как ему удалось договориться со стражей и держать происходящее в секрете от отца. Возможно, дело было в том, что господина все очень любили. В конце концов, Ханзо тоже его любил, поэтому выполнял даже те приказы, которые выполнять не стоило. Например, следовать за сбежавшей из дворца принцессой и не говорить об этом императору. Хотя он обязан докладывать ему о подобном. Император – превыше всего. Всегда. Для всех. Но не для Ханзо. Наверно, с Ханзо уже тогда что-то было не так.

Сацуки свернула в переулок и побежала вниз по узкой улочке – к рынку. Как всегда.

Длинная рыночная улица, украшенная фонарями и наполненная голосами, – любимое место Сацуки после разве что берега реки, куда она всегда шла, закупившись едой. Она смотрела на рыбацкие лодки, наблюдала за цаплями и кормила уток. Летом, когда над рекой загорались фейерверки, Сацуки пропадала там до поздней ночи.

Сацуки подлетела к прилавку с горячими пирожками и взяла сразу три штуки. Ела она много, совсем не как принцесса. По крайней мере, так всегда говорил господин Такаюки, когда им с господином Хидэо и Сацуки доводилось ужинать вместе. Сацуки его комментарии нисколько не смущали, напротив, она продолжала поглощать еду с ещё большим аппетитом.

После прилавка с пирожками Сацуки обчистила лоток с моти и остановилась у магазинчика тканей, чтобы полюбоваться на яркие узоры. Она не могла выбирать цвета кимоно – принцессе было позволено носить лишь определённые оттенки. Единственное «неправильное» кимоно – с рыжими карпами кои и красным поясом – ей втайне ото всех подарила Кёко. Как она сказала, дорогое, но не слишком – чтобы сойти за состоятельную горожанку, но не более того. В нём Сацуки и сбегала из дворца.

Из магазина выглянула старушка в тёмно-коричневом кимоно и, поклонившись, сказала что-то Сацуки. Та смущённо рассмеялась и замахала руками, едва не выронив свёртки с едой. Щёки её покраснели, а глаза засияли. Должно быть, старушка сказала что-то приятное. Поклонившись ей, Сацуки развернулась, чтобы поспешить дальше, но столкнулась с каким-то господином. Свёртки всё же упали на землю, а по кимоно господина размазалась сладкая бобовая паста.

– Ой, простит…

– Смотри куда идёшь! – гаркнул он. Судя по одежде, выбритой макушке и аккуратному хвостику на затылке, это был самурай.

– Сам глаза разуй! – гаркнула в ответ Сацуки, наклоняясь за свёртками.

Лицо самурая побагровело, глаза округлились – он не ожидал подобной наглости. Люди стали останавливаться, чтобы понаблюдать за происходящим.

– Ты как смеешь со мной разговаривать так, женщина?! Ты хоть знаешь, кто я?! – Он занёс ногу в высоких гэта и с размаху наступил на один из выпавших пирожков.

– Смерти захотел?! – закричала Сацуки и пнула его по лодыжке. Самурай охнул, не ожидая нападения, и поджал ушибленную ногу. Сацуки подняла уцелевшие свёртки и ткнула пальцем самураю в грудь. – Быстро верни мне деньги за всё, что тут испортил!

– Ах ты маленькая дрянь! – Самурай замахнулся. Ханзо рванул к нему, готовый защитить Сацуки, но та вдруг со всей силы метнула свёрток в лицо мужчине. Самурай отшатнулся, взревел, будто безумный, и потянулся за вакидзаси на поясе.

Ханзо подлетел к Сацуки, схватил её за руку и поволок за собой сквозь толпу.

– Ханзо?! – вскрикнула Сацуки.

– Уходим, – коротко отозвался тот.

– Нет! – Она попыталась его остановить, но чуть не упала и побежала дальше. – Вернись и заставь того придурка вернуть мои деньги!

– Господин Хидэо велел не ввязываться в драки. Защищать, но не сражаться.

– Что?! Пусти меня! Пусти немедленно! – Она задёргалась, пытаясь вырваться и, не сумев, просто упала на снег, как кошка, не желающая никуда идти. Ханзо от неожиданности остановился. Они уже покинули рынок и теперь стояли посреди узкой улицы. Вернее, Ханзо стоял и держал за руку Сацуки, которая лежала на животе и хмуро смотрела на него исподлобья. Прохожие удивлённо оборачивались и при виде Шинокаге ускоряли шаг.

– Госпожа Сацуки…

– Отпусти. Меня.

Помедлив, Ханзо всё же разжал пальцы. Сацуки поднялась с земли, отряхнула кимоно и выпрямилась, гневно глядя на Ханзо.

– Ты следил за мной по приказу Хидэо?

Ханзо кивнул.

– Как давно?

Ханзо не ответил.

– Как давно? – повысила голос Сацуки. – Отвечай. Это приказ.

– С тех пор как вам было десять.

Краска сошла со щёк Сацуки.

– Пять лет?!

– Кроме тех дней, когда вы ходили в город в сопровождении госпожи Кёко.

– Сияющая Богиня, как он мог! – Сацуки всплеснула руками. – Голову ему оторву!

– Боюсь, я не смогу этого позволить.

– Тебе тоже оторву!

Ханзо нахмурился. Юная принцесса явно слишком часто общалась с госпожой Кёко. В подтверждение этой мысли Сацуки выдала череду отборных ругательств. Заглянула в сумочку, которая висела на поясе, закреплённая с помощью нэцкэ волка из слоновой кости, – тоже подарок Кёко.

– У тебя есть деньги? – осведомилась она.

Ханзо покачал головой, а Сацуки снова выругалась.

– Я потратила почти все, что взяла… – Она резко затянула шнурки на мешочке, грустно вздохнула и оглянулась туда, где остался рынок.

– Нам лучше вернуться во дворец…

– Нет уж! Мы вернёмся на рынок и купим… – Она снова заглянула в сумочку и вытащила монетку. – Один пирожок…

– Вам туда нельзя.

– Я голодная.

– Тогда вернёмся во дворец.

– Нет.

– Госпо…

– Тебе велено приглядывать за мной, а не возвращать, верно?

Ханзо кивнул.

– Вот и приглядывай.

Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга. А потом Ханзо снова кивнул. Самурая на рынке они больше не встретили, а вот продавец пирожков, завидев Ханзо, дал Сацуки не один, а целых два пирожка, и оба – бесплатно. Сацуки это так обрадовало, что она, мгновенно забыв все обиды, похлопала Ханзо по плечу и почти вприпрыжку побежала в сторону речки.

Река почти никогда не замерзала и в тот день чёрной змеёй неслась меж белых берегов. Сацуки стряхнула снег с маленькой скамьи под всё ещё зелёной ивой. Ханзо снял своё хаори и постелил на влажные доски, чтобы Сацуки было теплее. Она тут же села и похлопала рядом с собой.

– Я постою, не буду вам мешать, госпожа.

– Ты мне мешаешь именно тем, что стоишь.

– Я могу отойти туда, где вам не будет меня видно.

– Ещё хуже. Боги, у меня мурашки по коже. Ты же понимаешь, как жутко это звучит?

Ханзо не понимал и поэтому ничего не ответил. Сацуки вздохнула и снова похлопала по скамье.

– Просто сядь рядом и сделай вид, что тоже на прогулке. Так будет лучше всего.

Ханзо молча подчинился. Сел на самый край. Он ещё ни разу не был с принцессой наедине – по крайней мере так, чтобы она знала об этом, – и потому совершенно не понимал, как себя вести. Тени беспокойно скользили под одеждой, принюхивались, будто звери, почуявшие добычу. Сацуки им нравилась, они считали её вкусной, они слышали аромат её тела, солоновато-сладкий, который Ханзо изо всех сил старался игнорировать.

Сацуки развернула бумагу, из которой вырвался клуб пара и тут же исчез, вытащила один пирожок и протянула Ханзо. Тот, помедлив, взял. Тесто мягкое, горячее, почти такое же белое, как снег. С паром от него поднимался приятный и перебивающий всё остальное запах капусты, мяса и специй. Ханзо вдохнул его почти с облегчением.

– В маске есть не получится, – сказала Сацуки с набитым ртом, она откусила сразу половину пирожка. – Она… она же снимается?

Ханзо кивнул, но к маске не притронулся, пирожок в руках остывал. Сацуки продолжала внимательно смотреть на Ханзо.

– Мне со дня на день подарят своего Шинокаге, и я смогу ходить в город вместе с ним, – задумчиво протянула она, доев пирожок. – Я вот гадаю, какой он будет… Молодым или старым, красивым или страшным, как ваш командир. Ты вот выглядишь молодым. Сколько тебе?

– Господин Хидэо говорит, что семнадцать.

– Ого! – Она округлила глаза и стала загибать пальцы, что-то бормоча себе под нос. – То есть, когда тебя подарили Хидэо, тебе было всего семь?

Ханзо пожал плечами.

– Получается, что так.

– Но ты выглядел… старше. Я думала, что вы с Хидэо ровесники.

– Мне говорили, что наши тела отличаются от человеческих.

– Вот как… У тебя есть родители?

Ханзо повернул к ней голову. Почему она задаёт столько вопросов? Да ещё и таких сложных.

– Я не знаю.

– Ну откуда-то же ты появился?

Ханзо вновь пожал плечами. Сацуки поджала губы и отвернулась к реке, потом покосилась на пирожок в руках Ханзо.

– Ты будешь? Если нет, можно я…

Ханзо молча протянул ей пирожок. Сацуки тут же просияла и принялась с аппетитом жевать. Мимо проплыла рыбацкая лодка, на носу которой сидел крупный баклан и сушил крылья. На противоположном берегу гуляла пара, укрываясь от солнца под красным зонтиком. Сацуки расправилась со вторым пирожком и пнула снег. Задумалась, глядя на оставшийся след, и покосилась на Ханзо. Соскочила с лавки, отбежала на десяток шагов и подобрала горсть снега. Слепила ком и швырнула в Ханзо. Он проводил взглядом пролетающий мимо снежок.

– Вставай! – крикнула Сацуки. – Раз уж ты тут, мы обязаны поиграть в снежки!

– Почему? – Ханзо послушно встал.

– Потому что мы с Хидэо всегда играем, когда выпадает первый снег. И потому что это весело! – Она слепила ещё один ком и швырнула в Ханзо. Этот снежок угодил в грудь. Ханзо так и остался стоять неподвижно. В грудь прилетел второй снежок. – Ну, не стой столбом! – Она недовольно всплеснула руками. – Ты должен уворачиваться и кидать в меня снег в ответ. Победит тот, кто попадёт в другого больше раз. Давай, это же весело! Тебе семнадцать или семьдесят?

Ханзо посмотрел по сторонам. Опасности не видно – они на берегу были совсем одни. Если он будет достаточно внимательным… В него летел новый снежок, из рукава вырвалась тень и разбила его, не позволив попасть в цель.

– Эй, нет! Так нечестно! Фокусы использовать запрещено! – Сацуки снова замахнулась. Ханзо увернулся, потом ещё раз. Она бросала довольно медленно, можно было следить за обстановкой и уворачиваться, не боясь что-то упустить. Сацуки заулыбалась, зарумянилась, бегая по берегу и собирая новые и новые снаряды. – Давай, тоже кидай! А то проиграешь! У меня уже есть два попадания, помнишь?

Ханзо набрал в ладони холодный снег, который тут же начал таять в его горячих руках. Смял покрепче и замер в нерешительности.

– Ну! Ты будешь кидать?

– Я не хочу вас ранить.

– Ханзо, это всего лишь снег! Бросай!

– Но…

– Давай! Ничего не случится! И попробуй бросить так, чтобы я не увернулась! – Сацуки запрыгала с ноги на ногу, готовясь к нападению. – Бросай!

Ханзо замахнулся. Снежок засвистел в воздухе и с такой силой впечатался в лицо Сацуки, что она, крякнув, рухнула на спину.

– Госпожа! – Ханзо со всех ног бросился к ней. Сердце бешено стучало в груди. Он убил госпожу!

Перепуганный до смерти Ханзо упал рядом с ней на колени и схватил за плечи. Сацуки, кряхтя, села. На левой скуле горело красное пятно, которое обещало превратиться в синяк. Вид у Сацуки был ошалевший.

– Со мной всё хорошо! – быстро сказала она, поймав встревоженный взгляд Ханзо. И вдруг рассмеялась, покраснев. – Пожалуйста, не смотри на меня так, я правда в порядке. Просто постарайся бросать не так сильно.

– Я больше не буду бросать совсем.

– Нет уж! – Она встала и отряхнула кимоно. – Я ещё не повеселилась. И кто, если не я, научит тебя играть в снежки? Ты же так кого-нибудь убьёшь однажды.

Под руководством Сацуки Ханзо попробовал снова. На этот раз снежок попал Сацуки в плечо. Она не упала, а засмеялась и забежала за иву, чтобы использовать её как щит. Ханзо обрадовался, схватил ещё снега и побежал за ней. Она ударила по дереву, и с листвы осыпалось немного снега, Ханзо тоже ударил по стволу, и в следующий миг на них с ветвей обрушилась целая снежная лавина. Сацуки заверещала от восторга и оттого, что снег попал за воротник. Ханзо, не сдержавшись, тоже засмеялся и смахнул с её макушки снежную шапку, залюбовавшись снежинками на длинных ресницах. Сацуки отпрянула и, смеясь, побежала прочь, подбирая на ходу снег.

Они играли до тех пор, пока не замёрзли руки и не промокла одежда. Над рекой сгущались сумерки. Сацуки стучала зубами, но продолжала бегать по берегу, будто не могла надышаться свободой и весельем. Пальцы её покраснели, а губы посинели от холода.

– Пора возвращаться, госпожа, – сказал Ханзо. – Вы замёрзли.

– В-в-сё х-хорошо, – простучала зубами Сацуки. – Д-давай ещё н-немного…

Ханзо протянул ей руку.

– Позвольте.

Сацуки вложила свою заледеневшую ладонь в его. Тень выскользнула из рукава Ханзо и скользнула в рукав Сацуки и обвилась вокруг запястья. Она вскрикнула от неожиданности, но тут же блаженно выдохнула, согреваясь. Губы снова порозовели, пальцы стали тёплыми.

– Ух ты! Мы сможем ещё повеселиться!

– Нам лучше вернуться, – покачал головой Ханзо. – Я поделился своим теплом, но это закончится, как только я вас отпущу. К тому же император совсем скоро вернётся во дворец.

Сацуки недовольно надула губы, но всё же кивнула. Упоминание об отце отрезвило её.

– Тогда пообещай, что завтра мы снова сюда придём. – Она улыбнулась. – Раз уж ты себя раскрыл, вполне сможешь сопровождать меня.

Ханзо, сам того не ожидая, кивнул.

– Хорошо.

Всю дорогу до дворца Ханзо продолжал держать Сацуки за руку, чтобы она не мёрзла. Он помог ей перебраться через стену обратно в сад, и они ненадолго остановились под сосной. Солнце село, и в серебристом свете луны лицо Сацуки выглядело особенно красивым. Настолько, что щемило сердце. Испугавшись этого, Ханзо попытался отпустить её руку, но Сацуки удержала его.

– Спасибо, что провёл этот день со мной, Ханзо, – сказала Сацуки и легонько сжала его пальцы в своих. – Я с нетерпением буду ждать завтра.

Ханзо только и смог, что кивнуть. Снова.

– Как прикажете, госпожа.

Сацуки отпустила смешок, а потом посмотрела Ханзо в глаза, выдохнула облачко пара и, поднявшись на носочки, поцеловала маску. Он замер. Сердце пропустило удар, а потом пустилось вскачь, Ханзо обдало жаром костра и ароматом живого лета. Сацуки отпрянула, смущённо засмеялась, прикрыв губы ладонью.

– Спокойной ночи, Ханзо, – прошептала она, выпустила его руку и побежала прочь.

Ханзо, будто завороженный, смотрел ей вслед до тех пор, пока она не исчезла из виду. Приложил пальцы к маске туда, где её касались губы Сацуки. Что… Неужели Сацуки…

– Ханзо. – Из тени вышел командир Хандаку. И сердце Ханзо остановилось от его взгляда. Он всё видел. – Следуй за мной.

– Не приближаться к госпоже. – Пела плеть, облизывая тело Ханзо и сливаясь с голосом Хандаку.

Тени Хандаку держали крепко, тянули руки в стороны, не позволяя двинуться с места.

– Не прикасаться к госпоже.

Удары рассекали кожу, а она тут же заживала, позволяя пытке длиться бесконечно. Ханзо стонал от боли, но не позволял себе закричать. Он знал: если проявит слабость, Хандаку его убьёт. Слабые не могут быть Шинокаге. А если он умрёт, то больше никогда не увидит Сацуки. От одной этой мысли сердце его сжималось от боли, в сотню раз страшнее ударов плетью.

– Не смотреть на госпожу.

Ужас сковал его тело.

– Нет, – само сорвалось с губ.

Хандаку остановился и взглянул на Ханзо с холодным спокойствием.

– Нет? Значит, повторим всё заново.

Они провели в темнице три дня. Хандаку не опускал плеть до тех пор, пока нужные слова намертво не срослись с Ханзо, пока он, истекая потом и кровью, не стал повторять:

– Не приближаться к госпоже. Не прикасаться к госпоже. Не смотреть на госпожу.

Он повторял это снова и снова. Даже тогда, когда Хандаку отпустил тени и Ханзо безвольно рухнул на пол, не чувствуя рук и ног, поглощенный болью. Даже тогда, когда его отнесли в спальню и бросили на татами, оставив одного в темноте.

– Не приближаться к госпоже. Не прикасаться к госпоже. Не смотреть на госпожу…

Ханзо усвоил урок.

Не приближаться к госпоже.

Не прикасаться к госпоже.

Не смотреть на госпожу.

Третье правило Ханзо снова нарушил.

Сацуки разговаривала с одноглазым лисом. А он сидел к нейслишком близко. Настолько, что мог нарушить и второе правило. Кёко Макото не нравился, теперь он не нравился и Ханзо.

Втроём они сидели в библиотеке замка, пытаясь отыскать зацепки, чтобы спасти того тэнгу. Тэнгу Ханзо нравился.

– Ты же демон, неужели не знаешь, где находится Бездна? – Макото отложил книгу и уставился на Ханзо, лениво подперев скулу кулаком.

«Ты же лис, может, пустим тебя на воротник?»

– Нет.

Макото задумчиво постучал ногтями по столу, заваленному книгами и свитками.

– Ты разве не оттуда вылез?

– Нет.

«…но готов показать, куда могу тебя засунуть».

– А откуда же ты появился? Мама у тебя была?

Чего он привязался? Ханзо отвернулся.

– Эй, я задал вопрос.

– Ханзо, – голос Сацуки заставил его подобраться, как охотничьего пса. – Сядь с нами за стол, пожалуйста.

Не приближаться к госпоже.

– Мне тут хорошо.

– Неудобно разговаривать, когда ты так далеко. – Сацуки улыбнулась, и в библиотеке стало светлее, даже в том тёмном углу среди стеллажей, где сидел Ханзо. Теням не нравился этот свет, они хотели избавиться от него, свернуть девчонке шею, чтобы она перестала делать их слабее одним своим присутствием. Её кровь наверняка окажется вкусной, сладкой и очень горячей, а её тело, такое слабое и нежное, будет очень приятно разрывать на куски.

Ханзо нахмурился, и Тени трусливо замолчали, прячась под доспехами.

Не прикасаться к госпоже.

Так и не дождавшись ответа, Сацуки поджала губы и повернулась к Макото.

– Мы знаем, что принцесса Эйко запечатала Бездну больше тысячи лет назад, – сказала она, поправляя волосы. Здесь, в Небесном городе, она не собирала их в высокую причёску, позволяя ветру забавляться с ними, а солнцу вплетать свои лучи в шёлковые пряди. Такие шикарные волосы Ханзо видел только у породистых кобылиц в императорской конюшне. Нет, не то чтобы госпожа была похожа на кобылу, она меньше и явно красивее… Ханзо глухо кашлянул в маску, удивляясь собственным мыслям, и поспешил отвести взгляд.

Не смотреть на госпожу.

– Что это было реальное место где-то на островах Хиношимы, – тем временем продолжала Сацуки. – Наверняка должны остаться какие-то записи.

– На поиски записей могут уйти годы, а у нас есть пара недель. Зато у нас есть настоящий демон, откуда-то же он взялся. – Макото покосился на Ханзо. – Он всегда таким был? Ты видела его ребёнком?

– Когда Ханзо… подарили Хидэо, он выглядел лет на пятнадцать, а потом вырос.

– То есть ему не тысяча лет? Это обнадёживает.

– Почему?

– Потому что может значить, что у твоего папочки всё ещё есть доступ к Бездне. Подумай, может быть, он говорил что-то? Император или Шинокаге?

Сацуки задумалась. Ханзо тоже задумался.

Он никогда не задавался вопросом, откуда появился. Не знал, была ли у него мать. Он просто… был. Жил в тесной комнате с такими же двумя мальчишками, как он. А потом их привезли во дворец. Стали учить сражаться и начали хорошо кормить. А потом Ханзо привели к Хидэо. Ханзо никогда не задавал вопросов, потому что за вопросы жестоко наказывали. Обычно наказаниями занимались другие – старшие – Шинокаге, только они были достаточно сильными, чтобы причинить такому, как Ханзо, настоящую боль. А когда Ханзо был ребёнком, его за вопросы наказывали монахи.

– Я появился в храме, – подал голос Ханзо. – Жил в храме, потом попал во дворец.

Сацуки встрепенулась, Макото заинтересованно выпрямился.

– Что за храм? – спросила она.

– Не знаю.

– Ладно, а где он находился?

– Не знаю.

– Ты рос в храме и не знаешь ни названия, ни места, ни какому богу он был посвящён? – скорчил гримасу недовольства Макото, а Ханзо подумал, что если Тени проголодаются достаточно, то он может ихслучайно и не удержать, если лис будет поблизости.

– Не знаю.

– Замечательно, – фыркнул Макото. – Всего-то надо обойти пару тысяч храмов.

Сацуки улыбнулась и невесомо коснулась его предплечья, едва дотронувшись кончиками пальцев до рукава. Ханзо стиснул зубы. Не нравился ему этот лис.

– Может быть, ты хоть что-то запомнил, Ханзо? – ласково спросила Сацуки, повернувшись к нему. – Или у тебя что-то осталось из храма? Какая-нибудь вещь?

Ханзо задумался: кое-что у него осталось. Но показывать это другим было запрещено. С другой стороны, его господин мёртв, может ли тогда Сацуки стать его новой госпожой? От этой мысли сердце забилось быстрее, а тело бросило в жар, и Ханзо испуганно замер. Ему плохо? Всё оттого, что он собирался нарушить запрет? Ладони вспотели, дыхание перехватило, и Ханзо сжал кулаки. Он погибнет, если откроет тайну монахов госпоже? Если так, то нужно действовать быстрее.

Ханзо встал на ноги и быстрым движением развязал пояс, сбросил доспех, и нашёл пальцами шнурок кимоно.

– Сияющая Богиня! – воскликнула Сацуки, закрывая глаза ладонями и отворачиваясь, а Макото присвистнул, когда Ханзо скинул с себя кимоно, оголив испещрённое шрамами тело.

– Вот, что осталось. – Ханзо повернулся к ним спиной, которую покрывали столбцы кандзи, которые монахи долгие часы вбивали в тело иглами, чернилами и магией.

Зашуршали одежды – это Сацуки и Макото поднялись со своих мест, чтобы разглядеть надписи. Лёгкие шаги Сацуки быстро приблизились, она привстала на носочки и её дыхание согрело кожу между лопаток. Тени беспокойно зашевелились от её близости, но Ханзо силой загнал их поглубже.

– Это какое-то заклинание. – Пальцы Сацуки прикоснулись к нему, и тело Ханзо будто молнией поразило, сердце пустилось в галоп, грозя разорваться. Он стиснул зубы и схватился за стеллаж, чтобы не упасть. Сжал так, что побелели пальцы. Невыносимый жар захватил его, вызывая в теле изменения, которые прежде случались с Ханзо только по ночам, когда и тело, и разум были ещё неокрепшими и легко поддавались, как говорили монахи, скверне. Он точно умирает! Нельзя было позволять ей видеть.

– Это какое-то заклинание, – сказал Макото, встав рядом с Сацуки. Почему-то от его присутствия стало немного легче, и Ханзо смог вдохнуть.

– Угу. – Пальцы Сацуки скользнули ниже, к пояснице, провоцируя новую волну жара. – Что-то о том, чтобы удерживать «демоническую половину»… внутри? «Сковать кровь» и что-то… не знаю эти кандзи… «человеческое сердце»? Смотри! Они взывают к силе Великого Дракона! Вот оно! Вот глупая, могла бы и догадаться!

– И что это значит? – в голосе Макото звучало неприкрытое сомнение.

– Великий Дракон! Ты никогда о нём не слышал? – Она наконец убрала руку, и Ханзо с облегчением выдохнув, поспешил одеться. – Этот дракон – покровитель нашего рода, ниспосланный самой Сияющей Богиней в помощь своему внуку Хоши – первому императору Хиношимы. И только наследники Хоши, та их ветвь, что стала каннуси, могут взывать к дракону, и раз в год дракон символически переселяется из храма во дворец и обратно…

Макото вскинул руку, призывая её замолчать.

– Признаюсь честно, меня мало интересуют подробности вашей семейной истории, давай перейдём к сути.

Сацуки скрестила руки на груди и посмотрела на Макото из-под нахмуренных бровей.

– Ещё раз так грубо меня прервёшь, будешь разбираться со всем сам, понятно?

Ханзо, завязывая пояс, ухмыльнулся.

– Ох, приношу свои извинения, великая императрица. Надеюсь, ваша хрупкая гордость не сильно задета. – Тени выглянули из-за стеллажей в опасной близости от Макото. – Уж простите, что не уделяю достаточно внимания вашей персоне, когда мой друг этажом выше умирает.

Сацуки цыкнула.

– Теперь я понимаю, почему тебя никто не любит.

– Мне не нужна ничья любовь. Её переоценивают. А теперь, госпожа императрица, нижайше вас прошу, давайте вернёмся к делу.

Некоторое время Сацуки недовольно молчала, испепеляя Макото взглядом, но потом всё же продолжила:

– Дело в том, что во всей Хиношиме только один храм имеет право обращаться к Великому Дракону. Поэтому искать его не нужно. Если Ханзо вырос в этом храме, то монахи должны знать, откуда он появился, или должны быть какие-то записи. Мы заглянем туда и обо всём их расспросим.

– Опять монахи, – тяжело вздохнул Макото. – Почему это всегда монахи?

– Ты о чём?

– Да так. – Макото ткнул себя в повязку на глазу. – Я тут лишился глаза из-за того, что вовремя не поверил в сказочку про монахов. Итак, когда ты говоришь «мы заглянем» в храм, ты имеешь в виду ёкая, демона-предателя-короны и принцессу, на которую охотится её собственный брат?

Сацуки вскинула брови:

– У тебя есть мысли получше? Будем терять время и ждать возвращения Мико и Кёко?

Макото закрыл глаз и устало потёр пальцами переносицу.

– На что я подписался… Что ж, пойдём. Эта женщина мне первому оторвёт голову, если Райдэн… если с ним что-то случится, а мы даже не почесались.

– Вот и замечательно! – Сацуки хлопнула в ладоши, явно захваченная предстоящим приключением. – Глядишь, сбегаем в Бездну и обернёмся с этим волшебным металлом к их возвращению!

– Что-то я сомневаюсь, – ухмыльнулся Макото и направился к выходу. – Собирайте вещи. Я скажу Такае, чтобы приглядел за Райдэном, пока нас не будет. А то мне не по себе, когда в одном доме с ним торчат злобный цуру и явно двинутая на всю голову ведьма.

Глава 24. Два – это к драке

Мико пришла в себя от боли в спине. Поясницу ломило, а правую руку Мико не чувствовала. Попробовала пошевелиться – больнее не стало, а рука просто затекла, неудачно подвёрнутая под спину. Сбоку что-то закопошилось, Мико повернула голову и чуть не закричала – над Кёко, которая всё ещё лежала без сознания, навис огромный серый краб высотой с крупную лошадь. Он дёргал клешнёй её косу и шевелил глазами-каплями, будто примеряясь, какую часть тела откусить первой. Вокруг лежали всё те же гигантские кости и кости поменьше, явно принадлежавшие каким-то животным. Оказалось, дно пещеры глубже, чем Мико предполагала. Из-за тазовой кости размером с дом выскочил Ицуки, стуча друг о друга двумя черепами – судя по виду, человеческими.

Краб испуганно отпрянул от своей добычи и вскинул клешни, готовый защищаться. Мико встала, чтобы подбежать к Кёко, но замерла, заметив, что среди костей прячутся десятки таких же крабов – серых, с поросшими шипами панцирями и клешнями. Пока они опасались приближаться, но кто знает, возможно, это только вопрос времени. Ицуки показал что-то Мико, но руки были заняты черепами, и она ничего не поняла. Хотя, будь руки у него свободны, ситуация вряд ли бы изменилась. Мико подбежала к Кёко, спотыкаясь о кости и камни, и осторожно осмотрела её тело. На щеке краснела широкая ссадина, а на затылке нашлась довольно неприятного вида рана. Кровь пропитала волосы и медленно капала на пол.

Ицуки снова постучал черепами, и крабы юркнули обратно за кости, из-за которых выглядывали.

– Ицуки, что… – начала было Мико, но Ицуки приложил палец к губам.

Вдалеке что-то затрещало и послышался рык, от которого завибрировала земля. Крабы присели, закрываясь клешнями. Точно! Гигантский скелет обезьяны! Похоже, он всё ещё их искал. Ицуки вручил черепа ничего не понимающей Мико и, торопливо «сказав» что-то, запрыгнул на ближайшую кость, с неё на следующую, явно намереваясь уйти.

– Эй, ты куда? – шёпотом зашипела Мико. – Ицуки!

Но тот уже скрылся из виду. Крабы тут же с любопытством выглянули из своих укрытий. Мико сложила черепа на землю и попыталась растолкать Кёко, но та никак не реагировала. Крабы сделали несколько шагов к ним, шевеля клешнями и пуская пузыри изо рта. Интересно, сколько они не ели? Все кости вокруг выглядели идеально белыми – обглоданы подчистую. Выругавшись себе под нос, Мико подхватила Кёко под мышки и оттащила к стене, чтобы крабы не могли их окружить. Окинув взглядом высоту стены, Мико удивилась, что, падая, все трое остались живы. Словно в ответ на её мысли внутри что-то шевельнулось, и Мико удивлённо схватилась за живот, который за последние две недели стал ещё больше прежнего. Что такое? Разве ещё не рано? Или, может, показалось? Внутри толкнулись снова, и у Мико от страха задрожали ноги. Она не понимала толком, что именно её испугало. Запоздалое осознание реальности происходящего лавиной обрушилось на голову: она носит в себе ребёнка! Живого, демоны Бездны, ребёнка! Дышать стало тяжело, сердце забилось громче и быстрее, заглушая мысли, и Мико пришлось привалиться к стене, чтобы не упасть. Не то чтобы она раньше не осознавала… нет, демоны Бездны, не осознавала! Мысль о ребёнке была вторичной, тихой, ненастоящей, она существовала в том идеальном мире Мико, который она воображала себе, когда отвлекалась от войны, от беспокойства о Райдэне и от повседневных забот в Небесном городе. Ребёнок существовал там, где они с Райдэном были счастливы, он обитал в их будущем доме и гулял по их заново разросшемуся саду, но в реальности… в реальности Мико старалась о нём не думать.

Из оцепенения Мико вывел заскрежетавший клешнями краб, осмелевший достаточно, чтобы подобраться ближе. Она вздрогнула, стряхнула ступор и подхватила с земли черепа, которые оставил Ицуки. Постучала ими перед крабом, и он снова отпрянул, недовольно вскинув клешни. Но зато другой краб, наоборот, сделал несколько шагов навстречу. Кажется, голод постепенно брал верх над испугом. Краб подошёл ещё ближе, Мико застучала громче. Краб остановился, но не отступил. Его сородичи тоже набрались храбрости и начали огибать Мико по дуге.

Поняв, что черепа больше не пугают чудищ, Мико швырнула их в ближайшего краба и выхватила меч.

– То гигантские пауки, то скорпионы, змеи, теперь крабы, – пробормотала она себе под нос. – Водились бы у нас такие крабы, мы бы голода не знали. Если бы выжили.

Краб потянулся клешнёй к Кёко, но тут же получил по ней лезвием. Когда клинок отскочил, не навредив ему, Мико даже не удивилась. Придётся искать слабое место. Глаза? Рот? Сочленения лап? Только вот как туда дотянуться? Крабье кольцо сжималось – они совсем перестали бояться. Мико размахивала вокруг себя мечом как палкой, чтобы хоть как-то держать их на расстоянии.

– Ицуки, – позвала она тихо, но никто не ответил. И куда он сбежал?! Вдалеке слышались шаги скелета-стражника.

Клешня сомкнулась над головой Мико – она чудом успела присесть. А потом воздух расколол вопль Кёко. Она пришла в себя, но краб, схватив её за штанину, поволок к себе. Мико подскочила к ней и с размаху отсекла ткань. Краб разочарованно зашевелил челюстями, а Кёко вскочила на ноги и отбежала в сторону.

– Ты мне чуть ногу не отрезала! – завопила она.

– Тише! А то…

Договорить Мико не успела, земля под ногами затряслась под весом стража, который стремительно приближался к ним, распинывая и кроша кости своих собратьев. Мико дрожащими руками загнала меч обратно в ножны, и они с Кёко, переглянувшись, бросились бежать. Крабы кинулись врассыпную.

– Я перекинусь! – крикнула Кёко, перекрикивая грохот шагов. – А ты забирайся мне на спину!

– Что? Нет! Я не удержусь!

– Ты уж постарайся! На двух ногах мы от него не убежим!

Кёко оттолкнулась от земли и в прыжке обратилась в волчицу, едва ли не больше крабов. Вспыхнули два огненных хвоста, освещая зловещий полумрак кладбища. Страж взревел – прекрасно, теперь они стали настоящей, очень яркой мишенью. Но менять план было некогда, и Мико вскочила на спину волчице, изо всех сил вцепившись в шерсть на загривке. Когда Кёко рванула с места, пришлось крепче обхватить коленями её бока, чтобы не упасть.

Она мчалась вперёд, ловко лавируя между костей, прижимала уши к голове и ловила носом запахи. Огромный череп ударился о землю, поднимая грохот и разбрасывая другие останки, – страж начал метать в беглецов снаряды. Кёко ловко увернулась, запрыгнула на упавший череп, с него – на другую кость, выше, царапая когтями бугристую поверхность, взбежала по изогнутому ребру и выпрыгнула наружу из пропасти – на узкий уступ, по которому они шли до того, как провалились вниз.

Мико наконец увидела стража: он медленно поворачивался в их сторону, замахиваясь костлявой лапой, сжимавшей ещё один череп. Ицуки нигде видно не было. Кёко ускорилась, направляясь к высокой платформе, скрывавшей выход из пещеры. Минуя ступени, она прыгнула. Но не рассчитала своих сил. Зацепилась за край платформы и, заскулив, заскользила вниз. Мико закричала, опрокинувшись назад и не сумев удержаться на её спине.

Костлявая лапа перехватила их в полёте и, чудом не переломив им позвоночники, зажала в ладони. Но – Мико оглянулась – обезьяна же была далеко… Их две?! Почему их две?!

Один скелет стоял прямо у платформы, второй – подбирался к нему, явно настроенный на драку. Мико в ужасе посмотрела на того, что держал её и скулящую Кёко. Скелет заревел, демонстрируя противнику клыки. Вернее, один клык – второй был обломан почти у самого корня. Это что – та самая белая обезьяна, у которой Мико забрала кость?

Две обезьяны столкнулись, оглушительно загремев костями. Лапа, удерживающая Мико и Кёко, взметнулась ввысь, и белая обезьяна налетела спиной на платформу. Загремели камни – платформа обрушилась. Ещё один удар. Белая обезьяна увернулась, но кулак второй обезьяны угодил в стену, спровоцировав новый обвал, – выход из пещеры завалило, отрезая единственный путь к спасению. Мико накрыла голову руками и зажмурилась, спасаясь от пыли и камнепада.

Белая обезьяна с размаху ударила противника по макушке. Тот в ответ схватил её за рёбра и с треском вырвал два из них из грудной клетки. Белая обезьяна налетела на врага, прошибая его плечом, повалила на землю. Лапа разжалась, выпуская Мико и Кёко, удивительно осторожно для такого большого существа – и обезьяны снова сцепились, разрывая друг друга на части.

К Мико подскочил непонятно откуда взявшийся Ицуки, дёрнул за руку, помогая подняться, торопливо жестами показал что-то Кёко. Волчица, проследив за его руками, решительно кивнула, Ицуки ловко взобрался ей на спину и втащил за собой Мико.

Обезьяны ревели, продолжая ожесточённую схватку, а Кёко со всех ног неслась прочь, туда, куда указывал Ицуки. Кёко предупредительно гавкнула, и Ицуки пригнулся, Мико едва успела сделать то же самое, перед тем как они ворвались в узкую расщелину. Послышался плеск – Кёко наступила в лужу и замедлилась. В расщелине было темно – никаких кристаллов. Светились только огненные хвосты, немного освещая путь, но больше – бросая густые тени ровно туда, куда они шли. Кёко замедлилась и принюхалась. Зарычала, поднимая хвост выше, чтобы осветить полчища крабов у них на пути.

Эти были меньше своих собратьев – размером со среднюю собаку. Испугались огня и расступились, насколько позволяло узкое пространство. Щёлкали клешнями и скрежетали, надеясь напугать Кёко в ответ. Продолжая угрожающе рычать, Кёко двинулась дальше.

Запахло водорослями, а редкие всплески под волчьими лапами превратились в постоянный шум воды. И кажется, чем дольше они шли, тем её становилось больше.

– Это что? – с опаской спросила Мико, глядя на отражения огненных бликов в воде. – Прилив?

Кёко дёрнула ухом и зарычала так, что Мико готова была поклясться, что она крепко выругалась. Ицуки бодро закивал и жестом, который поняла даже Мико, призвал ускориться. Если прилив застанет их в этой узкой расщелине – выбраться уже не получится. Кёко остановилась и оглянулась, как будто предлагая вернуться. Но Ицуки покачал головой: похоже, он думал, что вернуться они не успеют.

Клацнув зубами, Кёко рванула вперёд. Вскоре зашипели и потухли хвосты, пришлось двигаться прыжками, чтобы справляться с потоком воды, который добрался волчице до груди. Без хвостов стало совсем темно, и Мико надеялась, что волчье зрение позволяло Кёко хоть что-то разглядеть.

– Может, нам слезть? Тебе будет легче? – спросила Мико. Но ни Кёко, ни Ицуки не смогли ей ответить так, чтобы она хоть что-то поняла. Вот же! Надо уже выучить этот язык жестов! Кёко пыхтела, сражаясь с потоком, а когда вода поднялась ещё выше, Мико просто смыло с её спины.

Пришлось плыть – а плавала Мико так себе – в полной темноте, на ощупь, быстро перебирая конечностями. Тяжёлые хакама мешали ногам двигаться, то и дело цеплялись за выступающие камни и тянули вниз.

«Держи голову над водой!» – напоминала себе Мико, вытягивая шею, но то и дело ныряла вниз, глотая обжигающе солёную воду. Она старалась не думать о страхе, который сковывал позвоночник и мешал дышать. Он мог помочь ей только умереть, а умирать Мико не хотела, и потому, стиснув зубы, продолжала упорно грести.

Вода подняла их к самому потолку расщелины – острые сталактиты делали оставшееся пространство похожим на клетку. Мико отчаянно хваталась за «прутья», протягивая себя вперёд. Её направляло шумное дыхание волчицы.

Теперь голову приходилось держать над водой, почти упираясь носом в потолок. Мико стремительно выбивалась из сил. Страх, который Мико отгоняла так успешно, захлестнул её, будто только и ждал, когда же она даст слабину. Дыхание стало быстрым и поверхностным, сердце замирало от навязчивых мыслей о том, что Мико вот-вот пойдёт ко дну. Сколько ей осталось вдохов, прежде чем вода накроет её с головой? Десять? Двадцать? Даже если и сто – просвета впереди видно не было, а из-за шума крови в ушах Мико перестала слышать Кёко, окончательно потерявшись в темноте. От сковавшего её тела ужаса Мико на мгновение ушла под воду. Захлёбываясь, распахнула глаза и увидела едва заметный просвет впереди. Выход?

Демоны Бездны! Отсюда есть выход!

Мико заработала руками быстрее, поднимая себя над водой, и загребла вперёд из последних сил. Вытянула руку, и её перехватил за запястье Ицуки, подтягивая к себе, подтолкнул вперёд, позволяя нащупать ладонями мокрую шерсть Кёко. Мико вцепилась в неё пальцами и забила ногами, помогая волчице плыть.

Свет приближался. Но и вода всё прибывала. Когда он стал ослепительно ярким, вода заполнила пещеру целиком. Мико успела вдохнуть полную грудь воздуха и уйти под воду вслед за Кёко. Всё, что осталось у Мико, – далёкий свет и удары сердца в ушах. Но потом и свет начал меркнуть.

Грудь распирало и жгло. Мико не выдержала и выпустила воздух, утонув в стае пузырей. Мико старалась не вдыхать, но не смогла – вода с болью хлынула в лёгкие.

Волчица вырвалась из-под воды, когда Мико уже теряла сознание. Мико подбросило на её спине, и она закашлялась, плача от того, насколько сильно жгло горло, нос и грудь. Обхватила шею Кёко и прижалась, насколько хватало сил.

Они оказались в просторном гроте, в который забегали ленивые волны океана. Кёко подгребла к тонкой полоске берега. Сбросила Мико на влажный, покрытый водорослями камень, обратилась человеком и подбежала к кромке воды.

– Ицуки! – закричала она, прикладывая ладони ко рту. – Ицуки!

– Он толкнул меня вперёд, – прохрипела Мико. – Остался сзади.

– Вот же! – Без раздумий Кёко вытянула руки и нырнула. Всплыла в центре грота и снова скрылась под водой.

Мико напряжённо ждала, металась взглядом по гроту, молясь Сияющей Богине, чтобы Кёко появилась и Ицуки был жив. Прилив продолжал наступать, пожирая и ту небольшую кромку суши, на которой ютилась Мико. С каждым мгновением сердце вздрагивало всё тревожнее, Кёко не возвращалась. Грот утопал.

– Кёко! – Мико знала, что она не услышит, но не могла больше ничего сделать, а от этого сходила с ума. Она подползла к краю. – Кёко! Ицуки!

Они не могли утонуть. Они же не могли… Не могли же…

С громким, свистящим вдохом Кёко выпрыгнула из воды, а следом за ней показалась голова Ицуки – она безвольно болталась от каждого движения Кёко.

Мико нашла в себе силы подняться и протянула руки, чтобы принять Ицуки и помочь вытащить его на берег. Прилив, кажется, остановился.

Ицуки не дышал. Это Мико поняла сразу. Хватая его за одежду, она изо всех сил потянула, помогая Кёко. Та выпрыгнула из воды и тоже схватилась за Ицуки. Вместе они уложили его на спину, и Кёко кулаком ударила Ицуки по груди.

– Стой, что ты…

– Надо убрать воду! – огрызнулась Кёко.

– Не так же! – Мико оттолкнула её плечом и принялась ритмично давить на грудную клетку. Ёкая убить не так просто, это лишь вода, а Ицуки – тысячелетний ёкай, он не может так легко умереть. Ёкаи так не умирают!

Вода хлынула изо рта Ицуки, он закашлялся, Кёко радостно вскрикнула, и они вместе с Мико перевернули его на бок, помогая избавиться от лишней воды. Едва придя в себя, Ицуки что-то показал Кёко, и она вскинула встревоженный взгляд на Мико.

– Кость у тебя?

Охнув, Мико стащила с себя дорожный мешок, который только чудом не потеряла по дороге, и облегчённо выдохнула – кость была на месте. Ицуки довольно улыбнулся и прикрыл глаза, всё ещё пытаясь восстановить дыхание и перестать кашлять.

– Что это было? – спросила Кёко. – Там, внутри. Эти… жуткие скелеты!

Ицуки зашевелил пальцами. По мере того как менялись его жесты, лицо Кёко вытягивалось и бледнело. Мико с замиранием сердца ждала перевода.

– Говорит, что духи обезьян почему-то не разрешили забрать кость, поэтому проснулся стражник. Возможно, ошибся Ицуки, а возможно, духи просто не пошли ему навстречу. Но Ицуки знал заклинание, которое помогло разбудить белую обезьяну, чтобы она защитила того, у кого её кость. Вернее, она защищала свою кость, повезло, что Мико не показалась ей… угрозой. Ты в своём уме, Ицуки?! – завопила она. – А если бы показалась? Что значит – большая обезьяна страшнее человека?! Да мне плевать, что не было другого выхода, ты мог нас всех убить! И только попробуй сказать: «Ну, не убил же» – такие тупые фразочки я могу спустить Райдэну! Тот умом не блещет, но ты!..

Мико прыснула. Захохотала, откинувшись на увитый тиной камень. Кёко и Ицуки взглянули на неё с удивлением, а потом тоже засмеялись. Они в безопасности. Они выбрались. Это стоило радости. Стоило смеха и общего веселья, бездумного и громкого. Впервые за долгие недели. И Мико хохотала вместе с ними, заливалась от чистого сердца, отпуская страх, боль и тревоги. Они заслужили это. И Мико позволила себе смеяться сегодня, потому что завтра может отнять у них всё.

Глава 25. Дорога вниз

Западное побережье острова Истока превратилось в пепел. Сначала его растерзали люди, разбив лагеря и захватив деревни, а потом их раздавили войска Рэй, которые держали путь к горе Хого и не щадили никого на своём пути – ни людей, ни ёкаев.

Не осталось даже тех, кто мог бы позаботиться о мёртвых. Трупы клевали вороны и чайки, острыми клешнями срезали гниющее мясо с костей морские крабы.

Макото, волей судьбы оказавшийся вдали от полей сражений, почти успел забыть, что земли их пожрала и выпотрошила война. Легко забыть о чужой боли, когда хватает своей.

Сацуки и Ханзо молча обводили взглядом берег, усыпанный трупами и обломками кораблей, которые исторгло из себя море. И даже ветер, гулявший над беспокойными водами, не мог развеять тяжёлый запах разложения, словно поселившийся здесь навечно.

Это была маленькая деревня – уже третья на их пути. И такая же безмолвная. Если не считать мрачный шёпот прибоя. Дома выгорели дотла, до леса огонь не добрался только благодаря заполненным водой рисовым полям. Дорожки были покрыты толстым слоем пепла, который тихо хрустел под ногами и поднимался в воздух при каждом шаге, – берег стал абсолютно чёрным.

– Похоже, мы снова без нормального ночлега, – сказал Макото, обходя обгоревшего мертвеца в самурайских доспехах, тот по-прежнему сжимал в руке сломанную катану. Неподалёку лежали две расколотые глиняные бочки, в которых люди держали огненных драконов, – похоже, именно выпущенные на волю заклинания огня стали причиной пожара. Люди, захватившие деревню, попытались встретить Рэй боем и проиграли. Макото порадовался, что им на пути не попались ни те, ни другие.

Ханзо поднял с земли маску – точно такую же, как носил сам. Рядом лежала голова Шинокаге, тела поблизости видно не было.

– Значит, твои собратья тоже не смогли справиться со змеюкой, – хмыкнул Макото. – Ничего эту стерву не берёт.

– Я не понимаю, – подала голос Сацуки. – Почему она напала на людей? Они же с Такаюки заключили союз…

– Кто знает, – пожал плечами Макото. – Может,эти люди были с такими союзниками не согласны. Или сама Рэй передумала. Одна Бездна знает, что творится у змеюки в голове.

– Если она пойдёт войной на Хиношиму…

– У тебя станет на одного сумасшедшего братца меньше – радуйся, – Макото оглядывался по сторонам, прикидывая, куда направиться, чтобы разбить лагерь и переночевать.

– Бесчувственный чурбан, – пробубнила Сацуки. Она держалась на удивление хорошо, хоть Макото и слышал, как быстро колотится её сердце, чуял кислый запах страха, исходивший от её кожи. От Ханзо её состояние тоже не укрылось – он старался держаться к Сацуки ближе, готовясь защищать от любой опасности. В том числе и от Макото.

– Так уж сложилось, – беспечно ответил тот. – Мне нет дела ни до людей, ни до ёкаев, которых я знать не знаю. До многих из тех, кого знаю, мне дела тоже нет. – Он выразительно взглянул на Сацуки. – Лисы заботятся только освоих.

Они покинули деревню, задержавшись лишь для того, чтобы Сацуки почтила мёртвых молитвой. Макото смотрел на лес, далеко за которым пряталась гора Хого, оставшаяся без присмотра Хранителей. Мир, который они строили и оберегали почти тысячу лет, в одночасье рухнул. Наверное, никто и представить не мог, что всё обернётся вот так. Опасаясь людей, Хранители не заметили, что прямо на их земле затаился куда более сильный и опасный враг. Враг, с которым никто не смог совладать. Враг, который оставляет после себя лишь пепел.

Макото повернулся к морю. Чёрные волны беспокойно бились о берег, и где-то за ними лежала Хиношима. На фоне серого неба темнела фигура Ханзо. Он смотрел на Сацуки, которая застыла в молитве и, кажется, тихо плакала, думая, что никто не видит. Как Макото оказался здесь? С демоном и человеческой девчонкой, которых совсем не знал. И они, не раздумывая, пошли с ним, чтобы спасти того, кого не знали. Макото бы никогда не сделал ничего подобного ни для одного из них. Он бы без колебаний позволил им умереть.

Макото подошёл к воде и остановился возле Ханзо. Тот, оторвав взгляд от Сацуки, хмуро уставился на Макото. В зыбком свете угасающего дня он выглядел особенно грозно, лезвие ножа, который был зажат между зубов маски, тускло блестело.

– Я не понимаю… – сказал Ханзо и отвернулся к морю.

– Что?

– Люди постоянно умирают. Почему именно эти расстроили госпожу?

– Люди постоянно умирают, – согласно кивнул Макото. – Но одно дело знать об этом, другое – видеть своими глазами. Особенно когда понимаешь, что старый глупец на троне, который отправил их на смерть, – твой отец. Но жизнь жестока, несправедлива и всегда заканчивается смертью. Чем раньше твоя нежная госпожа свыкнется с этой мыслью, тем лучше.

– Оскорбление императора карается смертью, – как бы невзначай бросил Ханзо.

– Поразительно, да? – вздохнул Макото. – Люди умирают даже за такую мелочь, как слова. Но кто знает, – он обернулся и посмотрел на хрупкую фигуру Сацуки, плечи её подрагивали, – если тебе удастся сохранить жизнь маленькой императрице, может, что-то в этом мире и переменится. А может, – он отвернулся, – не переменится никогда.

– Я сделаю ради госпожи всё что угодно, – отозвался Ханзо.

– Я в этом не сомневаюсь, Ханзо. – Уголок губ Макото дрогнул. – Я в этом не сомневаюсь.

Красное солнце медленно тонуло в море. Ветер подхватывал с берега запах смерти и нёс его в сторону Гинмона, рассказывая о тех, кто уже никогда не вернётся домой.

– Значит, Райдэн – особенный? – спросила Сацуки, когда они устроились на ночь в маленькой бухте. Сацуки с Макото лежали рядом на остывающем песке. Ханзо сидел ближе к воде – он остался дежурить. Костёр согревал ночь.

– Что? – Макото открыл глаза и увидел звёздное небо.

– Ты сказал, что лисы заботятся только о своих, значит, Райдэн – особенный?

Макото замялся, не зная, что ответить. Райдэн совершенно точно был особенным. Никогда ещё Макото не встречал никого настолько сильного, доброго, настолько… прекрасного. Даже после того, что Макото сделал, даже несмотря на обиду и причинённую боль, Райдэн всё равно не покинул его. Так как Макото мог покинуть Райдэна теперь?

– Нет, – сказал Макото звёздам. – Он самый обычный тэнгу. Но если кто и может остановить всё это безумство, так это он. Он и Мико.

– Почему ты так в этом уверен?

Макото пожал плечами.

– Потому что, в отличие от меня, им не плевать на этот мир. Всё, что интересует меня, – я и моё благополучие. Этим же двоим не сидится спокойно, пока страдают другие.

Сацуки удивлённо выдохнула.

– Ты так просто об этом говоришь!

Макото повернул к ней голову. Сацуки, хмурясь, глядела в небо.

– Ты же сама сказала, что я бесчувственный чурбан. Чего теперь удивляешься?

– Хотела верить в лучшее. – Она скривила губы. – Даже после того, что Кёко рассказала о тебе.

Её слова резанули по живому, и Макото резко сел и огрызнулся:

– Она ничего обо мне не знает.

– Мне так не показалось. – Сацуки тоже села. – Она рассказала много подробностей.

– Очень интересно послушать, – цыкнул Макото, закатывая глаза. – Полагаю, она просила держаться от меня подальше.

Сацуки вдруг густо покраснела и отвернулась. Пляшущие тени от костра мешали как следует разглядеть выражение её лица.

– Ну, она просто… Нет, то есть…

– Демоны Бездны, что она тебе наговорила?

Сацуки покачала головой.

– Она просила не затрагивать некоторые темы и не напоминать тебе о болезненном прошлом.

– Надо же, какая забота. И всё же?

Сацуки бросила на Макото смущённый взгляд.

– Ну, она просила не обращать внимания на твой скверный характер. Сказала, что всё из-за того, что ты – евнух.

Макото так и застыл на месте. Щёки моментально вспыхнули.

– Я… что?

– Но я ей нисколько не поверила! – замахала руками Сацуки.

– Конечно нет!..

– В гареме отца служат евнухи, и они совершенно замечательные люди! Я сразу сказала Кёко, что тот факт, что ты евнух, нисколько не оправдывает твоё поведе…

– Я не евнух!

– Этого совершенно не нужно стесняться! Меня вот это не смущает. – Она снисходительно кивнула и будто в подтверждение своих слов приложила ладонь к груди. – Поверь, тебе нет нужды меня обманывать…

– Я. Не. Евнух.

Сацуки нежно улыбнулась, положила ладонь ему на колено и с сочувствием заглянула в глаза.

– Макото, я понимаю, почему ты пытаешься скрыть эту свою… черту, но…

Макото зарычал, резко подался вперёд и, опрокинув Сацуки на спину, прижал к земле.

– Если не веришь на слово, может, хочешь проверить и убедиться? – Он навис над ней, оказавшись так близко, что почувствовал, как затрепетало, ускоряясь, её сердце. Почувствовал её участившееся дыхание на своём лице. Тёплые ладони упёрлись ему в грудь в попытке сохранить хоть какую-то дистанцию. Макото хотел напугать Сацуки, но она смотрела на него без тени страха, с упрямой решимостью во взгляде.

– Хочешь сказать, что Кёко мне наврала?! – Она схватила Макото за грудки и притянула ещё ближе. – Снимай штаны!

– Ты серьёзно?! – Макото попытался отпрянуть, но она удержала его.

– Ещё как!

Но тут тело Макото обвили тени и отбросили в сторону. Охнув, Макото покатился по берегу, подняв маленькую песчаную бурю. А когда остановился, тени с размаху прибили его к земле, к горлу прильнуло лезвие копья.

– Госпожа кричала, – пророкотал Ханзо, и клинок надавил на горло сильнее. Макото стиснул зубы, боясь пошевелиться и навлечь на себя гнев, который горел ледяным пламенем в его чёрно-золотых глазах. – Из-за тебя.

– Ханзо! – крикнула Сацуки, вскакивая на ноги. – Оставь его! – Она подбежала, схватила его за локоть и дёрнула в сторону. – Убери оружие, мы просто дурачились!

Ханзо посмотрел на Сацуки, и взгляд его тут же потеплел. Лезвие исчезло, и Макото наконец смог выдохнуть.

– Прошу прощения, госпожа Сацуки. – Ханзо замолчал, а потом добавил тише: – Он прикасался к вам. Вам это нравилось?

Сацуки распахнула рот, икнула, сделавшись пунцовой, перевела ошалелый взгляд с Ханзо на Макото и преувеличенно громко засмеялась.

– Ничего это мне не понравилось! – И заметив вновь помрачневший взгляд Ханзо, быстро спохватилась: – Но Макото ни в чём не виноват! И вообще! Нам всем пора спать. По отдельности!

С этими словами она развернулась и затопала обратно к костру. Ханзо медленно повернулся к Макото, и тень грубо, с силой ткнула того в грудь.

– Ты. Дежуришь.

– Какие мы грозные, – проворчал Макото, но всё же, поднявшись и отряхнувшись, направился к воде. Чем дальше он окажется от этих двоих, тем лучше.

Ханзо не любил столицу. Шумный город, в котором Шинокаге боялись как огня. Заметив воина в демонической маске, торопливо переходили на другую сторону улицы, стараясь не привлекать к себе внимания. Слуги во дворце вели себя так же. Не боялись Шинокаге только императорская семья и другие Шинокаге.

В город вошли без проблем. Гинмон жил обычной жизнью, будто и не знал о том, что где-то там, на соседнем острове, идут сражения. Всю дорогу сюда и даже в Небесном городе Ханзо ощущал густой, насыщенный запах крови, но не в Гинмоне. В Гинмоне пахло камелиями, жареной рыбой, рисом, духами, кислым гинкго, саке, потом и сотней других запахов. Но ни крови, ни страха, ни боли, которыми были пропитаны земли Истока, Ханзо так и не учуял.

– Храм к северу от дворца, – сказала Сацуки и поправила амикасу[4], которая скрывала верхнюю половину её лица. Для Ханзо они раздобыли похожую шляпу, которая скрывала не только рога и золотые глаза, но и всё лицо. На мир он смотрел через небольшое плетёное окошко. Странно, но в этом нелепом наряде люди совершенно не обращали на него никакого внимания.

Не скрывал лица только Макото. Его узнавать в Гинмоне было некому.

– Уверена, что не хочешь просто по-тихому пробраться в храм? – спросил он.

– Ты знаешь, что и где искать?

– Нет, но открывать лицо опасно. Монахи могут сдать тебя братцу.

– Они этого не сделают. И вообще, я же уже сказала, что переживать не о чем.

Макото не ответил, только закатил единственный глаз и зашагал вверх по улице в том направлении, которое указала Сацуки.

Покинув однажды, Ханзо больше не возвращался в Храм Великого Дракона. Господин Хидэо посещал его дважды в год вместе с семьёй, Шинокаге в эти дни оставались во дворце. В остальное время господин Хидэо молился у домашнего храма Сияющей Богини – маленького домика размером с собачью конуру, который прятался под деревом магнолии во внутреннем саду дворца.

Ханзо никогда не молился. Монахи говорили, что боги не слышат таких, как он. И всё, что было ему дозволено, – стоять за воротами-ториями и просить прощения за свою грязную кровь. Поэтому, когда они приблизились к Храму Великого Дракона, Ханзо в нерешительности остановился перед высокими каменными воротами. Сацуки, успевшая уже ступить на священную землю, оглянулась.

– Ты чего?

Ханзо поправил шляпу, глубоко вдохнул и прошёл через ворота.

– В следующий раз не забудь поклониться, перед тем как заходить, – улыбнулась Сацуки. – Или просто смотри на меня и повторяй.

Ханзо кивнул, тяжёлая шляпа качнулась, подобно колоколу, и вернулась на место. Оттого что госпожа разрешила смотреть, в груди приятно кольнуло. Он не сводил с неё глаз, в точности повторяя движения у колодца.

– Прежде чем войти в храм, нужно очистить тело, – объясняла Сацуки, поливая руки водой из бамбукового ковша. Макото выглядел так же озадаченно, как и Ханзо, но молча набрал в рот воды так же, как это сделала Сацуки.

Храм был почти таким же большим, как и императорский дворец. Изогнутые крыши с каменными драконами, массивные деревянные колонны, выкрашенные в красный, широкие ступени и огромный бубенец над ними. Людей было немного. Одни бросали в специальный ящик монеты и молились – дёргали за канат, привязанный к бубенцу, хлопали в ладоши и замирали, чтобы через несколько мгновений уступить место следующему прихожанину. Другие завязывали на стену у храма деревянную табличку, и она тут же терялась среди сотен других. Третьи просто гуляли, любуясь жёлтыми листьями гинкго и карпами в маленьком прудике. Ханзо внимательно изучал каждого человека на предмет возможной угрозы. Но людям, кажется, не было до них никакого дела.

Омывшись, Сацуки направилась не к храму, а правее – к дому поменьше. Крыльцо подметала юная мико. Она сгребала листья и плоды гинкго, которые росли тут повсюду, в широкую бамбуковую корзину. Разбросанные на солнце, плоды гинкго остро пахли гнилью, и к этому запаху примешивался ещё один – одновременно знакомый и чужой, приятный и отталкивающий. Он заставлял голову кружиться, а тени – в возбуждении извиваться под кожей. Не понимая, что происходит, Ханзо огляделся, но, не заметив ничего необычного, постарался заставить тени замолчать.

Завидев приближающихся незнакомцев, мико отложила метлу, сбежала по ступеням вниз и поклонилась, преграждая им путь.

– Прошу прощения, но этот дом не предназначен для прихожан.

Сацуки поклонилась совсем слегка и подняла амикасу, открывая лицо.

– Мне нужно срочно увидеть каннуси Цугио.

Мико охнула, приложив ладони к губам, застыла, будто не зная, что делать и говорить, но, опомнившись, снова глубоко поклонилась.

– Прошу прощения, госпожа, проходите, каннуси Цугио у себя. – Она отступила в сторону, так и не подняв головы. Сацуки поспешила к дому, мико повернулась ей вслед, провожая поклоном. Макото на мгновение остановился возле неё.

– И не вздумай болтать.

Мико вздрогнула, но покорно кивнула.

На крыльце Ханзо обернулся. Мико распрямилась и потрясённо смотрела им вслед, прижимая ладони к груди. «Может, её убить? – проснулись тени. – Чтобы точно никому не разболтала». Шинокаге редко отпускали живыми тех, кто узнавал больше положенного. А эта мико, по мнению Ханзо, только что узнала слишком много.

– Ты идёшь? – окликнула его Сацуки, уже успевшая открыть дверь.

– Мне убить девушку? – спросил Ханзо, и лицо её вытянулось, захваченное неподдельным испугом.

– Что?! Нет конечно!

Ханзо непонимающе вертел головой, глядя то на мико, то на Сацуки.

– Никто не заметит. Я перережу ей горло за углом и надёжно спрячу труп…

– Я сказала нет! – Сацуки развернулась, схватила Ханзо за рукав и потянула в дом. – Сияющая Богиня, о чём ты вообще думаешь!

– О вашей безопасности. Если она разболтает…

– Придётся ей довериться, Ханзо. – Она казалась рассерженной, и Ханзо не мог понять, чем её расстроил. – Мы не будем убивать служительниц храма на священной земле.

– Я могу сначала вывести её за ворота…

– Всё! Тема закрыта.

Сацуки захлопнула входную дверь, скинула в гэнкане обувь и прошла внутрь коридора, где их уже ждал, противно посмеиваясь, Макото. Стянула с себя шляпу и так впечатала её в грудь Макото, что тот аж покачнулся. Ханзо тоже снял шляпу и аккуратно поставил на пол у входа.

Каннуси сидел в комнате с открытыми сёдзи и читал книгу, когда они вошли. Старик при виде пропавшей принцессы в мужской одежде, Шинокаге в разбитой маске и незнакомца в повязке на глазу если и удивился, то виду не подал. Поднявшись с пола, он поклонился.

– О, юная госпожа, чем обязан вашему визиту?

– Дорогой каннуси, – Сацуки вернула ему поклон, – прошу прощения, что явилась без приглашения, но у меня к вам дело, не терпящее отлагательств.

– Разумеется. – Цугио указал жестом на татами, приглашая их присесть. – Я попрошу мико заварить для нас чай.

– Это лишнее. – Сацуки опустилась в сейдза. Ханзо и Макото последовали её примеру. – Мы со спутниками очень торопимся, и признаюсь, чем меньше людей будут знать, что я вас навестила, тем лучше.

Цугио перевёл взгляд с Ханзо на Макото и вернулся к Сацуки. Если у него и были вопросы, задавать он их не стал. Только молча кивнул, принимая условия.

– Мой друг Ханзо вырос здесь, возможно, вы его помните? – Сацуки указала на Ханзо.

– Друг? – Седые брови Цугио едва заметно сдвинулись вверх.

– Вы его помните? – Сацуки повторила вопрос, не удостоив вниманием ремарку каннуси.

– Юная госпожа, я уверен, вы знаете, что тайна происхождения Шинокаге…

– Может быть доверена только императору, да, я помню, дорогой каннуси, но мой отец находится на смертном одре и не может передать её, поэтому я пришла к вам.

– О, понимаю, но в таком случае я могу передать тайну наследнику престола. Прошу меня простить за дерзость, юная госпожа, но, насколько мне известно, это не вы.

– Послушайте,дорогой каннуси, – встрял в разговор Макото, явно теряя терпение. – От этой тайны зависит жизнь очень важного для меня… человека. Просто расскажите, как вы достаёте демонов из Бездны, а мы пообещаем, что никому не скажем, тут же уйдём и больше вас не потревожим.

– О, эта часть истории не тайна, мойдорогой друг, – Цугио мило улыбнулся. – Мы не приводим демонов из Бездны. Бездна запечатана и попасть туда нет никакой возможности.

– То есть Ханзо появился не из Бездны? – спросила Сацуки. – Но он настоящий демон?

– Нет, Ханзо не вышел из Бездны, и да, он самый настоящий демон. Но большего я вам сказать не могу, юная госпожа. Сожалею, что вы зря проделали такой долгий, судя по вашим пыльным одеждам, путь. Позвольте хотя бы напоить вас чаем…

Краем глаза Ханзо заметил, как Макото потянулся к вакидзаси – собирался перейти к угрозам. Ханзо тоже был бы не прочь помучить старика, вогнать тени в его тело, разорвать грудную клетку и хлебнуть горькой старческой крови… Вздрогнув, он прикрыл глаза, понимая наконец, что за запах почувствовал, ступив на священную землю. Этот запах он часто чуял в детстве. Вдохнув полной грудью, Ханзо замер, чувствуя, как тени рвутся на свободу, тянутся прочь из этой комнаты – к храму, что остался позади. Татуировка разогрелась, обжигая спину. Ханзо стоило больших усилий их удержать – это доставляло мучительную физическую боль.

– Я знаю, куда надо идти. Я чувствую.

Сацуки и Макото обернулись к нему, а Цугио впервые за их встречу изменился в лице. Кажется, он испугался, но Ханзо не был уверен, всё, о чём он мог думать, – тени, которые, не в силах вырваться наружу, пожирали его изнутри.

– Вы не можете… – начал было Цугио, но Сацуки его резко перебила:

– Проведите нас сами, если не хотите, чтобы мои воины разнесли половину храма, пока будут искать то, что нам нужно.

– Юная госпожа, вы не можете…

– О, вы не знаете, что я могу, дорогой каннуси. И лучше бы вам не идти против короны, особенно в эти неспокойные времена. Или вы хотите, чтобы вас обвинили в государственной измене?

– Если ваш брат узнает…

– Так позаботьтесь о том, чтобы не узнал. Я повторю вопрос. Мне следовать за Ханзо или за вами?

Цугио протяжно выдохнул. Лоб его вспотел, на морщинистом лице отразилась мука. Некоторое время он молчал, не находясь что ответить, но наконец поклонился.

– Следуйте за мной.

Цугио завёл их в храм через боковые двери. Запах усилился, но Ханзо уже сумел немного совладать с собой, и, если бы татуировка не жгла кожу, голова оставалась бы совсем ясной. Они спустились по неприметной лестнице вниз и оказались в лабиринте из коридоров, которые казались Ханзо смутно знакомыми. Кажется, он был здесь раньше, в детстве, жил в одной из этих комнат. Сейчас тут было пусто – ни звука не доносилось из-за плотно закрытых дверей. Узкие коридоры тускло освещали кристаллы.

– Подождите немного, я схожу за ключом, – сказал Цугио, открывая ближайшую дверь и приглашая их в маленькую комнату с татами.

– Мы с вами, – покачал головой Макото.

– Нельзя позволить монахам или мико вас увидеть на этом этаже. Тогда нам всем несдобровать. Не переживайте, я вернусь быстро.

Закрыв дверь, он ушёл. Ханзо огляделся. Запах чернил и крови. Да, в очень похожей комнате ему набивали волшебную татуировку. Или, может, это была та самая комната? Он не знал. А запах того, что пряталось в этом храме, став сильнее, снова принялся терзать разум, туманя его кровавыми картинами, полными боли и смерти.

– Что-то долго его нет. – Голос Макото вывел Ханзо из кровавой дымки. – Не нравится мне это.

– Я знаю каннуси Цугио с рождения. Он хороший человек. Он нам поможет, – уверенно кивнула Сацуки, хотя, судя по запаху, заметно нервничала. Ханзо постарался сосредоточиться на аромате её тела, сладком и тонком, как запах гортензии. В голове немного прояснилось. Тени недовольно свернули щупальца.

Двери распахнулись.

– Пойдёмте скорее, – Цугио махнул им рукой и скрылся в коридоре.

Они спустились ещё ниже, а потом – ещё, пока не остановились у большой двери, усыпанной кандзи. Запах здесь сшибал с ног, Ханзо даже пришлось остановиться и сделать пять глубоких вдохов, чтобы вернуть власть над телом. Тени испуганно съёжились, настолько, что он почти их не чувствовал.

Цугио вставил увесистый ключ в навесной замок, отодвинул засов и распахнул двери.

Сами собой вспыхнули свечи, и Сацуки тихо ахнула. Макото грязно выругался. Ханзо оцепенел.

Посреди просторного зала стояла железная клетка, увешанная жёлтой бумагой с красными кандзи. А в клетке сидел огромный демон. Красная кожа блестела в свете пламени, длинные ребристые рога росли изо лба, загибаясь назад, длинные чёрные волосы спускались по мускулистой спине и ложились на пол. Демон был совершенно нагой.

– А, привели ко мне гостей? – Он повернул к дверям уродливое лицо. Массивные клыки торчали изо рта, мешая говорить, две золотые капли в глазах сияли на фоне чёрных белков.

– Если не возражаете, я оставлю вас наедине. – Каннуси попятился, от него воняло страхом, а сердце колотилось так, что Ханзо невольно подумал, что старик может не выдержать.

– Беги-беги, мальчишка-каннуси, – захохотал демон. – Как был трусом все восемьдесят пять лет, так и остался.

– Не открывайте клетку и не снимайте заклятия, я вернусь за вами через четверть часа, – выпалив это, Цугио почти выбежал из комнаты и очень резво для своего возраста закрыл дверь. Лязгнул засов, ключ повернулся в замке.

– Он что, нас запер? – оглянулся Макото.

– Не хочет, чтобы вы ненароком меня выпустили, – ухмыльнулся демон, подобрался поближе к решётке и облизнулся. – Вы двое пахнете вкусно, а ты… – Он принюхался. – Неужто один из моих?

– Я тоже демон, – кивнул Ханзо.

– Да нет же, идиот, – осклабился демон. – Готов поспорить, ты один из моих отпрысков. Видишь глаза? – Он оттянул нижнее веко. – Такие носят очень мало демонов. Самые сильные демоны Бездны.

– Отпр… что? – Сацуки шагнула вперёд. – Что ты хочешь сказать?

– Что ты совсем тупая. Хотя чего ещё ожидать от шлюхи? – Он снова громогласно расхохотался. – Подойди поближе, и я покажу тебе, что хочу сказать. – Он развёл колени и продемонстрировал ей промежность, выразительно оскалившись.

Сацуки залилась краской и стыдливо отвернулась.

– Не вороти носом. Ещё ни одна шлюха не отказывалась от этого удовольствия. Сначала они вопили от страха, а потом умоляли меня не останавливаться и подарить им моё семя.

Мерзкое отродье. Да как он смеет говорить подобное при госпоже! Ханзо выступил вперёд, заслоняя собой Сацуки. Рука сама потянулась к катане, но Макото перетянул внимание демона на себя.

– Значит, Ханзо твой сын. Полагаю, как и остальные Шинокаге.

– Моё семя ходит по земле, по которой я не могу ступить, оно жаждет крови, которую алчу и я. Мне приятна мысль, что они несут смерть, как и положено демону. И надеюсь, брюхатят сук, чтобы нести моё продолжение и дальше.

– Но откуда женщины… – Сацуки дрожала, но решительным движением отодвинула Ханзо и шагнула к клетке. – Кто приводит тебе женщин?

– Когда я заключал ту сделку, то пожелал шлюх из гарема самого императора. Говорят, они лучшие в стране, и я хотел заставить того ублюдка делиться тем, что ему дорого с тем, кого он так ненавидит.

Снова этот хохот. Ханзо хотел вогнать демону клинок между глаз, чтобы заставить заткнуться. Но он не мог заставить себя пошевелиться. У него есть отец. И это… демон. Огромное чудище, прямиком с самого дна Бездны.

– Наложницы отца? – Сацуки покачала головой. – Нет… Нет, это… Мой отец не мог…

– Мог и хотел. Как могли и хотели и все другие императоры за тысячу лет моего заключения в этой проклятой клетке. Я покрыл тысячи женщин. – Демон снова облизнулся. – Правда, многие так и не выбрались из этой клетки. Я бываю… несдержан. – Он хохотнул. – Но другие… Другие родили тех, кого вы называете красивым словом Шинокаге, хотя по сути своей это демоны, лишённые половины своих сил. Тебя же они тоже сковали этой мерзкой татуировкой? Решили сохранить человеческое сердце, глупцы! Они лишают вас лучшего. Выжги знаки со своей спины, сын, и начни повелевать этими глупыми, самонадеянными людишками!

Ханзо трясло. Тени вопили, откликаясь на призыв демона, они хотели того же – крови, власти и могущества. Ханзо не хотел иметь ничего общего с тем, кому смотрел сейчас в глаза.

– Мы ищем Бездну, – Макото вернул разговор в нужное русло. – Ты знаешь, где она?

В глазах демона промелькнуло любопытство.

– Зачем она вам?

– Не твоё дело.

– Нет уж, хах. Расскажи, если хочешь получить ответ.

– Нам нужно раздобыть металл, напитанный кровью демона, закалённый в пламени Бездны, – ответила Сацуки. – Скажи, как попасть туда.

Демон улыбнулся и оглядел клетку. Потянулся пальцем к заклинанию, коснулся бумаги. Кандзи вспыхнули, и палец обратился в пепел. Демон даже не поморщился, подул на тлеющую руку и перевёл взгляд на Сацуки.

– Я не скажу.

– Но!..

– Но могу вас отвести.

Сацуки вспыхнула:

– Даже не надейся, что мы выпустим тебя из клетки!

Демон пожал плечами.

– Тогда ищите Бездну сами. Только знайте, что даже если вы её найдёте, то демоны разорвут вас в клочья, едва вы ступите на их территорию. Я предлагаю вам сделку. Вы открываете клетку, а я – проведу вас в Бездну, обеспечу защитой, металлом и, что самое главное, позволю уйти из неё живыми. Поверьте, ни с кем ещё я не был так щедр.

– И чего же расщедрился с нами? – вскинул брови Макото.

– Хочу выбраться из клетки и вернуться в Бездну. Там я был королём, а тут – жалкий бык-осеменитель…

– Интересно ты заговорил…

– Когда перед носом маячит свобода, я готов поступиться гордостью.

– Никаких сделок с демонами! – отрезала Сацуки.

– Будет тебе сделка, – шагнул к клетке Макото.

– Ты что творишь?! – Сацуки схватила его за рукав. Макото резко обернулся и посмотрел на неё так грозно, что даже у Ханзо предательски пробежали мурашки по спине.

– Мненужен этот металл, и, если для этого потребуется заключить сделки хоть со всей Бездной, мне плевать.

– Магические сделки никогда не приводят к добру! Он же демон!

– А я лис. – Макото хмыкнул. – И тоже понимаю кое-что в сделках. Если хочешь меня остановить, то прикажи своему карманному Шинокаге изрубить меня на куски, а если не можешь – не лезь.

Он выдернул рукав из пальцев Сацуки и направился к клетке. Ханзо схватился за меч, но Сацуки жестом остановила его.

Макото остановился на расстоянии вытянутой руки от прутьев.

– Я открою клетку, а ты проведёшь нас в Бездну, обеспечишь защитой на пути к ней и всё время, что мы в Бездне пробудем, найдёшь и отдашь нам металл, напитанный кровью демона и закалённый в пламени Бездны. Из Бездны мы уйдём живыми и невредимыми, и ты никак не будешь препятствовать нашему уходу. Ты не сбежишь, не останешься на земле, в мире людей, ты вернёшься в Бездну и не покинешь её. И ты не отнимешь невинных жизней и будешь во всём слушаться меня, Сацуки и Ханзо…

– Внушительный списочек, – скривился демон.

– Я не закончил. Ты будешь помогать нам во всём, о чём бы мы тебя ни попросили, и не будешь искать лазеек, чтобы нарушить сделку и навредить нам. По рукам?

Демон ухмыльнулся и вместо ответа протянул между прутьев раскрытую ладонь. Макото укусил себя за палец и кровью начертил на его ладони кандзи, которое Ханзо не сумел разглядеть. Демон поднёс ладонь ко рту и покорно проглотил надпись.

– Ну всё, сделка заключена, поздравляю, лис. А теперь – открой клетку.

Макото потянулся к замку, но тут двери темницы с грохотом отворились. Ханзо обернулся, выхватывая меч. Из-за запаха демона он не почуял приближающуюся опасность – четырёх Шинокаге во главе с принцем Такаюки.

– Сацуки, как же так! Ты заглянула в гости к нашему любимому каннуси, но не навестила родного брата? – Такаюки вошёл в темницу, изображая печаль. Шинокаге выстроились у дверей, перекрывая проход.

– Как ты…

– Ты правда думала, что каннуси примет твою сторону, а не сторону действующего императора? Вот поэтому женщина и не может быть правителем – вы слишком глупы и наивны. Не сопротивляйтесь, и ваши жизни оборвутся быстро и безболезненно.

– Сотня монахов и мико видели, как я вошла в этот храм, Такаюки, что они скажут, когда я отсюда не выйду?

– Они уже ничего и никому не скажут, потому что их растерзали… скажем… жуткие ёкаи. Как и тебя, соблазнённую ёкаем и решившую совершить государственный переворот. Красивая история, сказители…

Демон оказался возле Такаюки в мгновение ока и раздавил его голову в кулаке быстрее, чем Ханзо и Шинокаге успели глазом моргнуть. Сацуки окатило кровью. Шинокаге бросились было в бой, но тени разорвали их на куски с такой же лёгкостью, с какой рвалась рисовая бумага.

У Ханзо внутри всё похолодело. Кого же они выпустили из клетки?..

– Ты что… – едва слышно пробормотала Сацуки, глядя на кровавое месиво под ногами.

– Я обещал обеспечить вам защиту. – Демон поднял с пола чьё-то сердце и надкусил, будто яблоко. – Я её обеспечил. Всё согласно договору.

Сдавленно пискнув, Сацуки перегнулась пополам, и её вывернуло. Макото сочувственно похлопал её по спине. Сацуки распрямилась, окинула взглядом трупы и тут же обмякла у него на руках, потеряв сознание.

Что они натворили?

Ханзо нёс Сацуки на руках, радуясь, что она всё ещё не пришла в себя. Нижние этажи храма были усыпаны трупами монахов и мико – Шинокаге не пощадили никого. На лестнице верхнего этажа лежало растерзанное тело Цугио. Во дворе, среди трупов прихожан, распласталась мико, что встретила их у дома каннуси. На её белом кимоно расцвело алое пятно, сердце было вырвано из груди.

Демон присвистнул.

– А ещё меня называют злодеем. Да её братец был больным на всю голову.

– Хватит болтать, – огрызнулся Макото. – Лучше придумай, как спрятать свои рога и красную кожу.

– Ах это! Прошу прощения, мойгосподин, – последнее слово демон произнёс с издёвкой, а потом щёлкнул пальцами и обратился в нагого юношу лет двадцати. Совершенно обыкновенного, если не считать маленьких аккуратных рожек на лбу. Расправив плечи и прощеголяв к ближайшему трупу, он принялся стягивать с него одежду.

– Ты об этом пожалеешь, – тихо сказал Ханзо, глядя на Макото.

Тот ухмыльнулся.

– Разберусь со своими чувствами, когда добуду металл. А вам вовсе необязательно со мной идти. Принцессе больше ничего не угрожает, пусть возвращается во дворец.

– Я не могу, – слабо подала голос Сацуки. Она пришла в себя и теперь дрожала, всем телом прижимаясь к Ханзо. – Я не могу вернуться домой. Не сейчас.

– Тогда в Небесный город.

– Нет. Нет, я пойду с тобой. Яхочу пойти с тобой.

Макото пожал плечами и посмотрел на демона, который уже подпоясывал чужое кимоно.

– Ну, как знаешь, принцесса, но дороги назад не будет.

Сацуки вытерла слёзы, смешанные с кровью брата.

– Её уже нет.

Глава 26. Потерянные

Госпожа Рэй поднялась на гору Хого и остановилась перед дворцом, наслаждаясь видом. Никто не вышел, чтобы её встретить. Никто не вышел, чтобы её остановить. За госпожой Рэй следовали бушизару и люди, склонившие головы перед её мощью.

Она прошла в пустой зал, в котором уже сотни лет не стоял трон, потому что Хранители, поклонившись народу, сказали, что не будут ставить себя выше тех, кого пришли защищать. Лицемерные крысы. Она не будет лгать своим подданным, не будет притворяться. Она сильна, а сила требует поклонения.

Она больше не позволит сковать ни своё тело, ни свои силы, не позволит снова запереть себя в прогнившем рёкане. Она почти тысячу лет, а может, и больше, спала среди гор, когда монахи застали её врасплох, сковали своими мерзкими чарами по рукам и ногам, забросили на остров – слабую и никчёмную, напуганную и потерянную. Глупые лысые обезьяны, получившие в руки крупицы магии, использовали её Хаос, чтобы запечатать остров. Как она узнала позже, с её братом, Рэндзи, они сделали то же самое – как и её, лишили возможности перевоплощаться и заперли в проклятом ущелье. Сначала глупый бог выдернул их из родного мира и захотел подчинить себе, и тогда они ушли, спрятались, не желая ни прислуживать, ни воевать. Но двуногие не знают отказа, а потому – не оставили их в покое, нашли способ связать и заставить служить себе. Нашли способ убить и Рэйто, вытянув из него всю силу до последней капли.

Что ж, теперь, когда печати с острова сняты, а они с братом наконец свободны, Рэй не будет с ними церемониться. Теперь они будут служить ей.

– Где Рэндзи?

«Рэндзи», «Рэй», «Рэйто» – эти жалкие имена им тоже дали лысые обезьяны, потому что были не в состоянии понять их язык, не в состоянии даже выговорить имена, подаренные им матерью.

Бушизару внесли в зал юношу, в котором Рэй с трудом узнавала своего – когда-то сильного и смелого – брата. Рэндзи испугался, когда она пришла в ущелье Ивата и прикосновением набросила на него человеческий облик. Тощий и слабый, Рэндзи не говорил, не мог ни ходить, ни стоять, взгляд был пустой, потерявший всякое содержание мысли. Прежде Рэй была готова говорить с людьми, была готова заключить союз, разделить с ними чужой ей мир, позволив людям жить в Хиношиме, а самой править землями Истока. Она была готова закрыть глаза на прошлое. Но потом увидела Рэндзи. Рэй долго плакала, сидя рядом с ним, горюя о том, что двуногие сотворили с её братом. Они заперли его среди скал, отняли возможность перевоплощаться – даже возможность питаться! Эти мерзавцы сотворили в глотке её брата прокля́тую брешь! Рэй стоило больших усилий стянуть её, чтобы Рэндзи снова смог есть. Они морили его голодом тысячу лет, и теперь он будет пировать на их землях сколько пожелает. И она будет пировать вместе с ним. Люди, ёкаи, боги – плевать. Рэй с братом поглотят весь этот прокля́тый мир, если того потребует поселившиеся в них голод и гнев.

Рэндзи внесли в зал и уложили на пол, туда, где Рэй хотела поставить два трона, когда те будут готовы. Она села рядом с Рэндзи и погладила его по белоснежным волосам, заглянула в бездумные голубые глаза, казавшиеся удивительно большими из-за длинных прозрачных ресниц. Рэндзи скользнул по Рэй взглядом, открыл рот и что-то замычал, роняя слюни на пол. Похоже, он был голоден. Рэй махнула рукой, и бушизару тут же принесли ей клетку, полную живых крыс.

Рэй выловила за хвост ту, что пожирнее, и протянула Рэндзи, тот бросился, впился зубами в плоть и, разбрызгивая кровь, принялся раздирать вопящую от ужаса и боли крысу. Рэй вытерла руки о платок и вернула ладонь на голову любимого брата.

– Всё будет хорошо, Рэндзи, – прошептала Рэй, роняя поцелуй на его холодный и влажный от пота лоб. – Они отняли у нас дом, теперь мы заберём тот, что они считают своим.

Добравшись до Небесного города, Мико проспала два дня. Проспала бы ещё, если бы её не разбудила Кёко, ввалившаяся в комнату с завтраком наперевес. Юри тащила следом поднос с чаем.

– Подъём, волчонок! А то заморишь своего ребёнка голодом! – Кёко поставила столик с завтраком на татами и плюхнулась на футон.

Мико со стоном перевернулась на другой бок и накрылась одеялом с головой. Сон, казавшийся ей жутким и отчего-то пронзительно грустным, мигом растворился, и как ни пыталась Мико вспомнить, что ей снилось, – не могла. Кёко сдёрнула одеяло вниз.

– Давай-давай! Мне не нужно, чтобы ты тут родила раньше срока.

Мико разлепила глаза и недовольно оглянулась.

– Уверена, когда ребёнку захочется есть, он меня пнёт.

– Он уже шевелится?! – взвизгнула Кёко. – Можно потрогать?

– Ну, прямо сейчас нет, но если хочешь…

Радостно пискнув, Кёко забралась под одеяло и обхватила живот Мико двумя руками.

– Я могу его разбудить, можно? – зашептала она.

– Это как?

– Щепотка магии.

– А это не опасно?

– Совсем нет! Меня мама научила, когда носила моих младших братьев. У меня их было двенадцать, и все родились совершенно здоровыми! Эта магия – что-то вроде щекотки.

– Ну, тогда ладно. – Мико закрыла глаза. Кёко она доверяла.

Резвые пальцы Кёко скользнули по округлому животу и остановились под пупком. Очертили спираль, оставляя за собой живое тепло. По коже пробежали мурашки, и Мико поёжилась. Магия Кёко пахла солнцем, грушами и сдобным тестом, пробуждая если не ребёнка, то уж аппетит точно. Но не успела Мико подумать о сладкой выпечке, как в животе толкнулись, ударив маленькой ножкой точно в ладонь Кёко. Она охнула и захихикала, ловя новые движения, и Мико ловила их вместе с ней.

– Жаль, Райдэн всё пропустит, – тихо сказала Мико. Кёко крепко обняла её со спины.

– Мы его вернём и заставим менять пелёнки. Уверена, он будет в восторге!

Мико засмеялась, развернулась и обняла Кёко в ответ.

– Спасибо, что ты рядом.

– Мы справимся, волчонок. Добыли кость, добудем и всё остальное, а потом вместе с Райдэном оторвём голову змеюке Рэй.

– Тебе лишь бы кому-то голову оторвать, – хихикнула Мико, немного приободряясь.

– Ага, поэтому не зли меня и позавтракай!

Кёко вынырнула из постели и потянула Мико за собой – к столику на татами. Юри тут же наполнила чашку чаем и уселась рядом, с интересом поглядывая на зелёные, присыпанные крахмалом моти с бобовой начинкой. Мико протянула ей блюдце со сладостями, и Юри, довольно заурчав, принялась засовывать пирожки в рот.

– Какой план? – спросила Мико.

– Пока ты спала, я отнесла кость Бунко. Она над ней что-то ворожит. Такая за ней присматривает. Макото, Ханзо и Сацуки пошли выяснять, где Бездна. Они вроде как нашли какую-то зацепку в одном из храмов в Гинмоне и пошли проверить. Нам пока предлагаю заняться поисками Ёми.

От новости о том, что Макото пошёл искать Бездну, у Мико под рёбрами неприятно кольнуло. Она не хотела доверять ему столь важное дело. Дело, в котором на кону стояла жизнь Райдэна. Кёко, кажется, что-то прочитала на её лице.

– Не переживай, Сацуки им с Ханзо спуску не даст. Если они потерпят неудачу, мы отправимся им на помощь сразу после Ёми.

Позавтракав, они отправились проведать Райдэна, а оттуда – в библиотеку, где нашли Шина и Акиру.

Шин сосредоточенно листал книги, Акира – сидел у открытого окна и грелся на солнце. На вошедших он даже не взглянул. Мико поздоровалась с Шином и присоединилась к поискам, Кёко поставила перед Шином чашку с чаем и убежала к Инугами – после вести о том, что Рэй захватила власть на острове, Небесный город охранялся особенно тщательно.

– Как твои сны? – тихо спросил Шин спустя несколько молчаливых часов.

– Снятся, – ответила Мико.

– Ты перестала пить отвар гинкго?

– Да.

Шин кивнул.

– Ребёнок защищает тебя, – сказал он. – Возможно, отвар и не потребуется, пока дитя в тебе.

Мико невольно покосилась на Акиру, тот, если и слышал Шина, не подал вида. Впрочем, живот уже – пусть и не сильно – был заметен, так что иллюзий о том, что Акира не знал о её положении, Мико не тешила. И почему её вообще волнует, заметил он или нет? Глупость какая. Тем более что были вопросы поважнее.

– Защищает?

– Магия, из которой сотканы ёкаи, в большинстве случаев позволяет плоду развиваться в разы быстрее человеческих детей, часть магии попадает в кровь матери. Она помогает тебе быть здоровее, выносливее и выдержать такие стремительные изменения в организме. К моменту рождения магия, изначально переданная плоду одним из родителей, иссякает, и дитя, рождаясь слабым и беспомощным, со временем учится самостоятельно черпать магию из окружающего мира. Обычно это случается ближе к трем-четырем годам. Во всяком случае, так принято описывать эти процессы. Магия плохо поддаётся изучению.

– Что ж, хоть какие-то хорошие новости. Я временно не умираю, – засмеялась Мико, возвращая взгляд к книге. Ей попалась какая-то удивительно сложная история, в которой половину кандзи приходилось угадывать по контексту – и получалось не всегда. Всё, что удалось понять, – перед Мико оказались легенды о богах. Какие-то сюжеты она знала, поэтому понимать удавалось легче, о каких-то читала впервые, и пробелы в грамоте ощущались особенно остро. Шин, похоже, подобных проблем не испытывал, наверняка за триста с лишним лет он успел выучить все – даже самые редкие кандзи.

– Жаль. Если бы ты умерла, попала бы прямиком в Ёми, – отстранённо подал голос Акира.

– А ты, я смотрю, ждёшь не дождёшься, когда я умру, – скривилась Мико.

– Признаюсь, Мико, печалиться я о тебе не буду. Но сейчас говорю серьёзно. – Он отвернулся от окна, и солнце обрисовало невесомый ореол света вокруг его утонувшего в тени лица. – Ёкаи мало знают о Ёми, потому что нам туда не попасть. Но есть старая история о ёкае, который спустился в страну мёртвых, чтобы вернуть свою погибшую возлюбленную. Он построил ворота – они до сих пор стоят на вершине холма в лесу, возле её деревни. Одни говорят, сам Ярый Бог в награду за сотни лет верной службы поделился с ним тайной, как открыть проход в Ёми. Другие, что ёкай эту тайну у бога украл. Так или иначе, связь душ позволила ему отыскать возлюбленную в Ёми.

– Он её спас? – Мико затаила дыхание.

– Нет. Она успела попробовать фрукт, выросший в землях Ёми. А кто вкусил пищу мёртвых, не может покинуть тот мир.

– Как печально… – протянула Мико.

– Да, ужасно грустно, – равнодушно выдохнул Акира. – Но это сейчас неважно. Я коснулся твоей души, поэтому, возможно, мы смогли бы провернуть что-то подобное.

Мико вскинула брови, едва не подавившись собственным вдохом.

– Ты хочешь нам помочь?

– Не хочу. Но чем быстрее вы разберётесь со своимиделами, тем скорее мы вернёмся с Шином домой.

Мико повернулась к Шину.

– Ты знаешь что-то про эту историю?

Тот покачал головой.

– Я знаю, – в библиотеку зашёл Такая с новой порцией горячего чая. – Но ещё все ёкаи знают, что это просто старая сказка.

– Это не сказка, – покачал головой Акира и покосился на Шина. – Когда ты «умер», я перевернул вверх дном весь остров и нашёл этого ёкая. И умолял его открыть для меня врата в Ёми.

Шин вздрогнул и стыдливо опустил ресницы, не зная, что ответить. На лице Акиры отразилась тень боли, на мгновение пробившись сквозь маску равнодушия, и он вернул взгляд Мико.

– Он отказал мне. Не ответил ни на мольбы, ни на угрозы. Но вдруг ты сможешь его уговорить. Хотя кто знает, может, он отказал, потому что вся история враньё и он попросту не знает…

– Где его искать?

Мико воспряла духом, выпрямилась, натягиваясь струной, и едва сдерживалась, чтобы в порыве чувств не схватить Акиру за руку. Сердце радостно забилось. Но мигом оборвалось, болезненно ухнув вниз, когда Акира ответил:

– В рёкане госпожи Рэй.

Глава 27. Фиалка в реке

Мико сразу попросила Акиру отнести её в рёкан. Кёко порывалась пойти с ними, но Мико её успокоила – вдвоём на крыльях Акиры они доберутся в разы быстрее, а время и без того стремительно утекало сквозь пальцы. Пятна на теле Райдэна уже переползли на грудь и шею. Мико слишком боялась не успеть.

Когда Акира подхватил её на руки, почти так же осторожно, как прежде, и легко взмыл в небо, у Мико на мгновение перехватило дыхание. Непрошеные воспоминания обрушились на неё запахами жасмина и мёда, почти утихшей болью и звоном сожалений. Старые шрамы заныли – время ещё не успело стереть их, а может быть, не сотрёт никогда. Возможно, эти шрамы тоже окрасятся золотом, станут напоминанием о её пути, как и тот, что сиял теперь на её лице.

Они приземлились в саду – в том самом, где Мико впервые встретила Акиру. Сливы больше не цвели, пахло влажной после дождя землёй, и стрекотала где-то вдалеке припозднившаяся цикада, не успевшая понять, что вечное лето этих мест подошло к концу. Рёкан бросал на сад длинную тёмную тень, стоял тихий, расколотый на две неровные части – левое крыло дома почернело и обуглилось, напоминая о пожаре, который устроил Райдэн, помогая Мико сбежать. Верхние этажи обрушились, обнажив кости обломанных балок. Правая половина осталась целой и светлой.

– Где все? – тихо спросила Мико, вслушиваясь в тишину и оглядываясь в поисках жутких жаб-стражей, которые прежде охраняли сад.

Акира пожал плечами, тоже прислушиваясь.

– Если кто-то и есть, то глубоко – отсюда не слышно.

Переглянувшись, они зашли в рёкан через распахнутые сёдзи. Внутри всё ещё пахло гарью. На полу и стенах Мико увидела потемневшие следы собственной крови. Похоже, госпожа Рэй не стремилась возвращать рёкану прежний вид. Не могла или не хотела. Но куда же все делись? Мико шла по пустым коридорам, заглядывала в комнаты, никого не встречая на пути. Похоже, все обитатели покинули это место, и в сердце закралась тревога – что, если они не найдут того, кого ищут?

Мико остановилась перед дверью в кухню, собираясь с духом. Но тут дверь распахнулась.

– Ты чего тут забыла? – На пороге стояла Ни. В засаленном кимоно, грязная, похожая на дикого зверя, только вылезшего из норы. К груди она прижимала деревянную куклу – одну из её любимиц.

– А где все? – ляпнула Мико, оглядывая обычно всегда опрятную и причёсанную Ни. Та взглянула на неё снизу вверх из-под густой чёлки.

– Когда печати сняли, госпожа Рэй ушла, и остальные тоже ушли. Кто-то с ней, кто-то… куда-то.

– А ты?

– А я не хотела уходить. Я осталась. Ты решила вернуться? Это хорошо. Будем жить вместе.

– Нет, мы с… – Мико оглянулась, но Акиры за спиной не оказалось. Она растерянно огляделась по сторонам. Куда он запропастился? Мико вернула взгляд Ни – та на корточках сидела у печки и выскребала деревянной ложкой рис со дна чана. – Я ищу дедушку Кио. Ты не знаешь, куда он ушёл?

Ни склонила голову набок, сделавшись похожей на любопытную птицу.