Глава 4


* * *

Глубокий космос, 2549-10-10 7:18


Владимир отхлебнул кофе и поморщился. Напиток был тупо горьким и обжигающе горячим. Заметившая это Малиника с усмешкой отсалютовала своей кружкой и направилась к панорамному окну, за которым приливные силы черной дыры разрывали маленькую красную звезду. Корабль третий день летел в подпространстве, и в действительности прозрачная стена была закрыта специальными ставнями обшивки, а захватывающий космический пейзаж транслировался компьютером, но картина всё равно впечатляла.

В соответствии с распорядком дня, который в длительном перелете следовало соблюдать особенно строго, команда собиралась на завтрак. Кают-компания звездолета представляла собой большой полукруглый зал с набором складных фурнитурных блоков, позволяющих перестраивать пространство под потребности пассажиров: как сейчас заполнить все небольшими столами, или разделить помещение на несколько уютных обособленных кабинетов, как обычно делали к вечеру, а можно и вовсе расчистить центр для какого-нибудь соревнования или танцпола. При ограниченных ресурсах звездолета невозможно реализовать полный спектр функций, доступный в городах Метрополии, но проектировщики сделали всё, чтобы сохранить психологический комфорт и ощущение нормальности в замкнутом пространстве несущегося в пустоте корабля.

Семенов пролистал в планшете ежедневный отчет. Остановился на красной строчке. Состояние Ямакавы. Всё там же, как и вчера. Как и неделю назад. Никаких подвижек с того заседания. Владимир знал, что Вернон не изводит себя пустыми догадками и планами, он лишь сделал всё необходимое для подготовки своих людей и замер над пропастью неизвестности. Умение подготовиться и ждать ― недостающей информации, решения старших, правильного момента ― это ключевой навык для космических разведчиков, и Ямакава прекрасно умел контролировать стресс и не растрачивать силы впустую. Правда, в этот раз от его решений зависели не только другие вейверы, но и обычные люди. “Наверное, мы кажемся тебе хрупкими и беспомощными…” К тому же, корабль базовой экспедиции не предназначен для возвращения, и должен стать орбитальной станцией, космическим портом для новой колонии. Что, если Левицки и Нарроу неправы, и замены команды планетологов недостаточно?.. В этот момент Семенов понял, что он сам полагается в этом вопросе на опыт и навыки Ямакавы, и что у него, руководителя этой экспедиции, нет другого выбора. Похоже, чудовищная ответственность и гнетущее ожидание потихоньку выжигали Вернона изнутри. Постоянно высокий уровень кортизола, снижение иммунной активности, ухудшение сна. Нормальный человек на его месте давно уже сорвался бы в психоз или депрессию. “Насколько еще хватит выносливости Bear?”

Неожиданное движение в боковом поле зрения заставило Владимира оторваться от отчета и связанных с ним невеселых размышлений. В столовую входил Ямакава, обычно пропускавший завтрак. Ни на кого не глядя и не здороваясь, вейвер целеустремленно направился не к кофе-машине или коробкам с сухими завтраками, а к отодвинутому в дальний угол бару. Положил на стойку планшет, экраном вниз. Вынул коньяк, плеснул в бокал. Выпил залпом, как водку.

Успокаивающий гул утренней столовой: приветствия, звяканье посуды, тихие разговоры и смех, ― всё стихло, все смотрели на главного планетолога.

– Нарроу не нашел Ковчег, ― Вернон произнес это тихо, неожиданно глухим голосом, но услышали все.

Дебора, замершая было с коробкой хлопьев в руках, облегченно выдохнула, расслабилась и продолжила готовить свой завтрак. Остальные не спешили следовать ее примеру.

– Что? ― нахмурившись, переспросил Арбогаст.

Вернон поморщился (похоже, обжег коньяком горло) и повернулся к команде.

– Где-то в двойной системе Вудвейл летает или валяется активный ДМЗ 4-2.

– Как на Аделаире, ― удивленно вскинул несуществующие брови Роб.

После этого заговорили все одновременно:

– Что всё это значит?! ― Расти.

– Странно, вроде гравитационные модели стабильны. Мы на них бы точно Ковчег увидели, ― Малеба.

– Наконец-то можно запустить пересчет МК, ― Арбогаст…

Семенов, как завороженный, словно в замедленной съемке, смотрел на струю молока, льющуюся в миску Деборы. Отряд вейверов уже деактивировал ДМЗ, межзвездные двигатели, причем трое из них имели дело именно с этой моделью. К рыжей подошла Алия, девушки спокойно обнялись, и направились к столу. “Это действительно серьезная проблема. Первые ДМЗ при выходе из варпа могли терять стабильность, превращаясь в пространственно-временные аномалии. Никто не допустил бы базовую экспедицию в систему с такой штукой”. Именно поэтому Нарроу потребовалось так много времени провести в системе. С первых дней было очевидно, что Вудвейл пригоден для колонизации, но только если на нем или возле него не болтается непредсказуемая бомба замедленного действия, которая может разнести звездную систему, и поэтому развед-вейв тщательно собирал данные о структуре гравитационного поля, до последнего пытаясь найти Ковчег. “Тяготение было очень стабильно на протяжении всей первой экспедиции. Именно это убедило Роберта рискнуть…”

Моррис первым понял, что это не все новости на сегодня. За спинами устраивавшихся за столом девушек Семенов увидел, как вытягивается лицо псих-координатора, и резко обернулся к Ямакаве.

Вернон перевернул лежащий рядом с ним планшет, и тапнул по экрану. Одна из секций панорамного окна чуть помутнела, и поверх звездного неба появился список из восемнадцати имен. Пронумерованный.

Зал вновь наполнила тишина, в которой тихонько тренкнули планшеты остальных вейверов.

– Что это? ― грозовым раскатом прогремел голос Сильвергейма. Арчибальд встал и быстрым шагом направился к Ямакаве.

Вернон выпрямился. Развернулся к спасателю всем корпусом, чуть наклонил голову. Прищурился, криво усмехнулся.

– Ты! Я говорил тебе, тут не развед-вейв! Что это, я спрашиваю?! ― широким жестом Арчибальд махнул в сторону пронумерованных имен. В этот момент лидер спасателей был страшен. ― Нет ничего важнее жизни. В моей колонии не будет никаких списков!

…Вернон ударил первым, внезапно и без замаха. Сильвергейм легко уклонился и тут же контратаковал. Одинаково быстрые и ловкие, они крутанулись вихрем, сосредоточившись на обороне и потому не в силах пробить защиту друг друга.

– Прекратить! ― рявкнул Владимир, мгновенно вскочив на ноги. Но его реакция казалась медленной и неуклюжей на фоне двух стремительных гигантов. Оба уже успели принять решение и в один и тот же момент открылись, силясь достать противника.

Удары тоже достигли цели одновременно. Брызнула кровь. В основном из носа Ямакавы. Удар пришелся вскользь, и Арчи ободрал костяшки о зубы вейвера. Кулак Вернона попал выше, вокруг правого глаза спасателя быстро наливался багровый фингал.

Лидер планетологов шмыгнул кровавыми соплями, отклеил зеленый датчик состояния и шлепнул его на стойку. Квадратик тут же начал сереть.

– Эй, это не разрешено! ― возмущенно крикнул вслед уходящему вейверу Моррис, но тот, не оборачиваясь, лишь сложил пальцы в неприличном жесте и поднял повыше, чтобы всем было видно.

– Арчи, это не его решение! ― уверенный и властный голос Владимира остановил готового вновь ринуться в драку парня. “И он сам предпочел бы возглавлять этот список, а не замыкать его”, ― про себя добавил Семенов. Дебора, Робин, Вернон. Шестнадцатая, семнадцатый и восемнадцатый.


* * *

Глубокий космос, 2549-10-12 17:27


Семенов: Я правильно понимаю, что Ковчег где-то на планете?

Ямакава: Да. Скорее всего.

Ямакава: И это хорошо. Пока аномалия движется вместе с планетой, мы можем быть уверены, что долетим. Система была стабильна как минимум семьдесят лет, и расчеты показывают, что это результат естественной эволюции.

Семенов: Неясно, на какой планете. Их три.

Ямакава: Если бы Ковчег грохнулся на газовый гигант, систему бы разнесло. А атлас второй земли настолько подробный, что Нарроу, похоже, собирался колонизировать не ту планету.

Ямакава: Я почти уверен, что Ковчег упал на Вудвейл.

Ямакава: Но пояса астероидов придется проверить еще раз. Там пять малых планет, и до двух Нарроу так и не долетел.

Пауза.

Ямакава: ДМЗ 4-2 – это самый дерьмовый вариант. Из девяти найденных семь сформировали очень опасные аномалии. Семенов, если по какой-то неведомой причине его найдем не мы, единственное, что надо делать, это валить как можно дальше. Я бы вообще не начинал работы на планете, пока мы не обезвредим Ковчег, но ресурсов корабля не хватит на такое долгое ожидание.

Владимир откинулся на спинку кресла в своей каюте и привычным жестом потер глаза. “Мы” означало “вейверы”.

Семенов: Вер, я не буду спрашивать, почему мы переписываемся в текстовом чате, находясь на одном звездолете, в пятидесяти метрах друг от друга.

Ямакава: Да, ты не будешь.

Начальник экспедиции стиснул зубы. Цикнул. Это раздражало невероятно. В такую короткую, даже не произнесенную, а напечатанную, фразу вейвер смог вложить тот же неприкрытый манипулирующий сарказм, с которым он объяснял Сержу необходимость навыка выкармливания новорожденных. “Надо просто дойти и поговорить с ним”, ― подумал Мир… и остался сидеть за своим терминалом, возвращаясь к изучению разблокированных материалов. Может, потому что эта странная манера Вервольфа убеждать сработала и на этот раз, а может, потому что Семенов еще не успел забыть другого Вернона, того, с кем они ночи напролет разрабатывали планы подготовки экспедиции десять лет назад. Изможденный путешествием в Ад Аделаир, но спокойный, умный и веселый, способный легко и понятно объяснить любое свое предложение. “Что-то мне подсказывает, что прозвище тебе дали не только за то, что ты огромный, желтоглазый, сильный и ловкий демон, похожий на персонажа старых фентези-боевиков и способный порвать в клочья любого Ван-Хельсинга. У тебя очень здорово получается не быть человеком, Вер. Мне же остается лишь надеяться, что разумные объяснения у твоих решений и действий всё-таки есть”.


* * *

Глубокий космос, 2549-10-17 19:40


Вернону было страшно. Прошла неделя после разблокировки дополнительной информации развед-вейва Вудвейла, и сегодня он второй раз проснулся в холодном поту. Снилось, как он вновь отчаянно пытается открыть внутреннюю створку разгерметизированного шлюза, а в сторону сияющей, загораживающей пол-неба Нью-Цереры уплывает остывающее тело Альберта. В какой-то момент спокойное лицо мертвого вейвера превращалось в лицо Сильвергейма, такого же белобрысого и светлоглазого, а в конце кошмара Ямакава вдруг переставал понимать, где он: внутри или снаружи, и не он ли вышел в вакуум из-за того, что его любимая женщина провалилась в аномалию Ковчега. Ту, за кем ушел Альберт, звали Синь Ю Лань.

В рассекреченных данных, как и предполагал Ямакава, не оказалось новой полной модели второго вейва. Была только еще более подробная и очень точная модель природы, включающая вдобавок к пригодной для освоения планете еще несколько сот тысяч объектов звездной системы, да невероятная химера из старой МК и моделей развед-экспедиций на Аделаир, Нью-Цереру и сам Вудвейл. Разумеется, корабельный компьютер и за сотню лет не смог бы обсчитать полноценную МК, даже если бы большая часть его мощности не тратилась на необходимый для прыжка контроль квантовых флуктуаций. Пожалуй, даже стационарные датацентры Метрополии не были в состоянии сделать это за приемлемое время. “Нам это и не нужно. В этом деле новые цифры после запятой с определенного момента ― это лишь бессмысленная трата ресурсов.” Новый вариант МК использовал схему для первых вейвов, пригодную для пересчета во время полета.

Будущих колонистов беспокоило и расстраивало отсутствие привычной точности. Ямакаву напрягало наличие не-вейверов на борту. Развед-экспедиции часто отправлялись по следам Ковчегов, и в таких случаях самой первой и самой важной задачей было найти древний корабль и деактивировать его двигатель. На современных звездолетах система квантово-гравитационных взаимодействий была построена таким образом, что в случае проблем при выходе из варпа, или просто с течением времени в обычном пространстве, создаваемые напряжения полей всегда затихали, делая космос вокруг корабля более-менее гладким. Но первые модели двигателей не учитывали очень многого, и иногда, хоть и очень редко, вообще забрасывали экспедиции в прошлое. В обычном же случае вокруг Ковчега сворачивалась локальная аномалия, которая могла существенно влиять на гравитацию в непосредственной близости от себя. Особенно эффектно получалось при взаимодействии с массивным телом: звездой или большой планетой.

На Аделаире Ковчег на высокой скорости прошел мимо первичной черной дыры, которая вращалась перпендикулярно плоскости эклиптики системы, и та начала медленно падать на маленькое желтое солнце, дестабилизируя его приливными силами. Все три планеты системы сошли с орбит, и в этом хаосе расчетная точка выхода корабля разведчиков сместилась внутрь снеговой линии, слишком близко к центру системы. Они чуть не потеряли свой собственный двигатель, и с трудом сумели сохранить хотя бы минимальные модули жизнеобеспечения… Расчет обратного полета требовал существенного уточнения, и становился возможным только если гребанный Ковчег прекратит случайным образом влиять на траектории всех встречных булыжников. Данные должны вернуться в Метрополию.

Ценой невероятных усилий они тогда нашли движок. И положили треть экипажа, пока деактивировали.

Во время подготовки вейверы проходят через все сценарии отключения Ковчегов, с которыми когда-либо приходилось сталкиваться разведчикам. Абсолютно все, без обобщений и исключений. Кейсы с ДМЗ серии 4-2 ― самые сложные из них…

Вернон откинулся на кресле. “Как вы представляете это с почти двумя сотнями неподготовленных колонистов в системе?”

На Нью-Церере было проще. И стократно сложней.

Тут надо рассказать, что хотя большинство обычных людей воспринимают вейверов как монолитную и весьма однородную группу, своего рода касту универсальных солдат-разведчиков, на самом деле они четко делились на два принципиально разных типа: выведенные и отобранные. Первые ― выращенные в искусственных матках и воспитанные в специальных лагерях, часто не доживающие до взрослого возраста, знающие и умеющие только то, что может пригодится в экспедиции. Вторые ― добровольцы, прошедшие специальный отбор в возрасте пятнадцати-восемнадцати лет. Хотя обязательными критериями были сниженная эмпатия и непривязанность к семье, а также отсутствие близких друзей и постоянных половых партнеров, эти вейверы обычно были гораздо более развитыми и эмоционально зрелыми, поэтому алгоритм присвоения номеров, как правило, оценивал их значимость выше выведенных. К тому же, добровольцы начинали свою подготовку позже, и, соответственно, к моменту своей первой экспедиции в среднем были на два-три года старше своих искусственно выращенных товарищей.

На Аделаир Вернон летел девятнадцатилетним, самым младшим в составе миссии. Сейчас это было уже не заметно, но Роб и Дебора, тоже выведенные, на два года старше него. Альберт был старше на пять. Это он, еще перед экспедицией, научил быстро растущего и потому невероятно неуклюжего подростка танцевать. Борис Самирович Нгуен тоже был добровольцем, и на момент старта ему было тридцать четыре, как Ямакаве сейчас. Изначально возглавлял экспедицию не он, а Гера, но она погибла при первой попытке подобраться к Ковчегу. Ядро древнего корабля собрало вокруг себя рой астероидов, и подойти близко на основном звездолете было невозможно. Лететь решили на двух шаттлах, основной пилотировал Ямакава, страхующий ― Гера, лучший из оставшихся на тот момент в живых пилотов. Там было несложно пропустить быстро приближающийся полуметровый осколок…

Загрузка...