Глава 5

Отправившись из Ибана днем, Элиан теперь все время ехали под палящим солнцем, среди других путников, двигавшихся по северу Ста Царств. К ночи она останавливалась в придорожных храмах или хижинах земледельцев, а однажды переночевала в харчевне в Эбросе. Туда ее загнали темнота, дождь и слухи о бандитах с большой дороги. Примешивалась к этому и сумасбродная мысль проверить, не узнают ли ее в тесной компании. Пока что никто, кроме Ани, не докопался до правды: все, с кем она встречалась на пути, принимали ее за юношу, особенно когда она надвигала до бровей шапочку.

Харчевня была битком набита: пилигримы, путешествующие на юг, в Хан-Гилен; купец с вооруженной охраной, возвращающийся из Асаниана; пестрый люд из города, очень разный по происхождению. Рядом с некоторыми сидели накрашенные гологрудые женщины. Элиан пристроилась в уголке и взяла себе кружку эля. Жара была страшная, и, уступив духоте, Элиан наконец сняла шапочку. Медный блеск ее волос даже в полумраке привлекал внимание. Впрочем, в компании купца были люди с не менее заметными волосами — соломенно-рыжими или даже золотистыми. Взгляды скользнули по Элиан и ушли в сторону, выискивая выпивку, женщин или же место, где можно поболтать.

Ан-Ш'Эндор. Это имя было у всех на устах. Говорили, что он двигается на юг. Что он без борьбы захватил Кувиен, засвидетельствовав почтение его вождям и устроив праздник для своего войска. Теперь на очереди у него Ашан. Впрочем, нет: на западе племена подняли мятеж, так что он сперва займется ими, а уж потом повернет на Асаниан.

— Славная битва нынче была, — говорил человек в одежде пилигрима, обтягивающей почти черное, как у уроженца севера, тело. — Слыхали, как он взял замок Ордиан? Замок совершенно неприступный, это вам всякий скажет. Еды и питья у них было на двухгодичную осаду, внутрь никак не проникнуть, разве что через ворота, и целый род обороняющихся сидит на стене. Так он что сделал? Расставил свое войско подальше от ворот, будто приготовился к осаде, а сам во главе отдельного отряда отправился вкруговую по дорожке, с которой и горный козел бы свалился. Ну, тамошние давай хохотать над войском, подзывать поближе к воротам да обстреливать требухой человека в королевских доспехах. Потом эта шутка обернулась против шутников: сотня луков нацелилась на них, и молодой задиристый парнишка предложил сдаться, прежде чем он отдаст их на растерзание своему войску.

Один из охранников купца коротко и презрительно рассмеялся.

— Это все сказки, — произнес он густым басом с западным акцентом. — Ему просто ни разу не попадалась на пути настоящая армия, он не сталкивался лицом к лицу со сталью Асаниана.

— Этот парень ничего не боится, — сказал первый мужчина. — Лезет туда, куда никто не полезет, и войско за собой тащит.

— Неужели? — спросил кто-то. — А ты его видел?

— Видел? Да я сражался вместе с ним. Это было еще до того, как я повидал мир: он был приемным сыном князя Хан-Гилена, а я служил в князевой страже. Ему было всего четырнадцать весен от роду, а князь прямо на поле битвы посвятил его в рыцари, и все войско выкрикивало его имя. Асанианец скривил губы.

— Даже если раньше он и был культурным человеком, то теперь напрочь позабыл об этом. Он горный бандит, бандитом и умрет.

— Нет! — воскликнул новый голос, очень юный, почти болезненно тонкий. Выискивая его источник, Элкан увидела худенького смуглого паренька в сером платье священного певчего. За спиной у него была арфа, а на узком ашанийском лице горели глаза. — О, все совсем не так! Он святой человек, король-бог. Он идет, чтобы потребовать принадлежащее ему наследство.

— Какое такое наследство? — подал голос увешанный драгоценностями молодой парень, судя по произношению, из местных землевладельцев. — Он потребовал себе Янон, во всяком случае, так говорят: его мать была незаконнорожденной дочерью тамошнего короля. Он убил короля ядом, насколько я слышал, а напав из засады, прикончил и королевского сына. По всей харчевне загрохотал голос пилигрима: — Прошу прощения, молодой господин, но это ложь чистой воды. Мать Сына Солнца по праву наследовала престол в Яноне, поскольку была дочерью короля от его королевы, асанианской принцессы. — Взгляд говорившего на мгновение задержался на человеке с запада. — Старый король умер, это правда, и, может быть, яд ускорил его кончину, но только мой господин не подсыпал яда ему в вино. У него был сын, который действительно являлся незаконнорожденным, — вот он-то и замешан в этом убийстве, это он пытался захватить трон. Сын Солнца сразился с претендентом на престол один на один, без оружия. Это был поединок о котором еще сложат песни! Мой господин — великий воин и великий король, но его нельзя назвать большим: он еще только наполовину вырос. А его дядя был великаном даже по меркам Янона и величайшим борцом на всем севере. Но они схватились, и мой господин победил, честно и благородно.

— И новый король пришел и занял свой трон, и боги пали ниц перед ним.

Глаза певчего сияли, голос его звучал как струны арфы, — Если он такое божье чудо, — не отставал асанианец, — то почему он покоряет север с помощью войска? Ему достаточно поднять руку, и весь мир падет к его ногам. — Он зевнул. — Этот парень не в себе. Помешался на власти. Он захватит то, что может захватить, уничтожит все, что может уничтожить, и будет попирать ногами королей. До тех пор, пока Асаниан не поднимется на битву с ним. Певчий оказался упрям в своем безумии. — Он несет свету мир Аварьяна. Но люди продались темным силам. Вот поэтому ему приходится пользоваться силой вооруженного войска — ведь другого языка эти люди не понимают. В конце концов все они покорятся ему. Даже Асаниан с его тысячью демонов. Его повелитель еще поклонится Повелителю Солнца.

— Луны, — вставил мужчина с запада. Парнишка, по-видимому, был готов сразиться за свои грезы. Но смех пилигрима успокоил обоих.

— Что до меня, то я выбираю золотую середину. Он самый лучший полководец завею долгую историю нашего мира. Если он гоняется за богом и за мечтой, что мне до того? Сражаться хорошо, грабить еще лучше, лишь бы за службу как следует платили.

На несколько мгновений воцарилась тишина, потом тему сменили. Впоследствии этот разговор то вспыхивал, то затухал, прорываясь сквозь винные пары.

Элиан зевнула и подумала о кровати. Но тут случайно услышанное слово пригвоздило ее к месту.

— …Изгнанница. — Она не видела говорившего, но голос был новый и раздавался близко. — Да, Кияли, Изгнанница, именно так ее называют. Половина бандитов на дорогах грабит путников от ее имени.

— А другая половина — от имени Сына Солнца, — вставил собеседник. — Если ты меня спросишь, то грабят одни и те же, а эти имена — просто хороший способ вытряхивать золотишко из закрытых кошельков. Ты знаешь, что они творят в отдаленных деревнях? Произносят имя Отверженной или Сына Солнца и говорят, чтобы местный люд им заплатил, тогда тамошние бандиты будут их защищать.

— Или уничтожат, если они откажутся… Но Сын Солнца действительно существует. Может быть, и та, другая, тоже существует. Я слышал, что она великая колдунья: она правит в лесах, никто не знает где, к тому же богата, как императрица. Живет за счет крови и страха, а спит на золоте. Второй мужчина рассмеялся. — Кто ж она тогда? Дракон? — Женщина. Но чудовище ужасное, все боги подтвердят. Моя самая младшая жена теперь…

Больше они не говорили ни об изгнанницах, ни о солнцерожденных королях, хотя Элиан прислушивалась изо всех сил. Наконец она поднялась. Она устала, и ею овладело мрачное настроение; кислый эль растревожил желудок. Она пробралась сквозь толпу, разыскивая ведущую к спальням лестницу. Впереди ее ждала ночь кошмарных снов.

* * *

За Эбросом пейзаж стал диким, города и деревеньки попадались все реже, и вплоть до северных гор тянулись холмы и леса. Здесь ходила дурная молва о разбойниках на дорогах, которые грабили и сжигали деревни, действуя по приказу тех, кто поклялся в верности не законному правителю, а юному чужеземному королю. Рассказывали даже совершенно дикую историю о том, что Мирейн якобы заключил союз с бандитами, чтобы расчистить себе дорогу перед походом на Сто Царств. Элиан начали попадаться навстречу люди, стремящиеся на юг, точно птицы перед штормом. Пилигримы, как многие предпочитали называть себя, или путешественники, — никто из них не направлялся в сторону севера. Те же, кого заставила идти на север нужда, были вооружены.

Она ехала с осторожностью, но к ней никто не приставал. Бандиты предпочитали иметь дело с толстыми торговцами и их караванами, где уж точно было чем поживиться. С одинокими всадниками, вооруженными и на хороших лошадях, они старались не связываться.

Вероятно, долгое путешествие без приключений и толкнуло Элиан на глупость: она слишком много думала о том, что ждет ее в конце, который был уже близок, близок настолько, чтобы почувствовать слабый всплеск силы. Элиан даже вообразила, что нашла Мирейна — необузданное золотое пламя, центр и фокус всего его войска.

Полностью сосредоточившись на этом, она съехала с холмов в заросшую лесом долину. Солнце спряталось под вуалью облака, ветер обещал дождь перед рассветом. Элиан устала, проголодалась и начала подумывать о том, чтобы остановиться на ночлег, разжечь костер и отведать окорок оленя, пристреленного ею утром. Эта мысль заставила се обратить внимание на тишину, царившую в лесу, который должен бы кишмя кишеть живностью. Единственными звуками были цокот копыт по дорожке да скрип седла. Даже ветер с заходом солнца стих.

Растущее беспокойство вырвало ее из полудремы. Она оглянулась. Деревья уже сомкнулись за ней. Теперь в поле ее зрения был лишь небольшой кусочек тропы сзади и такой же впереди.

И тем не менее страх еще не овладел ею. Даже в сумерках дорога просматривалась хорошо. Армия же Мирейна была на расстоянии двух дней пути, а может, и меньше — он разбил лагерь в горах на границе Ашана. Кобыла фыркнула и шарахнулась в сторону. Элиан успокоила животное и остановилась, поглаживая яркую гриву и насторожив все свои чувства. Вокруг по-прежнему царила полная тишина.

Элиан мягко соскользнула с седла. Кобыла стояла с высоко поднятой головой, широко открытые глаза и трепещущие ноздри выдавали ее напряжение. Почувствовав исчезновение тяжести со своей спины, она слегка вздрогнула и опять замерла.

В подлеске что-то прошуршало. Маленькое живое существо — птичка.

Еще одна. Лес оживал. Где-то прокричала птица. Элиан вытащила из ножен меч.

Прожужжало насекомое. Кобыла отшатнулась и попятилась. По ее ляжкам потекла кровь. Вторая стрела пропела у нее меж ушей.

Элиан быстро повернулась вокруг себя. — Трусы! Слабаки! Выходите и деритесь, как мужчины!

Они вышли на ее зов, и их было гораздо больше, чем она могла сосчитать, — фигуры в коричневом и зеленом, в масках и с луками. Кобыла Элиан ринулась в атаку. Но сверкание клинков опередило поднявшиеся на врагов копыта. В конце концов кобылка упала, сраженная.

Элиан этого не видела. Обнажив кинжал и меч, она прижалась спиной к дереву.

Сверху на нее упала тень: то была сеть, опутавшая ее тем прочнее, чем сильнее она сопротивлялась. Ее собственный меч стал теперь более опасен для нее, нежели для ее врагов. Она ослабила хватку, и меч провалился сквозь сеть. Сильные руки вырвали из ее пальцев кинжал Двое бандитов взвалили ее на плечи. Когда они двинулись в путь, Элиан увидела, как хрипит умирающая кобыла и как снимают с нее упряжь безликие люди. В душе у девушки не было места горю — там бушевала ярость.

Сумерки перешли в темноту. Начался дождь, легкий, теплый и не лишенный приятности. Один из тех, кто ее нес, чертыхнулся на языке, который был ей знаком, — на диалекте северной части Сариоса.

— Идите, сказала, устройте засаду и схватите того, кто пойдет этой дорогой. И кто это оказался? Несчастный мальчишка на несчастной кобыле. А теперь еще этот несчастный дождь пошел. И ничего такого, на чем можно было бы душу отвести.

— Заткни хлебало, — прорычал человек, шедший позади него, — или она его тебе навечно заколотит.

Элиан задрожала, но не из-за дождя. Она. Элиан знала только одну женщину, командовавшую бандитами, которые были одеты в цвета Лесной Страны и скрывались под масками. Несмотря на все предупреждения, видения и страхи Элиан, Изгнанница поймала-таки ее.

Дальше по склону мужчины поднималось тяжело дыша, но больше уже не ругались. С высоты холма Элиан было далеко все видно. Несмотря на дождь, кругом полыхали костры, вокруг них сновали люди. Большинство были в масках. Она успела заметить лишь несколько лиц: эбранца, гиленца и темного северянина с ястребиным носом.

В тишине и под многочисленными взглядами Элиан поднесли к центральному, самому большому костру. Позади него высился шатер, выстроенный из голых ветвей и накрытый промасленной шкурой. Шкура была темная, почти черная, а может, темно-синяя или фиолетовая — разве разберешь в темноте?

Элиан положили на землю и без всякого сострадания принялись катать туда-сюда, высвобождая из сети. У нее закружилась голова, и девушка позволила бандитам поднять себя на ноги. Чья-то рука ударила ее между лопаток, вталкивая в шатер.

После яркого света костра ей здесь показалось темно — лишь тускло светила одинокая лампа. Мало-помалу глаза Элиан привыкли к мраку, и она различила смутные очертания обстановки, простой до аскетизма, и кресла, в котором сидела женщина.

Женщина была одна. Она как будто находилась в забытьи. Худощавая и хрупкая, с седыми волосами, собранными узлом на затылке. Глаза ее были опущены, словно она сосредоточилась на существе, пристроившемся у нее на коленях. То была тварь с шелковистым мехом, похожая на кошку, она урчала, когда рука женщины ласкала ее.

Урчание прекратилось. Кошачьи глаза приоткрылись, и Элиан вздрогнула. Они были белые как серебро, а зрачки сверкали в полумраке и смотрели на Элиан с вниманием, которое говорило о недюжинном уме зверя. Тварь знала ее и смеялась, понимая, что она об этом догадалась.

— Значит, — услышала Элиан собственный голос, — вы вновь обратились к гильдии магов. Изгнанница подняла голову. Она не намного постарела с той поры, как убила невесту бога. Красота ее стала еще глубже, губительное действие страданий уменьшилось и преобразилось. Как если бы она сдалась. Как если бы ей пришлось выдержать жестокую битву, чтобы смириться со своим страданием.

— Я принадлежу к ней по происхождению, — проговорила Изгнанница. У нее было точно такое же произношение, как у Элиан.

— Принадлежите, — подтвердила Элиан, — и образование получили соответствующее. Мне знакомо это одеяние. Но зачем вам потребовалась эта тварь? Неужели Мирейн отобрал у вас больше, чем просто глаза?

— Он дал мне больше, чем отобрал, — произнесла Изгнанница с безмятежными интонациями в голосе.

Элиан посмотрела вокруг. Страх се вовсе не угас: она была буквально начинена им. Но презрение — сильное оружие. И она с отчаянной безрассудностью воспользовалась им.

— Чего вы добились? Я вижу королеву бандитов с демоном на коленях. Она слепа, она стара, у нее нет ни имени, ни родины. Для ее родственников она как будто никогда и не существовала. Даже ее гильдия… Почему вы здесь? Или в Девяти Городах устали от вашего владычества?

— Я не виню тебя, — без гнева проговорила Изгнанница. — Ты слишком молода, чтобы понимать правду.

— Я понимаю все, что мне нужно. Изгнанница улыбнулась. Нет, она не была доброй — и не могла быть такой. Просто ее забавляла эта детская наивность.

— Разве, о владычица Хан-Гилена? Ты мыслишь о том, будто едешь во имя клятвы. Но что это за клятва? Что за ней скрывается? Ты едешь сражаться бок о бок с сыном жрицы? Или же с намерением стать его королевой?

Элиан до боли прикусила язык. Изгнанница хотела, чтобы она закричала, стала отрицать искаженную правду. Да, она поклялась, что не выйдет замуж ни за кого, кроме Мирейна. Но это было давно, и она тогда была слишком юна, совсем ребенок. Она вряд ли даже помнила, какой обет на себя берет.

— Мудро, — заметила Изгнанница. — Очень мудро. Вероятно, в конце концов ты поняла, на что пошла. В Асаниане сочетают браком братьев и сестер. В Хан-Гилене избегают делать это.

Элиан по-прежнему ничего не говорила. То была горькая битва, причем битва, в которой невозможно одержать победу. Изгнанница знала, Элиан делает усилие, чтобы ничего не сказать в ответ. Знала все — и играла с ней ради забавы перед опьянением убийства.

— Нет, — сказала женщина. — В этом нет нужды. Мы ведь с тобой родственницы. Когда-то я была такой же, как ты: красота, благородное сердце и безудержная смелость. Из-за этих своих качеств я и погибла. Если бы я сдержалась, подождала, сделала вид, что покоряюсь сыну моего брата и его северной любовнице, то избежала бы многих страданий. Я могла бы убить не только мать, но и чудовище, которое она выносила. — Мирейн не…

Элиан проглотила конец фразы. Изгнанница соизволила улыбнуться.

— Говорят, он довольно-таки пригож. Телом. Я же говорю о духе. В отличие от тебя, родственница, я не провидица, но какой-то частицей этого дара все-таки наделена. Я предвижу, что он намерен сотворить с миром. Большей опасности мир еще не подвергался.

— Он спасет мир. Он отдаст его на милость Аварьяна.

— Он сожжет мир в пламени Солнечных Костров. Изгнанница поднялась. Ее любимица спрыгнула к ее ногам — хвост трубой, глаза ни на миг не отрываются от Элиан. Женщина подняла руки, но не защищаясь, вовсе нет. Ее слепые глаза, казалось, внимательно смотрели прямо в глаза Элиан, и было в них мерцание, подобное тому, какое заключено в сердце жемчужины. Такими их сделал Мирейн, прекрасно сознавая, что именно делает.

— Сам он не есть зло, — проговорила Изгнанница. — С этим я соглашусь. Вероятно, он просто поверил россказням матери. Но он смертельно опасен. Будучи магом по рождению, королем по воспитанию, с душой завоевателя, он не может поступить иначе. Но и я, в свою очередь, не могу. Он угрожает цепям, которые держат мир. Это я увидела еще до того, как он родился.

— Вы увидели угрозу вашей собственной власти. — И это тоже, — без всякого смущения согласилась Изгнанница, — и за свой грех я пала. Теперь мне дарована возможность искупить его. Я живу, и я сильна. Я отринула ненависть. Я научилась служить одной только справедливости.

— И во имя справедливости вы командуете разбойниками на дорогах. — Так нужно.

— Конечно, — сказала Элиан, презрительно скривив губы. — Как же иначе можно купить изменников, если не красть деньги? — Я поступаю так, как должна. Элиан успокоилась. Это внезапное спокойствие было настоящим сумасшествием. Оно нахлынуло на нее, охватило ее всю.

— Родственница, — сказала Изгнанница, — я ждала тебя. Я молилась, чтобы ты поняла то, ради чего я так долго ждала. Если мои люди грубо обошлись с тобой, прости их. Они мужчины и не имеют понятия об утонченности. Проходи, садись, будь как дома. Прояви снисхождение по крайней мере к моим словам.

Элиан не могла ее послушаться. Не хотела. Не должна была, несмотря на то, что лицом говорившая очень походила на нее, а в голосе, умолявшем ее, слышались знакомые нотки.

— Вы хотите опутать меня ложью, — твердо произнесла Элиан. — Хотите околдовать меня. Вы знаете, как силен будет Мирейн, если я стану сражаться рядом с ним, стану его пророчицей. Вы возмечтали, что я смогу повлиять на ваших врагов, в том числе и на моего отца. Особенно на моего отца. Но, как бы он меня ни любил, свое княжество он любит больше. Он никогда не допустил бы его гибели ради меня.

— Ты могла бы стать его спасением. Думаешь, о его намерениях никто не знает? Он собирается заключить союз со всеми Ста Царствами. А с Асанианом он лишь заигрывает, дабы не возбудить подозрений. Так что его намерения ясны всякому, у кого есть глаза. Когда Сто Царств окрепнут под его руководством, он преподнесет их в дар завоевателю. — Если завоеватель окажется достоин их. — Он достоин их уже самим своим существованием. Ведь он воспитывался на роль правителя под руководством твоего отца.

— Старая ложь, — возразила Элиан, — и старая злоба. Могу ли я верить хоть одному вашему слову? Вы были высшей жрицей Аварьяна, а теперь носите одежды черной магии. От вас разит темнотой.

— Все едино, — заявила Изгнанница. — Свет и тьма — все едино. Это правда, родственница. Твой отец слеп, и вместе с ним — тот, кого он прочит на престол. — В таком случае это, должно быть, я. Я не служанка богини. Я не поддамся вам.

— Никто и не требует поддаваться. Я говорю лишь о том, чтобы взяться за руки ради правды. — Изгнанница вздохнула, как будто ее охватила усталость. — Время станет твоим учителем. Время и то, что в конце концов ты увидишь сама и чего не сможешь отрицать.

* * *

Без сомнения, Элиан вынесла бы любую пытку. Но с ней поступили куда хитрее. Ей предоставили в единоличное пользование шалаш. Ее привязали, но веревка была достаточно длинной, чтобы Элиан могла свободно бродить по шалашу. Еда и питье только и ждали, когда она соблаговолит заметить их.

Она отказывалась. Это было бы равноценно уступке, а уступать она не собиралась. Она скрючилась возле столба, поддерживающего шалаш, и дрожала, время от времени по-детски всхлипывая — скорее не от страха, а от унижения.

Вдруг она почувствовала на себе чей-то взгляд и похолодела: перед ней на только что пустом месте сидела любимица Изгнанницы, нарочито невинно вылизывая переднюю лапку.

Элиан прищурилась. Тварь выпустила когти. От нее вовсе не исходил запах преисподней, наоборот, она казалась всего лишь домашним животным госпожи, безвредным, поглощенным своими делами. И тем не менее она оказалась здесь, несмотря на закрытую дверь.

Принадлежа к роду магов, Элиан немного изучала колдовскую науку. Ей не нужны были заклинания или что-нибудь в этом духе. Ее сила таилась глубже, была почти инстинктивной. Но отец научил ее или по крайней мере пытался научить пользоваться этой силой, стоило только припомнить уроки отца.

Ее очам предстало видение: три мага-ученика перед учителем, двое детей рыжие, как гиленцы, а один — темный, как янонец. Самая младшая была так мала, что сидела на коленях учителя, приложив ушко к его груди, и голову ее переполняли переливы его голоса. «Приближенное существо, — говорил он, обращаясь в равной степени как к ней, так и к ее братьям, — это, подобно жезлу, вместилище силы. Оно может быть лишь оболочкой, а на самом деле служить глазами, ушами и ногами, может охранять то, что маг захочет отдать ему под охрану».

«Полезная штука», — сказал Халенан. Его ломающийся голос дрогнул даже на этом простом слове «полезная», но Элиан было слишком интересно, чтобы смеяться над ним.

«Полезная, — согласился Мирейн, — но неудобная и даже опасная. Что, если это существо будет захвачено другим магом? Или его убьют? Что тогда произойдет с его хозяином?»

«Все зависит от того, насколько глубоко ты внедришься в него», — ответил Красный князь. Он лениво взъерошил волосы Элиан. Это было приятно, и она чуть-чуть зажмурилась, чтобы мир вокруг показался чудным. Лицо Мирейна расплылось в тени.

«Я бы никогда не стал так делить свою силу», — заявил он.

«Тебе это и не нужно, — объяснил Красный князь. — Ты родился таким. Но даже если бы ты был простым смертным, постигшим тайны волшебства путем заклинаний и упорного труда, то и тогда такое существо не ослабило бы твою силу: оно лишь сосредоточило бы ее, питало, увеличивало ее мощь».

«Но зато я всегда был бы уязвимым», — сказал Мирейн.

* * *

Элиан сделала глубокий вдох. Тварь перед ней свернулась в клубок, точно в ней совсем не было костей, и принялась вылизывать хвост. Элиан потянула за ремень, связывавший ее запястья. Тварь подняла голову, устремив на нее взгляд. Элиан впилась зубами в узел.

Резкая боль швырнула ее на спину. Щека горела пульсирующей болью. Кровь закапала платье.

Кошка сидела, настороженно выпрямившись. Элиан оскалилась. Кошка зевнула. Ее клыки напоминали белые иголки. Элиан скорчилась, стараясь не думать о боли. Наверняка когти твари оцарапали ее до кости. Как она ни прижимала руки к месиву из кожи и мяса, кровотечение не прекращалось.

Она собралась с мыслями, чтобы привести в действие свою силу. Кошка сидела как ни в чем не бывало, ускользая от ее хватки и дразня ее злобным фырканьем.

Элиан сосредоточилась. Сейчас ярость может погубить ее, а отчаяние — бросить в руки врага.

Она сумела собраться. Не до конца, но, с божьей помощью, вполне достаточно. Сила бурлила и кипела внутри, как будто была не частью ее существа, а чем-то чужим. И Элиан выплеснула эту силу неимоверным напряжением воли. Руки ее освободились. Дверь шалаша распахнулась, перед нею стоял страж с пустыми глазами. Элиан шагнула прямо к нему.

Кошка взвыла, и Элиан быстро обернулась. Ее нежную грудь пропороли когти, в горло впились зубы. Элиан оторвала тварь от себя и отшвырнула изо всех сил.

Тишина. Покой. Она оглянулась: никого. Элиан повернулась и проскочила мимо неподвижного стража.

Ее сила наконец-то успокоилась и покорилась. Позволив ей вести себя, Элиан пошла к границе лагеря. Никто не видел ее, да никто и не мог увидеть. А вдалеке ждал лес, обещавший безопасность.

Тварь появилась неожиданно, без предупреждения, выпрыгнув из ночи, быстрая, безмолвная и ужасная. Когти хотели разорвать, распотрошить Элиан. Той пришлось снять все защитные поля.

На кошачье счастье, тени отступили, и теперь Элиан стояла в свете сторожевого костра, доступная взору любого смертного. Кто-то вскрикнул.

Слева была ночь и зеленое сверкание кошачьих глаз. Элиан бросилась вправо, в обход костров. Закричали другие голоса. Огонь опалил ей лицо. Она в отчаянии сбросила защитное поле и выплеснула всю свою силу в огонь. Тело ее прыгнуло следом. Высоко взметнулось пламя, поглощая ее. Тварь-тень отскочила.

Воспользовавшись ее замешательством, Элиан оттолкнулась от самой сути своего существа.

Костер исчез, и ее окутала тьма земной ночи, с сиянием звезд и шепотом ветра в листве.

Мгновением позже ее затрясло. Она очутилась совсем в другом месте. Но где именно и далеко ли от лагеря, трудно было сказать, хотя в воздухе по-прежнему витали запахи лесов Ашана. Сила Элиан, оставшись без контроля, занесла ее дальше, чем она могла ожидать. Или, возможно, это просто удача. Или судьба. Или бог. Колени у нее подогнулись. Теперь она лишилась всех своих сил. Они кончились. Они выполнили свою задачу. И если теперь люди или колдовство найдут ее, ей нечем будет защищаться.

— Аварьян, — прошептала она, как если бы он мог услышать. — Помоги… защити…

Ночь раскрыла свои объятия, и Элиан отдалась ей на милость.

Загрузка...