Сэм проводил меня наверх, когда сонливость угрожала поглотить меня.
Мне не нравилось спать рядом со стенкой, выходящей в коридор, так что ему пришлось перетаскивать кровать через всю комнату, пока мы не нашли ей место в углу, между двумя внутренними стенками. Затем я залезла под одеяло, пока Сэм пытался — безуспешно — скрыть пыль на полу, где раньше стояла кровать.
— Первое, что ты должна узнать о музыке — она везде. Ты должна научиться прислушиваться к окружающему. — Он сел в кресло за письменным столом, а я присела на краешек кровати. — С этого я начинал каждую свою жизнь, учась слушать заново. Закрой глаза и слушай все звуки сразу, особенно те, которые трудно услышать.
Будто я собираюсь это делать при нем, ага. Я просто кивнула.
— Ты можешь услышать свинок и кур. В смысле, звуки, которые они издают. Ты можешь услышать ветер в деревьях и все шорохи в доме. Обрати внимание на все звуки вместе и на каждый в отдельности.
— Похоже, это довольно тяжкое занятие.
Он усмехнулся.
— Ну, так и есть. Но хороший слух является важной частью музыки, и обучить себя этому легче, пока ты молод.
Он пересек комнату и подошел ко мне.
— Мне всегда нравилось, как все немного отличается в каждой жизни. Грубее и глубже, теплее и добрее. Некоторые тела обучались труднее. У некоторых слух был лучше. — Надеюсь, мне еще придется это испытать. — Однажды я не мог слышать вообще. — А вот этого я уже не хочу. Я чуть не спросила, как он справился — с жизнью без музыки — но он зевнул, напомнив мне что, вероятно, тоже устал. Я сделала себе кокон из одеяла. — Спокойной ночи, — пробормотал он, когда я закрыла глаза.
Он наклонился ко мне, так близко, что я почувствовала тепло его дыхания на своей коже, и ждала, что будет дальше.
Ничего.
Он вздохнул и покинул комнату, а я осталась лежать, слишком взбудораженная для сна. У меня не было причин представлять его, целующим мой лоб или вспоминать, как он касался моей руки у пианино.
Он был Сэмом. Вот и все. Он был Доссэмом. Конечно, мне в голову начали лезть всякие глупости.
Я лежала в кровати и слушала, как он ходит по дому. Через некоторое время он остановился возле моей спальни. На секунду, под дверью мелькнул его силуэт, но затем он бесшумно спустился вниз по лестнице и закрыл за собой входную дверь.
Заперта.
Я села и посмотрела в окно, но оно выходило на другую сторону. Мы шли весь день. Я точно никуда не хотела идти, хоть и испытывала искушение проследить за ним. Мне бы понадобился фонарик, Сэм бы меня заметил и рассердился.
Было за полночь, когда он вернулся, бормоча что-то — я напрягла слух — о потраченном времени на генеалогию. Я мало что об этом знаю, потому что старые книги Криса были не подробны, а Ли не отвечала на мои вопросы. Но я знала, что книги о родословных были самыми охраняемыми в библиотеке.
Совет был осторожен в принятии решений о том, кто может иметь детей — что-то о генетических дефектах и постоянной опасности меж родственного скрещивания.
Фу. Не то, о чем я хотела бы знать.
Ничего из этого не объясняло, почему Сэм ходил в библиотеку посреди ночи. Если это было туда, куда он ходил. Может, он забыл, кто его родители в этой жизни и ему нужно было освежить память. Не могу представить, как можно уследить за всем этим.
Погрузившись в размышления, я и не заметила, как уснула беспокойным сном, хоть это и была моя первая ночь в нормальной кровати за последнюю неделю — и первая ночь, когда я сплю в кровати, которую чинили за последние сто лет. Мне бы следовало наслаждаться этим, но все, что я могла делать, это думать о всех странностях, случившихся по моему приходу в Сердце — и о Сэме.
Утром у меня появились некоторые проблемы с выбором одежды. Сэм, должно быть, был выше и более фигуристым в облике женщины. Платье, которое, наверное, было ему по колено, доходило мне до середины икры. С помощью маленького набора для шитья в тумбочке, я перешила платье в плечах и собрала его в некоторых местах, чтобы отчитаться о своем небольшом вкладе в наряд.
Чистая одежда и ванна творили чудеса. Тем не менее, когда я спускалась на цыпочках вниз, чтобы сделать кофе, у меня появилось впечатление, что мои кости скрипят.
Кухня у Сэма большая — ну, если сравнивать с гостиной, то маленькая — с просторными каменными прилавками вдоль одной стороны, и столом из розового дерева с другой. Хоть у всей мебели был аккуратный и крепкий вид, скорее всего, ей было лет под сто. Задняя дверь вела к нескольким зданиям для свинок и цыплят, маленькой оранжерее и к складу.
Рассвет здесь был... другим.
Сперва светлело небо, на фоне верхушек деревьев, и оно казалось бесконечным, пока свет солнца не добирался до стены. Более водянистый, менее медово—золотой. Еще один не совсем нормальный пунктик Сердца.
Если бы Сэм не ахнул, я бы не услышала, как он оказался в дверном проеме кухни позади меня. Я повернулась, чтобы увидеть, как он пялится на меня, будто не ожидал, что я все еще здесь. Или... трудно сказать. Я все еще плохо разбиралась в выражениях его лица, какие эмоции они обозначали.
— Что? — я сделала вид, будто подумала о чем-то совершенно другом. — Удивлен, что я умею готовить кофе? Я порядком насмотрелась, как ты это делал.
Это должно было вывести его из ступора.
— Вовсе нет. — Он приблизился к кофеварке, спросонья потирая щеку. Его кожа была гладкой, только что выбритой, из-за чего он выглядел моложе. — Солнце светило тебе на волосы. Они выглядели красными, как пламя.
Я не поняла хорошо это или плохо, да и вообще странно слышать от него такое. Почему он не мог просто говорить понятным для меня языком?
Я закрыла дверь и прислонилась к ней, пока он сыпал кофе для нас двоих, добавляя щедрые ложки меда. Затем он передал чашку мне, будто мы так каждое утро собираемся. Но в реальности, каждое наше утро — пока мы не пошли в Сердце — он кормил меня и помогал умываться. И я рассказала ему о своей влюбленности в Доссэма. В него.
Я допила чашку, надеясь, что если он заметит мои покрасневшие щеки, то спишет это на счет горячего кофе.
Все это время он ухаживал за мной, делал унизительную работу — а я еще надеялась на поцелуй в лобик прошлой ночью?
Я плюхнулась на ближайший стул. Сэм последовал за мной, нас разделял лишь стол. Он продолжал сидеть с опущенной головой, но я видела, как он подглядывает за мной сквозь челку. Когда он понял, что я заметила это, то обратил свой взгляд на окно, свет из которого мягко падал на его кожу. Я хотела спросить, где он пропадал прошлой ночью. Вместо этого, я сказала:
— У тебя задумчивый вид, — похоже, мой язык спас меня в последнюю секунду. Если он тайком куда-то выбирался, то я не должна об этом знать.
Его выражение стало еще угрюмее.
— Откуда ты знаешь?
— У тебя появляется морщинка. Прямо здесь. — Я ткнула указательным пальцем себе на переносицу между глаз. — Если ты будешь продолжать в том же духе, то она останется там навсегда.
Я прижала руки ко рту, все-таки, язык мой — враг мой.
— Думаю, морщины для тебя не имеют значения.
Он отпил свой кофе.
— И теперь ты интенсивно думаешь, как ответить на мою тупость. Ты должен быть вежливым, разве нет?
— Ты очень агрессивная сегодня. Кофе делает тебя злой. — Он отклонился на спинку стула, который заскрипел под его весом. — Или я чем-то тебя обидел?
— Нет, я просто раздражена. — Я встала и скрестила на груди руки. — Я ляпнула глупость, а ты даже не отреагировал. Тебе все равно. Ты слишком спокоен, даже когда нужно быть злым или счастливым.
Сэм выгнул бровь.
— Слишком спокоен?
— Да! — Я прошлась по кухне, глядя куда угодно, только не на него. — Когда что-нибудь происходит, ты просто сидишь и размышляешь об этом. Ты не действуешь.
— Вообще-то, действую. — Его тон изменился, в нем сквозило облегчение, будто ему нравиться насмехаться надо мной. — Тебе не кажется, что ты просто импульсивна? — я замерла и сердито посмотрела на него.
— Импульсивна?
— Ты ведь знаешь это слово, не так ли?
— Да.
Он точно считал меня тупой.
— Просто, — начал он, когда я промолчала, — ты так молода, и иногда я забываю, что ты знаешь, а чего нет.
У меня вдруг заболело в груди, будто он ударил меня прямо напротив сердца. Я развернулась и направилась к задней двери.
Сэм вскочил на ноги и схватил меня за запястье, приобняв за талию, и хоть его хватка была нежной, у меня не было сил вырваться.
— Видишь? Импульсивна. — Он улыбался и не терял хватку. — Но я не хотел тебя обидеть.
Я закусила губу, пытаясь найти, к чему бы придраться. Я всегда пытаюсь к чему-то придраться.
— Хочешь сказать, что ты не это имел в виду?
— О, я именно это имел в виду. Но не, — добавил он, когда я начала отклонятся, — ту часть, про твое знание слов. Я имел в виду только часть об импульсивности.
— Я вспыльчивая, вот и все. — На его лице появилась хитрая улыбка. — Если у меня есть всего одна жизнь в запасе, то я не хочу тратить ее на раздумья.
Я сделала шаг назад и его руки соскользнули с моих бедер.
— В конце концов, Сэм, когда в последний раз ты отдавался на волю собственных эмоций?
— Каждый раз, когда играю музыку или пишу новую мелодию.
— Как на счет последнего раза, когда ты делал что-то, что пугало тебя? — я покачала головой. — Я имею в виду не спасение тонущих девочек или борьбу с сильфами. Что-нибудь другое. Что-то действительно страшное.
На его лице вновь появилась эта задумчивая морщинка, достаточно длинная, чтобы я задалась вопросом, сколько же у него секретов. В его секретах крылись реальные страхи, и неважно, что он скажет дальше, он ответит только для того, чтобы я отстала.
— Прошлой ночью, — прошептал он. — Когда ты увидела все в гостиной, и я сыграл для тебя.
Ну да, будто такой человек, как он, будет нервничать, играя для бездушной.
— Ты уже знал, как я отношусь к музыке. Как на счет какой-нибудь истории, где ты не чувствовал себя как рыба вводе и не знал, как другие отреагируют? — я придвинулась на шаг ближе к нему, так близко, что шея начинала болеть, когда я смотрела на него, что я могла почувствовать жар его тела. — Когда в последний раз ты вел себя импульсивно, Сэм?
Я отчаянно хотела, чтобы он понял, чего я хочу. Я так сильно сосредоточилась на этой мысли, что на секунду поверила, что он уже меня целует. Мне стало бы все равно, где он был прошлой ночью или что он не поцеловал меня в лоб перед сном. Если только он поцелует меня сейчас...
И он не говорил мне, что он Доссэм, потому что хотел показать это на деле. Так может быть, только если он что-то чувствует ко мне.
На его лице отразилось то же выражение, которое, как я представляла, отражало мое. И в этот момент, когда мы стоим так близко, что я практически могу услышать его сердцебиение, я хотела только одного — чтобы он поцеловал меня.
Луч света исчез, как и что-то в его глазах.
Решение.
То, из-за которого он отодвинулся от меня и опустил взгляд.
— Сэм? — я отвернулась, все в моих глазах стало размытым. — Ты слишком много думаешь.
— Я знаю.