Волшебный колодец

ВОЛШЕБНЫЙ КОЛОДЕЦ

Передо мной письма из 2037 года. Как они попали ко мне?.. Предположите, что я изобрел машину времени: об этом так много пишут… Или допустим, что мне удалось искривить пространство — заодно и время — так, что завтрашний день оказался рядом. Предполагатьваше право. Несомненно одно: письма. Я могу показать их желающим, вот они. Можете даже прочесть, хотя будет ли это для вас удобным?

Что касается меня, я дал обещание выбрать из них то, что относится к теме, и не трогать ничего лишнего. Адресат, Ольга Быстрова, младший биолог космической станции «Венера-8», передала мне их на этом условии. Впрочем, она спросила:

— А любопытные?

Я сказал, что любопытных, конечно, много, но читатели заинтересуются скорее идеями, чем личным содержанием переписки, — как видите, авансом поручился за каждого. Ольга засмеялась:

— Все-таки я приму меры… — И отложила в сторону несколько писем.

Что мне оставалось еще? Я ответил:

— Пожалуйста.

А для себя сделал вывод: чрезмерное любопытствозло. Может, эти письма были самые интересные…

Январь. 7. Дорогая Оля! Я счастлив! Получил направление работать с Петром Петровичем Дариным. Какой это человечище! И какие тут возникли дела, пока ты кружишься возле своей неблагодарной Венеры!

Помнишь, в институте мы изучали подземные корабли — земеры? Они пронизывают литосферу, как лимонную корку, плавают в магме. Предполагалось, что они будут добывать из глубины металлы. Но дело застопорилось: появился размерный барьер. Длина земера шесть метров, диаметр два метра — минимальные габариты для ядерной установки «Плагма». Ни сантиметром больше. Увеличить размеры — снаряд не выдержит давления в глубинах Земли, усилить броню — отяжелеет, придется менять плазменный двигатель, опять изменятся габариты. Заколдованный круг!..

Пока ученые бьются над этим барьером, выступил Дарин: «Земер будет давать металл».

Тогда и замелькало в газетах новое географическое название — Северокарск. Сейчас это город, и я укладываю вещи, чтобы через три дня быть там.

Но прежде, о мысли Петра Петровича.

Уральский рудный бассейн на севере уходит под Карское море. Что делать — дробить руду и вычерпывать драгами?..

— Вымыть металл из горных пород! — предлагает Дарин. — Взять б помощь воду, давление и тепло.

Причем, совершенно даром: тепло даст земля, воду и давление — море.

Через три дня я буду на месте.

Скажешь: несамостоятельный, Толька! Готовился на Венеру, — попал в Заполярье. А я тебе отвечу: семнадцать тысяч! ДЕ», да, из семнадцати тысяч добровольцев, пожелавших выехать в Северокарск, отобрали четыреста пять человек… Что меня потянуло-новое дело, романтика? Конечно, и то и другое… А больше — Дарин. У этого человека воля, у него — ум. Главное же в Дарине — обаяние. Какие лекции он читал по кибернетике! И потом, знаешь, раз, поздороваешься с ним и, честное слово, будешь нарочно выбирать дороги, по которым он ходитчтобы встретиться еще раз.

Не обижайся. Заполярье или Венера — на нас с тобой это не отразится. И ничего не забывай. Поездку в горы мы повторим. Увидим Лабу, и вершину Дам-Хури…

Январь. 16. И вот — Северокарск, город в заснеженной тундре. Но не простой город, какие мы знаем с детства, а совершенное чудо: город-кристалл. Трудно выбрать, с чего начать о нем рассказ.

Прежде всего — это круг, диаметром в шесть километров, накрытый куполом из ситалла. В высоте купола — солнце. Сколько бы ни смотрел на город, солнце кажется удивительней всего. Конечно, оно искусственное, но по яркости обыкновенное, летнее, только чуточку больше дает ультрафиолетовых лучей, отчего люди в городе загорелые, как на черноморском курорте… Каждое утро солнце загорается, вечером гаснетмедленно, как если бы опускалось за горизонт. Становятся видными луна и звезды и все краски северного сияния. Если над тундрой пурга, — по куполу шарят снежные крылья, и тогда особенно приятно чувствовать теплый воздух, видеть цветы…

В центре города шахта, вокруг нее производственные цехи, тоже из ситалла, только цветного; они кажутся ожерельем, опоясавшим черный агатовый круг, — шахтный колодец. Дальше восьми- десятиэтажные здания; между ними сады, детские игровые площадки. Один сектор города не достроен: здесь стоят 332 земера, которые будут опущены в недра земли. Они выстроены в каре и выглядят очень внушительно.

Шахта — название старое: ни ковра, ни подъемников нет. Ствол нарезается единым комплексом-комбайном. Комбайн походит на карусель, состоящую из двух ярусов: нижний снимает грунт, размельчает, перемешивает с водой и по центральной оси-трубе, а дальше — по шлангам выводит пульпу за черту города. Верхний ярус укрепляет ствол: прокаливает стены высокочастотным током, спекает в стеклообразную массу. Ствол не будет глубоким, — немного ниже уровня моря,

В чем основа проекта?

Из шахты на глубину уйдут земеры. Вообрази в толще земли плоский цилиндр, высотой в четыре километра и диаметром в сорок, в действительности, конечно, не существующий. Каждому земеру в этом пространстве запрограммирован свой участок. Выйдя к исходному пункту, земер повернет в глубину, дойдет до нижней границы, развернется и параллельным курсом поднимется вверх, потом опять вниз, вверх, и так — все 332 земера. Их задача — взрыхлить рудное тело, прошить его иглами. Мало того, через каждые пять сантиметров квантовые генераторы, вмонтированные в стенки земеров, будут давать залп во все стороны, пробивать тончайшие поры-капилляры. Представь, что начнется в воображаемом цилиндре, когда в работу войдет весь батальон земеров! В итоге осуществится главное: земеры сделают зону водопроницаемой.

После этого они пройдут под морским дном, проложат туннель, и когда вскроют дно, — за дело примется море. Заполнив туннель, оно будет давить на разрыхленный рудный массив, выталкивать воду в шахтуобыкновенный принцип сообщающихся сосудов. Прогревшись в глубинах до температуры кипения, вода вымоет из руд металлы, поднимет их в колодец в виде растворов.

Февраль. 17. Ты меня упрекаешь: больше говорю о технике, чем о себе.

С чего начал я в городе? Явился к Дарину.

— Анатолий Шатров? — спросил он.

— Прибыл… — Я заготовил рапорт, подшлифовал, чтобы отчеканить, как космонавт.

— Вижу, что прибыли, — сказал он. — Ваш земер двести семнадцатый.

— Точно — двести семнадцатый!

Он посмотрел на меня из-подо лба — лоб у него громадный, как энциклопедический том, — и засмеялся:

— Кибернетист…

У меня сразу отпала охота рубить металлической фразой, я тоже засмеялся.

— Откуда? — спросил он.

— Из Томска, — ответил я.

— Закаленный… — Я думал, он скажет «сибиряк», а он сказал: — …лыжник.

— Как вы узнали? — удивился я.

— По плечам, — ответил он. — Коромысло для тебя узкое.

Глаза его смеялись, а морщины на висках и возле рта сгладились:

— По всем вопросам — ко мне, — сказал он на прощанье.

И начались будни. Изучаю земер, системы саморегулирования и саморемонта. Весь аппарат построен на замкнутых циклах: если, например, выйдет из строя лазер, автоматически подается сигнал роботу данной линии, тот приходит в движение, ставит новый… Перфоленты металлические, уже составлены для всех земеров.

Работаем над чертежами и схемами четверо сменщиков: Федор, Аркадий, Алла и я. Ребята из Одессы, Алла из Семипалатинска. Вчетвером делаем прогулки на загородные холмы. Оттуда город кажется голубой чашей, опрокинутой в снег.

Февраль. 3. Шесть дней идет спуск земеров в шахту. Сегодня опущен мой. Командовал Дарин:

— Двести семнадцатый!

— Есть! — ответил я, приготовившись к процедуре, до последнего слова изученной по экранам соседей.

— Градус и сектор восьмидесятый! Наклон к горизонту — нуль!

— Наклон — нуль…

— Расстояние до исходной позиции — двадцать тысяч метров!

— Двадцать тысяч…

— Пуск!

Нажимаю кнопку «Пуск». В верхнем левом углу экрана вспыхивает точка, — два миллиона лошадиных сил двинули снаряд в грунт. Через пять часов он выйдет на исходную позицию и станет там, пока все 332 земера не займут своих мест…

Очень рад за твою хлореллу. За год, как ты говоришь, она повысила количество кислорода в атмосфере Венеры на две сотых процента. Через сто лет при таких темпах будет два процента, через тысячу — поставим на Венере коттедж. Привет!..

Март. 1. Дан пуск всем тремстам тридцати двум земерам. Дежурила Алла. Мы стояли за ее спиной и ждали. В огромном здании тишина. Только экраны полыхают зеленым. В центре зала — большой экран, связанный с пультом. Он тоже горит зеленым… Знаешь, что мне припомнилось? Ловля форели в верховьях Лабы, когда мы остались с тобой вдвоем, — надо же было сказать тебе, что люблю! Мы закинули удочки в зеленую воду и ждали. Я думал: как только нырнет поплавок, — шут с ней, с форелью, — так и скажу. Ты стояла рядом, на камне. Поплавок не нырял, я приходил в отчаяние. Ты поняла без слов, сказала: «Я знаю…»

Почему вспомнилась эта минута? Может быть, потому, что была тишина, все стояли и глядели в зеленую глубь экранов…

Земеры пошли, мы чувствовали себя как на празднике. Для меня это был праздник вдвойне — целую минуту ты была со мной рядом.

Март. 20. Вчера ездили на плавстанцию «Югорская». По дороге заспорили. Начала, как всегда, Алла:

— Нет на Земле романтики — кончилась.

— А то, что мы мчимся на снежном глиссере, — возразил Аркадий, — не романтика? Двести километров в час?

— Ничуть! В теплой кабине, даже носа не отморозишь!

— Это ты после картины о «Красине».

— Нет, не после картины. Я о себе. И о вас тоже. Ехали в тундру — искать, работать. Правда ведь?.. А сидим под колпаком, не отрываем глаз от экранов. Или на этой станции: тоже купол, экраны. Машины на дне морском роют, выравнивают площадь; пропустят земеры — закроют вход решеткой, чтобы туннель не занесло илом…

Где же романтика? И для чего тогда руки, мозг?..

Когда Алла философствует, всем становится не по себе. От общих положений она непременно перейдет к частностям.

— Вот у меня, — продолжает она, — самое героическое — нажим кнопки, когда дается команда: «Пуск!» Но это я, девчонка, а вы — здоровые парни…

Начиналось избиение. Аркадий сделал попытку вывернуться:

— Перестань зудеть, Алка, — больно в ушах.

— Одесса… — сощурилась Алла. — Там загорал на пляже, здесь — под искусственным люменом. Белого медведя ты хоть одного убил в жизни? Даже не видел!

Все засмеялись. Дошла очередь и до меня:

— А Шатров? Почему ты не в космосе, не на Марсе? Любишь тепло?

И с этой девчонкой решительно ничего нельзя сделать. Из тебя вынет душу и тебе же о ней расскажет больше, чем знаешь сам…

Апрель. 4. Пять недель земеры вспахивают рудную целину. Кажется, слышно, как скрипит под ногами земля. Шестьсот шестьдесят миллионов лошадиных сил перелопачивают руду. И еще им работать столько же. Ежедневдо высиживаем у экранов по шесть часов — Федор, Аркадий, Алла и я…

Не могу понять раздражения в твоем последнем письме. Мы работаем вчетвером, естественно, на «Югорскую» ездили вместе. Не оставишь же Алку одну — не по-товарищески. И ничуть я не восхищен, с чего ты взяла? Глаза? Что я писал о глазах? Ну, зеленые, и экраны зеленые, и вода… Слишком много зеленого? Как-то и не заметил. А вообще, она смеется над нами, троими, и заказывает переговоры с Семипалатинском…

Здесь не хватает двух или трех писем, которые Ольга Быстрова не сочла нужным передать мне. Каких подробностей лишается в связи с этим рассказ — не знаю…

Домысливать не берусь, перехожу к следующему письму.

Май. 10. А произошло это так.

В конце смены я вдруг увидел, что мой земер остановился, повис в середине экрана черным жучком. Бывали такие случаи и у других, но все обходилось, выручали инструкции. Я подал сигнал, — каждый земер имеет свою волну управления, — проверить двигатель. Двигатель был в порядке. Проверил фрезы. Фрезы тоже в порядке. Тогда я скомандовал электронному мозгу, чтобы он проверил сам себя. Ни звука, ни сигнала. Неполадка была здесь. На помощь мне уже мчался по галерее Аркадий со схемой управления в руках. В это время Дарин спросил:

— Шатров, вы видите?

— Вижу, — ответил я.

Это было скверно, когда Главный указывал на ошибку. Тут подошел Аркадий.

— Раскройте схему, — сказал Дарин. Ему с пульта все было видно: меня, схему и экран с застывшим жучком. — Проверьте сектор «А».

— Проверяю…

— Сектор «Б»…

Сектор не отвечал. Дальше я знал, что делать, но Дарин беспощадно командовал:

— Включите сектор «В».

Я включил.

— Теперь дайте сигнал пункту I и пункту III замкнуть цель напрямую, выключить пункт II и, следовательно, сектор «Б».

Убивала вежливость Дарина и это «следовательно». Всю процедуру наблюдали дежурные у экранов и несколько сменных, пришедших чуть раньше времени.

— Теперь включайте «Пуск»…

Позор! Все равно, что десятиклассника заставить считать на пальцах!.. Я включил. Точка на экране вспыхнула, земер пошел вниз.

— Не беспокойтесь, Шатров, — сказал Дарин. — На то земер имеет четыре сектора, а работает на одном.

Я отметил на чертеже выбывший сектор «Б» и сдал дежурство Аркадию — подошло время смены. Но настроение было испорчено, вместо того, чтобы идти к выходу, я поднялся на пульт к Главному.

— Вы что, Анатолий? — спросил Дарин.

— Я ведь мог сам, Петр Петрович.

— Не сомневаюсь, — ответил он.

— Так зачем же?!.

Дарин опять смотрел на меня из-подо лба и улыбался. Я ничего не говорил. Говорил он:

— Мы с вами потеряли две минуты, вчера сто восьмой потерял пять минут, третьего дня шестнадцатый — две минуты. Все они вышли из положения… за счет других. Схему земера им дали соседи. Потеря времени в том или ином случае зависела от сообразительности или от быстроты реакции соседей. И вас выручил Аркадий Райта, ваш сменный. А почему, разрешите спросить? Потому, что схемы земера лежат не под рукой, а где угодно: в комнатах, под подушкой, даже на волейбольной площадке… Извините, мириться с этим нельзя. Где была схема двести семнадцатого?

— Вы же знаете…

— Теперь — поняли?

Так прошел урок воспитания на глазах у трехсот тридцати двух свидетелей.

Май. 21. У Аркадия сын! Не здесь, конечно, в Одессе. Два дня счастливый отец ходил с телеграммой, показывал всем. А сегодня мы смотрели мальчишку по видеосвязи. Личико с кулачок, два светленьких озерка, губенки — как черточки…

— Похо-ож! В нашу породу, — смеялся Аркадий. — Спокойный, как дуб!

Алка и тут осталась сама собой, — сказала нам с Федором: «Смотрите? Видит око, да зуб неймет!» Ни капли последовательности! Будто это не относится к ней самой…

Мальчишка действительно был спокойный. Это никак не вязалось с нашей заботой.

Земеры вышли на нижнюю параллель. Трудяги свою работу закончили. Теперь они постоят, пока будет пробит туннель под морское дно, а затем головная машина выведет их по туннелю в море. Головным будет ВЧЗ — высокочастотный земер. Он уже стюит возле шахты, вокруг него суетятся техники, на него глазеют зеваки. Это великан, весь пронизанный электричеством. Он не только пробьет туннель, но и сварит его стены током высокой частоты. ВЧЗ может идти на ручном управлении. Но Дарин запрограммировал ему автоматический ход, — так будет быстрее. На всякий случай к шахте подведены аварийные земеры АЗ-4. Когда машины войдут в туннель, час наступит особо ответственный. Земеры будут двигаться «гусем» — один за другим, температура в туннеле достигнет восьмисот градусов, остановка одной машины впаяет в грунт все остальные. Проводить выход к морю будет сам Петр Петрович. Мы начинаем переживать заранее.

Май. 25. ВЧЗ должен спуститься по центру шахты и тоже выйти на нижнюю параллель. Здесь он сделает раструб, чтобы земеры могли развернуться в одном направлении, и начнет пробивать туннель.

Машину опустили в шахту после полудня. Операция транслировалась на большой экран в центре зала. С тех пор, как земеры под землей заглушили моторы, рабочие экраны погасли и не вспыхнут, пока машинам не будет дана команда войти в туннель. У большого экрана толпились освободившиеся от дежурств операторы. Следили за ВЧЗ и за Дариным, который руководил опера-, цией лично. Посмотреть было на что. Главный пульт управления мерцал множеством индикаторов: температура, грунт, скорость, охлаждение, радиация — все это надо было мгновенно учитывать. Мы видели лицо Дарина, его глаза. Какая сила и красота в этом человеке! Каждая морщинка на лбу полна силы!..

ВЧЗ прошел вниз уже два километра. Многие из ребят начали расходиться. У большого экрана оставалось человек двенадцать. Вдруг резкий звонок распорол тишину огромного зала. Видно было, как вздрогнул у пульта Дарин. Нет, все, кажется, шло нормально. ВЧЗ опускался по вертикали. Только пульт нервно мерцал огнями… Второй звонок, еще более продолжительный, вернул к телеэкрану тех, кто уже был на ступенях лестницы. Неполадки обнаружились внутри ВЧЗ. Магнитный настрой гирокомпаса, ведущего снаряд по отвесу, перекрывался помехами. Это не была механическая поломка, неисправность одного из приборов. Помехи то появлялись, то исчезали, как будто над компасом трепетало что-то живое.

— В земере мышь!

— Или птица!.. — заговорили возле экрана.

Всякий раз, когда поле компаса перекрывалось, пронзительный звонок заставлял вздрагивать всех.

— Может быть, в снаряде остался кто-то из техников? Они осматривали машину.

— Техники все на месте.

Петр Петрович у пульта тоже не мог понять, что происходит. Включал и выключал клеммы проверки механизмов на земере. Системы движения, питания, мозг корабля — все было в норме. А звонок звенел уже беспрерывно. Кто-то бился в снаряде, нарушая тончайшую регулировку магнитного компаса.

Наконец Дарин включил экран обзора в кабине управления корабля. Все увидели кресло — кожаное пустое кресло, каким ему и положено быть. Земер шел вертикально вниз, без привязи в кресле никто бы не усидел. Ремни, пристегнутые к подлокотникам кресла, лежали в зажимах. Дарин уже хотел выключить экран кабины, как вдруг из-за спинки кресла показалась рука. Она пошарила по верхнему краю, схватилась за кромку. Медленно, как будто всплывая над горизонтом, поднялась макушка с вихром спутанных волос, показался лоб и два расширенных от ужаса глаза. Несомненно, глаза видели экран в рубке земера, а на экране лицо главного инженера.

— Как ты туда попал? — загремел Дарин.

Мальчишка провел языком по губам и, не показываясь полностью, — он лежал на спинке кресла с тыльной его стороны, иначе давно бы свалился вниз, — прохрипел:

— Дядя, я хочу пить…

— Как ты туда попал? — повторил Петр Петрович.

Мальчишка побегал глазами туда-сюда, высунулся по плечи:

— Я думал, это скоро…

С момента спуска земера в шахту прошло четыре часа.

— Как твое имя? — спросил Петр Петрович. Что же ему еще было спрашивать.

— Павка…

— Чей?

— Яковлев.

— Сын прораба, Петра Михайловича? — Дарин остановил земер, мальчишка по инерции качнулся вперед.

— Угу… — сказал он.

— Я вот сейчас позову отца, — пригрозил Дарин.

Видимо, перспектива для мальчишки складывалась неважная: даже на глубине трех километров пацан при упоминании об отце ощутил беспокойство. Глазенки его опять забегали.

— Дяденька… — попросил он.

Возле экрана собиралась толпа. Шок от неожиданной встречи прошел. Начались комментарии:

— Всыпать бы ему, конопатому!

— Ну и сорванцы! От них нигде нет, покоя…

— Один вчера испытывал модель робота-водолаза. Все лампы в купальном бассейне сжег!

Из кабины главного пульта вышел Дарин. Мы обступили его.

— Шатров, — сказал он, — хотите спуститься со мной на аварийном земере?

Спасательная экспедиция закончилась в двенадцатом часу ночи. Техник Урбанцев за халатное отношение при подготовке ВЧЗ к спуску получил строгий выговор. Павка из всей передряги вынес два-три синяка и был бы совсем счастливым, если б не наказание, которое с глазу на глаз мог устроить ему отец. Но Павка надеялся выдержать и это: рискованные предприятия требуют жертв…

Больше всех в этой истории выиграл я. Ближе узнал руки и душу Дарина. Все время он вел АЗ-4 на максимальной скорости, не выпуская штурвала, — мальчишка мог погибнуть от перегрева. А душу… Ведь не обязательно было вести машину главному инженеру! Дарин мог заставить того же Урбанцева. Но он повел сам. «Только бы нам успеть, Шатров…» — говорил он.

А мальчишка, — ты бы взглянула, — конопатый, рыжий, под ногтями черно… Дарин гладил его по щеке своими умными, сильными, чуткими, как у музыканта, руками. «Так-то, Яковлев, — успокаивал он мальчонку. — Путешествовать к центру Земли не просто…» Только на поверхности пригрозил:

— Сунься, попробуй, к земеру еще раз.

Июнь. 1. Когда снаряды вышли в назначенный пункт и последний земер вырвался из туннеля, вода ударила в дно цилиндра с такой силой, что сейсмографы Мурманска и Свердловска зарегистрировали толчок в четыре балла.

На экранах возник морской берег.

Кто-то сказал:

— Парад земеров…

Сначала в море появилось пятнышко, оно росло, как волна, и вот до берега еще километров пять, а над морем — громадный белый султан. Земеры на поверхности, фрезы убраны, снаряды идут на червячном ходу, ввинчиваясь в воду, и разбрасывают ее с такой яростью, что она взметается парусом на добрые тридцать метров.

— Силища!

— И это — на сниженных оборотах! Что же они вытворяют в земле, мамочка-мама!..

Снаряды подошли к берегу, сбавили ход, полезли один за другим на отмель. Отшлифованные в глубинах, вымытые в море, — выползали, как мастодонты, и без остановки двинулись к городу.

— Разнесут… — продолжали переговариваться операторы у экранов.

— Дай волю — не оставят и камня!

Дарин остановил их в ста метрах от ситалловой стенки. Коротко приказал: стоп!

Июль. 2. Не писал о наших делах целый месяц. Сказать откровенно — боялся. Как все. Словно где-то была ошибка, неверный расчет — в наши-то дни!.. Жили одним желанием: воды. И вода пришла с точностью до одного часа. Приборы отсигналили: есть!

И тогда ожили, засветились корпуса вокруг агатового колодца. Всех их девяносто два — по числу элементов менделеевской таблицы: матово-светлые для водорода и гелия, голубые для лития и бериллия, фиолетовые для калия, титана, ванадия, зеленоватый для меди и такдо рубиново-красного для урана. Анализ показал, что все элементы налицо. Чего же еще желать? Завтра вода пойдет по цехам, через электрические к магнитные поля, катализаторы, иониты — будет переходить из цеха в цех, возвращаться дважды и трижды, отдавая все до последней крупицы…

Июль. 19. Что я думаю делать дальше? Этот вопрос мне задал и Петр Петрович. Два дня назад в Доме Искусств я слушал Бетховена и симфонию «Звездную» Виры Вирцановой, — ты же все время пишешь, чтода лыжных прогулок мне не мешало бы заняться музыкальным образованием…

В антракте меня увидел Дарин:

— Как чувствуете себя, Шатров?

— Хорошо, — сказал я и зачем-то прибавил: — Нормально.

— А ведь вы рисковали… — Дарин, наверно, вспомнил шестидесятиградусную жару в АЗ-4, когда шли на всех четырех моторах, что инструкцией строжайше запрещено. Но ведь спасти надо было ребенка.

— Не я один рисковал, Петр Петрович, вы — тоже.

— Конечно, — улыбнулся он, кивнув головой.

— Вот видите! — сказал я.

— Что же вы думаете делать дальше? — спросил Петр Петрович.

От этого разговора, видимо, будет зависеть мое дальнейшее. Формируется отряд для изучения Кара-Кумского подземного моря. Выйдут новые земеры, способные принять на борт несколько человек. Кажется, Дарин имеет к этому прямое отношение.

А пока буду ждать тебя. С августа иду в отпуск, в октябре отпуск твой. Успеем съездить и на Кавказ, на лабинский зеленый берег.

Жду…

Этим заканчивается последнее письмо Шатрова. Возможно, я еще напишу о нем, только не знаю — когда. Если кто из читателей захочет узнать о его судьбе побыстрее, пусть сам напишет его подруге. Адрес я дам: Двадцать первый век, Москва, 770, МИЭПСС — Министерство Исследования и Эксплуатации Планет Солнечной Системы, — Ольге Быстровой.

Думаю, что ответ не задержится.