Волшебник

Глава 1

Благотворительный аукцион начался глубокой ночью, после того как закончился торжественный ужин. Было почти четыре часа утра, а аукцион еще только близился к завершению. На экране позади аукциониста (по традиции это была кинозвезда — актер, много лет исполнявший роль Джеймса Бонда) светилась общая сумма на тот момент — более одного миллиона евро.

— Лот номер двести десять: две японские маски кабуки начала девятнадцатого века.

Среди зрителей прокатилась волна возбуждения. Маски японского театра кабуки, украшенные мозаикой из настоящего нефрита, считались гвоздем аукциона и должны были принести как минимум полмиллиона евро.

В дальнем конце комнаты высокий худощавый мужчина с пушком коротко стриженных седых волос готовился предложить двойную цену.

Никколо Макиавелли стоял в стороне от толпы, сложив руки на груди таким образом, чтобы не помять сшитый на заказ черный шелковый смокинг. Его серые, как камень, глаза скользили по лицам других участников аукциона, оценивая конкурентов. Строго говоря, опасаться ему нужно было только пятерых: двух таких же частных коллекционеров, как и он сам, какого-то мелкого графа из Европы, известного в прошлом американского киноактера и канадского антиквара. Остальные уже притомились, истощили свой бюджет или просто не хотели торговаться за эти жутковатые на вид маски.

Макиавелли любил маски в принципе. Он собирал их очень давно и хотел заполучить новую пару, чтобы его коллекция японских театральных костюмов стала полной. Последний раз эти маски выставлялись на продажу в 1898 году в Вене, и тогда великий князь Романов предложил более высокую цену. Макиавелли терпеливо дожидался своего часа. Когда царь и его потомки умрут, маски снова попадут на аукцион. Макиавелли знал, что когда-нибудь непременно сможет купить их: таково одно из многих преимуществ бессмертия.

— Начальная цена — сто тысяч евро.

Макиавелли поднял голову, поймал взгляд аукциониста и кивнул.

Аукционист, ожидавший от него заявку, кивнул в ответ.

— Сто тысяч евро от месье Макиавелли. Как всегда, он один из самых щедрых участников и спонсоров нашего аукциона.

Публика уважительно захлопала, а несколько человек обернулись, чтобы поднять бокалы в его честь. Никколо ответил им вежливой улыбкой.

— Сто десять? — предложил аукционист.

Один из частных коллекционеров чуть-чуть приподнял руку.

— Сто двадцать? — Аукционист снова посмотрел на Макиавелли, и тот немедленно кивнул.

За три минуты волна ставок подняла цену до двухсот пятидесяти тысяч евро. Остались всего три серьезных конкурента: Макиавелли, американский киноактер и канадец.

Тонкие губы Макиавелли слегка изогнулись в улыбке. Его терпение вот-вот будет вознаграждено, и маски наконец окажутся у него. Но улыбка погасла, когда в кармане бесшумно завибрировал телефон. Сначала Макиавелли хотел просто проигнорировать звонок: он отдал подчиненным строгое распоряжение не беспокоить его, разве что в самом крайнем случае. Он знал, что они боятся его, поэтому осмелятся позвонить, только если положение будет критическим. Макиавелли достал из кармана ультратонкий телефон и взглянул на экран.

На большом жидкокристаллическом экране вибрировала картинка с изображением меча.

Улыбка Макиавелли испарилась. В ту же секунду он понял, что не сможет купить маски кабуки в этом столетии. Развернувшись на каблуках, он вышел из комнаты и прижал телефон к уху. За спиной он услышал, как аукционист ударил молотком по кафедре:

— Продано за двести шестьдесят тысяч евро…

— Алло, — сказал Макиавелли, перейдя на итальянский, язык своей молодости.

В трубке затрещало, и голос с британским акцентом ответил на том же языке, используя диалект, на котором в Европе не говорили уже больше четырехсот лет.

— Мне нужна твоя помощь.

Человек на другом конце линии не назвался, но ему и не нужно было. Макиавелли сразу узнал бессмертного мага и колдуна, доктора Джона Ди, одного из самых могущественных и опасных людей в мире.

Никколо Макиавелли вышел из маленькой гостиницы на мощенную булыжником площадь Тертр и остановился, вдыхая холодный ночной воздух.

— Чем могу быть полезен? — деловито спросил он.

Никколо презирал Ди и знал, что это чувство взаимно, но они оба служили темным старейшинам, а следовательно, вот уже несколько веков вынуждены были работать вместе. Макиавелли даже немного завидовал Ди, который был младше его и выглядел гораздо лучше. Макиавелли родился во Флоренции в 1469 году и был старше английского волшебника на пятьдесят восемь лет. В книгах по истории написано, что он якобы умер в том самом году, в каком родился Ди, то есть в 1527-м.

— Фламель вернулся в Париж.

Макиавелли выпрямился.

— Когда?

— Только что. Прошел через лейные врата. Понятия не имею, куда они выходят. Вместе с ним Ската…

Губы Макиавелли скривились. Когда он последний раз сталкивался с воительницей, она вышибла дверь им самим, и потом он не одну неделю вынимал занозы из плеч и спины.

— …и еще два человеческих детеныша. Американцы, — продолжал Ди. Его голос отзывался эхом и то и дело пропадал: международная связь работала не слишком хорошо. — Близнецы, — уточнил он.

— Повтори!

— Близнецы, — сказал Ди. — Мальчик и девочка с аурами из чистого золота и серебра. Ты знаешь, что это означает.

— Да, — пробурчал Макиавелли.

Это означало сплошные неприятности. Правда, с едва заметной улыбкой подумал он, при этом открываются весьма интересные возможности.

В трубке послышался треск и снова раздался голос Ди:

— Геката пробудила в девочке силы, перед тем как саму богиню и ее царство теней уничтожили.

— Без подготовки девчонка не опасна, — пробормотал Макиавелли, быстро оценивая ситуацию, потом вздохнул и добавил: — Разве что для себя самой и окружающих ее людей.

— Фламель отвез девчонку в Оджаи, и Аэндорская ведьма обучила ее магии воздуха.

— Надеюсь, ты пытался им помешать? — В голосе Макиавелли прозвучало изумление.

— Пытался, но не смог, — с горечью признался Ди. — Девочка кое-что знает, но ничего не умеет.

— Что я должен делать? — спросил Макиавелли, хотя ему уже пришла в голову одна отличная идея.

— Найди Фламеля и близнецов, — потребовал Ди. — Захвати их. Убей Скату, если сможешь. Я покидаю Оджаи, но мне понадобится четырнадцать или пятнадцать часов, чтобы добраться до Парижа.

— Что случилось с лейными вратами? — вслух подумал Макиавелли.

Если лейные врата соединяют Оджаи и Париж, то почему Ди не…

— Их уничтожила Аэндорская ведьма, — злобно прошипел Ди. — И меня чуть не угробила. Мне чудом удалось отделаться парой синяков и царапин, — добавил он и отключился, даже не попрощавшись.

Никколо Макиавелли осторожно закрыл телефон и постучал им по губе. Почему-то он сомневался, что Ди отделался так легко. Если Аэндорская ведьма хотела его погубить, то даже легендарный доктор Ди не ушел бы лишь слегка помятым. Макиавелли повернулся и двинулся через площадь, где в машине его терпеливо дожидался водитель. Если Фламель, Ската и американские близнецы попали в Париж через лейные врата, то существует всего несколько мест, где они могли выйти. Их нетрудно найти и схватить. И коли он поймает гостей сегодня, у него еще останется время поработать над ними, пока не приехал Ди. Макиавелли улыбнулся. Ему нужна только пара часов, и за это время они расскажут ему все, что знают. Прожив полтысячелетия на этой земле, он научился дару убеждения.

Глава 2

Джош Ньюман прижал ладонь к холодной каменной стене стараясь удержать равновесие.

Что произошло?

Секунду назад он стоял в лавочке Аэндорской ведьмы в городке Оджаи, штат Калифорния. Его сестра Софи, Ската и человек, которого, как оказалось, звали Николя Фламелем, смотрели на него из зеркала. Потом Софи вдруг вышла оттуда, взяла его за руку и затащила внутрь! Он зажмурил глаза и почувствовал ледяное прикосновение к коже, отчего волосы на затылке встали дыбом. А когда вновь открыл глаза, то обнаружил, что находится в тесной комнатушке, похожей на кладовку. Банки с краской, груда стремянок, черепки битых глиняных горшков и связка забрызганных краской тряпок — все было свалено вокруг большого, обычного на вид грязного зеркала, прикрепленного к каменной стене. Всего одна маломощная лампочка тускло освещала комнату.

— Что это было? — спросил Джош, но голос его подвел. Мальчик проглотил комок в горле и снова заговорил: — Что случилось? Где мы?

— В Париже, — благоговейно произнес Николя Фламель, вытирая пыльные руки о свои черные джинсы. — Это мой родной город.

— В Париже? — прошептал Джош.

Он хотел сказать: «Это невозможно», — однако сразу понял, что данное слово больше не имеет значения.

— Но как? Софи…

Он посмотрел на сестру, но та отмахнулась. Она сосредоточенно слушала, прижав ухо к двери. Джош повернулся к Скате, но рыжеволосая воительница только помотала в ответ головой, прикрыв рот обеими руками. Она выглядела так, будто ее вот-вот вырвет. Тогда Джош наконец обратился к легендарному алхимику Николя Фламелю:

— Как мы сюда попали?

— Планета испещрена невидимыми линиями энергии, которые иногда называются леями или курсами, — объяснил Фламель. — Когда две или больше линий пересекаются, — он скрестил указательные пальцы, — образуются врата. Нынче их осталось очень мало, но в стародавние времена Древняя раса перемещалась с их помощью по миру буквально за секунды. Как и мы. Ведьма открыла лейные врата в Оджаи, и мы оказались в Париже.

В его устах объяснение звучало таким прозаическим.

— Лейные врата! Ненавижу! — пробубнила Ската. В полумраке ее бледное веснушчатое лицо казалось зеленоватым. — Тебя когда-нибудь укачивало?

Джош покачал головой.

— Нет.

Софи оторвалась от двери.

— Вранье! Его укачивает даже в бассейне! — злорадно улыбнулась она и снова прильнула к холодному дереву.

— Морская болезнь, — проворчала Скетти. — Вот на что это похоже. Только хуже.

Софи снова обернулась и посмотрела на алхимика.

— Вы знаете, в какой именно части Парижа мы сейчас находимся?

— В очень старой части, полагаю, — сказал Фламель и подошел к ней.

Он приложил ухо к двери и прислушался.

Софи отошла в сторону.

— Я сомневаюсь, — нерешительно произнесла она.

— Почему? — спросил Джош, окидывая взглядом маленькую захламленную комнатенку, явно часть какого-то старого здания.

Софи покачала головой.

— Не знаю… Не такое уж это и старое место. Она провела ладонью по стене и вдруг отдернула руку.

— Что? — прошептал Джош.

Софи снова положила руку на стену.

— Я слышу голоса, пение и… органную музыку.

Джош пожал плечами.

— А я ничего не слышу.

Он замолчал, внезапно осознав огромную разницу между собой и сестрой. Геката оживила магическую силу Софи, и теперь девочка обладала гиперчувствительным зрением, слухом, обонянием, осязанием и вкусом.

— А я слышу.

Софи убрала руку от каменной стены, и звуки в голове утихли.

— Ты слышишь звуки из прошлого, — объяснил Фламель. — Звуки, поглощенные зданием, записанные в самой его конструкции.

— Это церковь, — уверенно проговорила Софи и нахмурилась. — Новая церковь… современная, возведенная в конце девятнадцатого или в начале двадцатого века. Но она построена на месте другого, очень древнего здания.

Фламель замер у деревянной двери и оглянулся через плечо. В тусклом свете лампочки черты его лица выглядели резкими и угловатыми, пугающе похожими на череп, а глаза полностью скрывались в тени.

— В Париже много церквей, — сказал он, — хотя, кажется, есть только одна, подходящая под это описание.

Он взялся за дверную ручку.

— Подождите, — выпалил Джош. — А вдруг здесь сигнализация?

— Навряд ли, — уверенно ответил Николя. — Кто будет ставить сигнализацию на кладовку в церкви?

С этими словами он рывком открыл дверь.

В тот же миг сработала сигнализация. Пронзительный вопль сирены разнесся по коридорам, отскакивая от каменных плит и стен. Повсюду замигали красные огоньки.

Скетти вздохнула и проворчала что-то на древнекельтском языке.

— Разве не ты говорил мне, что, прежде чем двигаться, необходимо выждать и осмотреться?

Николя покачал головой и сокрушенно вздохнул, признавая, что совершил глупую ошибку.

— Старею… — ответил он на том же языке.

Но на извинения не было времени.

— Скорее! — закричал он, перекрывая сирену, и помчался по коридору.

Софи и Джош не отставали от него, а Скетти прикрывала отступление сзади, ругаясь на ходу.

Короткий узкий коридор заканчивался еще одной деревянной дверью. Не останавливаясь, Фламель толкнул ее — и тут же взревела вторая сирена. Фламель свернул влево и оказался в огромном открытом пространстве, где пахло старым ладаном, мастикой для натирки полов и воском. Ряды зажженных свечей бросали золотистый отблеск на стены и пол и вместе с красным светом системы безопасности освещали массивную двойную дверь, над которой висела табличка «Выход». Фламель кинулся туда, стуча ботинками по полу.

— Не трогайте… — начал было Джош, но Николя Фламель схватился за ручки и потянул.

Сработала третья сигнализация, гораздо громче других, и над дверью замигала красная лампочка.

— Я ведь говорил, не трогайте, — буркнул Джош.

— Не понимаю, почему здесь заперто, — удивился Фламель. — Эта церковь всегда открыта. И где народ?

Он огляделся по сторонам, и внезапно его осенило:

— А который вообще час?

— Сколько нужно времени, чтобы переместиться через лейные врата из одного места в другое? — задала встречный вопрос Софи.

— Это происходит мгновенно.

— И вы уверены, что мы в Париже, во Франции?

— Да.

Софи посмотрела на часы и произвела быстрый подсчет.

— Разница во времени между Парижем и Оджаи — девять часов? — уточнила она.

Фламель кивнул и вдруг все понял.

— Здесь где-то четыре часа утра, вот почему церковь закрыта, — ответила Софи.

— Полиция, наверное, уже едет, — мрачно проговорила Скетти и полезла за нунчаками. — Терпеть не могу драться, когда плохо себя чувствую.

— И что теперь делать? — с паникой в голосе спросил Джош.

— Могу попробовать распахнуть двери ветром, — нерешительно предложила Софи.

Она не была уверена, что ей хватит энергии снова так быстро поднять ветер. Она пустила в ход свои способности, чтобы сразиться с мертвецами в Оджаи, и эта битва лишила ее последних сил.

— Я запрещаю! — крикнул Фламель, и его лицо побагровело.

Он простер руку над рядами деревянных скамеек, указывая на резной алтарь, окруженный узором из белого мрамора. Свечи озаряли замысловатую мозаику из мерцающих голубых и золотых кусочков, которая украшала купол над алтарем.

— Это государственный памятник. Я не позволю тебе его разрушить.

— Где мы? — хором спросили близнецы, озираясь вокруг.

Теперь, когда их глаза привыкли к полумраку, они поняли, что здание необъятное. Далеко ввысь тянулись колонны, скрываясь в тени над головой, и можно было различить контуры маленьких алтарей по краям, статуи в углах и бесчисленные ряды свечей.

— Это, — гордо объявил Фламель, — базилика Сакре-Кёр. Церковь Святого Сердца.

Сидя на заднем сиденье своего лимузина, Никколо Макиавелли ввел координаты в ноутбук, и на экране возникла карта Парижа в высоком разрешении. Париж — невероятно старый город. Первые поселения возникли здесь более двух тысяч лет назад, хотя на острове посреди Сены люди жили уже задолго до этого. Как и многие из старейших городов мира, Париж образовался на том месте, где пересекались линии лей.

Макиавелли нажал на клавишу, и карту города пересекла запутанная сеть линий. Макиавелли искал ту лею, которая соединяла Париж с Соединенными Штатами. Наконец он смог сократить число возможных линий до шести. Аккуратным наманикюренным ногтем он проследил две линии, соединяющие западное побережье Америки с Парижем. Одна заканчивалась в великом соборе Нотр-Дам, другая — в более современной, но не менее знаменитой базилике Сакре-Кёр на Монмартре.

Итак, которая из них?

Внезапно парижскую ночь пронзили душераздирающие сирены. Макиавелли нажал кнопку, и тонированное оконное стекло со свистом опустилось. В машину ворвался прохладный ночной воздух. Вдалеке, поднимаясь над крышами на противоположной стороне площади Тертр, возвышалась базилика Сакре-Кёр. Внушительное белокаменное здание по ночам всегда озарялось ослепительным белым светом. Сегодня же оно пульсировало в красных огнях системы безопасности.

Здесь! Макиавелли зловеще усмехнулся. Он загрузил на ноутбуке программу и дождался, пока раскрутится винчестер.

«Введите пароль».

Пальцы забегали по клавиатуре, набирая слова: «Discorsi sopra la prima deca di Tito Livio».[1] Никто никогда не взломает такой пароль. Название этого труда неизвестно широкой публике.

На экране появился самый обыкновенный текст, написанный на смеси латинского, греческого и итальянского. Когда-то волшебникам приходилось хранить свои заклинания и магические формулы в рукописных колдовских книгах, но Макиавелли всегда использовал новейшие технологии. Он предпочитал держать заклинания на жестком диске. Теперь ему требовалась лишь маленькая безделица, которая займет Фламеля и его друзей, пока сам Макиавелли собирается с силами.

Джош вскинул голову.

— Я слышу полицейские сирены.

— Сюда едут двенадцать машин, — сказала Софи, склонив голову набок и закрыв глаза.

— Двенадцать? С чего ты взяла?

Софи посмотрела на брата.

— Я могу различить двенадцать сирен.

— Каждую в отдельности? — уточнил он, вновь поразившись способностям сестры.

— Да.

— Нельзя попадаться на глаза полиции, — резко вмешался в разговор Фламель. — У нас нет ни паспортов, ни алиби. Мы должны выбраться отсюда!

— Но как? — хором спросили близнецы.

Фламель покачал головой.

— Должен быть другой выход… — начал он и вдруг остановился, раздувая ноздри.

Джош с беспокойством заметил, что Софи и Скетти тоже отреагировали на какой-то запах, которого он сам не почувствовал.

— Что такое? — спросил он и тут уловил едва различимый неприятный душок, похожий на мускус.

Такой запах у него всегда ассоциировался с зоопарком.

— У нас проблемы, — мрачно заявила Ската, убрала нунчаки и достала мечи. — Большие проблемы.

Глава 3

— Что? — нервно спросил Джош, озираясь по сторонам.

Запах становился сильнее, он был каким-то горьким и несвежим, смутно знакомым…

— Змея, — сделав глубокий вдох, сообщила Софи. — Это змея.

У Джоша что-то сжалось в животе. Змея. Ну почему обязательно змея? Он жутко боялся змей, но никому никогда не признавался в этом, особенно сестре.

— Змеи… — начал он, но его голос сорвался на писк.

Джош кашлянул и сделал еще одну попытку.

— Где они? — спросил он, тревожно оглядываясь и представляя, как змеи, извиваясь, выползают из-под скамеек, спускаются по колоннам, падают с люстр…

Софи мотнула головой и нахмурилась.

— Не слышу… Я только… чувствую запах. — Она раздула ноздри и глубоко вдохнула. — Нет, там всего одна…

— Да, ты чувствуешь запах змеи, но эта змея ходит на двух ногах, — проворчала Скетти. — Такой гнилью несет от Никколо Макиавелли.

Фламель опустился на колени перед массивными главными дверями и провел рукой по замкам. У его пальцев заструились колечки зеленого дыма.

— Макиавелли! — яростно вскричал он. — Я смотрю, Ди успел связаться со своими дружками.

— Вы можете узнать человека по запаху? — спросил Джош, по-прежнему удивленный и немного сбитый с толку.

— У каждого человека свой собственный магический запах, — объяснила Скетти, повернувшись спиной к алхимику, чтобы защитить его. — Вы двое пахнете ванильным мороженым и апельсинами, Николя пахнет мятой…

— А Ди воняет тухлыми яйцами… — добавила Софи.

— Серой, — поправил Джош.

— Которую раньше называли сульфур, — уточнила Скетти. — Очень подходит доктору Ди. — Она вертела головой по сторонам, с особым вниманием присматриваясь к черным теням за статуями. — А Макиавелли пахнет змеями. Ему тоже подходит.

— А кто это? — поинтересовался Джош. Имя показалось знакомым, как будто он раньше слышал его. — Друг Ди?

— Макиавелли — бессмертный сообщник темных старейшин, — объяснила Скетти. — И никакой он не друг Ди, хотя они и по одну сторону. Макиавелли старше волшебника, в сто раз опаснее и в тысячу раз хитрее. Надо было убить его, когда представилась возможность, — горько сказала она. — Последние пятьсот лет он пребывал в центре европейской политики, эдакий кукловод, который дергает за ниточки. Когда я слышала о нем последний раз, его назначили главой ГУВБ.

— Это что-то вроде банка? — спросил Джош.

Скетти криво усмехнулась, демонстрируя длинные вампирские клыки.

— Это Генеральное управление внешней безопасности. Французская разведка!

— Разведка? Ну просто отлично, — с сарказмом протянул Джош.

— Вонь становится сильнее, — заметила Софи, пробужденные чувства которой остро реагировали на запах.

Сосредоточившись, она впустила немного силы в ауру, сразу заигравшую вокруг нее призрачным светом. В белокурых волосах засверкали яркие серебряные нити, а глаза стали походить на серебряные монеты, отражающие свет.

Джош невольно отпрянул от сестры. Он уже видел ее такой, но она его пугала.

— Значит, Макиавелли совсем близко. И творит магию, — буркнула Скетти. — Николя?..

— Минутку.

Кончики пальцев Фламеля засветились изумрудным светом, окутывая колечками дыма резной узор вокруг замка. Внутри раздался щелчок, но когда алхимик дернул за ручку, дверь не поддалась.

— А может, и не одну минутку…

— Поздно, — прошептал Джош и указал рукой куда-то назад. — Там что-то есть.

В противоположном конце базилики потухли свечи. Казалось, будто по проходу пронесся ветерок и на лету погасил мерцающие круглые светильники и толстые свечи, оставив лишь завитки седого дыма в воздухе. И вдруг все ощутили резкий запах воска, который становился все сильнее, почти перебивая запах ползучего гада.

— Ничего не вижу… — пробормотал Джош.

— Оно здесь! — крикнула Софи.

Существо, возникшее на холодных каменных плитах, очень слабо напоминало человека. Оно было выше человека и шире, и эта гротескная белая фигура была сделана как будто из желе. На широких плечах торчало что-то вроде головы, на которой не наблюдалось ничего похожего на лицо. Внезапно от тела чудовища с хлюпаньем отделились огромные руки, и на них выросли щупальца, похожие на ладони.

— Голем! — в ужасе воскликнула Софи. — Восковой голем!

Она взмахнула руками, и ее аура вспыхнула. Пальцы метнули поток ледяного ветра, чтобы остановить монстра, но белая восковая кожа только покрылась рябью и чуть-чуть потекла.

— Защитите Николя! — скомандовала Скетти и метнулась вперед, выхватывая из ножен два одинаковых меча.

Она вонзила свое оружие в чудовище, но это не помогло. Мягкий воск сковал мечи, и девушка с трудом выдернула их обратно. Скетти вновь ударила, и в воздух полетели кусочки воска. Чудовище замахнулось на нее, и воительница выпустила мечи, отпрянув назад, чтобы увернуться от сокрушительного удара. Шишковатый кулак ударил в пол прямо у ее ног, разбрызгивая капли воска.

Джош схватил складной деревянный стул, который стоял рядом с сувенирной лавкой. Взяв стул за две ножки, он обрушил его на грудь чудовища… где стул и застрял. Когда восковая фигура резко повернулась к Джошу, мальчик не смог удержать стул в руках. Он сграбастал другой стул, зашел сзади и ударил в спину чудовища. Стул разлетелся на части, а в воске остались щепки, похожие на большие торчащие шипы.

Софи замерла. Она отчаянно пыталась вспомнить какие-нибудь секреты воздушной магии, которым всего несколько часов назад ее обучила Аэндорская ведьма. Ведьма сказала, что это самая могущественная магия, и Софи видела, что сделала воздушная магия с армией мертвых людей и животных, которых Ди поднял из могил в Оджаи. Но она не представляла, как при помощи этой магии победить восковое чудовище. Она знала, как вызвать маленькое торнадо, но не рисковала поднимать его в замкнутом пространстве базилики.

— Николя! — закричала Скетти.

Теперь, когда ее мечи застряли в чудовище, воительница достала нунчаки — две деревянные палочки, соединенные короткой цепью. Нунчаки оставили глубокие борозды в «коже» чудовища, но в остальном никак не подействовали. Скетти нанесла несколько яростных ударов, и гладкая деревяшка быстро увязла в боку чудовища. Воск поплыл, окружив нунчаки. Чудовище повернулось к Джошу, вырвав орудие из рук воительницы, и та отлетела в сторону.

Рука, состоящая из большого пальца и слипшихся остальных и потому напоминающая гигантскую варежку, схватила Джоша за плечо и крепко стиснула. От невыносимой боли у мальчика подкосились ноги.

— Джош! — вскрикнула Софи, и ее голос разнесся по всей церкви.

Джош попытался отдернуть руку, но воск был слишком скользким, и пальцы утонули в белой массе. Сворачиваясь, теплый воск потек с рук чудовища, окутал плечи мальчика и покатился дальше на грудь, стесняя его дыхание.

— Джош, пригнись!

Софи схватила деревянный стул и швырнула его изо всех сил. Стул просвистел над головой брата, взъерошив его волосы ветерком, и обрушился на толстую восковую руку в том месте, где, по идее, должен быть локоть. Стул застрял в воске, как и все остальное, но это движение отвлекло монстра, и он выпустил Джоша, всего в синяках и слое свечного воска. Скорчившись на полу, Джош с ужасом увидел, как две студенистые руки потянулись к горлу сестры.

Софи дико заорала.

Глаза девочки сверкнули, превратившись из голубых в серебристые, и в тот самый момент, когда лапы голема подобрались к ее коже, вспыхнула ее аура. Восковые конечности расплавились, и воск закапал на пол. Софи вытянула руку с растопыренными пальцами и прижала к груди голема. Ладонь с шипением утонула в воске.

Джош, припавший к полу рядом с Фламелем, прикрыл глаза руками, чтобы защититься от ослепительного света. Он увидел, как сестра, окруженная раскаленной аурой, подошла вплотную к чудовищу. Раскинув руки, она стала растапливать воскового монстра невидимым неощутимым жаром. Вскоре на пол со звоном упали мечи и нунчаки Скаты, а через секунду и щепки от деревянного стула.

Аура Софи замерцала, и Джош вскочил, чтобы подхватить сестру. У нее подкашивались ноги.

— Голова кружится… — выдохнула она и рухнула ему на руки.

Она была почти без сознания и даже похолодела. Сладкий ванильный запах ее ауры стал кисловато-горьким.

Скетти поспешила вытащить свое оружие из застывающего воска, который теперь напоминал наполовину растаявшего снеговика. Она брезгливо вытерла лезвия и убрала мечи в ножны за спиной. Очистив нунчаки от воска, она сунула их в мешочек на поясе. А потом повернулась к Софи.

— Ты спасла нас, — торжественно произнесла она. — Этого я никогда не забуду.

— Получилось! — вдруг сказал Фламель.

Он отступил от двери, и Софи, Джош и Ската увидели, как из замочной скважины просачиваются завитки зеленого дыма. Алхимик толкнул дверь, и та открылась со щелчком. Внутрь ворвался прохладный ночной воздух, разгоняя чересчур сильный запах растопленного воска.

— Кстати, нам бы не помешала твоя помощь, — проворчала Скетти.

Фламель улыбнулся и вытер пальцы о джинсы, оставив на одежде следы зеленого света.

— Я знал, что у вас все под контролем, — сказал он и шагнул на улицу.

Ската и близнецы двинулись за ним.

Полицейские сирены ревели все ближе, но улица перед самой церковью была пуста. Базилика Сакре-Кёр стояла на холме, на одной из самых высоких точек Парижа, и отсюда можно было видеть весь город.

Лицо Николя Фламеля просияло.

— Родной дом!

— Почему все эти европейские волшебники помешались на големах? — спросила Ската, шагая следом. — Сначала Ди, теперь Макиавелли. У них что, нет никакого воображения?

Фламель удивился.

— Это был не голем. Чтобы оживить голема, нужно, чтобы на его теле было заклинание.

Скетти кивнула. Естественно, она это знала.

— Тогда что это?

— Тульпа.

Скетти удивленно вытаращила ярко-зеленые глаза.

— Тульпа! Макиавелли и на это способен?

— Очевидно.

— Что такое тульпа? — спросил Джош у Фламеля.

Но ему ответила сестра, и Джош в очередной раз вспомнил о бездонной пропасти, которая пролегла между ними в тот момент, когда пробудились ее способности.

— Тульпа — это существо, созданное и оживленное исключительно силой воображения, — небрежно объяснила Софи.

— Именно, — поддакнул Николя Фламель, глубоко вздохнув. — Макиавелли знал, что в церкви есть воск. И вдохнул в него жизнь.

— Но он наверняка знал, что этим нас не остановить, — возразила Скетти.

Николя вышел из-под центральной арки на фасаде здания и остановился на верхней ступени широкой многоярусной лестницы, которая вела к улице, видневшейся далеко внизу.

— Конечно, он знал, что нас это не остановит, — терпеливо ответил он. — Просто хотел задержать нас, пока сам не придет.

Он махнул рукой, указывая вниз.

Узкие улицы Монмартра оживали в звуках и огнях вереницы полицейских машин. Десятки жандармов в униформах собрались у подножия лестницы, и еще больше блюстителей порядка прибывало из узких переулков, формируя оцепление вокруг здания. Странно, но никто не стал подниматься по лестнице.

Фламель, Скетти и близнецы не обратили внимания на полицию. Они смотрели, как высокий худощавый мужчина с совершенно белыми волосами и в элегантном смокинге медленно приближается к ним по ступеням. Увидев, как они выбежали из базилики, он прислонился к низким железным перилам и лениво поднял руку в знак приветствия.

— Сейчас я угадаю, — произнес Джош. — Никколо Макиавелли?

— Самый опасный бессмертный человек в Европе, — мрачно изрек алхимик. — Поверь мне: по сравнению с ним Ди покажется тебе фокусником-любителем.

Глава 4

— Добро пожаловать в Париж, алхимик.

Софи и Джош вздрогнули. Макиавелли был все еще слишком далеко, чтобы слышать его так отчетливо. Странно, но его голос шел откуда-то сзади них, и ребята обернулись посмотреть, но там стояли только две зеленью металлические статуи с облупившейся краской: справа — женщина на лошади, с мечом в руке, а слева — мужчина со скипетром.

— Я вас ждал.

Голос доносился как будто из статуи мужчины.

— Дешевый трюк, — презрительно сказала Скетти, соскребая кусочки воска с мысков бронированных ботинок. — Обычное чревовещание.

Софи несмело улыбнулась.

— А я подумала, это говорящая статуя, — смущенно призналась она.

Джош начал было смеяться над сестрой, но быстро спохватился.

— Я бы не удивился, если бы она и вправду могла разговаривать.

— Добрый доктор Ди передает вам привет — продолжал звучать в воздухе голос Макиавелли.

— Значит, он не загнулся в Оджаи? — подхватил Николя, не повышая голоса.

Выпрямившись во весь рост, он небрежно заложил руки за спину и искоса поглядел на Скетти. Пальцы его правой руки начали бегать по ладони и по пальцам на левой руке.

Скетти отвела близнецов в сторону от Николя и медленно отступила в тень арки. Встав между ребятами, она обняла их за плечи — от ее прикосновения серебряная и золотая ауры сверкнули — и наклонила их головы к себе.

— Макиавелли. Великий из лжецов. — Шепот Скетти прозвучал не громче легкого дыхания. — Он не должен нас услышать.

— Не могу сказать, что рад видеть вас, синьор Макиавелли. Или в этом веке вы месье Макиавелли? — тихо произнес алхимик, прислонившись к балюстраде и глядя вниз, на белые ступеньки, где стоял его собеседник.

— В этом веке я француз, — ответил Макиавелли внятным голосом. — Люблю Париж. Это мой любимый город в Европе. После Флоренции, разумеется.

Пока Николя разговаривал с Макиавелли, он прятал руки за спиной, чтобы их не видел бессмертный. Его пальцы продолжали свой причудливый танец.

— Он творит заклинание? — прошептала Софи, наблюдая за его руками.

— Нет, он разговаривает со мной, — ответила Скетти.

— Как? — прошептал Джош. — Это магия? Телепатия?

— Нет, американский язык жестов.

Близнецы быстро переглянулись.

— Американский язык жестов? — удивленно повторил Джош. — Он знает язык жестов? Откуда?

— Вы забываете, что Николя давно живет на свете, — ответила Ската и продемонстрировала вампирский оскал. — В восемнадцатом веке он помог создать французский язык жестов, — сообщила она как бы между прочим.

— И что он говорит? — нетерпеливо спросила Софи.

Никакие знания из памяти ведьмы не помогали ей расшифровать жесты алхимика.

Ската нахмурилась и одними губами произнесла:

— Софи… brouillard…[2] туман… — Она покачала головой. — Софи, он просит у тебя туман. Ничего не понимаю…

— А я понимаю, — сказала Софи, когда у нее в голове пронеслось с десяток образов тумана, облаков и дыма.

Никколо Макиавелли остановился на ступеньках и глубоко вздохнул.

— Мои люди окружили территорию, — сообщил он и медленно направился к алхимику.

Старик немного запыхался, его сердце сильно колотилось. Похоже, сказывалось отсутствие тренировок. Создание воскового тульпы отняло все силы. Никогда еще Макиавелли не приходилось создавать такое большое чудовище, да к тому же сидя на заднем сиденье машины, петляющей по узким улицам Монмартра. Не самое элегантное решение, но нужно было задержать Фламеля и его спутников в церкви, пока он сам туда не приедет. И ему это удалось. Теперь церковь оцепили, сюда едут жандармы, и он вызвал всех доступных агентов. Его полномочия как главы ГУВБ были почти неограниченными, и он отдал приказ временно притормозить прессу. Он гордился тем, что полностью владеет своими эмоциями, но, надо признаться, в тот момент был немного возбужден. Очень скоро Николя Фламель, Ската и близнецы окажутся в его власти. И он одержит победу там, где оплошал Ди.

Позже он прикажет кому-нибудь из управления выдать прессе липовую историю о том, как грабители вторглись в государственный памятник. Ближе к рассвету, как раз к выходу утренних новостей, в средства массовой информации просочится второй репортаж — о том, как отчаянные преступники напали на охрану и сбежали по пути в полицейский участок. И больше их никто не видел.

— Теперь-то ты попался, Николя Фламель.

Фламель встал на краю первой ступеньки и сунул руки в задние карманы потертых черных джинсов.

— Кажется, в последний раз ты делал такое заявление, когда пытался влезть в мою могилу.

Макиавелли замер, потрясенный.

— Откуда ты знаешь?

Почти шестьсот лет назад посреди ночи Макиавелли вскрыл могилу Николя и Перенель, желая убедиться, что алхимик и его жена действительно мертвы, и выяснить, похоронили ли вместе с ними «Книгу чародея Авраама». Итальянец почти не удивился, обнаружив, что оба гроба набиты камнями.

— Мы с Перри стояли прямо у тебя за спиной и наблюдали из темноты. Когда ты поднимал могильную плиту, мы были так близко, что могли дотянуться до тебя рукой. Я знал, что кто-нибудь придет. Только и представить не мог, что это будешь ты. Признаюсь, испытал разочарование, Никколо, — добавил он.

Седовласый мужчина вновь зашагал вверх по ступенькам к церкви.

— Ты всегда думал обо мне лучше, чем я есть на самом деле, Николя.

— Я верю, что в каждом человеке есть немного добра, — прошептал Фламель, — даже в тебе.

— Нет, алхимик, во мне его больше нет, и давно. — Макиавелли остановился и указал на полицейских и вооруженный до зубов отряд специального назначения. — Иди сюда. Сдавайся. Тебе никто не причинит зла.

— Даже не могу сосчитать, сколько людей уже говорили мне нечто подобное, — печально произнес Николя. — И всегда лгали.

Голос Макиавелли стал жестче.

— Выбирай: сделка со мной или с Ди. Ты же знаешь, этот английский кудесник никогда не отличался терпением.

Фламель пожал плечами и хитро улыбнулся.

— Предлагаю третий вариант: я не буду вступать в сделку ни с кем из вас.

Он развернулся вполоборота, но потом вновь посмотрел на Макиавелли, и выражение его лица заставило бессмертного итальянца в ужасе отпрянуть. На миг нечто древнее и неумолимое сверкнуло в блеклых глазах Фламеля. На этот раз голос Фламеля опустился до шепота, но Макиавелли по-прежнему отчетливо слышал его.

— Будет лучше, если мы больше никогда не встретимся.

Макиавелли попытался засмеяться, но смешок получился какой-то нервный.

— Звучит как угроза… Поверь мне, сейчас ты не в том положении, чтобы угрожать.

— Это не угроза, — ответил Фламель и отошел от лестницы. — Это обещание.

Холодный и сырой парижский воздух внезапно наполнился насыщенным ароматом ванили, и тогда Никколо Макиавелли понял: что-то не так.

Выпрямившись и закрыв глаза, вытянув руки по бокам ладонями наружу, Софи Ньюман глубоко вздохнула, пытаясь унять колотящееся сердце и уйти в пространства своего разума. Когда Аэндорская ведьма закутала ее, как мумию, в бинты из густого воздуха, она в считанные мгновения передала девочке тысячелетние знания. Софи казалось тогда, будто голова ее раздувается, а мозг наполняется воспоминаниями ведьмы. С тех пор у нее побаливала голова, немела шея и давило на глаза. Два дня назад она была обычным американским подростком и ее занимали самые обычные дела: домашняя работа, школьные задания, новые песни и клипы, мальчики, номера сотовых телефонов и электронные адреса, блоги и сайты. Теперь она узнала такое, чего знать никому не положено.

Софи Ньюман обладала знаниями Аэндорской ведьмы. Она знала все, что когда-либо видела ведьма, все, что та познала за целое тысячелетие. Одна большая свалка: смешение мыслей и желаний, наблюдений и страхов, неразбериха из странных и пугающих образов, непонятных звуков. Как будто тысячу фильмов смешали и смонтировали в один. И в этом клубке воспоминаний попадались бесчисленные случаи, когда ведьма действительно использовала свою особую силу — воздушную магию. Софи нужно было отыскать тот эпизод, когда ведьма создавала туман. Но где и как его найти? Не обращая внимания на разговор Фламеля и Макиавелли, отрешившись от кислого запаха страха, источаемого ее братом, и от звона мечей Скаты, Софи сосредоточилась на тумане.

Сан-Франциско часто погружался в туман, и она видела, как мост Золотые Ворота поднимается из густого облака. А прошлой осенью, когда их семья была в соборе Святого Креста в Бостоне, они вышли на улицу Тремонт и увидели, что сырой туман практически скрыл из виду Коммон-парк.

В памяти всплывали и другие воспоминания: туман в Глазго, клубы пара в Вене, густой вонючий желтый туман в Лондоне. Софи нахмурилась. Она никогда не была ни в Глазго, ни в Вене, ни в Лондоне. Но Аэндорская ведьма была, и это ее воспоминания проносились в голове девочки.

Образы, мысли и воспоминания крутились и мелькали, точно потоки тумана. И вдруг все прояснилось. Софи отчетливо вспомнила, как стоит рядом с человеком, одетым явно в костюм девятнадцатого века. Она видела его оком своего разума. У мужчины был длинный нос, высокий лоб и седеющие курчавые волосы. Он сидел за высоким столом, на котором лежала толстая пачка бумаги кремового цвета, и макал обычное гусиное перо в наполненную до краев чернильницу. Девочка не сразу поняла, что перед глазами не ее воспоминания и что она не видела этого ни по телевизору, ни в кино. Это был какой-то эпизод из жизни самой Аэндорской ведьмы. Присмотревшись к мужчине, она ощутила наплыв воспоминаний. Кажется, перед ней был знаменитый английский писатель, и он как раз начинал новую книгу. Писатель поднял глаза от чистого листа и улыбнулся ей. Его губы беззвучно зашевелились. Заглянув ему через плечо, она увидела слова: «Повсюду туман. Туман на реке растянулся во все стороны»,[3] — написанные аккуратным витиеватым почерком. За окном кабинета у грязного стекла сгущался, точно дым, густой непрозрачный туман, закутывая улицу в непроницаемое одеяло.

А под портиком базилики Сакре-Кёр в Париже воздух вдруг похолодел и стал влажным, наполнившись ароматом ванильного мороженого. Из растопыренных пальцев Софи сочились белые капли и струйками стекали в лужу у ног. Закрыв глаза, девочка наблюдала, как писатель окунул перо в чернильницу и продолжил: «Крадется туман… стелется туман… туман расползается… туман в глазах и глотках…»

Густой белый туман капал из пальцев Софи и расползался по камням, клубился как дым, расплывался ниточками и паутинками. Скручиваясь колечками, он окутал ноги Фламеля и поплыл по ступенькам, разрастаясь, становясь все гуще и темнее.

Стоя на лестнице перед базиликой Сакре-Кёр, Никколо Макиавелли увидел, как по ступенькам, точно грязное молоко, льется туман. Туман сгущался и распространялся все шире, и Макиавелли понял, что Фламель собирается сбежать от него. Когда туман доплыл до Никколо, он уже доставал до груди, был сырой и пах ванилью. Макиавелли сделал глубокий вдох, узнавая аромат магии.

— Замечательно, — произнес он, но туман приглушил его голос, убрав тщательно выработанный французский акцент и обнаружив резкий итальянский.

— Оставь нас в покое, — гулко прозвучал из тумана голос Фламеля.

— Опять угрожаешь, Николя? Поверь мне, ты даже не представляешь, какие силы направлены против тебя. Фокусы тебя не спасут. — Макиавелли достал телефон и нажал кнопку быстрого набора. — Атакуйте! Атакуйте немедленно!

Он бросился вверх по лестнице, бесшумно ступая дорогими туфлями на кожаной подошве. Далеко внизу затопали по камням ноги в тяжелых ботинках — на лестницу рванул отряд полиции.

— Долгое время у меня получалось выживать, — раздался голос Фламеля, но совсем не оттуда, откуда можно было ожидать.

Макиавелли остановился и посмотрел по сторонам, пытаясь разглядеть силуэт в тумане.

— Мир не стоит на месте, Николя, — сказал он. — А ты — да. Ты мог убежать от нас в Америке, но здесь, в Европе, слишком много старейшин, слишком много бессмертных, которые знают тебя. Тебе не удастся долго скрываться. Мы найдем тебя.

Он взлетел по последним ступенькам, и они привели его прямо ко входу в церковь. Там не было никакого тумана. Неестественный туман начинался на верхней ступеньке и спускался вниз. Церковь казалась плавучим островом посреди облачного моря. Даже не входя в базилику, Макиавелли знал, что не найдет их там. Фламель, Ската и близнецы сбежали.

Пока.

Париж уже давно не город Николя Фламеля. Тот город, который чтил Фламеля и его жену как покровителей бедных и убогих, город, улицы которого были названы в их честь, остался в далеком прошлом. Теперь Париж принадлежал Макиавелли и темным старейшинам, его хозяевам. Окинув взглядом старинный город, Никколо Макиавелли поклялся, что обратит Париж в капкан — или даже в могилу — для легендарного алхимика.

Глава 5

Призраки Алькатраса разбудили Перенель Фламель.

Женщина неподвижно лежала на узкой койке в тесной холодной клетке глубоко под заброшенной тюрьмой и слушала, как вокруг нее во мраке шепчут и бормочут призраки. Они говорили на десяти языках, которые она понимала, еще больше языков она могла распознать и лишь несколько не различала вовсе. Зажмурив глаза, Перенель сосредоточилась, пытаясь разобрать отдельные голоса. Может быть, она узнает кого-то. Потом ее внезапно осенило: почему она вообще слышит голоса призраков?

Снаружи возле клетки сидел сфинкс — чудовище с туловищем льва, орлиными крыльями и головой прекрасной женщины. Он обладал особой способностью поглощать магическую энергию любого живого существа. Он истощал Перенель, оставляя ее совершенно беспомощной в этой ужасной темнице.

Перенель еле заметно улыбнулась, потому что кое-что вдруг поняла. Будучи седьмой дочерью седьмой дочери, она родилась со способностью слышать и видеть призраков. И слышала их очень долго, прежде чем научилась контролировать и сосредоточивать свою ауру. Ее дар никак не связан с магией, поэтому сфинкс не смог его отнять. Всю свою долгую жизнь она использовала это умение вместе с магией, чтобы защитить себя от духов, загородить свою ауру цветами, невидимыми для привидений. Но теперь, когда сфинкс поглотил ее энергию, защита стерлась, открыв Перенель миру призраков.

И вот они явились.

Своего первого призрака — любимую бабушку — Перенель Фламель увидела в семь лет. Она знала, что духов не нужно бояться. Призраки могли быть навязчивыми, приставучими и иногда откровенно наглыми, но они не имели материальной оболочки. Некоторых она даже научилась считать друзьями. За века какие-то призраки возвращались к ней снова и снова, притягивались к ней, зная, что она услышит их, увидит и сумеет помочь, или просто потому, что им было одиноко. Бабушка тоже возвращалась примерно раз в десять лет, чтобы навестить внучку.

Но хотя призраки — бестелесные существа, они все-таки обладают силой.

Перенель открыла глаза и сосредоточилась на потрескавшейся каменной стене. По стене стекала зеленоватая вода, от которой пахло ржавчиной и солью — эти два вещества в конце концов и разрушили тюрьму Алькатрас. Как и предполагала Перенель, Ди совершил ошибку. У доктора Джона Ди был один большой недостаток — высокомерие. Он, очевидно, считал, что если она заперта глубоко под Алькатрасом и ее охраняет сфинкс, то она беспомощна. Как же он ошибался!

Алькатрас был пристанищем призраком.

И Перенель Фламель докажет противнику свое могущество.

Закрыв глаза, Перенель успокоилась и начала слушать призраков Алькатраса. А потом медленно, еле уловимым шепотом, завела беседу с ними, призывая их и собирая вокруг себя.

Глава 6

— Со мной все хорошо, — сонно пробормотала Софи. — Правда.

— Что-то непохоже, — процедил сквозь зубы ее брат-близнец.

Уже второй раз за несколько дней Джош нес сестру на руках. Он осторожно спускался по лестнице перед базиликой Сакре-Кёр, боясь уронить девочку.

— Фламель говорил, что каждое применение магии отбирает немного энергии, — добавил он. — Ты сейчас как выжатый лимон.

— Я в порядке, — прошептала Софи. — Поставь меня на ноги.

И тут же ее глаза снова закрылись.

Маленькая группа бесшумно пробиралась сквозь пахнущий ванилью туман. Ската шла впереди, Фламель замыкал шествие. Вокруг слышался топот ног, звон оружия, приглушенные команды — французские полицейские и бойцы отряда особого назначения поднимались по ступенькам. Кто-то подходил на опасно близкое расстояние, и Джошу дважды пришлось пригибаться, пока мимо проносился человек в форме.

Внезапно из густого тумана появилась Ската, прижав к губам короткий палец. Капли воды заморозили ее торчащие рыжие волосы, белая кожа казалась даже бледнее, чем обычно. Ската указала направо резными нунчаками. Туман рассеялся, и неожиданно прямо перед ними вырос жандарм. До него можно было достать рукой, на его темной форме блестели капельки воды. За жандармом Джош разглядел группу французских полицейских, которые сгрудились вокруг чего-то, напоминающего старомодную карусель. Они все смотрели куда-то вверх, и Джош услышал, как они снова и снова повторяют слово brouillard. Он понял, что они говорят о странном тумане, который опустился на церковь. Жандарм держал в руке свой табельный пистолет, направив дуло в небо и положив палец на курок, и это вновь напомнило Джошу о том, в какой опасности они находятся. Им угрожают не одни лишь призрачные враги Фламеля, но и вполне обычные люди.

Они прошли, наверное, еще с дюжину ступенек, и вдруг туман исчез. Вот только что Джош нес сестру через густой туман, а в следующую секунду как будто вышел из-за занавеса. Он обнаружил, что стоит перед маленькой картинной галереей, кафе и сувенирной лавкой. Мальчик обернулся и увидел за спиной плотную стену из тумана. В желтоватой дымке полицейские выглядели не более чем расплывчатыми силуэтами.

Ската и Фламель тоже появились из тумана.

— Ну-ка, позволь, — сказала Ската и забрала Софи из рук Джоша.

Тот попытался возразить: Софи все-таки его сестра и он за нее в ответе. Но он слишком устал. Лодыжки болели, мышцы на руках напряглись от усилий, пока он нес сестру по бесконечным ступенькам.

Джош посмотрел в ярко-зеленые глаза Скаты.

— С ней все будет в порядке?

Древняя кельтская воительница открыла рот, чтобы ответить, но Николя Фламель помотал головой, запрещая ей говорить. Он положил руку на плечо Джоша, но мальчик стряхнул ее. Если Фламель и заметил этот жест, то сделал вид, что не обратил на него внимания.

— Ей просто нужно выспаться. Создание тумана сразу после того, как она растопила тульпу, отняло все ее силы, — сказал Фламель.

— Это вы попросили ее сделать туман, — упрекнул его Джош.

Николя развел руками.

— А что мне оставалось делать?

— Не знаю… — промямлил Джош. — Должен быть какой-то другой выход. Я видел, как вы пускали зеленые стрелы энергии.

— Туман позволил нам сбежать, не причинив никому вреда, — объяснил Фламель.

— Кроме Софи, — с горечью возразил Джош.

Фламель посмотрел на него долгим взглядом и отвернулся.

— Пойдемте.

Он кивнул в сторону переулка, который резко шел под уклон, и они поспешили в ночь. Ската несла Софи легко, как пушинку, Джош старался не отставать от нее. Он не собирался ни на секунду оставлять сестру.

— Куда мы идем? — спросила Ската.

— Нужно уйти с улиц, — проговорил Фламель. — Такое ощущение, что все жандармы в городе собрались у церкви. А еще я видел отряд особого назначения и штатских, наверняка из разведки. Как только они поймут, что нас нет в церкви, сразу оцепят всю территорию и обыщут каждый закоулок.

Ската чуть улыбнулась, на мгновение показав клыки.

— И давайте признаем: не заметить нас трудно.

— Надо найти место, чтобы… — начал Николя.

Полицейскому, выскочившему из-за угла, было не больше девятнадцати — долговязый и худой парень с раскрасневшимися щеками и пушком над верхней губой. Одну руку он держал на кобуре, другой придерживал форменную фуражку. Он резко остановился перед ними и от неожиданности взвизгнул.

— Эй! Arrêtez![4] — закричал он, пытаясь достать пистолет.

Николя рванулся вперед, и Джош увидел зеленый дымок, заструившийся из руки алхимика, прежде чем его пальцы коснулись груди жандарма. Тело полицейского охватило изумрудно-зеленое свечение, очертив его ярко-зеленым контуром, а потом парень согнулся пополам и упал на землю.

— Что вы наделали? — в ужасе прошептал Джош.

Он посмотрел на молодого полицейского, распластанного на земле, и у него все похолодело внутри.

— Вы же не… не убили его?

— Нет, — устало ответил Фламель, — просто перегрузил его ауру. Это вроде удара током. Он скоро очнется с головной болью. — Николя потер лоб над левым глазом. — Надеюсь, не такой сильной, как у меня, — прибавил он.

— Ты ведь понимаешь, — мрачно произнесла Ската, — что твой маленький фокус привлек к нам внимание Макиавелли.

Она раздула ноздри, и Джош сделал глубокий вдох. В воздухе запахло перечной мятой — отличительный запах магии Николя Фламеля.

— А что еще я мог сделать? — возразил Фламель. — У тебя руки заняты.

Ската презрительно поморщилась.

— Я могла взять его на себя. Вспомни, ведь это я вытащила тебя из тюрьмы на Лубянке, при том что руки у меня были в наручниках.

— О чем ты говоришь? Какая такая Лубянка? — спросил сбитый с толку Джош.

— Это в Москве. — Николя покосился на Джоша. — Не спрашивай. Это долгая история.

— Его хотели расстрелять как шпиона, — глумливо улыбнулась Ската.

— Это очень долгая история, — повторил Фламель.

Следуя за Скатой и Фламелем по извилистым улочкам Монмартра, Джош вспомнил, как вчера Джон Ди описывал Николя Фламеля:

«Кем он только не был за свою жизнь: лекарем и поваром, книготорговцем и солдатом, учителем языков и химии, стражем порядка и вором. Но при этом он всегда был лжецом, шарлатаном и жуликом».

«И шпионом, — добавил про себя Джош. — Интересно, знает ли об этом Ди?» Мальчик внимательно посмотрел на Фламеля. Выглядел тот вполне обычно: коротко остриженные волосы, блеклые глаза, черные джинсы и майка под потертой черной кожаной курткой. Он прошел бы незамеченным по любой улице в любом городе мира. И все-таки обычным его не назовешь: он родился в 1330 году и, по его словам, трудится на благо человечества, потому что бережет Кодекс от Ди и темных старейшин — ужасных созданий, которым тот служит.

Но кому служит сам Фламель? И кто он такой, этот бессмертный Николя Фламель?

Глава 7

Взяв себя в руки, Никколо Макиавелли начал спускаться по ступеням базилики Сакре-Кёр. Туман клубился позади него, будто развевающийся плащ. В воздухе постепенно прояснялось, но вокруг по-прежнему пахло ванилью. Макиавелли запрокинул голову и вдохнул этот запах. Надо запомнить его, ведь он так же уникален, как и отпечатки пальцев. У каждого на планете есть аура — электрические поле, окружающее человеческое тело. А когда электрическое поле сфокусировано и направлено, оно взаимодействует с эндокринной системой и надпочечниками, вырабатывая отличительный запах, характерный именно для этого человека. Своего рода роспись. Макиавелли сделал последний вдох. Он почти чувствовал вкус ванили на языке — бодрящий, чистый. Запах сырой необученной силы.

В этот момент Макиавелли со всей очевидностью понял, что Ди прав: это запах одного из легендарных близнецов.

— Окружить всю территорию, — приказал Макиавелли высшим полицейским чинам, которые собрались полукругом у подножия ступенек в Сквер-Виллетт. — Оцепить каждую улицу, переулок и аллею от улицы Кюстин до улицы Коленкур, от бульвара Клиши до бульвара Рошешуар и улицы Клиньянкур. Немедленно найти этих людей!

Его распоряжение было встречено молчанием, которое нарушил загорелый офицер полиции в звании капитана:

— Вы предлагаете перекрыть весь Монмартр?

Он оглядел своих коллег в поисках поддержки, но все предпочли отвести глаза.

— Да ведь сейчас пик туристического сезона! — запротестовал капитан, повернувшись к Макиавелли.

Лицо Макиавелли осталось таким же бесстрастным, как маски, которые он коллекционировал. Его холодные серые глаза впились в офицера, но голос был ровным и тихим, не громче шепота.

— Ты хоть знаешь, кто я такой? — спокойно спросил он.

Капитан, увешанный орденами ветеран Французского иностранного легиона, под взглядом неподвижных глаз почувствовал себя очень неуютно. Облизав пересохшие внезапно губы, он ответил:

— Вы месье Макиавелли, новый глава Генерального управления внешней безопасности. Но это дело полиции, а не службы национальной безопасности. У вас нет полномочий…

— Я заявляю, что это дело ГУВБ! — перебил его Макиавелли. — И мои полномочия подтверждены самим президентом. Если понадобится, я перекрою весь город. Немедленно найдите этих людей! Сегодня была предотвращена катастрофа! — Он махнул рукой в сторону базилики, очертания которой начали вырисовываться в тающем тумане. — Кто знает, какие еще террористические акты они планировали? Докладывайте мне обстановку каждый час! — закончил он и, не дожидаясь ответа, зашагал к своей машине.

Возле нее стоял водитель в черном костюме, скрестив руки на могучей груди. Водитель, лицо которого наполовину скрывали зеркальные солнечные очки, открыл дверь перед хозяином, а потом осторожно закрыл ее. Забравшись в машину, он опустил руки в черных перчатках на кожаный руль и терпеливо стал ждать указаний. Стекло, отделяющее водителя от салона, опустилось.

— Фламель в Париже. Куда он мог пойти? — без предисловий спросил Макиавелли.

Существо, известное как Дагон, служило Макиавелли почти четыреста лет. Под этим именем его знали почти тысячелетие, и, если не считать наружности, в нем не было ничего человеческого. Повернувшись на сиденье, слуга снял зеркальные очки. В полумраке салона его глаза выглядели выпуклыми, как у рыбы, огромными и влажными под прозрачной стекловидной пленкой. Век у него не было. Когда он заговорил, за тонкими губами показались крошечные острые зубки.

— Кто его союзники? — спросил Дагон, переходя с плохого французского на еще более скверный итальянский и закончив на булькающем языке своей давно забытой юности.

— Фламель и его жена всегда были одиночками, — сказал Макиавелли. — Поэтому они так долго прожили. Насколько мне известно, они не жили в этом городе с конца восемнадцатого века.

Он достал тонкий черный ноутбук и прижал указательный палец к встроенному считывателю отпечатков пальцев. Компьютер пискнул, экран загорелся.

— Если они прошли сквозь лейные врата, то пришли неподготовленными, — прохлюпал Дагон. — Ни денег, ни паспортов, ни запасной одежды.

— Точно, — прошептал Макиавелли. — Значит, они будут искать союзника.

— Человека или бессмертного? — спросил Дагон.

Макиавелли задумался.

— Бессмертного, — наконец ответил он. — Неуверен, что они знают многих людей в этом городе.

— А кто из бессмертных сейчас живет в Париже? — спросил Дагон.

Итальянец нажал сложную комбинацию клавиш, и на экране возникла папка под названием «Temp». Там хранилось много файлов с расширениями. jpg, bmp и. tmp. Макиавелли выделил один и нажал «Enter». В центре экрана появилось окно: «Введите пароль».

Его тонкие пальцы забегали по клавиатуре, набирая пароль: «Del modo di trattare i sudditi della Val di Chiana ribellati».[5] Открылась база данных, закодированная улучшенным стандартом шифрования AES — тем самым, которым правительство кодирует большинство совершенно секретных файлов. За всю свою жизнь Никколо Макиавелли накопил целое состояние, но этот файл считал самым ценным сокровищем. Здесь хранилось полное досье на каждого бессмертного человека, живущего в двадцать первом веке. Досье собирала шпионская сеть по всему миру, причем большинство шпионов и не подозревали, что работают на Макиавелли. Он пролистал имена. Даже его хозяева, темные старейшины, и те не знали, что у него есть такой список. Вряд ли они обрадовались бы, если бы узнали, что ему известны местонахождение и подноготная почти всех светлых и темных старейшин, до сих пор живущих на земле или в царствах теней, окружающих этот мир.

Макиавелли прекрасно знал, что знание — сила.

Хотя набралось целых три страницы, посвященных Николя и Перенель Фламель, точной информации оказалось маловато. Имелись сотни записей о том, где были замечены Фламели с момента их предполагаемой смерти в 1418 году. Их видели почти на каждом континенте, кроме Австралии. Последние сто пятьдесят лет они жили в Северной Америке, причем первый раз были замечены в Буффало, штат Нью-Йорк, в сентябре 1901 года. Макиавелли перешел к разделу «Известные бессмертные союзники». Пусто.

— У меня нет никаких записей о бессмертных союзниках Фламелей.

— Но теперь он снова в Париже, — сказал Дагон. Когда он говорил, у него на губах появлялись водяные пузыри. — Он будет искать старых друзей. Дома люди ведут себя иначе: они теряют бдительность. А Фламель по-прежнему считает Париж своим домом, пусть даже он долгие годы жил вдали от этого города.

Никколо Макиавелли удивленно взглянул на него поверх экрана компьютера. Как же мало он знает о своем преданном помощнике!

— А где твой дом, Дагон? — спросил он.

— Его нет. Давно уже нет.

Огромные выпуклые глаза на миг прикрылись прозрачной кожей.

— Почему ты остался со мной? — подумал вслух Макиавелли. — Почему не искал своих сородичей?

— Их тоже давно нет. Я последний из рода. К тому же вы не так уж от меня отличаетесь.

— Но ты не человек, — тихо сказал Макиавелли.

— А вы? — спросил Дагон, широко раскрыв немигающие глаза.

Макиавелли надолго задумался, потом кивнул и перевел глаза на экран.

— Значит, мы ищем кого-то, кого Фламели знали, когда жили здесь. Нам известно, что они не посещали город с восемнадцатого века, поэтому ограничим наши поиски бессмертными, которые жили здесь в то время. — Его пальцы забегали по клавиатуре, сортируя результаты. — Только семь. Пятеро на нашей стороне.

— А остальные двое?

— Екатерина Медичи живет где-то на улице Драгон.

— Она не француженка, — пробурчал Дагон.

— Зато она мать трех французских королей, — возразил Макиавелли и улыбнулся, что случалось с ним нечасто. — Но она предана только самой себе…

Его голос затих, и он выпрямился.

— Ну-ка, ну-ка, что это у нас тут?

Дагон сохранял неподвижность.

Никколо Макиавелли развернул компьютер, и его слуга увидел на экране фотографию человека, который смотрел прямо в объектив и, очевидно, позировал для публичного снимка. Густые вьющиеся черные волосы падали до плеч, обрамляя круглое лицо. Глаза были удивительного синего цвета.

— Я не знаю, кто это, — сказал Дагон.

— Зато я знаю. Очень хорошо знаю. Это бессмертный, некогда известный под именем граф Сен-Жермен. Волшебник, изобретатель, музыкант… и алхимик.

Макиавелли закрыл программу, а затем и компьютер.

— Сен-Жермен был учеником Николя Фламеля. И сейчас живет в Париже, — с ликованием закончил он.

Дагон улыбнулся, и его рот превратился в идеальную букву «О», очерченную острыми зубами.

— Фламелю известно, что Сен-Жермен здесь?

— Понятия не имею. Никто не знает, до каких пределов простираются знания Николя Фламеля.

Дагон снова надел очки.

— А я думал, вы всеведущи.

Глава 8

— Нам надо отдохнуть, — наконец сказал Джош. — Я не могу больше идти.

Он остановился и привалился к стене, согнувшись пополам и тяжело дыша. Каждый вдох давался ему с трудом, и перед глазами начинали прыгать черные точки. В любой момент его могло стошнить. Иногда такое бывало после тренировок по футболу, и он по опыту знал, что надо посидеть и выпить чего-нибудь.

— Он прав, — заметила Скетти, повернувшись к Фламелю. — Надо отдохнуть, хотя бы чуть-чуть.

Она все еще несла на руках Софи. С первыми проблесками солнечного света над парижскими крышами на улицах начали появляться первые трудяги. Беглецам пришлось держаться темных переулков, и пока что никто не обращал внимания на странную группу, но все могло быстро измениться, когда улицы заполнятся сначала парижанами, а затем и туристами.

Николя остановился в конце узкой улочки. Он бросил взгляд по сторонам и оглянулся на своих спутников.

— Надо торопиться. Каждая секунда промедления приближает Макиавелли к нам.

— Мы не можем, — ответила Скетти. На одно-единственное мгновение ее ярко-зеленые глаза сверкнули. — Близнецам нужен отдых. И тебе тоже, Николя. Ты совсем обессилел.

Алхимик задумчиво посмотрел на нее и кивнул, соглашаясь.

— Ты, безусловно, права. Пусть будет так, как ты говоришь.

— Может, снимем номер в гостинице? — предложил Джош.

От усталости у него ныло все тело, голова раскалывалась от боли, а в глаза будто песок насыпали.

Скетти покачала головой.

— Там нужны паспорта.

Софи зашевелилась у нее на руках, и Ската осторожно поставила девочку на землю и прислонила к стене.

Джош тут же оказался рядом.

— Ты проснулась, — с облегчением в голосе произнес он.

— А я и не спала, — ответила Софи, еле ворочая непослушным языком. — Я понимала, что происходит, но как будто наблюдала за всем со стороны. Словно по телевизору. — Она уперлась руками в поясницу и попыталась прогнуться, поворачивая голову из стороны в сторону. — Ой, как больно!

— Где больно? — спросил Джош.

— Везде.

Девочка хотела выпрямиться, но ноющие мышцы сопротивлялись, а в голове начала пульсировать боль.

— В Париже есть кто-нибудь, кто мог бы нам помочь? — спросил Джош, переводя взгляд с Николя на Скату. — Здесь живут бессмертные или старейшины?

— Бессмертные и старейшины живут везде, — ответила Скетти. — Но не все они дружелюбны, — добавила она с невеселой улыбкой.

— Да, в Париже есть бессмертные, — медленно произнес Фламель, — но я понятия не имею, где их искать. И даже если бы знал, то как угадать, на чьей они стороне? Перенель бы знала, — сказал он с грустью.

— А твоя бабка знает? — спросил Джош у Скетти.

Воительница посмотрела на него с одобрением.

— Наверняка. — Она обернулась к Софи. — Среди твоих новых воспоминаний есть что-нибудь о бессмертных или старейшинах, живущих в Париже?

Софи закрыла глаза и попыталась сосредоточиться, однако в голове проносились лишь пугающие и беспорядочные образы: огненный дождь, падающий с кроваво-красного неба, огромная пирамида с плоской вершиной, которую вот-вот накроет гигантская волна. Девочка начала качать головой, но тут же остановилась, потому что малейшее движение причиняло ей боль.

— Не могу думать, — вздохнула она. — Голова сейчас лопнет.

— Ведьма, конечно, знает, — сказал Фламель, — но мы не сумеем с ней связаться. У нее нет телефона.

— А как же ее соседи, друзья? — спросил Джош и обернулся к сестре. — Я знаю, ты не хочешь думать об этом, но надо. Это важно.

— Я не могу думать… — начала Софи и отвела взгляд.

— А ты не думай. Просто ответь.

Он набрал в грудь воздуха и, понизив голос, медленно произнес:

— Сестренка, кто самый близкий друг Аэндорской ведьмы в Оджаи?

Софи снова закрыла ясно-голубые глаза и закачалась, как будто вот-вот упадет в обморок. Открыв глаза, она помотала головой.

— У нее там нет друзей. Но все ее знают. Может, позвонить в магазин по соседству? — предложила она. — Хотя в Оджаи сейчас все спят.

Фламель кивнул:

— Софи права. Сейчас там ночь, и магазин закрыт.

— Ладно, пусть закрыт, — возбужденно сказал Джош, — но когда мы сбежали из Оджаи, в городе творилось черт знает что. И не забывайте, мой «хаммер» врезался в фонтан в Либби-парке. Кто-то должен был обратить на это внимание. Готов спорить, там сейчас полиция и пресса. А пресса может ответить на наши вопросы, если правильно их задать. Я хочу сказать, если лавке ведьмы был нанесен урон, журналисты начнут вынюхивать подробности.

— Пожалуй, это может сработать, — согласился Фламель. — Но нужно знать название газеты.

— «Оджаи-Вэлли ньюс», номер телефона шестьсот сорок шесть четырнадцать семьдесят шесть, — выпалила Софи. — Я это отлично помню… то есть ведьма помнит, — поправилась она и вздрогнула.

У нее в голове роилось множество воспоминаний, мыслей и идей… И не только пугающие и фантастические образы людей и мест, которые просто не могли существовать, но и вполне обычные вещи: номера телефонов, кулинарные рецепты, имена и адреса каких-то неизвестных Софи людей, кадры из старых телепередач, афиши кинофильмов. Она даже вспомнила названия всех песен Элвиса Пресли.

Но все это были воспоминания ведьмы. А сейчас Софи силилась вспомнить номер своего сотового телефона. Неужели воспоминания ведьмы способны вытеснить ее собственные воспоминания? Софи попыталась сосредоточиться на лицах своих родителей, Ричарда и Сары. Перед ее мысленным взором проносились сотни лиц: образы фигур, выточенных из камня, головы огромных статуй, рисунки на стенах зданий, крошечные узоры, выдавленные на черепках посуды. Софи начинала сходить с ума. Почему она не может вспомнить лица своих родителей? Закрыв глаза, она сконцентрировалась на том дне, когда последний раз видела маму с папой. Это было примерно три недели назад, перед тем как они уехали на раскопки в Юту. В голове девочки продолжали мелькать бесконечные лица: картинки на обрывках пергамента, фрагменты рукописей, потрескавшиеся картины, написанные маслом, выцветшие черно-белые фотографии, нечеткие изображения в газетах…

— Софи!

А потом вспышкой цвета в голове всплыли лица ее родителей, и Софи почувствовала, как воспоминания ведьмы отступили на второй план. Она вдруг вспомнила номер своего телефона.

— Сестренка!

Девочка открыла глаза и удивленно посмотрела на брата. Он стоял, наклонившись к ней, и его глаза были полны тревоги.

— Все хорошо, — прошептала она. — Просто я пыталась кое-что вспомнить.

— Что?

Она попыталась улыбнуться.

— Номер своего телефона.

— Номер твоего телефона? Зачем? — Он замолчал, а потом добавил: — Никто не помнит свой номер телефона. Вот скажи, когда ты последний раз звонила самой себе?

Обхватив руками обжигающе горячие кружки с горько-сладким шоколадом, Софи и Джош сидели друг против друга в кафе рядом со станцией метро «Северный вокзал». Больше здесь никого не было, кроме обслуживающего персонала за стойкой — угрюмого бритоголового парня с нацепленным вверх ногами беджем, на котором было написано: «Ру».[6]

— Умираю, до чего хочу в душ, — мрачно сказала Софи. — Надо помыть голову и почистить зубы, да и переодеться не мешает. Я сто лет не мылась.

— Наверное, так и есть. Выглядишь ты скверно, — согласился Джош.

Он протянул руку и убрал прядь волос, прилипшую к щеке сестры.

— И чувствую себя не лучше, — прошептала Софи. — Помнишь, как прошлым летом мы были в Лонг-Бич и я объелась мороженого, потом съела хот-дог и картошку-фри и выпила огромную кружку шипучки?

Джош ухмыльнулся.

— А еще ты доела мои куриные крылышки. И мое мороженое!

Софи улыбнулась этому воспоминанию, но улыбка быстро исчезла. Хотя в тот день стояла ужасная жара, девочку начала бить дрожь, по спине побежали капельки ледяного пота, а в животе образовалась такая тяжесть, как будто она проглотила камень. К счастью, Софи не была пристегнута ремнем, когда ее вырвало, но результат все равно оказался плачевным, и на машине нельзя было ездить целую неделю.

— Сейчас я чувствую себя точно так же. Мне холодно, меня трясет, и все болит.

— По крайней мере, постарайся, чтобы тебя здесь не стошнило, — пробормотал Джош. — Не думаю, что Ру, наш веселый друг, обрадуется.

Ру проработал в круглосуточном кафе уже четыре года, за это время его дважды грабили и не раз ему угрожали. Перед его глазами прошло множество странных и зачастую опасных типов, и Ру решил, что эта необычная четверка определенно подходит под категорию «странных», а может быть, даже «опасных». Два чумазых, плохо пахнущих подростка выглядели напуганными и усталыми. Старик, возможно их дед, тоже был не в лучшей форме. Только четвертая из их компании — рыжеволосая девушка с зелеными глазами в черной майке, черных солдатских штанах и тяжелых солдатских ботинках — выглядела бодрой и настороженной. Интересно, какое отношение она имеет к остальным? На родственницу не похожа, но мальчик с девочкой вроде бы двойняшки.

Ру засомневался, когда старик решил заплатить за два горячих шоколада кредиткой. Обычно за такой маленький заказ люди платят наличными. А вдруг карта краденая?

— У меня закончились евро, — с улыбкой объяснил старик. — Не могли бы вы пробить двадцать и дать мне немного сдачи?

Ру показалось, что по-французски старик говорит странновато, на старинный манер, почти нараспев.

— Это против наших правил… — начал Ру, но ему достаточно было одного взгляда на суровую рыжеволосую девушку, чтобы передумать.

Он произнес с вымученной улыбкой:

— Конечно, давайте так и сделаем.

Если карта краденая, она все равно будет заблокирована.

— Буду очень благодарен, — улыбнулся мужчина. — И не могли бы вы дать мне несколько монет? Мне нужно позвонить.

Ру пробил восемь евро за два горячих шоколада и снял с карты Фламеля двадцать евро. Его удивило, что это оказалась американская кредитка. Он мог поклясться, что у мужчины чистый французский акцент. Пришлось подождать, но платеж прошел, и Ру вычел стоимость двух напитков и дал сдачу монетами по одному и два евро. После этого Ру вернулся к учебнику по математике, спрятанному под стойкой. Он ошибся насчет посетителей. Не в первый раз и не в последний. Скорее всего, они просто сошли с раннего поезда, и нет в них ничего особенного.

Ну, может, не во всех. Не поднимая головы, Ру исподлобья взглянул на рыжую девушку. Она стояла к нему спиной и разговаривала со стариком. А потом медленно обернулась и посмотрела прямо на Ру. Она только и сделала, что улыбнулась уголками губ, но учебник по математике вдруг показался ему необычайно увлекательным.

Фламель, стоявший у стойки, посмотрел на Скату.

— Я хочу, чтобы ты осталась здесь, — негромко произнес он на латыни и указал взглядом на близнецов, которые пили горячий шоколад. — Пригляди за ними. А я найду телефон.

Воительница кивнула.

— Будь осторожен. Если что-то случится и нас разделят, давай встретимся на Монмартре. Макиавелли и в голову не придет, что мы можем туда вернуться. Будем ждать возле какого-нибудь ресторана, например «Ла Мезон роз», пять минут в начале каждого часа.

— Договорились. Но если я не вернусь к полудню, — продолжил он очень тихо, — забирай близнецов и уходите.

— Мы тебя не бросим, — безапелляционно заявила Ската.

— Если я не вернусь, значит, Макиавелли меня нашел, — серьезно сказал алхимик. — Ската, даже ты не сможешь спасти меня от его армии.

— Я и раньше сталкивалась с армиями.

Фламель положил руку на плечо воительницы.

— Близнецы теперь под твоей ответственностью. Их нужно защитить любой ценой. Продолжай учить Софи. Найди кого-нибудь, кто сможет пробудить силы Джоша и обучить его. И по возможности спаси мою дорогую Перенель. А если я умру, скажи ей, что мой дух найдет ее.

Не успела Ската ответить, как он развернулся и вышел на холодную предрассветную улицу.

— Скорее возвращайся, — прошептала Ската, но Фламель ее уже не слышал.

Если его поймают, она разнесет весь город, но обязательно отыщет его. Глубоко вздохнув, она оглянулась через плечо и увидела, что бритоголовый официант таращится на нее. Сбоку на шее у него была татуировка в виде паутины, а оба уха были усеяны гвоздиками. Интересно, ему было больно? Она всегда хотела проколоть уши, но не успевала проколоть, как дырочка сразу зарастала.

— Хотите чего-нибудь выпить? — спросил Ру, нервно улыбнувшись, и на языке у него блеснул металлический шарик.

— Воды.

— Конечно. «Перье»? Газированную? Без газа?

— Из-под крана. Льда не надо, — добавила она и отошла к столу, где сидели близнецы.

Она повернула стул и села на него задом наперед, опустила локти на спинку и подперла руками подбородок.

— Николя попробует связаться с моей бабкой. Может, она кого-то здесь знает. Ума не приложу, что мы будем делать, если у него не получится.

— А что такое? — спросила Софи.

Скетти покачала головой.

— Нам нельзя выходить на улицу. Еще повезло, что мы успели сбежать из базилики Сакре-Кёр, пока полиция не поставила заградительный кордон. Того полицейского наверняка уже нашли, так что начнут искать дальше, а у патруля есть ориентировки на нас. То, что нас найдут, — дело времени.

— И что тогда произойдет? — вслух спросил Джош.

Улыбка Скаты была ужасной.

— Тогда они узнают, почему меня называют воительницей.

— Но что, если нас схватят? — не отставал Джош, у которого до сих пор в голове не укладывалось, что их разыскивает полиция. Проще представить, как на них охотятся мифические чудовища или бессмертные. — Что с нами будет?

— Вас отдадут Макиавелли. Темные старейшины обрадуются добыче.

Софи быстро взглянула на брата.

— Что они с нами сделают?

— Вам лучше не знать, — честно ответила Ската, — но поверьте, приятным это не назовешь.

— А как же ты? — спросил Джош.

— У меня нет друзей среди темных старейшин, — тихо сказала Ската. — Я была их врагом две с половиной тысячи лет. Думаю, они приготовили для меня особую темницу в царстве теней. Очень холодную и сырую. Они знают, что я этого терпеть не могу.

Она улыбнулась, и кончики клыков впились в губы.

— Но пока что нас не поймали, — бодро добавила она, — и мы так просто не сдадимся. — Она подмигнула Софи. — Выглядишь ужасно.

— Мне это уже говорили, — ответила Софи.

Обхватив руками обжигающую чашку с шоколадом, она поднесла ее ко рту. Глубоко вдохнула, почувствовала каждый оттенок насыщенного аромата какао, и у нее заурчало в животе. Давно же они не ели! Горячий шоколад оказался горьким на вкус и таким крепким, что из глаз брызнули слезы. Софи вспомнила, как где-то читала, будто в европейском шоколаде гораздо больше какао, чем в американском, к которому она привыкла.

Скетти наклонилась и заговорила шепотом:

— Вам нужно время, чтобы восстановиться после всего пережитого. Говорят, что перенестись из одной части света в другую через лейные врата — это все равно что пройти акклиматизацию.

— А у тебя такого не бывает, значит? — проворчал Джош.

У них в семье шутили, что он проходит акклиматизацию даже после поездки на машине из одного штата в другой.

Скетти покачала головой.

— Нет, у меня такого не бывает. Я не летаю на самолетах, — объяснила она. — Меня туда силком не затащишь. Только существа, обладающие крыльями, имеют право находиться в небесах. Хотя один раз я летала на Ин-Луне.

— На Ин-Луне? — переспросил Джош.

— Это китайский дракон, — подсказала Софи.

Ската озабоченно посмотрела на девочку.

— Создание тумана отняло много энергии у твоей ауры. Ты должна как можно дольше беречь энергию.

Из-за стойки вышел Ру с большим стаканом воды. Он поставил стакан на край стола, нервно улыбнулся Скетти и ретировался.

— Кажется, ты ему понравилась, — слабо улыбнувшись, заметила Софи.

Скетти обернулась и сурово уставилась на официанта, но близнецы заметили, как на ее губах промелькнула улыбка.

— Он весь в пирсинге, — сказала она достаточно громко, чтобы он услышал. — Мне не нравятся парни с пирсингом.

Девушки улыбнулись, а у Ру побагровел затылок.

— Почему так важно, чтобы Софи не пользовалась своей силой? — спросил Джош, вернувшись к предыдущей реплике.

Где-то у него в мозгу зазвенел тревожный колокольчик.

Ската перегнулась через стол, и Софи с Джошем наклонились к ней.

— Если использовать всю естественную энергию ауры, то сила начинает питаться твоим телом.

— И что тогда? — спросила Софи.

— Вы когда-нибудь слышали о произвольном самовозгорании?

Софи заморгала с непонимающим видом, но Джош кивнул:

— Я слышал. Человек просто загорается, без всякой причины. Это сказки.

— Никакие не сказки, — возразила Скетти. — На протяжении истории человечества зафиксировано много таких случаев. Я сама пару раз видела. Это может произойти в одно мгновение. Огонь, который обычно вспыхивает в животе и легких, горит так жарко, что от человека остается лишь пепел. Тебе нужно быть осторожной, Софи. Ты должна пообещать мне, что сегодня больше не будешь пользоваться своей силой, что бы ни случилось.

— И Фламель об этом знал, — проворчал Джош, не в силах сдержать злость.

— Разумеется.

— Но даже не потрудился нас предупредить?!

Услышав, что посетители начали разговаривать на повышенных тонах, Ру обернулся. Джош глубоко вздохнул и продолжил хриплым шепотом:

— Что еще он от нас скрывает? Что еще получила Софи вместе с этим «даром»?

Последнее слово он произнес с отвращением.

— События развиваются слишком стремительно, Джош, — сказала Скетти. — У нас даже не было времени толком вас обучить. Но вы должны запомнить, что Николя прежде всего заботится о ваших интересах. Он пытается защитить вас.

— Мы были в безопасности, пока не встретили его, — заметил Джош.

У Скетти застыло лицо, мышцы на шее и плечах напряглись. Что-то темное и ужасное блеснуло в зеленых глазах.

Софи опустила ладонь на руки Скетти и Джоша.

— Хватит, — устало произнесла она. — Не хватало только поругаться между собой.

Джош хотел было ответить, но взгляд изможденной сестры напугал его, и он кивнул.

— Ладно. Пока хватит.

Скетти тоже кивнула.

— Софи права. Жаль, что все сейчас свалилось на ее плечи. И жаль, что мы не смогли пробудить твои способности.

— А мне-то как жаль, — ответил он с горечью в голосе. Несмотря на все, что он видел, и даже зная об опасности, он хотел получить такую же силу, как у сестры. — Еще ведь не поздно?

Скетти покачала головой.

— Твои силы можно пробудить в любой момент, но я не знаю, кто способен это сделать. Это должен быть старейшина, и такими способностями обладают единицы.

— Например? — спросил он и посмотрел на Скату.

Но ему ответила сестра.

— В Америке это могут сделать Черная Аннис или Персефона, — сонным голосом произнесла она.

Джош и Скетти одновременно уставились на нее. Софи удивленно моргнула.

— Я знаю имена, но не знаю, кто это такие. — Внезапно ее глаза наполнились слезами. — Все эти воспоминания — они не мои!

Джош нежно сжал руку сестры.

— Это воспоминания Аэндорской ведьмы, — тихо проговорила Ската. — Кстати, тебе повезло, что ты не знаешь, кто такие Черная Аннис и Персефона. Особенно Черная Аннис. Если бы моя бабка знала, где ее искать, вряд ли бы она ее пощадила.

— Она в горах Катскилл,[7] — начала было Софи, но Ската вдруг ущипнула ее за руку. — Ой!

— Я просто хотела отвлечь тебя, — объяснила Ската. — Даже не думай о Черной Аннис. Некоторые имена нельзя произносить вслух.

— Это все равно что сказать «не думай о слонах»: сразу начинаешь о них думать, — усмехнулся Джош.

— Тогда я займу твои мысли кое-чем другим, — сказала Ската. — На нас через витрину пялятся два полицейских. Не смотри!

Поздно. Джош обернулся, и что бы ни промелькнуло у него на лице — шок, ужас, вина или страх, — оба полицейских тут же ворвались в кафе. Один выхватил из кобуры пистолет, другой заговорил по рации, доставая дубинку.

Глава 9

Засунув руки глубоко в карманы кожаной куртки, оставаясь по-прежнему в перепачканных черных джинсах и поношенных ковбойских сапогах, Николя Фламель не слишком выделялся среди вставших спозаранку рабочих и бездомных, которые начали появляться на улицах Парижа. Жандармы, дежурившие на каждом углу и о чем-то переговаривавшиеся по рации, даже не смотрели на него.

Уже не в первый раз за ним охотились на этих улицах, но впервые у него не было ни союзников, ни друзей. Они с Перенель вернулись в родной город в 1763 году, после Семилетней войны. Старому другу понадобилась помощь, а Фламели никогда не отказывали друзьям. Но к несчастью, Ди узнал об их появлении и выследил их на улице с армией наемных убийц в черном, каждый из которых не был по-настоящему человеком.

В тот раз им удалось сбежать. Теперь все гораздо сложнее. Париж совершенно изменился. Когда в девятнадцатом веке барон Осман перестроил Париж, он разрушил большую часть средневековых построек — тот город, который был знаком Фламелю. Все убежища и тайники, потайные чердаки и погреба пошли под снос. Прежде Николя знал каждый закоулок, каждую извилистую тропку и тайный дворик в Париже. Теперь он знал не больше заезжего туриста.

И в данный момент за ним охотился не только Макиавелли — все силы французской полиции были начеку. А еще у него на пути стоял Ди. Ди, который, как подсказывал опыт, способен на что угодно.

Николя вдохнул прохладный утренний воздух и посмотрел на дешевые электронные часы на левом запястье. Они до сих пор показывали американское время — двадцать минут девятого, то есть двадцать часов двадцать минут. А значит, в Париже пять часов двадцать минут следующего дня. Фламель хотел было переставить часы на среднее гринвичское время, но быстро передумал. Пару месяцев назад он попытался перевести их на летнее время, и вдруг часы начали пищать и мигать как сумасшедшие. Он без толку возился с ними целый час, а Перенель починила их за тридцать секунд. Фламель носил часы лишь потому, что на них был таймер обратного отсчета. Каждый месяц, когда они с Перенель готовили новую порцию эликсира молодости, он переставлял счетчик на 720 часов и включал обратный отсчет. За несколько веков они выяснили, что эликсир привязан к лунному циклу и его действие продолжается примерно тридцать дней. На протяжении этого месяца они, конечно, старели, но очень медленно, почти незаметно, и стоило выпить эликсир, как процесс старения поворачивался вспять: волосы темнели, морщины разглаживались и исчезали, ноющие суставы и затекшие мышцы снова становились гибкими, зрение и слух обострялись.

К сожалению, эликсир был не из тех лекарств, для приготовления которых достаточно выписать новый рецепт и сходить в аптеку. Каждый месяц формула была совершенно новой, и каждый рецепт действовал всего один раз. «Книга чародея Авраама» была написана на языке, возникшем задолго до появления самого человечества, причем написана вечно изменяющимся подвижным шрифтом, поэтому в одной-единственной тоненькой книге можно хранить целую библиотеку. Но каждый месяц на седьмой странице появлялся секрет вечной жизни. Ползучие буквы оставались неподвижными меньше часа, а потом снова разбегались в разные стороны.

Лишь один раз Фламели попробовали использовать один и тот же рецепт дважды, и он, наоборот, ускорил старение. К счастью, Фламель только пригубил бесцветный и на вид вполне обычный эликсир, и тут Перенель заметила, что у него вокруг глаз и на лбу углубляются морщины, а волосы из густой бороды начинают выпадать. Она выбила чашу у него из рук до того, как он сделал второй глоток. Тем не менее морщины остались на лице, а борода, которой он так гордился, больше не росла.

Николя и Перенель приготовили последнюю порцию эликсира в полночь в прошлое воскресенье, ровно неделю назад. Николя нажал левую кнопку на часах и посмотрел на секундомер: прошло 116 часов и 21 минута. Нажав другую кнопку, он увидел оставшееся время: 603 часа 39 минут, то есть примерно 25 дней. Пока он смотрел, прошла еще одна минута и осталось тридцать восемь. Они с Перенель состарятся и ослабеют, и каждый раз использование силы будет ускорять старение. Если он не вернет книгу до конца месяца и не сотворит новую порцию эликсира, они оба быстро состарятся и умрут.

А вместе с ними умрет и мир.

Если только…

Мимо с ревом пронеслась полицейская машина. За ней вторая, третья… Как и все на улице, Фламель обернулся вслед машинам. Меньше всего ему нужно было сейчас выделяться из толпы.

Он должен вернуть Кодекс. Точнее, оставшуюся часть Кодекса, напомнил он себе, бессознательно прикоснувшись к груди. Там под майкой он носил на кожаном ремешке простой квадратный хлопковый мешочек, который Перенель сшила для него полтысячелетия назад, когда он впервые обнаружил книгу. Она сшила мешочек для книги. Сейчас в нем лежали только две страницы, которые успел вырвать Джош. В руках Ди она по-прежнему представляла огромную опасность, но именно на последних двух страницах было заклинание под названием «Последний призыв», необходимое Ди, чтобы вернуть в мир темных старейшин.

И Фламель не мог этого допустить. Он ни за что этого не допустит.

Двое полицейских завернули за угол и зашагали посредине улицы. Они пытливо всматривались в пешеходов и заглядывали в витрины, но прошли мимо Николя и даже не заметили его. Николя знал, что теперь его обязанность — найти пристанище для близнецов. А значит, нужно разыскать бессмертного в Париже. В каждом городе мира есть люди, чьи жизни растягиваются на столетия и даже тысячелетия, и Париж не исключение. Бессмертные любят большие города, где можно сохранять анонимность, где проще затеряться среди постоянно меняющегося населения.

Когда-то очень давно Николя и Перенель поняли, что в любом мифе и любой легенде есть крупица правды. И каждый народ рассказывал истории о людях, которые прожили удивительно долгие жизни. Это — бессмертные.

За несколько веков Фламели сталкивались с тремя совершенно разными типами бессмертных. Первый тип — так называемые старейшины. Их можно пересчитать по пальцам. Они жили на земле с незапамятных времен. Кто-то из них стал свидетелем целой истории человечества, поэтому они более или менее являлись людьми.

Ко второму типу бессмертных относились Николя и Перенель. Они сами открыли секрет вечной жизни. На протяжении тысячелетий люди то находили секреты алхимии, то снова теряли, а потом опять находили — и так бесконечное множество раз. Одним из величайших секретов алхимии всегда оставалась формула бессмертия. И вся алхимия, а может быть, и современная медицина происходила из одного источника — «Книги чародея Авраама».

Были и третьи, которым бессмертие даровано. Они случайно или намеренно привлекали внимание кого-то из старейшин, оставшихся в этом мире после падения Дану-Талис. Старейшины всегда искали людей с исключительными или необычными способностями и вербовали их для своих целей. В обмен на услуги они даровали своим последователям долголетие. От такого дара редкий человек откажется. А еще этот дар гарантировал абсолютную, непоколебимую верность. Потому что его можно забрать так же быстро, как подарить. Николя знал, что, если столкнется с бессмертными в Париже — даже если раньше они встречались, — существует реальная опасность того, что они служат темным старейшинам.

Он проходил мимо круглосуточного видеомагазина, где висела реклама высокоскоростного Интернета, когда заметил вывеску на витрине, написанную на десяти языках: «Местные и международные звонки. У нас дешевле всех!» Николя распахнул дверь, и ему в нос ударил застарелый запах пота, дешевого одеколона, жареной еды и излучения от слишком большого количества компьютеров, втиснутых в тесное помещение. В магазине оказалось на удивление много народу. Несколько студентов, по-видимому, ночи напролет торчали у трех компьютеров с логотипом игры «World of Warcraft», а за остальными машинами сидели молодые люди и с серьезными лицами пялились на экраны мониторов. Пробравшись к стойке в дальнем углу магазина, Николя увидел, что большинство людей пишут электронные письма или чатятся. Он усмехнулся: всего пару дней назад, в понедельник, во время обеденного перерыва, пока в магазине было тихо, Джош объяснил ему разницу между электронным письмом и чатом. Джош даже завел для Николя электронный адрес, но тот сомневался, что будет его использовать, хотя мгновенный обмен сообщениями ему бы пригодился.

Китаянка за стойкой была одета в какое-то готическое рванье. Николя выбросил бы такое на свалку, но, похоже, прикид стоил бешеных денег. Девушка увлеченно красила ногти, когда подошел Николя.

— Три евро за пятнадцать минут, пять за тридцать, семь за сорок пять, десять за час, — отчеканила она на чудовищном французском, даже не поднимая головы.

— Мне нужно сделать международный звонок.

— Наличными или кредиткой?

Она так и не подняла голову, и Николя заметил, что она красит ногти в черный цвет, причем не лаком, а обычным фломастером.

— Кредиткой.

Он хотел приберечь наличные, чтобы купить чего-нибудь поесть. Сам он ел редко, а Ската не ела вообще, но ребят-то надо кормить.

— Первая кабинка. Все инструкции на стене.

Николя вошел в кабинку и плотно прикрыл стеклянную дверь. Она приглушила крики студентов, но в кабинке воняло тухлятиной. Николя быстро прочитал инструкции и достал из бумажника кредитку, по которой купил горячий шоколад для близнецов. Карточка выдана на имя Ник Флеминг, под которым он прожил последние десять лет. Наверное, Ди и Макиавелли смогут разыскать его по этой карте. Фламель знал, что такие полномочия у них наверняка имеются, но с едва заметной улыбкой подумал: «Какая, собственно, разница?» Это будет всего лишь значить, что он в Париже, а они и так уже в курсе. Следуя инструкциям на стене, он набрал код доступа к международным звонкам и номер, который Софи извлекла из воспоминаний Аэндорской ведьмы.

В трубке послышались щелчки, затем на расстоянии почти девяти тысяч километров от Парижа зазвонил телефон. Ответили после второго гудка.

— «Оджаи-Вэлли ньюс». Чем могу помочь? — Голос молодой женщины звучал на удивление четко.

Николя нарочно изобразил сильный французский акцент.

— Доброе утро. Точнее, добрый вечер. Я безумно рад, что вы еще работаете. Вас беспокоит месье Монморанси, я звоню из Парижа, Франция. Я корреспондент газеты «Монд». Только что видел в Интернете, что у вас сегодня жаркий вечерок.

— Боже, как быстро разлетаются слухи, мистер…

— Монморанси.

— Да, Монморанси. У нас и вправду вечерок задался. Чем могу помочь?

— Мы хотели бы включить заметку в вечерний номер. Возможно, на месте происшествия есть какой-нибудь репортер?

— Вообще-то все наши репортеры сейчас там.

— Нельзя ли мне получить некоторую информацию? Меня устроит краткое описание с места событий и комментарии.

Когда немедленного ответа не последовало, он тут же добавил:

— Вы можете рассчитывать на приличное вознаграждение.

— Погодите, я посмотрю, можем ли мы соединить вас с кем-нибудь из репортеров на улице, мистер Монморанси.

— Мерси. Буду вам очень признателен.

В трубке снова затрещало, а потом наступила длинная пауза. Николя догадался, что секретарша говорит с корреспондентом, прежде чем перевести звонок. Снова щелчок, и девушка сказала:

— Соединяю.

Николя хотел поблагодарить ее, но тут в трубке раздался другой голос.

— Майкл Кэрролл, «Оджаи-Вэлли ньюс». Насколько я понял, вы звоните из Парижа? — В голосе мужчины прозвучало удивление.

— Именно так, месье Кэрролл.

— Как быстро разлетаются слухи, — сказал репортер, повторив слова секретарши.

— Интернет, — небрежно ответил Фламель. — На YouTube выложили видео.

Алхимик даже не сомневался, что в сети действительно уже есть видео из Оджаи. Он обернулся и окинул взглядом интернет-кафе. Оттуда, где он стоял, виднелись шесть компьютеров, и каждый отображал страничку на разных языках.

— Меня попросили подготовить материал для нашей рубрики «Культура». Один из редакторов был в вашем прекрасном городе и купил несколько потрясающих сувениров из стекла в антикварной лавке на Оджаи-авеню. Не знаю, слышали ли вы о такой, там продаются только зеркала и стекло.

— «Антиквариат Ведьмерли», — тут же ответил Майкл Кэрролл. — Да, я ее хорошо знаю. Боюсь, она была полностью разрушена при взрыве.

У Фламеля перехватило дыхание. Геката погибла, потому что он привел близнецов в ее царство теней. Неужели и Аэндорскую ведьму постигла та же участь? Он облизал пересохшие губы и проглотил комок в горле.

— А хозяйка, миссис Ведьмерли? Она…

— С ней все в порядке, — ответил журналист, и Фламеля охватила волна облегчения. — Несколько минут назад я брал у нее интервью. Она в превосходном расположении духа для человека, у которого только что взорвали магазин. — Он рассмеялся и добавил: — Говорит, что если так долго живешь, как она, то уже ничто не удивляет.

— А она рядом? — спросил Фламель, едва сдерживая нетерпение в голосе. — Может быть, она сделает заявление для французской прессы? Скажите ей, что это Николя Монморанси. Мы как-то раз разговаривали. Уверен, она меня вспомнит.

— Я спрошу…

Голос затих, и Фламель услышал, как репортер зовет Дору Ведьмерли. Где-то на заднем фоне слышались сирены полиции, пожарных и «скорой помощи» и крики перепуганных людей.

И все это по его вине.

Он тут же отмахнулся от этой мысли. Нет, это не его вина. Все это натворил Ди. Ди не знает чувства меры. В 1666 году он чуть не сжег дотла Лондон, в 1840-е годы едва не уморил Ирландию во времена великого голода, в 1906 году разрушил большую часть Сан-Франциско, а теперь опустошает кладбища вокруг Оджаи. Улицы наверняка завалены костями и трупами. Николя услышал приглушенный голос репортера, а потом телефон передали другому человеку.

— Месье Монморанси? — вежливо ответила Дора на безупречном французском.

— Мадам, вы в безопасности?

Дора перешла на шепот и устаревший французский язык, который даже если кто-то и подслушает, то все равно не поймет.

— Меня не так-то легко убить, — пробормотала она. — Ди сбежал — в ссадинах и синяках и очень расстроенный. С вами все в порядке? Как Ската?

— С ней все хорошо. Но мы столкнулись с Никколо Макиавелли.

— Так он до сих пор жив! Наверняка Ди его предупредил. Будь осторожен, Николя. Макиавелли опаснее, чем ты можешь себе представить. Он еще хитрее, чем Ди. Мне надо идти, а то журналист что-нибудь заподозрит. Он, наверное, думает, что я рассказываю тебе историю подробнее, чем ему. Чего ты хочешь?

— Мне нужна помощь, Дора. Мне надо знать, кому в Париже можно доверять. Необходимо найти убежище для детей. Они очень устали.

— Ммм… — В трубке послышался шелест бумаги. — Я не знаю, кто сейчас живет в Париже. Но выясню, — решительно сказала Дора. — Который у вас теперь час?

Он взглянул на часы и сделал поправку.

— Полшестого утра.

— Иди к Эйфелевой башне. Будь там к семи часам и подожди десять минут. Если я найду кого-то надежного, то пришлю его туда. Если не придет никто из знакомых, возвращайся в восемь, а потом в девять. Если никого не будет к девяти, значит, в Париже никому нельзя доверять. Тогда принимай решение сам.

— Спасибо, мадам Дора, — тихо проговорил он. — Я у тебя в долгу.

— Между друзьями не бывает долгов, — ответила она. — Ах да, Николя, постарайся не втянуть в неприятности мою внучку.

— Сделаю все возможное, — сказал Фламель. — Но ты ведь знаешь, какая она. Сама притягивает неприятности. Хотя сейчас присматривает за близнецами в кафе неподалеку отсюда. По крайней мере, там она вряд ли во что-то вляпается.

Глава 10

Ската уперлась ногой в сиденье соседнего стула и с силой толкнула его к двери. Деревянный стул проскрежетал по полу и угодил в двух полицейских, ворвавшихся в кафе. Они рухнули на пол, у одного из рук вылетела рация, у другого — дубинка. Хрипящая рация покатилась по кафе и остановилась у ноги Джоша. Он наклонился и вылил на рацию свой горячий шоколад. Рация заискрилась и сдохла.

Ската вскочила на ноги, не оборачиваясь, подняла руку и указала на Ру.

— Ты! Стой, где стоишь. И даже не думай звонить в полицию!

С колотящимся сердцем Джош схватил Софи и потащил ее от стола в дальний угол кафе, прикрывая своим телом от полицейских.

Один из офицеров достал пистолет. Но нунчаки Скетти ударили в ствол с такой силой, что погнули металл и выбили оружие из рук.

Второй офицер вскочил на ноги и вытащил длинную черную дубинку. Ската выставила правое плечо и резко изменила направление движения нунчаков. Две тяжелые палки по тридцать сантиметров каждая ударили по дубинке прямо возле рукоятки. Дубинка разлетелась на кусочки. Ската взмахнула нунчаками, и те упали в ее вытянутую руку.

— У меня очень скверное настроение, — сказала она на безупречном французском. — Предупреждаю: если я так сказала, вам лучше со мной не драться.

— Скетти… — зашипел Джош.

— Не сейчас, — огрызнулась воительница по-английски. — Ты что, не видишь? Я занята.

— Да, но вряд ли у тебя будет меньше хлопот! — прокричал Джош. — Посмотри в окно!

По улице бежал в сторону кафе отряд полицейских вроде тех, что обычно разгоняют демонстрации. На них была черная форма, шлемы, полностью закрывающие лицо, а сами они были вооружены щитами, дубинками и штурмовыми винтовками.

— РАЙД,[8] — в ужасе прошептал продавец.

— Это типа спецназа, — пояснила Ската на английском, — только хуже.

Голос у нее был очень довольный. Искоса поглядев на Ру, она бросила по-французски:

— Где черный ход?

Продавец от страха не мог пошевелиться, лишь таращился на приближающийся отряд. Он никак не реагировал, пока Ската не взмахнула нунчаками и округлый кончик палки не пронесся прямо у него над ухом.

— Черный ход есть? — снова спросила она, но на английском.

— Да-да, конечно.

— Выведи моих друзей.

— Нет! — запротестовал Джош.

— Позволь мне что-нибудь сделать, — сказала Софи, у которой в памяти всплыл десяток воздушных заклинаний. — Я могу помочь…

— Нет, — возразил Джош и протянул к сестре руку как раз в тот момент, когда ее светлые волосы заискрились.

— На выход! — заорала Ската, и вдруг черты лица ее неуловимо изменились, скулы и подбородок заострились, зеленые глаза стали зеркальными. На мгновение в лице промелькнуло что-то первобытное и совершенно чужое. — Я справлюсь с этим сама.

Она начала вертеть нунчаками, создавая непроницаемый щит между собой и двумя полицейскими. Один из офицеров поднял стул и швырнул в нее, но нунчаки превратили стул в опилки.

— Ру, выводи их, сейчас же! — рявкнула Скетти.

— Сюда, — сказал перепуганный служащий на английском с американским акцентом.

Он прошмыгнул мимо близнецов и повел их по узкому холодному коридору на маленький вонючий дворик, заваленный урнами, сломанной ресторанной мебелью и остовом давно выброшенной рождественской елки. Позади них послышался треск дерева.

Ру указал на красную калитку и залепетал на английском. Его лицо было белым как мел.

— Там переулок. Свернете налево на улицу Дюнкерк, и направо будет станция метро «Северный вокзал».

Где-то сзади раздался оглушительный грохот, потом звон бьющегося стекла.

— Ваша подруга, она так вляпалась, — простонал несчастный Ру. — А РАЙД разнесет все кафе. Как я теперь буду отчитываться перед владельцем?

И снова что-то загрохотало внутри. С крыши скатился кусок черепицы и упал на двор.

— Идите, идите скорее!

Ру повернул шифровой замок и толкнул калитку.

Софи и Джош не обращали на него внимания.

— Что будем делать? — спросил Джош. — Уйдем или останемся?

Софи покачала головой. Она посмотрела на Ру и зашептала:

— Нам некуда идти. Мы никого в этом городе не знаем, кроме Скетти и Николя. У нас нет денег, нет паспортов.

— Мы можем пойти в американское посольство. — Джош повернулся к Ру. — В Париже есть американское посольство?

— Конечно, на авеню Габриель, рядом с отелем «Де Крильон».

Бритоголовый паренек съежился, когда от сокрушительного удара сотряслось все здание и на минуту воздух заполнился пылью. Стекло в окне рядом с ними пошло трещинами, а с крыши на землю опять полетела черепица.

— Но что мы скажем в посольстве? — спросила Софи. — Они будут спрашивать, как мы сюда попали.

— Нас похитили? — предложил Джош, но тут ему стало плохо от внезапной мысли. — А что мы скажем родителям? Как мы все им объясним?

Зазвенела и разлетелась вдребезги посуда. Послышался жуткий треск.

Софи склонила голову набок и убрала волосы за ухо.

— Это была витрина. — Девочка шагнула обратно к двери. — Я должна ей помочь.

Из ее пальцев начал сочиться туман, и она потянулась к ручке.

— Нет! — Джош схватил ее за руку, и между ними сверкнули искры. — Ты не можешь использовать свои силы, — зашептал он. — Ты слишком измотана. Вспомни, что говорила Скетти: ты можешь сгореть.

— Она наш друг, и мы не можем ее бросить! Я уж точно не брошу!

Ее брат был одиночкой и никогда не умел поддерживать дружбу в школе, но Софи всегда хранила верность своим друзьям, а Скетти стала для нее не просто другом. Девочка, конечно, очень любила брата, но ей всегда хотелось иметь сестру.

Джош схватил Софи за плечи и развернул к себе. Он был на голову выше сестры, и ему пришлось наклониться, чтобы заглянуть в ее глаза, такие же голубые, как у него.

— Она не наш друг, Софи, — низким серьезным голосом произнес он. — Она никогда не будет нашим другом. Этому… существу две с половиной тысячи лет. Она призналась, что она вампир. Ты видела, каким стало ее лицо. Она даже не человек. И… я не уверен, что Фламель все рассказал нам о ней. Наверняка не все!

— Что ты имеешь в виду? — спросила Софи. — Что ты пытаешься мне сказать?

Джош открыл рот, но тут по всему зданию прокатился грохот и удары. Содрогаясь от страха, Ру выскочил в переулок. Близнецы этого даже не заметили.

— Что ты имеешь в виду? — снова спросила Софи.

— Ди сказал…

— Ди!

— Я говорил с ним в Оджаи, пока ты была в лавке с Аэндорской ведьмой.

— Но он наш враг!

— Только потому, что так говорит Фламель, — тут же возразил Джош. — Софи, Ди сказал мне, что Фламель преступник, а Ската всего лишь наемный головорез. Он сказал, что за ее деяния на нее наложили проклятие и она должна ходить в теле подростка всю оставшуюся жизнь. — Он покачал головой и тут же в отчаянии продолжил: — Софи, мы почти ничего не знаем о них — о Фламеле, Перенель и Скате. Мы только знаем, что они изменили тебя и это опасно для тебя. Они увезли нас на другой конец света, и посмотри, где мы очутились!

Пока он говорил, все здание сотрясалось и с крыши острыми осколками падала черепица. Джош вскрикнул, когда черепок попал ему в плечо.

— Мы не можем им доверять, Софи. Мы не должны.

— Джош, ты даже не представляешь, какую силу они мне дали!

Софи вцепилась в руку брата, и в воздухе, где до этого воняло тухлятиной, запахло ванилью, а через секунду золотая аура Джоша тоже вспыхнула и запахло апельсинами.

— Ах, Джош, сколько бы я тебе рассказала! Я знаю все, что знала Аэндорская ведьма…

— И от этого тебе плохо! — сердито прокричал Джош. — И вообще если ты еще раз используешь свою силу, то можешь просто взорваться!

Ауры близнецов сверкнули золотом и серебром. Софи крепко зажмурила глаза, и в ее разум ворвался поток впечатлений, неразборчивых мыслей и случайных идей. Ее голубые глаза сверкнули серебром, и неожиданно она поняла, что это мысли ее брата. Она отдернула руку, и мысли тотчас исчезли.

— Ты завидуешь! — изумленно прошептала она. — Завидуешь моим способностям!

Джош покраснел, и Софи увидела правду у него в глазах, прежде чем он солгал:

— Неправда!

И вдруг во двор выскочил полицейский в черной форме. По забралу шлема тянулась длинная трещина, и на одной ноге у него не было сапога. Не останавливаясь, он проковылял мимо них и выбежал в переулок. Они слышали, как удалялись его шаги — топот кожаного сапога и шлепанье босой ноги.

А потом во двор вышла Скетти. Она вертела нунчаки, точно Чарли Чаплин тросточку. Волосок к волоску, на теле ни царапинки, зеленые глаза настороженно блестят.

— Вот теперь у меня поднялось настроение! — объявила она.

Близнецы заглянули ей за спину. В темном коридоре никто не шелохнулся.

— Но их было человек десять… — пробормотала Софи.

Ската пожала плечами.

— Если точнее, то двенадцать.

— Они были вооружены, — добавил Джош и покосился на сестру, снова посмотрел на воительницу и проглотил комок в горле. — Ты же… не убила их?

В кафе треснуло дерево и что-то рухнуло.

— Нет, они всего лишь спят, — улыбнулась Скетти.

— Но как ты…

— Я — воительница, — просто ответила Скетти.

Софи уловила какое-то движение и хотела было закричать, когда из коридора возникла фигура, и на плечо Скаты опустилась рука с длинными пальцами. Воительница никак не отреагировала.

— Даже на десять минут нельзя вас оставить, — сказал Николя Фламель и вышел из тени.

Он кивнул в сторону открытой калитки.

— Надо уходить.

Все четверо поспешили в переулок.

— Вы пропустили настоящее побоище, — сообщил Джош. — Их было десять…

— Двенадцать, — тут же поправила Ската.

— Знаю, — криво улыбнувшись, сказал алхимик. — Всего двенадцать. У них не было шансов.

Глава 11

— Улизнули! — рявкнул в трубку доктор Джон Ди. — Да ведь они были окружены! Как же ты позволил им улизнуть?

По другую сторону Атлантики голос Никколо Макиавелли оставался спокойным и уравновешенным, и только стиснутые челюсти выдавали злобу.

— Ты отлично информирован.

— У меня свои источники, — огрызнулся Ди, и тонкие губы скривились в противной усмешке.

Он знал, что Макиавелли придет в бешенство, обнаружив, что в его лагере есть шпионы.

— Насколько я понимаю, ты загнал их в ловушку в Оджаи, — спокойно продолжил Макиавелли, — и окружил армией воскресших мертвецов. Но они все равно сбежали. Как ты допустил это?

Ди откинулся на мягкое кожаное сиденье несущегося на всех парах лимузина. Его лицо освещал только экран мобильного телефона, бросая отблески на скулы и очерчивая острую козлиную бородку. Глаза оставались в тени. Ди не говорил Макиавелли, что использовал черную магию для воскрешения мертвых людей и животных. Неужели итальянец тонко намекает на то, что и у него есть шпион в лагере Ди?

— Где ты сейчас? — спросил Макиавелли.

Ди выглянул в окно лимузина, пытаясь сориентироваться по мелькающим дорожным знакам.

— Где-то на сто первой автостраде, еду в Лос-Анджелес. Мой самолет заправлен и готов к полету. Как только я приеду, мы взлетим.

— Постараюсь арестовать их до того, как ты прилетишь в Париж, — сказал Макиавелли.

В трубке громко затрещало, и он помедлил, прежде чем добавить:

— Думаю, они попытаются связаться с Сен-Жерменом.

Ди резко выпрямился.

— С графом Сен-Жерменом? Он вернулся в Париж? Я слышал, он погиб в Индии в поисках потерянного города Офира.[9]

— Видимо, нет. Мы знаем, что у него квартира на Елисейских Полях и два дома в пригородах. Все они под наблюдением. Если Фламель свяжется с ним, мы узнаем об этом.

— Не дай им сбежать и в этот раз, — рявкнул Ди. — Наши хозяева будут недовольны.

Он захлопнул крышку телефона прежде, чем Макиавелли успел ответить. Потом улыбнулся, сверкнув зубами. Силки затягивались все туже и туже.

— Ведет себя как ребенок, — пробормотал по-итальянски Макиавелли. — Вечно ему надо сказать последнее слово.

Стоя посреди руин бывшего кафе, он осторожно закрыл телефон и окинул взглядом разрушения. Создавалось впечатление, что над кафе пронесся смерч. Не осталось ни одного целого стула, окна разбиты вдребезги, и даже на потолке трещины. Чашки и блюдца превратились в фарфоровую крошку, смешанную с рассыпанными кофейными зернами, чайной заваркой и раздавленными пирожными. Макиавелли поднял с пола вилку. Она была согнута в форме буквы «S». Отбросив вилку, он начал осторожно пробираться через обломки. Ската одной левой сразила двенадцать высококлассных спецназовцев, вооруженных до зубов. Раньше в нем еще жила смутная надежда, что за прошедшие годы она растеряла былую прыть, но, похоже, надеялся он напрасно. Воительница была так же беспощадна, как и прежде. Пока она рядом, к Фламелю и близнецам будет непросто подобраться. За свою долгую жизнь Никколо сталкивался с ней раз шесть и каждый раз еле уносил ноги. Последний раз они встретились на обледенелых руинах Сталинграда зимой 1942 года. Если бы не она, его армия захватила бы город. Он поклялся уничтожить ее. Может быть, теперь настало время исполнить клятву.

Но как победить непобедимую? Кто может побороть воительницу, которая тренировала всех величайших воинов в истории, которая сражалась в каждой битве и чьи боевые приемы лежат в основе любого боевого искусства?

Выйдя из разрушенного кафе, Макиавелли набрал в грудь воздуха, очистил легкие от горького резкого запаха просыпанного кофе и кислого молока. Дагон распахнул дверь машины, и итальянец увидел свое отражение в темных очках водителя. Прежде чем сесть в машину, он остановился и посмотрел на полицейских, оцеплявших улицы. Вооруженные отряды собирались маленькими группами, а в машинах без опознавательных знаков ездили офицеры в штатском. Французская разведка подчинялась ему, он мог отдавать приказы полиции и имел доступ к личной армии из сотен мужчин и женщин, готовых безоговорочно выполнять любые поручения. И тем не менее он знал, что никто не сможет противостоять воительнице. Он принял решение и повернулся к Дагону.

— Найди дизир.

Дагон замер, и это был тот редкий случай, когда он не сумел скрыть свои эмоции.

— Разумно ли это?

— Это необходимо.

Глава 12

Ведьма сказала, что ровно в семь мы должны подойти к Эйфелевой башне и подождать там десять минут, — сказал Николя Фламель, пока они бежали по узкому переулку. — Если никто не придет, надо вернуться в восемь, а потом в девять.

— А кто придет? — спросила Софи, едва поспевая за Фламелем.

Она была почти без сил, а посидев несколько минут в кафе, казалось, устала еще больше. Ноги стали свинцовыми, и в левом боку покалывало. Алхимик почесал в затылке.

— Не знаю. Тот, с кем сможет связаться ведьма.

— Конечно, если кто-то в Париже захочет на свой страх и риск помогать нам, — небрежно бросила Ската. — Ты опасный враг, Николя, и вдвойне опасный друг. Смерть и разрушения всегда следовали за тобой по пятам.

Джош покосился на сестру, зная, что она слушает. Та нарочно отвела взгляд, но он знал, что ей неловко от этого разговора.

— Ну, если никто не появится, — сказал Фламель, — у нас есть план Б.

Ската безрадостно улыбнулась.

— Я даже не знала, что у нас есть план А. И каков же план Б?

— Я его еще не придумал, — усмехнулся Фламель, но тут же посерьезнел. — Если бы Перенель была здесь… Она бы знала, что делать.

— Мы должны разделиться, — неожиданно предложил Джош.

Фламель, который шел впереди всех, обернулся.

— Не думаю, что это хорошая идея.

— Нам придется это сделать, — уверенно настаивал Джош. — В этом есть смысл.

Интересно, почему алхимик не хочет, чтобы они разделились?

— Джош прав, — согласилась Софи. — Полиция ищет нас четверых. Наверняка у них есть наши описания: два подростка, рыжеволосая девушка и старик. Не самая обычная компания.

— Старик! — почти оскорблено воскликнул Николя с заметным французским акцентом. — Скетти на две тысячи лет старше меня!

— Да. Но разница в том, что по мне этого не скажешь, — ухмыльнулась воительница. — А разделиться — хорошая идея.

Джош остановился на углу узкого переулка и посмотрел в разные стороны. Повсюду выли и верещали полицейские сирены.

Софи подошла к брату, и хотя сходство между ними было очевидно, он вдруг заметил, что у нее на лбу появились морщины, а голубые глаза поблекли, даже зрачки стали серебристыми.

— Ру сказал, что налево улица Дюнкерк, а направо — метро.

— Не думаю, что, разделившись… — промямлил Николя.

Джош стремительно обернулся.

— Мы должны это сделать, — решительно заявил он. — Мы с Софи… — начал он, но Николя покачал головой.

— Ладно. Я согласен, что мы должны разделиться. Однако полиция будет искать близнецов.

— Мы не так уж похожи, — тут же ответила Софи. — Джош выше меня.

— Но у вас обоих светлые волосы и голубые глаза. И вы оба не говорите по-французски, — добавила Скетти. — Софи, ты пойдешь со мной. Две девушки не привлекут слишком много внимания. А Джош и Николя пойдут вместе.

— Я не оставлю Софи! — запротестовал Джош.

Он запаниковал оттого, что их с сестрой разлучат в совершенно незнакомом городе.

— Рядом со Скетти мне ничто не грозит, — улыбнулась Софи. — Ты слишком беспокоишься. И я знаю, Николя не даст тебя в обиду.

Джош не был так уверен.

— Я лучше останусь с сестрой, — заупрямился он.

— Пусть девочки пойдут вместе. Так будет лучше, — сказал Фламель. — Безопаснее.

— Безопаснее? — не веря своим ушам, воскликнул Джош. — Да где тут вообще безопасно?

— Джош! — одернула его Софи тем самым тоном, каким иногда говорила мама. — Хватит.

Она обернулась к воительнице.

— Тебе нужно что-то сделать с волосами. Если у полиции имеется описание рыжеволосой девушки в черной военной форме…

— Ты права.

Ската сделала замысловатый жест рукой, и у нее между пальцев появился маленький ножик.

— Мне нужен какой-нибудь лоскут, — сказала она Фламелю.

Не дожидаясь ответа, она повернула его спиной к себе и задрала старую кожаную куртку. Аккуратными точными движениями она вырезала квадрат из его широкой черной майки. Потом опустила куртку, свернула ткань в форме банданы и повязала ее на голову, закрыв свои предательские волосы.

— Это была моя любимая майка, — проворчал Фламель. — Своего рода реликвия. — Он повел плечами. — Теперь спине холодно.

— Не веди себя как ребенок. Я куплю тебе новую, — сказала Скетти и схватила Софи за руку. — Пошли. Увидимся возле башни.

— Вы дорогу-то знаете? — окликнул ее Николя.

Скетти засмеялась.

— Я жила здесь почти шестьдесят лет, ты забыл? Я была здесь, когда башню еще строили.

Фламель кивнул.

— Что ж, постарайтесь не привлекать к себе внимание.

— Ладно.

— Софи… — позвал Джош.

— Я знаю, — сказала сестра. — Буду осторожна.

Она вернулась и быстро обняла брата. Их ауры сверкнули.

— Все будет хорошо, — тихо сказала она, увидев страх в его глазах.

Джош через силу улыбнулся и кивнул.

— Откуда ты знаешь? Магия?

— Просто знаю, — ответила сестра, и ее глаза сверкнули серебром. — Ничто не происходит без причины. Помни о пророчестве. Все будет хорошо.

— Я верю тебе, — солгал он. — Будь осторожна. И помни: никаких ветров.

Софи снова обняла брата.

— Никаких ветров, — прошептала она и ушла.

Николя и Джош смотрели вслед девочкам, шагавшим по улице к станции метро. Затем двинулись в противоположном направлении. Перед тем как завернуть за угол, Джош оглянулся и увидел, что сестра тоже оглянулась. Они помахали друг другу на прощание.

Джош подождал, пока Софи отвернется, и опустил руку. Теперь он по-настоящему один, в незнакомом городе, за тысячи километров от дома, с человеком, которому не может доверять и которого начинает побаиваться.

— Кажется, ты говорила, что знаешь дорогу, — сказала Софи.

— Я давно не была в этом городе, — призналась воительница, — и улицы немного изменились.

— Но ты вроде бы была здесь, когда строили Эйфелеву башню. — Девочка замолчала, внезапно осознав, что сказала. — А когда это было?

— В тысяча восемьсот восемьдесят девятом году. Я уехала через пару месяцев.

Ската остановилась возле метро и спросила дорогу у продавщицы в газетном киоске. Низенькая китаянка плохо говорила по-французски, и Ската быстро переключилась на другой язык. Софи вдруг поняла, что узнает его. Это был китайский. Улыбнувшись, продавщица вышла из-за прилавка и указала куда-то в сторону. Она говорила так быстро, что Софи не могла даже различать отдельные слова, несмотря на то что ведьма хорошо знала язык. Создавалось впечатление, что китаянка поет. Ската поблагодарила женщину, кивнула, и продавщица ответила ей поклоном.

Софи схватила воительницу за руку.

— По-моему, ты слишком привлекаешь к себе внимание, — пробормотала она. — Люди уже начинают пялиться на нас.

— Это почему? — искренне удивилась Ската.

— Может, потому, что белая девушка свободно говорит по-китайски да еще и кланяется, — процедила Софи. — Что это за представление?

— Когда-нибудь все будут говорить по-китайски, а поклон — просто хорошие манеры, — ответила Ската и пошла в ту сторону, куда указала женщина.

Софи догнала ее.

— Где ты выучила китайский? — спросила она.

— В Китае. Вообще-то я говорила на мандаринском наречии, но еще знаю ву и кантонский. Я долгое время жила на Дальнем Востоке. Мне там нравилось.

Они шли молча, а потом Софи поинтересовалась:

— Сколько языков ты знаешь?

Ската нахмурилась и закрыла глаза, подсчитывая.

— Шесть… или семь…

Софи кивнула:

— Шесть или семь. Впечатляет. Мама с папой хотели, чтобы мы выучили испанский, а папа учил нас греческому и латыни. Но я бы хотела выучить японский. Мне очень хочется съездить в Японию.

— Шесть… или семь… сотен, — договорила Ската и громко засмеялась, заметив, как изумлена Софи.

Она взяла девочку под руку.

— Некоторые из них теперь уже мертвые языки, так что они, наверное, не считаются. Разве ты забыла? Я ведь давно живу на свете.

— Тебе правда две с половиной тысячи лет? — спросила Софи, искоса поглядывая на девушку, которой на вид нельзя было дать и семнадцати.

Она вдруг улыбнулась: ей бы и в голову не пришло, что она задаст кому-нибудь такой вопрос. Вот как изменилась ее жизнь!

— Две тысячи пятьсот семнадцать человеческих лет. — Ската улыбнулась, не разжимая губ, чтобы не показывать вампирские клыки. — Геката как-то бросила меня в особенно гадкое подземное царство теней. Я несколько веков искала выход. А еще раньше долгое время пробыла в царствах теней Лайонесса, Ги-Бразила и Тир-Нан-Ога,[10] где время идет по-другому. Время в царстве теней течет не так, как на земле, так что я считаю только годы пребывания здесь. Кто знает, возможно, и с тобой так будет. Ты и Джош наделены уникальной силой, вы станете даже могущественнее, чем ваш наставник по началам магии. Если сами не откроете тайну бессмертия, то кто-нибудь предложит вам этот дар. Пойдем, надо перейти на другую сторону.

Взяв Софи за руку, она повела ее через узкую дорогу. Хотя было всего шесть часов утра, на дорогах уже появлялись машины. Фургончики развозили продукты по ресторанам, и в холодном утреннем воздухе аппетитно запахло свежим хлебом, выпечкой и отфильтрованным кофе. Софи вдохнула знакомые ароматы. Круассаны и кофе напомнили ей о том, как всего два дня назад она подавала их в «Кофейной чашке». Девочка заморгала, борясь с подступившими слезами. Столько всего произошло, столько изменилось за прошедшие два дня…

— И как это — прожить так долго? — вслух подумала она.

— Одиноко, — тихо ответила Скетти.

— Сколько… сколько ты еще проживешь? — осторожно спросила девочка.

Скетти пожала плечами и улыбнулась.

— Кто знает? Если буду осторожна, буду тренироваться и следить за питанием, то проживу еще пару тысяч лет. — Ее улыбка исчезла. — Но обо мне нельзя сказать, что я неуязвимая и непобедимая. Меня можно убить.

Она увидела тревогу на лице Софи и сжала ее локоть.

— Однако этого не случится. Ты знаешь, сколько людей, бессмертных, старейшин, оборотней и прочих монстров пытались меня убить?

Девочка покачала головой.

— Я тоже не знаю. Но счет идет на тысячи. Может, даже на десятки тысяч. И я все еще жива. Это о чем-нибудь тебе говорит?

— О том, что ты хороший воин?

— Ха! Не просто хороший. Я лучший воин. Я воительница.

Ската остановилась, будто бы заглядевшись на витрину книжного магазина, но Софи заметила, что, когда она повернулась, чтобы продолжить разговор, ее зеленые глаза заметались по сторонам, осматривая все вокруг.

Подавив желание обернуться, Софи спросила шепотом:

— За нами следят?

Ее удивило, что она ни капельки не испугалась. Где-то на уровне подсознания она знала, что рядом со Скетти ей ничто не угрожает.

— Нет, не думаю. Старая привычка, — улыбнулась Ската. — Эта привычка помогла мне прожить так долго.

Она отошла от витрины, и Софи взяла ее под руку.

— Когда мы впервые пришли к тебе, Николя называл другие твои имена. — Софи нахмурилась, вспоминая, как им представили Скату в Сан-Франциско всего два дня назад. — Он называл тебя Воительницей, Тенью, Истребительницей демонов, Творцом королей.

— Это всего лишь имена, — смущенно пробормотала Ската.

— А по-моему, не просто имена, — настаивала Софи. — Скорее титулы, которые ты заслужила.

— Что ж, у меня было много имен, — кивнула Ската, — их давали мне и друзья и враги. Сначала я была Воительницей, потом стала Тенью, потому что умею быть незаметной. Это я придумала первый камуфляж.

— Ты что, была ниндзя? — засмеялась Софи.

Но пока она разговаривала с воительницей, у нее в голове проносились воспоминания ведьмы, и она поняла, что Скетти говорит чистую правду.

— Я пыталась учить ниндзя, но у них никогда не получалось так хорошо, уж поверь мне. Я стала Истребительницей демонов, когда убила Рактавиджу.[11] А Творцом королей меня назвали, когда я помогла Артуру получить трон. Это было ошибкой, — мрачно заметила Ската. — И не первой моей ошибкой. — Она засмеялась, но смех получился натужным и нервным. — Я натворила много ошибок.

— Мой папа говорит, что на ошибках учатся.

Скетти издала смешок.

— Только не я.

— Похоже, нелегкая у тебя выдалась жизнь, — тихо сказала Софи.

— Нелегкая, — призналась воительница.

— А ты когда-нибудь… — Софи помолчала, подбирая слова. — У тебя когда-нибудь был парень?

Ската остро взглянула на нее и перевела взгляд на витрину. На минуту Софи показалось, что она изучает выставленные там туфли, но потом девочка поняла, что воительница смотрит на свое отражение в зеркале. Интересно, что она там видела?

— Нет, — наконец призналась Скетти. — У меня никогда не было никого близкого, никого особенного. — Она улыбнулась через силу. — Старейшины боятся меня и избегают. А с людьми я стараюсь не сходиться. Очень трудно смотреть, как они старятся и умирают. Это обратная сторона бессмертия: ты смотришь, как мир меняется и все, что ты знала, обращается в прах. Помни это, Софи, если кто-то предложит тебе дар бессмертия.

Последнее слово прозвучало в ее устах как ругательство.

— Наверное, тебе было одиноко, — осторожно произнесла Софи.

Она никогда не задумывалась раньше, каково это — быть бессмертной, продолжать жить, в то время как все знакомое изменяется и все, кого ты знала, покидают тебя. Девушки прошли несколько шагов в молчании, а потом Скетти снова заговорила.

— Да, мне было одиноко, — призналась она, — очень одиноко.

— Я знаю, что это такое, — задумчиво проговорила Софи. — Мама и папа все время где-то далеко или перевозят нас из города в город. Из-за этого трудно завести друзей и почти невозможно их сохранить. Наверное, поэтому мы с Джошем всегда были так близки. У нас просто больше никого не было. Моя лучшая подруга Элли живет в Нью-Йорке. Мы все время перезваниваемся, пишем письма и болтаем по «аське», но я с Рождества ее не видела. Она присылает мне фотографии с телефона каждый раз, когда перекрашивает волосы, чтобы я знала, как она выглядит, — добавила она с улыбкой. — А Джош даже не пытается с кем-то подружиться.

— Иметь друзей необходимо, — согласилась Ската и легонько сжала локоть Софи. — Но друзья приходят и уходят, а семья остается всегда.

— А твоя семья? Аэндорская ведьма что-то говорила про твою мать и брата.

Пока Софи говорила, в ее голове возникали образы из памяти ведьмы: немолодая женщина с резкими черты лица и покрасневшими глазами и молодой мужчина с сероватой кожей и огненно-рыжими волосами.

Воительница повела плечами.

— Последнее время мы не часто общаемся. Мои родители из старейшин, они родились и выросли на острове Дану-Талис. Когда бабка Дора уехала с острова, чтобы обучать первых людей, они так ее и не простили. Как и многие старейшины, они считали, что люди ненамного лучше животных. Отец звал их «диковинками». — На ее лице промелькнуло отвращение. — Среди нас всегда существовали предрассудки. Мои мать и отец были потрясены еще больше, когда я заявила, что тоже собираюсь помогать людям, сражаться за них и защищать в меру своих сил.

— Почему? — спросила Софи.

Голос Скетти смягчился.

— Для меня даже тогда казалось очевидным, что за людьми будущее и времена Древней расы подходят к концу.

Она искоса посмотрела на Софи, и девочка с удивлением заметила, что глаза Скаты блестят будто от слез.

— Родители предупредили меня, что если я уйду из дома, то опозорю наше имя и они откажутся от меня.

На последних словах у Скетти сорвался голос.

— Но ты все равно ушла, — догадалась Софи.

Воительница кивнула.

— Ушла. Мы тысячу лет не разговаривали… Пока они не попали в беду и им не понадобилась моя помощь, — мрачно добавила она. — Теперь мы иногда разговариваем, но мне кажется, они до сих пор меня стесняются.

Софи участливо сжала ее ладонь. Ей было неловко слушать рассказ воительницы, но она понимала, что Скетти поделилась с ней чем-то очень личным и, возможно, больше никому этого не рассказывала.

— Прости. Не хотела тебя расстраивать.

Ската сжала ее руку в ответ.

— Ты не расстроила. Это они меня расстроили больше двух тысяч лет назад, а я до сих пор все помню, как если бы это было вчера. Уже давно никто не утруждал себя тем, чтобы поинтересоваться, как у меня дела. И поверь мне, не все так уж плохо. Случались и удивительные приключения.

Она повеселела.

— Я тебе рассказывала, как была солисткой в девчачьей группе? Этакие панко-готические «Спайс герлз». Правда, мы только перепели несколько песен Тори Амос, но в Германии стали популярны. Проблема в том, — шепотом сказала она, — что мы все были вампирами…

Николя и Джош свернули на улицу Дюнкерк и обнаружили, что она заполонена полицейскими.

— Не останавливайся, — прошипел Николя, когда Джош замедлил шаг. — Веди себя как ни в чем не бывало.

— Как ни в чем не бывало… — пробормотал Джош. — А как это вообще?

— Иди быстро, но не беги, — терпеливо ответил Николя. — Ты совершенно ни в чем не виноват, ты студент, который идет на учебу или на летнюю работу. Посмотри на полицейских, но не задерживай взгляд. И если кто-то посмотрит на тебя, не прячь глаза, просто спокойно переведи взгляд на другого. Так делают обычные граждане. Если остановят, говорить буду я. И все будет хорошо. — Он заметил скептический взгляд мальчика и улыбнулся еще шире. — Поверь мне, я давно практикуюсь. Фокус в том, чтобы идти так, будто у тебя есть полное право здесь расхаживать. Полиция ищет того, кто выглядит или ведет себя подозрительно.

— А вам не кажется, что мы попадаем в эту категорию? — спросил Джош.

— Мы выглядим вполне обычно, поэтому не привлекаем внимания.

Трое полицейских даже не обратили на них внимания, когда мальчик и пожилой мужчина прошли мимо. Полицейские, одетые в разную форму, вроде бы спорили.

— Хорошо, — сказал Николя, когда они оказались за пределами слышимости.

— Что хорошо?

Николя указал головой на полицейских.

— Ты заметил, что они в разной форме?

Мальчик кивнул.

— Во Франции сложная система правопорядка. А в Париже еще сложнее. Есть государственная полиция, есть государственная жандармерия и префектура полиции. Похоже, Макиавелли собрал всех, намереваясь найти нас, но он всегда крупно ошибался в одном: будто у всех людей такая же железная логика и холодный рассудок, как у него. Он, наверное, думает, что если выпустит все свои силы на улицу, то они только и будут делать, что искать нас. Но между подразделениями идет постоянное соперничество, и каждый хочет прославиться, схватив опасных преступников.

— Так вот во что вы нас втянули? — спросил Джош, не в силах скрыть горечь в голосе. — Два дня назад мы с Софи были счастливыми обычными людьми. А сейчас посмотрите: я едва узнаю свою сестру. За нами охотятся темные силы, на нас нападают чудовища, а теперь еще и федеральный розыск. Вы сделали из нас преступников, мистер Фламель. Но сами-то вы не в первый раз оказываетесь преступником, верно?

Он сунул руки в карманы и сжал в кулаки, чтобы пальцы не тряслись. Он был зол и напуган и от страха начинал вести себя опрометчиво. Прежде он никогда не позволял себе так разговаривать со взрослым человеком.

— Верно, — тихо ответил Николя, и его блеклые глаза угрожающе заблестели. — Меня и раньше называли преступником. Но только мои враги. Мне кажется, — добавил он после долгой паузы, — что ты разговаривал с доктором Ди. И встретиться вы могли в одном-единственном месте — в Оджаи, когда ты на какое-то время пропал из виду.

Джош даже не стал этого отрицать.

— Я видел Ди, когда вы трое были у ведьмы, — дерзко признался он. — И узнал о вас много любопытного.

— Не сомневаюсь, — проворчал Фламель.

Он подождал у края тротуара, пока мимо промчится группа студентов на велосипедах и мопедах, а потом торопливо начал переходить улицу. Джош заспешил следом.

— Он сказал, что вы никогда никому не говорите всей правды.

— Верно, — согласился Фламель. — Если людям все говорить, они ничего не узнают сами.

— Он сказал, что вы выкрали из Лувра «Книгу Авраама».

Николя сделал десять шагов, а потом кивнул.

— Наверное, это тоже правда, — ответил он, — хотя все было не совсем так, как он тебе мог обрисовать. Собственно говоря, в семнадцатом веке книга на какое-то время попала в руки кардинала Ришелье.

Джош потряс головой.

— А это кто?

— Ты что, никогда не читал «Трех мушкетеров»? — с изумлением спросил Фламель.

— Нет. Даже фильм не видел.

Фламель сокрушенно покачал головой.

— У меня в магазине есть экземпляр… — начал он и замолчал.

Когда в четверг они покидали «Книжную лавку», она лежала в руинах.

— Ришелье упоминается в книге Дюма. И в фильме тоже. Это реальный человек, его называли «красным кардиналом», потому что он носил красные одежды, — объяснил алхимик. — Ришелье служил главным министром короля Людовика Тринадцатого, но по сути самолично управлял страной. В тысяча шестьсот тридцать втором году Ди удалось поймать нас с Перенель в ловушку в старом городе. Его нелюди-агенты окружили нас. У нас под ногами были упыри, в воздухе летали вороны, а по улицам за нами гонялись баобхан-ситы.[12] — Николя содрогнулся от ужаса, вспомнив то время, и оглянулся, словно ожидая увидеть кого-то из этих чудовищ. — Я начинал уже подумывать об уничтожении Кодекса, потому что не собирался отдавать его в руки Ди. А потом Перенель предложила выход — спрятать книгу на самом видном месте. Все гениальное просто!

— И что вы сделали? — спросил Джош, заинтересовавшись.

Фламель сверкнул белыми зубами.

— Попросил аудиенции у кардинала Ришелье и подарил ему книгу.

— Вы подарили книгу ему? А он знал, что это такое?

— Конечно знал. «Книга Авраама» всем известна, Джош. Точнее сказать, печально известна. Когда выйдешь в Интернет в следующий раз, проверь.

— А кардинал знал, кто вы такой? — спросил Джош.

В изложении Фламеля вся история представала столь ясной, что просто не верилось. Но тут Джош вспомнил, как убедительно говорил о том же самом Ди в Оджаи.

Фламель улыбнулся.

— Кардинал Ришелье верил, будто я один из потомков Николя Фламеля. Итак, мы подарили ему «Книгу Авраама», а он отправил ее в свою библиотеку, — Николя усмехнулся. — Самое безопасное место во Франции.

Джош нахмурился.

— Но когда он заглянул в нее, разве он не увидел, что буквы шевелятся?

— Перенель наложила на него чары. Это особенное заклинание, удивительно простое, хотя мне оно никогда не удавалось. Когда кардинал посмотрел в книгу, он увидел то, что ожидал увидеть: страницы, исписанные витиеватым греческим и арамейским письмом.

— Ди поймал вас тогда?

— Почти. Мы уплыли на лодке по Сене. Сам Ди стоял на Новом мосту с дюжиной мушкетеров, и они стреляли нам вслед. И промазали. Вот говорят: мушкетеры, мушкетеры… А стрелять-то они и не умели. Через несколько недель мы с Перенель вернулись в Париж, проникли в библиотеку и выкрали книгу. Так что, наверное, Ди прав, — заключил он. — Я вор.

Джош продолжал идти молча. Он не знал, чему верить. Очень хотелось поверить Фламелю. Пока мальчик работал с этим человеком в книжном магазине, он привык к нему и зауважал. Очень хотел ему доверять. И все же не мог простить ему того, что он подверг Софи опасности.

Фламель огляделся по сторонам, положил руку на плечо Джоша и повел его мимо скопившихся машин через улицу Дюнкерк.

— Это на случай, если за нами следят, — еле шевеля губами, произнес он, когда они ринулись через утренний поток машин.

Едва они перешли дорогу, Джош стряхнул руку Николя с плеча.

— То, что рассказывал Ди, звучало убедительно, — возобновил он разговор.

— Не сомневаюсь, — усмехнулся Фламель. — Доктор Джон Ди много чего попробовал за свою долгую и насыщенную жизнь. Он был магом и математиком, алхимиком и шпионом. Но позволь сказать вот что: Ди всегда оставался негодяем и лжецом. Мастер лжи и недосказанностей, он практиковал и совершенствовал свое мастерство в самые опасные времена, в эпоху Елизаветы. И знает, что лучшая ложь — это ложь, завязанная на правде. — Он помолчал, шаря глазами по толпе, проносящейся мимо. — Что еще он сказал тебе?

Джош не сразу решился ответить. Ему не хотелось рассказывать все подробности разговора с Ди, но потом он понял, что и так сказал много.

— Что вы использовали заклинания в Кодексе только ради своей выгоды.

Николя кивнул.

— Справедливо. Я использую заклинание бессмертия, чтобы продлить нашу с Перенель жизнь, это правда. Использую формулу философского камня, чтобы превращать обычный металл в золото, а уголь — в алмазы. На продаже книг особо не заработаешь. Но мы не алчные и обходимся малым.

Джош обогнал Фламеля и повернулся к нему лицом.

— Дело не в деньгах! Вы столько могли бы сделать при помощи этой книги! Ди сказал, что благодаря ей можно превратить мир в рай, излечить все болезни, даже восстановить природу!

У него в голове не укладывалось, что кто-то не желает использовать такие возможности.

Фламель остановился и наклонил голову так, что их глаза оказались почти на одном уровне.

— Да, в книге есть заклинания, которые сделали бы это и даже больше, — серьезно проговорил он. — Я видел заклинания, которые могут превратить мир в прах или заставить пустыни благоухать. Но, Джош, даже если бы я сотворил такое волшебство — на что не способен, — материал, собранный в Книге, мне не принадлежит и я не могу им распоряжаться.

Блеклые глаза Фламеля впились в глаза Джоша, и мальчик поверил, что алхимик говорит правду.

— Мы с Перенель только хранители книги. Мы оберегаем ее, пока не сможем передать в руки законных владельцев. Вот они-то точно будут знать, как ею распорядиться.

— Кто ее законные владельцы? Где они?

Николя Фламель опустил руки на плечи Джоша и заглянул в его голубые глаза.

— Вообще-то я надеялся, — сказал он очень тихо, — что это можете быть вы с Софи. Собственно говоря, я поставил все — мою жизнь, жизнь Перенель, существование всего человечества — на маленькую надежду, что ими окажетесь вы.

Стоя там, на улице Дюнкерк, глядя в глаза алхимика и читая в них правду, Джош вдруг почувствовал, как люди вокруг словно испаряются и они двое остаются совсем одни на улице. Мальчик сглотнул.

— И вы в это верите?

— Всем сердцем, — просто ответил Фламель. — Все, что я делал, я делал, желая защитить тебя и Софи, подготовить к грядущему. Ты должен верить мне, Джош. Должен. Я знаю, ты злишься из-за того, что случилось с Софи, но я бы ни за что не допустил, чтобы ей причинили вред.

— Она могла умереть или впасть в кому, — пробормотал Джош.

Фламель покачал головой.

— Если бы оказалась обычным человеком. Но я знал, что она необычная. И ты тоже.

— Потому что у нас такие ауры? — спросил Джош, стараясь узнать как можно больше.

— Потому что вы — те самые близнецы из пророчества.

— А что, если вы ошибаетесь? Вы думали о такой возможности?

— Тогда темные старейшины вернутся.

— И что, неужели это так плохо? — вслух подумал Джош.

Николя хотел было ответить, но тут же крепко сжал губы, словно заталкивая назад в горло свои слова. И все же Джош успел заметить, как он на миг разозлился. Наконец Николя выдавил из себя улыбку и осторожно развернул Джоша лицом к улице.

— Что ты видишь? — спросил он.

Джош пожал плечами.

— Ничего… кроме кучки людей, спешащих на работу. И полицейских, которые ищут нас.

Николя схватил его за плечо и повел дальше по улице.

— Не думай о них как о кучке людей, — резко сказал он. — Именно так видят человечество Ди и ему подобные. Они зовут их людишками. А я вижу личностей с их проблемами и заботами, семьями и любимыми, друзьями и коллегами. Я вижу людей.

Джош покачал головой.

— Не понимаю…

— Ди и старейшины, которым он служит, смотрят на людей и видят только рабов. — Он помолчал и тихо добавил: — Или мясо.

Глава 13

Распластавшись на спине, Перенель Фламель смотрела в грязный каменный потолок, нависающий над головой, и размышляла, сколько других пленников Алькатраса делали то же самое. Сколько несчастных узников разглядывали трещины в камне, угадывали фигуры в черных пятнах, воображали картинки в бурой сырости? Почти все, наверное.

А сколькие из них слышали голоса? Вероятно, многим пленникам мерещилось, будто они слышат звуки во мраке — шепот, приглушенные голоса, — но если они не обладали даром, как Перенель, все это происходило только в их воображении.

А вот Перенель слышала голоса призраков Алькатраса.

Напрягая слух, она могла различить сотни голосов, а может, даже тысячи. Мужчины, женщины и дети шумели и кричали, бормотали и плакали, звали потерянных дорогих людей, вновь и вновь повторяли собственное имя, заявляли о своей невиновности, проклинали тюремщиков. Перенель нахмурилась: не они были нужны ей.

Позволив голосам нахлынуть на нее, она выискивала среди них один-единственный, который звучал громче остальных. Сильный и уверенный, он прорывался сквозь лепет, и Перенель начала сосредоточиваться на нем, вслушиваясь в слова и пытаясь определить язык.

— Это мой остров.

Мужчина говорил на испанском с устаревшим акцентом. Впившись в потолок взглядом, Перенель отгородилась от остальных голосов.

— Кто ты?

В холодной сырой тюрьме ее слова вырвались изо рта вместе с паром, и тысячи призраков затихли.

Последовала долгая пауза, словно призрак удивился, что с ним заговорили. Наконец он гордо ответил:

— Я был первым европейцем, заплывшим в эту бухту. Я первый нашел этот остров.

Прямо у нее над головой стал проявляться силуэт, в трещинах и паутинах возникли грубые черты лица, а черная влага и зеленый мох придали образу законченность.

— Я назвал это место la Isla de los Alcatraces.

— То есть остров Пеликанов, — прошептала Перенель.

Лицо на потолке на миг обрело форму. Это оказался красивый мужчина с продолговатым худым лицом и темными глазами. В глазах появились капельки воды, и он моргнул.

— Кто ты? — спросила Перенель.

— Меня зовут Хуан Мануэль де Айяла. Я открыл Алькатрас.

Снаружи темницы щелкнули клыки, и в коридоре пахнуло змеей и гнилым мясом. Перенель молчала, пока запах и шаги не исчезли, а потом снова посмотрела на потолок. Очертания лица стали отчетливее, трещины на камне превратились в глубокие морщины на лице. Это было лицо моряка, с морщинами вокруг глаз от постоянно прищуренного взгляда, устремленного навстречу новым горизонтам.

— Почему ты здесь? — вслух спросила она. — Ты умер тут?

— Нет. — Узкие губы изогнулись в улыбке. — Я вернулся, потому что полюбил это место с того самого момента, как увидел его. Это было в год Господа нашего тысяча семьсот семьдесят пятый, и я плыл на хорошем корабле «Сан-Карлос». Я помню, что это был август, пятое число.

Перенель кивнула. Ей и раньше встречались призраки вроде Айялы. Мужчины и женщины, которых так привлекало какое-то место, что они отправлялись туда вновь и вновь во снах, а когда они умирали, их дух возвращался, чтобы стать призраком-хранителем.

— Уже много поколений я слежу за этим островом. И всегда буду следить.

Перенель пристально посмотрела на него.

— Тебе, наверное, грустно было видеть, как прекрасный остров превратился в место боли и страданий, — осторожно сказала она.

Губы дрогнули, и из глаза упала капелька, брызнув на щеку Перенель.

— Смутные дни, печальные дни… но, к счастью, они позади.

Губы призрака шевелились, и слова шепотом звучали в голове Перенель.

— В тюрьму Алькатрас не заключали людей с тысяча девятьсот шестьдесят третьего года, и с тысяча девятьсот семьдесят первого здесь спокойно.

— Но теперь на твоем любимом острове новый пленник, — ровным голосом произнесла Перенель. — И его стережет охранник, каких не видывал этот остров.

Лицо на потолке изменилось, и влажные глаза сощурились.

— Кто этот пленник? Ты?

— Меня держат здесь против моей воли, — сказала Перенель. — Я — последний пленник Алькатраса, и меня сторожит не человек, а сфинкс.

— Нет!

— Сам убедись!

Штукатурка затрещала, и на лицо Перенель посыпалась сырая пыль. Когда она снова открыла глаза, лицо на потолке исчезло, оставив лишь едва заметный след. Перенель невольно улыбнулась.

— Отчего тебе так весело, человек? — раздался не голос, а шипение на языке, который возник задолго до человечества.

Быстро усевшись, Перенель сосредоточилась на чудовище, стоящем в коридоре всего в двух метрах от нее.

Многие поколения людей пытались запечатлеть образ этого существа на стенах пещер и на глиняной посуде, высечь его в камне, воспроизвести его облик на пергаменте. И никто даже близко не смог передать весь ужас, который исходит от настоящего сфинкса.

У него тело огромного мускулистого льва в шрамах и порезах, как напоминание о старых ранах. Два орлиных крыла из грязных и порванных перьев виднеются за могучими плечами, сложенные вдоль спины. А на плечах — маленькая, почти изящная голова прекрасной молодой женщины.

Сфинкс подошел вплотную к тюремной решетке, и из его пасти выскочил раздвоенный черный язычок.

— У тебя нет причин улыбаться, человек. Я узнал, что твой муж и воительница в Париже и они окружены со всех сторон. Их скоро схватят, и на этот раз доктор Ди постарается, чтобы они никуда не убежали. Насколько мне известно, старейшины дали доктору разрешение покончить с легендарным алхимиком.

У Перенель екнуло сердце. Многие века темные старейшины стремились поймать Николя и Перенель живыми. И если сфинкс говорит правду, если теперь они готовы убить Николя, то все изменилось.

— Николя сумеет убежать, — уверенно произнесла она.

— Только не на этот раз. — Сфинкс размахивал львиным хвостом, поднимая клубы пыли. — Париж принадлежит итальянцу Макиавелли, и скоро к нему присоединится английский волшебник. Алхимик не сможет убежать от обоих.

— А дети? — спросила Перенель, настороженно прищурившись.

Если с Николя и детьми что-то случится…

Сфинкс зашевелил крыльями, и в воздухе пахнуло чем-то мерзким.

— Ди верит, будто дети обладают силой, что они и есть те самые близнецы из пророчества. Он также верит, что их можно переманить на нашу сторону и они не станут ходить по пятам за каким-то старым книготорговцем. — Сфинкс издал долгий прерывистый вздох. — Но если они откажутся перейти к нам — тоже пострадают.

— А что будет со мной?

Сфинкс открыл свой прелестный ротик и продемонстрировал ряд хищных острых зубов. Длинный черный язык сверкнул в воздухе.

— А тебя, моя волшебница, — прошипел он, — старейшины отдали мне в качестве подарка за тысячелетнюю службу. Когда твоего мужа схватят и убьют, мне разрешат съесть твои воспоминания. Вот это будет пир! Я стану смаковать каждый кусочек. А когда закончу с тобой, ты забудешь все, даже собственное имя.

Сфинкс рассмеялся, и его шипящий глумливый смех эхом разлетелся вдоль голых каменных стен.

А потом где-то захлопнулась дверь клетки.

Внезапный звук застал сфинкса врасплох, и он замолчал. Повернув маленькую головку, он выпустил язык и попробовал воздух.

Захлопнулась еще одна дверь.

А потом еще одна.

И еще.

Сфинкс отскочил назад и принялся скрести когтями пол.

— Кто здесь?

Его визгливый голос эхом раскатился в пустом сыром коридоре.

И вдруг двери всех темниц на верхней галерее загремели и по очереди захлопнулись. От грохота по инерции завибрировала вся тюрьма, и с потолка посыпалась пыль.

Оскалив зубы, сфинкс прыгал из стороны в сторону, пытаясь определить источник шума.

С ледяной улыбкой Перенель поместила ноги обратно на скамью, улеглась и подложила под голову переплетенные руки. Остров Алькатрас принадлежит Хуану Мануэлю де Айяла, и, похоже, он решил заявить о своих правах. Перенель слышала, как лязгают двери, стучит дерево и грохочут стены. Она поняла, что Айяла превратился в полтергейста.

В шумного призрака.

Она также поняла, что задумал Айяла. Сфинкс питался магической энергией Перенель. Полтергейсту требовалось ненадолго отвлечь чудовище от клетки, чтобы силы Перенель начали восстанавливаться. Подняв левую руку, женщина сосредоточилась. Между пальцев сверкнула крошечная искорка и погасла.

Скоро.

Очень скоро.

Волшебница сжала ладонь в кулак. Когда силы вернутся к ней, она обрушит на сфинкса весь Алькатрас.

Глава 14

Потрясающе изящная Эйфелева башня возвышалась над головой Джоша более чем на триста метров. Как-то в школе ему дали задание составить список десяти чудес света. Железная башня стояла под номером два в его списке, и он всегда обещал себе, что когда-нибудь съездит посмотреть на нее.

А теперь, когда он наконец в Париже, ему даже некогда на нее смотреть.

Стоя под центром башни, он поднялся на носки и повертел головой в поисках сестры. С утра здесь толпилось на удивление много туристов. Где же она?

Джош испугался.

Нет, не просто испугался. Он пришел в ужас.

За последние два дня он понял истинное значение слова «страх». До четверга Джошу приходилось бояться только плохой оценки за контрольную или публичного унижения в классе. У него имелись и другие страхи, конечно, но в основном это были смутные, вызывающие дрожь мысли, приходящие глубокой ночью, когда он не мог заснуть и думал, что будет, если с родителями случится несчастье. Сара и Ричард Ньюман были археологами и палеонтологами. Хотя это и не самая опасная профессия, но работа иногда заносила их куда-нибудь в самый эпицентр религиозных или политических конфликтов. Иногда они проводили раскопки на территории, где бушевали ураганы, или в зоне землетрясений, рядом с действующими вулканами. Внезапные движения земной коры часто выбрасывали необыкновенные археологические находки.

Но больше всего на свете он боялся, что несчастье может произойти с его сестрой. Хотя Софи была на двадцать восемь секунд старше его, он был больше и сильнее, поэтому всегда считал ее своей младшей сестренкой, которую он должен защищать.

И вот теперь с его сестрой случилось своего рода несчастье.

Она изменилась так, что он не мог этого постичь. Она стала больше похожа на Фламеля, Скату и им подобных, чем на него. Она больше, чем просто человек.

Впервые в жизни он чувствовал себя одиноким. Он терял сестру. Но существовал один способ стать равным ей: кто-то должен разбудить его собственные силы.

Джош обернулся — и увидел Софи и Скату, которые спешили через широкий мостик к башне. Его охватило облегчение.

— Они здесь, — сказал он Фламелю, который смотрел в другую сторону.

— Я знаю, — ответил Николя с более сильным французским акцентом, чем обычно. — И не только они.

Джош оторвал взгляд от сестры и Скаты.

— В каком смысле?

Николя едва заметно наклонил голову, и Джош повернулся посмотреть. Два автобуса с туристами только что въехали на площадь перед Военной академией и стали выгружать пассажиров. Туристы (Джош по одежде догадался, что это американцы) суетились, болтали и смеялись, щелкая фотокамерами, пока гиды собирали их вместе. Подошел третий автобус, ярко-желтый, и на тротуар высыпала кучка восторженных японцев. Джош в замешательстве посмотрел на Николя: он что, имел в виду автобусы?

— В черном, — загадочно произнес Фламель и указал подбородком.

Джош повернулся и заметил человека в черном, который шагал по Марсову полю, ловко маневрируя среди толпы туристов. Никто из них не заметил чужака, и он крутился, точно танцор, стараясь никого не задевать. Джош догадался, что человек примерно с него ростом, но невозможно было разглядеть фигуру, потому что ее скрывало длинное черное кожаное пальто, развевающееся на ветру. Воротник был поднят, и человек прятал руки в карманах. Что теперь? У Джоша екнуло сердце.

Софи подбежала к брату и хлопнула его по плечу.

— Ты уже здесь! — запыхавшись, сказала она. — Что-то не так?

Джош кивнул на приближающегося человека.

— Не знаю.

Рядом возникла Ската. Она даже не запыхалась.

— Какие-то проблемы? — спросила Софи, глядя на Скату.

Воительница улыбнулась, сжав губы.

— Зависит от того, что вы называете проблемой, — пробормотала она.

— Наоборот, — ответил Николя, широко улыбнувшись, и вздохнул с облегчением. — Это друг. Старый друг. Хороший друг.

Человек в черном пальто почти приблизился, и близнецы разглядели его маленькое круглое, очень загорелое лицо, пронзительные голубые глаза и густые черные волосы до плеч, которые он нетерпеливо отбрасывал назад. Поднимаясь по лестнице, он вынул обе руки из карманов и широко раскинул их, сверкнув перстнями на каждом пальце (в ушах красовались серьги-гвоздики). Широкая улыбка обнажила неровные желтоватые зубы.

— Учитель, — произнес он, обняв Николя и поцеловав в обе щеки. — Ты вернулся.

Он заморгал, едва не прослезившись, и на мгновение его зрачки стали красными. В воздухе чуть запахло жжеными листьями.

— А ты никогда и не уходил, — сердечно ответил Николя и оглядел его с ног до головы. — Отлично выглядишь, Франсис. Лучше, чем когда я видел тебя в последний раз. — Он обнял человека за плечи и повернулся к остальным. — Скату ты, конечно, знаешь.

— Как можно забыть Тень?

Голубоглазый мужчина шагнул вперед, взял воительницу за белую руку и галантно коснулся ее губами.

Ската ущипнула человека за щеку так сильно, что на ней осталось красное пятнышко.

— Я ведь говорила тебе, не делай так.

— Признайся, тебе это нравится, — улыбнулся он. — А это, очевидно, Софи и Джош. Ведьма говорила о них, — прибавил он.

Он принялся внимательно разглядывать близнецов немигающими голубыми глазами.

— Близнецы из легенды, — пробормотал он и чуть нахмурился, всматриваясь в их лица. — Ты уверен?

— Уверен, — не колеблясь, ответил Николя.

Незнакомец кивнул и слегка поклонился.

— Близнецы из легенды, — повторил он. — Для меня честь познакомиться с вами. Позвольте представиться. Я — граф Сен-Жермен, — торжественно объявил он и замолчал, будто ожидал, что они слышали это имя.

Близнецы непонимающе смотрели на него с одинаковыми выражениями на лицах.

— Друзья зовут меня Франсис.

— Это мой любимый ученик, — гордо добавил Николя. — И определенно лучший. Мы знаем друг друга очень-очень давно.

— И как давно? — машинально спросила Софи, хотя ответ уже возник у нее в голове.

— Примерно триста с лишним лет, — ответил Николя. — Франсис учился у меня алхимии. Он быстро превзошел учителя и начал специализироваться на создании драгоценных камней.

— Я научился всему, что знаю из алхимии, у своего учителя Николя Фламеля, — тут же откликнулся Сен-Жермен.

— В восемнадцатом веке Франсис также прославился как певец и музыкант. А кто ты в этом веке? — спросил Николя.

— Хм, должен сказать, я разочарован, что вы не слышали обо мне, — ответил человек на безупречном английском. — Вы, очевидно, не следите за хит-парадами. Пять моих хитов попали на первое место в Штатах и три — в Германии. А еще я выиграл награду «Эм-ти-ви Европа» в номинации «Лучший дебют».

— Лучший дебют? — улыбнулся Николя, подчеркнув слово «дебют». — Ты?

— Вы знаете, я всегда был музыкантом, но в этом веке, Николя, я стал рок-звездой! — гордо объявил он. — Я известен как Жермен!

Он посмотрел на близнецов, вскинув брови, и закивал, как будто они должны отреагировать на это имя.

Ребята дружно покачали головами.

— Никогда не слышали, — выпалил Джош.

Сен-Жермен разочарованно пожал плечами и поднял воротник до ушей.

— Пять хитов на первом месте…

— А что за музыку вы играете? — спросила Софи, покусывая десну: ее так и подмывало рассмеяться над его удрученным видом.

— Данс, электро, техно… Типа того.

Софи и Джош снова помотали головами.

— Мы такое не слушаем, — ответил Джош, но Сен-Жермен уже не смотрел на ребят.

Он повернулся в сторону авеню Гюстава Эйфеля, туда, где к тротуару подъехал блестящий черный «мерседес». За ним остановились три обычных черных фургона.

— Макиавелли! — сердито воскликнул Фламель. — Франсис, за тобой была слежка.

— Но как… — начал граф.

— Помни, мы имеем дело с Никколо. — Фламель посмотрел по сторонам, оценивая ситуацию. — Ската, бери близнецов и иди с Сен-Жерменом. Защищайте их до конца.

— Мы останемся, и я буду драться, — сказала Ската.

Николя покачал головой и махнул рукой на собравшихся туристов.

— Слишком много народу. Кто-то может пострадать. Но Макиавелли — это не Ди. Он действует тоньше. Он не станет пускать в ход магию, разве что в самом крайнем случае. В этом наше преимущество. Если мы разделимся, он пойдет за мной. Ему нужен я, и только я.

Он полез под рубашку и достал маленький тряпичный мешочек.

— Что это? — спросил Сен-Жермен.

Николя ответил ему, глядя на близнецов:

— Когда-то здесь хранился весь Кодекс, но теперь он у Ди. Джошу удалось вырвать две страницы с конца. Они здесь. На этих страницах «Последний призыв», — многозначительно уточнил он. — Доктору Ди и старейшинам нужны эти страницы. — Он разгладил мешочек и неожиданно протянул его Джошу. — Береги его.

— Я? — Джош с удивлением уставился на мешочек, потом взглянул в лицо Фламелю.

— Да, ты. Бери, — приказал Фламель.

Мальчик неохотно взял мешочек, и ткань захрустела, когда он сунул мешочек под рубашку.

— Почему я? — спросил он, переглянувшись с сестрой. — Ската и Сен-Жермен лучше с этим справятся.

— Ты спас страницы, Джош. Будет справедливо, если именно ты будешь их хранить. — Фламель сжал плечо Джоша и заглянул в глаза мальчика. — Я знаю, тебе можно доверить заботу о них.

Джош прижал ладонь к животу и почувствовал прикосновение ткани к коже. Когда Джош и Софи начали работать в книжном магазине и кафе, их отец почти то же самое сказал ему о Софи: «Я знаю, тебе можно доверить заботу о ней». В тот момент он был горд и немного испуган. А теперь просто испугался.

Дверь «мерседеса» со стороны водителя открылась, и оттуда вылез человек в черном костюме. В зеркальных темных очках отражалось утреннее небо, отчего казалось, будто в голове у него две дырки.

— Дагон, — рявкнула Ската, обнажив острые зубы, и потянулась за оружием, спрятанным в сумке, но Николя поймал ее за руку.

— Еще не время.

Дагон открыл заднюю дверь, и из машины вышел Никколо Макиавелли. Хотя их разделяло расстояние в сотню метров, они безошибочно угадали ликование на его лице.

Фургоны за «мерседесом» одновременно открылись, и оттуда выскочили вооруженные до зубов полицейские. Они бросились к башне. Кто-то из туристов закричал, и десятки людей, окруживших основание Эйфелевой башни, тут же нацелили фотоаппараты.

— Пора, — коротко сказал Фламель. — Бегите через реку, а я уведу их в другом направлении. Сен-Жермен, мой друг, — прошептал Николя, — нам нужно отвлечь их чем-то. Каким-нибудь зрелищем.

— А куда ты пойдешь? — спросил Сен-Жермен.

Фламель улыбнулся.

— Задолго до того, как здесь появился Макиавелли, это был мой город. Возможно, здесь еще остались мои убежища.

— Город сильно изменился, — предупредил Сен-Жермен.

Он взял руку Фламеля, перевернул ее и прижал большой палец своей правой руки к центру ладони. Софи и Джош стояли достаточно близко, чтобы увидеть, как на коже остался крошечный отпечаток чернокрылой бабочки.

— Это приведет тебя обратно ко мне, — таинственно произнес Сен-Жермен. — А теперь… Ты, кажется, хотел зрелища…

Он улыбнулся и засучил рукава, обнажив голые руки. Его кожу покрывали крошечные татуировки в виде бабочек, охватившие его запястья, точно браслеты, спиралью взбирающиеся по руке до локтя. Сплетя пальцы, он вывернул запястья и согнул их с громким хрустом, как пианист перед выступлением.

— Вы видели, как Париж праздновал миллениум?

— Миллениум? — Близнецы непонимающе уставились на него.

— Новое тысячелетие. Двухтысячный год. Хотя новое тысячелетие следовало бы праздновать в две тысячи первом.

— А, новое тысячелетие, — пробормотала Софи.

Она в замешательстве посмотрела на брата. При чем тут тысячелетие?

— Наши родители водили нас на Таймс-сквер, — сказал Джош. — А что?

— Тогда вы пропустили настоящее зрелище в Париже. Когда полезете в Интернет в следующий раз, поищите фотографии.

Стоя под огромной металлической башней, Сен-Жермен потер руки, а потом высоко поднял их, и внезапно в воздухе запахло жжеными листьями.

Софи и Джош увидели, как татуировки с бабочками вздрогнули, сжались и запульсировали на руках Сен-Жермена. Тоненькие крылышки задрожали, зашевелили усиками… А потом татуировки отделились от кожи человека.

Бесконечным потоком маленькие красные и белые бабочки взлетели с рук Сен-Жермена и взмыли в прохладный парижский воздух. Они кружили, поднимаясь вверх нескончаемой алой спиралью. Бабочки кружились вокруг распорок и брусьев, заклепок и болтов металлической башни, покрывая ее точно переливчатой мерцающей кожей.

— Ignis,[13] — прошептал Сен-Жермен, запрокинул голову и сжал ладони.

И башня превратилась в сверкающий фонтан света.

Он восторженно засмеялся, увидев лица близнецов.

— Узнайте же меня: я — граф Сен-Жермен. Я повелитель огня!

Глава 15

— Салют! — с трепетом выдохнула Софи.

Эйфелева башня вспыхнула роскошными фейерверками. Синие и золотые узоры из света взлетели на целых триста двадцать метров, до самой верхушки башни, и там вспыхнули фонтаном голубых шаров. Сверкающие, искрящиеся радужные нити пролетали сквозь распорки, взрывались и потрескивали. Толстые заклепки поблескивали белым огнем, а изогнутые брусья роняли ледяные голубые капли на улицу.

Зрелище было потрясающее, но оно стало по-настоящему незабываемым, когда Сен-Жермен щелкнул пальцами и вся Эйфелева башня окрасилась в бронзу, потом в золото, затем в зеленый цвет и наконец в голубой. Трескучие узоры из света бегали по металлу. Огненные колеса и ракеты, фонтаны и римские свечи, летающие веретена и змеи отскакивали от каждого этажа. Мачта на самой макушке башни выпустила фонтан красных, белых и голубых искр, которые, точно бурлящая жидкость, каскадом пролетели сквозь башню.

Толпа пришла в восторг. Люди собирались у основания, охали и ахали, аплодировали каждой новой вспышке, бешено щелкали фотоаппаратами. Водители останавливались на дорогах и вылезали из машин, чтобы запечатлеть на камеру в телефоне ошеломительную красоту. В считанные минуты десятки людей вокруг башни превратились в сотни, их количество неуклонно росло. Люди выбегали из магазинов и домов, чтобы полюбоваться на необыкновенное зрелище.

А Николя Фламель и его спутники растворились в толпе.

Макиавелли редко давал волю эмоциям, но в тот момент он не сдержался и со всей силы ударил по машине кулаком. Он смотрел на растущую толпу людей и знал, что его полицейские не смогут быстро пробраться через нее и задержать Фламеля и его спутников.

Воздух искрился и потрескивал от фейерверков. Ракеты со свистом взлетали в небо и взрывались шарами и ручьями света. Шутихи и бенгальские огни летали вокруг каждой из четырех гигантских металлических ног башни.

— Месье! — Молодой полицейский остановился перед Макиавелли и отдал честь. — Какие будут приказания? Мы можем разогнать толпу, но жертв не избежать.

Макиавелли мотнул головой.

— Нет, не надо.

Он знал, что Ди именно так и поступил бы. Ди не колеблясь сровнял бы башню с землей, угробил сотни людей, лишь бы схватить Фламеля. Вытянувшись во весь рост, Никколо мог только разглядеть Сен-Жермена в кожаном пальто и смертоносную Скату, уводившую прочь мальчика и девочку, точно пастух стадо. Они растворились в огромной толпе и исчезли. Но, обернувшись, он заметил, что Николя Фламель стоит на прежнем месте, прямо под центром башни.

Фламель поднял правую руку и сделал вид, что отдает честь. Его серебряный браслет сверкнул.

Макиавелли схватил за плечо одного из полицейских, резко развернул его и указал на беглеца длинным тонким пальцем.

— Вон он! Если вы ничем не заняты сегодня, поймайте его! Живым и невредимым!

Пока они смотрели на Фламеля, он развернулся и побежал к западной подпорке Эйфелевой башни, к Йенскому мосту, но в то время как остальные перебежали этот мост, Фламель свернул направо, на набережную Бранли.

Полицейский кинулся в сторону, надеясь перерезать Фламелю дорогу.

— За мной! — крикнул он, и его отряд выстроился в шеренгу за ним.

Никто из сотен людей, собравшихся у основания башни, даже не взглянул на них.

Дагон подошел к Макиавелли.

— Вы хотите, чтобы я догнал Сен-Жермена и Тень? — Он повернул голову и с хлюпающим звуком раздул ноздри. — Я могу пойти по следу.

Никколо Макиавелли мотнул головой и залез обратно в машину.

— Поехали отсюда, пока журналюги не нагрянули. Сен-Жермен до боли предсказуем. Он наверняка отправился в один из своих домов, а все они у нас под наблюдением. Остается надеяться, что мы схватим Фламеля.

Дагон с бесстрастным лицом захлопнул дверь машины за своим хозяином. Он посмотрел в ту сторону, куда убежал Фламель, и увидел, как тот исчезает в толпе. Полицейские были у него на хвосте и бежали быстро, несмотря на тяжелые бронежилеты и оружие. Но Дагону было известно, что за несколько столетий своей жизни Фламель не раз убегал и от людей и от нелюдей, ускользал от чудовищ, которые стали легендой еще до эволюции обезьян, и умудрялся перехитрить монстров, которые не имели права существовать где-то, кроме ночных кошмаров. Дагон сомневался, что полиция схватит алхимика.

А потом он вскинул голову и снова раздул ноздри, потому что уловил запах Скаты. Тень вернулась!

Вражда между Дагоном и Тенью длилась много веков. Он был последним из своего рода, потому что однажды ночью две тысячи лет назад она уничтожила всю его расу. К глазам чудовища, спрятанным за огромными зеркальными темными очками, подступили липкие бесцветные слезы, и он поклялся: независимо от того, чем кончится дело между Макиавелли и Фламелем, на этот раз он отомстит Тени.

— Идите, а не бегите, — скомандовала Ската. — Сен-Жермен, иди впереди, дальше Софи и Джош, а я прикрою сзади.

Ее тон не допускал возражений.

Они перемахнули через мост и свернули направо, к авеню Нью-Йорк. Еще несколько поворотов — и они оказались в узком переулке. По-прежнему было раннее утро, и улицу окутывал полумрак. Температура сильно упала, и близнецы тут же заметили, что пальцы Сен-Жермена, которыми он едва касался грязной стены, оставляют след из крошечных искр.

Софи нахмурилась и порылась в своих воспоминаниях… то есть в воспоминаниях Аэндорской ведьмы. Она попыталась вспомнить, кто такой граф Сен-Жермен. Заметив, что брат искоса поглядывает на нее, она вопросительно подняла брови.

— Твои глаза стали серебристыми. Всего на секунду, — объяснил Джош.

Софи оглянулась на Скату, замыкавшую процессию, а потом посмотрела на мужчину в кожаном пальто. Ни один из них не услышит, если она скажет кое-что.

— Я пытаюсь вспомнить, что мне известно… что известно ведьме о Сен-Жермене.

— И кто он такой? — спросил Джош. — Я никогда о нем не слышал.

— Это знаменитый французский алхимик, — прошептала она. — Он и Фламель — одни из самых загадочных фигур в истории.

— Он человек? — спросил Джош довольно громко, и Софи шикнула на него.

— Он не старейшина и не из второго поколения. Да, он человек. Даже Аэндорская ведьма многого о нем не знает. Впервые она встретилась с ним в Лондоне в тысяча семьсот сороковом году. Она сразу поняла, что это бессмертный человек, а он сказал, что открыл тайну бессмертия, когда учился у Николя Фламеля. Но не думаю, что ведьма поверила. Он признался ей, что усовершенствовал формулу бессмертия, пока путешествовал по Тибету, и теперь ее не нужно обновлять каждый месяц. Но когда ведьма попросила копию, он сказал, что потерял формулу. Кажется, он свободно владеет большинством языков мира, к тому же он великолепный музыкант, и у него репутация хорошего ювелира. — Ее глаза снова сверкнули серебром. — Ведьма ему не очень доверяла.

— Значит, и мы не должны, — прошептал Джош.

Софи кивнула, соглашаясь.

— Но Николя любит его и, очевидно, доверяет ему, — медленно произнесла она. — Почему?

Джош помрачнел.

— Я же говорил тебе: Николя Фламелю тоже не стоит доверять. Он какой-то странный. Я убежден, тут что-то не так.

Софи оставила ответ при себе и отвела взгляд. Она знала, почему Джош злится на алхимика. Брат завидует ее пробудившимся силам, а еще он винит Фламеля за то, что тот подверг ее опасности. Но это не значит, что он ошибается.

Узкий переулок выходил на широкую улицу, обрамленную деревьями. Для «часа пик» было рановато, но зрелищные огни и фейерверки возле Эйфелевой башни совершенно затормозили движение. Повсюду сигналили машины, выли полицейские сирены. В пробке застряла пожарная машина, она возмущенно верещала, но сунуться все равно было некуда. Сен-Жермен зашагал через улицу, не посмотрев ни налево, ни направо, и отыскал в кармане тонкий черный телефон. Он открыл его и нажал кнопку быстрого набора, а потом протрещал что-то по-французски.

— Вы просили о помощи? — спросила Софи, когда он закрыл телефон.

Сен-Жермен отрицательно покачал головой.

— Заказывал завтрак. Ужасно хочу есть. — Он ткнул большим пальцем в сторону Эйфелевой башни, которая до сих пор купалась в фейерверках. — Такое шоу сжигает много калорий, простите за каламбур.

Софи кивнула. Теперь она поняла, почему так урчит в животе с тех пор, как она напустила туман.

Ската догнала близнецов и пошла в ногу с Софи. Они проходили мимо Американского собора.

— Не думаю, что за нами увязался хвост, — проговорила она слегка удивленно. — Хотя мне казалось, Макиавелли пошлет кого-нибудь за нами.

Воительница потерла кончиком большого пальца нижнюю губу и пожевала обкусанные ногти.

Софи машинально убрала руку Скаты ото рта.

— Не грызи ногти.

Ската удивленно уставилась на нее, потом смущенно опустила руку.

— Старая привычка, — пробурчала она. — Очень старая.

— И что дальше? — спросил Джош.

— Надо уйти с улицы и отдохнуть, — мрачно ответила Ската. — Нам еще далеко идти? — спросила она у Сен-Жермена, который продолжал идти впереди.

— Несколько минут, — ответил он, не оборачиваясь. — Здесь недалеко мой маленький домик. Один из них.

Ската кивнула.

— Когда доберемся, надо залечь на дно, пока не вернется Николя. Отдохнем и переоденемся. — Она поморщила нос, принюхиваясь к Джошу, и многозначительно добавила: — И душ принять не мешало бы.

Мальчик залился румянцем.

— Хочешь сказать, от меня воняет? — сердито и смущенно спросил он.

Софи положила руку на плечо брату, прежде чем воительница ответила:

— Совсем чуть-чуть. Да и от нас наверняка тоже.

Расстроенный Джош отвернулся, потом снова взглянул на Скату.

— А от тебя, значит, не воняет, — фыркнул он.

— У меня нет потовых желез. Вампиры — гораздо более развитые существа по сравнению с людьми.

Они продолжали идти молча, пока улица Пьера Шаррона не перешла в Елисейские Поля, главную артерию Парижа. Слева находилась Триумфальная арка. Движение по обеим сторонам улицы замерло, водители стояли у машин, оживленно разговаривали и с жаром размахивали руками. Все смотрели на салют, который взлетал над Эйфелевой башней.

— Как думаете, в новостях об этом скажут? — проворчал Джош. — «Эйфелева башня принялась извергать фейерверки».

Сен-Жермен оглянулся через плечо.

— По правде сказать, в этом нет ничего необычного. На башне часто запускают салюты. На Новый год, на день Бастилии, например. Наверняка напишут, что салют в честь дня Бастилии взорвался преждевременно.

Он остановился и посмотрел по сторонам, услышав, как кто-то зовет его по имени.

— Не смотри туда… — предупредила Скетти, но было поздно.

Близнецы и Сен-Жермен повернулись на крики.

— Жермен!

— Эй, Жермен!

Рядом с застрявшим в пробке автомобилем стояли два парня. Они показывали на Сен-Жермена пальцем и выкрикивали его имя.

Они были одеты в джинсы и майки, оба с одинаковыми прическами и огромными очками. Бросив автомобиль посреди дороги, они кинулись вперед, маневрируя среди неподвижных машин. У них в руках было что-то похожее на длинные узкие лезвия.

— Франсис, — предупредила Скетти, сжав руки в кулаки. — Дай-ка…

Она шагнула навстречу первому парню, который приближался к Сен-Жермену.

— Господа.

Сен-Жермен повернулся к парням и широко улыбнулся, хотя близнецы, стоявшие у него за спиной, заметили желто-голубые огоньки на кончиках его пальцев.

— Отличный концерт был вчера, — запыхавшись, выдохнул первый.

Он говорил на английском с сильным немецким акцентом. Сняв темные очки, он протянул правую руку, и Джош понял, что «нож» на самом деле просто толстая авторучка.

— Можно автограф?

Огоньки на пальцах Сен-Жермена потухли.

— Конечно, — ослепительно улыбнулся он, взял ручку и полез в карман за блокнотом на пружинке. — Вы уже купили новый диск? — спросил он, открывая блокнот.

Второй парень, точно в таких же очках, как и первый, достал из заднего кармана джинсов черно-красный iPod.

— Вчера послушали на iTunes, — ответил он с таким же акцентом.

— И не забудьте купить дивиди с записью концерта, он выйдет где-то через месяц. Там будут бонусы, несколько ремиксов и мэш-ап.[14] — Сен-Жермен изобразил витиеватый росчерк и вырвал странички из блокнота. — Я бы с удовольствием поболтал с вами, но тороплюсь. Спасибо, что остановились, я ценю это.

Они быстро пожали ему руку и заспешили обратно к машине, ударив в ладоши и сравнивая свои автографы.

Широко улыбнувшись, Сен-Жермен глубоко вздохнул и повернулся к близнецам.

— Я же говорил, что я знаменитость.

— И тебя скоро ждет посмертная слава, если мы не уберемся с улицы, — напомнила Ската. — А может, ты просто будешь мертвым.

— Мы почти на месте, — пробормотал Сен-Жермен.

Он провел их по Елисейским Полям и дальше по переулку, после чего они нырнули в узкий закоулок с высокими стенами и булыжной мостовой. Дорога шла с тыльной стороны зданий. Остановившись на середине улицы, Сен-Жермен сунул ключ в совершенно неприметную дверь, почти сливающуюся со стеной. Деревянная дверь была покорежена и исцарапана, болотного цвета краска слезала длинными струпьями, обнажая грубую древесину. Нижний край был расщеплен от трения о землю.

— Может, пора поставить новую дверь? — осведомилась Ската.

— А это и есть новая дверь, — улыбнулся Сен-Жермен. — Дерево — лишь прикрытие. Под ним — прочный лист стали с пятипальцевым замком.

Он отступил на шаг и пропустил близнецов вперед.

— Чувствуйте себя как дома, — чопорно сказал он.

Близнецы шагнули внутрь и были немного разочарованы увиденным. За дверью оказался дворик и четырехэтажное здание. Слева и справа дом был отделен от соседей высокими стенами с решеткой, заканчивающейся сверху острыми пиками. Софи и Джош ожидали увидеть нечто экзотическое и необычное, но обнаружили только неухоженный сад, усыпанный листьями. Посреди дворика стоял огромный ужасный фонтан для птиц, но вместо воды чашу фонтана наполняли опавшие листья и остатки птичьих гнезд. Все растения в горшках и корзинках, окружающих фонтан, засохли и зачахли.

— Садовник в отпуске, — без тени смущения заявил Сен-Жермен. — А я не очень хорошо умею обращаться с растениями.

Он поднял правую руку и растопырил пальцы. Каждый палец вспыхнул огоньком своего цвета. Сен-Жермен улыбнулся, и цветные огоньки бросили на его лицо разноцветную тень.

— Я ведь не этому учился.

Ската остановилась у двери, внимательно оглядела улицу снаружи и прислушалась. Убедившись в безопасности, она закрыла дверь и повернула ключ. Пятипальцевый замок с убедительным щелчком встал на место.

— А как нас найдет Фламель? — спросил Джош.

Хотя он и опасался алхимика, рядом с Сен-Жерменом ему было и вовсе не по себе.

— Я дал ему маленькую карту, — объяснил Сен-Жермен.

— С ним все будет нормально? — спросила Софи у Скаты.

— Да, я уверена, — ответила Ската, хотя голос и взгляд выдавали ее опасения.

Она отвернулась от двери, но вдруг напряглась, открыла рот и показала свои вампирские клыки.

Дверь в задней части дома внезапно распахнулась, и во двор кто-то вышел. В тот же миг засверкала серебряная аура Софи, и девочка в ужасе кинулась к брату, аура которого тоже вспыхнула, очертив его тело золотым контуром. И когда близнецы стояли, прижавшись друг к другу, ослепленные серебряным и золотым светом, раздался крик Скаты. Это был самый жуткий крик, какой они слышали в своей жизни.

Глава 16

— Стой!

Николя Фламель продолжал бежать. Он свернул направо и помчался по набережной Бранли.

— Стой, или я буду стрелять!

Фламель знал, что полиция не станет стрелять. Им не разрешено. Макиавелли запретил причинять ему вред.

Топот кожаных сапог и звон оружия приближался, и Николя уже слышал дыхание преследователя. Сам Николя с трудом хватал ртом воздух, к тому же у него на боку прямо под ребрами был шов. Рецепт из Кодекса сохранял его жизнь и здоровье, но от натренированного и спортивного полицейского ему все равно не убежать далеко.

Николя Фламель остановился так резко, что полицейский чуть не врезался в него. Замерев на месте, алхимик повернул голову и посмотрел через левое плечо. Служитель закона достал жуткий черный пистолет и прицелился двумя руками.

— Не двигайся. Подними руки.

Николя медленно повернулся лицом к полицейскому.

— Ты бы сначала определился, — спокойно произнес он.

Тот удивленно вытаращил глаза под защитными очками, и Николя пояснил:

— Так что мне все-таки делать: не двигаться или поднять руки?

Полицейский взмахнул дулом пистолета, и Фламель поднял руки. Еще пять бойцов РАЙД подбежали и выстроились рядом с капитаном. Они прицелились в алхимика своим разношерстным оружием. По-прежнему не опуская рук, Николя медленно повернул голову и посмотрел на каждого из них по очереди. В черной форме, шлемах и защитных очках они были похожи на насекомых.

— Ложись на землю! — скомандовал капитан. — Руки держи на виду!

Николя медленно опустился на колени.

— Лицом вниз!

Алхимик распластался на парижском тротуаре, его щека уперлась в холодный шершавый асфальт.

— Раскинь руки.

Николя раскинул руки. Полицейские сменили положение, быстро окружили его, но продолжали держаться на расстоянии.

— Мы взяли его, — заговорил капитан в микрофон у рта. — Нет, мы его не трогали. Слушаюсь. Да, немедленно.

Николя очень хотелось, чтобы сейчас рядом оказалась Перенель. Она бы знала, что делать. Но если бы с ним была волшебница, он бы вообще не попал в эту передрягу. Перенель — борец. Сколько раз она уговаривала его перестать скрываться, использовать накопленные за полтысячелетия знания из алхимии, ее колдовство и магию, чтобы сразиться с темными старейшинами! Она хотела, чтобы Николя собрал бессмертных, старейшин и представителей второго поколения — всех тех, кто поддерживал человечество, — и объявил войну темным старейшинам, Ди и ему подобным. Но он не мог этого сделать. Он всю жизнь ждал, когда появятся близнецы, о которых сказано в пророчестве:

Он никогда не сомневался, что найдет этих близнецов. Пророчества в Кодексе никогда не ошибались, но, как и все остальное в книге, слова Авраама, написанные на разных мертвых и забытых языках, зачастую были неясны по смыслу.

И Николя ничуть не сомневался, что он и есть тот самый бессмертный. Об этом ему сказал человек с крюком вместо руки. Пятьсот лет назад Николя и Перенель Фламель путешествовали по Европе, пытаясь разгадать тайну загадочной книги в металлическом переплете. Наконец где-то в Испании они встретили таинственного однорукого человека, который помог перевести несколько отрывков бегающего текста. Однорукий рассказал, что секрет вечной жизни всегда появляется в полнолуние на седьмой странице Кодекса, а рецепт для трансмутации, то есть для превращения любого вещества, — на четырнадцатой странице. Когда однорукий перевел первое пророчество, он посмотрел на Николя угольно-черными глазами и постучал по груди француза своим крюком, прошептав:

— Алхимик, это твоя судьба.

Загадочные слова подразумевали, что Фламель однажды найдет близнецов. Но в пророчестве не говорилось, что в конце концов он будет лежать, распластавшись, на грязной парижской улице в окружении вооруженных и очень нервных полицейских.

Фламель закрыл глаза и сделал глубокий вдох. Прижав растопыренные пальцы к булыжнику, он неохотно притянул свою ауру. Тончайшая паутинка золотисто-зеленой энергии начала сочиться из кончиков пальцев и проникла в камень. Николя почувствовал, как нити его энергии продираются сквозь тротуар в землю. Тонкая, как волос, нить змейкой пробиралась в почву. И наконец она нашла то, что искала: бурлящий источник жизни. Осталось дело за малым — превращением, основным принципом алхимии. Нужно создать глюкозу и фруктозу, а потом соединить их в гликозидную связь, и получится сахароза. Жизнь зашевелилась и потекла навстречу сладости.

Капитан повысил голос:

— Надеть наручники! Обыскать!

Николя услышал, как два полицейских с шуршанием подошли к нему с двух сторон, и увидел перед собой начищенный черный сапог на толстой подошве.

В следующий миг возле его носа появился муравей. Он выскочил из трещинки в тротуаре, махая усиками. За ним показался второй, третий… Алхимик прижал большие пальцы к средним и щелкнул. В воздух взметнулись крошечные золотисто-зеленые искры, пахнущие мятой, и накрыли шестерых полицейских мельчайшими частичками силы.

А потом он превратил частички в сахар.

Тротуар вокруг Фламеля внезапно почернел. Из всех щелей полился огромный поток крошечных муравьев. Точно густой вязкий сироп, они расползлись по тротуару и ручьем хлынули на сапоги, а затем и на ноги полицейских, накрывая их. В первую секунду мужчины от шока не могли пошевелиться. Их костюмы и перчатки защищали их еще секунду, после чего один из них дернулся, потом другой, третий… Через мельчайшие отверстия в костюмах муравьи ринулись внутрь, щекоча ножками и покусывая челюстями. Полицейские начали дергаться, прыгать, вертеться, бить друг друга, ронять оружие, сдирать перчатки, стягивать шлемы, отшвыривать очки. Тысячи муравьев ползали по ним.

Капитан увидел, как арестант, которого рой муравьев обходил стороной, спокойно сел и брезгливо отряхнулся, а потом встал на ноги. Капитан попытался направить на него пистолет, но муравьи щипали его за запястья, щекотали ладони и кусали кожу, поэтому он не мог прицелиться. Он хотел приказать Фламелю, чтобы тот сел обратно, но муравьи ползали у него по губам, и он знал, что если откроет рот, то муравьи ринутся внутрь. Тогда он сорвал с себя шлем, выгнул спину, и насекомые поползли по его позвоночнику. Он провел рукой по коротко стриженным волосам и смахнул не меньше дюжины муравьев. Они упали ему на лицо, и он зажмурил глаза. Когда он снова открыл их, арестант уходил в сторону станции «Мост Альма», засунув руки в карманы и всем своим видом выражая, что ему плевать на весь белый свет.

Глава 17

Джош с усилием открыл глаза. Перед ними плясали черные точки, а когда он поднес руку к лицу, то увидел след золотой ауры вокруг кожи. Он нащупал руку сестры, и девочка осторожно сжала ее. Она тоже пыталась проморгаться и открыть глаза.

— Что случилось? — промямлил Джош.

Он так оцепенел от шока, что даже не успел испугаться.

Софи покачала головой.

— Как будто что-то взорвалось…

— Я слышал крик Скаты, — вспомнил Джош.

— А мне показалось, кто-то вышел из дома.

Ребята повернулись к дому. Ската стояла у двери, обняв какую-то молодую женщину. Она стиснула ее в своих объятиях и раскачивалась вместе с ней из стороны в сторону. Обе женщины смеялись и взвизгивали от радости, что-то лепеча по-французски.

— Кажется, они знакомы, — проговорил Джош и помог сестре встать на ноги.

Близнецы посмотрели на графа Сен-Жермена. Он стоял в сторонке, скрестив руки на груди, и восторженно улыбался.

— Старые подруги, — объяснил он. — Давно не виделись. Очень давно.

Сен-Жермен тактично кашлянул и позвал:

— Жанна!

Женщины оторвались друг от друга, и та, которую граф назвал Жанной, взглянула на него, вопросительно наклонив голову. Ее возраст не поддавался определению. Она была одета в джинсы и белую майку. Одного роста с Софи, почти неестественно худая, с загорелой безупречной кожей и огромными серыми глазами, с каштановыми волосами, подстриженными «под мальчика». По ее щекам катились слезы, и она легким жестом смахнула их.

— Да, Франсис? — откликнулась она.

— А это наши гости.

Взяв Скату за руку, женщина направилась к Софи. По мере ее приближения Софи почувствовала, как воздух между ними внезапно напрягся, как будто какая-то невидимая сила отталкивала девочку, а потом вдруг ее аура вспыхнула и в воздухе сладко запахло ванилью. Джош схватил сестру за плечо, и его собственная аура тоже вспыхнула, добавив к ванили запах апельсинов.

— Это Софи, а это Джош, — представил их Сен-Жермен.

Двор наполнился насыщенным сладким ароматом лаванды, и вокруг женщины заискрилась ее серебряная аура. Она становилась сильнее, превращаясь почти в металлическую и зеркальную, затвердевая в некое подобие лат, наголенников, перчаток и сапог. Наконец она превратилась в настоящие средневековые доспехи.

— Позвольте представить мою жену Жанну…

— Твою жену?! — вскрикнула Скетти.

— …больше известную в истории под именем Жанна д’Арк.

На длинном полированном столе в кухне был накрыт завтрак. В комнате гостеприимно пахло свежеиспеченным хлебом и сваренным кофе. Тарелки ломились от свежих фруктов, блинов и лепешек, а на старомодной плите шипела на сковородке яичница с сосисками.

Едва Джош зашел в кухню и увидел еду, как у него заурчало в животе и потекли слюнки. Он вспомнил, что очень давно не ел. Только успел сделать пару глотков горячего шоколада в кафе, и нагрянула полиция.

— Угощайтесь, — сказал Сен-Жермен, схватив одной рукой тарелку, а другой — большой круассан. Он впился зубами в булочку, и на кафельный пол посыпались крошки. — Вы, наверное, с голоду умираете.

Софи наклонилась к брату и прошептала на ухо:

— Ты не мог бы принести мне что-нибудь поесть? Я хочу поговорить с Жанной. Мне надо у нее кое-что спросить.

Джош украдкой взглянул на женщину, которая доставала чашки из посудомоечной машины. Из-за ее короткой стрижки совершенно непонятно, сколько ей лет!

— Ты правда думаешь, что это Жанна д’Арк?

Софи сжала его руку.

— После всего, что мы видели, ты еще сомневаешься? — Она кивнула на стол. — Я хочу фрукты и булочку.

— А яичницу с сосисками? — удивленно спросил Джош.

Только его сестра могла съесть больше сосисок, чем он сам.

— Нет, — нахмурилась Софи, и ее голубые глаза затуманились. — Странно, но от одной мысли о мясе меня воротит.

Она схватила лепешку и отошла в сторону, пока брат не успел ничего сказать. Девочка подошла к Жанне, которая наливала кофе в большую стеклянную чашку. Софи вдохнула запах.

— Это гавайский кофе «Кона»?

Жанна удивленно уставилась на нее и кивнула.

— Как ты узнала?

Софи улыбнулась.

— Я работала в кофейне. Запах «Коны» везде узнаю.

— Я полюбила его, когда мы были на Гавайях, — сказала Жанна. Она говорила по-английски с едва заметным американским акцентом. — Держу его для особых гостей.

— Мне нравится запах. А вкус ужасный. Слишком горький.

Жанна глотнула еще немного кофе.

— Могу поспорить, что ты пришла не о кофе разговаривать.

— Верно, — призналась Софи. — Я просто…

Она замолчала. Она только что познакомилась с этой женщиной, но собиралась задать очень личный вопрос. И решила не тянуть.

— Можно спросить у вас кое-что?

— Да что угодно, — искренне ответила Жанна, и Софи поверила ей.

Она глубоко вздохнула и выпалила:

— Ската как-то сказала мне, что вы — последний человек с чистой серебряной аурой.

— Поэтому твоя аура на меня так отреагировала, — ответила Жанна, обхватив чашку обеими руками, и посмотрела на девочку. — Прошу прощения. Моя аура перегрузила твою. Я могу научить тебя, как сделать так, чтобы этого больше не происходило. — Она улыбнулась, показав прямые белые зубы. — Хотя шанс встретить еще одну чистую серебряную ауру в твоей жизни ничтожно мал.

Софи нервно откусила кусочек лепешки с черникой.

— Простите за вопрос… Но вы правда Жанна д’Арк? Та самая Жанна д’Арк?

— Да, я та самая Жанна д’Арк. — Женщина учтиво поклонилась. — Орлеанская дева к вашим услугам.

— Но я думала… Я читала, что вы погибли.

Жанна улыбнулась.

— Меня спасла Ската.

Она коснулась плеча Софи, и в голове у девочки промелькнула картинка: Ската на могучем черном скакуне, в черно-белых доспехах, с двумя сверкающими мечами наперевес…

— Тень в одиночку сразилась с толпой, которая собралась поглазеть на мою казнь. Никто не смог ей противостоять. Поднялась паника, и в суматохе она умыкнула меня прямо из-под носа палачей.

В голове Софи мелькнули образы: Жанна в рваных обугленных лохмотьях повисла на Скате, а воительница ловко маневрирует на коне среди беснующейся толпы, расчищая дорогу двумя мечами.

— Разумеется, всем пришлось сказать, что они видели казнь Жанны, — сказала Скетти, которая нарезала ножиком ананас. — Никто — ни англичане, ни французы — не хотел признавать, что Орлеанскую деву спасла одна-единственная девушка-воин и утащила на глазах у пятисот вооруженных рыцарей.

Жанна взяла из рук Скаты кусочек ананаса и бросила в рот.

— Скетти отвезла меня к Николя и Перенель, — продолжила она. — Они приютили меня, ухаживали за мной. Во время побега меня ранили, а за несколько месяцев плена я очень ослабла. Но даже несмотря на заботу Николя я могла бы умереть, если бы не Скетти.

Она снова сжала руку подруги, не замечая слез на своих щеках.

— Жанна потеряла много крови, — сказала Ската. — Что бы ни делали Николя и Перенель, она не поправлялась. И тогда Николя провел первое в мире переливание крови.

— Чью кровь он… — начала Софи, но поняла, что и так знает ответ. — Твою?

— Меня спасла вампирская кровь Скаты. Она сохранила мне жизнь… и подарила бессмертие, — улыбнулась Жанна.

Софи заметила, что у нее нет вампирских клыков, как у Скетти.

— К счастью, никаких других вампирских побочных эффектов не было. Разве что я стала вегетарианкой, — добавила Жанна. — Вот уже несколько столетий не ем мяса.

— А еще ты вышла замуж, — с укором сказала Ската. — Когда это произошло? И вообще, почему меня не пригласили?

— Мы поженились четыре года назад на Сансет-бич на Гавайях, естественно, на закате. Когда мы решили пожениться, то везде искали тебя. Я очень хотела видеть тебя на нашей свадьбе. Хотела, чтобы ты была подружкой невесты.

Ската прищурилась, вспоминая.

— Четыре года назад… Кажется, я была в Непале и охотилась за этим мерзавцем йети. Снежным человеком, — пояснила она для Софи и Жанны, которые сначала не поняли.

— Мы никак не могли с тобой связаться. Твой сотовый не работал, электронные письма возвращались с сообщениями, что почтовый ящик переполнен, — Жанна взяла Скату за руку. — Пойдем, я покажу тебе фотографии.

Она повернулась к Софи.

— А тебе нужно поесть, чтобы восстановить потраченную энергию. Пей много жидкости. Воду, соки, но никакого кофеина — ни чая, ни кофе. Ничего, что бодрит. Когда поешь, Франсис отведет вас с братом в ваши комнаты, там отдохнете. — Она окинула Софи взглядом с ног до головы. — Я принесу тебе новую одежду. У тебя почти мой размер. А потом мы поговорим о твоей ауре.

Жанна подняла левую руку и растопырила пальцы — ее плоть тут же оказалась облаченной в металлическую перчатку.

— Я покажу тебе, как управлять аурой, как придавать ей форму и делать из нее все, что пожелаешь.

Перчатка превратилась в лапу хищника с когтями, а потом растворилась в загорелой коже Жанны. Только ногти остались серебристыми. Жанна наклонилась и поцеловала Софи в обе щеки.

— Но сначала ты должна отдохнуть. А теперь, — сказала она Скате, — пошли посмотрим фотографии.

Женщины покинули кухню, и Софи подошла к Сен-Жермену, который разговаривал с ее братом о чем-то серьезном. Джош протянул сестре тарелку с горой фруктов и хлеба. У него самого на тарелке лежала яичница и сосиски. При виде их желудок Софи запротестовал, и пришлось отвернуться. Девочка занялась фруктами, прислушиваясь к разговору.

— Нет, я человек и не могу пробудить твои силы, — говорил Сен-Жермен. — Для этого нужен старейшина или кто-то из второго поколения, но их очень мало. — Он улыбнулся, показав неровные зубы. — Не волнуйся, Николя найдет кого-нибудь.

— А здесь, в Париже, кто-нибудь умеет это делать?

Сен-Жермен задумался.

— Макиавелли наверняка кого-то знает. Он все знает, в отличие от меня.

Он повернулся к Софи.

— Как я понимаю, тебе повезло. Твои силы пробудила легендарная Геката, тебя обучала воздушной магии моя старая учительница, Аэндорская ведьма. — Он покачал головой. — Ну и как там старая ведьма? Она никогда меня особо не жаловала.

— И до сих пор не жалует, — ответила Софи и покраснела. — Простите. Не знаю, почему я так сказала.

Граф засмеялся.

— Ох, Софи, это не ты сказала. Это ведьма. Тебе понадобится время, чтобы разобраться в ее воспоминаниях. Утром она мне звонила. Сказала, что наделила тебя не только магией воздуха, но и всеми своими знаниями. Метод мумии еще не применялся на памяти живого человека. Это очень опасно.

Софи взглянула на брата. Он внимательно смотрел на Сен-Жермена и внимал каждому слову. Девочка заметила, как он напрягся и сжал челюсти.

— Тебе нужно было отдохнуть хотя бы двадцать четыре часа, чтобы твое сознание и подсознание рассортировали внезапный наплыв чужих воспоминаний и мыслей.

— У нас не было времени, — пробормотала Софи.

— Теперь оно есть. Доедай, и я покажу вам ваши комнаты. Спите сколько влезет. Вы в полной безопасности. Никто даже не знает, что вы здесь.

Глава 18

— Они в доме Сен-Жермена у Елисейских Полей. Макиавелли прижал телефон к уху и откинулся на спинку черного кожаного кресла, погладывая в высокое окно. Где-то вдалеке над скошенными черепичными крышами виднелась верхушка Эйфелевой башни. Фейерверки наконец прекратились, но в воздухе до сих пор висели радужные клубы дыма.

— Не беспокойся, доктор. Мы держим этот дом под наблюдением. Сен-Жермен, Ската и близнецы там. Больше в доме никто не живет.

Макиавелли отдернул телефон от уха, когда в трубке раздался треск. Самолет Ди в эту минуту поднимался с частного взлетного поля к северу от Лос-Анджелеса. Он зайдет в Нью-Йорк на дозаправку, а после полетит через океан в ирландский город Шаннон, снова подзаправится и полетит в Париж.

Треск прекратился, и в телефоне отчетливо раздался голос Ди:

— А что алхимик?

— Я потерял его в Париже. Мои люди держали его на мушке, но он как-то умудрился обсыпать их сахаром, а потом спустил на них всех муравьев в Париже. Они запаниковали, и он сбежал.

— Превращение, — заметил Ди. — Вода на две трети состоит из водорода и на одну треть из кислорода. Сахароза тоже. Он превратил воду в сахар. Старый трюк. Я ожидал от него чего-то более изощренного.

Макиавелли провел рукой по коротко стриженным белокурым волосам.

— Надо отдать должное его находчивости, — спокойно произнес он. — Отправить на больничную койку шестерых полицейских…

— Он вернется к близнецам, — оборвал его Ди. — Они нужны ему. Он всю жизнь ждал их.

— Мы все ждали, — тихо напомнил волшебнику Макиавелли. — И теперь знаем, где они, а следовательно, знаем, куда пойдет Фламель.

— Ничего не предпринимай, пока я не прилечу, — приказал Ди.

— Интересно, когда это… — начал Макиавелли, но в трубке раздались гудки.

Наверное, Ди отключился или на линии сбой. Зная Ди, скорее можно предположить первое. Это в его духе. Макиавелли постучал телефоном по тонким губам и положил трубку на место. Он не собирался выполнять приказы Ди. Он схватит Фламеля и близнецов раньше, чем самолет Ди приземлится в Париже. Ему удастся то, что не удавалось Ди уже несколько столетий, и тогда старейшины дадут ему все, чего он захочет.

В кармане у Макиавелли завибрировал сотовый. Он достал его и взглянул на экран. Там вытянулась необычайно длинная вереница цифр. Номер был ему неизвестен. Глава ГУВД нахмурился. Его номер имелся только у президента Франции, нескольких высочайших чинов и его личного обслуживающего персонала. Макиавелли нажал кнопку ответа и молча стал слушать.

— Английский волшебник уверен, что ты попытаешься схватить Фламеля и близнецов до его приезда.

Голос на другом конце говорил на греческом диалекте, забытом несколько тысячелетий назад.

Никколо Макиавелли резко выпрямился в кресле.

— Учитель? — спросил он.

— Во всем поддерживай Ди. Не ищи Фламеля, пока Ди не приедет.

Телефон замолчал.

Макиавелли осторожно положил мобильник на пустой стол и откинулся на спинку кресла. Вытянул руки перед собой и не удивился, заметив, что они трясутся. Последний раз он разговаривал со старейшиной, которого называл учителем, более ста пятидесяти лет назад. Это был старейшина, даровавший ему бессмертие в начале шестнадцатого века. Неужели Ди как-то связался с ним? Макиавелли покачал головой. Маловероятно. Скорее всего, Ди связался со своим собственным учителем и попросил передать его просьбу. Но учитель Макиавелли был одним из самых могущественных темных старейшин… Так Макиавелли вернулся к вопросу, который волновал его несколько столетий: кто же учитель Ди?

Каждый человек, которому старейшина даровал бессмертие, был привязан к этому старейшине. Старейшина, дававший бессмертие, мог так же легко его отобрать. Макиавелли даже видел, как это происходит: пышущий здоровьем молодой человек прямо у него на глазах сморщился и состарился, превратившись в груду костей и праха.

В макиавеллиевских досье на бессмертных прослеживались связи каждого со старейшиной или темным старейшиной, которому он служит. Лишь несколько человек — вроде Фламеля, Перенель и Сен-Жермена — ничем не были обязаны старейшинам, потому что стали бессмертными благодаря собственным стараниям.

Никто не знал, кому служил Ди. Но очевидно, это кто-то более могущественный, чем темный старейшина самого Макиавелли. И от этого Ди становился еще опаснее.

Наклонившись, Макиавелли нажал кнопку на стационарном телефоне. Тут же открылась дверь, и в комнату вошел Дагон. В его зеркальных очках отразились голые стены.

— Есть какие-нибудь новости об алхимике?

— Никаких. Мы получили видео с камер слежения на станции «Мост Альма» и каждой соседней станции. Сейчас анализируем их, но это займет время.

Макиавелли кивнул. Времени у него как раз не было. Он взмахнул изящной рукой в воздухе.

— Мы можем не знать, где он сейчас, но мы знаем, куда он пытается добраться, — в дом Сен-Жермена.

Дагон открыл липкие губы.

— Дом под наблюдением. Все входы и выходы охраняются. Есть люди даже в канализации под зданием. Никто не сумеет войти или выйти незамеченным. В фургонах на соседних улицах два отряда РАЙД, в соседнем доме — третий отряд. Они за минуту могут перебраться через стену.

Макиавелли встал и вышел из-за стола. Заложив руки за спину, он прошелся по тесному безликому кабинету. Хотя это был его официальный адрес, он редко пользовался кабинетом, поэтому здесь не было ничего, кроме стола, двух кресел и телефона.

— Вопрос: достаточно ли этого? Фламель сбежал от шести высококлассных полицейских, которые держали его на мушке, уложив лицом вниз на асфальт. Мы знаем, что Сен-Жермен, повелитель огня, сейчас в своем доме. Сегодня утром мы уже стали свидетелями маленькой демонстрации его способностей.

— Фейерверки никому не принесли вреда, — заметил Дагон.

— Уверен, он так же легко мог расплавить башню. Не забывай, он делает алмазы из угля.

Дагон кивнул.

Макиавелли продолжил.

— Кроме того, мы знаем, что американская девчонка теперь тоже обладает силой, и мы видели кое-что из того, что она умеет. Туман у базилики Сакре-Кёр — довольно впечатляющее упражнение для юной и необученной волшебницы.

— А еще есть Тень, — добавил Дагон.

Лицо Никколо Макиавелли превратилось в жуткую гримасу.

— А еще есть Тень, — согласился он.

— Сегодня в кафе она вывела из строя двенадцать вооруженных офицеров, — бесстрастно сообщил Дагон. — Я видел, как перед ней терпели поражение целые армии, к тому же она смогла пережить несколько веков в подземном царстве теней. Фламель наверняка использует ее, чтобы защитить близнецов. Ее нужно уничтожить в первую очередь.

— Согласен.

— Вам нужна армия.

— Может, и нет. Не забывай: «Чего силой не добьешься, то обманом унесешь», — процитировал он.

— Кто это сказал? — спросил Дагон.

— Я сказал, в одной книге, очень давно. Это являлось правдой во времена правления Медичи, да и сейчас тоже действует. — Он поднял голову. — Ты послал за дизирами?

— Они уже едут. — Голос Дагона стал неприятным. — Я им не доверяю.

— Никто не доверяет дизирам, — безрадостно улыбнулся Макиавелли. — Ты слышал историю о том, как Геката заперла Скату в подземном мире?

Дагон продолжал стоять неподвижно.

— Гекате помогли дизиры. Их вражда с Тенью тянется с тех времен, как потонула Дану-Талис.

Опустив руки на плечи чудовища, Макиавелли приблизился к нему вплотную, стараясь дышать через рот. Дагон источал запах рыбы, этот запах покрывал его бледную кожу, точно липкий кислый пот.

— Я знаю, ты ненавидишь Тень, и я никогда не спрашивал почему, хотя у меня есть свои соображения. Скорее всего, она причинила тебе много боли. Тем не менее я хочу, чтобы ты на время забыл свои обиды. Ненависть — самое бесполезное из чувств. Успех — лучшая месть. Ты должен сосредоточиться и быть всегда рядом со мной. Мы уже близко, очень близко к победе, и совсем скоро раса старейшин вернется в этот мир. Оставь Скату дизирам. Но если они проиграют, она будет твоей. Обещаю.

Дагон открыл рот и показал ряд острых, как у акулы, зубов.

— Они не проиграют. Дизиры собираются привести Нидхёгга.[15]

Никколо Макиавелли удивленно вытаращил глаза.

— Нидхёгга? Он свободен? Как это вышло?

— Мировое древо уничтожено.

— Если они спустят Нидхёгга на Скату, тогда ты прав: они не проиграют. Это точно.

Дагон снял свои очки. Его огромные выпуклые рыбьи глаза смотрели не мигая.

— А если они потеряют контроль над Нидхёггом, то он может проглотить целый город.

Макиавелли задумался, а потом кивнул.

— Это небольшая цена за убийство Тени.

— Вы говорите совсем как Ди.

— Да нет, куда мне до английского волшебника, — с чувством произнес Макиавелли. — Ди — опасный фанатик.

— А вы — нет? — спросил Дагон.

— Я — просто опасный.

Сидя на мягком кожаном сиденье, доктор Джон Ди наблюдал, как мерцающая сетка огней Лос-Анджелеса уплывает вдаль. Сверившись с изящными карманными часами, он подумал: «Интересно, Макиавелли уже поговорил со своим учителем? Наверное, да». Ди улыбнулся. Забавно, что может подумать об этом итальяшка. По крайней мере, он поймет, кто тут главный.

Не надо быть гением, чтобы понять: итальянец сам хочет схватить Фламеля и детей. Но Ди слишком долго охотился за алхимиком, чтобы потерять его в самом конце, тем более отдать кому-то вроде Никколо Макиавелли.

Когда самолет взлетел, Ди почувствовал предательскую тошноту и закрыл глаза. Он машинально полез за бумажным пакетом. Ди любил летать, но его желудок всегда устраивал забастовку. Если все пройдет по плану, то скоро он будет править целой планетой и ему больше не придется летать. Все будут приезжать к нему сами.

Самолет поднимался под острым углом, и Ди проглотил комок в горле. В аэропорту он съел цыпленка в тесте и теперь горько сожалел об этом. Пить газировку тоже не стоило.

Ди с нетерпением ждал того времени, когда вернутся старейшины. Они, вероятно, смогут перестроить сеть лейных врат, и тогда самолеты станут не нужны. Закрыв глаза, Ди сосредоточился на старейшинах и тех преимуществах, которые они принесут на эту планету. Он знал, что в далеком прошлом старейшины создали рай на земле. Во всех древнейших книгах и рукописях, в мифах и легендах каждого народа говорилось о том славном времени. Его учитель обещал, что старейшины снова превратят планету в рай. Они обратят вспять последствия глобального потепления, залатают озоновую дыру и оживят пустыни. Сахара зацветет, снег на полюсах растает, и под ним будет плодородная земля. Ди решил, что его столица будет находиться в Антарктиде, на берегу озера Ванда. Старейшины снова устроят свои царства в Шумерах, Египте, Центральной Америке и Ангкоре, а благодаря знаниям из «Книги Авраама» Дану-Талис снова возродится.

Разумеется, Ди знал, что человечество превратится в рабов, а кто-то станет пищей для тех старейшин, которым до сих пор нужно питаться, но это ничтожная цена за многие другие преимущества.

Самолет выровнялся, и в животе стало спокойно. Открыв глаза, Ди глубоко вздохнул и снова посмотрел на наручные часы. Трудно поверить, что его отделяют всего какие-то несколько часов от поимки алхимика, Скаты и близнецов. Они будут своего рода бонусом. Как только он получит Фламеля и страницы Кодекса, весь мир изменится.

Он никак не мог понять, почему Фламель и его жена так усердно мешают старейшинам вернуть на землю цивилизацию. Но он обязательно спросит об этом… прежде чем убить их.

Глава 19

Николя Фламель остановился на улице Бобур и медленно повернулся, окидывая взглядом улицу. Вряд ли за ним был хвост, но надо знать наверняка. Он доехал на метро до станции «Сен-Мищель Нотр-Дам» и перешел через Сену по мосту Д’Арколь. Там находилось стеклянно-стальное чудище под названием Центр Помпиду. Николя шел не торопясь, растягивал время, делал остановки, переходил с одной улицы на другую, купил газету, купил некое подобие кофе в картонном стаканчике и все время проверял, не следит ли кто-нибудь за его передвижениями. Но пока никого подозрительного не было.

Париж очень изменился с тех пор, как Фламель побывал здесь последний раз, и хотя теперь он называл своим домом Сан-Франциско, родился-то он в Париже и этот город всегда будет его родиной. Всего пару недель назад Джош загрузил в компьютере Google Earth — «Гуглоглобус» — и показал Фламелю, как им пользоваться. Николя несколько часов бродил по виртуальным улицам, искал знакомые здания и даже обнаружил церковь Святых Младенцев Вифлеемских, где его самого предположительно похоронили. Особенно его интересовала одна улица. Он нашел ее на карте и виртуально прогулялся по ней, даже не подозревая, что скоро сделает это по-настоящему.

Николя Фламель свернул налево с улицы Бобур на улицу Монморанси — и резко остановился, будто врезался в стену. Он судорожно вздохнул, и его сердце заколотилось. Чувства нахлынули с невероятной силой. Улица была такой узкой, что утреннее солнце почти не проникало туда, оставляя ее в полумраке. По краям стояли высокие здания, в основном белого и кремового цвета, на стенах многих из них висели корзины с цветами и зеленью. Из тротуара торчали черные металлические столбики, чтобы люди не парковали там свои машины. Николя медленно прошел по улице, вспоминая, какой она была когда-то.

Больше шестисот лет назад они с Перенель жили на этой улице. В его памяти пронеслись виды средневекового Парижа: деревянные и каменные дома, вперемешку стоявшие вплотную друг к другу; узкие извилистые улочки, прогнившие мосты, покосившиеся здания и переулки, мало отличавшиеся от сточных канав. А еще шум, невыносимый, непрекращающийся шум, и ядовитые газы, повисшие над городом, — вонь от больных, месяцами не мывшихся людей и грязных животных. Вот чего он никогда не забудет.

В конце улицы Монморанси Фламель нашел здание, которое искал.

Оно не очень изменилось. В старину камень был желтоватым, но за прошедшие годы он потрескался и разрушился от ветра, покрылся черными пятнами сажи. Три деревянных окна и двери были новыми, но само здание считалось одним из старейших в Париже. В центре двери были прибиты синие металлические цифры «51», а над ними висела ветхая табличка с надписью, что это «бывший дом Николя Фламеля и его супруги Перенель». Красная вывеска в форме щита гласила: «Ресторан „Николя Фламель“». Теперь здесь ресторан.

А прежде здесь был его дом.

Подойдя к окну, Фламель притворился, что читает меню, а сам заглянул внутрь. Конечно, интерьер полностью изменился и даже, наверное, не один раз, но темные балки, которые тянулись через белый потолок, были, похоже, те самые, на которые он смотрел шестьсот лет назад.

А ведь они с Перенель были здесь счастливы. Ничто им здесь не угрожало. Их жизнь тогда была гораздо проще: они не слышали ни о каких старейшинах, они ничего не знали о Кодексе и бессмертных, которые охраняли его и сражались за него.

Тогда они с Перенель чувствовали себя самыми обыкновенными людьми.

Ветхие камни дома были испещрены всевозможными рисунками, символами и буквами, наверняка привлекавшими внимание ученых. Большинство из них не несли никакого смысла — просто специальные значки, которые использовались в те времена торговцами. Но кое-что имело особое значение. Быстро оглядевшись и не увидев никого на узкой улице, Фламель провел рукой по букве «Н», вырезанной на камне слева от среднего окна. Вокруг буквы вспыхнули зеленые искры. Затем он провел по резной букве «Ф» с другой стороны окна, оставив мерцающий контур в воздухе. Взявшись за раму левой рукой, он встал на выступ, поднял правую руку и нащупал рельефные буквы на камне. Выпустив из пальцев тончайшую струйку ауры, он нажал на цепочку из букв, и камень под его рукой стал теплым и мягким. Фламель надавил… и его пальцы утонули в камне. Они сомкнулись вокруг предмета, спрятанного в прочном куске гранита еще в пятнадцатом веке. Вытащив его, Фламель отошел от окна и присел на корточки, чтобы завернуть предмет в газету. Затем, не оборачиваясь, пошел обратно.

У самого начала улицы Бобур Николя повернул левую руку ладонью вверх. Посредине ладони красовался идеальный отпечаток черной бабочки, который Сен-Жермен оставил на его коже. «Она приведет тебя обратно ко мне», — сказал он.

Николя Фламель провел указательным пальцем по татуировке.

— Отведи меня обратно к Сен-Жермену, — прошептал он. — Отведи меня к нему.

Татуировка вздрогнула, крылья затрепетали. И вдруг бабочка отделилась от кожи Фламеля и повисла в воздухе. Через секунду она замахала крылышками и полетела по улице.

— Умно, — пробормотал Николя, — очень умно, — и отправился за бабочкой.

Глава 20

Перенель Фламель вышла из темницы.

Дверь никто не запирал. В этом не было нужды: никто не может пройти мимо сфинкса. Но теперь сфинкс ушел. Перенель вдохнула поглубже: кислый запах чудовища, нечто среднее между запахом змеи, льва и птицы, начинал рассеиваться, впуская привычные запахи Алькатраса — соли и ржавого металла, водорослей и крошащегося камня. Перенель свернула налево и торопливо двинулась по длинному тюремному коридору. Она находилась на скале, но не представляла, в какой именно части полуразрушенного лабиринта: хотя они с Николя прожили в Сан-Франциско много лет, у нее никогда не возникало желания посетить остров, одолеваемый призраками. Она знала только, что находится глубоко под землей. Коридор освещался тусклым светом развешанных кое-где лампочек под решетками. Перенель мрачно улыбнулась, подумав, что сейчас свет — ее враг. Сфинкс боялся темноты. Чудовище пришло из того времени и места, где во мраке жили настоящие монстры.

Дух Хуана Мануэля де Айялы прогнал сфинкса. Тот отправился искать источник загадочного шума, бряцающих прутьев и хлопающих дверей. Пока сфинкс был далеко, аура Перенель с каждой секундой заряжалась новой энергией. Волшебница еще не полна сил (сначала нужно выспаться и поесть), но, по крайней мере, больше не беззащитна. Нужно только держаться подальше от чудовища.

Где-то высоко над Перенель хлопнула дверь, и женщина замерла. Защелкали когти. А потом где-то вдалеке одиноко и торжественно зазвонил колокол. Внезапно жесткие, как железо, когти застучали по камню — это сфинкс бросился на охоту.

Перенель обхватила себя руками и поежилась. На ней было летнее платье без рукавов, и она дрожала от холода. Обычно она регулировала температуру при помощи ауры, но у нее не осталось сил, и вообще не стоило без надобности тратить энергию. Сфинкс обладал уникальной способностью чувствовать магию и питаться ее энергией.

Сандалии Перенель бесшумно ступали по сырому полу. Перенель шла осторожно, но не чувствовала страха. Она ведь жила на свете уже больше шестисот лет, и пока Николя увлеченно занимался алхимией, она совершенствовала колдовство. Это ремесло заводило ее в самые темные и опасные места, не только на земле, но и в некоторых смежных царствах теней.

Где-то вдали разбилось стекло, осколки со звоном грохнулись на землю. Перенель услышала, как сфинкс зашипел и взвыл от ярости. Но эти звуки раздавались слишком далеко. Перенель улыбнулась: де Айяла не давал сфинксу расслабиться, и как бы тот ни пытался, он не мог найти шумный дух. Даже такое могучее чудовище, как сфинкс, не властно над призраками и полтергейстами.

Перенель знала, что нужно добраться до верхнего уровня и выйти на солнце, где ее аура перезарядится быстрее. На открытом воздухе она сможет применить любое из простых заклинаний и магических формул и превратит существование сфинкса в настоящий ад. Скифский маг, который утверждал, что помог построить пирамиды для выживших жителей Дану-Талис, обосновавшихся в Египте, научил ее расплавлять камень. Перенель, не раздумывая, обрушила бы целое здание на сфинкса. Он бы все равно выжил (сфинксов практически невозможно убить), но его хотя бы удалось задержать.

Заметив ржавую железную лестницу, Перенель кинулась к ней и уже хотела поставить ногу на нижнюю ступеньку, как вдруг заметила серую нить, натянутую поперек металла. Перенель замерла с поднятой ногой, а потом медленно и осторожно отступила назад. Присев на корточки, она присмотрелась к металлическим ступенькам. Под этим углом она хорошо видела, что ступеньки оплетены нитями паутины. Любой, кто наступит на железную лестницу, окажется в западне. Перенель отпрянула, пристально всматриваясь в полумрак. Обычные пауки не плетут таких толстых нитей, на которых к тому же поблескивают капельки расплавленного серебра. Перенель знала многих существ, умеющих плести паутину, и ей бы не хотелось встретиться с кем-то из них. По крайней мере, не здесь и не сейчас: она еще слишком слаба.

Перенель бросилась обратно по длинному коридору, освещенному одной-единственной лампочкой. Теперь она знала, что искать, поэтому замечала серебристую паутину повсюду. Паутинные сети протянулись по потолку и стенам, а в темных углах выросли целые гнезда. Ей стало понятно, почему в тюрьме нет насекомых и грызунов — ни муравьев, ни мух, ни комаров, ни даже крыс. Стоит образоваться одному такому гнезду, как здание начнет кишеть пауками… если, конечно, эта паутина сплетена пауками. За несколько прожитых столетий Перенель встречала старейшин, которые союзничали с пауками, в их числе были Арахна и таинственная и ужасная Женщина-Паук. Но вроде бы пока никто из них не помогал Ди и темным старейшинам.

Пробегая мимо открытой двери, опутанной идеальной паутиной, Перенель уловила слабый горько-кислый запах. Она замедлила шаг и остановилась. Это был новый запах… Не запах сфинкса. Вернувшись к той двери, она подошла вплотную к паутине, не касаясь ее, и заглянула в комнату. Ее глаза не сразу привыкли к темноте, а потом она разглядела.

Ветала!

Сердце Перенель забилось так сильно, что она задрожала всем телом. С потолка свисала дюжина этих чудовищ. Лапы, похожие на человеческие ноги с птичьими когтями, впивались в ветхий камень, а кожистые крылья как у летучих мышей обернулись вокруг тощих человеческих тел. У этих монстров были головы людей, юношей и девушек.

— Веталы, — произнесла Перенель одними губами.

Вампиры с Индийского субконтинента. В отличие от Скаты этот род пил кровь и питался плотью. Но что они здесь делают? И вообще, как сюда попали? Веталы всегда держались своей родины и племени и не покидали насиженных мест.

Колдунья медленно повернулась и посмотрела на другие открытые двери в полутемном коридоре. Что еще скрывают темницы под Алькатрасом?

Что задумал доктор Джон Ди?