Волчья башня

Глава первая Случайный ветер

10 день месяца Таир 7853 года от Падения Цитадели (по счету людей — 24 день Первой летней луны 1313 года по основанию Аквилонии).

Ничто не нарушало покоя в лощине, дремавшей между холмов и полого нисходившей в зарастающее ряской озерцо. Вырастала и опадала листва, порой шел дождь и никогда — снег, былое озеро превратилось в стоячее болотце, изредка через долину пробегало лесное зверье, и снова все замирало, не замечая, как мимо струятся дни, складываясь в десятилетия и века.

И внезапно зазвучавший в утреннем тумане мелодичный перезвон поначалу вроде не предвещал никаких бедствий. Так могли бы бренчать колокольчики на лошадиной сбруе… если не принимать в расчет, что никакие всадники давненько не наведывались в этот позабытый уголок.

Звон становился громче и отчетливее, пряди белесого тумана потекли вниз и вверх по лощине, словно живые боязливые существа, почуявшие близость хищника. Из открывшегося просвета брызнула небесная голубизна, мгновенно налившаяся темной синью, пронизанной бледно-розовыми и золотистыми вспышками.

Загадочное сиреневое пятно распласталось на высоте пяти или шести локтей, весьма напоминая дверь со скругленными краями — дверь, лишенную петель и оставленную болтаться в воздухе, — затем взбурлило, потемнело и извергло из себя длинную темную фигуру, с громким плеском канувшую в болотце. Перекрывая панический лягушачий хор, над растревоженной поверхностью разнеслось скверное ругательство.

Низринув незнакомца в трясину, портал не успокоился. Несколько мгновений магическую дверь сотрясали мучительные корчи, мерцающий овал судорожно съежился и наконец выплюнул еще одно человеческое существо, после чего скрутился в некое подобие водоворота, всхлипнул и исчез.

— …Что за балаган! Я промокла! Ни единой сухой нитки, вся зеленая, от меня хлевом несет, проклятье, мор и разорение! У меня жаба в сапоге! Тут наверняка полно пиявок! Какого демона, куда нас занесло, почему я здесь?..

Случись поблизости замковая стена, разгневанные вопли баронетты Монброн, пожалуй, просверлили бы в ней изрядную дыру. Впрочем, основания для недовольства у Айлэ имелись — после болотного купания смотреть на красавицу-рабирийку без содрогания было невозможно. Одноглазый маг, коего друзья звали Хасти, а ученики называли уважительно — Эллар, во всяком случае, старался не смотреть. Сам он выглядел еще похлеще, поскольку Айлэ диа Монброн приводнилась прямиком ему на голову. Одежда на обоих собратьях по несчастью прилипла к телу, как вторая кожа, и позеленела от тины и грязи, делая мага и его случайную спутницу похожими на парочку водяных.

— Потише, дитя, — хмуро присоветовал Эллар, наблюдая, как девушка скачет на одной ноге, пытаясь стянуть с другой высокий сапог — в который, по ее уверению, забралась жаба. — Слышат нас или нет, мне плевать, но от твоих воплей у меня в ушах звенит.

— Потише? Потише?! Подумать только, я, баронетта диа…

— Хватит, говорю! — повысил голос маг. У него самого на языке крутились словечки куда более крепкие, но сыпать проклятиями в присутствии женщины не позволяло воспитание. — Клянусь, я понятия не имею, что произошло! Тебя здесь не должно было быть! Но уж раз ты есть, отойди за кусты, разденься до исподнего и приведи себя в порядок. На тебя и смотреть-то страшно.

Он с отвращением оглядел зеленые ручейки, стекающие с рукавов и полы плаща, присел на замшелый гранитный валун и принялся деловито разоблачаться. Первой на землю упала маска из мягкой кожи, немедленно слипшаяся в неприятный скользкий ком. Увидев лицо, доселе неизменно скрытое под маской — чеканный профиль старого вояки на покое, если смотреть слева, и жуткая серо-красная мешанина, след чудовищного и на вид совсем недавнего ожога, справа — Айлэ тихонько ойкнула и немедленно скрылась за кустом акаций, плотной колючей стеной обступившей маленькое озерцо.

Оставшись в одиночестве и раздевшись почти догола — сторонний наблюдатель подивился бы внушительному набору шрамов, — маг отжал и встряхнул ставшую отвратительно скользкой одежду, разложил ее на траве и произнес короткую, странно звучащую фразу. Послышалось негромкое шипение раскаленного металла, брошенного в холодную воду, взметнулось маленькое облачко пара. Рабириец недовольно покачал головой и принялся одеваться вновь. Одежда, поднятая с травы, оказалась сухой и даже источала сухой жар, словно только что из-под утюга.

— А мне? — сказали в кустах. — Я что, не человек?

— Нет. Ты гуль, — буркнул маг, но ворох мокрых тряпок, протянутых из-за ближайшей акации тонкой девичьей рукой, все же взял. Спустя мгновение длинное темно-красное платье, нижняя рубаха из тонкого льна и мягкие сапожки из телячьей кожи вернулись к хозяйке сухими, однако вместо благодарности Айлэ наставительно сообщила:

— Между прочим, мой отец говорит, что использовать высокое магическое искусство для столь презренных целей есть не что иное, как…

— А еще разок искупаться не хочешь? — рявкнул рабириец, хотя, в общем-то, был согласен с Монброном-старшим. — Вот что, дева: здесь на пол-лиги вокруг никого, кроме нас двоих…

— Откуда вы знаете?

— …никого, кроме нас, говорю, так что погуляй поблизости или посиди тихонечко, размышляя о вечном, только не беспокой меня самое малое четверть колокола, во имя Всеединого! Мне надо подумать.

Изящная фигурка в алом платье (с коего сложное заклинание устранило влагу, но, увы, не смогло полностью уничтожить безобразные кляксы ила и болотной ряски) появилась на бережке даже несколько позже указанного срока.

— Я… можно? Там кое-что интересное… вы должны посмотреть. Это рядом… Я не мешаю?

Рабириец, прижмуря единственный глаз и сгорбившись, неподвижно сидел на валуне, похожий на пиктского каменного идола. Он негромко бормотал себе под нос, время от времени принимаясь высчитывать что-то на пальцах. Вопрос заставил его раздраженно крякнуть.

— Мешаешь. Впрочем, мне все равно ничего не придумать. Что там еще?

Идти и впрямь оказалось недалеко — шагов сто. Собственно, если б не ивы и густой кустарник, окружившие болотце непроницаемой для взгляда стеной, находку баронетты диа Монброн можно было бы заметить, не сходя с места. Остатки невеликой сторожевой башни, некогда сложенной из тщательно отесанных блоков желтого камня, а теперь превратившейся в оплетенные вьюнком руины, вздымались из зарослей крапивы и чертополоха. Две бесформенные груды булыжника неподалеку, скорее всего, означали ворота. С первого взгляда становилось ясно, что нога человека не ступала здесь самое малое лет двести. Эллар встал рядом с воротами, потирая лоб и явно пытаясь что-то сообразить, Айлэ, в зеленых глазах которой горел азарт, нетерпеливо расхаживала вокруг, шелестя подолом по жесткой траве.

— Ну что? — наконец не выдержала она. — По крайней мере, здесь живут люди!

— Вряд ли, — пробормотал одноглазый. — Ага, ворота здесь, башня смотрела, скорее всего, на что-то вроде проезжего тракта, значит… Ну-ка, пойдем!

Он целеустремленно зашагал куда-то вглубь зарослей, оставив башню за спиной. Девушка устремилась следом, стараясь не цепляться рукавами за кусты и подобрав повыше длинное платье, столь неуместное в диком лесу. Спустя пару сотен шагов она и сама стала различать некое подобие узенькой тропинки, раньше, наверное, бывшей широким и ухоженным проездом.

И на сей раз путь был недолог, и рабириец, отступив в сторону, позволил своей спутнице полюбоваться открывшимся видом.

— Ух ты! — невольно вырвалось у Айлэ.

— Похоже, раньше здесь стояло огромное поместье, — задумчиво сказал одноглазый. Перед ними в неглубокой долине лежали развалины не то дворца, не то замка — во всяком случае, величественные руины поражали воображение даже теперь, когда корни деревьев разворотили фундаменты, стены рухнули и резные колонны затянул седой мох. Клочья тумана плавали над кучами битого камня, на чудом сохранившейся высокой арке скакал черный дрозд, иногда издавая переливчатую трель. Пахло, как пахнет в диком лесу, землей и хвоей, но к этим запахам примешивался еле уловимый аромат садовых роз — целые заросли розовых кустов, не ведавших ножниц садовника, скрывали одну из стен. — У болота я сидел на куске разбитой колонны, а само болото, наверное, когда-то было красивым прудом в парке… Это невероятная древность, Айлэ, здешним руинам по меньшей мере три тысячи лет. Люди здесь не живут. И никогда не жили. Пойдем назад, поищем дорожный указатель.

Лишь спустя полсотни шагов до Айлэ диа Монброн дошел смысл сказанного. Пораженная внезапной догадкой, девушка встала как вкопанная. Широкая спина рабирийца маячила впереди.

— Эй! — воскликнула баронетта диа Монброн. — Ты… вы… Что значит — «никогда не жили»? Кто же тогда это построил? Атланты? Пикты?

— Это альбийский замок, — не оборачиваясь, бросил маг.

Поскольку одноглазый и не думал останавливаться, баронетте пришлось догонять своего длинноногого спутника бегом. Это оказалось нелегким делом. Маг шагал быстрее, чем Айлэ в своем неудобном платье могла бежать.

— Да подождите же! — воскликнула она в полном отчаянии. — Вы что, не видите — я за вами не успеваю!

Маг остановился и обернулся столь внезапно, что Айлэ с разбегу уткнулась ему в твердую, как доска, грудь и поспешно отскочила.

— Меня зовут Хасти Рабириец, — сообщил одноглазый, глядя на девушку сверху вниз. — Называй меня попросту Хасти и, будь любезна, на «ты». Я не особа королевской крови… оно, пожалуй, и к лучшему. Что тебя смущает?

Они двинулись по тропе, идя рядом и уже гораздо медленнее, но баронетте все равно приходилось приноравливаться под широкую поступь рабирийского мага.

— Извини, что я раскричалась, — начала она. — Я была не в себе. Не всякий день случается провалиться в магические врата с выходом в болото с пиявками…

— Сама виновата, — пожал плечами маг. — Кто тебя просил соваться в портал?

— Никуда я не совалась! — возмутилась Айлэ. — Если ты не заметил, я вообще находилась от него дальше всех! Комнату затопил какой-то светящийся туман, потом меня, как котенка, схватило, потащило… Раз! — я уже по горлышко в болоте! Ты просто не хочешь признаваться, что твое колдовство сработало как-то не так!

— Мое колдовство сработало как-то не так, — удрученно подтвердил рабириец. — Ума не приложу, что произошло. Такого просто не могло быть. Впрочем, я никогда раньше не открывал портал из Рабиров… Может, магия Забытых Лесов исказила мое заклинание? Или это сделала Стена Мрака? Впрочем, теперь гадать без толку.

— Да, но… — девушка вздрогнула от мысли, внезапно пришедшей в голову, — что, если в портал затянуло не только меня? В доме была уйма народу: Конни, то есть принц Коннахар, Просперо и все остальные…

— Ну, если бы мне на голову рухнул еще Просперо со своими вояками… — хмыкнул маг. — Отвечаю просто: не знаю. Как видишь, здесь их нет. А вот не закинуло ли их куда-нибудь еще, сказать не могу. Однако меня гораздо больше беспокоит иное…

Он придержал упругую ветку акации, чтобы та не хлестнула девушку по лицу.

— Я намеревался отправиться за Проклятьем Безумца. Портал должен был доставить меня вслед за ним, но не доставил. Я ощущаю какую-то магию, но очень странную. Пытаться ее определить — все равно что ловить солнечный зайчик. Кроме того, меня настораживает это место. Я его попросту не узнаю. Чувствую только, что мы где-то на Полуночи.

— Пограничье? Нордхейм? Полуденная Бритуния? — предположила Айлэ. — Я видела целые заросли можжевельника и дрока, слышала красную сойку… Вон торчит серокорый дубок, он, если верить запискам путешественников, растет только в Ронинском лесу и кое-где в Бритунии…

— А также в Ямурлаке и отдаленных областях за Граскаальскими горами, — пожал плечами Хасти. — И еще в Пиктских пущах. Кроме того, на руинах в изобилии цвел пурпурный вьюнок, который вообще нигде в Хайбории не приживается, или пусть меня назовут недоучкой… И эти альбийские развалины… Вот, пришли.

— Что ты ищешь? — поинтересовалась Айлэ, глядя, как рабириец рыскает вкруг остатков ворот, согнувшись вдвое и похожий на большую нескладную цаплю.

— Если это ворота, поблизости наверняка есть ведущая к ним дорога, — пояснил одноглазый, носком сапога раздвигая траву, доходившую ему до пояса. — А обычай ставить указатели у въезда в поместье, как я знаю, сохраняется до сих пор. Это должен быть эдакий небольшой обелиск с высеченными надписями. Не стой же столбом, девица! В конце концов, у тебя в два раза больше глаз, чем у меня, отчего бы тебе…

— Вот этот? — ехидно перебила баронетта диа Монброн, тыча сапожком в нечто скрытое в траве. Одним прыжком рабириец оказался рядом и опустился на колени возле находки.

Четырехгранная стела высотой в три локтя валялась на боку, покрытая толстым слоем мха. Когда одноглазый содрал мох и протер ладонью светло-желтый, с редкими розовыми прожилками камень, на одной из граней проступили глубоко врезанные строчки, при виде которых Айлэ, заглядывавшая магу через плечо, недоуменно пожала плечами. Неведомый резчик, похоже, сделал надпись на двух языках и двумя различными наборами рун. Один, легкий и невесомый, с округлыми очертаниями полузнакомых буквиц, складывался в подобие изящного орнамента. Знаки другой надписи, куда более крупные и широко расставленные, походили на ползущих муравьев. Рабириец вдруг спросил странно замороженным голосом:

— Проверим, чему тебя учил Райан. Можешь перевести?

— Это староальбийский, — неуверенно начала Айлэ, тыча пальцем в верхнюю надпись. — Похожие руны иногда встречаются в старых фолиантах. Обычно ими записывают заклинания. Кажется, тайный язык Забытых Лесов произошел от староальбийского, на нем дают второе имя новорожденному… Я не могу уловить смысл, но вот это, по-моему, «путь», здесь «конь»… конный путь?.. Руны, напоминающие пауков или ломаные веточки, есть у граскаальских двергов…

— «Дворец Венаадд», — тем же деревянным голосом произнес маг, и Айлэ поняла, что он-то читает на староальбийском свободно. — «Если ты друг, входи. Отсюда до Тулареана — двенадцать ферлонгов, до Предела Йаули — десять ферлонгов. Высокий Альвар в двух днях конного пути к Полуночному Закату. Да пребудет с тобой радость».

Дочитав, рабириец повел себя весьма удивительно — повалился на спину в мокрую от росы траву и истерически захохотал.

— И что же тут смешного? — сердито осведомилась Айлэ. Одноглазый хлопал ладонями по траве и обессиленно подвывал. Впрочем, девушке его веселье казалось отчасти наигранным и преувеличенным. — Ты имеешь в виду, раз названия насквозь незнакомые, мы все равно ничего не узнали, да?

— Ох, — сказал Хасти, вытирая случайную слезу, и как-то сразу посерьезнел. — Смешно, да… Девочка моя, мы попали в легенду. В сказку.

— И не девочка, и не твоя, — огрызнулась баронетта. — Объясни толком. При чем тут легенда и какая именно?

— Альвар, или иначе Высокий Альвар, а еще Потаенный Град, — скучающим тоном затянул Эллар, по-прежнему лежа навзничь и закрыв глаз, — столица одного из Трех Племен альбов, сгинул во времена Войны Света восемь тысяч лет тому назад. Неизвестно в точности, что с ним стало. Одни говорят, его поглотили воды Закатного Океана. Другие утверждают, что Альвар был полностью уничтожен катаклизмом, последовавшим за гибелью Черной Цитадели Роты-Всадника. Вроде бы город провалился под землю, и все жившие в нем погибли. В общем, Альвара давным-давно нет на свете.

Какое-то время Айлэ переваривала услышанное.

— И… что дальше? — жалобно вопросила она. Одноглазый лежал молча, думая о чем-то своем. Затем, видимо, придя к определенному решению, шевельнулся и вдруг оказался на ногах.

— Дальше?.. Мы в краях, которых не сыщешь ни на одной карте. У меня достало бы умения открыть портал на королевский дворец в Тарантии, но я не хочу этого делать. Если из Рабиров нас выкинуло сюда, то под влиянием старой альбийской магии мы вполне можем переместиться на Закатный материк, притом по частям. Что же до Кары Рабиров, то ее здесь нет, я бы почуял. Следовательно, делать на руинах гостеприимного некогда Венаадда нам решительно нечего. Давай убираться отсюда.

— Но… куда?!

Эллар совершенно простонародным жестом крепко почесал в затылке, вздохнул и сплюнул на медленно распрямляющиеся стебли.

— Когда не знаешь, куда попал, — мрачно заявил он, — иди в любую сторону. И непременно попадешь… куда-нибудь.

Первого альба они увидели к полудню, когда солнце забралось в зенит и начало припекать, а их собственные бледные тени, съежившись, барахтались под ногами. Изрядно поплутав по лесу, к этому времени путники уже не менее колокола бодро шагали по хорошо утоптанной тропе, упрятанной под нависшими кронами могучих дубов. В кустах трещали неведомые пичуги, красная сойка, следуя в некотором отдалении, громко возмущалась визитом непрошеных гостей, а однажды тропу с поистине королевским достоинством пересек великолепный олень. Затем под ногами захрустела галька, деревья кончились, и солнечные лучи радостно накинулись на странную парочку — долговязого верзилу с внешностью старого наемника, в дорожной одежде, линялом синем плаще и высоких сапогах, и девицу, явно из благородных, но со следами озерной ряски в густых черных волосах, в длинном платье из алого бархата с золотой отделкой, изрядно обтрепанном по подолу.

Альб стоял к ним спиной на краю прекрасно ухоженной делянки с аккуратными рядами не то салата, не то капусты и занимался странным делом. Вытянув перед собой руки ладонями друг к другу и подняв голову к безоблачному небу, он что-то бормотал нараспев, затем наклонялся, погружал ладони в жирную рыхлую землю и не спеша переходил к следующему ряду. Увидев его, Хасти толкнул свою спутницу в росшие на опушке густые и высокие кусты и сам нырнул следом за ней.

— Ты что?! — шепотом возмутилась баронетта. — Наконец-то к людям вышли! Давай хоть спросим, где мы!

— Провалиться мне на месте, — потрясение произнес маг, не обращая внимания на девушку, — это же альб! Живой, настоящий альб… не может быть!

— Крестьянин как крестьянин, — пожала плечами Айлэ. — Только чем он там занимается, не пойму.

Рабириец хмыкнул, что-то коротко прошептал и взмахнул ладонью перед глазами девушки. В тот же миг замершая в сотне шагов фигурка крестьянина, а также делянка, амбар и деревянный дом в отдалении прыжком приблизились, обретя очертания столь четкие, что Айлэ различила даже тонкий ободок серебряного кольца на пальце странного земледельца. «Орлиный Взор», простенькое заклятие, она могла бы произнести и сама — отец учил, а баронетта была не лишена магических способностей — но, конечно, результат был бы куда слабее. Айлэ вгляделась — и ахнула.

Издалека вполне можно было бы ошибиться, приняв встреченное существо за человека. Однако у людей не бывает заостренных ушей с вытянутыми мочками и необыкновенно узких ладоней с пальцами столь длинными, что, казалось, к ним добавлено по лишнему суставу. Альб выглядел жилистым и высокорослым, но никакой кряжистости, свойственной тем, кто большую часть времени копается на грядках, не было и в помине, как и мозолей на руках. Едва прозвучало произнесенное шепотом заклинание, альб вздрогнул, точно его укололи булавкой пониже спины, и встревоженно завертел головой — Айлэ отметила волосы цвета меда, яркие, вытянутые к вискам глаза и ряд мелких, очень белых зубов.

— Почуял магию, — с досадой бросил Хасти. — Этого я не учел… Не шевелись.

Представитель альбийского народа явно пребывал в замешательстве. Сперва казалось, что вот-вот он успокоится, махнет рукой и вернется к прерванному обряду — в том, что он совершал некий магический ритуал, сомневаться не приходилось. Однако альб поступил иначе. Развернувшись лицом к опушке, сделал плавный жест, словно раздвигая перед грудью невидимую завесу, и, в тот же миг переменившись в лице, попятился и опрометью бросился к дому.

— Заклятие поиска, — пробормотал рабириец сквозь зубы. — Грамотный, мерзавец. Все, он нас увидел. Сейчас приведет подмогу.

— Как же быть? — растерялась Айлэ. — Разве ты не можешь сделать нас, к примеру, невидимками?

— Для обычного человека — да, но не для альба, тем более владеющего Силой, — пожал плечами маг. — Сейчас применять любую волшбу — все равно что размахивать большим флагом с надписью: «Эй, мы тут!» Правда, Сила у него явно невеликая… Я мог бы всю эту усадьбу превратить в лужу грязи, не сходя с места… Нет, глупости. Мы на чужой земле, и хозяева пока что не сделали нам ничего плохого.

— Тогда чего мы прячемся?..

Из дома, просторного двухэтажного пятистенка, почти в точности сходного с постройками Забытых Лесов, один за другим выскакивали жители. Заклятие «Орлиного Взора» все еще действовало, и Айлэ видела все в мельчайших подробностях. Альбы, числом десятка полтора, весьма походили на того, первого, но все же чем-то неуловимо отличались от него — чуть пониже ростом, пошире в плечах, суетливее в движениях. На них была добротная и ладно сидящая, но куда более скромная одежда коричнево-зеленых оттенков. У каждого длинный охотничий лук и тул со стрелами за правым плечом. Рассыпавшись редкой цепью, они двинулись прямо к опушке, где засели незваные гости, вглядываясь в кустарник с явной опаской и держа луки наготове. До облавы оставалось еще шагов полтораста.

— Бежим? — с надеждой вопросила баронетта Монброн.

— Поди убеги от альба в его родном лесу, — отмахнулся рабириец. — Ты спрашивала, отчего мы прячемся. На долгие объяснения нет времени, но все же… Если это действительно Альвар — теперь я готов допустить и такую возможность, — то меня здесь крепко не любят. Стоит здешним жителям узнать, кто попал к ним в руки, и исход будет печальный… возможно, для них, но скорее всего и для нас тоже, а торить себе дорогу по трупам я не хочу. Поэтому слушай и запоминай накрепко: ты есть та, кто ты есть — Айлэ диа Монброн, дочь Райана Монброна, наследная баронетта Танасульская…

— Увы, ненаследная.

— Это почему еще? Ладно, расскажешь после, сейчас не перебивай. Так вот, ты баронетта, а я — слышишь? — твой верный телохранитель… хм… проклятье, чего мне скрывать? Этого имени здесь знать не должны… Телохранитель Хасти из… из… а, провались совсем!.. родом из Киммерии. Магией я владею только одной — топором по черепу, во всем прочем — полная дубина, ясно?

— Да, — несмотря на всю серьезность положения, Айлэ хихикнула, однако, бросив взгляд сквозь сплетение ветвей на залитое ярким полуденным солнцем поле, мигом стерла улыбку с лица. — Они уже близко! Послушай, а кто же тогда из нас двоих наколдовал «Орлиный Взор»? И главное, как объяснить местным причину нашего появления здесь в столь странном виде?

— Колдовала ты, — усмехнулся Хасти. — Ведь ты впрямь кое-что умеешь — сколько я могу судить, пока самую малость, хотя задатки у тебя неплохие… Наше появление?.. Допустим, твой отец ставил магический опыт в нашем присутствии. Пентакль, синий дым, вспышка — и ты вместе со своим верным охранником шлепаешься прямиком в грязный пруд за тысячу лиг от родного дома. Смахивает на небылицу, но проверить они на первых порах все равно не смогут, а там что-нибудь придумаем. Ну что ж… выходим с поднятыми руками и всячески выказываем добрые намерения. Иначе эти охотнички с перепугу утыкают нас стрелами, как кабанов. В былые времена альбы стреляли славно… Держись рядом и ничего не бойся!

С этими словами одноглазый маг сделал шаг и оказался под прицелом полутора десятков охотничьих луков. Айлэ последовала за ним.

Трудно сказать, кто испугался сильнее. У баронетты диа Монброн колени предательски дрожали от страха, однако голос ее, когда девушка выкрикнула по-немедийски:

— Не стреляйте, мы пришли с миром! Мы безоружны! — прозвучал вполне твердо. Айлэ даже испытала некоторую обиду, обнаружив, что ее явно не считают опасным противником — все стальные жала оказались нацелены на рабирийца. Хасти, более обычного похожий на старого рубаку, всем своим видом выказывал полное пренебрежение опасностью, хотя руки все же поднял, демонстрируя стрелкам пустые ладони.

При виде двоих чужаков альбы впали в состояние, граничащее с паникой. Они дружно попятились с выражением нескрываемого страха на лицах и, казалось, никак не могли решить, как поступить: расстрелять пришельцев на месте или бросить все и удрать. Слова Айлэ успеха явно не возымели, разве что несколько лучников обменялись недоуменными взглядами. Девушка повторила свой призыв по-шемски и на аквилонском наречии — с тем же исходом — и беспомощно посмотрела на одноглазого. Тот, войдя в роль тупого телохранителя, оставался нем, как могила.

Стрелки сильнее оттянули тетивы. Айлэ с ужасом поняла: если она ничего не предпримет прямо сейчас, то через мгновение точно пущенная стрела с оперением из пестрых фазаньих перьев оборвет ее недолгую жизнь. Альбийский маг, тот, что первым обнаружил чужаков, а теперь прятался за спинами лучников, уже открыл рот, чтобы отдать последний приказ. Рабириец подобрался, готовя заклинание… Но тут давняя и, казалось бы, прочно забытая наука отца всплыла в памяти баронетты Монброн, и девушка выпалила на чистейшем староальбийском:

— Мы мирные путники! Мы просим о милосердии, храбрые воины!

Ее внезапное красноречие оказалось сюрпризом даже для Хасти, если судить по его удивленному и восхищенному взгляду. Лучники заколебались. Их вождь выступил вперед, пристально рассматривая Айлэ, и произнес, нарочито старательно выговаривая слова:

— Тебе ведомо наше наречие, женщина из племени Недолговечных?

Испуг настолько обострил мыслительные способности баронетты Монброн, что она не только поняла заданный вопрос, но и сумела составить связный ответ:

— Понимаю… говорю… не очень хорошо. Не убивайте нас!

Альб недоверчиво покачал головой. Смысл следующего вопроса угадывался без всякого перевода:

— Кто вы?

— Меня зовут Айлэ диа Монброн. Моего друга зовут Хасти. Он — мой… э-э… — девушка запнулась, не зная, как перевести слово «телохранитель», и закончила немного неуклюже: — …мой воин. Мы заблудились… Мы в беде!

— Откуда вы? — спросил альб. Лучники стали перешептываться, но смертоносные жала были по-прежнему направлены в цель. — Это ты колдовала? Как вы попали сюда?

Айлэ обнаружила, что простые короткие фразы понимает почти без труда, особенно если собеседник говорит медленно и внятно. Отвечать оказалось делом более сложным. Сказав, что они из Тарантии, столицы королевства Аквилония, и что колдовала именно она, девушка мучительно долго подбирала слова для ответа на последний вопрос. В конце концов альб в явном нетерпении совсем по-человечески махнул рукой — вести допрос под палящими лучами полуденного солнца, стоя на краю вскопанной делянки, и впрямь не очень-то удобно, тем более что и лучники начали уставать.

— Ты разбудила мое любопытство, Недолговечная. Только поэтому вы проживете еще немного. Ты и ты! — альб подтолкнул двух ближайших стрелков. — Обыщите их! И ведите пленников в дом.

Назначенная в надзиратели парочка боязливо переглянулась и бочком приблизилась к людям, однако дотронуться до них, несмотря на окрик старшего, так и не отважилась. У Айлэ с собой никаких вещей не оказалось, что она и подтвердила, усердно встряхивая складками платья. Одноглазый нехотя извлек из-за голенища сапога длинный узкий нож и отшвырнул в сторону. Предводитель отряда — дабы хоть как-то отличать его от других, баронетта решила дать ему прозвище Сириан, то бишь Блистательный — встретил проявление доброй воли коротким презрительным фырканьем, заставившим лучников вновь оттянуть тетивы.

— У тебя припрятано что-то еще? — шепотом спросила Айлэ. — Отдай, а? Сам говорил, мы не в том положении, чтобы спорить.

Хасти скривился, но подчинился. К лежавшему в траве лезвию присоединились еще два, причем девушка так и не заметила, из каких тайников они появились. Лишь после этого пленникам разрешили сойти с места и, окружив кольцом, повели к усадьбе. По пути державшийся в отдалении Сириан и то и дело останавливался, при этом закрывая глаза и обхватывая ладонями виски. Возможно, подобное действо должно было означать высшую степень сосредоточенности, а может статься, присутствие чужеземцев попросту вызывало у него ужасные головные боли. Заинтригованная поведением альба, баронетта стала беспрестанно оборачиваться, так что в конце концов выведенный из терпения конвойный даже слегка подтолкнул ее древком лука промеж лопаток.

Когда процессия добралась до ближайших построек, выяснилось, что увиденное путниками с лесной опушки строение загораживает собой еще с десяток подобных, привольно раскинувшихся на склонах холма. Вокруг домиков зеленели палисадники, а вот привычных человеческому глазу оград и высоких заборов Айлэ что-то не приметила, как не увидела и прочих обитателей поселка.

«Должно быть, им велели спрятаться, пока не выяснится, что за подозрительные чужаки шныряют в лесу», — рассудила баронетта Монброн, послушно сворачивая вдоль стены дома. У нее под ногами оказались ступеньки из распиленных в длину бревен, блестевшие так, будто их только что натерли воском. Мелодично тренькнула, открываясь, дверь, осмелевшая стража впихнула свою добычу внутрь и шарахнулась обратно. Заскрипел засов, и голос Сириана нараспев произнес длинную фразу, в которой Айлэ безошибочно распознала слова «замок» и «оковы».

— Заперли, — поделилась она своим открытием. — И наложили на дверь заклятие. По-моему, это пристройка к дому, в обиходе именуемая чуланом. А я-то думала, нам сейчас учинят допрос с пристрастием и каленым железом…

— Это всегда успеется, — Хасти устроился на соломенном тюке, огляделся и, кажется, даже принюхался. — Можешь радоваться — ты их до крайности заинтриговала. Это и хорошо, и плохо одновременно.

— Хорошо — потому что сперва нас попытаются расспросить и, может, сочтут удивительными тварями, вроде случайно залетевшего в гандерское поместье грифона, — кивнула баронетта Монброн, обходя маленькое помещение и выискивая хоть какую-нибудь щелку для обзора. — Плохо — по той же самой причине, вдруг местный староста уже распорядился собирать хворост для костра, на котором нас поджарят?

— Не угадала, — хмыкнул рабириец. — Ты заметила — здешний маг, пока нас вели, вроде как маялся мигренью? Это Безмолвная Речь, некоторые альбы, наделенные колдовским даром, пользуются ею, когда надо обратиться к сородичу, находящемуся в отдалении. К сожалению для нас, Безмолвную Речь невозможно подслушать, но в общем ситуация ясна — деревенскому колдуну попалось нечто, превосходящее границы его разумения или, может быть, отпущенной ему власти. Он поговорил с кем-то более могущественным. В ответ ему приказали поместить нас под замок и ждать. Чего ждать — узнаем в самое ближайшее время.

— Значит, это в самом деле сказочный Альвар? — девушка наконец добилась желаемого, обнаружив между двумя жердями крохотный просвет и немедля прильнув к нему глазом. Ей открылся угол бревенчатого дома, слегка колышущиеся на ветру травяные заросли и тонкая желтая полоска, в которой угадывалась часть наезженной проселочной дороги. — Уцелевшие остатки альбийских владений, еще одни Рабирийские холмы? Маленькое государство, с городами, армией, своим королем… Интересно, где они находятся и как велики? Местные обитатели, кстати, осведомлены, что за пределами их земель живут люди, у них есть особенное наименование для подобных созданий — Недолговечные или вроде того. Но, похоже, в их краю люди появляются очень-очень редко… Хасти, а почему ты опасаешься быть узнанным? Ты что, уже бывал здесь когда-то?

— Давно, — короткое словечко упало, как камень в бездонный омут, напомнив Айлэ, сколько раз родители настоятельно советовали ей не совать нос в чужие тайны, особенно в секреты Хасти. Сам Монброн и его подруга знали об одноглазом маге нечто такое, чем не делились ни с кем и старались даже между собой не обсуждать. Девушка была твердо уверена, что в этом заговоре молчания участвуют король и королева Аквилонии, а также бывший придворный летописец Трона Льва, его светлость Хальк Юсдаль. Что касается последнего, то барон Юсдаль, кажется, умудрился приобщиться ко всем комплотам и загадкам минувших десятилетий. — И с тех пор здесь многое переменилось.

— К лучшему или к худшему?

— К худшему, — после вдумчивого размышления вынес приговор Хасти. — Альбы и раньше отличались незаурядными способностями к магии, а теперь пользуются Силой направо и налево. Заурядный деревенский знахарь — вроде того, что изловил нас на опушке — способен творить чудеса, давно позабытые среди людских волшебников. При таком могуществе альбы, похоже, стали беспечными и… и трусоватыми. Меня крайне удивляет возникшее меж ними разделение — ты его заметила?

— Ага, — поскольку пейзаж снаружи оставался пустынным, Айлэ оторвалась от трещины в стене и уселась рядом с рабирийцем. — Хотя поселяне и колдун принадлежат к одному народу, они выглядят и ведут себя немного по-разному. Ну, как, допустим, владелец поместья и землекопы-поденщики. Но ведь так, по-моему, и должно быть, или раньше было иначе?.. Слушай, ты по-прежнему уверен, что мы сумеем и дальше цепляться за нашу выдумку с неудачным колдовством? Если местные чародеи такие могущественные, им ничего не стоит применить к нам Заклятие Ключа… Тогда мы начнем болтать на любую угодную им тему, пока нам рот насильно не заткнут!

— Пусть попробуют, — в голосе одноглазого мелькнуло откровенное злорадство. — А коли ты опасаешься брякнуть лишку, я знаю способ этому помешать. Причем мне даже ворожить не потребуется, так что мы не привлечем внимания хозяев. Ну-ка, чтобы скоротать время, поведай мне что-нибудь любопытное.

— Что именно? — опешила девушка.

— Скажем, отчего ты считаешься ненаследной баронеттой, — предложил Хасти, подбирая с пола длинную соломинку и рассеянно крутя ее между пальцами. Айлэ задумалась, выстраивая в уме цепочку событий, приведших к тому, что она носила столь диковинный титул, и начала:

— Ты ведь знаком с моими родителями? — Кивок. Чтобы вспомнить все как следует, баронетте нужно было остановить на чем-то взгляд, а бегающая меж пальцев одноглазого соломинка словно нарочно притягивала внимание. — Значит, тебе известно, что Райан Монброн… как бы это сказать… в общем, он уже лет четыреста считается умершим. В фамильном склепе стоит его надгробие — папа обожает время от времени туда наведываться и распивать кувшин-другой на собственной могиле. Но раз человек по имени Райан Монброн мертв, у него нет никаких прав на титул — ведь так? Отец упорно не желает с этим мириться и по-прежнему зовет себя «бароном Танасульским». Хвала богам, у него хватает ума не заявляться в дворянское собрание края, потрясая истлевшими грамотами и требуя законного возвращения прав и привилегий. Он просто забавляется, извлекая из этого определенную пользу — порой ему удается выжать из нынешних носителей фамилии кругленькую сумму в золотых монетах. Когда же папа женился, а потом на свет появилась я, он на радостях вбил себе в голову новый замысел — имя его дочурки непременно украсит развесистое геральдическое дерево Танасула! Отец и матушка к тому времени числились придворными магиками Трона Льва, мама водила дружбу с госпожой Дженной, та обратилась к королю, а Его величество как раз хандрил и оттого соглашался на любые просьбы. Указ подписан, оглашен герольдами в Тарантии и в Танасуле, благородные месьоры вполголоса возмущаются очередной скандальной выходкой монарха, но делать нечего — девице-вампиру присвоен титул «баронетты Танасульской», хотя и с отчуждением права передачи наследования по крови, званию и первородству, если я ничего не перепутала. Да, и удела в фамильных владениях мне тоже не полагается — только имя.

— Захватывающая история, — Эллар переломил тихо хрустнувшую соломинку, и девушка вздрогнула, точно пробудившись от дремы. — Теперь припомни: откуда мы с тобой взялись в пределах достославного Альвара?

— Мой отец обнаружил какое-то старинное заклинание и хотел узнать, каково его действие, — Айлэ точно со стороны услышала собственный, весьма уверенный голос, а мысленно увидела ряд туманных картин, сопровождавших ее повесть. Мало того: она верила в то, что оказалась на руинах альбийского дворца именно так и не иначе! Воспоминания, касавшиеся событий в тарантийском замке и Рабирах, теперь казались услышанной или прочитанной в летописях историей, не имевшей к ней, Айлэ диа Монброн из Танасула, никакого отношения.

— Будешь кричать, что мое колдовство сработало как-то не так? — самодовольно поинтересовался Хасти.

— Не буду, — вздохнула девушка. — Но когда мы отсюда выберемся, ты вернешь мои воспоминания обратно?

— Сама управишься, — отмахнулся магик. — Не так уж это и сложно. Ну, теперь мы готовы к предстоящим битвам за спасение собственных шкур, хотя сперва я не отказался бы малость пе рекусить. В былые времена альбы относились к пленным довольно снисходительно, но сохранились ли эти благие традиции?

— Давай постучим в дверь, — предложила 6аронетта Монброн. — Наверняка поблизости околачиваются какие-нибудь караульные или просто любопытные. Я знаю, как попросить по-альбийски воды… а еще хлеба и мяса.

— Твои познания воистину безграничны, — Хасти склонил голову набок, прислушиваясь к каким-то отдаленным звукам. — Но ты малость опоздала. Сюда приближается конный отряд… довольно большой, не меньше дюжины верховых. Надо полагать, явились желающие поглазеть на диковинных зверюшек. Не вздумай трусить! — он слегка повысил голос, заметив, что девушка испуганно сжалась и притихла. — Ты отлично справилась со здешним травознаем, вот и продолжай дальше. Ничего они тебе не сделают, это я обещаю.

— Хотелось бы верить, — буркнула Айлэ, кидаясь к своей обзорной щелке. К сожалению, все, что ей удалось разглядеть — облако легкой зеленоватой пыли, а также очертания двух или трех всадников, скрывшихся за углом дома. Отчетливый перестук копыт стал реже — лошади перешли с галопа на шаг — и слегка отдалился. Баронетта облегченно перевела дух: должно быть, гости решили вначале навестить усадьбу.

Но кони внезапно зафыркали и зазвякали сбруей совсем рядом с тонкими стенами чуланчика, раздался негромкий шелестящий звук, словно бы медное блюдо натирали шелковым лоскутом, лязгнул ключ в замке. Дверца сарая распахнулась настежь, кто-то заглянул внутрь и требовательно махнул рукой, приказывая выходить.

После мутного полусумрака чулана ослепительное летнее солнце снаружи заставило Айлэ Монброн зажмуриться — подобно всем уроженцам Рабиров, она недолюбливала слишком яркий дневной свет. Шедший следом Хасти подтолкнул ее в спину. Девушка легко сбежала по ступенькам, и, едва ее нога коснулась мягкой травы перед сараем, альбийские воины окружили ее с четырех сторон.

Баронетта отметила, что, помимо уже знакомых лучников, среди караульных появилось несколько воинов иного вида. Более высокие и смуглые, одетые в легкие доспехи из жестких пластин густо-синей кожи с великолепным, золотым тиснением на груди, с короткими тонкими копьями наперевес и пристегнутыми к поясам кинжалами, эти смотрелись настоящими бойцами и вели себя куда более решительно. Айлэ и, следом за ней шагах в десяти, рабирийца почти бегом погнали меж домов куда-то к дальней окраине. По пути им не позволяли ни оглядываться, ни переговариваться, а при малейшей задержке чувствительно покалывали копьем пониже спины.

Такое обращение лишило девушку всякой возможности запомнить дорогу, которой их вели, а также желания рассматривать местные достопримечательности. Пару раз она слышала гневный рык Хасти. В глазах потемнело, дыхание сбилось, и бегущий перед ней копьеносец, оборачиваясь, бросал на нее насмешливый взгляд. Потом плотное кольцо спин мгновенно расступилось по окрику головного воина, и пленники с разбегу вылетели на большое пустое пространство, под взгляды десятков любопытных глаз. К этому моменту Айлэ совершенно выдохлась и думала единственно о том, как бы устоять на ногах, но все равно упала бы в желтую пыль, не подхвати ее одноглазый. Лишь немного погодя она смогла наконец отдышаться и рассмотреть место, где, возможно, предстояло решиться их общей судьбе.

Плотно утоптанный круг, засыпанный мелким желтым песком, с коего при малейшем движении вздымались облачка едкой пыли, достигал в поперечнике шагов двадцати. Наверное, жители поселка, название которого пока что оставалось тайной, накрывали здесь большие столы во время праздников или, может быть, всем миром решали вопросы, требующие общего обсуждения. Ближайший дом, добротный, бревенчатый, украшенный богатой резьбой, остался позади. За кругом желтого песка, отчего-то напомнившим Айлэ гладиаторскую арену, начинался роскошный луг с изумрудной травой.

Как раз на границе яркой зелени и пыльной желтизны раскинул великолепную крону огромный старый дуб. В его тени стояли три кресла, сделанных резчиками из обрубков огромных древесных стволов. Одно, пониже, пустовало. В другом восседал альб в сине-серебряных одеждах и с тонким жезлом из полированного дерева в руке. Длинные золотые волосы альбийского вельможи, собранные в пучок высоко на затылке, спадали до плеч, прекрасное лицо хранило скучающее и надменное выражение. Третье кресло занимала медноволосая красавица, рассеянно поигрывавшая подвеской из крупного сапфира в глубоком вырезе длинного синего платья. Полдюжины копьеносцев в синем выстроились полукругом за спинками кресел, еще не менее дюжины через равные промежутки окружали арену, картинно приставив копья к ноге. Были среди охраны и местные лучники, в сравнении с пришлыми воителями выглядевшие весьма бледно, а фоном происходящему служила безмолвная толпа поселян, числом сотни полторы. Ни одной женщины или ребенка Айлэ среди них не заметила.

Несмотря на волнение и страх, девушка смотрела на старших альбов во все глаза. Казалось, перед ней явилось живое воплощение романтических сказок и легенд Материка. Великолепному вельможе можно было бы дать лет сорок, его спутнице — самое большее двадцать пять, но Айлэ понимала, что на самом деле может быть и триста, и три тысячи… Вечно юные, мудрые, могущественные и надменные, в одеждах цвета весеннего неба и чистого льда — конечно, кому, как не им, владеть миром, судить и миловать живущих под солнцем… Внезапно баронетта остро ощутила, как нелепы и смешны они в глазах Живущих Вечно в своих старых истрепанных одеждах, пахнущие болотной тиной и с пучками соломы, приставшими к подошвам сапог…

— Хороши, а? — еле слышно прозвучало над ухом, и прекрасная легенда, задрожав, растаяла от нескрываемой насмешки в голосе рабирийца. — Тысячелетия их ничуть не изменили. Все та же прекрасная и самовлюбленная… пустота.

Айлэ ожидала увидеть Сириана, и она не ошиблась — колдун тоже оказался здесь, из первых рядов поедая вельможу преданным взглядом. Повинуясь едва заметному знаку старшего альба, он выдвинулся вперед, заговорил быстро и длинно — девушка узнавала едва одно слово из пяти:

— Чужаки… Недолговечные… понимает Высокое Наречие… не осмелился…

Несколько раз чуткое ухо Айлэ уловило прозвучавшее в речи Сириана название «Венаадд». Старший альб слушал колдуна не слишком внимательно, разглядывая птичью возню в густой листве старого дуба.

— Это и есть хозяева? — улучив момент, шепнула Айлэ.

— Да, — был ответ. — Мужчина, по всему, вполне мог участвовать в покорении Эвериандских островов или Войне Света, — хотя вряд ли он из Сотворенных, тех наверняка не осталось…Он опасен. Я чувствую в нем какое-то злое безумие. Женщине меньше лет, но тоже много, очень много… Остальные по сравнению с ними — сущие подростки.

— Это… король?..

— О, нет! Местная знать, не более того.

Старший альб снова шевельнул пальцами. На сей раз жест был более понятен — вельможа указывал на девицу Монброн. Сириан прервался на полуслове, почтительно поклонился и повернулся к баронетте:

— Подойди ближе!

Айлэ послушно сделала несколько шагов вперед. Хасти шагнул следом, но в грудь ему нацелились сразу несколько копий.

— Еще ближе!

Теперь девушка стояла всего в нескольких шагах от импровизированного трона. Альб и его прекрасная спутница молча разглядывали явленную им диковину, и Айлэ почувствовала, что постыдно краснеет под изучающими и в то же время равнодушными взглядами. «Я вам не кобыла на ярмарке! — зло подумала баронетта. — Еще в зубы загляните, демон вас побери! Хоть бы сказали что-нибудь!»

Словно прочитав ее мысли, альб усмехнулся и о чем-то спросил. Голос у него оказался низкий и чарующий, а наречие альбов прозвучало прекрасной музыкой даже по сравнению с речью Сириана, так что Айлэ почти забыла все свои обиды… но, к несчастью, из всего сказанного вельможей она разобрала только знакомое «Венаадд». Даже не пытаясь составить ответ, девушка молча пожала плечами. Альб приподнял бровь и взглянул на Сириана. Тот забормотал что-то заискивающим тоном, и альб слегка нахмурился — этого оказалось достаточно, чтобы злосчастный колдун совсем скис и растворился в толпе.

Вельможа пожал плечами и махнул страже. Стрелки натянули луки.

— Нет! — в отчаянии крикнула баронетта на староальбийском. — Пожалуйста, не убивайте нас!

Медноволосая красавица заговорила. Она что-то негромко втолковывала, обращаясь к своему спутнику, и в конце концов альб, видимо, сдался. Во всяком случае, уже готовые сорваться в полет стрелы легли обратно в колчаны. Альбийка что-то коротко приказала, глядя за спину Айлэ. Девушка хотела было обернуться, но тут ей на плечо легла маленькая жесткая ладонь, в поясницу уперлась острая сталь, и женский голос внятно произнес прямо в ухо:

— Иди вперед. На колени перед Повелительницей.

Стараясь держаться прямо — острое лезвие, проколов тонкую ткань, неприятно царапало ребра, — Айлэ исполнила и это приказание.

Альбийка ободряюще улыбнулась, и баронетта диа Монброн ощутила на висках прикосновение узких осторожных пальцев. На среднем пальце левой руки медноволосая носила тяжелый золотой перстень. Айлэ почувствовала, как металл холодит кожу, и зажмурилась.

А потом все реки Хайбории пронеслись через ее мозг своими водами, и на краткий миг сознание померкло.

…Первым, что она услышала, когда способность думать вернулась вновь, были азартные крики и звон металла. Женский голос вопил:

— Не двигайся, или мои воины утыкают тебя стрелами, как ежа! Свяжите его!

— Теперь она сможет говорить так же хорошо, как и мы, Ирваст, — произнес кто-то совсем рядом, и Айлэ поняла, что обморок длился не более трех ударов сердца. Она даже не упала — по-прежнему стояла на коленях перед троном спутницы сине-серебряного вельможи. «Медноволосая что-то сделала со мной, — ошеломленно подумала баронетта. — Это ее голос, и я понимаю каждое слово так же хорошо, как если бы говорили на аквилонском. Невероятно!» Возня стихла, и Айлэ наконец догадалась открыть глаза.

— Встань, — сказали ей. — Отойди и знай, что тебе оказана великая милость.

На сей раз девушка успела рассмотреть ту, что отдала приказ и чей кинжал только что щекотал ей ребра. Женщина, долговязая, как все альбы, но единственная из всех присутствующих в легкой кольчуге из странного металла, похожего на черненое серебро, и с причудливыми оплечьями в виде золотых пятипалых листьев. Воительница — в роде занятий альбийки сомневаться не приходилось — носила за плечами два перекрещенных меча с плавно изогнутыми рукоятями, похожих на тесаки, что в ходу у зингарского морского братства, и на поясе пару кинжалов, один из которых сейчас описывал неспешные кольца вокруг ее правой ладони. Еще Айлэ заметила темные глаза, подчеркнутые нанесенными вдоль линии скул крохотными сверкающими звездочками, и густую шапку волос — бронзовых, в отличие от светлых шевелюр большинства присутствующих. Увязанную в пышный хвост гриву украшала яркая алая лента, перекликавшаяся с эмалевым гербом на кольчуге, изображавшим какой-то цветок.

— Да, но что нам проку с того? — возразил тот, кого альбийка именовала Ирвастом. — Девчонка знала несколько слов на Высоком Наречии, и дурачок Калиндар счел это любопытным. Но я вижу двух самых обыкновенных смертных и предлагаю поступить с ними обыкновенно. Пускай лучники даруют им быструю и милосердную смерть.

— Мы должны узнать, как смертные попали в Заповедный Край, — настаивала медноволосая. — Недолговечные иногда появляются внутри Границы — пастухи или охотники, случайно взошедшие на одну из Прямых Троп. С теми разговор короткий: цена их жизни — одна стрела. Эти же пришли со стороны Венаадда, если Калиндар не лжет — а он, конечно же, не посмеет. Но Тропа Венаадда, как тебе ведомо, запечатана. Откуда же взялись наши гости, да еще владеющие Силой? Может быть, Граница ослабла? Или людские маги нашли способ невозбранно проникать сквозь нее? Подумай, Ирваст!

Альбы беседовали совершенно спокойно, ничуть не смущаясь присутствием своих соплеменников и даже тех, о чьей жизни и смерти вели весьма откровенный разговор. Айлэ вновь вспыхнула — похоже, люди в Заповедном Крае, чем бы он ни был, ставились немногим выше животных.

— Пожалуй, ты права, Медвари, — после недолгого размышления признал вельможа. — Ради нашего спокойствия придется снизойти до малых сих. Назови свое имя, Недолговечная. Мне вообще-то все равно, как тебя зовут, но должна же ты различать, когда к тебе обращаются с вопросом. Иначе доблестной Каури придется всякий раз поторапливать тебя кинжалом.

С разных сторон послышался негромкий смех.

— Меня зовут Айлэ диа Монброн. Я дочь Райана Монброна, баронетта Танасульская, — ответила Айлэ, гордо вскинув голову. Она твердо решила впредь оставлять без внимания издевательства вельможи. Однако оказалось невозможным не обратить внимания на крепкий удар промеж лопаток, едва не сбивший ее в пыль.

— Когда говоришь с Высшими, не забывай кланяться и добавлять «Повелитель» в конце, — прошипела не хуже дикой кошки воительница в кольчуге, пригвоздив баронетту яростным взглядом широко расставленных глаз.

На миг Айлэ обуяло слепое бешенство. Альбийские стрелы и кинжал в руке доблестной Каури больше не внушали ни страха, ни почтения. Смерть? Ну и пусть!

— Этот твой красавчик-хозяин мне не повелитель, ты… ручная пантера! — крикнула она прямо в смуглое лицо воительницы. — Мой повелитель — король Аквилонии Конан Канах! Высшие, а ведете себя как… как дикари!

Каури, побледнев, взмахнула рукой, и Айлэ сжалась в ожидании нового удара.

Послышался негромкий, какой-то тусклый смех Ирваста, и занесенный кулак остановился на полдороге.

— Признаться, я уже успел отвыкнуть от наглости Недолговечных, — сказал вельможа. Впервые в его голосе прозвучало нечто похожее на интерес. — Оставь ее, Каури. Чем больше бьешь собаку, тем сильнее она лает. Так даже забавнее — мне смертельно наскучило ваше лизоблюдство… Значит, Айлэ? Странное имя для Недолговечной. Оно скорее подошло бы альбийке. Я — Ирваст, сын Хетира, Повелитель Предела Йаули. Каури больше не будет бить тебя, Айлэ, но предупреждаю: если ты будешь непочтительна, в моей власти сделать так, чтобы ты подавилась собственным языком. Ты веришь мне, дочь Райана?

Полированный жезл многозначительно опустился на раскрытую ладонь. Айлэ кивнула.

— И правильно. Как ты, наверное, уже поняла, это, — альб широким жестом обвел залитые солнцем окрестности, цветущий луг и деревеньку в отдалении, — Заповедный Край. Людям сюда хода нет. Так расскажи нам, каким образом ты и твой… воин оказались на руинах Венаадда? И говори правду!

— Мой отец, Райан Монброн — королевский маг, — начала баронетта. — В одной старой книге…

Ни разу не сбившись, она изложила историю, придуманную рабирийцем, добавив при этом пару живописных подробностей. Ирваст слушал внимательно, не перебивая, помрачнев лицом. Когда Айлэ закончила, альб и медноволосая обменялись быстрыми взглядами.

— Так… — пробормотал вельможа. — Старый альбийский манускрипт… Как же он выглядел, сей манускрипт?

— Большой, в переплете черной кожи, с застежками в виде птичьих лап, — не задумываясь, Айлэ дала первое пришедшее в голову описание. — Очень старый…

— Название! — впервые альб пошевелился, подавшись вперед столь резко, что Айлэ даже вздрогнула. — Ты видела название книги? Да не вздумай лгать, ибо вывернуть твою память наизнанку мне легче, чем сорвать с ветки листок, но, боюсь, тебе этого не пережить! Ну же?

— Название? — девушка хотела сказать, что не знает, что не умеет читать на староальбийском, что ритуал происходил ночью, в темноте… Подошла бы любая из отговорок, но вместо этого губы Айлэ безо всякого участия баронетты — не хитрое ли колдовство Хасти с соломинкой было тому виной? — отчетливо произнесли:

— «Кэннэн Гэллэр».

Глава вторая Край полуночных тревог

— Кэннэн Гэллэр! — выдохнул пораженный Ирваст, откидываясь в своем кресле. — Книга Звездных Имен!

По рядам зрителей пробежал еле слышный шепоток.

— Теперь ты видишь, что я была права, — подала голос огненноволосая Медвари. — Невозможно солгать, будучи под действием Заклятия Ключа. Эта Недолговечная и впрямь видела Книгу. Теперь мы доподлинно знаем, что Книга Звездных Имен все-таки оказалась у людей.

— Да, — рассеянно пробормотал вельможа, — да… По меньшей мере удивительно… Что ж, дело более серьезно, чем мне представлялось вначале… Айлэ диа Монброн, ты сказала, что твой отец — королевский маг. Следовательно, он весьма искушен в чародействе?

— Разумеется, — пожала плечами баронетта, ничуть не покривив при этом душой.

— И ты, вероятно, училась у него?

— Немного.

— Покажи мне самое сильное заклинание, которому ты научилась у своего отца, — потребовал альбийский маг.

Айлэ чуть не рассмеялась. Райан Монброн, конечно, учил любимое чадо нехитрым колдовским приемам, иногда весьма облегчающим жизнь — к примеру, разжечь костер без помощи огнива или быстро залечить небольшой порез — но любой начинающий адепт Радужной Школы, право же, умел куда больше, чем она. Тем не менее баронетта добросовестно сосредоточилась, протянула руку, и на открытой ладони вспыхнул неяркий язычок живого огня.

Ирваст засмеялся с явным облегчением. Он только шевельнул бровью, и магический огонек Айлэ погас, а девушке показалось, что ее руку по локоть окунули в ведро со льдом. Вельможа окончательно успокоился.

— Она ничего не умеет, — сказал альб, обратившись к своей спутнице. — Она попала к нам по случайности. Пусть она видела Книгу, но, думаю, ничего не знает о содержании… Еще раз спрашиваю твоего мнения, Медвари: может быть, все же приказать лучникам?..

— Еще раз отвечаю, Ирваст: мое мнение — нет, — альбийка тряхнула своей роскошной блестящей гривой. — Ее отец, видимо, маг не из последних. Чтобы одолеть Границу, требуются великие Силы… А если он начнет искать пропавшую дочь? Кроме того, девица все же видела Книгу и, возможно, запомнила кое-что, сама того не ведая… Отвезем ее в Альвар. Пусть решит Верховный Владыка. Если пленница окажется полезной, тебя вознаградят, ибо Владыка не скупится на награды для тех, кто умен и верен. Ну а если нет…

— Высокая Медвари, я прошу слова, — вмешалась дева-воительница по имени Каури. После того как Айлэ начала свой рассказ, смуглая альбийка отошла к тому креслу, что выглядело поскромнее и оставалось пустым, но не стала садиться, лишь облокотилась о высокую спинку из переплетенных корней, продолжая накручивать в руке кинжал. Айлэ показалось, что воительница чем-то встревожена. — Я всего лишь старшая над воинами, и у меня свои соображения. Может быть, они покажутся вам глупыми, но…

— Говори, — подбодрил Ирваст.

— …Девица Айлэ молода и привлекательна, к тому же она отважна и горда, — смущаясь, пояснила Каури. — Мне кажется, в ее жилах течет не только кровь Недолговечных. Она могла бы стать женой кому-нибудь из моих воинов, если, конечно, не будет полезна Владыке.

— Доблестная Каури Черный Шип, как всегда, мыслит верно, — хмыкнул Высший альб. — У нас рождается мало детей, это правда… Девица неплоха собой… Что ж, быть по сему. Каури, мы возвращаемся, но сперва пусть искупают Недолговечную. От нее несет тиной.

Айлэ, слышавшая весь разговор, скорчила гримаску, но промолчала. В конце концов, надменные альбы могут строить какие угодно планы. Главное — уцелеть прямо сейчас, потом одноглазый маг, безусловно, придумает что-нибудь… Внезапно ей в голову пришла ужасная мысль. Баронетта быстро обернулась: Хасти, опутанный целым ворохом веревок по рукам и ногам, с кляпом во рту, лежал носом в пыль, и альбийский копьеносец пробовал на ногте остроту длинного изукрашенного ножа.

— Стойте!!! — взвизгнула девушка так, что все взгляды обратились к ней, и даже Высшие, уже собравшись уходить, обернулись в изумлении, — А что будет с ним?!

— Его ждет смерть, — ответила Каури. Ее голос прозвучал несколько удивленно, словно бы вопрос Айлэ был совершенно неуместен. — Быстрая и легкая. Мы не пытаем пленных, и тюрем у нас нет.

— Я не согласна! — крикнула баронетта. — Слышите? Я без него никуда не поеду! Вы должны оставить ему жизнь!

— Низкородная позволяет себе чересчур много, — ледяным тоном произнес Повелитель Предела Йаули. — Может быть, Медвари, мы все же поторопились со снисхождением? Убейте одноглазого!

Отчаяние придало Айлэ силы и ярость, которых она прежде не ведала. Нечленораздельно завопив, она кошкой прыгнула на копьеносца. Альб покатился в пыль, уронив нож, немедленно подхваченный баронеттой. Другой воин, забыв о своем копье, попытался отобрать у нее клинок, и Айлэ отмахнулась остро заточенным лезвием. Едва не лишившись носа, альб отпрянул, оступился и повалился на спину.

В толпе поселян засвистели и заулюлюкали, но стоило Ирвасту чуть приподнять жезл, шум разом прекратился.

— Я не дам его убить! — выкрикнула Айлэ. Неумело, но грозно держа слишком большой для ее тонких пальцев нож, она встала над связанным рабирийцем — волосы растрепаны, платье, успевшее лопнуть по шву, измазано в пыли. — Тогда и меня убейте! Не подходи!

— Так, — процедил Ирваст. Медленным, зловещим движением он поднял жезл, нацелился в Айлэ, и клинок в ее руке внезапно сделался тяжелее гранитного валуна. Нож воткнулся до половины в песок, а баронетта, закрыв ладонями лицо, беспомощно разрыдалась. — Теперь ты поедешь в Альвар привязанной к седлу, Недолговечная. Оттащите ее, и прикончите этого…

Тут Каури Черный Шип быстро зашептала ему на ухо. Дослушав, альб поднял бровь и распорядился:

— Впрочем, нет. Поднимите его.

Хасти поставили на ноги и выдернули кляп. Рабириец немедленно принялся честить своих мучителей замысловато звучащими ругательствами, как и полагалось на его месте старому воину из далекой Киммерии. Кляп воткнули снова.

— Ты рисковала своей жизнью ради жизни своего слуги, Айлэ, — начал альб, вновь опускаясь в свое кресло. — Кто он тебе? Родня? Любовник?

— Он наш потомственный телохранитель! — запальчиво бросила баронетта Монброн. — Он служил еще моему деду! Если вы его убьете, кто будет защищать меня?!

Ирваст явно что-то задумал. Или, может быть, идею подала Каури, и идея пришлась альбу по нраву — во всяком случае, от его скуки не осталось и следа, а в голосе, когда он снова обратился к Айлэ, слышалось мурлыкающее коварство:

— Как зовут твоего телохранителя? Откуда он родом?

— Его зовут Хасти! Он из Киммерии! — бросила Айлэ, все еще не в силах совладать с сотрясавшими ее рыданиями, итогом полного треволнений и приключений дня.

— Силен ли он в обращении с оружием?

Айлэ, всхлипывая, подтвердила, что да, весьма силен, и довольный альб откинулся на своем троне.

— Развяжите одноглазого, — велел он, и двое копьеносцев двумя взмахами ножа распустили веревки на руках и ногах рабирийца.

Ирваст на всякий случай нацелил жезл на Хасти.

— Слушайте меня, Пришедшие Первыми! — повысил голос альб. — Ныне я милостив! Я дарую жизнь не только деве из племени Недолговечных, но и воину, пришедшему с ней! Однако должен воин доказать делом, что достоин столь дорогого подарка. Его госпожа объявила прилюдно, что в мечном бою ему нет равных. Пусть же он сойдется на длину меча с тремя моими лучшими поединщиками. Ежели им не удастся лишить его жизни, то помилую и я, Ирваст, сын Хетира, Повелитель Йаули.

Поселяне приветствовали такое мудрое решение дружными криками восторга. У Айлэ, напротив, мороз пошел по коже. Круг желтого песка недаром сразу напомнил ей гладиаторское ристалище, на котором что ни день проливается кровь поединщиков. Понятно, чего хотел альб и какой совет подала ему дева-воительница.

Жизнь в Заповедном Крае явно небогата событиями и скудна на зрелища. Такое развлечение, как битва звероподобного воина из неведомой, а потому пугающей Киммерии с альбийскими мечниками наверняка станет событием, рассказ о котором еще долго будет передаваться из уст в уста… вот только переживет ли это развлечение «телохранитель Хасти»? Раз альб с такой легкостью решился «помиловать» пленного, значит, по его мнению, шансов выжить у одноглазого меньше чем ничего… Айлэ совсем уж собралась в очередной раз запротестовать, но встретилась взглядом с рабирийцем и поняла по пляшущему в единственном сером зрачке веселому злорадству, что исход боя может оказаться для альбов большой неожиданностью.

Между тем из-за спин поселян мягким кошачьим шагом выступили трое, которых Айлэ прежде видеть не доводилось. В кожаной броне, такой же, как на копейщиках, но не синей, а пурпурной и с нашитыми на груди и плечах блестящими пластинками металла, с рукоятями легких парных сабель, торчащих крест-накрест над плечами, даже на неопытную баронетту эти высокие, гибкие и неимоверно жилистые бойцы произвели впечатление.

— Доблестная Каури, не желаешь ли и ты принять участие? — с усмешкой вопросил Ирваст. Каури деланно скривилась, хотя по ее нетерпеливо пляшущим на рукояти кинжала пальцам можно было с легкостью судить о ее истинном отношении к предстоящему бою:

— О нет, Повелитель Ирваст! Полагаю, мы напрасно выставили троих, достало бы и одного. Что же до меня, выше моего достоинства марать благородную альварскую сталь в нечистой крови смертного. Я боюсь, как бы мои мечи не заржавели от нее.

— Что она говорит? — заинтересовался одноглазый. Айлэ, спохватившись, что рабириец по условиям игры не более чем тупой рубака и, следовательно, разуметь по-альбийски не должен, повторила слова воительницы на аквилонском наречии. «Потомственный телохранитель» презрительно фыркнул.

— Переведи ей, — потребовал он, — что ее мечи скорее заржавеют в ножнах от бездействия. А ежели она наберется храбрости со мной драться, я отстегаю ее по голой заднице, отберу железки и отправлю на кухню… где ей самое место!

— Скажи своему одноглазому калеке, — рявкнула воительница, едва дослушав обратный перевод Айлэ, — что мои воины за десять ударов сердца сделают его также одноногим, одноруким и одноухим. А если по какой-то случайности им это не удастся, то за них все сделаю я.

Рабирийцу бросили меч. Подобрав с песка прямой и легкий обоюдоострый клинок, Хасти с неожиданной сноровкой высоко подбросил его в воздух, поймал за рукоять, прокрутив «мельницу» так, что застонал разрезаемый воздух, и недовольно поморщился — альбийский клинок в его руке смотрелся игрушкой. Зато среди альбов послышались редкие возгласы одобрения.

Зрители попятились, давая место поединщикам. Не зная, куда спрятаться, Айлэ нерешительно шагнула поближе к Каури. Воительница не обратила ни малейшего внимания на чумазую пленницу, чья голова как раз приходилась ей по грудь — Каури по прозвищу Черный Шип была всецело поглощена предстоящим действом.

Ирваст щелкнул пальцами, и невесть откуда над ареной прогремел густой тягучий удар гонга.

Троица в пурпурных доспехах разом выхватила свои клинки и двинулась на рабирийца, обходя его с трех сторон.

Даже Айлэ, с ее ничтожным опытом в ратных делах — ей довелось лишь несколько раз присутствовать на турнирах, — понимала, что бой можно считать проигранным, как только один из альбов окажется у рабирийца за спиной. Положение Хасти осложнялось еще незрячим правым глазом и тем, что в начале поединка его якобы случайно развернули лицом к ослепляющим лучам солнца. Самый искусный воин отказался бы от боя на столь невыгодных условиях, не нанеся тем самым никакого ущерба воинской чести. Однако здесь выбирать не приходилось. Одноглазый должен был победить — или умереть.

Понимал это и Хасти. Клинки противников не успели еще покинуть ножны, а рабириец, пригнувшись и выставив перед собой меч, быстрым приставным шагом начал смещаться влево. Тем самым он вынудил ближайшего мечника атаковать раньше времени — тот, увидев надвигающегося врага, сам прыгнул вперед и рубанул с двух рук, отвесно сверху вниз. Сделай рабириец еще шаг, один из клинков непременно снес бы ему голову или руку. Но уже занеся ногу для этого рокового шага, Хасти внезапно отпрянул, извернулся, нырнув под острую сталь, и его собственный меч с непостижимой быстротой списал шипящую дугу.

Сабля альбийского мечника упала на песок — вместе с левой рукой, отрубленной по локоть.

Зрители азартно завопили, кричал раненый альб, безуспешно пытаясь зажать страшную рану, на желтом пыльном песке быстро ширилась темная лужица. Засуетились копейщики в синем, оттаскивая раненого. Ирваст от волнения даже привстал. Айлэ до боли стиснула кулаки.

«Только бы у него получилось!»

Один из мечников вышел из боя, но оставалось еще двое. Печальная участь товарища, казалось, должна была научить их осторожности, но, видимо, у альбов имелись свои понятия о доблести — они атаковали разом и с удвоенной яростью. Четыре клинка замелькали в воздухе, плетя смертоносную паутину.

Одноглазый, ни на миг не прекращая двигаться по широкому кругу, уходил от ударов. Изредка он парировал особенно опасные выпады — жестко, серединой клинка, противопоставляя силу быстроте — и тогда сталь пронзительно звенела о сталь, рассыпая яркие искры, заметные даже при свете дня. Одно такое столкновение закончилось звонким щелчком, и один из альбов яростно отшвырнул рукоять с бесполезным обломком лезвия.

В следующий миг рабириец из защиты перешел в нападение. Его атака выглядела так, будто он просто исчез и возник вновь, уже внутри сверкающей стальной сети. Айлэ так и не поняла, что именно произошло, но Каури заметила: баронетта услышала ее восхищенный вздох. И спустя мгновение, за которое глаз не успел бы моргнуть, одноглазый вдруг оказался на середине круга, в странной, какой-то журавлиной стойке, держа меч острием вперед на уровне глаз. Его ошеломленный противник замер на краю арены. Один.

Второй, выронив клинок, медленно оседал на колени. Ярко-красная кровь сочилась меж его пальцев, судорожно стиснувших живот.

Обступившие ристалище альбы не кричали — ревели. Айлэ подумала, что такой вопль услышат и в самом Альваре, где бы этот самый Альвар ни находился. Казалось странным, что всего сотня, много — полторы сотни глоток могут создавать такой шум. Говорить или кричать в этом гаме с надеждой быть услышанным казалось безнадежным.

Ирваст не стал даже пытаться. Вместо этого он просто поднял жезл и указал им сперва на Каури, затем на одноглазого. Дева-воительница побледнела. Однако, повинуясь безмолвно отданному приказу, выступила вперед, извлекая из ножен клинки. Рабириец, заметив ее движение, шутовски поклонился и отсалютовал мечом — по светлой стали струилась дымящаяся кровь. Альбийка сделала шаг, другой…

— Остановитесь! — прогремело над ареной.

Айлэ удивилась — у кого могло хватить силы перекричать азартные вопли толпы? Лишь спустя пару ударов сердца она сообразила, что громоподобный приказ звучал в ее сознании, — так же, впрочем, как и в сознании каждого из находившихся на ристалище. Альбы притихли, с испугом поглядывая на отдавшую приказ. Каури нехотя опустила клинки. Хасти не шевельнулся.

— Зачем ты остановила развлечение, Медвари? — капризно осведомился Ирваст, сын Хетира. — Клянусь Предвечным, это было потрясающее зрелище! Позволь нашей отважной Каури…

Медвари, весь поединок просидевшая молча, медленно поднялась со своего кресла. Если бы не яркий румянец, маленькими пятнами проступивший на высоких скулах прекрасной альбийки, ее лицо можно было бы назвать совершенно бесстрастным. Но в голосе, когда она обратилась к своему охочему до зрелищ спутнику, почтительность мешалась с едва сдерживаемым гневом:

— Прости, Повелитель. Конечно, я не должна была вмешиваться. В твоей власти приказать им продолжать. Только позволь сперва мне уйти, ибо я не хочу видеть, как Каури падет от руки смертного, как кровь наших лучших воинов льется в пыль ради… твоей забавы. Но если моя просьба что-либо значит для тебя — прекрати бой. Наши воины, Творец свидетель, не сравнятся с этим бойцом. Телохранитель Хасти честно доказал, что достоин остаться в живых.

— Ну, если ты так считаешь… — Ирваст снисходительно развел руками и тоже встал, бросив куда-то в сторону: — Поединок окончен.

Айлэ таращилась вслед уходившим альбам, не в силах поверить в благополучную развязку. Из оцепенения ее вывел легкий толчок в плечо и знакомый рык Хасти, ядовито осведомившегося, не собирается ли госпожа хлопнуться в обморок.

Загадочный «Предел Иаули», чьим повелителем именовал себя Ирваст, сын Хетира, оказался довольно большим городком, лежавшим, по приблизительным расчетам Айлэ, в трех или четырех аквилонских лигах к Полудню от безымянного альбийского поселка.

Город баронетта увидела мельком и решила, что он немногим отличается от людского поселения. Разве что нет крепостной стены и дома разбросаны так, как пожелалось строителям и владельцам, а не вдоль линии улицы. Всадники устремились вверх по лесистому холму, пока не достигли первой и пока единственной увиденной гостями в здешних краях ограды с въездными воротами. То и другое не производило впечатления оборонительного сооружения — просто ряд высоких колонн, напоминающих древесные стволы, меж которых застыло переплетение отлитых из бронзы ветвей и серебряных цветочных гирлянд. Бдевшая на воротах стража в уже знакомых кожаных доспехах пронзительно-лазурного цвета торопливо распахнула створки. Под копытами лошадей захрустел мелкий красный песок широкой дорожки. За колыхающейся зеленью мелькнула остроконечная крыша под блестящей черепицей вишневого оттенка и ряд узких окон в обрамлении бледно-розовых вьющихся растений — настоящих или высеченных из камня.

На пересечении двух дорожек кавалькада разделилась: Ирваст, его меднокудрая спутница и охранявшие их воины во главе с Каури проследовали прямо, а замыкающая часть отряда, где находились чужаки, свернула налево. Еще сотня-другая шагов, и липовая роща, напоминавшая вычищенный и ухоженный лесок, расступилась, открывая приземистые здания непривычной постройки, однако вполне узнаваемого предназначения — где-то ржали лошади, мирно квохтали самые обычные куры, и над крышей одного из домиков вился сизый ароматный дымок.

Баронетту довольно вежливо ссадили на землю — путь до Йаули она проделала, сидя на крупе лошади за спиной у одного из гвардейцев Ирваста. Кто-то громко хлопнул в ладоши, и на прибывших налетела стайка выскочивших невесть откуда альбов обоего пола, чрезвычайно похожих на приснопамятного Сириана (чье настоящее имя, как расслышала девушка, вообще-то было Калиндар) — с такими же по-птичьи блестящими глазами, волосами цвета меда или осенней листвы, и чуть развязными манерами слуг при богатом и знатном дворе.

Айлэ и опомниться не успела, как вокруг нее захлопотали трое звонко перекликавшихся девиц, в непритворном ужасе заахавших при виде растрепанной и перемазанной с ног до головы гостьи. Из щебетания девушек следовало, что ей предлагают войти в дом. Баронетта замешкалась, выискивая своего «верного телохранителя». Таковой обнаружился поблизости. Державшиеся на почтительном отдалении служанки знаками пытались втолковать страховидному чужаку, явно от него требуется идти, куда указано. Тот маловразумительно отругивался, упрямо не желая двигаться с места.

— Хасти! — окликнула баронетта. — Ты уже и так всех до смерти перепугал. В конце концов, даже в Киммерии есть какие-то правила приличия!

— Стараюсь, как могу, — оскорбился магик, чуть повысив голос. Челядь немедля брызнула в стороны, а надзиравшие за незваными гостями альбы нахмурились.

— Пойдем, — Айлэ решительно поднялась по каменным ступенькам, плавно изгибавшимся в середине — знаком, оставленным многими тысячами ног, пробегавшим здесь вверх и вниз. — Не утопят же нас в бадье и не угостят пирогом с черным лотосом!

— Не загадывай, — буркнул в спину девушке Хасти. — Вдруг здешнему господину возжелается глянуть, как ты барахтаешься, прежде чем утонуть. За мой счет они всласть повеселились, а я, между прочим, уже не мальчик, если ты заметила…

Круговерть, поднявшаяся вокруг двоих странных визитеров, мало отличалась от той, что сопровождает приезд любого гостя, прибывшего издалека и не самой легкой дорогой. Хихикавшие девицы потащили баронетту диа Монброн мыться и причесываться, откуда-то появились свертки разноцветных тканей, замелькала мерная лента, и вспыхнул оживленный спор касательно того, какого рода наряд подойдет для Недолговечной. В душе Айлэ посочувствовала одноглазому — как-то он справится с болтливыми альбийками?

…Так настал вечер — вечер дня, казавшегося бесконечным и вместившего в себя столько, что девушка уже устала пугаться, удивляться и запоминать. Ее наконец-то оставили одну: привели в какую-то комнату, где красовался накрытый на двоих стол, и закрыли высокие двустворчатые двери с резным растительным узором. Стоя у створок, Айлэ прислушалась — кажется, снаружи кто-то был. Конечно, подозрительных гостей не оставили без надзора. Может, хозяева еще пожелают увидеть их нынешним вечером и расспросить кое о чем. Например, о «Кэннэн Гэллэр». Какой зловредный демон дернул ее за язык, подсказав это название?

В ожидании пока не появившегося Хасти рабирийка отправилась изучать новое жилье. Выглянула из оконного проема, без удивления обнаружив на нем кованую решетку в виде виноградных лоз и убедившись, что находится высоко над землей — второй либо третий этаж. Наткнулась на спрятанные за гобеленами двери: одна вела в спальню, другая в маленький обеденный зал с еле теплившимся камином. Повсюду — стебли, листья, плоды, соцветия… вышитые на холсте, запечатленные в дереве, камне и металле… Выстроившие замок альбы словно старались впустить окружающий лес в свое жилище. Традиция? Память о чем-то давнем? Отчего нет изображений живых существ? Впрочем, какая разница, не о том нужно думать. Побег наверняка невозможен, да и куда им бежать? В какую сторону?

Последнее соображение заставило Айлэ снова подойти к окну и, встав на цыпочки, постараться выглянуть как можно дальше. На темнеющем небосводе одна за другой появлялись звезды, и баронетта мысленно поблагодарила свою матушку, обучившую дочь хитрой науке чтения огромной небесной книги. Созвездия вроде бы стояли на положенных местах. Судя по едва показавшейся из-за темной линии холмов Жнице с Колосом, Предел Йаули должен находиться где-то в Полуночной Аквилонии, за Гандерландом… или еще дальше, ближе к гряде Киммерийских гор. Может, это Ямурлак? Ходят же слухи, что в сердце Забытой Земли сохранились развалины альбийских поселений… Хальк Юсдаль в своих воспоминаниях писал, что лично видел останки крепости, якобы выстроенной атлантами или альбами.

Приглушенно стукнула дверь — наконец-то пожаловал рабириец. Вполне живой и — редчайший случай! — казавшийся довольным жизнью. Бросил взгляд по сторонам, кивнул, потребовал от девушки: «Ну-ка покажись!» и восхищенно зацокал языком. Польщенная баронетта Монброн расправила складки подаренного одеяния — яблочно-зеленого, с бирюзовыми и алыми прошивками, но чуток великоватого. Служанки уверяли, что к завтрашнему утру гостье из рода Недолговечных предоставят все потребное женщине, оказавшейся вдали от дома.

С Хасти, должно быть, девицам-альбийкам пришлось изрядно повозиться, но им удалось привести «воина из Киммерии» в приличный вид. Правда, магик зачем-то сохранил свой выцветший синий плащ и неизменную кожаную маску, которые небрежно швырнул куда-то в угол.

— Кажется, из Рабиров нас занесло прямиком в Ямурлак, — изложила свои соображения Айлэ, присаживаясь за стол и с любопытством приподнимая серебряные крышки с блюд. — Звезды, во всяком случае, указывают именно на эти края… Слушай, как вкусно пахнет! Чур, мне вот это… и это тоже! — она потянула к себе приглянувшиеся тарелки.

— Эй, а я? — возмутился рабириец.

— Уроженцы Киммерии, как ведомо любому образованному человеку, питаются мясом только что убитых медведей, печенью врагов и кислым пивом из овечьего навоза, — изрекла баронетта, передразнивая речь надменного Ирваста, и заключила: — Всего этого здесь нет, так что ходить тебе голодным. Но коли ты у нас истинный герой, спасший бедную девицу из лап коварных альбов, то дозволяю тебе забрать остатки моего ужина.

— Едва спасший, — честно признался Хасти. — Беру обратно суждение о трусоватости местных воинов. Та лихая троица едва не выпустила из меня дух. Боя с дикой кошкой, как ее… ну, что заправляет гвардейцами здешнего правителя — Каури? — я мог бы и не пережить. А ты молодец — правильно с ними держалась и верно говорила.

— Да-да, — Айлэ отодвинула пустое блюдо и в задумчивости скрестила перед собой кончики пальцев. — Вот только хотелось бы знать, по чьей милости меня угораздило помянуть «Кэннэн Гэллэр»? Я его в глаза-то никогда не видела! Знаю только, что у придворного волшебника Пограничья, Тотланта, есть частично переведенный список, да еще один фолиант хранится в Бельверусе. Когда мы искали способ составить заклинание для спасения Рабиров… — она запнулась, но маг вроде не собирался гневаться, только удрученно вздохнул, — …мы думали обратиться в Немедию с просьбой позволить ознакомиться хотя бы с копией этой книги, но не успели. Что в ней такого особенного? Это же просто свод альбийских хроник, сильно искаженный скверными пересказами. Отчего наших хозяев так взволновали мои слова?

Прежде чем ответить, рабириец долго молчал, отбивая тонким серебряным ножом по краю стола какой-то рваный ритм.

— Поверишь, если я скажу, что не внушал тебе ничего подобного? — наконец заговорил он. — Мне не приходило в голову, что речь зайдет об описании книги, в которой твой отец якобы обнаружил заклинание. Я полагал, достанет краткого упоминания… Между прочим, Айлэ, ты понимаешь, что стала единственным человеком, способным бегло говорить и читать на древних альбийских наречиях? Вернешься домой — сделаешь себе имя и состояние, переводя для летописцев и волшебников старинные трактаты.

— Если нам повезет вернуться, — уточнила баронетта Монброн. — Пока мы сидим в клетке — очень уютной, но все-таки клетке. Или ты собираешься дождаться глухой полночи и заняться выламыванием решеток? А дальше что? Спустимся по стене, украдем пару лошадей и поскачем в сторону Полудня — авось успеем добраться до границы с людскими землями прежде, чем нас опять сцапают?

— Замысел, обреченный на провал, — покачал головой Хасти. — Нужно придумать что-нибудь получше. И ни на миг не забывать, что, пока мы прохлаждаемся здесь, Проклятие Исенны делает свое дело, губя какой-то народ.

— А может, оно все-таки исчезло? — жалобно предположила Айлэ. — Поэтому и твоя попытка идти по следу ничего не дала…

Одноглазый скорчил презрительную гримасу, явно собираясь разразиться речью касательно безответственной и самоуверенной молодежи, сующей нос куда не следует. Но тут в дверь коротко стукнули, створки распахнулись, и в комнату стремительно не вошла — ворвалась альбийка-воительница Каури по прозвищу Черный Шип.

В первый миг баронетта и ее спутник опешили, не признав во внезапно явившейся женщине ту, которой едва не довелось померяться с рабирийцем в умении владеть оружием. Каури рассталась со своей кольчугой, сменив ее на короткую темно-голубую тунику, перехваченную наборным перламутровым поясом, на котором, правда, по-прежнему раскачивались два неизменных кинжала. То ли они служили признаком ее должности, то ли альбийка вообще не расставалась с оружием. Айлэ не вовремя подумалось, что, появись Черный Шип при аквилонском дворе, жизнь воительницы стала бы крайне затруднительной. Ей бы просто не давали проходу, оспаривая малейший знак ее внимания и складывая кансоны в честь ее острых ушек.

— Я пришла узнать, как вас устроили, — едва переступив порог, бросила Каури. В качестве приветствия Хасти достался короткий и четкий кивок, второй — на единое мгновение длиннее — выпал на долю баронетты Монброн.

— Мы благодарны владетелям этого замка за оказанную нам милость, — осторожно ответила Айлэ, еще не привыкнув к новообретенному дару и незнакомому певучему языку. — Если им угодно лицезреть нас, мы немедля…

— Не угодно, — отмахнулась альбийка. — Они ссорятся. Это развлечение занимает их гораздо больше, чем созерцание пары Недолговечных, так что мириться они будут до утра. Но в любом случае завтра в полдень мы отправляемся в дорогу.

— Можно ли узнать, куда? И как долго продлится наш путь? — девушке казалось, что она прокладывает тропинку через бездонное болото, где каждый шаг влево или вправо может привести к гибели. Хасти помалкивал, делая вид, будто не понимает ни слова, и только исподтишка следил за Каури.

Прежде чем ответить на вопрос, воительница словно бы в задумчивости бесцельно побродила по комнате и наконец остановилась у забранного золоченой решеткой окна, подставив лицо потоку вечерней прохлады.

— В Альвар. Это столица. Там Древесный Чертог — жилище Верховного и его приближенных. От Йаули — день пути, — проговорила она, не глядя на баронетту. Каури вроде бы выполнила то, зачем пришла — убедилась, что ценная добыча никуда не пропала и не помышляет удрать, но уходить не торопилась. Повисла неловкая пауза. Черный Шип, стоя у окна, нетерпеливо пристукивала каблучком. В конце концов, уловив весьма красноречивый взгляд альбийки, «телохранитель из Киммерии» смекнул, что дальнейшее его присутствие считают излишним.

— Она хочет о чем-то с тобой потолковать, — подал голос рабириец, весьма натурально зевая. — Если спросит, что я говорю, скажи — я попросил дозволения вздремнуть. Я уйду в соседнюю комнату, а ты поболтай с этой девицей. Расспроси ее о здешних порядках, о ней самой… В общем, сама сообразишь. Глядишь, обзаведешься подружкой.

— О чем он говорит? — подозрительно осведомилась Каури.

— Что ему претит слушать женскую болтовню и он хочет спать, — «перевела» баронетта Монброн. Воительница совершенно по-кошачьи фыркнула:

— Тогда отошли его. Только сперва передай ему мои слова: пусть поменьше мнит о себе. Мы еще продолжим то, чему не удалось завершиться сегодня — и посмотрим, кто уйдет сам, а кого унесут!

Айлэ добросовестно перевела, добавив от себя просьбу не устраивать перепалку, поскольку она испытывает затруднения с переложением цветистых киммерийских проклятий на альбийское наречие. Хасти, продолжая что-то раздраженно ворчать себе под нос, удалился, запасливо прихватив одну из украшавших стол бутылей.

Только после этого Каури наконец присела напротив баронетты диа Монброн и какое-то время пристально разглядывала девушку. В голову Айлэ начали закрадываться тревожные предположения: начиная с того, что его милость Ирваст все-таки решил избавиться от непрошеных гостей и воительнице поручено это исполнить, до совершенно нелепой мысли — кто знает, какие у альбов отношения между собой и не испытывает ли Черный Шип, случаем, тяги к представительницам своего пола?

Не выдержав, Айлэ вежливо кашлянула:

— Можно мне спросить? Господин Ирваст и госпожа Медвари — кто они друг другу? Отец и дочь? Или брат и сестра?

— Дальние родичи, — альбийка мотнула бронзовыми локонами, стянутыми неизменной алой лентой, точно разгоняя скверный сон. — Сейчас она его подруга. Раньше у него была другая, но Высокому захотелось госпожу Медвари. Возражать в таких случаях не принято… и тебе не советую, — она едко ухмыльнулась. — Впервые на моей памяти Недолговечным, явившимся в Заповедный Край, оставляют жизнь и мало того — везут ко двору! Что ж, постарайся проявить себя в Чертогах с лучшей стороны, иначе моим господам придется несладко. Верховный их не слишком жалует.

— Тому есть веская причина? — баронетте не требовалось нарочно изображать жгучий интерес, ей в самом деле было до крайности любопытно.

— Говорят, госпожу Медвари и кого-то из ее друзей заметили там, где им не следовало находиться — в Хранилище Древностей, — неопределенно махнула рукой Каури. — Кое-кто считает, что госпожа чрезмерно увлекается поисками магических книг… Если ты действительно знаешь что-то о «Кэннэн Гэллэр», расскажи ей, — неожиданно серьезным тоном посоветовала воительница. — Госпожа Медвари очень умна, умнее многих в Йаули и других замках, и она из тех немногих, что заботятся о поддержании спокойствия в наших землях. Только не рассчитывай разжалобить ее слезами о покинутых родителях, — теперь голос альбийки стал слегка подрагивающим от сдерживаемой злости. — Привыкай к мысли о том, что твой дом отныне и до смерти — здесь. Госпожа Медвари не сможет вернуть тебя обратно, даже если бы и захотела. Никто не покинет Заповедного Края — ни рожденные здесь, ни пришедшие извне. Мы отрезаны от всего и от всех — с тех пор, как проведена Оберегающая Черта. Конечно, нас никто не беспокоит… но, с другой стороны, если мы все тут перемрем, никто об этом не узнает и не пожалеет. Высокий Альвар станет таким же, как Венаадд — ты видела развалины рядом с поселком? Впрочем, вы же оттуда явились, ведь так?

Черный Шип дотянулась до ближайшего бокала, залпом выпила содержимое и мрачно уставилась на пустую чашу. Похоже, воительница говорила о том, что давно ее волновало, но напуганная столь внезапной и беспричинной вспышкой ярости Айлэ почти ничего не поняла. Ей хотелось разузнать, что такое «Оберегающая Черта» и кто ее создал, отчего было разрушено и не восстановлено такое великолепное поместье, как Венаадд, почему всех так волнует старинная альбийская хроника и что скрывается за словами «Прямая Тропа»?

— Когда-нибудь ты узнаешь ответы на большинство вопросов, — словно подслушав ее размышления, негромко сказала Каури. — Или не узнаешь, если на то не будет воли Небес. А пока — утоли-ка мою любознательность. Хочу знать, ошиблась я или нет — в твоей родословной были Живущие Вечно?

— В семье моей матери ходило предание, — баронетта решила, что не погрешит против истины, слегка приукрасив свое настоящее происхождение: — Якобы то ли прадед, то ли прапрадед привез откуда-то с Полуночи удивительной красоты деву, не ведавшую губящего дыхания старости. Она оставалась с моим пращуром до дня его кончины, а потом исчезла. Куда — никто не знает. Наверное, вернулась в родные края. У них родилось двое детей, в числе потомков которых — моя мать и я сама.

«Что бы сказала на это Меланталь Фриерра, способная перечислить своих родичей до седьмого колена и дальше? — упрекнул тихий голосок совести. — Она-то уж точно знала, чья она дочь и кто ее предки».

— С Полуночи… — задумчиво повторила альбийка, точно советуясь сама с собой. — Что ж, могло быть и такое… Некоторым беглецам удавалось поймать удачу… Ладно! — она пристукнула маленькой твердой ладонью по столу и глянула в окно. — Уже поздно, вам нужно отдохнуть перед завтрашним путешествием, да и у меня есть дела. Но прежде чем уйти, я хотела бы… — она почему-то замялась, но договорила: — …вспомнить одну традицию. Не имеет значения, как поначалу вас встретили и что думают о вас наши господа. Знаешь поговорку о том, что всякий соловей — птица, но не всякая птица — соловей? — баронетта кивнула. — В Заповедном Краю то же самое. Высокий Ирваст, госпожа Медвари и я — альбы, Живущие Вечно, и при этом ведем свой род от разных корней. Понимаешь?

— Нет, — огорчилась Айлэ.

— А я не умею толково объяснять, — раздраженно дернула углом рта Черный Шип. — Обращаться с клинками у меня получается гораздо лучше.

Воительница рывком поднялась из кресла, подошла к окну и подняла с узкого подоконника сверток, оставленный ею же в самом начале странного визита.

На свет явилось плавно изогнутое горлышко, а затем и вся бутыль — темного, почти фиолетового стекла с рассыпанными по гладкой поверхности алыми крапинками. Каури с изрядным усилием выдернула залитую смолой пробку, вдумчиво принюхалась к аромату напитка и неторопливо разлила густую, как кровь дракона, жидкость по бокалам.

— Выпьешь — останешься и будешь нашей гостьей, — баронетта сперва решила, что ослышалась — такое же приветствие испокон веку бытовало в Рабирийских холмах, передаваясь из поколения в поколение. Меланталь говорила, будто эти несколько слов сохранились еще с времен падения Черной Цитадели, став изгнанникам единственной памятью об минувшем. — Откажешься — мы дадим тебе место у очага, но не откроем своих тайн. Что выбираешь?

— Чашу, — привычно откликнулась Айлэ, поднимая свой бокал. В отличие от Каури, она сумела осилить только половину — вино оказалось слишком крепким и сладковатым. В оставшейся рубиновой жидкости мерцали еле различимые золотистые искорки — или померещилось?

Должно быть, золотой блеск не был игрой света на хрустальных гранях — зрачки Каури на миг расширились, но более воительница ничем не выдала своего удивления.

Глава третья Древесный Чертог

11 день месяца Таир.

Кортеж, направлявшийся в неведомый Альвар, покинул Йаули не в полдень, а даже несколько раньше. Помимо собственно Владетеля Предела, госпожи Медвари, прислуги и охраны, за отрядом катились тяжело груженые повозки, запряженные, к удивлению Айлэ, четверками низкорослых выносливых коньков — в точности таких, каких можно встретить на любом пастбище в Нордхейме и Полуночной Аквилонии.

Изловленным Недолговечным предоставили пару лошадей и указали место в цепочке — под бдительным присмотром воинов в синих доспехах. Баронетта решила, что синий, должно быть, является геральдическим цветом хозяев Йауле — он присутствовал в одеждах, украшениях, бляшках лошадиной сбруи и небольшом знамени, развевавшемся в голове колонны. Стяг украшало изображение золотого драконника в лазоревом поле.

Разговаривать пленным не запрещалось, но первые лиги пути они проделали в молчании — Айлэ восхищенно глазела по сторонам, Хасти, напротив, впал в мрачность и не проявлял интереса к проплывающим мимо красотам природы. А те заслуживали внимания: плавно поднимающиеся холмы, между которыми вилась дорога, перелески, редкие поселения в десяток домов, прячущиеся между деревьями, длинный каменный мост через быструю, но мелкую реку… Округа казалась пустынной, и девушка недоумевала — жители так малочисленны или во время проезда владетеля простецы не должны соваться ему на глаза?

Однажды она приметила отстоящую в стороне от тракта маленькую крепость, подивилась отсутствию часовых на стенах и вымпелов на флагштоках, но всмотревшись, поняла — Цитадель давно заброшена.

Внезапно ей пришло на ум неожиданное сравнение: Заповедный Край до смешного напоминал хранившийся в тарантийском дворце огромный чертеж королевства Аквилонского, выполненный из различных драгоценных камней. Там тоже были леса из кусочков малахита, переливающиеся всеми оттенками зелени, крошечные замки, города, деревни и гавани, бирюзовые реки, выложенные красной яшмой дороги и горы из настоящего гранита — самая большая высотой с ладонь. Прекрасная, но такая хрупкая игрушка…

Размышления повергли баронетту Монброн в задумчивое настроение. Она заново повторила в памяти короткую беседу с девой-воительницей, но так и не обнаружила подлинных причин визита Каури Черный Шип к незваным гостям из рода смертных. Одноглазый магик, выслушав ее повествование, только скривился:

— Не хотелось бы никого обижать, но не приходило в ли твою умную голову простое соображение: дикую кошку отправили втереться к тебе в доверие. Авось ты сболтнешь что-нибудь полезное или любопытное. Мы ведь сейчас стали разменной монетой в торговле между здешним правителем и господами Предела Йаули. Сама говоришь, между ними скверные отношения. Вот и пытаются задобрить своего короля подношением забавной живой диковины.

— А по-моему, ты сегодня встал не с той ноги, — обиделась баронетта диа Монброн. Рассуждения Хасти, что самое досадное, вполне могли оказаться истиной: у альбов не имелось никаких причин быть честными с пленниками, а Черный Шип всего лишь исполняла приказы своего сюзерена… — Каури хотела что-то узнать или, наоборот, о чем-то предупредить. Я оказалась слишком недогадливой, чтобы сообразить, что имеется в виду. Только поняла, что у альбов есть какие-то междоусобные споры — но сие как раз неудивительно. Они процветают, не ведут войн и им не угрожает ничего, помимо скуки. Чем еще заняться, кроме плетения интриг?..

Солнечный диск катился по небосводу, вереница всадников продвигалась куда-то в сторону полуночного заката, дважды останавливаясь на отдых. Первый раз — около третьего дневного колокола, возле поселка на берегу сонного озера, второй — ближе к вечеру, в роще подле запруженного ручья, где рядком стояли выдолбленные из серого блестящего камня глубокие колоды. Здесь задержались ненадолго — только напоили лошадей и наскоро перекусили. Кто-то из гвардейцев обмолвился, что ехать осталось всего ничего: они прибудут в Альвар еще до заката солнца.

Новость заставила Айлэ слегка приободриться. Может, еще не все потеряно? Вдруг случится чудо — ей удастся убедить местного правителя в том, что они попали сюда совершенно случайно и, если им позволят вернуться домой, не намерены кричать на всех перекрестках о местонахождении Заповедного Края?

Дорога расширилась, став более наезженной и запыленной. Изменился даже воздух: в нем витал отчетливый и неизбывный запах близкого жилья, причем не какой-то захудалой деревушки в три двора, а настоящего крупного города. Наконец-то стали попадаться прохожие и проезжие — в большинстве своем напоминавшие жителей памятной деревушки недалеко от руин Венаадда и слуг в замке Йаули.

Припомнив обрывочные высказывания Каури, баронетта Монброн рассудила, что население Заповедного Края состоит из трех или четырех разных альбийских народностей. Такие, как Ирваст и его подруга Медвари, пребывают в меньшинстве, но зато наделены властью. Значит, и здешний верховный правитель наверняка из их колена. Черный Шип и подобные ей альбы со смуглой кожей, видимо, традиционно входят в сословие воителей, а прочие заняты повседневными хлопотами, работами на земле и ремеслами — не из воздуха же берутся те прекрасные вещи, которыми наполнен Предел Йаули? Хотя при таком владении магическими искусствами — почему бы и нет…

Самого города ей увидеть не довелось, только неровную цепь разноцветных черепичных крыш да взметнувшуюся над ними тонкую и легкую башенку непонятного назначения — то ли сторожевую вышку, то ли чье-то причудливое жилище. В толще башни приветливо светилось несколько круглых окон. Не доезжая до окраин поселения, кавалькада повернула, перестраиваясь на ходу — десяток воинов, могущих похвалиться доспехами пурпурного оттенка, переместились вперед, окружив Высоких альбов. Синие доспехи оттеснили повозки и челядь назад, Айлэ и ее спутнику приказали вести себя тихо, не высовываться и не отходить далее двух шагов в сторону. Такое же повеление отдали и слугам — надо полагать, порядки во дворце правителя царили строгие, праздных зевак там не жаловали.

Дорога пошла вверх, выписывая плавные кривые между неизвестными баронетте Монброн высокими кустами с темно-зеленой листвой, усеянными мелкими лиловыми соцветиями. Пару раз ей казалось, будто среди ветвей мелькают движущиеся фигуры, но первых обитателей королевского замка они встретили только у преграждавшей дорогу кружевной бронзовой арки, густо оплетенной бархатом плюща. Процессия остановилась, до баронетты донеслась неясная перекличка, затем — благозвучная мелодия звенящего гонга. Господа Предела Йаули вкупе со своим перешептывающимся сопровождением тронулись дальше.

Всего таких арок, находившихся под охраной стражников, носивших алые с зеленью и серебром цвета, насчитывалось четыре. Последняя была вырублена из мрамора и украшена двумя статуями в нишах — слева лучник, справа женщина в зубчатом венце. Повозки, слуг, пленных и часть охранников дальше не пропустили, разрешив проехать только господам с малой свитой.

За аркой виднелся обширный двор, замкнутый с трех сторон невысокой осыпающейся каменной стеной, а с четвертой — полукруглой нависающей террасой с двумя лестницами, опирающейся на древесные стволы с могучими корнями. За ней высился темный массив собственно дворца, расцвеченный кое-где покачивающимися слюдяными фонариками, испускавшими бледно-зеленый и топазовый свет.

Приглядевшись, Айлэ с удивлением поняла: деревья в основании крыльца — живые! Какой-то диковинной породы: приземистые, в рост человека, с густой разветвленной кроной, на которой возлежит массивный настил. Ей очень хотелось спросить у Хасти, не знает ли он названия этих удивительных растений, но она не решилась.

На террасе кто-то появился — блеснуло золотое шитье, мягко затопотали каблуки по дереву, певучий голос произнес то ли приветствие, то ли распоряжение. Любопытство заставило девушку приподняться на стременах, и из-за спин всадников она увидела, как Ирваст и Медвари рука об руку торжественно всходят по ступенькам. Следом выступала чрезвычайно серьезная Каури Черный Шип и двое гвардейцев в пурпурной с золотом коже. Заходящее солнце придало увязанным в пышный узел локонам госпожи Предела Йаули ослепительный медный блеск и тягуче засветилось на позолоченных рукоятках мечей воительницы.

Надежды Айлэ диа Монброн на то, что их разместят где-нибудь в отдаленных комнатах вместе с прислугой и до утра оставят в покое, почти сразу разлетелись вдребезги. Приезжих из Йаули действительно впустили во дворец с более скромного входа, а не с торжественной парадной террасы, слуги начали вынимать из повозок сундуки, лошадей повели на конюшню… но тут один из гвардейцев, словно получив неслышное приказание, требовательно махнул баронетте и ее спутнику.

— Вам велено быть готовыми, — известил встрепенувшихся людей альб. — Верховный желает видеть правителя Йаули… и обоих Недолговечных тоже. Так что поторапливайтесь… Где их скарб? — этот выкрик уже относился к засуетившейся прислуге. — Доставайте и несите за ними. Вон та дама проведет вас, — он указал на появившуюся в дверях строгого облика женщину в голубом и серебристом.

— Я боюсь, — постыдно причитала Айлэ на аквилонском, торопясь вслед за молчаливой придворной по узкому коридору и даже не успевая глянуть по сторонам. Где-то позади сопели носильщики и шелестели платья девиц, прислуживавших госпоже Медвари. — У меня ничего не получится! Или, еще того хуже — здесь сразу догадаются, что никакой ты не телохранитель, а самый что ни на есть маг и колдун. А если кто-нибудь сунется в мою память, где нет ни единого словечка из «Кэннэн Гэллэр»? Когда они сообразят, что мы их обманывали… Да этот Ирваст превратит нас в что-нибудь тихое и боязливое, вроде пары лягушек!

— Силенок не хватит, — огрызнулся Хасти. — Не хорони ты нас прежде времени, будь добра! И перестань стучать зубами — за пол-лиги слышно. Что касается этого злосчастного трактата — не удивляйся, если заглянувший в твою голову обнаружит там целый ворох отрывков из него и других многоумных книг. Чем, по-твоему, я занимался, пока ты с открытым ртом глазела по сторонам, ровно дурочка из захолустья, и ахала над каждым кустиком? В конце концов, ты прожила год в тарантийском замке — и еще чего-то пугаешься?

— Да, но… — Айлэ едва не споткнулась на ступеньках витой лестницы. — Его величество и госпожа Дженна — люди, самые обычные смертные люди!.. Мне известны их достоинства и недостатки, слабости и пристрастия, я знаю, чего от них ожидать! Конану в голову бы не пришло казнить человека только по той причине, что перед ним иноземец! А эти, с позволения сказать, Высокие альбы!..

— Зато доблестная Каури вроде бы к тебе расположена, — поддел одноглазый.

— Пока ветер не подует в другую сторону, — отмахнулась девушка. — Что ей до меня? Разве что славным вином угостила, и на том благодарствуем…

Воительница, чьи косточки перемывали двое Недолговечных, ожидала их, в нетерпении притоптывая ножкой по толстому ковру. Звенья ее кольчуги при этом тоненько позвякивали.

— Улитки быстрее тащатся, чем вы ходите, — раздраженно буркнула она. Придворная дама, сопровождавшая гостей, только скорбно вздохнула — должно быть, здесь привыкли к резковатым манерам Каури и отказались от мысли их исправить. — Чистая вода — там, переодеться вам помогут, и не заставляйте Высоких ждать, ясно? Айлэ, растолкуй своему уродцу, чтобы пошевеливался, и сама не стой, как вкопанная!

Кажется, Хасти стоило большого труда притвориться, будто он не понял слов альбийки…

Тихая суматоха длилась с четверть колокола, затем воительница из Предела Йаули придирчиво осмотрела живые дары правителю Заповедного Края. Девице Монброн было указано чуть поболее расшнуровать лиф без того вызывающе открытого платья изумрудно-шафрановых оттенков и смотреть поласковей. Одноглазого обвинили в том, что тот нарочно горбится, уподобляясь приплюснутому народцу, сиречь двергам, и велели немедля нацепить маску, дабы ненароком не испугать кого-нибудь.

За аркой дверного проема, задернутой полупрозрачной коричнево-золотистой кисеей, обозначилось какое-то движение. Черный Шип постояла мгновение, крепко зажмурившись и словно собираясь с духом, затем размашисто кивнула: «Пошли».

— Прости наше невежество, Каури, но мы до сих пор даже не знаем, к кому идем! — как можно жалобнее пискнула баронетта, надеясь выгадать хоть пару мгновений отсрочки.

— К Верховному повелителю Альвара и Древесного Чертога, Бастиану, сыну Эрианна из рода Аадрейнов, — рассеянно отозвалась альбийка. — Но тебе вряд ли удастся с ним побеседовать. Будешь говорить, если только к тебе обратятся, а до того стой тихо. И не забудьте поклониться Верховному — скажи это своему приятелю.

Имя альбийского короля значило для Айлэ не более, чем набор загадочных и красивых звуков, но спустя пару ударов сердца ее чувствительно ткнули локтем в бок.

— Спроси ее, что сталось с Эрианном, — настойчивым шепотом потребовал Хасти. Девушка изумленно воззрилась снизу вверх на «телохранителя»:

— С кем, с кем?

— С прежним правителем, отцом нынешнего короля, — голос рабирийца не был приспособлен для тихих разговоров, и шедшая впереди Черный Шип обернулась, смерив болтунов испепеляющим взглядом.

— Какая разница, что с ним сталось? — зашипела баронетта Монброн. — Помер, должно быть, а корона досталась наследнику.

— Летописи надо было внимательнее читать, — сдавленно каркнул в ответ Хасти. — Эрианн не мог умереть — он был из Первых, Сотворенных альбов. И он же участвовал вместе с Исенной в осаде Черной Цитадели. Туда пришло трое вождей — Исенна, Эрианн и Олвин. Исенна мертв, что же касается остальных…

— Помолчи, ради всего святого, — взмолилась Айлэ. — Каури и так на нас нехорошо косится, а ты вовсю сыплешь именами альбийских королей. Ты ведь неграмотный телохранитель из Киммерии, не забыл?

Терпения магика достало ненадолго — когда пленных поставили в хвосте маленького кортежа, возглавляемого господами Йаули, и повели дальше, он снова заговорил. Баронетта могла бы побиться об заклад, что теперь шипящий шепот ее спутника до самого краешка наполнен тревогой:

— Ты ничего не чувствуешь?

— У здешних обитателей пристрастие к лавандовой воде или ею тут полы моют, — буркнула девушка.

— Я не это имел в виду! Ощущаешь магию?

Способ обнаружить присутствие источников волшебства Айлэ знала, но сколько она ни пробовала применять это заклинание дома, ей удавалось разглядеть в лучшем случае подобие туманных ручейков, в худшем — призрачную радужную пелену. Здесь же, едва она прикрыла глаза и мысленно произнесла нужные слова, ее едва не сбило с ног — мимо струились целые потоки зелено-золотистых огней, круживших по стенам и потолочным балкам, превращая Чертог в наполненный светом кристалл или сияющий на солнце кусочек льда. Магические реки устремлялись куда-то к вершине здания и закручивались в искрящийся водоворот, соединясь в единой точке, переливавшейся алмазным блеском.

— Ее здесь больше, чем на всем Материке, — прошелестела изумленная баронетта Монброн. — Больше, чем я когда-либо видела или могла представить. Она стремится к месту, куда мы идем. Там ее средоточие, ее сердце… Что это может быть?

Ответ Хасти выразился в уклончивом пожатии плечами, после чего на рабирийца вновь напала немота и он попытался стать как можно незаметнее — что не представлялось возможным по причине его роста и телосложения. Запутавшаяся в таком количестве тайн Айлэ прикоснулась рукой к поверхности стены, убеждая себя, что замок альбов вполне материален и осязаем. Стена оказалась чуть теплой на ощупь и слегка шершавой, словно покрытой мельчайшей, не различимой глазом резьбой.

От попыток запомнить дорогу девушка отказалась сразу: столько раз они поворачивали, поднимались и спускались по коротким лестницам, следуя в мягкой голубоватой полутьме за опалово мерцающей лампой в руках провожатого из числа местных обитателей. Похоже, тут очень любили пору сумерек, грань между завершающимся днем и грядущим вечером, и делали все, чтобы удержать ее, не дать закончиться, превратившись в ночной мрак. Создатель дворца явно не желал тратить время, открывая и закрывая двери: их заменяли арки разнообразных видов и форм, укрытые отрезами легких тканей или занавесями из пестрых бус.

Из некоторых проемов лился свет, доносились обрывки бесед, тихий смех и музыка. Однако никто не высунулся наружу — посмотреть на проходящих гостей, и даже непременная в любом мало-мальски богатом поместье стража на глаза не попадалась.

«Дерево, — подумала Айлэ, проходя очередным узким коридором, где округлые в сечении балки перекрещивались над головой подобием лиственного полога, а витые колонны походили на серо-зеленые стволы молодых побегов. — Мы внутри огромного дерева. Точно, потому дворец и зовется Древесным Чертогом. Его, наверное, не построили, а вырастили за много-много сотен лет. Ни одного острого угла, выступа или треугольного портика — только скругленные линии, зыбкость, недоговоренность…»

Она еще успела пожалеть, что никогда не бывала в глубине Холмов над Хоротом — любопытно было бы сравнить манеру обустраивать жилища в двух уцелевших краях некогда великих народов, — когда длинная спиральная лестница, по которой они поднимались, наконец закончилась перед аркой в виде тонкого ивового листа. По сторонам несли дозор двое копьеносцев в алом и зеленом.

Завидев приближение визитеров, они слаженным движением раздвинули шелестящий полог из лиловых и желтых лент. Сперва за ним исчезли господа Йаули, потом Каури Черный Шип и двое сопровождающих, затем настала очередь привезенной диковинки.

Баронетта Монброн еле удержалась от ехидного смешка, представив, с каким скрипом согнется в поклоне такой образчик самоуверенности и надменности, как Ирваст, и шагнула через порог. Про себя она решила, что валиться на колени ни за что не станет, даже если ей опять перепадет изрядного тычка от альбийской воительницы.

В помещении оказалось неожиданно светло — теплые жемчужные лучи лились из красовавшейся на одноногом столике матовой полусферы в оправе из золотых колосьев. Айлэ, как и полагалось воспитанной молодой даме из приличного семейства, склонилась в глубоком поклоне и только спустя какое-то время рискнула бросить из-под ресниц изучающий взгляд. Полки с толстенными фолиантами, поблескивание двух скрещенных клинков на резной деревянной панели, какие-то картины… снова книги. Ага, вот и Черный Шип — опустилась на одно колено, эдакая аллегория Верного Служения и Преданности. Ой, Повелитель Ирваст и в самом деле кланяется, да как низко! Как у него только спина не переломилась? Что до госпожи Медвари, то ей словно все нипочем — присела в реверансе, взмахнув шлейфом синих одеяний, и замерла прекрасным изваянием. Такое впечатление, что, если понадобится, хозяйка Предела Йаули простоит так день, два, луну или год, не испытывая притом ни малейшего неудобства.

Но где же владелец всей этой роскоши? Нарочно заставляет себя ждать?

Мгновения, когда из кресла, повернутого высокой спинкой к дверям, возникло живое создание, баронетта Монброн не уловила. Скорее, ощутила — оттенок сияющего шара дрогнул, сделавшись чуть темнее, и поспешила опустить голову пониже. Отчего-то ей стало жутковато — без всякой причины, как порой человека охватывает ледяной холод посреди жаркого дня. Краем глаза она заметила промельк одежд густого винно-алого цвета и прикусила губу, чтобы не ойкнуть.

— А, вот и наша бесстрашная Каури, — ручейком среди обледенелых камней прозвенел незнакомый голос — вроде бы мужской, но при этом сохранивший юношескую чистоту. Айлэ показалось странным, что правитель Заповедного Края обратился к воительнице, не уделив никакого внимания господам Предела Йаули. — Рад тебя видеть. Надеюсь, на грядущем празднике ты доставишь мне и моим гостям удовольствие лицезреть твое искусство во владении оружием?

— Как будет угодно повелителю Чертога, — ровным, лишенным всяких интонаций голосом отчеканила альбийка.

— Ах, Каури, Каури, — с сожалением вздохнули слева от баронетты, хотя миг назад говоривший вроде бы стоял справа. — Сколько еще мне твердить: шипы портят твою красоту. И прекрати изображать воина в карауле, отвечающего только «да», «нет» и «будет исполнено»!

— Такова уж я есть… повелитель, — медленно проговорила Каури. — Мне не суждено быть розой в благоухающем цветнике. Да, они лишены колючек и радуют глаз, зато любой может их сорвать. Я всего лишь дикий терновник у врат замка — он не годится для букетов.

— Но кто же скрывается в так бдительно хранимой тобой крепости? — с легкой издевкой вопросил обладатель хрустального голоса. — Не обманывает ли меня зрение: Медвари Неприступная наконец-то решилась покинуть столь дорогой ее сердцу Предел Йаули? Ирваст, признавайся — тебе пришлось наложить на нее обманные чары? Мне затруднительно представить иное средство заставить ее приехать… Между прочим, вы оба, бесценные мои друзья, не раз упомянули некое удивительное сокровище, которое вы так поспешно желали доставить сюда. Ну, и где оно?

Черный Шип кивнула на державшихся сзади людей. Скрипнули половицы, рядом с Айлэ легла длинная тень. Тонкие холодные пальцы крепко ухватили девушку за подбородок, заставив сперва поднять лицо, а затем и выпрямиться в полный рост. Баронетта почти смирилась с тем, что ей вновь назначено очутиться в роли бессловесной домашней твари, продаваемой на рынке. Однако, как она ни старалась держать себя в руках, удивленное «Ой!» у нее все-таки вырвалось. Повелитель Чертога оказался изрядно повыше девицы Монброн, но Айлэ не могла отделаться от впечатления, что альб лишь самую малость старше ее годами. Она увидела слегка раскосые глаза светло-фиолетового оттенка, вроде бы смеющиеся, но там, на самом их дне, совершало бесконечные круги прожитое время. Узкое лицо обрамляли ничем не сдерживаемые прямые волосы, похожие на сказочную серебряную пряжу — король Заповедного Края не носил венца или короны. Единственным и достаточным признаком его сана была блестящая вещица, зажатая в левой руке — жезл в виде короткой золотой ветви с единственным ярко поблескивающим камнем величиной не более лесного ореха.

— А вы уверены, что это — Недолговечная? — неожиданно осведомился Его альбийское величество Бастиан, сын Эрианна. Голос его звучал живо и заинтересованно — в отличие от высказываний бесстрастных подданных. — Ирваст, откуда вы ее взяли? Она понимает наше наречие?

— Эта девица пришла со стороны Велнина, маленького поселка в Пределе Йаули, что стоит почти у самой Оберегающей Черты, — отвечая, Ирваст почему-то не упомянул развалины Венаадда. — Она разумела отдельные слова нашего языка, хотя вела себя порой как дикое животное. Высокой Медвари показалось, что сознание девицы достаточно податливо, чтобы вместить еще некоторую толику знаний. Она сочла нужным произнести над Недолговечной заклятие Живого Слова, после чего мы расспросили девицу о том, как она попала в Заповедный Край. Ее рассказ подвигнул нас к решению немедля…

— Раз она способна говорить, пусть отвечает сама, — прервал Бастиан. — Как тебя зовут, девица? — и с некоторым сочувствием добавил вполголоса: — Должно быть, этот вопрос тебе задают уже не в первый раз?..

— Баронетта Айлэ диа Монброн из Танасула, что в королевстве Аквилонском, — по возможности спокойно произнесла девушка, готовясь к тому, что ей придется заново пересказывать историю своего появления в альбийских землях, и это затянется надолго, если не на всю ночь. Догадается ли кто-нибудь предложить гостям угощение или здесь это не принято?

— Айлэ, — задумчиво повторил повелитель альбов. — Айлэ из Аквилонии… Ты будешь моей гостьей, — внезапно объявил он, мимолетно дотронувшись до плеча девушки золотым жезлом, — и, как приглашенной в Чертог, тебе решать участь вот этих двоих, — он небрежно махнул в сторону Ирваста и Медвари. — Они выполнили свой долг, привезя тебя сюда, им вручат достойную награду и они могут отправляться домой. Каури, ты останешься, — хрустальный голосок звякнул опасной льдинкой, не признающей возражений. Воительница молча склонила голову.

— Твои господа отыщут дорогу в Предел Йаули и без твоей помощи.

«Месть сладка, но плоды ее бывают горькими», — такими словами Меланталь Фриерра частенько удерживала своего чрезмерно увлекающегося супруга от замысла подпортить жизнь кому-нибудь из многочисленных недругов. Конечно, так приятно воспользоваться подвернувшейся случайностью и отделаться от хозяев Йаули, припомнив им все насмешки над незваными гостями и поединок в желтом пыльном кругу. Но стоит ли?

— Если моя просьба не будет сочтена чрезмерной, — начала баронетта, тщательно подбирая слова, — я бы отважилась попросить у Вашего величества дозволения впустить Повелителя Йаули и его госпожу в этот гостеприимный дом. Было бы несправедливо открыть дверь для незваных пришлецов, но отказать в приюте тем, кто издавна живет на этой земле.

Показалось, или Медвари благодарно кивнула?..

— Учтивая и разумная речь, что за чудо, — восхитился Бастиан. — Ирваст, можешь оставаться. Кстати, ты вроде упоминал двух Недолговечных? Одну я вижу, а где второй… или вторая?

Рабириец все-таки умудрился почти слиться с обрамлением дверной арки и, когда Айлэ позвала его, отделился от стены с величайшей неохотой.

— Хасти, мой спутник и телохранитель, — представила девушка. — Он не говорит на языке Заповедного Края, но если вы желаете что-то у него узнать, я переведу вопрос и ответ.

— Почему он в маске? — нахмурился повелитель Чертога.

Прежде чем Айлэ успела придумать достойную отговорку, вмешалась Черный Шип:

— Этот смертный преклонен летами и… и довольно страховиден. Правда, он хороший воин, — после краткого колебания добавила она. — Может, лучший из тех, кого я встречала на своем пути.

— Вот как? — подозрительно оживился Бастиан. — Айлэ, вели своему воителю снять маску. Я хочу взглянуть на его лицо.

— Он желает узреть твою физиономию, — со вздохом сообщила «телохранителю» баронетта Монброн.

— Зато я не желаю, чтобы он на меня пялился, — раздраженно донеслось из-под кожаной личины. — Почему ты не состряпала какую-нибудь небылицу: мол, мне нельзя открывать лицо перед чужаками?

— Слушай, ты ведь не робкая красотка из гарема туранского императора! — не выдержала Айлэ. — Ты преспокойно держал эту треклятую маску за пазухой, пока мы были в Йаули и добирались сюда! Чего ради ты теперь вздумал упираться?

— Хорошо, хорошо! — рыкнул Хасти, начиная развязывать шнурки на личине. — Чего еще пожелают твои остроухие друзья? Между прочим, имей в виду — этот красавчик, тутошний король, таращится на тебя, ровно голодный на булочку с медом. Ну, довольны? — с этим вопросом, которого все равно никто не понял, магик предоставил всем находившимся в комнате возможность полюбоваться сперва на левую, относительно сохранившуюся, половину своего лица, а затем — на обожженную правую. Госпожа Медвари отвернулась, хотя зрелище не было для нее новым, Ирваст еле заметно скривился, Каури осталась равнодушной. Верховный правитель Заповедного Края на мгновение замер, и взгляд его сделался стеклянным, но Бастиан тут же пришел в себя, жестом разрешив Недолговечному вернуть маску на место:

— Неудивительно, что ему приходится скрывать такой ужас. Что с ним случилось, Айлэ?

— Медведь приласкал, — соврала баронетта. Альб недоверчиво покачал головой:

— Сочувствую медведю… Завтра я выслушаю твою историю, девица Айлэ. Полагаю, она будет весьма занимательной. Теперь ступайте.

Но прежде чем гости вышли на площадку и начали спускаться по лестнице, Бастиан каким-то непостижимым образом очутился рядом с баронеттой диа Монброн и быстрым, легким движением провел указательным пальцем по ее щеке. Прикосновение было холодным и лишенным всякого чувства — словно пролетающая мимо птица случайно задела крылом.

Едва за Недолговечными опустился занавес отведенного им помещения, державшегося тише воды, ниже травы Хасти словно подменили. Для начала магик ринулся к овальной арке, вычертив напротив нее в воздухе какой-то мудреный знак. Айлэ опознала «Паучью Сеть», мешающую подслушивать разговоры в комнате и заранее предупреждавшую о приближении живых существ. Затем рабириец сгреб пискнувшую девушку за руку, оттащил в дальний конец комнаты и толкнул на низкое ложе, покрытое толстым темно-зеленым пледом с белым узором, буркнув:

— Посиди пока…

Окаменев от изумления, баронетта смотрела, как ее спутник меряет комнату широкими шагами, бормоча что-то несвязное и временами стискивая кулаки. Постепенно бормотание сделалось громче, и под конец маг стал спорить сам с собой, подобно скорбному рассудком, разве что не на разные голоса:

— Мы заигрались, будь оно все проклято! Если даже он не узнал меня, завтра поймет, возможно, уже сейчас начинает понимать… Никто бы не узнал, только Сотворенные знают. Но их не осталось, не должно было остаться… Промедление подобно смерти! Бежать? Куда? Как? Может быть, теперь уже поздно… Если он пустит в ход ту штуку, даже мне не справиться… И не забыть про девчонку, она тут вовсе ни при чем… Да что там девчонка, если Бастиан одолеет меня, всему конец! С другой стороны, если жезл достанется мне…

— Объясни толком, что случилось?! — не выдержала баронетта Монброн. — Ты помешался от восторга? О чем ты бормочешь? Хасти, я устала, я жутко хочу спать! Перестань изображать безумного пророка и скажи прямо, какая еще напасть свалилась на наши бедные головы!

— Мне жаль, но засыпать тебе нельзя, — Хасти присел напротив, стремительно переплел пальцы обеих рук и словно бы толкнул в сторону девушки невидимый увесистый шар. Прежде чем Айлэ успела сообразить, что он делает, накопившиеся за день усталость и сонливость исчезли, как после долгого и спокойного отдыха.

— Так нечестно, — возмутилась баронетта. — Вы сговорились испытывать на мне всяческие заклятия?

— Мне нужна твоя сообразительность, — после такого лестного высказывания девушка притихла. — Твое здравомыслие и незамутненный взгляд человека со стороны. Боюсь, ко многому, увиденному здесь, я отношусь несколько… предвзято. Знаешь, пока мы шли обратно, я размышлял о том, как бы убедить тебя… э-э… нанести поздний визит Бастиану.

— Что?! — от неожиданности Айлэ просто не поверила своим ушам. — Зачем?

— Ну, к примеру, меня он вряд ли захочет видеть, а вот тебя… — у одноглазого все-таки достало совести изобразить смущение. — Ты ему явно приглянулась…

— Неужто я похожа на гулящую девицу с моста Тысячи Львов? — баронетта почувствовала, как ее ладони начинают сгибаться в подобие лап хищного зверя, вот только когтей на пальцах больше не осталось — выпали.

— Айлэ, успокойся, — Хасти примирительно вскинул руки. — Постарайся меня понять — сейчас я не в силах думать ни о чем, кроме двух вещей: моего… то есть нашего вероятного разоблачения и той вещицы, которую таскает с собой здешний правитель. Ты ее заметила — такая золотая ветвь, украшенная алмазом. Помнишь, ты спрашивала — что может быть средоточием могущества магии Альвара? Так вот, жезл и есть основа. Все остальное вращается вокруг него, как колесо вокруг оси. Кто знает, вдруг именно она притянула нас сюда?.. Будь жезл в наших руках, мы тут же исчезли бы из Заповедного Края, я смог бы продолжить свою погоню за Проклятием, и — как знать? — получил бы шанс одержать над ним верх… Мне нужно совсем немного. Мы отыщем Бастиана Ладрейна, и ты войдешь в его покои. Жезл наверняка хранится там. Ты ведь всего-навсего девчонка из Недолговечных, для тебя так естественно потерять голову в присутствии живой легенды, настоящего альба, притом из Высших и весьма привлекательного собой… Для него это и вовсе будет… ну, по меньшей мере занятно, они тут все маются от скуки… Опасности он не почует, расслабится… я буду рядом… в нужный момент… А когда мы заполучим жезл, клянусь Темным Творением, мы…

Баронетта Монброн не знала, что ее пугает больше — сбивчивая речь всегда такого сдержанного рабирийца и его авантюрные замыслы или возможность навсегда остаться в затерянном альбийском краю. Предложение оскорбило ее. Она ощутила, как жаркая краска гнева проступает пятнами на щеках, рука дернулась сама собой… Магик осекся и замолчал. Айлэ отвернулась к стене.

— Еще немного, — ледяным тоном сообщила она, — и, клянусь, как его там… Темным Творением, влепила бы оплеуху. Как ты сказал? «Всего-навсего девчонка из Недолговечных», значит? Сам под него ложись, под свою живую легенду. Нашел шлюшку за три медяка.

— Прости, — подавленно пробормотал Хасти, растирая ладонью лоб.

Повисло неловкое молчание. Девушка покосилась на пристыженного спутника. «В конце концов, он хотел как лучше, — убеждала она себя, чувствуя, что гнев проходит. — Ну, ляпнул не подумав… как увидел этот жезл — прямо сам не свой…»

— По-моему, ты спятил, — как можно тверже произнесла она. Хасти молчал, удрученно отводя взгляд. — То тебе позарез необходимо узнать судьбу папеньки местного правителя, то вдруг ты собираешься украсть коронную регалию и заодно сделать из меня легкую добычу, и вдобавок опасаешься, что первый же встречный ткнет в тебя пальцем и заголосит: «Эй, да это мерзавец Хасти из Рабиров! Стража, ловите его, хватайте!»

— Кричать они будут немного иначе, но в остальном ты права, — с невеселым смешком подтвердил одноглазый. — Кое-кто имеет веские причины недолюбливать мою скромную особу, и я боюсь… да что там, твердо знаю: моя фальшивая личина их не обманет. Покойный Эрианн мог поведать своему отпрыску нечто важное, касающееся давних распрей между альбами и… и мной. Впрочем, зачислять Эрианна в мертвецы, может статься, и преждевременно. Исенна был силен отвагой, Эрианн же — хитростью… Только, во имя всех богов, не спрашивай, за что альбийские вожди имеют на меня зуб, ибо это не та история, которую мне приятно было бы рассказывать, а тебе — слушать! Касательно алмазного жезла скажу: у меня больше прав на эту вещь, чем у всех альбов Заповедного Края, вместе взятых. Я намерен забрать его и уйти отсюда. Сегодня. Сейчас. Хватит пустых споров! Ты со мной или нет?

Магик поднялся на ноги. Растерянная и запутавшаяся Айлэ хотела вскочить, но тут перед ее внутренним взором мелькнула и пропала пугающая картина: белые сияющие лучи — или клинки? — беззвучно скрещивающиеся и разлетающиеся в стороны, золотая ветвь, рассыпающаяся в прах, и удаляющийся язвительный смех — звонкий, как весенняя капель…

— Нет! — баронетта, должно быть, выкрикнула это короткое словечко в полный голос, заставив Хасти вздрогнуть. — То есть я с тобой, но… Не ходи! Хорошо, я не буду выспрашивать, какие тайны связывают тебя с альбами, но отправляться за жезлом сейчас нельзя! Обожди хотя бы до утра!

— Завтра будет поздно, — покачал головой рабириец. — Возможно, поздно уже теперь, но завтра — наверняка. Нужно действовать, пока никто не успел сообразить, что к чему.

— Тогда пойдем вместе, — непререкаемо заявила девушка. Хасти пожал плечами. — Только как ты собираешься искать жезл в этаком лабиринте? Да первый встречный стражник отведет нас обратно! И потом, тебе же нельзя пользоваться магией!

— Это как раз не имеет значения, — Хасти осторожно отвел в сторону искрящуюся занавесь на двери и выглянул: оба конца коридора пустовали. — Дворец настолько переполнен волшебством, что никто не обратит внимания на пару крохотных заклятий. А если даже и обратит… Когда Камень Света окажется в моих руках, на все альбийское воинство мне будет свысока плевать. Держись рядом со мной, ступай очень осторожно, и никто тебя не заметит.

— Но… но… — баронетта Монброн тщетно пыталась найти убедительное возражение против опасного предприятия. — Неужели ты всерьез намерен просто войти и забрать этот жезл на глазах у хозяина? А что, если их король все время таскает драгоценность при себе?

Одноглазый остановился на пороге, и Айлэ услышала его тяжкий вздох.

— Это было бы очень плохо, — неохотно ответил он. — Тогда одному из нас пришлось бы умереть.

Глава четвертая Время сомкнулось в круг

Ночь на 12 день месяца Таир.

Рискованное странствие по закоулкам Древесного Чертога затянулось. Порой приходилось возвращаться и искать другую дорогу, порой — выжидать в укромном уголке возможности быстро пересечь коридор или пробежать перед светящимся дверным проемом, где веселилась неведомая компания. Баронетта старалась не задумываться над участью, которая ожидает их в случае неудачи, и над тем, не придется ли хозяевам Йаули расплачиваться за проступки Недолговечных. К Ирвасту она особого сочувствия не испытывала, но будет очень досадно и неловко, если королевский гнев падет также на госпожу Медвари и воительницу Черный Шип.

Поворот, неведомо какой по счету. Ступеньки вниз, ступеньки вверх. Одноглазый шагал впереди, как долговязая гончая, взявшая след, непрерывно бормоча и без остановки чертя перед собой странную вязь магических знаков. Когда дорога повела в сторону, противоположную жилым покоям, маг недоуменно пожал плечами, но продолжал уверенно двигаться по одному ему ведомой путеводной нити.

Коридор постепенно становился все ниже, и вскоре даже невысокой Айлэ пришлось идти пригнувшись. Наконец они уткнулись в дверцу — настоящую, из цельной дубовой доски, отполированной и пересеченной надраенными медными полосами. Хасти толкнул створку кончиками пальцев — та с готовностью и совершенно беззвучно отодвинулась в сторону, позволив людям выйти на маленькую галерею, зависшую вдоль стены просторного зала с высокими сводчатыми потолками, теряющимися в полумраке. Здесь имелся ряд окон — длинные и узкие, забранные яркими витражами, из-за льющегося в них лунного света они походили на драгоценные камни.

Перегнувшись через перила, незваные гости огляделись. Огромный ковер, в тусклом свете кажущийся почти черным, выстроившиеся полукруглыми рядами кресла и возвышение в три ступеньки у дальней стены — все говорило за то, что их угораздило пробраться в какое-то помещение для собраний. Может, в местный тронный зал, как нерешительно предположила девица Монброн. Но ведь не в древесной же кроне располагается хоромина, способная вместить пару сотен гостей, да так, чтобы им еще хватило места потанцевать?! Дабы проверить свою догадку, баронетта коснулась ладонью ближайшей стены и вместо шероховатого дерева ощутила под пальцами холод полированного камня. Вероятно, удивительный Древесный Чертог какой-то своей частью примыкал к склону полого изнутри холма или соединялся галереей с большим каменным строением. В зал вели широкие двустворчатые двери, на каждой из стен по одной, еще одна узкая дверца виднелась за возвышением, но, видимо, самодеятельные взломщики успешно проникли в зал через черный ход.

— Хасти… — начала было Айлэ. И испуганно зажала себе рот ладонью.

— Асти… асти… асти… — гулко раскатилось под сводами. Одноглазый выругался шепотом.

— Чего тебе?

— Мы пришли? — таким же шепотом вопросила баронетта. С того самого момента, как они вдвоем покинули отведенную им келью, она ни на миг не прекращала следить за концентрацией магической Силы. В этом огромном гулком зале, который Айлэ для себя уже окрестила «тронным», потоки Силы стали настолько мощными, что девушке пришлось снять заклятие «Третьего Глаза» — водовороты жемчужно-белого мерцания вызывали головокружение. — То, что ты искал — здесь?

— Да, — ответил маг, вытягивая руку. С высоты галерейки, где они стояли, в дальнем конце зала виднелось нечто, закрепленное на стене. Сполохи чистого, спокойного неяркого света, видимые простым глазом без всяких заклятий, исходили от тонкого жезла длиной в локоть, покоившегося на специальной подставке в виде черного с серебром щита-домблона. То усиливаясь, то ослабевая, они освещали высокую спинку причудливого деревянного трона, над которым висел щит. Голос рабирийца сделался отстраненным. — Камень Света. Оставайся здесь, Айлэ. Я возьму его. Сам.

Он стал спускаться по лесенке, поскрипывавшей при каждом шаге.

Девушка послушно замерла. Внизу одноглазый, преодолев последнюю скрипучую ступеньку, шагнул на ковер и остановился, словно бы в нерешительности. Жезл, сияющий, желанный и прекрасный, висел прямо перед ним в двадцати шагах — только руку протянуть. Рабириец двинулся между рядами пустых кресел через зал, не сводя взгляда с того, что он назвал Камнем Света, неторопливо, размеренным торжественным шагом, на ходу протягивая руку.

Все получалось слишком легко. Слишком.

Что-то было не так. Что-то кралось в темноте тронного зала.

После памятной ночи в Рабирах Айлэ лишилась гульских когтей и клыков, но сохранила отличное ночное зрение и теперь присмотрелась внимательнее. Теперь она ясно видела, что ковер на полу не черный, а темно-алый, с неизбежным растительным узором, на сей раз золотым. И еще она заметила, как шевельнулись створки одной из широких двойных дверей, ведущих в зал.

Она хотела крикнуть, предупредить, но тут в зале вспыхнул свет.

Баронетта Монброн на мгновение зажмурилась, а когда вновь открыла слезящиеся глаза, тронный зал был полон мечниками в легких алых латах, блестящих, как свежая кровь. Не меньше трех десятков их выстроилось вдоль стен, еще дюжина окружили «телохранителя Хасти» кольцом, и их клинки были направлены на рабирийца. Кто-то, показавшийся знакомым, стоял на возвышении у трона, держа в руке золотой жезл. Баронетта услышала смех, звучавший искренне и даже добродушно, и узнала юношеский голос, от которого мороз прошел по коже:

— Я так и думал! Ты не обманул моих ожиданий, «телохранитель Хасти» — или как там тебя зовут? Не устоял перед искушением, явился за Благим Алмазом? Или Темный Всадник понял, что узнан?

Рабириец промолчал. Хрустальный голос погустел, неожиданно злобно лязгнул острой сталью:

— Взять его!

Воины бросились без предупреждения — некоторые с мечами, у прочих в руках веревки, сети и блестящие тонкие цепи с кандальными кольцами. Остававшаяся невидимой в своем убежище девушка невольно отшатнулась, прячась за ограждением. Она не могла решить, что ей делать — бежать или затаиться, надеясь, что ее не заметят. Помочь Хасти она не могла: ни магией, ни участием в свалке. Что толку, если она прыгнет сзади на кого-нибудь из мечников? Ее просто отшвырнут в сторону, как досадную помеху… Но с какой стати Бастиан именует похитителя «Темным Всадником»? Если Айлэ не изменяла память, такое прозвище в незапамятные времена носил…

— Ой-ей, — только и сумела пробормотать баронетта Монброн. — Не может быть!..

Словно увлекаемая невидимой привязью, она подалась вперед и выглянула в просвет между пузатенькими колоннами перил. Ее хлестнуло по лицу порывом мертвенно-холодного ветра.

Внизу бушевал ураган, и центром этого неведомо откуда взявшегося вихря стала чуть сутулившаяся фигура с упрямо наклоненной головой. Вокруг нее, шипя и вспыхивая крохотными синими молниями, свивались упругие пепельно-серые струи. Колдовской смерч не шевелил складок плаща на плечах одноглазого магика, но ко всему прочему пощады не ведал — тяжелые кресла, как вырезанные из пергамента, разлетались в стороны, сминая ковер и сбивая с ног мечников. Тем приходилось нелегко — любая их попытка идти наперекор шквальному ветру заканчивалась неудачей. Кто-то уже не устоял и с воплем покатился через весь зал, врезаясь в сотоварищей по несчастью и предметы обстановки. Особенно не повезло гвардейцам у стен — они не имели возможности тронуться с места, и вихрь нещадно швырял их по твердой каменной поверхности.

Трон содрогался, подобно дереву, выдираемому с корнями из земли налетевшим шквалом, двустворчатые двери оглушительно хлопали, ударяясь о стены. Висевшая высоко под потолком и так внезапно вспыхнувшая люстра со множеством свечей угрожающе раскачивалась, готовая в любой миг сорваться и обрушиться на головы находящихся внизу альбов. Медные переплеты витражей дрожали, заключенные меж ними стекла издавали пронзительный стонущий звук. Некоторые, не выдержав, лопались, рассыпаясь фейерверком мельчайших осколков. Огоньки свечей гасли один за другим, и под каменным сводом вновь сгустились сумерки.

Бастиан по-прежнему укрывался за троном Древесного Чертога, чуть подавшись вперед и сжимая в левой ладони Жезл. Его окружало легкое золотистое сияние, хранившее правителя Альвара от хлестких ударов серых струй магического смерча. Он выжидал, не делая попыток напасть или скрыться в неприметной дверце позади него. Пару раз, как заметила Айлэ, альб даже сокрушенно покачал головой — когда разгулявшийся вихрь оторвал от пола кресло, направив его прямиком в витражное окно, и когда не выдержавшая дверная створка с хрустом повисла на одной петле.

Буря улеглась также внезапно, как началась, оставив после себя безжалостно разгромленный зал, обломки стульев, корчащиеся вдоль стен тела и валяющееся повсюду оружие. Каким-то образом воины, принесшие с собой цепи, оказались сами крепко в них замотаны. Призывов о немедленной помощи не слышалось, из чего девушка заключила — несмотря на произведенные разрушения, всерьез никто не пострадал. Тогда владыка Потаенного Града обогнул трон и не спеша двинулся навстречу неподвижно стоявшему рабирийцу.

— А ты не забыл старое мастерство! — похвалил он с каким-то веселым удовольствием в голосе. — Только оно не поможет тебе сегодня!

— Я пришел за Камнем Света, — прорычал рабириец. — Он нужен мне, и я его получу.

Бастиан, сын Эрианна, спустился с тронного возвышения и пошел вкруг своего противника, будто пытаясь рассмотреть его получше. Изящная и смертоносная игрушка, золотой жезл, небрежно свисал из его пальцев.

— В самом деле? Какое совпадение, право! Мне он тоже нужен, и ты его не получишь! Что скажешь на это, заклейменный Исенной?

Рабириец поворачивался вслед за альбом, ни на миг не выпуская его из поля зрения. Кажущаяся беспечность Бессмертного и жезл, направленный словно бы в рассеянности в пол, не обманули бы даже Айлэ. Воздух в зале, казалось, потрескивает от напряжения колдовских сил. Вокруг магов начали проявляться видимые простым глазом защитные сферы, похожие на огромные мыльные пузыри — янтарного оттенка у Бастиана и переливающийся яркой радугой у Хасти. Айлэ, дочь мага, понимала, что такой «пузырь», не прочнее стрекозиного крылышка с виду, испарит стрелу в полете и остановит удар тарана… вот только отразит ли невидимую, неизмеримую силу, готовую вырваться из сверкающего камня в навершии Жезла?

— А я ведь узнал тебя сразу, клейменая морда, — злорадно продолжал альб, поскольку рабириец, похоже, отвечать не собирался. — Только сперва никак не мог поверить. Как тебе удалось вернуться из Безвременья? Что, не хочешь говорить со мной? Ну хорошо…

Превратившаяся в слух и зрение Айлэ Монброн еле смогла уловить, когда Бастиан стремительным движением выбросил вперед руку с Жезлом.

Из глубин прозрачного камня плеснул тонкий луч ослепительно сияющей голубизны, обративший в пепел случайно оказавшееся на его дороге кресло и устремившийся к Хасти. Магический щит Хасти запылал синим огнем и разлетелся лоскутьями, задержав внезапный удар альба лишь на пару ударов сердца. Но рабирийцу хватило и этого.

Раздался громкий лязг, какой бывает, когда выхватывают из ножен боевую сталь, и в руках одноглазого мага оказался меч. Айлэ изумленно заморгала — уж она-то знала наверняка, что дотошные конвоиры не оставили ее «телохранителю» даже самого завалящего ножичка. Но Хасти взмахнул рукой по широкой дуге, и из складки дрогнувшего воздуха явилось длинное, зловеще поблескивающее лезвие двуручного меча с мощной крестовиной, выкованной в виде полумесяца и покрытой серебром. Верхняя треть клинка с обоих краев щерилась мелкими зазубринами, остальная часть лезвия тускло мерцала, словно ее окунули в лунное сияние.

Холодная сталь и вырвавшийся из Камня синий свет встретились с тонким, еле различимым звоном. Брызнули густые, медленные искры, больше похожие на капли воды, в которой отразилось далекое пламя.

На краткое мгновение альб опешил, сделав шаг назад. Рабириец же разразился коротким лающим смехом.

— Не ожидал, ничтожество, шут ярмарочный? — торжествующе выкрикнул он. — Раз узнал меня, может быть, узнаешь и этот клинок?

Он метнулся вперед гигантским, через ползала, скачком, и янтарная сфера Бастиана исчезла, едва соприкоснувшись с призрачным лезвием, летевшим прямо в переносицу альбу. Отразить удар повелитель Альвара никак не успевал, застигнутый врасплох, но его спасла случайность: отшатнувшись от внезапного блеска клинка, альб споткнулся об одно из опрокинутых кресел, упал навзничь и откатился мгновенным кошачьим движением.

Хасти зарычал с досады. Его клинок до половины ушел в каменные плиты под ковром. Рабириец вырвал его единым могучим рывком, но к этому времени сын Эрианна уже был вне досягаемости — пригнулся в десятке шагов в диковинной низкой боевой стойке, сжимая Жезл двумя руками, словно обычный меч.

— За это я убью тебя медленно, — прошипел альб. Из навершия жезла вновь ударил ослепительный луч, но одноглазый был наготове, косо отмахнув широким клинком. Отразившись от сверкающей стали, убийственный луч ушел в потолок.

— Ты? — презрительно бросил рабириец. Противники кружили друг против друга, обмениваясь короткими пробными выпадами — и короткими презрительными фразами. — Фигляр, дорвавшийся до Истинной Силы! Ты даже не умеешь толком пользоваться ею! Что, Эрианн не стал учить наследника? Не счел достойным? Отдай мне Камень Света, глупец. Я имею больше прав на него, чем все Три Племени, вместе взятые!

— Теперь еще скажи, что можно решить дело миром…

— Отдай Алмаз, и проживешь еще восемь тысячелетий в своем Древесном Чертоге! Возможно, я даже верну его тебе, когда исправлю деяние Исенны…

— О, спасибо! Позволяешь мне еще немного пожить? Как щедро с твоей стороны! Исенна хорошо заклеймил тебя, вор! От меня ты получишь клеймо еще похлеще. Что ты скажешь на это? А вот так?..

Выпад. Выпад. Каскад ударов, еле уловимых глазом. Синий свет, мечущийся по стенам, крошащий каменную облицовку.

Айлэ в жизни не приходилось видеть ничего подобного — она надеялась, что не увидит и впредь. Меч в руках Хасти порхал с тяжеловесной грацией, отбивая колкие радужные лучи. Клинок с гардой в виде полумесяца с легкостью крушил в щепки подвернувшуюся мебель, но при всей своей силе и ловкости рабириец едва успевал отражать удары противника, не говоря уж о том, чтобы напасть самому. Что же до Бастиана, то он перемещался со сверхъестественной быстротой — под конец Айлэ стало казаться, будто альб атакует одновременно с трех сторон. Самое удивительное, что поединок, похоже, ничуть не утомил его, даже не сбил дыхания, и альб ухитрялся поддразнивать противника, перемежая удары ехидными комментариями. Девушка не всегда могла разобрать, что именно выкрикивает Бастиан, но, судя по всему, альб умудрился довести одноглазого магика до белого каления.

Они кружили в прыгающих тенях по разгромленному залу, сопровождаемые ослепительными вспышками сталкивающегося колдовского лезвия и невесомых отблесков альбийской реликвии, а наверху, на шаткой галерейке, баронетта Монброн до крови грызла костяшки пальцев. То ей казалось, что магик берет верх, а спустя миг рабириец пятился, еле успевая перебрасывать меч из одной позиции в другую и чудом не спотыкаясь об обломки кресел. Она гадала, сколько еще может продолжаться жутковатый поединок, где соперники явно не хотят смерти друг друга, и где одному позарез требуется вещь, которой обладает другой. Сражайся они обыкновенными клинками, Хасти, может, удалось бы выбить оружие противника, но одноглазый скорее позволил бы себя прикончить, чем решился нанести удар по самому Жезлу, превратив его тем самым в изломанный кусок золотой мишуры.

Всецело увлекшись наблюдением за схваткой, девушка упустила нечто иное, куда более важное — кое-кто из воинов, раскиданных по сторонам пепельным вихрем, очнулся и даже делал успешные попытки встать. Некоторые ковыляли к распахнутым дверям и исчезали за ними, но другие оставались, сбиваясь в кучки и перешептываясь.

Похоже, альбы составили некий план — прячась за разбросанной мебелью и колоннами, они начали подкрадываться к сражающимся. Бастиан краем глаза заметил перемещения своих гвардейцев и убыстрил атаку, оттесняя Хасти от тронного возвышения. Заподозрив неладное, магик попытался оглянуться, чему воспрепятствовал частый град точечных выпадов, наносимых противником с правой стороны — оттуда, где Хасти не мог их заметить.

Короткий свист и промельк чего-то блестящего. Веревка с крюком на конце метнулась из-за груды ощетинившихся поломанными ножками кресел и несколько раз обмоталась вокруг правой руки рабирийца. Безупречный рисунок, вычерчиваемый кончиком меча, сбился. Веревка, едва натянувшись, рассыпалась в прах, но за ней отправилась в полет другая, оказавшаяся более удачливой — крюк зацепился за складки одежды. Хасти гневно зарычал, вслепую отмахнувшись клинком — и правитель Заповедного Края, бдительно выгадывавший подходящий момент для удара, не упустил случая.

Алмаз полыхнул так ярко, что Айлэ отчетливо увидела крохотную паутину в темном уголке галереи. Рабириец застыл на середине прерванного движения, его устрашающий меч задрожал, как если бы на него смотрели сквозь горячий воздух над костром, и начал таять, постепенно растворяясь в небытии. Сперва исчезло треугольное окончание клинка, затем со слабым мерцанием пропала часть лезвия… Побелевший от напряжения Бастиан стоял, сжимая Жезл двумя руками, словно тот мог обрести самостоятельную жизнь и вырваться, воздух в зале гудел и потрескивал от сгустившейся Силы, Хасти медленно заваливался набок…

«Беги», — слово отчетливо шевельнулось в сознании баронетты Монброн, подавив собой все прочие мысли. Девушка на четвереньках метнулась к спасительной низкой дверце, стукнулась лбом о притолоку и понеслась вперед.

Она успела проскочить весь низкий коридор и нырнуть в другой, более высокий и светлый, когда наконец сообразила: во-первых, она не представляет, какого направления нужно придерживаться, чтобы вернуться обратно; во-вторых, уж теперь-то Чертог точно наводнит стража; и в-третьих…

Последнюю мысль Айлэ не додумала. Кто-то крепко зажал ей рот ладонью и, с силой вывернув правую руку, дернул назад, в глубину и темноту выемки между колоннами. Все случилось так быстро — девушка и испугаться толком не успела.

Мимо по коридору, как раз там, где она только что стояла, почти беззвучным быстрым шагом протрусила пятерка дворцовых гвардейцев. Блеснули зеленые кожаные доспехи с серебряным тиснением, и стражники скрылись за углом.

— Стоило бы прирезать тебя и оставить валяться здесь, — раздавшееся над ухом баронетты шипение прямо-таки сочилось ненавистью пополам с горчайшим разочарованием. — Только много ли проку от твоей смерти?

Извернувшись, Айлэ снизу вверх взглянула на удерживавшего ее человека… и безмерно удивилась, признав сверкающие звездочки на скулах и горящие мрачным злым пламенем глаза Каури Черный Шип. Альбийская воительница пребывала в крайне скверном настроении, а причиной ее неудовольствия стала именно девица Монброн, уже начавшая задыхаться от недостатка воздуха. Черный Шип с величайшей неохотой убрала ладонь со рта жертвы, нарочно выждав, когда та замычит и отчаянно задергается.

— Стой тихо, — приказание сопровождалось изрядной силы встряской. — Куда подевался твой приятель? Где жезл Альвара? Почему ты еще жива?

— Хасти схватили… я так думаю, — Айлэ пришлось сделать огромное усилие, чтобы говорить шепотом, а не визжать поросенком на бойне. — Я пряталась на каком-то балконе и убежала раньше, чем все закончилось. Жезл… жезл по-прежнему у вашего короля…

Каури медленно выдохнула сквозь стиснутые зубы. Баронетта поежилась: кажется, за время их с магиком вылазки в тронный зал отношение к незваным гостям из людских земель переменилось коренным и разительным образом — от равнодушного к неприязненному. Неужели их угораздило сотворить нечто, приравниваемое местными уложениями к злодейству короны и караемое немедленной казнью? Но чего тогда хочет Черный Шип: собственноручно прикончить преступницу, выдать ее страже или, напротив, оказать помощь? Как вообще воительницу занесло в столь отдаленные помещения Чертога — не случайно же она сюда забрела в поисках приключений? Значит, альбийка следила за ними? По собственному почину или приказанию своих господ?

«Зачем я только выбрала чашу, полную неразгаданных тайн? — тоскливо подумала Айлэ. — Вокруг идет какая-то головоломная игра, а меня, ровно мелкую незначащую фигуру, все кому не лень переставляют туда-сюда… Теперь я осталась совсем одна… Хасти пропал, и я ничем не могу ему помочь — даже не знаю, где он».

— Вот и конец надеждам… Что ж, идем, — Черный Шип все-таки приняла решение, давшееся ей дорогой ценой. — Пусть остальные взглянут на вестницу нашей погибели и рассудят, как с тобой поступить.

Она ухватила ошарашенную баронетту за длинный пояс платья и потянула за собой, как погонщик тянет упрямого мула.

Следовать за воительницей оказалось еще труднее, чем за одноглазым — Каури неплохо разбиралась в запутанных коридорах и переходах Древесного Чертога и, почти не останавливаясь, неуловимой тенью скользила в зеленоватых сумерках. Айлэ казалось, что ее собственное сопение и топот разносятся по всему Чертогу, извещая всех имеющих уши о ее местонахождении. У нее не оставалось времени на какие-либо размышления, девушка помнила только об одном: если она отстанет от альбийки, то через пару шагов точно заблудится и попадется на глаза охранникам дворца.

Очередной коридор показался баронетте смутно знакомым. Вроде бы она уже проходила через двойной ряд плоских колонн, расписанных изображениями виноградных лоз. Когда же она заметила ставшие уже привычными синие доспехи с золотыми дракончиками, стало ясно: женщины вернулись туда, где начиналось безумное ночное приключение. Каури, не замедляя шага, отдала своим встрепенувшимся подчиненным некий приказ, резко повернула направо — Айлэ, как привязанная, волочилась следом — и, чуть пригнувшись, вошла под арку в виде пятипалого каштанового листа. Роль традиционных занавесей здесь исполняли неярко светящиеся шары охристого и розово-коричневого оттенков, величиной с крупное яблоко, без видимой опоры кружившиеся в воздухе. Альбийка торопливо щелкнула по одному из них длинным ногтем. Колдовская преграда послушно разлетелась в стороны и со стеклянным перезвоном сомкнулась за спинами вошедших. Баронетта ничего этого не увидела — ее вытолкнули на середину комнаты, где она едва не споткнулась о разбросанные по полу плоские бархатные подушки.

— Это не она, — голос не ведавшей страхов и сомнений Каури Черный Шип порой предательски срывался. — Ее якобы телохранитель — человеческий колдун не из последних. Только что они пытались завладеть Камнем. Одноглазое чудовище каким-то образом расшвыряло Алую Сотню, но Бастиан одержал верх. Девчонка улизнула… или ее отпустили за ненадобностью. Колдун продержится день, от силы — два. Ладрейн утратит к нему интерес и вспомнит о Недолговечной, — альбийка сделала многозначительную паузу и сухо закончила: — Вы знаете, что случится, когда она попадет к нему в руки.

Во время этой зловещей речи Айлэ настороженно косилась по сторонам, все больше укрепляясь в первоначальной догадке: ее привели на судилище и вряд ли она может рассчитывать на оправдательный приговор. Только хотелось бы знать — чем она провинилась перед обитателями Заповедного Края, впервые столкнувшимися с ней всего-то два дня тому назад?

— Вряд ли девочка сумеет поведать Бастиану нечто такое, о чем бы он не был осведомлен ранее. Он знает о нас — надеюсь, не обо всех, — ему прекрасно известно, что мы не испытываем к нему глубокой привязанности, и он был настороже с того мгновения, когда мы вошли в Чертог.

Мягко льющаяся речь принадлежала особе, которую баронетта Монброн менее всего ожидала застать на полуночном бдении — Высокой Медвари из Предела Йаули. Медноволосая красавица явно главенствовала в маленькой и объединенной неведомыми целями компании, включавшей, кроме нее, двоих альбов мужского пола. Один, в палевых с голубизной одеждах, стоял в тени за креслом госпожи Медвари, опираясь на спинку и с откровенным подозрением изучая с ног до головы девицу из рода Недолговечных. Второго Айлэ сперва не заметила — он держался позади, рядом с Каури, устало привалившейся к стене. Похоже, альб происходил из одного племени с воительницей: его кожа тоже имела смуглый оттенок, а густая шевелюра — темно-каштановый, почти черный цвет. Вдобавок он носил алый с зеленью и серебряной каймой доспех гвардейца Древесного Чертога, украшенный значком в виде золотого дубового листа, наверняка означавшим его должность.

— Тем не менее, госпожа, я избавилась бы от нее как можно скорее, — упрямо заявила Черный Шип. — Идалир найдет способ убрать ее из дворца…

— Допустим, но что делать с ней потом? — пожал плечами темноволосый воин, чье имя, как выяснилось, было Идалир. — Укрыть в отдаленном поселении и держать там, пока отпущенное ей время не исчерпается или она чем-нибудь не выдаст себя? Не убивать же ее, в самом деле. Девица не виновата в том, что ее ошибочно сочли чем-то иным.

— Подобных совпадений не бывает! — неожиданно выкрикнула Каури, с досадой ударив кулаком по фигурной стенной панели. — Она пришла в середине лета, с засыпанных пеплом и покинутых развалин, в годы, когда разуверились самые стойкие, ей известны давно забытые слова, и она — нашей крови! Пусть я заблуждаюсь, но ритуал Разделенной Чаши с вином с холмов Венаадда всегда отвечает недвусмысленно — либо «да», либо «нет». Я видела тающие звезды в вине, значит, среди ее родных есть беглецы из Цитадели, как бы она ни пыталась это скрыть! У нее на редкость быстрый ум, она тут же сочинила для меня историю о давнем предке, якобы вступившем в союз с альбийкой, но я-то умею различать ложь и правду!

— Только частенько принимаешь желаемое за действительное, — вполголоса произнес молчавший до того четвертый участник странного сборища. Воительница замолчала, словно поперхнувшись невысказанными словами, и отвернулась.

— Простите, — оробевшая и изрядно струхнувшая Айлэ диа Монброн набралась решительности подать голос. Взгляды присутствующих немедля скрестились на ней: — Мне трудно понять смысл хотя бы половины того, о чем здесь говорилось… и мое мнение наверняка не слишком вас интересует… Но я хотела бы кое-что сказать, прежде чем вы от меня отделаетесь.

— Она имеет на это право, — узкая ладонь госпожи Медвари оторвалась от подлокотника, пресекая готовые раздаться возражения. — Мы слушаем. Может быть, именно так следовало поступить с самого начала и лишь затем начинать действовать.

— Мне все больше кажется, что у меня и у вас в руках находится по оборванному звену одной и той же цепи, — баронетта Монброн безнадежно старалась внушить себе, что находится в мирной и безопасной Охотничьей зале тарантийского замка, рассказывая давним друзьям о любопытных событиях давно минувших тысячелетий, а не пытается найти общий язык с равнодушными к ее участи альбам — которым вообще-то давно полагалось покинуть эту землю! — Не знаю, за кого вы меня приняли, но… Неужели вам было трудно хотя бы намекнуть, каких поступков вы от нас ожидаете! Да, признаю, мы солгали, но поймите нас — мы оказались здесь по совершенной случайности! Все, чего мы хотели — быстро и незаметно покинуть ваши земли. Если желаете, я расскажу настоящую историю нашего появления в Заповедном Краю.

— Значит, прежняя была фальшивой? — тихим, полным горького разочарования голосом спросила Каури, с нарочитым вниманием изучая узор ковра у себя под ногами. — Так обмануться…

— Все началось из-за меня и… и моего друга, — сотканные одноглазым чары рассеивались, более не препятствуя девушке говорить то, что она считала нужным. — Он хотел на мне жениться, но беда крылась в том, что он — человек, а я была гулем.

— Гхуле?! — с искренним изумлением перебил безымянный альб, стоявший за креслом хозяйки Йаули. — Ты — гхуле? Каури, так вот почему твой ритуал дал такой ответ! Гхуле, как же мы сразу не подумали…

— Дайен, не мешай ей говорить! — чуть возвысила голос госпожа Медвари, но сама не удержалась от вопроса: — Айлэ, ты не могла бы уточнить, что скрывается под твоими словами «была гулем»?

— Так в землях людей зовется небольшое племя, живущее в Рабирийских холмах над рекой Хорот, — растолковала баронетта. — Они — вампиры. Кровопийцы. Моя матушка родом оттуда. Она рассказывала мне, что гули — потомки уцелевших обитателей Черной Цитадели Полуночи, которых настигло проклятие Исенны Безумного. Мой друг решил, что можно найти способ снять это проклятие… — при этих словах альбы удивленно переглянулись, а тот, кого назвали Дайеном, безнадежно помотал головой. — Да, нам все твердили — это невозможно, но мы все равно попытались. Составили заклинание, три или четыре дня назад прочли его. Сперва нам казалось, что мы добились успеха, но потом выяснилось — мы не уничтожили Кару Исенны, а переместили ее куда-то в иное место. Хасти, мой спутник, решил отправиться вслед за ней. Он и в самом деле могущественный волшебник, может быть, сильнейший из живущих в мире людей… Ради этой цели он сотворил магический портал, который должен был доставить его туда, где находится Проклятие. Вместо этого его выкинуло сюда, да еще вкупе со мной, хотя я меньше всего помышляла оказаться его попутчицей. Мы оказались на развалинах огромного поместья и решили поискать местных жителей. Дорога привела нас в какую-то деревушку — Велнин, я правильно запомнила? — где нас поймали. Рассудив, что лучше прикинуться жертвами обстоятельств, мы придумали историю о неудачном ритуале, свидетелями которого мы якобы стали. Дальше вы знаете… — Айлэ перевела дух, добравшись до самой опасной части своей истории. — Боюсь, оказавшись в Чертоге и узрев хранящиеся здесь сокровища, мой спутник отчасти… как бы это сказать… утратил способность к здравому размышлению. Он увидел золотой жезл, что принадлежит вашему правителю, и решил им завладеть. Хасти утверждает, будто с помощью этой штуковины сумеет окончательно избавить наш мир от Проклятия Безумца. Вот и все. Я оказалась замешана в происходящем по воле случая… и, похоже, теперь моя жизнь целиком и полностью зависит от вас.

Повисло молчание, холодное и отстраненное. Возможно, альбы совещались между собой, не прибегая к помощи произносимых вслух слов, а может, обдумывали услышанное.

— Твой, с позволения сказать, страж — на редкость самоуверенный тип, переоценивающий свои силы, — проговорила наконец госпожа Медвари. — Доселе никто не осмеливался столь открыто бросить Бастиану вызов. Но раз Ладрейн не выпустил из рук Жезл, судьба твоего спутника — и твоя тоже — предрешена. Если это тебя утешит, подумай о том, что мы вполне можем разделить вашу печальную участь.

— Но почему?! — едва не взвыла Айлэ. — Что у вас такое происходит? Вы что, хотели сбросить своего короля? Он вам чем-то досадил? Или это какая-то давняя вражда?

— Поразительное умение называть вещи своими именами, а не ходить вокруг да около, — невесело хмыкнул Идалир. — Госпожа, почему бы не оказать девочке прощальную любезность? Пусть узнает, какие веселые дела творятся в Потаенном Граде. Во всяком случае, мне будет легче умирать, зная, что наши дальние сородичи вопреки всему выжили и не бедствуют.

— Согласна, — госпожа Предела Йаули указала гостье на брошенную на пол подушку. — Садись, Айлэ. Твой рассказ заслуживает того, чтобы быть оплаченным, а единственная подлинная ценность, которая нам осталась — правда. Каури, не будем спорить, — похоже, неугомонная воительница опять собиралась возразить.

Пару десятков ударов сердца Медвари собиралась с мыслями, рассеянно созерцая переливы света в полупрозрачном голубом камне, украшавшем перстень на среднем пальце ее левой руки. Баронетта догадывалась, что начало повествования будет относится к весьма отдаленным временам, и потому не удивилась, услышав:

— Как я понимаю, ты знакома с преданиями о Полуночной Цитадели?

— Отчасти, — подтвердила Айлэ. — Кое-что сохранилось в людской памяти, кое-какие летописи и хроники есть у моего народа, но по большей части это разрозненные обрывки, где почти невозможно разделить вымысел, страшную сказку и позднейшие напластования. Так интересовавший вас «Кэннэн Гэллэр» уцелел, но во всех странах Заката и Восхода насчитывается всего две или три копии, которые почти не поддаются переводу. Мне не довелось держать эту книгу в руках, хотя я слышала о ней, — при этих словах Дайен с искренним сожалением вздохнул, а Медвари, напротив, явно испытала облегчение.

— Венаадд, на чьих развалинах тебе довелось побывать, тогда был всего лишь маленьким и чрезвычайно отдаленным форпостом в диких землях, основанным выходцами из Цитадели, — продолжила альбийка. — Там жили представители всех племен Живущих Вечно — и тех, что явились на свет первыми, и Пришедших После. Когда разразилась Война Света и затем грянуло бедствие, сгубившее множество городов, Венаадд уцелел. Туда стекались выжившие, и в один из дней в крепость внезапно пожаловал Эрианн Ладрейн, отец нынешнего владетеля Альвара.

— Я слышала о нем, — вставила баронетта Монброн. — Он принимал участие в осаде Цитадели…

— Но сбежал, поняв, что безумие Исенны в скором времени грозит обратиться против былых соратников, — отрезал Идалир. — Молчу, госпожа, молчу.

— Возможно, причина ухода Эрианна крылась в другом… Тем не менее он покинул Долину Вулканов, унеся один из Благих Камней, — кивнула Медвари. — Но направился не в столицу своих владений, а в далекий и мало кому известный Венаадд, ведя за собой крохотную горстку магов и часть населения Альвара — не нынешнего, а прежнего, теперь покоящегося на дне морском. Добравшись с огромными трудностями до цели, Эрианн заключил договор с хозяевами Венаадда — защита и помощь в обмен на разрешение поселиться в их землях. Для подтверждения мирных намерений Эрианн, воспользовавшись властью Жезла, провел Оберегающую Черту, существующую по сей день. Он скрыл Заповедный Край от взглядов любых враждебных созданий, коих тогда расплодилось с избытком.

Позже были проложены несколько Прямых Троп, дающих возможность иногда покидать Край и узнавать, что происходит в людском мире. Но с течением лет Тропы использовались все реже и реже, некоторые из них были запечатаны, а другие погасли сами по себе… Мы оставались здесь — подданные Эрианна, потомки беженцев и господа Венаадда, продолжавшие считать себя истинными хозяевами этой земли. Постепенно, по мере того, как опасность извне превращалась в древний и бессильный призрак, возникло противостояние иного рода. Венааддом исконно правили воины, отважные и честолюбивые. Пришедшие с Эрианном Хитроумным были магами, и они возжелали власти.

— Довольно долго Эрианн соблюдал шаткое равновесие, копя силы, действуя где обманом, где угрозами, иногда отравой в кубке, а подчас ловко пущенной сплетней, — продолжала Медвари в полной тишине. — Закончилось это именно тем, чем должно было закончиться — правители Венаадда, поняв, какую змею пригрели на груди, указали ему на дверь. Но они медлили слишком долго. Силы стали равны, но у Эрианна была магия… После долгих мирных лет в Заповедном Краю вспыхнула первая и пока единственная за всю его историю война. Венаадд отбивался, однако не сумел противостоять могуществу Алмаза. Кое-кто сумел бежать по Прямой Тропе — таковых были единицы. Замок разрушили, защитников вырезали подчистую. Уцелевших детей отдали на воспитание в отдаленные уголки страны, молодых девиц выдали замуж, захваченных с оружием в руках принудили дать Обет Верности, превративший их в преданных слуг Жезла. Само название Венаадда стерли с карт и вычеркнули из хроник. Эрианн объявил себя верховным правителем Заповедного Края, но не сумел как следует насладиться победой. Его ранили во время последнего штурма — стрелой, заговоренной на крови и прахе. Каури твердо уверена, будто сие деяние лежит на совести ее деда.

— С него бы сталось, — с гордостью согласилась Черный Шип.

— Возможно, Ладрейн нашел бы средство и от этой напасти, угрожавшей его бессмертию, но у него не хватило времени. Спустя год после падения Венаадда Эрианн Ладрейн, один из последних Сотворенных, видевший рассвет и закат альбийского владычества, умер, — Медвари сложила пальцы в жесте, который баронетта Монброн сочла охранительным, и спокойно, будто упоминая о чем-то незначащем, добавила: — Есть основания полагать, что отправиться за Грань ему помог собственный отпрыск, намного превзошедший родителя в искусстве коварства. Бастиану изрядно наскучило дожидаться, когда Жезл перейдет к нему законным путем, и вдобавок Эрианн не раз упоминал о своем намерении забрать Камень в последнее странствие. Он вполне мог это сделать, покинув Альвар по одной из оставшихся Троп и удалившись на Остров у Края Земли. Теперь Бастиан правит Заповедным Краем, ничего не опасаясь и смеясь над нашими мечтами о мести — ему предсказано, что ни сталь, ни яд, ни магия не властны над ним.

— Поначалу мы полагали, что Эрианн — не его отец и с ним можно вести переговоры, — добавил Дайен. — Когда он вступил на престол, мы снарядили посольство. Нас было куда больше, несмотря на недавнюю войну, и кровь на руинах Венаадда еще не успела просохнуть. Послы требовали немногого: позволить возродить поместье и выделить его в особую провинцию. Бастиан внимательно выслушал их, а потом кликнул стражу. Он велел забить всех в кандалы и отдать своим палачам — говорят, у него есть и такие… Мой прадед был одним из послов. С тех пор мы охотимся за Бастианом, он — за нами, и удача, увы, неизменно сопутствует наследнику Эрианна. А развалины гордого Венаадда зарастают сорной травой и вьюнком.

Баронетта полагала себя сообразительной молодой особой, а потому ей не требовалось долго раздумывать:

— Получается, вы — наследники тех, кто жил в Венаадде — хотите, чтобы Бастиан ответил за совершенное его отцом и им самим? Но если он знает о ваших замыслах, почему он оставляет вас на свободе?

— Проклятье, да он просто играет с нами, — фыркнул Дайен. — Развлекается, зная, что без нас жизнь в Альваре окончательно превратится в стоячее болото. Хотя он всегда может решить, что мы попортили ему достаточно крови и его терпение исчерпано. Сегодня мы преподнесли ему отличную возможность так поступить, ибо наша отважная, но склонная к поспешным выводам Каури убедила нас в том, что наконец-то исполнилась клятва, брошенная Эрианну и его наследнику гибнущими защитниками Венаадда. Якобы возмездие явится с давно заброшенных руин и настигнет убийц, сколько бы времени ни минуло. Все признаки указывали на то, что воплощение возмездия — ты, девица Айлэ. Мы слишком поздно поняли, что заблуждаемся: тебе не удалось ни оборвать жизнь Бастиана, ни хотя бы лишить его Жезла. Если у него не будет Камня, мы справимся с ним — сам по себе он немногого стоит.

— Я не совсем понимаю, — отважилась возразить Айлэ. — Наверное, я мало смыслю в дворцовых переворотах, или у людей это совершается как-то иначе… Неужели все замыкается на самом Бастиане, его жизни или смерти? В таком случае у вас было более чем достаточно времени, чтобы найти способ, не требующий железа, отравы и что там еще его не берет. Скажем, обронить ему на голову гранитный валун с крыши. И потом, какое же это развлечение, если собственные подданные стараются тебя убить?

Предложение вызвало короткие смешки у Идалира с Дайеном и снисходительную улыбку на устах Каури. Медвари, напротив, осталась серьезной и даже еще более погрустнела.

— У девицы Айлэ живой и острый ум… в некотором роде, — сказал Дайен. — Признаться, такой способ нам в голову не приходил — хотя бы потому, что у Древесного Чертога не крыша, а крона, а за пределами дворца Бастиан появляется крайне редко. Но поверь, пророчество не лжет, во всяком случае, в этой части. Бастиану предсказана смерть по собственной неосторожности, в собственной постели, от того, что будет принадлежать ему самому. Что же до развлечения… Неужели ты полагаешь, что от нас требуется только метко пустить стрелу и вовремя подхватить упавшую корону? Здесь даже не просто интрига, но целая сеть интриг, распутывание коих подчас весьма занимательно. Мы вербуем сторонников — Бастиан, через своих соглядатаев, их усердно ищет. Потом с ними, бывает, случается что-нибудь досадное — скажем, на охоте… Менестрели поют о том, как пал прекрасный Венаадд, а гладиаторы Ирваста охотятся на наших бардов… Одним словом, что-то вроде игры в прятки-догонялки. Для нас это исполнение обета. Для него — забава… будь он проклят.

— Дайен, Дайен, — вмешалась Медвари. — Ты увлекаешься, и твое красноречие пропадает втуне. Не сомневаюсь, что наши интриги, длящиеся веками, способны вызвать живейший интерес у непосвященного, но сейчас не время и не место для долгих историй. Нужно решить, как быть дальше. Я по прежнему надеюсь, что пророчество не лжет. Верно, девушка слаба… Ее спутник, возможно, мог бы добиться большего — но теперь, когда он все равно что мертв, последняя надежда на нее.

— Или на мечи наших сторонников, — мрачно добавила Каури.

— Да, это выход, — кивнул с серьезным лицом Идалир. — Умрем как герои, окружив себя трупами врагов…

— Но чего вы от меня ждете? Я была в обществе вашего короля считанные мгновения! — запротестовала Айлэ, чувствуя, как ледяная рука стискивает сердце. — Пророчество или нет, но неужели вы всерьез полагали, что я войду и немедля брошусь на него с кинжалом?

— Сталь, яд и ворожба не принесут ему вреда, не забудь, — резко тряхнула бронзовым хвостом волос Черный Шип. — Иначе хоть одна наша попытка расправиться с ним давно увенчалась бы успехом.

— Девочка права, — вмешался Идалир. — Почему мы решили, что возмездие должно последовать немедля за тем, как она вступит в Чертог? Предначертанное свыше не любит, когда его торопят и подталкивают в спину.

— Тогда скажи, как долго нам еще придется ждать? — огрызнулась воительница. — Со временем надежда угасает, как костер без дров. Мы устали жить ожиданием, следить за каждым словом и быть мишенью для насмешек. У меня не хватает сил и веры убеждать тех, кто раньше был готов безоглядно следовать за мной. Бастиан взял нас измором. Еще немного, и мы сдадимся на милость победителя. Если подобное случится, я лучше вызову его на поединок или встану на Прямую Тропу, чем соглашусь дотлевать остаток дней где-нибудь в захолустье, сходя с ума от безысходности!

— Каури, — укоризненно протянула госпожа Предела Йаули, — ты заставляешь меня стыдиться твоих речей. Еще не все потеряно…

— За столько столетий это заклинание потеряло всякую власть, — похоже, Черный Шип окончательно впала в уныние. — Госпожа, я не отступлю, но я не знаю, что еще можно предпринять. Даже если Бастиан вновь потребует к себе девчонку, это вряд ли что-то изменит. Он использует ее и выбросит, когда она ему надоест. Или сочтет крайне забавным таскать ее за собой на золотой цепочке. Или отправит на плаху вместе с одноглазым колдуном.

— Или пророчество сбудется, невзирая на ваше отчаяние и неверие, — неожиданно для самой себя брякнула девица Монброн. — И что мне тогда делать, если поблизости не окажется никого из вас? Взять жезл себе, как подарок в память об альбийском гостеприимстве?

— Отведите ее обратно в опочивальню и уложите спать, — распорядилась Медвари, пропустив мимо ушей рискованную остроту гостьи. — Каури, пусть кто-нибудь постоянно присматривает за ней. Прости, Айлэ, но иных возможностей помочь тебе у нас нет, — в ее взгляде, брошенном на Недолговечную, мелькнуло искреннее сочувствие. — Боюсь, попытка удалить тебя из Чертога только привлечет ненужное внимание. Мы постараемся разузнать что-нибудь касательно участи твоего спутника. Посмотрим, что принесет нам утро… Ступайте.

Баронетта поднялась на ноги, тут же ощутив на плече твердую хватку пальцев воительницы, не слишком любезно подтолкнувшей девушку к выходу. Идалир вышел вслед за ними, но Дайен остался — Айлэ слышала, как он и госпожа Йаули вполголоса спорят о чем-то.

Глава пятая Возмездие

Вечер 14 дня месяца Таир.

Две просторные комнаты, выдержанные в серо-голубых и золотистых тонах, ничуть не напоминали тюремную камеру, хотя Айлэ не сомневалась — она пребывает в заточении. Девушка уже пыталась выйти в коридор, но стоило ей коснуться дверной занавеси, похожей на сеть из голубых и бирюзовых нитей, как та мгновенно каменела, приобретая твердость стальных прутьев. В узких оконных проемах красовалась полупрозрачная слюда. Баронетта убедилась, что хрупкое стекло цвета морской воды устоит, даже если треснуть по нему ножкой от стула.

Ночь Айлэ провела довольно скверно, хотя никто пленницу никто не беспокоил. Дважды или трижды она просыпалась от кошмаров, которых не могла вспомнить, и лежала, прислушиваясь к отдаленным шорохам. Она прекрасно понимала, что ее изводят неизвестностью и неопределенностью, но ничего не могла поделать — условия здешних игрищ определяла не она.

Утром ее навестила парочка рыжеволосых девиц-прислужниц, сопровождаемых молчаливым стражником в алых цветах Чертога. Служанки принесли поднос с завтраком, почтительно осведомились, не нужно ли госпоже еще чего-нибудь, и удалились. Айлэ, поколебавшись, рассудила, что вряд ли ее захотят отравить — если здешние хозяева захотели бы с ней расправиться, то сделали бы это куда проще, но показательнее. Завтрак быстро исчез… и потянулось ожидание.

Лившийся из окон свет не становился ни ярче, ни темнее, так что баронетта Монброн затруднялась определить, день снаружи или ночь, а сами комнаты освещалась уже виденными ею жемчужными сферами на высоких подставках. В отведенных ей покоях шары имели розовый оттенок и походили на диковинные плоды, разложенные на серебряных тарелочках.

Герой увлекательных историй, кои обожала слушать Айлэ в бытность свою при королевском дворе, давно отыскал бы способ бежать — скажем, по каминной трубе или простукав стены в поисках потайной дверцы — да вот беда, в Древесном Чертоге неведомые строители каминов не предусмотрели. Стены же неизменно откликались на удар глухим звуком, свидетельствующим о цельности и прочности. Девица Монброн решила проявить терпение, благо в комнатах обнаружился книжный шкаф, откуда она немедля позаимствовала пару толстых фолиантов. Дарованное умение понимать альбийское наречие распространялось и на письменные записи, хотя требовалось изрядное время, чтобы наловчиться разделять витые строчки рукописи на отдельные слова и знаки.

Подвернувшаяся книга оказалась весьма занятной. Айлэ не смогла определить, идет в ней речь о событиях, происходивших в действительности или вымышленных автором, и сочла фолиант здешним подобием нордхеймской саги со множеством родственных друг другу персонажей, кровной местью врагам до шестого колена, поиском закопанных неведомо где сокровищ и весьма бойко описанной охотой на дракона.

Она осилила уже почти треть сочинения, когда к ней явился посетитель — Каури Черный Шип, озабоченная и встревоженная. Принесенные ею известия сводились к полному отсутствию каких-либо новостей. По Чертогу не гуляло даже отголосков сплетен, касающихся ночного сражения в тронном зале, хотя число дворцовой гвардии было увеличено. Одноглазый магик сгинул бесследно, как будто его нога вообще не ступала в замок повелителя альбов. Бастиана с минувшей ночи никто не видел, чему никто не удивляется — иногда он не показывается из своих покоев и день, и луну. К дверям комнат девицы-Недолговечной приставлена стража, однако Каури впустили без единого вопроса. Госпожа Медвари и ее друзья по-прежнему беспрепятственно ходят по дворцу — Верховный словно забыл об их существовании.

— Или чрезвычайно занят твоим приятелем, — скривив губы, предположила Каури. — Все делают вид, будто ничего не произошло, и увлеченно готовятся к Дням Солнцестояния — это праздник, который начнется через пару дней… Да, я кое-что принесла для тебя, — в ладони воительницы возник тонкий, похожий на иглу стилет в ножнах с ремешками, позволяющими пристегнуть его к запястью или лодыжке. — Спрячь. Вдруг пригодится?

— Вы же сами говорили, будто обращать против Бастиана железо бесполезно, — напомнила Айлэ. — Да я и не сумею…

— Зато будет, чем зарезаться самой, — мрачно откликнулась альбийка. — Дай-ка руку. Нет, левую.

Удивленная девица Монброн послушно протянула воительнице левую кисть и растерянно моргнула, когда Черный Шип ловким жестом извлекла из висевшей у нее на поясе плоской сумочки нечто вроде крохотного веретена. На отшлифованном кусочке яшмы была намотана тончайшая золотая нить, больше похожая на паутинку и почти неразличимая глазом. Парой стремительных движений Каури обвила невесомой канителью запястье девушки, прищипнула оборванные концы, и те срослись воедино, образовав подобие браслета.

— Что это? — немедля захотела узнать баронетта.

— Единственная поддержка, которую мы можем тебе дать, — альбийка бросила яшмовое веретенце обратно в сумку. — Сама по себе паутинка содержит магии сущие крохи, зато поглощает таковую, если колдовство направлено на носителя нити. Полностью охранить тебя от чар Повелителя она, конечно, не сможет, но ослабит их действие и будет сообщать нам, где ты находишься. Ее придумал Дайен, он искусный маг… — она на мгновение замялась и, понизив голос, быстро заговорила: — Знаешь, я по-прежнему не верю, чтобы ты смогла сотворить что-либо с сыном Хитроумного — могучие мужи и умелые волшебники много раз пытались до тебя, но лишь обрекли себя на погибель. Но Медвари твердо убеждена, что ты и есть исполнение пророчества, так что кто его знает… Может статься, судьба решит сама направить тебя и подсказать нужное действие… В любом случае — добьешься ты успеха или поймешь, что все пропало — порви эту ниточку.

— И что тогда случится? — тоже шепотом спросила Айлэ. — Вы придете ко мне на помощь?

— Постараемся, — не слишком уверенно обещала Каури. — Ничего сверх этого тебе знать не стоит, поскольку наш Верховный имеет скверную привычку украдкой наведываться в чужие мысли, — Черный Шип встала и уже у самых дверей обернулась, добавив: — Я бы пожелала тебе удачи, но мои слова будут пусты. Надейся только на себя, девица Айлэ.

Воительница ушла, мелькнув черным силуэтом за переплетением занавеси, оставив собеседницу в тревоге и расстроенных чувствах. Девушка вспоминала подробности ночной стычки, беспокоясь не только о судьбе пропавшего неведомо куда Хасти, но и о том, кем он может быть на самом деле. Одна только попытка поразмыслить над этим ввергала девушку в трепет. Неужели это и есть та самая зловещая тайна, которую знают и хранят ее родители? Как же так могло получиться, ведь всем известно: Всадник Полуночи давным-давно мертв, как и его последователи… Да, но можно ли убить божество?

Спустя довольно долгое время — может быть, день, а может, и два, отмеряемых разве что по приносимым тарелкам с пищей — баронетта достигла того состояния, когда человек с радостью приветствует любое изменение. Она металась из комнаты в комнату, пробовала читать и бросала, безнадежно окликала несших караул гвардейцев, тщетно вглядывалась в прозрачную зелень окон и даже заглянула за каждую из висевших на стене картин: вдруг за ними скрыт какой-нибудь тайник? Увлекшись этим занятием, она едва не пропустила прихода ожидаемых визитеров.

На сей раз их пожаловало гораздо больше. Сперва в дверях показались три служанки, с величайшей осторожностью неся свернутое полотнище черной, отливавшей серебром ткани. Две из них принялись раскладывать принесенную вещь на постели, третья шмыгнула в коридор и вернулась с подносом, уставленным множеством флакончиков, шкатулочек, горшочков и баночек.

Следом четверо стражей втащили огромную деревянную бадью, полную горячей воды. Последней, когда стражники удалились, вошла альбийка небольшого, по здешним меркам, роста, с бледным лицом и копной русых волос, уложенных в некое подобие многоэтажной башни. Похоже, она принадлежала к более высокому рангу дворцовой прислуги, а девицы находились у нее в подчинении. Женщина окинула Айлэ диа Монброн оценивающим взглядом, сморщила носик, будто увиденное ей не слишком понравилось, и снисходительно назвала свое имя — госпожа Рагиби.

Ее великодушие простиралось до того, что она даже объяснила причины своего появления: Недолговечную желают видеть в королевских покоях. Обязанности Рагиби и ее помощниц состояли в том, чтобы придать смертному заморышу пристойный и приятный глазу вид.

«Именно этого ты и дожидалась», — не слишком успешно подбодрила себя баронетта, ставшая предметом усердных хлопот четырех женщин. Ее выкупали, заодно вылив на нее содержимое доброй половины подноса. Рагиби соорудила на голове девушки поочередно несколько причесок, добиваясь нужного впечатления. Итогом стараний альбийки стала корона из мелких косичек, украшенная серебряными цепочками, и два длинных локона, завитых спиралями и ниспадавших по обе стороны лица Айлэ.

Настал черед одежды. Разглядев, во что ее собираются нарядить, баронетта охнула — десяток локтей почти прозрачных вуалей, соединенных кое-где фибулами в виде листьев. Возражения пропали втуне: под руководством Рагиби ее тщательно завернули в шуршащий пепельно-серебряный ворох. Она едва сумела улучить миг, чтобы вытащить припрятанный стилет и пристегнуть его под коленом — где-то она слышала, что для женщины это будет надежнее всего.

Обойдя девушку со всех сторон, госпожа Рагиби сочла труды завершенными и дважды хлопнула в ладоши. Глянув на себя в большое серебряное зеркало, Айлэ сочла, что матушка и отец крепко отругали бы любимую дочку только за намерение показаться в подобном виде… зато Конни увиденное наверняка бы понравилось.

На зов явились провожатые, должно быть, дожидавшиеся в коридоре. Носители багряных лат королевской стражи — девушка уже видела таких ночью в тронной зале. Должно быть, именно их Каури называла «Алой Сотней». Недолговечную поставили в середине ромба из четырех человек, отчего она почувствовала себя запертой в железном ящике, и повели по бесконечным коридорам Древесного Чертога. С ней не разговаривали, не давали наставлений — просто сопровождали через вечный зелено-золотистый сумрак.

Баронетте очень хотелось верить, что наложенное на золотую ниточку заклятие действует, извещая заговорщиков о том, что ее увели к Бастиану.

В предыдущий визит у Айлэ сложилось впечатление, будто гости поднимались куда-то вверх, теперь же лестницы стремились вниз, к корням, питавшим и поддерживавшим Чертог. Идти пришлось не слишком далеко, а местом, куда доставили гостью, оказалась широкая круглая площадка перед мозаичными дверями, осененными выглядевшей почти настоящей ольхой с листьями из серебряных чешуек. При появлении гвардейцев и их подопечной крона затрепетала, издавая шелестящий перезвон, а створки плавно раскрылись. Молчаливый воин указал на темный проем, не выглядевший чрезмерно гостеприимным, и слегка поклонился.

Сглотнув, девушка покрепче ухватила края постоянно норовивших разлететься в стороны одеяний — кончики пальцев противно дрожали — и вошла.

Внутри царил полумрак, разгоняемый десятком самых обычных толстых свечей, воткнутых в серебряные настенные шандалы искуснейшей работы. Комната была круглой, локтей пятнадцати в поперечнике. Витые колонны — в сущности являвшиеся древесными стволами или, может быть, ветками, но, так или иначе, вполне живые, как и весь удивительный Чертог — тянулись вдоль стен и смыкались высоко над головой правильным куполом. Из точки их слияния на длинной лиане свисал большой световой шар тускло-молочного цвета, теперь не горевший. Пол под ногами устилал невероятной толщины и упругости ковер, до того похоже изображавший поляну с цветами, что Айлэ едва не потянулась сорвать яркий василек. Никакой мебели, за исключением приземистого столика с яствами да десятка маленьких подушек, разбросанных по ковру.

Баронетта принюхалась — пахло свежей хвоей и неизменной для Чертога лавандой — и огляделась в поисках хозяина покоев.

Бастиан из рода Ладрейнов, скрестив ноги, сидел на подушках в дальнем конце «поляны» — две свечи над его головой не горели, и сумрак вокруг повелителя Древесного Чертога был гуще всего. На нем была свободная серо-зеленая хламида, перехваченная узким серебряным пояском и почти сливавшаяся с цветом стен, так что, не обладай Айлэ гульским ночным зрением, она заметила бы его далеко не сразу. Однако внимание гостьи мгновенно приковал к себе иной предмет. Золотой жезл с алмазом, причина стольких бедствий и раздоров, мирно покоился на простой деревянной подставке рядом с альбом. Камень не светился собственным светом, преломляя лишь огоньки свечей, и девушка решила, что магия жезла дремлет.

— Невежливо молчать так долго, придя в гости, — произнес ясный голос, и Айлэ поневоле вздрогнула. — Ты онемела, увидев меня? Или увидев это?

Бастиан, должно быть, имел в виду жезл.

— Ваше величество… — баронетта склонилась в несколько неуклюжем реверансе. Альб засмеялся — словно зазвенел серебряный колокольчик.

— Ну-ну, оставь это. Знаешь, отчего мы именно здесь? Это Место Уединения. Я прихожу сюда, чтобы отдохнуть, не думая ни о чем, иногда один, иногда с прекрасной женщиной… это удается так редко… Обращаясь ко мне «ваше величество», ты напоминаешь о неприятных обязанностях, которые я как раз пытаюсь забыть.

— Но как же мне вас называть? — осторожно молвила Айлэ, не двигаясь с места. Альб снова рассмеялся, укоризненно качая головой. То ли из-за игры свечных огоньков, то ли по собственной природе его глаза блеснули холодным голубоватым светом.

— Обойдемся без титулов и придворного этикета. Порой это удивительно приятно. Я буду называть тебя Айлэ, как называли тебя твои отец и мать, а ты зови меня именем, данным мне при рождении — Бастиан. И, будь добра, на ты. Я хочу, чтобы сегодня мы стали близки друг другу, как никогда прежде.

Столь откровенный намек заставил Айлэ покраснеть. Она возблагодарила спасительный полумрак покоев, но тут же по усмешке Бастиана сообразила, что альб видит в темноте не хуже нее.

— Подойди ко мне, — промурлыкал повелитель Альвара. — Садись рядом. Хочешь съесть чего-нибудь или выпить вина? Вот эти фрукты ты не отведаешь нигде, кроме Древесного Чертога — их выращивают специально к королевскому столу. А вино… О, такого, ты, наверное, и не пробовала. Каждый раз, когда ты подносишь к губам бокал, у вина новый букет, и оно совершенно не пьянит — лишь придает сил и… способствует страсти.

Девушка послушно опустилась на изумрудный ковер, стараясь держаться от альба чуть дальше вытянутой руки. Пить баронетта не стала — свежие силы мне не помешали бы, подумала она, но «способствовать страсти», право, излишне — но чтобы не обижать хозяина отказом, выбрала со столика один из тех фруктов, что, по уверению Бастиана, выращивались исключительно для королевского стола. Фрукт походил на гладкокожий персик, выточенный из куска светлого янтаря, и таял во рту, оставляя нежнейший привкус меда и корицы.

Бастиан наблюдал за ее осторожными действиями с легкой улыбкой. Айлэ чувствовала исходящий от него аромат лаванды.

— Для смертного создания ты на удивление мила. И невинна, ведь так? — вдруг спросил он.

Айлэ едва не подавилась «персиком».

— Нет, ваш… Бастиан, — пролепетала она, в очередной раз («что ж я все краснею, как деревенщина!») заливаясь краской. — Но… не слишком опытна.

— О? Сколько же тебе лет?

— Семнадцать, — честно призналась баронетта и рискнула добавить: — Только я еще долго буду оставаться такой, как сейчас. Я не совсем человек… и в какой-то степени прихожусь родственницей жителям Заповедного Края.

— Любопытное начало, — хмыкнул альб. — Позволь узнать, кто же ты, если не смертная? Воплощенный дух? Сиддха?

— Нет, я гуль, то есть гхуле, — скромно сообщила она, пытаясь выговорить слово так, как оно звучало у Дайена. — Очень дальний потомок беженцев из Черной Цитадели, тех, кого настигла Кара Исенны.

— Не может быть! — совсем по-человечески восхитился повелитель Потаенного Града. — Безумец добился своего? Олвин не верил, и мой отец тоже, а ему удалось, надо же… И много вас уцелело? Как же вы справились с Жаждой и сумели выжить по соседству с людьми? Ведь вы наверняка на них охотились, а они в отместку разыскивали вас и разоряли ваши поселения?

— Было и такое, — не стала отрицать Айлэ. — Некоторые из моего народа и посейчас считают, что люди — всего лишь говорящие животные, годящиеся исключительно в пищу. Однако в последние десятилетия мы заключили с людьми что-то вроде перемирия. Кое-кто из нас сумел занять достойное место в людском мире. Возможно, рано или поздно нам придется стать частью королевства смертных. Земля гулей, какой я ее застала, во многом похожа на Заповедный Край — маленькое княжество под названием Рабиры или Рабирийские холмы, охраняемое Незримой Стеной, не пропускающей внутрь чужаков. Мы привыкли к тяжести Проклятия и нашли способы бороться с ним, используя кровь диких или домашних животных. Ее, в конце концов, требуется не так уж много — чашка в два-три дня. Нет, лично у меня больше нет необходимости это делать, — баронетта вовремя смекнула, что ее могут попросить показать клыки или, чего доброго, загрызть кого-нибудь. — Во-первых, я полукровка, дитя человека и рабирийки, а во-вторых, нашлась управа и на Кару Побежденных.

— Ах, вот даже как… — маловразумительно пробормотал правитель альбов, не пожелав уточнять, что он имеет в виду, но напомнив девушке: она не в кругу друзей и не в обществе заговорщиков госпожи Медвари. Ее предупреждали, что с Бастианом надо быть настороже и следить за своими словами. — Порой трудно вообразить, какие причудливые следы оставляет за собой то или иное событие… Не осталось почти никого, кто своими глазами видел бы Полуночную Цитадель, а по земле до сих пор бродит проклятое Безумцем племя… Знаешь, в чем была беда Исенны? — неожиданно осведомился Бастиан. — Ему всегда хотелось заполучить то, чем владели другие. Он затеял Войну Света, пытаясь прибрать к рукам Звездную Радугу и наверняка рассчитывая впоследствии захватить три Благих Алмаза… Ты слышала что-нибудь о Радуге, Айлэ?

— Семь драгоценных камней, созданных и хранившихся в Цитадели, — вспомнила прочитанные летописи баронетта. — Они уравновешивали три слишком могущественных Алмаза, правильно? Два или три из них уцелели до нынешних времен и до сих пор обретаются где-то в мире людей. Или у двергов — в их сокровищницах порой отыскивается такое, что почиталось давно уничтоженным или потерянным. Можно спросить — как вышло, что Исенна не добился своего?

— Ему стоило быть повежливее с союзниками и с противниками, — наставительно изрек Бастиан. — Олвин и его племя мореходов, которых и без того еле-еле убедили принять участие в осаде, покинули Аллерикса почти сразу. Да еще с изрядной ссорой, едва не завершившейся поединком между Безумцем и Корабелом. Они ушли на побережье, подняли паруса — и с тех пор мы больше о них ничего не слышали. Должно быть, им удалось добраться до Последнего Острова… Затем удалился мой родитель, Эрианн Хитроумный, отправившийся искать удачу в землях Восхода и основавший новый Альвар взамен поглощенного разбушевавшимся морем. Оставшийся в гордом одиночестве Исенна взял-таки Цитадель, но искомого там не обнаружил. Жаль, мне не довелось увидеть, как он рвал и метал. Ходили слухи, якобы он призвал двергов, согнал уцелевших пленных и заставил их разбирать крепость по камешку. В скором времени Безумец погиб, а принадлежавший ему Алмаз пропал — надо думать, провалился в какую-нибудь трещину и сгорел в огненной лаве. Или утонул в океане. Так что единственным Камнем Света, сохранившимся на этой земле, теперь владею я… И хотел бы узнать, девица Айлэ: с какой стати твоему другу пришло в голову, будто он сможет отобрать его у меня?

Баронетта невольно вздрогнула, покосившись на мирно поблескивающий жезл. Показалось, или игра бликов на гранях алмаза стала ярче?.. Бастиан перехватил ее взгляд. Его усмешка сделалась недоброй.

— Красивая игрушка, верно? — пробормотал он скорее для себя, чем для собеседницы. Выражение его лица сделалось отсутствующим. — Ты сейчас думаешь о том, что в двух шагах от тебя лежит средоточие мощи Потаенного Града. И возможно, если изловчиться и схватить, то ты управишься со мной в два счета. Колдовского умения в тебе, правда, всего ничего, но вдруг да повезет — все-таки ты дочь мага…

Айлэ сделалось не по себе — Каури ведь предупреждала, что Повелитель любит украдкой подглядывать в чужие мысли. Вот он и подглядел… почти дословно. Отрицать не имело смысла, и она кивнула.

— Я упрощу задачу, — спокойно продолжал Бастиан. — Не стану тебе мешать. Подойди, возьми его.

«Либо это ловушка, — мысли Айлэ панически метались из стороны в сторону, — и я обращусь в пыль от одного прикосновения… либо это мой первый и единственный шанс». Повелитель Альвара наблюдал за ней внимательно и хищно, не двигаясь с места, с той же усмешкой на тонких губах.

Девушка протянула руку и осторожно сняла золотую ветвь с подставки.

Жезл Света оказался тяжелым, как положено вещи из чистого золота, и приятно холодил ладонь. И только.

— Попробуй разбудить его, — предложил Бастиан с непонятной интонацией.

— А… если у меня получится? — робко заикнулась Айлэ. Альб молча прикрыл глаза и сладко улыбнулся.

Ему нравится риск, поняла баронетта. Он мог бы скрутить Хасти, едва увидев, но предпочел вызвать рабирийца на магический поединок. Мог бы давно расправиться с заговорщиками, но играет с ними, как кот с пойманной мышью… Что, если пророчество как раз и говорило о чем-то таком? Вдруг я приручу Жезл, как когда-то Долиана Эрде приручила Огненный Рубин?..

Спустя два десятка гулких ударов сердца безумная надежда растаяла как дым на ветру. Костяная рукоять в мелкой сеточке трещин, правда, нагрелась в ладони, но Камень Света оставался просто крупным, прекрасно ограненным алмазом — с тем же успехом Айлэ могла взывать к бронзовому подсвечнику.

— Пожалуй, хватит, — нарушил молчание Бастиан. — Положи жезл на его законное место. У тебя были скверные мысли, девочка… неужели я так тебе ненавистен? Почему? Видно, Медвари и ее присные хорошо поработали с тобой… Я в самом деле заигрался с ними, игра становится однообразной. Пора завершить ее…

Он легко коснулся указательным пальцем жезла, водруженного обратно на подставку, и Алмаз отозвался единственным ярким бликом — будто в его глубине вспыхнула и погасла голубая звезда.

— Владеть им может лишь могущественный маг либо тот, кому Алмаз принадлежит по праву, — гордо сказал альб. — Великие силы сокрыты в нем, но в случайных руках они не пробудятся. Жаль, тебе не довелось видеть его в действии.

«Еще как довелось», — едва не ляпнула Айлэ, но, к счастью, вовремя придержала язык. Впрочем, слова, сорвавшиеся с ее губ, вряд ли прозвучали намного умнее:

— Хасти твердил, будто имеет больше прав на Камень Света, чем все альбы, вместе взятые… Это правда? И если правда, то — почему?

— Хасти? — альб расхохотался. Этот смех не имел ничего общего с прежним обворожительным перезвоном серебряных колокольчиков — так смеются, отрубая голову давнему врагу. Айлэ передернуло, и Бастиан резко прервался, в упор уставившись на девушку. — Ты называешь его Хасти? Так тебе неизвестно, кто он?

— Нет, — пролепетала баронетта, зябко ежась под ледяным пронизывающим взглядом светлых глаз.

— Лжешь, — припечатал альб. — Либо ты глупее курицы. Либо — и это худшее предположение, взывай к своим богам, чтобы я ошибался — вы заодно, и участь ваша будет общей.

Он протянул руку, и Айлэ вдруг увидела в его пальцах массивный шар из дымчатого хрусталя, размером с небольшую дыню. Гладкая поверхность казалась маслянистой. Внутри плавали какие-то смутные образы, не имеющие отношения к происходящему в комнате.

— Вот твой спутник, — сказал Бастиан, положил шар на ковер и легко толкнул его к баронетте. — Смотри. Не пытайся разбить кристалл — это невозможно.

Шар оказался увесистым и очень холодным — девушке показалось, будто ей в ладони положили здоровенный кусок льда. Пальцы мгновенно онемели. Не очень представляя, что именно нужно делать, она поднесла колдовскую вещь к самым глазам и зачем-то прищурилась, словно подглядывая в щелку.

Она увидела Хасти почти сразу: магик брел по узкому сумрачному коридору. Выражение его лица показалось Айлэ пугающим — слегка отсутствующее, как у одурманенного человека, не осознающего, где он и что с ним происходит. Коридор тянулся все дальше, разветвляясь, описывая кривые и петли, а одноглазый, пошатываясь и спотыкаясь, продолжал безостановочно идти. Порой он оглядывался, словно опасаясь нападения со спины, и, кажется, не зря — позади него, шагах в десяти, клубилась бесформенная тень, неспешно заполнявшая пространство коридора и постепенно догонявшая рабирийца.

— Никогда не мог понять, почему его так страшит темнота и лабиринты, — произнес над ухом девушки звенящий хрусталем голос, вернув ее обратно, в покои Бастиана Ладрейна. Она выронила шар, мягко стукнувшийся о толстый ворс ковра, и взглянула на альба:

— Что ты с ним сделал? Где он?

— Там, внизу, — повелитель Древесного Чертога устало зевнул, прикрыв рот тонкой ладонью, а другой рукой небрежно ткнув куда-то себе под ноги. — Ты не представляешь, каких трудов мне это стоило… и я все равно не могу быть спокоен. Он силен и изворотлив. Он будет искать способ выбраться оттуда. Поэтому мне придется от него… — альб скривился, но закончил фразу: — избавиться, да поскорее. В День Солнцестояния его казнят… Ты — другое дело… если не врешь, конечно, а я легко могу это проверить. Единственная опасность, которая от тебя исходит, — стремление заводить неподходящие знакомства. Интересно, кто успел с тобой побеседовать? — Бастиан сделал вид, что глубоко задумался. — Вне всякого сомнения, Черный Шип вкупе со своим шальным приятелем Идалиром. Моей волей он из простого копейщика поднялся до командира Изумрудной Сотни, но платит черной неблагодарностью… Ах да, забыл нашу прожженную заговорщицу Медвари. Они поведали тебе про павший во славе Венаадд?

Баронетта слабо кивнула — перед ее глазами все еще стояла устрашающая тьма неведомых коридоров и заплутавший в ней маг.

— До сих пор не могу понять, ради чего в эту игру встряла Медвари? — казалось, альб беседует сам с собой. — Ее род явился сюда вместе с беженцами, предложил свои услуги тогдашним господам, а она теперь мнит себя едва ли не наследницей имения! Раз в пятьсот лет ее дружки набираются храбрости и пытаются перейти от болтовни к делу. Знаешь, в последний раз они были очень близки к успеху. Пришлось изрядно проредить их компанию, а Медвари отправить рыдать на руинах столь дорогого ей Венаадда. Ты ведь видела Высокого Ирваста? Когда-то он был не из последних приспешников Безумца, но вовремя переметнулся на другую сторону. Порой мне кажется, что безумие Исенны стало чем-то вроде заразной хворобы, не пощадившей никого из его сподвижников. Ирваст убивает не по необходимости, а ради извращенного удовольствия. Я доверил ему Предел Йаули, и он устроил там собственное бледное подобие Двора Аллерикса. То учиняет поединки насмерть, вынуждая к участию своих же ближайших соседей и Пришедших После, то затевает загонную охоту на забредших из-за Черты чужаков, а в последние десятилетия увлекся разведением хищных тварей, живших в этих краях в прежние времена. Отыскал где-то парочку и мечтает теперь вырастить свору голов эдак в полсотни. Я вынужден смотреть на это снисходительно, поскольку в своем роде он незаменим, хотя подчас от его развлечений воротит даже меня… Но, впрочем, все это чепуха. Творец Предвечный! Я пришел сюда отдохнуть… Довольно нелепых разговоров!

Он умолк, яростно глядя в стену, затем звонко прищелкнул пальцами, и наполненный золотистым вином кубок оказался в его руке. Бастиан осушил вместительную чашу одним бесконечным глотком, и его тонкое породистое лицо вдруг странным образом обмякло.

«Совершенно не пьянит, но придает сил и способствует страсти нежной», — вдруг вспомнилось Айлэ. Альб вновь наполнил кубок и прильнул к нему, через край поглядывая на собеседницу с пьяной хитрецой.

Девушка потихоньку начала отодвигаться.

— Нет! — рявкнул повелитель Чертога, отшвыривая кубок так, что он врезался в стену. Внезапно его голос снова изменился, сделавшись вкрадчивым и медовым. — Не убегай от меня. Выпей этого чудного вина, если боишься. Иди ко мне. Забудем обо всем в Месте Уединения. Забудь о том, что ты подобна бабочке-однодневке, а я старше любого королевства под солнцем… Ныне в отсветах луны будем только я и ты, девица Айлэ… Иди ко мне!

Айлэ отшатнулась, вскакивая на ноги. Бастиан в то же мгновение единым гибким движением перелился в полный рост. Питье сотворило с ним что-то странное — альб определенно не захмелел, во всяком случае, по обычным меркам. Двигался он даже более легко и уверенно, чем всегда, и речь его по прежнему звучала ясно, но светлые глаза блуждали, словно повелитель Потаенного Града грезил наяву.

— Ты прекрасна, хоть и недолговечна. Твои губы — источник наслаждения, твои глаза — сладкий омут, твоя грудь — словно золотые яблоки из запретного сада… Со мной ты познаешь ласки, которые возведут тебя на вершину блаженства, с тобой я на краткий миг почувствую себя истинно живым… Вместе мы проникнем в потаенные глубины, увидим горние выси, услышим звездную песнь… Иди ко мне!

Его голос завораживал, слова были красивы, в них слышался странный подчиняющий ритм. Айлэ затопила горячая волна желания — настолько внезапного и острого, что ее руки с готовностью взметнулись к фибулам, скрепляющим легкомысленные одежды, а тело качнулось навстречу хозяину Древесного Чертога. Она еле слышно застонала, подалась вперед, опускаясь на колени…

Обнаженного бедра коснулось нечто холоднее льда. Магический кристалл валялся на ковре, и в его глубинах рабирийский маг бесцельно брел по бесконечным коридорам, спасаясь от ползущей следом тьмы. Маленькая фигурка под стеклянной поверхностью вдруг вскинула голову. В сознании девушки вспыхнуло мгновенное солнце. На краткий миг Айлэ диа Монброн исчезла, перенеслась, оказалась в лабиринте у самых Корней.

Это она проиграла в магическом поединке.

Это она из последних сил брела в сыром полумраке, преследуемая безымянной Тьмой. Это ее казнят в День Солнцестояния…

Нахлынувший затем жуткий, животный ужас начисто смыл сладкий колдовской морок. Альб замолчал, недоуменно хмурясь. Их разделяло совсем немного — руку протянуть. Руку с ножом.

Рукоять стилета сама собой легла в ладонь.

Однажды Райан Монброн дал своей наследнице полезный совет: «Если поймешь, что серьезно влипла в неприятности, не пытайся заговаривать зубы, колдовать или звать на помощь. Старайся держать себя в руках и твердо знай — нужно бить первой. Бей изо всех сил, и так, чтобы пару следующих мгновений твой обидчик мог думать только об одном — не стал ли он евнухом. Не смотри на него, ни о чем не спрашивай, а сразу же уноси ноги. Несколько выигранных мгновений могут спасти тебе жизнь… и кое-что, не менее важное — твое достоинство. Ты поняла, Айлэ?»

Тогда она искренне заверяла родителя, что все понимает. Даже взяла несколько уроков у давней знакомой отца, бывшей искательницы приключений на покое. Только вот никогда ранее девица Монброн не оказывалась в столь пугающей ситуации. Всегда находился кто-то, способный ее защитить… да и кому бы пришло в голову посягнуть на честь девушки из королевской свиты?

Теперь Айлэ убедилась: пусть она в опасности, у нее не достанет решимости даже замахнуться, спасая себя. Она боялась повелителя альбов и ненавидела себя за трусость. Великое Небо, ну почему же ей так не везет?

Тонкое, как игла, острие стилета целилось Бастиану, сыну Эрианна в живот. Но рука дрожала, и момент был упущен.

— Какая глупость… — пробормотал альб. — Зачем ты все испортила?

Он коротко взмахнул кистью, и оружие в руке Айлэ мгновенно раскалилось докрасна. Вскрикнув, девушка отшвырнула кинжал. Шесть дюймов отличной стали испарились, не долетев до пола. Баронетта была готова к тому, что альб придет в ярость, может быть, даже бросится на нее, но правитель Альвара медлил, глядя сверху вниз с непонятным сочувствием.

— Ножом тебя, конечно, снабдила Каури Черный Шип, — сказал он. — Жаль ее. Она подписала себе смертный приговор — не за покушение, сталь не берет меня… За испорченное удовольствие. Но как поступить с тобой, маленькая гхуле? Ты подняла оружие на особу королевской крови. Теперь придется возвести тебя на одну плаху с твоим одноглазым приятелем, и это еще печальнее. Каури, по крайней мере, давний и непримиримый враг. Ты же падешь случайной и бессмысленной жертвой чужой интриги — а ведь могла бы купаться в роскоши до конца своих дней… Что за нелепый выбор, Недолговечная!

Он выбросил руку и попытался изловить ее за край туники. Однако у девушки достало сообразительности и быстроты вскочить, отпрыгнув в сторону. Теперь ее и Бастиана разделял овальный столик с напитками и фруктами. Хозяин Чертога удостоил ее маневр недоверчивым хмыканьем.

— Перестань, — бросил он. — Это ведь не крепость, где ты сможешь отсидеться. Неужели ты думаешь, я стану гоняться за тобой по всему замку? Иди сюда.

Баронетта упрямо помотала головой. Может, швырнуть в него чем-нибудь, отвлечь внимание, а самой кинуться к дверям? Бесполезно — створки могут быть заперты или стража немедля затолкает беглянку обратно.

Словно догадавшись об ее намерениях, альб прикинулся, что хочет обежать стол и схватить упрямую девицу. Айлэ взвизгнула, шарахнулась в сторону… но развевающийся край одной из ее многочисленных вуалей оказался в руках у Бастиана. Рывок отбросил девушку назад, она зацепилась за ножку стола, заставив тот пошатнуться. Несколько бокалов упали на ковер, один разбился.

Баронетта оставила без внимания участь гибнущих столовых приборов — ее больше заботило плачевное положение, в котором она очутилась. Хозяин Чертога подтащил ее к себе и, крепко обхватив за талию, оторвал от пола, невзирая на отчаянные попытки девушки лягаться и разжать кольцо удерживающих рук. В итоге снова досталось многострадальному столу — в очередном выпаде ступня Айлэ угодила как раз по краешку. Стол опрокинулся, королевские персики рассыпались по полу, а вино растеклось быстро впитавшейся лужицей. Баронетта Монброн услышала ехидный смешок альба, и ее испуг медленно, но верно начал сменяться злостью. Неужели он полагает, что так легко с ней справится? Будь у нее по-прежнему клыки и когти, альбийскому красавчику уже давно пришлось бы искать знахаря, способного избавить его от глубоких царапин на физиономии.

— Может, хватит? — Бастиан вдруг ослабил хватку. Прежде чем Айлэ успела опомниться, ее поймали за правую руку, с силой надавив между пальцами. Девушка взвыла: кисть будто прижгли огнем. — Не хотелось бы причинять тебе боль, но ты сама меня к этому вынуждаешь. Повторить или ты будешь смирной?

— Своему покойному папеньке вели быть смирным, — огрызнулась баронетта, немедля об этом пожалев — ладонь опять словно угодила в раскаленную жаровню. Стоявший позади Бастиан — девушка чувствовала его частое дыхание на своей щеке — присоветовал:

— Не дерзи, предупреждаю в последний раз. Ты уже испортила мне большую часть наслаждения. Но я всегда добиваюсь своего, в чем бы это ни выражалось и чего бы ни стоило. По доброй воле или по принуждению, но этой ночью ты станешь моей. Зачем ты ведешь себя, как дикарка? Я отвратителен тебе? Или ты холоднее льда? Но я же видел, это не так… К тому же сопротивляться глупо — я мог бы лишить тебя возможности двигаться… или внушил бы тебе стремление самой раздеться и лечь…

— Ты всегда так поступаешь, иначе женщины не соглашаются иметь с тобой дело? — стоило бы воздержаться от насмешек, но не в меру острый язычок баронетты начал болтать сам собой. — Если ты не выворачиваешь им руки и не накладываешь чары, тебе их не заполучить?

— Проклятье! Это становится утомительным, — раздраженно пробормотал альб и прошептал еще что-то еле слышно — Айлэ не разобрала слов, да они и не показались ей стоящими внимания. Внезапно ею овладело полнейшее безразличие к собственной участи. «Все-таки применил свою магию. И альбийская паутинка не помогла», — поняла она, но ни эта мысль, ни странная слабость, охватившая тело, только что готовое к борьбе, уже не вызвали возмущения. Бастиан отпустил ее, и девушка с облегченным вздохом опустилась навзничь на пышный ковер, прямо посреди раскиданных фруктов и драгоценных кубков из тончайшего хрусталя.

— Мне жаль, но ты сама виновата, — услышала она голос повелителя Потаенного Града.

Послышался тихий шелест снимаемых одежд. По ее лицу скользнули быстрые пальцы, спустились ниже, не долее мгновения возясь с застежками. Бастиан обладал прекрасным телосложением и, вероятно, был искусным любовником — да и как иначе, учитывая тысячелетний опыт, — но обездвиживающее и лишающее воли заклятье имело свою оборотную сторону. Его умелые ласки приносили Айлэ диа Монброн наслаждение не большее, чем если бы Бастиан Ладрейн пожелал добиться взаимности от мраморного изваяния.

Альб опустился на колени, прикрыл глаза, навис над раскинувшейся на ковре девушкой. На касания чутких пальцев к нежной коже бедер и поцелуи, которыми повелитель Альвара осыпал ее шею и грудь, Айлэ не ответила ни единым движением или вздохом, словно со стороны равнодушно наблюдая за происходящим, — власть заклятия позволяла альбу делать с ней все, что ему вздумается. Бастиан опустился ниже, оперся на локти, накрыв девушку своим телом. Уступая его прикосновениям, становившимся все более настойчивыми и нетерпеливыми, Айлэ послушно закинула руки за голову. Правая ладонь задела магический кристалл, но ледяной укол на сей раз оставил баронетту безучастной.

Почти безучастной. Где-то в дальнем уголке сознания пульсировала тревожная мысль, с каждым ударом сердца становясь все более ясной: останови его. Иначе ты не выйдешь из Места Уединения, а рабириец умрет на рассвете. Останови, иначе погибнут Каури Черный Шип, Медвари, Дайен и те, кто с ними. Останови, или Проклятие Рабиров соберет неслыханную кровавую жатву.

«Нужно сделать что-то… прямо сейчас», — вдруг совершенно отчетливо подумала Айлэ. И сама удивилась, когда ее рука, преодолевая темную силу наложенного заклятия, поползла по такому мягкому, упругому ковру в настойчивых поисках… чего?

Чего-нибудь… подходящего.

Упавшая тарелка. Не годится. Осколки разбитого бокала — едва не порезалась. Нечто скользкое, округлое, увесистое, что с трудом удалось захватить в ладонь. Бастиан навалился на нее, его лицо, обрамленное ореолом серебристых волос, раскачивалось над ней в такт хриплому дыханию — глаза закрыты, на лбу проступили мелкие бисеринки пота. Айлэ подтащила неведомый предмет поближе, согнула руку в локте, зажмурилась, и, не целясь, нанесла единственный сильный удар. И тут же ощутила, что воля и тело ее обрели свободу.

Раздался короткий хруст — словно, упав на камни, разбился глиняный кувшин. Что-то теплое брызнуло в лицо, разлетевшись мелкими липкими каплями. Бастиан не издал ни звука, просто обмяк, сделавшись невыносимо тяжелым и придавив девушку к полу. Несколько прядей его волос попали баронетте в рот, она с отвращением их выплюнула.

Открывать глаза по-прежнему не хотелось. Упираясь локтями и извиваясь, Айлэ медленно выволокла себя из-под не подающего признаков жизни тела, как наяву, видя эту картину в своем воображении. Отползя подальше, она наконец рискнула разомкнуть веки. Тот же полусумрак, те же моргающие свечки. Лежащая ничком фигура со свернутой набок головой. Лицо у Бастиана было удивленное, из проломленного виска вытекло немного темной крови, блестящей лужицей застывшей на ковре. Баронетта поискала вещь, так удачно подвернувшуюся ей под руку, и обнаружила валявшийся неподалеку магический шар, с одного бока слегка испачканный в чем-то темном, влажном на вид.

«В собственной постели, по собственной неосторожности, от того, что принадлежит ему самому…» — кажется, именно так говорилось в пророчестве?..

Снаружи не долетало никаких признаков тревоги — маленькое досадное происшествие в покоях Властителя пока оставалось тайной. Айлэ попыталась заставить себя думать о том, как ей поступить. Одеться и как ни в чем не бывало выйти? Ждать, пока кому-нибудь не придет в голову заглянуть в комнату? А что, если никто сюда не придет? Ее бил озноб, ей казалось, что в тенях что-то мелькает, подкрадываясь к ней, что колдовской шар тускло мерцает и внутри него, как рыба о тонкий лед, ударяется чья-то рука, оставляя белые царапины… Мысли, ползущие медленно и неповоротливо, споткнулись о тончайшую нить, сплетенную из золотой канители. Что-то такое надо было сделать с этой нитью, по-прежнему обвивавшей левое запястье… Точно, разорвать.

Баронетта с трудом просунула под невесомый браслет указательный палец правой руки и дернула. Нить не поддалась. Девушка потянула сильнее, и блестящая жилка, сдавшись, с еле слышным треском лопнула, скользнув вдоль руки и упав на ковер.

Ничего не произошло.

Айлэ не помнила, сколько просидела в углу, съежившись и кутаясь в обрывки своих черно-серебряных вуалей. Свечи таяли, лужица крови стала чуть больше и загустела, а обещанная помощь все не появлялась. Казалось, минула целая вечность, прежде чем золоченые створки дверей сотряс тяжелый удар.

Глава шестая Перемена участи

15 день месяца Таир.

— Сам Бастиан призвал девчонку к себе, — выпалила Каури Черный Шип, едва перешагнув порог небольшой уютной залы, где уже собрались прочие заговорщики: Медвари, Идалир и Дайен. — Ее ведут к Месту Уединения — в своих пристрастиях наш Повелитель весьма предсказуем… Жезл, как всегда, при нем, у дверей скучают пятеро «алых». Пора?

— Час настал, — кивнула Медвари. — Согласно пророчеству или вопреки ему, сегодня решится наша судьба и, может статься, судьба Потаенного Града. Идалир, твоя Изумрудная Сотня готова выступить?

— Да, — коротко ответил сотник.

— Идалир, я вижу, тебя что-то смущает, — мягко сказала альбийка. — Что-то не так?

— Госпожа, — воин с золотым дубовым листком на камзоле потер лоб ладонью, собираясь с мыслями, — мои воины готовы к выступлению, и момент подходящий — в Альвар на праздник Дня Солнцестояния собралась большая часть наших сторонников, в том числе несколько вельмож, сопровождаемых собственной гвардией… Однако Бастиан не слеп и не глуп, он способен читать в умах подданных, как в раскрытой книге. Древесный Чертог наводнен Алой Сотней, караулы удвоены, вход и выход из дворца возможны только по предъявлении особого знака… Лесные Стрелки и «пурпурные» гладиаторы Ирваста окружили расположение Изумрудной Сотни. Пока они осуществляют надзор не слишком навязчиво, но, скорее всего, к утру Бастиан отдаст приказ о взятии под стражу подозреваемых в заговоре. Будет большая кровь…

— Это всего лишь означает, что пути назад у нас нет, — пожала плечами Каури. На лице воительницы читалась мрачная решимость. — Разве не об этом мы говорили совсем недавно? Мы почти бессмертны, оттого терпения нам не занимать. Но, проклятье, даже терпению бессмертных есть предел! Или лучше и далее влачить жалкое существование, зная, что твое притворство не имеет смысла и в любой момент тебя могут исключить из числа живущих?!

— Медвари, позволь узнать: ты и впрямь веришь во всю эту чепуху с пророчеством? — поинтересовался Идалир.

— И да, и нет, — рассеянно ответила альбийка. Прежде чем продолжить, она поднялась со своего кресла и отдернула тяжелую штору вдоль одной из стен — открылось высокое стрельчатое окно, забранное простым стеклом. В темноте за стенами Чертога мигали редкие огоньки факелов. — Я не могу представить, что девочка сама по себе способна причинить Бастиану какой-нибудь вред — разве только сам Предвечный направит ее руку. Но многие из тех, кто прежде сомневался и выжидал, расценили ее появление как знамение свыше, признак того, что небеса на нашей стороне. Теперь ряды наших сторонников выросли, и боевой дух высок как никогда. Из-за одного этого можно считать, что девица Айлэ выполнила свое предназначение. Жаль будет, если она погибнет…

— Она вошла к Бастиану, — подал голос доселе молчавший Дайен. Маг был бледен и взволнован.

— Теперь и впрямь пора, — Медвари выпрямилась, на миг прикрыв глаза и сцепив пальцы в жесте безмолвной молитвы. — Идалир, поднимай своих воинов. Каури, Дайен, вы помните, что вам делать. Я призову остальных.

…Заранее подготовленный заговорщиками план был несложен — в нем не нашлось места большим сражениям и штурмам, по той простой причине, что за тысячелетия мирной жизни альбы совершенно забыли благородное и страшное искусство ведения войны. В столице Потаенного Края не нашлось бы ничего, что хотя бы отдаленно сходило за крепость, а вся армия ограничивалась личной охраной Верховного, его вельмож и двумя сотнями внутренней стражи Чертога, Алой и Изумрудной. Имелись, правда, еще Лесные Стрелки, вооруженные лишь мощными охотничьими луками и длинными кинжалами. Лесной Стрелок умел за пятьдесят шагов попасть стрелой в мелкую монету, и под опытным командованием сотня таких стрелков была бы грозной силой, но, строго говоря, воинами эти превосходные лучники не являлись. Среди них были сокольничие, следопыты, псари и конюшие, скороходы и проводники по горам и лесу, в обычное время сопровождавшие короля на нечастых охотах.

Мятеж вылился в дюжину коротких, ожесточенных стычек, возникавших там, где личная гвардия Бастиана Ладрейна была атакована воинами Венаадда.

Самое жаркое сражение разыгралось в окрестностях казарм Изумрудной Сотни, окруженных Лесными Стрелками по приказу Бастиана. Копейщики Идалира, получив условный сигнал, сперва попытались скрытно, ножами и удавками, снять выставленные караулы. Но легче поймать на лету стрижа, чем скрытно подобраться к опытному охотнику — ночной воздух прорезали длинные стрелы с пестрым оперением, и почти каждый выстрел уносил чью-то жизнь. Копейщики, неся потери, укрылись в казармах, а в спину стрелкам вышла личная полусотня одного из вельмож, лорда Эвандейра, участвующего в мятеже на стороне Медвари. Лук — довольно слабое оружие, если противник находится на расстоянии вытянутой руки с мечом; эту истину познали на собственной шкуре Лесные Стрелки, когда их число мгновенно сократилось едва ли не вполовину. Прочие обратились в бегство. Высыпавшие вновь из своих укрытий воины Изумрудной Сотни тут же сцепились с «пурпурными» гладиаторами Ирваста, полусотня коих была придана Стрелкам для усиления, но подоспела слишком поздно, чтобы спасти их от разгрома.

Сталь звенела в ночи, в садах, окружающих темную громаду Древесного Чертога, и кое-где в городских кварталах Альвара, но в сумрачной глубине королевского дворца все еще царила относительная безмятежность — отголоски происходящего снаружи долетали сюда далеко не сразу. У самых Корней, на круглой площадке перед двойной радужно-золотой дверью, маялись пятеро «алых» гвардейцев во главе с десятником. Из-за золотых дверей не доносилось ни звука — Владыка, создавая этот зал, специально позаботился о том, чтобы его не беспокоили. Одна лестница, чьи ступени сияли белизной перламутра, изгибаясь крутой спиралью, вела отсюда наверх, к жилым покоям и кладовым Древесного Чертога. Две других зияли черными провалами, и идущий оттуда запах сырой земли подчас перебивал даже царящий повсюду аромат лаванды. Огибая Место Уединения, эти лестницы уводили еще ниже, к помещениям, о которых даже бесстрашные воины старались не думать. Склонный к некоторой излишней драматичности, Бастиан специально расположил свою комнату для размышлений на самой границе жизни и смерти — ибо ниже Корней находились Темницы Владыки.

Заслышав на верхней лестнице шаги, стражники встрепенулись. Судя по слитному топоту нескольких пар ног, спускалась целая группа, и десятник недоуменно нахмурился. Одиночный визитер в ночную пору мог быть сотником, проверявшим караулы, или кем-либо из дворцовых слуг, которого за какой-то надобностью призвал Владыка. В конце концов, мог заявиться Ирваст, которого при дворе недолюбливали за высокомерие и бессмысленную жестокость и который в последнее время что-то зачастил в подземелья Чертога. Но чтобы группа?.. Для смены караула рановато. Возможно, подвыпившие вельможи ошиблись коридором… Мысль о мятеже даже не пришла в голову гвардейцу, и тем не менее смутная тревога заставила его поудобнее передвинуть сабельные ремни, крест-накрест пересекавшие грудь.

Гости показались из-за изгиба лестничной спирали, и десятник вздохнул с облегчением. Пришел действительно Ирваст, и не один — за его спиной маячили трое мечников в пурпурных кожаных доспехах. Повелитель Йаули выглядел встревоженным, вместо свободной праздничной скабы, какую обычно носили гостившие в Чертоге вельможи, на нем почему-то был костюм для верховой езды из тонко выделанной черной кожи и высокие сапоги. На приветствие десятника альб едва кивнул, тут же заявив:

— Я должен поговорить с Владыкой. Немедленно.

— А Владыка согласен говорить с вами, господин? — как ни старался гвардеец оставаться бесстрастным, ехидный тон прорвался таки наружу. — Он очень занят сейчас. У него гостья.

— Проклятье! — прошипел Ирваст, хлестнув по ладони тонким стеком из полированного черного дерева, который постоянно носил с собой. — Так вот почему я не могу пробиться к нему Безмолвной Речью! Послушай меня, воин: я не могу сказать наверняка, но у меня есть основания полагать, что нынешней ночью…

— Сожалею, господин, — непреклонно прервал разгорячившегося вельможу гвардеец, — но Владыка строжайше повелел не беспокоить его ни при каких обстоятельствах. Впрочем, если вам угодно рискнуть своей жизнью, попробуйте… Я бы на вашем месте обождал. Девицу привели уже довольно давно, полагаю, она займет Владыку ненадолго.

Взбешенный Ирваст смерил десятника яростным взглядом, однако в словах стража был свой резон. Не вовремя попавшись на глаза Бастиану, вполне можно было попасть в долгую немилость или под домашний арест. Бывало и похуже — принесший дурную весть или досужий сплетник, случалось, обнаруживал в постели скорпиона, падал с коня на охоте или исчезал при загадочных обстоятельствах…

— Я подожду, — буркнул вельможа.

Не прошло и четверти колокола, на протяжении которых Ирваст нетерпеливо мерил шагами поперечник просторной площадки перед золоченой дверью, как сверху снова долетел неясный шум. Из-за поворота лестницы показались воины в алых доспехах, спускавшиеся по двое, а за их спинами — смуглокожая красотка, заправлявшая охраной у Ирваста, и смутно знакомый альб, коего прежде пару раз видели в ее обществе. Десятник в изумлении приподнял бровь, а вельможа, едва глянув, чуть не выронил жезл — воительница, хоть и при кольчуге, была безоружна и бледна, ее запястья, равно как и руки ее спутника, схвачены узкими кандальными браслетами, а следом шагали еще двое «алых» с клинками наголо. Конвой уже ступил на круглую площадку и решительно направлялся к дверям, когда опешившие стражники наконец вспомнили о своих обязанностях — любых визитеров полагалось останавливать еще на лестнице — и десятник, шагнув вперед, решительно заступил пришельцам дорогу.

— Кто вы такие и с чем явились?

— Здесь Тинбар, и ты, думаю, узнаешь меня, Ильмахар, — отозвался один из пришедших, вероятно старший, остановившись не далее чем в двух шагах. Он снял шлем с узкой стрелкой переносья, чтобы десятник мог рассмотреть его лицо. — Эти двое — опасные злоумышленники, подозреваются в заговоре против короны. Они арестованы по личному повелению Владыки, и у меня приказ доставить их немедленно.

— Воистину, ничто не скроется от взора Повелителя, — протянул Ирваст, подозрительно разглядывая Каури, ее спутника и в особенности — кандалы на запястьях обоих. — Но как…

— Тебя-то я узнаю, Тинбар, — перебил его десятник. — Да только Владыка сильно занят, и я ни за что не поверю, что он послал за тобой прямо сейчас.

— У меня приказ, — равнодушно пожал плечами Тинбар.

— Тогда предъяви его!

— Ты в своем уме, Ильмахар? Разве ты не знаешь, как Владыка отдает приказы? — воин в алом двумя пальцами коснулся лба, намекая на Безмолвную Речь. — Может, попробуешь сам спросить у него подтверждения?

Ильмахар заколебался. С одной стороны, сотник предупреждал их о готовящихся в Альваре арестах каких-то заговорщиков. Владыка Бастиан известен своей непредсказуемостью, кто знает, может, Тинбар и впрямь получил прямой приказ…

Он думал слишком долго.

— Это измена! — крикнул Ирваст, вскидывая жезл. И тоже опоздал.

Стальная цепь, соединявшая запястья альбийки, вдруг распалась со звоном, а в руке у нее будто по волшебству появилась легкая сабля.

Ее спутник, также загадочным образом избавившись от всех оков, ужом скользнул в сторону, конвоиры мгновенно обнажили клинки, но почему-то направили их на совсем иного противника.

Острая сталь рассекла десятнику «алых» горло, он умер быстро. Из прочих стражников почти никто не успел выхватить оружие, а Ирваст — пустить в ход смертоносную боевую магию: трескучая красная молния, пущенная Дайеном, вышибла жезл из рук вельможи, притом спалив ему правую ладонь. Взвыв от боли, Ирваст метнулся к темному проходу и сгинул во мраке, последний из телохранителей прикрыл его бегство, чтобы спустя мгновение пасть от руки воительницы Каури. Альбийка взмахнула рукой, послав вдогонку бежавшему серебристую искру метательного ножа. Темнота отозвалась криком боли, но потом послышались удаляющиеся шаги, неверные и торопливые.

— Твой замысел удался, Каури! — тихо возликовал Тинбар. — Я и не надеялся, что все пройдет так легко!

— Тебе спасибо за доспехи Алой Сотни, маскарад пришелся кстати. Да, но один, самый опасный, сбежал и может поднять тревогу. Кто знает, что там, внизу, — буркнула воительница, протирая вымазанный в крови клинок обрывком полотна. — К тому же он унес мой любимый кинжал.

— Вряд ли он уйдет далеко, — хмыкнул Дайен. — Я пойду за ним. Вы пока оттащите тела вниз и затрите, насколько возможно, пятна крови. Дождитесь меня, я не задержусь надолго.

— Осторожнее, Дайен, — предостерегла Черный Шип. — Ирваст — сильный маг, а про подземелья Чертога ходит множество скверных слухов.

Дайен шагнул в темный провал, осторожно нащупывая ногой низкие ступеньки, и уже на пятом или шестом шаге сырая тьма поглотила его целиком.

Лестница оказалась неожиданно крутой и длинной, почти отвесно уходящей глубоко под землю, стены справа и слева выложены диким камнем. В лицо пахнуло подвальным холодом. Чтобы двигаться дальше без риска сломать себе шею, Дайен мог запустить перед собой магический светящийся шар или же заклинанием обрести способность видеть в темноте. Маг выбрал второе, и мир вокруг немедленно обрел четкие очертания, окрасившись, правда, в мутный красный цвет, будто Дайен смотрел через толстое витражное стекло. Под ногой металл звякнул о камень. Альб подобрал кинжал Каури с узким листовидным клинком, на треть выпачканным кровью, сунул сзади за пояс скабы и продолжал спускаться, время от времени касаясь ладонью покрытых влагой стен.

Воительница не преувеличивала — о подземельях под Древесным Чертогом и впрямь рассказывали немало, в основном шепотом и пугливо оглядываясь через плечо. Поговаривали, что в жутких подземных камерах, больше похожих на склепы, живут узники, заточенные еще при Эрианне Хитроумном, полностью утратившие разум и речь. Болтали о комнатах с древними пыточными приспособлениями, от одного вида которых кровь стынет в жилах. Где-то здесь, как утверждали некоторые, содержатся, точно в зверинце, последние из тех хищных тварей, что бродили под солнцем еще во времена Первого Противоречия. И совсем уж запретными считались рассказы о легендарных палачах Владыки. Среди альбов, большинство из которых саму идею пыток и тюрем находили противоестественной и жуткой, палачей не водилось отродясь. Поэтому в подобных рассказах «палачи» обычно представали кошмарными монстрами, мало похожими на творения Создателя — для них, если верить слухам, всего губительнее был дневной свет, наибольшее же удовольствие эти твари находили в пытках и воплях умирающих жертв.

Дайен всегда считал, что верить подобным страшилкам для детей ниже его достоинства. Тем более, что рассказчики противоречили сами себе: если никто из узревших «палачей Владыки» не остается в живых, а сами монстры не показываются на свет, откуда в таких подробностях известен их облик? Дайен знал наверняка, что катакомбы возникли много позже самого Древесного Чертога, следовательно, узники покойного Эрианна Ладрейна никак не могли томиться в сырых подземных склепах. И все же, чем глубже уводила лестница — на восьмой дюжине ступенек он сбился со счета, — тем сильнее нарастал внутри него неосознанный животный страх, странное чувство, неизведанное доселе для бессмертного альба. Ведь для чего-то же существует это проклятое место. Что, если хоть малая часть жутких слухов окажется правдивой? Что за звонкая капель слышна впереди — там что, большое открытое пространство? Кто-то вскрикнул — или только показалось? И куда, во имя Предвечного, подевался Ирваст?

Сотая или, возможно, двухсотая ступенька вдруг сменилась ровным полом, а лестничная спираль — широким коридором, в конце которого забрезжил неяркий свет, мертвенное бело-голубое мерцание. Так могло бы светить скопище гнилушек летней ночью в лесу, однако непроглядная тьма все же сменилась серыми сумерками. «Ночное зрение» теперь было ни к чему. Дайен с облегченным вздохом снял заклятие.

Впереди открылся огромный зал — сотня шагов в длину, в ширину он был немногим меньше.

Рассеянный голубоватый свет, холодный и неживой, как лед, покрывающий вершины самых высоких гор, лился с потолка, парящего на высоте не менее семидесяти локтей. Два ряда тонких колонн соединяли потолок с полом из грубых каменных плит, но явно служили лишь декоративным целям. Если бы вся эта чудовищная масса вздумала вдруг просесть, подумал Дайен, даже впятеро большие опоры хрупнули бы, как полые тростинки. Совершенно не к месту вспомнилось, что над головой не только земля и камень, но и весь огромный Древесный Чертог, и от этой мысли альба пробрал озноб.

В странном неживом свете зал казался затянутым инеем, колонны выглядели как сталактиты. Возможно, так оно и было на самом деле. Вдоль боковых стен тянулись грубо вырубленные в скале квадратные пещеры, забранные стальными прутьями толщиной в руку. В некоторых что-то двигалось, но Дайен не горел желанием узнать, что именно. Внимание мага привлекло иное. Дорожка из темного камня, казавшаяся единственно реальной в этом призрачном царстве, заканчивала свой бег, прямой, как полет стрелы, круглым каменным возвышением. На возвышении стояло массивное кресло или, скорее, трон с высокой спинкой. А прямо перед ним из ледяной стены выпирал гладкий, бессмысленно блестящий бок хрустального магического шара, самого обычного, каким пользуются маги и провидцы с незапамятных времен.

Только гигантского — от пола до потолка. Сознание отказывалось воспринимать рукотворную вещь такой величины, и голова кружилась от одной попытки представить чудовищную массу, впаянную в камень. Внезапно шар ожил. Внутри него взметнулся хоровод неясных теней, а еще одна смутная тень метнулась откуда-то сбоку.

Ошеломленный Дайен не успел закрыться. Ирваст, возникнув как из-под земли, нанес ему страшный удар под ребра обрезком толстого железного прута. Альб согнулся, крик застрял у него в горле. Повелитель Йаули размахнулся своим оружием, как дубиной и со всего маху обрушил тяжелое железо вниз, рассчитывая раздробить противнику череп, однако за мгновение до неминуемой гибели Дайен резко повалился на спину. Железный прут высек искры из каменного пола и вырвался из рук Ирваста, ободрав ему и без того обожженную ладонь.

Дайен снизу, в перекате, метнул заклинание — первое, что подвернулось, летучую ледяную стрелу. Ирваст, шипя от боли и злости, распылил ее на полпути. Однако к этому моменту Дайен уже поднялся на ноги.

Теперь двух магов разделяла каменная дорожка, посередине которой валялся бесполезный теперь железный штырь. Ирваст неловко скособочился на правый бок, раненный кинжалом Каури под лопатку, с правой ладони у него срывались редкие капли крови; Дайен же при каждом движении ощущал, как трутся друг об друга обломки сломанных ударом ребер. Оба болезненно морщились, но были готовы начать поединок не на жизнь, а на смерть.

Огненную стрелу Ирваст отразил с той же легкостью, что и ледяную, и ударил в свою очередь заклятием паралича — на мгновение тело Дайена словно бы покрылось каменной корой, но только на мгновение. Дайен едва заметно улыбнулся — на всякий случай он загодя обмотал правое запястье тонкой золотой паутинкой, нейтрализующей вредоносную магию, так что теперь заклинание, способное превратить свою жертву в неподвижную куклу, лишь немного замедлило его движения. Ирваст изрыгнул изумленное ругательство. Не давая противнику опомниться, Дайен атаковал трижды подряд, наслав «Пылающие Оковы» и материализовав из воздуха потоки жгучих ядовитых брызг.

«Оковы» достигли цели — несколько мгновений Ирваст вопил от боли, корчась в опутавших его змейках синего огня, но змейки очень быстро погасли, а более простые заклинания Повелитель Йаули отбивал шутя. Наступила краткая передышка, в течение которой противники копили силы, выжидая, пока один из них допустит роковую промашку. Дайен заметил полупрозрачную защитную сферу, постепенно облекающую скособоченную фигуру Ирваста, — он, как более могущественный маг, в состоянии был позволить себе такую защиту. Дайена поддержание сферы измотало бы очень быстро, и вообще он начал понимать, что напрасно понадеялся на свое умение. Еще несколько магических атак, возможно, две-три успешных защиты, и Ирваст возьмет его голыми руками.

Однако тот отчего-то не торопился нападать. На его лице появилась скверная усмешка.

— Время играет против тебя, жалкий колдунишка, — сказал он. Дайен вздрогнул: из-за какой-то особенности гигантского подземелья слова, произнесенные обычным голосом, усиливались многократно и отражались гулким эхом. — Дурак-стражник был прав в одном: женщины ненадолго занимают Владыку. Можете перебить хоть всю дворцовую гвардию, но как только в игру вступит Жезл Света, вам настанет конец. Ты не помнишь, как это было в Венаадде. А я помню, как Эрианн Хитроумный потешался над гордыми воителями, заставляя их бросаться со стен, или биться друг с другом, или целовать ему сапоги. О, насчет Каури у меня к Бастиану будет особая просьба!

— Разве мертвец может о чем-то просить? — пожал плечами Дайен, надеясь, что его ложь не слишком очевидна. — Если мы и потерпим неудачу, ты, цепной пес Эрианна, этому уже не порадуешься. Я не выпущу тебя отсюда живым.

Ирваст, закинув голову, разразился зловещим хохотом.

— Неужели ты полагаешь, что от тебя что-то зависит, хвастун? — ликующе воскликнул он, резко оборвав смех. — Я учился у самого Исенны в те времена, когда твои предки только пытались запалить свечку без огнива! До сих пор я просто развлекался с тобой, хотя мог бы сжечь живьем или обратить в ледяное изваяние, а потом наблюдать, как ты растекаешься грязной лужей! Но я поступлю иначе. Видишь эти пещеры? Знаешь, что в них?

Обмениваясь ударами и кружа по огромному залу, оба довольно далеко отошли от дорожки, рассекающей пещеру пополам, словно удар меча. Ирваст махнул рукой, указывая на ближайшую квадратную дыру в скале в двадцати шагах за своей спиной. Дайен понимал, что, возможно, Ирваст пытается отвлечь его внимание, чтобы затем вероломно напасть, но все же невольно бросил взгляд в темный провал. А раз взглянув, уже не мог отвести глаз.

Неясная тень, двигавшаяся за толстыми, покрытыми бурой ржавчиной прутьями, обрела очертания. То, что вышло к самой решетке, уставившись на непрошеных гостей красными углями близко посаженных глаз, словно явилось прямиком из кошмара безумца: короткие косолапые ноги, свисающие до колен руки в буграх мощных мускулов, могучий торс, покрытый свалявшейся в неопрятные колтуны грязно-серой шерстью.

Ростом существо превосходило Дайена вдвое, но казалось почти квадратным из-за чудовищно широких плеч, над которыми выпирал мясистый горб. Косматая башка, размером и формой схожая с гранитным валуном, загнутые, похожие на кривые кинжалы когти на пятипалых лапах и клыкастая пасть довершали картину. Дайену показалось, что даже на расстоянии в тридцать шагов он чувствует невыносимую вонь, исходящую от монстра, и видит свисающую меж желтых клыков блестящую ниточку слюны.

Чудовище, видимо, тоже почуяло чужаков и внезапно начало колотиться всем телом о стальные прутья, издавая низкий утробный вой, в котором смешались голод и бессильная злоба. Спустя мгновение такой же вой донесся из другой клетки… из третьей… Жуткий многоголосый рев, лязг и скрежет стали наполнили гигантскую пещеру.

— Прелесть, не правда ли? — издевательски выкрикнул Ирваст. Он поднял правую руку, и на кончиках его пальцев заиграли голубые искорки, собираясь в трескучий шар. — Таких нет больше нигде, кроме этого подземелья. Даже само название этих тварей забылось, настолько они редкие и древние… и, между прочим, бессмертные, как и мы. Были еще другие, но Владыка совсем не заботился о них, и они передохли с голоду. А этих я стал подкармливать, и с тех пор они даже размножились — где-то там пещеры соединяются между собой… У них как раз время обеда! Ну, выбирай, которому тебя скормить? Может, этому, с седой шерстью? Или вон тому, помоложе — он сожрет тебя побыстрее? Твое последнее слово перед смертью, слабак!

— Значит, слухи о подземельях были правдивы! — крикнул Дайен, внутренне сжавшись в ожидании последнего удара. Твари, которым не было названия, бесновались в клетках. — Только один вопрос, проклятый ты убийца! Палачи Владыки — кто они? Кому отдали послов Венаадда?

Злорадная улыбка мигом сошла с породистого лица вельможи, и на Дайена глянул бесстрастный лик мраморной статуи. От затянутой в черную кожу фигуры вдруг повеяло такой жутью, что Дайен покачнулся, и даже древние твари затихли на миг.

— Палач Владыки — я, — ровным голосом сказал Повелитель Йаули.

И метнул заклинание.

Широкая серебристая лента, могучий поток чистой, незамутненной магической Силы, сорвалась с его пальцев в грудь Дайену. Ирваст вложил в этот удар немалую магическую мощь, желая в очередной раз насладиться ощущением собственной власти и бессилием противника.

…Всю оставшуюся Силу, все свое умение Дайен потратил на заклятие «Незримого Зеркала» — несложное, одноразовое, сущую игрушку по сравнению с магическим щитом Ирваста, но весьма коварное: чем мощнее атака врага, тем вернее он поджарит самого себя. Сияющий луч пролетел разделяющее двух магов расстояние — и отразился обратно.

Защитная сфера Ирваста лопнула, как мыльный пузырь. Скособоченную фигуру в черном сломало пополам, будто ударом огромного крепостного тарана, протащило по камню. Спиной вперед его внесло между прутьями клетки, прямо в лапы одной из тварей — раздался короткий, торжествующий рык, и зловонные желтые клыки с отвратительным хрустом вспороли живую плоть.

Дайен, не сдержавшись, со стоном упал на колени. В глазах у него все плыло, рев пещерных монстров отзывался мучительным эхом под черепом. Сломанные ребра при каждом движении обжигали приступом острой боли, а магическая дуэль со злосчастным Повелителем Йаули выпила колдовскую Силу до капли. Более всего хотелось упасть на подернутые инеем каменные плиты и забыться надолго, может быть — навсегда.

Однако было еще кое-что… Оно отвлекало, беспокоило, звало на помощь.

Наверху, в маленькой уютной круглой зале, Айлэ диа Монброн разорвала тонкую золотую паутинку. Такая же золотая нить, обвивающая правую руку альбийского мага, начала ритмично пульсировать, болезненно сжимая запястье. А в ледяном подземелье Чертога, в гигантском хрустальном шаре перед пустым креслом, похожим на трон, бешено сменяющие друг друга образы прекратили свое мелькание. Остался один, и Дайен, неуклюже пытаясь встать, смотрел, как человек со страшно изуродованным лицом бредет, спотыкаясь, по сумрачному коридору, а за ним по пятам следует клубящаяся живая тьма. Громадный из-за размеров магического шара, он повернул и пошел прямо на Дайена. Вот он поднял голову с копной спутанных черных волос, взгляд его встретился со взглядом альба, и в единственном уцелевшем глазу человека мелькнуло безмерное удивление. Затем кошмарное лицо заполнило весь кристалл.

И тогда блестящая поверхность кристалла дрогнула, помутнела, по ней побежала густая сеть мелких трещин. Со звоном, какой, должно быть, производили бы бесчисленные тысячи бокалов тончайшего хрусталя, разбиваясь вдребезги, магическое Око Владыки распалось на миллионы осколков. Возникший словно из ниоткуда прямо посередине зала одноглазый маг — уже вполне привычных, человеческих размеров — диковато огляделся, подхватил едва стоящего на ногах альба и бесцеремонно поволок к выходу, а за их спинами из пустой глазницы магического кристалла ползло медлительное бурлящее облако тьмы.

Вопли пещерных тварей сделались испуганными. Когда темный жадный туман хлынул сквозь прутья клеток, они прекратились.

16 день месяца Таир 7853 года от Падения Цитадели (30 день Первой летней луны 1313 года по основанию Аквилонии).

Проснувшись, Айлэ обнаружила себя в незнакомом месте — комнате с выходом на открытую террасу, испещренную пробивающимися сквозь густую листву солнечными лучами. Вдалеке виднелась сизовато-зеленая цепь плавно поднимающихся и опускающихся холмов, на вершине одного из них белела высокая башенка. Дерево качалось под ветром, золотые пятна беспечно метались туда-сюда, и в такт с их движениями откуда-то наплывали волны печальной и размеренной мелодии. Какое-то время девушка бездумно следила за игрой солнечных зайчиков, потом приподнялась и огляделась — она лежала на широком и низком диване, а рядом сидела и озабоченно смотрела на нее смутно знакомая белокурая женщина. Напрягшаяся память подсказала странно звучащее слово — «Рагиби». Прочие мысли, включая собственное имя и обстоятельства, при которых она сюда попала, тонули в призрачном зеленоватом сумраке. Это казалось неправильным: человек должен знать, что с ним случилось.

— Все хорошо, — сиделка заговорила прежде, чем девушка сумела обдумать свой первый вопрос. — Ты жива и вполне здорова. Помнишь, кто ты такая и где находишься?

— А… — попыталась заговорить Айлэ, но вместо собственного довольно приятного голоса услышала хриплое карканье. Ей немедля сунули плоскую серебряную чашу, наполненную молочно-голубой жидкостью, и велели пить залпом. Неведомое снадобье помогло: утраченная было речь и самовольно отлучившаяся прогуляться память вернулись. — Мое имя — Айлэ диа Монброн. Ты — госпожа Рагиби. Я тебя уже видела. Это Древесный Чертог в городе Альваре…

Она съежилась, раздавленная хлынувшей в опустошенную голову массой недавних воспоминаний, испугов, тревог и страхов, а еще отголосками изматывающего ожидания в полутемной комнате, когда шагах в трех от нее лежало тело убитого ею же создания, прожившего так долго, что Айлэ затруднялась представить себе подобный срок. Руки мелко затряслись — Рагиби едва успела подхватить выпавшую чашу, одновременно успокаивая подопечную и заверяя ее, что все опасности уже позади. Девушка не верила, жмурясь в попытках удержать готовые вот-вот хлынуть слезы и отчаянно мотая головой в жесте отрицания, пока рядом с ее ложем не простучали еще чьи-то шаги. Цепкая рука сгребла ее за плечо, чувствительно встряхнув пару раз, и низкий голос велел немедленно прекратить это безобразие.

От неожиданности баронетта Монброн не очень-то воспитанно открыла рот, издав несвязный вопросительный звук, вылившийся в обрадованный вопль:

— Хасти!

— Кто-то однажды сказал мне, что я похож на фальшивую монету или дурную новость — постоянно возвращаюсь, — магик присел на край дивана, и Айлэ немедленно перебралась ближе, не в силах поверить в благополучное появление сгинувшего неведомо куда «телохранителя». Уже, впрочем, не «варвара из дикой Киммерии» — Хасти обратился к госпоже Рагиби на ее родном наречии, та согласно кивнула и вышла. — А ты, как я смотрю, зря времени даром не теряла. Кто бы мог подумать, что одна-единственная маленькая девчонка способна перевернуть с ног на голову целое альбийское королевство!

— От меня на самом деле почти ничего не зависело, — восстановила справедливость баронетта Монброн. — У местных заговорщиков уже давно все было готово, им требовался только подходящий случай. Забавное все-таки совпадение, что нужным человеком оказалась я. Или так выглядят причуды судьбы?.. Слушай, эта постоянная грустная музыка — она мне мерещится или звучит на самом деле?

— Звучит, — одноглазый чуть склонил голову набок, прислушиваясь. — Это плач по ушедшему Верховному правителю Заповедного Края. Каким бы он ни был и сколь скверным характером ни обладал, но обитатели Альвара намерены проводить его в последний путь согласно всем требуемым традициям, дабы спустя положенное время опустевший трон Чертога занял другой владыка.

— Другой… или другая? — внезапно сообразила Айлэ, не удержавшись от тихого хихиканья.

— Все может быть, особенно в нынешние переменчивые времена, — согласился маг. — Кстати, что касается королей, королев и прочих сильных мира сего… Ну-ка вставай, проверим, можешь ли ты самостоятельно держаться на ногах. Медвари изъявляла настойчивое желание тебя видеть, как только ты изволишь оставить страну своих грез и очнуться. Полагаю, тебя станут дружно благодарить, осыпать щедрыми дарами и предлагать остаться в Альваре на веки вечные, — Хасти намеревался произнести последнюю фразу с иронией, а прозвучала она почему-то тоскливо — словно ему самому не хотелось покидать Потаенный Град.

— Но мне от них ничего не нужно, — дернула плечом баронетта Монброн, завернувшись в сдернутое с дивана шелковое покрывало и поднимаясь на ноги. Слегка закружилась голова, но в остальном тело слушалось великолепно. — Разве попросить помощи в возвращении домой. Между прочим, ты по-прежнему горишь желанием уволочь у альбов их замшелую реликвию — Благой Алмаз или как его там? Не думаю, что Медвари согласится подарить мне или тебе сию прекрасную игрушку: если она намерена стать здешней правительницей, как же она обойдется без символа власти? Вдобавок покойный Бастиан обмолвился, что якобы приказывать этой штуковине может только очень могущественный колдун или тот, кому Камень принадлежит по праву… Ой… — Айлэ прижала ладонь к губам, догадавшись связать две нити в один узелок. — Но если так, то тогда…

— Не надо столь глубоко и старательно над этим задумываться, — на удивление мягко посоветовал Хасти. — И не стоит рьяно ворошить давно закопанные могилы — кто знает, какие погибельные секреты в них таятся? Пусть все остается таким, как есть.

Вернулась госпожа Рагиби, за которой следовали две девицы-прислужницы, неся перекинутое через руку зеленое платье вполне пристойного вида. Баронетту подвергли тщательному осмотру, признав вновь обретшей душевное и телесное здоровье, и помогли одеться. Девушка вполне уверенно держалась на ногах — при условии, что поблизости отыщется некто, за кого она могла бы хвататься при внезапно накатывавшем головокружении.

Короткое путешествие по коридорам удивило ее некоторыми новшествами — казалось, в Чертоге стало немного светлее и просторнее. Указывавшая путь Рагиби привела магика и девушку-Недолговечную в маленький круглый зал, находившийся в одном из самых высоких ярусов и на удивление просто обставленный — несколько кресел да низкий стол посредине. В распахнутые настежь высокие окна вливался дурманяще-сладкий запах цветущих лип, а на столе красовалась длинная узкая шкатулка вроде тех, в которых хранят ножи для разрезания книжных страниц. Только на сей раз вместо костяного лезвия в деревянной коробке уютно покоился загадочный и древний Жезл Альвара. Алмаз таинственно поблескивал огромной каплей росы и на сей раз не внушил Айлэ ни чувства страха, ни боязни, ни трепета — только восхищение перед столь искусно выполненной и древней вещью.

Из шести окружавших круглый столик сидений два были заняты госпожой Медвари и альбом в одеждах голубого и палевого цветов — Дайеном.

Девицу Монброн поразило, какие изменения произошли с ними всего за один или два коротких дня. Госпожа Предела Йаули, чьи заплетенные в причудливый узор огненные локоны горели так ярко, что казались способными поджечь все вокруг, и раньше выглядела как наиболее прекрасная из когда-либо виденных Айлэ женщин, но теперь в ней появилось нечто, весьма точно описываемое словом «совершенство». Что бы она ни сделала, о чем бы ни заговорила, как бы ни одевалась — все представало во мнении окружающих верным, правильным и единственно возможным.

Что же до Дайена, то альбийский маг казался уставшим, перенесшим какие-то тяжкие испытания и в то же время успокоившимся — словно человек, ненароком заглянувший в мрачную бездну, где обитают самые жуткие его страхи, и нашедший в себе силы победить их. Мысленно Айлэ выругала себя за то, что не расспросила Хасти: что, собственно, творилось в Древесном Чертоге, пока она пряталась в опустевшем Месте Уединения?

Как одноглазый вообще сумел вернуться на свободу — выбрался сам, оправдав опасения Бастиана, или ему помогли?

Воительница Каури Черный Шип осталась прежней, если не считать тщательно скрываемой и все же время от времени вырывавшейся из-под власти хозяйки быстрой улыбки. Черный Шип и в самом деле чем-то походила на дикую кошку — отлично поохотившуюся прошедшей ночью, а потому спокойную, не слишком опасную и даже готовую проявить дружелюбие. Во всяком случае, она была здесь же и, стоя у узкого окна, перешептывалась о чем-то с Идалиром, притом оба иногда смешливо фыркали, напоминая довольных сытых хищников.

Завидев Айлэ в сопровождении рабирийца, Дайен, покачнувшись, поднялся на ноги, а Каури перестала шептаться со своим приятелем и мгновенно посерьезнела. Медвари осталась сидеть, но протянула руки навстречу вошедшим — будто хотела обнять.

— Рада видеть вас обоих живыми и в добром здравии, — прожурчал ее мелодичный голос. — Особенно тебя, моя милая Айлэ. Испытание, выпавшее на твою долю, было тяжелым, но ты вышла из него с честью да к тому же обеспечила нашу победу.

— Это вышло случайно… — запротестовала Айлэ. Альбийка пресекла ее возражения мягким жестом.

— Ничто не происходит случайно, ибо судьбы всех живущих под солнцем подобны серебряным нитям в деснице Предвечного, и он не упускает ни одной. Пусть Дайен сядет, он еще не пришел в себя после пережитого нынешней ночью. Садитесь и вы, и начнем наш разговор.

Когда все разместились вкруг стола, в центре коего притягивал взоры Благой Алмаз, Медвари, прежде чем продолжить, прикрыла глаза и коснулась лба переплетенными пальцами. С небольшим опозданием этот жест повторили за ней все остальные. Затем Медвари решительно тряхнула огненными кудрями и заговорила торжественно и медленно:

— Итак, наш обет исполнен. Справедливое отмщение настигло тирана и его придворного палача, а со смертью обоих и магия их рассеялась навсегда. Каждый из нас имеет свою долю в этой победе, и каждый вправе рассчитывать на награду. Когда-то давно я поклялась, что исполню любое желание того, чья рука свершит возмездие. Теперь, когда волею большинства и по праву крови власть в Потаенном Граде перешла ко мне, пришла пора выполнять обещание. Помыслы и мечтания моих соратников ведомы мне — но чего хочет Тот, чье Имя не произносится более, и его отважная спутница? Просите, и воздастся вам!

— Полно, Медвари, — укоризненно протянул одноглазый маг, когда альбийка закончила свою торжественную речь. — Совсем запугаешь ребенка. Мое имя очень даже произносится — Хасти из Рабиров, а про все прочее вспоминать не обязательно. Да и заслуги мои, говоря по правде, меньше воробьиного хвоста. Весь ваш переворот я прослонялся в лабиринте у Бастиана.

— Пусть будет Хасти, если тебе угодно, — покладисто согласилась госпожа Медвари. Однако сидевшая рядом с альбийкой Айлэ заметила, как та украдкой скрестила пальцы в уже знакомом охранительном жесте. — Но скромничаешь ты напрасно. Именно ты вытащил израненного Дайена из подземелий, когда рухнула магия Бастиана…

— Ну, услуга за услугу, парень ведь сражался за меня и едва не погиб, — проворчал рабириец. — Впрочем, если тебе так уж хочется нас отблагодарить, ты знаешь, чего я попрошу.

— …хотя сражался он вовсе не за тебя. Именно ты и никто иной смог воспользоваться Камнем Света, чтобы навсегда запечатать катакомбы под Древесным Чертогом, когда Подгорная Тьма грозила вырваться наружу, — продолжала Медвари, не обращая внимания на возражения Хасти. Но изумленный взгляд Айлэ альбийка заметила и пояснила:

— Возможно, потом твой удивительный друг расскажет тебе подробнее, если, конечно, ему позволит скромность. Как ни прискорбно мне в этом признаваться, Благой Алмаз не повинуется ни мне, ни Дайену — вообще или, может быть, пока, но тем не менее это так. Когда ты порвала сигнальную паутинку, Каури, как ни билась, не смогла проникнуть в Место Уединения, а Дайен был слабее новорожденного. Это удалось твоему спутнику, поэтому он был первым, кто нашел Жезл — и Жезл признал его власть, признал сразу и безусловно. Если бы в помыслах Хасти была хоть малая частица зла, он мог бы стать тираном более страшным, чем Эрианн и его сын, вместе взятые. Но вот он, Благой Алмаз. Твой друг отдал его мне, не желая брать силой… но теперь просит обратно.

На мгновение словно набежавшее облачко омрачило прекрасное лицо альбийки.

— А что скажешь ты, Айлэ диа Монброн? — спросила вдруг она. — Нужен ли вам Жезл? Сознаешь ли ты, что в злых руках он может стать оружием несравненной мощи или обречь на проклятие целые народы? Можешь ли поручиться, что ни твой друг и никто иной не употребит мощь колдовского камня во вред, действуя в слепой ярости или по трезвому расчету, ради мести, корысти или любви? Готовы ли вы поклясться в том своей жизнью?

— Готовы, — выпалила Айлэ, чувствуя, как внутри нее что-то бесповоротно оборвалось и как на краткий миг перехватило дыхание.

Альбы застыли в неподвижности мраморных статуй. Лишь Медвари едва заметно покачивала головой в такт каким-то собственным мыслям.

— Что ж, быть по сему! — наконец сказала она, словно утверждая некий королевский указ — да, в сущности, так оно и было. — Возможно, это наилучший выход. На какое-то время Альвар неизбежно охватит смута, а я не желаю уподобляться Эрианну и его наследнику, превращая Благой Алмаз в средство для устрашения непокорных. Мы справимся и сами, без него. Однако я опасаюсь, что длительное пребывание такой могущественной вещи в землях смертных приведет к смятению и неурядицам. Поэтому вы оба — ты, Айлэ диа Монброн, и ты… — она замялась.

— Хасти, — с нажимом повторил одноглазый маг. — Из Рабиров.

— И ты, Хасти из Рабиров, — с некоторым усилием выговорила госпожа Медвари, — пообещаете мне, что Алмаз будет использован вами только и ради окончательного уничтожения Проклятия Исенны. Добившись этого, вы принесете его обратно — думаю, он охотно укажет вам дорогу в Альвар. И поскольку подобное обещание нуждается в веском и значимом подтверждении, вы поклянетесь на Жезле. Попробуйте нарушить клятву, и Камень Света уничтожит вас, сам же рассыплется в прах. Спустя четыре седмицы — не более — Благой Алмаз должен вернуться в Потаенный Град. Таково мое условие.

Выслушав требование альбийки, баронетта вопросительно покосилась на магика. Тот кивнул, соглашаясь.

— Для подобной клятвы приняты какие-то определенные слова? — Айлэ нерешительно нагнулась к столу. Алмаз выглядел удивительно прозрачным, а вбираемый им солнечный свет преломлялся в сотни крохотных радуг, всякий миг появлявшихся и пропадавших. «Но ведь солнечные лучи не попадают на Жезл, — сообразила вдруг баронетта, оценив расположение окон и солнца. — Это он сам? Как красиво!»

— Просто дотронься до него, и он запомнит тебя, — подсказала Медвари. Когда девушка выполнила это нехитрое действо, ей показалось, что кончик ее указательного пальца пронзила тонкая ледяная игла. На прикосновение рабирийца Алмаз ответил краткой серебристой вспышкой, став похожим на маленькую звезду, упавшую с неба. — Теперь вы можете отправляться в путь. Вам дадут провожатых до Велнина и все, необходимое в дороге. Я бы послала с вами Каури или Идалира, но, к сожалению, они нужны здесь, — госпожа Йаули с извиняющимся видом развела руками. — Впрочем, Каури наверняка захочет лично убедиться, что вы благополучно отправились в путь.

Так и случилось — Черный Шип незамедлительно объявилась в просторном нижнем дворе Чертога, деловито рассыпая вокруг себя приказания и распоряжения, и вместе с ней пришел Идалир. Командир Изумрудной Сотни понаблюдал за сборами, делая вид, что проверяет припасы и сбрую, а под конец, собравшись с духом, подошел к мрачному как туча рабирийцу.

— Что за удивительный материал! — воскликнул альб, помяв в пальцах истрепанный, потерявший цвет плащ одноглазого мага и округляя глаза в деланном восхищении. — Каков покрой, а шитье чего стоит! Мое тряпье не идет ни в какое сравнение, но, может быть, ты согласишься поменяться — на память?

Так Хасти взамен пыльной тряпки, кое-где уже вошедшей в поговорку, сделался обладателем великолепного темно-зеленого плаща с подбоем из почти невесомого, но теплого меха серого горностая. Что же до Айлэ, то, когда кавалькада из десятка всадников потянулась к мраморной арке, воительница придержала лошадь баронетты Монброн под уздцы и молча сунула девушке в руку бархатный мешочек. Внутри, похоже, таился некий плоский металлический предмет.

— Счастливо добраться, — напутствовала отъезжающих гостей Каури. Воительница изо всех сил старалась казаться бесстрастной, но в карих глазах плясали веселые демонята. Когда мимо, ведя в поводу вороного жеребца, степенно проследовал рабириец, альбийка не удержалась:

— Эй, телохранитель!

— Чего тебе, женщина? — рявкнул маг, старательно пародируя грубый акцент уроженцев Полуночи.

— Мы с тобой так и не сплясали танец с мечами! Может, задержимся немножко? Я обещала отрезать тебе ухо, не забыл?

— Да ты никак перегрелась, стоя у очага, и вообразила себя воином?! — взревел одноглазый. — Беги скорей, у тебя молоко убежало!

После чего, спасаясь от шутливого пинка, легко взлетел в седло и дал коню шпоры.

Проехав под последней аркой, баронетта оглянулась. Древесный Чертог, и в самом деле похожий на огромное дерево, уходил шелестящей кроной в небо, и на его пороге стояла высокая женщина в серебряной кольчуге — страж, бдительно хранящий покой Заповедного Края.

— Что она тебе дала? — полюбопытствовал Хасти, когда ворота Сада Владыки скрылись за поворотом тракта. Айлэ, сама озадаченная неожиданным подарком, распустила завязки мешочка, вытряхнув на ладонь сверкнувший эмалью гербовый значок, обычно крепящийся к доспехам или одежде. На значке распускался темно-красный цветок, похожий на розу, обрамленный венком из ощетинившихся шипами зеленых ветвей. — Терновник? Помнится, раньше его считали символом Венаадда, — он вдруг фыркнул. — Знаешь, по старинным законам, Каури, отдав свой герб, почти что присягнула тебе на верность.

— Ты лучше открой секрет — ну, доедем мы до Велнина, и дальше что? — баронетта протерла подарок рукавом и, поразмыслив, тщательно пристегнула к воротнику. — Опять будем прыгать по болоту, распугивая лягушек? Как мы узнаем, где начинается эта Прямая Тропа?

— У развалин въездной башни, где мы нашли дорожный указатель, — отмахнулся магик. — Меня больше тревожит, где она заканчивается. Медвари и Дайен этого в точности не знали, но клялись, что посередине Закатного Океана нас точно не выбросит. По их словам, Тропа вела куда-то на Полуночный Восход, а если доверять показанным мне чертежам, мы окажемся где-то в Полуночной Немедии. Вот только где может обретаться наше беглое Проклятие?..