Воин поневоле

1

Стоял безжалостный полдень; птиц не было слышно, молчали даже насекомые; рабы с трудом передвигали ноги, стараясь не выходить на открытое солнце. Паломники, преклонившие колени на ступенях храма, стонали под кнутом беспощадного зноя. Весь Мир замер, моля о том, чтобы поскорее настал вечер. Жила и двигалась только Река.

Площадка для парадов напоминала раскаленную печь. Из-за угла казарм вышли трое. Их никто не заметил, потому что все воины охраны были заняты поисками светлейшего Шонсу. В белом жарком сиянии они двинулись в сторону тюрьмы.

Впереди шел воин четвертого ранга, великолепный в своей совсем новой оранжевой юбке. Его иссиня-черные волосы были собраны в пышный хвост. Лицо его казалось мрачным. Он чуть было не поднял мятеж против своего господина и повелителя и не произнес ни слова с тех пор, как рабы измазали ему волосы сажей и салом.

Последним шел невысокий темноволосый Первый. По его неуверенной походке, свежему знаку на лбу, по белоснежной юбке и слишком коротким волосам, по тому, как криво висит его меч, было понятно, что он совсем новичок. Об этом же говорил и ошеломленный взгляд его темных глаз. Он сжимал в руке веревку, другой конец которой был обвязан вокруг шеи пленницы.

Это была огромная безобразная женщина. Черные волосы — для рабыни слишком длинные — свободно падали на ее спину. От них до сих пор пахло щипцами для завивки. Ее огромное черное одеяние могло бы принадлежать достославной Дикой Ани, и как-то странно вспучивалось.

В этих подушках дышать было совершенно нечем, и Вэлли понимал всю опасность такого положения. Даже если он не потеряет сознание от жары, силы все равно постепенно оставляют его. Пот катился градом и застилал глаза, но Вэлли не решался вытереть лоб: надо делать вид, что руки связаны за спиной. Ни один нормальный воин никогда бы не подумал, что светлейший Шонсу седьмого ранга способен вот так нарядиться. Он воздержался только от полосы: во-первых, следовало щадить чувства Нанджи, а во-вторых — на близком расстоянии этот маскарад все равно сохранить не удастся. Издалека же он вполне мог сойти за рабыню, если, конечно, не принимать во внимание его рост. Вэлли шел, слегка согнув ноги в коленях, старался делать маленькие шаги и изнемогал от жары.

Пока в тюрьме не сделали новую крышу, спасти узника можно было и тайком от охраны, а сейчас вход туда один — через дверь… И дверь оказалась открытой. Все трое вошли внутрь.

Бриу и двое Вторых играли за столом в кости. В углу сидели трое рабов и выбирали вшей из одежды. Подняв головы, они увидели, что воины привели еще одного узника.

За столь непродолжительное время своей карьеры Катанджи обучился только одному приему воинского искусства. Этого маневра не знал никто из воинов. Он резко развернулся, опустил голову и встал на колени. Рабыня выхватила из его ножен меч и приставила клинок к шее Бриу. Тот не успел даже пошевелиться.

— Это непременно должны были быть вы, — сказал Вэлли. — Положите руки на стол и прикажите своим людям сделать то же самое.

На бесстрастном лице Бриу ничто не отразилось. Он спокойно оглядел Вэлли, не без удивления посмотрел на Нанджи и положил руки на стол. Вторые, не дожидаясь приказа, последовали его примеру. Они выглядели совершенно ошеломленными.

— Почему все время вы стоите у меня на пути? — спросил Вэлли. — У меня нет к вам никаких претензий, но каждый мой шаг причиняет неприятности мастеру Бриу. Вы — вассал Тарру?

— Я отказываюсь отвечать на этот вопрос.

— Тарру охотится за мной. Он хочет измучить меня, сделать так, чтобы я сам рассказал ему, где меч. Вы станете это отрицать?

— Нет. Но я не стану и подтверждать этого.

— Разве человек чести может так поступить?

Бриу прищурил глаза.

— Почему вы считаете, что я — человек чести?

— Так сказал Нанджи примерно за пару минут перед тем, как вы его вызвали.

— Он солгал.

— Не думаю.

Бриу пожал плечами.

— Преступление, совершенное вассалом, ложится на его повелителя. Если я, как вы утверждаете, вассал Тарру, то я принес ему клятву полного подчинения, и значит, вопрос о моей чести не имеет смысла.

— Почему вы принесли клятву такому человеку? — раздался из-за плеча Вэлли огорченный голос Нанджи.

— То же самое я мог бы спросить и у вас, мастер, — ответил Бриу.

Нанджи кашлянул, потом продолжил:

— Вы видели, как Шонсу вошел в воду. Вы лучше других знаете, что его меч — это чудо!

Бриу, не отрываясь, смотрел на своего бывшего подопечного.

— Когда я был вашим наставником, мастер, я не сумел дать вам верных сведений относительно третьей клятвы. А интересно, как с остальным? Если повелитель поступает нечестно, кто должен исправлять его ошибки?

— Его подчиненный, — прошептал Нанджи, подумав.

— Каким образом? Что ему надо делать?

— Сделать вызов, если он может. Или найти кого-нибудь посильнее. — Похоже, он цитирует. В его словах звучат интонации Бриу.

Бриу кивнул.

— Но светлейший Шонсу ничего против Тарру не сделал, хотя вина того очевидна.

Вэлли знал, что в этом была его первая ошибка. Бог предупреждал, что понадобятся жесткие меры. Во время их первой встречи он сказал Вэлли, что честный воин сочтет своим долгом убить Хардуджу во благо доброго имени всего воинства. Он даже прозрачно намекнул насчет Наполеона, ведь Наполеон все-таки был королем Эльбы, хотя и недолго. Пожалев Тарру, Вэлли предал честных воинов охраны. Он должен был сразу убить его, взять на себя власть и устроить расследование… он этого не сделал.

— Я признаю эту ошибку, — вздохнул Вэлли. — Нанджи указал мне на нее сразу же, в храме. Но ведь потом я стал гостем Тарру.

Презрение вспыхнуло в глазах Бриу.

— У вас было множество возможностей и предлогов. Он заставил Горрамини и Ганири принести ему третью клятву, а потом натравил их на Нанджи. Он добрался и до Пятых. Разве вы этого не знали?

Седьмой не должен выслушивать подобных вещей от Четвертого, но Вэлли чувствовал себя слишком виноватым и утратил самоуверенность.

— Я подозревал.

— Ну и что? — спросил Бриу. — Если бы вы что-нибудь предприняли и обратились к нам за помощью, неужели вы думаете, что мы остались бы в стороне? Мы нуждались в вожде! Мы хотели вернуть свою честь! Никто из нас не совершенен, но… — он замолчал и опустил глаза. — Был один. Если бы все остальные оказались хотя бы наполовину такие честные, как он, мы бы давно взбунтовались.

Оправданий Вэлли воины не поймут — он хотел предотвратить кровопролитие. Он пожалел старика Тарру. Нанджи заговорил о конюшнях, и мысль о том, что надо убить троих, привела его в ужас. Но время шло, и цена все росла. И если сейчас ему удастся спастись, то лишь пожертвовав многими жизнями.

Бриу опять яростно взглянул на него.

— И даже сегодня утром! Горрамини предали! А вы не сделали ничего!

— Я пытаюсь что-то сделать сейчас, — твердо сказал Вэлли.

Бриу оглядел его одеяние и сплюнул.

Тут вспыхнул гнев Шонсу, и Вэлли с трудом удалось его подавить.

— Вы держите здесь жреца. Я хочу его забрать. Потом я уйду.

— Но как?

— Богиня позаботится о чести Своей охраны. Она дала мне другое задание.

Бриу пожал плечами и опять принялся рассматривать свои руки.

— Почему вы принесли Тарру третью клятву? — снова спросил Нанджи.

— Моя жена только что родила близнецов, мастер, — ответил Бриу. — Ее надо кормить и их тоже. Когда вы станете старше, вы это поймете.

Воинам нравятся страшные клятвы, но они тоже люди.

— Бриу, — сказал Вэлли, — мой рассказ слишком долог, а сейчас у нас нет времени. Я допускаю, что совершил ошибку. Если у меня будет такая возможность, я ее исправлю. Но у меня и в самом деле есть задание. Мне нужны помощники. Ваша жена уже оправилась после родов?

Шонсу, Нанджи, Катанджи, плюс Бриу и его семья… всего семеро, если не считать рабов.

— Нет, светлейший.

Вэлли приказал Катанджи забрать у воинов мечи.

Под новой крышей в тюрьме стало еще жарче и вонь усилилась. Когда Вэлли вошел, у него слегка закружилась голова и он подумал, что Хонакура, наверное, не смог бы вынести здесь долго. Узников оказалось четверо. Они были прикованы за одну ногу, но Вэлли был слишком расстроен, и это небольшое достижение не доставило ему радости. Он направился к маленькой сморщенной фигуре.

Увидев своего освободителя, Хонакура крякнул от удивления. Опираясь на его руку, он встал.

Вэлли стянул черную ткань со своей накладной груди.

— Вы будете Безымянным, священный. Там в кармане есть повязка на голову. Переоденьтесь наверху, там прохладнее.

Все еще усмехаясь, Хонакура заковылял к лестнице. Рабы приковали к камням всех воинов, а потом Вэлли приковал и рабов.

— До свиданья, мастер, — сказал он Бриу. — Никто из нас не совершенен.

Бриу вздохнул.

— Да. Я думаю, мы должны пытаться стать лучше.

Вэлли протянул ему руку. Поколебавшись, Бриу пожал ее.

— Надеюсь, светлейший, что в пути вас все же лишат невинности.

Не переставая смеяться этой неожиданной шутке, Вэлли поднялся в комнату охраны. Он отдал Катанджи его меч и помог справиться с ножнами. Хонакура уже облачился в черный балахон, и Нанджи обвязывал ему лоб.

— Мы попали в хорошую переделку, свя… старик, — сказал Вэлли. — Не знаю, как нам удастся выбраться. Но лучше всего поскорее вернуться к казармам.

— К казармам? — невинно спросил Хонакура. — А почему бы не в город?

— Но как… — начал Вэлли, а потом быстро посмотрел на него. — Черт побери! Должен же быть какой-нибудь потайной ход!..

— Конечно, — ответил Хонакура. — Неужели вы думаете, что у жрецов может его не быть? Вы никогда не спрашивали меня об этом.

И он радостно засмеялся.

2

Отойдя от тюрьмы на некоторое расстояние, они изменили порядок — теперь впереди шли двое воинов, а сзади — завернутые в черное фигуры. Хонакура спешил изо всех сил. Он поддерживал рукой свое слишком длинное одеяние, но все равно спотыкался на каждом шагу. Вэлли оказался не намного проворнее: от неудобных сандалий у него опять заболели недолеченные ноги. К тому же идти медленно было легче: не так изматывала жара. Навстречу им попадались люди, но никто не обратил на них внимания.

Срывающимся голосом старик говорил Нанджи, куда идти. Сначала они шли вдоль берега, потом свернули на деревянный настил недалеко от самой стены.

— Я думаю, нам понадобится лопата, — прохрипел он, и боги поставили на их пути тележку с инструментами. Вэлли сделал два шага в сторону и взял необходимое.

— Все тихо? Никого нет? — спросил жрец, и беглецы скрылись в кустах.

Заросли плотной стеной обступали старую полуразвалившуюся голубятню, покрытую лишайником и почти сгнившую. Внутрь вела маленькая дверь. Вэлли навалился плечом, и она легко поддалась. Раздалось хлопанье крыльев.

Внутри было темно, мрачно, грязно и чем-то неприятно пахло. В птичьем помете копошились черви. Через дыру в крыше пробивались лучи света, падая на толстые занавеси паутины. Сверху из своих гнезд смотрели удивленные белые птицы.

— Если только за нами не следили, — сказал Вэлли, — мы здесь в полной безопасности. Тут никто не был уже многие годы.

— Не годы, а поколения! — ответил Хонакура. — Я надеюсь, что путь все еще существует. Возможно, им не пользовались уже несколько веков. Или вообще никогда. — Он чихнул. — С той стороны выход может оказаться закрытым.

— Неплохо! — сказал Вэлли. — Я думаю, надо послать Катанджи, чтобы он привел остальных. Ты согласен, Нанджи?

Нанджи кивнул, все еще мрачно хмуря брови.

— Надо, чтобы кто-то навел здесь порядок, когда мы уйдем, — сказал жрец.

— Приведи Джа, Зорьку и Ани, — приказал Вэлли. Юноша усмехнулся и направился к двери. — Иди медленно! Если кто-нибудь спросит, скажи, что ты — новый подопечный мастера Бриу, что он послал тебя по делу… По какому делу — ты имеешь право не говорить. И захвати мои ботинки!

Катанджи ушел.

— А кто же такая эта Зорька? — спросил Хонакура с улыбкой.

— Я полагаю, это номер шестой, — прорычал Вэлли, оглядывая царящую повсюду зловонную грязь. — Нанджи купил себе рабыню.

— А седьмой — я.

Вэлли в недоумении обернулся к нему.

— Вы? При всем моем уважении, священный, вам не справиться.

— Думаю, что вы правы, — спокойно ответил Хонакура. — Вполне возможно, что я никогда не вернусь сюда. Но ведь и вы можете погибнуть, молодой человек, а вам терять гораздо больше, чем мне. И кроме того, у вас есть хорошая возможность вернуться.

— Что вы имеете в виду?

— Вы ведь должны вернуть меч, помните? О том, что это значит на самом деле, я знаю не больше, чем вы. Но может быть, вы должны принести его туда, где получили.

Вокруг встревоженно ворковали голуби, а Вэлли попытался представить себе, как старый, привыкший к пышности и роскоши человек отправится в тяжелый и опасный поход.

— Я не хочу, чтобы вы шли с нами.

Жрец фыркнул, а потом несколько раз чихнул.

— Я знал, что пойду с вами, с того самого момента, когда вы передали мне слова бога. Я ведь могу быть вам полезен, не так ли?

Возразить нечего.

— И все же я думаю, вам лучше остаться, — сказал Вэлли так мягко, как только мог. Старик ему нравился, и он жалел его.

— Если я не пойду с вами, меня отправят на Судилище! Конечно, я пойду. Нас семеро! Так, а выход, говорят, в самом дальнем от храма углу, значит, в том.

Вэлли протянул Нанджи лопату. Тот слегка отвлекся от своих мрачных мыслей, заинтересовавшись таинственным подземным ходом. Какое-то время он в нерешительности смотрел на грязь. Потом снял свою новую оранжевую юбку и передал Вэлли. Нанджи начал копать, поднимая целые тучи вонючей гнилой пыли. Вэлли и Хонакура позорно бежали на свежий воздух. Они стояли в кустах и шепотом разговаривали.

— Много ли жрецов знают об этом ходе? — спросил Вэлли.

Хонакура покачал головой.

— Не знаю, — ответил он. — Все идет по цепочке. Мне об этом рассказали много-много лет назад. Когда этот человек умер, я рассказал еще одному. Но первый, к кому я обратился, уже знал.

Очень просто, но такая система проработала не одно столетие. Вэлли должен был догадаться, что у жрецов есть свой выход, о котором воины не знают. И может быть, не один.

Потом он спросил, за что старика бросили в тюрьму, и еще раз убедился, что бог оказался прав — Вэлли не понимал, что происходит в храме. Собираясь отправиться вместе с Вэлли, Хонакура начал слишком быстро передавать полномочия. Много суеты вызвал и праздник в День Воина. Хонакура настойчиво внушал всем, что Вэлли предстоит выполнить волю Богини, а значит, воины должны ему помогать. А воля Богини — сильнее, чем третья клятва, принесенная Тарру. Хорошая попытка, подумал Вэлли, но нельзя надеяться, что воины станут слушаться жрецов. Был ли его арест делом рук Тарру, Хонакура точно не знал.

Хотя об этом ничего не было сказано, но Вэлли задумался, нет ли тут и его вины. Хонакура, стоя во главе всех византийских интриг внутри храма, оказывал слишком большое внимание этому таинственному воину, который даже не взял на себя труд разобраться в охране. И среди жрецов Вэлли не удалось найти себе поддержки.

Но где Катанджи? Время шло, и Вэлли стал нервничать. Он возложил слишком большую ответственность на непроверенного человека.

В дверях появился Нанджи. Окутанный облаком серой пыли, он был похож на Духа Чумы. Из воспаленных глаз мастера катились слезы.

— Там люк, — проговорил он между приступами кашля. — Не могу поднять.

Вэлли вошел внутрь и через кучи грязи пробрался к расчищенной площадке. Он увидел каменную плиту, в которую было вдето сильно разъеденное бронзовое кольцо. Крепко ухватившись за него, Вэлли потянул. Сначала ему показалось, что и у него ничего не получится, но вот крышка сдвинулась и легко повернулась. Он взглянул вниз, в темноту, и пожалел, что не приказал Катанджи прихватить фонарь. Потом он опять вышел наружу, чтобы все газы, которые могли скопиться в подземелье, успели выветриться.

Трое мужчин сидели на земле и, не говоря ни слова, напряженно ждали. Катанджи вполне надежен, но ведь он мог попасться на глаза Тарру. А может быть, Бриу уже нашли и он рассказал все. Новый Первый — вещь вполне обычная, уверял себя Вэлли, но он тут же пожалел, что не приказал Катанджи держать глаза широко открытыми. Два сына ковровщика — это уже слишком.

— Если и с другой стороны такой же люк, то ход, вероятно, ведет в какой-нибудь дом, — мрачно предположил Нанджи.

— Внутри стены должна быть лестница, — сказал Вэлли, — и еще одна дверь, которая ведет наружу.

Жрец уставился на него.

— Откуда вы об этом знаете?

Вэлли довольно улыбнулся.

— Я объясню, если вы скажете, откуда вы узнали, что у Катанджи черные волосы.

Ответа не последовало. Вэлли погрузился в размышления. По этому пути можно идти только в одну сторону. Люки — самая надеждая система. Бог говорил, что примерно каждые пятьдесят лет город сжигают, а сам он видел, что здания подходят почти вплотную к стенам. Самое безопасное место для выхода — это ниша, углубление в стене, его не заденут никакие новые постройки. А иначе ход может привести в какой-нибудь дом.

По дорожке неторопливо прошли рабы, и все трое замолчали. Потом появился задумчивый жрец, он вполголоса бормотал сутры.

Наконец пришел Катанджи, а за ним и все остальные, и Вэлли понял, как сильно он волновался, обнял Джа и Виксини. Нанджи положил руку на плечо Зорьки, и она, кажется, смутилась: скорее всего, девушка так и не поняла, кто он такой — ведь у ее нового хозяина волосы были рыжими.

Ани, посмеиваясь, рассказала, как, узнав об исчезновении беглецов, достопочтенный Тарру пришел в такую ярость, что с ним едва не случился удар, и о том, как равнодушны ко всему его вассалы. Он уже обшарил все казармы, все окрестные здания, и теперь собирается искать их в саду. Значит, скоро найдут тело Джангиуки. И тогда против Вэлли ополчится вся охрана, взывая к мести за предательское убийство.

Ани принесла кремень, огниво и свечи.

— Как ты догадалась? — радостно спросил Вэлли.

— Так сказал новичок, светлейший.

Вэлли с удивлением посмотрел в блестящие глаза Катанджи и поздравил его, а потом признался себе, что Богиня сумела подобрать ему спутников лучше, чем это сделал бы он сам.

Нанджи остался у входа, а все остальные столпились у спуска. Вэлли опустил вниз свечу. Пламя ее горело так же ровно, как наверху, и значит, воздух там есть. Катанджи не терпелось скорее приняться за дело, и он получил свою награду — Вэлли послал его вперед.

Через пять минут новичок вернулся.

— Там лестница, светлейший…

Вэлли с удовлетворением встретил восхищенный взгляд Хонакуры.

Проход оказался слишком узким для Вэлли. Множество муравьев и других насекомых сильно его попортили; к счастью, скорпионов здесь не оказалось.

Как он и предсказывал, лестница поднималась в маленькую каморку. Вэлли не мог там выпрямиться, но ему пришлось подняться первым, чтобы сдвинуть крышку люка. Вэлли сосчитал ступеньки. Судя по ним, углубление совсем небольшое, размером, наверное, с собачью конуру. Как бы там на самом деле не оказалось конуры… Неуклюже цепляясь за стены, Вэлли пошевелил бронзовое кольцо. В темноту проник тусклый луч света.

Встав на колени, он просунул голову в отверстие и заглянул внутрь.

Трудно сказать, кто удивился больше — сам Вэлли или мул.

3

Обычно паломники отправляются в путь утром или вечером. Днем они отдыхают, и поэтому Понофити, погонщик мулов третьего ранга, в полдень всегда заводил свой обоз в хлев, но не распрягал животных: он был ленив. После этого погонщик отправился обедать домой к жене, а потом собирался навестить любовницу. День уже клонился к вечеру, когда он вернулся за мулами.

Самый обычный день из жизни погонщика мулов.

Обычный до той минуты, пока он не открыл дверь хлева.

Катанджи скатился на гору рухляди — разломанные стулья, прохудившаяся упряжь, рваные мешки — уговорил хорошего мальчика перейти в другое стойло, после чего расчистил путь для остальных.

Джа объяснила, почему днем мулы стоят в темном и душном хлеву.

Потом она нашла седельные ремни и привела в порядок костюм своего господина. В обломке зеркала Вэлли увидел, что от пыли волосы его стали серыми, а это вполне соответствовало его одежде, одежде пожилой женщины. Если не поднимать головы, то в городе никто не обратит на него внимания.

Нанджи с досадой согласился, что его чистая оранжевая юбка в настоящий момент совсем не к месту, и хорошенько вывалял ее в грязи. Бормоча проклятия, он даже развязал свой хвост, но взглянуть на переодетого предводителя так и не решился.

Ани, как они и условились, закидала люк грязью, закрыла дверь в голубятню и вернулась в казармы.

Зорька в этой суете участия не принимала никакого, и вид у нее был более свежий и чистый, чем у остальных. Вэлли вовремя заметил, что Нанджи подхватил ее и направился к куче сена, и запретил предпринимать какие-либо действия до специального распоряжения.

Виксини выразил сильное желание забраться на спину мула по его задней ноге, но мама удержала сына от этого.

Хонакура сел на мешок с зерном и улыбался беззубой улыбкой.

Ничего не оставалось делать, как только ждать возвращения погонщика.

Понофити был небольшого роста, и сегодня он вошел в хлев гораздо быстрее, чем когда-либо раньше, потому что ему помогала рука Вэлли. Дверь за ним закрылась.

Смуглое лицо погонщика напоминало крысиную мордочку, вонь от него стояла такая же, как и от мулов, но совсем глупым назвать его было нельзя. Увидев перед собой свой же собственный нож, он весь напрягся.

— Сколько ты обычно берешь за перевозку отсюда до пристани? — низким мужским голосом спросила его огромная фигура, одетая в черное платье рабыни.

— Три медяка… господин… — ответил он.

Вэлли убрал со лба волосы, чтобы тот сосчитал знаки. Даже кинжал не испугал его так сильно.

— Светлейший!

Если у разбойников и в охране были сообщники, то вполне вероятно, что с помощью подкупов или открытой силы они контролировали и погонщиков. Возможно, есть какие-нибудь условные сигналы. Вэлли нашел на стене подходящий выступ и разложил на нем пять золотых монет. Подумав немного, он добавил еще две.

— Это останется здесь до твоего возвращения, — сказал он. Глаза погонщика загорелись так, словно перед ним лежало целое состояние. — Я поеду верхом на муле прямо за тобой. Если нас остановят разбойники или воины — особенно если воины, — он размахнулся, и нож вонзился в стену, — ты сюда не вернешься. Вопросы есть?

Труднее всего спрятать мечи. Вэлли пришлось употребить всю свою власть, которую давала ему третья клятва, чтобы Нанджи наконец отдал ему свой меч. Оба клинка завернули в мешковину и привязали к спине мула под тюком с зерном. Собственный меч Вэлли остался где-то в казармах. И так, имея при себе только один кинжал, спрятанный на высокой груди Вэлли, путешественники двинулись в путь, направляясь к подножию горы, где им предстояло пройти мимо часовых.

Все, кроме Зорьки, были с ног до головы вываляны в грязи. Вэлли понимал, что вид у него очень уродливый — оплывшее женское тело и мускулистые мужские ноги. Нанджи со своими грязными черными кудрями — просто тощий Четвертый неопределенного ремесла, хотя для своего ранга он необычно молод. Катанджи — всего лишь безымянный Первый. Все остальные не должны привлечь к себе внимания.

Пройти мимо часовых — задача довольно трудная, их там восемь человек, а у Вэлли всего один кинжал. Если бы не Хонакура, Вэлли никогда бы не пошел на этот риск: где-нибудь в горах наверняка есть другой путь.

Воины прохлаждались в тени земляничного дерева и близко к повозкам не подходили. Из этого Вэлли заключил, что жертву убийства еще не обнаружили. Значит, они ищут только воина седьмого ранга да, может быть, его вассала, и большинство, наверное, все еще считают, что Нанджи — Второй. Полдюжины паломников их совсем не заинтересовали. Воины высоких рангов никогда не связываются с таким отребьем, а мысль о том, что Седьмой может переодеться рабыней, вообще никогда не придет им в голову, проживи они хоть тысячу лет. Вэлли опустил голову. Пот ручьями стекал по его лицу. Через несколько минут мулы миновали часовых и уже поднимались в гору.

Разбойники вряд ли заинтересуются паломниками, идущими из храма. Они любят грабить еще до того, как к этому приступят жрецы. Итак, теперь Вэлли оставалось только вернуть седьмой меч и пригнать свое стадо к лодке. Звучит просто! Если он сумеет добраться до пристани раньше, чем там узнают о его преступлении, то можно надеяться на нерадивость часовых, которые только делают вид, что выполняют приказ нелюбимого предводителя. Впервые за много дней в душе Вэлли проснулась надежда. Он стал молиться.

С мечом все оказалось просто. Мулам надо было где-то отдохнуть, и Вэлли крикнул погонщику, чтобы тот остановился у четырнадцатого домика.

— Мулы идут. Переправа мулов, — послушно прокричал погонщик. Вэлли и Джа спешились.

Они скользнули в домик. Там было пусто. Джа выбрала одну из самых старых хижин. На полу лежал толстый слой грязи, в комнате нет ничего кроме двух полусгнивших матрацев. Видимо, та хибарка, где он встретил Джа, — одно из самых лучших помещений.

— Это здесь, господин, — сказала она, показывая пальцем, и Вэлли надо было только протянуть руку и достать седьмой меч из соломы. Клинок засверкал, вспыхнул камень, и сердце Вэлли опять затрепетало. Он полюбовался мечом, а потом завернул его в одеяло Виксини.

Джа уже собралась уходить, но эта грязная лачужка напомнила Вэлли об их первой ночи. Он взял ее руку. Она обернулась и вопросительно посмотрела на него.

— Джа, — сказал он.

— Да, господин?

Он покачал головой.

— Вэлли? — прошептала она с улыбкой.

Он кивнул.

— В этих домиках я нашел два сокровища.

Она оглянулась на дверь, слегка нахмурилась, потом опять обернулась к нему.

— Господин, покажите мне весь Мир.

— Если ты меня поцелуешь.

Она потупила взгляд.

— Рабыня подчиняется приказам.

— Поцелуй меня, рабыня!

— Переправа мулов! — прокричал погонщик. Он стоял, за дверью, но Вэлли показалось, что голос доносится откуда-то издалека.

Обниматься в таком виде, когда сам похож на большой диван, не очень-то романтично, но через некоторое время Вэлли перевел дыхание и повторил:

— Еще раз, рабыня!

— Господин! — проговорила она с упреком. — Пора идти!

Но в глазах ее светилось такое счастье, такая радость, каких он никогда не видел. Она оставляет здесь мало приятных воспоминаний. Рабам не разрешается иметь чувства, но чем бы ни стали эти убогие лачуги для Вэлли, Джа они, должно быть, напоминают о том, что здесь она была всего лишь частью мебели.

Он понимал, что она права. Им пора идти, иначе слишком длительная остановка может привлечь внимание.

— Пойдем быстрее!

Они еще раз поцеловались и шагнули к двери. Как всегда, он хотел, чтобы она вышла первой. Как всегда, она держалась позади. Он настоял, она подчинилась.

Вдруг она отпрянула и толкнула его обратно в домик.

— Всадники!

Вэлли осторожно выглянул. В гору поднимались трое — в красном, оранжевом и зеленом — неужели сам Тарру?

— Погонщик! — Вэлли махнул рукой, снял с меча одеяло и встал у окна. Процессия прошла мимо.

Первым, сгорбясь в седле, ехал скучающий погонщик, далее следовал темноволосый Нанджи, он держал на руках Виксини и пытался успокоить его, повторяя, что мама скоро придет; Катанджи развернулся и смотрел назад, под гору; Хонакура бессильно висел на спине мула, последней ехала Зорька.

Взгляд Вэлли замер. Он в первый раз увидел Зорьку на ярком солнечном свете. К тому же верхом на муле! Ее великолепные ноги были видны полностью, бахрома натянулась и обнажила остальные части ее чувственного тела. Ух! При одном только взгляде на нее в организме Шонсу включилась мощная программа по производству гормонов. Он знал, что Зорьки здесь быть не должно, что это ошибка, и в этом седле должен ехать кто-то другой, скорее всего, еще один воин, старше и опытнее Нанджи, еще один борец. Но Вэлли не знал, кто именно, и… О! Ну и зрелище!

Стук копыт раздался ближе.

Неужели их узнали? Нет, вряд ли. Скорее всего, Тарру решил лично повести самые надежные силы к пристани. Поскольку в храме ему ничего не удалось выяснить, то такая стратегия — самая лучшая: теперь его уже никто не сможет перехитрить.

Найдено ли тело?

Возможно. А что с Бриу? Охрана в тюрьме сменяется в полдень, и значит, уже тогда Бриу был свободен, а может быть, и раньше. Он мог сообщить о том, что светлейший Шонсу бежал.

Но самым удручающим обстоятельством было то, что вместе с ними ушел и Хонакура в темной одежде и что у Нанджи теперь черные волосы. К счастью, у Ржавого на руках ребенок, и это отведет от него внимание, но Тарру непременно тщательно осмотрит всех, кто едет на мулах. Пусть его сторонники и ненадежны, но властности Тарру не занимать, и он совсем не дурак.

Или может быть… Вэлли ужаснулся своей внезапной догадке. Уж слишком легко они прошли мимо часовых. Это, наверное, ловушка. Им приказали пропустить беглецов и немедленно сообщить в храм. Даже для Тарру убийство легче совершить за городом, в лесу.

Тарру, один Пятый и один Четвертый… что-то они слишком быстро поднимаются по крутому спуску. В честном бою, на равных, Вэлли и Нанджи, возможно, справились бы с этими тремя. Но они верхом, Нанджи не вооружен, а там, внизу, еще восемь человек.

Даже имея в руках седьмой меч Шиоксина, Вэлли сомневался, что Шонсу сможет одолеть трех вооруженных всадников.

Он отошел от окна и прислушался к стуку копыт.

Мулы уже миновали четыре или пять домиков, когда трое всадников приблизились к хижине, внутри которой предмет их поисков сжимала побелевшая от напряжения рука. Копыта ступали все так же ровно.

Вэлли осторожно высунул голову и посмотрел им вслед. В ту же секунду он отпрянул, потому что всадники резко обернулись. Он заметил Тарру, Трасингджи и Ганири. У Вэлли мелькнула мысль, что все кончено, но стук копыт звучал так же ровно и через несколько минут затих вдали.

Вытерев пот со лба, он повернулся к Джа. Они бросились в объятия друг другу.

— Это Зорька! — выговорил он наконец.

Она недоуменно взглянула на него.

Он объяснил, и они хором расхохотались. Не переставая смеяться, Вэлли завернул меч в одеяло Виксини, и, держась за руки, счастливые влюбленные бросились догонять мулов.

Зорька — вовсе не ошибка. Она одна из тех семи, кого избрали боги. Она помогла им спокойно пройти мимо часовых, хотя Вэлли не сразу это понял.

Между тремя всадниками и Нанджи было расстояние, равное длине меча, но преследователи не видели ничего, кроме Зорьки.

4

Последний домик остался позади, а мулы, поднимая тучи пыли, все так же шли в гору. Внизу лежал город, посреди которого возвышался храм, а над ними, подобно часовому, вставал столб брызг, окружавший Судилище Богини.

Вэлли выругался про себя: вынужденное бездействие раздражало его. Он успел бросить последний взгляд на долину и на храм, высившийся в ее сердце. Вот все исчезло. Может быть, когда-нибудь он еще вернется сюда, чтобы вернуть меч… А может и нет.

Дорога, которая теперь превратилась в узкую тропинку, петляла в зарослях, которые становились все гуще и гуще и напоминали уже настоящий тропический лес — кроны деревьев заслоняли небо, а корни сплетались под ногами так, что не видно было земли. Стало темнее. До беглецов еще долетал приглушенный рокот водопада, но вскоре и он затих, и теперь слышался только ровный монотонный шаг мулов, совершенно безразличных к человеческим тревогам и волнениям.

Иногда они выходили на поляны, где на красной земле росли какие-то злаки, но Вэлли не знал, что это такое; иногда их тропа разветвлялась, и маленькие дорожки уводили в глубь таинственных джунглей. По этой дороге мало кто ходил. Им попадались паломники, которые шли по двое и по трое, а некоторые, те, что побогаче, ехали верхом на мулах. Но когда день стал клониться к вечеру, им начали попадаться крестьяне. На беглецов они внимания не обращали.

Разбойников пока не видно, но ведь они не будут заранее оповещать о своем прибытии, и поэтому расслабиться Вэлли не мог. Дорога, кажется, просто создана для них: она петляет, извивается, сворачивает, и на каждом таком повороте он ожидал встретить вооруженных людей.

Обвязанный подушками, Вэлли обливался потом. Его все время донимали мухи. Во фляге уже ничего не осталось. Стремени в этом Мире, видимо, еще не изобрели, и седло превращалось в настоящее орудие пытки, а влажная одежда натирала на коже мозоли. Почувствовав, что угроза теплового удара вполне реальна, Вэлли решил поберечь остатки порядком израсходованных сил. Он спешился, снял с себя свой маскарадный костюм и остался в одной юбке. Чувство облегчения не поддавалось описанию. Под подушками он прятал ботинки. Вэлли надел их, засунул за пояс нож погонщика и побежал догонять мулов.

Вот он поравнялся с Зорькой. Вид у нее был жалкий и несчастный. Вэлли пробовал заговорить, но она только поморгала глазами и не ответила.

— Ничего, скоро приедем! — заверил он и не мог удержаться, чтобы не похлопать ее по чудному бедру. Через несколько дней Нанджи, возможно, будет предоставлена честь поделиться… Нет. Он твердо подавил эту похотливую мысль.

Вэлли подошел к Хонакуре, с беспокойством замечая, какой у старика измученный вид.

— Как вы себя чувствуете, священный?

Тот ответил не сразу. Хонакура взглянул на него и сказал:

— Плохо. Но вы же ничего не можете сделать. — И он опять закрыл глаза.

Катанджи улыбался не так широко, как его брат, но он старался изо всех сил, и поездка явно была ему по душе. Если говорить о жизни воина, то ему определенно повезло: он просто не знал, что успел испытать больше, чем обычному человеку доводится испытать за многие годы.

Вэлли окликнул Нанджи, тот спешился и подошел к нему. Он сразу же заметил нож и хмуро на него покосился. Катанджи уставился на тех, кто шел сзади, и картина показалась ему довольно забавной.

— Позвольте мне взять свой меч. — Безоружным Нанджи не ходил с самых ранних лет и сейчас без своего любимого клинка, должно быть, чувствовал себя ужасно неуютно.

— Еще рано! — ответил Вэлли. — Я разделся только потому, что начал зажариваться. Ты же видел Тарру — я думаю, он останется на пристани. Но вдруг ему вздумается вернуться сюда? К тому же здесь могут проходить его гонцы. Поэтому для мечей еще не время. Если услышим стук копыт, я спрячусь в кустах. А теперь расскажи мне, что ты знаешь о пирсе.

— Я бывал там только один раз, — ответил Нанджи, — еще когда был Первым. — Взгляд его стал отсутствующим: Нанджи искал в своем безотказном банке данных нужную информацию, и горестное выражение постепенно исчезло с его лица.

Вэлли было очень жалко его. Ведь только сегодня утром мир стал таким, каким Нанджи хотел его видеть. Он сделал свой первый вызов, доказал свое мужество, выиграл свой первый бой — все это очень много для него значит. Он стал воином, получил ранг и мог сделать брата своим подопечным, мог купить эту рабыню. Как, наверное, ему хотелось показать ее в салоне!

И вот опять все меняется, все становится еще хуже, чем было раньше. У его героя оказались не только глиняные ноги, но и копыта дьявола. Пробило полночь. Карета Золушки превратилась в тыкву.

— Дорога выходит на открытое место, — сказал Нанджи, — это у самой воды, в длину и в ширину примерно сто шагов. Там за ограждением стоит только один дом, вахта. В длину примерно двадцать шагов. На пристань можно выйти только через вахту. С обеих сторон там большие арки. Под ними находятся стойла для лошадей, а все помещения, кухня и все такое — с другого конца. В ту пору этими постройками не особенно пользовались, все было запущено. На втором этаже — сеновал, больше ничего. Там, где стойла, окон нет, это значит… вниз по течению.

— Отлично! — сказал Вэлли. — Прекрасное сообщение, мастер.

Улыбка Нанджи умерла, не успев родиться. Некоторое время они шли молча, сосредоточенно отгоняя мух.

— Перед самой пристанью я уйду от вас, — сказал Вэлли. — Тогда ты достанешь свой меч. — Он посмотрел на Катанджи. — Теперь слушай. Я хочу, чтобы ты, Нанджи, привел всех в Ханн. Не спорь! Это — лучшее, что ты можешь для меня сделать, ведь иначе мне самому придется обо всех беспокоиться. Как только вы отчалите, я доберусь до вашей лодки, но специально меня не ждите. Дождитесь меня в Ханне. Надо договориться, где именно. Ты знаешь там какие-нибудь гостиницы?

Опять заработал банк данных.

— Там есть «Семь мечей».

— Нет, надо такую, где бы воины не останавливались.

Нанджи удивился и опять задумался.

— Есть еще «Золотой колокол», но там плохо кормят.

Удивительная память! Он, наверное, это где-то случайно услышал, возможно, много лет назад. Вэлли подумал, что без Нанджи ему будет трудно.

— Хорошо! Если я не доберусь до вашей лодки, то отведи старика, Джа и Викси в «Золотой колокол» и заплати там за десять дней. Если к тому времени я не дам о себе знать, значит, Джа твоя. Старику ты можешь доверять, но вряд ли он живым доберется до пристани, не говоря уже о Ханне.

— Тарру меня не выпустит, — гневно сказал Нанджи.

— Может быть, и выпустит, Нанджи. Я прошу тебя только об одном — позаботься о Джа. Прошу, а не приказываю. — Вэлли глубоко вздохнул. — Я хочу освободить тебя от твоих клятв.

— НЕТ! — закричал Нанджи, в ужасе глядя на него поверх спины мула. — Вы не должны этого делать, мой повелитель!

— Нет, я сделаю так. Надо бы приступить к этому немедленно, но я не хочу, чтобы ты доставал меч.

— Но… — Нанджи, наверное, думал, что хуже быть уже не может и вот стало хуже.

— Но тебе придется объявить, что я совершил преступления против чести, — сказал Вэлли, как бы заканчивая его мысль. — Ты все видел. И должен донести на меня кому-нибудь старше или сильнее. Давай! Ему это понравится. Он будет просто счастлив и отпустит тебя.

— Без моего согласия нельзя отменить вторую клятву! — с победным видом заявил Нанджи.

— Так я приказываю тебе согласиться! — ответил Вэлли, удивляясь столь странной логике. — Ты ведь мой вассал и должен выполнять приказ, не так ли?

Несправедливо опутывать Нанджи такими парадоксами. Он ничего не ответил, но на лице было написано бесконечное отчаяние. Он разрывался между своими идеалами и долгом с одной стороны и личной привязанностью — с другой. Вэлли это тронуло, но он был неумолим.

— Вы мне не доверяете! — пробормотал Нанджи.

В этом есть доля истины. Его преданность несомненна, но в подсознании опять может проснуться дождевой червяк.

— Я полностью полагаюсь на твою честь и мужество, Нанджи, но, похоже, настало время открытого поединка между мной и Тарру. Я хочу, чтобы кто-то позаботился о Джа — ты сделаешь это для меня? Только ради дружбы?

— Но Тарру тоже нарушал законы чести, — рассерженно сказал Нанджи. — Я не могу донести ему на вас.

Это, конечно, единственная защита Вэлли.

— Ты сам видел? У тебя есть какие-нибудь доказательства кроме слов рабов? Свидетельство раба не принимают, Нанджи.

Нанджи сокрушенно промолчал.

— Возможно, он даже не подозревает, что ты знаешь о его проступках, — сказал Вэлли. — Но все равно я снимаю с тебя твои клятвы и сейчас я ухожу. Пожалуйста, Нанджи, присмотри за Джа, Виксини и за стариком, если он выживет. Сделай это для меня.

Не глядя на него, Нанджи кивнул.

— Может случиться так, что Тарру задержит тебя, а всех остальных отпустит, — сказал Вэлли, подумав при этом, знает ли Тарру, что Хонакура бежал из тюрьмы. — В таком случае все, о чем я сейчас говорил, предстоит сделать тебе, начинающий. Старик теперь — Безымянный. Ни он, ни рабы не могут иметь при себе денег. Если Нанджи задержат, вся ответственность ложится на тебя.

Свет померк для Катанджи. Вэлли повторил все с начала, убедился, что Катанджи все понял, и дал ему денег. Вид у обоих братьев был несчастный и встревоженный.

— Ну, не вешайте нос! — сказал Вэлли. — Богиня с нами, и я уверен, Она поможет нам пройти через все. И вот еще что — если случится самое худшее, не отнимай у Джа Виксини! Счастливо.

Он пошел вперед, чтобы поговорить с Джа. Рабыня встретила его улыбкой, но мысли ее были заняты Виксини, который устал и проголодался. Вэлли ничем не мог ее утешить. Потом он вернулся к своему мулу, к тому, на спине которого покоился самый дорогостоящий элемент движимости во всем Мире. Вэлли опять задумался.

Им руководит отчаяние. Если каким-то чудом Тарру не окажется на пристани, то Нанджи и всех остальных пропустят без проблем. В таком случае Вэлли доплывет до их лодки или до какой-нибудь другой. Если Тарру там, то он, может быть, пропустит Нанджи — что вряд ли. Или задержит Нанджи, но отпустит остальных — тоже маловероятно. Но, во всяком случае, у Вэлли появится время что-нибудь придумать. Теперь против него будет не вся охрана, возможно, человек десять — двенадцать, и половина из них ничего не умеют. Все не так уж плохо.

Но вот лес поредел, тропинка уперлась в каменный выступ, и Вэлли заметил впереди Реку. Какая же она огромная! Противоположного берега почти не видно, хотя он стоит на утесе высотой не меньше, чем стена вокруг города. Там, вдали, лучи вечернего солнца золотили крыши и шпили ханнских храмов, но больше ничто не нарушало единства синего неба и глади мерцающей воды, усеянной тут и там разноцветными лепестками парусов. Он впервые осознал, что этот мощный поток, должно быть, оказывает огромное влияние на всю культуру Народа и поэтому люди сделали его своей Богиней.

Вэлли молился о том, чтобы ему удалось проплыть по этой Реке. Интересно, куда она его приведет.

Тропинка петляла по лесу, выводила на поляны, и вскоре впереди открылся берег и порт. У самой воды Вэлли увидел одинокое деревянное строение и пирс из красного камня, который глубоко вдавался в бледно-голубые волны. Причалила лодка, из нее вышли люди. Река, должно быть, здесь очень мелкая, если им понадобился такой длинный пирс. Но вот за деревьями все пропало.

Надо было еще решить, когда именно он уйдет. Ответ на этот вопрос Вэлли получил, когда тропинка вдруг опять свернула в самую гущу и спустилась в густо заросший овраг. Здесь было темно, как ночью, и можно было хорошо спрятаться. Вэлли подождал, пока они зайдут глубже. Мимо прошел еще обоз, проехали паломники.

Спуск прекратился, впереди пробивался свет. Вэлли крикнул погонщику, чтобы тот остановился, спешился и подошел к нему.

— Далеко еще?

— Еще один поворот, светлейший, — взволнованно ответил похожий на крысу погонщик.

— Ты все хорошо сделал, — сказал Вэлли. — Возвращайся домой и получишь награду. Мне надо кое-что сделать.

Он пошел к встревоженному и испуганному Нанджи, а мулы, почуяв близость воды, замычали.

— Нанджи четвертого…

— Нет! Пожалуйста, мой повелитель, не надо! — Нанджи страдал.

Вэлли улыбнулся и покачал головой.

— Нанджи четвертого ранга, я освобождаю тебя от твоих клятв. — Он не протянул ему руки. — Пожалуйста, не смотри, куда я пойду. Да пребудет с тобой Богиня. Ты был отличным вассалом!

Он крикнул погонщику идти вперед, достал седьмой меч и шагнул в лес.

5

Тарру мог выставить в лесу дозоры, но если все обстояло так, как рассказал Нанджи, то ему это делать невыгодно. Тарру занимает очень хорошую тактическую позицию, и ему не имеет смысла разделять свои силы. Перед ним — открытое пространство, единственная дорога, ведущая к нему, просматривается. У него лошади. Вэлли сам придет. У Тарру сейчас больше очков.

Ветви деревьев сплелись так тесно, что внизу почти ничего не росло. Вэлли долго пробирался между гигантскими стволами, через жаркую зеленую тьму, пока наконец не вышел к буйно разросшемуся кустарнику, который поднимался стеной у края открытого места. Впереди уже виднелась вахта, но Вэлли развернулся и побежал в другую сторону, направляясь к воде. Под ногами хлюпали гнилые листья. Нанджи говорил, что с одной стороны там нет окон, значит, скорее всего, выставлен дозор.

У берега Вэлли остановился, тяжело вдыхая душный, горячий воздух. Его тут же обнаружили два или три миллиарда насекомых и пригласили на пиршество своих друзей. Не обращая на них внимания, Вэлли стал всматриваться сквозь листву.

Перед ним открылось ровное место, квадратное, как и говорил Нанджи, поросшее травой. Берег здесь был совсем низкий. Укрыться негде, только у самой тропинки стоит какой-то полуразвалившийся сарай. Цвета такие яркие, как будто все это нарисовал ребенок — трава и деревья изумрудно-зеленые, а вода сверкает ярко-синим.

Бесцветный только сам дом, весь какой-то облезлый, потрепанный непогодой, кое-где, как заплаты, прибиты новые доски. Он больше, чем предполагал Вэлли. Дом частично выдается на красные камни причала. Людей здесь видно не было, но к берегу приближалась какая-то лодка. Его друзья уже спешились и теперь неторопливо шли к зданию.

Вокруг никого. Никого, кроме погонщика и команды самого Вэлли. Ловушка?

Нанджи и его брат достали мечи и, с двух сторон поддерживая Хонакуру, помогали ему идти. За спиной у Джа громко плакал Виксини. Зорька, соблазнительно покачивая бедрами, шла за Нанджи.

Вэлли подождал, пока они войдут внутрь. Они вполне могли его заметить и рассказать часовым, как его найти. Он посчитал, сколько на это понадобится времени. Когда последний из беглецов зайдет за дверь, ловушка захлопнется. Перед ними появится Тарру. И тут Нанджи скажет, что он больше не вассал светлейшего Шонсу… какая приятная неожиданность..

Но пора идти!

Пробравшись через колючие кусты, Вэлли помчался по берегу. Погонщик поставил мулов с дальней стороны здания и сейчас наливал воду в корыто. Вэлли подошел к вахте и остановился, переводя дыхание.

Ничего не случилось. Никакой тревоги, криков, вызовов. Дозора не было ни в кустах, ни в здании. Он этого не ожидал. И что теперь?

В сарай ведут две двери, та, что на берегу, наверняка охраняется. Вэлли осторожно ступил в воду. Тут полно водорослей, но вода не доходит даже до щиколоток, и дно твердое. Он медленно шел вдоль здания, стараясь не поднимать брызг; здесь было уже глубже. В ботинки набилась прохладная трава, и Вэлли боялся, как бы не потерять их. Когда он прошел наконец все здание, вода уже поднялась ему выше колен и намочила юбку. Она приятно холодила усталые ноги.

Твердый каменный пирс под водой был весь покрыт водорослями. Его поверхность находилась на уровне плеч Вэлли. Вдоль стены здания, по обеим сторонам от входа валялся всякий мусор — сломанные колеса, прогнившие рыболовные сети, старые корзины. Зацепившись за булыжник рукой, он подтянулся и встал на колени, чтобы из ботинок вытекла вода.

Какое-то время Вэлли стоял, не двигаясь. Он перехитрил охрану. Что-то очень подозрительно просто.

Потом он услышал голоса, смех, бряцание мечей.

На четвереньках он миновал кучу мусора, пробрался к дверям и, не поднимая головы, осторожно заглянул внутрь.

В сарае находились десять человек. У самого носа Вэлли маячила тяжелая, квадратная спина Трасингджи. Он загораживал проход на пристань.

А у дальнего выхода трое молодых охраняли Джа, Катанджи и всех остальных.

Чуть ближе к Вэлли столпились Четвертые и Пятые, все они смотрели на Нанджи и Тарру, которые уже обнажили мечи. Нанджи сделал выпад, Тарру легко его отвел, засмеялся и стал ждать следующего движения своей жертвы, играя с ней как кошка с мышью.

Сегодня утром Нанджи показал, что он хороший воин. Теперь Тарру поставит его на место. Это будет кровавое убийство.

Вэлли не мог этого допустить. Он встал, левой рукой выхватил из-за пояса нож и достал из ножен меч Богини.

Какой-то дальний уголок мозга отметил, что сзади подошла лодка, но Вэлли не обратил на это внимания. Все окрасилось каким-то странным розоватым светом. До слуха Вэлли донесся уже знакомый зловещий шум, скрежет зубов. Он знал, что происходит, и на этот раз не стал себя сдерживать. Когда в Шонсу просыпалась жажда крови, он неистовствовал.

И Шонсу взял верх.

С диким криком ярости он рванулся вперед. Пробегая мимо Трасингджи, он воткнул нож ему в спину и сразу же быстро вытащил, даже не замедлив шага. Краем глаза он заметил, что его жертва рухнула, но сам он уже настиг Тарру. Он яростно ревел, глаза у него налились кровью, волосы встали дыбом. Тарру обернулся, но тут же получил удар под ребра, в такое место, где меч не застревает. Он был еще жив, но драться уже не мог.

У Нанджи отвисла челюсть, его смешные черные брови взлетели вверх. На лице застыло выражение ужаса, рука с мечом замерла в воздухе.

Потом Вэлли часто думал, как все повернулось бы, если бы он на этом остановился. Если бы показал всем остальным окровавленный меч Богини и сказал, что такова Ее воля — он должен унести отсюда этот меч. Очень может быть, что они согласились бы и бойня бы прекратилась. Это — путь разума, и Вэлли Смит, каким он был раньше, непременно выбрал бы его. Но такой шаг мог бы стать и самоубийством, ведь пока он побеждает только благодаря неожиданности своего нападения. Когда Шонсу овладевает жажда крови, взывать к разуму нет смысла. Жесткие меры, как и говорил бог…

Четвертые и Пятые слишком поздно поняли, что им тоже грозит опасность, что Немезида отомстит и им. Они попытались достать мечи. Вэлли начал с середины. Не успел его противник вынуть клинок из ножен, как был уже пронзен седьмым мечом. Его соседу, который стоял от Шонсу слева, удалось достать меч, но нападающий машинальным движением ударил его в грудь ножом.

Теперь оставались двое справа и один слева, на мгновение их жизнь продлилась благодаря упавшим на дороге телам. Шонсу выдернул нож и развернулся, чтобы скрестить мечи с тем, кто стоял справа. Сквозь красный туман он успел заметить, что это был Ганири. Размахнувшись, он опять ударил ножом, на этот раз попал по руке противника, той, в которой он держал меч. Задета кость. Ганири вскрикнул и упал, а Шонсу развернулся, как будто мог видеть затылком и отвел удар того единственного, кто стоял слева. Но он знал, что Ганири еще жив, что он за спиной и что остается еще один человек…

Потом он услышал лязг мечей и понял, что в битву вступил Нанджи. Он-то и занялся этим последним.

Вэлли нанес удар; опять раздался звон клинков, который как будто отсчитывал драгоценные секунды его жизни. Вот его противник открылся, и теперь он смог всадить ему в грудь свой меч, но клинок застрял между ребрами, и еще одно мгновение ушло на то, чтобы его вытащить. Он развернулся, держа наготове кинжал, которым хотел отвести неизбежный удар Ганири, но сразу понял, что слишком поздно.

На мгновение перед ним мелькнуло безобразное лицо Ганири, искаженное гримасой ненависти, страха или ужаса. Высоко подняв правый локоть, подобно тореадору, он занес меч, и теперь просто не успеть… Вдруг на лице его изобразилось глубокое удивление — это Нанджи ударом меча отсек ему кисть, размахнулся еще раз и всадил клинок в живот. Кровь хлынула потоком…

Все с тем же ревом Шонсу развернулся вокруг себя, успев заметить, что Нанджи усмехается, а на полу лежат пять тел. Он кинулся к младшим. Те уже бежали, бросив своих пленников. Размахивая мечом, он бросился за ними мимо Джа и визжащей Зорьки.

Одного он нагнал сразу же и убил одним ударом. Двое других разделились, один побежал по дороге, а второй бросился через поле. Шонсу кинулся за ним и уже почти догнал его, когда парень вдруг развернулся и упал на колени. Меч Шонсу замер у самого его горла. Он стоял, откинув назад голову, и смотрел на Шонсу широко распахнутыми глазами, губы в ужасе искривились, руки дрожали, он ждал.

Красный туман рассеялся. Рев стих. Меч опустился.

Второй был в обмороке.

Постепенно приходя в себя, но все еще вздрагивая и тяжело дыша, Вэлли посмотрел на него. Казалось, что все случившееся за эти несколько минут произошло очень давно. Неужели это был он? Этот ревущий смертоносный дьявол? Он опустился на траву, чтобы перевести дыхание. В горле пересохло.

Все кончено!

Тарру мертв, а самый последний из тех, кто был здесь, уже убегает по тропинке, как будто за ним гонится сам дьявол.

Вэлли победил.

Хвала Богине!

У Вэлли возникло странное чувство. Ему показалось, что он — только наблюдатель, а не участник всех этих событий. Он вытер меч о траву. Второй открыл глаза и при виде его опять затрясся от ужаса.

— Все хорошо, — сказал Вэлли с улыбкой. — Все уже кончилось. — Он поднялся, убрал меч в ножны и помог мальчику встать. Тот дрожал как осиновый лист. — Успокойся! Тарру мертв. Ты жив, и я тоже. Это главное. Пошли.

Положив руку ему на плечо, он повел его обратно к сараю, не понимая до конца, кто из них кого поддерживает. У самых дверей лежало тело того Второго, которого он все же убил. Плохо, очень плохо. Это — самое ужасное, что случилось за сегодняшний день, потому что вреда этот парень причинить не мог. Даже Джангиуки был опаснее, а этот просто спасался бегством. Он пал жертвой дикого бешенства, с которым Вэлли не сумел вовремя справиться. Ему уже казалось, что за все остальное не стоило платить такую цену.

Там, внутри, еще пять тел, но Вэлли не тревожился ни о Ганири, ни о тех, кого убил Нанджи. Их смерти еще раз убедили его в том, что с Нанджи все в порядке. Дождевого червяка больше нет. А ведь Нанджи больше не вассал, он сделал это как друг Шонсу. Это хорошо.

Он увидел, что старик, Джа и Зорька сидят на полу у стены, и улыбнулся им. Они не ответили. Хонакура закрыл глаза и, кажется, впал в забытье. У Зорьки на лице, как всегда, не отражалось ничего. Джа смотрела на него таким взглядом, который он понял как предупреждение.

Вэлли огляделся. Его немного удивило, что вокруг столько народу, но все они стояли против света, и он не мог хорошо их рассмотреть. Вот он разглядел Нанджи.

Он стоял между двумя воинами, и похоже, что его арестовали.

6

— Я Имперканни, воин седьмого ранга, я приношу Высочайшей свою благодарность за то, что могу сейчас уверить вас, что ваше счастье и процветание всегда будут предметом моих молитв.

— Я Шонсу, воин седьмого ранга, я польщен вашей любезностью, примите же и от меня все те же уверения.

Это был высокий широкоплечий человек, на вид ему можно было дать около пятидесяти. Его суровое лицо с квадратным подбородком за многие годы испытаний приобрело выражение высокомерия и властности. У него были кустистые брови цвета соли с перцем, но волосы — тщательно выбеленные и собранные в длинный белый хвост. Одет он был нарочито бедно — синяя старая юбка в заплатах, потертые ботинки, ремни, на которых висел меч, совсем изношенны. Свободные воины всегда подчеркивали свою бедность, считая ее доказательством честности. Но меч блестел и сверкал, руки воина были иссечены шрамами, а на плечевом ремешке было не меньше десятка дырок.

Вот настоящий воин, ветеран, профессионал. По сравнению с ним Тарру — пустое место. Предводитель своей маленькой армии, никому ничем не обязанный, Имперканни, руководствуясь только своей совестью и волей Богини, представлял собой могущественную силу этого Мира.

Таких светлых глаз — светлее, чем у Нанджи — Вэлли еще не видел. Вот эти янтарные глаза скользнули по седьмому мечу, по сапфировому зажиму в волосах и неодобрительно сузились. Это были очень холодные, неподвластные безрассудству глаза.

— Позвольте мне иметь честь представить светлейшему Шонсу моего подопечного, достопочтенного Йонингу шестого ранга.

Йонингу немного моложе и стройнее своего наставника, у него кудрявые каштановые волосы, быстрый взгляд, а лицо немного несимметрично, отчего кажется, что он большой весельчак. Но эта сторона его натуры, если только она существует на самом деле, сейчас никак себя не проявляет: вид у него такой же враждебный, как и у светлейшего. Вот еще один борец, весь покрытый шрамами, как стойка, на которой рубят мясо.

Вэлли ответил на его приветствие, а потом взглянул на своего бывшего вассала, который, опустив голову, стоял в стороне. Вид у него был побитый и несчастный.

— Мы уже знакомы с мастером Нанджи, — сказал Имперканни ледяным голосом. Потом он повернулся к Йонингу. — Вы сделаете это, подопечный?

— Да, наставник, — ответил Йонингу. Он быстро взглянул на Вэлли, затем на Нанджи, а потом сказал: — Я также объявляю, что светлейший Шонсу нарушил седьмую сутру.

Значит, о преступлениях Нанджи уже объявлено. Судьей будет Имперканни, а Йонингу — прокурором. По понятиям Вэлли, такое правосудие примитивно, потому что они оба — свидетели, к тому же давние друзья. Но все же это лучше, чем ничего.

Это они приплыли на лодке. Их было около десятка: двое рабов и несколько воинов от второго до седьмого ранга. Они прибыли как раз вовремя и смогли увидеть все с самого начала. Это были свободные воины, те, о которых Нанджи говорил с такой страстью и восхищением. Они охраняют мир и покой, они помогают, поддерживают, а если надо, то и мстят за воинов гарнизона и охраны.

Имперканни выглянул за дверь и позвал одного из своих людей.

— Канданни, смотри, чтобы мулы не ушли без нас.

Третий быстро отправился к мулам.

— Неплохая мысль, — сказал Вэлли. — Светлейший, будьте любезны, задержите и лодку тоже.

Имперканни скептически приподнял бровь, но все-таки кивнул Второму, который тут же побежал к пристани. Возможно, доказательства вины как таковые ему и не нужны, но он хочет, чтобы все официальные формальности были соблюдены.

Вэлли так устал, что у него дрожали колени, но если они не предложат сесть, то он не скажет об этом первым. На случай, если узники решат бежать, выход наружу охранялся. Им, правда, оставили мечи, но Вэлли решил, что это обыкновенная любезность. С этими справиться будет не так легко, как с воинами из охраны. Эти — борцы.

Сейчас в этом залитом кровью сарае над ним начнется суд. На зал суда не похоже — грубые деревянные стены, а по полу идет узкая, вымощенная камнем дорожка. С одной стороны — конские стойла, они занимают высоту обоих этажей, вверху виден деревянный потолок. С другой — просто голая стена и несколько дверей. То и дело сюда залетали ласточки: они устремлялись вверх, к своим гнездам под потолочными балками, они громко и рассерженно кричали. Если вся эта картина хоть о чем-то напоминала Вэлли, то, скорее всего, о театральном представлении, которое смотришь из-за кулис и видишь всю подноготную сцены, а мертвые тела повсюду говорили о том, что автор пьесы, скорее всего — Шекспир.

Ввели погонщика и хозяина лодки, их посадили рядом с Джа и Зорькой. Словесным препирательствам воины предпочитали действие. Но препираться ни один из мирных жителей не станет.

Катанджи стоял за спиной старшего брата и смотрел на Вэлли большими испуганными глазами. Низкое вечернее солнце проникало сюда со стороны Реки и освещало тело Трасингджи. В стойлах жевали лошади.

— Можно начинать, достопочтенный Йонингу, — сказал судья.

Прокурор подошел к телу Трасингджи. Имперканни и Вэлли последовали за ним.

— Я видел, как светлейший Шонсу ударил этого человека ножом сзади.

Они подошли к Тарру. Вэлли ужаснулся, увидев, что распорол его почти пополам и что камни вокруг залиты кровью.

— Я видел, как светлейший Шонсу напал на этого человека сзади.

Дальше лежало сразу пять тел, но Йонингу на минуту остановился, может быть, желая освежить память или удостовериться, что не забыл никаких серьезных обвинений. Лицо у него перекошено шрамом, и от этого уголок рта поднимается вверх, а чувства юмора у него, может быть, нет вовсе. Если его наставник примет решение не в пользу Шонсу, то Вэлли станет рабом этого человека? Нет, пожалуй, ему светит высшая мера.

— Я видел, как светлейший Шонсу напал на них без официального вызова. Я видел, как он ударил этого человека ножом и этого тоже. — Он пожал плечами, как бы говоря, что этих обвинений пока достаточно.

Имперканни повернулся к Вэлли.

— Что вы можете сказать в свое оправдание?

— Очень многое, светлейший, — Вэлли улыбнулся, показывая, что не считает себя виновным. — Достопочтенный Йонингу кое-что забыл. — Он показал на тело Второго, которое лежало снаружи. Вот его главное и единственное преступление.

Йонингу бросил на него суровый взгляд, давая понять, что Вэлли теряет время суда на не заслуживающие внимания вещи.

— Этот человек спасался бегством, — сказал он.

Вэлли ужаснулся, ему стало трудно дышать. Убегая, этот мальчик лишил себя права быть отмщенным. Но через некоторое время он понял, что это даже хорошо: он вспомнил его товарища, который не стал убегать, а просил пощады. Этого оказалось достаточно, чтобы вернуть Шонсу самообладание и обуздать его неистовство. Не очень хорошо, но все же… А тот был бы сейчас жив, если бы не забыл, чему его учили.

Суд ждал ответа.

— Могу ли я сначала выслушать обвинения против мастера Нанджи? Потом мы представим наше оправдание.

Имперканни кивнул. Нанджи поднял голову от пола и горько посмотрел вокруг.

Йонингу постоял некоторое время у первого убитого Нанджи, решил здесь не задерживаться и кивнул на труп Ганири.

— Я видел, как мастер Нанджи напал на этого человека сзади, когда тот уже сражался с другим.

Нанджи опять опустил глаза.

— Ваши оправдания, светлейший, — обратился Имперканни к Вэлли. По его тону было понято, что эти оправдания должны быть очень существенными.

— Я думаю, что мастер Нанджи тоже может выдвинуть против меня кое-какие обвинения, — дерзко сказал Вэлли.

Это произвело ожидаемое действие, но Имперканни быстро пришел в себя.

— Пожалуйста, мастер Нанджи.

Нанджи еще раз поднял голову. В его глазах, обращенных к Вэлли, было столько боли и упрека, что казалось, человеку такое вынести не под силу. Он начал говорить, но его голос звучал так тихо, что пришлось все повторить.

— Я видел, как светлейший Шонсу сегодня утром без предупреждения обнажил меч перед мастером Бриу. Я видел, как светлейший Шонсу переоделся рабыней.

Его слова произвели еще более сильное впечатление. Вэлли с упреком взглянул на Хонакуру. Жрец седьмого ранга мог бы стать безупречным свидетелем, но старик сидел неподвижно. Глаза у него были слегка приоткрыты, из-под век блестели белки. Может быть, он мертв, может быть, умирает, но давать показаний он не в состоянии.

— Мы ждем, светлейший, — грозно сказал Имперканни.

— Вы слышали легенду о Шиоксине? — спросил Вэлли.

— Нет, — ответил Имперканни.

Черт!

Вэлли заметил Второго, того, который попросил пощады. Он прятался за столбом, съежившись и все еще дрожа.

— Нам нужен независимый свидетель, светлейший, — сказал Вэлли. — Мой рассказ, мягко говоря, необычен, и я бы хотел, чтобы его кто-то подтвердил. Эй, как тебя звать?

Второй закатил глаза и ничего не ответил. К нему подошел один из воинов, Четвертый, и похлопал по щеке. Мальчик что-то невнятно забормотал.

Черт побери!

— Значит, мне придется рассказать все самому, — сказал Вэлли. Ему хотелось есть, пить и спать. — Правитель охраны храма, Хардуджу седьмого ранга, был очень нечестным человеком. Жрецы уже давно молились, чтобы Богиня послала на его место кого-нибудь другого…

Этот другой, конечно же, Имперканни, но такое заявление будет воспринято как взятка или желание подольститься. Как смешно: вот он появился, человек, на помощь которого Вэлли рассчитывал, но теперь он угрожает ему местью за выигранное сражение. Все это бесконечно смешно. Маленькому богу, наверное, очень нравится представление.

Дойдя до половины своего рассказа, Вэлли попросил пить. Имперканни не был жестоким. Заметив, как Вэлли измучен, он разрешил сесть. Его воины быстро осмотрели сарай и принесли табуретки. Суд продолжил свое заседание; он проходил прямо здесь, посреди останков этой кровавой резни, все четверо — Вэлли, Нанджи, Имперканни и Йонингу — сидели между мертвых тел. Все остальные стояли по сторонам. Они были начеку, но не принимали в происходящем участия.

Наконец Вэлли рассказал все; у него сел голос, он был так измучен, что ничто уже не имело значения.

— Правила чести были нарушены, — сказал он, — но первым их нарушил Тарру. Я был по сути его узником, а значит, все его дальнейшие поступки бесчестны.

Имперканни помолчал, ожидая, не скажет ли Вэлли что-нибудь еще, потом глубоко вздохнул. Он вопросительно посмотрел на Йонингу, как бы говоря: «Вам слово».

— Вы пытались бежать, светлейший?

Вэлли признался, что нет.

— Вы говорите, что гостили у достопочтенного Тарру. Но когда вы прибыли сюда, вы уже не были его гостем, не так ли?

— Вообще-то мы с ним не попрощались!

Йонингу не отступал. Его изуродованный рот растягивался в довольной ухмылке, но ему, должно быть, тяжело обвинять человека, который показал себя столь искусным воином, пусть даже и противозаконно.

— Если гость уходит не попрощавшись, то это вовсе не значит, что он остается гостем. Тарру перестал быть хозяином, а значит, имел все права вызвать мастера Нанджи. Вы вмешались в честный поединок.

Все это смехотворно. Вэлли уверен, что на такое утверждение есть свой ответ, но даже страх смерти не может заставить его мозг работать.

— Нанджи, — прохрипел он, — поговори немного.

Нанджи печально поднял голову.

— Я признаю обвинение, — сказал он. Потом он опять поставил локти на колени, сжал свои большие руки и принялся разглядывать пол вокруг ботинок Йонингу.

— Что ты говоришь!

На этот раз Нанджи даже не поднял головы.

— Я позволил своим личным привязанностям возобладать над законами чести. Я счастлив, что спас вам жизнь, светлейший Шонсу, но я не должен был этого делать.

— Но что же, черт возьми, мне оставалось делать? — спросил Вэлли, обращаясь к Имперканни и Йонингу. — Мы — его гости, а он приготовил нам в комнате ловушку. Под угрозой смерти он заставлял воинов приносить ему третью клятву. Для этой клятвы нужны особые причины, а его единственной причиной было желание украсть мой меч, меч Богини! Они не называли его «повелитель». Все это он держал в секрете — еще одно нарушение законов чести.

— Вы присутствовали при этом, светлейший?

— Нет, — Вэлли вздохнул. — Обо всем этом мне рассказали рабы.

Нанджи взглянул на него и закусил губу. Рабы не могут давать показания. Светлейший Шонсу сам рубит сук под собой. — Мастер Бриу признался в том, что принес третью клятву! — воскликнул Вэлли. — А нападение на мастера Нанджи…

— Получается, что этот Бриу или ослушался своего повелителя, или солгал вам?

Вэлли хотелось биться головой о стену. Ответа найти он не мог.

Катанджи подтолкнул брата. Нанджи, не оборачиваясь, отмахнулся.

— Кто первым пролил кровь? — спросил Йонингу.

Вот оно — лучше смерть, чем бесчестье. Во что бы то ни стало надо оставаться честным. Если враги бесчестно его убивают, это плохо, за него надо отомстить. По их понятиям Вэлли следовало бы просто войти и дать себя зарезать или ждать, пока Тарру сам до него доберется. Виноват тот, кто бросил камень первым.

Некоторые воины предпочли умереть, чем принести Тарру третью клятву… Но кроме рабов этого никто не видел.

— Начал я! — сказал Вэлли. Сам он думал о Джангиуки, но они решат, что он имеет в виду Трасингджи. А какая разница?

Наступившее молчание нарушил Имперканни.

— Светлейший, почему вы освободили своего вассала и подопечного от его клятв?

Вероятно, этот поступок кажется им весьма странным, но Вэлли просто хотел хоть как-то обезопасить Нанджи.

— Я надеялся, что его выпустят, — ответил Вэлли, — его и остальных.

Имперканни и Йонингу посмотрели на всю эту компанию, потом друг на друга — две рабыни, мальчик, ребенок и нищий? Из-за чего столько хлопот?

Имперканни сложил на груди руки и задумался, глядя на Нанджи. Да, обвиняемый озабочен тем, как оправдать сообщника, вина Вэлли очевидна.

— Я бы хотел знать, что случилось, когда вы сюда прибыли, мастер. Почему достопочтенный Тарру вызвал вас на поединок?

Нанджи поднял глаза и хмуро встретил его взгляд.

— Это я его вызвал, светлейший, — сказал он.

Для Имперканни этот случай оказался слишком сложным. Он нахмурился.

— Судя по вашим знакам, мастер, вы совсем недавно были Вторым.

— Еще сегодня утром, светлейший.

Очень трудный случай; оба они, кажется, не в себе.

— Сегодня утром вы еще были Вторым, а днем вызвали на поединок Шестого?

Нанджи взглянул на Вэлли, и вдруг его лицо озарила мгновенная улыбка. Но лишь на мгновение. Вэлли ужасно захотелось треснуть его по шее. Горрамини и Ганири знали, как вывести Нанджи из себя. Наверное, все в охране это знали. Тарру достаточно было сказать что-нибудь насчет ковровщиков.

— Он вас оскорбил? — спросил Имперканни.

Нанджи пожал плечами.

— Да. Он хотел затеять драку, но оскорбления в свой адрес я пропускал мимо ушей, а потом он оскорбил моего… друга, светлейшего Шонсу. Но его здесь не было, и он не мог себя защитить.

Воины переглянулись. Вэлли начал понимать, что будет дальше.

— И что он сказал? — спросил Имперканни. Нанджи не отвечал, и тогда Седьмой добавил: — Светлейший сейчас здесь, он сможет себя защитить.

Нанджи взглянул на него сердито.

— Он сказал, что светлейший Шонсу — убийца.

Суд повернулся к Вэлли, а тот с болью осознавал, что недостоин дружбы Нанджи. Эта мысль была так же горька, как чувство вины, как близкая смерть.

— Боюсь, что Тарру был прав, Нанджи, — сказал он. — Я убил кулаком Джангиуки. Я хотел только оглушить его, но это все равно не делает мне чести.

Имперканни пожелал узнать, кто такой Джангиуки, и Вэлли все ему рассказал, уже не задумываясь о том, что говорит.

— Это признание я добавляю… — Йонингу вдруг замолчал. Они с Имперканни молча смотрели друг на друга. Седьмой, кажется, не сделал ни единого движения, но его белый хвост слегка вздрогнул, будто от легкого ветерка. — Я снимаю это обвинение, — быстро сказал Йонингу.

— Я признаю, что смерть воина Джангиуки была случайна, светлейший, — сказал Имперканни. — Если бы вы хотели его убить, не думаю, что вы пустили бы в дело кулак.

Нанджи вскинул удивленный взгляд.

Катанджи опять ткнул его в спину, но Нанджи не обратил на него внимания.

Вэлли посмотрел на Хонакуру. Старик уже открыл глаза, но дышал хрипло и тяжело и не обращал на происходящее никакого внимания. На него надежды нет.

— Воля Богини важнее, чем сутры! — сказал Вэлли. Дело оборачивалось не в его пользу. Ему нужны свидетели! Помог бы Конингу — он все знал. Или Бриу. Но Вэлли понимал, что заседание суда не перенесут в храм. Имперканни уже начала надоедать эта тяжба.

— Да, — согласились судьи, — мы клянемся исполнять волю Богини и отдаем ей превосходство перед сутрами. Но кто может определить Ее волю? Следует признать, что сутры — это заповеди Богини, и только в том случае, если существует явное доказательство обратного… если произойдет чудо… Ваш меч удивителен, светлейший Шонсу, но это еще не дает вам права совершать любую жестокость. Здесь — восемь мертвых тел. Что еще вы можете сказать в свое оправдание?

А что еще говорить? Его выслушали, — возможно, человеку ниже рангом не предоставили бы даже этой возможности. Боги его наказывают. Он убил Джангиуки, а потом Второго, который спасался бегством. Возможно, его накажут не за это, но преступления все равно совершены. Нанджи правильно поступил — надо просто признать свою вину.

В случае неудачи наказание — смерть. Обезглавливание — это быстро и безболезненно. Могло быть и хуже.

— Светлейший! — пискнул Катанджи, побледнев от ужаса. Меч совсем съехал у него на сторону. От такой наглости лицо у Имперканни потемнело. Четвертый протянул руку, чтобы схватить дерзкого мальчишку.

— СПРОСИТЕ СВЕТЛЕЙШЕГО ШОНСУ, ПОЧЕМУ У НЕГО МОКРАЯ ЮБКА! — закричал Катанджи, когда его уже тащили.

— Подожди! — рявкнул Имперканни Четвертому. — Что ты сказал, начинающий?

Четвертый вернул Катанджи в вертикальное положение и убрал руку.

— Светлейший, спросите у светлейшего Шонсу, почему у него мокрая юбка. — Катанджи слабо улыбнулся и потер ушибленное плечо.

Имперканни, Йонингу и Нанджи посмотрели на юбку и ботинки Вэлли.

Великолепно! Значит, Вэлли к тому же нарушил какое-то табу, но этого не заметил никто, кроме сообразительного малыша. За такое, возможно, полагается мучительная смерть, может быть, его посадят на раскаленное железо. Ну спасибо, Катанджи!

Йонингу вскочил и пошел к воде, перепрыгнув по дороге через тело Трасингджи.

Имперканни не спускал с Вэлли глаз, и в странной, невеселой улыбке обнажились его зубы.

Нанджи тоже смотрел на него блестящими глазами.

Но под слоем грязи, дорожной пыли, под пятнами угля и крови… подо всем этим появилась его знакомая улыбка. Восхищение героем, десять баллов.

Что же здесь, черт возьми, происходит?

Вскоре Йонингу вернулся. Он был совсем бледный. Заняв свое место, он твердо сказал:

— Наставник, я хотел бы снять со светлейшего Шонсу все обвинения.

— Вот как? — отозвался Имперканни. — Да, я думаю, вы правы. Светлейший Шонсу, не будете ли вы столь любезны и не разрешите ли моему подопечному снять обвинения? — Его улыбка стала очень дружелюбной.

Так вот как это делается? Вэлли вспомнился целитель из тюрьмы, Иннулари. Он умер, потому что не сумел спасти своего пациента. Йонингу, значит, не столько прокурор, сколько истец, и если суд решит, что он выдвинул необоснованные обвинения, он понесет наказание — благодаря такой постановке дел исключается легкомысленное отношение к судопроизводству, а также чрезмерный рост числа юристов. Не то чтобы Вэлли нужен раб, но настоящий Шестой — это хорошая поддержка, значит, у него появляется возможность извлечь из всего этого для себя выгоду…

Тут он заметил, что при виде его задумчивости улыбка Имперканни погасла. Теперь, окружают опущенные головы, сжатые кулаки и прищуренные глаза. Что бы там ни говорилось в законах, Йонингу здесь не один. И если Вэлли вздумается потребовать своей доли, то ему придется сразиться со всеми, кто здесь есть, начиная с самого Имперканни и заканчивая самым младшим учеником.

— С мастера Нанджи обвинение также снимается? — спросил Вэлли, так ничего и не понимая.

Имперканни облегченно вздохнул и опять заулыбался.

— Конечно, светлейший.

Он долгую минуту смотрел на юношу, а когда опять повернулся к Вэлли, его улыбка говорила, что Нанджи он видит насквозь. Он привык командовать людьми. В Нанджи он видел сомнения, присущие юному возрасту, а также поклонение перед силой, которое со временем пройдет, и тогда мужество, настойчивость и честность засияют еще ярче.

— Как вы и сказали, светлейший, то, что здесь случилось, — это не вопрос чести, а настоящая битва. Мастера Нанджи можно поздравить с хорошим началом. Он правильно поступил, придя вам на помощь. Его честь безупречна, его мужество не подвергается сомнению, как и ваше, светлейший.

Нанджи открыл от удивления рот, заикаясь, поблагодарил Седьмого, расправил плечи и улыбнулся Вэлли.

Имперканни поднялся, за ним все остальные.

— Мне бы очень хотелось, чтобы он присоединился к моему войску, но я полагаю, он опять станет вашим подопечным, светлейший? — спросил он, и его янтарные глаза блеснули.

— Если он согласится, чтобы я опять стал его наставником, — сказал Вэлли, — я почту это за честь.

На перепачканном лице Нанджи появилось выражение недоумения и восторга.

— Светлейший! Вы согласитесь принять мою клятву после того, как я на вас донес? — Тыква Золушки опять превратилась в карету со всеми вытекающими отсюда последствиями.

— Ты должен был так поступить, — ответил Вэлли. — Если бы ты не выполнил своего долга, ты был бы мне не нужен. — В любой момент Алису можно увести из Страны чудес.

Йонингу с улыбкой следил за всем происходящим, и от этой улыбки его лицо еще больше искривилось. Имперканни и он не расставались уже много времени и, возможно, без труда угадывали мысли друг друга. Подмигнув Вэлли, он сказал:

— Можете не сомневаться, светлейший, первый же сказитель, который нам встретится, сразу узнает о том, как Шонсу и Нанджи в смертельном поединке победили десятерых воинов.

Нанджи совсем забыл про славу. Рот у него открылся, но оттуда вырвался только стон. Вот и хрустальный башмачок — с ним одним Золушка может вполне счастливо прожить всю оставшуюся жизнь.

— Не Шонсу и Нанджи, — торжественно заявил Вэлли, — а Нанджи и Шонсу. Это он начал.

Джа улыбнулась ему. Зорька спала. Даже старик чувствовал себя лучше: он уже выпрямился и теперь слушал. Катанджи… Катанджи смотрел на Вэлли совершенно растерянно. Похоже, кроме него, никто не знает, что Вэлли не может понять, почему его оправдали.

— Знаете, светлейший, — задумчиво сказал Имперканни, — я не беру на себя смелость давать вам советы… но мне кажется, в вашем случае можно вспомнить и тысяча сто сорок четвертую сутру.

Старшие любили упоминать в присутствии младших неизвестные им сутры — так делали все. Йонингу нахмурился, потому что, как правило, Шестые в этой игре на стороне победителя. Нанджи с растерянным видом закусил губу.

Тысяча сто сорок четвертая? Последняя? Может быть, Имперканни хочет проверить Вэлли?

Вэлли сосредоточился, и вспышка радости разогнала и чувство вины, и усталость, которые так давно его преследовали. Боги к нему благосклонны. То, что случилось, — не испытание, испытания бы он не выдержал, это урок, и урок пошел на пользу. Он вовсе не неудачник, он все еще избранник Богини. Облегчение его было столь же велико, как и радость Нанджи.

— Конечно! Почему бы и нет? Отличная мысль, светлейший Имперканни! — Он закинул голову и разразился потусторонним смехом Шонсу, от которого ласточки взмыли в воздух, который напугал лошадей и мулов на лугу, разбудил малыша и гремел над мертвыми телами, как колокол в храме. ПОБЕДА!

7

Заходящее солнце было похоже на каплю крови, которая впитывается в песок. На грудь Вэлли падал кровавый луч, как будто обвиняя его в чем-то. Имперканни предложил светлейшему переночевать здесь, а утром продолжить свое путешествие. Но несмотря на праздничное настроение, Вэлли ничего не хотелось так сильно, как поскорее убраться отсюда; подальше от этой бойни, подальше от острова. Куда угодно.

Вэлли повернулся к хозяину лодки, который все это время безропотно просидел на полу.

— Есть ли у вас какие-нибудь ограничения, касающиеся переправы в ночное время, капитан?

— Если на борту будете вы, то никаких, — подобострастно пробормотал тот. Значит, то, что здесь произошло, оказало действие и на моряков.

Подозрительность и враждебность исчезли. Светлейшему Шонсу и храброму мастеру Нанджи представили всех свободных воинов, которые робко поздравляли героев с их удивительным ратным подвигом. Улыбка, похоже, навсегда застыла на лице Нанджи.

Имперканни включил в работу все свое деятельное войско. В лодку отнесли еду и соломенные подстилки, тела собрали, лошадей накормили. Один Третий, посмеиваясь, принес Виксини поесть и протянул старику стакан вина, что вызвало великолепные перемены.

— А мы останемся ночевать здесь, — сказал Имперканни. И посмотрел на погонщика. — Ты можешь устроиться где-нибудь в стойле. Утром нам понадобятся твои мулы. Правда, не все.

У погонщика был такой вид, как будто ему сообщили нечто ужасное. Его крысиные глазки с мольбой обратились к Вэлли. Сначала Вэлли не мог понять, в чем дело, а потом засмеялся.

— Я думаю, светлейший, если он не вернется, его там потеряют, — сказал он. — И пойдут искать. Я правильно говорю?

Тот важно кивнул.

— Моя жена пойдет, светлейший.

А найдет она не мулов, не мужа, а целое состояние, которое лежит в конюшне.

— Я уверен, светлейший Имперканни, что ваши люди вполне справятся с мулами? Оставьте себе все необходимое и отпустите этого человека. Он мне очень помог.

Белогривый воин удивленно поднял свои брови цвета соли с перцем и, желая сделать приятное светлейшему Шонсу, согласился. Вэлли это развлекло — даже кровавые убийцы могут быть хорошими ребятами.

Не сговариваясь, двое Седьмых отправились на прогулку по берегу, желая побеседовать наедине.

— Вы понимаете, что Богиня привела вас сюда, чтобы сделать правителем? — спросил Вэлли. — Не успеете вы и с коня сойти, а жрецы уже вас назначат на эту должность.

Его собеседник кивнул.

— Не могу не признать, что идея заманчива, — ответил он. — В последнее время мы с Йонингу много говорили о том, что пора найти каменные ножны. Кажется, я старею. Почитание уже приносит нам больше радости, чем бой. — Он замолчал. — Ее рука уже не однажды вела нас, и всякий раз для наших мечей находилось благородное дело. Но в Ханне все было иначе; мы так ничего и не нашли. А потом Йонингу настоял на этом путешествии. Он хотел разузнать что-нибудь об отце… И вот мы здесь. — Он усмехнулся весело и чуть снисходительно. — Мы ступили на пристань, услышали звон мечей, и я подумал, светлейший, что задача, заданная нам Богиней, — это вы. Теперь-то я понимаю, что вы — это решение.

Он, возможно, проверяет, где у Вэлли слабое место, но Вэлли вовсе не настроен открывать ему душу.

— Расскажите, пожалуйста, о его отце, — попросил он.

Имперканни пожал плечами.

— О нем уже много лет ничего не слышно. Кажется, он собирался записаться здесь в охрану. Но мне кажется, он давным-давно умер.

— Нанджи, возможно, что-нибудь знает о нем, — сказал Вэлли. — Как его имя?

— Конингу пятого ранга.

— Вот как? — Вэлли вдруг потерял интерес к разговору. — Хотя, возможно, Йонингу стоит обратиться к старому интенданту. Я вам говорил о нем. Он — честный человек, он вам поможет. — Вэлли обратился к более тонкому вопросу. — Возможно, вашим молодым воинам служба в охране покажется немного скучноватой?

Золотистые глаза стали холодны как лед, и Вэлли показалось, что белый хвост шевелится сам по себе. Интересно, могут ли Седьмые в обществе друг друга чувствовать себя непринужденно? Они как вожаки-самцы, которые обсуждают свои стада.

— Мне еще не предложили этот пост.

Никакой вербовки!

Вэлли вздохнул и улыбнулся.

— Говорят, что на этой дороге паломников обирают разбойники.

— Я смиренно молю Святейшую, чтобы они предприняли такую попытку завтра, — усмехнулся Имперканни.

У края причала они повернулись и пошли обратно. Дул слабый ветерок. Лодка, кажется, уже готова. Вэлли посмотрел вокруг в поисках своей компании и опять встретился взглядом с Катанджи.

Катанджи подтолкнул брата, который стоял тут же. Тот рассерженно шикнул, но Имперканни это заметил. Он вопросительно взглянул на Нанджи.

Нанджи вспыхнул.

— Нет, ничего, светлейший.

— У твоего подопечного острый глаз, — заметил Седьмой. — Он разглядел то, что упустили другие и о чем светлейший Шонсу умолчал из гордости. Я в долгу у него. Представь его мне.

— Он еще не знает всех ответов и приветствий, светлейший, — возразил Нанджи.

Воин седьмого ранга одним взглядом может просто заморозить человека. И даже неустрашимый Нанджи дрогнул перед таким взглядом.

— Пусть это будет гражданское приветствие, — сказал Имперканни.

Итак, Катанджи представили, и у него наконец-то появилась возможность сказать:

— Нельзя ли, светлейший, попросить, чтобы один из ваших младших воинов передал пару слов моим… нашим родителям? Просто сказал бы им, куда мы ушли? — он быстро взглянул на Вэлли. — И сообщил бы, что я в надежных руках?

При виде такой сентиментальности Нанджи поморщился. Имперканни и Вэлли улыбнулись друг другу. Имперканни успел заметить родовые знаки.

— Я сам передам твое сообщение, — сказал он. — Я скажу им, что у них отличные сыновья, хорошие воины… и что вы в Ее руках. Кто меня к ним отведет?

— М-мастер Бриу, светлейший, — заикаясь, проговорил Нанджи. Он покраснел и явно чувствовал себя не в своей тарелке.

— Я бы посоветовал вам обратить внимание на Бриу, светлейший, — сказал Вэлли. — Я думаю, он будет рад возможности восстановить свое доброе имя. В душе он честный человек. По крайней мере он сможет вам сообщить полезные сведения об остальных.

Имперканни вежливо поблагодарил его, но было видно, что все решения относительно охраны он намерен принимать сам.

Лодка была уже готова к отплытию, когда небо укрыла тьма.

— Вы уверены, что поступаете правильно? — спросил Вэлли.

— Совершенно! — ответил Хонакура, хотя все еще чувствовал себя слабым. — Даже простая поездка на муле — это уже слишком, — он усмехнулся. — К тому же у меня профессиональный интерес к чудесам, а они кружат над вами, как мухи над коровой.

— До вашего отправления, светлейший, мы должны еще совершить одну печальную церемонию, — обратился к Вэлли Имперканни, кивая в ту сторону, где его воины положили у воды восемь мертвых тел.

— Вот как? — сказал Хонакура. — Мне, пожалуй, придется опять на минутку стать жрецом. — Он заковылял к телам, сняв на ходу повязку.

Когда Имперканни сосчитал знаки, выражение его лица доставило Вэлли большое удовольствие.

На священном острове Вэлли оставалось сделать еще одно дело — принять участие в похоронах. Свободные воины знали, как это должно происходить. Не желая показывать свое полное невежество, Вэлли отошел в сторонку, а когда вернулся, все уже выстроились и он без труда определил, куда должен встать. У самого края пристани выстроились в ряд двенадцать воинов. Катанджи, как самый младший по возрасту и положению, стоял с краю, в центре — Хонакура, слева от него — Имперканни. Вэлли предназначалось место справа от Седьмого. Все воины торжественно обнажили мечи.

— Достопочтенный Тарру, — сказал Нанджи, когда рабы принесли первое тело. Хонакура произнес слова прощания:

Тело с плеском упало в воду… Вода вспенилась, забурлила, подернулась серебром, потом окрасилась ярко-красным; но вот все стихло, и осталось только бледно-розовое пятно, плывущее по течению. Все это произошло за несколько мгновений. Труп исчез. Вэлли был так поражен, что чуть не выронил меч.

— Господин Трасингджи…

Теперь Вэлли уже был готов к этому, но каждый раз его пробирала дрожь и приходилось прикладывать усилия, чтобы никто не заметил его ужаса. Какой же опасности он избежал! Из глубин сознания поднялось слово… Оно долго кружило во тьме, и потом наконец обрело форму: пиранья.

Теперь он понял, почему суд вынес такое решение. Воля Богини сильнее, чем сутры, и Она выразила Свою волю. Пройти тот путь, который нашел Вэлли, мог только Ее избранник, значит, Она одобрила его действия. Никакой человеческий суд не может противиться Ее воле. Теперь Вэлли понял, почему так испугался Нанджи, когда он однажды заговорил о переправе через Реку, понял, почему слово «плавать» относится только к рыбам, почему жрецы так боялись опустить ноги в заводи, почему погонщик поил своих мулов из корыта, почему ему так легко удалось перехитрить Тарру. Неудивительно, что после такого проявления веры и мужества все смотрят на него с суеверным страхом.

Он взглянул на последние вечерние лучи, догорающие над спокойной гладью воды. Он подумал о том, как хорошо было бы искупаться, сколько пользы принесло бы это его измотанным нервам, его грязному, измученному, усталому от седла телу. Но в этой жизни о плавании ему придется забыть.

Боги совершают чудеса только тогда, когда захотят этого сами, и никогда — по требованию.

Паром напоминал собой китобойное судно с продольным парусом. На нем могло бы уместиться около двух десятков пассажиров, но в этот раз его заняли воины. Семеро могли спокойно уместиться на соломенных тюфяках, разостланных на полу, здесь же хранились и запасы еды — холодная птица, черствый хлеб, сыр и фляги с теплым пивом. Подгоняемый едва заметным ветерком, паром ровно скользил по неподвижной водной глади. Еды хватило бы, чтобы прокормить и целый полк таких, как Нанджи, поэтому они поделились с толстопузым подобострастным капитаном и грубым неотесанным парнем, который составлял его экипаж.

Стояла теплая восхитительная ночь, среди звезд царил Бог Сна. Он светился ярче, чем полная луна на Земле, серебря серую лодку и черную воду.

Сыновья ковровщика и Зорька устроились в средней части судна, экипаж — у румпеля. Вэлли сидел на носовой банке, рядом с Джа, у его ног примостился Хонакура. Виксини весь день притесняли, он плакал, требуя свободы. Теперь же, когда ему предоставили эту возможность, он свернулся калачиком и уснул.

Как только лодка отчалила, Вэлли повернулся к Джа и поцеловал ее. Она ответила на поцелуй, как и полагается хорошо обученной рабыне.

Рабыне, но не другу. Он улыбнулся, пытаясь скрыть свое недовольство. Но разве можно ожидать чего-нибудь другого? Она своими глазами видела его неистовство, всю эту бойню. Ему и самому страшно было обо всем этом вспомнить, так разве можно требовать от нее, чтобы она забыла, поняла и простила? Если он потерял ее любовь, то цена этой победы слишком для него велика.

Вэлли с тревогой вспомнил, что любопытный жрец совсем рядом и что ни одно слово не ускользнет от его ушей. Ему хотелось отвести Джа куда-нибудь в другое место и поговорить, но он не знал, как выразить свои чувства словами.

Джа почти никогда не пыталась выразить свои чувства словами, но сейчас она посмотрела на него долгим, пытливым взглядом, и, что за ним скрывалось, Вэлли не знал.

— Мы оба рабы, господин, — сказала она наконец.

— Ты о чем?

В серебряной полутьме стало заметно, как на ее лице заиграла слабая улыбка.

— Я служу своему господину. Мой господин служит богам.

Он обнял ее крепче.

— Как ты права, любимая.

— Они этого хотели от вас? — спросила она тихо.

Он кивнул.

— Крови! Безжалостной ярости.

— От Вэлли или Шонсу?

— От Вэлли! — сказал он. — У Шонсу все это уже было.

Она замолчала; лодка, кажется, пошла быстрее.

— Мне не так трудно, — сказала она тихо. — Я должна доставлять вам удовольствие, а это для меня большая радость.

— Убийство никогда не доставит мне удовольствия, — прорычал Вэлли.

Она покачала головой.

— Но ведь вы выполните волю богов, господин?

— Да, — он вздохнул. — Думаю, что да. Они щедро награждают меня.

Теперь и она обняла его. В их поцелуе горела страсть влюбленных, и Вэлли понял, что ее чувство не погасло, оно разгорелось еще сильнее.

Опасаясь, как бы не потерять самообладание, он отнял от себя ее руки и на минуту присел.

— Вот что я подумал, — заметил Хонакура, глядя в ночное небо, — лодки гораздо лучше, чем мулы.

— Старик, вы же подумали вовсе не об этом!

— Нет, именно об этом, — ответил жрец с усмешкой. — Ведь на муле вы бы не смогли ее поцеловать.

Когда Вэлли поел, он стал выбрасывать за борт объедки и смотреть, как на них набрасываются пираньи; это зрелище вызывало в нем одновременно и ужас, и восхищение. Они совсем рядом, и, приглядевшись внимательнее, он мог хорошо их рассмотреть — они как мгновенные серебряные вспышки в черной воде, не больше мизинца, но их целые полчища.

— А в вашем заоблачном мире, светлейший, пираний нет? — спросил Хонакура, который наблюдал за ним с явным интересом. Вэлли пристыженно вздрогнул.

— Далеко не везде, — ответил он. — Если уж бог оставил меня пребывать в таком невежестве, то ему придется самому указывать мне дорогу.

Жрец улыбнулся.

— Полагаю, теперь, зная об этом, вы больше не предпримете такого маневра.

— Я уже поклялся в этом, — ответил Вэлли. — Скажите, а как же заводь у храма?

— Иногда пираньи туда заплывают, — сказал старик. — Но считается, что они живут только в спокойной воде, и поэтому заводь водопада — относительно безопасное место. Хотя по собственной воле я бы в воду не вошел.

Вэлли задумался о том, какие новые ужасы могут ожидать его в этом Мире.

Джа легла рядом с Виксини и сразу же уснула. Вэлли был еще слишком взволнован для сна. Яркий, странно рассеянный свет в небе отбрасывал двойные тени. Над Рекой поднимался туман. Стало трудно различить то, что было совсем близко, даже фигуры Зорьки, Нанджи и Катанджи.

Через несколько минут к ним пробрался Нанджи. Он встал на колени перед Вэлли, а значит, и перед Хонакурой. В тумане, да еще под слоем грязи, лица его было почти не видно. Он не снял меч, и Вэлли это показалось странным, но для того наверняка были какие-то свои воинские причины.

— Светлейший, — сказал он, — позвольте мне принести вам вторую клятву.

Вэлли покачал головой.

— Это вполне можно отложить до завтра, согласен? Ты ведь не хочешь сейчас заняться фехтованием?

В темноте сверкнули белые зубы.

— Нет, светлейший…

Наступило молчание.

— Послушай, — сказал Вэлли, — хочешь узнать, почему боги приняли все наши нарушения законов чести?

— Да, светлейший, — в голосе Нанджи слышалось облегчение.

— Возможно, это объяснит нам наш почтенный друг, — сказал Вэлли. — Почему Богиня допустила такое множество бесчестных поступков? Ведь мы всегда говорим, что Она — против этого. Я правильно понимаю, священный? — Он посмотрел вниз, на маленькую сгорбившуюся фигуру.

— Я больше не священный, — смиренно ответил Хонакура. — Но что касается вашего вопроса, то да, — вы правильно понимаете.

— А я против того, — продолжал Вэлли, — чтобы наставники били своих подопечных. Ведь как-то раз я неплохо тебя отделал, мой юный друг.

В темноте было видно, как глаза у Нанджи засветились.

— Но вы это сделали, чтобы снять заклятие, светлейший.

Вдруг Вэлли заметил, что там, в середине лодки, происходит нечто непредвиденное. Он старался не смотреть в ту сторону, но заметил, что Катанджи, пододвинулся совсем близко к Зорьке. Нанджи стоял к ним спиной.

— Я думаю, Нанджи, что боги хотели и с меня снять проклятие.

— Но на вас не было никакого проклятия, светлейший! — запротестовал Нанджи.

— Нет, было! Я ведь как-то говорил тебе, что не люблю убивать людей.

Рот у Нанджи открылся, потом закрылся.

— Бог приказал мне убить Хардуджу. Я так и сделал, но только потому, что мне так сказали. Других приказов я не получал, кроме еще одного — быть честным и доблестным воином. А честный воин седьмого ранга ни секунды не стал бы терпеть Тарру с его грязными уловками. Я издевался над тобой, бил тебя, пока ты наконец не разозлился и не ответил мне! Боги загнали меня в угол. Только после этого я научился проливать кровь и показал, что могу убивать. То же, что и с тобой.

— Так проверяют мечи, — сказал Нанджи. — Меч сгибают и смотрят, распрямится он или сломается.

— Да! — Вэлли удивился. — Очень хорошее сравнение!

— Но, — продолжал Нанджи, — даже если боги все это и предусмотрели…

Его все еще мучила совесть.

— Никто из нас не совершил никаких бесчестных поступков. Охрана храма — это толпа малодушных трусов. Имперканни нас оправдал. Вы согласны с его решением, старик?

— О да! Вас несомненно вынудили, — ответил Хонакура. — Боги избрали вас двоих…

— Нас двоих? — отозвался Нанджи.

Катанджи продвигался вперед. Он не получал никакой поддержки, но, кажется, и не встречал сопротивления. А в мире Катанджи, конечно же, разрешено все, что не запрещено. Этому новичку, скорее всего, не понадобятся вечерние занятия у Дикой Ани.

— Если вы принесете мне вторую клятву, мастер Нанджи, — сказал Вэлли, — а я надеюсь, что так и будет, потому что я буду рад опять видеть вас своим подопечным, то тогда и я тоже принесу вам клятву.

— Клятву крови? Конечно, светлейший, — с готовностью согласился Нанджи.

— Нет! — ответил Вэлли. — Мне кажется, что эта клятва — бесчестна, пусть даже сутры созданы самой Богиней. Третьей клятвы мне хватит, пожалуй, на целых две жизни. Нет, я имею в виду четвертую клятву.

Нанджи посмотрел на него недоверчиво.

— Я никогда не слышал ни о какой четвертой клятве!

Хонакура говорил, что ничего не знает о воинских клятвах, но сейчас он смотрел на Вэлли с любопытством.

— Конечно, не слышал, — ответил Вэлли. — Во-первых, о ней говорится в тысяча сто сорок четвертой сутре…

— А!

— В последней. Знать ее может только тот, кто собирается принять седьмой ранг, или тот, кому об этом рассказал какой-нибудь Седьмой. Именно это я и собираюсь сейчас сделать. Во-вторых, она не для всех…

— О!

— Но мы с тобой подходим. Эта клятва — для тех, кто спас друг другу жизнь, и обязательно в бою. Я думаю, друг Нанджи, что именно для этого боги и послали нас в эту битву. Я спас тебя от Тарру, а ты меня — от Ганири. Эта клятва, конечно же, очень редкая, но, может быть, просто потому, что о ней мало говорят.

Глаза Нанджи светились в темноте. Секретные знаки и страшные клятвы — вот в чем суть воинства, так что тайная клятва — это двойное удовольствие для него.

— Расскажите, о чем она, и я поклянусь, — сказал он.

Исследования Катанджи продвигались. Он уже снял с Зорьки то малое, что на ней было, но не собирался останавливаться на этом. Нанджи, конечно, очень любит своего младшего брата, и к сексу он относится удивительно легко, но неужели настолько легко…

Вэлли с трудом отвел взгляд.

— Не торопись так, Нанджи, — предупредил он. — В некотором смысле эта клятва еще страшнее, чем третья. Но она справедлива. Она равным образом связывает обе стороны, здесь нет такого, чтобы один был рабом, а другой — хозяином.

В темноте раздалось покашливание Хонакуры.

— Это, наверное, клятва братства, светлейший?

— Да, — ответил Вэлли с улыбкой. — Видишь ли, Нанджи, бог сказал, что в первую очередь я должен найти брата… А ни о каких своих братьях я ничего не знаю.

— Это я? — воскликнул Нанджи с воодушевлением. — Бог имел в виду меня?

— Да, я уверен в этом: он привел тебя на берег, и, выходя из воды, я просто налетел на тебя. У тебя есть своя роль, которую ты сыграешь для Нее, но сначала ты должен принести мне клятву брата.

— Расскажите, о чем она!

Время шло. Юбка Катанджи упала на тюфяк.

— Нанджи, — сказал Вэлли, — мне не хочется прерывать столь важный разговор, и это, конечно же, меня совсем не касается… Но все же: ты дал своему подопечному разрешение сделать то, что он собирается сейчас сделать?

— Что сделать? — спросил Нанджи, оборачиваясь.

И тут же с криком бросился вперед, а Хонакура чуть не задохнулся от смеха. Потом опять раздался крик — на этот раз от боли — и послышались звуки ударов.

— Вы ничего не сказали о том, что в пути надо стать мудрее, — заметил Хонакура.

— Этот путь только начался, — ответил Вэлли, вытягиваясь на тюфяке. — Похоже, кое-кто уже сейчас набирается мудрости.

— Но брата, светлейший? Найти брата?

— Четвертая клятва нерушима.

— Вот как? Я никогда о ней раньше не слышал. Очень интересно.

— Но сейчас ваша очередь. Как вы узнали, что у Катанджи черные волосы? А о братстве?

— М-м-м, да, — произнес Хонакура, улегся на дно лодки и устроился поудобнее. — Я говорил вам, светлейший, что Икондерина несколько раз упоминается в других сутрах. В одном случае говорится о «рыжеволосом брате Икондерины», в другом — о «черноволосом брате Икондерины». Вот и все. Рыжие волосы — большая редкость, но и совершенно черные тоже необычная вещь.

Вэлли смотрел на кольца и звезды.

— Тогда расскажите мне об этих сутрах.

— Возможно, когда-нибудь и расскажу, — ответил Хонакура.

Почему он не хочет говорить? О чем он думает? Вэлли не мог понять этого, но, возможно, так будет лучше. Тем не менее он был твердо уверен, что его задание еще не открылось полностью. Он разгадал только самое начало загадки бога. У Нанджи была своя роль и у Катанджи, видимо, тоже. Кое-что начинающий уже сделал: ведь это он определил решение суда. Вот откуда тот громоподобный смех и радость Вэлли — он понял, что стоит на правильном пути.

Лодка закачалась сильнее, и Вэлли приподнялся, чтобы выяснить причину. Причина лежала рядом с Зорькой.

Он не мог уснуть. Чего-то не хватает, какая-то мысль бьется в подсознании и стремится выбраться наружу. В мозгу роятся события прошедшего дня и не пускают эту мысль на поверхность. Старик храпит. Что-то ему мешает…

Вэлли повернулся на другой бок, но это не помогло. Бог Сна напомнил ему о ночах, проведенных в тюрьме. Потом он опять повернулся и заметил совсем рядом пару больших черных глаз. Катанджи тоже не мог уснуть, да это и неудивительно. И для самого Вэлли прошедший день был очень важным, так что уж говорить об этом мальчике?

— Скучаешь по дому? — тихо спросил Вэлли.

— Немного, светлейший.

Даже в таком возрасте его брат скорее дал бы вырвать себе ногти, чем признался бы в своей тоске по родителям.

— Хоть бы на минутку попасть домой, — зашептал Катанджи, — совсем ненадолго, только рассказать им обо всем, что сегодня случилось.

— Такие дни будут нечасто, — предупредил его Вэлли.

— Но будут еще хорошие дни, правда, светлейший?

Так это был хороший день? Что ж, в конце концов, может, он и прав.

— Да, конечно. Спокойной ночи, начинающий Катанджи.

— Спокойной ночи, светлейший.

Нанджи опять принялся раскачивать лодку.

Когда Вэлли снова открыл глаза, мальчик еще не спал.

— Спасибо, Катанджи. Я ничего не знал о пираньях.

— Я так и подумал, светлейший.

— Те деньги, которые я дал тебе тогда, в дороге… — начал Вэлли.

— О! — Катанджи начал рыться в кошельке, к которому еще не успел привыкнуть. — Я совсем забыл, светлейший.

И поросята летают!

— Нет, — сказал Вэлли. — Оставь себе.

Катанджи поблагодарил его.

— Светлейший, — зашептал опять мальчик через некоторое время, — у вас раньше не было родовых знаков?

— Раньше?

— Сейчас у вас есть знак отца, а матери — нет.

— Да? — сказал Вэлли во весь голос, но потом опять перешел на шепот. — Ты серьезно? — Послюнив палец, он провел им по правому веку. — Не исчез?

Катанджи пододвинулся ближе.

— Нет, светлейший, не исчез. Это меч.

— Спасибо тебе, Катанджи. А теперь… давай спать.

— Да, светлейший.

Меч… Это отец Шонсу? Или инспектор полиции Смит? Или просто маленький веселый бог дал ему знать, что одобряет его действия? Спасибо, Коротышка. А чем же занималась мать Шонсу? Мать Вэлли Смита была журналистка. Здесь это значит — сказительница, подумал он и усмехнулся.

Вэлли лежал, слушая скрип канатов и журчание воды. Он думал о серебристой смерти, которая плескалась всего в нескольких дюймах от него.

— Светлейший, — раздался чей-то тихий шепот.

— Да? — Вэлли открыл глаза.

— А что будет завтра? — спросил Катанджи.

— Я уверен, мы что-нибудь придумаем, — ответил Вэлли.

Вот что его тревожило — он вспомнил то, что было, день, который ушел, который навеки смыт водами Богини. Он должен думать о будущем. Неясная мысль вырвалась из подсознания. Это был приказ бога: «Иди и будь воином, Шонсу! Будь честным и доблестным. Радуйся жизни, Мир открыт для тебя».

Потом он уснул.

Среди звезд сиял Бог Сна.