Пол Ди Филиппо Научная фантастика

Настороженно, но с невыразимым телесным облегчением в одной из запущенных и даже несколько пугающих уборных на Пснн-стейшн. Корсо Фэйрфилд блаженно направляет в обширную фарфоровую чашу золотистую струю. Дистиллированную из нескольких чашек безвкусного «амтраковского» кофе. Пытаясь не пялить глаза на разыгрывающийся вокруг спектакль. Это мотивировано отнюдь не антигомосексуальной обеспокоенностью Корсо. И разумеется, не предубеждениями, поднимающимися в его либеральной душе. Скорее это маневр по непривлечению к себе внимания бомжей. Толпящихся в помещении уборной, среди разбросанных по кафельному полу мокрых испачканных обрывков бумажных полотенец. Моющих в раковине свои ноги. И другие, еще более неаппетитные части тела.

Корсо заканчивает собственное шумное опорожнение. И упаковывает обратно свой пенис. Не представляющий, конечно, собой ничего особенного, и никоим образом не превосходящий размерами члены окружающих его нищих. Однако бесспорно являющийся его личной собственностью. Которая, к сожалению, вряд ли в ближайшее время будет разделена с особой женского пола. Поскольку его жена, Дженни, ушла от него. Сбежала с его исключительно одаренным автомехаником, Джеком Спаннером. Двойная утрата. И сложно оценить соотношение ущерба, нанесенного ему в спальне и в гараже.

Однако его одинокий пенис теперь в безопасности. За крепкой молнией его лучших брюк. Которые он надел дома сегодня утром, в нескольких сотнях миль к северу отсюда. Вместе с белой рубашкой и пахнущим камфарой шерстяным жилетом, уместным при встречах с издателями. И агентами. И его закадычным другом Малахи Стилтджеком. Этим богатым ублюдком. Костюм, наделяющий к тому же правом посещать хорошие рестораны. С целью деловых трапез. И наконец, самое главное — увеличивающий чувство гордости при столкновениях с выражениями неподдельного ликования со стороны публики. Восхищенной публики. Способной рискнуть опознать автора по фотографиям на суперобложках. Как бы они ни были непохожи. И это учитывая небольшой и скупой на выражения чувств круг его читателей. Постоянно находящийся, как всегда необходимо верить, на самой грани экспоненциального роста.

Проблема в том, чтобы вымыть руки. При том, что эти бездельники забаррикадировали собой все раковины. Корсо колеблется, перекладывая свой новенький мягкий портфель из одной руки в другую, еще социально не санкционированную после мочеиспускания. И тут один из попрошаек покидает свое место. Оставив краны включенными. Так что нет необходимости даже прикасаться к ним. Рискуя контактом с многочисленными нью-йоркскими микробами-мутантами, слишком мерзкими, чтобы о них говорить.

Возле раковины. С надежно зажатым между сведенными вместе коленями портфелем. Накачав в ладонь некоторое количество опалесцирующего мыла цвета дешевого розового вина. Намыливая руки. В то время как колтунобородый, многослойнорубашечный сосед справа балансирует, стоя на одной босой ноге. И погрузив в резервуар вторую необутую конечность. Совершенно черную от въевшейся уличной грязи. При виде которой Корсо внутренне вздрагивает. Но эту первоначальную реакцию можно назвать еще довольно мягкой. По сравнению с эмоциями, затапливающими его, когда нога покидает раковину отмытой. Поскольку эта нога не может принадлежать человеку. Ни в каком полете воображения — даже столь натренированного, как у Корсо.

Вонючая вода ручейками стекает в слив. Лишая оттертую ногу, словно обнажившуюся из-под обертки рыбную палочку, ее маскирующей оболочки. И открывая нечто похожее скорее на конечность страуса. Жесткие желтые кольчатые костистые пальцы. Заканчивающиеся когтями. Способными с одного удара выпустить кишки. И шпора на лодыжке. Также потенциально смертоносная.

Отпрянув от раковины. Капая мыльной водой на свои лучшие брюки. Двигаясь словно колченогий в героической попытке предотвратить падение портфеля на кишащий заразой пол. А тут еще и этот ханыга с птичьей ногой принялся обижаться. При виде столь откровенного отвращения. Столь не по-джентльменски выраженного.

— Эй, приятель, в чем проблема.

Корсо ищет подходящих слов для вежливого ответа. Но в замешательстве не способен связать воедино даже двух умиротворяющих слогов. Так что в конце концов лишь неловко бормочет:

— Ваша нога.

Бродяга рассматривает свою поднятую ногу, по-прежнему погруженную в резервуар, но находящуюся теперь ниже изменившегося угла зрения Корсо. Свежеотмытую от своей грязевой маскировки. Благодаря чему обнажилась ее скрытая инаковость.

— Ну да, с виду, конечно, не очень-то. Но, боже мой, как ты подпрыгнул, можно подумать, будто я какой-нибудь пришелец.

Что, разумеется, и является собственно проблемой. Вот только теперь больше не является. Проблемой.

Поскольку бродяга-бомж вынимает ногу из ее ванны. И обнаружившийся предмет замешательства Корсо оказывается полностью антропоморфным. Покрытым струпьями, потрескавшимся, с ороговевшими ногтями, все верно. Но более ничем не замечательным.

Корсо приходит в себя. Насколько это возможно.

— Приношу свои глубочайшие извинения. Прошу вас, примите это пожертвование на будущее лечение и восстановление вашей ноги.

Корсо предлагает ему пятидолларовую банкноту. Извлеченную из кармана брюк. В процессе извлечения отчасти вытерев по крайней мере одну руку. Способом, более чем не подобающим его лучшим брюкам. На которых теперь красуется мокрое пятно. Гораздо ближе к паху, чем хотелось бы.

— Ого. Спасибо, приятель.

— Не стоит благодарности.

Бумажные полотенца из раздаточного лотка завершают водные процедуры Корсо. Хотя некоторая липкость от мыла остается, не отполосканная до конца из-за неловкой ситуации. Он поворачивается, чтобы уходить. Но не может побороть искушение кинуть один прощальный взгляд назад. И видит, как бродяга заново надевает изодранный носок. Каковой предмет туалета имеет на себе стратегически расположенную дыру. Позволяющую шпоре без помех выпирать наружу.

Корсо качает головой. Ему следовало ожидать каких-нибудь испытаний подобного рода. Поскольку это не первый раз, когда реальность играет с ним шутку. Словно лживая шлюха.


И если бы его еще раз спросили в чем его проблема он обвинил бы во всем открыто, хотя, возможно, и несправедливо, свой род занятий: научную фантастику.


Минуло уже двадцать лет. Два десятилетия, как он пишет научную фантастику. А до этого, разумеется. На протяжении двух предыдущих десятилетий. Он ее читал. С юных лет посадив себя на эксклюзивную диету. Бульварные приключенческие романы. Изощренные экстраполяции. Космические оперы, антиутопии и технологическая фэнтези. Миллионы слов, определивших его взгляд на мир. Неотвратимо. Словно множество рук, мнущих сырую глину, придавая ей грубые формы. И затем обжегших. В гончарной печи, топливом для которой служила паралитература. Так что даже впоследствии никакой другой род литературы уже не мог оставить внятного отпечатка. На керамике его мозга.

Затем явилась юношеская мечта. Обстоятельства рождения которой позабыты. Затеряны в туманах его одурманенной научной фантастикой юности. Но быстро превратившаяся в вездесущий позыв. Писать то, что он любил. Несмотря на то, что никто не приглашал его делать это. Фактически, скорее перегораживая ворота. С винтовками, взятыми наперевес стражами жанра. Тяжелые годы ученичества. Сотни тысяч слов. Тщательно скомпонованных. И затем прочитанных и отвергнутых. Жестокосердными редакторами. Сочащимися горчичным газом своей ужасающей проницательности. Перефразируя Гинзберга. И попутно доказывая, что Корсо Фэйрфилд способен цитировать. И других авторов, кроме Азимова, Брэдбери или Кларка. А-В-С жанра. Разумеется, давно вытесненные более молодыми именами. Однако до сих пор являющиеся волшебными талисманами для невежественных и непосвященных.

Продвигаясь вперед микроскопическими шажками. Понемногу начиная лучше понимать себя. А также из чего слагается рассказ. Отлаживая инструменты. И вот наконец — первая публикация. Экстаз, вскорости сменившийся отчаянием. От осознания того, насколько тяжелым обещает быть этот путь. И однако не сдаваясь. Дальнейшие публикации. На более выгодных условиях. Затем контракт на книгу. Роман под названием «Космокопия». Позволивший ему оставить постоянную работу. Управляющим в книжном магазинчике, совмещенном с баварской пивной. Названном с беспредельной фантазией. «ЧАПТЕР И ВЮРСТ».

И Дженин всю дорогу так помогала ему. Вышла замуж еще в колледже. Всегда верила в него. Радовалась тому, что он наконец-то начинает добиваться успеха. Даже посещала различные собрания. В отличие от большинства научно-фантастических супруг. Которые скорее позволят сделать себе трахеотомию столовой ложкой. Чем встречаться со странного вида и причудливого образа мыслей читателями, на чьей необходимой и даже зачастую приятной поддержке основывается выход книг. Не говоря уже о встречах с раздраженными и измученными соратниками. Глубоко погруженными в свои стаканы. И выглядывающими из-под поверхности жидкости с несчастным видом утопающих жертв.

И будущее, которое, как казалось, простиралось вперед, будучи вполне светлым, несмотря на интенсивный труд. Вплоть до недавно случившегося у Корсо запора. В результате совершенной неспособности справиться с авторским отсутствием веры. В собственные представления. И видение. И даже избранные средства. И аванс за просроченный проект уже давно истрачен. На замену отстойника, поездку на Бермуды и новую трансмиссию. А последнее направило часть еще не заработанного будущего гонорара Корсо за «Дуло Черной Дыры» прямиком в карманы вероломного Джека Снайпера. Который с готовностью оказался рядом, чтобы спасти Дженни, когда она покидала борт Космического Корабля Корсо Фэйрфилда. Осаждаемого паразитами сознания с Деменции-VII.

Первая галлюцинация случилась с ним в супермаркете. Из арбуза проступило лицо. Лицо веселое, но все же лишающее присутствия духа. И заговорило с Корсо. Не сумевшего уследить за сущностью арбузовой речи. Настолько зафиксировано было его внимание на двух параллельных рядах черных семечек, образовывавших зубы в сочном мясистом рте. Без сомнения, арбуз имел много что сказать ему. Его слова, возможно, как-то направили бы Корсо. В дальнейших подобных же прорывах.

Незачем говорить, что Корсо не стал делиться этим видением с Дженни. Но последующие проявления оказалось уже не так легко скрыть. Поскольку Дженни присутствовала при них. Потрясенно наблюдая. Как Корсо пытается открыть дверь, которой там не было. На тротуаре. Перед зданием местного кинокомплекса. Многолюдным субботним вечером. А также иные специфические галлюцинации в других случаях. Пока она не достигла критической точки. И не сбежала.

Как ни странно, Корсо не чувствовал страха перед этими выбросами. Сюрреализма. И зловещей фантазии. Разумеется, временами они могли на мгновение оказаться шокирующими. Когда он был застигнут врасплох. Думал о чем-то другом. Как в случае человека с птичьей ногой. Но каждый раз, оказавшись лицом к лицу с новым случаем расстройства, на то время, пока оно продолжалось, Корсо охватывало несомненное чувство освобождения. От обязанностей и ожиданий. От своей собственной личности. От этой реальности консенсуса.

А чего же еще
в конце концов
любой читатель
научной фантастики
может требовать?

Контора научно-фантастического журнала «Руслан». Дешевые помещения в конце Бродвея, с бережливостью арендованные головной корпорацией. «Клакто-Пресс». И разделенные с собратьями по издательской цепочке. «Ежемесячник рыбовода». «В помощь любителям акростихов». «Кружевное плетение». Одна секретарша на все эти дико несовместимые журналы. Утомленная молодая женщина с россыпью веснушек. Поверх нескольких акров открытого выреза. Каковое зрелище возбуждает пенис Корсо в его уединенном убежище. Но, подобно порыву любого отшельника, этот момент неизбежно минует, не получив облегчения.

— Э-э. Я Корсо Фэйрфилд, к Шэрон Уолпол. Она ожидает меня.

— Пожалуйста, подождите минуточку. Мне надо тут допечатать.

Корсо волей-неволей садится. Кладя свой портфель поверх сырого пятна в паху. На случай возобновления сладострастной атаки. В то время как лакированные ногти секретарши со стрекотом летают по клавиатуре. В конце концов пробуждая некоторую активность в стоящем сбоку от нее принтере. Отчего Корсо с болью вспоминаются его недавние тщетные попытки неким магическим образом выжать продукцию из собственного принтера. В валиках которого не обнаружилось нерожденных глав «Дула Черной Дыры». Только одна боль.

Поднимает трубку. Связывается с Шэрон Уолпол. Оскорбительно: «Как, вы сказали, ваше имя?». Имя вновь доносится до секретарши, и затем — до Уолпол. Недовольное разрешение на вход достигнуто.

Через жужжащий предбанник, набитый младшими сотрудниками, помощниками редакторов и художниками-оформителями. Фотографии девушек на столах. Бесплатные пончики возле кофеварки. Беззаботная болтовня. Все работники регулярно получают свои чеки. С регулярными вычетами на страхование здоровья, бездумно ругаемыми. Однако насколько охотно были бы они приняты Корсо. В обмен на некоторую стабильность.

Вид из окна заставленного мебелью углового кабинета Уолпол. Резервуар для воды на соседней крыше. Призрачно светящаяся реклама «Нихи-Соды». Кусочек одной из могучих башен Бруклинского моста. Уолпол за своим столом. Статуэтки «Хьюго» на полке позади. Светлые, коротко стриженные волосы. Горчичного цвета брючный костюм. Толстая золотая цепочка на шее, серьги, браслеты. Приковывает Корсо к месту лучащейся ясноглазой приветственной улыбкой. За которой читается послание. «Не трать зря мое время».

— Корсо, всегда рада вас видеть. — Воздушные поцелуи. Цветочно-ванильный аромат духов. — Что привело вас в наш город.

— О, главным образом встреча с моим редактором в «Книжном Холме».

— Вы имеете в виду Роджера Ванкеля.

— Да, Ванкеля.

Корсо внутренне вздрагивает. При воспоминании. О недавней выволочке, устроенной ему по телефону. О голосе Ванкеля, вопящем насчет пропущенных сроков. И вытекающих отсюда взысканий из типографии. Которые будут прибавлены к счету Корсо. Если не буквально, то по крайней мере кармически.

— Ну и, разумеется, я должен связаться со своим агентом.

— Клайвом Малтремом.

— Да, по-прежнему. Ну и скорее всего меня ждет обед с Малахи.

Нет нужды произносить фамилию. Поскольку в научной фантастике любой знает Малахи Стилтджека. Постоянно фигурирующего в списке бестселлеров. Также появляющегося на многих конвентах. Состоящего в нескольких комитетах. Американских писателей-фантастов. А также в ПЕН-клубе. Не говоря уже о множестве присужденных ему премий. И его выступлениях в СМИ. В качестве неофициального посла Научной Фантастики на грешной земле. С высказываниями относительно клонирования. Или Интернета. Или виртуального секса. И только бог знает, откуда он берет время, чтобы еще и писать…

Уолпол чуть ли не подпрыгивает при упоминании Стилтджека. В ее голосе появляется смущенные девчоночьи интонации.

— О, прошу вас, передайте Малахи мои наилучшие пожелания. Спросите у него, когда у него появится для нас что-нибудь новенькое. Мы не видели от него ровным счетом ничего с тех пор, как он делал для нас эту статью два месяца назад.

— Ну разумеется, Шэрон. Целых два месяца. Подумать только. — Последнее появление Корсо в «Руслане» было так давно, что с тех пор успело смениться тысячелетие. — Всегда рад послужить сватом, ха-ха-ха. Что, кстати, подводит нас к цели моего визита. Я надеялся, что может быть, вы возьмете у меня что-нибудь.

Уолпол принимается теребить браслет на своем левом запястье.

— Что ж, мы, конечно же, всегда рады любому вашему рассказу, Корсо. В конце концов, наши читатели до сих пор говорят о «Кембрийском Исходе». Но мне казалось, что вы в настоящее время не работаете над малыми формами. У вас есть при себе рукопись?

— Эх, так в этом-то и загвоздка. Рукописи нет. Проклятая оплошность. Бегом убегал из дома, чтобы успеть на поезд. Собственно говоря, рассказ еще только начат. Но это будет сенсация. Я уверен в этом. — Из текучего ума Корсо совершенно выскользнуло впечатляющее название, заранее придуманное им, чтобы подкатиться к Уолпол. Теперь придется изобретать его на пустом месте. В отчаянии он кидает взгляд в окно. — «Башни… Башни Нихилин».

Уолпол поворачивает браслет вокруг левого запястья. Очевидный признак нетерпения. Корсо обнаруживает, что ему сложно фокусировать взгляд. На ее неприветливом лице. Золотой движущийся поток вокруг ее запястья действует притягивающе. Браслет превращается в расплывчатое пятно сверхъестественной энергии. Он чувствует начало фуги. Приближение еще одной из его научно-фантастических галлюцинаций. Однако перспектива посещения нереального мира кажется ему привлекательной. Более соблазнительной, нежели этот унизительный ритуал попрошайничества.

Уолпол говорит сухим учительским тоном.

— Но вы же знаете, что мы очень редко заказываем что-либо заранее или покупаем по конспекту. По крайней мере конспект ведь вы можете мне показать, не правда ли?

— Конспект. Его тоже со мной нет, увы. Как глупо. Забыл все это, убегая из дома. Но если бы вы могли как-то обозначить свое доверие — в виде, э-э, контракта, или, может быть, даже чека — я бы в понедельник переслал вам по электронной почте всю пайку с проектом. Наброски очень обширные. Фактически, речь идет об альтернативном мире. Как у Андерсона или Клемента.

Шэрон Уолпол поднимается с места. И уже совершенно открыто начинает отвинчивать кисть своей руки. Корсо с готовностью принимает это откровение. Нечеловеческой природы Уолпол. Браслет оказывается вовсе не украшением, а ободком некоего протеза на резьбе. Который теперь отсоединяется. Открывая блестящий металл. Вызывающий в памяти привычные термины — такие, как «метапласт» и «дюрасталь». А также соответствующую снабженную резьбой дыру в ее предплечье. Корсо не может отвести глаз от этого разоблачения. Более чем интимного разоблачения. Его рот открывается еще больше. Поскольку теперь рука отсоединена полностью. И редакторша кладет ее на свой стол. Словно пресс-папье. И лезет в ящик. Доставая оттуда сменную насадку. Гигантскую рачью клешню. Ярко-красного цвета. Которую принимается привинчивать на место отсоединенной.

При этом не переставая говорить:

— Боюсь, Корсо, я ничем не могу помочь вам. Из-за вашего опоздания с романом для «Холма» и так уже разразился скандал. А подобный послужной список не внушает доверия. Я попросту не могу выдавать авансы из денег «Клакто-Пресс» на такие ненадежные проекты.

Рачья клешня уже прочно привинчена. И колышется в воздухе. На конце неуместно выглядящей женской руки. Иллюстрируя собой редакторское жестокосердие. И деловой опыт. Который Корсо не может не признать. Если не считать того, что он вряд ли может уважать в других образцы здравого смысла, которым сам во всей своей жизни никогда не обладал.

Голос Уолпол. Снижается до монотонного инопланетного жужжания. И спокойствие Корсо начинает рассеиваться. Поскольку фантазия больше не является привлекательной альтернативой его житейских проблем. Но кажется скорее угрожающей.

— Пришлите мне рассказ. Пришлите мне рассказ. Тогда посмотрим. Тогда посмотрим.

Клешня маячит перед ним, разбухая все больше и больше. И громко щелкая. Прямо перед расширенными глазами Корсо на обескровленном лице.

И он поспешно удирает
прочь из кабинета,
из здания,
на улицу,
думая лишь о том,
насколько гигантской должна быть кастрюля,
чтобы сварить ракообразное подобных размеров.

Ряды конторских служащих возле лотков с хот-догами, фалафелем и шаурмой. Их земные мозги не заняты ничем. Кроме выплат за аренду, любовных интрижек, телевизионных шоу, беготни по магазинам и таскания сонмищ пресыщенных чад от развлечения к развлечению. Они не одержимы межгалактическими посланцами. Или угрозой вторжения существ из пятого измерения. Или парадоксами путешествий во времени. Их занимают лишь основательные, здравомысленные повседневные дела. Непреходящие ценности. Дом и семья. Секс и социальный статус. Не затронутые бредовыми домыслами, основанными на технологическом беспокойстве. И чувстве чудесного. Они не знают ничего. Они щелкают выключателем на стене, чтобы зажечь в комнате свет. И никогда не задумываются. Об инфраструктуре, скрытой за этим актом. Да и зачем им. Для этого существуют электрики.

У Корсо бурчит в животе. Однако он делает усилие, поворачивая прочь от лотков со съестным. Зачем тратиться на дешевые закуски. Если Клайв Малтрем сможет накормить его обедом. И разве его агент не задолжал ему это. Учитывая, какие деньги были выручены за «Космокопию». Отмеченную призом. Клуба Научно-Фантастической Книги. Права на экранизацию которой были куплены голливудской киностудией. Под названием «Физз-Бойз Продакшенс». Которая впоследствии оказалась состоящей из двух бывших служащих с лос-анджелесской автозаправки. Временно затопленных доходами от продажи особенно крупной партии экстази. И имевших не больше реальных шансов когда-либо действительно отснять фильм. Чем двое орангутангов, только что прибывших из джунглей Калимантана. И к тому времени, когда иссяк срок их лицензии. Интерес к «Космокопии» уже угас. И все сходили с ума по какой-то другой новинке сезона. Возможно, вышедшей из-под пера Стилтджека.

Обиталище Малтрема в южной части Парк-Авеню. Гораздо более высокого класса, чем контора «Руслана». Консьерж в опереточном мундире. Ваше имя, сэр. Разрешите осмотреть ваш портфель, сэр. Очевидно, Малтрем и его соратники, живущие здесь, представляют собой соблазнительную цель. Для разъяренных террористов. Возможно, горящих желанием отомстить за несправедливости, причиненные лишенным гражданских прав авторам. Одним из которых, несомненно, является Корсо. Однако ему удастся скрыть свою истинную социальную принадлежность от бдительного стража. Полного шестидесятилетнего мужчины с обсыпанной перхотью гладкой прической. Который невозмутимо направляет Корсо к лифту.

Одиннадцатый этаж. Коридор, множество дверей. Дверь 1103-й квартиры предупредительно приоткрыта по предупреждению адмирала из холла внизу. Безупречная меблировка. Ковры из Аравии и Персии. Картины художников, пока еще не известных за пределами Нью-Йорка. Но которым неизбежно суждены слава и богатство. Таков безошибочный вкус Малтрема. Кожаный диван. Бар с напитками. Книжные шкафы, набитые сотнями произведений малтремовских клиентов. Выглядящие так, словно их расставлял какой-нибудь голливудский дизайнер. «Космокопия» на самой нижней полке, частично закрытая соседней книгой.

Из глубины номера появляется личная секретарша Малтрема. Хорошо знакомая Корсо. И другим таким же, как он. Невозмутимая кореянка. Строгое черное платье. Плоское лицо, волосы черные как смоль, так что кажется, что они должны быть усеяны звездами. С совершенно невероятным именем — Кичи Ку. Корсо всегда хотелось спросить ее. Сознательно ли она выбрала себе такое имя. В каком-нибудь сумасбродном приступе цыганщины в стиле Гринвич-Виллидж. Или это результат жизнерадостной жестокости ее родителей. Но он до сих пор так и не спросил, и не спросит никогда. Поскольку пока что Кичи Ку ни разу даже не улыбнулась в его присутствии.

— Здравствуйте, мистер Фэйрфилд. Мистер Малтрем в данный момент разговаривает по телефону. Но скоро он выйдет к вам.

— Благодарю вас, мисс, э-э, Ку. Пожалуй, я тогда налью себе чего-нибудь выпить. Чтобы сгладить ожидание.

Плоское, как стена, лицо Ку становится еще более строгим.

— Как вам угодно.

Корсо наливает себе лучшего солодового виски из запасов Малтрема. О котором часто мечтают, но редко пробуют. Писатели. Уровня Корсо. С наслаждением прихлебывает. Скользит глазами по полкам. Где они натыкаются на длинный ряд книг Малахи Стилтджека. Поскольку именно Стилтджек послужил Корсо пропуском под крыло Малтрема. Далеко не единственное, чем Корсо ему обязан. В правом конце ряда незнакомый заголовок. «Боги на горизонте событий». Снимает с полки. Опубликовано в прошлом месяце. И возможно, уже готовится второе издание. Бегло просматривает текст. Да, да, прозрачный стиль, оживленное действие, великие идеи. Вот формула победы. Которую он применит в «Дуле Черной Дыры». Как только вернется домой. С сохраняющим лицо чеком в кармане. Чтобы было чем отбояриться от собирателей долгов. И загрузить холодильник. Пивом и копченой селедкой.

— Корсо, мерзавец, ты что, решил вылакать весь мой бар.

Малтрем жизнерадостно хлопает Корсо по спине. Отчего драгоценная жидкость выплескивается. На рубашку Корсо.

— Да что ты, ничего подобного, Клайв. Только самую капельку. Чтобы оживить соки в организме. И запустить пищеварительную систему. Для обеда.

Малтрем берет Корсо за локоть. Изо рта у него торчит большая ароматная сигара. Агент уводит Корсо прочь от бара. Сребровласый человек среднего роста. Чисто выбритый и пахнущий, кроме кубинского табака, еще и дорогим лосьоном. Доступным лишь литературным агентам, доход которых превышает определенный уровень. Можете не сомневаться. Его лицо изборождено морщинами, странным образом запечатлевшими одновременно привычную улыбку и столь же привычную надменную гримасу. Не пухлое, но покрытое щедрым слоем самодовольной плоти. Словно бы говорящее: «Я утеплено своими успехами».

— Так ты еще не обедал? Вот это сюрприз. Что ж, и я тоже. Пойдем в «Папун Склутс». У меня к тебе серьезный разговор.

— А в этом, э-э, «Склутсе», наверное, дорого.

Еще один шлепок, сотрясающий кости Корсо. Эй, приятель, брось. Мы все здесь взрослые люди. Забудь даже думать о своей проклятой бедности. Кореш.

— Не пыли, дружище, я плачу!

— Как это мило с твоей стороны, Клайв.

— Давай завязывай с этим дерьмом и двинулись.

Такси переправляет их в «Папун Склутс». На протяжении поездки Корсо не способен думать ни о чем, кроме загадочных слов Малтрема. Серьезный разговор. Человек чувствует топор, готовый упасть. Задница предчувствует жесткий тротуар. Кредиторы глодают твои кости. Судьба несправедлива к простодушному. Который никогда не просил много. Но с самой юности мечтал лишь о том, чтобы путешествовать по звездным тропинкам в прозе. И который заслуживает некоторого послабления. Сейчас, когда у него творческий кризис. Из-за недостатка веры в собственный вымысел. И в то же время осаждаемый. Этими же самыми научно-фантастическими концепциями, ставшими действительностью.

К концу поездки Корсо уже почти готов дать волю слезам от жалости к себе. Но мужественно подавляет их. Напуская на себя вместо этого жизнерадостно-энергичный вид. Соответствующий атмосфере, царящей внутри шикарного ресторана. Где разномастные литераторы-элитераторы звенят фужерами с шампанским. Среди дорогих тканей, изысканных канделябров и подобострастных служителей. И поглощают крошечные порции искусно испорченных пищевых продуктов. На тарелках, огромных, как щиты великих воинов. В плохой фэнтезийной трилогии.

Выше голову. Перед лицом высокомерной элиты. Умирать надо со вкусом. Вот девиз Корсо. Невзирая на залитую спиртным рубашку, испачканные мылом брюки и портфель, где лежит лишь обратный билет на «Амтрак», зубная щетка и последний выпуск «Фэнтесайенс Джорнал». С фотографией Хьюго Гернсбека на обложке.

— Что ты будешь есть, Корсо. Не можешь решить, э? Привык заказывать через окно машины, ха-ха? Ну ладно, давай-ка я закажу для начала.

Малтрем выдает длинную трескучую литанию блюд. Обслуга приносит им напитки. Корсо позволяет себе один глоток. Прежде чем Малтрем приступает к делу.

— Теперь послушай меня, Корсо. Мы с тобой оба знаем, в какое дерьмо ты угодил с Ванкелем и «Книжным Холмом». Я выторговал тебе одну последнюю отсрочку. Однако реальные сроки завязаны на то, чтобы ты пришел туда лично полизать некоторую задницу.

— В точности моя собственная стратегия, Клайв. Земные поклоны и расшаркивания. Я не слишком горд, чтобы просить. Да-да, разумеется. У меня уже назначена встреча с Роджером сегодня вечером, попозже.

— Великолепно. А потом возвращайся домой — и немедленно за «Нейтронную пушку».

— Э-э, «Дуло Черной Дыры».

— Конечно, конечно. Но сначала ты сделаешь нам обоим большое одолжение. Тебе придется выдать еще один роман в нагрузку. Мне звонила Вестин Опдайк из «Шумана и Шайстера», им отчаянно нужно срочно кем-то заменить Джерома Аризону. Аризона запорол им проект, а он был им нужен еще вчера.

Вторая порция спиртного за сегодняшний день взвинчивает мозг Корсо. Склонный к галлюцинаторным состояниям. Но никаких неблагоприятных инцидентов не следует. Никаких там смернов или тотов[70], громящих ресторан. Как это случилось однажды в универсаме «Вэл-Март». Когда эти животные не дождались радостного приветствия. От забывчивого представителя администрации.

Позволяя наплыву расслабления поглотить этот изглоданный беспокойством день:

— Но Аризона обычно такой надежный. Он никогда не затягивал сроки.

— Верно. Но это было до того, как местные копы поймали его в постели с двумя шестнадцатилетками.

— Ого!

— Так что ты на борту.

— Но что это за проект?

— Роман по фильму «Создатель звезд».

Корсо не верит своим ушам.

— Но это же Стэплдон, классика…

— Да, кажется, так звали того парня.

— Но ведь книга уже есть. Несколько сотен страниц, великолепный авторский текст. Должно быть, его и использовали в качестве источника для сценария. Разве они не могут просто переиздать оригинал?

— Фильм сейчас уже не совсем соответствует первоначальному тексту. Одни только новые любовные интриги и космические битвы сами по себе требуют другой версии. Давай, это легкие деньги. Хотя, впрочем, никаких гонораров. Строго работа по найму.

Корсо поставлен в тупик. Опускает взгляд к непорочной белизны салфетке у себя на коленях. Как тут ответить? Испоганить кумира своей молодости. Однако быстрые деньги. И шаг в калитку к Шуману и Шайстеру. И возможно, средство, чтобы справиться с собственным застоем. Списать у мастера. Ну и выбор.

Корсо поднимает взгляд к лицу Малтрема.

Лоб агента мутирует в нависший уступ. Черты огрубевают. На лице вырастает шерсть. Изо рта выступают мутно-желтые лошадиные зубы. Малтрем деэволюционирует. К состоянию неандертальца. А вместе с ним и другие обедающие. И персонал. Неуклюже шаркающий между столиками с согнутыми спинами и скрюченными ногами. С галстуками, врезавшимися в разбухшие шеи. Словно колючая проволока, вросшая в дерево.

Малтрем начинает проявлять нетерпение. Его голос остается неизменившимся. Слава богу. Нет опасности неверно понять какое-нибудь первобытное звукосочетание.

— Итак Корсо, что ты скажешь?

И в то самое время, как Корсо пытается откопать свой собственный голос, Малтрем продолжает видоизменяться. Чешуя. Клыки. Рога. Шипастый хвост. Малтрем превращается в человекоподобного ящера. Динозавра в костюме от «Хьюго Босс». И остальные посетители. Имеют столь же допотопный вид. Одна динозавриха. Опознаваемая по платью. Подхватывает свой бифштекс непропорционально маленькими передними конечностями. И целиком кидает его в сочащийся слюной, бритвеннозубый рот.

Рубашку Корсо пропитывает пот. От его сотрапезника несет земноводным зловонием. Необходимо подобрать самые благонамеренные слова, чтобы выразить свое согласие на это отвратительное задание. Не то агент примет это за обиду. И одним небрежным пинком выпустит ему кишки.

Ибо Корсо искренне сомневается
что Малтрем захочет остановиться
когда лишь пятнадцать процентов
его клиента
будет съедено.

Третий привратник женского пола за этот день. Секретарша в «Книжном Холме». Щеки до сих пор по-подростковому круглые, как у хомяка. Лиловый лак на ногтях. Рыжеватые волосы туго завязаны в две косички, торчащие по бокам лица. Одновременно слишком понимающего и совершенно наивного. Наверняка недавняя выпускница. Какого-нибудь престижного колледжа. Которому должно было бы быть стыдно. Взращивать и скармливать бессчетное число таких вот ясноглазых злополучных романтиков. Издательской ненасытной и скупо платящей утробе.

— Э-э, моя фамилия Фэйрфилд, я к мистеру Ванкелю.

— Да, проходите, пожалуйста.

Корсо полагал, что придется ждать. Легко открывшийся доступ смущает его. Поскольку ему нужно в туалет.

— Простите, не могу ли я сперва, э-э, воспользоваться уборной.

— Конечно. Вот ключ. По этому коридору налево.

Зажав в руке священный ключ. Почти так, словно он работает здесь. В этой фирме, игнорировавшей все его предложения. Относительно обложки «Космокопии». Когда вместо Уэлана или Эгглтона. Он получил откровенно пастельную работу Мюррелла Пьюрифоя. Чьи oeuvre[71] состоят почти исключительно из обложек юмористических фэнтезийных романов. Не считая образа, предложенного Пьюрифоем для одноименного устройства в книге Корсо. Которое вышло у него похожим на гибрид соковыжималки, постмодернистского фольксвагена и пенисоподобного насоса.

Через дверь для посвященных. В самую дальнюю кабинку. Вешая портфель на крюк для одежды. Благодарно спуская брюки и боксерские трусы. Садясь на стульчак. Благословенное перистальтическое облегчение. По-прежнему легкодоступно. В отличие от своей ментальной разновидности.

С шумом входят новые посетители. Один голос знакомый, другой нет. Первый — Ванкель собственной персоной. Добродушный грегот на фоне энергичного плеска мочи.

— Так значит, ты встречаешься с Корсо Фаст-Фудом. Как у него нынче дела.

— Безнадежный случай. Таланта хоть отбавляй. Но он по уши увяз в этом, так сказать, мифе жанра. Он думает, что НФ — это чуть ли не мистическое призвание. А ведь это просто работа, как и любая другая. Он воображает, что пишет для какого-то содружества суперменов. А не для кучки придурочных, обчитавшихся книжек тинэйджеров.

Смех со стороны неопознанного собеседника.

— Господи боже! Неужели он не видит, что это все взаимозаменяемо. Мистика, технотриллеры, вестерны. Одна куча дерьма стоит другой. Ну да ладно, я-то знаю одно. Я не сделаю этой ошибки. Я не стану залезать в этот тупик. Еще годик-другой, и я смоюсь отсюда. У меня уже запущено несколько щупальцев в «Максиме».

Треск застегиваемых «молний».

— «Максим», хм-м… Что ж, там полно красивых женщин.

— Еще бы.

Моют руки. Уходят. Из дальней кабинки доносится всхлип, исторгнутый черным отчаянием.

Корсо Фаст-Фуд. Его кличка среди собратьев. Известная всем, кроме него. Его страсть, его преданность избранному полю деятельности. Высмеяна и отброшена прочь. Любая мотивация считается смешной. Если она не основана на прямой выгоде. Не говоря уже об изначальном отрицании всякого художественного стремления. Работать, основываясь на трудах героев прошлого. Гигантов жанра. Встречавших, без сомнения, подобное же отношение. Со стороны собственных вероломных редакторов.

И когда он встретится с Ванкелем лицом к лицу. У него будет большое искушение. Плюнуть ему в глаза. Или врезать кулаком туда же. Но это, разумеется, невозможно. Ибо тогда Малтрем разорвет своего необузданного и вспыльчивого клиента на кусочки. Размером как раз на один укус каждый. Чтобы можно было разделить его с другими хищниками. У Корсо нет выбора. Кроме как проглотить свою обиду. И двигаться дальше.

Обратно к секретарше. Вернуть ключ. И в ванкелевскую святая святых.

Роджер Ванкель, стоящий возле стола перед окном. Вид на каньоны из стекла и металла. Буйный, небрежный взлет фасадов. Птицы режут воздух. Мальчишеская копна каштановых волос, ложащаяся углом на широкий редакторский лоб. Близко посаженные глаза. Нос и губы, выбранные из каталога детских черт лица и затем ошибочно помещенные на взрослую матрицу. Роется в стопке оригинал-макетов обложек. Возможно, с Пьюрифоем уже договорились о работе над «Дулом Черной Дыры». Если это так, то остается только два вопроса. Непробиваемое ли здесь стекло. И насколько далеко до земли.

— Корсо! Очень рад вас видеть! Как поживает Джинни?

— Вы, наверное, имеете в виду Дженни. У нее все хорошо.

Разумеется, остается невысказанным. Что у нее все хорошо с его механиком.

— Ну и замечательно. Полагаю, вы пришли поговорить о продлении срока. Никогда бы не подумал, что это удастся протолкнуть. Но Малтрем отличный посредник. Вам повезло, что вы у него в команде.

— Да. У него толстая шкура.

— Верно, верно. Итак, что вы можете мне предъявить, чтобы убедить меня, что вы действительно включились в этот проект.

С трудом воздерживаясь от того, чтобы предъявить ему горькие обвинения. В продажности и двурушничестве. Лепеча вместо этого что-то бессвязное. Насчет вероятного развития событий. У главного героя Корсо. Русса Радиканса. Обладателя Дула Черной Дыры. Артефакта, оставшегося от древней вымершей расы. Ахеропитеков. И возлюбленной Русса. Зульмы Науч. Пилота космического корабля. Под названием «Граулер». И ее злобной сестры-клона. Зинзы, безжалостной убийцы. И так далее. И Ванкель, внимающий всему этому. Глубокомысленно кивающий. Лицемерный подонок.

В дверь кабинета стучат. Ванкель не обращает внимания. Но рабочий входит без приглашения. Усы, грязный коричневый комбинезон, из петли свисает молоток, рабочие рукавицы заткнуты в задний карман. И без единого слова. Рабочий принимается разбирать одну из стен кабинета. При помощи шпателя. Отслаивая тонкие листы. Не штукатурки или ДСП, а чего-то наподобие эластичной фанеры. И обнажая под ней не балки и перекладины. А открытое голубое небо в дюжине этажей над землей. Щеки Корсо касается легкий ветерок.

Корсо запинается и замолкает. Ванкель в недоумении. Но лишь по причине замешательства своего автора.

— Говорите дальше, я слушаю.

И тут Корсо осознает. Что это еще одна галлюцинация. Он пытается продолжать. Пытается принять непредсказуемую нереальность своих ощущений.

Подходят еще несколько рабочих. Как две капли воды похожих на первого. Деловитая толпа демонтажников. И принимаются помогать первому в разборке стен. Пока вскорости Корсо с Ванкелем не остаются сидеть на вершине взмывающей ввысь голой колонны. На нескольких квадратных футах застланного ковром пола. Открытого со всех сторон. Жесткому испытующему взгляду Манхэттена. Поскольку остальная часть кабинета необъяснимым путем исчезла. Декорации убраны. Скрытыми Кукловодами. Решившимися окончательно изничтожить. Его солипсическое «я».

Ветер шевелит волосы Корсо. Он не может продолжать. Поскольку глядит на одного из рабочих. Который уверенно сходит с колонны. И теперь взбирается прямо по небу. Словно это не воздух, а просто пологий голубой склон. Направляясь к солнцу. И приблизившись к его шару, рабочий не уменьшается в размере. Наоборот, когда он становится рядом с солнцем, обнаруживается истинный масштаб светила. Это диск размером с колпак от колеса автомобиля. Рабочий натягивает свои рукавицы. И принимается его вывинчивать.

Другие рабочие тем временем выключают Ванкеля. С помощью рубильника у него на затылке. Подтверждая стойкие подозрения Корсо относительно существования такого рубильника. Затем рабочие поднимают редакторское кресло вместе с редактором. И переворачивают вверх ногами. Но Ванкель остается прикрепленным к нему. С дурацкой ухмылкой на губах.

И затем, когда солнце наконец оказывается полностью вытащено из своего гнезда, спускается абсолютная тьма.

Как если бы
Русс Радиканс
применил Дуло Черной Дыры
к своему собственному Создателю.

— Корсо, мой мальчик. Вставай!

Этот сочный голос. Пропитанный всей роскошью уютной жизни. Такой знакомый. По коммерческим телепередачам, посвященным кредитным карточкам. И одной — об автомобилях «Сатурн». И дискуссиям на многих собраниях. Не считая случавшихся порой телефонных разговоров. В полночные часы. Когда отчаяние подступало к горлу. Несчастного протеже. И он набирал домашний номер своего ментора. Номер, за который убили бы, не колеблясь, миллионы фанатов. Каковым был когда-то и сам ныне исчезнувший молодой Корсо. И даже теперь, когда он достиг собственной небольшой профессиональной высоты. Он по-прежнему едва осмеливается верить. Что ему пожалована столь высокая привилегия.

Корсо разлепляет глаза. Он распростерт на спине. Полуобнаженный. На больничной каталке. Защищенный грязной занавеской на колечках. От жалобных и жалостливых взоров соседей-страдальцев. Очевидно, он в больничной палате скорой помощи. И возле него сидит Малахи Стилтджек.

На Стилтджеке дорогой угольно-черный костюм. Бесчисленные ярды итальянской материи, опоясывающие его обширный метраж. Лучшего покроя, чем даже у Малтрема. Жилет. Часовая цепочка. Прочие щегольские аксессуары. Серебряные волосы коротко острижены и доведены до совершенства. Нестарое, лучащееся архиерейской улыбкой лицо сияет. Видимо, оттого, что Корсо вновь пришел в сознание.

— Что… что со мной было?

— Ты потерял сознание в кабинете своего редактора. Гнилой номер, мой мальчик. Многие из нас не отказались бы от подобного выхода, но это откровенная трусость — устраивать такую мелодраму при уходе со сцены. Это создаст плохое впечатление о твоей выдержке и жизненной энергии. Как ты сможешь справиться с литературным туром по нескольким городам, если из-за какого-то приступа утомления съеживаешься, как пустой пакетик из-под чипсов. Так об этом будут говорить. Ну, как бы то ни было, тебя привезли сюда на скорой. А я разыскал тебя, когда ты пропустил нашу встречу.

— О боже, теперь Ванкель наверняка запишет меня в черный список. На самую первую позицию.

Кислое выражение на лице Стилтджека.

— Будто бы ты уже там не был.

Корсо огорчен.

— Так значит, вы уже знаете, что я пропустил срок.

— Кто же не знает. В «Локусе» была даже боковая колонка, посвященная твоим затруднениям — в декабрьском номере. Неужели ты не видел?

— Я не стал больше подписываться. С деньгами туго. А читая «Локус», я только нервничаю. Все эти крупные сделки, все эти блистательные, довольные жизнью, пожимающие всем руки профессионалы. Какое это все имеет отношение к настоящей мечте…

— Брось, Корсо, уж кому-кому, а тебе-то не стоило бы верить всем этим печатным басням. Никто из нас по-настоящему не чувствует себя в безопасности. Большинство писателей просто сохраняют хорошую мину.

Недостойное чувство гнева и зависти к другу.

— Вам-то хорошо говорить, Малахи, с вашим поместьем, и контрактами, и… и сожительницами!

Патрон не оскорбляется выходкой своего пеона. Великодушно и заботливо взирая со своих высот.

— Ну-ну, Корсо, тебе не к лицу такие обиды. Но я, разумеется, понимаю, что в тебе говорит творческий кризис. Вот корень твоей проблемы. А вовсе не материальные затруднения. Или уход твоей жены.

Вопль отчаяния.

— Боже милосердный, в «Локусе» и об этом была колонка?!

— Нет-нет, что ты. Однако слухи…

— Эти мои чертовы собратья могут хоть на минуту перестать сплетничать — хотя бы для того, чтобы пересчитать свои премии?!

— Давай пока оставим все эти слишком человеческие недостатки наших коллег, Корсо, и рассмотрим мой диагноз. Подумай минутку. Если бы у меня был застой, неужели все мои деньги и имущество сделали бы меня хоть капельку счастливее. Разумеется, нет. То же относится и к физическому здоровью. Для легкого и естественного функционирования, будь оно психологическим или соматическим, необходимым условием является спокойствие сознания. Разберись со своим творческим тупиком, и ты снова окажешься на вершине мира.

— Простой рецепт. Но с трудом применимый к самому себе.

— Давай поработаем над этим вместе еще какое-то время. Сейчас не так уж поздно. Мы еще успеем пообедать. Но прежде всего надо, чтобы тебя выписали.

Доктор вызван. Корсо неохотно выдается чистый санитарный лист. Возможно, имело место легкое отравление пищевыми продуктами. В «Папун Склутс». Протухший целакант с доисторической кухни. Достойная трапеза для всех этих вызывающе богатых посетителей. От угрюмой, но привлекательной рыжеволосой сестры получено приглашение одеваться. Сестра не задерживается, чтобы бросить взгляд на непривлекательное мужское достоинство Корсо. Словно бы наполовину выдуманное. Одиноким и в-последнее-время-слишком-мало-ласкаемым профессиональным мечтателем. Вскоре они выходят на сумеречную улицу.

Стилтджек помахивает тростью с золотым набалдашником. Окидывая лучезарным одобрительным взглядом весь мир вокруг. Суетящихся трутней-бизнесменов. Потных посыльных. Скучающих тинэйджеров. Выбирая себе вишенку на зубок. Или на пинок. Буде им овладеет соответствующая порочно-державная прихоть. Droit du seigneur[72]. Мои верноподданные. Корсо молча шагает рядом. Уверенный, что если какой-нибудь голубь вздумает опорожниться. Экскременты падут на голову того из них, кто представляет собой наиболее жалкую цель.

— Ну что ж, а теперь расскажи мне о своих проблемах, парень.

Корсо повинуется. Описывает свое разочарование в работе.

Перемещение тропов в реальную жизнь. И состояния фуги. И в то самое время, когда он рассказывает о своем недуге. Корсо нервно ожидает нового приступа. Однако ничего не происходит. Но облегченный вздох замирает на его губах. При следующих словах Стилтджека.

— Так это у тебя диковы припадки! Я полагал, что они не доберутся до тебя еще несколько лет. Однако они случаются в прямой пропорции к таланту. Так что тут нечему удивляться.

Корсо одновременно польщен и испуган.

— Диковы припадки?

— Названные, разумеется, в честь сам-знаешь-кого. Нашего святого покровителя.[73]

— То есть вы что же, хотите сказать…

— Что у меня они тоже бывают. Ну как же! Любой, даже самый твердокаменный писатель-фантаст рано или поздно проходит через это. Большинство выходят с другой стороны. Но некоторые, само собой, остаются посередине. Если тебе повезет, ты не попадешь в число последних.

— То есть это профессиональная болезнь?

— О, это не болезнь! Это дарованный нам взгляд на реальность.

Корсо останавливается.

— Что вы такое говорите, Малахи…

— Ты что, не слушаешь меня? Ты удостоился видения. Пластичной, нестабильной природы реальности. Иллюзорного характера мироздания. Это взгляд в перспективе богов. Прорыв в познании.

Голос Корсо звучит насмешливо:

— И я полагаю, вы безмерно выиграли от подобных видений. Может быть, даже научились сами становиться божеством. Возможно, я просто персонаж в одном из ваших вымыслов.

— Э-э, собственно говоря, я действительно стал чем-то вроде полубога. Что же до того, кто из нас кого создал, или же мы оба являемся вымыслом какого-то существа более высокого порядка — ну, этот вопрос по-прежнему открыт.

— Я был бы благодарен, если бы получил какое-то подтверждение того, что вы попросту не сумасшедший.

— Естественно. Вот, смотри.

Поток пешеходов замирает на месте. Равно как и уличное движение. На тротуаре возникают Шэрон Уолпол, Клайв Малтрем и Роджер Ванкель. В стандартной конфигурации. Но затем каждый из них мутирует в свое паранормальное состояние. Рачья клешня-протез Уолпол. Ящероподобный облик Малтрема. Андроидная неподвижность Ванкеля. Корсо приближается к обращенным в мрамор фигурам. Тыкает их пальцем. Поворачивается к Стилтджеку.

— Ну что, ты удовлетворен? — спрашивает тот. — Или показать тебе еще и Дженни с ее новым дружком. Насколько я понимаю, в настоящий момент они находятся на автогонках в Далате. Я мог бы вывести на сцену и этого беднягу с Пеннстейшн. Кстати, его зовут Артур Пирти. Очаровательный парень, если с ним по-настоящему познакомиться.

— Нет. Это не обязательно. Только отошлите прочь этих… этих фантомов.

Редакторы и литературный агент исчезают. Жизнь возобновляется. Стилтджек весело движется вперед. Корсо оцепенело следует за ним. Лукавая непрочность мира подтверждена. Хлипкие развалины. Картина, нарисованная на рисовой бумаге. Корсо чувствует тошноту.

— Вообще-то лучше не вызывать таких широкомасштабных разрывов. Вселенная, чем бы она ни была, не наша игрушка. Мы не создавали ее. Мы не правим этим непрекращающимся театром теней. Мы не знаем конечной подоплеки его существования. Но мы позволяем себе немного отщипнуть то здесь, то там. В целях личного благополучия. Такие небольшие побочные доходы позволены тем из нас, кто вышел по другую сторону диковых припадков.

— Но, но… но если даже вы решили продолжать жить, как вы можете продолжать писать научную фантастику! Перед лицом подобного знания.

Малахи приостанавливается. Чтобы подчеркнуть важность своих слов.

— Ну, что до мотивации, то здесь, Корсо, весь вопрос в том, чье воображение главенствует, не так ли? Насколько бы странной ни показалась тебе Вселенная, когда ты окончательно познаешь ее, тренированный мозг, такой, как у тебя или у меня, провозглашает, что наше собственное воображение в своих концепциях может быть даже еще более могучим. Во всяком случае, если ты настоящий писатель-фантаст. Ну, а теперь почему бы нам не пойти насладиться хорошей трапезой? Могу гарантировать, что нам никто не помешает.

И Корсо смеется
достаточно громко, чтобы заставить прохожих
посмотреть на него с изумлением,
ибо его аппетит
внезапно становится огромным,
и не только к пище.

Толстому Лошаднику, Джонатану Херовиту и, разумеется, Рыжеволосому.

Загрузка...