Вопль археоптерикса

Глава 11 Что говорит наука

Темнело, как оказалось, здесь быстро. Будто колпаком, совсем не плексигласовым, накрывало, и все, джунгли начинали затихать. Помню, моя тетка по маминой линии так клетку с щеглами платком накрывала. Надоели, говорила. Только что щеглы трещали и шелухой плевались, а заглянешь под платок – они все по полочкам расселись, сунув головы под мышку. Однако тишина у нас держалась лишь несколько минут – часть лесной живности к этому времени как раз «вынимала голову из-под мышки», и вскоре крик поднимался по новой.

Нам тоже не спалось. Но мы-то сидели молча, прибитые фактом, что вот она, другая жизнь, и все тут. Араукарии, гинкго, хвощи и папоротники, под ногами рыщут кусающиеся мелкие твари на двух лапах, над головой – те, что побольше, маячат… Средней величины еды мы так пока и не обнаружили, да и не было времени ее искать. Кроме того, нужна ли она? Как ее сохранить в этой жаре, непонятно, опыт с заготовкой анаконды, или как ее назвать, не радовал. Папирос нет, хлеба нет, людей, помимо нас, нет. Одни ящеры. И войны нет. Что, с одной стороны, хорошо, всегда хорошо, когда войны нет. Но с другой стороны, ты знаешь, что она есть, а ты здесь сидишь у костра и мух лениво отгоняешь. Возвращаться надо. Но без Прошиной машины нам нечего об этом и мечтать.

Вечером, еще засветло, он, пощелкав тумблерами, прислонив ухо к генератору, пожужжав верньерами и помахав стрелками приборов на своей приборной панели, выдал:

– Думаю, если точно рассчитать, то в наше время вернуться возможность остается. – Проша нацарапал что-то в полевом блокноте огрызком карандаша.

Закончил эту радостную речь и склонился к костру, который у нас вместо светильника. Спать было неохота, а в темноте сидеть тоскливо, да и звери, считается, огня боятся. Но толку от такого освещения было маловато: то разгорался, то еле тлел, сырое все вокруг, водянистое. Из-за жары мы сидели, как в бане на полке. Только веника не хватало.

– Отлично! – среагировал на слово «рассчитать» Алешка. – Помогать надо?

Мне вообще кажется, что возможность логарифмической линейкой пощелкать любого штурмана из уныния выведет.

– Да ладно, я сам, – ответил Прохор. – Понимаешь, без ошибки не обойтись, но постараемся сделать ее минимальной. Чтобы практически в тот же момент вернуться, откуда нас сюда выбросило. Ну, или чуть позже.

– Или чуть раньше, – вставил потрошивший птеродактиля Климов.

Проша прищурился на дым, мотнул головой:

– Нет, раньше не получится. Временной парадокс преодолевать придется.

Временной парадокс?.. Я дотянулся до сваленных в кучу дров, подкинул в прогорающий костер и сказал:

– Рассказывай, Проша, что за парадокс и какая нам от него польза?

– Пользы, наверное, никакой. А парадокс… Алексей, во сколько точно мы сюда перепрыгнули?

– В четыре часа ноль две минуты. Секунды не запомнил, не до того было.

– Вот представьте, возвращаемся мы назад раньше. Например, в четыре ноль одну. Окажется, что совсем рядом два одинаковых самолета летят. В них два одинаковых экипажа. Только один с ужином от повара эскадрильи Николая Семеныча, а другой – с ужином из птеродактилей. Но их два! И нас всех по два. Даже тебя, Михаил, два экземпляра. Но такого ведь не было? Не было. Парадокс: сюда летели, не было, а если вернемся, то уже было.

– Весело, – протянул Костя, – представляю, что начнется, когда оба «ланкастера» на базу прилетят и на посадку пойдут. Под трибунал парами и пойдем. Интересно, а у первых нас в том варианте есть шанс выполнить задание?

– Понятно, раньше вернуться невозможно. – Галюченко туманными предположениями с курса не собьешь.

– Подожди, как же невозможно? – ухватил суть Алексей. – Вот мы сидим, индюка местного лопаем, ну или если с уважением, то орла. Пока летели, здесь у динозавров нас не было. Мы ведь все родились в цивилизованном двадцатом веке. – Он запнулся, взглянул на Галюченко, родившегося немного раньше начала века нашего, но поправляться не стал: – А теперь мы здесь есть. Получается, когда вернемся, окажется, что мы существовали в далеком прошлом.

– Прав Алексей, – продолжил лекцию Проша. – Опыты я не ставил, но, если судить по расчетам, и то и другое вполне осуществимо. Только огромная разница в требующейся энергии. Два самолета рядом – это очень сильный конфликт прошлого с настоящим. Преодолеть – реально, но, наверное, источник мощностью с Днепрогэс задействовать надо.

– Я ездил на Днепрогэс. Грандиозная плотина, только где она сейчас? – вздохнул Костя.

– Взорвана, – помрачнел Алексей. – Сам видел. До того как в бомбардировочную перевели, на разведчике летал в том районе. Два раза над самой плотиной проходили, смотрели, не восстанавливают ли немцы.

Вот ведь, а я и не задумывался, где Алешка штурманил до того, как к нам в эскадрилью попал. Похоже, не одна моя летная книжка нашу компанию на «ланкастер» посадила.

– Ладно, выполним задание, фрицев добьем. Мир настанет – восстановим. Сами смастерили, сами и починим.

– Восстановим, – поддержал экипаж.

А без планов на нормальную жизнь – как воевать?

Помолчали, но вопрос-то с машиной времени ответа не получил. Радист толкнул Прошу в бок:

– Ты продолжай, Проша, объясняй, почему сюда попасть ГЭС не понадобилась?

– По расчетам, конфликт совсем маленький. Побывали мы здесь, не побывали, для нашей действительности, которая сейчас в далеком будущем, разницы никакой. Все наши следы сотрутся, птеродактили, которых мы лопаем, вымрут. За миллионы-то лет. Так что хватило одних батарей, даже генератор не раскрутился – аппаратуру ведь из самолета сбросить не вышло, набегающего потока воздуха не было.

– Ничего себе – набегающего потока не было! – удивился я. – Скорость под 450 километров в час, бомболюк открыт – заклинило ведь, да там так дуло! И не хватило?!

На этом я осекся. Да мало ли как дуло, на пропеллер генератора, может, и не попало ничего. А может, и не мог он крутиться в транспортном положении – пока парашют не раскрылся, – чтобы самолет не зацепить в поле действия машины этой, я ведь не знал – секретность, мать ее! Спросил уже спокойнее:

– А обратно батарей хватит?

– Конструкция такая. – Проша педантично начал с моего первого вопроса. – Пожалуй, что не хватит батарей. Но можно запустить установку, как в прошлый раз. Взлететь и сбросить. Во время падения набегающий воздух раскрутит пропеллер, сидящий на валу генератора, а генератор даст ток. В установку ни одна пуля не попала. Генератор должен отработать, как и было задумано. Только в тот раз нам самим не нужно было попасть в зону действия, а теперь это как раз и требуется.

– Подожди, Проша, согласно заданию ведь бомба должна сработать над Рейхстагом. Это он должен был в тартарары убраться. «Юнкерс» бомболюк пушкой обработал, его заклинило полураскрытым, и вот теперь мы здесь гнезда птеродактилей рассматриваем. А по заданию эти самые птички должны сейчас гнездо фашистское обгаживать. Если взлетим и бомбу кинем, получается, джунгли в наше время прилетят? Откуда она, машина, знает, что именно самолет надо в будущее возвращать?

– Да не на самолет она действует, а на все вокруг. Время смещает и пространство перемешивает, но немного. Рейхстаг бы не весь в прошлом оказался, а кусками, какой куда провалился. Самолет маленький, целиком, в одном куске, сюда попал.

– А остальные куски где?

– Так вокруг же ничего не было. Воздух. Где-то здесь он. – Проша покрутил рукой над головой.

– Где-то здесь, – повторил Алексей, озадаченно взглянув на Прошу, – так и «юнкерс» могли с собой сюда притащить. Какой радиус действия у машины? Соседи с автоматами точно не заглянут? На огонек?

Мне тоже про это подумалось, «юнкерс» тогда совсем близко шел. А Проша будто и не слышал вопроса, шпарил про свое:

– А после сброса вы постараетесь самолет к парашюту поближе держать, чтоб в зону действия попасть.

Самолет к парашюту поближе держать… Не стал я расстраивать Прошу, да и остальных, хотя остальные-то сами были способны догадаться. Скорость у меня минимальная под двести километров в час, даже с потерей высоты. Как я буду машину на одном месте удерживать? Только кругами ходить и надеяться, что бомба сработает, когда близко окажемся? Но я-то промолчал, а Галюченко не удержался:

– Ты, Проша, никогда в кабине стрелка не сидел, парашютиста из нее не бачил. У нас же скорость – тильки купол здесь, змигнув, и мы в километре!

– Решим эту проблему, – вмешался Костя. – Можно круг описать и в расчетный момент команду на срабатывание рацией подать. Вон у тебя, Проша, антенны какие. Аж две пулеметные позиции освободить пришлось – и в носу, и в хвосте.

– Нет с машиной радиосвязи, – огорчился физик. – Это не антенны, а бесконтактный емкостной контур. Как предохранитель работает, чтобы процесс внутри самолета не включился. – Проша оборвал себя на полуслове, покраснел и промямлил: – Я думал, что как предохранитель. А она все равно включилась.

– Ничего, – не сдавался Климов. – Рация на «ланкастере» раздельная – передатчик себе оставим, приемник к бомбе прикрутим, а таймер на ней отключим.

– Круг описать, – проворчал я, – к бомбе прикрутим… Дырки латаем… А никто не заморочился, как взлетать будем.

Замолчали. Проша на меня удивленные глаза уставил. Алешка отвернулся. А, тоже, значит, думал уже, Костя скривился и бровки домиком сделал, прикидывал, поскольку эту проблему с кондачка не решишь. Петр Иваныч смотрел, а сам будто пересчитывал что-то. А что тут пересчитывать, лес валить придется, но это ж целая просека нужна.

– Сколько потребуется для взлета? – откликнулся первым Проша.

– По-хорошему этому кораблю нужно не меньше метров семисот твердого покрытия. В длину. И в ширину метров восемьдесят, а лучше – больше. На кочке вильнешь, крылом в фарватер не впишешься и в елку.

Проша помрачнел.

– Ух ты, семьсот метров! Семьсот на восемьдесят – больше пяти гектаров рубить, – уныло восхитился Костя, повернувшись к джунглям. – А может, по пляжу разгонимся?

– Не получится. – Я даже удивился несообразительности радиста. – Видел, какие борозды пропахали, когда садились? Этот песок ногой ткнешь – по полколена закапываешься.

– И чего ухать, як филин, – сонно проворчал Галюченко, – козу бы найти. Какой тут птеродактиль, Проша, по твоим приметам к козе ближе? Молочка бы.

– Да какие козы, Петр Иваныч, – физик удивленно потер облупившийся нос, – ни одного молоконесущего животного на весь меловой период. Не произошли они еще.

Нас разобрал хохот, такое удрученное лицо стало у бортстрелка.

– Тьфу ты. Вот ведь занесло так занесло, – покачал головой Галюченко. – Гитлер – подлюка, все наперекосяк из-за него. И сюда свалились, и в баню не попали, даже рубаху сменить не получается. Полосу рубить надо, выбираться, я завтра два этих гинкги свалю.

И так он это ровно сказал, что мы забыли смеяться и уставились на него. Проша первым очнулся:

– Правильно, Петр Иваныч, и я два.

– Ох, держите меня семеро, – хохотнул Алешка, – чем валить-то будете? Топоры чи есть, чи нет? – ехидно выдал он.

Ишь как раззадорило, по-украински шпарит не хуже Галюченко.

– Один есть! – сказал я, рассмеявшись и зевнув. – В аварийном «ланкастера» лопата даже имеется. Слышал, аварийку так собирают – попал один в переплет, в тундре, скажем, приземлился, в следующий раз обязательно сухое горючее в НЗ воткнут. Нам-то в ЕР-2 не повернуться будет с топором, да еще и с лопатой, а в «ланкастере» их и не заметишь. Петр Иваныч прав, его и топор завтра. Но извини, только на один день, дальше жребий тянуть придется. Всем, включая меня. Да и намахаешься так, что к обеду взвоешь.

– Не взвою, чи я дрова ни разу в жизни не рубил? Ну ладно, значит, отдохну в принудительном порядке, а остальные завтра на подхвате. Я спать, что-то засыпаю уже, – потянулся Галюченко. – По уставу положено.

– Устав еще не написали здесь, неграмотные, всеобуч у динозавров не вводили, – пробубнил радист. – Не положено спать ефрейторам.

– Нет устава, нет и службы. Так спать буду, – пожал плечами Галюченко.

– Проша, а что говорит наука про каменные топоры? – отвернулся от стрелка Костя, его конопатое лицо было сонным, но решительным.

Что говорит наука, я уже не слышал, решив, что ничего хорошего она про это говорить не могла. Какие они там были? Кремниевые? Или, к примеру, обсидиан имелся у индейцев кроу? Вот ведь в непутевое же место попали, даже кремния на топоры в местный сельмаг не завезли, ни захудалого обсидиана, думал я, уже засыпая. И воды-то нашли, да только тухлой и мутной, будто по ней стадо коров этих здешних бродило. Теперь животы у всех болели и есть не хотелось, хоть и еды в виде зеленых полно… Перед глазами почему-то проплыла прозрачная Соня. Сквозь нее проступил Алексей, что-то жарко рассказывавший динозавру. Не местному, а тому, морщинистому, из Плутонии… Динозавр не отвечал, но сально ухмылялся…