Андрей неторопливо шёл по мощённому булыжником тротуару. Яркий свет газовых фонарей особняка Шевелёвых остался далеко позади. Дорогу освещал лишь тусклый свет уличных светильников. На небе ярко горели жёлтые звёзды и серебрился молодой ещё месяц. В его призрачном свете всё вокруг – и стены крытых черепицей домов, и булыжная мостовая – казалось нереальным, зыбким, колеблющимся, потусторонним.
Андрей вспомнил бал, фонтанирующую энергией Сашеньку и тепло улыбнулся.
Достанется же кому-то такое счастье.
Где-то во дворах тоскливо завыла собака. Андрей оступился и чуть не угодил в кучу лошадиного навоза.
– Темень какая! Вернуться к дому Шевелёвых? Нет, там вся эта разряженная толпа, суета…
Он махнул рукой и пошёл дальше. Позади послышался стук копыт.
Андрей оглянулся и увидел, что его догоняет закрытый экипаж. Поравнявшись с Андреем, он остановился.
– Вас подвезти, поручик? – спросила незнакомая дама в бархатной накидке с капюшоном. – Если вам в «Европейскую», садитесь.
Интересно, откуда она знает, что я живу в «Европейской»? – подумал Андрей и ответил:
– С вашей стороны это было бы весьма любезно.
Дверца кареты распахнулась.
– Прошу.
Кучер хлестнул лошадь, экипаж тронулся. Гремя колёсами по булыжной мостовой, он доехал до перекрёстка и свернул в темноту улиц. На повороте свет газового фонаря отобразил лицо попутчицы. Теперь он вспомнил её. Ещё на балу он обратил внимание на роскошную красавицу. Она благосклонно принимала знаки внимания какого-то полковника. Андрей в это время вальсировал с Сашенькой и нечаянно встретился глазами с обворожительной незнакомкой. Та не отвела взгляда, оценивающе окинула молодого поручика и поощрительно улыбнулась.
– Вы!? – растерялся Андрей.
– Я, – величественно ответила она. – Почему вы один? Где ваша очаровательная спутница?
– Вы имеете в виду девушку, с которой я вальсировал?
– Её.
– Она не моя спутница, это сестра моих добрых знакомых. Мы с ней друзья, – почему-то стал оправдываться Андрей.
– Ну, друзья так друзья, – улыбнулась незнакомка.
На очередном повороте экипаж качнуло на рессорах. Пассажиров толкнуло друг на друга. Незнакомка слегка навалилась на плечо Андрея. Дорога пошла прямо, и экипаж уже давно ехал ровно, но дама не торопилась занять прежнее положение. Сквозь ткань мундира Андрей чувствовал жар её тела.
– Я, – она взяла Андрея под руку, – во Владивостоке скоро год, но у меня так мало друзей, что даже чашечку шоколада не с кем выпить. Вы любите горячий шоколад?
– Не знаю. В доме, где я вырос, предпочитали чай. Во время учёбы в кадетском корпусе – шампанское. На службе – по обстоятельствам. О горячем шоколаде слышал, как о новомодной европейской забаве, но пробовать не приходилось.
– А хотите, – её голос приобрёл бархатные нотки, – прямо сейчас?
– Уже поздно. Удобно ли?
– Ещё как удобно, – засмеялась незнакомка и накрыла его ладонь своей.
Жар ударил ему в голову.
– Да я… – смутился Андрей, но не желая показаться даме в невыгодном свете, решился. – А! Шоколад так шоколад! Поехали!
Она придвинулась плотнее и, заливаясь смехом, начала безостановочно щебетать:
– Весь город гудит о геройском поручике, расскажите мне скорее об этих ужасных хунхузах. А правда, что они носят накладные бороды и живьём едят людей? А вы покажете мне свою наградную саблю?
За непринуждённой беседой дорога пролетела незаметно. Экипаж замедлил ход и остановился.
– Вот мы и приехали, – дурачась, проговорила она, – я приглашаю господина поручика к себе. Вы мне расскажете о своих подвигах, а я угощу вас вином.
Андрей замялся. У двадцатилетнего поручика ещё не было сексуального опыта, а бывалый капитан Морозов [18], как назло, молчал.
Что делать? – растерялся Андрей.
– Господин поручик пьёт «бордо» или Шустовский?
Андрей решился:
– Была не была! Господин поручик пьёт всё, но предпочитает Шустовский, – покраснев, ответил он, – особенно из рук такой прелестной госпожи!
Опытная матрона лукаво стрельнула глазами, разгадав причину его замешательства.
– Не бойтесь, поручик, я вас не съем.
Чтобы скрыть смущение, он заторопился выйти из кареты. Взяв себя в руки, развернулся и галантно подал даме руку.
– Прошу!
– Как вас величать, господин поручик?
– Андрей Иннокентьевич, можно просто Андрей.
– А меня Виктория. Победа, забавно, не правда ли? Ну, что мы стоим? Проходите.
В дверях показался слуга и с поклоном отворил парадные двери. Они прошли просторный вестибюль и поднялись в уютную гостиную, убранную бордово-красным бархатом. У растопленного камина стояли два глубоких кресла и турецкая оттоманка, обитая канареечно-жёлтым жаккардом [19]. На небольшом столике возвышались два изящных бокала. Слуга зажёг свечи.
– Налей коньяк и оставь нас, – распорядилась хозяйка. – Пожалуй, я составлю вам компанию, поручик, и тоже выпью коньяку, – улыбнулась она. – Я хочу выпить за вашу удачу и победу, за Викторию!
– За Викторию! – со значением поднял бокал Андрей и утонул в её тёмных глазах.
– За вашу Викторию, – и, понизив голос, многообещающе добавила: – За мир грез и впечатлений…
Она подошла к нему вплотную и, не отводя взгляда, медленно выпила коньяк. Он, чтобы спрятать смущение, сделал вид, что дегустирует напиток. Она забрала у него пустой бокал, положила его руку себе на талию и прижалась к его губам долгим поцелуем. Он ответил. Сначала робко, но потом всё нетерпеливей и неистовей.
– О, какой напор! – поощряя и будоража его плоть, горячо прошептала она и расстегнула верхнюю пуговицу его кителя.
Он тяжело задышал и стал нетерпеливо покрывать поцелуями её грудь в провокационно широком декольте платья. Она расстегнула все пуговицы его мундира и поцеловала ямочку на его шее.
Он отбросил политесы [20] и нетерпеливо потянул за шнуровку её платья. Оно, шурша, скользнуло на пол, обнажая восхитительную фигуру молодой, знающей себе цену женщины.
– А как же шоколад? – усмехнулась она.
– К чёрту шоколад!
Он подхватил её на руки и отнёс на оттоманку. Она откинулась на диване, провокационно демонстрируя все запретные прелести своей фигуры. Он торопливо освободился от одежды и бросился в её объятия.
– О, мой поручик, – пылко прошептала она, подставляя его губам грудь, шею, всё…