Пришпоренные кони взметнули в воздух снег и умчались за горизонт. Им предстояло донести до главного здания монастыря участников решающей битвы, которая должна была там развернуться.
Первый из всадников хранил на груди могучее оружие, на создание которого ушла целая ночь. То было оружие более острое, чем любое другое, – все благодаря истине, принесенной Хаскинсом. Едва ли теперь придется затратить много времени и сил, чтобы уладить проблемы.
Можно было лишь посочувствовать главам монастыря, представляя себе, как они бредут по утоптанному снегу в полнейшем отчаянии. Принятое ими решение было достойно уважения – они выбрали лучший вариант из немногих, что у них оставались.
Если бы Лоуренс не заметил, что монастырь заманивает своих противников в ловушку, это пришлось бы сказать кому-то из членов Альянса. И тогда Альянс раскололся бы надвое, да так глубоко, что просто не смог бы больше действовать как должно.
А значит, даже если бы после горячего обсуждения, вскрывать или не вскрывать ящики, группа торговцев направилась бы к каравану монастыря, это была бы не очень большая группа. На что, скорее всего, монастырь и рассчитывал.
Пиаски был в числе первых, кто исчез за горизонтом. Сейчас, скорее всего, он уже находился в грандиозном зале главного здания и зачитывал монахам предложение Альянса.
Ящики оказались набиты камнями.
Быть может, монастырю просто нечем было заплатить налог, либо же у него имелись волчьи кости, но об этом никому не полагалось знать; так или иначе, с точки зрения короля монастырь совершил непростительное предательство, и вот теперь оно вскрылось.
Монастырь возглавляли не глупцы; они знали, когда пора отступать. Поскольку путей к спасению у них не осталось, приходилось лишь изыскать способ сдаться, сохранив достоинство, и продолжать затем упрямо выживать, как они выживали всегда.
Лоуренс сделал долгий, протяжный вдох, потом медленно выдохнул. Укрытые снегом луга казались застывшим морем. Идти одному по этому снегу под ярко-синим небом было довольно приятно.
Рядом с ним никого не было. Хоро, как и ожидалось, накинула балахон и взобралась на одного из коней первой партии, прежде чем кто-либо успел ее остановить. У припертого к стене монастыря не осталось иного выхода, кроме как выложить на обозрение все свои сокровища, и потому хвост Хоро, должно быть, метался под одеянием от возбуждения.
По снегу, утоптанному бессчетным множеством овец, идти было легко, как по мостовой. Холма под названием Суриели Лоуренс достиг очень быстро.
Если обойти вершину холма, то можно увидеть всю тропу, идущую вокруг него с севера на восток. Не было лучшей точки, чтобы рассмотреть место, где планы монастыря потерпели полный крах.
– Мечи и луки здесь были абсолютно бесполезны.
На тропе можно было разглядеть несколько красных пятен – их оставили те, кто ударился в панику и попытался сражаться. Но против гигантского стада овец все их усилия были столь же тщетны, как попытки Хоро и Хаскинса противостоять человечеству.
Все попадали без сознания вокруг саней, когда прямо по каравану промчалось громадное стадо. Да, они действительно собирались атаковать торговцев Альянса, если бы те явились проверять ящики, – а затем свалить на них всю вину. У них было чересчур много оружия, даже с учетом того, что они якобы перевозили деньги.
Если бы дело дошло до сражения между людьми, потери были бы немалые. Лоуренс разглядывал поле битвы, когда собиравший овец Хаскинс заметил его и подошел.
– Хо!
Что за беззаботное приветствие.
– Рад видеть, что ты цел и в хорошем настроении.
– Ха-ха… конечно, в хорошем. Я ведь совершенно не ожидал, что смогу решить проблему собственными руками.
– Да, твой удар оказался решающим.
– Вот как… Мы стоим превыше людей, а люди стоят превыше овец. Но времена меняются. Ничего удивительного, что и этот порядок изменился.
Монастырю и в самых безумных снах не могло привидеться, что Альянс пошлет овечье стадо. Если бы Лоуренс не знал про Хаскинса, ему и самому такое в голову не пришло бы.
– Ах, да; куда делась юная волчица?
– Ты про Хоро? Она сейчас, должно быть, уже в монастырской сокровищнице.
– Ха-ха! Вот как…
Посмеявшись немного, Хаскинс опустил глаза. Увидев это, Лоуренс поинтересовался:
– Что-то не так?
– Хмм? О… нет, ничего… Просто я обращался с волчицей как с ребенком, а ребенок-то, похоже, я.
Он сощурился и уставился куда-то в пространство. Под бородой Лоуренс разглядел довольную улыбку.
– Трудности заставляют всех ценить друг друга. Невольно приходит мысль, не стал ли я принадлежать к другому обществу.
– …Ты имеешь в виду…
– Ничего… хорошо, если ты понял, что я имел в виду, но не говори этого вслух. Волки и овцы останутся волками и овцами, это естественный порядок вещей.
Хаскинс звучно выдохнул – почти вздохнул. Потом втянул воздух, покачал колокольчиком, и его пес помчался собирать овец, начавших уже разбредаться во все стороны. Какое-то время Хаскинс смотрел, как он это делает, потом снова повернулся к Лоуренсу и спросил:
– А ты сколько еще времени будешь противиться естественному порядку вещей?
Лоуренс искоса глянул на него – но Хаскинс, прищурившись, смотрел лишь на своего пса. Лоуренс поскреб в затылке и медленно ответил:
– Я торговец, так что, видимо, до тех пор, пока не перестану получать прибыль.
Самые практичные ответы всегда звучат как шутки. После секундного молчания Хаскинс рассмеялся.
– Глупый был вопрос. То же и ко мне относится… хоть я и баран, но странно привязан к этому псу.
– Почему же ты меня спросил об этом?
Хаскинс нарочно приоткрыл рот, чтобы видны были зубы, и ухмыльнулся до ушей. Сейчас он казался солдатом-ветераном, прошедшим через множество сражений.
– Я пытаюсь решить, кому рассказать.
– …Про что?
– Здесь собираются мои сородичи, и, естественно, сюда стекаются самые разные сведения.
Хаскинс был бараном. Он уже говорил Лоуренсу, что его сородичи разбросаны по всему миру, а значит, здесь должны были собираться сведения с огромной территории. Хаскинс смотрел Лоуренсу прямо в глаза; столь глубоким взглядом могло обладать существо, прожившее на свете много веков.
– Вроде бы волчица сказала, что вы направляетесь в древнее место – Йойтсу, да?
– Д-да, верно.
– Я слышал об этом месте раньше и снова услышал недавно.
Лоуренс ничего не ответил, лишь взглядом предложил Хаскинсу продолжить. Хаскинс знал, что Хоро ищет свой родной город, и не мог не понимать, насколько важны любые новости. И тем не менее он не решался открыть Хоро то, что знал; стало быть, имел на то причины.
– Это название было в очень беспокойных новостях, которые принесли мои сородичи.
Сердце Лоуренса забилось быстрее. Он более-менее догадывался, какого рода могли быть эти новости.
– Указ нашего короля о новом налоге и эти кости, которые, как ты считаешь, монастырь приобрел… это все может быть связано с теми новостями, потому что –
Сильный порыв ветра взметнул недавно выпавший снег; белые хлопья затанцевали в воздухе и закрыли от Лоуренса лицо Хаскинса, когда тот заканчивал фразу. И потому Лоуренс не увидел выражения его лица, хотя по словам примерно догадался, каким оно могло быть.
Затем Хаскинс зашагал к холму, чтобы продолжить собирать овец. На полпути он остановился, но лишь затем, чтобы обернуться и сказать:
– Желаю вам обоим удачи…
Со спокойным лицом он глядел на Лоуренса, как на что-то слишком яркое. Потом, широко улыбнувшись, отвернулся.
– …И спасибо.
Он зашагал прочь; овец он подчинил себе искусно и быстро, как будто Лоуренса вовсе не было рядом. Торговец некоторое время следил за его удаляющейся спиной, потом сделал долгий, глубокий вдох, развернулся и тоже двинулся прочь.
«Желаю вам обоим удачи». Такое прощание обычно адресуют тем, кто собирается в путешествие, и потому этих слов хватило, чтобы Лоуренс отправился своим путем. Он бы не удивился, если сказанное Хаскинсом оказалось чистой правдой.
В наше время подобные происшествия – обычное дело; но они происходят обычно в далеких странах, и о них лишь судачат в тавернах за выпивкой. Как мог Лоуренс предвидеть, что дорогое ему существо окажется связано с одним из таких происшествий?
Идя по заснеженной целине, он прищурился. Для защиты глаз от света, отражающегося от снега, конечно; но и еще кое-что породило в нем такое желание.
В снегу неподалеку от тропы, утоптанной овечьими копытами, можно было разглядеть двух человек. Они шли в сторону торгового отделения монастыря.
– Ну, как дела?
Услышав вопрос, двое застыли, потом продолжили прокладывать путь сквозь снег. Возможно, им просто нравилось раскидывать снег в стороны, как детям, а не идти натоптанной тропой. Подойдя ближе, Лоуренс увидел, что щеки Хоро и Коула разрумянились от мороза.
– Как все вышло?
Хоро шла, высоко подкидывая снег, Коул за ней. Секунду помолчав, она сказала:
– Угадай.
– Они оказались фальшивыми.
Видимо, он ответил слишком быстро; на лице Хоро мелькнула недовольная гримаска. Потом волчица повернулась к нему.
– Почему ты так решил?
– Потому что не хочу видеть, как ты плачешь.
Губы Хоро изогнулись в улыбку; волчица наигранно пожала плечами и подкинула снег ногой.
– Будь они настоящими или фальшивыми, я бы не утратила контроля над чувствами. Я ведь Хоро Мудрая.
То ли она уже наигралась со снегом, то ли вымокшая одежда стала слишком тяжелой – Лоуренс не знал; однако Хоро выбралась на проложенную овцами тропу и подошла к нему. Нагнувшись, стряхнула снег, налипший на балахон. Вдруг Лоуренс откинул ее капюшон и прикоснулся сзади к шее.
– У тебя одежда наизнанку.
Он имел в виду – та, что была под балахоном. Вздохнув, Лоуренс взял за руку подошедшего Коула. Ладонь мальчика была холодна как лед, пальцы застыли.
– Они были фальшивые, верно ведь?
Хоро, должно быть, возвращалась из монастыря в волчьем обличье, потому у нее и одежда наизнанку. Будь она печальна, хвост и уши выдали бы это. Скорее всего, она перекинулась в свое истинное обличье и бежала по морозу с Коулом на спине, потому что была недовольна.
Лоуренсу подумалось, что волноваться было совершенно не о чем – все его предчувствия обернулись лишь разочарованием.
– Они были фальшивые, – ответила Хоро, глядя в небо. Коул рисковал получить обморожение, но явно не возражал. Это было странно, каким бы послушным ни был паренек. Хоро, видимо, раскрыла ему свою слабую сторону еще до того, как они узнали правду о костях, поэтому мальчик просто не мог на нее сердиться.
– Скорее всего, это оленьи кости – из самой широкой части задней ноги. Похоже, они долго пролежали под землей.
– Хотелось бы мне быть там и видеть твое лицо, когда ящик открыли.
Коул рассмеялся, услышав эти слова, а Хоро наступила Лоуренсу на ногу. Воцарилось спокойствие… такое мирное, что любой бы пожелал продлить его навсегда.
– О чем ты вообще думаешь с такой ухмылкой? Отвратительно.
– Не обращай внимания. Давай поспешим обратно. Нам еще надо загрузить дрова в печку и развести огонь.
Хоро посмотрела подозрительно, но, увидев, что Лоуренс уже зашагал прочь, отложила расспросы. Она догнала его, схватила за руку и воскликнула:
– Смотри, чтобы в горшке было побольше мяса и соли!
Ее практичный ответ вызвал на лице Лоуренса улыбку, но его глаза не смотрели на что-то конкретное. Он размышлял о том, что рассказал Хаскинс. Если все верно, то Лоуренс уловил лишь маленький кусочек большой и пугающей картины. И все же – Хаскинс предпочел рассказать ему, а не Хоро.
Если здесь было место, которое должен был защищать Хаскинс, – где то место, что предстояло защищать Лоуренсу? Перед его глазами встал мысленный образ спины Хаскинса: пастух, сжимая посох, вел овец вперед ради безопасности их общего дома.
Небо было такое синее и такое бескрайнее. Крепко держа за руки своих бесценных спутников, Лоуренс направился к дому пастухов.