В ту ночь я спал плохо, меня мучили кошмары. Внезапно, словно от толчка, я проснулся и резко сел на своей растерзанной постели. Окно в комнате было распахнуто настежь, чтобы впустить внутрь хотя чуточку ночной прохлады. Оглядевшись, я увидел на фоне темно-синего звездного неба расплывчатый силуэт настолько огромных размеров, что он закрывал собой почти весь оконный проем. Я стремительно рванулся к своему боевому топору, но неизвестный оказался проворнее. Прежде, чем я успел встать, он длинным прыжком покрыл разделявшее нас расстояние, затем мою шею обхватили и со страшной силой сжали грубые пальцы. В темноте я не мог разглядеть ничего, кроме пылающих прямо передо мной багровых глаз на продолговатом черепе. В ноздри мне ударил резкий звериный запах.
Я схватил за запястье огромную лапу — она была волосатой, как у обезьяны, все перевитая буграми железных мышц. И в этот момент другой рукой мне удалось нащупать топор — я поднял его и, уворачиваясь от смертельного захвата великана, одним ударом раскроил ему череп.
Захват на моей шее ослабел, и тело нападавшего безжизненно скатилось на пол. С трудом переведя дыхание, я вскочил на ноги и, найдя огниво, кремень и трут, зажег свечу. Передо мной лежал нечеловек.
Фигура монстра была похожей на человеческую, но значительно более крупной, мощной и полностью заросшей волосами. Когти были как у хищного зверя, длинные и острые, а череп своим скошенным подбородком и низким лбом напоминал обезьяний. Это был чакан — одно из чудовищ, нечто среднее между обезьяной и человеком, обитающих в пиктских лесах.
В дверь настойчиво застучали, и я услышал встревоженный голос Хакона, спрашивающий, что случилось. Я отпер дверь, и мой новый товарищ с боевым топором в руке ворвался в комнату. При виде лежавшего на полу монстра он присвистнул от изумления.
— Это же чакан! — воскликнул он взволнованно. — Я никогда не видел их в наших краях, только далеко на западе. Эти твари невероятно опасны! А что это у него в лапе?
Я взглянул, и по коже у меня пробежал мороз — в намертво сжатых когтях чудовища была моя узкая, похожая на ленту оружейная перевязь. Видимо, чакан собирался использовать ее как удавку. В моей памяти тотчас всплыли слова Валериана. Судя по всему, вспомнил о них и Хакон.
— Я слышал, что шаманы пиктов умеют укрощать этих чудовищ и потом, как собак, натравливать на своих врагов, — задумчиво произнес он. — Но как это удалось сделать Валериану?
— Откуда мне знать? — пробормотал я. — Мы даже не может быть уверены, имеет ли он к этому отношение. Хотя кто еще мог дать чакану мою перевязь? Так что, по-моему, сейчас самое время проверить, как обстоят дела в тюрьме.
Хакон разбудил своих людей, и мы не мешкая направились к окраине города. Перед хижиной, что служила тюрьмой, нашим глазам открылась страшная картина — человек, которого оставили охранять Валериана, лежал с перерезанным горлом перед открытой дверью камеры сбежавшего нобиля.
Из соседней камеры на нас глядели безумные глаза сидящего там пьяницы
— впрочем, было видно, что он уже успел протрезветь.
— Ушел, — проговорил он, запинаясь, — он просто взял и ушел! Вот как все было: посреди ночи меня разбудили чьи-то голоса, я посмотрел в окошко и увидел, что рядом с охранником стоит какая-то женщина. Дозорный велел ей убираться, на что она дерзко рассмеялась и взглянула ему прямо в лицо. О, Митра! Мне показалось, что воин моментально сошел с ума! Уставившись перед собой, он застыл на месте, а женщина вытащила у него из-за пояса кинжал и одним движением перерезала глотку! А потом нагнулась, достала ключи и отперла дверь камеры. Валериан вышел оттуда, торжествующе улыбаясь, поцеловал женщин, после чего они принялись о чем-то шептаться. Только теперь, в тенях за спиной этой ведьмы, я различил какую-то огромную безобразную фигуру. К свету фонаря над дверью великан не приближался, и я так и не понял, кто он.
Издав судорожный всхлип, пьяница продолжал:
— А потом я услышал, как ведьма сказала, что лучше избавиться и от этого бурдюка с вином — она говорила про меня. Я чуть сам не умер со страха, но Валериан, видно, торопился, и возразил, что делать этого не стоит — я все равно, мол, в стельку пьян и дрыхну без задних ног. Так что они ушли, но я еще успел разобрать, как Валериан сказал, что он должен поскорее послать кое-куда своего слугу, а потом она все вместе отправятся к хижине у Рысьей реки, где дожидаются его люди. Лорд добавил, что туда же придет и шаман Тейанога, после чего они направятся к границе, встретят пиктов, вернутся сюда — и вот тут-то они повеселятся!
Лицо Хакона побелело.
— Ты знаешь, кто была эта женщина? — спросил я.
— Наложница Валериана, само собой! Ее отец был пиктом из племени Соколов, а мать — лигурийка. Пикты называют ее Колдуньей из Скандаги. О ней болтали у нас много невероятных вещей, но я никогда ее раньше не видел и не очень-то верил этим россказням. Похоже, зря!
— А Тейанога? — продолжал я. — Клянусь копытами Нергала, я точно видел, как он свалился замертво, а моя стрела торчала у него прямо из сердца! Значит, они все же собираются напасть на Шохиру! как мы можем им помешать?
— Мы должны успеть к Рысьей реке и перебить их там, — решительно сказал Хакон. — если пикты перейдут границу, мы позавидуем тем, кто попал уже на Серые Равнины! Но нам придется рассчитывать только на свои силы — ни из города, ни из крепости нельзя забирать людей. Сколько бы их ни было
— там, на берегу — нам придется справляться самим… И хорошо хоть, — добавил он, — что мерзавцы не догадываются, что нам известны их планы!
Мы выпустили из камеры полностью протрезвевшего пьяницу и отправили его в крепость сообщить о случившемся, после чего немедленно двинулись в путь. На бархатном ночном небе мерцали звезды, вокруг было тихо и спокойно, но на западе, как затаившийся зверь, поднимался темный и мрачный лес пиктов, смертельно опасный для каждого осмелившегося войти в него чужака.
Углубившись в заросли, мы шли след в след друг за другом, стараясь не производить ни малейшего шума и держа наготове боевые топоры. Впереди нашего маленького отряда шел Хакон.
По вьющейся между приземистыми дубами тропе мы достигли неглубокой травянистой низины, цели нашего пути. На речном берегу стояла та самая хижина, и сквозь неплотно прикрытые ставни одного из окон пробивался слабый свет.
Наш командир сделал знак своим людям оставаться на месте, а мы с ним подкрались поближе к хижине. Разумеется, Валериан не забыл выставить дозорного, но он, на наше счастье, был настолько невнимателен, что снять его не представляло большого труда. Затем мы подошли к окну и заглянули внутрь в щель между ставнями.
В хижине находились владетельный Валериан, глаза которого по-прежнему горели мрачным безумным огнем, и девушка, поразившая меня своей дикой красотой. На ней не было никакой одежды, кроме узкой набедренной повязки и украшенных бисером мягких мокасин, а также многочисленных ожерелий. Ее черные густые волосы перехватывал обруч тонкой работы, блестевший чистым золотом.
Кроме них в хижине было еще человек десять предателей из Шохины — три лесных стража в своей обычной кожаной одежде и разбойничьего вида мужчины в суконных штанах и простых крестьянских куртках, а также шестеро гандерландских наемников — высоких светловолосых солдат, одетых в тяжелые кольчуги и железные шлемы. Вооружены они были мечами и кинжалами. Гандерландцев — храбрых, опытных воинов — часто нанимали для охраны своих поместий землевладельцы вдоль всей западной границы.
Люди эти, судя по всему, пребывали в отличном настроении, возбужденно смеялись и вели громкие разговоры. Валериан рассказывал о своем удачном побеге, предатели на чем свет стоит поносили своих бывших друзей; лесные стражи, правда, больше помалкивали, гандерландцы тоже лишь изредка вставляли пару слов. Выглядели они безразличными и невозмутимыми, но я прекрасно знал, что за их видимым спокойствием скрывается абсолютная безжалостность. Красавица, которую остальные называли Кварада, весело хохотала и прижималась к своему господину.
Хакон прямо затрясся от ярости, когда услышал хвастливые слова Валериана:
— Освободится было до смешного легко. А этому тандарскому выскочке я приготовил приятный сюрприз — не думаю, чтобы он и дальше путался у нас под ногами. Когда у меня будут пиктский воины, я приведу их на границу, и мы нападем с запада, а Брокас ударит от Койяги. Вряд ли эти олухи ожидают чего-либо подобного — город свалится к нам в руки, словно перезрелый плод. Мы наконец получим то, что заслужили!
Вдруг мы услышали легкие шаги и, чтобы остаться незамеченными, бросились на землю. Дверь в хижину распахнулась, и когда мы через некоторое время снова приникли к щели в ставнях, то увидели, что к предателям присоединились семеро пиктов, украшенных перьями и покрытых боевой раскраской. Среди них был и старый Тейанога с туго перетянутой голой грудью.
Значит, мне не почудилось, и моя стрела действительно пронзила навылет сердце старого шамана… Но человек не может выжить после такого ранения! Не оборотень ли сейчас перед нами? Я почему-то вдруг начал верить в сверхъестественные способности пиктских колдунов.
По-прежнему незамеченные, мы услышали, как Тейанога сказал на ломаном аквилонском, обращаясь к Валериану:
— Ты хотеть, чтоб Соколы, пантеры и Черепахи вышли к границе. Но если мы сделать так, на нас напасть племя Волка. И, пока мы сражаться с Шохирой, они опустошить наши земли. Поэтому прежде, чем выступать в поход, нашим племенам надо заключить мир с Волками.
— Не имею ничего против, — сказал нобиль. — Когда вы сможете это сделать?
— Сегодня ночью вожди всех племен собираться около болота Призраков. Там они говорить с Болотным колдуном — и все вожди сделать так, как сказать колдун.
— Ну что ж, — пробормотал Валериан, — скоро наступит полночь. Если отправится прямо сейчас, мы дойдем до болота Призраков часа за три. Возможно, мы сможем убедить Болотного колдуна в необходимости этого шага.
— Быстро позови наших, — прошептал мне на ухо Хакон. — скажи, чтобы они незаметно окружили хижину и подожгли ее!
Нас было почти в три раза меньше, но я, разъяренный происходившим у нас на глазах гнусным заговором, так же, как и Хакон, был готов на самые безрассудные поступки, только бы остановить предателей.
Прокравшись к нашим людям, я привел их к хижине. По дороге мы собрали несколько охапок сухих веток и разложили их под окнами, у которых разместились попарно. Одни держали наготове натянутые луки с наложенными на тетиву стрелами, другие — поднятые боевые топоры, чтобы разбить ставни. Я приготовился поджечь хворост. Мешкать было нельзя: изнутри раздался голос Валериана:
— Немедленно собирайтесь, мы выходим прямо сейчас! — после чего послышались шаги и лязг металла: воины разбирали свое оружие.
Хакона трясло от возбуждения, он не мог дождаться начала атаки.
Я высек огонь, и пламя тотчас охватило сухие ветки. Пока оно не успело взметнуться слишком высоко и не перекинулось на стены хижины, наши люди разом обрушили свои топоры на ставни. В это же мгновение Хакон мощным ударом выбил дверь. Ставни разлетелись, и внутрь хижины полетели наши стрелы, поражая противников.
В первый момент люди Валериана от неожиданности даже не могли оказать сопротивления, но, опомнившись, бросились к выходу, где их уже ждали мы с Хаконом. Несколько врагов были убиты на месте, с остальными мы вступили в рукопашную схватку.
На меня сразу же напал коренастый гандерландец. Из-за жары он снял шлем, и его вспотевшая лысина блестела в неверных сполохах огня как огромное яйцо, однако тело было защищено длинной кольчугой. Я успел перехватить его руку с зажатым в ней коротким мечом. Впрочем, он тоже не стал мешкать, и мой тяжелый боевой топор оказался выведенным из игры тем же простым, но действенным способом. Мы топтались по кругу словно два борца, шатаясь и пыхтя, стараясь освободить свое оружие или хотя бы вывести противника из равновесия. Удача улыбнулась мне первому — противник повалился на землю, я упал на него, но стоило чуть ослабить хватку, как мой топор оказался у него в руке.
Я всеми силами старался сковать его движения, в то время как моя свободная рука шарила по земле в поисках чего-либо, хоть отдаленно напоминающего оружие. Внезапно я нащупал вросший в землю булыжник. Схватив его, я что было сил ударил по блестящей лысине. Тело подо мной слегка обмякло, и я, закрепляя победу, двинул еще раз, но уже схватив камень двумя руками. Гандерландец дернулся несколько раз и затих.
Я вскочил и огляделся в поисках новых противников, но все уже было кончено. Вокруг валялись трупы — и, к сожалению, среди них я увидел и нескольких наших людей. Оставшиеся в живых враги, петляя, бежали к лесу, пытаясь избежать наших стрел, хотя в такой темноте было чрезвычайно сложно поразить цель.
Наши люди постепенно собирались вокруг командира.
Внезапно один из них крикнул:
— Хижина! Валериан еще там!
Я кинулся к двери, находившейся буквально в пяти шагах, но было поздно — владетель и его женщина уже появились в проеме. Только наши руки потянулись к оружию, как колдунья, усмехнувшись, бросила что-то нам навстречу. Раздался взрыв, и всех ослепило нестерпимой яркости пламя. Нас окружило едкое зловоние, и мы невольно отступили, задыхаясь. Когда мы вновь обрели способность что-то видеть, оказалось, что парочка успела скрыться.
Мы лишили жизни около десятка врагов, большинство еще в начале атаки
— стрелами. Еще несколько человек не слишком отличались от мертвых. Наши потери оказались скромнее: двое убитых и двое раненных. Раненного в ногу пришлось оставить на поле боя, в расчете на то, что люди из города перенесут его в крепость. Второму раненому перевязали руку, после чего Хакон сказал:
— Беги назад и предупреди Дирка, чтобы он перевел всех людей в цитадель и прислал кого-нибудь за Карлусом. Пусть поторопится, ибо пикты уже рядом! Мы постараемся задержать их у болота Призраков. Если не вернемся…
После того как лесной страж отправился в крепость, мы проверили свое снаряжение. Вместо топора я взял меч гандерландца и лук убитого стража — взамен того, который я потерял днем раньше. Было бы более разумным дождаться подкрепления, однако я прекрасно понимал, что нам нельзя терять ни мгновения.
Дорога была хорошо известна Хакону и одному из стражей, неоднократно ходившим к болоту на разведку. Яркие звезды давали достаточно света, чтобы не сбиться с пути. Вскоре мы оказались под густым пологом леса и растворились в сумерках.