Три месяца спустя
В кабаке темно и многолюдно. От этого места исходит дурная энергетика, которую я уловила только после того, как побывала здесь несколько раз. Каждый раз, когда я ухожу отсюда, мне кажется, что негатив, витающий в воздухе, прилипает к моей коже. Но тем не менее, никто не хватает меня, пока я пробираюсь между столиками. Молодые люди остаются сидеть на своих местах, игнорируя меня так же, как официантки и бармен.
Невидимка – моя новая профессия.
Охранник у дверей задней комнаты протягивает руку, преграждая мне путь, и я недовольно поджимаю губы.
– Он просил меня прийти.
– Он занят.
– Трахает очередную девку? Нашел чем удивить, будто я не видела этого раньше.
Мне безразлично.
Единственное, благодаря чему я выживала последние три месяца, – это безразличие. Я подавляла любую появляющуюся во мне эмоцию до тех пор, пока от нее ничего не оставалось. Я не поверила Аиду, когда он сказал, что меня больше не существует, но нужно отдать ему должное – сработал он быстро. Мое будущее было тщательно продумано. Я собиралась приехать в Стерлинг Фолс летом, чтобы найти работу, познакомиться с городом и кампусом, а осенью начать учебу. Но когда я пришла устраиваться на работу, в отделе кадров вели себя так, словно меня не было на собеседовании и я не приезжала к ним в офис уже дважды. Мне указали на дверь и попросили не возвращаться, будто это была моя вина, что они потеряли бумаги. Если бы я не вложила все свои сбережения в съемную квартиру, возможно, я бы просто бросила все это и вернулась на лето домой. Но в моем арендном договоре было четко прописано, что, если я нарушу условия, плакала моя тысяча долларов. Но это были еще цветочки…
В первый же день летней ориентации меня вызвали в офис финансовой помощи СФУ – возникла проблема с моей стипендией. Вернее, данные о ней просто куда-то исчезли. Возможно, это была ошибка в системе, потому что очевидно они не знали, что я стипендиат, а так как я не знала об этой проблеме и не пришла разбираться раньше, это побудило их предложить стипендию другому студенту. Так я осталась без работы и без стипендии.
Аид хотел, чтобы я исчезла из его города, но он связался не с тем человеком, потому что я не собиралась никуда уходить. Я не могла. Не тогда, когда в Изумрудной Бухте меня ждало кое-что похуже. Назовите меня безрассудной, но к июню я была уже взбешена до чертиков. Первый месяц выдался самым тяжелым. Я подавала заявление о приеме на работу куда только можно, но мне никто не перезванивал. Мне следовало уйти из СФУ, потому что из-за всей этой неразберихи у меня не было никакой финансовой помощи, за исключением кредита, который я все-таки смогла получить. Он покрывал мое обучение за первый семестр и арендную плату за квартиру, потому что единственное, что могло стать более дерьмовым в моем положении, – это бездомность. Я выкроила пятьсот долларов наличными на еду, но они закончились слишком быстро, и теперь мне ничего не оставалось, кроме как попытаться выпросить еще немного времени у кредитора. Я знаю, как плохо звучит то, что мой кредитор ведет свои дела в баре, но послушайте – ни один банк в здравом уме не дал бы ссуду безработной девушке на мели. Моей первой ошибкой была попытка скреативничать, найдя обходные пути. А второй – рассказать бармену о моем провале, тратя последние несколько долларов на водку, вместо, не знаю, хотя бы бургера или билета из города. Мне казалось, что я пропаду, если бармен не поверит мне, потому что я не собиралась плакаться по этому поводу родителям. Они знали, как упорно я боролась, чтобы попасть сюда, и для них у меня все было прекрасно. На прошлой неделе я приступила к занятиям, а учеба в этом университете – это все, о чем я мечтала. Благодаря ей я смогу найти себе достойную работу, пусть и не в этом городе. Я смогу устроить свою жизнь! Мои мечты так близки, что я могу прикоснуться к ним… если разберусь в сложившейся ситуации. Возможно, я смогу повторно подать заявку на стипендию на следующий год. Сделать хоть что-то.
– Он ни с кем не трахается, – усмехается охранник. – Он просто занят.
Я скрещиваю руки на груди, оторвавшись от гнетущих мыслей, которые не покидают меня последние три месяца, вновь и вновь закручиваясь в порочном круге. Мне кажется, что я и сама хожу по нему.
– Звонок, – напоминаю я. – Он просил меня прийти.
– Видимо, ты не очень торопилась сюда, – приподнимает бровь охранник.
Это правда, я задержалась, потому что нервничала из-за невозможности заплатить. Ведь это означает… В общем, я не уверена, что это означает, потому что мне едва удалось разделаться с первыми двумя платежами, а третий я должна была погасить еще неделю назад. Но у меня не было таких денег. У меня вообще не было никаких денег. Я попала в долговую яму и продолжаю закапываться в нее все глубже. Когда я призналась своему кредитору в том, что у меня не осталось денег, я ожидала, что он буквально выломает мою дверь и отрубит мне руку. За последний месяц я похудела на десять фунтов[2]. Я все время чувствую усталость, но все равно не могу бросить учебу и признать поражение. Ни в коем случае. Мне приходится выполнять домашние задания в библиотеке, потому что у меня нет денег на учебники, и периодически прокрадываться в столовую, чтобы добыть себе немного еды, иначе я начну падать в обморок от голода. Хотя на данный момент я делаю это намного чаще, чем периодически.
– У него есть для тебя предложение, – охранник кивает головой в сторону бара. – Присаживайся и съешь что-нибудь, пока не свалилась. Он скоро выйдет.
Несмотря на мое молчание, я не могу отрицать, что умираю с голоду, и мой желудок подтверждает это спазмом. Поэтому я сажусь на барный стул и подзываю бармена, который принимает мой короткий заказ и быстро возвращается с полной корзинкой картошки фри и содовой.
– Ты ешь это дерьмо?
Я оглядываюсь через плечо на охранника:
– А тебе не плевать?
– Просто интересно, как ты остаешься такой худой?
– Я ем в рамках своего бюджета, придурок, – отвечаю я, закатывая глаза.
Быстро поглощая подостывшую и немного несвежую на вкус картошку, я чувствую себя диким животным, хотя всем вокруг наплевать на манеры.
– Твоя очередь, – зовет меня охранник.
Дверь за его спиной приоткрывается, и, прежде чем встать, я запихиваю в рот еще три картофельные палочки, забирая напиток с собой.
Охранник вздыхает, когда я прохожу мимо, и меня одолевает вопрос: нормально ли его поведение, и неужели я настолько неприятна? Хотя за три месяца пребывания здесь я вообще не знаю, что теперь может считаться нормальным. Этим городом правят две банды. Зоны их интересов варьируются от войны до денег, но, в конце концов, эти интересы сходятся в одном: во власти.
– Моя девочка-невидимка! – слышу я голос своего кредитора, когда вхожу в кабинет.
Он сидит за своим огромным металлическим столом, самодовольно ухмыляясь.
– Как тебе наша еда?
– Могло быть и лучше, – я пожимаю плечами и сажусь в кресло напротив него, скрестив ноги.
Совсем недавно я поняла, что мне стоит скрывать свой страх за смелостью, ведь он дал мне ссуду, только когда я этого потребовала. Хотя при первом разговоре он сказал, что не ведет никаких дел с маленькими девочками. Я заставила его передумать и искренне сожалею об этом.
– Ну да, – хихикает он.
– Я для чего-то нужна?
В его глазах будто загорается искра, пока взгляд скользит вверх и вниз по моему телу, хоть оно и скрыто под мешковатой футболкой.
– Ты знаешь, кто стер тебя с лица земли и объявил невидимкой?
Я молчу, стиснув зубы, потому что с той ночи я избегала «Олимпа», как чумы. Конечно, это не помешало мне попытаться выяснить, кто они такие. Однако что-либо разузнать мне не удалось. Я вообще не могу понять, откуда у него такая власть, ведь эти люди не входят в две враждующие банды Стерлинг Фолс. Но совершенно очевидно, что какой-то властью они все же обладают. Потому что до встречи с ними я жила своей обычной жизнью, пока в какой-то момент – «бах!» – она не исчезла. Несмотря на мои старания, я так и не узнала его имени. Для меня он оставался просто Аидом. Их лица были скрыты под масками, но они запечатлелись в глубине моего сознания. Аид, Аполлон и третий, в кроваво-красной маске. Это Аид был тем, кто решил, что я должна исчезнуть. Тем, кто потянул за ниточки своей власти и заставил это случиться. Я чувствую это нутром, поэтому у меня на него зуб.
– Что ж, по крайней мере, ты отважна, – кредитор наклоняется вперед, упираясь локтями в стол. – Я хочу, чтобы ты кое-что сделала для меня, и тогда я спишу твой долг.
– Полностью? – от неожиданности я выпрямляюсь.
– Ага, и у тебя есть тридцать секунд, чтобы принять решение.
– Подожди, – замираю я. – А ты не расскажешь, чего именно ты от меня хочешь? Что я должна сделать?
Внезапно я чувствую, как комната начинает давить на меня тяжестью выбора. Я думаю о риске, сопровождающем ответы «да» и «нет». Я отчаянно хочу отомстить, но именно это отчаяние заставляет меня задуматься. Ведь он эксплуатирует мою же слабость. Я вообще нахожусь здесь только потому, что он воспользовался моей потребностью в деньгах.
– Тогда я испорчу все веселье, – подмигивает он, не обращая внимания на мою нерешительность.
– Тогда нет, – отвечаю я, прищуривая глаза.
– Отлично. Дай мне свою руку, – говорит он, подзывая меня.
– Зачем?
– Ты задаешь слишком много вопросов. – Я вижу, как в его взгляде плещется гнев.
Не дождавшись действий с моей стороны, мужчина резко встает и обходит вокруг своего стола. Когда он останавливается рядом со мной, и я поднимаю взгляд на его лицо, то чувствую дрожь и отвращение, будто вся негативная энергия бара исходит именно от него. Я знаю, что он всего на дюйм выше меня, но это не имеет значения, когда он возвышается над моим стулом. Он сложен как бульдог – приземистый и накачанный, с темными волосами с проседью.
– Вот в чем дело, моя девочка-невидимка. Ты должна мне денег, и, к несчастью для тебя, я не могу позволить тебе просто уйти от этого долга. Как это будет выглядеть? С каждым днем твой долг будет становиться все больше. А ведь у меня было к тебе предложение, связанное с моим бизнесом. А теперь дай мне свою руку.
Я тяжело сглатываю, меня колотит от нервозности. Я начинаю жалеть, что съела картошку фри до того, как вошла сюда, потому что теперь первое место в моих мыслях занимает тошнота. Я боюсь, что то немногое, что я съела, окажется на его ботинках. Блеск в его глазах – это тест, и, в конце концов, я выбираю менее насильственный путь, поэтому делаю, как он говорит, и протягиваю ему руку в жалкой попытке успокоить его. Он берет меня за левое запястье и проводит пальцем по его внутренней стороне, а затем встает и кладет мою руку на свой стол. Меня душит внезапный страх, и я запоздало пытаюсь вырваться из его хватки, но он держит меня слишком крепко. Повернувшись боком, он застегивает на мне наручники, прежде чем я успеваю освободиться. Я оказываюсь прикованной к противоположной стороне стола, поэтому чуть ли не лежу на его поверхности, высунувшись из кресла. Цепь наручников настолько короткая, что не оставляет места для маневра, и мне приходится упираться в стол свободной рукой. Он подходит с другой стороны и хватает и ее тоже.
– Что ты делаешь? – спрашиваю я с дрожью в голосе, хотя обещала себе никогда не показывать страха в присутствии таких людей, как он.
Не скрою, что я переживала вещи и похуже, но сейчас я нахожусь на грани слез. Он игнорирует мой вопрос и медленно подходит к камину. Я снова дергаю руками, но металлические наручники не поддаются.
Этот ублюдок что, садист?
Взяв металлический прут, вытащенный из пламени камина, он возвращается к моему креслу.
– У тебя такая красивая кожа, – говорит он, проводя свободной рукой по моему левому запястью. – Это последствия того, что ты не можешь заплатить долг.
– Клеймо? – я не могу отвести взгляд от светящегося бело-оранжевого конца металлического прута.
От отвращения у меня сводит живот, и я сжимаю губы, чтобы сдержать рвотный позыв.
– Ты что, серьезно? Я достану деньги…
– Ты можешь подумать, что я веду себя как пуп земли, и будешь права.
Мне не верится, что он сопровождает это издевательство чертовыми разговорами, а потом он показывает мне накаленный конец металлического прута, и я могу ясно различить на нем изображение песочных часов. По моей спине пробегает дрожь.
– Меня зовут Кронос. Я титан времени и эпох. Мы выбираем себе имена, когда вступаем в эту жизнь. Это своего рода перерождение или пробуждение, а я всегда был одержим временем. Особенно тем, как оно ускользает у нас из рук.
Я знала, что в одной из банд был участник с именем титана, но сейчас у меня появилось ощущение, что это не просто имя, а нечто большее.
Чувствуя стыд за свое поведение, я пытаюсь бороться с тошнотой.
– Пожалуйста, не надо! – я снова пытаюсь освободиться, хотя понимаю, что это бессмысленно.
Существует поговорка: глаза – зеркало души. Но когда он смотрит на меня, его взгляд становится каким-то безжизненным, и мои мольбы не смягчают его.
– Я оказал тебе услугу, а ты дерзишь мне и пытаешься избежать оплаты своего долга, не пошевелив и пальцем.
– Я не пытаюсь ничего избежать, – вздрагиваю я. – Мне просто нужна небольшая отсрочка…
Кредитор протягивает руку и хватает меня за щеку, пристально смотря мне в глаза, позволяя заглянуть в его зеркало. То, что я вижу, пугает меня до чертиков. В его глазах нет ничего, кроме порочности.
– Я надеюсь, ты закричишь.
Все плохое, что когда-либо случалось со мной, отзывается внутри ревом, но на этот раз страх уступает место ярости. Если он серьезно не собирался иметь со мной никакого дела, то ему следовало продолжать отказываться от ссуды.
– Пошел ты, старик! – я плюю ему в лицо.
Он ухмыляется и даже не вытирает слюну, стекающую по его щеке, а просто придерживает мою левую руку ладонью вверх и поднимает прут. Я не могу отвезти взгляд от раскаленных песочных часов, пока он переворачивает прут, поднося его к моей руке. Жар обжигает кожу даже на расстоянии нескольких дюймов.
– Прекрати, я сделаю все, что ты хочешь! – я не могу сдержать слетающей с губ мольбы. – Я сделаю это…
– Твои тридцать секунд прошли, и я бы соврал, если бы сказал, что мне не понравится то, что будет дальше.
На мгновение я встречаюсь с ним взглядом, а потом его внимание возвращается к моему запястью. Тому самому, на котором больше синяков в виде отпечатков пальцев, чем я могу сосчитать. Это запястье было сломано не один раз, как и предплечье. А в месте, где кость прошла сквозь кожу, есть тонкий шрам. Мои руки перенесли много травм от других людей, поэтому, когда он отпускает мою руку и прижимает горячий металл к моей коже, мгновение я ничего не чувствую. Но только мгновение. А потом до меня доходит запах горящей плоти, и агония пронзает меня. Я сжимаю кулаки и зубы так крепко, что прикусываю кончик языка. Горячая кровь наполняет мой рот, но это помогает мне подавить крик, который так хочет услышать этот ублюдок. Когда он убирает прут, тело вспыхивает жаром. Боже, у меня такое чувство, будто вся моя кожа загорелась. Я падаю вперед на стол, упираясь лбом в свое предплечье. Паника нарастает, сдавливая горло и лишая возможности дышать. Но я знаю, что мне нужно отгородиться от пульсирующей боли в руке и обуздать свое отчаяние. Кредитор смеется, видя мои страдания, и возвращает прут обратно в огонь. Вероятно, для следующей ничего не подозревающей жертвы. Он возвращается в кресло и откидывается на спинку, скрещивая ноги и не обращая внимания на то, что я продолжаю лежать на его столе. Он наклоняется вперед, пока мои скрюченные пальцы не оказываются в нескольких дюймах от его груди, и продолжает наблюдать за мной со слишком явным весельем на лице. Радуясь своей власти над людьми, растянутыми на его столе. Побежденными.
– Я предупреждал тебя, – в конце концов говорит он. – Предупреждал, что мы не имеем дело с такими маленькими девочками, как ты, но я буду рад нашей следующей встрече, если она будет хоть немного похожа на эту.
– Ты гребаный садист, – вздрагиваю я. – Отпусти меня.
– Тебе следует намазать руку мазью, когда вернешься домой, – говорит он, доставая ключи и отстегивая наручники – сначала с неповрежденной руки, потом с другой.
Я отшатываюсь назад, прижимая запястье к животу. Я даже не могу на него смотреть.
Мужчина продолжает внимательно изучать меня, пока я пячусь к двери.
– Девочка-невидимка, – говорит он. – Если ты не заплатишь в следующем месяце, ожидай повторения, или…
Этих слов достаточно, чтобы заставить меня задуматься над его предложением. Хотя я не уверена, как я должна его классифицировать, будет ли это работа или услуга. Возможно, он хочет предложить мне самоубийство, но я просто расходный материал, и мы оба об этом знаем.
– Хорошо, – выдавливаю я сквозь зубы, и он поднимает брови, когда я застываю на месте. – Меня могут убить?
– Только если поймают, – смеется он.
– А если я смогу сделать то, что ты хочешь? – сглатываю я. – Я больше не буду твоим должником? Больше никаких долгов и никаких одолжений?
– А если ты потерпишь неудачу, то твои проценты по долгу удвоятся, – он открывает ящик стола, достает конверт и бросает мне его через стол. – Я даю тебе время до конца месяца. Это единственная отсрочка, которую я могу тебе предоставить.
Я в спешке хватаю конверт и уже направляюсь к выходу, как слышу что-то вроде хмыканья. Я замедляю шаг и останавливаюсь, скрипя зубами.
– И последнее, – широкими шагами он пересекает комнату и встает рядом со мной.
Хоть разница в росте у нас незначительная, он кажется мне великаном.
– Если ты хотя бы подумаешь о том, чтобы покинуть Стерлинг Фолс, все наши сделки отменяются, – говорит он, и легкая ухмылка кривит его губы. – Я не просто найду тебя и приду за тобой. Я найду твою семью: мать-бухгалтера, дорогого отца, который работает в газете Изумрудной Бухты. Возможно, даже твою очаровательную подругу Марли. Она бы так же хорошо смотрелась прикованной к моему столу, как и ты. Возможно, я сделаю с ними то же самое, что и с тобой, и посмотрю, чей крик будет самым сладким. Я возьму то, что мне причитается из их плоти, а остальное выплатишь мне ты.
Он снова гладит меня по щеке, а потом будто бы из ниоткуда в его руке оказывается фотография, которую мы сделали с Марли, когда приехали посмотреть на кампус нашего университета.
В ужасе я отступаю назад.
– Да-да, девочка-невидимка, у меня имеется досье на каждого, кто заходит в мой кабинет, поэтому знай: какой бы план побега ты ни придумала, я все просчитал заранее и предпринял шаги, чтобы предотвратить это. А теперь – беги!
Вырвавшись со скомканным в кулаке конвертом, я не могу думать ни о чем, кроме того, что он знает о моей семье и лучшей подруге. Но именно так и поступают все злодеи, не так ли? Они находят рычаги воздействия и используют их, как могут.
Едва оказавшись на тротуаре, я даю волю слезам. Какая же я идиотка. Худшая из идиоток. Одна из тех, кто даже не подозревает, во что влипла, пока не коснется дна долбаного океана. Мне требуется половина пути, чтобы осознать, что я могла избежать клейма, если бы сразу согласилась на сделку Кроноса.
Стоит мне подумать о клейме, как моя рука начинает пульсировать болью, начиная с запястья и заканчивая плечом. Вытащив ее из-под рубашки и увидев, как кожа сильно покраснела и покрылась волдырями, я тут же кладу ее обратно, убаюкивая.
Наверное, моя голова затуманилась от боли, потому что мне показалось, что центр города вокруг меня изменился – небоскребы будто бы прогнулись под давлением.
Этот город был построен, чтобы привлекать туристов и студентов колледжей. Людей, которые на самом деле не понимают Стерлинг Фолс. В дневное время он очень оживлен – рестораны, бары, магазины манят прохожих зайти в них, однако все это ловушка. Хорошо продуманная иллюзия. За каждым магазином и за каждым рестораном скрывается темная схема раздела власти местных банд. Это стало ясно, когда мне удалось заглянуть за занавес этого города. Теперь мои глаза открылись, но пути назад нет. Когда я впервые приехала сюда, Стерлинг Фолс был для меня сияющим маяком надежды. Я даже поссорилась со своими родителями, рискуя нашими отношениями, чтобы мне вообще позволили сюда приехать. Моя мама работает бухгалтером в небольшой семейной фирме. Она хорошо училась и строила свою карьеру еще со времен школы. А папа начинал как писатель в газете Изумрудной Бухты – в городе, где я выросла. Ему удалось подняться по служебной лестнице до должности редактора, даже не имея диплома. Мои родители были разумными людьми, но разумность может помешать осуществлению мечты.
Ах да, забыла упомянуть о моих кошмарах. Как ни странно, я переехала сюда, чтобы спастись от них. Но каким-то непонятным образом я попала из одного кошмара в другой.
Я спешу побыстрее пройти Уэст-Фолс и добраться до кампуса СФУ. Уэст-Фолс – территория Титанов, о чем я совершенно не знала, пока не получила кредит у человека, который называет себя Кроносом. Должно быть, он их лидер. И хотя Кронос никогда не говорил об этом напрямую, после сегодняшнего дня я практически в этом уверена. Теперь мне не терпится погасить свой долг.
Как я уже говорила, этим городом правят две банды – Титаны и Адские гончие. И я хочу узнать, как во все это вписывается Аид, и какое отношение к бандам имеет «Олимп». Чтобы удовлетворить любопытство, мне нужен план, ведь сегодняшний разговор с Кроносом подтверждает мою теорию о том, что это трио не является частью банды Титанов. Значит, они входят в состав Адских гончих или независимы от тех и от других. Добравшись до кампуса, я первым делом проскальзываю в столовую и терпеливо жду, пока служащий не отвлечется на свои дела. Пока никто не видит, я накладываю еду на тарелку, наполняю один стакан льдом, а другой водой и нахожу пустой стол. Мгновение я позволяю себе ни о чем не думать и просто смотреть на темнеющее небо за окном, но затем, тихо вздыхая, я кладу немного льда на салфетку и прикладываю ее к обожженной коже. Меня накрывает паника, и, крепко зажмурив глаза, я шиплю от боли.
Раз, два, три, четыре… боль еще не прошла.
Но я осознаю, что я больше не в той комнате, и паника постепенно отступает. Устроив руку между своим телом и столом так, чтобы мне не приходилось держать лед, я принимаюсь за еду. Точнее, набрасываюсь на нее, поглощая с бешеной скоростью, будто меня могут вышвырнуть отсюда в любой момент, а ведь они и правда могут это сделать. Время от времени я замечаю сочувствующие взгляды, но, возможно, это просто говорит во мне паранойя. Мне следует приходить сюда, когда здесь больше студентов, чтобы слиться с толпой.
Макароны тяжело оседают у меня в желудке, но я слишком голодна, чтобы останавливаться, и слишком нервничаю из-за того, что не знаю, когда мне удастся поесть в следующий раз, поэтому не могу насладиться обедом как следует. Каждый кусочек кажется пресным. Как только тарелка пустеет, я отодвигаю ее и залпом выпиваю воду. Лед в салфетке на моей руке тает, превращаясь в лужицу, и мое запястье снова начинает пульсировать, но я не обращаю на это внимания, доставая из кармана толстовки конверт. Я осторожно вскрываю его. В нем лежит один листок бумаги. Без каких-либо инструкций или наставлений. На листке написаны два слова – «маска Аида». Прочитав их, я расправляю плечи, чувствуя, как мой желудок делает сальто.
Он хочет, чтобы я украла маску?
Если я закрою глаза, то могу представить эту маску из белого черепа, но кроме нее я вижу жесткую линию губ под ней. Я напрягаюсь, понимая, что в моем соглашении с Кроносом ничего не говорилось о защите. Если я не украду маску, то мне уготовано еще одно клеймо на руке и двойные проценты, потому что я сильно сомневаюсь, что смогу собрать деньги для оплаты долга к концу месяца. Я могу только представить, насколько будет увеличиваться мой долг, пока я не могу его оплатить. И, как следствие, он взыщет его с моей семьи или с моей лучшей подруги.
Но если я попытаюсь сделать, что он просит… Если меня поймают, то, скорее всего, я умру. Закрыв глаза, я вспоминаю человека, которого они буквально выпотрошили, и это сошло им с рук. Я знаю, что сошло, потому что в газете не было даже намека на это событие. А если я чему-то и научилась у своего отца, так это тому, что люди любят жуткие новости и мертвые тела, особенно с ножевым ранением в живот. Это стало бы отличным заголовком для газет, но в них ничего не было. Точно так же, как и меня больше не было.
Повернув руку, я смотрю на внутреннюю сторону запястья. Кожа вокруг клейма покраснела, а песочные часы стали яркими и выпуклыми. Внешние линии клейма были тонкими и изогнутыми, как два колокольчика. По моей коже бегут мурашки, когда я смотрю на замысловатый, но некрасивый узор. Я уже говорила про негатив, который чувствую на своей коже, находясь в том баре? Вот и сегодня, до того, как я попала в кабинет Кроноса, я испытывала те же самые ощущения.
Я набиваю карманы едой, которую могу взять с собой, убираю бумагу в конверт, а затем торопливо выхожу из столовой.
Моя квартира находится в нескольких минутах ходьбы от кампуса. Возвратившись в нее, я запираю за собой дверь, бросаю ключи на стойку и, вытащив все из карманов, иду в ванную. После душа я намазываю запястье антисептиком и перевязываю бинтом. Стоит мне посмотреть на него в течение нескольких секунд, как тело вновь покрывается мурашками.
Мной воспользовались. Снова. И на этот раз я позволила этому случиться. События моего прошлого произошли не по моей вине, но Кронос… это мое собственное упрямство привело меня в ту комнату.
Итак, у меня есть остаток месяца, чтобы добыть эту маску. Я проведу свое расследование и выясню, не оставляет ли он ее где-нибудь, когда не надевает, если, конечно, он не спит в ней. Этот засранец мог бы приварить ее к лицу, если бы она давала ему больше преимуществ. При этой мысли я хихикаю.
Из-за Аида я все лето жила в аду, и мне нужно было помнить об этом, чтобы ненависть подпитывала мою решимость. Прошло три месяца. Разве не говорят, что месть лучше подавать холодной? Я уже решила, что собираюсь это сделать, и успех будет зависеть от моей подготовки. Но я могу только надеяться, что они не заметят моего прихода.