Вороны

Глава 24

— Ну… слава богам! Напугала до смерти! В себя приходит… Только белая, как молоко. Гардиния…

Дочь разомкнула веки, — она в своих покоях, лежит на подушках. Рядом, на ее кровати сидят Оркас с матерью, — у обоих волнение на лице. У матери — искренняя тревога за дочь, у мужчины же… Позапрошлую ночь она впервые узнала, что означает этот взгляд.

— Матушка… прошу… негоже ему быть здесь.

— Да, ладно уж тебе! Он тебя сюда отнес — чай не пустое. Причина есть. Люди зря судачить не станут.

— Я не стану ее неволить. На крыльцо выйду.

— Еще чего не хватало! На крыльцо! Что ж ты меня как хозяйку позоришь? Чай обед готов, — проходи в столовую.

Оркас загородил широкими плечами весь проход в ее покои, его тяжелые сапоги застучали в сторону кухни. Гардиния же отвернулась к стене. Память болезненно рисовала ту заботу и нежность, с которой Михас смотрел на брата…

Отведав кислых щей со сметаной, затем румяных оладий, Оркас отправился на поиски девушки. Заглянул в комнату. Вышел на улицу, — хрупкая фигура Гардинии, замотанная в теплый платок, стояла возле садовой ограды.

На шесте, воткнутом в землю, висела черная птица. Девушка подошла, отряхнула грязь. Попыталась снять, но Оркас схватил ее за руку, воскликнул:

— В своем ли ты уме? Ворон нельзя трогать, — вдруг болезнь какая прилипнет? Разве ты не знаешь, что вороны — пособники злых духов? Одна падаль в их крови…

— Пусти!

Пелагея суетливо подбежала, пробормотала:

— Да что это вы, из-за вороны ругаться то вздумали?! Я тут ее не для того повесила, — а вредителей огородных пугать. Что ей зря пропадать? Идите! Идите в дом! Гардиния! Что ты как рано поднялась? Ведь нехорошо тебе — видно. Полежала бы…

Девушка послушно вернулась в дом, грусть и сонливость читались на бледном лице. Оркас изо всех сил старался развеселить ее, шуткой настроить на любовный лад, но ничего не вышло. Поняв тщетность своих усилий, он извинился и уехал. Пелагея поджала губы, бросила хмурый, недовольный взгляд на дочь, но та вновь исчезла в покоях…

Как все здесь все привычно, уютно; на мгновение умиротворение сладостно согрело душу. Здесь прошло ее беззаботное детство, которое осталось в прошлом. И она сама скоро станет прошлым. Воспоминанием в сердцах селян, матери… Легендой. Как та, что поют ночами перед костром. Она достала из-за пазухи серебряное кольцо, что подарил Михас, приблизила к глазам. Что будет, когда мать узнает? Что будет тогда с ней? Что станет с ней самой, когда она навсегда превратиться в ворона? Страшно! Ведь она больше никогда не увидит своих близких, навсегда изменится. Она бы многое отдала, лишь бы еще побыть рядом, провести рядом с матерью все время, что им отпущено до того как… А вдруг ее также убьют? А вдруг жизнь ворона — не для нее? Или Михас разлюбит ее или она разлюбит его? Что тогда ей делать? А вдруг их любовь — ненастоящая и ее ждет смерть? Как нелегко дается ей этот переход! Словно кто-то по капле пьет жизнь и дергает за все страхи и сомнения разом. Она вскрикнула от боли и неожиданности. На веки будто кто-то резко надавил пальцами. Комната поплыла перед глазами, то расширяясь, то сжимаясь. Тошнота подкатила к горлу. Но дремота была сильнее. Что с ней творится?!!! Сегодня она обещала Михасу прийти, и, конечно же придет … если проснется к вечеру… Голова сама склонилась на подушки, тело скользнуло под одеяло. Лицо Михаса — последнее, что явилось перед тем, как Гардиния погрузилась в тяжелый долгий сон.

Прозрачное черное покрывало упало на знакомый дуб, на такое гостеприимное место. Тихий монотонный звон раздавался над головой. Гардиния перебросила в другую руку шар… Вот она и дома. Быстро огляделась — никого. Привычно налила себе стакан воды, — где же Михас? Здесь ли он?

— Здесь, — раздалось за спиной.

Девушка бросилась ему на шею, поцеловала безжизненные глаза.

— Любимый! Мне так жаль…

Что тут скажешь? Она привлекла его голову к груди. Гулкие неровные удары его сердца трогали за живое. Но что она могла изменить? Михас отстранился, тяжело вздохнул и произнес:

— Я так за него боялся! Он всегда был таким доверчивым… Нельзя было отпускать его одного! Мы прилетели слишком поздно…

Если бы вороны умели плакать…

— Мать отправилась в дом сестры. Братья тоже. Отец на озере, — хочет побыть один.

— Что это за звон над дубом?

— Ты знаешь, что значит у людей плач? Это не плач, но прощание с ним… Сообщение остальным воронам о гибели одного из рода. У нас тоже есть траур.

— Траур? Как вороны соблюдают траур? Может, ты хочешь побыть один?

— Нет. Я рад, что ты пришла и что ты рядом. Траур по Алесу не помешает нам с тобой исполнить задуманное…