Владычный полк

Глава 1 Кромешники

Словно что-то надломилось в душе Андрея после возвращения. В понедельник он вышел на работу и, как всегда, в цех. А в голове настолько свежи и сильны были воспоминания о плаваниях, о своем доме в Переяславле, купеческом житье-бытье, что работать он толком не смог. Подошел главный инженер, Василий Михайлович, спросил участливо:

– Андрей, ты не заболел, часом?

– Да вроде нет.

– Молчишь, в одну точку смотришь, за цехом не наблюдаешь…

– Простите, задумался.

Усилием воли Андрей сконцентрировался на работе, отработал смену и, едва дождавшись ее окончания, заторопился домой. Однако и родные стены не успокоили. Андрей поднялся со стула и посмотрел на себя в зеркало. Как есть уважаемый купец, а не инженер. Работа, которая еще вчера казалась интересной, захватывала, вдруг показалась обычной, серой – даже скучной. Просто зарабатывание денег. И так вдруг тоскливо на сердце стало, что запершило в горле, что на глазах предательски выступили слезы. Там, в той жизни, пятьсот с лишним лет назад, он сделал себя сам. Из нищего пришельца без ломаного гроша в кармане он смог сделаться состоятельным купцом. Да, ему повезло, в его руки попали небольшие трофейные деньги от татарина, только другой промотал бы все, а он смог не только сохранить доставшееся ему добро, но и приумножить его. И год, проведенный в той жизни, был ярким, полным приключений и знакомств. Но даже рассказать об этом друзьям нельзя, сочтут тихим сумасшедшим. И не приснилось ему все это в пьяном угаре, не пригрезилось. Самолет-то в тайге лежит, пощупать, посмотреть его можно. Но теперь он в другом времени, другой жизни.

Надо выбросить из головы воспоминания.

Он вышел на улицу. Но как выбросить из памяти воспоминания, если вот она, река Ока, с набережной видна.

Отработав неделю, к пятнице он уже втянулся, пришел в себя. Ночью перестал видеть сны, в которых он вновь был в Переяславле. И не золото-серебро ему снилось, а встречи с людьми: с Полиной, Георгием – да хоть с боярином Селивановым.

После работы Андрей стал заходить в городскую библиотеку, брать книги по истории Руси, в первую очередь – Карамзина, Соловьева. Но чем больше он читал, тем сильнее хотел вернуться назад, в то время. Да, оно было жестким, даже жестоким. И для того чтобы в нем выжить, необходимо было быть сильным, смелым, способным дать отпор. А еще трудиться в поте лица. И при всем при этом быть честным, держать данное людям слово. О купце, давшем слово, скрепившем договор рукопожатием и не сдержавшем обещание, через месяц знали почти все в заинтересованных кругах. Такой человек больше не имел шансов быть уважаемым, с ним никто не хотел иметь деловых отношений. Фактически это был конец бизнеса. Сейчас же это редкость. Нажиться, обманув, в порядке вещей.

Через две недели Андрей совсем извелся. Как-то раз он шел из магазина, где запасался провизией на неделю, взгляд его упал на витрину комиссионки. Пожалуй, это был последний из таких магазинов. Зашел, причем просто так, без цели, ноги сами понесли. Походил среди старых вещей, увидел старинное зеркало в бронзовой оправе. Чем-то прельстило оно его, напомнило о его купечестве. Посчитал деньги в кошельке и взял. Тяжеловатое зеркало, и даже не оно, а рама – металл все-таки. Нанял такси – не тащить же его. Повесил на стену в прихожей, полюбовался. Через неделю, выходя на работу, заметил, что запылилось. Ладно, вернусь – протру.

Усталый пришел, поужинал, вспомнил о зеркале. Тряпку нашел, слегка смочил, стал протирать, а рука неожиданно сквозь стекло прошла. Чего скрывать, испугался слегка.

Всю последующую неделю Андрей ни о чем другом думать не мог. Что за фокусы с зеркалом? Не поленился в комиссионку сходить, желая найти прежнего владельца. Может, он сможет прояснить странность? Но магазин закрылся, и не на обеденный перерыв, а совсем – объявление на дверях повесили.

Он решился на эксперимент еще раз, только уже без тряпки. Осторожно дотронулся до прохладного стекла и увидел, как кисть за стекло прошла. Потом всю руку за стекло сунул. Не нащупал ничего, пустота. Отважился просунуть голову: темно, не видно ни зги. Рисковать не стал, решил поразмыслить. Почему у него получаются странные вещи? Он не такой, как все?

Неделю колебался. И хотелось попробовать заглянуть за зеркало, и боялся. А в субботу, после дружеских посиделок с водочкой с Павлом и Сашей все-таки решился. Водка ли тому виной или за неделю созрел? Провел через зеркало руку, а потом и сам шагнул. Темно, никаких звуков, только вроде вода недалеко журчит. Руки в стороны вытянул и наткнулся на каменные неровные своды. Повернулся назад, хотел вернуться, а зеркала нет. Выматерился – сам приключения себе нашел. Похоже, в этом месте ночь, надо подождать до утра.

Он улегся на землю, поразмышлял над своим любопытством и тупостью. Какого черта его понесло? Почему с Павлом ничего не происходит, а только с ним? Так и уснул.

Проснулся он от света, заливающего вход в пещеру, – солнце уже встало.

Андрей выбрался из пещеры, отряхнул от пыли одежду. Берег реки, деревья стоят; судя по небольшой траве и нежно-зеленой листве – май.

– Стой! – раздалось сзади.

Андрей еще удивился – кто его может окликать? Неужели знакомые? Но голос был грубым, незнакомым.

Андрей остановился, обернулся.

К нему бежал мужик в кафтане, сжимая в руке рукоять сабли.

Андрей едва не подпрыгнул на месте. Он снова в другом времени! Только на этот раз уже не удивился так сильно.

Однако подбегавший был настроен явно враждебно. Какого черта? Ведь он никому не сделал ничего плохого!

Подбежав и переведя дух, мужик грозно спросил:

– Ты кто таков?

– Купец рязанский, Андрей.

– Ага, земщина! Не выкорчевал еще ваше племя Иоанн Васильевич!

– А разве есть за что?

– А то! Поворачивайся, шагай!

– Да ты, собственно, кто такой? Я купец, человек свободный.

– А я опричник государев! Волю его исполняю.

Андрея как дубиной по голове ударили. Иван Васильевич, опричник! Так ведь это 1565 год, может – немного позже. Именно в этом году Иван, прозванный Грозным, ввел опричнину. Нет, наверное – все-таки позже, году в 1566–1567. Рязанщина – не Москва, пока сюда новые веяния дойдут. Жалко, что оружия никакого он с собой не взял – даже ножа. Ложку свою, правда, прихватил, памятуя конфуз на ушкуе. А нож как-то упустил из виду.

Опричник тем временем развеселился:

– Крестьян беглых я искал, а нашел беглого купца! Повезло!

– Почему ты считаешь, что я беглый?

– А где тогда твое судно али обоз?

– В Переяславле, где же им еще быть? У меня там и дом свой. Сам подумай, куда и зачем мне бежать?

– Вину за собой чуешь, вот и сбежал.

– С голыми руками, без денег, семьи и челяди?

– Жизнь дороже! Бросил все и убег. Шагай, старший разберется, кто ты такой и как тут оказался! Где Переяславль и где Пермский край?

О Господи! Опять Пермский край! Тут явно какая-то аномальная зона! Но идти к старшему Андрею совсем не хотелось. Он вообще не хотел попадать в это время, самое, пожалуй, бесчеловечное, когда кровь людская текла, как водица. Правителем Иван IV был жестоким. Ему бы остановиться после взятия Казани и Астрахани, только история не знает сослагательного наклонения. После смерти жены Анастасии в 1560 году, отставки избранной Рады, смерти митрополита Макария в 1563 году, измены и бегства из Московской Руси изменника князя Курбского вера Великого князя в дворянство пошатнулась. Иван IV твердо верил в свою богоизбранность и богоподобие и страстно хотел власти неограниченной.

Третьего декабря 1564 года Иван IV со своей второй женой Марией Темрюковной, казной, библиотекой и иконами переезжает в Александровскую слободу, находящуюся в 65 верстах от Москвы, пишет гневное письмо митрополиту, боярам и народу, но, смилостивившись, 6 февраля 1565 года он возвращается в Москву. Бояре и челядь его не узнали: поседевшие волосы, трясущиеся руки, бегающий взгляд и хриплый голос.

Он ввел опричнину с войсками и землями, подчиненную и подвластную только ему. Фактически государство в государстве, но подчиненное и преданное лично ему.

В опричные земли вошло 60 процентов земель Московского государства и 20 крупных городов: Москва, Вязьма, Суздаль, Козельск, Медынь, Великий Устюг, а также все города, где добывалась соль, эта белая валюта.

Царь приблизил к себе людей незнатных. Среди них особой жестокостью отличались Малюта Скуратов, любимец царя Алексей Басманов и его сын Федор, князья Афанасий Вяземский и Василий Грязной. Да, были среди опричников люди княжеского звания: Одоевский, Хованский, Трубецкой, и также бояре и служилый люд. Они приносили царю клятву верности, отрекались от семьи и общепринятых норм поведения. Царь именовал себя «игуменом», а опричников – «монашеской братией». Правда, в народе их звали по-иному – кромешниками. Символами службы царю стали метла и собачья голова (выгрызть и вымести измену!).

Опричники орудовали на земщине, как на вражеской территории – жгли, убивали, грабили. Причем они не гнушались разорять церкви и монастыри. И казнили они с особой жестокостью, наслаждаясь мучениями безвинных жертв. Напротив Троицких ворот Кремля был построен окруженный каменной стеной опричный двор, на котором вершился неправедный суд.

Теперь, когда Андрея вел опричник, он раздумывал: попробовать сбежать? Положение его незавидное: оружия нет, сопротивляться он не сможет, и даже если убежит – местность малонаселенная, он будет быстро пойман. Да и что-то надо есть, где-то жить. Пещеру укрытием считать нельзя – именно возле нее Андрей был замечен опричником.

Шли молча, вышли к деревушке Лаврентьев Лог. Из деревни доносились крики, слышался женский плач.

На единственной улочке у низкого заборчика стояли три лошади. У одной избы на земле сидели несколько крестьян. По избам шастали двое опричников.

– Григорий, смотри, кого я поймал! – похвастался опричник, конвоировавший Андрея.

К ним подошел, по-видимому, старший из троицы.

– Никак купец?

– Купец, – подтвердил Андрей.

– Знатная добыча! Молодец, Васька!

Васька расплылся в улыбке.

– Калиту проверил?

– Нет еще.

– Ща посмотрим!

Григорий нагло залез грязными пальцами в кошелек Андрея и вытащил из него все деньги.

– О, серебро!

Медяки он отдал Василию, а серебро оставил себе.

– Совесть имей! Деньги не твои, положи назад! – запротестовал Андрей. – Зачем разбойничаешь?

И тут же получил от Васьки кулаком в ухо. Опричники не обратили внимания, что монеты не похожи на деньги Иоанна Грозного.

– Еще раз рот откроешь – я тебе башку срублю! – лениво заметил Григорий. – Нам царь-батюшка все дозволил, только перед ним одним ответ держать будем. Афанасий, ты где?

Из дальней избы выбежал третий опричник.

– Нет больше никого. Деревня – голытьба одна.

– Зато купчишку поймали. Хватит выть! Поднимайтесь! – закричал Григорий крестьянам.

Пойманные поднялись. Двое мужиков и четыре женщины выглядели испуганными.

– Шевелите ногами!

Крестьяне пошли по дороге.

– А тебе особое приглашение требуется? – заорал Григорий на Андрея.

Он присоединился к крестьянам.

Опричники вскочили на лошадей. Григорий поехал впереди, двое опричников – сзади. К их седлам были привязаны метлы и смердящие песьи головы. От запаха Андрея едва не стошнило. Интересно, куда их ведут?

Всех привели к постоялому двору. Заведя во двор, заперли в сарае. Со стороны самого трактира слышались пьяные песни – опричники гуляли на награбленное.

В сарае, довольно обширном, уже были люди.

Андрей уселся на поленья рядом с мужиком средних лет. По его одежде нельзя было понять род его занятий. Не крестьянин – это точно, но и не купец.

– Сейчас, как напьются, куражиться начнут и суд неправедный править, – сказал мужик.

– Откуда знаешь?

– Я здесь уже третий день. Ни еды не дают, ни воды. Вчера прямо во дворе зарубили саблями хозяина и прислугу. Тела на задний двор утащили. А потом баб сильничать стали – совсем ополоумели.

– Так они, как нас поймали, все про суд говорили. Разве нас не поведут в Пермь или еще куда?

– Купец, ты что – с кромешниками не сталкивался? Никого и никуда они не поведут. Поизмываются и зарубят.

Ничего себе перспектива! Хоть снова в пещеру беги, пусть в другое время переносит.

– Тебя как звать? – спросил мужика Андрей.

– Терентий. Охотник я. Все шкурки, что за зиму промыслил, отобрали у меня, нечестивцы!

– У меня всю калиту вычистили.

– Скажи спасибо, что живота не лишили, – у них это запросто.

Андрей был шокирован. Переварив услышанное, он наклонился к Терентию.

– Добром это не кончится. Бежать отсюда надо.

– Куда?

– Это второй вопрос. А первое – сбежать отсюда.

– Это можно. Вон в том углу горбыль на крыше прогнил – я утром сегодня видел. Выломать его – пара пустяков. Только ведь поймают, убьют.

– Нас в любом случае убьют, а так хоть есть шанс. Сколько их?

– Было шесть.

– И нас трое привели. Итого – девять. – Андрей обвел взглядом людей в сарае.

– Мужиков мало – семеро, и без оружия. А силой их не одолеешь. Бежать надо.

– У тебя есть куда бежать, купец?

– Меня Андреем звать. Был дом в Переяславле – добротный.

– Почему «был»?

– Давно я дома не был. Если здесь, можно сказать – в глуши, на окраине – так бесчинствуют, представляю, что творится там.

Терентий наклонился к уху Андрея.

– Говорят, царь умом тронулся, кровь младенцев пьет.

– Брехня насчет младенцев.

– Вот и я так же думаю.

– Так ты побежишь со мной?

– Обожду, может – обойдется. А помочь – помогу. Когда?

– А прямо сейчас.

Они прошли в угол сарая. Охотник подпрыгнул, уцепился за стропила и легонько ударил второй рукой по горбылю. Прогнившее дерево с глухим треском сломалось.

– Давай руку!

Терентий помог Андрею взобраться и пролезть в узкое отверстие.

– Давай со мной! – бросил на него сверху последний взгляд Андрей.

– Подожду.

– Тогда спасибо и удачи тебе.

Андрей спрыгнул с сарая, оказавшись за пределами постоялого двора. Не раздумывая, он бросился к реке в надежде сесть на попутное судно или лодку – нужно было как можно скорее убраться с постоялого двора.

Андрей уже достиг ближайших деревьев, когда его заметил один из опричников, стоявших у ворот. Он вскочил на коня и кинулся за сбежавшим пленником.

Услышав стук копыт, Андрей оглянулся и увидел преследователя. Убегать он не стал – разве от лошади убежишь? Торопливым взглядом он стал искать на земле толстую ветку, сук, палку. Повезло – он быстро нашел толстый, уже высохший сук длиной метра полтора. Поднял. Тяжеловато!

Он встал за дерево для защиты от сабли, если опричник окажется шустрым, и поднял свою импровизированную палицу.

Как только из-за дерева показалась морда лошади, Андрей взмахнул сучковатой палкой. Она прошла над мордой и гривой коня. Встречные скорости лошади и палицы сложились. Мощный удар в грудь выбил опричника из седла, и он рухнул на землю, потеряв сознание.

Отбросив в сторону палку, Андрей подскочил к нему, расстегнул пояс с ножом и ножнами, подобрал вылетевшую из руки опричника саблю и вложил ее в ножны. С тревогой посмотрел в сторону постоялого двора. Но оттуда по-прежнему доносилась разухабистая песня, ни его бегства, ни погони опричника никто не заметил. Ну вот и славненько!

Андрей споро раздел опричника до исподнего, надел поверх своей одежды кафтан опричника и его шапку. Опричник был немного крупнее его, и кафтан не казался на Андрее «с чужого плеча». Опоясавшись ремнем с саблей, он вытащил ее до половины из ножен. Дрянь сабля. Железо плохонькое, лезвие в зазубринах. Ладно, пусть пока побудет антуражем, потом можно поменять. А что с опричником делать? Он хрипло дышал, не приходя в сознание, вероятно, удар палкой поперек груди переломал ему ребра, выбил дух. Бросить здесь? Очнется, доковыляет до своих – все кинутся в погоню. А как же? Кромешника, государева слугу обидели, ударили, раздели! К тому же распаленное вином и пивом самомнение играло здесь далеко не последнюю роль. Догнать пленника! Догнать и казнить показательно, чтобы другим неповадно было!

Андрей правильно представлял себе реакцию опричников, поэтому не церемонился с покалеченным кромешником. Он за ним гнался верхом, чтобы догнать и приволочить за лошадью на веревке на постоялый двор. А там и покуражиться всласть можно. Раз бежал от государевых слуг, значит, вину за собой чует. А раз виноват – достоин казни.

Не хотелось Андрею в первый же день мараться душегубством, но выбора у него не было. Или они его, или он опричника – здесь и сейчас. К тому же на одного человека, хотя его и человеком назвать трудно, уменьшится отряд кромешников, веселящихся сейчас на постоялом дворе.

Он вытащил из ножен нож, полюбовался. Нож был боевой, отменного качества, с серебряной всечкой на рукояти – явно трофей из дворянского дома. И туда добрались!

Андрей без колебаний ударил опричника ножом в грудь, и тело задергалось в агонии. Он обтер нож об исподнее убитого и вложил его в ножны. Даже служилые бояре, проявлявшие чудеса смелости на бранном поле, не решались в своем же имении дать отпор кромешникам, надеялись на праведный суд, на царя, на свои бывшие заслуги. Однако их вязали и резали, как баранов. Потом казнили жен, детей, челядь, выносили из дома все, что приглянулось, а имение зачастую сжигали. Лучших людей, защиту и опору государства изводили под корень. Кто из них оказался смекалистее и дальновиднее, съезжали семьями и челядью в соседние страны. Только таких немного оказалось, уж слишком вера в государя была велика. Закончилось все тем, что, когда в 1571 году Москву осадили крымские татары, оказать сопротивление, защитить столицу от Девлет-Гирея оказалось некому. Опричники разбежались, «сказались в нетях». Столица сгорела, а сам Иван Грозный едва спасся. Одно дело грабить и убивать своих безоружных, не оказывавших сопротивления соплеменников, другое – противостоять сильному и жестокому врагу.

Опосля опомнился царь Иван, увидел вокруг себя угодников, но не воинов. Отменил он опричнину, и покатилась по земле русской вторая волна казней – теперь уже опричного люда. Но это было потом, а сделанного уже не воротишь.

Андрей оттащил тело подальше в лес, чтобы не сразу нашли – время выгадать. Может, подумают, что опричник уехал в одиночестве пограбить, или к зазнобе – дисциплина в опричном войске хромала.

Он вышел на грунтовку, поймал за уздцы лошадь, смирно щиплющую траву, неловко забрался в седло. Андрей решил ехать вдоль берега. Встретится попутное судно – хорошо, нет – успеет отъехать подальше от кромешников.

Сидеть в седле было неудобно, твердое седло било в пятую точку и натирало внутренние поверхности бедер. К стыду своему, ездить верхом на лошади Андрей не умел – вообще сейчас третий раз в жизни сел в седло. Со стороны казалось просто, а на деле… Руля нет, и все команды – голосом или пятками.

К счастью, лошадь была покладистой, норов свой не показывала, но и передвигалась она неспешным шагом. Однако до вечера Андрей успел одолеть километров пятнадцать-двадцать. Хотелось есть и пить, но вокруг не то что ни одного постоялого двора – ни одной деревни.

На ночь он снял с лошади удила и пустил пастись. Если он сам голодает, то чего животину мучить? К тому же сытая она завтра резвее пойдет.

Сам Андрей устроился под кустом. Ярко светили звезды, рядом на поляне всхрапывала лошадь. Он обдумывал свое положение. Попал он в самое жестокое и кровавое время. Не было на Руси правителей более жестоких – не зря царь получил свое прозвище. И Русь с воцарением Ивана IV не стала более сильной, она обезлюдела.

Андрей пожалел, что мало знает о времени правления Ивана IV. Он полагал, что попадет во время своего первого переноса, ну да наши желания не всегда совпадают с нашими возможностями. Конечно, был дом в Переяславле, деньги – а теперь? Все надо начинать с нуля, учитывая, что люди видные – это дворяне, чиновники или просто богатые, у которых можно что-то отобрать, – подвергнутся репрессиям в первую очередь. Отсюда следовал вывод – не обзаводиться недвижимым имуществом и быть как можно дальше от змеиного гнезда, от Москвы, где разгул опричнины наиболее силен и заметен. Мелькнула спасительная мыслишка – зачем ему это надо? Есть лошадь, можно вновь добраться до пещеры и очутиться в своем времени. И пусть опричники, Иван Грозный уйдут, как в страшном сне.

Однако после некоторых раздумий Андрей отверг малодушную мысль. Доведется ли ему еще раз перенестись в другое время? Судьба подарила ему невиданный шанс, а он возжелал тут же вернуться назад. Струсил? Ну нет, надо попробовать жить в предложенных условиях – вдруг это испытание внешних сил? Да и интересно было, это точно не отнять. А в пещеру он всегда успеет вернуться, только не пришлось бы потом жалеть о своем малодушии.

Незаметно Андрей уснул.

Разбудил его какой-то жучок, который полз по лицу и щекотал лапками. Он смахнул его рукой и окончательно проснулся.

Судя по положению солнца, было уже часов десять утра. Он спустился к реке, умылся, напился воды. Одно радует – из любого ручья или реки можно пить, не опасаясь. Никаких химикатов, сбросов канализационных вод в помине не было.

Поесть бы сейчас не мешало. Он подошел к лошади, заправил удила, сел верхом. Сразу напомнила о себе отбитая с непривычки пятая точка. Ой, мама, ему же еще ехать!

– Но!

Лошадь лениво пошла вдоль берега. Пустить ее галопом Андрей не решался, опасаясь, что не удержится в седле. Может быть, деревни где-то и были, но в отдалении от реки, и Андрей их не видел. Беспокоило его то, что не видно было дорог, тропинок. Если места обжитые, люди всегда ходят к реке – порыбачить, набрать воды, постирать. Пару раз он отдыхал, давая передышку лошади и своим отбитым чреслам.

Ближе к вечеру, когда еще было светло, Андрей наткнулся на кострище. Рядом лежало поваленное дерево, и за его пенек, находящийся у самого уреза воды, было удобно привязывать судно. Это было место ночевок судовых команд. Он хотел остаться здесь, понимая, что рано или поздно кто-то причалит к удобному месту. Он снял с лошади седло, уздцы и отпустил пастись. Сам уселся на седло боком – это было удобнее, чем сидеть на голой земле.

Внезапно ему показалось, будто что-то звякнуло. Он посмотрел под ноги, но там была только трава. Начал ощупывать на себе кафтан опричника, и нашел за подкладкой что-то твердое. Не церемонясь, он взрезал подкладку ножом, и в руке оказался небольшой, в полкулака, тугой узелок. Андрей развязал его и увидел два столбика монет: один серебряный, второй – золотой. А опричник был не так уж и прост! Наверняка от собратьев своих утаивал часть добычи и прятал в подкладку. Пригодятся теперь монеты, только не кромешнику.

Андрей пересчитал деньги. Было тринадцать монет серебром и шесть золотых талеров, все монеты еще ганзейских стран. Их явно кто-то берег на черный день, только достались они грабителю в лице опричника. Как причудлива жизнь! Только что он был беден, как церковная мышь, а теперь село купить может. Прямо по поговорке «Не было ни гроша, да вдруг алтын». Еще бы как-то конвертировать деньги в еду – уже двое суток во рту не было ни крошки. В желудке сосало, и все мысли были только о еде.

Андрей отцепил от седла метлу и забросил ее подальше. Собачью голову он выбросил еще вчера, чтобы не смердела невыносимо. Теперь при нем – никаких символов опричнины, нечего встречных пугать, коли на пути попадутся.

Он вытащил из ножен саблю и несколько раз взмахнул ею над головой. Восторгаться было нечем: мало того что железо плохое, так она еще и сама по себе сбалансирована плохо, к руке не прикладиста. Однако хоть и путается под ногами, пусть пока повисит на ремне, может, пригодится.

Андрей стал придремывать, когда послышался плеск воды. Сонливость сразу пропала, и он вскочил на ноги.

К берегу под веслами направлялся ушкуй. На носу стоял молодой парень, держа в руке веревку. Увидев Андрея, он крикнул:

– Помоги ошвартоваться! – и бросил ему конец.

Андрей веревку поймал, живо обвязал ее вокруг пенька и подтянул, выбирая слабину. Ушкуй ткнулся носом в берег. С него сбросили сходни – доску с набитыми поперечинами, и на берег сбежали двое парней, а за ними – степенно, как и подобает, спустился купец.

Собрата Андрей определил сразу. Скорее всего, купец был владельцем ушкуя.

Купец поздоровался первым, как и подобает гостю, хотя Андрей не был хозяином стоянки.

– Добрый вечер!

– И тебе здоровья, купец! На ночевку?

– Именно.

Откуда – сверху или снизу по течению реки шел ушкуй – Андрей за дремой не заметил.

Ушкуйники стали споро рубить сухостой и разводить костер – им надо было дотемна приготовить кулеш.

– Куда идем, уважаемый? – спросил Андрей.

– В Москву.

– Возьмете пассажиром?

Купец внимательно посмотрел на Андрея.

– Ты из наших будешь, не пойму я что-то?

Кафтан на Андрее был похож на стрелецкий, но покрой и цвет его не соответствовали.

Андрей молча снял ремень с саблей и кафтан.

– Купец? – удивился ушкуйник. – А вырядился непонятно…

– С обозом шел. Кромешники напали, еле отбился.

– Кромешники? – сразу обеспокоился купец. – Далече?

– Верст тридцать, у постоялого двора.

– Знаю такой.

– Считай, нет постоялого двора. Зарубили они и хозяина и прислугу. Опричники там людей взаперти держат, суд вершат.

– Ох, прости господи, уберег! Я ведь там заночевать хотел. Ты-то из каких будешь?

– Рязанский я. И дом у меня там. Теперь не знаю, что с челядью стало и кто в доме хозяин.

– Да, тяжелые времена настали. Сначала боярам и князьям кровь пускали, а теперь до купечества и до ремесленников добрались.

– Меня Андреем звать. Ну так что, берешь?

– Как не взять, не помочь своему? Обязательно! Толубеев, Никита, – представился он. – Товар-то сгинул?

– И слуг живота лишили.

– Беда! Есть-то будешь?

– Два дня не ел.

– Скоро кулеш поспеет.

Часа через полтора кулеш был готов. Первую ложку, по традиции, попробовал купец, кивнул. Вторым полез в котел гость – это было его почетное право. А дальше по кругу – судовая команда. Ведерный котел опустел в несколько минут.

Утром, едва забрезжил рассвет, ушкуйники вновь разожгли костер. Дневальный набрал в котел воды и подвесил его над огнем. Команда пока умывалась, приводила себя в порядок.

Андрей заметил, как в километре от них среди деревьев мелькнули лошади.

– Никита, похоже, к нам – нежеланные гости! Надо отчаливать!

– Где? – всполошился купец. – Ох ты! Быстро все на судно! Антип, выливай воду из котла, быстро!

Команда засуетилась. Ушкуйники быстро покидали на судно личные вещи, занесли котел, взбежали на ушкуй сами. Антип отвязал швартовы, пробежал по сходням и вытянул их за собой. Веслами оттолкнули ушкуй от берега. Легкий ветерок надул парус, и ушкуй заскользил вниз по течению. Плохо, что река неширокая. Если у кромешников луки есть, команде туго придется.

Никита сидел на корме за рулевым веслом. Андрей уселся рядом и следил за берегом.

Буквально через несколько минут после отхода судна на берег выскочила группа из пяти всадников. Было видно, как за седлами болтались метлы.

– Никита, кромешники!

– Вижу. Теперь им нас не остановить.

– Эй, – закричал один из всадников, – велим пристать к берегу! На судне беглый тать!

Сложив руки рупором, Никита приставил их ко рту:

– На борту чужих людей нет!

– Приставайте к берегу, мы проверим!

Никита отмахнулся. Но опричники не отставали, они скакали на лошадях следом. Конечно, лошадь может обогнать судно, но в такой гонке ее хватит ненадолго, часа на два-три. Потом лошадям отдых нужен. А судно плывет себе и плывет, подгоняемое течением и парусом. Можно приналечь на весла и еще ускориться – но зачем?

Преследование продолжалось около часа. Глядя на бесполезные потуги опричников, ушкуйники отпускали в их адрес шутки.

Поняв бесплодность погони, опричники сбавили ход, а потом и вовсе остановились. Они размахивали кулаками и осыпали ушкуйников проклятиями.

– Накося выкуси! – Антип сделал неприличный жест.

Опричники остались позади.

Никита выругался.

– Вот песьи головы! Поесть не дали.

– Отплывем подальше и поедим.

Никита помолчал.

– А ну как ты и вправду беглый тать? – Видимо, его терзали сомнения.

– Богом клянусь, вот тебе крест. – Андрей вытащил из-за ворота крестик на цепочке и показал его Никите. – Сбежал я из ихнего узилища через крышу. Меня кромешник заметил, в погоню кинулся. Пришлось его… – Андрей сделал красноречивый жест поперек горла. – И кафтан его на мне был – тот, что я на стоянке бросил.

– Бросил! – хмыкнул Никита. – Его Антип подобрал. Чего, говорит, хорошей одеже пропадать?

– Нет на мне чужой крови – кроме как кромешника этого. Сроду чужого не брал, не подличал, – не мог успокоиться Андрей.

– Да верю, садись.

А дальше пошли и вовсе уж знакомые места – тот же ручей Егошиха, речка Мотовилиха.

Через несколько дней они добрались до слияния Камы и Волги и повернули направо. Тут уж на весла пришлось сесть. Чтобы размяться, сел за весло и Андрей.

Вскоре показались стены Казани.

– Мытари татарские скоро быть должны, – сказал Андрей.

– Да ты что, купец, запамятовал? – немало удивился Никита. – Уже четырнадцать годков тут мытарей нет – как наши Казань взяли. И Волга теперь вся наша, и Астрахань. Разбойники пошаливают, не без этого, а мытарей нет нигде.

А Андрей себя ругал. За прошедшее время ситуация изменилась, и ему бы приглядываться, прислушиваться да на ус мотать. Он решил впредь быть благоразумнее.

На следующий день был попутный ветер, и гребцы отдыхали.

Андрей подсел к Никите:

– Как торговля идет?

– Когда как. Иной год удачливый, а другой… – Никита махнул рукой. – О прошлом годе цена на рухлядь упала. Представляешь, за шкурку соболя три копейки давали! Едва в убытке не оказался.

Для Андрея сказанное вскользь упоминание о копейке было внове, а спросить неудобно. Что же он тогда за купец, если в деньгах не разбирается? Сделав вид, что решил посоветоваться с Никитой, он протянул ему серебряную монету.

– Как думаешь, на сколько копеек она потянет?

– Тут и думать нечего – сто. Говоришь ты для москвича странно.

– В Литве долго жил, потом на Урале.

– А, понятно.

Они добрались до Желтоводной ярмарки под Нижним. Сколько лет прошло с той поры, как Андрей собирался на нее, а она все та же – шумит, торгует. Большая, причалы растянулись на версту.

Купец сделал остановку на ярмарке на сутки – подкупил провизии, походил по торгу, узнавая цены. С ним ходил Андрей – ему было интересно.

Цены изменились. Теперь за мешок пшеницы надо было отдавать денег втрое больше. И непонятно было, виной тому политика Ивана IV или цены росли постепенно. Ведь фактически Андрей жил в этих местах сто лет назад – целый век.

Что его удивило, так это оружие. На прилавках и в лавках оружейников появилось огнестрельное оружие – пищали и пистолеты. Были они тяжелы даже с виду, неказисты, требовали мешкотного заряжения, громко бабахали и при выстреле сильно отдавали в плечо, окутывая стреляющего облаком черного дыма. Почти по всем параметрам они уступали лукам и арбалетам, а по скорострельности – в несколько раз, но Андрей знал, что за этим оружием – будущее. Пройдет еще некоторое время, и сабли останутся только для нарядов.

Андрей купил на торгу беляшей с мясом, запил их горячим сбитнем. Как давно он не пробовал этой простой, сытной и вкусной пищи!

С ценами он освоился – для человека торгового это жизненно необходимо. Несмотря на другой век, он вновь хотел попробовать себя в ипостаси купца – ведь был уже опыт, причем удачный. Одно удивило его. На ярмарке людей нерусских полно – татар, мордвинов, черемисов, он разговор их слышит и понимает. Мимо татары прошли, разговаривали, а он их понял. Потом два немца – и здесь толмача не потребовалось. Похоже, перенос влиял на него положительно, он приобретал новые для себя знания и возможности.

Утром, едва рассвело, ушкуйники пустились в путь. Теперь они плыли по Оке, Волга осталась севернее. Миновали Переяславль, потом Солотчинский монастырь. На траверзе Переяславля Андрей к борту припал, вглядывался в каменные стены крепости, в высившиеся колокольни новых храмов, которых не было при нем. Расстроился город. Вот только Полины там уже нет, как и других знакомых ему людей. И монастырь больше стал, взмыла вверх колокольня новой церкви. Видимо, и насельников прибавилось.

Через несколько дней они пришвартовались в Коломне. Город разросся, разбогател, и ярмарка тоже знатная стала.

Никита задержался в Коломне на два дня, решив продать здесь часть товара. А потом – вверх по Москве-реке.

Еще издалека Андрей увидел знакомый силуэт колокольни Ивана Великого. Они подошли ближе, и сердце его восхищенно забилось: Боже, какая красота! На Красной площади красовался храм Василия Блаженного – во времена прежнего переноса Андрея его не было.

Ушкуй причалил к пристани. Когда Андрей предложил Никите деньги, тот замахал руками:

– Что ты! И так пострадал, обоза и товара лишился – да едва ли не самой жизни. Ступай с Богом, доведется – так еще встретимся.

– Спасибо, Никита! – растроганно поблагодарил купца Андрей и отвесил ему глубокий земной поклон. Если бы не купец, ему пришлось бы туго.

Он задумался: что теперь делать? Для начала надо на постоялый двор – снять комнату, поесть горяченького и отоспаться. Потом подумать, что дальше делать? Недалеко когда-то стоял постоялый двор, и Андрей направился туда. Снял комнату, сытно и не спеша потрапезничал, а потом долго лежал на деревянной кровати, перебирая варианты. Из Москвы надо было уезжать.

Дело шло к вечеру, и Андрей решил выспаться. Перина мягкая, дверь в комнате закрывается на засов для безопасности постояльцев. На ушкуе он, как и вся команда, спал на голых досках палубы.

Выспался он от души и проснулся от солнечного света, бьющего в окно, да от дразнящего запаха жареного мяса с кухни, располагавшейся на первом этаже.

Сходив в туалет и умывшись, Андрей прошел в трапезную. Он хотел плотно позавтракать, чтобы не искать потом другие заведения.

Он съел половину жареной курицы, закусывая ее пирожками с луком и яйцом и запивая все это свежим пивом. Почувствовав себя сытым и слегка хмельным, направился в город – интересно было посмотреть, как изменилась Москва, что появилось нового. А главное было – посетить торг, узнать цены, поговорить с купцами: как торговля идет, не притесняют ли мытари и опричники.

Сам город изменился в лучшую сторону – появилось много каменных домов. Все-таки достали горожан частые пожары. Конечно, деревянную избу поставить проще, дешевле и быстрей, только недолговечной оказывается постройка. Москва горела едва ли не каждый год, иногда выгорая дотла. А уж если враг осадил – осада всегда сопровождалась пожарами. Иногда враги – чаще татары – забрасывали через стены горшки с «греческим огнем» или стреляли стрелами с горящей паклей.

Но чаще возгорания происходили из-за неисправных печей или кузниц. Дворы стояли тесно, дорога московская земелька. Стоило вспыхнуть одному дому, как ветер разносил угольки на соседей, и вскоре полыхала вся улица.

Андрей прошелся по центру. Проезжая часть некоторых улиц уже была вымощена булыжником, на других улицах лежали дубовые плашки. Скорее всего, тут жили богатые люди, не желавшие пачкаться в грязи.

Потом он прошел на торг – это было его главной целью. Лавок на торгу было много, но половина из них была закрыта. На торгу было также многолюдно, но вот веселья поубавилось. Исчезли скоморохи, бродячие музыканты со своими свирелями, дудками, сопелками и лютнями. Неприятно удивили Андрея возросшие цены на продукты, в первую очередь – на зерно. Зерно – это пшеница, рожь, овес; и в первую очередь мука, а потом – хлебушек. Без него русскому человеку – как китайцу без риса.

Купцы дружно ссылались на неурожай, и лишь один обмолвился, что крестьяне бегут от Москвы подальше и что скоро уже некому будет сеять и убирать хлеб.

– Поля чертополохом заросли. Видел я такое однажды, когда мор случился, – пожаловался купец. – Зерна нет, цены выросли, у народа денег нет… Хуже того! – Купец наклонился к Андрею: – В опричные земли попали почти все солеварни, цены на соль вверх пошли. Быть беде!

Это купец верно подметил. Как без соли сделать заготовки на зиму – соленые огурцы, квашеную капусту, рыбу посолить-повялить, сало посолить? Он сразу сообразил, что земли московские по весне, а может, и в конце зимы ждет голод. И чем больше он разговаривал с торговым людом, тем сильнее крепла в нем уверенность – пока опричники в силе, надо держаться от первопрестольной подальше.

Он отправился в Немецкую слободу, к оружейнику. Наши кузницы железо из криц болотных ковали, получалось не очень хорошо. Лучшая сталь была немецкой и шведской. Андрей четко знал – только он сам своим оружием может себя защитить. На опричников надежды нет, они сами бесчинствуют и потому от лихого люда не защитят. Наслушался он сегодня на торгу страшилок про кромешников. Даже если только третья часть из них правда, это еще один повод уехать из Москвы. Нечего было и думать начинать свое дело. По навету его могли лишить товара, денег, а то и самой жизни.

– Гутен таг, герр…

– …Андрей. Мне нужна пара пистолетов и запас пороха и пуль.

– Господин желает вместе с поясом и пороховницами?

– Наверное.

– У меня есть для вас пара прекрасных пистолетов из Нюрнберга. Колесцовые замки, отличная работа.

– Покажите.

Продавец выложил на прилавок оружие. Пистолеты и в самом деле выглядели значительно аккуратнее, чем те, которые он видел на Желтоводной ярмарке под Нижним.

Немец ключом завел пружину, щелкнул курком.

– Все работает, можете убедиться.

– Покажите подробнее, сколько насыпать пороха и чем прибивать пулю?

Разговор шел на немецком. Как ни странно, Андрей все понимал. Это было удивительно. До своего переноса в другое время он знал лишь английский, и то в пределах института. Немец медленно, объясняя каждое действие, показал Андрею, как заряжать пистолет, как чистить его.

За покупку пары пистолетов оружейник подарил Андрею пороховую мерку и пулелейку. Но и денег содрал изрядно. Однако Андрей о деньгах не жалел, он знал, что хорошее оружие стоит недешево, а при необходимости может спасти ему жизнь.

Ремень с пистолетом он надел под кафтан и порадовался, что оружие не видно стороннему наблюдателю. Довольный покупками, он поблагодарил немца и вышел на свежий воздух.