Водный мир

Часть 2. ДРЕЙФУЯ. Глава 1. Могло быть и хуже

— Могло быть и хуже, — заявляет Никель на следующее утро. Чем именно, не уточняет, а поэтому желание прибить его лишь усиливается. Со того самого момента, как «навороченные» атланты забрали меня с вечеринки атлантов «простых», меня переполняет дикое раздражение, направленное на объект недавней страсти.

Не представляю, как я могла испытывать к нему столь теплые чувства! Он фактически подставил меня, выставив главной в нашем путешествии по соседним мирам, заставив собирать все возможные шишки и обращать на себя внимание «шишек» других, двуногих.

И все это произошло в тот самый момент, когда я наконец нашла общий язык с местным населением! При мысли о том, как мы с островитянами могли бы быть дружны в ближайшие дни, вместе собирая водоросли, ловя рыбу, купаясь голышом (это не обязательно), на глаза наворачиваются злые слезы. Одним махом, лишь пожав руку нужному человеку, я устранила все недопонимания между нами. А уважение этих новых, смотрящих на меня, как на досадное недоразумение, арзисов еще нужно заслужить!

Хотя, какие-никакие, плюсы в смене нашей дислокации есть. Во-первых, можно позабыть вонь пригоревшей рыбьей чуши и мерзкий вкус водорослевого пюре. Во-вторых, попрощаться с тесным домиком на окраине острова. В-третьих, на корабль меня прихватили не одну.

Верная «свита» в лице невыносимого набилианца и легкомысленного атланта по-прежнему рядом. Отныне мы живем отдельно, каждый в своей комфортной каюте, и едим блюда, до боли напоминающие набилианскую еду (при виде завтрака, изобилующего фруктами, зеленью и прочими продуктами не животного происхождения, Никель молча крутанулся на месте и изобразил парочку восторженных па).

Ну и, конечно, главный плюс — меня не обвиняют в нарушении межмировых границ и несанкционированном проникновении в водный мир, как могло показаться вначале. «Молва о землянке, прибывшей в Атлантис, дошла до силовых структур, и оные (т. е. мы), здесь, чтобы как можно быстрее доставить чужачку в ЛИК», коротко пояснили арзисы перед тем, как вежливо упечь нас по каютам.

Наверное, я могу гордиться собой: еще ни один соискатель на работу не заслуживал подобного эскорта. Вот только то, что слухи о нашей экспедиции расползлись по всей планете и так встревожили военных, само собой вызывает беспокойство.

— Головушка не болит? — язвительно интересуется Тимериус, — Ты вчера дала жару.

Хочу парировать, мол «мы, земляне, умеем расслабляться», но вовремя вспоминаю, что до умения отдыхать его расы нам ой, как далеко, и прикусываю язык.

Мы втроем сидим в просторном зале на самой верхушке корабля, за вытянутым, слишком большим для нашей крохотной компании столом. Сквозь панорамные окна в пол и стеклянный потолок открывается живописный вид на серо-синюю морскую даль и отчаянный поединок между разгорающимся рассветом и тучами, безжалостно заволакивающими вновь рожденное светило.

Я снова в транс-форме, лелею в мыслях воспоминание о вчерашнем платье, похороненном на дне рюкзака, и держу в руке бокал. В вытянутом фужере красиво переливается сине-зеленый коктейль (да, Тимериус, я в курсе, что сейчас всего лишь шесть утра). Всего несколько дней назад завидовала счастливчикам, путешествующим по морю на шикарных лайнерах, а теперь, оказавшись на их месте, чувствую себя пленницей в позолоченной клетке. И почему мне никто не сказал тогда, что мечтать нужно осторожно?

— Как они вообще на… — громко возмущаюсь я, но сообразив, что кричать, находясь на борту чужого, оснащенного по последнему слову техники, корабля, чревато неприятностями, сбавляю тон и заканчиваю фразу возмущенным шипением. — Как они вообще нашли нас?

Тимериус морщится и смотрит на меня с неприязнью, кажущейся странной после недавнего теплого отношения.

— Атлантис — не такая дыра, как тебе могло показаться, Варисса.

— У арзисов было масса возможностей отследить наше расположение, — встревает Никель, пребывающий в чудесном настроении. Он явно рад форсировать свое приближение к желанной дыре. — С ними мог связаться наш знакомый, капитан службы безопасности порта. Или они могли перехватить один из сигналов, посылаемых мной в ЛИК…

— С ними связался совет старейшин острова. По моей просьбе, — хамелеон, не глядя на него, намазывает на хлеб густой белый соус.

— О. Понятно. Мог бы поставить меня в известность. — Ник на миг мрачнеет, но он тут же снова примиряюще улыбается. — Хотя, все разрешилось, и это главное.

Он делает вид, что ничего особенного не случилось, и даже начинает подпевать под нос, но я чувствую — случилось. Взаимопонимание в команде дало очередную крохотную трещинку, рано или поздно грозящую разверзнуться непреодолимой пропастью.

Отношения между Ником и Тимом никогда нельзя было назвать прекрасными — сказывалось вечное противостояние двух миров, негласно воюющих за титул самого могущественного измерения.

Примерно такое же противостояние, существенно уменьшившись в масштабах, развернулось и среди нас: руководитель экспедиции по-прежнему Никель, но Тимериус постепенно перехватывает инициативу в свои руки.

Сейчас все козыри на руках у атланта: он умеет найти общий язык с сородичами и детально разбирается в нюансах и тонкостях жизни в водном мире. Ник, со своим умением считывать отпечатки людей и знать все наперед, тоже мог бы влиться в массы и стать для атлантов практически своим. Но гордыня и предвзятое отношение не дают ему понять и принять местных. А еще, его мысли явно заняты чем-то другим.

«Тобой», отвечает несносный голос в моей голове.

Я давлюсь сэндвичем и чувствую, как краснеют щеки, а на глаза выступают слезы. Никель заботливо хлопает меня по спине, дожидаясь, пока я откашляюсь, совершенно не смущаясь тем фактом, что чуть не стал причиной моей асфиксии. Злость проходит, сменившись душевным волнением. Когда я вновь беру в руки бутерброд, они заметно дрожат, оставляя на столе слой россыпь хлебных крошек.

Чуть позже нас приглашают на заседание военных.

Кабинет обставлен богато, неведомые дизайнеры явно не поскупились, добавив в интерьер помещения множество элементов из дерева. Деревянные панели на стенах, деревянная мебель, десятки картин в деревянных рамах, десяток окон с видом на океан, выходящих в разные части планеты в разное время суток. Там — утро, окрашиваемое зарей в розоватый оттенок, там — свинцовые тучи, проливающиеся белесыми полосами дождя прямо в неспокойный океан, а там — соседняя галактика, освещающая ночные пейзажи ярким светом звезд.

Меня не покидает ощущение дежавю. Эта встреча напоминает переговоры с портовым капитаном. Слава Вселенной, сейчас нас не держат за мошенников и безбилетников (либо тщательно скрывают это), а за спиной не маячит суровая охрана, готовая при малейшем признаке опасности покарать нас дубинками. Но и особого радушия или доброжелательности тоже не заметно.

В этот раз в беседе участвует больше народа: за большим круглым столом, помимо нас, сидят пятеро военных. Белые безрукавки, узоры татуировок и сложность причесок: они сделали все возможное, чтобы максимально походить друг на друга.

Я решаю сконцентрировать внимание на самом общительном, молодом и заметном атланте. В отличие от строгих и скучных стариков, он шумен, весел и выглядит почти по-бунтарски: я впервые вижу на ком-то цветные татуировки рода. Парень буквально засыпает нас вопросами об образовании, опыте работы и мнении о ЛИКе. Вернее, засыпает ими МЕНЯ — я, как важная персона, сижу во главе стола и мечтаю провалиться сквозь землю.

У меня нет подвешенного языка Никеля и таланта связно и красиво врать, также как нет дипломатичности Тимериуса. В чем я действительно сильна, так это в напускании на себя надменного и загадочного вида. Притворяясь слишком важной персоной для дачи пространных объяснений, отвечаю односложно и неохотно, позволяя Никелю самому уводить беседу в нужное русло. Беру пример с Треора Асти, того самого арзиса, что обращался к толпе на набережной. Он изредка вставляет ценные замечания или просит уточнить какой-либо факт, но большую часть времени сидит молча, время от времени бросая на нас скептические взгляды. Интуиция подсказывает: несмотря на немногословность и скромность в одежде, главный на судне именно он.

Когда моя некомпетентность начинают слишком бросаться в глаза, Никель достает козырь из рукава — тот самый, что сразил капитана в порту.

— Вам известно, что появился новый проход в другое измерение?

Я скептично смотрю на него. Сразу ясно, что эти люди вовсе не простачки, и чтобы обвести их вокруг пальца, придется очень и очень постараться. Они — настоящие хозяева здешних вод. Властные, скрытные, преследующие свои цели.

И, вопреки его надеждам, никто из арзисов не выглядит ошеломленным. Такие, как они, умеют реагировать на новости отсутствием любых эмоций, но здесь дело явно в другом. Похоже, военные прекрасно осведомлены о появлении дыры. Они перебрасываются взглядами и их начальник наконец снисходит до общения с нами.

— Известно. Куда более интересный вопрос: откуда это известно вам?

Ник справляется с изумлением, встает и опирается на стол обеими руками, глядя вожаку атлантов прямо в лицо.

— У меня есть свои связи с ЛИКом. Он предоставляет удивительные возможности таким людям, как я.

— «Людям, как вы»?

— Совершенно верно. Ученым, меценатам и просто неисправимым романтикам, одержимым мечтой совершить нечто выдающееся. И, да, позвольте маленький комплимент: лаборатории подобного уровня — редкость даже для Набила.

Может, обхитрить их и не получится, но порция лести явно не помешает. Также, как и намек на щедрость и «неисправимое» желание сыпать деньгами.

— Значит, вы уже сотрудничаете с ЛИКом? — невозмутимость арзиса дает сбой: на лице атланта проступает замешательство.

— Да. У меня там даже имеется свой небольшой, скромный кабинет. Знаете, если совместить трудолюбивость атлантийских инженеров с набилианскими технологиями, можно достичь невероятных результатов… Например, данные о возникновении нового прохода в Атлантисе я получил, сидя у себя дома, в Высотном Городе. Забавно, правда? И тут же решил предложить свою скромную кандидатуру в качестве научного советника. А когда узнал о вакансии странника в ЛИКе, понял, это — судьба! Ведь вакансия открылась не просто так, а в связи с рожденной дырой, верно?

Никель подмигивает атланту, на что тот теряется еще больше. С одной стороны, его явно смущает факт, что в их национальную лабораторию затесался шпион из конкурирующей державы. С другой, союз с ним сулит неоспоримую выгоду.

— И в чем же тут судьба, къерр? В том, что ваша жена — странница?

— Бывшая жена, прошу заметить — бумаги на развод почти готовы. Вариссу я предложил в качестве кандидата только исходя из ее достойных профессиональных качеств, и наши отношения сугубо деловые.

Снова дивлюсь его способности обласкать и унизить одновременно. Знаю, знаю, я сама ратовала за развод в качестве платы за «доставку» Никеля в новый мир! Но слышать из его уст о статусе «бывшей» становится неожиданно больно.

— Допустим, что так, — главный арзис снова смотрит на меня, на сей раз задумчиво. Меня не покидает ощущение, что он сомневается в моих выдающихся способностях. Надеюсь, причина этого в иномирном происхождении, а не в том, что при нашей первой встрече я щеголяла голой грудью.

— Нам действительно нужен толковый странник, также, как и специалист по кротовым норам. Тем более, что с новорожденной дырой есть некоторые… проблемы. Нужно решить их до того, как дело приобретет огласку, и Набил вступит в борьбу за право стать первооткрывателем новой вселенной.

Ник широко улыбается. Понимает, что колесо фортуны поворачивается в его сторону.

— И наши интересы в этом полностью совпадают! Я предлагаю объединить усилия. Только представьте, каких результатов мы могли бы добиться, действуя сообща!

Он говорит и выглядит настолько убедительно, что сердце непроизвольно начинает биться быстрее. Не представляю, кем нужно быть, чтобы противостоять его обаянию.

Может, высокопоставленным военным из чужого измерения? Арзис остается холоден, чуть поднявшиеся брови единственный признак того, что он услышал озвученное предложение.

— И кому же мы в таком случае отдадим лавры победителя, Никель Андо? — в исполнении атланта знакомое имя звучит по-новому, невольно заставляя насторожиться. — Чтецу из Набила, страннице с Земли или атлантийской группе поддержки?

Вопрос ставит Ника перед дилеммой: сказать правду или не-то-чтобы-совсем правду, которую жаждет услышать атлант. И он умудряется сделать и то, и другое.

— Знаете, я склонен считать, что открытие нового мира станет событием для всего человечества Сопредельных миров независимо от места происхождения. Но если вам хочется конкретики — новый мир откроет именно Атлантис. Дыра появилась на вашей планете, так неужели ответ может быть другим?

Промучив нас еще минут десять, совет распускают. Даже не знаю, успешными оказались переговоры или провальными. Треор Асти выпроваживает нас, сославшись на срочные дела и так и не дав ответа на предложение Никеля.

По крайней мере, нам разрешили плыть с ними дальше. А значит, вопрос о легализации экспедиции по-прежнему остается открытым.

— И все-таки интересно, откуда им стало известно о дыре?.. Я почти уверен, что в Атлантисе нет технологий для отслеживания изменений эфира в нужном масштабе… — Никель выглядит задумчивым, но вполне довольным предварительным итогом беседы.

— Рано или поздно мы это узнаем, — пожимаю плечами.

После того, как я увидела корабль военных — крешейк, как называет его сами арзисы, осведомленность атлантов не кажется мне такой уж удивительной.

— Сколько мы будем плыть до столицы, Тим?

Я оглядываюсь на друга. На переговорах он вел себя необычайно тихо, словно не желая привлекать к себе лишнего внимания. Да и арзисы не ставили его в особое положение только потому, что он родом из водного мира. Неужели все дело в отсутствии кос? Или в статусе бывшего аристократа?

Тот хмыкает.

— Кто знает. Сутки? Неделю? Крешейк может плыть очень быстро, если уйдет под воду, а может и не спешить. Судя по тому, что мы все еще над уровнем моря, у военных есть другие дела помимо вашей транспортировки.

— Ну да, конечно. Сеять мир и порядок среди бедных островитян (1).

Кажется, в этот раз Никель перешел некую черту. Терпение Тимериуса лопается, окатывая нас ледяной волной холода и гнева. Он хватает усмехающегося Ника за грудки и припечатывает его к стене, смотря тому прямо в глаза. Забыв о том, что является олицетворением спокойствия и гармонии, и о том, что угрожает чтецу. Совершенно не думая о том, что может коснуться его голыми руками.

— Ты думаешь, что уже добился своего, но это не так, — шипит Тим.

Ухмылка сползает с лица Ника. Теперь он смотрит на компаньона очень серьезно.

— Это лишь вопрос времени. В любом случае, я еще не предъявил им своего главного козыря — тебя.

— Я не козырь, Андо. И могу отказаться играть по твоим правилам.

В глазах Тимериуса столько ненависти, что я и сама пугаюсь его вспышки. Так и есть. Он — наш главный козырь. Иной, умеющий создавать защитное пространство. Тот, с кем будет безопасно в новом мире, несмотря на подспудное желание среды выдавить иноземных чужаков из своего уютного чрева. Что, если он откажется участвовать в экспедиции?..

— Хочешь дружеский совет, чтец? — Тим говорит тихо, все еще не отпуская Никеля. — Не расслабляйся. Военные будут наблюдать за нами, куда бы мы ни пошли. Проверять способности и умение прогибаться. И исходя из этого примут решение: сотрудничать с нами или отправить на корм рыбам, — он отходит от Никеля, и смотрит на меня так, словно только сейчас вспомнив о моем присутствии. — Прости, Варисса. Это не предназначалось для твоих ушей.

Все еще стоя у стены, разом уставший и постаревший, Ник бросает в спину уходящему Тимериусу:

— Тогда и я дам тебе совет, Кальведросси. Не обманывайся пустыми надеждами. Я знаю, чего ты хочешь. И этому не бывать.

Тим долго смотрит через плечо, а потом улыбается.

— Посмотрим.

В свете последних событий эта фраза похожа на объявление войны.

1) Основная задача крешейка с военными на борту — контроль и курирование деятельности множества независимых плавучих островов на поверхности Великого Моря.

2. Висячие сады Атлантиса

Тимериус уходит, оставляя нас переваривать последствия ссоры. Ник криво улыбается, полный мрачной и жесткой решимости, я — пытаюсь справиться с гадким, непонятно откуда взявшимся чувством вины.

На душе неспокойно. Меня не оставляет ощущение, будто бы настоящая причина размолвки между мужчинами — я. Но это похоже на бред. Истинная причина их натянутых отношений — предрассудки, а также неумеренное эго и отказ идти на уступки. По-другому и быть не может.

Вскоре становится ясно, что за важное дело отвлекло военных от беседы-допроса. Морская пустыня, одинаково синяя, ровная и необъятная во всех направлениях, вдруг набухает крохотным нарывом, дыбиться темным пригорком. На горизонте появляется еще один плавучий остров.

Корабль направляется к осколку атлантийской цивилизации, а его команда готовится к высадке. Гигантские ноги-подпорки распрямляются, удерживая корпус подводной лодки в устойчивом положении, поднимают нас высоко над нещадно бликующей поверхностью океана.

Шестое чувство подталкивает меня в спину, наполняет тело адреналином. "Иди" — словно подсказывает оно мне.

На узкой палубе, кольцом опоясывающей герметичный корпус подводного корабля, уже стоит группа арзисов, напоминающая футуристическую бригаду скорой помощи в своих белоснежных штанах и безрукавках. Я ищу взглядом Тимериуса, не нахожу его и чувствую грусть и разочарование. Его слова о серьезности нашего положения все еще звучат у меня в голове.

Похоже, пора изменить привычной тактике и начать действовать. Но как поступить, чтобы заслужить уважение высокопоставленных атлантов? Сидеть на крешейке или сойти на остров?

Внезапно я вижу Никеля, он тоже стоит среди группы военных и выжидающе смотрит на остров. И это помогает мне принять решение. Я возвращаюсь внутрь и бегом устремляюсь к себе в каюту.

Выгребаю из рюкзака все ненужные вещи, а вместо них кладу внутрь прямоугольный прибор размером с кирпич. Секунду размышляю и со вздохом добавляю еще один. Подавителям помех, "заботливо" оставленным рядом, незачем стабилизировать обстановку в пустой комнате.

Когда я снова выхожу на палубу, с рюкзаком за спиной и пламенным, полным надежд сердцем, до острова отстается не более сотни метров. Смотрю на раскинувшуюся над водой пушистую шапку и не верю глазам — искусственное сооружение выглядит в точности как настоящий, усыпанный растительностью кусочек суши. Крешейк сбавляет ход и не спеша подходит к пристани, в точности повторяя вчерашние манипуляции. Вплотную придвигается к кромке острова и цепляется большими крюками за ветхий материал пристани. Нависающее над водой судно выдвигается вперед, пока нос не оказывается прямо над причалом, и плавно опускается вниз.

Арзисы по очереди спускаются с кормы по вертикальной лесенке и спрыгивают на остров, прямо к замершей в почтительном ожидании группе местных. Над головами жителей маленького лесного массива простираются густые кроны деревьев.

Я намеренно держусь позади и спускаюсь самой последней, пока военные и встречающие обмениваются приветственными жестами и фразами. Спину оттягивает рюкзак с блокаторами помех, руки скользят по влажному металлу лестницы, и вообще ощущаю себя на редкость глупо. Понятия не имею, насколько мое появление уместно и правильно. Просто знаю — самое время проявить инициативу и заинтересованность жизнью Атлантиса. Должна же я как-то соответствовать образу компетентного и уверенного профессионала из другого мира?

Ник замечает меня, распластавшуюся на лестнице, и оказывается рядом.

— Что ты здесь делаешь? — вместо гордости за предприимчивость супруги в голосе мужчины слышится ужас вперемешку с изумлением.

— Вхожу в роль будущего и надежды всего сообщества интернациональных миров, — бурчу я, все еще не до конца простившая ему самодеятельность с моим трудоустройством.

Он кладет руки мне на талию и снимает с лестницы, без труда поднимая в воздух и ставя на землю. На мгновение прижимает к себе, развернув к себе лицом, и тут же отступает в сторону, поддерживая легенду чисто деловых отношений.

Всего лишь маленький жест, ничего не значащий эпизод для случайных свидетелей, и целая кладезь смыслов и эмоций для посвященных. Я вспыхиваю, как спичка, и утыкаюсь взглядом в черный материал островного покрытия, все же успев заметить ответный огонь в карих глазах.

Никель заводит руку под мой рюкзак, пробуя его на вес, и довольно крякает.

— Ладно, идем. Только веди себя прилично и без нужды не высовывайся.

Жители приглашают делегацию с корабля пройтись по их владениям, которые, к слову, выглядят райски: зелень растет на нескольких платформах, поднимающихся ближе к центру острова и образующих ступенчатую пирамиду. Под деревьями растет кустарник с неизвестными мне ягодами, под кустарником ковром лежит густая трава. Я не сразу вникаю в суть отношений между суровыми военными и простыми атлантийцами, но постепенно, благодаря подсказкам внутреннего подсказчика и коротким замечаниям Ника, все становится ясно.

Этот остров — один из нескольких десятков островов по выращиванию фруктов, ягод и производству древесины. Дерево — ценный ресурс на планете, поэтому данные плавучие единицы не участвуют в свободных обменах и передают результат своей деятельности прямиком в руки арзисов, занимающихся их дальнейшим распределением.

Слышу рядом низкий голос и удивляюсь: похоже, Никель тоже решил укрепить имидж среди атлантийцев. Пока военные придирчиво осматривают местные угодья, прогуливаясь по зеленым аллеям, он пристает к двум работникам. Представляется гостем из Набила, пожимает им руки (они удивлены необычным жестом, но послушно разрешают прикоснуться к себе) и тут же переходит к распросам.

Сыпет непонятными терминами, вставляет сленг и какие-то мужские, чисто атлантийские шуточки. Интересуется исправностью техники и налаженностью технологического процесса. Атланты, сперва насторожившиеся любопытством чужака, вскоре закрывают глаза на непривычную внешность Никеля и бойко делятся с ним заботами.

На зеленом острове все идет не так-то гладко. Постоянно не хватает плодородного грунта, а запасы почвы со дна моря почти истощились. Недоработки в системе навигации приводят к тому, что платформу периодически заносит в штормящее море, бури которого валят деревья даже вопреки усилиям метеостанций, управляющим климатом на планете. Но самый сильный урон приносят не ветра с дождями, а люди. Все чаще случаются нападения оторванных (1).

Ник принимает озабоченный вид и предлагает варианты решения проблем. Использовать искусственные грунты и удобрения из Набила. Рассчитать погрешность смещения при дрейфе острова и заложить ее в систему навигации. От оторванных… нет, что делать с ними, пусть решают арзисы.

— Что происходит? — тихо спрашиваю я, когда он, осчастливив своими ценными идеями технологов с острова, выискивает глазами следующую жертву.

— Втираюсь в доверию к местным, — также тихо отвечает он. — Я принял к сведению твое замечание — мол, предвзятое отношение к местным мешает мне достичь успеха.

Общительность Ника, доброжелательность островитян и, особенно, отсутствие внимания со стороны военных вызывает во мне волну азарта. Вижу стайку местных девушек, собирающих фрукты с низкого кустарника и направляюсь прямиком к ним. Вот только я не собираюсь строить из себя эксперта по насаждениям. Гораздо более удачной мыслью мне кажется разговор о нашем. О девичьем.

Я снова облачена в удобные брюки и обтягивающую белую майку, подражая мужскому стилю одежды. Из атлантийских национальных признаков осталась лишь неумелая французская коса, заплетенная утром перед зеркалом (зеркало! Как же я была рада снова увидеть себя в зеркало!). Но отличия от местных женщин больше не беспокоят меня. Общение с гереро оставило на мне неразличимый глазу знак сопричастности к островным законам и нормам поведения. Подарило удивительное ощущение дежавю, словно прошлую жизнь я провела на Атлантисе.

Не дав себе времени на сомнения, кидаюсь грудью на амбразуру: рассыпаюсь в комплиментах откровенно-женственным нарядам атлантиек, восхищаюсь цветом и фактурой ткани. Прошу пощупать — действительно ли она такая же мягкая, какой кажется?

Реакция девушек напоминает реакцию мужчин на Никеля: они смотрят на меня с изумлением, явно впервые встречая гостью из другого мира. Не скрывая оторопи, рассматривают меня со всех сторон, самые любопытные обходят по кругу, прерывая работу. Но искренние комплименты (нахваливая внешний вид этих островитянок я ни капли не кривила сердцем: по сравнению с костюмами моих прежних подруг-атлантиек они и правда восхитительные) найдут путь к сердцу любой женщины.

Я добавляю капельку женской зависти, мельком жалуясь на собственный брутальный костюм и жестокого начальника, заставившего его носить, и осторожная симпатия сменяется горячей поддержкой и неприязненными взглядами в сторону Никеля, наблюдающего за нами с видом настоящего знатока театрального искусства.

— Что это за фрукты? — я показываю на корзины, заполненные продолговатыми плодами красивого розового цвета.

— Он зовется сцантис. Держи, — статная атлантийка с большим черным цветком, вытатуированном на груди, кидает мне местный апельсин. — Этот вкусный, съешь сама. А вот этим, — она срывает с куста еще один плод, чуть менее яркой расцветки, и понижает голос, — угости своего босса. Может, подобреет и раскошелиться на нормальную одежду.

— Вряд ли, но спасибо, — смеюсь я и прощаюсь с островитянками.

Догоняю Никеля и с аппетитом вгрызаюсь в бархатистую кожицу, приятно пахнущую цитрусом, и тут же закашливаюсь от неожиданности. В рот брызжет сок, сочные мясистые волокна распадаются насыщенным кисло-сладким вкусом. Кажется, под шкурой сцантиса маскируется лимон, щедро сдобренный сахаром.

— Ммм, наконец-то я получу хоть что-то в ответ на свои хлопоты, — говорит Ник и тянется за фруктом.

— Это не тебе, — я прячу руку за спину, вытирая набежавшие на глаза слезы.

Он искоса смотрит на меня. Наверняка догадывается, кому я припасла необычное угощение, и решает, простить или отобрать подаренное силой.

— Уверена?

— Уверена, — я не собираюсь поддаваться на его деланно жалобный вид. Если так уж хочется, может пойти и сам выпросить себе еды. Я даже не буду возражать, если для этого придется прочитать кого-нибудь.

Собираюсь с духом и продолжаю свою трапезу. Мне кажется очень важным съесть непривычно кислый сцантис до конца, тем более, полученный из рук одной из местных женщин. Это словно очередной обряд посвящения, который необходимо пройти для вступления в ряды почетной гостьи Атлантиса.

Экскурсия на остров заканчивается спустя пару часов, когда арзисы погружают к себе на корабль всю готовую к продаже древесину, а также фрукты и листья.

Уже у самого крешейка к нам с Никелем подходит молодой арзис, тот, что чаще всех задавал вопросы на утреннем совете. При солнечном свете видно, что, помимо красочных татуировок, в его косы вплетено множество разноцветных нитей. Определенно, это самый яркий атлант из всех, что мне довелось повстречать.

— Еще раз добрый день, къерр и къерра Андо, — он кивает сначала Никелю, а потом и мне. — Меня зовут Цисса, мы виделись сегодня утром.

— Добрый, — улыбаюсь я. Этот арзис нравится мне больше, чем вся остальная команда корабля, вместе взятая.

Никель не отвечает, лишь с царственным видом кивает в ответ.

— Къерр, вы как-то упоминали о своей деятельности в качестве мецената, если не ошибаюсь?

— Бывает и такое. Я вообще — весьма разносторонняя личность.

Цисса снимает солнцезащитные очки с синими линзами, и я вижу хитрое выражение в темных прищуринных глазах.

— Значит, я не ошибся. Дело в том, что до моих ушей дошел ваш разговор с работниками острова… Позвольте выразить свое восхищение, — атлант распрямляет плечи и прикладывает правую ладонь к груди в почтительном жесте. — Ваши идеи — это нечто фантастическое! Предложенные способы модернизации острова звучат рационально и крайне конструктивно. К сожалению, у острова нет финансовых возможностей вводить новшества в ближайшее время, так что…

Цисса делает многозначительную паузу, повиснувшую в воздухе жирным вопросительным знаком.

— Вы хотите, чтобы я одолжил денег на модернизацию? — Никель хмурится и озвучивает предположение, закравшееся нам в голову одновременно.

— Нет, что вы! Не одолжили, а выгодно вложили. Проспонсировали важное и правильное дело.

Никель меняется в лице, являя на свет одну из своих самых ненормальных улыбок.

— Как вас зовут, молодой человек? Цисса? Цисса, вы сказали, что мои идеи были хороши… Но, кажется, вы переплюнули меня в качестве генерируемых идей, — он несколько раз хлопает в ладоши и хохочет в своей фирменной манере, приседая в коленях и запрокидывая назад голову, — Ваше предложение — гораздо, гораздо лучше!

— Значит, вы согласны? — атлант снова надевает очки и принимает деловой вид.

— Ну, разумеется! — Ник вытирает выступившие то ли от смеха, то ли от жадности, слезы. — Разве можно отказаться от столь выгодного проекта?

— Отлично. Обсудим детали на корабле.

Захватив последних пассажиров и отдав прощальный гудок, крешейк поднимает в воздух судно и плавно скользит в обратном направлении, набирая скорость.

Не желая терять ни минуты, Цисса берет Никеля в оборот и уводит его в сторону официальных, украшенных деревом помещений. Я не иду вслед за ними, происходящее вызывает у меня двойственное чувство. Заинтересованность жизнью Атлантиса, это, конечно, здорово, но вот вбухивать кучу денег на модернизацию какого-то там острова… Вряд ли это действительно выгодное вложение.

Я нахожу Тимериуса в обеденном зале. Он стоит около панорамного окна и смотрит на медленно отдаляющийся зеленый остров. Не вижу его глаз, но почему-то кажется, что в них тоска. Отчаянно цепляюсь хоть за какой-то отголосок спокойствия в распространяемой им ауре, но вместо него ощущаю звенящую пустоту.

— Зачем пришла? — спрашивает хамелеон, все еще стоя ко мне спиной.

Не слишком ласковая встреча. Если он думал избавиться от меня, окатив привычным холодом и презрением, то просчитался: я готова к такому повороту событий, поэтому отвечаю вопросом на вопрос.

— А как ты узнал, что это именно я?

Тимериус поворачивается и долго смотрит на меня.

— Все люди по-своему воздействуют на эфир. Забивают его шумами и помехами. В том числе и ты.

— И как ты отличаешь мои помехи от других?

— Как вихрь хаоса, беспорядка и возможных разрушений, — его глаза сужаются, но я пропускаю мимо ушей открытое недружелюбие.

Тщательно обдумываю его слова, а потом киваю.

— Всегда знала, что я особенная.

У Тима вырывается смешок. В завывающей вокруг невидимой вьюге намечается потепление.

— Так зачем ты пришла?

В горле встает ком, и я протягиваю ему сцантис с острова. Наверное, мой подарок выглядит жалко, но это моя попытка вернуть мир в наши некогда хорошие отношения.

— Спасибо, что помогаешь мне освоиться в водном мире.

"А еще — за внимательность, атлантийское платье, разговор с гереро и за брошь из фиори", — думаю я, не решаясь перечислить все это вслух. Есть столько поводов сказать Тимериусу "спасибо", а я, вместо чего-то стоящего, притащила ему жалкий одинокий фрукт. Стыдоба.

Тим берет сцантис и смотрит на него без особого восторга.

— Это точно благодарность? — уточняет он.

— А что же еще? — медленно, но верно начинаю закипать. Его игра в недотрогу переходит все разумные границы. Я в прямом смысле рисковала своей репутацией ради него, заигрывая с островитянками и пронося этот долбаный плод на корабль, спрятав его подальше (мало ли что?) от строгих военных. Неужели нельзя проявить хоть каплю вежливости в ответ?

— Больше смахивает на покушение на убийство. Этот сцантис еще зеленый. Недозрелый, — Тимериус тихо смеется. — Может вызывать кишечные расстройства и ряд сопутствующих заболеваний. Впрочем, раз это подарок…, - атлант становится серьезным, вытирает фрукт о майку и подносит ко рту.

— Стой! Не надо! — кричу я, но Тим уже вонзает в него зубы. На миг прикрывает глаза, жмурится и продолжает есть, как ни в чем ни бывало, а до меня долетает знакомый кисло-сладкий аромат, усиленный неспелостью цитрусового экземпляра.

Катастрофа! С ужасом смотрю на то, как Тимериус доедает фрукт до конца и хватается за живот. Бросаюсь к нему, но тут же понимаю, что он содрогается не от боли, а от еле сдерживаемого хохота.

— К счастью, я тоже особенный, и могу выдержать атаку неспелым сцантисом.

Даже не знаю, что на это ответить. Я не ожидала от Тима подобного дурачества. Ненормальность распространяется среди нас со скоростью эпидемии. Обидеться на глупый розыгрыш или тоже посмеяться? По крайней мере, он перестал распространять флюиды холода, и снова стал напоминать себя прежнего, веселого и жизнерадостного.

Мы ужинаем вдвоем. Никель все еще не объявился после беседы с Циссой, и я тихо радуюсь этому. Никелю с хамелеоном лучше какое-то время побыть поодиночке.

— Значит, ты решила пойти на остров вместе с руководством?

— Да. Хотела спросить твоего мнения, но ты куда-то запропал.

Тимериус думает, вертя в руках вилку, потом кивает.

— И правильно сделала. Уважение сильных людей нельзя заслужить, отсиживаясь в тылу.

— Тогда почему ты теперь предпочитаешь тыл? Почему не пошел вместе со всеми? — слова вырываются быстрей, чем я успеваю подумать. Прикусываю язык, интуитивно чувствуя, что зашла на неведомую территорию тайны, окутывающей отношения Тима с сородичами, но поздно: лицо атланта снова каменеет.

— Потому что мне его в любом случае не заслужить.

— Но почему? — беспомощно повторяю я и натыкаюсь на глухую стену отстраненности. Атлант замыкается в себе и дальше ест молча, не желая даже смотреть в мою сторону.

Доедаем в напряженной тишине и расходимся каждый по своим делам. Я устаю держать хорошую мину при плохой игре и чуть не плачу, возвращаясь в каюту. Мне до чертиков обидно: хотела, как лучше, а в итоге сделала лишь хуже, одной необдуманной фразой разрушив все недавние достижения.

Но обидней всего то, что я до отвратительной, скручивающей внутренности в жгут тошноты понимаю: попытка заведома была обречена на провал. Наши отношения никогда не станут прежними.

3. Эпическое падение

К вечеру разыгрывается традиционный атлантийский шторм — маленький апокалипсис с прошибающим вплоть до основ мироздания громом и яростными вспышками молний. В перерывах между потоками дождя, сплошной стеной стекающими по окнам, открывается душераздирающий вид на беснующееся море и огромные, увенчанные пенными шапками волны. Крешейк прекрасно держится на воде и в непогоду — наконец становится понятно истинное предназначение его суставчатых ног-подпорок: они, то сгибаясь, то разгибаясь, подстраиваются под высоту волн, удерживаю само судно в неподвижном положении. Сейчас корабль еще больше похож на водного жука, попеременно перебирающего длинными конечностями.

Я немного любуюсь на находящиеся в непрестанном движении мощные, мокрые от дождя и брызг механизмы, лучше всяких слов доказывающие существование в Атлантисе высоких технологий особого, океанского назначения, и иду к себе в каюту. Там качка совсем не чувствуется, и я могу попытаться навсегда забыть это зрелище.

Не дожидаясь, пока объявится Ник, рано ложусь спать и также рано встаю. К утру шторм ослабевает, но солнце все еще не в силах прорвать плотной слой свинцовых, клубящихся туч. Мир представляет собой тусклое, от края до края серое полотно. Я иду по пустынным коридорам, отливающим тусклой бронзой, и завтракаю в одиночестве, довольствуясь обществом молодого стюарда, накрывающего на стол. Не хочу видеть ни Тимериуса, ни Никеля. Мне нравится быть одной. Нравится молчать. Лишь в такие моменты я могу отличать свои желания от желаний, приносимых в меня спутниками.

После завтрака я снова уединяюсь. Есть вещь, которую мне нужно попробовать сделать и обязательно — в одиночестве. Давно пора научиться находить общий язык со своей транс-формой.

Программировать изменения всего костюма целиком кажется слишком сложной задачей, поэтому я дроблю её: снимаю все лишнее и остаюсь в одних брюках. Стою перед зеркалом и, как распоследняя дура, разговариваю со штанами. Прошу, уговариваю, пытаюсь подкупить (последнее получается так себе — что можно предложить детали гардероба?). Видя, что результата нет, дохожу до белого каленья и злюсь, проклиная бездушную вещь, угрожаю ей Никелем и физической расправой — все бестолку. Транс-форма молчит в ответ на мои потуги, прикидываясь обычными брюками.

Тогда я иду другим путем. Включаю голову и в деталях представляю себе будущий фасон штанов, представляю себя в них. И — о, чудо! — почти сразу ощущаю легкую щекотку. Начинаются поползновения в сторону желаемого образа, и я так безумно рада этому, что не сразу замечаю, что в итоге получается совсем не то, что задумывалось. Собираю волю в кулак и начинаю дополнять воображение короткими и четкими указаниями. «Уже», «еще уже», «темнее», «тоньше». Такой метод дает потрясающие результаты, и я почти визжу, созерцая свое творение.

Дополняю брюки майкой и приступаю к дальнейшему усовершенствованию. С майкой приходится попотеть, чтобы достичь желаемого, но собственный прогресс так воодушевляет, что я не отступаю, пока не добиваюсь своего.

Спустя сорок минут приходит сообщение от Ника: «Где ты?».

Ничего не отвечаю. Ему прекрасно известно и где я, и чем занимаюсь. Дав себе немного времени на передышку, принимаюсь за трансформирование куртки.

Заканчиваю я ближе к обеду, решив, что для первого раза вполне достаточно изменений. Принцип действия мне понятен, в следующий раз управлять костюмом будет легче.

Еще раз критично оглядываю себя в зеркало и остаюсь довольной. Наряд получился довольно симпотичным, но лучше всего в нем то, что он плод моей и только моей фантазии. Ни Ник, ни Тимериус не приложили руку к его созданию, и он отражает именно мое понятие о красоте и практичности.

Я постаралась сделать его чем-то средним между традиционным женским нарядом Атлантиса и удобным костюмом для межмировых перемещений. Брюки сделала максимально тонкими и узкими, превратив их в подобие черных обтягивающих лосин. Майку удлинила и окрасила в фисташковый цвет с добавлениями бежевых и охряных пятен (одежда из высушенных водорослей нанесла неизгладимое впечатление на мою психику). Попыталась добавить атлантийского декора: по бокам зазияли дыры, долженствующие олицетворять разрезы, а лямки приобрели видимость рельефа из переплетающихся шнуров.

Снова объявляется Ник: «Наши водные повелители планируют еще одну высадку».

Опа! Выглядываю в окно и вижу темный край острова, заслонивший горизонт. Кажется, я чуть не пропустила что-то интересное.

Завершаю образ аксессуарами: поверх майки надеваю ремень с «начинкой» из микросхем, а в косу вставляю украшение, подаренное Тимериусом. Вроде, теперь все. Ах, нет! Закидываю за спину рюкзак с подавителями помех и спешу на палубу.

Беглого взгляда достаточно, чтобы убедиться — этот остров еще беднее острова, специализирующегося на промысле рыбы. Тимериус снова остается на корабле, мы с Никелем присоединяемся к команде арзисов. Погода оставляет желать лучшего: верхушки волн долетают до пристани, то и дело прокатываясь по ней холодными, сбивающими с ног приливами. При виде кипящих пеной бурунов я испытываю малодушный порыв плюнуть на знакомство с Атлантисом и остаться на сухой палубе.

К сожалению, сбежать с достоинством в этот раз вряд ли удастся. Я спускаюсь не последняя, стоящие позади члены команды терпеливо ждут своей очереди прижаться к скользкой лестнице. Отступить сейчас, значит прослыть боязливой земной трусишкой. И не важно, что я — девушка (1). Помимо этого я еще и странница, а странники всегда должны быть готовы оказаться черте где.

Напрягая немеющие от волнения руки, осторожно спускаюсь по жестким перекладинам, выжидаю момент, когда с пристани схлынет вода, и спрыгиваю на землю. Удача отворачивается, и дальнейшие события приобретают плавность и тягучесть, разворачиваясь, как на замедленной съемке. Я поскальзываюсь и шлепаюсь прямо на мокрую пристань, моментально промочив штаны. Зачем-то ищу взглядом Никеля: он стоит далеко, на сухом участке острова, и вряд ли успеет мне помочь, но я все равно надеюсь на волшебное вмешательство извне.

Ник тоже видит мое оглушительное фиаско, вздрагивает вместе со мной, но остается на месте. А затем, в лучших традициях историй про неудачниц, за спиной раздается удар, и вода обрушивается на меня, опрокинув навзничь и протащив за собой.

Море кажется ледяным. Оно перемалывает меня в своем урчащем чреве, увлекает вперед и наконец выносит к чьим-то ногам. Это Цисса. Сегодня на нем солнцезащитные очки задорного лилового цвета, смотрящиеся неуместно среди царяшей кругом серости. Он улыбается и помогает мне подняться.

— Ничего страшного. Море бывает коварно. Главное, чтобы рядом оказался кто-то, готовый протянуть руку помощи.

Чувствую себя преотвратительно, но благодарно киваю. Каждый из успевших спуститься арзисов намок — больше или меньше в зависимости от удачности и собственной прыткости — но уйти под воду с головой умудрилась я одна.

Грустно, что мое первое купание в здешних водах произошло при таких обстоятельствах. Костюм, любовно выпестованный немногим ранее, превратился в темный, грустно обвисший балахон. С волос струйками стекает вода. Кажется, и военные, и жители острова смотрят только на меня — спасибо, что пальцами не показывают. Я держусь возле Циссы, обходя Никеля и командора по широкой дуге. Мне неловко перед ними обоими. Глупо было ожидать, что Ник кинется ко мне на глазах у всех после того, как заявил, что между нами ничего нет. Но мне все же обидно.

В случившемся есть и плюс — холодная «ванна» помогает мне начать соображать быстрее. «Сушка!», стуча зубами, шепотом командую я. После пятой, решающей попытки включить режим обогрева, костюм начинает нагреваться, и я чуть не умираю от облегчения.

Дальше все происходит почти также, как и в прошлый раз, с той лишь разницей, что этот остров, вместо выращивания флоры, занимается добычей жемчуга. Военные здороваются и проходят по острову с хозяйским видом. Никель общается с местными. Я наблюдаю за ним издалека, он тоже держит дистанцию, которую я сама же и установила.

Должна признать, он хорош. Когда умудряется незаметно дотронуться до них, заводит разговор и внимательно слушает, хотя знает наперед все, что они могли бы сказать. Смеется и шутит, жестикулируя и брызжет обаянием. Поворачивает беседу в нужное русло, выслушивает суть их проблем и тут же выдает готовое решение.

Он может думать, что лишь играет, мастерски привораживая простачков с очередного острова, находя их слабые места и попадая точными словесными выпадами прямо в них. И, да, он прекрасный лицедей, но в этом случае под его оживленностью кроется нечто большее. Пусть открещивается сколько угодно, я готова отдать руку на отсечение — в глубине души ему нравится то, что он делает. Потому что в этом его предназначение. Влет находить общий язык с людьми из другого мира. Понимать. Устанавливать дружественный контакт.

А еще, не могу отделаться от впечатления, что он перед кем-то красуется.

«Перед тобой», — поддакивает голос внутри, и сердце тут же бросается вскачь.

У меня самой нет настроения подходить к местным, поэтому я лишь отвечаю на их вопросы, которых, к слову, хватает. Тихо поражаюсь удивительному последствию разговора с гереро и мысленно говорю ему «спасибо». Он стер границы между мной и ними.

Остров небольшой, да и занимается обменом, так что экскурсия заканчивается быстро. Апофеоз прогулки по острову разыгрывается прямо перед посадкой: рядом с Никелем снова с заговорщицким видом возникает Цисса и предлагает ему проспонсировать модернизацию еще и жемчужного острова. Я бы не удивилась, если бы Ник прибил наглого атланта, но тот соглашается.

Ну какая наглость! Не знаю, почему, но финансовое положение мужа вдруг начинает серьезно волновать меня. Еще недавно я лично пожелала бы ему спустить все деньги в трубу, но сейчас мысль угрохать целое состояние на помощь островитянам кажется кощунственной. Мы — не благотворительность, а если уж и помогать бедствующим народам, то Земля должна быть в приоритете.

Словно чувствуя наполнившее воздух негодование, Цисса переключает внимание и искрометное обаяние на меня. Берет под руку и ведет в сторону лестницы, весело щебеча всякую ерунду о специфике добычи жемчуга в Атлантисе. Помогает взобраться по лестнице, галантно придерживая за талию, и мне приходится принять его помощь, усиленно изображая вежливость и благодарность. Я испытала бы куда больше удовольствия, будь на его месте Никель.

Цисса провожает меня в обеденный зал, где за накрытым к обеду столом сидит Тимериус. Коротко поприветствовав друга, желает приятного аппетита и собирается уходить.

— До свидания! — с явным облегчением говорю я.

— О, не стоит прощаться. Мы скоро увидимся! — арзис хитро подмигивает мне.

Его настойчивое внимание немного волнует меня, и я делюсь своими переживаниями с Тимом.

— Если ты думаешь, что арзис влюбился в тебя, то можешь не волноваться, — его брови взлетают высоко-высоко, а в голосе слышится легкая издевка. — Цисса никогда не полюбит девушку из другого мира.

— Это почему же? — во мне сам собой просыпается дух противоречия.

— Потому что он атлант.

Здорово, если так. Просто замечательно. Потому что у меня нет никакого желания ломать голову над странным поведением еще и третьего мужчины. Я проглатываю готовые сорваться с губ возражения, и дальше мы едим в полной тишине.

Стол в буквальном смысле ломится от разнообразных яств и угощений. Здесь есть рыба, икра, морепродукты, овощи и даже выпечка, но мне почему-то совестно предаваться чревоугодию — в памяти еще свежи воспоминания о скудности рациона на плавучих островах. Да и не знаю, имею ли я право есть столько, сколько вздумается: кухня здесь баснословно дорогая, а мое положение на крешейке все еще вызывает вопросы.

Кто я для Циссы и его начальства? Просто жена толстосума из соседнего мира или достойная кандидатка на почетную роль первооткрывателя новой вселенной? Пустышка или ценный кадр?

Когда молчание становится совершенно невыносимым, двери распахиваются, и входит Никель. Он отсутствовал совсем недолго — видимо, в этот раз им с арзисами-вымогателями было легче прийти к договоренностям о сумме и способах перевода средств.

— Как я голоден! — восклицает он и набрасывается на еду. Накладывает на тарелку еды и ест все без разбора. Я удивленно округляю глаза: кажется, он в впервые забыл о своем вегетарианстве.

Тимериус, напротив, отодвигается от стола и ухмыляется.

— А ты, оказывается, умеешь прогибаться, Андо, — атлант ухмыляется.

— Я много чего умею, Кальведросси, — Ник скалится, — Или ты еще не понял?

— Сегодня подозрительно облачно, — пытаюсь перевести тему в нейтральное русло. Зря я надеялась, что они перебесятся за то время, что не виделись.

— А ты почему не ешь? — Ник переключает внимание на меня и подкладывает мне в тарелку фрукты и зелень. — У нас сегодня будет насыщенный вечер. А уж ночь…

Мрачно смотрю на него. Что за идиотские намеки, да еще и в присутствии постороннего? Хотя какой Тим посторонний? Он постоянный и преданный зритель наших с Ником метаний. Еще немного, и сам станет их участником.

— Да, ешь, — вдруг подключается Тимериус и двигает ко мне огромное блюдо: посередине красуется рыбное филе нежного розового цвета, по периметру выложенное красивым узором из раскрытых створок мидий. — Только не то, что предлагает Ник. Нужно запастись энергией перед «насыщенным» вечером. А на выпечку не налегай. Транс-форма не налезет.

— Налезет, — возражает Никель. — Смотри, она сегодня самостоятельно перекроила свой костюм!

Тимериус внимательно осматривает меня.

— Да, в этом чувствуется определенный… — он замолкает, подбирая слова, — … землянский… земляной… стиль.

— Стиль землянки, — подсказывает Ник.

— Точно!

Я фыркаю и принимаюсь есть. Пусть оскорбляют и насмехаются. Лишь бы не ссорились.

Минут через десять Ник показывает на панорамное окно.

— К твоему вопрос об облачности, Варри… Сейчас начнется.

— Начнется что?

— Кое-что невероятное.

Подхожу к толстому, крепкому, как алмаз, стеклу и всматриваюсь в линию горизонта, которой… нет. Она растворилась в тумане и мгле, обволакивающей море теплым махровым пледом. Тяжелые облака свернулись и жгутами протянулись с небес до самой поверхности воды. Крешейк дырявит их носом, рассекая серый, набухший капельками влаги кисель.

Смотрится достаточно жутко. Корабль словно угодил в мистическую бурю, которая в итоге приведет его в страшную западню. Воображение начинает работать на полную катушку — сказывается влияние просмотренных мной фильмов ужасов.

И примерно так и происходит. Минут пять мы плывем через плотный туман, а потом мелкодисперсная завеса заканчивается. По глазам больно бьет свет: крешейк выныривает из тумана, оказываясь на самом краешке другого, залитого солнцем, мира. Вместо серой воды и серого неба взору является живописный тандем из лазурного моря и ясного синего неба.

Я оглядываюсь. Позади возвышается стена из облаков, ровная и отвесная, словно огражденная невидимым энергетическим полем. Она тянется в обе стороны, на самом горизонте смыкаясь в окружность. За ее пределами клубятся тучи и хлещет дождь, а внутри светит яркое солнце.

Было бы преувеличением сказать, что я никогда не видела ничего более странного. Видела. Существование в двух измерениях одновременно насытило меня визуальными невероятностями. Но это и правда выглядит очень странно.

Лучи отражаются от чего-то блестящего далеко впереди, и я с удивлением замечаю высокую и тонкую башню, тянущуюся к небу в центре круга спокойного моря.

«Здесь под водой покоится бывшая столица Атлантиса — Сатитару», — приходит ответ на мой невысказанный вопрос.

Ноги-подпорки крешейка сгибаются, и поверхность воды начинает стремительно приближаться. Мы падаем! Корма плашмя врезается в воду, поднимая высокие волны, и пол дергается, впервые за все время заставляя нас покачнуться. Голубые, прозрачные кубометры воды захлестывают окно, закручиваясь завихрениями и струйками воздуха. Не успеваю я как следует испугаться и подумать, что корабль тонет, как он снова выныривает под воздействием выталкивающей силы, и сам приступает к планомерному погружению.

Подпорки сворачиваются, прижимаясь к корпусу, заполняют собой пустоты и специальные выемки. Сверху наползают черные пластины, делая крешейк гладким и обтекаемым. Такие же пластины наползают и на наше панорамное окно и крышу, заслоняя большую часть обзора.

Задрапировавшись и задраив все необходимые отверстия, корабль медленно уходит под воду.

Я смотрю на своих спутников со смесью страха и восторга. Дыхание перехватывает от предвкушения удивительного приключения. Пока не знаю, чем все это обернется, но нюхом чувствую — остаток дня и правда ожидается необыкновенным.

4. Охота на оторванных

Я прилипаю к оставшемуся клочку окна, наблюдая, как темнеет цвет воды с той стороны стекла: голубой сменяется сине-зеленым, зеленый — насыщенным синим, с каждой минутой становящимся все более мутным. Чувствую позади тепло, поворачиваю голову и тут же дергаюсь обратно. За спиной вплотную стоит Ник и внимательно смотрит в иллюминатор. Слишком уж внимательно. Не удивлюсь, если мой беззащитный тыл привлекает его гораздо больше морских глубин.

Крешейк погружается в вязкую тишину, которая обволакивает корабль, заматывая его слой за слоем в бархатный кокон. В тишине отчетливо слышится мягкий рокот двигателей, на миг заглушаемый громким фырканьем — Тимериус наблюдает за нами со снисходительным выражением кривой ухмылки.

Ну прямо картина маслом: «Истинный муж водного мира и двое напуганных чужаков».

— Варисса Андо? — незнакомый голос врывается в нашу интернациональную идиллию. В дверях, словно ожидая разрешения войти, стоит симпатичный атлант.

— Да?

— Вас приглашают на капитанский мостик.

— Спасибо. Я… я… только схожу сначала в туалет, — звучит глупо, но это единственное, что приходит мне в голову. На капитанский, так на капитанский. Перестаю удивляться чему-либо.

— Треор Асти будет вас ждать, — атлант легко кланяется и выходит.

Треор Асти — тот самый безэмоциональный арзис, что так напугал меня прохладной встречей на крешейке. И чего он вдруг надумал искать моего общества? И почему сейчас? Все это выглядит крайне подозрительным, но выбора у меня особо нет. Нужно идти.

— Как я выгляжу? — спрашиваю я у спутников. В холле нет зеркала, поэтому мне приходится довольствоваться бледным отражением в толстом стекле окна, вода за которым почти потеряла всякую прозрачность, и реакцией, производимой мной на спутников.

— Смиренно, — отвечает Ник.

— Так, словно готовишься принять героическую смерть, — отзывается Тимериус.

Я делаю глубокий вздох и принимаю серьезный, сосредоточенный вид.

— А сейчас?

— Словно сама готова убить кого угодно.

— Да пошли вы оба! — обижаюсь я и направляюсь к выходу. То же мне, поддержали на добром слове.

Никель догоняет меня уже в коридоре.

— Ты правда собираешься идти одна?

Рассерженно кошусь на него. Я все еще сердита.

— Само собой.

— И тебя не остановило бы даже то, что ты не знаешь дороги? — он двумя быстрыми шагами опережает меня и останавливается прямо на пути.

Не успеваю затормозить и врезаюсь ему в грудь. На краткий миг поражаюсь ее твердости, надежности и широте. В ноздри ударяет знакомый пряный запах, по щелчку пальцев направляющий мои мысли совсем в другом направлении. Он даже в Атлантисе помнит о своем любимом парфюме. Позёр!

— Если ты не заметил, на капитанский мостик пригласили только меня, — обхожу его и снова иду по коридору, правда, уже не так энергично. — Вариссу, а не Никеля Андо.

Честно говоря, в глубине души мне даже хочется, чтобы он пошел вместе со мной. При искусственном освещении пустынные коридоры крешейка смотрятся совсем иначе, нежели при бьющем в окна солнечном свете. Неизвестность откровенно пугает. Ник может вести себя по-свински, но он — стена, за которой мне так привычно и удобно прятаться. И я бы с радостью укрылась за его спиной снова, но сейчас пришло время вспомнить, каково это — самой держать удар. Справлялась же я как-то, пока целый год была в бегах.

— Но я — твой представитель, поверенный и телохранитель, — Ник пристраивается сбоку и идет нога в ногу, касаясь меня плечом. — А, значит, должен быть рядом всегда, за исключением самых тайных и интимных моментов… Но насчет них мы тоже можем договориться!

Он широко улыбается, и ответная, сама собой напрашивающаяся грубость замирает на моих губах. Его улыбка — это что-то с чем-то. Она появляется лишь в исключительных случаях (а уж искренняя и того реже), но стоит ей возникнуть, и эффект сравним со взрывом водородной бомбы…

Стоп. Вселенная, о чем я думаю? «Со взрывом водородной бомбы»?!

Никель влияет на меня самым дурным образом, превращая мозги в студень, а решимость в безволие.

— Ник, мне надоели игры слов. Признайся, тебе просто хочется побывать на капитанском мостике? — со вздохом спрашиваю я.

— Нет. Я там уже был. Если хочешь правды…, - он быстро наклоняется ко мне и шепчет на ухо, обжигая горячим дыханием и лишая последних крох сопротивления, — я просто соскучился. Нам сюда.

Он сворачивает в один из боковых коридоров и останавливается перед красивыми деревянными дверьми.

— Расслабься и выгляди, как ни в чем не бывало, — тихо говорит муж. — За нами наблюдают.

Час от часу не легче! Секундой назад мало что язык мне в ухо не засунул, а теперь: «веди себя, как ни в чем не бывало»? Пряталась от него целый день, но это лишь продлило мою агонию и отсрочило неизбежное.

Я мало-помалу теряю от Никеля голову. И он прекрасно знает об этом, лишь подливая масло в разгорающееся в душе пламя.

— А вот и вы! — двое атлантов, словно лакеи из позапрошлого века, распахивают перед нами двери, и навстречу выпархивает счастливый Цисса. — Добро пожаловать в сердце нашего корабля!

Сердце? Даже и не знаю. Если и сравнивать капитанский мостик с органами человеческого тела, то на ум в первую очередь приходит мозг, потому что мостик представляет из себя наблюдательный пункт, центр вычислений и место, где принимаются решения и отдаются приказы.

Просторное помещение заполнено атлантами. Большая часть из них сидит к нам спиной, уткнувшись лицами в длинную цепочку мониторов по периметру комнаты. Взгляд сам собой притягивается к огромному выдающемуся вперед окну, перед которым находится пульт управления.

Одно из кресел пульта поворачивается лицом к нам, и я вижу Треора Асти. Подтянутый, сухой, как жердь, и такой же твердый и несгибаемый, он то ли чем-то недоволен, то ли зол, то ли просто озабочен. Между бровями пролегла складка, рот сжат в тонкую линию.

— Добрый вечер, — я сама шагаю к нему, пока Никель либо кто-либо из других мужчин не успели перехватить инициативу. — Вы желали меня видеть?

Асти смотрит прямо на меня. По его лицу ничего невозможно прочесть.

— Да, спасибо, что пришли. У меня есть дело. В первую очередь к вам, но… — он переводит взгляд на Никеля, уже вовсю болтающим с Циссой. — Ваш муж тоже может пригодиться.

Асти видит, как меняется мое лицо, и делает скупой жест.

— Ничего особенного, — он говорит успокаивающе, желая на корню пресечь возможный мандраж. — Странница вашей квалификации легко справится с ним.

— Что за дело? — теперь моя очередь становится бесстрастной. Неужели он подумал, что я впаду в истерику только от одного упоминания об услуге. — И где вы собираетесь проверять мою квалификацию? Прямо на корабле?

По лице арзиса пробегает скупая улыбка. Значит, я правильно догадалась насчет испытания.

— Нет, наш корабль всего лишь плавсредство. Задание для вас… Даже не задание, а, скорее, задачка найдется во-он там, — он снова отворачивается к стеклу, прищуривается и показывает вдаль. — В Сатитару.

Я смотрю по направлению его руки, и сердце пропускает удар. Что-то изменилось — подводный пейзаж уже не так равномерно темен. В слабом свете, проникающим на глубину, проступает рельеф дна. Холмы, овраги и целые горы. Под кораблем раскинулись нагромождения камней, кое-где приобретающие облик руин. С интересом подхожу прямо к стеклу.

Цисса, до этого выдающий фразы со скоростью пулемета, замолкает и подает знак одному из сидящих перед компьютерами военному. Освещение в рубке гаснет, остаются лишь синеватые блики многочисленных мониторов. В почтительной тишине и почти полной темноте крешейк вплывает на территорию самого известного подводного города во всех Сопредельных мирах.

— Вы разочарованы? — Треор внимательно следит за мной. — Попади вы в наш мир хотя бы на тысячу лет раньше, все выглядело бы совсем иначе. Древние атланты строили крепкие и основательные здания. Но, к сожалению, даже самая надежная кладка не может долго сопротивляться течению времени…

— Вовсе нет. Это грандиозно… — я ничуть не преувеличиваю. Сам факт наличия на морском дне человеческого города, пусть даже превратившегося в развалины, поражает воображение.

Крешейк проплывает вблизи дома, от которого остались лишь несимметрично разрушенные стены и пустые глазницы окон, и становится видно — каждый камень в городе покрыт толстым слоем темных колышущихся водорослей.

— Мы не будет включать внешнего освещения. Скоро здесь станет ярче, — говорит руководящий, и, словно, повинуясь его словам, в городе зажигаются огни.

По телу пробегает дрожь. Создается впечатление, будто город ожил, вырванный нашим появлением из колдовского сна. Однотонный и безлюдный пейзаж приобретает краски: в дрожащих очагах зеленого света проявляются приглушенные цвета подводной растительности. Медленно покачиваются бесформенные столбы бурых водорослей, вспыхивают красные ленты ламинарии, подмигивают желтые шары саргасуума. Вспугнутые кораблем, мимо проносятся стайки рыб.

Грандиозно. Я всегда хотела посетить Атлантис, но о том, чтобы проплыть над затопленным городом, не смела даже мечтать. У меня сдавливает горло от такой потрясающей красоты. Кажется, еще чуть-чуть, и я расплачусь. Разревусь от счастья, как сентиментальная девчонка. Единственное, что удерживает меня от потери имиджа «сильной женщины» — мысль, что вокруг полно военных. Затылок сверлит чувство пристального взгляда.

Украдкой поворачиваю голову и вижу стоящего поодаль Никеля. Он один из всех собравшихся может понять переполняющие меня чувства. И это он, а не кто-то из военных, смотрит на меня. Вместо того, чтобы разглядывать диковинный мир за окном, разглядывает меня. Голова чуть опущена, на губах — легкая улыбка. В его взгляде такое восхищение, что я теряюсь и снова обращаю внимание в Сатитару.

Приходит пронзительное желание — остаться наедине. Прямо здесь и прямо сейчас, застыв крошечной точкой перед огромной панорамой подводного царства. Чтобы я, он и руины древнего города, и больше — никого на всем корабле.

— Командор, — из глубин рубки доносится чей-то голос. — На территории города замечены оторванные.

Встревоженно оглядываюсь. В последнее время этот загадочный термин звучит слишком часто. Атланты выжидательно смотрят на Асти, но тот лишь обменивается с Циссой многозначительными взглядами, не выказывая ни грамма волнения.

— Что ж, так даже лучше. Будет, чем развлечь наших гостей из соседних миров.

— Действуем, как обычно?

— Да, конечно, — этого достаточно, чтобы собравшиеся снова отвернулись к своим мониторам и принялись сосредоточенно стучать по клавишам.

Жду от Треора каких-либо объяснений, но он меняет тему.

— Посмотрите туда, Варисса, — он впервые называет меня по имени, и это кажется мне хорошим знаком. — Когда уровень воды на планете стал стремительно подниматься, правительство приняло решение сохранить часть города от затопления.

Впереди разгорается свечение, куда более яркое, чем одиночные огоньки. Крешейк прибавляет ход и устремляется прямо к нему, ловко маневрируя между руин. Источник света увеличивается в размерах, раздаваясь вширь и поднимаясь гораздо выше зданий. Это непрозрачный, испускающий белое сияние купол, накрывший центр столицы половинкой шара.

— Знаю. Я, в некотором роде, увлекаюсь историей и археологией. И Сатитару — в числе моих фаворитов, — стараюсь говорить как можно спокойнее, хотя душа так и заходится в безмолвном восторге.

— Правда? — Цисса оживляется. — Может, вы хотели бы посмотреть что-то конкретное, къерра?

Задумываюсь. “Увлекаюсь” — вовсе не означает, что я знаю наизусть все местные достопримечательности. Да и пейзажи разрушенной части города особо не отличаются разнообразием. Так что выбор очевиден.

— То, что под куполом, интересует меня больше всего, — обворожительно улыбаюсь и показываю на светящийся колпак. — Неужели древним атлантам действительно удалось спасти часть города от затопления? В моем мире о таких технологиях можно только мечтать.

Важность, проступившая на лицах обычно безэмоциональных арзисов, доставляет мне настоящее удовольствие. Кажется, я начинаю преуспевать в атлантийской политике: все, что нужно для успеха — виртуозно льстить их самолюбию.

— Не только древние. Нынешние тоже много чего умеют. Мы обязательно посетим город под куполом, но сначала…, - Треор Асти обрывает фразу и обращается к подчиненному. — Сатт, ты вычислил их координаты?

— Само собой. Юго-запад столицы, район стадиона.

Крешейк сворачивает в сторону от призывно сверкающего купола и скользит вдоль дна, маневрируя между остатками былой роскоши, некогда представляющими из себя величественную столицу целой планеты.

— Свяжитесь с администрацией Сатитару, пусть потушат свет, — командует Асти, и вскоре огни в городе гаснут, а мы продолжаем путь в почти полной темноте.

Город из волшебного превращается в угрюмый. Черные развалины подспудно внушают тревогу. Этот квартал сохранился куда лучше предыдущего. То тут, то там показываются высотные здания, торчащие над остальным пейзажем обломанными огрызками. Не могу отделаться от впечатления, что причина их плачевного состояния вовсе не время и разрушающее воздействие водной среды, а ярость исполинского океанского существа, обкусавшего строения в порыве гнева.

Цисса перестает болтать. Доверху застегивает жилет, сдувает с плеча несуществующую пылинку и садится рядом с Асти. Активирует меню управления, достает неведомо откуда свои фирменные очки и надевает их театральным жестом.

— Сейчас начнется моя любимая часть программы.

— Какая?

— Охота, — Цисса весело подмигивает нам с Ником и переключает все внимание на сенсорный экран, на котором разворачивается схема города.

Некоторое время крешейк бесшумно пересекает улицы и проспекты, а затем останавливается, готовясь выплыть на открытое пространство. Впереди — пустырь, поросший огромными водорослями и другими подводными растениями, похожими на скрюченные деревца. Широкие ступени каскадом спускаются к центру стадиона.

— Всем приготовиться, — тихо, но властно произносит Треор.

Я смотрю по сторонам, совершенно не понимая, как и к чему готовиться конкретно мне. Атланты продолжают сидеть на своих местах, с головой уйдя в работу. Никель пересекает зал и становится позади. Хочу спросить его, что это значит, но он лишь качает головой, отвечая мне мрачным, разительно отличающимся от былого восхищения, взглядом.

— Чур, самая ответственная часть задания на мне! — шутливо говорит Цисса, напевая веселый мотивчик и поигрывая пальцами на высокой рукоятке, заменяющей кораблю руль.

Крешейк выходит из укрытия и включает пару прожекторов на корме, разрезающих подводную тьму двумя горизонтальными столбами света.

— Вон они!

Завидев подводную лодку, озаряющую стадион ярким желтым светом, на другом конце пустыря вверх взлетает крошечный корабль.

Крешейк срывается с места, беря курс прямо на него. Ревут турбины, унося нас вперед с колоссальным ускорением, я не могу удержаться на ногах и валюсь прямо на Никеля.

— ДАВАЙ! Прижмем их, ребята! Ну!!! — орет Асти, на миг сбросив личину невозмутимого воина и превратившись в типичного бешеного солдата.

Лежать на Никеле ой, как приятно, но я все же пытаюсь встать на ноги, не в силах оторвать взгляда от проносящихся мимо черных столбов и глыб. Грозные арзисы стремительно настигают добычу, сокращая расстояние между нами и отчаянно улепетывающими, непрошеными гостями бывшей столицы. Мне удается рассмотреть их кораблик: маленький, какой-то несуразный, круглый, закопченный. Словно спаянный из неоднородных и старых железных пластин.

В сердце острой иглой колет жалость. Ох уж эта мягкотелость! — всегда болею за слабую сторону, даже если она заведомо в проигрышной ситуации.

Когда до оторванных остается совсем чуть-чуть, беглецы меняют курс, сворачивая налево, и Цисса выворачивает джойстик, бросая судно вслед за ними. От резкого поворота я снова падаю на Никеля и больше уже не пытаюсь подняться (1). Он делает какое-то странное движение, словно хочет закрыть мне глаза, но я отталкиваю его руку.

Громоздкий, и оттого неповоротливый крешейк чуть замедляется, вынужденный сделать более широкую, чем судно оторванных, дугу. На краткий миг брезжит надежда: может, загадочным атлантам удастся-таки скрыться?

Окрыленный той же самой мыслью маленький, словно сошедший с иллюстраций стим-панка, кораблик прибавляет ход, оставляя позади черные полосы из переработанных отходов, но тут случается что-то совершенно фантастическое.

Цисса быстро касается панели управления и снова наваливается на рукоятку. Повинуясь ему, одна из ног-подпорок крешейка отделяется от корпуса и выстреливает вперед, вытягиваясь вслед за спасающимся бегством кораблем. Мгновение — и мощные тиски, раскрывшись наподобие когтистой лапы, смыкаются на хрупкой лодке, чтобы тут же безжалостно сжаться.

За окном расцветает алый, пылающий смертью, цветок, а до ушей доносится приглушенный звук взрыва.

— Йююююхуууу! — визжит Цисса, хлопая в ладоши, и остальные атланты отвечают ему дружным ревом.

— А теперь можно посмотреть и город под куполом! Поехали? — взволнованный Асти радостно оборачивается к нам с Никелем.

Я молчу, надеясь, что вопрос был риторическим. Не уверена, что теперь захочу что-либо смотреть вместе с этими задорными и кровожадными монстрами.

5. Тени былого величия

Моя нога вот-вот ступит на мостовую самого старого города во всех Сопредельных мирах, но от восторга не осталось и следа. Я молча наблюдаю, как крешейк приближается к куполу, краем уха слушая пояснения Асти. Гордость за изобретательных инженеров, спасших центр города от затопления, уникальные технологии, вера, разум — и ни слова о вопиющем инциденте на стадионе.

— Можете считать, что вам очень повезло, къерра… Чужаков допускают в Сатитару лишь в исключительных случаях. В нем проживают лишь жрецы и инженеры, поддерживающие функционирование города в исправном состоянии. Смотрите, — он показывает на черную щель, показавшуюся в жемчужной поверхности купола, — от океана город отделяют два слоя защиты, внешний и внутренний.

Нос корабля вместе с нами устремляется прямо в чрево открывающегося дока. Заплываем внутрь, но не полностью: само судно слишком велико, чтобы поместится между оболочками водонепроницаемого купола. Громко и страшно стучат механизмы, изолирующие капитанский мостик, с ревом смыкаются последние раздвижные ворота, и тело корабля остается снаружи, присосавшись к сияющей громаде купола. «Словно клещ, впившийся в тело» — приходит в голову сравнение. После случившегося на пустыре крешейк перестал вызывать у меня теплые чувства.

Начинается долгий процесс откачки воды из дока.

— Наши действия показались вам отталкивающими? — Треор пристально смотрит на меня сверху вниз. Замечает наконец, что после так называемой «охоты», увенчавшейся полным успехом, я заметно помрачнела.

Мне больше не хочется болтать, умничать и проявлять чудеса дипломатии. Неужели мне действительно жаль тех людей, которых я никогда не видела и которые, вполне возможно, сами не отличаются моралью? Или я просто напугана внезапной жестокостью военных? Искренним восторгом веселого балагура Циссы, собственноручно отправивших земляков на тот свет?

Я смотрю на Асти и понимаю, что у меня есть три варианта действий: уверить арзисов, что все в порядке, сыграть дурочку или сказать правду. И я выбираю последнее.

— Да. За что вы с ними так, командор?!

«Зачем?» — тут же приходит вопрос от Ника. — «Он все равно не поймет!»

Отрицательно мотаю головой. Скорее всего, Никель прав, и мой праведный гнев вызовет в лучшем случае недоумение. Но я должна попытать узнать их мотивы. Может, тогда МНЕ удастся понять их?

— Наш закон непримирим по отношению к вандалам и расхитителям ценностей Сатитару.

— А как же арест? Суд? Вынесение наказания?

— Они сами вынесли себе приговор, сунувшись на территорию древнего города без разрешения.

— А человечность?.. — беспомощно спрашиваю я, не оставляя отчаянных попыток воззвать к его совести.

Треор Асти нормально воспринимает критику и сомнение в правильности своих действий. Он смотрит на меня с отеческим укором и снисходительно смеется. Вслед за ним с разных сторон раздается еще несколько смешков.

— Варисса, вы родом с Земли, поэтому вам вполне простительна некоторая… незрелость мышления. Ценность таких понятий, как «гуманизм» и «равноправие» — это иллюзия. Тупик, из которого нет выхода. Не всякая человеческая жизнь имеет ценность. Для сохранения жизнеспособности растения, отравленные и подгнивающие побеги нужно удалять. Решительно и без излишней жалости.

Я тяжело вздыхаю. После такой проникновенной и мудрой проповеди мне больше нечего добавить. Приходится смириться — со своим уставом в чужой монастырь не лезут. Лишь один момент так и остается висеть в воздухе молчаливым вопросом.

Имеет ли ценность для суровых военных Атлантиса жизнь странницы из далекого мира?

Спустя десять минут, показавшиеся целой вечностью, пространство между куполами полностью заполняется воздухом, и команда готовится к посещению столицы. Стоит покинуть мостик и выйти наружу, как сверху обрушивается влажность. Дышать практически нечем, и тревога снова усиливается. А еще здесь очень холодно, прямо как на морском дне.

Становится видно — изнутри купол не так уж и прекрасен. На своде зияют темные и бурые пятна. С потолка идет «дождь»: отовсюду капает вода, оставляя на ведущем к городу мосту блестящие лужи.

— Осторожней, — Цисса наклоняется ко мне и улыбается краешком губ. — Здесь может быть скользко.

Да уж, нужно постараться не слететь прямо вниз. Основание дока, где в углублениях все еще покачивается темная вода, перечерченная решеткой из ржавой арматуры, вызывает содрогание.

«Подавители помех» — срабатывает напоминание. Черт! Никелевы агрегаты остались в каюте. Привлекать к себе лишнее внимание, возвращаясь за ними, кажется мне опасным. Еще более опасной выглядит возможность натворить что-нибудь в Сатитару. Атланты вряд ли решат сотрудничать с нами, если факт моей несовместимости с чужими мирами раскроется слишком рано — тогда, когда я еще ничем не успела укрепить свой авторитет среди военных.

Я оглядываюсь по сторонам, не зная, как поступить. И — слава Вселенной! — вижу Тимериуса. Когда он успел появиться? Его брюки и жилет перестали быть белыми, чуть потемнев и превратившись в серый со стальным отливом. Он держится обособленно от сородичей, но явно тоже собирается посетить столицу.

На сердце становится легче. Надеюсь, в его присутствии все пройдет гладко — в подводном городе любая оплошность может обернуться апокалипсисом.

Атланты гуськом переходят мост, один за другим пропадая в черном квадрате внутренних ворот. Мы со спутниками идем вместе со всеми. Короткая кишка еле освещенного коридора, и нам открывается Сатитару.

Жемчужная крыша нависает над городом, скрывая от его посетителей раскинувшееся вокруг море. Здесь дышится легче, хотя воздух подводной столицы все еще далек от идеала. Вдоль главной улицы стоят основательные, крепкие здания. Все из светло-желтого камня, местами переходящего в коричневый и охряной. Через равные промежутки стоят низкие постаменты со скучными каменными шарами, колонны и статуи. В потрескавшихся от времени задумчивых ликах угадываются резкие черты атлантийских мужчин. Вправо и влево отходит множество улочек поменьше, узких и извилистых, постепенно теряющихся в тени.

Чувствую разочарование. Я ждала от Сатитару гораздо большего. Какого-то откровения. Морального просветления или просто душевного подъема. На деле город видится мне угрюмым и ветхим, молчаливо взирающим на чужаков с высоты своих двускатных крыш. Слишком старым для того, чтобы сохранить частичку духа прежней столицы. Боюсь, законсервировав его тело, атлантам не удалось сохранить его сущность — по прошествии стольких лет та тихо и мирно скончалась.

Помимо несбывшихся ожиданий меня тяготит еще и дурное предчувствие, подкрадывающееся исподволь. Мерзнут кисти рук и стопы. Мерзнут колени: холод пробирается выше, стремясь окончательно превратить меня в лед. И даже зажженные факелы не могут побороть мерзлой, удушливой влажности.

Рядом с Ником возникает Треор Асти. Он мельком указывает на технические несовершенства купола, мелкие протечки, неисправности в вентиляции воздуха и пр. Слушаю его краем уха, я осторожно оглядываюсь по сторонам — видимо, дело серьезное, раз просить денег пришел не Цисса, а сам командор. Никель внимает ему, а потом первый предлагает материальную помощь, чем повергает меня в шок. Если так пойдет и дальше, Атлантис мы покинем уже нищими.

Обрадованный Асти уходит, а я запоздало понимаю, почему Никель делает это — снова и снова идет на поводу у ненавистных атлантов, наступая на горло гордости и опустошая кошелек.

Он делает это из-за меня. Покупает их расположение, вынуждая арзисов взять землянку на вакансию странницы. От этого открытия становится только хуже. Благодарность мешается со стыдом и уязвленным чувством собственного достоинства. Он совсем не верит, что я и сама смогу заслужить уважение арзисов?

Главная улица города довольно узкая, поэтому нам приходится идти длинной шеренгой, группами по два-три человека. С обеих сторон давят здания. Все электричество ушло на купол, поэтому Сатитару освещается только огнем. Часть факелов висят на стенах, а самые большие жаровни нависают над центром улицы на медных распорках, протянутых от зданий на одной стороне улицы к зданиям на другой.

На миг прикрываю глаза, и ставший зыбким и нечетким город плывет куда-то вверх и в сторону. Лишь чье-то вмешательство препятствует моему обмороку — жесткая рука хватает за предплечье и довольно грубо встряхивает. Это помогает. Вздыбившаяся земля и начавшие веером складываться дома замирают и неохотно возвращаются на место.

— Тебе плохо? — спрашивает Никель.

— Я не доверяю им, — шепчу я ему, хотя взглядом привычно ищу Тимериуса. Как назло, хамелеон успел уйти далеко вперед.

— Пфф, — Ник закатывает глаза, словно я сморозила великую глупость. — Этого и не требуется! Ну, чего ты так скисла?

Утешитель из Никеля аховый. Может, мне и самой горько: еще полчаса назад мнила себя важной птицей и вовсю заигрывала с Асти, а сейчас разваливаюсь на части… Разве ж он сможет мне чем-то помочь? Критика и язвительность здесь не прокатит.

— Просто позови Тима.

— Думаешь, он прибежит, стоит только произнести твое имя? — в глазах Никеля появляется нехороший блеск, а хватка становится жестче. — Ты стала слишком часто думать о нем…

Его поведение выводит меня. Какое право он имеет указывать, о ком и в каких количествах мне думать! Сколько уж можно влезать без спроса в чужие мысли!

— Не твое дело! Просто позови его, или пожалеешь! — вырываю свою руку, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не закричать. Внутри срабатывает детонатор, запуская сложную реакцию превращения влюбленности в невыносимое раздражение. — Занят своим соперничеством и не хочешь видеть дальше своего носа! — я возмущенно цежу слова, выплевывая их вперемешку с яростью. Неужели не чувствуешь, что он действительно нужен сейчас?!

Никель смотрит на меня со странным выражением. В его глазах задумчивость, сомнение и затаенная ярость.

— Чувствую. Вижу. И помогу.

И он снова берет меня за руку, на этот раз касаясь моей ладони. Сильно сжимает ее в своей, и я вскрикиваю. Мне больно. Боль пронзает тело раскаленной молнией, выжигая холод, ненависть и злость. Оставляя после опаленную пустыню.

На миг чувствую себя усталой и опустошенной. Полым сосудом, готовым принять любую эмоцию, заполниться тем, чем будет угодно чтецу. И он выбирает счастье. Необъяснимое, беспричинное счастье, наполняющее каждую клетку, каждый атом моей выжидающей пустоты. Напрочь стирающее воспоминание о пережитом насилии и боли. Если б чувства правили миром, я б взлетела. Воспарила к самому куполу.

Как легко и хорошо!

Легкая неровность пола заставляет меня споткнуться и прийти в себя. Надо же, эмоциональные качели не сказались на моем передвижении в пространстве. Падая в ад и поднимаясь в рай, я продолжала идти, поддерживаемая Никелем за руку. Конечно, чуток переполошила атлантов криками, чем укрепила свою репутацию юродивой — но это, пожалуй, лишь плюс для продвинутой странницы.

— Что это сейчас было? — я в который раз за день нахожу в себе силы отлепиться от Ника. А вот сил смотреть на него больше нет. Мне чертовски стыдно. Сама не знаю, что за перепады настроения то размягчают меня в розовый кисель, то заставляют превращаться в бешеную фурию. Так-то я ведь адекватная. Была.

— Решил почувствовать себя немного Стронцо.

И пока я обдумываю его ответ, легко толкает меня в спину.

— Вон твой Тимериус, вышагивает рядом с Циссой. Иди.

Я слушаюсь и ускоряю шаг, догоняя две знакомые высокие фигуры.

Как же я была неправа, называя город мрачным и скучным! Все преобразилось, стоило упадническому настроению смениться на позитивное. Да, он стар. Да, молчалив. За столько лет он потерял голос, и теперь объясняется жестами и мимикой. Его можно читать по рисункам глубоких морщин и борозд.

Местные здания мало похожи на дворцы, но в них определенно есть свой стиль. Скромность неотполированного камня стен компенсируется строгими линиями фасадов. Громоздкость первых этажей мило завершается изящностью и легкостью этажей последующих.

Архитектура древней Месопотамии, величественные и грозные зиккураты (1) — вот что мне напоминают улицы бывшей столицы.

Здесь нет вкраплений современности и новшеств, неизбежно вносимых в другие старинные города. Он — словно концентрированная выжимка древности, консервация прошлого в чистом виде. Если вглядеться, можно увидеть десятки признаков того времени. Под ногами тут и там попадаются выбитые в камне длинные полукруглые линии, ближе к середине улицы затертые бесчисленным количеством ног — остатки концентрических кругов (2).

Кованые факелы, сплошь покрытые зеленью окисления, ощетиниваются медными лепестками, тянутся к нам языками пламени. Даже огонь, и тот особенный — желтый с зелеными колдовскими всполохами. Быстро сходящий на нет, из-за чего половина города теряется во тьме.

Воздух все еще влажен, но это вполне можно пережить. Особенно если принять факт, что для подводного города избыток влаги — вещь совершенно нормальная. Да и холод больше не терзает меня. Мне тепло. Мне жарко. Я почти горю.

Догоняю атлантов, мельком улыбаюсь Тимериусу, встречаю его тяжелый взгляд… и встаю рядом с Циссой. Желание увидеть атлантийского друга (бывшего, или еще не все потеряно?) расшибается об стену отчуждения. Я не знаю, о чем с ним говорить — надеюсь, близости к нему будет достаточно, чтобы утихомирить мои бьющиеся в истерике помехи.

— Как вам город?

В голосе молодого арзиса столько живого участия и заботы о моем времяпрепровождении, что я заставляю себя снова нацепить улыбку. Он человек другого сорта, нежели молчаливый и прямолинейный Асти… Вмиг уболтает, поклянется в вечной дружбе, завоюет расположение, а потом также легко обратит иллюзии о хорошем отношении в пепел. С Циссой нужно держать ухо востро и отвечать ему той же монетой.

— Я бы хотела осмотреть его получше, когда появится свободная минутка. Как вы думаете, это возможно?

— Хм… Я спрошу у Треора. Скорее всего, это будет зависеть от того, как мы проведем ближайшие полчаса.

Он снова говорит загадками, но я и так уже обо всем догадалась. Мне готовят какой-то экзамен, от которого будет зависеть, сочтут ли меня достойной иной, или… как он там вчера выразился? Отправят на корм рыбам. Все предсказуемо.

— Кто такие оторванные? — спрашиваю я.

Ловлю еще один взгляд Тима, на этот раз предостерегающий. Он словно говорит «не высовывайся!». Но я ничего не могу поделать со своим любопытством и неуемным чувством справедливости. Стоит разок высунуться — и все! Залезть в скарлупу обратно уже ой, как тяжело.

— Маргиналы, — Цисса брезгливо морщится. — Изгои. Те, кто не хотят жить по нашим законам, и уходят в… по-вашему это называется «самостоятельное плавание», верно?

Я киваю. А выпендрежный, словно павлин, Цисса умеет удивлять: несмотря на почти полное отсутствие внешней политики, образование у военных отменное, и знание устоявшихся земных выражений тому яркий пример.

Мы проходим под одним из висящих над головой факелов, и свет выделяет враз посерьезневшие лица моих собеседников. Высокие скулы, прямые брови, иссиня-черные волосы и глаза — сейчас они очень напоминают древних атлантов, послуживших прообразами для каменных статуй, в изобилии украшающих улицы.

— Это люди, отрицающие существующую власть и устои, формировавшиеся на протяжении веков, — подает голос Тимериус. — Жизнь на плавучих островах для них слишком тяжела, а континент… континент не для них.

Мы отдаляемся от света, и на земле начинают прыгать наши искаженные тени. Две большие и величественные и одна маленькая, сиротливо притулившаяся сбоку — я.

Они скачут вместе с нами, деформируясь и превращаясь из двойников в наши пародии: тени Циссы и Тима вырастают еще выше, становясь тенями-великанами, моя же, наоборот, ссыхается, выглядя на их фоне жалким посмешищем. Даже стыдно за нее становится.

— Почему? — спрашиваю я, а сама думаю, в курсе ли Тим того, как легко хозяева крешейка порешили нескольких изгоев, посмевших сунуться на священную территорию бывшей столицы? Да или нет, без разницы. Он на их месте поступил бы также — просто потому, что тоже атлант.

Рядом со мной идут гордые, жесткие и неподкупные дети «колыбели цивилизации», простирая свои тени аж до самого горизонта. Могучие тени былой славы и величия. Порыв воздуха, и огонь скачет в сторону, отчего одна из громадных теней нависает над самой маленькой… Я замираю в благоговейном страхе, но в этот момент мы как раз достигаем следующего факела. И тени пропадают вовсе, забившись в землю у наших ног.

— Они не хотят работать, — вставляет Цисса, и я впервые слышу, как в его голосе звучит сталь. — Им нравится красть. Они ограбили вчерашний зеленый остров. А до этого — жемчужный. И это повторяется снова и снова по всей планете на протяжении последних десяти лет.

Тихо хмыкаю. Ну и что с того? Справедливости ради стоит отметить — на моей планете тоже происходят кражи. Снова и снова на протяжении последних неизвестно скольких тысяч лет. Но это же не повод убивать воров без суда и следствия. Хотя… краж тогда, возможно, было бы гораздо меньше.

— Когда-то мы могли существовать в относительном мире, — говорит Тимериус, — но чем дальше, тем больше группа некогда просто инакомыслящих превращается в банальных бандитов и грабителей.

— А что они делали в Сатитару?

— Пытались поживиться на останках города, конечно, — Цисса мнется, словно раздумывая, стоит ли говорить дальше. — Сатитару был построен из весьма ценного минерала… Но атланты — не мародеры. Город должен спать спокойно.

Я оглядываюсь по сторонам, пытаясь разглядеть в материале домов хоть что-нибудь ценное, но песчаник выглядит блеклым и скучным. Впереди возникает заминка, и атланты останавливаются. Из скопления военных выныривает командор, и я доподлинно знаю, что он скажет, и чем это обернется для меня.

Они не случайно привели меня в Сатитару. И сцена охоты на оторванных не зря разыгралась именно в моем присутствии.

— Мы почти пришли. Чужаки пойдут дальше, остальные подождут нас здесь, — он коротко кивает мне и делает приглашающий жест в направлении одной из боковых улиц, теряющихся во тьме.

Темный и узкий проулок выглядит весьма отталкивающе, но в целом, ничем не отличается от десятков других, точно таких же улиц. Мое только-только ставшее безоблачным настроение снова омрачается: из проулка ощутимо веет дурным предчувствием, тем самым, которое давало о себе знать сразу после входа в город.

Впереди, в переплетениях спящих улиц, ждет нечто особенное. Сюрприз, который перевернет нашу экспедицию с ног на голову.

И хорошего от него ждать не приходится — уж больно мрачные лица у них обоих.

1) Зиккурат — массивное строение в виде пирамиды со ступенчатыми террасами и плоской платформой на вершине, типичное для шумерской, ассирийской и вавилонской архитектуры.

2) Концетрические круги — самый древний символ подлинной Вселенной, состоящей из множества заключенных один в другой миров. Этот же символ используется в татурировках у иных.

6. Пропавшая без вести

Мы с Асти идем рука об руку. Вселенная, куда катиться этот свет? Позади, на достаточном расстоянии, чтобы не мешать нашему триумфальному шествию, идут Никель с Тимериусом, а замыкает процессию Цисса.

— Варисса, обещайте: все, что бы вы ни увидели в Сатитару, останется тайной, — устало говорит Треор.

Секунду колеблюсь и киваю. Надеюсь, это окажется не той тайной, которую обязательно уносить с собой в могилу. Жизнь переменчива, я — забывчива… Мало ли, в каком из миров мне доведется оказаться в будущем. Могу и сболтнуть случайно.

— Хорошо.

Он снова нагоняет на меня страху этой своей секретностью. Ладони потеют, сердце бьется гулко и встревоженно. Хорошо хоть, тоскливое нытье в животе чуть унялось: стоило мне свернуть в боковую улицу, как предчувствие притупилось, спряталось на задворках сознания. Знает, хитрюга — я уже близко от источника бед.

— Пришли.

Мы выходим на круглый пяточек между по-средневековому возвышающимися вкруг него домами. Сверху горит один единственный фонарь, придавая месту немного жуткую атмосферу.

Я задерживаю дыхание, готовая увидеть нечто ужасное… но ничего такого нет. И — никого.

Чадит фонарь, переливаясь зелеными всполохами на шершавых стенах. Словно северное сияние, заблудившееся в каменном колодце старых, но все еще мощных стен. Тени сплетаются с отсветами, закручиваясь вихрем вокруг нас.

Спутники догоняют нас, и я вижу их реакцию. Никель приподнимает брови в немом вопросе, Тимериус, наоборот, хмурится: тоже ощущает — в звенящем тишиной спокойствии этого места не все так чисто.

— Здесь чуть больше месяца назад пропал человек, — сухо говорит Асти. Потом, пожевывая губами, все же снисходит до более подробного объяснения. — Молодая женщина, смотрительница города.

— Совсем? — спрашивает Никель.

— В том-то и дело. Бесследно, — Асти недовольно причмокивает губами и кидает на нас озадаченный взгляд. Ему явно некомфортно. Наш командор — человек, теряющий почву под ногами, стоит чему-либо выйти из-под его контроля.

— Может, вы сможете объяснить мне, как она могла пропасть в Сатитару? В закрытом городе площадью три на три? (1)

Он ждет объяснений именно от меня. Забавно. Какое отношение я, землянка и странница, имею к пропаже неизвестной мне атлантийки? Почему это вообще должно меня касаться? Я бы решила, что он издевается надо мной, ставя заведомо невыполнимую задачу, но упорное предощущение чего-то знакомого подсказывает — Треор не зря позвал сюда именно странницу.

Смотрю по сторонам. От площади отходят еще четыре улицы, разбегаясь лучами в разные стороны. Черные провалы в сплошном камне придают площади незащищенность. Один из них, по левую руку от меня, снова и снова притягивает взгляд. Я долго смотрю в него, и во мне крепнет уверенность.

— Позвольте еще один глупой вопрос, — Никель все никак не уймется. Волнуется, наверное. Не понимает, чего от нас хотят, и даже не надеется, что я решу задачу правильно. — Ее искали?

— Искали, — Треор складывает руки на груди и тяжело вздыхает, словно Никель начинает его раздражать. — Везде. Перерыли весь город.

Асти определенно знает больше, чем говорит. Но не всё. Поэтому и привел меня сюда. Надеялся, что странница сможет пролить свет на странное происшествие.

— Может, тут замешаны оторванные?

— Исключено, — Цисса качает головой, — Ни один корабль кроме нашего не причаливал сюда уже достаточно долгое время.

Ник снова открывает рот, но я перебиваю его. Медленно поднимаю руку и показываю на щель проулка, занимающего сейчас все мои мысли.

— Она пропала не здесь. Там.

— Откуда ты знаешь? — Никель хмурится.

Я лишь отмахиваюсь. Чутье иной медленно выползает из своего укрытия, заполняет меня дюйм за дюймом. Очень похожее на тоскливое, волнующее возбуждение, овладевающее телом перед прыжком. Тот же легкий зуд и тяга, сопротивляться которой тяжелее с каждым мгновением.

— Вы покажите мне это место? — Треор тоже удивлен, но удивление его скорее приятное. Он смотрит на меня с одобрением и снимает со стены незаженный факел. Дотягивается им до висящей сверху жаровни, и на конце железного свертка вспыхивает зеленоватое пламя. Отдает его мне.

Пальцы слегка дрожат, смыкаясь на старинном жителе Сатитару. Тяжелый, холодный, шершавый и влажный металл оттягивает руку. Почему-то кажется: командор оказал мне честь, позволяя самой нести факел.

Свет проникает в узкое пространство между домами, чуть освещая неровные стены, выбивающиеся из общей кладки камни. Чем дальше от центральной улицы, тем старше и неухоженней выглядит город, но эта беспорядочность придает ему достоверность и подлинность. Здесь Сатитуру кажется более настоящим, чем вблизи пристани или на главной улице.

Асти оттесняет Никеля, вздумавшего было выйти вперед и встать рядом со мной. Приготовился защищать меня? «Мило», — отстраненно думаю я. Помимо влечения к неизведанному, на границе восприятия появляется еще одна эмоция — острая и пронзительная нежность к мужу. Этакое всепрощающее материнское сочувствие. Такой сильный и могущественный в своей сфере чтения чужых душ. И такой беспомощный здесь. Тыкающийся, словно слепой котенок.

«Но-но! Что за сравнения?» — раздается в голове его голос, но я снова переключаюсь, прислушиваясь к интуиции. Позволяю ей занять главенствующее положение, а сама отступаю назад, довольствуясь ролью зрителя. И уже в следующее мгновение забываю обо всем кроме темной, влекущей к себе улицы. Внутри расправляет крылья дар чувствовать и видеть то, что другие не могут.

И этот дар знает — впереди нет опасности или угрозы. Есть то, что выше понимания. Моя судьба.

Делаю шаг внутрь хода. Потом еще один. Воздух здесь по-прежнему влажный, очень густой. Но пахнет приятно: вокруг витает неуловимый запах нагретого на солнце камня… Так, словно дома Сатитару все еще помнят ласку его лучей… Раз! — и давлеющая над столицей темнота брызжет в разные стороны, разбегаясь от маленькой, но яркой звезды, пылающей на конце моей правой руки. Вечная морская ночь сменяется жарким днем: огонь с факела разом оказывается в небе — обычном, бледно голубом небе без купола, заливает город светом и радостью. Старые, давно покинутые дома светлеют и преображаются, переливаются золотом и серебром. В желтоватой толще каменных плит блестят белые прожилки, оплетая песчаник драгоценной сетью. Слышу эхо легкого, звонкого колокольчика — чей-то смех, затерявшийся в узких проходах живой столицы…

Моргаю, и дивный былой Сатитару тут же исчезает. Меркнет свет, сменяясь отблесками факела. Сереют стены. Вместо радужных вкраплений — просто трещины. Вместо смеха — шорох шагов по пыльному полу да биение сердца. Ни единого порыва ветра. Никакого намека на какое-то присутствии жизни. Грустно.

Иду смелее, больше не боясь потревожить покой давно уснувшего города. Рука, сжимающая факел, поднимается вверх — тот нагрелся от огня и будто стал легче. Особо не вглядываюсь в рисунки стенах. Знаю, раз уж пошли образы, можно не волноваться. Нужное место даст о себе знать.

Так и выходит. Метров через десять я спотыкаюсь на ровном месте, от неожиданности чуть не роняя свет. Яркой молнией пронзает знание: ЗДЕСЬ!

Веки сами собой закрываются, и я долго стою с зажмуренными глазами, напрасно ожидая, когда на фоне черноты проступит вихрь сверкающих, радужных цветов.

Странно. Мои ощущения всегда срабатывали до этого момента. Пропустить или спутать аномалию с чем-то другим… Такого не бывало.

Открываю глаза и пытаюсь найти объяснение при помощи обычного зрения. С первого взгляда эта часть коридора такая же, как и все остальные. Но мне почему-то упорно видится, что мощные стены расходятся в стороны, будто бы выдержав натиск невиданной силы. Приближаю лицо к одной из них и победно ойкаю: камень выглядит по-другому! Он более гладкий и блестящий. Спресованный, словно опаленный взрывом или короткой вспышкой очень высокой температуры. Верхние слои ветхих песчинок породы просто исчезли, являя взору свой первозданный вид: красивый шафрановый цвет с прожилками белого.

Салтар (2)! Теперь понятно, почему оторванные промышляют в Сатитару. Неужели из него был сделан целый город?

Итак, глаза солидарны с моей интуицией. А вот реальность почему-то говорит об обратном.

Мне уже почти хочется, чтобы это оказалось всего лишь проверкой, устроенной Асти. Розыгрышем. Неправдой. Потому что поверить в то, о чем шепчет мне подсознание, просто невозможно. Так не бывает.

Но разве можно такое подстроить? Искусственно вызвать шквал интуиции и образов? Поверить в это еще сложнее.

— Здесь был проход в другое измерение. Дыра, — я говорю это уверенно, хотя догадываюсь, что вызову у окружающих взрыв хохота.

Однако никто не смеется. Цисса торжествующе распрямляется, а губ Треора Асти касается улыбка — как же странно видеть вечно сурового арзиса улыбающимся! Тимериус задумчиво потирает подбородок, и в этом жесте мне тоже чудится скорее одобрение, нежели недоверие, а вот Никель… Отчего-то мне даже страшно смотреть в сторону мужа. Он явно в шоке.

— Что значит «была»? — Ник не подвергает сомнению мое заявление в целом, цепляясь всего за одно слово. Кстати, ключевое во всем моем утверждении. Именно оно — апофеоз всей дикости происходящего. Убери его, и все вернется на круги своя. Но вот с ним…

— Потому что сейчас ее нет, — эту фразу произнести оказывается куда сложнее. Она тянет на сенсационное открытие или на сенсационную глупость.

Дыра не может просто взять и исчезнуть, как и не может появиться по волшебству или воле человека. Проходы между вселенными — крайне сложные, устойчивые особенности пространства-времени. Их возраст, как правило, исчисляется десятками, а то и сотнями тысяч лет. И застать момент ее «рождения» или «смерти» — явление почти нереальное.

На лице Ника отчетливо проступает недоумение. Вижу, как он в срочном порядке вспоминает, была ли среди списка дыр в Атлантисе та, что находится на дне моря, в огражденном куполом Сатитару. Ответ проступает там же, выражаясь в глубоком, почти суеверном ужасе.

Ее не было.

— Как вы догадались, къерра? — спрашивает Цисса. Он смотрит на меня сверху вниз, и теперь, помимо вечного веселья, я вижу в его глазах уважение.

— Почувствовала, — я тоже меряю его взглядом. Не думает же он, что я так легко раскрою свои секреты? Ну… ладно. Чуть-чуть прихвастнуть можно. — Здесь все буквально вопит о пространственной аномалии. Воздух, стены, даже пол… Приглядитесь, и вы заметите. Ты чувствуешь это, Тим?

— Да. Будто кто-то ударил острым шилом по коже. Рана вскоре затянулась, но на ее месте остался шрам… — Задумчивое выражение лица Тимериуса сменяется на подозрительное. Никель молчит, поэтому озвучить дружно посетившую нас мысль приходится хамелеону. — То есть, вы знали об этом?

Цисса с командором переглядываются. Оправдываться перед атлантом с короткой стрижкой? Еще чего! Но я также выражаю живой интерес по данному вопросу, и военным приходится объясниться.

— Не совсем. Мы предполагали, — Треор Асти задумчиво почесывает голову самым обычным, человеческим образом, чем вызывает новый прилив моей симпатии. — Около месяца назад эксперты сообщили мне о слишком большой концентрации темного вещества в этой области Сатитару и сделали предположение, что повышение вызвано появлением нового прохода между мирами. И къерра это предположение блестяще подтвердила.

То есть, моей задачей в Сатитару было опытным путем подтвердить необычную теорию, выдвинутую учеными Треора. Подтвердить её, ни о чем не догадываясь. Просто блестящий эксперимент. Лабораторная крыска Варисса вполне справилась и теперь получит свое заслуженное угощение.

Не жизнь, а сказка.

— А пропавшую девушку вы выдумали, чтобы запутать меня?

— Нет, что вы! Работница и правда исчезла. Собственно, благодаря этому мы и зафиксировали остаточный след от прохода. Искали одно, а нашли другое, как говорится…

— И она была простым человеком?

— Верно. Сначала ее искали обычными методами, а когда дошло до сканирования окружающего фона на предмет темного вещества, дыры уже не было. Мы думаем, проход просуществовал недолго — день или два, а потом исчез сам собой.

Меня беспокоит затянувшееся молчание Никеля. Я не умею читать его, но чувствую эхо растерянности и замешательства, просачивающихся через нашу мысленную связь. Впервые ощущаю, как канал связи, ранее всегда работающий в одностороннем направлении, сбоит и начинает пропускать наружу часть его эмоций. Он явно догадывается, чем это грозит нашей экспедиции.

— А вы что скажете, къерр Никель? Вы зарекомендовали себя как специалиста по кротовым норам.

— Боюсь, после ваших слов мне больше нечего добавить. «Остаточный след» от дыры? «Возникла и вскоре исчезла»? В голову приходит лишь теория нестабильности кротовых нор — старая и не очень-то популярная…

— Я далек от физики, къерр, — Асти перебивает его. — Что за теория?

Ох, какой опасный вопрос! Вижу нехороший блеск в глазах Ника. Если дать ему волю, он грозит похоронить всех нас, завалив научными терминами. Долгое молчание неизбежно прольется лавиной из слов.

— Боюсь, это не самое лучшее место для столь любопытного диспута… — пытаюсь отвратить неотвратимое. Это все и правда чрезвычайно интересно, но моя рука уже буквально отваливается. Я устала быть подставкой для освещения.

— Место как раз-таки самое подходящее! — Никель горько смеется, забирает у меня огонь и садится прямо на землю, привалившись спиной к обугленной стене. Упирает основание факела в каменные плиты, держа его на вытянутых руках перед собой. Я следую его примеру. После секундного колебания, пачкать или нет белоснежные атлантйиские задницы, Цисса и Треор тоже садятся на землю. И лишь Тимериус остается на ногах, всем своим видом выражая, что скорее свалится от усталости, чем повторит за набилианцем.

— Есть старая гипотеза о существования «временных» проходов между мирами. Временные, или нестабильные, или саморазрушающиеся дыры — это дыры, не имеющие постоянной локализации в одном и том же месте. Загвоздка «временных» проходов в том, что короткоживущую дыру тяжело найти. Она не видна глазу, и обычный человек, наткнувшись на нее, даже ничего не заподозрит. Сильный странник вроде Вариссы сможет почувствовать ее, но только если окажется рядом — а это, как вы понимаете, слишком маловероятное событие.

Асти с минуту переваривает его слова.

— Просто скажите: вы считаете, саморазрушающиеся проходы между мирами возможны?

— Эммм… Глобальные отслеживания фонового распределения темного вещества только-только начинают входить в обиход. Со временем… после того, как экспериментальные данные накопятся в достаточном объеме… можно будет говорить о дальнейшем развитии этой теории… — помимо того, что Никель авантюрист, он в первую очередь ученый, и ему тяжело заявлять о возможности события, прежде считающегося невозможным.

— Да, — говорю я, и беру на себя ответственность за смелые предположения.

— Отлично… Допустим, в Сатитару возникла именно такая дыра. Но что же тогда случилось с Риндрой? — спрашивает Цисса, видит наши вопросительные взгляды и поясняет. — Риндра Косса — та самая девушка.

— Думаю, ее случайно затащило в дыру, — после затяжного молчания говорю я. — Изредка такое случается. Идешь себе, идешь, и вдруг бац — ты уже в другом мире! Знакомо вам такое?

Мне становится весело. Цисса, напротив, боязливо оглядывается по сторонам, вспоминая, что сидит в этот момент как раз на месте появления легкомысленного межмирового прохода, имеющего свойство пожирать случайных людей.

— То есть, она могла остаться жива после этого? — осторожно спрашивает он.

— Наверное. Все зафиксированные случаи падения в нору закончились вполне благополучно. Правда, есть и огромное число потенциальных жертв самопроизвольного прыжка. Смерть в норе означает полную аннигиляцию тела, и подсчитать количество погибающих в норе людей невозможно.

Треор снисходительно смотрит на своего подчиненного.

— Ты беспокоишься, что попадешь в дыру? Если так случится, мы окажемся там все вместе. И, главное, с нами будет наша странница.

Я немного обдумываю его фразу, и сердце радостно подскакивает в груди.

— То есть, я принята?… Ну, то есть, утверждена на место? Прошла испытание?

Асти задумывается, но Цисса тайком подмигивает мне, мол «всё пучком».

— Вы прошли испытание. И, да, ваша кандидатура нам подходит. Другой вопрос, для чего?.. Вы прибыли в Атлантис, чтобы стать странницей при экспедиции в новый мир. Но нового мира больше нет, Варисса. Дыра, ведущая в него, исчезла. Вы ведь поняли, что здесь была именно она?

1) Имеется в виду — километров.

2) Салтар — ценный минерал Атлантиса, песчаник с вкраплениями драгоценным металлов. Ныне все месторождения

7. Подземный город мертвых

Дыра, ведущая в новый мир, схлопнулась? Экспедиция не состоится? Выходит, всё — мое похищение, договор с Никелем, прыжок и купание в холодных водах Великого моря, отчаянные попытки встроиться в жизнь Атлантиса — все события последней недели были зря?

Чувствую недоумение, постепенно переходящее в состояние внутреннего протеста. Что-то тут не сходится.

Снова прислушиваюсь к интуиции, выполнившей свою роль и теперь засыпающей мурлыкающим котенком на задворках души. Да, в подводном городе действительно еще недавно была дыра, вскоре исчезнувшая и заодно захватившая с собой ничего не подозревающую атлантийку. Но могу ли я утверждать, что это был проход именно в новый мир? Нет. Я не чувствую ничего такого… ну, то есть, чувствую, но по-другому.

Если бы это был тот самый проход, с который я установила связь через сны-образы, ощущения были бы иные. Куда более сильные, яркие и болезненные. Эта дыра заставила меня испытать немало страха и ужаса, лишь являясь мне во сне, а теперь просто взяла и по-тихому исчезла? Не верю.

Собираюсь озвучить свой протест…

«Молчи» — звучит голос Ника в моей голове. И я подчиняюсь.

Он прав, я совсем потеряла бдительность. Асти подобрел, повеселел и оказался не таким сухарем, каким показался вначале. Цисса — вообще душка… Но их все еще нельзя назвать нашими союзниками. Слишком зыбко, странно и непонятно то, что сейчас происходит. Нужно быть осторожней и тщательно думать, прежде чем говорить.

— Тогда что нам делать?

— Честно говоря, я не знаю. Къерр… Къерра… — Треор ненадолго замолкает, хмурясь и собираясь с духом.

Кажется, я наконец увижу то, что придется держать в могиле — суровый командор будет просить у нас помощи. У набилианца, яркого представителя конкурирующей державы, и землянки, на которую еще недавно смотрел с пренебрежением.

— Мы в затруднении. Проход в новый мир мог бы сыграть значительную роль в укреплении Атлантиса на политической арене. Но как использовать исчезнувший проход? Может ли он появиться снова?

«Не стоит доверять новым знакомым без оглядки», напоминаю я себе. Буквально пять минут назад они бесстыдно утаили часть информации, используя мой дар для своих целей. Но конкретно в этот момент мне кажется, что командор совершенно честен. Асти вскрыл свои карты, и теперь ждет нашего хода.

Ник не спешит с ответом. Взвешивает слова, прикидывает шансы на победу, просчитывает варианты… Ну и просто хочет помучить Асти ожиданием.

— Думаю, мы сможем решить это недоразумение… Но сначала встречный вопрос, командор Асти. Значат ли ваши слова, что вы приняли положительное решение о сотрудничестве с нашей исследовательской группой (1)?

От растерянности Никеля не осталось и следа. Он, кажется, уже складывает в голове новый план по захвату мира. Исчезла дыра? Найдем другую. Нового мира не существует? Создадим! Он одержим идеей совершить нечто выдающееся. Перевернет вверх дном все измерения, но желаемого добьется.

Асти раздумывает гораздо меньше. Он поджимает подбородок и кивает.

— Да. Мы готовы оказать вам поддержку.

Цисса улыбается и по-панибратски хлопает меня по спину, Тимериус чуть меняет позу, заметно расслабляясь, но интересней всего наблюдать за реакцией Никеля. Он выпрямляется, так, что огонь отбрасывает на его лицо причудливые зеленоватые тени, и прищуривается. Есть в его облике что-то хищное сейчас. Властное и демоническое. Он безумно нравится мне таким.

— Отлично! Мы сработаемся, я уверен. Но у нас также будет три небольших условия. Первое: больше никакого спонсорства, — Асти поджимает губы, а я облегченно вздыхаю. Наш семейный бюдж… то есть, бюджет Никеля наконец перестанет вылетать в прожорливую и бесполезную трубу.

— Второе, — продолжает Ник. — Мне, Вариссе Андо и Тимериусу Кальведросси предоставляется полная свобода действий для обнаружения прохода в новый мир.

Командор выслушивает его. Секунду кажется, что он уже жалеет о своем опрометчивом решении довериться набилианцу, но затем арзис утвердительно склоняет голову.

— Без проблем, къерр. А третье условие?

Никель поднимает почти прогоревший факел высоко над головой, подсвечивая им каменную кладку. На его лице появляется победная улыбка.

— Варисса хотела осмотреть город. В чисто ознакомительных целях, разумеется.

Спустя десять минут мы с Никелем предоставлены сами себе. Асти ушел на встречу с работниками Сатитару, Тимериус, поколебавшись, последовал вслед за ним. А вот Цисса никак не хотел расставаться с нами — пытался напроситься в экскурсоводы, но мы в конце концов спровадили и его. Убедили, что разлучаемся совсем на чуть-чуть.

— Считаешь, «наша» дыра и правда исчезла сама собой? — понизив голос, спрашиваю я Никеля, когда все расходятся.

Тот лишь отмахивается.

— Чушь. Она ждет нас недалеко от последнего континента.

— Тогда что случилось здесь?

— А вот с этим мне еще предстоит разобраться, — он мимолетно вздыхает.

И почему-то я не сомневаюсь, что он разберется. Весь мой мир держится на его спокойствии и сосредоточенности. Уверенность волнами вливается в меня через нашу связь.

Главная улица выводит нас к небольшому, но очень старому и красивому зданию. Камни, из которых он сложен, начали осыпаться, обнажая красивый внутренний слой с позолотой.

Никель обводит дом скучным взглядом и поворачивается, собираясь уходить.

— Стой! — я хватаю его за предплечье. — Здесь находится вход в некрополь!

— С чего ты решила? — он явно занят своими мыслями, раз не видит очевидного.

— Символы на стенах и дверях. Круги с точкой посередине. Концентрические окружности в огромном количестве. И, конечно же, спирали.

— Хм, — он косится на меня с уважением. — Ты наконец-то научилась пользоваться закаченными в тебя знаниями?

Показываю ему язык и направляюсь ко входу.

— Эй! Стоп, стоп, стоп! — он бросается за мной, только сейчас уловив ход моих мыслей. — Только не говори, что хочешь туда попасть!

Я медленно провожу ладонью по полустертым рисункам на старинных стенах. Мне нравятся некрополи Набила и Атлантиса. В них витает свой особый, специфичный дух смерти. Не тот острый и неприкрытый запах горя, которым отдают больницы и морги, и не те сладкие нотки потаенного страха, которыми пахнут кресты и влажная перекопанная земля на кладбищах. Скорее — аромат вечности, сложный букет бесконечности.

— А что такого? Только подумай, этот некрополь возник еще до Потопа, и значит, ему больше трех тысяч лет! Это же культурное достояние всего человечества!

Живот скручивает от предвкушения чего-то волшебного. Я не лукавила, когда представлялась командору любителем археологии. От древностей у меня сносит крышу. А от иномирных древностей сносит вдвойне.

— А вот и нет, — шипит Никель. — Это достояние атлантийского народа, а мы с тобой тут вовсе не при чем. Ты где-нибудь видишь таблички с указанием «Древний некрополь»? А кассы, где можно заказать экскурсию? Он закрыт для туристов, Варисса!

— Но табличек «Проход в некрополь запрещен» тоже нет! Нам же не запретили идти туда, правильно? Цисса сказал, что мы можем самостоятельно осмотреть город.

— Осмотреть в рамках разумного! Представь, что ты представилась незнакомому человеку, из вежливости рассказала имя, возраст и общие факты из биографии, а он в ответ залез бы в самые потаенные и сокровенные тайны твоей души?!

Звучит двусмысленно. Я фыркаю и вспоминаю начало наших отношений. Эх… славные были времена!

— А разве ты когда-то не поступил точно также?

Взгляд Никеля теплеет.

— Ладно. Тогда давай спросим разрешения у Циссы. Он же «душка».

Может, и правда спросить? Но тогда есть опасность, что арзис откажет, а уж прямой отказ по-любому закроет мне путь в некрополь.

Тогда я решаю воспользоваться приемом мужа. Поднимаюсь на цыпочки и прижимаюсь губами к его уху, щекоча их губами и заслоняя рот рукой. Будто бы собираюсь сказать что-то по секрету.

— Давай лучше сходим совсем на чуть-чуть? Проберемся тихо, как мышки. А если нас застукают, скажем, что ничего не знали, — шепчу я и тут же отстраняюсь, чтобы не провоцировать его лишний раз.

— Нет, — уголки его рта ползут вверх, а в глубине глаз появляется озорной блеск.

Как?! Все равно против? Неужто он артачится лишь для того, чтобы я попросила его более убедительно?

Делаю глубокий вдох и оглядываюсь по сторонам, чтобы удостовериться, что рядом никого нет. Сердце срывается в бег от одной только мысли, что я собираюсь сейчас сделать.

— НУ ПОЖАЛУЙСТА! — приподнимаюсь на цыпочки, обхватываю его за плечи и быстро целую в губы. И также быстро выворачиваюсь из-под его руки, арканом легшей мне на талию. Моргаю и прогоняю золотой всполох света перед глазами, вздумавший затуманить мне разум.

Никель долго молчит, полуприкрыв глаза и улыбаясь. Мы думаем каждый о своем. Он — о том, стоит ли идти на поводу у одной неугомонной землянки. Я же с ужасом понимаю, что если он снова не согласится, мне придется ударить его по голове чем-нибудь тяжелым и отправиться на кладбище самой. Добровольно-то он меня не пустит.

— Ладно. Только имей в виду, — он наклоняется и смотрит мне прям в глаза, вплотную приближает лицо к моему. — Если мы пойдем туда, то наконец останемся наедине. Вдали от любопытных узких глаз и длинных атлантийских ушей. Кто знает, что может случиться?..

Ха, напугал! Отвечаю ему таким же долгим и уверенным взглядом.

— Буду готова, — я берусь за массивную кованую ручку и дергаю ее на себя. Скрипят пружины, оглашая пустынную улицу протяжным визгом. Я замираю, ожидая, что к нам тотчас бросится невидимая прежде охрана, но мой акт самоволия так и остается безнаказанным. В Сатитару и правда очень мало людей. Надавливаю сильней, и дверь легко поддается, приоткрывая залитый светом зал.

Прямо у входа застыли высокие атланты со склоненными головами. Их сходство с живыми людьми так велико, что я ахаю, не сразу понимая, что имею дело с искусно выполненными статуями. Или не статуями, а мумиями?! Глаза мужчин прикрыты, лица странно осунулись и словно высохли. Десятки фигур образуют две шеренги, ведущие вглубь помещения.

— Забальзамированные жрецы, — кивает Никель, подтверждая мои худшие опасения. — Мило. Ты все еще хочешь идти дальше?

Я поеживаюсь. Жуть жуткая. Каждый из покойников держит в руках маленькую жаровню. В медных чанах плещется все то же диковинное пламя с зеленоватыми языками. Но, странное дело, некрополь манит меня еще больше. Кажется, будто жрецы не только пропускают, но и приглашают пройти дальше.

С трепетом миную шеренгу мумий и достигаю входа в некрополь — расписную арку, в камне которой выбиты мотивы из окружностей и спиралей. Я ожидаю увидеть деревянные створки, но вместо них в арке поблескивают гладкие раздвижные двери из металла. Рядом — невысокая стойка с тремя кнопками.

Лифт.

Никель складывает руки на груди и вопросительно смотрит на меня. Ему даже интересно, как далеко это может зайти. Далеко, милый, очень далеко. Приторно улыбаюсь ему и нажимаю на самую большую кнопку — предположительно, кнопку «вызова».

Здание в ответ разрождается целой серией приглушенных, пугающих звуков. Спустя секунду двери лифта открываются, обдавая нас затхлостью обшарпанной железной кабинки.

В голову закрадываются первые сомнения. В этом есть своеобразная насмешка судьбы. Хотела экзотики старого? Получай древний лифт. И — приходит поздноватое раскаяние — поедет он не вверх, а вниз, под «землю», и так находящуюся ниже некуда. Впрочем, это слишком незначительное препятствие на пути к историческим памятникам. Я шагаю внутрь.

— Что ты творишь, ненормальная женщина? — бормочет Ник и, тяжело вздыхая, идет вслед за мной.

Двери захлопываются с неприятным дребезжанием, разносящимся по всему залу, и кабина начинает движение, трясясь и чуть раскачиваясь. Слышу, как за железными перегородками кабины работают лебедки, их равномерный гул периодически срывается на визг; то и дело раздаются щелчки переключателя, эхом прокатывающиеся по всей шахте. Радует лишь одно — здесь вряд ли так уж высоко. Если упадем, можем остаться в живых, отделавшись переломами всех конечностей.

Тихо придвигаюсь к Никелю, прижимаясь к нему плечом. Чудесные мгновения, проведенные на высоте — это по нашей части. При всем желании не забудешь.

Наконец, спустя долгие мгновения мелкой тряски, лифт останавливается. Мы покидаем замкнутое пространство, и у меня перехватывает дух от масштабов подземной тайны Сатитару.

Становится ясно, почему купол поставили именно в этой части города. Наземный (надонный?) Сатитару оказывается всего лишь симпатичной декорацией к подлинному сокровищу древней столицы — залу некрополя. Он грандиозен. Каменные колонны уходят высоко вверх и подпирают свод, почти теряющийся в плотной темноте. Специального освещения нет, да оно и не требуется: источником света служат тысячи огоньков, горящих внутри могильных сфер (2).

Стеклянно-каменный лес из разнокалиберных шаров начинаются прямо у лифта и простирается вглубь пещеры. Пеплосферы повсюду. Большие и маленькие, разных цветов и из разных материалов. Они стоят прямо на полу, крепятся на высоких постаментах и покоятся на полках стеллажей, протянувшихся вдоль стен. Самые простые из них представляют собой полые гранитные шары с помещенной внутрь свечой, именной табличкой снаружи и большим отверстием сбоку. Таких гробниц довольно мало, большинство сфер выполнены из прозрачного материала и светятся, подобно огромным тусклым лампочкам.

— Осторожней, — в пещере так холодно, что из рта вырываются клубы пара. Никель невольно понижает голос, и я понимаю, почему — тишина в некрополе так величественна, что ее можно потрогать, пощупать, слепить из нее какую-нибудь фигуру.

Быстрей, чем я успеваю сообразить, что неплохо было бы добавить транс-форме теплоизоляции, как она сама начинает подстраиваться под окружающую температуру. Ткань уплотняется, фасон расширяется, превращаясь в закрытый костюм

Двери лифта закрываются за нами, разносясь вокруг чудовищным лязганьем, и я вздрагиваю. Кажется, наше появление нарушило торжественную и печальную атмосферу, давным-давно воцарившуюся здесь. Тишина нашептывает что-то о нашей уникальности, даже избранности. Вдруг мы первые люди, попавшие сюда с незапамятных времен и потревожившие покой атлантов древности?

Но это не так. Здесь регулярно появляются служащие Сатитару: следят за исправностью электричества и зажигает потухшие свечи внутри пеплосфер. Четкое ощущение угрозы нависает сверху мечом, готовясь расправиться с дерзкими чужаками, но на этот раз я игнорирую его, направляясь вглубь зала по одной из аллей. Хватит с меня интуиции.

Я хочу прогуляться по улицам самого древнего и удивительного из всех некрополей Сопредельных миров, и никакие образы меня не остановят. И тишина, видя мою настойчивость, чуть удивляется и расступается, пропуская дальше. Ее угроза — просто блеф. Она слишком стара, чтобы испытывать сильные чувства.

— Пойдем, — я тяну Ника за рукав куртки, и мы идем по подземелью. Он молчит, и это лучше всего доказывает, что он тоже впечатлен увиденным.

Мы окружены колоссальным числом покойников, но я не чувствую ни капли страха. Нынешние обитатели некрополя умерли достаточно давно, чтобы стать крошечными песчинками в неутомимом маховике времени. Истории их жизней забылись, имена стерлись, прах, скорее всего, развеялся в воздухе, но огонек света, олицетворяющий сердце Вселенной и надежду на перерождение в другом мире, остался.

Перерождение душ для жителей Набила и Атлантиса не просто вера, а научно доказанный факт. И именно их некрополи с пеплосферами олицетворяют для меня жизнь — ту, что никогда не закончится, переходя из мира в мир. Частицу вечной Вселенной в каждом из нас.

Стоит мне подумать об этом, как атмосфера некрополя приобретает совсем другую форму, преобразуется в пространство, полное покоя и гармонии. Тишина перестает быть настороженной, становясь любопытной. Она интересуется нами, хочет познакомиться поближе. Мягко считывает и тоже хочет поделиться сокровенным. Показать свои красоты.

Я теряю счет времени. Каждый шаг полон чудес, каждая аллея некрополя может похвастаться своими достопримечательностями. Подводный город мертвых — так я назвала бы Сатитару. На протяжении веков застраивающийся мегаполис для мертвецов, меняющий свой внешний вид в зависимости от моды и вкусовых предпочтений живых. Уверена, когда-то каждый ряд имел свой характерный облик, но затем все смешалось, объединилось, срослось. Гигантские гробницы знати — шары-кареты, запряженные в каменных коней, соседствуют с незатейливыми могилами бедняков. Хрустальные пеплосферы со множеством отражающих граней сияют ярче солнца и тут же оттеняются темными, едва теплящимися огоньками в гранитных дырчатых сферах. Шары-планеты, шары-животные, шары-молекулы. Но, как бы не отличались пеплосферы, сущность остается одной и той же. Круг, свет, огонь. Надежда.

Любая мысль становится откровением. Внутри бушует Великое Море чувств и эмоций. Мне жаль, что я так плохо зарекомендовала себя в глазах Никеля, что ему приходится тратить колоссальные суммы денег ради моего трудоустройства. Я безгранично восхищаюсь им и пугаюсь того, как сильно его желание попасть в новый мир. Я благодарна ему за то, что он больше не донимает меня издевками, а отстаивает мои права перед военными. И я безмерна рада тому, что он спустился вместе со мной в некрополь. Что он сейчас здесь, со мной. Именно он.

Есть столько всего, что мне хотелось бы сказать ему, но язык прирос к небу. Говорить в таком месте кажется кощунством. И поэтому я просто беру Никеля за руку. Хочу открыться ему полностью, раз и навсегда. А, может, просто очистить свою голову от всего этого мусора.

Все хорошее рано или поздно заканчивается. Подходит к концу и прогулка по некрополю. Мы возвращаемся к лифту, и тут же накатывает усталость за день. Нажимаю на кнопку вызова, жду, но ничего не происходит. Жму еще раз и еще. Ник, видя отсутствие результата, отталкивает мою руку и сам давит на панель. Прислушивается: вдали раздается приглушенное жужжание, но двери лифта так и остаются закрытыми.

Я смотрю на Никеля, еще не понимая, что мы крепко вляпались. Он ругается сквозь зубы и с силой ударяет в дверь кулаком, вымещая свою бессильную злость. Отсутствие рядом подавителей помех и хамелеона сыграло-таки свою дурную службу.

8. Страсть (1)

— Как думаешь, скоро наши любимые арзисы поймут что мы не просто загулялись, а оказались в ловушке подземного кладбища? И оказались здесь не случайно, а по злому умыслу некой неугомонной задницы? — Ник рассержен. Глаза яростно блестят, изо рта вырываются клубы пара, придавая ему сходство со свирепым демоном подземного царства. Свирепым, но по-прежнему милым.

— Думаю, да.

Наверное, мне следовало бы испугаться — если не Ника, так перспективы навсегда остаться в некрополе, заснув окоченевшим трупиком посреди молчащих сфер. Но я по-прежнему чувствую себя легко и беззаботно. Обидно, конечно, что неудачи так и продолжают преследовать меня, да и усталость дает о себе знать. А так — ни капельки не страшно. Потому что рядом Ник. Новая доза искр благополучно осела во мне, насытив эмоции до предела.

— «Думаю, да», — передразнивает он меня, — а если нет? Что тогда?

— Попробую связаться с Тимериусом, — я сама невозмутимость. Подношу руку к уху, делая вид, что собираюсь просить помощи друга.

— Не надо! Я сам, — Никель замолкает и с минуту смотрит прямо перед собой, пытаясь вызвонить Тимериуса по голосовой связи. Этот ревнивец против, чтобы я просто говорила с хамелеоном? Его злость проходит, на смену ей приходит растерянность. — Черт. Здесь не ловит связь!

— Должны быть и другие выходы, кроме этого, — я дышу на замерзшие руки, пытаясь согреть их. Перчатки транс-формы, как назло, остались на корабле. — Некрополю несколько тысячелетий. Как-то ведь атланты спускались сюда, когда не было лифта.

— Разумная идея, — муж одобрительно кивает. — И запасной вход должен быть где-то поблизости… Признайся — своровала часть моего интеллекта, пока щупала?

Фыркаю. Смотрите, какой недотрога! Но доля истины в его словах все-таки есть. Каким-то образом мы будто поменялись местами в своем поведении: Ник злиться и паникует, я распускаю руку и подаю идеи, как нам выбраться.

Свежая мысль придает нам энтузиазма, и мы снова обходим часть зала около лифта, внимательно присматриваясь к стенам. Выход находится почти сразу — в десяти метрах от железных створок подъемника, полуутопленный в грубой каменной стене. Между двумя рядами стеллажей, на которых стоят миниатюрные, не больше тридцати сантиметров высотой, разноцветные сферы. Я поеживаюсь. Кто в них? Карлики, дети или домашние животные?

Восторг по поводу найденного входа на лестницу быстро идет на нет. Лестница перекрыта толстой дверью. Естественно, запертой — кто ж держит запасные выходы открытыми? В серо-бурой, изрядно проржавевшей толще металла виднеется замочная скважина. Никель наклоняется к ней, и мне слышится вздох облегчения, донесшийся из его груди.

— Ты умеешь взламывать замки? — с надеждой спрашиваю я.

— Варисса, я похож на вора? В моем мире уже пару столетий не использует замочные скважины. Было бы гораздо логичней, если бы это значилось среди твоих умений, а не моих.

Ник красноречиво смотрит на меня. В его представлении Земля — измерение, где навыки махинаций и преступных действий впитываются буквально с молоком матери. На всякий случай сверяюсь с почерпнутыми мной знаниями до переезда в Набил. Нет, тоже не умею. Жаль.

— Тогда почему ты прижимаешься ней и так томно вздыхаешь?!

Вид Никеля, припавшего лицом к узкой щели, вызывает у меня двусмысленные ассоциации, никак не связанные с могилами и подземельями, и я краснею. Хорошо хоть, при этом свете не разглядеть.

— А из нее приятно дует, землянка-грязные-мыслишки, — Ник смеется, и я отталкиваю его от двери и сама наклоняюсь к скважине.

Освежающий поток сквозняка обдает меня, на контрасте с воздухом некрополя кажущийся очень теплым и свежим. Ммм. Запах свободы!

Вдоволь надышавшись, мы снова принимаемся искать выход из ситуации.

— Что же делать?

— Придется спросить в другом месте… — Ник садится на устойчивый каменный шар, склонившись и обхватив голову руками. Какое святотатство. Если б Асти видел, точно грохнулся бы в обморок. Хорошо, что его здесь нет — я выбираю себе шар поменьше и сажусь тоже. Камень холодный, как лед, но ткань штанов тут же начинает уплотняться, вырабатывая тепло. В экстремальных условиях транс-форма творит чудеса!

Никель уходит глубоко в себя, погружается в тонны знаний, фактов и воспоминаний. Пытается найти лазейку из сложившейся ситуации, малейшую зацепку по поводу того, где могут находится другие ходы из некрополя. Ищет информацию о старом Сатитару, перерывает спектр данных, полученных от прочтенных им атлантов — Тимериуса, работника зеленого острова и даже девушки, подловленной когда-то на площади. Запрос очень конкретный и специфичный. Он сидит без движения минут пять, но данных о выходах все еще нет. Еще никогда поиск ответа не занимал столько времени, но Никель докопается до истины. Я верю.

И вдруг я снова начинаю слышать эхо его умственной деятельности, долетающей до меня сквозь нашу мысленную связь. В первый раз, у пропавшей дыры, мне некогда было задумываться об этом, но сейчас я вся замираю в трепетном восторге, боясь, что любое движение может спугнуть столь редкое явление. Я мечтала об этом годами! Слышать, чувствовать его эмоции. Мне не удается понять, о чем он думает — звук похож на низкую вибрацию или шипение ненастроенного на волну радио. В его сознании в этот момент проносится одновременно такое количество мыслей, что не-чтецу невозможно их расслышать.

Неужели Ник и правда решил делиться со мной самым сокровенным? Вряд ли. Скорее, он и сам не подозревает об утечке. Настолько погрузился в мысле-образы, что часть выстроенной им защиты своего «я» частично пала.

Дальше будет больше. А теперь главное не проболтаться. Если Ник узнает о своих слабостях, вмиг перекроет всю лафу.

Наконец я не выдерживаю и трогаю его за плечо. Он подскакивает на ноги, испугав меня до полусмерти. Его глаза пусты и безжизненны, руки сжаты в кулаки. Понятия не имею, как далеко во времени ему пришлось уйти во времени и кем стать в своих образах.

Жду, когда он придет в себя, и спрашиваю:

— Ну что?..

— Идем, — Никель берет меня за локоть и тащит вдоль стены вглубь зала. Он что-то вспомнил. Молю Вселенную, чтобы нарытый им раритет оказался действующим и сейчас.

Когда ноги уже отнимаются, а от мельтешения сфер справа и слева начинает подташнивать, мы достигаем противоположного края некрополя. Здесь пещера выглядит иначе: стены темные и грубые, среди гробниц наметился беспорядок. Вглубь скалистой породы уходят несколько гораздо более маленьких, совершенно темных тоннелей. Ник снимает с ремня маленький плоский фонарик, вделанный в пряжку ремня, и направляет свет в один из них. Там тоже находятся могилы, и судя по виду, гораздо более старые, чем в основном зале.

При виде них меня начинает трясти от волнительного, испуганного возбуждения. Вот где настоящая древность! Окажись я в некрополе в другой ситуации, точно захотела бы осмотреть еще и эти пеплосферы, но наконец включившееся чувство самосохранения удерживает от рискованного шага. Эта часть города мертвых больше напоминает катакомбы, чем цивилизованное кладбище. Потолки низкие, могильные сферы в плачевном состоянии — расколотые, полуосыпавшиеся, без каких-либо следов имен, дат или огоньков. Здесь влажно и холодно до невозможности. Стены блестят от конденсата, на полу скопились целые лужи. Вот уж куда точно не водят экскурсии.

— Над-д-деюсь, нам не туда? — зубы стучат друг о друга. Холод пробирает даже сквозь костюм, а руки и подавно превратились в две ледышки.

— Я тоже. Проход через древние тоннели есть, но он слишком длинный, опасный и, скорее всего, выходит на поверхность в ныне затопленную часть города…

Никель освещает своды пещеры. Одинокий луч мечется по черным бугристым стенам, пока не натыкается на узкую полосу, начинающуюся в паре метров от пола и теряющуюся в густой тьме наверху.

— Вон она! — восклицает он.

Ой. Вот тут-то я и понимаю, что доигралась.

При виде железной вертикальной лестницы, вкрученной в скальную породу, желудок сжимается в колючий болезненный шар. Я будто проглотила ежа. Даже не знаю, что хуже — ползти по разрушенным катакомбам или карабкаться высоко вверх по этой примитивной конструкции.

9. Страсть (2)

Никель подбегает и встает снизу, вытягивая руку и пробуя ее на прочность. Дергает, пытается расшатать. Он искренне рад своей находке, и радуется еще больше, когда лестница никак не реагирует на его манипуляции. Как по мне, это вовсе не гарантирует, что она выдержит наш суммарный вес.

— Смотри! Она дожидалась нас неизвестно сколько лет! И ведь дождалась!

Надо бы восхититься его прозорливости и порадоваться призрачному шансу спастись, но язык отчего-то прилип к небу, и изо рта вырывается лишь неразборчивое мычание.

— Эээ… ну… Да.

Ник в упор не замечает моего ступора. Обводит взглядом огромный зал, словно спрашивая поддержки у светящихся надгробий, кивает своим мыслям и быстрым шагом подлетает к одной из ближайших пеплосфер. Стоит ему уйти, оставив меня одну, хоть и с фонариком, мне впервые становится неуютно в некрополе. В этой части пещеры довольно темно, прямо под боком — заброшенные ходы, из которых может выползти кто или что угодно.

Ник тем временем опускается на колени, протягивает руку, шипит и отдергивает ее. Запрокинув голову назад и досчитав до пяти, снова просовывает ее внутрь проема. Короткий резкий жест — и горящий внутри огонек оказывается у него в ладони. Это толстая «долгоиграющая» свеча с фитилем, пропитанным особым составом. Такой хватит надолго. Оскверненная сфера укоризненно взирает на него своим враз почерневшим окошком.

Он возвращается ко мне и закрепляет свечу у основания лестницы.

— Я потом верну, — говорит он, заметив мои полные ужаса глаза, но тут же понимает, что сморозил глупость. — А если нет… Жрецы вставят новый.

Пожалуй, так. Но меня на мгновение словно окатывает ледяной водой. Некрополю вряд ли придется по душе подобное обхождение. Не хочу задерживаться тут ни на минуту более.

— Ты первая, — Ник включает мой фонарик тоже, отцепляет с пряжки ремня маленькую светящуюся пластину и налепляет ее мне на рукав около запястья — разумно, учитывая то, что мы полезем прямо в темноту. Головой указывает на лестницу. Хочу сказать ему, что это весьма сомнительная затея, но понимаю, что сейчас с ним лучше не спорить. Подхожу к стене, цепляюсь руками за нижнюю перекладину — брр, какая холодная! — и… всё. Дорога к свободе начинается слишком далеко. Ни запрыгнуть, на подтянуться на такую высоту я не смогу.

Никелю приходится принять участие в закидывании меня на стену. Вдосталь понаблюдав, как я вишу и дергаю ножками, он ворчит что-то нелицеприятное об ужасной физической форме некоторых землянок и садится на корточки.

— Залезай.

Я смотрю и не верю своим глазам. Он сам предлагает залезть себе на шею! В трезвом уме и ясной памяти, здравии, богатстве и что-то там еще. Это неимоверно радует и в то же время печалит — похоже, восхождения мне все-таки не миновать.

— Если что, ты сам согласился…

— Давай-давай. Устраивайся поудобней, — поторапливает он меня. Я немного разочарована — такой чудесный момент для шуток, а он серьезен, как никогда. Даже не смотрит в мою сторону.

Подхожу к нему сзади, аккуратно перебрасываю ноги по обе стороны от его головы и очень, очень осторожно присаживаюсь ему на плечи. И тут же хватаю его за голову, вцепившись в непослушные курчавые волосы — не дав времени привыкнуть к ощущению сильного мужского тела под собой, Ник выпрямляется, отчего я теряю равновесие и чуть не опрокидываюсь назад.

— Постой, я ошибся… С формами у тебя все в порядке… — пыхтит он и, поддерживая меня за ляжки, делает шаг к лестнице. — Перебирайся, тростинка…

Тут уж не до шуток становится мне. Хватаясь за железные поручни, отчаянно напрягая бицепсы, трицепсы и даже ягодицы, я пытаюсь закрепиться на лестнице. Цепляюсь коленками за перекладины и, когда Ник, потеряв терпение, довольно грубо пихает меня наверх, упираясь ладонями под задницу, наконец оказываюсь на месте.

Фуух. Делаю первые пробные «шаги», освещая стену и лестницу фонариком. Необычно, конечно, куда тяжелее, чем подниматься по обычной лестнице — помимо ног работают руки, да и все тело находится в неприятном висячем положении, — но вполне выполнимо. Я преодолеваю несколько метров, вижу, как Ник с разбега забирается вслед за мной, и смутно радуюсь. Пустить меня первой было хорошей идеей. Почти джентльменской: если я сорвусь-таки вниз, то умру не одна, а свалюсь ему на голову и утащу за собой.

Мы начинаем подъем. Поначалу все идет неплохо, и я бодро преодолеваю метр за метром, стараясь не думать о том, что проход наверху также может быть закрыт. Перекладины лестницы закругленные, покрытые мельчайшей сетью мелкого конденсата, и оттого скользкие.

Мне откровенно страшно смотреть вверх. Луча не хватает, чтобы достать до завершения лестницы, свет выхватывает неровности, провалы и острые бугры. Поэтому я предпочитаю смотреть вниз. Там мерцает свеча, освещая полукруглый участок, притягивая взгляд спасительным якорем. А еще там Никель. Мне хочется ощущать присутствие какого-то живого рядом с собой, разделять с ним одиночество маленького муравья, ползущего по высокой отвесной стене.

Иногда я нарочно останавливаюсь, вынуждая его подгонять и подталкивать меня.

— Варри! — ругается он, когда я забываюсь и направляю луч фонаря ему в лицо. — Не свети в глаза!

Я извиняюсь и снова ползу наверх, хотя, по-честному, мне все равно. Пусть ругается, пусть ворчит и критикует. Хочу слышать звук его голоса, а еще больше — смех.

Поставить ногу на ступеньку выше, перебросить на нее вес. Одновременно вытянуть вверх одну руку, зацепиться и подтянуться. И так снова и снова. Я стараюсь абстрагироваться от того, что холод перекладин все больше и больше сковывает руки, а мышцы ног начинают неприятно ныть. Просто двигаю конечностями, как заведенная. Но и пустить все на самотек тоже не могу — чем дальше, чем больше энергии уходит на отработанную цепочку движений. Страшно подумать, что случится, если автоматизм нарушится, и один единственный сбой вызовет крах и поломку всей системы. Например, я оторву обе руки одновременно. Или поставлю ногу мимо перекладины…

Не думать об этом. Просто не думать.

Теперь мне уже не нужно останавливаться нарочно — я и так постоянно зависаю. Тело сопротивляется длительной и непривычной нагрузке. С каждым метром оно становится все тяжелее, и приходится прикладывать все больше усилий, чтобы впихнуть его еще на ступеньку выше.

Хуже всего то, что у меня нет выбора, кроме как продолжать двигаться. И начало и конец лестницы находятся одинаково далеко. Я зависла по середине без возможности толком отдохнуть или отвлечься. Пожалуй, именно неизбежность пугает меня больше всего. Ощущение, что я в западне. Снаружи холодно, но внутри костюма я вся покрылась липким потом. Нога соскальзывает с влажного металла, и я на мгновение повисаю на одних руках, снова нащупывая опору. Сердце стучит, как ненормальное, заполняет собой все огромную полость пещеры, отдается эхом в темных закоулках некрополя.

Сквозь шум крови в ушах осознаю — я все еще жива. Я все еще на лестнице. Молчу, распластываясь вдоль стены и отдыхая, но Никель чувствует мой ужас и панику. Он поднимается наверх, и останавливается позади. Руки и ноги — по обе стороны от моих, грудь прижимается к спине, загораживая меня от черной пустоты пещеры.

— Чшшш, — шепчет он. — Тихо, тихо. Все хорошо.

А потом, когда я немного успокаиваюсь:

— Смотри. Осталось немного, — и показывает рукой наверх, освещая далекий, но уже вполне различимый свод с очертаниями квадратного люка над лестницей.

Близость Ника и забрезживший выход придают мне сил, и я снова ползу наверх. Но на этот раз он двигается в унисон со мной, поддерживая своим телом, заключая в кольцо из вытянутых рук. Я с удивлением отмечаю, что могу опереться на него — в буквальном смысле прижаться спиной к крепкой широкой груди и немного расслабиться.

Никель снова прикрывает меня собой. Как тогда, в падающем подъемнике. Сносит капризы, терпит неудобства ради моей безопасности, рискует жизнью и здоровьем. Стоит только это осознать, как тело прошибает благодарность вперемешку со счастьем, и одновременно накрывает такой острой тоской, что я даже всхлипываю от наплыва чувств.

Бессмысленно отрицать, глупо не замечать очевидного — я люблю его.

Снова, но не так, как раньше. Раньше я любила сильно, но по-юношески слепо и наивно. Не знала его истинного лица, или знала, но боялась принять. Оттого и ушла, как только начались сложности. Не выдержала разницы между выдуманным образом и реальным. И, конечно, ожидала чересчур многого.

В этот раз мое чувство другое: глубокое, глубже, чем пропасть под ногами, и острое, острее лезвия ножа. Познавшее горечь разочарования и яд расставания. Закаленное болью, насыщенное десятками оттенков страдания, ненависти, возрожденной надежды и воспламеняющейся из пепла страсти.

Мы поднимаемся еще на несколько пролетов, и я даю волю порыву: выгибаюсь и прижимаюсь к нему сильно-сильно. Неровно дыша, запрокидываю голову ему на плечо, и трусь о его тело, слегка ерзая вверх-вниз. По его рукам проходит дрожь, и я с довольным мурчанием отмечаю, что ему также приятна эта близость, как и мне.

Ник в ответ толкает меня и вжимает в лестницу, делая одной рукой захват вокруг перекладины, а второй шаря по моему телу везде, где достает. Я прикасаюсь лицом к перекладине, и жадно вдыхаю ее металлический запах. Теперь он всегда будет ассоциироваться у меня с пронзительным, умопомрачительным влечением и желанием.

Снизу светящейся долиной раскинулся древний город мертвых, с высоты кажущийся лугом, усаженным светлячками. Мы с Ником висим на отвесной стене, почти в полной темноте, обнявшись и прильнув к лестнице, и от смерти нас отделяет всего лишь две пары изрядно ослабших рук и ног. Это самое странное и дурацкое свидание из всех, что у нас было, и, может, оттого-то оно кажется мне лучшим. Самым чувственным и крышесносным. Ненормальным, безумным, волшебным — таким же, как мы сами.

Очень медленно, вдумчиво, Никель приближает лицо ко мне, и коротко, но необыкновенно нежно целует меня в шею. Перед глазами все плывет, руки разжимаются — если бы не подстраховка его телом, я бы точно слетела вниз.

В этот момент я принимаю решение — к черту всех! Тимериуса с его косыми обвиняющими взглядами, требовательного Асти и проницательного Циссу. Пусть катятся куда подальше со своей слежкой, подозрениями и ожиданиями. Ник пригласил меня странницей не из-за способностей, а ради примирения? Это же просто замечательно! Я — ничто без богатого деятельного мужа? Да без разницы.

Я хочу его. Сегодня. Прямо сейчас. Если выберусь отсюда — не стану больше ждать, не буду сомневаться. Сама приду к нему в каюту.

10. Возвышение хамелеона

Мне не хватает искры, чтобы сделать момент поистине фантастическим. Хочу испытать полноценное чтение помимо крох, перепадающих во время мимолетных прикосновений. Я снова тянусь к Нику лицом, желая прикоснуться к его щеке, но он накидывает мне на голову капюшон куртки, изолируя меня плотной тканью. Возмущаюсь, но он уже активно подталкивает меня под попу, вынуждая двигаться вверх. И мне приходится подчиниться. Момент и правда не самый подходящий.

Мы вместе достигаем завершения лестницы, оканчивающейся у небольшого, явно рукотворного бетонного участка в своде пещеры. Прямо над нами круглый люк с запором. Никель дергает его за рукоятку. Один раз, другой. Старый, ржавый, редко используемый замок никак не хочет поддаваться. Я опускаю голову и закрываю глаза, беззвучно молясь Вселенной, чтобы она позволила нам выбраться из подземной западни.

— Так не получится. Нужна помощь, — глухой голос Ника выводит меня из транса. — Отпусти перекладину и возьмись рукой вот здесь. Не бойся, я держу тебя. Так. Теперь жми, сильно.

Я опираюсь рукой о люк и со всей дури давлю на него, вытягиваясь в струну. А-а-а-а-а… Рука отзывается яростной болью, заставляя меня проклинать дурацкое решение пойти в некрополь. Вот зараза! Как же крепко он сидит в пазах!

Никель нажимает на рычаг, рыча от напряжения, и совместными усилиями мы сдвигаем железную створку немного наверх. Вопим от восторга, залезаем на следующую ступень и толкаем еще и еще, пока крышка люка не отходит на достаточное расстояние, чтобы мы смогли пролезть.

ДА!

Никель помогает мне выбраться, затем выбирается сам. Облегчение заполняет душу мощным потоком, и в ней не остается места ни на что другое. Я не понимаю, где мы оказались, не замечаю ничего, кроме розовой пелены кайфа, накрывающего сознание теплой волной, стирающей воспоминания об опасности, заставляя забыть о боли в мышцах и до мозолей натертых ладоней. Лежу рядом с отверстием в полу, в котором все еще зияет черная пустота некрополя, и сгибаюсь от истеричного, блаженного смеха.

— Къерр? Къерра? — сквозь туман долетает изумленный голос командора. — Что вы здесь делаете? С вами все в порядке?

— С нами…ооо…, - я неуклюже поворачиваюсь на живот и пытаюсь встать на четвереньки. Тело отказывается слушаться хозяйку, став бесчувственным к любым сигналам мозга. — В порядке. Мы просто… заблудились.

Не только с телом, но и с языком происходят неприятные метаморфозы, заставляя нести полную чушь. Стоящие рядом атланты смотрят на меня, как на вконец чокнувшуюся или мертвецки пьяную. Да я и ощущаю себя именно так.

Кто-то из собравшихся помогает мне подняться, выводит из здания, где нам посчастливилось вылезти на свет божий, и под руку сопровождает вплоть до самого крешейка.

— Вы нас очень напугали, Андо, — я слышу Циссу словно издалека, — Мы два часа искали вас по всему городу — думали, вы тоже… того… Пропали, как Риндра Косса. Никто и представить не мог, что вы попретесь в это затхлое кладбище.

— Тогда почему вы ожидали нас? — судя по скачущему вверх и вниз голосу, Никель тоже навеселе после подземных приключений.

— Скажите спасибо вашему другу. По какой-то причине, которую он отказался назвать без вашего на то согласия, он совершенно точно знал, где вы появитесь.

Наши «маячки»! Я оглядываюсь и встречаюсь взглядом с Тимериусом, и меня на миг бросает в холод от выплескивающегося через край презрения в его глазах. Он смотрит на нас и понимает, что с нами случилось нечто особенно и волнующее. Чувствует наше возбуждение. А, плевать. Я снова отворачиваюсь, и противный осадок в душе улетучивается.

— Гхм. Вообще-то, нам еще о многом предстоит рассказать вам, Треор… — Никель приятно удивлен и польщен тем, что арзисы спокойно восприняли нашу прогулку по некрополю. Кажется, даже готов поделиться еще одним козырем в рукаве — наличием костюмов для межмировых перемещений.

— Начнете с этого завтрашний день, — перебивает его Асти. — На сегодня нам хватит откровений.

Атланты доводят нас до кают и желают приятного сна. «Зайти к Нику… Зайти к Нику», — стучит у меня в мозгу, пока я бреду к кровати и падаю на нее, не раздеваясь. И тут же вырубаюсь.

Я просыпаюсь от резкого толчка, чуть не свалившего меня на пол. Протираю глаза и оглядываюсь, пытаясь понять, что происходит. За окном все еще царствует глубинная тьма. Судя по дурманному состоянию, спала я долго. Должна была бы выспаться и отдохнуть, но вместо этого чувствую себя еще более измученной.

В голове беспрестанно крутится мысль, что я что-то забыла сделать. Ах, да. Вчера, находясь в шаге от смерти, я твердо вознамерилась соблазнить Никеля. Но, как видно по одежде, все еще болтающейся на теле, и вообще отсутствию каких-либо проблесков разумной деятельности за прошедшие несколько часов, его репутация не пострадала. Медленно встаю с кровати, и подхожу к зеркалу. Ну и видок! Правильно сделала, что уснула.

Я долго стою под душем, надеясь, что вода сможет смыть с меня не только пот, но и боль в натруженных конечностях. Жаль, от воспоминаний таким образом не избавиться. Хотя… приятного было больше, чем опасного. Гораздо больше.

Возможно, оно даже того стоило.

Посвежев и приведя себя в порядок, я иду в сторону обеденного зала. Крешейк чуть заметно вибрирует — готовится отплыть из подводного города. В просторном холле с некогда панорамными, а сейчас задраенными окнами на удивление пусто. Быстро завтракаю остатками пышного завтрака, и иду к капитанскому мостику. Знаю, что мое место сейчас именно там.

Двери распахиваются раньше, чем я успеваю занести руку для стука, и статный атлант в белой форме впускает меня внутрь.

— Варисса! — радостно восклицает Цисса и бросается ко мне, усаживая в последнее свободное место за круглым столом. — Как вы выспались? Вчерашняя прогулка не сказалась на вашем самочувствии?

Я отрицательно мотаю головой. Чувствую разбитость во всем теле, но от такого внимания и обхождения мне лучше с каждой минутой. Взгляд падает на Никеля. Он сидит в кресле, вольготно откинувшись на спинку и положив ногу на ногу, и покачивается вместе с ним. Туда-сюда. Сюда-туда. Он расслаблен и напоминает довольного кота, наблюдающего за мной из-под полуприкрытых век. Один его вид вмиг лишает меня душевного покоя, в груди сладко ёкает. Жаль только, поиграть в гляделки не получится. Помимо него за столом восседает Треор Асти и еще парочка смутно знакомых атлантов. На мостике светло, душевно и даже уютно. Но чего-то не хватает. Или кого-то?

Снаружи, в доке, кипит бурная деятельность. Группа арзисов следит за тем, чтобы последняя партия из предназначенной Сатитару древесины и пищи благополучно перекочевала за внутренний купол. Сам крешейк уже завел двигатели, ожидая момента, когда можно будет отдать приказ на заполнение дока водой и отчалить.

— Во-первых, хочу принести вам извинения за случившееся, — деловито начинает Треор. — Поломки в столице случаются постоянно — город переживает не лучшие времена в техническом плане… Мы не знали, что вы пойдете в некрополь, а у служителей есть ключи на случай, если лифт выйдет из строя.

— Я тоже хочу извиниться, — внезапная доброта командора вызывает у меня порыв покаяться в ответ. — Пойти туда было целиком и полностью моей идеей. Надеюсь, мы не осквернили вашу святыню своим появлением?

— Не волнуйтесь об этом, — смеется Цисса. — В таком случае вы бы с нами здесь не сидели.

— ???

Асти недовольно смотрит на Циссу, хмурится и, отвечая, тщательно подбирает слова.

— Некрополь сам решает, кого впускать и кого выпускать. Были разные случаи… Из-за них мы и перестали приглашать туда туристов, тем более — иномирцев. Намоленное место, знаете ли…

На миг помрачневший под строгим взглядом начальника Цисса снова смелеет.

— Да брось, Треор! Это все страшилки для наивных чужаков. А если и нет — спасение стало еще одним доказательством вашего особого дара, — он хитро улыбается и прищуривается сквозь цветные стекла очков. — Вселенная любит вас, поверьте.

Что ж, поверю на слово. Меня гораздо больше интересует другое — где наш третий напарник? Да, мы в последнее время не очень-то ладим, но он имеет такое же право присутствовать за этим столом.

— Где Тимериус Кальведросси? — я решаю озвучить свое недовольство вслух.

Секунду мне кажется, что командор не понимает, о ком идет речь.

— А, это ваш атлантийский друг, — хлопает он себя по лбу. — Кальведросси вызвался помогать при отплытии крешейка. Вон он, видите?

Асти показывает мне за спину, и я оборачиваюсь к панорамного окну.

— Да, кстати… Еще один вопрос, который мы хотели бы обсудить с вами, как раз его и касается. Он не может находиться среди нас. И, тем более, рассчитывать оказаться среди участников экспедиции в другой мир — если таковая вообще случится.

Я в шоке. Никель резко распрямляется, сдергивая с себя благодушный настрой и показывая свою обычную сущность — требовательную, жесткую, властную.

— Что вы имеете в виду? — негромко и ласково спрашивает он, буравя командора взглядом. О, я знаю этот голос. Я бы обязательно посочувствовала Асти, если бы сама не возмутилась до глубины души.

Никель не делает никаких угрожающих жестов, но Треор чувствует, что набилианец находиться на пределе — он ведь далеко не глуп, наш усталый командор. И отвечает ему так же терпеливо, но твердо.

— Именно то, что я и сказал, къерр Андо. Мы высадим Тимериуса на ближайшем плавучем острове. Думаю, он не заблудится в родном мире, хотя всякое может быть после такого долгого отсутствия…

И тут мне становится ясно, откуда растут ноги у напряженных отношений между Тимом и арзисами. Почему он старается избегать их, будто чувствуя вину, и, даже совершая шаги навстречу, натыкается на невидимую стену отчуждения и непонимания. Завуалированного презрения.

Тимериус покинул Атлантис ради диковинных чудес Набила. Более того, несколько лет учился, жил и в конце конце предпочел соседа-зазнайку родному миру. Отрезал косы, которыми принято гордиться. Такого не прощают, тем более аристократам.

В этот момент я вижу Тимериуса. Он идет вместе с двумя парнями из команды, направляясь в нашу сторону. Хамелеон улыбается, кажется, даже смеется, впервые за последнее время выглядя счастливым, перебрасывается короткими фразами с попутчиками. Они отвечают ему и тоже посмеиваются. Видимо, простых атлантов ничуть не смущает его "измена" родине. И я взрываюсь. Незаметно, тихо, но оттого не менее впечатляюще. Меня затапливает гнев за друга и ядовитая обида на Асти с Циссой. Грудь сковывает обручами, мешая свободно дышать, руки дрожат от еле сдерживаемой ярости.

Он не заслуживает такого. Тем более от лица земляков, которых так боготворит.

— Ошибаетесь, командор, — Никель наклоняется ближе к столу и говорит еще вкрадчивее, отчего впечатление нависшей над арзисом угрозы лишь усиливается. — Вы не могли подразумевать именно это. Потому что в противном случае можете высаживать и всех нас. Экспедиции не будет, и, могу вас уверить, я сделаю все, чтобы вы никогда не узнали место и время появления новой дыры в неизвестную Вселенную.

— Вы сказали «место и время появления новой дыры»? — Цисса весь превращается в слух, но ни Никель, на Асти не обращают на него внимания, продолжая поединок взглядами.

И первым сдается Асти. Конечно. Другого и быть не могло.

— Но почему он так необходим вам? — в его голосе звучит искреннее недоумение. — Что ему делать в экспедиции? Он ведь просто человек.

Командор идет на попятную, но меня уже не остановить. Чудовищный ком гнева растет во мне, не давая отдышаться и успокоиться. Он пугает даже меня саму. Никель бросает на меня нахмуренный взгляд, в котором мелькает тень испуга. "Что ты творишь?!", будто спрашивает он, но я ничего не могу поделать.

Сгусток гнева выплескивается из меня, брызжет, течет из всех щелей. Сбегает наружу, чтобы сделать что-то ужасное и, возможно, непоправимое. Я чувствую этот процесс, и мне становится по-настоящему страшно. Даже в некрополе, вися на вытянутых руках над пропастью, я не боялась так сильно. Отчаянно и безнадежно. Я страшусь не только того, что может произойти, мне страшно потому, что Никель в который раз оказался прав: неприятности в Атлантисе происходят по моей вине. Я опасна не только для себя, но и для окружающих.

Одновременно с этими мыслями в мире происходит сбой. Механизм дока дает осечку, и внутрь начинает поступать вода. Из всех затворов с оглушающим напором бьет вода, быстро заполняя док. Не успевшие взойти на крешейк атланты падают, закрываются руками от струй, течение уносит их друг от друга. Док заполняет грохот, брызги и крики… Вокруг воцаряется хаос. Хаос и паника.

— Да что происходит вообще? — Асти вскакивает и подбегает к рядам операторов рубки.

Он смотрит в мониторы и потому не видит, что посреди хаоса еще остался единственный непоколебимый элемент. Константа. Опора. Один человек все еще стоит на ногах, и вода волшебным образом не касается его. Обвивается вокруг ног, закручиваясь странным водоворотом, уходит вспять, не замачивая брюк. Хлещущие струи встречают около него невидимое препятствие — натыкаются на преграду на расстоянии метра от его головы и стекают вниз, словно по прозрачному куполу или кокону. А внутри него, опустив голову и не шевелясь, стоит он — сухой и невредимый хамелеон.

— Волшебство, клянусь штормами Великого Моря… — бормочет Цисса.

— Треор Асти! — Никель окликает командора. — Вы хотели знать, что такого необычного в Тиме Кальведросси? Смотрите!

Асти оборачивается, и его брови изумленно ползут вверх. Очередной приказ застревает у него на губах. Думаю, он никогда не видел подобного, как и я. Как и никто другой. Выпустив пар, я расслабленно обмякаю в кресле. Мне становится легче. Эхо чудесного дара Тимериуса долетает до меня сквозь стены крешейка, умиротворяя и смягчая мои помехи.

Все хорошо. Ситуация под контролем. Тим позаботиться о себе и о других членах экипажа. Все налаживается словно само собой: напор воды слабеет, атланты встают на ноги и бросаются в разные стороны. Кто-то заделывает пробоины, кто-то собирает расплывшиеся по всему доку ящики. Хамелеон сбрасывает оцепенение и выходит из защитного кокона, тоже принимаясь помогать атлантам. Вода с плеском захлестывает его колени, ткань костюма темнеет, намокая, и начинает отливать металлическим блеском. Если б не неподдельное удивление собравшихся, можно было бы подумать, что трюк с водой всего лишь образ — плод моей фантазии.

— Къерр Андо, я жду объяснения, — командор обессиленно садится за стол, прекращая любые попытки повлиять на ситуацию. Он все еще не может оторвать взгляда от Тима, рядом с которым даже законы физики перестают иметь значение.

Никель смотрит на меня, и я вижу в его глазах горечь и решимость. Я почти уверена — он скажет, кто виноват в случившемся. Моя проблема становится слишком серьезной, чтобы на нее и дальше можно было не обращать внимания. Шила в мешке не утаишь.

— Обязательно, командор Асти, — откликается он, — но только после того, как к нам присоединится Кальведросси.

И когда последние атланты возврашаются на крешейк, а мокрый вымотанный Тимериус садится за стол, Никель сдерживает обещание. Он рассказывает о всех наших тайнах: о способностях Тима, делающих его самым ценным и редким экземпляром нашей экспедиции, созданных транс-формах и их удивительных свойствах, и, конечно же, о перспективах на будущее. О том, настоящем проходе в новый мир, который открылся или скоро откроется в Атлантисе и установил со мной связь через сны.

Единственная вещь, которую он утаивает — именно та, которую он должен был бы поведать первой. О том, что у меня есть «маленький» недостаток, ставящий под вопрос безопасность и резонность моего пребывания среди участников экспедиции.

Рассказ как раз подходит к концу, когда док полностью заполняется водой и крешейк высвобождается из тисков удерживающих механизмов, покидая Сатитару.

— Значит, ваша предполагаемая дыра находится недалеко от нынешней столицы? — Асти долго переваривает новую информацию, но, осмыслив ее как следует, принимает единственное правильное решение. — Также, как и ЛИК… Что ж, это все упрощает. Мы обещали доставить вас в лабораторию, Варисса, и мы это сделаем. А пока можете идти к себе в каюту и набираться сил. Следующая остановка будет уже завтра. На континенте.

Корабль атлантов плавно огибает купол и медленно скользит между остатками зданий. Я рассеянно киваю и еще долго провожаю серебристую полусферу взглядом. Не думаю, что мне доведется еще раз побывать в бывшей столице.

Теперь меня ждет нынешняя.