Волков. Орден Святого Георгия

Глава 12

Выходной день. Не так уж много времени понадобилось забыть, что это вообще такое. Всего каких-то лет тридцать без службы, из которых чуть ли не половину я провел в глуши. Так далеко от людей, что дни отличались друг от друга только циферками в правом нижнем углу монитора — или на экране смартфона.

Абсолютно одинаковые — в отличие от тех, что выпали на мою долю здесь. Вряд ли жизнь Володи Волкова до моего… скажем так, появления была такой уж насыщенной и разнообразной, зато на меня приключения валились одном за другим. С самого первой минуты и почти без перерывов. Видимо, я так долго просидел без дела, что даже без всякого умысла искал их на свою тощую пятую точку — и, разумеется, находил. Или ее величество судьба решила отыграться за все тихие годы и высыпала накопленные сюрпризы одним махом.

Я не жаловался. В конце концов, не все из них оказались неприятными. Новая жизнь, новый вызов, новые друзья, честные и настоящие. Петропавловский, Фурсов, дед Федор. И Дельвиг, хоть его преподобие и предпочитал называть свое расположение иными словами — а куда чаще и вовсе обходился без слов.

И самое главное — новое молодость. Не то, чтобы меня не устраивало прежнее тело, застывшее в почти вечном «тридцать с хвостиком», но слишком уж много в нем накопилось за столетия. Всякого — и хорошего, и плохого, и просто тяжелого.

Года висели на мне-прежнем тяжелым грузом. Не продашь, не бросишь — и подарить тоже никак. Да и, в общем, некому. А здесь…

— Опять работаешь? — Мою шею обвила теплая рука. — Ты бы отдохнул, что ли — раз уж на службу не надо.

Марья. Еще один несомненный плюс этого мира. Конечно, я и раньше не жил монахом, но вот, на постоянной основе, почти-совместный быт… Нет. Последний лет сто, если не больше — и дело не только в том, что прежнее взрослое тело пережило подростковый гормональный шторм еще в стародавние времена до Крещения Руси. Я просто не видел смысла привязываться к тем, чья молодость проходит так быстро. Для прежнего меня наблюдать чужую старость стало разве что не привычкой.

Для нынешнего — тем, что случится когда-нибудь потом.

И еще очень нескоро.

— Работаю?.. Честно — нет, — признался я, накрывая пальцы Марьи ладонью. — Просто сижу в кабинете и делаю умное лицо.

Справедливости ради, около часа назад я действительно был занят делом. Сначала заезжал Фурсов — уточнить насчет обновления автопарка, который понемногу разрастался чуть ли не до десятка машин. Потом заглянул Петропавловский и где-то минут сорок рассказывал, как они с уважаемым Соломоном Рувимовичем провернул дельце, изрядно обогатившее не только унаследовавшего Кудеяровские капиталы деда Федора, но и нашу честную компанию — тысяч этак на пятьдесят.

Я кивал и делал вид, что слушаю. Финансовая сторона вопросов перестала меня интересовать в тот самый момент, как мы раздобыли достаточно средств на безбедное существование и аренду вот этих самых барских апартаментов, где я мог закрыться в кабинете, плюхнуться в кресло и хотя бы час или два не думать вообще ни о чем.

— Просто сидишь? Ну и хорошо, сиди, Володя. — Марья поцеловала меня в макушку. — А я тебе пока кофею принесу.

Чего у девчонки точно не отнять — так это умения чувствовать мое настроение. И не отсвечивать, когда надо. Она никогда не задавала лишних вопросов и даже сейчас не требовала какого-то особого внимания.

Сидит мужик — значит, так и надо. Пускай сидит.

Впрочем, наслаждаться заслуженным отдыхом у меня почему-то не получалось. Я пообещал себе, что выброшу службу из головы хотя бы на день, но так и не смог. Не спасали ни утренняя прогулка, ни завтрак, ни принесенная Марьей свежая газета — мысли раз за разом упрямо возвращались к расследованию.

А точнее — к Лешим в доме на Крестовском острове. Загадочный колдун — знаток убойных ритуалов, глава тоталитарной секты имени себя любимого и гроза всей столичной знати — самолично соорудил нитсшест и отправил человека подбросить его на место украденной винтовки Манлихера. И не кого попало, а Владеющего — наверняка того самого снайпера, что едва не продырявил мне голову на Кадетской линии.

И все лишь для того, чтобы устроить налет нечисти на дачу графини Бобринской. Совершенно безобидной старушки в чепчике. Конечно, я уже успел проверить ее сиятельство чуть ли не со всех сторон — и не нашел ничего интересного. Ни жутких скелетов в шкафу, ни сомнительных знакомств или интрижек в молодые годы. Ни власти, ни могучего Таланта, ни даже каких-то особых капиталов — немного земли где-то на юге страны, мануфактура в промышленном районе Петербурга, двухэтажный дом на Мойке, скромный счет в банке.

И, собственно, дача на Крестовском, где Бобринскую чуть не сожрали Лешие. Явно маловато, чтобы заинтересовать сильных мира сего. И даже версия с местью уже года четыре как покойному супругу при ближайшем рассмотрении тоже рассыпалась в труху: его сиятельство занимал не самый пост в Морском министерстве, но человеком был беззлобным, покладистым и добродушным. Так что и врагов имел соответствующих — уж точно не из тех, кто станет вырезать все семейство.

В общем, отдельно от всего эта история казалась полнейшей бессмыслицей: все выглядело так, будто загадочный колдун решил прибить графиню, чтобы та не сообщила сыскарям о пропаже «манлихера» с драгоценной австрийской оптикой — а то и вовсе из одного только собственного развлечение. То есть, зачем-то решил палить по пожилому и безобидному воробью из сорокавосьмилинейной гаубицы.

Похоже на правду? Да нет — вообще ни разу не похоже.

А вот если взглянуть на расклад в целом — ситуация получается весьма… занятная. Да еще и как минимум из нескольких частей. Раз — похищение винтовки из оружейного шкафа покойного графа Бобринского. Два — покушение на Дельвига и стрельба с колокольни. Три — Лешие на Крестовском. И сложись все, как задумано, его преподобие был бы уже мертв, а бабуся заявила о краже… ну, или тоже отправилась бы на тот свет.

И общее в обоих случаях только одно: сыскари попросту не могли не наткнуться на нитсшест. И палка с крысиным черепом просто обязана была оказаться на даче в Парговлоской мызе. Колдун сделал для этого буквально все и даже перестраховался, отправив своего человека охотиться на Дельвига.

Чтобы уж наверняка: убийство георгиевского капеллана — явно не то, что можно провернуть, не навлекая на себя гнев и тайного сыска, и Ордена, и даже самого государя императора. В таких случаях на ответное действие привлекаются все возможные силы: городовые, солдаты, филеры, осведомители… даже дворники.

Но на них колдуну плевать — слишком высоко и далеко сидит. В первую очередь его интересует тот, кто способен провести ритуал и отыскать создателя нитсшеста. То есть, в данном случае — я. Вчерашний гимназист и нынешний поручик Георгиевского полка Владимир Волков.

В моих умозаключениях наверняка хватало и пробелов, и изъянов, но если я не ошибся хотя бы в целом — всю эту возню колдун затеял исключительно для того, чтобы выманить мою фигуру из тени. Не узнать имя — в этом наверняка уже давно не было никакого секрета — а прощупать предметно. Проверить в деле, понаблюдать… В самом деле, чего уж проще: подкинуть крысиную черепушку с палкой в качестве приманки и подождать, пока не в меру знающий пацан с пурпурными погонами расчехлит весь свой арсенал магических уловок. Заставить выложиться на пределе — а потом спалить наживку и оставить самонадеянного юнца с носом.

Выходит, это не я охотился за создателем нитсшеста, а он за мной.

— Да твою ж… — вздохнул я.

Обидно. Я никогда не был силен в интригах и многоходовых планах, но мог бы догадаться и раньше. Во всяком случае, до того, как колдун едва не прикончил беднягу Вольского — уж такого старик точно не заслужил.

— Плохо, Волков! — выругал я сам себя вполголоса. — Когда ты успел стать таким самоуверенным болваном? Тебе что, семнадцать лет?

Впрочем, теперь мне и правда семнадцать — во всяком случае, внешне. И вряд ли хоть кто-то в этом мире догадывается, что за личиной вчерашнего гимназиста скрывается старый вояка. А еще ведун, оборотень, следопыт… и так далее.

Впору собой гордится. Вряд ли таинственный колдун посчитал меня равным себе — скорее пока просто достойным внимания. Но и этого самого внимания набралось достаточно, чтобы провернуть целую операцию и демонстративно бросить в лицо перчатку.

Плохая новость — перчатка оказалась латной и при определенных обстоятельствах могла прибить меня даже до официального начала нашей… скажем так, интеллектуальной дуэли. Тело Володи Волкова принимало мои силы и способности с распростертыми объятиями, но для полноценного и открытого противостояния с древним колдуном их все-таки пока не хватало.

Впрочем, тот пока тоже почему-то не спешил расправиться с надоедливым юнцом, хотя возможностей наверняка имел предостаточно. И это, пожалуй, как раз и смущало больше всего: я как будто разгадал чужую интригу, но не мог даже предположить, для чего ее вообще затеяли.

А значит, козырь у меня всего один: колдун не имеет понятия, с кем связался. И пока я не выложу карту на стол — будет и дальше считать меня талантливым самородком. Так что пока остается только отыгрывать роль, и если и делиться с кем-то своими догадками, то…

— А вот и кофе! — Марья открыла дверь бедром и протиснулась в кабинет с подносом в руках. — Еще чего-нибудь хочешь?

— Сладкого бы…

— А из сладкого у тебя сегодня только я.

Молодость — недостаток, который со временем проходит. И в грядущем противостоянии с таинственным колдуном возраст Володи Волкова уж точно не преимущество — слишком уж сильно это тело «заряжено» на действие без лишних раздумий, слишком часто забывает об осторожности. Слишком много энергии, которую я так до конца и не научился распределять в мирных целях… Впрочем, имелся и плюс — с задачи на задачу я теперь переключаюсь, можно сказать, мгновенно.

Когда Марья пристроила поднос на край стола, улыбнулась и принялась нарочито-медлительно возиться с кушаком на халате, все мысли о службе тут же покинули голову — возвращаться явно не спешили. Я сгреб бумаги в сторону, подхватил горячее женское тело, как пушинку, а потом…

— Эй… — Марья нетерпеливо коснулась губами моей шеи. — Ты чего, Володька? Заснул?

— Да если бы, — вздохнул я, указывая на телефон на столе. — Сейчас заголосит, собака такая.

Ну же! Три, два, один…

На мгновение даже мелькнула мысль послать все к такой-то бабушке, выдернуть провод, пристроить Марью аппетитной пятой точкой на столешницу и устроить себе полноценный выходной. Но воплотить разумный план я так и не успел: интуиция в очередной раз не подвела, и тишину кабинета прорезал металлический стрекот звонка. И если уж я почуял его заранее — значит, неприятности не собирались заставлять себя ждать и уже мчались в гости.

Полным ходом.

— Доброго дня. Я могу говорить с Владимиром Волковым?

Этот номер знали всего человек пять, не больше — и Вяземская в их число не входила. Ей наверняка пришлось изрядно постараться, чтобы выпытать заветные цифры — и одного только этого вполне хватало понять, насколько княжна в отчаянии. Впрочем, была и другая подсказка: из динамика аппарата буквально хлестало ужасом. Паника текла по проводам и врывалась в кабинет холодным и липким потоком, который я чувствовал почти физически.

Случилось страшное.

— Доброго дня, ваше сиятельство. — Я с усилием заставил себя держать трубку у уха. — Это я.

— Мне нужна твоя помощь! — выдохнула Вяземская. — Приезжай… Пожалуйста, приезжай, умоляю!