Воркута

Глава 4 Комната Мертвеца

Когда Илья подъехал на такси к Надькиному дому, то не сразу понял, что в ней изменилось – она стала как-то ярче, привлекательней. Потом до него дошло, что она подвела свой единственный здоровый глаз и даже накрасила губы. Илья улыбнулся в сторону, но от этого ему стало теплее на душе.

Он прошерстил группы по Дупликации – вход на второй уровень находился в самом обычном работающем детском саду. Надька с Ильей свободно прошли на детсадовский дворик, отыскали дверцу какой-то подсобки в цоколе. Ключ вставлялся не в скважину, а в дырку на створке.

Хотя в сетевых обрывках, в том, что он успел захватить из чатов и закрытых групп, было достаточно подробное описание второго уровня, увиденное все равно нехорошо поразило Илью. Перед ним и Надей открылось хмурой серости нависшее, разбухшее небо и пожухлый желтый луг, по которому змеилась дорожка из деревянных плашек. В спутанной траве - россыпь мусора из вкраплений бычков, битых бутылок и мятых стаканчиков вперемешку с собачьим дерьмом. Вдалеке виднелось колесо обозрения и тонкие силуэты каких-то каруселей, и именно в том направлении вели указатели-стрелки, расставленные вдоль тропинки.

- Не сходить с дорожки, - пробормотала Надя и ступила на соломенного цвета деревянное полотно.

Илья шагал по деревяшкам, и в голове все пыталось всплыть какое-то смутное воспоминание, которое он все не мог ухватить за кончик. «И грянул гром», Рей Бредбери», - вдруг осенило его.

- Помнишь, тот рассказ у Бредбери, где героям нельзя было сходить с тропинки?

- Ага, - рассеянно ответила Надька, крутя во все стороны головой. – Они все-таки сошли, наступили на бабочку и весь мир полетел к чертям. Ну, в нашем случае мир мы не прикончим, а просто сдохнем сами.

- Даже не знаю, радоваться этому или нет, - усмехнулся Илья.

На их пути встала детская площадка – железные, с давно сошедшей краской, качельки, песочница с игрушечными ветряками в виде ромашек из пластиковых тарелок, крошечный домик на курьих ножках. Последний указатель торчал прямо у входа в выцветшую пластиковую трубу длиной всего около пяти метров. Просто еще один аттракцион для малышей, короткий пластиковый рукав, делающий один поворот вправо.

- А обойти эту срань нельзя? – спросила Надька. – Я боюсь закрытых пространств… У меня эта… Клаустрофобия.

- В группах по 2-му уровню писали, что нельзя, - покачал головой Илья. – И дорожка прерывается около входа, видишь…

- Вижу, - вздохнула Надька. – Ну, полезли.

- Подожди, - взял ее за рукав Илья. – Помнишь, что писали про эту трубу? Что бы ты там ни услышала – ползи медленно вперед. Только медленно и только вперед, поняла?

- Я помню, - кивнула Надька.

Илья нагнулся и забрался в трубу на четвереньках первым, за ним, кряхтя и сопя, полезла Надька. Тонкий пластик пропускал немного света, чему Илья был очень рад - ведь Дупликация не пропускала никакие механизмы, и фонарика им не видать как своих ушей. Он пополз по скользкому пластику и только через минуту понял, что не видит выхода. Там всего пять метров, они должны были уже достичь противоположного конца, тем более тот изгиб они уже миновали. Надька сзади спросила:

- Там свет в конце туннеля видно? Что-то долго ползем.

- Пока нет.

Илья увидел поворот налево и чертыхнулся. Сраная дупликация, опять какие-то фокусы! Надька молчала, ширкая коленями и ладонями по пластику. Труба виляла то вправо, то влево под разными углами, но конца так и не было видно. Сзади что-то зашуршало, и Илья остановился, вытер холодный пот со лба и прислушался. Сзади в голени ткнулись Надькины руки:

- Ты чего?

- Тссс… Слушай.

К ним приближался шлепающий звук, как будто по трубе кто-то продвигался на одних ладонях. Надька пискнула, толкнула Илью в задницу и прошептала:

- Блин, давай быстрее!

- Да нельзя быстрее!

Он снова пополз вперед, но шлепки стали явственнее и ближе. Илья полз, тяжело дыша и еле удерживаясь от того, чтобы оглянуться, шлепки не отставали, и ему казалось, что нечто почти касается его кроссовок. Ладони выбивали тошный звук по пластику, и он со страхом понял, что ладоней стало больше – гораздо больше двух, как будто десяток человек одновременно стучали по трубе. Надька снова ударила его по ногам, закричала:

- Да давай же быстрее, придурок! Пусти меня вперед!

Она в полной панике толкала его, лезла то сбоку, то пыталась пробраться сверху. Илья прошептал:

- Надя, успокойся! Они ничего нам не сделают, если мы продолжим ползти в таком же темпе! Только не оглядывайся! Это все невзаправду, это морок, они нас пугают!

Ему самому хотелось рвануть вперед, насколько это было возможно на четвереньках, но Илья сделал над собой усилие, унимая панику, замедлился. Шлепанье ладоней тоже замедлилось, но сзади послышалось тяжелое дыхание и возня.

- Мама… - вдруг раздалось сзади.

Ясный девичий голос. Такой ясный, словно она была тут с ними, в трубе. А может, и была?

- Мамочка, ты пришла ко мне? Пришла за мной?

- Катя… - охнула Надька.

- Не слушай ее! Это не твоя дочь!

- Катя, где ты? Я не вижу…

Он снова услышал шлепанье ладоней, которое отдалялось от него.

- Надя! – отчаянно крикнул Илья, но никто ему не ответил, и все звуки в трубе стихли. Он слышал только грохот своего сердца и шум крови в ушах. – Черт, Надя! Надя!

Он продолжал ее звать, хотя уже понимал – поздно. Илья почувствовал, как горячая влага выступила на глаза, как расплылся пластиковый пол. И все-таки он полз, глотал слезы и старался выдерживать темп.

Свет вспыхнул неожиданно, и Илья вывалился на деревянный пятачок и закрыл лицо ладонями, размазывая влагу.

- Надька! Черт тебя задери! – простонал он и всхлипнул. – Ну почему ты такая бестолковая?!

Илья встал, заглянул в трубу, глупо надеясь, что сейчас покажется перепуганное Надькино лицо. Он постоял, опираясь на холодный пластик, покусал губу. Обернулся, осмотрелся: дорожка шла пунктиром, небольшими деревянными островками, расположенными впрочем, на расстоянии не дальше посильного прыжка. Около выхода из трубы торчала на палке уже знакомая ему стрелка на палке, которая указывала на островки. Но Илья не торопился – он сел на деревянный теплый влажный пятачок, вынул сигареты. Сделал несколько затяжек и сказал в пустоту:

- Я знаю, что все не так просто. У тебя ведь просто не бывает. Если я пойду по тропинке, то просто выйду отсюда с еще одним ключом… А мне мало одного ключа. Ты забрала Надьку, дай мне хоть что-то взамен, хоть какую-то подсказку.

Он обращался к ней в женском роде, почему-то Илье казалось, что в Дупликации есть что-то женское – она ведь рожала эти уродливые миры, словно мать. Дупликация молчала. Вдалеке галдели чайки, садясь на огромную кучу мусора, наносило гнилой вонью. Илья курил, облокотившись о колени, и выпускал дым в серое небо. Он думал о Надьке, ее круглом наивном лице и ее дочери, думал о Вовке, его дурацком и детском желании закрыть Дупликацию.Затушил о деревянные плашки окурок, встал, осмотрелся. Покрутил головой, и взгляд снова упал на детскую трубу. Илья присел и вгляделся в нутро трубы – может, там мелькнет какая-то подсказка? Может, он пропустил какой-то знак? Он почти уже поднялся, когда взгляд упал на исцарапанный пластик у самой земли. Много царапин – оно и понятно, сколько ног и рук здесь все обшаркали? Но одна царапина… Она была похожа на стрелку, и показывала она обратно в трубу. Стрелка? Или просто случайная царапина? Илья помедлил с пару секунд и с отчаянной решимостью нырнул обратно. Плевать, будь что будет.

На этот раз труба сделала всего один поворот, как ей и было положено, и преодолел ее Илья меньше чем за минуту. Вылез он все на ту же деревянную дорожку и дурацкий луг, но посреди этого луга раскинулось длинное грязно-серое здание с облупившейся краской. В два этажа, с мутными лупоглазыми окнами оно было похоже на старую советскую школу. Он потянул тяжелую створку и попал в гулкий вестибюль с большими пальмами в кадках и развернутыми плакатами на стенах.

«ПионЕрр – всеm ребRтам пример!» - гласил один лозунг, написанный мешаниной из латиницы и русского алфавита. Остальные плакаты были не менее странными – на одном был схематично изображен человечек в красном галстуке, отрывающий ногу у реалистично нарисованного седовласого господина при шляпе и хорошем костюме; на втором пронумерованным списком шли правила:

1. Перемена – для учеников, а не для учителя. Коридоры после звонка на перемену должны быть очищены от преподавателей.

2. Уборка коридоров производится дежурным преподавателем в учебное время.

3. Кровь и внутренности надлежит собрать в черные непрозрачные мешки и отдать на утилизацию дворнику.

4. Преподаватель не имеет права входить в помещение В.

5. Преподаватель должен.

Что именно должен, не пояснялось, ибо в конце предложения стояла точка. Илья покрутил головой и направился к лестнице мимо кабинок с висящими куртками. Школа, судя по заполненным раздевалкам, работала, и Илье совсем не хотелось встречаться с учениками – плакат с правилами намекал, что встреча с ними не будет очень приятной.

Второй этаж представлял собой самый обычный коридор советской типовой школы с большими окнами по одну сторону и дверями кабинетов по другую. Илья медленно и осторожно шел по паркету, прислушиваясь к пульсирующей в ушах тишине. Он приблизился к двери одного из классов, прижал ухо к прохладной поверхности. В глубине кабинета слышался едва уловимый шелест страниц и невнятное далекое то ли мычание, то ли стон. Вдруг стон стал громче, превратился в длинный вопль, и вместе с ним прозвучал сильный уверенный школьный звонок. В классе зашуршали громче, кто-то негромко засмеялся, а Илья отскочил от двери, как ошпаренный и бросился дальше по коридору, надеясь найти какую-нибудь подсобку или учительскую. Встречаться с учениками в этой чертовой школе ему совсем не хотелось.

За поворотом коридора ему попалась дверь со стеклянной вставкой и табличкой «Учительская»,но Илья сразу отмел мысль о том, чтобы затаиться там – на стекле багровело свежее размазанное кровавое пятно. Бестолково петляя по коридору, он увидел небольшой закут с дурацкими усеченными дверями, не доходившими до пола и потолка сантиметров десять. В просвете торчали швабры и оцинкованное ведро. Илья бросился в эту выемку, перевернул ведро дном вверх и скорчился, словно петух на насесте, тихо прикрыв двойные створки.

Школьные коридоры наполнил гомон и смех – он увидел в просвете около пола ноги в сандалиях и сползших колготках. Дети звонко выкрикивали что то, весело болтали, но Илья не понимал ни слова – казалось, что какие-то звуки удваивались и утраивались, растягивались и наоборот убыстрялись, отчего речь была похожа на какофонию, издаваемую то заедающей, то слишком быстро прокручивающейся пластинкой. Послышалось звонкое шлепанье о пол чего-то тяжелого и дробный топоток множества ног, и ему показалось, что мальчишки играют в мяч. К широкой щели его закутка подкатилось что-то круглое, и он зажал рот рукой – это была вздутая, синяя голова со стесанным кончиком носа и гнилым обрубком шеи. Илья судорожно перевел дыхание, про себя читая какую то выдуманную молитву, ибо ни одной молитвы он не знал и не помнил – голова принадлежала Осташу.

Звуки в коридоре все меньше напоминали гомон школьной толпы – послышались дикие завывания, рычание и чавканье. В просвете закута мелькали кеды и девичьи туфельки с цветами на мысках, парусиновые тапочки и кроссовки, многие из них промокли от крови. Он скорчился на своем ведре, зажмурился и старался считать частые перестуки сердца, чтобы не прислушиваться к происходящему в коридоре. Весь этот кошмар прервал звонок, и дети, весело переговариваясь на неизвестном языке, разбежались по классам. Хлопнули двери, Илья осторожно распрямился, приоткрыл створку на пару сантиметров и выглянул в коридор. Посредине яично-желтого паркета расплылась кровавая лужа, смазанная несколькими маленькими следами подошв, валялись кишки и еще какие-то кровавые ошметки. Он судорожно вздохнул, подавляя тошноту, и вышел из своего укрытия.

Послышался металлический скрип и неторопливые шаги, и Илья схватил швабру из закута, выставив ее вперед, как пику. Из-за дверей, ведущих на лестничную площадку, показался мужчина в спортивном костюме, волочивший ведро с водой. Он поставил его на пол и поковылял, сильно припадая на левую ногу, к Илье. Все лицо его было перечеркнуто грубыми шрамами, кисть левой руки отсутствовала – из закатанного рукава торчала глянцевая культя. Жуткий калека что-то промычал ему, открыв рот и показав обрубок языка, и взялся единственной кистью за швабру, потянув на себя. Илья выпустил швабру из рук, чувствуя, что калека не опасен, и направился к лестнице. Сзади послышалось шлепанье – уборщик, намотав на швабру тряпку, возил по луже крови. Почувствовав на себе взгляд Ильи, он махнул рукой в тупичок, которым заканчивался коридор. Потом показал на лестничную площадку и выставив перед собой скрещенные руки. Илья кивнул и направился к тупичку – черт его знает, не подставил ли его калека, направив туда.

В коротком аппендиксе, которым заканчивался коридор, не обнаружилось двери, зато прямо в окне блестела медью замочная скважина. Он вставил ключ, потянул окно на себя - оно открылось, а ручка, вдруг легко подалась и вывалилась из рамы, оставшись в его руке. Он раскрыл окно пошире и вышел во двор того же детского сада.

-За этим я в школу ходил, значит… - протянул Илья, подбрасывая тяжеленькую ручку на ладони.

Он вернулся домой, когда на Воркуту легли мягкие сиреневые сумерки. В Дупликации странно текло время, ему казалось, что там он пробыл всего пару часов, а здесь уже прошел день. Тихо падал крупный снег, и прохожие будто замедлились, плавно и медленно перемещаясь в снегопаде, словно рыбешки в аквариуме.

Илья сел на жалобно охнувший диван, оперся локтями на колени. Гибель Надьки отдавалась в душе какой-то странной тоской – ему казалось, что он заранее лишился чего-то ценного, как будто в лотерее выпал семизначный номер, отличающийся от того, что был на его билете, только одной цифрой. Как будто что-то увели прямо у него из-под носа, оставив с жалобным провожающим взглядом. Он не влюбился в Надьку, но те мысли и чувства внутри, связанные с ней, слишком резко обрубили, заставив его испытать неожиданную боль.

Илья взял смартфон, набрал Кире – он понятия не имел, что ей сказать, но был уверен, что именно сейчас стоит объясниться. Жена отозвалась привычным насмешливым тоном, который, как он сейчас осознал, раздражал его:

- Ну что, спаситель человечества, поностальгировал по малой родине? Когда вернешься?

Она не спросила, нашел ли он Вовку.

- К тебе – никогда, - с удовольствием сказал Илья.

- Нашел юную воркутянку? – Кира не сбилась с ироничного тона. – Кто она? Подавальщица в столовой? Или, может, более интеллигентная личность – аж продавщица в ларьке?

- Пошла ты нахер, - не принял он игру.

- Градов, заканчивай ерундой страдать. Я нашла новый отель на Мальдивах, забронировала на март. Постарайся к этому времени не растерять человеческий облик, мне не улыбается торчать на курорте с поношенным тобой, я ж понимаю, что ты там пьешь беспробудно.

Кира нажала отбой, и Илья швырнул телефон на диван. Посмотрел на переливающиеся огоньки «Мечты» за окном, и быстрым шагом направился в прихожую.

В кафе в этот день было особенно шумно – гуляли несколько компаний, и ему достался одинокий насест на высоком стуле около барной стойки. К Илье сразу повернулась молодая долголягая деваха с соседнего места, и он улыбнулся ей фальшивой улыбкой и, не спрашивая, заказал какой-то кислотного цвета коктейль, ткнув в первый попавшийся на бумажке меню. Она приблизила губы к его уху, что-то зашептала, обдавая горячим дыханием, и хотя Илья не разобрал ни слова в грохоте музыки, кивнул, провел ладонью по гладкому налитому бедру. Она не возмутилась, прильнула к трубочке коктейля, пока Илья опрокидывал первую стопку коньяка и наливал вторую. Он набрался быстро, и Ирина – так звали его визави – все пыталась ему что-то рассказать о своей учебе в колледже и недавней поездке в Египет. Она совала ему под нос смартфон, где на каждом фото было с лазурным море в качестве фона-подложки и ее мясистое тело топлесс. Коричневые соски задорно смотрели с райских фотографий, но Илья вместо вожделения почему-то чувствовал тошноту и скуку.

Кафе, несмотря на очевидную задрипанность, было оживленным местом, и гомон все не смолкал, и веселье все набирало обороты, несмотря на то, что уже перевалило за полночь. Илья зацепил взглядом девушку, которая не вписывалась в общую тональность – одетая в лыжные штаны и толстый свитер с оленями на груди, она испуганно оглядывалась, смущенно трогая стакан с коктейлем. Девушка сидела в компании молодых ядреных мужиков, и батарея спиртного на их столе все росла. На спинку ее стула по-хозяйски закинул руку быкообразный парень, и когда она попыталась встать, он улыбнулся и потянул ее вниз. Но улыбнулся такой нехорошей улыбкой, что Илья насторожился. Девушка что-то шепнула своему приятелю, он подумал пару секунд, кивнул и начал подниматься. Они вместе прошли в закуток, который вел к туалетам, и Илья снял руку Ирины со своей, извиняюще улыбнулся ей и направился туда же.

Около женской кабинки, присловнившись к стене, быкообразный пялился в телефон, и он успел коротко и сильно ударить его в солнечное сплетение. Парень выронил телефон, и Илья нанес еще один мощный удар по шее. Тот упал на пол, и из кабинки на шум выглянула девушка, но тут же попыталась захлопнуть дверь, увидев Илью. Он быстро поставил ногу в щель и спросил:

- Это парень твой?

Она энергично помотала головой и лицо ее на секунду исказилось.

- Пошли, - коротко приказал Илья. – Куртка где? Сумка есть?

- В гардеробе. Нет ничего.

Они быстро прошли в гардероб, где девчонка за пару секунд накинула пуховик и, не застегивая, бросилась на улицу. Она попыталась от него убежать сразу же, но Илья успел ухватить ее за рукав.

- Да стой ты, дура! Куда ты ночью собралась одна?! Тебя как зовут-то?

Девушка всхлипнула:

- Женя…

- Ладно, пошли, Женя, эти козлы щас спохватятся.

Илья потащил ее в квартиру, где Илья сунул ей в руки кружку с чаем и разорвал пачку печенья.

- Ну, рассказывай. Да не трясись ты, не сделаю я тебе ничего.

- Мы с подругой из Еката приехали… Хотели здесь сюжет сделать для ютуба, ну заброшки поснимать. Юра, парень ее, заболел накануне, мы думали-думали, и решили все же съездить вдвоем. Заселились, пошли поужинать в кафе на первом этаже гостиницы, а там эти парни. Они нам шампанского купили, позвали продолжить где-нибудь. Ленка сразу отказалась, а я идиотка, пошла. Сказали, в другом кафе глинтвейн вкусный… Я думала, выпью и в гостиницу вернусь, а они сначала в один кабак, потом в другой, не отпускали…

Женя снова всхлипнула.

- Хотела незаметно такси вызвать и уехать из этой Мечты, а этот огромный… я даже не знаю как зовут его, он телефон у меня взял и в куртку засунул. А куртка в гардеробе. Не отпускал ни на шаг.

- Эх и дуреха ты… - Илья покачал головой.

- Да знаю, что дура. Спасибо вам… - она замялась.

- …Илья.

- Спасибо, Илья.

Он вызвал ей такси, и еще пару часов после ее отъезда в комнате витал легкий запах чего-то душистого и легкого. Сон улетучился, и, лежа в постели, он вдруг улыбнулся, ощущая, как в груди поднимается азарт и давно забытое чувство радости.

- Я тебя уничтожу, - сказал Илья неведому кому.

На следующий день он сделал несколько звонков в Москву деловому партнеру, весело уверил его, что скоро вернется. Сходил в банкомат, снял толстенькую пачку купюр, позвонил тете Вале. Сунул ей деньги, не слушая вялые протесты, обнял на прощание. Кот по имени Кот вышел из комнаты, потерся об его ноги, помурчал, задирая головенку с большим плебейским носом.

Илья взял пару дней паузы: много спал, пил крепкий чай, даже посмотрел сайт отеля на Мальдивах, ссылку на который Кира все таки прислала. Отель был красивый, и море было такое, какое должно быть на Мальдивах – райской, небывалой лазури. Но Илье не нужны были Мальдивы и их расслабленная нега. Его ждала Воркута – она готовилась распахнуть свои ледяные объятия и сделать его причастным. Он это чувствовал.

***

Он прочесал все соцсети, прорвался в закрытые группы и чаты по Дупликации и, хоть и не узнал ничего нового про Квартиру мертвеца, смог найти людей, с которыми общался Вовка перед своим последним походом.

- «Он сказал, что хочет ее закрыть, и пошел туда только за этим. Те, кто до него ходили, думали, что смогут найти там что-то… Ну, ценное, нужное. Типа Шамбалы какой-то. В церкви Дупликации байка ходит, что там ответы на все вопросы, и типа можно стать богом, если пройдешь Квартиру» - написал пользователь с ником из нечитаемых разнокалиберных символов.

«А он не рассказывал, как ему удалось пройти предыдущие уровни?» – отписался Илья.

«Говорил, что ключ от третьего купил у Осташа… Еще говорил, что на втором уровне видел кого-то близкого. Типа мать или отца, хер знает. А с первого уровня ему кнопка досталась – они иногда попадаются в самом конце пути».

Это было именно то, что стремился узнать Илья – что из Дупликации Вовка захватил с собой на финальный уровень.

Он надел поясную сумку, сунул оконную ручку, пластиковый прямоугольник с кнопкой, часы-таймер нацепил на запястье – черт знает, когда они ему понадобятся.

Комната мертвеца находилась в огромной потемневшей многоэтажке в центре Воркуты, на крыше ее красовались разрушенные буквы, в которых еще угадывалась надпись «Покорителям заполярья – слава!». Илья поднялся на третий этаж и подошел к нужной двери с несколькими замками, вдавленными в плоть дерева, словно старые зажившие оспины. Вставил ключи, провернул по очереди, толкнул створку. Квартира как квартира, внутри – привычный хаос для брошенного жилья из сломанной мебели и жухлых тряпок, на торце шкафчика в прихожей – календарь за 2007 год. Осташ был прав – квартиру заливало оранжевое закатное солнце, хотя январской Воркуте царила привычная серая хмарь. Илья выдохнул и сделал шаг за порог.

И задохнулся от обступившей его тишины и темноты – он оказался в металлической конструкции, в которой не сразу признал клеть лифта, какими обычно оснащали стволы шахты. Вокруг была плотная непроницаемая тьма, и небольшая лампочка на потолке освещала только саму клеть, но не стены шахты… если шахта вообще была. Перед лицом Ильи болтался пульт на толстом проводе с единственной кнопкой посредине; он нажал на кнопку, и кабина дернулась и подалась вниз. Какое-то время Илья чувствовал, что опускается, но в кромешной темноте скоро потерял ощущение пространства и уже не понимал, в каком направлении едет кабина. Гулко колотилось сердце, а он все плыл и плыл в полной пустоте, соединенный с бытием только скудным светом крошечной лампочки. Илья подумал – «Может, я вообще падаю, нахрен?», и тут же кабина мягко ткнулась в препятствие и встала. Перед ним тянулась кишка самой обычной шахты, куда его водил один раз отец, когда еще Илья был мелким пацаном. Он до сих пор помнил свое детское восхищение: потных черных работяг, которые посадили его на конвейер и дали прокатиться пару метров, дворняжку Уголька, таскавшуюся в забой вместе с шахтерами, сочленения механизированной крепи, казавшиеся ему гигантскими мускулистыми руками, держащими каменный свод.

- Шахта значит... с чего начали, там и закончим… - пробормотал Илья, вспомнив Ромкин рассказ о первом появлении Дупликации.

Он двинулся по туннелю – тот был неплохо освещен, и ничего паранормального Илья не усмотрел в самой обычной, типичной для Воркуты угольной шахте. Он шел, крутя головой во все стороны, и его шаги гулко отдавались в полнейшей тишине. Змеились черные плети кабелей по потолку и стенам, пару раз ему попались на глаза каска и металлический баллончик самоспасателя. Илья почувствовал, как по спине скользнул ручеек пота – в шахте было жарко. Он скинул куртку, повязал ее на бедра, утер лоб и двинулся дальше. Впереди высилась громада какой-то машины, и подойдя ближе, Илья увидел, что это плоский подземный самосвал. Он обошел самосвал, заглянул в кабину – слой угольной пыли был только на панели около стекла, на сиденье валялся ватник и относительно чистая каска.

- Эй… - тихо произнес Илья. – Есть тут кто?

Послышался шорох и из-за машины вышел старик, держа оборочный лом, как пику.

- Ты кто такой? – сварливо спросил он.

- Я кто такой?! Это вы кто такой и как сюда попали?! – изумленно ответил Илья.

- А ну, какой щас год?! – грозно выкрикнул старик.

- Две тысячи двадцатый…

- А тебе сколь лет?

- Сорок два…

Старик опустил лом и подозрительно присмотрелся к Илье.

- Вроде не похож…

- На кого я не похож?

- На них! На покойников!

Старик открыл кабину и жестом пригласил Илью внутрь.

- Ну, как ты сюда попал-то? Тоже через Комсомольский?

- Нет… - ошарашенно протянул Илья. – Через комнату мертвеца.

Он думал, что дедок на него посмотрит как на недоумка, но тот довольно кивнул и сказал:

- Вот и я через мертвецов!

Старика звали Василием Михалычем, и раньше он жил не тужил в заброшенном поселке Комсомольский в полном одиночестве, имея в распоряжении целую пятиэтажку.

- А потом начало чудиться всякое, - с азартом рассказывал Михалыч. – Соседний-то дом покинули давно, и крыша там провалилась, а я как-то смотрю, окно там вроде как горит. Пошел посмотреть, а дом-то и вовсе не заброшен! И в той квартире – девка! И все как при эсэсэсэре… Зыкину слушают, стиралка у ней – «Ока», может помнишь, давным-давно были такие. Побежал я от этой девки, решил, что все, окончательно с катушек съехал! Надо бы мне переселяться в Воргашор, когда предлагали, а в одиночестве вот глюки пошли! Выбегаю во двор, а их там… тьма! И Лида, жена моя покойная, там же. Руки ко мне протягивает, ну я и рванулся к ней, обнял, и как провалился, а очнулся уже тут!

- И давно вы здесь, Василий Михалыч?

- А черт знает! – старик в сердцах плюнул. – Часов у меня нет, а день ночь тут не видно. Я так прикинул, по тому, сколько я спал, недели три. Да, недели три, очевидно!

- Как это так? А еда, вода?

- Не знаю! Про еду подумаю – есть вроде хочется, но не слабею ведь! Набрел вот на самосвал, ватник нашел, в кабине сплю. Вот такая напасть мне на старости лет! А я ведь шахтер, заслуженный, у меня и значок есть! Я вот думаю, может, я помер, и это вроде как ад?

- Это не ад, Василий Михалыч, - улыбнулся Илья.

Коротко он пересказал свои приключения в Воркуте, рассказал про Дупликацию, и как он сюда попал. Старик слушал его внимательно, зацокав языком только на моменте про Осташа и квартиру в Комсомольском, где тот складировал дуплеров.

- Экий стервец… - пробормотал он.

- Может, из-за дуплеров что-то изменилось, и ваша тоска по жене что-то такое спровоцировала, - предположил Илья.

Старик глубоко задумался, потер подбородок, заросший седой щетиной.

- То есть, ты хочешь сказать, что это вроде как призраки?

- Не совсем… Ну, наверное, что-то похожее.

- Ладно… Как выйти-то отсюда, знаешь?

- Не знаю, но предполагаю. Вы тут видели что-нибудь необычное? Дверь может какие наглухо запертые или еще что-то?

- Двери? Какие тут двери! – засмеялся Михалыч.

- Ну хрен знает, что выбивается из общего…

- То, что выбивается, есть, - кивнул он. – Комбайн тут работает. Уголек режет. Хошь, покажу.

Михалыч сунул Илье каску с фонарем, нацепил такую же, и бодрым шагом направился по туннелю. Старик, одуревший от скуки в одиночестве, принялся болтать:

- А я давно один живу, у меня сын в Москве, жена, Лида, померла. Собаку вот завел, мож кто спохватился обо мне, да и забрал моего Кубика… А то сдохнет ведь один в квартире, хоть и собака, а жалко.. А в лаве я сорок лет проработал, во! У меня и значок есть «Почетный шахтер»! А ты кем, Илюха, трудишься?

- Коммерческий директор, - коротко ответил Илья.

Однообразный рокот работающего механизма приближался, и Илья ощутил, как дыбом встали волоски на руках.

- Аааа… Да, щас все коммерческое. В шахты-то идти не хотят, все хотят по коммерции. Да и шахты-то позакрывали… А я много тут угольку понюхал… Чего только не видел… В девяностые вот было: пришли мы с напарником в лаву, а там, на кровле, представляешь, лицо..! Мы давай ломом-то шурудить…

Илья не дослушал старика, быстрым шагом вырвался вперед. В тупичке, в горной выработке действительно работал комбайн, поддевая визжащим резаком на длинной механической руке угольные пласты. Уголь падал, как ему и положено, на конвейер и ехал дальше по лаве.

- Ну вот… - махнул рукой старик на комбайн, работающий без оператора. – И конвейер даже есть.

Илья пошарил глазами по машине, по угольному крошеву на ленте транспортера. Оконная ручка скорее всего тут не нужна. Таймер..? Тоже вряд ли. Взгляд его упал на россыпь кнопок на небольшой панели, ездящей вслед за механизмом комбайна.

- Дед! – воскликнул он. – Кажись, я нашел… А ну, отойди подальше.

Но Михалыч и не подумал отойти, сурово и недоверчиво глядя на Илью. Тот вынул из поясной сумки кнопку, прижал ее к панели. Кнопка, словно притянутая магнитом, приклеилась к металлу, и Илья, задохнувшись от волнения, нажал. Через пару секунд колоссальный механизм начал сбавлять обороты и вскоре затих.

- И че теперь? – подозрительно спросил старик.

Будто в ответ ему гигантская металлическая рука комбайна снова зажужжала и вгрызлась в породу, сняв несколько пластов угля. Снова сбавила обороты и затихла. В черном блестящем слое открылась дверь – обычная входная дверь, в которой Илья с ужасом узнал створку квартиры в Воркуте – та же цифра «19» наверху, сделанная из блестящей жести, комья ваты, торчащие из-под дерматина. Он залез на раму, протянул руку старику и затащил его. Осторожно потянул за ручку и шагнул на кухню родного дома.

За кухонным столом, накрытом клеенкой, сидела мама, Вовка и отец – такие, какими он помнил их лет тридцать назад. Они чинно сидели, положив на столешницу ладони, мертво, не мигая, смотрели в пустоту. За окном был снег – именно был, а не шел – снежинки неподвижно замерли в воздухе. Секундная стрелка больших деревянных часов на шкафу дергалась туда-сюда в крошечной амплитуде. Илья почувствовал, как Михалыч толкнул его в плечо, прошел мимо и сел четвертым за стол, так же аккуратно сложив руки на столенице. Илья обернулся – дверь в шахту исчезла, и на кухне воцарилась гробовая тишина, которую не нарушало, а лишь подчеркивало еле слышное подергивание секундной стрелки.

- Мама! – Илья потряс мать за плечо, но она осталась безучастной.

Он потормошил старика – безрезультатно.

- Василий Михалыч! Вы-то чего?!

Илье показалось, что мозг его обложили мокрой ватой – мысли замедлились, путались, спотыкались. Он вдруг с ужасом понял, что не знает, кто эти люди за столом, но он должен выяснить. Илья сделал два замедленных шага к табуретке и сел рядом с этим мальчиком, чье имя он точно знал и точно когда-нибудь вспомнит. Снежинки за окном казались чем-то невероятно важным, и он подумал, что если будет долго смотреть на них, то узнает что-то удивительное и потрясающее про белые точки. Разум его засасывала страшная сила, и вскоре кроме невнятного, слабого ощущения беспокойства он перестал что-то чувствовать…

Душное ватное забытье прервала резкая боль в запястье и пронзительная механическая трель – Илья подскочил и дернулся. Таймер на его руке заливался громким неприятным звонком. Он расстегнул ремешок и увидел, что с обратной стороны выскочило крошечное лезвие, которое пропороло ему кожу.

- Вот черт! – Илья вскочил и выкрикнул в пространство. – Какого хера тебе надо?! Что тебе надо в Воркуте? Где мой брат?!

- Ты прошел до конца. Это интересно, - ответило существо ртом его матери.

Она все так же невидяще смотрела перед собой, но губы ее шевелились, хотя лицо оставалась совершенно бесстрастным.

- Что тебе от нас надо?

- Немного. И одновременно все. Я попробую объяснить вашими, человеческими понятиями. Я немного научилась. В вашем мире все имеет форму и воплощение, в моем – нет. Когда я наткнулась на ваше измерение, то поразилась, как нелепо и в то же время восхитительно устроен ваш кластер. Энергия скручивается в частицы, а они образуют материю, а она – разные формы. Я не понимала, зачем. Я попыталась копировать ваши формы, и это оказалось не лишенным смысла. Это как игра. Мне нравится, что в вашем мире есть эта игра, этот вечный обмен формами и состояниями. Из жидкой воды можно сделать твердое – лед. Из живого – мертвое. Это увлекательно.

- То есть все это, все уровни – это просто игра?

- Не просто. Но да, это – игра.

- Что ты хочешь от нас?

- Я хочу постичь все ваши формы. Самое любопытное – это ваши состояния, состояния людей. Вы называете эти эмоциями и чувствами. Я еще не до конца поняла, зачем вы воспроизводите разрушенные формы.

- Ты про воскрешенных родственников?

- Да.

- Но разве это делаем мы? – удивился Илья. – Это твоих рук дело.

- Я только предоставляю материал. Создаете вы сами.

- Не очень-то хорошо у тебя получается, - усмехнулся Илья. – То, что ты делаешь – плохо для нашего города, для людей. Ты нас разрушаешь. Ты можешь просто уйти?

- Нет.

- А как же все эти истории, что здесь все может закончиться, это неправда?

- Правда. Если хочешь, я верну тебя в исходное состояние, но вернуть себя в исходное я не могу.

- Что значит исходное? Вернешь меня в Москву?

- Нет. Я верну тебя в ту точку, из которой ты сможешь испытать те эмоции, к которым стремишься.

- Не надо мне никаких эмоций, верни Вовку и Надьку, и Михалыча отпусти. И сама проваливай отсюда.

- Я проведу тебя в ту комбинацию форм, где все именно так.

- Там не будет тебя?

- Не будет.

Илья покрутил таймер в пальцах – против Дупликации у него не было никаких козырей. Что он мог? Только согласиться.

- Прислони ручку к двери в комнату. Она выведет тебя в нужное место.

Илья встал, кинул таймер на стол. Посмотрел на женщину, чьи глаза вдруг ожили и посмотрели на него взглядом, в котором не было ничего. На него смотрела сама бездна – жадная, ненасытная. Он быстро вышел в прихожую, где приложил ручку к створке и открыл дверь.

***

Илья поерзал на мягком диванчике, глядя на шумящий проспект через панорамное окно. Тонкий хлыщеватый официант с колечком в губе поставил перед ним чашку кофе, пододвинул вазочку с коричневыми кусками сахара и изящными тонкими щипчиками. Илья вынул планшет, прочитал сообщения от адвоката: как он и думал, Кира хотела при разводе все – загородный дом, обе машины, квартиру и солидный кусок его банковского счета. Адвокат предлагал борьбу, но Илье вдруг стало так тошно и скучно, что он махнул рукой и отписался – «Пусть забирает». Черт с ней.

Гораздо больше развода его волновало то, что Дупликация выполнила условия не полностью. Тогда он вернулся в Воркуту один, и приехав в квартиру, обнаружил, что все следы Вовкиного существования исчезли. Его не было на фото, в шкафу лежали только мамины вещи. Илья отправился к Надьке – на звонок ему открыл высокий полноватый мужик, удивленно окинул его взглядом и крикнул:

- Надь, это к тебе!

Из-за спины на него с любопытством глянула девочка лет 15-ти в длиннющей майке до колен. Когда вышла Надька – все такая же круглая, круглолицая, но с совершенно нормальными, здоровыми глазами, он пробормотал, что ошибся адресом и спешно сбежал с лестницы. Наведался он и в Комсомольский, где после долгих блужданий по поселку встретил замотанную по самые глаза бабку, и на его вопрос о Василии Михалыче та махнула куда-то рукой и пустилась в путаные объяснения. Михалыча он нашел вешающим объявление на дверь подъезда, и старик громко выругался ему в лицо:

- Ходят тут, выискивают! Я жив еще, ток попробуй батареи срезать, стервец! А ну, иди отсюда!

У его ног заливалась лаем рыжая маленькая дворняга, и Илья позвал ее:

- Кубик!

Собака замолчала, подбежала к нему и принялась обнюхивать ноги.

Но никаких следов существования брата он так и не нашел. Соседка тетя Валя шумно обрадовалась ему, обнимала, спрашивала, что он будет делать с квартирой, сетовала, что пропадет ведь, сейчас жилье в Воркуте не продашь. Он задал ей несколько осторожных вопросов и понял, что ни о каком Вовке она не знает и никогда не слышала. Исчезли и все упоминания о Дупликации в сети. Илья вернулся в Москву, чувствуя себя обманутым – Дупликация выкинула его в мир, где линии судьбы чуть-чуть искажались, где не было ни следа ее присутствия, но не было и его брата.

Из размышлений его вывел громкий голос: за смежным столиком сидела пара средних лет, и мужчина раздраженно возражал жене:

- Лен, ну так нельзя. Всему должен быть предел! Вчера он отдал айфон Валере, потому что Валеру одна бабушка тянет и у него смартфона нет! Ну еклмн, не парень, а мать Тереза! А с этим Димкой? Если б я случайно не узнал, он был пошел с ним на стрелку и ввязался бы драку с этой гопотой! Друга он защищал, господи! А себя он защитить не хочет?!

- Вовка просто добрый, - вяло отмахнулась женщина.

- Он мямля, - отрубил мужчина.

К столику подошел мальчишка с курносым носом и простым широкоскулым лицом, и сердце Ильи сделало головокружительный кульбит – это был Вовка. Такой, каким он помнил его в детстве – с открытым, прямым взглядом, всегда готовый улыбнуться.

- Давайте суши закажем? – весело сказал он и женщина приобняла его за плечи.

Илья чуть привстал на диванчике, но тут же сел обратно, пряча влажные глаза за ладонью. Подумал, что все-таки Дупликация еще не до конца разобралась в человеческих чувствах.