Михаэль Энде Волшебный напиток


В тот вечер — последний вечер уходящего года — необычайно рано спустилась непроглядная тьма. Черные тучи мчались по небу, и вот уже несколько часов вьюга завывала над деревьями Мертвого парка.

Зато на вилле «Ночной кошмар» все было спокойно, только плясали по стенам отблески пылавшего в камине зеленого пламени, и от этого вся колдовская лаборатория озарялась призрачным тусклым светом. В тишине вдруг жутко захрипели висевшие над камином часы с маятником. На первый взгляд это были обыкновенные часы с кукушкой. Но на самом деле вместо кукушки из оконца высовывался большой палец руки, и по нему, отсчитывая часы, крепко ударял молоток.

Ой! Ой! Ой! Ой! Ой! — прокричали часы. Это они пробили пять часов вечера.

Обычно, услыхав жалобные вопли часов, Тайный советник по колдовским делам Вельзевул {1} Бредовред всегда приходил в великолепнейшее расположение духа, но нынчев день Святого Сильвестра, он обернулся к часам с довольно злобной миной. Вельзевул раздраженно махнул рукой, приказывая часам умолкнуть, затянулся трубкой и начал пускать густые клубы дыма. В голове у него так же густо клубились мрачные мысли. Вельзевул Бредовред знал, что его ждут крупные неприятности и что начнутся они очень скоро, не позднее полуночи, то есть с наступлением Нового Года.

Колдун сидел в большом кресле с высокой спинкой. Четыреста лет тому назад один умелец-вампир сколотил это кресло из гробовых досок. А вместо обычной обивки вампир обтянул кресло шкурами оборотней — надо заметить, впрочем, что за четыре столетия обивка малость повытерлась. Это кресло Бредовред Вельзевул получил в наследство от предков и обращался с ним необычайно бережно, хотя вообще он был колдуном вполне современным и не отставал от прогресса. По крайней мере в том, что имело отношение к его профессии.

Трубка, которую курил Бредовред, была сделана в виде маленького черепа с глазами из зеленого стекла, и при каждой затяжке глаза эти ярко вспыхивали зеленым светом. Из дыма возникали всевозможные фигуры — в воздухе плавали цифры и формулы, извивались змеи, носились летучие мыши и шныряли крохотные привидения. Но сейчас в воздухе повисло множество вопросительных знаков.

Вельзевул Бредовред глубоко вздохнул, поднялся с кресла и принялся расхаживать взад и вперед по лаборатории. Скоро от него потребуют отчета — тут у колдуна не было ни малейших сомнений. А вот с кем при этом придется иметь дело? И чем он сможет оправдаться? А главное: сочтут ли уважительными причины, которые он может привести в свое оправдание?

Долговязый, тощий как скелет Вельзевул Бредовред был одет в просторный шелковый балахон ядовито-зеленого цвета. Ядовито-зеленый вообще был любимым цветом Тайного советника по колдовским делам. Голова у него была маленькая и лысая, казалось, какая-то она у него усохшая, вроде вялого яблочка. На крючковатом носу сидели массивные очки в темной роговой оправе, их толстые, как лупа, стекла ярко блестели, глаза за ними казались необычайно большими. Уши у колдуна были оттопыренные и походили на ручки кастрюли, а губы — тонкие и узкие, словно шрам от пореза бритвой. Так что в целом внешность колдуна назвать располагающей было трудновато. Но Вельзевула это ничуть не огорчало: уж кем-кем, а компанейским парнем он не был. Он предпочитал жить в полном одиночестве и заниматься своим делом тайно.


Но вот Бредовред остановился и задумчиво почесал лысину.

— Хотя бы эликсир номер девяносто два приготовить надо, — проворчал он. — Хотя бы девяносто второй… Только бы проклятый кот не помешал. — Он подошел к камину.

Над зеленым пламенем был установлен на железном треножнике стеклянный котел, а в нем тихонько булькал некий отварчик. Вид у отварчика был, прямо скажем, тошнотворный — он был черный как деготь и вязкий, как слизь улитки. Колдун помешал в котле палочкой из горного хрусталя. В то же время он в глубокой задумчивости прислушивался к завыванию метели, стучавшей оконными ставнями.

К сожалению, отварчик был не готов. Надо было, чтобы он еще час, а то и больше, побулькал на медленном огне, — лишь тогда эликсир приобретет волшебную силу.

Готовый эликсир должен был представлять собой абсолютно безвкусное зелье, которое можно добавлять к любым кушаньям или смешивать с напитками. Отведав эликсира, всякий сразу же начинал верить, будто бы все, что производится в колдовской лаборатории Вельзевула, служит на благо человечества.

Вскоре после Нового года колдун собирался сбыть эликсир оптом в самые большие магазины города. Чтобы зелье продавалось в них под названием «Супербальзам бодрости».

Но пока что нечего было даже думать о продаже. Приготовление эликсира требовало времени — тут-то и была загвоздка.

Отложив трубку, Тайный советник окинул взглядом свою сумрачную лабораторию. Отблески зеленого огня плясали на древних и новых книгах, которые повсюду были свалены грудами. В этих книгах можно было отыскать любую формулу и любой рецепт, какой только мог понадобиться Бредовреду для разных колдовских экспериментов. В темных закоулках просторной залы таинственно мерцали реторты, колбы, бутыли, стеклянные змеевики. Жидкости всевозможных цветов переливались в них, вскипали и снова опускались на дно сосудов, пенились, пузырились, дымились… А еще здесь были компьютеры и электрические приборы с крохотными мерцающими лампочками. Машины тихо гудели и жужжали. В отдаленной темной нише то вспыхивали, то гасли красные и синие светящиеся шары, а под мерцающим хрустальным колпаком курился белый дым. И время от времени этот дым вдруг превращался в призрачный огненный цветок.

Как уже было сказано, Бредовред не отставал от века, а кое в чем даже опередил современную науку.

Но… в назначенный срок он не уложился — отстал от времени. Уж где отстал, там отстал…


Бредовред услышал чье-то негромкое покашливание и вздрогнул.

Обернувшись, он увидел, что в старинном кресле кто-то сидит.

«Ага, — подумал колдун. — Вот оно, началось! Главное теперь — не струхнуть!»

Конечно же, любой колдун, и уж тем более такой выдающийся чародей, каким был Бредовред, ничуть не смущается, если в его доме вдруг появляются всякие странные создания, причем сплошь и рядом они приходят без приглашения и не предупреждают о визите. Однако обычно в гости приходят самые заурядные призраки: кто-то, бывает, несет под мышкой собственную отрубленную голову, а то явится трехглазое шестирукое чудище или огнедышащий дракон, или еще какое-нибудь страшилище. Никто из таких гостей не испугал бы Тайного советника, ведь с ними он был накоротке и виделся чуть ли не каждый день, или каждую ночь.


Нынешний посетитель был совсем, совсем иного рода. Выглядел он, правда, как самый обыкновенный прохожий, который взял да и зашел на огонек. Но был он необыкновенно обыкновенным, просто до ужаса обыкновенным. Поэтому-то Бредовред и потерял присутствие духа.

На госте был строгий черный плащ и черный котелок, на руках — черные перчатки, а на коленях он держал черный портфель. Лицо гостя ничего не выражало, оно было очень бледным, почти белым. Бесцветные, чуть на выкате глаза глядели пристально, не мигая. Век у него не было.

Бредовред Вельзевул решительно направился к посетителю.

— Кто вы? Что вам здесь нужно? Визитер не спешил с ответом. С минуту он разглядывал хозяина холодными лягушачьими глазами, потом наконец заговорил невыразительным бесцветным голосом:

— Имею ли я удовольствие видеть Тайного советника по колдовским делам, профессора, доктора наук Вельзевула Бредовреда?

— Имеете. Что дальше?

— С вашего позволения, я хотел бы представиться.

Не вставая с кресла, гость чуть-чуть приподнял шляпу. На секунду стало видно, что на гладком белом черепе у него торчат маленькие красноватые рожки, ни дать ни взять прыщики.

— Меня зовут Трупп. Могйлус Трупп.

Вельзевул твердо решил не подавать вида, что все это производит на него хоть какое-то впечатление.

— По какому праву вы нарушили мой покой? — спросил он.

— Позвольте вам заметить, уважаемый господин профессор, что столь глупый вопрос не стоило и задавать, — без улыбки сказал Могилу с Трупп.

Бредовред так стиснул пальцы, что раздался хруст.

— Уж не явились ли вы из…

— Именно так. Я оттуда, — сразу понял гость и показал пальцем в землю.

Бредовред проглотил комок, застрявший в горле, и ничего не ответил. Гость продолжал:

— Я прибыл по личному поручению Его Адского Превосходительства, глубокочтимого покровителя вашей персоны.

Колдун попытался изобразить радостную улыбку, но губы у него точно склеились намертво. Потом он с большим трудом выдавил:

— Какая честь!

— Да, господин профессор, высокая честь. Я прибыл к вам от самого министра Чернейшей Тьмы, Его Превосходительства господина Вельзевула. Вам оказана незаслуженно высокая честь, ибо вы носите его имя. Моя ничтожная особа является лишь исполнителем первого, низшего, разряда. Если я выполню поручение и Его Превосходительство останется доволен, то мне можно будет надеяться на скорое повышение по службе. Не исключено, что я стану тогда не просто злым духом, а начальником собственного производственного участка.

Поздравляю вас, господин Трупп, заикаясь сказал Бредовред. — А в чем жесостоит ваша задача? — Колдун малость позеленел.

— Я нахожусь здесь исключительно в силу служебной необходимости, — заявил Трупп. — Можно сказать, я пришел к вам как судебный исполнитель.

Колдун смущенно кашлянул и осипшим от волнения голосом спросил:

— Но что… Во имя всех черных дыр Вселенной, чего вы хотите? Может быть, описать мое имущество? По-видимому, произошло какое-то недоразумение!

Там разберутся, с этими словами Трупп извлек из своего черного портфеля некий документ и протянул его Бредовреду. — Вам, уважаемый господин советник, несомненно знаком этот договор. Вы лично заключили его с моим шефом и собственноручно скрепили подписью. По данному договору ваш покровитель предоставляет вам чрезвычайные властные полномочия на срок до окончания текущего столетия. Поистине чрезвычайные полномочия — власть над всей природой и над вашими сородичами людьми. Со своей стороны, согласно данному договору, вы взяли на себя обязательство ежегодно прямым или косвенным путем уничтожать не менее десяти видов животных, как-то: бабочек, рыб, млекопитающих и прочая. Далее, вы обязались ежегодно загрязнять не менее пяти рек либо устраивать загрязнение только одной реки, но зато — пятикратно. Следующий пункт гласит: обеспечивать ежегодно гибель не менее десяти тысяч деревьев. И так далее, и так далее. Наконец, последний параграф: ежегодно устраивать не менее одной эпидемии, в результате которой должны погибать люди или звери, либо и те, и другие. И последнее: воздействовать на климат своей страны таким образом, чтобы осуществлялось смещение времен года, возникали засухи или наводнения. За истекший год вы, уважаемый, выполнили ваши обязательства лишь наполовину. Мой шеф весьма, весьма недоволен вами. Он… Чуть было не сказал, что он потерял самообладание. Вы ведь знаете, что может стрястись, если Его Превосходительство потеряет самообладание?.. Ну-с, вы, кажется, хотите что-то сказать?

Бредовред, который уже несколько раз безуспешно порывался вставить слово, затараторил:

— Да ведь старый год еще не кончился! Ах, ты Всемогущая Двуокись серы! Ведь сегодня — последний вечер старого года. У меня еще есть время до полуночи…

Могилус Трупп уставился на него холодными безвекими глазами.

— Разумеется, есть. Но вы, что же, за какие-то несколько часов надеетесь наверстать упущенное? В самом деле, уважаемый, у вас есть такая надежда? — Он мельком взглянул на часы.

Ну конечно! — уверенно, хоть и сиплым голосом ответил Вельзевул. И тут же понуро повесил голову и пробормотал: — Нет, это нереально…

Гость встал и подошел к камину. На стене здесь висели разнообразные грамоты и дипломы в аккуратных рамочках, все они удостоверяли подлинность титулов Тайного советника по колдовским делам профессора Вельзевула Бредовреда. Как многие колдуны, Бредовред придавал огромное значение титулам и званиям. В одном из дипломов, например, значилось: «Чакчермаг», то есть член Академии Черной магии. В другом — «Доктор honoris causa», иначе — почетный доктор наук, в третьем — «Доц. Практ. Гнус» — доцент практических гнусностей. И еще: «Учашабброк» — участник шабаша на горе Броккен. И много еще было там разных титулов.

— Вот что. Послушайте меня. Давайте поговорим спокойно, — сказал Бредовред. — Дело ведь вовсе не в моей злой воле. Злой-то воли у меня предостаточно, поверьте.

— Неужели? — усмехнулся Трупп. Колдун достал платок и утер холодный пот с лысины.

— Я наверстаю упущенное. Так быстро, насколько удастся. Его Превосходительство может на меня положиться. Пожалуйста, передайте ему мое обещание.

— Наверстаете? — переспросил Трупп.

— Проклятье! — воскликнул колдун. — Поймите же, я не успел вовремя выполнить мои договорные обязательства, потому что так обстоятельства сложились. Дайте мне отсрочку, я все улажу.

— Обстоятельства? — Господин Трупп с необычайной заинтересованностью разглядывал почетные профессорские дипломы. — Какие же это обстоятельства?

Бредовред подошел к нему вплотную и, глядя куда-то на черный котелок гостя, сказал:

— Вероятно, вам известно, каких успехов я добился за последние годы. Мои достижения значительно превосходят то, что предусмотрено условиями договора.

Трупп обернулся и уставился в лицо Бредовреда стеклянным взглядом.

— Скажем так: успехи были удовлетворительными. Серединка на половинку.

От страха у тайного советника развязался язык, да так развязался, что начал заплетаться:

— Да нельзя же вести войну на уничтожение и думать, будто противник ничего не замечает! Именно из-за того, что я столь многого достиг, природа начала оказывать мне сопротивление. И она готовит ответный удар — она просто пока еще не знает, против кого этот удар следует направить. Первыми, конечно же, взбунтовались стихийные духи: гномы {2}, кобольды {3}, ундины {4}, эльфы {5}. Они же — самые сметливые! Мне стоило невиданных усилий и огромных затрат времени поймать и обезвредить всех, кто изобрел способы и средства борьбы с нами и кто, следовательно, мог бы нарушить наши планы. Уничтожить вредителей, к сожалению, нельзя, они ведь бессмертны. Но мне удалось упечь их в надежное место, и я полностью парализовал их с помощью колдовства. Между прочим, моя коллекция заслуживает внимания — она там, в коридоре. Если вам угодно, пожалуйста, господин Струп, пойдите и сами взгляните…

— Трупп, — поправил гость. Приглашение осмотреть коллекцию он пропустил мимо ушей.

— Что? Ах, да, конечно! Извините, господин Трупп. — Колдун нервно хохотнул. — Все прочие стихийные духи были тогда не на шутку напуганы, попрятались в самые отдаленные уголки света. Так что от них мы избавились. Но пока я возился со стихийными духами, зародились подозрения у животных! Они созвали Высокий Совет зверей и на нем решили тайно разослать по всему свету наблюдателей. Эти наблюдатели должны установить, где источник зла. Как ни прискорбно, но даже в моем доме год назад завелся такой шпион. Это всего-навсего кот. К счастью, соображает он туго. Сейчас он спит, вы можете, если вам угодно, взглянуть на него. Он, кстати, вообще очень много спит, и не только по природной своей склонности. — Колдун ухмыльнулся. — Уж я позаботился, чтобы кот не увидел, чем я тут занимаюсь. Он даже не догадывается, что мне стало известно, зачем он явился в мой дом. Я раскормил котишку, избаловал донельзя, вот он и вообразил, что я большой друг животных. Он меня прямо-таки боготворит, этот жирный дуралей. Но вы, уважаемый господин Хруп, понимаете, конечно, что…

— Трупп! — на сей раз гость довольно резко оборвал этот словесный поток. На бледную физиономию Могилуса Труппа падал отблеск беспокойного зеленого пламени, вид у гостя был просто жуткий.

Бредовред так и присел от страха.

— Простите! Простите! — Он ударил себя кулаком по лбу. — Я несколько рассеян сегодня, все из-за стресса. Для моих нервов выполнение договорных обязательств оказалось довольно большой нагрузкой, а ведь помимо того мне приходится постоянно водить за нос шпиона, который живет в моем собственном доме. Понимаете ли, этот кот хоть и глуповат, но видит и слышит превосходно, как все кошки. Я работаю в чрезвычайно сложных условиях, вы не можете этого не признать. Но главное — ушло много, много времени, уважаемый господин… э-э…

— Прискорбно, — перебил его Трупп. — Поистине, весьма прискорбно. Но все это — ваши проблемы, любезнейший. Договор останется договором. Или вы считаете, что я не прав?

Бредовред испуганно втянул голову в плечи.

— Поверьте, я давно подверг бы вивисекции {6} проклятого кота, я готов зажарить его живьем на вертеле или запустить на Луну. Но тогда Высокий Совет зверей наверняка забьет тревогу. Там ведь знают, что кот поселился у меня. А зверье одолеть гораздо труднее, чем гномов, кобольдов и прочий сброд, не говоря уж о людях. С людьми почти никогда не возникает осложнений. А вот кабана или кузнечика вы никогда не пытались загипнотизировать? Безнадежное дело! И если все звери на земле, большие и маленькие, однажды вздумают объединиться и пойдут на нас войной — тут не спасет никакое колдовство. А значит, необходима крайняя осторожность. Пожалуйста, разъясните это Его Адскому Превосходительству, вашему глубокоуважаемому шефу… Господин Трупп взял с кресла свой черный портфель, затем снова обернулся к колдуну.

— В мои служебные обязанности не входит посредничество при передаче каких-либо разъяснений.

— Что вы хотите сказать? — закричал Бредовред. — Его Превосходительство должен понять меня, ведь это в его же интересах! В конце концов, я не могу наколдовать… Нет, то есть… Колдовать-то я умею, конечно, но существуют известные пределы и прежде всего временные. Я тоже не живу вне времени. Да к чему вообще вся эта немыслимая спешка? Мир все равно скоро погибнет, ведь он идет кратчайшей дорогой прямиком к гибели! Неужели два или три года здесь что-то значат?

Что я хочу сказать? — Трупп с ледяной вежливостью стал отвечать на заданный Бредовредом конкретный вопрос. — Хочу сказать, что я вас предостерег. Я приду снова ровно в полночь, с наступлением Нового года. Такое я получил задание. Если до полуночи вы не совершите того количества злодеяний, которое предусмотрено договором…

— Что тогда?

— Тогда вы, господин советник, понесете наказание за содеянное должностное преступление. Желаю веселой встречи Нового года!

— Подождите! — крикнул колдун. Только одно слово, господин Струп, э-э… господин Трупп, прошу вас!

Но гость уже исчез.

Колдун устало опустился в кресло, снял тяжелые очки и закрыл лицо руками. Если б колдуны умели плакать, он бы сейчас разревелся. Но из глаз Вельзевула выкатились лишь две сухие крупинки соли.

— Что же делать? — Колдун вздохнул. — Ради всех попыток и пыток, что же мне делать?


Волшебство — не важно, злое или доброе — занятие далеко не простое. Многие недоучки думают, правда, что достаточно пробормотатькакое-нибудь тайное заклинание, фокус-покус, шурум-бурум, раз, два, три — и готово! Ну, в крайнем случае помахать вдобавок волшебной палочкой, вроде того, как дирижер машет перед оркестром — вот тебе и все, тут тебе и превращение, и наваждение, и еще что-нибудь в том же роде.

А ведь все совсем не так. Любое магическое действие невероятно сложно, для него необходим огромный запас знаний и масса принадлежностей, материалов и подручных средств, раздобыть их бывает очень трудно. А еще нужна длительная подготовка, — бывает, она отнимает много дней, а то и месяцев. Кроме того, магия всегда крайне опасна, потому что малейшая допущенная ошибка может привести к совершенно неожиданным последствиям.

Вельзевул Бредовред в развевающемся балахоне метался по залам и коридорам своей виллы, он в отчаянии искал средство, которое могло бы его спасти. Но при этом он слишком хорошо понимал, что уже не успеет ничего предпринять. Колдун стонал и завывал, как злой дух, бормотал, разговаривал сам с собой. Шаги его гулко отдавались в тишине.

Выполнить условия договора он не мог, речь шла только о том, чтобы спасти собственную шкуру, как-то спрятаться от адского судебного исполнителя Могилуса Труппа.

Разумеется, Бредовред мог бы превратиться, например, в крысу или в симпатичного снеговика, или в переменное электрическое поле. (Впрочем, в этом случае его было бы просто обнаружить, потому что во всем городе сразу начались бы телевизионные помехи). Но колдун отлично знал, что посланца Его Адского Превосходительства подобными фокусами не проведешь. Тот узнает Бредовреда под любой личиной.

Столь же безнадежной была и мысль о побеге куда-нибудь в дальние края — в пустыню Сахара или на Северный полюс, или на горные кряжи Тибета. Потому что пространства и расстояния для Труппа роли не играли. Колдун подумал даже, не спрятаться ли в городском соборе за алтарем или на колокольне, но тут же отбросил эту мысль. Ведь — как знать? — может быть, в наши времена слуги дьявола уже могут, коли им заблагорассудится, беспрепятственно разгуливать и в церквах?

Бредовред бросился в свою библиотеку, где на длинных полках стояли рядами древние фолианты вперемежку с последними новинками справочной литературы. Колдун пробежал взглядом названия на толстых кожаных корешках: «Ликвидация совести. Учебное пособие. Второй год обучения», «Практическое руководство по отравлению колодцев», «Толковый словарь проклятий и наговоров». Нет, не было здесь книги, которая могла как-то помочь колдуну в его нынешней безвыходной ситуации, и он в отчаянии забегал из комнаты в комнату.

Вилла «Ночной кошмар» представляла собой громадное мрачное здание. Снаружи всюду торчали бесчисленные башенки и балконы, а внутри было множество закоулков, извилистых коридоров и галерей, обветшавшие лестницы, затянутые паутиной сводчатые потолки. Все здесь было в точности таким, как мы представляем себе жилище злого волшебника. В свое время Бредовред сам начертил план виллы, потому что вкус в архитектуре у него был самый что ни на есть консервативный. В минуты хорошего настроения он называл виллу своим «хорошеньким уютным домиком». Но сейчас Бредовреду было не до шуток.


Он шел по длинному сумрачному коридору. Слева и справа вдоль стен тянулись высокие стеллажи, а на стеллажах стояли сотни — нет, тысячи закупоренных стеклянных банок, вроде консервных. Это и была коллекция, которую колдун хотел продемонстрировать господину Могилусу Труппу. Он называл ее своим музеем естественных наук. Тут были всевозможные гномики, домовые, эльфы, кобольды и еще ундины — крохотные русалочки с пестрыми рыбьими хвостиками, а еще водяные, сильфы и сильфиды {7} и даже духи огня — саламандры {8}, которые когда-то имели неосторожность поселиться в камине Бредовреда. На всех банках были аккуратно наклеены этикетки с точным названием стихийного духа и указанием даты его поимки.

Волшебные существа сидели в своих стеклянных тюрьмах абсолютно неподвижно, потому что колдун всех их загипнотизировал. Если иногда он и будил кого-нибудь из стихийных духов, то лишь для того, чтобы использовать для своих жестоких экспериментов.

Между прочим, среди пленников Бредовреда было одно на редкость уродливое маленькое чудовище, официально оно называлось «критик литературный», а в народе его называют еще «зануда неотвязная» или «придира-буквоед». Смысл существования подобных мелких тварей состоит в том, что они ищут, к чему бы придраться в той или иной книге. Никому еще не удалось до конца разобраться, для чего они вообще нужны. Бредовред, кстати, поймал и посадил Буквоеда в банку как раз ради того, чтобы выяснить это путем длительных наблюдений. Чутье говорило колдуну, что Буквоед может пригодиться для всяких черных дел. Но сейчас это совершенно не интересовало Бредовреда. Он шел по коридору и рассеянно постукивал пальцем то по одной, то по другой стеклянной банке. Стихийные духи спали глубоким сном.

Наконец, колдун подошел к дверям маленькой каморки в дальнем конце коридора. Здесь висела табличка:

«Камерный певец Мяуро ди Мурро»

Каморка была превосходно оборудована здесь было все, чего только может пожелать избалованная и привыкшая к роскоши кошка. Вдоль стен были расставлены старые мягкие диваны и кресла, о которые так удобно точить когти, всюду валялись клубки шерсти и другие кошачьи игрушки, на особом низком столике стояло блюдечко со сметаной и несколько мисочек с разными кошачьими деликатесами. Здесь было даже зеркало, подвешенное на высоте кошачьего роста, чтобы обитатель каморки мог перед ним умываться и охорашиваться, любуясь собственной персоной. Но пределом кошачьих мечтаний была уютная корзинка — постелька с синими бархатными подушками и пологом.

В этой-то постельке спал, свернувшись клубочком, маленький толстый котишка. Сказать «толстый» — значит, пожалуй, ничего не сказать, — дело в том, что котишка был круглый как шар. А так как был он трехцветный — весь в рыжих, белых и черных пятнах, — то больше всего походил на туго набитую пеструю диванную подушку на четырех довольно коротких ножках, с жалким коротким хвостиком.

Чуть больше года тому назад Мяуро пришел на виллу «Ночной кошмар» по заданию Высокого Совета зверей. И был он в то время больной, ободранный и такой отощавший, что все ребра торчали наружу, хоть пересчитай. Мяуро пришел к Вельзевулу Бредовреду просто как бездомный кот и думал, что ловко провел колдуна. Очень скоро Мяуро понял, что на улицу его не выгонят, наоборот, волшебник только и делал, что баловал да ублажал котишку, и тут-то наш Мяуро разнежился даи забыл, что пришел на виллу не просто так, а по заданию Совета зверей. Он начал даже восхищаться своим хозяином! Впрочем, Мяуро и вообще легко приходил в восхищение по любому поводу, но скорей всего — от лести. И еще его приводило в восхищение то, что, по его мнению, соответствовало изящной жизни.

— Мы, принадлежащие к благородному обществу, — так он частенько говаривал Бредовреду, — знаем, что в жизни всего важнее. Даже испытывая нужду, бедствуя, мы помним, что в жизни всегда и во всем должен быть стиль.

«Стиль» — это было одно из любимых словечек Мяуро, хотя сам он вряд ли сумел бы объяснить, что оно, собственно, значит.

Спустя две-три недели после своего появления на вилле «Ночной кошмар» Мяуро сказал колдуну:

— Вероятно, в первую минуту вы приняли меня за самого заурядного бродячего кота. Я не в обиде. Ведь вы не могли предполагать, что я веду свое происхождение от древнего рыцарского рода. В династии ди Мурро было множество знаменитых певцов. Вам, должно быть, в это не верится, ведь я сейчас не в голосе. — И в самом деле, голос Мяуро походил скорее на кваканье лягушки, чем на мяуканье кота. — Но и я, — продолжал Мяуро, — был когда-то прославленным лирическим тенором, и самые непреклонные сердца смягчались при звуках моих любовных песен. Дело в том, что мои предки жили в Неаполе, а как известно, все поистине великие певцы родом из этого города. На нашем фамильном гербе начертан девиз: «Красота и отвага». Все коты, принадлежавшие к нашему роду, руководствовались в своей жизни этим девизом — служили красоте и совершали подвиги. Но, увы, я, заболел. В той местности, где я жил, все кошки однажды внезапно заболели. Во всяком случае, недуг поразил всех, кто питался рыбой. А именно рыбные блюда предпочитают благородные представители кошачьих. Рыба была отравлена, потому что была отравлена река, в которой ее ловили. Вот тогда-то я и потерял свой замечательный голос. И почти все кошки в тех краях упокоились навеки. Вся моя семья ныне пребывает на небесах у Всемогущего Котищи.

Выслушав эту историю, Бредовред притворился, будто бы он глубоко потрясен. На самом деле колдун отлично знал, почему река вдруг оказалась отравленной. Он высказал Мяуро глубочайшее сочувствие и даже назвал его «героем трагедии», чем чрезвычайно польстил котишке.

— Доверься мне, — сказал колдун, — я берусь тебя вылечить. Я сделаю так, что голос к тебе вернется. Подберу хорошее лекарство. Но ты должен запастись терпением, лечиться придется долго. Главное же, ты должен выполнять все, что я велю. Согласен?

Конечно, Мяуро согласился. С этого дня он называл Бредовреда не иначе как «дорогой маэстро». А про поручение Высокого Совета зверей почти совсем забыл.

Разумеется, Мяуро не подозревал, что колдун Вельзевул Бредовред с помощью Черного зеркала и прочих магических средств информации давным-давно узнал, с какой целью и кем прислан в его дом маленький котишка. И Тайный советник по колдовским делам сразу же решил использовать слабости Мяуро в своих интересах, так, чтобы кот и навредить ему не мог и подвоха не заподозрил. Котишка зажил как в раю. Он ел и спал, спал и ел, нагулял жирку и до того обленился, что даже мышей ловить перестал.

Но все-таки спать беспробудно неделями и месяцами не может никто на свете, даже кот. Так что и Мяуро время от времени просыпался, вставал на свои коротенькие лапки и, едва не волоча по полу толстый живот, бродил по вилле. Колдуну приходилось смотреть за ним в оба, иначе котишка мог однажды застать его врасплох в самый разгар зловредной колдовской деятельности. Из-за этого Бредовред потерял массу времени и вот теперь оказался в страшном цейтноте.

Итак, колдун стоял над кроваткой с бархатным пологом и кровожадно глядел на пестрый и пушистый живой шарик, что так уютно свернулся на синих бархатных подушках.

— Паршивое кошачье отродье! — прошипел колдун. — Вот кто во всем виноват!

Котишка не проснулся, а только замурлыкал во сне.

— Все равно погибать, так хоть потешу себя напоследок, сверну коту шею, — пробормотал Бредовред, и его длинные костлявые пальцы потянулись к Мяуро. А тот, как по заказу, не просыпаясь, перевернулся на спину, растопырил все четыре лапы да так прямо и подставил колдуну горло. Но Бредовред вдруг передумал.

— Не стоит, — сказал он. — Какой от этого прок? Да и успею еще, уж на это время найдется.


Колдун вернулся в лабораторию и сел за стол. Он решил написать завещание.

На лежавшем перед ним листке вскоре появились строки, написанные вычурным кудрявым почерком:

Моя последняя воля

В полном присутствии моих духовных сил я, Вельзевул Бредовред, Тайный советник по колдовским делам, доктор, профессор и прочая, и прочая… в возрасте ста восьмидесяти семи лет, одного месяца и двух недель…

Бредовред перестал писать и принялся грызть ручку, которая вместо чернил была наполнена синильной кислотой {9}.

В расцвете лет… вздохнул он. — Я так молод по сравнению с моими коллегами… И уж конечно, я слишком молод, чтобы отправиться в ад.

Тетке колдуна, ведьме, было уже под триста, но она еще бодро трудилась на своем поприще.

Бредовред слегка вздрогнул — это котишка вдруг вскочил на письменный стол и зевнул, жеманно высунув язычок, потом вольготно потянулся, выгнул спину и чихнул несколько раз кряду.


— Фу-фу-фу! Чем это здесь так противно пахнет? — сказал Мяуро. С этими словами он преспокойно уселся прямо на завещание и принялся умываться.

— Как спалось, господин камерный певец? — раздраженно спросил колдун и спихнул котишку с листка с завещанием.

— Не знаю, — жалобно пропищал Мяуро. — Я всегда чувствую себя таким усталым. Сам не пойму, отчего. А кто к нам приходил, пока я спал?

— Никто! — буркнул Бредовред сердито. — Будь любезен, не мешай мне. У меня срочная работа.

Мяуро поднял нос кверху и принюхался.

— Очень, очень странный запах. Сюда приходил кто-то чужой.

— Что за ерунда! Не выдумывай! И все, хватит, теперь изволь молчать.

Кот начал умывать лапами мордочку, но вдруг замер и удивленно уставился на колдуна.

— Что стряслось, дорогой маэстро? У вас такой обескураженный вид.

Бредовред нетерпеливо отмахнулся.

— Ничего не стряслось! Послушай, оставишь ты меня наконец в покое или нет?

Но Мяуро и ухом не повел. Он снова уселся на завещание и стал мурлыкать и тереться мордой о руку колдуна.

— Я догадываюсь, чем вы так расстроены, маэстро. Сегодня, в канун Нового года, когда все веселятся и празднуют в дружеской компании, вы сидите всеми покинутый, один как перст. Мне вас очень жаль…

— Я не такой, как все, — буркнул колдун.

— О да! Вы гений и великий благодетель людей и зверей. А истинно великие умы всегда одиноки. Мне ли этого не знать… Но, бытьможет, вы сделаете сегодня исключение и выйдете немного погулять, чтобы развеяться? Вам наверняка сразу станет легче.

— Типично кошачья мысль, — отрезал Бредовред, все более раздражаясь. — Не желаю никаких компаний и развлечений.

— Но, маэстро, — живо возразил Мяуро, — не даром ведь говорится, что разделенная радость — двойная радость!

Бредовред стукнул кулаком по столу и строго сказал:

— Наукой доказано, что часть чего-то всегда меньше целого. Я ничем ни с кем не делюсь! Запомни!

— Хорошо, хорошо, — испугался кот и поспешил добавить самым льстивым тоном: — Вы ведь не одиноки, маэстро. У вас есть я.

— Ну да. Только тебя мне и не хватало.

— Правда? — обрадовался Мяуро. — Вам меня не хватало?

Бредовред злобно фыркнул.

— Убирайся наконец отсюда! Пошел вон! Марш! Иди в свою каморку. Мне нужно спокойно подумать. Я занят серьезным делом.

— Не могу ли я быть чем-то полезен вам, маэстро? — услужливо предложил кот.

Колдун застонал и закатил глаза.

— Ну ладно, — сказал он затем со вздохом. — Если уж тебе так хочется помочь, то пойди и помешай девяносто второй эликсир. Вон там, в котле над огнем. И смотри мне, не засни, как в прошлый раз! Иначе такое может случиться… Уж и не знаю, что.

Мяуро спрыгнул со стола и переваливаясь с боку на бок побрел к камину. Взяв в передние лапы хрустальную палочку, он сказал:

— Определенно, этот эликсир — замечательное целебное снадобье. Может быть, это лекарство, которое вы так давно ищете, чтобы вернуть мне голос? — С этими словами Мяуро принялся осторожно помешивать черное варево.

— Да замолчишь ты наконец? Сколько раз тебе повторять! — злобно рявкнул колдун.

— Слушаюсь, маэстро, — с готовностью ответил Мяуро.

На некоторое время в зале лаборатории воцарилась тишина, слышен был лишь свист ветра за окнами.


Но затем кот снова нарушил молчание.

— Маэстро! — позвал он шепотом. — Маэстро, мне не дает покоя одна вещь…

Бредовред ничего не сказал, лишь с измученным видом подпер голову рукой. Мяуро продолжал:

— Я должен открыть вам тайну, которая уже давно отягощает мою совесть.

— Совесть… — Бредовред скривился. — Смотри-ка! Интересно, с каких это пор у котов завелась совесть?

— О, конечно, у котов есть совесть, — серьезно ответил Мяуро. — Не у всех, разумеется. Но уж у меня-то совесть есть, не сомневайтесь. Я как-никак отпрыск древнего рыцарского рода.

Бредовред откинулся на спинку кресла и со страдальческой миной закрыл глаза.

— Дело в том, что я — не тот, за кого вы меня принимаете, — запинаясь, признался Мяуро.

— Как все мы, — глубокомысленно заметил колдун.

Кот снова начал помешивать варево в котле.

— Все время, что я живу у вас, маэстро, я кое о чем умалчивал. И теперь я безумно этого стыжусь. Но я решил во всем вам признаться. Сегодня, в этот особенный вечер.

Колдун открыл глаза и внимательно посмотрел на кота сквозь толстые стекла очков. На губах у него заиграла ехидная усмешка, но кот ничего не заметил.

— Маэстро, вам лучше, чем кому-либо, известно, что всюду на свете творятся скверные дела. Звери и люди все чаще болеют, все больше деревьев гибнет, все сильнее загрязняются реки и моря. И потому мы, звери, уже довольно давно созвали большое собрание — тайно, конечно. И на этом собрании было решено следующее. Необходимо выяснить, кто или что является причиной всех наших бед. Чтобы это узнать, Высокий Совет разослал по свету тайных агентов. Вот и я, маэстро, пришел в ваш дом, чтобы шпионить за вами…

Кот замолчал и посмотрел на колдуна большими горящими глазами. Затем он продолжал:

— Поверьте, маэстро, мне было очень нелегко. Ведь подобного рода деятельность отнюдь не соответствует свойственному мне благородному образу мыслей. Но я был вынужден принять предложение Высокого Совета. Это был мой долг перед другими зверями. — Мяуро вновь умолк и лишь спустя несколько минут робко спросил: — Вы очень на меня сердитесь?

— Помешивай в котле, помешивай! — сказал колдун. Несмотря на дурное настроение, он едва удержался, чтобы не захихикать.

— Маэстро, вы прощаете меня?

— Ладно уж, Мяуро. Прощаю. Забудем эту историю.

— Ах! Какое благородное сердце! — взволнованно воскликнул кот. — Вот погодите — поправлюсь как следует, отдохну, и тогда я немедленно пойду в Высокий Совет зверей и доложу всем его членам о том, какой вы прекрасный человек. Сегодня, в канун Нового года, даю вам в том торжественное обещание.

Упоминание о Новом годе разом испортило настроение Бредовреду, который только было немного повеселел.

Что за сентиментальная чепуха! Перестань, — проворчал он. — Не действуй мне на нервы.

Мяуро опешил. Он совершенно не мог взять в толк, почему маэстро вдруг рассердился. В эту минуту в дверь постучали.


Колдун вытянул шею и даже привстал. Постучали снова — громко и четко. Мяуро застыл на месте с хрустальной палочкой в лапах и простодушно заметил:

— По-моему, стучат, маэстро.

— Цыц! Молчать! — шикнул на него Бредовред.

Ветер с силой ударил в ставни.

— Только не сейчас! — прохрипел колдун. — Клянусь всеми химическими зарядами и снарядами, так поступать непорядочно!

Постучали в третий раз и уже довольно нетерпеливо.

Колдун зажал уши руками.

— Оставьте меня в покое! Меня нет дома! Теперь вместо стука раздался настоящий грохот. Среди завываний вьюги послышался чей-то невнятный хриплый голос, и, кажется, довольно сердитый.

— Мяуро! Дорогой мой котик! — зашептал колдун. — Сделай милость, отопри дверьи скажи там, что я неожиданно уехал из дому. Скажи, что я поехал к тетке, к старухе Тирании Кровосос, встречать Новый год.

— Маэстро! — кот так и ахнул от удивления. — Да ведь это же чистейшая ложь. Вы действительно хотите, чтобы я такое сказал?

Колдун со стоном закатил глаза.

— Не могу же я сам это сказать!

— Хорошо, хорошо, маэстро. Для вас я готов на все.

Мяуро засеменил к двери, собрав все силенки, подтащил табурет, забрался на него и повернул огромный ключ. Замок щелкнул, тогда Мяуро повис на дверной ручке. Та опустилась, и порыв ветра резко распахнул дверь. По зале пронесся сквозняк, бумаги на столе взлетели вверх, а зеленые языки пламени в камине метнулись вниз.

Но за дверью никого не было.


Кот опасливо выглянул за дверь, вышел за порог, осмотрелся в темноте, потом вернулся в дом и отряхнул шерстку от снега.

— Никого нет, — сказал он. — Наверное, нам показалось. Ой, где же вы, маэстро?

Бредовред высунулся из-за высокой спинки кресла.

— Правда, никого?

— Можете не сомневаться, — уверил Мяуро.

Колдун выбежал в прихожую, с треском захлопнул дверь и запер ее на все замки. Потом вернулся в лабораторию, бросился в кресло и запричитал:

— Не могут подождать! Не терпится им довести меня до безумия!

— Кому не терпится? — удивился кот.

И тут в дверь снова застучали — теперь уже с бешеной силой.

Бредовреда прямо-таки перекосило от ужаса. Страх и ярость — вот что было написано на его лице. Вид был не из приятных.

— Ну нет, не выйдет! — сказал он. — Посмотрим еще, чья возьмет, посмотрим… — Он крадучись вышел в прихожую. Котишка угодливо затрусил следом.

На левой руке колдун носил перстень с большим рубином. Разумеется, это был волшебный рубин — он мог поглощать и накапливать огромное количество световой энергии. Когда рубин был хорошенько заряжен энергией, он превращался в страшное оружие.

Бредовред медленно поднял левую руку, прищурил глаза, прицелился — тонкий как нить алый лазерный луч с шипением метнулся в сторону входной двери и прожег в ее толстой средней доске крохотное дымящееся отверстие. Колдун выстрелил еще и еще раз, вскоре массивные деревянные доски превратилисьв настоящее решето. Световая энергия рубина была полностью исчерпана.

Ну вот и прекрасно, — сказал колдун и облегченно вздохнул. Теперь уж никто не помешает.

Он вернулся в лабораторию и снова сел за стол писать завещание.

— Маэстро! — в страхе пролепетал кот. — А вдруг вы ранили кого-нибудь там, за дверью?

— Значит, так ему и надо, — буркнул Бредовред. — Нечего шнырять возле моего дома. — Но ведь вы даже не знаете, кто это был! А что если это был кто-то из ваших друзей?

— У меня нет друзей.

— Ну тогда, кто-то, кому нужна помощь? Колдун злобно хохотнул.

— Не знаешь ты жизни, мой маленький. Запомни: лучше всех стреляет тот, кто стреляет первым.

И тут снова раздался стук.


Бредовред ничего не сказал, но скулы у него заходили ходуном.

— Окно! — воскликнул Мяуро. — Маэстро, по-моему, стучат в окно.

Он вспрыгнул на подоконник, приоткрыл створку окна и посмотрел наружу в щель между ставнями.

— Я кого-то вижу. Кажется, там какая-то птица. По-моему, это ворон или птица, похожая на ворона.

Колдун по-прежнему безмолвствовал. Он лишь выставил вперед ладони, как бы защищаясь.

— Может быть, с кем-то случилась беда, — предположил котишка и, не дожидаясь ответа, открыл ставни.

Вместе со снежным вихрем в лабораторию влетела птица. Она была такой ободранной, что походила на кривобокую картофелину, в которую воткнули несколько черных перьев. Птица опустилась на пол, с лету проехала еще немного на своих тоненьких ножках, наконец затормозила, и тогда взъерошила жалкие перышки и грозно разинула внушительных размеров клюв.


— Позор! Позор! Позор! — закаркала она, причем голосом внушительной силы. — А вы не торопитесь отворять дверь! Окочуришься, пока откроют! Да еще стрелять, ишь чего придумали! Вот, прошу полюбоваться на результат: единственное перышко в хвосте оставалосьи оно теперь пробито. Просто неприлично! Куда же это я попал?

И вдруг птица сообразила, что перед ней — кот, стоит и смотрит на нее горящими круглыми глазами. Ворон быстро спрятал голову под крыло, отчего весь он как будто сгорбился, и теперь уже вконец испуганно прокаркал:

— Караул! Враг всех пернатых! Ну все, приехали… Поздравляю! Ох, не кончится все это добром…

Мяуро, который за свою недолгую жизнь не поймал еще ни одной птички — не то что такой большущей и страшной птицы, — в первую минуту даже не понял, что «враг всех пернатых» это он самый и есть.

— Приветствую! — важно промяукал он. — Добро пожаловать, незнакомец.

Колдун меж тем по-прежнему хранил молчание, он удивленно и недоверчиво разглядывал странное пернатое существо.

А ворон понемногу освоился. Склонив голову набок, он поглядел на кота, затем на колдуна и наконец прокаркал:

— Господа, если вы не против, попрошу вас закрыть окно. Кроме меня, вряд ли сюда кто-то прилетит, а сквозняк вы устроили — ого-го! Просвистит в два счета. А у меня и так резьма-тизма или как там это называется… Свербит, в общем, в левом крыле.

Кот затворил окно, спрыгнул с подоконника и принялся крадучись ходить вокруг ворона большими кругами. Он хотел всего лишь удостовериться, что с птицей все в порядке, однако, ворон, кажется, истолковал пристальное внимание кота по-другому.

К Бредовреду тем временем вернулся дар речи, и он приказал:

— Мяуро, спроси этого падалыцика, откуда он взялся и что ему здесь нужно.

— Моему доброму маэстро угодно узнать твое имя, — заговорил кот, стараясь выражаться аристократично. — Изволь сообщить нам также, с какой целью ты пожаловал.

Описываемые Мяуро круги становились все уже.

Ворон крутил головой, не спуская с кота глаз.

— Передай привет твоему маэстре, — тут ворон изо всех сил подмигнул коту. — Мое почтенное имя — Якоб Карр. Я, так сказать, воздушный гонец мадам Тирании Кровосос, высокочтимой тетушки твоего маэстры. — Тут ворон подмигнул другим глазом. — И, к вашему сведению, я вовсе не падалыцик. Я старый, испытанный в жизненных передрягах ворон. Можно сказать, я ворон-горемыка. Ага. Вот именно. Горемыка.

— Надо же, ворон! — насмешливо сказал колдун. — А не представился бы, так мы и не догадались бы!

— Ха-ха, очень остроумно, — тихо, чтобы не услышал колдун, сердито каркнул Якоб.

— Горемыка? — участливо переспросил Мяуро. — Какое же у тебя горе? Говори без опаски, мой добрый маэстро тебе поможет.

— Мне не везет, мне во всем не везет, — мрачно ответил Якоб. — Вот хоть сейчас, например — на кого я нарвался? На кровожадного врага всех пернатых. И перья у меня все повыпали — это я однажды прямиком в ядовитое облако залетел. В последнее время их в небе все больше и больше, а почему — никто не знает. — Тут ворон опять подмигнул коту. — А своему доброму маэстре ты вот что передай. Если мой потрепанный наряд ему не нравится, так пускай не смотрит. Другого у меня все равно нет.

Мяуро обернулся к колдуну.

Вот видите, маэстро, беда-то с ним, выходит, все-таки случилась. Как я и говорил.

— Спроси-ка этого ворона, почему он тебе все время подмигивает, — сказал Бредовред.

Якоб Карр поспешил ответить:

— Я не нарочно, господин советник. Не обращайте внимания. Просто нервы пошаливают.

— Так, так. И отчего же мы такие нервные? — с расстановкой произнес Бредовред.

— Потому что не по нраву мне такие вот надутые господа! И выражаются этак напыщенно, и когти-то у них вон какие острые, и две фары на морде вместо нормальных глаз.

До Мяуро все-таки дошло, что его оскорбляют. Снести обиду он, конечно же, не мог. Он состроил как можно более суровую мину, распушил шерсть, прижал уши и профырчал:

— Маэстро, разрешите ощипать этого бесстыжего грубияна?

Колдун посадил кота к себе на колени и погладил.

— Потерпи немного, мой маленький герой. Успокойся. Он ведь сказал, что прилетел от моей высокочтимой тетушки. Послушаем, какие вести он нам принес. Сомневаюсь я, правда, что его словам можно верить. А ты как думаешь?

— Манеры у него, во всяком случае, отвратительные, — промурлыкал Мяуро.

Ворон яростно взмахнул крыльями и закаркал:

— Эх, поддать бы вам обоим под зад, да покрепче!

— Просто диву даешься, — сказал Бредовред, почесывая Мяуро за ухом, — просто диву даешься, какую вульгарную прислугу завела себя моя тетя. А ведь когда-то славилась взыскательностью…

— Что?! — рассвирепел ворон. — Ну, все! Это уж ни в какие ворота не лезет! Кто вульгарный? Я вульгарный?! По-вашему, это что — пустяки — лететь в буран и вьюгу, чтобы доложить, что моя хозяйка направляется сюда, в гости к вам? И прилетел-то аккурат к ужину, так нет же — ни крошки не предложат, маковой росинки не дадут, наоборот, того и гляди самого сейчас сожрут прямо с перьями. Попрошу еще раз повторить: кто здесь ведет себя вульгарно?

Бредовред встревожился:

— Что ты говоришь, ворон? Тетя Тирания идет сюда? Когда она прибудет?

Якоб Карр еще не остыл от гнева и скакал по полу.

— Сейчас! Прямо сейчас! Сию минуту! Вот-вот явится! С минуты и на минуту!

Бредовред поник в своем кресле и простонал:

— Ах ты, бородавка злокачественная… Не было печали…

Ворон поглядел на колдуна, склонив голову на бок, и довольно пробормотал:

— Ага, кажется, я принес дурную весть. Для меня это характерно.

— Вот уже полвека, как я не встречался: лицом к лицу с тетей Тирашей, — причитал Бредовред. — И что это ей от меня понадобилось? И как раз сегодня, когда ее визит совсем не кстати.

Ворон взмахнул крыльями.

— Она сказала, что должна встретить Новый год вместе со своим горячо любимым племянником. И еще она сказала, что у племянника есть какой-то особый рецепт. Для приготовления какого-то особого пунша или еще чего-то там. Ей позарез нужен этот самый рецепт.

Бредовред сбросил с колен кота и вскочил. — Она все знает! — закричал он. — Клянусь всеми язвами и нарывами, она решила воспользоваться тем, что я попал в затруднительное положение. Под личиной родственных чувств она хочет втереться в доверие и совершить хищение моей интеллектуальной собственности. Знаю я тетю, ох как хорошо знаю!

И тут Бредовред разразился очень замысловатой древневавилонской, а может, древнегреческой бранью. При первых же словах все стеклянные сосуды задребезжали и зазвенели, а по полу так и покатились во все стороны шаровые молнии.

Мяуро, который еще никогда не видал своего маэстро в таком гневе, струхнул и одним гигантским прыжком взлетел в безопасное место — на голову акульего чучела, — оно висело на стене среди других трофеев колдуна.

Да только там Мяуро струхнул еще больше — потому что ворон тоже взлетел на чучело акулы и оба они, от страха сами не заметив, как это вышло, вцепились друг в дружку. В следующее мгновение кот и ворон в ужасе шарахнулись друг от друга.


А Тайный советник по колдовским делам трясущимися руками перерывал гору бумаг на своем столе. Расшвыряв все листки, он проревел страшным голосом:

— Клянусь кислотными дождями, она не увидит ни одной запятой в моих бесценных вычислениях! Эта коварная гиена вообразила, что вот так задаром, за здорово живешь приберет к рукам результаты моих исследований. Ну нет, просчиталась тетушка. Ничего она не получит в наследство, ровным счетом ничего. Сию же минуту спрячу все бумаги с важнейшими формулами в тайник. Мой погреб надежно защищен от любого колдовства. Тетке туда ни за что не пробраться, да и вообще туда никто не залезет.

Бредовред припустил было к выходу, но вдруг остановился на полпути и стал оглядываться по сторонам, словно в поисках чего-то.

— Мяуро, пестицид {10} тебя побери, куда ты запропастился?

— Я здесь, маэстро, — промяукал кот, свесившись вниз с акульей головы.

— А ну слушай! Пока меня не будет, не спускать глаз с этой нахальной вороны, понял? И смотри мне, не спать! Следи, чтобы ворон не совал свой длинный клюв в дела, которые его не касаются. А лучше всего… Вот что, отведи-ка его в свою каморку, запри там и сторожи у дверей. И ни в коем случае не слушай, что бы он ни говорил, ни в какие разговоры не вступай. Вообще, смотри, чтобы он не втерся тебе в доверие. Ты отвечаешь мне за ворона.

Бредовред бросился в коридор, ядовито-зеленый балахон развевался за его спиной.


Кот и ворон остались вдвоем. Они сидели друг против друга, Мяуро смотрел на Якоба, Якоб — на Мяуро. Через некоторое время ворон спросил:

— Ну что?

Что — ну что? — фыркнул кот. Ворон снова начал подмигивать.

— Так ты, что ли, ничего не кумекаешь, а, коллега?

Мяуро был сбит с толку, но он ни за что в этом не признался бы и потому сказал:

— Придержи-ка свой длинный клюв. Маэстро запретил мне болтать с тобой.

— Но он же ушел, — каркнул Якоб. — Мы, коллега, можем теперь наконец поговорить откровенно.

— Втереться в доверие задумал? Не выйдет! — сурово отрезал Мяуро. — И не надейся. Ты дерзок. Кроме того, у тебя нет стиля. Ты мне несимпатичен.

— Я никому не симпатичен. Чего уж там, я к этому давно привык. Но все-таки мы должны помогать друг другу. Ты — мне, я — тебе. Ведь такое у нас с тобой задание.

— Все, больше ни слова! — Котишка заурчал и постарался принять как можно более грозный вид. — Живо, идем в мою каморку. Прыгай вниз. И не вздумай предпринять попытку к бегству. Марш!

Якоб Карр лишь покачал головой и спросил:

— Ты и правда дурак или только притворяешься?

Мяуро не знал, как быть и что сказать в ответ. С той минуты, как они с Якобом остались наедине, ворон вдруг стал казаться ему очень-очень большой птицей, а уж клюв — теперь-Мяуро разглядел, какой острый и страшный у ворона клюв. Кот выгнул спину, усы у него встопорщились. У горемыки Якоба сердце отчаянно застучало от страха, он понял, что дело его плохо. Он послушно слетел на пол с акульей головы. Котишка, не ожидавший такого эффекта от своих слов, тоже спрыгнул вниз.

— Ты не тронь, не тронь меня — и тебя не трону я, — сказал Якоб и нахохлился. Мяуро почувствовал себя хозяином положения.

— Марш вперед, чужак! — скомандовал он.

— Ох, пропала моя головушка, — печально прокаркал ворон. — Лучше бы сидеть мне в родимом гнезде с моей Кларой…

— Кто такая Клара?

— Ах, всего лишь моя бедная жена, — ответил Якоб и зашагал вперед, неуверенно переступая тонкими ножками. Кот пошел следом.

Они вошли в длинный темный коридор, где на стеллажах стояли стеклянные банки. И тут Мяуро, который успел кое о чем поразмыслить, спросил:

— А с какой стати ты называешь меня коллегой?

— Ох ты пресвятая веревка повешенного! Да потому что мы и есть коллеги. Или во всяком случае, раньше были коллегами.

— Кот и птица не могут быть коллегами ни при каких условиях, — надменно возразил Мяуро. — Смотри, не возомни о себе слишком много, ворон. Кошки и птицы — враги по своей природе.

— Правильно, — согласился Якоб. — Я хочу сказать, правильно, что по природе враги. По природе, когда все в порядке в этой самой природе. А если не все в порядке в природе, то враги по природе, бывает, становятся коллегами.

— Стой! Я ничего не понимаю. Вырази свою мысль яснее.

Якоб остановился и обернулся к коту.

— Ведь ты тоже выполняешь секретное задание. Ты следишь за своим маэстрой. Так или нет?

— Что? Как? — Мяуро вконец растерялся. — А ты что, тоже тайный агент? Но зачем же Высокий Совет зверей прислал сюда еще одного агента?

— Совет не сюда меня направил, — объяснил Якоб. — Вернее, сюда — не меня. Ох, от твоей тупости у меня просто ум за разум зашел! Ну, слушай. Я лазутчик в доме мадам ведьмы, такой же, как ты в доме твоего мосье колдуна. Дошло, наконец?

От изумления Мяуро так и сел.

— Ты правду говоришь?

— Это такая же правда, как то, что я птица несчастья, — со вздохом подтвердил Якоб. — Ты не будешь возражать, если я сейчас немного почищу перышки? А то — все зудит, прямо сил нету.

— О, конечно, пожалуйста! — Мяуро милостиво махнул лапой. — Мы ведь коллеги. — Он изящно уложил хвост вокруг передних лап и принялся наблюдать, как Якоб с наслаждением скребет и чешет когтями голову.


Кот вдруг почувствовал удивительную симпатию к этому старому ворону.

— Почему же ты сразу как-нибудь не намекнул, кто ты такой? — спросил он.

— А я намекал, — ответил Якоб. — Я же все время тебе подмигивал.

— Ах вот оно что! — воскликнул Мяуро. — Но ты мог бы и просто сказать. Что тут такого?

Теперь настала очередь Якоба удивляться.

— Сказать? Просто сказать? Чтобы твой хозяин услышал? Ну, котик, ты и впрямь светлая голова!

— Маэстро и так все знает.

Что?! — Ворон даже подскочил. — Он докопался до правды?

— Нет. Эту великую тайну открыл ему я. Ворон разинул клюв.

— Ох, нет… Не может такого быть, — прохрипел он наконец. — Сбил ты меня, влет сбил… Повтори, что ты сказал!

— Я не мог поступить иначе, — с важным видом начал объяснять Мяуро. — Было бы не по-рыцарски обманывать маэстро и дальше. Я долгое время за ним наблюдал и в конце концов пришел к выводу, что маэстро — благороднейшая личность, истинный гений, а значит, он достоин нашего доверия. Нельзя не признать, что сегодня он ведет себя довольно странно — что правда, то правда. Но со мной он всегда обращался как с принцем. А это говорит о том, что он добрый человек и благодетель животных.

Якоб в изумлении уставился на Мяуро.

— Нет, просто ушам своим не верю! Не может быть кот таким простофилей — разве что два или три кота суммарно. Но чтобы у одного-единственного кота было столько глупости… Да ведь ты, мой птенчик, все изгадил. Теперь всему крышка, план зверей, считай провалился, да еще с каким треском. Я давно это предчувствовал, с самого начала предчувствовал — быть беде!

— Но ты же совсем не знаешь моего маэстро, — обиделся кот. — Обычно он совсем не такой, как сегодня.

— Может, с тобой он и добренький. Да он же подмазал тебя! Ну, точно — жирком подмазал. Вон какой ты жирный!

— Как ты смеешь думать обо мне так плохо! — разъярившись не на шутку, прошипел кот. — Да что ты вообще смыслишь! Что ты знаешь о маэстро!

— А у тебя гляделки-то есть? Или нету? — закаркал Якоб. — Ты хоть вокруг поглядел бы! Что это там такое, а? Скажи, скажи, что это? — Ворон взмахнул крылом, показывая на полки с длинными рядами стеклянных банок.

— Как — что? Это лазарет, — ответил Мяуро. — Так мне сам маэстро сказал. Он старается помочь несчастным гномам и эльфам. Ах, да что ты в этих вещах понимаешь!

— Что я понимаю? — Якоб Карр все больше выходил из себя. — Сказать тебе, что это такое? Тюряга! Камера пыток! Вот что это такое. Твой добрый маэстро на самом деле страшный злодей, такой злодей, каких на свете мало сыщется. Вот так-то, эх ты, олух… Ха-ха! Гений, благодетель! Ох, горе-горькое… Знаешь, что твой маэстро умеет делать? Атмосферу отравлять — вот что он умеет! Загрязнять воду в реках, напускать болезни на людей и животных, губить леса и поля. В этих делах твой маэстро непревзойденный искусник, а больше он ничего не умеет.

Мяуро чуть не задохнулся от возмущения.

— Ты… Ты… Возьми свои слова обратно! Немедленно! Клеветник! Не то… Не то я… — шерсть у кота встала дыбом, он сделался чуть не вдвое больше обычного. — Я не потерплю, чтобы ты тут оскорблял великого человека! Извинись, не то я научу тебя вежливости, ты, висельник!

Но Якоба уже понесло, он не мог остановиться:

— А ну, подойди, подойди! Только тронь! Ты раскормленный маменькин сынок, слюнтяй, зажравшийся лоботряс! Да ты же ни на что не годен — только и можешь клубочками играть да дрыхнуть на диване! Ты, лизоблюд, а ну катись давай, не то я живо тебеперо вставлю да и пущу лететь прямиком домой, к твоей семейке, к твоим смазливым кискам с бантами на шее!

В глазах у Мяуро вспыхнули яркие огоньки. Я отпрыск древнего неаполитанского рода! Мои предки-рыцари жили еще во времена царя Котиллы! Я не потерплю, чтобы кто-то оскорблял моих родичей! И кто же?! Какой-то беглый каторжник, какое-то воронье отродье!

— Ха! Ха! Видать, предки-то умны были, да со временем порастрясли мозги, профукали на всякую ерунду, тебе ничегошеньки не осталось.

Мяуро выпустил когти.

— Да знаешь ли ты вообще, с кем разговариваешь, ты, метелка из перьев! Знай же: ты видишь перед собой великого артиста. Я знаменитый лирический тенор, я покорял самые непреклонные сердца своим пением. Пока не потерял голос…

Старый ворон издевательски расхохотался.

— Как же, как же, поверил! Жди! Это ты-то холерический {11} певец? С твоей-то жирной тушей и с заплывшими жиром мозгами? Смотри, не лопни! Ишь как надулся важно, ни дать ни взять ершик для бутылок!

— Невежда, профан, — с величайшим презрением прошипел кот. — Ты даже не знаешь, что такое лирический певец. А выражениясвои ты, жалкий бродяга, почерпнул, не иначе, в сточной канаве.

— Вот уж на это мне наплевать. Как привык, так и выражаюсь. Не твоего это кошачьего ума дело, нечего мне клюв затыкать. У меня-то есть клюв, да какой острый, а у тебя — блохи одни, ты, блошивый кошачий принц…


И вдруг, сами не поняв, как это случилось и кто первым начал, кот и ворон сцепились и мигом сделались одним клубком из перьев и шерсти, который покатился по полу. Дрались они так, что только клочья летели. Кот царапался и кусался, ворон клевал и щипал его клювом. Но поскольку силы у них были приблизительно равные, одержать победу не мог ни один, ни другой. То ворон пускался наутек, а кот мчался вдогонку, то, наоборот, кот удирал, а ворон гнался следом. И сами не заметили, как они снова очутились в лаборатории. Тут Якоб ухватил Мяуро за хвост и больно его прищемил, но и кот отчаянно драл ворона когтями, и наконец взял его в такой клинч {12}, что у Якоба дух сперло.

— Сдавайся! — проурчал кот. — Не то убью!

— Нет, ты сдавайся, — просипел Якоб. — Не то оторву тебе хвост.

И тут оба они разом выпустили друг друга и едва дыша плюхнулись на пол. Котишка со слезами на глазах попытался распрямить свой хвост — тот согнулся крючком и выглядел теперь совсем не стильно. Ворон печально взирал на перья, которые валялись вокруг на полу, и думал, как худо ему придется без них.

Но, как часто бывает, после отчаянной драки противники почувствовали дружелюбие и готовность пойти на мировую. Якоб подумал, что не стоило так уж сильно грубить маленькому толстячку-коту. А Мяуро подумал, что был, пожалуй, несправедлив к бедному ворону-горемыке.

— Извини меня, пожалуйста, — промяукал он.

— И ты прости, — прокаркал Якоб. Спустя несколько минут Мяуро заговорил дрожащим голосом:

— Знаешь, у меня просто в голове не укладывается то, что ты сказал про маэстро. Неужели он мог так хорошо обращаться с великим артистом из кошачьего племени и в то же время быть таким подлым негодяем? Ведь так не бывает.

— Бывает, к несчастью. — Якоб грустно кивнул. — Бывает, бывает. Он, видишь ли, вовсе не обращался с тобой хорошо. Он только приручал тебя. Он тебя одурачил. Моя начальница, мадам Тирания, тоже пробовала меня приручить. Но я не поддался. Я только притворился, будто стал ручным. И она ничего не заметила. Выходит, это я ее одурачил, — ворон ехидно засмеялся. — И благодаря этому я многое разведал о мадаме, а заодно и о твоем распрекрасном маэстре. Кстати, где это он так долго пропадает?

Кот и ворон прислушались, но в доме было тихо. Лишь завывала вьюга, да ветер свистел за окнами.


Чтобы попасть в свои подвалы, надежно защищенные от любого колдовства, Вельзевул Бредовред должен был пройти через самый настоящий лабиринт подземных ходов. Каждый ход был с помощью магии заперт на множество замков, каждая дверь отпиралась и запиралась путем длительных и сложных манипуляций. На все это требовалось огромное время.

Якоб придвинулся поближе к Мяуро и зашептал с заговорщицким видом:

— Вот что, послушай-ка меня, котик. Моя мадама — она не только тетка твоего маэстры. Она платит ему деньги. Он продает ей все, чего она ни попросит, и мадама проворачивает колоссальные сделки со всей этой отравой, которую варит для нее твой маэстро. Мадама, она — бизнес-ведьма, понимаешь?

— Нет. Что еще за бизнес-ведьма? — удивился Мяуро.

— Я и сам точно не знаю, — признался Якоб. — Но она творит колдовские дела при помощи денег. Как-то она так устраивает, что деньги у нее сами собой множатся. В общем, оба они страшные, каждый по-своему. А уж если бизнес-ведьма и хим-колдун объединятся — тут кричи караул. Тут уж мрак настанет во всей Вселенной.

Мяуро вдруг почувствовал, что ужасно устал. Всего происшедшего оказалось для него слишком много, ему захотелось поскорее очутиться в уютной бархатной постельке.

— Раз ты все так хорошо знаешь, то почему же ты не пошел в наш Высокий Совет и не рассказал там про все это? Давным-давно мог бы это сделать, — промяукал он довольно плаксиво.

— Я рассчитывал на тебя, — хмуро ответил Якоб. — Дело в том, что… Понимаешь, до сих пор у меня нет никаких доказательств, что эта парочка заодно. У людей — уж можешь мне поверить — деньги решают все. Особенно у таких людей, как твой маэстра и моя мадама. Ради денег они на все пойдут, а если есть деньги, значит, можно сотворить все, что угодно. Деньги — это их колдовское средство, вот что такое для них деньги. И поэтому мы, звери, до сих пор ничего не выведали. Ведь у нас-то ничего похожего на деньги просто не существует. Мне было известно, что в доме Вельзевула Бредовреда обитает один из наших агентов. Но я не знал, кто этот агент. Ну, подумал я, вместе с коллегой мы непременно раздобудем доказательства. Тем более сегодня вечером.

— А что будет сегодня вечером? — спросил кот.

И вдруг ворон закаркал — громкое и зловещее хриплое карканье раскатилось по всем закоулкам виллы. У котишки поджилки затряслись.

— Извиняюсь! — Якоб снова заговорил обычным голосом. — С нами, воронами, такое случается. Когда где-нибудь заваривается каша. Мы, понимаешь ли, заранее чувствуем всякие скверные вещи. Я еще не знаю, что затевает эта парочка, но готов поспорить на мои последние перышки, что затевают они жуткое людство.

— Жуткое — что?

— Ну, свинство ведь не скажешь. Свиньи — кому они что плохое сделали? Так вот. Теперь ты понимаешь, почему я примчался сюда темной ночью в буран и вьюгу. Моя мадама не знает, что я здесь. Я, понимаешь, рассчитывал на тебя. Но ты, оказывается, выболтал тайну своему маэстре. Значит, всему крышка. Ох, в самом деле, лучше бы сидел я дома в теплом гнездышке с моей Амалией…

— Кажется, ты говорил, что твою жену зовут Кларой?

— Это другая, — недовольно каркнул Якоб. — И вообще, дело не в том, как зовут мою жену. Дело в том, что ты провалил дело.

Мяуро сконфуженно уставился на Якоба.

— Мне кажется, ты все видишь в черном свете. Ты пессимист.

— Правильно! — бесстрастно подтвердил Якоб. — И поэтому я почти всегда оказываюсь прав. Хочешь, поспорим, что я и в этот раз буду прав?

Котишка состроил упрямую физиономию.

— Идет. На что спорим?

— Если окажется, что ты прав, я проглочу ржавый гвоздь. Моя правда — значит, ты его съешь. Согласен?

Мяуро, с трудом сохраняя невозмутимый вид, согласился, однако голос его при этом предательски дрогнул:

— Отлично. Договорились.


Якоб Карр кивнул. Затем он стал внимательно осматривать лабораторию. Мяуро семенил следом.

— Ты что же, ищешь ржавый гвоздь? — Ехидно поинтересовался он.

— Нет. Ищу, где бы нам получше спрятаться.

— Зачем нам прятаться?

— Затем! Надо подслушать, о чем будут говорить мадама и мосье.

Котишка остановился и возмущенно воскликнул:

— Нет! Такими вещами я не занимаюсь! Это — не мой стиль.

— Чего-чего?

— Я хочу сказать, подслушивать — это не по-рыцарски. Я на такое не пойду. Я не подонок!

— А я подонок, — спокойно сказал ворон.

— Да ведь нельзя подслушивать! Это некрасиво, — попытался объяснить Мяуро.

— Тогда что ты предлагаешь?

— Я? — Мяуро на минуту задумался. — Я просто спросил бы маэстро. Напрямик. Честно и откровенно.

Ворон насмешливо поглядел на кота и каркнул:

— Караул — эк загнул! Честно и откровенно! Я тебе честно и откровенно скажу: честно и откровенно с ними говорить — это просто дурость.

Кот и ворон добрались до темного закоулка лаборатории, где стоял большой железный бак с поднятой крышкой. На баке была надпись: «Спецмусор».

Кот и ворон уставились на эту надпись. Ты умеешь читать? — спросил Якоб.

— А ты, что ли, не умеешь? — презрительно фыркнул Мяуро.

— Я никогда не учился читать, — сказал ворон. — Что тут написано?

Мяуро не отказал себе в удовольствии покрасоваться перед вороном:

— Здесь написано следующее: «Пищевые отходы». Или… Ах, нет, тут написано: «Горючее». Хотя, как же так? Ведь первая буква, кажется, «я»…

В эту минуту в шуме ветра за стенами виллы вдруг послышался какой-то новый звук, больше всего он был похож на отдаленный вой сирены. Звук быстро приближался.

— Мадама! — ахнул Якоб. — Она всегда прилетает с адским шумом. Она думает, много шуму подобает ее высокому положению. Скорей прыгай в бак. Ну, живо!

Якоб взлетел на край бака. Мяуро не решался прыгнуть за ним.

И тут где-то в камине раздался голос:

— Тра-ля! Тра-ля!

А вот и я!

Кто это — «я»? —

Гостья твоя!

И мощный порыв ветра ворвался через дымовую трубу камина. Зеленые языки пламени прибило книзу, в залу лаборатории поползли густые клубы дыма.

— Ух! Это мадама! Скорей, котик, прыгай скорей! Чего ты ждешь?

Голос в камине раздавался все громче. Похоже было, что кто-то вопит, приставив к губам длинную трубу:

— Торговля! Сделки!

Злой силы проделки!

Деньги вперед —

Даешь доход!

И вдруг в камине послышалось кряхтенье, а потом голос пробормотал:

— Минуточку… По-моему, я… По-моему, я застряла. А? Что? Ну-ка! Ага, все в порядке, пролезла.

Ворон подскочил на краю бака и закаркал: — Да скорей же, прыгай! Ну, живо, прыгай!

Котишка вспрыгнул на верх бака. Ворон подтолкнул его клювом к отверстию, потом и сам слетел в бак. В последнюю секунду они вместе захлопнули тяжелую крышку.

Пронзительный голос в камине теперь был совсем близко:

— Продадим весь белый свет

За большой мешок монет.

Все-все продадим,

Всех-всех разорим!

А как сбудем наш товар,

То получим мы навар,

Да еще проценты…

И тут из дымохода в камин посыпался настоящий дождь золотых монет. Деньги падали со звоном, котел, в котором варился эликсир номер 92, опрокинулся, варево зашипело на раскаленных углях. (Так что «Супербальзам бодрости» не скоро поступит в продажу). А прямо посреди языков пламени приземлилась Тирания Кровосос. Она пропищала тонким голоском:

— Где аплодисменты?



Как мы обычно представляем себе ведьму? Тощая и морщинистая древняя старуха с большущим горбом, с бородавками и щетиной на подбородке, с одним-единственным длинным клыком в беззубом рту. Но в наши дни ведьмы, как правило, выглядят совсем по-другому. Во всяком случае, Тирания Кровососс виду была полной противоположностью традиционной ведьмы. Она была маленького роста, особенно по сравнению с ее долговязым племянником Бредовредом, но зато отличалась невиданной толщиной. Что в высоту, что в ширину ведьма была одинакова.

Наряд ее состоял из шикарного платья цвета серы с черными поперечными полосами разной ширины, и потому ведьма походила на гигантскую осу. (Цвет серы вообще был ее любимый цвет.)

С головы до пят Тирания Кровосос была увешана украшениями, и все зубы у нее были золотые с блестящими бриллиантовыми пломбами. На каждом пальце, толстом как сосиска, сверкали кольца и перстни. А длиннющие ногти Тирании были выкрашены золотым лаком. На голове у ведьмы была огромная, величиной с автомобильное колесо, шляпа, а по краям полей были подвешены золотые монеты, которые звенели при каждом движении.

Тирания вылезла из камина и важно расправила плечи. В эту минуту она больше всего была похожа на торшер, причем такой, который стоит очень-очень дорого.

В отличие от ведьм прошлого Тирания не боялась огня, он не причинял ей ни малейшего вреда. Она сердито сбила ладонью язычки пламени, которые прыгали по ее нарядному платью.

Бульдожья физиономия бизнес-ведьмы с толстыми складками возле носа и обвислыми щеками была так ярко размалевана, что, глядя на нее, всякий невольно вспоминал витрины парфюмерных магазинов. Вместо дамской сумочки в руке у Тирании был небольшой несгораемый сейфик с секретным замком.

— Привет, привет, привет! — пропищала ведьма, причем постаралась пищать самым сладким голоском. А сама тем временем быстро огляделась вокруг. — Здесь что, никого нет? Э-эй! Малыш! Где ты, маленький мой?

Ответа не последовало.

Бизнес-ведьма терпеть не могла, чтобы пренебрегали ее особой. И обожала эффектно появляться, когда ее не ждали. То, что Бредовреда почему-то вдруг не оказалось в лаборатории, привело ведьму в ярость. Но не теряя времени даром, она принялась шарить в бумагах на письменном столе племянника. Долго шарить ей не пришлось — послышались шаги. Это Вельзевул вернулся наконец из подземелья. Ведьма поспешила навстречу племяннику с распростертыми объятиями.

— Вельзевульчик! — засюсюкала она. — Мой дорогой племянничек! Ну-ка, дай на тебя посмотреть. Да ты ли это? Может, это не ты?

— Я тетя, я, — колдун скривился, силясь изобразить радостную улыбку. Тирания попыталась его обнять, но ничего не получилось — такая она была толстая.

— Конечно, это ты, мой дорогостоящий племянничек, — проверещала она. — Я сразу поняла, что это ты. Да и кем еще ты можешь быть, как не самим собой? Верно я говорю?

Ведьма захихикала и затряслась от смеха, так что зазвенели золотые монеты на ее шляпе.

Бредовред уклонился от теткиных объятий и буркнул:

— Я тоже сразу понял, что это ты, тетя. Тирания привстала на цыпочки и ущипнула племянника за щеку.

— Надеюсь, ты удивлен приятно. Или, может быть, ты ожидал визита какой-нибудь хорошенькой маленькой ведьмочки?

— Ну что ты, тетя Тираша, — хмуро возразил Бредовред. Ты же меня знаешь. Да и времени нет на такую ерунду. Работы много.

— Как же мне тебя не знать, мое золотко, — хитро улыбаясь, ответила Тирания. — Я знаю тебя лучше, чем кто-либо другой. Верно я говорю? Я как-никак тебя вырастила, и образование ты получил на мои денежки. И, как я вижу, живешь ты нынче неплохо. А все за мой счет.

Похоже, Бредовреду не слишком нравилось, когда ему напоминали о таких вещах. Он помрачнел еще больше и заметил:

— И тебе за мой счет тоже неплохо живется, тетушка. Достаточно только посмотреть на тебя, чтобы это понять.

Тирания выпустила племянника из объятий, отошла на шаг и угрожающим тоном спросила:

— Что ты хочешь сказать?

— О, ничего, ничего, — увильнул Бредовред. — Только то, что за последние полвека, с тех самых пор, как мы виделись в последний раз, ты ничуть не изменилась.

— А вот ты ужасно изменился и постарел. Бедный мальчуган!

— Ах, вот как! Что ж, должен сказать тебе, тетя, что ты ужасно растолстела. Бедная старушка!

Секунду-другую они злобно смотрели друг на друга, потом Бредовред сказал примирительно:

— Как бы там ни было, хорошо, что мы оба остались в точности такими же, как прежде.

— Верно на все сто процентов, — кивнула Тирания. — И взаимопонимание у нас с тобой стопроцентное, как в старые времена.


Кот и ворон сидели в мусорном баке. Им было так тесно, что каждый слышал, как у другого бьется сердце. Они едва осмеливались вздохнуть. Колдун и ведьма еще некоторое время вели разговор в привычном для них дурашливом тоне. Было совершенно ясно, что и он, и она подстерегают друг друга и относятся друг к другу с недоверием. Но в конце концов, запас пустых слов и фраз у них иссяк.

Они уселись друг против друга и принялись наблюдать один за другим, как игроки перед началом партии в покер. В воздухе повисло ледяное молчание. Там, где сталкивались в воздухе взгляды колдуна и ведьмы, образовалась толстенная ледяная сосулька, спустя минуту она упала на пол и разбилась со звоном.

По лицу Бредовреда ничего нельзя было понять.

— Я так и думал, что ты пришла не просто ради того, чтобы выпить со мной новогоднего пунша.

Ведьма резко выпрямилась.

— С какой стати тебе вдруг явилась такая мысль? Как это ты до такого додумался?

— Да потому что сперва прилетел твой ворон — как его? Якоб Карр, что ли?

— Он был здесь?

— Да. Ты же сама его прислала.

— Я его не присылала, — сердито возразила Тирания. — Я хотела преподнести тебе сюрприз, нагрянуть неожиданно.

Бредовред улыбнулся — не сказать, чтобы улыбка была радостная.

— Не стоит относиться к пустякам так серьезно, дорогая тетя Тираша. Зато узнав, что ты придешь, я смог должным образом приготовиться к твоему визиту.

— Этот ворон слишком много себе позволяет! Распустился!

Знаешь, мне тоже так кажется. Невероятно дерзок и нахален. Ведьма кивнула.

— Он живет у меня уже около года, и с самого начала выяснилось, что характер у него настырный.

Колдун и ведьма немного помолчали, не спуская глаз друг с друга. Затем Бредовред спросил:

— Что же он знает о тебе и о твоих занятиях?

— Ровным счетом ничего, — ответила Тирания. — Он же простой пролетарий, что с него возьмешь?

Ты уверена?

— На все сто процентов!

Тут Якоб беззвучно захихикал и прошептал на ухо котишке:

— Вот как можно просчитаться!

Бредовред продолжал расспрашивать тетку:

— Почему ты вообще держишь у себя эту нахальную ощипанную ворону?

— Потому что я очень много о нем знаю.

— И что же ты знаешь?

Засверкали бриллиантовые пломбы в золотых зубах ведьмы — она улыбнулась.

— Все!

— Что значит «все»?

— А то, что на самом деле этот ворон-шпион. Его подослал в мой дом Высокий Совет зверей. Ему поручено шпионить за мной. Этот кладбищенский горемыка воображает себя великим умником. И он действительно до сего дня уверен, что я ничего не заметила!

Якоб чуть не щелкнул клювом с досады. Мяуро толкнул его в бок и прошептал:

— Вот как можно просчитаться, коллега!

Колдун в это время сказал, наморщив лоб и задумчиво покачивая головой:

— Смотри-ка! Ведь и у меня в доме с некоторых пор завелся шпион. Совершенно безмозглый кот, который вообразил себя певцом. Он легковерен, прожорлив и тщеславен, иначе говоря, характер у него прекрасный. По крайней мере, с моей точки зрения. Обезвредить такого шпиона было проще простого. Я его раскормил, напичкал до отвала едой и кое-какими одуряющими средствами. Так что он только и знает дрыхнуть с утра до вечера и с вечера до утра. Всем доволен и радуется жизни, маленький идиот. А меня чуть ли не обожествляет.

— Кот ни о чем не догадывается?

— Он сама доверчивость. Знаешь, тетя, какую штуку он сегодня выкинул? Признался мне во всем — и кто его сюда подослал, и с какой целью. Мало того — он еще и прощенья у меня просил. За то, что так долго меня обманывал. Представляешь, а? Каков простак!

Напряжение между ведьмой и колдуном разрядилось — оба громко расхохотались. Смеялись они на два голоса, но благозвучным этот смех трудно было назвать.

Мяуро не удержался и тихонько всхлипнул. Якоб, который хотел отпустить какую-то ехидную реплику, понял, как обидно котишке, и тактично промолчал.


— И все-таки необходимо соблюдать величайшую осторожность, мой мальчик, — сказала Тирания, внезапно снова став серьезной. — В твоем и моем доме завелись шпионы. Это говорит о том, что мы на подозрении у Высокого Совета зверей. Интересно только, кто в этом виноват, а, маленький мой?

Бредовред дерзко посмотрел прямо в глаза тетке и сказал:

Ты меня спрашиваешь? Мне кажется, как раз ты, тетя, вела себя довольно легкомысленно. Откуда нам знать, что там у твоего ворона на уме? Надеюсь, этот пернатый хлыщ не испортит моего безмозглого кота, не внушит ему каких-нибудь вредных — для нас — идей.

Тирания оглянулась вокруг.

— Надо хорошенько допросить обоих, — предложила она. — Куда они запропастились?

— Они в кошачьей каморке, — сказал колдун. — Я велел Мяуро — коту — запереть там ворона и сторожить.

— Он выполнил приказ?

— Чтоб мне лопнуть, если не выполнил!

— Ладно. Пусть пока там и сидят, — решила ведьма. — Мы всегда успеем хорошенькоих потрясти. Сейчас есть более спешные дела, и я хочу обсудить их с тобой.

К Бредовреду мгновенно вернулась прежняя подозрительность.

— Что же это за дела, тетя?

— Ты даже не поинтересовался, зачем я, собственно говоря, прибыла к тебе.

— Как же, как же, очень интересно.

Ведьма откинулась на спинку кресла и некоторое время пристально и строго смотрела на племянника. Бредовред понял, что сейчас ему придется выслушать одно из так называемых «наставлений с двойным дном». Он их ненавидел, потому что, читая ему нотации, тетка всегда преследовала какие-то тайные цели. Бредовред нервно побарабанил пальцами по подлокотнику кресла, поглядел в потолок, начал насвистывать.

— Итак, слушай меня внимательно, Вельзевул, — заговорила ведьма. — Ты, в сущности, обязан мне всем, что у тебя есть. Ты хоть понимаешь это по-настоящему? Твои дорогие родители — моя прекрасная сестра Лилит {13} и ее муж Асмодей {14} из-за злосчастной ошибки трагически погибли при кораблекрушении, которое сами же устроили. И я взяла тебя к себе. Я вырастила тебя, Вельзевул. У тебя было все. Когда ты был еще в нежном младенческом возрасте, я лично, вот этими руками, преподала тебе первые уроки прибыльного истязания животных. Пришло время, и я отправила тебя учиться в Чертовы школы, в гимназии Содома и Гоморры {15}, в колледж Аримана {16}. Но характер у тебя всегда был трудный, золотко. Когда ты был юным студентом Магико-технического университета в Бесовбурге, мне постоянно приходилось покрывать твои проделки и вытягивать тебя из двоек. Что поделаешь, ведь из нашего рода на свете только мы с тобой остались. Все это обошлось мне в кругленькую сумму, ты знаешь. Хорошие оценки на экзаменах по аналитической демонографии ты получил только благодаря мне, потому что я пустила в ход связи — я ведь президентша Международного акционерного общества злыдней. Я позаботилась о том, чтобы тебя приняли в Академию Черной магии. Я открыла тебе путь в Низшие сферы, и там ты лично познакомился с твоим покровителем и благодетелем, с тем, чье имя ты носишь. Короче, ты — мой должник, а значит, не откажешь мне в пустяковой просьбе. Выполнить ее тебе ничего не будет стоить, абсолютно ничего, ни гроша.

На лице Вельзевула промелькнуло хитроватое выражение. Если тетка начинала издалека, дело всегда кончалось тем, что она пыталась так или иначе одурачить племянника.

— Что же, это ничего не стоит? Очень хотелось бы узнать, — не спеша спросил он.

— Ах, такая чепуха, даже слова тратить жалко. Среди вещей, которые достались тебе в наследство от твоего деда Велиала {17} Бредовреда, была, если память мне не изменяет, одна древняя грамота, пергаментный свиток длиной метра два с половиной.

Бредовред неуверенно кивнул.

— Где-то в кладовой лежит, должно быть. Надо поискать. Я его убрал подальше, потому что он ни на что не годен. Когда-то этот свиток был, видимо, гораздо длиннее, но добрый дедуля Велиал однажды разорвал свиток пополам. В приступе ярости, которыми он так славился. Так что в наследство мне он оставил только половину свитка, уж такой злыдень был дедуля. А где другая половина — никому не известно. Кажется, на этом пергаменте был написан какой-то рецепт. Увы, от половины рецепта нет проку. И тебе, тетушка, половина рецепта тоже ни к чему.

— Ага! — Тирания засияла улыбкой, золотые зубы заблестели, словно желтые леденцы. — Раз уж ты, как я поняла, и в будущем рассчитываешь на мою финансовую поддержку, то не согласишься ли сделать мне подарок? Отдай мне этот ни на что не годный кусок пергамента.

Острый интерес тетки к старинной грамоте заставил колдуна насторожиться.

— Подарок? — Он точно выплюнул это слово, как что-то противное. — Я никогда неделаю подарков. Разве мне кто-нибудь что-то дарит?

Тирания вздохнула.

— Да… В общем я и рассчитывала на такой ответ… Погоди, погоди… — Она принялась ковыряться длинными золочеными ногтями в секретном замке своего сейфа-ридикюля. И при этом деловито пробормотала заклинание:

Маммона {18}, всесильный князь мира сего!

Господство твое не имеет предела.

Ты денежки делаешь запросто из ничего,

А денежки — сила, они ведь решают все дело…


— Вот! — сказала затем Тирания. — Может быть, это тебя заставит поверить, что я забочусь лишь о твоей выгоде — как всегда. Тысяча, две тысячи… три, четыре… Сколько ты хочешь? — Она выудила из ридикюля несколько толстых пачек бумажных денег.

Бредовред оскалил зубы, точно череп скелета. Старая его тетушка допустила серьезный, очень серьезный промах. Колдун, конечно же, знал, что бизнес-ведьма может наколдовать столько денег, сколько пожелает — такая у нее была специализация в области черной магии. У самого Бредовреда подобных талантов не было, ведь он работал в другой отрасли. Но колдун знал и то, что тетка его — воплощенная скупость и никогда гроша не отдаст просто так, ради какой-то ерунды. Если она предлагает такие суммы, значит половина древнего свитка имеет для нее огромное значение.

— Драгоценная тетушка, — заговорил он, сохраняя невозмутимый вид. — Я не могу избавиться от чувства, что ты от меня что-то утаиваешь. Это нехорошо с твоей стороны, тетя Тираша.

— Сейчас же замолчи! — строго оборвала его ведьма. — Так дела не делаются. — Она встала, подошла к камину и, притворившись обиженной, сделала вид, будто глядит на огонь.

— Эге, котик! — зашептал в эту минуту ворон своему товарищу по несчастью. — Слушай внимательно, да не клюй носом!

Мяуро вздрогнул.

— Извини, — шепнул он. — Моя сонливость вызвана одуряющими препаратами. Если тебе не трудно, пожалуйста, ущипни меня, да покрепче.

Якоб выполнил его просьбу.

— Сильнее! — потребовал Мяуро.

Тогда Якоб ущипнул его так крепко, что кот едва не взвыл во весь голос, однако в последний миг он героическим усилием сдержался. Спасибо, — прошептал он со слезами на глазах. — Теперь долго не засну.


— Знаешь ли, Вельзевул, — заговорила ведьма мечтательно, — в такой вечер, как нынче, я всегда вспоминаю старые добрые времена, когда все мы были вместе: дядя Цербер {19} и его прелестная жена Медуза {20}, малютка Нерон {21} и его сестричка, и мой кузен Вирус — он еще так за мной увивался! И твои родители, и дедушка Велиал — помнишь, как он качал тебя на коленях? А помнишь, как мы однажды выехали на пикник и до тла спалили целый лес? Грандиозное было зрелище…

— К чему ты клонишь? — мрачно спросил Бредовред.

— Я хочу купить у тебя пергаментный свиток, малыш. Просто мне хочется иметь такой вот сувенир. На память о дедушке Велиале. Продай! В знак родственного расположения ко мне.

— Тетя! Что за чепуху ты мелешь!

— Ну, ладно, — Тирания снова заговорила обычным тоном, лишенным всякой мечтательности, и снова запустила руку в сейф-ридикюль. — Сколько тебе нужно? Даю еще пять тысяч.

Вытащив несколько денежных пачек, она швырнула их на стол перед колдуном. При этом Тирания порядком разозлилась. На столе возвышалась уже довольно солидная куча денег — во всяком случае их было куда больше, чем мог вместить маленький сейфик-ридикюль.

— Ну? — Тирания начала терять терпение. — Здесь десять тысяч. Это мое последнее слово. Бери или кончим разговор.

Морщины на лице колдуна обозначились резче. Сквозь толстые стекла очков он уставился на деньги. Руки Вельзевула так и тянулись к пачкам, но он сдержался. В его отчаянном положении от денег все равно не было никакого толку. Но чем больше предлагала ему тетка, тем больше он убеждался, что на самом деле предлагает она сущие гроши. Бредовред решил во что бы то ни стало дознаться, что же у тетки на уме.

Он перешел к тактике неожиданных атак и сделал выстрел наугад:

— Ладно, ладно, старушка, — сказал он, стараясь сохранять спокойствие. — Я же знаю, что вторая половина свитка у тебя.

Тетка побледнела — даже толстый слой косметики этого не скрыл.

— Откуда ты… То есть… Как же это… Опять ты выкинул один из своих паршивых фокусов!

Бредовред торжествующе улыбнулся.

— Ну да. И у тебя, и у меня есть свои способы получения информации.

Тирания испуганно дернулась, но деваться ей было некуда.

— Хорошо, раз уж ты все знаешь… Когда-то давно мне стало известно, кому досталась в наследство вторая половина свитка — ее получила твоя троюродная сестрица, кинозвезда Мегера {22} Мумия из Голливуда. Она вела шикарную жизнь и потому постоянно нуждалась в деньгах. Вот я и купила у нее половину свитка. За чудовищную сумму, должна заметить.

— Ну вот, давно бы так. Теперь мы наконец приблизились к сути дела. Однако, боюсь, тетя, тебя здорово облапошили. Все, что происходит из Голливуда, чаще всего оказывается не аутентичным.

— Как ты сказал?

— Это значит не оригинальным, а наверняка какой-нибудь подделкой, имитацией. У них, в Голливуде, что ни возьми — все подделка.

— Нет. У меня подлинник. Уверена на все сто процентов!

— Ты показывала свой пергамент специалистам? Покажи его мне, я скажу, настоящий он или нет.

В глазах Бредовреда сверкнуло что-то хищное. Тетка капризно надула губы.

— Покажи твою половину, тогда я тебе покажу мою.

— Ах, да мне ведь совсем не интересно, — со скучающим видом ответил колдун. — Пусть твоя половина остается у тебя, а моя у меня.

Эти слова попали в цель. Тетка сорвала с головы гигантскую шляпу и принялась вытягивать из нее длинный пергаментный свиток, который был намотан с обратной стороны широченных полей. Вот, значит, для чего она надела этот немыслимый головной убор! И кстати, теперь стало видно, что у Тирании очень редкие крашеные в ярко-рыжий цвет волосы, на макушке они были закручены в малюсенький жалкий узелок, похожий на луковку.

— Вот. Подлинник. Подлинней не бывает, — злобно буркнула Тирания и протянула племяннику конец свитка.

Бредовред склонился над пергаментом, поправил на носу очки и разглядел причудливые письмена и знаки. По ним он сразу сообразил, что тетка сказала правду — это был подлинник.

Он хотел схватить свиток, но Тирания вовремя отскочила назад.

— Руки прочь, золотко! Посмотрел и хватит.

— Гм, — Бредовред потер подбородок, — похоже, это и в самом деле часть какого-то рецепта. И что же это за рецепт?

Тирания беспокойно заерзала на стуле.

— Просто не понимаю тебя, Вельзевул. Почему ты такой любопытный? Десять тысяч талеров — кругленькая сумма, такие денежки на дороге не валяются. Или ты вздумал еще меня помурыжить? Ах ты, пройдоха, ах ты висельник! Ну, так сколько? Торгуйся! Назови свою цену! — Она снова принялась вытаскивать из ридикюля пачки денег.

На лысине у колдуна выступил пот.

— Интересно, милая тетя, кто здесь на самом деле пройдоха и висельник? Вот что, довольно. Хватит вилять, тетя. Карты на стол: что это за рецепт?

Тирания сжала пухлые круглые кулачки:

— Ах, чтоб у тебя каждый день был Черной пятницей! Вот ведь какой любопытный! Это всего-навсего старинный рецепт пунша. А мне вот охота выпить сегодня в новогоднюю ночь этого пунша, потому что он, как говорят, необычайно вкусный. Мы, гурманы, так уж устроены — любые деньги готовы заплатить, лишь бы полакомиться чем-нибудь особенно вкусненьким. А я известная лакомка.

— Вовсе нет, тетушка, — Бредовред покачал головой. — И тебе, и мне прекрасно известно, что вот уже лет сто или больше как у тебя начисто отшибло вкус. Ты же не отличишь малиновый сироп от серной кислоты. Кого ты надеешься обмануть, тетя?

Тирания затряслась от злости, вскочила и вперевалку затрусила по лаборатории. Все время, пока шел разговор, она украдкой поглядывала на часы и с каждой минутой становилась все беспокойнее.


— Будь по-твоему, — вдруг выпалила она. — Открою тебе все. Ох и зловредный же ты упрямец! Но прежде поклянись Черным Дворцом финансов самого Плутоса {23}, что продашь мне свою половину пергамента.

Колдун пробормотал что-то невразумительное и едва заметно кивнул, вернее, как-то странно дернул головой — это можно было счесть кивком.

Ведьма придвинула свой стул поближе к племяннику, с пыхтеньем и сопеньем уселась и заговорщицки понизив голос заговорила:

— Итак, слушай меня внимательно. Это рецепт волшебного катастрофанархисториязвандалкогорючего кунштюк-пунша. В нем заключено одно из самых древних великих чудес всей Вселенной. Действует это волшебное зелье только в новогоднюю ночь. Кунштюк {24} в том, что пунш исполняет желания, а, как ты знаешь, в новогоднюю ночь все желания имеют особую силу. Сегодняшняя ночь будет как раз шестая из двенадцати ночей — шесть до и шесть после Нового года — в эти двенадцать ночей все силы тьмы привольно гуляют на просторе, ты же знаешь.


Объяснение названия «КАТАСТРОФАНАРХИСТОРИЯЗВАНДАЛКОГОРЮЧИЙ»

«Подобные длинные слова нередко встречаются в волшебных книгах. Называются такие слова словами-телескопами — вероятно, потому, что их можно растянуть в длину и наоборот сложить, как трубу телескопа или старинную подзорную трубу.

Есть слова-телескопы, которые растягиваются на несколько строк, а то и на целую страницу. А в некоторых, очень редких случаях, такое слово может даже заполнить целую главу в книге. Говорят, когда-то была такая книга, которая состояла из одного-единственного невероятно длинного слова.

Волшебники и ведьмы считают слова-телескопы необычайно сильным колдовским средством. Составляются такие слова по довольно простым правилам, однако несмотря на кажущуюся простоту, соорудить такое слово бывает трудно. Дело в том, что последний слог одного слова должен просто или непросто совпадать с начальным слогом следующего слова, и так далее. И все слова, из которых состоит телескоп, должны хорошо подходить друг к другу по смыслу.

В нашем слове-телескопе такие составные части:

1. Катастрофа 2. Анархист 3. История 4. Язва 5. Вандал 6. Алкогольный 7. Горючий.

Из них можно сложить шесть „простых“ двойных слов (с одним сочленением):

1. Катастрофанархист 2. Анархистория 3. Историязва 4. Язвандал 5. Вандалкаголь 6. Алкогорючий.

Из этих слов складываются пять тройных слов (с двумя сочленениями):

1. Катастрофанархистория 2. Анархис-ториязва 3. Историязвандал 4. Язвандал-каголь. 5. Вандалкогорючий.

Из них составляются четыре четверных слова (с тремя сочленениями):

1. Катастрофанархисториязва 2. Анар-хисториязвандал 3. Историязвандалкоголь 4. Язвандалкогорючий.

Из них складываются три дважды сдвоенных слова (с четырьмя сочленениями в каждом):

1. Катастрофанархисториязвандал 2. Анар-хисториязвандалкоголь 3. Историязвандал-когорючий.

Из этих слов получаем два спятеренных слова (по пять сочленений в каждом):

1. Катастрофанархисториязвандалкоголь и 2. Анархисториязвандалкогорючий.

И наконец — последнее, дважды строенное слово с шестью сочленениями:

КАТАСТРОФАНАРХИСТОРИЯЗВАНДАЛКОГОРЮЧИЙ»


А с пуншем так: надо загадать желание, произнести его вслух и тут же залпом выпить полный бокал пунша — до дна. И желание исполнится. Гарантия стопроцентная.

Бредовред слушал разъяснения тетки и глядел на нее застывшим остекленевшим взглядом. В мозгу у него кипела работа. Когда колдун заговорил, голос у него от волнения сделался сиплым:

— Во имя вездесущего и всемогущего углекислого газа! Тетя, откуда ты все это узнала?

— Перед самим рецептом дается инструкция по применению пунша. Все на моей половине свитка. Ошибки быть не может — гарантия стопроцентная.

В голове колдуна мгновенно пронеслись тысячи мыслей, они вспыхивали и гасли, словно зарницы перед надвигающейся грозой. Будь у него этот волшебный кунштюк-пунш, — мигом сообразил Бредовред, — он выкрутился бы из всех своих неприятностей и разом наверстал бы упущенное. Вот оно спасение! Оно здесь, рядом, только хватай! И уж тогда он покажет адскому судебному исполнителю, почем фунт лиха. Но конечно, чудодейственное зелье должно находиться в его, Бредовреда, безраздельной собственности. Ни за какие деньги он не уступит тетке свою половину пергамента с рецептом, пусть хоть златые горы сулит! Нет уж, теперь Бредовред хотел сам заполучить вторую половину свитка, любой ценой, во что бы то ни стало. Пусть даже ради этого ему придется колдовскими фокусами сжить родную тетку со света или спровадить родственницу в другую галактику.

Но мечтать легко, а вот что-то сделать… Племяннику слишком хорошо было известно, какими могучими колдовскими талантами была наделена его тетка, понимал он и то, что теперь следовало держаться с нею как можно более осторожно. Чтобы Тирания не заметила, как сильно трясутся у него руки, Вельзевул Бредовред встал и, заложив руки за спину, прошелся по лаборатории. Потом он в задумчивости остановился возле железного бака с надписью «спецмусор», побарабанил пальцами по железной крышке, отбивая такт модного адского шлягера и вполголоса пропел:

Уймись, волнение в крови,

— Дракула Розе сказал…

Кот и ворон, сидевшие в мусорном баке, съежились от страха, затаили дыхание и крепче вцепились друг в дружку. Все, о чем говорили колдун и ведьма, они слышали до последнего слова.


Бредовред резко повернулся и сказал:

— Боюсь, тетя Тираша, из этой затеи ничего не получится. Хоть и очень мне тебя жаль.

Ты забыла одну мелочь. Мелочь — это кот и ворон. Они ведь захотят присутствовать при нашей работе. Когда ты начнешь вслух называть свои желания, они все услышат. И уж тогда Высокий Совет зверей не даст тебе ничего сделать. А если мы посадим кота и птицу под замок или применим против них силу, то это опять-таки навлечет на нас подозрения. С моей стороны было бы безответственным поступком, если бы я отдал тебе мою половину рецепта. Я не могу допустить, чтобы ты, милая тетя, подвергалась такому большому риску. Тирания снова блеснула золотыми зубами.

— Как трогательно! Какая забота, малыш! Как ты беспокоишься о своей тете! Но все, что ты сказал — чепуха. Кот и ворон как раз должны присутствовать. По-моему, самое главное провернуть наше дельце при свидетелях. Ведь в этом-то самое удовольствие и есть!

Колдун снова подошел к столу. — То есть как?

— Ведь речь идет не о каком попало волшебном напитке, — начала объяснять ведьма, — катастрофанархисториязвандалкогорючий волшебный пунш обладает одним совершенно исключительным свойством. И прямо-таки идеальным для нашей цели. Понимаешь, это зелье выполняет желания шиворот-навыворот. Пожелаешь всем доброго здоровья — начнется эпидемия, пожелаешь благополучия — настанет всеобщая нужда, попросишь мира — разразится война. Теперь, золотко, дошло до тебя, какое это великолепное зелье? — Тирания ажхрюкнула от восторга и продолжала. — Ты ведь знаешь, что я очень люблю всякие благотворительные мероприятия. Это просто моя страсть. Так вот, я устрою настоящий праздник… Ах, да какое там праздник — устрою оргию благотворительности, вот что я устрою!

Глаза Бредовреда засверкали за толстыми стеклами очков.

— Клянусь излучением стронция {25}! — воскликнул он. — Значит, шпионы будут нашими свидетелями и скажут, что у нас на уме только хорошее. Что мы хотим осыпать благодеяниями несчастную страдающую Землю.

Тирания захохотала.

— Ох, какой славный получится новогодний праздничек! Я всегда о таком мечтала, с тех самых пор, как вызубрила наизусть таблицу умножения ведьмовских доходов.

Но тут племянник, перебив тетку, заревел громовым басом:

— И еще много веков спустя мир будет вспоминать эту ночь — ночь, когда разразилась величайшая катастрофа!

— И никто не будет знать, от кого пошло все зло! — захихикала ведьма.

— Никто, никто не будет знать, — ликовал Бредовред, — ведь мы с тобой, Тираша, ты да я, останемся чистенькими, как невинные овечки.

Тетка и племянник обхватили друг друга за бока и резво заскакали по лаборатории. Все колбы и пробирки заиграли пронзительно дребезжащий танец — Вальс смерти. Кресла и столы топали в такт ножками, зеленое пламя в камине ритмично подпрыгивало, и даже чучело акулы на стене щелкало в такт страшными зубастыми челюстями.


— Эге, котик, кажется, худо мое дело, — прошептал Якоб Карр. — С головой что-то странное творится…


— И с моей тоже, — тихо ответил Мяуро. — Все из-за этой какофонии. Мы, вокалисты, вообще очень чувствительны ко всякому шуму.

— Может, вы, кошки — вокалисты, не вокалисты — и чувствительные, не знаю. Но нашему-то брату, воронью, любая музыка что с гуся вода.

— Или мне плохо от этих гнусных одуряющих препаратов? — предположил котишка.

Тебе, может, от них плохо, но мне-то не от них, — шепотом заспорил ворон. — Ты уверен, что правильно прочитал надпись, которая там снаружи на нашем баке?

— А что? — Мяуро струсил.

— А то, что то, на чем мы с тобой сидим, может быть, какая-нибудь ядовитая гадость.

— Что?! Ты думаешь, мы отравились?

От ужаса котишка чуть не выскочил из бака — рванулся вверх, но Якоб вовремя его удержал.

— Стой! Куда?! Надо дождаться, пока эти двое уйдут. Иначе мы пропали.

— А если они вообще никуда не уйдут?

— Тогда, — мрачно сказал ворон, — тогда все это плохо кончится.

— Прости меня, — горестно всхлипнул котишка.

— За что?

— Я вообще не умею читать…

С минуту Якоб ничего не отвечал, потом вздохнул:

— Эх, лучше бы сидел я сейчас в родимом гнезде с моей Тамарой!

— Вероятно, Тамара — еще одна твоя жена? — осведомился Мяуро. Но Якоб не ответил.


Хим-колдун и бизнес-ведьма снова уселись в кресла — им надо было отдышаться. То и дело один из них злорадно посмеивался. Вельзевул протер рукавом балахона запотевшие стекла очков, Тирания осторожно, стараясь не размазать косметику, вытерла кружевным платочком пот со лба.

— Да, маленький мой, вот еще что, — сказала она как бы между прочим, — ты тут часто говорил «мы» да «мы с тобой». Так вот, чтобы не возникло недоразумений, скажу тебе прямо. Мне, конечно, нужна твоя половина пергамента. Понадобится и твое содействие в качестве эксперта. Но я тебе щедро заплатила и за то и за другое. Так или нет? А пить волшебный пунш и загадывать желания я, разумеется, буду сама. Твоя помощь не потребуется.

— Ошибаешься, тетушка, — сказал Бредовред. — Одна ты, чего доброго, наклюкаешься. Напиток-то алкогольный. Как бы ты не окосела. Ведь ты уже не молоденькая. Предоставь дело мне и ни о чем не беспокойся. Можешь сказать мне о своих желаниях, я их загадаю вместо тебя. Только на таких условиях я соглашусь участвовать в предприятии.

От возмущения Тирания подскочила.

— Может быть, я ослышалась?! — закричала она. — Ты поклялся Черным Дворцом финансов самого Плутоса, что продашь мне свою половину пергамента!

Бредовред потер руки.

— Неужели? А я и не помню. Начисто забыл.

— Ради самого Нечистого, малыш! — взвизгнула тетка. — Нет, ты не посмеешь нарушить такую страшную клятву!

— Да не давал я никакой клятвы, — Бредовред ухмыльнулся. — Должно быть, тебе померещилось.

— И до чего же докатился наш древний род, — Тирания скорбно закрыла лицо руками, — если даже безобидная старая тетка уже не может доверять своему любимому племяннику…

— Прошу тебя, тетя Тираша, хватит городить чепуху!

Минуту-другую ведьма и колдун с ненавистью сверлили друг друга взглядами. Затем Тирания сказала:

— Если мы будем продолжать в таком духе, то просидим тут без толку до наступления Нового года и останемся каждый при своем интересе.


И бизнес-ведьма снова взглянула на часы. Было ясно, что она с трудом сохраняет самообладание. Обвислые щеки Тирании тряслись, тройной подбородок вздрагивал.

Бредовред испытывал тайное наслаждение от этого зрелища, хотя сам чувствовал себя ничуть не лучше. Много долгих лет он находился в зависимости от бизнес-ведьмы, и она при каждом удобном случае напоминала ему о его зависимом положении — теперь колдун злорадствовал и предвкушал, как наконец-то расквитается с тетушкой.

Он был бы не прочь растянуть это удовольствие подольше, но до полуночи оставалось всего несколько часов, нельзя было терять времени.

— Новый год наступит довольно скоро, — пробормотал он с рассеянным видом.

— Вот именно! — выпалила Тирания. — И знаешь ли ты, идиот, что тогда случится? Ровно в полночь с первым ударом церковного колокола волшебный пунш утратит свою способность исполнять желания шиворот-навыворот.

— Ты, наверное, как всегда, преувеличиваешь, тетя Тираша, — довольно неуверенно возразил колдун. — Я, конечно, тоже терпеть не могу колокольный звон, как услышу — непременно изжога начинается. Но что бы ты ни говорила, я не поверю, что какой-то удар колокола может свести на нет всю инфернальную {26} волшебную силу чудодейственного напитка.

— Ах, да не всю силу, — раздраженно ответила ведьма. — Не всю. Только его способность все переворачивать с ног на голову. А это гораздо хуже для нас. Ведь ложь станет правдой, понимаешь ты или нет? И все наши желания исполнятся в буквальном смысле.

— Погоди-ка, — колдун был сбит с толку. — Как это понимать?

— Да так, что нам надо непременно успеть сварить пунш до двенадцати часов, и чем раньше он будет готов — тем лучше. Я должна успеть выпить его до последней капли и высказать все мои желания до того, как начнется новогодний колокольный трезвон. Если не допить хоть капельку зелья, все пойдет насмарку. Ты только представь себе, что тогда будет: мои якобы добрые-предобрые пожелания не превратятся в свою противоположность, а будут исполнены в точности, слово в слово. Исполнятся и все пожелания, которые я выскажу вначале, и тоже — не шиворот-навыворот, а в буквальном смысле.

Кошмар! Ужас! — застонал Бредовред. — Чудовищно! Жуть!

— Ну вот, теперь ты понял, — кивнула Тирания. — Но если мы поторопимся, все будет хорошо.

— Хорошо?! — Колдуна перекосило, точно от судороги. — То есть как это «хорошо»?!

— Я хотела сказать «плохо», — поправилась тетка. — Хорошо для нас, а для всех остальных плохо. Так плохо, что хуже и желать нельзя.

— Великолепно! Превосходно! Блистательно! Изумительно! — Бредовред пришел в восторг.

— Вот это ты верно говоришь, золотко, — сказала Тирания и потрепала племянника по колену. — Ну а теперь давай-ка берись за работу.

Однако племянник медлил в нерешительности. Увидев это, бизнес-ведьма снова принялась вытаскивать из сейфа-ридикюля пачки банкнот и выкладывать их на стол перед Вельзевулом.

— Может быть, это поможет твоему хилому рассудку окрепнуть, набраться сил и принять наконец решение. Вот тебе двадцать тысяч, пятьдесят, восемьдесят, сто! Сто тысяч. Все, это мое последнее слово. Ну, иди, принеси вторую половину свитка. Быстро, бегом! Не то я передумаю.

Но Бредовред даже не пошевелился.

У него не было никакой уверенности, что тетка не выполнит угрозу: ей ничего не стоило и впрямь передумать. Не было уверенности в том, что он выиграет последний раунд, поставив на карту все. И все-таки Бредовред рискнул. С каменной миной он объявил:

— Убери свои деньги, тетя Тираша. Они мне не нужны.

Тут ведьму прорвало. Она запыхтела и, вне себя от ярости швырнув в лицо племяннику еще несколько пачек, завопила:

— Вот! Вот, вот! Чего тебе еще нужно? Сколько ты хочешь. Говори, сын гиены! Миллион? Три? Пять, десять миллионов? Ну? Сколько? — Она запустила руки в гору денежных пачек и, словно обезумев, стала швырять деньги в воздух. Купюры запорхали под потолком, как мотыльки.

Наконец Тирания в изнеможении поникла в кресле и жалобно пропищала:

— Да что же с тобой такое творится, Вельзевульчик! Раньше тебя было так легко подкупить, ты был такой жадненький и такой вообще милый, славный мальчик. Отчего ты так изменился?

— Брось, тетя, не стоит. Или ты отдашь мне свою половину свитка, или расскажешь откровенно, для чего тебе нужен рецепт волшебного пунша.

Нужен? — Неуверенно переспросила ведьма, делая последнюю попытку обвести племянника вокруг пальца. — С какой стати ты решил, что он мне нужен? На что он мне? Я просто хотела побаловать себя вкусненьким под Новый год.

— Это уже не смешно, — сурово сказал Вельзевул. — У нас с тобой разное чувство юмоpa, драгоценнейшая тетя. Пожалуй, самое лучшее — бросить всю эту ерунду. Итак, кончено. Точка. Ну а теперь, не хочешь ли выпить чашечку чайку из головастиков?

Однако вместо того чтобы поблагодарить племянника за предложенное угощение, Тирания лишь больше рассвирепела. Под толстым слоем розовой — цвета поросенка — пудры ее лицо сделалось желтее охры. Тетка издала нечленораздельный возглас и взвыла, как корабельная сирена, вскочила и, будто капризный карапуз, затопала ногами.

Хорошо известно, что подобные взрывы гнева у ведьм и колдунов имеют совсем иные последствия, чем у капризных маленьких детей. Пол под ногами у Тирании затрещал и треснул с громовым треском. Из трещины рванулись языки пламени, поползли клубы дыма, и вдруг как бы из-под земли вырос гигантский пылающий красным огнем верблюд. Его голова на длинной и гибкой, как змея, шее разинула пасть, и верблюд громовым голосом заревел на Тайного советника по колдовским делам Вельзевула Бредовреда.


Но тот и глазом не моргнул.

— Очень прошу тебя, тетя, — сказал он устало. — Не надо портить паркет. И мои барабанные перепонки тоже пощади.

Тирания махнула рукой, и верблюд скрылся. Трещина в полу исчезла, не осталось даже следа. Но теперь тетка решила поразить колдуна выходкой совершенно иного рода.

Ведьма заплакала.

Вернее, она сделала вид, будто плачет. Потому что не только злые волшебники, но и ведьмы не могут плакать настоящими слезами. Ведьма изо всех сил сморщилась, отчего ее лицо стало похоже на высохший лимон. Она терла глаза кружевным платочком и причитала:

— Ах, золотко мое, ну какой же ты нехороший мальчик! Фу, какой злой мальчик! Почему ты не слушаешься своей тети? Ты же знаешь, какая я нервная…

Бредовред поглядел на нее с отвращением.

— Неприятно, — сказал он. — В самом деле, крайне неприятно.

Тирания наудачу выдавила из себя парочку-другую рыданий, но затем решила, что не стоит дальше разыгрывать спектакль, и, всхлипнув еще разок для порядка, объявила:

— Ну, хорошо. Если я открою тебе все без утайки, ты со стопроцентной гарантией согнешь родную тетку в бараний рог. Ты бессовестно воспользуешься своим превосходством, знаю я тебя. Эх, да что толку рассуждать. Все равно я пропала. Слушай. Сегодня ко мне в дом явился некий Могилус Трупп, инфернальный чиновник. Пришел он по поручению моего покровителя, инфернального министра финансов Маммоны. И объявил, что сегодня ночью в двенадцать часов с наступлением Нового года я — именно я! — понесу тяжкое наказание. А виноват во всем только ты, Вельзевул! Я по уши в долгах из-за того, что я твоя начальница. Потому что это ты — ты! — кругом и всюду опоздал. Ты не справился с объемом работ, вот и застопорились все мои сделки, и я не успела натворить столько злых дел, сколько обязалась по контракту. И поэтому Низшие сферы там, под землей, предъявили мне счет. Меня ждет расплата! Вот какую награду я получила за приверженность родственным чувствам, за то, что субсидировала неспособного и ленивого племянника! И если ты хоть чуточку осознаешь свою вину, ты должен сейчас же отдать мне вторую половину свитка с рецептом. Тогда я сварю волшебный пунш. Это моя последняя надежда на спасение. Не отдашь — будешь предан самому страшному проклятью, какое есть на свете — проклятью богатой тетки, лишающей племянника наследства.

Загрузка...