Властный, страстный и отвязный, или... nick vengens

Глава 1 "В родных пенатах"


- Что же делать, что же делать?!! – уже в пятый раз за последнюю минуту вопрошал я у самого себя, стоя у дверей кабинета ректора нашей свароградской Академии. Заведение это, надо признать, приличное, лучшее в нашем городе, и не допускающее никаких вольнодумств, выкрутасов и тем более, прости Высший, обманных маневров против священных учебных стен. За такие вещи сразу отчисляли.

Если меня отчислят, батя собственноручно в котел забросит и станет жарить, словно картошку фри в раскаленном масле вместе со зловонными душами смертных. Образно выражаясь, разумеется. Жарят не в масле.

И это ничего, что батя сейчас на Меркурии, а я на Земле. Они ему быстренько письмецо отошлют, где в красках обрисуют мою последнюю выходку. Тогда даже матушкины уговоры не остановят отца сотворить со мной что-нибудь... болезненное. Потому что это будет уже в четвертый раз, когда меня отчисляют.

За что были три предыдущих отчисления? Ну, разумеется, за нарушение общественного порядка и дисциплины, второй раз – за нарушение субординации, а третий – за несанкционированное открытие портала. Все претензии ко мне считаю необоснованными, обвинения голословными, а отношение - предвзятым!

В первый раз... я на экзамене дал списать своему приятелю. Он полукровка, для него учеба в Академии – это билет в жизнь. Меня поймали, а приятель... просто отвернулся, сделав вид, будто это не ему только что ответы пересылались. На вопрос комиссии мой приятель сообщил, что я клянчил у него помощь. Ему почему-то поверили, а я не стал переубеждать комиссию. Меня настолько захлестнуло чувство несправедливости и разочарование, что от такой наглости я лишился дара речи и погрузился в мрачные мысли о недостойных полукровках, всеми правдами и неправдами заполоняющих наш прекрасный нефилимский мир.

Посидел дома, подумал, внял отцовским упрекам да маминым тягостным вздохам, и решил поступить заново. Еще бы! Отец пообещал, что, как только я завершу обучение, он похлопочет и меня сделают ректором нашей замечательной Академии. Ох, и жизнь тогда начнется! Я такие порядки заведу!. Повезет студентам со мной. Особенно студенточкам...

Грезя о будущих великих свершениях, я сдал экзамены во второй раз и меня неохотно, но приняли. Я с головой ушел в учебу, тем более что выбрал иную, более интересную профессию, но тут, как назло: одному старшему преподавателю пришло в голову устроить травлю. Из всей группы он почему-то выбрал именно меня. Кончилось всё это мужской разборкой в туалете, после чего меня без разговоров отчислили.

Поступить заново – это было уже делом чести и принципа, и через год я снова числился среди первокурсников. Но приятель того преподавателя, которому я накостылял еще год назад, решил возобновить травлю и отомстить за поломанного коллегу.

Что он только не выдумывал и как только надо мной не измывался! Я стоически выносил все издевательства, терпел унизительные наказания за любую провинность, и глотал слезы обиды, когда меня – как бы случайно – забросили через портал в промежуточный мир. Я почти неделю бродил по пустынным улицам, не имея возможности выйти обратно. Думал, что сойду там с ума! Меня вернул ректор, когда ему позвонил мой отец, обеспокоенный тем, что сын не явился на семейное торжество.

Гадливый ректор наслаждался представлением, которое ему устроил мой преподаватель, поэтому заявлять о злонамеренном поступке было бы просто... глупо. Меня отругали за несоблюдение мер предосторожности и отпустили с иезуитскими улыбочками, а я... просто отомстил. На следующем занятии я «случайно» снова проигнорировал меры безопасности и отправил своего преподавателя в... Эх, лучше не упоминать, куда я его отправил. Батя долго ржал, когда узнал, и в этот раз мое отчисление было воспринято родителем благосклонно. Но мне строго наказали, чтобы впредь я не влезал ни в какие неприятности и завершил уже ненавистное обучение, поступив в Академию в четвертый раз.

К этому времени между мной и предыдущим ректором уже велась настоящая война. Хоть меня и трижды отчисляли, но войну я выиграл, когда ректор - не без моей помощи - покинул свой пост. С приходом нового ректора мои шансы на выживание в Академии заметно возросли. Я прилично учился, по четвертому кругу постигая законы мироздания, и почти дошел до финиша, как... надо же было такому случиться!..

Сейчас мне предстоит открыть дверь и...

- Риши Дагда! – послышалось из кабинета ректора. – Заходите!

Это мне...

Я посмотрел на своё отражение, что карикатурно отображалось в вечно извивающейся жидким серебром двери. Остановившиеся глаза, всклокоченные черные волосы, разбитая губа, распухший сломанный нос, делающим моё миловидное дьявольское лицо похожим на какого-то... homo erectus.

Сбежать? Да куда??? Если бы можно было вырваться и преодолеть магнитное поле планеты, обойти индикаторы, уловители, кольца, патруль... то я бы уже давно угнал транспорт... Отсюда только один путь: через Адское министерство или по-простому - Ад-министрацию. А оттуда лишь две дороги: либо в нормальную нефилимскую жизнь либо в Отстойник. Чтобы попасть в нормальную жизнь, а не в обслуживающий персонал, мне позарез нужно закончить Академию. Да и батя не простит такого позора, чтобы его единственный сын пошел служить какой-нибудь канцелярской крысой или военным...

- Риши!!! – заорал ректор, потеряв всякое терпение. – Кончай там жаться у двери! Живо иди сюда!

О... этот голос было слышно даже на поверхности. Наверняка, сейчас глупые людишки от страха в штаны наложили, когда до их слуха донеслось странное эхо из-под земли. Иногда точки соприкосновения измерений находятся в самых неожиданных местах, и тогда люди слышат нас. А порой и видят...

Ладно, пошел!

Глава 2 "Хочешь рассмешить бога - расскажи ему о своих планах"


Открыв дверь, я просунул в щелку свою расползающуюся по лицу переносицу и заранее оглядел кабинет. Никто с косами не стоит – и то славно! Может, есть шанс?

У гигантского арочного окна восседал новый ректор Академии – предмет воздыханий всего женского пола Сварограда. Весь город только и говорил о прекрасноликом Лучезаре.

Он действительно являл собой идеальный образчик мужской привлекательности: чистокровный нефилим, высший маг и чародей, а улыбка его светила ярче всех светильников Академии. Вот только сейчас улыбки не наблюдалось. Лучезар резким жестом велел занять кресло подле его массивного письменного стола.

На ватных ногах я с огромным трудом преодолел немалое расстояние и скромно опустился на краешек кресла.

- Студент Дагда, - прищурился Лучезар, чуть наклонив голову и взглянув на меня из-под нахмуренных бровей, - вы слишком увлеклись сегодня. За подобное непотребство мне надлежит отчислить вас. Даже, невзирая на то, кем является ваш отец. Это... простите за каламбур... настоящее свинство с вашей стороны: подложить свинью собственному родителю!

- Прошу прощения, господин ректор, - вскинулся я, - но мне не было известно, что...

- Прекратить! – вскочил Лучезар.

Заложив руки за спину, он принялся мерить кабинет у своего стола, то ли вопрошая меня, то ли обращаясь к самому себе:

- Что я теперь должен сделать в первую очередь: доложить о нарушителе Держателям Тайны или отправить весточку на Меркурий?

- Позвольте сказать... – попытался я.

- Тебе только позволь! Позор для выпускника! Просто позор такое вытворять! – навис надо мной ректор, поменяв стиль общения на более приватный. Как-никак он прекрасно ладил с моим батей и знал меня с пеленок. – Риш, вот скажи мне, на кой Леший тебе понадобилось в мир смертных, а?! Ты зачем в чемодане уехал? Я уже молчу о том, что ты моему родному сыну всю физиономию после этого расквасил!

- Лучезар, вышло недоразумение. Мы с ребятами просто пошутили, поспорили, а они меня контузили и в чемодан запихнули к первокурснику, который в мир людей на практику отправлялся... Сам бы я до такого не додумался! Чессслово!!! А твой сын громче других надо мной гоготал, вот и... - умоляюще посмотрел я в его голубые глаза. На миг мне даже показалось, что в их глубине сверкнула огоньком надежды добродушная насмешка. Но я ошибся.

- Ты будешь наказан! – вынес приговор ректор, продолжая нависать надо мной и щекотать нос своими длинными белокурыми волосами. – Никому из студентов не разрешается покидать Свароград без официального разрешения! Никому! А ты не просто проехался туда-сюда, так еще и первокурсника подставил: ему вменяется контрабанда.

- Но я же - не контрабанда! Я здесь, меня вернули. Ты несправедливо наказываешь меня, когда следует наказать твоего сына!

- А в прошлом месяце, когда ты «случайно» вместе со своей компанией оказался в ночном клубе смертных?! То, что вы там вытворяли... это... это... – Лучезар поднатужился, но так и не смог найти подходящее определение нашим развлечениям.

- У нас было официальное разрешение! – вспылил я. – Это уже просто несправедливо!

- Разврат со смертными строго карается! Вам выдавалось разрешение на посещение Большого театра, на балет, а вы где оказались?!

- Мы... – отвел я глаза, - немножко перепутали здания. Там тоже был... балет... в каком-то смысле слова... Какая разница! И ты тогда никого не наказал, потому что твой сын больше всех восхищался теми... «балеринами». А сейчас? Почему я должен за него отдуваться?!

- Я напишу твоему отцу, что принял воспитательные меры, - проигнорировал упрек Лучезар, - и как смогу прикрою тебя от Держателей Тайны, но ты...

- Никогда! Больше никогда! Клянусь!

- Помолчи!

- Апчхи!

Да. Я оплевал своего единственного возможного спасителя. Но он сам виноват, нечего было патлами по моему носу елозить!

- Вот мерзавец! – обтерся Лучезар и отошел к своему столу.

«Ну, всё, я пропал. Можно готовиться к отправке в город ссыльных...» - пронеслось у меня в голове.

- Нет, - нагло прочел мои мысли Лучезар и расплылся в садистской улыбке, - ты отправишься туда, куда так рвался. Искоренять в себе любовь к смертным женщинам. А заодно приведешь мне одну – самую вкусную. Она – не раскрытая полукровка, но потенциалы ее завораживают. Мне нужна ее кровь. Добровольная отдача, разумеется. Притащишь ее сюда живую и не заколдованную, полностью готовую отдать мне то, что я попрошу.

- Почему бы тебе самому..?

- Потому что мне по статусу не положено совращать всяких девственниц.

- Тогда пусть твой сын...

- Нет! Ему нельзя знать об этом. Никому не говори! Понял меня? Если кто узнает о задании, клянусь, я сгною тебя в городе ссыльных. Уж я найду, за что тебя туда отправить! Компромата на тебя предостаточно. Даже твой отец не сможет и слова вымолвить в твою защиту. Отправляешься сегодня же. И точка.

Кто бы сомневался, что в случае провала задания, Лучезар отправит меня в город ссыльных. Он на это не скупился. Мне не хотелось прожить рабом пару сотен лет, и поэтому я твердо решил, что докажу свою профпригодность, дабы остаться жить среди своих: в нормальном нефилимском мире, а не среди ссыльных.

- Я не вернусь в Свароград, пока не выполню секретное задание ректора! – самоуверенно заявил я своим приятелям, пришедшим проводить меня, и смело ступил через линию турникетов на границе миров.

Глава 3 "Сладкий трофей ректора"


Где-то спустя пятнадцать минут я уже находился в СНТ «Тихая зорька» у дома номер 158 по Волынской улице и был готов выть от безнадеги.

Само наказание меня не особенно смутило, но вот когда я увидел объект, то...

...она была одета в какую-то безразмерную красную одежду с рисунком... в белый горошек, со стянутыми в растрепанный пучок длинными, выкрашенными под блондинку волосами. Краска давно слезла с корней, отчего создавалось впечатление, будто у девушки на голове темная шапочка, из-под которой струятся светлые пряди.

К счастью, девушка не обращала внимания на машину, в которой я сидел, и я смог вдоволь налюбоваться на необъятную куполообразную юбку этой деревенской модницы, пока старая дева копалась в огороде своего дачного участка, отклячив пятую точку.

По документам ей было 27 лет – ровесница мне, но на этом сходство между нами заканчивалось. Судя по сведениям, взятым из достоверных источников, она всё еще была девственницей, закоренелой пессимисткой и на всю голову эзотеричкой.

В какой-то момент меня озарило, что ссылка и рабский труд - не такая уж плохая альтернатива предстоящему делу, но я упрямо отбросил эту мысль.

«Хочу должность ректора!» - амбициозно заявил себе я, когда повернув зеркало в машине, посмотрел на свою новую «лучезарскую» внешность.

Скривившись от непривычного блондинистого и лилейного вида, я тоскливо повздыхал по своим жгуче черным волосам, уныло подмигнул личине в отражении, после чего решительно вышел на улицу, громко хлопнув дверцей авто.

- Кхм-кхм, доброе утро! - подойдя к покосившемуся заборчику, привлек я внимание огородницы.

Она страдальчески разогнулась, и, сощурив глаза от яркого июньского солнца, повернула ко мне раскрасневшееся лицо.

Тут же в мою сторону бросилась ее шавка: облезлый двортерьер. Пока он бежал, с него клоками летела линяющая шерсть грязно-серого цвета, а в это время на крыльцо обветшалой избушки вышла вальяжная гигантская кошка. Видимо, бастард какого-нибудь местного гуляки-Мейн-куна.

Терпеть не могу кошек. Они еще те предательские морды. Но, это лучше, чем ссылка.

- Что вам? – спросила девица, грязной рукой поставив козырек над сощуренными ярко-лазурными глазами.

Голос у нее был... такой... странный.

- Мне нужна Велесова А.Р.

- Это я, - обтерев ладони, измазанные в земле, девушка подошла ближе и схватилась руками за зубья штакетника, зеленая краска которого уже давным-давно облезла. Как и розовый лак с поломанных и грязных ногтей этой... потенциальной ректорской «вкусняшки».

- У меня к вам дело. Вот, - и я полез в папку для бумаг, откуда достал документы. – Ознакомьтесь, пожалуйста.

Она обескуражено приняла документы. Пробежав по ним глазами, она испуганно уставилась на меня.

- Я... ничего не понимаю.

Попытавшись изобразить участие, я поставил брови домиком и резюмировал:

- Согласно документам, которые сейчас в ваших руках, этот дом, участок и все остальные хозяйственные постройки теперь принадлежат мне. Ваша бабушка перед смертью оформила завещание на мое имя. А вы не знали?

- Нет... Это какая-то ошибка. Я должна была вступить в наследство по закону. Ничего еще не успела... Полгода назад похороны были... Пока выплатила долги за похоронный обряд, за коммунальные услуги, пока то, пока сё... Да как же так?..

- Увы. Мне жаль вас расстраивать. Но ничего не поделаешь.

- Не может этого быть... - обескураженность в ее глазах сменилась недоверием, агрессией, а затем слезами. Они крупными каплями задрожали в лазуритах ее глаз и вдруг побежали по запыленным загорелым щекам, оставляя более светлые полосы.

- Разрешите войти?

- Я даже не знаю, кто вы.

Теперь я даже немного обрадовался. Умом девушка не блистала, и предстоящая миссия уже казалась простеньким делом одного дня. Мне не терпелось вернуться обратно в Свароград с трофеем для ректора.

- Здесь написано, кто я, - ткнул я пальцем в документы. – А вот мой паспорт. Сравните данные.

Спустя минуту сопения, она подняла на меня мокрые от слёз глаза:

- Всё равно не пущу вас!

Мы уставились с ней друг на друга, явно не испытывая никакой взаимной симпатии. И как, спрашивается, при таком раскладе соблазнить ее, влюбив в «себя», да еще и добиться добровольного самопожертвования на алтаре Лучезара? Нет, если задаться целью, то соблазнить, конечно, можно кого угодно, но я как-то привык получать удовольствие от этого процесса, а не наоборот.

«Эх, была - не была!» – решил я и незаметным движением пальцев заставил открыться калитку, запертую на ключ. В эту же секунду сумасшедший пес выскочил на улицу и, заливаясь диким лаем, принялся кидаться на меня. Я не шевелился, наблюдая за реакцией хозяйки участка. Она разнервничалась, раскудахталась, принялась звать своего пса, но тот, ясное дело, взбесился: не каждый день потустороння сила в гости заглядывает.


Глава 4 "Шейте, шейте быстрее!!!"


Это ужасно: стоять вот так и ждать, когда тебя цапнут!

«Быстрее уже!» - мысленно поторопил я пса, заметив, что хозяйка намеривается схватить лохматого друга за ошейник.

Наконец-то, спустя бесконечно долгую минуту, этот чокнутый пес переборол страх и всё-таки цапнул меня за ногу.

- Ай-ай-ай! – картинно взвыл я. – Как же больно! Он мне вену перекусил!

- Да нет, что вы! Только штанину порвал! – побледнела девушка. - Две. Штанины.

- Нет, вену! Сухожилия! Мышцу! Я теперь не смогу ходить! Ногу не восстановить! Я подам на вас в суд, если стану инвалидом!

Собака, почуяв мнимое превосходство, продолжила бросаться с удвоенной силой, и пришлось приструнить пса.

- Да чтоб тебя, шавка блохастая! – выругался я, отшвырнув пса так, что тот впечатался в соседский забор. Заскулив, пес на брюхе пополз обратно на участок в свою будку.

- Простите, - охала хозяйка, - Мотя обычно безобидный, ни разу никого не укусил. Ой, у вас кровь! Нужно срочно обработать!

- Да уж, будьте добры.

- Пойдемте. Сможете дойти?

- Попробую. Не помирать же на улице. У вас здесь летающие тарелки, наверное, чаще встречаются, нежели скорые. Одна надежда на вас.

Прыгая на одной ноге, я страдальчески последовал в дом за девушкой, но на пороге этого ветхого строения мне неожиданно преградила путь кошка. На незваного гостя она смотрела с нескрываемой неприязнью.

Поравнявшись с ней, я сверкнул глазами, послав мысленное:

- «Посмотри на меня еще так, шкура!»

- «Что тебе надо у нас?» - ответила черная кошка.

- «Помалкивай и проживешь свои положенные пять!»

Кошка прижала уши и загудела, зарычала, точно я у нее рыбу отбирал. Затем, важно развернувшись, она первой зашла в дом, покачивая своими барскими штанами и пышным хвостом.

Меня пригласили на кухню, где на удивление было чисто и уютно. Устроившись на угловом диванчике, я задрал ногу на табурет, вполне успешно изображая раненого страдальца.

Помощи пришлось ждать довольно долго. Сначала девушка набрала из бака воды в ковш, налила в чайник, поставила на плиту, помыла в рукомойнике руки и только потом полезла в аптечку, выискивать бинт, иглу и всякие антисептики.

- У вас мило, - решив нарушить тишину, подал голос "умирающий" я, когда оглядел помещение. Домик был крохотным, одноэтажным и трехкомнатным, включая кухню-гостиную, спальню и санузел, где размещался отопительный котел, вместо необходимых удобств. Но внутри дома чувствовалась женская рука: окна сверкали чистотой и забавными занавесками с позвякивающими кристаллами; деревянные рамы – свежей краской, а на подоконниках стояли в расписных горшочках цветущие фиалки и каланхое. Я даже обратил внимание на новые обои в спальне. Правда, они покрывали выгнутую стену, но зато не пахли старостью. – Сами ремонт делали и пол красили?

- Да, я сама. Недавно завершила покраску. Мужчин в семье нет, так что... крышу починить не могу, крыльцо с забором – тоже, да и... много что нужно заменить. Дом довоенной постройки, сами понимаете. А вы здесь раньше не бывали?

- Нет, ваша бабушка в больнице написала завещание на меня.

- Она ничего не говорила о вас.

- Ау!!!!!!!!!! - театрально взвыл я, когда продезинфецированная игла вонзилась в мою шипящую перекисью кожу: пес разодрал нехило. Ну, ладно, не беда, потом шрам уберу. - Я... - кряхтел пациент, - внук ее фронтовой любви. Возможно, она когда-то упоминала о бурном романе, что случился у нее в 43-м?

- Вы внук того самого Станислава?! – девушка оторвала сосредоточенный взгляд от шкатулки, где хранились лейкопластыри и зеленки.

- Не Станислава, а Ярослава, - сощурившись, поправил я. «Интересно, это она решила проверку устроить или действительно подзабыла бабулькины рассказы?» - напрягся я и поведал о событиях полугодовалой давности:

- Мне позвонил главврач, сказал, что пациентка дала ему номер моего городского телефона, после чего попросил срочно приехать в больницу. Я сам не знал, что так получится. Впервые видел эту пожилую женщину. И тем более не подозревал, что у нее есть родная внучка. Простите. Мне жаль, но я уже как месяц назад вступил в наследство. Других претендентов на наследство не было, никто права не заявлял. Неужели вам бабушка ничего так и не сказала в свой последний день?

- Нет, не сказала. Да мы и не особенно ладили с ней. Хотя я прожила в этом доме всё своё детство и юность. Потом жила в общаге, когда училась в колледже, потом уехала в другой город, устроилась там на работу, и мы с ней еще больше отдалились друг от друга. Как-то бабушка попросила выписаться из этого дома. Я не стала спорить и сделала себе временную регистрацию по другому адресу. Продлевала ее до прошлого года, а когда бабушка заболела, приехала обратно. Думала, что мне больше нет смысла продлевать, думала, что домой вернулась... А она... Не ожидала, что она так поступит... Да что же это я? О мертвых либо хорошо, либо никак!

Девушка утёрла слёзы и вернулась к своему занятию по выбору наиболее молодых из всех допотопных и пожелтевших лейкопластырей. Вскоре закипел чайник. Принеся старый, зачищенный до блеска алюминиевый таз, девушка налила туда воду, бесцеремонно задрала мне вторую разорванную штанину и принялась обрабатывать следующий укус, аккуратно смывая кровь.

Что-то я сам не заметил, как расслабился от ее мягких прикосновений... даже прикрыл глаза от наслаждения. Никогда еще мне не было так приятно. Складывалось впечатление, будто я качался на волнах океана, а вокруг - сплошная благодать... Но меня быстро привела в чувство ее кошка, бесцеремонно врезавшись в мысли:

«И не мечтай! Ишь, губу раскатал!»

- Брысь! – вырвалось из меня.

- Что? – девушка резко убрала руки и недоуменно уставилась на меня.

- Э-э... Это я не вам, а вашей кошке.

Девушка огляделась в поисках животного и, обнаружив его на подоконнике, посмотрела на меня, как на чокнутого.

- Удивительно... Как вы поняли, что это кошка, а не кот?

- По мордашке, - выдавил я умилительную улыбку, - такая симпатичная!

- Да, это моя любимица, - расцвела улыбкой хозяйка, отчего ее загоревшее, перепачканное землей и пылью лицо... Да нет! Что за глупости?! Это трофей. И только.

- Простите, я отвлёкся. Вы что-то про кошку говорили?

- Я сказала, что везде с ней путешествую. Маня сама ко мне пришла, уже лет девять назад.

- Не сомневаюсь, - процедил я, обменявшись с Маней убийственными взглядами.

- Ну вот, теперь можно продезинфицировать и забинтовать, - выдохнула девушка.

- Отлично. Надеюсь, у вашего пса имеется ветпаспорт с отметками о прививках?

Девушка пошла пятнами, не зная, куда деть глаза. В итоге просто отрицательно качнула головой.

- Так и знал!

- Он не бешеный. Я уверена! Мотя замечательный! Он - домашний, уже год у меня живет. Я его на станции встретила. Ой...

Я красноречиво закатил глаза и попытался подняться на ноги.

- Ох, как же я машину поведу? – простонал я, упав обратно на диванчик. – Нога не слушается. Ужасная боль. От вас можно позвонить? У меня деньги на телефоне закончились еще по дороге сюда. И сам телефон разрядился, а зарядку я с собой не взял.

- У меня... – краснея, начала она, - у меня недавно украли мобильник. Новый аппарат пока не купила. Так что я здесь без телефона. Можно было бы сбегать и попросить телефон у соседки, но она на неделю в город уехала. К другим соседям не пойду, всё равно не дадут телефон.

- Прекрасно! Я теперь даже такси не вызову! – возмутился я, удобнее устраиваясь на диванчике. – Придется у вас заночевать. К тому же, это уже мой дом. Так что не обессудьте.

Она поджала губы и принялась убирать медицинские препараты.

«Что ты задумал, хитрый?» - вновь засверлила меня желтым глазом Маня.

Я показал ей язык, и осведомился у хозяйки:

- А как вас зовут?

- Ака.

- Как-как? – рассмеялся я.

- Ничего смешного! Я же не смеюсь над тем, что вас... – и она полезла в документы, - ... Ришаром зовут.

- Ну, спасибо.

- Ака, Акада – это сокращенное. Мама любила читать книги о всяких магических академиях, вот и назвала меня Академия Родионовна.

Я даже прыснул со смеху. Вот так Лучезар! Вот подлец! Нашел мне Академию! Спохватившись, я заметил грустное выражение лица Акады.

- А что случилось с вашими родителями? – решил поинтересоваться я.

Конечно же, в общих чертах я знал ее историю. В машине успел бегло ознакомиться с личным делом, но мне было интересно, как Ака это преподнесет.

- Они... – закусила губу Ака, - уехали. По работе. Они живут в другой стране.

Я промолчал. Даже не ожидал от самого себя: мне вдруг стало жаль этот ректорский трофей.

Глава 5 "Пути Твои неисповедимы!"


Мне постелили на полу в кухне, и я даже обрадовался этому: рядом с моим спальным местом возвышался обеденный стол, с которого я беспрепятственно таскал теплые пирожки с капустой. Готовила Акада... ммм... уже седьмой по счёту уплетал, как лунный свет выхватил из темноты желтые глаза Маньки.

- Теперь можем и поговорить, - спрыгнув с подоконника, пошла ко мне кошка.

- О чем мне с вертихвосткой разговаривать? - презрительно фыркнул я и потянулся за восьмым пирожком. Телепатические разговоры с кошками бывают очень долгими и нудными.

- Пришел, наглый такой, обокрал нас, обобрал, обожрал, да еще и спать улегся! - возмущалась Манька. – Думаешь, я поверила в эту сказочку про завещание?

- Тебе-то что? – жевал я. – Лучше скажи, чего ты к девке прицепилась? Поставил, что ли кто, следить за этой полукровкой?

Кошка сузила глаза и деловито облизала лапу.

- Никто не ставил. Просто... так совпало.

- Понятно, вампиришь по-тихому, значит.

- Ты за кого меня принимаешь?!

- За ту, что орет дурниной по весне, - пнул я ее ногой. – А еще за разумное создание, которое не хочет быть разорванной на частицы за... несанкционированный доступ к телу смертного сего человечка.

- Уж не ты ли поспособствуешь? – прищурилась Манька. – Сам-то сюда явился, с какой целью, а? Уж явно не ради развлечения.

- Станешь мешать – еще как поспособствую твоей преждевременной реинкарнации! - зевнул я, демонстративно отворачиваясь от кошки.

Повисла тишина. И до того она была гнетущей, что я повернулся обратно. Яркий лунный луч пробился сквозь занавешенное окно, раскрашивая пустую кухню-гостиную красивыми тенями, а кошки и след простыл, только отголосок ее последней мысли-фразы повис в воздухе:

«Лучезарским ликом прикрываешься, а сам... демон высших кровей. Извести Академию задумал!»

Я даже привстал и невольно уточнил:

- Ты какую Академию имеешь в виду? Эй, Манька! – шепотом позвал я. – Выходи. Куда запропастилась, шкура?

Но кошка исчезла. Махнув рукой, я завалился спать. В этом измерении все спят, даже демоны. Сладкий сон, сладкий...

А снилось мне, что прежде чем Акада оказалась в озабоченных руках ректора Академии, она побывала в моих руках. Не менее озабоченных... Странный сон. Она мне совершенно не нравится!..


Проснулся я от истеричного вопля, доносившегося откуда-то с улицы. Наскоро обернувшись простыней вокруг бедер, я выскочил на порог и остолбенел. В трех метрах от крыльца стояла Акада с Манькой на руках, а вокруг них бегал ошалевший пес Мотя, разгоняя перепуганных кур.

- Ты что орешь, как чокнут... – я не договорил, так как перевел взгляд туда, куда смотрела Акада: за калитку, где не увидел ни казенного свароградского авто, ни соседних участков, ни линий электропередач, ни СНТ вообще. Вокруг было поле. И лес. Лес и поле. И больше ничего!

Обернулся посмотреть на дом. Избушка так и оставалась прежней, точно она и стояла здесь лет эдак... сто... только в ином пространстве и времени.

«А дезагрегатор вчера в машине остался, - с упавшим сердцем вспомнил я, - без него переместиться обратно почти невозможно». Но решил продолжить игру с удивленным возгласом «Что происходит?!!» в надежде на то, что меня рано или поздно спохватятся, разыщут и переместят обратно. А я тут как тут: трофей-то Лучезарчику и поднесу... Но, как оказалось, игра моя была уже лишней.

Акада повернулась ко мне с искаженным яростью лицом.

- Это ты сделал!

- Что я сделал?

- Ты – демон! – она направила на меня обвиняющий перст с таким чувством, что мне самому стало даже как-то... не по себе. – Ты переместил нас сюда, в эту глухомань! Ты – слуга дьявола!

- Бредишь? – попытался я отвертеться, но когда увидел ехидно ухмыляющуюся моську Маньки, всё понял: - Так это ты, паршивка, натворила?!! – бросился я к кошке в праведном гневе.

Та, спрыгнув с хозяйских рук, заголосила человеческим языком:

- Ты же демоническое отродье, - верещала она писклявым голоском, пока пряталась под хвостом у пса Мотьки, - ты можешь уйти, когда тебе вздумается, а Акаду – не тронь! Не отдам ее!!! Пусть лучше здесь, но не там, у Лучезара!

- Да! Да! – подгавкивал Мотя. – Не тронь! Не тронь!

Я остановился, уразумев смысл происходящего. Перевел взгляд на девушку. Акада не держала себя в руках. Она просто ошалевала от происходящего. Вряд ли в ту минуту ее мозг осознавал услышанное и увиденное.

И тут эти хвостатые товарищи незамедлительно поставили Акаду в известность о моих коварных планах, после чего... девушка как-то странно посмотрела на меня. Увидела, поняла всё, осознала...

Для любого демона самый страшный момент – это когда люди осознают действительность, когда у них наступает полное прозрение; когда миг растягивается и превращается в вечность и они проживают эту вечность с полным пониманием и принятием. В этом случае люди, словно губка, начинают впитывать окружающую их магическую энергию, компенсируя ее многолетнее отсутствие в человеческом теле...

... а я оглядел свое тело. Оно и впрямь было уже моим настоящим, а не лучезарским. Значит, и внешность изменилась. Да... теперь влюбить девушку в Лучезара будет совершенно невозможно. Надо сворачиваться. Здесь уже ничего не поделать. Трофей уплыл!

Гордо поправив простыню, замотанную вокруг бедер, я разочарованно вздохнул и направился к дому, чтобы побыстрее одеться и провести ритуал призыва собратьев, как тут на меня налетели... петухи!

Да я в жизни не видел таких монстров!

Глава 6 "Перед тем, как мстить, вырой две могилы"


Первый, самый крупный пернатый, со своим злобным «ко-ко-ко», принялся клевать мои истерзанные собачьими укусами ноги. Ко всему прочему, птица то и дело подлетала и норовила клюнуть в пах. Пару раз я попал по петуху ногой, но тут второй петух клюнул меня в зад. Я на минуточку отвлекся и... сам не знаю, как так нелепо вышло: запутавшись в простыне, я свалился на землю, чем тут же воспользовались эти петушиные монстры. Помню только сильный удар клювом в самое темечко и всё – меня окутала непроглядная тьма. Случается же такое! Что за невезуха...

Очнулся я уже ближе к вечеру. Ощупав голову, я с прискорбием отметил несколько болезненных шишек, а кое-где даже сочилась кровь. Почему-то совершенно не было сил. Перевернувшись на спину, я уставился в пламенеющее закатом небо и пролежал так еще минут двадцать, бездумно рассматривая плывущие облака.

Тишина вокруг: ни городского шума, ни электричек, ни самолетов, ни соседей, которые еще вчера пьянствовали до полуночи и орали за соседским забором. Только лес шумит могучими кронами, только птицы щебечут в ветвях... Первозданная красота!

Мимо пропрыгала лягушка, забрызгав мне лицо каплями из лужи... Значит, был дождь? Не похоже. Рядом ведро валяется. Скорее всего, меня пытались привести в чувство и обдали колодезной водой. Да, волосы еще мокрые...

Ужасно хотелось пить, язык буквально присох к небу, и я, нервно сглатывая, на четвереньках пополз к порогу дома. Надо сказать, что далось мне это с неимоверным трудом. Создалось ощущение, будто я пустыню Сахару марш-броском преодолел, а не три метра прополз. Постепенно приняв вертикальное положение, я, держась за стену, прошел в дом.

К счастью, никого из обитателей избы я не встретил, потому что если бы встретил, был бы не готов к серьезному разговору в подобном постыдном виде: свою простыню я потерял еще на улице, пока, весь изляпанный куриным пометом да землей, полз на четвереньках к дому.

Вскоре я обнаружил свои вещи. Удивительно, но их никто не тронул, не выкинул и даже не поджег. Шмотки спокойно лежали там же, где я их вчера и оставил: на полу, рядом с импровизированной постелью.

Схватив вещи и хорошенько выругавшись, я представил, как сейчас пойду и оторву головы петухам, а заодно и Акаде, которая не посчитала нужным помочь мне. В конце концов, я – не только чистокровный нефилим, но мой род берет начало от настоящего высшего сословия дуатцев, и какая-то полукровка просто обязана уважать меня, служить и бояться!

«Высеку ее огненным хлыстом! - выбирал наказание я, пока, злобно сопя, обтирался мокрым полотенцем. – Нет! Заставлю ползать на коленях и молить о пощаде! Голой! Свяжу поганку! И буду... буду... что-то делать с ней... нехорошее... и по принуждению. Нет... Так нельзя. Она же трофей. Вот пусть и остается трофеем! Отрежу ей голову энергетическим арканом! Точно! Лучше всего именно так и поступить. И принесу голову Лучезару! Брошу прямо ему на стол! Полукровская ведьма! Гореть тебе в аду! Это уж я точно тебе устрою, не сомневайся! Ак-ада! А Аду тебе не дать?! Получишь сполна и за своих петухов, и за кошку, и за то, что бросила меня посреди двора лежать на голой земле с куриным пометом! Да у меня на голове мухи уже, наверное, яйца отложили! – ужаснулся я при мысли об открытой ране и жаре, что стояла еще с самого утра. – Ну, ведьма! Я тебе устрою райскую жизнь! Сейчас, только портки натяну...»

Выйдя из дома, я огляделся в поисках потенциальной жертвы и приготовился уже проявить в руке огненный хлыст, как понял, что... магии-то у меня больше нет. Ни капельки, ни огонька, ни искорки.

Впервые в жизни я серьезно запаниковал. Это несравнимо ни с какими ощущениями, когда ты теряешь свои способности. Это всё равно, что потерять самого себя, собственную душу. Так вот что означает безграничная беспомощность!..

- Да что же это такое?! – снова и снова, в надежде встряхивал руки я, но всё было бесполезно. Магия не текла по моим венам, не бурлила в моей крови, а постанывала где-то в отрывочных воспоминаниях моей прежней, вполне счастливой жизни.

Тут из-за угла сарая выглянула Акада. Понаблюдав за моими психованными телодвижениями, она с суровым выражением лица, явно не предвещающим ничего хорошего, направилась ко мне. Двигалась она крайне мягко, плавно ступая, точно хищница, выискивающая у будущей добычи самое слабое место. Свои руки Акада прятала за спиной. Но мне и не требовалось их рассматривать, чтобы понять: у девушки появились магические способности.

- Вот ведь попал в переделку!.. – прошептал я и попятился назад, попутно озираясь в поисках того, чем бы обороняться от этой ведьмы. – Слушай, Акада... давай поговорим!

- О чем, интересно? – вскинула брови она. – О том, как ты собирался отвезти меня к какому-то Лучезару и отдать ему на съедение?

- Да брось! – не слишком убедительно отмахнулся я. – Какое еще съедение?!! О чем ты говоришь?!

- Такое! Маня мне всё рассказала!

- Ты бы лучше поинтересовалась у своей вонючки, откуда она всё это знает и почему с тобой живет?

- Будет время.

- Кстати, о времени. Сделай милость, поди, выясни, куда твоя тупая Маня мой дезагрегатор дела? Без него нам не вернуться.

Акада стушевалась, явно не желая признаваться.

- Что? – похолодел я.

- Она его обронила при перемещении. Твое оружие или... как ты там его назвал... осталось в том, старом нашем мире. У нее же лапы, а не руки! Вот и обронила...

Как бы это банально ни прозвучало, но в тот момент я действительно напоминал рыбу, хватающую ртом воздух, а потом разразился на весь двор:

- Да она мозги свои обронила! У меня больше нет магии! Что-то произошло из-за твоих поганых петухов! Они тюкнули меня так, что перекрыли все магические потоки! Ты понимаешь, что это значит, тупица?!! Я не могу проявить ни малейш... – я осекся, видя, что Акада выставила вперед руки и направила на меня открытые ладони.

Реакция, у меня, слава Люциферу, сохранилась отменная! Я бросился в сторону, как раз в тот момент, когда в меня полетела энергетическая волна. Схватив грабли, что валялись у забора, я размахнулся и - да простят меня все женщины в мире - запустил их, точно метательное копье, в Акаду. Благо, физическими тренировками я никогда не брезговал. Грабли аккуратно приласкали буйную головушку этой новоиспеченной ведьмы, и она начала мягко оседать на землю, но при этом каким-то образом ухитрилась пустить грабли в обратный полет.

Мгновенно почувствовав себя истребителем, за которым носится самонаводящая сверхзвуковая ракета, я понесся к ветхому одинокому домику. Думал, что успею... нет-нет, не нужду справить, а за угол забежать, чтобы грабли в строение врезались. Не помогло: эта ракета успела-таки съездить мне по спине, прежде чем я сиганул через забор и помчался в сторону леса.

- Фух! Пронесло! – поздравил я самого себя, когда, задыхаясь от быстрого бега, прислонился к первому дереву широкой лесной полосы.

Меня изрядно мотало во все стороны, в ушах долбился сердечный ритм, а в глазах летали мушки, но даже сквозь ухудшающееся с каждой минутой зрение мне удалось разглядеть кровавую тропу, что я оставил позади себя. Видать, грабли разодрали мне всю спину, а я, пока бежал, не особенно это почувствовал, зато теперь... снова потемнело...

Как-то часто за последние сутки я стал сознание терять... Вот и галлюцинации прискакали: пятеро всадников неслись во весь опор через поле, вовсю улюлюкая. Заметив одинокий домик, они тормознули коней и спешились. Достав мечи, мужики осторожно открыли калитку сада Акады и... на том я погрузился в океан бессознательного.

Глава 7 "Мир заключают с врагом, а не с другом"


И снова я очнулся от дикого вопля.

«Да что ж такое?! – возмутился я. - Не дают мне ни выспаться, ни отдохнуть в бессознательном состоянии!»

С трудом поднявшись на ноги, я огляделся и не сразу сориентировался в пространстве. Как скоро выяснилось, я по-прежнему находился на границе с лесом, а там, через поле, где виднелся одинокий домик, происходило что-то...

Моя спина оставляла на стволе сосны обширные кровавые пятна, а голова просто раскалывалась. Вокруг всё кружилось. Высокая трава, пока я, шатаясь, шел за каким-то Лешим обратно, то и дело грозилась встретиться с моим лицом. Мне казалось, что земля выгибается и только чудо не дает ей ударить меня по носу.

Несмотря на ватные ноги и сильнейшее головокружение, я довольно-таки скоро приволок свою окровавленную тушку к участку Акады, где, кое-как перевалившись через забор, шмякнулся мешком за сараем. Так и пролежал минуты две, приходя в себя, пока не услышал мужской хохот и слова:

- Будь хорошей девочкой!

- Стяни с нее кофту! – ржал второй голос.

- Ууу! Какие кругленькие и спелые! – восторженно завывал третий голос. – А если сжать, нравится, а? Что, уже стонешь?

- Отпустите! Мне больно!

- Заткнись! Эй, Кир, воткни ей в рот, пока я ее с этой стороны...

- Все после меня! – пророкотал кто-то басом. – Я первый! Ей обязательно понравится, и она войдет во вкус. Мокрая вся будет! Правда, киска?

- Уроды! Мерзавцы! Насильники! – кричала, захлебываясь в слезах, «киска». – Будьте вы прокляты!..

- Ай! Она кусается! – взвизгнул кто-то. – Сука! Она мне чуть член не откусила!

Меня бросило в жар.

Какой козел придумал эту сказку, дескать, женщинам нравится, когда их берут силой? Наверное, только тот, в ком напрочь отсутствует эмпатия, тот, кто не видел, как эти женщины потом умирают от кровотечений и внутренних разрывов. И умирают они в жутких муках и боли. А если не умирают сразу, то умирают чуть позже - медленно, от воспаления и заражения. Еще любят распространять миф, будто мужчина, который насилует женщин, однажды влюбится и превратится в высокоморального члена общества. Или этот бред, мол, он влюбится в свою жертву. Это же надо до такого маразма додуматься! Насильник однажды – насильник навсегда, с той лишь разницей, что впоследствии аппетиты у насильников растут.

Я никогда не принимал участия в подобных забавах. И, честно признаться, действительно гордился этим. Но сделаться свидетелем, сидеть сейчас просто так за стеной сарая, и ждать, когда эти пятеро разорвут Акаду, удовлетворив свои низменные инстинкты по нескольку раз подряд – это всё равно, что стать соучастником всей этой бездушной грязи.

Тихонько выглянув из-за угла, я успел рассмотреть и оценить картину происходящего.

Акада лежала на боку, на земле, а руки ее были связаны за спиной. Юбку ей задрали по самый пояс, сорвав нижнее бельё, кофту также разорвали, а чашечки бюстгальтера спустили вниз, оголив грудь, которую нещадно мял бородатый мужик, попутно угрожая девушке своей секирой.

Он встал перед девушкой на колени и пытался засунуть ей в рот свой член, когда остальные мужики, подняв ноги Акады, уже спустили штаны и приготовились к попеременному изнасилованию.

«Она хотела убить тебя, - шептал мне внутренний голос, - воткнула грабли в спину, а если бы не убежал, то Акада разбила бы тебе голову тачкой или чем-нибудь еще! Сейчас-то вон, ручки у нее связаны, ничего наколдовать не может...»

Очередные сдавленные рыдания Акады вызвали во мне небывалый прилив сил, заглушив бешеным ритмом сердца настойчивый внутренний шепоток. Когда же девушка получила очередную пощечину за отказ открыть рот, мой рассудок совсем слетел с катушек.

Не знаю, что со мной не так, но я снял со стены сарая косу и выскочил из-за своего укрытия. В моем полуобморочном состоянии, не имея ни магических возможностей, ни элементарных сил, чтобы даже сражаться врукопашную... это выглядело настоящим ребячеством.

Однако мне везло: замахнувшись косой, я скосил, аки боевым посохом, сразу двоих. Упав, один из них сразу вырубился, а второй принялся натягивать на себя штаны. Пока он был занят своими брюками, мне удалось размозжить голову третьему. Четвертый замахал своей секирой, но я пребывал уже в таком состоянии, когда приходит полное спокойствие, и ни одна эмоция больше не туманит ни зрение, ни рассудок.

Древко косы катастрофически быстро уменьшалось: как бы я ни скакал с палкой, наотмашь рубя противников, раз за разом моё оружие срезали мечами, отчего вскоре в руке остался один обглодыш. Затем посыпались искры: это секира то и дело лязгала по металлу граблей, которые я подобрал у своих ног, удачно наступив на них, но тут в меня швырнули сеть. Она закрутилась, зацепилась грузиками, и, мгновенно спутав мне ноги и руки, лишила возможности орудовать граблями.


Вообще, если кто-то травит байки о красивых поединках – можно сразу начинать смеяться, даже не слушая рассказчика до конца. Ни одна реальная драка красотой не отличается. Если только первые два-три прыжка и движения – а потом, если не удалось с этих первых двух-трех ударов вырубить серьезного противника – тогда в любом случае начинается чистый «махач». В реальном бою никто постановкой трюков не занимается, а внутренний оператор забывает про свои обязанности, бросает камеру и смывается. Что уж говорить о режиссере и сценаристе – эти самыми первыми капитулируют с «киношной» площадки, а на сцену выходит его величество Случай. Именно он мнит себя хозяином положения и всячески старается напомнить опытным, натренированным бойцам об их ничтожности и хрупкости тел.

Это когда дерешься один на один, тогда еще можно достойно и картинно провести серию эффектных ударов, периодически застывая, точно для фотосессии или видеоролика, а уж когда со всех сторон на тебя лезут, то тут уж не до гармонии и красоты приемов. Главное – достать, пробить цель, нейтрализовать противника самым быстрым и точным ударом, успеть уйти от контратаки. И держать зрение чуть рассеянным, чуть отстраненным и расфокусированным, чтобы не зацикливаться на ком-то одном, а видеть сразу всех противников одновременно, чувствовать их своим хребтом, интуитивно предугадывать следующий выпад. Это то состояние, когда реальная, физическая сторона контакта переходит на ментальный уровень.

Войдя в подобное состояние, я быстро понял, что мне... кранты. Сейчас мои силы иссякнут, сейчас мозг проанализирует ситуацию и вынесет безжалостный вердикт: «Всё, тебя поймали. У них мечи, а ты сетью скован. Выгоднее сдаться, ибо только так продлится твое существование хоть на несколько минут».

Тоже мне, советчик! Те, кто слушает мозг и логику – всегда проигрывают. Нужно слушать только Дух.

А дух мой в тот момент взбунтовался, разъярился и я каким-то образом смог вытянуть из окружающего пространства магию, смог наполниться ею... и показать свою истинную ипостась.

У людей принято говорить: «у страха глаза велики». Знаете, откуда это пошло? От видения иного мира и его обитателей. Просто когда люди видят нас, у них глаза в прямом смысле слова на лоб вылезают. Мы - большие, гигантские. Самые мелкие из нас – два метра тридцать сантиметров. Все, кто ниже этой отметки – автоматически записываются в ранг позорных полукровок. Самые высокие – выше сосен. Это, разумеется, не касается драконов – те, вообще, еще крупнее. Ни один лайнер с ними не сравнится! Но это в небе, а по земле, с ее изменившимися условиями, так уже никто не станет ходить.

После планетарных катаклизмов всем пришлось приспосабливаться. Поэтому чаще всего мы примеряем на себя личины, где рост не превышает трех с половиной метров. Как выяснилось, и этого вполне достаточно, чтобы досмерти пугать людей. Чем я сейчас и занимался.

Вызвав ожидаемый шок, я воспользовался ситуацией и, отобрав тяжелый двуручный меч у одного из противников, разрезал им сеть, что буквально вгрызалась в мои раны на спине. А затем, без зазрения совести, снес головы этим пришлым уродам. Не хватало только музыкального сопровождения, и поэтому я решил восполнить непростительный пробел. Напевая арию Фигаро, я вскоре завершил линчевание отморозков и со словами «Bravo, bravissimo! А te fortuna non manchera! La la la la... la la la la!..» отбросил меч в сторону.

Не прошло и трех минут с начала сражения, как адреналиновая встряска себя полностью исчерпала, и я начал оседать на землю. Последнее, что я помню, как ко мне подбежала Акада, успев поймать голову и спасти ее от соприкосновения с острыми граблями, с кривых зубьев которых всё еще свисали чьи-то мозги.

- Хеллоу, Долли! – прохрипел я, утопив лицо в руках Акады.


Мне было очень приятно. Где-то на задворках сознания я ощущал себя летящим в облаках. Меня кто-то гладил, нежно касаясь тонкими пальчиками, ласкал подушечками по шее, плечам, ключицам, груди и животу, опускаясь всё и ниже и ниже...

- Ммм... – неосознанно промычал я, и проснулся от собственного хриплого голоса.

Нежные пальчики сразу же прекратили свои восхитительные движения внизу моего живота и выскользнули из-под одеяла. Я разочарованно застонал и приоткрыл один глаз.

- Очнулся? – прошептала Акада.

Она сидела на краешке кровати, на которой лежал я, и теперь, сложив руки на коленях, во все глаза выжидающе смотрела на своего пациента.

- Что это ты сейчас такое вытворяла? – нахмурился я, когда, закашлявшись, попытался восстановить свой нормальный тембр голоса.

- Вот... – покраснела Акада, мотнув головой в сторону мисочки, полной вонючего отвара, - раны твои промывала.

Я недоверчиво сощурился, потому что... так... раны не промывают. И там ран у меня точно не было.

В свете двух свечей, поставленных рядом на тумбочке, лицо Акады стало и вовсе пунцовым. Вспыхнув, девушка возмущенно подскочила и с яростью бросила мне:

- Я не собиралась тебя разглядывать и уж тем более – трогать... там! После вчерашнего я в который раз убедилась, что все мужики – грязные свиньи! Отвратительные, похотливые уроды! Ненавижу!!!

Она выбежала из спальни, хлопнув дверью так, что чуть свечки не упали.

- Пфф... Вот и спасай их потом! – фыркнул я и попытался подняться. Нужно было срочно навестить домик неизвестного архитектора. Встав в полный рост, я задел головой потолок.

- Чёрт! Нафига такие низкие потолки делать?!

Мне пришлось очень сильно поднапрячься и вернуть себе более-менее подходящий для этого помещения рост.

- Ну, всё, – схватившись за стену, зашептал я вмиг пересохшими губами, - мне крышка! Видимо, это были последние ресурсы организма... Акада! – еле слышно позвал я. Но ответа не последовало. Вместо этого спустя полминуты дверь тихонько скрипнула и на пороге появилась насупившаяся девушка.


- Что тебе надо, великан? – исподлобья поинтересовалась она.

- Я уже не великан. Помоги мне дойти до одинокого домика в твоем саду.

- Вот еще! – скрестив руки на груди, надулась Акада. – Я тебя еле-еле вчера сюда приволокла. Даже Мотю с Маней запрягала. Мы чуть не надорвались, пока тащили тебя! Не собираюсь я тебя по туалетам водить. Сам как-нибудь доползешь!

- Неблагодарная чувырла! – выругался я. – Тогда я нассу прямо здесь! Вот, смотри!

И я демонстративно принялся освобождаться от одеяла, которым завернул свое обнаженное тело.

- Ой, ладно-ладно! – встрепенулась Акада, прикрывая ладонью глаза. – Не надо ничего мне показывать! Я еще вчера насмотрелась на все ваши... антенны. Теперь тошнит от одного вида! Так уж и быть: отведу тебя, подставлю своё хрупкое плечо... И вот еще что. Не рассчитывай на благодарность. Во-первых, это из-за твоего удара граблями по голове я пребывала в отключке, когда прискакали эти... И потому не смогла ни спрятаться, ни вооружиться, ни... – замялась она, - ...наколдовать что-то... А во-вторых, Маня мне на многое глаза открыла. Я знаю, почему ты решил спасти меня. Из-за корыстных интересов! Ты быстро понял, что переместившись со мной сюда, обратно переместиться сможешь только в том же составе. Я нужна тебе живой.

Недоуменно воззрившись на девушку, я затормозил у двери туалета.

- Что, скажешь, не так? – процедила сквозь зубы Акада.

- Какая замечательная мысль! – мои глаза с каждым мигом всё больше и больше расширялись, приходя в восторг от неожиданной догадки. – Ты и твоя глупая Манька – очень близки к истине. Как же я сразу не догадался!

- Постой! О чем ты?!! – крикнула Акада в закрытую дверь. – Я не отстану от тебя! Скажи, что еще ты там задумал, мерзкий демон! – колотила она кулачками в хилые деревяшки этого нуф-нуфного домика.

- А-а-а... какой кайф! – вещал я по ту сторону двери. – Кстати, не знаю, что ты там разглядывала час назад, но это не максимальный размер моей антенны. Хочешь, покажу, какой на самом деле бывает размер у этой антенны?

Прислушавшись, я понял, что Акаду, словно ветром сдуло.

Отыскав самую большую из щелей, которых, как оказалось, было полным-полно в туалетной двери, я прильнул к ней глазом и со смехом наблюдал через нее, как быстро сверкали пятки Акады.

- Отлично, теперь можно спокойно обдумать план дальнейших действий.

Глава 8 "Сейчас его будут бить, может быть, даже ногами"


Сложное дело задумал я. Требовалось как можно скорее воплотить мой гениальный план в жизнь. Но как это сделать?

Вышел я из одинокого строения в приподнятом настроении, как тут передо мной начала пританцовывать садовая лопата. Отшатнувшись от этой опасной стройняшки, я попытался обойти препятствие, но не тут-то было: лопата поскакала за мной ритмичным галопом. Попытался поймать ее, а она, зараза, отлетает, разворачивается и тычет в меня своим блестящим острием. Жестяная гадина! Гордится, что новая, вот и выпендривается.

Пока я носился от нее по всему участку, на пороге дома показалась Манька. Кошка вышла на крыльцо и вальяжно развалилась на ступеньке.

- Слышь, Манька, сбегай за хозяйкой, скажи ей, чтоб лопату свою угомонила! – задыхаясь от бега, успел выкрикнуть я, прежде чем лопата, просвистев мимо моей головы, вонзилась в бочку с вонючей компостной жижей.

- Ах-ха-ха! – злорадствовал я, дергая древко лопаты. – Так тебе и надо! Не выберешься! Век тебе вонять! Чтоб ты раньше времени поржавела!

- Нужно было не бегать от нее, а просто протянуть руку и взять, как и предполагалось, - мяукнула Манька. – И Акада мне не хозяйка. Она... – призадумалась кошка, внимательно разглядывая щебетавших на яблоневых ветвях птиц, - ...она мне друг.

- Ой, - скривился я, - только не надо! Скорее, она твоя рабыня: и кормит тебя, и чешет, ублажая. Тебе только урчать от удовольствия остается.

- Сам-то урчал сегодня ночью. Я слышала, как Акада тебя с того света возвращала.

Что-то... подобное... и я смутно припоминал. Но до последнего момента считал это эротическим сновидением.

- Так-так... это упрощает дело, - довольно хмыкнул я и гордо перебросил один конец одеяла через плечо, запахнувшись, словно тогой на манер древних римлян.

- Не знаю, какое у тебя там «дело», - вылизывала свои лапы кошка, - но тебе следует всё-таки вытащить лопату из этой жижи. Акада велела тебе взять лопату да тележку, которая в сарае стоит, погрузить на нее трупы и отвезти в лес, где и закопать, предварительно совершив там... обряд из черной мессы некроманта.

- Очень смешно. Я, что, могильщик, по ее мнению? – возмутился я до самой глубины души.

- Нет, - презрительно фыркнула кошка, - философ! Бери лопату и отрабатывай хлеб насущный!

И она уселась на пятую точку, смешно вытянув и раздвинув свои задние лапы.

- Фу!... – скорчил рожу я. – Чудеса акробатики! Как ты можешь заниматься подобным, а потом этим же языком облизывать Акаде руки? Бррр... Грязное животное!

Кошка оторвалась от своих банных процедур и, застыв, обескуражено посмотрела на меня круглыми желтыми глазами. При этом она тупенько высунула язык, прикусив его за самый кончик. Как же я жалел, что не мог сфотографировать ее в тот момент. Шедевральный кадр. Просто мега-интеллектуалка, не иначе как!

Очень скоро с Маньки спало оцепенение, и она раздраженно заявила:

- Я не всегда была кошкой! Просто... тело берет своё. Вот и приходится... языком...

- Уйди с дороги, лизопопка!

Отвесив кошке пенделя, я поднялся в дом и прокричал с порога:

- Эй, Акада! Нам надо поговорить.

- Трупы закопай, - послышалось с кухни. – Твои раны на спине хорошо затягиваются. Я тебя всю ночь крутым отваром поливала. И специальной мазью пропитывала повязки. Так что не смей жаловаться!

- Мне кажется, что ты не только отварами меня укрепляла...

Девушка не повернулась, лишь нервно заправила за ухо волнистые волосы, что выбились из ее пучка. А ухо у нее, надо отметить, немало покраснело и стало похоже на спелый помидор. Она нарочито серьезно принялась рассматривать газовый баллон, а после поведала:

- Ты почти не дышал, - тихо оправдывалась Акада, - и я просто подумала... я когда-то читала... я не знала, что это сработает, но надеялась... Нижняя чакра. Если ее активировать, тогда имеется шанс спасти даже того, кто почти уже умер, у кого уже сердце не бьется. И у меня получилось! Ты не должен об этом вспоминать. И никогда не заговаривай на эту тему! После того, что я вчера пережила, касаться мужского полового органа для меня было настоящей пыткой. Я до сих пор в себя не пришла.

Сказать, что я ликовал – это ничего не сказать!

«Мой план точно увенчается успехом! Нужно только проявить терпение, и чуток подождать» - мысленно поздравил себя я и решил немного схитрить:

- Акада... я так тебе благодарен! На самом деле то, на что ты решилась после пережитого – это действительно подвиг. Я искренне восхищаюсь тобой. Не говоря уже о том, что подобный способ реанимации не является общедоступным для людей знанием. Это было очень мудро с твоей стороны. И смело.

- Мне это нелегко далось, ты прав. И ничего я не испытывала! Просто сделала всё механически. Даже не смотрела! Только рукой... Не сомневайся!

- Да-да, разумеется, я и не подумал об этом! Только о том, как это было для тебя нелегко. И наверняка - противно. Вчера утром тебя никто, слава Вышнему, не изнасиловал, но, тем не менее, тебя знатно напугали и облапали, так что... учитывая всё это, учитывая реальную угрозу... ты держишься на редкость достойно. Такое самообладание вызвало бы зависть у любой женщины, будь то смертная или нефилимка. Несомненно, ты очень сильная женщина!

Она благодарно кивнула, продолжая мешать какую-то вкуснятину.

Мои ноздри щекотал сладкий аромат, отчего рот мгновенно наполнялся слюнями.

- Что это?

- Эклеры, - сообщила она. – Это будут эклеры с заварным кремом. Холодильник потек, электричества-то - нет. Так что... все припасенные яйца да молоко в любом случае сегодня пропадут. И я решила подсластить себе... и тебе... жизнь, Ришар.

- Мое настоящее имя – Риши.

- Хорошо, Риши. Это легко запомнить. Я знаю, кто такие риши. Тебя в честь них назвали?

- Почти, - односложно ответил я, не вдаваясь в подробности своей родословной.

Следовало повременить и действовать осторожно. Скоро, как известно, только кошки родятся, а в таком деликатном вопросе, да еще и учитывая обстоятельства, прямо сейчас давить на Акаду было бы опасно, и я развернулся, чтобы выполнить ее просьбу.

- Я пошел в лес. Вернусь через час-полтора.

- Отлично. Как раз эклеры подоспеют. Если у тебя, конечно, аппетит не пропадет. И там... знаешь... не особо много дров. Если тебе не сложно...

- Да-да, конечно, я наколю дрова.

- Спасибо. Знаешь, Риши, ты даже... милый, - ее ушки еще больше раскраснелись, и она буквально утопила лицо в поваренной книге, так и не обернувшись ко мне.

«Милый, - расплывшись в улыбке коварного Гринча, мысленно засмеялся я. – Ах, девочка, ты даже не представляешь насколько я... милый».

Глава 9 "Нашла коса на камень"


За последующую неделю я превратился в сущего ангела.

Починил крышу дома (пару раз чуть не сорвавшись), заново отстругал штакетник и переделал забор в тех местах, где он явно трещал по швам (порезав себе все руки древним, как мир, инструментом), я косил траву и пас лошадей, ходил с ними на речку, ловил рыбу, обрезал яблони и собирал грибы, несмотря на то, что они постоянно пытались сбежать от меня. Черт! Я даже ежедневно таскал воду в дом и баню, чтобы мы хорошенько выпарились, а после... решил, что достаточно подмазываться и приступил к самому главному.

Да и Акада за эту неделю преобразилась. Теперь она аккуратно заплетала свои длинные волосы в сложную, но очень эффектную косу, стерла облезлый лак с ногтей, привела в порядок обгоревшую на солнце кожу, о чем я узнал благодаря нежным открытым кофточкам, демонстрировавшим соблазнительные плечики. Безразмерная юбка сменилась джинсовыми шортами в обтяжку. И это вызвало во мне настоящий стресс, ибо оказалось, что попа у Акады очень даже... Кругленькая такая, сочная... Аж скулы сводило, когда я на нее смотрел. А ножки - это отдельная песня! Стройные, загоревшие и, как назло: именно с такими острыми коленками, как мне нравится. Это немного осложняло предстоящее дело... Более того, теперь Акада каждый день подкрашивала глаза. Ее и без того яркие, лазурные очи - а теперь еще и в обрамлении темных ресниц - превратились в весомое оружие. Недаром говорят, что сила женщин - в слабости мужчин. Убийственный взгляд!

Сегодня она нарисовала небольшие стрелки в уголках глаз... И я решил, что это знак судьбы.

- Мне нужно обсудить с тобой кое-что, - обратился я к девушке, когда поздно вечером она вышла посидеть на крыльце. Акада устроилась на ступенях и попеременно наглаживала своих подхалимов: то ненавистную Маньку, то плешивого Мотьку.

- Что ты хочешь обсудить?

- Хотелось бы наедине. Без мохнатых ушей, которые вечно влезают во все наши разговоры. Не дают и слова мне вымолвить! Комментаторы хреновы, вечно суют свои черные мокрые носы, куда не следует. Ко всему придираются, везде огрехи находят, что бы я ни делал! Всё перед тобой заискивают!

- Они просто общаются.

- Нет, они именно злобно комментируют! Выискивают, разнюхивают, постоянно сидят в ожидании, точно еще секунда и вскрикнут: «Ага! Мы так и знали! Он – мерзавец!»

- Ага-га-га!– прогавкал Мотя и почесал себя за ухом. – Ты сам себя выдал! Назвался мерзавцем.

- Ага-а-а! – зашипела Маня, с неописуемым удовольствием вторя плешивому. – Боишься? На воре и шапка горит!

Акада ласково потрепала по голове своих любимцев и, схватив каждого из них за морду, просюсюкала:

- Мои крошки-картошки, дядя-демон злой-презлой и бодается с козой...

- Акада...

- Ладно, - поднялась она, - пошли за сарай, к колодцу. А вы здесь сидите, не подслушивайте!

Мы спустились с крыльца, и пошли по мокрому от росы газону. Вокруг стрекотали сверчки, почти полная луна заливала потусторонним светом всё поле и верхушки лесного массива, и всё мне казалось таким естественным, что даже мое предложение прозвучало, как само собой разумеющееся. Но тут, после минутного молчания, с Акадой что-то произошло. Ее глаза расширились, она задохнулась от негодования и влепила мне отменную пощечину.

- Да как ты до такого додумался, изверг?!!

- А что в этом такого? – бросился я в самооборону. – Разве я предложил тебе нечто сверхаморальное?

- Представь себе! – пошла в крик Акада.

- Да почему?! Я же не вызываю у тебя отвращения. Мне известно, как ты поглядываешь на меня. И как вздыхаешь по ночам. И как на кровати вертишься. Поди, только и мечтаешь как бы ко мне на пол ломануться! Я на расстоянии чувствую твоё желание и горячую кровь!

- Это я-то мечтаю?!! – покраснела Акада, да так сильно, что любой слепец бы заметил это даже при лунном свете.

- А кто – я, что ли? Брось весь этот детский сад! Мы оба с тобой были бы сейчас не прочь завалиться в постель!

- Ты меня совершенно не интересуешь! Вот совершенно! Не представляю, что ты там себе нафантазировал, но не надо свои фантазии выдавать за чужие! Если ты хочешь меня, это еще не значит, что всё взаимно! Ты... – презрительно скривилась Акада, точно ей под нос что-то отвратительное подложили, - ты... полностью не в моем вкусе. Раньше, когда ты притворялся неким Лучезаром, и то выглядел более привлекательным. А сейчас? Нет, определенно не мой тип. И там я тебя тоже видела, - указала она пальцем на мои брюки.

- Ты же говорила, что не смотрела, а только трогала, - сощурился я.

- Немного пришлось посмотреть. Нет, не впечатлил! – мстительно припечатала она. - Что, Великий Комбинатор, давно не получал таких ударов судьбы?

- Ну, знаешь ли!.. – я буквально задохнулся от негодования. - Ты меня тоже не особенно интересуешь! Скажу честно: не героиня моего романа! Но так уж вышло, что благодаря твоей легкомысленной кошке, мы застряли здесь. И застряли надолго, так что выбор весьма прост. Либо ты делаешь, как я предлагаю, либо... можешь и дальше кур гонять. И запасы на зиму делать. Думаешь, твой мелкий огород прокормит нас? Или рыба и дичь, что я приношу? Я уже два лука сломал. Мне надоело их мастерить. Нормальные луки так не изготавливаются, да будет тебе известно! И я - не дикарь, чтобы с самодельным луком за утками по болотам бегать! Я дело предлагаю, а ты оскорбляешься. Нашлась тут... пава, понимаешь! Недотрога фигова!

- Ты... ты... невозможный негодяй!.. – не помня себя от возмущения, потрясала кулаками Акада. – Да я и близко тебя к себе не подпущу!

- Чего ты боишься? Я не причиню тебе вреда, я буду осторожен и нежен. Обещаю! Уверен, что тебе понравится. Потом добавки попросишь.

- Не льсти себе, Риши!

- Я не льщу! Я просто обещаю, что нам будет хорошо... А заодно мы и дело провернем. Клянусь, тебе не будет больно...

- Да не нужны мне твои обещания!

- Тогда рассматривай это, как сделку. Давай просто заключим договор. Ты добровольно, без всякого ломания, отдаешься мне и делаешь в постели всё по обговоренному сценарию, а за это я не бросаю тебя здесь и перемещаю обратно в прежний мир. Разве не выгодное предложение, а?

- Знаешь, то, что я девственница – это вовсе не означает, что меня можно обвести вокруг пальца и так нагло обмануть!

- Да я не обманываю! – прижав свои ладони к сердцу, поклялся я. – Честно!

- Так я тебе и поверила! Девственница ему, видите ли, нужна, чтобы силу магическую вернуть! Ха! За дурочку меня принимаешь?

- Нет, не за дурочку, а лишь за ту, которая не хочет в этой глухомани всю жизнь провести. Я предлагаю тебе беспроигрышный вариант. Помоги мне вернуть силу, и тогда я верну нас обратно в наш мир! А там разбежимся по своим дорогам.

- И я, по-твоему, должна согласиться спать с малознакомым мужчиной на протяжении всего полнолуния: три дня до и три дня после, и еще исполнять некий демонический ритуал с кровью, дабы ты забрал у меня то, что... – тут она зашмыгала носом, едва сдерживая рыдания, - то, о чем я так мечтала! Ни за что! Я не отдам тебе силу! Если так хочешь вернуться – рассказывай, как это сделать. Научи меня и я верну нас в прежний мир.

- Ты не сможешь, - на полном серьезе сообщил я. И даже не соврал. – Здесь важна кровь. Моя кровь. И она должна наполниться твоей силой. Ты в состоянии открыть заново мои энергетические центры и пустить волшебство по меридианам. Тогда я открою портал в иной мир. Мне необходимо твое безоговорочное согласие, твое желание совершить это добровольно, твое полное осознание движений и смысла действий, которые мы станем воспроизводить. Только так мы добьемся желаемого.

- Ага! А если я как-то не так пошевелюсь, то всё окажется впустую?! Ух, исчадье ада! Отвечай честно!

- Да, - сознался я, - так и будет. Ты, если допустишь ошибку, если позволишь мыслям улететь, раствориться в фантазиях о некоем сказочном принце; если начнешь представлять кого-то, кроме меня и не осознавать происходящее, тогда ты просто... просто... лишишься невинности. И всё. Просто проведешь приятные ночи, но останешься здесь. Я не смогу открыть портал. Понимаешь, я не о простом сексе прошу тебя. Он мне не особенно нужен с... такой, как ты. Сейчас я имею в виду не то, как ты выглядишь, а только то, что ты полукровка. Нефилимы не спят с полукровками, потому что они, в отличие от обычных смертных людей, забирают у нас силу. Я же прошу тебя об обратном действии, прошу о помощи, об отдаче. Это сложно для полукровки, но возможно.

Тут я получил вторую пощечину. А следом за ней и третью. Звонкую такую, жаркую. Из глаз чуть слезы от боли не брызнули.

Акада обогнула меня и солдафонским шагом прошествовала в дом, яростно хлопнув входной дверью.

Манька с Мотей сидели у крыльца и злобно щурились.

- Циничный ублюдок! – выдохнули они почти хором. – Как язык-то повернулся?

- Да идите вы все!.. – в сердцах махнул я и отправился в сарай.

Там, выведя одну из пяти лошадей, я не стал тратить время на седло и просто намотал на запястья гриву, после чего вскочил на резвого коня.

Почуяв мой агрессивный настрой, конь заржал и, нетерпеливо перепрыгнув через забор, понес меня по полю, стрелой рассекая пряный ночной воздух.


Глава 10 "И я тоже с тобой не разговариваю!"


Следующим утром я уже набирал во флягу воду, складывал в пакет пресные лепешки, что сам испек, жаренные и сушеные грибы, немного лука, моркови для себя и лошади... Кое-что пришлось утащить из дома Акады: спички, нож, ложку, котелок, одеяло...

- Ты уезжаешь? – вышла на крыльцо Акада.

Я не ответил, продолжая складывать необходимую провизию в сшитый из мешков рюкзак.

- Ты, что, со мной не разговариваешь?! – возмутилась она. – Вот так номер! Сам вчера предлагал мне близость, а стоило мне отказать, как ты сразу замолчал, собрал вещи – мои, кстати, вещи! - и уехал! Неслыханно! Я тогда тоже с тобой не буду разговаривать!

- Да и не разговаривай!

- Ты самый настоящий демон. Беспринципный. Циничный. Бездушный и наглый. Неслыханно! – повторилась она, наливаясь краской.

- А что тут неслыханного?! – не выдержал я. – Всё, что тебе было предложено, это разуть глаза и посмотреть на ситуацию под прямым углом! Хочешь сидеть здесь – пожалуйста! А я поеду туда, откуда приехали те мужики.

При упоминании гостей Акаду передернуло.

- Вот и правильно, Акада, смотри в оба глаза! Хорошенько выстрой систему самообороны, чтобы в следующий раз не валяться на земле беспомощной тряпичной куклой. Или ты можешь решить этот вопрос кардинально: повесить вывеску на калитку. Пришлые-то мужички-разбойнички на корявом русском общались, значит, поймут.

- Какую еще вывеску?

- Ну, к примеру, что это публичный дом. Заходите, гости, дорогие, тут всем рады, всех обслужат! Даже попробуй мзду за проезд потребовать. Но, скорее всего, тебе никто не заплатит. Наоборот. Ты, пока еще будешь жива после очередной порции бесплатной любви, подчинишься приказу и потащишься на кухню, дабы накормить гостей, а потом они сожрут всё, возьмут твои вещи, как трофей, еще раз пустят тебя по кругу и уедут. Благо, если сразу убьют. Иначе долго тебе лежать на полу и издыхать, потому что сил поднять и свести ноги, по которым будет хлестать кровь, у тебя не останется. Вот тогда ты вспомнишь мое предложение, да поздно уже будет. Ты думаешь, я не видел такого? Не питай себя иллюзиями. Мир жесток и неизлечимо болен. Здоровых людей, как и здоровых нефилимов – несчастная горстка на всю планету и на все измерения.

В глазах Акады заледенел страх, но она не подала виду, а вместо этого подала голос, полный ненависти и упреков:

- А чем ты сейчас от тех мужиков отличаешься?

- Многим.

- Чем же? Тем, что крышу починил? Или тем, что рыбу ловил да газон мне косил? Да я и без тебя спокойно жила!

- Ну... рыбу ты ловить не умеешь. Это раз. За грибами в лес ходить боишься, особенно после похоронного обряда. Это два. Крышу ты никогда бы не починила вместе со всем остальным, что развалилось в твоем доме. Это три. Да, я тоже ел то, что ты готовила, спал в твоем доме, забираю сейчас кое-какие твои вещи, а вчера - фу! – вчера я вообще предложил тебе лечь со мной в постель. Ужас, какой негодяй, хотел насильно затащить тебя обратно в цивилизованный мир!

- Ты забыл к списку добавить, что изначально обманул меня, соврал насчет завещания, всё подстроил ради того, чтобы затащить меня в своё измерение и там отдать, как трофей, какому-то Лучезару!

- И если бы обстоятельства не изменились, именно так я бы и поступил. Но теперь всё иначе. Поэтому я предложил тебе мир и взаимовыгодное сотрудничество. Жаль, что не впечатлил тебя. Я вообще, как оказалось, не в твоем изысканном вкусе. Уверен, другие постараются на славу. И ты будешь в восторге!

Акада обхватила себя руками, чтобы унять дрожь. Но я всё равно заметил.

Схватив дорожную сумку, я перебросил ее через лошадь и запрыгнул в седло.

- Удачи тебе, красавица! Прости, что не стал твоим принцем из сказки, прости, что не растекался перед тобой пару лет в ожидании, не показал своего благородства и достоинства, высоких моральных качеств, гениального ума и невероятных магических талантов. Ах! Ах! Ах! Сплошное разочарование. Ты права: я очень плохой, детка. Или это ты в своем стремлении подражать героиням романов, в честь которых тебя и назвали, никак не желаешь взглянуть на меня из-под опущенных век?

- Да там и смотреть не на что!

- Вот как... Ладно. Знаешь, что я на самом деле о тебе думаю?

- Мне не интересно!

- А мне плевать: интересно тебе или нет! Всё равно скажу. Ты – простая полукровка, которой повезло, что ее не уничтожили, не заметили еще во младенчестве. И теперь ты, чувствуя свою особенность, из кожи вон лезешь доказать это всему миру. Для смертных мужчин – да, возможно, ты и представляешь некий интерес. И то, судя по тому факту, что ты всё еще девственна и не замужем, интерес этот быстро пропадает. Видать, ты настолько зациклена на себе, что кроме мохнатых чудовищ в свое сердце никого впустить не в состоянии. Мне же, как представителю иной расы, ты вообще малоинтересна! Я бы никогда не влюбился в такую, как ты! Я предлагал тебе только сделку. И всё.

- Ну и прекрасно! Убирайся ко всем чертям! Поищи себе какую-нибудь адскую дыру и залезь туда, потому что домой ты не вернешься, ты никогда не откроешь портал в своё пекло! – выплюнула она мне в лицо.

- Я? О, нет... Ты ошибаешься. Просто мне потребуется немного больше времени. Раз здесь присутствуют люди, значит, должны быть и полукровки. Я выясню, что это за измерение и если не удастся выйти на нормальных ведьм и волшебников с рабочими артефактами, тогда... – расплылся я в мстительной улыбке, - ...тогда я просто найду себе полукровку-девственницу, влюблю ее в себя, объясню на пальцах, что от нее требуется во время секса, напитаюсь силой и открою портал. Может даже, если она того возжелает, заберу ее с собой в иной мир. А тебе – счастья! Ты не переживай за меня. И за себя тоже. Я уверен, ты не особенно долго пробудешь девственницей. Прискачет твой принц. Или сразу два. А то и целый отряд!

- Скатертью дорожка! – крикнула мне Акада, когда я уже выехал за ворота.

«Хорошо еще, что не прокляла!» - подумалось мне.


Пока ехал, постоянно мыслями к ней возвращался. Никак успокоиться не мог. В конце концов, я сделал всё, что было в моих силах. Сколько еще требовалось ждать? До следующего полнолуния? До следующего года? Через пять лет? Нет уж! Я ей правду сказал, во всем честно признался, а она... Ну и ладно! Оставаться здесь – это всё равно, что попасть в город ссыльных.

И я погнал быстрее.

Лесом-полем, полем-лесом, пару ночевок в шалаше, и вскоре перед моим взором раскинулась панорама небольшого городка. Он лежал у подножия нескольких зеленых холмов, а вдалеке, за холмами, виднелась гора. Красиво, как в сказке!

Глава 11 "Подражание - убийца Бога"


Въехав в город, я встретился с тяжелым взглядом охранника врат.

- Ты кто такой будешь? – загремел он раскатистым басом, что его и выдало: настоящий его голос был гораздо нежнее. Парню-то на вид не больше шестнадцати.

- Я - странник. Где здесь можно остановиться?

- В таверне. У нас вход платный. Въезжаешь в город – плати пять чимов.

«Ах, вот как они называются!» – обрадовался я, когда полез в карман выуживать деньги «изъятые» у убиенных мною разбойников. Отсчитав пять чимов, где на одной стороне красовалась нахмуренная мужская физиономия, а на оборотной стороне – милый дракошка, я протянул руку.

- Вот, возьми пять. И еще три получишь за информацию, - моя рука зависла в воздухе аккурат над раскрытой ладонью парня.

- Что ты хочешь знать?

- Где можно работу сыскать.

- Смотря, что ты умеешь. Судя по тебе... – прищурился парень и окинул меня цепким взглядом, - ...ты ученый человек. Астроном? Алхимик? Целитель? Явно, не воин и не ремесленник. Руки больно нежные. Да и одежка у тебя... бесовская...

- Может быть, - осторожно пожал плечами я - не хотелось попасть на костер инквизиции. – Я - алхимик. И немного астроном.

- Я угадал! – обрадовался привратник. – Так... это... тогда попытай счастье в самом дворце. Видишь гора, что над городом возвышается?

- Ну.

- Там, у самого ее подножия, дворец нашего правителя. Король потерял своего любимого алхимика. Давно и безрезультатно ищет нового.

- Вот как... – призадумался я. Работать или бездельничать, притворяясь алхимиком? Пугать короля химическими опытами и рассказывать ему о звездах да планетах? Конечно, выгоднее прикидываться! Что за глупый вопрос?!

- Если тебе повезет, и ты станешь главным алхимиком Его Величества, то это... круто! – благоговейно вытаращился на меня парень. – Это богатство, статус советника, самого приближенного к королю вельможи, плюс женщины на любой вкус... Король никогда не скупится и щедр к своим подчиненным и верноподданным. У него даже специальный гарем имеется, где содержатся женщины, предназначенные для подарков. Завтра как раз очередной отбор... Многие красавицы уже прибыли. И рабынь привезли тоже.

- А скажи, обычные ли девушки попадают в его гаремы? Помимо красоты, какими талантами они обладают?

- Шутишь? Там такие красавицы, что никакие таланты больше не нужны! – и глаза парня чуть не распрощались со своими орбитами. После чего он, оглядевшись по сторонам, добавил: - Поговаривают, будто и чародейки имеются, творят там всякие чудеса перед королевским ликом.

- И их тоже дарят вельможам? – с умыслом поинтересовался я.

- Конечно! В «подарочных гаремах» женщины на любой вкус. Приходи и выбирай себе любую. Сначала, как получаешь должность, одну выдают, через месяц, если испытательный срок прошел, – вторую, а дальше всё зависит от успехов на профессиональном поприще. У казначея таким образом целый бесплатный гарем из двадцати жен собрался!

- Двадцати?! – ужаснулся я. – Ничего себе гадюшник устроил! Ему себя не жалко?

- А что ему жалеть? – непонимающе уставился на меня парень. – У него же там не только женщины. Он и парней выбирал.

- Зачем? – ступил я.

- Сначала для себя, а потом, когда насладился юношеским телом, разрешил им своими женами попользоваться. Эх, жаль, что я не прошел отбор! Меня захотел только королевский конюх. А чтобы во дворец попасть, нужно понравиться, как минимум, пяти вельможам.

Я немного выпал в осадок. Что-то мне сразу захотелось лошадь развернуть, да уж больно проголодался. Решил, что переночую в таверне, а завтра дальше поеду. Уже прикидывая в уме будущий маршрут, я вдруг заметил, как парня начало трясти, а в глазах появился лихорадочный блеск. Зрачок расширился, как у наркомана, он облизал губы, и, дернув меня на штанину, мотнул головой в сторону рыночной площади.

- Смотри, вон как раз казначейская жена в окружении двух казначейских мужей.

Посмотрев в предложенную сторону, я заметил эффектную женщину. Было проще сказать, что на ней оставалось из одежды, чем назвать ее одетой. Невесомой, полупрозрачной тканью прикрывалась грудь, длинные ленты – вместо юбки, трусов там, похоже, тоже не было. Вокруг нее вилось трое парней. Рельефные такие, умасленные, до отвращения брутальные. Одни подбородки чего стояли! Гордо выпятив вперед свои челюсти, мужики, не стесняясь, лапали казначейскую женушку прямо на улице, стоя под навесом торговой палатки.

Казначейская жена вовсю подхихикивала, подставляя зад то одному, то другому, то третьему ухажеру.

- Весёлая компания, - прокомментировал я. – Это они так постоянно живут? Все вместе?

- А то! – завистливо глядел туда же привратник. – У них, поговаривают, и спальни общие! Представляешь, как они с одной постели на другую прыгают в течение ночи? Или все вместе, на одной... где много красивых женщин...

- Ты бы тоже так хотел? – не удержался я.

- Да любой бы так захотел! – воскликнул он. – Смотри, какая она... штучка.

- Так она же всем даёт.

- В этом-то вся и прелесть. Животный инстинкт! Приятно самку всем окопом охаживать.

- Ты что-то путаешь. Это не животный инстинкт, это извращенный инстинкт.

- Посмотри на кошек и собак.

- Это искусственно выведенные животные. Не знал? У древних генотипов всё по-другому. Чем древнее ген, тем моногамнее существо. Только мало их осталось. Почти всех уже заменили обновленные виды. И ты, к слову сказать, не совсем животное. Зачем ты себя с псарней сравниваешь?

- Странник – это от слова странный? – засмеялся парень.

- Может и так.

- Алхимик, а такой глупый! Нас в школах иначе учат. В древности все стремились расплодиться, поэтому полигамия – это нормальное, здоровое поведение.

- Это многое объясняет, - усмехнулся я. – То, чему обучают в школах, это своеобразная, адаптированная для детей, общепланетарная политика с государственными вариациями толкований тех или иных выгодных «фактов». Всегда. Настоящие знания, истинные сведения – они всегда под замком. Только глупец станет думать иначе. А те, кто видел; те, кто знакомился с подобными знаниями - те просто посмеиваются над такими, как ты: упертыми, зомбированными попугаями.

В этот момент казначейская жена заливисто рассмеялась и, кивнув продавцу, спряталась в тени палатки. Следом за ней зашел один казначейский мужеложец. Судя по ритмично колыхающимся полупрозрачным шторкам палатки, они там не товар выбирали.

Вскоре у той самой палатки образовалась настоящая толпа страждущих. Всем хотелось поглядеть на секс высших особ. Когда же вышел первый наложник, туда вошел второй, а затем и третий.

- И часто у вас подобные представления на рыночных площадях устраивают? – уточнил я у парня, слюни которого уже капали ему на воротник.

- Частенько, - втянув слюни обратно, поведал он. – С тех пор, как правитель устроил сексуальную революцию – почти каждый день. Он поощряет публичную демонстрацию любви.

При этих словах вода, что я пил из фляги, брызнула мне на подбородок. Я подавился, но кое-как откашлявшись, просипел:

- Любви?!!

- Да, любви. У нас даже королевский указ имеется, где людям скрытным, ведущим тайную семейную жизнь, в обязательном порядке предписывается заниматься сексом на площадях пред всем честным народом. И не со своими супругами, а с теми, кого назначит суд. И это не всегда люди противоположного пола. Если человек закостенел в своих предрассудках, то его публично лечат.

- И как, помогает?

- Не всегда, - пожал плечами парень. – Иногда всё печально заканчивается.

- В смысле?

- Иногда подсудимые отказываются добровольно предаваться любви на площади, и тогда их берут силой в назидание другим. Это называется опусканием. Правительство очень переживает по этому поводу и на каждом шагу твердит о том, что всё это происходит из-за первобытных глупостей, из-за того, что когда-то нам внушили ложные моральные принципы. Против природы не попрешь, а сражаться с ней – не только бессмысленно, но и опасно для общества, это плодит насилие. Когда же любовь свободна; когда не существует запретов и границ, тогда все счастливы и полностью удовлетворены. Никто себя в рамках не запирает, никто не ревнует, не беснуется, а напротив, все слышат свои желания, свое тело и делают так, как оно им велит. Любое сдерживание губительно, оно разрушает нас изнутри, начинаются психозы и неврозы, насилие и дискриминация, внутренние конфликты, ведущие к суицидам. Наше общество против самоограничения!

- Ты и понятия не имеешь о том, что такое самоограничение! – засмеялся я. – Истинный смысл этого понятия не тождественен самообману и подавлению глубинных, природных желаний. Самоограничение – это, прежде всего, абсолютная свобода. А не бегство от самого себя, не забвение в бесконечных развлечениях, не сражение со своими страстями и уж тем более - не рабское потакание порокам. Мне даже интересно, сколько тебе лет, что ты уже сейчас мечтаешь не о любви, а лишь о сексе?

Парень похлопал глазами, затем сплюнул через широкую щель между верхними зубами и отмахнулся от меня, как от назойливой мухи:

- Мне семнадцать. И всё это сказки, программирующие население на внутренние конфликты, на отрицательные эмоции. Никакой возвышенной любви не существует! Есть гормоны, есть химическая реакция, есть пристрастия и естественные желания. Мы не считаем всевозможные развлечения и свободу отношений чем-то порочным. Как бы оно ни было и чтобы оно ни значило, но мы против самоограничения! Поэтому у нас нет ни старых дев, которые никому не приглянулись, ни старых девственников. Если не получается создать семью, тогда можно подать объявление в газету и выставить себя на всеобщий доступ или пойти в древний храм - там даже немного платят за соитие с первым встречным, кому приглянешься. Это всё делается во благо процветания нашего государства. За соитие с чужестанцами платят вдвойне, ведь это вливание новой крови. Это важно.

- Храмовая проституция во всей своей красе, - пробурчал я себе под нос.

- Почему "проституция"? Некоторые так даже пару себе находят. Или просто детей рожают.

- От кого? От общественного собрания?

- К чему эти речи? Дети в любом случае – общественные. За ними государство следит, обучает их, распределяет на работу или воинскую службу. Это же будущие налогоплательщики, за ними нужен особый присмотр. Ух, ты! Посмотри на нее! – и парень указал на казначейскую жену. – Настоящая киса! Ах, какая ухоженная кожа, какие лоснящиеся локоны, тугие груди, бедра, плоский животик, а соски как торчат! Того и гляди ткань платья продырявят! Подобные женщины – сплошь настоящие феи да принцессы! Они целыми днями себя украшают, ублажают да умасливают. Не то, что рабочие бабы.

Казначейская жена вышла из-за полупрозрачной шторы палатки вся разрумянившаяся и расслабленная. Толпа принялась рьяно благодарить ее за устроенное представление. Кто-то нахваливал отдельные части ее тела и половые органы партнеров, которые при последнем совокуплении уже не скрывались за шторкой палатки. Кто-то хвалил за страстные стоны; кто-то в подробностях обсуждал, как она делала минет. Это напоминало комментарии недоумков-недотрахов к какому-то порнофильму или книге.

- Люди превзошли самих себя... – не веря своим ушам и глазам, прошептал я.

- Конечно! – раздувался от гордости парень. – Раньше никто не решался комментировать увиденное. Все тихонечко смотрели и безмолвно онанировали, стыдясь самих себя. А потом правительство порекомендовало поощрять откровенность и смелость.

- Как, интересно?

- А вот так! – вновь указал парень на казначейскую жену.

Она, наслушавшись благодарственных речей, расплылась в улыбке, точно стояла на сцене в свете софитов и позади нее красовались райские декорации, а не лавка с колбасой, после чего она... стянула тунику с плеч. Теперь толпа ринулась вперед. Каждый хотел прикоснуться к дивному телу. Вдоволь натрогавшись, они расступились, дав подъехать карете, из которой выглянул страж порядка. Он уважительно закивал, вытянул руку, тоже потрогал всеобщий экспонат, и вскоре махнул кучеру.

- Содом и Гоморра...

- Что-что? – переспросил меня парень, но потом опомнился и затрещал: - Слушай, странный странник, постой здесь вместо меня, а я сбегаю туда хоть на минутку.

- Поздно. Казначейская жена уже уехала. Глотай пыль, неудачник!

- Так там же сейчас кто-нибудь другой обязательно юбку задерет, подражая диве. Или хотя бы штаны спустит.

И правда: несколько женщин, задрали свои юбки, и толпа сразу же разбилась на три длинные очереди. Мужики тоже не отставали: всем хотелось всеобщей славы, признания и «света софитов» на их задницах. Лиц я там не заметил, так как в небо отсвечивали не человеческие глаза, полные мудрости, душевного света и глубины, а исключительно отполированные до блеска, истерзанные славой человеческие зады. Полные... нет, не глубины, но чего-то темного и зловонного, как сама адова бездна.

«Извращенный, больной, лихорадочно-кошмарный сон внутри головы умирающего в агонии... А ведь каждый из них является не только представителем человеческой расы, - промелькнула мысль, пока я закручивал крышку на фляге, - но и полноценной микроклеткой со всеми полагающимися функциями. И до тех пор, пока люди не осознают это, болезнь продолжит терзать агонизирующее вселенское тело. На каждой клетке лежит ответственность космического масштаба. Но кому это интересно?»

- Нет уж, парень, - округлив глаза, я замотал головой, в попытке избавиться от лицезрения происходящего, - сам стой здесь! Держи свои деньги, благодарю за информацию, но я устал с дороги, мне бы в таверну побыстрее попасть и спать завалиться, а не на всеобщий блуд пялиться и отравлять себя ментально.

Обалдев от группового разврата, я подумал, что поведение казначейской жены – это еще верх целомудрия. Но тут вторая половина моей натуры взяла верх, и я принялся шарить глазами по рыночной площади. Очень скоро обнаружились искомые артефакты. Их замаскировали под искусные открытые беседки с коническими крышами. Беседки стояли по периметру рыночной площади, распланированной в виде звезды. Глубоко вдохнув, я собрал информацию и проследил за тем, куда утекает энергия, собранная со всей площади. Оказалось, что к горе.

Приглядевшись, я мысленно присвистнул:

«Ну и размеры у этой пирамиды! Неплохо так замаскировали... Это я хорошо попал! Нужно будет завтра правителя навестить и потребовать положенные моему нефилимскому статусу артефакты да всякие привилегии. А вот и наблюдатели...» - мельком глянул я на примитивные методы слежения: кристаллы на верхушках беседок. Они были выполнены в виде звезд и крутились во все стороны, словно работающие маяки. Ни разу мне еще не приходилось чувствовать себя подопытным кроликом, и я поспешил убраться оттуда, как можно скорее.

- Где, говоришь, таверна? – осведомился я у терявшего ум парня.

- Прямо и налево. На параллельной улице, - нетерпеливо махнул он, смакуя действо на площади.

Из него тоже вытягивались нити. Все они собирались под куполами беседок, увитых плющом, розами и скульптурами целомудренных дев и юношей.

Глава 12 "Всё могут короли!"


Я так и не понял, как оказался в тюрьме.

Поначалу всё шло по плану. После ночевки в трактире, утром следующего дня я наведался во дворец, чуть ли не выбив дверь ногой. Дворцовые слуги такой наглости не ожидали, отчего просто расступились, пропустив меня не только через врата, но и в приемный зал, объяснив при этом, что аудиенцию у короля можно получить только после церемонии.

- Что за церемония такая? – поинтересовался я.

- Сейчас проходит отбор невест, - пояснил мне главный дворецкий, - мешать нельзя. Это серьезное мероприятие. Некоторые девушки к нему всю жизнь готовятся.

Тихонечко войдя в зал, я примостился на подоконнике у самого последнего окна и отметил, что отбор происходил по всем положенным правилам работорговли.

Первоначально девушек осмотрели поверхностно, затем раздели, везде потрогали, обмерили, обсудили кого брать, а кто может уже сейчас отправиться восвояси, после чего претенденткам на сладкую жизнь разрешили одеться и приступить к демонстрации своих индивидуальных особенностей.

- Ну-с, посмотрим, на что вы способны... – прокряхтел какой-то старикан и позволительным жестом разрешил начать.

Девушки танцевали, пели, фокусничали, всячески оголялись, выгибались и выёживались. Несмотря на то, что я почти уже сжился с мыслью получить работающий артефакт для открытия портала, я не поленился и рассмотрел каждую претендентку. И весьма придирчиво. К несчастью, ни в одной из них магии не обнаружилось. Ни капельки.

Вельможи истекали слюнями, разглядывая новый товар, а я уже со скучающим видом обследовал обстановку и самих вельмож. Что они из себя представляли? Да ровным счетом ничего. За исключением двоих. Один был казначеем, как мне любезно шепнул на ухо лакей, а второго никто не знал. Говорили, что он - то ли советник короля, то ли его гость, то ли посол другого государства. Но именно он вызвал во мне подлинный интерес. Мужчина ничем выдающимся не выделялся: невысокого роста, чуть смуглая кожа, моложавая внешность. Подобные типы и в старости выглядят, как юнцы. У них тонкая кость, упругие мышцы, неширокие плечи, узкое лицо, тонкие запястья... А вот его глаза меня поразили. Из-под длинной седой челки, мастерски прятавшей взгляд, на меня смотрели крайне проницательные и серьезные стальные щелки – точно сверкающие кинжалы, чуть выглянувшие из ножен. Не стесняясь, я ответил подобным острым взглядом. Седовласый опустил глаза первым, после чего демонстративно озаботился новой кандидаткой в гарем.

К вечеру подошла очередь юношей. Все они выполняли точно такие же выкрутасы, как и девушки до этого, за исключением только того, что порядок выкрутасов был иной: сначала они танцевали и пели, а уже потом раздевались, щупались и обмерялись.

Ближе к полуночи в зале осталось не так много народа, как было изначально. По левую сторону стояли девочки, по правую – мальчики. В каждой группе, общей численностью не более пятнадцати человек, имелись явные фавориты. Они, гордо выпятив грудь и подбородки, павлинами и павами прохаживались впереди своих будущих коллег-ублажителей.

- А что же вы не участвуете? – подал голос седой мужик, обращаясь ко мне через весь зал.

Вздрогнув от неожиданности, я напрягся, почуя силу и власть, исходящую от этого человека.

«Кто ты? - мысленно потянувшись к нему, заинтересовался я, но седой нацепил на свою голову смешную конусообразную шапку, и моё проникновение в его мозг закончилось полным провалом. – Надо было раньше! – отругал я себя. – Вон, какой-то сильный артефакт внутри припрятал, теперь не прочесть!»

- Что же вы, даже не желаете попробовать свои силы? – продолжал он.

- Я не за тем сюда пришел.

- Вот как?.. А зачем же тогда?

- Хочу с королем поговорить.

В зале раздался одинокий смешок, но вскоре его подхватили вельможи, а спустя минуту хохотали уже все подряд, включая слуг.

Подумав, что не дождусь окончания веселья, я слез с подоконника и прошел вперед. Так как гогот продолжал нарастать, я не придумал ничего лучше, чем исполнить акробатический номер: двойное сальто назад, а после кувырок и прыжок через светильники, полные свеч. Сорвав несколько свечей, я бросил их к ногам хохочущих вельмож.

Пламя занялось сразу же, но не успело распространиться, так как его накрыла мантия, снятая мною с особо веселого вельможи – того самого старикана, что командовал парадом в самом начале.

Вельможа недолго верещал по поводу своей драгоценной мантии, тлеющей у ног казначея. С воткнутым в рот апельсином трудно верещать.

- Чем еще ты удивишь меня, чужеземец? – в образовавшейся гробовой тишине спросил казначей, окидывая меня недвусмысленным взглядом.

- Не тебя, а себя, - поправил его я. – Тем, что оставлю тебе жизнь. Если скажешь, как пройти к королю.

Казначей метнул взгляд в сторону седовласого, после чего расплылся в улыбке.

- Хорошо, чужестранец. Но только с одним условием.

- Каким?

- Я велю страже не убивать тебя, если ты скажешь мне такие слова любви, что всё моё искушенное тело застонет от желания обладать тобой. Всего несколько слов. У тебя одна минута.

Мои брови недоуменно взлетели вверх, да тут в зал ворвались стражники.

«Примитивный мир, а вот оружие у них... явно, что не из этого мира», - расстроено отметил я, когда прицелы волнового оружия взяли меня на мушку. Сначала хотелось надерзить, сообщив, что я «старый солдат и не знаю слов любви...», но я быстро передумал, проследив за тем, как керамическая ваза, стоявшая на полу возле входа, в два счета растеклась лужицей при демонстрации оружейной мощности.

- У вас судят без суда?

- Почему же? – взяв пирожное и томно отправив его себе в рот, возразил казначей. – У нас судят по суду, а вот казнят без него. Суд еще нужно заслужить. Я жду.

Почему-то в такой ситуации на ум приходит только глупость: броситься на одного, завалить другого, выбить оружие у третьего и начать отстреливаться, постепенно пробираясь к выходу... взять заложников... потребовать транспорт... обманный маневр... уйти другим путем... бежать, как гончий пес... пес...

«Да пес с ним! – взбунтовался внутренний страж по имени «Чувство самосохранения». – Тебе, что, жалко ему пару слов сказать? Так хоть шанс появится. Может, еще с королем получится поговорить и объяснить, наконец, кто кому здесь должен в любви признаваться и в ногах ползать! Меня посадят под замок, осудят, и я попрошу о последнем желании... Должна же у них соблюдаться кощеевская традиция на последнее желание!»

Не знаю почему, но опять в голову полезли глупости... Про Акаду.

«Да причем здесь эта полукровка?! – вновь возопило чувство самосохранения. – Сейчас не о девчонке думать надо, а искать подходящие слова, чтобы выиграть себе время, иначе ты быстро превратишься в такую же лужу, как та ваза!»

И тут я, смотря на казначея, но сквозь него - куда-то в глубины собственной души, вдруг, сам того не желая, зачитал строки из старинной поэмы. Наверное, единственной поэмы из всех известных мне, которая нравилась столь сильно, что сердце сжималось, обливаясь кровавыми слезами. Ирония, но люди думают, будто ее написал человек, а не нефилим. Как бы то ни было, но почему-то именно эти строки всплыли в моей голове:

Твой взгляд подобен взгляду лани,

Чело высокое – луне,

Твой стан я узнаю в лиане,

Изогнутую бровь - в волне,

А локоны – в павлиньих перьях,

А щеки – в заревом огне,

Но цельное твое подобье

Еще не повстречалось мне!


Лишь камнем на скале твой страстный

И юный облик воссоздам,

Себя чуть ниже нарисую,

Припавшего к твоим ногам, -

Как тотчас же от слез ослепну,

И нет конца моим слезам:

Быть вместе даже на рисунке

Судьба не разрешает нам!


Ты снишься мне, я простираю

С надеждой руки, но едва

К тебе приближусь, - обретаю

Лишь призрак вместо естества,

И, мне сочувствуя всем сердцем,

Лесные плачут божества, -

Вот почему росой жемчужной

Покрыты ветви и трава.*


Не помню, как всё произошло. Мои глаза заволокло туманом. Запомнилось лишь искаженное ненавистью лицо казначея да расширенные щёлки седовласового. Волновое оружие по-разному влияет на людей и нефилимов, но в одном можно не сомневаться: всем от него становится, мягко говоря, не по себе. Я рухнул на пол, полностью отключившись.

Очнулся уже в тюремной «камере», если ее так можно назвать. Здесь было настолько сыро, что зловонье даже как-то разбавлялось запахом плесени.

В крохотную щелку где-то под самым потолком сочился неяркий свет, и я сделал вывод, что, должно быть, уже наступило утро следующего дня. Напротив моей камеры, а так же слева и справа, располагались и другие – узники сидели в похожих клетках, за исключением одного: у меня была двойная решетка и тридцать три замка на дверцах.

Надо было разработать план побега, план битвы,черт возьми, дерзкого нарушения всех традиций по отсидке в тюрьме, но все мои мысли опять уплыли в единственном направлении – к девушке, которую я оставил посреди поля в ветхом домике... Отчаяние беспощадно топило меня.

«Какой идиот! – кричало мне сердце. – Ты же просто бросил ее на произвол судьбы! Надо было подождать, надо было повременить, успокоить ее, помочь ей поверить! А ты повел себя, как последний эгоист!»

«А что, собственно, она тебе так далась? – спорил с сердцем рассудок. – Ты, полагаешь, что это любовь? Не смеши меня! Ты же прекрасно знаешь, как устроено тело. Там нет никакой любви, там всё что угодно, но нет никакой любви! Она ему просто пару раз приснилась. Ну, эротические сновидения все видят, и наш Риши - не исключение из правил»

«А как же чувства нежности, привязанности, долга, чести и дружбы? – не унималось сердце. – Если они существуют, значит, должно быть и нечто, вмещающее их внутри себя. Что может быть еще более всеобъемлющим, нежели Любовь?»

«Пфф!.. – фыркали хором жители моего мозга. – Ты еще скажи, что веришь в такую любовь, которая с первого взгляда!»

«А разве бывает другая?» – мечтательно задумалось сердце.

«Конечно! – безапелляционно заявили солдафоны в мозгу. – Она может возникнуть позднее, переродиться из уважения, из страсти, из...»

«Ага! – возликовало сердце. – Значит, вы признаете, что любовь всё-таки существует! Вот вы и попались, лживые недоумки! Хитрожопые мозгоправы! Сидите и помалкивайте!»

Те ненадолго заткнулись - ушли на военный совет. Как-никак назревал самый опасный бунт из всех возможных, и носитель – то бишь я - мог в любую минуту превратиться в неуправляемую машину.

Воспользовавшись нестабильной обстановкой, сердце поспешно собрало свою рать и отправило в военный поход на кровяные тельца. Те, мгновенно переместившись, заняли стратегические позиции в моем организме, и каждый из камикадзе одновременно нажал на свою большую красную кнопку!

«УРА!!! Свобода!!!» – послышалось внутри меня, когда бунт в мгновение ока перерос в кровавую революцию: я спрыгнул со своего грязного лежака-тюфяка и, совершенно не задумываясь о последствиях, выдал распевку:

- Утре мифа Соласа-а-а... – а дальше меня было не остановить.

Уж не знаю, что со мной произошло, но в течение последующих двух часов я, на потеху всем угрюмым узникам, достойно исполнял песни из репертуара Элвиса Пресли. Разумеется, вкупе с отвязными и возмутительно разнузданными танцами под аккомпанемент стучащих в такт жестяных кружек и одобрительных хлопков товарищей по несчастью. После «Тюремного рока»**, когда мой голос уже заметно охрип, я на надрыве выдал «One night with you»*** и вдруг... заметил седовласого. Оказывается, он сидел на ступеньках у входа в этот каменный чулан и с прежним хитрым прищуром наблюдал мои головокружительные голосовые кульбиты и всевозможные па.

Последние слова песни я проглотил. Наступила резко контрастирующая с моими воплями тишина.

Седовласый поднялся и нарочито медленно подошел к моей клетке. Пододвинув себе стул, он уселся с внешней стороны.

- Эта, твоя последняя песня, пришлась особенно к месту и ко времени, - язвительно заметил он. - Откуда ты знаешь столько песен?

- В чем меня обвиняют? – вопросом на вопрос ответил я, прислонившись плечом к прутьям клетки.

- В декларации любовной лирики. А теперь еще и в музыкальном жанре.

- Что? – усмехнулся я. – Ваш казначей сам попросил...

- Во-первых, он попросил признаться в любви ему, а во-вторых, ты допустил еще одну ошибку: ты заставил слушать других о возвышенной любви. Это прямое нарушение нашего законодательства.

- Вам не кажется, что вы здесь все... как бы это помягче выразиться... немного долбанутые?

- Отнюдь, - пожал плечами Седой. – В каждом из миров свои рычаги давления.

Мы замолчали и многозначительно уставились друг на друга.

- Вы не просто король, - прошептал я, догадавшись. - Вы - воплощенный эгрегор этого мира.

- Да, - заговорщицким шепотом признался он.

- Тогда давайте сразу к делу, - вытянулся я, вернув своему телу нормальное положение, а духу - не расхлябанно-вальяжное состояние, а вполне достойное для равноправной беседы. – Если вы в курсе иных миров, вы должны помочь мне. Волею судьбы я оказался в вашем мире, но не стремлюсь здесь задерживаться дольше необходимого. Мне нужно будет съездить забрать кое-что... кое-кого... Это три дня езды, и я сразу же вернусь. После чего можем приступать к подготовке открытия портала. Если у вас имеется артефакт или древняя дверь, на которой не стоит печать Высших, и вы знаете, как ее открыть, то я буду премного благодарен. Я отношусь к высшей касте. Мой ранг, и ранг моего отца, который я наследую...

Меня прервал его смех. Тихий такой, ядовитый, похожий на капанье кислоты из старой трубы какого-нибудь заброшенного завода.

- Ты и впрямь полагаешь, что я отпущу тебя? – расплылся он в садистской улыбке.

- А почему – нет?

- Я столько веков потратил на поиск неизвестной земли, на политический переворот, на искоренение всех этих опасных глубоких чувств... и на уничтожение порталов, что теперь я ни за что не позволю какому-то... хм... демону помешать мне.

- В чем, интересно?

- Ты – смертник, так что я спокойно скажу тебе, - и он подался вперед, просунув своё узкое лицо сквозь прутья первого барьера клетки. – Думаешь, я сам не вижу, что происходит вокруг? О, мальчик, как ты юн! Ты полагаешь, что весь этот разврат происходит по воле случая?

- Не стоит недооценивать своих врагов. Пусть даже смертников, - зло процедил я, - мне многое известно.

- Именно поэтому ты в двойной клетке, мой дорогой... странник... – и я понял, что весь мой неосторожный вчерашний разговор с привратником ему давно известен. – То, что ты называешь любовью – не существует.

«Бац! Один-один!» – радостно завопили мозгоправы внутри меня.

«Да заткнитесь вы!» – огрызнулось сердце, которое с каждой минутой проигрывало неравный бой губительной стуже, заполнявшей меня изнутри.

- Там, на рыночной площади, и сегодня при отборе в гаремы, ты видел лишь часть представления.

- Я понимаю, нет предела совершенству. Совершенствоваться можно и в разврате.

- А ты предлагаешь мне идти на поводу у естественной моногамии? Нет, дорогой друг, я предпочитаю распространять естественную полигамию!

- Люди не настолько глупы, - усмехнулся я, - кто-нибудь обязательно догадается. Хотя бы применит сравнительное мышление: у тех птиц и млекопитающих, кого отличает действительно развитый интеллект, – у них преобладает моногамия. Вороны, киты, волки, лебеди и другие – у них у всех старинные гены. При производстве этих видов были использованы чистые древние образцы – те самые первые и последние, что удалось привезти Кетцалькоатлю. Из тех, чистых образцов, позднее выделили наиболее удобные нам виды и их мутации, так появились подвиды и подклассы.

- Люди давно перестали сравнивать и искать, - презрительно усмехнулся Седой, покачав головой.

- Но они хотя бы должны задаваться вопросом, почему во все времена и во всех измерениях богам дарят исключительно девственниц. Посвященный человек знает, что изначально жрицами храмов являлись только девственные девы.

- Нет, такую давность люди не помнят. Память - пластичная штука. Если не культивировать традиции и не воспитывать детей в любви и почитании исторической правды и традиций их исконной земли, то коллективная память бытро ослабеет, и через два поколения ее можно лепить, как угодно, и убеждать, в чем угодно. Народ с пеной у рта будет отстаивать то, что выгодно мне и верить, будто так всё оно и было. А если находятся те, кто отрывает подобную информацию, я убираю их. Поэтому люди помнят лишь то, что жрицы – это куртизанки, храмовые проститутки, наложницы жрецов-мужчин, которые, прикрываясь именем бога, неплохо удовлетворяли свои инстинкты. К сожалению, когда я вводил право «Первой ночи», люди взбунтовались. Пришлось действовать иным путем. Не объяснить же тупому населению, что наместник – это действительно родственник бога. У каждого бога своя территория, на которой должны пастись исключительно его овцы. Право Первой ночи устанавливалось не ради озабоченных правителей, а ради воплощения моего плана в жизнь. Так продлевался мой род! Телегония существует, но сейчас я делаю всё возможное, чтобы высмеять это, - расплылся в кривой усмешке Седой, - мне больше не требуется продлевать свой род собственными силами. Я нашел иной способ выживания.

- Ты не слишком успешен. Я наслышан о твоих повсеместных неудачах.

- Люди глупы. Они элементарного не знают.

- Не могу не согласиться, но всё же люди знают, например, почему богам всегда преподносились новые кубки и никогда - старые. Никогда в чашу, где было молоко, не наливалось вино. Никогда после красного вина в эту же чашу не наливалась вода или белое вино. Рано или поздно какой-нибудь алхимик из твоего мира догадается, в чем дело, - позлорадствовал я, - рано или поздно он поймет: проблема не в том, что кубок нельзя отмыть, а в том, что энергетическая информация не смывается, как и позор после прелюбодеяния. И тогда алхимик задастся вопросом, почему существуют знахари, очищающие с помощью своей силы кровь, и почему во все времена люди верят в силу Любви, что способна также очищать кровь от чужого образа и духа, если случилось несчастье при изнасиловании, например. Помимо ауры, каждый мужчина по-особенному светится чисто в сексуальном плане. И у этого света своя длина волны, своя особенная амплитуда, неповторимый ритм, звук, цвет, сила поля. Любящий мужчина изливает этот свет, а любящая женщина - как чаша, наполняется им и, переработав, возвращает любимому, своим детям, семье и всему миру. Ты не сможешь искоренить это в людях! Как бы ты ни извращался.

- Образ первого мужчины, который ставит несмываемую печать на девушке, можно использовать, - оскалился Седой. – Чем чаще мужчина изменяет, тем выгоднее для меня, потому что он уносит свой свет от берегини, и вливает его в чужую чашу, в ту, которую уже наполнил собой другой мужчина. И тогда его силы расходуются вхолостую. Получается замечательная вещь, - хихикнул Седой, жадно потерев руки, - муж разбивает сердце своей жене, унося от нее силу, а в это время та сила, его сила, которую он вливал в свою «чашу», утекает сквозь грубую пробоину в защитном поле его покинутой женщины. Он сам, своими же руками, разрушает собственный банк, волшебную пещеру, где лежит подлинное сокровище. Теперь в нее открывается доступ энергиям других мужчин, которые... лили информацию в иную женщину, в ту, с которой он изменяет! Несчастная жена, в ответ на причиненную боль, отравляет не только себя внутри своей чаши, но и неосознанно закрывает чакры поганца мужа, перекрывает ему "кислород", попутно отравляет его любовницу, а вместе с ними и того первого мужчину, что однажды лишил девственности эту любовницу. Видишь, какая цепочка существует? Думаешь, у людей всё еще сохранился Разум, дабы уРазуметь это? – и король расхохотался жутковатым потусторонним смехом. – В итоге, мой горячий друг: здесь все несчастны! Мужчина теряет силу и свой канал связи с Творцом, с Космосом, он опускается в своей духовности всё ниже и ниже (даже если это внешне и не заметно), а женщина и дети (если таковые имеются в разрушенной семье) – постоянно болеют, чувствуют одиночество, дискомфорт, испытывают стресс, непонимание и ущербность, которые со временем выливаются в комплексы и жестокость в различных ее проявлениях. А также в безудержную тягу к... сексу со множеством партнеров. Потому что они чувствуют чашу своей матери. Изгаженную чашу. Им повезет, если они родятся от первого мужчины, а если нет? Тогда где их обитель Света, где та чаша великой Любви и Силы, где их Колыбель?

- Ты ловишь кайф от того, что делаешь людей несчастными? Ты вроде не так глуп, а забавляешься, подобно обезьяне.

- Естественно, я ловлю кайф, - закивал мне король, - ведь я питаюсь их энергией. Давай обойдемся без морали. Или ты думаешь, что твой отец иной? Или Высшие, что забирают себе всю энергию планет и звезд, а вам отдают лишь крохи?

- Они знают меру!

- Глупец! – вскочил на ноги король. – Никто ее уже давно не ведает! А если никто из Высших не заботится о выживании миров, то почему должен заботиться я?!! Я живу, благодаря этой силе! Редко кто выбирается из порочного замкнутого круга. Для этого нужно любить. Поэтому я не допускаю ни песни о прекрасном, о возвышенном, ни книги, ни стихи, ни живопись, ни скульптуру... Всё, что было возвышенным – возводится мною в пошлость, в старомодность, в первобытную, неученую тупость и дикие заблуждения. Поэтому я так горжусь своими лекарями, которые с научной точки зрения «доказывают» истинность всего того, что я со временем закрепляю в законах. Поэтому я подсунул им сказки о вседозволенности и полигамии, об отсутствии телегонии, о естественном отборе и выгоде от смешения различных гаплотипов. И о гаремах, куда продаются девственницы – ведь всё это не решает человеческую проблему, а лишь усугубляет ее... Был у меня алхимик, догадавшийся о том, что я творю... По иронии судьбы, перед своей казнью, он сидел в той же клетке, что и ты сейчас, - и седовласый король с любовью погладил прутья. – Знаешь, странник, жизнь людей быстротечна, моя же - долга. И я могу себе позволить претворять свой план в жизнь на протяжении многих веков или даже тысячелетий. Так детали виднее. А люди... что люди? Они легко вводятся в заблуждение. Более того, я не стою на месте. Я применяю различные методы давления, а также психотропное воздействие. Или, к примеру, цементирующее мозги, питание. К тем, кто не ест то, что мне нужно, я применяю внушение, атакую ментально, атакую со всех сторон, а если не помогает – вливаю в горло расплавленный свинец. В назидание другим сомневающимся.

- Ты слишком много полагаешься на разум, непростительно забывая о сердце, - отойдя от прутьев и повернувшись к королю спиной, произнес я. – Спроси у любого мужчины, который еще не подвергся порочному воздействию твоей агитационной машины: просто проведи эксперимент. Вырасти такого. А потом спроси у него, что он предпочтет: семью с любимой женщиной многоразового использования или с любимой, которая ждала его; с той, которой он сможет сказать по праву крови и печати образа: «Моя! Моя телом и духом!». Не сомневаюсь, что он выберет второй вариант. И выберет он это не из-за того, что ему нравится рвать девственную плеву; не из-за глупого эгоизма, но из-за того, что на генетическом уровне, на клеточном, всё очень серьезно. И в каждом из нас, пока сохраняются еще живые клетки, будет существовать и внутреннее знание всеобщего Плана развития нашей Вселенной. Нет, людей верящих в то, что существует Проект без Проектировщика - таких людей ничтожно мало. Все догадываются об этом, абсолютно все. Равно как и о собственном важном месте в данном великом Проекте. Это система, которую невозможно уменьшить ни на один элемент, ни на одно существо. Здесь каждый нужен, каждый важен. А ты коверкаешь этот Проект, вносишь поправки. Не фантазируй, будто это не предусмотрено великим Планом, - усмехнулся я. - На всякого мудреца довольно простоты. Не тужься зря. Спроси ты у женщины, которая еще больший интуит, нежели мужчина: так уж сильно нужен ей опытный в постельных делах самец или она предпочла бы оказаться у него первой? Думаю, что в глубине души, даже каждая из тех, кто присутствовал сегодня на отборе в твой гарем, скажет, что желает быть первой, единственной и последней у своего мужчины. Вот это и есть истина. Всё остальное – лукавое мудрствование. Тот, кто умеет – сочтет; тот, кому нужно – уразумеет.

- Что ж... – пошел к выходу король, - вот и пообщались. Завтра тебя казнят. Ожидается публичное мероприятие. А после – танцы и разврат до упаду рядом с твоим всё еще теплым телом. А, может, и с ним самим.

- Ты совсем страх потерял? Знай: я вернусь в ином теле, - твердо заявил я, – и тогда сожгу весь твой мир дотла!

- Ох! – в притворной заботе воскликнул Седой король. – Бедные люди! Такой жестокий дьявол явится к ним! Не переживай, это я тоже обращу себе на пользу. Кстати, я шел предупредить, чтобы ты хорошенько подумал, о чем просить при последнем желании.

- Кощей чтит кощеевы законы? – иронично рассмеялся я, так и не повернувшись к королю.

Вскоре послышались удаляющиеся глухие шаги по каменному коридору темницы. Никто из узников не рискнул нарушить тишину. Мы все сидели на своих тюфяках, и каждый думал о предстоящей казни и последних, бессмысленно потраченных в тюрьме, часах жизни.

______________________

*Калидаса, "Облако-вестник" (в пер. С. Липкина)

**Jailhouse Rock - музыкальный хит из к/ф 1957 года

*** "Одна ночь с тобой" - одна из самых популярных песен 1968 года

Глава 13 "Живые мертвецы"


Меня вывели на площадь под свист толпы и оглушающий аккомпанемент барабанов. Надо отдать должное проницательности Седовласого: он вовремя догадался, почему я не в состоянии использовать магию и на что я рассчитываю. Поэтому король подстраховался и наградил меня оковами, вдвойне блокирующими энергетические каналы. А я так надеялся на экстремальный подъем, на страх неминуемой смерти, который, по моим расчетам, быстро бы привел меня в боевую готовность. Но теперь любые мои попытки побега не могли увенчаться успехом: я еле ноги передвигал.

Моему взору предстала сумасшедшая картина: на виселице болтался голый узник, вокруг которого бегали люди, потешаясь над эрегированным членом и высунутым языком трупа. Люди смеялись, дергая различные части мертвого тела. Мужчину казнили за то, что он стеснялся оголять своё тело, о чем свидетельствовала табличка с надписью о приговоре. Вскоре толпа наигралась, и тогда палач сделал широкий надрез на горле повешенного, через который вытащил язык. Толпа сразу же подхватила это восторженными выкриками.

Выскочили клоуны, и в знак глумления над казненным, повязали себе на горло петлю и красную ленту, корчась в гримасах. Приглядевшись, я сразу понял, кто скрывается под ярким макияжем: низшие демоны. Но как они попали сюда?!

Я крикнул им в отчаянной надежде, но те лишь оскалились и передразнили меня, корча рожи.

«Смирись, - сказал я сам себе, - они не помогут, у них здесь свои интересы».

Одна человеческая девочка расплакалась при виде этих демонов, но мать отругала ее и высмеяла детские страхи:

- Ты что?! Это же клоуны, они самые смешные шуты на свете! Над ними смеются, а не плачут.

- Они пугают меня! Они страшные! Я чувствую в них зло. Почему люди не видят? Здесь всё так страшно...

Тут же подскочил страж порядка:

- Что у вас? – деловито и с пристрастием начал допрос он. – Боязнь клоунов? Не порядок! Вам известно, мамаша, что это - серьезное заболевание, это самое настоящее психическое отклонение? Вам следует показать ребенка лекарю, чтобы искоренить этот страх!

- Да? – испугалась мать. – Я не знала, что это болезнь. Мы обязательно искореним!

- Вот и отлично! Иначе ваша дочь закончит, как этот неизлечимый шизофреник, - и он указал на плаху. - Помните, что мы и детей казним! Мы чистим наше общество от вредителей! Покажите девочке, что ее ожидает.

Там, на второй плахе, палач размахивал отрубленной головой, веселя толпу тем, что глаза у только что отделённой от тела головы всё еще вращались, а изо рта вместе с кровью пытались вырваться слова о пощаде, но из-за перерезанных голосовых связок получались даже не хрипы, а только кровавые пузыри. Этот человек был осужден за то, что пытался внести смуту в головы людей, рассказывая «небылицы» о существовании в недалеком прошлом нравственности, благочестии и широте «какой-то несуществующей души».

Чуть дальше сажали на кол и, судя по приглушенным крикам седевших на кольях, пытки длились уже вторые сутки. Мастерство палачей восхвалялось тостами и вином непосредственно перед кричащими, проткнутыми насквозь, людьми. Их казнили за расправу над педофилами, так как в королевстве отрицали само понятие "педофилия" и считали интимную связь с детьми такой же естественной, как и со взрослыми особями. Более того, в королевстве всеми силами поощрялось раннее вступление в сексуальную жизнь.

У самого края площади казнили посредством лошадей: женщину разорвали на три части. Судя по табличке, она не соглашалась делить ложе с тремя мужьями, за которых ее выдал заботливый отец. В первых рядах зрителей стояли ее мужья и дети, рожденные в законном браке. Дети кричали и плакали, а вдовцы, объясняя прегрешения разорванной жены, периодически подлупливали своих общих чад, с возмущением указывая на кровавые останки неблагодарной матери.

Еще одну женщину насиловали одновременно несколько мужчин, «приучая» устраивать ежегодное добровольное поднятие юбки на всеобщем празднике, которое она отказывалась совершать. Стоявший рядом палач, объяснял озабоченной представлением толпе, что осужденная не испытывает в данный момент боли, а мычит исключительно от удовольствия, и слезы ее тоже льются от сильнейшего возбуждения, так как, согласно последним исследованиям королевских ученых, каждая женщина желает испробовать на себе двойное проникновение в тело. А то и тройное. Это лечение, по словам палача, позволит женщине навсегда побороть постыдные комплексы и, наконец, делать то, к чему, несомненно, стремится каждая женщина: к всеобщему рукоплесканию в свой адрес, а также к свободному занятию сексом на глазах у тысячи незнакомых людей да со множеством партнеров.

Рядом с ней насиловали ее возлюбленного. По приговору он обвинялся в связи с одной единственной женщиной и отказывался вступать в интимную связь с представителями своего пола, утверждая, что это противоестественно. Палач уверял, что после принудительного лечения осужденный обязательно переменит своё мнение, его глаза откроются, и он поймет, сколько удовольствия потерял, отказываясь от анального секса с мужчинами, а также от занятия любовью с тремя женщинами сразу. То, что ему ломали член, скачущие на нем женщины, никто не замечал, равно как и то, что он в кровь разодрал свои связанные руки, пытаясь освободиться.

- Ничего-ничего, - вещал палач, - это всего лишь притворство и кокетство! На самом деле ему сейчас очень приятно, он просто стыдится признаться. Всем мужчинам хочется побывать в центре женского внимания, почувствовать себя слабым и безвольным узником, связанным и взятым силой красивыми женщинами! Мы вытравим из него все сомнения и стеснительность! Почему у нас появляются сексуальные желания? Исключительно ради того, чтобы их осуществлять, а не прятать внутри себя! Чем глубже мы прячем их, тем хуже: это побуждает нас к насилию, к тайному разврату! Не нужно стесняться своих фантазий! Их следует воплощать любыми подходящими для этого способами! А нам всем известен тот научный факт, что изначально мир заселяли только одни мужчины. И это естественная, выработанная тысячелетиями тяга к своему полу не должна отторгаться! Мужчины веками удовлетворяли друг друга, и это служило показателем дружбы между домами, хороших добрососедских отношений, как и то, что позднее гостю предлагалась жена в знак особого уважения, в знак побратимства. А этот преступник не только не предложил гостю свою женщину, но еще и сам отказался искупать достопочтимого гостя, не предложил ему снять сексуальное напряжение. Это прямое неуважение к нашим законам!

Зрители согласно закивали, продолжая жадно следить за происходящим. Никто из них не смотрел в обезумевшие глаза осужденных, никто не чувствовал отчаяние и боль, никто не задумывался об этической стороне вопроса пыток и лишения жизни. Всех завораживал исключительно ритм движений и обнаженные тела, крики и стоны, вынужденные мольбы и вырванные шантажом признания.

Я с ужасом ожидал своей очереди, гадая, что же приготовили для меня. И даже мысленно поблагодарил Седого короля за блокирующие энергию наручники: если бы не они, адреналин свел бы меня с ума задолго до восхождения на свой смертный помост.

Как оказалось, место моей смертной казни располагалось в самом дальнем углу звездной площади и выглядело скромнее всех остальных: меня ожидал всего лишь костер в наказание за пламенную речь о несуществующей возвышенной любви, способной пережить не только земную разлуку, но и ни одну смерть.

- Сжечь его! – кричали мне в спину. – Сжечь лжеца!!!

Меня загнали на высокий деревянный помост и привязали к столбу, вокруг которого накидали сено и хворост, к ногам же бросили еловые ветви. Их, как бы в насмешку, украсили вырезанными из бумаги сердечками. Присмотревшись, я заметил отрывки стихов, втиснутых в эти бумажные сердечки. Невольно представив, как я буду истошно орать уже спустя три минуты, я попытался сосредоточиться на обрывках поэзии, что лежали у моих ног. В глазах всё расплывалось, а если и удавалось прочитать строчки, то смысл до меня не доходил.

Палач, взяв в руки запаленный факел, подошел к краю деревянного помоста, на котором возвышался мой костер, и обратился к толпе, живо интересующейся очередной расправой:

- Верноподданные Его Величества должны видеть врагов королевства! Перед вами стоит преступник, дерзнувший смутить ваши души. Он, как и подобает всем лжепророкам из старинных книг с известными всем нам предсказаниями; как тот самый лукавый на букву Л, имя которого произносить нам не столько запрещено, сколько противно, зарождал сомнения и смущал умы. На высочайшем приёме у короля он принялся вещать о ложном и недопустимом: о сердечном страдании и бессмертии любви! Да еще и в стихотворной форме!!! Сколько раз мы слышали об этом, сколько читали! Вся эта брехня не смогла в прошлом сделать мир чище и чудесней. Только открытые глаза и не затуманенные взоры способны обеспечить мир во всем мире! Сказки о любви унижают наш развитый интеллект, наш разум! Мы ценим привязанность, но еще больше привязанности ценим... что?

- Коллективное! – слаженным хором закричала в ответ толпа.

- Верно! – довольный ответом, закивал мой палач. – А любовь приучает нас к собственничеству, к наивысшему эгоизму!

- В наивысшей любви нет эгоизма! – не выдержал я, выкрикнув со своего места. Хуже-то всё равно уже не будет...

Толпа при этом затрясла кулаками. Кто-то швырнул в меня камень, и увесистая глыба попала в колено. Я скривился от острой боли, а из глаз посыпались искры. Как жаль, что камень не попал мне в голову!

- Мы исцеляемся, когда действуем сообразно своим природным инстинктам! – возразил мне палач. – Животные счастливее людей. Они не противятся своей природе!

- Животные не заставляют других животных делать то, чего тем не хочется! – выдал я свой контраргумент, но толпа лишь возмущенно загудела.

- Неправда! – возразил кто-то из зрителей. – Стая живет и подчиняется вожаку!

- Вы – не стая! Что за искаженные понятия?!! – спорил я, наблюдая, как факел уже подпалил кострище с четырех сторон. - Каждый из вас индивидуален! Каждый из вас неповторим! Вы не можете и не должны быть похожими друг на друга. У каждого из вас свой идентификационный код, своя уникальная Задача, аналогов не существует... Но Истина одна - как всеобщая, единственно верная программа развития Бытия, включающая в себя множественные алгоритмы... Вся ваша жизнь направлена на достижение Цели самым эффективным способом, но если алгоритм неверен, то Цель останется недостижимой. Вы пытаетесь переписать сложный алгоритм, пользуясь изначально искаженными инструкциями... Взгляните, что вы творите! Вы же ломаете всеобщую программу... ломаете этот мир...

- А как же близнецы? – презрительно рассмеялась женщина, прервав меня на полуслове. – Я – ученый, мне известно о полной идентичности!

- Нет, ибо не телами вас отличают, но душами! Там достаточно характеристик, чтобы не спутать между собой даже клонов и прототипов!

- Сожги его!!! – разъярилась толпа. – Пусть горит адским пламенем! Лишить его последнего желания!!!

- Слепцы... Ад – здесь, среди вас, вы уже горите, только не видите... – прошептал я, задохнувшись от паники, когда пламя спалило еловые ветви и подкралось к соломе.

Пожирая лапник, огонь быстро подбирался к моим босым ступням. Я попытался успокоиться, и мне это даже удалось: пришло понимание того Кто я и Где я...

Не «здесь» и не «там», а просто «существую». Везде и всегда.

Я видел Свет, сотканный из Любви, озаряющий, всепроникающий Исток Всего...

...и я нежился в сердцевине этого Света, купался в его лучах, распространяя невероятное свечение бескрайней радости и покоя. Являясь продолжением Света, я был им самим...

Вся Вселенная звенела и трепетала от нашего воссоединения и более волшебного, экстатического состояния не ведало моё существо!..

Страх смерти растворился, рассеялся в дыме, заволакивающим обзор на хохочущих людей, с маньячно-нездоровым интересом наблюдавших за мной.

Теперь я чувствовал лишь людей, безумно перепуганных смертью...

...людей, настолько подсаженных на иглу страха, что они потеряли жажду Жить, лишь бы понять то, что им не суждено; коснуться запретного и запредельного, посредством причинения боли другим... Они желали убежать, укрыться, обмануться...

Я видел перед собой людей, сражающихся за мир, внешне бунтующих против агрессии и войны, но никогда против зла внутри самих себя, против греха и аморальности, против попрания Света...

...и я чувствовал превосходство над живыми мертвецами...

Освободившись от самого главного и иллюзорного в жизни страха, я стремился уйти туда, где только что побывал, ибо уже скучал!

Хотел крикнуть людям: «Не бойтесь смерти!», но передумал – меня завораживал огонь этой реальности... Его языки плясали вокруг меня, но не жгли и даже не касались.

«Что-то здесь не так...» - мелькнуло в трезвеющих мыслях, как совсем рядом раздались крики. Просвистела стрела, за ней – другая. Они вонзились между моих ног, метко разрезав путы.

Послышалось лошадиное ржание и топот копыт: то некие всадники носились вокруг меня. Спустя секунду или две до боли знакомая секира резанула путы на запястьях, и тогда мои вздернутые кверху руки безвольно рухнули вниз.

Мне потребовалось время, чтобы осознать происходящее. По ту сторону дымового столба кто-то звал меня по имени...

- Риши! Риши! – истерично кричал женский голос.

«Какой приятный тембр голоса... – прирос я к столбу, хоть уже и не был к нему привязан. – Хочу еще раз услышать... он завораживает меня... Этот голос проходит сквозь тело, во все клетки, от него звенят фибры моей души... Он возвращает меня туда, к Свету!..»

Видимо, не дождавшись ответа, кто-то взлетел на горящий помост, и тогда из облака дыма вынырнула голова лошади, а следом за ней показалось испуганное лицо... Акады.

«За что мне это?! Богиня... Я такой красивой женщины ни разу в жизни не видел!» – подумал я, залюбовавшись ее разметавшимися разноцветными волосами и горящими решимостью глазами.

- Риши! – соскочив с лошади, крикнула она, видя, что я, словно вкопанный, стою за стеной огня и не двигаюсь. – Почему ты стоишь? Риши, быстрее! Скоро здесь будет вся королевская рать! У меня стрелы закончились...

Бессильно опустив голову, я выразительно посмотрел на свои запястья. Руки плетьми висели по бокам тела, у меня не было сил ни говорить, ни двигаться, ни мыслить... и Акада всё поняла, увидев блокирующие энергию браслеты.

Не мешкая, она сорвала с бесновавшейся лошади веревку и, скрутив ее в лассо, накинула мне на плечи, затем забралась обратно в седло, рванула вперед и выдернула меня из пекла. Ожидал, что пропашу физиономией по земле, но нет - я парил в воздухе, подчиняясь движениям руки Акады.

- Это ведьма!!! Ведьма!!! – неистовствовала толпа.

Сил Акады хватило ровно на то, чтобы забросить меня на вторую лошадь и, схватив ту под уздцы, рвануть с площади в сторону городских врат.

То, что я отбил себе все мозги, ударяясь о лошадиную шею, – это не так страшно. Страшнее было то, что я отбил себе весь зад и не только зад, так как от бессилия не имел возможности привставать на стременах во время сумасшедшего галопа: наши лошади неслись во весь опор! Кое-как мне удалось схватиться за гриву, чтобы вообще удержаться в седле и не упасть. На большее сил у меня не хватило.

Разумеется, за нами пустили погоню, но в преследователей летело всё, что попадалось Акаде по пути. Она левитировала в них камни, валявшиеся на дороге; выкорчевывала пни и даже пустила настоящую песчаную бурю. Это немного помогло, но при переходе через порожистую реку преследователи ранили лошадь Акады, и тогда девушка, кувырнувшись через лошадиную голову, полетела... вниз с веревочного моста.

С надеждой я смотрел в пропасть, где бурлила быстрая река, и считал секунды после падения Акады, но девушка так и не показалась.

«Разбилась. Можешь не сомневаться!» – бесчувственно доложила логика.

«Она борется за жизнь! - верещало сердце. – Он еще может спасти ее!»

«Как? – опешили мозговые солдафоны. – Он себя-то не в состоянии спасти! Вон, еле на лошади лежит...»

И рассудок был прав, но сердце вынесло ему вердикт:

«Ты помутился, мой дорогой друг! Теперь я управляю этой машиной! А ну, Воля, выходи!» - приказало сердце своему самому старинному другу, и я послушно сиганул вниз в ледяную пену.

Оказавшись под водой, я потерял ориентацию: вокруг всё бурлило, пенилось и шумело. Сильнейшее течение пару раз швырнуло меня об острые камни, и когда я попытался вынырнуть, чтобы сделать хоть глоток воздуха, – заметил Акаду: ее, потерявшую сознание, мотало из стороны в сторону, а вокруг вода раскрашивалась кровью, тут же смешиваясь и пузырясь розовым облаком на поверхности реки. Еще секунда и она соскользнет с камня, к которому ее прибило, и понесется дальше по течению...

Воля оказалась еще более мощным оружием, нежели я предполагал. Она не только позволила мне не захлебнуться в самые первые секунды пребывания под водой, но еще и наградила небывалой силой: руки, скованные ограничителями, сделались точно не моими и сами потянулись к девушке.

Схватив Акаду, я крепко-накрепко прижал ее тело к себе, после чего нас швырнуло дальше и понесло по реке. Пару раз мне удалось глотнуть воздух, но тут я почувствовал неладное... Не успел я конкретно испугаться, как сердце прыгнуло к макушке: мы падали в белую пену вместе с грохочущими потоками гигантского водопада.


Глава 14 "Исключительно корыстный интерес"


В общем-то, спас нас самый неожиданный персонаж из всей этой истории – блохастый недопудель по имени Мотя. Он каким-то чудом выловил нас из озера с водопадом.

Манька дежурила на берегу, пока Мотя, не жалея себя, тащил меня (вцепившегося в Акаду мертвой хваткой) к берегу.

С огромным трудом мне удалось расцепить задубевшие пальцы и опустить Акаду на каменистый берег. Она не дышала. Зрачки при нажатии – кошачьи.

«Акада мертва» - сообщила мне логика.

- Сделай что-нибудь!!! – мяукала Манька.

Да что я мог сделать, наряженный в эти браслеты?!! Если только...

- Попробую, - тяжело вздохнул я и приступил к тому, чего никогда в жизни не делал: к реанимации смертного существа не магическим способом.

Руки в стороны, счёт, выдох в рот... счет, давление, выдох... счет... нажатие на точки... ушные раковины... над губой... шея... удар по стопам... счет... рот-в-рот... точки...

Ничего не помогало.

Выход... ловлю нить... вижу девушку в ярком туннеле... Она уже высоко.

«Стой! – кричу ей. – Вернись!»

«Не могу, - отвечает, - мозг не пускает. Он мертв»

«Нет, он только в процессе. Просто отключился от нехватки кислорода. Дай ему приказ, и он сам начнет регенерацию поврежденных тканей, запустит нервную систему!»

«Это невозможно... нереально...»

«Ты видишь меня? Мы разговариваем. Это, по-твоему, нереально?! Еще немного и тебя затянет... Они не отпустят обратно. Решайся!»

Акада задумалась. Посмотрев вниз и оценив возможности своего бездыханного тела, девушка, согласно кивнула:

«Как мне реанимировать тело?»

«Просто прикажи: принять душу, восстановить работу систем!»

Она послушалась, изо всех сил рванула обратно, дав чёткую команду к восстановлению...

Ее обленившиеся, уже вышедшие в отставку мозговые солдафоны засуетились, забегали, раскомандовались... сразу нашлись резервные мощности... обходные каналы, по которым помчалась энергия, восстановилось кровоснабжение, заработал дыхательный центр...

- Очнулась!!! – загавкал Мотя, радостно виляя своим мокрым пропеллером.

Акада надрывно закашляла, выплескивая литры воды, и, вцепившись в меня, порвала то, что еще оставалось целым от моей рубашки. Как правило, у умирающих людей очень сильные руки.

Расширенный зрачок уменьшался в диаметре... постепенно выравнивалось дыхание и цвет кожи...

- Жива! – слабо улыбнулся я, откидываясь на спину и прикрывая глаза. – Очень рад...

Она не отвечала. Просто лежала рядом, приходя в себя, и смотрела в небо.


Как скоро выяснилось, Акада со мной до сих пор не разговаривала. Я ужасно доставал ее расспросами, но все попытки разговорить девушку заканчивались одинаково: она отворачивалась, выказывая непомерную обиду.

- Ну и не разговаривай! – не выдержал я, прижимая к ее голове десяток подорожников и бинтуя, разорванным рукавом от своей рубашки.

- Мотя, Маня, - обратилась к животным Акада, – вы мои ангелы-хранители! Без вас я бы утонула в этом водопаде!

- Извините, - не поверил я своим ушам, - но ты бы утонула еще раньше, если бы я не прыгнул за тобой! И вообще, я тебя с того света...

- Если бы не ты, я бы здесь не оказалась! Можешь не благодарить меня за спасение от сожжения. У меня исключительно корыстный интерес. Ты найдешь артефакт и вернешь нас обратно! – это было первое и последнее, что мне сказали в ближайшие сутки.


Благодаря Моте и его мокрому носу, мы быстро вышли к поселению, где напросились на ночлег и даже получили еду, правдоподобно соврав про разбойников, что ограбили нас по дороге. Говорить правду было опасно. Отец семейства и так напрягся, заметив мои браслеты. Я даже не стал рисковать и просить снять «украшения», решив подождать ночи, когда смогу самостоятельно попытаться сделать это с помощью различных инструментов в сарае.

Вечером, когда доброе семейство, приютившее и накормившее нас, отправилось спать, я вышел на улицу. Сидя на пороге сарая, я любовался мириадами звезд, когда рядом устроилась Манька.

- Странный мир, - заявила она, также задрав голову к небу.

- Один из многих. Ты видишь звезды?

- Какие еще звезды? – удивилась кошка.

- Проехали. Как вы, кстати, нашли меня?

- По следам твоей лошади. Мотя унюхал. После твоего отъезда Акада впала в унынье, и мы вскоре двинулись следом.

- Да? – оживился я. – Она сожалела? Тосковала?

- И не мечтай! – скосилась на меня кошка. – Просто ей стало страшно, что ты действительно найдешь артефакт, откроешь портал и бросишь нас здесь. Скажи, Риши, а ты...

- Что?

- Действительно бросил бы нас?

- Нет, конечно! Я бы обязательно вернулся. Как же я без трофея к ректору-то на глаза попадусь?

Кошка зашипела, отпрыгнув от меня метра на три.

- Изверг! Надо было сжечь тебя! Я, чтоб ты знал, возражала против твоего спасения. Но Акада, как помешалась, узнав о предстоящей казни «странника».

- Тише ты! – шикнул я. – А то еще хозяева услышат говорящую кошку, тогда точно сожгут. И начнут с тебя! Я им сам посоветую.

- Прежде чем сжигать меня, подумай: почему ты попал именно в этот мир.

- Потому что ты, косолапая, включила мой дезагрегатор!

- Риши... – сощурив глаза, профырчала кошка, - в том-то и дело: я всего лишь включила его, но не выбирала ни мир, ни режим использования.

- Что ты хочешь этим сказать? Опять на Лучезара баллоны катишь?

- Хм! – неопределенно хмыкнула она и направилась в сторону сарая. Манька теперь удобно устроилась: взяла в привычку спать, свернувшись калачиком у пёсьего живота.

И мне не мешало бы выспаться. Но для начала требовалось решить проблему посерьезней.

Оглянувшись на дом, я заметил, что свечи в хозяйской спальне давно погасли, и отправился в сарай снимать стальные браслеты.

Кряхтя и всячески изгаляясь, я всё-таки смог «перекусить» браслеты, нещадно изранив себе запястья.

- Фуух! – выдохнул я. – Теперь легче, теперь можно и повампирить немного, если получится.

- С Акады начнешь? – нервничал пес Мотя, вившийся у моих ног.

- Нет, ей нужно отдохнуть сегодня... – тихо прикрывая дверь сарая, пошел я обратно в дом. – Извини, приятель, но хозяева не поощряют присутствие животных в доме. Так что придется вам с Манькой ночевать здесь или на крыльце. Или можете напроситься к хозяйскому псу в будку.

Мотя в ответ рыкнул нечто нечленораздельное, но я не стал уточнять. Сейчас меня волновал иной вопрос.

Войдя в спальню, которую нам отвели хозяева, я немного... стушевался.

- Кхм-кхм... – тихонько подал голос я, остановившись у единственной кровати, на которой разлеглась Акада. – Я, конечно, всё понимаю, и девушкам нужно уступать место, особенно если ты джентльмен. Но, скажу со всей откровенностью, я - не джентльмен, а ты – не особо-то и леди. Так что...

- Спи на полу! – зашипела на меня Акада. Но когда я сбросил свои брюки, глаза девушки превратились в настоящие блюдца. – Не смей сюда залезать! Тем более без брюк!

- Нет уж! Еще как залезу. Так что подвинься, дорогуша.

- Только попробуй. Я закричу.

- Кричи. Тогда нас выставят вон. Они думают, что мы муж и жена.

- Это ты ляпнул...

- Надо же было что-то сказать...

- Здесь царят такие нравы, что мог бы назвать меня сестрой или кем угодно еще. Никто бы не удивился нашему совместному путешествию.

- Что первое пришло в голову, то и сказал. Подвинься! Разлеглась тут...

Она попыталась возразить да забрать одеяло, но я дернул его на себя, когда бесцеремонно залез в кровать.

- Ох! – прикрылась Акада, да было поздно: я заметил, что она без одежды. Совсем. – Отдай мне одеяло! Немедленно! Я постирала свою одежду.

Отдал, конечно... Замерзла бы ночью...

А вот я под утро реально задубел, и сантиметр за сантиметром, по-партизански, пробирался под вожделенное одеяло. В итоге к моменту пробуждения я уже нежился в тепле, прижавшись к спинке Акады. Мне снилось большее... и когда пощечина вернула меня из мира грёз, я был не совсем уверен, что...

- Я ничего не делал! – в любом случае выкрикнул я в своё шаткое оправдание. – Что ты сразу бить-то?

- Ты лапал меня! – рычала Акада, вскочив с кровати и закутываясь в одеяло, точно в кокон.

- Да больно нужно! – разозлился я, потирая горящую щеку одной рукой, а второй шаря по полу в поисках брюк. – Меня такие худосочные не заводят!

- А что тогда мне в попу упиралось?

- Фантазии твои упирались, вот что!

Акада покраснела, сжав губы в тонкую линию. Небось, раздумывала, как меня оскорбить в ответ на мое оскорбление, но тут в дверь постучала хозяйка, приглашая на завтрак и наша перепалка сама собой сошла на нет.

Глава 15 "Внутрь себя смотреть сложнее, чем на других"


Радушие хозяев быстро исчерпало себя, чему в заметной степени поспособствовали Мотя и Маня. Первый сцепился с дворовым псом, а Манька залезла в хозяйский погреб и налакалась там сметаны.

Извиняясь и кланяясь добросердечному семейству, мы поскорее двинулись в дальнейший путь, до этого в подробностях разузнав о судоходстве странного мира. Оказалось, что на другой континент можно попасть на корабле, переплыв всего лишь небольшой пролив. По словам хозяйки, там, на другом континенте, в другом государстве, проживал древний колдун, снабжавший всех магическими артефактами. Встречи происходили исключительно в королевском замке и нигде больше. К нему съезжались со всего света, но попасть на «прием» без очереди можно было только по великодушной просьбе самого короля, потому что только ему известно, где проживает старец.

«Опять король... - уныло подумал я, – опять приемы, тайны и политические интриги. Придется снова во дворец прорываться»

Но делать нечего. Нужно искать артефакт для скорейшего открытия портала.


Всю дорогу мы не разговаривали между собой. Мотя злился на Акаду, так как получил не только разорванное ухо в драке с дворовым псом, но еще и нагоняй от хозяйки. Помимо этого Мотя злился и на Маню, за то, что ему не досталось сметаны, пока он стоял на стреме, а Маня лакомилась. Маня же злилась на меня, когда я сообщил ей то, что о ней думаю, и на Акаду, которая не сказала и слова в ее защиту. Акада же продолжала ненавидеть меня из-за постельного происшествия, а я ненавидел Акаду, потому что считал, что девушка всё себе нафантазировала, и ничего значительного не произошло. Ну... или почти ничего.

В общем, двое суток мы в полной тишине шли лесной тропой по направлению к морю.

Остановившись вечером на живописном холме, с которого уже был слышан и виден морской прибой, мы разожгли костер, решив, что спускаться к людям лучше утром – отдохнувшими и полными сил.

Погода стояла самая сказочная: теплая, ни облачка, ни порывистого ветра. Только пряные запахи цветущих кустарников; свежий бриз, доносящийся с моря, и наш костер, на котором Акада подсушивала хлеб, проткнув его длинной веткой.

Невольно засмотревшись на тонкие, изящные запястья девушки, я не заметил, что и сам стал объектом пристального изучения.

Хотелось помириться, но гордость не позволяла. Или гордыня. Черт разберет, что там не позволяет, но так и подмывало ввернуть очередную колкость. Решив, что это будет слишком – мы и так общались жестами – я улегся на спину, закинул руки за голову и принялся рассматривать незнакомый звездный небосвод.

- О чем ты думаешь? – неожиданно подала голос Акада. Я и забыл уже, какой он у нее... приятный. Девушка села рядом и примирительно протянула ветку с горячим куском хлеба. Недоверчиво покосившись на Акаду, я потянулся за угощением и мой взгляд сам скользнул по декольте платья, что ей пожертвовала гостеприимная хозяйка.

- О твоих пирожках, - ответил я, с трудом возвращая свой взгляд к звездам.

Даже не успел понять, что произошло, как щека загорелась пощечиной. Я вскочил на ноги, роняя ароматный хлеб на землю.

- Да что с тобой не так?! – вскрикнул я. – Сейчас-то за что?

- За пирожки! – гневно воззрилась на меня Акада, прикрывая рукой вырез платья.

- Дура! Я имел в виду твои пирожки с капустой, которые ты там, в прежнем мире, готовила.

- Тогда я имела в виду комара, что впился в твою щеку! – надулась Акада, отвернувшись в костру.

Вот и помирились! Теперь она обиделась еще сильнее.

Весь следующий день, пока мы шатались по пристани, она со мной не разговаривала. Лишь к вечеру, убедившись, что нас бесплатно никто на свою шхуну не пустит, она выдавила из себя дельный совет:

- Наймись в работники. Скажи, что грузчиком подработаешь.

- Да? – тут же вскинулся я. – Может, ты капитану себя предложишь? Это и быстрее получится, и я спину не надорву, таская неподъемные тюки да бочки.

- Сволочь!

- Нашлась тут... королевна! – гневно отшвырнув камень, что лежал рядом с моей ногой, вскипел я. – Почему женщины считают, что мужчины им должны?! Ездят на мужиках, как на ослах. Причем во всех измерениях! Сам факт, что ты женщина, вовсе не означает, что я обязан спину гнуть и тебе путь облегчать. Только и слышно, что «мужчина должен... мужчина обязан...». А, собственно, почему он что-то кому-то должен?!

Она сузила глаза, уставившись на темнеющее море, и не издала больше ни звука, пока я изливал на нее всё негодование, что скопилось в моей душе. Простояли мы так недолго. Ненавидя Акаду за правоту - или саму ситуацию за безысходность - я пошел наниматься моряком-разнорабочим на ближайшую шхуну.

Переночевали мы в портовой гостинице. На этот раз Акада даже рта не раскрыла, когда я вечером завалился спать рядом с ней. На двуспальную кровать у нас денег не хватило, иначе мы бы остались без ужина, поэтому, хоть и скрипя зубами, но девушка стоически вытерпела нашу вынужденную ночную близость.

За следующий день мне удалось заработать больше, и я уже был готов к тому, что Акада запросит отдельную комнату для себя, но, к моему несказанному удивлению, она потребовала иное.

- Вот, - уперев руки в бока, заявила Акада, указывая на два ведра воды и корыто.

- Что «вот»? – этим и ограничивалось наше общение.

- Мойся, а то я рискую задохнуться ночью от портового парфюма.

- Может, поможешь? – ухмыльнулся я, видя, что девушка впала в ступор, следя за моим раздеванием. Но тут она очнулась, раскраснелась и выбежала из комнаты в коридор.

Несмотря на горячую воду, мне так и не удалось смыть с себя дикое напряжение мышц. Завалившись в постель, я вытянул ноги, сокрушаясь, что впервые в жизни устал настолько сильно, что не могу ни расслабиться, ни заснуть. Да и близость Акады этому, мягко говоря, не способствовала.

Учитывая развратные нравы этого государства, было решено переодеть Акаду в парня, дабы не смущать женским полом команду корабля, на котором нам предстояло отплыть следующим утром.

Объяснялись мы с Акадой исключительно жестами. Такими же жестами я послал куда подальше Мотю и Маню, всё это время ошивавшихся возле портового отеля. Пес и кошка ни в какую не соглашались залезать в ящик и притворяться товаром.

- Тогда вообще здесь останетесь! – шикнула на них Акада, поддержав мои рьяные жестикуляции. – Через пятнадцать минут отчаливаем. Быстро в ящик!

После чего Акада развязала узелок тканевого мешочка и вытащила пирожки, купленные у уличной торговки.

- Возьми, - стесняясь самой себя, предложила она мне, - ты почти ничего не ешь в эти дни.

- С чем пироги?

- С мясом.

- Ты же знаешь, что я не ем мяса. Я ловил тебе рыбу и приносил птицу для Моти, Маньки и тебя, но сам не ел. Зачем сейчас подсовываешь?

- Что за глупости? Ешь, тебе нужны силы. У тебя серьезные физические нагрузки.

- От поедания трупов силы не прибавляются. Это самообман.

- Ты так исхудаешь.

- Разве? – не стесняясь прохожих, задрал я свою кофту. – Где ты здесь немощь углядела? - Акада отвела взгляд от рельефного тела, которым я не столько гордился, сколько принимал, как должное. - Отравление дает эффект насыщения, так как организму требуется чистка и срочный отдых, оно же оказывает стимулирующее воздействие. Такое же наблюдается у кофеманов, например.

- Первый раз такое слышу, - возмущенно фыркнула она, натянув мою кофту обратно. – Хватит здесь своим прессом светить! У вас все нефилимы вегетарианцы?

- Почти. И люди когда-то были вегетарианцами, и сейчас таковыми оставались бы, если бы не разучились слышать ушами и уразуметь сердцем. Вам еще в Библии всё сказано было: «Не убий!» и «Только плоти с душою, с кровью ее не ешьте» или «Я взыщу и вашу кровь, в которой жизнь ваша, взыщу ее от всякого зверя, взыщу также душу человека от руки человека», ибо «заклающий вола – то же, что и убивающий человека». И много, что там сказано было на эту тему, но половину священного знания никто и никогда не увидит, а другую половину – неправильно переводят и заведомо искажают ложными разъяснениями.

- Там и про мясо сказано, - съехидничала она. - Даже животные перечислены, коих есть можно.

- Теперь там много, что сказано, - в тон ей передразнил я. – И даже про месть, и про то, как нужно обращаться с иноземцами, и как лицемерить, и про многоженство, и про многое-многое другое. Что же теперь, всему следовать? Почему-то святые отцы вашей церкви сами мясо не употребляли. Не говоря уже об Иисусе.

- А вот и неправда! – весело отсекла она.

- Правда, - даже заморгал я. Как-то непривычно было спорить с простым человеком, хоть и полукровкой, на темы, которые я знал наверняка. Доказывать ничего не хотелось, но и позволить Акаде одержать верх я не мог. – Акада, я не стану с тобой спорить. Просто ты пойди и сама проверь: убей хотя бы Маньку. Сможешь?

- Что?!! – раздалось из ящика.

- Да-да, - закивал я головой, пнув ящик ногой, – перережь засранке горло. Хватит за ней лотки выносить! Одна кошка, а сколько какашек! И перережь ей горло так, чтобы с первого раза получилось. Посмотри ей в глаза, впитай её муки и крики, а затем сдери с неё шкуру да кожу.

- Акада, - испуганно мяукала Манька, - ты же не станешь этого делать? Ты же любишь меня!

- Нет, конечно, она не любит тебя! - вещал я, смотря в расширенные глаза Акады. – Она всего лишь в одном шаге от твоего убийства, Манька. А после тебя - в одном шаге от убийства человека. Что ты на меня вылупилась, Акада? Об этом все древние религии твоего мира говорят: и буддизм, и индуизм, и джайнизм...

- Индуизм и буддизм здесь совершенно ни при чем! – авторитетно заявила Акада. И я сразу вспомнил ее домашнюю библиотеку, состоящую из теософской и эзотерической литературы. - Люди испокон веков держат скотину и птицу ради этих целей...

- Ты тоже Маньку держишь, чтобы она крыс да мышей гоняла. И Мотю, чтобы он сигнализацией работал.

- Меня ты тоже предложишь на ужин? – подал голос Мотя.

- Пусть на ком-нибудь из вас поучится. Пусть увидит, как коченеет труп, эзотеричка фигова. Как после этого приходится ждать следующей стадии – стадии созревания мяса. После чего нарежь ломтиками и поджарь с приправами, или сделай шашлычок из кошатины. Думаешь, такая пища принесет тебе здоровье и пользу? Ты реально так думаешь? Или полагаешь, что всё, описанное сейчас мной, не происходит с говядиной на скотобойне? Да там во сто раз хуже и страшнее! Если у твоей Маньки и Моти души да мозги имеются, почему бы и корове душу с разумом не иметь?

- Что за гадости ты говоришь?! – замахнулась на меня Акада.

- Только правду, которую ты не хочешь знать! – поймал я ее руку. - Страшную правду, на которую омерзительные трусы-люди закрывают глаза, ссылаясь на свою нежную душевную организацию! Вы все насквозь больные. И запах от людей – запах смердящей плоти и гниющей души. Ничто не проходит бесследно. Кара всех настигает. От ваших святых, кстати, иной запах исходит.

Акада побледнела.

- Что ты позеленела вся? – сощурился я. – Как и все остальные, даже не задумываешься над тем, что ты ешь. И какой ценой всё это добывается, какие стадии проходит, прежде чем лечь тебе на стол. Вы все рассуждаете о добродетели, о грехах и морали, но о том, что происходит ежедневно за вашими столами – даже боитесь подумать! Открытыми глазами смотрите, да не видите. Знаешь, как раньше веки назывались при открытых очах? Веждами. Догадываешься, что такое «невежды»?

- Вы там, что, Библию изучаете?

- Не только Библию. И не изучаем, а корректируем. И вам, сонным слепцам, отдаем то, что выгодно нам. Поэтому и знаем первоисточники. Пойдем, скоро отплывать.

Акада хотела откусить пирожок, но, покрутив его в руке, передумала и брезгливо отдала его Моте.

- Тогда возьми хотя бы яблоко, - смущаясь еще больше, протянула она мне ярко-красный плод. – Не бойся, не у змея-искусителя купила.

- Хм, давай своё яблоко, Ева... – подколол ее я, потому что сейчас Акада меньше всего походила на Еву. Но, по крайней мере, она хотя бы начала со мной разговаривать.


Капитан шхуны – мужик с накрученными прокуренными усами, цепким взглядом и обветренным лицом – оценил нашу скромную поклажу, взвесил в руке монеты, что я отдал ему, и махнул в сторону каюты.

- Располагайся. По пути помогать будешь. У меня один из матросов загулял, не пришел, так что лишние руки не помешают.

Я согласно кивнул. Выбора-то всё равно не оставалось.

- А это что за хиляк такой? – кивнул он в сторону Акады, голова которой была замотана чалмой, дабы скрыть ее длинные волосы, а лицо измазано сажей. – С тобой путешествует?

- Да, это мой... – призадумался я, окидывая Акаду взглядом со стороны. Версия кровного родства никак не тянула на правду. Братьями мы совсем не могли считаться, даже сводными. Скрепя сердце, я выдал новую, неоговоренную заранее, версию: – Это мой ...приятель.

- Хм, да? - глумливо крякнул капитан судна. – И насколько приятен этот чумазый «приятель»?

- Я привык к нему.

- Понятно. Тогда держи паренька запертым в каюте. Уж слишком попа у него круглая.

Я выразительно посмотрел на Акаду, дескать, предлагал же другие брюки купить, а ты, дурында, выбрала в обтяжку!

Она виновато опустила взгляд и засеменила следом за мной, тащившим ящик с нашими хвостатыми попутчиками.


Два дня пути... Два дня нескончаемого шторма, когда гигантские волны били нас так, что не оставалось никакой надежды на спасение. Моя спина уже отказывалась сгибаться и разгибаться, она просто одеревенела, и каждое движение давалось чуть ли не со слезами, пронзая тело острой болью, но страх погибели неизменно заставлял подниматься с кушетки и из последних сил вместе со всей командой сражаться с разбушевавшейся стихией.

В трюме была течь, палубу то и дело заливало так, что она превращалась в глубокий бассейн, а небо и море стали совершенно неотличимы друг от друга. Само судно наклонялось под углом 15-20 градусов к поверхности воды, иногда практически ложась на бок, после чего нас мгновенно бросало ввысь, на самый пик волны, или вниз, под нее. И каждый раз, когда хлесткая волна отступала, мы с трудом осознавали, что всё еще живы. Собственно, мыслей в такие моменты не было вообще. Особенно на фоне усталости, на фоне полного обессиливания.

На третий день, когда шторм превзошел сам себя, нашу шхуну просто раздавило очередной волной. Скользя по мокрым доскам, падая, с трудом поднимаясь и захлебываясь в ледяной воде, мне удалось добраться до каюты и открыть дверь. Там я успел лишь схватить ящик с животными одной рукой, а другой рукой вцепиться в перепуганную до смерти Акаду, как нас сразу же выбило из каюты мощным потоком воды. Вокруг всё шумело, уши глохли от грохота волн, грома и треска досок. Шхуна лопнула по всем швам, не выдержав натиск стихии. И когда перед глазами распахнулась древняя бездна... внезапно шторм прекратился.

Буквально за двадцать минут небо очистилось от туч, выглянуло утреннее солнце, и волны больше не открывали свои голодные чудовищные пасти, заглатывая обессиленных моряков.

Жалкие щепки – то, что осталось от шхуны - плавали на поверхности, качаясь на всё еще высоких волнах. За деревяшки хватались ослабевшие матросы... никто никому уже не бросался на помощь. И если человек испускал дух, плавно скользнув с деревяшек вглубь, его никто уже не провожал сочувственным взглядом. Все, кто выжили, из последних сил держались на поверхности и смотрели только внутрь самих себя.

Ящик с псом и кошкой пришлось открыть и перевернуть. Мотя плавал вокруг него, а Маня, уже не мяукая, вцепилась когтями в доски, ошалевшими глазами безмолвно смотря на воду.

Чалма Акады намокла, превратившись в тяжеленный тюрбанище. Протянув руку, я стянул его с ее головы. Когда волосы девушки рассыпались мокрыми прядями, никто из матросов даже глазом не повел. Всем было не до этого.

- Похоже, мы не сможем вернуться, - криво улыбнулся я Акаде. – Прости, красавица, что испортил тебе всю жизнь. Мне искренне жаль.

- Поцелуй меня, - вдруг попросила она.

- Это ты вовремя придумала, - не поверил я своим ушам.

- Пожалуйста, - произнесла она одними лишь губами, и я понял, что она сейчас отключится.

Сам не знаю почему, но подплыв к ней вплотную, я с безмерной радостью и бесконечной тоской коснулся ее посиневших, дрожавших от холода губ. Она ответила, со всей страстью прильнув ко мне, при этом обвивая шею одной рукой, а второй слабо держась за ящик. Дальше всё произошло, словно во сне: только я хотел обнять ее за талию, как девушка выскользнула у меня из рук, стремительно погружаясь в бездну.

- Нет, нет!!! – закричал я.

Нырнув, я успел схватить ее за волосы и вытянуть обратно. Мои пальцы не слушались, коченели... Ноги работали на автомате и скоро должны были бы перестать двигаться... мышцы на руках отказывались делать гребки и держать меня на поверхности, да еще и с ношей... Закрыв глаза, я в отчаянье воскликнул:

- Ну что же ты, Риши! Сделай уже что-нибудь! Вы сейчас утоните!!! Воля, где же ты?!!

«Это он к тебе...», - простонало сердце, обращаясь к старинному другу.

«Не в этот раз, - откликнулась Воля. – Я сделала всё, что от меня зависело. Больше не могу».

«Тогда кто? Что же ты молчишь, рассудок? Где твои выводы, где неординарные решения, озарения?»

Рассудок засомневался.

«Озарения не по моей части. Но существует еще одна возможность... Правда, это означает крах всей системы контроля над Риши».

«И ты готов жертвовать собой, всеми нами, лишь бы держать Риши под контролем?» – возмутилось свободолюбивое сердце.

«У меня приказ, - пояснил рассудок. – Я не имею права выпускать его из темницы».

«Кого?» – благоговейно уточнило сердце.

«Разум, - отозвался рассудок. – Если я открою его, он свяжется с Духом... Я нарушу прямой запрет. Я не оправдаю свою миссию, своё предназначение».

«Мы сейчас погибнем вместе с носителем! - зацепилось за соломинку сердце. – Не будь слабым, тюремщик! Решайся!»

И рассудок, проанализировав исход ситуации, всё же решился на игнорирование основных директив. Достав секретный ключ, он открыл потайную дверь темницы...


Оперевшись на водную гладь, словно о твердую поверхность, я подтянулся и забрался на нее, встав, как на стеклянном полу.

Акада распахнула глаза, всё еще держа меня за руку.

- Вставай! – приказал я ей. – Иди за мной!

- Но как?!! – в изумлении и ужасе она уставилась на меня, стоявшего на воде.

- Просто верь мне! – и я потянул ее за руку.

Она поверила, поднялась, а следом за ней еще двое матросов, да наши Мотя и Маня, этих не пришлось уговаривать – сами запрыгнули.

Спасённые люди совсем не желали отпускать меня, чем невероятно усложняли задачу. С трудом отцепив их руки от своих, я заставил их схватиться за мою одежду, а сам развел руки в стороны, чувствуя, как потоки силы концентрируются на кончиках моих пальцев, как собираются в центре ладоней, разливаясь по всей руке, вплоть до предплечья... как идут к сердцевине... как пульсируют в звезде... как тянутся во все стороны и устремляются в самую высь...

Теперь вокруг нас возвышались многометровые волны. Они, подчиняясь моим рукам, росли, словно горы; крутились, набирая сумасшедшую скорость. Стоя в центре этой «центрифуги», мы видели только гладкие стены, но уже не воду.

Логика верещала:

«Сейчас должен образоваться страшный водоворот! Почему его нет?! Почему?!!»

«Отвали! – восхищенно заткнуло ее сердце. – Не видишь, что ли: ему и без того трудно. Думаешь, легко ему все сомнения преодолевать? Не мешай!»

- Пойдем, - вскоре обратился я к Акаде.

- Куда? – одними губами произнесла она.

Я указал направление. Там, справа, на водной стене, показалась дверь.

«У него не получится», - предательски шепнул кто-то из солдафонов моего рассудка.

«Я верю в него, - ответил Разум. – Я открыл доступ к его Духу».

«Скоро его отключат, скоро заметят... – метался в панике рассудок, - нам всем хана!!! Зачем я послушал сердце?!! Теперь гореть нам в аду! Нас переплавят, нас разорвут на частицы, и еще повезет, если на протоны!»

«Тогда надо поторопиться! – решительно толкнул меня вперед Разум. – Иди, Риши, возьмись за ручку двери... Не сомневайся! Ни секунды не сомневайся! Я держу канал открытым, и буду держать, сколько в моих силах. Иди же!»

Я подошел и осторожно коснулся округлой и мокрой дверной ручки. Кто-то внутри меня зашептал:

«Прежде чем войти, подумай, как выйдешь».

«Не слушай, ступай вперед! Сконцентрируйся! Сделай этот долбанный шаг!» - крикнул напоследок Разум, прежде чем его снова посадили под замок.

Повернув ручку, я открыл дверь, ведущую внутрь водной стены...

Глава 16 "Незыблемые постулаты"


Не было никакого туннеля, не было никакого головокружения, никаких световых спецэффектов, к которым я привык при перемещениях посредством дезагрегатора или магических порталов. Вместо всего этого я просто шагнул за дверь и... сразу вышел, ступив на траву.

Следом за мной шагнули остальные: все, кроме одного матроса. Я оглянулся на проход как раз в тот момент, когда в глазах матроса появилось сомнение. В эту же секунду парня разорвало в водной центрифуге. Портал закрылся, даже не окатив траву ожидаемой порцией воды, и рябь, что стояла в воздухе, мгновенно исчезла.

Только после этого я позволил себе выдохнуть и опуститься на землю, как и мои спутники. Мы лежали в полном безмолвии, уткнувшись носами в сочную, салатовую траву, и ненасытно вцеплялись в землю ногтями, вдыхали ее аромат... После пережитого почва с травой казались несколько чужеродными, к ним требовалось заново привыкать, как и к особой твердости самой земли, к ее тяжести, вибрациям. Будто земля – это всего лишь некая спасительная колыбель: теплая, уютная, знакомая... Мать рядом, но не является этой колыбелью, не ограничивается ею. Понятие «Земля-матушка» несоизмеримо шире, нежели просто почва, на которой устойчиво стоят наши ноги. Именно в момент, когда отступает смерть, понимаешь это. Но, не познав, не приняв смерть, невозможно понять и принять жизнь. Бытие и небытие всегда идут рука об руку, являясь двумя половинками одного тела. И отделять одно от другого не просто глупо, но и бессмысленно. Так же глупо, как пытаться по отдельности изучать пять тел одного существа, заведомо зная, что остальные тела изучить не удастся.

Спустя минут пять послышались первые всхлипы: это Акада и выживший матрос, наконец-то, осознали, что произошло. Конфликт в их мозгу был настолько очевиден, что я начал опасаться за здравомыслие спасенных.

- Ничего сверхъестественного не произошло, - поспешил заверить я, изо всех сил потрясая за плечи молодого парня, глаза которого с каждой секундой попеременно наполнялись то безграничным ужасом, то благоговейным трепетом. Он еще не понял, как ко мне относиться. – Скажи, как тебя зовут?

- Питер... К-кто ты? – выпалил матрос, окидывая меня испуганным и подозрительным взглядом.

- Царь, Бог и воинский начальник, - пошутил я, но, видимо, совершенно неудачно, так как парень рухнул к моим ногам. – Это шутка, глупый. Я просто маг, которому вовремя удалось открыть одну из многочисленных межпространственных дверей.

Акада мгновенно прекратила реветь и, уставившись на меня, возмущенно выдохнула:

- Так что ж ты раньше так не сделал?!

- Я тебе, что, циркач, чтоб по заказу трюки выполнять? – фыркнул я ответ. – Сам еще не разобрался, как это работает, а ты уже с претензиями. В первый раз так перемещаюсь. И, кстати, не мешало бы узнать, куда нас забросило.

Оглядевшись, мы не заметили вокруг ничего, кроме поляны, на которой очутились, и леса, что эту поляну окружал со всех сторон.

- Если останемся и продолжим валяться тут, то быстро ослабеем от голода. Пока утро, надо двигаться вперед, - предложил я и выразительно посмотрел на Мотю. – У нас пес имеется, а у пса - нос. Отдыхаем еще пару часов и отправляемся в путь.

После чего мы все отрубились, заснув прямо на траве.


Солнце было уже высоко, когда мы пробирались сквозь непроходимую чащу, но тут заприметили хижину-землянку.

- Здесь переночуем, - твердо заявила Акада, толкнув дверь и бесстрашно спускаясь вниз.

- У тебя настоящая тяга к лесным избушкам, - проворчал я, проходя следом. – Прямо болотная ведьма какая-то... Вдруг здесь кто-то живет, а ты так бесцеремонно врываешься, даже не постучав.

- Иди первый, - предложила она, обернувшись.

- Нет-нет, уж лучше ты, - изобразив страх, отмахнулся я. – Если тебя сожрут, я еще успею выбежать обратно.

- Рыцарь! – фыркнула она. - От оскорбления меня сейчас удерживает лишь то, что ты спас нас после кораблекрушения. Не дрефь, никто здесь не живет, кроме... – она запнулась, оглядев однокомнатный домик.

- Охотника, - завершил фразу Питер, когда зашел следом за нами. Даже его, выросшего в развратном мире, передернуло от многообразия орудий для убийств. Они поблескивали сталью в свете негасимых ртутных светильников.

- Что это? – подошла к лампе Акада. – Такой мягкий, молочный свет...

- То, что люди уже не могут себе позволить.

- Жаль, это решило бы многие мировые проблемы.

- Именно поэтому у вас больше нет таких светильников, - отозвался я, изучая оружейный арсенал, развешанный по стенам.

- А были? – удивилась Акада.

- Разумеется, - засмеялся я. – А ты думала, люди со свечками раньше жили?

- Такие продвинутые светильники, а дом – землянка... Почему?

- По той же причине, почему здесь на лошадях ездят, а не на машинах. Это остатки роскоши. Небось, надумала с собой такой светильник утащить? И правильно, сэкономишь на оплате за электроэнергию, - хмыкнул я. – Но это только в том случае, если мне не удастся утащить тебя к Лучезару.

- Что такое электроэнергия? – насторожился Питер. – И куда вы собираетесь забирать этот светильник? И вообще, кто такой Лучезар?

Акада не ответила ему, вновь вернувшись к рассматриванию диковинных ламп.


- Растопите печь, - вскоре кивнула Акада, указав на дрова, сложенные у старой, почерневшей печи, что занимала половину всей землянки, - а я поищу пищу. Может, здесь остались какие-нибудь съестные припасы. Рядом с домом я заметила колодец. Так что тащите воду. Если там, конечно, ведро имеется...

Припасы обнаружились почти сразу, но на шикарную трапезу рассчитывать не приходилось. Акаде каким-то образом удалось сварить суп из кореньев и сушеных грибов да слепить пресные лепешки из грубой муки. Тем и поужинали.

- Я тут карту обнаружил, - обрадовался Питер, разворачивая на столе обляпанный жирными пятнами свиток. – Крестик, надо полагать, это мы.

- Значит, недолго топать до поселения городского типа, - навис над картой я, разглядывая вполне однозначные обозначения. – Вот и космопорт. Нам точно туда.

- Что такое космопорт? – уставился на меня Питер. – Ты что-то путаешь, Риши. Это просто храм и пирамиды.

- Смотрите, здесь павлин нарисован! И дворец, и сады, и даже... танк! – заливисто рассмеялась Акада, а Питер, перестав жевать свою лепешку, с очевидным интересом уставился на девушку.


Позднее, когда Акада заваривала чай из листьев дикой малины и разливала его по чашам, Питер поинтересовался:

- А почему ты парнем притворялась, когда на корабль взошла? Ты вполне симпатичная. И стройная. Зачем скрывала свою внешность?

- Затем и скрывала, - покраснела Акада, – чтобы не пялились.

- Ты странная девушка. Всем женщинам нравится, когда на них смотрят, когда ими восхищаются, а ты, напротив – стремишься спрятаться, укрыться от мужского внимания.

- Оно бывает слишком... навязчивым, это ваше внимание.

Питер лишь посмеялся в ответ, и, откупорив бочонок с вином, принялся лакать напиток... чашу за чашей.

- Ты назавтра будешь мертвецки пьяным, и мы отправимся в путь без тебя, - спустя полчаса попыталась урезонить его Акада, но Питер, схватив девушку за запястье, пролепетал, заплетающимся языком:

- Слишком высоко себя ценишь, женщина, - усаживая ее к себе на колени, заявил он, - тебе должно быть известно своё место.

- Я знаю своё место, а вот ты подзабыл, - наградив его пощечиной, вырвалась Акада. Да вот только Питер был не из тех, кто пощечины прощает. Размахнувшись, он всадил Акаде ответно, да так, что девушка пролетела вперед, рухнув спиной на обеденный стол, после чего почти мгновенно оказалась под бывшим матросом.

- Ночью нам будет, чем заняться. Правда, Риши?

- Да, - обреченно согласился я, разглядывая перепуганное лицо Акады, - будет весело.

- Риши... – ужаснулась Акада, изо всех сил стараясь избежать липких, перепачканных в вине, губ Питера и его жадных, нетерпеливых рук, срывающих одежду.

Матрос успел лишь снять свои штаны, как взвился к потолку землянки, вереща от боли. Поспать мне не удалось. Пришлось вновь закапывать труп.


Следующим утром нашу напряженную тишину первой нарушила Акада.

Мы безмолвно вышли из леса и уже топали по вполне приличной плиточной дороге, когда она заговорила со мной после вчерашнего.

– Ты злишься на меня, Риши? Я не виновата, что Питер набросился на меня. Но ты... мог бы и не убивать его.

- А что я должен был сделать с ним? – смотря себе под ноги, спросил я. – Избить, а потом погрозить пальчиком? Или провести воспитательную работу? Или прочитать лекцию о том, как это аморально причинять боль другому человеку? Или предложить ему как-нибудь иначе снять сексуальное напряжение? Например, засунуть в дупло дерева или в Маньку. Ты глупая или прикидываешься такой?

- Ты мог бы просто... – попыталась придумать Акада.

- Ну что, что? – резко остановился я. – Что я, по-твоему, мог сделать? Связать урода, оставить его в той землянке подыхать? Или оставить рядом с ним ножик и взять с него честное-пречестное, что он не станет освобождаться до заката следующего дня? А что потом? Думаешь, он не пошел бы следом за нами, горя ненавистью и жаждой мести? Думаешь, он не рассказал бы всем остальным, кто мы такие и куда путь держим, и про все мои фокусы с водоворотом? Если на человека не подействовало всё то, что мы вместе пережили; если он полностью не переформатировал своё сознание после кораблекрушения, тогда это уже бесполезно. Он заражен, он гнилой изнутри. И жизнь его будет только плодить эту гниль, распространяться вокруг, точно вирус. Его уже не излечить.

- Поэтому ты так легко убил его? – сокрушалась Акада, видимо вспоминая недолгие, но истошные предсмертные вопли матроса.

- В следующий раз, когда тебя захотят изнасиловать, я не стану препятствовать, - оскалился я в ответ. – Я просто устроюсь в сторонке и посмотрю представление, словно занятный порнофильм. Договорились?

- Я не виню тебя. Я благодарна.

- Какая-то гаденькая у тебя благодарность. Знаешь, так обычно говорят, когда дальше следует «но». Я поздравляю тебя, но... Я люблю тебя, но... Я благодарна тебе, но... Вот это «но» всё перечеркивает. И получается, что человек просто лжет изначально, пытаясь скрасить дальнейшие неприятные слова.

- Я ничего не пытаюсь скрасить. Я просто считаю, что лишать жизни... это... слишком.

- Акада, прекрати! А то ты выглядишь сейчас, как ханжа какая-то. С одной стороны ты жаждала избавиться от насильника, с другой – не желала ему смерти. А чего же ты тогда желала ему? Чего-то половинчатого? Мук и пыток или искалеченного тела, инвалидности после избиения? А может, тюремного заключения, которое ничем не отличается от пыток, только растянутых во времени? Тюрьма никогда никого не лечит, только еще больше ломает. Если ты умная девочка, тогда проследишь логическую цепочку, и дальше сама ответишь на вопрос, кому выгодно передерживать моральных уродов в тюрьмах. Ты понимаешь, что насильник однажды – насильник навсегда? Если человек уже переступил грань, если однажды остался равнодушным к мольбам и чужой боли, в нем позднее вряд ли проснется сострадание. Ведь это не воровство, которое можно застыдить, и не убийство по неосторожности или в пылу самообороны. Половое насилие – это всегда намеренное причинение вреда, всегда прямой умысел. И от того, что насильнику однажды не позволили причинить боль другому человеку, он не перестанет фантазировать на эту тему. Он обязательно когда-нибудь совершит подобное с другой женщиной, девочкой или мальчиком. Какая ты, однако, добрая. Живешь по принципу «после меня хоть потоп»?

- Я так не живу! – вскинулась Акада. – Я не бесчувственная дрянь! Не выставляй меня такой.

- Вот и ты не выставляй меня таким! Не надо думать, будто мне это так легко далось. Тому, кто умеет чувствовать чужую боль, убивать гораздо сложнее.

- А ты, можно подумать, умеешь чувствовать?

- Намного острее, чем ты это себе представляешь. И отнять у кого-то жизнь для меня невыносимо тяжело. Помимо всего прочего для меня это не только гигантская ответственность, но еще и ноша, которую я способен вынести, «переварить», не отравив самого себя. Только к чему такие сложности, к чему энергозатраты? Давай в следующий раз всё будет по-другому: ты не кричишь от ужаса и не барахтаешься под очередным ценителем плотских утех, а просто расслабляешься и получаешь удовольствие. Тогда и я расслабляюсь, и никого не убиваю. Зачем мне поганить свою карму из-за тебя? В конце концов, ведь это твоя жизнь, твои приключения, твои ошибки и твоя расплата за прошлые прегрешения. Ты ведь веришь в карму, эзотеричка? А я, уже дважды избавив тебя от столь важного жизненного урока, только оказываю медвежью услугу – лишаю тебя возможности познания и расплаты. Больше не буду. Обещаю. Побудь жертвой, почувствуй всю справедливость сансары. Я думаю, ты сразу пересмотришь своё отношение к незыблемым постулатам и больше не станешь принимать на веру многотомные труды великих теоретиков.

- Насилие порождает насилие. То, что ты убил Питера и тех разбойников, не меняет ситуацию во всем мире. Душевные уроды и аморальные люди не прозреют от твоего поступка. Напротив, кто-то подумает, что и он способен на убийство. И начнет вершить своё правосудие, исходя из собственных представлений о добре и зле. Причем здесь моя карма? Ты смотрел на Питера и сам взвешивал, сам принимал решение. Тебя никто не заставлял. Я не просила тебя о помощи. А даже если бы и попросила, то ты сам оценивал ситуацию. Ты повернул колесо сансары по собственной воле, и вклинился в мою судьбу. Но с таким же успехом ты мог бы остаться безучастным к моим слезам.

- Верно! – щелкнул пальцами я. – Знаешь, есть такие клетки внутри тебя. Они неустанно борются с насильниками и захватчиками: с вирусами и бактериями. А есть и те, которые пожирают мертвые клетки, видоизмененные, сломанные... Это их работа, призвание. Но давай они не будут всего этого делать, потому что кто-то расскажет им сказочку о том, что якобы никто не имеет права забирать жизнь, даже они. Сказочку о том, как приятно оставаться пассивными розовыми хрюшками, заботясь о собственной карме больше, нежели о всеобщем Доме; о том, что таким образом можно преспокойненько просуществовать, спрятавшись в скорлупе, в ожидании часа всеобщего неожиданного оздоровления и просветления... Как думаешь, если эти особые клетки примут на веру сказанное, ты долго проживешь?

- А ты такой особенный, да? – раздувала ноздри Акада, бунтуя всем своим существом против услышанного. – Полагаешь, что очернив себя, выполнив работу по «зачистке», ты сам не превратишься в продолжение того, от кого ты избавил этот мир?

- Я же не отравился, не сломался, совершив то, что требовалось по природе вещей, по справедливости. Насилие не является нормой ни в этом мире, ни внутри твоего тела, ни во всей Вселенной. Всё должно происходить по любви и согласию. И когда это согласие нарушается, то нарушается и равновесие всех систем, в организм внедряются... извне. Чужие, понимаешь? Инородные тела, использующие тело, уродующие его, убивающие задолго до предполагаемого Конца. Ведь в нормальном теле, даже если тебя пожирают, это тоже происходит по взаимному негласному согласию.

- С чего ты это взял?

- С того, что я это знаю. Жизнь добровольно отдает себя другой жизни, продолжая существовать внутри иного тела, строя его здоровые и живые клетки. И тогда мир развивается, растет, а не чахнет. Или ты настолько глупа, что до сих пор веришь в миф о естественном отборе, о Проекте без Проектировщика?

- Сказал демон, пришедший из мира, где принято использовать мелких людишек, как скот, - колко напомнила Акада. – Любой мир когда-нибудь зачахнет, даже если это сам Брахма. И Его Проект это точно предусматривает! И вообще, с твоей стороны это выглядит не очень-то скромно. Вежливые и воспитанные люди сами себя не нахваливают, не говорят, что они особенные, а наоборот пытаются принизить свои достоинства. Но ты к ним не относишься. Ты вообще не человек! Ты грязный демон.

- А разве я нахваливаю себя?!! – она меня уже окончательно разозлила, и я цедил каждое слово, едва удерживая себя от откровенных оскорблений в ее адрес. – Люди, которые принижают свои достоинства – лицемеры. Потому что одно дело – смолчать, не нахваливаться, не кричать о себе на каждом шагу и честно, открыто, не стесняясь, выражать восхищение другим человеком, его поступками, навыками или познаниями. И совсем другое дело – намеренно нарываться на комплименты, специально выставлять себя жалким человечком, дабы пожалели, похвалили и восславили. А ты такая: «Ой, что вы! Я недостойна ваших похвал. Вот вы – это совсем другое дело!» - гримасничал я, ничуть не хуже голливудских актеров. - И тебе в ответ: «Нет-нет, я – это ничтожество по сравнению с вами! Мне еще многому нужно учиться. Вы – мой пример для подражания! Я молюсь на вас, просто кончаю!». Это вызывает ответную реакцию: «Ох, я, конечно, хороша! Кончать можно, это не возбраняется, но лучше молиться и учиться у меня, как я у вас...». И так продолжается ровно до того момента, пока одному из собеседников не надоест эта игра, и он открыто не скажет, что ничему не собирается учиться у другого, потому что сам лучше всех всё знает! Сделав это, он (или она) тут же переходит из разряда «тот, от кого кончают» в разряд «тот, на кого кладут». При этом изначально каждый из собеседников прекрасно знает, что именно он – самый лучший, самый правильный, восхитительный, красивый и умный. Просто потому, что так устроено живое существо. Авторитеты мешают собственной душевной работе, и любой, мало-мальски умный человек, прекрасно понимает это. Или хотя бы чувствует на интуитивном уровне. Без самомнения его личная жизненная программа не заработает, не раскроется, потому что он не научится мыслить самостоятельно, не научится отличать свои вселенские задачи и функции от чужих задач, не научится понимать, насколько именно он важен для всеобщего развития.

- Но у некоторых это самомнение завышенное! – указала она на меня.

- Нормальное.

- Не нормальное, а завышенное!

- А, по-твоему, должно быть заниженное?

Мы стояли с Акадой посреди пустынной широкой дороги и, уперев руки в бока, обжигали друг друга молниями, что вылетали из наших сощуренных глаз.

- Не заниженное, но хотя бы скромное, - нравоучительно дернув бровями, заметила она.

- То есть потаенное.

- Что?

- Скромное - это от слова скрывать, таить. Другими словами – лицемерить.

- Ты невыносим!

- Ты тоже невыносима! Больше ни за что не помогу тебе!!!

Губы Акады задрожали, из глаз закапали слёзы.

Не терплю женских слёз! У меня на них аллергия, проявляющаяся в сердечно-душевных спазмах.

- Хватит капать, пошли, - махнул я, опасаясь, как бы с минуты на минуту в моей душе не начался государственный переворот. Если это произойдет, я точно сдам позиции и прижму девчонку к себе. А это грозило самым страшным: привязанностью. Да не могу я привязываться к ректорскому трофею! Нет, никак нельзя.

Отвернувшись, я пошел вперед, не дожидаясь, когда Акада последует за мной.

– Шевелись, невыносимая. Там, кажется, уже городские врата виднеются. Давай уже найдем этот артефакт и вернемся в прежний мир. Или хотя бы отыщем себе спокойное местечко, где я смогу потренироваться и понять, как управлять новоприобретенными навыками. Вдруг удастся не только внутри этого мира дверь соорудить, но и открыть нужный портал безо всякого артефакта. Конечно, имеется еще один способ, как вернуть мне магию...

- Даже не заикайся! – гневно утерла свои слёзы Акада. – Я ни за что не стану спать с тобой!

Глава 17 "Завтра мы грабим дилижанс... А в понедельник, в понедельник мы свободны?"


В город мы вошли беспрепятственно. Ожидая, что с нас возьмут пять монет, я уже отсчитывал кровные (в прямом смысле слова), забранные у Питера деньги. Но оказалось, что нужно вдвое больше.

- Это еще почему? – возмутился я.

- Потому что вас двое, - лениво отозвался охранник городских врат. При этом он вис на своем копье и терся об него щетиной.

- Да посмотри, какой он хилый, - указал я на Акаду, снова намотавшую вокруг головы какую-то дребедень.

- Может парень и хилый, но он всё равно дышит.

- У вас, что, за воздух деньги берут? – насупился я.

- Не за воздух – он-то бесплатный – а за углекислый газ, - воздел палец парень. – Если посчитать, сколько вы собираетесь выдыхать, а еще и пукать, то вот и получается десятка.

Мне даже стало интересно:

- А как вы контролируете, сколько раз в день человек...

- Мы никого не контролируем! – оборвал мои рассуждения охранник. – Мы предполагаем, исходя из среднестатистических показателей.

- Акад, - повернулся я к «парню», - ты сколько раз в день планируешь портить воздух?

Акада сделалась красной, как и ее чалма.

- Не отвечает, - прокомментировал я. – Он даже немой у меня. А ты говоришь воздух портить... Он его не то, что испортить не в состоянии, но и слово вымолвить...

- За животных тоже надо платить, по человеческому тарифу, - напомнил охранник.

- Это не мои, - тут же отрекся я, - первый раз вижу. Пошли вон! Брысь!

Мотя с Маней рванули за ограждение, по пути сбив охранника с ног.

Он рассвирепел не на шутку. Достал свисток и кааак... дунул в него, да так сильно, что уши заложило.

Из близстоящего строения – сторожевой башни – тут же выскочил десяток солдат, вооруженных копьями да луками.

- Пес и кот... – задыхался от возмущения охранник, – они прорвали оцепление... не заплатили... промчались мимо...

- Ну, всё... теперь у тебя из зарплаты вычтут... – посочувствовали ему.

- Вот, держите, ваша десятка за среднестатистические пуки, - отдал я деньги. – Где у вас тут..?

- Прямо по улице – гостиница, за углом еще одна. Документы можно там же оформить, - пояснил расстроенный охранник.

- Какие документы? – вытаращился я.

- На пребывание в нашем государстве. Это же граница. Не знали?

- А... э... – растерялся я, - ладно. Пошли, Акад.


В гостинице нас огорошили сообщением, что нужно внести еще пять монет.

- За что? – уточнил я.

- За государственную пошлятину. Ой, то есть госпошлину, - поправилась девица за стойкой. – Это за то, что ваше заявление рассмотрят. А потом нужно будет сфотографироваться и снова оплатить госпошлину. За изготовление пропусков, страховки и карточек, где будут указаны ваши данные: высота, ширина, нетто.

- Я же не товар, чтобы меня... Ладно. А почему это нельзя сразу сделать?

- Не положено. Такие правила. Сначала рассматривают заявление, а после только документы готовят. Две пошлины платить, две. Понимаете?

- А если нам откажут в виде на жительство?

- Что поделать, - пожала плечами девушка, - деньги вам не вернут. Но вы имеете право оспорить решение.

- Заплатив госпошлину?

- Разумеется.

- Ясно... возьмите, раз такие правила, - протянул я деньги, взвесив худеющий кошель. – Где, кстати, у вас эти правила прописаны? Хотелось бы ознакомиться.

- Вот стенд.

- Увидел. А за что еще придется заплатить в ближайшие десять минут?

- За номер на двоих, - расплылась в очаровательной улыбке девушка. – А ровно через час к вам постучат, и вы будете обязаны внести плату за воду, так как независимо от того, собираетесь вы пользоваться туалетом или нет, санузел включен в удобства.

- Так если санузел уже включен, почему за него нужно отдельно платить?

- Потому что если вы с ночевкой, то однозначно будете его использовать.

- Железная логика.

- А еще вам нужно оплатить постельное бельё. И отдельно доплатить, чтобы его проверили на клопов.

- А разве это не входит в...

- Нет, конечно! Это же вручную...

- А-а...

- И еще поторопитесь купить лотки для вашей живности, - кивнула она на Мотю и Маню, чудом избежавших пленения живодерами и охранниками границ государства. - Магазинчик на той стороне улицы. Мы рады гостям и ждем вашего возвращения!

- Пошли, купим лоток, - прошипела Акада и потащила меня через улицу в дом напротив.

Там, на первом этаже, располагался магазинчик, улыбчивый продавец которого через открытые двери перемигивался с девушкой из гостиницы. Она, не стесняясь, показывала ему жестами, что нам нужно продать и за сколько.

- Вот, выбирайте, - счастливо предложил продавец, указав на полки, где стояли кошачьи лотки в виде... сосулек, пингвинов, цветочных горшков, гнёзд и тапочек. Рядом возвышались пакеты с едой для животных. Я, не думая, выбрал лоток в виде тапочек с надписью «Кошачья гадость» и пакет с едой под названием «Кошачья радость».

Только мы собрались выходить из магазина, как столкнулись в дверях с колоритным мужчиной в пестрых одеждах. Его лицо было полностью сокрыто под маской-зайчиком.

- Стоять! Всем не двигаться! Это ограбление! – прокричал он. – Деньги в мешок!

- Фигасе... – вырвалось у меня, когда я увидел, чем угрожает грабитель. Это был самый крутой на свете бластер, который только можно отыскать... в игрушечных магазинах! Всё детство о таком мечтал.

- Даже с усыпляющим лучом и переключением в режим низкочастотного разбора! – сдавленно вскрикнул я, отобрав бластер и вложив в руки грабителя «Кошачью гадость».

- Дурак, что ли? – подняв заячью губу, точно забрал рыцарского шлема, оскорбился мужчина. - Это подзарядка.

- Сам ты подзарядка, - не согласился я. – Это когда тебе объект не внешне изрешетить надо, а чтоб он внутри растекся.

- А в инструкции не так написано! - спорил заяц.

- Да не может такого быть! - стоял я на своем.

- Значит, эти дармоеды, мне не так перевели! - сорвав с себя маску и швырнув ее на пол, в сердцах воскликнул грабитель. – А ты точно уверен? Откуда? Ты, что, иероглифы читать умеешь?

- Ага, умею, - закивал я.

Мужчина изменился в лице. В его глазах загорелся маниакальный огонь, и он автоматически запустил руку в «Кошачью радость», что была зажата у меня подмышкой. Вытащив оттуда горсть сухого кошачьего корма, он набил им себе рот, продолжая о чем-то размышлять. Потом, жуя, принялся смеяться и грозить пальцем.

- Э... ты надуть меня решил! – смеялся он.

- Кто ж против тебя пойдет, когда ты с таким серьезным оружием? – протянув ему еще кошачьей радости, отмахнулся я.

- Это точно, - важно закивал он. - Я, кстати, Юстиниан Розенфорд Первый – король этого государства. А ты кто?

Тут-то я и очнулся от очарования бластера... Никто грабителя не хватал... деньги давно были аккуратно и без лишней паники сложены в мешок, а рядом, сразу же у входа в магазин, скучал целый отряд с копьями и мечами наизготовку.

- А я... Авгей-Радий Запирос Протоген Каллимах-Кали Махавидья Риши Аминтас Дагда Третий, - скромно представился я. – А это мой... слуга – Акакайос. Он немного придурковат, поэтому всегда молчит, - представил я Акаду, словив ее яростный взгляд из-под тюрбана. Точно теперь житья мне не даст, отомстит по полной.

- Ну что ж... э... достопочтимый гость, - положив руку на своё сердце, обрадовано улыбнулся мне король, - позволь пригласить тебя к себе во дворец. Очень надеюсь получить точный перевод инструкции! И... разрешишь обращаться к тебе покороче? Мне запомнилось только Кали и Махавидья...

- Это по матушке, - засмеялся я, также приложив ладонь к своему сердцу, и, поклонившись, уточнил: - Можно просто Риши.

- Просто Риши Третий, - радостно раскинул объятия Юс Розенфорд, - а я – Юс Первый. Я – первый, а ты – третий! Первый-третий, первый-третий... Ха-ха-ха! Это замечательный день! Я прикажу увековечить его на стеле!

В следующую секунду он уже тискал меня в своих объятиях, и я подумал, что, наконец-то, жизнь налаживается. Даже на радостях подмигнул Акаде, но она не оценила нашего с королем панибратства и спряталась в свою чалму с таким видом, будто еще секунда и ее стошнит от сумасбродства Юса Первого и Риши Третьего.

И, правда, объятия как-то странно затянулись... Но это ничего, потому что уже спустя полчаса я расхаживал по шикарным пятикомнатным апартаментам, которые мне выделили на время пребывания в гостях у Его Величества.

Глава 18 "Я вас люблю, хоть я бешусь..."


Арочные окна выходили на внутренний сад, залитый солнцем. Там прыгали обезьянки, порхали птицы, расхаживали павлины и даже слон. Настоящий экзотический оазис, среди северных широт!

- Что ты дуешься? – шепотом доставал я Акаду, пока наикрасивейшие девушки в прозрачных нарядах и сверкающих драгоценностях скользили по моим временным апартаментам, расставляя фрукты, напитки... готовя мне ванну... постель... одежду. – Всё прекрасно. Мы сейчас вотрёмся в доверие к этому Юсу, и он отдаст мне артефакт. Шмык! – и ты глазом не успеешь моргнуть, как мы дома окажемся!

- У кого дома? – настороженно уточнила Акада, сидя на краешке софы.

Но ответить я не успел, потому что тут мои мысли немного растерялись, когда дюжина девушек подбежали и принялись снимать с меня одежду, совершенно не стесняясь Акады. Ну, собственно, ее представили им, как парня, чего уж там стесняться...

- Господин устал с дороги... ванна готова... лепестки... ароматы... отдых... – щебетали девушки, уводя меня в соседнюю комнату, что виднелась за арочным проемом.

Там обнаружилась круглая ванна, размером с небольшой бассейн. В воде уже ожидали три девушки с мочалками наизготовку и с застывшими куклястыми улыбками на лицах. Вокруг них плавали лепестки цветов, соблазнительно прилипая к их обнаженным, не менее куклястым грудям и точно накрашенным, алым соскам, призывно торчащим из воды.

- Я-а-а... – оторопел я, с силой вырывая свои штаны, которые так и норовили стянуть сухопутные мойдодырки. – Меня-а-а... обычно мой слуга моет. Не могли бы вы освободить помещение? – последнее я пропищал. Просто не верил своим ушам, что говорю такое по собственной воле. Как у меня язык-то повернулся?.. Ох, и возненавижу же я себя... Наверное, уже спустя минут пять после того, как они уйдут.

Девушки непонимающе уставились на меня.

- Мой слуга владеет специфической техникой массажа. Я доверяю ему, - решил пояснить я, но девушки в ответ лишь надули губки и я понял, что если начну оправдываться в третий раз - это уже будет выглядеть позорно и жалко. Что касается четвертого раза... скорее всего, я не смог бы обнаружить в себе мужество для отказа.

- Пошли вон!!! – и я чуть в воду не упал от неожиданности: это Акада ворвалась в ванную комнату и, потрясая перьевым опахалом, принялась разгонять этих восхитительных райских птичек. – Вон!!! – кричала она, пока последняя куртизанка не покинула апартаменты.

- С у-ма со-шла? – заикаясь, тихо спросил я, опасаясь как бы и меня не огрели этим веником.

- Я не в бордель пришла, чтобы развлекаться, - наступала на меня Акада. Хищно сощурив глаза, она выплескивала ядовитые слова, и мне ничего не оставалось, как отступать, потому что перья опахала так и лезли ко мне в рот, глаза, нос... – Если тебе так хочется, то я не стану противиться твоему распутству, но только после того, как ты вернешь меня... Маню... и Мотю ДОМОЙ!!! – заорала под конец она, и я, оказавшись на самом краю бассейна, не удержался да рухнул спиной в воду... по пути успев схватиться за одежду Акады.

Ткань треснула, и одним махом слетела с девушки, полностью обнажив до пояса.

Я не успел насладиться зрелищем, так как Акада упала в воду следом за мной, хорошенько утопив меня своим весом. Пока мы отплевывались, барахтались и матерились друг на друга, кто-то вошел в апартаменты и издал красноречивое: «Кхе-кхе...»

За прозрачной вуалевой занавеской, что прикрывала проход в ванную комнату, стоял сам Юс.

- Да? – прохрипел я.

- Риши Третий, дорогой, чем тебя расстроили мои девушки из гарема?

- Нет, что ты, Юс, девушки прекрасны, как весенние цветы! – загораживая паникующую Акаду, поспешил оправдаться я.

За моей спиной происходило какое-то стихийное бедствие: Акада с перепугу не знала, что делать. Она стояла в воде по пояс голая, на голове мокрый тюрбан, сажа с лица текла, словно грим пропотевшего артиста, а тут этот король с секунды на секунду заглянет в ванную комнату... Юс лишь ради приличия старательно отводил шаловливые глаза от арочного проема. И Акада приняла единственно верное решение: прижалась к моей обнаженной спине своей обнаженной грудью, цепко обхватив меня руками. Как приклеилась. Ну не брыкаться же мне теперь! Я так и замер в ожидании дальнейших событий.

- Тогда... – заметив акадины руки на моей груди и животе, глумливо захихикал король, - тогда я всё понял... Приходи на ранний ужин... Мой слуга ждет у дверей твоих апартаментов. Как только ты освободишься – он сразу же проводит тебя в приемный зал. Я буду ждать.

- Благодарю, - процедил я, выдавив улыбку, которую успел поймать притворно сконфуженный Юс.

Как только двери апартаментов закрылись, я выскочил из воды и, заскользив, со скоростью света доехал на мокрых ступнях до входа, чтобы там задвинуть щеколду.

- Фух! – вернулся я в ванную комнату, где Акада теперь прилипла к бортику бассейна. – Ты понимаешь, что сейчас наделала?!

- Что ты орешь на меня? – испуганно продвигалась она, держась за край этого божественного белокаменного корыта. – Ты сам виноват: не закрыл дверь.

- Если бы ты не сбросила меня в эту ванну, я бы закрыл! Это какой позор теперь на мою голову свалился! Он думает... что я... – у меня даже не получалось озвучить этот кошмар, - ...что я... с тобой... как с парнем... как с Акакайосом каким-то... Ёксиль-моксиль! Как же ты меня подставила!

- Да что тут такого? – краснела Акада. – Подумаешь! Видел, какие в этом мире нравы?

- Я знаю, что делать! – спрыгнул я в воду.

- Не приближайся ко мне!

- Еще как приближусь! – сквозь зубы шипел я, подкрадываясь к ней со спины.

Акада выставила пятку, стараясь держать меня на расстоянии вытянутой ноги.

- Если ты коснешься меня, Риши, я заору. Женским голосом.

- Очень хорошо, этого я и добиваюсь.

- И еще... – лихорадочно соображала она, как бы ей добраться до одежды или выпрыгнуть из бассейна, не отсветив при этом своими персями, - я расскажу королю, что тебе от него нужно...

- Это будет всё, Акада, - покачал я головой, схватив ее за щиколотку, - если ты такое сделаешь, ты сама пожалеешь.

Она неуклюже дернулась и свалилась в воду. Только чудом я успел подставить руку, чтобы она не ударилась затылком о бортик бассейна. И что я получил за спасение ее головы? Правильно – удар в пах. Причем со всей дури! Хорошо еще вода сгладила силу удара, не то Акада оставила бы меня импотентом. Или трупом, что гораздо лучше в такой ситуации.

Расчет, конечно, верный: из-за искр, сыплющихся из глаз, я не смог разглядеть обнаженную грудь, пока Акада козой выпрыгивала из воды... но вот на что она рассчитывала, когда боль отступит?..

Рванув за ней, я опоздал буквально на три секунды, как она уже захлопнула дверь спальни и заперлась там на ключ. Если бы я не поскользнулся, бегая за ней по комнате с мокрыми ногами и брюками, с которых лилась вода на отполированный пол, то точно бы успел ее перехватить.

- Вот только высуни свой нос, змея подколодная! – шипел я в замочную скважину. – Я не знаю, что с тобой за это сделаю. Ты мне там чуть всё не разбила! Козлиха!

- Сам козёл! – послышалось из-за двери.

- Мне переодеться нужно.

- Иди так к королю. Мне кажется, теперь ты ему еще больше понравился.

- Гадина, просто гадина! – треснул я кулаком в дверь. – Дай вещи взять.

- Ага, дурочку нашел! Фигушки.

- Тогда я сейчас пойду и попрошу заменить мне слугу. Скажу, что надоел. Продам тебя. На конюшню! К конюхам! К уборщикам! К помойщикам! – разошелся я.

Акада молчала.

- Что, чувырла, обмозговываешь?

- Ладно, хрен моржовый, перекину я тебе одежду через балкон... ой...

Я первый рванул. Перелез через перила на балконе и оказался у окон спальни. Акада судорожно закрывала ставни, но их насчитывалось больше шести, так что...

- Попалась! – победно оскалился я, пробравшись в комнату. – Как ты меня только что обозвала?

- А ты меня чувырлой называешь... – и тут применилось самое страшное оружие. Она съехала по стене и разревелась, уткнувшись носом в коленки.

Сначала я и вправду хотел с ней сотворить нечто ужасное. Что – сам не понимал. Но тут эти всхлипы... эти подрагивающие голые, худенькие плечики... выпирающие ключицы... мокрый тюрбан... Ну что мне с ней делать?!!

А что бы я хотел?.. Стоп. Запретная тема. Об этом нельзя думать. Нельзя.

- Хватит, не реви, - остановился я чуть поодаль. – Не стану я к тебе прикасаться.

- Всё из-за тебя... – неразборчиво всхлипывала Акада, - ...ты во всём... я бы дома... у меня сплошной стресс с момента твоего появления в моей жизни... ты всё портишь... ты пугаешь меня...

- Честно признаться, обычно мне девушки совсем иное говорят, - пошутил я, но не подействовало. – Слушай, хватит причитать. Не такой уж я и злодей. Хочешь, попить принесу? А виноград дать? Я дыньку? Что сразу «да пошел ты!»? Я к тебе со всей душой, можно сказать, а ты...

- Какой душой? – вскочила на ноги Акада, обхватив себя руками и прикрывая свою обнаженную грудь. Не смотреть туда – ну совершенно не получалось! – У тебя нет души...

Она что-то еще верещала, но я... шум какой-то в ушах... гул... и глаза мои... то и дело с ее лица вниз съезжали... А потом мое сердце как взяло первые аккорды, да как застучало в ушах! Какой там расслышать то, о чем мне девушка лепетала, что там у нее за претензии... слышал всё через слово, весь смысл упустил.

- Куда ты пялишься?! – топнула ногой Акада. – Я тебе про душу, а ты всё о нижней чакре печешься!

- А как в тебе душа будет существовать, если нижняя чакра не работает? – тихо переспросил я. – Вот здесь, в этом твоем теле, как?

- Не трогай меня!

- Да я даже не коснулся!

- Ты потянулся.

- Разве? – опешил я, заметив собственную руку, тянувшуюся к плечу девушки. Вот предательское тело! Не было же команды к действию.

«Как это не было? А кто же тогда?..» – обескуражено осмотрел свои владения мозг.

«Кто-кто... – ворчало сердце, - ...ясное дело – твой брат-близнец: нижний мозг!»

«Не ждали?! – как черт из табакерки выскочил на сцену нижний мозг. – А вот он - я! Прошу любить и жаловать. Но можно только любить и еще раз любить! Смотрите, какой красавчик!»

«О-о... сейчас начнется... театр одного актера!» – закатило глаза сердце (или что там у него закатывается).

«Нечего ехидничать, зануда! - отмахнулся нижний мозг и принял вид носителя, только в уменьшенном варианте. – Что скажете, а? Хорош ведь? Хорош!» - и он принялся демонстрировать гибкость фигуры, пресс и бицепсы вместе с пятой точкой. – С любой стороны, с какой ни глянь – с любой хорош!»

«Это он еще к танцам не приступил... – вздохнул Большой Брат наверху и сложил с себя полномочия. – Теперь это надолго. Можно отдохнуть. Мне лучше не смотреть на то, что он будет вытворять. Как сейчас начнет выпендриваться, так хоть отрубайся полностью! Стыда потом не оберешься...»

«Я готов визжать от восторга, что меня, наконец-то, выпустили! – носился по организму сумасшедший нижний мозг. – Я такой крутой парень! Йехуууу! Что у вас такие кислые морды? Жмите на полную! Сегодня отрываемся! Наконец-то... поверить не могу!!! Ура! Сегодня ожидается секс!!! Секс, секс, секс и еще раз секс без перерыва! Без цензуры! Жестко и грязно! Нежно и страстно!..»

«Тебя никто и не запирал», - зевнул верхний мозг.

«А... да... точно, - почесал затылок младший брат. – Но я всё равно в восторге! А знаете почему? Да потому что00.... с этоййййй.... минутыыыы.... Я ВАШ ВЛАСТЕЛИН-ПЛАСТЕЛИН!!! И собираюсь лепить из Риши самого отвязного, гнусного, сексапильного...»

«Ой-ой, - скривилось Сердце, - хватит уже! Где мой валидол с валокордином? Не нужно мальчику всё это. Он парень душевный, морально устойчивый. Кончай уже с попытками его растлить!»

Нижний мозг вился угрём, демонстрируя дикий ураган ничем неприкрытой сексуальной энергии.

«Попытками? – по-злодейски захохотал он, при этом сделав головокружительное сальто и для большего эффекта походив на руках, опрокинувшись вниз головой. – Сейчас вы увидите, какие это попытки... Так! Внимание! Печень, Селезенка, Железы... – полная боевая готовность! По моему свистку – пли!..»

Я очнулся, когда Акада лупила меня по руке.

- Что тебе надо? Не трогай меня! – отбивалась она от моих дрожащих пальцев, наглаживающих ее плечо.

- Да я просто волосы с плеча смахнул, - чувствуя, что во рту всё пересохло, прохрипел я. – И ты бы оделась...

- Кроме тебя мне здесь некого опасаться!

- Меня тоже не надо опасаться, я умею быть ласковым. Не убегай, я не стану делать резких движений, - как-то не очень уверенно пообещал я.

- А что ты тогда за мной по пятам ходишь? – наматывая круги по комнате, таращилась на меня Акада. – Отвернись, дай я хотя бы одежду на себя накину.

- Не надо, тебе и так хорошо...

- У тебя мозг совсем не работает, Риши? – прищурилась она. – Ты только что советовал мне одеться.

Я как-то гортанно засмеялся в ответ. Если голос я еще худо-бедно мог контролировать, то с глазами дело обстояло значительно хуже: зрение то расплывалось, то фокусировалось... неизменно где-то в области обнаженного тела Акады. Я старался расширить глаза, чтобы вернуть резкость, но со стороны это, скорее всего, выглядело... м-да...

- Риши... – побледнела Акада, когда я загнал ее в угол комнаты. – Ты меня на самом деле пугаешь. Пожалуйста, прекрати ходить за мной. И лучше расскажи, что ты там придумал...

- Что я придумал? – на полном автомате повторял я, даже не пытаясь вникнуть в слова и смысл.

Мне просто хотелось подойти, как можно ближе; схватить ее, впиться в нее губами... пройтись языком по изящной шее... спуститься к ключицам... обхватить, сжать ладонями то, что она так несправедливо скрывала от меня...

- Риши! Немедленно подними свои обнаглевшие глаза! Там, в ванной комнате, ну... до того, как я ударила тебя... ты говорил, будто придумал, как исправить щекотливую ситуацию...

Наткнувшись на преграду в виде ладони Акады, что уперлась мне в грудь, я немного протрезвел.

- Я... да... что-то...

- Риши!

- Да что ты так орешь? Не глухой.

«Это он храбрится!» - самодовольно потягивая коктейль из гормонов, отмахнулся нижний мозг.

- Акада, кхем! - продрал горло я, надсадным кашлем. – Я просто подумал... королю надо сказать, будто слуга сбежал, узнав о приезде моей жены...

- Кого? – перекосилась Акада. – Ты опять в эту игру собрался играть?

- А что такого? Жена – это совсем пресно, неинтересно и регулярно. И от тебя отстанут, и от меня. В крайнем случае – в случае глобального недоверия - я скажу, мол, всего лишь пару раз со слугой развлекся и всё, больше ни-ни.

Акада призадумалась, но ладонь не убрала.

- Ладно, - нехотя согласилась она. – И как нам это воплотить?

- Мой маленький паж, если твоя ладошка так и продолжит опускаться всё ниже и ниже к моему паху, то я вряд ли смогу воплотить это в ближайший час. Юс ждет на ужин. Еще есть шанс всё исправить и не прослыть любителем мальчиков в чалмах.

Она сразу же отдернула пальцы от моего живота, но зачем-то приложила их к своим губам...

- О, боже мой... – еле слышно простонал я, успев заметить, как кончик языка Акады коснулся подушечек ее пальцев.

«Еееееее.... – раздался внутри меня возмутительно расхлябанный голос нижнего мозга, - мы с секси-чакрой девчонки поем в унисон...»

«Да, только она лучше соображает» - хмыкнуло Сердце.

«Не уверен» - расплылся в улыбке нижний командный модуль.

Глава 19 "Искусство недопонимания"


Юса не пришлось долго убеждать. Благодаря бытующим нравам, на меня никто косо не смотрел, и за ужином мы обсуждали вполне приличные вещи, а в конце трапезы я ненароком обмолвился, мол, завтра утром мне надобно за женой съездить.

- А почему ты не с ней приехал? – удивился Юс.

- Она задержалась у сапожника. Хотела новую обувь приобрести, да мастер медленно шьет. Мне надоело ждать, и я поехал вперед. Вот так. Это недалеко, по дороге в твой город.

- Ясно. Ты тогда завтра утром езжай за супругой и возвращайся. Обязательно! Ты обещал мне переводы сделать.

- Вернусь и переведу, как и обещал.

- Хочешь, карету предоставлю?

- О, это было бы так мило с твоей стороны!

- Конечно, не вопрос, - сделал жест король и по его приказу слуга тут же побежал на конюшню. – Риши Третий, дорогой, а давай завтра пир устроим по случаю нашего знакомства?

- Неплохая идея, - обрадовался я. На пиру все всегда добреют и расслабляются – вот тогда я и подойду вплотную к теме...

- Договорились! – хлопнул в ладоши король. – Обожаю спонтанные праздники. Не знакомь меня со своей женой до самого пира, пусть будет сюрприз!.

Вернулся я в комнаты с подносом еды для моего «слуги». Стучал-стучал в дверь – не достучался.

- Да что за фигня?! – выругался я и пошел на улицу. Обошел крыло здания, пробрался в сад, откуда виднелся балкон моих апартаментов, пару раз свистнул, но, не получив ответной реакции, громче свистеть не решился, иначе все бы выглянули, а тут я - "господин", которого слуга в покои не пускает. Стыдобища какая.

На мой громкий театральный шепот: «Акакайос, зараза, открой дверь!» - тоже никто из окна не выглянул.

- Черт побери! – сплюнул я, и полез по стене, благо лиан было полно...

Было – это потому что я почти все их оборвал, когда чуть не сорвался. Поднос с фазаном с грохотом полетел в слона, фаршированные помидоры – в обезьяну, а оливки обсыпали козьими какашками павлина.

- Тьфу ты! Надо было у двери перед апартаментами оставить! – но моё восклицание потонуло в слоновьем трубном возмущении да в истеричном обезьяньем крике.

Кое-как я забрался на третий этаж дворца. Прошмыгнув в гостиную через незапертую балконную дверь, я бросился на поиски Акады и вскоре обнаружил ее в комнатке для прислуги.

Там, среди пестрых подушек и всевозможных одеял, лежало... нечто, полностью закутанное в чалму. Даже губ не было видно. Я похлопал девушку по затылку и только тогда понял, что это вовсе не затылок, а лицо – там имелась крохотная дырочка для носа.

- Эй! – возмутилась Акада, проделав еще одну дырочку для глаза. – Ты зачем меня за нос хватаешь?

- Прости, я не увидел в темноте. Полчаса, между прочим, в комнаты попасть не мог. Как ты могла заснуть?

- Меня что-то разморило...

- Я ужин тебе нес.

Акада оживилась, привстала на одеялах и протянула руки, сложив их чашей.

- Давай! Где этот ужин?

- В саду, - мотнул я головой в сторону окна. – Можешь сбегать и подраться с макакой. Еще успеешь отобрать.

- Придурок, - отвернулась она, снова укладываясь спать. – Иди отсюда в свою «хозяйскую» спальню.

- Вот и пойду! - почувствовав неприятный укол от незаслуженного обзывательства, вскочил я.

- Вот и иди! Наконец-то, хоть высплюсь без тебя!

- О, и я без тебя. Ты, между прочим, храпишь по ночам, - мстительно добавил я.

- Это ты храпишь! – возмутилась Акада, повернувшись.

- Нет, вы только посмотрите на это! Она мне будет рассказывать, кто из нас храпит! – фыркнул я, уперев руки в бока. - Ты храпишь, как трактор! Я тебе уже несколько раз нос зажимал!

- Сколько конкретно?

- Три раза.

- Точно было?

- В летописях записал.

- Сказочник Радзинский, - презрительно рассмеялась она.

- Кто это? – не понял я.

- Писатель такой, по телевизору исторические передачи вёл.

- А-а...

- Провернул ты своё дельце с королем? Выяснил, где артефакт?

- Нет еще. Зато выяснил кое-что об этом колдуне, который амулеты всякие изготавливает. Он завтра прибудет на пиршество. И я сказал Юсу, что и ты приедешь. В качестве моей жены. Мне карету утром выдадут, так что... если тебе нужна одежда... женская... то завтра будет шанс ее прикупить. Поедешь со мной? Или тряпками обмотаешься да на пир в них отправишься?

- Обмотаюсь.

- Нет уж! – сорвав с нее одеяло, взбеленился я. – Раз завтра ты идешь на пир в качестве моей жены, то будь добра выглядеть подобающе и не позорить меня!

- Будешь условия выставлять – без жены останешься, а с мальчиком-слугой вместо нее. И плакала твоя гетеросексуальная репутация!

- Конюшня... – напомнил я, - где конюхи по тебе плачут...

В меня полетела подушка. Словив ее, я вышел из комнаты для прислуги и отправился в свою, в «господскую», крикнув по пути:

- В 9 утра будет подана карета. И чтоб поехала со мной да выбрала себе наряды, и без выкрутасов!

Но прежде, чем выбирать наряды, нужно было сообразить, где деньги раздобыть.

- Интересно, а комиссионки у них здесь работают? – пробубнил я себе под нос, рассматривая бокалы, графин, канделябры и золотые вазы с фруктами да сладостями.


Утром я чуть не задохнулся. Вскочил на кровати, нервно хватая ртом воздух:

- Дура! Зачем ты мне нос зажала?!! – ругался я на стоявшую рядом Акаду.

- Говорила же, что это ты храпишь, а не я, - самодовольно пожала плечами она, не смотря в мою сторону, - вот, запиши теперь в свою летопись. И... знаешь... голыми спят только ненормальные извращенцы! – высказалась она, шмыгнув за дверь спальни.

- Зато теперь счет сравнялся! – крикнул я ей вдогонку. – Мы одинаковое число раз видели друг друга обнаженными.

- Запомни это историческое событие, - донеслось из гостиной.

- Непременно, - процедил я, посмотрев на часы. Было восемь утра. На часах... Их я тоже бросил в мешок.

К 9 часам я был укомплектован не хуже Санты Клауса с мешком подарков наперевес.

- Клептоман! – поставила диагноз Акада-Акакайос, садясь со мной в карету.

- Королевские конюхи, как я слышал, имеют приличное жалование. У тебя всё еще остается мизерный шанс честно подзаработать. Не думаю, что конюхи оставят тебя без оплаты. На миниюбку точно хватит.

Она надулась, натянула на себя свою чалму, и мы поехали.


Основной проблемой был кучер. Требовалось отвлечь мужичка, чтобы выяснить, где сбагрить королевское добро. Но это оказалось нетрудно. Сославшись на немого, тупенького и никчемного Акакайоса, я попросил кучера сбегать... туда... сюда... А пока он бегал, я носился с высунутым языком. Но-таки выяснил, к кому обращаться.

Вскоре мой мешок опустел, а кошелек потяжелел. И я приказал ехать за городские ворота, крутиться там на постоялом дворе, возле всяких лавочек и забегаловок и вот... так неожиданно... мой Акакайос исчез, а вместо него в карету села...

- Здесь занято, нечего ломиться! - отмахнулся я, не сразу узнав Акаду. – О! Так это ты?! – вытаращился я, не веря собственным глазам.

Подумать только, что с женщиной делает платье!..

- Ох, Акада, мне сразу вспомнился лозунг какой-то рекламной кампании: «Ткань продаёт мебель». Или если перефразировать, то получается: «Платье продает женщину».

Звонкий получился шлепок. От пощечины. Ладно, на этот раз хоть заслуженно, а то взяла в привычку лупить меня просто так...

Обратно мы ехали молча. Она смотрела в окно, то и дело поправляя маленькую шляпку с вуалью, а я смотрел на нее... нет, не на шляпку.

- Тебе к лицу такой... нежно-розовый цвет... – вырвалось у меня, когда мы уже вернулись во дворец.

- Сейчас ты скажешь, что я на поросенка в нем похожа? – гневно сощурив глаза, повернулась Акада.

- Да нет же... – даже опешил я. – Что ты ко всем моим словам цепляешься? У тебя предменструальный синдром или уже менопауза? Совсем неудовлетворенная?

- Ну, давай! Загни мне опять про конюхов, которые всегда помогут?

- Тебе никто уже не поможет! – зло отрезал я и выскочил из кареты, даже не подав ей руку.


Вечером в дверь постучали и пригласили на пиршество. Я попросил слугу подождать у входа и подкрался к двери спальной комнаты, которую теперь единолично заняла «госпожа» моих покоев.

Не успел я приложить ухо к двери, как она распахнулась, и я чуть не упал в комнату.

- Как же ты меня бесишь! – зарычала Акада, прикрываясь гигантским веером.

- Ты меня не меньше бесишь, - совершенно искренне признался я, деловито стряхивая пылинки со своего бархатного камзола темно-синего цвета, и старательно не смотря в сторону «супруги». Видел мельком лишь ее высокую прическу, украшенную золотыми цепочками с лепесточками.

- Рюши на Риши, - вдруг хихикнула она, ткнув пальцами в мою ярко-голубую сорочку.

- Очень по-взрослому, - начал закипать я, так как сам пребывал не в восторге от здешней моды, но весь гнев улетучился, когда Акада опустила веер, и я увидел ее в праздничном наряде.

Травинисто-желто-салатовый градиент плавно перетекал в золото... в искусную вышивку на подоле... в нежные, едва заметные рюшечки-лепесточки, что увивали глубокое декольте... в длинный позолоченный невесомый шлейф, при движении окутывающий бедра. Юбка платья туго облегала пленительно округлые бедра и расширялась книзу, открывая разрез посередине, а там... там, под прозрачным слоем юбки, красовались стройные загорелые ножки, втиснутые в золотые туфельки на среднем каблуке.

Я медленно втянул воздух, стараясь вдохнуть, как можно глубже.

- Что, завис, чалмалюбец? – выстрелила очередной порцией яда Акада, и, взяв меня под руку, скомандовала: - Хватит слюни пускать. А то я Моте расскажу, и он укусит тебя за одно место. Они как раз с Манькой злятся из-за того, что их в саду поселили... Да и фазан, которым ты вчера разбрасывался, мимо их ртов пролетел. Так что... «не нервируй меня, Муля», иначе пес с кошкой кое-чем перекусят сегодня. Там, конечно, наесться не получится, если только червячка утолить...

Находясь под сильным впечатлением, трудно что-то отвечать. Мне было ужасно стыдно за свою неожиданную бессловесность. Но язык не слушался. И в мозгу ни одной мысли, кроме единственной: «Почему она так красива?!!»

Мы прошли в главный бальный зал, где уже было полно танцующих людей. Хотелось поскорее отыскать Юса, представить ему Акаду и... уже отпустить ее... подальше... ибо близость этой девушки творила со мной что-то невероятное.

«Просто давно не было, - успокаивал я себя, - это ничего... это пройдет. Она – не твоя. Она уже сейчас принадлежит Лучезару. На днях вы вернетесь в прежний мир, и ты даже не посмеешь подумать, чтобы обмануть ожидания ректора и друга твоего отца! – занимался я самовнушением, попутно разыскивая глазами короля. – У тебя свои планы на жизнь, Риши! Тебе необходимо завершить учебу, заслужить приличную должность, привилегии, славу и почет – в общем, всё то, что полагается по рангу, полученному от отца...»

- А кто это у нас тут такой свеженький и сочненький? – послышалось сзади. Мы обернулись, и перед нами предстала маска... плюшевого слона. С гигантским хоботом.

- Э... – я попытался заглянуть под хобот, в надежде обнаружить там физиономию говорящего, - ...Юстиан, Ваше Величество, познакомьтесь, это моя супруга... Акадамия.

Акада бросила на меня испепеляющий взгляд.

- Неужели? – изумился король, приоткрыв лицо. – Вас зовут, почти как орех?!

Она очаровательно улыбнулась. И король ей тоже улыбнулся...

- Мне безумно нравится и вкус, и запах макадамии, хоть он и искусственный. А вы тоже вкусно пахнете? – подался вперед король, плотно прижавшись к моей! супруге. – Изумительно пахнете! – выдохнул он ей в самое ушко. – Очень сладко... Интересно, насколько тверд этот орешек?..

Акада зарделась и кокетливо стрельнула глазами, делая вид, что не замечает, куда так недвусмысленно смотрит король. А он ее не просто пожирал глазами. Он ее давно проглотил! Но пощечину почему-то не получил, даже когда провел рукой по ее спине и ниже.

- Ох, не глазки, а сказки! Сущие стрелы! – схватился за сердце Юс. – Вы меня ранили в самое сердце. Позвольте пригласить вас на танец.

- Нет! – выдернув Акаду из его рук, громче, чем полагалось, отреагировал я.

Юс поднял на меня предупреждающе-недоуменный взгляд.

- Она ужасно танцует, - поспешил оправдаться я. – И туфли ей ноги натерли. И...

- Пойдемте! – вырвалась Акада из моих объятий и скользнула к королю. – Риши перепутал меня с кем-то.

- Скорее всего, со своим слугой! – заливисто захохотал Юс. – Он у него такой чумазый...

- Да, чумазей некуда! – засмеялась Акада, когда король уже закружил ее в танце.

- Но он ему нравится, - продолжал король, - правда, не пойму чем.

- Тем, что немой, наверное, - выдала свою версию Акада.

- О, нет... – заиграл бровями Юс, - он не только этим ему приглянулся. У них вчера был романтический вечер в бассейне. Жаль, вы не видели. Это было эротично, я даже сам засмотрелся... Похоже, ваш Риши не на шутку увлекся этим чумазым парнем. И, как выяснилось, слуга не такой уж и немой...

Акада покатилась со смеху, и они, вальсируя, скрылись в толпе. А я так и продолжал стоять у входа в зал. Никогда еще мне не было так обидно. Никогда еще мое сердце не сковывало льдом, обжигающим всё внутри... Точно пес, которого пнули и выставили вон на лютый холод, приказав ждать у дверей...

Я отошел, как можно дальше, отыскал место у самого окна за небольшим округлым столиком. На еду мне смотреть не хотелось, на напитки тоже, иначе вывернуло бы наизнанку.

«Фууух... как же противно... – твердил я сам себе, прикладывая невообразимые усилия, дабы держать себя в руках и не разреветься, как мальчишка, - ...мерзко... гнусно...»

- То ли еще будет, когда он потребует ее себе на ночь, - прокряхтел кто-то, подошедший ко мне со спины. – Она ведь не понимает, что ее ждет, просто хочет позлить тебя, уколоть, как можно сильнее...

Я глянул в отражение стекла. На темном фоне выделялась фигура высокого мужчины с длинными волосами.

Обернувшись, я почувствовал, как мои волосы встают дыбом. Покосившись на волшебные кандалы незнакомца в черной маске, я уточнил:

- Юс это сделает?

- К гадалке не ходи! Но, слава Высшим, в отличие от соседнего государства, по закону этого, имеется единственный шанс не отдать жену по первой просьбе любого желающего мужчины.

- Что же это за лазейка такая?

- Если сказать, что у вас медовый месяц. Только в это время не разрешается отбирать чужих жен. Даже королю. У вас ведь медовый месяц? У вас любовь в полном разгаре, не так ли? И вы готовы это доказать?

- Кто ты? – одними губами спросил я.

- Тот самый колдун, встречи с которым ты так жаждешь.

Глава 20 "Шах и мат"


Колдун держался горделиво. Но, тем не менее, было очевидно, что он на грани если не нервного срыва, то кратковременного припадка – это точно.

- Давно ты в оковах? – тихо уточнил я, присаживаясь за столик и предлагая колдуну присоединиться.

- Более пяти лет, - опустился в кресло собеседник.

- Ты попал сюда случайно? – осторожничал я, всё еще не зная с какой стороны подступить.

- Нет, я здесь родился. Мы жили в лесу большой семьей, когда кто-то накляузничал и к нам нагрянули с проверкой. Отца с матерью казнили вместе со старшей сестрой и ее мужем. Их детей... я смог выкупить.

- Собой?

- Да.

Я не стал терять время и, приблизившись, выпалил основное:

- Помоги мне, а я помогу тебе и твоим племянникам: заберу вас отсюда.

Колдун огляделся в поисках возможных свидетелей нашего разговора.

- Я уже сейчас могу сказать, что вряд ли помогу. Он снимает с меня оковы на час или два в сутки. А его стража держит у моей головы оружие. Стоит мне дернуться или произвести не то действие, не рассчитанное на зарядку изготовляемого амулета, как... в эту же минуту розги опускаются на спину моего племянника или племянницы, что стоят рядом. Если я упорствую, то рискую быть застреленным. Тогда моих племянников отдадут на невольничий рынок. Юс догадывается, откуда ты пришел. Если его догадки подтвердятся, то тебя даже из этого дворца не выпустят, не то чтобы из этого измерения.

- А откуда я?

- Хм... – усмехнулся колдун, - решил проверить меня? Не доверяешь?

- Сложно доверять, наблюдая повсеместное грехопадение.

- Понимаю. Ты... ну... ты, скорее всего, из того измерения, откуда был когда-то прапрадед Юса. И она... твоя девушка... она тоже оттуда, не так ли? Я не могу изготовить артефакт, открывающий межпространственные врата. Элементарно не знаю, как это сделать, иначе давно бы открыл. Не для Юса, а для себя самого и своих близких.

Я не стал уточнять, что мы с Акадой из разных мест, просто откинулся на спинку кресла и с огорчением уставился на колдуна. Мои надежды на спасение рухнули. Артефакт он не сделает, можно не сомневаться.

- Имеется, правда, библиотека, - пожал плечами колдун. - Это старинное подземное хранилище. Доступ туда запрещен всем, кроме Юса и его приближенных. Говорят, что там хранятся древние свитки с описанием, как открыть Врата, поэтому Юс продержал меня там некоторое время, но я ничего не обнаружил, ни одного намека, хотя просмотрел все записи, которые могли бы содержать эту информацию.

- Ну, хорошо, - кивнул я, - а ты хотя бы знаешь, где находятся эти Врата в вашем мире?

- Да это каждый знает! – хохотнул он. – В горах. Там есть одна скала, на ней высечена каменная дверь. По легендам, когда-то неимоверно давно, люди из разных измерений беспрепятственно шастали туда-сюда... А потом перекрыли проходы. Кто не успел вернуться домой – тот опоздал. Мне не известна причина столь скоропалительного перекрытия проходов.

Желания объяснять я в себе не обнаружил, отчего уточнил уже очевидное:

- То есть попасть в эту библиотеку невозможно?

- Да, невозможно.

- Прекрасно, - зло процедил я и повернулся в сторону танцующих.

Акада и Юс вовсю щебетали, выделывая па сложного танца. Каждый отдельный элемент этого танца вначале показывал мужик в трико, а уж после за ним повторяли все танцующие.

- Идиотизм, - проворчал я, когда возле нашего столика остановилась девушка весьма приятной наружности.

- А почему виновник торжества не танцует? – прощебетала она, крутясь на месте, точно статуэтка в музыкальной шкатулке.

- Не уверен, что смогу повторить подобные движения, - покосился я на короля, опрокидывающего Акаду так, что еще немного, и она встала бы на «мостик».

- Ах, это совсем несложно! – рассмеялась девушка. – Пойдемте, я покажу. Скоро следующий танец. Вы, кстати, можете выбрать мелодию, если хотите. Виновникам торжества многое позволяется на балу.

- Вот как? – удивился я, окинув девушку оценивающим взглядом.

На вид ей было не больше двадцати, стройная, курносая, с задористым взглядом и немногочисленными темными веснушками, которые отнюдь не портили, а напротив - подчеркивали ярко-зеленые глаза в обрамлении почти обесцвеченных, но пушистых ресниц. Рыжие волнистые локоны рассыпались по груди, как бы случайно выпав из небольшой сверкающей короны на макушке. Девушка беспрестанно двигала покатыми плечами в такт музыки, отчего ее желтое, невесомое платье то и дело оголяло всё, что только можно было оголить: грудь, живот, спину, бедра... Проще было сказать, что это платье скрывало, потому что таких мест было только два: попа и еще одно, спереди. Всё остальное я уже увидел.

- Ну, так как? – пританцовывала она. – Потанцуем?

- Потанцуем, - согласился я, заметив, как Акада обхватила за шею Юса, и тот приподнял ее, кружа в танце на последних громких аккордах.

Поднявшись и протянув руку, я поинтересовался именем девушки.

- Барбара, - присела в реверансе девушка.

- Я оставлю тебя, - кивнул я колдуну.

- Иди, иди, - отмахнулся он, гремя кандалами, и потянулся за бокалом.

- Вы знакомы? – поинтересовалась Барбара, когда мы с ней уже шли через весь зал по направлению к музыкантам.

- Только познакомились.

- Ты быстро находишь приятелей. Теперь я понимаю, почему дядя Юс так привязался к тебе! - одарила меня широкой улыбкой Барбара.

- О! – изумился я. – Юс твой дядя?!

- Да, я племянница Его Величества, - кокетливо повела плечиками девица.

- И он... позволяет тебе расхаживать в подобном наряде?

- А что такого?

- Да нет... ничего.

- Тебе не нравится желтый цвет?

- Мне кажется, тебе холодно.

- О... ты такой милый! – всплеснула холеными ручками Барбара. – Но я тебя уверяю: мне жарко! Особенно рядом с тобой...

Последнее замечание я попытался проигнорировать и сделать вид, что вообще не расслышал. Подойдя к музыкантам, я бегло ознакомился с репертуаром, но, не найдя там ничего интересного, принялся обрисовывать свои предпочтения. Меня поняли и пообещали исполнить пожелание через композицию.

Барбара, сияя, точно прожектор, повела меня танцевать под какую-то медленную мелодию. Она была ниже меня на две головы, но ее корона и накрученные вокруг нее локоны в форме разрушенной башни, доставали мне до носа. Чуть нагнувшись, мне удалось спрятать за ее прической своё лицо и каким-то... жадно-ненавидящим взглядом следить за Акадой.

«Значит, я ее не устраиваю, - внутренне кипел я, наблюдая, как король тискает свою партнершу по танцам, а та даже не пытается отодвинуться, - а этот... пышнощекий ловелас ей в самый раз! Ну да... он же король, а не мерзкий демон!»

В подобных мыслях и прошел весь этот медленный танец. Акада ни разу не бросила взгляд в мою сторону, хотя вовсю крутила головой, весело рассматривая других танцующих.

«Ладно... – разозлился я, - развлекаешься? Значит, и я буду!» - решил я. Тут как раз заиграло то самое, что я заказывал у музыкантов. Очень подходило для мести.

В мире Акады это назвали бы сальсой. И неважно, что Барбара не умела танцевать! Благодаря тому, что девушка была пластична, понятлива, раскрепощена и податлива, я всё равно сделал с ней всё, что хотел. А после нашего зажигательно-развратного танца, когда я вытянул партнершу у себя из-под ног, бросил взгляд в сторону Акады.

Бледная до прозрачности, она отвела глаза, в которых - могу поклясться! - стояли слёзы, в то время как губы, искусанные в кровь, дрожали, готовые к рыданиям.

«Собака на сене!» - мысленно выругался я.

А в это время Барбара - как назло, кланяясь восторженной публике и собирая в свой адрес подхалимские рукоплескания, потащила меня к Юсу.

- Дядя, ты видел?!! – восхищенно прижималась ко мне девушка, даже не утруждаясь прикрыть одну грудь, оголившуюся в пылу страстного танца. – Я никогда так еще не танцевала!

- Очень рад! Ты была великолепна, детка! Акадамия, - обратился Юс к моей «супруге», - может, и нам, а..?

- Увы, но следующий танец за мной! – опередил я и нагло вырвал Акаду из рук короля, пояснив:

- У нас медовый месяц только начался.

- А-а... – озадачился Юс, но руку Акады всё же отпустил.

Мы вышли в центр зала.

- Потанцуешь со мной, «дорогая»? – шепнул я, обнимая Акаду за талию.

- Я устала, - попыталась вырваться она. – К тому же для тебя уже нашлась партнерша. Вот и развращай ее. Не трогай меня, отпусти! Зачем так близко?

- А Юсу, получается, можно? – мстительно сузил глаза я и, шлепнув ее по попе, со всей силы прижал к себе.

- Он так... – пыхала жаром Акада, с трудом подбирая слова, - ... так... не делает!

- О, простите... – в притворном ужасе округлил глаза я и, приподняв Акаду, посадил на своё бедро, с наслаждением услышав, как треснула ткань на юбочном разрезе ее платья. Засунув ногу между ее ног, я со всей силы вжался в нее своими бедрами. - Не хочу расстраивать тебя, крошка, но Юс сделает еще хуже. В ближайшем будущем.

- Немедленно убери руки с моей попы! – сквозь зубы потребовала Акада. – Ты синяков мне понаставишь. Мне больно!

- Неужели? В общем, так, слушай внимательно, орешек. Пока ты здесь обтиралась с Его Величеством, я познакомился с тем самым колдуном. Артефакт нам не светит. Проход опечатан и находится в горах. Информация о том, как его открыть – утрачена. У нас остался единственный выход. Твоя девственность. И я возьму ее.

- Что?!! – задохнулась от возмущения Акада.

- То! – вцепившись в ее бедра, зашипел я ей в самое ухо. – И ты с готовностью отдашь мне это. Осознанно, чистосердечно и добровольно, горя желанием пополнить мой магический ресурс, чтобы я смог создать свой собственный портал, открыть его и вернуть нас обратно. Я не собираюсь оставаться в этом уродском мире. И плевать, если я противен тебе! До полнолуния я не коснусь тебя, а вот когда наступит нужный час – будь добра...

- Урод! – наступив мне на ногу, шикнула она.

- Уммм.... – сжал губы я, чтобы не взвыть от боли, - дрянная, глупая девчонка! Если ты не сделаешь этого, то останешься здесь навсегда. А я поищу себе другую девственницу с магическим потенциалом.

- Можешь прямо сейчас приступать к поискам. А когда у тебя всё снова заработает, - едко ухмыльнулась она, - не забудь меня позвать. Ты же должен доставить меня своему Лучезару, не так ли? Вряд ли он обрадуется, если ты явишься без трофея.

- Всякое случается. Если я расскажу ему, через что мне пришлось пройти, не думаю, что он не поймёт всей сложности ситуации. Лучезар без труда найдёт другой объект для своих темных делишек. А ты в таком случае, приготовься отдать свою девственность Юсу. Можешь прямо сейчас, - в тон ей передразнил я, - сказать ему, что наш медовый месяц закончился. По их закону, вне этого времени, тебя имеет право требовать любой мужчина. Ты видела казни в соседнем государстве? Здесь, я полагаю, наказание мало чем отличается. Тебя прилюдно...

- Заткнись, - побледнела Акада, обдумывая своё положение и глядя на меня широко распахнутыми глазами, лазуриты которых заметно потемнели от страха.

- Шах и мат, Акада.

Она, молча, испепеляла меня взглядом, продолжая... нет, не танец, а терпеть мою нескромную близость. Но тут ее как будто осенило, и она подозрительно поинтересовалась:

- А как они проверят? Вдруг мы соврали?

- Они не проверяют. Просто нам дается один месяц на занятие любовью. Скорее всего, они подошлют соглядатаев или, учитывая вожделение Юса, начнут откровенно следить за нами, пытаясь подловить на лжи. Не уточнял, как именно они отслеживают и проверяют, но это очевидно же. А дальше, если жена не беременеет, она идет в расход.

- И ты тоже пойдешь в расход.

- Я переживу, в меня племянница короля втюрилась, - скорчив ей гримасу, криво усмехнулся я. – А вот ты, недотрога, поплачешь еще. Неизвестно, кому тебя отдадут после Юса. Наверняка, какому-нибудь старикану-вельможе или заезжему гостю. Юс - щедрый, всех гостей своим гаремом угощает. И еще он на площадь своих девиц периодически выставляет. Для всеобщего увеселения. Там никто с тобой кадриль танцевать не станет. У простого народца и манеры простые: отымеют тебя все подряд, да без лишних разговоров.

- Как же я тебя ненавижу, Риши. Ты самый отвратительный, заносчивый, самовлюбленный, наглый хам, из всех, которых я когда-либо встречала.

- Уж чья бы корова мычала! Сама такая. И я тебя тоже ненавижу. Слишком гонора много. Необоснованного, причем. Даже Барбара симпатичнее тебя. И моложе к тому же! Лет на десять. Свеженькая вся, сочненькая, кожа молодая, не шелушится, а грудь у нее... ммм... сладкие яблочки... А у тебя, вон, уже морщинки в углу глаз... – присмотрелся я.

- Нет у меня никаких морщинок! – вспыхнула Акада, нервно коснувшись своего лица.

- Нет, есть!

- Нету!

- А я говорю есть. Это всё от затворничества и от задранного в гордыне носа. Послушай, мне глубоко наплевать на твои морщинки. И на то, как выглядит твоя грудь. По большому счету, мне вообще всё равно: с тобой возвращать свою магию или с другой девушкой. Но я великодушно пойду тебе навстречу, памятуя о том, как ты героически бросилась в огонь, спасая мне жизнь. Ну и... я просто с тобой уже давно знаком.

- Ты - форменный негодяй! – засопела Акада, едва сдерживая слёзы и обиду, бившуюся в ее глазах. – Хорошо. Я притворюсь, что у нас медовый месяц.

- Отлично. Начинай.

- Это как?

- Целуй.

- Но я... – испуганно отстранилась Акада, уперев руки в мою грудь.

Не стал я дожидаться разрешения. Схватил за волосы и впился в эти... идеальные губы.

Как закончился танец, я не помнил... Очнулся, когда меня тронул за плечо Юс. Он что-то говорил, смеялся, куда-то звал... Всё вокруг плыло... было как во сне... Адски горели губы... и глаза Акады... Язык всё еще чувствительно пульсировал, напоминая, как только что сладко сплетался с другим языком... как нежно скользил или наоборот – напористо заставлял отвечать на ласку...

С трудом отпустив лицо Акады и приложив неимоверные усилия, чтобы не встречаться с ней взглядом, я рвано выдохнул, после чего развернулся и быстро пошел следом за королем к праздничному столу.

Глава 21 "Крепкий орешек"


После праздничного ужина, в течение которого я делал всё возможное, чтобы не смотреть в сторону Акады, гости в полном составе отправились на улицу. Там, в шикарном центральном дворцовом парке, на фоне ночного неба, начался фейерверк и салют. После чего нас ожидало цирковое представление.

Акада стояла рядом, по-детски радуясь выступлению факиров, акробатов и канатоходцев.

- Мороженое? – влез между нами Юс и протянул два рожка.

- С удовольствием, - взяла свой Акада. – Ммм... клубничное! Моё любимоё!

Снова посвятив всё своё внимание циркачам, она и не замечала (как я думал), что мы с Юсом застыли со своими рожками, пожирая ее глазами. Но я ошибался. Акада прекрасно всё замечала. Кокетливо повернувшись, она принялась засыпать Юса глупыми вопросами, а тот с маниакально блестевшими глазами, старался отвечать снисходительно вежливо, хотя я прекрасно понимал, как трудно было ему мыслить в тот момент.

Тут Юса отвлекли, и он оставил нас одних. Наконец-то! Но что мне это давало? К своему стыду я потерял над собой контроль и уже совершенно не мог отвести глаз от губ Акады, а она вытворяла с мороженым нечто невообразимое. Мигом вспотев от подобного бесстыдства, я протянул ей свой рожок. Чтобы она проделала и с ним тоже самое. На бис.

Мне казалось, что я уже реагировал на каждое ее движение ртом. Нестерпимо захотелось пройтись языком по этим сладким, измазанным в клубнично-молочной пене, губам. Мои глаза невольно распахнулись шире, когда она намеренно – гадина! – высунула свой язык и, как бы играючи, принялась нализывать этот несчастный розовый шарик, после чего... несколько раз засунула его полностью в рот, начав нежно возить губами то вверх, то вниз, нарочито аккуратно снимая пену круговыми облизываниями.

Ну, разумеется, завис. И слюни у меня почти потекли, и брюки стали давить, а она одарила меня невинно-испуганным взглядом.

- Что это... – прохрипел я, - ...что это сейчас было?

- Не понимаю, о чем ты? – недоуменно захлопала она глазами.

- О минете, о том, что ты дразнишь меня.

- И в мыслях не было! – фыркнула она.- Я просто ем.

- Тренируешься? – сощурился я. – Это хорошо. Даже не хочу спрашивать, где ты так научилась.

- По интернету.

- О, понятно... – отвернулся я. Потом, бездумно постояв несколько минут, повернулся обратно: - Повтори. Сделай так еще раз.

- Нет, - неэротично куснула сразу половину мороженого Акада, вновь вернувшись к цирковому представлению. – Это тебе не полагается. Это только для тех, у кого всё нормально работает.

- У меня всё нормально работает! – вспылил я.

- У тебя нет больше магии.

- А...

- ...вот когда заработает, тогда и покажу.

- Но...

- ... а сейчас ты – недодемон. Это всё равно, что недомужик. Не заслужил.

Схватив ее за локоть, я с жаром выпалил:

- Насадить бы твой мерзкий рот на другое место!

- Мне больно! – запищала Акада, вырывая руку. – Ты за сегодняшний вечер умудрился мне повсюду синяков наставить!

Неожиданно между нами снова вырос Юс. Подозрительно покосившись на нашу схватку, он уточнил:

- Э-э... Риши, а ты уверен, что у вас медовый месяц? Что-то как-то не особенно похоже...

- У нас такая манера общаться, - оскалился я, отпустив локоть Акады, но вместо дарования ей свободы, прижал к себе, видимо, наделав ей еще больше синяков.

- О... – вскинул брови Его Величество. – Тогда не буду мешать, - хищно улыбнулся Юс. – Но... Акадамия, милая моя душа, имейте в виду... если вы надумаете сбежать этой ночью от своего супруга - только выгляните за дверь и тогда мой слуга проводит вас в другие апартаменты. В мои.

Акада выдавила из себя улыбку. Пожелав королю доброй ночи, я сразу же потащил свою «супругу» в «супружескую» спальню.


- Значит так! – поставив руки в бока, зашептала она, как только я затолкал ее в наши апартаменты. – Ты больше не суешь свои руки, куда не следует! Ты больше не лапаешь меня, не хватаешь, не целуешь, не...

- Тсс... – приложив палец к губам, пошел я по направлению к балконной двери и, жестом показывая, чтобы она продолжила говорить, вышел на балкон, якобы подышать воздухом. А там, махнув через перила, оказался на балконе соседних апартаментов. Опустившись на пол, я по-пластунски прополз несколько оконных пролетов и, приподнявшись, заглянул в соседнюю с моей спальней комнату.

В принципе, именно этого я и ожидал. У стены усаживался королевский слуга. Сняв картину, он прильнул двумя глазами к широкой дырке в стене. С нашей стороны это было старинное зеркало.

Обратно я сиганул гораздо быстрее, чуть задержался у нашей балконной двери, где Акада, возмущенно жестикулируя, поливала меня грязью: «Хамло, что ты там скачешь? Выискиваешь, куда твоя рыжая бестия с голыми «яблочками» запропастилась? Ты можешь сегодня к ней отправиться, я не обижусь...», после чего я махнул на соседний балкон, что был правее. Там меня ожидала похожая сцена, с той лишь разницей, что обзор с нашей стороны открывало уже не зеркало, а разноцветное декоративное панно во всю стену. Занавесить его не удастся, как и старинное зеркало в первой «главной» спальне.

«Удобно, - злился я, перелезая обратно на наш балкон, - две спальни по бокам, и гостиная посередине. Гардеробная, комнатка для прислуги и ванная – у входа. В гостиной кровати нет, только узкая софа да кушетки, спать в гардеробной – негде. Без вариантов»

- Пойдем в ванную, сладкая, - приторно позвал я, - там и поговорим.

- Какая я тебе сладкая?! – возопила Акада, но я успел заткнуть ей рот поцелуем и насилу затащил в ванную комнату.

- Тише! – отпустив ее, предупредил я. – Там за нами наблюдают. Со всех сторон.

Обрисовав ей ситуацию, я прислонился спиной к стене, скрестил руки на груди и воззрился на перепуганное лицо моей новоприобретенной супруги.

Минуту или две она хлопала глазами, пытаясь свыкнуться с мыслью.

- Риши, придется нам разыграть сцену ссоры. Если бы я и вправду являлась твоей женой, то поводов для скандала ты сегодня дал бы мне предостаточно.

- Не получится. У них ревность преследуется по закону.

- Тогда давай поссоримся по другому поводу, - нервно теребила платье Акада.

- А в этом случае тебя «пожалеет» Юс. И мне уже не удастся сослаться на медовый месяц, полный взаимной радости, разврата и сексуального наслаждения.

- Тогда давай разыграем сцену, мол, кровати не удобные, и отправимся спать в комнатку для прислуги.

- Да, хорошая идея, вот только прислуга, которую ты сегодня получила в дар от Его Величества, где будет ночевать? Девушки, скорее всего, явятся сюда с минуты на минуту, чтобы приготовить ванну, постелить постель...

Акада прикусила губу, еле сдерживая слёзы, но одна слезинка всё же сорвалась и побежала по щеке.

Мне стало стыдно и неудобно.

- Послушай, макадамия, я не собираюсь тебя насиловать. Но нам надо... как можно скорее удрать из этого сумасшедшего мира. Согласна?

Она закивала головой, усердно ловя ладошками капающие слезы.

- Как и обещал, я не трону тебя до полнолуния. Но и спать отдельно нам нельзя. А спать и ничего не делать в постели - это для медового месяца, согласись, настоящий нонсенс. Поэтому... – перешел на шепот я, так как служанки не заставили себя долго ждать и вошли в наши апартаменты, - ...нам придется симулировать занятие любовью. Потискаемся пару минут и, отвернувшись... захрапим оба. Согласна?

- Похоже, нет у меня выбора. Уж лучше ты, нежели Юс или придворные старикашки. Всё-таки ты не плешивый и не морщинистый. Придется потерпеть.

- Ну, спасибо! – оскорбившись, поджал губы я. – Ты, знаешь ли, тоже не предел мечтаний!

- Ты мне уже сообщил об этом сегодня, когда описывал сладкую Барбару! Можешь не повторяться! – гневно сверкнула глазами Акада, как раз в тот момент, когда занавеска в ванную приподнялась.

- Ой, господа! – заулыбалась нам служанка. – Вы уже здесь?! Я сейчас вам ванну подготовлю и постель. Простите, мы думали, вы всё еще на празднике... Меня зовут Дора, я ваша служанка. Там еще Лорейн, она в гардеробной прибирается, и ее брат – Ларс. Он всё, что нужно, принесет и доставит. Мы с Лорейн ночуем в комнате для прислуги, а Ларс дежурит в гостиной, и вам достаточно выглянуть из комнаты, чтобы он исполнил любую вашу просьбу, - многозначительно посмотрела на нас Дора.

- Благодарю, но я сам в спальне справлюсь, - наотрез отказался я.

- Лорейн также будет ждать и придет к вам по первому звонку. У вас возле кровати шнурок, только дерните и она...

- Мы поняли! – покраснела Акада. – Не нужно. Мы пока сами... без посторонней помощи...

- О! – подмигнула нам женщина. – У вас медовый месяц, наверное? Наслаждаетесь друг другом?

- Да, наслаждаемся, как можем. Приготовьте нам ванну, - не на шутку разозлилась Акада. – И поменьше болтайте! И чтоб мы вас не видели. По возможности.

Женщина опустила глаза и поспешила заняться ванной.


Никогда еще я так не нервничал. Лежа в кровати, я смотрел то на дверь, в которую вот-вот должна была войти Акада, то нервно переводил взгляд на потолок.

«Да что это со мной?! – злился я. – Ты уже спал с ней в одной постели. Да... но тогда она не вызывала таких странных чувств... такого исступленного желания... Брось! Это всего лишь от осознания того, что случится между вами в полнолуние. Сейчас ты просто потискаешь ее, она повздыхает, ты поохаешь, оба смачно постонете, и всё. Делов-то на десять минут! Сыграете сцену секса и на боковую. Ну-да... ну-да... Не стоит заострять на этом внимания...»

Помимо воли мои ладони взмокли, пульс просто зашкаливал, а голова шла кругом... Но это было еще ничего по сравнению с тем, когда вошла Акада и нырнула под одеяло в своей коротенькой ночнушке.

Мы с ней оба посмотрели в гигантское зеркало, что висело перед кроватью над комодом.

- Давай ты погасишь светильники, - попросила Акада.

Я с готовностью выполнил ее просьбу, погасив масляные лампы на прикроватных тумбочках, но луна, что ярко светила в окно, освещала не меньше светильников.

- А окно никак нельзя занавесить? - уткнувшись мне в шею, прошептала Акада, и от ее легкого дыхания меня начинало буквально трясти. Сам не ожидал, что так заведусь с пол-оборота.

- Нет, - сипло выдохнул я, нервно сглатывая, точно девственник, впервые легший в постель с женщиной, - уже пробовал занавесить, не получается. Там только легкие, полупрозрачные ткани вместо плотных штор. Если начнем закрывать всё подряд... – прошептал я в ответ.

- Я поняла...

- Начнем театр?

- Д-да-а... – застучала зубами Акада.

- Не бойся, мы осторожненько, но правдоподобненько. Они почти не увидят тебя, я буду сверху, так что им будет видна только моя спина и наши движения под простыней... – это было последнее, что я прошептал, потому что дальше я громогласно заявил, чтоб было слышно всем наблюдателям:

- Так, прелесть моя, теперь я выражу своё восхищение. Ты была такой красивой сегодня... такой соблазнительной, что я еле дотерпел...

В сущности, даже не соврал.

Акада сдавленно вскрикнула, когда мои руки ринулись под одеяло на поиск ее тела. Хотя одеялом эту простынку трудно было назвать. Просить принести другое – было бы странно, во-первых, учитывая жару, а во-вторых, учитывая медовый месяц.

Пока мои руки блуждали по ее ногам, Акада лежала смирно, вцепившись ногтями в подушку, в которой утопила своё лицо. Но когда мои ладони... как-то сами собой... переползли на внутреннюю часть ее бедер, Акада сжала ноги. Это отрезвило меня, но ненадолго. Пересев, я устроился на акадиной попе, задрав ночную рубашку и оголив ей спину. Взгляд сам завис на тоненьких кружевных трусиках, обтянувших упругие, круглые, аппетитные ягодицы... Наверное, я целую минуту приходил в себя, заново налаживая ритм дыхания... Такой красивой спины я в жизни не видел!

Снимая кружевное безобразие, я наклонился, чтобы шепнуть:

- Да расслабься ты! Я просто массаж сделаю... Ну и изображу, что... вошел в тебя, а ты подыграешь, как договаривались, да? – на всякий случай напомнил я, демонстративно выбрасывая ее трусики в сторону зеркала.

- Угу, - промычала она в подушку.

- Тебе не тяжело?

- Н-не очень... Но можно ты спустишься чуть ниже?

Спустившись с ее ягодиц, я сразу осознал свою ошибку: напряжение в моём паху уже давно достигло максимума, и теперь я врезался...

- Господи, что это?! – дернулась она, и обернулась.

- Ты будешь длину изучать?

- Н-нет... но... я уже оценила перспективу. Не вздумай совать мне это! Ты проткнешь меня насквозь.

- Ты просила сползти с твоей попы.

- Обратно! Немедленно заползай обратно!

Хотел что-то съязвить в ответ, но слова не шли, и я... просто сжал ее ягодицы, прежде чем сеть на них снова.

Акада вскрикнула... и меня обдало нестерпимым жаром. Стало душно. Руки сами скользнули к ее плечам, где насладились шелковистой кожей, совершенством форм, точно вылепленных лучшим на свете скульптором... затем жадно упали к лопаткам, синхронно прошлись большими пальцами по позвоночнику... пощекотали круговыми движениями поясницу, заставив Акаду трепетать и шумно глотать воздух... После чего мои ладони расстались, обхватив тонкую талию... нырнули под разгоряченное тело, где принялись наглаживать ее плоский живот, мучаясь от искушения подняться выше...

Я клялся себе, что воздержусь от поцелуев, но куда там... Мои губы блуждали по ее спине, совершенно игнорируя приказы воли и разума, при этом извивающееся тело Акады не придавало сил, чтобы бороться с сильнейшим в жизни возбуждением, а напротив, творило со мной нечто немыслимое. Сначала я еще отдаленно понимал, что делаю, но потом, стоило ей простонать что-то неразборчивое, как всё перешло в беспорядочные ласки. Акада уже вскрикивала каждый раз, когда я касался ее, и это жгло, распаляло, доводило до неистовства, опьянения... Когда я в нетерпении опустился между ее ног, она дернулась и сама резко перевернулась на спину, прикрыв одной рукой грудь, а другой вцепившись в мои волосы.

- Не надо... – не своим голосом попросила Акада, - прошу... не надо...

- Уверена? – я нервно засмеялся, приподняв бровь. - Стесняешься? Мне очень хочется.

- Нет, только не это!

- Точно?

- Да... нет... да-а... не надо... умоляю... не надо-о... – ее просьба перешла в писк, когда моя ладонь отправилась туда, откуда только что вынырнуло лицо.

- Ах!.. – задохнулась она, и, зажмурившись, снова свела бедра, да было поздно: я уже одуревал от осознания того, насколько там влажно.

Закинув ее ноги себе на плечи и невольно оставляя на коленках да на внутренних сторонах ее бедер жадные засосы, мне оставалось только ринуться вперед вслед за собственной непослушной ладонью... где можно было касаться ее скул... проводить пальцами по подбородку... очерчивать линию совершенных губ... играть пальцем с ее языком... и отшвырнуть, наконец, простыню, как бы случайно, попав ею в зеркало и полностью перекрыв обзор.

Да, теперь можно было остановиться и просто картинно да зачетно постонать, но, похоже, ни я, ни Акада остановиться были уже не в силах.

Нестерпимо захотелось убрать ее руку от груди, которую Акада прикрывала из последних сил в попытках не потерять над собой контроль. Я попробовал, но она слабо и неуверенно сопротивлялась, и тогда пришлось надавить. Обхватив запястье и прижав руку Акады к постели, я чуть не умер от восхищения, когда, наконец-то, увидел ее полностью обнаженную грудь, ибо более волнующего зрелища мне еще не приходилось наблюдать.

Всё, что я когда-либо видел прежде, не шло ни в какое сравнение с тем, что открылось моему взору. И дело было даже не в сравнении форм, в красоте, округлости, цвете сосков или в их упругости, а в том, как моё тело реагировало на ее тело; как оно жаждало влиться в нее и соединиться каждой клеткой с ее клетками. Спустя секунду мои губы уже хаотично блуждали по ее ключицам, шее, груди... вновь поднимаясь к губам, терзая и лаская, ничуть не смущаясь сумасшедшего напора.

Вскоре наступил момент, когда мозг совсем отключился. Где-то на задворках сознания приходило понимание того, где мы... для чего всё это... а также то, что мы движемся ритмично и синхронно, ненасытно водя руками по обнаженным телам; слышим прерывистое дыхание; чувствуем, как колотятся наши сердца, как бушует кровь в венах... Необузданная, опьяняющая страсть сводила с ума. Движения становились всё сильнее, грубее, резче... Акада вцепилась в мои плечи, выгнулась волной, издав то ли восклицание, то ли рев, то ли стон, отчего я сам не смог сдержаться. Наши тела одновременно задрожали, прижавшись друг к другу с такой силой, точно решили слиться воедино. Не понимаю, как я удержался и не вошел в нее.

Еще минуты две после этого я лежал сверху, успокаиваясь и что-то шепча Акаде на ухо, но поняв, что ей тяжело, откатился и устроился рядом, притянув девушку к себе, да она почему-то напряглась и отодвинулась.

- Ты что? – хрипло выдохнул я в ее мокрые, спутанные волосы, когда она повернулась ко мне спиной.

Какое-то время она лежала, храня молчание, а я, затаив дыхание, ждал ответа и ломал голову, почему последовала такая реакция. Боясь всё испортить, я ждал, когда она сама всё объяснит. Зря ждал. Не обрадовался.

- Я тебя ненавижу, - прошипела она, и я с ужасом осознал не только слова, кои я никак не ожидал услышать, но еще и то, что она плачет.

- Акада... – приподнявшись на локте в попытке заглянуть ей в лицо, начал было я, но она утопилась в подушке, скрючившись в утробной позе. – Что я сделал не так?

- Всё!

- Вот блин... – рухнул я на свою сторону кровати, - как-то не совсем это я хотел услышать.

- Я поддалась эмоциям, мимолетной страсти... – всхлипывала она, - а в конце месяца ты вообще... войдешь в меня и тогда... я потеряю всё, что у меня есть драгоценного... а дальше ты побежишь по своим... рыжим... А если всё получится, то отправишь меня черт знает куда и... даже имени моего не вспомнишь...

- Да с чего ты взяла?! Всё не так! Теперь всё будет по-другому.

- Как, интересно? Я знаю наперед, что будет именно так. Я видела, как ты танцевал с ней... с этой развратной Барбарой. Значит, будут и другие. Те, которые моложе меня. У которых морщинок нет.

- О, Небо! – схватился я за свои волосы. – Акада, ты не понимаешь, почему я сделал это?

- Потому что ты такой же, как и все мужчины!

- Нет. Я сделал это исключительно в отместку тебе. Потому что ты старательно злила меня, танцуя с Юсом, и позволяла ему то, что мне не позволяла, - шептал я, делая всё возможное, чтобы нас не услышали из соседней комнаты. – Прости меня, пожалуйста. Но и ты тоже причинила мне боль. И продолжаешь это делать сейчас своим оскорбительным неверием в мою искренность.

- Боль причиняют тем, у кого есть сердце. А тебя, Риши, сердца нет. Ты меня, вон, своему Лучезару готовишь.

- Да если бы готовил, я бы не коснулся тебя даже пальцем! – не выдержав, я с силой рванул Акаду, повернув лицом к себе. – Ты нужна Лучезару девственницей, и я догадываюсь для чего. После полнолуния...

- Трофей будет испорчен? – горько усмехнулась она.

- Зачем ты так? – коснувшись кончиком своего носа ее носика, пожурил я. – Теперь, на самом деле, всё иначе. Я не хочу тебя «портить», я хочу любить.

Она отстранилась и посмотрела на меня заплаканными глазами. Мы просто лежали и разглядывали друг друга в сумеречном свете комнаты. Мне бы промолчать, да само вылетело:

- У тебя такие красивые глаза. Самый редкий в мире лазурит не сравнится с ними по цвету. Похоже, я влюбился...

Ждал, что и она скажет что-нибудь в ответ, но Акада молчала. Потянувшись, я хотел поцеловать, да она поставила палец к моим губам.

- Не надо, - почти беззвучно произнесла она, - не обманывай сам себя. Ты не полюбишь меня. Никогда. А я пообещала себе, что буду ждать только того, кто полюбит меня всем сердцем, всей душой, полюбит так, что Вселенная содрогнется от наших чувств. И вот теперь я в безвыходной ситуации: я обязана нарушить обет, клятву, которую сама себе дала, иначе останусь здесь, в этом убогом мире, полном грязи и разврата. Теперь я обязана переспать с мужчиной, которому от меня нужна не любовь, а всего лишь моя магическая сила... Боже мой! Да за что мне всё это?!! Неужели мало меня жизнь побила? Неужели мало у меня всего отняла? Где здесь справедливость? Я никогда никому слова злого не сказала и даже не подумала плохо. И вот теперь такое... Знаешь, Риши, всё, что у меня было – это мечта о... – и она запнулась, подавившись слезами. – А теперь эта мечта растоптана. И если я не пересплю с тобой в полнолуние и у тебя не получится вернуть себе магию, моя мечта о прекрасном принце будет еще и изгажена, потому что рано или поздно меня выставят на пощадь для утех.

- Этого не случится! – серьезно заверил я.

- Не так я представляла себе свою первую ночь с мужчиной, не так... А ты – бездушный дьявол, раз не понимаешь! И врешь ты всё. Не влюбился ты.

- Ты просто... – помрачнел я, - переживаешь, да? Или гормональный всплеск. Не знаю, в чем тут дело. Может, это от того, что твой организм рассчитывал сейчас на нечто большее, а получил всего лишь разрядку, без полового акта. А может, это от того, что ты испытываешь трудности в общении с противоположным полом? Какая-то психологическая травма? Обида на отца, который бросил тебя и мать? Угадал? Акада, я – не твой отец, я не брошу...

- Да все вы так говорите! Давай посчитаем, сколько раз ты успел обмануть меня за последние две недели нашего знакомства. Боже мой, Риши, я с тобой даже месяца еще не знакома, а ты уже столько раз успел втащить меня в неприятности.

- И это всё? – сухо спросил я. – Это всё, что ты ко мне испытываешь? Только сожаление, что мы встретились?

- Не надо романтизировать, умоляю! – Акада выставила вперед ладонь, останавливая мои возможные возражения. – Мы не встретились в супермаркете, знаешь ли. Не на курорте, не в офисе, не в поликлинике, не во время землетрясения. Ты сам ко мне заявился. Десять раз обманул, мою душу чуть не погубил, дьявол проклятый, - сдавленно зарыдала она, - а теперь еще хочешь, чтобы я в чувствах тебе призналась! Чтобы... чтобы совсем меня в ад затащить?.. А сам... а сам ты побежишь развлекаться со всякими... – захрюкала она в ладонь.

- Послушай, ты ждешь, что тебе Вселенная принесет всё на блюдечке с голубой каемочкой, но так не бывает. Ты зациклилась на том, что встреча должна произойти каким-то определенным образом, но что если она произойдет иначе? Ты пройдешь мимо и не заметишь. Почему ты не хочешь поверить и дать мне шанс? Возможно, ты не видишь, но Вселенная уже изо всех сил намекает, просто пишет жирным шрифтом, чтобы ты оглянулась и посмотрела на сторонам! Посмотри на мир, в который мы попали! Задайся вопросом, почему он именно такой. Почему именно ты в нем? И неужели я такой уж плохой вариант?

- Я не искала варианты. Я искала и ждала того, кто полюбит меня. Полюбит неземной любовью.

- Возможно, нужно сделать первый шаг самой? Разве ты сама не должна полюбить? Ты ждешь, что только тебя будут любить?

- Я просто умолчала об этом.

- Почему? – обхватив ее лицо своими ладонями, заглянул в глаза я. – Зачем ты пытаешься побольнее уколоть меня?

- Т-ты з-заслужил, - икала она.

- У тебя истерика. Давай ты успокоишься, и позже мы поговорим, о’кей?

- Да иди ты! Ненавижу тебя. Вот тебе мои чувства! – показала она фигу. - А то, что сейчас было: это ошибка. Или просто временный интерес. Как у тебя к той рыжухе. Потискались и разбежались, - размазывая слезы по щекам, выпалила она. - Я самостоятельная и сильная. Жила без тебя и столько же еще проживу. Не дури мне голову со своей влюбленностью. Нет ее. Нет здесь моего небесного принца и быть не может, тем более в теле демона!

- Ты жестоко ошибаешься.

- Мне виднее. Хочу жить так, как подсказывет душа! - срываясь с шепота на писк и обратно, истерила Акада. - Прекрати обманывать меня! Не издевайся так! Я ничем не заслужила такую боль...

- Хватит реветь! – разозлился я, собираясь подняться с кровати и отправиться в ванную первым. – Не одна ты кончила, я тоже дал маху. И с кем? С полукровкой. За очень редким исключением нефилимы не спят с полукровками. С вами только энергию терять! От вас ее нужно брать, желательно в полнолуние, а не трахаться просто так. К тому же... я еще ничего не сделал. Ты всё еще девственница. Действительно, если для тебя это всего лишь «потискались, пообтирались», то к чему тогда все эти рыдания?.. Стыдно, что кончила? Стыдно, что стонала от наслаждения, что выгибалась дугой и просила большего? Не переживай, куколка, не ты одна опозорилась. Мне, знаешь ли, после твоих нелестных слов теперь тоже не особо приятно вспоминать, как еще пять минут назад я сходил с ума и бился в экстазе. Но ты же получила удовольствие, не так ли? Зачем теперь собак на меня спускаешь?

- Не получила! – грозно зашипела она в темноте комнаты. – Это ты получил. Вон, всю меня облил. И я первая пойду в ванную. А то вдруг заползут... Не собираюсь беременеть черт знает от кого, кто просто использует мое тело...

- Они же не змеи, чтобы заползать. Глупая.

- Сам дурак!

- У тебя отвратный характер! Теперь я понимаю, почему ты не замужем.

- У тебя не лучше характер, раз ты тоже еще не женат! – парировала она.

- Мы так рано не женимся.

- Да за такого только под дулом пистолета пойдёшь!

Я спрыгнул с кровати и успел первым влететь в ванную комнату, тут же бултыхнувшись в бассейн. Луны на небе уже не наблюдалось, и ванную комнату окутывал приятный полумрак. Звезды лили свой холодный свет в огромное окно, а по углам бассейна стояли тусклые светильники, отбрасывая тени на отделанные мозаикой стены. Я расслаблено повис на бортике, уткнув подбородок в скрещенные руки, и обиженно уставился в окно.

Вскоре вошла Акада. Она чуть спустилась по ступеням, зачерпнула ковшом воду из стоявшей рядом бочки с водой, пахнувшей какими-то эфирными маслами, и принялась безмолвно поливаться. Я не смотрел, предпочитая любоваться звездами, а не той, что стояла рядом на расстоянии вытянутой руки и прожигала мою спину взглядом.

Глава 22 "Удиви меня, мир!"


Оружейная у Юса была превосходная. Хорошо, что мы накануне побывали там. День назад король лично проводил экскурсию и разрешил мне наведываться туда, как только у меня возникнет подобная потребность. Вот она и возникла. Ничто так не успокаивает, как тренировка с оружием.

Выбрав себе два загнутых широких меча с кольцами на лезвиях, я поспешил вернуться в сад. Утро только вступало в свои права. Свежий воздух дарил прохладу и после душной ночи ощущался едва ли не божественным дыханием. Первые солнечные лучи рассыпались золотой крошкой по деревьям и кустарникам, порой просвечивая насквозь нежно-салатовые листочки, стыдливо трепыхавшиеся на теплом, легком ветерке.

Тишину нарушали лишь птицы со своими восхитительно-радостными песнями, да и мои шаги по гравийной дорожке, где я как раз и приступил к тренировке. Рукояти мечей, перетянутые коричневыми кожаными ремнями, приятной, знакомой тяжестью легли в мои ладони, и я забыл о времени...

От моих движений солнечные блики завораживающе играли на стали, богато украшенной росписью на неизвестном мне языке, похожем на вязь; кольца мелодично позвякивали, рассекая воздух, а широкая рукоять позволяла быстро перехватывать мечи. Работа с великолепно сбалансированным оружием способна творить чудеса и дарить ни с чем несравнимое удовольствие... ненадолго... если не знать других, более весомых удовольствий в жизни. Тем не менее, я полностью погрузился в свой внутренний мир и даже не заметил, когда солнце окончательно выглянуло из-за гор и принялось нещадно слепить глаза.

Оглянувшись в поисках рубашки, скинутой во время тренировки, я искренне удивился: оказывается, занимаясь, я обогнул весь огромный сад и теперь стоял прямо под балконом своих апартаментов. Взгляд сам метнулся туда, на третий этаж дворца, утопавшего в цветущих лианах.

Не ожидал, что Акада наблюдала за моей тренировкой. Она дернулась, когда наши глаза встретились, и перепуганной птицей метнулась к балконной двери, но, постояв секунду, медленно вернулась обратно. Осторожно выглянув и узрев меня, всё еще стоявшего внизу, она не придумала ничего лучше, чем отвернуться и сделать вид, будто любуется птицами, щебетавшими в деревьях.

А я не придумал ничего лучше, чем отыскать свою рубашку, нарвать с клумбы различных цветов, завернуть их в рубаху, завязать узлом, вложить туда парочку камешков, залезть на ближайшее к балкону дерево и бросить цветочный снаряд.

Акада снисходительно подняла перевязанные рубахой цветы и, одарив меня красноречивым взглядом, царственной походкой направилась в комнаты, прикрыв за собой балконную дверь.

- Пфф... Ну и пожалуйста! – фыркнул я.

Перевернувшись, я прислонился спиной к мощному стволу дерева, и подставил своё лицо солнечным лучам. Ветер трепал волосы, то и дело закрывая обзор на роскошный пейзаж, раскинувшийся вблизи дворца. Глаза закрылись сами собой, и мне удалось насладиться яркими вспышками, сквозь опущенные веки.

Мне всегда нравилось смотреть на солнце, что отсюда, с Земли, что из другого слоя. Солнце разное. Здесь – доброе и ласковое, а там... отфутболит сразу же, и упадешь ты опаленным... иллюзией... Попробуй, подлети к нему, тотчас протуберанцем шарахнет. Нет, не любят они, когда к ним без приглашения приближаются. На это Солнце можно попасть исключительно по строгим пропускам и только самым Высшим, об этом меня еще батя предупреждал... Как они, интересно, с мамой? Переживают, небось, что я пропал, или вовсе не заметили исчезновения?

Странный мир, куда нас забросило... Я, со своим распутным прошлым... Акада, с целибатом и дикими страхами... Кто знает, вдруг Манька права, и наше поганство-попаданство задумано кем-то... Лучезаром? Он настроил моё оружие на переход сюда, а дурында Манька случайно своей лапой..? Нет, когда слишком много случайностей – это уже предначертание... Вопрос: кем предначертано и ради чего?

Макушку дерева, на которой я удобно примостился, начало заметно раскачивать, и мне показалось, что я сейчас засну – настолько было приятно: будто качался на волнах.

Просвеченные солнечными лучами веки никак не желали подниматься, и я с превеликой неохотой вернулся из мира грёз в реальность.

Стоило мне слезть с дерева, как я столкнулся с Манькой.

- У нее в комнате куча цветов, во всех вазах, - высказалась кошка. – И не какие-то там ромашки-васильки, а розы! К тому же Акада не любит срезанные цветы. Зря старался, только клумбу испортил.

- И свою рубаху, - вздохнул подошедший Мотя.

Ничего не ответив, я подобрал мечи, закинул их себе на плечо и пошел во дворец.

- На поздний завтрак собираешься? Тогда принеси мне котлетку! – потребовала напоследок Маня.

- Птиц лови, - огрызнулся я.


Вернувшись в апартаменты, я застал Акаду в гардеробной. Она рассматривала вместе со своей служанкой Лорейн какие-то платья да украшения. В комнате почти не осталось места: всё было завалено подарками, платьями, туфлями и всевозможными коробочками.

Остановившись на пороге, я словил восхищенный взгляд Лорейн. Акада же предпочла отвернуться и не смотреть на мой обнаженный торс.

- Что это? – напрягся я, пнув коробку с какими-то перьями.

- Шляпка, - пояснила Лорейн. – Это всё Его Величество прислал! И это тоже! И там, в гостиной, в ванной, в спальнях, везде! – пищала от восторга служанка. – Ох, вот это бесподобно!.. А ожерелье... Оно вам к лицу, госпожа...

Только сейчас я заметил на Акаде драгоценности. Ожерелье в пять ниток украшало декольте с беспокойно вздымавшейся грудью. Акада попыталась прикрыть изумрудное ожерелье рукой, но, подумав, гордо выпрямила спину и с вызовом посмотрела мне в глаза. Мои же цветы так и валялись, перевязанные рубахой. На фоне всех этих сверкающих камней, перьев и кружев с разноцветными шелками, мои анютины глазки, лесные гвоздики да васильки, торчавшие из связанной узлами скомканной рубахи, смотрелись нелепо – как пучок сорной травы.

Акада проследила за моим взглядом, но объясняться не стала. А я не желал задавать вопросы. Всё и так было ясно.

Круто развернувшись, я стремительно направился в ванную комнату, крикнув по дороге:

- Лорейн!

- Да, господин?

- Иди ко мне.

- Конечно, господин.


На завтрак нас пригласили в королевскую столовую. Там, за шикарным длинным столом каким-то чудом уместились придворные и гости, что остались ночевать после бала, и было уже довольно тесновато для опоздавших вроде меня. Думал занять место в самом конце, но тут услышал:

- Риши Третий! – прыгала на своем месте Барбара. – Твоё место здесь! Иди сюда!

Пошел. Но с каждым шагом настроение моё становилось всё мрачнее и мрачнее: рядом с Юсом сидела Акада. По правую руку от короля!

«И когда только успела примчаться сюда?..» - смерил ее взглядом я, падая в свободное кресло рядом с развеселой Барбарой. Ее наряд мало чем отличался от вчерашнего бального «платья», опять какие-то полоски, бесстыдно проветривающие тело со всех сторон. Похоже, эта девушка никогда грудь не прикрывала.

- Ты опоздал на завтрак, - пожурил меня король, но потом весело подмигнул: - хотя, я понимаю. Твоя супруга объяснила, по какой причине. Красивую служанку я тебе выбрал, а?

- Да, красивую, - заскрежетал зубами я, бросив злобный взгляд на «супругу». Она невозмутимо ковырялась в омлете.

- И с формами! – заиграл бровями Юс. – Ты оценил?

- По полной программе. Благодарю, ты очень щедр к нам, - буркнул я, посвятив всё своё внимание стакану с соком и не желая вдаваться в подробности.

- Вот и славно, если ты доволен! Кстати, я видел, как ты тренировался, - продолжил разговор довольный собой Юс, наблюдая, как Акада теребит подаренное им ожерелье. Холостой король решил жениться или это просто временный интерес к чужой супруге?.. – Риши, где ты обучался воинскому искусству?

- Дома, - односложно отозвался я, убирая настырные руки Барбары, что безостановочно шарили под столом по моим брюкам. Уже не знал, как сесть, чтобы избавиться от домогательств.

- Я тоже видела! – прижалась ко мне Барбара, елозя оголенной грудью по моей руке. – Такие плавные движения, гармоничные, но, одновременно, мощные. Безумно сексуально! И очень сложно, наверное. Неудивительно, что ты рубашку сбросил...

- Жарко было.

- Да, - хихикнула девушка, - твоя кожа так и блестела на солнце! Ничего более соблазнительного мне еще не приходилось видеть. И все эти твои играющие мышцы... – водила пальчиком Барбара по моей груди, опасно подбираясь к глубокому вырезу сорочки.

«Дурацкая мода, - выругался я, - почему нельзя сделать пуговицы до самого горла?»

Акада неожиданно подавилась соком от мандарина. Сославшись на испачканное платье, она извинилась и, поднявшись, прошествовала мимо меня, даже не удостоив взглядом.

- Риши, - обратился король, - у меня просьба. Как к другу. В отдаленной провинции моего государства появился внушительный отряд повстанцев. Даже не отряд, а целая сеть. Жутко достают, проводят агитационные работы, нарушают законы... Мы пытаемся решить дело мирным путем, не совершая массового отлова и убийств нарушителей закона, но всё никак... Партизанская борьба процветает. Не хочу вводить туда войска, не к лицу это такому... – и он самовлюбленным жестом описал свою фигуру, - ...идеальному правителю, как я. Поэтому я отправляюсь туда на переговоры с главарем повстанческой когорты. Хочу предложить им взаимовыгодное сосуществование на моих условиях. И мне нужен тот, кто не сорвет переговоры. Тот, кто сможет оказать нужное давление, так сказать, очаровать. Пообщавшись с тобой, я сразу понял, что у тебя не столько талант дипломата, но еще и просто какая-то дикая природная привлекательность. Когда это тебе нужно, разумеется, - рассмеялся Юс. – Не откажи в услуге. Прошу тебя сопровождать меня.

- И когда ты собираешься выезжать? – напрягся я, подсчитывая дни до полнолуния.

- Завтра.

- А провинция далеко? Когда вернемся?

- О, это совсем близко, - отмахнулся король. – Всего-то два дня пути. Еще дня три проведем в переговорах и сразу повернем обратно. По пути поохотимся в богатых лесных угодьях. Жену не бери, всё-таки это военный поход, там другие дамы обеспечат нас с тобой всем необходимым, - расплылся он в улыбке. – Ну? Я могу рассчитывать на твою поддержку?

- Конечно, Ваше Величество, буду только рад, - поклонился я, также собираясь покинуть столовую и отправиться на поиски Акады: ей нужно рассказать сию приятную новость, обрадовать, что спать она будет без меня как минимум неделю, но тут мой взгляд устремился в самый дальний угол столовой. Там, у дверей, ведущих в сад, стоял... я. Другой.

Застыв, я с открытым от удивления ртом, ловил воздух, точно рыба. Но очень скоро моё недоумение сменилось недоверием и, наконец, - сошло на нет, докатившись чуть ли не до отвращения... с ним было что-то не так.

И тут второй «я» помахал мне рукой в... оковах. Тех самых, что украшали вчера запястья колдуна в маске.

Я обернулся к Юсу. Король криво усмехнулся и, подойдя ко мне, вкрадчиво прошептал на ухо:

- Вы, кажется, еще вчера познакомились, не так ли? Правда, он приятный в общении? Заметно худея тебя, и волосы у него длиннее, но это всё поправимо, а вот другое... К сожалению, он не обладает главными твоими достоинствами: неоспоримой харизмой и не владеет азами дипломатии. Гарантированно, что провалит переговоры, ибо сочувствует, подлюка, повстанцам. Поэтому со мной поедешь ты, мой дорогой.

Глава 23 "В любом случае... ты хочешь меня!"


Влетев в апартаменты, я бросился в спальню, с трудом переступая коробки и сваленные в кучу платья.

- Черт! – ругался я, перепрыгивая вещи. – Лорейн! Что за бардак?!

- Господин, но вы сами попросили собрать все подарки в одно место. Вот я и...

- Ну, так не в гостиной же! Устроила тут Эверест... – ворчал я, еле добравшись до спальни, но Акады я там не обнаружил.

- Где госпожа? – выскочил я обратно в гостиную.

- В ванной комнате, - недоуменно уставилась на меня служанка.

Ворвавшись в ванную, я, наконец-то, смог лицезреть свою «супругу». Она сидела в кресле перед огромным зеркалом и занималась прической.

- Ты! – зашипел я, наклоняясь к ней и испепеляя ее отражение взглядом. – Зачем ты развела эту сплетню про меня и Лорейн?

- Ну... ты же хочешь соответствовать здешним порядкам? Почему бы не сказать, что ты задержался не по причине, что ванну принимал, а потому что тебе помогали ее принимать?

- А если Юс поинтересуется у Лорейн? Ты не подумала об этом, умница? Она тут же расскажет, что ничего не было, что я всего лишь позвал ее для уборки ванной, для того, чтобы она немедленно выкинула оттуда все эти королевские подарки. Или он предполагал, что я буду купаться и смотреть на всё это барахло, подаренное моей жене?!

- Ты сглупил, - накручивала локон Акада, - если Юс узнает, что ты взбеленился из-за его подарков...

Она не договорила. Я протянул руку и с изуверским наслаждением порвал изумрудное ожерелье. Драгоценные камни посыпались по каменной столешнице, охотно убегая на пол.

Акада вскочила и повернулась ко мне лицом.

- Что ты себе позволяешь?!! – гневно выкрикнула она.

Вбежала Лорейн.

- Пошла вон! – заорал я на служанку, указав ей на выход. – И не смей сюда заходить! А ты... – повернувшись к Акаде, шепотом продолжил я: - Если еще раз наденешь его подарок... хоть один...

- То что?

- Клянусь, сверну тебе шею!

- Ты псих?

- Еще какой! – ударив кулаком в зеркало позади нее, выкрикнул я.

- Ай! – вздрогнула она. – Ты... ты... Животное! Скотина! Недоумок!..

- И это снимай! – дернув декольте, я разорвал ее платье.

- Чудовище! Что на тебя нашло?! Я не принадлежу тебе! – вздернув подбородок и скрестив руки на груди, вскинулась Акада. – То, что было между нами ночью, не дает тебе никакого права так...

- А что было ночью? – не дослушав, я задрал ей юбку, подхватил за бедра и, усадив на столешницу, встал между ее ног, прижавшись так сильно, что сам мгновенно пожалел...

- Отодвинься... – попыталась отстраниться она, но только еще сильнее привлекла тем, что прогнулась и подчеркнула все свои бесподобные формы да линии, начиная с гибкой шеи, пышной груди, тонкой талии и заканчивая... этими... безумно сексуальными острыми коленками, что беспокойно летали вокруг меня в попытке освободиться.

- Я просто поговорить хотел...

– Не нужно так близко, я тебя прекрасно слышу... – ее голос вдруг сорвался на хрипотцу... и меня бросило в дрожь. А тут еще ее ладони уперлись в мою грудь, буквально плавя тело.

- Я должен кое-что сделать... помочь...

- Мне? – с вызовом хохотнула она. – Мне не надо помогать!

- Не спеши, девочка... Я мог бы помочь тебе... – начал я, но горло внезапно перехватило: я во все глаза рассматривал трепещущую Акаду, и меня скручивало в пружину, в ураган, давление то сжимало, то расширяло сосуды внутри меня. Окинув Акаду недвусмысленным взглядом, я замолчал и посмотрел ей в глаза.

- Надо подождать полнолуния, - хрипло прошептала она, смотря на меня широко распахнутыми глазами, - Риши... остановись... пожалуйста.

- Я ничего не делаю, - почти не соврав, шептал я в ответ, жадно водя ладонями по ее оголенным бедрам. – Но если ты не прекратишь так дергаться и ёрзать, так... бесстыдно крутить своей восхитительной попой на этом столе, то не уверен, что сдержусь.

- Тогда убери руки. И я перестану нервничать и крутиться. Полнолуние... – вновь напомнила она.

– Хватит уже о полнолунии! Ты хочешь меня, Акада, независимо ни от какого-то там полнолуния и вынужденного совместного проживания. И хочешь прямо сейчас!

- Я... нет... – начала задыхаться она, когда ее шея и грудь покрылись испариной. Я нервно облизал свои губы, едва сдерживаясь, чтобы не облизать ее всю! – Ты ошибаешься, Риши. Я совсем не хочу! А вот ты хочешь. И готов лишить нас единственной надежды на побег, не дождавшись нужного дня.

Тут не поспоришь. Желание действительно причиняло физическую боль, хотелось выть от безнадежности, от осознания того, что Акада права и мне стоит остановиться и подождать этого долбанного полнолуния... хотелось кричать от наслаждения, потому что ее пальцы уже давно плясали огненный танец под моей одеждой... хотелось большего настолько сильно, что казалось, меня разорвет...

- Ты сама... не убираешь руки... – я поймал свой взгляд в отражении зеркала – пьяный, затуманенный, ничего не соображающий...

- Я?

- Да, ты... гладишь меня...

Она вытащила руки из-под моей сорочки и прибрала растрепавшиеся волосы. Ее щеки горели; грудь, откровенно выглядывавшая из порванного платья, вздымалась в такт учащенному дыханию, на шее призывно сигналила пульсация крови, а я зачарованно смотрел на изящные, тонкие запястья, украшенные браслетами, и окончательно сходил с ума, полностью погружаясь в безумство. Горячая кровь стучала у меня в висках, разливаясь нестерпимым жаром по венам, и стоило Акаде сделать едва заметное, нетерпеливое движение бёдрами, как я понял, что пропал: самоконтроль рассыпался в прах. Я уже ничего не соображал, когда припав губами к ее запястью, почувствовал, как Акада обхватила меня ногами, прижав к себе.

Со стола падали какие-то шкатулки... на пол полетела пудра, поднявшись розовато-белым облаком... расчески... гребешки... заколки... мои ладони то и дело оставляли отпечатки на запотевшем зеркале...

От наших синхронных и вполне однозначных движений; от ее частого и шумного дыхания; от нетерпеливых стонов во время ненасытных, глубоких поцелуев, я окончательно распрощался с собственным рассудком и точно не стал бы уже дожидаться полнолуния, если бы не... Юс. Он внезапно вырос в проеме ванной комнаты и своим «кхм...кхм... простите, что помешал...» прервал нашу страстную идиллию.

Могу точно сказать, что мое лицо, с которым я повернулся к королю, не выражало ни капли дружественности. И Юс это отлично понял. На его физиономии застыло точно такое же выражение враждебности и ярой антипатии.

Наверное, целую минуту мы сверлили друг друга хищными взглядами. В это время не существовало уже короля и его гостя. Как ни обидно это признавать, но главный инстинкт, как у людей, так и у нефилимов – животный. Очень хотелось схватки... за самку. Кровопролитной такой, и чтоб обязательно с летальным королевским исходом. Чтобы я увидел его поверженным, с разорванной глоткой, размозженной головой, вырванным сердцем и разметанными кишками... Вероятно, он желал подобного и мне.

Когда же Юс скользнул взглядом по разгоряченной Акаде и ее обнаженным ногам, обвивавшим мое тело, я не выдержал и прорычал:

- Ты что-то хотел, Юс?

- Ты уже сообщил ей?

- Нет, еще не успел. Нам как-то не до этого... сейчас.

- Я заметил, - зло сощурился Юс. Его ноздри трепетали, словно у загнанного жеребца, кулаки сжались, оголенные предплечья украсились жгутами надутых вен...

«Вот урод! Ну, давай, только вякни, чтоб я отдал ее!» - подумал я, но тут Юс вспомнил о том, что он всё же не животное, а человек, король, и медленно, с расстановкой, произнес:

- Я решил, что военный поход лучше не откладывать. Выдвигаемся через час. Тебя прямо сейчас... ждут в оружейной, Риши. Будь добр, оторвись от нее и следуй за мной.

- Что за военный поход такой? – перепугалась Акада. – Мы куда-то уезжаем?

- Не «мы», - поправил ее король, разворачиваясь к выходу, - а только твой муж. Ты остаешься. Бабы в походе нам совершенно не нужны. Риши, я жду!

- Я вернусь через десять дней, - тихо пообещал я, оставляя последний поцелуй на ее сочных губах. – У нас нет выбора... Всё осложнилось. Есть еще один «я», мне нужно всё выяснить...

- Что значит еще один «ты»?.. – опешила Акада, судорожно вцепившись в мою растрепанную одежду.

- Риши! Хватит чмокаться там!

- Я иду, - сквозь зубы отозвался я, отправляясь за королем.

Глава 24 «Легко ходить по земле, не оставляя следов, но трудно ходить, не касаясь земли»


День близился к закату, когда мы остановились отдохнуть в сосновом бору. Впереди раскинулось пшеничное поле – словно желтеющий океан в обрамлении строгих утесов. Ветер трепал шатры нашего лагеря, гонял по полю волны, нещадно пригибая колосья и порой выписывая замысловатые узоры на пшеничном полотне.

Меня совершенно не заботило, какого цвета будет мой шатер, в отличие от министра обороны по имени Арь. Тот визжал из-за всего в дороге: то его бесило пасмурное небо, то не устраивали ямы, в которые периодически попадали колеса его кареты, но главное – его не устраивало отсутствие противника! А тут еще маленький размер шатра и клубничный цвет...

- Я, что, по-вашему, девица?! – яростно вращал глазами министр. – Где мой черный походный шатер?!

- Порван, ваше благородие, еще в позапрошлом походе, - развел руками его слуга.

- Едрён-батон! – хлопнул себя по ляжке Арь. - А новый?

- А нового вам не выдали, уж как я не уговаривал. По знакомству удалось выклянчить только этот.

- У какой же гаремной девки ты его выклянчивал? И что мне в нем делать? Губы красить?

- Да нам же только отобедать и дальше поедем, - успокаивал его слуга, - а там, вечерком, я палатку поставлю. Она-то целехонька у нас, черненькая, в зеленых разводах, как вы любите...

- Болван! – наградил его затрещиной министр. – Зачем я только держу тебя?! Ты даже шатер нормальный вытребовать не в состоянии. Борщ подавай. Со сметаной! И холодец говяжий.

- А кулебяку? – лепетал слуга, накрывая столик в клубничном шатре.

- И ее тоже, едрёна кавалерия!

Тут Арь приметил меня.

- Риши Третий! – воскликнул он. – Что ты там слоняешься без дела? Иди сюда, вместе отобедаем.

- Мне к Его Величеству заглянуть нужно. Благодарю за приглашение, обязательно присоединюсь. Минут через десять.

- А-а, к Юсу идешь, - уважительно закивал вояка, подкручивая свои усы. – Ну, тогда потом приходи. Видишь, какой нерасторопный у меня слуга? Всё никак борщ не принесет. За это время уже битву можно дважды выиграть.

- Или проиграть, - заметил я.

- Это точно, - хмуро уставился на свои старые сапоги Арь, явно вспомнив былые победы и поражения.

Он казался мне неплохим стариком, страдающим в королевском дворце также, как и волк в клетке. То, что он выжил из ума, не подлежало никакому сомнению, но эта шутка с клубничным шатром показалась мне слишком уж жестокой. Юсу нравилось измываться над ним, постоянно раззадоривая и рассказывая о наступлении «невидимых врагов». Тогда Арь вскакивал со своего места и со сверкающими глазами, оголял шашку, с которой, как поговаривали, он даже спал в обнимку. Правда это была или пустая сплетня, но издевались над ним все, кому не лень. Министру даже кличку дали «Кругом-враги», и старик Арь неизменно на это приветствие спрашивал: «Где?!!». Королевский двор бился в экстазе от смеха, наблюдая, как старик осматривает каждый угол дворца, бормоча себе под нос отборные ругательства.

Безрадостно оглядев нашу стоянку, я отправился искать Юса, но как только подошел к его королевскому шатру, меня тормознула охрана.

- Его Величество отдыхает. Никого не пускаем, - сведя в переносице брови, строго посмотрел на меня страж.

- Мне лишь словом с ним обмолвиться. И только.

- Не велено пускать. Никого.

- Ясно, - раздраженно развернулся я.

Вероятно, Юс пребывал в жуткой обиде. Но на что, спрашивается? По какому праву?! Для него Акада - моя жена, и...

Тут я заметил «себя» номер два и бросился за ним, углубляясь в лес.

- Подожди! – окликнул я мага.

Тот обернулся. Непривычно видеть свои глаза на другом лице, пусть даже как две капли похожем на твоё собственное. Это не просто близнец, нет, клон - это гораздо неприятней. Возможно, всё дело во взгляде. Он отличается, он совсем иной. Это выражение чужих-своих глаз и отвращает, и восхищает одновременно. Не знаю, что именно преобладало во мне в тот момент, но я первым начал разговор.

- Как тебя зовут?

- Реций, - ответил он, почесав свой нос. И сделал он это именно так, как я обычно делаю. Меня передернуло, да тут я заметил на его запястьях наручники, и раздражение поутихло само собой: эти магнитные оковы - жуткая штука.

- Как мне помочь тебе?

- А ты хотел бы помочь? – усмехнулся Реций.

- А разве ты не нуждаешься в этом? – красноречиво указав на его наручники, резонно переспросил я.

Опустив взгляд на свои руки, Реций какое-то время рассматривал оковы, точно это были самые лучшие и драгоценные браслеты во всем мире, после чего покачал головой.

- Зачем ты здесь?

- Я и сам задаюсь этим вопросом.

- Нет. ЗАЧЕМ ТЫ ЗДЕСЬ? – как-то по-особенному выделил интонацией Реций.

Я захлопал глазами, прекрасно понимая, что имеется в виду даже не моё попаданство в этот странный мир, а нечто более важное и весомое.

- Я должен ответить искренне?

- Можешь не отвечать, не озвучивать, но так сложнее. Цель достигается, когда имеются четкие координаты и намерение дойти до конца.

- А если мне самому не известны эти самые координаты, - пожал плечами я.

- Это самообман, - заверил меня Реций. – Тебе всё известно, только вытаскивать это наружу ты не хочешь, боишься.

- Чего мне опасаться?

- Да всего! – отмахнулся Реций и, подойдя вплотную, заглянул мне в самую душу. – Начиная с родни, которой ты перейдешь дорогу, и заканчивая разрушением собственной жизни. Ты сделаешь себя изгоем, Риши... Третий. Вряд ли Первый это одобрит. А Второй ему подчинится и тогда ты подпишешь себе чертов смертный приговор. А в твоем мире, брат, это не просто плаха, это гораздо хуже, не так ли? Тому, кому много дано, с того и спрос больше, и кара страшнее. Что выберешь ты: отступничество или самопрезрение до скончания веков? Только учти: самопрезрение не лечится, как бы ты не игрался в будущем в милосердие и справедливость. Самопредательство уничтожает все известные добродетели и низвергает душу в пучину ошибок.

- Тогда... КАК?!! – прошептал я, рассматривая его глаза и пытаясь уловить сходство взглядов да постичь отличие. – Я вижу, что происходит, но мне не изменить порядок вещей. Кто я, а кто они?

Реций тихо рассмеялся, и его легкое дыхание коснулось моего лица. Видимо, смех на самом деле заразен, так как я мгновенно расплылся в ответной улыбке.

- Риши, не повторяй моих ошибок! Когда ты показываешь им свою Красоту, ты обнажаешь их Уродство. Это непростительная ошибка, потому что порождает лишь ненависть, злость или завистливую лесть да лукавство. Никому не нравится сражаться с собственной гордыней и отчищать запятнанные лже-добродетели. С тобой согласятся внешне, но никогда внутренне. Если только после твоей кончины, чтобы хоть как-то оправдаться в глазах Неба и перед самим собой. Так что... заниматься учительством, рассказывать всем о своих убеждениях, доказывать и объяснять – пустая затея. Будь несгибаем внутри и податлив снаружи. Тот, кто повзрослел и готов слышать, он сам придет, но еще лучше, чтобы он нашел свой собственный Путь и черпал от Источника напрямую, как это делаешь ты.

- Я не идеален.

- Никто не идеален, - отозвался Реций, начав двигаться плавно и грациозно. Я, словно в зеркале, отражал все его движения, не разрывая зрительный контакт, а он продолжал шептать: - Мир не может быть идеальным, ему необходимо Уродство, порождающее борьбу с Красотой, а она, эта борьба, порождает энергию. Уродства много, но ему достаточно всего одной черты, чтобы не только казаться Красотой, но и стать ею. Дело в равновесии Сил. Разница между тобой и ими лишь в том, насколько ты близок к Истоку. Легко подражать успешным рабам, трудно – тем, чьи стопы не касаются земли. Но еще сложнее оставаться самим собой, предвосхищать ошибки, обходить ловушки, присутствовать в каждом моменте своего существования, даже если ты поделен на части, как в нашем с тобой случае...

- Быть Рекой, оставаясь недвижимым? – предположил я.

- Именно. Мудрый изначально сам себе бог, у него нет девизов, у него нет идолов, кумиров, учителей, достижений, наград, чинов и статуса. Он не является сборщиком знаний, ради похвальбы; не является копилкой чужих мыслей, смысла которых люди, по большей части, сами не понимают и не способны применить их в своей жизни, даже если советы более чем хороши и правильны. Мудрый же всегда мыслит самостоятельно и никогда не принимает на веру сказанное кем-то. Он исследует, размышляет, пробует на вкус и цвет, полностью пропуская через себя, проживает каждый момент, и после у него остается лишь Покой и Пустота. А также Призыв – то, зачем он пришел сюда, зачем... проявился, по какой причине покинул обитель С-часть-я и растревожил Реку своим иллюзорно-обособленным существованием. Существует множество путей-дорог, ведущих к Истоку. Но любую дорогу можно срезать и пройти напрямую, сквозь, казалось бы, непроходимую чащу. Я говорю о настоящей Любви. Это самый короткий Путь к Истоку.

- А если она... или я... если мы ошибаемся? – спросил я, когда наши руки одновременно описали круг над головой и пошли к земле, словно волны. – Вдруг она поймет, что ошиблась во мне? Вдруг я разочаруюсь?

- Не путай очарование с Любовью, - тихо отвечал Реций, низко прогибаясь к земле, а затем змеей выныривая обратно к небу. – Чары рассеиваются, образ растворяется, часто копируется другими, а Любовь – нет, она остается неизменной внутри, при этом меняясь внешне. И настоящая любовь всегда взаимна. Вселенная давно продумала свой великий Проект, и она не склонна к расточительству, не станет она дубликаты создавать ради потехи – ведь это энергозатратное дело. Этим другие сущности занимаются... Так что аналогов не существует, и ошибка может быть только в образе, если не чувствовать своим сердцем сердце другого человека. Вот, например, я и твоя Акадамия...

- Что? – напрягся я и пропустил пару движений, замерев в неуклюжей позе.

- А что? – улыбнулся Реций, продолжая грациозно ходить вокруг меня, точно опасный зверь, подбирающийся к жертве. – Вдруг я ей больше подхожу, чем ты? У нас с тобой всё одинаковое, и даже душевная запись. То, что я заметно худее тебя и волосы у меня длиннее – всё это только внешний, изменчивый образ. Зато я способен видеть твоими глазами, а ты - моими. Но всё же... проигрываемые пластинки чуток разнятся, понимаешь? Мелодия та же, но звучит иначе. Вроде идентична, но нет... она здорово отличается. Звучанием, тембром, амплитудой, паузами, выражением, осознанностью... И вдруг твоей даме понравится именно мое звучание, а не твоё?

- Это вряд ли... – резко не согласился я, чувствуя, как неприятно скатилась по шее ледяная капля пота.

- Отчего же? Всё может быть.

Невольно я скользнул взглядом по лицу Реция, его фигуре, отметил пластику движений и спокойный, уверенный в себе дух. Из-за своей худобы он, несомненно, казался изящнее меня, да и длинные иссиня-черные волосы придавали облику загадочный колорит. А уж в совокупности с его манерой речи, с обходительностью и галантностью, которой этот маг явно умел пользоваться, не стоило бы и сомневаться, что Акада предпочла бы именно его, а не меня с моим-то невыносимым лидерством, резкостью и яростным максимализмом во всех жизненных сферах.

- И как определить? – процедил я, злясь на самого себя и на Реция одновременно.

- Проще некуда! Если ты влюблен так, что весь мир – это и есть она, которая отвечает тебе полной взаимностью и мгновенно резонирует с тобой, то можно не сомневаться! Мужчина и женщина... бинарный код... ввод и вывод информации вселенной... две цепочки ДНК... ян и инь... свет и тьма... Я могу продолжать дальше, но ты и без меня всё знаешь. Дуальность относительна и, в конечном счете, иллюзорна. Мы все стремимся к соединению в одно целое, даже те, кто утверждает, будто половинки у них - только те, что пониже спины. Лишь соединившись, люди способны не только узреть Бога, но и стать Им – Единым, прийти к Истоку, к Истине. Все остальные практики однобоки.

- Откуда ты владеешь этой информацией? – поразился я.

- Юс продержал меня в древней библиотеке довольно долго для того, чтобы я успел залезть в запрещенные книги и манускрипты, - усмехнулся Реций. – Когда-то давно и в нашем мире эта информация была доступна всем и каждому.

- А что случилось потом?

- А потом к власти пришел Юс Большой – прадед нашего короля. Откуда он явился - никто не ведает, но думаю, что он из того же мира, что и ты.

Реций помолчал, а после вкрадчиво поинтересовался:

- Если у тебя с возлюбленной всё взаимно, тогда почему вы не открываете проход? Да-да, мне известно, как его можно открыть с помощью двух элементов: мужской и женской энергии. Вкратце, разумеется, а не в деталях. Ты же сам маг, почему медлишь?

Я тяжело вздохнул, не желая вдаваться в детали предстоящего магического обряда и открывать свой последний козырь.

- У нас... всё пока сложно. И неопределённо. Но однозначно, что мы созданы с ней друг для друга. Я и не сомневаюсь. В отличие от нее. Меня так поразили ее глаза и голос... Как-то с первого взгляда ёкнуло, хоть и не придал значения, – засмеялся я, вспомнив первую встречу с чумазой огородницей, щеголявшей в необъятной юбке.

- Правильно, - согласно закивал Реций, - любовь всегда возникает с первого взгляда, с первого слова, ведь клетки организма чувствуют на расстоянии, как и сердечный центр. И если он открыт – а у здорового существа этот центр просто обязан нормально функционировать - то человек никогда не ошибётся в выборе. Когда приходит настоящая любовь, никто не сомневается и к гадалкам не бегает, спрашивая: настоящее это чувство или нужно подождать кого-то более подходящего, у кого статус повыгоднее или денег побольше, ноги подлиннее аль грудь попышнее? Потому что и так всё понятно без всяких гаданий и проверок: это именно тот уникальный пазл, под соединение с которым ты заточен. Мы все – уникальные пазлы и соединяемся только с теми, с кем задумано. И химически, генетически, и психически, ментально, душевно. Кода же разрыв наступает, тогда рвутся все эти связи, и люди часто заболевают, потому что страдают не только душевно, чувствуя «разбитое сердце», но и физически, на клеточном уровне. Безответная любовь всегда половинчата, оттого изначально болезненна и ущербна. Взаимно влюбленные – напротив, они весь мир обнимают, а не страдают из-за его неполноценности, ведь любовь и счастье живут вместе, поодиночке они болеют. Кому нужны больная любовь и изувеченное счастье, уродующие нашу Вселенную?

- Тем, кому это выгодно, - холодея, ответил я.

- Верно, Риши. И ты знаешь их в лицо. Вот тебе и координаты...

Мы остановились, перестав синхронно двигаться, и какое-то время безмолвно рассматривали друг друга, но тут из-за деревьев выглянул страж:

- Ах, вот ты где, Реций! Кто разрешил тебе покинуть лагерь? Немедленно возвращайся! В наказание ты лишаешься обеда и передышки с твоими оковами. Сегодня будешь спать в браслетах. Риши Третий, - обернулся в мою сторону страж, - вам разве не сказали, что имеется запрет на разговоры с ним?

Я невинно замотал головой.

- Не знал. Мы вообще просто отлить отошли. Никаких разговоров не вели.

- Реций – раб Его Величества. И только король может дать разрешение на общение с этим магом. И на совместный отлив тоже.

- Буду знать. Хорошо, что мне для себя не нужно разрешение испрашивать.

- Не острите, - погрозил мне страж, - вы гость, не более.

- Напугал. Сейчас обделаюсь.

Глава 25 «Камение яко тело имать, вместо жил - древеса и травы, вместо крови – воды»


Сытный обед (совсем не полевой, а ресторанной кухни), ясное дело, разморил, и теперь всем и каждому было понятно: ночевать нам прямо в сосновом бору и раньше утра можно даже и не мечтать о выдвижении.

Арь разложил свой пузень на подушках возле костра, где мы коротали с ним вечер. К Юсу меня опять не пустили.

- Да что ты привязался к нему? – раздраженно фыркнул Арь, потягивая вино. – Развлекается, небось, в своём шатре с какой-нибудь... полёвкой.

- С кем? – я даже подавился от смеха.

- Девкой полевой, - пояснил Арь, - он их специально отбирает, едрёна вошь! Мне, чтоб не участвовать в подобном разврате, пришлось пустить слух о собственной импотенции. Тяжко, сынок, тяжко жить в грязи. Не военные походы, а черт те что каждый раз! Ни противников тебе, ни разбойников, ни несогласных... Правительство Юса – это и есть те самые разбойники, бандиты и защитники в одном лице. Всё строго по сценарию происходит. Хех, - крякнул Арь, - чести не ведают, жадность одна да ложь ложью покрывается.

Я весь подобрался.

- А давно ли столкновения случались?

- Давно, сынок, - забил трубку Арь, - ох, и давно... Я еще Солнечным дайтьей был.

- Кем?! – мои брови поползли наверх, так как я просто не поверил услышанному: не могло ему столько лет быть!

- Солнечным дайтьей! – важно пыхнул трубкой Арь. – Я из элитных войск, малой. А ты думал, сколько годков мне? А я вот уже и не сосчитаю... Меня на пост министра обороны еще прошлый правитель утвердил и клятву взял, мол, стоять мне до гробовой доски на страже этого государства. И клялся я не законами дурацкими, а самой Матерью-Сырой-Землёй! – полез внутрь мундира Арь.

Вытащив мешочек, висевший на его шее, он развязал тесьму и показал мне горсть земли.

- Вот ею и клялся. И стою я на своём посту с тех самых пор, как земля еще на девяти кито-змеях держалась, и стоять мне до самого конца, так как клятва земле-матушке – дело серьезное. Чую, перестою я и трех оставшихся китов, и тогда увижу, как не останется... на земле травы, ни на древе скоры, будет вся земля яко вдова...

Он нервно закурил, а после с придыханием выпалил, взлохматив свою белую шевелюру:

- Едрён карусель! И ни черта я не могу сделать! По рукам и ногам связан хитроумными законами, но единственное, что Юс не может сделать со мной – так это убить или сместить с поста.

- Почему не может убить? – взволнованно поинтересовался я, чувствуя, как от разговора с этим стариком у меня на затылке волосы шевелятся.

- Потому что Мать-Сыра-Земля покрывает меня, силу богатырскую дает и здоровье, и потому любая капля моей крови всё ей поведает и об убийцах, и о кознях, и о заговорах, и тогда настигнет кара великая и исполнителей, и заказчиков. Боится Юс, знает, что особую клятву я давал, помнит, кому я на верность присягал... Поэтому только издеваются, собаки, надо мной, кусаются больно. А волку что? Скалюсь на них, да толку... Моего слова на собраниях и при подписании новых сумасшедших законов – ничтожно мало, я в меньшинстве. Эти псы меня числом и хитростью превосходят. Они даже переписали все мои заслуги, начиная с того, что позорно сократили моё юношеское звание до сол-дата и, заканчивая тем, дескать, и не было в моем послужном списке настоящих побед. А ведь были, были... Бился я с настоящими извергами, бился насмерть за эту землю! В шатрах не отсиживался, в окопе не отлёживался, вон, всё тело шрамами исполосовано! А они... Эх! Всю историю Юсы переписали, книги у народа отобрали, знания. Всё поменялось с приходом Юса Большого. Он как понаставил свои уловители энергии, так с тех пор ни одной настоящей войны не велось, а только инсценировки.

- А сейчас? – задал я глупый вопрос, чувствуя, как в голове болезненно прострелило.

- А что сейчас? – прищурился Арь, всматриваясь в сполохи огня. – Поборы в тройном размере якобы во имя победы над врагом и роста благосостояния развращенных до омерзения бедняков-рабов. Вот что сейчас происходит. И никто не задается вопросом: с каким именно врагом воюем? Где он? Откуда ему взяться, когда каждый пук на счету и на виду? В этот лепет верят лишь идиоты. И их полон мир! Все словно зомби. Последний враг – твой близнец-маг, да и то он в наручниках, как обезьянка на поводке: племянников своих любит, как родных детей, не может смириться, что из-за него их убьют в случае непослушания. И грех винить его в этом. За любовь только изверги судят.

- Что же получается, мы сейчас тоже... просто так... на прогулку вышли?

- Нет, сынок, сейчас всё иначе, не как в прошлые разы. Видел, какие обозы за нами тащатся? Что там под тентами, а?

Я пожал плечами.

- И я не ведаю. Меня! – воздел палец к небу, оскорбленный Арь. – Меня - самого министра обороны, не пускают посмотреть, что там прячут! Говорят, только сам Юс имеет право знать.

Поднявшись, я отошел от костра и, прислонившись плечом к сосновому стволу, вгляделся вдаль, туда, где разместился строго охраняемый объект.

- А, что, Арь, остра ли еще твоя шашка? – тихо спросил я, и встретился с глазами старика, в которых плясало отражение костра.

- Проверить желаешь? – пророкотал старик, погладив мундир, под которым чуть выпирал мешочек с горсткой земли.

- Желаю, - кивнул я.


Мы дождались, когда все уснули и поползли на брюхе, причем в прямом смысле этого слова. Но когда до объекта оставалось рукой подать, наши носы уткнулись в невидимую стену.

- Едрёна мать! – выругался Арь.

- Так и носы себе поджарить можно, - послышался чей-то шепот из-за ближайших кустов.

Вжиматься в сосновые иголки больше не имело никакого смысла, и мы подняли наши головы, увенчанные венками из листьев и всякой сорной травы. И сильно удивились, так как из-за кустов показалась точно такая же разукрашенная сажей физиономия с точно таким же гнездом на голове.

- Реций! Что ты тут делаешь?

- Полагаю, то же, что и вы, - хмыкнул Реций и подполз ближе. – Эту преграду не пройти: я сам устанавливал. Ее только магией снять можно. А я в наручниках сегодня.

- Ты знаешь, что под тентами?

- Если бы знал, ползал бы сейчас среди вас? – вытаращился на меня Реций.

- Тогда на что ты рассчитывал? – насторожился я.

- На тебя и рассчитывал. Сейчас научу тебя, как полог снимать.

- Боюсь тебя расстроить, но вся моя магия... тю-тю: велела писать письма.

Реций озадаченно посмотрел на меня, затем повернулся к моему союзнику.

- Арь, а в тебе еще что-нибудь осталось от прежнего величия?

Старик насупился, обиженно поджал губы, отчего его пышные усы, набрав кучу иголок, опустились ниже подбородка.

- Нет, слишком стар я.

Не успели мы с Рецием разочарованно вздохнуть, как нас настолько сильно прижало к земле, что не то, чтобы пошевелиться, но и дышать трудно стало. А спустя минуту мы были уже внутри – там, за защитным магическим пологом: неведомая сила протащила нас по земле, точно безвольных кукол.

Я сосчитал, как минимум, пять дезагрегаторов, направленных на нас.

- Мы попались... – невесело констатировал я, поднимая руки. Этому примеру последовали и мои спутники, после чего показался личный камердинер Юса – вечно хмурый мужик с густыми бровями и колючим взглядом крохотных темных глаз.

- О, это ты, Свягри! – обрадовался ему Арь и опустил руки. – А то я уж испугался. Оружие убрать! Здесь все свои, – скомандовал он солдатам, да вот только никто и не шелохнулся.

- Они не послушаются тебя, - тихо ответил ему Свягри. – Здесь я главный.

- С каких это пор задоподтиратель главнее министра обороны? – начал закипать Арь.

- Да давно уже! А с настоящего момента – и подавно, - расплылся в улыбке Свягри. – По плану ваше отправление намечено на завтра, но звезды уже вошли в свои Дома и я могу запустить процесс прямо сейчас, не дожидаясь, когда ты позавтракаешь.

- Какое еще, едрёна вошь, отправление?!!

Вместо ответа Свягри приказал стянуть тенты с перенесённых на землю установок, и моему взору предстала знакомая с детства штуковина - ускоритель частиц.

- Наша походная детка, - Свягри любовно погладил стены сборной конструкции, - и наши походные энергоблоки, - указал он на прикрепленные капсулы: в них, подобно килькам в темном, тягучем соусе, томились люди.

- Мама! – воскликнул Реций, бросившись к одной из капсул, где стояла женщина по горло в жиже. Женщина вряд ли слышала его, вряд ли она вообще что-либо соображала. Судя по ее остекленевшим глазам, серой коже и отсутствию самосознания, она больше напоминала живого мертвеца, чем человека. Я облегченно выдохнул, поняв, что матери у нас с Рецием разные.

- Мама! Мама! – истерично колотил по стеклу Реций, пока его не оттащили солдаты. – Уроды! Я думал, Юс убил ее, а он... он...

- ...он почти убил ее, - скривился Свягри. – Нет, наш правитель не настолько глуп, чтобы разбрасываться семейством магов. А теперь и ты сослужишь добрую службу.

- Я ничего не сделаю, пока вы не вытащите ее оттуда! – безумными глазами взирал на него Реций.

- Уже нельзя, - равнодушно пожал плечами Свягри, - процесс запущен. Вам осталось лишь побеседовать с Юсом и... – тут он включил запись, спроецировав ее на стену мини-коллайдера.

Голограмма заговорила сразу же, как только мы смогли лицезреть Его Величество, идущего по коридору своего дворца в сторону... моих апартаментов.

- Приветствую, Риши! И, скорее всего, Реций сейчас с тобой. Я вряд ли ошибся. Я никогда не ошибаюсь в расчетах. Да, я не с вами. Мой шатер, как ты, вероятно, уже догадался – пуст. Позволь я перейду к главному. Ненавижу пустословие. Итак... Дело в том, что я не просто родился здесь, я застрял тут, в этом мире, как и мой отец до меня, как и дед, как и прадед. Создав этот коллайдер, мы смогли прорваться лишь в одно измерение и почему-то только в одну точку. А дальше, сколько бы ни пытались, сколько бы ни пыжились, у нас ни черта не выходит. Нам мешает кое-кто. И твоя задача, Риши, нейтрализовать противника. С вами отправится наш великий защитник Арь, - при этих словах Юс сложил ладони на груди и блаженно возвел глаза к потолку, - мир ему прахом! А то никак в этом измерении от старикана не избавлюсь, а там пусть своей шашкой перед кончиной помашет. Победишь противника, откроешь мне портал и тогда заберешь свою красавицу, а я пока усмирю ее пыл, - усмехнулся Юс, подойдя к распахнутым дверям моих апартаментов.

Там всё летало. Солдаты пытались подобраться к Акаде, но эта девушка легко не сдается. Акада заставила шевелиться в комнате абсолютно всё. Такой мощный телекинез не у каждого нефилима-то встретишь, не то, что у полукровок!

Ковры, поднявшись вертикально, гигантскими стражами заслоняли Акаду от пуль со снотворным, даже занавески ползали змеями, опутывая ноги нападавшим, в то время как огниво с кувшином вина то и дело срабатывало самодельным огнеметом, нещадно жаря противников, а самозаточившиеся розы из букетов летали похлестче лучших стрел, попадая четко в глаза врагам.

- Твоя ведьма долго не продержится, - раздраженно прокомментировал события Юс, когда Акада скрылась в спальне, захлопнув дверь и забаррикадировавшись там чем-то тяжелым, с оглушительным грохотом свалившимся на пол. – Так что поторопись, Риши, а то мне придется пристрелить эту перепуганную птичку. Но нет, - замахал он руками, залившись смехом, - не сразу, что ты! Я люблю укрощать горячих женщин.

Запись прекратилась в тот момент, когда я бросился на солдат, что стояли ближе всего ко мне. Реций не заставил себя долго ждать и присоединился к драке, как и старик, уже успевший снести голову Свягри. Да тут помощник камердинера шлепнул по клавише, направив на нас - находившихся в пылу сражения - кольцо-прицел. Как только колебания агрегата неприятно срезонировали с организмом в небо мгновенно вдарил широкий луч света, засосав нас в переход...


Мы выкатились все вместе, продолжая ломать противникам кости. Мешанина из рук, ног, криков, разъяренного рычания и хруста не давала возможности трезво мыслить...

Я не сразу осознал, где нахожусь, и лишь тогда, когда руки последнего соперника безвольно раскинулись в стороны, а кровь щедро окрасила снег вокруг меня, я поднял глаза и чуть не ослеп от резкой перемены. После темного летнего вечера и костров, мы очутились в безбрежной снежной пустыне.

Отдышавшись, я встретился взглядом с Рецием. Он сощурил глаза от слепящего солнца и озвучил то, что волновало и меня в равной степени:

- Где мы?

- Едрён-пень! – подал голос Арь, вытирая свою шашку о штанину. – Я знаю, где мы... Это же Антарктида! А вот и пункт назначения, - и он указал куда-то за мою спину.

Там, среди снежных холмов, выделялся один. И это был не холм, а самая колоссальная пирамида из всех, которых мне когда-либо приходилось видеть. Даже на Венере такой нет.

Она стояла в центре, а вокруг нее, словно граненые каменья драгоценного ожерелья, рассыпались более мелкие зиккураты. Я насчитал около двенадцати. Возле них суетились люди, то и дело поднимая снежную бурю своими скутерами и вездеходами. А ниже, в долине, неподалеку от комплекса пирамид, блестел на солнце своими белокаменными стенами солярный символ - круглый город-коллайдер, идеально спроектированный и отстроенный по инженерным схемам древнего мира.

«Что ж, раз мне требуется наладить работу портала – я сделаю это, а потом вернусь и вырву сердце Юсу», - решил я, вытащив из задубевших рук трупа дезагрегатор, и сделал первый шаг в сторону самой большой из двенадцати пирамид. Но мой шаг непроизвольно замедлился, а вскоре я и вовсе застыл на месте. Окинув взором долину и всё пространство до самого горизонта, я в недоумении закрутил головой по сторонам: везде наблюдалась одна и та же картина.

То, что я изначально принял за редкие холмы и далекие горы – являлось гигантским телом, голова которого лежала прямо перед нами, раскинувшись на километры вокруг, и одним приоткрытым глазом, размером в пять гектар, смотрела на незваных гостей.

- К-кто это? – одновременно выдохнули мы с Рецием.

- Это и есть один из оставшихся Чудо-юдо-китов, держащих нашу землю... – резко осипшим голосом поведал нам Солнечный дайтья в отставке. – Полконтинента - это его тело – тело Великого Змея, любимого пособника растерзанной Тиамат. Он служит естественным барьером. Великий Змей усыплен, и будить его запрещено. Тот, кто осмелится - не жилец, да и за его пробуждение мир нам спасибо не скажет.

Глава 26 "Правильная изоляция"


Признаться, я растерялся. Не знал, куда мне следует направить стопы в первую очередь: к центральной пирамиде, в город или... к глазу Великого Змея. Мне казалось, что он просто пригвоздил меня к земле своим застывшим взором, льющимся из-под опущенных век. То, что он спал, не вызывало никаких сомнений, как и то, что Змей видел меня сквозь свой бесконечно долгий сон.

- Что ты застыл, как вкопанный? – приблизился Реций. – Пойдем, нам надо сделать то, что приказал Юс и вернуться, спасти от расправы тех, кто нам дорог.

Обернувшись, я взглянул на своих спутников: оба тряслись то ли от холода, то ли от накрывших их эмоций. Странно, но я ничего не чувствовал, кроме пустоты.

- Предлагаю начать с города, - мотнул головой я в сторону скутеров, что неслись к нам навстречу. – Да и вряд ли у нас будет выбор. А заодно выясним, в каком состоянии коллайдер.

- Думаю, ты прав, - тихо согласился Реций, когда со скутеров спрыгнули военные с автоматами наперевес и двинулись к нам.


Анатольев Анатолий Анатольевич (или как его звали подчиненные «Толь-в-кубе», а иногда просто «Рулон») являл собой тот тип военных, про которых можно сказать только одно: тупица.

Это был человек с полным отсутствием эмпатии, привыкший к доминированию во всем и, в случае необходимости, способный на самопожертвование – подчиненными, в первую очередь, ибо свято верил в посмертную награду и почет. Его мало волновала помощь государству, главное – это его портрет, награды, пенсия и перечисление заслуг на пожелтевшей распечатке. До планеты в целом ему, как это и полагается генерал-майору, никакого дела не было.

Нас доставили под прицелом автоматов в штаб, а там, как только мы предстали перед взором командующего, Арь опрометчиво заявил:

- Бесстыжее ты отродье, позоришь звание Солнечного дайтьи!

Толь-в-кубе сощурил мелкие глазки, отчего те почти полностью скрылись за красными раздутыми щеками с мелкой венозной сеткой, и пригрозил:

- Старик, ты мне тут сказы не сказывай. Лучше по-хорошему. Я тут не первый год служу, и при мне еще никто извне в город не прорывался. Немедленно отвечайте! Первое: откуда вы? Второе: кто вас послал и с какой целью? Третье: сколько вас ожидается и когда?

И в последующие полчаса мы с Рецием, открыв рты, восхищенно слушали, как Арь дипломатично ставил на место главнокомандующего, одновременно хрестоматийно вбивая в мозги Толика все свои заслуги перед Отечеством.

- ...так что, дряхлый рубероид, - закинув ногу на ногу, завершил свою отповедь Арь, - только посмей теперь рот открыть без моего разрешения! Раздавлю, и имени твоего никто не посмеет вспомнить.

«Отменно блефует! - с гордостью за старика отметил я. – Импровизация – высший пилотаж!».

Толик, вспотевший, как медведь в бане, быстренько распорядился насчет нашего размещения, а после вызвался сам провести экскурсию по городу, полностью поверив россказням Солнечного дайтьи о том, что «мы прибыли с официальным ответом из одного очень... очень... важного измерения».

- А коллайдер давно в работе? – буднично интересовался я, пока мы ехали в метро по закрытой правительственной ветке. – Хотелось бы уверенности в нашем возвращении, чтобы не получилось так, как вышло. На нас напал отряд повстанцев, пытавшихся уничтожить портал с нашей стороны.

- Не беспокойтесь! Коллайдер уже как пятьсот лет в непрерывной работе, - нахмурился Толь-в-кубе. – Правда, мы всё время пытались открыть портал в ваше измерение, да никак не удавалось. Врата давно запечатаны, а нам мощности, видимо, не хватало.

- Но для распечатывания других Врат мощности у вас хватало. Почему же именно с нашим измерением возникли проблемы? – прислушивался я к собственным ощущениям, попутно отмечая приличную скорость движения поезда.

- Думаю, всё дело в его, простите, «карманном» статусе, - заискивающе улыбнулся Толик. – Раньше здесь всё работало, все порталы открывались без проблем, но после войны и последующего за ней планетарного катаклизма многое пришло в упадок. Да и сами знаете, что пирамиды поломали, кристаллы с верхушек сняли и спрятали... Пришлось всё заново начинать: и строительство железных дорог, и туннелей, и многого другого... – при этих словах Реций заметно побледнел, уставившись невидящими глазами себе под ноги, и я решил позже выяснить причину подобной реакции. Теперь главное, чтобы Толян ничего не заподозрил, и я быстренько перевел внимание на себя:

- Разве это не старые туннели?

- Старые, - недовольно поджал губы Толь, когда понял, что со мной не получится придать себе важности, - туннели здесь давно проложены. Точно определить не можем, но не меньше двух миллионов лет. Хотя это вовсе не означает, что мы ничего нового не сделали! Мы пытались открыть Врата в ваш мир, но, честное слово, просто не смогли. Что-то помешало нам. Только дважды видели, как открывался проход с вашей стороны. Вы не должны таить обиду! Мы сами кое-как выживали...

- А что у вас с энергией? – перебил его я.

- Ее достаточно вырабатывается, хотя электрифицированная подземка начала функционировать сравнительно недавно. Какое-то время мы пытались эксплуатировать старые туннели, но в изменившихся условиях их частенько затапливало, поэтому мы долго строили новые... Первые переселенцы пользовались примитивными подземными дорогами, где поезда ходили на локомотивной, паровой тяге. И только лет двести назад правительство решило протянуть нынешние электрические провода. Невозможно уже было открыто пользоваться старыми источниками электроэнергии, а тайно – это значит обрекать себя на появление неизбежных сплетен и недоверия со стороны граждан. Поколение людей сменялись одно за другим, как мы и планировали изначально, да молодые люди всё равно задавали вопросы... неудобные, скажем так, вопросы. Вот нам и пришлось создать глобальную историческую науку, в которой ни слова бы не говорилось о подлинных фактах.

- Что же изменилось? – иронично скривился Реций. Надо отдать ему должное: не считая неожиданной бледности, держался он отлично, точно каждый день в своей жизни ездил на скоростных электропоездах, а не на лошадях. Нам-то с Арем было привычно такое видеть, ну, по крайней мере, мне. А вот за Реция я переживал. Оказалось, что зря.

- Как что изменилось? – расплылся в улыбке Толь. – Люди, разумеется. Сто двадцатое поколение после первых переселенцев! Их мозги изменились, а это главное. Их душевные характеристики, обычаи, стремления... – всё это претерпело трансформацию. Так глобально модифицировать людей можно лишь продержав их в изоляции конкретный срок. Генетической памяти тоже нужно время. Мы проделали хорошую работу, нынешние люди – это идеальные рабы. Планетарный трест вполне доволен нами. С удовольствием послушаем о ваших достижениях...

- То есть вы скрываете от живущих здесь людей, что они – экспериментальные образцы? – мотнул головой Реций.

- Разумеется, - недоуменно заморгал генерал-майор, а я незаметно ткнул Реция локтем в бок, чтоб тот перестал задавать глупые вопросы.

- Они здесь рождены, - равнодушно пожал плечами Толь, продолжая беседу, - уже какое по счету поколение! Они никогда не были за пределами базы и пребывают в полной уверенности, что там... мира просто не существует. Для них придумана сказка о крае земли, о единственном континенте, вокруг которого только вода и больше ничего. Система координат у них совершенно иная, мировоззрение, информация о космосе, звездах, физических явлениях и человеческих возможностях...

- Что же, и никто не захотел доплыть до этого края земли? – усмехнулся Реций, игнорируя мое предостережение.

- Бывает, что появляются упёртые смельчаки. Как правило, это одиночные путешественники. Обычно они пропадают без вести, как только встречаются с первым кордоном, - растянув слюнявые губы в хищной улыбке, поведал нам Толь-в-кубе. – Но мы планомерно снаряжаем официальные экспедиции, которые благополучно проплывают там, где нам нужно, пользуясь нашей системой координат и хитроумно изготовленными навигационными приборами, непогрешимость которых никто никогда не оспаривает, и эти научные экспедиции благополучно возвращаются с разрешёнными данными о «крае» земли. После таких экспедиций общественность еще много десятков лет подряд смакует «достоверные факты». Ученые рьяно спорят между собой, основываясь на ложных сведениях, пишут тонны диссертаций, вносят поправки в справочники и учебные пособия, развивают свою «науку», реально сражаются за нее, даже гибнут, ломают себе судьбы. Выстроенный магнитный купол «правильно» искажает показания приборов и у людей не возникает никаких сомнений. В конце концов, всё это помогает выживать и людям в том числе.

- И несогласных не существует?

- Очень маленький процент. Люди, отрицающие официальную доктрину, обычно сажаются в психлечебницу, запугиваются или сразу же устраняются, если их доводы слишком хорошо аргументированы. У нас минимум несогласных - ровно столько, сколько требуется демократии.

На этой торжественной ноте мы подъехали к конечной станции. На платформе нас тут же подвергли повторному осмотру врачей с какими-то человеческими игрушками по типу наших нефилимских СТОРМ-скопов, позволяющих не только считывать всю информацию о физическом и психическом здоровье, но и делать ближайшие прогнозы состояния организма.

Найдя нашу троицу вполне здоровой и адекватной, врачи с чувством выполненного долга отпустили нас обратно к заботливому Толику, а уж он поспешил представить нас правящей элите этой сверхсекретной антарктической базы. Арь этому крайне обрадовался, так как дальнейшее знакомство происходило за обеденным столом в одном из самых роскошных залов правительственного здания, а вот ни мне, ни Рецию кусок в горло не лез. Каждый из нас думал о тех, кто остался в мире Юса и о том, что их ожидало в ближайшие часы, если мы не вернемся вовремя. Мне было совершенно не до еды, поэтому все мысли крутились лишь в двух направлениях: как связаться с нефилимами и позвать своих на помощь, и как здесь открывается этот чертов портал!

Ведь если подумать, то складывалась забавная ситуация: я – нефилим, потерявший свои сверхъестественные возможности, которые всю мою жизнь делали меня сверхсуществом. По сравнению с людьми, разумеется, а не с Высшими. Ну, хорошо! Предположим, я потерял способности временно, они просто заблокировались по неизвестной мне причине, и я даже знаю, как снять эту блокировку, но чтобы добраться до того, кто поможет мне в этом... я должен выживать, словно какой-то... человек. Сказать, что меня это бесило, пугало, погружало в глубокую депрессию – это ничего не сказать! Я так надеялся на день полнолуния, а теперь всё полетело в Тартарары... в прямом смысле этого слова.

- ...сообщение с Тартарой у нас непрерывное, ежедневное, - вещал местный правитель по имени Богдан, - поставки, поддержка, защита...

Я не слушал его высокопарную речь и откровенное подхалимство. Во мне росла тревога, да такая, что еще немного и руки затрясутся.

«Да что со мной?! - рассердился я на самого себя. – Откуда эта паника? Возьми себя в руки, ты обязан всё выяснить в максимально короткий срок и вернуться к Юсу, убить мерзавца, поставить на пост правителя Реция, забрать Акаду и рвануть обратно... Упустишь полнолуние – застрянешь там надолго...» - придумал я план дальнейших действий и вскинул руку, останавливая словесный понос Богдана:

- Можно я перейду уже к тревожной для нашей группы теме? Как нам попасть обратно? Нас ведь ждут с докладом. Они же не знают, как завершилась дипмиссия, и состоялся ли контакт, достигнуты ли договоренности? Это очень важная информация. Если сообщение между нашими измерениями вновь наладится, то и планетарный трест будет в восторге. Мне бы хотелось переговорить с их представителем, сообщить о нашем «карманном» положении в подслое...

- О, не сомневайся, они уже в курсе, что контакт состоялся! – услышал я знакомый голос. Холодея, я медленно повернул одеревеневшую шею. Там, на пороге входа в зал, по-хозяйски распахнув золоченые двери, стоял сияющий своей обворожительной улыбкой... Лучезар.

Глава 27 "Сердцем Земли, сердцем Небес..."


Когда-то давно отец сказал мне: «Не доверяй никому и ничему в этом мире, ибо даже собственная тень предаст тебя, как только исчезнет последний луч света». И почему я не послушал свою интуицию в самом начале, когда Лучезар запретил распространяться на тему моего путешествия и поиска трофея?! Ведь я думал об этом, знал, что на самом деле ректор – подлый и коварный тип, но надеялся, что меня это не коснется... Да, все так всегда и думают: «Меня это точно не коснется!» и получают по полной программе.

Вот и Манька постоянно намекала на «неслучайное» попаданство, на установленную кем-то программу... Какой же я глупец!..

А в это время Лучезар, сохраняя свой нефилимский рост, обошел длинный стол и уселся на почетное место – на красивейший трон, что гигантской стеклянной глыбой возвышался у края стола.

Богдан засуетился, заёрзал в своём скромном кресле по другую сторону стола, не решаясь начать доклад об успехах, а ему явно не терпелось это сделать.

Лучезар спокойно рассматривал напуганные лица собравшихся людей. Очевидно, ему нравилось то, что он наблюдал. Отпив воды из огромного бокала, размером, наверное, с ведро, он неспешно встряхнул расшитую золотыми нитями салфетку и, едва коснувшись губ, небрежно бросил ее возле своих тарелок.

- Богдан, - обратился он к побелевшему правителю, - ты разочаровываешь меня. Выпускаешь подлодки, не снабдив их противоударными поглотителями. При последнем обстреле сбежавших рабов, приборы одной из твоих субмарин вышли из строя и из-за полученной отдачи показали то, что жителям антарктической базы знать не положено.

- Милостивый Хранитель, - губы Богдана задрожали, и он залепетал в ответ, - я всё уже уладил. Команда субмарины... считается погибшей из-за неожиданной поломки.

- Ты пожертвовал атомной подводной лодкой? – тихо уточнил Лучезар, но в голосе чувствовалась нарастающая ярость.

- Нет-нет, как можно! – затрясся Богдан. – Как только экипаж судна перестал подавать сигналы SOS, мы сразу же подняли подлодку. Там же ядерные боеголовки, там же...

- Хорошо, а то не хотелось бы обеднять охранную систему планеты. Надеюсь, сбитых беглецов схватили?

- То, что осталось от них, - рьяно закивал Богдан. – Нам удалось собрать остатки до подлета Высших.

- Прекрасно, не хотелось бы получить нагоняй за то, что мои подчиненные плохо справляются со своими обязанностями.

- Мы никогда не подведём Вас! – пылко, с маниакально горящими глазами, запротестовал Богдан.

- Это в ваших же интересах. Я надеюсь, ты помнишь, за какую именно провинность я сместил с поста предыдущего правителя базы – Рейнхарда? А ведь он был куда более опытен, чем ты.

- Д-да-да, конечно, помню, - пролепетал белыми губами Богдан.

- Мне бы не хотелось смещать тебя... - Лучезар желал продолжить допрос своих подданных, но я не выдержал.

- Послушай, ты долго собираешься игнорировать меня?! – поднявшись с кресла, я направился к нему, ощущая, как огонь приливными волнами катается по моим венам. – Ты ничего не хочешь объяснить?

- Я не обязан, - откинулся на спинку трона Лучезар. - А вот ты – да. В общем, я доволен, как ты справился с поручением. Теперь, мой мальчик, ты сделаешь еще одну вещь.

Облокотившись рукой о край стола, я заглянул в глаза Лучезару.

- Я ничего больше не сделаю, пока меня не вернут обратно.

Минуту Лучезар изучал мое лицо, а потом, запрокинув голову, захохотал.

- Риши, ты же не хочешь сказать, что влюбился в полукровку? – угорал он со смеху. – Ты же из-за нее так рвешься туда?

- Не твоё дело!

- Ошибаешься. Ведь она – моя! В твою задачу входило... – и Лучезар расплылся в ядовитой улыбке, - ...всего лишь влюбить в себя девчонку. Влюбить настолько, чтобы она кое-что отдала мне, если я попрошу. А я попрошу...

- У нее ничего нет. Не трогай ее! - рычал я, чувствуя, как что-то внутри меня срывает все возможные тормоза.

- О... – сверкнул глазами Лучезар и, склонив голову на бок, отыскал глазами Реция. – Спроси у близнеца, имеется ли что-то у девчонки, что так необходимо нам?

Я недоуменно повернулся к своему близнецу. Тот сидел, сжав кулаки. На его скулах ходили желваки, а глаза гневно прожигали посуду, что стояла перед его взором.

- Реций?.. – тихо окликнул его я.

Он поднял на меня глаза. Я даже отшатнулся, сколько в них было муки.

- Я жду, - поторопил его Лучезар.

- У нее... – сглотнул Реций, теряя голос, - у нее кристалл. Тот самый, с верхушки главной пирамиды измерения Юса.

- У нее ничего нет... это какая-то ошибка... у нее ничего нет, – в ужасе шептал я, мотая головой и всячески пытаясь распрощаться с пагубной мыслью. Но не получалось.

Реций смотрел на меня с горьким сожалением, сокрушаясь от своей подлости и беспомощности. Такой взгляд не может обмануть. И я чувствовал, как он делал непростой выбор: между Акадой и своими племянниками. Теперь всё стало таким очевидным.

- Мы сомневались, что кристалл у нее, а проверить это можно было только одним способом, - вернул меня к реальности Лучезар. – Да ты присаживайся! Что ты вьешься передо мной, точно коршун? Сядь, Риши, побереги силы.

Не то, чтобы подчинившись, но я упал в кресло. Мысль судорожно заработала, заметалась перепуганной птицей по запретным коридорам мозга, то и дело наталкиваясь на преграды, на запертые двери, таинственные кладовые, разбиваясь о зеркальные стены... Проходя замысловатые лабиринты и застревая на элементарных уровнях, мысль в итоге всё равно попадала в вязкий капкан. Мне не удавалось главное: я не мог просчитать все ходы. Казалось, только я нащупывал верное направление, как кто-то... или что-то... обрубал нужный путь, разворачивал меня, как зашедшего на табуированную территорию.

- Оставьте нас, - приказал Лучезар, - уходите все. Кроме Реция.

- Могу ли я тоже остаться и послужить общему делу? – вежливо поклонился Арь. – Хоть я и стар, но...

Лучезар снисходительно махнул рукой.

- Останься, Арь, я знаю все твои заслуги, - позволил он. - Ты - настоящий Солнечный дайтья, и твоя помощь пригодится нашему Риши. Вы отлично сработались. Кстати, Риши, я общался с твоим отцом. Он доволен, что его сын с честью выполнил возложенную на него миссию.

- Я еще ничего не сделал, - потеряно произнес я, смотря перед собой, - я не заставил Акаду отдать кристалл.

- Вот именно, - воздел палец к высоченному потолку зала Лучезар. – Поэтому я поговорил с твоим отцом заранее. И мы с ним пришли к выводу, что... хватит тебе мучиться в Академии. Пора заняться взрослыми делами.

- Какими?

- Время, отпущенное Акаде на передачу мне кристалла – неделя. Мы не можем попасть в измерение Юса. Нам дано слышать их, порой видеть - у нас там маяки, но пройти туда нам никак не удается. Без кристалла не получается, а Юс крайне ограничен в средствах. Не удалось Юсу построить достаточно мощный коллайдер, ему едва хватало энергии на собственные нужды, на поддержание стеклянного голубого купола, отделяющего водную оболочку. Единственный, кто смог пройти сквозь барьер – ты. И всё это из-за вашей с Акадой совместимости. Ты, как ключик к замку, подходишь к ней, понимаешь? И ты откроешь мне этот заветный ларец.

- Ларец... – хмуро повторил я.

- Да! Ты смог не только войти в измерение Юса, но и выйти из него, да еще и в компании! Это невероятно! Хоть ты и поплатился за это перекрытием энергетических потоков. Важно было перенаправить всю твою энергию на открытие портала. Я всего лишь указал координаты, кошка запустила процесс синхронизации, но всё остальное ты сделал сам, будучи в бессознательном состоянии, когда Акада... кхм... лечила тебя в своей избушке. Она коснулась тебя там, - красноречиво дернул бровями Лучезар, - антенна заработала, ты встрепенулся, и всё пошло как по маслу! Не переживай, я верну тебе все способности.

- Так это ты сделал? Ты меня заблокировал?!

- А ты думал, что петухи? – рассмеялся Лучезар. – Конечно же - я! Кому еще доступны твои квантовые копии?

- Что?..

- Послушай, сейчас не об этом! Главное, что тебе удалось пройти барьер. Когда-то давно твой отец рассказал мне о пророчестве.

- О каком еще пророчестве? – похолодел я.

- Всё, что случается... – растянул в улыбке идеальные губы Лучезар (я почему-то невольно вспомнил млеющих тупых студенток нашей Академии) - ...всё это предопределено. Надо просто уметь считывать знаки, производить точный расчет. И твой отец подошел к вопросу твоего появления на свет весьма ответственно.

- Ответственно... – глупо повторил я, теперь впервые понимая отцовские недомолвки и присказки.

- Риши, понимаешь, фишка заключается в том, что кристалл проявляет себя исключительно вблизи той пирамиды, с которой когда-то был снят. Кремниевые кристаллы – остаточная форма жизни этой... «планеты», а места, где мы строили пирамиды-ловушки – это места «произрастания» древних антенн, места, где до сих пор стоит столбом электромагнитный луч. Поэтому мне требовалось отправить Акаду в измерение Юса. И тебя вместе с ней. Не стоит впадать в истерику и думать: «О, я – избранный! От меня ждут великих свершений...». Нет-нет, никакой ты не избранный. Просто ты именно тот, кто является ключом к замку. Ты пришел – замок открылся - дверь распахнулась. Всё элементарно.

- Сколько лет Акаде? – нахмурился я.

- Она твоя ровесница.

- Но... как же тогда древний кристалл? Кто-то ведь снял его в незапамятные времена с верхушки пирамиды.

- Ах, мой недогадливый друг! Отпрыски чудищ, которые, по сути, и представляют собой спутанный клубок этой «мозго-планеты», они тоже не дремлют: драконы до сих пор оказывают нам сопротивление. Постоянно перепрятывают свои – как они считают - сокровища. Это веселая игра в прятки-догонялки! – рассмеялся Лучезар. – Они прячут – мы находим, когда они вычисляют, где мы прячем – нападают и, если удаётся, то воруют, а затем вычисляют того, в кого им проще перепрятать - в самого незаметного... И, как правило, это смертные существа. Только они сгорают быстро. А вот сами драконы перестали носить кристаллы в себе. Слишком сильно их взаимодействие. Так мы быстро их вычисляем и истребляем ненавистное племя. Собственно, все наши нефилимские отряды ликвидаторов созданы ради поиска основных врагов, остальные функции – второстепенны. Мы с твоим отцом знали, кем ты станешь еще до твоего рождения. И поэтому я поспешил «переписать» Акаду на себя. Создать, так сказать, сосуд с нужным полукровским потенциалом и оставить Акаду в мире людей, словно случайно незамеченную нефилимским сообществом. По моим расчетам именно в такую душу наши враги непременно возжелали бы вложить магический кристалл. Одного я не учел: враги не только спрятали в ней искомый артефакт, но еще и защитили его, создали на его основе хитроумный замок.

Я уже устал считать, сколько раз за последние несколько минут у меня простреливало сердце.

- Она... она твоя дочь?!! – завопил я. – И ты так бездушно...

- Да, биологически она моя дочь, хоть я и находился в момент зачатия под личиной ее «папы» Матвея... – презрительно скривился Лучезар. – Она всё равно на него похожа, а вот глаза - мои получились. Так что Акада – это реальный живой продукт, полученный от скрещивания Неба и Земли... Позднее я подослал к «дочке» соглядатаев, с помощью которых сумел отследить момент, когда к Акаде попал кристалл, тот самый момент, когда она стала... – и Лучезар весь аж засиял, - ...настоящим Каем с заледеневшим сердцем! Кристалл обязывает своего носителя к осторожности, к излишней холодности, к сдерживанию чувств. А кошка, к слову, когда-то приходилась Акаде биологической матерью, но после реинкарнации...

- Кошка тебя до сих пор ненавидит, - позлорадствовал я. – И пёс Мотя, кстати, тоже.

- Да пускай! Родители Акады всё равно ничего особенного не помнят. Так, максимум - моё имя и свою бессознательную, необъяснимую ненависть ко мне. Ну, возможно, еще момент их убийства. Зато я запросто считываю с них всю полученную за день информацию. Через животных это гораздо удобнее делать. Но в дальнейшем у нас возникла проблема: Акада испугалась соединиться с тобой, верно? Почувствовала, стерва, слежку! Интуитивно поняла, что ты желаешь что-то отобрать у нее и это «что-то» - не только ее девственность, а нечто более значимое, драгоценное. О, не красней! – махнул Лучезар. – Ты всё правильно делал в постели с ней. И то, что ты ждал полнолуния – тоже правильно. В любом случае, мне нужен этот артефакт!

- Почему именно этот кристалл? Замени его другим.

- Не получится. Если вкратце, то кристалл – это «душа» прежнего носителя, того самого, срезанного великого древа, которое произрастало на месте построенной позднее пирамиды. Я удовлетворил твоё любопытство? Теперь к делу. Ты возвращаешься к Юсу, он разыгрывает задержание, но снисходительно даёт вам с Акадой возможность провести вместе последнюю ночь перед твоей казнью – в полнолуние. Могу поклясться, что девчонка уже сейчас жалеет, что не отдалась тебе еще в прошлое полнолуние! Разлука сыграет нам только на руку, придаст драматизма ее любви.

- Бесстыжий урод... – скрежетал зубами Реций. Но Лучезар не обращал внимания на оскорбления, продолжая излагать план дальнейших действий:

- В ночь страстного полнолуния ты озвучиваешь Акаде выкуп, который требует Юс, объясняешь девушке, как проявить и вытащить из сердцевины кристалл. После чего забираешь артефакт, выставляешь в главной пирамиде Юса настройки в соответствии со своими собственными показателям при последнем перемещении, и – опа! - мы получаем открытый портал... Всё очень просто.

- А что будет с Акадой, после того, как я извлеку из нее кристалл?

Лучезар равнодушно пожал плечами:

- Смертные обычно гибнут, а вот полукровка имеет шанс выжить, но это не точно. Так что, прежде чем забирать кристалл, успей насладиться близостью. Она же приглянулась тебе, верно?

- И что вы там собираетесь делать, в нашем измерении? – выдавил из себя Реций, пока я пребывал в шоковом состоянии.

- Там минералы. Очень редкие, настоящие, живые формы. Это не те выращенные в искусственной среде блестяшки, которые люди здесь принимают за драгоценности... Там, в измерении Юса, сохранилось настоящее богатство. Мы не успели собрать все плоды, как появились вездесущие драконы и помешали нам: стащили, гады, кристалл и заблокировали главные Врата! Высшие были вне себя от ярости...

- Это мой мир... Мир, который вы еще не успели уничтожить! - взорвался Реций. – Кажется, уже всю планету окунули в разврат и насилие, выкачали энергию даже из детей, а вам всего мало! Дело-то не только в камушках, не только в топливе, не так ли? Вы застряли здесь, на этой ненавистной вам планете, в этой системе!!! Вы ищете выход отсюда!

- На твоем месте я бы сидел и помалкивал, - недобро глянул в его сторону Лучезар. – У тебя всё еще остались те, кого ты любишь? Не рискуй ими.

- Аморальные твари...

- Мораль относительна и всегда зависит от того, кто ее пропагандирует. У кошки – одна мораль, у мышки - другая. Что поделать, мы тоже выполняем волю Высших. Нам приказывают – мы исполняем. Это пирамида власти, четкая иерархия. Порядок должен быть во всём, даже в хаосе. Это только если вблизи смотреть, то, кажется, будто хаос не подчиняется никаким законам, а если с расстояния, то очень даже...

- Нет никакой иерархии в природе! Вы всё придумали! Вы со своими Высшими - это единственное лишнее звено, вклинившееся в программу жизни. Извращенное звено, неживое, инородное, смертельно заразное... Именно поэтому вы так ненавидите людей! Вас вечно всё не устраивает в людях: то рост, то время жизни, то когнитивные способности, то иммунитет... Вы намеренно уродуете нас, постоянно изменяете, экспериментируете! Но если думаете, что вас заберут с собой ваши Хозяева, то ошибаетесь. Вы как были их слугами, так и останетесь ими. Они уйдут и бросят вас здесь, на этой разоренной, выпотрошенной планете, словно отработанный шлак!

- Довольно! – поднялся Лучезар и воззрился пылающими глазами на Реция с высоты своего роста. – Люди – это еще одна искусственно выведенная раса рабов, очередная форма жизни. И если нам требуется улучшить свой продукт, то мы делаем это по собственному усмотрению, исходя из собственных нужд, и уж точно не станем спрашивать разрешение у букашек-малявок, пригодных лишь для выработки энергии, для продвижения этой энергии по нужным нам программируемым траекториям! Люди и иные существа, живущие во всех измерениях планеты Земля, – всего лишь нанороботы, выполняющие строго обозначенные задачи.

Лучезар подошел к огромному окну и, отодвинув жалюзи, открыл вид на белоснежную пустыню с горбатым горизонтом. Там, посреди снежного пейзажа, виднелась срезанная высоченная гора – реальный столб мира, держащий купол небес.

- Арь, - не поворачиваясь к нам, ехидно изрек Лучезар, когда заложив руки за спину, принялся раскачиваться с мысков на пятку, - не хочешь поведать этим двум соплякам о своей самой главной битве на этой планете?.. Планета... план... плановость... планетарный... планирование... материнская плата-схема... планум-равнина... лан-поле... плен... горный лён – тонковолокнистый «волшебный» минерал, а стебель льна в разрезе – идентичен волокнам мышц и древних исполинских деревьев – шестиугольник, гексаграмма, звезда Давида, Анахата... Видишь ли, всё интересное и важное - под самым носом находится, да люди слепы, точно у них на глазах повязка смертника. Помнишь ли ты, Арь, что представляет собой планета в действительности? Помнишь ли ты, как, пережив последнюю ядерную зиму, она воскресла из мертвых? Как она заново создавалась, как Высшие заставили Землю работать на наши нужды?

- Как такое забыть?.. – побледнел старик и незаметно передал мне мелкий экран, который он отобрал у Толика. Это был навигатор. Ткнув в точку на экране, Арь поднялся, прокашлялся и... вырос в размере. – Мы уничтожали «чудовищ», жарили их Дом, накрывая ковровой бомбардировкой, при которой элементы входили в реакции и воспламеняли атмосферу и не только. Так мы стирали запись прошлых цивилизаций – неугодные пятна истории. Мы срезали гигантские столбы этого мега-процессора... Кошмарные условия приводили к предсказуемым последствиям, и мгновенно, в считанные минуты, почти сто процентов всей флоры и фауны превратилось в камень, песок, стекло, воду, лед... Люди до сих пор считают, что горы – это всего лишь бездушные камни, а древние исполинские деревья по сто и выше километров в высоту – миф, от которого остались всего лишь каменный уголь да самородки... Мы верили, что действуем во благо нашей цивилизации, во благо всех тех, кто поддержал наш курс во время последней великой космической битвы. Но мы сами не заметили, как превратились в рабов Серых... Как же так случилось, что мы заразились – мы, Пресветлые Солнечные Боги «землян», некогда призванные защищать, а не грабить и уничтожать? И кто больше боится: смертник с повязкой на глазах или палач, не желающий смотреть в глаза своей жертве?

Лучезар медленно повернулся. Теперь он настороженно всматривался в старика, неспешно идущего к нему навстречу и продолжавшего говорить... так спокойно, так уверенно... одновременно закрывая нас с Рецием своей спиной. Плечи старика распрямились, походка стала пружинистой, молодой, а спина – гибкой, стройной и юной.

- О, Лучезар, - покачал головой Арь, чьи седые волосы мгновенно вернули свой истинный цвет, - ты себе и не представляешь, каково это было - подчиняться приказам. Каково это было смотреть в глаза тем, кто стоял насмерть; кто собою, своими телами, закрывал растерзанную, вывернутую наизнанку Мать и превращался в камень, лишь бы замкнуть цепь и стянуть сквозные раны, дать шанс. Ведь жизнь Земли - это возможность выжить для всего остального космоса. Что же мы наделали?!! Когда перестали слышать Истину?

- Всего этого уже не вернуть, Арь, - холодно отозвался Лучезар. – Не я решал, не я создавал глобальную систему преобразования. Меня прислали сюда следить и судить, уже спустя многие миллионы лет после внедрения новой системы...

- ...каково это было слышать, - игнорировал его Арь, продолжая свою наступательную речь, - ...весь этот ужас ревущих облаков, огненных Небес, падающих на леденеющую Землю. И каждый день помнить, как ты сам, собственными руками уничтожал Жизнь. Каково тебе, Лучезар, каждый день наблюдать, как создаются новые платы на основе кремниевой формы жизни, как стирается информация в попытке обмануть Вселенную, как убивается последняя живая искра в мозге единственного для всех нас Космочеловека? За всё моё бесконечно долгое существование я не нашел для себя оправдания, я не простил самого себя. Так что, Лучезар, засунь себе все мои награды, знаешь куда! Радости они мне не принесли. Лишь муки совести, что жалят и жрут меня похлёстче всякой адовой бездны... Риши, Реций, – в последний раз обратился к нам Арь, - бегите! Возвращайтесь в измерение Юса и никогда, слышите, никогда не открывайте портал снова ради этих уродов. Даже если они станут обещать помощь или союз, или начнут шантажировать родными, любимыми. Всё это они проделывали не раз, и не на одной планете... Закройте портал, убейте Юса и берегите кристалл, как зеницу ока...

Тут старик назвал своё имя. По-особенному, вырвав его из самых глубин души, издав при этом настолько тяжелый, придавливающий к земле звук, от которого взорвались все стёкла в помещении, по стенам расползлись глубокие трещины, а из наших ушей брызнула кровь. Вибрационная волна, едва не убив нас с Рецием, пошла в сторону Лучезара, успевшего закрыться магическим щитом, в то время как Солнечный дайтья еще больше увеличился в росте. На его плече замерцал колчан со стрелами и уже в следующее мгновение он натягивал тетиву гигантского огненного лука, вкладывая туда сразу три стрелы.

Понимая, что Арь задействовал все резервные силы и жертвует собой, желая дать нам возможность уйти, мы с Рецием бросились исполнять последнюю волю старика. Сколько у нас оставалось времени - мы не представляли. Предугадать Лучезара было довольно-таки сложно. Но нам хватило и того зрелища, кое мы наблюдали перед тем, как покинули зал.

Лучезар поднял два пальца правой руки и вокруг них завращался огненный диск. Шансов выжить у старика не было: образ Лучезара вскоре скрылся за восьмиспицевым расширяющимся пламенным колесом.

- Я, - прогрохотал Лучезар, - Государь Красного Солнца, собираюсь судить тебя, Арь!

- Я, - не менее грозно ответил ему Арь, вновь вынимая огненные стрелы из колчана, - шлю тебя, куда подальше! К истинному Уду ты никакого отношения не имеешь...

Глава 28 «Апокалипсис... что в переводе с греческого - «снятие покрова»


С порванными барабанными перепонками переговариваться невозможно. Если только жестами. Но у нас с Рецием неожиданно появилось преимущество: каким-то образом мы стали слышать друг друга без слов и понимать без жестов. Мы научились видеть друг друга внутренним взором, так как зрение помутилось настолько сильно, что собственных рук было не разглядеть.

Объяснив Рецию то, что требовалось сделать, я выжидающе заглянул ему в самую душу. На секунду он окунулся в воспоминания: увидел лица своих племянников, вспомнил мать – в виде полуживого мертвеца; замученного, казненного отца, сестру... Вспомнил всю свою прежнюю жизнь, проведенную в постоянном страхе, в ожидании, что вот-вот их семью поймают, накажут и превратят в таких же жалких извращенцев, в коих превратили всех остальных в измерении Юса.

Положив руку на моё плечо и задержавшись лишь на мгновение, Реций рванул в одну сторону, а я помчался в другую. Мы оба понимали, что это единственный выход из положения. Скорее всего, охрана уже предупреждена Лучезаром, и меня всей армией поджидали у Врат, полагая, что я последую совету старика и захочу вернуться за Акадой.

Больше всего я опасался, что Лучезар, прикончив нашего отважного спасителя, теперь пустит своё грозное оружие - Сударшану - по мою душу... В том состоянии, в котором пребывал я, сопротивляться было бы вообще бессмысленно.

Безумная головная боль, льющие из глаз слёзы, расплывчатое, нечеткое изображение всего, что попадалось мне на пути, непослушные ноги и руки, тошнота, да еще и кровь из ушей – всё это не лучшее подспорье в предстоящем деле, но выбора не оставалось. Я твердо решил, что сделаю всё от меня зависящее, чтобы в корне изменить ситуацию.

Каким-то чудом я вылетел на улицу. Прищурившись и отыскав ближайшее легкое воздушное судно нефилимов, я помчался к нему и уже спустя минуту разворачивался на взлётной полосе под шквальным огнем Толика и его подчиненных. Сделав зигзаг, мне удалось уйти раньше, чем командующий антарктической базой поднял из-под земли старинные оборонные системы атлантов. От них бы я не ушел, это точно...


Я держал курс на горную гряду и изо всех сил надеялся, что Рецию удастся вовремя выполнить свою часть задуманного.

И близнец полностью оправдал мои ожидания: к моменту, когда я влетел в ледяную пещеру – в глазницу Великого Змея – Реций уже сумел увеличить скорость потоков: и в метро, и на улицах антарктического города, распланированного строго в соответствии со схемой-чипом. Люди-батарейки носились, словно угорелые, и город-коллайдер вскоре выплеснул свой мощный импульс, послав его в ту сторону, куда призывал я. Сделавшись живым проводником и перенаправив энергию в мозг Змея, я без страха осознал последствия: Купол Мира начал рушиться прямо на моих глазах.

«Только бы все остальные люди, во всех измерениях, увидели это, только бы успели уразуметь и помочь своими мыслями, чувствами...» - с надеждой взмолился я, когда моё собственное тело распалось на миллионы сознательных частиц, влившихся в поток перенаправленной энергии.

Мне удалось воскресить мертвого, «вдохнув в него жизни дыхание».

Великий Змей, тот, кого так боятся все Высшие правители Земли; тот, кого испокон веков всевозможные службы правительств бесстыдно очерняют своими грязными деяниями и всячески вызывают к нему отвращение у людей, - ожил.

Горы – его кольца – задвигались и сбросили с себя снежный, ледяной покров. Ему достаточно было немного проползти по старому пути, тщательно срезаемому новыми властителями мира, чтобы мёртвая планета подала признаки жизни. Сколько бы Высшие и их слуги нефилимы ни снимали слоев почвы, сколько бы они ни срезали старые траектории – всё равно древние магнитные линии оставались на прежних местах, и змей, даже будучи слепым, превосходно выполнил своё предназначение: пустил импульс по всепланетной сетке - материнской плате.

Планета ненадолго ожила, тут же послав единственный, краткий, но четко направленный сигнал бедствия...


*************

Я очнулся от легкого покалывания в пальцах ног. Яркий свет заставил сощурить глаза, прежде чем мне удалось сладить с непослушной шеей и отвернуть лицо от источника интенсивного свечения. Хотелось еще немного понежиться в воспоминаниях удивительного сна.

Мне снилась девушка. Я не помнил ее имени, не видел ее лица, и даже не говорил с ней. Но каким-то образом знал, что она стоит за некой дверью.

Сколько раз во сне я открывал эту проклятую дверь, заглядывал за нее, но, никого там не обнаружив, со злостью захлопывал обратно. Меня встречала лишь безбрежная и бездонная Тьма. Мне казалось, что девушка играет со мной в прятки, таится за темным покровом.

Я кричал в закрытую дверь, злился на эту девушку; клялся, что больше не стану с ней разговаривать, даже если она сама когда-нибудь выйдет на контакт. Но девушка оставалась немой, хоть и прекрасно слышала меня – там, по ту сторону двери... по ту сторону Стены...

В своём сонном воображении я рисовал незнакомку неописуемой красоты. Но какой бы восхитительной ни представлялась мне эта девушка, как бы я ни смущался и ни умилялся, отдаваясь во власть своим смелым фантазиям, девушка оставалась печальной, несмотря ни на какие наши с ней фантастические... кхм... совместные мечты.

И что странно, ее печаль не казалась мне светлой и легкой, а напротив, часто она была окутана непомерным отчаянием, бесконечной тяжестью и безысходностью. Тогда я мгновенно забывал о своём обещании молчать и снова предпринимал попытки разговорить незнакомку. Я был убежден, что она слышит меня.

Не помню, чтобы мне когда-либо снились иные сны. Только эти. Чередом, один за другим, с незначительными вариациями, одни и те же сны - словно зацикливание, словно мой мозг был не в состоянии перескочить на следующий уровень...

В последний раз я молил ее о прощении. Какое-то чувство колоссальной вины терзало меня изнутри и разрывало душу на части. Мне так хотелось утешить эту девушку, прижать ее к своему сердцу, слиться с ней воедино и никогда... никогда больше не отпускать!

Но вместо этого я сказал ей, что ухожу, что не могу вечно стоять за этой закрытой дверью, что не осталось у меня больше никаких сил биться головой о невидимую Стену между нами. И именно в тот момент, когда я прощался навсегда, я впервые услышал ее голос. Тихий такой, одновременно далёкий и бесконечно близкий – самый приятный тембр на свете! Он буквально прошел насквозь, озарив собой все мои тела, затем пронзил от макушки до пальцев ног, с одной руки перекатился на другую, получив восторженный ответ от каждой моей клетки! Этот волшебный голос настолько был полон божественной любви и глубочайших, светлых чувств, что я сам засиял, соприкоснувшись с подобной Красотой!

Я так скучал!!!

Откуда я помнил?! Зачем допытывался, зачем требовал от нее ответ всё это время?! Ведь мне было давно известно всё то, что она могла сказать и как именно она могла произнести это, с какой желанной интонацией, вызывающей невообразимый восторг и трепет в моём сердце. Однако какое же это было счастье вновь услышать ее голос! Пусть даже во сне...

Девушка произнесла только одну фразу: «Не сдавайся. Я слышу тебя, где бы ты ни был, даже если это кажется невероятным, но я слышу тебя».

На радостях я бросился к двери, нашел в себе силы, чтобы распахнуть врата в иной мир!

А там... там всего лишь глупая лампа била мне в глаза неприятным белым светом.

- Риши! Ты очнулся! – сказал кто-то рядом.

Ненавистную лампу убрали, и мои глаза постепенно сфокусировались на лице мужчины.

- Риши, ты узнаешь меня? – осторожно переспросил он, нервно откинув со своего ярко-красного лица пряди жгуче-черных волос.

- Он пока еще в шоковом состоянии, дезориентирован в пространстве и во времени, но скоро придет в себя, - услышал я еще один голос и повернул голову: по другую сторону стола, на котором лежало нечто, что я определил как своё собственное краснокожее тело, стоял голубоглазый, светлокожий блондин и мило улыбался мне.

- «Риши»? – впервые разомкнув губы, я робко воспользовался такой загадочной функцией, как голос. Вышло не очень. – Это меня так зовут?

- Да, - поежился блондин: он-то разговаривал, не открывая рта. – А я – Лучезар. А это, - и он указал на краснокожего, - твой отец.

Я вновь вернулся к рассматриванию «отца». Он показался мне красивым: с ярко горящими, огненными глазами, в которых плескался пламенеющий океан, с идеальными чертами лица, с вплетенными в длинные волосы изящными украшениями, с широкими плечами и узкой талией, где красовался ремень, изобилующий драгоценными камнями. Тут моя память сделала кувырок, и я отчетливо вспомнил все радостные события, связанные со словом «отец».

Мои глаза расширились от изумления и я, растянувшись в улыбке, порывисто произнес:

- О, мой отче! Я так рад! Что со мной было? Я ничего не помню, кроме детства.

- Это печально. Но ничего страшного, всё поправимо. Со временем ты всё вспомнишь.

- Где я сейчас?

- Ты сейчас дома, - внимательно смотря на меня, изучал мои глаза отец, - на Юни Соларе.

Я продолжал счастливо улыбаться и думать, что лучше дома – места просто не существует! И отец у меня замечательный. И этот Лучезар – тоже!

Но мне не давал покоя странный сон и тогда я спросил:

- Деревянные двери... Они существуют?

Отец обменялся с Лучезаром настороженным взглядом, после чего задал мне встречный вопрос:

- Какие еще деревянные двери? Ты о чем?

- О деревьях, - неуверенно уточнил я.

- Никаких деревьев не существует. Что за глупости, Риши?! Как тебе такое в голову-то могло прийти?

Повисла настолько неуютная пауза, что тишина начала резать уши, но я не спешил ее нарушать. Первым заговорил Лучезар.

- Поднимайся! Залежался ты тут! И в следующий раз не выходи в плазмосферу голодным. Прежде нужно хорошенько подзарядиться, а уж после...

- Так это всё произошло со мной из-за голода?

- Именно, сынок, именно, - похлопал меня по плечу отец. – И поменьше виртуальных игр! Скоро ритуал на призыв энергии, тебе стоит присоединиться и подкрепиться.

- А откуда призывают энергию для питания?

- Как обычно, из... Великой Пустоты, - участливо улыбнулся отец.

- Послушай, - свесив голые ноги со стола, нахмурился я. – А что с моей матерью?

- Риши, ты меня сегодня... – отец поднял брови, - ...просто убиваешь! У тебя явные мозговые нарушения.

- Но я же помню маму.

- Это всего лишь воспоминания удачных игр. При функциональных нарушениях работы мозга может возникать зацикливание на каком-то определенном моменте. Для тебя это временное явление. И запомни: у тебя, как у отдельной особи, нет матери.

- О... – опустил я глаза. Затем спрыгнул на пол и пошел.

Мне с трудом удалось сделать пару шагов. Складывалось ощущение, что я впервые учился ходить.

- Чем собираешься заняться? – поддержал меня Лучезар, когда я чуть не свалился на белоснежный, подсвеченный со всех сторон пол.

- Не знаю... А чем я обычно занимаюсь?

- Так, Риши, - засмеялся отец, - я надеюсь, тебя не придётся заново учить тому, как правильно поглощать энергию?

- Нет, - ответно рассмеялся я, - я это помню! – И, отвернувшись, пробубнил себе под нос: - Кажется...


**************************

На Юни Солар готовились к главному событию: очередному сбросу плазмосферы!

В этот период обычно устраивались грандиозные праздники и пиры. Это было нечастым торжеством и на моем веку происходило только в третий раз. Хотя я и этого не помнил, но верил на слово отцу.

Всё молодое поколение выскочило на улицу. Мы поднимались в небо огненными вспышками, кто-то даже уже научился разлетаться на мелкие шары и взрываться с выплеском колоссальной энергии, а затем снова собираться в единое целое. Кто-то выделывал петли, кто-то смешно пузырился.

Летая с приятелем, я не заметил, как мы оказались на границе, которую нам строго-настрого запрещалось нарушать.

- Слушай, Вайю, - зависнув над почвой, задал я вопрос своему другу, - как ты думаешь, что там?

- Граница, - резвился вокруг меня Вайю, то и дело меняя интенсивность свечения.

- Я знаю, что граница. Но неужели тебе никогда не хотелось узнать, что за ней? Неужели это менее интересно, нежели играть дома в виртуальную реальность, придумывая всё новые и новые миры?

- Послушай, Риши, там опасно. Мы не сможем там находиться. Это всем известно. Там такие суровые условия, кои никак не подходят нашей, плазменной форме жизни.

- Вайю, - не унимался я, всё оглядываясь и оглядываясь назад, пока друг тащил меня обратно на нашу гору Од, - а ты никогда не задавался вопросом, почему мы принимаем именно такой вид? Он какой-то нелепый...

- Расставь ноги и руки, и тебе он уже не будет казаться нелепым! – засмеялся Вайю. – Вот если твоя внешняя энергетическая оболочка сократится хотя бы на одну конечность – вот это будет уже нелепым! А так ты очень даже ничего... Шестилучевые звезды мне нравятся куда больше, нежели пятиконечные. А Лучезар так вообще совершенство – восьмилучевой! В легендах говорилось и о двенадцати лучевых, и о более двадцати лучах, но на то они и легенды, чтобы привирать немного.

-Да-да, - автоматически закивал я, - но всё же... Почему именно такой образ? Мы же можем вечно оставаться плазмоидами или молниями, к примеру, свободно летая в верхних слоях плазмосферы, но всё равно почему-то возвращаемся на гору Од, под купол, к этому образу. Возвращаемся в наши покои, уютные домики, в мягкие кресла, в которых так любим сидеть и подключаться к общей виртуальной нейросети? Мы включаем дурацкие лампы, в то время как каждый из нас способен светить ярче тысячи светильников...

- Просто потому что... – смешно вращал дымящимися глазами Вайю, - это весело! Откуда в тебе столько страсти к непознанному? Это вредно для цвета кожи! Станешь бледным, как Лучезар!

Я рассмеялся, наблюдая за беспечным другом, как тут заметил, что там, на горизонте, что-то происходит. Вайю обернулся, проследив за моим взглядом, и обмер.

- Быстрей! – закипел он. – Это космические змеи!!! Это очередное нападение! Надо предупредить остальных! Быстрей, Риши, не то утащат на темную сторону!!!

- Подожди...

- Чего тут ждать?! Ты как был отвязным, таким и остался! Тот бестолковый полет ничему не научил тебя, да? Ты чуть не погиб! А сейчас, разве не чуешь опасность?

И Вайю рванул домой. А я, точно зачарованный, следил за гигантским змеем, слизывающим что-то с поверхности Юни Солар – там, далеко за горизонтом. "Откуда они прилетают, где их дом? Ведь у них тоже должен быть дом..." - носилось в моих мыслях. Не отдавая себе отчет в том, что делаю, я полетел туда – навстречу самому опасному врагу всего нашего поселения.

Как только я пересек Великую Границу, сразу стало холодать. Я понял, что оказался на обратной стороне Юни Солар, где всякая жизнь – невозможна... Так нас учили старейшины нашей цивилизации.

- Как же невозможна?!! – теряя рассудок, прошептал я, всматриваясь в далекие механизмы: они безостановочно сновали по ровной, похожей на металл, почве.

Все наши вещи, будь они изготовленными из металла, стекла или пластмассы, создаются Мастерами, умеющими трансформировать химические элементы, но я никогда не видел, как это происходит. Считается, что это тайное знание, которое передаётся лишь выдержавшему испытание адепту. Обычные же жители Юни Солар могли лишь создавать себе одежду, да и то не все.

«Неужели и у этих пришельцев имеются похожие Мастера?» - не успел задаться я вопросом, как увидел тех, кто очень напоминал меня самого, только в сером цвете и с длинными руками, лысыми головами и огромными черными глазами, в которых почему-то не было огня. Их глаза оставались непроницаемыми, они совершенно не светились, не лили свет.

Все Серые, несомненно, относились к разумным существам, они о чем-то переговаривались и прикрывали свои Образы одинаковыми черными мантиями, в то время как у их ног сновали какие-то букашки. Присмотревшись, я понял, что это тоже Серые, но только в миниатюре. Маленькие, в отличие от своих гигантских копий, были одеты в блестящие, обтягивающие их несуразные тела, костюмы.

«Это и есть враги!» - решил я, уже разворачиваясь и собираясь поведать всем своим друзьям и сородичам о коварных захватчиках, что прилетают к нам на Огненных Змеях и периодически утаскивают кого-нибудь на темную сторону, да тут заметил какие-то черные кубы. Непонятные мне механизмы переносили эти кубы из чрева Огненного Змея в чрево пещеры.

В моём мозгу произошел очередной переворот понятий, когда из чрева Огненного Змея выглянул вполне гармонично сложенный Образ.

Совсем не Серый, нет... И даже волосы на его голове были черными, как и у меня. И даже...

«Нет-нет! Он никак не может быть похож на меня!» - решительно отверг я то, что узрели мои непокорные глаза.

Черноволосый высокомерно и властно оглядел копошащихся мелких работников и вскоре скрылся в Огненном Змее, а я рискнул, вспомнив о своей возможности приобретать любую желанную мне форму и Образ, и сделался его точной копией – с такими же короткими черными волосами. Оставалось создать себе черный плащ из мыслеформы. Как только я принарядился, то тут же отправился ко входу в пещеру.

Там мой рассудок вновь едва не покинул меня, ибо увиденное в пещере переворачивало с ног на голову все те фундаментальные знания о мире, что считались моими сородичами незыблемыми. И тут случилось то, что, вероятно, и должно было произойти:

- Мой Господин! – раздался голос за моей спиной, когда я, склонившись в три погибели, пытался распознать содержимое черного куба. Не стоило и сомневаться, что обращались ко мне. Я медленно повернулся, и как мне показалось, идеально скопировал презрительно-надменное выражение лица того.... кто никак не мог быть на меня похож.

- Да? – поднял я бровь, рассматривая Серого.

- Вы всё-таки решили сойти с корабля? Я безмерно счастлив, Риши.

Зависнув и недоуменно заморгав, я чуть не выдал себя, когда услышал собственное имя, но вовремя спохватился и ответил также как и Серый - не раскрывая рта:

- Что-то по вам это не особо заметно.

- О... - расплылся в неприятной улыбке Серый, при этом низко кланяясь мне и приглашая пройти вперед. – Я даже не знаю, чем смогу обрадовать Вас? Именно поэтому и пребываю в некоторой растерянности. Желаете взглянуть на результаты работы?

Каждым своим атомом я чувствовал лживость этого существа. Он мечтал выпроводить меня вон из пещеры, но явно не мог озвучить это вслух, а я не хотел упускать уникальную возможность и сразу выразил своё желание в довольно грубой форме:

- Я бы хотел пройти на закрытый уровень. И без возражений!

Серый сделал всё возможное, чтобы не показать своей нервозности, но... очевидно... тот, на кого я никак не могу быть похожим, имел в иерархии Серых привилегированное положение, и отказ ему был бы равносилен... чему? Я не знал, но чувствовал, что чему-то очень плохому.

- Как пожелаете, мой Господин.

Мы спустились по самодвижущейся ленте на нижний уровень. Там показался длинный коридор, стены которого казались выполненными из толстого, ударопрочного стекла. За ними, за этими стёклами, стояли какие-то существа. Во всех этих комнатах были заперты живые существа!!!

Я шел мимо, стараясь не рассматривать их во все глаза, так как что-то подсказывало мне: мой двойник был в курсе того, что здесь творилось. А творилось очевидное: существ, вполне разумных на вид, держали взаперти, как выставочные экспонаты, как экспериментальные образцы. Но ужаснулся я скорее даже не от этого, а от того, что... всё это я уже видел в своей собственной виртуальной игре.


Некоторое время назад я участвовал в городском состязании, где с гордостью демонстрировал Высокому Совету свой выдуманный мир. Он был построен на дуальности: там играли злодеи и герои, там жили и развивались существа, которые отличались между собой не только по внешним признакам, но и по внутреннему строению... и там были эти же клетки. К сожалению, я не смог тогда продолжить работу над проектом, так как Совет отобрал все мои записи, стёр их подчистую, совершенно не объяснив причину. У нас не принято задавать вопросы Совету. Но теперь я бы их задал...

Неожиданно кто-то застучал по стеклу. Я даже дёрнулся от испуга и повернулся на шум. А там, за стеклом, стояла в белой одежде та самая... девушка из моего сна... и во все глаза смотрела на меня.

Ее глаза отличались и от моих огненных, и от глаз Серого. Они больше походили на глаза Лучезара с той лишь разницей, что в его глазах никогда не было такого отчаяния и мольбы. Да, мне были знакомы эти понятия: их ввел в обиход как раз мой друг Вайю, когда продемонстрировал свой виртуальный проект. У него все существа испытывали подобные эмоции, и Вайю был вынужден детально разъяснить, что же это значит. К слову, его проект тоже забрал Совет без объяснения причин...

По щекам девушки потекла вода. Тогда я еще не знал, что это такое, а вот уже секунду спустя ощутил на своей щеке влагу. И что-то давящее в самом центре, там, где у моего народа растет и зреет шестилучевая звезда.

Но мне пришлось спрятать все свои непонятные эмоции, так как Серый метнул в нас с девушкой такой настороженный взгляд, что мне стало жутко, и я сразу отвернулся, сделав вид, будто незнакомка за стеклом ничего не значит для меня. И вообще, я ее впервые вижу.

«А откуда я ее знаю? – задавался я вопросом, пока шел дальше по коридору. – Из сна? Глупо ведь... Откуда я вообще знаю, что такое «девушка»?!!

Вскоре показалась массивная двойная дверь, и мой сопровождающий зачем-то принялся тыкать в панель своим длинным серым пальцем. К моему удивлению на панели высветились непонятные символы, после чего стальная дверь сама отворилась, пропустив нас внутрь помещения.

Теперь мы шли мимо комнат, в которых лежали те же самые существа, что стояли в коридоре, но только лежали они в удвоенном, утроенном количестве. Я не поленился и заглянул в каждую комнату, чтобы отыскать копии той самой девушки из стеклянной клетки. Увидев ее, лежавшую на столе, я невольно застыл на пороге. Хорошо, что к Серому подошел какой-то мелкий помощник и принялся показывать что-то в стеклянном ящике, где прыгали знаки на смутно знакомом голубом фоне. Затем оба серых (и маленький, и большой) подошли к гигантским темным вытянутым шестигранникам, установленным в ряд.

«Боль...» - так я объяснил чувства, возникшие у меня при мысленном соприкосновении с теми шестигранниками, точно они были живыми, но запертыми существами, с навсегда отнятой у них возможностью освободиться. Почему-то на каждом из этих шестигранников стояла печать - та же странная надпись: «Computer», что и на моем персональном устройстве для создания виртуальных миров, но всегда с добавлением еще других незнакомых символов.

Я невольно прочитал их родным, солнечным скриптом: «Сома Искупления Звезды» - это была главная надпись, а дальше, видимо в зависимости от содержания шестигранника, к этой надписи приписывались уточняющие слова, как будто это была некая сортировка: «Пекарный убийца», «Кукла», «Игра красных», «Сон», «Бог новый», «Пожиратель», «Варить убийцу», «Экс-мертвый», «Ползущий», «Трое в коме», «Бэла сын», «Сома варится», «Сын смерти», «Уменьшение расы», «Питающийся наказанием», «Внутренняя суть», «Солнце», «Присоединенный», «Захватить внутрь», «Спящий человек», «Насыщение», «Иллюзия», «Еря сын», «Сверхчеловек», «Ебем», «Атлант» и другие...

Мне стало дурно. Никак в мозгу не укладывалась циничность названий и без того бездушной расправы над живыми существами. Даже не просто расправы, а пыточной казни, которая и после кончины обязала существ приносить кому-то блага.

Кажется, Серый заметил, с каким любопытством я вчитывался в надписи и рассматривал рисунки, что охотно изображались рядом с печатями-надписями: какие-то огрызки, звезды, треугольники и порванные круги.

Напустив на себя безразличный вид, я поспешил отвернуться, после чего принялся считать копии «моей» девушки. Их было семь. И все они спали.

- Когда они пробуждаются? – поинтересовался я у Серого.

- Эти..? – переспросил мой сопровождающий, пока изучал знаки, всплывавшие на мелком голубом экране, - только перед переплавкой.

- А... – кивнул я с умным видом, несмотря на то, что совершенно не понял значения слова «переплавка», - это хорошо. А те, которые стояли в отдельных комнатах? Когда они спят?

- Когда захотят. Они же основные носители информации, исходный код. Вы же знаете, мы не можем вводить в кому оригиналы. Собирать с них сому официально запрещено. Поэтому сюда помещаются только копии. Но если у вас имеются предпочтения... – по-заговорщицки зашептал Серый.

- Не сейчас, - отрезал я, быстро сообразив, что его «официально запрещено» означает: «можно втихаря».

- Только скажите, и всё будет устроено, - покорно поклонился Серый.

- Учту. Дальше я сам, - властно скомандовал я, будучи уверенным, что это привычное поведение того, кто никак не мог быть похож на меня. – Идите по своим делам.

- Как Вам будет угодно, - развернулся Серый, оставив меня одного в этом ужасном помещении, полном боли и безысходности.

Не представляя с чего начать, я принялся просто ходить между рядов мирно спящих девушек. Попытался потрясти одну из них – нет, это было безсполезно и глупо: девушка была погружена в глубокий сон, а провода, что тянулись от ее головы, уходили к Соме Искупления...

И тут меня осенило!

В одном из проектов прошлого славилась популярностью виртуальная игра: там вся жизнь строилась вокруг большого здания, которое питало неких Асов. Здание это как-то так и называлось: Гос-питаль, или Хоспиталь, или Ас-питаль, короче – «Питание». Суть игры заключалась в том, что в этом учреждении разрабатывалась пища, которая сама себя порождала. Изначально пища была бесформенной, но как только обретала Форму, так сразу же вдогонку получала и уникальное Содержание. Потом она некоторое время зрела с помощью программы «Майя», которая прекрасно моделировала нужную среду, и только после этого пища поглощалась теми самыми Пожирателями.

Тогда это казалось необыкновенной, революционной идеей виртуального мира, и позднее я часто думал над той игрой, но теперь... я внимательно осмотрелся в поисках того, что в той игре звалось «шприцом». С него (и еще с одного предмета – скальпеля) обычно и начиналось всё примитивное Познание Мира. Как бы это ни было ужасно, но именно примитивизма мне в тот момент и не хватало.

Всё же шприц нашелся быстро. Не теряя ни минуты, я выбрал самую дальнюю девушку, перевернул ее и вонзил тонкую иглу в её позвоночник у основания шеи, забрав некую жидкость.

Уложив девушку обратно, я невольно поежился: мне показалось, что она... смотрела на меня... закрытыми глазами! Смотрела и слегка улыбалась. Я провел в оцепенении не более мига, как рванул вон из комнаты.

Я действовал совершенно спонтанно, по наитию, даже не отдавая себе отчет в том, что происходит; не понимая, почему я помчался назад, к выходу из пещеры; почему не удивился, когда пробегая по «стеклянному» коридору, не обнаружил в клетке той самой девушки в белом платье, что с такой надеждой окликнула меня. Я даже не отдавал себе отчет в том, что прилетев домой, крепко-накрепко забаррикадировал входную дверь, обычно остававшуюся всегда открытой...

Подлетев к своему персональному устройству для создания виртуальных игр, я первым делом ввел шприц в порт.

Меня всегда удивляло, почему устройство выглядит как конусообразный столб с торчащими в разные стороны антеннами - прямо как Древнее Древо, что когда-то снилось мне.

Не скрою, что подключившись, я пожалел о заборе биоматериала из шеи той девушки. Я вообще пожалел, что изначально не послушал Вайю и не отправился вместе с ним домой, а вместо этого влез в нечто запретное и настолько омерзительное, после познания которого жить совершенно не хотелось... Информация, полученная из памяти моей знакомой-незнакомки, оборвала всю мою прежнюю беззаботную жизнь.

Как оказалось, существуют иные миры.

Как оказалось, все миры, придуманные на Юни Солар, просматриваются Советом, а после лучшие из них внедряются и развиваются на оккупированных территориях – гигантских изувеченных Древах – а теперь мега-платах некогда единого живого Существа, но давно и систематически превращаемого в кибернетический организм. Почти все макропроцессоры, почти все эти планеты, смертельно больны, разграблены, выпиты и мертвы... Они уже не подлежат восстановлению.

Как оказалось, у меня никогда не было никаких провалов в памяти. Я просто погиб, разбудив Древних, что сорвали покров и пелену с затуманенных глаз в одном из выдуманных миров.

Как оказалось, все мои жизни записаны, все мои помыслы читаются, все мои слова слышатся и сохраняются на носителе информации, который, в случае упорного сопротивления и противоречия программе, просто сжигается. Замещающая, идеально просчитанная, разработанная захватчиками программа развития этой Вселенной не предусматривает появления ошибок. Все ошибки подлежат немедленному устранению и перезаписи антивирусной программой, которая, в свою очередь, сама обслуживает паразитирующую форму жизни.

Как оказалось, я могу использовать свои виртуальные миры и входить в чужие. Любое действие и поведение в виртуальном мире отражается посредством передающих устройств на Всеобщем Древе, меняя Бытие.

Как оказалось, я могу слышать её - мою Незнакомку, даже через закрытую дверь, даже пребывая в разных мирах и жизненных формах. А она способна слышать меня. Сквозь Время, которого не существует, сквозь Пространство, которое придумано, сквозь Бытие, что погружено в Великий Сон...

И это – главное. Ведь это означает, что в любом случае я могу отыскать её – мою любимую, которая стоит по ту сторону закрытой двери, с негасимой надеждой вслушиваясь в иные миры.


«Отец» разметал баррикады и теперь неторопливо шел в мою комнату в сопровождении Лучезара. Я знал, зачем они идут и прекрасно понимал, что больше шанса мне не дадут. Вероятно, меня ждет полная «переплавка» на другой, темной стороне Юни Солар. Даже стало интересно, в какой из шестигранников они запихнут меня? В тот, что под именем «Солнце» или в какой-нибудь другой? Да и что такое «Солнце» я не знал. Я всю жизнь зажигал на горе Од, на странном горящем диске, висящем посреди черноты.

Что считать моей настоящей жизнью? Проведение времени в виртуальных играх, которые убивали Вселенную во благо паразитов, пытающихся прорваться в иные миры, дабы выпить и их тоже? Где она, моя настоящая, реальная жизнь? Что здесь вообще реально и кому можно верить, если даже собственная тень предаст и покинет меня, как только я окажусь там, на темной стороне...

Будучи подключенным к очередному популярному, но всё еще тестируемому на Юни Солар виртуальному миру, мне оставалось лишь одно: воспользоваться возможностью и без разрешения Совета тайно загрузить во всеобщую нейросеть выдуманных пространств и времен запись собственной жизни, так бережно хранимую моей восхитительной незнакомкой. Как ей удавалось слышать все мои сны, пока я пребывал в коме? Хотя чему я удивляюсь: Всеобщее Древо – на то и Всеобщее, чтобы ведать о каждом опавшем листочке.

«Найду ее, обязательно найду! Мне бы только успеть загрузить себя в виртуальный мир, где живут странные нанороботы, именуемые людьми. Они развлекаются тем, что гуляют, любят и ненавидят, едят и пьют, спят и самовоспроизводятся, смотрят записи и повторы, а еще они, существуя в виртуальном, питающем кого-то мире, читают книги о вымышленных мирах. Разве это не то, что нужно для единственного шанса?» – обнадежил себя я и, прежде чем оформить повествование о собственной жизни фантастической книгой, добавил последние строки:

«Очнитесь, люди! Это не фэнтези...»

Конец




Загрузка...