Когда тепло начало уходить из воздуха, дим остановился. Влад взял на руки спящую девушку, Глеб содрал липучки с рук и ног раненого, разом прыгнули на землю. Тут же загремели крупные кристаллы песка. Дим мелькнул в ближайших зарослях, исчез.
Влад осторожно положил на землю Касю. Она старалась свернуться калачиком, поджимала колени к подбородку и натягивала несуществующее одеяло. Глеб, подражая ему, опустил Ковальского рядом с Касей, спросил осторожно:
– Твой конь… гм… могучий дим, вернется?
В широко расставленных глазах варвара блеснуло удивление:
– Охота!
Его глаза не отрывались от спящей женщины. Перехватив взгляд вождя Глеба, сел в двух шагах, лицо стало бесстрастным, даже надменным. Нагретые солнцем камешки тихонько потрескивали, остывая, двигались, теряя при охлаждении объем, устраивались на ночь. Цветные струи поредели, темные бакты взмыли повыше, спеша захватить над верхушками деревьев лучи заходящего солнца, а светлые опустились к почве, укрываясь в щелях, под теплыми крышами гниющих листьев. Громкие голоса зверей, сопровождавшие их всю дорогу, начали меняться: на смену дневным пришли вечерние, которые, развивая бешеную активность, успевают поохотиться за полчаса-час до прихода ночного холода.
Кася, ощутив пристальный взгляд, беспокойно задвигалась, снова попробовала натянуть одеяло. Его не оказалось. Кася приоткрыла глаз, потом распахнула оба во всю ширь и завизжала в ужасе. Она лежит на камнях, в десятке шагов раскорячилось жуткое дерево, на широких листьях сидят огромные чудовища и молча смотрят на нее двумя рядами глаз, а в двух шагах расположился страшный дикарь.
– Страшный сон? – поинтересовался он сочувствующе.
Она умолкла, набрала в грудь воздуха, сердце колотится, как пойманная птица, выдавила с трудом:
– Не… не сон.
Последние лучи заходящего солнца бросали кровавый свет на его гибкие латы, что полностью закрывали грудь. Кася поморгала, вопль все еще рвался изнутри, наконец поняла с еще большим страхом, что то вовсе не латы, а обнаженная грудь. Да, просто грудь, и нечего вопить от ужаса. Звериная жизнь этих одичавших несчастных дала выжить только тем, кто сумел превратить свою кожу в хитин, кутикулу. Глаза у дикаря тоже непростые, но ничего особенного, все объяснимо: расставлены широко, что увеличивает обзор и стереоскопичность, а также крупные, что улучшает остроту зрения. Сетчатка огромная – это дает возможность различать тончайшие оттенки цвета…
Она завороженно смотрела в странные нечеловеческие глаза, забыв о страхе, как вдруг затрещало. Из близких зарослей выметнулся огромный как скала зверь. Мелькнули чудовищные зазубренные жвалы. Камни трещали под жуткими когтистыми лапами, похожими на стальные отполированные шипастые столбы. Зверь метнулся прямо на них. Кася взвизгнула и, не помня себя, мигом очутилась за спиной варвара.
Чудовище опустило на землю перед своим чудовищным хозяином молодого, только что полинявшего трурля. Нежная, еще не начавшая твердеть кожа не скрывала внутренностей. Отчетливо видно было, как внутри трурля трепыхается длинное сердце, больше похожее на связку четок, неясным дымом клубятся размытые желудки.
Влад похлопал зверя по огромной голове. Дим тут же подставил щеку. Влад отмахнулся:
– Иди-иди, чесун! Пусть Хоша почешет. Или эта женщина.
Кася смотрела все еще с ужасом, вздрагивала, едва дим косил в ее сторону. Глеб, сперва тоже было отпрыгнувший, с кривой усмешкой осторожно опустился на землю. На голове дима между сяжек по-прежнему сидит страшненький зверек, похожий на ночной кошмар. Но теперь плотные сегменты на его брюхе раздвинулись, показалась тонкая мембрана, а само брюхо раздулось и касается лба могучего ксеркса.
Влад умело перерезал трурлю головной ганглий. Кася вздрагивала, нож варвара с удивительной легкостью вспорол живот, развалил сочную плоть надвое, словно разрезал только что испеченный сырник. Пахнуло влагой и теплом.
Руки варвара умело выдернули кишки. Никто на Станции так бы не сумел, поняла Кася, для этого надо, оказывается, плотно зажать самого трурля коленями…
– Молодой, сочный!.. – определил варвар. – Головастик даром что боевой дим, а поесть любит, как простой фуражир… Походный вождь, тебе прыгательную ляжку?
Глеб с натужной улыбкой принял непомерно раздутую мышцами заднюю лапу, поклонился, оценив жест. Передние и средние лапы трурля много хуже, тонкие, жилистые, созданные для бега, не для прыжков.
– Великий воин, – сказал он осторожно, – о нас не волнуйся… Нам бы поскорее добраться до племени… Лучше покорми ксеркса… то есть дима. Для нас лучше бы отправиться, как только сочтешь его отдохнувшим.
– Он не устал, – отмахнулся Влад. – Просто надо пополнить воду. Не знаю, как в вашем племени, но у нас…
– У нас тоже, – ответил Глеб поспешно. – Тогда покорми боевого коня, да в путь. У нас раненый. Наши хирурги… гм, шаманы должны получить его поскорее.
Влад ответил надменно:
– Воин всегда сперва кормит дима, потом ест сам.
– Но когда ты…
– Посмотри на его абдомен.
Дим присел, вылизывался, выгнув абдомен. Темные склериты, что вложены один в один, как кольца подзорной трубы, раздвинулись, между ними виднелась тонкая мембрана. Глебу почудилось, что дим сыто отдувается и даже взрыгивает осоловело. В просторном животе дима что-то шевелилось. Глеб поспешно отогнал дикую мысль, что муравей проглотил жертву живой.
Даже сытый, этот дим напоминал Глебу башенный кран, покрытый танковой броней. Свирепо изогнувшись, ксеркс с треском драл шершавым, как наждак… по крайней мере, с виду… языком панцирь, начищал до блеска, отдирал грязь и присосавшихся микробов. Сяжки выкусывал и вылизывал особенно тщательно, пропускал через сомкнутые жвалы, часто-часто прикусывая, обильно смачивая гибкие суставчатые антенны быстро высыхающей слюной.
По спине бронированного чудовища, каким выглядел ксеркс, прыгает чудовище поменьше – Хоша, из рода бусей. Хоша придирчиво рассматривал между сочленениями, хватался всеми шестью когтистыми лапами, бесцеремонно растягивал гибкую мембрану, искал. Поймав на себе испуганный взгляд Каси, повернулся и несколько мгновений глядел на нее в упор огромными хищными глазами. Внезапно широкая пасть распахнулась, маленькое чудовище страшно взвизгнуло, стремительно прыгнуло…
Кася успела только рот открыть для истошного визга, как страшное чудовище брякнулось ей на голову. Рядом с ухом жутко лязгнули крепкие мандибулы, в мочке кольнуло. Буся крепко лягнул ее по голове прыгательными лапами, длинным прыжком снова очутился на диме.
Кася издала дикий, режущий вопль. Глеб подскочил, круто повернулся. Девушка ухватила себя за ухо, увидела на пальцах кровь, набрала в грудь воздуха и завопила громче.
Глеб, бледный как полотно, замахал руками, а когда она остановилась, чтобы набрать воздуха для нового вопля, крикнул торопливо:
– Посмотри на него! Посмотри на бусю!
– Ни за… что…
Буся как раз сдавил в жвалах что-то красное, толстенькое – не крупнее ногтя Каси. Глеб с отвращением узнал раздувшегося клеща. Клещ звучно лопнул, на голову ксеркса брызнула кровь. Хоша мигом схрумкал клеща, лизнул кровь на отполированном склерите лба старшего друга, внезапно перекосил рожу и с отвращением выплюнул. Кася увидела понимающий кивок Глеба. Этот буся не решился проглотить незнакомую кровь – человеческую.
– Симбиоз, – сказал Глеб настойчиво. – Или боевое товарищество. Все трое помогают друг другу.
Кася с отвращением повернулась в другую сторону. Пальцы все еще щупали кровоточащую мочку, откуда буся сорвал присосавшегося клеща, но именно на той стороне поляны дикарь, не изменив выражения лица, раздирал толстую личинку руками. Мышечная ткань трещала – еще нежнейшая, неокрепшая. Кровь и лимфа брызгали и падали на землю, застывая там розовыми шарами. Варвар довольно взрыкивал, облизывал пальцы.
Глеб увидел измученное лицо девушки, поспешно ухватил мешок:
– Кася!.. Кася, вот галеты…
– Да какие галеты…
– Наши, проверенные.
Она сорвалась с места, моментально оказалась за ближайшим деревом, чьи широкие листья опустились до земли. Закрыв глаза, лишь бы не видеть, как едят полуживых зверей такие же хищные звери, в том числе ест и ее научный руководитель, географ Глеб Дубов, она изо всех сил ладонями зажимала рот.
Влад, не переставая высасывать сок из дергающейся личинки, кивнул диму. Головастик, бросив свои дела, послушно потрусил вслед за женщиной.
Касе не удалось убежать далеко: ее вывернуло наизнанку сразу за деревом. В этом мире сила тяжести роли не играет, межмолекулярное сцепление намного реальнее. Кася долго вытирала рот, соскребая пленку слизи и слюны, что стремилась как можно быстрее расползтись по подбородку и, желательно, покрыть ее всю с головы до ног.
Обессиленная, она повернулась на подгибающихся ногах и… ударилась о толстую металлическую колонну, усаженную шипами, крюками, стилетами. Вскинула голову, еще не понимая, что это и зачем, а сверху уже опускалась огромная, как башня танка, голова ксеркса. Упругие сяжки пробежали по ее телу, едва не свалив. Кася невольно ухватилась за шипастую ногу.
Ксеркс с недоумением ощупал, потрогал жвалами. Кася в ужасе закрыла глаза. Жесткие, как ершики для чистки бутылок, метелочки пробежали по лицу, пахнуло теплом из раскрытой пасти размером с жерло печи.
Хотела завопить, но голос от страха отнялся. Ксеркс раздвинул жвалы шире, внезапно вскинул голову, страшно лязгнул мандибулами. Хрустнуло, рядом с Касей упало, задев по плечу, прозрачное крыло со сложным жилкованием. Другое крыло дважды перевернулось, упало в стороне. Ксеркс мерно задвигал жвалами, на Касю упала капля жидкости, размером с ее голову. Ксеркс неторопливо жевал добычу, нависая над Касей, его сяжки непрерывно двигались, щупая разноцветные струи воздуха, касаясь проплывающих в нем крупиц цветочной пыльцы.
Кася в ужасе глядела на дима. Тот, не переставая жевать, внимательно рассматривал ее, словно решал: везти ее дальше или сожрать на месте? Лоб его был высок, щеки чуть красноватые, крупные фасеточные глаза находились на глазных склеритах, окруженные плотными валиками кутикулы. Пара сяжек нависала, почти касаясь ее волос, жесткие щеточки подергивались, вбирая запахи, сопоставляя, запоминая. Затылок дима, как успела заметить Кася, отделен от темени и щек затылочным швом, вентральные части затылочной дуги скорее стали уже защеками. Зазатылок – узкий кольцеобразный склерит, составляющий края затылочного отверстия, отделен от затылка затылочным швом. Кася увидела там удобные затылочные мышелки, словно бы приспособленные для ног дикаря, – тот явно ездит не на спине, а прямо на зазатылке могучего зверя.
Когда девушка кое-как выбралась обратно, Глеб с великим трудом уже поднимался навстречу. Лицо географа было испуганным, в глазах страх:
– Мы услышали треск… Ты была там так долго. Живот болит?
– Какой живот… там это чудище!
– Но с тобой все в порядке?
– В п-п-порядке, – выдавила она. – Но чтобы я была в самом полном порядке, этот зверь должен попасть богомолу в лапы… Ой!
Ксеркс вышел следом, тяжело бухнулся рядом с Касей, начал чесать задней лапой за левым сяжком, с наслаждением выворачивая голову. Треск поднялся такой, словно сотня лесорубов рубили, нет – ломали Лес голыми руками.
Ее ладонь коснулась влажного, подрагивающего желе. Еще ничего не понимая, поспешно повернула голову. Варвар, полузакрыв глаза, шумно высасывал живительные соки из крупного ломтя. У его ног дергались крючковатые лапы, сгибались, пытались ползти. Оторванная голова личинки мерно двигала мандибулами. Кася в ужасе отпрянула, сообразив, что дотронулась до оторванного заднего сегмента, где короткие толстые лапки еще дергаются, бегут…
– Завтра утром будем на Станции, – сказал Глеб предупреждающе. – Не визжи, уже скоро. Судя по тому, что ты там пропадала так долго, ты уже… гм… внутри совсем чистая.
– Еще ты!
– Но так все в порядке?
– С кем? – спросила Кася дрожащим голосом.
– Ну… Здесь весь окружающий мир и столовая, и спальня, и туалет…
Голос его упал до шепота. Кася с раскаянием вспомнила, что Глеб ранен, держится на болеутоляющем, у него открытый перелом голени, что всего лишь залит анестезирующим клеем.
Она попыталась бодро улыбнуться:
– Нам всем придется сменить комбинезоны, когда вернемся на Станцию.
Еще около часа могучий дим несся через быстро темнеющий Лес. Солнце, судя по цвету павшей на мир тени, скрылось не только за верхушками мегадеревьев, но и за краем земли.
От прогретой земли все еще поднимались токи теплого воздуха. Сейчас они стали заметнее, похожие на танцующие призраки. Над особенно теплыми участками почвы казались призрачными деревьями, а темные сгущения в общем потоке казались восходящими потоками земного сока. Глеб начал поглядывать с беспокойством, но варвар смотрел только вперед, дим мчался и мчался, и Глеб не выдержал:
– Могучий воин!.. Позволь задать вопрос…
Варвар проронил снисходительно:
– Позволяю.
– Не пора ли остановиться для ночевки?
– Ты уже устал?
– Нет, но…
– Устала твоя женщина?
– Это не моя женщина, – ответил Глеб автоматически, тут же пожалел, что брякнул такое. Кто знает, что у этих детей природы на уме. – Мы еще можем держаться, однако ночью…
– Мы скоро остановимся, – сообщил варвар.
Но они мчались и мчались, затем ксеркс без всякого предупреждения и без команды внезапно остановился, словно налетел на стену. Будь это в том мире, откуда пришел Глеб, его вместе с Касей и раненым сила инерции сорвала бы со спины и бросила по длинной дуге вперед. Но сейчас он только чуть клюнул носом, хотя сама по себе внезапная остановка на такой скорости выглядит пугающей для человека, что год тому еще ездил по улицам Москвы за рулем своей автомашины.
– Расположимся в расщелине? – предложил Глеб. – У нас есть непроницаемый тент… Эх, черт, все осталось в топтере…
Он с благодарностью вспомнил лекции, где демонстрировали старые записи о первопроходцах этого мира: Евлампии Енисееве, Дмитрии Алексеевском, Александре Фетисовой – они ночевали как раз подобным образом, однако варвар и ухом не повел. Даже поморщился. Возможно, посчитал ночевку в расщелине оскорблением традиций племени или же нарушением каких-то табу.
Ксеркс, дождавшись, когда с него соскочат существа, сразу же ушел на охоту. Хоша, поколебавшись, остался на литой башке дима, а Вадим занялся арбалетом и стрелами.
Глеб сказал осторожно:
– Могучий вождь… если позволишь, я зажгу наш собственный свет… Это у нас такое, ритуальное…
– Позволяю, – ответил варвар.
Лицо его было надменное. Глеб зажег мощный фонарь, предварительно отрегулировав на минимальную мощность, боялся неадекватной реакции варвара, но тот проявил лишь самый вялый интерес, многие гнилушки дают свет помощнее, забросил арбалет за спину и пропал в черноте ночи.
Ковальский изредка постанывал в забытьи. Кася смочила ему губы, напоить не разрешает Глеб, с тоской смотрела по сторонам. Огромные страшные деревья пугающе чернеют в слабом лунном свете, а отсюда их еще подсвечивает ровный несильный свет фонаря, делая мрачнее и страшнее.