Вкусно – Кусь или Попаданка с пирогами

Пролог

Пролог

— Ну, давай ещё по одной, Люсь, и я пойду. За что выпьем? – я подняла бокал с игристым, и уставилась на любимую и самую близкую подругу – Люську.

— А, давай выпьем за счастье! Мы с тобой его заслужили! – Люська звонко расхохоталась во все свои тридцать два, и аккуратно стукнулась о мой бокал.

С Люськой, точнее с Людмилой Павловной Арсеньевой – бухгалтером высшего класса и самым востребованным специалистом в городе – мы дружили с детства. Правда тогда она была просто Люськой, веселушкой, хохотушкой и лохматой девчонкой, с вечно зелёными ободранными коленками. Вместе мы излазили все закоулки района, прыгали по гаражным крышам, вместе получали по задницам от гневных родителей. Вместе пошли в первый класс, практически одновременно встретили свои половинки, в один день вышли замуж. Даже дети у нас родились с разницей в несколько дней.

По жизни вместе... и развелись в один год.

Да, такая вот дружба – судьбою связанная. Теперь мы ещё и бизнес вместе ведём. Я – ответственная за меню, персонал, поставки-закупки и прочую нудную, но очень важную дребедень. А Люська тащит то, что меня бесит до дыма из носа – бухгалтерию. Нет, вот серьёзно, я готова напечь пирожков с тремя видами начинок на целую свадьбу, но только не сидеть целый день, сводя дебет с кредитом... или как там это называется?

Сегодня у нас великий день. Мы празднуем открытие уже пятой точки с названием «Обед у мамы» - кафе домашней кухни. Вот так неожиданно, за три года каторжной работы, мы стали бизнеследи. Горжусь нами, прекрасными девочками-пчёлками!

— Может, ещё посидим? – Люська устало потирает глаза, совсем позабыв про макияж. Под веком тут же образуется синяк – Люська превращается в полупанду. – Давно не отдыхали... Чё у тебя с Богданом?

— Да... не знаю, как сказать. – Кривлю моську, потому что и сама не знаю как у меня с Богданом. – Встречи по пятницам с ночёвкой до воскресенья, редкие выходные и праздники с выездом в соседний город... Короче, мне нужен Богдан, чтобы я не забыла, как секс выглядит.

— Ха-ха, ну ты даёшь, подруга! – хохочет Люська. — а кто это у нас выжег своё пуританство калёным железом? Кто тут у нас произвёл падение моральных устоев?

—Ой, Люська, — смеюсь в ответ, прекрасно понимая, о чём она говорит. После развода я с пеной у рта, доказывала, что «никогда в жизни больше...» и вообще, мне этот «секс даром не нужен...». – Всё течёт, всё изменяется... Только нет у меня к Богдану пылких чувств. Бабочки в животе не порхают, а ползают жирными и ленивыми гусеницами. И вообще, нет дымки этой розовой – ну, знаешь, когда вата такая сахарная вместо мозга в черепушке вдруг обнаруживается? А? Старая я становлюсь, наверное...

— Пф! Какие наши годы? И вообще,— Люська поднимает вверх палец и громко декламирует, — Сорок пять – баба ...

— Ягодка опять!

Подхватываю слова подруги, и мы громко хохочем, пугая прикорнувшего Борьку – красавца мейн-куна*. Борька резко подрывается с подоконника, путается в тонком тюле и, с громким мявом, обрушивается на пол, попутно роняя горшок с орхидеей.

— Бо-о-орька, что ж ты так, друг мой ситный!

Люська соскакивает и пытается поймать ошалевшего кота. Борис, зверея ещё больше, обрывает тюль вместе с гардиной, скользит в рассыпавшейся земле и, с видом восставшего из ада, пытается свалить из люськиной кухни, прихватив с собой гардину. Я трясясь от смеха, сползаю на пол и пытаюсь поймать беглеца за кусок тюля. Здоровенный мейн-кун, ревя как крокодил, делает рывок – тюль остаётся у меня в руках, а Борька исчезает в недрах люськиной квартиры. Слышится грохот и звон разбитого стекла. Кажется, Борис не вписался в стол и грохнул цветочную вазу.

— На удачу! – хохочет Люська, сидя в куче земли и потирая оцарапанную руку – Борькино спасибо за попытку спасения от хищного кухонного тюля. – Теперь точно счастливыми станем!

Наше веселье прерывает истеричная трель дверного звонка, а потом череда сильных ударов. Следом сердитый старческий голос завопил:

— Что там происходит? Я сейчас милицию вызову! Развели тут проститутошную! Нормальным людЯм ни поспать, ни отдохнуть не дадут! Ходют, шампанскую из горла прямо пьют... Спекулянтки!

Тётя Зина собственной персоной. Местная скандалистка, верный поборник морали и несгибаемый страж порядка в доме номер шестьдесят пять. Ну, раз припёрлась тётя Зина, значит, мне пора домой. А то следом ещё и участковый приплетётся – он обязан реагировать на каждый стук. Особенно от тёти Зины, а то полетят птицы-голуби, жалобные записки, и получит наш участковый по макушке.

Люська прижимает палец к губам, и мы давимся смехом в ожидании, пока тётя Зина наорётся и уползёт в свою пещеру под номером семьдесят три. Разговаривать с крепкой пенсионеркой семидесяти пяти лет Люська пробовала – бесполезно. Уговорам тётя Зина не поддаётся, аргументы упорно игнорирует, а факты… С ними она поступает жестоко: раздирает в клочья, выворачивает наизнанку и выдаёт их обратно, только теперь эти изувеченные факты свидетельствуют против тебя. Так и живёт тетя Зина, предпочитая в свободное время терроризировать весь подъезд.

А мы предпочитаем тыриться от неё на кухне. Во избежание, так сказать. Нервы важнее. Особенно, когда они твои собственные.

Я считаю, что «тёти Зины» это вечное проклятие человечества. Они будут поопаснее Эболы, коронавируса или урагана. Даже от тараканов можно избавиться, но только не от надзора вездесущих бабок- командирок. Они есть в каждом доме, на каждой улице, в каждом городе. Они всё видят, всё знают и всё слышат. Они блюдут «мораль», поедая своей «заботой» всех встречных-поперечных.

Интересно, откуда берутся эти поедатели морали? Вроде все мы нормальные женщины, нервные немного, но всё же. Или их в пенсионных набирают, кодируют, а потом распределяют по участкам – мол, в третий дом три человека, в четвёртый – не надо, а в седьмой и одной хватит? А может, курсы какие есть? Типа «Как стать главной по подъезду?».

Глава №1

Глава 1

— Дона, дона! Ты живая?

Сквозь тошнотворную муть и заложенные уши, слышу чей-то тоненький голосок. Девушка или ребёнок? Пытаюсь пошевелиться – боль резко стреляет в спине, отдаёт в ногу. Кажется, когда грохнулась, разбудила свой спящий радикулит. Открываю глаза. Надо мной нависла девочка лет десяти или двенадцати. Смешной курносый носик, россыпь веснушек, лучистые серо-зелёные глаза и рыжие кудряшки, выбившиеся из под странной шапочки.

— Дона,— повторяет девчонка. Странное какое-то обращение. Не местная она, что ли? – Ты живая? Можа, тебе водички?

Девчонка на мгновение исчезает из поля зрения, но тут же снова появляется. Тоненькая, но не по-детски сильная, ручонка приподнимает мою голову, в губы тычется плошка. Делаю несколько глотков – не «водичка» это, а ромашковый чай. Горький, зараза, зато действенный – сразу пропала тошнота и заложенность в ушах.

— Спасибо, девочка. Всё в порядке. Просто тётя шагает не глядя, а потом валяется на дороге. Спасибо таким прекрасным подросткам, что мимо не проходят.

Аккуратно отвожу её руку от своего лица, и поднимаюсь. Сумка со специями рядом. Хорошо, тихий парк, не спёрли. Ах! Ювелирка! Открываю сумочку – уф, всё на месте! Потирая ушибленную поясницу (ух, радикулит, проклятый!), оглядываю мою юную спасительницу. Девочка подросток, загорелая, чумазая, как чертёнок. И одета в какие-то тряпки. Нелепые ботинки, размера на два больше, непонятного цвета платье ниже колен, платок на плечах. Хм, странное одеяние для современного подростка. Хотя... кто их сейчас разберёт! Может быть, это последнее веяние моды? А тут я – со своим устаревшим взглядом на мир. Плавали, знаем. Ольга, дочь моя, какой только рванины не носила. Вспомнить страшно.

— Если ты, дона, живая, то пойдём. Я тебя отведу к старосте, а он мне награду даст. – Девчонка довольно заулыбалась, — золотой. За таких как ты, староста всегда золотой даёт. Я, вот, целый год приходила в Сумрачный Лес. Ради золотого. Мне знаешь, как золотой нужен? А вчера попросила у Энаки помощи – и вот, тебя нашла. А раз ты найдённая, то пошли со мной. Мне староста золотой даст...

Девчонка тараторила, тараторила, а я вдруг поняла, что не узнаю парк. Исчезли дорожки-тропинки, солнце светит не с той стороны, да оно вообще уже светить не должно – в парке сумрак был, значит сейчас ночь, деревья превратились в ёлки... Что, червивый изюм, тут происходит?

— Подожди, подожди... какой староста, какой золотой? Где я?

— Староста всегда говорит, что пришедшие как дети малые. Поэтому мы, — она с гордостью ткнула в свою костлявую грудь чумазым пальчиком, — искатели, должны им помогать и встречать, а главное беречь как собственную руку. А он нам золотой!

— Хорошо, про золотой мы выяснили. Ты мне, незнакомая девочка, лучше расскажи где я? Меня, кстати, Света зовут.

— Красивое у тебя имя, дона. Света, — повторила девчонка за мной, пробуя имя на вкус, а потом заплясала на месте. – Как будто солнышко греет, такое у тебя имя. А меня зовут Алисия. Мама меня так звала... давно.

Глаза девчонки помутнели, с ресниц скатилась слезинка, но Алисия сразу взяла себя в руки и размазала солёную капельку по щеке. Понятно, сиротка. Ещё и голодная, поди. Вон как ключицы торчат. Ужжжас, какая тощая!

— Есть хочешь, Алисия? – открыла свою дамскую сумочку, в которую можно легко запихнуть пятилитровую кастрюлю борща, и вытащила на свет пакет с конфетами, пачку печенья и молочную шоколадку с орехами. Себе прикупила, чтобы вечерком чаёк попить под сериальчик.

— Хочу, — глаза девчонки заблестели.

Критически оглядела полянку. Ну, ни чего так. Можно прямо на траве посидеть. Тем более чего кочевряжиться, если я тут незнамо сколько тут прямо на траве провалялась, пока меня это «искательница золотого» не отыскала.

Я раскладываю нехитрую снедь, а глаза девчонки жадно следят за моими руками. Точно, голодная как брошенный котёнок. Подумав, достаю ещё батон в упаковке и пол палки копчёной колбасы в вакууме. Девчонка радостно визжит от вида хлеба, а я в который раз себя хвалю. Люська всегда ругается на мою «сумочку» и грязно обзывает её «старушечьей котомкой», а оно вон как обернулась. Жаль, ножа нет, чтобы колбасу порезать, но, может быть, Алисия его с собой прихватила?

— Алисия, у тебя, случайно ножа нет?

— Есть! – гордо ответила чумазулька и унеслась на край поляны, где валяется какой-то мешок. Алиска, всё так же, бегом вернулась, теряя на ходу ботинки, и торжественно вытащила из «мешка» кривой обломок ножа, два варёных яичка, соль в листе лопуха и глиняный кувшиник, размером с гранённый стакан.

Быстренько шлёпаю бутерброды. Эх, маслица бы сейчас. Сливочного... Но, чего нет – того нет. Обойдёмся.

Через пару минут мы приступаем к трапезе. Вяло сосу конфетку и наблюдаю за своей новой знакомой. Алиска метёт всё подряд, особо налегая на хлеб и колбасу. Набивая рот едой, Алиска пытается рассказать про то место, куда я попала.

— Раньфе такиф как ты не фыло. А потом как дождь с неба посыпались. И фсе ф лес. Ражфные были... и шлые, и доблые, и рукодельницы. – Алиска доела третий бутерброд, но не осмеливается взять ещё один. – Потом староста всех на главной площади собрал и приказал ходить в лес и искать пришедших. Говорит, они суету наводят, а чтобы не наводили – надо их, значит, сразу к старосте приводить, а он нам золотой. Ты же пойдёшь со мной, дона Света? Мне страсть как нужен золотой.

— Пойду, пойду. Только позже. А ты ешь, не стесняйся.

Алиска благодарно кивнула головой и принялась уничтожать бутерброд за бутербродом, пока не осталось ни крошки. Потом глянула на меня и потихоньку перешла на печенье.

Так, понятно. Попаданка я, значит. Девчонка малая ещё, подробностей не знает, надо к старосте идти. Хошь не хошь, а надо.

Разламываю шоколадку напополам, вторую половину бережно заворачиваю в обёртку и убираю в сумку. На будущее. Вдруг тут нет шоколада, а я без него грущу и впадаю в депрессию. Вторую половинку отдаю Алиске. Та бережно берёт незнакомое лакомство, аккуратно откусывает малюсенький кусочек и замирает. Я, улыбаясь, наблюдаю, как меняются эмоции на её лице. Опасение, удивление, удовольствие. Алиска в считанные секунды уминает лакомство и благодарно смотрит на меня.

Глава №2

Глава 2

Староста встретил нас спокойно, даже буднично как-то... хоть бы ради приличия торжественно объявил, что теперь я буду тут жить и стану королевой тридесятого царства...

Фигушки! Староста, при виде моей прекрасной, но взмыленной личности буднично произносит:

— Сто сорок пятая... Филиппе! Филиппе! Оформи пришедшую и выдай направление на поселение.

Староста указал на шаткий табурет возле заваленного стола помощника старосты и пригласил присаживаться. Я уселась, рядом встала Алиска. Она втянула голову в плечи и бесконечно хлюпает носом. От страха и уважения к высокому чину старосты, как я поняла. Или от скорого поступления баснословного богатства – золотой же за меня ей выдадут.

Филиппе, медлительный и какой-то серый, словно пыльным мешком прибитый, тихим фальцетом потребовал личные данные:

— Имя... возраст... откуда прибыли... чем заниматься будете...

— Эмм, Светлана Нестерова, сорок пять лет, в разводе...

— Это нам не важно, — пыльный Филиппе поднял на меня свои бесцветные глаза. Я внимательно оглядела крючкотворца. Весь он невзрачный и нелепый. Тощий, бледный, выцветший от постоянного сидения под крышей и бумагомарательства. Такого увидишь на улице и тут же забудешь, а потом никогда уже и не вспомнишь. Весь он как вершина канцелярщины и казёнщины. И пахнет от него соответствующе – пылью, сургучом и скукой. – Отвечайте только на те вопросы, что я задаю. Чем заниматься будете?

— Эмм, — я даже немного растерялась от его равнодушия, но быстро нашлась, — не знаю даже. Пироги печь умею, борщи варить... в видах дерьма разбираюсь, в навозе, в смысле. Цветы выращивать люблю...

— Пироги это хорошо... - равнодушно произнёс крочкотворец. - Сюда палец положите.

Филиппе подставил мне под руку глянцевый лист бумаги, исписанный непонятными значками, и указал на небольшую точку внизу листа. Я, не глядя, ткнула пальцем и...

Шум, грохот, сотня бубнящих разнополых голосов, звон, гул, дребезжание, шум – всё смешалось в голове. Снова накатила тошнота, закружилась голова, учащённо забилось сердце. Я хватаю ртом воздух, как выброшенная на сушу рыба. Чьи-то тоненькие ручки крепко обхватили меня за плечи:

— Дона Света, дона Света! – я узнала голосок Алиски, а потом почувствовала, как в губы тычется плошка с отваром ромашки. Сделала глоток – горькая жидкость мгновенно остановила крутящуюся комнату и выключила голоса.

— Что это было? – прохрипела, в упор глядя на Филиппе.

— Введение вас в наш мир. Теперь вы знаете все законы, умеете читать и писать. Понимание языка и умение говорить пришедшие получают в момент переселения...

— Перемещения, — поправила секретаря. — Переселение это когда ты долго собираешься, а потом переезжаешь. А тут пространственное перемещение... ещё и без спроса и моего согласия.

— Перемещения. Получите бумаги. Вам положено жилье. Адрес в прибывном листе. Всего доброго и добро пожаловать!

Филиппе протянул мне три листа бумаги, вяло улыбнулся и напрочь позабыл о моей персоне. Он вынул из груды бумаг на столе один лист и неподвижно уставился на него. Жду, смотрю на крючкотворца и понимаю, что он уснул! Ей, богу! Спит! Ещё и похрапывать начал!

Поворачиваюсь к соседнему столу. Там сидит староста и набивает трубку табаком. Вопросительно смотрю на него. Бесполезно. Развесил седые усы, длинные и лохматые, как у Будённого, только седые, и совершенно не испытывает желания со мной говорить. Кунжут прелый, как будто в паспортный пришла.

Заглядываю в первый лист... и понимаю, что там написано! Моё имя /фамилия, правда с ошибками «Свитлана», время прибытия, род будущих занятий – кухарка! Кухарка, ёшки-матрёшки! Вот, прямо обидно стало! Какая я тебе «кухарка», басурманин? Я бизнеследи, я шеф-повар, я фея домашней кухни! Тьфу, необразованный...

Вздыхаю, засовываю бумаги в сумочку-авоську, подхватываю сумку со специями, зову за собой Алиску и мы выходим на улицу.

Шумная городская площадь, пыльная и жаркая, полна народу. Дамочки в интересных платьях, похожих на немецкие наряды под названием «дирндиль»(баварский национальный костюм, в них щеголяют девушки-официантки на пивном фестивале Октоберфест).

Кавалеры в ярких жилетах, цветных шляпах с перьями, безукоризненно чистых рубахах и сапогах. Только штаны смешные – широкие штанины заправлены в начищенные голенища сапог, а сверху утянуты поясами.

Некоторые модники понавешали на пояса колокольца и теперь ходят, звенят бубенцами.

Слышу рядом тоненький плач. Оборачиваюсь – Алиска ревёт. Уселась прямо в пыль и ревёт, слёзы льются ручьём, стекают по щекам, а она их даже не вытирает. Елки моталки, а тут-то что?

Ставлю на землю сумку со специями, будь она неладна, вытаскиваю из сумочки влажные салфетки и присаживаюсь на корточки возле ревущей сиротки. Вытираю ей слёзы-сопли, и спрашиваю:

— Ты чего, Алиска? Не хочешь со мной идти?

— Ха-а-чу-у-у, —завывает во весь голос девчонка.

— Тогда чего рыдаешь?

— Староста золотой не отда-а-а-ал!

Золотой! Тьфу ты, а про денюшки, честно заработанные Алиской, я и забыла!

Ах ты, скопидом вислоусый! Сиротку обижаешь?! Ну, тебе кранты теперь! Чувствую, как звереть начинаю, аж руки затряслись от злости. Ладно на меня редиску забил, но ребёнка обижать?! Это уже за гранью... Не позволю!

— Сиди тут. Я сейчас!

Сую в руки Алиске свою сумочку и вихрем взлетаю по ветхим ступенькам в избу старосты, рывком распахиваю дверь и с порога начинаю вопить:

— Староста, ишак ты бельгийский, ты почему девчонке золотой не отдал?

Голос у меня громкий, командирский, даром, что ростом не вышла – всего то метр шестьдесят в прыжке и с кепкой. Зато характер боевой.

Староста от неожиданности аж под стол свалился. Гляжу я и вижу – они с Филиппе, с этим блёклым одуванчиком, денежки делят. Кучку золотых кругляшей на две маленьких раскладывают. Ах вы, бюрократы! Так вы ещё и казнокрады!

Глава №3

Глава 3

Мужчина грозно нахмурил брови и обвёл комнату невероятными карими глазами, на мгновение задержав взгляд на рассыпавшихся монетах. Он недовольно скривил губы и что-то негромко сказал.

Послышался жалобный скулёж старосты и тихое причитание: «Ведьма, ей-богу, ведьма. Герцога приманила».

Ага, герцог, значит. Симпатичный.

Судя по всему, мужчина не услышал старосту. Его взгляд переместился на меня, а теперь его светлость оценивает мою красоту и... кусок рубашки Филиппе в моей руке. Мой первый трофей на новом месте!

Чёрт... В голове что-то бумкнуло, а потом всплыла информация о прибывшем человеке под кодовым именем «Герцог».

Герцог Диего Орридо, властительный хозяин всего острова (остров, мать его!). Неженат, богат, состоит в родстве с Его Императорским Величеством Фурфанте Шестым, правителем страны под названием Теренно Соул. Так, понятно – страна называется Теренно Соул, герцог подчиняется Императору, мы находимся на острове. А как называется остров?

В висках зашумело, снова бумкнуло и появился ответ – Исола. Ага, понятно.

— Повторяю вопрос. – Твёрдо чеканя слова произнёс Диего Орридо. Пёс у его ног угрожающе зарычал. – Что тут происходит?

Я оглядываюсь.

Выползли, красавцы подранные! Стоят рядочком и глаза честные-честные!

— Благодетель!! – взвывая как плакальщицы на похоронах, одновременно заголосили мои «пострадавшие». – Эта дона... чужеземка... напала на нас, твоих верных и честных подданных. Она пыталась ограбить нас... утащить казну... мы защищались... понесли потери... рубашка вот и синяк...

ЧТО? Ограбить? Я? Ах, вы слизняки капустные!

— Это я ограбить хотела? Это вы, тухлые редиски, девчонку обобрать пытались! Сиротку! – я запустила кусок рубашки в старосту, упёрла руки в боки и уставилась на герцога. – Вы чего тут у себя устроили? Почему у вас на ответственных должностях сидят воры и хапуги?

—Амико, что несёт эта женщина? – сталь в голосе герцога повергла в лёгкую дрожь даже меня, а уж староста и его секретарь просто рухнули на пол, как подкошенные, и жалобно запричитали.

Я раскрыла рот и тут же его захлопнула, а потом вытаращила глаза. Потому что собака решила проявить активность. Излишнюю, как по мне. А я собак побаиваюсь немного, тем более таких огромных.

Не пёс, а медведь гималайский.

Благородный чёрный пёс герцога лениво поднялся с пола, хищно облизнулся и неспешно пошёл к нам. Он пересёк комнату, ткнулся мокрым носом в вороватых управленцев, а потом обошёл вокруг меня и с шумом втянул воздух. Принюхивается, значит... а вдруг он голоден? А тут я, такая аппетитная и приятная. Булочками вот пахну.

— Она говорит правду. – Сказал пёс, ткнулся мне под коленку носом и легко отбежал к ногам хозяина.

Я ещё сильнее выпучила глаза и снова разинула рот.

ПЁС. ГОВОРИТ. ЧЕЛОВЕЧЕСКИМ ЯЗЫКОМ.

Святые булки с маком! Что происходит?

— Ты, староста, опять за своё? – герцог взмахнул рукой. Возле него тотчас появилось высокое кресло на кривых ножках и с мягким бархатным сиденьем. Герцог уселся в кресло, лениво закинув ногу на ногу, и уставился на свой безупречный маникюр.

Я невольно залюбовалась его руками. Длинные холёные пальцы, безупречный маникюр и серебряный перстень с крупным камнем кроваво-красного цвета на указательном пальце правой руки.

Староста снова начал бормотать, только теперь скороговоркой.

— Чужеземка сама пришла. Девчонка не заслужила... в регламенте чётко сказано. – Он на секунду замолчал, а потом взвыл страшным голосом, — па-а-милуй га-а-спа-дин! Невиноватый я!

От неожиданности я вздрогнула и взмахнула руками. Вся комната наполнилась белой пылью. Лёгкой, пушистой, тёплой. Пыль кружилась, оседала, заметала всю комнатку, прикрывая белым покрывалом распростёртых вороватых чиновников, золотые монеты и деревянный пол. Она ложилась мягким полотном на мои плечи, свёрнутые в дульку волосы. Пыль превратила меня в злую и ошарашенную статую.

Но она странным образом обошла стороной чёрного пса и его хозяина.

— Магиня? – подняв удивлённо одну бровь, спросил герцог и заинтересованно взглянул на меня.

— Н-нет... п-повар.

— Тогда откуда всё это?

— Не знаю... Это не я!

— Ясно. Магиня. Откуда ты?

Растерянно хлопаю глазами. Какая я, к скисшему тесту, магиня? Что он несёт?

— Так! – упираюсь руками в бока. – Никакая я не магиня, я фея кухни, шеф-повар и главная по булкам! Уяснил? С Земли я, это понятно?

— Дерзкая…— усмехнулся герцог и так взглянул на меня, что ноги мои задрожали и сердце бешено забилось. Но не от страха, а… не знаю даже от чего. – Нравится мне это. Или нет. Я ещё не решил.

Герцог вдруг стал серьёзным. Он повернул голову к распростёртым на полу казнокрадам и сказал:

— Староста, вошь платяная, ты почему мой приказ нарушаешь?

Староста приподнял голову и резко затараторил:

— Знать ничего не знаю, ведать ни чего не ведаю. Монет не брал, девчонку не обижал. Эта вот, — он кивнул в мою сторону, — сама пришла и скандал строила. А мы сиротку не обижали!

— Врешь, кабан сутулый… — процедил герцог и повернулся к собаке, — Амико объясни старосте, что обманывать не хорошо. И обкрадывать город тоже не хорошо.

Чёрный пёс герцога медленно поднялся с пола и, легонько порыкивая, направился к старосте и Филиппе. Они тихонько заскулили и начали отползать назад, оставляя тёмные полосы на засыпанном белой пылью полу.

Мысли лихорадочно забились в моей усталой голове. Герцог жесток, пёс безжалостен, а эти два кретина просто слабые до чужих денег люди. Нельзя их рвать на куски… нельзя.

— Стой! – Мой визг оглушительно прошёлся по комнате и расколол грязное стёклышко в окне. Герцог удивлённо поднял брови и уставился на меня. Амико продолжил медленно идти к жертвам. – Ты чего это творишь, супостат? Зачем людей терзать собрался? А? Отправь их на исправительные работы, не знаю куда. Мусор из моря доставать или лес от сухостоя чистить. Убивать-то зачем?

Глава №4

Глава 4

До дома Алиски мы добрались в темноте. Солнце стремительно, как бывает на юге и в горах, сползло с небосклона и оставило вместо себя сиреневый мрак и россыпь загорающихся звёзд. Где-то застрекотали горластые кузнечики. Тёплый ветер принёс аромат морского бриза.

Из-за темноты разглядеть дом я не сумела. Поняла только, что территория двора обнесена забором, а вход надёжно заперт калиткой. Железной, вроде, и а по размерам похожей больше на ворота. Как в темноте-то разобраться, где отворяются ворота?

Но Алиска, хозяйка всего этого богатства, немного повозилась, погромыхала чем-то и ловко распахнула калитку, а после, гордо, как самая настоящая королевишна, пригласила меня внутрь:

— Добро пожаловать, дона. – Она первой шмыгнула за калитку и уже со двора пробубнила, — только иди аккуратно. Тут плитки разъехались.

Вползаю вовнутрь, делаю пару шагов и тут же спотыкаюсь о камень. Шиплю от боли и зову свою подружку:

— Алиска, тут темно, как у чёрта в брюхе. Посветить бы чем.

В ответ тишина. Я напрягаюсь. Куда могла подеваться девчонка. Что с ней случилось-то в собственном доме?

— Алиска! – Негромко зову и прислушиваюсь, а потом взвываю во всю глотку, — Алиска, деточка!

Яркий свет вспыхивает где-то впереди, ослепляет меня.

— ОЙ! – я громко ойкаю от неожиданности и прикрываю глаза ладонью.

— Дона, я тут. Не бойся, я за фонарём бегала. – Запыхавшийся голос девочки приближается.

Открываю глаза и, щурясь от яркого света, облегчённо вздыхаю.

— Батюшки светы! Испугалась я за тебя, детка. Думала лиходей какой или бандит к тебе во двор забрался и…

— Не бойся за меня, дона Света, — Алиска смущённо шмыгает носом и добавляет, — или бойся, но только чуть-чуть. Очень приятно на сердце, когда за тебя переживают. Я уже и забыла как это.

Девочка хватает меня за руку и тащит по кривой дорожке в дом, подсвечивая себе фонарём. Неловко семеню за ней, чувствуя, как заплетаются ноги и как оттягивает руку сумка с образцами специй, ставшая вдруг тяжеленой, словно туда камней напихали.

—Вот и пришли. Заходи, дона Света. Тут теперь жить будем. В тесноте, но зато вместе.

Опускаю сумку на пороге и захожу в дом.

Божечки-кошечки! Какой же тут бардак! Большая, некогда уютная комната, в которой кучей свалены какие-то вещи, свёрнутые ковры, мебель и леший знает что ещё. С потолка свисает толстенная паутина, которая от света Алискиного фонаря и от сквозняка, рождает страшные тени, ухмыляющихся призраков и монстров чёрных улиц.

Представляю, сколько чудесного беспорядка я тут обнаружу при свете дня! А Алиска тут жила! Бедный ребёнок…

— Детка, — вздрагиваю от очередного слишком сильного колыхания паутины и прижимаю Алиску к себе, — как ты тут жила? В антисанитарии и разрухе? С крысами за хлеб дралась?

— А я не тут живу, — Алиска прыскает в кулачок, потом довольная тыкается мне в бок и шмыгает носом, — а во-о-он там.

Смотрю за движением тонкой ручки и вижу тяжёлую дверь. Проход к двери свободен.

— Показывай, а то спать уже охота.

Алиска кивает головой и тянет меня за собой. Быстро пересекаем страшную комнату и вмиг оказываемся в небольшой комнатушке с печуркой, парочкой диванов и большим шкафом. На полу лежит ковёр, потерявший свой цвет от наслоений грязи. На диванах несвежее бельё, захватанные одеяла. Зато паутины нет и пыли по минимуму.

Смотрю на Алиску. Ждёт вердикта, как приговора. Нервничает. Видимо, боится, что передумаю и уйду из этой дыры куда-нибудь в более приятное место. Да разве ж я могу бросить девчонку на произвол судьбы? Крыша над головой есть, а порядок – дело наживное.

— Хороший у тебя дом, детка, большой очень. – Я снимаю свою сумочку и бросаю на диван. Вроде как застолбила место, пометила его и тут остаюсь. Этакий знак, что никуда я не денусь. — А то, что беспорядок небольшой, так ты не переживай. Мы с тобой вмиг весь дом уберём и будет у нас с тобой красиво, как во дворце!

— Спасибо тебе, дона!

Алиска радостно взвизгивает и кидается ко мне, хватает за руки и начинает кружиться со мной в бешенной карусели восторга. Наконец она успокаивается, отпускает меня и начинает молнией носиться по комнате, тараторя без умолку:

— А спать ты будешь тут. Я тебе сейчас достану хорошую подушку, — Алиска ныряет в бездну шкафа, тут же выныривает с добычей в руках – огромной пуховой подушкой – бросает её на диван, рядом с моей сумкой, снова ныряет в шкаф и вылезает из него с чем-то розовым, тонким, — а это тебе ночная рубашка. Мамина.

Она трепетно протягивает мне свою ценность и ждёт, распахнув большие глаза.

— Спасибо, Алиска, — принимаю дар и расправляю в руках. Ночная рубашка, тонкая, шёлковая. От ткани пахнет луговыми травами и, совсем слабо, пылью, — мне бы умыться.

— Это есть, дона Света. Я мигом.

Она маленьким лохматым вихрем исчезает из комнаты, унося собой фонарь. Я делаю пару шагов в темноте, нащупываю диван и устало опускаюсь на него. Где-то внутри дома чем-то громыхает Алиска, что-то говорит, но я уже не слышу. Диван уютный, мягкий, только пыльный немного. Нащупываю подушку, подтягиваю к себе и укладываю под голову. Хорошо! На секунду прикрываю глаза и проваливаюсь в крепкий сон.

— Света, Свет…

Мягкий мужской голос врывается в сознание, дыхание щекочет ухо. Зовёт.

Вздрагиваю и хихикаю. Богдан. Это его привычка так меня будить по утрам. Любит он мои завтраки. Говорит, что это не еда, приготовленная из магазинных продуктов, а пища богов, которую я достаю из ангельской кухни. Льстец!

— Минуточку… — бормочу я, подглядывая из-под опущенных ресниц, — ещё одну минуточку, Богдан. Сейчас я встану.

Значит, я у него сегодня ночевать осталась. Получается сегодня суббота. Странно, вроде вчера был только четверг. Или среда? Протираю глаза, и пытаюсь сообразить: какой сегодня день и как я оказалась у Богдана. Оглядываюсь. Место какое-то странное и точно не квартира Богдана. И вообще не жильё.

Глава №5

Глава 5

Алиска сидела на кровати и практически по-волчьи взвывала, запрокинув голову к потолку.

— Где беда? Кто обидел? – Разъярённой фурией влетаю в комнату, готовая растерзать каждого, кто посягнёт на жизнь и здоровье сиротки.

— А-а! – голос Алиски теряет громкость, девочка поворачивает голову, видит меня и взвывает с новой силой, только тональность вопля меняется. – Дона… я думала…Ик!

— Да что случилось? – я растерянно оглядываю комнату и понимаю, что никого тут нет, кроме нас. Смотрю на свои воинственно вздёрнутые руки с крепко зажатым в них половником – теряю воинственность и откидываю поварёшку в сторону. Потом просто присаживаюсь рядом с Алиской и крепко её обнимаю. – Ты чего?

— Я.. я, — Алиска перестаёт рыдать и теперь икает, — Ик… я думала… ик.. дона Света… ик, что ты меня бросила. И ушла. А я опять одна. Совсем.

Алиска прижимает ко мне свою лохматую голову и теперь просто тоненько плачет, вздрагивая тощими плечами.

— Да разве я тебя брошу, детка? – глажу её по голове, а сама тоже роняю горячие капли. Они солёным дождём оседают на волосах Алиски и искрятся алмазными каплями в лучах утреннего солнца. – Как же ты настрадалась, бедная. Куда небо смотрело? Мимо тебя смотрело равнодушное, глаза вывернув наизнанку! Поплачь, детка… вылей все слёзы, что накопились. Пусть они смоют всё плохое, что у тебя было. Пусть ручьём весенним унесут печали и горести, захватят беды с собой и болезни. Пусть солнечные лучи одарят твою голову золотом, а сердце теплом, чтобы жила ты и радовалась. А я рядом буду, пока нужна тебе. Плачь, детка. Пусть это будут твои последние горькие слёзы.

Алиска постепенно успокаивается в моих руках, затихает. Судорожные всхлипы меняются на лёгкое подрагивание, а потом совсем исчезают. Девочка прижимается ко мне, обхватывает меня своими хрупкими ручками и гнусавым после рыдания голосом, говорит:

— Дона Света, ты такая мягкая, тёплая и добрая. И слова твои такие же – тёплые, как солнышко. Я больше не буду плакать. Честно-честно.

Она разнимает объятия, поднимает зарёванное лицо и тоненько смеётся.

— Дона Света, ты такая смешная!

— Чего это, — улыбаюсь и глажу спутанные волосы Алисии.

— Тебе умыться надо. Ты вся чумазая и в паутине!

— Можно подумать ты вся чистенькая, как после баньки! – дёргаю за нос Алиску и смеюсь, — ладно пойдём. Я там чайник грею. Чаю сделаем и умоемся заодно.

— А как ты огонь зажгла? – Алиска спрыгнула с кровати и сунула босые ноги в свои растоптанные ботинки. – Тебе, что ли, саламандры подчиняются? Меня они никогда не слушались. Совсем-совсем.

— Какие саламандры?

— Огненные.

— Не видела я никаких саламандр.

— Они в печке живут. На кухне.

— А-а, — рассеяно протянула я и взяла свою сумку с дивана. – Я просто заклинание произнесла из старой сказки и огонь загорелся. А саламандр я не видела. И вообще, — я подмигнула Алиске, — я ящериц боюсь. Пошли.

— Саламандры они совсем не ящерицы, — тараторила Алиска, шлепая растоптанными ботинками позади меня, — они духи огня. Элементали стихийные, только я не совсем понимаю, что это слово означает, так все говорят: элементали огня, воды, земли, воздуха. И есть ещё драконы – их стихия небо и чего-то там ещё, я точно не знаю. Говорят, один чёрный дракон есть даже на нашем острове, только он редко показывается и его мало кто видел. Я, — Алиска заговорщицки понизила голос, — однажды его тень в лесу видела. Здоровенную такую. Тень солнце на мгновение закрыла, я голову вверх – а там уже никого. Только птицы испуганно кричат.

Под болтовню Алиски мы дошли до кухни. Чайник уже насвистывал свою весёлую песню, а я думала, что девочке обувь надо сменить. И одежду. Не хорошо это, когда подрастающая девочка ходит в растоптанной обуви и драной юбке. Осанка портится, ноги тоже, да и вообще – комплексы всякие зарождаются. Стойкие, упрямые. А девочке и так досталось по жизни.

Денег, вот, только нет. Но не беда. Придётся кое-чем пожертвовать. Как не крути, а на первое время всё равно нужны финансы. Без них ни дом в порядок привести, ни дело какое-то начать. Да и есть нам что-то нужно. Запасы в моей сумке стремительно приближаются к нулю. Так что…

— Ага, дракон значит, — рассеянно поддакнула я и шлёпнула сумку на стол. – Драконы это хорошо. Ботинки бы тебе прикупить новые. И одёжку какую-нибудь.

— Да! – Алиска радостно подпрыгнула и один ботинок слетел с её босой ноги.

— Тогда слушай наш фронт работ. Сейчас быстро завтракаем, потом идём в город, покупаем всё, что нужно. Возвращаемся и первым делом приводим в порядок спальню. Помыться тут есть где?

— Ага, — кивнула Алисия и ткнула рукой куда-то в пространство, — там есть баня.

— Замечательно. – Я огляделась, — детка, вымой, пожалуйста, парочку чашек, а я пока приведу себя в порядок.

Алиска кивнула и бросилась к куче посуды.

Я нырнула в свою любимую бездонную сумку и выудила из неё косметичку, пачку влажных салфеток и расчёску. Достала пудреницу, раскрыла её и глянула на себя впервые за последние сутки!

Батюшки светы!

На кого я похожа. Не зря несчастный молочник расхряпал кувшин и сбежал.

Я бы тоже сбежала, теряя тапки от такой красоты неземной!

Спутанные волосы, покрытые комочками какой-то невнятной субстанции, обрамляют полосатое от грязи лицо. На щеке алеет небольшая царапина, которую я даже не понимаю, где заработала. Под глазами синяки – видимо от акклиматизации и нервов – и размазанная косметика. Да и спала я не то чтобы удобно, от чего потеряла последние остатки лоска.

М-да уж, красавица. Ничего не скажешь. Хоть сейчас замуж за лешего.

Я прошла к раковине, пустила воду и принялась отмывать грязь с лица. Потом начисто протёрла влажными салфетками. Распустила свою дульку и тщательно вычесала волосы, а потом снова свернула в узел и заколола заколкой.

Помыться бы, но даже куска мыла нет.

Чайник к этому моменту уже подпрыгивал на плите. Я вынула из сумки грустные остатки вчерашней трапезы, порылась основательно и выудила три пакетика растворимого кофе «три в одном», значит чай отменяется. Будем кофейничать.

Глава №6

Глава 6

В город мы пошли уже по жаре. Дорога бежала вдоль высоких заборов – в основном сложенных из большого серого кирпича. Встречались и деревянные заборы, примерно такого же виду, что и вокруг Алискиных хором.

Навстречу попадались спешащие прохожие, шумные стайки хорошо одетых детей – они останавливались и с интересом нас разглядывали. Алиска в такие моменты напускала на себя независимый вид и гордо шлёпала по дороге разбитыми ботинками.

Понятно, не враги, но и не друзья они моей Алиске.

По мере приближения к городскому рынку, мы всё реже встречали праздно шатающихся людей и нарядных детей, и всё чаще нам попадались сердитые матроны и их почтенные супруги.

Матроны тащили под мышками здоровенные корзины, битком набитые то зеленью, то тканями, то вообще – горланящей от суеты и жары птицей. Спутники их катили перед собой тележки с узлами, баулами, мешками и прочими габаритными вещами.

Суета царила на рынке. Тут всё покупалось, продавалось, тащилось, волоклось.

Продавцы с отчаянными глазами громко зазывали покупателя, тыча им в нос пучками ароматного лука, кусками свежего мяса, отрезами тончайших тканей и рулонами грубого полотна.

Прямо между лавкой мясника и навесом гончара на стуле восседала жертва местного цирюльника. Сам цирюльник мотал круги вокруг клиента и огромными ножницами срезал клочья волос с его головы. Ножницы громко крякали и на пол сыпалась очередная неровно отстриженная прядь волос.

Шум, гам, суета, толкотня. Всё, что я так люблю в рынках!

Только чего-то не хватает, а чего, я пока не поняла.

— Алиска, тут, где украшения продают-покупают? Мне бы продать кой-чего.

— Пойдём дона Света, покажу. Дон Михаэль у нас главный в городе по драгоценностям.

Алиска схватила меня за руку и потянула куда-то вглубь рынка, ловко лавируя между суетливыми покупателями и продавцами. Постепенно ряды становились всё просторнее, покупатели всё достойнее и степеннее.

Наконец, мы остановились у красиво украшенного магазина. Всё здесь говорило за солидность и достойность. И двери красного дерева, и широкие резные окна с прозрачными стёклами, и дорожка, вымощенная плиткой кирпичного цвета.

— Ты иди, дона. А я тут подожду. На улице. Дон Михаэль не любит когда к нему заходят…такие, как я. – Алиска замолчала и принялась нервно теребить край платка.

— Понятно, — вздохнула я, — потерпи девочка, скоро каждый в этом городе будет только рад знакомству с тобой.

Я решительно толкнула тяжёлую дверь и вошла в магазин. Где-то тотчас звякнул колокольчик и за длинной витриной оказался маленький седой человечек в нарядном костюме и при галстуке бабочкой. Он настолько отличался от местных, что я невольно остановилась и замерла.

— Приветствую вас, светлая дона. С чем пожаловали? Купить, продать, оставить в залог?

— Эм. И вам не хворать, дон Михаэль. – Я подошла к витрине и внимательно посмотрела на хозяина магазина. Кого-то он мне смутно напоминал. – Я бы хотела продать драгоценности.

— Хороший выбор магазина. У нас вам предложат лучшие цены. – Старик вежливо улыбнулся и принялся буравить меня своими бледно-голубыми глазками.

— И какие расценки у вас на драгметаллы и камни?

— Разные. – Ухмыльнулся старик и мгновенно стал похож на злобного лепрекона из детских сказок. – Но, поверьте, светлая дона, расценки самые достойные.

Чем-то не нравится мне этот старик. Есть в нём что-то тёмное, мрачное. Веет от него холодом пещер, горами сокровищ и жадностью. И съеденными рыцарями, которые пришли спасать сокровища дракона, но сами стали драконами. Или головы свои сложили.

— Хорошо, — я со вздохом вывалила своё богатство. – Вот это всё хочу продать.

— Хм-м…— дон Михаэль протянул свои руки, больше похожие на лапку ящерицы, к блестящим украшениям, сгрёб их и принялся перебирать.

Он любовно и трепетно разобрал украшения по рангу: колечко к колечку, сережки к серёжкам, цепочки к цепочкам, браслеты к браслетам.

Особого внимания удостоилась простая серебряная цепочка с подвеской из крупного розового фианита. Дешёвая, но очень изящная вещица, которую я привезла из отпуска. Не могу сказать, что моя любимая цепочка, но она мне определённо нравилась и я частенько её носила.

— Какая прелесть, — восхищённо зацокал языком дон Михаэль.

Он поднял цепочку, погладил подвеску и она вдруг засияла, рассыпала розовые искры вокруг себя. Я разинула рот от удивления. Нет, бесспорно, подвеска симпатичная, но вот так – как единорог на прогулке – она никогда не делала. В смысле не сыпала искрами и не светилась загадочным светом. Чего это с ней?

— Вы принесли превосходный образец артефактовых хранителей. – Благодушно, как кот, заулыбался дон Михаэль, разглядывая россыпь искр, — за него я вам дам восемь сотен золотых. Поверьте, светлая дона, больше вам не предложат нигде на острове.

— А НЕ на острове?

— А остров вам пока покидать нельзя, — усмехнулся ювелир и отвёл взгляд от моей подвески. – Вы же переселенка. У вас нет средств для выживания в Империи. Это у нас вы можете спокойно жить, а на материке вам необходимо внести взнос в размере пяти тысяч золотых в главный банк Империи, чтобы показать своё благосостояние и доказать тем самым, что вы не пополните отряд побирушек. Да и материк, с некоторых пор, неохотно принимает переселенцев из иных миров.

Это что ещё за новость? Мы прокажённые что ли какие?

— И с чего бы это? – натянуто улыбнулась я.

— Последняя группа переселенцев, что покинула остров, организовала масштабный заговор и попыталась ограбить главный банк Империи в Терено Соул. И, что совсем из ряда вон, они попытались ограбить дворцовую сокровищницу! Вынести коронационное кольцо, принадлежащее нашему светлому Императору! Да прибудут его ноги в тепле! Из-за всех этих дурных людей Император лишился аппетита, сна и спокойствия!

Дела, делишки. А старик не прост. Намекает, что если не соглашусь на его расценки, то он способен настучать на меня и обвинить в помощи грабителям, хотя я не сном не духом не о них, не о светлом Императоре.

Глава №7

Глава 7

Алиска приволокла меня в лавки, битком забитые тряпками. В смысле одеждой. Нырнула в самую большую, украшенную горшками с розами при входе.

И тут же принялась тараторить:

— Смотри, дона! Вот это платье сейчас самое-самое модное. Видишь… тут по подолу идёт такая вот рюшечка. Она называется «Клотильда».

— Почему «Клотильда»?

— Потому что её ввела в моду жена первого министра Императора, а её зовут Клотильда!

— А-а, — протянула я и зевнула. Клотильда или Матильда – какая к бесу разница? Можно же просто сказать – платье с рюшами.

— Вот. Смотри, а это цвет самый новый – пепел красного дерева называется.

— Угу.

— А вот это…

Дальше я Алиску не слушала. Она аккуратно прикасалась к очередному наряду и подробно описывала его: цвет, название, популярность. Как голодный описывает вкус горячего хлеба, так Алиска описывала все эти наряды. Видимо, ночами мечтала, как наденет новое красивое платье, завяжет ленту в волосы и пойдёт по улице, дробно стуча каблучками.

И никто не посмеет больше ткнуть пальцем в неё и насмешливо обозвать нищенкой и оборванкой.

Решено. Вместо трёх платьев, куплю Алиске пять нарядов. Самых пышных и красивых – для выхода в свет. И нарядов попроще – для работы в доме.

— Это всё хорошо, детка, только где бы нам продавца найти?

— Сейчас кликну, — Алиска выбежала из лавки.

С улице раздался приглушённый крик девочки:

— Дона Роза, дона Роза!

— Чего вопишь, егоза? – ответил ей сердитый женский голос. Только сердитость была напускная. Это прямо чувствовалось. Словно добрая тётушка пытается усмирить расшалившихся малышей.

— Дона Роза. Я за платьем пришла, — гордый ответ Алиски последовал незамедлительно.

— Да ты что! – радость в голосе доны Розы была абсолютно не наигранной. – Всё-таки повезло тебе?

— Да, дона Роза. Свезло мне наконец. Я у Энаки помощи попросила, а она откликнулась. У меня теперь есть…— Алиска замялась, словно подбирала слова, — тетушка, которая будет заботиться обо мне. Она добрая. А сейчас мы пришли за одеждой. Мне купят целых три новых платья!

Я закусила губу. Действительно, кто я теперь для Алиски? Опекун, добрая тётушка, приёмная мать? Седьмая вода на киселе, вот кто я. Нужно будет сходить к старосте и уточнить статус Алисии и моё к ней юридическое отношение.

— Замечательно, деточка! Энаки – мать всех обездоленных – всегда откликается на жаркую молитву. Вот и тебе помогла. Я подберу тебе самые красивые платья и сделаю большую скидку!

— Спасибо, дона Роза! Дона Света, это её я спасла из лесу, ждёт нас у тебя в лавке. Ты доне Свете тоже самое красивое подбери. И шляпку, в точности такую, как у Аннет!

Послышался мягкий грудной смех и в лавку вплыла пышная, румяная женщина лет тридцати-тридцати пяти, с очень добрым лицом и приветливой улыбкой.

Я ахнула!

Это же Кустодиевская красавица собственной персоной! Словно только сошла с полотна и явилась в лавку, торговать платьями, а после одаривать всех теплом и широтой своей души.

Та же гордая посадка головы и взгляд уверенной в себе женщины, но не обжигающе-ледяной, а мягкой и доброй матери.

Темно-каштановые волосы прикрыты светло-голубой косынкой, изящно завязанной на самой макушке. Пышное платье, под цвет косынки, подчёркивает нежность кожи и пышную грудь. На круглые плечи накинута цветастая шаль.

В розовеньких ушках доны Розы поблёскивают небольшие золотые серёжки с голубыми камнями. На пухлых пальчиках – золотые перстни с голубыми жемчужинами.

И пахнет от неё цветами.

Вот такая вот дона Роза – муза Кустодиева, торговка готовыми платьями на внеземном острове.

— А вот и дона Света, — мягко произнесла дона Роза и обняла меня, я тут же потонула в её объятиях. С моим ростом я доставала Розе, в лучшем случае, до плеча, — обещаю, я подберу тебе шляпку, дона. И платье тоже.

— Очень приятно, дона Роза, – улыбнулась я, осторожно освобождаясь от объятий. Ну, не люблю я обжиматься с первыми встречными, пусть и такими приветливыми, как дона Роза.

— Просто – Роза, — улыбнулась она.

— Тогда, просто Светлана, Света!

— Вот и договорились, — она повернулась к Алиске и сказала, — выбирай, егоза.

— Три платья? – спросила Алиска у меня.

— Нет, детка, — ответила я и увидела, как девочка закусила губу, а на глаза навернулись слёзы. Расстроилась, решила, что я её обманула. – Нужно взять пять разных платьев на выход, несколько нарядов попроще для дома, ночнушек или пижам парочку, а ещё дюжину нижнего белья.

— Хороший подход! – заметила Роза, — пойдём, егоза, будем подбирать тебе новые наряды.

Алиска, всё ещё не веря в удачу, быстро вытерла слёзы, улыбнулась и ткнула пальцем в несколько нарядов, которые до этого расхваливала мне. Роза кивнула и поманила её вглубь лавки. Оттуда вскоре послышалась возня, шелест тканей, вопли восторга и радостное щебетание Алиски.

Я принялась бродить по лавке. Трогала ткани –натуральные кстати, — рассматривала вышивки, строчки, завязочки. Шляпки – соломенные, тканевые, войлочные. Платки – цветастые и плотные, шёлковые и нежные, вязанные и колючие. Корсеты – с плотными вставками; расписанные цветами и полосками; надеваемые поверх платья, как кольчуга; из нежных прозрачных тканей и из плотного льна. Панталоны, прятались в глубине рядов, за разномастными ночными рубашками.

Ткани, цветы, рюшечки, тряпочки…

Через полчаса у меня уже пестрило в глазах от обилия нарядов и фасонов.

Я уже хотела кликнуть Алиску, чтоб она поторопилась, но увидела его!

Платье моей мечты!

Белое льняное платье с длинным подолом с изящными рукавами-фонариками. На груди и по подолу расцвели мелкие цветы из атласных лент. Небольшое декольте украшено мелким речным жемчугом, на талии тонкие ленты изображают корсет.

— Ох! Прелесть какая!

— Примерь, Света! Оно будто тебя дожидалось.

Я подпрыгнула от неожиданности. Из ниоткуда вынырнула Роза и теперь снимала платье с крючка.

Глава №8

Глава 8

Резвая лошадка бойко отстукивала путь, дон Николо пыхтел и бранился на проезжающие экипажи и зазевавшихся прохожих. Алиску сморил сон и она, уложив голову на кучу покупок, сладко задремала.

Я страдала.

Натужно скрипящая повозка раскачивалась, как баркас во время шторма. Раскачивалась и будила во мне морскую болезнь.

Благо, желудок был практически пуст и я не ощущала сильных приступов тошноты. Но горькая муть и шумящая голова тоже испытание не из лёгких.

Делаю глубокий вдох… концентрируюсь на сердцебиении… выдох. Снова вдох-концентрация-выдох… уф! Чуть полегче.

— Тпру!

Резкий крик дона Николо выдернул меня из медитации. Оглядываюсь.

О! знакомые черепки под калиткой. Значит, дома.

Аккуратно бужу Алиску. Девчонка спит, крепко вцепившись в свёртки, и тихонько улыбается во сне.

— Алиска, детка. Мы дома.

Она открывает глаза и щурится на яркое солнце.

— Уже?

— Ага, просыпайся и помогай выгружаться.

Спрыгиваю с повозки. Морская болезнь ехидно корчится, но постепенно отступает. Делаю несколько глубоких вдохов и муть исчезает совсем.

— Доны, можа вам помочь? Я пока совершенно свободный. А вы, светлые доны, так затарились, что тут без грузчиков не обойтись.

— Буду очень благодарна, дон Николо.

Алиска отперла калитку, нырнула во двор и там забренчала замком. Дон Николо не торопясь и посвистывая принялся выгружать наши покупки.

— Куда складать? – Поинтересовался извозчик.

— Да вон в ту каморку. Алиска, покажи! – командую я и убегаю с очередной порцией свёртков.

Вскоре повозка опустела, а наша спальня превратилась в филиал склада «Диких Ягодок».

— Фух! Всё. – я опустилась на корточки возле стены и оглядела комнату.

Всё да не всё. Наша служба только началась. Дело за немногим – выгрести весь хлам и навести порядок. И ремонт.

Жесть!

Можно мне обратно домой?

— Да уж! – дон Николо замер на пороге спальни и окинул комнату взглядом. – Уж да уж!

— Сейчас рассчитаюсь, дон Николо.

— А? денежки? Это хорошо. Только я не об энтом.

— А о чём? – я вытащила из сумки сдачу от обеда и отсчитала три серебряных монеты. Немного подумав, добавила ещё одну – за помощь.

— Благодарствую, светлая дона, — извозчик ловко спрятал монеты в мешочек, висящий на поясе. – Я вам, доны, помочь предложить хочу.

— Какую?

— Тута, как я погляжу, пахать не перепахать, носить не переносить, а уж про мытьё и прочее я и совсем молчу.

— Можно ближе к делу?

— Дык я чего сказать хочу? – извозчик сдвинул шляпу набекрень и почесал затылок, — ежели вам, светлые доны, носильщики нужны и поломойки, то могу в этом поспособствовать.

Я окинула взглядом извозчика. Возрастной уже, явно проблемы со спиной, да и полы он мыть, скорее всего, не умеет – вон руки какие корявые.

И чему он может поспособствовать?

— Это в каком смысле? – на всякий случай интересуюсь у дона Николы.

— Дык, дочки у меня есть. Хозяйственные весьма. И мужья у них тожа… здоровенные парни. Ты, дона, плату назначь, а я им передам. Глядишь и сговоримся.

Помощники, значит. Помощники это хорошо. Нужно оценить масштаб работы и узнать примерные расценки, а там уже решение принимать. Для начала попробую справиться своими силами, а дальше видно будет.

— Благодарю, дон Николо. Я подумаю.

— Дык… думай, дона, думай. Токмо, говорю тебе, тута вдвоём, — он глянул на тщедушную Алиску, пожевал губами и продолжил, — а почитай в одиночку, ни за что не справиться. Ну, бывайте, доны. Как чего надумаете – зовите. Малая знает, где меня сыскать.

Извозчик откланялся и ушёл. Алиска побежала за ним – проводить и калитку затворить.

А я задумалась.

Прав, сто тысяч раз прав дон Николо. Нам нипочём в одиночку не справиться с восстановлением дома. Тут не масштаб работы оценивать придётся, а масштаб бедствия. Стихийного.

Помощники нужны.

Ладно, об этом я подумаю завтра. Или через неделю.

Первым делом надо кухню немного отмыть, еды приготовить, спальню в порядок привести и самим помыться.

А то чешусь уже. В самых неожиданных местах.

— Сиднем сидеть, яйцо золотое не высидишь. Если ты, конечно, не курочка-ряба. А я не курочка. И даже не ряба. Я теперь Золушка местами, а кое-где даже Крёстная Фея. Пора на бал, плясать со швабрами и тряпками. — подбодрила я себя, вытянула из корзины бутылку «Очистина» и пошла на кухню.

Первым делом распахнула высокое арочное окно. Свежий воздух радостно влетел в помещение, подняв пыльную бурю. Заколыхалась паутина, разбудив пауков, и те засеменили в разные стороны. Прятаться побежали. Ну, уж нет! Не убежите!

Я схватила метлу на длинной ручке, которую приметила с утра, и принялась сметать паутинное полотно. Оно с хрустом рвалось, словно толстая нить, наматывалось на метлу, рассыпая вокруг сотни пыльных ураганчиков.

Через пять минут борьба закончилась. Победа оказалась за мной. Часть пауков сбежала в открытое окно, а часть всё-таки попряталась.

Ну, да ладно. Должен же кто-то комаров ловить?

Огляделась.

До порядка, конечно, очень далеко, но определённо кухня стала немного уютнее, и уже не напоминает лавку старьёвщика.

Хотя … кого я обманываю? Срач тут жуткий, только теперь без паутины.

Да и фиг с ним. Продолжим.

Я плеснула немного «Очистина» на плиту и аккуратно растёрла валявшейся на раковине тряпкой. В воздухе резко запахло чем-то едким. Вековой нагар на плите вспенился и зашипел, как мартовский кот во время драки.

Подождала, взяла тазик из кучи посуды, налила туда воды. Выполоскала тряпку под краном и принялась смывать восставший нагар и чудо средство.

Через несколько мгновений плита засияла чистой медью.

— О, какая ты! – я восхищённо погладила главную жительницу кухни по медному боку, — красавица!

Снова выполоскала тряпку, сменила воду в тазу и налила в него «Очистин». На очереди кухонный стол.

Глава №9

Глава 9

Уборка в бане заняла совсем немного времени.

В тазу я развела «Очистин» и в четыре руки мы с Алиской очень легко отмыли стены. Протёрли их насухо и зелёная плитка засветилась мягким светом.

Потом мы разделились. Алиска принялась за шкаф, тщательно вымыла полки и стенки, натёрла до блеска стеклянные дверцы.

Я, за это время, вымыла небольшое окошечко, через которое тут же полился солнечный свет.

После плеснула «Очистин» в медный чан, растёрла средство по стенкам и нанесла на кран. Подождала немного, а потом всё смыла чистой водой.

На очереди были полы.

— Алиска, — я вытерла пот со лба, — слушай, ползать по полу скрючившись, мне будет тяжело. Да и ты одна не справишься. Может, в доме есть швабра с большой тряпкой или специальная щётка для мытья полов? А лучше бы и то и другое.

— Швабра есть, только тряпки нету.

— А давай, мы с тобой старые простыни раздерём на куски? Всё равно после уборки будем стелить всё свежее и новое.

— Давай! – обрадовалась Алиска, — тогда я побегу швабру доставать.

— Беги, а я за простынями.

Наша чумазая спаленка, заваленная кучей свёртков, нагнала на меня тоску.

Я уныло хмыкнула, потянула спину до хруста и решительно скинула с дивана наваленные одеяла.

Что-то звякнуло.

Я оглянулась, и увидела на полу свою гранатовую подвеску.

— Вот растяпа, — фыркнула я на себя, — я уже и забыла, куда сунула свой гранатовый гарнитур.

Аккуратно распутав одеяла, я обнаружила весь комплект – две серёжки, цепочку с подвеской из крупного граната и кольцо. Покрутила их в руках, а потом решительно сунула в карман джинсов. Сумка на кухне, идти за ней сейчас не хочу, лучше дела побыстрей сделать.

Вытянула простынь, стряхнула её и вернулась в баню.

Алиска уже была там. Она держала в руках внушительного вида деревянную швабру.

— Дона, вот, —Алиска гордо шмыгнула носом, — я её в холле нашла. Там дверка в стене есть, а куда ведёт не знаю, вот из неё швабра выпала. Давно я её приметила. Я хотела дверку открыть, но не получается, там сверху что-то навалилось и держит.

— Что-то, — я разорвала простынь напополам, — хлам какой-нибудь.

— Не знаю, — пожала плечами Алиска. – Чего теперь мне делать?

— Пока я буду отмывать полы, ты перетаскай сюда корзинку с моющими средствами, найди в свёртках полотенца банные, потом поищи пижаму для себя и ту ночную рубашку, которую ты вчера мне выдала, панталоны тоже. После купания обязательно бельё надо сменить. И домашние тапочки там посмотри, мягкие такие. После они нам очень пригодятся. Не будем же мы грязную обувь надевать на чистые ноги.

— Поняла, — кивнула Алиска и помчалась выполнять наказ.

А я набрала в таз воды, добавила туда чистящее средство, намочила тряпку, слегка отжала её, накинула на швабру и начала оттирать каменные плитки на полу.

Вода в тазу очень быстро потемнела, зато плиточный пол светлел на глазах. Я сменила воду, протерла пол начисто, потом выполоскала тряпку, хорошенько отжала её и расстелила у порога.

А потом окинула взглядом проделанную работу.

Медная ванна и печурка искрились в свете солнечных лучей, маленькие солнечные зайчики плясали на натёртых до блеска дверцах шкафа, матово отсвечивал влажный пол.

И над всем этим витал одуряющий запах чистоты.

Красота!

Я вздохнула и вытерла руки о подол порядком замызганной блузки.

Всё-таки мы молодцы.

— Ого! – лохматая голова Алиски просунулась в дверной проём, — чистота-то какая! Ажно боязно заходить.

— Ага, ты хорошенько ноги об тряпку вытри и входи.

— Вот, — Алиска протянула узел и корзинку. – Всё собрала, что ты сказала, дона.

— Хорошо. Давай всё красиво расставим на полках, чтобы и порядок, и нам было удобно пользоваться всеми этими причиндалами.

Аккуратно сложенные полотенца и чистые пижамы мы поместили на среднюю полку шкафчика. В самый низ отправили средства для стирки – несколько тёмных кусков мыла и бутыльки с отварами трав. Туда же отправился «Очистин». В нём осталось чуть больше половины средства, значит нужно докупить. Уж больно шикарно отмывает всякую грязь чудо-средство доны Эсме.

На верхние полки мы выложили разноцветные куски мыла с сильным цветочным ароматом – мыло для купания. Расставили тёмные бутыльки с отварами трав для волос и кожи.

Рядом со шкафом поставили новенькие домашние тапочки.

— Мы молодцы! – заключила Алиска.

— Да, прямо феи чистоты, — поддержала я девочку, — ну, что, пойдём добивать спальню. Хочется ночь провести в чистоте и уюте.

Алиска устало вздохнула и исподлобья взглянула на меня.

— Может, так поспим, а?

— Нет, детка, — я подхватила пустую корзину из-под мыломойки, и решительно направилась в спальню. Алиска вяло поплелась следом, — так спать ложиться нельзя. Мы сейчас в два счёта приберём спальню, помоемся и поедим. А потом спать будем, как два младенца.

— Хорошо, дона.

Оглянулась на девочку. Взмыленная, чумазая больше прежнего, волосы совсем в воронье гнездо превратились. Я приобняла Алиску и постаралась утешить:

— Детка, мы сегодня с тобой получили хорошие уроки.

— Какие? – оживилась девочка.

— Никогда не отказывайся от помощи, если тебе её предлагают.

— Это только один урок, а ещё чего мы узнали? – Алиска загнула палец, подсчитывая.

— А ещё мы узнали, что невозможно всё тащить на себе, — я засмеялась, — и лучше нанять людей и заплатить деньгами, чем расплачиваться за выполненное дело собственным здоровьем.

— Ого, это целых три урока! – восхищённо воскликнула Алиска. – а кто нас этому научил?

— Наши натруженные руки и моя уставшая спина.

Мы дружно остановились на пороге спальни и одновременно вздохнули. Солнце за окном неуклонно стремилось в закат, сил оставалось всё меньше, а бардак в спальне пугал всё сильнее.

Ещё и аромат готовящейся еды намекал, что дымлямя скоро доспеет.