Властелин мургов

Глава 9

Уже почти рассвело, когда они, озираясь по сторонам, выбрались из дома Дроблека. Густой серый туман окутывал узкие и кривые улочки Стисс-Тора, по которым брели они следом за Исасом через бедный квартал по направлению к докам.

Запах стоячей воды и вонь, столь свойственные трущобам, в тумане казались особенно сильными, щекоча ноздри Гариона.

Они вышли из узенького переулочка, и тут Исас знаком приказал всем остановиться, вглядываясь в туманную муть. Потом кивнул.

— Пойдемте, — прошептал он. — И постарайтесь не шуметь.

Они поспешили вдоль булыжной мостовой, едва освещенной мутно-красным в тумане свечением фонарей, и вновь оказались в таком же переулке, заваленном отбросами. В дальнем его конце Гарион разглядел медленно текущие воды реки, в тумане казавшиеся совсем бледными.

Одноглазый убийца повел их по другой мощеной улочке к обветшалому покосившемуся причалу, едва различимому в тумане. Он остановился в тени бесформенной хибарки, которая чуть ли не висела над самой водой, и стал возиться с дверью. Потом медленно открыл ее, стараясь не шуметь и для верности прикрывая своими лохмотьями ржавые петли, издававшие протестующий страдальческий скрип.

— Сюда, — прошептал он, и все последовали за ним в пропахшую сыростью лачугу. — К мосткам привязана лодка, — полушепотом продолжал он. — Подождите здесь, а я ее приволоку.

Он снова пошел к выходу, и Гарион вновь услыхал тихий скрип ржавых петель.

Они ждали, нервно прислушиваясь к писку и копошению крыс, заполонивших эту часть города. Время, казалось, остановилось. Гарион стоял подле самой двери, глядя в щель между двумя подгнившими досками на окутанную густым туманом улочку, упиравшуюся прямо в реку.

— Готово, — услыхал он наконец голос Исаса. Казалось, прошли долгие часы.

— Осторожнее на лестнице. Ступени скользкие.

Один за другим они спустились по лестнице в лодку, которую одноглазый подогнал прямо под хибару.

— Мы должны вести себя тише воды, — предупредил он, когда все уселись. — Где-то тут на реке еще одна лодка.

— Лодка? — обеспокоенно переспросил Сади. — А те люди в ней, что они делают?

Исас пожал плечами.

— Наверное, что-то крамольное.

Он толкнул суденышко, уселся на центральную скамью и принялся грести так, медленно и осторожно погружая весла в маслянистые воды реки, что не было слышно ни единого звука. Туман поднимался от темной воды рваными клочьями, а несколько освещенных окошек высоко в башнях Стисс-Тора были мутны и казались нереальными, словно маленькие золотые свечи из призрачного сна.

Исас мерно греб — его весла издавали лишь слабое подобие звука.

И тут откуда-то из тумана внезапно донесся приглушенный крик, потом всплеск — и что-то забулькало.

— Что это было? — нервно просипел Сади, когда Исас перестал грести, вслушиваясь в тишину.

— Тихо, — прошептал одноглазый.

Откуда-то из тумана послышался топот — словно кто-то переступал ногами по днищу лодки, затем тяжелый всплеск весла, затем кто-то выругался хрипло и громко.

— Тише! — раздался другой голос.

— С какой стати?

— Не хватало еще, чтобы каждая собака в Стисс-Торе знала, что мы с тобой здесь.

— Да ты не беспокойся. Камушек, который я привязал ему к ногам, долго продержит его на дне.

Послышался удаляющийся скрип уключин.

— Любители, — презрительно пробормотал Исас.

— Политическое убийство? — спросил Шелк с ноткой профессионального любопытства в голосе. — Или просто кто-то с кем-то поквитался?

— А какая нам разница?

Исас снова принялся грести, бесшумно погружая весла в воду.

Стисс-Тор исчезал в тумане. Когда Гарион перестал видеть городские огни, ему стало казаться, что они вовсе не движутся, а стоят на одном месте. Но вот в тумане смутно забрезжил берег, а глаза постепенно стали различать и верхушки деревьев, окутанные туманом.

С берега послышался тихий свист, и Исас направил лодку прямо туда, откуда раздался этот звук.

— Гарион, это ты? — послышался откуда-то из темноты шепот Дарника.

— Да.

Исас подвел лодку прямо под развесистые прибрежные деревья, а Дарник подтащил ее к берегу.

— Остальные ждут на той стороне дороги, — тихо сказал он, помогая Полгаре сойти на берег.

— Ты так помог нам, Исас, — сказал Сади проводнику.

— А вы разве нанимали меня для чего-то другого? — пожал плечами одноглазый.

Шелк пристально взглянул на него.

— Если решишь принять мое предложение, поговори с Дроблеком.

— Я подумаю, — отвечал Исас. Потом, помолчав, он взглянул на Полгару. — Удачи вам в ваших странствиях, госпожа, — тихо произнес он. — Сдается мне, она вам ох как понадобится.

— Спасибо тебе, Исас.

Проводник отчалил от берега, и лодка тотчас же растворилась в тумане.

— О чем это ты с ним говорил? — спросил Сади у Шелка.

— Да ничего особенного. Драснийской секретной службе всегда нужны умные люди — вот и все.

Дарник пристально глядел на невесть откуда появившегося бритоголового евнуха.

— Мы все объясним, когда соберемся все вместе, дорогой, — успокоила его Полгара.

— Хорошо, Полгара, — согласился он. — Ну, пойдемте.

Они поднялись по заросшему густой травой берегу, пересекли разбитую дорогу и углубились в подлесок на той стороне, где их уже поджидали остальные.

Сенедра, Эрионд, Тоф и Бархотка сидели в небольшой пещерке, наполовину скрытой замшелым стволом поваленного дерева. Единственный потайной фонарь освещал пещерку тусклым светом.

— Гарион! — воскликнула Сенедра с величайшим облегчением, вскакивая на ноги. — Что так задержало тебя?

— Нам пришлось свернуть с прямого пути, — ответил он, заключая ее в объятия; зарывшись лицом в ее волосы, он вновь уловил нежный и теплый аромат, который был так мил его сердцу.

— Итак, друзья мои, — сказал Белгарат, вглядываясь в постепенно светлеющее небо, — я хочу, чтобы мы поскорее трогались в путь, посему буду краток. — Он уселся на мягкий пружинистый мох возле самого фонаря и указал на бритоголового евнуха. — Это Сади. Большинство из вас уже знакомы с ним. Он будет нас сопровождать.

— Мудро ли это, Белгарат? — нерешительно спросил Дарник.

— Возможно, и нет, — отвечал старик. — Но это не я придумал. Ему упорно кажется, что Зандрамас сейчас в южном Хтол-Мургосе и собирается пересечь континент, чтобы попасть на остров Веркат, что у юго-восточного побережья.

— Сейчас эта часть суши изобилует опасностями, о древнейший, — пробормотала Бархотка.

— С нами ничего не случится, дорогая госпожа, — уверил ее Сади нежным контральто. — Если мы будем путешествовать под видом работорговцев, никто к нам не привяжется.

— Это ты так считаешь, — слегка скептически произнес Белгарат. — Возможно, именно так все и было бы, не начнись эта война. К тому же мы до сих пор не знаем наверняка, как маллорейцы относятся к работорговле.

— Вам пора узнать еще кое-что, — тихо прибавила Полгара. — Мы с Гарионом были во дворце, чтобы разузнать, имеет ли Салмиссра ко всему этому отношение. И она сказала нам, что Зандрамас — женщина.

— Женщина? — воскликнула Сенедра.

— Так сказала нам Салмиссра, а ей нет ровным счетом никакого резона лгать.

Дарник почесал в затылке.

— Не правда ли, сюрприз? А ты уверена, что Салмиссра не ошибается?

Полгара кивнула.

— Салмиссра совершенно уверена в том, что говорит, к тому же она явно кичилась своей осведомленностью в том, о чем я не знаю.

— А ведь это похоже на правду, — задумчиво проговорила Бархотка. — Большинство поступков Зандрамас — типично женские.

— Что-то я не совсем тебя понимаю, — признался Дарник.

— Мужские поступки разительно отличаются от женских, добрый человек. Одно и то же мужчины и женщины делают по-разному. И то, что Зандрамас оказалась женщиной, очень многое объясняет.

— К тому же она пускается во все тяжкие, стараясь это скрыть, — добавил Шелк. — Заботится о том, чтобы никто из видевших ее не остался в живых и не смог бы никому раскрыть ее тайны.

— Давайте обсудим это немного позднее. — Белгарат поднялся, вглядываясь в туман, который рассеивался на глазах. — Я хочу поскорее убраться отсюда — прежде, чем проснутся люди на том берегу. Пора седлать лошадей.

Потребовалось некоторое время, чтобы освободить одну из лошадей, везущих поклажу, для Сади. Но вскоре все уже ехали по лесной тропинке, ведущей вдоль извилистого русла Змеиной реки. Поначалу они двигались с большой опаской, но, покинув окрестности Стисс-Тора, утонувшие в прибрежном тумане, пришпорили коней и поскакали по пустынной дороге, ведущей через дикие леса и зловонные болота Страны змей.

В лугах утреннего солнца туман казался совершенно волшебным, а капли росы, повисшие на листьях, блистали, словно драгоценные каменья. Гарион, у которого щипало глаза после бессонной ночи, чувствуя себя совершенно разбитым, тем не менее самозабвенно любовался унизанной бриллиантами влаги зеленью и не уставал восхищаться волшебной красотой этого дикого захолустья.

— Весь мир прекрасен, Белгарион, — откликнулся на его невысказанные мысли Эрионд. — Надо только уметь смотреть на него.

Когда туман рассеялся, путники смогли двигаться куда быстрее. В тот день они никого не повстречали и к тому времени, как солнце начало медленно погружаться в клубы пурпурных облаков, которые, казалось, круглые сутки окутывали горизонт на западе, уже преодолели значительное расстояние вверх по реке.

— Далеко ли до мургской границы? — спросил Гарион у Сади, с которым они собирали валежник, пока Дарник с Тофом ставили на ночь палатки.

— Еще несколько дней пути, — ответил евнух. — Там надо перейти реку вброд — переправа у самого истока, — затем взять вбок, по направлению к Араге. На другой стороне брода деревушка — мне нужно туда заглянуть кое за чем: прикупить подходящей одежды, ну и тому подобного.

Неподалеку Бархотка и Сенедра распаковывали походные кухонные принадлежности Полгары. И светловолосая драснийка глянула на Сади.

— Извините, — сказала она, — но мне кажется, в вашем плане есть изъян.

— Да-а?

— Как мы сможем выдать себя за работорговцев, когда с первого же взгляда видно, что среди нас есть женщины?

— Но в любом отряде работорговцев есть женщины, моя дорогая госпожа, — сообщил евнух, опуская охапку валежника подле сложенного из камней очага. — Думаю, что если вы поразмыслите, то сами поймете почему.

— А вот я не понимаю, — заявила Сенедра.

Сади деликатно прокашлялся.

— Ведь мы торгуем и рабынями точно так же, как и рабами-мужчинами, ваше величество, — принялся растолковывать он. — А рабыни, которых конвоируют женщины-работорговцы, стоят дороже.

Лицо королевы медленно залилось румянцем.

— Как же это отвратительно.

Сади пожал плечами.

— Не я сотворил этот мир, ваше величество. Я просто пытаюсь к нему приспособиться.

Когда трапеза была окончена, Сади взял глиняную миску, наполнил ее горячей водой и принялся намыливать голову — на бритой макушке уже явственно проглядывала щетина.

— Знаешь, я все хочу спросить тебя, Сади, — обратился к евнуху Шелк. — Что ты такого натворил? Чем так разгневал Салмиссру?

Сади криво усмехнулся.

— Все мы — ну те, кто на службе у королевы, — все до единого продажные душонки, Хелдар. Все мы сплошь подлецы и негодяи — и даже хуже. И вот несколько лет тому назад Салмиссра издала ряд законов с целью удержать обманы и придворные дрязги в допустимых границах — единственно ради того, чтобы не начался раздор в правительстве. Я нарушил некоторые из этих постановлений, — да что там, большинство из них. Сарис пронюхал про это и помчался кляузничать королеве. — Сади вздохнул. — Мне страшно жаль, что я не видел, каково было ему, когда она его целовала. — И евнух взялся за бритву.

— А почему все мужчины в Найсе бреют головы? — с любопытством спросила Сенедра.

— В Найсе полным-полно разнообразных и весьма противных насекомых, ваше величество, которые с величайшей охотой поселяются в человеческих волосах.

Королева ошарашенно поглядела на Сади, невольно потянувшись рукой к своим медным кудрям.

— Я бы на вашем месте не слишком беспокоился, — улыбнулся евнух. — Большинство из них зимой обычно впадают в спячку.

Спустя несколько часов, около полудня, дорога пошла в гору — из непроходимых лесных зарослей путешественники выехали в холмистый подлесок.

Промозглая сырость отступила, и путников окутало приятное тепло. Река уже бежала по камням, и воды ее стали значительно чище.

— Брод уже совсем недалеко, прямо впереди, — объяснил Сади, когда они миновали излучину.

В этом месте был когда-то каменный мост, но время и быстрые воды подточили опоры и низвергли сооружение. Меж каменных глыб, шипя и пенясь, бежали зеленоватые струи. Вверх по течению от разрушенного моста, на мелководье, вода сверкала и переливалась всеми цветами радуги. Видно было, что здесь часто переходят реку вброд, — земля на берегу была хорошо утоптана.

— А пиявки тут есть? — спросил Шелк, с опаской глядя на воду.

— Здесь для них течение чересчур быстрое, принц Хелдар, — ответил Сади. — Тела пиявок слишком нежны, им не по вкусу биться о камни на быстрине. — И евнух, уверенно пришпорив коня, въехал в воду. — Деревня, про которую я говорил, неподалеку, — объявил он, когда все пересекли поток. — Мне нужен всего какой-нибудь час, чтобы добыть все необходимое.

— Мы можем подождать тебя здесь, — ответил Белгарат, соскакивая с седла. — Ты пойдешь с ним, Шелк.

— Да я и сам справлюсь, — воспротивился Сади.

— Уверен, что справишься. Всего-навсего маленькая предосторожность — назовем это так.

— А как я объясню хозяину лавки, что вместе со мной явился драсниец?

— А ты солги ему. Нисколько не сомневаюсь, ты сумеешь сделать это очень убедительно.

Гарион спешился и пошел вверх по берегу реки. Этих людей он любил больше всех на свете, но порой их беспечная болтовня приводила его в ярость. Даже прекрасно зная, что у них не было на уме ничего дурного, Гарион тем не менее воспринимал их поведение как полнейшее безразличие к его личной трагедии и, что было для него еще важнее, к мучениям Сенедры. Он стоял на речном обрыве, невидящими глазами глядя на бегущие воды Змеиной реки и раскинувшиеся внизу джунгли Страны змей. Как он будет рад выбраться из Найса! И дело вовсе не в непролазной грязи, не в удушающей вони болот и не в тучах насекомых, беспрестанно вьющихся в воздухе. Настоящая беда заключалась в том, что в Найсе в большинстве случаев видно было всего на несколько футов вперед — и не только вперед, а вообще в любом направлении. Гарион же, сам не зная почему, ощущал насущную необходимость обозревать большие расстояния, поэтому ветви деревьев и густой подлесок мешали ему и раздражали его. Вот уже несколько раз он с трудом, собрав в кулак всю волю, усмирял жгучее желание при помощи дарованной ему силы истребить эти дикие джунгли.

Когда Сади и Шелк возвратились, лицо маленького драснийца было перекошено от злости.

— Это же только для вида, принц Хелдар, — терпеливо уговаривал его Сади. — Ведь с нами не будет ни единого раба, и некому будет все это надеть.

— Меня оскорбляет даже сама мысль.

— Вы это о чем? — спросил Белгарат.

Сади передернул плечами.

— Я купил несколько пар кандалов и еще невольничьи пояса. А Хелдару это пришлось не по нраву.

— Да и кнуты мне не по нутру, — добавил Шелк.

— Но я же все объяснил тебе, Хелдар!

— Знаю. И все равно противно!

— Разумеется, противно. Найсанцы вообще препротивные людишки. Я думал, вам это известно.

— Рассуждениями о морали и нравственности можно заняться позднее, — прервал их Белгарат. — Пора двигаться.

Дорога от реки вела прямо в предгорья. Лиственные деревья уступили место хвойным, все чаще встречались низкие заросли вереска. Тут и там среди темной зелени белели огромные валуны, а небо над головами было ярко-синим. Заночевали они в густейших зарослях вереска, а костер развели возле самого валуна — поверхность камня отражала и тепло, и свет. Отсюда был виден горный кряж, отчетливо вырисовывающийся на фоне звездного неба.

— Когда мы перевалим за этот горный хребет, окажемся в Хтол-Мургосе, — объявил Сади сидящим вокруг костра спутникам после ужина. — Мурги очень ревностно охраняют свои границы, поэтому, думаю, настало время облачиться в наши маскарадные костюмы.

Он развязал большой тюк, который приволок из деревни у брода, и, достав оттуда несколько темно-зеленых шелковых нарядов, озадаченно посмотрел на Сенедру и гиганта Тофа.

— Н-да, маленькая незадача, — пробормотал он. — Товар у хозяина лавки не отличался большим разнообразием размеров.

— Я все подгоню, Сади, — пообещала Полгара, подхватывая кинутые одежды, и принялась развязывать один из тюков в поисках швейных принадлежностей.

Белгарат же в задумчивости разглядывал большую карту.

— Меня кое-что беспокоит, — сказал он, поворачиваясь к Сади. — Существует ли путь, по которому Зандрамас могла бы, отплыв на корабле из какого-либо порта западного побережья, обогнуть южную оконечность континента и достичь Верката?

Сади отрицательно покачал головой — его бритая голова поблескивала в свете костра.

— Это невозможно, о древнейший. Несколько лет тому назад маллорейский флот проскользнул мимо Мургоса, и король Ургит все еще видит это в кошмарных снах. Он позакрывал все порты западного побережья, а его корабли патрулируют берега вдоль всего полуострова Урга. Никто не плавает вдоль этих берегов без его особого на то разрешения.

— А это далеко от Верката? — спросил Дарник. Сади, сощурившись, поглядел на звезды.

— В это время года три-четыре месяца езды, добрый человек.

Полгара что-то вполголоса напевала про себя, проворная игла в ее руках поблескивала.

— Подойди-ка, Сенедра, — позвала она.

Маленькая королева поднялась и подошла к ней. Полгара приложила зеленое платье к ее хрупкой фигурке и удовлетворенно кивнула.

Сенедра наморщила носик.

— А она должна так плохо пахнуть, эта одежда? — спросила она у Сади.

— Не думаю, что должна, но всегда пахнет. У рабов довольно специфический запах, и он прямо-таки въедается в ткань.

Полгара глядела на Тофа, держа в руках оставшуюся одежду.

— Да-а, это будет потруднее.

Гигант смущенно улыбнулся в ответ и поднялся, чтобы подбросить в костер еще охапку хвороста. Когда он поворошил палкой угли, сноп ярко-оранжевых искр взмыл в небо, и на мгновение показалось, будто звезды совсем низко. И в этот миг откуда-то из-за горного кряжа раздалось низкое раскатистое рычание.

— Что это? — вскрикнула Сенедра.

— Лев, — ответил Сади. — Они иногда охотятся, бродя вдоль тропы, по которой гонят рабов, — по крайней мере, старые и немощные звери.

— А почему так?

— Порой рабы слабеют настолько, что не могут идти дальше, и их бросают прямо на тропе. Старый лев не в силах нагнать ловкую и быструю добычу, и вот…

— Сади умолк.

Сенедра в ужасе устремила на него взгляд.

— Вы же сами спросили, ваше величество, — напомнил ей евнух. — Кстати, мне и самому все не очень-то нравится. Вот почему я бросил работорговлю и ударился в политику. — Он встал и отряхнул полы своей одежды. — А теперь, да простят меня многоуважаемые господа, я пойду и покормлю Зит. Будьте осторожны нынче, ложась спать, — порой она ускользает от меня после кормежки. Сдается мне, ей нравится играть со мной в прятки, поэтому неизвестно, где она может обнаружиться. — И евнух отправился туда, где расстелены были его одеяла.

Шелк долго смотрел ему вслед, потом обернулся к сидящим у огня.

— Не знаю как все вы, — объявил он, — но я сегодня сплю прямо здесь, не сходя с места.

Наутро, после завтрака, все натянули вонючие одежды найсанских работорговцев. Следуя указаниям Белгарата, Гарион старательно укрыл рукоять Ривского меча.

— Полагаю, следует тщательно прятать Шар — по крайней мере, пока мы в Хтол-Мургосе, — сказал старик. — Когда рядом появляются ангараканцы, он начинает беспокоиться.

Путники оседлали лошадей и стали подниматься в горы. Как только перевалили через хребет, Полгара внезапно и резко натянула поводья своего коня.

— Что такое, Полгара? — спросил Дарник. Она не сразу ответила, сильно побледнев. Глаза ее сверкнули, а снежно-белый локон засветился.

— Чудовищно! — выдохнула Полгара.

— Что там, тетушка Пол? — спросил Гарион.

— Поглядите туда.

И она указала на что-то дрожащей рукой. В нескольких ярдах от дороги белели человеческие кости и череп, уставившийся в небо пустыми глазницами.

— Это один из тех рабов, про которых вчера вечером рассказывал Сади? — предположил Шелк.

Полгара покачала головой.

— Сарис и Нарадас уговорились между собой, что несколько человек будут сопровождать Зандрамас к границе Страны мургов, — напомнила она. — Когда она добралась сюда, они ей стали больше не нужны.

Шелк помрачнел.

— Да, это вполне в ее духе. Всех, кто перестает быть ей нужным, она не задумываясь убивает.

— Она не просто убила их. — Полгару передернуло. — Злодейка перебила им ноги и оставила несчастных на растерзание львам. Они прождали тут до самого заката, а потом пришли львы.

Лицо Сенедры побелело.

— Как ужасно!

— Ты уверена, Полгара? — спросил Дарник. Лицо его приобрело странное выражение.

— Некоторые деяния людские так ужасны, что их запоминают даже камни и могут о них поведать.

Белгарат не отрываясь смотрел на побелевшие кости.

— Зандрамас сделала такое не впервые. Ей недостаточно просто убивать, чтобы скрывать свои хитрости. Ей необходимо зверствовать.

— Она — сущее чудовище, — промолвила Сенедра. — Она упивается ужасом.

— Мало того, — ответил Белгарат. — По-моему, она пытается оставлять для нас таким образом «весточки». — Он кивком указал на кости. — В этом не было особой необходимости. Полагаю, она хочет нас напугать.

— Не выйдет, — очень тихо и спокойно сказал Гарион. — Все, что она делает, лишь усугубляет ее вину. Когда настанет для нее час расплаты за все, думаю, она обнаружит, что хватила через край.

На самой вершине хребта старая дорога внезапно обрывалась, словно обозначая ту невидимую грань, где кончался Найс и начинался Хтол-Мургос. Отсюда с вершины путники безмолвно взирали на бескрайние просторы, покрытые черными глыбами и гравием, посверкивающим под палящим солнцем.

— Куда же направилась Зандрамас? — спросил Дарник у Гариона.

— Она повернула на юг, — ответил Гарион, почувствовав движение Шара в новом направлении.

— Мы сможем выгадать время, если двинемся напрямик, ведь правда?

— Совершенно исключено, господин Дарник, — объявил Сади. — Это великая пустыня Арага. Она так же безгранична, как Алгария. Вода здесь есть только в колодцах дагашей — но ведь вы не хотите быть там схваченными, не так ли?

— Дагаши там живут? — спросил Дарник, из-под руки озирая пустыню.

— Они — единственные, кто может выжить здесь, — ответил Сади. — Возможно, поэтому они такие грозные. Нам придется проехать по этому хребту на юг еще с сотню лиг. Потом направимся на юго-восток через Моркт и дальше, в великий южный лес Горут.

Белгарат кивнул:

— Тогда в путь!

Путники направились на юг, огибая с запада пустыню Арагу по горному хребту. По пути Гарион примечал, что деревья по ту сторону хребта чахлые и очень редкие. На каменистой почве не росла трава, а вереск уступил место колючему кустарнику. Казалось, горный кряж — это граница между двумя территориями, на которых господствует совершенно разный климат. Если западнее гор царило ласковое тепло, то восточнее властвовала удушающая жара. Здесь почти совсем не было ручьев, а несколько родничков, которые они отыскали, были крошечными и слабенькими. Тепловатая водица образовывала лужицы, почти совершенно скрытые меж ржавых булыжников.

Утром третьего дня их путешествия по Хтол-Мургосу Тоф перекинул через плечо одеяло, подхватил свою поклажу и спустился в устье оврага, где они провели ночь, с целью внимательно осмотреть каменистую пустыню, лежащую внизу.

Солнце еще не поднялось, но скупой свет предрассветных небес давал возможность до мельчайших подробностей разглядеть каменистую скалу и утес. Спустя некоторое время великан возвратился и коснулся плеча Дарника.

— Что-то не так, Тоф? — спросил кузнец. Немой гигант указал на что-то пальцем.

— Хорошо, сейчас взгляну, — сказал Дарник, поднимаясь. Вдвоем они подошли к краю лощины и выглянули наружу. Спустя некоторое время Дарник бросил через плечо:

— Белгарат, лучше тебе самому на это посмотреть.

Старый волшебник, только что натянувший свои стоптанные бесформенные башмаки, подошел к ним. Длинное зеленое одеяние доходило ему до пят. Некоторое время он пристально глядел в лощину, затем у него вырвалось невнятное проклятие.

— Да, положение незавидное.

Сложность создавшегося положения стала вполне очевидной, когда все собрались возле устья оврага. На некотором расстоянии явственно заметно было большое облако пыли, которое, казалось, неподвижно повисло в застывшем предрассветном воздухе.

— Как думаешь, сколько людей могли поднять столько пыли? — тихонько спросил Гарион.

— По меньшей мере несколько сотен, — откликнулся Шелк.

— Мурги?

— Нет, если, разумеется, они не переменили кардинально своих обычаев, — прошептала Бархотка. — Эти одеты в красное.

Шелк долго и пристально вглядывался в пыльное облако.

— У тебя острое зрение, — сказал он наконец светловолосой Бархотке.

— Одно из преимуществ юности, — вежливо ответила она.

Маленький драсниец уколол ее недовольным взглядом.

— Я думал, это земли мургов, — попытался возразить Дарник.

— Так оно и есть, — ответил Сади, — но маллорейцы частенько патрулируют эти территории. Закет уже много лет безуспешно пытается зайти к Ургиту в тыл.

— А где же они тут берут воду?

— Уверен, они привезли ее с собой.

Тоф повернулся и стал карабкаться по южному склону лощины — из-под его башмаков сыпался грязно-бурый гравий.

— Думаешь, мы сможем от них удрать? — спросил Шелк у Белгарата.

— Никуда не годная затея. Полагаю, лучше нам пересидеть здесь, покуда они не скроются из виду.

Тоф выбрался наверх и издал призывный свист.

— Пойди и погляди, чего ему надо, Дарник, — велел Белгарат.

Кузнец кивнул и стал карабкаться по склону.

— Думаешь, они нас здесь отыщут? — нервно спросила Сенедра.

— Маловероятно, ваше величество, — ответил Сади. — Сомневаюсь, что у них есть время обшаривать каждую лощину и овраг в этих горах.

Белгарат, сощурившись, глядел на облако пыли.

— Они движутся на юго-запад, — объявил он. — Если мы пересидим тут денек или около того, они просто пройдут мимо.

— Как противно, что приходится терять время! — сморщился Гарион.

— Согласен с тобой, но похоже, выбирать нам не приходится.

Дарник соскользнул вниз по склону оврага.

— Там впереди еще один отряд, — бросил он отрывисто. — Думаю, это мурги.

Белгарат снова вполголоса выругался.

— Не хотелось бы угодить в самое пекло, — сказал он. — Поднимись наверх и глаз не спускай с них, — приказал он Шелку. — Хватит с нас сюрпризов.

Драсниец стал карабкаться вверх по склону. Повинуясь смутному беспокойству, Гарион последовал за ним. Наверху они залегли за зарослями густого колючего кустарника.

Яркий шар солнца уже поднялся из-за горизонта на востоке, и громадное облако пыли, поднятое маллорейской колонной, окрасилось в ярко-алый цвет.

Фигурки людей внизу — и конных маллорейцев, и пеших мургов — казались игрушечными.

— Насколько я могу судить, числом они примерно равны, — заметил Шелк, пристально наблюдая за происходящим внизу.

Гарион иначе оценил обстановку.

— И тем не менее преимущество на стороне мургов. Они находятся выше, к тому же внезапность сослужит им хорошую службу.

Шелк усмехнулся.

— О, да ты на глазах становишься заправским стратегом!

Гарион смолчал.

— Сади был прав, — продолжал Шелк, — у маллорейцев с собой запасы воды. — Он указал на дюжину-другую громоздких повозок, груженных большими бочками, тащившихся в хвосте колонны.

Маллорейцы достигли одной из узких лощин и затаились там, в то время как их разведчики пристально оглядывали каменистую пустыню. И по донесшимся вскоре взволнованным крикам можно было понять, что они заметили мургов.

— Бессмыслица какая-то, — отметил Гарион. — Они даже и не пытаются остаться незамеченными.

— Мурги не отличаются острым умом, — пояснил Шелк.

Облаченные в красное маллорейцы сомкнули ряды, а затаившиеся мурги, внезапно покинув свое убежище, принялись осыпать противника дождем стрел, но после кратковременного обстрела стали отходить.

— Почему они отходят? — с презрением вопрошал Гарион. — Какого черта надо было сидеть в засаде, внезапно напасть, а потом повернуться и удрать?

— Это не по глупости, — пробурчал Шелк. — У них что-то на уме.

Отступающие мурги продолжали отстреливаться, и вскоре весь склон был усеян телами убитых в красных одеждах, а маллорейцы самозабвенно преследовали врага.

И снова Гариона поразило, насколько игрушечной, ненастоящей кажется эта схватка. Будь он ближе, кровавая бойня потрясла бы его, но отсюда, сверху, все это было всего-навсего любопытно.

И тут, когда лавина маллорейцев устремилась вслед за отступающим противником в лощины и овраги предгорий, из-за гребня гор, вдававшихся в пустыню, внезапно вылетела мургская кавалерия, вооруженная топорами.

— Так вот в чем дело, — сказал Гарион. — Они заманили маллорейцев в ловушку, чтобы ударить с тыла.

— Мне так не кажется, — не согласился Шелк. — Думаю, их цель — повозки с провиантом.

Кавалерия мургов тем временем и впрямь налетела на плохо охраняемый обоз маллорейцев — взметнулись топоры в руках всадников, и бочки стали разлетаться одна за другой. Прозрачные потоки хлынули на бесплодную пустынную почву.

Солнце, скрытое клубами пыли, стало кроваво-красным, и сверху, из укрытия, Гариону казалось, что из бочонков на камни и песок хлещет не вода, а алая кровь.

Ряды маллорейцев дрогнули. Фигуры, облаченные в красное, кинулись на защиту бесценных запасов воды, но было уже слишком поздно. Всадники-мурги с холодной жестокостью расправились со всеми бочками и теперь с торжествующими криками скакали туда, откуда приехали.

А пешие мурги, чье показное отступление заставило врага так жестоко обмануться, поспешили занять прежнюю позицию и вновь принялись осыпать дождем стрел своих повергнутых в панику противников. Маллорейцы, тщетно пытавшиеся спасти те жалкие остатки воды, что сохранились на донышках разбитых бочонков, становились хорошей мишенью для вражеских стрелков. Наконец, фигурки в красном дрогнули и устремились прямо в пустыню, бросив остатки разгромленного обоза.

— Жестокий способ вести войну, — произнес Шелк.

— Битва, по-моему, окончена, — заметил Гарион, наблюдая, как одетые в черное мурги спускались вниз, добивая по дороге раненых.

— О да, — отвечал Шелк. Голос его дрожал. — Битва окончена, но смерть продолжает разгуливать.

— А может, оставшиеся в живых сумеют пересечь пустыню и спастись?

— У них нет ни малейшего шанса.

— Совершенно верно, — произнес худощавый человек в черном, выступая из-за ближайшей скалы с натянутым луком в руках. — Ну а теперь, когда вы все видели, почему бы вам не возвратиться в лагерь и не присоединиться к остальным?

Глава 10

Шелк поднялся на ноги, стараясь, чтобы противник видел обе его руки одновременно.

— Ты передвигаешься бесшумно, приятель, — заметил он.

— Я хорошо натренирован, — ответил человек с луком. — Поторапливайтесь! Друзья вас заждались.

Шелк бросил на Гариона быстрый предупреждающий взгляд. «Лучше покориться, по крайней мере пока мы не сможем оценить ситуацию. — Его пальцы сжались. — Уверен, он здесь не один».

Друг за другом они медленно спустились по склону — человек с луком пристально наблюдал за ними, держа оружие наготове. В дальнем конце оврага, где они прошлой ночью разбили лагерь, несколько воинов в черном с луками стерегли остальных. Щеки у всех воинов были в шрамах, а глаза раскосые, как и подобает мургам, и все же в их наружности присутствовали пусть и незначительные, но все же отличия от представителей этого народа. Те мурги, которых Гариону доводилось видеть прежде, были широкоплечие, а в позах их ясно читалось холодное высокомерие. Эти же были куда стройнее, а осанка их, хоть и воинственная, выглядела не столь вызывающе.

— Поверьте, благородный Таджак, — раболепно говорил Сади, обращаясь к худощавому человеку, который, похоже, был тут главным, — все так, как я сказал. Со мною лишь эти двое слуг.

— Мы знаем, сколько вас здесь, работорговец, — хриплым голосом с сильным характерным акцентом ответил худощавый, — мы следим за вами от самой границы Хтол-Мургоса.

— Да мы и не пытались скрываться, — нерешительно возразил Сади. — Мы затаились здесь единственно затем, чтобы не оказаться втянутыми в эти неприятные события там, внизу. — Он помолчал. — Одно мне любопытно: с какой стати доблестные дагаши так заинтересовались горсткой найсанских работорговцев? Несомненно, мы далеко не первые проходим этим путем.

Таджак, казалось, не слышал евнуха — его узкие глаза пристально разглядывали Гариона и его друзей.

— Как твое имя, работорговец? — спросил он наконец у Сади.

— Я Усса из Стисс-Тора, добрый господин, честный работорговец. У меня при себе все бумаги, вот извольте взглянуть.

— А почему среди твоих слуг нет найсанцев?

Сади с невинным видом развел руками.

— Война, которая идет на юге, — вот причина. Никого из моих соотечественников сейчас и калачом не заманишь в Хтол-Мургос, — объяснил он. — Вот и пришлось мне нанять чужеземцев себе в помощь.

— Возможно, ты и не врешь, — сказал дагаш ровным голосом, в котором отсутствовали какие бы то ни было эмоции. Он внимательно оглядел Сади, оценивая его. — Ты любишь деньги, Усса из Стисс-Тора? — неожиданно спросил он.

Глаза Сади оживленно засверкали, он принялся потирать руки.

— Почему бы нам не потолковать? Только вот чем могу служить? И сколько вы намереваетесь уплатить мне?

— Придется тебе обсудить это с моим господином, — ответил Таджак. — Мне приказано было отыскать отряд работорговцев и сообщить им, что я могу свести их с человеком, который хорошо заплатит за необременительную услугу. Заинтересовало тебя это предложение?

Сади помешкал, исподтишка поглядывая на Белгарата, словно ожидая от него совета.

— Ну? — нетерпеливо произнес Таджак. — Так тебя это заинтересовало?

— Разумеется, — осторожно ответил Сади. — А кто твой господин, Таджак? Кто этот благодетель, который хочет сделать меня богачом?

— Он откроет тебе свое имя и изложит свою просьбу при встрече — в Кахше.

— В Кахше? — воскликнул Сади. — Но ты не предупредил, что мне придется ехать туда!

— Я многого еще не успел тебе сказать. Итак, ты согласен отправиться с нами в Кахшу?

— Есть ли у меня право выбора?

— Нет.

Сади беспомощно развел руками.

«Где находится Кахша?» — едва заметным движением пальцев спросил Гарион у Шелка.

«Главный город дагашей, их столица. У него дурная репутация».

— Ну, хорошо, — решительно сказал Таджак. — Сворачивайте лагерь и готовьтесь тронуться в путь. До Кахши много часов езды, а полдень — не лучшее время в пустыне.

Солнце было уже высоко, когда отряд выехал из лощины в окружении воинов Таджака, не спускающих глаз с пленников. В песках разбитые наголову маллорейцы тянулись цепочками через бескрайние просторы.

— Не попытаются ли они воспользоваться вашими колодцами, благородный Таджак? — спросил Сади.

— Возможно, и попытаются, да вот только вряд ли им удастся их отыскать. Мы накрываем наши колодцы каменными глыбами, а все камни в пустыне на одно лицо.

Воины-мурги, сгрудившиеся у самой подошвы горюй гряды, наблюдали за позорным отступлением маллорейцев. Приблизившись к ним, Таджак сделал повелительный жест, и они хмуро расступились.

Когда они проезжали сквозь узкую расщелину, ведущую в пустыню, Гариону удалось подъехать к Белгарату, и теперь они ехали бок о бок.

— Дедушка, — зашептал он, — что нам делать?

— Поживем и увидим, что из всего этого выйдет, — ответил ему старик. — Пока же постараемся не выказывать недовольства — по крайней мере некоторое время.

Отряд выехал в раскаленные, словно сковородка, пески, и Сади оглянулся на мургов, стоящих у подножий гор.

— Ваши соседи-мурги прекрасно вышколены, — сказал он, обращаясь к Таджаку. — Удивительно, что они не остановили нас, чтобы задать нам парочку вопросов.

— Им известно, кто мы такие, — коротко ответил Таджак. — Они знают, что с нами лучше не связываться. — Он кинул взгляд на обливающегося потом евнуха. — Лучше было бы тебе держать рот на замке, Усса. Здесь в пустыне солнце выпивает влагу из человеческого тела очень быстро, а раскрытый рот лишь облегчает ему эту задачу. Вполне можно доболтаться до смерти.

Сади с ужасом поглядел на Таджака и крепко-накрепко захлопнул рот.

Жара делалась невыносимой. На много миль раскинулось бескрайнее пространство, усыпанное красно-коричневым гравием, лишь кое-где виднелись темные каменные глыбы да еще россыпи сверкающего белого песка. Раскаленный воздух дрожал и колыхался. Солнце немилосердно жгло, опаляя голову и шею Гариона. Хотя он обливался потом, тело высыхало столь стремительно, что его одежда оставалась совершенно сухой.

Они ехали уже около часа, и вот Таджак поднял руку, приказывая кавалькаде остановиться. Быстрым жестом он отдал приказ своим воинам, и пятеро из них исчезли за невысокой каменной грядой, лежащей на северо-востоке. Вскоре воины возвратились, неся мехи, сделанные из цельных козьих шкур, полные тепловатой воды.

— Сперва напоите коней, — кратко приказал Таджак. Потом подошел к каменной гряде, наклонился и поднял с земли пригоршню ослепительно белого песка. — Протяните каждый правую руку, — велел он, возвратившись к остальным, и всыпал крупную щепоть песка в каждую из раскрытых ладоней. — Съешьте это! — приказал он.

Сади осторожно лизнул белое вещество, лежащее на его ладони, и тотчас же с отвращением сплюнул.

— Исса! — воскликнул он. — Это же соль!

— Съешьте все! — повторил Таджак. — Если вы не сделаете этого, то погибнете.

Сади уставился на него.

— Солнце вытапливает соль из ваших тел. Если в крови у вас не станет соли, вы умрете!

И все с величайшей неохотой принялись есть соль. Потом дагаши позволили каждому выпить немного воды, все снова сели в седла и поехали сквозь невыносимый жар.

Сенедра уже покачивалась в седле, словно цветок, надломленный ветром.

Похоже было, что жара лишила ее последних сил. Гарион подъехал к ней.

— С тобой все в порядке? — прошептал он запекшимися губами.

— Не разговаривать! — прикрикнул на него один из дагашей.

Маленькая королева подняла голову и через силу улыбнулась Гариону. Путь продолжался.

В этом пекле время, казалось, остановилось — даже думать было невозможно.

Гарион ехал понурив голову, не в силах противостоять палящему жару солнца.

Часы, а может быть, годы спустя он поднял голову, щурясь на невыносимо яркий свет. Он тупо глядел прямо перед собой, и постепенно до него начало доходить, что представшее сейчас его глазам просто невозможно, немыслимо! В дрожащем мареве он явственно различал парящий в воздухе темный остров. Попирая все законы гравитации, он парил, покачиваясь над выжженными просторами, покрытыми гравием. Какое волшебство тут замешано? Да и существует ли в мире волшебник, обладающий столь великим могуществом?

Но волшебство было тут ни при чем. Когда они подъехали ближе, дрожащее знойное марево начало постепенно рассеиваться, и обнаружилось, что то, что видят они, вовсе не остров, а скалистый утес, возвышающийся прямо посреди пустыни. Вокруг него вилась вырубленная в камне дорожка, ведущая к самой вершине.

— Кахша, — коротко бросил Таджак. — Слезайте с лошадей и ведите их за узду.

Дорожка шла круто вверх. Уже на втором витке спирали сверкающий гравий пустыни оказался далеко внизу. А путники поднимались все выше и выше. От утеса дышало жаром. И тут открылось большое квадратное отверстие в скале — дорожка вела прямо туда.

— Снова пещеры? — с горечью прошептал Шелк. — Ну почему, почему все время пещеры?

Однако Гарион с энтузиазмом двинулся вперед. Он охотнее согласился бы быть заживо похороненным, чем изжариться на палящем солнце.

— Возьмите лошадей, — приказал Таджак одному из своих воинов, — и позаботьтесь о них. А вы все пойдете со мной.

Дагаш повел путников по коридору, высеченному прямо в скале. Гарион ощупью пробирался в темноте, пока глаза его не привыкли к полумраку. Хотя тут не было холодно, но все же много прохладнее, чем снаружи. Он глубоко вздохнул, выпрямился и огляделся. Сразу было видно, сколько труда затрачено на то, чтобы высечь этот длинный коридор в скале.

Сади тоже это подметил, поглядел на своего хмурого спутника и сказал:

— Я и не знал, что дагаши — столь искусные каменотесы.

— Это не мы. Проход в горе высекли наши рабы.

— Неужели дагаши используют рабский труд?

— Это не так. Когда крепость была построена, мы освободили их.

— В пещерах? — в ужасе переспросил Сади.

— Правда, почти все предпочли спрыгнуть вниз с вершины горы.

Коридор внезапно оборвался, и путники очутились в пещере, такой же огромной, как те, которые Гариону уже приходилось видеть в стране улгов, с той лишь разницей, что здесь высоко в стене были высечены узенькие окошки, пропускавшие свет. Взглянув вверх, Гарион понял, что эта пещера не естественного происхождения — скала была выдолблена изнутри, а сводчатая кровля состояла из каменных плит, поддерживаемых мощными опорами. Внизу раскинулся целый город из низеньких каменных домишек, в самом центре которого высилась мрачная квадратная крепость.

— Дом Джахарба, — кратко сказал проводник. — Он ждет. Нам надо поторапливаться.

Шелк судорожно и прерывисто вздохнул.

— Что такое? — прошептал Гарион.

— Мы должны быть очень осторожны, — прошептал драсниец. — Джахарб — верховный старейшина дагашей, и репутация у него самая что ни на есть дурная.

У всех здешних домов были плоские крыши и узкие оконца. Гарион не заметил на здешних улицах суеты, столь характерной для западных городов. Одетые в черное неулыбчивые местные жители молча шли по своим делам. Каждый из прохожих на этих едва освещенных улочках был словно окружен невидимым кольцом, границы которого никто из его сограждан не смел переступить.

Комната, куда привел их Таджак, была просторной — освещали ее дорогие масляные лампы, свешивающиеся на цепях с потолка. Мебелью служили лишь груды желтых подушек на полу да ряд больших, окованных железом сундуков, стоящих вдоль стены. На подушках сидел старый человек, совершенно седой, с очень темным и необыкновенно морщинистым лицом. Облачен он был в желтые одежды и лакомился виноградом, беря с блюда по ягодке и задумчиво поднося их к губам.

— Найсанские работорговцы, великий старец, — объявил Таджак почтительно.

Джахарб отодвинул блюдо с виноградом и подался вперед, опершись локтями о колени и сверля пришельцев пронзительными дымчатыми глазами. В этом взгляде было что-то необъяснимо пугающее.

— Как твое имя? — наконец спросил он у Сади. Голос его оказался так же холоден, как и его взгляд, говорил он очень тихо и хрипловато.

— Я Усса, великий старец, — ответил Сади, подобострастно кланяясь.

— Ах, вот как? А какое дело у тебя здесь, в Стране мургов? — медленно, словно выпевая каждое слово, произнес старик.

— Работорговля, великий старец, — поспешно ответил Сади.

— Продаешь или покупаешь?

— Всего понемногу. При нынешней смуте возможности неплохие.

— Еще бы. Ты здесь единственно ради наживы?

— Цель моя — разумная прибыль, не более, великий старец.

Выражение лица старца ничуть не переменилось, но взгляд стал еще пристальнее — бритоголовый евнух даже вспотел.

— Кажется, ты чувствуешь себя не в своей тарелке, Усса, — пропел вкрадчивый голос. — Что с тобой?

— Просто очень жарко, великий Джахарб, — нервно ответил Сади. — Здесь, в вашей пустыне, такая жара.

— Возможно. — Дымчатые глаза продолжали сверлить евнуха. — Так это из-за рабов ты пересек границу земли маллорейцев?

— О да, — ответил Сади, — именно так оно и есть. Я слыхал, что многие рабы, воспользовавшись суматохой и хаосом маллорейского вторжения, скрываются в лесу Горут. Их легко можно взять голыми руками, а поля и виноградники Ктэна и Хагги теперь в запустении — не хватает рабов, чтобы их возделывать. Такая ситуация сулит немалый доход.

— У тебя не будет времени преследовать беглых рабов, Усса. Ты должен прибыть в Рэк-Хаггу не позднее, чем через два месяца.

— Но…

Джахарб поднял руку.

— Прямо отсюда ты проследуешь в Рэк-Ургу, где тебя будут ждать. Там к вам присоединится новый слуга. Имя его Кабах — ты найдешь его в храме Торака под защитой Агахака, тамошнего иерарха гролимов. Агахак и король Ургит посадят тебя и твоих слуг на корабль, который обогнет полуостров Урга в направлении Рэк-Хтаки. Оттуда вы уже посуху направитесь в Рэк-Хаггу. Ты понял все, что я сказал?

— О, разумеется, великий старец. Но что я должен сделать в Рэк-Хагге?

— Когда ты достигнешь Рэк-Хагги, Кабах покинет вас и твоя миссия будет выполнена. Все, что ты должен для меня сделать, — это скрыть его среди твоих слуг с тем, чтобы он беспрепятственно достиг Рэк-Хагги. Дело пустячное, но я щедро награжу тебя.

— Разумеется, путешествие на корабле, избавит нас от долгих месяцев тряски в седле, великий старец, но как я объясню маллорейцам то обстоятельство, что не везу с собой партии рабов на продажу в Рэк-Хагге?

— Ты купишь рабов в Хтаке или Горуте. У маллорейцев не возникнет лишних вопросов.

— Прости меня, великий старец… — Сади смущенно прокашлялся, — но мошна моя почти пуста. Именно поэтому я намеревался ловить беглых рабов в лесах. Они же ничего не стоят — их нужно лишь схватить.

Джахарб не ответил, а его пронзительные глаза оставались такими же бесстрастными.

— Открой вон тот сундук, самый дальний, — приказал он, взглянув на Таджака.

Когда тот поднял тяжелую крышку, Гарион услышал прерывистый вздох Сенедры.

Сундук доверху был наполнен ярко-красными золотыми монетами.

— Возьми столько, сколько тебе надобно, Усса, — безразлично произнес Джахарб. Тут в его глазах блеснул насмешливый огонек. — Но не больше, чем сможешь захватить в ладони!

Сади широко раскрытыми глазами уставился на сундук — его распирало от жадности, а лицо и бритый череп блестели от внезапно выступившего пота. Он поглядел сперва на красное золото, затем на свои маленькие и нежные ручки. Тут его осенило, и он с хитроватой гримасой заговорил:

— Золото очень тяжелое, великий старец, а руки мои ослабели после недавней хворобы. Нельзя ли одному из моих слуг воспользоваться твоим любезным предложением?

— Ну что ж, вполне разумно, Усса, — теперь Джахарб откровенно потешался над жадностью евнуха, — но помни: он должен взять не больше, чем сможет зачерпнуть двумя руками!

— Естественно, — откликнулся Сади. — Я вовсе не желаю, чтобы вы мне переплачивали. — Он обернулся к спутникам. — Эй, ты, — обратился он к Тофу, — подойди к сундуку и возьми оттуда столько монет, сколько сможешь захватить в обе руки — но ни единой монетой больше!

Равнодушный Тоф подошел к сундуку и выгреб оттуда огромными ручищами чуть ли не половину его драгоценного содержимого.

Джахарб долго смотрел на взмокшего евнуха. Изборожденное глубокими морщинами лицо старца оставалось бесстрастным. Внезапно он запрокинул голову и сухо рассмеялся.

— Великолепно, Усса! — тихо пропел он. — Ты сметлив. А это качество в тех, кто служит мне, я ценю высоко. Возможно, ты даже проживешь достаточно долго, чтобы суметь истратить все, что сейчас столь хитроумно приобрел.

— Это была всего лишь демонстрация моей сообразительности, великий Джахарб, — поспешно ответил Сади. — Я хотел доказать вам, что вы не ошиблись, выбрав именно меня. Но я велю моему слуге положить монеты назад в сундук, если вы так пожелаете, — ну, по крайней мере, хотя бы часть.

— Нет, Усса. Оставь все себе. К тому времени, как ты достигнешь Рэк-Хагги, ты выслужишь все монетки до единой.

— Для меня великая честь служить доблестным дагашам. И даже если бы не ваша бесконечная щедрость, я все равно обогатился бы — одним вашим расположением. — Сади помешкал, бросив быстрый взгляд на Белгарата. — Слыхал я, великий старец, что дагаши многое знают.

— В этой части вселенной для нас почти нет тайн.

— Осмелюсь задать вам один вопрос. Так, пустячок, но меня это давно интересует.

— Спрашивай, Усса. А отвечать тебе или нет, я решу после того, как услышу вопрос.

— У меня есть один чрезвычайно богатый покупатель в Тол-Хонете, великий Джахарб, — заговорил Сади. — У него непреоборимая страсть к старинным книгам, и он заплатит мне целое состояние за копию Ашабских пророчеств. Не знаете ли вы случайно, где мог бы я раздобыть эту книгу?

Джахарб слегка нахмурился и поскреб морщинистую щеку.

— Дагаши не слишком-то интересуются книгами, — ответил он. — Этот фолиант наверняка хранился прежде в библиотеке Ктучика в Рэк-Хтоле, но я уверен, что она погибла, когда волшебник Белгарат разрушил город. — Старик немного помолчал, затем продолжил:

— Впрочем, можешь спросить Агахака, когда будешь в Рэк-Урге. Библиотека замка весьма обширна, а поскольку Пророчества имеют прямое отношение к религии, у Агахака наверняка есть копия. Если она вообще где-то существует, то именно там.

— Я бесконечно благодарен вам за ценную информацию, великий старец, — с поклоном ответил Сади.

Джахарб выпрямился.

— А теперь тебе и твоим слугам надо отдохнуть. Вы отправитесь в Рэк-Ургу завтра с первыми лучами солнца. Для вас уже приготовлена комната. — И старик снова потянулся к блюду с виноградом.

Комната, в которую их привели, оказалась очень просторной. Выбеленные каменные стены отражали скупой свет, озарявший этот город убийц. Из мебели здесь был лишь низкий каменный стол да еще груды подушек.

Как только облаченный в черное Таджак вышел, оставив своих пленников одних, Гарион стянул с себя зеленую одежду работорговца.

— Дедушка, что нам теперь делать? Нельзя ехать в Рэк-Ургу! Если мы собираемся догнать Зандрамас, нам надо спешить в Веркат!

Старик растянулся на подушках.

— На самом деле, Гарион, ситуация складывается для нас как нельзя лучше. Теперь, когда у Агахака и Ургита для нас наготове корабль, мы сможем отплыть прямиком в Веркат. Это избавит нас от изматывающего многомесячного путешествия.

— Но разве дагаши — ну, этот Кабах, который дожидается нас в Рэк-Урге, — разве они не будут возражать, если мы высадимся совсем не там, где приказал Джахарб?

Сади тем временем раскрыл свой кожаный короб.

— Не беспокойся, Белгарион. — Евнух достал маленький сосуд с густой голубой жидкостью. — Две капли вот этого в любой пище или питье — и он станет таким счастливым, что ему будет наплевать, куда мы направляемся.

— Ты незаменимый человек, Сади, — сказал Белгарат. — А как ты узнал, что я разыскиваю Ашабские пророчества?

Сади пожал плечами.

— К такому выводу нетрудно было прийти, о древнейший. Соглашение между Сарисом и Нарадасом предусматривает, что единственная копия этой книги, хранящаяся в библиотеке Стисс-Тора, будет предана огню. Если Зандрамас хотела ее уничтожить, то, совершенно очевидно, именно для того, чтобы книга не попала в твои руки.

— Знаешь, мое мнение о тебе начинает меняться, Сади. Я все еще не вполне доверяю тебе, но очевидно, что ты с твоей сметливостью можешь быть весьма и весьма полезен.

— Премного благодарен вам, великий Белгарат. — Евнух вынул из короба маленький глиняный кувшинчик.

— Собираешься кормить свою змею? — опасливо спросил Шелк.

— Она сильно проголодалась, Хелдар.

— Тогда я подожду снаружи.

— Ответь мне, принц Хелдар, — удивленно спросила Бархотка, — откуда у тебя такое отвращение к рептилиям?

— Большинство нормальных людей терпеть не могут змей.

— Да, но не до такой же степени!

— Ты что, хочешь поиздеваться надо мной?

Карие глаза девушки широко распахнулись, полные невинного изумления.

— Разве я на такое способна?

Шелк вышел в коридор, что-то бормоча себе под нос. А Бархотка рассмеялась и направилась к груде подушек у окна, где уже расположилась Сенедра. Гарион заметил, что эти две женщины успели сдружиться с тех пор, как покинули Тол-Хонет. Поскольку Полгара всегда отличалась самостоятельностью, он даже и не подозревал, насколько сильна у большинства женщин потребность в подруге.

Покуда Сади кормил свою зеленую змейку, женщины сидели бок о бок на подушках и тщательно расчесывали волосы, удаляя из них пыль и грязь.

— Зачем ты дразнишь его, Лизелль? — спросила Сенедра, проводя расческой по своим огненным кудрям.

— Я просто рассчитываюсь с ним, — ответила Бархотка с озорной улыбкой. — В детстве он изводил меня насмешками. А вот теперь моя очередь.

— Похоже, ты всегда знаешь, что сказать, чтобы уязвить его в самое сердце.

— Я прекрасно его изучила, Сенедра. Наблюдаю за ним вот уже много лет. Знаю его маленькие и большие слабости и все уязвимые места наперечет. — Глаза светловолосой Бархотки стали мечтательными. — В Драснии он — человек-легенда. В академии его исследованиям посвящены целые семинары. Мы все пытались с ним соперничать, но нам недоставало его потрясающего чутья и интуиции.

Сенедра даже перестала причесываться и поглядела на подругу долгим внимательным взглядом.

— Что такое? — спросила Бархотка, заметив этот взгляд.

— Нет, ничего, — ответила Сенедра, возвращаясь к прерванному занятию.

Ночь в пустыне оказалась на удивление холодной. Безжалостное солнце за день выпивало из воздуха всю влагу, поэтому невыносимый жар спадал тотчас же, как только оно скрывалось за горизонтом. Когда они тронулись в путь из Кахши в неверной предрассветной полумгле, Гарион тотчас же продрог до костей. Но вскоре жгучее солнце вновь превратило пустыню в пекло. Был почти полдень, когда они достигли подножия горного хребта у западной оконечности пустыни и начали подниматься по склону.

— Скоро ли мы доберемся до Рэк-Урги, добрый господин? — спросил Сади у Таджака, который вновь сопровождал их.

— Через неделю или около того.

— До чего же в этой части Хтол-Мургоса далеко от города до города!

— Это огромная страна.

— И такая пустынная.

— Это если не глядеть вокруг.

Сади вопросительно посмотрел на Таджака.

— Например, если не смотреть в сторону гор. — И Таджак указал на каменную гряду, отчетливо вырисовывающуюся на фоне неба, — конный мург в черной одежде бесстрастно наблюдал за путешественниками.

— И долго он так смотрит на нас? — спросил Сади.

— Уже целый час. Ты ни разу не огляделся вокруг?

— В Найсе мы привыкли все время глядеть себе под ноги. Змеи, понимаете ли.

— Это многое объясняет.

— А что он там делает?

— Следит за нами. Король Ургит не оставляет чужеземцев без присмотра.

— А не возникнут ли у нас неприятности?

— Мы дагаши, найсанец. Мурги бессильны против нас.

— Как отрадно, что нас сопровождает такой влиятельный человек, как вы, добрый Таджак.

Земли, через которые путники ехали всю следующую неделю, были каменисты — лишь кое-где пробивалась чахлая растительность. Гариону было нелегко свыкнуться с тем, что в этих южных широтах уже позднее лето. Он так привык к естественной смене времен года, что ему становилось слегка не по себе оттого, что здесь, на противоположном полушарии, все перевернуто с ног на голову.

В какой-то момент их долгого путешествия на юг Гарион почувствовал, что тщательно укрытый Шар на рукояти меча, который он вез за спиной, переместился влево. Гарион подъехал к Белгарату.

— Зандрамас отсюда направилась на восток, — вполголоса сказал он.

Старик кивнул.

— Мне так не хочется сворачивать, — сказал Гарион. — Если Сади ошибся и она едет в другом направлении, мы можем потерять месяцы, вновь отыскивая ее след.

— Мы потеряли много времени на то, чтобы разобраться с Медвежьим культом, Гарион, — ответил старик. — Нам необходимо наверстать упущенное, а ради этого придется рискнуть.

— Видимо, ты прав, дедушка, и все равно мне это не по нраву.

— Мне тоже, однако не приходится выбирать.

С Великого Западного моря через горы, за которыми находился полуостров Урга, задул шквалистый ветер — предвестник наступающей осени. Но дождь лишь слегка покапал, и путешествие продолжалось без особых осложнений. Теперь на пути все чаще попадались конные патрули мургов — фигуры всадников на горном хребте отчетливо вырисовывались на фоне грязно-серого неба. Но мурги, похоже, и впрямь предоставляли дагашам полную свободу перемещений.

И вот, в середине одного из ветреных дней, когда по небу со стороны океана плыли тяжелые темные тучи, путешественники, въехав на вершину холма, внезапно увидели внизу водную гладь, обрамленную острыми скалами.

— Залив Урга, — кратко бросил Таджак, указывая на свинцовое море.

Полуостров выдавался далеко в море, загораживая вход в залив и гавань, заполненную черными судами, а прямо от гавани в гору взбирался довольно большой город.

— Так это и есть?.. — начал было Сади.

— Рэк-Урга, — закончил за него Таджак.

У берега их уже ожидал паром, покачиваясь на ленивых волнах. Им правили два устрашающего вида раба под присмотром перевозчика-мурга, вооруженного длинным кнутом. Таджак и его воины проводили путешественников к самому берегу, а затем, ни слова не говоря, поворотили коней и двинулись в обратный путь.

Пролив, соединяющий Великое Западное море с заливом Урга, был неширок, и Гарион хорошо различал низкие каменные строения Рэк-Урги на той стороне. Сади перекинулся парой слов с мургом, несколько монет перекочевало из рук в руки — и путешественники, спешившись, повели лошадей в поводу на борт парома. Мург отрывисто скомандовал что-то своим рабам, для верности подкрепив свои слова взмахом кнута над их головами, и рабы с усилием начали толкать паром при помощи шестов, боязливо косясь на жестокого хозяина и его страшный кнут. Оттолкнувшись от берега, рабы тотчас же начали грести, направляя паром к городу на той стороне пролива. Мург же расхаживал взад-вперед, не сводя глаз с рабов. Когда они достигли середины пролива, он вновь взмахнул кнутом — просто так, ради забавы.

— Прости меня, благородный паромщик, — сказал Шелк, подходя к мургу, — известно ли вам, что в вашей лодке течь?

— Течь? — отрывисто переспросил мург, опуская кнут. — Где?

— Я точно не знаю, но на дне лодки вода.

Мург подозвал рулевого, и они вдвоем приподняли тяжелый люк, заглядывая в трюм.

— Это трюмная вода, — с презрением сказал мург, мановением руки отсылая рулевого на место. — Ты вообще смыслишь что-нибудь в лодках?

— Не слишком, — признался Шелк. — Просто я заметил воду и решил, что вам надо об этом знать. Простите, что побеспокоил вас напрасно. — И драсниец отошел к своим.

— Для чего все это тебе понадобилось, ну, этот спектакль? — спросил у Шелка Белгарат.

— Я заметил на лице Дарника опасное выражение, — объяснил тот. — Нельзя было допустить, чтобы его обостренное чувство справедливости взяло верх над здравым смыслом.

Белгарат поглядел на кузнеца.

— Я не собираюсь вот так стоять и смотреть, когда этот тип начнет хлестать кнутом своих рабов, — объявил Дарник с каменным лицом. — Как только он замахнется, тотчас же окажется за бортом.

— Теперь понимаешь, зачем я это сделал? — спросил Шелк у Белгарата.

Старик открыл было рот, но тут вперед выступила Полгара.

— Оставь его, отец. Дарник таков, каков он есть, и ничто на свете не заставит его перемениться.

Приблизившись к Рэк-Урге, они обнаружили, что в гавани куда больше кораблей, чем казалось издали. Рулевой осторожно вел паром между судами, стоящими на якоре, направляясь к каменным сваям причала. Десяток или больше мургских кораблей покачивались на мутной воде, привязанные к причалу толстыми канатами, а вереницы рабов разгружали трюмы.

Паром причалил к свободному месту, и лошадей осторожно свели на берег по сходням, скользким от налипших водорослей. Сенедра, взглянув вниз, на мутную воду, на которой покачивались осклизлые сгустки отбросов, с отвращением фыркнула.

— Ну, почему все порты мира выглядят и даже пахнут одинаково?

— Возможно, потому, что люди, живущие в портовых городах, испытывают непреодолимую тягу к воде, — ответила Бархотка.

Сенедра озадаченно поглядела на нее.

— Это сулит слишком обманчивые удобства, — пояснила драснийка. — Только вот об одном они забывают: весь мусор, который они вышвыривают в гавань поутру, приплывет их навестить вместе с вечерним приливом.

Наверху, на причале, важного вида мург уже поджидал их. Его черные одежды колыхались на морском ветру.

— Эй, вы! — окликнул он путешественников. — Сообщите, по какому делу прибыли.

Вперед выступил Сади и отвесил мургу почтительный поклон.

— Я Усса, — ответил он, — работорговец из Стисс-Тора. У меня есть все необходимые бумаги.

— В Рэк-Урге нет невольничьего рынка. — Мург подозрительно прищурился. — Бумаги сюда!

— Разумеется.

Сади пошарил за пазухой и достал пачку аккуратно сложенных бумаг.

— Если ты приехал не по делам работорговли, тогда что ты здесь делаешь? — спросил мург, беря бумаги.

— Просто оказываю услугу своему доброму другу Джахарбу, верховному вождю дагашей.

Рука мурга, разворачивающего бумаги, замерла.

— Джахарб? — с опаской в голосе переспросил он.

Сади кивнул.

— Поскольку мой путь все равно пролегает через этот город, он попросил меня немного задержаться здесь и передать от него послание Агахаку, иерарху Рэк-Урги.

Мург судорожно сглотнул и сунул бумаги в руки Сади так стремительно, словно они жгли ему ладони.

— Тогда отправляйтесь.

— Примите мою благодарность, благородный господин. — Сади снова поклонился. — Простите, но вы не могли бы указать мне дорогу к храму Торака? Я ведь впервые в Рэк-Урге.

— Он расположен в дальнем конце улицы, которая идет вверх прямо от этого причала, — ответил мург.

— Благодарность моя безгранична, добрый господин. Если вы назовете мне ваше имя, я уведомлю Агахака о том, сколь бесценной была ваша помощь.

Краска сбежала с лица мурга.

— В этом нет необходимости, — поспешно сказал он и быстро пошел прочь.

— Похоже, имена Агахака и Джахарба производят здесь действие поистине магическое, — заметил Шелк.

Сади улыбнулся.

— Думаю, если назвать два этих имени, то в этом городе для нас раскроется любая дверь.

Рэк-Урга оказался малопривлекательным городом с узкими улочками и домами, сложенными из грубо обтесанных каменных глыб. Плоские шиферные крыши нависали над улицами, создавая вечный полумрак. Но не эта полумгла делала город столь мрачным — самый воздух здесь был пропитан холодным безразличием к людским судьбам и чувствам, а еще вечным страхом. Мрачные мурги в своих черных одеждах бродили по улицам, не только не разговаривая, но даже, казалось, и не замечая друг друга.

— Почему люди здесь столь недружелюбны? — спросил у Полгары Эрионд.

— Такова традиция, — ответила она. — Мурги были аристократами в Хтол-Мишраке прежде, чем Торак отдал им приказ эмигрировать на этот континент. Все они абсолютно уверены в том, что мурги — венец творения во вселенной, а каждый из них, кроме всего прочего, считает себя куда умнее и лучше всех остальных. Придерживаясь подобных взглядов, трудно отыскать общие темы для разговора.

Над городом висело густое облако дыма и явственно ощущался тошнотворный смрад.

— Что это за ужасный запах? — Бархотка сморщила носик.

— Думаю, не стоит вам знать об этом, — с мрачным выражением лица откликнулся Сади.

— Что же они, все еще… — Гарион запнулся.

— Похоже, что именно так оно и есть, — ответил маленький человечек.

— Но ведь Торак мертв. Какой в этом смысл?

— Гролимов никогда особенно не заботило, чтобы их поступки имели смысл, Гарион, — сказал Белгарат. — Источником их власти всегда был ужас. Если они хотят сохранить власть, ужас должен продолжаться.

За углом их взорам предстало огромное темное здание. Столб черного дыма поднимался в небо из высоченной трубы на его крыше.

— Это и есть храм? — спросил Дарник.

— Да, — ответила Полгара.

Она указала на две массивные двери — единственное, что было на огромной, совершенно безликой стене. Прямо над этими дверями висела огромная стальная маска Торака. При виде лица заклятого врага по жилам Гариона пробежал холодок.

Даже теперь, после всего того, что произошло в Городе Ночи, один вид лица Торака внушал ему ужас, и он не удивился, когда почувствовал, что весь дрожит, приближаясь ко входу в храм безумного бога Ангарака.

Глава 11

Сади соскользнул с седла, подошел к дверям и постучал заржавленным дверным молотком — где-то внутри храма откликнулось гулкое эхо.

— Кто явился в дом Торака? — раздался из-за дверей глухой голос.

— Я принес послание от Джахарба, великого вождя из Кахша, предназначенное для ушей Агахака, иерарха Рэк-Урги.

Внутри помолчали с минуту, и тяжелая дверь, надсадно скрипнув, открылась.

На них подозрительно глядел рябой гролим.

— Но вы же не дагаши! — заявил он Сади тоном обвинителя.

— Увы, это так. Но между Джахарбом и Агахаком существует договоренность, и я — часть ее.

— Ничего не слышал ни о какой договоренности.

Сади пристально поглядел на гладкий, без отделки капюшон балахона гролима — неопровержимое доказательство того, что перед ним жрец низкого ранга.

— Прости меня, слуга Торака, — холодно сказал евнух, — но неужели твой иерарх привык поверять свои тайны привратнику?

Лицо гролима потемнело, он кинул на евнуха недобрый взгляд.

— Прикрой голову, найсанец! — наконец произнес он. — Это святое место.

— Разумеется. — Сади натянул капюшон своего зеленого одеяния на бритый череп. — Не попросите ли кого-нибудь приглядеть за лошадьми?

— О них позаботятся. Это твои слуги?

Гролим взглянул через плечо Сади на его спутников, сидевших на лошадях.

— Да, благородный жрец.

— Скажи им, чтобы следовали за нами. Я отведу вас всех туда, где принимает Хабат.

— Простите, благородный жрец бога-дракона, но мое послание — лично для Агахака.

— Никто не предстает перед Агахаком, прежде не поговорив с Хабат! Возьми слуг и следуй за мной!

Все спешились и вошли через мрачные двери в коридор, освещенный факелами.

Тошнотворный запах паленой плоти, пропитавший весь город, здесь был в десять раз сильнее. Ужас охватил Гариона, когда он шел вслед за гролимом и Сади по дымным залам храма, где все дышало древним злом, а жрецы со впалыми щеками глядели на пришельцев с недоверием и почти нескрываемой угрозой.

И тут где-то в глубине храма раздался отчаянный вопль и следом — громкий лязг железа. Гарион содрогнулся, поняв, что означают эти звуки.

— Неужели здесь все еще совершается древний ритуал жертвоприношения? — изумленно спросил у гролима Сади. — Я полагал, что все это уже в прошлом — ввиду определенных обстоятельств.

— Не произошло ничего, что могло бы заставить нас пренебречь выполнением нашего священного долга, найсанец, — холодно ответил гролим. — Каждый час мы приносим человеческое сердце на алтарь великого бога Торака.

— Но Торака больше нет.

Гролим остановился. Лицо его сделалось злым.

— Никогда не говори больше таких слов! — отрывисто бросил он. — Негоже чужеземцу богохульствовать в стенах храма. Дух Торака живет, и однажды великий бог возродится, чтобы править миром. Он сам взмахнет ножом, когда его враг, Белгарион из Ривы, будет кричать, лежа распростертым на алтаре!

— Вот радость-то! — шепнул Шелк Белгарату. — Нам тогда придется начинать все сначала.

— Помолчи-ка, Шелк, — шепнул Белгарат в ответ.

Просторный покой, в который ввел их жрец-гролим, слабо освещали масляные светильники. Стены сплошь покрывала черная ткань, в воздухе стоял густой аромат благовоний. За столом, на котором стояла мерцающая свеча и лежала тяжелая черная книга, виднелась чья-то худощавая согбенная фигура. По коже Гариона пробежал холодок — он физически ощутил силу, исходящую от этой фигуры. Он бросил взгляд на Полгару — та мрачно кивнула.

— Простите меня, святая Хабат, — дрожащим голосом заговорил рябой гролим, — но тут послание от Джахарба-убийцы.

Фигура выпрямилась, и Гарион до глубины души изумился. Это была женщина, притом безусловно красивая женщина, но вовсе не это поразило Гариона. На бледных щеках ее устрашающе алели глубокие шрамы — они сбегали от висков к подбородку, и рисунок их явственно напоминал языки пламени. Темные глаза женщины пылали огнем, а на полных губах блуждала злобная усмешка. Край ее черного капюшона был окантован пурпуром.

— Ну? — хрипловато спросила она. — С каких это пор дагаши присылают с поручениями чужеземцев?

— Я… я счел за лучшее не спрашивать, святая Хабат, — затрепетал гролим. — Но этот утверждает, что он друг Джахарба.

— И ты предпочел на этом прекратить расспросы? — Хрипловатый голос превратился в угрожающий шепот, а пылающие глаза пронизывали дрожащего жреца. Затем ее взгляд устремился на Сади. — Назови свое имя, — приказала она.

— Я Усса из Стисс-Тора, святая жрица, — ответил Сади. — Джахарб повелел мне предстать перед правителем и на словах передать ему его просьбу.

— А что это за просьба?

— О, простите, святая жрица, но то, что я должен передать, предназначено только для ушей самого Агахака.

— Уши Агахака — это я, — произнесла жрица устрашающе тихим голосом. — Ничто не достигает его ушей прежде, чем это услышу я.

И тон, которым это было сказано, открыл Гариону больше, чем сами слова.

Хотя этой изуродованной шрамами женщине каким-то непостижимым образом удалось достичь здесь, в храме, определенной власти, она все еще не уверена в себе и своей силе. Эта ее неуверенность — словно открытая рана, и стоит кому-то подвергнуть сомнению ее могущество, как из глубины ее существа поднимается темная волна ненависти к этому человеку. Гарион горячо надеялся, что Сади отдавал себе отчет в том, насколько она опасна.

— О, я не вполне представлял себе положение дел здесь, в храме, — вежливо поклонился Сади. — Мне сказали, что Джахарб, Агахак и король Ургит по некоторым причинам хотят, чтобы некто Кабах беспрепятственно попал в Рэк-Хаггу. И я призван обеспечить его безопасность во время путешествия.

Глаза жрицы сузились.

— Уверена, это далеко не все, что тебе приказано передать, — обличительным тоном произнесла она.

— Боюсь, что все, благородная жрица. Полагаю, Агахак все поймет.

— А больше ничего тебе Джахарб не говорил?

— Ничего, кроме того, что этот Кабах находится здесь, в храме, под защитой Агахака.

— Этого не может быть, — отрезала жрица. — Я бы знала об этом, если бы он здесь находился. Агахак ничего от меня не скрывает.

Сади беспомощно развел руками.

— Могу лишь повторить все то, что говорил мне Джахарб, святая жрица.

Глаза жрицы вдруг сверкнули.

— Если ты лжешь мне, Усса, или пытаешься что-то утаить, из твоей груди вырвут сердце, — пригрозила она.

— И тем не менее это все, святая жрица. Могу ли я теперь поговорить с самим иерархом?

— Иерарх сейчас во дворце Дроим, на совете у короля. Он не вернется раньше полуночи.

— А найдется ли тут место, где я и мои спутники могли бы дождаться его возвращения?

— Я еще не закончила, Усса из Стисс-Тора. Что надобно этому Кабаху в Рэк-Хагге?

— Джахарб не счел нужным ввести меня в курс дела.

— Полагаю, ты лжешь мне, Усса. — Кончиками пальцев жрица нервно барабанила по столешнице.

— Мне нет никакого резона лгать тебе, святая Хабат, — возразил евнух.

— Агахак рассказал бы мне об этом деле. Он ничего от меня не утаивает — ровным счетом ничего.

— Возможно, это дело просто показалось ему малозначительным.

Хабат тем временем пристально оглядывала каждого. Потом бросила взгляд на все еще трепещущего гролима.

— Скажи мне, — почти прошептала она, — как так случилось, что один из этих людей вошел в мои покои, имея при себе меч? — И она указала на Гариона.

Лицо жреца посерело.

— Прости меня, Хабат, — забормотал он, — но я… я не заметил никакого меча.

— Не заметил? Как можно не заметить оружия таких размеров? Объясни-ка мне!

Гролим затрясся с головы до ног.

— Может быть, этот меч невидимый? Или, возможно, моя безопасность тебя совершенно не заботит? — Ее изуродованное шрамами лицо стало еще более жестоким. — А вдруг ты затаил против меня зло и надеялся, что этот чужестранец умертвит меня?

Лицо гролима сделалось совсем серым.

— Полагаю, придется довести все происшедшее до сведения Агахака, когда он вернется. Вне всяких сомнений он возжелает побеседовать с тобою об этом мече-невидимке немного погодя.

Дверь в покои Хабат распахнулась, и на пороге возник худощавый гролим в черном одеянии, с капюшоном, откинутым назад и отороченным зеленым. Грязные черные волосы сальными сосульками свисали ему на плечи. От этого человека с выпученными глазами фанатика нестерпимо несло — то был тошнотворный кисловатый запах давным-давно немытого тела.

— Настало время, Хабат, — объявил он скрипучим голосом.

Мрачные глаза Хабат тотчас же смягчились.

— Благодарю, Сорхак, — ответила она, странно-кокетливо опуская ресницы.

Потом она поднялась и достала из ящика стола черный кожаный футляр. Раскрыв его, она почти любовным жестом извлекла оттуда длинный сверкающий нож и мрачно взглянула на гролима, которого только что отчитывала.

— Сейчас я пойду в святилище, чтобы совершить там жертвенный ритуал, — сказала она, рассеянно проводя пальцем по остро отточенному лезвию. — И если хотя бы единое слово о том, что произошло в этих покоях, сорвется с твоих губ, ты сам умрешь при следующем же ударе гонга. А пока отведи этих работорговцев в пристойные покои, где они смогли бы дождаться возвращения иерарха. — Она обратила взор к Сорхаку, и ее глаза внезапно сверкнули. — Ты проводишь меня в святилище, чтобы понаблюдать за тем, как я буду приносить священную жертву?

— Для меня это величайшая честь, Хабат, — коротко кивнув, ответил тот. Но стоило жрице отвернуться, как губы его скривила презрительная усмешка.

— Оставляю вас на попечение этого недотепы, — сказала она, проходя мимо Сади. — Мы еще не окончили разговора, но я должна идти — мне надо приготовиться к жертвоприношению. — И жрица удалилась, сопровождаемая Сорхаком.

Когда двери закрылись, рябой жрец с ожесточением плюнул на пол — на то самое место, где только что стояла Хабат.

— Никогда не подозревал, что женщина может достичь ранга Пурпурных в одном из храмов Торака, — сказал ему Сади.

— Хабат любимица Агахака, — мрачно пробормотал гролим. — Колдунья она никудышная, так что своим продвижением всецело обязана ему. Правителю по нраву все отвратительное. И только благодаря его заступничеству ей до сих пор не перерезали глотку.

— Политика, — вздохнул Сади. — Здесь все так же, как и везде в этом мире. Кстати, она, как мне кажется, весьма ревностно относится к исполнению религиозных ритуалов.

— Ее страсть к ритуалам имеет мало общего с религиозностью. Она обожает кровь. Я сам видел, как она пьет ее, когда кровавая струя хлещет из тела жертвы. И омывает в ней лицо, руки. — Жрец оглянулся, желая убедиться, что его никто не подслушивает, и продолжил:

— Однажды Агахак все же прознает, что она связана с нечистой силой, что они с Сорхаком справляют свои черные шабаши здесь, в священном храме, когда все остальные спят. И как только наш иерарх обнаружит предательство, она сама будет истошно вопить на алтаре, а все гролимы храма передерутся за право располосовать ее ножом. — Он выпрямился и приказал: — Пойдемте со мной.

Комнаты, куда он проводил путешественников, более всего напоминали мрачные застенки. В каждой келье была низенькая кровать, а на колышке, торчащем прямо из стены, висело черное одеяние гролима. Жрец, кивнув, удалился. Шелк оглядел центральную комнату, которая была чуть попросторнее. Ее освещала единственная лампа, а в самом центре стоял грубый стол и скамьи.

— Роскошью все это никак не назовешь, — презрительно произнес он.

— Можно подать жалобу, — предложила ему Бархотка.

— Что у нее с лицом? — дрожащим голосом спросила Сенедра. — Она просто ужасна.

— Таков был обычай в некоторых гролимских храмах в землях Хагги, — ответила Полгара. — Жрицы, владевшие искусством колдовства, покрывали свои лица такими вот шрамами в знак вечной преданности Тораку. Теперь так почти нигде не делают.

— Но ведь она могла бы быть такой красавицей! Почему же она так страшно себя изуродовала?

— Люди в состоянии религиозной истерии порой способны на странные вещи.

— А как получилось, что этот гролим не разглядел меча Гариона? — спросил Шелк у Белгарата.

— Шар обладает властью отводить глаза тех, кому не следует его видеть.

— Это ты велел ему?

— Нет. Порой он принимает решения самостоятельно.

— Ну что ж, дела наши идут неплохо, как вы считаете? — Сади довольно потирал руки. — Говорил же я, что буду вам весьма и весьма полезен.

— Ух, как ты нам полезен, Сади, — насмешливо сказал Шелк. — Сперва ты затащил нас в гущу битвы, потом в самое логово дагашей и вот теперь — прямо в пасть гролимов Хтол-Мургоса. Ну, что ты там дальше задумал для нас, если, разумеется, эта госпожа с экстравагантной внешностью не прирежет тебя до утра?

— Мы непременно сядем на корабль, — заверил его Сади. — Даже Хабат не посмеет оспаривать волю Агахака, как бы ни была уязвлена ее гордость. А путешествие по морю сэкономит нам несколько месяцев.

— Нам с Гарионом надо еще кое-чем здесь заняться, — сказал Белгарат. — Дарник, выгляни в коридор, погляди, не выставили ли стражу.

— Куда вы направляетесь? — спросил Шелк.

— Мне необходимо отыскать библиотеку. Хочу проверить, прав ли был Джахарб, когда утверждал, что книга именно здесь.

— Не лучше ли повременить до ночи — пусть все лягут спать, и тогда…

Старик покачал головой.

— Нам понадобится время, чтобы найти то, что нам надобно. Агахак будет во дворце около полуночи, поэтому именно сейчас самое подходящее время покопаться в его библиотеке. — Он улыбнулся маленькому драснийцу. — Кстати, — прибавил он, — возможно, это для тебя непривычно, но пора тебе знать, что зачастую днем много легче перемещаться, чем ночью, шныряя во тьме и пугливо выглядывая из-за каждого угла.

— Да, мне это более чем странно слышать, Белгарат.

— Коридор пуст, — сообщил возвратившийся Дарник.

— Прекрасно. — Белгарат ушел и вскоре возвратился с грудой черных балахонов. — Вот, — сказал он, протягивая один из них Гариону. — Надевай.

Они стянули зеленые одежды работорговцев и облачились в черные балахоны.

Дарник продолжал наблюдать за дверью.

— Все еще никого, Белгарат, — сказал он, — но вам лучше поторапливаться.

В дальнем конце коридора я слышу шаги.

Старик кивнул, натягивая на глаза капюшон.

— Пошли, — приказал он Гариону.

В коридорах было темно — их освещали лишь дымные факелы, торчащие в кольцах, укрепленных вдоль стен. Изредка им встречались одетые в черное жрецы-гролимы. Они ходили как-то странно, чуть покачиваясь на негнущихся в коленях ногах, спрятав руки в рукава и скрывая капюшонами лица. Гарион догадался, что эта странная походка имела какое-то значение, и пытался подражать гролимам, следуя за дедом вдоль бесконечных коридоров.

Белгарат уверенно шел к цели, ибо знал, где находится то, что ему нужно.

Они вышли в более широкий коридор, и старик остановился, глядя в дальний его конец, где виднелись раскрытые двери. За этими дверями мерцал свет.

— Не туда, — шепнул Гариону старик.

— А что это?

— Это святилище. Тут находится алтарь. — И старик быстро свернул в другой коридор.

— Мы можем потратить долгие часы на поиски, дедушка, — тихо сказал Гарион.

Белгарат покачал головой.

— Архитектура гролимов в высшей степени предсказуема, — возразил он, — мы в нужной нам части храма. Ты погляди, что вон за той дверью, а я пойду туда.

Они пошли по длинному коридору, осторожно заглядывая в каждую дверь.

— Гарион! — вдруг прошептал старик. — Это здесь!

Комната, в которую они вошли, была просторной — тут пахло старым пергаментом и отсыревшими кожаными переплетами. Вдоль стен высились книжные полки, а в углублениях стен стояли столы и скамьи — над каждым столом с потолка свешивалась тусклая лампа.

— Возьми книгу! Любую! — приказал Белгарат. — Теперь сядь вон за тот стол и делай вид, что внимательно ее изучаешь. Глаз не спускай с двери! Я тут осмотрюсь, а ты покашляй, если кто-либо явится.

Гарион кивнул, взял с полки тяжелый фолиант и сел за стол. Минуты тянулись мучительно медленно — он невидящими глазами глядел на страницу, чутким ухом ловя малейший шорох. И тут вдали послышался знакомый уже вопль — долгий и мучительный крик боли, за которым последовал металлический звук — это звенел гонг в святилище, где гролимы справляли свои изуверские ритуалы. Невольно перед внутренним взором Гариона возникло испещренное страшными шрамами лицо Хабат, он словно воочию увидел, как она с наслаждением вонзает нож в тело беспомощной жертвы. Он сжал зубы, сдерживаясь изо всех сил, чтобы не вскочить и не кинуться на звук.

Раздался тихий свист Белгарата.

— Нашел! — прошептал старик. — Следи за дверью! Я сейчас вернусь.

Гарион, нервничая, сидел за столом, весь превратившись в слух. Он с величайшим трудом справлялся со своей миссией. Волнение его все возрастало по мере того, как текли минуты в ожидании, не войдет ли ненароком кто-нибудь в книгохранилище. Что делать, если сейчас на пороге появится жрец в черной одежде? Заговорить с ним или продолжать сидеть молча, склонившись над книгой?

Таковы ли здешние обычаи? Он перебирал в уме множество вариантов поведения, но когда скрипнули дверные петли, прибег к варианту, которого даже в мыслях не держал, — стремглав кинулся наутек. Он стремительно перепрыгнул через скамью, на которой сидел, и бесшумно бросился в глубь библиотеки, ища среди стеллажей Белгарата.

— Здесь безопасно? Никто не подслушает нас? — раздался чей-то голос.

Другой голос с усмешкой промолвил:

— Сюда больше никто не заходит. Так о чем ты хотел поговорить?

— Разве она тебе еще не осточертела? Ты готов действовать?

— Тише ты, дурак! Если кто-то услышит и донесет ей, твое сердце будет жариться на раскаленных угольях при следующем же ударе гонга!

— Ненавижу эту шлюху со шрамами! — плюнул первый гролим.

— Все ее ненавидят, но от того, узнает она об этом или же нет, зависит наша жизнь. До тех пор, покуда к ней благоволит Агахак, власть ее безгранична.

— Она перестанет быть его любимицей, когда он узнает, что она занимается колдовством здесь, в стенах храма.

— А как он об этом узнает? Ты, что ли, разоблачишь ее перед ним? Она станет все отрицать, а потом Агахак предоставит ей право поступить с тобой по ее усмотрению.

Наступила долгая пугающая пауза.

— К тому же, — вновь заговорил второй гролим, — не думаю, что Агахаку есть дело до ее невинных развлечений. Единственное, что в данный момент волнует иерарха — это поиски Ктраг-Сардиуса. Он и другие иерархи страстно стремятся его обнаружить. Если она хочет любезничать с Сорхаком, совокупляться с ним и пытаться среди ночи пробудить демонов — это ее личное дело, и более никого оно не касается.

— Но это омерзительно! — Голос первого жреца дрожал от гнева. — Она оскверняет наш храм!

— Не желаю слушать! Предпочитаю, чтобы мое сердце оставалось у меня в груди.

— Очень хорошо, — хитренько сказал первый гролим. — Возможно, все именно так, как ты говоришь. Мы оба в ранге Зеленых, и наше возвышение до ранга Пурпурных будет более естественным, чем у Хабат. Если мы с тобой встретимся с нею в укромном месте, то ты воспользуешься своей силой, чтобы обездвижить ее, ну а я вонжу ей нож прямо в сердце. Тогда она предстанет пред самим Тораком и выслушает его мнение по поводу нарушения ею его запрета на колдовство.

— Я отказываюсь слушать тебя!

Послышался звук быстро удаляющихся шагов и скрип закрываемой двери.

— Трус, — пробормотал первый жрец, потом тоже вышел из библиотеки. Снова скрипнула дверь, и все стихло.

— Дедушка! — хрипло зашептал Гарион. — Где ты?

— Здесь, у тебя за спиной. Они ушли?

— Да, никого уже нет.

— Занятный разговор, не правда ли?

Гарион подошел к старику, затаившемуся в самой глубине библиотеки.

— Думаешь, Хабат и впрямь пытается пробудить демонов — так, как это делал Мориндим?

— По крайней мере, многие из гролимов так считают. А если это и впрямь так, эта женщина ступила на весьма зыбкую почву. Торак строго-настрого запретил любые занятия колдовством. Фаворитка она или нет, Агахаку придется вынести ей приговор, если он обо всем прознает.

— Ты что-то нашел? — Гарион поглядел на книгу, которую старик положил перед собой на стол.

— Думаю, это нам поможет. Вот послушай: «Потерянная тропа будет вновь найдена на южном острове».

— Имеется в виду Веркат?

— Почти убежден. Веркат — единственный более или менее крупный остров в южном Хтол-Мургосе. Это подтверждает то, что говорил нам Сади, а я люблю получать подтверждения.

— Но все равно это означает, что мы тащимся в хвосте у Зандрамас! Ты не нашел каких-либо сведений, которые помогли бы нам опередить ее?

— Пока нет, — признался Белгарат и перевернул страницу. — Что это? — раздался его изумленный голос.

— А что такое?

— Слушай. — Старик приподнял книгу так, чтобы тусклый свет лампы падал прямо на страницу, и стал читать:

— »Внемлите: во дни, что последуют за восшествием бога Тьмы на небеса, король Востока и король Юга двинутся друг на друга войной, и это будет знаком для вас, что встреча близится. Поспешите в Место, которого больше нет, когда кровавая битва разорит равнины юга. Возьмите с собой избранную жертву и короля Ангарака в свидетели того, что произойдет.

Клянусь Ио4, тот, кто явится пред Ктраг-Сардиусом с жертвой и королем Ангарака, вознесется превыше всех прочих и будет ими править. Узнайте также, что в момент жертвоприношения бог Тьмы возродится и восторжествует, победив Дитя Света в самый момент своего возрождения».

Гарион, чувствуя, как кровь отхлынула у него от лица, уставился на старика.

— Жертва? — воскликнул он. — Так вот что задумала сделать Зандрамас с моим сыном!

— Похоже на то, — произнес Белгарат. С минуту он размышлял, а потом сказал:

— Это кое-что объясняет, но все же я не вполне понимаю, почему необходимо присутствие короля Ангарака. Цирадис не говорила об этом, нет ничего подобного и в Пророчествах.

— Но то, что у тебя в руках, — книга гролимов, дедушка, — заметил Гарион.

— Может быть, она лжет.

— И это возможно, но теперь, по крайней мере, понятно, почему Зандрамас держит свои перемещения в тайне. Если бы Урвон узнал об этом — а Агахак, вне сомнения, уже знает, — они сделали бы все от них зависящее, чтобы отобрать у нее твоего сына. Кто бы из них ни достиг Сардиона с Гэраном и одним из королей Ангарака, он получил бы абсолютную власть над гролимской церковью.

— Но почему именно мой сын? — воскликнул Гарион. — Почему именно его избрали в качестве жертвы?

— Этого я пока не понимаю, Гарион. Этому мы пока не отыскали объяснения.

— Думаю, не стоит рассказывать обо всем этом Сенедре. У нее и без того достаточно проблем.

Снова скрипнули дверные петли, и Гарион обернулся, а рука его стиснула рукоять меча.

— Белгарат! Ты здесь? — раздался голос Шелка.

— Заходи! — откликнулся старик. — И разговаривай как можно тише.

— У нас неприятности, — сказал маленький человечек, входя в библиотеку. — Эрионд исчез.

— Что-о?! — воскликнул Гарион.

— Он ускользнул незамеченным.

Белгарат в сердцах хватил кулаком по столу и выбранился.

— Что стряслось с мальчишкой? — воскликнул он.

Шелк откинул со лба капюшон черного балахона гролимов.

— Полгара собиралась отправиться на поиски, но мы с Дарником с трудом ее отговорили. Я сказал, что пойду и отыщу вас.

— Да, надобно его найти, — сказал старик, поднимаясь. — Полгара способна подождать, но потом начнет действовать самостоятельно. Нам лучше разделиться. Так дело пойдет побыстрее.

Он поманил своих соратников к двери библиотеки, осторожно выглянул и лишь после этого вышел в коридор.

— Веди себя как можно осторожнее, — предупредил он Гариона. — Тут кругом полным-полно гролимов, а у них острый слух.

Гарион кивнул.

— И время от времени связывайся с нами. Мы немногого добьемся, если один из нас обнаружит Эрионда, а потом будет бродить в поисках остальных. Ну, пошли!

И старик бесшумно двинулся вперед по мрачному коридору.

— Как удалось Эрионду проскользнуть мимо Полгары? — шепотом спросил Гарион Шелка.

— Сенедра впала в истерику, — ответил Шелк. — Ее доконали вопли жертв. Полгара увела ее в одну из келий и там пыталась успокоить. Именно тогда Эрионд и убежал.

— С нею все в порядке? — требовательно спросил Гарион. Сердце короля сжалось от леденящего ужаса, не оставлявшего его со времен Пролгу.

— Думаю, да. Полгара чем-то напоила ее, и теперь она крепко спит. — Шелк осторожно заглянул за угол. — Я пойду туда, — шепнул он. — Будь осторожен! — и бесшумно заскользил прочь.

Гарион смотрел вслед удаляющемуся другу, покуда тот не скрылся из виду, а затем пошел по другому коридору, сложив руки на груди и склонив покрытую капюшоном голову, стараясь походить на набожного гролима. В самом деле, что на уме у этого Эрионда? Безответственность мальчишки настолько взбесила Гариона, что ему захотелось со всего размаху ударить кулаком по стене. Однако он степенно вышагивал по коридору, стараясь своим видом не вызывать подозрений, и тихонько приоткрывал все двери подряд.

— Кто здесь? — раздался хриплый голос с характерным произношением из-за одной из дверей.

— Прости, брат, — пробормотал Гарион, стараясь имитировать здешний выговор. — Ошибся дверью.

Он не мешкая закрыл дверь и поспешил по коридору прочь.

Но дверь распахнулась, и на пороге возник полуодетый гролим со злобным лицом.

— Эй, ты! — закричал он вслед Гариону. — А ну-ка стой!

Гарион взглянул назад краем глаза и, скользнув за угол, очутился в центральном коридоре храма.

— Вернись сейчас же! — заорал гролим.

Гарион услышал шлепанье босых ног по каменным плитам пола: гролим кинулся в погоню. Гарион выругался и решился на рискованный шаг. Он распахнул первую попавшуюся дверь и нырнул во тьму. Быстро оглядев комнату, с облегчением понял, что она пуста, затем прикрыл дверь и прижался к ней ухом, чутко прислушиваясь.

— Что стряслось? — услыхал он в коридоре чей-то голос, — Кто-то только что пытался проникнуть ко мне в келью. — Гарион узнал злобный голос того самого гролима, чей покой он потревожил.

В коридоре послышался хитрый смешок.

— Может, тебе стоило подождать и посмотреть, чего она от тебя хотела?

— Это был мужчина!

В коридоре помолчали. Затем второй гролим сказал:

— Хорошо… Очень, очень хорошо…

— Да что все это значит?

— Ничего. Абсолютно ничего. Лучше тебе пойти одеться. Если Хабат застукает тебя в коридоре в нижнем белье, у нее могут возникнуть занятные мысли.

— Пойду-ка поищу этого негодяя. Здесь происходит что-то очень странное. Ты мне поможешь?

— Почему бы и нет? Мне все равно делать особенно нечего.

Откуда-то издалека до ушей Гариона донеслось медленное заунывное пение и шарканье множества ног.

— Быстро! — раздался один из голосов в коридоре. — Прячься! Если нас увидят, то непременно потащат за собой.

И Гарион услышал торопливые удаляющиеся шаги. Он осторожно приоткрыл дверь и выглянул. Шаги и пение приближались. Вереница гролимов в капюшонах и со сложенными на груди руками торжественно двигалась по освещенному факелами коридору к самому сердцу храма. Гарион подождал, покуда они не пройдут мимо его убежища, а потом, повинуясь порыву столь сильному, что не успел даже понять, чем руководствуется в своих поступках, смело распахнул дверь, вышел в коридор и пристроился в хвост процессии.

Медленное шествие торжественно двигалось все дальше и дальше, запах паленой плоти делался все сильнее — вереница в черных одеждах шла прямо к святилищу. Гролимы возвысили голоса, прошли сквозь сводчатый дверной проем в мрачное святилище.

Высокий потолок был едва различим во мраке. На стене прямо напротив дверей висела до блеска отполированная стальная маска, в мельчайших подробностях воспроизводящая лик бога Торака. Прямо под этой бесстрастной маской высился черный алтарь, обагренный свежей алой кровью, которая ручейками стекала с него на пол. Тут же стояла горящая жаровня в ожидании трепещущего человеческого сердца — очередной дани давно умершему богу, а неподалеку зияло огненное жерло печи, изголодавшейся по теплой плоти свежезарезанной жертвы.

Дрожа всем телом, Гарион отпрянул в тень и спрятался за колонну, силясь овладеть собой. Лучше, чем кто-либо другой из живущих, он знал, что означает это страшное место. Торак был мертв. Его собственная рука ощутила последние удары пронзенного сердца бога, трепетавшего на острие его меча, проникшего в грудь врага. Страшные убийства, продолжавшиеся в этом ужасном месте с той самой ночи, были бессмысленны, и эти напрасные жертвы приносились увечному и безумному богу, который умер, тщетно взывая к равнодушным звездам. В груди Гариона медленно закипал гнев, рот наполнялся жгучей горечью. Воля его концентрировалась сама собой, и он уже видел, как раскалывается ненавистная маска, и этот окровавленный алтарь, и все, все здесь, в этом отвратительном месте.

«Не для этого ты здесь, Белгарион!» — зазвучал голос в его голове.

И Гарион стал медленно расслабляться — ведь если бы он не сделал этого, то концентрированная воля его могла бы разрушить до основания весь город. У него будет еще время сокрушить это средоточие ужаса. Теперь же его цель — отыскать Эрионда. Он осторожно высунулся из-за колонны. Жрец в капюшоне, отороченном пурпуром, только что вошел в святилище. На вытянутых руках он нес темно-красную подушку, на которой посверкивал длинный страшный нож. Жрец поднял лицо к изображению своего мертвого бога и благоговейно поднял подушку с ножом, произнося молитву.

— Воззри на орудие воли твоей, бог-дракон Ангарака, — нараспев произнес он, — и воззри на того, чье сердце будет принесено тебе в жертву.

Четверо гролимов втащили в святилище голого кричащего раба, не обращая внимания на его сопротивление и отчаянные мольбы о пощаде. Гарион невольно стиснул рукоять своего меча.

«Остановись!» — приказал голос.

«Нет! Я не могу позволить этому случиться!»

«Этого не случится. А теперь отпусти оружие!»

— Не могу! — вслух произнес Гарион, обнажая меч и делая шаг из-за колонны, но внезапно почувствовал, что окаменел: самое большее, на что он был способен, — это моргнуть.

«Отпусти меня», — взмолился он беззвучно.

«Нет! Сейчас ты здесь затем, чтобы наблюдать, а не для того, чтобы действовать! Теперь стой и внимательно смотри!»

И Гарион с изумлением увидел Эрионда. Юноша вошел в те же двери, через которые втащили упирающуюся жертву. Белокурые кудри Эрионда поблескивали в свете факелов. Лицо выражало печальную решимость. Войдя, он направился прямиком к изумленному жрецу.

— Простите меня, — твердо произнес он. — Но вы не станете больше этого делать.

— Схватить этого богохульника! — закричал жрец. — Сейчас его сердце будет шипеть на раскаленных углях!

Десяток гролимов кинулись было на юношу, но вдруг замерли — их заставила окаменеть на месте та же сила, что остановила Гариона.

— Это не может продолжаться, — так же решительно заговорил Эрионд. — Я знаю, как много этот обряд для всех вас значит, но подобное просто не может продолжаться. Когда-нибудь — и очень скоро, я думаю, — вы сами все поймете.

Гарион напрягся, ожидая грохота, но вопреки его ожиданиям случилось совсем другое. Из пылающего жерла печи подле алтаря с ревом вырвалось пламя — языки огня достигли потолка, и удушающая жара, царившая в святилище, сменилась прохладой, словно сюда неведомо откуда проник свежий морской ветерок. Пламя мигнуло напоследок, словно догорающая свеча, и погасло. Пылающая жаровня также ослепительно вспыхнула, и стальной корпус ее на глазах стал плавиться и оседать под собственным весом. Короткая вспышка — и пламя угасло.

Жрец в ужасе уронил жертвенный нож и метнулся к раскаленным останкам жаровни. Беспомощно протянув руки, словно для того, чтобы придать оплавленному металлу первоначальную форму, он взвыл от невыносимой боли — раскаленное докрасна железо впилось ему в мышцы.

Эрионд с удовлетворением оглядел разрушения, потом повернулся к замершим гролимам, все еще держащим голого раба.

— Отпустите этого человека, — спокойно сказал он.

Гролимы непонимающе уставились на него.

— Он больше не нужен вам, — просто объяснил Эрионд. — Ведь вы не можете принести его в жертву теперь, когда огонь угас. И он никогда больше не разгорится, что бы вы ни делали, вам не удастся зажечь его вновь.

«Дело сделано!» — раздался в мозгу Гариона голос — столь торжествующий, что у ривского короля ослабли колени.

Обожженный жрец, издавая стоны и потрясая почерневшими руками, поднял бледное лицо.

— Схватить его! — завизжал он, указывая на Эрионда скрюченной рукой. — Схватить его и отвести к Хабат!

Глава 12

Больше не было надобности таиться. Повсюду раздавались удары гонга, тут и там сновали насмерть перепуганные гролимы, выкрикивая приказы, зачастую противоречащие друг другу. Среди этой неразберихи метался и Гарион, разыскивая Белгарата и Шелка.

И вот из-за угла на него вылетел какой-то гролим со злобным лицом и схватил его за руку.

— Ты был в святилище, когда это случилось?! — крикнул он.

— Нет, — солгал Гарион, силясь высвободиться.

— Говорят, что в нем было десять футов росту и что он испепелил с десяток жрецов, прежде чем погасить священный огонь!

— Да? — изобразил удивление Гарион, все еще пытаясь освободить руку.

— Поговаривают, будто это сам Белгарат!

— В это верится с трудом.

— А кто еще обладает столь великой силой? — Глаза гролима расширились, он вздрогнул всем телом. — Ты понимаешь, что это означает? — дрожащим голосом спросил он.

— А что?

— Святилище надобно будет освятить заново, а для этого необходима кровь гролимов. И прежде чем святилище очистится, очень многим из нас придется умереть.

— Послушай, мне пора идти, — сказал Гарион, пытаясь разжать сведенные судорогой страха пальцы гролима.

— Хабат насладится, купаясь в нашей крови! — истерически визжал гролим, не слыша Гариона.

Выбора не оставалось. Тут уж было не до дипломатии. Гарион сделал испуганное лицо, глядя за спину гролима.

— Ох, уж не она ли это идет? — хрипло прошептал он.

Гролим обернулся, и Гарион ударил его сзади кулаком по затылку. Гролим отлетел к стене, потухшие глаза его уже ничего не выражали, и он мешком стал оседать на пол.

— Здорово, — раздался голос Шелка. — Только я в толк не могу взять, для чего это понадобилось.

— Я не мог от него отцепиться, — растолковал Гарион, склоняясь к поверженному гролиму, потом волоком затащил его в темную нишу и там аккуратно, даже бережно усадил. — Не знаешь ли ты случайно, где мой дед?

— Он там, — ответил Шелк, указывая через плечо на дверь у себя за спиной.

— А что стряслось?

— Сейчас все расскажу. Давай-ка уберемся куда-нибудь в укромное местечко.

Они вошли в дверь и увидели Белгарата, который спокойно сидел за столом.

— Что там происходит? — спросил старик.

— Я нашел Эрионда.

— Хорошо.

— Да нет, не совсем хорошо. Он вошел в святилище как раз в тот момент, когда гролимы собирались принести в жертву очередного раба, и погасил священное пламя.

— Что-о он сделал?

— Думаю, это именно его работа. Я и сам был там, но уверен, что не делал этого. А он просто вошел и сказал жрецам, что нельзя больше приносить человеческие жертвы, и тут пламя погасло. Дедушка, он не издал ни единого звука, когда делал это.

— А ты уверен, что это он? Может, все произошло само собой?

Гарион покачал головой.

— Нет. Пламя вспыхнуло, а потом угасло, словно свеча, на которую подули. Но там произошло и еще кое-что. Я услышал голос и прямо-таки окаменел на месте. Гролимы, которые волокли раба, отпустили его тотчас же, как только Эрионд приказал им это сделать. А еще он сказал, что жрецам храма никогда больше не удастся разжечь священное пламя.

— Где сейчас мальчик?

— Его повели к Хабат.

— Ты не мог их остановить?

— Мне не велено было. — Гарион потер лоб.

— Этого следовало ожидать, — раздраженно бросил Белгарат. — Надо предупредить Полгару и остальных. Возможно, нам придется освободить Эрионда, а потом силой вырываться отсюда на волю.

Он открыл дверь, оглядел коридор и знаком приказал Гариону и Шелку следовать за ним. Вскоре они вошли в покои, где их дожидались остальные.

— Вы не нашли его! — воскликнула смертельно бледная Полгара. Слова ее прозвучали не вопросом, а утверждением.

— Гарион его отыскал, — ответил Белгарат.

Полгара взглянула на Гариона.

— Но где же он тогда? Почему он не с тобой? — требовательно спросила она.

— Сожалею, но гролимы схватили его, тетушка Пол.

— У нас непредвиденные сложности, Пол, — мрачно сказал Белгарат. — Гарион говорит, что мальчик вошел прямо в святилище и погасил священное пламя.

— Что?! — воскликнула Полгара.

Гарион беспомощно развел руками.

— Он просто вошел в святилище — и пламя погасло. Гролимы схватили его и теперь ведут к Хабат.

— Это очень серьезно, Белгарат, — сказал Сади. — Священное пламя должно гореть постоянно. Если гролимы всерьез считают, что его погасил мальчик, то он в величайшей опасности.

— Я знаю, — кивнул старик.

— Ну что ж, — тихо заговорил Дарник. — Тогда нам придется вырвать его у них силой. — Он встал, и тотчас же к нему безмолвно присоединился Тоф.

— Но корабль для нас почти готов, — запротестовал Сади. — Мы могли бы ускользнуть отсюда, и никто даже опомниться не успел бы.

— Теперь уже ничего нельзя поделать. — Лицо Белгарата выражало мрачную решимость.

— Погодите, дайте мне сперва разобраться, что тут к чему, прежде чем вы станете действовать решительно! — взмолился Сади. — Позвольте мне сначала попытаться уладить все миром!

Гарион огляделся.

— Где Сенедра? — спросил он.

— Она спит, — ответила Полгара. — С нею Лизелль.

— С нею все в порядке? Шелк говорил, что она страшно расстроена. Уж не захворала ли она вновь?

— Нет, Гарион. Всему виной звуки, доносившиеся из святилища. Она не могла их спокойно слышать.

В дверь вдруг забарабанил тяжелый кулак.

Гарион подпрыгнул от неожиданности и инстинктивно схватился за рукоять меча.

— Откройте, вы, там! — раздался снаружи грубый голос.

— Быстро! — зашипел Сади. — Ступайте все в кельи, а когда станете выходить, сделайте вид, будто вас только что разбудили.

Все молча повиновались и затаив дыхание ждали, пока тщедушный евнух откроет дверь.

— Что стряслось, добрые господа? — дружелюбно спросил он у гролимов, ворвавшихся в комнату с оружием.

— Вас вызывают на аудиенцию к иерарху, работорговец, — пролаял один из жрецов. — Тебя и всех твоих слуг!

— Для нас это честь, — пробормотал Сади.

— Честь тут ни при чем! Это допрос! И советую тебе говорить только правду, потому что Агахак заживо сдерет со всех вас кожу, если вы хоть словом ему солжете!

— Ах, какая неприятность. А что, иерарх уже возвратился из королевского дворца?

— Ему донесли о чудовищном преступлении, которое совершил один из ваших слуг.

— Преступлении? Каком преступлении?

Гролим, казалось, не слышал.

— По приказанию Хабат вас всех поместят в темницу до возвращения Агахака в храм.

Гариона и остальных растолкали — при этом они, насколько умели, изображали недовольство столь внезапным пробуждением — и повели по прокопченным коридорам, а потом по узкой каменной лестнице в подземелье. В отличие от верхних помещений здешние снабжены были решетчатыми дверями из стальных прутьев, а воздух, как и в любой темнице, оказался сырым и затхлым. Мрачный гролим отпер одну из дверей и жестом приказал всем пройти в камеру.

— Действительно ли это так необходимо, о жрец? — слабо запротестовал Сади.

Гролим лишь угрожающе положил руку на рукоять меча.

— Успокойтесь, господин, — примирительно сказал Сади, — я ведь только спросил.

— В камеру! Живо!

Все покорно повиновались, и решетчатая дверь с лязганьем захлопнулась за ними. Звук поворачиваемого в замке ключа прозвучал оглушительно громко.

— Гарион. — Голосок Сенедры был тих и слегка дрожал от страха. — Что происходит? Почему они так обошлись с нами?

Гарион нежно обнял ее за плечи.

— Эрионд угодил в переделку, — объяснил он. — Сади хочет попытаться уговорить их выпустить всех нас.

— А что, если у него не выйдет?

— Что ж, тогда мы освободимся иным путем.

Шелк оглядел полутемную камеру и презрительно фыркнул.

— Архитектура темниц начисто лишена фантазии, — саркастически заметил он, пнув ногой охапку гнилой соломы, лежащей на полу.

— Хелдар, неужели у тебя такой богатый опыт в области темниц? — спросила Бархотка.

— Время от времени я бываю в подобных местечках. — Шелк передернул плечами. — Правда, вытерпеть более двух часов никогда не мог. — Он приподнялся на цыпочки, чтобы заглянуть в крошечное зарешеченное окошко, выходящее в коридор.

— Хорошо, — пробормотал он. — Охраны не видно. — И, постучав костяшками пальцев по крепкому дереву, взглянул на Белгарата. — Хочешь, я отопру дверь? Не думаю, что мы что-нибудь тут высидим.

— Терпение, принц Хелдар, — сказал Сади. — Если мы вырвемся на волю из камеры, мне уже никак не удастся уладить этот небольшой инцидент.

— Я должна узнать, что они сделали с Эриондом! — твердо заявила Полгара.

— Открой двери, Шелк!

— Полгара! — раздался вдруг из соседней камеры знакомый голос. — Это ты?

— Эрионд! — вздохнула Полгара с облегчением. — С тобой ничего не случилось?

— Все прекрасно, Полгара. Меня, правда, заковали в цепи, но они не причиняют мне особых неудобств.

— Зачем ты сделал это? Там, в святилище?

— Мне не понравились эти жертвенные огни.

— Мне тоже, но…

— Мне они очень не понравились, Полгара. Надо же когда-то положить конец подобным гнусностям!

— Каким образом тебе удалось их погасить? — спросил Белгарат, прильнув к окошку. — Гарион был в святилище, когда ты это проделал, и говорит, что ничего не услышал и не ощутил.

— Точно не знаю, Белгарат. Не думаю, чтобы я сделал что-то особенное. Просто твердо решил, что не хочу больше, чтобы они горели, эти огни, и вроде как дал им понять, что я этого не хочу. Они взяли да и погасли.

— И это все?

— Насколько я помню, да.

Белгарат обернулся. Он явно был озадачен.

— Когда мы отсюда выберемся, у меня будет об этом происшествии долгий разговор с мальчишкой. Я уже не единожды собирался поговорить с ним по душам, и всякий раз, когда открывал было рот, что-то меня отвлекало. — Он поглядел на Гариона. — В следующий раз, когда будешь беседовать со своим дружком, потребуй от него прекратить эти штучки! Они меня раздражают.

— А он это знает, дедушка. Думаю, именно поэтому и продолжает в том же духе.

Где-то послышалось лязганье отпираемой двери и звук шагов.

— Гролимы, — тихо сказал Шелк, вновь глянув через окошко в коридор.

— Интересно, а кто, по-твоему, это еще может быть? — съязвил Белгарат.

Стражники остановились возле камеры Эрионда, и в замке лязгнул ключ.

Скрипнув, открылась тяжелая дверь.

— Эй, мальчишка! — пролаял хриплый голос. — Выходи, пойдешь с нами!

— Отец! — отчаянно шепнула Полгара. Старик предостерегающе поднял руку.

— Подожди! — прошептал он.

Кто-то уже отпирал дверь их камеры. Наконец она распахнулась, и на пороге возник гролим в черном балахоне.

— Возвратился Агахак, — объявил он. — Выходите!

— Великолепно! — с облегчением вздохнул Сади. — Что бы там ни было, я уверен, что мы за пару минут все уладим.

— Не разговаривать! — Гролим резко повернулся и пошел по коридору, а десяток других, с оружием наготове, обступив пленников, повели их прочь из темницы.

Агахак, правитель Рэк-Урги, оказался устрашающего вида длиннобородым человеком. Он сидел в очень похожем на трон кресле в большом зале, освещенном факелами. Стены были завешаны тяжелыми темно-бордовыми портьерами. Облачение иерарха представляло собой кроваво-красный балахон с капюшоном. Впалые глаза Агахака сверкали из-под нависших седых бровей. Эрионд, все еще закованный в цепи, спокойно сидел на грубом деревянном стуле прямо перед иерархом, а худощавая Хабат стояла по правую руку от своего покровителя. Капюшон, отороченный пурпурным шелком, был откинут, ужасные шрамы на ее щеках алели в свете факелов, а лицо жрицы выражало злобное торжество.

— Кто из вас Усса из Стисс-Тора? — гулким голосом вопросил иерарх. Сади сделал шаг вперед и раболепно поклонился.

— Я Усса, о святейший.

— Ты попал в незавидное положение, Усса. — Грудной голос Хабат звучал почти как ласковое мурлыканье дикого зверя, а губы ее кривила отвратительная усмешка.

— Но я ничего не сделал.

— Здесь, в Хтол-Мургосе, господин ответственен за преступления своих слуг.

Глаза Агахака сверлили Сади, но худое лицо иерарха оставалось бесстрастным.

— Итак, ближе к делу, — произнес он наконец. — Кто предъявит чужеземцам обвинение?

Хабат указала на гролима, стоящего у самой стены.

— Сегодня Сорхак исполнит миссию жреца-инквизитора, господин, — сказала жрица повелительным тоном, чтобы дать почувствовать всем присутствующим, что она хозяйка положения. — Его рвение и благочестие известны тебе, о святейший.

— О да, — безразличным голосом ответил Агахак. — Я мог бы сразу догадаться, что обвинителем будет не кто иной, как Сорхак. — На краткое мгновение губы его сложились в сардоническую усмешку. — Очень хорошо. Жрец-инквизитор, прошу предъявить обвинение.

Жрец в черной одежде выступил вперед и откинул капюшон, отороченный зеленым, со своих сальных волос.

— Дело очень незамысловатое, светлейший, — провозгласил он скрипучим голосом. — Здесь присутствует множество свидетелей преступления, посему вина этого юного негодяя не вызывает никаких сомнений. Но вот мотивы его поступка предстоит выяснить.

— Вынеси приговор, великий иерарх, — просительным тоном обратилась Хабат к восседающему на троне недвижному Агахаку, походившему на мертвеца, — а уж я заставлю этого грязного найсанца и его слуг сказать всю правду.

— Речь шла только об их виновности, — ответствовал правитель, — но я все еще не слышал ни показаний свидетелей, ни внятного, четко сформулированного обвинения.

Хабат от этих слов пришла в легкое замешательство.

— Я лишь хотела избавить вас от пустых формальностей, мой господин. Я твердо убеждена в правдивости слов Сорхака. Ведь прежде вы всегда доверяли мне в делах такого рода.

— Возможно, — ответил Агахак, — но полагаю, что на этот раз мне все же будет позволено судить самому, а, Хабат? — Он взглянул на грязноволосого жреца, в растерянности стоявшего перед ним. — Итак, свидетельские показания, Сорхак! Я хочу, чтобы ты внятно объяснил, в чем именно обвиняется сей молодой человек! — В голосе иерарха явственно слышны были нотки недоброжелательности.

В выпученных глазах Сорхака поубавилось уверенности — от него не укрылась очевиднейшая враждебность Агахака. Но он быстро овладел собой.

— Сегодня вечером, — начал он, — в час, когда мы готовились исполнить священный ритуал, предписанный нам нашей верой, этот юноша вошел в святилище и погасил алтарное пламя. Вот что он совершил — и в этом я его обвиняю. Клянусь, что он виновен!

— Но это абсурд! — запротестовал Сади. — Разве жертвенные огни в святилище плохо охраняются? Как мог мальчик подойти так близко к священному огню, чтобы погасить его?

— Как смеешь ты подвергать сомнению слова жреца Торака, да еще скрепленные клятвой? — злобно прервала его Хабат. Шрамы на ее щеках судорожно подергивались. — Сорхак поклялся в том, что мальчишка виновен, а это значит, что он виновен! Нельзя перечить жрецу — это карается смертью!

Глубоко запавшие глаза Агахака сверкнули.

— Полагаю, что имею право все-таки услышать наконец показания свидетелей, которые так убедили тебя, Хабат, и жреца-инквизитора, — безжизненным голосом произнес он. — Обвинение и вина — далеко не всегда одно и то же, к тому же Усса задал далеко не праздный вопрос.

В душе Гариона зародилась слабая надежда. Иерарх все знает! Ему прекрасно известно об отношениях Хабат с Сорхаком, и совершенно очевидно, что рвение, с каким защищает она этого вонючего жреца, раздражает его.

— Итак, жрец-инквизитор, — продолжал Агахак, — каким же образом удалось мальчику погасить жертвенные огни в святилище? Неужели стражи допустили небрежность?

Сорхак тотчас же насторожился — он понял, что ступил на весьма зыбкую почву.

— У меня множество свидетелей, великий иерарх, — объявил он. — И все они в один голос утверждают, что святилище было осквернено при помощи колдовских чар.

— Ах, вот как? Так это было колдовство? Разумеется, это объясняет все. — Агахак помолчал, пристально глядя точно неживыми глазами на жреца, который от волнения покрылся потом. — Знаешь, я уже заметил, что, когда недостает улик, тотчас же начинают твердить о колдовстве. Неужели же нет другого объяснения происшествию в святилище? Неужели жрец-инквизитор до того беспомощен, что вынужден прибегнуть к столь избитому трюку?

Хабат была явно ошарашена, а Сорхак затрясся всем телом.

— К счастью, эту проблему весьма легко разрешить, — спокойно продолжал Агахак. — У колдовства есть, если так можно выразиться, один маленький недостаток: обладающий подобным же даром легко распознает колдуна. — Иерарх помолчал. — Должно быть, ты об этом и не подозревал, Сорхак? Жрец ранга Зеленых, к тому же надеющийся на продвижение, должен быть прилежнее в своих занятиях и знать такие элементарные вещи. Но ты, похоже, увлекся совсем другим, верно? — Иерарх повернулся к безмолвной жрице. — Я удивлен, что ты так дурно подготовила своего подопечного к предъявлению столь серьезного обвинения, Хабат. Он выставил себя круглым дураком, да и тебя заодно, а ведь ты легко могла бы этого избежать.

Глаза жрицы злобно блеснули, алые шрамы на ее щеках ожили, задергались, а потом вдруг загорелись еще ярче, словно под кожей женщины забегало незримое пламя.

— Хорошо, Хабат, — вновь зазвучал спокойный и бесстрастный голос иерарха. — Видимо, час настал. Похоже, ты созрела наконец для того, чтобы воспротивиться моей воле? Ты решишься?

Ужасный вопрос повис в воздухе, и Гарион затаил дыхание. Но Хабат спрятала глаза и молча отвернулась от Агахака. Пламя на ее щеках медленно угасало.

— Мудрое решение, Хабат. — Агахак повернулся к Сади. — Ну что ж, Усса из Стисс-Тора, что скажешь ты в ответ на обвинение? Неужели твой слуга и впрямь колдун?

— Жрец Торака впал в заблуждение, господин, — дипломатично ответил Сади. — Поверьте мне, этот юный болван — вовсе не колдун. Каждое утро он по десять минут раздумывает, какой башмак на какую ногу надеть. Поглядите на него! В этих глазах нет ни тени ума. Он настолько глуп, что даже не ощущает страха.

В глазах Хабат снова вспыхнула злоба, но видно было, что уверенности в себе у жрицы поубавилось.

— Что этот найсанский работорговец смыслит в колдовстве, господин? Вам известны обычаи жителей Страны змей. Несомненно, разум этого Уссы затуманен дурманящими травами настолько, что, будь среди его прислужников сам Белгарат, он и не подозревал бы об этом!

— Очень интересная мысль, — пробормотал Агахак. — А теперь, с вашего позволения, разберем дело подробнее. Нам известно, что священные огни погасли. В этом мы совершенно уверены. Сорхак утверждает, что этот молодой человек погасил их при помощи волшебства. Он утверждает это, хотя и не располагает ровным счетом никакими доказательствами. Усса из Стисс-Тора, который, возможно, находится под действием наркотиков и мало что соображает, заявляет, будто этот юноша совершеннейший простак и посему не способен на столь выдающийся поступок. Так как же нам разрешить эту дилемму?

— Прикажите отвести их в пыточную камеру, о святейший, — торопливо предложила Хабат. — Я сама, своими руками вырву у них признание — у одного за другим, по очереди!

Гарион напрягся и украдкой посмотрел на Белгарата. Старик стоял совершенно спокойно, его короткая борода серебрилась в свете факелов. Похоже было, что он не собирается ничего предпринимать.

— Твое пристрастие к камере пыток широко известно, Хабат, — холодно сказал Агахак. — Ты в этом деле весьма искусна, и твои жертвы обычно говорят то, что ты хочешь от них услышать, но это далеко не всегда является столь желанной для всех нас правдой.

— Я всего лишь служу моему богу, о святейший, — гордо провозгласила жрица.

— Все мы здесь служим нашему богу, святая жрица, — осадил ее иерарх, — и тебе следовало бы быть мудрее и не козырять своим благочестием из желания возвыситься самой или помочь возвыситься своему подопечному. — Агахак взглянул на Сорхака с нескрываемым презрением. — Иерарх здесь пока еще я, посему именно я и вынесу окончательное решение по этому делу.

Жрица отпрянула, и глаза ее внезапно наполнились страхом.

— Прости меня, Агахак, — забормотала она, заикаясь. — Это чудовищное преступление наполнило сердце мое праведным гневом, но право принять решение всецело принадлежит тебе.

— Благодарен тебе за то, что ты признаешь за мной это право, Хабат. Я было подумал, что ты об этом запамятовала.

В дверях зала послышался звук шагов, и два гиганта мурга, вооруженные длинными начищенными до блеска алебардами, грубо растолкали гролимов, сгрудившихся в дверях. Темные лица их были бесстрастны. Одновременно ударив древками алебард об пол, они провозгласили:

— Дорогу Ургиту, великому королю Хтол-Мургоса!

Вошедший в сопровождении стражи человек совсем не походил на тех мургов, которых Гариону доводилось видеть прежде. Он был невысок и худощав, но очень мускулист, с прямыми волосами и заостренными чертами лица. Верхняя одежда его, распахнутая на груди, позволяла увидеть, что под нею вместо привычной кольчуги одеяние типично западное — камзол и трико темно-пурпурного цвета. Железная корона была залихватски сдвинута набок. Несмотря на насмешливое выражение лица, глядел он настороженно.

— Агахак, — по-свойски приветствовал он иерарха. — Я тут случайно прознал новость, заставившую тебя спешно покинуть дворец Дроим, и вот решил, что могу тебе пригодиться, дабы помочь уладить этот неприятный инцидент.

— Визит великого короля для храма — величайшая честь, — торжественно провозгласил Агахак.

— И великий король весьма польщен столь радушным приемом, иерарх Рэк-Урги, — ответил Ургит и осмотрелся. — Есть тут у вас кресло? — спросил он. — У меня был трудный день, и я порядком устал.

— Займись делом, — равнодушно бросил Агахак жрице, неподвижно застывшей подле его трона. Хабат моргнула, и щеки ее залил румянец.

— Кресло его величеству! — хрипло скомандовала она. — И быстро!

Один из гролимов пулей выскочил за дверь и тотчас же возвратился, таща тяжелое кресло.

— Премного благодарен. — Король с наслаждением уселся и вытянул ноги. Потом он взглянул на Агахака. — Должен кое в чем тебе сознаться, о святейший. — Он виновато кашлянул. — Прежде чем войти сюда, я помешкал у дверей, надеясь таким образом ознакомиться с подробностями дела. — Король коротко хохотнул. — Подслушивать у дверей я привык со времен моего беспокойного детства. Как бы то ни было, я слышал предъявленные преступникам обвинения. Честно скажу тебе, Агахак, твой жрец-инквизитор вляпался в пренеприятную историю. — Он бросил на иерарха быстрый одобрительный взгляд. — Но вы, разумеется, уже дали ему это понять, не так ли?

Агахак молча кивнул — по его лицу ничего нельзя было прочесть.

— Итак, — продолжал Ургит, — я, безусловно, никогда бы не вмешался в дела сугубо церковные, но разве не вы сами сказали, что случившемуся может быть множество вполне земных объяснений? — Король поглядел на Агахака, ища подтверждения своим словам. Воодушевленный одобрительным кивком иерарха, он продолжал:

— Я хочу сказать, что все мы и прежде видели, как гаснут огни. И есть ли надобность заходить столь далеко в таком, в сущности, совершенно обычном деле? Я полагаю, жрецы, призванные поддерживать священный огонь, допустили небрежность, и огонь угас сам собой, может быть, вовремя не подбросили топлива.

— Полная чепуха! — воскликнул Сорхак, тряхнув сальными космами.

Ургит вздрогнул и взглянул на Агахака, ища поддержки.

— Ты забываешься, жрец-инквизитор, — сказал иерарх. — Наш гость — сам великий король Хтол-Мургоса. Если ты оскорбишь его, учти: я могу в качестве извинения приказать поднести ему на блюде твою глупую голову.

Сорхак судорожно сглотнул.

— Умоляю, простите меня, ваше величество, — просипел он. — Я сболтнул не подумав.

— Забыто, старик. — Величественным мановением руки Ургит дал жрецу понять, что тот прощен. — Порой мы все в запальчивости позволяем словам опередить мысль. — Он снова повернулся к иерарху. — Я сожалею о происшедшем не меньше, чем все вы, Агахак. Но дело в том, что этого найсанца прислал сюда Джахарб — а ведь нам с тобой обоим ясно, сколь важна его миссия как для Церкви, так и для государства. Не считаешь ли ты, что в интересах чисто политических можно закрыть глаза на этот инцидент?

— Уж не закроете ли вы в самом деле глаза на то, что случилось? — раздался визг Хабат. Она уже стояла лицом к лицу с иерархом. — Кто же тогда понесет наказание за осквернение святилища?

Ургит откровенно опечалился, и глаза его вновь обратились к иерарху за поддержкой. Теперь Гарион уже не сомневался: этот король вовсе не так уж могущественен. Любое, даже слабое сопротивление его робким предложениям заставляло его инстинктивно отступать или искать поддержки у того, кого он почитал сильнейшим.

Агахак медленно поднял глаза на жрицу с изуродованным лицом.

— Знаешь, этот твой визг начинает всерьез раздражать меня, Хабат, — откровенно заявил он. — Если не можешь держать себя в руках, тогда пошла вон!

Жрица оторопело уставилась на иерарха, не веря своим ушам.

— Дело куда серьезнее, чем ты полагаешь, — продолжал он, глядя на Хабат. — Как и было предсказано века тому назад, настало время последней битвы Дитя Света и Дитя Тьмы. И если я не буду присутствовать при этом единоборстве, то всем вам придется склониться перед Урвоном или перед Зандрамас. Сомневаюсь, чтобы кто-нибудь из этих двоих счел ваши древние ритуалы целесообразными и сохранил бы вам жизнь. Что же до обвинения в колдовстве, то разобраться в этом легче легкого.

Он поднялся с трона, подошел к Эрионду и взял в ладони лицо юноши.

Полгара прерывисто вздохнула, а Гарион напрягся и принялся концентрировать волю.

Эрионд же безмятежно глядел в лицо иерарха и на губах его блуждала ласковая улыбка.

— Тьфу! — с отвращением произнес Агахак, отдергивая руки. — Этот безбородый юнец невинен как младенец! Нет даже намека на то, что малыш вкусил силы! — Агахак вновь обернулся и поглядел на Сорхака. — Я нахожу твои обвинения беспочвенными и отклоняю их.

Лицо Сорхака побелело, а глаза выпучились.

— Будь осторожен, Сорхак! — угрожающе сказал иерарх. — Если ты станешь чересчур яро противиться моему решению, я ведь могу счесть, что в происшедшем всецело твоя вина, правда? А Хабат вне себя от разочарования — ведь ей сегодня некого будет терзать. — Он бросил хитрый взгляд на жрицу. — Хочешь, я отдам тебе Сорхака, моя дорогая? — спросил он. — Всегда с удовольствием делал тебе маленькие подарочки. Я даже сам полюбуюсь, как ты будешь медленно вытягивать калеными щипцами кишки из его распоротого живота!

Лицо Хабат с огненными отметинами на щеках пылало от ярости. Гарион понимал: жрица была совершенно убеждена в том, что иерарх и на этот раз, как прежде, уступит ее настойчивым требованиям, поэтому и употребила всю свою власть, чтобы добиться осуждения Сади, которого с первого же взгляда невзлюбила. Столь неожиданное открыто враждебное отношение иерарха, как и то, сколь презрительно отверг Агахак их с Сорхаком обвинения, нанесло страшный удар ее гордыне, но, что еще важнее, поставило под сомнение практически неограниченную власть, которой пользовалась жрица в храме. И если она не сможет на этом деле что-то выиграть, многочисленные враги свергнут ее с пьедестала.

Гарион трепетно надеялся, что Сади понимает, насколько опаснее стала Хабат теперь, когда она уже не столь уверена в своем могуществе.

Узкие глаза жрицы настороженно и оценивающе глядели на иерарха. Постепенно Хабат оправилась от потрясения и обратилась к королю. Ургиту:

— Но совершено еще и гражданское преступление, ваше величество, — заявила она. — Правда, я полагала, что дело об осквернении святилища куда серьезнее, но поскольку наш мудрый иерарх счел обвинения необоснованными, мой долг объявить вам о преступлении, совершенном этими чужеземцами против государства.

Ургит и Агахак обменялись быстрыми взглядами. Потом Ургит с обреченным видом сгорбился в кресле.

— Король всегда готов выслушать слово служителей церкви, — сдержанно ответил он.

Хабат бросила на Сади самоуверенный и открыто враждебный взгляд.

— Со дня основания государства мерзкие яды и зелья жителей Страны змей запрещено ввозить в Хтол-Мургос королевским декретом. — Она подчеркнула последние слова. — После того как Усса со слугами был препровожден в темницу, я приказала обыскать их вещи. Внесите сумку! — распорядилась она.

Боковая дверь открылась, и вошел жрец низшего ранга, неся красный кожаный короб Сади. Сорхак с фанатичным блеском в глазах вырвал у него короб — лицо его сияло торжеством.

— Вот доказательство того, что этот Усса из Стисс-Тора нарушил наш закон и должен за это поплатиться жизнью! — проскрипел он.

Жрец расстегнул ремешок, открыл короб и достал оттуда множество бутылочек и глиняный кувшинчик, в котором жила Зит.

Лицо Ургита стало еще печальнее. Он растерянно поглядел на Сади.

— Как ты можешь это объяснить, Усса? — с надеждой в голосе спросил король.

Сади изобразил на лице полнейшую невинность.

— Уверен, что вы, ваше величество, и подумать не могли, будто я намеревался продать все это здесь, в Хтол-Мургосе!

— Хорошо, — кротко согласился Ургит. — Но ведь ты ввез их в пределы страны.

— Разумеется, но ведь предназначались они для продажи маллорейцам. В их стране спрос на такие зелья весьма велик.

— Что меня совершенно не удивляет, — подхватил Ургит, выпрямляясь в кресле. — Так, значит, ты не собирался продавать это моим подданным?

— Честью клянусь, что нет! — возмущенно ответил Сади.

Лицо Ургита прояснилось, и король с облегчением вздохнул.

— Вот, — сказал он, обращаясь к разъяренной Хабат, — вот в чем дело. Думаю, никто из нас не станет противиться, если этот найсанец продаст маллорейцам всю эту отраву — и чем больше, тем лучше.

— А что вы на это скажете? — сказал Сорхак, ставя короб Сади на пол и высоко поднимая глиняный кувшинчик. — Что за секрет скрываешь ты здесь, Усса из Стисс-Тора? — Он потряс кувшинчик.

— Осторожнее, приятель! — вскрикнул Сади, предостерегающе вытянув руки и подавшись вперед.

— Ага! — торжествующе воскликнула Хабат. — В этом сосуде наверняка скрыто нечто весьма важное для этого работорговца! Необходимо осмотреть содержимое. Возможно, тут-то и выяснится, что за преступление замыслил этот негодяй! Открой сосуд, Сорхак.

— Умоляю вас, — залепетал Сади. — Если вам дорога жизнь, не шутите с этим кувшинчиком!

— Открывай, Сорхак! — безжалостно приказала Хабат.

Самодовольный гролим снова потряс кувшинчик и принялся вывинчивать пробку.

— Прошу вас, благородный жрец! — с ужасом воскликнул Сади.

— Мы только посмотрим, — ухмыльнулся Сорхак. — Уверен, что один взгляд никому не повредит.

Он вынул пробку и поднес кувшинчик к лицу, заглядывая внутрь одним глазом.

Зит, разумеется, долго не раздумывала.

Со сдавленным криком Сорхак отпрянул, судорожно взмахнув руками. Глиняный кувшинчик отлетел в сторону, и Сади удалось подхватить его у самого пола.

Ужаленный жрец прижал ладони к лицу, на котором застыло выражение ужаса, а между пальцами у него струилась алая кровь. Затем он завизжал как свинья, содрогаясь всем телом, рухнул на пол и стал корчиться, ногтями раздирая себе лицо. Голова его колотилась о каменный пол. Конвульсии делались все сильнее, и вот на губах появилась пена. Издав истошный вопль, жрец неожиданно подпрыгнул, словно его подбросила какая-то неведомая сила, и замертво упал на пол.

Какое-то время все молчали, потом Хабат взвизгнула:

— Сорхак!

Голос ее был полон отчаяния — не оставалось сомнений в том, что эта утрата для нее невосполнима. Она кинулась к распростертому на полу жрецу и рухнула на тело, содрогаясь от рыданий. Ургит с отвращением уставился на труп.

— О, зубы Торака! — выругался он, стиснув зубы. — Что у тебя там, в этом кувшинчике, Усса?

— О-о, это просто зверюшка, ваше величество, — нервно ответил Сади. — Я пытался предупредить его.

— В самом деле, Усса, ты сделал все от тебя зависящее, — растягивая слова, сказал Агахак. — И все мы это слышали. Как ты думаешь, могу я полюбоваться твоей… твоей зверюшкой? — Жестокая усмешка искривила лицо иерарха при взгляде на истерически рыдающую Хабат.

— Разумеется, о святейший, — быстро ответил Сади и осторожно положил кувшинчик на пол. — Маленькая предосторожность, — извиняющимся тоном сказал он. — Она немного нервничает, а я не желаю, чтобы она еще раз допустила оплошность.

Евнух склонился над кувшинчиком и принялся ласково приговаривать:

— Все хорошо, дорогая. Плохой человек уже ушел, теперь все хорошо, все спокойно.

Но Зит свернулась в колечко на дне кувшинчика, все еще до глубины души оскорбленная.

— Правда, моя хорошая, — уверял ее Сади, — все уже прошло. Разве ты мне не веришь?

Из кувшинчика послышалось тихое шипение.

— Ах, как некрасиво так говорить, Зит! — мягко упрекнул ее Сади. — Я сделал все что мог, чтобы этот плохой человек не обидел тебя. — Евнух виновато взглянул на Агахака. — В толк не возьму, где она научилась таким гадким выражениям, о святейший! — И, снова повернувшись к кувшинчику, стал уговаривать:

— Ну, прошу тебя, дорогая, не будь злюкой!

Маленькая змейка с величайшей осторожностью высунула голову из горлышка, приподнялась и поглядела на труп, распростертый на полу. Лицо Сорхака стало синим, а на губах медленно высыхала пена. Хабат, все еще судорожно всхлипывая, прижималась к его коченеющему телу. Зит медленно выползла из своего домика, презрительно вильнула хвостом в сторону мертвеца и подползла к Сади, издавая звук, напоминающий довольное мурлыканье. Сади протянул к ней руку, а змейка стала тыкаться носом в его пальцы.

— Ну разве она не прелесть? — гордо спросил Сади. — После того как она кого-нибудь укусит, становится ласковой, словно котенок.

Краешком глаза Гарион уловил движение у себя за спиной. Бархотка подалась вперед, зачарованно взирая на мурлычащую змейку широко раскрытыми глазами.

— Ты вполне контролируешь поведение своей питомицы, Усса? — с опаской спросил Ургит.

— О, разумеется, ваше величество! — уверил его Сади. — Она сейчас в прекрасном настроении. Чуть погодя я покормлю мою малышку, выкупаю, И она заснет сном младенца.

Ургит повернулся к иерарху.

— Ну, Агахак? Каково твое решение? Лично я не вижу смысла в дальнейшем слушании дела. И работорговец, и его слуги, как мне представляется, ни в чем не повинны.

Иерарх прикрыл глаза.

— Полагаю, вы правы, ваше величество. — И, обращаясь к одному из гролимов, приказал:

— Освободите этого юного идиота!

Хабат с трудом поднялась, оторвавшись от безжизненного тела Сорхака. Ее изуродованное лицо было искажено горем. Поглядев сперва на Ургита, потом на Агахака, она спросила:

— А как же это? — Голос ее дрожал от отчаяния. — Кто за это ответит? — Жрица указала на труп Сорхака. — На кого падет моя месть?

— Этот человек погиб по собственной оплошности, Хабат. — Агахак оставался глух к ее мольбам. — Преступления совершено не было.

— Не было? — хрипло переспросила жрица. — Не было совершено преступления? — Голос ее зазвенел. — Неужели жизнь гролима стоит так дешево, что ею можно с такой легкостью пренебречь? — Она резко обернулась и обожгла Сади пламенным взором. — Ты ответишь за это, Усса из Стисс-Тора! — объявила она. — Я клянусь в этом здесь, над телом Сорхака — и над телом Торака! Тебе не уйти от меня! Я рассчитаюсь и с тобой, и со всеми твоими слугами за гибель Сорхака.

— Почему ты так убиваешься, Хабат? — насмешливо спросил Агахак. — В храме множество гролимов. Они точно такие же, как Сорхак, алчные, безумно честолюбивые и лживые. Смерть его была результатом его же безумия, кстати, и твоего тоже, — с жестокой усмешкой добавил он. — Полно, Хабат, уж не чувства ли тут замешаны? Возможно ли, что ты была мне неверна и искала утешения в объятиях другого, а, Хабат?

Лицо жрицы побелело, и она судорожно прижала ладонь к губам, осознав, что зашла чересчур далеко и слишком многое выплыло наружу.

Агахак рассмеялся — смех этот прозвучал жутковато.

— Неужто ты и в самом деле полагала, что я слишком занят поисками Сардиона и даже не подозреваю о твоих тайных развлечениях? Ответь мне, Хабат, удалось ли вам с Сорхаком хоть раз вызвать демона?

Жрица отпрянула с выражением ужаса в широко раскрытых глазах.

— Полагаю, не удалось, — пробормотал Агахак. — Какой позор! Столько усилий пропало даром! Возможно, тебе следовало найти другого соучастника твоих ночных забав, Хабат. Сорхак сердцем никогда не был до конца верен тебе, поэтому, поверь, твоя утрата не столь велика, как тебе кажется. А знаешь, как он звал тебя за глаза? — Хитрые искорки зажглись в глазах иерарха.

Жрица молча покачала головой.

— Из достоверных источников мне известно, что он частенько называл тебя «каргой со шрамами». Ну что, это немного утешает тебя в твоем горе?

Хабат отпрянула с искаженным лицом: до нее постепенно дошло, что ее публично унизили. Она зашипела от гнева и пнула ногой бездыханное тело.

— Карга со шрамами?! — визжала жрица, нанося удар за ударом. — Карга со шрамами?! Будь ты проклят, Сорхак! И пусть могильные черви вволю полакомятся твоим гниющим телом!

Затем сорвалась с места и выбежала вон.

— Кажется, она слегка расстроена, — задумчиво проговорил король.

Агахак пожал плечами.

— Разумеется. Расставаться с иллюзиями всегда больно.

Ургит рассеянно почесал кончик носа.

— Однако ее настроение накаляет обстановку в храме, Агахак. Миссия этого работорговца чрезвычайно важна для нас обоих, а женщина в истерике — особенно если она обладает властью — может быть весьма и весьма опасна. Вне сомнений, она относится к нашему другу-работорговцу крайне враждебно, поскольку он косвенно виновен как в ее унижении, так и в гибели Сорхака, и посему я считаю, что храм — далеко не самое безопасное для него место.

Агахак печально кивнул.

— Ваше величество прекрасно выражает свои мысли.

Лицо Ургита просияло, словно его осенила некая блестящая идея.

— Агахак, как ты отнесешься к тому, чтобы Усса и его слуги поехали со мной во дворец и пробыли там до тех пор, пока не тронутся в путь? Там Хабат не достанет его, если ей взбредет на ум какая-нибудь мерзость. — Король сделал паузу и добавил: — Разумеется, тебе решать, о святейший.

— Твое предложение весьма разумно, — ответил Агахак. — Малейшая оплошность — и ты во власти Каль Закета, а я на коленях перед Урвоном или Зандрамас. Надо попытаться любыми средствами этого избежать. — Он повернулся к Сади. — Итак, Усса, ты и твои слуги последуют за его величеством во дворец Дроим. Поклажу вам пришлют позднее. Там вы проведете время в безопасности, а через несколько дней корабль будет готов к отплытию. — Иерарх иронично улыбнулся. — Надеюсь, ты оценишь нашу нежную заботу о вашем благополучии.

Сади склонился в три погибели.

— Сердце мое переполняется благодарностью, о святейший!

— Этот дагаш Кабах пока побудет здесь, в храме, — сказал Агахак королю. — Таким образом, каждый из нас двоих будет располагать одним из важнейших компонентов великой миссии в Рэк-Хагге. Это заставит нас содействовать друг другу, — Разумеется, — поспешил согласиться Ургит. — Вполне понимаю тебя. — Король поднялся на ноги. — Час уже поздний. Итак, я ухожу, дабы не отвлекать тебя более от твоего святого долга, грозный иерарх.

— Кланяйтесь от меня госпоже Тамазине, вашей благородной матери, — столь же учтиво ответствовал Агахак.

— Непременно, Агахак. Уверен, она искренне порадуется, узнав, что ты не забываешь ее. В путь, Усса! — И король направился к дверям.

— Да пребудет с тобою дух Торака, великий король! — бросил ему вдогонку Агахак.

— Надеюсь, этот назойливый дух все же от меня отвяжется, — прошептал Ургит, склоняясь к уху Сади, когда они были уже в дверях.

— Вы, ваше величество, пришли как нельзя вовремя, — тихонько сказал Сади королю, шагая рядом с ним по коридору. — Обстановка медленно, но верно накалялась.

— Только не обольщайся, — недовольно проговорил Ургит. — Если бы не крайняя необходимость в том, чтобы Кабах беспрепятственно достиг Рэк-Хагги, я никогда не рискнул бы благорасположением гролимов. Я уверен, что ты хороший парень, но мне надо думать и о собственной шкуре.

Они вышли из сводчатых ворот храма, и король мургов, приосанившись, с наслаждением вдохнул прохладный ночной воздух.

— Как приятно вырваться на волю из этого дурно пахнущего местечка! — объявил он. Потом поманил одного из стражников. — Подай лошадей!

— Сию секунду, ваше величество.

Ургит снова обернулся к бритоголовому найсанцу.

— Ну что ж, хитрый лис, — весело сказал он, — может быть, теперь расскажешь мне начистоту, что делаешь здесь, в Хтол-Мургосе, и для чего разыграл этот спектакль? Я чуть было не лишился чувств, когда обнаружил, что таинственный Усса из Стисс-Тора — не кто иной, как мой давний знакомец Сади, главный евнух из дворца королевы Салмиссры.

Глава 13

Путники ехали по пустынным улицам ночного города, окруженные тесным кольцом стражников с факелами в руках.

— Разумеется, это постыдно, — говорил Ургит, склоняясь к Сади. — Кланяюсь этому Агахаку, унижаюсь перед ним, несу религиозную ахинею, чтобы его умаслить, но я себе на уме. Мне необходима его поддержка, поэтому я не могу позволить себе портить с ним отношения. А ему об этом известно, и он всячески пользуется таким положением вещей.

— Прочность связей между церковью и государством здесь, в Хтол-Мургосе, широко известна, — кивнул Сади.

Кавалькада въехала на площадь. Отсветы факелов плясали на стенах окружавших ее зданий.

Ургит пренебрежительно фыркнул.

— Связи? Нет, это больше похоже на цепи, Сади, и цепи эти все крепче обматываются вокруг моей бедной шеи. — Король взглянул на темное небо. В свете факелов его черты еще сильнее заострились. — Мы с Агахаком сошлись в одном: для нас обоих жизненно необходимо, чтобы Кабах достиг Рэк-Хагги до прихода зимы. Люди Джахарба долгие месяцы прочесывали окрестности западного Хтол-Мургоса, пытаясь отловить работорговцев, которые помогут Кабаху проскользнуть через маллорейскую границу. — Король хихикнул, глядя на Сади. — И — о счастье — первый, кто попался, оказался моим старым другом! Я не посчитал нужным информировать Агахака о том, что мы с тобой знакомы. Мне нравится держать кое-что от него в секрете.

Сади состроил кислую мину.

— Нетрудно догадаться, зачем ты хочешь заслать убийцу в город, где находится штаб-квартира Каль Закета.

— И не советую вам мешкать, любуясь местными достопримечательностями, после того как доставите его туда, — сказал Ургит. — К тому же Рэк-Хагга — не такой уж красивый город.

Сади обреченно закивал.

— Примерно так я и полагал. — Ладонь его с длинными пальцами погладила бритую голову. — Впрочем, смерть Каль Закета не решит твоих проблем, ведь правда? Не могу поверить в то, что маллорейские генералы упакуют свои пожитки и отправятся восвояси лишь потому, что их император погиб.

Ургит тяжело вздохнул.

— Не все сразу, Сади. Я могу и подкупить генералов, и даже перекупить их, или предпринять еще что-то в этом роде. Но сперва необходимо избавиться от Закета. С этим человеком невозможно договориться. — Король оглядел мрачные каменные здания, освещенные неверным светом чадящих факелов. — Ненавижу это место! — вдруг вырвалось у него. — Ненавижу всем сердцем.

— Рэк-Ургу?

— Хтол-Мургос, Сади. Терпеть не могу всю эту вонючую страну! Ну почему, почему я не родился в Толнедре или, допустим, в Сендарии? За что мне эта кара — заживо гнить в Хтол-Мургосе?

— Но ты же король.

— Увы, не по собственному выбору! Один из наших очаровательных национальных обычаев диктует, чтобы все прочие потенциальные претенденты на престол после коронации законного правителя были преданы смерти. Таким образом, выбор у меня был невелик: или трон, или могила. Прежде чем я стал королем, у меня было множество братьев. Это теперь я единственное дитя у матери. — Он содрогнулся. — Невеселый разговорчик, правда? Почему бы не переменить тему? Что ты поделываешь в Хтол-Мургосе, Сади? Я полагал, ты правая рука Салмиссры.

Сади прокашлялся.

— Мы с ее величеством разошлись во мнениях, и я счел за благо на некоторое время покинуть Найс.

— Но почему ты подался в Хтол-Мургос? Почему не направился в Тол-Хонет, к примеру? Эта страна куда более цивилизованная, и вообще там гораздо вольготнее. — Он снова тяжело вздохнул. — Все бы отдал за то, чтобы жить в Тол-Хонете.

— Я нажил себе парочку весьма влиятельных недругов в Толнедре, ваше величество, — ответил Сади. — А в Хтол-Мургосе я как у себя дома, к тому же нанял этих алорийцев, чтобы они защищали меня, и вырядился работорговцем.

— А тут-то тебя и сцапал Джахарб, — продолжил Ургит. — Бедный добрый Сади, куда бы ты ни ехал, везде влипаешь в политические дрязги, даже если совершенно этого не желаешь.

— Это проклятье тяготеет надо мною, — замогильным голосом ответил Сади. — Оно преследует меня всю жизнь.

Они свернули за угол и приблизились к огромному зданию, окруженному высокой стеной. Его башни и купола носили печать какого-то варварского великолепия и, в отличие от прочих зданий Рэк-Урги, были ярко раскрашены в кричащие и совершенно несочетаемые между собою цвета.

— Добро пожаловать во дворец Дроим, — с насмешливой торжественностью объявил король Ургит, — наследственную резиденцию королевского дома Урги.

— Да-а, необыкновенное сооружение, ваше величество, — пробормотал Сади.

— Если быть дипломатичным, то да. — Ургит критическим оком оглядел свой дворец. — Он кричащий, безобразный — словом, верх безвкусицы. Впрочем, для меня это как раз то, что надо. — Он повернулся к одному из стражников. — Будь хорошим мальчиком и поезжай вперед, — приказал он. — Скажи страже у ворот, что приближается сам великий король, и, если ему придется ждать, покуда эти остолопы откроют ворота, он прикажет отрезать им уши.

— Слушаюсь, ваше величество!

Ургит ухмыльнулся, глядя на Сади.

— Это одно из немногих доступных мне развлечений, — пояснил он. — Я могу вволю измываться только над слугами и простыми вояками — а ведь в глубине души каждого мурга живет неутолимая жажда поиздеваться над кем-нибудь.

Они въехали в загодя распахнутые ворота и спешились посреди освещенного факелами внутреннего двора. Ургит оглядел аляповато раскрашенные стены замка.

— Не правда ли, отвратительно? — Его передернуло. — Прошу во дворец.

Каменные ступени вели к большой двери. В эту дверь и ввел их Ургит, а потом они шли по длинному сводчатому коридору.

Король резко остановился возле отполированных двустворчатых дверей, которые охраняли двое солдат с лицами, изборожденными боевыми шрамами.

— Ну? — вкрадчиво обратился к ним король.

— Да, ваше величество? — в один голос ответили стражники.

— Вы полагаете, я должен уговаривать вас открыть передо мной дверь? — с издевкой спросил их Ургит. — Или предпочитаете, чтобы я немедленно отослал вас обоих в зону военных действий?

— Простите, ваше величество! — в один голос ответили солдаты, поспешно распахивая двери.

— Прекрасно, мальчики! В следующий раз постарайтесь в пылу усердия не сорвать дверь с петель.

С этими словами король величественно прошествовал внутрь.

— Мой Тронный зал! — с издевательской торжественностью провозгласил он. — Плод больного воображения предшествующих поколений.

Здесь было куда просторнее, чем в Тронном зале ривской цитадели Гариона.

Потолок представлял собой множество куполов, сплошь обитых красным листовым золотом из копей Хтол-Мургоса. Стены и колонны сверкали драгоценными каменьями, а кресла, стоящие вдоль стен, были изукрашены ангараканским золотом. В дальнем конце зала возвышался трон, состоящий, казалось, из одних драгоценных камней, с пологом кроваво-красного бархата. Подле трона в простом скромном кресле сидела седовласая женщина и неторопливо что-то вышивала.

— Не правда ли, кошмар? — спросил Ургит. — Урги веками грабили сокровищницы Рэк-Госку, чтобы побогаче украсить этот Тронный зал, но, поверишь ли, крыша до сих пор протекает. — Он лениво прошествовал в дальний конец зала и остановился перед седой женщиной, скромно одетой в черное, которая не прерывала своего занятия. — О, матушка, — приветствовал он ее слегка карикатурным поклоном, — ты засиделась допоздна.

— В моем возрасте уже не нужно спать так долго, как в молодости, Ургит. — Она отложила вышиванье. — Кстати, мы с тобой обычно обсуждаем события прошедшего дня, прежде чем отойти ко сну.

— Это самый сладкий час для меня, матушка, — ответил он с едва заметной усмешкой.

Мать ответила сыну открытой дружелюбной улыбкой. Лицо ее озарилось на миг, и Гарион увидел, как хороша собой эта женщина. Невзирая на седину, посеребрившую волосы, и на едва заметную сеточку морщин в уголках глаз, лицо ее все еще было необыкновенно прекрасным. Гарион боковым зрением уловил какое-то движение и, скосив глаза, увидел, как Шелк, прячась за спину гиганта Тофа, натягивает на лицо темно-зеленый капюшон.

— Кто твои друзья, Ургит? — спросила сына седовласая госпожа.

— Ах, прости, матушка! Мои манеры оставляют желать лучшего. Позволь представить тебе Сади, главного евнуха королевы Салмиссры из Страны змей.

— Извините, но уже бывшего главного евнуха, — вежливо поправил короля Сади. Он склонился в глубоком поклоне. — Для меня великая честь быть представленным королеве-матери.

— О-о, — выдохнул Ургит. Он взошел на возвышение и уселся на трон в весьма фривольной позе, перекинув одну ногу через изукрашенный каменьями подлокотник.

— Я вновь попрал этикет. Сади, это моя благородная мать Тамазина, жемчужина Хаггского дома и неутешная вдова моего августейшего родителя, Таур-Ургаса Помешанного, да благословенна будет рука, низвергнувшая его в чрево Торака.

— Ты можешь хотя бы о чем-то говорить серьезно, Ургит? — мягко укорила его мать.

— Ну конечно, ты ведь и вправду скорбишь, матушка, разве не так? Я знаю, что сердце твое тоскует по тем дивным часам, что провела ты в обществе моего отца, глядя, как крушит он мебель направо и налево, слушая его безумный бред, наслаждаясь теми ласковыми тумаками, которыми он угощал тебя и прочих своих жен в знак сердечного расположения.

— Ну, довольно, Ургит, — твердо сказала королева-мать.

— Умолкаю, матушка.

— Добро пожаловать в Дроим, Сади, — церемонно приветствовала евнуха королева, затем вопросительно оглядела остальных.

— Это мои слуги, госпожа Тамазина, — быстро сказал Сади. — В основном алорийцы.

— Причудливый зигзаг судьбы, — прошептала королева. — Многовековая распря между Мургосом и Алорией лишила меня общения с представителями этой расы. — Тамазина оценивающе взглянула на Полгару. — Но эта госпожа, вне сомнения, не служанка.

— Я своей волей нанялась к Сади, госпожа Тамазина, — ответила Полгара с изысканной вежливостью. — Мне надо было на время покинуть родные края ввиду некоторых сложностей.

Королева-мать улыбнулась.

— Прекрасно вас понимаю. Мужчины играют в политику, а женщинам приходится платить за их безумства. — Затем она вновь обратилась к сыну: — А как прошла твоя беседа с иерархом?

— Недурно, — передернул плечами Ургит. — Я достаточно унизился, чтобы ему польстить.

— Хватит, Ургит! — резко остановила его королева. — Положение Агахака весьма высоко, И дружба его может оказаться для тебя бесценной. Так потрудись выказывать уважение.

Ургита покоробил ее тон, это было видно по выражению его лица.

— Да, матушка, — смиренно ответствовал он. — О, чуть было не забыл: у жрицы Хабат серьезные проблемы.

Черты королевы-матери исказила гримаса отвращения.

— Поведение этой женщины позорно! — воскликнула она. — В толк не возьму, отчего Агахак все еще ее терпит?

— Полагаю, он находит ее забавной, матушка. У гролимов довольно своеобразное чувство юмора. Сегодня у ее друга, и, надо сказать, друга довольно близкого, — Ургит подчеркнул последнее слово, — случилась маленькая неприятность. Придется ей теперь подыскивать себе другого пособника, чтобы продолжать потрясать своими выходками богобоязненных служителей Торака.

— Ты так фривольно выражаешься, Ургит!

— Почему бы не счесть это симптомом наследственного безумия?

— Нет, ты не сойдешь с ума, — твердо сказала королева-мать.

— Еще как сойду, матушка. Сплю и вижу, как это случится.

— Когда ты в таком настроении, с тобой просто невозможно разговаривать, — пожурила королева не в меру разошедшегося сына. — Ты еще долго намерен бодрствовать?

— Не думаю. Нам с Сади надо еще кое-что обсудить, но это вполне может подождать до завтра. Королева-мать снова обратилась к Полгаре:

— Мои покои весьма просторны, госпожа. Не соблаговолите ли разделить их со мною на время вашего пребывания здесь, в Дроиме, вместе с вашими служанками, разумеется?

— Для нас это величайшая честь, госпожа, — с поклоном ответила Полгара.

— Ну что ж, прекрасно, — улыбнулась королева. — Прала! — позвала она.

Из-за королевского трона бесшумно выступила стройная девушка, на вид примерно лет шестнадцати. Она была в черных одеждах, по ее спине струились длинные блестящие черные волосы. Характерные для мургов темные раскосые глаза, делавшие мужчин этого племени столь грозными, у этой прелестной девушки были лишь слегка миндалевидными, чуть косо посаженными и к тому же огромными, придавая ее лицу совершенно экзотическую красоту. Однако из-за излишне решительного его выражения красавица казалась старше своих лет. Девушка приблизилась к Тамазине и помогла той подняться.

Ургит, помрачнев и посерьезнев, молча наблюдал за тем, как мать, сильно прихрамывая и опираясь на девичье плечо, медленно сходит с тронного возвышения.

— Маленькая памятка от незабвенного Таур-Ургаса, — вполголоса сказал он Сади. — Однажды вечером, пребывая в игривом настроении, он столкнул мать с лестницы, и она сломала себе бедро. С тех пор она такая.

— Но хромота меня более не беспокоит, Ургит, — расслышав слова сына, произнесла королева-мать.

— Удивительно, сколь быстро исцелились все наши недуги после того, как сабля Хо-Хэга пронзила отцовское чрево! — Ургит помолчал и добавил: — Думаю, еще не поздно послать Хо-Хэгу маленький сувенир в знак признательности.

— Это Прала, принцесса из династии Ктэн, — не обращая внимания на сыновнюю болтовню, представила королева Полгаре юную девушку.

— Очень рада, принцесса, — приветствовала девушку Полгара.

— И я также, госпожа, — прозвучал нежный девичий голосок.

Тамазина, опираясь на плечо Пралы, медленно вышла из Тронного зала, сопровождаемая Полгарой, Сенедрой и Бархоткой.

— При виде этой девушки я отчего-то начинаю нервничать, — шепнут Ургит на ухо Сади. — Мать трясется над нею, но у нее что-то на уме. Она ни на минуту глаз с меня не спускает. — Король потряс головой, словно отгоняя навязчивую мысль. — У тебя и у твоих людей был тяжелый день, Сади. Мы продолжим беседу завтра, когда все выспимся хорошенько.

Король протянул руку и дернул за шелковый шнур, и тотчас же где-то за пределами Тронного зала раздался громовой удар гонга.

— Ну почему, почему он должен так оглушительно грохотать? — жалобно сказал король. — Как бы я хотел, дернув за шнур, услышать тихий мелодичный звон.

Дверь в дальнем конце зала распахнулась, и вошел, пожилой мург. Волосы его серебрились, а лицо бороздили глубокие морщины. Казалось, губы эти забыли, что такое улыбка.

— Вы звонили, ваше величество? — спросил он скрипучим голосом.

— Да, Оскатат, — вежливо ответил Ургит. — Не мог бы ты проводить моего доброго друга Сади и его слуг в приличные покои? — Потом он повернулся к Сади. — Оскатат — лорд-сенешаль. Он в той же должности служил еще моему отцу в Рэк-Госку. — От желчной его насмешливости не осталось и следа. — Мать и меня не жаловали в отцовском дворце, и единственным исключением был Оскатат — можно сказать, он даже сделался нашим другом.

— Мой господин, — склонился Сади перед высоким седовласым сенешалем.

Сенешаль ответил вежливым поклоном и снова обратился к королю:

— Тамазина уже удалилась на покой?

— Да, Оскатат.

— Тогда вам тоже пора почивать. Уже очень поздно.

— Да я уже собирался. — Ургит торопливо поднялся на ноги, но тотчас словно опомнился. — Оскатат, я уже не тот болезненный мальчик, который непременно должен проводить в постели по двенадцать часов кряду, — с досадой в голосе произнес он.

— Бремя власти тяжело, — коротко ответил сенешаль. — Вам нужен отдых. — И, обращаясь к Сади, бросил: — Следуйте за мной.

— Ну, тогда до завтра, Сади, — покорно ответил Ургит. — Доброй ночи.

— Премного благодарен, ваше величество.

Покои, куда проводил их мрачный Оскатат, оказались столь же безвкусны, как и весь дворец. Стены выкрашены были в неприятный горчичный цвет и увешаны аляповатыми гобеленами. Но здесь стояла мебель из лучших сортов драгоценного дерева, а голубой маллорейский ковер казался мягким и нежным, словно шерсть живой овцы. Оскатат, открыв перед путешественниками дверь, едва заметно кивнул и удалился, оставив их одних.

— Н-да, этот лорд-сенешаль — само обаяние, — пробормотал Сади.

Гарион же пристально глядел на Шелка, все еще прячущего под капюшоном лицо.

— С чего это ты так усердно маскируешься?

Маленький человечек резким движением смахнул с головы капюшон.

— Одна из обычных бед заядлого путешественника — вечно натыкаешься на старых знакомых.

— Не совсем, признаться, тебя понял.

— Помнишь, когда мы направлялись в Рэк-Хтол, Таур-Ургас схватил меня и заточил в темницу?

— Да.

— А помнишь ли ты, почему он так поступил и за что именно собирался постепенно, по дюйму в день, живьем стаскивать с меня кожу?

— Ты говорил, что однажды уже был в Рэк-Госку и по чистой случайности убил его старшего сына.

— Правильно. У тебя цепкая память, Гарион. Так случилось, что как раз незадолго до этого прискорбного случая я присутствовал на переговорах с Таур-Ургасом. Я довольно часто бывал во дворце Рэк-Госку и несколько раз встречался с Тамазиной. Наверняка она меня запомнила — особенно если принять во внимание, что, по ее словам, она будто бы знакома с моим отцом.

— Это может вызвать немалые проблемы, — сказал Белгарат.

— Нет, если мне и дальше удастся избегать встреч с нею, — возразил Шелк. — В Стране мургов женщины редко бывают в мужском обществе — и особенно среди чужестранцев, — посему полагаю, что мы с нею вряд ли будем то и дело натыкаться друг на друга в течение этих нескольких дней. Вот Оскатат — другое дело. Будучи здесь, я и с ним встречался.

— Полагаю, что по мере возможности тебе не следует покидать этих апартаментов, — сказал старик. — Поживи спокойно — хотя бы для разнообразия.

— Ну-ну, Белгарат, — примирительно улыбнулся Шелк, — что ты такое говоришь?

— А король Ургит всегда был таким? — спросил Дарник у Сади. — Похоже, он… ну, скажем, большой шутник. Да, думаю, это подходящее слово. А я-то думал, что мурги даже улыбаться не умеют.

— Он весьма непрост, — ответил Сади.

— А давно ты его знаешь?

— Когда он был помоложе, то частенько наведывался в Стисс-Тор — обычно по делам отца. Полагаю, он хватался за любую соломинку, чтобы вырваться из Рэк-Госку. Они с Салмиссрой прекрасно ладили. Разумеется, до того, как Полгара превратила ее в змею. — Евнух рассеянно потер ладонью бритую голову. — Он не такой уж могущественный король, — отметил Сади. — Детство, проведенное во дворце Таур-Ургаса, сделало его застенчивым и робким, и он всячески избегает какой бы то ни было конфронтации. Его цель — выжить любой ценой. Всю свою жизнь он только и делал, что пытался уцелеть, ему вечно приходилось быть начеку, а это накладывает на характер определенный отпечаток.

— Завтра ты снова будешь говорить с ним, — сказал Белгарат. — Посмотрим, удастся ли тебе выведать у него какую-нибудь ценную информацию о корабле, который он собирается нам предоставить. Я намерен добраться до острова Веркат до наступления зимних холодов, а некоторые из нас своими выходками могут привлечь нежелательное внимание, если мы тут задержимся чересчур долго. — И старик многозначительно взглянул в сторону Эрионда.

— Но я ни в чем не виноват, Белгарат, — смущенно запротестовал юноша. — Мне не понравилось это пламя в святилище — вот и все.

— Потрудись в дальнейшем управлять своими настроениями, Эрионд, — саркастически заметил старик. — Не следует пока отвлекаться на борьбу за справедливость.

— Я постараюсь, Белгарат.

— Буду тебе весьма признателен.

На следующее утро сенешаль Оскатат проводил путников на аудиенцию к королю Ургиту — на сей раз в покои, ярко освященные свечами и куда менее просторные, чем претенциозный Тронный зал. Гарион подметил, что Шелк усердно прикрывал лицо капюшоном, покуда сенешаль находился в их комнате. Во время аудиенции Ургит и Сади вполголоса беседовали, а остальные праздно сидели на стульях, стоящих вдоль стены.

— Это был первый по-настоящему серьезный знак того, что у моего отца наступает помутнение рассудка, — говорил король мургов. Он снова был одет в пурпурный камзол и трико, и сидел в кресле, развалясь и вытянув ноги. — Ему ни с того ни с сего взбрело на ум сделаться королем королей Ангарака. Я же считаю, что надоумил его Ктучик — единственно с целью взбесить Урвона. Но как бы там ни было, — продолжал король, рассеянно вертя на пальце массивный золотой перстень, — всем генералам, вместе взятым, понадобилось немало времени и сил, чтобы убедить моего маньяка-отца в том, что армия Закета как минимум раз в пять превосходит численностью его войско и что Закет может в любой момент раздавить его, словно клопа. Ну а когда справедливость их слов дошла наконец до него, он совершенно потерял человеческий облик.

— Как это? — спросил Сади.

Ургит улыбнулся.

— Он бросился ничком на пол и принялся грызть ковер. Немного успокоившись, отец замыслил хитрость. Он наводнил Маллорею тайными агентами мургов, а мурги, по-моему, самые что ни на есть бездарные шпионы. Но ближе к делу. Закету было в то время лет девятнадцать, и он страстно влюбился в одну Мельсенскую девушку.

Ее семья по уши увязла в долгах, и агенты отца, выкупив все их долговые расписки, принялись вовсю давить на бедняг. Блестящий план, родившийся в воспаленном мозгу моего отца, состоял в следующем: девушка должна была распалить и без того пылающего страстью юного Закета, стать его женой и при первой же возможности вонзить кинжал меж августейших ребер. Однако один из мельсенцев, которого наши хитроумные мурги-шпионы наняли себе в помощь, прознав обо всем, тотчас же побежал к Закету и поведал ему о коварных планах врага.

Девушку и ее близких тотчас же предали смерти.

— Что за печальная повесть, — вздохнул Сади.

— Это еще цветочки. Нескольких шпионов-мургов «уговорили» рассказать обо всем начистоту — ведь, ты сам знаешь, маллорейцы славятся своим умением уговаривать, — и Закет к своему ужасу узнал, что девушка ровным счетом ничего не знала о планах моего отца. Пораженный в самое сердце, он заперся в покоях Мал-зэтского дворца на целый месяц. Двери закрылись за милым и открытым молодым человеком, обещавшим стать одним из величайших маллорейских императоров, а вышло из добровольного заточения хладнокровное чудовище. Он приказал изловить всех мургов в пределах Маллореи — включая, кстати, некоторых родственников моего отца — и потом развлекался тем, что отсылал их по кусочкам в роскошных ларцах в Рэк-Госку, сопровождая свои дары оскорбительными письмами.

— Но разве эти двое не скрестили потом мечи в великой битве при Тул-Марду?

Ургит расхохотался.

— Это широко распространенное заблуждение, Сади. На самом же деле по несчастью армия августейшей принцессы Сенедры угодила как раз между молотом и наковальней, то бишь оказалась между двумя противоборствующими ангараканскими монархами. А им не было ровным счетом никакого дела ни до нее, ни до несчастного населения. Они руководствовались единственным желанием — уничтожить друг друга. Когда же мой чокнутый отец в безумии своем вызвал на единоборство могущественного Хо-Хэга из Алгарии, тот преподал ему блестящий урок владения холодным оружием. — Ургит задумчиво поглядел в огонь. — Не могу отделаться от мысли, что все же должен послать Хо-Хэгу что-нибудь в знак признательности.

— Простите, ваше величество, — нахмурился Сади. — Но я не совсем понимаю… Каль Закет повздорил с вашим отцом, но вот Таур-Ургас мертв, а…

— Да уж, мертвее не бывает, — согласился Ургит. — Я своей рукой перерезал ему глотку, прежде чем предать тело земле, — для верности. Полагаю, Каль Закет терзается по сей день оттого, что ему не удалось своими руками прикончить отца. И вот теперь, думаю, он мечтает добраться до меня. — Король встал и принялся угрюмо прохаживаться взад-вперед по комнате. — Я множество раз делал попытки к примирению, посылал к нему гонцов, но он всякий раз отсылал мне назад отрубленные головы моих посланников. — Король вдруг остановился. — Знаешь, может быть, я чересчур поспешил, стремясь завладеть троном? У меня было десяток братьев — все родные сыновья Таур-Ургаса. Если бы я некоторым из них сохранил жизнь, то впоследствии мог бы выдать их ненасытному Закету. Возможно, когда он пресытился бы кровью отпрысков Ургаса, то утратил бы к ней вкус?

Двери распахнулись, и на пороге возник дородный мург с замысловатой золотой цепью на шее.

— Необходима ваша подпись вот здесь, — грубо бросил он Ургиту, ткнув королю под нос свиток пергамента.

— Что это, генерал Крадак? — кротко вопросил Ургит.

Лицо офицера потемнело.

— Ну-ну, — примирительно забормотал король, — не стоит так волноваться.

Король с пергаментом в руках подошел к столику, на котором стояла серебряная чернильница и лежало гусиное перо. Он обмакнул перо в чернила, нацарапал на документе свое имя и вернул пергамент генералу.

— Благодарю вас, ваше величество, — бесстрастно сказал генерал Крадак, повернулся на каблуках и направился прочь.

— Один из отцовских генералов, — с кислой миной объяснил Ургит Сади. — Все они обращаются со мною одинаково. — Король вновь заметался по комнате, то и дело спотыкаясь о ковры. — Что известно тебе о короле Белгарионе, Сади? — внезапно спросил он.

Евнух пожал плечами.

— Ну, я встречался с ним раз или два.

— Ты сказал, что почти все твои слуги — алорийцы?

— Да, причем они заслуживают доверия и совершенно незаменимы в случае неожиданных стычек с противником.

Король мургов поглядел на Белгарата, который мирно клевал носом, сидя на стуле.

— Ты, старик! Встречался ты когда-нибудь с Белгарионом из Ривы?

— Да, и не единожды, — спокойно ответил Белгарат.

— И что он за человек?

— Искренний, и делает все от него зависящее, чтобы быть добрым королем.

— А насколько он могущественен?

— Ну, его поддерживает весь Алорийский Совет, к тому же он законный Повелитель Запада, хотя толнедрийцы все равно гнут свою линию, а арендийцы предпочитают сражаться друг с другом.

— Я не это имел в виду. Насколько силен он в волшебстве?

— Почему вы спрашиваете об этом именно меня, ваше величество? Неужто я похож на человека, знающего толк в такого рода вещах? Да, ему удалось сразить Торака — и, полагаю, для этого пришлось порядком потрудиться.

— А как насчет Белгарата? Существует ли он на самом деле или это всего лишь миф?

— Нет, не миф, Белгарат существует.

— И ему на самом деле семь тысяч лет от роду?

— Да, семь тысяч или около того, — ответил Белгарат. — Плюс-минус несколько веков.

— А его дочь Полгара?

— Она также совершенно реальная персона.

— И ей тоже несколько тысяч лет?

— Да вроде того. Я мог бы поинтересоваться, если бы знал, что мне это понадобится, хотя приличный мужчина не спрашивает женщину о ее возрасте.

Ургит рассмеялся. Смех у него получился короткий, страшноватый, какой-то лающий.

— Понятия «приличный мужчина» и «мург» совершенно несовместимы, друг мой. Как ты полагаешь, Белгарион примет моих послов, если я надумаю отослать их в Риву?

— В настоящий момент короля нет в стране, — правдиво ответил Белгарат.

— Не слышал об этом.

— Он покидает пределы страны время от времени. Частенько ему наскучивают придворные церемонии, и он уезжает просто проветриться.

— Как же это ему удается? Как может король просто вот так взять да уехать?

— Но кто посмеет оспорить решение короля?

Ургит принялся нервно грызть ноготь.

— Даже если дагашу Кабаху удастся умертвить Закета, все равно рано или поздно маллорейская армия окажется у моего порога. И если я хочу окончательно избавиться от заклятого врага, мне нужен могущественный союзник. — Он снова заметался по комнате. — Кстати, если мне посчастливится договориться с Белгарионом, то, возможно, удастся вырваться из цепких лап Агахака, который крепко держит меня за горло. Как думаешь, ривский король выслушает мои предложения?

— Полагаю, лучше отыскать Белгариона и поинтересоваться у него лично.

Двери снова распахнулись, и вошла королева-мать, сопровождаемая юной Пралой.

— Доброе утро, матушка, — приветствовал ее Ургит. — Почему ты бродишь по этому сумасшедшему дому?

— Ургит, — сказала королева, — ты сильно выиграл бы, если б прекратил превращать все в шутку.

— Для меня это единственное средство стойко переносить лишения, — беспечно ответил король. — Я проигрываю войну, половина подданных готова предать меня и выслать мою голову на тарелочке в дар Закету, скоро я потеряю рассудок, и в довершение всего у меня, похоже, вот-вот вскочит чирей на шее. На свете так мало вещей, над которыми можно посмеяться, матушка, так позволь мне пошутить вволю, покуда я на это еще способен.

— Почему ты упорно настаиваешь на том, что непременно сойдешь с ума?

— Все мужчины в семействе Урга в течение последних пяти сотен лет теряли рассудок, не дожив до пятидесяти лет, — напомнил матери Ургит. — Кстати, это одна из причин, почему мы становимся такими хорошими королями. Никто, находясь в здравом уме, не захотел бы заполучить трон Хтол-Мургоса. Ты о чем-то хотела побеседовать со мною, матушка? Или просто ощутила потребность насладиться моим приятным обществом?

Королева оглядела присутствующих.

— Кто из вас, благородные господа, муж миниатюрной рыжеволосой женщины?

Гарион стремительно вскочил.

— Она здорова?

— Женщина по имени Полгара — та, с седой прядью над бровью, — сказала, что вы тотчас же должны прийти. Молодая госпожа пребывает в некотором расстройстве.

Гарион поспешил вслед за королевой-матерью к выходу. Подле самых дверей она помешкала и взглянула на Шелка, который натянул капюшон тотчас же, как только она вошла.

— Почему бы вам не сопроводить вашего друга? — спросила она. — Хотя бы для виду?

Они покинули комнату и, пройдя через аляповатый коридор, вскоре очутились возле дверей темного дерева, которые охраняли двое вооруженных стражников в кольчугах. Один из них распахнул дверь с почтительным поклоном, и Тамазина вошла в свои покои. За нею последовали Гарион и Шелк. Покои королевы-матери были отделаны со вкусом, не в пример прочим помещениям дворца Дроим, отличавшимся варварской роскошью. Стены тут были чисто выбелены, а украшения очень просты и вместе с тем изящны. Полгара сидела на низеньком диване, держа в объятиях рыдающую Сенедру. Чуть поодаль стояла Бархотка.

«С нею все в порядке?» — быстро спросили пальцы Гариона.

«Не думаю, что это так уж серьезно, — ответили руки Полгары. — Простой нервный срыв, но я не хочу, чтобы подобные приступы депрессии продолжались подолгу. Она все еще не вполне оправилась от меланхолии. Может быть, тебе удастся ее утешить».

Гарион подошел, опустился на колени и ласково обнял Сенедру. Она прильнула к его груди, безутешно плача.

— Молодая госпожа часто страдает подобными приступами, Полгара? — поинтересовалась Тамазина, когда обе они удобно устроились у камина, в котором весело плясало пламя.

— Это с нею изредка случается, Тамазина, — ответила Полгара. — В ее семье недавно произошла трагедия, и время от времени у бедняжки сдают нервы.

— А-а. Позвольте предложить вам чашку чаю, Полгара. Я люблю чаевничать по утрам, это так успокаивает, — сказала мать Ургита.

— Конечно. Благодарю вас, Тамазина. Чай придется как нельзя более кстати.

Рыдания Сенедры мало-помалу смолкли, но юная женщина все еще судорожно прижималась к груди Гариона. Но вот она подняла голову и утерла слезы.

— Мне так стыдно, — извиняющимся тоном сказала она. — Уж не знаю, что на меня нашло.

— Ничего страшного, дорогая, — прошептал Гарион, все еще обнимая ее за плечи.

Сенедра прижала к заплаканным глазам тонкий платочек.

— Должно быть, у меня ужасный вид. — Она прерывисто вздохнула.

— Умеренно ужасный, — с улыбкой согласился Гарион.

— Я уже предупреждала тебя, дорогая, что ты никогда не должна плакать при людях, — напомнила ей Полгара. — У рыжеволосых женщин слишком нежная кожа, и от слез она мгновенно покрывается пятнами.

Сенедра улыбнулась дрожащими губами и поднялась.

— Мне, наверно, следует пойти умыться. А потом, если позволите, я ненадолго прилягу. — И, повернувшись к Гариону, сказала просто: — Спасибо, что пришел.

— В любое время к твоим услугам, — ответил он.

— Почему бы тебе не проводить гостью, Прала? — предложила Тамазина.

— Охотно, — сказала тоненькая принцесса, поднимаясь на ноги.

Шелк нервно переминался с ноги на ногу подле самых дверей, старательно натягивая на лицо капюшон и все ниже опуская голову.

— Ах, да полно вам, принц Хелдар! — воскликнула королева-мать, как только Сенедра вышла, сопровождаемая Пралой. — Я узнала вас еще вчера вечером, так что не трудитесь прятать лицо.

Шелк тяжело вздохнул и откинул с лица капюшон.

— Этого-то я и боялся, — вздохнул он.

— Капюшон все равно бессилен скрыть самую заметную часть вашего лица, — заявила Тамазина.

— И что же это за часть такая, госпожа?

— Ваш нос, Хелдар, ваш длинный острый нос который всюду появляется значительно раньше, чем его обладатель.

— Но это же такой благородный нос, госпожа, — смущенно улыбнулась Бархотка. — Без него принц не был бы столь замечательным человеком.

— А вам он, видимо, не по нраву? — спросил Шелк у Тамазины.

— Но ведь все равно ничего нельзя поделать, принц Хелдар, — сказала королева-мать. — Итак, сколько же лет прошло с тех пор, как вы покинули Рэк-Госку, преследуемые по пятам доброй половиной армии мургов?

— Лет пятнадцать — двадцать, госпожа, — ответил Шелк, подходя ближе к огню.

— Я опечалилась, узнав, что вы отбыли, — ответила королева. — Вы, разумеется, не отличаетесь приятной наружностью, но речь ваша в высшей степени забавна, а в доме Таур-Ургаса было так мало забав.

— Насколько я понимаю, вы не намереваетесь раскрывать мое инкогнито, по крайней мере, широко объявить о том, кто я на самом деле?

— Это не моя забота, Хелдар, — пожала плечами Тамазина. — В Стране мургов не принято, чтобы женщины вмешивались в дела мужчин. За долгие века мы пришли к выводу, что это много безопаснее.

— Но вы не рассердились, госпожа? — спросил Гарион. — Я имею в виду… Понимаете, я слышал, что, будучи во дворце Дроим, принц Хелдар по неосторожности убил старшего сына Таур-Ургаса. Не оскорблены ли вы его присутствием здесь?

— Это меня никоим образом не касается, — ответила королева. — Тот, кого убил Хелдар, был ребенком первой супруги Таур-Ургаса — отвратной беззубой карги родом из дома Горута, которая кичилась тем, что произвела на свет наследника престола. Она беспрестанно повторяла, что, как только ее сынок воссядет на трон, она прикажет всех нас удавить без пощады.

— Мне необыкновенно отрадно слышать, что вы не испытывали сердечной симпатии к этому молодому человеку, — сказал Шелк.

— Симпатии? Да он был сущим чудищем — как и его отец. В детстве, еще совсем маленьким, он развлекался, швыряя крошечных щенят в кипяток. В мире без него стало легче дышать.

Шелк приосанился.

— Я всегда с радостью выполняю подобные почетные миссии, — объявил он торжественно. — Полагаю, это долг настоящего мужчины.

— А мне казалось, ты говорил, будто эта смерть была случайной, — обронил Гарион.

— Ну, вроде того. Вот как было дело: я намеревался пырнуть его в живот — это, конечно, больно, но обычно не смертельно, — но он толкнул меня под локоть, когда я занес руку для удара, и кинжал вонзился ему прямо в сердце.

— Ай-ай-ай, — тихо промолвила Тамазина. — Все-таки на вашем месте я была бы осмотрительнее, находясь здесь, — разумеется, я не собираюсь выдавать вас, но вот сенешаль Оскатат, который тоже узнает вас, если увидит, может счесть своим долгом это сделать.

— Я все понял, госпожа. Постараюсь по возможности избегать этого человека.

— А теперь расскажите, принц Хелдар, как поживает ваш отец?

Шелк вздохнул.

— К несчастью, его нет в живых. Его не стало несколько лет тому назад. Все произошло внезапно.

Случилось так, что именно в этот момент Гарион смотрел королеве-матери прямо в лицо и заметил гримасу горя, исказившую черты прекрасного лица. Но женщина мгновенно овладела собой, и лишь в глубине ее глаз застыла печаль.

— Ах, — негромко вырвалось у нее, — я так сожалею, Хелдар, сожалею куда больше, чем вы можете себе вообразить. Ваш отец был замечательным человеком. Те месяцы, что он провел в Рэк-Госку, останутся одним из самых счастливых в моей жизни.

В смущении Гарион отвел глаза, и взгляд его упал на Бархотку, которая явно о чем-то усиленно размышляла. Женщина взглянула Гариону прямо в глаза, и во взгляде ее ясно читался немой вопрос.

Глава 14

Рассвет следующего дня был прозрачен и холоден. Гарион стоял у окна, глядя на плоские крыши Рэк-Урги. Низенькие квадратные домики напоминали ему сейчас овечек, испуганно сбившихся в стадо под кровожадными взорами двух волков: варварского дворца Дроим в одном конце города и черного храма Торака — в другом. Дым из сотен каминных труб поднимался прямо в небо в безветренном воздухе.

— Невеселое местечко, правда? — сказал Шелк, входя в комнату.

Темно-зеленое одеяние свое он беспечно перекинул через плечо.

Гарион кивнул.

— Похоже, здешние строители вовсю расстарались, чтобы сделать этот город как можно безобразнее.

— Таков уж образ мыслей мургов, а этот город — всего-навсего его зеркальное отражение. Кстати, Ургит вновь хочет нас видеть. — Маленький человечек заметил вопросительный взгляд Гариона и пояснил: — Не думаю, что у него какое-то важное дело к нам, просто хочет поболтать. Совершенно ясно, что беседы с мургами быстро ему прискучили.

Вслед за стражниками, облаченными в кольчуги, они прошли через длинную анфиладу варварски изукрашенных залов и вскоре оказались в тех же покоях, где беседовали с Ургитом накануне. Короля они нашли в кресле у камина — он сидел, поджав под себя одну ногу и держа в руке недоеденную цыплячью ножку.

— Доброе утро, господа, — приветствовал он вошедших. — Прошу садиться. — Король огрызком цыплячьей ножки указал на ряд стульев, стоящих у стены. — И прошу без пустых формальностей. — Он взглянул в сторону Сади и спросил: — Хорошо ли тебе спалось?

— Под утро я немного озяб, ваше величество.

— Это все дурацкая конструкция дворца. К тому же в стенах кое-где такие трещины, что через них можно пропихнуть лошадь. А зимой в коридорах гуляет вьюга… — Король вздохнул. — Вы хоть понимаете, что сейчас в Тол-Хонете весна? — Он снова вздохнул, потом глянул на Белгарата, который не таясь улыбался, глядя на короля. — Я сказал что-то смешное, старик?

— Да нет. Я просто вспомнил кое-что забавное. — Белгарат приблизился к камину с потрескивающими поленьями и протянул к яркому пламени озябшие руки. — Как продвигается подготовка корабля?

— Полагаю, он будет готов не ранее завтрашнего утра, но и не позднее, — ответил Ургит. — Зима на носу, а море у оконечности полуострова Урги уж никак нельзя назвать спокойным, даже в самое благоприятное для мореплавания время года, — вот я и приказал корабельным плотникам потрудиться на славу. — Король подался вперед и с размаху бросил цыплячью ножку в огонь. — Опять пережарено. Всякий раз мне подают то горелое, то совсем сырое мясо! — И, пристально взглянув на Белгарата, заявил: — Знаешь, ты заинтриговал меня, старик. Ты совершенно не похож на тех, кто делает карьеру, нанимаясь в услужение к найсанским работорговцам.

— Внешность бывает обманчива, — уклончиво ответил Белгарат. — Вот вы тоже с первого взгляда не очень походите на короля, но ведь корону носите по праву, не так ли?

Ургит стянул с головы свою железную зубчатую корону, с отвращением оглядел ее и протянул Белгарату.

— Хочешь надеть? Уверен, ты будешь куда больше похож на короля, к тому же я с превеликим удовольствием отделаюсь от этой штуки, особенно если принять во внимание тот факт, что Каль Закет отчаянно желает содрать ее с меня вместе с моей бедной головой. — Король безразлично уронил корону на пол, она тихонько звякнула. — Но давайте вернемся к тому, о чем мы говорили вчера. Ты сказал мне, что знаком с Белгарионом.

Белгарат кивнул.

— И сколь близко?

— А насколько близко вообще может один человек узнать другого?

— Ты уходишь от ответа.

— Но тем не менее я говорю чистую правду.

Ургит оставил бесплодные попытки добиться от старика прямого ответа и спросил:

— Как, по-твоему, отреагирует Белгарион на мое предложение заключить с ним союз и сообща изгнать маллорейцев с континента? Уверен, их присутствие здесь раздражает его не меньше, чем меня.

— Шансы на успех весьма невелики, — ответил Белгарат. — Возможно, тебе и удастся убедить Белгариона, но прочие алорийские монархи скорее всего будут против.

— Они достигли взаимовыгодного соглашения с Дростой, ты это имеешь в виду?

— Соглашение существовало между Родаром и Дростой. А дружба драснийцев с надракийцами всегда может дать трещину. Если тебе кого-то и следует убеждать вступить в союз — так это Хо-Хэга, а Хо-Хэг никогда не испытывал к мургам сердечного расположения.

— Мне нужны союзники, старичок, а не эти избитые истины. Послушай, а что, если я пошлю весточку Белгарату?

— И что ты хочешь ему сообщить?

— Постараюсь убедить его в том, что Закет представляет куда большую опасность для королевств Запада, нежели я. Может быть, он сумеет заставить алорийцев прислушаться к голосу разума.

— Не думаю, что тебе повезет. — Старик глядел на пляшущие языки пламени, отсветы которого играли на его серебряной бороде. — Ты должен понять, что Белгарат существует вне мира обыкновенных людей. Он обитает в мире первопричин и первозданных сил. Скорее всего он воспринимает Каль Закета всего-навсего как ничтожную песчинку.

— У, зубы Торака! — выбранился Ургит. — Так где же взять войска, которые мне до зарезу необходимы?

— Но ведь существуют же наемники, — произнес Шелк, неотрывно глядя в окно.

— Что?

— Отомкните свои сундуки и извлеките оттуда знаменитое красное ангараканское золото. Затем пошлите в королевства Запада весточку, что нуждаетесь в добрых воинах, которым щедро заплатите. И вскоре отбою не будет от добровольцев.

— Я предпочитаю тех, кто воюет за родину — или за веру, — сухо ответил Ургит.

Шелк обернулся — слова короля его явно позабавили.

— Я заметил, что многие короли предпочитают именно таких солдат. Это к тому же не столь обременительно для казны. Но поверьте мне, ваше величество, верность идеалам может ослабевать, тогда как верность деньгам остается неизменной. Вот почему наемники — это всегда самые лучшие солдаты.

— Какой ты циник, — укоризненно произнес Ургит.

Шелк отрицательно помотал головой.

— Отнюдь, ваше величество. Я реалист.

Потом он подошел к Сади и прошептал что-то ему на ухо. Евнух кивнул, и маленький драсниец с крысиным личиком тихонько выскользнул из комнаты.

Ургит удивленно вздернул бровь.

— Он пошел собирать наши вещи, ваше величество, — объяснил Сади. — Если мы отплываем завтра поутру, то уже пора начинать сборы.

Ургит и Сади проговорили еще около четверти часа, прежде чем снова распахнулись двери и вошла Тамазина, сопровождаемая Полгарой и остальными женщинами.

— С добрым утром, матушка, — приветствовал ее Ургит. — Хорошо ли ты почивала?

— Сносно, благодарю. — Королева критически оглядела сына. — Ургит, где твоя корона?

— Я снял ее — у меня от нее голова разболелась.

— Сейчас же надень!

— А зачем?

— Ургит, внешность у тебя не очень-то королевская. Ты тощий коротышка, да и лицом смахиваешь на куницу. Мурги не отличаются острым умом, и если, ты не будешь носить корону, не снимая ее ни на минуту, они легко позабудут, кто ты на самом деле такой. Немедленно надень!

— Слушаюсь, матушка. — Ургит поднял с пола корону и нахлобучил ее себе на голову. — Так лучше?

— Ты надел ее набекрень, — сказала королева очень спокойным и таким знакомым тоном, что Гарион бросил на Полгару стремительный и изумленный взгляд. — Теперь ты похож на подгулявшего матроса.

Ургит расхохотался и поправил королевский венец.

Гарион внимательно глядел на Сенедру, тревожно ища на ее лице следы вчерашнего отчаяния, но она казалась спокойной, хотя и опечаленной, — не похоже, что приступ вскоре повторится. Сенедра всецело поглощена была разговором с принцессой Пралой, а девушка, безмерно очарованная маленькой королевой, завороженно ее слушала.

— А ты, Ургит, — спросила королева-мать, — хорошо ли спал?

— Я ведь никогда по-настоящему не сплю, матушка, и тебе это известно. Еще много лет тому назад я решил, что чуткий сон много предпочтительнее сна вечного.

Гариона терзали противоречивые чувства. Он всегда недолюбливал мургов. Никогда не доверял им и даже опасался их. Но король Ургит совершенно не походил на мурга как внешне, так и по складу характера и ума. Он был порывист и непостоянен, а желчная ирония столь быстро сменялась у него глубочайшей печалью, что Гарион терялся в догадках, не зная, чего ожидать от короля в следующую минуту. Однако уже долгое время сам будучи королем, он прекрасно видел ошибки Ургита и ясно понимал, что это не могущественный правитель. Но несмотря ни на что, Гарион испытывал странную симпатию к этому человечку, который пытался взвалить на свои плечи непосильное для него бремя власти, и оттого искренне сочувствовал ему. Причем сочувствовал и симпатизировал он Ургиту, сам того не желая, считая подобные эмоции в высшей степени неуместными и нелепыми. Гарион поднялся со стула и отошел в дальний конец комнаты, притворившись, будто любуется видом из окна, — единственно ради того, чтобы не слышать изящных королевских острот. Он мучительно желал как можно скорее очутиться на палубе корабля и уплыть прочь как можно дальше от этого безобразного города и этого слабовольного пугливого человечка, который, возможно, и был неплохим парнем, но тем не менее оставался его врагом.

— Что стряслось, Гарион? — тихо спросила Полгара, подходя к нему сзади.

— Думаю, простое нетерпение, тетушка Пол. Я мысленно уже в пути.

— Как и все мы, дорогой. Но нам придется потерпеть еще как минимум день.

— С чего это он к нам привязался?

— Кто — он?

— Ургит. Меня не волнуют его проблемы, так почему мы должны терпеливо сидеть тут и выслушивать все время его слезные жалобы?

— Потому что он отчаянно одинок, Гарион.

— Все короли одиноки. Это проклятие короны. Большинство из нас, однако, со временем учатся стойко его сносить. Мы же не сидим, распустив слюни.

— Это жестоко, Гарион, — резко прервала его Полгара, — и недостойно тебя.

— Что вы все нашли в этом дохлом королишке с хорошо подвешенным языком?

— Дело скорее всего в том, что мы впервые за множество лет встретили человекообразного мурга. Именно потому, что он таков, каков есть, у нас зародилась надежда: возможно, алорийцы и мурги в один прекрасный день научатся разрешать конфликты, не прибегая к кровопролитию.

Гарион продолжал глядеть в окно, но щеки его медленно заливал румянец.

— Я веду себя как мальчишка, правда? — виновато пробормотал он.

— Да, дорогой, именно так. Ты не можешь освободиться от предубеждений. Простые смертные себе такое позволяют, но короли — никогда. Подойди к нему, Гарион, и наблюдай за ним как можно пристальнее. Не упускай возможности получше узнать его. Возможно, настанет время, когда это знание тебе очень пригодится.

— Хорошо, тетушка Пол, — покорно вздохнул Гарион.

Около полудня в покои вошел Оскатат.

— Ваше величество, — объявил он скрипучим голосом, — Агахак, иерарх Рэк-Урги, покорнейше просит у вас аудиенции.

— Пусть он войдет, Оскатат; — обреченно произнес Ургит и, повернувшись к матери, прибавил:

— Думаю, мне придется найти другое местечко, поукромнее. Почти всем и каждому известно, где меня искать.

— У меня есть изумительный чулан, Ургит, — ответила королева-мать, — теплый, сухой и темный. Можешь забиться туда, а сверху для верности накрыться одеялом. А мы время от времени будем носить тебе еду.

— Издеваешься, матушка?

— Нисколько, дорогой. Но нравится тебе это или нет, ты — король. Выбирай: либо ты будешь настоящим королем, либо останешься избалованным дитятей. Тебе решать, мой милый.

Гарион виновато взглянул на Полгару.

— Ну, что? — прошептала она.

Гарион предпочел смолчать.

В это время вошел Агахак, как никогда похожий на мертвеца, и небрежно кивнул, приветствуя короля.

— Ваше величество, — прозвучал его гулкий голос.

— Мое почтение великому иерарху, — ответил Ургит. В голосе короля не было и намека на его истинные чувства.

— Время идет, ваше величество.

— Как я заметил, это вообще ему свойственно.

— Но дело в том, что море вот-вот заштормит. Корабль уже готов?

— Полагаю, он отплывает завтра, — ответил Ургит.

— Прекрасно. Я передам Кабаху, чтобы он был наготове.

— А что, жрица Хабат уже вполне овладела собой?

— Не вполне, ваше величество. Она все еще переживает утрату любовника.

— Даже после того, как узнала о его подлинном отношении к ней? Воистину, душа женщины — потемки.

— Хабат не так уж трудно понять, ваше величество. У обезображенной женщины вроде нее мало шансов приобрести поклонника, поэтому потеря такового весьма болезненна, даже если это отъявленный мерзавец, каким был Сорхак. Но ее утрата несколько усугубляется тем, что Сорхак содействовал ей в отправлении определенных колдовских ритуалов. Без него она больше не сможет продолжать свои попытки вызвать демонов.

Ургит содрогнулся.

— А я-то полагал, что она могущественная колдунья. Разве ей этого мало? Почему она прибегает еще и к колдовству?

— Хабат не так уж и могущественна. Она полагает, что сможет в конце концов сладить со мною, если на ее стороне будут демоны.

— Сладить с тобой? Неужели она задумала такое?

— Разумеется. Она величайшая притворщица. Единственная ее цель — это власть. Так было всегда. Через некоторое время она попытается узурпировать мою власть.

— Но если дело обстоит именно так, почему ты позволил ей столь возвыситься в храме?

— Это меня развлекает, — с ледяной усмешкой ответил Агахак. — Меня, в отличие от большинства мужчин, не отталкивает безобразие, а Хабат вопреки своему честолюбию — впрочем, возможно, благодаря ему — очень и очень полезна.

— Так ты знал о ее связи с Сорхаком? И это не оскорбляло тебя?

— По-настоящему — нет, — ответил иерарх. — Это всего лишь часть развлечения, которое я для себя приготовил. Усилия Хабат увенчаются успехом, она пробудит демона и попытается противостоять мне. И в тот самый миг, когда триумф ее будет почти полным, я также воспользуюсь услугами демона, и мой демон сокрушит ее демона. Вот тогда я прикажу сорвать с нее одежды и нагую отвести в святилище. А там ее опрокинут на алтарь, и я сам неторопливо вырежу сердце из ее груди. Я предвкушаю этот сладостный миг, который станет еще слаще оттого, что Хабат будет сокрушена как раз в тот момент, когда до конца уверится, будто победила меня.

Мертвенное лицо иерарха озарилось ужасной гримасой. Глаза его блеснули, а в уголках рта выступила пена.

Ургиту, казалось, стало нехорошо. Он с усилием выговорил:

— Похоже, гролимы склонны к несколько более экзотическим развлечениям, нежели простые смертные.

— Не в этом дело, Ургит. Единственный смысл власти — сокрушать недругов. Как это приятно — сперва стащить их с высокого пьедестала, а затей уничтожить. Неужели ты не хочешь присутствовать при том, как могучий Каль Закет будет умирать с ножом дагаша в груди?

— Да нет, мне что-то не хочется. Я готов убрать его с дороги, но наблюдать за этим — увольте.

— В таком случае ты все еще не вкусил власти. Возможно, этот момент настанет для тебя, когда мы оба будем стоять подле Ктраг-Сардиуса, наблюдая за возрождением бога Тьмы и окончательным триумфом Дитя Тьмы.

На лице Ургита появилась гримаса.

— Не пытайся уйти от судьбы, Ургит, — звучал гулкий голос Агахака. — Предсказано, что король Ангарака будет присутствовать при последней битве. И этим королем будешь ты — это столь же очевидно, как и то, что именно я принесу кровавую жертву и стану первым апостолом возрожденного бога. Мы с тобою прочно связаны узами судьбы. Тебе предначертано властвовать над королями Ангарака, а мне — встать во главе церкви.

Ургит обреченно вздохнул.

— Как скажешь, Агахак, — с самым разнесчастным видом сказал он. — Но тем не менее нам придется решить еще несколько проблем.

— Они меня мало касаются, — объявил иерарх.

— Да, но они касаются меня! — с необычной для него горячностью воскликнул Ургит. — Сперва нам придется справиться с Закетом, а потом — отделаться от Гетеля и Дросты, просто так, для пущей безопасности. Если уж я стремлюсь завладеть троном, то мне будет куда спокойнее, останься я единственным претендентом. Твои проблемы, однако, несколько серьезнее, Урвон и Зандрамас — весьма сильные противники.

— Урвон слабоумный старикашка, а Зандрамас всего-навсего женщина.

— Агахак, но ведь Полгара тоже всего-навсего женщина. Хотел бы ты столкнуться с нею лицом к лицу? Нет, великий иерарх, полагаю, что на самом деле Урвон вовсе не столь слабоумен, как тебе представляется, а Зандрамас куда более опасна, чем тебе хочется думать! Ведь ей удалось при помощи чар похитить сына Белгариона, а это было делом весьма непростым. К тому же ей удалось незамеченной проскользнуть прямо под носом у тебя и прочих иерархов. Так давай не станем сбрасывать этого со счетов!

— Мне известно, где сейчас Зандрамас, — с ледяной усмешкой ответил Агахак, — и в нужный момент я сам вырву из ее рук сына Белгариона. Предсказано, что ты, я и дитя, предназначенное в жертву, должны предстать перед Сардионом в урочный час. Там я совершу жертвоприношение, а ты будешь наблюдать за ритуалом — и оба мы станем великими! Так гласит древнее предсказание. Так написано в книгах.

— Многое зависит от того, как читать эти книги, — мрачно обронил Ургит.

Гарион бесшумно встал рядом с Сенедрой. Когда до нее дошел ужасный смысл слов иерарха, кровь медленно отхлынула от ее лица.

— Этого не может произойти, — тихо, но твердо сказал ей Гарион. — Никто не сделает ничего подобного с нашим ребенком.

— Ты знал, — с упреком прошептала она.

— Дедушка и я обнаружили это, когда прочли предсказания гролимов в библиотеке храма.

— О, Гарион! — Сенедра закусила губу, с трудом сдерживая слезы.

— Не беспокойся, ведь там же черным по белому написано, что в битве при Хтол-Мишраке победит Торак. Но этого не произошло, а значит, и на сей раз пророчества лгут.

— Но что, если…

— Никаких «если»! — властно прервал Сенедру Гарион. — Этого не произойдет.

После ухода иерарха настроение короля Ургита в очередной раз резко переменилось. Он сгорбился в кресле, предавшись невеселым размышлениям.

— Наверное, вашему величеству сейчас необходимо побыть одному, — робко предположил Сади.

— Нет, Сади, — вздохнул Ургит. — Никакие треволнения не должны помешать исполнению нашего плана. — Он тряхнул головой, словно гоня прочь навязчивые тревоги. — Почему бы тебе не рассказать о том самом маленьком недоразумении, в. результате которого ты впал в немилость королевы Салмиссры? Обожаю истории об обмане и предательствах.

И вот, когда Сади уже заканчивал повествование о причинах его падения, в комнату снова вошел сенешаль.

— Депеша от коменданта Хтаки, ваше величество.

— Чего ему на этот раз надо? — скорбно пробормотал Ургит.

— Он сообщает, что маллорейцы намерены предпринять на юге крупные военные действия. Рэк-Горут осажден и неизбежно падет самое большее через неделю.

— Но ведь на дворе почти осень! — воскликнул Ургит, вскакивая на ноги. — Они затеяли войну, когда лето уже на исходе?

— Увы, это так, — ответил Оскатат. — Полагаю, Каль Закет хочет напасть на тебя внезапно. Когда падет Рэк-Горут, то последнее препятствие между его войсками и Рэк-Хтакой будет сокрушено.

— А тамошний гарнизон чисто символический, не так ли?

— Боюсь, что вы правы, король Ургит. Рэк-Хтака тоже падет, и тогда Каль Закет выиграет время, получив возможность в течение всей зимы готовить бросок на юг.

С проклятиями Ургит бросился к карте, висевшей на стене.

— Сколько войск у нас в Моркте? — Он ткнул в карту пальцем.

— Несколько тысяч человек, ваше величество. Но к тому времени, как до них доберется нарочный с приказом выступать на юг, маллорейцы будут уже на полпути к Рэк-Хтаке.

Ургит уставился на карту и вдруг изо всех сил ударил по ней кулаком.

— Он снова обскакал меня! — взревел король, затем доплелся до кресла и мешком упал в него.

— Полагаю, лучше доложить Крадаку, — сказал Оскатат. — Генералитет должен быть в курсе событий.

— Делай то, что считаешь нужным, Оскатат, — лишенным эмоций голосом ответил Ургит.

Когда сенешаль скрылся за дверью, Гарион подошел к карте. Кинув на нее лишь беглый взгляд, он тотчас же увидел решение всех проблем Ургита, но рта раскрывать не спешил. Он не хотел ввязываться в это дело, и тому было немало веских причин. Самая важная, разумеется, состояла в том, что если бы Гарион предложил королю мургов свою помощь, то взял бы на себя определенные обязательства, а он никоим образом не хотел связывать себя с этим человеком.

Однако и бездействие в подобной ситуации было бы сопряжено для него с сильнейшими угрызениями совести. Вполголоса выбранившись, он обратился к подавленному королю:

— Простите меня, ваше величество. Не скажете ли, насколько хорошо укреплена крепость Рэк-Хтака?

— Не хуже и не лучше любого другого города в Стране мургов, — с полнейшим безразличием ответил король. — Стены высотой в семьдесят футов и толщиной в тридцать. А что толку?

— Город вполне может выдержать осаду, если, разумеется, тамошний гарнизон достаточно многочисленный.

— В том-то и проблема. Чего нет — того нет.

— Значит, его необходимо укрепить до того, как маллорейцы окажутся у городских стен.

— Сногсшибательное открытие! Но как успеет дойти туда подкрепление, прежде чем маллорейцы хлынут на улицы города?

Гарион пожал плечами:

— Пошлите их туда по морю.

— По морю? — Ургит насторожился.

— Ваша гавань полна кораблей, а город кишмя кишит воинами. Прикажите им спешно садиться на корабли и отплывать в Рэк-Хтаку в помощь тамошнему гарнизону. И даже если Рэк-Горут завтра падет, маллорейцам понадобится не менее десяти дней, чтобы добраться до крепости Рэк-Хтака. А корабли доплывут до города менее чем за неделю. И тогда гарнизон вполне сможет продержаться до прихода подмоги.

Ургит замотал головой.

— Армия мургов никогда не передвигается по воде! Мои генералы и слышать об этом не пожелают!

— Но ведь вы король, не правда ли? А если так, то заставьте их прислушаться к вашим словам.

Лицо Ургита помрачнело.

— Они никогда не слушаются меня.

Гарион с величайшим трудом сдержался, чтобы не схватить этого человечка за плечи и не встряхнуть его как следует.

— Можно разок и изменить своим обычаям, — вместо этого сказал он, — особенно если неуклонное им следование будет стоить вам города. Прикажите своим генералам поскорее отправлять войска в гавань да запретите всякие обсуждения.

— Они откажутся повиноваться мне.

— Тогда безжалостно лишите их званий, а на их место поставьте многообещающих полковников.

Ургит в недоумении уставился на Гариона.

— Но я не могу этого сделать.

— Вы король. В вашей власти делать все, что вы сочтете нужным.

Ургит мялся в нерешительности.

— Делай так, как он говорит, Ургит, — властно скомандовала сыну Тамазина. — Это единственный способ спасти Рэк-Хтаку.

Ургит потерянно взглянул на мать.

— Ты и вправду думаешь, что надо поступить именно так?

— Делай, что тебе говорят. Молодой человек прав — ты король. И полагаю, настало время и действовать по-королевски.

— Нам надобно еще кое-что обсудить, ваше величество, — с печальным видом промолвил Сади. — Если маллорейцы начнут осаду Рэк-Хтаки, я никак не смогу высадиться там. Я должен успеть проскользнуть мимо города прежде, чем там развернутся военные действия. Конечно, в мирное время работорговцы довольно свободно могут разгуливать по окрестностям, но как только начнется битва, маллорейцы как пить дать задержат нас. Я хочу сказать, что ежели мы не поторопимся, то ваш дагаш очутится в Рэк-Хагге не раньше следующего лета.

Ургит совсем растерялся.

— Об этом я не подумал, — признался он. — Полагаю, тебе и твоим людям надо отплыть немедленно. Я тотчас же пошлю весточку Агахаку о том, что планы наши переменились.

Двери распахнулись, и на пороге появился Оскатат в сопровождении того самого генерала, что накануне так грубо потребовал королевской подписи на документе.

— О, генерал Крадак, — с напускным дружелюбием приветствовал его Ургит, — вы-то нам и необходимы. Вам уже донесли о том, что творится на юге?

Генерал коротко кивнул.

— Ситуация не из лучших. Рэк-Горут и Рэк-Хтака в величайшей опасности. Что посоветуете, генерал?

— А что тут можно посоветовать? — ответил Крадак. — Нам придется смириться с потерей Горута и Хтаки и сосредоточить усилия на том, чтобы отстоять Ургу, Моркт и Арагу.

— Генерал, но ведь в таком случае под моим контролем останется всего лишь три из девяти военных зон Хтол-Мургоса. Закет всякий раз нагло отгрызает от моего королевства по кусочку.

Генерал передернул плечами.

— Нам все равно не достичь Рэк-Хтаки прежде маллорейцев. Город неизбежно будет взят. Мы ничего не сможем поделать.

— А что, если укрепить тамошний гарнизон? Разве это ничего не переменит?

— Разумеется, это было бы мудро, но, увы, невозможно.

— Так ли уж невозможно? — Ургит бросил взгляд на Гариона. — А если переправить туда войска по морю?

— По морю? На кораблях? — Генерал растерянно моргнул, но лицо его тотчас же окаменело. — Это абсурд.

— Так уж и абсурд?

— В Хтол-Мургосе так никогда не делали.

— По-моему, в Хтол-Мургосе многого чего пока что не делали. У вас есть какие-нибудь разумные возражения против этого плана?

— Корабли имеют свойство тонуть, ваше величество, — едко ответил Крадак, обращаясь к королю, словно к малому дитяти. — Воины знают об этом и наотрез откажутся пуститься в плавание.

Оскатат выступил вперед.

— Они согласятся, если вы распнете первый десяток отказавшихся на крестах прямо на палубе. Это послужит хорошим уроком для остальных.

В глазах Крадака сверкнула неприкрытая и жгучая ненависть.

— Что смыслит этот придворный вельможа в военных маневрах? — Генерал, издевательски ухмыляясь, взглянул на Ургита. — Сидите спокойно на своем троне и крепко держитесь за него, Ургит, — резко заявил он. — Забавляйтесь с короной и скипетром сколько влезет и воображайте, будто вы и вправду король. Но не суйте нос в военные дела.

Ургит побледнел и судорожно стиснул подлокотники.

— Не прикажете ли послать за палачом, ваше величество? — ледяным голосом поинтересовался Оскатат. — Похоже, генерал Крадак перестал быть нам полезен.

Крадак уставился на сенешаля, не веря своим глазам и ушам.

— Вы не посмеете! — прошептал он хрипло.

— Теперь ваша жизнь всецело отдана на милость его величества, Крадак. Одно его слово — и ваша голова покатится с плеч.

— Я верховный главнокомандующий армией Хтол-Мургоса. — Крадак судорожно уцепился за золотую цепь, висевшую на его груди, словно утопающий за соломинку. — Меня назначил на эту должность сам Таур-Ургас. Ты не имеешь надо мною никакой власти, Оскатат!

Ургит выпрямился в кресле, и румянец стал медленно заливать его щеки.

— Да неужто? — устрашающе тихо спросил он. — Ну что ж, тогда, стало быть, настало время кое-что раз и навсегда прояснить. — Он снял с головы корону и высоко поднял ее. — Ты узнаешь эту вещицу, Крадак?

Лицо генерала сделалось каменным.

— Отвечай!

— Это королевский венец Хтол-Мургоса, — нехотя ответил Крадак.

— А тот, кто носит его, пользуется в стране абсолютной властью, не так ли?

— Таур-Ургас был абсолютным властелином.

— Таур-Ургас мертв. И теперь я сижу на троне, а ты станешь подчиняться мне точно так же, как повиновался моему отцу. Ты хорошо меня понял?

— Вы — не Таур-Ургас.

— Это печальная очевидность, генерал Крадак, — Холодно ответил Ургит. — Я — твой король, и я из рода Урга. А когда я волнуюсь, как, например, сейчас, то чувствую, что меня мало-помалу обуревает наследственное безумие королевского дома. И если ты не сделаешь все в точности так, как я тебе приказываю, то еще до захода солнца станешь ровно на голову короче! А теперь иди и отдай приказ войскам сесть на корабли.

— А что, если я откажусь?

Лицо Ургита на мгновение утратило уверенность. Он молящими глазами взглянул на Гариона.

— Убей его, — произнес Гарион тем ровным бесстрастным голосом, который, как он уже успел понять, безошибочно действует в подобных ситуациях.

Ургит вновь приосанился, и рука его решительно потянулась к шелковому шнуру звонка. Где-то за пределами зала прозвучал удар гонга. Два рослых стражника тотчас же явились на зов.

— Ну, Крадак? — спросил Ургит. — Так что ты решил? Корабли или плаха? Говори, приятель. У меня нет времени.

Лицо Крадака сделалось совсем серым.

— Корабли, ваше величество, — дрожащим голосом ответил он.

— Вот и прекрасно. Я искренне счастлив, что нам удалось столь легко достичь полного взаимопонимания, не прибегая к грубостям. — Ургит обернулся к стражникам и произнес:

— Генерал Крадак сейчас направляется прямо в казармы Третьей когорты. Вы будете его сопровождать. Придя на место, он отдаст приказ солдатам немедленно следовать в гавань, чтобы тотчас же отплыть на помощь гарнизону Рэк-Хтаки. — Скосив глаза на Крадака, он невозмутимо продолжал:

— Ну а если он что-то перепутает и отдаст вверенным ему войскам какой-либо иной приказ, вы немедленно отрубите ему голову и в ведерочке принесете ее мне.

— Как прикажет ваше величество, — хором ответили мурги, одновременно ударяя себя в грудь так, что зазвенели их стальные кольчуги.

Дрожащий и совершенно сломленный Крадак отвернулся и вышел в сопровождении двух мрачных стражников.

Ургит же сохранял на своем лице величественное и властное выражение ровно до тех самых пор, покуда не закрылись двери, потом, словно малое дитя, всплеснул руками и затопал ногами, заливаясь хохотом от восторга.

— О боги! Как же это было здорово! Я всю жизнь мечтал об этой минуте!

Тамазина тяжело поднялась со своего кресла, хромая, подошла к сыну и, ни слова не говоря, обняла его.

— Нежничаешь, матушка? — спросил он тихонько. Улыбка все еще озаряла его лицо с острыми чертами. — Ведь это совершенно не в обычаях мургов! — Но тотчас же рассмеялся и стиснул мать в объятиях.

— Возможно, есть еще надежда, — заметила королева, глядя на Оскатата.

Губы мурга медленно растянулись в улыбке.

— Начало многообещающее, госпожа, — согласился он.

— Благодарю за поддержку, Оскатат, — сказал своему другу Ургит, — без твоей помощи я бы не справился. Знаешь, я несколько удивлен тем, что ты одобрил мой смелый план.

— Это не так. Я считал эту идею абсурдной и совершенно безумной с самого начала.

Ургит озадаченно заморгал.

— Но на карту было поставлено совершенно другое и несравненно более важное, чем военные успехи. — Лицо гиганта мурга сияло гордостью. — Вы понимаете, что впервые сегодня поставили на место одного из ваших генералов? Они обращались с вами по-хамски с тех самых пор, как вы сели на этот трон. Потеря десятка кораблей и нескольких тысяч воинов — ничтожная плата за то, что отныне на троне Хтол-Мургоса восседает настоящий король.

— Ценю твою откровенность и благодарю тебя, — грустно ответил Ургит. — Но давай предположим, что ситуация далеко не столь безнадежна, как тебе представляется.

— Допустим, но Таур-Ургас никогда не сделал бы ничего подобного.

— Тогда давай допустим, что все мы в один прекрасный день поймем, как хорошо, что Таур-Ургаса больше нет среди нас, Оскатат. — Ироничная усмешка скривила губы короля. — Кстати, я уже потихоньку начинаю этим наслаждаться. Я явно проигрываю эту войну, а проигравший не может позволить себе оставаться замшелым консерватором, поэтому и в дальнейшем предполагаю идти на маленькие хитрости, дабы не позволить Каль Закету промаршировать по улицам Рэк-Урги с моей головой, надетой на пику.

— Как будет угодно вашему величеству, — ответил сенешаль с поклоном. — Но мне также необходимо отдать кое-какие приказания. Вы позволите удалиться?

— Разумеется.

Оскатат еще раз поклонился и медленно пошел к двери. Но чуть раньше, чем он протянул руку к дверной ручке, двери раскрылись и на пороге возник Шелк.

Сенешаль чуть было не споткнулся и тяжелым взглядом уставился на драснийца.

Рука Шелка стремительно метнулась к капюшону, но было уже поздно.

Гарион чуть не застонал. Он медленно подошел к Оскатату сзади, чувствуя, как Дарник и великан Тоф бесшумно метнулись вперед, чтобы успеть предотвратить возможные гибельные для них всех последствия этой неожиданной встречи.

— Ты?! — воскликнул Оскатат. — Что ты здесь делаешь?

— Просто проходил мимо, — кротко ответил Шелк. — Надеюсь, дела у тебя неплохи?

Ургит поднял голову.

— Что такое?

— Мы с сенешалем старые добрые друзья, ваше величество, — ответил Шелк. — И много лет тому назад уже встречались в Рэк-Госку.

— Знает ли ваше величество, кто на самом деле такой этот человек? — требовательно спросил Оскатат.

— Один из слуг Сади, — пожал плечами Ургит. — По крайней мере, именно так меня информировали.

— Вам солгали, Ургит! Это принц Хелдар Драснийский собственной персоной, самый известный в мире шпион!

— Сенешаль несколько преувеличивает мои скромные заслуги, — потупился Шелк.

— Ты станешь отрицать, что убил солдат Таур-Ургаса, посланных арестовать тебя, когда твой коварный замысел в Рэк-Урге провалился? — тоном обвинителя спросил сенешаль.

— Я не стал бы говорить об убийстве, уважаемый, — поморщился Шелк. — Да, я признаю, что это в высшей степени неприятно, но не стоит быть столь категоричным.

— Ваше величество, — продолжал непреклонный сенешаль. — Этот человек виновен в гибели Дорака Ургаса, вашего старшего брата. И уже давно выписан ордер на его арест и казнь на месте. Так что я немедленно посылаю за палачом.

Глава 15

Лицо Ургита стало ледяным. Сощурившись, он принялся нервно грызть ноготь.

— Итак, Сади, — спросил он наконец, — что все это означает?

— Ваше величество… я… — Евнух всплеснул руками.

— Только не разыгрывай оскорбленную невинность, — прервал его король. — Ты знал о том, кто этот человек? — спросил он, указывая на Шелка.

— M-м, да, но…

— И ты предпочел скрыть это от меня? Что за игру ты затеял, Сади?

Евнух растерянно молчал, и Гарион заметил на его лбу крупные бисеринки пота. Дарник и Тоф, двигаясь осторожно, словно единственным их желанием было уйти из эпицентра разгоревшегося скандала, прошли мимо сенешаля и лениво прислонились к стене — по обе стороны двери.

— Ну же, Сади, — не унимался Ургит. — Я наслышан об этом принце Хелдаре. Он не просто шпион, а еще и коварный убийца. — Глаза короля вдруг расширились. — Так вот оно что! — охнул он, уставясь на Шелка. — Белгарион подослал тебя, чтобы меня убить, правда? Тебя и этих алорийцев, да?!

— Не глупи, Ургит, — одернула его Тамазина. — Ты провел в обществе этих людей не один час, причем без всякой охраны. Если бы они собирались расправиться с тобой, ты давным-давно был бы мертв.

Ургит с минуту поразмышлял. Потом сказал:

— Хорошо, тогда говори ты, принц Хелдар. Я хочу доподлинно знать, что ты здесь делаешь. Говори!

Шелк передернул плечами.

— Все в точности так, как я уже сказал уважаемому Оскатату. Я здесь проездом. Направляюсь по делу совсем на другой конец света.

— Куда именно?

— У меня множество дел, — уклончиво ответил Шелк.

— Я требую прямого и правдивого ответа, — напрягся Ургит.

— Так мне посылать за палачом, ваше величество? — грозно спросил Оскатат.

— Знаешь, пожалуй, это недурная мысль, — согласился Ургит.

Сенешаль пошел было к дверям, но наткнулся на Дарника и невозмутимого Тофа, которые преградили ему путь. Ургит, оценив ситуацию, стремительно потянулся к шнуру звонка.

— Ургит! — воскликнула Тамазина. — Не смей!

Король заколебался.

— Делай, что я тебе говорю!

— Да что все это значит?

— Оглядись вокруг, — заговорила его мать. — Стоит тебе дотронуться до шнура, чей-нибудь кинжал тотчас же вонзится тебе в горло — и это случится прежде, чем ты успеешь позвонить.

С перекошенным от испуга лицом король медленно опустил руку.

Сади прокашлялся.

— О, ваше величество, опасаюсь, что королева-мать уловила самую суть происходящего. И я с моими людьми, и вы — все в незавидном положении. Так не мудрее ли спокойно все обсудить, прежде чем прибегать к решительным действиям?

— Чего ты хочешь, Сади? — слегка дрожащим голосом спросил Ургит.

— О цели нашей вам давным-давно известно, ваше величество. Хелдар прав: мы и вправду направляемся на другой конец света, и то, что намереваемся делать там, никоим образом не затрагивает ваших интересов. Дайте нам корабль, который обещали, а в благодарность мы доставим вашего дагаша Кабаха в Рэк-Хаггу. А потом отправимся по своим делам. По-моему, это будет в высшей степени справедливо.

— Прислушайся к его словам, Ургит, — уговаривала сына Тамазина. — То, что он говорит, весьма разумно.

На лице Ургита отразилась внутренняя борьба.

— Ты и вправду так считаешь, матушка?

— Посуди сам, как смогут они причинить тебе вред, когда пересекут маллорейскую границу? Если эти люди внушают тебе опасения, тогда как можно скорее отправь их за пределы Рэк-Урги.

— Всех, кроме вот этого. — Оскатат указал на Шелка.

— Но он нам совершенно необходим, уважаемый, — вежливо возразил Сади.

— Он убил Дорака Ургаса! — упрямо настаивал сенешаль.

— Мы можем наградить его за это медалью, но позднее, — заявил Ургит.

Оскатат ошеломленно уставился на короля.

— Да полно, друг мой! Ты ненавидел Дорака точно так же, как и я.

— Но он был мургским принцем, ваше величество. Его убийство не может оставаться безнаказанным.

— Похоже, ты позабыл, что я своей рукой умертвил десяток родных братьев — а они тоже были мургскими принцами — по дороге к вожделенному трону. Ты что, и меня хочешь за это наказать? — Ургит взглянул на Сади. — Однако, полагаю, никому не повредит, если я задержу этого человека. В качестве своего рода гарантии. Как только вы доставите Кабаха в Рэк-Хаггу, я его отпущу. Он нагонит вас очень быстро.

Сади озабоченно нахмурился.

— Ты упускаешь из виду нечто весьма важное, Ургит, — сказала Тамазина, подаваясь вперед.

— Да? И что именно, матушка?

— Общеизвестно, что принц Хелдар Драснийский — один из ближайших друзей короля Белгариона. Ты можешь упустить блестящую возможность передать послание ривскому королю.

Ургит пристально уставился на Шелка.

— Это правда? Ты действительно знаком с Белгарионом?

— Да, и очень близко, — ответил драсниец. — С тех пор, когда он был еще мальчишкой.

— Но этот старик говорил, что Белгариона нет в Риве. Как ты предполагаешь, где он сейчас может находиться? Как ты его отыщешь?

— Ваше величество, — честно глядя в глаза королю, ответил Шелк, — могу клятвенно заверить вас, что мне доподлинно известно, где Белгарион находится в настоящий момент.

Ургит почесал щеку, все еще подозрительно косясь на Шелка.

— Да, не очень-то мне все это нравится. Ну, допустим, я вручу тебе послание для короля Белгариона. Кто даст мне гарантию, что ты не выкинешь его в ближайшую канаву и не отправишься восвояси?

— Это вопрос профессиональной этики, — гордо сказал Шелк. — Я всегда выполняю работу, за которую мне платят. Ведь вы намеревались мне заплатить, не правда ли?

Ургит некоторое время ошалело глядел на Шелка, а потом захохотал, запрокинув голову.

— Ты совершенно невозможный человек, Хелдар! Подумать только, жизнь твоя висит на волоске, палач, можно сказать, уже занес топор над твоей шеей, а ты еще пытаешься вытянуть из меня денежки!

Шелк огляделся и трагически вздохнул:

— Ну почему, почему при слове «платить» на лицах всех королей мира появляется гримаса ужаса? Ведь не могли же вы, ваше величество, предположить, что я окажу вам эту непростую услугу, не запросив за это умеренной платы?

— Так ты полагаешь, что голова на плечах, которую я сохраню тебе, — это недостаточно высокая плата?

— О, я чувствую себя в полнейшей безопасности. Поскольку я единственный человек в мире, который может гарантировать вам, что ваше послание будет доставлено по назначению, я слишком ценен, чтобы вот так просто расправиться со мной. Что вы на это скажете?

Тамазина неожиданно рассмеялась — она глядела на спорщиков со странным выражением на лице.

— Что тут смешного, матушка? — спросил Ургит.

— Ничего, сынок. Решительно ничего.

Король все еще мялся в нерешительности. Взглядом он искал поддержки у сенешаля.

— Что ты по этому поводу думаешь, Оскатат? Могу я доверять этому маленькому плутишке?

— Вам решать, ваше величество, — твердо ответил сенешаль.

— Но я спрашиваю тебя не как король, а как друг.

Оскатат часто заморгал.

— Это жестоко, Ургит. Ты принуждаешь меня выбирать между долгом и дружбой.

— Ну, ладно. Давай исходить из этого. Что мне делать?

— Как король ты обязан подчиниться закону — даже если это ставит под удар твои личные интересы. Но как человек должен использовать любую возможность, дабы предотвратить катастрофу.

— Ну и что мне делать? Быть королем или человеком? Что присоветуешь?

Атмосфера в комнате накалялась. Сенешаль бросил быстрый полный мольбы взгляд на Тамазину.

— Ну что ж, да простит меня Торак, — пробормотал сенешаль, выпрямляясь и смело глядя а лицо своему королю. — Спасай страну, Ургит. Если этот драсниец и впрямь может помочь тебе заключить союз с Белгарионом, тогда заплати ему столько, сколько он потребует, и отошли в путь. Возможно, Белгарион и предаст тебя, но это случится много позже, тогда как Каль Закету твоя голова нужна сейчас. Тебе необходим союз с Белгарионом — и не важно, во сколько это обойдется.

— Благодарю, Оскатат, — искренне вырвалось у короля. Повернувшись к Шелку, он спросил:

— Как полагаешь, сколько времени понадобится тебе, чтобы разыскать Белгариона и вручить ему мое послание?

— Ваше величество, — заявил Шелк, — я в состоянии вручить ваше послание Белгариону прямо в руки гораздо раньше, чем вы можете себе вообразить. Но не пора ли поговорить о деньгах? — Кончик его длинного носа зашевелился, и Гарион знал, что это означает.

— Сколько ты хочешь? — осторожно поинтересовался Ургит.

— Э-э. — Шелк сделал вид, что усиленно размышляет. — Полагаю, сотни толнедрийских золотых марок будет довольно за мои труды.

Ургит ахнул.

— Сто марок? Да ты сошел с ума!

Драсниец невозмутимо изучал свои ногти.

— Давайте начнем переговоры именно с этой цифры, ваше величество. Я просто хотел довести до вашего сведения примерную стоимость подобной услуги, чтобы избежать недоразумений.

Глаза Ургита странно блеснули. Он подался вперед, рассеянно почесав кончик носа.

— Со своей стороны заявляю, что могу выплатить тебе монет десять или около того, — отпарировал он. — В моей казне не так уж много толнедрийских золотых.

— Но это легко уладить. — Шелк великодушно ухмыльнулся. — Я не побрезгую и ангараканским золотишком — разумеется, с небольшой надбавкой.

— С надбавкой?

— Ангараканское золото не столь высокой пробы, ваше величество, именно поэтому оно красное, а не желтое.

Глаза Ургита сузились.

— Почему бы тебе не присесть, приятель? Похоже, переговоры затянутся. — Кончик носа короля стал странным образом подергиваться.

Далее последовал в высшей степени напряженный и изощренный с обеих сторон торг. Гарион множество раз наблюдал за Шелком в подобных ситуациях и всегда считал, что в искусстве торговаться остроносому другу не было равных во всем мире. Однако Ургит незамедлительно доказал, что и он далеко не промах в такого рода делах. Когда Шелк в ярчайших красках расписал королю все опасности, с которыми ему предстоит столкнуться в пути, Ургит, вместо того чтобы поднять ставки, тотчас же предложил ему эскорт из лучших воинов-мургов. Шелк тотчас же переменил тему, напирая на обременительные расходы — покупку и смену лошадей, питание, плату за жилье, подкуп чиновников и прочее. И в ответ на каждое из этих заявлений король Ургит предлагал не деньги, а всемерную помощь и поддержку: обещал лошадей, продукты, ночевки в мургских посольствах и торговых миссиях, а также любые услуги мургских должностных лиц, дабы избежать надобности в подкупе. Шелк усиленно делал вид, что тщательно обдумывает каждое из королевских предложений, но его пристальный взгляд не отрывался от лица собеседника. Затем он счел за благо отступить на заранее подготовленные позиции, вновь заговорив о своей сердечной дружбе с королем Ривы, утверждая, что лишь он один сумеет представить Белгариону перспективы союза с Ургитом в самом выгодном свете.

— В конце концов, — заключил Шелк, — все упирается в то, насколько ценен для вас союз с Белгарионом, не так ли?

— Союз этот бесценен, — с обманчивой искренностью заявил Ургит, — но, хотя я охотно признаю, что посланника лучше, чем ты, не сыскать, кто гарантирует мне, что Белгарион пойдет на союз со мной? — Он помолчал, а потом, сделав вид, будто его осенило, сказал с наигранным подъемом: — Так вот что я скажу: почему бы нам не остановиться на моем первоначальном предложении — десяти золотых исключительно за доставку послания Белгариону?

Шелк сделал суровое лицо, но Ургит поднял руку и сказал:

— Погоди! Как я уже сказал, это всего лишь плата за доставку письма. Ну а затем, если Белгарион согласится на наш союз, я счастлив буду выплатить все, что вы запросили первоначально.

— Вряд ли это справедливо, ваше величество, — запротестовал Шелк. — Ведь в таком случае судьба сделки отдается в руки третьему лицу. Я готов гарантировать вам доставку, но не согласие Белгариона. Белгарион — суверенный король. Я не могу указывать ему, что делать, да и не знаю, как отреагирует он на ваше предложение?

— Но разве не ты говорил, что он твой старинный друг? Уверен, ты достаточно хорошо его знаешь, чтобы в общих чертах представлять себе возможную реакцию.

— Но это в корне меняет основу наших переговоров, — укоризненно произнес Шелк.

— Вполне отдаю себе в этом отчет, — самодовольно ухмыльнулся Ургит.

— Но плата за содействие успеху вашего предприятия будет куда более высокой. В конце концов, то, что вы мне предлагаете, весьма и весьма опасно.

— Опасно? Не понимаю тебя, приятель.

— Белгарион не вполне свободен в своих действиях. Хотя он и является Повелителем Запада, он должен принимать во внимание интересы других королей — а в особенности королей Алории. Будем до конца откровенны: алорийцы терпеть не могут мургов. Если мне удастся убедить его в целесообразности союза с вами, короли Алории вполне могут счесть меня изменником, и до конца моих дней их наемные убийцы будут преследовать меня.

— В это верится с трудом, Хелдар.

— О, вы их не знаете! Они совершенно не умеют прощать. Даже моя родная тетка отдала бы приказ расправиться со мною, реши она, что я предал интересы Алории. Поэтому то, что вы предлагаете, совершенно исключено, если, конечно, речь не идет о действительно значительной сумме.

— И насколько значительной? — осторожно спросил Ургит.

— Ну, к примеру… — Шелк сделал вид, что усердно подсчитывает что-то в уме. — Разумеется, мне придется забросить все мои дела в королевствах Запада… Если короли Алории объявят меня вне закона, я лишусь всего, что имею… Мои торговые операции уже идут полным ходом, и потребуется немалое время на то, чтобы их свернуть… И, разумеется, придется крупно потратиться, вновь начиная торговлю там, где алорийцы не смогут меня достать.

— Но это же проще простого, Хелдар! Добро пожаловать в Хтол-Мургос. Здесь ты будешь под моей защитой.

— Не сочтите за оскорбление, ваше величество, но Хтол-Мургос меня совершенно не устраивает. Вот Мал-Зэт или Мельсен — это другое дело. Да, в Мельсене дела мои, без сомнения, пойдут хорошо.

— Шелк, — прервал его Белгарат, — ну сколько можно?

— Но я же…

— Я прекрасно понимаю, чего ты добиваешься. Развлечешься как-нибудь в другое время. А сейчас нам надо поторапливаться — корабль ждет.

— Но, Белг… — Шелк осекся, бросив искоса взгляд на Ургита.

— Твое положение здесь вовсе не таково, чтобы приказывать, старик! — заявил король мургов. Потом подозрительно огляделся. — Есть во всем этом что-то странное, и мне это не нравится. Не думаю, что сегодня кто-нибудь из вас куда-либо уедет. Я не выпущу отсюда никого, пока не докопаюсь до истины.

— Не глупи, Ургит, — вмешалась королева-мать. — Эти люди должны сейчас же отправляться в путь.

— Не вмешивайся, матушка.

— Тогда прекрати вести себя как ребенок. Сади должен успеть проскочить мимо Рэк-Хтаки до начала военных действий, а Хелдар — в течение часа отправиться на поиски Белгариона. Не упускай столь блестящую возможность лишь из-за того, что ты соизволил заупрямиться.

Взгляды их скрестились. Лицо Ургита вдруг сделалось сердитым, но королева-мать была непоколебима. И вот король первым опустил глаза.

— Это так не похоже на тебя, матушка, — пробормотал он. — Почему ты так жестоко унижаешь меня, да еще публично?

— Я вовсе не унижаю, Ургит, а просто пытаюсь привести тебя в чувство. Король всегда должен быть реалистом — даже если реальность сурова и гордость его уязвлена.

Ургит пристально взглянул на мать.

— У нас вовсе не так уж мало времени. И Сади может немного подождать, и Хелдар преспокойно отправится в путь завтра-послезавтра. И если бы я тебя не знал, матушка, то вполне мог бы подумать, что некая тайная причина побудила тебя прервать мою беседу с гостями.

— Ерунда! — воскликнула Тамазина, но побледнела как полотно.

— Ты расстроена, матушка? Что стряслось?

— Она не может тебе об этом сказать, — неожиданно произнес Эрионд.

Юноша сидел на скамеечке у окна, и осеннее солнце золотило его светловолосую голову.

— Что-о?!

— Твоя матушка не может тебе рассказать обо всем, — повторил Эрионд. — В глубине ее сердца скрыта тайна, которую она носит в себе давно, — это случилось еще до твоего появления на свет.

— Нет! — невольно ахнула Тамазина. — Не смей!

— Что еще за тайна? — требовательно спросил Ургит, подозрительно оглядывая всех присутствующих.

Щеки Эрионда порозовели.

— Я не должен говорить тебе об этом, право же, не должен, — смущенно произнес юноша.

Бархотка завороженно следила за происходящим. В мозгу Гариона только лишь начинала зарождаться смутная догадка, а она уже хохотала во весь голос.

— Что вас так забавляет, юная госпожа? — раздраженно спросил Ургит.

— Занятная мысль только что пришла мне в голову, ваше величество, — ответила Бархотка. Потом обратилась к Тамазине: — Вы, кажется, говорили, что были знакомы с отцом принца Хелдара?

Подбородок Тамазины дрогнул. Все еще смертельно бледная, королева-мать хранила молчание.

— Не скажете ли, сколь давно это было?

Губы Тамазины сжались еще плотнее.

Бархотка вздохнула, взглянув на Шелка.

— Хелдар, тогда ответишь мне ты. Когда-то твой отец приезжал в Рэк-Госку, так? Полагаю, он вел какие-то переговоры о торговле от имени короля Родара. Не соблаговолишь ли вспомнить, сколько лет тому назад это было?

Щелк был всерьез озадачен.

— Не знаю. Скорее всего это было… Помню, мы с матерью жили во дворце в Бокторе, когда он уехал. Кажется, мне исполнилось тогда лет восемь или около того. Значит, примерно лет сорок тому назад. А для чего тебе нужно это знать, Лизелль?

— Интересно, — пробормотала она, не обращая внимания на последний вопрос Шелка. — Госпожа Тамазина, вы постоянно уверяете сына в том, что он никогда не помешается, но разве не все без исключения мужчины из рода Урга сходили с ума, настигнутые наследственным недугом? Что вселяет в вас уверенность, будто вашему сыну удастся избежать этой печальной участи?

Лицо Тамазины стало совсем белым, побелели, даже крепко сжатые губы.

— Уважаемый сенешаль, — обратилась Бархотка к Оскатату, — позвольте мне из чистого любопытства поинтересоваться: сколько лет его величеству?

Тут побледнел даже суровый Оскатат. Он странно поглядел на Тамазину, и его губы тоже крепко сжались.

— Мне тридцать девять, — выпалил Ургит. — А какое это имеет… — и осекся.

Глаза его вылезли из орбит. Он обернулся с выражением величайшего изумления.

— Матушка!

И тут Сади расхохотался.

— Обожаю счастливые концы! А ты, милочка? — спросила Бархотка у Сенедры. Потом озорными глазками стрельнула в сторону Шелка. — Ну-ну, что ж ты прирос к стулу, Хелдар? Обними сводного брата!

Тамазина медленно и горделиво поднялась с кресла.

— Зови палача, Оскатат! Я готова.

— Нет, госпожа, — ответил тот. — Я этого не сделаю.

— Таков закон мургов, Оскатат, — настаивала она. — Женщина, опозорившая супружеское ложе изменой, немедленно должна быть предана смерти.

— О, прошу тебя, матушка, сядь. — Ургит рассеянно грыз ноготь. — Сейчас не время для представлений.

Глаза Шелка расширились от изумления.

— Ты быстро соображаешь, Лизелль.

— Не так уж и быстро, — возразила она. — Мне следовало бы догадаться много раньше. Ты и его величество вполне можете использовать друг друга в качестве зеркал для бритья, а торгуется он почти так же увлеченно и искусно, как ты. — Она взглянула на ошеломленного Короля мургов, и на щечках у нее заиграли прелестные ямочки. — Если ваше величество когда-нибудь устанет от бремени власти, уверена, что мой дядюшка сможет подыскать для вас подходящую работу.

— Это несколько меняет положение дел, Ургит, — сказал Белгарат. — Ваши подданные широко известны своим ханжеством, и если они прознают о том, что вы — не настоящий мург, это их всерьез обеспокоит, не так ли?

Ургит все еще во все глаза таращился на Шелка.

— Слушай, старик, помолчи, — рассеянно проговорил он. — Дай мне все это обмозговать.

— Уверен, вы, ваше величество, понимаете, что вполне можете на нас положиться, — подобострастно произнес Сади.

— Разумеется, — сухо ответил монарх, — Но ровно до тех пор, покуда я буду делать то, что вы мне прикажете.

— Ну, это, согласитесь, вполне естественно.

Ургит взглянул на сенешаля.

— Ну, Оскатат, скоро побежишь на самую высокую башню дворца Дроим, чтобы объявить всему городу о правде, выплывшей наружу?

— С какой стати? — пожал плечами Оскатат. — Еще когда вы были маленьким мальчишкой, я уже знал, что вы не сын Таур-Ургаса.

Тамазина ахнула, судорожно прижав ладонь к губам.

— Ты знал, Оскатат? И ты держал в тайне мой позор?

— Госпожа, — с поклоном ответил сенешаль, — я не предал бы вас даже на дыбе.

Королева-мать странно посмотрела на него.

— Но почему, Оскатат? — ласково спросила она.

— Вы родом из королевского дома Хагги — так же, как и я. А преданность кровной родне — одна из национальных добродетелей Хтол-Мургоса.

— И это все, Оскатат? Лишь поэтому ты стал мне другом, а моему сыну — защитником?

Он храбро взглянул прямо в лицо королеве.

— Нет, госпожа, — почти с гордостью объявил он. — Дело не только в этом.

Тамазина смущенно опустила ресницы.

— Были и другие причины скрывать вашу тайну, — продолжал сенешаль, — куда менее личные, но ничуть не менее существенные. Династия Урга поставила Хтол-Мургос на грань катастрофы. И в юном Ургите я видел надежду всего королевства. Правда, я предпочел бы, чтобы он обладал большей силой воли, но живость его ума была весьма многообещающей. В конце концов, не вполне решительный, но умный король куда предпочтительнее волевого, но безмозглого.

Белгарат поднялся со стула.

— Я вынужден прервать ваши излияния, — твердо заявил он, — нам пора отправляться в путь. На свет выплывает слишком много секретов, и, я полагаю, с нас довольно. — Он поглядел на Ургита. — Вы уже послали кого-нибудь в храм? Если дагаш хочет присоединиться к нам, ему надлежит тотчас же отправляться в гавань.

Вконец разозленный Ургит стал медленно приподниматься с кресла. Его глаза превратились в щелочки.

— Да кто ты такой, старик? По виду ты бродяга, но раскомандовался, словно император!

Тамазина пристально глядела на Белгарата, и глаза ее постепенно раскрывались все шире. Она порывисто обернулась и изумленно уставилась на Полгару. Потом сдавленным голосом прошептала:

— Ургит!

— Ну что еще, матушка?

— Посмотри на него. Внимательно посмотри, а потом взгляни на его дочь!

— Какую еще дочь? Я и не подозревал, что они родственники!

— Так же, как и я — до этого самого момента. — Королева-мать взглянула Полгаре прямо в глаза. — Ведь он ваш отец, не так ли, Полгара?

Полгара выпрямилась, и свет свечи упал прямо на ее белоснежную прядь, которая словно вспыхнула.

— Думаю, все зашло слишком далеко, отец, — сказала она, обращаясь к старику. — Более нет смысла что-либо скрывать, не правда ли?

— Старина, — непринужденно заговорил Шелк, — тебе следовало бы позаботиться изменить хоть немного свою внешность. За долгие века твой словесный портрет разошелся по всему миру, поэтому тебя и узнают так часто. Ты никогда не подумывал хотя бы бороду сбрить?

Ургит глядел на старика, и в его глазах появилось нечто очень похожее на ужас.

— О, а вот этого не надо, — с отвращением заявил Белгарат.

Ургит вздрогнул.

— И этого не надо. Что бы тебе там ни наговорили, поверь — не в моих привычках развлекаться, откусывая головы мургским младенцам! — Старик в задумчивости подергал себя за ухо, поглядел на Ургита, потом на Тамазину и, наконец, на Оскатата и Пралу. — Сдается мне, наши планы некоторым образом меняются. У меня такое ощущение, что во всех вас внезапно пробудилась страсть к морским путешествиям. Вы хотите, чтобы мы сохранили в тайне кое-какие подробности ваших биографий, а в наших интересах заставить вас молчать о наших маленьких секретах. Если вы будете сопровождать нас, то мы сможем приглядывать друг за другом.

— Ты шутишь! — взорвался Ургит. — Никоим образом. Не люблю оставлять следы.

Двери открылись, и Гарион, вздрогнув, обернулся и потянулся к оружию, но тотчас же опустил руку. Офицер-мург, стоящий на пороге, изумленно оглядывал присутствующих, почуяв напряженность, витающую в воздухе.

— О, простите, ваше величество.

Ургит взглянул на офицера — в глазах короля блеснул огонек надежды. Но, перехватив предостерегающий взгляд Белгарата, он сник.

— Слушаю вас, полковник, — спокойным голосом сказал он.

— Прибыл посланник от иерарха, ваше величество. Вам велено передать, что дагаш Кабах будет в гавани в течение ближайшего часа.

Дарник и Тоф, двигаясь бесшумно и как по команде, встали по обе стороны от Оскатата, а Полгара подошла вплотную к креслу Тамазины.

Лицо Ургита выглядело слегка испуганным.

— Очень хорошо, полковник. Благодарю за труд.

Офицер поклонился и направился к выходу.

— Полковник! — раздался вдруг голосок Пралы. Офицер обернулся.

— Слушаю, принцесса.

Бархотка бесшумно и гибко скользнула к девушке. Гарион внутренне сжался — столь напряжена была атмосфера. Он даже мысленно высчитывал, сколько времени ему потребуется, чтобы оказаться рядом с ничего не подозревающим полковником.

— Располагаете ли вы какими-либо сведениями о погоде вдоль южного побережья? — спокойно спросила Прала.

— Погода не из лучших, ваше высочество, — ответил полковник, — а у оконечности полуострова все время шквалистый ветер и дождь.

— Благодарю, полковник.

Офицер поклонился и вышел.

Гарион шумно и с облегчением выдохнул.

— Уважаемый Белгарат, — решительно сказала Прала, — вы не можете подвергать Тамазину такому риску — подобная погода опасна для здоровья королевы. Я не позволю сделать этого.

Белгарат часто заморгал.

— Вы не позволите? — с недоумением переспросил он.

— Никоим образом. Если вы решитесь настаивать, я закричу так, что рухнет крыша. — Девушка холодно посмотрела на Бархотку. — Ни шагу, Лизелль! Я успею завизжать по крайней мере дважды, прежде чем ты убьешь меня, а на мой крик сбежится вся дворцовая стража.

— А знаешь, отец, она права, — спокойно сказала Полгара. — Тамазина не перенесет тягот путешествия.

— А не могли бы мы…

— Нет, отец, — прервала его Полгара. — Совершенно исключено.

Белгарат вполголоса выругался и кивком подозвал Сади. Они отошли в дальний конец комнаты и вполголоса заговорили.

— У тебя под камзолом кинжал, не правда ли, Хелдар? — спросил Ургит.

— Даже два, — беспечно ответил Шелк. — А еще один — в сапоге, и еще один — на шнурке, на груди. Я привык быть готовым к маленьким неожиданностям, но зачем обсуждать то, чего все равно не произойдет?

— Ты ужасный человек, Хелдар.

— Знаю.

Белгарат возвратился к остальным.

— Госпожа Тамазина! — обратился он к королеве.

— Да? — вздрогнув, ответила она.

— Учитывая обстоятельства, я полагаю, мы можем на вас положиться. Вы уже доказали, как бережно умеете хранить тайны. И прекрасно отдаете себе отчет в том, что ваша жизнь — и жизнь вашего сына — зависит от того, удастся ли вам скрыть все здесь услышанное.

— Да, это мне вполне ясно.

— Нам придется на некоторое время оставить страну на ваше попечение, госпожа.

— То, что вы предлагаете, совершенно немыслимо, уважаемый Белгарат.

— Хотел бы я, чтобы люди напрочь позабыли это слово! Какие проблемы на сей раз?

— Мурги никогда не подчинятся приказу женщины.

Белгарат кисло ухмыльнулся.

— Ах да. Я совсем позабыл об этом типично мургском предрассудке.

— Уважаемый Оскатат, — раздался голос Сади. Сенешаль с каменным лицом взглянул на Дарника и Тофа, застывших подле него.

— Не соблаговолите ли принять на себя заботу о делах государства на время отсутствия короля?

— Это вполне реально.

— Но сколь искренна и глубока ваша преданность госпоже Тамазине?

Оскатат злобно взглянул на евнуха.

— Эрионд! — позвала Сенедра.

— Да?

— Можно ли доверять сенешалю? Не пошлет ли он вслед за нами погоню, как только наш корабль скроется из виду?

Гарион спохватился — он успел позабыть о редком качестве своего юного друга — умении читать в людских умах и сердцах.

— Он ничего такого не сделает, — уверенно ответил Эрионд.

— Ты убежден? — спросила Сенедра.

— Совершенно убежден. Он скорее умрет, чем предаст Тамазину.

На изборожденных старыми шрамами щеках пожилого мурга появился кирпичный румянец, и он поспешно отвернулся, чтобы королева-мать не заметила его смущения.

— Ну что ж, хорошо, — решительно сказал Белгарат. — Ургит поплывет с нами. — И, обращаясь к сенешалю, добавил:

— Мы высадим его неподалеку от Рэк-Хтаки. Даю вам честное слово. А вы останетесь здесь, с Тамазиной. Конечно, решать вам, но я настоятельно советую вам осуществить наш план и послать подкрепление в Рэк-Хтаку морем. В противном случае королю придется в одиночку сдерживать натиск маллорейцев.

— А что с Пралой? — спросила Сенедра.

Белгарат почесал ухо.

— Нет никакого смысла тащить ее с собой. Уверен, что, если она останется здесь, Тамазине и Оскатату совместными усилиями удастся заставить ее держать ротик на замочке.

— Нет, господин Белгарат, — твердо заявила тоненькая принцесса. — Я не останусь здесь. Если его величество отплывает в Рэк-Хтаку, я последую за ним. Я не обещаю вам молчать. Таким образом, у вас не остается выбора: вам придется либо взять меня с собой, либо убить.

— Это еще что такое? — воскликнул сбитый с толку Ургит.

Но провести Шелка оказалось труднее.

— Если хочешь удрать от нее — бросайся наутек прямо сейчас, Ургит. А я попытаюсь задержать ее на какое-то время, чтобы дать тебе фору.

— Что ты несешь, Хелдар?

— Если тебе очень сильно повезет, братец, ты ускользнешь от Каль Закета, но боюсь, что твои шансы улизнуть от этой юной особы равны нулю. Послушайся моего совета — лучше беги прямо сейчас.

Глава 16

Тяжелая темно-серая туча медленно наползала на город с Западного моря, И порывистый морской ветер раздувал одежды путешественников, когда они садились в седла.

— Ты знаешь, что должен делать, Оскатат? — спросил Ургит сенешаля на прощание.

Высокий мург кивнул.

— Корабли с подкреплением отчалят в течение двух дней, ваше величество. Мое слово тому порукой.

— Хорошо. Я искренне предпочел бы не оказаться в одиночестве перед армией противника. Но все же не стоит перебарщивать с использованием моих грамот.

— Можете быть уверены. — Лицо Оскатата озарилось подобием улыбки.

Ответная улыбка Ургита напоминала хищный волчий оскал.

— И присматривай за матерью!

— Я делал это уже много лет подряд, и она даже ничего не заподозрила.

Король мургов, склонясь с седла, обменялся с сенешалем дружеским рукопожатием. Затем решительно выпрямился.

— Что ж, в путь!

Они выехали из дворца Дроим, а вскоре Шелк уже ехал рядом с братом, любопытствуя:

— А что это за грамоты такие?

Ургит рассмеялся.

— Не исключено, что генералы откажутся повиноваться приказаниям Оскатата, — вот я и заготовил грамоты со смертными приговорами для каждого, кто осмелится ослушаться, подписал их и вручил сенешалю, чтобы тот воспользовался при необходимости.

— Умно.

— Следовало бы мне быть таким умным много лет назад, — вздохнул Ургит, глядя на быстро плывущие по небу облака. Ветер нещадно трепал полы его плаща. — Я никуда не годный моряк, Хелдар. — Короля передернуло. — Во время шторма я умираю от морской болезни.

Шелк рассмеялся.

— Тогда все плавание простоишь у борта.

Гариону казалось, что серое небо как нельзя более соответствует мрачности Рэк-Урги. Город, нашего лишенный даже подобия красоты, казался бы неестественным под безмятежными голубыми небесами и ярким солнцем. Теперь же он распластался под покровом свинцовых туч, словно некая отвратительная каменная жаба. Мурги в черных одеждах расступались, давая дорогу своему королю. Кое-кто кланялся, другие же стояли с каменными лицами и прямыми спинами, провожая кавалькаду ледяными взглядами.

Всадники миновали площадь и въехали на узенькую, вымощенную булыжником улочку, ведущую к храму.

— Капитан, — обратился Ургит к офицеру, ехавшему впереди, — пошлите кого-нибудь передать иерарху, что мы отплываем. У него в храме человек, которого он намеревается послать в плавание вместе с нами.

— Как прикажет ваше величество, — ответил капитан.

Доехав до угла, они сразу же увидели гавань, надежно защищенную от морских ветров в устье залива Урга. Она была полна черных мургских судов. Знакомый запах побережья, в котором смешивались вонь тухлой рыбы, гниющих водорослей и отбросов, защекотал ноздри Гариона, и кровь его быстрее побежала по жилам в предвкушении плавания.

Черный корабль, покачивающийся на волнах возле каменного причала, выглядел куда крупнее большинства прочих судов в этой гавани. Это было низко сидящее, широкое судно типа шаланды, с просмоленными бортами и наклонными мачтами. Шелк недоверчиво оглядел корабль.

— И вот это ты называешь кораблем? — спросил он брата.

— Я предупреждал, что у мургов своеобразные суда.

Тут же, на причале, возник конфликт по поводу лошадей.

— Совершенно невозможно, ваше величество, — решительно отрезал капитан корабля, высокий, злобного вида мург. — Я не перевожу на моем судне скотину.

Он стоял, возвышаясь над своим королем, со смешанным выражением самодовольства и презрения на лице. Ургит откровенно опечалился.

— Похоже, настало время в очередной раз повести себя по-королевски, — шепнул на ухо брату Шелк.

Ургит покосился на него и, распрямив плечи, смело взглянул в лицо косолапому громадине капитану.

— Погрузите лошадей на борт, капитан, — приказал он твердо.

— Я уже сказал вам, я не…

— Я что, недостаточно внятно говорю? Тогда слушайте внимательно. Погрузите. Лошадей. На борт. Если вы не сделаете все в точности так, как вам велено, я прикажу приколотить вас к бушприту вашего корабля вместо носовой фигуры. Надеюсь, на сей раз мы поняли друг друга?

Капитан попятился, и упрямое выражение на его лице сменилось виноватым и заискивающим.

— Ваше величество.

— Выполняйте, капитан! — рявкнул Ургит. — И быстро!

Капитан подобрался, отсалютовал королю и повернулся к команде.

— Слышали, что приказал король? Грузите лошадей! — И побрел прочь, что-то бормоча себе под нос.

— Вот видишь, — сказал Шелк. — Раз от разу все проще, правда? Тебе следует всего лишь помнить, что твои приказы не положено обсуждать.

— Знаешь, — напряженно улыбаясь, заявил Ургит, — а ведь мне это и в самом деле может понравиться.

Тем временем матросы осторожно вели лошадей по шатким сходням на палубу, а оттуда в отверстое чрево трюма. Уже больше половины животных было на корабле, когда Гарион услыхал приглушенный барабанный бой со стороны той самой вымощенной булыжниками улочки, что вела от причала к храму. По ней медленно двигались две шеренги гролимов в черных одеждах и отполированных до блеска стальных масках. Походка их была все той же — странноватой, какой-то деревянной, которую Гарион подметил еще в храме.

Белгарат потянул Ургита за рукав, уводя его в сторону, чтобы их не могли расслышать офицеры и матросы.

— Нам больше не надобно сюрпризов, Ургит, — твердо сказал он, — посему целесообразно завершить все формальности с Агахаком как можно быстрее. Скажите ему, что отплываете в Рэк-Хтаку, чтобы самолично принять командование войсками, обороняющими город. Пусть ваш дагаш бегом бежит на борт — и в путь!

— Мне, похоже, не приходится мучиться выбором, а? — печально спросил Ургит.

— Именно так, — ответил Белгарат. — Выбора у вас в данной ситуации нет.

Похожий на мертвеца Агахак прибыл в крытых носилках, которые несли не менее десятка гролимов. Подле повелителя с высоко поднятой готовой выступала жрица со страшными шрамами на щеках. Глаза Хабат припухли от слез, а лицо стало мертвенно-бледным. Но пламенный взор ее, брошенный на Сади, горел все той же жгучей ненавистью.

Позади носилок Агахака медленно двигалась фигура в черном с опущенным на лицо капюшоном, но шел этот человек не так, как гролимы с негнущимися в коленках ногами, из чего Гарион заключил, что это и есть таинственный Кабах.

Гарион с любопытством глядел на него, но, как ни силился, не мог разглядеть его лица.

Когда носилки поравнялись с причалом, Агахак дал знак своим людям остановиться.

— Ваше величество, — приветствовал он Ургита гулким голосом, когда носилки коснулись земли.

— Приветствую вас, великий иерарх.

— Я получил ваше послание. А что, ситуация на юге и впрямь столь серьезна, как можно заключить из письма?

— Боюсь, что да, Агахак. Поэтому я сам решил воспользоваться этим кораблем, чтобы отправиться в Рэк-Хтаку и лично принять командование. — Вы, ваше величество? — Агахак оторопел. — Но мудро ли это?

— Возможно, и нет, но я уверен, что напакостить мне больше, чем это уже сделали мои доблестные генералы, никому не удастся. Я отдал приказ, чтобы подкрепление прибыло в город по морю.

— По морю? Смелая новация, ваше величество. Удивительно, как это ваши генералы согласились на такое.

— А я и не спрашивал их согласия. Я понял наконец, что их долг — помогать мне советами, но это не дает им права приказывать мне и тем паче помыкать мною!

Агахак задумчиво поглядел на короля.

— Вы открылись мне с совершенно новой стороны, ваше величество. — Иерарх выбрался из носилок и ступил на камни.

— Я решил, что настало время перемен.

Именно в это мгновение Гарион услышал знакомый предупреждающий звон в ушах и почувствовал легкое, но ощутимое давление на голову, источник которого, казалось, находился прямо над его макушкой. Он быстро взглянул на Полгару, и она кивнула. Не похоже было, что сила эта исходит от иерарха, который, казалось, совершенно поглощен беседой с Ургитом. Хабат стояла в сторонке, и ее пылающие глаза сверлили Сади, но не было никаких признаков того, что она концентрирует волю. Сигнал, слабый, но настойчивый, шел откуда-то еще.

— Мы достигнем Рэк-Хтаки дней за пять-шесть, — говорил Ургит иерарху, облаченному в свое обычное кроваво-красное одеяние. — Как только мы причалим, Усса со своими людьми и нашим дагашем направятся прямиком в Рэк-Хаггу. Им придется взять немного южнее, чтобы не налететь на передовые части маллорейцев, но они не потеряют много времени.

— Вам следует быть очень осторожным в Рэк-Хтаке, ваше величество, — предостерег короля Агахак. — Вы несете на своих плечах не только бремя власти — от вас зависят судьбы мира!

— Меня не слишком беспокоят судьбы мира, Агахак. У того, кто всю жизнь заботился лишь о том, чтобы дожить до утра, не хватало времени размышлять о том, что произойдет через год. Где Кабах?

Человек в черном капюшоне выступил вперед из-за носилок.

— Я здесь, ваше величество, — произнес он глубоким звучным голосом.

Что-то знакомое почудилось в этом голосе Гариону, и по спине его пробежали мурашки.

— Хорошо, — сказал Ургит. — Ты уже дал ему последние наставления, Агахак?

— Он знает все то, что должен знать, — ответил иерарх.

— Тогда вопрос исчерпан. — Ургит огляделся. — Хорошо, а теперь — все на борт!

— Возможно, придется слегка повременить, ваше величество, — сказал вдруг дагаш и откинул с лица черный капюшон.

Гарион с трудом совладал с изумлением. Хотя черной бороды уже не было и в помине, но не оставалось ни малейших сомнений в том, кто на самом деле этот человек. Это был Харакан.

— Ваше величество должны узнать еще кое-что прежде, чем взойти на борт корабля. — Харакан, казалось, намеренно говорил так, чтобы его расслышали все присутствующие. — Известно ли вам, что этот вот человек с мечом — не кто иной, как сам Белгарион из Ривы?

Глаза Ургита широко раскрылись, ропот пробежал по рядам облаченных в черное жрецов, зашептались солдаты, стоящие на скользких камнях причала. Но король мургов быстро овладел собой.

— Весьма любопытное предположение, Кабах, — осторожно заговорил он. — Интересно узнать, откуда у тебя такая уверенность в этом?

— Полнейшая чушь, — пролепетал Сади.

Глубоко запавшие глаза Агахака впились в лицо Гариона.

— Я сам видел Белгариона, — гулко и медленно проговорил он. — Тогда он был много моложе, но сходство есть.

— Разумеется, — быстро согласился Сади, — но это всего-навсего сходство, не более. Этот молодой человек с малолетства у меня на службе. Да, я признаю, тип лица у них примерно один и тот же, но могу клятвенно заверить вас, что этот человек совершенно определенно не Белгарион.

Шелк стоял прямо за спиной Ургита, и его губы непрерывно двигались — он что-то почти бесшумно шептал на ухо своему вновь обретенному брату. Король мургов был достаточно изощренным политиком, чтобы уметь скрывать свои чувства, но глаза его беспокойно перебегали с одного участника разыгрывающейся драмы на другого. Наконец, он откашлялся.

— Вы все еще не объяснили мне, Кабах, что заставляет вас полагать, будто этот человек — Белгарион.

— Я был в Тол-Хонете несколько лет тому назад, — ответил Харакан. — В то же самое время там был и Белгарион — думаю, приезжал на похороны. Кто-то и указал мне на него.

— Полагаю, доблестный дагаш ошибается, — сказал Сади. — Ведь тогда он всего лишь мельком видел Белгариона, к тому же издали. Это едва ли можно счесть убедительным доказательством его правоты. Повторяю вам, это не Белгарион.

— Он лжет, — бесстрастно сказал Харакан. — Я истинный дагаш по крови. А мы отличаемся наблюдательностью.

— Но я тоже наблюдателен. — Ургит сузил глаза и внимательно поглядел на Харакана. — Невзирая ни на что, дагаши — тоже мурги, а каждый мург по обычаю делает на лице разрезы, принося свою кровь в жертву Тораку. — Король указал на два едва заметных тонких белых шрама на своих щеках. — Поглядите на этого дагаша, — продолжал король. — Я не вижу никаких отметин на его лице. А вы?

— Мой учитель не велел мне совершать обрядового жертвоприношения, — быстро нашелся Харакан. — Он хотел, чтобы лицо мое оставалось нетронутым — так мне легче путешествовать по королевствам Запада.

— Сожалею, Кабах, — сказал Ургит скептически, — но это шито белыми нитками. Кровавое жертвоприношение Тораку — неотъемлемая часть обряда вступления мальчика во взрослую жизнь. Неужто вы были таким не по летам развитым дитятей, что ваш учитель вознамерился сделать из вас шпиона прежде, чем вам исполнилось десять лет? Но даже и в этом случае вам все равно непременно пришлось бы совершить ритуал — иначе вы не могли бы ни жениться, ни переступить порог храма. У вас могут отсутствовать шрамы на лице, но если вы и вправду мург, то где-то на теле у вас все же должны быть ритуальные отметины. Покажите их нам, благородный дагаш. Явите нам свидетельство вашей верности Тораку и неопровержимое доказательство принадлежности к народу мургов.

— Великий иерарх, — задумчиво проговорил Сади, — уже не впервой на моих слуг возводят напраслину. — Он многозначительно посмотрел на Хабат. — Это заставляет меня заподозрить некий заговор среди ваших людей, цель которого — сорвать нашу миссию. Так что же за лица скрываются за фальшивыми бородами?

— Борода! — воскликнул Шелк, щелкнув пальцами. — Так вот почему я не смог сразу узнать его! Он сбрил бороду!

Ургит с изумлением поглядел на брата.

— О чем это ты, парень?

— Простите меня, ваше величество, — с преувеличенным смирением воскликнул Шелк, — меня сейчас осенило. Полагаю, могу все вам объяснить, не сходя с этого места.

— Хорошо, что хоть кто-то на это способен. Говори.

— Благодарю, ваше величество. — Шелк огляделся, изумительно разыграв тревогу, и вскинул руку. — Я алориец, ваше величество. Прошу, внемлите мне! — обратился он к королю и всем присутствующим мургам. — Я алориец, но не фанатик. Я твердо верю в то, что в мире достаточно места и для алорийцев, и для мургов. Живите и дайте другим жить — вот мой девиз. В прошлом году я нанялся в солдаты к королю Белгариону — тогда он как раз посылал свою армию на осаду Реона в северо-восточной Драснии. Но ближе к делу. Я присутствовал при том, как Белгарион и его друг из Сендарии — кажется, звали его Дарник — захватили в плен главу Медвежьего культа Ульфгара. Тогда он был бородат, но могу поклясться перед вами чем угодно: этот Кабах и есть тот самый человек! И как же я сразу его не узнал! Ведь сам помогал втаскивать Ульфгара в дом — после того, как Дарник свалил его с ног.

— Но что делал дагаш в Драснии? — спросил Ургит с мастерски наигранным выражением изумления на лице.

— Но он вовсе не дагаш, ваше величество, — объяснил Шелк. — Когда король Белгарион с другом допрашивали его, правда выплыла на свет: он оказался маллорейским гролимом — настоящее его имя Харакан.

— Харакан? — Агахак вперил в лжедагаша взор. Глаза иерарха тотчас же загорелись.

— Смешно! — фыркнул Харакан. — Этот маленький подлец — один из слуг Белгариона. Он лжет, чтобы выгородить своего господина.

Иерарх выпрямился.

— Харакан — мелкая сошка в свите Урвона, к тому же я слышал, что его видели здесь, на западе.

— Полагаю, проблема налицо, Агахак, — сказал Ургит. — Да и обвинения чересчур серьезны, чтобы их игнорировать. Придется нам с тобой докопаться до правды.

Глаза жрицы Хабат сузились, а выражение лица сделалось хитрым.

— Правды доискаться очень легко, ваше величество, — объявила она. — Мой господин Агахак — самый могущественный колдун во всем Хтол-Мургосе. У нас не возникнет трудностей — он прочтет мысли всех присутствующих, чтобы выяснить, кто из них лжет, а кто говорит правду.

— Ты и впрямь на это способен, Агахак? — спросил Ургит.

Агахак пожал плечами.

— Это элементарно.

— Тогда сделай же это! Я и шагу отсюда не сделаю, покуда не узнаю, кто взойдет на борт вместе со мной.

Агахак глубоко вздохнул и принялся концентрировать волю.

— Господин! — вскричал вдруг гролим в капюшоне с пурпурной атласной подкладкой, бросаясь к Агахаку, простерев вперед руки. — Погодите!

— Да как ты смеешь! — взвизгнула Хабат, сверкая глазами.

Но гролим не обращал на нее внимания.

— Господин, в том, что предложила тебе жрица, таится огромная опасность! Если кто-то из этих людей говорит правду, ты проникнешь в мысли могущественнейшего колдуна, в то время как твой собственный разум будет уязвим и беззащитен. Малейшее усилие с его стороны — и ты пропал!

— Ах да, — пробормотал Агахак, медленно расслабляясь. — Этого я не предвидел. — Он повернулся к Хабат достаточно проворно, чтобы заметить гримасу разочарования на ее обезображенном лице. — Но в высшей степени странно, как это столь великая жрица не приняла во внимание подобной опасности, когда предлагала мне прочесть их мысли. Или ты об этом помнила, Хабат? Неужто ты отказалась от намерения пробудить демона, чтобы сокрушить меня? Неужели пала столь низко, что прибегла к презренному коварству? Как горько я разочаровался в тебе, моя возлюбленная!

Жрица отшатнулась с гримасой ужаса.

— Во всем этом необходимо разобраться, Агахак, — сказал Ургит. — Я даже близко не подойду к кораблю, пока не буду знать всей правды. Я дожил до своих лет лишь благодаря тому, что не позволял провести себя.

— Ну, теперь это вопрос чистой теории, — сказал Агахак, — потому что никто из этих людей никуда не отплывет.

— Нет, Агахак, мне необходимо отбыть в Рэк-Хтаку немедленно.

— Тогда плыви. А я найду другой отряд работорговцев и найму другого дагаша.

— Но на это уйдут месяцы! — запротестовал Ургит. — Я лично склонен верить этим торгашам. Усса был предельно честен со мной, а этот молодой человек решительно ничем не напоминает короля. Однако тот, кто называет себя Кабахом, кажется мне в высшей степени подозрительным. И если вы обыщете все земли, начиная отсюда и кончая подножием горы Кахша, то непременно найдете где-нибудь могилу настоящего Кабаха. А этому человеку, кто бы он ни был, при помощи ложных обвинений почти удалось сорвать нашу миссию в Рэк-Хагге. А разве не этого и добивался Урвон?

— В ваших словах, несомненно, присутствует логика, ваше величество, но все же не думаю, что кто-нибудь взойдет на борт корабля прежде, чем я выясню всю правду.

— Тогда почему бы не предоставить им самим возможность явить нам эту правду?

— Не понимаю тебя.

— Один из этих двоих, безусловно, колдун, а возможно, и оба. Пусть они сразятся друг с другом, и увидим, кто попытается сокрушить противника при помощи колдовских чар.

— Ты хочешь решить спор в поединке?

— А почему бы и нет? Конечно, это древний обычай, но обстоятельства, похоже, не оставляют выбора.

— План недурен, ваше величество.

Ургит неожиданно ухмыльнулся.

— Тогда очистите место для схватки. Не хотим же мы, в самом деле, заживо изжариться, когда эти двое начнут метать друг в друга огненные молнии? — И, подойдя к Гариону, почти бесшумно прошептал:

— Держись, не поддайся! Попытайся вынудить его прибегнуть к колдовству. — И, втолкнув Гариона в мгновенно образовавшийся круг, объявил:

— Вот предполагаемый король Ривы! А теперь, если этот так называемый маллорейский гролим соблаговолит сразиться с ним, мы вскоре узнаем, кто из них говорит правду.

— У меня нет меча, — мрачно сказал Харакан.

— Ничего нет проще. Эй, кто-нибудь, дайте ему меч!

И к Харакану протянулось сразу несколько мечей.

— Ты в незавидном положении, Харакан, — прищурился Ургит. — Если ты хоть пальцем шевельнешь, творя колдовство, то докажешь тем самым, что и впрямь маллорейский гролим, и мои солдаты утыкают тебя стрелами, как дикобраза. Однако, если твой противник и впрямь Белгарион и ты не прибегнешь к колдовским чарам, он дотла спалит тебя. Так или иначе, дело твое плохо.

Гарион изо всех сил сжал зубы и мысленно заговорил с Шаром, умоляя, чтобы камень ни в коем случае не сделал ничего необычного во время поединка. Потом протянул руку и ухватился за рукоять меча. С характерным леденящим душу звуком лезвие выскользнуло из ножен.

Харакан нервно сжал в руках предложенный ему меч, но поза его выдавала опытного бойца. И Гариона затопила темная волна ненависти. Этот человек несет ответственность за покушение на жизнь Сенедры и за смерть Бренда. Гарион принял боевую позу. Харакан мужественно отбил удар, и звон мечей разнесся далеко вокруг. Гарион неумолимо преследовал противника. Ярость настолько переполнила его, что он напрочь позабыл об истинной цели поединка. Ривский король не хотел разоблачать Харакана — он жаждал уничтожить его!

Последовал стремительный обмен ударами, и вот уже гавань наполнилась звоном стали. Шаг за шагом Харакан отступал, глаза его постепенно наполнялись ужасом. А Гарион окончательно потерял терпение. Обеими руками он изо всех сил стиснул рукоять своего верного меча и широко размахнулся. Если бы этот удар достиг цели, ничто в целом свете не могло бы спасти противника.

Харакан, побелев, глядел прямо в лицо смерти.

— Будь ты проклят! — крикнул он, мгновенно растворился в воздухе и вновь материализовался в дальнем конце ристалища. Но тотчас же принял облик сокола и полетел прочь.

— Не правда ли, Агахак, это исчерпывающий ответ на все вопросы? — спокойно отметил Ургит.

Глаза Агахака загорелись ненавистью. Он и сам мгновенно обернулся соколом, взмахнув мощными крыльями, поднялся в воздух, издал боевой клич и устремился вдогонку за Хараканом.

Руки Гариона ходили ходуном. Он стремительно двинулся в сторону Ургита, задыхаясь от гнева. Неимоверным усилием воли ему удалось сдержаться — а как хотелось схватить этого человечка с крысиным личиком за полы камзола и швырнуть его с причала прямо в море.

— Ну-ну, не торопись, — забормотал Ургит, испуганно пятясь.

Гарион сквозь зубы процедил:

— Никогда больше так не делай!

— Могу тебе это твердо обещать, — поспешно согласился Ургит. На остром его лице вдруг отразилось изумление. — Ты что, действительно Белгарион?

— Тебе еще нужны доказательства?

— Нет-нет, вполне довольно! — заикаясь, пролепетал Ургит. Он обернулся и стремительно направился в сторону безмолвной Хабат. — Будем молиться о том, чтобы великий иерарх настиг этого самозванца. Передайте ему поклон от меня, когда он возвратится. Я бы дождался его, но, увы, мне тотчас же надо отплыть.

— Разумеется, ваше величество, — нежно промурлыкала жрица. — Я позабочусь об этих работорговцах до возвращения великого иерарха.

Ургит с недоумением уставился на нее.

— Поскольку целью нашего предприятия было доставить убийцу-дагаша в Рэк-Хаггу, очевидно, что теперь нет смысла торопиться с отплытием, не так ли? Они побудут здесь, а мы тем временем пошлем в Кахшу за новым дагашем. — Хабат поглядела на Сади с неприкрытой ненавистью и кровожадно ухмыльнулась. — Я беру их под свою личную защиту.

Ургит сощурился.

— Святая жрица, откровенно говоря, не думаю, что вам можно доверять. Ваша сугубо личная неприязнь к этому найсанцу совершенно очевидна, а этот человек слишком для меня важен, чтобы рисковать его головой. Не думаю, чтобы вам удалось обуздать свои чувства, пока ни меня, ни Агахака не будет в Рэк-Урге. Поэтому я намереваюсь взять Уссу и его людей с собой — просто в целях их безопасности. Ну а когда из Кахши прибудет очередной дагаш, пошлете его следом.

Глаза Хабат остекленели, а черты лица исказились.

— Цель миссии в Рэк-Хагге — исполнение Пророчества, а это всецело дело церкви.

Ургит глубоко вздохнул и расправил плечи — теперь он все чаще выпрямлялся во весь рост.

— Эта миссия — также дело государственное, святая жрица. Наши с Агахаком интересы в этом деле совпали, но в его отсутствие я являюсь единоличным владыкой. Усса и его люди плывут со мной, а вы с вашими гролимами отправляетесь восвояси в храм, чтобы там дожидаться возвращения иерарха!

Хабат была застигнута врасплох столь неожиданным проявлением королевской твердости. Она полагала, что ей легко удастся сломить слабое сопротивление безвольного владыки, но теперь перед нею был новый Ургит. Лицо ее окаменело — лишь безобразные шрамы извивались и подергивались на бледных щеках.

— Итак, — сказала она, — похоже, король наш вступил наконец в пору зрелости. Правда, подозреваю, он будет горько сожалеть о том, что его мужание пришлось именно на этот критический момент. Будь осторожен, великий король Хтол-Мургоса!

Она склонилась, сжимая что-то в руке, и принялась рисовать кабалистические знаки прямо на камнях, и каждый иероглиф тотчас же загорался дьявольским пламенем.

— Гарион! — отчаянно вскричал Шелк. — Останови ее!

Но Гарион уже увидел мерцающий круг с горящей пятиконечной, звездой, которым очертила себя жрица в центре, и мгновенно понял, что означают эти знаки. Он шагнул в сторону Хабат, стоящей в круге, надежно защищающем ее. Жрица забормотала заклинания на неизвестном языке.

Гарион всегда был стремителен, но на сей раз Полгара опередила его.

— Хабат! Остановись! — резко бросила она. — Это запрещено!

— Для того, кто обладает силой, не существует запретов! — Безобразное и одновременно красивое лицо жрицы озарилось безудержной гордостью. — Кто из вас сможет остановить меня?

Лицо Полгары помрачнело.

— Я смогу, — спокойно произнесла она.

Волшебница воздела руку, ладонь ее обращена была вверх, и Гарион ощутил, как концентрирует она свою волю. И вот свинцовые волны, омывающие сваи причала, стали медленно подниматься, заливая камни и подбираясь к ногам застывших в изумлении зрителей. Мгновение — и огненные знаки, начертанные Хабат, исчезли, смытые волной.

Жрица ахнула и уставилась на Полгару. Постепенно она начала что-то понимать.

— Кто ты такая?

— Я та, кто пытается спасти твою жизнь, Хабат, — ответила Полгара. — Кара за пробуждение демонов неотвратима и страшна. Тебе может посчастливиться раз или два — возможно даже несколько раз, — но, в конце концов, демон восстанет против тебя и разорвет в клочья. Даже Торак в своем безумии не смел переступать запретной черты.

— А я посмею! Торак мертв, Агахак далеко и не может меня удержать. Никто меня не остановит.

— Я остановлю, Хабат, — тихо сказала Полгара. — Я не позволю тебе этого сделать.

— Как же ты меня остановишь? В моих руках сила.

— Но моя сила сокрушит твою. — Полгара одним движением сбросила с плеч плащ, потом склонилась и сняла обувь. — Возможно, тебе удалось справиться с демоном, когда ты в первый раз пробудила его, но учти, это лишь временно. Ты — не более чем дверь, через которую входит он в этот мир. И как только он ощутит себя достаточно сильным, уничтожит тебя, вырвется на волю — и тогда… Молю тебя, сестра моя, не делай этого! Твоя жизнь и душа твоя в величайшей опасности!

— Я не боюсь, — зашипела Хабат, — не боюсь ни моего демона, ни тем более тебя.

— Тогда ты дура — притом дважды дура!

— Ты бросаешь мне вызов?

— Ты вынуждаешь меня. Хватит ли у тебя мужества противоборствовать мне на моей территории, Хабат? — Голубые глаза Полгары стали вдруг похожи на две льдинки, а белая прядь волос над бровью вспыхнула. Она снова воздела руку — и снова свинцово-серые волны послушно поднялись вровень с причалом. С тем же ледяным спокойствием Полгара ступила на поверхность воды так, словно то была привычная земная твердь. Гролимы зароптали, а Полгара обернулась, глядя на потрясенную жрицу. — Ну, Хабат? Хватит ли у тебя смелости подойти ко мне? Ты можешь подойти ко мне?

Лицо Хабат сделалось серым, но по глазам жрицы было видно, что она готова пойти на все — даже принять вызов Полгары.

— Да, — процедила она сквозь стиснутые зубы и тоже ступила на воду, но покачнулась, уйдя в грязную воду по колено.

— Неужели тебе это так нелегко, Хабат? — спросила Полгара. — Если такая малость требует напряжения всех твоих сил, то как намереваешься ты управлять демоном? Откажись от своего безумного намерения, Хабат. У тебя есть еще время, чтобы спасти и жизнь, и душу.

— Ни за что! — завизжала Хабат с пеной на губах.

Сделав над собой невероятное усилие, она приподнялась и ступила на водную гладь, потом с видимым усилием преодолела несколько ярдов. Лицо ее снова пылало злобным торжеством — и она принялась рисовать прямо на воде таинственные знаки, которые тотчас же наливались оранжевым пламенем. Она снова нараспев произносила грозные заклинания. Алые шрамы на ее щеках побледнели и вдруг загорелись белым ослепительным огнем.

— Хелдар, что происходит? — спросил Ургит дрогнувшим голосом, с ужасом уставившись на невероятную картину, разворачивающуюся перед ним.

— Происходит нечто из рук вон дрянное, — ответил Шелк.

Голос Хабат сорвался на визгливый крик — и тут поверхность моря заколебалась, образуя воронку, из которой вырвались дым и пламя. И откуда-то из глубин, в дыму и огне, начало подниматься нечто настолько устрашающее, что не поддавалось описанию, — громадное существо, с жуткими когтями и клыками, но страшнее всего были его красные мерцающие глаза.

— Убей ее! — взвизгнула Хабат, трясущейся, рукой указывая на Полгару. — Приказываю тебе уничтожить эту ведьму!

Демон поглядел на жрицу, стоящую внутри оберегающего ее круга из огненных знаков. Вода все еще кипела вокруг его безобразного тела. Потом он медленно обернулся к Полгаре. Лицо ее было все еще спокойным. Она подняла руку.

— Остановись! — приказала она, и Гарион ощутил, сколь велика в этот момент ее сила.

Демон оглушительно взревел, и когтистая лапа его взметнулась к серому небу — он бился в бессильной ярости, не в состоянии преодолеть запрета.

— Я сказала: убей ее! — снова раздался визг Хабат.

Чудовище стало медленно погружаться в воду, и вот над свинцовой поверхностью остались только две безобразные лапы. Монстр вращался в кипящей и пузырящейся воде все быстрее и быстрее. Вокруг него сначала образовалась чудовищная воронка, а вскоре водоворот — не менее страшный, чем Черек-Бор.

Хабат издавала торжествующие вопли, приплясывая внутри магического круга, не замечая, как мало-помалу пламенные иероглифы смывает бурлящими волнами.

Когда край водоворота достиг того места, где стояла Полгара, ее начало медленно затягивать в страшную воронку, в самом центре которой все еще вращался демон, покорный воле Хабат.

— Полгара! — закричал Дарник. — Берегись!

Но было уже слишком поздно. Полгару подхватил мощный водоворот, и она заскользила по его краю — вначале медленно, затем все быстрее и быстрее. Ее неумолимо затягивало в самый центр воронки. Приблизившись к нему, Полгара вновь воздела руку к небесам, но в следующее мгновение исчезла в бурлящем потоке.

— Полгара! — раздался отчаянный крик Дарника.

Он смертельно побледнел и, на ходу сдергивая с себя плащ, бросился к воде.

Но помрачневший Белгарат схватил кузнеца за плечо.

— Не вмешивайся, Дарник! — Голос старика был резок, словно удар хлыста.

Кузнец силился высвободиться.

— Пусти меня!

— Я сказал, не вмешивайся!

И вот у самого края водоворота, созданного ужасным демоном, на поверхности воды показалась одинокая роза. Это был удивительно знакомый цветок — лепестки его, снаружи снежно-белые, изнутри ярко алели. Гарион всматривался в цветок, и в душе его зарождалась робкая надежда.

Внезапно демон остановился, и кровавые глаза его сверкнули разочарованием.

Неожиданно и стремительно он ушел под воду.

— Отыщи ее! — приказала пышущая гневом Хабат своему послушному дьяволу. — Отыщи и убей!

Свинцовые воды залива словно кипели — огромный демон метался под водой в разные стороны, силясь настичь свою жертву. Однако вскоре все прекратилось, постепенно успокоились и вода, и воздух.

Хабат, все еще стоящая на воде, воздела к небу: руки. Жрица торжествовала.

Шрамы на ее щеках пылали ярким пламенем.

— Умри, ведьма! Пусть клыки моего верного слуги поглубже вонзятся в твое тело!

Неожиданно чудовищная когтистая лапа высунулась из воды прямо перед жрицей.

— Нет! — взвизгнула она. — Ты не смеешь!

И тут, впервые бросив взгляд на воду, Хабат поняла, что огненного круга, оберегавшего ее от монстра, больше нет. Жрица сделала шаг назад, но чудовищная лапа сомкнулась вокруг ее худого тела, а острые и страшные когти глубоко вонзились в плоть. Воду окрасила кровь, и беспомощная Хабат жутко закричала.

Воды снова вскипели, и огромный демон поднялся над водой во весь свой рост. Клыкастая морда оскалилась. Он поднял свою бьющуюся в агонии жертву к небесам с торжествующим ревом. Все — и гролимы, и мурги — бросились врассыпную, когда чудовище кинулось прямо на них.

Но одинокая роза, качающаяся на волнах, засветилась вдруг странным голубым светом. Казалось, она начала расти, а сияние ее делалось все ярче. И тут в самом центре сияющего голубого ореола возникла Полгара. Слева, совсем рядом с нею, появился еще один сгусток голубого света. И вот, прямо под изумленными взглядами людей, стоящих на берегу, в этом сиянии материализовалась фигура бога Алдура. Теперь он стоял совсем рядом с Полгарой.

— Неужели это было необходимо, учитель? — спросила Полгара с искренней печалью в голосе.

— Да, дочь моя! — грустно ответил Алдур.

Полгара вздохнула.

— Тогда да будет так, учитель!

Она протянула богу свою левую руку, и тот крепко ее сжал. В мозгу Гариона словно закружился могучий вихрь — столь сильна была их совместная воля.

Озаренные голубым сиянием, рука в руке, стояли Полгара и Алдур на поверхности воды, лицом к лицу с устрашающим демоном, сжимавшим в когтистой лапе еще бьющуюся Хабат.

— Повелеваю тебе, исчадие мрака, — зазвенел голос Полгары, — возвратись в преисподнюю, что породила тебя, и не смей более отравлять этот мир нечистым своим дыханием! Исчезни и забери с собой ту, которая дерзнула вызвать тебя из мрака!

Она воздела руку, и сила ее, слившаяся с могуществом бога Алдура, устремилась из раскрытой ладони прямо к небу. Раздался оглушительный удар грома, а вместо демона на воде возник огромный огненный шар, вокруг которого море кипело и пузырилось. Потом он исчез, и вместе с ним навеки пропала жрица Хабат.

Когда Гарион вновь взглянул на Полгару, Алдура рядом с нею уже не было.

Она медленно шла по воде к берегу. Когда она приблизилась, Гарион явственно различил в ее глазах муку и боль.