Вооруженное восстание животных

1

Отдых отдыхом, а трудится приходиться. Вообще-то я работаю в охранном бюро, как сейчас выражаются — в секьюрити. Я там уже пять лет. Некогда я был уверен, что это место для тех, кто хорошо стреляет и быстро соображает.

Но, как выяснилось, мы — частные охранники, а не менты, поэтому имеем право возразить оружием только в пределах так называемой допустимой обороны.

Кто-нибудь на всем белом свете понимает, что такое «пределы допустимой обороны»?

Вот направят тебе в лоб смит-вессон 45 калибра, взведут курок и начнут давить на спусковой крючок, вот тогда уже можешь отвечать. А можешь уже и не ответить.

И еще я прикован к стулу, как раб к турецкой галере. Не могу встать, взять свои манатки и уйти в неизвестном направлении, хотя бы на полчасика…

Разлитая по моей будке скука-тоска словно переваривает меня. Тут не только быстрое соображение, но и остатки разума исчезнут, и стану я как белка в клетке. Нет, позвольте, у белки в клетке есть колесо. Белке повезло.

Я могу, конечно, журнал, насыщенный голыми девками, полистать. Могу, например, роман посочинять. И сегодня могу. Но не хочу.

Тридцать лет мне — и ничего для бессмертия. Что же будет в сорок?

Пощелкал я клавишами, которые управляют сторожевыми видеокамерами, погонял их по рельсам. На экранах видны только вымоченные в желтом фонарном свете подходные дорожки, глаза киснут.

Ни одна сволочь не пробежится от кустов к кустам, никого не интересует хоромина, напичканная дорогущим оборудованием, как огурец семечками.

А ведь фирм с компаниями тут, что мусора, и все занимаются высокими, понимаешь, технологиями. Ну, может, большинство здесь только бабки отмывает, от налогов офшорится и правительственные субсидии в кассу кладет. Но кое-кто, кое-где у нас порой и занимается. А называется всё это вместе — технопарк. Здание технопарка, между прочим, на таком отшибе — на месте старой гатчинской овощебазы.

А воры и бандиты, похоже, еще не въехали, чем технопарк лучше овощебазы. Или, возможно, очень хорошо поняли и не хотят напороться тут на своих бывших коллег — остепенившуюся братву.

И долгими вечерами-ночами здесь пусто, как в животе у жителя Бангладеш, в смысле, людей негусто…

Вот и сегодня, едва звездочки покатились по небу, весь наш научный и технический персонал брызнул через двери наружу — расселся по подержанным «опелям» и поколесил. А еще через полчаса уборщицы помчались на электричку. Менеджеры же укатили еще до обеда на своих бумерах и мерсах.

А мне от пышно зеленеющей тоски хочется, чтобы что-нибудь произошло и я смог отличиться. Хочется, само собой, подсознательно, конечно, но и этого не мало.

Однако воры и бандиты орудуют только там, где круглые сутки толпища.

Сегодня остались поковыряться в граните науки лишь доктор Файнберг и его верная помощница — лаборантка Нина. На всю ночь остались разрабатывать так называемую «эволюционную машину».

И, конечно, большие сомнения у меня, занимается ли эта парочка указанной темой. Или эти разнополые сограждане занимаются тем, что в эволюции уже не нуждается.

Сидят доктор наук и Нина в компьютерном центре на четвертом этаже. Жалко, что там видеокамера не установлена — ученые стесняются, хотя все для их же блага. Впрочем, я при каждом обходе здания обязательно навещаю Файнберга с лаборанткой, не боясь показаться назойливым.

И что интересно, пару месяцев назад Файнберг с Ниной располагались на почтительной дистанции, а теперь притянулись друг дружке на расстояние, скажем, вытянутого пальца. Как Абеляр с Элоизой. Если кто не знает историю средневекового ученого Абеляра, то скажу, что она плохо кончилась. Оппоненты оторвали Абеляру яйца.

Я, конечно, не осуждаю доктора Файнберга, изогнув брови домиком. В самом деле, зачем все время убивать на скоротечные научные достижения? Жизнь-то не безразмерная.

А Элоиза… то есть, Нина — дама местами интересная.

Рот — как косяк у ворот, ноги — что столбы на дороге, глаза — для бандитов тормоза, ягодицы — как две перелетные птицы, так, наверное, выразился бы автор «Песни Песней».

Мне тоже нравятся ее… ну, в общем, то, что впереди… в количестве двух штук. Дыньки такие.

А вот мозги у лаборантки набекрень; если бы с головой была бы норма, Нина бы не связалась с доктором Файнбергом.

Если кто не понимает, то эволюционная машина доктора Шмуэля Файнберга — это, в сущности, программа такая, киберсистема, в которой как бы живут и развиваются разные твари. Там и климат смоделирован, есть и вода, и воздух, и растения — все, конечно, электронное.

Программа эта работает параллельно сразу на семи мощных компьютерах в нашем технопарке. Иногда к этой локальной сети подсоединяется и пяток сторонних компьютеров через Интернет. Теперь ясно, почему Файнберг орудует по ночам, когда все компьютеры свободны, а другие ученые спят и видят сны о Нобелевских премиях?

Эволюционная машина определяет, какие мутации пригодятся, а от каких проку не будет, какие направления развития окажутся для животного мира перспективными, а какие губительными.

И вот док Файнберг мне намедни сказал в столовке, что природа в последние миллионы лет как будто избегает самых интересных вариантов. Дескать, много раз на Земле могли образоваться такие монстры, пожиратели и истребители, что людям — верная крышка. Но вопреки всем вероятностям худшего не случилось. По крайней мере, на суше.

А вот в море случилось. Почему, например, до сих пор нет разумных существ в море, несмотря на то, что там мозги у многих тварей — ого-го-го!? А потому что там бандюги-акулы, которые сами не слагают поэм и другим не дадут.

Но вот где природа оплошала, там Самуил Моисеевич дорабатывает.

Он мне показывал на компьютерном экране разные интересные «эволюционные траектории». Вначале, впрочем, не очень это интересно. Всякие биохимические формулы, колонки цифр, последовательности генов. Потом наступает очередь костей. Кости и черепа на экране пляшут сатанинские танцы, соединяются в скелеты, те плавно обрастают плотью и превращаются в полноценные образы неведомых животных. Ну, а затем новоявленные монстры: грифоны, горгульи, церберы давай бегать, прыгать и даже подвывать через саунд-бластеры.

Это, доложу я вам, будет похлеще всякого голливудского ужастика. Какая-нибудь клыкастая харя с большого экрана тебе улыбнется, считай, настроение на день испорчено.

Не исключал доктор Файнберг, что кто-то намеренно не дает природе создавать монстров, или же уничтожает их своевременно.

Вот, например, когда-то царил такой серьезный неслучайный зверь, как змей, он же дракон, которому удалось набедокурить даже в райском саду. А куда он исчез, если был такой умный?

И с этой забавной чепуховиной носился Моисеич, не расчесав всклокоченной головы, все свое свободное время. Естественно, этим же он занимался и в рабочие стулочасы.

А начало такой, с позволения сказать, деятельности было положено год назад, когда из-за бугра к нам прибыло зарубежное светило — доктор Шмуэль Файнберг, ведущий специалист «Микрософта». И за смехотворное для птицы такого полета денежное вознаграждение («пернатый» наглядно смеялся, глядя на зарплату) стал консультантом товарищества «Гаврилов и компания». Что товарищи отмечали при помощи интенсивного пьянства как неслыханную удачу.

Потом уж выяснилось, если доктор Шмуэль Файнберг и работал в «Микрософте», то не больше трех дней. Явился одесский дружок Моисеича и проявил кинопленку Файнберговой жизни. С десяток лет тому назад сильно раздувшийся от идей Самуил Моисеевич перебрался с мансарды дома номер три, что на Базарной улице, в академические круги Кембриджа, Гарварда и Иерусалима — на передовые рубежи науки.

Однако там одесский теоретик не прижился, поскольку не имел приличного образования и признанных работ, зато имел большие претензии и громко требовал переключить ведущие лаборатории на изучение ведомых лишь ему эволюционных сюрпризов.

Также не задержался Файнберг ни в одной из транснациональных корпораций — как человек, мало интересующийся мнением начальства.

В конце концов за бугром он приобрел некоторую, увы, целиком отрицательную известность, и, оставив жену у одного знакомого американского ученого, а дочку в израильской армии, повернул назад.

Через неделю он полностью засветился и на свежем месте работы — в Гатчине.

Однако бывший таежный охотник Гаврилов из упрямства — того самого, с которым подстерегал сохатого — оставил не признанного никем ученого у себя.

Правда, Гаврилов попросил Файнберга маячить в рабочее время перед другими сотрудниками как можно меньше. Естественно, что и денежное вознаграждение вызывало уже не смех, а огорчение. Но, судя по плавленным сыркам, которые поглощал вдумчивый Самуил Моисеевич, многого ему не требовалось.

Наверное, девушка Нина была среди тех редких личностей, на кого Файнберг производил впечатление крупного специалиста «оттуда», с которым она рано или поздно отправится «туда». Такая наивность делала ей честь по нынешним временам. А может ее гипнотизировали электронные демоны Самуила Моисеевича.

Впрочем, они и на меня производили впечатление. И по дороге домой, в электричке, в метро, вместо того, чтобы цеплять взорами девичьи попки, я всматривался в морды алкашей — не затесался ли среди них эволюционный монстр?

Но дома вылетали из меня, как из распахнувшегося портфеля «дипломат» все изнурительные мысли, поскольку я сразу бросался к своему домашнему компьютеру в «Доктора Хантера» сражаться.

Раньше у меня аппаратура похуже была, но когда я добился второго в целом Питере результата, то фирма-производитель этой забойной игры прислала мне особый шлем и «цифровые», то есть позиционные перчатки — для погружения в ее трехмерную виртуальную реальность!

Так что пришлось новый комп «Секстиум-600» покупать — который мог бы все это дело потянуть.

Еще фирма наградила меня жилеткой особой. Она тоже к компьютеру подключенная и если ты дал промашку, покалывает тебя электрическими разрядиками — такое вот наказание.

Стрелять в «докторе Хантере» можно не только по готовым зверям, заложенным в программу, но и по тем, кого сам спроектируешь.

Ну, я постарался в стиле дока Файнберга. Приятно напасть не на какого-нибудь волчишку или мишку, а на урода с зубами-серпами и лапами-мясорубками.

Короче, доктор Хантер — это вам не Филипп Михайлович Гиреев…

Приятные воспоминания о «Секстиуме-600» и «докторе Хантере» внезапно обрываются, потому что в мою дежурную будку влетает вдруг вопль. Откуда-то сверху. Так просто этот вопль не издашь, надо очень постараться.

Тут у меня всякие мысли табуном понеслись. Что-то наконец произошло! Я могу теперь отличиться, могу показать свою круть. Но с другой стороны, руки у меня почти связаны…

Наконец табун пронесся, я вскочил, выхватил из кобуры револьвер. И как раз на экране, то есть в коридоре четвертого этажа перед видеокамерой, появилась Нина. Она покачивалась, как молящийся сектант, и странно раскрывала рот, как участник пантомимы. А на груди у нее были… пятнышки, как от брызнувшей крови!

И что это может означать? Неужели в порыве страсти безнадежной доктор Файнберг, спустив штаны, бросился на спелую лаборантку, как заяц на капусту, а она ему случайно, лязгнув челюстями… откусила «морковку».

Я понимаю, ничего смешного тут нет, но с другой стороны есть о чем поведать собутыльникам — народ будет ржать….

Я включил у телефона автоответчик и отправился к лифту, не забыв прихватить пакетик. Говорят, если эту самую «морковь» быстро поднять и зафигачить в холодильник, то потом ее врачи пришпандорят обратно — к телу между ног.

Пока ждал кабину, готовил кое-какие язвительные слова в адрес Нины. Дескать, взяли вас сюда, гражданка лаборантка, чтобы вы головой работали, а не совращали похотливых старцев длинными ногами. У господина Файнберга, получается же, производственная травма — кто платить будет?

Черт, правление технопарка может и на меня «накатить», дескать, не обеспечил безопасность.

Когда я, наконец, доехал, Нина торчала еще в коридоре, выжатая и пожелтевшая, как курага. От ее жалкого вида я заготовленными словами сразу поперхнулся. Она задвигала ртом, но слов не было слышно. Тогда она задрыгала рукой, показывая на двери компьютерного центра.

Ясно уже, там что-то серьезное.

Взвел я курок, и с пальцем на спусковом крючке, решительно направился в компьютерный центр. По дороге, правда, поскользнулся на каком-то дерьме, кажется крысином. И только я в центре оказался, сразу взмок. Я вначале красную лужу увидел, очень яркую на сером фоне. А потом уже, за креслом, тело, лежащее на боку. Из тела лужа крови и натекла.

Не член тут потерян, а жизнь!

Лицо у трупа все кровью заляпано и еще чем-то, мозгами что ли. Как же иначе, когда в голове застрял стрежень. Забит в правый глаз.

Отмечтал своё доктор Файнберг, мысли потухли, осталось тщедушное тело на забаву могильным червям, да еще костюм с характерной потертостью на заднем месте.

Кровь забурлила от адреналина, забил колокол в ушах. А что если чертов метатель стержня, смачивая губы слюной, выбирает следующей целью мой кумпол? А вдруг Нина и есть убийца? Овечка овечкой, а сейчас развяжет еще один узелок на ниточке жизни.

Я согнулся, как боксер получивший под дых, отскочил «закорючкой» к двери, осторожно выглянул из-за косяка в коридор. Стоит себе Нина, скулит в тряпочку. Юбчонка в обтяжку, свитерок тоненький, где тут спрячется еще один стержень для головы или какой-другой кинжал.

Ну, что теперь? Надо что-то найти — что-то оставшееся от убийцы. Я, опустившись по примеру предков-обезьян, чуть ли не на пальцы, прочертил кубик помещения вдоль, поперек и вокруг. Но никаких следов убийца не оставил. Стекло оконное тоже целенькое. А доктор Файнберг все равно мертвый.

Скатился я по лестнице в будку, проверил записи всех видеокамер: пленка замазана только обычными занудными кадрами.

Я возвращаюсь к тошнящей Нине, хватаю за зыбкие плечи и требую четких-ясных ответов на все вопросы. А она вместо четких-ясных ответов приникла ко мне, словно плюшевая игрушка, и лопочет: «Пили кофе, задача в компьютере на исполнении была. Самуил Моисеевич неожиданно поднялся, стал вроде вглядываться в угол, даже глаза прищурил. Вдруг звук… будто бутылку шампанского откупорили. И сразу брызги из головы»..

Если Нина разыгрывает меня, то ловко и умело. А если она ни в чем невиноватая, то, чего доброго, съедет с катушек, шизанется как Офелия. Снимет обувку, распустит волоса и давай бегать с чушью на устах. На всякий пожарный случай утешаю ее, психотерапирую:

– Ничего, Нина, это бывает, нормальное убийство.

– Нормальное, да? — с надеждой отозвалась Нина и даже потерлась об меня. Я ее телесность, ее «дыньки» почувствовал даже через куртку. Из-за этого кое-какие мысли, вернее, эмоции посторонние и ненужные зароились.

А может, она хочет прикрыться моим худым телом от бандитского стержня?

Я решительно отодвинул молодую женщину рукой, снова зашел в компьютерный центр и, отворачиваясь от убитого биолога, позвонил ревнителям общественного здоровья, в РУВД…

Общение с ментами сразу мне не понравилось. По телефону мне грубым заспанным голосом велели не рыпаться, ничего не трогать, не пытаться что-либо спрятать.

После моего звонка менты как будто закемарили снова. «Примчались» они только через час.

Я в это время действительно не рыпался. Правда, перетащил Нину в холл первого этажа, чтоб была под присмотром, а сам в свою будку — готовить к приезду следователей собственную версию. Однако, несмотря на все потуги, версия не слепилась.

Была, конечно, слабая зацепка. Файнбергу что-то померещилось в уголке. Ну, если бы там здоровенный киллер стоял, то доктору было бы незачем вглядываться и щуриться. Тут уж тикай или ори. Файнберг мог высматривать только что-нибудь небольшое, гнусное, вроде крысы.

Я ведь видел в коридоре что-то похожее на крысиное дерьмо… Ну и что с той крысы, что?

Зазвонили в дверь и я впустил ментов. Об чем сразу пожалел.

Своим задним, самым сильным умом я сообразил, что вначале стоило сюда начальника моего охранного бюро высвистать, экс-капитана Пузырева. Он с этой публикой лучше бы договорился.

Вместо того, чтоб взять след убийцы, или хотя бы Нину тормошить, менты за меня взялись.

Сперва револьвер попросили посмотреть, а когда надо было отдавать, фигу сальную показали.

Потом стали про мою секьюрити гнать фуфло, дескать, это подтирка для мафии. Я все стерпел; так сказать, не ответил плевком на плевок. Хотя знаю, что душманы из Хасавюрта не только новой гатчинской овощебазой овладели, но и местное РУВД приватизировали.

По тяжелым мутным взглядам ментов я понял, что у гатчинских ментов своя методика «раскрытия преступлений». Им неинтересно обшаривать углы и щели, им хочется раскрутить меня на своем «чертовом колесе».

Они «плавали» вокруг меня кругами и задавали кретинские вопросы.

Ненавидел ли я убитого ученого? Баловались ли мы все втроем сексом? Курили ли «травку»? Есть ли у меня царские монеты? Не добывал ли ученый золото из электронных чипов? Я оборонялся одной и той же фразой — раз пятьдесят предложил прокрутить видеозаписи со всех камер. Особенно с той, которая на меня пялится, и свидетельствует о том, что я сиднем сидел, пока наверху убивали человека.

Но менты видеозаписью заинтересовались в самом конце. Старший группы капитан Белорыбов, подавив кнопочки своего компи, познакомился с покойником поближе через центральный компьютер МВД. К несчастью для трупа выяснились обстоятельства его личной жизни. Поступившие справки отнюдь не украсили Файнберга в глазах милиционера.

Наконец правоохранители укатили, забрав труп пострадавшего со стержнем в голове. А мне еще пришлось окостеневшую Нину на такси домой отправлять — естественно, что за свой собственный счет.