Воины преисподней

Глава XVIII ОБЪЯСНЕНИЕ

С усеянной благоухающими цветами лесной поляны не хотелось уходить. Зачем? Что ещё, кроме человеческого презрения, ждёт на одиноком хуторе сироту? Была бы жива матушка, а так…

Тем не менее, пора уходить. Кто-то уж очень настойчиво зовёт его…

Читрадрива с трудом разлепил веки и тупо уставился на странное пурпурное кипение, которое колыхалось перед глазами. Что это такое, чёрт возьми? Неужели кровь… Но откуда тогда дивное благоухание цветочной поляны?

Он крепко зажмурился, потом заморгал. Пурпурное кипение не исчезло, зато перестало быть таинственным. На поверку это оказалась багровая ткань, колыхавшаяся от дуновений нежного ветерка. Читрадрива был раздет, укрыт одеялом и лежал на мягкой перине. Чувствовал он себя не лучше, чем виноградина, из которой выдавили весь сок. А может, и хуже. Но всё-таки он нашёл в себе силы, чтобы перекатиться на левый бок.

Читрадрива обнаружил, что лежит на роскошной кровати под огромнейшим пурпурным балдахином, расшитым золотой канителью. Комната была не та, в которую его привёл вчера Лоренцо Гаэтани. И кровать не та, и запах… Это не был аромат благовонного дыма, от которого кружилась и наливалась свинцом голова, в котором увязаешь по макушку и захлёбываешься. Ноздри ласкали и дразнили тончайшие цветочные и острые фруктовые запахи. Любопытно…

За спиной раздался едва уловимый шорох. Читрадрива повернул голову — и его взору открылась такая картина, что он не удержался от изумлённого возгласа. По правую сторону кровати находилось громадное зеркало в богатой золочёной раме. Это было не обычное бронзовое зеркало, а какое-то другое, кажется, хрустальное или стеклянное. Около него стоял массивный столик из чёрного дерева, с ножками в виде львиных лап; на столике были расставлены баночки и коробочки всевозможных форм, цветов и размеров, источавшие тот самый смешанный аромат, который Читрадрива уловил ещё во сне.

Однако дело было не в зеркале и не в столике. Здесь же находилось какое-то подобие низенькой табуретки, обитой алой тканью, а на ней восседала совершенно голая Катарина собственной персоной. Тело принцессы отливало перламутром, а стройные изящные формы приводили Читрадриву в неописуемый восторг. Катарина сидела неподвижно, слегка склонив к левому плечу прелестную головку, приподняв обеими руками копну пышных чёрных волос и пристально разглядывая своё отражение в огромном зеркале.

Услышав восклицание пробудившегося ото сна Читрадривы, Катарина резко обернулась, вскочила и охнула от досады. Её хорошенькое личико мгновенно покрылось пунцовым румянцем. Следующим побуждением принцессы было прикрыть наготу, так как Читрадрива не мог отвести от неё зачарованного взгляда. Катарина схватила со стола крохотную подушечку, с которой посыпалась обильная белая пыль, и прислонила её к низу живота, а другой рукой попыталась прикрыть холмики упругих грудей. Но такая «защита», видимо, не удовлетворила её, и Катарина тут же переменила руки, заслонив подушечкой одну из грудей, а растопыренной пятернёй прикрыв лоно.

Читрадрива ухмыльнулся, с удивлением отметив про себя, что у принцессы почему-то не растут волосы в том месте, где по идее должны расти. Катарина же возмущённо вскрикнула, повернулась к нему боком, попыталась прикрыть подушечкой округлые ягодицы. И наконец под смех Читрадривы догадалась сделать несколько лёгких шажков к балдахину и закутаться в пурпурно-золотистую занавеску. Правда, полупрозрачная ткань, напоминавшая лёгкую алую дымку, не могла скрыть всех её прелестей, но Катарина, за неимением лучшей, удовлетворилась и такой защитой, с облегчением вздохнула и произнесла:

— Господи, Андреа, как ты меня напугал! — но тут же добавила с упрёком:

— Должна тебе заметить, ты довольно нескромен… и даже слишком нескромен! Сразу видно — дикарь.

Читрадривой завладела невероятная лень. Даже пальцем трудно было шевельнуть. Кажется, век бы смотрел на эту грациозную женщину, которая закуталась в воздушную ткань и не понимает, что этим не укроешься от острого мужского взора.

…Эй, что с тобой?! Очнись! Разве ты забыл…

То ли мысль, то ли обрывок мысли, а может простое впечатление всколыхнулось в мозгу и исчезло столь же внезапно, как появилось. И снова всё подёрнулось ленью. Думать не хотелось совсем.

— Ну, долго ты намерен играть в молчанку? — уже с лёгким раздражением проговорила Катарина. — Имей в виду, мой милый, если дама заговорила, не отвечать ей просто невежливо. Или ты не научился этому правилу за время своих странствий? Кажется, вчера я перехвалила твоё знание этикета.

Отвечать тоже не хотелось. Пусть в словах принцессы есть нечто странное, настораживающее… Новое обращение «мой милый»? Вздор.

— Да ты не дикарь, дорогой, ты просто чурбан! — уже открыто возмутилась Катарина и слегка подалась вперёд. Алый туман вокруг великолепного молодого тела колыхнулся, сверкнули золотистые нити шитья.

Нет… стоп… Так нельзя! Было в словах принцессы нечто настораживающее. Опасность, не опасность… И в её внешности также что-то определённо изменилось. Но в чём состоит перемена?..

Да что она, в самом деле не соображает, что ткань балдахина слишком прозрачная?! Хотя после прошедшей ночи скрываться друг от друга не имеет смысла, подумал он.

Отзвук последней мысли ещё не угас, как с Читрадривой что-то произошло. Было похоже, будто в макушку ударила небольшая молния, встряхнула всё его существо, прошла волной от головы до пят и исчезла. И вновь его объял удивительный покой. Лень. И то, что за минуту перед тем обеспокоило Читрадриву, надёжно вылетело из головы и было заглушено всё той же ленью.

Из блаженного состояния расслабленности его выдернул громкий смех: её высочество наконец соизволили взглянуть вниз и оценить открывающуюся взору картину. Читрадрива также неуверенно хмыкнул. А Катарина уже хохотала вовсю, демонстрируя мелкие снежно-белые зубки. Сначала она по-прежнему прижимала ткань балдахина обеими руками, затем наконец выпустила её и повалилась на кровать, не переставая заразительно смеяться. Надушенные потоки чёрных волос разметались по одеялу.

— До чего нелепо, просто кошмар какой-то! — воскликнула Катарина, когда приступ беззаботной весёлости стал понемногу проходить. — Андреа, дорогой, имей в виду, ты заставил меня забыться. С тобой я совершенно потеряла голову.

«Ну, это ещё как сказать. Это ещё разобраться надо, кто с кем потерял голову», — по-прежнему лениво подумал Читрадрива. И почувствовал, как в душе вновь вздымается что-то нехорошее… Какая-то ледяная волна…

Он отодвинулся от принцессы и медленно сел.

Спектакль! Вот что его смутило.

Чёрт возьми, Катарина по-прежнему ломает комедию! И вчера ломала, и сегодня продолжает. Да, да, да! Вечером — нелепая беседа в отблесках пылающего камина, резкая смена тем, в конце — дурманящие благовония. Утром — идиотское представление перед зеркалом. Так и есть! Её высочество изволили продемонстрировать гостю все свои прелести, покрасовались перед Читрадривой сидя, стоя к нему лицом, боком, а в конце «замаскировавшись» прозрачной занавесочкой. Ведёт себя, как какая-нибудь девка на ярмарке…

И когда Читрадрива окончательно разозлился на эту высокородную притворщицу и ломаку, молния вторично прошила его тело. От неожиданности он охнул и схватился за голову. И тут оказалось, что Катарина больше не смеётся. Запрокинув голову, она пристально смотрела на Читрадриву прекрасными изумрудными глазами.

Изумрудными?!

Не может быть! Читрадрива отчётливо помнил, что глаза у Катарины невинно-голубые. Хотя… как знать, может, в темноте изумруд похож на сапфир? Ерунда какая-то.

Впрочем, вряд ли после всего происшедшего можно доверять здесь хоть чему-нибудь или кому-нибудь. И прежде всего — принцессе. А называть её невинной… Кругом сплошное притворство!

Читрадрива энергично завертел головой, прогоняя наваждение. Он не просто вспомнил подробности вчерашнего ужина с её высочеством и нелепую застольную беседу. Теперь вернулось и ощущение опасности. Да-да, перед ним же самая настоящая колдунья! Ведьма! Читрадрива сжал кулаки и почувствовал, как повёрнутый внутрь ладони камень перстня впился в кожу. Это окончательно привело его в чувство.

Катарина наслала проклятую лень, нежелание думать, вспоминать. В результате он утратил чувство самосохранения. И принцесса не замедлила этим воспользоваться. Надо же…

— Та-та-та! Ну, дорогой мой, фантазии тебе не занимать! — Катарина томно изогнулась, протянув при этом руки к Читрадриве. Он инстинктивно отодвинулся в угол кровати, чем вызвал у принцессы новый приступ хохота.

— Успокойся, я не кусаюсь, — ласково мурлыкнула она, угомонившись. — Разве сегодняшней ночью ты не убедился, что я умею быть покорной и послушной?

— Ну, это ещё кто кого покорил, — прохрипел Читрадрива, самолюбие которого было порядком уязвлено. Ну и штучка эта Катарина! Разумеется, бывают на свете женщины с сильным характером. Выражается ли это в самоотверженности, своеволии или упрямстве, не так уж важно. Но вести себя вот так… Чтобы сначала одурманить, а потом наброситься…

— Что-о?!

Катарина резко села, горделиво задрала подбородок и посмотрела на Читрадриву сердито нахмурившись. Изумрудные глаза её высочества почему-то вновь стали отливать голубизной.

— Это ещё кто на кого набросился! Ты вспомни хорошенько! — с негодованием молвила принцесса.

Читрадрива попробовал сосредоточиться и поставить защиту. Ему не нравилось, что Катарина с такой лёгкостью читает его мысли. Обнажённость души оказалась гораздо хуже наготы тела.

Впрочем, он-то прикрыт одеялом. Это бесстыдница-принцесса щеголяет перед ним, в чём мать родила. С тех пор, как Читрадрива усовершенствовал природные дарования, он привык быть лучшим среди анхем и только повстречав Готлиба-Гартмана и Катарину осознал, каково это — не иметь возможности защищаться от другого человека.

— И не рассчитывай, дорогой, — принцесса склонила головку влево и наблюдала за ним, насмешливо прищурившись. — Ты же знаешь, что я колдунья. Ведьма. Твой камешек заблокирован, и ничего ты мне не сделаешь. Я же хожу перед тобой голой, почему бы и тебе в таком случае не побыть передо мной, как на ладони! — она дёрнула плечиком. — Ничего страшного, потерпишь. Надо же мне как-то отомстить за надругательство…

— Какое ещё надругательство? — зло спросил Читрадрива, оставив наконец попытки «вызвать» камень.

— Как это за какое?! — изумление Катарины было столь искренним, что Читрадрива почти поверил ей. — Как это какое! Мы сидели у камелька, наслаждались фруктами, тихо-мирно беседовали. Ты рассказывал о долгой дороге из Русского королевства сюда, потом перешёл к драке в барселонской гостинице, где был ранен наш очаровательный барон Гаэтани. Как вдруг на самом интересном месте ни с того ни с сего начал допытываться, не боюсь ли оставаться наедине с тобой. И прочее в том же роде.

Читрадрива покраснел до ушей, а Катарина, многозначительно хмыкнув, продолжала:

— С чего бы это неаполитанской принцессе бояться кого бы то ни было! Да стоит мне пальцем шевельнуть, и у любого моего подданного голова слетит с плеч. А то и похуже. Ты можешь представить, на что способна разъярённая ведьма.

Читрадрива представил, а довольная его понятливостью принцесса продолжала:

— Так чего, спрашивается, я стану бояться? Я привыкла, что в моём присутствии мужчины ведут себя галантно, держатся обходительно и не позволяют себе ничего лишнего. Как вдруг ты вскакиваешь, рвёшь ворот рубашки, стул летит в одну сторону, ваза с фруктами — в другую, ты бросаешься ко мне…

Раскрыв от изумления рот, Читрадрива уставился на Катарину. Он чувствовал себя круглым дураком.

— Да, да, да, не строй мне глазки! — принцесса погрозила ему пальцем, но тут же восхищённо улыбнулась, тон её смягчился, сделался игривым:

— О, ты был напорист, как слон и жесток, как лев! Я пыталась убежать от тебя, спрятаться, укрыться хоть где-нибудь, но ты везде находил меня. С громкими воплями ты гонялся за мной по переходам и коридорам, выбивал двери, разносил в щепки мебель. Один раз тебе подвернулся под руку слуга с корзиной орехов, так я уж и не помню, что ты сделал с беднягой. Кажется, нахлобучил корзину ему на голову, а потом…

Катарина прыснула в кулачок, в глубине её изумрудных глаз вновь блеснули задорные голубые искорки.

— В общем, от тебя просто не было спасения! А когда ты наконец настиг меня, то разорвал в клочья нашу одежду и взял меня силой. Вот, смотри, во что ты превратил моё великолепное платье.

Наклонившись, Катарина пошарила на полу, подобрала и протянула Читрадриве ровно отрезанный ножницами кусочек ткани. Он задохнулся от гнева. Нет, надо же! Что за чудовищная ложь?! Катарина явно блефует, ничуть не заботясь о том, чтобы сделать своё враньё хоть чуточку правдоподобным.

Только Читрадрива собрался высказать всё это прямо в глаза принцессе (да-да, в её нахальные зелёные глаза, в которых вновь не осталось не только ни капли лазури, но также ни следа невинной непосредственности), как его в третий раз пронзила незримая молния, причём по силе этот удар превосходил два первых.

Катарина вовсю щебетала, заливалась соловьём, живописуя бурные любовные сцены, якобы имевшие место минувшей ночью. А Читрадрива понемногу приходил в себя после полученного удара и с трудом пытался сообразить, что же с ним происходит. Что-то ужасно знакомое. С таким он уже сталкивался…

— …Но ты совсем плохо выглядишь, мой ненасытный лев, — услышал он доносящееся издалека контральто. — Понимаю, понимаю, ты, бедняжечка, умаялся. Ну ещё бы! — Катарина свернулась калачиком, уткнулась лицом в колени, фыркнула и добавила:

— Погоди, я вот велю принести вино и фрукты, чтобы ты мог восстановить растраченные силы и дотянуть до обеда.

— Постой… не надо, я не хочу, — отмахнулся Читрадрива. Голода он в самом деле не чувствовал, хотя накануне ел не слишком много. — Скажи лучше…

После «молнии» голова гудела, в глазах двоилось, а язык ворочался с трудом. Читрадрива замялся, вспоминая, что же собирался спросить, покусал губу, потёр лоб и наконец с усилием выдавил:

— Я вот чего не пойму. Если ты такая колдунья… если способна, как ты уверяешь, обезвредить мой камень… и прочее… Скажи, почему ты не защитилась от меня… ну-у, своими способами?

— Да я просто растерялась! — в сердцах воскликнула Катарина. — Ну как я могла подумать, что ты станешь вытворять такое?! Ты же как с цепи сорвался. Сначала, когда поймал, едва не задушил меня в объятиях, а потом чуть-чуть не разорвал пополам! Любезный барон отрекомендовал тебя как спокойного, уравновешенного человека, который никогда не теряет голову и занят исключительно богословием. Как мне доложили, ты отвратительно фехтуешь, зато таскаешь за собой кучу книг и свитков и корпеешь над ними днём и ночью. И тут вдруг такое вытворяешь! Право же, господин богослов, это слишком. Надругаться над самой неаполитанской принцессой!..

Катарина откинулась на спину и в очередной раз расхохоталась. Читрадрива опять начал потихоньку заводиться, как вдруг отчётливо вспомнил жуткие головные боли, одолевавшие Карсидара всякий раз, когда он пытался вынуть серьгу из уха. Очень похоже! Но серьга блокировала способности Карсидара, ограждала от тягостных воспоминаний прошлого! Неужели же… Неужели Катарина поставила ему точно такую защиту, пока он спал? Скажем, на камень перстня. Ведь камешки в перстне и в Карсидаровой серьге различаются лишь размерами…

— Хоть ты и дикарь, дорогой Андреа, тебе не откажешь в сообразительности. И насколько я понимаю, ты гораздо умнее твоего дружка Давида или как там его звать на самом деле. Карсидаром, что ли? Впрочем, и ты не Андреа и даже не Андрей. Или ты станешь возражать против очевидного, мой милый анах?

Теперь она улыбалась одними губами. Зелёные глаза стали совершенно серьёзными. Эге-ге, да принцесса знает до неприличия много! Вот негодница…

— Что делать, что делать, — с притворным смирением вздохнула Катарина. — А всё проклятое женское любопытство. Чувствую, однажды оно меня погубит… Ну да ладно, прежде всего насчёт головных болей. Разумеется, это имеет отношение к блокировке камня. Но не в одной блокировке дело. Если бы я хотела всего лишь заблокировать перстень…

— Да погоди ты со своей защитой… с блокировкой! — Читрадрива рванулся к принцессе и схватил её за плечо.

Катарина удивлённо вздёрнула брови, покосилась на его руку и сказала:

— Осторожнее, мой свирепый львёнок. Я думаю, даже полудиким анхем известно, что грубые мужские рук оставляют на нежной женской коже противные синяки. Так зачем портить мою внешность вульгарными лиловыми пятнами?

Читрадрива проглотил «свирепого львёнка», зато зацепился за «полудиких анхем» и взволнованно заговорил:

— Вот именно! Ты знаешь нечто такое, чего в этих краях не знает никто. Может быть, лучше тебе не соваться в это дело… Но ты уже всё выведала без спроса. Я смотрю, ты действительно не в меру любопытна, принцесса Катарина!

Губы Катарины улыбнулись ещё шире, глаза сделались ещё строже.

— А ты как думал, мой дорогой Андреа-Читрадрива? Стала бы я связываться с этим мерзавцем фон Гёте и воровать его пленника, если бы пленник не был колдуном!

— Но откуда… — начал Читрадрива. И мигом осёкся.

— Да, мой милый. Как говорят на Руси, слухами земля полнится. Про битву под Киевом болтают много, теперь даже слишком много. Однако среди всей пустопорожней болтовни есть нечто ужасно правдоподобное. Именно это зёрнышко правды среди кучи плевел заинтересовало меня. Да если хочешь знать, я просто обязана была выяснить, откуда в этом мире взялись ещё два колдуна! Вы с Карсидаром заинтересовали не только меня. И раз один из вас угодил в лапы к предводителю Христовых воинов, нужно было разузнать, каким образом этот негодяй намерен использовать пленника, во вред Неаполитанскому королевству или нет. Каковы вообще его планы на твой счёт. Порыв этого мерзавца слишком неестественен.

— Какой порыв? — не понял Читрадрива.

— Да твой захват! Убить тебя — это понятно и естественно, ибо неопытные колдуны хороши в больших количествах, но не поодиночке. Так Гартман намеревался поступить с твоим дружком…

— Значит, Карсидар всё же погиб? Я-то надеялся, что гроссмейстер обманул меня, — не сдержавшись, Читрадрива застонал.

Катарина вздохнула, перевернулась на живот и поглаживая одеяло, тихо сказала:

— Насколько мне известно, твой приятель ещё не погиб, хотя в расставленную ловушку угодил за милую душу. Сейчас он лишился большей части своих чудесных способностей. Это ты у меня умненький, — в глазах принцессы на миг вспыхнули лукавые искорки. — Между нами говоря, твой потенциал…

Видя непонимание Читрадривы, Катарина как-то глупо хихикнула, затем поправила сама себя:

— Ну ладно, скажу проще: колдовской силы у тебя маловато. Зато ты доходишь до всего своим умом, потому что привык разгадывать головоломки. Ну а Карсидар… Он точно сильнее тебя, а может и меня. Не исключено, что при желании мог бы заткнуть за пояс даже Гартмана фон Гёте. Зато он напрямую пользуется только тем, что уже умеет делать и не изучает себя, не стремится усовершенствоваться. Вот и попался на крючок Гартмана.

— А что сделал гроссмейстер? — осторожно поинтересовался Читрадрива и поспешно добавил:

— За мной он просто послал своих людей, обезопасив их от моего влияния.

— Знаю, — кивнула Катарина. — А твоему приятелю он подсунул через подставных лиц одну колдовскую вещичку, причём очень-очень слабенькую, такую, что и не определишь сразу, обыкновенный это кусок кожи или нет. Карсидар попытался определить это, долго таскал вещицу с собой, а затем выбросил. Или уничтожил, неважно. Здесь весь фокус в том, что пока он носил амулет при себе, эта вещь как бы сжилась с хозяином, незаметно пропустила через себя, перетянула часть его силы.

— Это как твоя брошь, что ли? — спросил Читрадрива, который слушал Катарину с огромным интересом.

— Умница, — похвалила принцесса. — Видишь, ты схватываешь на лету. Ну так вот, Карсидар не смог ничего обнаружить, сколько ни бился над амулетом. Он не привык к утончённой работе, в конце концов обманулся мнимой безопасностью этой вещицы и избавился от бесполезного, с его точки зрения, куска кожи. Тогда в действие вступила вторая вещь. Есть такая штука — гемофобы. Если эти красные камешки правильно подготовить и умело использовать, обыкновенный человек погибает от них долгой и мучительной смертью. А для таких, как мы, они становятся в разной степени вредными. Для слабых или ослабленных — смертельными.

Так вот, Карсидару гемофобы сами по себе не смогли бы серьёзно навредить, он слишком могуч. Но после истории с кожаным амулетом вышло, что когда он был ранен стрелой с камнем, на который попала кровь, уничтоженная вещица как бы окончательно замкнула на себя силу и способности Карсидара, которые до этого привязала. Но амулет был уничтожен, значит, способности попросту исчезли. В общих чертах дело обстоит именно так. И теперь убить Карсидара сравнительно легко. А если на службе у русского короля не будет колдуна, никто не сможет помешать нашему общему знакомому обрушить на Русь не только своих рыцарей, но и свою магию.

— Ты так спокойно рассуждаешь об этом, — Читрадрива невольно содрогнулся. — Да если Гартман фон Гёте узнал о Карсидаре то, что ты вытянула из меня… Все его слабинки…

— Насколько я смогла определить, этого не произошло, — поспешила успокоить Читрадриву принцесса. — Тот, кто встретился с тобой, проник в твои мысли довольно поверхностно. Он заблокировал твои способности самым простым, но и самым грубым способом — извне.

— На прогулках сторожа заставляли меня надевать пояс, который был на мне в беседке во время встречи с гроссмейстером, — подтвердил Читрадрива.

— Вот-вот. Однако при наличии на тебе пояса возможности этого человека также были ограничены, — Катарина удовлетворённо хмыкнула. — Подробное исследование твоего внутреннего мира было отложено на потом. Правда, торопиться Гартману было некуда. Он же не рассчитывал, что в дело вмешаюсь я!

— Но если всё это так, если гроссмейстер не взялся как следует ни за меня, ни за Карсидара… неужели ничего нельзя сделать, чтобы помочь ему? — со слабой надеждой спросил Читрадрива.

— Можно, конечно. Только зачем? — Катарина поджала коралловые губки. — Я же сказала, что необученные колдуны хороши, когда их много. А необученного сильного одиночку Карсидара проще и лучше уничтожить, чтобы не делиться с ним влиянием и властью. Так меньше хлопот.

— Вот-вот, гроссмейстер говорил мне о том же, — поддакнул Читрадрива. — Но в точности наоборот: мол, он устал от власти и хочет передать её мне, чтобы самому удалиться на покой.

— Враньё, — категорично отрезала Катарина. — Ему как раз и нужна власть. А от тебя требовалось одно: указать дорогу из этого мира в твой. Вот где Гартман намерен «успокоиться», как ты выражаешься.

Читрадриву неприятно поразило вторичное упоминание об «этом» и «том» мире. Слишком похоже на Священное Писание, где говорится про рай и ад.

— Ты хотела сказать: «в мою страну»? — поправил он принцессу.

Катарина посмотрела на него как-то странно, мотнула головой и насмешливо проговорила:

— Да уж, перехвалила я тебя. Несмотря на удивительную проницательность, ты всё же дикарь до мозга костей. Невежда. Раз я сказала «мир», значит, имела в виду именно мир, а не страну. Неужели ты так и не догадался?

У Читрадривы похолодело в груди, засосало под ложечкой. И макушку начало слегка покалывать, точно иголочками… или слабыми-слабыми молниями.

— Погоди, погоди… что это значит? — забормотал он. — Что такое другой мир? Мир один-единственный!

— Миров множество. Только разделены они не лесами и горами, не полями и морями, а… ничем. — Она пощёлкала пальцами. — Ну, я не знаю, как тебе поточнее объяснить. Между мирами ничего нет. Пустота. Понимаешь?

— И нельзя проехать? — искренне изумился Читрадрива.

— Без земли, воды и воздуха? Вряд ли.

Читрадрива хотел что-то возразить, но Катарина замахала руками и поспешно сказала:

— Ладно, ладно, ты всё равно не поймёшь. Тем более, попасть из мира в мир не так просто. Ты можешь искать хоть сто лет и так и не найти входа…

— Это как мы с Карсидаром искали! — догадался он.

— Верно. А на самом деле никаких входов и выходов не существует. Миры никак не связаны между собой. Что вам следовало сделать, так это открыть туннель.

— «Пасть дракона»!

Но тут же новая догадка осенила Читрадриву, и он поспешил поделиться ею с Катариной:

— Так вот почему мы попали с гор прямо на равнину! Это совсем разные страны… то есть, как ты выражаешься, разные миры?

— Ну вот, ты хоть что-то понял, — обрадовалась Катарина.

— И мы с тобой — люди из разных миров?

— Ага.

Читрадрива взглянул на принцессу недоверчиво. Не может быть! Если люди из разных миров, они должны хоть чем-нибудь отличаться друг от друга. А посмотреть на Катарину — самая обыкновенная женщина! Хотя нет…

Помимо воли Читрадрива окинул её прекрасное нагое тело жадным взглядом. Да, кое-чем Катарина отличается… Но неудобно спрашивать принцессу о столь деликатных подробностях!

Однако по звонкому смеху Катарины Читрадрива понял, что она прочла его мысли, и поспешил отвернуться, чтобы принцесса не видела, как он краснеет.

— Удаление волос на теле — это для благородной красоты, — назидательно сказала Катарина, кончив хохотать. — Очевидно, в вашем дикарском Орфетане женщины такого не делают… Но вернёмся к Гартману. Интерес этого мерзавца заключается в том, чтобы попасть в твой мир. И вот тут без тебя, мой милый, этому негодяю никак не обойтись.

— Но если гроссместер колдун, и может, скажем, поймать в ловушку и меня, и Карсидара, почему бы ему просто не прочитать путь в моих мыслях…

— Дело в том, что вы с Карсидаром не шли — вас тянули перстень и серьга. Вы не запомнили дорогу.

— Раз так, проще было отобрать у меня перстень…

— …и тыкаться в разные миры подобно слепому котёнку. Можно обшарить сотни, тысячи, миллионы миров и не найти нужного.

— Неужели их так много? — изумился Читрадрива.

— Представь себе. Так что Гартману нужен был только ты вместе с перстнем. Это был, по сути, единственный выход: уверить тебя в своей дружбе, а затем при случае попросить прогуляться в твой мир. Когда маленький Карсидар спасался от крестоносцев, серьга и перстень открыли туннель между нашими мирами. Пока он рос и жил у вас, туннель был в неактивном состоянии. То есть как бы временно закрылся, что ли. Понимаешь меня?

— Приблизительно, — кивнул Читрадрива.

— Хорошо. Когда вы добрались до места, которое ты называешь «пастью дракона», вас засосало внутрь. Отец Карсидара устроил так, чтобы серьга и перстень открывали туннель, который сам по себе выбрасывал бы, скажем, беззащитного, беспомощного ребёнка в безопасное место. Этот проход поджидал Карсидара, и теперь он вернулся в свой мир. Однако вместе с ним по туннелю пролетело ещё одно беспомощное существо — ты, мой дорогой. Ведь ты даже приблизительно не запомнил дорогу! Поэтому туннель по-прежнему ожидает, но на этот раз тебя. Вот так.

— А гроссмейстер…

— Попав в твой мир, он убьёт своего глупого поводыря и займётся его необученными соплеменниками.

— Перебьёт всех анхем?! — разгневанный Читрадрива вскочил на постели в полный рост, но тут же получил незримую молнию в макушку и со стоном повалился на кровать.

— Нет, зачем же, — покровительственно усмехнулась Катарина, в то время как Читрадрива принялся поспешно стаскивать перстень. Довольно! Хватит с него болевых шоков! Глядя на его порывистые движения, принцесса спокойно продолжала:

— Зачем убивать? Я же сказала, что устраняют одиночек, а в больших количествах необученные колдуны — вещь наоборот желанная. Гартман просто-напросто встанет во главе твоего народа и будет использовать его… скажем так, по своему усмотрению. Как раз чтобы воспрепятствовать этому ублюдку, я и вырвала тебя, мой милый, из его грязных лап. Так что за соплеменников можешь не беспокоиться.

«Как это благородно с твоей стороны», — едва не сказал Читрадрива, но слова застряли у него в горле.

Благородно? Как бы не так! Если он с перстнем служит своеобразным «ключом» от мира, выходит, Катарина попросту умыкнула этот ключ у Гартмана фон Гёте, чтобы затем использовать в личных целях! И почему бы ей не убить Читрадриву так же, как собирался убить его гроссмейстер?

— Да потому, дорогой мой Читрадрива, что ни одна женщина не согласится убить такого дикого, но чрезвычайно милого львёночка, а равно неутомимого и ненасытного любовника, как ты, — промурлыкала Катарина, сладко потягиваясь и лениво зевая. — Господи, что ты со мной вытворял!.. Убить тебя было бы величайшим преступлением против всех миров, вместе взятых. Наоборот, тебя следует всячески оберегать. Чем я теперь и займусь. Так что…

Внезапно Катарина по-кошачьи легко вскочила, встала перед кроватью, уперев левую руку в бок, а правую вытянув к Читрадриве, и властно произнесла:

— Так что, синьор Андреа, вы обвиняетесь в нарушении законов гостеприимства, в посягательстве на честь неаполитанской принцессы и надругательстве над оной. А потому отныне вы арестованы и находитесь в заключении в этой самой комнате. Ваши драгоценные рукописи вам доставят, не волнуйтесь. Я думаю, эта комната нисколько не хуже прежней. Будете корпеть над пергаментами здесь… а также обдумывать своё безобразное поведение.

Это что ещё за новости?! Вот перед ним стоит… непонятно кто, то ли благородная развратница, то ли взбалмошная девка. Голая. Но всё равно — принцесса Неаполитанская. Ишь, командует! Распоряжается его судьбой! За то, что вы попались в бессовестный капкан венценосной красотки, извольте торчать в этой комнате! В кровати с дурацким красным балдахином… Ага, здесь нет одежды!

— Конечно, синьор Андреа, ведь вы сами разорвали её. А поскольку мне нужна гарантия, что вы не выйдете из этой комнаты, одежду вам не принесут, пока вы не изволите образумиться.

Ну не мог Читрадрива стерпеть такое издевательство! Не мог, и всё тут. Да будь она хоть трижды принцесса, что она себе позволяет?!

Но как только Читрадрива приблизился к Катарине, чтобы посмотреть прямо в её блудливые зелёные глаза, как тут же получил очередной удар молнией! Но почему? Он же снял перстень и спрятал под подушку…

— О учёнейший, талантливейший синьор Андреа, вы растерялись настолько, что перестали слушать и понимать слова принцессы, этой жалкой бродяжки Катарины! — в её речи был сплошной яд. — Ай-я-яй! А между прочим я предупреждала, что дело здесь не в одной блокировке перстня и всех ваших способностей, вместе взятых. Или вы решили, что я утратила на вас влияние, раз вы изволили стащить с пальца жалкое колечко? Нет, любезный, так просто блокировка не снимается! И если вы рассчитываете отделаться от меня так запросто, то вы непроходимый болван и тупица!

Читрадрива лежал на кровати, схватившись за голову. Чёрт возьми, это уже серьёзно. Гартман фон Гёте упрятал его в маленьком домике под охраной многочисленной стражи, Катарина посадила под арест, но без охраны. Кроме того, она пошла гораздо дальше, чем гроссмейстер. Глубже вторглась в его мысли. Перстень обезопасила. Молниями постоянно бьёт… Он её, видите ли, обесчестил. Силой взял. Это ещё кто кого здесь использовал… Стерва, настоящая стерва!

Читрадрива зажмурился и изо всех сил сцепил зубы, чтобы не обругать её высочество вслух. А мысли… что ж, пусть читает, пусть знает, кто она на самом деле! Читрадриве это безразлично.

И тут он почувствовал, как женская ручка бережно поглаживает его по волосам. И услышал:

— Чего ты злишься, ну, чего?.. Дикий, настороженный. Кусаешься. Ну, скажи, неужели тебе так плохо со мной? Мы же так подходим друг другу! Чего ж тебе ещё надо?

Читрадрива открыл глаза. Катарина сидела рядом с ним, прекрасная в своей наготе, нежная, ласковая. И совсем не опасная.

Не опасная?! С ним?! Он ещё раз встрепенулся, ожидая молнии…

Однако удара не последовало. И он впервые ощутил растерянность Катарины. Словно теперь уже принцесса поскользнулась на его мыслях, как на мокром глинистом склоне. И пусть это был обрывок эмоции, всё же Читрадрива успел понять его причину. Ну да, конечно! Как он сразу не догадался заговорить об этом?

Катарина насупилась, отодвинулась подальше от него и опустила глаза.

— Со мной тебе хорошо. Со мной… — он в упор смотрел на принцессу. — А как с другими? С ними тебе тоже было хорошо, или ты использовала их по назначению, а затем вышвыривала?

— А какое тебе, собственно, дело до других, когда речь идёт о нас? — спросила Катарина как можно более непринуждённо, однако её волнение выдала лёгкая хрипотца в голосе.

Но Читрадрива уже не желал останавливаться. Он чувствовал, что постепенно завладевает положением. Трудно понять, почему так получилось. Может, Катарина устала изображать оскорблённую добродетель, а может, Читрадрива затронул больную тему. Но принцесса сдавалась подозрительно быстро.

— Львёночек мой, да ты никак ревнуешь! — Катарина нервно рассмеялась, предприняв отчаянную попытку обратить разгорающуюся ссору в шутку. — Ну, милый мой, я же знаю, что в Орфетане ты занимался не только своим тайным обществом. В перерывах, когда ты позволял себе немного отдохнуть от благородной борьбы, у тебя также было несколько мимолётных связей. Но это не более чем эпизоды. И между прочим, я не веду речь об этих женщинах.

Отвратительная вышла шуточка у принцессы. Надо же, раскопала! Любительница выведывать чужие тайны…

— Сколько бы женщин у меня ни было, я не поступал с ними подло, — ответил Читрадрива, распаляясь всё более. — Мы встречались по взаимному согласию, а меня ты к себе заманила!

— А ты уверен в этом? — с ударением спросила Катарина. — По-моему, я вырвала тебя из лап ублюдка Гартмана фон Гёте! По идее, ты должен быть признателен мне за это, а ты… ты… ты ведёшь себя, как последняя неблагодарная тварь!

— Ах, вот оно что, — Читрадрива понимающе кивнул. — Скажите, какая забота! А зачем тогда ты набросилась на меня?

— Я?! Набросилась?! Думайте, что говорите, господин насильник! — Катарина смерила его ненавидящим взглядом. — Поведение, в котором вы изволите обвинять меня, несовместимо с достоинством особы королевской крови! Хотя короли стоят выше закона, — добавила она немного тише.

— Вот именно! — запальчиво выкрикнул Читрадрива. Удара невидимой молнией всё ещё не было, и он окончательно расхрабрился. — Вот именно, ваше высочество! Вы находите возможным попирать все законы! Вчера вы обкурили меня какой-то гадостью, каким-то колдовским зельем, а потом сами набросились на меня. У вас что, давно не было мужчины? Плоть взыграла?

Глаза Катарины налились нехорошим голубым сиянием, и она бешено заорала:

— Да, да, да!!! Нет, нет, нет!!! Да, да, да!!! Мне нужно было выведать всю твою подноготную, а ты всё время пытался защититься! Нужно было расслабить тебя и подавить твою волю! Для этого нет средства лучше постели! А теперь выяснилось, что ты не стоишь всех усилий, затраченных на тебя! Ты — грязный, мерзкий дикарь, не умеющий разговаривать с женщинами! Тебе надо спать с такими же вонючими дикарками, как ты сам, а не с принцессой! А если хочешь знать, были ли у меня мужчины, так знай: были!!! И есть! И совсем недавно! И последний по счёту — наш общий знакомый барон Гаэтани!!! Что, получил?!

У Читрадривы потемнело в глазах, он отшатнулся. Вот оно как! Вот что означают ваши недомолвки, ваши многозначительные взгляды, любезный Лоренцо! «Вам здесь понравится, мой друг… Её высочество очень заинтересовала ваша судьба…» Приехал из далёкой Португалии несчастный, раненый мальчик. И принцесса мигом потащила юного героя в свою постельку, чтобы больной утешился. Или натешился, как угодно… Лежали вы небось в этой самой постели, мальчик жаловался на судьбу, поливал слезами ваши дивные ланиты. Но вы-то, вы-то, ваше высочество, не растерялись!..

Лицо, шея и груди Катарины покрылись красными пятнами.

— В точности так!!! Вот в этой самой постели и лежали! Только ему с тобой не сравниться! Идиот, я же тебя… тебе… — Катарина ударила кулачком в кулачок и завизжала:

— Дубина ты бесчувственная, осёл! Да никто из них в подмётки тебе не годится! Ни один! И Лоренцо в том числе! Они видят во мне только её высочество принцессу и во всём стараются угодить, подлизаться, ублажить! Не скрою, я этим пользовалась.

Читрадрива вскинул голову и с ненавистью взглянул на Катарину.

— Ну, что ты пялишься на меня?! — глаза принцессы хоть и не сделались васильковыми, как ночью, но приобрели цвет зеленовато-голубой морской воды. — Из вас после этого верёвки вить можно, вот! И любовник сделает для меня гораздо больше, чем просто верноподданный! В огонь и в воду! На плаху! Да хоть к колдуну в лапы отправится! Ему не надо приказывать, не надо заставлять, он сам!.. Но ты… ты… дикарь… единственный без всех этих… — она задохнулась от гнева.

Может, следовало остановиться, однако вышедшая из себя Катарина сболтнула лишнее. Для Читрадривы была почти непереносима мысль о том, что развратная принцесса рассчитывала вить из него верёвки после проведенной ночи. Нет, он не какой-то придворный подхалим, он свободный анах! А Лоренцо Гаэтани настоящий дуралей. Ишь, пустили его под тёплое одеяло, и он очертя голову кинулся в колдовское логово! И кроме всего, Читрадрива получал почти физическое наслаждение, лицезрея бешенство этой притворщицы, уязвлённой до предела гордячки.

То есть Читрадрива только думал, что предельно оскорбил Катарину. Настоящий предел наступил после следующих его слов:

— Ты заманиваешь мужчин всякими приворотными зельями, колдовством. А без зелья, значит, не можешь? Да ты им безразлична, поняла?! Сказала бы брату, может, он тебя замуж выдаст, а то всю жизнь просидишь в невестах со своим колдовством и кучей любовников, которых не можешь удержать иным способом!

Что тут началось… Кроме самой отборной брани, на Читрадриву обрушились все баночки и коробочки, которые принцесса хватала со стола. Он быстро юркнул под одеяло, однако сделанные из хрусталя и цветного стекла, оправленные в золото сосуды с маслами, притираниями и прочей парфюмерией ударяли больно даже сквозь толстую ткань. А напоследок Катарина срывающимся голосом прокричала:

— Голову тебе мало за такое отрубить, дерзкий хам! — и вылетела вон из комнаты, изо всех сил хлопнув дверью.

«Интересно, закуталась она во что-нибудь или так нагишом и побежала», — ехидно подумал Читрадрива, высовываясь из-под одеяла. Впрочем, король стоит выше законов, и сестра короля, тем более колдунья — тоже.

Он слез с кровати, прошлёпал босиком к двери. Попробовал — заперто. Значит, опять «мягкая тюрьма». Огляделся: в комнате никаких признаков одежды. Её высочество выполняет обещания… Интересно, сняла ли она блокировку с перстня? Надо попробовать.

Читрадрива вернулся к благоухающей всеми мыслимыми ароматами кровати и принялся отыскивать среди разбросанных баночек перстень. Куда же он его сунул?

И в тот момент, когда Читрадрива вспомнил, что заветная вещица лежит под подушкой, его внимание привлёк один странный предмет. Маленькое зеркальце. Не такое, как на стене, а нормальное бронзовое, отполированное до прозрачного блеска, но со временем потускневшее. Зачем эта вещичка понадобилась принцессе? Отражение в таком зеркале гораздо хуже, чем в настенном произведении искусства и чьей-то гениальной фантазии.

Читрадрива взял зеркальце и сразу ощутил слабое покалывание в пальцах.

«А вещица-то непростая», — подумал он, поднося зеркало к глазам и вглядываясь в странное ровное сияние, словно бы исходившее из мутноватой металлической поверхности.