Вокруг света с киллерами за спиной

Глава 29

Ну, что вам рассказать о Брайтон-Бич?

Молдаванку одесскую видели? На Привозе к продуктам приценивались? По Крещатику гуляли? Тогда стоит ли вам что-нибудь объяснять за Брайтон-Бич? Представьте себе Красную площадь столицы времен Юрия Лужкова, теперь добавьте сюда немного одесского колорита и киевской степенности. Добавили? Теперь отправьте сюда гулять бывших заключенных Лефортовской спецтюрьмы и Бутырок.

Вот это и есть Брайтон-Бич, теперь вы ухватили тот душок, без которого Брайтон-Бич невозможен. И какое вам дело, есть ли на Брайтон-Бич небоскребы, или их там нет? Главное, что все люди, что гуляют по Брайтон-Бич, разделяются на два сорта — на тех, кого стригут, и на тех, кто стрижет. Вторых, правда, значительно больше. Основное занятие жителей Брайтон-Бич — продажа матушки-Родины. Не зря же именно здесь, на Брайтон-Бич, родился знаменитый анекдот. Вы его не знаете? Ну как же, как же!

Степенный еврей заходит в солидную юридическую контору на Брайтон-Бич и спрашивает:

— Это правда, что жиды Родину продали?

— Истинная правда, — отвечают ему.

— А вы мне не подскажете, где я могу получить свою долю? — задумчиво спрашивает посетитель.

Но шутки шутками, а именно здесь вы чаще всего можете увидеть Мишу Шуфутинского, когда он отдыхает от стрижки баранов российской попсы, здесь до недавнего времени прогуливался первопроходец российского рэкета Япончикщеголяя перед дамами татуировками и блатной феней, сюда заглядывал неуловимый Михась, чтобы отправить очередное послание солнцевской братии, здесь демонстрировала трусики и свой хриплый голосок Маша Распутина, да мало ли кого и как заносило на тесную нью-йоркскую улицу в поисках хлеба насущного?!

Илья Константинович Русской лежал на постели, лениво наблюдая за тем, как собирается на деловую встречу Жора Хилькевич. Жора надел джинсы и, разложив по постели футболки, придирчиво выбирал нужную. После некоторых раздумий он выбрал синюю футболку, на которой желто светился слоган «Умом Россию не понять, аршином общим не измерить», выполненный на русском и английском языках.

— Ил, — задумчиво спросил он, — а ты не знаешь, кто этот слоган придумал? Евтушенко или Вознесенский?

— Вроде бы Тютчев, — неуверенно сказал Русской. — А может быть, и Сам…

Жора недоверчиво уставился на него.

— Загибаешь, — сказал он. — Не может этого быть, братан. Разве Пушкин рекламой баловался?

— А то! — уверенно сказал Илья Константинович. — Да ты уроки литературы вспомни. «Из „Искры“ возгорится пламя!» или, скажем, «Давайте пить и веселиться», «Лечись — иль быть тебе Панглосом»… А ты куда собираешься, Жора?

Хилькевич поднял руки, натягивая футболку на полные телеса.

— Да встретиться надо кое с кем, — невнятно сказал он из-под футболки. — Сделка наклевывается одна.

— Ты поосторожнее здесь, — остерегающе сказал Русской. — Это тебе не Мурманск, здесь тебя быстро обуют, только зевни…

Хилькевич натянул футболку и улыбнулся.

— Слышь, братан, — сказал он. — Меня уже столькие обуть мечтали. И где они теперь? В основном на биржах труда отираются, о работе по специальности мечтают. Ты что думаешь, я пальцем деланный? Два года назад мы одной компанией в столице фирму открыли. Да ты, наверное, видел, еще ролик рекламный по телевизору постоянно крутили. «Мы обуем всю Россию!»

— Ну и как? — с жадным интересом спросил Илья Константинович.

— Не знаю, как Россию, — сказал Жора, меланхолично почесывая загривок, — а компаньонов я обул круто. В кирзачи!

— А не боишься? — поинтересовался Русской.

— Волков бояться, — туманно сказал Хилькевич, — шампанского не пить. Не хочешь со мной прошвырнуться? Илья Константинович немного полежал в задумчивости и встал.

— А куда пойдем? — спросил он.

— Ну ты даешь! — хохотнул Жорик. — В Штатах никогда не был? Куда еще тут русскому пойти?

А действительно, куда в Соединенных Штатах пойти русскому, если искусство тебя не колышет, детей и жены рядом нет, купаться на Канарах надоело, а голливудские боевики можно прекрасно и в России по «видаку» посмотреть? Угадайте с трех раз! На «ка» начинается, на «ка» заканчивается,состоит из 5 букв.

"Ладно, читатель, не морщь задумчиво лоб. Объясняю для тугодумов и непьющих — нормальный русский пойдет в нормальный кабак. Не туда, где водки наливают на палец, да и ту бесстыже разбавляют льдом и апельсиновым соком, а туда, где можно посидеть с корешами и опустошить не одну запотевшую бутылочку и даже не две. Я слышу, мне подсказывают? Верно, братила, четырех бутылок на троих вполне достаточно. Еще и силы останется, чтобы местных полицейских погонять. И не надо, не надо мне рассказывать о жестокости нью-йоркских копов, это сказочки для любителей боевиков.

Штатовский полицейский начинает с того, что зачитывает задержанному его права. Вы хоть раз слышали, чтобы гражданские права зачитывали русские менты? Они же до сих пор думают, что задержанный никаких прав не имеет — только обязанности. Так что русские служители закона не в пример жестче американских, но и то время от времени благодаря демократически дарованной народу свободе слова они запросто могут узнать, кто они есть на самом деле, кто их родственники и куда они могут засунуть свои дубинки, которые в конце XX столетия русский народ метко назвал ускорителями перестройки.

Ресторан, в который Жору Хилькевича пригласил его деловой партнер, был чисто русским и назывался «Золотая тройка». Держал его выходец из СССР Иегудиил Автандилович Гоцерадзе. На входе в ресторан стояли негры в малиновых косоворотках и в шевиотовых штанах, заправленных в хромовые сапоги, которые блестели не хуже лоснящихся сытых морд негров. «Мои арапы», — называл их Иегудиил Автандилович. Под Петра Великого, барыга несчастный, косил,

По небольшому залу грациозно сновали официантки в мини-сарафанах и кокошниках. На голубом атласе сарафанов, задорно топорщащемся на груди, блестели карточки с именами. Судя по ним, официанток звали незатейливо — Мариями, Наташами и Катями. Иегудиил Автандилович бдил за нравственностью своих девиц, но еще более он следил за тем, чтобы они не брали с настойчивых клиентов менее уличных жриц любви.

Столик был действительно заказан и поражал своим великолепием и сервировкой. Это сразу показалось Илье Константиновичу подозрительным. С какой стати американскому солидному бизнесмену тратиться на нувориша из дикой России? Тут было два варианта

Первый был прост и незатейлив американский партнер полагал Жору Хилькевича бараном, с которого предстояло снять вожделенное золотое руно. Второй был сомнителен — Жора так необходим акуле Уолл-стрита, что та не считалась с затратами. Тут, правда, тоже было все ясно. Рыбацкий принцип — приманки не жалеть. Разве мы сами на рыбалке не разбрасываем приваду щедрыми горстями, чтобы поймать жирного карася?

Американский бизнесмен сиял улыбкой и фальшивыми бриллиантами. Русскому он сразу не понравился, похоже было, что Илья Константинович у этого бизнесмена тоже особых симпатий не вызвал. Зато Хилькевича он встретил с распростертыми объятиями. Жора терпеливо подождал, когда объятия закончатся, и был в этот момент удивительно похож на вождя американского народа Билла Клинтона, которого лобызает российский президент. Покончив с приветствиями, Жора целеустремленно уселся за стол и оглядел его с плотоядной предвкушающей улыбкой. Улыбающийся лик американского предпринимателя будил в Илье Константиновиче смутное беспокойство. Русского не оставляло ощущение, что эту показушно доброжелательную я хитрую морду он где-то уже видел, но где и при каких обстоятельствах, этого Илья Константинович вспомнить никак не мог.

— Георгий Васильевич, — с легким, но заметным иностранным акцентом сказал бизнесмен. — Надеюсь, наша встреча окажется полезной для нас обоих…

— О делах потом, — сказал Жора, озираясь на официантку.

Озираться было на что, честное слово, было! Официантка подала меню. Меню было на трех языках, в том числе, как это ни странно, и на русском, поэтому разобраться в нем было легко. Однако меню оказалось ненужным — американский предприниматель все уже заказал, в том числе и красное анжуйское урожая одна тысяча девятьсот пятьдесят четвертого года. Скажите на милость! Русской снова ощутил недоверие, с чего бы этому янки выбрасывать на ветер более трех тысяч долларов? А ведь одной бутылкой обед не завершился бы, тут уж Илья Константинович смело мог заключить пари даже на собственную жизнь.

И все-таки этот американский пройдоха был чем-то странно знаком Илье Константиновичу.

Сытый голодному не товарищ. Некоторое время произносились витиеватые двусмысленные тосты, и собравшиеся за столом уделяли внимание разным деликатесам, перечисление которых было бы утомительным для среднего российского читателя и вызвало бы у него определенную неприязнь к жирующим предпринимателям. Мы же должны сохранять симпатии к героям, иначе наш рассказ об их похождениях не вызовет необходимого слезливого надрыва и душевного отклика у тех, кому он адресован.

Американский бизнесмен поднялся, сверкая улыбкой, хрустальным бокалом в руке, фальшивыми бриллиантами в запонках и непринужденным остроумием.

Глядя на него, Илья Константинович снова почувствовал беспричинное беспокойство. Причина этого беспокойства, похоже, лежала на поверхности, но что в происходящем было не так, Русской решительно не понимал. Наверное, именно так недоумевал и мучился Распутин, уминая в доме Феликса Юсупова пирожные, начиненные цианистым калием: вроде бы и вкусно все, а что-то ему не нравилось. Но что именно было не так, Григорий сообразил, лишь когда в него начали стрелять хозяин дома и его гости.

И только когда американец поднял тост за успех будущего предприятия и по-гусарски хлопнул фужер виски, занюхав его тонким кусочком ржаного хлеба, словно пелена с глаз Ильи Константиновича спала. И как это он сразу не узнал в американце известного хабаровского мошенника Леху Примочку? Усы, что ли, мексиканские помешали? А может быть, набриолиненные волосы в заблуждение ввели?

— Леха! — прочувствованно и растроганно потянулся Русской со своим фужером к хабаровчанину. — Земеля! Ты здесь какими судьбами? Ты Грин-карту получил или уже, как и мы, гражданин полноправный?

Даже если Леха Примочка и был ошарашен тем, что его так не вовремя узнали, то держался он как достойный мошенник — даже глазом не моргнул.

Поставил фужер, подтянул манжеты, извинился и сказал, что ему надо срочно позвонить по телефону. Еще раз сверкнул набриолиненной прической, запонками, косо и недобро глянул на Илью Константиновича и вышел.

— Жора, — тихим и быстрым шепотом сказал Русской, — никакой это не американец. Наш он, с Хабаровска… Леха Примочка, мы с ним два года назад япошек прилично обули!

— Братан, — не менее тихо отозвался Жора, — ты чего волну гонишь, бизнес ломаешь? Я сразу понял, что он наш, совдеповский.

— Как догадался? — завистливо поинтересовался Илья

Константинович.

— Да ты сам посуди, — сказал Жора Хилькевич и принялся неторопливо загибать пальцы. — Во-первых, фиксы во рту. Здешние давно золотых коронок не ставят, все больше на фарфор или керамику ориентируются. Потом стол, который он заказал. Ты только глянь, что на столе? Это же надо, анжуйское к щам подавать! До такого только наши додуматься могут! Но ведь и это, братан, не главное. Ты разве не заметил, с какой распальцовкой он фужер держал? Тут и сомнений быть не могло, тем более что на безымянном пальце правой руки у него перстенек синел, по малолетке наколотый!

— А что ж ты молчал? — потрясенно поинтересовался Русской.

— А на фиг раньше времени бакланить? — в свою очередь удивился Жора. — Стол-то гляди какой богатый! И потом — у поморов пословица такая есть, дословно не помню, но смысл такой: выходишь в море охотиться на нерпу, будь внимательней, поглядывай, не охотится ли на тебя самого белый медведь. Это еще вопрос, кто и кого обул бы!

Он с легкой грустью оглядел стол.

— А теперь нам за все платить придется. Спугнул ты его, Константиныч! Не ко времени признал. Ну да хрен с ним, гулять так гулять! С шампанским! С цыганами! С бабами! Скажи, братан, официанту, пусть гармониста с саксофонистом ведет! И чтобы саксофонист обязательно на Клинтона был похож!