Витязь в медвежьей шкуре

Глава первая

В первое мгновение я ощутил приступ дежавю.[35]

Вечерние сумерки. Небольшая поляна у обочины. Сдвинутые телеги. Мирно пережевывающие жвачку волы. Ярко пылает костер. И… четверо обозников отбиваются от полудюжины наседающих на них разбойников. Звенит оружие, бряцают кольчужные доспехи. Трое уже лежат на земле. Один еще шевелится, а двое — замерли неподвижно. В общем, картина маслом… Словно в прошлое вернулся.

Умные люди утверждают, что все в этой жизни повторяется. С одним небольшим, но важным уточнением. Если оригинальные события в основном происходят в жанре классической трагедии,[36] то дубль — больше напоминает фарс.[37]

Но и плюс в таком положении дел огромнейший. И не потому, что повторенье — мать ученья, а потому что больше нет нужды тратить время на обдумывание: кто виноват, что делать и бить или не бить?

Даже не заорав: «Держитесь, братцы!» или «Наших бьют!», — я со всех ног бросился вперед, подскочил к крайнему разбойнику и огрел его по голове дубиной.

Пребывая в своем нормальном облике, я не слишком опасался, что его голова разлетится, как переспелый арбуз. Но удар все-таки придержал. Чисто рефлекторно. Памятуя о былом. Впрочем, разбойнику и этого хватило. Издав что-то среднее между охом и вздохом, он, как куль, осунулся наземь.

«Минус один!»

Прежде чем это событие стало достоянием гласности, я перехватил дубинку поудобнее и заехал ею по ребрам второго лесного татя. Что-то мерзко хрустнуло, и он, перейдя в партер, присоединился к своему товарищу.

«Минус два!»

Картина боя сразу же существенно изменилась. В количественном плане, но никак не в качественном. Эти разбойники, в отличие от покойной нынче шайки Пырея, умели пользоваться оружием. Даже странно, что обычные купцы сумели так долго противостоять им, да еще и находясь в меньшинстве. Сейчас, когда бой распался на четыре парные схватки, преимущество в выучке было очень заметно. Притом, что я никогда не был знатоком в фехтовании, ни спортивном, ни историческом.

Сам Круглей и дядька Озар еще сражались почти наравне со своими противниками, а Кузьма и четвертый охранник, наверное, тот самый, из выздоровевших людей купца, уже едва-едва держались.

Соответственно, выбирать снова не было необходимости.

По-прежнему игнорируя кодекс фейр-плей и прочие рыцарские заморочки, я зашел за спину тому, кто наседал на Кузьму, и все тем же проверенным приемом нокаутировал разбойника.

«Минус три!»

— Спасибо, Степан… — прохрипел, тяжело дыша, Кузьма. Но тем не менее отдыхать не стал, а бросился на помощь незнакомому охраннику.

Собственно говоря — это я сильно преувеличил. Темп передвижения парня сейчас был примерно где-то посредине между улиткой и черепахой. Но вектор правильный. Уважаю.

— Отдыхай! Я сам…

Этого разбойника так просто отключить не удалось. Либо он краем глаза заметил судьбу своего товарища, либо — был более опытным и угрозу ощутил даже спиной. И прежде чем я опустил дубину, разбойник не только успел повернуться ко мне лицом, но и парирующим ударом вскинуть меч вверх.

Помогло ему это мало. Не разворачиваться надо было, а отпрыгивать. Тогда шанс имелся. А так… Массивная дубина натолкнулась на подставленное лезвие, увлекла его за собой, и на голову разбойника опустился его же собственный меч. А клинок обозника тем временем тоже нашел у врага на спине прореху в доспехе…

«Минус четыре…»

Бряцать оружием продолжали только на противоположной стороне костра. Да и то недолго.

Увидев, что остались только вдвоем против четырех противников, к которым еще и свежий боец на помощь пришел, разбойники переглянулись. Перекинулись парой слов и дружно перешли в атаку, максимально взвинтив темп схватки.

Их сил хватило всего секунд на шесть, как раз — пока я подходил. Но в результате этого, казалось, сумбурного размахивания мечами и Круглей и Озар получили по ранению. К счастью, поверхностному. Купцу задели плечо, а старшему обознику — предплечье. После чего оба разбойника отскочили назад, развернулись и бросились наутек. Прямо по дороге.

В сгущающихся сумерках догонять их не было смысла. Даже если не принимать во внимание то, что из всех людей Круглея на ногах оставался только я один. А еще через минуту лесную тишину прорвал удаляющийся топот лошадиных копыт.

Вот как? Интересные нынче разбойнички пошли. В кольчугах, при мечах… и на лошадях разъезжают.

— Степан? Ты?..

Трудно даже описать, чего в тоне белозерского гостя было больше — удивления или радости. Потом голос потускнел и сделался гораздо тише.

— А Чичка?.. Ты хоть что-то узнал?

— Да. Сейчас расскажу. Только давай сперва с разбойниками разберемся.

— Много ли с мертвого спросишь.

— Не все мертвы. Одного я только оглушил.

Говоря все это, я вернулся туда, где лежал мой первый противник. Ткнул его сапогом, но тот даже не шевельнулся.

— Не понял?.. Эй, кто-нибудь, дровишек в костер подбросьте… Не видать ничего.

Сперва потемнело, а потом пламя взвилось с утроенной силой. Я перевернул лежащего ничком разбойника на спину и увидел остекленевшие глаза, а потом — резаную рану на шее, из которой еще текла кровь.

— Еще больше не понял…

Я посмотрел на Кузьму и незнакомого обозника.

— И кто его прирезал?

— Я.

Вообще-то я надеялся, что признается незнакомец. Подозревать Кузьму мне не хотелось.

— Зачем?!

— Да ладно тебе, Степан, — подошел ближе дядька Озар. — Парень все правильно сделал. Нас слишком мало, чтоб не добивать врага. Знаешь, как бывает? Лежит, будто мертвый, а потом вскочит — и нож в спину.

— Мы же могли его допросить…

— И что тебе такого важного лесной тать расскажет? Ему ж без разницы, кому кровь пускать. Наш обоз или какой другой…

— Круглей, — я повернулся к купцу. — Тебя тоже не насторожили ни их слишком хорошее вооружение, ни выучка разбойников?

— На дороге разный люд промышляет, — пожал плечами тот. — Не очень удивлюсь, если десяток стражников какого-нибудь тутошнего барона таким способом к своему куску хлеба еще и на масло заработать решили.

— Да? Тогда присмотрись внимательнее, — я кивнул на труп.

— И что в нем такого особенного? — Круглей подошел ближе. — Гм, а ведь ты прав, Степан. Где-то я это лицо уже видел.

— Вчера. На крыльце корчмы. Рядом с рыжим паном Лешеком.

— А ведь и правда, — купец озадаченно почесал затылок. — Но мы из Гати раньше выехали, и никто обоз в пути не обгонял. Как же им удалось нас здесь встретить?

— Я смогу вам это объяснить, если и мне кто-то тоже ответит на пару вопросов.

Круглей поглядел на меня, потом на Озара и хмуро кивнул.

— Думаю, теперь можно…

Поглядывая на тела разбойников, я неожиданно понял, почему меня почти совершенно не коробит от вида мертвецов. Ни раньше, ни теперь. Несмотря на то что многим из них пропуск в мир иной выписал лично. И объяснение этому феномену мне не очень нравилось.

Несмотря на довольно длительное время, проведенное здесь, я по-прежнему осознавал себя человеком из будущего. А всех, с кем сталкивался в этой жизни — и плохих, и хороших — воспринимал как артистов, снимающихся в фильме о прошлом. Нет, даже не так! Ведь артистов, своих современников, я не смог бы убивать или калечить. Меня окружали призраки давно умерших людей. Они не гремели ржавыми цепями, не выли и не носили белых саванов. Но тем не менее — однажды уже умерли. Неважно когда, неважно каким способом, просто умерли и точка. А убить мертвого не грех. Палач не несет ответственности за то, что отнимает жизнь у приговоренного к казни. Вот и я, убивая людей, умерших много столетий тому назад, не чувствовал ни сожаления, ни раскаяния. И это пугало…

Ведь если расширить аналогию, то и все остальные нормы и правила на них не распространяются. И любая мерзость может быть оправдана. Это ж как в компьютерной игре — все понарошку. Не обязательно быть рыцарем и тем более — паладином. Можно поиграть и за темного властелина. Не отсюда ли проистекает мое нападение со спины? Муторные заморочки, однако, получаются… Защитная реакция психики? Заковыристая, но вполне логичная?.. Или — я и в самом деле такой внутри себя? Варвар, зажатый тисками закона и морали, до поры до времени прячущий свою истинную людоедскую сущность?.. Надо бы тебе, брат Степан, поосторожнее с инстинктами быть. А то и заиграться недолго…

Стараясь не упустить ни одной важной мелочи, но и без претензии на звание Мистер Шехерезада, я довольно красочно живописал часы, проведенные мною в Западной Гати, после того как обоз Круглея покинул городок.

Слушали меня очень внимательно, практически не перебивая наводящими и уточняющими вопросами, благодаря чему я уже примерно через пяток минут добрался до подвала звонницы. И только когда последовало описание похитителей, Круглей с заметным облегчением вздохнул.

— Значит, и Чичку выкрали люди барона Шварцрегена?.. Это многое объясняет. Не радует, но… лучше понимать, что происходит, чем блуждать в догадках. И они же сейчас напали на обоз.

Произнеся это, купец умолк, всем видом демонстрируя внимание. И только после того как я попытался объяснить, что именно увидел в подвале звонницы, — используя для этого круговые движения рук и усиленно перебирая в уме не столь богатый словарный запас, — Круглей снова кивнул и вполне серьезно произнес:

— Хвала Создателю, что тебе хватило ума не лезть в него.

— Ну в общем… — я отвел взгляд. — Это не совсем так…

— Как тебя понимать?

— Я сунулся за ними в сияние…

— Радужный Переход.

— Что?

— Описанные тобою разноцветные круги, Степан, называются Радужным Переходом.

— А, так вы знаете, что это такое? — пришла моя очередь удивляться.

Вот тебе и темное Средневековье. Самая передовая наука — арифметика, а пробои пространства уже открыли и для хозяйственных нужд приспособили.

— Сам не видел, но слышать приходилось… — неопределенно мотнул головой Круглей. — И если я в чем-то уверен, так это в том, что соваться в него без позволения хозяина — верная смерть. Переход пропустит каждого, но на выходе гостя встретят стражники. Кстати, я не понял… Ты сказал, что сунулся в него?

— Да, я попытался… Но у меня ничего не получилось.

— То есть?

— Я прошел сквозь сияние и уперся в стенку. Повторил попытку — но результат был прежним. Круги мелькали и светились разноцветными огнями, не обжигая и вообще никак не ощущаясь. Я мог стоять внутри них, проходить вдоль и поперек. Но не более…

— Удивительно, — пробормотал купец. — Впервые о таком слышу. И тем не менее я рад. Иначе, скорее всего, ты был бы уже мертв или корчился от боли в пыточной барона. А нас без твоей помощи наверняка убили бы здесь. Его же люди.

— Я тоже рад, что успел вовремя. Но судьбу девушки это не изменило.

— Как сказать.

— А вот так и скажи… — я требовательно уставился на Круглея. — Похоже, твоя очередь отвечать на вопросы.

— Похоже…

Купец посмотрел на своих людей и кивнул на костер.

— Мы ужинать сегодня будем, или как?

— Будем… — первым сообразил дядька Озар. — Парни, за мной. Лясы точить — хозяйское дело, а у нас своих забот хватает. Кузьма, Васята! Я с вами или круторогими разговариваю? Эй! Цоб-цабе…

Дождавшись пока они отойдут, Круглей пододвинулся ближе ко мне.

Угу, похоже, приближался момент истины — он же срывание последних покровов с загадочной незнакомки по имени Тайна.

— Ты уж не обижайся, Степан, но скажу честно. Я все еще до конца не знаю: верить тебе или нет.

— А что так?

— Очень уж вовремя ты появляешься. Прям как ангел-хранитель. А жизнь меня приучила к тому, что случайно ничего не происходит.

— То есть на ангела я не похож?

Круглей хмыкнул, давая понять, что оценил шутку. При этом окидывая меня с ног до головы скептическим взглядом.

— Как-то не очень. Я их другими себе представлял.

— Жаль…

— Мне тоже. Будь ты посланцем Господа, все было бы куда проще и понятнее.

— То есть помощь небес ты принял бы как должное, а то что какой-то варвар пару раз подвернулся в нужный момент — вызывает у тебя сомнение?

— Именно так, — совершенно серьезно кивнул купец.

— Странная логика, — пожал я плечами. — Ну, пусть так… Не стану вникать в причину. Просто как вариант. Ангелы в данный момент заняты, да и кровь проливать не любят, поэтому — переложили миссию спасения раба Божьего Круглея от супостатов на мои плечи. Подходящее объяснение?

— Шутишь…

— Почему? Очень даже дальновидно с их стороны. Помогу — им зачтется. Не справлюсь, провалю задание — что с варвара взять.

— Шутишь, — увереннее кивнул купец. — Ох, парень, знал бы ты куда лезешь, может, поостерегся бы.

— Круглей, хочешь начистоту? — мне потихоньку начинала надоедать это жонглирование намеками.

— Еще как!

— Мне до одного места все ваши тайны…

Для наглядности я приподнялся и похлопал себя по ягодицам, указывая: какое конкретно место я имею в виду.

Купец слегка покраснел.

— Но мне понравилась твоя племянница, и я сейчас очень зол на тех ублюдков, которые решили, что могут безнаказанно похищать девиц. И если я о чем-либо тебя расспрашиваю, так это только для того, чтоб понять: где искать Чичку, и с кем придется иметь дело.

— Это как раз самое простое, Степан. Могу поставить золотой против гроша, что моя племянница сейчас в замке барона Шварцрегена. А замок этот перед нами. Всего в одном переходе. Или — четыре часа пешему путнику.

От ущербного на три четверти месяца было не слишком много толку, зато зависший прямо над головой Млечный Путь вполне достаточно освещал дорогу. Впрочем, там и освещать-то нечего. Если идти строго посредине колеи, то и не наткнешься ни на что, и придешь куда надо.

Прямо как в старом анекдоте. Спорят американец, немец и русский о том, где самые лучшие дороги. Американец, естественно, свой хайвэй нахваливает. Мол, сядешь за руль, разгонишься до 200 км и летишь никуда не сворачивая, от города до города. Так только, время от времени одним пальчиком руль поправляешь. Немец — автобаны нахваливает, не отстает. А русский им отвечает. «Фигня все это. Вот я… Сажусь за руль Газ-66, выезжаю на главную дорогу, разгоняюсь, втыкаю третью передачу, прижимаю педаль газа кирпичом, а сам перелезаю в кузов и дрыхну, пока не приеду куда надо». Американец удивляется: «А как же повороты, перекрестки?» «Сама свернет», — отвечает русский. «Автопилот?» — догадывается немец. «Колея, — отвечает русский. — Куда машина с нее нафиг денется?»

Всплывший в памяти анекдот вызвал такой острый приступ ностальгии, что аж в животе заурчало. Или это от голода? А чего, я когда ел в последний раз? Ого! Вчера в обед. Перед тем как Круглей из Гати уехал, а я искать следы Чички остался. А от предложенного обозниками ужина отказался. Типа некогда рассиживаться, спешить надо. А купец, кстати, мог и настоять. Так нет же, молчал, словно рыба об лед.

Ладно, закрыли тему. Этот извечный российский вопрос: «Кто виноват?» — может в такие дебри завернуть, что никакая колея мозги на главной дороге не удержит.

Чтоб перебить ненужные воспоминания о доме, будущем… а также мысли о еде, я сунул в рот кусок вяленого мяса еще из запасов Мары и стал прокручивать в голове последний наш разговор с купцом.

— Так близко? — непроизвольно переспросил я, услышав о том, где находится баронский замок.

— Мог бы и сам догадаться, — пожал плечами Круглей. — Ты же после того как обнаружил Переход в подвале звонницы и понял, что путем похитителей пройти не удастся, вслед за нами бросился? Верно?

— Не совсем. Сначала к Носачу зашел. Предупредил, что передумал. Что беспокоюсь о вас, что не смогу усидеть… В общем, он понял. Правда, пришлось пообещать, что на обратном пути обязательно загляну и хотя бы перезимую у них, а не в Белозерье.

— Да? — вздел брови купец. — А почему тогда ты пешком?

— А как?

— Я же Носачу коня Чички для тебя оставил. Так и сказал: отдашь Степану, когда из Гати уходить будет. А он как бы позабыл, значит… Вот хомяк…

— Да ладно. Я все равно к коням не приучен. И они меня не больно жалуют… Лучше скажи, что делать намерен? Другая дорога, которая замок фон Шварцрегена стороной обходит, есть?

— Есть, — кивнул Круглей. — Да не про нашу честь.

— Почему? Ты что, собираешься сам к нему в зубы лезть?

— Приходится.

— Но это же глупо!

— Как поглядеть.

— Да хоть через как!.. Барон прибьет вас и не поморщится.

— Ошибаешься, Степан. Вот скажи мне, как ты думаешь: почему я отправился в путь всего лишь с десятком охранников? Ведь у любого князя, графа, барона — по чьим землям обозу идти придется — только в дружине не меньше сотни воинов. Никак не отбиться. Верно?

— Договор?

— Хорошо соображаешь для варвара… — Круглей удивленно повел подбородком. — Именно договор. Но не со мной лично, а с Гильдией. А уж у нее хватит и людей, и средств, чтобы, не приведи Создатель, случись беда — выяснить: что именно произошло и кто в этом виновен.

— Допустим. И что дальше? Что Гильдия нарушившему договор барону сделает? Войну объявит?

— Нет. Просто в один день в землях клятвопреступника перестанут что-либо покупать и продавать. Как думаешь, долго после этого в его землях останется хоть кто-то из мастерового люда? Да и крестьян…

— Как-то я об этом не подумал. То есть ты уверен, что в замке барона вам ничего не угрожает? Подожди… А как же все эти нападения, похищение девушки?

— Во-первых, пока неясно, насколько самому барону обстоятельства этого дела известны. Может, дружинники сами за его спиной резвятся? Дуреют от скуки. Понравилась девка, вот и умыкнули с пьяных глаз. А когда протрезвели — испугались. И решили следы замести.

— Ага. Убить всех — куда меньшее зло, чем похищение девицы.

— Ну а что ты хочешь от ратников? Они ж ничему более не обучены. Вот и пошли проторенной дорогой. Исчезнет купец — некому и племянницу его искать будет.

— Сурово, — мотнул я головой.

Впрочем, чему я удивляюсь? Вожди народов и те считали, что коль нет человека, то нет и проблемы. Правда, в этом случае — и Чичку совсем незавидная участь ждет. Круглей, похоже, тоже так считал.

— Да. И я даже не знаю — радоваться этому или печалиться? Потому что если дружинники сами по себе шалят, то это хорошо для дела, но — приговор для Чички. А если наоборот — то племяшке моей пока ничего не угрожает, зато это значит, что барону ведома наша тайна.

— И?

— Остается надеяться, что имеется еще третья причина, пока мне неизвестная.

— Глупо.

— Я знаю, Степан. Но утопающий хватается и за соломинку, — кивнул Круглей. — В любом случае сворачивать нельзя. Если барон не знает, что творят его люди — обозу ничего не угрожает. Если знает — вряд ли прикончит нас прямо у себя в замке. Помня, что Гильдия обязательно учинит дознание. Тем более — это я о том случае, если все происходит по приказу барона — он не подозревает, что мы узнали его людей и в похитителях, и в нападавших разбойниках. А вот если мы попытаемся обойти замок стороной — фон Шварцреген сразу поймет, что раскрыт. И тогда у него уже не будет иного выбора, как только убить всех свидетелей, а обоз разграбить.

— М-да, попала лапа в колесо — визжи собака, но беги… — вытер я лицо ладонью. — Кое-что мне прояснилось, но участь Чички от этого не улучшилась ни на золотник. Находится девушка в руках барона или только его людей — медом ее точно не потчуют.

— Вообще-то, если барон хочет обменять девушку на то, что ему нужно, а он считает, что это «что-то» есть у меня — вряд ли Чичке причинят вред. Но только до тех пор, пока обмен не состоится…

— Понятно… — я встал на ноги и пару раз присел, разминая затекшие конечности. — Это мы уже обговаривали. Четыре часа для пешего хода, говоришь?

— Ты что удумал? — Круглей тоже вскочил с земли.

— Ничего особенного, — пожал я плечами. — Люблю ночные прогулки. Солнце не печет, слепень не донимает. Комаров — и тех нет… В общем, пошел я, купец. Свидимся завтра.

Круглей приступил ближе и ухватил меня за руки. Какое-то время сжимал их молча и глядя мне в глаза. Потом отступил, осенил крестным знамением и чуть дрожащим голосом произнес:

— Пусть благословит тебя Создатель…

— Эй, гость, — попытался я снизить накал торжественности. — Ты что, забыл? Я же исполняющий обязанности ангела? Ясен пень, что благословение уже получено авансом и оптом.

Не знаю, что из произнесенного скороговоркой понял купец, но он как-то странно на меня посмотрел и сказал с заметным удивлением:

— А ты подрос, Степан… Заметно подрос…

Глава вторая

Наверно, первая повозка, прокладывающая эту дорогу, брела сама по себе, пока возница крепко спал. Во всяком случае, если судить по звездам, петляла она изрядно, а всем остальным и в голову не пришло спрямить путь. А зачем? Куда торопиться? Днем позже, днем раньше… Так что за то время, пока просека вывела меня на опушку, эти самые звезды несколько раз пытались зайти мне за спину. Вертлявые попались… А когда лес закончился, они и вовсе сгинули… Скромно уступив небо розовой заре.

С добрым утром, значит. А петухи чего не орут? Или у них свой график?

М-да, от многих благ цивилизации человек, попав в экстремальные условия, отвыкает достаточно быстро, а вот без часов трудно. Несмотря на то что определение точного времени скорее привычка, чем насущная потребность. Если ты не торопишься ни на поезд, ни на самолет, ни к любимому сериалу, то какая разница: седьмой час или половина восьмого? Да хоть пятнадцать минут девятого… Как говаривал кто-то в каком-то фильме: «Нонче на дысь не перепутаю». И зиму с летом тоже. Примечание мое…

Не выходя на открытое пространство, я взобрался на дерево и уже оттуда стал оценивать открывшиеся виды на окрестные достопримечательности.

Замок Черного Дождя,[38] прямо скажем, не впечатлял. То есть совсем не впечатлял. Западная Гать и та смотрелась более представительно. Впрочем, наверно, так и должно быть? В городах, даже самых маленьких, и народу разночинного проживает больше, и у них там не только дома, но и всякие разные пекарни, цирюльни, мастерские, заезжие дворы, склады, присутственные места и конечно же — торговые площади или хотя бы лавки. Церковь еще… В общем, хватает сооружений, поэтому любой завоеватель в первую очередь должен захватить почту, вокзал и телеграф…

А в замке? Раз-два и обчелся… Не хутор, понятное дело, но и не заблудишься, если что.

Снаружи ров, потом широкие земляные валы (чтоб выкопанную землю далеко не возить), изнутри наверняка приспособленные под склады и прочие хозяйственные помещения. Поверху — частокол. На углах крытые площадки. Кстати, не пустуют. Даже отсюда мне видны головы стражников. Да и по галерее над массивными вратами тоже часовой прохаживается. Бдит, зараза…

А внутри фортификационного кольца жилище самого феодала. Оно же — донжон.[39] Торчит прямо посреди двора. Каменный столб, габаритами с отдельно взятый четырехквартирный подъезд хрущевской пятиэтажки. Этажа на два возвышается над стенами, а плоская крыша с зубцами отличное место для стрелков.

И все это великолепие разместилось на поляне размером примерно с футбольное поле в длину и раза в полтора шире. Ну и вокруг рва все зачищено от растительности еще метров на триста. Одним словом, незаметно подойти невозможно. Тем более днем. Впрочем, я же не лазутчик, собирающий сведения для наступающей армии. Мне всего лишь нужно попасть внутрь. Совершенно открыто и почти под собственным именем.

Так что на дерево я влез больше из любопытства, чем по нужде. О! Каламбурчик получился. Но, коль уж потратил силы, то и посидеть можно. Дождусь смены караула, а там и заявлюсь. Утром спросонья редко у кого бывает хорошее настроение. По себе знаю… Особенно у стражников. Так зачем нарываться? Подожду часика два, пока солнышко пригреет и у народа некое благодушие образуется, тогда и покажусь.

Опасаться мне нечего. Варвар — он и в Африке варвар. Как говорится, при деньгах и в связях, порочащих его, не замечен. Ну а если пан Лешек затаил зло за выбитый зуб, то вряд ли станет хвастать этим перед остальными. Хватать и пытать меня не за что. Ну оказался не вовремя и не в том месте и помог купцу от разбойников Пырея отбиться, и что? Кто бы поступил иначе? На то оно и вознаграждение, чтобы всякому интересно было.

Кстати, когда Круглей с Озаром меня уже не видели и считали, что я ничего не услышу, то обменялись очень примечательными фразами.

— Я вот что подумал, хозяин, — сказал тогда старшой. — Если Степан еще хоть раз поможет нам от разбойников отбиться, то обоз уже не твой, а его будет.

— Это ты о чем? — видимо, не сразу сообразил купец.

— Теперь уже и о второй трети, причитающейся ему как вознаграждение…

Так что алиби у меня железное. Можно идти сдаваться с открытым забралом.

Когда проснулся, солнце уже поднялось почти в зенит. Ворота в замок оказались открытыми, а на мосту бездельничало трое воинов.

Доспехи у стражников хоть и сверкали на солнце надраенными металлическими частями, были так себе. Обычные стеганые куртки с тонкой пластиной нагрудников, прикрывающих область сердца. А из вооружения — открытые шишаки и толстые копья с непривычно широкими и длинными наконечниками.

С дисциплиной дело, похоже, обстояло тоже неважно, поскольку стражники сидели прямо на перилах. И лишь один из тройки стоял, опираясь на копье.

Я подгадал и со временем, и с настроением ратников.

Вид одинокого путника не обеспокоил стражей, озабоченных главной тревогой всех караульных: запоздает смена или придет вовремя? А еще — в каком настроении пребывает десятник? Поскольку от этого зависит: отпустят их отдыхать или найдут занятие поинтереснее. С точки зрения командира.

Сидевшие воины, мельком оглядев меня, с нескрываемым безразличием уставились каждый в свою сторону, предоставляя право и обязанность вести разговор старшему караула.

— Желаю здравствовать! — поздоровался я учтиво.

— И тебе того же, — не менее дружелюбно ответил стражник. — Куда и откуда путь держишь?

— Оттуда, — я махнул рукой в направлении Западной Гати, поскольку в первой части вопрос был чисто риторическим. Дорога сюда вела одна.

— Хочешь сказать, что в Западной Гати такой молодец вырос? — удивился стражник. — Невероятно… А ведь всего лет пять меня дома не было.

— Ну ты и скажешь, Глень, — заржал добродушно один из его товарищей. — Пять лет, го-го-го! Да ты как узнал, что Верейка в тяжести, так и носа туда больше не показывал. Может, это твой сынишка в гости пожаловал? А, парень? Твою матушку случайно не Верея зовут?

Угу, парни скучают и жаждут развлечения. Отчего бы и не поучаствовать?

— Даже если б мою почтенную матушку и в самом деле звали так, я бы в этом не признался. Не хочу, чтобы мой отец, — я подмигнул веселящимся воинам, — решил, будто я за деньгами пожаловал. Из замка-то сбежать ему труднее будет…

— Га-га-га! Го-го-го! — от всей души веселились стражники.

Даже Глень улыбнулся. Причем совершенно незлобиво.

— Молодец, парень! Вот сказанул! Го-го-го!

Подождав, пока смех утихнет, я вежливо поинтересовался:

— Я впервые в ваших местах, не подскажете, что мне дальше делать?

— У «отца» поспрашивай, — продолжил немудреную шутку один из стражников. — Может, ты в него удался и тоже от чьей-то распухшей талии сбежать решил? — И они опять зашлись хохотом, вполголоса рассказывая какую-то свою историю.

— Подходи ближе, «сынок», — махнул на них рукой Глень. Был он и в самом деле мужчиной в летах, и вполне мог претендовать на роль моего родителя. — А на этих не обращай внимания. С детства в темя ушибленные. Как величать?

— Степаном…

— Гм, знатное имя, — покрутил головой тот. — Видно, не простую судьбу для тебя матушка у Господа выпросила. Да только когда еще это сбудется. Не-а, не годится. Задразнят… А всем и каждому морду бить станешь — барон смутьянов не любит. Вмиг из замка взашей вытурят. И оглянуться не успеешь. Выбирай что-то попроще.

— Кузьма годится? — брякнул я первое, что на ум пришло, поскольку не понял, что не так в моем имени. Но отложил расспросы на потом. Если будет время. В конце концов, я не на ПМЖ сюда собрался.

— Наверняка, — согласился Глень. — А сам-то чем думал заняться?

— На службу хочу поступить, — я умышленно не уточнил о какой именно службе идет речь. Но ратник, похоже, понимал это слово только в одном значении.

— Это правильно, — одобрил. — Парень ты крепкий. Даже при оружии. Думаю, барон тебя возьмет. Если капитану понравиться сумеешь. Жалованье не шибко большое, но на степенную жизнь хватит. Тем более кормят и за ночлег платить не надо. Двигай прямиком в казармы. Спрашивай капитана. Вообще-то Фридрих обычно в это время дрыхнет, чтобы потом ночью гонять наемников и караулы проверять, но, может, и застанешь на ногах. Если не повезет — ступай в харчевню, что у северной стены, подкрепись и жди вечера. Как темнеть начнет, капитан осмотр новобранцев у казармы устраивает. Там его и найдешь. Да, — вспомнил вдруг. — Пошлину оплатить есть чем?

— А сколько?

— С пешего путника и без поклажи — медный грошик… А, — махнул рукой, — заплатишь, когда на службу поступишь. Считай от отца помощь… — промолвил неожиданно серьезно Глень. — Может, и моему сыну кто… Ну ступай, Кузьма. Еще увидимся. Крепость не город, тут не заблудишься.

Глень угадал. Сиеста[40] у капитана уже наступила. А значит, у меня образовалось свободное время, которое я мог провести с пользой для общего дела. В смысле — смотреть, слушать и запоминать любую информацию, способную указать, где похитители держат Чичку. И в этом плане второй совет стражника тоже был вполне кстати. Я о харчевне.

Конечно, веселящуюся толпу бездельников и повес застать там я не надеялся, но и увидеть пустые столы тоже. Да, замок[41] не город — но и не крепость[42] с казарменными порядками. Тут и свободные от службы ратники могли коротать время за кружкой пива. Или из прислуги кому-то захотелось хоть на время почувствовать себя господином. Пусть на кухне барона и за его столом все бесплатно, но ведь это (по существу, а не по форме) объедки, как для псов. А в харчевне, если можешь заплатить, ты уже не слуга, а уважаемый гость.

Да и кто-нибудь из рыцарей или оруженосцев, которым показался слишком длительным перерыв между завтраком и обедом, мог завернуть на аромат жарящегося мяса.

Так что харчевня «Веселый Свин», в которой я решил скоротать время, а если повезет, то и с пользой провести время до вечера, не пустовала.

Кстати, более бестолковое название и придумать сложно. Я, к примеру, не знаю причины, по которой поросенок должен веселиться в харчевне. Если только Свин — не имя ее владельца. Или, может, в названии зашифрован намек на перспективы «всяк сюда входящий»?

Прежде чем прибиться к какой-нибудь компании, я присел за отдельный стол и, заказав себе пива и мясную поджарку, стал оглядываться по сторонам, пытаясь по внешнему виду и поведению посетителей составить общее мнение об обитателях замка. Но ничего особенного не подметил.

Люди как люди. Кто-то расселся вольготно, с явным намерением не покидать харчевню на своих двоих, кто-то поспешно прихлебывал из кружки, постоянно косясь с опаской на двери и окна. Кто-то вел степенные разговоры, а кто-то хохотал и заигрывал с улыбчивой служанкой. Одеты все примерно одинаково — не броско, но добротно. Не шикуют, но и не бедствуют…

— Слава Творцу единому, сын мой! И да будут благословенны на веки веков его руки, дающие все блага этого мира… — произнес кто-то рядом приторно-слащавым голосом и обдавая меня плотным сивушным перегаром.

«Что-то везет мне сегодня на попытки усыновления…»

За мой стол бесцеремонно усаживался толстый, как боров, мужик в коричневом монашеском балахоне с капюшоном, при этом — совершенно недвусмысленно заглядывая в мою кружку.

— Думаю, — ответил я чуть раздраженно, поддерживая легенду очень дикого варвара, — если бы мой отец увидел, кто претендует занять его место, тебя уже соскребали бы со стены.

— Чужеземец? — удивился коричневый толстяк и нахраписто поинтересовался: — Почему ты не возносишь ответную хвалу щедрости Творца?

— Извини, толстяк, — изображая лицом предел терпения, я ответил с максимально допустимой вежливостью. — Я уверен, что твой Творец достоин поклонения и может свершить все, чего ты ожидаешь, но я у него ничего не просил. Поэтому и благодарить не собираюсь.

— Несчастный! — запричитал на всю харчевню надоедливый собеседник, так и не удосужившись назвать себя. — Ты не веруешь в Творца?

В мои планы не входило привлекать к себе лишнего внимания, но и роль варвара надо было доиграть до конца. Критика зрителей, подметивших фальшь, могла стать чересчур конструктивной.

— Как я могу верить в то, чего ни разу в жизни не видел. Ни я сам, ни мои родители…

— О, бедная заблудшая овечка! — опять вскричал, вздевая к потолку руки, толстяк. — Неужели не ведомо тебе, что в небесах непрерывно идет борьба Добра и Зла. Что даже в эту минуту за левым плечом лукавый бес строит козни, пытаясь своротить тебя с праведного пути и заполучить на службу Злу. А справа — огненнокрылый ангел-хранитель прикладывает всяческие усилия, дабы уберечь от подобной судьбы!

Я демонстративно скосил глаза влево, потом вправо, после чего уставился на собеседника.

— И все это они проделывают непрерывно?

— Конечно! — с пафосом в голосе подтвердил толстяк. — Денно и нощно! Ведь силы Зла готовы на все, лишь бы заполучить твою бессмертную душу. А Творец оберегает тебя…

— А мое мнение в этом споре кого-то интересует?

— Ничтожный червь! — опять завопил явно больной на голову толстяк. — Да разве твое мнение что-то значит в сравнении с небесным правом?! Покайся, пока не поздно, и приди в лоно святой церкви!

Все сидящие внутри харчевни давно и с интересом присматривались к происходящему.

Гм, какую же линию поведения избрать? Извиниться и спустить дело на тормозах, или буреть дальше? Впрочем, а с чего я решил, будто у меня есть выбор? Шалишь, брат Степан, опять отсебятину понес! Ты же варвар из далеких и снежных Карпат. Какой Творец?! Мы же там этому… как его, о — Перуну поклоняемся. Так что монах пошел нафиг, иначе влипнешь. И поскольку, по легенде, я ничего о церковниках не ведаю, то просто обязан решить, что меня разводят.

Делая вид, что едва сдерживаюсь, чтоб не смазать толстого по роже, я сгреб его за грудки, притянул к себе и очень рассудительно произнес:

— Тогда я не буду мешать этим бойцам получать удовольствие, как равно и вам, мой громогласный друг, а удалюсь за другой столик, дабы спокойно, в одиночестве поразмыслить над истиной, которой вы так любезно осветили мой дальнейший жизненный путь…

После чего я отпустил монаха, поднялся и перенес свою тарелку и кружку подальше от покрасневшего и онемевшего от возмущения толстяка.

Сдержанный смешок, прокатившийся по харчевне, стал наградой за удачное решение проблемы. А «коричневый» — еще с минуту недовольно поворчав, неуклюже выбрался из-за стола и вышел вон.

Как только дверь за ним с треском захлопнулась, ко мне подошел хозяин заведения.

— Смело, — произнес он то ли одобрительно, то ли осуждающе. — Но, если не хочешь иметь дело со стражниками, советую поскорее закончить трапезу. Брат Козелиус вряд ли настолько умен и трезв, чтобы суметь объяснить, кого надо схватить, но указать пальцем у него мозгов хватит. И еще один совет. Прими его от человека старшего годами… Не стоит разглагольствовать о Творце с незнакомыми людьми, и особенно — с подвыпившими священнослужителями. Может, там — откуда ты родом, это в обычаях, но в замке барона фон Шварцрегена подобная беседа может стоить не только свободы, но и головы.

— Благодарю, — кивнул я. — Сколько с меня за обед?

— Будем считать, что ты расплатился великолепным представлением. Теперь ко мне многие станут заглядывать просто из любопытства, чтоб послушать эту историю от очевидцев. Так что внакладе не останусь.

— Хорошо, — не стал я спорить, поднимаясь из-за стола. — Еще раз спасибо… И за предупреждение, и за обед.

Похоже, я могу путешествовать даже без гроша в кармане… Все так и норовят не брать с меня денег. Интересно, это такой бонус от судьбы или — ненавязчивая предоплата за будущие каверзы?

Как уроженец толерантного, политкорректного и, не побоюсь этого слова, демократического общества, я, в общем-то, и не задумался, когда меня без особых разговоров и расспросов (шутейный треп не в счет) пропустили в замок. А что в этом странного? Ну восхотелось праздношатающемуся туристу посмотреть изнутри на всякие там машикули,[43] дыры-убийцы[44] и прочие подлянки, приготовленные для врага, так почему бы и нет? Будьте любезны предоставить. И гида-экскурсовода не помешало бы приставить, чтоб все подробно объяснил и карту-схему за умеренную плату втюхал. Бред? Еще какой! Но это если все время помнить, где находишься. А я вроде осознаю ситуацию… в частности, а вот в целом — нет-нет, да и выпадаю из образа.

Хорошо причины такого гостеприимства и благодушия объяснялись не расставленными силками. В воздухе пахло сражением, и в замке фон Шварцрегена происходил банальный набор рекрутов. А потому впускали всех, кто имел желание пополнить ряды кнехтов[45] баронского войска.

Повезло, одним словом. Мог ведь и влипнуть… Потому как фразу «Чужие здесь не ходят», если есть желание дожить до почтенных седин, в Средневековье надо помнить вернее, чем «Отче наш» и таблицу умножения, вместе взятые.

В общем, запомнили, на ус намотали и проехали. Повезло пока, а и ладно…

Так что я спокойно бродил себе замковым подворьем, ничем кроме роста не выделяясь среди нескольких десятков крестьянских парней и мужчин, решивших сменить судьбу землепашца на хоть и рисковую, но куда более прибыльную стезю наемника. Не уверен, но слышал краем уха… точнее — читал уголком глаза, что ландскнехты получали в месяц больше, чем крестьянин мог заработать за год… Бродил и ротозейничал. Пока не проснулся капитан компании…

Фридрих по кличке Рыжий Лис, больше похожий на голодного добермана, зло ворча что-то невнятное, вышагивал вокруг сбившейся в кучу гурьбы новобранцев, ибо назвать строем это скопище баранов даже у меня не поворачивался язык. Время от времени капитан бросал яростные взгляды в сторону вытянувшейся в струнку и стоящей ровно, как по нитке, шеренге ветеранов компании. Поскольку едва слышный смешок, раздававшийся с их стороны, капитану ландскнехтов явно не чудился.

— Ну что, калеки? Решили, что пришло ваше время подыхать?.. — капитан наконец-то остановился и развернулся лицом к нам. Был он и в самом деле огненно-рыжий — от макушки и до густой бороды, небрежно подрезанной примерно на три пальца ниже подбородка.

— Это почему же? — клюнул на нехитрую уловку один из парней. Ростом пониже меня на полголовы, но в плечах шире. Чуть сутулый, с длинными руками, достающими кистями до колен, он вообще больше напоминал орангутанга, чем человека. Кстати, тоже рыжий. Только с голым подбородком.

— Да потому, что вы в своей жизни ничего кроме навоза не видели. И управляться умеете только с лопатой и вилами. А если вам дать меч или копье, так вы — либо сами зарежетесь, либо товарищей покалечите. Понятно, ублюдок навозный?

Вообще-то приходилось слышать, что рыжие очень вспыльчивы, но такого бешенства я не ожидал.

Парень не просто вышел, он, можно сказать, выпрыгнул из гурьбы.

— Да я тебя голыми руками задавлю, урод… рыжий.

— Гм, а что? Можно и попробовать… — оглянулся капитан на ландскнехтов, оживившихся в предвкушении представления. Наверняка нечто подобное повторялось при каждом наборе, и ветераны уже заключали пари на то, сколько новичок продержится против их Лиса.

Капитан снял перевязь с мечом и протянул не глядя назад, уверенный, что кто-нибудь из наемников подхватит оружие командира.

— Давненько я не размахивал кулаками, — продолжил Фридрих, словно пребывая в некоторой задумчивости. — Как в прошлом месяце разнесли харчевню, так больше и не приходилось. Что скажешь, парень? Ты еще не передумал начистить мне харю?

Тот, видимо, как быстро загорался, так не менее быстро и потухал. Поэтому лишь упрямо нагнул шею, но смолчал. А может, сообразил, что начинать службу с драки с командиром не самый удачный вариант.

— Поумнел, что ли? — догадался тот. — Осторожный? Хуже, чем герой, но тоже хорошо… Есть шанс, что в первом же бою не погибнешь. Ладно, прощаю… И все-таки, коль я уже настроился размять кости, может, кто-нибудь решится? Битому выделю лишнюю кружку пива к ужину, а тому, кто меня уложить сможет — лишний шиллинг в месяц к жалованью прибавлю.

Услышав о награде, крестьяне ожили. Но тут же, видимо, и врожденная деревенская сметливость сработала. Никто деньги просто так не предлагает. И если капитан столь щедр — значит, уверен, что раскошеливаться не придется. Он же не только к новобранцам обращался, а никто из ветеранов даже с места не стронулся.

— Ну так что? Неужто во всем стаде нет ни одного мужчины? — продолжал насмехаться капитан. — Да… не ожидал. Может, сказать господину барону, чтоб гнал вас всех отсюда поганой метлой?

Я сунулся вперед даже чуть раньше, чем окончательно сформировалась мысль, как это можно использовать для дела. Мелькнуло что-то о застолье, используя которое, если подойти с умом, очень многое удастся разузнать такого, что сам и за год не высмотришь.

— О! — воодушевленно воскликнул капитан. — А вот и герой!

Продолжая размышлять над тем, правильно ли поступаю — я только плечами пожал.

— Ладно, не бойся… — по-своему расценил молчаливость очередного деревенского увальня Рыжий Лис. — Калечить не буду. Барон не одобряет. Умоешься кровью или упадешь на землю — поединок закончен. Понял?

— Да.

— Готов?

— Да…

Я еще отвечал, когда капитан, словно распрямившаяся пружина, прыгнул вперед и… попытался пнуть меня в голеностоп. Едва-едва успел отработать ногами назад. Соответственно, подготовленный заранее апперкот, рассчитанный на то, что я охну от боли и непроизвольно подамся вперед, чтобы глянуть на место удара, просвистел впустую.

Фига себе! Я тут на классический бокс настраиваюсь, а немец-перец-колбаса лягаться удумал! Хотя все верно. Откуда им тут о джентльменских правилах мордобоя знать? Вот и дерутся, кто как горазд. Ладно, я тоже не только кулаками работать умею. Приходилось и в соревнованиях по кик-боксингу честь мундира универа защищать.

Отшагнув еще назад, я без затей провел банальный фронт-кик[46] движущемуся на меня капитану, целясь при этом в живот. Даже без фиксации энергии, суммы сложения масс хватило, чтоб тот икнул, выпучил глаза и попятился. А чего он хотел? Кафтан не кираса и даже не стеганый поддоспешник.[47]

Но чтобы стать капитаном ландскнехтов мало уметь грозно надувать щеки, громко кричать или родиться с фамилией начинающейся на «фон».

Фридрих отошел от удара очень быстро. Я, правда, и бил не на поражение, но все же — приложился от души. Похоже, у воина имелся очень недурственный пресс. И первый ошеломляющий эффект получился больше от неожиданности, чем от удара. Не ожидал Лис, что крестьянин найдет чем ответить на его атаку.

— Х-ха, — выдохнул он. — Знатный удар. Видимо, ты у себя дома за лошадьми ухаживал? У них подсмотрел?

— Нет, я больше зайцев любил дразнить… — если перебранка входит в ритуал, надо соответствовать. — Они тоже забавно ногами дрыгают.

Смешок прокатился по рядам наемников негромкий, но отчетливый.

— Тоже верно. Тогда не будем уподобляться длинноухим. Проверим, умеешь ли ты так же хорошо пользоваться руками.

Руками так руками. Только не обижайся, сам напросился…

— Не стоит, капитан! — Неожиданно прозвучавший голос явно принадлежал человеку, который привык повелевать. Потому как сказано было таким тоном, что и мысли ослушаться ни у кого не возникло. Даже у меня.

Понимая, что бой закончен, я оглянулся и, приподняв голову, встретился взглядом с мужчиной в богатой одежде и с толстой серебряной цепью на шее, поверх расшитого золотым позументом кафтана. Мужчина стоял на верхней площадке ступеней, ведущих в донжон, и держался так надменно, как может позволить себе только хозяин.

— Я так понимаю, это тот самый варвар, о котором ты мне рассказывал? — повернул он голову вправо.

— Он самый, господин барон.

А вот этот голос, несмотря на пикантную шепелявость, как и его обладатель, мне были уже хорошо знакомы, — поскольку принадлежали небезызвестному пану Лешеку Пшеновицкому.

Смешно, но в этот момент я подумал не о грядущих неприятностях, а о том — что слишком много рыжих развелось на одном, отдельно взятом гектаре… Впрочем, кажется, именно эта масть как раз больше всего присуща натуральным германцам.

Глава третья

— Мы еще не закончили, — проворчал Рыжий Лис негромко, так чтоб расслышать его мог только я. — Стой на месте…

Потом, нарочно задевая плечом, шагнул мимо меня к донжону.

— Прошу прощения, господин барон, — капитан отвесил почтительный поклон, остановившись перед ступенями и не поднимаясь вверх, — но позвольте узнать, почему вы остановили поединок? У вас свои планы на этого парня? Не хотите, чтоб я его покалечил?

Фон Шварцреген неторопливо спустился на несколько ступеней ниже. Пан Лешек и еще с десяток человек свиты последовали за ним.

— Фридрих, мне плевать не только на этого варвара, но и вообще на всех кнехтов твоей компании… — прорычал барон. Его слова, наверно, предназначались только для Лиса, но рыцарь попросту не умел говорить тихо. — Хоть подотрись ими… Но я не хочу, чтобы капитан наемников оказался битым на глазах своих людей. Тебе вскоре предстоит вести их в бой. И вряд ли это получится, если их командира ткнут мордой в землю. А ты — хороший, умелый воин, и у меня нет ни времени, ни желания искать другого капитана.

— Спасибо, господин барон… — чуть недоуменно пробормотал Лис. — Только я не понял, кто меня… это, ткнет?

— Посмотри на него, — барон небрежно повел головой в сторону пана Лешека. — Нравится?

Посмотреть и в самом деле стоило. Разноцветные следы мордобития так удачно легли на последствия продолжительного застолья, что глядеть на лицо ляха без сострадания не смогла бы даже статуя Командора.

— Добротная работа, — оценил Рыжий Лис. — Пан с быком бодался? Или к лошади с дурными намерениями подбирался?

Рыжеусый Лешек дернулся от столь неуважительного, даже — оскорбительного обращения, но барон остановил его порыв, всего лишь прикоснувшись кончиками пальцев к локтю задиры.

— Не угадал, Лис. Не далее как позавчера пан Лешек сошелся на кулачках вот с этим самым варваром.

— Да? — неподдельно удивился Фридрих. — Странно. Как я мог пропустить такое зрелище?

— Поединок случился в Западной Гати.

— А-а… — капитан еще раз оценивающе посмотрел на Лешека, потом оглянулся на меня. — То-то я их вместе с друзьями пару дней не видел. И все же, господин барон, я не совсем понимаю, какое это отношение имеет ко мне?

Капитан не был глуп, иначе вряд ли смог бы держать в повиновении целую роту головорезов. А потому решил не переть на рожон. Лишний недоброжелатель в свите господина никому не нужен.

— Пан Лешек всего лишь вышел не на свое поле… — И, видя недопонимание на лице фон Шварцрегена, объяснил: — Не дворянское дело кулаками размахивать. Еще бы на дубинках силой померялись. Зато, я уверен, сойдись они в поединке на мечах, то сейчас не вашего вассала, а этого варвара украшали бы свежие шрамы. Если б вообще живой остался. Вы знаете, мы не слишком дружны, но — фехтовать лях умеет. Врать не стану…

В благодарность за такой отзыв пан Лешек даже «ляха» проглотил. Как и все прежние намеки и нелестные сравнения.

— А я из простолюдинов, — продолжал тем временем Рыжий Лис. — Так что, с вашего позволения, хочу продолжить обучение.

Барон призадумался.

— Ну что ж. Здраво рассуждая… Тебе виднее. Но, поскольку мы уже наслышаны о возможностях этого варвара…

— Степан!

Мой голос прозвучал так неожиданно, что с минуту на замковой площади было слышно только жужжание мух.

— Что?.. — первым опомнился фон Шварцреген.

— Степаном меня нарекли, говорю… — повторил я, произведя одновременно движение головой, больше похожее на то, как лошади отмахиваются от лезущих в морду мух, чем на поклон. И только после этого вспомнил, что по легенде должен именоваться Кузьмой.

А, да ну их. Все равно, раньше или позже, кто-нибудь заметил бы волочащийся за мною парашют.[48]

— Варвар, — пожал плечами капитан наемников.

— Да, — кивнул барон. — Ладно, Фридрих, можешь продолжать обучение. Только постарайся, чтоб этот жеребец тебя не сбросил. Огорчусь… А чтоб поединок был интереснее, победитель получит от меня золотой дублон.

Услышав о столь невероятной награде, зашевелились и новобранцы, и ветераны. Такая добыча стоила риска. И многие уже пожалели, что не решились испытать судьбу.

— Нет…

Надо завязывать с односложными репликами, а то барона, да и всю его свиту скоро кондратий хватит.

— Отказываешься от поединка? — скаля в ухмылке белые, как у зверя, зубы, переспросил Рыжий. — Струсил, что ли?

— Воин, что сражается только ради денег, подобен борову, которого откармливают на убой… — Я тоже умею говорить громко, если надо.

Площадь зашумела, словно морской прибой в преддверии шторма.

Еще бы. Кроме полутора десятков рыцарей из дворян, тут собралось больше сотни ландскнехтов. То есть именно тех, кто выбрал ратный путь исключительно из-за вознаграждения. Некоторые даже вперед подались, сжимая руки на оголовьях мечей или рукоятках ножей.

— Ты!.. — Ухмылка исчезла с лица капитана, оставив один оскал. — Ты…

— А как же слава?! — продолжал я тем временем, делая вид, что ничего не замечаю и не понимаю. — Отец меня всегда учил, что награда нужна для того, чтоб угостить товарищей, когда они придут чествовать твой подвиг. А для того, чтоб заработать на кружку пива только себе, нет нужды становиться воином.

Произнесенная мною речь наверняка была слишком сложной для кнехтов, но барон оценил ее должным образом.

— Гм, а парень хорошо сказал… — проворчал фон Шварцреген вроде и негромко, но вмиг перекрыв весь гомон на площади. — Степан, ты сказал, тебя зовут?

— Да, господин барон.

— Так чего же ты хочешь, Степан? В чем видишь славу?

— Проигравший поединок понесет победителя в харчевню на своей спине. Чтобы всем было понятно — кто оказался сверху.

— Смешно… — хмыкнул барон. — Такого у нас еще не было. А ты не боишься, что оседлают тебя?

— Я не стыжусь склонить голову перед сильнейшим воином. В этом нет бесчестья. Потому что тот, кто сильнее, достоин повиновения.

— Забавно… — барон оглянулся на свиту. — В этой варварской философии определенно есть здравый смысл. Ведь, если вдуматься, и все вы — так или иначе признали мое главенство не потому, что сами оказались слабыми, а из-за того, что я — сильнее вас! А я — склоняю голову перед силой короля и ордена. Хорошо, пусть будет так!.. Победитель получит не только деньги, но и почет. Можете начинать…

О том, что кратчайшее расстояние между двумя точками — прямая линия, знают не одни геометры. К примеру, древнегреческий тезка знаменитого Пифагора вряд ли смог бы стать великим математиком, зато шагнул на олимпийский пьедестал, завоевав титул чемпиона в боксе.[49]

Судя по замашкам, обладал этим знанием и Фридрих.

Как только мы сблизились, капитан с ходу попытался залепить мне в нос. В классическом стиле уличного драчуна. Сразу видно — простолюдин. Нет чтобы благородно хлобыстнуть соперника в ухо, а после, не менее благородно и красиво, нокаутировать ударом в челюсть…

Зря старался. У меня хорошая реакция и свой нос я слишком люблю, чтоб подставлять под чужие кулаки. Ничего подобного (после второго перелома) я даже на тренировках себе больше не разрешал. Неприятные ощущения… Да и вид очень глупый, с распухшим носом и синяками под глазами. О свиданиях можно забыть как минимум на неделю. А кроме того, я же не из детского сада на этот импровизированный ринг вышел…

В нос зачем бьют? Чтобы кровь хлынула и деморализовала противника?

Есть такая версия, но не всегда проходит. У меня, к примеру, еще после первой операции прижигание капилляров сделали. Поэтому теперь, чтобы выжать кровавые сопли, надо очень хорошо постараться. Вплоть до открытого перелома.

Тут другая фишка. Удар в нос наносят, чтоб глаза заслезились. Такая реакция у организма. Так что если у кого из девушек возникнет желание увидеть слезы даже самого крутого мужика, нет надобности совать ему под нос очищенную луковицу, — достаточно неловко ткнуться в тот же нос чем-то твердым. Например, лбом.

А когда все вокруг видишь, как в дождь через лобовое стекло автомобиля со сломанными «дворниками», много не навоюешь. И быть тебе битым, если ты только не Ван Дамм, который и вслепую круче всех на киносъемочной площадке.

В общем, я успел чуток отпрянуть. Совсем чуть-чуть, но этого хватило, чтобы Рыжий Лис так и не услышал хруста моей ломающейся переносицы. Это его немного сбило с толку, и второй удар капитан провел с небольшим замедлением. Очень незначительным. Похоже, что «двойку» он планировал сразу. Но мне и этой паузы хватило.

Подсев под правую руку противника, я довольно жестко прощупал кулаком его печень, а потом, на подъеме, добавил справа в область живота. Удар в солнечное сплетение был бы гораздо эффективнее, но во-первых, я уже раньше приложился туда ногой. А во-вторых, нанося удар в подвздошную кость, есть риск именно в нее и попасть.

Тогда как Фома не уставал напоминать нам на тренировках: «Если дерешься без защиты, береги руки!»

Это только кажется, что человек мягкий. На самом деле мы (я сейчас не о женщинах, хотя и они тоже не плюшевые игрушки) состоим из сплошных твердых «углов», о которые ничего не стоит сдуру расшибить костяшки. И если в прошлой жизни эта неприятность обошлась бы мне банальным больничным листком, то в этом мире искалеченные руки, с большой вероятностью, могут стоить жизни. Потому как совершенно неизвестно, с кем и как ожесточенно придется сражаться за нее, возможно, уже в следующее мгновение…

— Господин барон!

Стражник, подлетевший к фон Шварцрегену, привлек к себе столько внимания, что даже мы с Фридрихом непроизвольно остановились. Отшагнули для безопасности друг от друга и повернулись в сторону донжона, на ступенях которого по-прежнему стоял хозяин замка.

— Господин барон, вы велели…

— Чего ты орешь, олух? Враги показались?

— Нет, но вы же… — от бега тот запыхался и никак не мог отдышаться, потому и слова вылетали невнятными кусками. — Как только…

— Что?

— Обоз приближается.

Барон оглянулся на Лешека.

— Пойди посмотри…

Тот кивнул и поспешил вслед за стражником к воротам.

— Не везет вам, — фон Шварцреген смотрел на нас. — Никак поединок закончить не удается. То одно, то другое… А мне уже и самому стало интересно. Степан, когда ты из Гати уходил, купеческий обоз из Белозерья уже выехал?

— Это вы о госте Круглее спрашиваете?

— А купца Круглеем звать?

— Да, господин барон. Круглеем. Я с ними до Гати дошел. А потом — нет. У купца еще что-то случилось, он решил задержаться в городке.

— Ты сказал: «еще что-то»?

— Ну да. Ведь на этот обоз лесные разбойники напали. В нескольких переходах севернее Западной Гати. Я помог им отбиться.

— В самом деле? Не хвастаешь? — как будто с недоверием переспросил барон.

— Среди мужчин моего рода не принято хвастать тем, чего не совершал! — из меня снова попер наверх варвар.

— Не обижайся, — барон был само благодушие и дружелюбие. — Я уточнил не потому, что не поверил в твою храбрость, а из удивления. Тем, кто спасет от разграбления купеческий обоз, полагается такая большая награда, что я не понимаю: почему ты здесь? Гость Круглей достаточно известен, а это значит — добра вез тоже не на пару дублонов.

Барон оглядел меня.

— Не скажешь, сколько денег купец отсыпал тебе за помощь?

Я неопределенно пожал плечами. Подумал и ответил:

— Он сделал больше.

— Вот как? И что именно?

— Круглей научил меня считать ваши деньги. А в Гати накрыл большой стол, где в мою честь произносили здравицы. Рыжеусый воин не даст соврать. Он ведь тоже был на том пиру.

Барон, а вслед за ним и все остальные весело рассмеялись.

— Прости… — сделал примиряющий жест фон Шварцреген, заметив, что я начинаю багроветь. Кстати, к собственному удивлению, разозлился я не понарошку. — Этот смех не в твой адрес. Понимаешь, жадность купеческая известна каждому, кто хоть раз имел с ними дело… Круглей, по уложению Гильдии, должен тебе не менее трети всего спасенного имущества. Правда, если ты сам это потребуешь…

Барон выждал немного, давая мне время осознать, а после продолжил:

— Так вот… Ты мне нравишься. И если к замку приближается обоз Круглея, я хочу предложить тебе сделку.

— Предлагай!

Не проявить заинтересованность не мог даже самый тупой варвар. Даже самый чистокровный гуцул, которому в жизни совершенно ничего не нужно, кроме его родных Карпат.

— Я выступлю защитником твоих прав и заставлю белозерского гостя раскошелиться. А ты за это отдашь мне из полученного добра только одну вещицу.

— Какую?

— Да так, безделицу какую-нибудь. На память о добром деле, — барон рассмеялся.

— Я согласен.

— Вот и славно, — фон Шварцреген непроизвольно потер руки. — А сейчас лучше, чтоб купец тебя не видел. Ну, пока я уточню всю подноготную этого случая с нападением. Фридрих!

— Слушаю, господин барон.

— Пригласи-ка ты Степана к нам в гости. Сразу на второй уровень. Там есть пара свободных комнат… — барон опять сделал паузу, теперь давая время капитану понять суть распоряжения. — И не жалей пива. Если все пройдет так, как я хочу, с завтрашнего дня он будет в состоянии поить всю твою компанию хоть полгода. А то и дольше.

— Спасибо, господин барон, — поклонился хозяину замка Рыжий Лис. — Такое знакомство многого стоит. Не беспокойтесь, я все сделаю как надо… — потом изобразил поклон и в мою сторону. — Пошли, Степан. Славная попойка, которая нас ждет, соревнование ничем не хуже. А если вдуматься, то сил и выдержки требует даже больше, чем мордобитие. Потому что здесь ты сражаешься с соперником один на один, а на пиру супротив тебя их как минимум двое. Твой собутыльник и вино… Ха-ха-ха…

Фридрих легко приобнял меня за плечи и направил в сторону донжона.

— Пошли, не пожалеешь…

— Oh, ja, ja! Ich will nicht das Wasser… Ich trinke Bier! (О, да, да! Я не хочу воды… Я буду пить пиво!)

Странно, до чего восприятие хмельного способствует широте и трезвости мысли. Ведь я даже не задумывался: на каком языке мы общаемся, пока не спел куплет по-русски, а Фридрих не заговорил на немецком. И только теперь осознал, что все это время, пока пребывал в Гати и в замке, говорил на дичайшей смеси, составленной из словарного запаса как минимум трех народов. Диалект — возможный исключительно в пограничных районах.

Впрочем, это лингвистическое открытие стало побочным продуктом пьянки. Как антисептический эффект анилинового красителя для шерсти «бриллиантового зеленого». Сегодня более известного всей стране под названием «зеленка». Я понимаю, меня понимают — ну и ладно. Куда более важным было достижение другого результата совместного застолья — после чего капитан наемников перешел на родную речь. А это, как утверждают знатоки, высшая степень бессознательного поведения. Говоря проще — упился в хлам. Значит, дальнейшим моим планам Рыжий Лис помешать не мог.

Сам я выпиваю редко, да и не люблю. То ли наследственность такая попалась, то ли организм сам так глупо настроен, но для достижения эйфории мне надо вылакать столько, что уже просто не лезет. Однажды, на спор с друзьями, примерно за полчаса я выпил трехлитровую бутыль самогона. Еще через полчаса все это изверг из себя, а опьянение так и не наступило. А прошлым летом установил свой личный рекорд. На дне рождения товарища, в процессе приготовления и поедания шашлыка, короче — за вечер, влил в себя девятнадцать банок пива. Мог и двадцатую, но надоело…

Это я к тому, что каким бы профессионалом в употреблении хмельного не был рыжий Фридрих, нарвался он еще на того «любителя». И наш негласный поединок плавно подходил к сокрушительному поражению команды хозяев. Ввиду явного преимущества гостя из будущего.

— На, лакай… геноссе… — я протянул капитану свой, еще почти полный кухоль.

Как оказалось, все остальное мы успели выпить.

— Данке… — Фридрих присосался к посудине, как верблюд после недельного путешествия по безводной пустыне. Одним духом допил до дна, икнул и… повалился набок.

— Битте…

Второй уровень, куда велел отвести меня фон Шварцреген, оказался не в бельэтаже,[51] как можно было подумать, а в подвале. Двумя ярусами ниже цокольного этажа.

Комната, в которую мы с Фридрихом вошли, тем не менее совершенно не походила на тюремную камеру и уж тем более на рабочее помещение мастера заплечных дел. Кстати, именно так я и подумал — хорохорясь и прогоняя мандраж. Обычное многофункциональное помещение гостиничного типа, где можно и за столом с друзьями посидеть, и сладко поспать на широком двуспальном ложе, скромно отгороженном шерстяным балдахином.[52] Вот только никакого вида из окон, по вполне понятным причинам, не предвиделось. Жаль, для меня очень важно было узнать: чем закончилась встреча барона и Круглея.

Исходя из того, что фон Шварцреген решил использовать меня как предлог для законного шмона (а как еще можно оценить треть, если не обследовав весь товар?), уж очень грубой она быть не могла. Похоже, с купеческой Гильдией и в самом деле считались. А с другой стороны, если Круглей был так решительно настроен не отдавать это неведомое мне сокровище — то вряд ли он любезно согласится предоставить весь свой товар барону для осмотра.

Но пока капитан наемников оставался в сознании, любые передвижения по замку мне были недоступны.

Можно бы его и оглушить. Фридрих не особо опасался меня и несколько раз очень удачно подставлял голову для нокаута, и все же я не воспользовался этим. Во-первых, я не был до конца уверен, что Лис меня банально не провоцирует, а за дверями давно выставлен усиленный караул. А во-вторых — еще не вечер… Немедленно бежать из замка я все равно не собирался, поскольку ничего не разузнал о судьбе Чички. Вот и нечего усугублять, потому что гость, слишком активно размахивающий кулаками, легко может поменять свой статус на узника. А оно мне надо?..

Зато теперь, аккуратно уложив капитана наемников почивать, даже придвинув стол к лежанке, чтоб он случайно не свалился и не проснулся, я двинулся на разведку. Для легенды держа перед собой пустое ведро из-под пива.

Мог и не осторожничать. За дверями не оказалось никого.

На привычную лестничную площадку, только освещенную не электрическими лампами, а единственным факелом, да ступеньки были поуже и не бетонные, а деревянные — выходило четыре двери. А сама лестница вела ровно как вниз, так и вверх.

Прикрываясь все тем же ведром, как пропуском, я сперва поднялся на этаж выше. Ничего особенного. Те же четыре двери. Три глухие, одна с небольшим окошком, забранным в решетку из металлических прутьев.

Я осторожно приблизился и так, чтоб меня не заметили изнутри, осторожно заглянул.

Бинго! Чичка была здесь.

Девушка лежала на таком же «типовом» ложе, как и в той комнате, где бражничал я сам. И, судя по мирному выражению лица, хорошо различимому при свете двух свечей, еще горящих в стоящем на столе подсвечнике, а также — по находящейся в полном порядке одежде, с девушкой если и обходились неподобающим образом, то лишь самую малость. В рамках допустимых вольностей в это время и в этом мире.

Что ж, пункт первый из обязательной программы я откатал. Теперь надо было понять, что происходит с Круглеем и обозом, а также — поискать выход.

Кстати, о выходе. Еще когда я только первый раз, с дерева, увидел донжон замка, у меня возникла одна смутная догадка, которую обязательно стоило проверить. Только сперва надо было расставить приоритеты. Чем озаботиться в первую очередь — купцом или выходом? Потому как для решения первой задачи мне предстояло подняться к окнам, а поиски путей отхода — вели вниз. На самое дно подвальных помещений. Чисто теоретически, по аналогии со звонницей в Западной Гати. Конечно, всегда возможны варианты и нестыковки между предположением и реальностью, но в данном случае что-то вещало мне, что в одной из нижних комнат я непременно увижу разноцветное сияние пространственного портала.

Глава четвертая

Рассудив логично, что возвращаться легче — я, соблюдая предельную осторожность, стал подниматься на нулевой этаж.

К моему глубочайшему изумлению, никаких дополнительных караулов при выходе из подземелья не оказалось. Как и сладко дремлющего за столом дежурного, у которого все нормальные киногерои обычно похищают связку ключей от темницы. На лестничной площадке, которой в зависимости от направления начиналась или заканчивалась лестница, были только одни двери — выход в холл донжона. Оставалось набраться храбрости и потянуть створку на себя.

— Черт побери этого купца со всем его товаром! — рык барона заставил меня изменить решение. Похоже, в этом акте мой выход на сцену явно станет лишним и преждевременным. — Вы хорошо смотрели?!

— Ваше сиятельство! — с некоторой обидой вскричал кто-то невидимый, но чей голос я уже однажды слышал. — Да мы не то что товары просмотрели, мы все телеги разобрали по досточке.

— Черт и еще раз черт! Куда же он спрятал эти треклятые мощи?! Проглотил, что ли? Прежде чем в замок въехать?..

— Прикажете посмотреть содержимое желудка? — вполне серьезно уточнил собеседник фон Шварцрегена.

— Не сегодня…

Барон помолчал немного и продолжил:

— Очень может быть, что Круглей что-то заподозрил и спрятал реликвию в лесу, неподалеку от замка.

— Да, это возможно. Отдайте его Гансу, и, клянусь Господом, купчишка очень быстро все вспомнит.

— Это если мы с тобой не ошиблись и мощи действительно у купца. А если — нет? Ведь отпускать его после такого разговора уже нельзя… Сейчас Круглей считает, что мы действуем от имени варвара, и не посмеет жаловаться в Гильдию. Но стоит хоть чуть-чуть приоткрыть карты…

— Господину барону так жаль русского купца?

— Глупец. Да я десяток этих еретиков из Белозерья убью и не покаюсь, но Гильдия… Черт! Я думал, что это всего лишь пустячная просьба магистра, исполнить которую будет легко и просто. А потом, с помощью ордена, я отберу у брандербуржцев какой-нибудь нормальный город и навсегда забуду об этом лесном хуторе… И что теперь? Выставить себя на посмешище перед магистром? Барон фон Шварцреген, на своей земле, не в состоянии справиться с купцом?!

— Но, ваша светлость…

— Не продолжай. Да, сам купец в моей власти, но за ним стоит Гильдия. И это только вопрос времени, когда их дознатчики сумеют разнюхать, что случилось с белозерским обозом на самом деле. Пусть на это уйдет не один год, но все равно — Гильдия узнает правду. И тогда мне не поможет даже орден. Разве что от всего отречься и стать храмовником.

— Господин барон, вы преувеличиваете возможности этих толстосумов.

— Нет, мой друг, — барон явно вздохнул. — Я их преуменьшаю. Поверь, если в этом мире что-то и нельзя купить за деньги, то это — покупается за большие деньги. А Гильдия, если захочет, сможет предложить такую цену, что меня им продаст сам магистр.

— Так что же нам делать?

— Принимать гостей…

Несколько секунд висела тишина, а потом собеседник фон Шварцрегена переспросил:

— Ваша светлость, я верно расслышал?

— Если не глухой, то должен был, — насмешливо ответил тот. — И я не понимаю твоего удивления. Те претензии, что мы высказали от имени якобы нашего слуги, купец согласился удовлетворить. Препятствий не чинил. Товар позволил — и осмотреть, и пересчитать. Кстати, опись составили?

— Нет.

Тишина, повисшая после этого, была красноречивее любого возмущенного окрика или недоуменного вопроса.

— Круглей предоставил нам свой список, по нему и сверяли, — торопливо объяснил собеседник фон Шварцрегена.

— И что? Все сходится?

— Не совсем, господин барон.

— А точнее?

— Кроме внесенных в опись товаров, нами найдено несколько разрозненных комплектов оружия и части доспехов.

— И?

— Круглей утверждает, что это законная добыча охранников обоза. То, что они сняли с убитых в бою разбойников.

— Почему нет? Мы же с тобой знаем, что на обоз нападали?

— Да, господин барон. Я же сам к Пырею ездил. Но купец говорит, что на обоз нападали дважды. И последний раз не далее чем в переходе от замка.

— А на него нападали? — в голосе барона явно сквозило удивление.

— Видите ли, ваша светлость…

— Не юли, святоша. Я же все равно все узнаю.

— Да, господин барон. Нападали…

— А я приказывал?

— Нет, но это был последний шанс разграбить обоз и запутать следы, пока они еще не вступили в наши земли.

— Объясни?..

— В Западной Гати, да и в самом Белозерье — сейчас очень много говорят о каком-то великане-людоеде, якобы объявившемся в тех местах. Он де и княжича убил, и шайку Пырея, и еще кого-то. Вот и белозерский обоз можно было людоеду этому приписать.

— А на самом деле? Соображения есть?

— Молва частенько объединяет вместе совершенно разные события. Княжича могли другие наследники убрать, дело не новое. Десятника гатинского — действительно медведь мог задрать. Но все эти слухи нам не интересны. А вот то, что некий воин очень вовремя, вернее — совсем не вовремя, появляется и помогает Круглею от разбойного нападения отбиться — это понять следует. При этом стоит заметить — воин тот изрядно в ратном деле искусен. Потому что во второй раз ему не тати из беглого люда противостояли, а наши кнехты. Фридрих по моей просьбе самых лучших отобрал из тех, кому такое доверить можно. И все они в лесу остались…

— Думаешь, князь отправил одного или нескольких дружинников тайно сопровождать обоз?

— А вы бы так не сделали.

— Гм?.. Очень даже может быть, — хмыкнул барон. — Тогда весь наш театр тем более теряет смысл. Круглей оставил реликвию у этого своего воина-хранителя, и обратно к товарам положит, только после того, как уйдет из замка.

— Да, ваша светлость, я кое-что еще странное заметил… с товаром.

— Говори.

— Он собран не для продажи…

— Это как?

— Вы же понимаете, господин барон, что в купеческую лавку ходят не только богатые, но и бедняки.

— Ну…

— И каждый купец, чтобы торговать с прибытком, всегда имеет и дорогие вещи, и те, что дешевле. Пусть немного, но обязательно. Где хороший меч, там и парочка кинжалов поплоше. Где бархат, там и сукно. А у Круглея все только самое лучшее. Так только кому-то под заказ или в подарок везут. Но даже не это главное. Среди товаров гостя очень многое, если не все, можно в самом Белозерье продать. И с хорошим прибытком. Спрашивается: зачем такое добро невесть куда тащить, рискуя в пути все потерять?

— Да, задал нам купец задачу. А ты еще спрашивал, почему я его угостить хочу. В общем, так… Ступай к Круглею. Скажи, что мы не разбойники, а только хотим соблюдения закона. А потому он сам может отобрать ту треть, которой рассчитается с варваром.

— Как прикажете…

— Не перебивай!.. Еще скажи, что если он не торопится, а свой товар сберечь хочет — пусть оценит сумму выкупа. И завтра, когда варвар наш вернется, он сможет предложить ее своему спасителю вместо товара. А потом — зови всех обедать. Купца и его старшого в палаты, прочих — сам куда-нибудь пристрой. Но чтоб упились вусмерть.

— А что с девкой делать? Вы все же будете предлагать Круглею ее в обмен?

— Пока ничего. Я еще не решил, разыгрывать эту карту или просто выбросить из колоды. Будем пить вино, разговаривать и думать. Авось дорогой гость сам подскажет мне правильное решение.

Раньше я был уверен, что ненароком подслушанные судьбоносные разговоры придуманы исключительно авторами мыльных опер для резкого поворота сюжета. Особенно когда муза ушла пудрить носик. До того дня, пока совершенно случайно, у дверей раздевалки, не услышал после тренировки беседу двух девушек, обсуждавших мои достоинства и недостатки. В результате — я пригласил на свидание совсем не ту, которую собирался раньше. И не пожалел…

Мы встречались пару месяцев, пока я, так же случайно, не услышал другой разговор, объясняющий происхождение предыдущего.

«О, женщины! Коварство — ваше имя!»

К счастью, тут я имел дело с примитивными мужчинами. И предположить, что барон специально ждал меня у двери, отслеживая с помощью датчиков движения, установленных в темнице, — мог только сумасшедший параноик. Повезло просто…

А теперь, вместо растекания мыслями, лучше подумать: что делать дальше?

Впрочем, в данной ситуации, как раз и думать нечего. Пока Круглея пытаются напоить, у всех нас есть фора во времени. И использовать ее надо с наибольшей пользой.

Я быстро сбежал этажом ниже и подошел к двери комнаты, в которой содержали Чичку. Заглянул в окошко — девушка по-прежнему крепко спала, или… умело притворялась.

Отодвинув засов и стараясь сильно не скрипеть, я потянул на себя створку и шагнул внутрь.

Понять, спала девушка или нет, не судилось, — грохот свалившейся скамьи, поставленной поперек двери, разбудил бы и мертвого.

— Кто здесь?! — Чичка вскочила с лежанки и схватила со стола подсвечник.

— Тихо… — я спешно прикрыл дверь. — Не шуми. Стражников накличешь.

— Степан? — не так громко, но все же недостаточно тихо воскликнула девушка. — Ты? Здесь?..

— Я, я… Только не шуми. Наверху никого нет, но нижний ярус я еще не проверил.

— А что ты здесь делаешь?

— Дрова рублю…

Вот уж никогда не думал, что тоже буду выступать в роли героя, беседующего со спасенной красавицей. Хорошо хоть с поцелуями на шею не бросается. Ага, как же! Не успел я сформулировать мысль до конца, как Чичка сперва радостно завопила «Степан!», а потом кинулась ко мне с распростертыми объятиями. Уф!.. Ладно, подожду, может, успокоится немного. Так чтоб и поговорить можно было. Пока целует, хоть не орет.

Гм, а целуется сладко… Жарко.

Стоп! А то мозги совсем расплавятся…

— Ну, ну… все хорошо, — используя очередную банальную фразу, я чуток отстранился. Вернее, отодрал от себя девушку и отодвинул ее на расстояние вытянутых рук. — У тебя тут есть какие-то вещи?

Удивить — победить. Чичка замерла на мгновение, собираясь с мыслями, а потом отрицательно мотнула головой.

— Вот и славно. Значит, можем убираться отсюда.

— Куда?

— Расскажу по пути.

— Как?

— Увидишь…

Тьфу! А ведь и сам всегда возмущался глупейшим сценам во всех фильмах, когда герои, вместо того чтоб потратить две минуты и все объяснить, отделываются непонятными междометиями. И потом удивляются, что партнеры их не понимают и действуют по-своему.

— Да, ты права. Присядем на минутку.

Девушка дала увлечь себя на лежанку и послушно опустилась рядом.

— Мне неведомо, что ты знаешь, а чего нет, поэтому рассказываю по порядку. Мы в замке барона фон Шварцрегена. Круглей с обозом тоже. Барону нужно что-то от твоего дяди. И тебя похитили его люди для обмена. Пока барон пытается договориться с Круглеем по-хорошему, но вряд ли его терпения хватит надолго. И хоть барон опасается Гильдии, он пойдет на все, чтоб угодить магистру ордена.

— Я ничего не…

— Подожди. Выслушай до конца. Единственный способ заставить барона отпустить Круглея живым — это дать понять, что его замысел раскрыт, и Гильдии даже искать злодея не придется. И это можешь сделать только ты.

— Я?

— Да. Выбраться сейчас из замка можно только тем же самым путем, как ты в него попала. А я сквозь Переход пройти не могу. Поэтому ты вернешься в Западную Гать. Найдешь Носача и расскажешь ему всё. А чтоб магистрат города не препятствовал добровольцам оказать помощь купцу — скажешь, что Гильдия объявила за это большое вознаграждение. Сколько — это пусть Круглей сам решает, когда за стенами крепости окажется. Ты все поняла?

— Да.

Судя по взгляду, Чичка не врала. Она и в самом деле ухватила суть.

— Вот и отлично. Теперь запасной вариант. Если обещанное вознаграждение не поможет, или по какой иной причине охотников окажется слишком мало — это тоже не страшно. Важно, чтоб они как можно быстрее объявились под стенами Шварцрегена. И заставили барона задуматься: стоит ли овчина выделки. А ты тем временем седлай своего Орлика и лети в Белозерье… Если поторопишься, в четыре-пять дней обернешься. Не думаю, что увидев княжескую дружину, барон по-прежнему будет упорствовать. Тем более что он еще ничего непоправимого не сделал, а я приложу все усилия, чтоб и не делал…

— Спасибо, — девушка опять потянулась ко мне с поцелуем.

Нет, я конечно же согласен, что молодец заслужил и всякое такое, но — каждому овощу свое место, а потехе — свой час.

— Пойдем. Сейчас каждая минута на счету.

Это я, естественно, загнул. В эпоху конно-пеших скоростей и пара часов не больно влияет на ход событий, но расслабляться не надо. Хотя бы потому, что вдруг барон заскучает по своей пленнице, или еще кому взбредет в голову идея: проведать одинокую узницу. Ну, хотя бы тому же святоше, что с бароном беседовал, захочется отпустить девушке грехи или сотворить с ней перед сном… совместную молитву.

Видимо, Чичка тоже это поняла, потому что прекратила глупости и поднялась с лежанки.

— Идем…

Теперь оставалось найти ответ только на один вопрос. Все ли я правильно рассчитал. И если да, то не ошибся ли с местом входа в телепорт. Мало ли, может, фон Шварцреген установил его в конюшне? А что, как в моем мире — гараж под домом. Удобно. Даже комнатные тапочки снимать не надо. Встал с дивана — и за руль. Так и тут… Например, гонец вышел из телепорта, прыг на лошадь — и дальше поскакал.

Но тут уж гадать бессмысленно. Пока не увидишь, не узнаешь.

Последний лестничный пролет упирался в площадку, на которую смотрело три двери. Вернее, смотрела только одна, две другие были заперты. Но и этой одной хватало с избытком, поскольку она вела в караулку! Хорошо я, помня слова Круглея о том, что портал вряд ли окажется без присмотра, оставил Чичку маршем выше, а сам последние ступени преодолел с максимальной осторожностью. Сюрприз, однако!

Внутри, за широким дощатым столом играли в кости четверо охранников. Вели они себя довольно беспечно, наверное, в замке барона слишком давно ничего не происходило. Парни шумели, бурно и темпераментно обсуждали каждый бросок, насмешничая над неудачником и поднимая кружки за победную комбинацию. Похоже, играли не на деньги, иначе трудно объяснить, чему радоваться, если в выигрыше оказывался один, а проигрывали трое… В общем, те еще разгильдяи.

И если б не открытая дверь на площадку, я бы даже заморачиваться не стал. В том шуме, что они поднимали, можно было не торопясь перегнать стадо коров и никто из стражников ничего бы так и не услышал. Зато, по закону подлости имени Мерфи, как только мы с Чичкой сунемся к телепорту, кто-то из них обязательно оторвет глаза от столешницы и посмотрит в коридор. А в мои планы это не входило.

Для того чтоб затеянное спасение Круглея приобрело хоть какой-то шанс на успех, исчезновение Чички должно оставаться незамеченным как можно дольше. Да и после обнаружения пропажи желательно, чтобы барон не сразу сопоставил побег девушки с наличием в подвале замка телепорта, ведущего (как я надеялся) в Западную Гать.

М-да уж, задача. Во-первых — двое не один, незаметно прошмыгнуть не получится почти наверняка. А во-вторых — в какую дверь ломиться? Где телепорт? Прямо или налево? Мужская интуиция подсказывает, что «налево» вернее, а логика пока молчит. Не хватает данных. Значит, будем собирать… Благо стражники засели прочно и никуда не собираются до смены караула… Кстати, еще одна неизвестная переменная в моем уравнении. Когда у них пересменка? А что, если в самом скором времени?

Нет, это вряд ли. Даже самый последний раздолбай и балбес перед непосредственным появлением командира начинает изображать видимость старания. Так что, если бы стражники ожидали смену, они бы не костями по столу стучали, а чистили оружие или делали еще что-нибудь, наглядно демонстрирующее их служебное рвение и усердие. Вот и добре. Хоть тут не надо напрягаться…

Итак, имеем две двери. Похожих одна на другую, как в игре «Найдите десять отличий». А мне столько и не надо, хватит одного… Но такого, чтоб подсказало: «Где находится нофелет?»[53] Только в чем их искать? Толстая дверная коробка, то ли просмоленная, то ли сама со временем потемнела от сырости и копоти. Глухое полотно. Доски не широкие, но подогнаны плотно. Створки немного светлее, чем коробка — видимо, из другой древесины. И засов. Широкий, мощный. С навесным замком.

От такого открытия я даже мотнул головой и усиленно проморгался. Вот и подсказка. Засов установлен только на одной двери! А что это значит? А это значит, что в дверь без засова и замка могут открывать не только снаружи, но и изнутри. Вопрос: как много в подвалах помещений, где люди появляются, не зайдя туда из коридора?

Ай да я, ай да сукин сын! Сорри, Александр Сергеевич, я хотел сказать: «Молодец молоток, вырастешь — кувалдой станешь». Осталось решить, как мимо охраны прошмыгнуть?

Вариантов не много. Отвлечь или изолировать. Первый — я иду в караулку и загораживаю дверной проем. Пока со мною разбираются — Чичка проходит в комнату с телепортом. Второй: запираем охранников в помещении — благо дверь наружу открывается, а скамейку принести недолго. И, пока они ее вышибают, Чичка опять-таки уходит.

Минусы второго варианта. Как только охрана вырвется на свободу, побег пленницы будет раскрыт, и вся фора испарится, как летний туман. Барон ведь знает, куда ведет телепорт. И купца возьмут в оборот по полной программе. На этом этапе фон Шварцреген еще не испугается огласки. Чичка толком ничего не видела, и будет только ее слово против его слова. А в этом времени, насколько мне помнится из пролистанного по диагонали «Домостроя»,[54] женщинам до равноправия еще как до Москвы на карачках ползти. Ее и слушать никто не станет, если муж рядом не встанет.

Минусы первого варианта. Я засвечусь. Сперва сойдет. У меня и легенда наготове, в виде пустого ведра. Но барон не дурак. И как только обнаружится пропажа девицы, вмиг «два плюс два» сложит. Доказать не сможет, но вряд ли они, эти самые доказательства, ему сильно понадобятся. Да и я не уверен, что смогу молчать слишком долго, особенно если пальцы в двери защемить…

Зато этот вариант позволяет выиграть время. Повезет — много времени. Глядишь, пока до пыток дойдет, уже и добровольцы с Гати подтянутся. А если с ними и Носач придет, совсем хорошо. И уж он, насколько я успел понять характер десятника, найдет убедительные слова для барона.

Что ж, решено…

Я поманил к себе Чичку и указал ей на дверь без замка.

— Там внутри Переход. Что тебе предстоит сделать, повторять не буду. Думаю, помнишь. Я сейчас пойду заговаривать зубы караульным, ну а ты действуй…

— Степан…

— Потом. Все потом. Уцелеем сами, поможем Круглею — тогда и поговорим.

— О дяде и о нас — можно и потом, — согласилась девушка, не отрывая взгляда от моих глаз. — А я от себя хочу спасибо сказать.

— Не за что… Цветочек. И остановимся на этом, — я мягко освободился из ее объятий. — Мне сейчас ясность мысли нужна.

— Хорошо, — неожиданно покладисто уступила Чичка. — Но помни, ты мне должен. Так что, будь добр, постарайся уцелеть.

«У нас теперь есть только два выхода… — пронеслось с истерическим смешком в голове. — Либо я ее веду в загс, либо она ведет меня к прокурору!» — «Не надо!» — «Сам не хочу…»

Вот уж действительно, не было печали. Ладно, поживем — увидим, чего там суждено.

— Обещаю…

Не дожидаясь ответной реплики, я выставил впереди себя ведро и, умышленно громко топая, пошел в караулку. Остановился, как и задумал, прямо в дверном проеме, очень надеясь, что ширины моих плеч хватит, чтобы надежно заслонить просвет.

— Ты кто такой? — вскочил на ноги сидевший лицом ко мне стражник. — Откуда тут взялся?

Пьяно таращась на караульных, я пробормотал нечто невнятное и протянул им пустое ведро. Спиной и затылком ощущая, как позади к дверям телепорта прошмыгнула Чичка. Вот они негромко заскрипели, заставив меня изобразить приступ кашля, потом — снова затворились.

— Фридрих… это… еще… — я произнес слова так, словно вытаскивал их изнутри за воротник, и опять показал пустое ведро.

— Эй, Карл! — вскочил второй охранник. — Это же тот самый варвар, что сегодня с нашим капитаном схлестнулся. Похоже, они с Лисом хорошо посидели. Парень за добавкой пошел. Только направление перепутал. Эй, чудило, тебе вверх надо! Понимаешь?

— Да, — четко и внятно ответил я. После чего улегся вдоль порога, чуть повозился, устраиваясь поудобнее, и громко захрапел.

Глава пятая

Когда стало понятно, что чересчур подгулявшего варвара нипочем не добудиться, гостеприимство караульных распростерлось еще дальше, — меня перенесли на лежанку и уложили отдыхать дальше. Здраво рассудив, что вряд ли капитан будет сердиться на то, что охранники приютили у себя его собутыльника. Нарушение, конечно, но какая опасность может происходить от смертельно пьяного?

Сначала я притворялся, а потом как-то незаметно для себя самого уснул по-настоящему. Впрочем, чему удивляться? За последние сутки я поспал всего пару часов, да и то — сидя на дереве. Приснилось что-то из детских воспоминаний. Как мы с родителями жгли на даче сухой бурьян, ботву, хворост и пекли в золе картошку. Сновидение было ярким, живым и грустным…

Хотелось бы, чтоб сон продолжался как можно дольше, но увы. Не прошло и пары часов, по моим субъективным ощущениям, как идиллия закончилась.

— Степан! Черт тебя подери. Ты куда подевался?! Степан!

Рык капитана вернул меня к действительности лучше ушата холодной воды. Даже зябко стало. Но я продолжал изображать спящего. Сейчас время работало на нас, и я собирался тянуть его так долго, как удастся.

— Степан! Проклятый варвар… Сбежал, сучий потрох?!

— Капитан! Он здесь. У нас.

Кто-то из охранников рискнул отозваться, опасаясь, что крики Фридриха всполошат весь замок.

— Где это у вас?

— В караулке…

— И какого черта он там делает?

Сапоги затопали по лестнице.

— За вином пришел…

— Зачем?! — шаги стихли, а голос капитана прозвучал совсем близко. — Ты что, пьян?

— Глядя на вас обоих, точно не отказался бы, — присоединился к разговору другой стражник. Из ветеранов, судя по вольности общения с капитаном. — Только у нас тут, кроме бочонка воды, ничего нет.

— Так какого ж…

— Ну, Лис, это ты сам у него спроси, — все так же чуть насмешливо ответил ветеран. — А мы — за сколько купили, за то и продаем. Вон твой варвар, а вот — ведро, с которым он к нам приперся. Сказал, что ты вина хочешь. Потом улегся поперек двери и уснул. Разбудить его мы не сумели…

— Угу… — голос капитана стал задумчивым. — Что-то такое я припоминаю… Сколько ж это мы с ним выжрали? Силен парень. И подраться не дурак, и за добавкой пошел… Если он еще и на мечах не хуже умеет…

— Это вряд ли, капитан, — отозвался и третий из стражников. По голосу никак не моложе того стражника, что я на мосту встретил.

— С чего так, Рубан? — заинтересовался Фридрих.

— Да хаживал я пару раз в молодости с караванами в варварские земли… Эти молодцы больше к топорам или дубинам приучены. Обычный меч им не по руке. Слишком легкий. А двуручник — очень дорого стоит. С железом в тех краях плохо. Сами варить сталь не умеют, а привозная… Сами понимаете. Только на топор или секиру и хватает. Ну а кто беднее — ствол молодого дуба обкорнает, вот и готово оружие. Своими глазами видел, как варвар такой дубиной секача весом в пять центалов[55] одним ударом уложил.

«Спасибо тебе, добрый человек, теперь и мне легче будет объяснять свою косорукость. Потому как с мечом мне и в самом деле только на подготовительные курсы записываться. Кстати, пора бы уже!.. Неизвестно, сколько здесь торчать, может — и всю жизнь. Так что стоит начать осваивать полезную науку. Смешно, да? Человек из развитого капитализма, то есть наследник тех, кто пережил и коллективизацию, и индустриализацию, и даже — календарь майя, готовится в ученики к местной профессуре убойного дела. Ну уж дудки. Закончу этот вестерн с Чичкой и тайнами Круглея, надо будет пораскинуть мозгами и заняться хоть каким-то внесением прогресса в массы народные…»

— Степан, хорош дрыхнуть!

Чьи-то руки ухватили меня за плечо и стали бесцеремонно трясти, как прапорщик грушу.

— Вставай, тебе говорят.

— Отстань…

Как всякий порядочный варвар, которого пытаются будить, я махнул кулаком, а потом еще и лягнул не глядя. Кто-то болезненно охнул и забористо выругался.

Мне даже смешно сделалось. Вспомнилась яркая сценка из детского фильма. Там русского богатыря Соловей-разбойник будить пытался. Свистом… Ну тот его и приложил. После чего бедняга ходил с перевязанной щекой и всем жаловался, что ему опять свистящий зуб выбили…

— Может, ну его? — попытался решить дело мирным путем кто-то из стражников. — Сам проспится.

— Нельзя, — не согласился капитан. — Барон нас вот-вот хватится, а я еще и не расспросил его толком ни о чем. Тащите сюда воду…

Холодный душ не входил в мои планы, но ради убегающего времени стоило потерпеть и это издевательство. Я собрался, настроился и… завопил во все горло, когда ледяной водопад хлынул мне на голову и плечи. Вскочил и попытался оторвать от лежанки доску…

— Убью!

— Тихо, тихо… воин… — засмеялся Рыжий Лис. — Чего шумишь? Небось не утонул?

— Не… — помотал я головой, притворно-растерянно оглядываясь и ощупывая себя. — А что это было?.. Где мы?

— Там же, где и раньше. Только этажом ниже. Ты чего сюда поперся, чудак?

— Я?..

— Нет, я… Стража говорит, ты у них вина требовал?

— Вина? — я непроизвольно облизнул пересохшие губы. Опьянения у меня не бывает, а вот похмелье — сколько угодно. И это еще один и, наверное, самый важный повод отказываться от попоек.

Такая мимика была понятна всем. Особенно недавнему собутыльнику.

— Сушит?.. — капитан сочувственно покивал. — Меня тоже. Ладно, страдалец. Пошли. Попытаемся найти лекарство. Думаю, купцу сейчас не до тебя, так что топаем прямиком к «Свину». Заодно и перекусим. Со вчерашнего дня крошки во рту не было.

В данном вопросе мой пустой живот был совершенно солидарен с капитаном наемников, что незамедлительно подтвердил громким и протяжным урчанием.

Этот «вопль души» был встречен общим хохотом и дружескими похлопываниями по спине. А чего, в простом мире и шутки незамысловатые. Пользуясь моментом, я тут же рассказал им анекдот из жизни варваров. Без зазрения совести переделав бородатую шутку о Вицине, Никулине и Моргунове, улегшимися спать под одним одеялом. Получилось очень к месту и вполне по-солдатски.

Отсмеявшись, Фридрих велел караульным бдеть и дальше. Потом поманил меня за собой и потопал к лестнице. Я больше не увиливал. Жаль, конечно, что не попросили рассказать еще что-то, подобных историй я мог зачерпнуть из кладезей народного фольклора не на один час, но… Главное — охранники вернулись за стол, к костям. А на плотно прикрытую дверь, ведущую к телепорту, никто кроме меня даже не покосился.

К худу или к добру, но мы и на пару ступеней подняться не успели, как заветная дверь отворилась, и из нее вышел кто-то в длиннополом светлом плаще с капюшоном. Именно кто-то. Ибо бурнус[56] скрывал от чужих взглядов не только лицо, но и фигуру. Так что нельзя было даже понять — мужчина это или женщина. Но стражников пол гостя волновал меньше всего. Во всяком случае, меньше, чем право прохода.

Может, на них так подействовало присутствие капитана, но тем не менее, — с достойными похвалы рвением и скоростью двое из них выскочили в коридор и решительно заступили дорогу неизвестному.

— Кто таков? Откуда?

Таинственная личность, по-прежнему сохраняя молчание, выставила наружу руку, как для поцелуя — ладонью вниз. Кисть у незнакомца была явно широковата для женщины, а для мужчины чересчур белая и гладкая. Нет, в своем мире я бы и раздумывать не стал, приходилось у некоторых видеть и маникюр, но принимая во внимание примитивные нравы Средневековья — такое сочетание показалось странным. Правда, только мне.

Стражники и Рыжий Лис смотрели не на анатомические характеристики руки, а на перстень, недобро полыхнувший красным в свете факелов. Караульные расступились так поспешно, словно их растолкала в стороны незримая рука, а капитан почтительно поклонился.

— Монсеньор…[57]

Кисть небрежно перекрестила склоненную голову и спряталась обратно в складки плаща. Теперь путь наверх ему заступал только я. В принципе, можно было и посторониться, но я же варвар. Что значит дубина неотесанная и никому не уступающая дороги. Он мне кто — вождь племени или отец родной, коих каждому почитать должно и кланяться не зазорно?

Неведомо, чем бы наше незримое противостояние закончилось, если бы Фридрих не разрешил все по-своему. Капитан попросту сгреб меня в охапку и оттащил в сторону. После чего неизвестное лицо духовного сана (я только сейчас вспомнил, кого обзывают монсеньорами!) чинно проследовало дальше.

— Ты совсем сдурел? — зло прорычал мне в ухо Лис.

— А что такое? — вполне натурально удивился я.

— Какого дьявола ты преподобному дорогу заступил?

— Я? Когда?

— Дурной, что ли? Да только что…

— А, понял… — я озадаченно поскреб грудь. — Эта тряпичная кукла была кем-то важным. Ну, извини… Откуда мне знать. У нас так только калеки да нищеброды одеваются. И воин скорее псу дорогу даст, чем такому ничтожеству.

— Тихо ты!.. — капитан едва удержался, чтоб не заткнуть мне рот, а в голосе его прозвучала нешуточная тревога. — Если он услышит, нам всем хвосты на рога накрутят.

Но судя по тому, что размеренные шаги ни на миг не задержались и не сбились с темпа, монсеньор либо ничего не расслышал через плотную материю капюшона, либо счел ниже своего достоинства — разбираться с неучтивостью какого-то стражника.

— Хорошо. Я понял… А кто это?

— Меньше знаешь, крепче спишь. Пошли лучше в харчевню, пока еще есть время. Чую, скоро не до чревоугодия станет.

— Да что случилось-то? Можешь объяснить?

— Слушай, Степан, — капитан недвусмысленно подтолкнул меня в спину, мол, шевели копытами, — ты вроде неплохой парень. И если останешься в моей компании подольше, очень может быть, что мы еще подружимся. А сейчас прими один совет: меньше спрашивай, больше слушай и мотай на ус… Чужие тайны и секреты опаснее змеи. От ее укуса еще можно спастись, а тут… Узнаешь лишнее — проще с эшафота целым уйти. Одно могу сказать точно: каждый раз, когда монсеньор появлялся в замке, находилась работа и нашим мечам.

— Это хорошо… — как истинный сын далеких и снежных гор я не мог не порадоваться предстоящей возможности подраться. — Я готов…

— Договорились, — капитан не стал возражать. — Заодно и гляну тебя в деле. Ну, ты чего опять застрял?

— Уже… — я сдвинулся с места и бодро потопал вверх. — Еще один вопрос можно?

— Если он будет последним на сегодня, — хмыкнул капитан. — А то странно получается. Вроде я должен был тебя расспрашивать, а вместо этого… Обещаешь?

— Нет.

— То есть? — опешил Рыжий Лис.

— Как я могу обещать то, что не смогу исполнить? Ведь я тут впервые и совсем ничего не знаю. Проще зашить себе рот.

— А ты всегда исполняешь в точности свои обещания?

Я снова остановился, повернулся к капитану и положил ему руку на плечо.

— Лис, я что — похож на женщину?

— О, мой бог! — демонстративно закатил глаза тот. — Как же с тобою трудно. Нет, не похож… успокойся. И это, Степан, шагай дальше, очень тебя прошу. Поговорим за столом, если так охота. А то со всеми твоими остановками мы и до зимы из подвала не выберемся.

— Выберемся… — я развернулся и стал шагать через ступень. — Так я могу спросить?

— Да спрашивай уже, черт тебя дери!

— Тот замотанный господин вошел через дверь в подвале… Там что, подземный ход?

— Что-то вроде этого. Доволен?

— Нет…

— Господи, дай мне терпения!.. Почему? Что на этот раз не так?

— Мы слишком глубоко под землей. Зачем столько лишнего труда? Можно было сделать выход выше. Вон, хоть здесь… — я будто непроизвольно выбрал ближайшую дверь. И, естественно, совершенно случайно она оказалась тем самым помещением, где держали Чичку.

Капитан, следуя моему жесту, подошел к двери и заглянул через окошко внутрь. Чего я, собственно, и добивался. В полутьме комнаты (оставлена была только одна свеча) на кровати угадывалась человеческая фигура, укрытая с головой.

— Вот и славно… — пробормотал он негромко, но я расслышал. — А то все вырывалась, грозилась… — Потом он вспомнил, что не один, и заговорил громче: — Разбираешься в строительстве?

— Мой народ не строит крепостей и башен, но — как оборудовать потайной ход в доме, знать никому не помешает. Потому что от этого порой зависит жизнь всего рода. Мужчина может умереть на пороге своего жилища, но дети и женщины должны жить. Иначе кто отомстит врагам за отца?

— Хорошо сказано, — после небольшого раздумья ответил Рыжий Лис. — Мне понравилось. Отличный тост. И хоть у меня самого еще нет детей, но именно за то, чтоб было кому отомстить за нашу смерть, мы с тобой сейчас и выпьем. А что до Перехода, Степан… Не бери в голову. Этим чародейским штукам все равно на какой глубине быть. Вернее, они сами ее себе выбирают…

Чутье Рыжего Лиса не обмануло. Не успели мы проглотить разрезанного пополам зажаренного на вертеле каплуна, как в дверь «Веселого Свина» вбежал запыхавшийся ландскнехт. Он с порога окинул взглядом харчевню и облегченно вздохнул, заметив нас.

— Капитан, не бросай в меня кружкой! Давай я лучше так выпью, — плюхнулся он на свободный табурет и потянулся к вину, которым Фридрих запивал жирное мясо. — Как угорелый ношусь по всему замку, вас обоих разыскивая.

— Чего тебе, ошибка матери? Не видишь разве, я занят, — проворчал капитан, но отнимать кружку не стал.

Тот жадно отхлебнул. Секунду посидел с полузакрытыми от удовольствия глазами. Потом хлебнул еще раз, но на два глотка там не набиралось. Удивленно заглянул в кружку и со вздохом разочарования поставил ее на стол. На мой жбан с квасом вояка не покусился.

— Господин барон хочет вас видеть.

— Вместе? — немного удивился Лис.

— Да. Вышел в коридор, подозвал меня и прямо так и сказал. Найди Фридриха и давешнего варвара. Они где-то пьянствуют. Я и помчался сюда… — кнехт спохватился, но было поздно. Слово не воробей…

— А говорил: забегался искать, — проворчал Лис. — Будешь должен кружку пива.

— Да там всего на один…

— Чтоб не хитрил, Жнец… — взгляд Фридриха потяжелел. — Лис в компании может быть только один. И это я! А если хочешь, чтоб я долг простил и даже угостил тебя прямо сейчас — выкладывай, что успел подслушать.

— Я?

— А иначе какого черта ты ошивался возле кабинета барона? Что-то не припоминаю, чтоб посылал тебя нести дежурство внутри донжона… Жнец, не юли. Я даже вдрызг пьяный буду умнее вас всех, вместе взятых. Или ты еще этого не понял?

— Понял, — опустил взгляд тот.

— Вот и славно. Эй, хозяин! Еще пару кружек! А ты не жди, не жди!.. Исповедуйся уже.

— В общем, доверенное лицо господина аббата в Белозерье донесло, что купец пустой. Обоз Круглея только приманка, а то, что мы ищем, — везет один человек. Непонятно только как? То ли он впереди обоза ускакал и давно уже в Жмуди,[58] а то и в самих Россиенах.[59] Или наоборот — плетется позади, давая купцу возможность разведать путь и принять удар на себя.

— Людоед!.. — плеснул себя по колену Фридрих. — Чтоб мне с этого места не встать!.. Это точно он!

Мы со Жнецом молча уставились на капитана.

— Да, Фридрих, Лисом тебя прозвали не зря… — рокочущий бас барона прогремел в харчевне, как настоящий гром. — Прибавить бы к этому чуток послушания — цены б тебе не было. Впрочем, тогда ты уже стал бы псом. А псов у меня и без тебя достаточно. И рыжих, и черных, и даже лысых…

Фон Шварцреген стоял в дверях, загораживая весь проход. Ну совсем как я вчера, когда прикрывал от глаз стражников Чичку.

— Все вон… Вы трое — останьтесь.

Барон неторопливо шагнул внутрь, тогда как сидевших за столами обитателей замка, словно вихрем вымело и выбросило из харчевни через освободившиеся двери.

— Думаешь, вся та помощь, которую неизвестный воин так вовремя оказывает купеческому обозу и слухи о якобы объявившемся чудовище — из одного огорода?

Барон присел на скамью, за соседний стол. Неопределенно взмахнул рукой, и хозяин харчевни немедленно поставил перед ним полный кувшин. Примчался еще раз, сменил наши пустые миски и кружки на полные, поклонился барону и исчез.

— Ешьте, ешьте… — барон отпил прямо из кувшина, проигнорировав кубок. — Людоед. Гм, любопытно…

— А как иначе, господин барон? — капитан даже не притронулся к мясу и пиву. — Что может вернее отпугнуть лихих людишек от обоза, как недобрая слава? Мол, и потыкаться нечего. Его злой дух оберегает. И на правду похоже. Дважды… — тут Лис замялся и чуть виновато поглядел на барона, но фон Шварцреген и бровью не повел, — …пытались его разорить и оба раза как из-под земли объявлялся пресловутый «великан». Круглею это тоже ведомо, иначе он не сунулся бы в путь с такой мизерной охраной. Да и тем, кто знает больше разбойников, прямое подтверждение. Не сомневайтесь, ценности в обозе огромные. Вон какой у него страж объявился! Хватайте и не сомневайтесь.

— А если и в самом деле неведомое чудище? Или ты совсем в злых духов и прочую нечисть не веришь?

— Я ревностный католик, господин барон! — Фридрих размашисто перекрестился. — Мне не престало бояться чертей. Да и… — тут капитан опять замялся. — Видел я его.

— Кого? Великана этого? Людоеда?

— Ну, о людоедстве судить не стану, за одним столом с ним не сиживал. А видеть — видел. Плохо, правда. Через пламя костра. В бою… Не до смотрин было. Старшой в обозе — мечник искусный. Но что никакой тот неизвестный ратник не великан, хоть сейчас поклянусь. Рослый мужик, крепкий — это да. Но ничего особенного. Наш Степан, — капитан кивнул на меня, — может, и повыше будет.

— Говоришь, похож на Степана? — барон пристально посмотрел на меня.

Блин, даже мурашки под одеждой забегали. Надеюсь, мой ответный взгляд был достаточно безмятежным.

— Нет, — Рыжий Лис отвечал не задумываясь. — Тот ниже и в плечах шире.

Спасибо костру и искажающему вид пламени. А я ведь даже переодеться не сообразил.

— Ладно, тебе виднее. Будем мерить, когда поймаем его. Собственно, за этим я и пришел. У тебя найдется десяток людей, хорошо знающих лес?

— И не один…

— Мне нужны не лесорубы… — пренебрежительно хмыкнул фон Шварцреген. — А те, кто завербовался в компанию из браконьеров.

— Найдутся и такие… — кивнул капитан.

— Собери их к вечеру. Устроим небольшую охоту. Если этот «людоед» тот, о ком мы думаем, он должен быть где-то неподалеку.

— Вы совершенно правы, господин барон. Он же не знает точного времени, когда Круглей покинет замок, значит, не выпускает ворота из виду.

— В землях моего племени тоже растут деревья…

Моя реплика была так расплывчата и не вязалась в рассуждение о предстоящей вылазке, что привлекла внимание всех.

— Это ты о чем? — спросил Лис, так как барону подобный вопрос задавать было не по чину.

— Тоже пойду.

— Ради славы или награды? — улыбнулся фон Шварцреген. — Впрочем, это снова можно объединить. Славу ищите сами, а моя светлость не поскупится на награду.

— И я не стал бы искать его перед воротами замка.

— У вас, Степан, наверно, деревья очень редко растут, — засмеялся Лис. — А здесь на дюжину шагов вглубь отойди, уже ничего не видно. Он должен быть на опушке, иначе рискует остаться, когда обоз уйдет.

— Нет… — я говорил отрывисто и медленно, словно подбирал правильные слова. В общем, как варвар, который не слишком хорошо владеет речью. — Я прошел бы два-три поприща[60] дальше по дороге и там устроился. На обочине. Мимо не проедут. Он же знает, куда обоз путь держит?..

— Молодец, — мотнул головой фон Шварцреген. — Похоже, в моем замке на одного лиса больше стало… Значит, решено. Готовьтесь к выходу за час до рассвета. Как вторые петухи пропоют, так и двинемся… на охоту.

Глава шестая

Раньше я думал, что рыцарь, особенно из тех, кто при званиях и титулах — это нечто вроде легкого танка или хотя бы — бронетранспортера. То есть всегда в броне и на колесах. И это очередное, уже и не припомню которое по счету клише опять развеялось под натиском правды жизни. Фон Шварцреген если чем и отличался в снаряжении от отобранных Лисом бывших браконьеров, так только качеством тканей и оружия. Плотный кожаный камзол с дополнительными накладками на груди и спине, выдержанный в коричнево-зеленых тонах, и светло-серые, тонкой пряжи рейтузы, заправленные в высокие сапоги. На голове — коричневый мягкий берет, украшенный единственным, но очень длинным пером какой-то неизвестной мне птицы. На широком поясе барона висел короткий меч, а через плечо был перекинут колчан со стрелами. Полутораметровый простой тисовый лук со снятой тетивой хозяин замка держал в правой руке, слегка опираясь на него, как на посох.

И все же молва рождается не на пустом месте. С высоты своего роста мне удалось заметить, как в вороте камзола блеснули кольца кольчуги. Мелочь, но приятно. Фон Шварцреген хоть и вел себя так, словно собирался на охоту с целой сворой псов и отрядом вооруженных загонщиков, уважение к зубам предполагаемой добычи выказывал. Опасался то есть…

Время до рассвета пролетело быстро.

Сперва барон решил довести до логического завершения спектакль, разыгранный им для Круглея. И объявил, что мне пора встретиться с купцом, чтобы окончательно обсудить стоимость вознаграждения. Поскольку затягивать с «гостеприимностью» больше не имело смысла.

А я что? Надо так надо. Другой на моем месте, может, стал бы спорить, полез драться… Шучу.

Вид купца и дядька Озара меня сильно обрадовал. Таких похмельных рож я не видал давненько. Даже с учетом всеобщего застолья в корчме Западной Гати. Вот что значит чествовали гостей барона со всем прилежанием. Круглей, похоже, даже не сразу меня признал. Во всяком случае, ничем этого не выдал, а молча таращился и периодически икал. Пока барон не смилостивился над страдальцем и не велел подать вина. Заодно уже и всем налили.

— Ну так как, гость? — фон Шварцреген, как хозяин и единственный из всех присутствующих титулованный дворянин, сам направил разговор в нужное ему русло. — Ты определился? Рассчитаешься со своим спасителем добром или заплатишь деньгами?

— Я готов… да… — Круглей попытался кивнуть, но голова его, видимо, чересчур потяжелела за последние сутки, и купца мотнуло вперед. Мог бы и упасть, если бы мы с Озаром не успели его поддержать.

— Ты, давай… осторожнее, — засмеялся барон. — А то еще и за свою жизнь окажешься Степану должен. — Фон Шварцреген помолчал немного, но так как купец явно не спешил продолжать, уточнил: — Готов — это хорошо. Но ты не сказал: к чему? Товар или деньги?

— Могу… — отчетливо произнес Круглей и снова умолк.

Интересно, это он в себя столько хмельного влил, чтобы тоже время потянуть, или со страха? Ведь кто как не Круглей понимал: где он находится и чем все это может закончиться в любую минуту. Вот и выигрывал время единственным доступным способом. Исходя из того, что нет смысла вести в пыточный застенок пьяного до бесчувствия…

— Мне что, клещами из тебя каждое слово тянуть? — фон Шварцреген начинал терять терпение.

Вот! Не зря в народе говорят: «не буди лихо, пока оно тихо». Я еще и подумать не успел о пытках, а барон уже мысль подхватил.

— Не надо… — купец тоже осознал, что не стоит сердить хозяина замка, и попытался произнести более длинную фразу: — Я согласен… как скажет…

— Ага, — этот вариант, похоже, устраивал и барона. — Слово за тобою, Степан. Выбирай…

— Я возьму товаром, но с одним условием.

Мой ответ давно был обдуман, взвешен и приготовлен.

— Каким? — гость Круглей и благородный рыцарь задали вопрос вместе. Почти хором. Зацепило, значит. Купец даже выглядеть стал значительно трезвее.

— Я хочу сопровождать обоз до его конечного пункта. И получить деньги с продажи уже на месте.

— Это еще что за блажь? — удивился барон.

— К нам тоже купцы заезжают… — начал я издалека. — Один часто в доме отца останавливался. И я как-то спросил его: «Зачем так далеко товары возить?» А он объяснил: «Что чем дальше доставишь товар от того места, где его взял — тем дороже продашь». Вот я и подумал: «Если продавать не рядом с Белозерьем, а там, куда Круглей и сам хотел все отвезти, так и денег больше будет».

— Разумно… — кивнул фон Шварцреген. — И практично. Вижу, ты умеешь слушать. Но зачем самому? Возьмем с купца слово, что на обратном пути рассчитается, и пусть едет. Или ты опасаешься, что обманет? Так это зря. Даже не подумает, иначе веры ему нигде больше не будет, и торговать с обманщиком никто не станет… Верно, гость?

— В самую точку, — согласился Круглей. — Купеческое слово вернее печати. Сказал — обязан исполнить. Торговать, может, и будут, если товар хорош. Но из Гильдии мигом выставят. А без ее защиты — обоз легкая добыча для каждого, кто сильнее.

— Вот. Слышал? — барон прогнал с лица кислое выражение, возникшее, когда купец вспомнил о значении Гильдии.

— Не обмана я опасаюсь, а разбойного люда. Мало ли. Дважды уже, как я знаю, на купца нападали. А что если в третий раз не удастся обозникам отбиться? И товар мой сгинет, и с должника не спросишь. Поэтому я и хочу сам за всем приглядеть. А если позволите, ваше сиятельство, то и из компании нанял бы в помощь парочку парней. Вместе потом и на службу к вам вернемся.

— Гм, а ведь хорошо рассудил, шельмец, — барону явно понравилось мое объяснение. — В этом что-то есть. Надо подумать…

Думай, не думай, а эту приманку, господин барон, ты проглотишь, не зря ж я ее так красиво упаковал. Самый шикарный запасной вариант из всех, которые можно предложить, не прибегая к членовредительству. Предположим, никого мы в лесу не поймаем. Говорю — предположим, потому что и сам не посвящен полностью в белозерские тайны. А все разумные сроки и предлоги, позволяющие удерживать купца взаперти, миновали. И что дальше? Наплевать на просьбу магистра ордена? В которой, как теперь выяснилось, еще и аббат какого-то католического монастыря заинтересован. Причем настолько, что лично посетил замок, пройдя Переходом…

Нет, об этом лучше не вспоминать, и без этого душа не на месте. Я же такой умный, а о самой простой вещи не подумал… Что портал может быть не линейным и иметь несколько входов-выходов. И Чичка, шагнув в него, окажется не в Западной Гати, а… В общем, где угодно. Все, забыл!.. Сделанного — не воротишь. Доверимся судьбе. Не все ж ей по головам стучать, может, когда и подсобит.

Вернемся к барону.

Отмахнуться от такого важного поручения он не может, но и связываться с Гильдией, о которой ему так вовремя напомнил Круглей, тоже не хочет. И тут я открыто, при всех, заявляю, что желаю сопровождать купца в его путешествии. На законных правах партнера. И при этом прошу у барона ландскнехтов для охраны обоза! Только полный кретин смог бы отказаться от такого виртуозного паса.

Фон Шварцреген кретином не был.

— Что ответишь, гость? — поинтересовался барон вполне невинным тоном, словно речь зашла о какой-то безделице, лично для него не имеющей никакой ценности.

— Пусть будет так, — пожал плечами Круглей. — Только за дополнительную охрану я платить не буду.

— Это уже ваши дела… — небрежно отмахнулся Шварцреген. — Разбирайтесь сами. Для меня, как хозяина этих земель, важно, что истина восторжествовала.

— Вы, пятеро, — барон указал пальцем на группку воинов, стоящих чуть отдельно от остальных. — Войдете в лес вон там, — очередной жест, указывающий направление на северо-восток и как бы за угол крепостных стен. — Захватывать больший кусок нет смысла. Оттуда уже не видны ни ворота, ни западный тракт…

По моим личным ощущениям еще стояла глухая ночь, но фон Шварцреген думал иначе. Как и петухи, которые не заставили себя долго ждать и уже второй раз объявили о скором рассвете. Прямо как в театре. Два предупредительных звонка, а после третьего — начнется представление. А наш отряд, словно буфетные завсегдатаи, столпился перед воротами замка уже снаружи и никак не хотел расходиться, оттягивая неизбежность до последней минуты. И это верно. Какой мужчина, еще пребывая в здравом уме и трезвом рассудке, поменяет столик с напитками и душевную компанию на место в партере? Да хоть в ложе бельэтажа…

— В лесу разойдетесь так, чтобы видеть друг друга, и двинетесь вдоль опушки обратно. Ведите себя не как на охоте, а будто за грибами вышли. Можете даже поругивать блажь господскую. Мол, чудят благородные рыцари, грибочков свежих отведать вздумали, а нам ни свет ни заря по лесу бродить. А какие сейчас грибы, если ото дня святого Иоанна Крестителя ни одного дождя не выпало? Задача ясна?

— Да, ваше сиятельство, — кивнул один из загонщиков, наверно старший в группе.

— Тогда ступайте. И помните, если обнаружите лазутчика — брать только живым.

— Целым? — уточнил тот самый.

— Мне нужно, чтобы он мог говорить. Остальное — как получится. В общем-то, руки и ноги его мне без надобности. Но смотрите, если по вашей вине пленник истечет кровью или умрет от ранений раньше, чем я успею с ним потолковать — повешу всех.

Бывшие браконьеры дружно изобразили поклон, развернулись и, как стая волков, ниточкой потрусили к лесу. В том, что они найдут кого угодно, не было и тени сомнения. А если и остальные их товарищи, отобранные из всей компании Рыжим Лисом, не хуже — то вражескому лазутчику, прячущемуся рядом с замком, оставалось только посочувствовать. Тьфу ты! Лезет же в голову всякая ерунда!.. Какой, нафиг, еще лазутчик? Облаву устроили на Людоеда, защитника купеческого обоза. То есть на меня!..

— Фридрих!

— Слушаю, господин барон?

— Бери всех остальных, кроме Степана и Жнеца, и скачите по дороге на Западную Гать. — Теперь стало понятно, почему часть ландскнехтов держала под уздцы оседланных лошадей. — Примерно через лигу оставите коней под присмотром кого-то одного, пусть не спеша ведет их обратно, а сами — широкой цепью двинетесь к опушке. Если наш Людоед не дурак, он будет сидеть на дереве. А если нет — думаю, такой след вы точно не пропустите.

— Шутите, господин барон?.. — широко усмехнулся Лис. — Слепых я с собой не брал…

— Не понял?..

Это произнес я, потому что и в самом деле ничего не понял в затее фон Шварцрегена. Негромко. Но стоявший рядом Жнец расслышал.

— А говорил: лес знаешь… — насмешливо хмыкнул он.

— Знаю.

— Что-то незаметно.

— Слушай, — я насупил брови и вообще сделал ту еще морду, — не ерничай. Объясни лучше. В чем подвох?

— Загонщики поднимут шум, но так как они не охотятся, а собирают грибы — то есть смотрят себе под ноги, Людоед спрячется на дереве. Если уже там не сидит. А наши люди как раз на деревья будут смотреть. Ну а когда к опушке приблизится основная группа, и он поймет, что охотятся за ним — будет уже поздно убегать.

— Почему?

— Солнце взойдет. Понял?

— Нет… — я честно помотал головой.

— Извини, Степан, но либо ты тупой, либо леса у вас какие-то странные… Перед рассветом роса ляжет. И пройти по ней, не оставив следа, не удастся даже кузнечику. В лучах солнца лес будет сверкать и искриться, словно бриллиантовый. А там, где роса сбита — все будет чернеть, как свежая пашня. Такого следа только слепой не увидит. Теперь ясно?

— Да. Теперь ясно. И я не тупой… — Я и в самом деле не настолько туп, чтоб с ходу не придумать достоверную отмазку. Универ и не тому научит. — У нас, в горах, больше полугода в лесу снег лежит, а летом… Когда вокруг только сосны да ели, под ногами такой ковер из сухих игл, что верхний слой даже после ливня сухим остается. А ты говоришь — роса. Для росы трава и листва живая нужна…

Все это я объяснял Жнецу с самым серьезным видом, одновременно не забывая краем глаза посматривать в сторону барона и Фридриха, которые зачем-то отошли в сторону и там тихо переговаривались. При этом капитан ландскнехтов несколько раз непроизвольно посматривал в мою сторону и быстро отводил глаза, как только натыкался на мой взгляд. Неприятная, должен заметить, тенденция… наводящая на размышления…

— Ну а мы с вами… — барон отпустил вторую группу загонщиков и подошел к нам, — проверим предположение Степана… — при этом фон Шварцреген указал на трех коней, которых как раз вывели за ворота слуги. — Готовы?

— Господин барон… — я решил сразу прояснить ситуацию. — Если разрешите, я пойду пешком.

— Что такое?

— Не приучен я к лошадям…

— Не умеешь держаться в седле? — удивился рыцарь, для которого езда верхом наверняка приравнивалась к умению ходить.

— В горах конь только обуза, — пожал я плечами. — А на козах далеко не ускачешь. Но я не отстану, вы не сомневайтесь… — Убежденности моему голосу придавала вычитанная где-то информация, что на длинные дистанции пеший гонец всегда обгоняет всадника. Особенно если тот не в весе мухи, а нормальный мужчина. То есть пудов на шесть, не меньше.

— Как знаешь, — хмыкнул барон. — Можешь держаться за стремя… Впрочем, мы никуда особенно не торопимся. Так что бежать не придется. Правду говоря, после того, как купец согласился усилить охрану обоза моими кнехтами, сейчас мы просто проверяем удачу. А вдруг этот Людоед достаточно глуп и попадется без особых затей? Как считаешь?

— Откуда мне знать? Я же его ни разу не видел…

— Ну да, ну да… — барон снова хмыкнул, словно брал под сомнение мой ответ. — Видишь ли, Степан. Как ты, наверное, и сам понимаешь: найти опытного и осторожного человека в лесу очень сложно, ведь он может быть где угодно. Кто ему мешал пройти вперед по пути следования обоза, например, не милю — а все десять? Или вообще ждать купца в заранее условленном месте? Так что мы и в самом деле, скорее, ищем следы, указывающие на то, что это самый воин — то ли хранитель, то ли охранник — вообще существует… а не плод людской молвы — созданный всего лишь рядом стечения обстоятельств. Поскольку от этого зависит мое окончательное решение.

Барон ловко запрыгнул в седло и чуть тронул коня шенкелями.[61] Охота на Людоеда началась.

Время уверенно приближалось к полудню, когда фон Шварцреген остановил коня, а потом и вовсе развернул обратно.

— Дальше нет смысла… — проворчал барон в обычной своей манере, вспугнув каких-то птиц, затаившихся в отдалении. Мне стало ясно, почему он все это время не раскрывал рта. Похоже, рыцарь просто не умел говорить шепотом.

«Ну, тебе виднее, ваше благородие, на то ты и сиятельная светлость. А мне что наступать — бежать, что отступать — бежать. Причем в самом прямом смысле. Километров шесть, не меньше отмахали. Пять — так уж наверняка. Эх, сейчас бы на травку завалиться да покемарить минуток сто».

— А вы уверены, что дальнейшие поиски бессмысленны, господин барон? — как истинный варвар я не мог не выразить свое неодобрение прекращению поисков. Не по нраву нам так быстро сдаваться, даже обстоятельствам.

— Если его нет вблизи замка, — делая вид, что не на вопрос отвечает, а рассуждает вслух, ворчливо произнес фон Шварцреген, — то он может быть вообще где угодно… Вон у того дуба местечко хорошее. Дадим роздых лошадям…

Барон спешился и с хрустом потянулся.

— Хорошо…

— Прикажете костер разжечь, ваше сиятельство? — предложил Жнец. — У меня тут, с собой… Не так чтоб… Но если на огне разогреть…

— Можно, — одобрил барон. — Займись.

Фон Шварцреген, похоже, совершенно не был расстроен результатом облавы. Или рыцарь мыслил философски и тоже считал, что отрицательный итог — тоже результат? Не спросить об этом я, естественно, не мог…

— А кто сказал, что облава не удалась?.. — Барон вольготно развалился, прислонясь спиной к широкому стволу. — Присаживайся. В походе не до церемоний… — фон Шварцреген указал мне рукой место напротив себя.

— Спасибо… — я вообще-то и сам бы именно так поступил, ну а уж если приглашают. — Так в чем успех?..

— Все просто, Степан. Если воина, сопровождающего обоз Круглея, нигде нет, а мы точно знаем, что он должен быть, поскольку молва о людоеде на пустом месте не могла возникнуть, — а среди товаров купца нет нужной мне вещи… То что это значит?

— Не знаю.

— А я — знаю… — Меч словно сам собой оказался в руке барона и уперся острием мне в грудь. — Не дергайся. Жнец! Свяжи ему руки. Ты же не будешь возражать… Людоед?

— Я?! — хоть и по иной причине, но искреннее удивление мне удалось разыграть отменно, вне всяких сомнений, даже нажим острия немного ослаб.

— Да, Степан. Как ни верти, а воин сопровождения, он же хранитель реликвии и он же Людоед — это ты.

— Уверяю вас, вы ошибаетесь.

— Иного ответа я и не ожидал…

Поскольку Жнец уже успел крепко стянуть мне запястья веревкой, барон убрал оружие в ножны и опять откинулся на ствол дуба. Даже глаза прикрыл…

— Никогда не встречал врагов, которые с ходу сознавались, — кивнул фон Шварцреген. — И это правильно. Предательство — худший из грехов. Я сам без раздумий и сожаления повешу каждого, кто меня предаст. Но вот какая закавыка… ты все равно все расскажешь. Поверь, я еще не встречал человека, которому огонь не развязал бы язык. И я немедленно приказал бы сунуть тебя ногами в костер, если б не верил, что ты, Степан, тот, за кого себя выдаешь. То есть далекий он наших забот варвар, который просто не понимает, во что влез.

— Спасибо…

— Не спеши благодарить. Это не оправдывает тебя, а только смягчает участь и наказание. Что-то в тебе есть такое, что вызывает… — барон замялся, подбирая нужное слово, но, видимо, не нашел, потому что махнул рукой и продолжил: — После того, как я начну тебя пытать — ты заговоришь. Сперва, как настоящий воин, станешь терпеть, но — все равно сдашься. Потому что умереть я тебе не дам, а боль будет жуткая. Вот только даже после того, как ты откроешь мне все тайны, боль не уйдет. И я, из сострадания к мучениям, буду вынужден даровать тебе смерть.

— Умеете вы пугать, господин барон, — я попытался выдавить из себя улыбку. — Я даже вспотел. Надеюсь — это шутка?

— Похоже, ты мне не поверил… — рыцарь притворно зевнул. — Ладно, пока Фридрих со своими людьми еще не подъехал, немного времени у нас есть. И я, так и быть, расскажу тебе одну историю, рассчитывая найти в тебе благодарного слушателя.

— Обещать не могу, но выслушаю с большим удовольствием.

— Хорошо держишься. Уверен — разум возобладает, и ты успеешь принять правильное решение, прежде чем Жнец заготовит достаточно углей.

— А что мне это даст? — я как и прежде тянул время. Не зря же умные люди утверждают, что надежда умирает последней. Успев похоронить обеих своих сестер и даже мать. — Это не значит, что я согласен с обвинением. Но все же? Что, кроме жизни, получу взамен?

— Этого мало? — барон подался ко мне.

— В наших землях, давно, до моего рождения, жил один сказитель. И была у него песня о Соколе.

— Вообще-то это я собирался рассказывать тебе историю, а не выслушивать твою. Впрочем, так и быть — говори. Может, это и в самом деле важно?

— Я не сказитель. Долго и красиво петь не умею. Но пару фраз запомнил, — я прикрыл глаза и процитировал заученный еще в школе отрывок из «Песни о Соколе» Максима Горького:

— «Безумству храбрых поем мы славу!

Безумство храбрых — вот мудрость жизни! О, смелый Сокол! В бою с врагами истек ты кровью… Пускай ты умер!.. Но в песне смелых и сильных духом всегда ты будешь живым примером, призывом гордым к свободе, к свету!

Безумству храбрых поем мы песню!..»

— Красиво… — задумчиво кивнул барон после минутного молчания. — Значит, твоя храбрость и упорство так велики потому, что ты уверен, будто сражаешься на стороне света? Что ж, теперь послушай меня…

— Простите, ваше сиятельство, — робко произнес у меня за спиной Жнец. — Так мне разогревать ветчину, или сперва его запекать будем?.. А то жар зря пропадает…

Глава седьмая

— Разогревай…

Фу, аж легче стало. Мало ли, мог и передумать с лекцией. Или — что без разницы — совместить. В конце концов, кто Ерема для Фомы, а Фома для Еремы? Вот черт, как же мне совладать с этой отстраненностью? Нет, ну реально — пара средневековых придурков собирается запечь меня, как гуся, а я гляжу на все и лыблюсь, как в кино. Ну так там актер точно знает, что по сценарию дальше, а я какого лешего Мальчиша-Кибальчиша изображаю? Безо всякой почтительности к происходящему… Думай, голова, картуз куплю. Это не сон и не розыгрыш…

— А история такая… — барон попытался почесать грудь, но через кольчугу это не принесло ожидаемого результата, и он недовольно поморщился. — На пограничье жизнь веселая. То оруженосцы какого-нибудь рыцаря для развлечения на княжеских землях хуторок сожгут или деревушку, то дружинники форпост воинов христовых с дымом пустят. Ну а ежели на узкой тропе сойдутся, то непременно половину положат… В общем, дело обычное, как и везде между соседями водится. И упоминать не стоило. Но в последний год все изменилось. Только слепой не увидит, что обе стороны к войне готовятся. Да они и тайны из этого не делают. Открыто закупают железо, оружие. Вербуют воинов… Бездоспешную рать обучают… И союзников ищут… — Фон Шварцреген перевел дыхание и, то ли задумавшись, то ли досаждало ему там что-то, опять безуспешно поскреб кольчугу на груди. — В целом тут тоже все понятно. Брандербуржцы и другие германские города крестоносцев поддержат, вне всякого сомнения. И из других рыцарских орденов и западных стран с благословения папы помощь поспеет. А на стороне славян все те князья и племена, которые власть Рима признать не желают, а своим богам молятся…

В том, что пытался объяснить мне барон, для человека из будущего не было ничего нового. И хоть я историю учил не столько по датам, сколько по приключениям, вектор отношений между псами-рыцарями и их соседями по прародителю СЭВ помнил достаточно отчетливо. Так что слушал я «Шварцнеггера» краем уха, усиленно пытаясь придумать какой-нибудь ход или трюк, который смог бы хоть немного улучшить мое положение. Поскольку на прямое сотрудничество с их благородием идти не хотелось.

— …так что единственная сила, которая еще не определилась с выбором: к кому примкнуть, — вещал тем временем барон, — это Жмудь. В общем-то и не сила, если вдуматься. От силы два полка бездоспешной рати. Но, помня притчу о соломинке, сломавшей хребет верблюду, никто не хочет, чтобы даже эта малость пришла на помощь его врагу. Поэтому папа сулит всяческие блага жмуди — если они примут католичество и встанут на сторону крестоносцев, а князья — пытаются укрепить литовцев в православной вере. И как раз для этого из Киево-Печерской лавры в Россиенский храм отправлены мощи святого великомученика Артемия Антиохского…

— А-а, так вот что вы ищете?

Блин, только мощей мне недоставало. Тут сам, того и гляди, к лику великомучеников пристанешь. Но если все так, то я попал конкретно. Самые беспощадные и кровопролитные войны в обозримой истории человечества случались как раз на религиозной почве. И нет хуже палачей, чем слащаворечивые фанатики-святоши, творящие пытки с «Ad maiorem Dei gloriam» на устах. Два престола наместников божьих сошлись в драке за передел сфер влияния и, соответственно, финансовых потоков, сумму которых мне даже примерно не вообразить, и в этой битве титанов не то что судьба отдельно взятой личности — а существование целых народов никого не волнует. Смахнут, как крошку со столешницы. И это я еще себе льщу. Очень по-крупному…

— Именно, — кивнул барон. — И до сих пор не могу понять: зачем это тебе нужно? Вы же во Христа не веруете? Так объясни мне, Степан, чем для варвара те, которые кладут крест справа налево, лучше тех — которые крестятся наоборот?

— А есть разница? — я постарался максимально достоверно изобразить заинтересованность в этом вопросе. — Я и не знал…

— Тем более, — обрадовался фон Шварцреген. — Так расскажи мне, где реликвия, и забудем обо всем, как о случайном недоразумении. Ты же не ребенок. Дома небось тоже приходилось от вождя незаслуженную взбучку получать?..

— Бывало, — согласился я. — Но я, господин барон, по-прежнему не понимаю, с чего вы решили, будто я к этому причастен?

— Сам подумай… — дернул плечом рыцарь. — От верного человека нам ведомо, когда из Белозерска была отправлена реликвия.

— И что? Кроме обоза Круглея в тот день никто не покидал город?

— Почему… были и другие. Но всех, кто двигался на запад или север, уже проверили… — по тону барона было понятно, что количество душ в православном раю увеличилось, а потому отправлять туда еще одну или нет — для него не вопрос.

— С купцом понятно. И все же — я тут с какого боку.

— Это мы уже обсуждали. Если мощей нет у купца, значит, они у того воина, что негласно сопровождает и охраняет обоз. А теперь — ответь: кто помог Круглею отбиться от разбойников?

— Так я этого и не скрывал.

— Этого — нет, а второй раз? Фридрих ведь узнал тебя.

— Он сказал, что похож.

— Похож — это когда есть с кем сравнивать, — ухмыльнулся барон. — А если во всей округе нет ни одного чужака кроме тебя? И ты же не станешь отрицать, что похож на самого себя? Что скажешь?

— Я расскажу… — Мысль, только что пришедшая мне в голову, была не бог весть как умна, но базировалась на древней истине. Если хочешь грамотно соврать, скажи побольше правды. — Но, боюсь, вы мне не поверите. Случившееся со мною настолько невероятно, что и самому до сих…

— Ты рассказывай, — барон взял поднесенный ему Жнецом нанизанный на кинжал большой шмат восхитительно пахнущей и истекающей жиром ветчины. — И я надеюсь услышать от тебя нужный мне ответ, пока поем. Потом — не обессудь… Жнец! Подкинь-ка в костер еще дровишек. Начинай… — рыцарь повернулся ко мне и вгрызся зубами в мясо.

— Примерно седмицу тому я отправился на охоту. Но что-то ничего достойного не попадалось, а ближе к вечеру неожиданно налетела гроза. Если бы только дождь — пошел бы обратно, но молнии хлестали так, что жуть пробирала. И я решил переждать ненастье в пещере. В наших горах их и искать не надо. Не на каждом шагу, но… В общем, я забрался внутрь. Перекусил и, видя, что зарядило надолго, прилег вздремнуть. Сколько проспал, судить не берусь, но когда проснулся — уже светало. Ливень к тому времени поутих, и я выбрался наружу. А когда осмотрелся — понял, что не знаю, где нахожусь. Вокруг был совершенно чужой лес… Я долго бродил по нему, стараясь отыскать хоть какие-то следы людей, и только на исходе третьих суток услышал отзвуки сражения. Поспешил туда и увидел обозников, отбивающихся от разбойников… А все остальное вы уже знаете.

— Забавная сказка… — барон проглотил последний кусок. — Что ж, как я понял, правды ты сказать не пожелал. Ладно. Это твое дело, ну и я свое слово сдержу. Жнец! Как передумаешь — кричи громче…

Тут меня и накрыло. Гены прадедов, сражавшихся за веру и Отечество, пробудились — или ярость безысходности, но я прикрыл глаза и кивнул:

— Наклонись ближе…

— Давно бы так, — хохотнул фон Шварцреген и подался вперед.

А когда его благородная физиономия оказалась на расстоянии вытянутой руки, я собрался и смачно харкнул прямо в насмешливые глаза барона.

Теплая и мягкая темнота не торопилась отпускать, да и я сам не очень-то и спешил покинуть ее уютные объятия. Но острая, пульсирующая боль в затылке с настырностью будильника тащила меня в реальность, одновременно возвращая память о последних событиях…

Похоже, после моего, прямо скажем, не слишком умного поступка, Жнец от души огрел меня сзади по голове чем-то тяжелым.

Вот же дурной характер. Сколько раз говорил себе: не поддавайся сиюминутным порывам, они хоть и праведные, но очень редко ведут к добру. Вот и теперь, удовлетворил гордыню, зато окончательно похоронил какие-либо шансы на благополучное завершение допроса. Вполне вероятно, что вместе с самим собою…

Странно, что у меня до сих пор только голова болит и руки почему-то развязаны?

— И все же, господин барон, потрудитесь объяснить — что здесь происходит?

Знакомый голос. Правда, не с моим полуобморочным состоянием сейчас узнаванием заниматься. Да это и не к спеху. Важен сам факт появления кого-то еще, и тон, которым был задан вопрос.

— А по какому праву ты смеешь требовать у меня ответа? Сам-то ты кто такой?!

— Обо мне мы еще успеем поговорить… А праве? Ну, допустим, по праву сильного. Как видишь, твои люди с этим уже согласились и даже смирились.

— Это оскорбление! Ты напал на дворянина в его же землях! Ты за это ответишь!

— Непременно. Сразу после того, как ты объяснишь: на каком основании схватил свободного человека и намеревался его пытать. А что до благородства… Даже простолюдин не утерся бы после того, как ему плюнули в лицо.

— Мой слуга поторопился… — в голосе фон Шварцрегена заметно поубавилось спеси. Видимо, не все так просто с этим плевком, и я, сам того не ведая, задел какое-то из уложений о дворянской чести. Пока не знаю, что мне это дает, зато мой неизвестный защитник прекрасно обо всем осведомлен.

— Действительно?

— Да! Я как раз хотел уточнить: достаточно ли высокого происхождения этот варвар, для того чтоб выйти со мною на поединок, дабы кровью смыть нанесенное оскорбление.

О как! Не знаю, чем это для меня закончится, но — в любом случае поджаривание на углях заметно отодвигается. Значит, можно уже не прикидываться шлангом.

И я открыл глаза… Яркий свет ударил с силой, почти не уступающей обуху топора. Мгновенно навернулись слезы, а болезненный стон слетел с губ раньше, чем я успел осознать, кто именно стонет.

— Очнулся? Слава Создателю… Я уж беспокоиться начал.

Сквозь поволоку слез проступило чье-то лицо.

— Тихо, тихо… Сейчас. Ничего страшного. Приложили тебя знатно, но череп цел — а значит, жить будешь. На, попей.

В губы мне ткнулось горлышко фляги, и в рот полилась прохладная влага. С некоторым усилием я сделал пару глотков, потом поперхнулся и закашлялся. Боль в затылке из-за этого вспыхнула с новой силой, словно в затылок ткнули раскаленным прутом, и… ушла. Затаилась. Зато вернулось зрение.

— Носач! Ты? — вот кого я действительно был рад увидеть, после шанса узреть картины своего мира, так это десятника западно-гатинской стражи. Потому что это означало самое важное на данный момент — Чичка прошла нужным Переходом. Передала мои слова, и… «доблестная кавалерия в последний момент все-таки успела прийти на выручку хорошему парню в белой шляпе».

— Я, я… Не дергайся. Потерпи еще чуток. Скоро все пройдет. Мне приходилось достаточно видеть таких ударов.

Ну, о нокаутах мне можно не объяснять. Темень или цветные мультики. Потом — некоторое отсутствие координации движений вместе с повышенной эйфорией — как при средней степени опьянения. А еще чуть позже — все прелести похмелья…

— Чичка?..

— Огонь-девка… — улыбнулся тот. — Завидую и сочувствую тому, кто поведет ее под венец. Мы еще собирались только, как она ускакала. И будь уверен — недалече как завтра вернется с подмогой.

— Хорошо…

— Еще бы… Часом позже… — Носач не договорил, и без слов все было понятно. Часом позже меня можно было бы только прирезать. Безногим калекой, особенно в этом мире, я и сам не захотел бы жить.

— Помоги встать…

Носач охотно исполнил мою просьбу, а с противоположной стороны плечо подставил кто-то еще.

Первым делом я осмотрел поляну, стараясь при этом особенно не вертеть головой.

Вокруг толпилось не менее полусотни воинов, среди которых находились и «браконьеры» Фридриха. Все они, как и их капитан, были связаны и с заткнутыми ртами. Учитывая то, что мы находились на землях барона, предосторожность не лишняя. Мало ли, вдруг кому-то из наемников взбредет в голову поиграть в героя? Или — попытаться заработать вознаграждение. Сам фон Шварцреген оставался на своем месте у дуба и сидел с таким презрительным выражением лица, что можно было бы даже восхититься, если б не бегающие по сторонам глаза.

— Я слышал, господина барона интересовало мое происхождение? Ну так слушайте все, и пусть небеса станут мне в этом свидетелями. Клянусь, что рожден так высоко, как только может родиться человек. Потому что выше уже только Господь!..

М-да… Сказанул так уж сказанул. Сам не знаю, как такое получилось. Хотя каждое слово — правда. А виной всему неопытность моих родителей. Хорошо на турбазе фельдшер опытный попался… Так что небеса, соответственно, мою речь приняли вполне благосклонно, гром не грянул и молнии не сверкнули. Зато поляну накрыла такая тишина, словно я мгновенно оглох.

Эх, гулять так гулять!

— Носач, помоги снять камзол… Что-то я еще не в себе.

Тот только головой мотнул. Все-таки поосторожнее надо со словами обращаться. Так и немоту на друзей нагнать можно. Они же тут все буквально воспринимают.

За камзолом последовала рубашка, а потом я поднял руки и повернулся левым боком к десятнику.

— Смотри.

Я-то знал, что он там увидит, благодаря настойчивости моего отца. Как только мне исполнилось шестнадцать, и я стал довольно часто разъезжать по заграницам на разные соревнования, он в приказном порядке отвел меня в салон красоты и заказал татуировку. На всякий случай…

«IV (AB) Rh+» — вот что было наколото красными чернилами у меня подмышкой.

Носач только охнул.

— Думаю, этого достаточно, чтоб господин барон счел меня достаточно благородным для поединка?

— Да… — Лицо фон Шварцрегена, который сидел достаточно близко, чтоб рассмотреть наколку, мрачнело все больше.

— Тогда, как оскорбленная сторона, выбирайте оружие…

Почему не проявить дополнительное благородство, когда вокруг столько глаз, а тебе это ничего не стоит. По одной простой причине — ничем, кроме кулаков, я все равно сражаться не обучен. То есть совсем…

Как и следовало ожидать, барон выбрал меч. А что я мог противопоставить рыцарю, владеющему этим оружием с колыбели? Тоже ухватиться за железяку, в надежде, что подфартит, и я смогу победить? Вообще-то в жизни и не такое случается, вот только шанс этот исчезающе мал. Как детский мат, поставленный гроссмейстеру учеником, заучившим в шахматах только «е2-е4». Спасибо, птица «наивняк» тут не пролетала.

Единственная моя возможность уравнять шансы, это выйти на поединок вооруженным собственным умением. Согласен, голые кулаки против меча смотрятся глуповато, но это если именно их считать главным оружием боксера. Тогда как на самом деле «бокс — не драка, это спорт отважных и т. д.». Тут важно множество вещей. Реакция, умение двигаться по рингу, держать дистанцию, предугадывать замысел противника, изматывать его промахами, заставлять «проваливаться» в ударе и, по возможности, контратаковать самому. И если все сделать по уму, то к концу поединка измотанный противник действительно сам свалится с ног, как в упомянутой песенке.

Длинный, обоюдоострый ножик в руке рыцаря конечно же усложняет задачу, но не запредельно. Меч не рапира и не шпага, другой вес и инерция, — молниеносных уколов опасаться не придется. Надо только подумать, как защитить себя в самые пиковые моменты, которые, как ни берегись, все же неизбежны. Воинскому искусству дворяне обучались всю жизнь. А мастерство, как известно, не пропьешь. В Средневековье его обычно теряли вместе с головой или руками…

— Степ… э-э-э, ваше… э-э-э…

— Ты чего заблеял, десятник? — я удивленно посмотрел на Носача. — Забыл как меня зовут?

— Нет.

— Вот и славно. Хочешь что-то спросить?

— Да.

— Так спрашивай, е-мое!

— Мы нашли тебя безоружным. Прикажешь поискать твой меч или окажешь мне честь? — Носач протянул мне ножны с мечом.

— Спасибо, — я благодарно кивнул и с удовольствием отметил, что затылок не отозвался на это движение болью. — Если не передумаешь, то мы потом обязательно обменяемся оружием. А сейчас я буду сражаться тем, что имею.

Десятник посмотрел на землю рядом, потом — заглянул за спину и непонимающе уставился на меня.

— Руками… — я продемонстрировал воину пустые ладони.

— Не надо, — в его взгляде отразилось понимание. — Мы и так верим.

— Вера — это прекрасно. Но, как говорится, лучше один раз увидеть… Ты бы мне лучше кусок ткани какой-нибудь дал и перчатки поплотнее нашел. Можешь?

— Сейчас гляну… А кольчугу?

— Лишнее…

Фон Шварцреген, усиленно делая вид, что совершенно не интересуется нашим разговором, скис окончательно. Он же не знал правды, а потому наверняка решил, что мое нежелание брать в руки оружие продиктовано запредельным мастерством. Что только подтверждало высочайший уровень моего происхождения. Ведь в мире, где власть удерживалась мечом, всякий правитель обязан владеть им в совершенстве. Телохранители и прочие бодигарды — это здорово, но бывают мгновения, когда между короной и врагом остается только голова монарха. А уж принц, если хотел дожить до инаугурации, и подавно.

— Вот… — Носач протягивал мне примерно метровый шмат домотканого полотна и пару кожаных рукавиц.

— Угу. Годится…

Я оторвал от полотна полоску и стал бинтовать кисть. Десятник ухватил идею, вынул из-за голенища нож и ловко откромсал мне еще пару лент. Рукавицы на слой из двух лент садились как влитые.

— Обмотай раструбы и завяжи плотнее. Чтоб не слезли… — попросил я Носача, назначившего себя моим секундантом.

Десятник проворно проделал требуемые манипуляции, потом оглядел все критически и хмыкнул.

— Степан, а если вот так?..

Похоже, он все приготовил заранее, потому что развернулся и поманил к себе ближнего дружинника. А когда снова поворотился ко мне, то уже держал в руках кулачный щит и… подкову. Ну если классический баклер,[62] только не металлический, а деревянный, я узнал сразу, то назначение лошадиного атрибута сразу не просек. А когда понял — восхитился простоте решения. Ведь идеальный кастет — и держать удобно, и назначение свое он выполнит сурово. Главное — попасть в нужное место… Например, в скулу.

Я решительно поднялся, притопнул сапогами, решая при этом — снять или нет. Но решил оставить. Тяжесть обуви с лихвой компенсировалась тем, что наступив босой ступней на острый сучок, я вообще рисковал охрометь и потерять подвижность.

— Барон, я готов!

Фон Шварцреген тоже поднялся, вынул меч, отбросил в сторону ножны и встал напротив меня.

Зрители, негромко переговариваясь, подались назад, освобождая пространство примерно метров пять в диаметре, и замерли.

— Начинайте, — громко произнес десятник западно-гатинской стражи, а потом прибавил чуть тише: — И да поможет Господь правому…

Гм, никогда раньше над этим не задумывался, а ведь это не просто так говорится. А ведь ошибался Наполеон, утверждая, что Бог всегда сражается на стороне больших батальонов! Чувствовал нечто такое и фон Шварцреген. При столь очевидном преимуществе вооруженного воина против безоружного рыцарь нападать не торопился.

Так мы и стояли, выжидая. Но если моя тактика «играть черными» была понятна, то нерешительность рыцаря зрителям не понравилась.

— Ну чего замер, барон? — не очень громко, но хорошо слышимо в общей тишине проворчал кто-то из дружинников Носача. Жителей вольного города никогда не отличала особая почтительность к титулам и знатности.

— А он только со связанными пленниками воевать может… — вторая реплика, еще более обидная, не заставила себя ждать.

— Эй, Степан! Топни ногой, может, убежит…

— Га-га-га! Го-го-го!

Смех и оскорбительные выкрики толпы сделали свое дело.

Барон очнулся и почти небрежно, но очень ловко и быстро ткнул в направлении меня острием меча.

Слишком долгое ожидание едва не сыграло злую шутку. Едва успел отпрянуть.

— Эй, поаккуратнее! — возмутился я, работая на публику и выводя противника из себя еще больше. — Так и проткнуть можно!

Зрители шутку оценили и засвистели громче.

Барон засопел и нанес рубящий удар. Я опять чуть отошел.

— О, совсем другое дело. Мухи можешь отгонять. Надоедливые твари, так и лезут в глаза.

Под общий хохот фон Шварцреген взвинтил темп. Удары сыпались со всех сторон, и мне иногда казалось, что с противоположной стороны не один мечник, а несколько. Или у барона, как у Шивы, по крайней мере шесть рук, и в каждой по клинку. Держать дистанцию и уходить становилось все труднее. Если раньше я просто отодвигался, то теперь все чаще приходилось использовать щит. А баклер, усиленный только медным умбоном, долго такого обращения не выдержит. Но ведь и рыцарь не железный. Силы в атаки он вкладывает гораздо больше, чем я в уклоны. Это уже даже мне заметно. Вихрь ударов хоть и не становился менее быстрым, но отдыхал барон между сериями все чаще.

А еще я заприметил, что если до этого рыцарь больше финтил, стараясь меня просто зацепить, то сейчас — почти каждый завершающий удар наносился в полную силу. Попади он в цель — и легким ранением уже не отделаться.

Понимая, что мою подвижность надо как-то ограничить, фон Шварцреген прекратил сверкать клинком, а взяв его обеими руками, стал производить неторопливые широкие махи, при этом — упорно тесня меня к дереву. Сам по себе дуб мне не помешает, успею отскочить, а вот корни, толстыми змеями выпирающие из-под земли, таили в себе нешуточную угрозу.

Жаль, понял я это слишком поздно. После того как зацепился за один из них. А в следующее мгновение оценил по достоинству еще одну хитрость противника. Он не зря держал меч обеими руками. И как только я потерял равновесие, клинок оказался в левой руке и устремился к моему неприкрытому щитом боку. Единственное, что я успевал сделать — это подставить под удар руку.

Барон долго ждал и использовал шанс на все сто. Удар его был так силен, что чуть не сбил меня с ног. Хорошо я к тому времени уже успел переставить ступню за корень. Звякнуло, хрустнуло… Боль в месте удара отозвалась даже в плече, заставив меня перенести вес тела на правую ногу…

А в следующее мгновение мы оба замерли, уставившись на обломок меча в руке рыцаря.

«Наручи!»

Не стану клясться, что я подумал именно так, и именно в ту секунду, но в себя я пришел на долю секунды раньше «Шварцнеггера». Используя положение, я «выстрелил», словно пружина, вкладывая в апперкот справа всю пролетарскую ненависть, свой личный страх и массу тела!

Рыцаря оторвало от земли и бросило на спину. Что-то при этом противно захрустело, но в такие подробности я уже вникать не стал. Аут! Тут и без подковы все ясно. Смертельно хотелось присесть или хотя бы встать на колено, но сработала привычка держаться на ногах, пока рефери не объявит конец поединка. Мутным, расплывающимся взглядом я глядел на зрителей и никак не мог сообразить, зачем студенты обрядились в какие-то средневековые костюмы?..

Глава восьмая

Терпеть ненавижу побудку. Вечером ты ложишься в кровать, исполненный надежд и планов, клятвенно обещая себе самому и всему миру, что с утра обязательно и непременно исполнишь все по списку, а как подходит время вставать — тело словно свинцом наливается. И проще подписать согласие на собственную казнь, если она состоится после обеда, чем выползать из-под одеяла.

Созвучно этому в набор моих любимых анекдотов входит случай с десантником, у которого не раскрылся парашют. Падает он и молится: «Господи, спаси меня! Если выживу — уйду в монастырь, брошу пить, курить, за юбками волочиться». И хлоп на скирду сена… Встает, отряхивается и думает: «Лезет же в голову всякая ерунда…»

Стоп! Какой сон? Какое утро?! Я же только что с бароном сражался! Неужели не устоял и тоже в обморок хлопнулся? А какие сомнения, если лежу с закрытыми глазами? Но если мы оба в отключке, то кто победил? Второй поединок я не переживу. Везение — штука не резиновая…

Глаза упорно не хотели открываться, но, собрав в кулак всю волю, я заставил веки раздвинуться.

— Очнулся? Слава богу…

Похоже, у меня появилась персональная нянька, она же — сестра-сиделка.

— Что… с бароном…

— Ну, так это… умер…

Только благодаря тому, что язык сейчас весил не меньше пуда, мне удалось обойтись без дурацких восклицаний типа: «Как умер? Почему умер?»

— Ты-то как себя чувствуешь?

— По сравнению с Бубликовым — неплохо.

— Что?

Ну да. Как тут оценить шутку, если не то что «Служебного романа», а даже «Иронии судьбы» не видел?

— Хорошо, говорю. Помоги подняться…

О, а я уже начинаю привыкать. Ладно, это в последний раз… сегодня. Надеюсь, мне больше ни с кем не придется драться и, соответственно, падать в обморок.

Акт второй. Те же и я. Впрочем, судя по тому, что декорации и массовка не изменились, я недолго пробыл без сознания, и публика еще не расходилась. Даже тело фон Шварцрегена валялось на том же месте, где рыцарь рухнул после моего удара.

— А чего ждут?

После удара по голове — я имею в виду еще тот, полученный от Жнеца — людям позволительно задавать разные глупые вопросы. Так что Носач не удивился.

— Вас.

— В смысле?

— Ну надо же наследием распорядиться, пока тело не предано земле.

— А-а-а…

Я совсем позабыл, что по средневековому обычаю победителю полагается имущество побежденного противника. Лошадь, доспех, оружие… Все это можно присвоить, а можно и вернуть за оговоренный выкуп. Но если барон умер — то торговаться мне не с кем, а имущества у него — лошадь да кольчужка. И то и другое мне без надобности.

— Да хороните как есть.

Носач помолчал немного, потом нерешительно прокашлялся…

— Я понимаю… чего там… Действительно… зачем вам… Но все же… если с умом распорядиться.

— Тебе.

— Простите?

— Мы договорились, что ты обращаешься ко мне на «ты» и по имени.

— Как прикажете.

— Прикажешь…

— Да, — Носач кивнул и обескураженно замолк.

— Ты пойми — не мой размер.

— Конечно, — кивнул тот. — Крепость махонькая. Гать и то побогаче будет. Но все-таки на перекрестке стоит. Место удобное. А если вы… ты откажешься ее принять, тут такая свара начнется. Пограничье. Каждый будет рад подхватить с межи все, что плохо лежит. И опять-таки — людей жалко. Без господина они все мятежниками становятся. А это почти верная смерть…

До меня начинало доходить. Почти как до жирафа насморк. Я о кольчуге, а Носач о замке! Собираясь с мыслями, повел глазами по сторонам и наткнулся на взгляд Фридриха. Рыжий Лис, как и все его люди, по-прежнему оставались связанными, — поэтому капитан только кивнул.

— Да освободите вы их, — указал я на наемников. — Небось не убегут.

Носач кивнул, и дружинники принялись развязывать пленных ландскнехтов.

Замок, значит, в личную собственность предлагаете. По сходной, так сказать, цене. Ну, насколько я помню из курса истории, все не так просто, как кажется. Желание победителя вещь существенная и важная, но право собственности должен подтвердить сеньор, владеющий землями, на которых стоит недвижимость, в обмен на вассальную клятву. И совсем не факт, что у сеньора нет на примете иной, более подходящей для него кандидатуры. Но до тех пор, пока корону не нацепит легитимный правитель, во избежание смуты и сопровождающего ее бессмысленного кровопролития — я вполне могу изображать из себя феодала. А потом, если не придусь ко двору, смогу чего-нибудь попросить взамен за сохраненное имущество. Или — свалить по-английски, если все пойдет не так и очень прижмет…

— Фридрих, иди сюда.

Капитан наемников неторопливо приблизился, растирая онемелые запястья.

— Ты-то, со своей компанией, что делать станешь?

— Барон умер, — пожал плечами тот. — Контракт закончился. Убит фон Шварцреген в честном поединке, мстить за его смерть некому. Значит, надо уходить…

— И что, нет желания остаться?

— Если без контракта — то мы все становимся разбойниками… — капитан опять передернул плечами. — Это не слишком приятно. Конечно, целая рота ландскнехтов — не шайка лесных бродяг, и призвать нас к ответу будет не так просто, но это сегодня. А завтра? Кому-то наскучит жизнь вне закона, кого-то прибьют в пьяной драке или на грабеже, кто-то просто уйдет… Вот тогда тем, кто останется, припомнят все. И придорожные деревья украсят десятки висельников. Мне такое будущее не по нутру. Я — воин, а не тать…

— Скажи, я могу предложить тебе контракт?

Рыжий Лис мгновенно подтянулся и пристально глянул мне в лицо, выискивая в его выражении подвох или насмешку.

— А как платить будешь?

— Это надо обсудить… Кто ж такие вопросы влет решает?

— Тоже верно, — уважительно кивнул капитан. — Что ж, не будем забегать вперед, но… я почему-то уверен: мы договоримся.

— Добро… Носач, — я повернулся к притихшему рядом и даже отступившему на пару шагов десятнику западно-гатинской стражи, — а на твою помощь я могу рассчитывать?

Тот молча преклонил колено, обнажил меч и протянул его мне.

Е-мое, ну я и попал! С этого мгновения шутки и сомнения закончились. Теперь отступать поздно — либо пан, либо пропал. Барон умер — да здравствует барон!

Процедура вступления в права наследования оказалась упрощена до предела. Всего-то и понадобилось, что встать над трупом, протянуть над ним руку и произнести достаточно громко и пафосно:

— Упокойся с Богом, рыцарь. Отныне твои мирские заботы я принимаю на себя.

Классная, кстати, формулировка. Ни один юрист не подкопается и не докажет, чего именно я принял, а под чем и не подписывался. Огласите, пожалуйста, весь список? Какие такие заботы? Чем докажете, что покойного фон Шварцрегена именно они напрягали, а не, скажем, цены на редис или картофель?

Одно плохо, свидетелем столь незамысловатой клятвы был лично тот самый Судия, которому для вынесения вердикта нет надобности ни в прокурорах, ни в адвокатах. Так что ты можешь все обустраивать по своему разумению, если готов за все и ответ держать. Хоть в рознь, хоть оптом…

После того как традиции были соблюдены, я оставил на полянке нескольких человек из компании Рыжего Лиса, приказав им похоронить барона под тем самым дубом, где тот выбрал себе место для отдыха, еще не подозревая, что для вечного. А чтоб не вникать в тонкости вероисповеданий, вместо креста и прощальной надписи, велел воткнуть в ствол дерева обломок меча. Тем самым поставив в изголовье могилы и опознавательный знак, если кто-то озаботится перезахоронением или иными какими почестями покойному, и — символ креста.

Сам же, в сопровождении Носача и капитана уже почти моей роты наемников, двинулся обратно к замку. Естественно, пешим ходом. Во-первых — даже обозвавшись бароном, я все равно не научился ездить верхом. А во-вторых — тем самым предоставляя возможность слухам опередить мое возвращение. А поскольку те передвигались вместе с конными дружинниками Носача и частью «браконьеров» Фридриха, то и в правдивости их усомниться было затруднительно.

Зачем? Да чтоб дать время всем обитателям Шварцрегена определиться: принять новую власть или нет? Ну а чего мне их после по одному вылавливать из нор, куда они от неожиданности забьются? А так — все согласные и благоразумные смогут настроиться на новую волну, а антагонисты, они же верные соратники и преданные слуги покойного — решить: бежать или сражаться? Как первое, так и второе меня вполне устраивает. Вот только…

— Фридрих!

— Да, господин барон?

— В счет наших с тобою будущих приятельских отношений сделай мне одолжение.

— Приказывайте, — кивнул тот.

— Что-то неспокойно мне. Как бы приспешники покойного напоследок не учудили чего.

— Не понял?

— О купце беспокоюсь. Ведь он там один, и если кому-то взбредет в голову отомстить за смерть барона, то лучшей жертвы, чем Круглей, и искать не надо. К тому же среди рыцарей, я думаю, многие посвящены в истинную причину истории с белозерским купцом. Например, тот же пан Лешек. Да и все те, кто вместе с ним был в Западной Гати и участвовал в похищении племянницы Круглея. Эти даже не из мести, а чтоб следы замести — купца убьют. А потом уйдут через Проход, в тот монастырь, откуда к фон Шварцрегену аббат приходил. И все — ищи-свищи виновных.

— Я понял. — Рыжий Лис поманил к себе ландскнехта, ведущего в поводу коня барона. — Разрешите?

— Конечно.

Фридрих ловко, одним прыжком взлетел в седло.

— Не беспокойтесь. Все сделаю.

— Уверен?

— Компания подчиняется мне, а не рыцарям. Барон мог отдать приказ через мою голову, всем остальным — и пытаться нечего. Возьмем купца со всеми его людьми и имуществом под такую охрану, что ворон на голову не нагадит.

Фридрих пришпорил коня, и только отдаляющийся топот указывал, что он еще мгновение назад был рядом.

— Добрый воин, — оценил капитана ландскнехтов Носач. — Думаю, не пожалеете, что оставили его.

— Не пожалею…

— Что? Ах да… Извини, Степан. Слишком быстрый переход. Никак не могу привыкнуть. Кто ты, а кто — какой-то десятник.

— Кстати, спасибо, что напомнил.

— О чем?

— Наемники — это, конечно, сила. Но только тот сражается до конца, кто защищает свой собственный дом и семью. Такого ратника ни испугать, ни перекупить нельзя. Согласен?

— Вполне… — кивнул Носач. — Нет страшнее зверя, чем волчица, защищающая свой выводок. Да что там волчица, обычная наседка на ястреба бросается, когда цыплята в опасности. Вот только… — он выразительно пожал плечами. Мол, одной только отчаянной храбрости мало. И как не хорохорься, а собакам лису прогнать от курятника проще, чем самым храбрым петухам.

— Хочешь сказать, что у ополчения умения того нет, что у наемников?

— Ты и сам это сказал.

— Так надо учить.

— Надо… — вздохнул десятник. — Но, знаешь, как оно обычно бывает? Назначит сотник занятия, а придет с десяток мужиков, не больше. Да и те — с ленцой. У того сено не убрано, другой строить что-то затеял, третий — плетень подправляет, у четвертого — корова телится. В общем, как ни старайся, как ни увещевай, что для их же пользы все — без толку. Лишь бы день до вечера переколотить…

— Ну, как мужиков к прилежности склонить — это моя забота, — я с пониманием подмигнул. — А ты обучить их возьмешься? Героев меча и магии не потребую, но чтобы через пять-шесть седмиц вдвоем одного Лисовского ветерана победить могли… Ладно — втроем.

— Если отлынивать не будут, так почему бы и нет? — заинтересованно посмотрел на меня Носач. — С мечами, обещать не стану — это наука длительная. Иной и через год клинок как половник держит, а с копьями да топорами…

— Вот и договорились, — не дал я ему закончить. — А как только сотню наберешь, так и сам сотником станешь. Я мог бы тебя прямо сейчас им назначить, но — считаю, так будет вернее. А ты?

— Сотник должен при сотне быть, кто спорит… — не слишком уверенно ответил Носач. — Но где мне стольких новобранцев взять? Замок не город. Тут из мужского, нератного населения — конюхи да повара. Остальные — либо наемники, либо оруженосцы…

— А вот этот вопрос мы зададим Круглею… — я ободряюще похлопал десятника по плечу. — Верь мне, и месяца не пройдет, как ты не узнаешь ни сам замок, ни окрестности. И вот тогда, господин будущий сотник, настанет твой черед сдержать слово. Не станешь пятиться да отказываться?

— Да ни за что! — Носач размашисто перекрестился. — Господь мне в том свидетель… — а потом гораздо тише прибавил, уже не для всех: — Как и в том, если я хоть что-нибудь понимаю.

Похоже, Фридрих исполнил все как надо, поскольку даже издалека было заметно, что в бывшем владении фон Шварцрегена сегодня «день открытых дверей». Обе створки ворот замка оказались распахнуты на всю ширь, словно изнутри ломилось на свободу стадо буйволов. Стражников рядом тоже не наблюдалось. Хотя это я поторопился. Какая-то одинокая фигура сиротливо топталась перед воротами, периодически хватаясь за створку. То ли пытаясь закрыть, что совершенно невозможно проделать в одиночку, то ли — наоборот, обдумывая, как их снять с петель и приспособить в личном хозяйстве.

— Эй, служивый! О чем грустишь? — весело выкрикнул Носач.

— Так непорядок, — стражник кивнул на распахнутые ворота.

— А где остальные?

Воин повернулся, и я узнал в нем Гленя. Того самого пожилого стражника, который впустил меня в замок не взимая пошлины.

— Решают: уходить или оставаться служить новому господину, — подслеповато щурясь, ответил тот.

— Ну а ты чего не с ними?

— Мне уходить некуда, — махнул рукой тот. — Сами-то откуда будете, такие любопытные? А то — подсобили бы…

— Это запросто, — Носач кивнул своим ратникам, да и сам ухватился за створку. Тяжелые ворота уступили общим усилиям и вернулись на свое место.

— Спрашиваешь, кем будем? — продолжил разговор десятник. — Люди того самого, нового хозяина замка. А вот, кстати…

— Говоришь, идти некуда? — перебил я Носача. — А как же Верея? Поди, заждалась уже суженого?

Глень удивленно вытаращился на меня, явно не узнавая. Но уже в следующее мгновение широко улыбнулся.

— А, это ты… парень. То-то я думаю: кто еще о Верее знает? Ну как? Понравился капитану?

— Эй, стража! Какой болван запер ворота перед прибытием господина барона?! — Рыжий Лис выскочил через калитку и, увидев меня, бросился навстречу. — Ваше сиятельство! Простите великодушно. Не уследил!..

— Ваше сиятельство? — Глаза Гленя сделались как два чайных блюдца, переплюнув любые японские мультики.

Я только плечами пожал. Мол, вот как-то так, ничего не попишешь.

— Ты не ответил о Верее.

— Что о ней вспоминать-то, — вздохнул стражник. — Небось померла давно. Или — замужем.

— Это не о той ли Верее вы толкуете, у которой жених перед самой свадьбой сгинул? — заинтересовался Носач. — Лет двадцать тому, кажется.

— Дочь столяра Михея?

— Ну…

— И что? Говори…

Носач хмыкнул.

— А чего говорить-то? Баба как баба. Справная. Хозяйственная. Только дурная чуток. Кто к ней ни сватался, всем отказала. Все суженого своего ждет. Верит, что тот когда-нибудь вернется. Глень — так его, кажись, звали. Чудит, в общем. А парень у нее добрый вырос. Кстати, вот же он… Эй, Рекун, иди сюда.

Молодой, статный дружинник не заставил себя ждать.

— Ну, вы тут поговорите, — я похлопал Гленя по локтю, — а как надумаешь чего, подойди. У меня тоже есть что сказать. Тебе понравится…

— Ваше…

— Потом, — я решительно отстранил стражника. — Сперва сам пойми, чего хочешь.

— Господин барон! — Фридрих наконец-то дождался своей очереди. — Прикажете открыть ворота?

— Ну чего их возить туда-сюда?.. — проворчал я. — Чай, не казенные. И вообще, Лис. Ты не можешь как-то проще обращаться? А то у меня от «сиятельства» скулы сводит.

— Прошу прощения, но никак нельзя, — упрямо мотнул головой капитан наемников. — Этим, — он кивнул на Носача и его дружину, — все равно. Они в своей вольности ко всему привычные. А у нас народ гордый. И равному никогда не поклонятся. Будь ты хоть трижды герой и мудрец, но если хочешь уважения и послушания — обязан носить благородный титул. И чем громче он, тем лучше. Тем почетнее служить такому господину.

«Где-то я уже это читал. Кажется, у поляков есть такая поговорка, что любой лях скорее признает себя байстрюком самого захудалого шляхтича, чем холопским сыном. Ну так что из того? У всякого народа свои примочки, а в чужой монастырь, как известно, со своим уставом не ходят».

— Ладно. Но только на людях.

— Как прикажешь, Степан, — Рыжий Лис подошел ко мне почти вплотную. — Обещаю, если засядем опять в какой-нибудь каморке за ведром пива, почтительности не жди.

— Кстати… — слова о темнице замка напомнили мне о Круглее. — Что с купцом?

— Все в лучшем виде. Сидит вместе со своими людьми под замком, стража приставлена.

— Разумно. А что с твоими людьми, рыцарями?..

— Ландскнехты ждут, чем наши переговоры закончатся. И думать будут, когда узнают условия контракта. А пока — уничтожают запасы спиртного в харчевнях. За наличный расчет. Ветеранам и сержантам я лично пообещал вознаграждение, если в замке будет порядок. Уж с ними-то мы рассчитаться сможем, я думаю?

— Конечно. Спасибо. Носач, ты в этом деле самый опытный. Так что передаю охрану замка в твои руки. Лис, я надеюсь, вы с сотником найдете общий язык и не станете, как фаворитки, подсиживать друг друга? Поверьте — в моих планах всем дела выше бровей хватит.

— Никогда не любил проверять караулы, — ухмыльнулся капитан и протянул руку Носачу. — Фридрих. Для друзей — Лис. Рыжий Лис.

— Карпо… — стражник, не чинясь, ответил на рукопожатие. — Для друзей — Носач.

— Потом познакомитесь, — прервал я их. — Что с рыцарями?

— Сперва, как вы и предполагали, узнав о смерти фон Шварцрегена, они хотели захватить замок. Но после того, как наемники их не поддержали, а стражники Западной Гати распустили слух, что завтра на выручку гостя Круглея должны прибыть княжеские дружинники, они — оценив свои силы, решили покинуть пределы баронства.

— Никакой не слух, — вмешался Носач. — От нас Чичка в Белозерье поскакала. И чтоб мне с места не сойти, если этот чертенок в самое ближайшее время не подоспеет с целым войском.

— Пусть так… — кивнул Лис. — Ну а я к тому времени, убедившись, что пленница и в самом деле исчезла, перевел в ее комнату купца с товарищами и усилил охрану подземелья. Велев без моего разрешения никого туда не впускать и — не выпускать. Затевать свару рыцари не решились, все же у меня на каждого из них, вместе с оруженосцами, по десятку бойцов. А доспехи и оружие рыцаря — даже без дополнительного вознаграждения — ценная добыча.

— И?

— Примерно полчаса тому все благородные господа и их свита оставили ваш замок. На всякий случай я отправил следом своих «браконьеров». Так что о каждом их шаге мы будем знать вовремя. Но и весть о вашем баронстве тоже недолго останется тайной.

— Это меня меньше всего заботит, — отмахнулся я. — Что ж, пока все складывается неплохо. Носач, свою задачу ты уже знаешь. Ну а ты, Фридрих, выдели сотнику в помощь сержанта порасторопнее и пошли к Круглею. Чем быстрее мы с ним побеседуем, тем скорее и условия контракта обсудить сможем.

Глава девятая

— Здоров, Степан! — поднялся мне навстречу купец. — Ты к нам или за нами?..

— А вам как бы хотелось?

— Лучше ты к нам… — отозвался с лежанки дядька Озар. — Я уже и позабыл, когда так сладко спал. Тишина, покой… Даже мух нет. Как…

— Как в могиле, — закончил вместо него Круглей. — Если хочешь — оставайся, а я люблю, чтобы небо над головой и дорога под ногами.

— Могу устроить каждого согласно желанию, — я улыбнулся, но не уверен, что в полутьме комнаты это было заметно. — А ты, Кузьма, чего хочешь?

— Ух ты! — опережая ответ парня, быстро вскочил с ложа Озар. — Неужто я лик Господень узреть удосужился?

— Не богохульствуй, — одернул его Круглей.

— Прости, Господи, — перекрестился обозник. — Сгоряча ляпнул… Больно уж Степан важничает. Ничего объяснить не хочешь?

— Что объяснять? Вы в этом замке больше не пленники и даже не гости… Теперь вы… — я сделал положенную по закону драматургии паузу и продолжил: — …гости желанные. Поэтому я оставлю дверь открытой. И каждый может оставаться внутри или выйти наружу, когда пожелает. А захотите уехать, скатертью дорога…

— И барон не будет возражать? — уточнил Круглей.

— Барон? Нет, барон точно не будет… — я, как бы спрашивая подтверждения, оглянулся на Фридриха. И тот, принимая мою игру, важно кивнул.

— Интересно… — Вопреки изъявленному прежде желанию немедленно покинуть темницу, купец уселся на табурет. — Я всегда в тебя верил, но все же не пойму: как тебе удалось это устроить?

Круглей с опаской посматривал на капитана ландскнехтов, но, видя, что меня совершенно не волнует присутствие Лиса, и я не подаю никаких тайных знаков, купец и сам стал говорить свободнее.

— Это благодаря тому, что мы теперь компаньоны?

— Что? — за событиями нынешнего утра я уже и позабыть успел о прежнем уговоре. — А-а-а… Нет. Извини, Круглей, планы поменялись. Так что путешествие продолжишь сам. Людей я тебе в охрану, конечно, выделю, если надо… А вообще-то, лучше оставайся. Теперь мне твоя помощь понадобится.

— Ты что-нибудь понял? — купец посмотрел на Озара. Старший обоза только плечами пожал. — Вот и я тоже… Кроме одного — за то время, что мы тут отдыхаем, снаружи многое изменилось. А этот су… нехороший парень нам головы морочит. Степан! Бога, душу, мать! — Круглей вскочил на ноги и рявкнул так, что даже Фридрих вздрогнул. — Сейчас же все объясни!

— Не смей так разговаривать с его сиятельством! — капитан шагнул вперед, многозначительно касаясь рукояти меча.

Жаль, испортил развлечение. Мелочь, конечно, но в последнее время у меня так мало радостей. Впрочем…

— Сиятельство?.. — купец рухнул обратно на табурет. — Кто?.. Степан?

— Так получилось, — я развел руками. — Фон Шварцреген умер и завещал мне свое имущество. И теперь, сам понимаешь, мне отлучаться из замка недосуг…

— Он еще спрашивает, понимаю ли я? — вздел руки Круглей. — Конечно же я совершенно ничего не понимаю! Поэтому ответь мне внятно хоть на один вопрос. Что с Чичкой? Где она?

— Когда я видел ее в последний раз, девушка была жива и здорова. А где она сейчас?.. Либо в Белозерье, либо уже ведет сюда княжескую дружину. Думаю, тебе об этом лучше Носача расспросить. Я-то ее только отсюда спровадил, а он — уже в Гати встречался.

— И Носач здесь? — Круглей помотал головой. — Христом Богом прошу, Степан, перестань говорить загадками. Так же и с ума сойти можно. Расскажи все по порядку.

— По порядку? Это долго, а у меня и так уже ноги затекли. Может, в хоромы поднимемся? Сядем за стол?.. Я же не шутил, мне и в самом деле и помощь твоя, и совет нужен.

— Только самую суть. Пожалуйста…

— Хозяин, ты что, и в самом деле ничего не понимаешь, или верить не хочешь? — вместо меня в разговор вступил Озар. — Все же ясно как божий день. Наш Степан как-то исхитрился освободить Чичку и отправил ее за помощью в Гать. Потом еще каким-то образом вызвал на поединок барона и прикончил его. Поэтому замок теперь его. Ну а там и Носач подоспел. С ратниками, скорее всего, нанятыми за твои деньги…

Круглей выслушал своего старшого, а потом посмотрел на меня.

— Да?

— Голова, — похвалил я Озара. — Ни отнять, ни прибавить. Словно все время рядом был. Все угадал. И о Чичке, и о бароне, и о подмоге…

— И о том, что наняты они на мои деньги?

— А то… В сфере услуг все за наличный расчет происходит. И никакая волшебная палочка ничего не изменит. Разве что дружинников князь отправит даром. С учетом твоей секретной миссии…

— Я разорен… — Круглей приложил ладонь к сердцу. — По миру пустили. С протянутой рукой скитаться… — Потом что-то прикинул и поинтересовался: — Носач много ратников привел?

— Я не считал. Но с полсотни будет…

— А по рукам били уже?

— Кого? — теперь я растерялся перед напором купца.

— Значит, еще не все потеряно!.. — оживленно вскочил Круглей и метнулся к двери, едва не сбив с ног Фридриха. — Веди меня к нему. Все остальное потом!

— Да тихо ты, — придержал я купца. — Не волнуйся так. Не разоришься. Я в доле… Потом посчитаемся, когда подвалы замка обследуем. Думаю, покойный наемников к себе не на последние гроши зазывал.

— Наверняка.

— Вот. А я, как ты сам знаешь, даже считать толком не умею. Кому же, как не тебе учет ценностей, добра и прочего имущества произвести?

Круглей аж покраснел от удовольствия.

— Ключи с собою?

— Ты же поговорить хотел. На свежем воздухе…

— Воздух бесплатный и никуда не денется, весь не вынюхают, — отмахнулся тот. — Давай ключи и вели принести побольше свечей, пергамента, чернила. Писец доверенный найдется? Впрочем, это лишнее. Кузьма поможет…

— Да угомонись ты! — пришлось даже прикрикнуть. — Мне сперва надо с наемниками контракт заключить. Вот хочу совета спросить: сколько людям обещать? Чтоб и не в убыток, и не опасаться, что их переманят?

— Варвар… — вздохнул Круглей и посмотрел на Фридриха, ища у капитана поддержки. — Ты ему стрижено, он тебе — брито. Да пойми же ты, голова садовая, прежде чем начинать торговаться — стоит проверить состояние собственного кошелька.

— Купец мудро говорит, ваше сиятельство. Прислушайтесь к его словам… С таким советником и сами не пропадете, и нам спокойнее служить будет. — Рыжий Лис глядел очень серьезно. — Но и отдохнуть всем не помешает. Прошу не забывать, что господин барон еще очень слаб после поединка…

— Ты ранен? — Круглей озабоченно приступил ближе. — Извини, я не…

— Все в порядке. Вот только ноги и правда гудят. Друзья, идемте наверх, посидим, перекусим. Заодно и побеседуем. Я думаю, что и нажитое непосильным трудом добро из замка тоже за пару часов не испарится.

— Даже не сомневайтесь, — не понял шутки Фридрих. — Головой отвечаю…

После того как общими усилиями моих гостей и друзей был приговорен первый кувшин, в малой трапезной воцарилась относительная тишина, прерываемая исключительно звуками пережевываемой пищи и стуком обглоданных костей, которые сотрапезники без затей бросали на пол, под ноги. Я прямо обзавидовался, глядя на их умиротворенные, довольные лица. Это ж надо, какая железная психика у людей?! Нет необходимости сию минуту убегать или догонять — и все уже довольны. Отдыхают. Мне бы так научиться. Клацнул кнопкой — и перешел в режим сохранения энергии. Или пробормотал мантру, типа: «Без труда и забот воробей живет…» и — полная релаксация, она же кейф и балдеж…

Ага, счас! Не предусмотрено создателем. А потому бедная голова аж гудит, как трансформаторная будка от недодуманных мыслей, недосказанных фраз и недопонятых намеков.

— Круглей, — я подался к купцу. — Можешь ответить мне на один важный вопрос?

— Спрашивай.

— Как же твоя миссия? Раньше ты не мог от нее отказаться, даже когда узнал о том, что злоумышленники похитили единственную племянницу, а теперь — никуда не торопишься. И даже согласился помочь мне с инвентаризацией…

— Потому что все закончилось… — купец состроил какую-то непонятную мину, то ли довольно осклабясь, то ли — заговорщицки подмигивая. А может, просто не понял последнего слова? Надо тщательнее следить за базаром.

— Расскажешь?

— Охотно…

Купец промочил горло изрядным глотком пива и тоже пододвинулся ближе.

— Чтоб не переспрашивать по сто раз, что именно тебе ведомо, а что осталось тайной, расскажу все по порядку.

— Согласен.

— Ну так вот, Степан, — ты должен знать, что грядет война с крестоносцами. Может, еще не в этом году, но скоро. Совсем скоро. И чтобы в битве славянские полки не оказались атакованы в спину ратниками Жмуди, на княжеском совете было принято решение — любой ценой склонить литвинов на свою сторону. Благо они там все еще язычники и до сих пор с вероисповеданием не определились. Не понимают разницы!.. Для этого митрополит Киево-Печерской лавры предложил отправить в дар храму, строящемуся в их главном городе, одну из величайших православных реликвий. Будучи уверенным, что литвины не смогут устоять перед ее святостью и примут православие. Что сразу же поставит Жмудь в ряды наших союзников.

— Да, это я слышал краем уха.

Купец кивнул и сделал еще глоток.

— Но ты не знаешь, что было предпринято для сохранности реликвии. Мощи великомученика якобы везлись от города к городу купеческими обозами, под усиленной охраной. Тогда как на самом деле реликвию в Жмудь понес один монах. Пешком и совсем другой дорогой. Напрямки… И на сегодняшний день он уже наверняка достиг Россиен. А купцы и обозы только приманка. Я вот, к примеру, должен был привлечь к себе внимание фон Шварцрегена, который в последние годы стал особенно рьяным сторонником ордена. И этот участок пути считался самым опасным. Как видишь — правильно считался. Зато теперь, когда барона и вовсе не стало — моя миссия завершена. И вообще, как вам это нравится?.. — Круглей весело хохотнул. — Сперва разорил меня, а теперь спрашивает, почему я никуда не тороплюсь?

— Почему разорил? — обвинение было столь неожиданно и нелепо, что я невольно купился.

— А давай посчитаем… — купец стукнул кулаком по столу. — После твоего первого вмешательства и спасения обоза от разбойников Пырея я стал беднее на одну треть.

— Но…

— Дай договорить. После того как ты отбил нас от людей барона — я стал должен тебе треть от тех двух третей, что еще были моими. То есть ты стал владельцем даже больше чем половины обоза. Но и на этом не закончилось! Ты снова спасаешь мою шкуру и соответственно — отнимаешь еще одну треть уже и от этой половины.

В своих притворных причитаниях Круглей не понижал голоса, даже наоборот — всячески привлекал к себе внимание, и вскоре к нашему разговору, чуть посмеиваясь, прислушивались уже все сидящие за столом.

— Неплохо, да? Так ведь и это еще не конец! — купец вздел руки вверх, словно призывал потолок в свидетели обрушившейся на него непрухи. — После того как у меня от всего обоза осталась единственная телега добра, ты выпускаешь из темницы Чичку. И это славное дите отправляется нанимать войско за мои деньги. Нет, вы это слышали? И он еще спрашивает: почему я никуда не тороплюсь, а упускаю прибыль, просиживая штаны за этим столом?

Теперь хохотали все.

Мне бы тоже следовало ответить в подобном стиле, но дверь в трапезную приоткрылась, и в нее просунулась голова кого-то из слуг. Он отыскал глазами Фридриха и знаком попросил выйти.

Капитан наемников извинился и быстро вышел в коридор, но почти сразу вернулся.

— Ваше сиятельство, — громко произнес Лис прямо от порога, — прошу прощения, у меня неприятные известия.

— Что-то случилось?

— Да. Соглядатаи, посланные приглядывать за сбежавшими друзьями покойного барона, извещают, что те разоряют вашу деревню.

— Тоже неприятность нашел… — веселый голос купца показался слишком неуместным, и я повернулся к Круглею.

— А чего? — тот явно не понимал моей тревоги. — До страды меньше месяца, значит — закрома у крестьян пустые. На дворе белый день — то есть скот на выпасе. И если пастухи поймут, что в деревне неладно, они коров спрячут так, что даже волки, а не только люди не найдут. Выходит, рыцарям достанется на обед курятина, которую еще поймать надо, и бабы для утехи. От баб не убудет, а курей, осенью — когда птица подешевеет, мы им пару дюжин за серебряный рубль на ярмарке прикупим. Ну, может, оруженосцы пару халуп сожгут для острастки… Так и это не беда — убытку не более чем на шиллинг. До зимы отстроятся…

Я посмотрел на Фридриха. Капитан даже не шелохнулся и всячески изображал, что его этот разговор больше не волнует. Он доложил, а барон, в смысле — мое сиятельство, пусть решает. «Хозяин — барин. Хочет — живет, а захочет — удавится».

— Спасибо за совет, Круглей. Наверняка с купеческой точки зрения каждое твое слово верно и правильно. Но… у меня на родине говорят, что настоящего мужчину легко распознать по крепости рукопожатия. А хозяина — по тому, как крепко он держит в руках хозяйство. Вполне возможно, что разграбленная деревенька и в самом деле такой пустяк, ради которого и лошадей седлать нет смысла, но — это МОЯ деревня! И если я не позабочусь о ней, то завтра все кому не лень грабить кинутся. А в Юрьев день оставшиеся в живых крестьяне снимутся и уйдут к тому хозяину, который сможет и захочет их защитить!

С каждым произнесенным мною словом лицо Фридриха светлело. И как только я умолк, капитан ландскнехтов одобрительно кивнул и поинтересовался:

— Какие будут распоряжения, господин барон?

Я не позировал и не красовался перед своими новыми друзьями. Да, я вырос на паркете и в квартире с теплым туалетом, мне не приходилось бегать по лесу за ужином или все теплое время года горбатиться в поле, чтобы не помереть с голоду зимой. Живя в стране, возникшей на обломках гигантской империи, я, в отличие от родителей, уже не понимал, что смешного в вопросе-ответе: «Когда у вас появляется в продаже первая клубника?.. В шесть утра, как только откроется магазин…» Но тем не менее, даже в том мире, где по большому счету все можно было купить и продать, я точно знал, что мужчина должен решать проблемы без помощи адвокатов. И что в вопросах чести дуэль — эффективнее жалобы в соответствующие органы. Поэтому, здесь и сейчас, нападение рыцарей на деревню я ощущал как личное оскорбление.

— Сколько их там, Лис?

— Четыре безземельных рыцаря с оруженосцами и шестеро польских шляхтичей с джурами.[63]

— Угу…

Если я правильно помню из книг, которые листал на дежурстве в музее, у каждого рыцаря было не меньше пяти оруженосцев, да и шляхтичи не путешествовали без прислуги. Надо ж кому-то за панскими лошадьми глядеть, еду господам приготовить, оружие почистить. Да и вообще. А это значит, что мне предстоит иметь дело с четырьмя тяжеловооруженными рыцарями, примерно — десятком всадников в среднем доспехе (бехтерце или кольчугах) и еще двумя десятками легкой конницы или пехоты. В общем, как минимум полусотня бойцов, половина из которых не просто воюет всю жизнь, а кормится ратным трудом.

— А у нас сколько воинов?

Фридрих переступил с ноги на ногу, как застоялый конь, зачем-то снял с головы берет, помял его в руках, а потом снова водрузил на голову.

— Если по правде, Степан, то у нас их нет совсем… пока.

В этой вымученной капитаном фразе мне понравилось три момента. Во-первых, Рыжий Лис назвал меня по имени, чем подчеркнул, что считает всех сидящих в этой комнате моими и своими друзьями. Во-вторых, он сказал «у нас их нет», а не «у вас», объявляя тем самым свою верность моей светлости! И в-третьих — все завершилось многозначительным «пока».

— Это почему? — первым отреагировал Носач. — А мои люди?! Ты что, не считаешь их воинами?

— Считаю… — спокойно ответил Фридрих. — Только это не твои люди, сотник, а добровольцы, которых наняли для освобождения белозерского купца. Так или иначе, а свое дело они уже сделали. И не мне тебе напоминать, что Западная Гать лишь потому остается до сих пор вольным городом, что не принимает ничьей стороны. Как думаешь, понравится старосте то, что ты собираешься подбить горожан напасть на рыцарей?

Похоже, слова Лиса не расходились с правдой, потому что Носач не стал возражать капитану наемников, а только задумчиво покивал.

— Ну а твоя компания?

— С наемниками дело обстоит примерно так же, — пожал плечами Лис. — Прежний контракт закончился, а нового еще не подписывали. По приказу покойного хозяина замка, за последний месяц я завербовал почти сорок человек, но бойцами их назвать нельзя. На стену поставить можно, а в поле… Побегут. Как только увидят рыцарские копья — побегут, хоть всем подряд головы руби. Положиться могу только на два десятка ветеранов, с которыми сам пришел наниматься в отряд фон Шварцрегена. Эти за мною и без контракта пойдут, куда придется. Мы больше пяти лет вместе…

— А замковая стража?

— Да, тут есть дюжины полторы опытных бойцов, с которыми можно встретить любого врага. Но…

— Опять? — теперь уже не выдержал Круглей.

— Конечно… — У Фридриха сделалось такое лицо, словно он объяснял самые простые вещи безнадежным тупицам. — Дня не минуло, как в замке сменился хозяин. Люди не знают, чего ожидать от нового барона? Каким он будет? Оставаться или уходить вслед за друзьями покойного от греха подальше, пока их всех в бунтовщики не зачислили?.. А вы хотите вот так просто — взять и повести их в бой? И не на разбойников лесных, а на благородных господ, которые только вчера гостили здесь. Распоряжались всем, кутили… Нет, если бы враг осадил замок, они встали бы на его защиту…

— Понял тебя, Лис, — я указал на кресло у стола. — Ты присаживайся, чего завис? В ногах правды нет. Будем думать…

— Присесть капитан может, — кивнул Круглей, подтягивая к себе жбан с пивом. — Только ненадолго. Думать они собрались… О-хо-хо, всему вас учить надо. Завтра, как возвернетесь, додумаете, чего не успели. Или ты, Степан, считаешь — тебя там ждать будут?

— Но ты же все слышал.

— Конечно, — кивнул купец, наливая. — Только у меня подсчет иной.

— Ну-ка, ну-ка… — заинтересованно повернулся к нему Носач. — Поведай, уважаемый гость, ратным людям, чего они в своем деле не понимают, а купцу — ясно как божий день.

— У Лиса — два десятка ветеранов, готовых выступить хоть сейчас, верно?

— Если в цене сойдемся.

— Сойдемся. Сам ее и назначишь, только не переусердствуй. Один раз сойдет, но потом… — Круглей не договорил, всем все было и так понятно. Потерять доверие проще простого, а вернуть себе доброе имя, бывает, и до конца жизни не удается. — А после того, как твои кнехты узнают о ней, как думаешь: еще желающие появятся?

— Отбоя не будет. Только я уже говорил…

— Что, все криворукие неумехи и совсем не найдется бойцов, которых можно с собой взять?

— Десяток, не больше.

— Вот, — потер руки Круглей. — Итак, ландскнехтов в нашем войске стало тридцать. Теперь перейдем к добровольцам Носача… Фридрих верно заметил, город никогда не вмешивался в противостояние князей и ордена, но в данном случае мы имеем дело с обычным разбойным нападением на мирную деревню. А еще, я не проверял, но уверен, эти друзья покойного барона впопыхах прихватили часть моих товаров. И каждый, кто вернет мне украденное — получит дополнительное вознаграждение. Носач, старина, ты берешься донести эту мою просьбу «добровольцам»?

— Уже иду! — бывший десятник и начинающий сотник проворно вскочил из-за стола, широко улыбаясь. — Ну ты даешь, купец!

— Возьми с собою Озара. Он подтвердит, если надо. И это… как думаешь? Скольких ополченцев мы еще получим из твоей полусотни?

— Не меньше половины!

— Угу. Значит, общая численность баронской дружины уже перевалила за полста.

Я только головой покрутил.

— Теперь стража… — Круглей поскреб в затылке. — Тут, Степан, твоя очередь слово людям сказать. Уверен, покойный барон их не из заморских стран привез, а здесь набирал. Значит, и в той деревушке… кстати, у нее есть какое-то названий?

— Чистая Поляна, — ответил Лис.

— Красиво. Так вот — у стражников в деревне может быть родня. Но, даже если и нет таких, то в других деревнях точно родственники найдутся. Вот и объясни людям, что ты будешь всех своих подданных защищать так же, как сейчас не бросаешь на разграбление Чистую Поляну.

— А это еще около двух десятков бойцов, — кивнул я, буквально оживая. — С такой ратью уже можно потягаться с рыцарями. Спасибо.

— Не стоит, — отмахнулся Круглей. — Стариковское дело судить да рядить, а молодых — сражаться. Вот и займемся каждый своим… Вы — дайте разбойникам так, чтоб в другой раз никому не повадно было. Поэтому всех не убивайте — если побегут… Пусть разносят вести. Ну а мы с Кузьмой — поглядим, где и чего тут покойный барон припрятал… И не гляди на меня волком, малой, — купец наградил Кузьму легким подзатыльником. — Мечом размахивать каждый ду… — Круглей остановился на полуслове, — в общем, многие умеют, а писать и считать — наука куда тяжелее. Так что ты их сиятельству тут гораздо более важную службу сослужишь, чем на ратном поле…

Глава десятая

Поглядывая издали на притихшую в предрассветной мгле деревеньку, я раздумывал о безумстве и бессмысленной жестокости человека. Зачем нам нужна и откуда взялась эта всепоглощающая ненависть к тем, кто хоть чем-то не похож на тебя?

Вот же — прямо передо мною — удивительно благостное место, очень точно соответствующее названию… Лучше и не скажешь, глядя на светло-желтые стволы осин, что вперемежку с березами веселой рощей обступили деревню, взяв с трех сторон в еще не замкнутый хороводный круг, десятка полтора изб и столько же иных, разнокалиберных хозяйственных построек. Чистая Поляна!.. Живи и радуйся, так нет же… Тишина такая, что жуть пробирает. Не бывает в деревне такой тишины. Даже когда ночь на дворе и все спят. Если только не уснули навеки…

— Где прикажете становиться, господин барон? — Капитан наемников стоял рядом, держа на изгибе локтя свой шлем, словно офицер фуражку.

— Что? — я не сразу переключился с возвышенных размышлений на земное восприятие.

— Решать вам, — Лис неправильно истолковал мое восклицание, — но если позволите, я бы посоветовал встать в линию на берегу речушки. Вон там… Когда рыцари прорвут наш строй, они не успеют сдержать коней. Я хорошо знаю эту местность. Легкой коннице — преодолеть речку не составит труда, но тяжелые рыцарские кони обязательно увязнут в иле… Да и берег не так полог, как кажется. И еще…

Я не перебивал, и капитан продолжил:

— Ваше сиятельство, не посылайте герольда к противнику с вызовом прежде, чем я расставлю всех по местам. Наши бойцы еще никогда не сражались вместе, многие вообще не понимают значения правильного строя… На все это нужно время. А там как раз и рассветет. К тому же — солнце у нас за спиной окажется…

— Лис, ты о чем вообще? — до меня начало доходить. — Тебя в детстве головой на пол не роняли? Какое построение? Какой, нафиг, герольд?

— Согласно рыцарскому кодексу…

— Угомонись, дружище. Ты где рыцаря увидел? — я демонстративно оглянулся, потом ткнул себя кулаком в грудь. — Я — дикий и беспощадный варвар! Не веришь — спроси у Озара, он умеет истории о людоедах рассказывать. И я не собираюсь расшаркиваться с татями, убивающими ни в чем не повинных мирных крестьян. Это понятно?

Фридрих умолк на полуслове и вытаращился на меня с видом рыбака, рассчитывающего выудить пару карасей на постную уху и неожиданно для себя вытащившего здоровенного судака с жирным угрем во рту.

— Сколько в деревне изб? — я продолжил прессинг, не давая Лису опомниться.

— Десять и три…

— Угу. А у нас семьдесят четыре бойца, вместе с нами. Это будет… Минус три… По пять воинов на каждую избу. И шесть в резерве.

Слушающий мои подсчеты дядька Озар только хмыкнул и головой покрутил. Да, опять я забылся. Варвар-математик, блин. Народ тут все еще пальцами пользуется, а я — таблицей Пифагора.

— Значит, так. Фридрих, раздели бойцов на пятерки и укажи каждой группе избу. Укажи сам, чтоб не толпились.

— Порубим спящих? — мне показалось, или в голосе капитана прозвучало одобрение моим подлым замыслам.

— Нет. В избы не врываться. Подпереть снаружи дверь и заложить окна. Потом — проверить амбар, хлев, сеновал… Мало ли. Вдруг какому-то оруженосцу в избе душно стало?

— Или не дошел до избы… — хмыкнул Лис. — А потом?

— Приготовить факелы и ждать меня. Только тихо. Никакого преждевременного шума. Повторяю: ждать меня! Так и объясни бойцам: та пятерка, в чьем доме мародеры проснутся раньше, чем я их сам разбужу — получат половину вознаграждения и не будут считаться при разделе добычи.

— Сурово, но справедливо, — капитан кивнул и устремился к толпящемуся неподалеку отряду.

— А ты, дядька Озар, — бери оставшуюся шестерку, садитесь на лошадей и глядите в оба. Ваша задача — перехватить тех, кто все-таки сумеет выскочить и к лесу бросится. Сбивайте лошадьми, рубите, вяжите — в общем, как хотите, но чтоб ни один не ушел. А заодно присматривайте, чтобы врагам помощь не подоспела. Я не слышу лошадей, а это значит, табун выгнали на выпас.

— Конечно, как водится.

— Да. Но мы не знаем, сколько людей отрядили с лошадьми? Троих?.. Десяток?.. Как они вооружены? Насколько окажутся смелыми и преданными своим господам?

— Разумно, — старшой охранников обоза кивнул и уже шагнул в сторону, но потом остановился. — Скажи, Степан, ты их сжечь хочешь?

— Я что, зверь? — надеюсь, удивления и искренности в моем голосе было достаточно, чтобы поверить. — Припугнем только. А там — поглядим. И потом — дядька Озар, не забывай — это моя деревня. С какой стати я стану собственное имущество портить?..

— Тоже верно…

Провожая взглядом спину пожилого обозника, я быстро провел внутренний осмотр и удовлетворенно отметил, что моя совесть не возмущена столь откровенным и циничным пренебрежением рыцарским кодексом. Более того, я явно ощущал себя мудрым и дальновидным командиром, который еще и отец солдатам. Ибо собирался победить, хоть и на своей земле, но точно малой кровью.

Более опытный капитан ландскнехтов поставленную задачу перекроил по-своему, соответственно боевым умениям каждого отдельно взятого ратника. К избам он отправил компанейцев, поручив стражникам осматривать хозяйственные постройки. А дюжину добровольцев Носача передал под руку Озару.

Дальнейшее происходило в полнейшей тишине…

Ландскнехты совершенно бесшумно и ловко подперли двери в каждую избу, а сами с оружием наготове встали возле окон. Озар по широкой дуге, чтоб не потревожить никого конским топотом, увел свой отряд на западную околицу. Стражники, разделившись на несколько групп, не менее быстро и сноровисто, что и не удивительно для крестьянских сыновей, осматривали нежилые строения.

В общем — все шло по плану, а я в очередной раз поймал себя на мысли, что не ощущаю эффекта собственного присутствия, а гляжу на все это, как на панорамное кино. Кстати, может, потому и не срабатывает механизм сбрасывания личины, наложенной на меня лесной колдуньей? Благодаря чему я все еще имею возможность пребывать в обличье человека, а не Людоеда. Ну, оно и к лучшему. С трудом представляю себя в шкуре великана и баронской короне одновременно. Разные роли, как ни крути…

— Ваше сиятельство!.. — Глаза молодого стражника казались черными дырами на фоне бледного лица. — Ваше сиятельство!..

— Что случилось?

— Там… Вам надо самим…

Он постоянно озирался и тыкал рукой себе за спину, в направлении одного из амбаров, возле которого, вопреки всем приказаниям, скапливались остальные стражники. Они еще соблюдали тишину, но с каждым мгновением становилось все более ясно, что это — то самое затишье, после которого разразится буря. Туда уже бежал Фридрих, и я едва не взмолился, чтобы капитан успел вовремя.

Фридрих успел.

Он влетел в толпу стражников, словно шар между расставленных кеглей. И те, причем совершенно бесшумно, прыснули во все стороны, сразу же вспомнив о полученном приказе. То ли воины слишком хорошо знали характер и тяжелую руку капитана ландскнехтов, то ли — что-то такое было в его лице, но так или иначе дисциплина была восстановлена, что называется — мгновенно.

Капитан походя отвесил пинка молодому стражнику, которого вдруг обильно вытошнило. Наградил затрещиной недостаточно ловкого ветерана, не сумевшего вовремя увернуться. Потом пригрозил еще одному из наиболее впечатлительных бойцов кулаком, и тому сразу полегчало. Во всяком случае, икать парень перестал.

Рыжий Лис распоряжался молча, одними жестами, но понимали его все, и уже через минуту у злосчастного амбара не осталось ни одного человека.

Капитан тоже мельком заглянул в открытую дверь, после чего развернулся и поспешил мне навстречу.

— Что там такое, Фридрих?

— Да так, ваше сиятельство, ничего особенного… — капитан наемников встал у меня на пути, как не собравший дневной план гаишник при виде пьяного за рулем. — Трупы.

Я попытался его обойти, но Лис даже и не подумал посторониться.

— Ты чего?

— Ваше сиятельство, господин барон, не стоит вам на это смотреть…

Рыжий Лис шагнул еще ближе, почти грудь в грудь.

— Не понял? — я ткнул Фридриха пальцем в кирасу. — Ты что, думаешь, я вида крови испугаюсь? Блевать начну?

— Нет, Степан… — Лис перешел на доверительный тон. — Я иного опасаюсь. Твоей ярости! Командир, ты все так хорошо придумал, по уму… И сам же все испортить можешь. Давай мы сперва дело сделаем, а потом — об всем ином позаботимся?

Фридрих смотрел мне прямо в глаза, и была в его взгляде если не отцовская забота, то дружеское участие наверняка. М-да, что же там такое они все увидели. Нет, я примерно догадываюсь, не с Луны свалился, но все же… Какую такую жуть надо сотворить, чтоб даже ветеранов проняло?

— Хорошо, займемся делом.

Я развернулся и быстрым шагом направился к крайней избе. Она для моего плана стояла наиболее удачно — на краю деревни, отделенная от следующей избы своими и соседскими хозяйственными постройками. Фридрих — следом.

Группа из двоих ландскнехтов и пары стражников ждала у двери и возле единственного окна, достаточно большого, чтоб в него протиснулся взрослый человек. Выбраться через отдушину в тыльной стене стоило бы немалых усилий даже коту.

— Факел… — я протянул руку.

Стражники быстро соорудили мне какое-то подобие требуемого факела из намотанного на палку ссученного из пучка соломы шнура, добыли огнивом огонь и подожгли его. Сама солома горит как порох, а это приспособление неспешно тлело и не торопилось разгораться. Зато дымило изрядно. Лучше и не придумаешь…

Я поднес факел к щели в оконной раме и стал ждать, пока запах дыма почувствуют мародеры, спящие в избе. Кубатура там не слишком большая, «хрущевки» и те хоромами покажутся, так что долго ждать не пришлось…

— Что такое? Кажись, дымом тянет… — громко произнес чей-то озабоченный голос, потом закашлялся и чуть встревоженно спросил: — Горим, что ли?

Что-то громыхнуло, как будто упал перевернутый табурет или скамья. Потом заскрипели, отворяясь, ставни, и наружу высунулась кудлатая голова.

Ничего не понимая спросонья, а может, и с похмелья, парень сперва вытаращился на меня, а после — на дымящий факел.

— Ты кто?

— Смерть ваша… или жизнь. Как выберете сами.

— Да кто ты такой, черт тебя подери?

Парня явно заклинило. Надо лечить… Я шагнул вперед и ткнул ему в лицо факелом. Тот отпрянул внутрь и довольно громко позвал кого-то:

— Седой! Проснись! Скорее! Там какой-то рыцарь огнем размахивает и сжечь нас хочет.

— Отстань, придурок. Какой еще рыцарь? Упился с вечера, теперь чудишь. Говорил тебе, не налегай на брагу…

— Эй, Седой! — третий голос принадлежал мужчине постарше. — Чекан не дурит. Дымком-то попахивает. Неужто не чувствуешь?

— Да… Теперь чувствую…

В избе опять что-то загромыхало, и дверь пошатнулась от крепкого пинка, но подпора из цельной оглобли выдержала. Вторая попытка закончилась с прежним результатом.

— Нас заперли!

— Кому там нечем заняться? Вот скажу своему господину… — новая голова показалась в окне. Она тоже, вопреки ожиданию, принадлежала довольно молодому парню. Правда, с седой прядью в темных волосах, остриженных «под горшок». — Ты кто такой?

Потом парень заметил Фридриха и, кажется, начал что-то понимать. Во взгляде его появилась тоска, и он беспокойно зашнырял по сторонам.

— Сколько вас? — я спрашивал нарочито небрежно, максимально изображая скуку.

— Шестеро…

— У вас есть пара минут, чтоб по одному выставить в окно руки. Всех, кто даст себя связать, мои люди вытащат наружу. Кто останется — сгорит вместе с избой. Объясни это всем, а чтобы вам быстрее думалось, вот… — я опять ткнул факелом в сторону окна, а когда Седой отпрянул, забросил огонь внутрь.

Голоса внутри избы забубнили достаточно громко, но совершенно неразборчиво.

— Я устал ждать… — мне даже голос напрягать не пришлось, все же стоял у самого окна. — Второй факел!

— Эй-эй! Не надо поджигать… — Седой опять высунулся наружу. — Жизнь сохранить обещаете?

— Да.

— Я вас не знаю. Поклянитесь?

— Ну ты, вылупок! — Фридрих возмутился таким неуважением к моему сиятельству. — Я тебя…

— Брось, Лис. Сам же говорил: сперва дело. Его знаешь? — я указал мародеру на капитана наемников.

— Знаю.

— Его слова будет достаточно?

— Вполне.

— Фридрих, сделай одолжение…

— Как прикажете, ваше сиятельство.

— Сиятельство? — ошарашенно пробормотал Седой, мотнул головой и поспешно выставил руки. — Вяжите. Всецело отдаю себя вашей воле.

Работая в автономном режиме, мы с Лисом примерно за час зачистили еще семь изб, вытащив из них на свет божий в общей численности тридцать восемь мародеров. Всех пленных, сопровождая пинками и зуботычинами, стражники сводили на выгон и передавали в руки добровольцев Озара, который в этом походе заменял Носача. Своего нового сотника, как он ни порывался вместе с нами, я, по совету все того же Круглея, оставил в замке. На всякий случай…

Пленников связывали попарно и… затыкали рты. Последнее проделывали скорее из дотошности, чем по надобности. Имея тот перевес сил, что у нас образовался, можно было дальше особенно и не беречься. Мародеров в еще не проверенных избах оставалось не больше полутора-двух десятков, а у нас — никто даже руку не оцарапал. Да и надоела мне эта возня.

Трудно объяснить, но с восходом солнца что-то неуловимо изменилось. И если в предрассветном полумраке наши действия были вполне уместны и разумны, то теперь, перед ликом бестрепетно взирающего на землю небесного светила, все виделось иначе. Больше не было убежденности в том, что поступки мои правильные и угодны тем силам, которые человек только ощущает иногда душой, но умом постичь не в состоянии.

— Ну что, Лис? — не снижая голоса, я позвал капитана наемников. — Может, хватить играться? Пора господ рыцарей будить?

— Зачем?

Похоже, Фридрих, в отличие от меня, не маялся никакими угрызениями совести и искренне не понимал: зачем что-то менять, когда все и так отлично?

— Хочу посмотреть им в глаза.

— Так мы никому глаза не завязываем… — капитан наверняка пожал плечами, только под кирасой это было незаметно.

— Ты не понял. Тошно мне. Надоело этих героев, как баранов из кошары, вытаскивать. Хочу, чтоб хоть один за оружие схватился…

— Вот ты о чем, — Фридрих кивнул. — Понимаю. Мне всего двадцать было, когда впервые с компанией в разграблении захваченного города участвовал. Потом неделю, если не больше, на каждом привале ручей искал. Все никак отмыть руки не мог. Ваше сиятельство, а если б мы с вами волков затравили, вы бы тоже хотели с вожаком сразиться?

— Сравнил — зверей и людей…

— А-а-а, — хмыкнул капитан. — Тут ты прав, Степан. Волки заслуживают большего уважения. Не понимаешь? Ну тогда пошли. Думаю, уже можно. А вы продолжайте, парни! — он махнул своим ветеранам. — Не маленькие, справитесь…

Я сразу догадался, куда Лис меня тащит. Как и догадывался, что увижу в том амбаре…

Нижайший поклон режиссерам Голливуда. Только благодаря их «творчеству» я не сомлел и не выблевал собственные кишки. Фридрих был прав — звери гораздо лучше.

— Поджигай все!..

— Тихо, тихо… — Рыжий Лис крепко обнял меня. — Не торопись. Сперва всех повяжем, а после отделим агнцев от козлищ. И воздадим каждому по деяниям его, прости Господи… — Я впервые увидел, как Фридрих перекрестился. Как и положено католику — слева направо. — Я помню, ты велел прощать врагов своих. И мы за всех них помолимся и всех простим… потом.

Пока мы согласовывали свои деяния с так некстати проснувшейся совестью, ландскнехты выманили мародеров еще из трех домов. Оставались только два пятистенка в самом центре деревни.

— Как зовут главного среди рыцарей? — я остановил пленника из последней партии.

— Шевалье Ротенброт.

— В какой избе он спит?

— Вон в той… — пленник кивнул в сторону левого пятистенка.

— А остальные рыцари где?

— Вместе с ними.

— А шляхтичи?

— В соседнем доме… Ваше сиятельство, помилуйте… — пленник попытался упасть на колени, но стражники крепко держали его за руки. — Я никого не убивал… Я же поляк. Мы хотели помешать, но германцев больше. Не справиться…

— Не скули, — один из стражников ткнул пленника кулаком под ребро. — Хоть умри достойно.

— Нет! Не убивайте! Девой Марией клянусь! Наши господа даже перессорились. Вы сами у них спросите. Это все германцы… Они как звери от крови взбесились.

— Разберемся… — я подал знак, и пленника увели к остальным.

— Похоже, не врет… — задумчиво произнес Лис.

— Думаешь?

— Да. Готов его словам поверить. Видишь ли, Степан, я больше года знал ляхов. Не скажу, что они пример доблести и благородства — шельмы еще те, и по отдельности, и все вместе, но все же воины, а не палачи. Запытать пленного до смерти не побрезгуют, и говорить не о чем. Но детей в куски рубить — это вряд ли. Характер не тот. Смахнуть голову-другую саблей под горячую руку — запросто, а хладнокровно издеваться — нет, не смогут.

— Посмотрим…

Я остановился примерно на равном расстоянии от обоих пятистенков и громко крикнул:

— Шевалье Ротенброт! Слышишь меня?!

Несколько минут никто не отвечал. Потом кто-то попытался открыть дверь избы, а еще минутой позже из окна показался арбалет.

Я и моргнуть не успел, как откуда-то из-за спины выскочили два ландскнехта и прикрыли меня щитами. Арбалет поводил жалом из стороны в сторону и исчез.

— Ты кто такой? — поинтересовались из дома.

— Наследник покойного фон Шварцрегена.

— И что тебе надо… наследник?

— Вы разорили мою деревню и убили моих людей.

— Да ладно… Ленивые смерды… Новые придут. Назначь цену. Мы заплатим.

— И во что же вы цените одну жизнь? — мой голос начинал вибрировать, а во рту появился привкус крови.

— По справедливости. Пятак за мужика, три гроша за бабу. Считайте сами. Торговаться не станем.

— А дети?

Из дома долетел веселый гогот.

— Шутишь? Кто же за щенков платит? Да половина из них сдохнет раньше, чем до столешницы дорастет. Ладно… Один талер сверху всей суммы, чтоб не ссориться с новым соседом по пустякам.

— Мы подумаем!

Я повернулся ко второму пятистенку, где должны были находиться шляхтичи.

— Пан Лешек!

— Чего тебе?

— Выйди, поговорить надо.

— Так заперто…

Я подал знак ландскнехтам, что караулили у дверей. Они меня поняли и убрали кол, подпирающий створку.

— Уже не заперто. Выходи.

Глава одиннадцатая

Шляхтич показался на пороге избы почти сразу. С непокрытой головой, без кафтана, в одной рубашке, но подпоясанный саблей. Пан Лешек был смур, лицом темен, но глядел мне в глаза прямо, взглядом не рыскал.

— Говорят, вы не хотели убивать крестьян.

— Правду говорят…

— А что ж не заступились?

— Германцев втрое супротив нашего… Все пьяные, ни о каком рыцарстве никто и не вспомнил бы. Покрошили бы вместе с селянами, — он пожал плечами. — Да и холопы чужие… Чего на рожон зря лезть? Но что не по пути нам, тоже поняли. Сегодня уйти хотели… Вызвать рыцарей на поединок… а потом — уйти.

— На поединок? Зачем?

— Мы не слуги, чтоб приказам подчиняться. Вчера они об этом забыли, а мы — нет. Оскорбление нельзя прощать.

— А почему не сразу ответа потребовали? — поинтересовался Фридрих.

— Мы все перепились, — хмуро ответил шляхтич. — А в пьяной драке чести нет.

— Лешек! — изумился капитан ландскнехтов. — От тебя ли я это слышу?

— Ты не поверишь, Лис, — шляхтич потрогал рукой скулу. — Некоторые умеют делать выводы. Может, поздновато. Но лучше так, чем посмертно.

— Разумно… — Этот рыжеусый шляхтич нравился мне все больше. Наверно потому, что мы с ним свои отношения выяснили еще на пиру в Западной Гати и не затаили злобы. — А как сейчас? Не пропало желание?

Лешек какое-то время непонимающе смотрел на меня, а когда сообразил — ухмыльнулся и отвесил легкий поклон.

— Буду весьма обязан… И мои товарищи тоже. Можете не сомневаться.

— Хорошо. Зови остальных, а мы с Фридрихом спросим, что по этому поводу думает шевалье Ротенброт.

— Я все слышал!

Кто бы сомневался. Иначе зачем бы я подводил пана Лешка так близко к окну.

— Открывайте двери, псы! Мы выходим!

— Зря ты так, — Фридрих сверкнул глазами. — Теперь ты еще и мне должен.

— Я не привык ходить в должниках, наемник! — рыцарь показался на крыльце избы. Молодой парень, лет двадцати пяти, широкоплечий, крепкий, но с очень неприятным лицом. Я не художник и не умею описывать, но о таких типах говорят, что его физиономия сама кулак ищет. — Как только покончим с трусливыми ляхами, подходи. Кроме меча у меня еще и нагайка имеется. Только не скули слишком громко…

— У нас тоже они есть, ты, наглый дойче швайнегунд, — из соседней избы уже выходили поляки. — И чтоб нам всем подохнуть, если не насадим на вертела пару чересчур визгливых хряков.

— Что?

— А ну тихо все! — спасибо родителям, голосом они меня не обделили. — Арбалетчики и лучники! Взять всех на прицел! И если кто из этих господ посмеет без моего разрешения даже бзднуть громко — стрелять на поражение!

— Да как… — немцы никогда не отличались сообразительностью.

— Молчать! — я уже орал во всю глотку, пожарная сирена отдыхает. — Это приказ! Вы все мои пленники, которых я поймал на мародерстве в своих землях! Если захочу — казню немедленно. И знаете как? Запру в том амбаре, где ваши жертвы лежат, и сожгу заживо! Чтоб душам невинно убиенных младенцев и баб на том свете легче стало. Ну?! Кто-то еще вякнет хоть слово?! Давайте!.. Испытайте судьбу!

Проняло. Рыцари буравили меня взглядами, но молчали. Поляки смотрели себе под ноги и тоже соблюдали тишину.

— Так-то лучше… Я даю всем вам шанс умереть достойно, или… Об этом после. Итак — у кого какие будут условия по поединку? Интересуюсь, поскольку у вас разная численность и вооружение.

Те переглянулись, посмотрели на наведенные на них луки и арбалеты и промолчали.

— Ах да… Теперь можете говорить.

Первым, естественно, отозвался шевалье Ротенброт.

— У нас нет условий. Можете нападать вместе с ними, если пожелаете.

Ну да. Петух, да и только. Красуешься тут в полных латах, только шлем на голову осталось напялить, и считаешь себя круче вареных яиц. Это ты зря, парень. Забыл, что гордыня один из самых тяжких грехов. А мог для уравнения числа пару оруженосцев взять, они же, небось, не только для парада… Теперь не обессудь. Слово не воробей…

— Мы готовы сразиться с ними по жребию… — теперь гонор взыграл в шляхетских головах.

Ищите дурака в другом месте. Так я и выпустил вас один на один с сабелькой да в юшмане супротив ходячего бронетранспортера. И в результате опять победит не справедливость, как я ее понимаю, а — грубая сила правды жизни. Ну уж нет! Баба Яга против! Такой поворот в мои планы не входит.

— Это неправильно… — Делаю морду кирпичом. — Оскорбление нанесено всем, так почему одни смогут получить удовлетворение, а другие только утрутся? Сражайтесь все… И тем оружием, которое при вас. А Господь сам выберет достойных жить или умереть. В общем, площадь ваша — как будете готовы, так и начинайте. Кто выживет — отпущу. Того, кто побежит — добьют мои люди. Я все сказал…

Возможно, кто-то из рыцарей имел особое мнение, но высказывать его мне в спину смысла не имело никакого. А терять время, отдавая инициативу противнику, который, используя свою подвижность, немедленно бросился в атаку — еще глупее. Поэтому я и десяти шагов отойти не успел, как сзади послышались звонкие и глухие звуки ударов оружия об оружие, щиты и доспехи…

— Да, Степан, умеешь ты удивить… — Рыжий Лис нагнал меня и пристроился с левого боку. Не вровень, но так чтобы можно было разговаривать, не поворачивая головы.

— И чем же?

Настроения для беседы не самое подходящее, но все-таки лучше, чем в очередной раз возмущаться, мол: «Дурят нашего брата. Ох, дурят! Внутри у средневекового рыцаря наши опилки». В книгах и фильмах все такое яркое, красивое, благородное, романтическое — а сунулся в него, получите грязь, кровь и навоз… Да еще в таких количествах, что никакими фиалками не занюхать…

— Я думал, что уже немного изучил твой характер… И считал, что как только ты увидишь трупы крестьян, то лично порубишь всех в капусту, или — велишь повесить… А ты вон как все повернул.

— Ну, тут все просто… — я с важностью отмахнулся. — Они разбойники и не достойны скрестить со мной оружие. А казнить всех без разговоров — значит опуститься до их уровня. Самому записаться в убийцы или палачи…

— Угу… — капитан хмыкнул как-то очень неопределенно.

— Осуждаешь?

— Нет, Степан… — Лис немного помолчал. — Я тебе не мешаю?

— Говори…

— Я родился и вырос в селе, принадлежащем виконту Флахбергу. Сам виконт наезжал в свое имение два раза в год — на Рождество и день святого Августина, именины его отца. А старый граф жил в замке постоянно. Он еще до моего рождения в какой-то битве обезножел. Так вот, чтобы старому господину не было скучно, к нему каждый день приводили сельскую детвору, слушать его рассказы. За это нас кормили обедом, а иногда и пару пфеннигов давали. Большую часть времени старик бормотал какую-то несуразицу, в которой и одного слова нельзя было разобрать, но иногда его словно подменяли, и он часами четко повторял одну и ту же фразу. Тогда я мало понимал, но запомнил.

— Что-то я, Фридрих, тоже не понимаю, к чему ты клонишь?

— Однажды он полдня повторял такие слова… — Лис помолчал секунду, наверное, хотел отделить паузой свои слова от цитаты. — Враги есть у каждого человека. Храбрец воюет сразу со всеми. Умный — уничтожает врагов по одному. И только мудрец сумеет насладиться их поединком.

— Красиво сформулировано.

Хоть в Трактат Учителя Суня записывай. Фома оценил бы…

— Степан… Ваше сиятельство! — голос капитана наемников мне нравился все меньше. Обычно такие обертоны появляются только в минуты величайшего напряжения. Когда ребром стоит вопрос о жизни и смерти… или о любви. Черт, неужто пырнет ножом в спину?

— Я воюю уже больше десяти лет. Сменил множество нанимателей в шести странах, но только сегодня по-настоящему понял и оценил слова старого графа. Вы победили равного по силе врага, не пролив ни капли крови своих воинов. Клянусь, для меня великая честь служить вам! Ваше сиятельство, господин барон!.. — Фридрих выхватил из ножен свой кошкодер и бухнулся на колено. — Вы примете мою присягу?

«Фу ты… Так и заикой человека сделать недолго!»

— Лис, — я сперва вытер пот с чела, а потом поднял капитана с земли. — Я не могу этого сделать… — и торопливо продолжил: — Ведь мы с тобой друзья! А дружба не нуждается в клятвах и присягах. Верно?

— Да. — В глазах Рыжего Лиса, как в калейдоскопе, менялись местами недоверие и радость.

— Ну вот. Так что прекратим эти нежности, а то воркуем, как пара голубей… и пошли обратно. Кажется, там уже все закончилось.

Фридрих переключался не так быстро. Какое-то время он еще хлопал белесыми ресницами, усиленно сопоставляя полученную информацию с вшитыми шаблонами, и только потом сунул меч в ножны.

— Спасибо…

— Сочтемся…

— Господин ба…

— Степан. Ты обещал.

— Да, ваше сиятельство. Прости… те… — Лис окончательно запутался, и я дал себе слово больше не поправлять друзей в разговоре. Меня не убудет, а если им так привычнее, пусть себе тешатся… — Степан, можно еще один вопрос задать? Почему бы тебе не бросить Шварцреген, не взять мою компанию и не двинуться куда-то дальше? Ведь если ты хоть изредка станешь проделывать такие штуки, как сегодня, от ландскнехтов отбоя не будет, и компания меньше чем за год вырастет в настоящую армию.

— И?

— Не понимаешь? Ты сможешь завоевать себе любой город или богатый замок.

— Ага, — я едва удержался, чтоб не засмеяться. Похоже, пришла моя очередь вспоминать детство и чужую мудрость. — Теперь ты послушай мою историю… Однажды через село проходил купеческий обоз, и купец обратил внимание на человека, лежащего в саду под грушей. Все крестьяне трудились, а этот жевал грушу и глядел в небо. «Ты почему ничего не делаешь?» — спросил лежебоку купец. «А зачем?» — вопросом на вопрос ответил тот. «Ну как? Ты, например, мог бы собрать груши и отвезти их на базар». — «Зачем?» — «Продал бы их, деньги получил». — «Зачем?» — упорствовал лентяй. «На вырученные деньги купишь то, что нужно твоим односельчанам. Продашь им и заработаешь еще больше. Потом — еще и еще… Понимаешь?» — «Нет…» — «Вот болван! — потерял терпение купец. — Станешь богатым человеком. Сможешь целыми днями лежать себе в саду и ничего не делать!» — «Так я и без этого ничего не делаю…»

Я помолчал, глядя на Фридриха.

— Понял смысл?

— Не совсем…

— Ты жалеешь о том, что я не могу бросить свой замок, чтоб отправиться на завоевание другого замка.

— Да разве это замок?!

— Согласен, до шедевров фортификационного зодчества Шварцрегену… кстати, если замок мой — надо его переименовать как-то веселее. В Звенигород или Счастливцево… — я остановился, возвращая утерянную нить размышления. — Так вот, дружище Лис. Какой бы расчудесный город или замок мы с тобой ни взяли на меч, для жителей тех мест мы навсегда останемся завоевателями, чужаками. А здесь — мы уже свои. И если не станем дурить — эта связь только окрепнет. Теперь ответь: какая крепость самая неуязвимая?

— Где стены неприступные?

— Нет, Лис. Самая неприступная крепость та, защищать которую будут не только воины, но и каждый житель. От мала до велика… И все, хватит об этом. Пошли обратно. Слышишь — наши гладиаторы окончательно затихли. Значит, пора подводить и оглашать итог.

Судя по представшей картине, поединок «Польша — Германия» с разгромным счетом «4:4» завершился сокрушительной победой поляков. Четыре рыцаря и четыре шляхтича лежали на земле, не подавая признаков жизни. Впрочем, глядя на большие темные лужи вокруг тел, было понятно, что подавать нечего. Даже если они умерли не сразу, то теперь жизнь окончательно ушла вместе с вытекшей кровью.

Уцелевшие шляхтичи отдыхали после боя, сидя прямо на телах поверженных врагов. Увидев меня, они тяжело поднялись, готовые выслушать свой приговор. Оба раненые, стояли, пошатываясь и тяжело дыша, из-за обилия крови, покрывавшей их лица и руки, трудно было понять, которая их собственная, а где чужая.

— Перевяжите, — я произнес первое, что пришло на ум.

— Уже… — несколько наемников, как будто только и ждали моего распоряжения, принялись осматривать победителей.

— Сами не могли сообразить? — я посмотрел на Фридриха.

— А чего зря ткань переводить? Никто ж не знал, как ты решишь их судьбу дальше.

— Как так? Я же при всех обещал победителям свободу.

— Степан, зачем простым воинам такие сложности? Прикажет командир убить — убьют, прикажет отпустить — отпустят. А кто кому и какое слово давал или не давал — не их ума дело.

— Удобно…

— А то. Ты оплачиваешь их мечи и не обязан ничего объяснять.

— Вам удобно… — я взглянул Фридриху в лицо. — Ответственность на том, кто приказывает. Вы же — только орудие.

— Да, — без тени обиды ответил тот. — Наемник, подписавший контракт, подобен псу, исполняющему команды. Ты пойми, Степан, в этом нет подлости или бесчестья. Как правило, ландскнехты сражаются в чужих странах, и парням попросту не понять, чем один сеньор лучше другого. Почему тот прав, а тот — сволочь и враг короны. Как безразлично крестьянину, чье поле вытоптали лошади сражающихся рыцарей, кто из них победил. Потому что осенью придет сборщик налогов и не простит долга!.. Зато, пока ты исправно платишь и никакими иными способами не нарушаешь контракта, можешь не опасаться за свою спину. Пес не укусит кормящую руку. За нарушение присяги — смерть. Кстати, так что ты на самом деле решил?

— Ты о чем?

— О ляхах, разумеется.

— Они свободны, — я начал заводиться. — Лис, не зли меня. А еще лучше — запомни навсегда: я говорю один раз и поступаю всегда так, как говорю.

— А думаешь когда? — насмешливо прищурился капитан.

— Не волнуйся, я успеваю… — Неожиданное панибратство подействовало на меня отрезвляюще. — И подумать, и посоветоваться… со знающими людьми. Вот ты чего сейчас добиваешься?

— Позволь мне с ними самому поговорить…

— Да хоть до ночи…

К тому времени шляхтичей чуток отмыли и перевязали. У одного, мне незнакомого, полосы белой ткани, заменяющей бинты, украшали голову и левую руку, а у пана Лешка — ногу. Тоже левую. Общую картину полученного ущерба дополняла шишка на лбу рыжеусого воина, а также — сломанный нос и здоровый синяк, заливший почти половину лица второго поляка.

— Довольны?

— Да… — Лешек демонстративно плюнул на труп рыцаря, лежащий у его ног.

— Если бы вы сделали это вчера… — я помолчал, давая шляхтичам додумать самим смысл моих слов. — Но тем не менее свободу вы заслужили.

— Господин барон неимоверно щедр.

Рыжеусый произнес это таким тоном, что его слова можно было расценить и как насмешку, и как искреннюю благодарность.

— Да, я такой…

Хочешь поиграть словами? А легко…

— Вас только за похищение племянницы белозерского гостя стоило бы повесить. К счастью, с девушкой ничего не случилось.

— И не могло.

— Не понял?

— Фон Шварцреген обещал нам, что и пальцем ее не тронет. Купец обманул барона в прошлом году. Отто даже в Гильдию обращался, но там не сочли его доказательства достаточными, вот он и хотел потребовать свои деньги обратно в обмен на девушку. — Похоже, Лешек верил в то, что говорил. — А иначе мы бы не стали с девицей связываться. Чай, не басурмане… Крест носим.

Второй шляхтич непроизвольно кивнул и тут же поморщился от боли.

Довод для меня был совершенно неубедительным. Поскольку ни крест, ни какое иное знамение никогда еще не мешало преступлению, если в душе запрета не было. А вот искренность обоих поляков, прямо-таки аршинными буквами прописанная на их лицах, — это совсем другой разговор.

— Верю… Фридрих, ты что-то хотел сказать?

— Да, ваша светлость. Я немного знаю этих шляхтичей. И у меня есть к ним предложение, если позволите.

— Валяй…

— Господа, в моей компании не хватает лейтенантов. Вы не желаете занять эти вакансии?

Как и я, не ожидающие подобного предложения поляки переглянулись.

— Лис, ты предлагаешь нам, людям благородного происхождения, стать ландскнехтами? — засопел второй шляхтич.

— Не просто ландскнехтами, а — офицерами компании! — как ни в чем не бывало продолжил Фридрих. — Ваше благородство от этого ничуть не пострадает, всего лишь вассальную присягу господину барону заменит контракт. Зато мои парни смогут гордиться, что ими командуют настоящие дворяне, а вам — проще будет подтвердить свое высокое происхождение, имея под началом сотню умелых бойцов. Разве не так?

— Это надо обдумать… — Лешек подергал себя за ус. — А господин барон согласен?

— В этом вопросе я полностью полагаюсь на своего капитана. Как решите, так и поступайте. Лис…

— Да, ваше сиятельство?

— Я возвращаюсь в замок, а ты проследи, чтоб тут все как надо…

— Не извольте беспокоиться. Не впервой… Мертвых похороним, добро соберем, пленников отпустим и прогоним подальше…

— Судя по количеству трупов, многим удалось убежать. Да и скотины не видно…

— Люди уже прочесывают лес.

— А лошадей рыцарских нашли?

— Да, Озар со своими бойцами еще во время поединка их поймал. Вон там… — капитан ткнул пальцем чуть вбок. — Видите?

Если честно, то я ничего не увидел, но Фридриху уже доверял, поэтому кивнул.

— Оставьте крестьянам с десяток лошадей, что попроще. И вообще, хорошо бы им охрану какую-то снарядить. Может, найдутся желающие? Кстати, если уж нам все эти земли защищать, то надо об оповещении подумать. А то, поди, узнай, когда враг в следующий раз объявится.

— Ты что-то придумал, Степан?

Мы уже отошли достаточно, чтобы Лис мог позволить себе называть меня по имени.

— В моем краю для этого оборудуют такой сигнальный костер, из снопа соломы, облитой смолой и дегтем. Если зажечь — дым такой черный, что ни с чем не спутаешь. А чтоб огонь и ночью было видно, поднимают его на столб или верхушку дерева. Понимаешь?

— Да, — кивнул капитан наемников. — Мне приходилось видеть подобное в приморских селениях. Так судам путь в гавань обозначают. Это можно сделать. И с десяток воинов выделить не сложно. Пока просто прикажу, а потом — обдумаем, как лучше — определить их на постоянное место или менять раз в месяц. Деревень у нас не одна Поляна. И если тут так, то и везде…

— Вот и думай. Я тебе еще Носача в помощь определю. Разберетесь, надеюсь. Не бином Ньютона…

Фридрих либо пропустил последние слова мимо ушей, либо не хотел демонстрировать свое невежество, ну а я не стал углубляться. Пока и в самом деле яблоком в череп не прилетело. Судьба она такая, как зеркало. Ты ей улыбнешься — она тебе тем же ответит, а будешь слишком широко лыбу тянуть — зубы покажет.

Чем отличается место, в котором ты побывал, от того — где еще не был? Да ничем. Даже если кто, уподобившись псу, метящему территорию, накарябал на заборе или стене: «Тут был я», — с расстояния это не заметно и на ландшафт не влияет. А дорога обратно все равно короче! У любого коня спросите, если не верите. Да что там лошади — я сам, хоть и отношусь к роду человеческому и существо местами разумное — готов чем угодно поклясться, что данный феномен существует и неоднократно мною проверен. Причем на любых расстояниях.

Могу даже пример наглядный привести, а жители многоэтажек соврать не дадут. Случалось, чтобы уходя из дому, кто мимо парадного проскочил? Нет. А возвращаясь домой, приходилось свой этаж промахнуть? И не раз, если задумался о чем-то. А почему? Да потому, что расстояние сократилось, а «автопилот» поправку не ввел. Такие вот парадоксы… Шутка, конечно. В которой, как всем известно, только доля шутки…

Вот и мой замок не стал исключением и возник впереди много раньше, чем я ожидал его увидеть.

Мой замок…

Забавно. Вкусное словосочетание. Никогда не думал, что когда-нибудь смогу произносить его всерьез и с полным на то правом. О квартире, машине, яхте — мечталось. Домик-теремок в красивой местности, так чтоб с одной стороны лесистое взгорье, а с другой — приятный и не очень бурный водоем, и вокруг никого — тоже порой грезилось. Но до владения собственным замком фантазия не долетала. С чего бы это? Умная потому что. Ответственности опасалась. Нутром, так сказать, чуяла, что замок — это не только три-четыре этажа оборонительных стен и прочих бастионов, а много-много людей. Разных вообще, но очень схожих в своих желаниях и требованиях — хорошо питаться, одеваться и всячески отлынивать от обязанностей.

И владелец замка — это не сибаритствующий барин, а прораб, надсмотрщик и еще много-много неприятных профессий в одном лице. Как когда-то председатель колхоза. Никто ничего делать не хочет, но если доведенный райкомом план по заготовкам сельской продукции не обеспечишь — сам пойдешь тайгу заготавливать. В общем, сутками не спи, из кожи наизнанку вывернись, но трудолюбие и рвение вверенного тебе коллектива обеспечь.

Кстати, сравнение с колхозом не само пришло на ум, наслышан от отца, успевшего до всеобщего краха еще покрутиться в этом колесе. До сих пор ни свет ни заря вскакивает…

Так что при взгляде на возвышающиеся над лесом верхние этажи донжона меня обуревало множество противоречивых чувств, два из которых были доминирующими. Первое: «Мужик, а оно тебе точно надо?», и второе: «Хорошо бы на крышу какой-нибудь флаг красивый присобачить, чтоб издали видно было — чей это замок!»

«Маркиза, маркиза, маркиза Карабаса!» — всплыла в памяти фраза из старого мультика о коте в сапогах. А чего? Если я спонтанно и периодически людоед, то и маркиз по сюжету пьесы нарисоваться должен. Раньше или позже…

Углубленный в высокие думы, я неторопливо мерил шагами обратный путь, не обращая внимания на едва различимые, но постоянные вздохи десятка воинов. Моей охраны, плетущейся позади и искренне недоумевающей, нафига им нужны лошади, если приходится идти пешком?

Вот и еще одна проблема из многих и многих. Верхом я передвигаться не умею, фехтованию не обучен, в геральдике и прочем политесе — ни в зуб ногой. А в завершение собственной безграмотности — я еще и в происходящих нынче в мире геополитических процессах совершеннейший профан. Более того, на сегодняшний день я даже со временем не определился. Не то что года — столетия точно назвать не могу. Все данные, ухваченные эмпирическим путем — вокруг меня примерное Средневековье, где-то между двенадцатым и пятнадцатым веком, а территориально — западное Порубежье.

Исчерпывающая информация! Не правда ли? Особенно для человека, страдающего географическим кретинизмом. Это я о себе… Странный выверт сознания. На природе — с завязанными глазами определю, где юг, где север, а карту в уме воспроизвести не могу, даже самую примитивную. Все объекты, как в сумасшедшем калейдоскопе начинают в чехарду играть, постоянно меняясь местами и наползая один на другой. И как ни старайся, в этом вопросе я вынужден вслед за Недорослем полагаться на извозчика.

И это уже совсем не шутка. Хватит профанации и игры слепого случая. Хочу я этого или нет, но все ближайшие дни, если только не вмешается капризная судьба, мне придется обложиться учителями и советчиками, как горчичниками при простуде. И до тех пор, пока мои умения и познания не шагнут хоть немного вперед — носа из замка не высуну. Слава провидению, что хоть в этом вопросе все путем. Круглей, Носач и Лис — вполне достойные наставники. Особенно если ученик сам знает, чего он хочет…

Кстати, а вот и подтверждение компетентности Носача. Не терял сотник времени, и охрана не дремлет. Мы только показались из лесу, а дозорный уже подал сигнал, и створки ворот поползли в стороны, гостеприимно распахиваясь перед хозяином. А мгновением позже из них вымахнули несколько всадников и во весь опор припустили навстречу. И почет, и предосторожность. Свои — и себе, и людям приятно, а если чужие — стража успеет снова закрыть ворота.

— Все в порядке, ваше сиятельство?! — птицей слетел с седла Носач.

— А были сомнения?

— Нет, что вы… — смутился сотник. — Я совсем иное хотел спросить… Просто уходила почти сотня, а обратно…

— Брось оправдываться. Это я так шучу. Привыкай.

— А-а-а, — Носач неуверенно улыбнулся.

Хорошие они парни, только с юмором туговато. Ну каждое слово буквально воспринимают.

— Всех победили, — подтвердил я еще раз, уже серьезно. — Фридрих остался в деревне порядок наводить. Ну, ты понимаешь.

— Да. А много наших полегло?

— Все целы…

Носач вопросительно посмотрел мне в глаза, усиленно пытаясь понять: а сейчас я тоже шучу или уже нет. Но заметив, как кивают и улыбаются мои телохранители, недоверчиво мотнул головой, словно муху отгонял.

— А как…

— Слушай, сотник… — я положил руки Носачу на плечи, чуток сжал, чисто по-дружески, а потом сдвинул его в сторону. — Давай ты потом меня расспрашивать будешь? Честное слово, устал так, что языком пошевелить лень. Мне б умыться да поспать.

— Прошу прощения, ваше сиятельство. Но — это вряд ли получится… сразу.

— Не говори загадками, — поморщился я. — Чего у вас тут стряслось?

— Ничего страшного, но пусть лучше Круглей объяснит. У него лучше выйдет. Да и вы сами, когда увидите — все сразу поймете.

Сперва послышался дробный перестук копыт, а следом на опушку вымахнул и затанцевал красавец конь. Судя по тому, как всадник пытался осадить коня и повернуть обратно в лес, он не собирался выезжать на открытое пространство, но не смог вовремя сдержать разгоряченного скакуна. Строптивец громко хрипел, норовил встать на дыбы, но вынужден был покориться власти наездника и смириться. Минуты не прошло, как он успокоился и послушно сдал назад.

Вернув власть над конем, всадник приставил козырьком ладонь ко лбу, чтоб садящееся солнце не так слепило глаза, и поглядел в нашу сторону. Какое-то мгновение мы рассматривали друг друга, а еще секунду спустя он спрыгнул с седла и со всех ног бросился нам навстречу.

— Ага, — только и пробормотал сотник, чей профессиональный взгляд явно был острее моего. Ну а дальше и мне стало понятно.

— Степан! Дядька Носач! — звонкий девичий голосок мигом свел на нет всю прежнюю таинственность.

Хороша… Я непроизвольно залюбовался стремительно несущейся девушкой. Из всех моих знакомых и подружек, в том числе спортсменок, которых мне доводилось застать за таким времяпрепровождением, Чичка первая бежала ровно, красиво и ни капельки не «косолапя».

— А где остальные? Мне сказали, добровольцев почти сотня набралась? — Чичка совершенно не запыхалась, только грудь вздымалась чуть выше, чем пристало скромной девице, да щечки пылали румянцем. — Вас разбили, да? Что с дядей? Он живой? Степан! Не молчи!

— Да живой Круглей, живой… — я чуток растерялся под неожиданным напором.

— Ох… Успела.

Девчонка то ли застонала, то ли взвизгнула, шагнула вперед и… бросилась мне на грудь. Только плечики задрожали.

Терпеть ненавижу клинч. Особенно вот такой его подвид. Одну из бесконечного арсенала женских уловок. Поди пойми, плачет она или смеется? Лица ж не видно, а все прочие звуки и телодвижения — совершенно идентичные. И стоять как истукан глупо, и вырываться — еще глупее. Да и бесполезно. Проще клеща оторвать, чем красотку, повисшую у тебя на шее…

Я растерянно оглянулся на Носача. Но тот только плечами пожал. Мол, поскольку прямой опасности для жизни патрона нет, значит, охране тут нечего делать. Сами разбирайтесь.

— Ну, ты чего? — я осторожно погладил Чичку по спине, напряженно следя за тем, чтоб ладонь даже не приближалась к опасному изгибу, за которым дружеское участие можно расценить иначе. В идеале лучше провести ладонью по волосам, но для этого сперва надо было снять с девушки шлем. — Я правду говорю. Носач, подтверди.

— Точно, — прогудел тот. — Можешь не сомневаться. Получаса не минуло, как турнул меня твой дядя из комнаты, чтоб со счета не сбивал. И велел без их светлости не тревожить.

Девушка отпрянула с не меньшим проворством и поспешностью. Кулачки сжаты, глаза полыхают яростью. Сухие, кстати. Значит — не рыдала. Хоть это хорошо… Как и то, что буравит ими не меня, а Носача.

— Их светлостью?! Ты что, теперь тоже?..

Неподражаемо. Ради справедливости не стану утверждать, что только женщины умеют задавать такие исчерпывающие вопросы, но у них это получается гораздо чаще и… непринужденнее.

— Тоже что? — не понял Носач.

— К барону нанялся? — топнула Чичка.

— Ну да, — подтвердил Носач.

— Сволочь!

— Почему?.. — удивился тот.

— Как ты мог?! Дядя считал тебя своим другом! А ты… Он в плену! Я скачу за помощью! А вы!.. Ну ничего. Еще к ночи сюда малая княжеская дружина прибудет. Тогда со всех спросим! Предатели! А ты? Ты, Степан? Как ты мог? Я же тебя… Я тебе!..

Чичка так разъярилась, что уже шарила рукой по поясу, нащупывая рукоять кинжала.

— Ваше сиятельство, хоть вы объясните этой полоумной, — усмехнулся Носач, на всякий случай делая шаг назад. — Прибьет ведь, ей-богу.

Девушка замерла. Поглядела на него, склонив голову набок, потом — с недобрым прищуром посмотрела на меня.

— Что? Кто тут сиятельство?

— Извини. Мы не нарочно. Так получилось… — я развел руками.

— Издеваешься?

— Клянусь, и в мыслях не было. Да, если б я мог предвидеть, то ни за что не отправлял бы тебя из замка, а дал возможность самой посмотреть.

— На что посмотреть-то? — энергично тряхнула головой Чичка. Как только шелом не свалился. — Совсем запутали. Погоди. Давай сначала?

— Давай.

— Дядя жив?

— Живее всех живых.

— И он свободен?

— Смотря от чего.

— От козней Шварцрегена?

— Совершенно.

— А сам барон где?

— Увы… — я состроил печальный облик. — Их сиятельство Отто фон Шварцреген безвременно покинул земную юдоль.

— Правда?

— Могу поклясться.

— А вот с клятвами я бы не стал торопиться, Степан… — хмыкнул вдруг Носач, озабоченно потирая переносицу и старательно отводя взгляд.

— Не понял?

— Я и сам озадачен. Но тебе лучше выслушать Круглея, а после и сам все увидишь.

— Носач, — я нахмурил лоб. — Что за глупые тайны?

— Ваше сиятельство! Степан, — начальник моей замковой стражи от избытка искренности стукнул себя кулаком в нагрудник, — тебе и в самом деле лучше самому разобраться.

— Ладно, может, ты и прав. У нас тоже говорят, что один раз увидеть лучше, чем десять раз услышать. Веди нас к Круглею… Вергилий.

Ай да Пушкин, ай да Александр Сергеевич. Я только дверь открыл, как из памяти буквально выпрыгнуло: «Тут царь Кощей над златом чахнет. Тут русский дух — тут Русью пахнет…»

В комнате, которую оккупировал Круглей, стоял густой полумрак, слегка разбавленный пятном света от трехрогого подсвечника на столе, и — такой ядреный аромат, что любой бомжатник отдыхает. Щиплющее глаза жутчайшего амбре не смогли перебить ни свечи, ни густые клубы табачного дыма, в которых, как мне показалось, спасались Круглей с Кузьмой. Наверно, именно так выглядит армейская палатка для испытания противогазов, о слезоточивых, но комических приключениях в которой любил рассказывать отец.

— Мама дорогая, — пробормотал я, дыша ртом.

Чичка сунулась следом и тут же попятилась. Да что там Чичка, закаленный казарменной жизнью Носач и тот не стал строить из себя невозмутимого и закаленного любыми невзгодами воителя, а демонстративно зажал пальцами нос и невнятно прогугнявил что-то явно матерное.

Зато Круглей и Кузьма настолько увлеклись делом, что в дополнительных средствах защиты явно не нуждались и никаких раздражающих обоняние запахов не ощущали.

А занимались они вот чем.

Купец по пояс периодически нырял в огромный сундук. Сопя, пыхтя и тяжело отдуваясь, вытаскивал оттуда какой-то продолговатый сверток, бряцал его на стол, придвинутый к сундуку, и изрекал: «И еще один…» Кузьма, сидящий в торце стола, кивал и старательно скрипел гусиным пером по лежащему перед ним листу пергамента.

— Готово! — спустя какое-то время изрекал писарь, после чего купец опять с головой погружался в необъятные недра сундука. А когда он наклонялся, мне становилась видна столешница, в несколько слоев заваленная этими непонятными свертками.

— Очуметь… Парни, я не знаю, из какого склепа вы притащили этот саркофаг, чей разложившийся труп тут расчленяете, но хотя бы окна открыть можно? Или опасаетесь, что душа в форточку вылетит?

— Я же сказал: нас не беспокоить! — гаркнул Круглей, даже не оглядываясь. — Если собьюсь со счета…

— Ничего, купец, пересчитаем заново. Не посрамим учителей своих… — я уже чуток приноровился к вредной атмосфере помещения и мог говорить, не воротя нос. — Но сначала — тут надо все хорошенько проветрить… Сюда же без нюхательной соли войти невозможно.

— Степан?!

Круглей вынырнул наружу и развернулся ко мне лицом.

— Наконец-то! Сколько можно воевать?! В следующий раз отправляй сражаться Носача с капитаном, от них и так никакой больше пользы нет.

Сотник хмыкнул, но смолчал. Видимо, у них с Круглеем эта тема была обсуждена давно, неоднократно и больше не вызывала эмоций.

— Ты даже не представляешь себе, кого мы нашли!

— Кого? — остановился я на полпути к окну. — Ты сказал: «кого»?

— Дядя! — в комнату наконец-то проскользнула Чичка и бросилась обнимать Круглея. — Ты живой!

— Здравствуй, егоза… — голос купца приобрел некоторую бархатистость. — Я тоже рад тебя видеть целой и здоровой. Когда тебя похитили, я думал, что с ума сойду… Спасибо Степану, если бы не…

— Друзья, давайте о нас после, — прервал я благодарственные речи, чувствуя, что если пустить их на самотек, то это будет надолго. Особенно если еще и Чичка станет подпевать дяде. — Право слово, тут слишком тяжелый дух.

— Да, это верно… — девушка, словно белка, метнулась к окну, взлетела на подоконник и подняла раму.

Чистый воздух полился в комнату буквально зримым потоком. Как спирт в молоко…

— Гм, и в самом деле… — ощутил разницу Круглей. — Только портьеру не отодвигай, — попросил он племянницу, которая уже спешила ко второму окну. — Там…

— Ой! — Девушка вскричала громко и испуганно, отпрыгнув назад с не меньшим проворством. — Тут кто-то еще есть… В кресле сидит.

— А я о чем говорю?.. — Круглей подошел ко мне и пожал протянутую руку. — Мы с Кузьмой его в одной из комнат подвала обнаружили. Рядом с сокровищницей. Иди, глянь…

— Интересно.

В отдаленном и самом темном углу комнаты в кресле сидел человек, одетый в просторную нательную рубаху. Его длинные светлые волосы были перехвачены широким пасом полотна, только не через лоб, а повязкой на глазах. И вонь застарелого пота, давно немытого тела и прочих малоаппетитных запахов исходила явно от него. Круто! И кого нам в этот раз судьба ниспослала? Предтечу графа Монте-Кристо или забывшего волшебное слово Али-Бабу?

— Он что, слепой?

Человек повернул лицо в мою сторону, на звук голоса.

— Нет, — Круглей встал у меня за спиной. — Просто он слишком много времени провел в темноте. Свет выжжет глаза, если переход окажется слишком резким. Вечером повязку можно будет снять.

— А вода тоже его убьет?

— Вода? — не понял купец.

— Помыть-то человека можно было?

— А-а-а… — Круглей немного помолчал. — Умыть, конечно, можно. Но это только тебе решать, что с ним делать. А до этого, я решил, что чем меньше народу будет знать о нашей находке, тем лучше.

— Терпеть ненавижу загадки и недоговоренности!.. Кто это, черт возьми?!

— Сам и спроси…

— Сударь… — я протянул руку и прикоснулся к плечу незнакомца, который по-прежнему хранил молчание, хотя явно прислушивался к разговору. — Не соблаговолите ли назвать себя?

Услышав прямой вопрос, тот сделал попытку подняться, но, видимо, был слишком слаб.

— Простите мою неучтивость… сударь, — голос незнакомца оказался не таким немощным, как тело. — И хоть не имею чести знать, с кем разговариваю, свое имя скрывать я не намерен. Позвольте представиться: Отто фон Шварцреген…